Козловский Юрий Николаевич : другие произведения.

Выпавшие из времени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья книга трилогии "Дети ангелов". Первые две книги - "Дети ангелов" и " Проект "Пламя" вышли в издательстве Крылов.


   Юрий Козловский
  
  
  
  

ВЫПАВШИЕ ИЗ ВРЕМЕНИ

  

Роман

  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ.

  
  

1

  
   Телефон зазвонил в тот момент, когда майор Обрубков полез под стол за упавшим туда пистолетным патроном. Чертыхнувшись, он с трудом извлек из узкого пространства между тумбами свой массивный торс и поднял трубку.
   - Тимофеевич, к шефу срочно!
   Сегодня дежурил по отделу его напарник Витек Самохвалов, поэтому майор счел возможным спросить:
   - В чем дело?
   - Не знаю, - наверное, около дежурки кто-то маячил, и Витек говорил почти шепотом. - К нему какие-то два хмыря приехали, машина у них с крутыми московскими номерами. И корочки неслабые показали. Ты не тяни, кажется, шеф не в настроении!
   Теперь Обрубков уже не чертыхнулся, а загнул от всей души трехэтажного мата, свернул газету, на которой были разложены части разобранного пистолета - он любил оружие и чистил его, как только выдавалась свободная минута - и запер все это в сейф. Искать патрон придется потом, и хорошо, если он успеет раньше уборщицы. Взять его она, конечно, не возьмет, положит аккуратно на стол, но обязательно настучит шефу, что у майора Обрубкова по всем углам патроны валяются. А нрав у шефа крутой, вставит такого фитиля, что уши в трубочку свернутся, не посмотрит на былые заслуги.
   В кабинете у шефа, полковника Тарутина, за длинным столом сидели "хмыри" в галстуках и одинаковых светло-голубых рубашках с правильными, но никакими лицами. "Комитетчики" - сразу просек майор. Так он по старинке называл сотрудников ФСБ и других, близких к ней спецслужб.
   - Разрешите? Здравия желаю, товарищ полковник! - рявкнул он браво, изображая из себя рьяного служаку, хотя виделся сегодня с шефом, здоровался с ним и даже успел огрести дежурный втык.
   - Здравствуйте, Василий Тимофеевич, заходите, присаживайтесь, - полковник был само радушие, но по взгляду, брошенному исподлобья, Обрубков понял, что шеф насторожен и крайне недоволен интересом, не в первый уже раз проявленным спецслужбами к его подчиненному. - Знакомьтесь, это товарищи из ФСБ (не ошибся, подумал Обрубков), у них к вам дело.
   "Хмыри" кивнули, не назвав ни имен, ни званий, и один из них сказал:
   - Вы должны проехать с нами, товарищ майор, с вами хочет побеседовать наше начальство.
   - Так я же недавно уже беседовал... - стал было отнекиваться Обрубков, умоляюще глядя на шефа, но тот только пожал плечами и отвел глаза, отчего стало понятно, что ему звонили сверху и поездки не избежать. А "хмыри" и вовсе проигнорировали его слова.
   - Хорошо, я только сбегаю кабинет закрыть, - сделал майор последнюю попытку вырваться к себе, чтобы найти проклятый патрон.
   - Не нужно, - остановили его, - оставьте ключи и не беспокойтесь о кабинете. Не так ли, товарищ полковник?
   Тарутин кисло поморщился и кивнул. Значит, верхи, с которых ему звонили, расположены очень высоко, иначе, насколько он знал натуру шефа, эти двое вылетели бы сейчас из его кабинета со свистом.
   - Одеться-то хоть можно? - разозлился Обрубков. - Не лето ведь на улице!
   - Одеться можно, - снисходительно уронил комитетчик.
   Майор пулей метнулся в свой кабинет, схватил с вешалки куртку и еще раз осмотрел пол. Но тщетно. Патрон закатился куда-то очень надежно.
   По лестнице спускались в следующем порядке - один из комитетчиков шел впереди, за ним следовал майор и замыкал процессию второй "хмырь". Обрубкову это не понравилось, и на середине лестничного пролета он остановился так резко, что комитетчик не успел отреагировать и налетел ему на спину. Майор даже не качнулся, а комитетчику показалось, что он ударился о каменную скалу. При росте всего в метр шестьдесят и коротковатых ногах Обрубков был обладателем невероятно мощного торса и неохватных бицепсов стальной твердости. При этом он предпочитал носить куртки широкого покроя, скрадывающие грандиозность его фигуры.
   - Слушайте, мужики, что это вы меня как подконвойного ведете? - спросил майор с вызовом. - Если я арестован, так и скажите!
   - Ну, что вы, Василий Тимофеевич, - оба сделали удивленные лица, - вам же сказали, что вы приглашены для беседы.
   - Хорошее приглашение! - хмыкнул майор и снова стал спускаться по лестнице в том же строю.
   Еще в кабинете у шефа он привычным взглядом оценил уровень подготовки комитетчиков, судя по набитым костяшкам пальцев и незаметным для непосвященных характерным движениям, несомненных бойцов-рукопашников. И сейчас при желании смог бы без особого труда уложить обоих прямо на этой лестнице. Многие тренированные спортсмены, обладатели поясов разного цвета, спотыкались о майора Обрубкова. Они превосходили его в технике, а майор брал невероятной физической силой. Его захват был как стальные тиски, и попавший в них соперник уже не мог рассчитывать на победу. Однажды на соревнованиях среди отделов Подмосковья он не рассчитал усилия и так сжал противника, что у того треснули четыре ребра. После этого Обрубков никогда больше не соглашался отстаивать спортивную честь родного отдела. Разумеется, сейчас он не собирался устраивать показательный бой со слишком самоуверенными комитетчиками. Просто майор привык всегда оценивать обстановку с точки зрения собственной безопасности.
   Так, процессией, они прошли мимо дежурки, откуда через бронированное стекло на них таращил удивленные глаза капитан Самохвалов, и вышли на крыльцо. В маленьком скверике перед входом курили сменившиеся с дежурства бойцы СОБРа, в глазах которых Обрубков прочитал - ты только мигни, Тимофеевич, и мы этих франтов заезжих в клочья порвем! Так же безмолвно просигналил - не нужно, все в порядке, и прошел в сопровождении своих навязчивых охранников к темно-зеленому пассажирскому микроавтобусу "Мерседес" с проблесковым маячком на крыше и номерными знаками той серии, при виде которой застенчиво отводили глаза все гаишники столицы и области. Автобус они нагло припарковали на месте, где обычно стояла "Волга" шефа и которое никто никогда не занимал. И совершенно напрасно это сделали, потому что сейчас водитель, как брат-близнец неотличимый от "хмырей", натянув перчатки, со злым видом менял на запаску спущенное заднее колесо.
   Обрубков бросил понимающий взгляд на СОБРовцев, даже не прячущих довольные улыбки. Ну, не любили подмосковные менты москвичей, а уж комитетчиков тем более! А те старались сохранить на лицах невозмутимое выражение. Только когда с колесом было закончено, и они уселись в машину, один не выдержал:
   - Глупые, однако, шутки у ваших сотрудников!
   - А что случилось? - невинно спросил майор.
   - А вы считаете, что колесо само собой спустило?
   - Да как вы могли такое подумать? - Обрубков так посмотрел на них, что только совсем бесчувственный человек мог решить, будто такие глаза могут солгать. - Неужто наши мужики позволили бы себе такое? Понимаете, бандиты очень уж нас не любят, и все время пакостят, рассыпают вокруг отдела сапожные гвозди. Попадись они мне...
   Комитетчик хмыкнул и больше за всю дорогу ни один из них не проронил ни слова. Майор тоже молчал, не горя особым желанием вести с ними беседы. Он даже не стал возмущаться, когда, едва выехали из города, на всех окнах опустились непроницаемые темные шторки и в салоне включился свет. Понимал, что бесполезно. Впереди тоже ничего не было видно, потому что, в отличие от других микроавтобусов, в этом водительский отсек был отделен от салона сплошной стенкой. Майор некоторое время пытался проследить маршрут по поворотам, но водитель так крутил, что он скоро потерял ориентацию.
   Все это было очень уж не похоже на недавнюю поездку, когда его возили к седому генералу в штатском, Романову, кажется. Тогда за ним приехал веселый разбитной парень на "Волге" без всяких мигалок и спецномеров и они вполне по-дружески проболтали всю дорогу туда и обратно. Сегодня все было совсем не так.
   Путь оказался неблизкий, ехали на приличной скорости почти полтора часа. Несколько раз завывала сирена - водитель-комитетчик расчищал себе дорогу. Наконец скорость снизилась, и через минуту автобус остановился. Впереди послышался звук отъезжающих в сторону металлических ворот, они проехали еще несколько метров и снова остановились. Одновременно с этим поднялись шторки на окнах, и майор увидел, что они стоят в похожем на тамбур квадратном дворе размером примерно двадцать на двадцать метров, огороженном со всех сторон высоченным бетонным забором с большими стальными воротами и маленькими калитками в каждой из четырех стен. Из той калитки, что была впереди по курсу, вышел человек в камуфляже с погонами прапорщика и подошел к дверце водителя, который протянул ему какой-то документ. Прапорщик внимательно рассмотрел его, чуть ли не понюхал, заглянул в салон, и только после этого открыл свои ворота. За ними оказался ограниченный с двух сторон высоким забором узкий бетонированный проезд, через который могла пройти лишь одна машина, и то чуть ли не впритирку.
   Еще метров двести по этому крысиному ходу - и снова ворота, снова проверка документов. А вот за этими воротами Обрубкову открылась картина, которую он никак не ожидал увидеть в военном городке. Обширная территория была тщательно ухожена и больше напоминала территорию какого-нибудь процветающего подмосковного санатория. Повсюду фруктовые деревья, клумбы с яркими цветами, асфальтированные дорожки, аккуратные маленькие домики. "Мерседес" подъехал к единственному двухэтажному зданию и остановился на небольшой парковке с несколькими легковыми автомобилями. Неподалеку майор увидел маленький вертолет явно иностранного производства с каплевидной прозрачной кабиной.
   Водитель остался в машине, а майор с сопровождающими прошел в здание через двустворчатую застекленную дверь, за которой очередной вахтер, уже с лейтенантскими погонами, снова проверил документы. Даже у Обрубкова он потребовал служебное удостоверение. Майор, конечно, показал его, но не преминул язвительно спросить:
   - А если бы я дома его оставил, не пустил бы?
   Лейтенант как будто не услышал его, сохранив каменное выражение лица, и Обрубков понял, что шутить с местной публикой - значит зря терять время.
   Загудел моторчик и отъехал в сторону блестящий турникет, открывший проход в небольшой вестибюль, в котором удивленный майор увидел двери четырех лифтов. Около каждой двери вместо кнопки вызова были какие-то устройства наподобие таксофонов, только без трубки. Его подвели к крайней справа, один из "хмырей" вставил в прорезь карточку и набрал несколько цифр. Тут Обрубков не выдержал.
   - Вы что, на второй этаж на лифте ездите? - спросил он презрительно. Но на этот раз его даже не удостоили ответом - здесь, у себя дома, комитетчики чувствовали себя хозяевами положения.
   Двери раздвинулись. Все трое вошли в кабину, сверкающую чистотой хромированных поверхностей, и комитетчик нажал нижнюю из двух кнопок. И только теперь Обрубков понял, как он ошибся. Внутри все поднялось, сердце подкатилось к горлу, как при затяжном прыжке с парашютом - майору с армейской молодости было хорошо знакомо это чувство. Лифт с огромной скоростью падал вниз, а "хмыри" насмешливо наблюдали за Обрубковым, надеясь увидеть на его лице испуг. Но майор с честью выдержал испытание, чем немало разочаровал своих спутников.
   Он пытался представить себе, как глубоко они спустились под землю, но никак не мог проследить за временем, потому что оно растянулось в бесконечность. Наверное, это было очень глубоко.
  

2

  
   Красная папка с тисненой золотой надписью "К докладу" лежала на средней полке, на самом виду, и сразу бросилась в глаза, как только Василий Андреевич Романов открыл сейф. Генерал заглянул в нее, прочитал первые строки объемистого доклада и... абсолютно ничего не понял. Какая-то галиматья, хотя заголовок свидетельствовал, что именно этот доклад он должен был прочесть недавно на совете безопасности. Какая-то угроза стране, исходящая от найденного в красноярском крае месторождения таинственного и чрезвычайно опасного вещества... Откуда появился непонятный документ? Похоже на глупую шутку... Надо бы выяснить, мелькнула мысль, но сразу ушла, потому что хватало более важных дел. Романов сунул доклад в прожорливую пасть уничтожителя бумаг и навсегда забыл о нем.
   Дел действительно было много. Утром привезли людей, которых генерал давно ждал - трех убийц, отца с сыновьями, и швейцарского гражданина Карла Вайсмана, подозреваемого во множестве преступлений против Российского государства. Их отдал генералу его старый знакомец, предводитель цыган Москвы и Подмосковья Захар Вансович. Старый цыган часто помогал генералу в делах, связанных с тем, что нормальные люди называли чертовщиной.
   Доставили пленников весьма оригинальным способом. Все они, связанные по рукам и ногам обыкновенной бельевой веревкой, были свалены, как дрова, в металлическом кузовке древнего "Москвича" - пикапа, прозванного в народе "каблуком", а за рулем сидел цыган средних лет, имеющий вид завзятого пройдохи. Похоже, перед тем он возил в кузове навоз, потому что от пленников исходил соответствующий запах. Сдав свой необычный груз, цыган не стал отвечать на вопросы и сразу уехал.
   Пришлось пропустить всех четверых через душ (правда, иностранец с ужасом, переросшим в истерику, отказался оставаться наедине со своими товарищами по несчастью, и пришлось отмывать его отдельно) и переодеть во что подешевле из вещевого фонда службы. Лучше всего подошли для этого синие рабочие комбинезоны, на всякий случай хранившиеся на складе. А снятую с них одежду отправили в стирку.
   Прежде, чем передать задержанных по принадлежности, генерал должен был вытащить из них нужную ему информацию. Доверить это нельзя было никому, и он понял, что ночевать дома ему сегодня не придется. Это не сильно обрадовало его - здоровье было не то, что прежде, да и годы брали свое, но что поделаешь?
   Начал Романов с гангстерской семейки. Вансович предупредил его по телефону, что опасности они больше не представляют, ядовитые зубы он у них вырвал. То есть, как понял Романов, старый цыган каким-то образом лишил их паранормальных способностей. Но поворачиваться к ним спиной не советовал. Генерал понял все правильно, и к разговору приступил, когда все трое были прикованы наручниками к закрепленным в полу стульям. То, что разговора не получится, он убедился довольно быстро. Пантелей и оба его сына молча сидели на стульях, одинаково втянув головы в плечи и бросали исподлобья колючие взгляды, разве что не шипели. Все вопросы они попросту игнорировали.
   Генералу было наплевать на такие нежности, как права арестованных и он не стал с ними церемониться. Все равно этот допрос был незаконным мероприятием, подчиненная Романову контора вроде бы не имела права вести следствие, и в таких случаях Василий Андреевич руководствовался не законом, а целесообразностью. Он вызвал штатного доктора управления, чье знание медицины выходило далеко за обычные врачебные рамки, и тот вкатил каждому из бандитов по интересному уколу. Через пять минут они непринужденно болтали с генералом, как с лучшим другом и, перебивая друг друга, давали на все его вопросы пространные ответы.
   Беседа оказалась долгой. Когда Романов узнал все, что хотел, у него возникло сильное желание приказать подчиненным вывезти семейку за город и расстрелять "при попытке к бегству". Он считал, что максимальное наказание, которое мог им назначить суд, то есть пожизненное заключение, будет для такой мрази подарком судьбы. А если еще учесть гуманность присяжных... Но генерал сдержал порыв. Он никогда не занимался подобными делами и не собирался заниматься впредь.
   Заканчивая допрос, Романов дал бандитам четкую установку признаться на следствии во всех своих преступлениях, но не рассказывать никому о бывших своих "колдовских" умениях, чтобы не смущать умы непосвященных людей. Пантелей и оба его сына клятвенно пообещали ему это. И генерал был уверен, что они скорее умрут, чем нарушат приказ. Введенный убийцам комбинированный препарат (это была одна из последних разработок засекреченных биохимиков) не только развязывал языки. Полученные под его воздействием приказы навсегда откладывались в подсознании и исполнялись неукоснительно.
   Отправив бандитов, вызывающих у него непреодолимое отвращение, в камеру и, приказав дежурному передать их утром представителям МВД, Романов снял пиджак и прилег отдохнуть на диване в комнате отдыха, расположенной рядом с его кабинетом. Вопреки расхожим представлениям об отдыхе власть имущих, это была маленькая комнатка с диваном, видеодвойкой и книжной полкой, и использовалась исключительно по прямому назначению. Генералу частенько приходилось перехватывать здесь два-три часа сна, когда наваливалась неотложная работа, и некогда было ехать домой.
   Он лежал на спине, вытянув руки вдоль туловища, и пытался с помощью аутотренинга прогнать прочь все дурные мысли. Иногда это у него получалось, но не сегодня. Из головы не шли эти мерзкие, похожие на огромных крыс человеческие существа. У Василия Андреевича теплились еще в душе остатки веры в доброе начало, заложенное Господом в человека. Но сегодня эта вера сильно пошатнулась. Генерал даже дал себе очередное обещание сходить в церковь, понимая при этом, что вряд ли исполнит его.
   Пролежав полчаса и, так и не приведя в порядок растрепанные мысли, Романов через силу поднялся с дивана и приказал привести Карла Вайсмана. Насчет него он тоже получил инструкции от Вансовича. Старый цыган предупредил, что банкир прошел курс специальной тренировки, и никакие препараты не помогут развязать его язык. Но если пригрозить ему размещением в одной камере с Пантелеем, да еще напомнить про страшного цыгана, он выложит все, что от него потребуют.
   Генерал без всякой жалости к банкиру воспользовался советом, и результат оказался потрясающим. Вайсман заговорил взахлеб, драгоценная информация хлестала из него потоком. Через два часа Романов знал об агентах влияния, коррумпированных чиновниках, прямых врагах государства в составе его руководства, получающих свои тридцать сребреников, и другой нечисти больше, чем вся служба безопасности накопала за десятилетие. Разумеется, все это время велась видеозапись. А генерал с каждой минутой все больше убеждался, что банкира ни в коем случае нельзя отправлять в Лефортово, где он после первого же допроса вряд ли переживет ближайшую ночь. Значит, нужно было или выпускать его из страны, а потом доказывать подлинность выданной им информации самому, или надежно прятать его.
   По зрелому размышлению Романов склонился ко второму варианту. Он вызвал помощника - когда генерал оставался ночью на службе, все, кто мог ему понадобиться, разделяли его бдение - и распорядился приготовить надежное помещение на подмосковной базе, где квартировало силовое подразделение службы. Кроме того, приказал полностью засекретить все сведения о банкире и изъять упоминания о нем из базы данных. Покончив со всеми этими делами, он откинулся в кресле и уронил руки на подлокотники, не в силах даже перейти на диван. В таком положении его застал звонок сотового телефона. На дисплее высветилась фамилия "Вансович".
   - Откуда вы знали, что я не сплю? - устало спросил Романов. - И что заставило вас вспомнить обо мне в такой неурочный час?
   - Да уж знал, - ответил Захар загадочно. - А звоню потому, что хотел спросить - как там мои крестники?
   - Во всем сознались, и на следствии тоже не будут молчать. Но и лишнего не сболтнут, я позаботился.
   - Эпсилон шестнадцать? - невинно спросил Захар.
   - Он самый, - вздохнул генерал, уже не удивляясь, откуда цыгану известно кодовое название препарата, о существовании которого знали считанные люди. - Но, признаться, ничего интересного я от этих животных не узнал. Вот Вайсман - совсем другое дело, я его теперь никому не отдам. Пусть сначала отработает за все, что у нас натворил.
   - Ваше право, Василий Андреевич, - согласился с ним цыган. - Кстати, все хотел спросить, вы не обратили внимания в последнее время на странные слухи о каком-то предстоящем катаклизме? Или, может быть, премьер спрашивал вас о чем-нибудь таком?
   - Было бы проще, Захар Фомич, если бы вы сказали, что именно вы имеете в виду. Но даже и без этого скажу - нет, ничего подобного я не слышал.
   - Ну и ладненько! - легко согласился Вансович, и спросил очень серьезным тоном:
   - Скажите, генерал, а вы не задумывались о том, чтобы самостоятельно свершить правый суд над Пантелеем и сыновьями? Ведь, скорее всего, его будут судить присяжные, а они, как известно, выносят слишком много оправдательных приговоров, часто выпускают на свободу даже явных убийц.
   - Конечно, задумывался, - признался Романов. - Сильное было искушение. Но скажите, если я сделаю это, то чем буду отличаться от них?
   - Наверное, вы правы, - согласился Захар. - Храни вас Бог, Василий Андреевич.
   Телефон отключился и одновременно с этим Романов понял, что старый хитрец построил разговор с ним по принципу - запоминается последняя фраза. Значит, вопрос о правосудии над Пантелеем был задан так, для отвода глаз. А что было перед этим? Конечно, речь шла о премьере. Но сколько ни ломал генерал голову, он так и не понял, в чем тут загвоздка.
   В это же время Захар, сидя без сна в своем кабинете на втором этаже роскошного цыганского дома, корил себя за то, что напрасно обидел хорошего человека. То, что Романов догадался о его уловке, Захар понял раньше самого генерала по его голосу. Но менять что-то было поздно, а генерал был не злопамятен, и предводитель клана принялся обдумывать более значительные проблемы. Главной из них была та, что им не удалось замести все следы прошедшей операции.
   Когда они с Жуковским и Бойцовым вернулись из Мадрида, его люди уже в аэропорту преподнесли неприятный сюрприз, поломавший все планы Захара. Они сообщили, что не удалось влезть в сознание и стереть память у одного из тех, кто узнал о существовании звездного огня. Этот человек оказался неподдающимся. Так они называли уникальных людей, чья психика была полностью изолирована от постороннего внушения. А этот был и вовсе уникумом из уникумов. Мало того, что на него нельзя было повлиять, так его мозг был еще и закрыт от слухачей. Самые лучшие из них "слышали" лишь ровный фон, так называемый белый шум, и никто из них не мог уловить ни одной его мысли.
   За свою долгую жизнь Захар знал не больше двух десятков таких людей. Они не были ни мутантами, ни колдунами, никто из них даже не знал о своей исключительности. Одни умнее, другие глупее, но, кроме указанной способности, они были самыми обычными людьми. Сейчас Захар знал о существовании всего двоих таких - милицейского майора Обрубкова и теперь еще этого... Все бы ничего, но "этим" оказался не кто иной, как премьер-министр страны.
   Когда Захар рассказал об этой неприятности Жуковскому, тот схватился за голову и долго о чем-то думал. А потом заявил, что ни в коем случае не хочет оставаться наедине с проблемой. Они посмотрели друг другу в глаза, и к обоим одновременно пришла одна и та же мысль. Оба поняли, что грядут большие неприятности.
  

3

  
   Обрубков никогда не ездил на скоростных лифтах и думал, что "приземление" будет резким. Но движение стало замедляться очень плавно, и остановка оказалась совсем незаметной. Двери раздвинулись, и они оказались в небольшом, уютном холле, уставленном вазами с цветами. Из него в трех направлениях расходились покрытые ковровыми дорожками коридоры. Воздух был чистым и свежим, без малейших признаков сырости, и трудно было поверить, что это похожее на приличную гостиницу место расположено глубоко под землей. Вот только вместо женщины-коридорной за столом в углу холла восседал солидных размеров дядя с бычьим загривком, у которого под безупречно отглаженным пиджаком явно было спрятано что-то достаточно крупнокалиберное.
   Этому тоже захотелось полюбоваться на удостоверение майора. Переписав данные из него в журнал, он поднял трубку стоящего перед ним телефона и, не набирая номера, сказал:
   - Прибыли.
   Провожатые не двинулись с места. Через некоторое время из среднего коридора, бесшумно ступая по толстой дорожке, появился парень лет двадцати пяти с живым умным лицом. Он был первым человеком, которого увидел здесь Обрубков, одетым не в строгий костюм с галстуком, и не в военный камуфляж, а в простенький и удобный джинсовый костюм и легкомысленную майку с надписью на английском языке. Не обращая внимания на вытянувшихся по стойке смирно "хмырей", он подхватил майора под руку и увлек за собой.
   - Представляю, каково было тебе ехать с этими придурками! - они отошли от холла всего ничего, но парень даже не пытался понизить голос, чтобы его не услышали. Было видно, что на "хмырей" ему плевать. - Просто некого было послать, ты уж извини.
   - Ага, - ухмыльнулся Обрубков. - Умных к умным послали, а мяне к тябе...
   Парень весело засмеялся и сказал:
   - Ладно, не заморачивайся, пришли уже.
   Он остановился около двери, на которой не было никакой таблички, только устройство наподобие того, которое открывало двери лифта, и проделал с ним уже виденную майором манипуляцию. Потом толчком открыл дверь, и они оказались в небольшой, хорошо освещенной комнате. Мебели здесь было негусто - длинный стол с сиротливо стоящим на нем телефоном и три стула, один из которых был занят представительным мужчиной на вид одних лет с майором, то есть, немного за тридцать. Обрубкову показалось, что он раньше где-то его уже видел.
   - Знакомься, Игнат Корнеевич, это наш героический майор милиции Василий Тимофеевич Обрубков! - без тени улыбки отрекомендовал его парень.
   Игнат Корнеевич встал из-за стола и шагнул навстречу, протягивая руку. Обрубков принял ее и слегка придавил своей железной клешней, как он обычно это делал, желая проверить незнакомого человека на вшивость. Игнат Корнеевич достойно прошел испытание. Даже не поморщившись, он потряс руку майора и, тоже усилив нажатие, сказал:
   - Очень рад, Василий Тимофеевич, очень рад! Я - Игнат Корнеевич Архангельский, а этот обормот, - он показал на парня, который привел Обрубкова, - Миша Корнилов. Званий называть не буду. Конечно, они у нас есть, но мы тут привыкли по-простому, по-свойски. Кстати, не хочешь ли перейти на "ты"?
   - Да мне-то что? - пожал плечами Обрубков, а сам подумал - хоть как называй, лишь бы больше не встречаться. Сейчас до него дошло, что Архангельского он, конечно, никогда раньше не видел. Просто тот сильно напоминал артиста, который играл в кино Джеймса Бонда. Шон Коннори, или как его там.
   - Вот и замечательно! - обрадовался Игнат Корнеевич. - Присядем, поговорить нам есть о чем.
   Он слегка подтолкнул Обрубкова к стулу напротив того, на котором сидел сам. Миша остался стоять. Майор послушно сел, хотя сразу сообразил, что дело нечисто. Часть стены напротив него занимало большое зеркало. Обрубков был знаком с такими фокусами. С этой стороны зеркало, а с другой - окно, а около него сидит человек, слушает и наблюдает, сам оставаясь невидимым. Он не удержался и помахал рукой в сторону зеркала - привет, мол, не расслабляйся. Так, чисто из вредности. Похоже, угадал - и Архангельский, и Миша сделали вид, будто ничего не заметили.
   - Мне бы хотелось, - тон Игната Корнеевича стал серьезнее, - узнать все подробности той ночной операции, когда тебе пришлось в одиночку воевать с бандой отморозков.
   - Господи! - вздохнул Обрубков. - Да сколько можно? Я уже гору бумаги исписал на эту тему! И вашему генералу обо всем рассказывал...
   ...Этим летом майор попал в неприятную историю. Взятый с поличным бандит по кличке Башка, надеясь облегчить свою участь, рассказал о жутком происшествии, подсмотренном на местном кладбище. По его словам, пятеро страшных людей ночью закапывали привезенный с собой труп, а потом появился шестой, настоящий колдун. Он светился и поднимался в воздух... Конечно, оперативники не поверили в чертовщину, но на всякий случай взяли в оборот кладбищенского работника, о котором давно ходили темные слухи.
   Оказалось, что насчет зарытого покойника Башка не соврал. Мало того, могильщик показал еще несколько тайных захоронений, а Башка "вспомнил", что узнал одного из участников ночного происшествия. Тот жил в коттедже на окраине города.
   Ночью несколько собровцев перемахнули через высокий забор, а остальные вместе с майором Обрубковым остались на улице ждать сигнала. Ждать пришлось долго, и они последовали за первой группой. Ребята лежали на дворе вповалку, будто их неожиданно застиг глубокий сон. А потом прямо на глазах майора, стали падать и остальные...
   На ногах остался он один. Между ним и находившимися в доме бандитами завязалась перестрелка, он уложил как минимум двоих, но потом кто-то подкрался сзади, стукнул Обрубкова по голове, и больше он ничего не помнил.
   Потом кто-то выдвинул теорию, будто бандиты применили против милиции усыпляющий газ, который почему-то не подействовал на бравого майора. Теория была принята, потому что другого объяснения все равно не было. А еще Обрубкову по секрету сказали, что бандиты прятали в подвале похищенного немецкого банкира, желая содрать за него выкуп. В холодильнике нашли отрубленные у несчастного немца пальцы...
   ...- Твой рапорт мы прочли, - сказал Игнат Корнеевич. - А генерал, что с тобой беседовал, не наш, у нас разные ведомства.
   - Да кто вас разберет? - буркнул Обрубков. - Одинаковые корочки в нос тычете.
   - Давай не будем отвлекаться! - примирительно сказал Архангельский. - Меня интересует не ход тех событий, его я и так поминутно изучил. Я хочу услышать твои личные впечатления, ощущения. Ты вот писал в объяснительной, что один из них кричал: мол, этот не поддается, а в ответ ему обещали помочь. Ты не понял, что они имели в виду? И что ты чувствовал в тот момент?
   - Думаешь, легко вспомнить? - пожал плечами майор.
   - А ты попробуй.
   Опровергая байки о том, что невозможно перехватить взгляд комитетчика, будто бы тех учат смотреть человеку куда-то в переносицу, Игнат Корнеевич смотрел Обрубкову прямо в глаза. Майор знал в этом толк, сам умел так зыркнуть на своих подучетных отморозков, что и бить их после этого не требовалось, наперегонки бежали с повинной. Но у Архангельского взгляд был такой, что даже Обрубкову стало зябко, и он принялся старательно вспоминать.
   - Вроде как кольнуло что-то вот здесь, - он коснулся пальцем правого виска, - и голова слегка заболела.
   - А потом?
   - А что потом? - криво усмехнулся майор. - Потом я по этой голове огреб чем-то тяжелым, вот и все воспоминания.
   Неожиданно зазвенел телефон, сиротливо стоявший на большом пустом столе. Архангельский поднял трубку, молча выслушал, и сказал:
   - Ты, Миша, развлеки пока нашего гостя, а я скоро вернусь.
   Обрубков ничуть не сомневался, что Игната Корнеевича вызвал наблюдающий за ними из-за зеркала начальник, чтобы дать очередные указания. И был совершенно прав. Далеко Архангельский не ушел. Выйдя из "допросной", он перешел в соседнюю комнату. Там, стоя у стены смотрел в большое окно невысокий сухощавый мужчина. Глядя на его лицо с тонкими резкими чертами и горящими внутренним огнем глазами, любой бы сказал, что это лицо неподкупного аскета. Архангельский стоял в почтительном ожидании.
   Наконец, аскет оторвал взгляд от окна и повернулся.
   - Игнат, тут нечего даже думать! - в его голосе слышалось еле скрываемое торжество. - Это самородок, жемчужина! Ты как его оцениваешь?
   - Непробиваемый, как танк, - ответил Игнат Корнеевич. - Таких я еще не встречал.
   - Конечно! - аскет даже слегка раскраснелся. - Одновременная атака пяти сильных колдунов, а у него - в виске кольнуло, голова немножко заболела! Даже мы с тобой после такого неделю бы головой страдали.
   - Что делаем? - коротко спросил Архангельский.
   - Вербуй, Игнат, вербуй? Делай что хочешь, что угодно обещай, но соскочить он не должен! Нам такого больше не найти. Один опыт чего стоит! Это тебе не из школьного учителя оперативника готовить. Главное - ошеломить его. Сначала намекни, как много позволено нашим людям, а когда у него фантазия заработает, ты ему впятеро, вдесятеро против ожидаемого! Тут-то он и не сможет отказаться! И вот еще что. Думаю, основной упор нужно делать на то, что у нас нет такой бюрократии, как у них в милиции, никаких тебе показателей и отчетов. И, главное, задницу никому лизать не придется. На это делай особый упор. Это ему должно понравиться, характер у него, похоже, независимый.
   - И смышлен, - добавил Игнат Корнеевич, показав на окно. - Насчет экрана сразу сообразил.
   - Вот и хорошо! - улыбнулся аскет. - Именно такие люди нам и нужны, чтобы быстро соображали.
   - Так, может быть, сам попробуешь вербануть?
   - Мы с тобой договорились, - в голосе аскета появился металл, и с лица Игната Корнеевича сразу сползла улыбка, - каждый делает свое дело. Ты для них шеф, а я - царь и бог. Видеть меня они должны как можно реже.
   Когда Архангельский вернулся назад, Миша рассказывал майору очередной анекдот, а тот, корчась от смеха, чуть ли не сполз под стол, так что пришлось некоторое время дожидаться, пока он придет в себя.
   - Не будем тянуть резину, Тимофеевич, - Архангельский решил не усложнять задачу и действовать напрямик, учитывая характер кандидата. - Мы хотим предложить тебе работу.
   Услышав эти слова, Обрубков сразу поскучнел. Если комитетчик предлагает менту работу, это могло означать только одно - ему предлагают стучать. Ну, сука, подумал он, будь это в другом месте, я бы тебе ответил! А отсюда еще попробуй, выберись!
   По его скривившейся физиономии Архангельский догадался, что сморозил глупость и поспешил исправить положение.
   - Похоже, ты не так меня понял, - сказал он. - Я предлагаю тебе перейти к нам на службу. Совсем. В штат.
   - Я - в фе-эс-бе? - с расстановкой произнес оскорбленный в лучших чувствах Обрубков. - Кажется, это ты не понимаешь, о чем говоришь. Я майор милиции!
   - Ну и что? - усмехнулся Игнат Корнеевич. - Вон, Миша тоже кандидат филологии, и всего год назад работал на кафедре в университете.
   - На факультете журналистики, прошу отметить! - вставил Миша, вольготно рассевшийся прямо на столе.
   - Да, на факультете журналистики, - подтвердил Архангельский. - А к ФСБ мы имеем примерно такое же отношение, как ты к ядерной физике. Кормимся мы от них, это верно, но даже директор не знает, чем мы здесь занимаемся.
   - И чем же вы занимаетесь? - недоверчиво спросил Обрубков.
   - Пусть тебе это лучше Миша расскажет, - ответил Игнат Корнеевич. - Он в свое время похлеще тебя возмущался.
   Майор посмотрел на Мишу.
   - А ничем таким особенным, - сказал тот, спрыгивая со стола. - В основном колдунов ловим. Ведьмы тоже по нашей части, так что живем весело...

4

  
   Человек, наблюдавший через зеркальное окно, знал, что Архангельский добьется своего, чего бы это ему не стоило, поэтому решил не терять понапрасну время и направился к выходу. Не замедляя шага, он прошел мимо охранника в холле, который даже не повернул голову в его сторону, поднялся на поверхность, миновал второго охранника, лейтенанта из службы обеспечения, точно так же не заметившего его, и пошел к стоящему на специальной площадке вертолету. Занял место пилота, запустил двигатель, проверил приборы, и легкая изящная машина плавно взмыла в воздух. У него, конечно, был штатный пилот, но "аскет" любил управлять вертолетом сам, и летчику большей частью приходилось коротать время на земле.
   Только в воздухе он отключил лежащий в кармане прибор, при работе которого любая направленная на него камера наблюдения показывала лишь мелкую рябь, неотличимую от обычных помех. Будучи полновластным хозяином на этом суперсекретном объекте, своеобразным анклавом вклинившимся на территорию воинской части, он все равно принимал меры предосторожности, чтобы остаться неузнанным. Но даже без них в лицо его знали очень немногие. И не только здесь, на секретной базе, но и во внешнем мире.
   Генерал-лейтенант Григорий Степанович Ковригин, командир созданного несколько лет назад подразделения "М" - под таким именем он был известен директору ФСБ и нескольким его заместителям. Но, кроме имени командира и названия подразделения, они не знали больше ничего. Ни задач, ни штатного расписания, ни даже расположения его базы. Бюджет подразделения проходил в бухгалтерии общей суммой, и расшифровка его тоже была секретом для всех.
   Естественно, такое положение не могло удовлетворить верхушку службы безопасности, возмущенную узурпированной вседозволенностью какой-то прилепившейся к ним конторы. Один из заместителей директора организовал тайное расследование, но уже через неделю вылетел на пенсию и уехал на дачу ловить карасей в ближайшем пруду. Расследование прекратилось само собой, и желающих возобновить его как-то не нашлось.
   Не намного больше знали про своего командира сотрудники и бойцы подразделения. Точнее, подавляющее большинство их не знали о нем совсем ничего и даже не подозревали о его существовании. Это были вспомогательные службы, силовая группа и другие, не имеющие понятия о подлинных задачах подразделения люди. Те же немногие посвященные, кто занимался непосредственно делом, видели его очень редко и присвоили ему прозвище Мангуст. Когда ему стало известно о прозвище, он не только не обиделся, но даже был польщен. Ему понравилось сравнение с маленьким отважным зверьком, смело вступающим в схватку с ядовитыми гадами. Настолько понравилось, что он даже сам стал называть себя так.
   Больше всех о Мангусте знал его заместитель Игнат Корнеевич Архангельский, единственный, с кем он мог разговаривать без обиняков, не боясь, что его не поймут, и будут крутить пальцем у виска. Именно они вдвоем, встретившись в далеком тысяча девятьсот сорок восьмом году, положили начало тому, что спустя много лет превратилось в подразделение "М". Правда, тогда они еще не знали слова "мутант", главной своей задачей считали борьбу с колдунами, и буква "М" для названия была придумана совсем недавно.
   Ни одного, ни второго не смущало, что они сами относятся к той же редкой разновидности человеческого рода. Давным-давно Мангуст разработал классификацию, делящую эту разновидность на две категории - чистых и нечистых. Причислив себя и Архангельского к первым, он объявил беспощадную войну вторым. Собственно, такая классификация давным-давно бытовала в народе, отраженная в сказках о добрых и злых магах, чародеях и колдунах. А Мангуст просто конкретизировал и проецировал сказочные сюжеты на современную действительность. Он не трогал знахарей и целителей, использующих ментальный дар в благих целях, но не знал жалости к тем, кто из злобы или корысти насылал на людей порчи и проклятия. А главными врагами он считал колдунов пришлых, злоумышляющих против Российского государства, как бы оно не называлось на тот момент.
   Ненависть к черным магам возникла у Мангуста, тогда просто парубка Грицко из небольшого полтавского села, еще при правлении незабвенной памяти государя императора Александра III. Исполнилось ему в ту пору семнадцать лет, и необычные силы только начали шевелиться в нем. Но он уже стал сознавать свою исключительность, как и то, что в селе его дарованиям будет тесно. Внутренний голос подсказывал ему - не спеши, поживи дома еще годик! - но очень уж был он нетерпелив тогда, и после пасхи ушел в Киев, не получив на то отцовского благословения.
   При помощи своих незаурядных способностей, обычных и необычных, Грицко сумел неплохо устроиться в большом городе. Днем он работал в мебельной мастерской, освоив профессию краснодеревщика, а после работы отправлялся в вечернюю школу, открытую для молодых рабочих губернским благотворительным обществом. Там он был первым учеником, и учителя вполне серьезно советовали ему после окончания школы поступать в университет.
   Будучи парнем богобоязненным и воспитанным родителями в духе уважения законов и преданности государю, Грицко ни разу не помышлял о неправедном применении своих тайных сил в целях обогащения, и потому жил скромно. В первом же письме, полученном из дома, отец написал, что простил его, дал свое благословение на городскую жизнь и, мало того, даже прислал тридцать рублей.
   А перед рождеством случилось то, из-за чего потом Григорий тысячу раз пожалел, что не подчинился в свое время внутреннему голосу и ослушался отца. Конверт с запечатанным в нем страшным известием только начал свое путешествие из Полтавы в Киев, а он уже мчался в родное село, почувствовав, что произошло непоправимое.
   На похороны он не успел. Отец сгорел за два дня от непонятной болезни, которую так и не смог определить земский врач. Зато определил Григорий. Простояв три часа на могиле, не замечая ни студеного ветра, ни секущего лицо колючего снега, он ясно увидел всю картину случившегося. Отец умер в результате порчи, наведенной заезжим из Львова колдуном. А заказал порчу сосед, у которого были виды на принадлежащий отцу земельный клин.
   Наверное, именно тогда и превратился Грицко в Мангуста, хотя прозвали его так больше, чем столетие спустя. Соседа он трогать не стал, рассудив, что если уничтожит его, то сам превратится в черного колдуна, и вручил его судьбу в руки Господа, не забыв, правда, устроить так чтобы он и думать забыл об отцовской земле. Зато разыскал львовского чародея и в результате скоротечной, но яростной невидимой схватки у того перестало биться сердце.
   Григорий вместе с заботами о немалом хозяйстве отказался от своей доли наследства в пользу старших братьев, и снова уехал в Киев. Случившаяся трагедия полностью раскрыла и даже обострила его способности. Осознав это, он ушел из школы и занялся самообразованием. Теперь он проводил все свободное время в библиотеке, проглатывая по книге за вечер, а в выходные и по две. Упор он делал на юриспруденцию, и все прочитанное без особых усилий откладывалось в его бездонной памяти.
   В тот же год он сдал экстерном выпускные экзамены в Киевском университете и самым молодым из соискателей получил диплом юриста. С этим дипломом Григорий отправился в губернское полицейское управление, где написал прошение о приеме на службу, но из-за молодости получил от ворот поворот. Обидевшись на киевских чиновников, он уехал в Екатеринодар и три года служил там помощником нотариуса. А когда Григорию исполнился двадцать один год, он был, наконец, принят на полицейскую службу и направлен бороться с преступностью в печально известный своими жиганами город Ростов-на-Дону.
   Этим и занимался он по мере своих сил до самой революции, став участковым приставом и штабс-капитаном полиции. Особое внимание он уделял преступникам со способностями. Благодаря его деятельности, в городе стало неуютно всякой нечисти, а самым зловредным, кого он уличил в особо страшных и богомерзких делах, пришлось уйти туда, откуда не возвращаются.
   Со временем ему, по годам давно уже зрелому мужчине, пришлось прибегать к маскировке, чтобы не смущать умы своим до неприличия молодым видом. Он отпустил закрывающие половину лица старомодные бакенбарды и огромные пышные усы, по которым его безошибочно узнавал весь город.
   Все это время Григорий без устали подыскивал единомышленника среди колдунов, не запятнавших себя связями с врагом рода человеческого, понимая, что в одиночку ему не справиться. Однако ни в ком из них он не увидел того огня ненависти, что горел у него в груди, и без которого не могло идти и речи ни о какой борьбе. Так он сражался в одиночку до самого семнадцатого года, пока кровавые события не показали, что он не рассмотрел, упустил главного врага, исподволь захватившего власть в стране.
   Но Григорий не уехал из России, хоть жить в ней стало опасно. Он менял города, фамилии, внешность, и ни на минуту не прекращал своей борьбы. За ним по стране шел невидимый мор черных колдунов, почти поголовно полезших в комиссары и чекисты, но в одиночку Григорий не мог поспеть везде. А потом, в начале тридцатых годов, он почувствовал какой-то глубинный сдвиг и понял, что времена меняются. Возрождающаяся в новых, уродливых формах Российская империя с кровью, мясом и стонами выдирала из своего многострадального тела смертельные опухоли. Один за другим, без всякой помощи со стороны Григория, исчезали оседлавшие хребет страны черные маги. Но уходили они не просто так, а утаскивали вслед за собой тысячи и тысячи не только обманутых ими помощников, но и совсем уж ни в чем не повинных людей. Григорий сам чудом выскочил из этих чудовищных и безжалостных жерновов.
   Эта кровавая мясорубка крутилась долго, то уменьшая обороты, то снова наращивая. Потом были четыре года войны, которые Григорий провел под чужим именем в армейской разведке, ходил старшим группы за линию фронта. К маю сорок пятого боевые ордена не умещались у него на груди, но одновременно Григорий почувствовал повышенное внимание к себе одного неприятного типа из контрразведки, что-то заподозрившего в чрезмерной удачливости лихого разведчика. Попытка воздействовать на него не увенчалась успехом, этот майор никак не хотел подчиняться его воле. И Григорию пришлось в очередной раз исчезнуть, растворившись в переполненном войсками Берлине.
   К этому времени в результате долгих наблюдений и размышлений он пришел к выводу, что существует какая-то неизвестная ему сила, влияющая на ход событий. Кто-то исподволь, незаметно направлял верховную власть, олицетворяемую в то время одним человеком, в нужную для себя сторону. Иногда вектор этой направленности устраивал Григория, иногда он был категорически против, но сделать ни в том, ни в другом случае ничего не мог. Сам он не раз предпринимал попытки выйти на высший уровень, и до войны, и после нее, но все подступы оказались так плотно перекрыты, что не помогло даже чрезвычайное напряжение всех сил и способностей.
   Зато в тысяча девятьсот сорок восьмом году Григорию улыбнулась удача - у него, наконец, появился единомышленник и соратник, Игнат Архангельский. Тогда Игнату едва исполнилось четырнадцать и ему пришлось пережить страшную трагедию. Он жил в маленьком городке на берегу Волхова, где в чудом сохранившейся старинной церкви служил священником его отец. Мать Игната умерла при родах, и они с отцом остались единственными близкими друг другу людьми. Однажды, дождливым октябрьским вечером, когда закончилась служба, Игнат пораньше ушел из церкви домой - он всегда помогал отцу в храме, стойко перенося издевательства сверстников-комсомольцев, считавших веру в Бога разновидностью психического заболевания, чем-то сродни шизофрении, - а отец остался по какой-то надобности, пообещав скоро прийти.
   Паренек давно уже приготовил ужин на двоих, переделал все домашние дела, а отца все не было. Глубокой ночью, мучимый тяжелым предчувствием, он снова отправился в церковь. То, что он там увидел, могло надломить психику даже взрослого мужчины. Изрубленное на куски распятие валялось на полу, а на его месте вниз головой висело тело священника с перерезанным горлом.
   До этого Игнат рос совершенно обычным парнем и даже не подозревал, что в нем может быть что-то выходящее за пределы нормы, не такое, как у других. Но в тот момент, когда он увидел стекающие из страшной раны капли крови, в голове у него будто взорвалась ослепительная молния, и он стал воспринимать мир по-другому.
   Милиция быстро нашла убийц, которыми оказались два потерявших от водки человеческий облик уголовника. Взяли их, когда они пытались продать украденные в храме подсвечники и серебряные оклады от драгоценных древних икон (сами иконы так никогда и не нашли). Их обвинили в убийстве священника, и дело на этом было закрыто. Но Игнат так не считал. Когда ему показали задержанных, чтобы выяснить, не видел ли он их раньше, и он заглянул им в глаза, перед его взглядом прошла вся картина страшного ритуала. Уголовники лишь тупо исполняли приказы, а руководил всем сухонький старичок с огромными сросшимися седыми бровями. Именно по этим бровям и узнал Игнат жившего на окраине городка деда Михея, которого боялась вся детвора и к которому, крестясь украдкой и настороженно оглядываясь, бегали со всего городка и даже приезжали из Ленинграда женщины с просьбой приворожить любимого, или наслать порчу на злую разлучницу.
   Дед Михей был очень стар, чувствовал приближение конца, и из-за этого возненавидел весь свет. Может быть, у него от старости что-то перемкнуло в сознании, или ему на самом деле было видение от самого сатаны, но он вбил себе в голову, что продлить его жизнь может кровь православного священника, добытая в освященном храме. Именно потому, что Михей собрал кровь в ведро, под телом жертвы ее оказалось очень мало, что удивило милицию, но не направило ее на верный путь.
   Зато Игнат знал, как ему следует поступить. Назавтра после того, как ему стали известны обстоятельства убийства, он нанес визит Михею, а еще через день старика нашли в собственном доме уже остывшим, с выпученными глазами и выражением ужаса на лице. Матрас, под ним оказался набит полуистлевшими, провонявшими потом и мочой бумажными деньгами, большей частью давно вышедшими из употребления ассигнациями первых послереволюционных лет и даже казначейскими билетами Российской империи.
   Домик, где жили священник с сыном, отошел церкви, а паренька комиссия по делам несовершеннолетних за неимением близких родственников постановила отправить в детский дом. Но в последний момент появился приехавший из Петрозаводска невысокий человек с горящими глазами, одетый в форму подполковника милиции, предъявил документы, подтверждающие родство, и забрал Игната с собой. Чиновники из комиссии забыли об этом случае очень быстро. А если бы даже не забыли и попытались проследить дальнейшую судьбу подростка, у них все равно ничего бы не получилось - следы затерялись на просторах огромной страны.
   С тех пор они всегда были вместе. Игнат оказался неоценимым помощником. У него ярко проявились некоторые таланты, почти не развившиеся у самого Григория, и они прекрасно дополняли друг друга. Например, паренек отчетливо видел ауры людей и сразу мог определить, кто на что способен. Именно он обнаружил редкую человеческую породу, о существовании которой Григорий знал, но разглядеть не мог. Это были люди, не поддающиеся внушению, а в некоторых случаях даже способные скрывать свои мысли от телепатического прослушивания. Тогда у Григория и появилась идея, что, создав команду из таких людей, можно было бы подумать о решении и более сложных задач.
   Игнат должен был получить хорошее образование, поэтому, предварительно поплутав по разным городам, поселились они в Ленинграде. Григорий снова служил в уголовном розыске, охотясь за бандитами и, отделяя чистых от нечистых, ревизировал поголовье немногих переживших большой террор колдунов. Игнат получил юридическое образование и работал в прокуратуре, продолжая обучение в аспирантуре. По мере возможности он помогал опекуну в его трудах. Ненависть его к черным магам не уступала ненависти самого Григория.
   Этого мальчика они увидели около школы на канале Грибоедова. Шел тысяча девятьсот шестидесятый год, и первоклашки тогда еще носили форму военизированного образца - гимнастерки, подпоясанные широким ремнем с буквой "Ш" на металлической пряжке, и фуражки с той же буквой на кокарде. Так был одет и тот худенький серьезный мальчик, упорно тащивший за плечами туго набитый ранец. Оба, и Григорий, и Игнат, сразу поняли, что встретили настоящее сокровище. Игнат оценил по ауре огромный потенциал жизненной силы и энергии этого ребенка, оказавшегося к тому же "неподдающимся", а Григорий, обладающий необычайно сильной интуицией, мог в минуты прозрений видеть будущее далеко наперед. Сейчас он разглядел возможную судьбу маленького школьника, и у него перехватило дыхание от открывшихся вдруг перспектив...
  

