- Мерзавцы! - Саня истошно вопил в кромешную темноту, изредка освещаемую светом фар, проезжающих вдалеке машин, сложив руки рупором.
- Э-э-э-е-е-й-я-я - кричал он, точно, как Фредди Меркури, который призывал своих поклонников на концерте в Будапеште, дружно, хором, подпевать ему! Из тёмной глубины базара, из-за пока ещё не работающих киосков, к нам бежали какие-то серые фигуры. Мы только что приехали на рынок. Мы - это я и двоюродный брат Видас, который в нашем тандеме, был главный продавец и водитель, отводя мне функции помощника и по совместительству охранника, наблюдавшим в основном за целостностью товара, оставшегося в багажнике машины. от бесчисленных воров, снующих по рынку ни свет, ни заря.
- Что, Александр, плохо с утра? - спросил я, здороваясь с ним за руку, пока брательник аккуратно ставил свою 'девятку' почти в плотную к их жигулям.
- Витьке плохо, перебрал вчера! - коротко пояснил он мне, наблюдая за бабульками, бегущих к нам с полными сумками. Волею судьбы, Александр, со своим напарником Виктором, были нашими торговыми соседями. Подъезжали другие машины и освещая фарами пока безлюдное поле, водители не спеша ставили своих 'скакунов' на место, отмеченные только по им заметным приметам, будь то вбитый в землю небольшой колышек или крупный камень, служившими ориентирами, и указывающие на границы своего торгового места. Заехать хоть краешком колеса на соседское, считалось вверх неприличия и даже покушением на частную собственность, и приводившее нередко к крупной ссоре, а иногда, из-за склочности попавшихся в соседство торгашей, и к мордобою. Мы приезжали на свои 'рабочие' места в три часа ночи, так что утром это время, даже с натяжкой назвать было нельзя.
Наш ряд был последним на этом огромном Гарюнайском рынке. Сзади нас возвышался холм, заросший травой и мелким кустарником, приспособленный как продавцами, так и покупателями для справления своих нужд; в целях экономии времени, так как единственный платный туалет, был расположен в середине базара и в случаи срочной необходимости добежать порой было проблематично, да и что говорить, ещё и в целях экономии; людям, научившихся за короткий срок истории считать каждую копейку, холм, за один только день сберегал немало средств. Этот последний торговый ряд был 'рожден' по нашей инициативе. Сбросившись по 10 баксов с каждого торговца, не имеющего своего постоянного места, а таких набралось человек 50, мы уговорили экскаваторщика, работающего недалеко в карьере, остаться после работы и 'отвоевать' у холма место для ещё одного ряда. Так получился хоть и замыкающий ряд, и в следствии чего, приходилось приезжать одними из первых, по другому было просто не заехать, но у каждого теперь было своё, 'родное' место. Правда и тут, на утро, подходили к каждой машине парни спортивного телосложения со своим извечным вопросом:
- Кому платишь? - И если раньше, герои войны, гордо заявляли:
- Ни шагу назад! Позади Москва! - и шли смело в бой, то мы горько шутили:
Бабушки, торопливо открывая сумки, начали предлагать свой товар. В руках, при свете луны, сверкали, как маленькие звёздочки, сорвавшиеся с ночного неба, 250-граммовые емкости, прозванные на базаре - мерзавчиками. Вроде бы и мерзко, а вместе с тем и как - то ласково. Здесь были: и водка, и коньяк, и ром, и всевозможные настойки, всё, что пожелает душа для ночного бдения, и встречи с утренней зарёй. Вот почему Сашка орал: - 'Мерзавцы!' - Правда кого он так называл? Бабуль или содержимое бутылок? Вопрос! Ведь если кто-то из торговцев перебарщивал с этим делом, то наутро, то ли в шутку, то ли всерьез говорил:
- Вчера попался плохой мерзавец!- явно имея в виду некачественный продукт. Другой мог на следующий день утверждать:
- Гадкая мерзавка! - и здесь было уже не понять, кого или что, он проклинает. К нам быстро подбегали другие прибывшие соседи, интересуясь у старушек, что и почём. Мы торговали уже не первую неделю на новом месте, поэтому со многими познакомились, благодаря в основном такому ночному времяпровождению.
- А чего играться с этими мерзавчиками, давайте берём пол-литровки? - резонно заметил, подошедший к нам, Франек, торгующий немного правее, напротив нас, дешёвыми китайскими кроссовками, тут же доставая из кошелька, сложенные в пачку и перевязанные резинкой, купюры. Быстро прикинули в уме, сколько надо алкоголя, чтобы окончательно встряхнуть организм ото сна для дальнейшей бодрости и сразу скинулись в складчину. Получилось 10 пол-литровок на десять человек.
- Не многовато ли? - почесал затылок Пранас, торгующий женской обувью в другом ряду, тоже напротив нас, но уже левее.
- В самый раз! - непреклонно возразил Франек, "рубанув" воздух рукой. - Ещё и четырех часов нет, а первые покупатели дойдут до нашего ряда, только в шесть. Уйма времени! Только очень прошу, давайте сразу договоримся, берём водку, а не какую-то цветную бурду! Вон у меня знакомый с шестого ряда, траванулся коньяком, еле тогда откачали! - Довод был уж очень убедительным, все согласились без колебаний.
- Мужики, давайте я сразу налью 50 грамм Витьку, его трясёт, как осиновый лист, боится из машины вылезать! - попросил сначала Саша, когда мы собрались в кучу. Все не сговариваясь, в один момент, посмотрели на его жигулёнок, где за лобовым стеклом мелькало вспухшее лицо его напарника, Виктора.
- Ну и рожа! - хохотнул в утренней тиши, Франек. - Где тебя так угораздило? Вылезай, что мы не люди? Всё понимаем, сами из такого же теста. - Виктор с опухшим, небритым лицом, вылез из машины. Его тело так "колбасило" , что казалось руки и ноги живут сами по себе, отдельно от организма, и вот-вот оторвутся, и полетят подальше от хозяина, который охая, с трясущейся головой, подходил к нам. Со стороны можно было подумать, что он кивает приветствуя нас, при этом, то ли облизывает пересохшие губы, то ли показывает нам язык.
- Гости были в воскресенье. А вчера думал опохмелиться, ну и увлёкся. Сначала пивом, а потом -...Виктор, махнул безнадежно левой рукой, правой, с дрожащими пальцами, держался за сердце.
- А я всегда, всем повторяю! - голосом заслуженного воспитателя, нравоучительно заявил Франек, окидывая всех строгим взглядом, словно провинившихся учеников. - Не опохмеляйтесь пивом! Лучше махните сто грамм, запейте бульоном и полежите полчаса, пока водочка не пробьет организм. Заблестели глаза, появился румянец, пошло тепло по телу? Всё, вы - снова человек! - гордо пояснил он, наливая водку в пластмассовый стаканчик, драгоценное лекарство для Витьки. Тот ухватился за наполовину наполненный сосуд обеими руками и поднёс его к трясущейся голове. Смотреть на это без содрогания было невозможно! Так и хотелось подойти и помочь, поймать и держать ему голову одной рукой, другой, крепко схватив руки со стаканчиком, поднести к его вздрагивающим губам. Наконец, он поймал языком пластик, подтянул за край языком и сильно прикусив зубами стаканчик, в едином резонансе, запрокинул голову, при этом ещё, если не половину содержимого, то четверть зелья, точно вылил на себя.
Франек, прямо крякнул от досады:
- Эк, тебя прихватило! Подожди, пускай приживётся, а то ты нам так всё удовольствие расплескаешь! - все тут же с нетерпением посмотрели на стоявшие в сетке, бутылки. Витька, не дыша, мгновенно шагнул к стоящему рядом Йонасу и наклонив ему голову, шумно начал нюхать её, словно охотничий пёс, вынюхивающий траву, почуяв след зверя.
- Только не отрыгни! - попросил жалобно Йонас, зачем-то втянув голову в плечи и так будучи ростом с метр с кепкой, а здесь казалось, что перед нами подросток с обветренным лицом пятидесятилетнего колхозника! - У меня в машине малосольные огурчики есть! - шептал Йонас, дескать, таким заманчивым предложением, уговаривая Виктора, отпустить его голову.
- Что ты раньше молчал! - рявкнул Франек. - Так, по первой пропустим без закуски, надо чтобы организм содрогнулся, слегка подразнить его, оживить все органы. А потом, кто чем богат. Да хватит обнюхивать его, как кобель, сучку с течкой! - отстранил он рукой Витьку от Йонаса.
