Соловьёв Алексей Сергеевич : другие произведения.

Дети Драконьего леса: Эластэ Кора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ночью тебя разбудит настойчивый мягкий голос - и попросит о чем-то, но ты не поймешь, о чем. Ты пройдешься по дому, зажимая ладонями уши, ты остановишься у окна и будешь смотреть... на далекую линию горизонта, где колоссальными клыками в небо уходит заснеженный горный хребет. Альдамас, чья история так и осталась для тебя загадкой - хотя совсем рядом жили те, кто мог ее рассказать.
  - Извините, господин Иона. По-моему, это слишком рискованно.
  Бледный невозмутимый солдат в кольчуге посмотрел на своего собеседника напряженно - мол, какие горы, какие голоса, вы рехнулись! Таскаться по ненадежным тропам в конце ноября - это все равно, что идти на смерть, и я бы вас понял, если бы вы пошли сами - но нет, вы приглашаете высокородных рыцарей быть вашей охраной, а они, глупенькие, покорно соглашаются. Ну конечно, господин Иона, почему бы и нет - вы же колдун, вы же спасете нас от любой напасти, против которой нам не помогут арбалеты и мечи.
  Его собеседник - сероглазый человек с россыпью амулетов на теле - криво усмехнулся. Тоже, наверное, о чем-то подумал, но признаваться не стал.
  Третий участник разговора сидел, безысходно таращась на свои ладони. Он бы тоже предпочел остаться в особняке, но его семья настаивала на подвигах - по крайней мере, настаивал отец, а мать покорно внимала, потому что не смела вмешиваться в рыцарские дела.
  Особенно радовался дед - наконец-то этот бесполезный дурак сделает что-нибудь, достойное рода Ланге! Пускай речь и не о драконьих головах - ничего, за головами он тоже потом поедет, и отвертеться ну никак не получится, я назло не полезу в могилу, пока не увижу их собственными глазами.
  На носу у третьего участника разговора зеленело пятно краски. Бледный невозмутимый солдат надеялся, что это не масло, а третьему участнику было все равно; дед любил называть его полным дураком, но любил безо всяких оснований, и внуку упрямого старика ни капли не нравилась идея скитаться по Альдамасу в начале зимы.
  Зима на Тринне была суровой - снегопады, ледяные ветра, и даже в море часто колебались на волнах огромные синеватые глыбы. Расстроенные чайки вопили над полосами пляжей, и рыбаки выносили им остатки хлеба; лодки стояли перевернутыми в сараях, и Этвиза до весны жила накопленной за лето провизией.
  Холоднее всего было у горных подножий; заснеженные пики высились над неурожайной землей, как топоры палачей. Хорошо хоть великанов каким-то образом отвадили от основных рубежей; теперь они жили только в долинах, высоко-высоко вверху. К сожалению, подробных сведений о совершенном рыцарями подвиге не сохранилось - единственный уцелевший солдат вернулся домой седым, а об успехе тогдашнему королю доложила его убитая горем супруга, да еще и затребовала немалую компенсацию - так и так, уважаемое величество, мой благоверный выполнил ваш приказ, но цена оказалась очень высокой, и не будет ли вам угодно доказать, что вы об этом сожалеете?
  Тогдашний король сожалел, и сожалел еще как. Вместе с рыцарями в горы ушло четверо магов, а для Этвизы четверо магов - это большая потеря.
  В отряде господина Ионы маг был один. А рыцарей - всего лишь трое; предполагаемый четвертый молча допил вино, обменялся рукопожатием со своими собеседниками и вышел из таверны, бросив на стол одинокую золотую монету. За ней тут же явился немолодой хозяин, и господин Иона поджал губы - нет, ну чего стоило подождать еще минуту, пока гости закончат ужинать, а? Впрочем, задерживаться не имело смысла, и он осторожно поднялся - ныло увешанное амулетами тело, как будто сегодняшняя бессонная ночь была для него первой за все прожитые девятнадцать лет.
  Третий участник разговора немедленно подал ему руку. Господин Иона виновато улыбнулся, но так и не воспользовался помощью рыцаря.
  - Все в порядке, спасибо, Говард, - вежливо сказал он. - Тебе не нужно обо мне беспокоиться. Возвращайся домой, но помни, что мы выступаем на рассвете, и я буду ждать у западных столичных ворот. Погоди, - он опомнился и нахмурился, - ты ведь живешь не в городе? Значит, мы увидимся уже на пустоши.
  - Хорошо, господин, - кивнул Говард. - И... простите меня, пожалуйста. Я был уверен, что Валентин составит нам компанию.
  - Он какой-то странный, этот Валентин, - пожал плечами господин Иона. - Слишком худой... и у него такая белая кожа, как будто он уже умер. Он человек? Или у него смешанная кровь?
  - Понятия не имею. Понимаете, господин, мой друг ненавидит о себе рассказывать.
  ...снег лежал на каменной брусчатке и на бортике фонтана, сугробами высился внутри - господин Иона поежился и поднял кожаный воротник. Его спутник сдержанно поклонился и умчался к северному дозорному посту - подбитые сталью подошвы безжалостно разбивали снежное покрывало, ветер танцевал в коротко остриженных каштановых волосах.
  Все в порядке, напомнил себе колдун. Все в порядке - я доберусь до источника зова, и он объяснит, какого Дьявола меня мучает.
  Вечер был унылый и короткий - господин Иона спустился в погреб за эльфийскими винами, выпил сам и до отказа наполнил два бурдюка. Вдохновенно порылся в кладовой, решил в крайнем случае питаться кишками вурдалаков и забрался в постель, но уснуть не вышло - он вроде бы и тонул во мраке, а вроде бы и слышал неизменный настойчивый голос, и этот голос не испытывал жалости.
  Maare solen de krii... lesta sha vel elaste...
  Рассвет выдался потрясающе звездный - проклятые тучи уплыли на восток и теперь висели над хальветскими рощами, прикидывая, порадовать ли остроухое племя такими же сугробами, как в столице Этвизы. Господин Иона часа три топтался у западных ворот - и какого Дьявола приперся так рано, какого Дьявола подчинился настойчивому голосу, какого Дьявола не погрелся напоследок у медленно остывающей домашней печи? Теперь тепло будет сокровенным желанием, таким же далеким, как розовые, белые и голубые созвездия на ткани безучастного неба.
  Солнце едва-едва показалось у линии горизонта, едва-едва от нее отодвинулось, потом поползло над полями и дорогами - и послужило сигналом для двух сонных рыцарей. Доспехов на рыцарях не было, как и теплых зимних плащей - оба ограничились кожаными куртками и скоплением вязаных свитеров.
  Один был невысоким, светло-русым, а из-под пушистых ресниц выглядывали приметные льдисто-голубые глаза. Другой был довольно пухлым - ну еще бы, все войны закончились около шестнадцати лет назад, а в это время свежеиспеченный спутник господина Ионы еще баловался в каких-нибудь храмовых школах и благоговейно изучал старые летописи. Мол, я вырасту и буду героем, я обязательно буду героем - а в итоге осел в безопасных казармах, полагая, что головы драконов и охота на вурдалаков созданы вовсе не для него.
  Я бы не позвал тебя, обреченно подумал господин Иона, если бы у меня был выбор. Ты, возможно, будешь для остальных обузой - но рано или поздно сообразишь, как это неприятно, и попробуешь стать сильнее.
  - Господин Георг... Господин Лука... - поздоровался маг. - Спасибо, что вы здесь.
  Лука - невысокий светло-русый парень - честно попытался улыбнуться ему в ответ.
  Стражники у ворот были в курсе, куда направляются колдун и его спутники, а потому не выглянули из натопленной караулки. Приветливо распахнутые ворота смахивали на окно, а за окном проступала заснеженная пустошь, домики, похожие на грибы со сверкающими белыми шляпками, и шипастая горная полоса на границе утренних небес.
  А еще, разумеется, Говард.
  Наследник семьи Ланге пританцовывал у края дороги - по крайней мере, это было здорово похоже на танец; его нос и щеки покраснели от холода, а зеленое пятно пропало. Рыцарь неподдельно обрадовался господину Ионе, Георгу и Луке; вот он, мой поход, с опозданием дошло до мага - и он поежился, обреченно оглядываясь по заснеженной пустоши.
  Maare solen de krii.
  Ну же, вперед.
  
  ...За день шипастая горная полоса, кажется, ни капли не выросла; господин Иона поглядывал на нее из-под воспаленных век, а она то пряталась, позволяя ветру нести белое туманное покрывало, то - ближе к полудню - пропадала в тени белых пушистых облаков.
  Шли бы и ночью, но рыцари плохо видели в темноте; господин Иона скомандовал готовиться ко сну, и Лука поплелся в унылую рощу за неким подобием хвороста, а Говард и Георг с одинаково печальными выражениями лиц вытряхнули из дорожных сумок одеяла.
  - Господин колдун, - окликнул своего спутника Говард. - А почему бы вам... скажите, почему бы вам не избавить нас от холода при помощи магии?
  - Потому что она измотана. - Господин Иона отмахнулся. - И потому что она понадобится мне в горах. Извини, если тебя или твоих спутников это задевает.
  - Да нет, - колдуну не удалось понять, врет его собеседник или по-настоящему не злится. - Все нормально. Вы, должно быть, устали, и вам надо как следует выспаться. Доброй ночи, мой господин.
  ...Развели костер; Георг, Лука и Говард успели перекусить незадолго до привала, поэтому просто какое-то время сидели в шаге от разъяренного пламени, обсуждая свои рыцарские дела. Говард спрашивал о последнем походе Луки в Саберну, а Лука виновато пожимал худыми плечами - там не было ничего интересного, кроме спонтанных попоек, и от этих самых попоек рыцарь здорово устал. В гости к бородатому племени, говорил он, я больше ни за какие пряники не сунусь - нет, они и без меня великолепно выпьют свои чертовы запасы вина и малиновых настоек.
  Наследник семьи Ланге посмеялся, а Георг покосился на хрупкого голубоглазого паренька с обидой. Мол, какого Дьявола он скитается по миру, какого Дьявола он любуется розовыми сабернийскими робиниями, какого Дьявола он становится героем, а я до сих пор сижу в казарме и боюсь выйти за городские ворота? Спасибо господину Ионе, что он предоставил мне выбор, и что я на этот выбор отважился, и что мы идем к Альдамасу - каким бы страшным Альдамас ни выглядел в начале зимы.
  ...господин Иона лежал на походном одеяле, разглядывая далекие звезды. Рыцари болтали до глубокой ночи, а потом разошлись, и Лука с удовольствием уткнулся в дорожную сумку, выполнявшую роль подушки, а Говард растянулся во весь рост и тоже уставился на темное небо.
  Настойчивый голос не смолкал, и взгляд господина Ионы постоянно соскальзывал к шипастой горной полосе, почти растаявшей во мраке. Над ней висело всего-то одиннадцать розоватых пятнышек, но сильнее всех выделялся крестообразный Западный Компас - его изображали на картах и в летописях, его рисовали на форзацах книг, он был самым легким способом сориентироваться по Тринне. Спокойное размеренное сияние - господин Иона поднял руку, чтобы накрыть его ладонью, и как будто ощутил у себя на коже рассеянный нежный свет.
  Говард пошевелился, и колдун сообразил: не спит. Кстати, в нашей компании наследник семьи Ланге - наиболее опытный и серьезный человек, я слышал, он принимал участие в охране торговых телег и неоднократно волочил по окрестным дорогам останки нежити. Надеялся, вроде, впечатлить ими своего дедушку, но дедушка уперся и настаивает на голове дракона - либо она, внучек, либо ты выметаешься к Дьяволу из родного особняка.
  - В горах он кажется невыносимо ярким, - неожиданно сказал Говард. - Звезды в горах вообще становятся... куда крупнее.
  - Западный Компас?
  - Да.
  Господин Иона приподнялся на локте - в оранжевых отсветах неукротимого пламени можно было различить сухие обветренные губы, тонкую линию носа и странные серые глаза, обведенные синей каймой по краю блестящих радужек.
  - Ты боишься, Говард?
  - Я? - удивленно отозвался рыцарь. - Нет, мой господин. Я всего лишь выполняю несложное поручение. Я не спорю с Валентином, зимой горы опасны, и все-таки - я умею быть осторожным. Я не испугаюсь камней, и неважно, какой они высоты. Я рыцарь. Вы не должны во мне сомневаться.
  - Разумеется, - усмехнулся маг. И, помедлив, окликнул его опять: - Говард?
  - М-м?
  - Почему ты так редко бываешь дома? Твой отец поддержал мою затею, но поддержал неискренне. Я сильно подозреваю, что если бы не вмешался господин Фриц, тебя затолкали бы в комнату и заперли бы на ключ. Твои родители относятся к тебе довольно трепетно, да? В семье Ланге ты - последний ребенок?
  - Ну, - прикинул Говард, - отец полагает, что не последний. Отец полагает, что я найду какую-нибудь красивую девушку, в идеале - принцессу, и предложу этой девушке выйти за меня замуж. Но, - он в точности повторил усмешку господина Ионы, - я не собираюсь ни на ком жениться. Во-первых, я художник, и супруга не позволит мне рисовать с утра и до поздней ночи - ей будет необходимо, чтобы я укладывал ее спать, чтобы я с ней обедал, чтобы я о ней заботился и так далее. Ну представьте, мой господин, какая забота, если мне и на себя-то плевать? Во-вторых, я рыцарь, и супруга не позволит мне болтаться по Тринне, а еще ей нельзя будет рассказывать о побежденных мной вурдалаках, потому что она завопит или картинно хлопнется в обморок. Другими словами, я вынужден отказаться от перспективы связать свою судьбу с кем бы то ни было.
  Усмешка господина Ионы дрогнула:
  - Ты вынужден?
  - Именно так, - в голосе рыцаря звенели нотки смеха. - Я вынужден.
  ...они уснули ближе к утру - беседовали о пустяках, а небо все так же сияло розоватыми скоплениями звезд. Они беседовали о пустяках, но господину Ионе этого хватило.
  Ему очень смутно запомнился дальнейший путь к Альдамасу: как, подобно живым, откатились назад последние рыцарские деревни... как сиял огнями сторожевой пограничный пост, а над ним высилась блеклая серая стена непролазного терновника... как Лука продолжал посвящать Георга в детали своей жизни, а по кривой улыбке Говарда становилось понятно, что он врет... как Говард сидел у костра с тетрадью в кожаном переплете и сосредоточенно водил по странице умирающим кусочком угля...
  Настойчивый голос не смолкал, а горы постепенно менялись, примеряли на себя новые цвета и, кажется, пытались вытеснить хмурое ноябрьское небо. Небо не возражало, и теперь по ночам над рыцарями нависали не рассеянные облака, не тонкий заостренный полумесяц и не звезды - нет, вокруг была только тьма, и господину Ионе чудилось, что в ней скрываются десятки озлобленных чудовищ. И что эти чудовища наблюдают за каждой ночной стоянкой, все плотнее и плотнее смыкая круг.
  ...они вышли к ней ранним утром, на рассвете, когда солнце едва-едва поднялось над обледеневшими за ночь пустошами и медленно поползло в зенит, роняя холодные красные лучи на продрогшую землю. Колдун опустился перед ней на корточки, осторожно коснулся кончиками воспаленных пальцев основания разрушенной арки; Говард потянулся к походной сумке, вытащил тетрадь и вдохновенно ею зашелестел.
  - Это, - настороженно выдал Георг, с недоверием изучая узкую мощеную дорогу, утопающую в тенях, - она?
  - Верно, - ответил господин Иона. - Перед вами, уважаемый господин воин - Elaste Kora, одно из величайших напоминаний о времени, когда не было Этвизы, не было Саберны и не было Талайны. Были горы, а в горах жили нынешние сабернийские гномы.
  - Если честно, до сих пор меня заносило разве что на перевалы, - признался Говард, с восторгом изучая останки дозорной башни. Альдамас колоссальными челюстями уходил в низкие дождевые тучи; мелкая морось падала на шапки, на воротники и на рукава рыцарей, блестела на рукоятях мечей и на ресницах. - А этого чуда я не видел. - Говард с минуту помолчал и добавил: - Она красивая. Красивее, чем я ожидал.
  ...Ни деревьев, ни поздних ноябрьских цветов, ни кустарников - голый камень и обломки стен, хрустящее стеклянное крошево под ногами, горные склоны и пятна рыжих лишайников. И - абсолютная тишина; даже настойчивый голос в ушах господина Ионы благоговейно притих, мол, я дам тебе секунду, полюбуйся этим великолепием, полюбуйся этими забальзамированными останками - а потом наступи на них, как... истинный некромант.
  Я не повелитель смерти, мысленно возразил ему колдун. Я стихийник, и стихийник паршивый. Всего-то магии, что пара заученных заклинаний, да и те с горем пополам держатся на сотнях амулетов; я ношу кулоны, я ношу бусы, я ношу серьги, я ношу легкие кожаные браслеты с кусочками потускневшей платины, неумело вшитой в пазы. А впрочем... приглашение-то заманчивое.
  Подошва ботинка скрипнула по самому началу Тропы - и господин Иона, закусив нижнюю губу, как в омут с головой прыгнул - а по сути всего лишь переступил невидимую границу, глубоко вдохнул и огляделся по сторонам.
  Все те же склоны и все те же пятна, все та же троица вооруженных мечами рыцарей, все тот же недоверчивый Георг, все тот же беспечный Лука, все тот же невозмутимый Говард. Наследник семьи Ланге рисовал, прижимая рабочую тетрадь к изгибу уцелевшей арки - и выглядел таким сосредоточенным, как если бы от результата зависело спасение мира.
  А потом настойчивый голос больно резанул по слуху, и господин Иона скривился - идемте, мол, какого Дьявола вы там стоите? У нас еще полно работы - вычислить местоположение звука и надавать ему по лицу, или что там у него такое; погрозить мечом какому-нибудь великану и срезать лоскут с его штанов, чтобы гордо показывать маме/папе/дедушке, смотря кого это будет беспокоить. Давайте, хватит уже переминаться...
  Говард спрятал свою любимую тетрадь в сумку и двинулся вперед, с интересом изучая потрепанные железные скобы в теле гор и гротескные рисунки в камне: бородатые фигурки с топорами, ножами и кирками работают в подземных тоннелях, и с тяжелых фонарей на покрытые зазубринами своды льется оранжевый теплый свет. Нет, разумеется, у рисунков не было определенной палитры, но у Говарда они вызвали именно такую ассоциацию: где-то за пределами картины, там, где заканчиваются принесенное с поверхности пламя, колеблются щупальца подвижного подземного мрака. Мало кому удавалось пройти по старым тоннелям нынешних сабернийских гномов - и мало кто упоминал о них, мало кто хвастался этим подвигом в шумных тавернах или на площадях; кто знает, подумал Говард, какие существа порой выходят в ореол теплого света и тянут лапы к его хозяину - я замерз, поделись-ка огнем, а?..
  Лука безжалостно подтолкнул Георга - и весело рассмеялся, потому что бывалый стражник побледнел и закрывал широкой ладонью отчаянно дрожащие губы.
  - Да ладно, приятель, это же просто мощеная дорога! Ну да, она скользковата, но скобы вполне могут послужить и перилами, благо, расстояние между ними крошечное. Кстати, - Лука мечтательно покосился на господина Иону, - я читал, что в самом начале нашей истории - ну то есть в самом начале истории нашего континента - Альдамасов хребет сиял десятками тысяч огней в особо темные ночи, как путеводный маяк. И что по небу летали корабли, ориентируясь на это его сияние.
  Господин Иона увидел, как снова потянулся к тетради Говард, и скомандовал:
  - Это все великолепно, только вот нам пора идти. До сумерек мы еще успеем... хотя бы сколько-нибудь подняться. Господин Георг, мы постараемся поддерживать удобную для вас скорость. Нет, будьте любезны не обижаться, я хладнокровно оцениваю наш маленький отряд. И я бы хотел, чтобы никто себя не мучил.
  - Горы - жестокое место, господин Георг, - согласился Говард. - Вам необходимо быть аккуратным. Если вы не возражаете, я побуду с вами, у меня как раз появился один вопрос - это касательно стражи в Сельме, хотя если информация о ней секретна, я не буду настаивать...
  Он ловко подцепил пухловатого рыцаря за локоть и увлек за собой. Георг отзывался коротко и сердито - но постепенно увлекся, принял добродушие Говарда за чистую монету и разболтал ему половину городских тайн, искренне полагая, что в руках рыцаря они вряд ли станут оружием.
