После обеда, я не пошёл с Болеславом на улицу. За ним увязался Стасис. Правда, тот не курил, так решил прогуляться за компанию. Я пошёл в зал, хотел подольше поговорить с мамой по телефону. В зале было пусто. Только вдали на стуле сидела какая-то женщина в вязанном платке или шали, я в этом не разбираюсь. Женские палаты были в другом конце коридора и находились ближе к залу отдыха. Дамы разных возрастов в основном приходили только по вечерам, на просмотр какого-нибудь фильма. Ну и была парочка подружившихся пациенток из одной палаты, которые сидели каждый вечер часами. Они занимали самое удобное место, в углу, на диване у окна, шушукались между собой, нарочито громко хохотали, кокетливо бросая взгляды на молодых мужчин. Многие не оставляли без внимания молодых подружек, охотно делая им комплименты, присаживались и флиртовали весь вечер. Оттуда постоянно слышался смех, то в ответ на услышанный смешной анекдот или весёлую историю, то на зачастую совсем небезобидную шутку в чей-либо адрес, мешая иногда остальным смотреть телевизор. Болик называл этот угол - СКВН!
- СКВН, опять не давали фильм смотреть! - раздражённо ворчал он, заходя в палату. Да, это было в первый вечер, после разговора с Оракулом. Тогда я впервые услышал эту странную аббревиатуру. Я сначала удивился, а потом сделал вид, что понял и ухмыльнулся. Евгений, заметив моё замешательство, отведя в сторонку, тихо пояснил, поглядывая искоса на Болеслава, который уговаривал Гжегоша - "сыграть с ним в картишки, в дурочка, на щелбаны".
- СКВН, это - Сумасшедший Клуб Весёлых Находчивых Идиотов!
"Джамшут" захихикал и пояснил:
- В один из вечеров, какой-то молодой больной из другой палаты, он уже выписался, подколол Болеслава при девушках:
- Вот идёт Сизый Нос! - молодые пациентки, увидев идущего по залу Болеслава, зашлись от смеха. Болеслав, услышал краем уха и растерявшись, замедлил шаг. От внезапного волнения у него и правда на крупном носу иногда выступили синие прожилки. А здесь одна девушка смеясь, спросила собравшуюся на диване кампанию:
- Интересно, у него другой кончик, тоже такого цвета? - все грохнули от хохота. Пунцовый от стыда Болик, повернулся и пошёл прочь, сделав вид, что забыл что-то в палате. Что-то очень нужное! А в зал он забрёл просто так. Его не очень-то и интересует этот фильм - " Кинк-Конг жив". Он уже смотрел его, аж два раза! Но после этого, он возненавидел этот диван в углу и всех кто тогда на нём сидел. Особенно этих "толстозадых девиц"!
- Вишь больные! - говорил он порой с сарказмом, слыша доносящийся смех из зала. - Так на этих кобылах пахать надо, а они туда же, в лечебницу для душевнобольных! - и точно, нос у него от негодования, становился темно-синим, аж пунцовым. - Здесь люди лечатся от серьёзных заболеваний, а они СКВН устроили! - кипятился Болик, забыв упомянуть, что половина больных в этом отделении, лечится от алкоголизма и болезней, так или иначе связанных с этой проблемой. - Даже вечером, играя в шашки с Гжегошом, сделав какой-нибудь нелепый ход, он во всём обвинял - "это ржущее стадо". Дескать, - не дали хорошенько подумать, он уже хотел пойти другой шашкой, но тут - "замычали кобылы"!
- А где же "И" на конце аббревиатуры? - спросил я шепотом Евгения. - Ведь Идиоты же? - мы невольно поглядывали в сторону сыгравших первую партию в "дурочка". Болик, сделав какую-то замысловатую фигуру из пальцев, сильно бил щелбаны в лоб Гжегошу. Толстяк морщился и только смешно повторял:
- Ой! Ой! - пролысина его покраснела. Видно Болеслав попадал и туда, пока Гжегош потирал рукой от боли лоб. Последний удар получился настолько сильным, что даже Владас, укрывшись одеялом с головой, сделал щелочку и посмотрел сквозь её, на сидевших за столом. Наверное, в это время Гжегош открыл рот, чтобы ойкнуть и удар получился настолько оглушительным, будто башка лишилась последних мозгов при виде "шестёрок на погоны". Это был словно удар даже не по пустому чайнику, а точно по большому, звонкому колоколу. Гжегош со стоном произнёс в последний раз:
- Ой! - Он нагнувшись до этого, выпрямился и неожиданно, причём видно даже и для себя, громко пукнул. Все рассмеялись, а больше всех хохотал сам толстяк, массажируя голову и извиняющимся голосом говоря:
- Простите! Уже не держится!
