"Я умер? Как и когда? Я же был здоров, молод, полон сил. Этого не может быть! Или может? Наверное, во сне. А может это... сон? Надо проснуться... Нет, не могу. Крикнуть?... Тоже не могу! У меня нет рта!... Господи! Тела тоже нет!! Но почему мне так спокойно?? Моё сознание парит в невесомости, вокруг чёрный вакуум. Но я не чувствую боли. Ничего. Никаких переживаний! Ни ощущения страха, который постоянно был присущ моему телу, точнее мозгу, а уж в теле я его прятал так умело, что никто не знал, что он постоянно сидит во мне. А у меня ведь было столько фобий! Стоп! Моё сознание... Так оно у меня есть? Но КАК?? Ведь головы нет? Я что думаю этой маленькой светящейся каплей? Я и есть - летящая капля во мгле? Я сам себе освещаю путь? Да! Мне знаком этот путь! Когда-то так же нёсся... Казалось в вечность. Но нет! Только сейчас я лечу домой!! Чувствую, знаю. Наконец-то! Но что это? Почему меня стало качать из стороны в стороны? Кто меня хочет сбить с этого пути? Не надо! Не останавливайте меня! Мне так хорошо здесь"...
- Костя! Подъём! Завтрак несут. Ну ты и спишь. - Меня за плечо тормошил Евгений, сосед по палате. Я догадался по голосу. Приоткрыв глаза, на миг зажмурился, свет больно резанул по глазам. Я нехотя выполз из-под одеяла. Пошарив ногами по полу, нашёл тапочки. По-видимому, все давно встали и занимались утренними делами. Болеслав, мой сосед справа по койке, сидел с телефоном, тыкал пальцем в экран, наверное, набирал кому-то смс или играл в какую-то игру. Меня немного покачивало.
- "Что за таблетку мне вчера дали? Сестричка сказала, - витаминный препарат с успокоительным действием, способствует быстрому засыпанию и нормализует сон. Ничего себе улучшил, еле проснулся"!
Пошёл в туалет. Умываясь, подумал. - "Нет, точно реально шатает, даже пальцы подрагивают, а ещё неприятное чувство в желудке, будто подташнивает. Ну и сон какой-то дурацкий приснился. А может это лекарство так подействовало"? - А потом меня всего пронзило. - "А ведь он, Оракул, меня предупреждал! Откуда он знал"??
Вчера, после обеда, меня положили в это отделение. Дежурный врач, просматривая моё направление в больницу, проговорил, заполняя какой-то журнал.
- Так. Константин...
- Константинас! - Поправил я. Он удивлённо сдвинув брови, вновь посмотрел в бумажку.
- Константинас Мора... - Молодой врач усмехался, записывая мои данные.
- Морозовас - Продиктовал я, помогая ему и добавил: - От папы, который уже двадцать пять лет как с этой фамилией! - Хотел ввернуть - с независимостью, но промолчал. А сказал через паузу. - С рождения у меня такая фамилия. - Эскулап заржал.
- Истинный литовец! - Он бросил ручку и заливаясь смехом, откинулся назад в кресло. Мне было наплевать на его смех, сделав безучастное лицо, я уставился в окно, любуясь осенним пейзажем больничного парка. Доктор вдруг осёкся, прервав смех, зло сказал, поглядывая в листок направления. - Так! Жалобы на беспокойство, беспочвенный страх, плохой сон. В армию не хотите идти? - Спросил он умилённым голосом. Я ответил таким же тоном:
- Очень хочу! - А потом зло выговорил, делая голос как можно страшнее: - Дайте мне в руки только автомат. Я всех перестреляю, направо и налево! Я люблю пострелять. - Врач спохватился и уже спокойным голосом, думая, наверное: - "А вдруг и правда, идиот! Может свихнулся, играя в "стрелялки"? Ещё расстреляет своих"! - Произнёс:
- Спокойно Константи...нас! Полежите у нас, пообщаетесь с психологами, психиатрами, пройдёте полное обследование. Завтра придёт Ваш врач отделения, назначит курс лечения. - Он стал что-то записывать в мою больничную карточку. Посмотрев на меня, тихо и ласково промолвил. - Идите! Сестричка отведёт Вас в палату.
Умывшись холодной водой, что немного взбодрило меня, но ясности в голове не добавило, вернулся в палату. Уже принесли завтрак. Болеслав, уплетая овсяную кашу, промычал:
- Иди ешь. Каша остынет. - Есть совсем не хотелось. Вид каши опять вызвал какие-то спазмы в животе. Через силу сделал глоток чая. Посидел пару минут, оглядывая неторопливо завтракавших соседей-пациентов.