  Дорога вертелась и складывалась в узор вокруг побелевшего от инея склона; рисунки пропали, а в железных скобах, наоборот, появились брошенные фонари. Сквозь разбитые стеклянные створки смутно виднелись покрытые плесенью останки храмовых свеч; дважды господин Иона остановился, чтобы их вытащить и обнюхать, единожды спекшийся тошнотворный комок в его ладонях дернулся и выпустил черный стебель фитиля. На краешке фитиля проклюнулся неуверенный алый огонек; господин Иона немедленно его погасил и перестал трогать бывшие горные маяки.
  Говорят, по небу летали корабли... Да, теперь это звучит по меньшей мере невероятно - а как это звучало тогда? Что, если гномьи парусники и правда не нуждались в соленой океанской воде, что, если они парили в осенних тучах, над полосой рыдающих ливней, высоко-высоко над зимними снегами и над июльской жарой? Что, если с тех пор Тринна болезненно переменилась, что, если она переменилась до неузнаваемости - а гномы забыли о своих достижениях, забыли о Тропе, забыли о древних замках и крепостях?
  Ранние сумерки почему-то сперва легли робкими разбавленными чернилами на горы, а потом уже на камни и на звенящую стеклянную пыль. Георг тяжело дышал, но упрямо шел нога в ногу с Лукой - странно, подумал господин Иона, они ведь не были друзьями, они впервые обменялись парой слов с моей подачи, в таверне, но вот - в настоящем походе не разлей вода. Лука, такой невнушительный и хрупкий, словно бы охраняет своего изнеженного спутника; а на последнем привале я заметил, как он передает Георгу лишний кусочек хлеба. И сам ни черта не ест.
  Здесь, в окружении склонов, нет - под их сокрушительным весом, как будто не было заката. Солнце рухнуло за горный хребет, и власть над господином Ионой и его подчиненными досталась бледной измученной луне - уже не тонкому заостренному полумесяцу, а неуклонно подрастающему полукругу. А еще звездам - пока что колдуну хотелось понасмехаться над заверениями Говарда, мол, а где же Западный Компас, а почему же он едва угадывается на фоне зыбких, синих в темноте облаков?
  Рыцари поужинали перед полуночью, закутались в походные одеяла и приготовились ко сну. И впервые назначили смену караульных.
  Господин Иона совсем не удивился, что первым на эту смену заступил Говард. Вообще-то вызывался Георг, но кареглазый рыцарь забавно щелкнул его по носу и обронил, что, в отличие от некоторых, не устал.
  Колдун полусидел, опираясь лопатками на выступающий валун под опустевшей скобой. Путников неплохо бы согрел традиционный костер, но господин Иона запретил его разводить - мол, это среди полей и пограничных деревень Этвизы нежить не водится, потому что успела хорошенько попробовать стрелы и мечи на вкус, а у подножий Альдамаса она как будто у себя дома. И она, несомненно, поблагодарит бестолковых рыцарей, которые так любезно выдали ей свое местоположение.
  - Глупости, - попробовал отмахнуться Говард. - Нежить боится огня.
  - Нежить любопытна, - возразил господин Иона. - Она боится, ты прав - и она будет скитаться рядом, пока победа над ее страхом не достанется ее голоду. Сам вообрази: ты гарпия, ты едва летаешь над проклятыми горами, потому что у тебя в желудке пусто и печально. А тут к тебе на ужин забредает не один даже, а целых четыре симпатичных странника! И тебя, несомненно, здорово смущает разведенное ими пламя, но в желудке урчит уже месяц или два. Твои действия?
  Говард не отозвался. И Георг с Лукой тоже не рискнули вмешиваться.
  Господин Иона был уверен, что не уснет, что примет хоть какое-нибудь участие в карауле - но стоило зажмуриться, как Тропа Великанов утонула в сплошном пурпурном озере, а шелест угля по дешевому пергаменту стих.
  Это было похоже... и одновременно - не похоже на сон. Господин Иона то падал, то словно бы шагал по изломанной стене крепости; то плыл по глубокому озеру, то погружался в болото. Вокруг звучали знакомые голоса - матери, погибшей от болезни после семнадцатого дня рождения будущего колдуна, отца, так и не сумевшего ее спасти, учителя, воспитавшего из глупого ребенка - бесстрастного и сильного колдуна. А потом голос учителя дрогнул, рассыпался набором не связанных между собой звуков - и снова родился, но - измененным.
  Maare solen de krii... lesta sha vel elaste...
  Elaste, подумал его ученик. Elaste Kora. Я тут, учитель, я у самого основания Тропы Великанов - я иду...
  ...Говард не спал всю ночь. Будить Георга и Луку ему было жалко, тем более что он все равно не испытывал желания спать - нет, он всю ночь рисовал небесные корабли, всю ночь рисовал схематические созвездия под килями и рассеянный лунный свет на одном уровне с парусами.
  Господин Иона посмотрел на него с укоризной. Господину Ионе требовался рыцарь, не зависимый от какой-то потрепанной тетради - но Говард не смутился, Говард молча выпрямился и сказал, что не нуждается в отдыхе. Что если на него напало вдохновение, он имеет полное право использовать это вдохновение, и что если уважаемому колдуну не нравятся творческие люди, он, Говард, готов уйти из маленького отряда.
  Колдун устало отмахнулся, и маленький отряд поплелся по мощеной дороге вверх.
  Вчера под сапогами и ботинками была никчемная высота - сегодня она увеличивалась, и увеличивалась, и увеличивалась, пока господин Иона не приказал останавливаться на обед. Рыцари с неохотой расположились где-то в середине витка; Лука без аппетита жевал подсоленные сухари, а Говард снова уточнил, не позволит ли уважаемый колдун собрать немного хвороста и пощелкать огнивом. Уважаемый колдун, естественно, не позволил, и рыцари приуныли. Георг с болью предложил Говарду съесть свежую луковицу или морковку, а Говард вытащил из кармана бумажный пакет с ячменной крупой и скорбно уточнил, не составит ли ему кто-нибудь компанию в употреблении этой самой крупы вместо семечек.
  Господин Иона не обедал. Господин Иона сел, спиной прижимаясь к ледяному телу горы, и надеялся различить в приглушенном голосе интонации своего учителя.
  Maare solen de krii... как это переводится? Krii совершенно точно - двери. Господин Иона кривился и перебирал воспаленными кончиками пальцев амулеты у себя на шее - maare solen de krii... Распахни мне двери? Или наоборот - я должен их запереть?..
  Задолго до выхода из города он перелопатил, кажется, все библиотеки, заглянул во все фолианты, проглотил столько пыли, что потом неделю откашливался - но это не помогло. В Этвизе не было книг на необходимом колдуну языке. Было никетское и хальветское наречие, были талайниские руны, была речь Вилейна и неуклюжий сабернийский диалект - господин Иона разбрасывал их по столам и жадно выискивал самые старые летописи, учебники, статьи - что угодно, пока настойчивый голос у него под висками повторял: lesta sha vel elaste...
  С этой фразой была та же беда, что и с первой - колдун понимал ровно одно слово. Elaste, упрямо говорил себе он - это тропа.
  ...обед миновал, рыцари печально поплелись дальше. Спустя полтора часа витки закончились, и Тропа Великанов ушла на запад - ненадежные мосты, веревки и доски, болтались над ущельями, ненадежные поручни были вбиты в обомшелые склоны, уцелевшие фонари покачивались над бездной - и маленькому отряду наконец-то выпал шанс оценить пройденное расстояние.
  Земля раскинулась внизу, как полотно художника, сорванное с мольберта и опрокинутое на пол - голубые и серые кляксы полей, черные точки - сторожевые рыцарские крепости.
  - Буквально через минуту, - тихо произнес Георг, - мы повернем на запад, верно? И все это пропадет. Наша родина останется позади... она ведь не может постоянно ходить за нами.
  - Точно, - согласился Говард. - И ты об этом жалеешь?
  Георг задумался.
  - Не то чтобы. Но я буду по ней скучать.
  Лука хлопнул его по округлому плечу, криво усмехнулся - не переживай, мол, на замену Этвизе вокруг будет столько неизведанного и любопытного, что мы разорвемся, пока все это исследуем. Если не ошибаюсь, именно таким было задание господина Ионы - подняться по Тропе Великанов и порыться в руинах дозорных башен, в не особенно пострадавших руинах. Представляешь, какие находки нас ожидают? Представляешь, какие тайны?!
  По Тропе Великанов никто не поднимался давным-давно - с тех пор как сабернийские гномы не обустроились на землях собственно Саберны и не сообщили, что горы стали опасными. Почему опасными - они объяснить не удосужились, но поскольку гнома трудно чем-либо напугать, и рыцари Этвизы, и храмовники Вилейна, и эльфийские послы предпочитали не соваться на рога к Дьяволу и пересекать Альдамас по северному или южному талайнийскому перевалу.
  Обольщаться не стоит, говорил себе господин Иона. Да, мы на Тропе, но мы все еще находимся у начала - и понятия не имеем, доберемся ли до конца. Что, если нам придется на нее плюнуть и бежать, что, если мы вернемся домой с пустыми руками, что, если я ошибся, и поблизости нет никаких дозорных башен?
  ...и еще этот голос... этот проклятый голос...
  Древние подвесные мосты уводили маленький отряд все дальше и дальше от родного дома. Георг то и дело оборачивался, а вот Лука насвистывал и беззаботно срезал с обомшелого склона невесть каким чудом выросшие грибы.
  Дорога продолжала постепенный подъем, и к маленькому отряду постепенно приближалась рассеянная облачная полоса. Белесое неубедительное солнце плыло по выцветшему голубому небу, холодный ветер скитался по ущельям и по долинам - а долины расползались пышной зеленью внизу, и было жутко, было невыносимо жутко идти по очередному набору досок - господин Иона сжимал веревки с такой силой, что потом его ладони багровели широкими линиями стесанной кожи.
  На плато они вышли перед закатом - и на плато решили заночевать. Лука вытащил из неизменной походной сумки все те же подсоленные сухари, и голодные рыцари окружили его, как стервятники - поле боя.
  А потом солнце нырнуло в Искристое Море, и четыре связанных клятвой человека уставились в небесную синеву, где пламенели, вкрадчиво мерцая, огромные розовые звезды.
  Значит, Говард все-таки не пошутил, с оторопью подумал господин Иона. И, черт возьми, до чего же это великолепно...
  ...утром за пределами стоянки обнаружился худой безучастный волкодлак. Он лежал, стараясь не упускать людей из виду, и приветливо махнул Говарду облезлым хвостом - ну посмотри, я ведь ужасно милый, и я вовсе не собирался вами ужинать! Говард неуверенно опустил меч, а волкодлак с горем пополам воздвигся на тощие лапы и двинулся на восток, умоляя небо о встрече с менее агрессивными странниками.
  - Почему ты его не убил? - негромко осведомился Георг, затягивая шнуровку на левом сапоге. - Он же враг.
  Говард не обиделся и не посоветовал ему исправить эту оплошность.
  - Он старик. А я не убиваю стариков.
  
  На третий день пути по ненадежным подвесным мостам и осколкам привычной дороги маленький отряд вышел к замку. К абсолютно целому замку, возведенному на очередном плато - шпили башен царапают животы облаков, слюда отражает блеклые лучи полуденного солнца.
  - Ого-о, - протянул Георг, не спеша подходить к вымытым осенними ливнями ступеням высокого крыльца и любуясь обрывками светло-зеленых знамен. - Ничего себе. Господин Иона, что мы должны искать?
  - Сначала вы должны разведать обстановку, - уклончиво ответил колдун. - Потому что замок выглядит слишком славно для заброшенного.
  - А если мы споткнемся о чей-нибудь скелет, - с энтузиазмом сказал Лука, - мне можно будет взять его черепушку?
  Господин Иона коротко пожал плечами:
  - Бери.
  ...в просторном холле, украшенном гобеленами, не было и намека на скелеты. В просторном холле не было намека даже на пыль, как если бы недавно здесь поработали слуги - вымыли облицованный мраморными плитами пол, поправили тяжелые бархатные шторы... зажгли факелы, и теперь безмятежное рыжее пламя весело колебалось над промасленной ветошью.
  - Ой, - глубокомысленно изрек Лука.
  - Ой, - кивнул господин Иона - и притих, потому что у перил роскошной лестницы возникла стройная женская фигура.
  ...у нее была забавная стрижка - такая больше подошла бы воину, а не молодой девушке в аккуратно подпоясанном парчовом платье. Растрепанные золотистые волосы падали на глубокие синие глаза, на нежно-розовых, как сияние звезд у заснеженных пиков, губах расцвела радостная улыбка. Девушка ловко сбежала по ступеням, остановилась в шаге от незваных гостей и воскликнула:
  - Добрый день! Воистину добрый, ведь мы не принимали храбрых воинов Этвизы в этом замке вот уже... - она запнулась, оборачиваясь к немолодому слуге в идеально выглаженном костюме, - четыре года! Проходите скорее, уважаемые господа, расскажите мне, какого черта вы разгуливаете по гномьему тракту и какого черта у вас так много амулетов? Да нет, - она рассмеялась, обнаружив, как настороженно уставился на нее колдун, - все нормально, просто я тоже владею некоторой долей магии, вот и ощутила ваши замечательные подвески.
  - Всегда приятно беседовать с коллегой, - осторожно ответил господин Иона. - И все-таки... ладно еще мы, но какого черта в этих горах делает столь гостеприимная госпожа?
  Девушка погрустнела.
  - У столь гостеприимной госпожи не было выбора, - сказала она. - Иначе госпожа лишилась бы мужа на целых девять месяцев раньше. Это неправда, что на Elaste Kora полно всякой нежити - по крайней мере, к нам за четыре с половиной года не сунулась ни одна проклятая гадина.
  Господин Иона доверчиво улыбнулся:
  - Вот как? Это же здорово.
  Измученная магия натыкалась на мраморные плиты, на факелы и на полумрак подземных коридоров. И на занятых своими делами слуг - в кухне какая-то девица готовила сытную мясную похлебку, в трапезной седобородый человек с платком на морщинистом лице торопливо чистил камин, в спальне госпожи двое мальчиков перестилали измятое белье.
  Все было в порядке, но господину Ионе плохо верилось в историю о едва не казненном супруге. Шагая по замечательно освещенным коридорам, госпожа растрепала эту историю полностью - мол, ее муж прогневил уважаемую королеву Талайны, а королева Талайны приказала ему забирать молодую жену и катиться в горы.
  По-моему, раньше за упомянутой королевой не водилось таких привычек, думал колдун. И сокрушался: о великие Боги, как же так? Разумеется, я не знал вашего супруга, но я уверен, что он был достойным и добрым человеком. Да что вы говорите, неужели он и правда убил какого-то советника? Это ужасно! А, так советник едва не подсыпал в кубок уважаемой королевы яд? Ничего себе! Ну, как я уже и прикидывал - ваш супруг был достойным и добрым человеком, и я искренне сожалею о его смерти... а кстати, как он вообще умер? Споткнулся и укатился в ущелье? Да ну, вы серьезно? Как-то глупо все вышло, но я продолжаю искренне сожалеть...
  Польщенная, с милым румянцем на щеках, госпожа показала своему собеседнику гостевые покои:
  - Отдохните, а через какое-то время за вами зайдет кто-нибудь из моих подчиненных. У нас довольно скромные запасы, но в честь вашего прибытия, поверьте, я бы с удовольствием устроила шумный пир, с музыкой и благородными винами... мне кошмарно жаль, что я не способна предоставить вам это.
  - Умоляю вас, не волнуйтесь, - колдун испугался очень талантливо, так, что на него с удивлением посмотрели его же собственные спутники. - В обществе такой утонченной леди, как вы, мне будет наплевать на еду. Спасибо за прогулку по замку, моя госпожа... и до вечера.
  Она многозначительно ему улыбнулась - и отправилась переодеваться. Господин Иона закрыл резные двустворчатые двери, подошел к распахнутому окну и со смутным интересом поглядел на липкие щупальца тумана, разлитого у подножия замка.
  - Эта госпожа какая-то... подозрительная, - осторожно отметил Георг.
  - Да? - самым честным на свете образом растерялся колдун - из опасения, что у госпожи не только великолепное зрение, но и великолепный слух. - А по-моему, она красавица. Настоящая красавица, мне такие элегантные девушки еще ни разу не попадались. Как вы думаете, она сочла меня хоть сколько-нибудь интересным?
  - Ну она же беседовала с вами, - понятливо отозвался Говард, - а не с нами. Хотите, я вам ее нарисую?
  - Отличная идея, - восхитился господин Иона. - Я буду признателен.
  Рыцарь вытащил из походной сумки тетрадь, полистал ее и неловко нарисовал в углу страницы двенадцать корявых символов. Колдун якобы ревниво отобрал у него будущий набросок, внимательно его изучил и добавил что-то от себя. Потом потребовал критики у Георга и Луки - Георг, помедлив, сказал, что подбородок у госпожи немного острее, а Лука усомнился, правильно ли его спутники передали форму носа.
  В углу страницы Говард написал: "В чем дело?" А талантливая рука господина Ионы вывела безучастный ответ: "Все люди, которые живут в этом замке, на самом деле мертвы".
  Георг побледнел, а Лука рассеянно взлохматил русые пряди на затылке. Льдисто-голубые глаза отразили бесконечно влюбленное лицо колдуна.
  - Полагаю, в течение трапезы будет ясно, удалось вам ее зацепить или же нет. Хотя если она сокрушалась о благородных винах...
  Господин Иона хмыкнул, и беседа угасла.
  Комнаты, отведенные гостям, выглядели скромно - одинокий диван, обитый кожаными лоскутами, низкий деревянный столик, на столике - фарфоровая сабернийская ваза, а в ней - скудные сухие цветы. Кажется, армерии - колдун вкрадчиво коснулся хрупкого лепестка и зажмурился, перебирая в уме останки его памяти. Вот... стебель отрывается от покрытых каплями росы камней, вот... стебель с вожделением тянется к яркому полуденному солнцу, вот... появляются бутоны, вот они распахиваются, а вот... их безжалостно обрывает гниющая рука, роняя тошнотворную слизь на желтые веточки распятого по склону лишайника.
  Господин Иона скривился. И с отвращением подумал: какая гадость.
  В трапезную их проводила улыбчивая старуха в испачканном золой переднике. Говард шутил о непредсказуемой ноябрьской погоде, старуха смеялась и охотно скалила черные пеньки зубов; остаются ли они такими же, прикидывал господин Иона, после того, как старуха принимает свой истинный облик? Не могут же все жители замка так и выглядеть - обычными живыми людьми.
  Ради совместного ужина с колдуном и его спутниками госпожа переоделась, вероятно, в лучшее свое платье. Нежно-розовая невесомая ткань облегала ее стройную фигуру, длинные рукава были похожи на крылья; на юбках поблескивало серебряное шитье, но ко всему этому господин Иона оказался невероятно холоден.
  Он с одобрением полюбовался глубоким декольте, смешными короткими волосами, на которых лежала тонкая сапфировая диадема. Госпожа сдержанно похвалила улыбчивую старуху, и улыбчивая старуха немедленно вышла вон.
  О, какой это был ужин! Тушеное кроличье мясо, картофельное пюре, десятки разнообразных салатов - поглаживая хрустальный бокал с вишневой настойкой, госпожа наблюдала, как ее гости бодро стучат ножами и вилками по тарелкам. Потом подалась вперед, насмешливо изогнула полные карминовые губы и притворно вздохнула:
  - Я так обрадовалась вашему приезду, уважаемые господа, что забыла представиться. Да и вы не назвали мне своих имен - полагаю, были так потрясены появлением замка на Elaste Kora, что вам было не до этикета.
  - Забери меня Дьявол, - "спохватился" Говард, и Лука тут же пихнул его локтем в бок - мол, не ругайся в компании дамы. - То есть... о великие боги, простите меня, госпожа. Мы все будем рады услышать, кто же оказал нам такую честь и пригласил на такой славный ужин. Мы благодарны вам за приют, а еще...
  - Мой подчиненный - художник, - перебил его колдун. - И после того, как мы оказались в предоставленных вами покоях, я попросил его об одной услуге.
  Говард смущенно потупился. По мнению господина Ионы, смущение удалось ему плохо, но госпожа не обратила на рыцаря внимания - она была слишком занята колдуном, чтобы отвлекаться на его спутников.