- Так где же "И"? - повторил я вопрос. Евгений смеясь продолжил:
- Я тоже задал этот вопрос Болику. Он объяснил так. Мы же в аббревиатуре КВН, "и" не произносим, а только когда расшифровывая название - Клуб Весёлых и Находчивых, упоминаем союз. Так что просто - СКВН! Одной "и" больше или меньше, какая разница? Всё равно - Идиоты! - я почесал голову от такой логики. С Болеславом не поспоришь. Кто скажет, что мы здесь здоровые? Спроси любого первого попавшегося прохожего за забором:
- Кто вон в том здании лежит? - он не задумываясь, но удивлённо и подозрительно оглядывая спросившего, с усмешкой ответит: - Идиоты! - Это же скажут и заседающие в пяти километрах отсюда, члены Сейма, принимающие нужные законы, от которых народ попадает в психушку. Причем, если поменяться с ними местами, одеть их в пижамы, а нас в дорогие костюмы, никто из людей такой рокировки не заметит. Они будут здесь так же играть в карты, в разные мобильные игры, тусоваться в СКВН, около молоденьких пациенток, балдеть от новых лекарств. А мы в свою очередь, видя, как нам с балконов строят глазки молоденькие помощницы, секретарши, журналистки, будем заседать с умными лицами в Главном Управление страны. Кто-то заснёт, кто-то будет ковыряя в носу, читать газеты, посылать сообщения любовницам, играть в интернете, но обязательно изредка, все очнувшись и оторвавшись от государственных дел, делая наиумнейшее лицо, с неимоверным чувством преисполненного достоинства, нажимать кнопки, принимая "активное" участие в голосовании архиважных законов, от которых потом молодёжь, спешно упаковав чемоданы, покидает свою родную Землю. Но эти законы будут нужны нам, всему правительству, нашим семьям, родственникам, друзьям, которые "плодотворно" занимаются бизнесом, пока мы мозгуем для них законы. Никто из людей не заметит подмены. Они уверены, идиоты находятся там, в псих-лечебнице. Ведь ничего не изменится! Лучше не станет. Потому что даже честные люди, попадая в законотворческий рай, становятся как все, частью Системы, маленьким колёсиком этой машины. А где-то сидят водители этой Системы, Главные Идиоты мира (!), которые во имя своих благ, делают всё, чтобы уничтожить нас, простых людей. Хотя судя по всему, они и за людей нас не считают!
Говоря с мамой, я неторопливо прохаживался вдоль стены, ведущей в женское отделение. Двадцать шагов туда, столько же обратно. Я специально детально расспрашивал её о всех житейских делах, интересовался здоровьем родственников, соседок, навещавших её, лишь бы она не волновалась из-за меня, не задавала тревожных вопросов, для чего придавал голосу бравый тон. Но разве мать обманешь?
- Сынок! У тебя всё в порядке? Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо мама! - весело выкрикнул я. Получилось чересчур громко, отчего бросил взгляд на сидевшую у окна женщину. - "Ба! Да это же молоденькая девушка! Закуталась в большой шерстяной платок. Какая симпатичная! Только очень худенькая, с бледным личиком, на котором такой печальный взгляд"! - на меня девушка даже не посмотрела, задумавшись, грустно смотря в какую-то точку рисунка линолеума пола.
- Я здоров, как бык! - поспешил заверить я мать. - Скоро выпишут. Не скучай. Я потом тебе позвоню. Целую!
Я остановил мимо проходившую молодую сестричку.
- Вирга! Кто эта девушка?
- Как кто? Больная! Здесь все больные! - Вирга повернулась и собралась уходить. Она после обеда чуть успокоилась. Пока я спал утром, они с Ниёлей, которую вызвали на помощь, бегали взмыленные по отделению, наводили порядок. А здесь такой конфуз с комиссией. Кошмар! Главврач больницы был в ярости! После отъезда зарубежной группы медиков, он накричал на заведующего нашего отделения, а тот в свою очередь, на свою помощницу, старшую медсестру Лайму. Та в слезах, пошла домой, к общей радости всех больных, заявив старшим коллегам, что больше в внеурочное время работать не собирается. Ей за это не платят!