Последний облегченно вздохнул и лицезрел на Франека с благодарностью, как когда-то, его родители смотрели на воинов- освободителей, проходивших победным маршем по улицам города. Правда тоже не факт! Не все бросали цветы под ноги советским воинам, были и те, кто плевал им в спину, в след. - Внимание! - поднимая свой стакан, оглядывал всю притихшую компанию с высоты почти двухметрового роста, Франек. - Сегодня вторник, оптовый день! Поэтому выпьем, за торговлю. Прибавляющая луна, указывает по всем приметам, на благополучный для бизнеса день. Вот это, всё допьем и чтобы без продолжения. От винта! - Выпили, закурили, оживились. Машины всё прибывали, заставляя огромное поле длинными, стройными рядами. Роль тамады беспрекословно была отдана долговязому соседу. Да и сам Франек, никому бы не отдал бразды правления. Указывая рукой, как вождь пролетариата на недавно снесённом в центре города памятнике, он спешно отдавал приказания:
- Все несём сюда, привезённую снедь. Организуем на этом капоте стол! Можно? - он мельком взглянул на Видаса, но тот из-за громкой болтовни соседей, вопроса не расслышал и не дождавшись ответа, все разбрелись к своим машинам. Через десять-пятнадцать минут, вся кампания, собралась перед застеленным на капоте машины, цветным покрывалом. Разложили всё, чем кто был богат.
- Да. Не густо! - пробурчал Пранас, окидывая взглядом импровизированный стол.
- Ничего! - успокоил всех Франек, уже что-то жуя. - Сейчас хряпнем по одной и пойдём с Валеркой, купим закуску. - он крепко хлопнул меня по плечу. - Вон уже киоски открыли, свет горит. Так, кто у нас сегодня разливайка - наливайка? - Единогласно выбрали Сергея, торговавшего через пару машин от нас по нашему ряду, мужскими трусами. Тот быстро разлил водку по составленным в линию стаканчикам. - Чтоб сегодня всем всё продать оптом! - громко объявил Франек. Все одновременно выпили, закусили.
- Славно день начался! - закусывая малосольным огурцом, промямлил Витька. - Хорошо пошла, даже руки перестали трястись! - Все разом заговорили, вспоминая случаи из жизни, когда из-за проклятой, чуть не отдали богу душу, но на утро, удачно опохмелившись, вытворяли чудеса, сравнимые разве только с подвигами Геракла, прославившими его на века.
- Смотрите, что вытворяет! - лицо Пранаса было устремлено куда-то вдаль. Все словно по команде, посмотрели в сторону, куда был направлен его взгляд.
- Етить твою в дышло! - только и сказал громко Франек. На холме, прямо по окончанию ряда, маячила какая-то фигура, которая присела на корточки у всех на виду.
- Он что, думает его никто не видит в темноте? - спросил с придыханием кто-то.
- Видать готовый в сиську, не смог подняться на холм, так припёрло, что не смог выдержать! - проговорил с усмешкой, доставая сигареты, Сергей. Он оказался прав. Фигура, не сдержав равновесия, завалилась на бок. - Во даёт, там же всё вокруг изгажено! - хмыкнул, выпуская дым первой затяжки, Серёга.
Несчастный пытался встать, но спущенные брюки, не давали сделать это.
- Два, три! - считал вслух Пранас, отсчитывая кувырки видать очень пьяного торговца. На счете семь, неудачник, поняв тщетность попытки встать, пополз вниз.
- Интересно, успел он облегчиться, кувыркаясь? - спросил, наверное, сам себя, задумчиво Йонас.
- Быстрей всего, наложит в штаны, ползя вниз! - убежденно ответил Виктор. Голова у него уже не дрожала, губы тоже. Вот тебе и первое на сегодня, базарное чудо!
Опозоренный торговец, с трудом поднявшись, кое-как натянув штаны, пошёл по нашему ряду. Все головы, немедленно вылезших из машин людей, были обращены на него.
- Видать вообще мозги заклинило, не помнит по какому ряду торгует! - проговорил Серёга с какой - то злостью или досадой, выкидывая пол дымящейся сигареты в сторону холма.
- Не умеешь пить, не пей! - громко подтвердил Франек, поднимая указательный палец к ночному небу, где уже стали показываться первые проблески утра. Торговец, вымазанный с ног до головы фекалиями более удачливых коллег, расставив широко руки, шёл по ряду, качаясь во все стороны, приближаясь к нам. Люди, заткнув носы, тут же отворачивались, некоторые, наверное, еле сдерживая рвотные позывы. Когда бухой торгаш поравнялся с нами, запахло человеческими экскрементами. Франек, показывая на него пальцем, с горечью заявил:
- Вот - истинное лицо, возрождающейся экономики страны! - Все единогласно закивали, тут же соглашаясь с ним. - Дерьмо! - неожиданно и не понятно в адрес кого или чего, добавил Франек, и смачно сплюнул в сторону холма. Когда обмазанный экскрементами торговец проходил мимо Витьки, тому враз стало плохо. Его начало тошнить. Он, закрыв рот рукой, быстро побежал к холму, за машину.
- А куда говнюк пошёл, там же только карьер? Убьётся ещё! - поинтересовался, сморкаясь в платок, Йонас. Видать ему тоже стало нехорошо, а может даже ещё обидней, за возрождающуюся экономику страны, которую ещё не до конца добили, пришедшие к власти его соотечественники - политики.
- Прогуляется, проветрится, может и очухается. Там и вода есть, приведёт себя в порядок. - успокоил его Франек, сочувственно посмотрев на вернувшегося со слезами на глазах, Виктора. - Что полегчало? - участливо спросил он. И тут же хлопнув того по плечу, уверенно сказал: - Ничего! Сейчас организм очистил, надо свеженькой ополоснуть. Серёга наливай! - Виктор, поднимая дрожащей рукой стопку с водкой, начал объяснять:
- Я вспомнил! Всё вспомнил! В воскресенье провожал брата, домой, в деревню. Приезжал в гости! Выпили с ним немало. Хорошую самогонку привёз, едрёная, чистая слеза. Так вот, вызвали такси, до автовокзала добраться. Садимся в такси с братом на заднее сиденье, а таксист, смотрит на нас в зеркало заднего вида и так ехидно спрашивает:
- Вам ничем в машине не пахнет? Мы сразу подумали, он нас подкалывает, что дескать, набухались, как черти! А он снова. - Нет никакого запаха? - мы пожали плечами. - Вроде не пахнет ничем. Подумали: "может машина на газе, утечка какая? А мы пьяные, не чувствуем, нам всё по фиг"! - А таксист стал рассказывать.
Перед нашим заказом, вёз одного клиента. Тот тоже сел сзади, назвал адрес. Таксист посматривает на него в зеркальце, что-то не то и запах какой-то едкий в машине появился. Он оглянулся на пассажира. А тот стоит полусогнувшись, не садиться.
- Будьте здоровы! - Виктор быстро опрокинул стаканчик с содержимым. Все выпили, потянулись за закуской. Витя, жуя продолжал: - Так вот, значит, таксист говорит ему:
- Чего стоишь, садись нормально! - клиент и начал объяснять:
- Гулял по городу, а тут живот скрутило. Да так, что не продыхнуть! Еле добежал до платного туалета. Пока заплатил, пока оторвал туалетную бумагу, сжимал со всех сил ягодицы, вот-вот, авария случиться! Мелкими шажками дошел до кабины, опустил брюки и тут организм, как прорвало. Прямо, как вулкан Везувий! Еле успел сесть на унитаз. Сижу, говорит, балдею. Вдруг чувствую, что-то не то. И сразу мысль сверкнула: - Я же новые брюки одел! А они немного великоваты были, взял и нацепил подтяжки. А когда садился, забыл отстегнуть их! Ну при посадке на унитаз, брюки обратно и подтянулись вверх. Одним словом, всё наделал внутрь! Таксист вспоминает со смехом:
- Рассказывает мне всё это пассажир, а сам плачет, держась за боковую ручку над дверьми. Тут, только мне стало понятно, откуда такая вонь пошла. Я потом, после этого клиента, дезодорантом опшикал весь салон!
Мы, куря, улыбались, правда некоторые, всё же почему - то морщась. Йонас зачем - то, нет - нет, и посматривал в сторону карьера, словно вслед за ушедшим туда торговцем, убежала вся оставшееся до этих пор, ещё не до конца разрушенная экономика страны.
- Да! История! Может тот клиент и есть наш путешественник по карьерам? - Франек кивнул в сторону недавно ушедшего вниз бедолаги. - Найдется один такой, всему базару аппетит перебьёт, хавно! - заявил он, как истинный поляк, заменяя букву 'г'. - Наливай! - строго приказал он Серёге, будто желая перебить неприятный запах, который будто бы ещё кружил вокруг. - Плеснём ещё по одной и пойдём с Валеркой за закуской. Я, чтобы не остаться в долгу, начал рассказывать историю из армейской жизни.