  - Так вот... о великие боги, приятель, что это за грязь? Ну-ка покажи ее своим товарищам, то-то они посмеются... нет, госпожа, вряд ли вам понравится эта его картина. Но после того, как мы оказались в так заботливо предоставленных вами комнатах, я попросил Говарда об одной услуге... и он сделал набросок вашего портрета. Что вы скажете? Наверное, вашими портретами занимались и куда более талантливые люди, но у моего подчиненного хороший стиль, и уйти, не рассказав о его работе, было бы нечестно. О нет, госпожа, не нужно! Почему вы плачете?..
  ...смеяться Георгу и Луке хотелось меньше всего, и если у голубоглазого юноши очередная надпись в углу страницы вызвала охотничий азарт и вынудила ерзать по краешку неудобного стула в ожидании битвы, то Георг лишь обреченно сглотнул.
  ...господин Иона и Говард были почти одинаково спокойными. Оба старательно поддерживали насквозь фальшивый разговор; выяснили, что имя госпожи - Кларисса, что она каждое утро посещает могилу мужа и молится о его благополучии хотя бы в раю.
  - Он был очень верным своему делу воином, - сокрушалась она. - Прямо как ваши спутники, господин Иона. Кстати, а с какой целью вы забрались на Elaste Kora? Ладно я, ладно мои слуги - мы с ними отщепенцы, мы изгнанники, нас не примут ни в Талайне, ни тем более в Этвизе - тамошний король испугается конфликта с королевой Дитвел и отошлет нас обратно в горы. Но вы? Свободный человек, да еще и в компании прекрасно вооруженных рыцарей? Пожалуйста, не увиливайте, я ведь все равно никому не выдам ни слова. Некому выдавать. Ну же, удовлетворите мое любопытство, не издевайтесь!
  Господин Иона хлебнул вишневой настойки и наколол на зубья вилки истекающий вареньем кусочек сладкого омлета.
  - Помилуйте, госпожа Кларисса, я разве осмелился бы над вами издеваться? Я здесь... как бы в поисках определенной вещи. Нет, не так: я как бы в поисках перевода определенных фраз. Это...
  Сквозь щель между запертыми ставнями в трапезную пробился одинокий лунный луч. Заинтригованная признанием колдуна, госпожа Кларисса не сразу его заметила - а когда заметила, было поздно.
  Кожа на ее щеках лопнула, обнажая уголки челюстей, полные карминовые губы рассыпались вонючей трухой. Потрясающе красивое платье разлетелось роем нежно-розовых ночных мотыльков, отчаянно звенящий хрусталь выпал из увенчанной когтями ладони.
  Ей стало нечем говорить, и она посмотрела на господина Иону молча. Посмотрела вполне осмысленно, и у него по спине прокатилась ледяная волна озноба.
  Потом живой огонек растворился в потемневших синих радужках, и влажные ладони госпожи Клариссы шлепнули по столешнице.
  Она метнулась к рыцарям, разбрасывая салатницы и роняя супницы, неуклюже спотыкаясь о канделябры и отмахиваясь от зажженных слугами свеч. Георг попытался отодвинуться от стола и рухнул вместе со своим стулом, а Говард невозмутимо поднялся, перехватил ближайший поднос и шибанул подбежавшую госпожу Клариссу по выступающему лбу.
  Загудело. Хозяйка горного замка на секунду замерла - и ее шейные позвонки тут же хрустнули под лезвием полуторного меча.
  Лука усмехнулся и повернулся к белому, как мел, Георгу, явно жалеющему о съеденных салатах:
  - Как мы ее, а? Не бойся, мы и тебя научим. Говард, скорее доставай клинок, у нас вряд ли выйдет постоянно работать в паре.
  Господин Иона подслеповато сощурился, как-то странно повел плечами и сказал:
  - Их одиннадцать. В замке. Предлагаю не навязываться и уйти через окно.
  - Мы рыцари, - мягко возразил ему Лука. - Молодые и бестолковые, но все-таки рыцари. Если мы где-нибудь отыскали нежить, мы обязаны ее упокоить. Берегите свою магию, господин Иона, и возьмите-ка мой нож... Георг, тебе совсем не идет паника. Давай, присоединяйся. Говард, как по-твоему, одиннадцать на двоих - это многовато или в самый раз?
  Ого, подумал господин Иона, послушно принимая узкую стальную рукоять. Ничего себе. Этот юноша казался мне таким слабым - а сейчас порывается командовать, и его абсолютно не пугает обезглавленный труп на останках нашей вечерней трапезы.
  - На троих, - с наигранной обидой напомнил рыцарю колдун. - У меня все еще не хватает магии, но я превосходно умею драться.
  - На... четверых, - едва слышно пробормотал Георг. - Со мной все нормально... я привыкну. Меня просто из-за этого запаха... тошнит...
  Он был прав, госпожа Кларисса воняла, как целое распотрошенное упырями кладбище. Но господин Иона, Говард и Лука нюхали подобное не впервые, да и хоть в какой-нибудь стратегии маленький отряд нуждался немедленно, а не чуть погодя.
  - Надо разбить окна, - предложил колдун, оборачиваясь к серебряному лучу, неторопливо ползущему к отрубленной голове нежити. - Подобные госпоже Клариссе твари боятся лунного света.
  - Ага, - кивнул ему Говард и отправился выполнять поручение.
  - А еще? - поразительно высоким для своего телосложения голосом уточнил Георг.
  - Ну... еще было бы неплохо зажечь факелы. И свечи.
  ...пока Георг бегал по трапезной с уцелевшим огарком и усиленно молился четырем Богам, двустворчатые резные двери скрипнули и величественно упали вовнутрь, едва не расшибив недостаточно внимательного Луку. Бывшая улыбчивая старуха, без передника и без черных оскаленных пеньков, поймала рыцаря за рукав и дернула на себя - если бы не господин Иона, бросивший в нее нож, Лука бы уже не вывернулся.
  Говард вспомнил о стратегии госпожи Клариссы и запрыгнул на все еще уставленную посудой столешницу - его с огромным энтузиазмом окружили, но не сумели достать - рыцарь заставил своих противников скрипеть зубами и щелкать обрывками суставов на расстоянии двуручного меча. Георг попятился в угол и оттуда абы как отмахивался кистенем; опомнившийся Лука убедился, что у господина Ионы все в порядке, и бросился ему на помощь.
  Лунный свет пятнами ложился на изувеченные тела и выжигал в них дыры, под сводами потолка бились и роняли пыльцу тысячи мотыльков. Запах мертвечины стал невыносимым, Говард поскользнулся на бутерброде и попал в мягкие податливые объятия, но меч в его руках описал дугу и врезался прямо в череп одуревшего от радости мертвеца. Левую щеку рыцаря забрызгало желто-коричневым; если бы можно было упасть на колени и дать волю тошноте, он бы с удовольствием это сделал.
  ...вокруг господина Ионы тихо лопались невидимые нити. Семь, восемь, девять; что-то не так, сказал он себе. Мы в чем-то ошиблись. Было бы отлично, если бы я сообразил, в чем. Лунный свет не помогает? Глупости, вон, сколько трухи валяется на полу - противно ходить... У мертвецов неплохая регенерация? Да нет, иначе госпожа Кларисса давно бы встала и присоединилась к желаемому празднику...
  Он все-таки сообразил - за какой-то миг до падения острия на очередную подставленную шею. Это был последний мертвец в одиноком замке; это была последняя нить, которая поддерживала замок в жилом состоянии.
  - Лука, нет! - крик господина Ионы утонул в грохоте, замок ощутимо содрогнулся, и по каменному полу поползли раскидистые трещины. - Погоди!
  Разумеется, он опоздал. Оглушительно треснула чужая кость, и под ногами распахнулась бездна.
  ...я должен, приказал себе колдун, спасти своих спутников. Они единственные, кто согласился пойти со мной, они единственные, кто переступил границу Elaste Kora - и единственные, кто обо мне волнуется, пускай и потому, что я их нанял. Будет крайне обидно умереть в этом замке - да нет, будет крайне обидно умереть вообще.
  Магия полыхнула - неубедительными гранями тонкого щита, сотнями искр ушла под землю, обшаривая извилистые коридоры. Господин Иона закашлялся, веки обожгло постыдной соленой горечью, а потом...
  Он понял, что валяется на холодных отполированных плитах. Рядом - руку протяни, и почувствуешь под воспаленными кончиками пальцев изодранный воротник свитера - валялся Лука; колдун приподнялся на локтях и огляделся, но Говарда и Георга поблизости не было.
  Моя магия сработала, с оторопью подумал он. Моя уставшая магия - взяла и сработала, спасая меня от неминуемой смерти. А еще она спасла одного из моих подчиненных - видимо, обшарила их тела и выбрала самого хрупкого, потому что он самый легкий.
  А вот Говарду... и Георгу... не повезло.
  Он с усилием оторвал себя от холодной поверхности, хотел обойти неподвижного Луку - и замер, потому что эхо восторженно подхватило первый же его шаг. Многократно умножило - и понесло вдаль по колоссальному подземному тоннелю.
  Облицованный мрамором чудесного изумрудного цвета, с идеально ровными стенами и потолком, тоннель почему-то навалился на господина Иону, как могильная плита. Вынудил согнуться и обхватить себя руками за рефлекторно вздрагивающие плечи; потом снова опуститься на пол, прижаться виском к упоительно холодному камню и какое-то время не шевелиться.
  Могущество, рассеянно подумал колдун. Этот чертов тоннель обещает мне сокрушительное могущество, но я понятия не имею, как им воспользоваться. Он буквально переполняет меня силой, но мое тело не способно эту силу выдержать; убирайся, со стоном попросил он. Убирайся - хрипло и негромко, а еще сдавленно; эхо снова радостно вцепилось в наконец-то возникший звук. И давление послушно пропало.
  С проклятиями и всхлипами, тяжело опираясь на стену и зажимая ладонью глубокую ссадину, пересекшую бровь и зацепившую верхнее веко, выпрямился Лука. И помог выпрямиться колдуну - подземный тоннель захлебывался шорохами и невнятными голосами, как голодная гарпия.
  Господин Иона рассчитывал заклятие так, чтобы из подземелья, куда оно приведет, наверняка можно было выйти. Поэтому не боялся, что горы сомкнулись над его затылком, подобно склепу.
  В тоннеле не было ни факелов, ни канделябров с черными ниточками фитилей и оплавленным воском, но, тем не менее, откуда-то лился размеренный зеленый свет. Если бы его спросили, господин Иона не сказал бы, что находится под землей - нет, ему все упорнее казалось, что он шагает по кедровым иголкам, по старому-старому лесу, и порой по исцарапанному лицу как будто скользит свежий весенний ветер, особенно потрясающий в конце ноября.
  Потом тоннель повернул, и колдуну внезапно стало нечем дышать.
  Спустя невероятно длинное мгновение он понял, что все нормально, закованные в серебро силуэты не шевелятся и не собираются нападать. Они стоят на каменных постаментах, и под их ботинками, или сапогами, или сандалиями в камне высечены идеально ровные надписи - вроде бы знакомые литеры, а смысл все равно не получается угадать. Ere-Mara... Ere-Keri... Ere-Lira...
  Они все были высокими и стройными, с россыпью сережек на эльфийских ушах, со шрамами на губах и на подбородках, с мечами или топорами за спиной. Они все были одеты в странные подпоясанные балахоны, с накинутыми на плечи куртками или без них - молодые девушки, молодые парни, маленькие дети; одни смотрели безучастно, другие с болью, третьи выглядели откровенно злыми. У одного мальчика не было носа, в тени бесформенной впадины застыли крупные капли металла; не серебро, дошло до господина Ионы, а олово. Оно хорошо плавится.
  Лука с горем пополам избавился от кровотечения и теперь заинтригованно любовался девушкой лет семнадцати, которая мягко улыбалась и протягивала руки вперед - желая, наверное, дотянуться до кого-то весьма любимого, до кого-то близкого и желанного. Потоптавшись перед ней и восхищенно выдохнув, рыцарь вытащил из кармана сапфировую диадему госпожи Клариссы - и, запрыгнув на постамент, аккуратно опустил ее на короткие оловянные волосы.
  Тысячи каменных подножий, десятки тысяч вроде бы знакомых литер - господин Иона шел по изумрудному тоннелю, как во сне, и за ним неотрывно следили мертвые чужие глаза. Прошло какое-то время, и скульптора начало заносить - на постаментах кривились, плакали и закрывали изорванными ладонями лица девушки со сломанными ребрами и распахнутыми грудными клетками, юноши с вывернутыми ключицами или оторванными ногами, на неудобных тяжелых костылях; а кое-где вообще не было статуй - их место занимали урны со слежавшимися клочьями пепла.
  - Я думал, что мы в галерее, - тихонько произнес Лука, наклоняясь над урной. - А мы на кладбище.
  - В некрополе, - усмехнулся господин Иона. - Милое местечко, согласен?
  Рыцарь поежился.
  - Эти создания... эльфы, или кто они такие... они красивые, Говарду бы точно понравилось. Я ему потом расскажу обо всем, что видел - и о том, что сначала они выглядели нормально, как обычные статуи, а потом появились раненые, измученные, искалеченные... и еще о фениксах под символами на постаментах. Кстати, господин Иона, а где Говард? И Георг?
  Колдун остановился и двинулся к ближайшему оловянному силуэту - ну да, и точно, под именем смутно виднеется вырезанный в камне феникс. Блеклая выцветшая птица, забавный хохолок из перьев и расслабленные крылья - мол, я больше никогда не упаду в небо...
  Минутку, подумал господин Иона и медленно провел пальцем по вытянутому символу. Эре-Тэри... бесстрашный воин, повелевающий судьбами своих бойцов... да, и там, на покрытом голубыми цветами склоне, он в последний раз велел им идти вперед. А потом была кошмарная улыбка голема... утопающие в карминовом озере луки... Эре-Вира, она едва-едва приподнялась над забрызганными кровью бутонами, едва-едва оторвалась от мокрой земли - чтобы найти полный отчаяния взгляд командира.
  - Господин Иона? - удивился Лука. - Вы чего?
  Нити... сотни рваных переплетенных нитей, сотни узлов - колеблются, как водоросли под поверхностью воды... отзвуки чужих воспоминаний, набор никак не связанных между собой картин - в колыбели рыдает мальчик, потерявший мать, мальчика больше некому кормить - но вот огромная ступня голема падает на с такой любовью построенный дом, и становится тихо.
  - Господин Иона!
  ...он дернулся и очнулся, хватая ртом воздух и сжимая истрепанный рукав чужого свитера. Ощутил, как влажно и горячо скулам, неловко вытерся почему-то расстегнутой манжетой; на ткани осталось яркое багровое пятно.
  - Господин Иона, у вас кровь, - испуганно прошептал рыцарь. - Вы пошли смотреть на феникса, а потом упали, и я... вы метались и что-то говорили, но я впервые слышу такую речь, и ответить вам я не мог... кровь, господин Иона. Ее надо как-то остановить.
  - Нет, - отмахнулся колдун. - Это слезы. Не напрягайся.
  ...идти медленно и коситься на оловянные скульптуры ему больше не хотелось, но там, где заканчивался некрополь и начиналась винтовая лестница наверх, его как будто за волосы дернули - и он послушно замер. Силуэт, расслабленно сидевший на самом краешке постамента, не имел серьезных увечий, не злился и не мучился - нет, он словно бы рассеянно изучал недоступные линии ступеней, прикидывая, а не выйдет ли однажды ими воспользоваться.
  Внимание господина Ионы привлекла высеченная в камне надпись: Эре-Лори, наследник величайшего из горных королей. Ниже была эпитафия - "...чтобы, рассыпаясь пеплом, когда-нибудь родиться вновь...", - а еще ниже...
  Сердце господина Ионы обледенело и перестало биться, а потом снова лихорадочно рванулось и попыталось возобновить мелодичный ритм.
  "Maare solen de krii"...
  "Найди и распахни двери".
  
  ...рядом с подземным озером было холодно и темно - Говард кутался в испачканную слизью куртку и ругался, а Георг едва не плакал, то и дело оборачиваясь и безнадежно взмахивая кистенем.
  После переноса в обледеневший коридор с белыми лезвиями сосулек на сводах потолка рыцарей преследовали неудачи - сперва на них напала оголодавшая гарпия, потом они угодили в некое подобие лабиринта и долго не могли выбраться, как минимум четырежды вынырнув из тени базальтовых стен и сообразив, что перед ними не выход, а украшенный их собственными следами вход. Если бы Говард не споткнулся о люк и не растянулся на плитах, шипя от боли и проклиная недоумков, с неизвестными целями построивших это место, они бы так и скитались по узким равнодушным коридорам, умоляя о помощи Богов.
  Люк вывел их в целую анфиладу комнат, увешанных лианами и наполненных ароматом жасмина. Какое-то время Говард с удовольствием принюхивался, а затем его затошнило, он попросил Георга подождать и уединился в углу; вернулся, прижимая к обветренным губам носовой платок, и пожаловался на паршивое самочувствие.
  Потом под лианами что-то загадочно зашелестело, и крохотная желтая змейка забавно шлепнулась на каменный пол. Все бы ничего, если бы из-под пышных ветвей не рванулись на свободу ее родственники - и внезапно не посчитали себя голодными, сердитыми и вообще вправе поужинать парой самоуверенных рыцарей.
  Добравшись, наконец, до насквозь промокшей деревянной лестницы, Говард перестал ругаться и шумно возблагодарил небо, а Георг едва не расплакался. Поросшие красноватыми лишайниками ступени потрескивали и поскрипывали под ногами, но выдержали возложенный на них вес; кажется, рыцари поднимались вечно, давным-давно состарились, и за ними уже волочились кудрявые белоснежные бороды - когда наверху все-таки появилось яркое оранжевое сияние, и оба в едином сумасшедшем порыве ускорили шаг.
  ...ненадежные подвесные мосты и обрывки мощеной дороги, а в разбитом на две одинаковые половинки небе - на западе чистая выцветшая голубизна, а на востоке - грозное покрывало туч, - рыжее закатное солнце. Оно неспешно катилось к морю, и море, к удивлению Говарда и Георга, широкой синей лентой раскинулось далеко внизу - там, где обрывались обомшелые склоны и трусливой собакой прижималась к ним заснеженная талайнийская земля.
  - Лайвер, - тупо заметил Георг, косясь на серое невыразительное пятно столицы.
  - И особняки знати, - поддакнул ему Говард, указывая на разномастные цветные искорки флагов.
  Они уставились друг на друга, как две недоумевающих матери, чьи сыновья были хорошими друзьями, но неожиданно подрались, и теперь один хлюпает перебитым носом, а второй сверкает милой небольшой лысиной над левым ухом.
  - Я примерно подсчитывал... пройденное расстояние, - признался Говард. - И по всему выходило, что мы идем параллельно северному талайнийскому перевалу. Но чтобы его пересечь, надо с недельку потрястись на лошади, а мы-то передвигаемся пешком, и не то, чтобы так уж долго.
  - Магия, - глубокомысленно пожал плечами Георг.
  - Крутится у меня на уме одно выражение, - признался его товарищ, - но я буду хорошим рыцарем и не буду его произносить. То есть я, конечно, рад, что господин Иона всех выручил, но в мои планы не входило путешествие по горам в поисках потерянных спутников. Я полагал, что буду искать руины и бессовестно по ним шляться.
  Георг нахмурился, еще раз покосился на широкую ленту моря и предположил:
  - Надо идти назад. Где-то здесь Тропа Великанов обрывается, потому что ее нет на талайнийских картах.
  ...миновал час, и грозные тучи спрятали под собой все - и заснеженные пики Альдамаса, и Талайну, и полосу морского прибоя. Стало гораздо холоднее, и по глазам больно ударил густой синеватый сумрак - давая понять, что пройдет еще пара минут, и над миром сомкнется глухая безжалостная темнота.
  Никакого укрытия поблизости не было, и они устроились в тени склона, закутались в походные одеяла и пытались о чем-то беседовать - у Говарда заплетался язык, а Георг постоянно щелкал зубами. В клетке заснеженных пиков метался беспощадный ледяной ветер; ближе к полуночи покрывало туч лопнуло, и мелкими колючими лезвиями пошел снег.
  - Георг, - окликнул Говард, потому что его спутник притих и многозначительно перекосился влево, - ни в коем случае не спи. Георг! Не спи, давай, расскажи мне еще какую-нибудь историю. Любую, мне наплевать на ее сюжет.
  - Ну... - Рыцарь зевнул и отряхнул с одеяла снег. - Зимой мы часто попадаем в караул по такой погоде... капитаны велят расхаживать по стенам и обозревать пустошь... а темно, не видно же ни черта, факелы гаснут, ветер, снег - вот как сейчас... ну, мы разбиваемся на две команды: пока одна греется, вторая выполняет приказ, и так по очереди.