5

  
   Первая мысль, мелькнувшая у Обрубкова после слов Миши Корнилова, была - как с минимальными потерями смыться из этого подземного дурдома, где власть каким-то образом захватили психи. Прорваться с боем не получится, все двери надежно заблокированы, да еще и вооруженная охрана, да попробуй пробиться наверх... Интересно, хоть охранники здесь нормальные, или тоже того?
   Видно, на лице майора отразилась напряженная работа мысли, потому что Миша радостно рассмеялся и, показывая на него пальцем, сказал сквозь смех Архангельскому:
   - Смотри, Корнеевич, а ведь он уверен, что угодил в дом хи-хи! Видишь, уже обдумывает, как будет прорываться отсюда! - потом перестал смеяться и обратился к Обрубкову. - Ты не спеши, Тимофеевич, боевые действия открывать, мы ведь еще не все сказали. А то наворотишь тут дел, с твоей-то силищей! Корнеевич, лучше сам ему объясняй, а то я опять что-то не то ляпнул.
   - Да сиди уже! - махнул на него рукой Архангельский. - Или, лучше сходи, приготовь на всех чай, да печенье не забудь.
   Миша шутовски козырнул, по-американски приложив руку к непокрытой голове, и вышел, а Игнат Корнеевич удрученно пожал плечами и сказал:
   - Серьезный ведь человек, ученый, а ведет себя... Но, с другой стороны, умница, каких мало. Впрочем, у нас тут все товар штучный, к каждому свой подход. Да ты и сам убедишься, когда познакомишься с людьми. Тебя мы командиром планируем поставить. - Архангельский говорил так, будто майор уже состоит у него в штате.
   - Погоди, погоди, - остановил его Обрубков. - Лучше объясни, что он тут насчет колдунов и ведьм плел?
   - По форме - полную ерунду, а по сути - правду, - серьезно сказал Игнат Корнеевич. - Объясняю. Думаешь, с кем ты воевал в ту ночь?
   - Как с кем? С вооруженными бандитами, - растерялся майор.
   - Обыкновенными бандитами? - хитро посмотрел на него Архангельский.
   - А какими же еще? - насупился Обрубков.
   - Тогда чем ты объяснишь, что десяток подготовленных офицеров-спецназовцев улеглись спать во дворе, не сделав ни единого выстрела?
   - Так говорили же, что газ какой-то пустили... - неуверенно предположил майор.
   - Мимо! - отрицательно покачал головой Иван Корнеевич. - Не было там никакой газовой атаки. К тому же ты сам был там, и тоже без противогаза. Зато эксперты-психологи зафиксировали у всех пострадавших состояние транса, вызванное мощным гипнотическим воздействием. Тебе это ни о чем не говорит?
   Обрубков молчал, предоставив инициативу собеседнику. Архангельский понял это и продолжил:
   - Нет, Тимофеевич, не простые это были бандиты, а мутанты. Мы их между собой называем колдунами, так проще. Это индивидуумы с гипертрофированной способностью ментального воздействия на других людей. Твои бандюги были очень сильными телепатами, к тому же их было пятеро...
   - А почему они меня не смогли уложить? - перебил его Обрубков.
   - Вот мы и подошли к главному! - торжественно сказал Игнат Корнеевич. - С тобой им крупно не повезло, потому что ты относишься к тем редким людям, на которых не действует их внушение.
   - Прямо таким уж редким... - усомнился майор.
   - Можешь не сомневаться, - заверил его Архангельский. - Ты даже не можешь себе представить, насколько редкими. Скажу только, что за четыре года, как создано наше подразделение, мы по всей стране наскребли всего пятнадцать человек с такими качествами. По разным причинам половина отсеялась и для работы у нас подошли только семь. Ты - восьмой.
   - Отсеялись - значит, отказались? - спросил майор.
   - Вовсе нет. Просто нам не нужны инвалиды, преступники и алкоголики.
   Конечно, Обрубкову было приятно услышать слова о собственной исключительности. Но он был слишком опытным и видавшим виды человеком, чтобы только на этом основании вот так взять и поменять весь ход своей жизни. Поэтому следующий вопрос возник сам собой:
   - А что будет, если я откажусь? Меня никогда не выпустят отсюда?
   - Да кто тебя будет держать? - равнодушно пожал плечами Игнат Корнеевич. - Болтай потом сколько угодно, все равно никто не поверит. А ты человек здравомыслящий, сам не захочешь, чтобы над тобой смеялись.
   Майор понял, что собеседник, этот змей-искуситель, прав. А Архангельский заметил перелом в его настроении и, развивая успех, принялся рассказывать о делении мутантов на чистых и нечистых, черных и белых магов, знахарок и зловредных ведьм.
   - Если мутант живет тихо и никому не вредит, мы его не трогаем, - говорил он. - Но, как только они начинают пакостить людям или государству, следует первое предупреждение. Второго уже не бывает. Ну, а так как их не удержит никакая тюрьма, выход остается один...
   - Без суда?
   Вошедший в комнату с чайником в одной руке и подносом с чашками в другой Миша услышал последние фразы их разговора и сказал:
   - Какой суд? Ведь мы - святейшая инквизиция!
   - Миша... - попытался урезонить его Игнат Корнеевич, но тот не унимался.
   - А что - Миша? Разве я не прав? Мы сами себе и оперативники, и следователи, и судьи, и адвокаты. А если бы ты, Тимофеевич, увидел хоть раз, что эти монстры вытворяют, то сам бы приговор в исполнение привел без всяких соплей!
   Именно эти слова Миши выбили первый кирпич из незыблемой позиции Обрубкова. Он сразу припомнил несколько последних случаев, когда они с напарником брали с поличным самых отмороженных бандитов, а через день такие же отмороженные адвокаты добивались их освобождения на том лишь основании, что неправильно была оформлена какая-то бумажка. Поэтому-то майор всегда старался спровоцировать бандюков на сопротивление, чтобы как следует измордовать их при задержании. Хоть какое-то наказание. Если же Миша говорит правду... Майор вопросительно посмотрел на Архангельского.
   - В принципе, Миша прав, - понял тот безмолвный вопрос, - хоть и высказывается чересчур категорично. Сам понимаешь, что было бы, попытайся мы передать подобное дело в суд.
   Тут в голову майора пришла одна мысль, и он спросил:
   - Так, считай, в каждой деревне есть по своему колдуну или ведьме. Вы что, за каждым присматриваете? И каждого к ногтю?
   Миша снова покатился от смеха, схватившись за живот.
   - Что это ты такой смешливый? - рассердился Обрубков.
   - Извини, - всхлипывая и вытирая платком глаза, проговорил тот. - Просто я в свое время задал тот же вопрос, слово в слово.
   - Обычное заблуждение, - терпеливо, тоном школьного учителя сказал Игнат Корнеевич. - Да, существует множество людей, обладающих зачатками экстрасенсорных и телепатических данных. Они действительно есть почти в каждой деревне. Одни из них вполне успешно справляются со многими болезнями, другие насылают по мелочам порчи. Но нас они интересуют в последнюю очередь. Опасность представляют настоящие мутанты, главное отличие которых - очень большая продолжительность жизни. Даже двести лет для них не предел.
   - Не может быть! - поразился майор.
   - Может, может, - уверил его Миша. - Сам еще убедишься. Знаешь, сколько было старшему из твоих бандитов? Почти полтора века исполнилось. Правда, после войны он, якобы, утонул в Печоре, а потом снова воскрес, уже под другим именем. Мы только недавно на его след вышли по пальчикам из архива, готовили захват, но вы раньше успели.
   - Я не совсем понимаю, - задумался Обрубков. - Ладно, мои бандюги - они кучу народу положили. Но в чем вина остальных? В том, что долго живут?
   - Нет, конечно, - ответил Архангельский после долгого оценивающего взгляда. - Пусть себе живут, если никому не мешают. Но дело в том, что некоторым из них хочется гораздо большего. Среди них ходит поверье, что можно прожить чуть не тысячу лет, и даже существуют люди, которым это удалось. Будто бы в старинных книгах описаны способы, как этого добиться. И почему-то эти способы все как один основаны на пролитии крови. То это кровь девственниц, то священников, то христианских младенцев. И проливают, да еще как! Ну, а твои бандюги - так ведь и среди обычных людей какую-то часть всегда составляют преступники.
   Из оборонительной стены майора вылетело еще несколько кирпичей. Мысль расстаться с родным отделом уже не казалась ему такой крамольной, как пять минут назад. Он вдруг осознал, что любимая некогда работа с годами надоела ему до чертиков. А искусители продолжали обрабатывать его уже в два голоса. Теперь они делали упор на шкурные интересы.
   - Сколько тебе платят в милиции? - поставил вопрос ребром Архангельский.
   Обрубков ответил, увеличив на всякий случай сумму вдвое. Чуть подумал, и добавил:
   - Это без премиальных.
   Миша усмехнулся, а Игнат Корнеевич сказал без тени улыбки:
   - Наши оперативники получают в пять раз больше, плюс пятьдесят процентов за риск. А командир группы - вдвое больше остальных. Кроме того, каждому выделяется отдельный домик на территории базы. Хочешь, живи в нем, не хочешь - езди домой. А еще получишь квартиру в Москве, не в центре, конечно, но и не на самых задворках. И любой автомобиль из нашего гаража. Машина и квартира не служебные, а в собственность. Но не думай, что все это дается за красивые глаза. Во-первых, твоя исключительность сама по себе дорого стоит, а во-вторых, все это придется отработать, не сомневайся.
   От потоков пролившегося на него золотого дождя у майора слегка закружилась голова, и он впервые решился изменить реалистическим принципам. Будь что будет, подумал он, вспомнив почему-то про злосчастный закатившийся под стол патрон. Если уборщица Евгеньевна найдет его сегодня и настучит полковнику - он согласится на предложение. Если нет - останется в отделе.
   - Что, если я сообщу свое решение завтра? - предложил он Архангельскому, прервав его на полуслове.
   - Нет, я жду ответа прямо сейчас, - непреклонно ответил тот.
   Майор посмотрел на часы. К его удивлению, оказалось, что уже наступил вечер.
   - А позвонить хоть можно? - он протянул руку к стоящему на столе телефону, рассудив, что мобильный вряд ли возьмет из этого подземелья.
   - Это местный, у него нет выхода на внешние линии, - сказал Архангельский. - Можешь пользоваться сотовым.
   Обрубков удивленно хмыкнул, достал трубку и набрал номер напарника.
   - Привет, Витек! Как там обстановка?
   - Хреново! - ответил Витек. - Шеф рвет и мечет, грозится тебе яйца оторвать. Кричит - я ему покажу, как патроны по всему кабинету раскидывать...
  

6

  
   Премьер не любил Григория Степановича Ковригина, хоть и понимал, что многим своим успехам обязан именно ему. Этот человек с лицом иезуита появлялся в его жизни в самые ответственные моменты, когда требовалось принимать важное решение, и давал советы. Как правило, тщательно взвесив все за и против, Виктор Викторович принимал их, и ни разу после не пожалел об этом. И все равно, каждый раз, вспомнив горящие фанатическим огнем глаза и бледное аскетическое лицо, он вздрагивал от невольного отвращения.
   Совсем другие чувства Виктор Викторович испытывал по отношению к Игнату, помощнику Ковригина. Это был умный, обаятельный человек с великолепно развитым чувством юмора, общение с которым доставляло удовольствие, но Ковригин постоянно задвигал его на вторые роли. Даже когда Виктор Викторович занял высший пост в государстве и хотел назначить Архангельского на какую-нибудь подобающую его данным должность, Ковригин с постным видом настоятельно отсоветовал ему делать это.
   Иногда, в редкие свободные минуты, премьер вспоминал прошлое, и каждый раз к нему приходила мысль - а реально ли то, что с ним произошло? Как сын заводского мастера мог стать главным человеком в огромной стране? Неужели его вывели на недостижимый уровень эти удивительные люди? Но нет, они сами не раз говорили ему, что такой взлет предначертан ему судьбой, а они лишь иногда направляют его в правильную сторону.
   Познакомился Виктор Викторович с "иезуитом", как он до сих пор называл про себя Ковригина, во время преддипломной практики. Свел их руководитель диплома, ставший через много лет мэром второй столицы и его начальником, давшим подчиненному старт к высшим должностям. Когда остались наедине, "иезуит" без тени улыбки на лице напророчил ему блестящее будущее и дал несколько весьма дельных советов по написанию дипломной работы. А чтобы он впредь не сомневался в словах собеседника, тот расписал его будущее примерно на год вперед. Хоть все сбылось вплоть до мелочей, все равно у Виктора Викторовича надолго затаились сомнения. Но когда он, годы спустя, отработав уже длительное время в Австрии и Швейцарии, получил доступ ко многим закрытым прежде для него документам, то узнал, что после университета его ждало распределение в одну из районных прокуратур Кировской области, и лишь вмешательство кого-то из Ленинградского управления КГБ изменило его судьбу. Виктор Викторович копнул глубже, но не нашел никаких следов более раннего интереса этого ведомства к его персоне. А ведь обычно КГБ подбирало себе будущих работников еще на младших курсах.
   Анализируя потом пройденный путь, он понял, что без той коррекции его судьбы, как и без некоторых других, малозаметных на первый взгляд, но оказывающих существенное влияние на его дальнейшую карьеру, он вряд ли стал бы тем, кем стал.
   Еще во время первой встречи у Виктора Викторовича появилось подозрение, что "иезуит" с известными ему одному целями пытается сформировать его мировоззрение по какому-то созданному им шаблону, но потом понял, что это было бы слишком просто. Тем более что иногда тот надолго, на целые годы исчезал, не давая о себе знать, и он двигался по жизненному пути по собственному разумению, не получая подсказок со стороны. А когда появлялся снова, Виктор Викторович всякий раз изумлялся его ничуть не изменившейся внешности. Будто время застыло для "иезуита". Он давал советы по жизненно важным вопросам и снова надолго терялся в неизвестности. Достигнув определенных высот, Виктор Викторович как-то, используя служебное положение, попытался разыскать его, но потерпел обескураживающую неудачу и с тех пор ни разу больше не пытался этого сделать.
   Совсем по-другому относился он к Архангельскому. Нечастые встречи с этим человеком, которого Виктор Викторович прозвал "агентом 07" за внешнее сходство с актером Шоном Коннори, хоть как-то компенсировали неприятный осадок, остающийся после общения с "иезуитом". Именно от него будущий премьер узнал много такого, что, расскажи то же самое кто-нибудь другой, он принял бы эти невероятные сведения за розыгрыш. Но Игнат Корнеевич всегда приводил такие неоспоримые доказательства и подсказывал, в каких секретных папках можно найти подтверждение его словам, что будущего премьера покинули всякие сомнения.
   Когда Игнат Корнеевич сказал, что Виктор Викторович находится в выгодном положении по сравнению со всеми другими людьми, потому что не поддается гипнотическому внушению, он снова воспользовался служебным положением и проконсультировался у видных врачей-гипнологов. Оказалось, что Архангельский, как всегда, сказал правду.
   Долгие годы Виктор Викторович не понимал, что нужно от него этим странным людям. Будучи прагматиком до мозга костей, он предполагал, что за всем хорошим, что они сделали для него, обязательно последует требование о какой-то ответной услуге. Но время шло, Виктор Викторович стал занимать все более высокие посты, во многом благодаря своевременно полученным советам, а помощь так и продолжала оставаться бескорыстной. И только взойдя на вершину власти и проведя там несколько лет, он узнал, для чего "иезуит" опекал его так долго. Виктор Викторович был настолько удивлен отсутствием корыстных мотивов, что даже неприязнь, которую он питал к этому человеку, слегка ослабла.
   Оказалось, что все эти годы "иезуит" вынашивал планы создания секретной службы, способной эффективно бороться с пособниками врага рода человеческого. К этому времени Виктор Викторович был уже неплохо знаком с проблемой, и не счел идею шизофреническим бредом. Кроме информации, полученной от Ковригина и Архангельского, кое-что по этому вопросу ему стало известно, когда он непродолжительное время возглавлял службу безопасности страны. Разумеется, он отвергал мистические толкования странных и непонятных явлений, стараясь найти каждому из них логическое объяснение. Когда же такового не находилось, Виктор Викторович считал, что наука просто не достигла еще нужного уровня.
   Идею "иезуита" Виктор Викторович обдумывал очень долго. Нет, он был вовсе не против создания еще одной спецслужбы, к тому же небесполезной. Деньги, запрошенные Ковригиным для ее организации, на первый взгляд казались огромными, но Виктор Викторович понимал, что в масштабах государства это совсем немного, а по сравнению с теми средствами, что ежедневно разворовываются алчными чиновниками - и вовсе копейки. Но он привык рассматривать каждую проблему с нескольких точек зрения, пытаясь извлечь из ее решения дополнительные выгоды, не предусмотренные даже самим автором идеи.
   Когда он впервые познакомился с Архангельским, ему было чуть за двадцать, а Игнату Корнеевичу чуть за тридцать. Прошли годы, Виктору Викторовичу перевалило за пятьдесят, и выглядел он хоть и моложаво, но соответственно своему возрасту. А Игнат Корнеевич - все на те же "чуть за тридцать". Это было неправильно, несправедливо по отношению к Виктору Викторовичу, и ему в голову пришла одна идея. Он вспомнил не такие уж давние события, связанные с недоброй памяти олигархом Робертом Сидориным, и приказал поднять то старое дело. Память не подвела его. Действительно, одна из лабораторий Сидорина разрабатывала проблему продления жизни, и даже, по словам научного руководителя, кандидата наук Геннадия Чеботарева, была уже близка к успеху. Но олигарх оказался предусмотрителен, и его арест запустил программу уничтожения всех наработок лаборатории вплоть до результатов анализов и образцов тканей подопытных долгожителей.
   Соблюдая секретность, Виктор Викторович лично встретился с Чеботаревым и попытался выяснить, сможет ли тот продолжить давние исследования, и если да, что ему для этого нужно. Ученый долго мялся, но все-таки сказал, что можно попытаться, но только при наличии необходимого биологического материала. Поняв, что тот имеет в виду образцы тканей долгожителей, Виктор Викторович попросил его возобновить прерванную некогда работу, пообещав полное содействие.
   В тот же день он связался с Ковригиным и дал согласие на создание новой секретной службы, которую про себя иронично назвал тайной канцелярией. Но с одним условием - в ее состав неотъемлемой частью войдет лаборатория Геннадия Чеботарева, которую Ковригин и Архангельский должны обеспечивать всем необходимым для работы. Они согласились, но "иезуит" выдвинул некоторые требования, которым должна была отвечать база создаваемой службы. И такое место нашлось. Это было четырехъярусное подземное помещение бывшего резервного центра управления стратегическими ракетами, наземная территория которого была со всех сторон окружена воинскими частями. Выполнена была и странная просьба допустить Архангельского в колонии и тюрьмы и передать ему отобранных им заключенных, которых он, после личного собеседования с каждым, перевозил на базу, где они помещались во вполне приличных условиях, хоть и под строгой охраной. Кроме этого Ковригин выбил себе право по мере возможности использовать научный потенциал лаборатории, когда в этом возникнет необходимость.
   Счастливый "иезуит", которому было присвоено звание генерал-лейтенанта (как с оттенком иронии заметил Виктор Викторович - за выслугу лет), с головой ушел в хлопоты по созданию в полном смысле выстраданной им службы. Президент держал его деятельность под постоянным контролем. Он не счел необходимым информировать Ковригина о существовании службы генерала Романова, которая решала несколько иные, но похожие проблемы. Но "иезуит" был не так прост - он давно знал и пристально следил за деятельностью Романова, вынашивая в отношении его службы определенные планы.
   А недавно для "тайной канцелярии" генерал-лейтенанта Григория Степановича Ковригина прозвучала первая настоящая боевая тревога. Премьер вдруг с изумлением обнаружил, что остался единственным человеком, который помнит про ультиматум западных стран российскому правительству, касающийся гипотетического катаклизма. Все остальные начисто забыли о нем. Мало того, все бумажные и электронные документы по этому делу бесследно исчезли. Не будь Виктор Викторович абсолютно уверен в собственном здравомыслии, можно было бы подумать, что вся эта история ему просто померещилась. Сообразив, какими возможностями должны обладать организовавшие такую акцию люди, он приказал "иезуиту" временно отложить все дела и вплотную заняться расследованием этого невероятного происшествия.
  

7

  
   Такой оперативности Обрубков не ожидал. Не успел он дать согласие, как ему тут же вручили красную книжечку с уже вклеенной фотографией, где значилось, что предъявитель этого документа является подполковником подразделения "М" ФСБ России. Подполковником? Обрубков недоуменно посмотрел на Архангельского.
   - Да-да, не удивляйся, - кивнул тот. - Соответствующий приказ уже подписан.
   - А если бы я...
   - Тогда приказ отменили бы.
   Кроме "ксивы" выдали похожий на банковскую пластиковую карточку с магнитной полосой пропуск в те помещения базы, куда ему был разрешен доступ. После этого Игнат Корнеевич вручил Обрубкову визитку со своими телефонами, попрощался и ушел, а Миша устроил теперь уже бывшему майору краткую ознакомительную экскурсию по принадлежащему "святейшей инквизиции" подземному этажу. Ярус занимал достаточно большую площадь, чтобы в нем хватило места для отдельного кабинета каждому из членов элитной группы, и еще множества подсобных и вспомогательных помещений. Особенно впечатлила Обрубкова оружейная комната, под завязку набитая таким множеством разновидностей стрелкового оружия, отечественного и иностранного, от которого у него голова пошла кругом. Он не мог оторваться от этого великолепия, гладил пистолеты и автоматы, щелкал затворами, разбирал и собирал оружие, так что Мише пришлось чуть не силком уводить его оттуда.
   Следующий этап оказался еще интереснее. Они поднялись на поверхность и по асфальтированной дорожке прошли к большому приземистому гаражу, в котором стояли не меньше десятка автомобилей самых различных марок.
   - Выбирай! - Миша развел руки в широком жесте купца, предлагающего товар.
   - Как? Любую? - опешил Обрубков.
   - И не стесняйся! Если не понравиться, можешь менять хоть каждый день.
   Обрубков хмыкнул, и пошел вдоль ряда машин. Обошел их три или четыре раза, хлопнул по капоту темно-синий "Джип-Гранд Чероки" с объемом двигателя четыре литра. Привычно подумал - наверняка этот вездеход жрет топливо как эскадренный миноносец, но вспомнив про обещанный оклад, решил, что такой расход его не разорит.
   - Эту! - сказал он Мише.
   - Одобряю, - кивнул тот, достал трубку и сказал кому-то: - джип, номер пятьсот тридцать девять.
   Прошли не больше пяти минут, за которые Обрубков даже не успел толком осмотреть машину, как в гараже появился очередной "комитетчик" при галстуке, протянул Мише большой конверт, щелкнул каблуками и испарился.
   - Держи! - Миша передал бумаги Обрубкову. - Техпаспорт, страховка, техосмотр - все, как положено. Автомобиль зарегистрирован в Москве на твое имя, данные уже пошли в милицейский компьютер. Видишь, написано: владелец - Обрубков Василий Тимофеевич. А теперь пошли, я тебе твой дом покажу.
   Ошеломленный такими темпами Обрубков едва поспевал за шустрым парнем, стремительно увлекшим его по освещенной фонарями дорожке к ряду утопающих в цветах небольших аккуратных домиков, в некоторых из которых горел свет. Дойдя до восьмого в ряду, Миша остановился и, показав щель в двери, сказал:
   - Суй карточку.
   Обрубков сунул, щелкнул замок и дверь открылась. В доме оказалось три хорошо меблированных комнаты - гостиная с домашним кинотеатром, не из самых дорогих, но вполне приличным, спальня с широкой застеленной кроватью и кабинет с компьютером. А еще большая кухня с полным набором бытовой техники и сверкающий изумрудной плиткой санузел. На холодильнике в кухне стоял компактный телевизор "Сони", такой же, как в спальне напротив кровати. Видно, "инквизиторы" хорошо изучили привычки Обрубкова и даже узнали, что он любит засыпать под тихое бормотание телевизора, запрограммированного на автоматическое выключение.
   - Оставайся ночевать, - предложил Миша. - Время уже позднее.
   - Нет, мне надо домой, - отказался Обрубков. - Завтра с утра в отдел...
   - Туда можешь не торопиться, - успокоил его Миша. - Ты уволен с завтрашнего дня.
   Обрубков от растерянности даже не нашелся, что сказать, что, вообще-то было не свойственно ему. А Миша продолжил:
   - Но раз тебе нужно, я сейчас вызову машину, - и потянулся за трубкой. Обрубков остановил его:
   - Погоди вызывать! А самому можно? Ну, на джипе...
   - Чего спрашиваешь? Машина ведь твоя! Езжай, конечно. Корнеевич велел передать тебе - до девяти утра понедельника ты свободен. Сегодня четверг, так что времени уладить дела у тебя достаточно. Я тебе не начальник, скорее, будет наоборот, но хочу предупредить - у нас, конечно демократия, но дисциплина железная, а хватка у Корнеевича - не дай Боже на себе испытать. Так что постарайся в понедельник как штык, и чтобы в полном порядке.
   Через пятнадцать минут Обрубков, с наслаждением вдавливая в пол педаль газа, мчался по шоссе, прогоняя от себя мысль о месте хранения бесплатного сыра.
   Утром он проснулся привычно рано, проделал комплекс силовых упражнений, поколотил висящую в коридоре боксерскую грушу и отправился в душ. Он не боялся никого разбудить, потому что после развода жил один, а соседи, вынужденные ездить на работу в Москву, вставали еще раньше его. Наспех проглотил опостылевшие сосиски с куском зачерствевшего хлеба, запил огромной кружкой черного как деготь чая и отправился на платную стоянку, где ночью оставил джип. До отдела пешком было ближе, чем до стоянки, но очень уж хотелось, чтобы шеф увидел, на чем ездит его бывший подчиненный.
   Сегодня дежурил капитан Дима Солуянов. Нажимая кнопки кодового замка, Обрубков кивнул ему в знак приветствия и привычно шагнул к лестнице. Но Дима окликнул его:
   - Зайдите, товарищ майор.
   Обрубков оглянулся по сторонам - нет, рядом никого не было. Но почему тогда такой официальный тон? Он зашел в дежурку. Капитан, не глядя на него, сказал:
   - Вам необходимо сдать служебное удостоверение и оружие, товарищ майор. Вы уволены с сегодняшнего дня.
   Слово "товарищ" Дима выговаривал как нечто оскорбительное, будто подчеркивая нежелание общаться с ним. Обрубков с трудом сделал вид, что ничего не замечает, и спросил:
   - Шеф у себя?
   - Полковник Тарутин в кабинете, но принять вас не сможет, у него совещание, - тем же занудно-официальным тоном ответил капитан. - И не забудьте сдать ключи от сейфа и кабинета.
   Начиная заводиться, Обрубков взбежал на второй этаж и толкнул дверь кабинета. Она оказалась не заперта. Напарник Витек Самохвалов стоял у окна и рассматривал что-то на улице.
   - Привет! - сказал Обрубков. - Ты можешь сказать, что здесь происходит?
   Вместо того чтобы ответить на вопрос, Витек ткнул пальцем в окно и спросил:
   - Твоя?
   - Моя, - поняв, что речь идет о джипе, мрачно ответил Обрубков.
   - Да, нам так не жить! - вздохнул Самохвалов и повернулся лицом к напарнику. - Скажи, Тимофеевич, неужели это правда?
   - Что именно? - Обрубков остановил на нем тяжелый взгляд.
   - Ну, - смутился напарник, - это... что ты к гэбэшникам перекинулся?
   - Что ты несешь? - Обрубков чуть не задохнулся от возмущения. Он чуть не послал Самохвалова куда подальше, но удержался. Не хотелось вот так, со скандалом, рвать с прошлой жизнью. - Что значит - перекинулся? Поменял место работы.
   - Значит, все-таки правда! - констатировал Витек. - А кое-кто говорит, что ты давно на них работаешь.
   - Что-о-о? - взревел Обрубков. - Какая сука такое придумала? И как ты такому поверил?
   - Да успокойся ты, - похоже, капитан слегка даже испугался такой реакции напарника. - Конечно, я не поверил! Но ты все-таки уходишь?
   - Да, - ответил Обрубков. - Пригласили в новое антитеррористическое подразделение, дают подполковника и оклад в два раза больше.
   - Нехило! - удивился Витек. - На таких условиях я бы и сам пошел, да не зовут.
   - Вот-вот! - закрепил успех Обрубков. - Сейчас я пойду, сдам оружие и удостоверение, а к вечеру собирай ребят и подтягивайтесь ко мне, буду накрывать поляну. Отходную.
   Открыв сейф, он вытащил оттуда разобранный пистолет, который так и лежал там, завернутый в газету. Быстро собрал его, вдвинул до щелчка обойму, и вдруг вспомнил, что одного патрона не хватает.
   - Слушай, Витек, - обратился он к напарнику. - Ты не знаешь, куда Евгеньевна патрон дела?
   - Так шефу же отнесла, стукачка!
   - Вот бл...! Что делать?
   Капитан вытащил из подмышечной кобуры свой пистолет, выщелкнул из обоймы патрон и протянул бывшему напарнику:
   - Держи! Лишний стакан с тебя.
   - А сам?
   - Да что я, патрона не найду?
   Обрубков хлопнул Самохвалова по плечу, отчего тот даже присел, вставил патрон в обойму и отправился в бухгалтерию, где ему выдали расчет. Потом спустился в дежурку, выложил дежурному пистолет с двумя обоймами и удостоверение. Солуянов на документ глянул мельком и засунул его в стол, зато пистолет вытащил из кобуры, сверил номер. Не найдя к чему прицепиться, принялся пересчитывать патроны. Обрубков хмуро смотрел на него, не понимая - за что? Почему Дима, с которым у него всегда были пусть не товарищеские, но ровные отношения, сейчас так жаждет подловить его? Но Солуянов, пересчитав патроны и убедившись, что их количество соответствует описи, не подал вида, что ожидал чего-то, поэтому Обрубков сказал ему:
   - Сменишься - приходи ко мне. Я сегодня проставляюсь.
   На накрытие "поляны" у него ушли все полученные в отделе расчетные. Зная аппетиты коллег, Обрубков загрузил в джип ящик водки и пять полиэтиленовых пакетов с закуской. Ближе к вечеру он соединил в комнате два стола, притащив второй из кухни, и принялся резать большими ломтями хлеб, колбасу и огурцы. Первых гостей он ожидал часам к восьми вечера. В семь позвонил Витек:
   - Извини, Тимофеевич, ну никак сегодня не смогу. Понимаешь, теща неожиданно позвонила, надо ее на вокзале встретить, сумки у нее тяжелые...
   Врет, как сивый мерин, понял Обрубков и положил трубку. Он отлично знал, что напарник клал с прибором на тещу, просто не хватило фантазии придумать более правдоподобную причину.
   В восемь появилась уверенность, что никто уже не придет, но через пятнадцать минут оказалось, что он все-таки ошибся. Раздался звонок в дверь, и на пороге появились Солуянов и его напарник старший лейтенант Петрищев. Этих людей Обрубков хотел бы видеть у себя в последнюю очередь. Солуянова - после того, что произошло сегодня в дежурке, а Петрищева он недолюбливал всегда, скользкий тот был какой-то. Но что поделаешь, звал-то он всех, свободных от дежурства. Закрывая за ними дверь, Обрубков на всякий случай выглянул в коридор и, никого там больше не увидев, спросил:
   - Остальные где?
   - А что, разве мы первые? - удивился Петрищев, и в его голосе Обрубкову послышалась фальшь. - Точно, никого еще! Ничего, подойдут. Ладно, наливай, не будем же мы их ждать.
   Обрубков хмуро прошел в комнату и налил до краев три пластиковых стаканчика - у него в хозяйстве ощущался явный дефицит посуды, поэтому вместе с закусью он купил целую кучу одноразовых стаканов, тарелок и вилок. И дешево, и мыть потом не надо.
   - Ну, за подполковника! - поднял свой стакан Солуянов и залпом влил его в горло.
   Уже знают - неприязненно подумал Обрубков, и тоже выпил, не чувствуя вкуса водки.
   Успели принять по второй и по третьей, время близилось к девяти, но дверной звонок безмолвствовал. Обрубкову не хотелось разговаривать, и он больше слушал болтовню двух напарников. Выпили еще, гости уже захмелели и Петрищев принялся изливать душу:
   - Завидую я тебе, Тимофеевич! Сам бы с удовольствием туда ушел. Знаешь, как в нашем отделе все обрыдло? На Тарутина смотреть не могу без содрогания! Он, скотина, уже полгода звание мне зажимает! Да, повезло тебе! Я вот стараюсь, стараюсь, несколько раз уже в штат просился, да не берут. А тебя вот... Видать, у тебя заслуг больше.
   Только тут до Обрубкова дошло, о чем говорит Петрищев, кто пустил по отделу гнусные слухи, из-за которых его сегодня подвергли незаслуженному бойкоту, и от кого Архангельскому стало известно так много о его жизни. На этом званый вечер и закончился, завершившись грандиозной дракой с перевернутым столом, разбросанной по полу закуской и выставлением гостей пинками на лестничную площадку.
   Назавтра он хорошенько отоспался, потом до седьмого пота делал упражнения, чтобы выгнать из организма алкоголь. Навел порядок в квартире, принял душ и, чувствуя себя бодрым и свежим, позвонил Игнату Корнеевичу:
   - Здравия желаю! Подполковник Обрубков. Готов приступить к службе!
  

8

  
   За долгие годы службы и без того сильная интуиция развилась у генерала Романова до предела. В этот день она с самого утра принялась усиленно сигнализировать своему обладателю, что сегодня стоит ждать неприятностей. Романов внял предупреждению и постарался прикрыться со всех сторон, отменив все назначенные встречи. Но неприятности пришли с другого боку, откуда он совсем их не ожидал. Помощник, которому он поручил проконтролировать ход следствия по делу Пантелея и сыновей, растерянно доложил, что подследственных сегодня утром вывезли из Лефортова по требованию... генерала Романова. Дежурный даже попытался предъявить подписанный генералом документ, но вместо заявки в папке оказался чистый лист бумаги, что повергло тюремного охранника в ступор.
   Из двоих фиктивных подчиненных Романова, приезжавших за подследственными, охранники с горем пополам смогли описать лишь одного. Да и то, кроме маленького роста и невероятно широких плеч, ничего больше они не запомнили. Романов был знаком с одним подходящим под это описание человеком и приказал узнать, где сейчас находится майор милиции Обрубков. Через полчаса ему доложили, что майор уволен из милиции с переводом в ФСБ и убыл в неизвестном направлении. Квартира его на сегодняшний день пустует, но оплачена на три месяца вперед и по-прежнему числится за Обрубковым.
   Генерал лично позвонил в управление кадров ФСБ и запросил данные о новом сотруднике. Как он и подозревал, сведения о таком человеке в компьютерной базе данных отсутствовали. Расследование зашло в тупик.
   Перед глазами Романова будто тревожно замигал красный огонек, и он набрал номер командира группы силового обеспечения, на чьей подмосковной базе содержался под стражей Карл Вайсман. Он был почти уверен, что не услышит ничего хорошего, и оказался прав.
   - Вы же сами позвонили и приказали отдать немца вашим людям! - услышал он удивленный голос спецназовца. - И бумагу они от вас привезли, сейчас я ее достану, - послышалось шуршание, потом сдавленный возглас: - что за черт? Товарищ генерал, я объявляю тревогу!
   Но Романов уже отключился, понимая, что все равно не удастся разыскать никаких следов Вайсмана, равно как не имеет никакого смысла искать виновных в этом побеге, или, скорее, похищении.
   Генерал пребывал в недоумении. Единственный известный ему человек, способный на такие чудеса, Захар Вансович, не имел никаких причин подкладывать ему такую грандиозную свинью, да и не те у них были отношения. Оставался только один способ прояснить ситуацию - спросить самого Вансовича, и Романов набрал его номер. Но на дисплее высветилась надпись: "соединение невозможно". Чувствуя неприятный холодок в груди, генерал поднял трубку стационарного аппарата - и не услышал в ней гудков. Он нажал кнопку вызова дежурного помощника, но вместо него в кабинет вошли двое. Один незнакомый, похожий на Джеймса Бонда в исполнении Шона Коннори, вторым оказался легкий на помине майор Обрубков.
   - Вы арестованы, генерал, - ровным голосом сказал "Бонд". И не пытайтесь звать на помощь своих людей, все равно никто не поможет. Прошу следовать за нами.
   Тело Романова вдруг стало страшно тяжелым, и он почувствовал, что совершенно не способен сопротивляться. Поднявшись со стула и, по-стариковски волоча ноги, генерал пошел следом за этими людьми, не спросив даже постановления на арест.
  
   Конечно, "Мангуст" никогда не пошел бы на такой шаг, не получив разрешения премьера. А Виктор Викторович долго раздумывал, прежде чем его дать. Ковригин принес неоспоримые свидетельства того, что генерал ведет непонятную игру в пользу какой-то тайной организации, а это всегда опасно для государства. Но премьер не мог игнорировать многочисленные заслуги Романова и то полное доверие и даже симпатию, которые он всегда к нему испытывал. В свое время, после того, как премьеру пришлось столкнуться с некоторыми аномальными, выходящими за пределы человеческого понимания явлениями он сам предложил Романову создать и возглавить специальную службу по их расследованию и отражению исходящей от них потенциальной угрозы. До сих пор генерал неплохо справлялся с порученным заданием, и у Виктора Викторовича не было к нему нареканий, хотя иногда ему и казалось, что Романов что-то недоговаривает.
   Понимая это, "иезуит" не давил, но каждый день подкидывал новые материалы. В конце концов, их количество превысило критический уровень, и Виктор Викторович, скрепя сердце, вынужден был согласиться с ним. А уж изъятие Пантелея с сыновьями и Карла Вайсмана Мангуст произвел самостоятельно, не посчитав нужным лишний раз беспокоить премьера по мелочам.
   Опыта сыскной работы у Ковригина хватало на десятерых. Он давно сумел внедрить в окружение Романова своего человека и теперь располагал пусть не полной, но достаточно обширной информацией о его деятельности. Отслеживая контакты генерала, Мангуст обратил внимание на его странную дружбу с влиятельным цыганским лидером Вансовичем. На всякий случай он дал Игнату задание прощупать цыгана. Но попытка разыскать его оказалась безуспешной, хоть адрес был известен. Стоило Архангельскому въехать в поселок, где тот обитал, как его машину облепила орава чумазых белозубых ребятишек, галдящих, как стая птиц. Следом за ними, откуда ни возьмись, появились их матери, шумящие еще громче своих отпрысков. Через несколько минут даже у уравновешенного Игната Корнеевича голова пошла кругом.
   Наконец откуда-то вынырнул невысокий усатый цыган с полным ртом золотых зубов и прикрикнул на женщин. Цыганки со своими чадами разбежались, и улица моментально опустела.
   - Ищешь кого-то? - полюбопытствовал цыган.
   - Да, - ответил Архангельский. - Не подскажешь, где живет Захар Вансович?
   Позже, обдумывая этот эпизод, Игнат Корнеевич никак не мог понять, что заставило его выдать первому встречному причину своего появления в поселке. Будто кто-то заставил его говорить.
   - Так вон его дом! - цыган радостно показал на зеленую крышу над трехэтажным особняком, всем своим видом давая понять, как он рад услужить заезжему человеку. - Только его там нет, он уже месяц, как за границу куда-то уехал. А когда приедет - кто его знает?
   Удивительно, что Архангельский, без особого усилия отчетливо видящий ауры людей и почти безошибочно чувствующий ложь, на этот раз ничего так и не понял. Он просто не видел ауру цыгана, что случилось с ним впервые. Еще удивительнее было то, что он поверил пройдохе на слово и уехал из поселка, даже не попытавшись проверить его правдивость.
   Выслушав отчет Архангельского, Мангуст сразу понял, что дело нечисто и решил тряхнуть стариной, занявшись цыганским бароном лично. Он не стал повторять ошибку Игната и не поехал в поселок. Вместо этого он оделся поплоше, захватил корзину, и на надежной, хоть и потрепанной внешне "Ниве" под видом грибника отправился в прилегающий к цыганскому поселку лес. Мангуст верил своему чутью, которое подсказывало, что Вансович находится в своем доме.
   В лесу он нашел возвышенность, с которой в бинокль хорошо просматривались ворота особняка, устроился поудобнее и приготовился ждать. Прошло около двух часов. Наконец, ворота открылись, и оттуда выехал роскошный лимузин. В том, что объект его интереса прячется сейчас за затемненными стеклами автомобиля, Мангуст не сомневался. Сбежав с холма, он занял место за рулем и выехал на дорогу, подгадав так, чтобы оказаться в ста метрах за лимузином.
   Некоторое время он беспрепятственно ехал следом, не возбуждая, как он думал, никаких подозрений - дорога была оживленная, а дистанцию он держал приличную. Но потом произошло то, чего Мангуст меньше всего ожидал. Какая-то тугая волна прижала его к спинке сиденья, а нога непроизвольно нажала педаль тормоза. Изумленный, он на мгновение потерял лимузин из вида, а когда поднял глаза, то не увидел его, хоть дорога просматривалась далеко вперед, и на этом участке с нее не было ни одного съезда.
   Еще после доклада потерпевшего фиаско Игната Мангуст заподозрил, что им пришлось столкнуться с чем-то непонятным, а сейчас убедился в этом окончательно. Поняв, что действуя слишком прямолинейно, он ничего не добьется, а только обломает себе зубы, Ковригин пошел в обход. Определить в цыганском бароне объект охоты, то есть колдуна-мутанта ему не удалось, но это ни о чем не говорило. Старый цыган был абсолютно непонятен Мангусту и потому опасен. Именно для того, чтобы выяснить о нем как можно больше, ему и понадобился Романов.
  
   Как изменчива судьба! - подумал генерал, когда открылась дверь, и на пороге появился человек в белом халате со шприцем в руке. Он даже улыбнулся, вызвав этим у "доктора" явное недоумение. А после укола улыбка уже не сходила с его лица. К появившемуся вскоре человеку с лицом Шона Коннори Романов почувствовал такое доверие, что даже предложил ему, показав на большое, в полстены, зеркало:
   - Зачем там прятаться? Пусть ваш товарищ приходит сюда, нам ведь скрывать нечего, правда? А здесь будет лучше слышно.
   Какая то, забившаяся в самый дальний уголок, частица сознания еле слышно подсказывала генералу, что это действует "эпсилон шестнадцать", и нужно молчать, молчать, молчать... Но этот голос постепенно затих и сознанием полностью овладело чувство бесконечной преданности сидящему перед ним удивительному человеку...
   Романова увели почти через три часа. В комнату, где проходил допрос, вошел Ковригин и, устало опустившись на стул, спросил у Архангельского:
   - И как тебе все это?
   Игнат Корнеевич, хорошо зная шефа, видел, что вопрос задан для проформы и поэтому промолчал, давая тому высказаться.
   - Вот что я тебе скажу, - продолжал Ковригин, даже не заметив, что помощник проигнорировал его вопрос. - Люди, с которыми контактирует генерал, опаснее всех тех, с кем нам приходилось сталкиваться до сих пор.
   Мангуст надолго замолчал, вспоминая что-то. Архангельский не решался прерывать его размышления. Наконец тот встрепенулся и заговорил снова:
   - Помнишь, я рассказывал тебе, что перед войной почувствовал чье-то влияние на происходящие в стране события? Тогда я отлавливал мутантов по одному, а кто-то уничтожал их планомерно, как класс, используя для этого государственную машину. Сколько пролилось при этом крови, тебе не надо рассказывать. Мне так и не удалось узнать, кто эти люди, но что-то подсказывает мне, что они никуда не исчезли с того времени. Думаю, именно к ним принадлежат знакомцы Романова, именно они приложили руку к странной амнезии членов правительства. Или ты знаешь других людей, способных на такое?
   Неожиданно зазвенел телефон. Мангуст поднял трубку. Через несколько секунд его глаза загорелись бешенством, и он звенящим от гнева голосом проговорил:
   - Так какого черта ты звонишь мне, недоумок? Срочно зови доктора!
   Швырнул трубку на аппарат и сказал:
   - Романову стало плохо, потерял сознание...
  