- Служили мы в Печах, под Борисовым. В нашем хоз. взводе был хлеборез, Серёга Воронович. После года службы, отпустили в увольнение в город, его и портного, Славку Свеклу. Я, как повар, остался в части, надо было ужин готовить. Стою вечером в варочном цехе, нарезаю рыбу на порции. Вдруг, забегает Сергей, красный, как бурак. Я спрашиваю: - Что случилось? Гонится за тобой кто-то? - Он и начинает рассказывать, чуть не плача:
- Пошли со Славкой в город. Познакомились с двумя симпатичными девушками. Взяли вина, а на закуску, арбуз. Так говорит, захотелось арбуза, мочи нет! Выпили, арбузом закусили. Посмеялись, рассказывая анекдоты. Славка с девушкой в кино собрались, а её подруга, предложила Серёге:
- Пошли ко мне домой, у меня никого нет! Сестра с мужем в отпуске на юге. Музыку послушаем, потанцуем. - у Серёги от такой перспективы, аж голова закружилась. Взял ещё вина, печенья. Всё - таки в гости негоже, идти с пустыми руками. Пошли. У Серёги, то ли от волнения, всё же год не видел девушек вблизи, то ли от арбуза, половину съеденным им с голодухи, начал крутить живот. Просто говорит, хотелось воздух испортить. - "Но как? Такая девушка рядом"!
- Иду, - говорит, - терплю, глаза аж на лоб вылазят! Хорошо ещё дом недалеко оказался. Поднимаемся на третий этаж, а сам, готов в обморок упасть, так живот вздуло, как у беременной, на девятом месяце! Зашли в квартиру, девушка дала тапки, - мол, снимай ботинки, переодевайся. Серёга всё на свете проклинал, что сапоги поменял на парадные ботинки, те то хоть как-нибудь стянул бы. А тут нагнутся, говорит, не было сил. Повезло, что девушка со словами:
- Будь как дома! - повернулась и пошла на кухню готовить закуску. Серёга решил, что в туалет не зайдёт, дверь то рядом с кухней, девушка услышит какой казус с ним может приключиться. Потихоньку проберётся в комнату, выпустит газы и вернётся как ни в чем не бывало в коридор, и переобуется в тапки. На носках ботинок, тихо прошёл в комнату и закрыл за собой двери. А там, как дал! Как граната взорвалась! Говорит, стою я, ни живой, ни мёртвый! "Услышала ли девчонка такой шум"? А вонь пошла страшная, наверное, от винища дешёвого. Думаю - "зайдет, позору не оберешься"! - Снял парадный китель и давай размахивать им в круговую, и во все стороны, чтобы воздух разогнать быстрее. А тут включается свет и... Вижу говорит, на диване лежат двое! Быстрее всего, её сестра с мужем. Загорелые такие, наверное, с отпуска раньше времени вернулись! Я стою, как вкопанный и они молча смотрят на меня! Думают быстрее всего: - "что за фигня, какой идиот, здесь воздух портит"?! Мне кровь ударила в голову и я, как ошпаренный, выскочил из квартиры! Бегу и почему-то вспоминаю случай из молодости отца. Его друга брат, учился тогда в военном училище и влюбился в девушку, дочку своего преподавателя. Когда подали заявление в загс, решили отметить это событие. Пригласили гостей, родственников, кругом: одни полковники, генералы. Вдруг, будущий муж и офицер, сделав какое-то неловкое движение, громко пукнул. На миг, покрасневший, как цветок мака, замер в возникшей некстати тишине, затем стремительно зашел в другую комнату, кабинет несостоявшегося тестя, достал из стола пистолет и неожиданно для всех... застрелился!
Под общий смех, Франек, отсмеявшись, через минуту громко объявил:
- Всё, меняем тему! Давайте выпьем, чтобы наши кошельки сегодня были до упора забиты долларами! -Все тут же с радостью за это и выпили. Я чуть закусив, сказал:
- Так, делайте заказ, кому кофе, чай, бульон. Мы идём за закуской. Уже совсем рассвело!
Обойдя ряды машин в круговую, мы шли к киоскам, разделяющим длинный базар на две половины. Франек по дороге просил называть его Францем, так как полное его имя - Францишек. А в школе, его дразнили - Франтишеком Поспишилом. Был дескать, такой чехословацкий хоккеист. А потом, уже в старших классах, какой-то образованный олух, начитавшись Гашека, дал ему кличку - Франц Иосиф Второй! - и затем, уже все стали называть его "за глаза! - Францем Фердинандом!
- Ну и набил я морды тем, кто обзывался! - Франек резко поднял сжатый кулак и помахал им в воздухе, и это очень напомнило мне, большую металлическую кувалду, для разбивки твердой горной породы! У меня аж мурашки пошли по всему телу!
Чуть вдалеке, около одного киоска, маячила полная фигура моего хорошего знакомого. Вместе когда-то таскали железо в одном клубе, накачивая мускулы. Это сейчас называется бодибилдингом, чуть раньше атлетической гимнастикой, а в наше время, просто звалось - культуризмом. Анатолий, уже в начале 90 х, "попал в волну", присоединившись к одной группировке, возглавляемой его тёской, вместе с которым ещё недавно работали на одном заводе, и который, тоже занимался в нашем клубе, только правда, колотил " в грушу, в соседнем зале. А уже потом, когда того убили, кстати в этом же клубе, где мы когда-то занимались спортом, стал неожиданно хозяином киоска. Многие тогда, вдруг стали хозяевами, кто валютного обменного пункта, кто торгового киоска, а кто и просто места, какого- нибудь клочка земли на этом рынке. Толик от хорошей жизни явно раздобрел.
- Привет, спикули! - он вальяжно пожал руку. Торговцев, не иначе, как спекулянтами, он не называл. Хотя именно они, приносили ему доход и благополучие, потребляя в неимоверных количествах: картофель фри и жаренные колбаски, приготовленные в его киоске, покупая там же сигареты и разные напитки. Честно сказать, в то время, все занимались спекуляцией, покупая и перепродавая всё, что только можно. Начиная от ширпотреба, заканчивая машинами и квартирами. Весь рынок был забит тряпками и обувью: из Китая, Турции, Польши и чёрт его только знает, ещё только откуда.
- Чего ты сегодня не в духе? - спросил я, глядя на несколько сконфуженного Анатолия. Тот молча посмотрел на высокого, рядом стоящего Франека. Тот ретировался со словами:
- Пойду сделаю заказ в киоске, подходи, поможешь. - Провожая его взглядом, Анатолий смущенно начал:
- Видел, когда темно, бомбочки взрывают?
- Конечно видел, как салют! Красивый такой.
- Так это воришки придумали. Запустят салют, бабки сумки побросают на землю, стоят раскрыв рты, смотрят в небо. А потом хвать... А сумок нет. Ревут потом белугами, бегают, как ошпаренные. Я сегодня и увидел за киоском одну такую бомбочку на земле, не взорвавшуюся. А знаешь, в темноте не очень разберёшь. Взял я в руки, поближе разглядеть. Длинная такая, с фитильком. А здесь Любка, продавщица с соседнего киоска, приоткрыв дверь, осветила меня, выходит из киоска и как заорёт:
- Толик брось! Это же женская затычка! - а я уже к носу подносил, зачем-то понюхать хотел. Тьфу!... - Я глядя на руку Толика, по инерции начал вытирать свою правую руку об штанину.
- Я же никогда ещё не видел вблизи, ни того, ни другого! - оправдывался Толян с тоской в голосе. - Никогда в руках не держал. И вот потрогал! Тьфу! - он снова плюнул с досадой, сильно поморщившись. - Вы что там, гуляете сегодня? - неожиданно спросил он и не дожидаясь ответа, предложил. - Идём по сто грамм тяпнем!
- Нет, Толян, я пойду! Нас там большая компания ждёт! - отказался я и почему-то, не подав на этот раз руку, потихоньку попятился спиной к киоску, где громко разговаривал с продавщицей Франек.
- А ты слышал ещё новость? - Толик, явно от недавнего конфуза, хотел выговориться.
- Анатолий, в следующий раз поговорим! - на прощанье махнул ему рукой я и повернувшись, быстро зашагал к Франеку.
Подходя к киоску, где гудела длинная очередь, среди которой выделялась высокая фигура Франца, я краем глаза заметил, за ларьком, около редкого кустарника, несколько торговок, блюющих с громким стоном. - "Уже напились с утра"! - подумал почему - то недовольно я. - "Или со вчерашнего"? - Подойдя к торговому павильону, начал помогать соседу - торговцу ставить пластмассовые стаканчики с кофе, бульоном и соком в картонную коробочку, протянутую кокетничавшей с Франеком продавщицей.