В палате я был шестым, самым молодым. Койка с левой стороны от дверей, около стены, посередине помещения. Слева, толстяк Гжегош, невысокого роста, средних лет, добродушного вида, с небольшой пролысиной. Болеслав рассказывал, что его привезли недавно после какого-то ДТП, связанного по рукам и ногам. На вид добряк, а оказывается сделав аварию, пытался скрыться с места происшествия. Полиция устроила за ним погоню. Догнали быстро, заблокировав улицу патрульной машиной. Гжегош, категорически отказывался дуть в алкотестер. Врач скорой, которая прибыла для оказания медицинской помощи пострадавшему в другой машине, по просьбе полиции, хотела взять анализ на наличие алкоголя в крови у толстяка. Гжегош, даже неожиданно для себя, укусил её за палец. Как он уверял потом всех, сработал инстинкт самосохранения. Посчитав, что его неадекватные действия могут быть последствием шока, вызвали бригаду из психиатрической больницы. Так, на всякий случай. Гжегошу, пока светит лишения водительских прав и большой штраф. В случае признания его трезвым, да к тому же невменяемым на момент совершения аварии, может отделаться только мелким штрафом. Прав он лишится по любому. Толстяк потом мне проговорился, что не помнит, что произошло. Он совсем не пьёт. А тут угораздило. Как сел в машину после празднование дня рождения сестры, не имеет понятия. Как во сне! А выпил всего рюмку - другую.
- Хорошо, что не подрался с копами! - Не раз повторял каждому в палате Гжегош, при разговоре тет-а-тет. Мне почувствовалось в его голосе даже некоторые нотки бахвальства. Кадры задержания показывали по всем местным каналам. Поляк стал мгновенно звездой интернета. Может эта временная популярность льстило его самолюбие? Но узнавать его в районе потом, разве что будут только соседи, которые будут тыкать пальцем в спину и хихикать. К тому же это происшествие, не осталось незамеченным, как же пострадал помощник члена Сейма. Умело поднятая в прессе и на ТВ - шумиха, вызвала резонанс и бурю общественного негодования в городе, да и в стране. Тут же в Сейме были приняты поправки в закон: ужесточить наказание! А мы же знаем, что в свободных от морали странах, могут судить по законам и задним числом. Лишь только их воровство не попадает под юриспруденцию, обычно из-за срока давности, хотя хапнули европейской помощи только позавчера, а вчера бывший друг и соратник, перешедший в другую партию, из-за того что с ним не поделились, искренне и честно рассказал всё журналистам, "всю правду", как на духу, прямо накануне новых выборов. И что? Да ничего! Ну вылетит из партии какой - нибудь "крайний" и всё! Тьфу! Этих партий пруд пруди, перейдёт в другую. А денежки то тю - тю! Уже на зарубежных счетах.
Толстяку грозит по новым поправкам в законодательство - вплоть до домашнего ареста, а потом и реального срока тюрьмы. Адвокат посоветовал во всю "косить" в больничке. Мол и раньше бывали приступы, не придавал значения, а здесь в дороге стало совсем невмоготу, выпив целый флакон корвалола, решил ехать в больницу.
При знакомстве со мной, долго тряс руку и объявил:
- Гжегош-Кшиштоф! Можно просто Гжегош... или Кшиштоф. Не обижусь.
Справа, я уже говорил, моим соседом был - Болеслав. Высокий, черноволосый с сединой по вискам, он годился по возрасту мне в отцы, лет за пятьдесят. Единственная примета, бросающаяся в глаза, крупный, с горбинкой нос, по-видимому, перебитый в годы бурной молодости. Говоря о своей болезни, сказал только одно слово:
- Бухаю! - Оказывается, попал в больницу с приступом белой горячки. Сам не помнит происшедшего. Пил с друзьями, как всегда, вдруг, наступило затмение. При знакомстве, просил называть просто - Боликом. Я ещё подумал, нет ли у него дружка - Лёлика? Вот и выросли детки! Весёлая была парочка в мультяшках.
Напротив меня, в центре, койка - Евгения. Сам о себе, точнее о болезни, что-то невнятно бурчал о каких-то психологических проблемах, навязчивых идей. Маленького роста, он внешне напоминал Джамшута, из "Наша Russia". Всезнающий Болик поведал по секрету, что Евгений страдает суицидальными мыслями. В больнице он уже не в первый раз. - Быстрей всего выбивает себе группу! - Шептал мне Болеслав. Но чаще всего я наблюдал понурого, с тоскливым взглядом, молчаливо сидящего на кровати "малыша".