9

  
   Об исчезновении Романова Захар Вансович узнал в тот же день, а назавтра тело генерала было обнаружено случайными любителями природы в лесополосе неподалеку от его загородного дома. Вскрытие не обнаружило никаких следов насильственной смерти, пожилой генерал скончался от обширного инсульта. Но совершенно непонятно было, каким образом Романов умудрился покинуть свой кабинет никем не замеченный, и что занесло его в лесополосу. Для возбуждения уголовного дела не было оснований, но директор ФСБ назначил служебное расследование, которое впрочем, судя по первым результатам, обещало неминуемо перейти в разряд висяков.
   Захар был категорически не согласен с таким исходом дела и провел собственное дознание. Теперь, после гибели генерала, у него не было прежнего доступа в его службу, поэтому пришлось прибегнуть к кое-каким ухищрениям, чтобы во всех подробностях узнать о последних днях его жизни. Результаты расследования заставили его серьезно призадумался. Оказалось, что чуть ли не под самым носом у него произошли странные события, про которые он узнал с непозволительным опозданием. По отпечаткам сознания, снятым со свидетелей, Захар определил двоих неизвестных, принимавших непосредственное участие в похищениях. Одним из них оказался вовсе не неизвестный, а уже знакомый Захару бывший майор милиции Обрубков. Второго он никогда не встречал, но сразу определил в нем мутанта, причем довольно сильного.
   Такой союз насторожил Захара. Вспомнив, что в свое время рекомендовал Романову взять майора в свой штат, он пожалел, что не настоял тогда на своем. Теперь же кто-то перехватил Обрубкова и использует его в своих непонятных целях. Но кто? У Захара не было ни одной версии, и это сильно раздражало его. Больше всего беспокоила мысль, что мутант-одиночка вряд ли решился бы вступать в открытое противостояние с такой серьезной государственной структурой, как служба генерала Романова. А если это так, то значит, что за его спиной стоит не менее серьезная сила.
   Захар немедленно собрал своих людей и предъявил им для опознания ментальный портрет "Джеймса Бонда". Ахмет Салимзянов, возглавлявший в послевоенные годы немногочисленную группу ленинградских отшельников, вспомнил, что в городе орудовала парочка странных мутантов, железной метлой сметающая черных колдунов, ведьм и прочую нечисть. Один из "народных мстителей" вроде бы начал заниматься этим делом еще до революции, служа в полиции, но Ахмет ни разу не встречался с ним и в лицо не знал. Зато его молодого помощника ему приходилось видеть, и он сразу узнал его в "Бонде".
   Эти мутанты делали, в общем-то, полезное дело, не затрагивая интересов клана, и Салимзянов, убедившись, что они действуют на свой страх и риск и за ними никто не стоит, не стал тогда вмешиваться в их деятельность. В середине шестидесятых следы обоих затерялись. И вот теперь один из них вновь всплыл на поверхность.
   По рисованному портрету узнал этого человека и сосед Захара цыган Тарас, встретивший "Бонда" в поселке. Вспомнив про слежку, обнаруженную им на шоссе, Захар почувствовал легкий холодок в груди. Да, тогда он оторвался от наблюдения, но даже не попытался выяснить личность филера. Это говорило о недопустимой, непростительной расслабленности.
   Связав последние события с тем, что стало известно о премьере, Захар рассудил, что в таком положении разумнее всего быть готовым к наихудшему варианту, и связался с Жуковским.
  
   Они сидели за столиком кафе, отгородившись от остальных посетителей "завесой незаметности". Перед Захаром стоял наполовину пустой стакан минеральной воды, а Жуковский вертел в руках чашку с давно остывшим кофе.
   - Боюсь, - говорил Захар глухим голосом, - что случилось то, чего я опасался всегда. Если мои подозрения обоснованы и эти мутанты, охотники за головами, сумели войти в доверие к властям и объединиться с ними, то нас не ждет ничего хорошего.
   - Но почему? - спросил Сергей Жуковский. - Они чистят собственные ряды от выродков, а о нашем существовании попросту не знают. Что они могут нам сделать?
   - После того, как у них побывал Романов, они кое-что знают и о нас, - сказал Захар. Во всяком случае, все, что знал сам генерал. Немного, но достаточно для того, чтобы испугаться. Непонятное всегда пугает, а страх вызывает ненависть. В среде мутантов бытует легенда о загадочных людях, живущих тысячу лет. Но их происхождение они объясняют совершенно ошибочно, считая их выходцами из собственной среды, которым удалось добиться такого долголетия с помощью тайных знаний. А знания эти они скрывают от остальных, якобы из зловредного нежелания плодить конкурентов. Вот и представь себе, какие чувства мы должны возбуждать в них!
   - Пусть они еще найдут нас! - попытался успокоить Захара Сергей.
   - Сидорин смог, - парировал Захар, - могут суметь и эти. Только Сидорин, хоть и опирался на свои миллиарды, но был волком-одиночкой, а эти, похоже, вступили в союз с государством. Если государство, следуя подсказкам мутантов, навалиться на нас всей мощью, оно нас раздавит.
   - По-моему, ты преувеличиваешь, - усомнился Жуковский. Не так-то просто будет справиться с нами.
   - Хотел бы я разделять твой оптимизм, - горько усмехнулся Захар, - но прецеденты уже были.
   - Не понял? - удивился Сергей.
   - А об этом не любит вспоминать никто, - пояснил Захар. - Ни в ордене, ни у нас, в клане. Тогда мой братец Иван обратил внимание, что в органах власти и в верхушке НКВД оказалось слишком уж много мутантов, и решил навести порядок. Ему удалось проникнуть в самые верха и войти там в доверие. Но то, что началось потом, не укладывалось в рамки никакой логики. Началась такая кровавая вакханалия, которую можно объяснить только извращенным сознанием ее организаторов. Вместе с двумя-тремя десятками мутантов в мясорубку попали сотни тысяч неповинных людей. Не избежали этой участи и некоторые из наших. Били по площадям, и их гибель была случайностью, но что будет, если начнется целенаправленная охота?
   - У тебя есть какие-то предложения? - спросил Жуковский.
   - В первую очередь, нужно найти этих мутантов, проследить за ними и выяснить, действительно ли они связаны с государством. Если окажется, что это так, нам придется рассредоточиться и лечь на дно.
   - В каком смысле? - не понял Сергей.
   - В самом прямом. Взять, к примеру, ваш медицинский фонд. Там ежедневно бывает до половины состава ордена. Романов знал про эту базу, теперь знают и мутанты. Достаточно нескольких неподдающихся, таких, как Обрубков, которые смогут беспрепятственно войти туда - и все, орден парализован.
   - Что могут сделать несколько человек, пусть даже неуязвимых, с сотней миссионеров? - недоверчиво спросил Жуковский.
   - Много чего! - заверил Захар. - Хотя бы пустят усыпляющий газ, и собирай тепленьких... хорошо еще, если только усыпляющий. Испуганные люди всегда стремятся избавиться от причины своего страха. Поверь, Сергей, я вовсе не преувеличиваю опасность!
   Я даже уверен, что, если они, например, выйдут на мой след, вместе со мной пострадают все живущие рядом цыгане. И не только они... Никто не поверит, что это самые обыкновенные люди и не станет разбираться. История знает тысячи примеров. Люди не меняются...
   Поняв, что Захар серьезно встревожен, Жуковский задумался.
   - Нужно обязательно привлечь Бойцова, - сказал он, помолчав.
   - И чем скорее, тем лучше, - согласился Захар. - Это общая проблема.
   Сергей набрал номер. Степан ответил сразу, будто держал трубку в руке. Жуковский назвал адрес кафе и сказал:
   - Если можешь, подъезжай прямо сейчас, дело очень важное.
   Бойцов появился через двадцать минут. Пока шел к столику, его огромная фигура притягивала к себе взгляды посетителей кафе, а как только попал в зону действия "завесы незаметности", все отвернулись, потеряв к нему интерес.
   - Что стряслось? - спросил он, обращаясь к Жуковскому и демонстративно игнорируя Захара.
   Сергей усмехнулся. Бойцов до сих пор не мог переломить себя и забыть о тысячелетней вражде с кланом. Даже после нескольких опасных совместных операций. Но сейчас было не то положение, чтобы становиться в позу.
   - Захар расскажет, - он посмотрел на цыгана, взглядом прося его не обращать внимания на поведение Степана. Тот понял его правильно, и повторил все, что было уже известно Сергею.
   Бойцов слушал и менялся на глазах. Из огромного, на первый взгляд неповоротливого медведя, он превратился в настороженного зверя с хищным блеском в глазах. Когда Захар окончил рассказ, он сказал:
   - Ведь чувствовал я какое-то непонятное шевеление! Четыре года уже пропадают куда-то мутанты, из самых зловредных. Так пропадают, что ни концов, ни следов... Захар, покажи-ка мне того деятеля!
   Получив мысленный портрет "Бонда", Степан с уверенностью сказал:
   - Это Игнат Архангельский, мутант, отличительная особенность - хорошо читает ауры. Ни в чем таком замечен не был, но года четыре назад, - тут он многозначительно поднял указательный палец, - вы поняли, те же четыре года! - он проехал почти по всем тюрьмам и зонам страны с важной бумагой, позволяющей ему увозить с собой заключенных, отобранных им по каким-то особым признакам. Мы поинтересовались, оказалось, что он собирает неподдающихся.
   - Много набрал? - мрачно спросил Жуковский. Ему показалось, что он начинает что-то понимать.
   - С десяток примерно, - ответил Степан.
   - Но почему именно заключенные? - задумчиво произнес Захар. - За Пантелеем и Вайсманом он приходил с Обрубковым, а тот вовсе не уголовник.
   - Во всяком случае, бумага у него была, скорее всего, настоящая, - заключил Бойцов. - А раз отбирал неподдающихся, значит, они собирают команду. Что-то мне это не нравиться.
   - Погоди, - перебил его Захар. - Я встречался с Обрубковым, и он не показался мне тем человеком, который стал бы работать в одной команде с уголовниками. Он мент до мозга костей.
   - Тогда я ничего не понимаю! - сдался Бойцов.
   - А что здесь понимать? - вступил в разговор Жуковский. - Значит, у них две команды, и у каждой свои задачи. Вот только какие?
  

10

  
   Десять лет назад Сергей Жуковский жил на самой окраине страны, в Магадане. Без успеха пытался заниматься бизнесом, и рассмеялся бы в лицо человеку, рассказавшему о существовании волшебного мира наследников великого духа предков, чье могущество невозможно представить обычному современному человеку. Мира Захара Вансовича, Степана Бойцова, и других, таких как они. Чтобы поверить в невозможное, Жуковскому пришлось пройти через смерть. Он попал в больницу с инфарктом, и был уже фактически мертв, когда его спасением занялся оказавшийся в городе глава ордена наследников духа Иван Матвеевич Фотиев. Он-то и вытащил Сергея с того света.
   Потом Степан Бойцов, гигант, в чьей ладони баскетбольный мяч спрятался бы, как теннисный мячик, довел лечение до конца, так, что ни один врач не мог поверить в недавно перенесенный Сергеем тяжелейший инфаркт. Он же помог разрешить финансовые проблемы, из-за которых у Жуковского не выдержало сердце. И все эти чудеса произошли потому, что Фотиев разглядел в нем потенциального носителя духа предков, обладателя огромной, но до поры скрытой силы.
   Позже Сергей часто задумывался, как ему удалось выдержать навалившийся на него шквал невероятной информации, и не тронуться умом. Особенно известие о предстоящей ему длинной, чуть ли не в тысячу лет жизни, по человеческим меркам - почти бессмертии. А еще множество сверхъестественных способностей... Самой удивительной была способность проникать в ноосферу, или сферу духа, где сосредоточены знания и эмоции всех когда-либо живших людей. Фотиев объяснил это тем, что теперь у него, в отличие от обыкновенных людей, в работу включилось девяносто пять процентов клеток головного мозга. Оставшиеся пять процентов, по его словам, принадлежали Всевышнему...
   Но в открывшемся Жуковскому мире все оказалось не просто. То, что он узнал, радовало мало. Среди немногочисленных наследников духа, как и в мире обычных людей, не было единства. Одни причисляли себя к ордену миссионеров, и видели смысл своего существования в направлении несмышленого человечества по пути, который они считали единственно правильным. Другие назвали себя кланом отшельников и ушли в глухую изоляцию, считая, что человечество не нуждается в опеке, и должно развиваться естественным путем, самостоятельно избирая дорогу. Своей главной задачей отшельники считали выживание вида. Орденом руководил Иван Матвеевич Фотиев, бывший в миру президентом независимого медицинского фонда. Клан возглавил Захар Фомич Вансович, признанный авторитет цыган Москвы и Подмосковья. И только самые старые из наследников духа знали, что когда-то эти двое были родными братьями...
   На беду и тех, и других паранормальные способности не передавались по наследству. Как правило, у них рождались самые обыкновенные дети. А наследники духа появлялись у ничего не подозревающих обыкновенных людей, и чтобы пробудить в них дух, требовались совместные усилия больше, чем двух десятков миссионеров или отшельников - это зависело от того, кто первым выйдет на новорожденного. Без этого человек мог прожить всю жизнь и ничего не узнать о таящемся у него внутри потенциале. Наследники духа появлялись на свет чрезвычайно редко, и каждая находка становилась праздником для стороны, первой обнаружившей такого ребенка.
   Жуковского в детстве просмотрели, потому что он оказался обладателем врожденной, недоступной другим способности ставить вокруг себя ментальный щит, закрывающий сознание от постороннего прослушивания. И если бы не услышанный Фотиевым в Магадане мощный зов, неосознанный крик о помощи умирающего сознания, давно лежал бы Сергей в холодной северной земле...
   Потом судьба повернулась так, что прошло время, и Жуковскому пришлось вступить со своим спасителем в смертельную схватку. Но перед этим произошло много событий, завернувшихся в тугой клубок настоящего детектива...
   Иногда гены наследников духа мутировали, и на свет появлялись создания, называемые в народе волшебниками, колдунами, ведьмами. Их долголетие - а многие из них достигали возраста двухсот и больше лет, - вызывало у людей мистический ужас. Кто-то из них проживал праведную жизнь, помогая соседям, врачуя хвори и отводя от людей всякие беды. Но много было и таких, кто использовал полученные от природы силы совсем не на пользу людям.
   Один из таких, Роберт Сидорин, выплыл на мутной волне воровской ваучерной приватизации и, в полную силу используя недоступные обыкновенным людям возможности и способности, "заработал" миллиарды. Скупая передовые научные разработки и лаборатории, он познакомился с генетиком Лифшицем, нашедшим способ излечения многих ранее неизлечимых болезней, воздействуя на организм излучением определенной частоты. Обманув доверчивого доктора, Сидорин вынудил его разработать частоту не только для лечения, но и для избирательного убийства. То есть, он получил в руки этническое оружие, с помощью которого мог уничтожать целые народы. А когда доктор понял, что его цинично используют, и попытался восстать, мутант убил его.
   Возомнив себя вершителем судеб, мутант решил захватить власть в стране, но сначала устранить помеху - наследников духа, о чьем существовании он случайно узнал. В назначенный день по системе сотовой связи должен был прозвучать смертельный для них сигнал...
   Орден знал о грозящей опасности, и Фотиев готовил Жуковского к ее отражению. Но после встречи со старцем Даниилом, старейшим из наследников духа, Сергей убедился, что глава ордена блефует. Видно, что-то сдвинулось у Фотиева в сознании, и он решил, что наследники духа, все, и миссионеры, и тем более отшельники, которых он называл отступниками, исказили замысел Создателя. Уже не первое столетие он вынашивал планы проредить численность обеих общины, чтобы встать во главе оставшихся и повести их по собственному разумению. Фотиев создал из ничего, вытащил из тьмы Роберта Сидорина и использовал его в исполнении преступных планов. Жуковский, по замыслу Фотиева, должен был уничтожить сделавшего свое дело мутанта, и погибнуть вместе с остальными. Но глава ордена не мог предусмотреть того, что у предупрежденного старцем Даниилом Сергея в минуту опасности откроются неслыханные прежде способности, позволившие ему выйти победителем из схватки с мутантом и сохранить жизни наследников духа. В схватке ему помогала дочь Настя, чья пробудившаяся сила немногим уступала силе отца.
   В тот раз Фотиеву удалось уйти от возмездия. Похитив арестованного Сидорина, он вместе с ним скрылся в московских подземельях. А Жуковский, разочаровавших в тех, в ком он увидел поначалу настоящих детей ангелов, вернулся из Москвы в Магадан. У окончившей университет Насти открылся художественный дар, и она открыла дизайнерскую студию. Все это время Бойцов не выпускал семью Жуковских из поля зрения. Для опеки он приставил к ним молодого члена ордена Андрея Синицына, и у Насти с ним даже завязалась любовь, со временем, правда, прошедшая.
   Так бы все и продолжалось, но через десять лет на горизонте снова замелькал Иван Матвеевич Фотиев. Почувствовав исходившую от него опасность, Бойцов попросил Жуковского переехать в Москву, и Захар поддержал просьбу. К радости Веры, жены Сергея, семья перебралась в подмосковный городок Пересвет, и Жуковский занял место директора ювелирной фабрики, ставшей базой ордена в Подмосковье.
   А Фотиев все прошедшие годы готовил новый удар по своим бывшим товарищам, наследникам духа. Как глава ордена, он был посвящен в древнюю тайну - систему страшного оружия, созданной предками для уничтожения грозящих Земле астероидов. Это были спрятанные глубоко под землей огромные реактивные снаряды, заполненные веществом, называемым "звездное пламя". Двух кувшинов такого вещества когда-то хватило, чтобы дотла сжечь два города...
   Однажды Фотиеву даже пришлось применить космическое оружие. Выпущенный им из-под земли гигантский снаряд направился в глубокий космос к далекому небесному телу - орбиты грозящих Земле астероидов были рассчитаны древними с точностью до секунды на сотни тысяч лет вперед. Это событие вошло в историю, как падение Тунгусского метеорита - предками был предусмотрен механизм смещения времени, заставивший очевидцев увидеть события в обратном порядке - не выход снаряда из-под земли, а падение небесного тела на землю. Единственным свидетелем, увидевшим событие так, как оно произошло на самом деле, оказался сбежавший с каторги ростовский бандит, мутант Пантелей. Полученное им при этом облучение послужило мутагенным фактором, позволившим ему передать паранормальные свойства четверым сыновьям и сколотить из них неуловимую бандитскую семью.
   Оставаясь единственным обладателем уникальной информации об оставшихся снарядах, начиненных "звездным пламенем", Фотиев решил воспользоваться ей для достижения своих целей. Возненавидев своих прежних товарищей, он заключил союз с презираемой им раньше тайной организацией мутантов, держащих в руках финансово-экономическую власть в западном мире, и выдал им часть древней тайны. Для проверки информации мутанты заложили в Красноярской тайге глубинную скважину, и при открытии поднятого с глубины керна произошла вспышка пламени, не только уничтожившая буровую, но и оплавившая почву на глубину двух метров.
   Убедив новых компаньонов в реальности угрозы, Фотиев предложил им шантажировать российское правительство уничтожением половины территории и, пользуясь этим, захватить экономическую власть в России. В политической власти они не нуждались, предпочитая делать грязные дела руками местных ставленников. А когда предложенный им план потерпел неудачу, вконец обезумевший Фотиев решил отомстить всему человечеству, взорвав хранилище "звездного пламени". За возможность возглавить новую формацию целиком послушных его воле наследников духа он готов был уничтожить половину планеты. И все это он делал из лучших побуждений, считая, что исполняет волю Создателя!
   Но ему не удалось скрыть свои намерения. В борьбе со страшной опасностью объединились заклятые друзья - орден миссионеров и клан отшельников. А тут еще происходящим обеспокоился глава китайской общины господин Лао, и прислал в Россию своих эмиссаров...
   И все-таки, они едва не опоздали. Когда команда, собранная из самых сильных представителей ордена и клана прилетела в Египет, где в подземелье под пирамидами укрывался центр управления снарядами со "звездным пламенем", Фотиев оказался на несколько шагов впереди. Пока команда отбивалась от посланных мутантами преследователей, Жуковский поспешил вдогонку. С трудом убедив стража входа, древнего, как сама египетская земля, старика Бахтияра, пропустить его в подземелье, Сергей едва не заблудился в изобилующем смертельными ловушками лабиринте подземных ходов. А потом понял, что покрывающие каменные стены знаки древней письменности служат не только ориентирами для посвященного, но и элементами системы созданного древними и функционирующего до сих пор искусственного разума...
   Когда Сергей оказался в центре управления, Фотиев уже готов был привести в действие механизм уничтожения, и торжествовал победу. Но он не знал, что древний искусственный разум уже готов уничтожить его самого, и ждет только приказа человека, чтобы освободить скрытую в толще камня каплю "звездного пламени". Переборов себя, Сергей отдал этот приказ - и от бывшего главы ордена миссионеров осталось только облачко пара. Да и то вскоре растаяло в воздухе.
   Потом был полет в Испанию, где укрывалась верхушка организации мутантов. В результате навсегда упокоился координатор европейской ложи Франц Айзенштадт, а верховный координатор князь Валленштейн потерял рассудок. Тем самым было положено начало мировому экономическому кризису...
   А еще пришлось работать с множеством людей, так или иначе посвященных в тайну "звездного пламени", стирая у них память о том, что они не должны были знать.я
   Все это Жуковский не любил вспоминать. Но часто задумывался, пытаясь понять, чье невидимое присутствие чувствовал он в подземелье. И что за таинственный летательный аппарат кружил той ночью в небе над пирамидами...
  

11

  
   Просторная пятикомнатная квартира с высоченными потолками, на втором этаже большого шестиэтажного дома внутри Бульварного кольца, сразу пришлась Насте Жуковской по душе. Несмотря даже на то, что ей было известно от Лейлы о произошедшей здесь когда-то трагедии. Почти век назад, в семнадцатом году, в квартиру вломился отряд красногвардейцев во главе с комиссаром в черной кожанке, в котором Лейла сразу опознала мутанта и черного мага - после революции они массово приняли сторону новой власти. Революционеры пришли за мужем и сыном Лейлы, бывшими офицерами гвардейского полка, посчитавшими ниже своего достоинства спарывать с мундиров погоны. О чем и донесли доброжелательные соседи... Если бы не комиссар, Лейла одна легко справилась бы с красноармейцами, просто приказав им уйти. Но распаленные водкой и присутствием мутанта, довольно сильного в ментальном плане, они не хотели поддаваться внушению. Один из красногвардейцев, не стесняясь, стал лапать хозяйку, сын отбросил наглеца, сломав ему руку. Комиссар отдал команду, и началась беспорядочная стрельба. Сын и муж Лейлы упали, обливаясь кровью...
   Лейла не сразу поняла, что случилось. А когда пришла в себя, все красноармейцы до единого лежали бездыханными, а комиссар оказался буквально размазанным по стене...
   Но трагедия случилась давно, а Лейла приложила столько стараний, чтобы снова придать жилью спокойствие и уют, что, если бы Настя не знала об этом, то могла бы ничего и не почувствовать.
   Тем более сильным было ее удивление, когда Максим, обойдя комнаты и похвалив обстановку и вид из окна, обнял ее и сказал:
   - Знаешь, а ведь здесь чувствуется дух смерти и мщения.
   Чтобы не выдать себя взглядом, Настя, зажмурив глаза, поцеловала его долгим-долгим поцелуем, а потом, отдышавшись, сказала:
   - Все может быть, здание ведь старое.
   Максим принялся распаковывать коробки с картинами и книгами, а Настя отправилась на кухню готовить ужин. Машинально почистив картошку и занявшись котлетами, она не переставала думать, какой удивительный отец будет у ее будущего сына. Что бы ни говорили ей о разнице в количестве клеток мозга, задействованных у нее и таких, как она, и всех прочих, включая Максима, она ни разу не встречала никого, чувствующего так остро и видящего мир так ярко, как ее муж. Не обладая даже зачаточными экстрасенсорными способностями, он сумел увидеть, что она отличается от других людей и, взглянув на ее картины, понял то, что она вложила в них, сама не желая, на подсознательном уровне. А как он почувствовал дух этой квартиры?
   Тот его вопрос, а вернее, крик души - кто ты, Настя? - она так и оставила без ответа. Пыталась отшутиться, но Максим шуток не принял. Тогда она, поклявшись своим будущим сыном, сумела убедить его, что в ее непохожести нет ничего такого, чего следовало бы опасаться. А всю правду пообещала открыть после рождения ребенка.
   - Не переживай, я не гоголевская панночка, - сказала она шутливо. - А что до необычности, то в тебе ее больше, чем во мне.
   Максим вообще воспринял все это очень серьезно, поэтому после ее клятвы слегка успокоился и согласился ждать, сколько будет нужно.
   - Знаешь, - сказал он Насте, - вся моя жизнь была ожиданием какого-то чуда. Когда был маленьким, постоянно казалось - вот сейчас спою что-нибудь так, что все ахнут, или нарисую что-то такое, что все будут восхищаться и говорить - вот это да! Или пробегу стометровку быстрее самого главного чемпиона... А оказалось, что чудо не во мне, но все равно оно пришло. Чудо - это ты, Настя. Я не перестану любить тебя, даже если ничего не узнаю о твоей тайне, но все же... хотелось бы, чтобы между нами не оставалось ничего недосказанного. Нет, ты не подумай ничего такого! Если ты решишь, что вместе с тайной уйдет любовь, то я соглашусь с тобой и не буду ничего требовать.
   - Милый, - улыбнулась Настя в ответ на его бессвязную речь, - не надо ничего себе надумывать. Раз я сказала, что обо всем тебе расскажу, то так и будет. Ты только наберись терпения и подожди.
   Если бы Настя попыталась тогда заглянуть чуть наперед, или хотя бы решилась посоветоваться с отцом, она сумела бы предостеречь Максима от некоторых необдуманных действий. Но она этого не сделала.
  
   Машины шли по улице сплошным потоком, и ни одному водителю не приходило в голову притормозить перед пешеходным переходом, несмотря на то, что на тротуаре уже собралась изрядная толпа людей, жаждущих перебраться на другую сторону. Продолжалось это так долго, что Максим не выдержал и, подняв руку с развернутой навстречу водителям ладонью, шагнул на дорогу. Конечно, никто из них не ожидал ничего подобного от безропотных пешеходов, и шедший в правом ряду "черный бумер" едва успел затормозить с отчаянным визгом покрышек в полуметре от Максима.
   Он не собирался вступать в полемику о дорожных приоритетах, и даже не посмотрел в сторону "бумера". Но не успел сделать и двух шагов, как услышал:
   - Максим? Ты?
   Он обернулся и увидел в открытом водительском окне машины расплывшееся в улыбке лицо Мишки Корнилова, своего лучшего школьного друга, которого не видел больше десяти лет.
   - Точно, Макс!
   - Мишка!
   - Садись скорее, а то, видишь... - Корнилов показал на хвост назойливо сигналящих автомобилей, собравшихся за ним.
   Максим запрыгнул в машину, и Мишка резко рванул с места. Но далеко отъезжать не стал, припарковался около ближайшего магазина и бросился жать руку Максиму.
   - Вот так встреча! Это же сколько лет! - восклицал он бессвязно. - Где ты, чем занимаешься?
   - А ты как? С самой школы не виделись, десять лет прошло. Слушай, если не спешишь, давай ко мне, я тут недалеко живу. И с женой познакомлю, она скоро придет.
   Пока доехали до дома, Миша успел рассказать, что у него есть квартира в Москве, но бывает он в ней редко, потому что работает за городом, там и живет. Что за работа, распространяться он не стал. Увидев квартиру Лейлы, покачал головой и спросил:
   - Значит, так сейчас живут студенты?
   Максим рассмеялся и принялся рассказывать про Настю и ее необычную подругу Лейлу, которая не только не взяла с них ни копейки, но и, как оказалось, даже внесла квартирную плату за год вперед.
   - Вот, кстати, так она выглядит, - показал Максим карандашный набросок, где Лейла была изображена вместе с Настей. - А это моя жена. Ага, вот и она, легка на помине! Настя, у нас гость! Знакомься, это мой самый лучший школьный друг, Миша Корнилов.
   Через десять минут они сидели на огромной кухне и пили чай из старинного сервиза. Максим с гостем, перебивая друг друга, то вспоминали школьные проделки, друзей и знакомых, то принимались рассказывать, как жили последние годы. Обычно очень внимательный и наблюдательный Максим так увлекся, что не заметил настороженных, даже опасливых взглядов, которая Настя то и дело бросала на Корнилова.
   Настя почувствовала исходящие от Корнилова токи опасности, и поняла это сразу, как вошла в дом. Пытаясь выяснить причину беспокойства, она осторожно коснулась сознания гостя и тут же отпрянула в изумлении. Такого ей видеть еще не приходилось. Сознание оказалось абсолютно непроницаемым. Ей не удалось уловить ни одной мысли, даже эмоции гостя не прорывались наружу. Именно поэтому, еще не зная о странных свойствах сознания Корнилова, она и почувствовала угрозу.
   В обычных условиях Настя, может быть, и не стала бы так тревожиться. Но сейчас она была ответственна не только за себя, но и за ту жизнь, что недавно зародилась в ней. Потому непонятная опасность, повеявшая от гостя, сильно встревожила ее. Конечно, она понимала, что Миша не замышляет ничего против нее и будущего ребенка, и встреча его с Максимом, скорее всего, произошла случайно. Настя попыталась проследить невидимые нити, тянущиеся в будущее, но из-за того, что сознание гостя осталось недоступно для нее, попытка оказалась неудачной. Однако она поняла, что угроза как-то связана с работой Корнилова.
   Тогда она еще раз попробовала пробиться в его мозг, усилив нажим. И снова ничего не получилось. Гость только помассировал виски и сказал удивленно:
   - Что-то голова заболела. С чего бы это?
   Через час Миша, сославшись на занятость, обменялся с Максимом телефонами и распрощался. Максим вышел на улицу проводить его, а Настя позвонила в Пересвет и сказала поднявшему трубку отцу:
   - Пап, ты сможешь завтра приехать ко мне? Желательно до обеда, когда Максим будет в институте.
   - Случилось что-то? - встревожено спросил отец.
   - Похоже, да, - ответила Настя. - Но ты не переживай, может быть, мне просто показалось.
   В девять утра отец уже был у нее. Настя предполагала, что новости встревожат его, но не могла даже подумать, что до такой степени. Отец тщательно изучил переданный ему Настей облик вчерашнего гостя. В отличие от дочери, пораженной непроницаемостью сознания Корнилова, он не слишком удивился этому факту. После разговора с Захаром Жуковский уже несколько дней ожидал чего-то подобного. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была - охота началась! Но как противнику удалось так быстро выйти на след, и почему первым объектом охоты оказалась Настя?
   Вместе с дочерью они раз десять просмотрели сцену встречи Максима с Мишей - вчера Настя с помощью наводящих вопросов заставила мужа вспомнить и описать ее во всех подробностях. Тут у Жуковского появились сомнения. Не похоже, что встреча была подстроена, буквально каждая мелочь говорила, что она была чистой случайностью. А весь жизненный опыт протестовал - не бывает таких случайностей!
   Пришлось рассказать Насте обо всем, умолчав лишь о некоторых подробностях. В частности, Жуковский не упомянул премьер-министра, рассудив, что это к делу не относится. Закончив рассказ, он сказал:
   - Тебе надо временно переселиться к нам, там будет безопаснее.
   - Исключено! - наотрез отказалась Настя. - У меня работа, муж, да и вообще, постоять за себя я смогу и сама.
   - Как ты это себе представляешь? - горько усмехнулся Жуковский. - Придет здоровый мужик, не поддающийся внушению, и что? Драться с ним будешь? А их, похоже, собралась уже целая команда.
   - Ты говоришь так, будто меня уже разоблачили, - не согласилась Настя. - А я думаю, что Миша ни о чем не догадался. Кроме того, почему ты так уверен, что он в одной команде с этим твоим милиционером? Он образованный человек, кандидат наук, работал в университете.
   - Вот именно - работал. Он ведь не сказал, почему ушел оттуда и где трудится сейчас?
   Насте нечего было ответить, потому что она подумала о том же. И вспомнила, что чувство опасности было как-то связано именно с работой этого так не вовремя свалившегося ей на голову друга Максима.
   - Все равно я никуда отсюда не уйду! - заявила она упрямо.
   Жуковский знал, что если дочь упрется, переубедить ее бывает очень трудно. Поэтому, попросив Настю быть внимательнее и вести себя очень осторожно, он в тот же день встретился с Бойцовым и поделился с ним всем, что узнал от дочери. Степан сразу осознал важность информации и немедленно приступил к действиям. Поиски Михаила Корнилова начали с последнего известного места его работы, то есть с факультета журналистики. Такой человек действительно там работал, подавал большие надежды и был на хорошем счету, но полгода назад по неизвестной причине уволился и исчез. Во всяком случае, ни один человек на кафедре не знал, где он сейчас обретается.
   Бойцов догадывался, где искать пропавшего кандидата наук, но, как и в случае с майором Обрубковым, в компьютерах управления кадров службы безопасности не было никаких упоминаний о нем. Зато внедренный в управление человек Степана сумел подслушать смутные разговоры о каком-то особо секретном подразделении. Настолько секретном, что, из-за одной лишь попытки что-нибудь узнать о нем лишился должности один из заместителей директора.
   Поняв, что поиски в этом направлении зашли в тупик, Степан попробовал выйти на Корнилова по номеру мобильного телефона, оставленного им Максиму. И сразу понял, что находится на верном пути. Телефон оказался не простой. Он входил в один хитрый список, номера из которого не подлежали прослушиванию ни при каких условиях. Но людям Степана и не было нужды слушать переговоры Корнилова. Им нужно было узнать лишь место нахождения абонента, что и было сделано в тот же день при помощи соответствующей аппаратуры.
   Становилось все горячее. Трубка и, следовательно, ее владелец находились на территории воинской части, очень строго охраняемой. Как наиболее опытный, туда пошел Георгий, к этому времени уже полностью оправившийся от полученной в Египте раны. Он беспрепятственно прошел сквозь два поста вооруженной охраны и добрался до места, больше похожего на санаторий, чем на воинскую часть. Но здесь его ждал неприятный сюрприз. Завеса незаметности, позволившая ему невидимым призраком проникнуть на запретную территорию, не подействовала на двух попавшихся навстречу "неподдающихся". Наверное, они имели приказ задерживать всех незнакомых людей, встреченных на территории базы, потому что не очень вежливо предложили Георгию проследовать за ними. Ему не оставалось ничего другого как, используя приемы рукопашного боя, отправить обоих в нокаут и срочно сматывать удочки, так ничего и не узнав. Убегая, он увидел стоящий на асфальтированном пятачке маленький вертолет и на всякий случай запомнил его бортовой номер. А еще Георгий заметил, что руки одного из пытавшегося задержать его людей были густо покрыты татуировками, какими украшают себя заключенные.
  

12

  
   Узнав о происшествии на базе, Мангуст понял, что своими действиями они расшевелили осиное гнездо. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что действия невидимого противника указывали - они находятся на верном пути. Но то, что враг сумел так быстро вычислить секретную базу, было совсем плохо. Правда, Мангуст тоже кое-что узнал об этих таинственных людях от генерала Романова. Досадно только, что генерал оказался слаб здоровьем и не перенес дозу "эпсилона", из-за чего пришлось выдержать очень неприятный разговор с премьером.
   Мангуст с покаянным видом выслушал Виктора Викторовича, а сам в тот же день организовал проверку частного медицинского фонда, указанного Романовым, как резиденция некоей тайной организации. Не сомневаясь, что это и есть те самые таинственные люди, которых он считал объединившимися с какой-то целью колдунами, Мангуст отправил туда Архангельского в сопровождении вооруженной до зубов пятерки "неподдающихся" под командованием Обрубкова. Бывший майор милиции уже доказал свою полезность в операциях по изъятию плененных мутантов и на него можно было положиться. Перед налетом на фонд Обрубков получил от Архангельского инструкцию: если он заметит какие-то странности в его, Игната Корнеевича, поведении, или хотя бы заподозрит, что тот попал под постороннее влияние, команда должна провести жесткое задержание всех находящихся в здании, не останавливаясь перед применением оружия.
   К фонду, расположенному в центре Москвы подъехали на двух машинах. Игнат Корнеевич и "неподдающиеся" на микроавтобусе "Мерседес" с мигалкой на крыше, и десяток автоматчиков в черных комбинезонах и шлемах с затемненными забралами на "Газели" с затемненными стеклами. Автоматчики слаженно оцепили территорию - они не были посвящены в истинную цель операции и имели приказ не входить в здание, - а Архангельский и команда Обрубкова, распахнув стеклянную дверь, ворвались в уставленное цветами и увешанное картинами фойе.
   - Всем оставаться на своих местах! - зычно гаркнул Обрубков, зная, что его голос в сочетании с устрашающим внешним видом и грозным оружием (он взял на операцию старый надежный АКМ калибра 7,62 с деревянным прикладом, предпочтя его несуразному укороченному автомату АКСУ) произведет необходимое впечатление. И оказался прав. Все, оказавшиеся в этот момент в фойе, начиная с вахтера на входе, замерли, боясь пошевелиться.
   Игнат Корнеевич еще по дороге привел себя в нужное состояние, и сейчас внимательно разглядывал ауры присутствующих. Ничего особенного, все как один оказались самыми обыкновенными людьми.
   Оставив одного из "неподдающихся" контролировать вход, Архангельский вместе с остальными принялся методично, кабинет за кабинетом, осматривать здание. И нигде он не находил ничего, выходящего за пределы обычного, во всех кабинетах сидели люди, не имеющие никакого отношения к мутантам, колдунам и вообще к чему-либо сверхъестественному. Все они реагировали на вторжение вооруженных людей по-разному. У одних от испуга все падало из рук, другие начинали возмущаться произволом, но таких было меньше, и у всех почему-то пропадал голос при виде Обрубкова.
   Спокойнее всех повел себя человек, сидевший за компьютером в кабинете председателя фонда, куда зашли втроем - Архангельский, Обрубков и Миша Корнилов. Это был мужчина лет тридцати пяти, или чуть больше, с правильными чертами лица и густыми темными, чуть тронутыми сединой на висках волосами.
   - Чем могу служить? - спросил он у Игната Корнеевича, обведя всех троих спокойным взглядом поразительно синих глаз.
   Обрубков открыл рот, чтобы повторить свой безотказный прием, но Архангельский жестом остановил его.
   - Вы здесь главный? - спросил он у голубоглазого.
   - На данный момент - да. Но вообще-то я только исполняю обязанности председателя фонда.
   - Да? А где же ваш председатель, позвольте полюбопытствовать?
   - В Голландии, уже вторую неделю. Там, видите ли, проходит международная конференция онкологов. Вам нужен именно он, или я могу его заменить?
   Почувствовав в его голосе иронию, Обрубков нахмурил брови, кашлянул и поправил на плече автомат так, что теперь ствол смотрел прямо в живот наглеца. А Игнат Корнеевич, уже понимая, что облажался по полной программе, потому что и этот человек, судя по ауре, тоже не представлял для него ни малейшего интереса, спросил по инерции:
   - А документы ваши можно посмотреть?
   - Конечно. Только сначала я хотел бы увидеть ваши.
   Архангельский достал из кармана красную книжечку, раскрыл и, не выпуская из руки, показал голубоглазому.
   - Вот это да! - удивился тот. - Чем же мы провинились, что нами занялось подразделение антитеррора?
   - Да я уже сам вижу, что произошла ошибка, - ответил Игнат Корнеевич, раскрыв протянутый паспорт. - Наши источники не всегда выдают верную информацию, но мы в любом случае обязаны ее проверить. Значит, Жуковский Сергей Павлович, уроженец Магаданской области. Регистрация не московская?
   - Вы же видите, Пересвет, Московская область, - терпеливо ответил Жуковский. - Еще вопросы будут? Удрученный неудачей, Архангельский молчал всю обратную дорогу. Видя его настроение, остальные тоже вели себя тихо. Даже Корнилов, обычно не молчавший ни минуты, о чем-то напряженно размышлял. А когда до базы оставалось совсем недалеко, он хлопнул ладонью по колену и облегченно сказал:
   - Вспомнил!
   - Что ты вспомнил? - хмуро посмотрел на него Архангельский.
   - Понимаешь, Корнеевич, - принялся объяснять Миша, - как только мы зашли в кабинет председателя, мне сразу показалось, что я его где-то уже видел. Но где - убей, не мог вспомнить. И только сейчас понял, на кого он похож.
   - Давай-ка подробнее, а то я ничего не понимаю! - приказал Игнат Корнеевич. - Можно и подробнее. Короче говоря, встретил я недавно школьного друга, с которым не виделся около десяти лет...
   К вечеру Миша уже жалел, что вспомнил про этот случай. Шеф вместе с присоединившимся к нему Мангустом вымотали ему все кишки, заставляя снова и снова рассказывать про жену Максима и вообще про события того злосчастного дня.
   - Ты уверен, что вспомнил правильно? - монотонным голосом спрашивал Ковригин. - Что в разговоре упоминали про Пересвет?
   - Совершенно уверен, - устало отвечал Корнилов. Он понимал, что само появление главного начальника, которого он видел сегодня третий раз в жизни, говорит о чрезвычайной важности вопроса. Но все равно это нудное дознание надоело ему до чертиков.
   - Максим упоминал, что там живут ее родители. Сегодня я вспомнил это и понял, что председатель фонда очень похож на жену Максима. Прямо одно лицо. Только не понимаю, как он может быть отцом Насти? Макс сказал, что ей двадцать семь лет, правда, я бы не дал больше двадцати. А председателя ты сам видел, - Миша повернулся к Архангельскому. - Сколько ему на вид?
   Архангельский промолчал, а Мангуст задумчиво сказал:
   - Это еще ни о чем не говорит. Внешность бывает обманчива. Ты вот что скажи - головная боль, которую ты упоминал, она когда возникла? Что Настя в это время делала?
   - Да вроде ничего особенного. - Миша почесал затылок, припоминая. - Она вообще больше молчала и слушала, на нас с Максом смотрела.
   Мангуст впился взглядом в Корнилова. Миша опустил глаза и потер рукой висок.
   - Что с тобой? - напряженно спросил Корнилов. - Что-то болит?
   - Так, кольнуло слегка вот здесь, - ответил Миша, показывая на висок.
   - Тогда тоже так было? - вступил в разговор Игнат Корнеевич.
   - Первый раз примерно так, - припомнил Корнилов, - а потом гораздо сильнее.
   - Ладно, - смилостивился, наконец, Мангуст, - можешь идти.
   А Игнат Корнеевич добавил:
   - Но если вспомнишь что-нибудь важное, сразу ко мне!
   Когда за Мишей закрылась дверь, Мангуст спросил Архангельского:
   - Понял?
   Тот утвердительно кивнул головой.
   - Я ведь влупил ему со всей дури! А у него только кольнуло слегка. Представляешь теперь мощь той девчонки?
   - И все равно я не верю, что ей удалось пошуровать у Миши в мозгах, - сказал Архангельский. - Нет на свете таких людей, чтобы раскололи неподдающегося!
   -Может и не удалось, - согласился Мангуст, - даже, скорее всего, у нее ничего не получилось, но что она насторожилась - это факт.
   - Почему ты так думаешь? - не понял Игнат Корнеевич.
   - А ты сведи все воедино, - посоветовал Ковригин. - И сразу поймешь, что все происходит не случайно. Единственная случайность во всей этой истории - встреча Корнилова с одноклассником. В это я еще могу поверить. А вот дальше - извини. Жена Мишиного друга случайно оказывается колдуньей, Романов под действием "эпсилона" случайно наводит нас на медицинский фонд, где нас случайно встречает очень молодой папа нашей Насти, и все хорошо, никаких подозрений. Так получается?
   - Степанович, но я не мог ошибиться! У этого Жуковского на самом деле была аура обыкновенного человека. Никаких отклонений! Кроме того, чтобы отец и дочь одновременно? Такого ведь не бывает.
   - А ты никогда не думал, - задумчиво сказал ему Мангуст, - что на свете существуют вещи, о которых мы даже не догадываемся? Или догадываемся, но не в состоянии поверить в них? А что насчет родства, то как же Пантелей с сыновьями?
   - Там ведь, похоже, был какой-то мутагенный фактор?
   - Может быть, может быть... А знаешь, ведь этот старый каторжник узнал меня! Я его еще до революции в Ростове-батюшке гонял! Вот когда свидеться пришлось...
   - Выходит, - Архангельский прервал сентиментальные воспоминания шефа, - что эти люди очень сильны и опасны? Не пытаемся ли мы откусить кусок, который нам не по зубам?
   - Не спеши прятаться в кусты, - успокоил его Мангуст. - Мы еще даже рот не разевали, а ты говоришь - откусить! Итак, начнем вот с чего...
  