- Сегодня пьяный вторник какой-то! - весело заявил я. - Вон за киосками, уже дамы очищают желудки!
- А вы что, ещё не слышали? - посерьёзнев, вдруг спросила продавщица. - Неужели? Да об этом весь базар шумит. Знаете, наверное... - после секундной паузу, немного подумав, говорить или нет (?), будто мы могли отказаться от купленной еды, она внезапно решилась, косясь на стоящую за нами очередь и быстро скороговоркой продолжила: ... помните, мать с дочкой, торгующих блинами с мясом? Видели их конечно?
- Да кто их не видел? - ответил Франек, улыбаясь. - Ходят с большими термосами и кричат на весь базар. - Блинцы горёнцы, бульон!
- Или наоборот! - добавил весело я. - Бульон, горёнцы блинцы! Да и разговаривают с какой-то смесью белорусского, польского и украинского языков.
- Так вот... - продавщица навалилась всем телом на стол, положив свои груди на груду пустых картонных коробок и высунув в окошко свое немолодое лицо, громко зашептала: - Их говорят арестовали! У этой матери, ещё дочка была, старшая...
- Ну!- нетерпеливо поторопил её Франек.
- Так эта дочка, в морге работала! - Наступила мёртвая тишина... Мы молча "переваривали" сказанное. - Вы понимаете, с чем были эти блинцы горёнцы? - спросила мрачно, после паузы, продавщица.
Мы с Франеком, в один момент оба побледневшие, молча смотрели друг на друга, будто не веря своим ушам. - Блин! - наконец после пару секунд только и сказал я, закрыв рукой рот. Меня замутило. Франек, стоял побледневший, в руках тряслась коробка с наполненными стаканчиками.
- Ёжкина кастрация! - неожиданно фальцетом, громко выругался он. Из затихшей очереди выныривали фигуры и скрывались за ларьком, откуда послышались характерные звуки. - Я сегодня точно нажрусь! - сказал быстрее всего сам себе, чем мне, Франек, принимая из окошко мешочки с одноразовыми тарелками, в которых была закуска. Мы пошли обратно.
- Коробочку верните потом! - выкрикнула продавщица нам вдогонку, в спину.
Шли обратно молча. После несколько минут молчания, Франца вдруг, прорвало:
- А я только подумал, какой бюст у этой продавщицы! Кстати, Зинаида зовут. Хотел даже уже клин подбивать. А Зинка, раз... и огорошила! О, Господи! За что нам такие наказания? - простонал он, со слезами в голосе. - Подержи мешки, я сейчас закурю, а то сейчас вытошнит.
- А мы когда шли к ларьку, я смотрю около машин стоят то там, то тут, согнувшись в три погибели торговцы и очищают желудки. Думаю, набрались, как скоты! А здесь, оказывается, вот в чём дело! - Наконец мы пришли на место. Слухи о блинцах, дошли уже и до последних рядов. Все вокруг орали, размахивая руками. Отовсюду только и слышалось:
- Блинцы горёнцы! Блинцы горёнцы!
Виктор с Йонасом, стояли за машиной, засунув пальцы в рот, поливая, как из шланга, Гарюнайский холм. Я сказал, чтобы отвлечь всех от обозрения этой парочки:
- Вот, мы с Францем, принесли закуску. - а затем, зачем-то добавил, не смотря никому в глаза: - Там тоже гудит весь базар!...
- Пойду, отолью! - внезапно сказал Франек и резко ушёл на холм. Брат Видас, чтобы отвлечься от страшных мыслей, громко спросил:
- Почему Франц, а не Франек? - я весело ответил, правда с дрожью в голосе:
- Он сказал, кто его Франеком назовет, морду набьёт! Только Франц или Францишек! Видели у него кулаки? Мама не горюй! -... Сергей с Пранасом горячо спорили между собой, немного в стороне от остальных. Сергей доказывал, что отведавшие блинчики, это каннибалы. Пранас утверждал, что это - гигиенонизм. Потому, что дескать, только гиены употребляют "мертвячину!! Серёга сначала громко уверял, что нет такого слова, а затем, наконец не выдержав, неожиданно обвинил Пранаса, что тот сам, по ночам, занимается этим, правда немного изменил слово, убрав из него, ни в чём не подозревающую в этом, гиену! Они сцепились, схватив друг друга за груди. Шустро подбежали к ним и еле их разняли.
- Ша! - вдруг, рыкнул на всех вернувшийся с холма Франц. - Успокойтесь! Давайте без бардака - Все сразу притихли. Долговязый, после паузы, обводя всех строгим взглядом, громким шёпотом продолжил: - Давайте будьте людьми! Может эти слухи пустили, чтобы не покупали ничего с рук, а брали еду только в киосках? - Все задумались и потом, чуть зашевелились.
- Франц, давай выпьем! - уже чуть веселее, предложил громко Сергей.
- Давай, наливай! - указал кивком подбородка на пустые стаканчики, Франц, раскладывая закуску. К компании примкнули, вернувшиеся с поливки окружающей среды, Витька и Йонас. Бледный Йонас, поднимая стакан, еле слышно промолвил:
- А мне жена говорила, что в последнее время, просыпаясь по ночам, смотрит на меня, а у меня глаза открыты и они как-то странно блестят! - У Йонаса, на глазах навернулись слёзы. Все посмотрели друг на друга. Внутри у меня похолодело! Почти у всех глаза блестели жёлтым блеском, как будто, всех сразу, охватила эпидемия желтухи! Я вспомнил, как в прошлый вторник, при относительно пустом базаре, у нас к машине образовалась очередь покупателей, берущих десятками мужские курки оптом. При этом, остальные торговцы молча наблюдали за нами и у них глаза горели, точно таким же блеском! Я подбегая к некоторым за помощью, разменять сто долларовую купюру, заметил. Они смотрели на меня, как будто хотели съесть живьем! Мурашки прошли по всему телу, от кончиков пальцев ног до самой макушки, даже показалось, немножко зашевелились волосы! А может, это от водки, которую я только что выпил? Или от утреннего ветерка с запахом мочи, подувшего с холма?
- Манька, не отставай! - вдалеке по ряду шли две молоденькие покупательницы. Сашка встрепенулся.
- Так сейчас, никто не мешает! Я этих гёрлс буду "окучивать"! - Девушки поравнялись с нами. - Кого мы видим!? - вдруг, восторженно заорал Сашка, глядя на них. Они заинтересованно чуть приостановились, озираясь на нас. - "Черт его знает, может когда и встречались с этим черноволосым, симпатичным парнем"? - наверное, подумали внезапно обе. Сашка с места в карьер подлетел к ним с наполненными стаканчиками.
- Откуда такие красавицы к нам пожаловали? - те сразу зарделись и хихикая ответили:
- С Белоруссии! - Начали знакомиться. Одна назвалась - Маней, другая - Фросей. Александр, чтобы не привлекать к ним всеобщего внимания, отвел их за свою машину, где стал тут же веселить девушек, рассказывая разные смешные истории о своем пребывании в соседней республике, с недавних пор, ставшей другой страной.
- Пора закругляться! - прошептал мне братан на ухо. - Пошли уже первые покупатели!
- Сейчас, братка! - тут же согласился я, хотя и неуверенным голосом. - Ещё по одной пропустим и начнем раскладывать товар! - Алкоголь явно ударил мне по шарабану. Девчонки изменили климат вокруг, про блины тут же все забыли. Стали травить анекдоты, при этом каждый, косил глазами на приезжих. Может услышат, приметят какой рассказчик красивый и каким тонким юмором, обладает именно он? Даже повидавший жизни Йонас, приосанился и выглядел молодцом. Пранас с Серегой, громко спорили, у кого из теннисистов подача сильнее. У Агасси или у Лендла? Причём Сергей, выпятив грудь, защищал чеха, а литовец, был истинным патриотом, стоял горой за американца! Через пару минут, оба уже сцепились в клинче, предвосхищая знаменитого Тайсона в будущем, собираясь явно, откусить друг другу ухо. Поймав их за шиворот, Франц, наконец развёл их в стороны и держа их, как котят, громко зашипел, так, что было слышно, если не на целый ряд, то на четверть, это точно.
- Люди подумают, что вы блинов обожрались, олухи! - и он так встряхнул их, что у них заклацкали зубы, и они разом присмирели. - Давай, Сережа, поливай! У меня тост есть. - Франек сделал торжественный вид: - Чтоб мы сегодня, вернулись с пустыми баулами, все распродав! - отчеканил он и резко опрокинул в рот содержимое стаканчика. Все тут же последовали его примеру.
Маня с Фросей начали ссориться.