  - Угу, - серьезно кивнул ему Говард.
  - Ну, бывает, брожу я по стене, холодно - кошмар, пальцы потихоньку перестают слушаться... и, чтобы их размять, выдумываю всякие смешные фразы и аккуратно вырезаю их ножом на камнях. Наш капитан бесится - мол, какая сволочь все это пишет, мол, выясню - руки оторву! А я дурак, что ли, признаваться - ну, подожду, пока он успокоится, а потом снова как бы... выхожу на промысел. Скучно мне там без этого, понимаешь?
  - Понимаю.
  Георг устало улыбнулся.
  -А моя мама... моя мама не хотела, чтобы я был рыцарем. Она просила отца - ну можно, этот мальчик пойдет в Академию, будет писать научные доклады, смотреть в сабернийский телескоп - на далекие-далекие звезды... на небесные потоки... давать названия туманностям, предупреждать нас о появлении комет... ну и так далее, в общем. Она знала, что мне все эти мечи, арбалеты и вот... кистени... нужны, как пятое колесо телеге. Знала, что я ученый. По крайней мере, я обязательно стал бы им, если бы отец не отправил меня в рыцарскую школу. Если бы не вбил в меня Кодекс... если бы ничего этого не случилось. Да ты и сам не слепой, посмотри на меня - с моим-то телосложением...
  - Оно у тебя нормальное.
  - Ну да, конечно... это не беда, что я толстый, главное, что высокий. Вот, а потом на меня нашло такое желание... мол, я же по какой-то причине здесь, я же не шутки ради стою на защите Сельмы. А потом ко мне подошел господин Иона, и я подумал... если честно, я подумал, что это моя судьба. Я кое-как дополз до горного хребта и скитаюсь по Тропе Великанов, потому что это моя судьба.
  Он болтал и болтал, а Говард сосредоточенно его слушал - так, значит, выходные ты проводишь в библиотеке? Читаешь статьи о звездах, увлеченно копаешься в картах и тоскуешь о потерянной возможности пойти в Академию? Кстати, у меня там родственники работают - я мог бы вас познакомить, а вы договорились бы о посещении определенных лекций. Да не трусь, они очень добрые...
  К утру ветер поднатужился и разогнал тучи; Говард скомандовал подниматься и продолжать выполнение поставленной перед ними задачи. Георга пошатывало, но он покорно запихал промокшее одеяло в сумку и двинулся по заснеженной дороге на восток.
  Было что-то около полудня, когда перед ними возникла обветшалая крепость. Осколки слюды все еще торчали в темных провалах окон, парадные створки были выломаны и с горем пополам болтались - каждая на одной петле. В просторном холле курганами лежали обломки разбитой мебели, на стенах, затянутые пылью и паутиной, все еще висели картины - Говард убедился, что никакая нежить не выскочит из уютного полумрака, и бережно снял одну.
  Это был портрет - не человека и не эльфа, странного молодого парня с молочно-розовой кожей и россыпью золотых колечек в длинных заостренных ушах. Он смотрел на художника задумчиво и немного укоризненно, как если бы тот паршиво пошутил; золотисто-рыжие волосы были аккуратно острижены, а под светло-карими глазами залегли усталые тени.
  - Не люблю остроухих, - пожаловался Георг, не успев толком полюбоваться кареглазым персонажем.
  Говард усмехнулся и повесил работу неизвестного художника на место - снова собирать паутину и пыль.
  Следующие несколько часов рыцари вдохновенно исследовали крепость - залезли даже на чердак, погоняли крупных желтых сороконожек; нашли несколько тяжелых деревянных сундуков, забитых медью и золотом - на монетах красовались чеканные черты пожилого гнома. Говард изучил его и так, и эдак, а потом уверенно произнес:
  - Это первый гномий король, господин Устагард. Я читал о нем в сабернийских летописях - он погиб за пару дней до того, как Тропа Великанов стала небезопасной. На сабернийские пустоши гномы вышли по приказу его дочери, госпожи Дигеры.
  - А сейчас на троне сидит ее внук, - помедлив, продолжил цепочку пухловатый рыцарь. - Неденит, или как там его... получается, с момента потери Elaste Kora у них сменилось четыре поколения. Хотя нынешний король еще молод.
  - Долго живут, - с какой-то неожиданной горечью отозвался Говард. И поделился: - В детстве, когда мама рассказывала мне об эльфах и гномах, я удивлялся и отказывался ей верить, потому что не понимал, как похожее на человека создание может веками скитаться по земле. А теперь... я разве что немного завидую.
  Георг пожал широкими плечами:
  - Ты боишься погибнуть?
  - По-моему, этого боится любой человек.
  У северной башни крепости не было крыши, и на лестнице белели сугробы; Георг проваливался в них по колено и затравленно бормотал, что ненавидит зиму, что у него промокнут штаны и отвалятся подошвы сапог - и что горы как будто насмехаются над наивными рыцарями, посмевшими залезть на такую высоту в такое неудачное время. Говард посмеивался и сдержанно шутил, что рыцарям по статусу положено выбирать неудачное время - в горах обитают разные виды нежити, и некоторые из них активны лишь в морозы, а в летнюю жару сидят глубоко под землей и питаются червями. Именно поэтому, горячо убеждал Георга он, эти виды с таким гневом кидаются на случайных путников - поди-ка засунь червя себе в рот, еще и стисни челюсти на его упругом розовом теле...
  Георг ощутил рвотный позыв, ругнулся - и едва не скатился по заснеженным ступеням вниз, потому что под ногой хрустнуло какое-то неожиданное препятствие.
  - Говард, - побледнев, обратился к товарищу он, - кажется, это была кость.
  - Допустим, - легко согласился рыцарь, - но какого Дьявола ты так ее испугался? Подумаешь, кость. Ну залетела сюда какая-нибудь глупая ворона, - Говард опустился на корточки и принялся деловито разгребать снег, - ну сдохла, с кем не бывает. Нет, тебе вовсе не обязательно соединять эту мою речь с недавней. Разумеется, мне жалко ворону, и я бы с радостью похоронил ее в ближайшем сугробе, да еще и с почестями, но себя мне почему-то жалко больше... Георг.
  - Что?
  - Я ошибся. Это не ворона.
  Спутник Говарда опасливо подался вперед - и поверх изначальной неестественной бледности так позеленел, как если бы мечтал избавиться от подаренного Богом тела и переквалифицироваться в кусты.
  Под слоем свежего снега, вплавленная в темно-синий шипастый лед, смутно виднелась короткая высохшая рука. Сквозь пожелтевшие останки плоти грязными коричневыми линиями выступали раздробленные фаланги пальцев, лучевые, трехгранные, крючковидные и полулунные кости.
  Раньше рука свисала с верхней ступеньки, и Говард, поразмыслив, решил выкопать из-под снежного полотна ее обладателя. Георг откровенно испуганно следил, как его спутник стряхивает снежные холмики с мертвой головы, как освобождает обтянутые кожаными штанами ноги, как уважительно поглядывает на серый полумесяц гномьего топора - любимое оружие сабернийцев, оно у них даже на знаменах вышито...
  - Бедняга, - тихо сказал Говард, вытирая ладони о неизменный носовой платок. - Нелепая смерть.
  - Знаешь, - в тон ему отозвался Георг, - я начинаю беспокоиться, что колдун в нашем отряде ты, а не господин Иона. Стоило тебе начать рассуждать о смерти - и посмотри, она повсюду, я буквально доломал и без того искалеченное чужое тело. О, великие Боги... Говард, меня тошнит...
  - Ну, - протянул его спутник, пытаясь оторвать погибшего ото льда, - после таких слов о моих рассуждениях - так тебе и надо.
  Лед настаивал на вечном отдыхе в плену башенной лестницы, и Говард, с явным сожалением покосившись на мертвеца, расслабил покрасневшие от холода пальцы.
  На освобожденной от снега ступени темнело огромное рыжее пятно. Его источником послужил висок погибшего гнома, а остальные увечья нанесла уже голодная нежить: под разорванной курткой лезвиями торчали обгрызенные позвонки, щек не было, и на рыцарей слепо таращились равнодушные пустые глазницы с длинными следами настойчивых крохотных коготков на бесполезных уже костях черепа.
  - Надеюсь, он хотя бы умер в ту же минуту, как упал.
  До Георга дошло, что больше сдерживаться не выйдет, и он метнулся по лестнице обратно к основанию башни, топоча и поскуливая от ужаса. После битвы с госпожой Клариссой Говард подобного не ожидал, но не расстроился и молча двинулся дальше, надеясь, что его товарищ не повторит судьбу вплавленного в темно-синий лед гнома.
  Интересно, попробовал прикинуть рыцарь, почему этот гном бежал? Куда он так торопился - и почему никто не занялся его похоронами? Или это случилось в день, когда убитая горем королева была вынуждена увести свой народ на пустоши?
  Еще интереснее, подумал Говард, было бы теперь подняться на обзорную площадку - и увидеть то же самое, что увидел погибший гном.
  Последняя ступенька скрипнула под ногами, и рыцарь оказался под осиротевшими опорами крыши. Рассеянно огляделся; в лицо ударил болезненный ледяной ветер и безжалостные острые снежинки, принесенные им с белых вершин.
  Ничего необычного рядом с крепостью не было.
  Была скрытая сугробами полоса мощеной дороги - она все равно запросто угадывалась, потому что втискивалась между склонами, потому что соединялась с тысячами ненадежных подвесных мостов, а они призраками висели над полумраком безучастных пропастей. Были гордые пики, окруженные мехом облаков, было - снова - заходящее солнце и распятая по крохотному кусочку земли Талайна - так много о себе возомнившая, но такая хрупкая, что в этот момент ее, кажется, было можно стиснуть в ладони - и раздавить.
  ...А на Тропе Великанов - как назло, ни души, сказал себе Говард. Что, если Георг ошибся, и спонтанная телепортация выбросила наших спутников не обратно, а в какое-нибудь ущелье? В долину? Мы ведь не спустимся, как ни старайся - мы на огромной высоте, на ней с трудом выдыхается и вдыхается воздух, а еще, несмотря на закат, я различаю в небе тусклые карминовые огни - к ночи они вернут себе яркость и надменно полыхнут розовым. Я разведу костер, улягусь на походное одеяло и буду смотреть на Западный Компас... потому что я люблю на него смотреть.
  ...Подавленный Георг сидел на полу под лестницей, нисколько не сомневаясь, что рано или поздно его спутнику надоест болтаться наверху. Так и получилось - Говард аккуратно спустился, хлопнул своего товарища по спине и велел пройтись по жилым комнатам в поисках более-менее сухих досок.
  ...в камине стулья смотрелись диковато, но рыцарям было наплевать - по залам и коридорам крепости с кровожадным подвыванием шлялся мороз, и прогнать его было первостепенной задачей. Памятуя о нежити, активной лишь в такие паршивые границы между ноябрями и декабрями, Говард скомандовал своему спутнику отдыхать - а сам остался караулить. Правда, после предыдущей бессонной ночи это было сложновато.
  Разбужу Георга около трех, заключил рыцарь, планомерно расхаживая по комнате. Западный Компас привычно пламенел за уцелевшими слюдяными окнами, в относительной зыбкой темноте крыльями покачивались шторы, неуклюже задетые локтем.
  Ближе к одиннадцати спать захотелось невыносимо; Говард мысленно отругал себя и сделал четыре сотни приседаний. Раздраженно потер ноющее бедро, вздохнул... и услышал в соседнем коридоре звонкий девичий смех.
  Если мгновение назад ему было жарко, но теперь снова стало невероятно холодно.
  ...смех повторился - уже немного ближе; помимо него рыцарь смутно различил как будто невесомые детские шаги. Сердце колотилось, как бешеное, пальцы рефлекторно сжались на рукояти меча - невидимое создание весело расхохоталось у самой двери, левую створку медленно повело внутрь, умеренное оранжевое сияние пламени выскользнуло из теплой комнаты, заплясало на каменной стене и...
  Никого.
  Никого не было, но Говарду по-прежнему чудилось, что невидимое создание стоит на пороге и заинтригованно следит за рыцарем - ну привет, и что? Я здесь, и ты здесь, а еще ты вооружен. Одна беда - к сожалению, против меня ты как слепой...
  Вздрагивая, не отводя напряженного светло-карего взгляда от распахнутой створки, от скупо освещенного коридора и от линии, за которой заканчивался разогретый сгоревшими стульями зал, он добрался до Георга и пнул его носком сапога в бок. Георг укоризненно застонал и попытался отодвинуться, но Говард пнул его еще раз и громким шепотом потребовал:
  - Ну же, просыпайся!
  Сонный рыцарь с усилием приподнялся - и бестолково сощурился:
  - В чем дело?
  - В этой крепости кто-то есть, - голос Говарда звучал спокойно, так спокойно, что Георгу стало нехорошо. - И он стоит на пороге. Ты помнишь, Георг? Перед тем, как устраиваться на отдых, мы опускали засов. И потом лично я возле выхода не разгуливал.
  У окна, за которым заученно пламенел Западный Компас, выразительно шаркнула подошва.
  - Георг, - все еще невозмутимо приказал Говард, - заряжай арбалет. И прислушивайся. Внимательно прислушивайся, не дай этой сволочи посмеяться уже над твоим остывающим телом.
  Его спутник трясущимися руками потянулся к оружию.
  ...Говард стоял - напряженный, как тетива; Георг сидел на походном одеяле, таращась в полумрак и не отнимая пальца от арбалетного спуска. Невидимый ребенок больше не смеялся, и не было ни звука шагов, ни тем более шарканья - все участники ночной побудки затаились и сосредоточенно готовились к атаке противника.
  То есть рыцари почему-то так думали.
  Тихий девичий смех прозвенел колокольчиком вдали - оно поднимается по лестнице, констатировал Говард. Оно не собирается нападать... и не собиралось. Вероятно, оно всего лишь выбралось на прогулку - на обыденную прогулку по своей же собственной крепости, и оно не догадывалось, что сегодня на его пути возникнут вооруженные арбалетами и мечами рыцари. Ну да, оно как нарочно попробовало нас напугать - и достигло великолепных результатов; но если бы я был невидимым, я бы тоже, скорее всего, не удержался...
  - Говард, - хрипло обратился к нему Георг, - не смотри на меня.
  Говард уже почти обернулся, но послушно замер:
  - Почему?
  - Не смотри.
  Зашелестела ткань. Говард смотрел на по-прежнему распахнутые деревянные двери - и понятия не имел, что его спутник закрывает походным одеялом постыдно мокрые ниже пояса штаны.
  
  Следующая лекция о повадках нежити началась одновременно с появлением краешка солнца над белоснежной пеленой недостижимо далеких пустошей. Георг мялся, кривился и ощущал себя грязным, как если бы шел под городскими балконами, и какая-то сердобольная хозяйка по недосмотру шваркнула ему на темя ночные радости из помойного ведра - но покорно плелся по тусклому утреннему коридору, пока Говард соловьем разливался о своих профессиональных навыках.
  - Если нежить охотится после восхода луны, - болтал рыцарь, не выпуская, впрочем, из ладони железную рукоять, - значит, после восхода солнца она предпочитает спать. Как воин Этвизы, я обязан обнаружить ее логово.
  - Помню, - тоскливо отвечал Георг. Он надеялся, что после ухода нежити Говард велит ему караулить зал, а сам наконец-то ляжет спать, но Говарда слишком потрясло шарканье подошв и тихие ноты девичьего смеха, чтобы забраться под одеяло и доверить свою жизнь спутнику.
  Говард не сомневался: надо искать подвал. Вся, абсолютно вся известная рыцарю нежить обитала под землей, и ночная гостья наверняка не была исключением из этого правила.
  Он обошел кухонные помещения, кладовку, спустился в небольшой винный погреб и с восторгом переместил содержимое двух бутылок в свои походные фляги. Третью открыл на месте, отхлебнул, предложил Георгу - тот скривился и покачал ноющей от недосыпа головой, спасибо, мол, не буду.
  Необходимая Говарду лестница обнаружилась неподалеку от спален слуг, и Говард с энтузиазмом по ней умчался, обнажив меч и едва ли не насвистывая от азарта. Его-то страх полностью прошел, и он придумал несколько методов борьбы с невидимой тварью - в кухнях набрал в пергаментную упаковку три стакана чудом уцелевшей муки, а с полки в одной из кладовых снял баночку льняного масла и небрежно сунул в карман.
  Идти за спутником Георгу хотелось меньше всего, но стоило ему преодолеть половину пролета, как снизу донеслось полное обиды:
  - Эта паршивая створка не открывается! - и на душе немного посветлело.
  Лестница привела Георга в маленькую комнату - от стены до стены два шага, - к добротной деревянной двери с углами, обшитыми сталью. Говард безуспешно дергал ее за ручку, но дверь не поддавалась, даже не вздрагивала - с тем же успехом можно было тянуть за корень столетнего дуба.
  Помимо стали, кое-где дверь была покрыта мелкими гномьими рунами - Георг не умел читать на сабернийском, но надписи напомнили ему собственное противозаконное творчество, и он бледно улыбнулся. После ночных событий он ощущал себя каким-то... иным, как будто внутри отказало что-то важное.
  - Я никогда не выезжал за пределы Сельмы, - устало произнес он, - но порой воображал, как странствую по миру, и на особо значимых для меня стенах вырезаю кинжалом: здесь был Георг. Ты не будешь против, если я исполню это свое желание?
  - Не буду, - пообещал ему Говард. - Но сперва, пожалуйста, отойди: я попробую вышибить эту чертову гадость.
  Заспанный рыцарь подчинился и отошел в угол, хлопая себя по штанам и куртке в поисках упомянутого кинжала. Штаны все еще не до конца высохли, но сейчас Георга спасал настойчивый затхлый аромат обветшалой крепости, а в зале - не менее настойчивый запах дыма.
  Говард как следует разбежался... и всем своим весом влетел во все такую же безучастную створку. Она и не скрипнула - а у рыцаря в спине что-то многообещающе хрустнуло, и он присел, ругаясь и проклиная невидимую тварь сквозь плотно стиснутые зубы.
  Потом он попробовал ударить запертую дверь мечом. Оружие загудело, на древесине белым шрамом выступил порез, но такой невнушительный, что Говард шлепнулся на нижнюю ступеньку лестницы и заметно затосковал, прикидывая, что делать.
  Георг подступил к непреодолимой преграде и безо всякого удовольствия провел по ней острием кинжала. "Здесь"...
  Острие шелестело, дерево поскрипывало, Георг мрачно думал, что в иные времена он бы радовался этому действу, как маленький - но радоваться не получается, под ключицами как будто засела тупая игла, не такая уж болезненная, но неискоренимая. "Был"...
  Рыцарь, который струсил. Рыцарь, который обгадился, потому что его дьявольски напугал невидимый противник.
  "Георг".
  - Ну и про меня тоже упомяни, - расстроенно попросил Говард. - Хоть какой-то прок будет от того, что мы сюда явились.
  Остановившийся было кинжал чуть съехал по старому неубиваемому дереву и опять вонзился в его плоть.
  "Здесь был Говард".
  - Отлично, - с иронией сказал наследник семьи Ланге, поднимаясь, отряхиваясь и сердито поглядывая на предполагаемое лежбище невидимой твари. - Пошли. Ночевать за крепкими стенами, конечно, приятно, и все же - господин Иона сам себя не найдет.
  Георг кивнул - разумеется, пошли. И пошли поскорее, потому что еще полчасика в этой паршивой крепости - и я благополучно свихнусь.
  
  ...Гера опаздывала - он с укоризной поглядывал на тяжелые гномьи часы и кутался в плащ. Было ужасно холодно, этой зимой Альдамасу особенно крепко досталось от января - снег лежал не только на вечно белоснежных пиках, но и на подвесных мостах, и - сверкающими шапками - на шпилях и зубьях каменных башен. Сквозь обледеневшие витражи едва получалось увидеть сугробы и замерзающих на посту караульных.
  Она появилась в самом начале длинного коридора, когда он уже подумывал развернуться и уйти. Посмотрела на него темными синими глазами, нежно улыбнулась - а он подбросил на ладони яркий малахит, чтобы спустя секунду его отполированные бока обернулись невесомыми крыльями бабочки.
  - Все балуешься, - рассмеялась девушка, и он сдержанно улыбнулся ей в ответ. Почему бы, мол, и не побаловаться?