13

  
   Настя вышла из подъезда и остановилась, будто бы для того, чтобы поправить прическу, а на самом деле окинула двор мысленным взглядом. Вроде ничего особенного. Машин во дворе нет - оба въезда загорожены металлическими барьерами, лавочки с утра заняты неизменными московскими старушками, по чьему требованию и установлены барьеры. А вот выйдя в переулок, сразу почувствовала напряженность мысленных полей, исходящих сразу от троих наблюдавших за ней людей. Двое из них были людьми Бойцова, и их не приходилось опасаться. Они сидели в темно-синей "Хонде" в конце квартала. А вот третий, в маленьком белом "Фольксвагене", был мутантом и явно поджидал именно ее. Сделав вид, будто ничего не заметила, Настя прошла мимо и, незаметно кивнув людям в "Хонде", направилась в сторону метро. Она отлично знала, даже если мутант видит ее ауру, то ничего особенного в ней не разглядит.
   Настя спокойно шагала, уверенная, что мутант попытается следить за ней. Но, к ее удивлению, тот лихо развернулся и поехал совсем в другую сторону. Двое в "Хонде" некоторое время колебались, потом, наконец, определились и поехали следом за "Фольксвагеном". Настя, ничего не поняв в этих маневрах, продолжала идти своей дорогой.
   Но далеко уйти ей не удалось. Около нее с визгом шин затормозил грузовой микроавтобус, отъехала в сторону боковая дверь, откуда выскочил низенький человек чудовищной ширины, схватил ее за руку и легко, словно пушинку, вдернул в машину. Настя, готовая к неожиданностям, стегнула его ментальным ударом, и тут же с ужасом поняла, кто этот человек. Сознание милицейского майора оказалось таким же непроницаемым, как и у Миши Корнилова. Но Настя не отчаялась и усилила натиск. Когда мысленное давление достигло того предела, за которым, по ее мнению, обычный человек уже испустил бы дух, широкоплечий издал короткий стон и схватился за голову. Но все-таки выдержал. Вместо того чтобы потерять сознание, он выхватил что-то из кармана и со злым возгласом: "ну сучка, задрала!", брызнул чем-то прямо ей в лицо. Свет в глазах померк.
   Обрубкова предупредили, что от этой девицы можно ожидать любых сюрпризов. Но такого сопротивления он все равно не ожидал. В какой-то момент даже показалось, что сейчас он не выдержит и грохнется в обморок, потому-то и обрызгал чертовку из баллончика, которым снабдил его предусмотрительный Игнат Корнеевич. Теперь девице был обеспечен беспробудный сон в течение нескольких часов. Обрубков пристегнул ее наручниками к специальной скобе, закрыл двери грузового отсека на ключ, а сам сел рядом с водителем.
   - На базу! - коротко приказал он Петру, одному из "неподдающихся", переданных Архангельским под его командование. Полгода назад двадцатитрехлетний Петя крутил баранку в таксопарке, где его и нашел Игнат Корнеевич. Совсем недавно ему присвоили звание лейтенанта, и он страшно им гордился, как и вообще своей таинственной службой - в армии он не дослужился даже до ефрейтора.
   - Кто такая? - с любопытством спросил Петр, мотнув головой назад, в сторону грузового отсека..
   - Когда я тебя приучу, наконец, не совать нос, куда не надо? - поморщился Обрубков. - Сколько раз я тебе говорил - меньше будешь знать, крепче будешь спать!
   - Слушаюсь, командир! - откликнулся не умеющий обижаться Петя, нажал на педаль, и автобус кратчайшей дорогой помчался в сторону базы. Петр вел машину виртуозно, наслаждаясь сознанием того, что теперь ему в случае нужды позволено нарушение правил. А когда после предъявления служебного удостоверения гаишники козыряли ему и отпускали без лишних вопросов, он просто млел от счастья.
   А вот Обрубков восторга вовсе не испытывал, потому, что сам не понимал смысла сегодняшнего задания. И вообще, первоначальная эйфория, овладевшая им после перехода на новую службу, стала постепенно рассеиваться, и бывший майор стал замечать некоторые несообразности, которых сначала не замечал.
   Во-первых, ему так и не удалось увидеть кровожадных колдунов, на борьбу с которыми его мобилизовали в управление "М". За месяц Обрубкову пришлось поучаствовать в трех акциях, но две из них совершенно не вдохновили его. Сначала они с Архангельским выдернули из следственного изолятора троих уголовников, старика с двумя сыновьями. Они были похожи на огромных крыс и обозлены на весь мир, но ничего демонического Обрубков в них не узрел. По его мнению, с ними вполне могла бы справиться обыкновенная охрана, что и происходило в Лефортово.
   Они доставили задержанных в допросную, где их ожидал невысокий изможденный человек, в чьих глазах, как показалось Обрубкову, таилось безумие. Игнат Корнеевич представил его как генерал-лейтенанта Ковригина, начальника управления "М". Подполковник рассадил доставленных по стульям, пристегнул наручниками, и Мангуст (Обрубков был уже осведомлен о прозвище начальника) отпустил его. Уже на самом выходе Обрубков услышал, как старый уголовник спросил у Ковригина свистящим шепотом:
   - Корж? Штабс-капитан? Ты? Не может быть!
   Генерал усмехнулся и ответил:
   - А ты что думал, тебе удастся всю жизнь от меня бегать?
   Больше из их разговора Обрубков ничего не слышал, потому что ему пришлось закрыть за собой дверь.
   Потом они с Архангельским, снова обманом, увели из-под носа у гэбэшников какого-то немца. Вот в нем было нечто такое, чего не бывает у нормальных людей. В машине, когда его везли на базу, Обрубков почувствовал покалывание в висках и онемение в руках. Видно, колдун повел атаку сразу на обоих, потому что Игнат Корнеевич, сидевший рядом с ним на заднем сидении, попросил подчиненного сдавленным голосом:
   - Василий Тимофеевич, будь добр, останови, наведи порядок.
   Обрубков подрулил к обочине, вышел с водительского места, открыл заднюю дверь, где сидел немец, и несильно, но точно ткнул его пальцем в солнечное сплетение, отчего тот сложился пополам и больше не пытался сопротивляться.
   Этого Мангуст допрашивал с соблюдением особых мер предосторожности - заставил пристегнуть его двумя парами наручников и, мало того, приказал Обрубкову и Мише Корнилову стоять у него за спиной, чтобы в случае чего немедленно пришли на помощь. Еще на первоначальном инструктаже Архангельский предупредил новоиспеченного командира группы "неподдающихся", что ему придется услышать много такого, от чего у неподготовленного человека может запросто поехать крыша, поэтому лучше относиться ко всему спокойно, по-философски. А еще лучше - постараться быстрее забыть все увиденное и услышанное.
   Но забывать Обрубков не умел, иначе не стал бы лучшим оперативником отдела, что без ложной скромности всегда признавал за собой. Другое дело, он умел держать язык за зубами, что тоже было одной из важных составляющих оперативной работы. Так же, как и умение держать себя бесстрастно и невозмутимо в любых условиях. Поэтому во время допроса немца никто не смог бы с уверенностью сказать, что чувствует подполковник, слыша самые невероятные вещи. А Обрубков мотал все услышанное на ус и в голове у него происходили невидимые миру тектонические сдвиги.
   Но служба есть служба, и эти две операции не слишком насторожили его, а вот третья, когда они с Архангельским ездили арестовывать генерала Романова, ему совсем не понравилась. И не только потому, что пожилой генерал внушил ему невольное уважение еще с первой встречи. Обрубкова насторожил весь ход проведения этой акции, которая проводилась не против какого-нибудь уголовника или, на худой конец, мутанта. Все-таки, Романов был уважаемым человеком, занимающим важный пост, а они нагло вломились к нему и увели без всякой санкции на арест, то есть, по существу, просто похитили.
   После этого случая Обрубков окончательно убедился, что оба командира, и Архангельский, и Ковригин, фактически не отличаются от объектов своей охоты. А когда услышал, как Пантелей, которому, по словам того же Архангельского, исполнилось уже полтора века, назвал генерала Ковригина штабс-капитаном, а тот не стал отнекиваться, тоже сделал определенные выводы.
   А теперь еще сегодняшнее задание. Оно отличалось от прежних уже тем, что Обрубков отправился на его выполнение без Архангельского. А самое странное, ему никто не стал объяснять, в чем же вина этой симпатичной девчонки. Раньше Игнат Корнеевич хотя бы ставил в известность: эти - мутанты-уголовники, а тот - иностранный колдун, вредящий государству. А тут - ни слова, только одно: ты должен привезти ее, в случае сопротивления используй спецсредство.
   Использовал. Везет. Но зачем? Чем провинилась эта совсем молоденькая девчонка, почти ребенок? Обрубков уже испытывал угрызения совести, что не выдержал и "успокоил" ее таким варварским способом. Может быть, она и в самом деле мутант, и очень сильный, иначе как бы вызвала у него такую головную боль? Но это не повод похищать ее посреди бела дня. Нет, приказ он, разумеется, выполнит, доставит девчонку на базу, но потребует от Архангельского объяснений.
   Мысли подполковника перешли к Игнату Корнеевичу. Может быть, он потому и не участвует в операции лично, что знал о силе девицы? Знал, что не выдержит ее мысленного давления? Но как он, в таком случае, собирается допрашивать ее? Или думает постоянно держать ее на "спецсредствах"?
   Совсем не такого ожидал Обрубков от своей новой службы, вовсе не такой расписывал ее Игнат Корнеевич. А Миша Корнилов? Он-то как распинался! Надо будет обязательно поговорить с ним начистоту. Может быть, он что-то объяснит, пока Обрубков вконец не запутался. А то, как можно объяснить патрулирование базы личностями с наколками, в которых подполковник безошибочно опознал зоновских бакланов? Таких он видел уже пять человек и сильно переживал, потому что в самом страшном сне не видел себя в одной упряжке с уголовниками.
   Мысли Обрубкова прервало завывание сирены, издаваемое обгоняющим их автобус джипом. Стекло его правой передней двери было опущено, и оттуда чуть ли не по пояс высунулся человек, отчаянно машущий полосатым милицейским жезлом.
   - Петя, включи-ка им ответку! - приказал подполковник своему водителю.
   Тот радостно засмеялся, щелкнул тумблером, и спрятанный под капотом ревун басовито рявкнул в ответ, мол, лучше бы вам отцепиться.
   Не подействовало. Их не собирались оставлять их в покое. Жезл по-прежнему торчал из окошка, а сам джип стал медленно, но неуклонно прижимать автобус к обочине.
   - Тормозни-ка! - Обрубков достал из подмышечной кобуры пистолет и переложил его в карман куртки. - Сейчас мы узнаем, что это за клоуны.
   Петр съехал на обочину и остановился. Джип встал в нескольких метрах впереди, оттуда вышли двое. Один невероятного роста и габаритов, наверное, шире самого подполковника, а второй пониже и худощавый. В машине сидел еще один человек, но его лица Обрубков не видел. Гигант подошел к автобусу, открыл красную книжечку и сказал:
   - Подполковник ФСБ Красин. Попрошу ваши документы.
   Не оставаясь в долгу, Обрубков ткнул ему под нос свое удостоверение и язвительно ответил:
   - Подполковник ФСБ Обрубков. Что вам он нас...
   Но договорить он не успел. Автобус заходил ходуном, потом дверь грузового отсека, которая, вообще-то, открывалась, отъезжая в сторону, а сейчас была заперта на ключ, вылетела из проема и грохнулась на землю. А следом за ней выпрыгнула разъяренная девчонка, которая должна была дрыхнуть без задних ног еще, как минимум, несколько часов. На ее окровавленном левом запястье болтались наручники вместе с металлической скобой и куском внутренней обшивки автобуса...
  

14

  
   Неладное Сергей Жуковский почувствовал с самого утра, когда у него слегка заныло под ложечкой. Это, как правило, предшествовало близкой опасности, грозящей ему самому или близким, и он сразу насторожился. По дороге в Москву (теперь приходилось каждый день ездить в фонд, чтобы изображать председателя), Сергей позвонил Насте, чтобы узнать, как у нее дела. В ответ услышал:
   - Пап, не переживай, у меня все нормально. Ты же знаешь, что меня сейчас круглосуточно охраняют, сам, небось, Степана Степановича попросил. Да я и сама за себя постоять могу, не сомневайся!
   - Ты сегодня куда-нибудь поедешь? - поинтересовался Жуковский.
   - Да, примерно через час я собираюсь в студию, - ответила Настя. - А что случилось?
   - Нет-нет, ничего, - успокоил ее Жуковский. - Но все равно будь осторожна.
   - Хорошо, папа, - рассмеялась дочь. - Не волнуйся за меня!
   После этого позвонил Бойцову, уточнил, не снял ли тот охрану дочери. Убедился, что все в порядке, но тревога все равно не оставляла. Из офиса снова позвонил Степану и попросил его подъехать.
   - Что-то серьезное? - спросил Бойцов.
   - Кажется, что-то назревает, - ответил Сергей.
   Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Степан через пятнадцать минут примчался в фонд в сопровождении Георгия. Жуковский рассказал им о своем предчувствии, на что Бойцов заявил:
   - Нечего ждать, поехали к Насте.
   Но не успели они отъехать и нескольких кварталов, как Сергей понял, что они непоправимо опаздывают. Отчаянным усилием воли он дотянулся своим сознанием до сознания дочери, что было совсем нелегко в условиях перенаселенного мегаполиса, забитого гудящим, будто улей, фоном мыслительной деятельности миллионов людей. А когда, наконец, прикоснулся, то увидел, что она кому-то яростно сопротивляется. Потом ее сознание померкло, а перед глазами Жуковского остался облик человека чудовищной ширины, в котором он сразу узнал того "неподдающегося", что приходил в фонд вместе с Архангельским. И еще Сергей определил координаты места происшествия - Настю похитили около дома Лейлы, где она сейчас жила с Максимом, то есть, совсем недалеко от того места, где они ехали сейчас.
   Не тратя времени на словесный рассказ, Жуковский передал картину нападения Бойцову и Георгию.
   - Если мы сейчас поедем на место происшествия, - сказал Степан, - то можем их потерять. - Думаю, Обрубков повезет Настю на свою базу. Если это так, то мы успеем их перехватить.
   - Тогда скорее! - скрипя зубами, проговорил Сергей.
   Но Бойцову не нужны были команды. Включив сирену, он уже выворачивал в нужную сторону.
   Догнали автобус похитителей на Каширке. Сначала Жуковский не хотел выходить из машины, чтобы не светиться перед Обрубковым, но когда увидел выпрыгнувшую из автобуса Настю, бледную, с окровавленной рукой и в наручниках, не выдержал и выбежал на дорогу. И тем самым спас жизнь бывшему милицейскому майору, потому что удар, который приготовилась нанести похитителю дочь, не смог бы пережить никто, будь он хоть трижды "неподдающимся". Как Жуковскому удалось удержать Настю, он и сам не понимал. Подбежав к ней, он охватил ее руками, умоляя:
   - Настя, успокойся, он не виноват...
   - Не виноват? - звенящим от гнева голосом прокричала дочь. - А если он повредил моему ребенку? Если хоть что-нибудь случилось, я его уничтожу!
   Настя неожиданно всхлипнула и заплакала, уткнувшись лицом в плечо отца. Жуковский прижал ее к себе, и посмотрел в сторону автобуса похитителей. Там, похоже, нарастала напряженность. Бойцов и Обрубков стояли напротив друг друга, набычившись и, надо сказать, это было весьма внушительное зрелище.
   - На каком основании вы задержали эту женщину? - спросил Степан густым басом.
   - У меня есть на это приказ моего руководства! - уверенно ответил Обрубков.
   - Приказ на похищение беременной женщины? Без санкции прокурора, без решения суда, да и вообще без всяких оснований? Не будь так наивен, подполковник!
   - Да ты сам не прикидывайся простачком! - возразил Обрубков. - Или первый день служишь?
   Обрубков понимал свою неправоту и от этого разрывался на части. Но приказ есть приказ, и сначала надо выполнить его, а уж потом размышлять. Он сунул руку в боковой карман куртки, куда, выходя из машины, спрятал пистолет, и потянул его наружу. И тут произошло нечто невероятное. Пистолет, вывернув Обрубкову большой палец, вырвался из его руки и отлетел под ноги девчонки. Следом туда же брякнулся пистолет Петра, который хотел последовать примеру командира.
   Бойцов, хоть и сам был ошеломлен происшедшим, потому что видел такое впервые в жизни, все же сориентировался мгновенно и приказал:
   - Стойте, где стоите!
   Но Обрубков уже и не думал о сопротивлении, потому что в дело вмешался Жуковский. Оценив по достоинству действия дочери, он прощупал обоих "неподдающихся", и через долю секунды сумел сломать барьер, ограждающий их сознания. Младшему из них он просто приказал вернуться в кабину машины и не высовываться оттуда. А вот с Обрубковым решил поступить иначе. Жуковский, к своему удивлению, увидел в бывшем милицейском майоре цельную и несгибаемую натуру, немного подпорченную реалиями жизни, но все же... Сергей мог бы просто подчинить подполковника своей воле, сделав его послушным исполнителем своих приказов. Но вместо этого он вложил в его сознание правду, чтобы тот сам разобрался и принял верное решение. Вот только поделиться этим откровением подполковник не мог ни с кем, потому что оно было закрыто мощным блоком, преодолеть который он не мог ни при каких условиях.
   - Зачем ты это делаешь, папа? - удивленно спросила немного успокоившаяся Настя. - Разве он этого стоит?
   - Стоит, Настя, стоит! - мягко ответил Жуковский. - Потом ты все поймешь сама. Этот человек еще принесет много пользы.
   Настя была единственной из присутствующих, кто понял, что произошло, потому что отец работал на одном из самых тонких уровней подсознания, проникновение в который было доступно очень немногим. Бойцов с удивлением наблюдал, как Обрубков, поникнув головой, поднял с земли выбитую Настей дверь, забросил ее в грузовой отсек, и сел рядом с водителем. Взревел мотор, автобус тронулся, но тут же снова остановился по знаку Бойцова, подавшего подполковнику поднятые с земли пистолеты. Обрубков высунулся из открытого окошка и сказал на прощание:
   - Хотел бы я с тобой на руках потягаться, подполковник. Может, когда и получится!
   Автобус сорвался с места и вскоре скрылся за поворотом.
   - Ты что-нибудь понял? - спросил Степан у Жуковского.
   - Все нормально, - ответил тот, обнимая дочь за плечи и ведя ее к машине, - поехали!
   - Куда поедем? - поинтересовался Бойцов.
   - В Пересвет, на фабрику, - ответил Жуковский. - Но не сразу. Видишь тот серенький "Фольксваген"? Там сидит один человек, с которым нам обязательно нужно поговорить.
  
   - Командир, мы что, сплоховали? - сворачивая с кольцевой дороги, прервал Петя долгое молчание.
   - Что? - рассеянно переспросил его Обрубков, не поворачивая головы.
   - Сплоховали, говорю!
   - Заткнись, - коротко ответил подполковник, и Петя послушно замолчал, поняв, что командиру не до него. Он нажал на педаль газа, наблюдая, как стрелка спидометра подползает к отметке в сто сорок километров. Впереди, как он знал, на дороге стояла видеокамера, фиксирующая скорость проезжающих автомобилей, и ему захотелось узнать, на чье имя придет штрафная квитанция, и кто будет ее оплачивать. Если, конечно, в программу милицейского компьютера не внесены номера неприкасаемых автомобилей.
   Но доехать до пункта контроля не получилось, потому что, вместо того, чтобы ехать на базу, по приказу командира через километр они свернули в лес. Остановив машину на небольшой поляне, подполковник велел Пете оставаться на месте, а сам пошел куда-то по узкой тропинке, и через несколько секунд исчез из вида.
   Василию Тимофеевичу нужно было побыть одному, чтобы хоть как-то привести в порядок раздрызганные чувства, и лес был более-менее подходящим для этого местом. Правда, территория, где сейчас находился Обрубков, мало соответствовала гордому названию "лес". Продираясь сквозь густые заросли, он поражался, как здесь очутились все эти кучи хлама, в которых попадались даже ржавые кузова легковых автомобилей. С неба упали, что ли? Или их принесли сюда на руках? Как все это не было похоже на леса, окружавшие маленькую деревню в Брянской области, где прошло его детство!
   С трудом разыскав относительно чистое место, Василий Тимофеевич сел на ствол поваленной ели, уткнул лицо в ладони и задумался. Он не удивлялся новым знаниям, непонятно откуда взявшимся в его голове. Слишком много невероятных событий случилось за последние месяцы, слишком много невозможного узнал он за это время. Но то, что стало известно сейчас, после встречи с этими людьми, открыло ему глаза на то, во что он оказался вовлечен не по своей воле. Обычно настроенный скептически и ничего не принимающий на веру, новую информацию Обрубков впитал сразу и бесповоротно. Не очень религиозный, сейчас он возносил про себя благодарственную молитву Богу, за то, что тот не допустил его наделать еще больше глупостей, чем уже успел наделать.
   А девчонка, до чего сильна! Не вмешайся этот мужик, ее отец, точно пришибла бы насмерть! Обрубков зябко передернул плечами. Получается, он обязан ему жизнью. Ну ладно, долг платежом красен.
   Минут через пятнадцать чувства подполковника пришли в порядок. На смену мысленному раздраю пришли холодная решительность и полная уверенность в собственных силах. Не придумав другого способа сбросить скопившееся напряжение, Обрубков охватил руками небольшую березку, ствол которой был толщиной с его руку, и, что есть силы, потянул ее из земли. Трещали мышцы, трещали корни, на побагровевшем лице вздулись жилы. Обрубков не сдавался, будто от того, справится он с деревом, или нет, зависело все его будущее. Наконец, береза подалась, из земли полезли корни, и, когда лопнул последний из них, Обрубков рухнул на траву вместе с вырванным деревом. Но сразу вскочил на ноги, отбросил березу в сторону и, погрозив кулаком кому-то невидимому, крикнул:
   - Врешь! Нас голыми руками не возьмешь!
  

15

  
   Ночь после неудачной операции в медицинском фонде и последующего за ним дознания, которому его подвергли Архангельский и Мангуст, Миша почти не спал. Из головы не выходила мысль, что он совершил недостойный поступок, рассказав начальству о своих подозрениях по поводу жены друга. Зачем? Кто тянул его за язык? Никогда раньше Корнилов не подумал бы, что интересы службы он сможет поставить выше личных дружеских отношений, считая себя человеком порядочным и интеллигентным.
   Миша снова и снова прокручивал в памяти прошедший день, и ему было стыдно. Ну, ладно, пусть даже Настя, кстати, очень понравившаяся ему, обладает какими-то паранормальными способностями. И что с того? Разве это повод для ее преследования? Вспомнив, какую стойку сделал Мангуст, услышав про нее, Миша поежился. Похоже, своими необдуманными словами он навлек на семью Максима большую беду. Как теперь смотреть в глаза другу?
   Корнилов промучился угрызениями совести всю ночь, а под утро решил, что если из-за его дурости с женой друга что-нибудь случится, он бросит к чертовой матери эту службу и вернется в университет. Пусть у него забирают квартиру, машину - честное имя и убеждения стоят дороже. Спать времени уже не оставалось и, даже не позавтракав, потому что кусок не лез в горло, Миша отправился под землю, где каждое утро Архангельский раздавал задания на день.
   Рабочий день на базе начинался рано. Игнат Корнеевич появился в комнате для совещаний ровно в семь часов. Обычно утренние посиделки не продолжались больше десяти минут. Так было и сегодня. Быстро поставив задачи шестерым бойцам группы, шеф оставил Корнилова и Обрубкова.
   - А вам, друзья мои, задания будут посложнее, - сказал он. - Ты, Михаил, поедешь к медицинскому фонду, где мы были вчера, дождешься председателя, и поездишь за ним, посмотришь, чем он дышит. Если он будет с кем-то встречаться, запечатлеешь все на камеру. И машину возьми в гараже какую-нибудь неприметную, а то со своим "бумером" мигом засветишься. Вопросы есть? Вопросов нет. Вперед!
   И Архангельский нетерпеливым жестом выпроводил Мишу из кабинета, оставшись наедине с Обрубковым. Раньше такого не случалось, и эта непривычная секретность еще больше испортила Мише настроение.
   Пост у медицинского фонда он занял довольно далеко от здания. Видеокамера, которой снабдили его техники подразделения, обладала большим разрешением и позволяла вести съемку с большого расстояния. Корнилов видел, как в ворота фонда въехал автомобиль Жуковского. Минут через двадцать подъехал большой черный джип с мигалкой на крыше, из него появился человек чудовищных габаритов и тоже направился в здание.
   Через некоторое время они вышли, сели в джип и куда-то поехали. Корнилов отправился следом за ними. Сначала двигались на северо-запад, но через несколько минут джип резко сменил направление и помчался в противоположную сторону. Мише пришлось нелегко, он с трудом удерживал преследуемый автомобиль в зоне видимости. За рулем джипа сидел настоящий профессионал, чего нельзя было сказать о Корнилове, и если бы тот захотел оторваться, то сделал бы это без труда. Только когда выехали на Каширку, стало немного легче.
   Недалеко от кольцевой дороги преследуемый джип стал прижимать к обочине белый грузовой микроавтобус с номерами, принадлежащими подразделению "М". Корнилов остановил свой "Фольксваген" на достаточном отдалении, чтобы на него не обратили внимания, но так, чтобы без помех снять происходящее на камеру. Увидев Обрубкова, Миша растерялся. Вроде бы, по всем правилам он должен был придти на помощь командиру или, хотя бы, немедленно сообщить об инциденте Архангельскому. Но какое-то внутреннее чувство удерживало его от этих поступков. А когда он увидел выпрыгнувшую из грузового салона автобуса в растерзанном виде жену Максима, у него совсем пропало желание помогать Обрубкову.
   Как завороженный, Корнилов наблюдал через окуляр видеокамеры за происходящими на дороге событиями. Он уже успел немного узнать своего нового командира и понимал, что тот вряд ли способен отступить. И действительно, вот подполковник выхватил пистолет, но неожиданно швырнул его под ноги Насте. Следом за ним так же поступил Петр. Корнилов был в полном недоумении, потому что дальше стали происходить вещи и вовсе непонятные. Подполковник, при выполнении задания всегда идущий вперед не разбирая дороги, подобно танку, на этот раз был не похож сам на себя. Он отступал! Втянув голову в плечи, Обрубков подобрал вырванную Настей дверь и ретировался без сопротивления.
   Теперь Корнилов не знал, продолжать выполнение задания, или плюнуть на все и уехать, куда глаза глядят, по примеру командира. Ведь у него на глазах происходило именно то, что не давало ему покоя во время ночного бдения. Из-за проявленного им излишнего служебного рвения пострадала жена его друга, и неизвестно, что еще могло бы случиться, не приди к ней неожиданная помощь. Наверное, первым делом нужно поговорить с Обрубковым, похоже, единственным человеком из службы, способным хоть что-то объяснить. А уж потом, если удастся с ним договориться, идти... А к кому? К Архангельскому? Может быть, может быть. Но уж, во всяком случае, не к Мангусту...
   Додумать Корнилову не дали. Он и не заметил, как джип оказался рядом и из него вышли Жуковский с дочерью, а следом за ними - великан. Миша судорожными движениями принялся заталкивать видеокамеру в бардачок. Жуковский заметил это и равнодушно сказал:
   - Не суетись, запись все равно не получилась. Предъявить начальству будет нечего.
   Корнилов молча смотрел на этих людей. Да и что он мог им сказать? Зато слова нашлись у Насти.
   - Здравствуйте, Михаил, - язвительно сказала она. - Что вы сегодня такой неразговорчивый? Может быть, у вас есть, что передать Максиму? Так давайте, я передам. Это же очень интересно - филолог, журналист, кандидат наук помогает спецслужбам похищать женщин на улице! И не просто женщин, а жен своих друзей! Или я неправа? Тогда поправьте меня!
   - Настя, иди в машину! - в голосе Жуковского послышался металл, и дочь, хоть и нехотя, но послушалась. - Степан, я хотел бы поговорить с Михаилом наедине.
   Великан тоже послушно отошел в сторону.
   Больше Жуковский не произнес ни слова, только смотрел Корнилову в глаза. Но уже через несколько минут Миша знал, что будет делать дальше, и самое интересное, для этого вовсе не надо было идти против собственной совести.
  
   Поняв, что противник перешел в наступление, Жуковский пришел в состояние холодной решительности. Теперь он не говорил, а приказывал, не сомневаясь, что приказы будут беспрекословно исполнены.
   - Настя, звони Максиму, говори ему что хочешь, но некоторое время ты проведешь на фабрике. Степан, ты организуешь там усиленную охрану, в том числе подтяни своих боевиков. Меня сейчас отвезешь в офис, а вечером я тоже приеду на фабрику. Нужно подготовить там комнаты, завезти все необходимое. Я не знаю, сколько это продлиться, но, скорее всего, недолго.
   Из офиса Жуковский связался с Захаром и вскоре они вдвоем сидели за столом в ресторане. Сергей поведал цыгану обо всем, что случилось сегодня, и теперь тот с неприкрытым изумлением смотрел на него.
   - Ну, ты даешь! - восхищенно вымолвил он, наконец. - Сломать сопротивление неподдающегося! О таком я еще не слышал. Бывали, правда, случаи, но там работали не меньше, чем впятером, и не самые слабые.
   - Захар, это не главное, - чуть поморщился от нетерпения Жуковский. - Что будем делать дальше?
   - А что делать? - пожал плечами Захар. - Раз ты можешь справляться с неподдающимися, то и сложностей особых нет. Думаю, лучшим выходом будет заставить этих охотников за головами забыть о нас, и пусть себе занимаются своим делом. Знаешь, как они себя называют? Святейшей инквизицией!
   - Да ты что? - улыбнулся Жуковский.
   - Да-да, - подтвердил Захар. - Пусть так оно и будет. Какая-никакая, а все польза от них...
   - Как ты это видишь практически? - спросил Сергей.
   - Мы нанесем визит к ним на базу, - ответил, чуть подумав, Захар. Думаю, идти туда нужно прямо завтра. С премьером будет сложнее, но, надеюсь, встречу тебе с ним организовать я смогу. Но появились обстоятельства, про которые я узнал только сегодня. И они несколько осложняют дело.
   - Что еще случилось? - насторожился Жуковский.
   - Дело в том, - в голосе Захара послышались виноватые нотки, - что мы на самом деле расслабились после победы над моим братцем и совсем запустили все дела. А они у нас вовсе не блестящие.
   - Не тяни! - чуть не простонал Жуковский, предчувствуя очередные неприятности.
   - Короче говоря, - будто через силу продолжил Захар, - под прикрытием базы "инквизиторов" работает генетическая лаборатория. А это гораздо серьезнее, чем охота на колдунов, серьезнее даже того, что мутанты узнали о нашем существовании.
   - Но почему? - не понял Жуковский.
   - А потому, - очень серьезно ответил Захар, - что лаборатория работает над продлением сроков человеческой жизни до пределов, сопоставимых с нашими. И они близки к успеху...
  

16

  
   Назойливая мелодия сотового телефона долго звучала не услышанной, и только вибрация трубки в нагрудном кармане привела Обрубкова в чувство.
   - Да! - угрюмо буркнул он.
   - Тимофеевич? Ты где? - прозвучал в трубке голос Миши Корнилова.
   - Что тебе надо? - грубо спросил Обрубков.
   - Поговорить, - ответил Миша, не обращая внимания на тон командира. - Срочно. Это очень важно.
   - Ладно, - нехотя согласился подполковник. - Ты на машине?
   - Да.
   - Тогда встречаемся на повороте на Коммунарку, через полчаса. Успеешь?
   - Да.
   Когда белый микроавтобус подъехал к повороту, "Фольксваген" Корнилова уже стоял там. Увидев Обрубкова, Миша вышел из машины и подошел к нему.
   - Погуляй! - бросил подполковник Петру. Понимающе кивнув, тот спрыгнул на землю и отошел подальше. Корнилов сел в автобус рядом с командиром.
   - Ну давай, выкладывай, - устало сказал Обрубков.
   Миша обратил внимание на его грязные руки с запекшейся под ногтями кровью. И вообще, вид у командира был не самый лучший.
   - Знаешь, Тимофеевич, - сказал Миша после секундного колебания, - зря я рассказал Мангусту эту историю!
   - Да уж наверно! - пристально посмотрел Обрубков на Корнилова, сразу поняв, что тот имеет в виду. - Прямо скажем, не по товарищески ты поступил. А через тебя и я в это дерьмовое дело встрял не по уму, и в результате вышел у нас полный облом. Я тебе не советчик, но, думаю, ты должен перед другом на колени упасть и просить прощения. Ну, а мне ничего не остается, кроме как в отставку уходить. Сейчас еду на базу, пишу заявление - и прощай, служба! А там, смотришь, в ментовку обратно возьмут.
   - Еще чего? - возмутился Миша. - А мутантов ловить кто будет?
   - Какие, к черту, мутанты? - криво усмехнулся подполковник. - Ты что, не видишь, что делается? Это же схватка бульдогов под ковром! С одной стороны Мангуст с Архангельским, с другой - тоже люди очень серьезные. Это называется - паны дерутся, а у холопов чубы трещат. А мы с тобой на панов в этой драке ну никак не тянем...
   - Тут ты не прав, - возразил Корнилов уверенно, хотя сам не понимал, откуда у него взялась такая убежденность. - Бульдожьих схваток больше не будет, а мы, как и раньше, будем заниматься своим делом.
   - Откуда ты это знаешь? - подполковник вовсе не разделял Мишиной уверенности.
   - Я разговаривал с Жуковским! - ответил Корнилов. Почему-то именно этот аргумент подействовал на командира подобно волшебной палочке.
   - Тогда совсем другое дело! - сказал он с явным уважением. - Но что будем делать сейчас?
   Обсуждение первоочередных мероприятий продолжалось так долго, что Петя замерз, вышагивая туда-сюда вдоль дороги. Наконец, Обрубков заметил его страдания и крикнул:
   - Садись уже, поехали!
   Две машины одна за другой тронулись в сторону базы подразделения "М".
  
   А на базе в это время царил тихий переполох. Предупредив Ковригина о своем визите всего за полчаса до приезда, туда неожиданно нагрянул премьер-министр. Мангуст ничего не понимал. Вроде бы неудовольствие гибелью генерала Романова Виктор Викторович уже высказал, а других причин для его неожиданного приезда, очень похожего на инспекторскую проверку, не было. Во всяком случае, как ни ломал Ковригин голову, причины для высочайшего гнева представить так и не смог.
   Но гадал и беспокоился он зря. Оказалось, что Виктор Викторович приехал вовсе не к нему, а к Геннадию Чеботареву, лаборатория которого занимала самый нижний, четвертый уровень подземного городка, куда не было доступа даже самому Мангусту, не говоря о других сотрудниках подразделения. Нельзя сказать, чтобы Ковригина устраивало такое соседство, но приходилось терпеть, хотя бы из-за того, что ему наконец-то дали возможность создать службу, о которой он мечтал так долго. А если Виктор Викторович решил спрятать у него на базе какую-то сверхсекретную лабораторию - это его дело.
   По просьбе премьера Ковригин вызвал наверх Чеботарева, который примчался через несколько минут, даже не сняв белого халата, и Виктор Викторович уехал с ним на лифте вниз, в лабораторию. Мангуст остался наверху, пряча под бесстрастной маской неудовольствие.
   Виктор Викторович приехал в лабораторию, и вообще на базу Ковригина впервые. Повод для визита был довольно радостный. Наконец-то, после четырех лет терпеливого ожидания, вчера от Чеботарева пришло сообщение, что цель практически достигнута. И сегодня, отложив в сторону все дела, премьер примчался к ученому с замирающим от восторга сердцем, хотя по его лицу никто не сказал бы, что он чем-то взволнован.
   Чеботарев провел его в свой рабочий кабинет, усадил за стол, а сам, быстро нарисовав на доске какие-то цепочки и спирали, стал рассказывать премьеру что-то, понятное лишь ему самому. Виктор Викторович внимательно слушал его целую минуту, потом вежливо прервал поток красноречия ученого:
   - Геннадий Николаевич, вы забыли, что я ничего не понимаю в генетике, поэтому, давайте экономить время, ваше и мое. Изложите, пожалуйста, суть ваших наработок и, желательно, на понятном мне языке.
   - Ах, да, конечно! - смутился Чеботарев, и следующие полчаса, сбиваясь и перескакивая с пятого на десятое, рассказывал о том, что ему удалось сделать за последние четыре года. Если привести эту речь в порядок, то вот что он поведал своему внимательному слушателю.
   Около десяти лет назад Чеботарев работал в лаборатории доктора биологических наук Лифшица и был его ближайшим помощником. Именно тогда он не понаслышке столкнулся с фактами поразительного долголетия отдельных людей. Вместе с доктором он даже делал анализы их тканей и принимал участие в разработке методик продления человеческой жизни до фантастических пределов. Потом взбесившийся олигарх Сидорин убил Лифшица и принудил Чеботарева заниматься дальнейшими разработками самостоятельно. Правда, тогда Сидорина больше волновали другие проблемы, но и работы по продлению жизни он не выпускал из-под контроля.
   Через некоторое время олигарх куда-то исчез, и Чеботарев на несколько лет остался без работы. Но он отличался хорошей памятью, и ничего из своих исследований не забыл. Поэтому, когда его нашел Виктор Викторович, бывший в то время президентом страны, и предложил работу по профилю, он быстро сумел восстановить все старые наработки. Но неожиданно натолкнулся на серьезное препятствие.
   Дело в том, что все работы Лифшица, а после него, соответственно и Чеботарева, базировались на электромагнитных излучениях, перестраивающих генетические цепочки. При помощи этих излучений можно было излечивать практически все известные болезни, с их помощью Лифшиц намерен был продлить срок человеческой жизни, и уже подошел к этому вплотную. Будь у них тогда хотя бы полгода, проблема давно была бы решена. Но, видимо, не судьба...
   Итак, наработки Чеботарев восстановил, и тут же попал в тупик. Над проблемой бились лучшие специалисты, но создать генератор, вырабатывающий излучение нужной частоты, они не смогли. Решив проверить мелькнувшую у него догадку, Чеботарев обратился к светилу теоретической физики, специалисту в теории электромагнитных излучений. Через неделю тот дал категорическое заключение: согласно всем физическим законам, излучение такой частоты существовать не может. Ни естественное, ни искусственно созданное.
   Чеботарев ничего не понимал. Не приснилось же ему все то, чем они занимались с доктором! Не могли ведь, в конце концов, за это время измениться законы природы! Или гениальному Лифшицу удалось их как-то обойти? Так или иначе, но путь оказался тупиковым. Вот только отступать было никак нельзя, потому что исследования были заказаны лично президентом, и сообщать ему о неудаче как-то не хотелось.
   И он пошел другим путем. Если на гены, отвечающие за продолжительность жизни, когда-то удалось воздействовать излучением, то могут существовать и другие способы перестроить их структуру - химические, медикаментозные, хирургические. Больше трех лет лаборатория работала в этом направлении, были потрачены огромные деньги. Зато в лаборатории у Чеботарева сейчас сидела в клетке белая мышь, впятеро пережившая все мыслимые сроки своей мышиной жизни и, по всем признакам, совсем не собирающаяся умирать.
   Вот только цена разработанного Чеботаревым метода оказалась баснословно высокой. Даже грубые предварительные подсчеты показывали, что продление одной человеческой жизни примерно до трехсот лет обойдется в десятки миллионов долларов. И это без учета полумиллиарда, уже потраченного на исследования.
   Виктор Викторович выслушал доклад Чеботарева совершенно бесстрастно. Даже упоминание астрономических сумм стоимости проекта не заставило дрогнуть ни одну мышцу на его лице.
   - Вы уверены в действенности своей методики? - спросил он у Чеботарева, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри у него все пело и ликовало. - Нельзя же, в самом деле, рассчитывать на успех, имея всего одну мышку, пусть даже и долгожительницу.
   - Абсолютно уверен, - ответил Чеботарев. - Во-первых, это далеко не первая мышь. Во-вторых, есть подробное теоретическое обоснование методики, и оно неопровержимо доказывает...
   - Хорошо, хорошо, я вам верю! - прервал премьер словоизлияние ученого. - Скажите, а когда вашу методику можно будет опробовать на человеке?
   - Думаю, через месяц можно будет приступить, - подумав, ответил Чеботарев.
   - И еще, Геннадий Николаевич, - премьер уперся взглядом прямо в глаза ученого, - триста лет - это предел?
   - Не предел и пятьсот, - ответил ученый. - Вот только каждое столетие продления жизни будет повышать его стоимость чуть ли не в геометрической прогрессии. Так что, сами понимаете, массового характера этот проект носить никак не может.
   - Хорошо, эти проблемы будем решать в рабочем порядке, - сказал Виктор Викторович. - Благодарю вас, я доволен вашей работой, и в ближайшее время вы получите достойную награду. Когда будете готовы перейти к работе с людьми, поставьте меня в известность. Добровольца для эксперимента я представлю вам лично.
   Добровольца он представит! - усмехнулся Чеботарев, проводив премьера. Он ни на минуту не сомневался, что добровольцем будет сам Виктор Викторович. Но Геннадию Николаевичу это было все равно, потому что неделю назад он уже опробовал методику, обеспечив себе, на первый случай, жизнь до двухсот лет.
   Виктор Викторович достаточно хорошо знал человеческую натуру, чтобы не понимать, что Чеботарев вряд ли обидит себя и не воспользуется уникальным случаем обеспечить себе чуть ли не бессмертие. А то, что он промолчал про такой вариант и не стал ничего выторговывать для себя лично, говорило о том, что, скорее всего, он все уже проделал втихую. Ну и пусть. Пусть себе живет сколько угодно, оставаясь гарантом жизни тех, кто сможет воспользоваться его услугами.
   Огромная стоимость проекта тоже не смутила премьера. Пусть денег не хватит на что-то другое, а на это дело они найдутся всегда. До сих пор работа лаборатории финансировалась из секретного фонда, начало которому было положено средствами, оставшимися после разгрома финансово-промышленной группы Сидорина. О существовании этого фонда не было известно даже нынешнему президенту. Денег пока хватало, но даже если средства закончатся, Виктор Викторович был уверен, что стоит ему только свистнуть, и любой олигарх на цыпочках принесет в клюве деньги, если принять его в дело, пообещав гарантированное долголетие. Оплатит и себе, и тому, кому скажут. И вообще, монопольное обладание методикой продления жизни открывало такие перспективы, что у Виктора Викторовича закружилась голова.
  
   Подъехав к базе, Петя привычно нажал на сигнал, требуя открыть ворота. Но вместо этого из калитки вышел дежурный прапорщик и, указав на обочину, сообщил, что приказано никого не впускать до особого распоряжения. Обрубков попробовал возмутиться, но прапорщик был непреклонен, заявив, что выполняет приказ генерал-лейтенанта Ковригина. Правда, ждать долго не пришлось, через двадцать минут ворота открылись, и оттуда на бешеной скорости вылетели несколько черных автомобилей. Увидев их, Обрубков сообразил, кто приезжал к Мангусту и подумал, что времени осталось совсем немного. Предпосылки были неверные, потому что гости приезжали вовсе не к Ковригину, но вывод был сделан правильный.
  

17

  
   - Что ты видишь плохого в том, что люди смогут жить долго? - Жуковскому была непонятна тревога Захара.
   - А ты сам не понимаешь? - ответил вопросом тот.
   - Не понимаю! - отрезал Жуковский. - Если такая привилегия дана нам, то почему мы должны отказывать в ней другим?
   - Ты забываешь, сколько нас, и сколько их, - возразил Захар, и слово "их" неприятно резануло слух Сергея. - Наша численность не меняется тысячи лет, и пополняется не нашими детьми, а теми, в ком живет дух. Мы не сами выбирали для себя такую жизнь. А теперь представь себе несколько миллиардов людей, на которых вдруг свалилось такое счастье - сотни лет жизни без болезней и преждевременного старения? И все эти годы можно бесконтрольно плодить потомство! Да за считанные десятилетия население планеты достигнет таких размеров, что не хватит никаких ресурсов, чтобы накормить и напоить всех! Можешь на досуге заняться подсчетами, сам убедишься. Вспомни, что сказал в свое время Господь, ограничив человеческую жизнь: не вечно Духу моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. А Господь мудр...
   - Но почему ты отказываешь в мудрости людям? Разве у них не хватит ума сдержать естественное воспроизводство? - не согласился Жуковский.
   - Хватит, конечно, - ответил Захар. - При помощи войн и геноцида. Это самый простой способ, и не сомневайся, что до него додумаются в первую очередь. Не исключаю и принудительную стерилизацию неполноценных народов. Теоретическая база давно уже создана, так что дело за малым.
   Сергей молчал, не зная, что возразить, а Захар не унимался:
   - Есть еще один вариант - долголетие станет товаром, доступным только толстосумам или людям, близким к власти. Это ничуть не лучше, чем вариант номер один. Богачи и правители купят себе бессмертие, но долго хранить тайну не смогут. А когда она выйдет наружу, начнется такое кровопролитие, перед которым померкнет любая революция.
   - Тогда что ты можешь предложить? - обескуражено спросил Жуковский.
   - Нет уж, дудки! - отрезал Захар. - Я не собираюсь навязывать тебе свое мнение, слишком это будет просто. Действовать предстоит тебе, поэтому и решение ты должен принять самостоятельно. Подумай, как следует, но только не тяни, время не терпит. Я ожидаю твоих предложений не позже, чем завтра.
   - Кстати, а откуда ты про все это узнал? - поинтересовался Сергей, вынужденный согласиться с доводами собеседника.
   - Работаем! - усмехнулся Захар. - Мы плотно обложили все выезды с базы и обнаружили несколько человек из персонала лаборатории. Жаль, знают они немного, а их шеф не покидает территорию базы, живет прямо там. И знаешь, кто это?
   - Кто?
   - Геннадий Чеботарев, который когда-то был помощником у доктора Лифшица, а потом продолжил его исследования. Именно его трудами и заботами мы все чуть было не отправились на тот свет. В общем, завтра с утра я жду твоего звонка. Очень надеюсь, что ты примешь правильное решение.
   На этом они распрощались, и Жуковский поехал домой. Ему предстояло нелегкое дело - уговорить жену временно пожить на ювелирной фабрике. По дороге нужно было придумать убедительные доводы, чтобы Вера согласилась на такую смену обстановки. Очень не хотелось вмешиваться в ее сознание и прибегать к внушению. Но не хотелось и придумывать небылицы, поэтому, приехав домой, он решил действовать напрямую. Когда Вера услышала, что придется две недели безвылазно жить на фабрике, она, естественно, возмутилась и потребовала объяснений.
   - Я не могу сказать тебе, для чего это нужно, но прошу тебя поверить мне на слово - это действительно необходимо. И Настя тоже будет с нами.
   Наверное, Сергею удалось выбрать правильный тон, или подействовало упоминание о дочери, но Вера неожиданно согласилась.
   Когда они приехали на фабрику, оказалось, что Бойцов успел поработать на славу, обеспечив полный комфорт в двух предназначенных для семьи Жуковских комнатах. В одной из них Сергей предложил поселиться Вере и Насте, которым предстояло некоторое время жить здесь неотлучно, а сам занял вторую, по той причине, что ему необходимо было уединение. Жуковский собирался как следует поработать в "Интернете", как он по старой привычке называл мировой эфир, невидимую сокровищницу знаний. Ведь к утру ему предстояло принять решение, которое, без ложной скромности, можно было назвать историческим.
   Дождавшись, когда Вера с Настей ушли спать, Сергей уединился в своей комнате и погрузился в эфир. Он сам пока толком не знал, что конкретно будет искать, поэтому решил воспользоваться подсказкой Захара и проникнуть в доисторические времена, когда Господь, как написано в Священном писании, ограничил срок жизни человека. Задача оказалась непростой, ему долго не удавалось нащупать подходы к теме. Но вдруг в эфире рядом с ним появилось чье-то сознание, от которого веяло безграничной доброжелательностью, и Сергей сразу убедился, что можно безбоязненно следовать его указаниям. Ошибки быть не могло, потому что здесь, в эфире, интриговать и обманывать было невозможно, этому препятствовала сама его природа. Одновременно в голову пришло, что он уже сталкивался с подобным сознанием, и было это совсем недавно, в египетском подземелье. Только тогда было лишь мимолетное прикосновение, а теперь неведомый разум выходил на уровень прямого общения.
   "Кто ты?" - задал Жуковский безмолвный вопрос, не испытывая ни малейшего страха.
   "Узнаешь позже!" - последовал такой же безмолвный ответ. - " Сейчас у нас мало времени, но я помогу тебе разыскать то, что ты ищешь. Следуй за мной".
   Если пытаться объяснить то, что произошло дальше, обычными понятиями, то выглядело это примерно так. Прежде, перемещаясь в эфире в поисках нужных знаний, Сергей будто продирался через густые заросли, часто увязая в трясине. А теперь, увлекаемый невидимым помощником, он поднялся ввысь, и сверху увидел то, что ему было нужно.
   "Дальше ты сможешь проделывать это сам, без моей помощи", - сообщил ему невидимый друг. - " А пока мы с тобой распрощаемся".
   - "Погоди!" - взмолился Жуковский. - "Скажи хотя бы, когда мы встретимся снова?"
   - "Если я тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня здесь", - услышал Сергей затухающую мысль, и собеседник исчез, растворившись в эфире.
   В эту ночь, благодаря помощи неизвестного благожелателя, ему удалось получить из эфира информации больше, чем когда-либо прежде. Разрозненные и отрывочные знания, которые он бессистемно надергал, где придется, упорядочивались и выстраивались в стройную систему. Одновременно с этим вызревало понимание неотвратимости действий, которые он обязан был совершить. К утру, вооруженный необходимыми знаниями, он готов был взять на себя ответственность за принятие беспрецедентного по своей важности решения. На это решение не мог повлиять никто - ни орден, ни клан, ни даже вступившие с ним в бесплотный контакт неизвестные создания. Сам Жуковский ни на минуту не сомневался, что оно было подсказано Тем, кто создал этот мир.
   Захару он позвонил очень рано, когда за окнами еще не начинало светать. Тот отозвался сразу, как будто давно уже проснулся или, наоборот, вовсе не ложился.
   - Слушаю! - в голосе Захара явственно слышалось напряженное ожидание.
   - Ты готов? - спросил его Сергей и, по раздавшемуся в трубке облегченному вздоху понял, что того отпустило огромное напряжение.
   - А я как юный пионер, всегда готов! - Захар постарался замаскировать за легкомысленным тоном свое облегчение. - Что делаем?
   - Сначала нанесем визит генерал-лейтенанту Ковригину, он же штабс-капитан Корж, бывший участковый пристав из Ростова-на-Дону. Поговорим с ним по душам, спросим, что случилось с генералом Романовым. А потом познакомимся и с Чеботаревым, благо, далеко ходить не придется.
   - Кого брать с собой? - повеселев, спросил Захар.
   - Никого не нужно, - ответил Жуковский. - Поедем вдвоем.
   - А справимся? - усомнился Захар. - Там ведь двое довольно сильных мутантов, да десятка полтора вооруженных до зубов неподдающихся.
   - Справимся, - уверенно ответил Сергей. - Лишние будут только мешать. Ты возьмешь на себя мутантов, а я разберусь с остальными. Не переживай, сегодня нам с тобой погибнуть не суждено, я проверил.
   - Шуточки у тебя! Где встречаемся
   - Жди меня дома, я заеду за тобой. Так будет быстрее.
   У ворот воинской части, куда они подъехали без четверти семь утра, их уже ждал Корнилов.
   - Надо спешить, - сказал он нетерпеливо, садясь на заднее сиденье машины. - В семь часов все собираются у Архангельского. Мангуст уже здесь, его вертолет стоит на площадке.
   - Ничего, нас они подождут, - усмехнулся Захар и, повернувшись к Жуковскому, добавил: - Ты пока ни во что не вмешивайся, береги силы, я сам справлюсь.
   И действительно, перед ними открылись все ворота, никто не спросил у них пропуска. Миша показывал дорогу, и они беспрепятственно доехали до двухэтажного здания в центре похожей на парк территории. Дежурный офицер внимательно проверил пропуск Корнилова, а Жуковского с Захаром не заметил, посмотрев прямо сквозь них. Миша при помощи магнитной карточки вызвал лифт, и они втроем спустились вниз, на тот подземный уровень, где располагалась штаб-квартира подразделения "М".
   К комнате для совещаний, где к этому времени собрался личный состав подразделения, они подошли в пять минут восьмого. Первым вошел Захар, ища глазами Архангельского, а за ним перешагнул порог Жуковский. Эта поспешность едва не привела к срыву операции. Игнат Корнеевич сразу узнал его и отреагировал на вторжение мгновенно.
   - Тревога! - подал он громогласную команду. - Нападение на объект!
   Больше ничего он сделать не успел, потому что в дело вмешался Захар. Архангельский замолчал, выпучив удивленные глаза, и остался на месте, безучастно наблюдая за происходящим.
   Зато Жуковскому из-за промашки Захара пришлось несладко. Услышав команду начальника, шестеро неподдающихся потянулись за пистолетами. Будь они тренированными бойцами, возможно, им удалось бы оказать сопротивление. Но все они совсем еще недавно были гражданскими людьми, и к оружию привыкнуть не успели. Лишь один из них, всерьез занимавшийся спортом и имевший отменную реакцию, успел выхватить пистолет. Но реакция Обрубкова оказалась еще быстрее. Он перехватил руку парня и слегка сжал ее, отчего тот взвыл и выронил пистолет на пол.
   В следующую секунду в результате отчаянного усилия Жуковского все шестеро оказались под его контролем. Теперь они были уверены, что в расположение подразделения прибыло высокое начальство, а шеф от растерянности просто ошибся. На самом деле, он должен был подать уставную команду: "товарищи офицеры!". А Сергей подумал - какое счастье, что с Обрубковым он встретился вчера, и сегодня тот оказался на их стороне! Уж он-то, без сомнения, успел бы отреагировать на поднятую начальником тревогу.
  