- Ну ты как хочешь, а я пошла за покупками! - вдруг, сказала Фрося, оставляя подругу с Сашкой. Тот подмигнул нам, взял половину наполненную бутылку, закуску, пустой стаканчик и пригласил Маню в машину, якобы послушать старые записи знаменитых - 'Песняров'. У нас веселье продолжалось полным ходом. Причём подходили другие, совсем мало знакомые торговцы с других рядов, неся с собой бутылки с горячительным. И через пол-часа, уводимые за руки женами, исчезали навсегда. Точнее, на весь вторник, с наших глаз долой.
- Всё, баста! - внезапно объявил Видас, раскрывая большой зонтик для торговли. - Переходите на другое место. Пора торговать!
- Я тебе помогу! - промычал я, дернувшись ему помогать.
- Ты лучше уведи их отсюда! - тихо прошептал мне брат. - А то люди шарахаются от машины!
- Вот это правильно, сразу видно торговец! - громко заметил Франц, собравший в охапку непочатые бутылки, которых к удивлению было как и в начале, ровно десять.
- Идёмте на мой капот, я же с багажника торгую! - обронил Сергей, икая и собирая пустую тару. На рынке, ничего не пропадало даром. Пустую тару собирали в конце базара 'санитары', очищая торговые места и зарабатывая себе на поддержание медленно угасавших, от возрождающегося капитализма, организмов. Поговаривают, что даже одноразовую посуду, моют и сдают по дешевке обратно в ларьки. Поэтому мы, пластиковые изделия, нещадно ломали, собирали в мешки и выбрасывали в контейнеры у ворот, на выезде из рынка.
- Заберите закуску! - громко икнув, буркнул Серега. - Вот чёрт, как выпью, нападет икота на целый час, не отвяжется!
- А я когда напьюсь, чихаю! - заявил Пранас и сморщился, закрыв глаза. Мы все подумали, сейчас чихнёт. Но пронесло. Вдруг, соседские жигули, в которых звучала негромко музыка, зашевелилась и начала качаться. Стёкла запотели с внутренней стороны, поэтому не было видно, ни зги. Хотя уже рассвело. Машина качалась в такт музыке, из стороны в сторону.
- Во дает, Сашка! Он что, с Маней любовью занимается? - прогундосил Пранас, застыв на месте с тарелкой в руках.
- Нет, в ладушки играет! - резанул нетерпеливо Видас, подталкивая слегка его от своей машины.
Мы шумной гурьбой перебрались через три машины, на Серегин капот. Аккуратно разложили закуску, расставили стаканчики, бутылки.
- За новоселье! - торжественно произнес Франц, поднимая рюмку с водкой. Лыканули ещё по сто. Серега, открыв багажник, хоть немного заслонил наши пьяные физиономии от проходивших мимо покупателей. Достав небольшой столик, бухнул кучей на него свой товар, разных цветов и размеров, мужские трусы. Напротив его машины, на капоте, расстелив покрывало, разместил свой товар Йонас. Бюстгальтеры, он разделил рядами, очевидно по размерам, каждый цвет. К концу ряда, уже у лобового стекла, изделия заканчивались самыми большими размерами, которые почему-то Йонас, нежно гладил по выпуклым чашечкам, а может просто, стряхивал пыль. Нам из далека и из-за поднятого багажника, не очень было и разглядеть. Рядом с Йонасом, выставил на свой капот коробки с женской обувью, покачиваясь, как маятник, Пранас. При этом, долго чертыхался, не мог разобраться, правую или левую обувь ставит для образца примерки. Витька, спускаясь с Писун-горы, принес благую весть. В их машине утихли. Наверное, легли спать.
- Ну, напарник дает! Я даже не могу достать товар, неудобно как-то. Все спортивные костюмы сложены на заднем сидении.
- Пускай поспят! - промолвил не спеша Франц, поднимая очередную соточку. - Мы ещё успеем наторговаться! - Это успеем, растянулось ещё на несколько часов! Все это время разошедшиеся ни на шутку торговцы, галдели, хохотали, отпугивая покупателей от Серёгиной машины. Откуда-то взамен выпитых, появлялись всё новые, непочатые пол-литровые бутылки. Вдруг, все услышали дикий крик из глубины базара.
Это был, как будто воинственный клич вождя племени апачей, призывающий соплеменников, идти в атаку на бледнолицых.
- Маня!! Маня, где ты? - к нам приближалась чуть не бегом, с сумками в руках, Фрося. - Где Маня? - задыхаясь от бега и волнения заголосила она, подбегая к нам.
- Как где? - растерялся я. - В машине, с Сашкой.
- Она что, дура? - вопила Фрося, видно потерявшая ориентацию на огромном рынке и еле нас найдя. - Где она? - Мы сразу подвели её к Сашкиной машине. Услышав её крик, вылезла из машины заспанная Маня. Подруга набросилась на неё:
- Манька, ты что, с ума сошла? Автобус вот-вот тронется, как домой доберёмся?
Маня, с торчавшими, всклоченными во все стороны волосами, удивлённо озиралась. Она, наверное, понять не могла, как она здесь вообще оказалась. - Дура! Побежали быстрее, опоздаем! - Манька засуетилась, начала поправлять на себе одежду. Хотела посмотреть на своё отражение в стекле, но оно было запотевшее от пьяного дыхания, недавно спавшей парочки. Она взглянула в боковое зеркальце и... Вдруг, заголосила, как пожарная машина, словно спешащая на внезапный пожар на холме. Слёзы градом полились из её глаз, размазывая тушь по опухшему, то ли от сна, то ли от алкоголя, лицу. Все кинулись к ней.
- Что случилось? - Сашка, вылезший из машины, сонно хлопал глазами, удивлённо пожимая плечами. Дескать, ничего плохого я ей не сделал.
- Какая я была вчера -а-а? - орала не своим голосом Маня, разглядывая свое отражение в зеркальце. - Я была са-ма-я красивая в автобусе!!! - Мы с Видасом, стояли, сжав рот рукой, чтобы не заржать, как ретивые кони и окончательно не добить обидным смехом, несчастную покупательницу. Действительно, сейчас она была больше похожа на страшную ведьму, вышедшую из Белорусского полесья, заблудившуюся и оказавшуюся случайно на Гарюнайском рынке. Фрося, увидев подругу в таком виде, тоже разревелась. Всучив ей одну сумку с покупками, они рыдая, побежали к автобусу, к дальней площадке за рынком, где нетерпеливо сигналил водитель.
- Это была сцена, плач Ярославны о пленённом муже! - заявил после паузы Франц, внимательно разглядывая ещё не пришедшего в себя Александра.
- .. Водка ещё есть? - тихо спросил тот.
- Милости просим к нашему шалашу! - икая, с трудом проронил Серега. Икота держалась у него уже третий час.
Больше всего осуждающе судачили по поводу происшедшего, высокая, худая Марите, торгующая парфюмерией напротив, с бабами, которые со столиками и с носками, уложенными на них горой, облепляли со всех сторон её машину, как осы, варенье.
- О времена, о нравы! - громко продекламировала Марите классика, глядя в сторону ушедших плачущих подружек. Подруги, поддакивали ей, злорадно усмехаясь. Сама Марите, бывшая учительницы литературы, месяц спустя, в поездке за товаром в Польшу, находясь в подпитии, вытворяла такие кренделя с мужиками на заднем сидении автобуса, что увидев это, да и хватило бы просто узнав, бородатые старые иудеи, жившие более двух тысячелетий назад и поднявшие камни, чтобы покарать блудницу, бросили бы камни на землю, смеясь об глупой ошибке, которую чуть не совершили, встали бы на колени и тряся бородами, плача, признали бы ту грешницу - самой чистой святой!! Через месяц, после той поездки, Марите, развелась с мужем. А потом и вовсе исчезла с базара. Поговаривали, что она открыла какую-то частную школу. Видно желание передать свой богатый педагогические опыт, взяло верх. И выпускницы этого учебного заведения, смело потом уезжали за границу, в поисках работы фото-моделями и танцовщицами го-го, пополняя ряды своих соотечественниц, в итоге, многих приводивших в бордели для богатых клиентов.
У нас пьянка была в самом разгаре! Кто покупал новые бутылки, на завтра никто не мог вспомнить. Пили кроме водки, коньяк, бренди, виски и всякую другую, цветную дребедень. Виктор, после каждой второй-третьей рюмки, взбирался иногда на четвереньках на Гарюнайский холм, очищать желудок. Самым хитрым оказался Йонас. Делая вид, что убегает поправить на капоте свой товар, дескать, бюстгальтеры не так лежат, чашечками вниз, а надо вверх; он нырял в машину, где кемарил минут - 15-20. А потом, вливался снова в нашу шумную компанию с лицом, если не свежего огурчика, то малосольного, точно.