  Она была принцессой племени гномов, и она была прекрасна - это все глупости, что гномьи девушки отращивают бороды и заплетают из пышных усов не менее пышные косички. Синеглазая, совсем крохотная, чем-то неуловимо похожая на ребенка, она едва дотягивалась ему до локтя - он смеялся и гладил ее по густым каштановым волосам, чувствуя, как щекочут молочно-розовую кожу завитки ее забавных кудряшек.
  Он ее обожал. До невольной дрожи в коленях, до восторженного щенячьего писка - нет, он, разумеется, держал себя в руках и старался не выглядеть полным идиотом, но она все понимала, она была в курсе - и он был бесконечно благодарен ей за ее спокойствие. Впрочем, она, кажется, любила его не меньше - просто прятала свои чувства куда более талантливо.
  Границ между ними не было. Границ банально не могло быть между сильнейшими - и единственными - колдунами Тринны; тем более что ему тоже повезло родиться принцем, и что их племена делили поровну одни и те же горы.
  Гномы - на севере, в жарких и шумных кузницах или во мраке, разгоняемом одинокими огоньками факелов, наедине с бездонными черными обрывами, занятые постройкой все новых и новых подземных мостов. Создатели оружия, создатели звенящих доспехов, непревзойденные мастера охоты - по крайней мере, они называли себя непревзойденными и перед соседями откровенно задирали носы.
  Фениксы - на юге, в украшенных картинами залах и галереях, в отсвете каминного пламени, в постоянном поиске самих себя. Художники, скульпторы и певцы, поэты, архитекторы и писатели.
  Ни первые, ни вторые ничего не знали о магии, пока маленького золотисто-рыжего мальчика не пригласили на праздник в чертоги короля гномов - и пока мальчик не заставил серебряные вилки отрастить по восемь лапок и разбежаться молчаливым скоплением пауков. Помнится, под аккомпанемент едва различимого шелеста гномы вскочили со своих стульев и этими же стульями вооружились - но пауки рассыпались перьями перелетных птиц, а потом блуждающими огнями, а потом сухими клочьями пепла - чтобы спустя секунду промчаться над праздничными столами в клетках из плоти фениксов.
  И, помнится, тогда же маленькая девочка посмотрела на них абсолютно счастливыми темно-синими глазами и воскликнула: "Ух ты!"
  Скорее всего, ей передалась его магия - как передается болезнь. Они вместе учились колдовать, вместе сочиняли заклятия, вместе запирали отведенную им силу в тихие равнодушные слова - и каждый раз в каждом неожиданном чуде, сотворенном ее хрупкими тонкими пальцами, он ощущал рассеянные отголоски своего дара.
  Он был старше нее на два года - в детстве она ловила его за рукав и повсюду за ним таскалась, как болтливый бестолковый хвостик. Если он хотел сидеть в библиотеке - она сидела рядом, если он хотел есть - она принимала участие в ограблении кухонь. Потом отец велел ей не навязываться принцу фениксов, и она, расстроенная, рыдающая, так по-детски убитая горем, накрылась двумя одеялами и была не в силах успокоиться - пока принцу фениксов не стало без нее тоскливо, и он не заглянул в ее комнаты с вопросом: "Ты здесь? Ты не заболела?"
  И потом у них все было хорошо. Будто в сказке.
  Два неуклюжих подростка почти одновременно осознали себя невероятно любящими - и невероятно любимыми.
  Два неуклюжих подростка были немедленно обручены - она счастливо смеялась и глупо целовала своего бывшего друга в подставленную щеку - до чего же, мол, здорово...
  Два непобедимых колдуна столкнулись в ритуальном зале - чтобы даже умереть почти одновременно. Будто в сказке.
  Он думал, что почти одновременно. Он был уверен - и не знал, что на самом деле за его рукав печально и виновато цепляется его же собственная магия - много лет назад подаренная девочке из гномьего племени и в конце концов покинувшая эту девочку, чтобы вернуться обратно.
  Опять же - тогда, в те полузабытые месяцы их детского счастья, в моменты неприкрытой одержимости своим даром или желания показаться потрясающим... он говорил ей, что вырастет - и завладеет всей Тринной, а потом завладеет миром, и его корона будет короной единственного хозяина, господина и повелителя. Она слушала, приоткрыв от изумления рот, а он все больше и больше распалялся - верно, безо всякой войны... с помощью магии, с помощью заклятий, которые мы с тобой сочинили... справедливо, потому что, как нам известно, роль хозяина и господина рано или поздно достается умнейшему, хитрейшему и храбрейшему... и - если быть с тобой честным, если не отмахиваться от настоящих причин... сделать все это - чтобы ты, в свою очередь, была повелительницей вровень со мной, чтобы мы с тобой заняли - два подземных трона, или трона под солнцем, под сиянием розоватых созвездий и под луной, окруженные цветными витражами, свежими прикосновениями горных ветров - или, забери Дьявол, прикосновениями ветров на пустошах далеко внизу...
  Она верила. Потому что он и правда был на все это способен.
  - Лори, - шептала она, довольная, что никто не смеет запретить ей сидеть у него на коленях, снизу-вверх поглядывать на его худое лицо и слушать, как размеренно стучит его сердце. - Лори.
  Ей нравилось повторять его имя. Имя феникса, пообещавшего ей все - и в качестве залога подарившего себя лично.
  Maare solen de krii, сонно подумал господин Иона. И, чем-то смущенный, выглянул из-под одеяла.
  - Что это, - спросил он, - за дрянь?
  Лука прижал к обветренным губам палец. И, помедлив, указал своему спутнику вниз.
  Там, под заснеженными досками ненадежного подвесного моста, устраивалось на отдых колоссальное пепельно-серое чудовище. Лохмотья кожи свисали с его щек, словно у дряхлого старика, некое подобие нормальной одежды - невесть из каких материалов собранная и невесть как закрепленная хламида - шатром высилось над ослепительно-белыми сугробами. Чудовище выдохнуло - у-у-у, подхватил ветер и понес в голубые утренние небеса - и расслабилось, чтобы хоть немного поспать; обледеневший холм посреди долины служил ему подушкой, а горная река пела колыбельную. Если бы он выпрямился, он бы заслонил рыцарю и колдуну добрую половину мира - господин Иона с облегчением подумал, что все в порядке, они в безопасности, а Лука с энтузиазмом шарил по сумке в поисках тетивы.
  - Брось, - посоветовал колдун, вставая и подхватывая походное одеяло со снега. - Ты все равно не убьешь великана стрелой. Только разозлишь, и я как-то не гарантирую, что после этого мы уйдем отсюда живыми.
  - Но вы же маг, - возразил юноша. - Причем вы маг из Этвизы, и вы должны противостоять злу так же, как противостоят ему рыцари. А великаны - это зло, господин Иона. Они убийцы и людоеды, они... ладно, - отмахнулся он, заметив, с какой насмешкой за ним наблюдает готовый убраться подальше спутник. - Простите меня. Идемте.
  ...за день они добрались до наивысшей точки Тропы - здесь было тяжело дышать, и пропало все, кроме заснеженных пиков и равнодушного холодного неба. Они тонули в блеклой выцветшей голубизне, в солнце, которое все порывалось поярче ее раскрасить, и в рассеянных грязных облаках, оторванных от пушистого бока тучи.
  Спустя пару часов после полудня они наткнулись на дверь, ведущую вглубь заснеженного склона - колдун почему-то напрягся и скомандовал ее ломать, но она поддалась и распахнулась вовнутрь без применения силы. Затрещали петли, на верхнюю ступеньку винтовой лестницы посыпался лед пополам со ржавчиной - Лука скривился и первым заглянул в синеватую темноту, охватившую подгорье.
  - Факел бы, - тоскливо отметил он, шагая вперед и настороженно слушая, как лестница скрипит под его сапогами. - Я же не вампир.
  Господин Иона улыбнулся:
  - У меня есть свечи.
  ...наверное, со стороны они представляли собой странное зрелище - два человека со свечами в плоских глиняных блюдцах, неторопливо шагающие вниз по железному винту. Ступени продолжали скрипеть и как будто повизгивать под их весом, дважды господину Ионе почудилось взволнованное чужое дыхание - но все было нормально, возможно, это сквозняки гуляли по старой каменной шахте, царапая острыми коготками давно остывшие стены.
  - А свечи-то, небось, ритуальные? - с интересом уточнил рыцарь. - Вы когда-нибудь проводили ритуалы, господин Иона?
  Колдун поежился:
  - Приятель, какие ритуалы? У магов Тринны всего-то и дара, что едва тлеющие угольки под ребрами. Свечи для заклинаний, здесь ты, конечно, прав, но ради этих заклинаний не нужно рисовать пентаграмму на полу и вспарывать глотку девственнице. Они безобидные. К тому же, - он бестрепетно переступал через обглоданные кости, разбросанные по окруженному обледеневшей зеленью мха пролету, - я ведь не злодей. Ты правильно сказал утром: я должен противостоять злу.
  - То есть, - сообразил Лука, - ритуалами пользуются только злодеи?
  Колдун покрутил на запястье тонкий плетеный браслет - и попробовал пояснить:
  - Ритуалами пользуются те, кто не боится вмешиваться в общее мировое полотно. Весь наш мир состоит из... как бы это описать... из нитей, или проволоки, или неразрывно связанных между собой узоров - мы называем это полотном, и наши заклятия вызывают в его узлах колебания, возмущения... заклятие послабее - и все в порядке, опасаться нечего. Заклятие помощнее - и полотно меняется, как бы впитывает энергию в себя, прогрессирует... а мы понятия не имеем, чем это нам грозит. Измененное полотно - оно становится более крепким или, наоборот, может порваться из-за нашей магии? Магия для него очередной ценный компонент или мусор? К сожалению, мы недостаточно сильны, чтобы как следует изучить его законы. Мы строим сотни разнообразных теорий - но, я уверен, все еще далеки от истины. А ритуалы... они ведь необходимы не для обычных заклятий, маги рисуют пентаграммы или Ведьмины Круги, когда хотят нарушить известные нам законы. Например, попытаться воскресить погибшего человека... или что-нибудь сотворить. Люди не должны воскресать, Лука, понимаешь? Пока это не станет угодно четырем Богам или госпоже Элайне - они должны покоиться под землей. То же самое и с вопросом о сотворении чего-либо. Ведь мир не был построен руками людей - а значит, людям нельзя добавлять лишние детали. Хотя, разумеется, это лишь мое собственное мнение. Как говорил мой учитель - несколько устаревшее.
  Лестница оборвалась обомшелым коридором, где под пустыми скобами для факелов голубели гроздья сосулек. Лука накинул на голову капюшон, а господин Иона поднял воротник повыше.
  - А каким он был? - снова спросил рыцарь, не желая замерзать в тишине. И, обнаружив, что господин Иона отвлекся, напомнил: - Ваш учитель?
  - О, - в странном сером взгляде колдуна неожиданно возникла нежность. - Он был моим другом. В первую очередь - моим другом, а потом уже учителем. Его звали Риэра, и он отобрал меня у родителей, когда произошло... хм-м, когда мой дар намекнул, что он есть и что он хочет как-нибудь развиваться. Это было смешно - мы сидели за столом, ужинали, вроде бы наступил какой-то праздник, отец принес кучу подарков - мне, маме и брату... мамы, кстати, уже и в живых нет... вот, и у меня было такое хорошее настроение, а на улице в кои-то веки ни снега, ни ветра, ни хотя бы дождя. Ну я и подумал: хочу снег. Немедленно. Сейчас же...
  Лука остановился, потому что над очередной скобой темнело выразительное пятно копоти.
  - В общем, снег пошел с потолка... что же, - господин Иона провел по нему кончиками воспаленных пальцев. - Получается, не нас одних понесло на Тропу Великанов этой зимой. И не мы одни решили как следует прогуляться по этому славному коридору. Лука, - он внимательно огляделся, - не забывай, что мы не знаем, друг это или враг. И не знаем, человек ли.
  - Да, - коротко отозвался рыцарь.
  Они прошли еще совсем немного - и в коридоре стало невыносимо трудно дышать. Сначала ни до Луки, ни до его спутника не дошло, в чем беда - а потом рыцарь описал свои ощущения, как при аллергии на цветущую полынь, и господин Иона с облегчением выдохнул.
  Впереди появилось голубоватое смутное сияние, отблесками затанцевало на камнях и скобах - колдун бестрепетно задул свечу и вышел к светлому подземному озеру. Низко-низко над поверхностью нависали хищные клыки сталактитов; берега скрывались под десятками тысяч бледно сияющих бутонов на колючих крепких стеблях. Бутоны качались, как если бы их трепал соленый штормовой ветер, потому что зал содрогался от низкого сосредоточенного жужжания, и сердитые полосатые шмели носились над неподвижной водой, как маленькие снаряды.
  - Что-то они меня, если честно, - признался Лука, - не впечатляют.
  - И меня, - согласился господин Иона. - Беги.
  - Что?
  - Беги, - послушно повторил маг. - Видишь, там, в тени входа? Чья-то походная сумка. Зелье не успело высохнуть, значит, наш коллега по несчастью заходил в этот зал недавно. Давай же, - настаивал он, толкая рыцаря локтем в бок, - обгони все, что можно обогнать.
  И - сорвался с порога зала, как сумасшедший.
  Шмели метнулись в коридор слаженным кровожадным роем; позади тускло мигнула серебряная пластина магического щита. Мигнула - и лопнула, а господин Иона выругался под нос, чувствуя, как по губам катятся мелкие горьковатые капли.
  Коридор повернул, а потом и вовсе принялся петлять, как заяц; рыцарь и колдун еле вписывались во внезапные повороты, меч Луки тоскливо позвякивал о металлические нашивки на куртке: ну ты чего, какого Дьявола мы бежим, ведь мы умеем сражаться! Шмели не отставали, полные уверенности, что чужаки на их территории смотрятся диковато, ну и вообще - в последнее время как-то много их стало, этих проклятых чужаков.
  Опять полыхнуло серебристым, четыре или пять неуклюжих тушек шлепнулись на каменный пол; господин Иона споткнулся и полетел вперед едва ли не кубарем. Тут же оторвался от холодных камней, выпрямился, обернулся - шмели не выдержали и замялись у разлитых за его спиной карминовых капель, пытаясь окунуть в них пушистые животы и неловко подпрыгивая, как брошенные на землю мячики.
  - Осторожно! - закричал рыцарь, сообразив, что его спутнику не до наблюдения за дорогой. - Ступеньки!
  Спасибо, искренне подумал господин Иона, порываясь бежать и по лестнице тоже - левая подошва соскользнула к стене, а правая поехала назад, и колдун едва не рухнул на обледеневшие стальные ребра винта.
  - Господин, перила для кого? - изумленно осведомился Лука. - То есть я в курсе, что вы спешили, но мы все еще в подземелье, и карты местности у нас, как ни обидно, нет.
  - Угу, - кротко согласился его спутник. - Эти твари за нами не летят. Скорее всего, они ограничены одним коридором.
  - Вот как?
  - Да, это нежить, выведенная искусственно. В отличие от наших вурдалаков или упырей, она не способна разгуливать от могилы к могиле - она обязана охранять какое-то определенное место. Опять же - скорее всего, ее поставили на защиту озера. Любопытно, что с ним не так... - господин Иона усмехнулся в ответ на явную растерянность Луки и покаянно развел руками: - И в то же время совершенно не любопытно.
  Лестница, вопреки обыкновению, уводила гостей наверх - спиралью закручивалась в абсолютную темноту шахты, скалилась уже привычными гроздьями сосулек. Несколько раз Лука и господин Иона были вынуждены передохнуть, причем колдун сидел на обледеневших ступеньках, не шевелясь, а рыцарь напряженно поглядывал на пройденные пролеты, опасаясь различить на фоне звенящей подземной тишины знакомое сосредоточенное жужжание.
  Потом лестница кончилась, и на замену ей пришли длинные темные коридоры - господин Иона выругался и вызвал себе на помощь восемь блеклых голубых шариков, которые заинтригованно завозились на его плечах и на локтях, окружая сиянием невысокую худую фигуру. Лука с легким удивлением понял, что по куртке его спутника ползают светлячки - и без особой надежды попросил одного себе. Удивление выросло, потому что колдун молча снял с рукава ближайший голубой шарик и передал его рыцарю.
  Светлячок был еле теплым и напрочь отказывался прятаться у Луки в ладонях; рыцарь пересадил его на воротник, и там сотворенное магией крохотное создание как будто с облегчением выдохнуло, вцепилось невесомыми лапками в толком неразличимые швы и замерло. Юноше настойчиво казалось, что он продолжает слышать его размеренное дыхание.
  Под сводчатым потолком висели грязные седые сети; в них уже не было пауков, и они безысходно покачивались над головами случайных путников, как знамена войска, уничтоженного на поле боя. На стенах черными квадратами выступали забытые картины; снимать их господин Иона не отважился, да и вряд ли они были способны пояснить, о какой двери так упрямо и так устало умолял хозяин мелодичного голоса.
  ...в первом же зале, вроде бы совсем недалеко от поверхности, колдун и рыцарь наткнулись на очередных мертвецов. Они сидели в обитых кожей креслах, они горбились на неудобных деревянных стульях, они лежали на ковре у камина - господин Иона скривился и отвернулся, потому что абы как обтянутые останками высохшей плоти скелеты у решетки были ужасно маленькими.
  - Это не люди, - опытно сообщил ему Лука. - И не гномы. И не эльфы, но тогда я понятия не имею, кто. Хайли, господин? Мне до сих пор не выпадало шанса на них посмотреть.
  - Нет. - Колдун опустился на корточки в шаге от погибшего ребенка, протянул руку и коснулся уцелевших прядей золотисто-рыжих волос. Пряди с шелестом рассыпались под его пальцами, и светлячки на рукавах обеспокоенно вздрогнули - ох... сколько смертей, господин Иона, сколько сломанных судеб...
  Судьбы нет, возражал он, стараясь не провалиться в карминовый полумрак с тенями сотен и сотен оборванных обгоревших нитей. Мы выбираем сами - а если не сами, то кто-нибудь выбирает за нас. Я не знаю, кто ты и почему ты говоришь со мной, но ответь - почему ты представляешь сломанным то, чего нет на свете?
  Судьба есть, с любовью отзывался неизвестный. И ты можешь управлять ее рубежами - давай, попробуй, они же мертвы, им же все равно, отдыхают ли они в креслах или верно тебе служат...
  - Господин?.. - едва донеслось до его слуха, и он вынырнул, настороженно поглядел на Луку и потребовал:
  - Уходим отсюда.
  - Конечно, - с готовностью ответил рыцарь. - Мне тоже в этом зале... не по себе.
  Господин Иона кивнул - и сообразил, что все это время его спутник прижимал к себе какую-то книгу. Потрепанную старую книгу с потускневшими серебряными вставками в корешке.
  - Я хотел вам показать, - немедленно признался Лука. - Подумал, что вам будет интересно. Я, правда, ни слова не сумел разобрать, но вы же колдун, вы наверняка сумеете. Давайте, господин, поднимайтесь. К Дьяволу эти подземелья и этих покойников, я так скучаю по солнцу и по луне, и по ветру, и даже по снегу - вы не поверите!
  Он улыбнулся, и колдун, помедлив, улыбнулся ему в ответ.
  Книга обреченно хрустнула, из-под страниц на пол высыпался целый водопад пыли. Взгляд господина Ионы скользнул по аккуратным литерам, выведенным в эпиграфе - единственную строку, не утонувшую в бурых каплях и не стертую с желтого пергамента, еле получилось угадать.
  "...зеленый мрамор древних усыпальниц..."
  - Ты прав, - согласился колдун, снимая с локтя сонного светлячка и предлагая светлячку полюбоваться обрывками чужих записей. - Мне будет интересно.
  
  Пыль скрипела под его ботинками, как снег - он кривился и ругался, но в конце концов молча сел на непреодолимый порог и с явным сожалением покосился на своего спутника.
  Георг порылся в походной сумке и тяжело вздохнул - еды не осталось. У нее хотя бы выходило отвлечь рыцаря от мыслей о предстоящем девичьем смехе и негромком, но крайне выразительном шарканье подошвы - а теперь Георгу было не за что цепляться, кроме гладкой кожаной куртки Говарда или деревянной рукояти кистеня.
  Солнце неуклонно пряталось где-то за белоснежными пиками, по Тропе Великанов ручьями растекались безжалостные тени. Рыцарь отстраненно подумал, что это позор, что у него трясутся руки и ноги, что ему банально не хватит сил на битву с предполагаемой нежитью - но страха не было, рыцарь как будто следил за собой со стороны, и от этого зрелища хотелось выть. Зачем, спрашивал себя он, ты вышел за надежные городские стены, зачем ты согласился охранять господина Иону? Какого Дьявола тебя дернуло совершить никому не нужный подвиг - он ведь забудется, едва ты закроешь глаза, ни один летописец не упомянет на пергаменте твое имя, ты не заслуживаешь подобной чести...