Слева от Евгения, напротив Болика, лежал действительно больной. Или он так феноменально играл, что не придерёшься. Это - Владас! У него была странная фобия, если не укутать в чём-то всё тело, в одеяло или больничный халат, то накрыть хотя бы голову - обязательно! Или полотенцем, или шарфом, так что торчал один только крючковатый нос. Я не знаю, сколько лет ему было на самом деле: сорок, сорок пять? Говорил он совсем мало. Чаще однозначно: да, нет. Иногда - не знаю. Толком и не сказать, как он выглядел. Запомнились только постоянно бегающие глаза и этот крючковатый, постоянно сопливый нос. Болик говорил, что Владаса скоро переведут в другое отделение. Как все его называли - буйное! Зачем, не знаю? Ведь от Владаса не было никакой агрессии, правда, если не отбирать то, чем он укрывал башку. Говорили, тогда он становился неуправляемым, кричал, плакал, пока ему не давали успокоительный укол. Наутро начиналось всё сначала. На время врачи оставили его в покое. Что с больного возьмёшь?
У окна, напротив Гжегоша, находился - Пятрас. Пренеприятный тип. На всех смотрел подозрительно, везде совал свой нос. Говорил с пафосом, чаще зло. Разговоры только на одну тему - угроза с Востока. Эта политика, звучащая с каждого утюга, так надоела всем, что его никто не слушал. Иногда, наверняка, чтобы подразнить, с ним спорил Болеслав. Доведёт его до белого кипения, тот, не находя аргументов в споре, постоянно убегал куда-то.
- Побежал докладывать врачу! - Заговорщицки подмигивал нам Болик. - Нашёл врага в палате психушки! - Хохотал он. Как выглядел Пятрас? А никак. Мимо сто раз пройдёшь, не заметишь, разве только внимательный взгляд обратит внимания на кривые ноги, да коротковатые руки. - Орангутан - обозвал его Болеслав. Так все и называли того, за глаза.
Я уже допивал чай, когда вдруг проснулся аппетит. Бывает такое. Только я откусил булочку, внезапно открылась дверь. Появившаяся молодая сестричка бойко зачитала пару фамилий, а потом что-то застопорилось. Она начала шипеть.
- Гжегош Пши... - Медсестра Вирга в очередной раз запнулась на фамилии больного. Тот крикнул визгливым голосом:
- Попрошу называть меня полным именем! Гжегош-Кшиштоф Пшиштунский! - Молоденькая сестричка была совсем неопытной, работала в больнице всего ничего, вторую неполную неделю, поэтому наглости ещё не нахваталась. Она чуть растерялась, смущённо посмотрела в список больных и старательно начала выговаривать следующую фамилию больного, мою. - Моро...зо...вас.
Гжегож почему - то громко рассмеялся. Может довольный произведённым эфектом, что напугал сестричку.
- Что здесь за крик? - По коридору шла старшая медсестра Лайма, неся в руке большую чёрную сумку. Высокого роста, худощавая, в очках, она шла, выкидывая ноги вперёд, как цапля. Про неё я был уже наслышан. Точнее, толстяк - Гжегош, вчера поздно вечером, все уши прожужжал про неё.
- Цапля! Лучше к ней не попадайся на глаза! Мне про неё рассказывали бывалые пациенты из соседних палат - Шептал, оглядываясь на двери, мой сосед, слева по койке. - Если не возлюбит, залечит уколами, на всю жизнь идиотом останешься! Мымра, ещё та!
Она, бросив сумку на пол, отстранила в дверях молодую сотрудницу и зашла в палату. - Что здесь происходит? - Требовательно спросила старшая, окидывая нас, завтракавших, сидящих: кто на кроватях, кто на табуретках около тумбочек, грозным взглядом.
- Вот! - Протягивала ей список Вирга. - Я зачитываю фамилии, чтобы позвать в кабинет врача. Старшая медсестра, гроза отделения, недовольно посмотрев на молодую помощницу, выхватила список и проревела, как внезапный порыв сильного ветра в ржавую трубу:
- А ну, задницы подняли и марш к врачу! Через минуту кого увижу в палате, вечером дам такой укол, от боли закрутитесь юлой в клубок, руки с ногами перепутаете! Шагом марш, время пошло!
- А мы ещё завтрак не доели. - Робко возразил я.
- Как зовут? - Гневно спросила сестра, сверля меня злыми глазами.