Сергей с Пранасом, ссорились по любому поводу. Фантазия их споров была безгранична. То они начинали до хрипоты выяснять, были ли побриты ноги Мэрилин Монро, когда она смущенно прижимала вздувшееся платье от сильно дувшего вентилятора снизу! Затем им было жизненно важно, как воздух, узнать, каким ботинком, правым или левым, Хрущев, бил по трибуне в ООН, выступая там с речью! Именно на этом споре, у Сергея пропала икота, чем сразу воспользовался Франек, провозгласив тост по этому поводу, куда приплёл мысль, что именно это, сулит сегодня, неизбежный успех в торговле! Но самые шумные дебаты, чуть не приведшие к крупной драке, куда чуть не втянулись все собутыльники, у которых тоже внезапно начали чесаться кулаки, вознесли Сергея с Пранасом, на необъятную высоту, в космос. Пранас, брызгая слюной, упрямо утверждал, что Белка и Стрелка, - первые собаки, побывавшие в космосе. На что Сергей, закатывая глаза к верху, как бы призывая небеса в свидетели, доказывал, что это были - Лисичка и Чайка, которые потом погибли в полёте до них. Спор разрешил вездесущий Франц, объявивший, что первых собак которых запустили, звали Дезик и Цыган. А первой собакой, совершившей полёт в космос, была Лайка, которая действительно и к сожалению, погибла. А всего запускали сорок восемь собак! Да и у Стрелки, и Белки, были в начале другие клички, Альбина и Маркиза. Пранас, пьяно ухмыляясь, тупо уставился на Францишека.
- "Какая Маркиза, что ты несёшь? Гонит здесь про цыган, мало их на базаре, ещё в космосе их не хватало"! - говорила его пьяная физиономия. Но он и Йонас, ещё умудрялись каким-то непонятным образом что-то продать.
Пранас, так часто выкладывал сапоги из коробок, прятал их назад, что окончательно запутался в размерах и подбегая к нам в очередной раз, объявил: что на рынке промышляет банда одноногих женщин - воровок! У него пропали сразу два левых сапога, стоящие на капоте для примерки. Даже с нашего места, были видны какие-то сапоги, лежащие под капотом, наверное, для установления истинного размера обуви, а он бедолага не заметил, как сапоги соскользнули по покрывалу и по - видимому от его ног, попали под машину.
Остограмились - за найденную пропажу! Пранас, вскоре ушёл опять сортировать свой товар. Через 15 минут, он взмыленный, как спортивный скакун, вернувшись, отмочил новую новость. - "У него на две пары стало больше, хотя он точно помнит, что продал одну чёрную и две коричневых пары сапог"! - В доказательстве, он помахал какими-то купюрами. Выпили и за это! Когда Франц закончил повествование о армейском происшествии, в котором он принимал активное участие, подошедший Пранас, качаясь, отчубучил усталым голосом:
- Не хватает трёх с половиной пар! - Франц, стоявший рядом с ним, заметил:
- Чего от тебя воняет, как от утреннего говнюка. Ты что, обделался со страху?
Заинтригованные в большей степени, этой половиной пар, мы, всей гурьбой, пошли пересчитывать сапоги. После получасового переучёта, больше походившей на пьяный танец северного народа вокруг своего шамана, Франца, взявшего на себя роль главного бухгалтера, вскидывавшего руки, не со шкурой убитого животного, а с сапогами из натуральной кожи и руководившего хороводом; сверившись с первоначальным списком и подсчётом наличных хозяина, удостоверились: общее количество находящегося товара совпадает со списком, за отсутствием трёх пар, которые Пранас продал. Единственная загвоздка была в том, что он всучил какой-то покупательнице - два правых сапога, при этом, разных размеров! Пошли тут же пить за хэппи энд!
Несколько подробнее, стоит рассказать о соседском отношении друг к другу, Пранаса и Йонаса. Уже с первых дней торговли в новом ряду, мы наблюдали, как стойко держался небольшого роста Йонас, перед напором безграничной фантазии, приобретённого не по своему желанию, соседа. Полноватый, с небольшой пролысиной, чтобы скрыть которую, он всегда был коротко стрижен, Пранас, приставал к молчаливому Йонасу каждый день. То он уверял его, что не за горами недалёкое будущее, когда экономика страны, вдруг, волшебным образом, вознесётся вверх и они заживут, если не как в Америке, то уже не хуже, чем в Скандинавских странах. Это точно! Приводил неопровержимые факты, известные правда только ему, о неизбежности этого экономического чуда, единственным препятствием которого, по его мнению, была атомная электростанция. Вот если её закрыть, тогда рай сразу наступит на литовской земле!
Бывший колхозник, Йонас, понятия не имел, при чем здесь закрытие АЭС и какое это отношение имеет к небывалому росту экономики? Он сосредоточенно ковырял землю носком ботинка, и все думы его были о домашнем хозяйстве. - "Как справляется там одна, Онуте, без него? Может распродать всё и окончательно перебраться в город"? - Коня, корову, уже продали давно, а деньги, вырученные от продажи скотины, пошли на покупку товара. - "Что там осталось в их родном хозяйстве? Единственная свинья, да пару кур с петухом, да домик, которому давно уже нужен капитальный ремонт"! - Хотелось плакать, а тут попался мудак, разглагольствующий о росте экономики, безмятежной старости.
Пранаса кидало в крайности. Он, забыв о только что открывавшейся ему перспективе, стать стране маленькой 'швейцарией', горячо призывал бывшего труженика земли, незамедлительно двинуться в чужеземные страны, где их ждут все блага капиталистической жизни. Пранас ссылался на пример своих земляков, которые все как один, покинули родную деревню и ни один не вернулся назад. Йонас, с ещё большим усердием углублялся носком в землю. Со стороны могло показаться, что он недавно нашел там золотую монету и ещё немного, и он разроет, и найдёт древний клад, спрятанный когда - то богатым польским шляхтичем или еврейским ростовщиком. Часто Йонас, не выдерживающий экономических лекций торговца обувью, убегал от него к нам, якобы для размена крупной купюры. При этом он тихо молвил нам, со злостью поглядывая на того:
- Ну достал меня Пранас сегодня! - Это сегодня продолжалось каждый божий день. Но чаще всего Йонас делал вид, что не слышит проповеди соседа, ему дескать, сейчас не до этого, ему срочно нужно переложить свой товар на капоте, а то бюстгальтеры, не радуют глаз не только покупателей, но и его. Он делал с товаром такие манипуляции, как факир, собирающийся удивить уличных зевак, как пекарь, приготавливая пирог, месит тесто. На капоте у Йонаса возникали иногда такие архитектурные сооружения из бюстгальтеров, что дух захватывало!
Это были гениальные творения: грандиозные башни, заканчивавшиеся остроконечными шпилями, то среди белоснежных гор, высился черный замок, соединенный с ними серым мостиком, переброшенный через пропасть, то это были такие шедевры абстракции, что если бы рядом с машиной проходили бы взявшись за руки Сальвадор Дали и Пабло Пикассо, они бы застыли в благоговении и взламывая руки, с горькими слезами, побежали домой, где ушли бы в долгий запой, прерываемый иногда стуком головы об стену каждого поочередно, кляня себя, что не могли сотворить ранее, такое чудо авангардизма!
Через месяц - другой торговли в этом ряду, мы с удивлением обнаружили, что с Пранасом стало происходить что-то странное. Он перестал здороваться с нами, высокомерно поглядывал на нас всех, а разговаривал только с титульной нацией, на своем родном языке. Язык нацменьшинств, он в раз почему-то забыл. Месяца три спустя, Пранас, перебрался в другой, центральный ряд, где якобы была более оживленная торговля. Проходя не однажды по этому ряду, мы замечали, как он увидев нас или внезапно устремлял свой взгляд куда-то вверх, как будто в небесной вышине ему предвиделось видение президента Бенджамина Франклина, сошедшего со сто-долларовой купюры, или он щурил левый глаз, как тот пианист-музыковед, наигрывающий Чайковского, чтобы не видеть столь ненавистную ему русскую фамилию композитора, вверху нотной партитуры или вовсе отворачивался к нам спиной, разглядывая свою разложенную на капоте обувь, как будто ища случайно приклеенную к подошве потерянную кем-то при примерке, банкноту.