18

  
   Владения генерал-лейтенанта Ковригина занимали третий, если считать сверху, уровень подземной части базы подразделения "М". Отсюда он имел доступ к двум верхним ярусам, но к нему без его разрешения не мог попасть никто. На первом этаже располагались помещения для личного состава подразделения, а на втором было устроено что-то вроде внутренней тюрьмы, в которой содержали схваченных колдунов, а также казарма для надсмотрщиков из числа неподдающихся, набранных из тюрем и лагерей. Ну и, конечно, караулка для охранников, стерегущих самих надсмотрщиков. Такой вот получался двойной заслон. Только на четвертый, самый нижний уровень подземного городка у него не было доступа.
   Оказавшись единоличным хозяином большого количества свободных помещений, Мангуст дал волю своим скрытым фантазиям. Никем не стесняемый в средствах, он переоборудовал несколько кабинетов, воссоздав в них точную копию полицейского участка конца девятнадцатого века, и с удовольствием проводил там время. А какой восторг испытал он, приказав привести туда арестованного Пантелея! До сих пор Мангуст широко улыбался, вспоминая вытаращенные глаза и отвисшую челюсть старого каторжника.
   На этом он не остановился, и переоборудовал еще два кабинета. В одном из них создал антураж комнаты для допросов, каким запомнил его со времен непродолжительной службы в Смоленской ЧК, во второй - кабинета следователя НКВД тридцатых годов двадцатого столетия. И попал в точку. Некоторые колдуны, помещенные в знакомую обстановку, начинали говорить раньше, чем к ним успевали применить спецсредства.
   Сегодня Мангуст прилетел на базу раньше обычного. Он уже знал о неудаче, постигшей вчера Обрубкова, и сейчас ждал, когда Игнат закончит разбор полетов и доложит ему подробности. Но даже без этого он догадывался, что Игнат был прав, когда говорил, что они пытаются откусить кусок не по зубам.
   Телефон зазвенел раньше, чем он ожидал. По прикидкам Мангуста, Архангельский никак не мог за такое короткое время разобраться со своими подчиненными и получить от них полный отчет. Но по этому аппарату мог звонить только он.
   - Прошу прощения, Григорий Степанович, но нужно, чтобы ты срочно подошел! - услышал он в трубке голос Игната.
   - Без меня не обойдешься? - недовольно спросил Мангуст. Он не любил лишний раз мелькать без причины перед сотрудниками подразделения.
   - Никак! - убежденно ответил Архангельский. - Это очень важно!
   Ковригин молча положил трубку и на минуту задумался. Ему очень не понравился этот звонок. Невозможно было представить себе ситуацию, с которой Игнат не справился бы самостоятельно. И голос звучал как-то неестественно, будто его принудили произнести эти слова. А главное, они называли друг друга по имени-отчеству только в присутствии посторонних. Неужели Игнат в кабинете не один? Но как могли попасть туда посторонние?
   Приученный жизнью всегда готовиться к худшему, Мангуст достал из ящика стола старый надежный наган, который предпочитал всем современным пистолетам за его безотказность, прокрутил барабан, проверяя патроны, и направился к лифту.
   Коридор первого яруса оказался пуст. Прежде, чем войти к Игнату, Ковригин бесшумно подошел к комнате, где тот обычно проводил совещания со своими оперативниками и резко открыл дверь. Там никого не оказалось. Тогда он, осторожно ступая по толстой ковровой дорожке, подошел к кабинету Архангельского, тихонько взвел курок нагана и прислушался. За дверью было тихо. Глубоко вздохнув, штабс-капитан Корж привел себя в боевое состояние и ворвался в кабинет. Игнат сидел за своим столом, а на диване расположились двое, один седой и благообразный, второй намного моложе. Узнав в нем по описанию Жуковского, Корж моментально все понял, поднял наган и нажал на спусковой крючок.
   Но вместо выстрела раздалось тихое шипение, и револьвер окутался облачком неприятно пахнущего дыма. Он жал на крючок снова и снова, но результат был тот же.
   - Хватит, господин штабс-капитан! - сказал, поморщившись, Жуковский. - Навоняли здесь! Все равно не выстрелит, порох подмок. Лучше присядьте, поговорим.
   Но Корж не привык сдаваться так легко. Он уронил револьвер на пол и приготовился броситься на Жуковского, который показался ему более опасным противником, чем пожилой. Но вместо этого, неожиданно для себя, сделал деревянными ногами четыре шага и опустился на стул.
   - Захар Фомич, - обратился Жуковский к своему спутнику, - ты бы поговорил с Игнатом Корнеевичем где-нибудь в другом месте, а то у нас с господином штабс-капитаном разговор долгий будет. А он, по-моему, не захочет, чтобы нашу беседу слушал кто-то третий.
   - Хорошо, - согласно кивнул Захар, и поднялся с дивана. Архангельский послушно последовал за ним.
   - Ну что, Григорий Степанович, приступим? - предложил Жуковский, усаживаясь за стол напротив штабс-капитана.
   Разговор у них получился долгим и содержательным. Под конец Сергей устал от постоянного напряжения, потому что, стоило ему ослабить внимание, как Корж тут же пытался оказать сопротивление. Дело было не только в ментальной мощи, хоть и ее нельзя было сбрасывать со счетов. Слишком глубоко засели в сознании бывшего полицейского офицера те установки, которые он в течение всей своей жизни вбивал себе в голову. Копнув глубже, Жуковский, к своему удивлению, понял, что эти установки проникли даже в подсознание, а это уже навсегда.
   И все-таки к концу беседы Сергей сломил сопротивление Коржа. Теперь тот не представлял опасности, чего и добивался Жуковский. В его намерения не входило уничтожение налаженной организации, которая занималась поисками и уничтожением мутантов, выбравших путь зла. Кто-то должен был заниматься этим. А лучшей кандидатуры на пост ее руководителя, чем бывший штабс-капитан, занимающийся этим второе столетие, все равно не было. Вот только как отнесется к этому Захар? Согласится ли он отпустить без наказания человека, повинного в смерти генерала Романова?
   Но сейчас выяснять это было некогда. Время шло, а он еще не приступал к выполнению основной задачи. Убедившись, что теперь Ковригина можно оставить без присмотра, он спросил:
   - Скажите, у вас есть связь с руководителем лаборатории с четвертого уровня?
   Ковригин кивнул.
   - Вы можете пригласить его к себе?
   - Я могу только вызвать его наверх. С четвертым уровнем нет прямого сообщения. Но для этого нужно вернуться в мой кабинет, на третий уровень.
   - Так пойдемте! - широким жестом пригласил Жуковский. - Скажете, что к нему приехал помощник премьер-министра.
   Наверх они поднялись вдвоем с Захаром, взяв у Ковригина магнитную карточку, а ему и Архангельскому велели дожидаться внизу. Чеботарева долго ждать не пришлось. На Жуковского и Захара он не обратил внимания, а сразу закрутил головой, явно ожидая увидеть в фойе кого-то другого.
   - Здравствуйте, Геннадий Николаевич! - Жуковский не стал тратить время и сразу подошел к нему.
   Чеботарев бросил на него удивленный взгляд, но Сергей тут же "успокоил" его и предложил:
   - Давайте спустимся в лабораторию. Не торчать же нам здесь!
   Все это время охранник с погонами старшего лейтенанта даже не взглянул в их сторону. "Убедившись", что к нему приехали представители высокопоставленного заказчика, Чеботарев пропустил их вперед и нажал кнопку. Пока лифт мчался вниз, Жуковский успел прощупать сознание ученого и убедился, что все делает правильно. Правда, он не предполагал, что Чеботарев успел испытать свою методику на себе, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Сложности с его возрастом возникнут лет через сорок-пятьдесят, но это будут уже проблемы завтрашнего дня, а сегодня хватало своих трудностей.
   До последнего момента Жуковский считал, что лучшим выходом из положения будет просто стереть из памяти ученого все, что касалось работ по продлению жизни. Но теперь, проникнув в его сознание, Сергей увидел там кое-что новое для себя, что сильно насторожило его, и он решил не спешить.
   Когда двери лифта открылись, он велел Чеботареву, чтобы тот провел их в свой рабочий кабинет, где включил компьютер и погрузился в изучение хранящейся там информации. Ученый попытался возмутиться самоуправством гостя, но Жуковский не стал отвлекаться на него, лишь посмотрел на Захара и кивнул в сторону Чеботарева. Захар понял его правильно, и Чеботарев затих на диване.
   На мониторе компьютера мелькали страницы текста, перемежаемого формулами и иллюстрациями, но Жуковскому хватало мимолетного взгляда, чтобы проникнуть в суть увиденного. Знания, полученные из эфира сегодняшней ночью, услужливо всплывали в памяти и давали возможность разобраться в записях Чеботарева. Но, в отличие от ученого, Сергей имел возможность оценить проблему не только с научной точки зрения. Интуиция, которой он имел все основания доверять, говорила, что продлив себе срок земной жизни, Чеботарев сильно повредил той невидимой составляющей собственной личности, в существование которой не особенно верил. Той составляющей, существование которой не прекращается со смертью тела, и называется бессмертной душой. Но, как незнание законов не освобождает от ответственности, так и неверие не спасает человека от неминуемой кары.
   Жуковский видел, что, несмотря на немалое количество ошибок, которых Чеботарев успел наделать за свою жизнь, он не был безнадежно испорченным человеком. Кроме того, в нем чувствовался огромный научный потенциал, и он мог принести много пользы, работая по своей специальности.
   Оторвавшись от компьютера, Сергей откинулся на спинку кресла и задумался. Захар терпеливо ждал, а Чеботарев просто сидел на диване и смотрел в одну точку. Через несколько минут Жуковский встряхнулся, приняв окончательное решение, и заговорил, обращаясь к ученому:
   - К сожалению, Геннадий Николаевич, ваша работа закончилась неудачей. Разработанная вами методика годится для продления жизни мышам, но не людям. Правда, благодаря уникальной структуре ваших генов, на вас метод сработал. Да, вам удастся прожить много лет, но только вам, и больше никому, в том числе и тому человеку, который финансирует работу лаборатории. Но не отчаивайтесь, не бросайте исследования. Ваши наработки могут вывести вас на создание принципиально новых методик борьбы со многими болезнями.
   Чеботарев внимательно слушал и согласно кивал головой. Вообще-то, Жуковскому не обязательно было произносить все это вслух, можно было внушить все это без слов, но он хотел, чтобы Захар все слышал. Закончив свою речь, он спросил у старого цыгана:
   - Ты согласен со мной?
   - Вполне, - ответил тот. - Осталось встретиться с премьером. Думаю, я сумею организовать это в ближайшее время.
   - Не беспокойся, - сказал Жуковский, чувствуя, что в него вливаются новые силы, как это случалось уже в ответственные моменты. - Мы попробуем все решить прямо сейчас. У вас есть связь с Виктором Викторовичем? - спросил он у Чеботарева.
   - Я могу позвонить в секретариат. Если Виктор Викторович не занят, он перезвонит мне. Правда, я ни разу этого не делал, обычно он звонил сам, - ответил ученый растерянно.
   - Ничего, набирайте номер.
   Ответ последовал после трех гудков.
   - Передайте, что звонил Чеботарев, и просил срочно связаться. Скажите, что это очень важно.
   Телефонная трель раздалась через пять минут. Ученый хотел поднять трубку, но Сергей отвел его руку и взял ее сам.
   - Здравствуйте, Геннадий Николаевич! Что у вас случилось? - раздалось из телефона.
   Убедившись по голосу, что говорит именно премьер, Жуковский мощным напором вторгся в его сознание, подмигнул Захару и сказал:
   - Здравствуйте, Виктор Викторович, но это не Чеботарев. Простите, представляться я не буду.
   Жуковский на мгновение замолчал, почувствовав, что одновременно с телефоном включился записывающий их разговор диктофон. Мысленным усилием выведя из строя лазерный диск, он продолжил:
   - Геннадию Николаевичу удалось добиться впечатляющих результатов. Теперь главное - не останавливаться, не прекращать финансирование лаборатории. Народ будет благодарен вам, если его исследования будут воплощены на практике. Скажу больше - и его, и вас будут боготворить!
   Когда до Захара дошло, что происходит, глаза его чуть не выпали из орбит. Жуковскому удалось совершить невероятное - овладеть сознанием неподдающегося, да еще не в личном контакте, а в телефонном разговоре!
   - Ну, вот, кажется и все! - довольно сказал Сергей, завершив разговор. - Геннадий Николаевич, вы знаете, в каком направлении вам нужно продолжать работу. Думаю, финансирование останется прежним. А теперь будьте добры, проводите нас наверх.
   Чеботарев поднялся с дивана и молча пошел к выходу. И таким он показался в этот момент несчастным, что Жуковский пожалел его и коротким мысленным посылом вложил ему в подсознание совет, как исправить нанесенные самому себе повреждения.
   - А теперь рассказывай, - потребовал Захар, едва они отъехали от ворот базы, - что ты там творил? Признаться, я ничего не понял.
   - Что тут понимать? - устало вздохнул Сергей. - Метод Чеботарева не работает, и не заработает больше никогда, вложи в его разработку хоть триллионы. Не только потому, что люди еще не готовы к этому. Продлевая жизнь таким способом, человек теряет что-то важное, я даже сам не разобрался, что именно. Его душа становится беззащитной от проникновения в нее зла. Сам понимаешь, допустить такое я никак не мог.
   - А что с премьером?
   - Теперь он уверен, что лаборатория разрабатывает новые методы борьбы со смертельными болезнями. И это чистая правда. Если все пойдет так, как нужно, Чеботарев сможет победить рак и атеросклероз. Думаю, это достойное применение для денег незабвенного Роберта Сидорина.
   Захар бросил на Сергея взгляд, в котором тот увидел одновременно восхищение, удивление и тревогу, и надолго замолчал. А когда заговорил снова, то сказал совсем не то, что Жуковский ожидал услышать.
   - Надеюсь, ты имеешь представление о возможностях главы правительства? - спросил он тихо, будто опасаясь, что их могут подслушать. - И понимаешь, какова будет его реакция, если он когда-нибудь узнает о том, что ты сегодня проделал?
   Жуковский молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, и Захар сам ответил на свой вопрос:
   - Значит, теперь ко всем нашим заботам добавится еще одна - следить, чтобы он никогда об этом не узнал...
  
   Прозрачная пилотская кабина вертолета создавала иллюзию, что тело парит в воздухе. Ковригину всегда нравилось это ощущение, но сейчас он думал совсем не о том. Его мысли кружились хороводом. Неужели свершилось? Неужели они с Игнатом перестали быть одинокими воинами, сражающимися со злом? Эти люди, которые раньше скрывались от него и о существовании которых он только догадался, наконец, признали его за равного! И что оказалось? Что они вовсе не опасны, и зря он подозревал их в страшных грехах. Наоборот, они делают общее дело. Да, новые союзники невероятно, немыслимо сильнее их с Игнатом, но тем большую помощь смогут они оказать в его бесконечной войне с воинством сатаны!
   Но в эти радостные мысли, сначала едва заметно, потом все требовательнее тревожным диссонансом стало вплетаться что-то неприятное, будто кто-то чужой обманом проник в созданный им и тщательно оберегаемый от посторонних мир. Всю свою долгую жизнь он выстраивал его, так тщательно скрывая и конспирируя от окружающих, что мир этот, со всеми своими защитными укреплениями, пророс глубоко в подсознание. И сейчас подсознание включило механизмы, которые должны были обеспечить отторжение постороннего влияния. Что произошло? Как этим людям удалось так быстро и легко убедить его, подчинить своей воле? И кому вообще они служат? Уж не тому ли, с кем он боролся всю жизнь?
   Штабс-капитан Корж попытался отогнать от себя эту ненужную мысль, но она все сильнее овладевала им. И в какой-то момент система обороны, которую больше века выстраивало его подсознание, одержала верх над невероятно сильным, но кратковременным внушением. В голове у него вспыхнуло - его используют! Используют, будто доступную уличную шлюху! Теперь он действовал вполне сознательно. Разум подсказывал ему единственный выход из сложившейся ситуации.
   Вышедшие покурить во двор работники лесопилки, над которой он пролетал, услышали раздавшийся с неба стрекот мотора и увидели над собой маленький, похожий на игрушечный вертолет. Неожиданно он клюнул носом и, не снижая скорости, помчался вниз. Через несколько секунд красивая, сверкающая на солнце машина с грохотом врезалась в землю посреди присыпанного первым снегом поля, совсем недалеко от них, и загорелась, выпуская клубы черного дыма.
  
  
  
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ШЕЛ ШАМАН...

  

1

  
   Проработав много лет под землей, на пенсию Федор Шестопалов вышел в пятьдесят лет. Большую часть стажа он оттрубил на шахте в Макеевке, а добивал его рядом с полюсом холода, который, как известно, находится в Оймяконском районе Якутии. Из теплого Донбасса в промороженную Якутию он подался, когда приехавший оттуда в отпуск сосед с восторгом рассказал, что за такую же работу, что Федор ломит, выдавая на-гора уголек, на Севере платят в три раза больше, и добывают там не черный уголь, а благородное золото.
   К этому времени Шестопалов владел почти всеми подземными специальностями, хоть проходчиком его поставь, хоть взрывником, даже успел заочно окончить институт и мог бы легко занять инженерскую должность. Но не хотел, потому что не любил командовать, да и зарабатывал в забое побольше, чем в конторе.
   Случилось так, что приезд соседа с его россказнями про северный рай совпал с взрывом метана на шахте, при котором погибло много знакомых Федора из другой смены. Не будь этого, может быть и пропустил бы он эти байки мимо ушей, да так и остался бы до пенсии в своей Макеевке, но тут вмешался решающий фактор в лице жены Катерины. Упрямая хохлушка чуть не с ножом к горлу пристала: уходи со своей шахты, и все тут! Иначе я от тебя уйду, потому что лучше быть разведенкой, чем вдовой! Этого Федор не хотел, и написал заявление. Но поставил Катерине условие - в Макеевке он не останется, не желая ловить презрительные взгляды друзей-шахтеров. Да и что их тут держало? Комнатушка в семейном общежитии без всяких перспектив обзавестись порядочным жильем?
   Так он оказался в столице золотой Индигирки, поселке Усть-Нера. Тут ему сразу повезло. Он прилетел в начале октября, когда только что закончился промывочный сезон и те немногие прииски и старательские артели, которые, кроме открытых разработок россыпей, занимались и подземной добычей золотоносных песков, готовились приступить к нарезке шахт. Так получилось, что в отделе кадров горно-обогатительного комбината он столкнулся с председателем старательской артели "Заря", которому сразу глянулся молодой и крепкий парень с добрым десятком горных специальностей, да еще и с дипломом о высшем образовании и правом на ответственное ведение горных работ. Так Шестопалов и отработал в "Заре" семь лет, зимой под землей, а летом промывая то, что извлекли из шахты.
   В первый год своего старательства у Федора язык не поворачивался называть то место, где ему пришлось работать, шахтой. Разве можно было сравнить эту мышиную нору с настоящей шахтой, уходящей на сотни метров под землю и насчитывающей по нескольку подземных горизонтов? А тут осенью, с наступлением морозов закладывали три наклонных ствола, по которым и передвигались-то пешком. Когда ствол, пробив слой наносных отложений, называемых на профессиональном языке торфами, достигал коренных пород, обычно на глубине двадцати пяти-тридцати метров, разбивали большую камеру, именуемую руддвором. Из него прокладывали штреки в направлении других стволов, выдавая при этом на-гора метр коренных и метр наносной породы над ними, тот самый золотоносный слой, который и промывали летом, когда вскрывались реки и ручьи.
   Такой способ отработки россыпей годился только на месторождениях с богатым содержанием драгоценного металла, потому что обходился очень дорого и при низком содержании был бы просто нерентабелен. Но у председателя "Зари" были крепкие связи не только в руководстве комбината, но и в московском министерстве, где немалую должность занимал его старый товарищ, так что месторождения ему всегда доставались самые лакомые.
   "Заря" занимала старый поселок, в котором когда-то, еще в войну, располагался прииск. Поселок стоял в большом распадке, по которому протекал ручей Ханданах. Старатели мыли золото, что не добрал в свое время прииск, а оставалось его еще немало. Но было в этом месте нечто такое, что сильно отличало его от других притоков Индигирки. Вся территория Оймяконского района лежала в зоне мерзлоты, где грунт за тысячи лет был проморожен до скальных пород, что делало его крепче бетона. На Ханданахе же, пройдя трехметровый слой мерзлоты, шахтный ствол натыкался на то, что в геологических документах называлось "таликовой зоной", то есть, порода там имела плюсовую температуру, и на морозе из ствола пар валил столбом, как из русской бани. Проходить шахту в такой породе без крепи было невозможно, она просто-напросто завалилась бы, но крепить было слишком дорого. Нашелся выход и здесь. Рыхлый талый грунт стали промораживать. Для этого, взорвав и вычистив забой, туда нагнетали мощными шахтными вентиляторами холодный воздух с поверхности, температура которого зимой редко поднималась выше минус пятидесяти градусов. А весной, с наступлением тепла, оборудование поднимали наверх, шахту затапливало, и она обрушивалась.
   Федор не раз пытался узнать, что служит причиной такой природной аномалии, откуда взялся островок подземного тепла посреди насквозь промороженного края, но ни от кого не мог получить ответа. Как правило, окружающих это мало интересовало. Есть золото, и хорошо, а остальным пусть занимаются те, кому это по штату положено. Хотя не отягощенные образованием старатели болтали всякое, и главной версией, объясняющей аномалию, была природная радиоактивность. Ходили рассказы о каком-то мужике, который, отработав несколько лет на добыче урановой руды, сбежал оттуда и устроился в артель. А увидев в шахте черную, похожую на слежавшуюся золу, породу, сказал, что от чего ушел, к тому и пришел, в тот же день уволился и уехал восвояси.
   Еще в первый год работы Федор заметил, что зимой ему приходится стричь ногти не чаще раза в месяц, потому что они практически переставали расти. То же касалось и волос на голове. Только борода росла с прежней скоростью. Когда он поделился своими наблюдениями с бывалыми старателями, то в ответ услышал - а что ты хотел? Это первый признак повышенной радиации. Правда, у тех, кто побывал на зоне, было свое объяснение этому явлению. Волосы и ногти, говорили они, замедляют рост в неволе, а чем отличается старательская артель от зоны? Да ничем, только приходят сюда по своей воле и рабочий день в артели намного длиннее.
   В версию о радиоактивности Федор не очень верил, в основном из-за того, что не чувствовал в организме никаких сбоев по мужской части, ни после отработки первой шахты, ни после седьмой. А потом в стране стали происходить такие события, что некогда стало тешить неудовлетворенное любопытство. К этому времени у Шестопаловых уже была квартира в райцентре, Катерина занимала неплохую должность в управлении снабжения комбината, Федор работал старшим горным мастером в артели, и им удалось скопить очень приличную даже по северным меркам сумму денег.
   Почувствовав, что надвигаются плохие времена, Катерина по окончанию очередного промывочного сезона отправила мужа на Украину, чтобы присмотрел и купил приличное жилье. Она всю жизнь мечтала о большом доме с хорошим садом. Федор съездил, присмотрел, но то, что ему понравилось, стоило несуразно больших денег, то есть всего того, чем располагали Шестопаловы. У Федора не было времени искать другой вариант, председатель срочно требовал его на работу, и Катерина по телефону велела ему возвращаться, сказав, что поедет на "материк" сама. Пока ездили туда-сюда, всех их накоплений стало хватать разве что на собачью конуру.
   Дальше - больше. В стране все переворачивалось с ног на голову, высокие покровители председателя "Зари" потеряли свое влияние, и он уехал в теплые края, бросив свое детище на произвол судьбы. Пятнадцать лет еще Шестопаловы прожили на севере, а в две тысячи пятом попали в программу переселения северян в центральные районы, и уехали в маленький городок в Ивановской области, где за выделенные деньги купили двухкомнатную квартиру в старой хрущевке. На пенсию прожить можно было, если питаться одним хлебом, и Федор устроился грейдеристом в дорожное управление.
   И вот в сентябре две тысячи восьмого года к Федору в гараже управления подошел подтянутый молодой человек лет тридцати, одетый в светлый костюм и, назвавшись представителем совместного российско-канадского предприятия, сделал ему предложение, от которого глаза у Шестопалова вылезли на лоб. Заключалось оно в том, чтобы Федор как специалист, хорошо знакомый со спецификой работы, взял на себя техническое руководство проходкой шахты на Ханданахе. И деньги предложил такие, что отказаться Шестопалов не смог...
  
   Распадка Федор не узнал. От бывшего поселка не осталось ничего. Будь это лето, были бы видны черные пятна от пожарищ на месте домов, но сейчас все покрывал слой девственно-белого снега, и глазу не за что было зацепиться, чтобы сориентироваться на местности. Зато в трех километрах выше по ручью, там, где намечена была нарезка новой шахты, по распадку рассыпались какие-то неземные, будто перенесенные со страниц фантастического романа серебристые сооружения. При ближайшем рассмотрении они оказались жилыми вагончиками какой-то необычной формы, складами, дизельной электростанцией и всем остальным, необходимым для жизнедеятельности шахты. Бытовые условия для шахтеров были созданы поистине царские. Во всяком случае, Шестопалов, навидавшийся всяких старательских поселков, даже таких, где стены в бревенчатых балках конопатили мхом, был поражен - в каждом вагончике имелся даже свой биотуалет! А чего стоили проведенный в каждый балок водопровод с теплой и холодной водой и круглосуточно работавшая баня, где можно было париться хоть каждый день!
   Увидев все это великолепие, явно не российского производства, Федор скептически покачал головой, потому что сразу прикинул стоимость не только самого этого городка, но и доставки его по бездорожью. Это на какое же содержание металла в россыпи нужно было надеяться, чтобы пойти на такие траты! Глядя на огромные бухты троса и барабаны новенького кабеля, он вспоминал, как в артели экономили на всем, связывая порвавшиеся стальные канаты и сращивая разнокалиберные кабели, и прикидывал, что в прежнее время этих запасов хватило бы на отработку доброго десятка шахт.
   На его памяти "Заря" однажды получила участок, на котором один из разведочных шурфов, пробитый еще в сорок восьмом году, показал содержание металла в сто граммов на кубометр породы. Но когда штрек стал приближаться к этому месту, из пробуренных шпуров в забой хлынула вода и затопила почти всю шахту. До большого металла добраться тогда так и не удалось, как, впрочем, и позже. Располагалась та шахта совсем рядом с местом, где сейчас вырос невиданный в этих краях фантастический поселок. Уж не собрались ли эти "русские канадцы" или наоборот, "канадские россияне", добраться до того, уплывшего из рук золота?
   Состав "артели", как по привычке именовал предприятие Федор, оказался разношерстным. Специалистов по проходке золотодобывающих шахт, кроме самого Шестопалова, оказалось всего двое, и оба уже в возрасте. Ничего удивительного в этом не было, потому что добывать металл таким способом прекратили уже давно. Слишком уж это стало дорого. Остальные оказались шахтерами, оставшимися без работы после закрытия одной из шахт Кузбасса. Федор не сомневался в их профессионализме, но в предстоящей им работе было множество местных нюансов, которых они знать не могли, и это значило, что обучать их придется на ходу.
   Но даже этих шахтеров было явно недостаточно для проходки шахты с тремя стволами, о чем Федор и сказал главному здесь, канадцу Питеру, молодому еще, лет около тридцати, инженеру. На русском языке канадец говорил с чуть заметным акцентом, а теплая иностранная униформа, в которой здесь ходили все, сидела на нем как хорошо пригнанный мундир. Питер, не вдаваясь в разъяснения, ответил, что рабочих привезут столько, сколько понадобится, а проходка будет вестись со сплошным креплением специальной металлической крепью, которая уже завезена в достаточном количестве.
   Когда Федор услышал это, у него появились серьезные сомнения в здравом рассудке не только Питера, но и вообще всего руководства компании, подрядившей его на работу. Если бы не солидный аванс в зеленых деньгах, выданный ему сразу после подписания контракта, можно было бы подумать, что здесь затевается какая-то грандиозная афера. Шестопалов был на сто процентов уверен, что, как бы ни было велико содержание металла в россыпи, добыча все равно не оправдает таких затрат.
  

2

  
   Канадцы умели организовать работу. Цикл следовал за циклом безостановочно - бурение, взрыв, проветривание, чистка забоя, установка крепи, и все начиналось сначала. И, что интересно, ничего при этом не задерживало работу. Почему-то не рвались стальные канаты на скреперных лебедках, ничего не ломалось, не было перебоев с доставкой топлива или взрывчатки. В общем, посмеивался Федор, все было не по-нашему. Но когда ствол достиг коренных пород, посмеиваться он перестал, потому что после устройства руддвора и начала нарезки штреков Питер приказал продолжать проходку наклонного ствола еще глубже в коренные породы. Федор ничего не понимал, потому что видел такое впервые, и ему было совершенно непонятно, для чего нужно лезть еще глубже под землю. Или они надеются докопаться до рудного месторождения? Он попытался узнать у Питера, зачем все это, но тот, обычно улыбчивый и доброжелательный, тут показал зубы. Холодно глядя на Шестопалова немигающими глазами, он дал понять, что деньги работникам платят не за вопросы, а за работу, и лучше бы ему придержать язык.
   Разговор этот происходил в административном вагончике, где у Питера стояли два компьютера, аппаратура спутниковой связи и еще какие-то перемигивающиеся разноцветными огоньками непонятные приборы. Отповедь канадца сначала подействовала на самолюбивого Федора как красная тряпка на быка. Побагровев от возмущения, он готов был взорваться и, послав Питера подальше, бросить все и уехать домой. Но чем больше тот говорил, тем быстрее Федор успокаивался, и под конец разговора уже не понимал, с какой, собственно стати он лезет на рожон, если начальник совершенно прав.
   После этого случая Шестопалов если и удивлялся чему-нибудь, то не высказывал этого вслух, подчиняясь общепринятому правилу: меньше знаешь - крепче спишь. Остальные работники, как он заметил, поступали точно так же.
   Когда проходка ствола продолжилась по коренным породам, в поселке появились новые люди. Половина из них не знали по-русски ни слова, а у тех, кто разговаривал, слышался явственный акцент. Часть прибывших проводила много времени в шахте, но интересовал их только ствол, продолживший вгрызаться в скальную породу. Они чуть ли не обнюхивали отколотые от монолита камни, после каждого взрыва отбирали пробы грунта и спешили с ними на поверхность, где в одном из расконсервированных вагончиков у них была устроена лаборатория. Доступа туда не было, кроме них, ни у кого, даже у Питера.
   Вторая часть иностранцев, более многочисленная, взяла на себя функции охраны поселка и шахты. Они посменно в любой мороз патрулировали прилегающую к шахте территорию, не пряча висящих на плече короткоствольных автоматов. И хотя совершенно непонятно было, кого опасаться в этой глуши, где за сотню километров не сыскать человеческого жилья, никто почему-то не удивлялся происходящему.
   Незадолго до Нового года прилетел на вертолете какой-то низкорослый толстенький чукча, говорящий почему-то по-английски. В окружении плотного кольца охраны он спустился в шахту, но что он там делал, никто не знал, потому что всю смену шахтеров предварительно выгнали на-гора. Когда он появился наверху, то выглядел очень довольным, зашел в лабораторный вагончик, долго пробыл там, после чего сел в ожидающий его вертолет и улетел.
   Федор понимал, что на шахте творится что-то не то, но им овладело непонятное равнодушие. Пусть делают, что хотят, думал он будто в полусне, лишь бы деньги платили. А странности тем временем все множились. Иностранцы, похоже, совсем не интересовались добычей золотоносных песков, предоставив заниматься этим русскому персоналу во главе с Шестопаловым. Зато в непонятный ствол теперь не допускали никого, кроме бригады, работающей на его проходке. Этих людей отрезали от остальных, поселили в отдельных вагончиках, даже столовались они не со всеми - пищу им приносили прямо в общежитие. А охранники зорко следили за всеми передвижениями рабочих и пресекали любые, даже случайные контакты с особой бригадой.
   Когда шла выдача на-гора грунта из "главного забоя", остальных шахтеров стали выводить на поверхность и загонять в вагончики. С какой целью это делалось, никого уже не интересовало, люди апатично смотрели фильмы из огромной видеотеки и радовались лишней минуте отдыха. А два раза в сутки, утром и вечером, Питер произносил для каждой смены то, что Шестопалов называл "политинформацией". Ничего интересного, просто он расписывал, как заботится фирма о своих сотрудниках, и какое хорошее вознаграждение получат все они за добросовестный труд. Может быть, этот треп и на самом деле действовал, но в забое мужики выкладывались до полного отупения.
   Иногда по вечерам, когда Федор уже лежал в койке, у него наступали минуты просветления. Обычно это происходило в те моменты, когда сознание переходило от бодрствования к сну. Федор вздрагивал, к нему возвращалась прежняя ясность мысли, и почему- то становилось страшно. Будто бы с глаз сползала мутная пелена, мешающая критически оценивать происходящее. Куда он попал? Что происходит вокруг? Почему он и все остальные шахтеры с каждым днем все больше теряют ощущение реальности и, как послушные запрограммированные роботы, не думают ни о чем, кроме работы? Кто эти иностранцы, и что они ищут под землей? Ведь теперь уже стало понятно, что золото их практически не интересует.
   Приходило зябкое ощущение, что он вляпался по самые уши в какую-то темную историю, и неизвестно еще, удастся ли из нее выбраться. Федор вскакивал с койки, готовый бежать, куда глаза глядят, но немедленно спохватывался. Далеко ли уйдешь по пятидесятиградусному морозу, если до ближайшего населенного пункта почти сто километров? Можно, конечно, уехать на одной из машин, привозящих по зимнику на шахту топливо и оборудование, но без разрешения Питера водители никого не брали, а идти к нему, как обреченно понимал Шестопалов, было бесполезно.
   Даже сказавшись больным, не было никакого шанса выбраться из поселка. Здесь имелся великолепно оборудованный медпункт, где заправлял молодой белобрысый врач, канадец Дэвид, которого шахтеры звали Додиком. Дэвид вполне понятно изъяснялся на смеси русского и украинского языков с чудовищным английским акцентом, и был настоящим виртуозом в своем деле. Шахтеров, скрюченных радикулитом, он ставил на ноги несколькими сеансами мануальной терапии. Даже когда у Гришки Баранова прихватило живот, Дэвид не стал отправлять его в районную больницу, а сам удалил воспалившийся аппендикс, да так ловко, что Гришка через две недели запросился на работу.
   Покружив по комнате, Федор бессильно вздыхал и снова ложился в койку. А наутро вставал, как ни в чем не бывало, и шел в шахту, забывая и думать о вчерашних дурацких сомнениях. И его не удивляло странное поведение мужиков, которые даже в минуты перекура вместо обычного трепа угрюмо и сосредоточенно смотрели куда-то перед собой, жевали бесконечную жвачку, целый ящик которой стоял в столовой - бери, сколько хочешь, и на любой вопрос механически отвечали только "да" или "нет".
   Два раза в поселок приезжали проверяющие - как без них? Сначала появилась комиссия из районной горнотехнической инспекции. Федор, как старший горный мастер, провел инспекторов, восхищенных чудо-поселком, по шахте. Обойдя штреки, они с важным видом дали несколько указаний, которые Шестопалов привычно пропустил мимо ушей, но почему-то не заметили зияющего посреди руддвора дополнительного ствола, хотя прошли совсем рядом с ним. После осмотра они ознакомились с документацией, которую показал им Питер, отобедали, как водится, и уехали восвояси сытые и хмельные, оставив ничего не значащее предписание.
   Через две недели после них приехал инспектор по труду. Этот даже не стал спускаться в шахту, ограничившись проверкой бытовых условий работников. Зато "обедал" он долго и со вкусом, никак не желая прощаться с гостеприимными хозяевами, и посадили его в машину уже поздно вечером, нетвердо держащегося на ногах, да еще загрузили туда же большой пакет с продуктами "на дорогу". Поразительно, но он тоже умудрился оставить предписание, где сделал несколько замечаний по условиям быта шахтеров, будто видел такие поселки каждый день и хорошо знал, что можно сделать, чтобы они стали еще лучше.
   А вот третий визит посторонних на Ханданах, за несколько дней до Нового Года, обернулся совсем иначе. Дневная смена шахтеров завтракала в столовой. До начала рабочего дня оставалось еще почти полчаса, но неожиданно там появился чем-то встревоженный Питер и стал поторапливать рабочих, чтобы быстрее заканчивали с трапезой и спускались в шахту. Мужики послушно дожевали свои котлеты и, взяв в ламповой шахтерские фонари, потянулись к своим забоям. Федор пошел вместе со всеми, но, подойдя к стволу, вспомнил, что оставил в своей комнате план шахты, в котором было отмечено задание на сегодня, и с которым постоянно сверялся в работе, и повернул назад. Неожиданно рядом с ним появился охранник и на ломаном русском приказал ему возвращаться в шахту. Федору едва удалось убедить его, что без плана смена не сможет приступить к работе, и охранник позволил ему сбегать в свой вагончик, дав на это пять минут.
   Конечно, Шестопалов слукавил. План был не очень-то и нужен ему, потому что он полностью держал его в голове, а всю шахту мог пройти с выключенным фонарем, ни разу ни за что не зацепившись. Просто он понял, что в поселке ожидаются какие-то не предназначенные для посторонних глаз события. Возможно, Питер ожидал чьего-то приезда. А так как окно комнаты Федора выходило прямо на дорогу, он рассчитывал увидеть посетителей. Для чего ему это было нужно, он и сам не понимал, но любопытство пересиливало даже страх перед выговором, который он неизбежно получит от Питера, если попадется ему на глаза.
   Долго ждать не пришлось. Через несколько минут со стороны Индигирки появился УАЗ-469 и остановился около административного вагончика, на крыльце которого уже стоял Питер с тремя охранниками. Было еще темно, но площадка в центре поселка была освещена прожекторами, и Федору было хорошо видно, как из машины вышел человек в унтах и меховой куртке с широким воротником и подошел к Питеру. Они коротко о чем-то переговорили и, оставив охранников на крыльце, вошли в вагончик. Разговора Федор не слышал, потому что тройные стеклопакеты в окнах почти не пропускали звуков.
   Потом из машины появился водитель, молодой парень, одетый так же, как и его пассажир, и подошел к охранникам. Сказал им что-то, но все трое только развели руками - мол, ничего не понимаем. По крайней мере, один из них соврал, Федор хорошо знал, что тот сносно изъясняется по-русски. Водитель пожал плечами, попинал колеса, поднял капот и принялся что-то там подкручивать. Шестопалов понял, что вряд ли дождется чего-нибудь интересного, взял планшетку с планом шахты и направился к выходу. Он взялся уже за ручку двери, открывающейся из тамбура на улицу, когда услышал снаружи крики. Решив не высовываться, чтобы не быть замеченным, Федор вернулся в свою комнату и выглянул в окно.
   На площадке перед вагончиками происходило нечто непонятное. Человек, который недавно зашел к Питеру, и его водитель, стоя спиной к спине, отбивались от наседавших на них троих охранников, на помощь к которым спешили еще четверо или пятеро, Федор даже не успел сосчитать. Сам Питер, стоял на крыльце и что-то яростно кричал по-английски. Приезжие действовали мастерски, вскоре двое противников лежали на утоптанном снегу, причем Федору показалось, что тот, который заходил к Питеру, даже не бил их, а просто протягивал в их сторону раскрытую ладонь, и охранники валились, как подкошенные.
   Еще несколько минут, и победа неминуемо оказалась бы на стороне приезжих, но тут произошло то, чего Федор меньше всего ожидал. Громко хлестнул выстрел, слышимый даже через тройное остекление, главный из приезжих схватился за грудь и упал. Ошеломленный водитель прекратил сопротивление, и тут же был скручен несколькими охранниками. Питер, держа в руке пистолет, подошел к упавшему и, оскалившись по-звериному, выстрелил ему в голову.
   Федор от неожиданности вскрикнул. Конечно, на улице услышать этого не могли, но, видно, Питер что-то почувствовал и стал разворачиваться в сторону окна, за которым стоял Шестопалов. Федор отреагировал мгновенно. Поняв, что если Питер застанет его здесь, то следующая пуля достанется ему, он метнулся к койке, выкатил из-под нее большой ящик для белья, выхватил из него свой чемодан и засунул его в стенной шкаф. Потом, поджав ноги, улегся в ящик, зацепился за какую-то доску и вкатился под койку. Все это заняло у него всего несколько секунд.
   Оказалось, что проделал это Федор не зря. Не успел он перевести дыхание, как открылась дверь и в комнату, судя по шагам, вошли несколько человек. Потом он услышал голос Питера, что-то сказавшего по-английски. Скорее всего, подумал Федор, тот приказал охранникам осмотреть остальные комнаты. Еще несколько минут он слышал разговоры и шаги, потом хлопнула входная дверь и все затихло.
   От испытанного стресса мозги Федора прочистились, как от доброго вдоха нашатырного спирта, и теперь он прокачивал в голове ситуацию, отчаянно ища выход из создавшегося положения. Их было два. Можно было попытаться проскользнуть в шахту и сделать вид, что ничего не видел и ничего не знает. Но это было связано с большим риском, потому что вряд ли удастся попасть в шахту не замеченным охраной. Второй выход - добраться до Индигирки, дождаться попутной машины и уехать на ней в райцентр, где сразу обратиться в милицию.
   Этот план был Федору больше по душе, потому что от одной мысли, что придется находиться рядом с убийцами, его передергивало от ужаса. Но удастся ли его выполнить? Конечно, пока не рассвело, можно выбраться из поселка и, прячась за старыми отвалами, добраться до реки. Но когда обнаружится его отсутствие, Питер сразу поймет, куда направляется нежелательный свидетель и наладит погоню, а на Индигирке он будет виден за километр.
   И тут ему в голову пришла шальная мысль. Если пройти пару километров вниз по Ханданаху, свернуть налево по ключу со смешным названием Евражкин хвост, и подняться по нему до перевала, то, спустившись вниз, он окажется в широком распадке, где зимой якуты пасли своих маленьких мохнатых лошадок. Федор не раз бывал там и знал, что в нескольких километрах от перевала стоял пастуший балок, где можно было обогреться, разжиться у якута продуктами и переждать какое-то время, пока не прекратятся поиски.
   Федор вылез из-под кровати, быстро оделся потеплее, забрал все имеющиеся у него деньги, документы, прихватил лежащую на столе пачку печенья и, предусмотрительно выглянув в окно, направился к выходу. Ему повезло, поблизости не оказалось ни одного охранника. Пригибаясь, он проскользнул вдоль вагончиков и, никем не замеченный, оказался за старыми отвалами, прячась за которыми можно было добраться до самого Евражкина хвоста.
   Наверное, Господь берег Шестопалова. Целый месяц перед этим мороз давил за пятьдесят градусов, а сегодня с ночи потеплело, перед рассветом небо заволокло облаками, и пошел снег. Это сильно обрадовало Федора, больше всего опасавшегося, что его найдут по следам. Правда, резко снизилась видимость, но, хорошо зная местность, он не боялся заблудиться, да и блудить было особо негде - сначала поднимайся в гору, а потом все время вниз.
   К рассвету Федор добрался до нужного ключа. Когда-то он ходил сюда на охоту, и подъем к перевалу занимал у него не больше часа. Но тогда он был молод и здоров. Теперь, после первой сотни метров, у него появилась сильная одышка, и нестерпимо закололо в правом боку. Федор сел прямо на камни и, стараясь умерить дыхание, прислушался. Тишину распадка нарушали только еле слышный рокот дизельной электростанции в поселке да мерное поскрипывание скреперной лебедки, выдающей на-гора грунт из шахты. Но вскоре он услышал приближающийся звук автомобильного мотора, а за ним перекличку голосов внизу, на дороге, слегка приглушенную падающим снегом. Шестопалов понял, что его бегство уже обнаружили и организовали погоню. Он посмотрел на цепочку собственных следов и с облегчением обнаружил, что видны только последние несколько метров, а остальные уже надежно засыпаны снегом и совсем не различимы на сплошном белом фоне.
   На всякий случай Федор спрятался за огромный валун, но преследователи не стали сворачивать в Евражкин хвост, и вскоре их голоса затихли. Восстановив дыхание, беглец продолжил подъем. До перевала отдыхать пришлось еще несколько раз, и на его вершину Шестопалов выбрался уже в полдень, еле живой от усталости и с насквозь мокрым от пота бельем. Но отдыхал он на вершине недолго, понимая, что если не найдет пастуший балок до темноты, то неминуемо замерзнет, несмотря даже на значительное потепление.
   Почувствовав, что начинает остывать, Федор снова отправился в путь. Конечно, спускаться было легче, меньше уходило сил, не мучила одышка. Но спуск таил немало опасностей. Стоило неправильно поставить ногу, оступиться, и покатишься вниз по камням, ломая кости. Попадались и гладкие склоны, покрытые ровным слоем вылизанного ветром снега, где Федор с трудом преодолевал искушение сесть на пятую точку и заскользить вниз. Он знал, что под снегом прячутся острые камни. Напорись на такой - и все, никогда больше не выберешься отсюда.
   Пастушью избушку Федор нашел уже в сумерках. К этому времени он едва переставлял ноги, с трудом вытаскивая их из снега, которого насыпало по колено. Когда увидел знакомые очертания балка, сердце екнуло. Вокруг него не было ни одного человеческого следа, а в самом распадке ничто не выдавало присутствия конского табуна. Скорее всего, якуты нашли другое зимнее пастбище, или совсем перестали держать конское стадо. В любом случае, ничего хорошего отсутствие пастуха Федору не сулило.
   Он разгреб ногами снег около входа, откинул щеколду и с трудом открыл покосившуюся дверь. В балке было совсем темно и, чтобы что-то рассмотреть, пришлось зажечь спичку. Даже за то короткое время, что она горела, удалось увидеть - люди здесь не появлялись давно. Но балок не был разграблен, и на столе даже стояла свечка, прилепленная к перевернутой пустой консервной банке. Федор зажег ее и осмотрелся. Печь, сделанная из железной бочки и обложенная камнями, осталась цела. Рядом с ней даже лежала охапка нарубленных дров и заржавленный топор.
   Но главный сюрприз ждал его в плотно закрытом деревянном ящике из-под взрывчатки. Отщелкнув металлические зажимы и подняв крышку, Федор увидел несколько банок мясных консервов, жестяную банку с чаем и полотняный мешочек с перловой крупой. На полке обнаружилась кое-какая посуда - пара кастрюль, сковорода, чайник, две эмалированных кружки, алюминиевые миски и ложки. Настроение у Шестопалова резко повысилось. Через час в печке ярко полыхал огонь, закипал в кастрюле кулеш и начал посвистывать чайник. Федор нарубил и натаскал в балок побольше дров, не желая уничтожать запасы, оставленные гостеприимным хозяином.
   После ужина, напившись горячего чая, он свернул вместо подушки свою куртку и, улегшись на нары, задумался. С того момента, когда он увидел убийство, из головы Федора будто порывом ветра выдуло туман, застилающий сознание последнее время. Объяснить это непонятное состояние можно было только воздействием какого-то наркотика или другого психотропного вещества, которым иностранцы опаивали шахтеров. Но для чего это было им нужно? Чтобы никто не узнал, что они ищут в недрах Ханданаха? Но шахтеры и без того ничего не знали.
   Ближе к полуночи выпитый чай заставил Федора выйти из балка. Снаружи поднялся ветер, усиливший тягу, и из печной трубы вырывался сноп искр. Хорошо, что погоня не додумалась искать его в этом распадке, подумал он, иначе обнаружить его здесь было бы легче легкого. Если бы он только знал, что о его бегстве уже извещены очень серьезные люди за океаном, что к его поискам подключены спутники на орбите, и рассмотреть его из космоса мешает только мощная облачность, он не был бы так спокоен...
  