- Константинас Морозовас. - Промямлил я, тушуясь под её взглядом, не обещавшим ничего хорошего.
- А ну встать с кровати! - Прокричала она. Я встал.
- Новенький? - Строго спросила Лайма, то ли меня, то ли свою юную коллегу. Я кивнул, стоя, жуя булку и чтобы быстрее её проживать, запил чаем.
- Да! - Поспешно подтвердила сестричка Вирга. - Второй день как прибыл!
- Диагноз? - Больше опять провыла, чем спросила, высокая медсестра.
- От военкомата прислали. Жалобы на головокружение, бессонницу, головные боли.
- Опа! - Воскликнула "жердь", - наш клиент! Отказник? В армии не хотим служить? - Слащавым голосом протянула Лайма, поправляя на переносице очки, будто хотела меня получше разглядеть. Она была похожа на змею, приготовившую к смертельному броску. Даже немного язык вытянула, словно жало. Мне сначала показалась, он немного раздвоен на кончике. Нет, показалось.
- Почему?... - Мягко возразил я. Но старшая медсестра перебила:
- Вот почему, мы и выясним! А я так скучала в отпуске, всё думала, быстрей бы на работу. - Она ехидно рассмеялась. Мне бы промолчать, но я ляпнул:
- Вы такая симпатичная! Вам совсем не идёт, когда Вы злитесь! - Наступила неловкая пауза. Старшая, ловила ртом воздух и не знала, что сказать. Она покраснела и даже попятилась назад, наступив на ногу своей младшей сотруднице. Здесь Лайма опомнилась и прошептала помощнице:
- Поставь Вирга галочку напротив фамилии этого будущего вояки, вечером, после ужина, я с ним разберусь. - И бросив на всех грозный взгляд, уходя, заявила, но уже помягче тоном:
- Через пять минут, чтобы вся третья палата стояла перед кабинетом врача! - И схватив сумку, исчезла.
Все из нашей палаты выстроилась в шеренгу и стояли, подперев стенку, ждали, кого вызовут по очереди. Первым позвали Владаса, голова которого была покрыта шарфом, как платком у старой бабушки. Он кивнул нам, а быстрей всего стене за нашими спинами, своим крючконосом и исчез за дверью. У меня ещё слегка кружилась голова. От нечего делать, я начал вспоминать вчерашний день.
Познакомившись со всеми в палате, я пошёл осматривать отделение. Функции гида на себя взял Болеслав, с ходу предложив пойти покурить. В первом психоневрологическом отделении, сигареты и мобильные телефоны не отбирали. Можно даже выйти на улицу, прогуляться в небольшом парке около больничного комплекса. Что мы и сделали. Сидели на лавке, курили, тихо беседовали, лениво бросая взгляды на спешащих, редких прохожих за высоким узорным металлическим забором, заканчивающимся острыми стрелами наверху, покрашенный видать недавно, в чёрный цвет. Высокий Болеслав, в халате, который был ему коротковат и тесен, не спеша затягиваясь сигаретой, рассказывал о своём житье-бытье. Судя по всему, выходило, что вся его жизнь состояла из одних гулянок и пьяных развлечений. О чём он делился с какой-то грустью и тоской по бесцельно прожитым годам.
Вернувшись в отделение, Болеслав зашептал:
- Вон, в зале сидит интересный экземпляр. Оракул! Я с ним встречаюсь уже в третий раз в этой больнице, мне кажется, что он здесь лежит постоянно. Хотя одна старая сестричка, наверное, уже ушла на пенсию, уверяла что его иногда выпускают. Идём познакомлю! Не пожалеешь. Побеседуешь, быстрее время пролетит. Мы подошли к сидевшему в одиночестве, который неотрывно смотрел на противоположную стену и немного качался, вперёд-назад, как маятник. Бросив короткий взгляд туда, на стену, увидел там только большие круглые часы. Многие больные собрались в другом конце зала, у телевизора, где шла, судя по доносившемуся дружному хохоту, какая-то комедия.
- Привет! - Поздоровался Болеслав с сидевшим на диване, как со старым знакомым. Тот только кивнул головой и даже не посмотрел на нас. - Вот - новенький! - Проговорил Болик и замялся. - Ну, ладно, - бросил он уже мне, - Вы здесь поболтайте, а я пойду фильм посмотрю.
- Меня зовут...