Через год Пранаса уже никто не видел на базаре. Что произошло с ним за эти десятилетия, спустя которые я встретил его случайно около супермаркета, одному богу известно. Он сидел худющий, с уже полностью лысой головой, в грязной, рваной одежде около мусорного контейнера, в компании таких же, как и он, бомжей. Пранас меня не заметил. Он, крепко видать поддатый, с пьяными друзьями, обставленные какими-то чёрными целлофановыми мешками, горланили во все горло: - "Наш адрес не дом и не улица, наш адрес Советский Союз"! - А я вспомнил, как он стоя на рынке, упитанный, с большим животом, под который всегда сползал кошелек на ремне, на который он зачем-то налепил коня с герба страны и у которого от частого почесывания Пранасом своего прилипшего хозяйства между ног, исчез хвост, тем самым сведя на нет работу комиссии, заседавший не один месяц, и истратившей не один миллион из кармана налогоплатильщиков, решавшей на полном серьёзе стратегическую задачу страны: должен ли хвост коня быть поднят вверх или опущен вниз! А ещё я вспомнил, как он убеждал Йонаса, уехать в дальние края за призрачным счастьем, видать никто из земляков так и не позвал Пранаса, не захотел делиться с ним манной небесной, в том заморском раю.
Время пробежало так незаметно, что когда Видас сказал, что уже скоро двенадцать ( ! ) и спросил, - как пьяные торговцы думают сесть за руль(?), ему сначала не поверили! Нет, не в то что пьяные, а в то, что так стремительно пролетело время. Если говорится в сказках, что стоял пир горой, то у нас в прямом смысле, под горой, стоял гвалт несусветный. Каждый чувствовал себя беспримерно остроумным и надо было обязательно этим поделиться с окружающими, рассказать невероятно смешную историю или сногсшибательный анекдот. Какие 12 часов? Ещё есть два часа в запасе, чтобы каким-то чудодейственным образом, в раз протрезветь, - вот только сейчас анекдот расскажу и пойду немного прилягу в машину, чуток посплю! Так, наверное, думал каждый. Только не Сергей. Он вдруг, обвёл всю компанию недобрым взглядом, который затем наткнулся на сосредоточенно считавшего деньги, покачивающегося около своей машины, непрерывно чихающего Пранаса и зло изрек:
- А я сегодня ничего не продал! Даже дорогу не отбил! - наверное, хотел добавить - из-за вас, но не смог, потому-что к нему, наверное, на нервной почве, вернулась снова икота. С этим не смог смириться Францишек. Со словами:
- Смотрите, как нужно торговать! - он выдвинулся в авангард, а точнее, к столику, нагруженному Сергеем, мужскими трусами. По нашему ряду, на встречу Францу шла покупательница с полными сумками, наверное, задумчиво пересчитывая в уме деньги, оставшиеся на дорогу. И тут, перед ней выросла фигура Франца, расставившего руки и преграждающего ей путь. Пьяно улыбаясь, с каким-то не очень добрым взглядом, брякнул оторопевшей женщине:
- Гражданочка, дорогая, купите трусы мужу! - У той, наверное, сразу ёкнуло сердце и шестое чувство подсказало: - "Не жди беды, беги"! - она неловко развернувшись с сумками, так и хотела сделать, но от Франца не так легко было отделаться. Он ухватил её за руку и резко подтянул к себе, слегка развернув в сторону товара, и как ему казалось, нежно зашептал: - Ну куда же Вы, а трусы? - Нам самим, этот шепот показался, как зловещий приказ разбойника своей жертве, отдать кошелёк, а что уж ей предвиделось, неизвестно никому. Только она начала оседать на землю, бормоча что-то под нос. Спасла её от обморока, рука Франца, крепко держащая её за локоть и наши улыбающиеся пьяные рожи, которые она увидела в последний момент. Видно в мозгу у неё сверкнуло: - "Лучше куплю злосчастные трусы, чем опоздаю на автобус, что грозит ещё большими финансовыми потерями"! - Она бросив сумки, выбрала из цветной кучи первые попавшиеся трусы, растянула за резинку и удостоверившись в правильности размера, услышав цену, тут же расплатилась. Потом молча сунула покупку в сумку, очевидно подарок мужу на будущее 23-е февраля, в следующем году, ни слова ни говоря, побежала со всех ног наутёк, бросив на Франца прощальный, ненавистный взгляд. Но Францишеку уже было не до неё. Он ликовал!
- Учитесь, пока я живой! - провозгласил он, одной рукой в которой торчала купюра обнимая Йонаса, раболепно глядевшего на него снизу вверх, другой, подняв вверх большой палец, словно указывал нам в небе точку, где по его мнению, черти варят в большом котле всех, не умеющих торговать мужскими трусами!
- Счёт открыт!! - заикаясь, проговорил Серега, убирая банкноту в кошелек, перед этим помахав ею над всеми трусами, приметой, якобы приносящей удачу в торговле. С таким же успехом, он мог махать над товаром - крылом Ангела торговли! Покупателей было уже немного, все старались быстрее покинуть рынок и добраться до автобусной остановки. Вот почему Пранас и добавил, чуть слышно:
- И закрыт! - Всё равно, продажу трусов отметили очередным поднятием наполненных стаканчиков. Серега включил новую запись "Эйс оф бэйс".
Йонасу в голову ударил не только алкоголь, но и весёлый, ритмичный мотив песни. Он слегка затопал на месте, как застоявшийся конь и вспомнив очевидно деревенские танцы, выбежал на середину ряда, взбрыкивая ногами, выделывая немыслимые па. И тут его взгляд приметил спускающуюся с горы худощавую фигуру Марите, которая решила сходить по нужде перед дорогой домой. Он подбежал к ней и в пьяном кураже, схватив её за руку, галантно поклонился, приглашая её на танец. Как потом, на следующий день, уверяла всех высокая Марите, Йонас не раз тыкал ей в грудь, словно определяя головой размер её белья, которым сам же и торговал. Марите, приняв игру, весело смеясь, поклонилась танцору в реверансе, соглашаясь на танец. Но только в этот момент, у Йонаса подкосились ноги, то ли от выпитого, то ли от веса высокой торговки и они со всего маху грохнулись прямо посередине ряда!
Мы громко хохотали, наблюдая как Йонас, оказавшийся снизу, извиваясь змеей, выползает из неожиданно бухнувшегося на него женского тела. Очутившись на свободе, Йонас, пунцовый от тяжелого усердия, в большей степени от позора неудавшегося танца, под общий смех юркнул в машину, где в лобовом стекле, в прорехе среди разложенного товара, было видно мелькающее сконфуженное, красное лицо неумелого танцора.
Франц, закашлявшись от смеха, громко высморкался. Большая, зеленая сопля, прилипнув к пальцам, никак не хотела отрываться, не смотря на огромные усилия, прилагаемые Францем. Он сильно встряхивал рукой, желая ее сбросить вниз на землю, но она словно пружина возвращалась обратно, как будто прилипла к пальцам навсегда. Зрелище, не для слабонервных! Меня затошнило и я бросился сломя голову, как мне казалось, а быстрее всего еле заплетая ноги, медленно поднялся на Гарюнайскую высотку. Водка срочно просилась выйти наружу! Через 15 минут, почистив основательно желудок, спускаясь с горки, я увидел: Францишек стоял с наполненным стаканчиком и рассказывал историю, начала которой я естественно не слышал.
- И в палате нас было пятеро, и все после операции на шнобель! Утром собрались у кабинета врача, для осмотра. Представьте зрелище: пятеро бугаёв с бинтами - томпонами в носах. Первый к доктору пошёл я. Тот, не долго думая, схватил чем-то за конец бинта, да как дёрнет! Я аж подскочил от боли! Всё же присохло с кровью! Выхожу из кабинета со слезами и рассказываю остальным. Дескать, так и так. Пошёл следующий. Выходит, держится за нос. Боль адская! Короче, выходит вскоре врач и спрашивает:
- А где Баграмян? - Был у нас такой один в палате. Фамилия известная, поэтому и запомнилась. Действительно, смотрим пропал куда-то. Заходим в палату, а он сидит на кровати, зеркало на тумбочке. Услышал наши рассказы, испугался. Сидит, сам потихоньку тянет бинт и чиркает ножницами. Увидел врача, застеснялся, покраснел, начал объяснять врачу, заикается. Мол, почти всё выбрал. Врач не сдержался, заржал на всё отделение. Потом успокоился и говорит со смехом:
- Идём в кабинет, посмотрю! - Выходит Баграмян через пять минут. Красный, как спелая морковка!
- Позор! - говорит, - мне. - Мы к нему, - "что такое, давай рассказывай"! - он и выдавил из себя, словно находился ещё там, в кабинете:
- Врач как дёрнул за остаток тампона, я чуть не описался! Да ещё и возьми, сопля, большая такая, зелёная с кровью, хрясь ему на халат. Я мычу: - доктор, простите! - и рукой вытираю её на его халате. Он до этого всё смеялся, а тут такой серьёзный вдруг сделался. Встал, халат снимает и мне строго:
- Я - на больных не обижаюсь! - Слушавшие рассмеялись. Серега наклонился ко мне и на зашептал на ухо:
- Ты ушёл, знаешь что было? Как Франц справился с "зелёной"? Он так и не смог её скинуть. Взял вытер об штаны. А тут идёт его знакомый с какого-то ряда. Франц к нему и тянет руку поздороваться. Я думал за тобой побегу, вытошню. - Тут Франц заметил меня и пробубнил весело:
- С облегчением! - Я не нашелся что ответить, ляпнул первое, что пришло в голову.