  ...Говард не боялся тоже - но не боялся иначе. Сообразив, что пересечь порог и выбраться на Тропу не выйдет, он сосредоточенно прогулялся по всем коридорам, лестницам и залам, уделив особое внимание окнам и дверям. Уцелевшие рамы не поддавались, выбитые - не позволяли рыцарю высунуться наружу; он словно бы стучался упрямым лбом о невидимые барьеры, поглаживал их ладонями в поисках отсутствующей слабины и в отчаянии бил кулаками, надеясь, что они разлетятся.
  На закате он остановился, устроился на ближайшем подоконнике и посоветовал Георгу зарядить арбалет. Георг подчинился, все так же отстраненно думая, что вот, на заснеженную Тропу ложатся ранние сумерки, а потом они становятся поздними и расползаются густой красноватой темнотой.
  Невесомые детские шаги вполне ожидаемо прозвучали на верхних этажах - незадолго после полуночи, когда карминовая луна, укрытая пеленой облаков, зависла над потрепанными старыми башнями. Георг обреченно улыбнулся, а Говард вскинулся, как готовый к атаке зверь - но почему-то не спрыгнул с подоконника. Лишь напряженно огляделся и крепче стиснул рукоять меча - ну давай же, мол, откуда сегодня ты возникнешь?
  Подошва шаркнула у самого порога - не выразительно, дошло до Говарда, а естественно, как если бы ее хозяин скитался по заброшенной крепости годами. Потом шаркнула еще раз - немного ближе; потом коридор утонул в раскатистом чужом смехе, но смеялась не маленькая девочка, а самостоятельный взрослый человек с арбалетом на подпрыгивающих коленях.
  - Георг? - рыцарь так удивился, что забыл даже о невидимой нежити. - Ты чего?
  Его спутник не отвечал. Раскачиваясь и таращась в полумрак перед собой, он смеялся и смеялся, и никто ему не отвечал, и затихло неизменное шарканье расхлябанной подошвы - затихло все, разве что эхо носилось под каменными сводами и волной падало на уцелевшие стекла.
  - Георг? - тихо повторил Говард. - Пожалуйста, успокойся.
  ...его спутник подавился хохотом и всхлипнул - чтобы спустя секунду расплакаться не хуже ребенка.
  Рыцарь соскочил на холодный каменный пол, требовательно посмотрел на место, где, по его мнению, находилась невидимая тварь. Она не нападала и не издевалась - она внимательно изучала гостей, и ей было неприятно, что один из них сломался так запросто, а второй по-прежнему сопротивляется и готовится к бою.
  - Ты как я, - шепнула она из угла, и Говард немедленно развернулся. От пустоты не веяло угрозой и не веяло ужасом, нет - от нее, сообразил рыцарь, пахло, едва различимо пахло давно покинутым кладбищем, свежей весенней травой и шумными раскатами грома. Она рассеянно шевельнулась - и рыцарь уловил шелест ее одежды, вроде бы, шуршание пышных юбок, хотя голос был определенно мужской. - Ты - пленник в этой крепости. Скажи мне, ты видишь выход? - Пустота угрюмо выдохнула и призналась: - Я не вижу выхода.
  Говард подался было навстречу - понятия не имея, чтобы ударить или поймать, но пол крыльями погибших бабочек рассыпался под его ногами, перенес рыцаря - как будто в мерцающее звездное небо. Кажется - протяни ладонь, и коснешься южной стрелки Западного Компаса; но потом небо исчезает, а ты почему-то стоишь на земляном полу незнакомой кухни и с недоумением косишься на ее хозяев.
  Голубоглазая светловолосая девушка стояла у стола, острие ножа ловило отблески зажженной свечи. Надо было всего лишь разделать свежую куриную тушку, девушка многократно этим занималась, но лезвие почему-то соскользнуло с выпотрошенного куска мяса и вонзилось в ее большой палец. Она не успела ни остановить его, ни хотя бы испугаться; хрустнула кость, и отрубленная часть ее тела с глухим стуком оказалась на глиняном полу.
  Девушка изумленно моргнула - и закричала так, что у Говарда заложило уши. Он зажмурился, выругался, а затем...
  Седая сгорбленная женщина тянулась к полке в углу спальни, желая достать потрепанную книгу в переплете из выделанной кожи. Уголок переплета задел шкатулку с бесполезными уже кольцами и подвесками; женщина неловко дернулась, когда украшенный резьбой уголок вскользь ударил ее по виску. Глубокая ссадина полыхнула крупными карминовыми каплями, загорелась невыносимой болью и как будто погасила свет; хозяйка шкатулки медленно осела на пол, зажимая раненый висок шероховатыми скрюченными пальцами.
  Странный парень в подпоясанном балахоне и расхлябанных ботинках наблюдал за ней с подоконника. С его ладоней, сложенных в некое подобие чаши, на пол катились ручейки холодной воды.
  - Весь наш мир состоит из вероятностей, - многозначительно произнес он, и у него дернулись губы - как если бы он хотел улыбнуться, а должен был показаться непреклонным и строгим. - Нити складываются в полотно. Переплетая между собой нити, собирая их в узлы, образуя новый рисунок... мы влияем на свое будущее. И на свое прошлое. В нашем ремесле главное - не перестараться... не напортачить... потому что если мы допустим ошибку, мы наверняка исчезнем. Представь, что связала из теплой шерсти новый хороший свитер... но из рукава торчит оборванная нить, и если ты за нее потянешь - вся твоя работа развалится. Точно так же и с мировым полотном. Если нечаянно оборвать какую-то нить и оставить ее болтаться, кто-нибудь однажды за нее дернет. Гера, - странный парень тяжело вздохнул - совсем как невидимка в покинутой крепости, и до Говарда счастливым искристым звоном донесся ответный девичий смех. - Ты понимаешь меня?
  ...все это время седая сгорбленная женщина сидела на полу, и кровь, как ливень, падала на ее подол, собиралась в маленькие соленые реки. Ноздри щекотал настойчивый запах железа; крылья погибших бабочек водопадом рухнули у рыцаря из-под ног, снова мелькнули синие небеса, покрытые звездами, как веснушками. Он попробовал убежать, и небо глухим позвякиванием отозвалось на эту его оплошность; что-то неподъемное и отчаянно ледяное сковало правую лодыжку - Говард упал и расшиб скулу о плоский вытянутый валун.
  Валун кренился к настоящей, горной реке. Странный парень в подпоясанном балахоне любовался ее напористым течением, а к нему с восторгом прижималась девочка лет восьми - да нет, сообразил Говард, что за глупость, это взрослая девушка, просто у нее маленькое хрупкое тело, как будто ему запретили меняться и расти. На плечах узорами выступают серые кружева роскошного платья... на запястьях поблескивают браслеты...
  В его золотисто-рыжих волосах тонкой искрой выступает одинокое красное перо. Это перо невозможно выдернуть и выбросить, оно - незаменимая часть недавнего полета, момента, когда подошвы расхлябанных ботинок отрываются от ненадежных досок подвесного моста и превращаются в сильные когтистые лапы...
  - Научи меня, Лори, - негромко просит девушка. - Пожалуйста, научи меня летать.
  ...когти сохраняются, но не под ботинками, а на хрупких тонких фалангах - странный парень в подпоясанном балахоне касается волос девушки с такой осторожностью, как будто опасается по ошибке отсечь прядь.
  ...и снова - крылья погибших бабочек.
  В просторном зале нет короля и нет королевы, никто не скучает и не стучит по обтянутым бархатом подлокотникам удобного трона. Только странный парень с молочно-розовой кожей поднимает со стола кувшин, льет себе в кубок мерцающую алую жидкость; в оковах серебряных бортиков она перестает быть жидкостью, распускается огненным цветком, и языки пламени срываются в лихорадочный торопливый танец.
  Он подносит их ко рту - и пьет, а девушка в роскошном сером платье испуганно мечется вокруг, с отчаянием смотрит на своего спутника, сжимает бессильные кулаки:
  - Зачем, Лори? Зачем ты это делаешь?!
  Он пьет - до последнего уголька, с явным удовольствием возвращает кубок на столешницу:
  - Чтобы, рассыпаясь пеплом, однажды родиться вновь.
  ...Идти - по самой границе древнего некрополя, не подземного, а спрятанного у спуска в заснеженную долину; ощущать, как сбитые в единое покрывало снежинки трескаются внизу, как у зимы постепенно разваливается хребет. Наступит весна... вернется тепло, на низких, не выше пояса феникса, яблонях появятся белые бутоны... родятся изумрудные листья, ветер будет ласково их трепать - мол, мои любимые, мои славные, как же я по вам соскучился!..
  У некрополя нити вероятностей больше никуда не ведут. Под могильными плитами покоятся мертвые - а мертвых ни в коем случае нельзя тревожить; нельзя, если ты не маг, если ты не можешь ими управлять и не можешь заставить лечь обратно под обледеневшую землю. Но ты и не намерен их выпускать, не намерен баловаться; ты пришел, чтобы лечь рядом, чтобы впустить в себя их воспоминания, чтобы выяснить - а правда ли ты единственный, правда ли не было волшебников до тебя? Камни обжигают невыносимым холодом твои лопатки; стоило надеть плащ, но ты же гордый, ты же отмахнулся от верного слуги - не нужно, я и так не замерзну...
  Жаркие, провонявшие потом и сталью кузницы в альдамасовых чертогах. Переходы и террасы, картинные галереи, спальни; все, кто в них живет, занимаются либо кузнечным делом, либо составлением карт, либо чтением написанных фениксами книг. Впрочем, кто-то вышивает прекрасные гобелены... кто-то готовит ужин, рассчитывая накормить сына и поболтать с ним о его свежеиспеченной семье - он ведь только женился, интересно, не жалеет ли о своем выборе, все ли в порядке с его супругой, хорошо ли она его кормит, заботится ли о нем... а кто-то скитается по запретным тоннелям, наивно рассчитывая, что его не разоблачат.
  И все они умирают, будучи невероятно старыми. Гномы живут недолго, до обидного мало по сравнению с фениксами; какие-то четыреста лет, и сморщенное тело, измученное, слабое, больное, перестает работать и погружает своего хозяина в бесконечную темноту. В бесконечный сон... который не закончится и не оборвется - разве что Создателю мира захочется поиграть со временем, раскрутив часы в обратную сторону.
  И - нет. Гномы не знали об узлах, о нитях и полотне.
  ...звякающая цепь свисала с его лодыжки - он выхватил из ножен стилет и принялся по ней бить, но она не поддавалась, а у него не было ключа. Да нет, хуже - с каждой секундой она все плотнее сжималась вокруг его ноги; и если поначалу ему было всего лишь неуютно, то теперь стало больно. Вот под безучастными к его страху звеньями рвется ткань... а вот - молочно-розовой линией выступает пока еще целая кость. Окровавленные обрывки сухожилий...
  Этого не может быть, отрешенно подумал Говард. Я сплю, я задремал у подоконника в обветшалой крепости, и мне снится правдоподобный кошмар. Все нормально, и я вовсе не ранен - только надо непременно проснуться. Вот сейчас я ущипну себя за бедро...
  За спиной надменно хлопнули створки. Он осознал, что сидит на снегу и сжимает локоть Георга - а позади безмолвной укоризненной тенью высится покинутая гномья крепость. Над заснеженными пиками разливает по облакам кровь карминовая луна... и неожиданно блекло мерцает Западный Компас.
  - Мы живы, - пробормотал он, не спеша подниматься.
  - Живы, - согласился Георг. - И нас почему-то отпустили. Говард, - рыцарь обернулся и вопросительно посмотрел на своего спутника, - ты ведь говорил, что мы имеем дело с нежитью. Что мы обязаны от нее избавиться, или найти ее логово, это не важно. Важно то, что... Говард, разве это нежить? Перед тем, как нас вышвырнули за дверь, мне почудилось - я вижу молодого парня, вроде бы эльфа, которого держит за руку маленькая девочка в таком необычном платье с кружевами на плечах и на локтях... Говард, мы ведь не сунемся туда опять? Не будем продолжать охоту, а?
  - Не будем, - согласился рыцарь. - Но есть одна проблема.
  - Какая? - настороженно уточнил Георг.
  Говард криво усмехнулся и переставил походную сумку на колени, чтобы в нее больше не набивался вездесущий снег.
  - Я бы предложил вместо охоты продолжить поиски наших спутников... но, кажется, я не могу встать.
  
  За час до ночевки под розовыми звездами Западного Компаса колдун вытащил из походной сумки подобранную Лукой книгу. Она снова обреченно хрустнула под пальцами - а он внимательно вчитался в не убитые временем безучастные фразы, констатацию произошедших событий, упоминание смутно знакомых имен - вероятно, из некрополя, с тысяч каменных постаментов. Ну да; в конце декабря командиру Легиона принесли добрую весть о мальчике, рожденном в ночь полнолуния; мальчика назвали Тэри, и его мать предполагала, что он вырастет сильным и храбрым воином - как отец. Командир Легиона обратился к подгорному королю с просьбой покинуть внешнюю цитадель, и король ему, разумеется, позволил; в те времена еще никто не знал, что спустя два десятка лет Эре-Тэри будут поклоняться и бормотать, что он - последняя надежда племени фениксов, что если он проиграет и не принесет своей семье победу, его семья навеки закроется в подземных коридорах и больше не выйдет на проклятую госпожой Герой мощеную дорогу. О сути проклятия автор книги не рассказывал, но господину Ионе попался любопытный отрывок диалога, в котором госпожа Эре-Вира, возлюбленная господина Эре-Тэри, каялась в суеверном страхе перед какими-то големами. "Выбрались из-под земли, из-под камней, как будто разорвали нашему Альдамасу брюхо; выпрямились во весь рост - и за их спинами пропало небо". После этого отрывка господин Иона ощутил некое беспокойство, но списал его на усталость.
  Так, значит, расу фениксов обрекли на гибель эти загадочные големы, подумал он. Господина Эре-Тэри убили, и у них просто не осталось надежды. Хотя, оборвал себя колдун, им ведь ничего не стоило пойти за своими соседями, обосноваться на пустошах Саберны и жить вдали от подземного некрополя. Память - это хорошо, но запираться ради нее в холодных подгорных залах? Ждать, пока закончатся еда и вода - или вообще не искушать себя ими, неподвижно сидеть в обитом кожей кресле и наблюдать, как в камине медленно угасает огонь?..
  - Господин Иона, вы так споткнетесь и загремите в ущелье. Вам не хватает осторожности.
  В льдисто-голубых глазах Луки отражалось веселое скопление крохотных оранжевых огней. Тропа Великанов приблизилась вплотную к северному перевалу Талайны, но обогнала его по высоте - и рыцарю с колдуном выпал шанс полюбоваться распятой между склонами крепостью.
  - С такими темпами, - задыхаясь и глотая слова, произнес господин Иона, - мы скорее станем гостями королевы Дитвел, чем найдем необходимую мне вещь. Где, - возмутился он, - чертовы руины, где дворцы гномов, где проклятые запертые двери? Где голос, который так упрямо звал меня сюда? Maare solen de krii, говорил он - а теперь заткнулся, причем заткнулся именно в тот момент, когда я нуждался в его участии больше всего! Я не сомневался, что вот мы залезем на эту кошками драную мощеную дорогу, и я все пойму, мне все объяснят - но вместо объяснений мы бродим по забитому покойниками подгорью, понятия не имея, КТО эти покойники! И что самое мерзкое, после спонтанной телепортации мы так и не нашли Георга с Говардом - и если мы отсюда выберемся, я буду корить себя за это всю жизнь!
  Он притих, едва дыша и в глубине души надеясь, что Лука рассердится и залепит ему безжалостную оплеуху. Но Лука сощурился и уставился на нечто неясное у колдуна за спиной:
  - А там разве не они?
  Господин Иона обернулся.
  ...Говард шел, тяжело опираясь на подставленное плечо Георга - и болезненно припадал на правую ногу. Заметив Луку, оба рыцаря остановились, и Говард осторожно опустился на снег.
  - О великие Боги, - высказался колдун - и бросился им навстречу.
  Говард выглядел ужасно - бледный, с мелкими каплями пота на висках и сухими обветренными губами, он вымученно улыбнулся и пожал господину Ионе руку - причем его ладонь была холоднее льда. Георг, наоборот, как будто возмужал за те пару дней, что колдун его не видел; тем не менее, он почему-то держался позади, не спеша обсуждать с Лукой детали совершенных подвигов.
  - Кто тебя ранил? - сосредоточенно осведомился господин Иона, присаживаясь на корточки рядом с Говардом. - И, будь любезен, подними штанину. Я хочу посмотреть.
  - Меня и Георга... выбросило туда, где Тропа Великанов заканчивается, - тихо ответил рыцарь, пока Лука безостановочно болтал о подземном некрополе и о мертвецах, облитых жидким оловом. - Мы пошли обратно и обнаружили на пути старую гномью крепость. Подумали, что не помешает ее исследовать... и вот...
  Под штаниной темнело внушительное пятно кровоподтека. Кое-где ободранное и тошнотворно мягкое; господин Иона порылся в походной сумке и вытащил пять флаконов с на всякий случай захваченными зельями. Потом потребовал у Луки нож и честно предупредил:
  - Будет больно.
  Изувеченная кожа разошлась под острием, как разорванная по шву ткань. Говард стиснул зубы, а Лука отвернулся - и лишь Георг бесстрастно следил за аккуратной работой колдуна.
  ...Говард рассказывал о невесомых шагах и о детском смехе, о двери, которая так и не открылась - господин Иона потребовал описать ее как можно подробнее, чувствуя, как по хребту ползут обжигающие лапки мороза. Потом рыцарь упомянул яркие кошмарные сны, чужой палец, который с глухим стуком упал на глиняный пол, странного парня в подпоясанном балахоне - смутно похожего на эльфа, но не эльфа, иначе его кожа не была бы молочно-розовой.
  - Да, и еще, - закончив, несколько виновато произнес он. - После того, как нам не дали выйти из крепости и снова появились те невесомые шаги, я боюсь, Георг немного... повредился в уме. То есть порой он бывает вполне спокойным, разговаривает со мной, мы вместе размышляем, куда вы могли пойти и получится ли снова пересечься... а иногда молчит, как сейчас, и не реагирует ни на одно мое слово.
  Господин Иона обработал рану зельем из очередного флакона и принялся бережно перевязывать. Говард стоически терпел, а вот Лука недоверчиво посмотрел на Георга и, как игрушечного, подергал за манжету рукава; Георг пошатнулся, но так и не пошевелился.
  - Это из-за страха? - тоскливо прошептал он, не сводя с приятеля настороженного, полного надежды взгляда. - Потому что он боялся?
  Господин Иона выпрямился и сунул в карман опустевшие стеклянные сосуды.
  - Полагаю, да, - кивнул он. - Если там, в крепости, была нежить, то победить Говарда у нее не вышло - Говард не раз и не два скитался по Тринне и всякое повидал, его не напугаешь какими-то пассивными... то есть относительно безопасными, не причиняющими вреда... невидимками. А Георг, как ни крути, не ожидал наткнуться на что-нибудь подобное. К сожалению, у меня в сумке нет зелья, способного ему помочь, как нет и подходящего заклятия в арсенале. Я думал, он знает, на что идет. Я ошибся. Он тоже.
  - Но мы ведь его не бросим? - жалобно попросил Лука. - Он ведь был и будет нашим боевым товарищем, я прав?
  - Конечно.
  Ночную стоянку обустроили на том же участке Тропы, где произошла такая внезапная встреча; Георг послушно укутался в одеяло и улегся на снег, ничего никому не сказав. Говард пожаловался, что боль в лодыжке мешает ему спать - а потом нахмурился, как будто что-то припоминая; колдун сидел рядом с ним, монотонно листая широкие желтые страницы. Господин Эре-Лори, наследник подземных городов, так и не дожил до дня своей коронации; его отца уничтожил один из големов, а мать зачахла от горя.
  - Мой господин, - тихо обратился к спутнику Говард. - Я ведь сказал, что меня и Георга выбросило туда, где Тропа Великанов заканчивается, так?
  - Да, - подтвердил господин Иона. - А что?
  - Возможно, я ошибаюсь и вместо ноги пострадал мой рассудок, но... мой господин, мы видели внизу Талайну и побережье Искристого Моря. То есть мы, по сути, вас обогнали, верно? Мы посовещались и пришли к выводу, что надо идти обратно. Сунулись в покинутую крепость, а теперь...