- Константином. - Перебил он, не отводя взгляда от часов и всё продолжал качаться. Я чуть удивился. А он неторопливо пояснил. - Здесь же, как граммофон, кто-нибудь пукнет, а Ваш Пятрас уже доложит, разнесёт по отделению, чем пахнет и кто, что ел. - Он слегка улыбнулся. Лицо его было такое чистое, не бледное, а именно чистое, как у младенца, что казалось, он даже светится весь. А может это игра света из окна?
- Владимир! - Коротко бросил он. Я присел рядом. При внимательном взгляде вблизи, бросилось необычное строение тела. Явное нарушение пропорции. Узкие плечи и несколько большая голова на тоненькой шеи, очень длинные руки, сложенные на коленях, с тонкими белыми пальцами, на которых выделялись синие вены, которые даже казалось, пульсируют в такт движения тела хозяина. По отрывкам старых кадров хроники футбольных матчей, я видел, так сидя, качался взад-вперёд знаменитый тренер киевского "Динамо" - Валерий Лабоновский. Впрочем, эту привычку от него перенял и Слуцкий, бывший тренер "ЦСКА" и России.
Интересно! - Начал он, не сводя взгляда с часов. - Вот посмотри за секундной стрелкой. - Я посмотрел на часы. - Обычные, дешёвые, китайского производства.
- "Чего там интересного"? - Оракул после паузы продолжил. - Настоящего времени, вовсе нет! Оно такое крохотное. Раз - и всё! Мы уже в прошлом. Я тебе говорю в настоящем времени, а оно уже в прошлом. Смотри! Пять минут назад, я думал о будущем, когда минутная стрелка достигнет двенадцати, а это уже в прошлом. Хотя у меня был один знакомый, философ, познакомились в этой больнице очень давно, так он утверждал, что будущего нет, только настоящее, которое переходит в прошлое! - "Да он качается в такт секундной стрелки"! - Подумал я. - Раз-вперёд, раз-назад! - И тут он замер и посмотрел на меня. У меня прямо мороз по коже пробежал. - "Какие у него глаза! Такие бездонные, что даже страшно"!
- А я им говорил! - Горячо зашептал он, наклоняясь ко мне. - Но они не слушали! - "У него, я потом не раз с этим столкнулся, была привычка говорить об одном, вдруг перескакивать на другую тему, после долгого пояснения чего-нибудь, неожиданно возвращаться к первоначальной, о которой ты уже забыл".
- Двадцать лет назад говорил! Они только смеялись и записывали. Они всё записывают о чём я говорю. Смеялись и не верили. А теперь боятся! Я их предупреждал, скажите всем, чтобы не бурили скважины, не пичкали землю химией. Будет беда! И что? Деньги, деньги! - Презрительно пробормотал Владимир, скривив рот. - А сейчас? Скоро этот Йеллоустоунский котёл придет в движение. Все побегут из этого ада... Но будет поздно. Земля отомстит! - Он на секунду замолк, качнулся один раз и продолжил:
- Это было в прошлом, а говорил я - о будущем. И вот оно настало. Настоящее, которое уже в прошлом. Я им говорил, - скоро, уже скоро, проснутся все вулканы! Вода ринется погасить лаву, зальёт всё. Но они только смеялись и крутили пальцем у виска. И записывали. - Он беззвучно засмеялся, на глазах выступили слёзы. Владимир вытер их рукавом пижамы и прошептал:
- Людей жалко! Но я предупреждал! Говорил им, увидите. Народы, которые, как пальцы на одной руке, будут ненавидеть друг друга и воевать. Они хохотали и писали, шептали, и не верили. У них вот такая книга! - Оракул показал руками толщину, - обо всём, что я им рассказывал. Да и не я один. Нас много, по всему миру, по всем больницам. Ещё больше было в прошлом. Хотя многих сожгли! - Владимир увидев, что я сижу с непонимающим видом, захихикал.
Все пациенты поплелись в палаты, фильм закончился и сестричка выключила телевизор, забрав пульт. Новости смотреть запрещалось, только лёгкие фильмы и концерты. Смешно! В век интернета! Технологии шагнули вперёд, а законы остались старые. Будущее встретилось с прошлым. Оракул встал.
- Пойдём. Скоро будет ужин! - Палаты наши находились рядом. Его - вторая. Открывая палату, он быстро проговорил. - Интересных тебе снов! Давно не летал во сне? - Сказал и ушёл. А после ужина, сестричка дала мне лекарство. Я было хотел поиграть в карты, хотя - это запрещалось в отделении, с Боликом, Евгением и Гжегошем, но неожиданно, так потянуло на сон. Успел только послать сообщение домой. - "Всё хорошо! Целую! До завтра!"