3

  
   Со времени последнего разговора с Даниилом прошло четыре месяца, но Жуковский до сих пор так и не почувствовал предсказанного старцем интереса к себе таинственных незнакомцев. Не сказать, чтобы это сильно расстраивало его, он и без того устал от всех этих свалившихся на его голову тайн и необыкновенных событий, но в глубине души зрело что-то такое, что заставляло его видеть мир по-другому. Сознавая свои колоссальные возможности, Жуковский стал понимать, что ничего не дается просто так, и за них придется платить сопоставимой с ними ответственностью.
   После загадочной гибели Коржа, в которой Сергей в немалой степени винил и себя, подразделение "М" возглавил Игнат Корнеевич Архангельский, получивший звание генерал-майора, а заместителем его был назначен Обрубков, неожиданно для себя ставший полковником. Премьер-министр больше не вспоминал о "звездном пламени", и подразделение занялось повседневной работой, но уже под неусыпным контролем, осуществлять который были назначены по человеку от ордена и клана.
   Осадное положение было снято. Вера смогла вернуться в Пересвет, а Настя в Москву, к мужу. Казалось, что с неприятностями покончено, и можно вздохнуть спокойно. В тихом семейном кругу отпраздновали наступление Нового года. А вечером третьего января позвонил Бойцов и взволнованно сказал:
   - У нас беда. Убили Андрея Синицына.
   Невероятным усилием Сергей сохранил прежнее выражение лица - только что они с Верой смеялись, глядя по телевизору неизменную новогоднюю "Иронию судьбы", и спросил:
   - Ты сейчас где? - только бы Вера не догадалась, о чем идет разговор.
   - У себя, в Москве, - ответил Степан.
   - Сможешь приехать на фабрику? - спросил Жуковский, до боли в скулах пытаясь удержать на лице улыбку.
   - Уже выезжаю. Буду часа через полтора.
   - Давай. Я тоже еду туда.
   - Куда это ты собрался? - запротестовала Вера. - Хоть бы в праздник посидел дома. Тем более выпил...
   Сергей недоуменно посмотрел на нее, не сразу вспомнив, что за обедом действительно выпил бокал шампанского, улыбнулся и сказал:
   - Не переживай, я потихоньку поеду. Надо обязательно встретиться со Степаном, дело больно уж важное.
   Дело действительно было важнее некуда. Если не считать гибель Ивана Матвеевича Фотиева, последний случай насильственной смерти человека - наследника духа произошел в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, когда при выполнении задания на Дальнем Востоке была убита агент ордена Анна. И вот теперь, через сорок лет, снова убит член ордена, человек, с которым Жуковский проработал бок о бок почти десять лет, который любил его дочь и даже некоторое время жил с ней под одной крышей. Что же могло случиться в спокойном Магадане, где Андрею, по сути, и противостоять-то никто не мог?
   Сергей едва дождался Бойцова, но его рассказ внес мало ясности. Оказалось, что разведка ордена получила сведения о повышенном интересе заокеанской секретной службы к недрам одного из якутских распадков. Организовав совместное предприятие, американцы под видом разработки золотоносного месторождения заложили в распадке шахту, для чего привлекли российских шахтеров. То, что добыча золота служит лишь отвлекающим маневром, стало понятно сразу. Геологические данные недвусмысленно свидетельствовали о том, что содержание металла в россыпи хоть и довольно высоко, но никоим образом не оправдывает вложений, сделанных компанией в ее разработку.
   Кроме российских шахтеров, компания привлекла к работе приличное количество иностранных специалистов. Люди Бойцова проверили их, и оказалось, что большинство было набрано по контракту среди уволенных в запас "зеленых беретов", морских пехотинцев и других ветеранов элитных подразделений. Зато другая часть иностранного персонала состояла из ученых, специализирующихся в самых разных отраслях знаний, от геологии до ядерной физики и теории информационных систем.
   Такая странная компания заинтересовала орден, и Андрей Синицын получил задание организовать разведку на местности. Он поочередно напустил на фиктивных "старателей" две проверки контролирующих органов. Тут и прозвенел первый тревожный звонок. Проверяющие вернулись от американцев с явными признаками обработки сознания, настолько грубой и примитивной, что после исследования их мозгов Синицын заподозрил, что проведена она человеком, имеющим мало опыта в делах подобного рода, причем, с помощью какой-то аппаратуры. Он сообщил о своих догадках Бойцову, и в ордене сыграли тревогу. Давно было известно, что в лабораториях некоторых стран разрабатываются методы воздействия на человеческое сознание, и вот, кажется, кому-то удалось получить результат...
   Взяв с собой водителя-охранника Алексея, Синицын отправился на Ханданах, чтобы лично все проверить. Последний звонок от него был из Усть-Неры. Когда прошли два контрольных срока связи, Бойцов встревожился и отправил в Якутию Георгия с двумя помощниками. Одновременно с этим он по своим каналам организовал слежение со спутника за интересующим районом, но, как назло, местность оказалась закрыта мощным слоем облаков. Пришлось отправить в Якутию одного из старейших членов круга, не забывшего древнее искусство управления погодой. Когда он очистил небо над Индигиркой, сделанная со спутника съемка показала, что автомобиль Синицына стоит в районе шахты, но, ни его самого, ни Алексея обнаружить не удалось. Зато при более широком охвате на снимке соседнего с Ханданахом распадка был виден человек, бредущий по колено в снегу по направлению к Индигирке.
   Узнав об этом, Георгий немедленно зафрахтовал вертолет и после недолгих поисков подобрал этого человека, уже совсем выбившегося из сил. Им оказался старший горный мастер с Ханданахской шахты, свидетель убийства Андрея Синицына. И нашли его очень вовремя, потому что через час над распадком появился и долго кружил другой вертолет. Как потом оказалось, машину заказало руководство совместного предприятия, то есть американцы.
   От спасенного мастера узнали о странных событиях на шахте, но на основные вопросы ответов получить не удалось. Что ищут иностранцы под землей? Как они воздействуют на сознание людей и фактически зомбируют шахтеров? И, главное, почему Синицын не применил свои ментальные способности и дал себя убить? Федора Шестопалова, так звали спасенного беглеца, от греха подальше вывезли в Магадан, чтобы ближайшим рейсом отправить в Москву, а Георгий, опасаясь лезть на рожон не зная обстановки, запросил у Бойцова дальнейшие инструкции.
   - Завтра Шестопалов будет здесь, - закончил свой рассказ Степан, - может быть, нам удастся вытащить из него больше, чем Георгию. Нужно срочно что-то решать, убийца Андрея должен быть наказан. Да и вообще вся эта история дурно пахнет. Знаешь, чего я боюсь? Что кроме этого чертова мирового финансового кризиса нас ждет свой собственный кризис.
   Жуковский понял, что имел в виду Степан. История людей духа знала периоды, когда само существование общины висело на волоске, а однажды и вовсе прервалось, чудом возобновившись только после появления в мире Спасителя. Иногда это происходило из-за внутренних проблем, иногда по внешним причинам, когда в дела людей духа по недоразумению или по случайности вмешивались люди или мутанты. Но не слишком ли часто стали повторяться эти кризисы? Три за последние десять лет... Первые два были организованы Фотиевым, а третий, пусть и не такой масштабный, инспирирован свято верящим в правоту своего дела мутантом, бывшим штабс-капитаном полиции. И вот, не успели выбраться, как Степан пророчит очередную неприятность!
   Как не хотелось в это верить, но Бойцов оказался прав. Встреча с Шестопаловым, все еще находящимся после того, что с ним случилось, в состоянии полного обалдения, показала, что дела обстоят даже серьезнее, чем думал Жуковский. Внимательно проанализировав ту информацию, что удалось выудить из сознания старого горняка, он сделал кое-какие выводы. Персонал шахты, точнее, его российская часть, находился под комбинированным воздействием наркотических препаратов и гипноза, усиленного с помощью какой-то аппаратуры. Наверное, с помощью той же аппаратуры Питеру удалось заблокировать ментальное воздействие Андрея, после чего убить его не составило большого труда.
   Но хуже всего было то, что за спиной Питера и его компании грозной тенью маячила мощная государственная или, может быть, даже интернациональная организация с огромными возможностями и колоссальными деньгами. И если им понадобилось что-то в якутских недрах и они полезли туда, не считаясь с расходами и не останавливаясь перед убийством и другими нарушениями законов страны пребывания, ведя себя в России, как в колонии, значит, это "что-то" стоило того.
   Жуковский разделял праведный гнев Степана и не меньше его желал наказать убийцу Андрея, но понимал, что чувство мести - не лучший советчик, и нельзя начинать действовать, не выяснив обстановку. Но и тянуть было некуда. Он решил посоветоваться с Захаром и сказал об этом Степану, чем вызвал у него резкое недовольство.
   - Неужели мы не справимся собственными силами? - вспылил он. - Почему ты постоянно впутываешь в наши дела отступников? Даже с этими мутантами, инквизиторами доморощенными, поехал разбираться, взяв с собой Захара и ни слова не сказав мне! Или, думал, что я не справлюсь?
   - Успокойся, Степа, - мягко ответил Сергей. - Ты неправ, и сам отлично это знаешь. Во-первых, эти дела касаются не только ордена. Если все обстоит так, как мы подозреваем, то опасность грозит всем. И когда ты отвыкнешь называть их отступниками? Нас так мало, что совсем ни к чему делиться и враждовать.
   - Ладно, - нехотя согласился Бойцов. - Но встречайся с ним сам, а меня от этого дела уволь.
   Встретиться с Захаром Жуковский не успел. Подал голос сотовый телефон Степана, и он, выслушав собеседника, сказал Сергею:
   - Включи телевизор, второй канал, сейчас там будут новости.
   Жуковский нажал кнопку на пульте. На экране шла привычная бодяга - кризис ширится, доллар дорожает, Европа замерзает, потому что Украина ворует газ из трубы. И вдруг...
   - Вчера в Оймяконском улусе республики Саха-Якутия, на объекте золотодобычи совместного российско-канадского предприятия произошел мощный взрыв, - деланно-озабоченным голосом произнес ведущий, и на экране появилась карта Якутии с выделенной Индигиркой и мерцающим карикатурным изображением взрыва рядом с надписью "Ханданах". Голос ведущего продолжил:
   - Причины несчастного случая и размеры ущерба выясняются, но уже сейчас, по данным из осведомленных источников, можно говорить о взрыве большого количества промышленной взрывчатки и полном уничтожении жилого поселка и шахты. Удалось ли кому-нибудь уцелеть, надеюсь, мы сможем сообщить в следующем выпуске наших новостей. Оставайтесь с нами, наш выпуск продолжиться после небольшого рекламного блока...
  

4

  
   Ни в следующем выпуске, ни назавтра, в новостях не прозвучало ни слова о взрыве на Ханданахе. Только через два дня один из телеканалов выдал информацию о том, что один человек из персонала предприятия все-таки выжил. Повезло ему потому, что, незадолго до взрыва он взял ружье и ушел в один из распадков пострелять зайцев. Назвался он канадским гражданином Уильямом Паттерсоном, горным инженером. Сколько взрывчатки хранилось на складе, и отчего она могла взорваться, Паттерсон не знал.
   Никаких документов он при себе не имел, потому что на охоту их с собой не брал. Уцелевшего канадца вывезли, сначала в райцентр, а оттуда в Магадан, куда за ним должен был прибыть чартерный рейс из Сиэтла. Конечно, прежде чем выпустить беспаспортного гражданина за рубеж, местное управление ФСБ решило выяснить его личность, отправив факс с портретом Паттерсона в соответствующие органы Канады, откуда и получило подтверждение. Но, когда самолет из-за океана прибыл в аэропорт Магадана, оказалось, что пассажир загадочным образом исчез из здания аэровокзала. Поиски, на которые были брошены все наличные силы милиции и ФСБ, ничего не дали, перед иностранцами извинились, и самолет улетел обратно в Сиэтл.
   А вот что произошло в аэропорту на самом деле. Многие из принимавших участие в поисках Паттерсона оперативников не раз проходили мимо стойки, у которой в это время шла регистрация на московский рейс. Они внимательно вглядывались в лица пассажиров, сличая их с фотографией разыскиваемого канадца, и в упор не видели его в компании двух мужчин. Их видели, а Паттерсона - нет. То же повторилось и на досмотре, и на посадке в Ил-62. Паттерсон вел себя смирно, смотрел перед собой отсутствующим взглядом и, спокойно поднявшись по трапу, благополучно улетел в Москву.
   Сопровождающими его людьми были Георгий с одним из своих помощников. В Домодедово их встретил Бойцов и отвез в штаб-квартиру ордена, здание медицинского фонда в центре столицы, благо кризис миновал, и опасаться больше было некого. Бойцов лично занялся допросом. В первую очередь его интересовала личность самого Паттерсона, потому что он был уверен, что никакой тот не горный инженер, и даже не Паттерсон, но больше всего - обстоятельства убийства Синицына. И, разумеется, что на самом деле случилось с шахтой и поселком. Склад взрывчатых веществ, как и положено по инструкции, находился на достаточном удалении от обоих объектов и, конечно, его взрыв никак не мог их полностью разрушить. Получив ответ на эти вопросы, можно будет приступить к главному - что искали "канадцы" в якутских недрах.
   Пока Степан вел допрос на обычном уровне, "Паттерсон" отвечал уверенно, четко следуя зазубренной наизусть легенде. Да, он Уильям Паттерсон, уроженец канадской провинции Онтарио, горный инженер, специализирующийся на золотодобыче. Много лет работал на месторождениях в Южной Африке и Южной Америке, а в прошлом году получил выгодное предложение и заключил контракт с неизвестной ему до этого совместной фирмой. О причине взрыва ничего не знает, ушел на охоту, услышал грохот, вернулся - поселка и шахты нет, вместе со всеми людьми, а это почти шестьдесят человек. И вообще, на каком основании его, канадского гражданина задержали и подвергают допросу? Он требует немедленно вызвать представителя посольства!
   - Обязательно вызову, когда это будет нужно, - невозмутимо сказал Бойцов. - А вот скажите, вы, наверное, очень хороший инженер, если за вами отправляют специальный самолет?
   - Моя страна заботится о своих гражданах, в отличие от вашей, - спесиво ответил канадец.
   Степан неплохо разбирался в горном деле и на всякий случай, для очистки совести, задал ему несколько специальных вопросов. По ответам "инженера" он сразу понял, что тот знаком со своей, якобы, специальностью очень поверхностно. Кроме того, в его английском языке явственно слышался вовсе не канадский выговор. Поэтому, решив не тратить зря время, он мягко прикоснулся к сознанию канадца, и через несколько секунд тот заговорил как на исповеди.
   Оказался он вовсе не канадцем, а русским эмигрантом Лаврушиным, окончившим МВТУ и уехавшим искать счастья в Америке в начале девяностых годов. И никаким не горным инженером, а ведущим специалистом по теории информационных систем из секретной лаборатории, спрятанной на военной базе в штате Невада. Выяснение того, чем занимается лаборатория, Бойцов решил оставить на потом и перешел к следующему вопросу, то есть - обстоятельствам убийства Синицына.
   Тут "Паттерсон", оказавшийся Лаврушиным, не смог рассказать практически ничего, потому что самого убийства не видел, находясь в это время в лаборатории, окна которой выходили на другую сторону. Видел он только, как двое охранников погрузили на капот бульдозера черный полиэтиленовый мешок, в котором запросто можно было упрятать человека, и увезли куда-то вверх по ручью. А вернулись уже без него. Из этого Степан сделал вывод, что тело несчастного Андрея захоронили под одним из старых отвалов.
   Зато рассказ об уничтожении поселка настолько заинтересовал Бойцова, что он заставил Лаврушина повторить его два раза, выпытывая все возможные подробности, а после устного рассказа еще и просмотрел его воспоминания. Сделав это, позвонил Жуковскому:
   - Сергей, приезжай, тут интересные обстоятельства открываются.
   - Я уже рядом, минут через двадцать буду, - ответил Жуковский.
   Чтобы не тратить эти минуты напрасно, Степан занялся прояснением других интересующих его вопросов. Делать это было нетрудно, потому что мозг Лаврушина, похоже, не подвергался наркотическому или гипнотическому воздействию, как было с Федором Шестопаловым. Но когда Бойцов вплотную подступил к главной теме - над чем работала секретная лаборатория в Неваде и что они искали на Ханданахе, оказалось, что эти сведения закрыты мощнейшим блоком. А когда он попытался его преодолеть, Лаврушин захрипел и потерял сознание. Поняв, что допрашиваемый находится практически в предынсультном состоянии, Степан немедленно ослабил давление и с большим трудом вернул его к жизни.
   Жуковский подоспел как раз к тому времени, когда растерянный Бойцов занимался реанимационными мероприятиями. Сразу все поняв, он немедленно подключился, и через несколько минут Лаврушин порозовел, встряхнулся и стал недоуменно осматриваться по сторонам, не понимая, что с ним произошло. Степан быстро прояснил Жуковскому обстановку.
   - Ясно, - задумчиво ответил Сергей. - Сейчас я сначала просмотрю то, что можно, а потом глянем, что там у него заблокировано.
   Приведя Лаврушина в безмятежное состояние, Жуковский погрузился в его недавнюю память. Вот он с двустволкой за плечом шагает по колено в снегу, направляясь к широкому распадку, где, по словам охранника Лео, все истоптано заячьими тропами. И действительно, не успевает он немного подняться по безымянному ручью, из-за огромного валуна выскакивает заяц и, никуда не сворачивая, несется, прижав уши, по протоптанной в снегу тропе. Лаврушин поднимает ружье и два раза подряд нажимает на спусковые крючки. Первый выстрел уходит мимо цели, взметнув фонтан снега совсем рядом со зверьком. Зато второй ловит его прямо в прыжке. Заяц переворачивается в воздухе и падает в снег. Он, шумно дыша, бежит к добыче, и, слегка оглушенный выстрелами, не сразу слышит при этом рокот мотора и свист винтов наверху.
   Когда, наконец, поднимает голову, то видит в небе над Ханданахом большой вертолет какой-то хищной формы с двумя расположенными один над другим винтами. Подлетев к поселку, машина не снижается, а зависает на месте. При этом корпус вертолета вращается вокруг собственной оси, будто пилот высматривает что-то внизу. С коротких крыльев, расположенных в середине фюзеляжа, срываются три ракеты и, оставляя за собой дымные хвосты, несутся к земле. Одна уходит точно в шахтный ствол и глухо взрывается в глубине, а две другие с грохотом сметают с лица земли жилые и производственные вагончики.
   Вертолет перемещается в другую точку, немного выше по ручью, и выпускает по ракете в два оставшиеся шахтные ствола. Потом чуть подворачивает, и очередная ракета уходит в сторону склада взрывчатки. Грохот от этого взрыва закладывает уши. Машина разворачивается и летит обратно. При этом походя, даже не останавливаясь, выпускает еще две ракеты по тому месту, где только что стоял поселок, довершая разрушение...
   Пораженный этой картиной, Жуковский вопросительно посмотрел на Бойцова.
   - Это что...
   - Ка-50, - перебил Степан еще не заданный вопрос. - "Черная акула".
   - Я так и понял. Но откуда, кто? Не бандитский же налет, в самом деле! А по телевизору-то наврали с три короба, преподнесли как несчастный случай, техногенную катастрофу! Кто мог действовать так нагло?
   - Думаю, что узнать это будет нетрудно, - задумчиво сказал Степан. - Кто, кроме государства, мог решиться на такое? Вряд ли "Черную акулу" кто-то мог взять в аренду. Гораздо хуже то, что мы все это проворонили, как и многое другое. Мы не успеваем следить и за малой долей событий. Даже за теми, что впрямую касаются нас. Что скрывает блок в его голове? - Степан показал на Ларионова, безучастно сидящего на своем стуле. - И, понимаешь, блок поставлен не просто на обычный допрос, и даже не на допрос с применением психотропных средств или детектора лжи. Учтена возможность ментального сканирования! Что это значит? Или кто-то знает о нашем существовании, или уже создана аппаратура, позволяющая копаться в мозгах. Не знаю, сможешь ли ты преодолеть этот блок, но хотя бы попытайся. Только прошу тебя, если почувствуешь неладное, сразу прекращай. А я буду тебя подстраховывать.
   Проникновение в чужое беззащитное сознание до сих пор вызывало у Жуковского не очень приятное чувство чего-то постыдного, будто подглядываешь исподтишка за ничего не подозревающим человеком. Поэтому он прибегал к этому приему лишь в случае крайней необходимости. Сейчас он оправдывал себя тем, что Лаврушин, пусть и косвенно, но замешан в убийстве Андрея Синицына, и тем, что за блоком в мозгу американского ученого может скрываться информация, впрямую касающаяся людей духа. Может быть, даже о прямой угрозе.
   Процесс проникновения напоминал блуждание в собственной памяти, только приходилось подталкивать хозяина сознания в нужную сторону, чтобы всплыла необходимая информация, выраженная чаще всего в образах, и очень редко в словах. Может быть, именно потому, что Лаврушин был ученым с логическим складом ума, его мышление отличалось четкой организацией и образностью. Осторожно двигаясь по цепочке ассоциаций, Жуковский вплотную приблизился к той области, которая его интересовала - к области профессиональной деятельности. Некоторые ее стороны открылись без особого труда, но когда Сергей попытался сориентировать сознание ученого на воспоминания о лаборатории в Неваде, то почувствовал, как начинают сужаться сосуды, несущие к мозгу кровь, и сознание Лаврушина стало мутиться. Пришлось срочно отступать, но Лаврушин все равно успел почувствовать болезненные симптомы.
   - Ничего не получается, - признался Жуковский Степану. - Пусть он отдохнет, попробуем продолжить завтра. А сейчас я поеду домой, попытаюсь кое в чем разобраться.
   Чтобы лишний раз не дразнить самолюбие Бойцова, Сергей не стал говорить ему, что на самом деле едет не домой, а к Захару Вансовичу, в надежде, что его опыт поможет справиться с ситуацией.
  

5

  
   - Ничего удивительного, - спокойно сказал Захар смущенному Жуковскому. - У тебя и не могло получиться. Чтобы снять блок, тем более такой варварский, недостаточно одной только силы. Даже такой, как твоя. В первую очередь нужно умение и опыт. Человеческий мозг - слишком тонкая материя, чтобы вторгаться в него, не имея достаточных знаний. Я еще удивляюсь, что тот, кто ставил блок твоему профессору, умудрился сохранить в целости его сознание, не превратив в шизофреника. Тем более что тут явно не обошлось без железа.
   "Железо", как знал Жуковский, на сленге людей духа означало все технические приспособления, будь то паровая машина или суперсовременный компьютер.
   - Неужели обошлось без участия человека с повышенной ментальной силой? - спросил он недоверчиво. - И кому-то удалось вмешаться в деятельность мозга с помощью одной только аппаратуры?
   - Ну чего ты юлишь? - усмехнулся Захар. - Так и говори - не приложил ли к этому делу руку кто-то из наших, или, в крайнем случае, мутантов?
   - Ладно, пусть будет так, - согласился Сергей.
   - Трудно сказать, - задумался Захар. - Если обошлось без вмешательства наших или мутантов, то это значит, что наука ушла вперед гораздо дальше, чем я думаю. Но, похоже, тут вырисовывается кто-то, кто не укладывается в привычные рамки.
   Захар замолчал, и продолжалось это так долго, что Жуковский не выдержал.
   - Да не тяни ты! - не слишком вежливо сказал он.
   - Имей терпение, особенно в разговоре со старшими, - улыбнулся Захар. - Я имею в виду, что с помощью аппаратуры, о которой мы, к нашему сожалению, ничего не знаем, кто-то сумел сделать то, что под силу не каждому из нас.
   - То есть, ты хочешь сказать, что не можешь снять этот блок? - спросил Жуковский.
   - Вовсе нет. Это как раз с Божьей помощью пока в наших силах. - А вот как им удалось нейтрализовать Андрея? Если ему пришлось драться с охранниками, значит, его силы на самом деле были каким-то способом связаны. Иначе зачем бы ему махать кулаками? У нас ведь как? Более сильный может нейтрализовать силу того, кто слабее, и никогда не бывает наоборот. А Андрей, насколько мне известно, был достаточно силен, и справиться с ним мог бы далеко не каждый.
   - Значит, убийца был сильнее его? - встревожился Сергей.
   - Ничего это не значит, - устало ответил Захар. - Знаешь, мне в последнее время иногда становится страшно, когда я наблюдаю за развитием науки. Она дает людям возможности, превышающие уровень их духовного роста. Это как вложить в руки несмышленому ребенку заряженный и снятый с предохранителя пистолет. А мы из-за нашей мизерной численности, не можем не только предотвратить последствия этого, но даже отследить самые опасные тенденции. Наш клан всегда придерживался принципа невмешательства, но, боюсь, наступает время, когда людям в руки все чаще попадают слишком опасные игрушки. Все чаще опасность угрожает самому нашему существованию. Думаю, что якутское дело относится к этому же разряду. Так что звони Степану и говори, что мы едем раскалывать вашего профессора. Даже, если Степе не слишком нравиться мое присутствие, это не тот случай, чтобы морду воротить.
   Жуковский вытащил трубку, но прежде, чем позвонить, спросил Захара:
   - Скажи, а тебе что-нибудь известно о неких таинственных людях, которые иногда притормаживают некоторые научные разработки?
   - Ты насчет тех, которые на тарелках летают? - Захар как-то странно посмотрел на Сергея.
   - Ну, что-то вроде того, - почему-то смутился Жуковский.
   - Что, пришлось столкнуться? - все так же загадочно спросил Захар.
   Сергей только кивнул в ответ.
   - Мне тоже приходилось, - вздохнул Захар. - И не раз. Первый раз еще в молодости. Только тогда они не на тарелочках появлялись, а больше в летающих лодках или колесницах. Использовали транспорт, привычный для того времени... Тарелки появились позже, когда заговорили о космических полетах и инопланетянах. Тут они и перестроились, стали работать под пришельцев.
   - Ты тоже думаешь, что они не имеют отношения к другим планетам? Тогда кто же они на самом деле?
   - Если бы я знал! - ответил Захар, и Жуковский вспомнил, что теми же словами ответил как-то на этот вопрос и старец Даниил. - Но, думаю, кто угодно, только не пришельцы из космоса. Или это какая-то отдельная ветвь потомков древних, не в пример нам сохранивших их знания и умения, или же они даже не люди, а существа из мира, более тонкого, чем наш.
   - Не слишком ли ты загнул? - усомнился Сергей. Одно дело верить в чудеса, происходившие в далекой древности, про которые говорится в Писании. И совсем другое - услышать, что чудесное может быть совсем рядом.
   - Вовсе нет, - улыбнулся Захар. - Наоборот, я даже упрощаю слишком сложные понятия. Говорю тебе - мне лично пришлось столкнуться с ними и, хоть я так и не понял, кто же они такие, но кое-что для себя уяснил. Я расскажу тебе про один случай, но вряд ли ты сможешь сделать из моего рассказа какие-то выводы.
   - Почему?
   - Потому, что такое нужно прочувствовать самому, понять душой, чужой опыт тут не поможет. Думаю, тебе еще предстоит встреча с ними, и дай Бог тебе не ошибиться, с какими силами ты столкнулся. Надеюсь, в нужный момент твои глаза окажутся открыты.
   - А сам-то ты понял, с кем имеешь дело?
   - Думаю, что да. А сейчас поехали, я расскажу тебе все по дороге.
   В машине Захар долго молчал, и Жуковский решил уже, что тот передумал рассказывать. Заговорил он лишь тогда, когда Сергей вопросительно посмотрел на него.
   - Ты веришь в видения? В явления святых? - неожиданно спросил старый цыган.
   - Как тебе сказать? - слегка опешил Сергей. - Про все это столько написано, что, думаю, это правда.
   - А я вот не просто думаю, а точно знаю - правда. Со мной это случилось еще в юности, до пробуждения, когда я понятия не имел, какое будущее ждет нас с братом. Однажды мы с ним пасли овец на горном лугу, и я спрятался от жары в прохладную пещеру - мы с ним спали там по очереди. Прилег на охапку сена и только начал дремать, как вдруг вздрогнул и проснулся. Смотрю, а в глубине пещеры что-то светится. Я глаза протер, вижу - в круге света стоит человек в серебряной одежде, и смотрит на меня. У меня почему-то страха никакого, подхожу к нему, а он мне говорит - беги, мальчик, отсюда скорее, не время тебе умирать! Сказал, и будто растаял в воздухе. Сначала сквозь него стало видно стену пещеры, а потом совсем исчез.
   Поверил я ему, выбежал на открытое место. Смотрю, а наши овцы в кучу сбились, блеют, трясутся все. Потом загрохотало все, затряслось. Когда утихло, сунулся я снова в пещеру, шапку, видишь ли, забыл. А там все камнями до самого входа засыпано. Кем был мой спаситель, почему именно меня спасал, я до сих пор не знаю.
   Захар помолчал недолго, потом продолжил:
   - Но это еще не главное. Это пока так, вступление. То, о чем я хочу рассказать, случилось после войны с французами. Я к тому времени уже цыганом стал. В тот год мой табор кочевал из литовских земель в Крым. Когда проходили по Минской губернии, мне сообщили, что в одной деревне нашли девочку с сильными задатками, но орден тоже про нее знает, и теперь все зависит от того, кто раньше успеет до той деревни добраться. Сам знаешь, какая борьба у нас шла за каждого человека. Прикинул я, что мне до той деревни добираться ближе, чем кому, сел на коня и поскакал, не посмотрел даже, что дело к ночи идет. Скакать недалеко было, верст пятнадцать, да только все по лесу. Мне-то темнота не помеха, а вот конь в любую минуту споткнуться может, или на сук напороться. Поэтому, хоть и спешил, а коня не погонял.
   На полпути примерно увидел впереди на дороге свет. Подъезжаю ближе, а там человек стоит, тоже в серебристой одежде, весь в свету, будто над ним фонарь горит, только никакого фонаря там не было, это я точно рассмотрел, а висел над ним какой-то предмет, из которого исходил световой конус. Он руку поднял, мой конь и встал, ни туда, ни назад. Я на человека смотрю, он на меня смотрит. Я молчу, а он говорит - тебя когда-то от смерти спасли, теперь твоя очередь невинную душу выручать. Я подумал, что он про ту девочку говорит, за которой я еду, но он мне - гони быстрее в Петровичи, там поймешь, что надо делать.
   А Петровичи совсем в другой стороне от той деревни, куда я направлялся. Хотел я сказать ему, что не могу свернуть с пути, слишком у меня важное дело, но он посмотрел на меня строго, и понял я, что нельзя перечить. Конус света втянулся в то, что над нами висело, вместе с человеком, и все это исчезло в долю секунды. А я развернулся и поскакал в Петровичи. Скачу, а сам не знаю, зачем еду, что буду там делать, кого спасать. Попал туда уже под утро, когда рассветать стало. И тут меня будто кто-то повел. Гоню коня к самой крайней хате, захожу, а там молодая мать, сама еще совсем девчонка, над ребенком убивается. Малец посинел весь и уже почти не дышит. Посмотрел я - ничего сложного, одному управиться можно. Всех из хаты на улицу выгнал, чтобы не мешали, а было их там, надо сказать, много, и занялся лечением. Когда ребенок задышал и порозовел, увидел я, что ничего ему больше не грозит, вышел, дал матери денег и ускакал быстрее, чтобы от благодарностей отделаться.
   К той девочке я, конечно, не успел, орден ее к рукам прибрал. А за своим крестником я потом следил до самой его смерти, все хотел понять, почему выбрали именно его. Мало ли детей каждый день умирает? Думал, может, из него кто-то особенный должен вырасти, может, великий ученый, или мыслитель...
   - И как? - спросил Жуковский.
   - Да никак! - ответил Захар. - Всю жизнь он прожил обыкновенным крестьянином, дожил до девяноста лет. Землю пахал, детей, внуков растил... Впрочем, может я и не прав, не совсем обыкновенная жизнь у него была. Добрую он жизнь прожил, зла никому не делал, хоть самому немало лиха пришлось хватить. Праведную жизнь. Вот и догадывайся, почему именно он. Я, честно говоря, до сих пор не знаю.
  

6

  
   - Вот это номер! - Бойцов округлившимися глазами смотрел на Захара, забыв про недавнюю неприязнь. - Что делать будем?
   - Что делать, что делать... - проворчал тот, скрывая растерянность. - Думать будем, вот что! А в Штаты все равно ехать придется, без этого не обойтись.
   - Штаты само собой, - согласился Степан, - но как быть с Ханданахом? Как теперь добраться до хранилища? С него ведь теперь глаз не спустят, из космоса будут следить, охрану выставят. Через охрану пройти, допустим, не проблема, но новую шахту заложить никак не получится, это уж слишком. К тому же, надо еще узнать, какие планы у тех, кто разбомбил поселок. Может быть, они сами там рыть собираются. Если так, надо их остановить. Неужели мы отдадим кому-то вещи древних?
   - Ты прав, - согласился Захар. - Ситуация и впрямь аховая. Мы в состоянии помешать этим "бомбистам" раскопать хранилище, но сами тоже не можем организовать там работы, потому что о сохранении секретности в таких условиях не может быть и речи.
   - Никому мы не будем мешать, - заговорил, наконец, Жуковский, хранивший до сих пор молчание. - Пусть себе копают.
   - Ты что? - возмутился Степан. - Представляешь, в чьи руки может попасть наследство? Там ведь могут быть вещи пострашнее атомной бомбы! Или ты думаешь, что у наших военных выросли крылышки, и они морально готовы получить такой подарок?
   - А ты уверен, что сам готов к этому? - не выдержал Жуковский, но, увидев сверкнувшие от возмущения глаза Бойцова, смягчил тон:
   - Пока они туда доберутся, в хранилище будет уже пусто. Мы в любом случае попадем туда раньше.
   - Объясни! - потребовал Захар, с интересом глядя на Жуковского.
   - Тем же путем, каким попали туда древние, - сказал Сергей.
   - А ты найдешь дорогу? - скептически спросил Степан. - Утром ты еще не знал, что спрятано под землей в Ханданахе, а теперь уже знаешь, как туда пройти...
   - Утром не знал, теперь знаю, - уклончиво ответил Жуковский.
   Захар, поняв, что Сергей увидел в сознании Лаврушина что-то такое, что прошло мимо его внимания, прекратил расспросы. А Бойцов не унимался.
   - Почему ты знаешь, а мы не знаем? - все добивался он. - Память Лаврушина мы смотрели вместе.
   - Уймись, Степа, - остановил его Захар. - Значит, Сережа оказался умнее нас, и увидел то, чего не заметили мы.
   Бойцов побагровел, и Жуковский по выражению его лица понял, что Степан готов взорваться. Он оказался уязвлен дважды. Первый раз - когда Захар без особого труда преодолел блок в памяти Лаврушина, оказавшийся Степану не по зубам. А теперь еще чертов цыган намекает на недостаток у него опыта! Во избежание конфликта Сергей мягким, очень осторожным прикосновением, стараясь, чтобы Степан ничего не почувствовал, слегка остудил его гнев и сказал:
   - Нет, вовсе я не умнее вас, просто у меня было немножко больше информации.
   - Из египетских подземелий? - догадался Захар.
   - В том числе и оттуда, - кивнул Жуковский и сменил тему. - Нам нужно решить, кто поедет в Неваду.
   - Дело непростое, - задумчиво сказал Захар. - Думаю, мне самому надо ехать, и Степану тоже. Ну, может, еще одного или двоих взять, больше не нужно. Задача у нас там будет не боевая, а чисто разведывательная.
   Чтобы окончательно не разозлить Степана, Захар не стал говорить, что предпочел бы заняться этим делом в одиночку.
   - Тогда возьмем еще Лейлу, - предложил успокоившийся Бойцов. - Она сейчас недалеко оттуда, в Панаме, я сегодня же свяжусь с ней. В разведке ей нет равных, не было еще такого места, куда она не сумела бы проникнуть.
   - Тогда пусть вылетает в Штаты не медля, - согласился Захар. - Ну, а ты Сережа?
   - В Неваде вы справитесь без меня, - ответил Жуковский. - Я займусь хранилищем. Сначала попробую попасть туда один, а потом, если там действительно хранятся артефакты древних, мне понадобится помощь, чтобы разобраться с ними и перенести в другое место, раз уж Ханданах засвечен. Кстати, Степан, надо узнать, кто разбомбил шахту, и откуда эти люди узнали о том, что искали в Якутии американцы. Кто этим займется?
   - Георгий, - не задумываясь, ответил Бойцов. - Он справится.
   - Хорошо, - подвел итог Жуковский. - А сейчас, с вашего позволения, я поеду домой, мне надо еще поработать, нарыть кое-какую информацию. Вы сможете вылететь завтра? Как у вас с визами?
   - Не задавай глупых вопросов, - поморщился Захар. - Кстати, надо прихватить с собой "горного инженера Паттерсона", здесь он нам больше не нужен. Пусть потом рассказывает хозяевам, как ему удалось перехитрить русские спецслужбы, сбежать от них и самостоятельно добраться до Америки.
   Сергей распрощался с Бойцовым и Захаром, сел в машину и позвонил Насте. Дочь оказалась дома, и Жуковский решил заехать к ней, хоть это было не по дороге.
   - Папка! - Настя обрадовано кинулась ему на шею, и тут же упрекнула: - В Москве бываешь почти каждый день, а ко мне в первый раз заехал! Жаль, Максима нет, он в галерею уехал. Выставка у него скоро будет!
   Она потянула отца к окну и показала на стоящую в переулке серебристую машину:
   - Видишь, "Тойота-Королла"? Это мы себе купили, теперь будем чаще к вам приезжать!
   - Она у тебя так и стоит на улице? - удивился Жуковский. - Не боишься, что угонят?
   - Конечно, не боюсь! - беспечно засмеялась Настя. - Завести ее без меня или Максима все равно никто не сможет, а местной шпане я внушила, что эту машину трогать нельзя, и чтобы всем своим друзьям это передали.
   Жуковский хмыкнул, а дочь уже сменила тему.
   - Как мама? У нее все в порядке?
   - Конечно! Мы ведь с тобой недавно провели сеанс, - так они с дочерью называли регулярные мероприятия по омоложению организма Веры. - Вот только скучает без дела, на работу хочет. Где же ей в нашем городке работу найти? А в Москву переезжать боится, слишком, говорит, суматошный город. Ладно, что-нибудь придумаем. Ты-то как?
   - Мы - нормально! - улыбнулась Настя, поглаживая живот. - Каждый день разговариваем. У нас все будет хорошо.
   - Ты уверена? - озабоченно спросил Жуковский. Конечно, щадя чувства дочери, он ничем не выдавал своих горьких мыслей о том, что ей предстоит то, через что проходят все матери-долгожительницы. Что ей придется пережить собственного сына.
   - Я совершенно уверена! - с лица Насти сошла улыбка, потому что она безошибочно поняла, о чем сейчас подумал отец. - И вообще, папа, мне нужно с тобой очень серьезно поговорить.
   - Ну что ж, давай поговорим, - согласился Жуковский и уселся в обтянутое зеленым бархатом высокое старинное кресло с резными подлокотниками в виде грифонов.
   Настя помолчала некоторое время, будто не решаясь начать разговор, так что отцу пришлось подбодрить ее:
   - Давай, выкладывай, что там у тебя. Не переживай, я все пойму.
   - Может поймешь, а может и нет, - вздохнула дочь. - Ну, ладно, слушай. Ты помнишь дедушку Бахтияра, сторожа с египетского кладбища?
   - Дедушку? - удивился Жуковский. - С чего бы это он тебе такой родной стал?
   - Он очень хороший человек, - насупилась Настя. - Не надо про него плохо говорить.
   - Да я и не думал! - смутился Жуковский. - Просто я не понял, почему ты о нем вспомнила.
   - Мы с ним долго разговаривали той ночью, когда ты под землей с Иваном Матвеевичем воевал. Он очень умный, много знает, и о многом мне рассказал.
   У Жуковского перед глазами встало мусульманское кладбище, изрезанное морщинами лицо старого Бахтияра, и вспомнились его прощальные слова: "береги дочь! У нее великое будущее и, пока она молода и не осознала еще своего предназначения, многие будут бороться за влияние на нее". Что наговорил старик Насте?
   - Кое о чем я догадывалась сама, - продолжала дочь, - на что-то намекнула Лейла, но Бахтияр открыл мне глаза. Он рассказал мне одно старинное предание, которое услышал от своего учителя, тот - от своего предшественника, и так далее. Ты не смейся, дедушка Бахтияр вовсе не темный человек, как можно подумать с первого взгляда. Все сторожа на том кладбище были очень умные и образованные люди, а Бахтияр настоящий философ.
   - Да я и не думаю смеяться! - сказал Жуковский. - Я тоже сразу понял, что он не так прост.
   - В общем, вот о чем он мне рассказал, - смягчилась Настя. - Когда-то, давным-давно кладбище охранял человек, у которого был особый дар видеть важные события далекого будущего. Тогда, сказал Бахтияр, как и сейчас, существование общин таких людей, как мы (Насте почему-то не нравилось выражение "люди духа", и она старалась избегать его в разговоре), постоянно висело на волоске. Поддержание собственной численности превратилось у них в самоцель и практически стало смыслом жизни. А сейчас разве не так? Положа руку на сердце - в чем смысл существования ордена и клана? Не знаю, как насчет этого в Индии и Китае, но, думаю, все обстоит так же.
   - Ну, это спорный вопрос, - попытался возразить Жуковский, понимая, что кривит душой. Что-то очень похожее он слышал от Захара еще десять лет назад.
   - Ладно, не будем уходить в сторону, - махнула рукой Настя. - Речь шла в основном о том, почему наши дети никогда не наследуют наше долголетие и наши способности. Бахтияр сказал, что это часть Божьего наказания за грехи наших предков. Но тот прорицатель, про которого я тебе говорила, считал, что кара наложена не навечно. Понимаешь, он видел не просто будущее, а различные его варианты, которые могут сбыться при особом стечении обстоятельств.
   Жуковский вспомнил свои видения возможного апокалипсиса, которые случились у него летом, по дороге из Красноярска в Москву, и у него похолодело в груди. Он понял, что Насте открылось нечто очень серьезное. Возможно, она сама не до конца сознает важность открывшихся ей знаний.
   - Он говорил, что это за обстоятельства? - сдавленно спросил он у дочери.
   - Так я же и рассказываю! Нам вроде как оставлена возможность все изменить, реабилитироваться, что ли. А условия такие. Когда мы окажемся в шаге от пропасти, должен появиться человек с невиданными способностями, которому будет дано спасти нас всех, отвести от края. Это первое условие. Второе - у этого человека должна быть дочь, унаследовавшая его способности. Она-то и избавит людей от древнего проклятия. Не только нас, но вообще людей. Понимаешь - все человечество!
   - Ты хочешь сказать... - глядя в сияющие глаза дочери, начал понимать Жуковский.
   - Вот именно! Неужели ты не видишь, что все сходится? Человек, про которого говорил дедушка Бахтияр - это, конечно, ты. Тебе дважды удалось отвести беду. Я унаследовала твои способности! Мы с тобой продлили жизнь маме! Я сделала то же для своего сына!
   - Но это частные случаи, - попытался охладить ее пыл отец. - А ты говоришь обо всем человечестве.
   - В том-то и дело, - торжественно сказала Настя, - что этому можно научить любую женщину, готовящуюся стать матерью.
   - Не может быть! - изумился Жуковский.
   - Может, может! - уверила его Настя. - Теперь я знаю это абсолютно точно.
   А ведь она не шутит! - понял Жуковский по той непоколебимой уверенности, что сквозила в каждом слове дочери, и ему стало грустно от того, что Настя, загоревшись возможностью принести счастье всем и сразу, не поняла главного.
   - Эх, Настя, - вздохнул он. - Неужели ты не понимаешь, что наша Земля не выдержит столько людей, сколько появится на ней, если сбудутся твои мечты?
   Но ответ дочери заставил его покраснеть и принести ей мысленные извинения.
   - Почему же не понимаю? - спокойно возразила она. - Прекрасно понимаю. Есть и третье условие. Прорицатель сказал, что учить людей, то есть менять всю их жизнь, можно будет только тогда, когда тебе откроют будущее.
   - Кто откроет? - удивился Жуковский.
   - Я спросила Бахтияра то же самое, но он ответил как-то туманно. Сказал - те, кто знает.
   Жуковский понял, кого имел в виду старик.
  

