Где-то в тайге, далеко - далеко, гуляет шальная метель. Бешеный Северный Ветер ревет, путаясь взлохмаченной бородой в макушках столетних елей. Осыпает их колючим снегом, пытаясь сломать макушки, но только сбивает с них лохматые шапки. Слышатся то тут, то там глухие тяжелые шлепки: это снег съезжает вниз по раскидистым лапам.
Здесь, внизу, царствует странная гулкая тишина - будто вся местность накрыта огромным колоколом.
-Дон-н-н-н,... дон-н-н....-колокол отзывается на бешеные порывы ветра, и скрип могучих деревьев подпевает ему в унисон.... Зима...
У самой опушки, прикрывшись лапами старой ели, прячется в снегу крошечный - в два окна - домишко. Снежная - в рост человека - ограда отгораживает его от всего света. Лишь призрачно светящееся оконце, чуть заметный синеватый дымок, пробивающийся сквозь еловые лапы, робко сообщают миру, что тут еще теплится жизнь.
-Лю-у-у-уди! Лю-у-у-у-ди! - воет Северный Ветер, ломая еловые лапы - уж очень ему хочется разбить, разметать эту, невесть откуда взявшуюся, избушку.
Однако избушка новая, сложенная из толстых смолистых бревен. В пазах кудрявится мох, не пропуская внутрь холодный воздух. Застекленные окна в две рамы заросли толстым слоем льда - морозна и многоснежна была нынешняя зима в стране Где-то там....
А в избушке топилась печь.Смолистые поленья весело потрескивали за надежной чугунной дверцей, и жар теплыми волнами плыл по крохотной комнатке, совмещавшей в себе функции кухни, столовой, гостиной и спальни.
Неисповедимы Пути Господни! Велик и прекрасен Промысел божий!
Поздним летом 200х года два крепких мужика за короткое время срубили - собрали эту крохотную избушку. Оградили срубом крошечный родничок. Сложили у северной стороны поленницы смолистых дров.
-Как думаешь - перезимует? -тревожно спрашивал один, крепкорукий, кареглазый, теребя смолевыми пальцами черные с проседью кудри. -Не смерти ли в пасть мы ее пихаем? Одна, в тайге - на тыщу верст ни человека, ни зверя.
-Ну, звери тут водятся, - отвечал другой - светловолосый, синеглазый, рыжебородый, разглядывая непонятно чьи следы у родничка. -А помереть и в городе можно. С ее - то диагнозом.... Мы же ей рацию оставляем. Станет невмоготу - прилетим.
Рыжебородый поднял глаза к прозрачному осеннему небу.Там, в невозможной дали, лениво плыли мутно-серые облака, сбиваясь в тяжелые мрачные тучи - скоро зарядят нудные осенние дожди, пойдут гулять пронизывающие ветра.... А там уж и снег не за горами....
- Она же тут с тоски загнется! - волновался его приятель, вытесывая топором ножку для обеденного стола. -Пусть бы ехала в санаторий, в Белокуриху, в Гагры, в Сочи! В Калиниград, в конце концов!
-И что? Снова да ладом объяснять всем, что с ней приключилось, видеть жалостливые взгляды, выслушивать соболезнования? - пожимал плечами приятель. - Тебя еще не хоронили заживо, вот и думаешь, что это легко....
А так хочется жить! Кто скажет мне - что со мной будет дальше? Кто пойдет со мной до конца?!
За окном идет снег... После нескольких недель жутких морозов наконец-то пришла оттепель. Теперь можно без опаски бродить по лесу, хотя вся моя дорога - вокруг моего домика. До родника и обратно, до отхожего места, до дров, что сложены у стен дома -этакий дополнительный щит от ветров и морозов. Здесь мне предстоит прожить зиму. А может быть, и год. И тогда я, возможно, буду готова вернуться к людям. Или уйду. Навсегда.
...Когда меня привезли сюда, в это место, о котором я знала, что "оно где-то в тайге", да и сейчас знаю столько же, стоял сентябрь. Надо сказать, с погодой мне повезло. Сентябрь стоял солнечный, тихий, наполненный шорохом опадающей листвы, скрипа, таинственных звуков, вздохов, чуть слышных шагов...