Главврач больницы боялся только одного. Что к приходу другой, новой партии, а значит смене власти в стране, не удержится на доходном месте. - "Конкуренты наступают на пятки, ищут всякий компромат: на него и бизнес близких, хотят сожрать его живьём. "Соотечественники хреновы"! А ему осталось совсем чуть-чуть, самую малость до его мечты. Он давно приметил "домик" на Лазурном берегу! Некоторые скажут: - Дворец! - это они из зависти. Да, дом большой! Но и семья не маленькая! А кто его знает, удержатся ли дочка с зятем в своём бизнесе, поставляя лекарства, медикаменты в больницы, аптеки города. Не во все, конечно. Город поделен на части, как собственно, и вся страна. В другие районы не суйся! Табу! Это бизнес! И все хотят красиво жить!
А те купюры, которые выпали из кармана?...
Ну и что! Он всю жизнь имеет дело с идиотами и если что, спросил бы их, буравя строгим взглядом: - А Вы в каком кармане или банке, если всё не умещаются в кармане, держите свои "трудовые доходы"? - Ведь они все, смеясь, заполняют раз в году, свои налоговые декларации. Сколько напишут, столько и заплатят налогов. А потом, приплюсуя свои миллионы к нищенской пенсии стариков, минимальной заработной плате трудящихся, чиновники от государства, восхищенно рапортуют во всеуслышание, о увеличении средних доходов, а значит повышению материального благосостоянии всего народа. "Виват Свободе"!
В декларации, в графе - указать источники получение средств, многие пишут про своих бабушек, дедушек, которые будучи оккупированными, каким-то чудом прятали в погребах клады, оставшиеся от польских шляхтичей. Многие оказывается, заработали миллионы, торгуя шарфиками, носками на Гарюнайском рынке. Но это только для того, чтобы новоявленным олигархам пояснить народу, откуда у них появились деньги в первые годы независимости, когда они приватизировали всю страну. Сейчас они плевали на всё! Они давно скупают недвижимость за границей, записывая всё на имена ближайших родственников. Недаром один проворный депутат Сейма, даже написал в декларации, с издёвкой. - Бог подал! - дескать, идите, спросите у Него! Бог молчит? Значит, всё честно! Намекая на кумира всех богачей, Рокфеллера-старшего, который неустанно говорил про свои несметные богатства:
- Бог помог! - и когда безжалостно расправлялся со своими конкурентами, завоёвывая новые места в нефтяном бизнесе, и когда подавлял расстрелами бунты недовольных рабочих, и когда под бликами вспышек фотографов, протягивал центы нищему мальчонке, он ухмыляясь, повторял эту фразу. Наверное, он её произносил и когда вместе банкирами разных стран, организовывали всевозможные революции, войны, потеснив нерасторопных конкурентов, и завоёвывая новые рынки во всём мире. Что для них миллионные жертвы? - Бог помог! - Он был очень набожным человеком!
Обо всем этом думал главврач клиники, выезжая со стоянки на своём "Порше". - "Пока Они у власти, жить можно! А потом, уезжать немедленно из этой страны "Идиотов"! Эх, быстрее бы на пенсию, чтобы вечерком посидеть с удочкой на своей яхте, полюбоваться закатом уходящего солнца"!
- Как зовут девушку? Что с ней? - спросил я, останавливая уходящую медсестру.
- Зачем тебе это? А-а -а! -... Вирга улыбнувшись, прошептала: - Наташа, кажется. Фамилию не помню. Новенькая, только что поступила. Мама умерла месяц назад. С депрессией!- она убежала и я не успел её поблагодарить. Да и забыл. Я шёл к Ней.
- Здравствуй, Наталья! - поздоровался я и сел рядом на стул. Девушка никак не отреагировала. Она так же сидела, задумчиво смотря вниз. Мне стало как-то неудобно. - "Может не расслышала"? - Меня зовут Константин! Я тоже здесь только третий день. Бывает скучновато, поговорить не с кем.- соврал я. Собеседников здесь хватало. Но не было её... - "Сказать ей об этом? Подумает ещё, вот наглый тип"! - Прости, что помешал тебе сидеть в одиночестве. Я знаю, ты пережила недавно огромное горе! - я привстал, чтобы уйти.