  - Теперь вы с нами и все в порядке, - нахмурился колдун. И тут же сообразил: - Погоди...
  - Да, - повторил за ним Говард. - Мы серьезно вас обгоняли, но сегодня почему-то были позади. Кроме того, я был уверен, что мы идем на восток - а мы шли на запад... к Талайне, хотя расстояние между нами и ее границами, по идее, должно было расти.
  Господин Иона взволнованно растрепал свои длинные медные волосы.
  - Но я не понимаю, - пробормотал он.
  - Я тоже, - согласился рыцарь. - Но мне показалось, что это важная информация.
  Что за бред, лихорадочно прикинул колдун. Крепость плохо пошутила и вышвырнула своих гостей подальше? Но нет, по словам Говарда, они полдня просидели в ее тени - пока не поутихла боль в раненой лодыжке и до Георга не дошло, что он способен помочь своему спутнику идти. Я бы предположил, что крепость перемещается по Альдамасу наравне с нами, то ускользая от путников, то с неизвестными целями добровольно им показываясь - но какой же силы ритуал для этого понадобился?..
  Или, мрачно возразил сам себе он, Искристое Море и Талайна были частью кошмара, а потом Говард перепутал их с реальностью.
  - Георгу постоянно чудится что-то, - все так же тихо добавил рыцарь, поняв, что беседа окончена и колдун слишком озадачен, чтобы выдвигать свои теории вслух. - Он говорит, что за нами идет какой-то странный парень, а еще маленькая девочка, и что маленькую девочку искренне забавляют наши скитания по горам. Я понятия не имею, стоит ли ему верить... но, мой господин, меня тоже донимают несуществующие образы. Боковым зрением... я смутно различаю птиц. Огромных алых птиц над заснеженными пиками.
  Господин Иона помедлил.
  - Фениксов?
  - Не знаю, - пожал плечами Говард.
  Спокойно, посоветовал себе колдун. Спокойно. В нашем отряде сперва я один блистал некоторыми причудами, а причуды, забери их Дьявол, заразны, и мои спутники заразились ими по самое не хочу. Или, снова мрачно возразил себе он, до них добрался тот же настойчивый голос, что и до меня, и этот голос убеждает их: фениксы... какой-то парень и какая-то маленькая девочка... невесомые шаги, смех, крепость, не имеющая фундамента - или нет, имеющая фундамент, но способная переносить его по своему желанию, хоть на запад, хоть на восток, больше или меньше солнца...
  ...несмотря на все пережитые потрясения, колдуна клонило в сон. Было бы неплохо сопоставить полученные сведения с книгой, именами в подземном некрополе и своим собственным недавним видением, подумал он - и провалился в ласковый полумрак, и болтался в нем до утра, пока его не разбудило сияние рассветных небес.
  
  ...в детстве он любил изобретать блинчики - именно изобретать, а не готовить, потому что мама готовила их сноровисто и невозмутимо, а для него это было целым приключением. Он приносил в кухню высокий табурет, вскарабкивался на него и с головой уходил в мир, где шипело на сковороде горячее тесто, постепенно покрываясь хрустящей рыжеватой корочкой.
  В доме жила кошка - ленивая пушистая Мура, и отец частенько называл ее дурой, убеждая всех, что просто путает буквы. Младший брат смеялся и спрашивал, скоро ли можно будет ухватить с тарелки блинчик; старший отгонял его половником и сурово клялся, что никто не тронет ни один изобретенный им кусочек теста, пока со сковородки не будут сняты все.
  Они были счастливой семьей - пока с потолка однажды не пошел снег и пока улыбчивый мужчина с россыпью амулетов на груди не сказал: да, ваш ребенок - маг, и я могу обеспечить его необходимыми уроками. Без определенных знаний о мировом полотне он будет откровенно опасен.
  Нет, семья не рассыпалась и не испортилась - родители все так же любили своих детей, к старшему сыну приезжали на выходных и кормили всякими вкусностями. Он обожал сидеть с мамой на лавочке в парке и слушать, что вот, Мура снова родила котят, а подарить их некому, в деревне и так у всех по две - по три кошки, что неделю назад в деревне была ярмарка, и мама купила себе страшно дорогие обсидиановые бусы - правда, красивые? Он обожал срывать с тополей листья, накрывать их обеими ладонями - и выпускать на свободу мотыльков; потом ему объяснили, что это неправильно, что магией надо пользоваться не так - и он, к невероятной гордости своего учителя, остепенился.
  В первые дни учитель ему не нравился - какой-то излишне строгий; потом они подружились, и уроки частенько тянулись от рассвета и до заката, а там и до глухой ночи. Они сидели за столом в кухне и рисовали диаграммы на дешевом пергаменте, они обсуждали компоненты заклятий, они составляли зелья; зелья до сих пор выходили у повзрослевшего колдуна паршиво, и он предпочитал покупать их у более опытных и надежных травников.
  Магия не преподавалась в Школах, как математика или астрономия - только на дому, при условии, что ученик согласится жить бок о бок с обучающим его колдуном. Впрочем, на математику и астрономию учитель тоже его гонял - и если в городе спрашивали, кому хватило терпения рассказывать о небесных потоках такому непоседливому ребенку, он мстительно отвечал: "господину Риэре".
  Господин Риэра был высоким, широкоплечим, с россыпью шрамов на узком улыбчивом лице - и помимо заклятий превосходно владел мечом. В молодости он, как и многие другие рыцари Этвизы, метался по всей Тринне в надежде совершить прославленный подвиг, но рядовые стычки с нежитью подвигами не считались, а ничего больше господину Риэре найти не удалось.
  В городе его уважали, он часто занимался лечением смертельно больных - и добивался успеха, смерть пристыженно уходила до более подходящих дней. Мальчик порой пытался вообразить, сколько протянутых в мольбе рук, сколько слез и лишений видели серо-зеленые глаза учителя - но спросить его об этом так и не рискнул.
  После подобных случаев, исцелив какого-нибудь юношу, чьи легкие была намерена съесть безжалостная чахотка, он приходил домой страшно бледным и долго умывался над заранее приготовленным ведром, смывая запах госпиталя со своих иссиня-черных волос. При этом у него отчаянно дрожали пальцы; он смотрел на них огорченно и недоверчиво, а потом оборачивался и вымученно улыбался:
  - Маги Тринны ужасно слабые, малыш. Без амулетов я бы ни за что не справился. Мой тебе совет - носи побольше всяких подвесок, и кулонов, и браслетов, и колец - это твои дополнительные шансы выжить. Или позволить выжить кому-нибудь еще.
  В городе его уважали - но и побаивались, как испытывали бы закономерный восторженный страх перед сошедшим с небес Богом. Поэтому в окружении переплетенных между собой улиц у него не было друзей - а единственная дорогая сердцу господина Риэры девушка обитала на пустошах Саберны. И, судя по всему, была кем-то важным - когда она приезжала, господин Риэра не раз и не два задавал ей вопросы о сабернийской политике, о последних введенных законах, о пограничных драках с эльфами - девушка отмахивалась и кривилась, как если бы у нее над ухом жужжал надоедливый комар.
  Она приезжала - немного посидеть за столом, выпить чаю со смородиной или малиной, убедиться, что в Этвизе ничего не меняется - и попрощаться, бережно притворив за собой калитку и ни за что не оглядываясь. Не к добру.
  - Пока, Риэра, - тихо произносила она, по-мужски предлагая колдуну рукопожатие.
  - Гера... - он опускался на одно колено и накрывал своими теплыми ладонями ее подставленную ладонь. - До встречи.
  Однажды Иона попробовал повторить за долгожданной гостьей господина Риэры и сказал "пока", а господин Риэра тут же нахмурился и попросил: "Пожалуйста, не пользуйся этим словом".
  Спустя два месяца он спросил у госпожи Геры, почему нельзя, и она посмотрела на него очень грустно - его отражение колебалось в ее темно-синих радужках, заключенное в рамку неожиданно промокших ресниц.
  - Этим словом пользуются, когда прощаются, - сдержанно пояснила госпожа Гера.
  - И что плохого? - не понял ребенок. - Я ведь именно это и делаю. Мне в школу надо, учитель остается дома один, клиентов у него на сегодня нет, и я же знаю - он будет сидеть и скучать у окна в кухне. Почему бы и не сказать ему "пока"? Что в этом такого обидного?
  Девушка на секунду зажмурилась. Ему было двенадцать лет, он был невысоким, хрупким и болезненным, задиристые мальчишки Сельмы смеялись над ним и говорили, что он так останется ребенком, что не вырастет - но и так он был выше госпожи Геры. Она, совсем крохотная, помолчала с минуту, поправила воротник потрепанной куртки, явно снятой с мужского плеча, и слегка подправила свое недавнее пояснение:
  - Этим словом пользуются, когда прощаются навсегда.
  Мальчик снова посмотрел на нее с недоумением:
  - Но вы говорите нам "пока" постоянно, а потом приезжаете опять. То есть все в порядке, я рад, что вы приезжаете, но я... уже запутался во всем этом. Простите меня, пожалуйста.
  Она рассеянно заправила за ухо непослушную каштановую прядь. И пожала плечами:
  - Я не могу быть уверена, что вернусь.
  ...сколько ученик господина Риэры ее помнил - она была похожа на маленькую девочку. Совсем низенькую, по локоть взрослому человеку - и непреклонную, будто скала.
  Мальчик хотел выяснить, куда она уезжает после того, как наносит визит его учителю, и господин Риэра с тоской ответил, что ее цель - заснеженный Альдамас. Мол, там она ведет охоту на великанов, принимает участие в самых жестоких боях, командует вооруженными отрядами, отважно атакует, не жалеет ни себя, ни тем более своих подчиненных; его ученик искренне испугался и теперь ждал появления госпожи Геры с болезненным нетерпением. Боялся, что она и правда сказала ему "пока" насовсем, и больше ее силуэт не возникнет на пороге дома, а уголки треснувших от холода губ не приподнимутся, реагируя на искреннюю радость хозяев.
  Но она приходила. Снова и снова, год за годом; он рос, а она толком не менялась - пока однажды на ее виске не возникло одинокое пятно седины. И, помедлив, принялось умножаться, высеребрив аккуратно заплетенную косу и коротко остриженную челку.
  - Гера, - вкрадчиво просил ее хозяин дома, - пора остановиться. Пора все бросить, ты же все равно не успеешь очистить Альдамас до прежнего состояния. Гера, пожалуйста... я не хочу в какой-то момент осознать, что вот, все, ты погибла, и у тебя нет могилы, и мне даже некуда прийти, чтобы рассказать об успехах малыша или моих собственных достижениях. Чтобы спросить: ну как ты, нормально? И надеяться на ответ. Гера... - он привычно спрятал ее ладонь в своих обветренных ладонях, выпрямился и предложил: - Если не хочешь медленно угасать в сабернийском замке, перебирайся ко мне. И я никому тебя не отдам.
  Его ученику было уже около пятнадцати, и он усиленно притворялся, что разговор учителя и госпожи Геры неинтересный. Девушка - нет, немолодая, непрошибаемо спокойная женщина, способная кого угодно вынудить подчиняться, отвернулась к запертому окну, словно изучая вышивку на белых шторах.
  - Извини, Риэра. Нет.
  - Зачем она так? - сочувственно осведомился юноша после того, как госпожа Гера сказала свое традиционное "пока" и пропала в лабиринтах городских улиц. - Разве она вас не любит?
  Колдун скривился и вознамерился было отчитать его за неуемное любопытство, но на полпути устало махнул рукой:
  - Гера любит феникса. И я, вероятно, не выдерживаю сравнения с ним.
  Он жестом показал, что юноша должен идти спать - но вместо того, чтобы забраться под одеяло и накрыться подушкой, отсекая себя от половины звуков, его ученик сбегал в погреб и оттуда притащил в кухню бутыль с домашним вином.
  - Поговорите со мной, - он переступил с ноги на ногу и с удовольствием плюхнулся на соседний стул, едва получив на это разрешение. - Хватит загадок. Мы ведь не только ученик и его учитель, мы ведь с вами друзья. По крайней мере, я так считаю. Не скрывайте это больше, расскажите мне, кто она? Почему она так настойчиво сражается у склонов Альдамаса?
  Господин Риэра подождал, пока наполнится до краев его стакан. Выпил, и юноша торопливо налил ему еще; после третьего стакана привычные серо-голубые глаза немного затуманились, и колдун выдохнул:
  - Дигера, нынешняя королева гномов. Естественно, бок о бок со своим супругом, чье имя пока что нигде не упоминается.
  Его ученик потрясенно замер, а господин Риэра усмехнулся и продолжил:
  - Он паршивый политик, этот напыщенный бородатый чурбан. Мы как-то пересекались, и если я сумел произвести на него сильное впечатление, то в обратную сторону это не сработало. Гера... ты не подумай, она вышла за него замуж не ради большой любви... она вышла за него замуж, потому что была последней девушкой в роду. А если ты последний... не имеет значения, женщина или мужчина - ты обязан обзавестись потомками. Обязан предоставить своему народу будущих королей, достойно их воспитать - а потом уступить корону. Гера... знаешь, она ведь никого из них не воспитывала. Доверила все нянькам, а сама так и не перестала разрываться между Саберной - и своей изначальной родиной.
  Колдун подхватил с широкого медного блюда яблоко, разрезал его на две одинаковые половинки. Одну протянул юноше, а другую задумчиво покрутил в пальцах; по красной кожуре скатилась и упала на деревянный пол сладкая пахучая капля сока.
  - Она предпочитает ни с кем не делиться деталями... но ты же читал - раньше гномы жили в долинах и подземных городах, они до сих пор похваляются тоннелями, вырубленными в толще земли. Недовольно щурятся на солнце... ругаются, потому что им не нравится настойчивый ветер пустошей... с большим трудом выращивают в полях какие-то культуры, потому что это не их работа, они были созданы вовсе не для нее. Признаться честно, в молодости я специально ездил в Нот, мне любезно предоставили сабернийские летописи - в том числе и те, что были перенесены из горных библиотек... но там не упоминается причина, по которой гномы покинули Альдамас. Известно только, что нынешняя Тропа Великанов, она же Elaste Kora, во времена юности Геры носила другое название. На старых картах она подписана, как Ela Shelli, Дорога Домой. На этой почве... если тебе все еще любопытно, конечно... я сделал кое-какие предположения. Попробуй догадаться. Это будет полезно для твоего неокрепшего ума.
  - Мне пятнадцать, и он давно уже окреп, - возмутился юноша. И послушно задумался: нынешняя Elaste Kora была переименована... причем переименована ПОСЛЕ того, как гномы спустились на пустоши и построили первые землянки - потому что им неудобно жить на фундаменте, они хотят обратно под землю, они хотят скитаться по сырым обветшалым тоннелям и вспоминать свое славное подгорное минувшее. - Господин Риэра... погодите, не может быть!..
  - Может, - грустно отозвался колдун. - Гера... или кто-то из ее народа - что-то сделали, и власть над Альдамасом перешла в руки великанов. Что именно произошло - я не в курсе... но гномы не жили бы в горах, если бы там не было безопасно. В свою очередь, великаны пришли не из-за моря и наверняка не с пустошей. Поэтому я предполагаю, что они - результат вмешательства в прекрасно тебе известное мировое полотно.
  - Но среди сабернийцев нет магов, - неуверенно возразил юноша.
  Его учитель невозмутимо кивнул:
  - Ты прав. Больше нет.
  А еще великанов могли обнаружить в разрабатываемых гномами шахтах, подумал ученик. Случайно выпустить из-под слоя породы и камня, где они по какой-то причине были погребены. Хотя, сам себя оборвал он, тогда Альдамас разлетелся бы вдребезги, рассыпался бы на ошметки - в момент освобождения колоссальных вечно голодных тварей, потому что их руки раздавили бы склоны, вывернули бы цветущие долины, сдвинули бы с места заснеженные пики. Уничтожили бы все - чтобы оно, испорченное и больше никому не нужное, стало таким же уродливым, как его свежеиспеченные хозяева.
  ...он видел госпожу Геру еще дважды - в первый раз она пришла измученной, криво улыбалась и убеждала, что нет, все отлично, она по-прежнему в силах бороться и побеждать.
  Во второй раз она пришла без руки. Господин Риэра долго смотрел на бережно перевязанную культю, предложил обезболить ее с помощью магии, но госпожа Гера отказалась. Вопреки своим традициям пожила в Сельме что-то около двух недель, погуляла по светлым улицам, нашла себе таких же немолодых и потрепанных жизнью приятельниц - правда, в отличие от госпожи Геры, они хотя бы жили бок о бок со своими любимыми. А потом, ранним утром, осторожно закрыла за собой дверь, пересекла западные городские ворота - и ее надежно спрятал густой осенний туман.
  Ровно через год Саберна объявила по ней траур. Мол, наша королева часто покидала свой замок, и порой месяцами жила в заброшенных крепостях на Elaste Kora - но между парой месяцев и нынешним сроком ее пропажи пролегает большая разница.
  Глашатаи зачитали новость о ее предполагаемой смерти на всех площадях Этвизы - господин Риэра шел домой с рынка и остановился, чтобы их послушать. Достопочтенная госпожа Дигера... любимая жена и любимая мать... она знала, что делает, знала, на что идет - и народ гномов склоняется перед ее храбростью. А еще - глубоко о ней скорбит.
  Бесконечная странница... великая воительница... да нет, сказал себе господин Риэра, это же не о ней, она никогда не называла себя великой. Я спрашивал ее, почему она так настойчиво продолжает охоту, почему для нее так важно таскаться по залитым лужами, утопающим в сиянии солнца или покрытым белыми сугробами пустошам, а она пожимала плечами, и в ее темно-синих невозмутимых глазах появлялась какая-то тень.
  - Я хочу исправить свою ошибку, - очень тихо отвечала она. И, помедлив, добавляла на грани шепота: - Хотя бы одну.
  ...он ушел к Альдамасу в октябре, незадолго до того, как его ученик проснулся перед рассветом - весь в холодном поту, потому что чужой мелодичный голос в его ушах повторял и повторял: maare solen de krii... lesta sha vel elaste...
  И господин Иона прикидывал: вот было бы здорово на него наткнуться... расплыться в улыбке и сказать: "Здравствуйте, учитель!" И уточнить - а вдруг ему что-нибудь известно об этом голосе, вдруг он понимает, какого Дьявола тот возник. И рассказать - о подземных коридорах, о некрополе, о мраморе цвета изумруда и о каменных постаментах, о телах, облитых оловом, о господине Лори и о странной крепости, которая ни к чему не привязана и которая выступает из мрака там, где может поймать случайного путника.
  Но горы были пусты - и напряженно молчали, ожидая, чем все это кончится.
  
  За несколько дней пути маленький отряд полностью миновал Тропу Великанов - и остановился там, куда вышел Говард со своим спутником после неудачной телепортации. Господин Иона безо всякой радости полюбовался распятой внизу Талайной и недостижимо далекими волнами Искристого Моря, на которых грациозно покачивались голубоватые ледяные глыбы. Задумчиво покусал нижнюю губу, внимательно огляделся - и вынужденно приказал:
  - Значит, пойдем обратно.
  Георг с явным удовольствием развернулся и двинулся вперед, возглавляя маленький отряд. За ним, настороженно хмурясь, последовал Лука - Говард остался рядом с колдуном и виновато улыбнулся, мол, я сожалею, что результаты наших поисков не соответствуют вашему желанию. Зато вас больше не донимает настойчивый неизвестно чей голос, и разве это не здорово? К тому же мы, вполне вероятно, по дороге назад наткнемся на ту покинутую крепость, откуда мы с Георгом такой сокрушительной ценой выбрались; и ладно бы все начиналось и заканчивалось моей раненой ногой, так нет, посмотрите на него - он ведь сумасшедший...
  Все нормально, устало отозвался господин Иона. Это пройдет.
  Обратная дорога заняла гораздо меньше времени, чем с таким трудом осиленная дорога к цели. На привалах Лука описывал Говарду подземный некрополь, облицованный мраморными плитами чудесного изумрудного цвета; молодых стройных парней и невероятно красивых девушек, замерших на каменных постаментах, и нарисованных под их ногами фениксов. Говард, конечно, был заинтригован, пожелтевшие страницы тетради шелестели под его аккуратными пальцами, наброски углем складывались в надменные, спокойные или испуганные лица, он сосредоточенно спрашивал: так? А их уши? Ты говорил, что похожи на эльфийские, но торчат они скорее вверх, чем в стороны...