7

  
   Разговор с дочерью настолько выбил Сергея из колеи, что для того, чтобы вернуться к насущным делам, ему пришлось сделать значительное усилие и взять себя в руки.
   Вот что скрывалось за блоком в сознании ученого. Секретная лаборатория, в которой работал "Паттерсон", принадлежала армии Соединенных Штатов и разрабатывала особый проект "Шаман". Хоть формально возглавлял лабораторию пожилой чернокожий психолог доктор Томпсон, все исследования в ней вертелись вокруг весьма одиозной личности, маленького толстенького эскимоса неопределенного возраста. Фамилии его никто из работников лаборатории не знал, все звали его просто Джеком. Он-то и был тем шаманом, в честь кого проект получил свое название. Шаманом настоящим, обладающим сверхъестественными способностями, даром прорицания и ясновидения, в чем Лаврушину пришлось не раз лично убедиться.
   Армия Штатов, как и спецслужбы России, да и некоторых других стран, давно интересовалась случаями проявления сил, выходящих за пределы человеческого понимания, в надежде найти им применение в военной области. Поэтому, когда несколько лет назад в поле зрения разведки попал эскимосский шаман, выделявшийся среди своих собратьев явно не шарлатанскими способностями, военное ведомство сразу наложило на него свою всемогущую лапу.
   Способности Джека поражали видавших виды специалистов. Он был очень сильным гипнотизером. Умел, не прикасаясь к пациенту, лечить различные болезни. Мог, почти не ошибаясь, предсказывать будущее. По заданным координатам мог видеть происходящие в отдаленных местах события, причем расстояние не имело никакого значения. А еще у него получалось заглядывать в прошлое, даже очень далекое. Войдя в транс, шаман, используя родовую память, уходил по цепочке воспоминаний своих предков на сотни и тысячи лет назад, вынося из глубины веков самые невероятные сведения. Правда, военных прошлое интересовало мало, поэтому они не стали подключать к проекту профессиональных историков. Гораздо интереснее им было будущее, и, главное, то настоящее, которое враги и друзья тщательно скрывали от чужих глаз.
   Охрана эскимоса была организована на уровне президентской, потому что он один поставлял больше информации, чем целое разведывательное управление. Эта информация тут же обрабатывалась штатом специалистов, в число которых входил "Паттерсон", и уходила по назначению. Работать с ним было несложно, Джек вовсе не был темным, невежественным дикарем. Он постоянно учился, схватывая знания на лету, и по некоторым вопросам мог уже тягаться со своими кураторами-профессорами. Но общение с ним доставляло мало удовольствия, в основном, из-за его невыносимого характера и какого-то странного отвращений к личной гигиене. Говоря по-простому, от него постоянно воняло.
   Хотя начальство не поощряло мысленные путешествия Джека в глубину веков, опасаясь неизвестно чего, он все равно регулярно их совершал, наверное, из чистой любознательности. И однажды вынес оттуда такое, что заставило задрожать от возбуждения самых недоверчивых вояк. Судя по всему, шаману удалось достичь времен, предшествующих всемирному потопу, и наблюдать закладку предками, обладающими непредставимым для современных людей могуществом, хранилища своих артефактов на территории современной Якутии. А когда он сумел разъяснить военным, какие технологии, в том числе и информационные, могут там скрываться, те и вовсе стали на уши. С огромным трудом удалось привязаться к местности и определить точные координаты хранилища, вот только проникнуть туда мысленным взглядом Джек не смог. Но даже это послужило еще одним доказательством того, что там до сих пор прячутся вожделенные сокровища.
   Вот, собственно и все, что знал Лаврушин о проекте "Шаман". Осталось, правда, непонятным, кто и когда заблокировал эту информацию. Воспоминания о процессе блокирования и людях, его проводящих, были начисто стерты из его памяти, судя по характерному темному пятну на его ауре. Не знал он ничего и об аппаратуре, способной воздействовать на человеческий мозг и даже подавлять ментальные способности. Именно для того, чтобы узнать это, а также остановить опасные исследования и обезвредить "Шамана", в Соединенные Штаты собрались лететь Захар и Бойцов.
   Жуковский сначала думал отправиться туда вместе с ними. Но интуиция подсказала ему, что там обойдутся без него, а вот с проникновением в хранилище медлить не следует, и сделать это должен только он. Предчувствие говорило, что в наследии предков может таиться серьезная угроза, что-то такое, что нельзя вытаскивать на свет Божий, не приняв предварительно мер безопасности.
   Сергей решил, приехав домой, уединиться и поискать в эфире ответы на некоторые интересующие его вопросы, чтобы или подтвердить свои опасения, или отмести их напрочь. Но уединиться не получилось. Услышав звук открывшейся двери, навстречу ему выбежала сияющая Вера и сообщила, что с завтрашнего дня выходит на работу.
   - Представляешь, - лицо жены зарумянилось от радости, и от этого стало даже красивее, чем обычно, - зашла я в администрацию, просто так, наобум, показала трудовую, а они прямо руками и ногами ухватились! Предложили должность в финансово-экономическом отделе. Я и согласилась. Работа знакомая, ничего сложного, справлюсь.
   - Кто бы сомневался! - Жуковский обнял жену и чмокнул в раскрасневшуюся щеку. - Ты у меня с любой работой справишься!
   - А знаешь, - рассмеялась Вера, - кадровичка никак не хотела поверить, что это мой паспорт. Минут пять крутила, то на фотографию посмотрит, то на меня уставится. Я ей говорю - да мой это паспорт, мой! А она - не может быть, чтобы вам сорок семь лет было!
   Еле я ее убедила. Пошутила еще, мол, на севере в холоде женщины хорошо сохраняются. И все равно она все ахала, пока я не ушла.
   Сергей остался один только поздним вечером, когда все было переговорено и Вера, вспомнив, что утром ей вставать на работу, ушла спать, а он отправился в кабинет, устроился поудобнее на диване, расслабился и приготовился к погружению в эфир. Работа предстояла трудная. В первую очередь надо было разобраться с древней системой транспортных переходов. Сейчас ему было известно только одно место, откуда можно было проникнуть в фантастически сложную и разветвленную систему, созданную предками - старое кладбище в Египте. Раз система создавалась для мгновенного перемещения в любую точку планеты, то и входов-выходов должно было существовать достаточное количество. Вот только, много ли их сохранилось до нашего времени? Жуковский надеялся, что достаточно. У него было сильное подозрение, что система используется кем-то до сих пор, и эти "кто-то" наверняка поддерживают ее работоспособность.
   Дело двигалось с трудом. Нужная информация скрывалась за огромными массивами интересных, но в данный момент не нужных ему сведений. Возникало даже впечатление, что она кем-то умело замаскирована. Только методика поиска, подаренная ему в прошлый раз неизвестным доброжелателем, позволила пробиться к искомому. Когда Сергей вынырнул в действительность и посмотрел на часы, оказалось, что уже утро, и времени на сон совсем не осталось. Он приготовил завтрак, сварил кофе и разбудил Веру.
   - Может так получиться, - сказал он за завтраком, - что мне придется уехать ненадолго, так что, если вечером я не приду, ты не волнуйся. И не переживай, если мой телефон окажется вне зоны досягаемости.
   Может быть, в другой раз Вера обязательно расспросила бы его подробнее, но сейчас она вся была уже в предстоящей работе, и только сказала:
   - Тогда ты сам звони почаще!
   Когда Вера ушла, Жуковский быстро собрался. Оделся просто и удобно - джинсовый костюм, крепкая кожаная куртка, высокие шнурованные ботинки, на голову натянул черную вязаную шапочку. Машину брать не стал, а отправился на автобусную остановку, и вскоре вышел в Сергиевом Посаде. Зная, что нужно делать, он действовал быстро и целеустремленно. Но, войдя на территорию Лавры, Сергей неожиданно ощутил внутренний трепет. Чтобы успокоиться и привести в порядок расшалившиеся нервы, он зашел в один из храмов, купил свечу, зажег ее перед иконой Пресвятой Богородицы и долго-долго стоял перед ней, неслышно что-то шепча. А когда вышел на улицу, над головой сначала как будто робко и несмело, а потом все больше набирая силу, зазвенели колокола. Их мелодия завораживала, наполняла собой все пространство и проникала в самую душу. Хотелось, чтобы она звучала еще и еще, и Сергей не сдвинулся с места, пока в воздухе не растаяли последние звуки.
   В старое время строители храмов, ведомые божественным откровением, безошибочно ставили их в точках пересечения невидимых глазу силовых линий планеты, используемых предками не только как транспортные артерии, но и в каких-то других, недоступных для понимания современного человека целях. А на территории Лавры был не просто перекресток. Тут сходились в единый узел множество линий. Таких мест на Земле было не так уж много, и именно поэтому тут сохранился и поддерживался кем-то в рабочем состоянии вход в древнее подземелье.
   Чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, пришлось использовать "завесу незаметности". Закрывшись ей от посторонних глаз, Жуковский прошел по территории Лавры до угловой башни и остановился перед тяжелой деревянной, окованной стальными полосами дверью. Она оказалась заперта, но это не остановило его. Прикрыв глаза, он постарался представить себе механизм замка. Когда это получилось, Сергей сделал незначительное усилие, щелкнула пружина, и язычок замка вдвинулся внутрь.
   Жуковский вошел в тамбур, откуда начинались две каменные лестницы с истертыми ступенями. Одна шла наверх, в башню, а вторая уходила в подвал. Он уверенно сбежал по ней и вскоре оказался на небольшой площадке с массивной деревянной дверью в стене. С площадки спускалась вниз еще одна лестница, но Жуковского она не интересовала. Он остановился перед глухой каменной стеной напротив двери, молясь, чтобы все получилось, сконцентрировал всю свою внутреннюю силу и мысленно произнес очень сложную формулу проникновения, которую сегодняшней ночью заучил наизусть.
   Сергей знал, что никто из живущих на земле людей не смог бы проделать то, что делал сейчас он. И если перед ним не откроется проход к наследию предков, то останется невыполненным какой-то таинственный замысел, не свершится что-то чрезвычайно важное. Но его опасения оказались напрасны. Раздался тихий мелодичный звук, и стену перед ним от пола до потолка пересекла черная линия. Она на глазах расширялась, превратившись сначала в щель, а потом в проход, через который без труда мог проникнуть человек. Сергей сделал шаг вперед, и стена сомкнулась за его спиной.
  

8

  
   Захар и Бойцов встретились с Лейлой в Лас-Вегасе, в огромном холле отеля "Мираж". Пока они летели с пересадками через половину земного шара, Лейла успела побывать в маленьком городке неподалеку от базы ВВС США, на территории которой под видом авиационного исследовательского центра была спрятана лаборатория, разрабатывающая проект "Шаман". В Вегас она приехала не с пустыми руками. Всего за один день, что она провела в городке, часто посещаемом людьми из персонала базы, ей удалось вычислить нескольких человек из лаборатории. И среди них одного, занимающего там довольно высокий пост. Не теряя времени даром, Лейла внушила ему, что он очень устал, и в ближайший уик-энд, то есть завтра, должен съездить развеяться в Вегас.
   - Это ты правильно придумала! - похвалил ее Захар. - Думаю, стоит сначала встретиться с ним здесь, узнать обстановку на базе и в лаборатории, а потом уже соваться туда.
   - Ладно, так и сделаем, - Степан согласился с ним только потому, что предложение исходило от Лейлы. Но чувство противоречия все-таки взяло свое, и он добавил: - хотя не надо бы терять время.
   - Ничего, спешка не всегда уместна, - возразил Захар, и спросил у Лейлы: - так когда, говоришь, он будет здесь?
   - Завтра утром, - ответила она, - и тоже остановится в "Мираже". Он всегда здесь останавливается.
   - Он что, игрок? - спросил Бойцов.
   - Не так, чтобы очень, - ответила Лейла. - Во всяком случае, голову не теряет, умеет вовремя остановиться, и поэтому чаще выигрывает, чем проигрывает. И вообще, игра - не главное, зачем он приезжает в Вегас. Вечером он играет, а потом знакомится тут же с какой-нибудь скучающей дамочкой, и на ночь удаляется с ней в свой номер. Мужчина он видный, и обычно это ему удается. А если нет, то довольствуется проституткой.
   - Прекрасно! - заключил Захар, выслушав Лейлу. - Значит, у нас есть время до завтра. Не знаю, чем собираетесь заниматься вы, а мне нужно пополнить счет, что-то он у меня слегка истощился. Не желает ли кто-нибудь со мной?
   - Это куда? В казино, что ли? - с оттенком высокомерия спросил Степан.
   - Именно туда, - спокойно ответил Захар. - А ты находишь в этом что-то предосудительное?
   - В общем-то, нет, - чуть сбавил тон Бойцов, - но я такими делами заниматься не намерен. Лучше просто прогуляюсь по городу. А у тебя, Лейла, какие планы на вечер?
   - Пожалуй, я пойду с Захаром, - ответила она, улыбнувшись. - Думаю, на это интересно будет посмотреть.
   - Ну, прямо как малый ребенок! - усмехнулся Захар вслед удаляющемуся Степану, даже спина которого выражала укор. - Уверен, не будь меня здесь, он обязательно сам пошел бы поиграть. Ладно, пока пусть показывает характер. Но прошу, подскажи ему, что когда дойдет до дела, он должен спрятать свои амбиции подальше, иначе я буду вынужден обломать их. И чтобы без обид, слишком все по-взрослому!
   - Хорошо! - очень серьезно ответила Лейла, поняв, что имеет в виду Захар. - Я постараюсь. Но будь уверен, Степан никогда не поступится делом в угоду личным амбициям.
   - Ладно, будем считать этот вопрос исчерпанным, - согласился Захар. - А сейчас предлагаю сходить в ресторан поужинать, а потом - в казино. Идем?
   - Идем! - красавица Лейла подхватила импозантного, выглядевшего как голливудская кинозвезда Захара под руку, и они отправились в ресторан. Вместе они смотрелись настолько ярко и примечательно, что встречные, пройдя мимо них, невольно оборачивались им вслед. Заметив это, не хотевший лишний раз светиться Захар принял меры, чтобы уже через пять минут люди не смогли вспомнить их лиц.
   Выбрав по предложению Лейлы ресторан с мексиканской кухней, они с аппетитом поужинали, после чего Захар задымил толстой сигарой и спросил на английском языке с выговором, которому мог позавидовать коренной уроженец восточного побережья:
   - Ну как, дорогая, ты готова предаться пороку азарта?
   - Подумаю! - в тон ему ответила Лейла. - Может быть, и сыграю, но сначала хочу посмотреть, что получится у тебя.
   Искать казино долго не пришлось, в огромном здании отеля их было предостаточно. Захар занял место у рулетки, а Лейла устроилась чуть поодаль, но так, чтобы все было видно. Около часа Захар играл с переменным успехом, то проигрывая несколько тысяч долларов, то выигрывая их обратно. Потом, подчиняясь неведомой логике, пропустив несколько ставок, поставил все свои фишки на одну цифру. Колесо крутилось мучительно долго. На лбу у Захара появилась испарина, а на щеках - нездоровый румянец. Лишь одна Лейла понимала, что он просто играет на публику. Но как гениально играет!
   Между тем колесо стало замедлять свой бег и, наконец, замерло на цифре "четырнадцать". Именно на нее и поставил Захар. Вокруг него прошелестел восхищенный шепот - выигрыш составил больше шестисот тысяч долларов. Румянец на его лице сменился матовой бледностью.
   - Я знал! - громко сказал он, ни к кому не обращаясь. - Я знал! Сегодня ночью мне приснилось, что ставить нужно на четырнадцать! И вот оно! Вот оно!
   Лейла смотрела на Захара, посмеиваясь про себя. Какой артист пропадает, думала она. А Захар не ушел от рулетки. Он продолжил игру, и если кто-то наблюдал за ним, то непременно должен был сделать вывод - человек завелся! Только спустив почти сто тысяч, он забрал выигранные фишки и отправился в кассу. После этого в расположенном тут же отделении банка он положил полмиллиона на свой счет, подошел к ожидающей его Лейле и спросил с деланной серьезностью:
   - Дорогая, у тебя не появилось желания сыграть самой?
   - Нет, - ответила она с улыбкой. - Мне достаточно того удовольствия, что я получила, наблюдая за тобой. Ты был великолепен!
   Вместо ответа Захар поцеловал ей руку.
   - А скажи, - спросила она, - у тебя не было сомнений в верности предвидения? Лично у меня сбывается в семи случаях из десяти...
   - У меня в девяти случаях, - с философским спокойствием ответил Захар. - Вот Жуковскому, например, было бы проще, ему ничего не пришлось бы предугадывать. Он просто взял бы и остановил колесо на нужной цифре. Но, насколько я знаю, он никогда не играет в азартные игры. А я, увы, не умею так, как он.
   Они еще долго гуляли по залитым светом улицам Вегаса. Им было интересно друг с другом, и ночевать они отправились в номер к Лейле.
   А назавтра случилось непредвиденное. Майкл Шустер - так звали сотрудника лаборатории, которого они поджидали, в отеле так и не появился. Ждали его до самого обеда, потом Лейла куда-то позвонила, долго разговаривала, после чего сообщила, что в других отелях Шустер тоже не регистрировался.
   - Что-то случилось! - с уверенностью сказала она. - Мое внушение было достаточно сильным, и раз он не приехал, значит, его просто не выпустили с базы.
   - Я еще вчера говорил, что не нужно терять время! - заявил Степан. Видно, он о чем-то догадался, и теперь злился на обоих, что вызывало у Захара легкое смущение, а у Лейлы насмешливую улыбку. Когда-то Степан и Лейла были близки, но это было давно, и теперь Лейлу смешила его мальчишеская ревность. А Бойцов не унимался: - Надо было сразу ехать на базу, а не дожидаться здесь какого-то Шустера!
   - Угомонись, Степа, - поморщился Захар. - Ну да, прохлопали... Но все равно ничего не исправишь, а задним умом мы все крепки. Сейчас найдем машину и поедем.
   - Я тут видел недалеко бюро проката, - сообщил Бойцов.
   - Не нужно нам никакое бюро, - отмахнулся Захар, достал трубку и, набрав номер, с кем-то долго говорил по-цыгански, несколько раз заливаясь смехом. Закончив разговор, снова стал серьезен и сказал:
   - Ну вот, будет нам сейчас машина.
   Через полчаса в холл отеля, где они сидели на диванчике, вошел человек лет тридцати, в котором, кроме черных волос и смуглой кожи ничего не выдавало цыгана, скорее его можно было принять за мексиканца. Безошибочно разыскав Захара среди множества постояльцев, он подошел, низко поклонился и, протянув ключи, объяснил, где можно найти машину. Снова поклонился и как-то незаметно растворился в толпе.
   - Забирайте вещи и спускайтесь, - сказал Захар своим спутникам. - А я пока рассчитаюсь за номера.
   - Мы сами в состоянии рассчитаться! - буркнул Степан.
   - Побереги командировочные, - улыбнулся Захар. - У меня-то деньги халявные...
   Машина оказалась именно такой, как любят американцы - огромный внедорожник "Шевроле", оснащенный системой спутниковой навигации. Быстро разобравшись с ней, Бойцов занял место за рулем, и они тронулись. Все-таки Степан был настоящим профессионалом. Без всякого труда он, ориентируясь по знакам и указаниям компьютера, нашел кратчайший путь, и вскоре они выехали на шоссе, проложенное через унылую пустыню. Но без неожиданностей не обошлось. Когда они проехали уже километров двадцать, откуда-то с боковой дороги вынырнул завывающий сиреной полицейский "Форд", обогнал их и остановился метрах в двадцати впереди. Из "Форда" вышел очень колоритный полицейский в широкополой шляпе и, держа руку на кобуре, из которой торчала рукоятка огромного револьвера, направился к "Шевроле". Но когда Степан опустил стекло и посмотрел в глаза офицеру, тот почему-то сразу потерял к ним интерес и, даже не проверив документы, сказал:
   - Можете ехать. Счастливого пути. Сегодня будет хорошая погода.
   - Видно, не слишком твои друзья с законом дружат! - отъезжая, язвительно подколол Бойцов Захара. - Наверняка на машину есть ориентировка!
   - Такая уж жизнь у цыган, - пожал плечами Захар. - А полиция-то у них, заметьте, не коррумпированная! В России нас не только не остановили бы, но еще и честь отдали...
   На месте они оказались, когда совсем уже стемнело. Сняли номера в мотеле около супермаркета, построенного, скорее всего, в расчете на покупателей с соседней военной базы, и устроили совет.
   - Ждать, пока здесь появится кто-то из лаборатории, мы не можем, - жестко сказал Степан. - Значит, нужно идти на базу.
   - Я сделаю это! - сразу заявила Лейла.
   - Одну мы тебя никуда не пустим! - возразил Захар. - Хороши мы будем, если отправим впереди себя женщину!
   - Вместе нам там нечего делать, - серьезно сказала Лейла. - Я справлюсь лучше вас. Для меня это не составит особого труда. Не забывай, что это моя специальность. Если понадобиться, выведу начальника лаборатории с базы. Но вы должны ждать меня неподалеку.
   Как не хотелось мужчинам, они были вынуждены согласиться с ее доводами. В путь отправились немедленно, и около базы оказались через полчаса. Подъезжать к воротам Бойцов, конечно, не стал, свернул с асфальтированной дороги на грунтовку и спрятал машину за холмом. Лейла, еще в мотеле переодевшаяся в армейский камуфляжный костюм, вышла из машины и сразу пропала в темноте.
   Ждать ее пришлось долго, и за все время Бойцов с Захаром перекинулись лишь несколькими незначительными фразами. У обоих уже бродила в голове одна и та же мысль - идти на базу и разбираться, но тут на дороге вспыхнули фары, и к спрятанному "Шевроле" подъехал автомобиль. Захар с Бойцовым выскочили из машины и подбежали к шикарному белому "Крайслеру", за рулем которого оказался седовласый негр. Рядом с ним сидела Лейла.
   - Знакомьтесь, господа, это профессор Томпсон, - сказала она устало. - Глава проекта "Шаман". Нам пришлось приехать сюда потому, что на базе не было никакой возможности поговорить. Там такая суматоха, что остаться один на один никак не получилось. Дело в том, что интересующий нас человек сбежал. Исчез в неизвестном направлении.
  

9

  
   Несколько секунд Жуковский стоял, привыкая к темноте. Точнее, темноты, в настоящем понимании этого слова, не было. Он видел полого уходящий вниз каменный коридор, но в каком-то зеленоватом свете, исходившем, кажется, прямо от стен. Конец коридора терялся в неясном тумане того же цвета. Преодолев нерешительность, Сергей пошел вперед и вскоре оказался в большом круглом зале, со стенами, сплошь покрытыми изображениями и символами, но теперь они не представляли для него загадки. Из зала расходилось множество других коридоров.
   Сделав мысленное усилие, через изображения на стенах он включился в систему искусственного сознания, элементами которого они и были, и нашел нужный коридор. Войдя в него, Сергей сделал несколько шагов, но вдруг закружилась голова, и он понял, что переместился на огромное расстояние. Это ощущение так напугало, что он попятился назад и тут же снова почувствовал над собой каменную тяжесть монастыря.
   Жуковскому стало стыдно за свой испуг. Ведь знал, что ждет его в подземелье, а все равно шарахнулся, как дикарь от паровоза... Он собрал волю в кулак и, преодолев головокружение, быстро зашагал вперед по коридору. Долго идти не пришлось, зеленый туман рассеялся, и он оказался в другом зале, вполовину меньшем первого. Находясь в контакте с искусственным интеллектом, Сергей сориентировался в пространстве и понял, что попал в узловую точку, находящуюся под горным массивом Северного Урала. Отсюда, поднявшись по длинному и извилистому подземному ходу, можно было выйти на свет через одну из многочисленных пещер. Но сейчас Урал его не интересовал, поэтому он продолжил свой путь, войдя в очередной каменный коридор, который должен был вывести его к конечной точке необычного путешествия - древнему хранилищу под якутским ручьем Ханданах.
   Когда Жуковский, преодолев последний отрезок пути, оказался у цели, дорогу ему преградила сплошная стена. Транспортный коридор закончился тупиком. Но он был готов к такому повороту событий и, после произнесения очередной мысленной формулы-пароля стена разошлась, открывая проход в огромное ослепительно-золотое пространство. Хлынувший оттуда свет был настолько ярким, что Сергей поневоле зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел перед собой залитую солнцем долину, ограниченную теряющимися в легкой дымке горами. На переднем плане в обрамлении кустов текла неширокая речушка с перекинутым через нее горбатым мостиком, а за ней раскинулась дубовая роща, в тени которой прятался целый поселок, состоящий из разноцветных строений необычной округлой формы, без прямых углов и плоских поверхностей. Все это было меньше всего похоже на зимнюю Якутию, промороженную и заснеженную.
   Сергей сделал шаг вперед и, обернувшись, обнаружил, что сзади уже нет никакой стены, а тянется все та же покрытая густой травой долина, где изумрудный луг перемежался зарослями покрытых яркими цветами кустов и островками фруктовых деревьев. Но неожиданное исчезновение прохода не напугало его, он знал, что при необходимости без труда найдет обратную дорогу.
   Сверху лился солнечный свет, было тепло, в цветах жужжали пчелы. Сергей понимал, что солнце, горы и вообще большая часть того, что он видел - всего лишь великолепная иллюзия, можно сказать, произведение искусства, созданное исчезнувшим в глубине тысячелетий гением, но вокруг было так хорошо, что хотелось остаться здесь навсегда. Наверное, именно так должен был выглядеть рай, из которого был изгнан человек.
   Глубоко вдыхая наполненный ароматами бесчисленных цветов воздух, Жуковский перешел через мостик и направился к странным зданиям. Чем ближе он подходил к ним, тем сильнее охватывало его чувство какой-то неправильности, несообразности. То, что он видел перед собой, несомненно, было создано в незапамятные времена, но вокруг не было ни малейшего признака тлена или запустения. В любой мало-мальски старой роще земля под деревьями была бы покрыта многолетним слоем опавших листьев. Тут же царила идеальная чистота, будто кто-то прошелся под деревьями с граблями, не оставив ни одного сучка или листика. И сами здания выглядели так, словно их только что вымыли с мылом.
   Миновав строения, которые он сразу по каким-то неуловимым признакам окрестил жилыми, Жуковский вышел на поляну посреди рощи, в центре которой возвышалось самое большое здание, судя по всему, бывшее здесь чем-то вроде общественного центра. Тут и случилось то, что он давно ждал, и чего подспудно страшился. На невысоком крыльце, которое полукругом примыкало к открытому входному проему, стоял человек, одетый в светло-бежевые брюки свободного покроя и такого же цвета легкую куртку, расстегнутую на груди.
   Возраст мужчины Жуковский затруднился бы назвать, во всяком случае, по обычным меркам он выглядел не больше, чем на сорок лет. Необычным в его внешности было то, что невозможно было отнести его к какой-нибудь существующей на Земле расе. Чертами лица он походил на европейца с чуть заметной примесью восточной крови, но кожа очень смуглая, хоть и не такая черная, как у африканцев. Скорее, он выглядел очень сильно загорелым. Первоначальный цвет курчавых волос определить тоже было нельзя, потому что сейчас они были серебряно-седыми. Но самым примечательным были его глаза. Большие, широко посаженные, они сияли таким насыщенным голубым цветом, будто поглотили в себя небо.
   Остановившись в нескольких метрах от крыльца, Сергей молчал, не зная, с чего следует начать общение с этим, непонятно, человеком ли или на самом деле духом прошлого? Жуковский не решался шагнуть вперед. Он не был уверен, сможет ли сделать этот шаг. Казалось, взгляд незнакомца пригвоздил его к месту. И еще показалась крамольной, и потому сразу была отброшена мысль о том, чтобы прощупать его сознание.
   Наконец мужчина, похоже, удовлетворенный осмотром, сделал приглашающий жест, повернулся к Жуковскому спиной и, не оглядываясь, вошел в здание. Сергей последовал за ним. Внутри, если не считать непривычной формы помещений со сглаженными углами и выпуклыми стенами, не оказалось ничего из ряда вон выходящего. Правда, мебель тоже мало походила на привычные шкафы, стулья и столы, но их функциональное назначение легко угадывалось.
   Они вошли в небольшую комнату, и мужчина, показав Сергею на один из "стульев", сам уселся на другой, напротив. Сергей тоже сел и сразу понял, что ни в одном кресле никогда не чувствовал себя так удобно. Обыкновенный предмет мебели необъяснимым образом угадывал желания, моментально меняя форму, подлаживался под его тело, и продолжал изменять ее, реагируя на малейшее движение.
   - Наконец-то мы встретились с тобой, - произнес мужчина, не сводя с него глаз, и Жуковский, услышав его голос, по каким-то неуловимым признакам понял, что давно знает этого человека. Без всякого сомнения, именно он наблюдал за ним во время схватки с Иваном Матвеевичем Фотиевым, он был невидимым поводырем в эфире.
   - Ты можешь называть меня Любомиром, - продолжил между тем собеседник, - примерно так звучит мое имя, если перевести его на твой язык. А твое имя мне известно.
   Сергей склонил голову в знак того, что знакомство состоялось, но продолжал молчать, отдавая инициативу Любомиру.
   - Ты проделал большую работу, чтобы попасть сюда, - снова заговорил тот. - Это говорит о многом.
   - Я делал это не из любопытства, - нарушил молчание Сергей. - Вашему убежищу грозит опасность. Сюда могут проникнуть люди, которым, в общем-то, нечего здесь делать. По меньшей мере, две конкурирующие группы стараются добраться сюда в поисках древних артефактов. И я пришел для того, чтобы помочь вам перенести их в другое место. Если, конечно, вы позволите это сделать.
   - А, ты насчет этого... - беспечно махнул рукой Любомир. - Эти люди никогда не попадут сюда. Они могут изрыть весь район, докопаться до самой магмы, все равно у них ничего не получится, они все время будут проскакивать мимо. Повредить нам они ничем не смогут, разве что взорвут под землей атомную бомбу. Так что артефактов им не видать. Да и доберись они сюда, им все равно не найти ничего интересного для себя. Их интересуют технологии и оружие, за них они готовы отдать душу дьяволу, но здесь нет ничего подобного. А то, что здесь есть, хранится в такой форме, что большинство современных людей все равно не смогут этим воспользоваться при нынешнем уровне их развития. Особенно это касается тех людей, которые так рвутся сюда.
   - Что же в таком случае вы прячете здесь? - удивился Жуковский.
   - Знания, - просто ответил Любомир. - Знания поколений. Все, что когда-либо становилось известно людям. А, кроме того, их печали и радости, любовь и ненависть, добро и зло, рождение и смерть.
   - Ты хочешь сказать, что вы храните человеческую память? - Сергей инстинктивно почувствовал, что обращение на "вы" будет здесь совершенно неуместно.
   - Такое объяснение было бы слишком простым, - покачал головой Любомир. - Скорее, мы храним прожитые жизни. Но это не главная наша задача.
   - Так объясни же, наконец, кто вы такие? - Жуковский решил, что пора задать главный вопрос.
   - Люди, - ответил Любомир. - Такие же люди, как ты. Как все, кто населяет нашу планету.
   - Скажешь тоже! - усмехнулся Сергей.
   - Я не шучу! - Любомир был совершенно серьезен. - Мы на самом деле ничем не отличаемся от тебя, за исключением того, что мы неизмеримо старше и сохранили знания ушедшей цивилизации.
   - Я знаю, по меньшей мере, несколько сотен людей, которые неизмеримо старше меня, - возразил Жуковский. - И тоже обладают большими познаниями о цивилизации предков. Но о вашем существовании они даже не подозревают.
   - Ты не понял, - мягко сказал Любомир. - Те люди, о которых ты говоришь, хранят не знания, а мифы. А мы не просто сохранили знания предков. Мы и есть те самые предки. Последние представители исчезнувшей цивилизации, которую не смогли уберечь от гибели.
   - Что? - замер от удивления Сергей. Он был готов ко всему, но такого поворота не ожидал никак. - Ты хочешь сказать, что...
   - Да, я хочу сказать, что родился тогда, когда все люди на Земле были такими, как мы. Что был свидетелем крушения великой цивилизации и уникальной культуры. Наблюдал потоп и оледенение, одичание и новое возрождение человечества. - Заметив недоверчивый взгляд Жуковского, Любомир поспешил внести ясность: - Нет, конечно, мы не бессмертны. Большую часть этого времени я провел в месте, где ход времени замедляется почти до нуля. Пока там проходит час, на земле пролетают столетия. Тебе ведь не надо объяснять, что время - величина непостоянная...
   - Это я знаю, - кивнул Жуковский. Но скажи, зачем вам понадобился я? Не будешь же ты доказывать, что наша встреча - случайность.
   - Нет, конечно. Так же, как ты не станешь спорить, что сейчас на земле вряд ли найдется кто-нибудь, обладающий большей ментальной силой, чем ты или твоя дочь. Кстати, она уже осознала свое предназначение?
   - Тебе и это известно? - вопрос прозвучал сухо, потому что Сергею вовсе не понравилась такая осведомленность Любомира в делах его семьи.
   - Я знал об этом еще до ее рождения, - улыбнулся тот, заметив недовольство Жуковского. Только не подумай, что мы контролируем каждый твой шаг, хотя об основных твоих подвигах нам известно.
   - И теперь вы хотите использовать меня в каких-то своих целях, - подхватил Сергей. - Но только вряд ли я соглашусь на это, пока не узнаю, чего именно вы от меня ждете.
   - Для этого ты и пришел сюда. Я предлагаю тебе познакомиться с жизнью одного выдающегося человека. Когда ты узнаешь все, что знал он, у тебя не останется больше вопросов. Ты согласен?
   Жуковский помедлил с ответом. Предложение выглядело несколько странно. Кроме того, он почувствовал в голосе собеседника непонятное напряжение. Он прислушался к своей интуиции, но не подсказывала никакой опасности. Потом понял, что его смутило, и спросил:
   - Сколько же это займет времени?
   - Совсем немного, - успокоил его Любомир. - В реальном времени пройдет не больше суток, и ты сможешь вернуться домой уже завтра, если, конечно, не захочешь погостить подольше.
   - Я согласен, - ответил Сергей после недолгого раздумья.
   - Тогда пойдем.
   Любомир поднялся с кресла и пригласил Жуковского в соседнее помещение, большее по размеру. Одна из его стен, в отличие от других, была плоской, жемчужного цвета с перламутровым отливом, и поверхность ее, казалось, светилась изнутри. Любомир указал Сергею на единственное кресло, а сам остался стоять. Он поднял руку ладонью вперед и на стене, всплывая из глубины, появились символы древнего языка.
   - Теперь все зависит от тебя, - тихо, сдавленным голосом сказал Любомир, и по его голосу Жуковский понял, что тот сильно волнуется. - Если ты сможешь понять и сделать то, что здесь написано, у нас все получится. Если нет - значит, все было напрасно.
   Но волновался он зря. Сергей уже делал то, что было предписано. И вдруг ему стало страшно - закружилась голова, в глазах потемнело, и его неудержимо повлекло внутрь стены-экрана. А еще через секунду мир вокруг изменился.
  

10

  
   Профессора выпотрошили без особого труда. Его память не была заблокирована. Скорее всего, блок полагался только тем сотрудникам лаборатории, которые выезжали за пределы страны.
   - Вот так новости! - задумчиво произнес Захар, покосившись на мирно посапывающего на сидении автомобиля Томпсона.
   - Да, новости убийственные, - поддержал его Бойцов. - Представляете, сколько всего нам предстоит сделать сегодняшней ночью?
   - Представляем! - согласился Захар. - Поэтому начинать надо прямо сейчас. Сегодня нам придется побыть большими шишками из Пентагона. Вы готовы?
   Степан и Лейла молча кивнули, и Захар коснулся рукой плеча Томпсона:
   - Просыпайтесь, господин профессор, нас ждут в лаборатории.
   Томпсон послушно открыл глаза и без единого вопроса взялся за руль. Подъехав к воротам базы, он остановил "Крайслер" и показал часовому пропуск. Внимательно прочитав его, часовой поднял шлагбаум, не заметив пассажиров профессорской машины. Военный персонал базы ничего не знал о случившемся в лаборатории чрезвычайном происшествии и тревоги на проходной не поднимали. Впрочем, даже при повышенной боевой готовности часовой не имел ни малейшего шанса противостоять внушению любого из них троих. А объедини они усилия, не устоял бы даже "неподдающийся".
   "Крайслер" проехал мимо аккуратных домиков летного состава, миновал несколько огромных алюминиевых ангаров, ряды самолетов с зачехленными двигателями и остановился перед очередными воротами, за которыми располагались владения лаборатории. Дюжий сержант с буквами "МР" на белой каске проверил документы у Томпсона, и заглянул в салон автомобиля. Теперь пассажиры позволили себя заметить. Увидев их, сержант вытянулся в струнку, вскинул руку к каске и молодцевато гаркнул:
   - Проезжайте, господин генерал!
   - У вас есть большое помещение, где можно собрать весь научный персонал лаборатории? - спросил Захар у профессора, когда они проехали ворота.
   - Да, в столовой, - ответил Томпсон.
   - Тогда отвезите нас туда, и потрудитесь, чтобы там собрались все, без исключения, - приказал Захар не терпящим возражения тоном.
   Пока профессор выполнял приказание, они посовещались, разделив между собой обязанности. Им предстояло трудное дело - массовое воздействие на сознание большого количества людей, а Захар взял на себя еще и обязанность выуживать у них недостающую информацию, чтобы выяснить, куда девался сбежавший шаман.
   Когда большой, уставленный столиками зал столовой наполнился гомонящим народом, Захар спросил у профессора:
   - Здесь все?
   - Кроме смены, дежурящей у генератора, - ответил тот.
   - Как? - изумился Бойцов. - Разве аппаратура включена?
   - Только на обнаружение, - успокоил профессор. - Со вчерашнего дня, по личному указанию Джека. Я сам только что об этом узнал. Дежурные сказали мне, что аппаратура зарегистрировала на территории всплеск необычайно сильного ментального излучения, и сейчас они готовятся к подавлению источника.
   - Поздравляю вас, господа! - повернулся Бойцов к своим спутникам. - Все, я пошел, это моя работа.
   - Я с тобой! - заявила Лейла.
   - Ладно, - не стал отказываться Степан, хорошо знакомый с боевыми качествами подруги. - Захар, постарайся удержать толпу, мы скоро вернемся.
   - Постараюсь, - ответил тот. - И вы там тоже не подведите!
   - Идем! - приказал Степан Томпсону.
   - Но охрана вас туда не пустит! - запротестовал профессор. - У вас нет допуска!
   - Разберемся! - ответил Бойцов и подтолкнул профессора к выходу.
   На подходе к зданию, где размещались генераторы ментального излучения, он велел Томпсону возвращаться в столовую, чтобы не подвергать его ненужному риску, а сам вместе с Лейлой подошел к крыльцу, на котором стоял сержант военной полиции, и еще издали привел его в нужное состояние. Сержант вытянулся по стойке "смирно", но в этот момент Степан почувствовал болезненный удар куда-то под черепную коробку, и понял, что сержант выходит из-под контроля. То же произошло и с Лейлой. Но они оба были опытными и закаленными бойцами, не знавшими, что такое паника. Рука сержанта только начала движение к кобуре пистолета, а Бойцов молниеносным движением уже преодолел разделявшее их расстояние и несильным тычком указательного пальца в нужную точку чуть ниже левого уха отправил его в длительный сон.
   - Они включили генераторы! - Степан попытался передать Лейле мысленное сообщение, но понял, что она его не слышит. Тогда он вытащил из кобуры сержанта пистолет, передал его напарнице и жестами объяснил ей дальнейшие действия.
   Все это заняло не больше трех секунд. Надев себе на голову белую каску с буквами "МР", Бойцов приоткрыл входную дверь и, наклонив голову, чтобы люди в помещении решили, что к ним заглядывает наружный часовой, фотографическим взглядом оценил обстановку. В ярко освещенном тамбуре на диванчике сидели еще двое охранников. Один из них, способный потягаться габаритами с самим Степаном, почувствовав неладное, успел достать пистолет и теперь снимал его с предохранителя, а второй тянулся рукой к кнопке тревоги. Но ни тот, ни другой так и не завершили своих действий. Совершив невероятный прыжок, Степан сбил первого с ног и на ближайшие полчаса лишил его возможности двигаться. Лейла, поняв, что не успеет настичь своего противника прежде, чем тот поднимет тревогу, не желая стрелять, швырнула в него пистолет, угодив точно в лоб. Раздался деревянный стук, и охранник грузно рухнул на пол.
   Бойцов, завладев очередным пистолетом, тенью метнулся к следующей двери. На его удивление, больше охраны здесь не оказалось. В следующем помещении, заставленном компьютерами и шкафами с аппаратурой, трое сидящих за столами мужчин удивленно уставились на непонятно откуда взявшегося визитера с пистолетом в руке. Но Степан не дал им долго любоваться собой.
   - Выключить генератор! - приказал он дежурным, подкрепив требование характерным металлическим лязгом затвора.
   - И аппаратуру обнаружения тоже! - когда генераторы были выключены, надобность в силовом воздействии сразу исчезла. Теперь дежурные были взяты под контроль и беспрекословно выполняли все требования.
   Лейла, пожалев охранников, привела всех троих в чувство и, уняв боль от ударов, велела наблюдать за дежурной сменой, чтобы те не приближались к оборудованию.
   К тому времени, когда они вернулись в столовую, Захар успел провернуть немалую работу. Оказалось, что излучение генератора действовало всего на несколько десятков метров, и ему ничто не мешало делать свое дело. Захар отсеял ученых, обладающих опасными знаниями, и освободил их от этого тяжкого груза. Нашел молодого доктора психологии, который отвозил шамана Джека в городок. Правда, сам доктор ничего не помнил об этом событии, но такая забывчивость ничуть не осложнила Захару его задачу. Когда в помещение вошли Степан и Лейла, он бросил на них один только взгляд, которого ему хватило, чтобы все понять.
   - Сейчас я закончу тут, - сказал он им, - тогда подумаем, что делать с железом.
   - Давай! - согласился Степан. - Мы пока отдохнем немного.
   Излучение не прошло бесследно, он чувствовал после него сильную головную боль и скованность в мышцах.
   Захар еще с полчаса занимался с собравшимися в столовой учеными. Большая часть из них спали, кто, уронив головы на столики, а кто, откинувшись на спинки стульев, рискуя свалиться на пол. Завершив работу, Захар громко хлопнул ладонью по столу, разбудив заснувших ученых, и объявил:
   - Сейчас все расходитесь спать, а утром никто не выходит из своих домов, все ждут дальнейших указаний.
   - Когда они расчухаются, мы будем далеко, - ответил он на незаданный вопрос Степана. До утра нам надо решить вопрос с железом. Жаль, что с нами нет Сережи, он такие вопросы решает сразу и радикально. Нет такого излучения в природе - и точка!
   - Значит, придется справляться самим, - резонно заключил Бойцов. Я предлагаю взорвать к чертовой матери здание генераторной вместе с документацией.
   - Это не снимет проблему! - возразила Лейла. - Они ведь все равно все восстановят.
   - Зато мы получим выигрыш во времени, - заступился за Бойцова Захар. - Только где ты, Степа, собираешься раздобыть взрывчатку?
   - Сразу видно, что ты не военный человек, - усмехнулся Степан. - Ты забыл, где мы находимся? Побудьте здесь, я скоро вернусь.
   Он вернулся даже раньше, чем обещал, вывалив на стол из деревянного ящика несколько круглых противотанковых мин и достав из кармана две гранаты.
   - Этого хватит, - сказал он уверенно. - От генераторной ничего не останется.
   - Жилые корпуса не заденет? - тревожно спросила Лейла.
   - Нет, - успокоил ее Степан. - До них слишком далеко, а мины я заложу так, чтобы взрыв сосредоточился внутри помещения. Ждите меня в машине, мне не понадобиться больше пятнадцати минут.
   Вернувшись в генераторную, Степан скомандовал находящимся там ученым и стерегущим их охранникам:
   - Быстро все по домам, и чтобы до утра глаз не открывали!
   Когда все шестеро покинули здание, Бойцов разложил мины в нужном порядке, пристроил к одной из них гранаты. На одной гранате он разогнул усики чеки, так, чтобы она свободно выходила из отверстия, пропустил через кольцо кусок шпагата, второй конец которого прикрепил к дверной ручке. Саму дверь, оснащенную пружинным доводчиком, он раскрыл и привязал к трубе отопления капроновой веревкой. Под веревку подставил табурет, на него положил несколько найденных тут же книг, а на них водрузил отобранную у одного из охранников зажженную бензиновую зажигалку. Когда веревка перегорит, мощная пружина потянет дверь, которая выдернет чеку из гранаты, и...
   Как Степан и рассчитывал, взрыв прогремел через три минуты. Он не сомневался, что в генераторной все разнесено в пух и прах. К этому времени они уже миновали пост, отделяющий научный городок от территории военно-воздушной базы, и теперь, накрытые непроницаемой завесой незаметности, направлялись к своему автомобилю. Навстречу им, обшаривая окрестности прожекторами, неслись набитые военными "Хаммеры", завывая сиренами, мчались пожарные машины. Но никто из сидящих в них людей не обращал внимания на троих "диверсантов", идущих по пешеходной дорожке, проложенной вдоль асфальтированной дороги к проходной базы.
   Спать этой ночью им, конечно, не пришлось. Захар рассказал своим спутникам обо всем, что ему удалось вытащить из ученых. Оказалось, что сотрудники лаборатории достаточно далеко вторглись в опасную область управления человеческим сознанием, и только своевременное вмешательство позволило оборвать процесс, грозящий непредсказуемыми последствиями. Но главный источник опасности, шаман Джек, исчез в неизвестном направлении.
   - У нас есть единственная зацепка, - заключил Захар. - Один из ученых отвез Джека до городка, откуда тот мог уехать на рейсовом автобусе или на попутке.
   - А почему он сам не уехал на машине? - поинтересовался Степан.
   - Да потому, что не умеет ее водить, - ответил Захар. - У него даже водительских прав нет.
   - Редкостный экземпляр! - покачал головой Степан. - Но нам это только на руку, легче будет выйти на его след.
   Три дня ушло у них на то, чтобы, исследуя сознание людей, с которыми соприкасался на своем пути шаман, переходя от человека к человеку, проследить его путь из маленького городка в невадской пустыне до Нью-Йорка. Кроме них, поисками Джека занимались спецслужбы, на агентов которых они натыкались на каждом шагу.
   След Джека оборвался в аэропорту Нью-Йорка. Свободно обойдя контроль, без билета и визы, шаман вылетел в Москву...
  