- Подожди Костя! Посиди со мной! - она шевельнулась и посмотрела на меня. Я плюхнулся на стул. - "Какие красивые, карие глаза! О боже, но сколько же в них горя и печали"!
- Я слышала, как ты разговаривал по телефону с мамой. - она опустила на плечи платок, открыв роскошные, длинные, чёрные, как смоль, волосы, тяжело вздохнула и заморгала глазами. - А моей мамы -... Она закрыла лицо платком, её плечи начали вздрагивать. Я не знал как успокоить девушку. Не сразу находишь такие нужные слова для незнакомых людей. - "А может дать ей выплакаться"?!
- Наташа! - я осторожно взял её за одну руку. Она не оторвала руки, не отдёрнула. Только чуть напряглись пальцы. - "Какие тонкие пальцы? А рука холодная"? - Тебе холодно? - я поправил на ней сползающий с плеч платок. - Наташа, так устроен этот мир. Рано или поздно, мы умираем. Так хочется, чтобы наши... родные жили подольше. Но было бы несправедливо, да и вдвойне невыносимо, если бы было наоборот. Родители хоронили своих детей! У многих не выдержит сердце вынести такое...
- Я знаю... - прошептала она, чуть пожав мне руку. Я чувствовал, как согреваю её руку своим теплом. - Я не раз сама говорила на похоронах какие-то слова соболезнования, но это были всего лишь слова скорби: друзьям, дальним родственникам. А здесь это горе коснулось... - Она с усилием подавила рыдания. - Мама для меня была всё! Самым родным человеком, самой близкой подругой, с которой я делилась самыми откровенными мыслями! - она убрала платок от лица и начала рассказывать. Про свою жизнь, про детские воспоминания, про школьные годы. Я не отрываясь смотрел в её карие, заплаканные глаза. - "Сколько прошло времени? Не знаю"! - иногда, я будто слышал из уст этой девушки слова, которые рассказывали о моей маме. У меня невольно навернулись слёзы на глазах. - И всегда со мной рядом была моя мамочка! -... Она положила вторую руку на мои и тяжело вздохнула. Я взял её другую руку, чтобы тоже немного согреть.
- Наталья! - раздался голос сестрички из коридора. - Сазонова! - в начале коридора показалась запыхавшаяся Вирга. - К Вам отец пришёл! Ждёт в приёмной! - девушка вскочила, в глазах мелькнуло на мгновение искорка тепла, надежды, наверное, радости. Вспыхнула и погасла.
- Я пойду! Папа пришёл!
У нас ещё не было объявлено карантина в больнице. Но говорили вот-вот. В городе участились вспышки гриппа. На всякий случай, в лечебнице запретили посетителям навещать больных в палатах. Только по выходным дням и самых тяжелобольных.
Я смотрел вслед уходящей девушки, которая куталась в длинный шерстяной платок. - "Наверное, мамин"! - девушка обернулась.
- Мы ещё встретимся! - сказала она губами. - "Или это сказали её глаза"? - Наташа немного улыбнулась, еле заметно, краешком губ и ушла. - "Какая она хрупкая, нежная"! - подумал я, вставая со стула. Почему-то мне стало немного легче в этой больнице, не так страшно, что ли. Ну почему, было ясно. Я улыбнулся сам себе. Вдруг уходя, увидел на другом стуле, рядом, где сидела девушка, книгу. - "Наташа оставила"! - я взял в руки забытый томик. - Гончаров " Обломов". Ничего себе! В наше время такая редкость увидеть читающую девушку. А тем более, классику. Я сам почти перестал читать книги. Всё своё свободное от учёбы время, проводил в интернете. "Обломова" помнил по школьной программе. И то смутно. Ладно, почитаю на досуге. Нет, лучше вечером верну книжку. Будет повод встретиться!
Я шёл перелистывая книгу. Внезапно взгляд упал на диван, на котором обычно сидел Оракул. Я обомлел! Он сидел в центре дивана и покачиваясь смотрел на часы. Я протёр глаза от изумления. Как он здесь оказался, как вошёл? Неужели разговаривая, а точнее, слушая Наташу, я не увидел его появление в зале?