Мои друзья долго медлили, мялись у вертолета, не решаясь сделать последний шаг: умчаться от меня в привычный мир. А мне нетерпелось остаться одной. И я торопила их, подталкивала, не вслушиваясь, кивала на все наказы.
-С огнем осторожнее!
-Да-да..
-Керосин во фляге...
-Да-да...
-Припасы здесь. К зиме еще переправим...
-Хорошо....
-Рацию держи под рукой!
-Обязательно.
-По тайге не шляйся!
-Слушаюсь... - А душа уже трепетала в предвкушении свободы от бешеного темпа жизни. - Мужики, хватит вам уже! Улетайте!
-"Улетайте, улетайте"- пробурчал Валерка, не сводя с меня горячих карих глаз. - Зачем я ввязался в эту авнтюру?! Случись с тобой что...
-Чему быть... - отмахнулась я. -Ты, главное, молись за мою заблудшую душу, а там - как бог даст...
-Не начинай снова- здорово - вмешался Артем. - Это её право, и её выбор.... Поехали давай...
Наконец-то пятнистая стрекоза стремительно ввинтилась в воздух, и растворилась в высокой синеве. Все. Я осталась одна. И сразу почувствовала, как мои плечи опустились, ноги налились свинцовой тяжестью, а в голове противно зазвенело. Я осталась один на один со своими бедами и болезнями. Главная из которых - болезнь века. Онкология, то есть.
-Зачем меня понесло сюда? - осторожная мысль пробежала по краешку моего сознания. - Загнуться я могла бы и дома....
...Только спустя долгое время я уверюсь в правильности выбранного пути, а в тот первый день я поняла только одно: больше не надо быть сильной для окружающих...
Я обернулась, впервые внимательно осматривая окружающий пейзаж. Домик мой - да, теперь он точно мой - стоял на пригорке, у основания старой ели. Крохотные окна глядели на зеленую полянку: там, среди травы, кое-где мелькали блеклые венчики цветов... Я еще обживусь здесь, в этом диком месте, а пока...
А пока добрести бы до лежанки, да уснуть - пробормотала я, тяжело поднимаясь по трем ступенькам некрашеного крыльца. Спать - это все, чего я хотела от жизни в тот момент.
Заползла внутрь, закрыла дверь. Огляделась. На полу у печи лежали дрова. Береза вперемешку с сосной и осиной - янтарные капли смолы застыли на поленьях. На плите стоял мой старый набор кастрюль. На табурете у окна - ведро с водой. Красное пластиковое ведро с белой крышкой.... Когда-то давно, в прошлой жизни, была у меня корова Малышка. И точно такое же ведро заменяло мне подойник. Я любила доить спокойную ласковую Малышку. Сидишь, уткнувшись лбом в теплый коровий бок, пальцы мерно сжимаются - разжимаются, белые струйки бьют в ведро, и белая шапка пены поднимается выше и выше, норовя перелиться через край. А над Обью медленно встает солнце, где-то далеко, в камышах плещется рыба, и мысли в этот момент светлые и безмятежные....
По щеке медленно поползла слеза....
-Что-то не в меру слезлива ты стала, матушка - сказала я, стягивая с плеча штормовку. Левая рука отказывалась мне повиноваться. Слава Богу, куртку я стащила. По плечам сразу же побежал озноб. Уж это так всегда: в нежилом доме быстро поселяется сырость, и лучший способ избавиться от нее - затопить печь.
Вот теперь пришла пора сказать доброе слово печи.
-Печка - матушка, печка - лапушка! Спасибо тебе, кормилица, от холода и сырости заступница.
Березовые коринки, скрученные в трубочки, лежали подле дров. Тут же,охапочкой, тонко нащипаная лучина.
-Это Валеркина забота - думала я, бережно укладывая лучинки колодцем. - Валерка знает, что я всегда с лучинки печь растапливаю. А с дровами мы подождем. Подождем с дровами - то... А ну-ка, печка - матушка, как ты нам себя окажешь с первого затопа? Как тебе первая затяжка? По вкусу ли придется?
Печь выложена была добротная. С плитой-голландкой, с металлическим баком для горячей воды, с множеством дымоходов и печурками - сушить носки - варежки. А вверху, над вьюшкой - крохотная дверца - прожигать бумагу, помогая пробиться дыму.