- Плохо стало! Блинцы горёнцы вспомнил! - Туда, откуда я только что вернулся, побежали, зажав рот рукой, Витька с Серёгой, явно с той же целью.
Дождавшись, когда все собрались опять вместе и наше веселье от рассказанного кем-то анекдота улеглось, Франц поднял руку, требуя особого внимания.
- А теперь, я скажу тост! - но было шумно и никто его не расслышал. Он повернулся ко мне и тихо на ухо спросил: - Почему сегодня меня все называют Францем? - Это были его последние слова. Что он хотел сказать в тосте (?), загадка для истории. Была ли это хвала сегодняшней торговли, не знаем. Я не успел ответить, потому что как он стоял, так и грохнулся оземь, проливая содержимое стакана на себя. Мы все кинулись к нему.
- Дышит! - произнес с придыханием Виктор, после двухминутной паузы, склонившись над его телом. Все облегченно выдохнули. После десятиминутных споров, решили нести Франца головой вперед. Все таки живой человек! Подняв тело над головами, что было не легко, хотя нас было и немало, в наступившей тишине, процессия двинулась по ряду. Около машины Йонаса, мы невольно приостановились, любуясь увиденным. На капоте высилась "Эйфелева башня" из бюстгальтеров. Сам творец этого произведения, забыв о своей недавней неловкой пляски, немедленно вылез из машины и застыл перед неподвижным телом своего кумира. Не зная, что делать дальше, не придумав ничего лучше, Йонас, вытянул из основания сотворенной им башни, самый большой очевидно размер изделия и с почтением водрузил бюстгальтер на грудь Франца со словами:
- Это презент - его жене! - Никому в пьяную голову не пришло, "как среагирует жена на такой подарок, подойдет ли ей этот размер, а главное есть ли вообще у Францишека жена"?
Процессия медленно качаясь, зашагала дальше. Вдруг, сзади пронзила тишину печальная мелодия гармониста. Бог весть откуда-то взявшийся гармонист, прочувствовав сложившуюся ситуацию, заиграл похоронный марш, отчасти похожий на "Боже царя храни" и одновременно, на "Славься отечество", которого к тому времени уже не стало. Мы несли Франца торжественно, как несут жрецы своего мертвого фараона, для сожжения на священной горе! Но справа была только Писун-гора, да и тело, украшенное на груди двумя белыми, огромными конусами, было так проспиртовано, что быстрее всего было похоже на мумию и сожжению, конечно же, не подлежало! Предпоследним в нашем шествии, был рыдающий Йонас, который всё время громко канючил:
- Эх Франц, Франц, что же ты наделал? - сбивая нас с ритма, отчего мы то и дело, наступали друг другу на пятки. Йонас поддерживал тело так, что согнувшиеся ноги Франца, прочно стояли у него на плечах, своим 47-м размером. Замыкал шествие, ковыляющий хромой гармонист, растягивая со всей силы меха инструмента, подчеркивал весь трагизм события. Проходя мимо нашей машины, я заметил брата Видаса, который кусал губы и держался за живот, чтобы не рассмеяться во весь голос от комизма происходящего! Найдя у Франца в кармане ключи от машины, мы с великой осторожностью, аккуратно уложили тело на так и не открытые даже баулы с товаром. Йонас всё причитал сквозь слёзы, повторяя как молитву:
- Пил за торговлю, а ни одной вещи не продал! Говорил - зарождающаяся луна! ... Потом мы закрыли машину и в чуть приоткрытое боковое окно, кинули ключи от машины. Они попали точно на грудь Франца, как раз между белыми чашечками, которые он крепко обхватил руками у основания, словно найдя им прочную опору. Ноги Великого торговца высились над рулем, упираясь прямо в лобовое стекло! Гармонист, не долго думая, заиграл колыбельную, хотя Францишека невозможно было разбудить даже, если бы над ухом раздался залп пушки, стоявшей на горе Гедиминаса и служившей для запуска праздничного салюта, хотя в реестре военного казначейства числился единственным, боевым орудием, находившимся на учете национальной, возрождающейся армии. Вдали слышался, перебивая мелодию колыбельной, шум отъезжающих с базара первых машин торговцев.
- Пора собираться! - произнес со вздохом сожаления Витька. - Надо допить остаток, нельзя оставлять зло! Гармониста вдохновила эта идея, он запел, наигрывая марш - мелодию:
- Пора, в путь дорогу, дорогу дальнюю -... Мы поплелись обратно. Пранас, шедший впереди в обнимку с икающим Серегой, доказывал ему, что он, самый закадычный его друг. Он обернулся и предложил всем собутыльникам, как заботливый отец, заигравшимся детям на улице, перед дальней дорогой домой:
- Не хотите пойти до кустиков, на прощанье? - Сергей, вместо согласия, ответил иканием за всех. Взобрались на большой холм, подталкивая друг друга в зад. Сделав свое дело, я стоял на заросшей травой и кустами, некогда насыпной горе. Справа зиял большой котлован, где ночью, точнее ранним утром, пропал засранец - торговец, а слева, прямо до горизонта, простирался огромный рынок. Машины начальных рядом, громко сигналя, покидали базар. Все продавцы суетились вокруг машин, спешно убирая товар.
-"Вот еще один торговый день прошел!"- подумал почему-то с грустью я. Не знал, что впереди ждут ещё тысячи таких будней, как сегодняшний вторник, со своими радостями и всегда шедшими рядом с ними, горестями. И в зной, и в стужу, в метель, и в проливной дождь, люди будут торговать и надеяться. Но.. Многие сотни судеб, будут сломаны, перемелены! Сначала, казалось мечтая только о желании выжить, помочь своей семье в эти переломные годы встать на ноги, незаметно подчиняясь желанию всё к большей наживе, человек переступал порог, когда мысли, - ещё, ещё давай, - становятся ежедневной насущной проблемой. Появлялась зависть, многие, во имя мнимого богатства, шли на преступления, разного рода авантюры, мошенничества. Некоторые, заложив квартиры под проценты, расплодившимся как грибы банкам, терпели крах и спиваясь, пополняли ряды бомжей. Конечно были и те, кому сопутствовала удача. В стране "швагров и зятьёв", деньги и связи, приносили удачу и свои плоды. Они открывали свои магазины, рестораны, кафе, умножая доходы, вкладывали деньги в другой новый бизнес. Другие, сразу поняв откуда дует ветер, шли во власть, взращивать ростки будущей демократии, семена которой, наверное, были посажены и обильно удобрены на этой Гарюнайской Писун-горе.
Вдали зазвучала лихая песня гармониста, который рвал меха: - "То ли ещё будет, ой-ой-ой"! ...- предназначавшаяся очередной кампании, загулявших где-то, как и мы, торговцев. Не было сил слышать стенания тужившего от натуги Пранаса из кустов:
- И зачем вчера я рис жрал, видать скрепило!
Я пошел вниз, помогать брату складывать товар. Спускаясь с холма, почему-то вспомнил рассказ Видаса, как он работая мясником, в советское время, иногда замещал заболевшую продавщицу. Предлагая кусок мяса очередному покупателю и на его ворчание, что этот не годится для его породистой собаки, брат, предложил оторопевшему от этой наглости, очевидно богатому клиенту:
- Возьмите меня собакой, я на трех языках лаять умею! - Этот, как потом выяснилось, был высокий партийный работник, который позже стал у них в магазине постоянным покупателем. А уже в наше время, лицо его мелькало среди тех, кто руководил новым государством и он клятвенно заверял всех, стуча себе в грудь кулаком, что был истинным, и чуть не единственным борцом против советского строя, всю свою сознательную жизнь. "Почему в памяти, возникла это история"? Наверное, далеко в подсознании пробуждалось чувство, которое пробивалось через замутненный алкоголем мозг и взывало к совести.
- "Что же ты, дескать, не торговал сегодня, не помогал брату"? - мозг посылал ответные импульсы. - "Быстрей бы добраться до дому, выпить бутылку пива и завалиться спать. А завтра в рот ни-ни, ни капельки"!
Не догадался я, посмотреть наверх, на небо. Там наверняка, хитро сощурившись, с язвительной усмешкой, бог Бахус, из облаков, показывал мне огромный кукиш!