В коридоре мне энергично махал руками Болик.
- Иди сюда! - я не спеша подошёл. Он схватив меня за пижаму, затащил в туалет. - Давай покурим! Я тебе такое расскажу! - Болеслав прикуривая сигарету, усмехнулся.
- У нас в палате новенький! На место Пятраса! - торжественно объявил он.
- Михась! Родом из Украины, приехал к нам на заработки. Знаешь, как у нас обращаются с этими людьми? Вот-вот. Обманывают, как могут. Так и им, всей бригаде строителей, не заплатили за какой-то объект. Три месяца, рассказывал Михась, вкалывали с утра до вечера. Жрали всякую дешёвку всухомятку, ночевали в вагончике. Когда пришло время расплачиваться, придрались к качеству, дескать, - наделали кучу брака, а сейчас за Вас переделывай и дали всем ногой под зад. Ребята ругались с начальством, всё без толку. Те тыкали пальцем в договор, где и сам местный ничего не поймёт, тем более, в конце написано такими мелкими буквами, что и в лупу не разберёшь. Хлопцы запили от горя. А у многих остались семьи на Родине, они единственные кормильцы. И вот Михась, у которого трое детей, решил в подпитом состоянии покончить с жизнью. - "У нас бардак и в свободной Европе не лучше! Надоело"! - Но решил уйти непросто так. А совершит суицид на строительном объекте. Ещё поддал для храбрости. Проник он днём на стройку, зная все лазейки, ходы и выходы, поднялся на пятый этаж. Почему на пятый, сам не помнит. Наверное, хотел спрыгнуть с крыши. По дороге думал о родных, посчитал, что если разобьётся в лепёшку, хоронить нечего будет. Решил повеситься! На этаже нашел обрывок какого-то провода и привязал к батарее. Как он хотел уйти из жизни, повесившись на радиаторе, уму непостижимо! Но радиаторы ставили такие же гастарбайтеры. Провод выдержал, радиатор нет! Михась рухнул вместе с оторванным радиатором, сильно ударившись головой об пол. Вода хлынула из трубы, заливая все помещение. Михась говорит, хорошо что ещё горячую воду не подключили, так бы обварился заживо! - Так я спрашиваю: - ты же хотел покончить с собой? Не всё ли тебе равно, как? - смеётся! Он часто смеётся! Когда его обнаружили лежащим без памяти, а может в сиську готовым, вода достигла подвала, залив пять этажей. Бригада земляков, узнав о случившемся, разбежались кто куда. Михасю насчитали столько убытков, что теперь ему и троим его детям, а быстрее всего и внукам, придётся отрабатывать долги всю жизнь. Это он так считает. А ещё спрашивает меня, как объявить себя банкротом? Я спрашиваю: - квартира, машина есть? - он смеётся. - Нет! Они с женой снимают жильё. Я и говорю: - С тебя взятки гладки! Можешь смело ходить по стройкам города и затапливать все дома! Будешь у нас очередным бомжём. У нас их тысячи, если добавить сюда ещё и будущих пенсионеров, счёт пойдёт на десятки тысяч. Ничего, мусорные контейнеры всех прокормят! Надо только почаще крутиться около супермаркетов, больших ресторанов! Смеётся хохол! Весёлый парень!
Выходя из туалета, мы столкнулись с проходящей мимо Виргой.
- Опять накурили в туалете! - беззлобно заметила она. - Вот всё расскажу Лайме! - Болеслав был сегодня в ударе.
- А Вы разве не слышали? - мягко спросил он. Медсестра приостановилась.
- Нет! А что!
- Лайма наша, в запой ушла! - Вирга вытаращила на него глаза. Она от удивления пятилась назад. - Скоро у нас будет новая пациентка! - Болик в восхищении нарисованной картины причмокнул языком. Вирга больно ударилась боком о свой стол, выступающий из ниши, посередине коридора.
- Пойдём в палату, там Михась такое рассказывает, что у них происходит после Майдана, уши вянут! Он так сильно ударился головой, что напрочь забыл украинскую мову! Говорит на чистом русском. В этом дурдоме не соскучишься!!
- Я скоро приду! - сказал я и пошёл к Оракулу. Я ещё не знал, что мне предстоит с Владимиром долгий, обстоятельный и удивительный разговор.