Печь не подвела печника. Огонь, жадно лизнув бересту, весело затрещал в смоляных лучинках. Потом милостиво принял полено, другое, и вот уже печь загудела, наливаясь теплом. Плита, покрытая ржавчиной, стала медленно нагреваться. Я поставила на плиту кастрюлю с водой, и потащила к столу тяжеленную сумку с продуктами. Вот чем-чем, а отсутствием аппетита я не страдала никогда. И не собиралась страдать в лесу.
Пора бы теперь поподробней описать внутреннее убранство своей избушки. Печь - матушка делила ее собой на две неравные комнатки. Та, что поменьше - кухня. Прямо у двери - раковвина с рукомойником. Окно. У противоположной стены - стол, сколоченный из плахи. Над столом - деревянные полочки - спасибо, опять же, Валерке. В углу высокий - под потолок - шкаф. Еще полки. Табуретки и скамеечка для ног. Все. Никаких тебе излишеств и удобств. Разве что на самой верхней полке стоял старенький, еще дедовских времен, транзистор. Это уже Артем постарался. Юморист он у нас....
Ой-е! Как же это трудно - распаковать сумку с продуктами! Мне казалось, что каждый кулек весил, по крайней мере, центнер. Я тянула их из сумки и почти рыдала в голос, благо, слушать меня было некому. Помогать - тоже. А ведь еще надо было взгромоздить их на полку. А я уже устала так, будто весь день таскала кирпичи.
Между тем, печь потихоньку раскалялась, вода в кастрюле начала закипать. Я наконец-то выдрала из недр сумки пакет с рожками, бухнула часть их в кипяток. Ура! скоро будет обед. Или ранний ужин - солнце уже скатывалось за верхушки деревьев, и в моем теремке быстро темнело.
С грехом пополам распихав по полкам пакеты и кульки, откопала в другом бауле тушенку. Будет у меня суп - лапша с тушенкой. Хорошо, что картошку я не ем....
После ужина, подкинув в печь еще несколько поленьев, я зажгла "Лампияду Керосиновну", и побрела в другую, так сказать, комнату.
Если в кухне мужики оставили стены бревенчатыми, только зашили пазы узкими нащельниками, то в комнате стены были обшиты деревянными панелями. Правильно. Еще бы обоями оклеили. А тут у нас что? Ага! Похоже - это моя постель - широкий деревянный топчан застлан толстенным матрацем, на котором рулоном свернуто одеяло. Рядом лежали две новые пышные подушки. Ага, а вот и мой любимый персидский ковер. Пушистый, темно-красный с черно - желтым рисунком. В нем тонет нога.... Люблю ходить по нему босиком. Будем думать, что зимой пол не будет промерзать - все же мой домик сроили мастера. Там, в кухне, должен быть подпол - так что припасы будут храниться как положено.
Больше всего на свете я не люблю холод. Как-то так сложилось, что мы с холодом не сошлись характерами.... И, как на зло, холод все время меня преследует. Там, где я работала до болезни зимой, весной и осенью всегда холодно. Дома у меня есть экономисты, которые считают, что дров и угля на зиму мало.... В больницах, где мне пришлось бывать, тоже не тропики.... Может, хоть сейчас я буду топить печь так, как это нравится мне?
Кое-как распихав по углам завалы вещей. я постелила постель и улеглась. Слава Богу, первый день моей зимовки подошел к концу. Вопрос - надолго ли меня хватит? Вопрос второй - зачем мне это надо? Резюме: ох, и дура же я!
...Язычок пламени в керосинке угас. В печи медленно догорали поленья. Все. Сплю...
Мужики мои так расположили избушку, что одно из окон выходило прямиком на восход солнца. А поскольку никаких занавесок на окнах еще не было, то ничто и не помешало этому самому солнцу раненько засветить мне прямо в глаз.Выспалась, называется.
Топчан мой стоял у самой печи, поэтому обзор мне открывался просто чудесный. И я, наконец-то, могла рассмотреть свой новый дом до конца. Вдоль стены, от пола до потолка, располагались полки. С книгами. Эти два ... нехороших человека... каким-то образом ухитрились перетащить сюда все мои любимые книги. У окна - небольшой письменный стол. Ага, нашли дуру! - так я вам и буду сидя за столом читать! Я уж лучше на боку, лежа!