  Лука следил за его работой по-детски восхищенно, постоянно озадачиваясь - ну как? Скажи, как тебе это удается? Говард виновато - по своему обыкновению - улыбался и говорил, что его с раннего детства тянуло рисовать. И что он вряд ли таскался бы с мечом по Альдамасу, если бы его родственники не возмутились - ну ты что, какие в нашей семье художники, мы ведь воины, у нас ведь целая династия! Возьми себя в руки, выбрось акварели и ступай учиться ближнему бою!
  - Почему-то со многими так, - сочувственно кивал ему Лука. - Наши родители гордятся тем, чего давно уже нет. То есть, - он почесал взлохмаченный затылок, - я не спорю, Этвиза - военное королевство, мы лучше всех деремся и редко проигрываем кому-либо... если не упоминать о расе хайли, разумеется, но они превосходят не только нас. Беда в том, что наши-то предки занимались воинским делом добровольно, это было их инициативой, они этого хотели, им нравилось оружие, нравилось болтаться по миру, устраивать засады на упырей и придерживаться Кодекса. А у нас... нет ничего, кроме памяти и отдельных редких энтузиастов. Неужели нельзя быть человеком чести, не становясь рыцарем? У художников, у звездочетов, у поэтов... у них что, не может быть таких же понятий о достоинстве, как у нас? Да нет, - он отрицательно качал головой в ответ на невысказанный вопрос Говарда. - Я-то мечтал пойти в рыцари. Понимаешь, разница в том, что мои мама и папа - обычные жители пограничного села, и они донимали меня вопросом выращивания картофеля и пшеницы, а не вопросом продолжения династии. Я был маленьким - и восторженно смотрел на закованных в кольчуги странников, на шлемы, на щиты с вычеканенными на них гербами... и я верю, что рыцарями должны быть люди, желающие всего этого. По-настоящему, а не по приказу любимых безумных дедушек.
  Говард молча разводил руками.
  Георг особого участия в разговорах не принимал - а если принимал, то быстро путался и не мог вспомнить, о чем была речь. Господин Иона опасливо на него косился и прикидывал - сколько времени понадобится, чтобы рассудок рыцаря восстановился? И нельзя ли помочь ему с помощью заклинаний - как-нибудь ненавязчиво, как-нибудь вскользь, чтобы магия не навредила еще сильнее?..
  Они так и не отыскали обветшалую крепость, в чьем подвале была необходимая колдуну дверь. Так и не добрались до коридоров и залов, где по ночам смеется маленькая девочка - и шаркает подошвами расхлябанных ботинок странный парень со светло-карими глазами, привыкшими глядеть устало и немного укоризненно.
  Их подвел именно Георг.
  Обледеневший подвесной мост был распят над широкой долиной, заключенной в цепи отвесных посеревших склонов. Солнце растопило снег, и огромные лужи, вполне способные превратиться в озера, ослепительно поблескивали в золотых предзакатных лучах.
  С промокших досок вниз дождем падали холодные капли. Эхо весело подхватывало звук их падения, и он ровным размеренным гулом раскатывался по горам.
  У противоположного основания моста валялась какая-то темно-зеленая тряпка. Господина Иону почему-то больно царапнул ее цвет, он сощурился и рывком подался вперед; его зрение, усиленное заклятием, выцепило неловко подвернутую руку со звеньями опустошенного амулета в кулаке и тонкий бледно-розовый шрам от мочки уха до внутреннего уголка глаза...
  - Нет, - бессмысленно попросил он, останавливаясь и чувствуя, как уходят из-под ног безжалостные мокрые доски. - Нет.
  - Господин? - удивился Лука. - Вам дурно? Господин, вы чего, пожалуйста, хватайтесь!
  Колдун покорно поймал его за подставленный локоть, попытался выпрямиться и покачнулся - по мосту выразительно шаркнула подошва его ботинка. Лука отчаянно вцепился в чужую куртку - чтобы любой ценой удержать своего спутника на мосту; и в этот момент позади раздался нехороший, натянутый хрипловатый смех.
  Смеялся Георг. Нелепо запрокинув измученную голову и всем телом содрогаясь, как будто собирался в любую секунду умереть.
  Неизменное эхо немедленно подхватило его искаженный голос - и протащило по горам, как тащат на виселицу преступника. Ровный размеренный гул падающих в лужи капель сменился неестественным, полностью лишенным живых эмоций хохотом; Альдамас как будто смеялся наравне с незваным сумасшедшим гостем, довольный, что сумел довести его до подобного состояния.
  А потом начался ад.
  Огромная серая рука взметнулась откуда-то из долины, вцепилась в ненадежный подвесной мост и потянула его за собой, вниз - так, что с треском выкорчевала просмоленные веревки. Золотое закатное небо дернулось, рука встряхнула вырванную деталь Тропы Великанов, как будто рассчитывая, что прицепившиеся к ней люди отвалятся и дождем рухнут в полутемную долину. В светло-карих глазах Говарда отразился колоссальный исцарапанный палец, увенчанный когтем; на когте росли блекло мерцающие грибы и счастливые зеленые шапки согретого течением крови мха.
  Люди никак не отваливались, и хозяин огромной серой руки пришел к выводу, что пора посмотреть на них немного внимательнее. Мост плавно опустился и лег на сырую землю у двух окруженных ресницами провалов, из которых на господина Иону и его спутников задумчиво уставилась черная голодная бездна.
  У великана не было ни радужек, ни зениц - ему как будто налили под веки густых дорогих чернил, и они слезами катились по его щекам, раздраженные светом солнца. Нисколько не волнуясь по этому поводу, он повел носом, наслаждаясь неожиданно вкусным запахом трех рыцарей и одного колдуна; к чертовой матери бросив распластанный по земле мост, они разбежались по долине, как перепуганные зайцы.
  Почти все.
  Один остался лежать, бледный до зелени и похожий на сломанную куклу.
  ...страшно болела раненая лодыжка - Говард упал как раз на нее, кажется, окончательно расшибив о скользкий берег созданной первыми снегами лужи. Мир заволокло карминовыми пятнами, то медленно угасающими, то вспыхивающими с новой силой; к горлу подступила тошнота, но рыцарь не мог пошевелиться и лишь отстраненно понимал, что...
  Долина дрогнула, когда великан поднялся во весь внушительный рост - едва ли не выше ближайшего белоснежного пика - а потом опустился на корточки и со смутным интересом потянулся к господину Ионе.
  Полыхнуло серебряное заклинание-щит, колдун тяжело упал на колени, и по его подбородку покатился горьковато-соленый ручеек. Великан оскорбленно взревел и попробовал прихлопнуть наглого человека ладонью плашмя - серебряный щит мигнул и принял тревожный багровый цвет. Под амулетами на запястьях господина Ионы вспучилась пузырями кожа - а потом лопнула, забрызгав кровью лоб и побелевшие от напряжения щеки.
  Вторая рука великана попробовала чашей накрыть выхватившего меч Луку - семнадцатилетний рыцарь оскалился и метнулся противнику навстречу, напоследок сильно оттолкнувшись от сырой земли. Грязь приняла в себя отпечатки его сапог, рыжие закатные лучи солнца проблесками отозвались в остро заточенном лезвии, которое молниеносно промелькнуло и замерло, роняя горячие брызги в липкую, мгновенно покрасневшую грязь.
  Застывшие серые пальцы с грохотом обрушились Луке под ноги. Он торжествующе взглянул на воющего от боли великана - и с негромким тошнотворным чавканьем исчез под слепо шарящим по долине обрубком.
  Не успел, сонно подумал Говард. Какая жалость, что не успел...
  Георг снова рассмеялся - радостно и заливисто, как ребенок. Уцелевшая ладонь подхватила его с берега ближайшей лужи, вознесла над позолоченными закатом склонами - и раздавила.
  Если бы Говард был способен кричать, его крик заставил бы заткнуться даже настойчивое горное эхо.
  Разлитое по склонам золото медленно угасло. Закатное солнце полностью пересекло небо над хребтом Альдамас и величественно погрузилось в море - как будто не желая видеть гибель ни в чем не повинных рыцарей.
  Господин Иона стоял на коленях посреди погруженной в полумрак долины. А в тридцати шагах от него лежал человек, в чей дом раньше с таким постоянством и такой надеждой приходила госпожа Гера - как будто для нее эти визиты были единственным утешением, как будто лишь они помогали ей худо-бедно держаться на плаву.
  Господин Риэра ушел за ней к Альдамасу - и погиб, а его остывшее тело почему-то валялось на мокрых досках подвесного моста. Неуклюже завалившееся набок, словно перед смертью он сидел и привычно пил домашнее вино, любуясь далекими ущельями, заснеженными пиками - или яркими ночными звездами.
  Господин Иона ощутил странное желание рассмеяться. По примеру Георга, от которого ничего не осталось, кроме бордовых пятен и обломков молочно-розовых костей.
  Говарду повезло больше всех, улыбнулся колдун. Говард хотя бы не мучился, просто удачно разбился о залитые ледяной водой камни - и все.
  Высоко-высоко вверху, в чаше темно-синих небес над горной долиной, пока еще тускло полыхнуло ориентировочное созвездие. Западному Компасу было наплевать на великана и на погибших рыцарей, наплевать на обреченного колдуна - и, несмотря на это, он по-прежнему был вызывающе прекрасен.
  У колоссального раненого создания было всего лишь пять пальцев. Господин Иона не удивился и не испугался, когда они - словно бы даже аккуратно - провели по его спине, обожгли каким-то лихорадочным, каким-то кошмарным теплом сквозь кожаную куртку - и нащупали под ней выступающую линию позвоночника. Заинтригованно попытались ее вытащить, но оказались для этого чересчур большими и грубыми.
  Боль была, и все-таки - почему-то не задела, не заставила корчиться и вопить, разве что вышибла карминовые слезы из-под воспаленных век. Великан разочарованно всхлипнул, а господин Иона подумал - вот было бы здорово узнать, из чего тебя создали. Ты ведь не живой и не мертвый, ты полон магии, ты - ее свободное порождение. Ты... черт, было бы ужасно интересно выяснить, кто ты.
  И - напоследок зачем-то активировал неиспользованные амулеты.
  ...в просторном подземном зале на полу чернела до мелочей выверенная диаграмма, теплыми оранжевыми капельками танцевали на фитилях беспокойные огоньки свечей. Девушка полоснула по горлу гнома с длинной седой бородой, слизнула со стилета его густую темную кровь - и повернулась к молодому парню с молочно-розовой кожей и россыпью кольцевых сережек в забавно вытянутых ушах.
  - Ты ведь вырос, Лори. Ты ведь вырос - и что я получила? Где обещанный мир, который ты якобы собирался бросить к моим ногам? - Она криво усмехнулась, и он подумал - о великие Боги, Гера, что с тобой, какого Дьявола происходит, кто ты сейчас такая? - а она небрежно смахнула челку со щеки и добавила: - Все приходится решать самой. Хочешь, это не я буду твоей, а ты будешь моей невестой? И мир к ногам любимого феникса брошу я.
  - Мы ведь обсуждали это, Гера, - устало произнес он. - Нельзя владеть миром единолично.
  - Да, - легко согласилась девушка, - мы это обсуждали. А потом я поняла, насколько в тебе разочарована.
  Он дернулся, как от пощечины - и посмотрел на нее с таким недоверием, как если бы никогда раньше не видел.
  - Гера, - она следила за ним внимательно и с таким обидным сочувствием, что у него жалко, совершенно по-детски сорвался голос. И он вспомнил - он уютно устроился в кожаном кресле у камина, в зале королей фениксов, а она прижималась к нему всем телом, она повторяла его имя, она обнимала его - с теплотой и нежностью. Только потому, что он обещал подарить ей мир? Сделать ее хозяйкой и госпожой? О великие Боги... а ведь он всерьез полагал, что она выросла - но нет же, стоит у границы ритуального круга с упорством все той же девочки, готовой слоняться по коридорам вслед за своим любимым, пока его не отберет у нее смерть. - Гера, это не выход. Если ты активируешь рисунок, если ты действительно воспользуешься кровью своего отца... наши горы не уцелеют. Все наши крепости, Гера, все наши замки, дозорные башни и половина подземных коридоров... они обрушатся. Ты не захватишь мир, опираясь на големов. Они его уничтожат.
  - Они его отберут, - холодно возразила она. - И вознесут меня до небес. Они будут мне молиться, они признают меня своей богиней... они смогут исполнить мои желания. Они смогут... в отличие от тебя.
  Девушка - изящная, хрупкая, такая красивая и такая чужая - безучастно шагнула вперед, наступила королю Устагарду на сломанное запястье, опустилась перед ним на корточки... сверкнуло рыжее лезвие стилета - значит, сообразил феникс, ты уже убивала, ты уже испытывала круги - и ты уже выяснила, как сработает сегодня этот.
  И различил - сквозь багровый туман и бесконтрольную дрожь по всему телу - как огромные неповоротливые твари выходят из пещер, как они поднимаются над ущельями, как опираются на ненадежные подвесные мосты... как давят суетливые фигурки фениксов и гномов - давят ногтями, как будто вшей, размазывают кровь по колоссальным ладоням, ревут, мечутся в плену заснеженных пиков - и как под их натиском сотворенные Герой цепи рвутся, как ее творение освобождается из-под ее заклятия, как ломаются грани нарисованного у камина Круга, как Гера медленно, страшно медленно оседает на холодный каменный пол - и все ее лицо поблескивает алым. Под ушами и под веками... под носом и на губах...
  - Заклинаю тебя, Спящий, требованием своим; заклинаю тебя, Спящий, песнями своими, заклинаю тебя сиянием солнца и серебром лунных лучей, заклинаю тебя всеми небесными сферами и потоками - и силой, которая течет по моим венам...
  Негромкое женское бормотание. Самоуверенно закрытые глаза.
  Он выпрямился - упрямо и непреклонно, как в детстве, когда отец пытался учить его жизни на примере своих подвигов, - и переступил внешнюю границу пылающего Круга.
  ...было больно. Так больно, что он едва не задохнулся, но его магия с восторгом отозвалась на мольбы чужой и накрепко с ней переплелась - а потом, подчиняясь его тихому слову, вынудила свернуть с намеченного пути.
  - Заклинаю тебя, Спящий, требованием своим...
  Гера вскрикнула и с удивлением обернулась - какого Дьявола, почему ты не даешь мне возвыситься, почему ты сопротивляешься? - но, конечно, не смогла сойти с места. Невозможно остановить уже начатый ритуал - разве что присоединить к нему поединок...
  Поединок двух противоположных сил.
  Поединок двух невероятно любящих... нет, одного невероятно любящего создания - с иным, вроде бы таким знакомым, таким родным и таким близким.
  Или нет - поединок единого целого, очень давно разделенного на две неравные половинки. Неравные, потому что Гера спасовала, потому что вскрикнула снова - и в комнате воцарилось безмолвие.
  ...там, за стенами крепости, в долинах и на плато, у человеческих перевалов и у берегов неистовых рек...
  ...там, над подземными тоннелями, над кузницами и над залами, круша камень, с недоумением выдергивая из обветренных скал редкие чахлые деревья...
  - Лори, - еле слышно окликнула она.
  ...Он стоял - побелевший, сгорбленный, скрюченный - и мучительно оттягивал воротник привычной кожаной куртки. Из уголка рта на подбородок соскальзывали вязкие темные капли - и падали на пол, разлетаясь десятками брызг - и разбивая тишину в клочья.
  - Лори, - она встала и подалась было к нему, но он попятился, не позволяя уменьшить расстояние. Она всхлипнула, опустошенная, слабая, умоляюще посмотрела на него из-под каштановых завитков - он был отстраненным и безразличным, как вырезанная из дерева кукла. - Пожалуйста, Лори... я прошу тебя...
  Он кивнул. Задумчиво и почему-то страшно.
  - Гера... добрый вечер. Или нет, я ошибся - перед прощанием надо говорить "пока"...
  А потом развернулся и, пошатываясь, двинулся прочь.
  ...Точно, подумал господин Иона, прижимаясь к холодному камню левой щекой. Этот феникс умер - потому что нельзя начать ритуал, не заплатив - и с таким же условием нельзя его закончить. Он спустился по лестнице, плавно и безо всяких колебаний, как во сне, он открыл ее - а потом на долгие века запер, и активированное заклятие кошкой прошмыгнуло под его сапогами, чтобы укрыться глубоко под землей, чтобы уснуть в сумрачных тоннелях и порой сонно выдыхать: как больно... как тесно и жутко...
  Он сел - потом - на ледяные каменные плиты, обхватил себя руками за плечи и затих. Величайший маг в истории Тринны, погибший по вине принцессы гномов - добровольно оттянувший ритуал на себя, чтобы она не пострадала, чтобы ее не размазало по углам Ведьминого Круга, как, бывает, варенье размазывают по хлебу.
  А ее големы кровожадными великанами разбрелись по заснеженным горам. Умирая, они уходят под землю - потому что они из нее сотворены... Альдамас - это действительно огромное кладбище, некрополь мощнейшего заклятия, памятник неудачному ритуалу и фениксу, уснувшему у запертой двери...
  Его магия, разделенная на две части ради маленькой девочки, ради Геры, которую он любил, все еще активна. По ночам она выбирается из подвала и тенью разгуливает по коридорам обветшалой крепости - в коридорах звучит негромкий мелодичный смех и усталое шарканье ботинок по полу...
  В зале отдыхают рыцари - один сжимает рукоять меча, другой заряжает арбалет. Они оба напряжены, оба напуганы - и они оба не догадываются, что на пороге бережно согретой комнаты замирает измученный молодой феникс, а за его рукав цепляется девочка лет семи - и смеется, когда он гладит ее по растрепанным каштановым волосам.
  Она ведет его за собой, весело и настойчиво - Лори, давай выглянем в окно... ой, посмотри, сколько выпало снега! Там высоченные сугробы, если в таких спрятаться, то папа ни за что не найдет!
  Он послушно идет. И послушно смотрит - но остается безучастным.
  Эре-Лори, полноправный принц фениксов, думал, что Гера погибла в тот же день, что она осталась лежать на краю ритуального рисунка, что она поблизости, пройдись по широким ступеням - и тихонько позови. Но нет, она давно ушла, она увела свой народ на сабернийские пустоши - подальше от великанов, потому что не смогла ими управлять, и подальше от крепости, где безжалостно убила своего любимого - и лишь после этого осознала его по-прежнему любимым... и осознала, каким ребенком была.
  Она так никому и не рассказала, почему Тропа Великанов опасна и почему не стоит соваться в покинутые цитадели гномов. Не рассказала о смерти короля Устагарда - и запретила своим сородичам рассказывать о племени фениксов, потому что фениксы отказались уходить, потому что они забрали остывшее тело молодого принца и унесли его в подземный тоннель-некрополь, чтобы там он до конца времен сидел на краешке холодного постамента - и наблюдал за лестницей, словно бы ожидая, а не заберет ли его отсюда неименная маленькая девочка...
  Мне так жаль, подумал он, не сводя рассеянного серого взгляда с догорающих вечерних небес. Мне так жаль, господин Эре-Лори, господин Риэра - что я наткнулся на одного из големов, созданных вашей дорогой принцессой, и что я ни до кого не донесу раздобытую вами память.
  ...под конец ему почудилось, что над его головой обреченно вздохнул кареглазый парень в расхлябанных ботинках - и наклонился, чтобы в свои последние минуты умирающий человек не был одинок.
  
  ...Говард лежал в медленно замерзающей луже с вечера и до вечера, а потом на его раненую лодыжку села наглая крупная ворона. Оглушительно каркнула и обхватила беспощадными когтями окончательно сломанную кость - он заорал и торопливо сел, все еще передергиваясь от боли.
  Вокруг были одни мертвецы - нелепо вывернутое нечто по имени Лука, раздавленный Георг - и господин Иона, растянувшийся на камнях и наблюдавший остекленевшими серыми глазами за чем-то, расположенным вне этого мира. И еще незнакомый человек с длинными иссиня-черными прядями, полностью закрывшими собой худое лицо.
  Великан давно ушел, стуча по снова обледеневшим склонам и тоскливо что-то бормоча под нос. Его следы все еще проступали в покрытой голубыми иголками инея грязи - стопа размером с небольшую крепость, а на когте отрубленного Лукой пальца - блекло мерцающие грибы...
  - Я жив, - тихо сказал Говард, и его голос в клочья разорвал сонную тишину. Он прокашлялся, потому что невыносимо болело горло, и бессмысленно повторил: - Я жив.
   Февраль 2020
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"