  

СФЕРА ПАМЯТИ

  
  
   Как и любой из людей, он не помнил мгновения, когда впервые осознал себя самостоятельной личностью. Наверное, это произошло одновременно с пониманием того, что слово "Благодар", с нежностью произносимое большими добрыми людьми, относится именно к нему. Потом он узнал, что все на свете предметы и явления имеют свои названия. С тех пор и надолго главным словом, не сходящим с его языка, стало слово "почему". Почему на дворе, куда выходишь через зеленую дверь, тепло, и на деревьях растут сладкие фрукты, а через синюю дверь можно идти только тепло одетым? Потому что там холодно, лежит снег, и можно кататься с горки? Почему нужно обязательно произносить слова, когда можно обходиться без них, и все равно все понятно? Почему одна луна большая, а вторая маленькая?
   На все вопросы маленький Благодар получал подробные ответы. Ни разу от него не отмахнулись, не сказали - отстань, не выдумывай! После рождения ребенка несколько лет не было у родителей другого занятия, как готовить его к жизни среди людей. Какими бы важными делами они не занимались до того. А если они не были готовы к такому самоотречению, значит, детей иметь им было рано.
   Почти каждый день родители водили Благодара в огромный солнечный сад, полный детей и чудесных игрушек, где было весело и интересно. И везде, будь то дома или в саду, шел безостановочный процесс обучения, сначала грамоте, а потом и более сложным наукам. Так продолжалось до тех пор, пока мальчик не усвоил азы знаний, тот минимум, которым должен был овладеть каждый из людей. После этого мать и отец, лучше других знавшие, на что способен их ребенок, выбирали ему дальнейший путь. И не было ни одного случая, чтобы родители отправили бесталанного или не отличающегося большим умом отпрыска заниматься музыкой или науками. Это даже не приходило им в голову, потому что ложь противоречила человеческому естеству.
   В случае с Благодаром родителям не пришлось ломать голову. Его наклонности, способности и, главное, удивительный ум выявились очень рано, и мальчика без долгих раздумий отвели к главе Высшей Школы. Проверив способности Благодара, тот оценил их как исключительные, и сразу принял его своим личным учеником.
   Обучение в Высшей Школе на уединенном острове посреди Великого океана продолжалось долгие тридцать лет. Каждый вечер после занятий Благодар бежал к богато украшенному информационной каменной резьбой порталу перехода, взмахом руки и несколькими произнесенными про себя словами открывал нужное направление и, в зависимости от настроения, вбегал в южный или северный двор родительского дома. Мать каким-то образом всегда угадывала, откуда появится сын, и безошибочно встречала его на пороге. Потом появлялся отец, снова приступивший к прежним обязанностям наблюдателя пространства, и семья садилась ужинать.
   В двадцать лет Благодар впервые влюбился. Светлану он встретил на берегу Большого Южного континента, куда приходил покататься на акулах - в этом районе море кишело ими. Это рискованное развлечение заключалось не только в том, чтобы не дать огромной хищнице разорвать тебя в клочья, но еще, вцепившись в плавник и заставляя акулу двигаться в нужном направлении, пронестись на ее спине столько, на сколько хватит сил. И - только физические усилия. Среди поклонников этого спорта считалось недостойным воздействовать на акулу силой мысли, превращая ее в послушную своей воле игрушку. Делать это допускалось лишь в самом крайнем случае, при возникновении угрозы жизни. Да и подчинить огромную рыбу было дано не каждому, из-за крошечных размеров ее мозга.
   Светлана пришла на берег не за развлечениями. Она занималась светописью, и ловила тут моменты закатов и рассветов, необычайно красивых в этих местах. Благодар увидел ее, выйдя на песчаную косу, куда его доставила огромная акула с длинным костяным наростом на носу. Одетая в невесомое платье девушка стояла на не успевшем еще остыть песке, перед ней на подставке была закреплена световая пластина. Она водила открытыми ладонями и, подчиняясь этим движениям, на поверхности пластины возникали светящиеся цветовые линии и пятна, складывающиеся в завораживающие картины.
   Благодар сбросил с лица маску, выделяющую из морской воды пригодный для дыхания воздух, стащил перчатки, сделанные из сверхпрочной неразрываемой нити. Он был одним из немногих любителей кататься на акулах, кто не признавал обтягивающего костюма из того же материала. Высший шик заключался в том, чтобы не дать акуле содрать с себя кожу своей шершавой, будто терка, шкурой.
   Он не ожидал никого здесь увидеть, потому что не гонялся за зрителями и обычно занимался катанием в безлюдных местах. Если удавалось поставить рекорд, об этом и так узнавали все, кто этим интересовался. Помахал рукой в знак приветствия и, увидев ответный жест, понял, что девушка не ищет здесь одиночества и он не помешал ее занятиям.
   - Благодар! - представился, чувствуя, что утопает в больших золотистых глазах.
   - Светлана! - ответила она, не скрывая, что ей польстило произведенное ею впечатление.
   - Можно посмотреть? - Благодар с любопытством указал на пластину. Ему не часто приходилось видеть, как работают мастера светописи.
   - Посмотри, - почему-то смущенно ответила Светлана.
   Благодар глянул на пластину и увидел изображение вылетевшей из воды великолепной акулы с сидящим на ее спине человеком. Одной рукой он держался за спинной плавник, а другую поднял вверх в победном жесте. Выглядел человек, как молодой бог, и все изображение было настолько живым, что казалось - вот-вот все на ней придет в движение.
   - Когда ты успела? - изумился он. - Ведь я только что вышел из воды!
   - Ничего сложного, - ответила девушка с едва уловимой долей гордости, - ведь это только набросок. Потом, может быть, из этого получится картина.
   Первая юношеская любовь осталась единственной. Они встречались, иногда надолго расставались, но потом навсегда сошлись в священном союзе. Благодар окончил Высшую Школу и занялся развитием теории Времени и воздействием на него человека. Светлана работала по заказам транспортной системы, создавала эскизы, которые использовались в оформлении новых транспортных переходов.
   Несмотря на полную самостоятельность, иметь детей им было еще рано, точнее, не подошла их очередь. Каждой паре за всю жизнь позволялось произвести на свет только двоих детей, чтобы на планете не нарушалось человеческое равновесие. Исключения из строгого правила допускались только в тех случаях, когда счастливая мать зачинала тройню. Еще древние мудрецы определили количество населения, при котором люди не будут задевать интересы друг друга и на земле сохранится вечный мир, называемый Золотым Веком.
   Этот баланс удерживался многие тысячи лет и казался незыблемым всем, кроме нескольких десятков самых прозорливых ученых, умеющих заглядывать вперед. К ним принадлежал глава Высшей Школы, давно сменивший данное при рождении имя на почетный титул Первого Знающего. Еще во время обучения он вселил в душу своего ученика Благодара сомнения не то, что в правильности - в стабильности и целесообразности существующего мироустройства.
   - Главный вопрос, на который никому еще не удалось найти ответа, - говорил он, прохаживаясь перед сидящими под тенистыми кронами деревьев учениками, - для чего живет человек? Конечно, никому не дано познать конечный замысел Творца, но если мы сможем понять, в чем заключается смысл человеческого существования, то тем самым на небольшой шажок приблизимся к открытию великой тайны. Мы не первые, кто пытается это сделать. Во все времена многие считали, что близки к решению задачи. Некоторые даже торжественно объявляли, что ими получен ответ, и потому они стали вровень с Создателем. Вы уже знакомы с этими теориями и знаете, что большинство из их авторов, пытаясь проникнуть пытливым, но незрелым умом в область запредельного, повредили собственной бессмертной душе и не только сами встали на путь вечной тьмы, но, к великому прискорбию, направили по нему множество неокрепших душ, познакомившихся с их творениями. А мы, как вы знаете, не можем ни запретить, ни скрыть от людей эти вредоносные идеи, потому что это будет нарушением основ существования нашего общества.
   - Могу я задать вопрос, учитель? - Благодар воспользовался паузой в словах Первого Знающего.
   - Спрашивай! - Глава Школы отдавший всю жизнь без остатка познанию, никогда не имел ни супруги, ни ребенка. Поэтому немногочисленных личных учеников он любил, как собственных детей, и особенно выделял среди них Благодара, самого способного и любознательного.
   - Учитель, - тщательно подбирая слова, чтобы не показаться смешным, заговорил Благодар, - ты сказал, что законы общества не позволяют отвергнуть идеи, угрожающие самому его существованию, но при этом позволяют тьме проникать в него и распространяться среди людей.
   - Увы! - развел руками Первый Знающий.
   - Так не пора ли менять законы? - торжествующе заключил Благодар.
   - Я ждал, когда прозвучит этот вопрос, - улыбнулся учитель. - И знал, что задашь его именно ты. Почему-то его всегда задают лучшие ученики. Хорошо, я отвечу на него, конечно, в меру своего понимания. Вам прекрасно известно, что наша цивилизация насчитывает не одну сотню тысяч лет, а возникновение культуры и вовсе теряется в глубочайшей древности. За это время законы менялись множество раз, и всегда с самыми благими намерениями. Но почему-то в результате никогда не становилось лучше, а вот хуже - довольно часто. Законы, как и устройство общественной жизни, поменять нетрудно, но всегда ли это приводит к ожидаемому результату?
   - А чего следует ждать от инициативы Знающего Геферона? - спросила Надежда, самая молодая из учеников Первого Знающего, девочка с неповторимым сочетанием соломенного цвета волос и угольно-черных глаз. - Вчера во всемирных новостях он выступил с предложением отменить запрет на эксперименты с животными, и намекал, что готов приступить к усовершенствованию человека.
   - Я знаю об этом, - нахмурился учитель. - Вот вам и пример того, как человек, решив превзойти Создателя, совершенствуя его творения, старается повернуть людское мнение в нужную для себя сторону. Не сомневаюсь, что он добьется своего. Но самое страшное то, что, насколько мне известно, Геферон действительно сможет усовершенствовать человеческую породу.
   - А что в этом плохого? - спросил кто-то из учеников.
   - То, что своими действиями он нарушает волю Творца, создавшего нас подобными себе. Пытаясь изменить человеческое тело, Геферон сильно рискует повредить бессмертной душе.
  
   Намного позже стало известно, как был прав старый учитель. Геферону удалось не только убедить людей изменить "изжившие себя" законы, но и возглавить Большой Ученый Совет, который, по сути, организовывал жизнь на всей планете. Он смог зажечь людей идеей усовершенствования человека. Эволюционный путь развития завел в тупик, уверял он, человечество застыло на месте, не имея возможности двигаться вперед. Вместе с группой единомышленников он планировал подарить человеческому организму немыслимые ранее свойства, такие, как возможность летать, плавать под водой и даже длительное время находиться в безвоздушном пространстве.
   Они уже создали несколько образцов животных с такими способностями, но все эти твари отличались повышенной злобностью и агрессивностью. Ученые объясняли это отсутствием у животных разума. Разумные же существа, по их заверениям, должны были сохранить все человеческие качества. Но не все верили в это, в том числе и Благодар. Пока был жив старый учитель, его авторитет и поддержка единомышленников позволяли сдерживать пыл революционно настроенных ученых, но в свой срок учитель ушел к предкам, титул Первого Знающего получил Геферон и сдерживать дальше его устремления оказалось некому. Благодар с группой бывших соучеников, как мог, пытался противостоять ему, но у них недоставало авторитета, поэтому их доводы показались Ученому Совету недостаточно убедительными и были отвергнуты.
   Исследования группы Геферона тем временем ширились, развиваясь в разных направлениях. Например, решив, что будущим сверхлюдям понадобятся сильные и безотказные помощники, они вывели популяцию человекообразных обезьян, наделенных зачатками разума, но лишенных бессмертной души. Душу для этих созданий ученые посчитали ненужным атрибутом, а разум надеялись со временем развить до нужных пределов.
   Благодар продолжал заниматься изучением природы Времени и многого добился в этом направлении. Еще предкам было известно, что в разных точках Пространства Время может ускоряться или замедляться, в зависимости от знака приложенных космических сил. Путем сложнейших расчетов и умозаключений он даже обнаружил глубоко под землей несколько точек, где Время замедлялось почти до полной остановки, и оборудовал в одной из них "Временную камеру", пробыв в которой заранее рассчитанное время, можно было попасть в любую точку будущего. Но - без возврата, потому что вспять Время не текло. Именно поэтому до некоторых пор никто камерой не пользовался. Лишь Благодар однажды, решив на практике проверить теоретические построения, вошел туда на несколько кратких мгновений, а когда вышел, весна на поверхности сменилась зимой, что, впрочем, точно соответствовало его расчетам.
   После длительных размышлений Благодар пришел к поразившему его самого выводу - в принципе, человек в состоянии самостоятельно управлять скоростью течения Времени, если научится с помощью разума управлять космическими силами. Но только в принципе, потому что сейчас он не знал никого, кто был бы способен на такое. Но Благодар был уверен, что когда-нибудь, пусть через тысячи лет, люди получат такую способность.
   Возможно, все бы так и случилось, если бы не обуявшая Геферона тяга к продолжению дела Творца и переустройству мира. Прошло две сотни лет, и в его Центре, под который Большой Ученый Совет отдал огромную территорию на Экваториальном континенте, появились первые существа, названные им космиками, или сверхлюдьми. Даже первые из них поражали воображение создателей - на постижение окружающего мира у них уходило вдесятеро меньше времени, чем у обычных детей, а полного развития они достигали к семи годам после рождения. Космики действительно получили все обещанные Гефероном качества. Они могли летать, силой мысли регулируя земное притяжение. Могли жить под водой, и в детстве каждый из них любил месяцами пропадать в морских глубинах. И даже доказали способность обходится некоторое время без воздуха, слетав на оба спутника на обыкновенных прогулочных дисколетах, не предназначенных для выхода за пределы атмосферы.
   Вдохновленный удачей, Геферон создавал все новых и новых космиков. Благодар поражался, как много родителей добровольно приходило к Первому Знающему, чтобы он наделил их будущее дитя нечеловеческими качествами. Не смущало их даже то, что сознание родившихся "сверхлюдей" неизменно оказывалось закрыто непроницаемой черной завесой, не дающей рассмотреть наличие живой души. Такое прежде наблюдали лишь у людей, по какой-нибудь причине потерявших разум. Правда, поведение космиков не давало поводов для беспокойства, но Благодар интуитивно чувствовал, что это лишь затишье перед бурей.
   И оказался прав. Когда количество "сверхлюдей" достигло полутора тысяч, связь с территорией, где располагался Центр Геферона и где жили все созданные им космики, прервалась. Закрылись даже ведущие туда транспортные переходы, система которых могла быть уничтожена только вместе с планетой. Сам Центр оказался накрыт невидимым энергетическим куполом, непроницаемым не только для мысленного проникновения, но и для любых других видов излучения. Почти год продолжалось состояние полной неизвестности, а потом оттуда стали вылетать странные летательные аппараты разных форм, начиная с привычных дисколетов, и заканчивая окутанными синим туманом треугольниками и светящимися шарами. Одни были совсем маленькие, другие - огромные, размером с жилой дом.
   Некоторое время они безобидно летали над поселениями и домами, не причиняя никакого вреда. Связаться с находящимися в них людьми никому не удавалось, потому что аппараты космиков оказались покрытыми такой же непроницаемой оболочкой, как и вся их территория. А потом грянул гром. При появлении летательных аппаратов стали вспыхивать нестерпимо жарким пламенем дома вместе с находящимися в них людьми. Население планеты, с самого зарождения своей цивилизации не знавшее войн и врагов, и потому не имевшее никакого оружия, оказалось беспомощным перед коварным нападением. Спасение люди находили в транспортных коридорах, которые удалось закрыть для неожиданных убийц.
   Примерно одна пятая часть членов Высшего Ученого Совета вместе с его главой, Первым Знающим Гефероном, осталась на закрытой территории, и об их судьбе можно было только догадываться. Чтобы не ввергнуть планету в хаос, оставшиеся четыре пятых пошли на беспрецедентный шаг и избрали своим главой Благодара, без присвоения ему титула Первого Знающего. И не ошиблись в выборе. Довольно быстро Благодару удалось наладить оборону против летающей смерти. Создав группы из способных к сопротивлению мужчин и женщин, он разместил их в узловых точках и, при появлении космиков, они соединенным мысленным усилием рассеивали их аппараты вместе с пилотами на мельчайшие частицы. Первая же такая победа показала, что управляющий аппаратом космик не имел человеческой бессмертной души. Иначе все присутствующие при его гибели люди непременно почувствовали бы момент ее отделения. Жизнь этих чудовищных созданий заканчивалась вместе с жизнью тела.
   Космики быстро освоили противодействие тактике людей. Теперь из-под купола вылетали целые тучи аппаратов различных видов, из которых люди едва успевали уничтожить десяток, а остальные беспрепятственно носились над землей, выжигая все, что не успели сжечь раньше, и уничтожая тех, кто не захотел или не успел укрыться в транспортных переходах. Люди не могли понять, откуда при сравнительно небольшом количестве космиков у них взялось столько пилотов. Но когда им удалось посадить неповрежденным на землю один из треугольных аппаратов, оказалось, что им управлял заросший шерстью самец обезьяны, из горла которого с хрипом и всхлипываниями вырывались чудовищные проклятия. Оставалось только догадываться, много ли "сверхлюдей" сидит в летательных аппаратах, или они полностью переложили бремя сражений на своих человекоподобных помощников.
   Часть аппаратов, особенно шарообразных, как выяснилось позже, были наведенной иллюзией, служащей для отвлечения сил противника, но некоторые были настоящими бомбами, взрывающимися при всякой попытке приблизиться к ним. Со временем люди научились распознавать шары-бомбы и взрывать их на расстоянии. Вся мощь разума членов Большого Ученого Совета была направлена на борьбу с врагом, и человечество быстро делало успехи. Были созданы усилители мысленного излучения. Теперь один человек мог контролировать большие территории и, при появлении над ними летательных аппаратов космиков, превращать их в пыль. Те тоже не оставались в долгу, найдя способ уничтожать любого появившегося на поверхности земли человека. И у космиков, и у людей появлялось все более разрушительное оружие, и однажды противоборствующие стороны застыли на грани уничтожения планеты.
   К тому времени, когда в первой в истории человечества войне наступило равновесие, космики успели уничтожить большую часть населения земли, и в эту часть попали родители Благодара. Когда он узнал об их гибели, то будто окаменел и впервые в жизни познал чувство ненависти. Теперь главную цель своей жизни он видел в уничтожении космиков, этого дьявольского порождения безумной человеческой гордыни. Но даже ненависть не ослабила его могучий разум. Наоборот, в критической ситуации он фонтанировал идеями, как никогда раньше.
   За годы войны под руководством Благодара был создан мощнейший искусственный разум, объединивший всю планету в единую информационную сеть и связанный со Сферой Памяти, в которую ни один космик не мог проникнуть при всем желании, по причине отсутствия бессмертной души. Но по той же причине люди не имели возможности узнать замыслы противника, потому что его сознание оставалось недосягаемым.
   Работая с "Помощником", как назвали искусственный разум, Благодар сделал потрясающее открытие. Оказалось, что информация о каждой человеческой жизни, до последнего мига запечатленная в Сфере Памяти, может быть извлечена оттуда и восстановлена в сознании другого человека. То есть, любая жизнь могла быть прожита снова и снова. Но при соблюдении двух непременных условий. По чисто этическим причинам нельзя было тревожить память умершего, если он при жизни не дал на то своего согласия, запечатленного в Сфере. И второе - человек, решившийся пропустить через свое сознание чужую жизнь, должен был обладать достаточно сильной волей и сформировавшимся духом, чтобы не оказаться подчиненным ушедшему разуму.
   Это открытие позволяло сохранить для потомков не только знания величайших умов, но и дать им возможность продлить в себе жизни дорогих для них людей. Но сейчас Благодар не мог даже воскресить для себя погибших родителей. Именно поэтому он стал первым, кто публично дал согласие ни использования своей памяти после смерти. Потом его примеру последовали многие другие, и дальнейшие события показали, что сделали они очень вовремя. Почти никому из них не суждено было дожить до естественной смерти.
  
   Когда противники продемонстрировали друг другу оружие, способное уничтожить все живое на планете, а заодно и саму планету, космики отправили к людям парламентера, которым оказался их создатель Геферон. Он сразу заявил, что все эти годы находился у космиков на положении пленника, и несказанно рад снова оказаться среди людей. Проверить его слова оказалось невозможно, потому что его сознание оказалось закрыто такой же черной завесой, как и у его чудовищных созданий. Сам Первый Знающий ничего не мог сказать по этому поводу, и только недоуменно пожимал плечами.
   Вот что он принес от космиков. Полагая, что им не ужиться на одной планете с людьми, те предложили неожиданный выход из ситуации. Они оставляют Землю людям, а сами покидают ее, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. И люди никогда не узнают, где они найдут себе пристанище. Условие было единственное - люди должны позволить им беспрепятственно покинуть планету.
   Предложение выглядело слишком соблазнительным, чтобы безоглядно поверить в него. Благодар и другие члены Большого Ученого Совета вели долгие беседы с Гефероном, пытаясь выяснить, в чем здесь подвох, но тот клялся, что план космиков именно таков, каким он его передал. Земля, говорил он, больше не представляет для них никакого интереса, когда перед ними открыт весь огромный космос. Но разум его при этом оставался закрытым, и проверить эти утверждения было невозможно. Поэтому, после долгих размышлений, решили согласиться на предложение космиков, приняв необходимые меры предосторожности.
   Самые сильные бойцы были сосредоточены вокруг территории Центра, чтобы, в случае агрессивного поведения противника, отразить нападение. Геферона отправили обратно с вестью о том, что космикам дается пять дней на то, чтобы они навсегда покинули планету. После этого все их летательные аппараты снова будут сбиваться. Ждать пришлось недолго. Через день, на рассвете, купол над Центром растаял и над землей, устремляясь к небу, взмыла армада летательных аппаратов разных форм и размеров. А потом земля разверзлась, и из ее недр, плавно покачиваясь, появился угольно-черный диск невероятного, гигантского размера, способный вместить в себя тысячи и тысячи живых существ.
   Повисев над землей, будто бы специально для того, чтобы внушить страх всем наблюдающим эту картину, диск не спеша стал подниматься вверх. Армада аппаратов, кажущихся мошками рядом с черным исполином, закружилась вокруг него, образовав коническую спираль с острием, направленным к зениту. Медленный подъем продолжался долго, пока диск не уменьшился до размера арбуза, а остальные аппараты и вовсе стали еле различимыми точками. Потом эскорт, демонстрируя чудеса пилотирования, рассыпался, образовал вокруг черного диска широкое кольцо, диск на мгновение замер, и вдруг, развив прямо с места неимоверную скорость, исчез из пределов видимости. Следом за ним растворились в бесконечной дали и остальные летательные аппараты космиков. Наблюдатели пространства определили, что скорость движения черного диска бесконечно превысила скорость света...
   Люди, прожившие под землей почти сто военных лет, увидев эту картину на информационных панелях, высыпали на поверхность и, не в силах сдержать чувства, падали ничком на землю, целуя ее. Они бросались друг другу на шею, бессвязно поздравляли друг друга с победой, обнимались и целовались. Даже грозовые тучи, по непонятной причине вдруг сгустившиеся над всеми выходами из транспортной системы и хлынувший из них ливень невероятной силы, не смогли загнать обратно в укрытие толпы ликующих людей. Почти сто лет они не видели дождя и сейчас не могли налюбоваться крупными, светящимися сиреневыми каплями.
   И только двадцать членов Большого Ученого Совета во главе с Благодаром, не веря в столь легкую победу, оставались глубоко под землей, в центре обороны, куда были выведены все линии управления войной. Они собрались перед огромной информационной панелью, куда группа наблюдателей пространства вывела изображение ближнего космоса. На ней большой корабль космиков, сопровождаемый свитой маленьких кораблей, двигался в сторону границы планетной системы, с каждым мгновением отдаляясь от сияющего нестерпимо ярким светом Солнца. Они развили такую скорость, что уже к завтрашнему дню должны были пересечь орбиту четвертой планеты. По дороге от армады отделились несколько кораблей и сели на поверхности второй, маленькой Луны, называемой Младшей. Еще несколько десятков зависли рядом с ней на орбите. Остальные продолжили полет, конечной точкой которого, судя по расчетам "Помощника", был один из крупных спутников гигантской газовой планеты.
   Оставшиеся вблизи Земли корабли не представляли серьезной угрозы и, убедившись, что основные силы космиков удалились на достаточное расстояние, Благодар счел возможным покинуть центр и подняться на поверхность. Дождь недавно кончился, и площадь перед порталом была заполнена ликующими толпами. А потом настало время обряда поминовения ушедших. Но Благодар, как бы ни было ему горько, не смог принять в нем участия. Понимая, что глава Ученого Совета несет ответственность за всех оставшихся в живых, он взял в свои руки устранение возможной угрозы, оставшейся после бегства космиков. В первую очередь была послана разведка на Экваториальный континент. Территория Центра Геферона оказалась совершенно безлюдна, лишь во все стороны от нее разбегались орды обезьяноподобных людей. Не было ни малейшего намека на судьбу Геферона и остальных ученых, остававшихся за куполом. Либо космики забрали их с собой, либо... об этом не хотелось и думать.
   Зато разведчики обнаружили несколько оставленных космиками летательных аппаратов различных форм. Разведчики были достаточно опытны и, заметив в них нечто необычное, доложили об этом Совету. Заинтересовавшись находкой, Благодар лично прилетел на место, внимательно исследовал аппараты, и пришел к выводу, что их создателям, независимо от того, были это космики или люди из группы Первого Знающего Геферона, удалось совершить переворот в науке. Сердце каждого из аппаратов, которое язык не поворачивался назвать двигателем, представляло собой искрящийся черный монолит. Он позволял диску или треугольнику развивать невероятную скорость и одновременно поглощал любые мыслимые ускорения, защищая пилота и пассажиров от перегрузок. Работало это устройство только в сочетании с набором строго определенных мысленных импульсов, а без них оставалось мертвым камнем.
   Если бы исследованием аппаратов занялся не Благодар, а кто-то менее опытный, последствия могли оказаться трагическими. Только благодаря своей интуиции, временами переходящей в ясновидение, он вовремя сумел заметить малюсенький блок, который должен был взорвать аппарат при достижении определенной скорости. Когда Благодар обезвреживал каверзный "подарок" космиков, его коммуникатор издал тревожный сигнал. Дежурный наблюдатель за пространством срочно вызывал всех членов Большого Ученого Совета. На поверхности Младшей, где остались несколько кораблей космиков, творилось что-то непонятное. К этому времени Благодар уже успел привести летательный аппарат в рабочее состояние и, быстро освоив управление, которое почти не отличалось от управления обычными прогулочными дисколетами, загнал его в ближайший подземный ангар.
   В центр обороны он прибыл первым. Одного взгляда, брошенного на информационную панель, хватило Благодару, чтобы понять гнусный замысел космиков. Покидая землю, они приготовили людям прощальный сюрприз. Сейчас на Младшей готовился грандиозный взрыв, способный столкнуть спутник с орбиты, после чего должно было произойти его неминуемое падение на Землю. Времени дожидаться остальных членов Совета не оставалось, и Благодар, соединившись с "Помощником", взял на себя управление недавно созданными усилителями мысленной энергии, обладающими колоссальной мощностью.
   Он немного опоздал. Видно, космики тоже имели возможность наблюдать, что делается на оставленной ими планете. Чаши излучателей еще только разворачивались в сторону Младшей, а на спутнике вспух огромный огненный гриб, окруженный светящимся облаком. Те корабли космиков, что оставались на поверхности спутника, сгорели в считанные мгновения, не успев даже взлететь. Остальные, крутившиеся вокруг него на низкой орбите, сделали отчаянную попытку уйти от огненного шквала. Но не успели. Благодар включил излучатели, пока еще на малую мощность, но и ее с лихвой хватило, чтобы несколько десятков кораблей растаяли в безвоздушном пространстве, превратившись в горсточку невидимых частиц.
   Увидев, что взрыв сдвинул спутник с орбиты и падение его на Землю неминуемо, Благодар принял рискованное, но единственно правильное решение. Всей накопленной мощности излучателей не хватило бы, чтобы удержать Младшую на орбите, но, нанося концентрированные точечные удары, можно было попытаться расколоть спутник на куски, чтобы потом уничтожить их по отдельности. Поставить задачу "Помощнику" было делом нескольких мгновений. Тот рассчитывал мощность и направление, а Благодар наносил удары по указанным точкам. Вскоре поверхность спутника покрылась змеящимися трещинами. Трещины расширялись, и через них стало проглядывать багрово светящееся раскаленное нутро спутника. А потом Младшая стала разваливаться на куски. Некоторые из них под ударами волн энергии изменили курс и отправились в вечные скитания по Солнечной системе, но большинство продолжало неуклонное падение на Землю.
   Одновременно, выполняя приказ Благодара, "Помощник" поднял всепланетную тревогу. Все средства оповещения призывали людей укрыться в подземных убежищах. А Благодар тем временем с помощью подоспевших соратников продолжал сражаться с осколками погибшего спутника. Один за другим они рассыпались в пыль, продолжающую медленно опускаться на планету. Наверное, Создатель благоволил к людям, подумал Благодар, когда накопленная излучателями мощность кончилась одновременно с уничтожением последнего осколка.
   Но оказалось, что обрадовался он рано. Вышедшие на поверхность впервые за много лет люди будто обезумели, и ни за что не хотели подчиняться призывам вернуться под землю. Как будто дождем с них смыло налет привитой за военные годы дисциплины, и они превратились в радующихся ветру и солнцу несмышленых детей. Только совсем немногие вняли голосу разума и, после безуспешных попыток уговорить остальных, вовремя укрылись в убежищах, давно ставших для них родным домом.
   И тут произошло то, что без особых натяжек можно было назвать концом света. Лишившись спутника, планета ощутила гравитационный толчок огромной силы, от которого содрогнулась вся его поверхность. В считанные мгновения глобальное землетрясение погубило больше половины оставшихся на поверхности людей. А довершила катастрофу огромная океанская волна, несколько раз обогнувшая планету и полностью изменившая земной ландшафт.
   После горестного подсчета оказалось, что население земли сократилось до тысячи двухсот человек. Оставалась слабая надежда, что кому-то удалось выжить на поверхности, но туда еще предстояло выбраться через разрушенные и заваленные обломками порталы транспортной системы. Расчистка завалов заняла многие годы, потому что порталов было больше, чем на Земле осталось людей. В первую очередь восстанавливали самые крупные, расположенные в местах сосредоточения главных транспортных артерий Земли. Когда люди впервые после катастрофы поднялись на поверхность, то сразу поняли тщетность надежд. Все окружающее пространство было покрыто слоем принесенного волнами песка без малейшего признака зеленой травы и тем более деревьев.
   Но главная, самая страшная часть дьявольского замысла космиков открылась только при рождении детей, зачатых после катастрофы. Все они рождались лишенными исконно присущей людям способности управлять силой мысли предметами и явлениями, а также мысленно общаться и соединять свои разумы для решения сложных задач. Эта способность была настолько привычна и естественна, что лишиться ее для любого человека значило то же, что ослепнуть или оглохнуть. Такой же сын родился и у Благодара со Светланой, не сумевших обзавестись ребенком до катастрофы, но сразу после нее восполнивших этот пробел.
   Тут-то и вспомнился странный фиолетовый цвет капель того дождя, что выпал сразу после бегства космиков с планеты. Кляня себя за то, что не сделал этого раньше, Благодар исследовал себя, троих побывавших под тем дождем родителей и нескольких детей. И у всех в крови обнаружилось присутствие никогда ранее не виданных мельчайших существ, которые разрушали структуру отвечающих за наследственность цепочек, именуемых "печатью Творца". Изменения оказались необратимыми, во всяком случае, ни Благодар, ни другие ученые не нашли способ избавиться от невидимого, но всепроникающего врага. Тогда люди еще не знали, что такое болезни и их возбудители, и не имели никакого опыта борьбы с ними.
   Но оставшиеся в живых не сложили рук в ожидании конца. Человечество должно выжить, чего бы это ни стоило, решили они. Пусть не сейчас, пусть через сотни, тысячи поколений, но все равно найдется способ вернуть людям былой дух и способности. А пока нужно выживать, увеличивать свою численность и снова осваивать изуродованную Землю. И быть постоянно готовым к возвращению космиков. Для этого первым делом была восстановлена мощность усилителей, а наблюдатели пространства заступили на постоянное дежурство. И, как средство последнего удара, таились глубоко под землей вместилища страшного вещества, способного испепелить планету. Еще в начале времен его загнали в резервуары, которые могла одновременно служить реактивными снарядами, способными поражать космические цели.
   Восстанавливая порталы, люди добрались и до Экваториального континента, где раньше располагался злополучный Центр Геферона, который, как оказалось, не слишком пострадал от катастрофы. Водяной вал, с бешеной скоростью промчавшийся с запада на восток, разбился о мощный горный массив и, обогнув занимаемую Центром территорию, понесся дальше. Теперь вся прилегающая местность кишела обезьяноподобными людьми, вооруженными деревянными дубинами, каменными топорами и копьями с каменными же наконечниками. Они были разбиты на постоянно воюющие между собой небольшие группы и поедали все, что растет и шевелится, включая убитых и захваченных в плен врагов.
   Посланной на обследование бывшего Центра экспедиции пришлось приложить немало усилий, чтобы отогнать этих тварей, и все время работы трое поставленных для охраны людей продолжали отпугивать назойливых посетителей. Побывал там и Благодар, обезвредивший и перегнавший в укрытие уцелевшие летательные аппараты космиков. А когда члены экспедиции добрались до спрятанных под землей секретных помещений, то, кроме полностью разрушенного информатория космиков нашли там доедающего последние припасы человека, оказавшегося бывшим членом Большого Ученого Совета из группы Геферона. То, что он рассказал, человеческое сознание воспринимало с трудом. Вот как выглядела в его пересказе история восстания космиков против человечества.
   Как уже было известного, полного физического развития космики достигали к семи годам от рождения. Неизвестно, с какого времени среди них зрел заговор, потому что даже сам Геферон не мог проникнуть в их мысли. Космики старательно учились, впитывая знания подобно губке, но почему-то их научные интересы распространялись в основном в область вооружений и защиты от них. Когда Геферон, которому это не понравилось, выразил им свое недовольство, старший по возрасту из космиков, занявший среди них лидирующее положение, оправдался тем, что они созданы для освоения космоса и должны быть заранее готовы к отражению любой возможной угрозы. До той поры людям неведомо было понятие лжи, и Первый Знающий поверил им. Как потом оказалось, совершенно напрасно.
   Когда старшему из космиков исполнилось двадцать лет, а общее их количество достигло полутора тысяч, в Центре вспыхнул бунт. За какой-то час, не встречая ни малейшего сопротивления от безмятежно настроенных ученых и обслуживающего персонала, чудовища захватили власть, и с помощью созданных втайне от учителей аппаратов воздвигли над Центром непроницаемое защитное поле. Собственно, никакого захвата и не было. Просто космики согнали своих создателей во двор главного корпуса, окружили их кольцом охраны и заявили, что с этого момента люди будут беспрекословно исполнять все их приказы и разрабатывать только те научные темы, что будут определены новыми хозяевами. В подтверждение серьезности своих слов старший космик выдернул из толпы ученых одного, наиболее громко выражавшего возмущение, и одним ударом в голову оборвал его жизнь. Когда другой ученый бросился на помощь несчастному, космик убил и его, после чего желающих отличиться больше не нашлось.
   На следующий же день ученых разделили на несколько групп и развели по разным зданиям, не давая общаться друг с другом. Каждая из групп получила свое задание, и не должна была знать, чем занимаются остальные. Но космики не учли того обстоятельства, что имеют дело с самыми выдающимися умами человечества, у которых сила мысли развилась до пределов, недоступных среднему человеку. Расстояние, разделяющее здания, в которые они были заключены, оказалось недостаточным, чтобы помешать их мысленному общению, и все невольники были осведомлены, чем занимаются другие группы.
   Космики определили каждой группе четкий круг вопросов. Группа, в которой оказался рассказчик, разрабатывала летательные аппараты принципиально нового типа, способные преодолевать космические расстояния. Другие работали над созданием сверхмощных видов вооружений, над доведением популяции обезьяноподобных людей до той кондиции, когда им можно будет поручать осмысленные задания. Еще одна группа выполняла самое таинственное поручение - занималась созданием новой формы жизни, сверхминиатюрных организмов, способных менять свойства клеток и влиять на развитие живой материи. Все работы неусыпно контролировались космиками, вникающими в каждую мелочь и направляющими процесс в нужную им сторону. Обсуждая между собой их задания, ученые не могли понять, откуда берутся столь странные идеи, и кое-кто даже пришел к выводу, что их нашептал сам дьявол.
   Сначала ученые не собирались выполнять требования своих восставших порождений. Лучше умереть самим, решили они, чем своими руками готовить гибель человечества. Но твари и тут решили вопрос радикально. Они отобрали детей, которые жили в Центре вместе с родителями, и на глазах у людей голыми руками разорвали одного из них на куски, а следом убили бросившихся на них в бессильном отчаянии отца и мать малыша. Замершим от ужаса ученым было объявлено, что за каждый случай неповиновения будет погибать один ребенок. Окончательно же свою нечеловеческую сущность космики доказали способом, который не могли представить даже воочию убедившиеся в их жестокости люди. Многие из космиков жили в Центре вместе со своими человеческими родителями, и всегда казались послушными и любящими детьми, ничем не отличаясь от своих сверстников, не прошедших через мастерские Геферона. Теперь же, когда требовалось подстегнуть или усмирить ученых, дьявольские отродья, часто не достигшие еще и десяти лет, на глазах у всех убивали собственных родителей, делая это сосредоточенно и деловито, без следа жалости или сомнения.
   Космики умели работать сами и могли заставить работать других. Через год они уже обладали целой армадой управляемых и беспилотных летательных аппаратов. Аппараты были оснащены вооружением, позволяющим выжигать огромные территории. Так началась война, продолжавшаяся долгие годы, и все это время продолжалось строительство огромного корабля, способного преодолевать межзвездные расстояния. Прагматичные космики с самого начала не были уверены в своей победе над людьми и готовили себе путь к отступлению. Когда война затянулась, грозя полным уничтожением обоих враждующих сторон, они загрузили в корабли все, что имело какую-то ценность, в том числе и оставшихся в живых ученых во главе с потерявшим человеческий облик Гефероном, и покинули Землю, оставив людям несколько смертоносных сюрпризов. Рассказчику удалось спрятаться в одном из подземных помещений, где он и скрывался до появления людей, не зная, что происходит на поверхности, и каждое мгновение ожидая появления чудовищ.
  
   Еще один из оставленных космиками "сюрпризов" дал о себе знать через пятьдесят лет. Рожденные после катастрофы люди, и без того обездоленные, лишенные одного из главных человеческих качеств, начали вдруг неожиданно стареть, хотя этот возраст всегда считался возрастом расцвета молодости. А еще через такое же время они стали умирать, прожив всего десятую часть изначально дарованной Создателем жизни. Никогда раньше родители не переживали своих детей, и сейчас многие из них, не в силах вынести горя, оборвали свою жизнь раньше положенного Творцом срока. Благодару и Светлане хватило силы духа, чтобы пережить смерть сына, к возрасту всего ста лет ставшего глубоким стариком, но в их душах навсегда поселилась печаль, и больше у них никогда не было детей.
   А потом потянулись годы упадка. Убедившись, что полноценный людской род прерывается на них, представители "старого человечества" впали в отчаяние, и со временем их число стало уменьшаться естественным образом. Зато "новое человечество" разрасталось невиданными темпами, потому что каждая семейная пара имела по десятку, а то и больше детей, стремясь захватить как можно больше жизненного пространства. Новые люди, живущие на разных континентах, оказались изолированы друг от друга. Вместе со способностями своих предков они утратили возможность пользоваться системой транспортных переходов. Даже прогулочные дисколеты оказались недоступны для них, потому что управление ими тоже было основано на принципе мысленных усилий.
   Уже второе, а тем более третье поколение не знали своих предков, и потому избегали "старых людей", опасаясь их безо всякой на то причины. Быстро были забыты науки, сползли на примитивный уровень искусства. Повсюду процветали ложь и неравенство, то, чего никогда не знали предки. А потом появилось рабство. Первыми рабами были обезьяноподобные люди, захватываемые в плен целыми племенами. Их использовали на самых тяжелых и грязных работах, морили голодом и нещадно избивали. Из-за такого обращения рабы стали восставать и часто случались массовые побеги, при которых люди-обезьяны захватывали и уводили с собой человеческих женщин.
   Видимо, Геферон тщательно поработал над выведением этой породы, потому что, против всех законов природы и установлений Создателя, потомство их и человеческих женщин оказалось вполне жизнеспособно и плодовито. Некоторые из ублюдков рождались лишенными бессмертной души, и почему-то именно они чаще всего становились во главе своих племен и даже племенных союзов. А потом все так перемешалось, что трудно стало даже определить, сохранилась ли у кого-нибудь кровь, не замутненная кровью обезьян. А потом люди сумели перебить обезьяноподобных и, за неимением других кандидатов, принялись обращать в рабство своих же собратьев из других племен.
   Представители "старого человечества", которых на всей Земле осталось около пятисот человек, потеряли всякую надежду на возрождение и безропотно ожидали конца своей цивилизации, который неизбежно должен был наступить со смертью последнего из них. И только Благодар вместе с двумя десятками единомышленников, членов канувшего в лету Большого Ученого Совета, не собирались сдаваться. Убедившись, что от остальных ждать помощи не приходится, они решили укрыться во "Временной камере" и через каждые пятьдесят - сто лет производить небольшими группами разведывательные вылазки на поверхность. Такая тактика должна была позволить им наблюдать развитие "нового человечества" и, возможно, направлять его в нужную сторону.
   Уже на четвертой такой вылазке Благодар обнаружил среди полудиких племен, живущих в древесных хижинах и горных пещерах, детей, у которых окраска духовной сущности была почти такой же, как у их предков. Хватило одного лишь мысленного усилия, пусть и достаточно сложного, чтобы, будто от тяжелого сна пробудить этих детей к настоящей жизни, вернув им дарованные когда-то Творцом способности и долголетие. Счастливый Благодар поспешил с этим известием к оставшимся в живых "старым людям", оборвавшим к этому времени всякие контакты со стремительно дичающим "новым человечеством". Но первая же встреча ужаснула его. Апатичные люди с потухшими взглядами, потеряв веру в будущее и ослабив свой дух, утратили многое из того, чем без труда владели раньше. В частности, им стали недоступны транспортные переходы, и они оказались разделены на немногочисленные группы, запертые каждая на своем континенте.
   Принесенная Благодаром новость заставила их встряхнуться, влив в их существование живительную струю. После должного обучения и тренировок они научились распознавать среди детей носителей бесценного духовного дара. Но силы их настолько иссякли, что для процесса пробуждения требовались соединенные усилия не менее двух десятков человек. И все-таки это было уже что-то. Появилась надежда если и не на возрождение, то хотя бы на сохранение "старого человечества". Сделав все от него зависящее, Благодар снова ушел во "Временную камеру".
   Через десятки тысяч лет очередной разведывательный выход показал, что человечество миновало низшую точку одичания, и начался еле заметный, но неуклонный подъем. Если прежнее население Земли, не гнушаясь техническими приспособлениями, все-таки делало основной упор на мысленную энергию и подчинение ей космических сил, то наследовавшие планету, но лишенные способностей предков люди пошли путем развития техники. Правда, невозможно было узнать в точности, какое приспособление было изобретено раньше - машина, метающая каменные ядра, или мирный ткацкий станок.
   Изменилось и соотношение "старых" и "новых" людей. Если счет вторых шел уже на миллионы, то численность первых выросла едва на несколько сотен человек. Слишком мало появлялось на свет младенцев с дремлющим духом, и далеко не все они попадали в поле зрения ищущих. Многие из них умирали, так и не узнав, чего лишились, и кем могли бы стать.
   На разных континентах планеты, где раньше, где позже, начинался технический прогресс. Но только лишь технический, потому что о прогрессе духовном говорить не приходилось. Короткоживущие люди забыли Творца, а если кое-где и сохранились воспоминания о нем, в виде мифов и легенд, то люди все равно не верили в них, смеясь над "сказками". Все стало дозволено, и выходившие на поверхность разведчики ужасались, наблюдая происходящее на Земле. А долгоживущих, среди которых давно уже не осталось ни одного, жившего в старое время, было слишком мало, чтобы наставить людей на путь добра и справедливости, с которого они сами неуклонно сбивались. К тому же на Центральном континенте они сами разделились на две группы, между которыми началась борьба за право пробуждать спящие сознания.
   Все это продолжалось очень долго, и ничто не предвещало изменения ситуации. Так долго, что пробудился гнев Создателя, едва не положивший конец всей жизни на Земле. Однажды, пребывая в Сфере памяти, Благодар получил указание, не оставляющее сомнений, от Кого оно исходит. Следуя ему, он послал своих людей предупредить долгоживущих о предстоящей катастрофе и указать им пути спасения. А вскоре посреди Срединного океана разошлись плиты земной коры. В пролом хлынули океанские воды, встретившись с раскаленной лавой. И снова, как уже было когда-то, по земной поверхности прокатилась гигантская волна, сметающая все на своем пути. Нагретые воды растопили льды, и уровень океанов поднялся так, что были затоплены даже высокие горы.
   Своевременно предупрежденные "старые люди" спасались от катастрофы разными способами, некоторые много позже были описаны в мифах и священных преданиях. А вместе с ними спаслось и немалое количество "новых людей", достаточное для того, чтобы через несколько сотен лет снова населить всю землю. Потоп полностью уничтожил лежащий в самом центре Срединного океана огромный остров, население которого дальше всех продвинулось в развитии техники и ниже всех опустились в моральном плане. Их корабли, пересекая моря, разносили по свету технический прогресс и опаснейшую духовную заразу поклонения мировой тьме. Так что, в принципе, Божий гнев достиг своей цели. Во всяком случае, так казалось тогда Благодару и его товарищам по бесконечному путешествию сквозь время.
   Однако последующие за потопом тысячелетия показали, что они ошиблись. Зло продолжало торжествовать в человеческом мире, неизменно одерживая верх над добром. На Центральном континенте даже общины "старых людей" не избежали печальной участи, и прекратили свое существование, из-за междоусобиц оказавшись не в силах поддержать свою численность. С трудом убереглась от этого община, нашедшая приют на высочайших горах мира, и лишь в той огромной стране с многочисленным населением, жители которой одними из первых видят восходящее Солнце, обошлось без потрясений. Там "старые люди" сумели сохранить единство и не знали внутренних распрей, что позволило им не только сохранить, но и умножить свою численность.
   Идущая сквозь время группа Благодара как могла, старалась исправить положение, воздействовать на людские умы и направить человечество в нужном направлении. Однажды им даже пришлось искоренять зло злом, испепелив два города - их жители могли разнести по всей земле страшную болезнь, которая поражала сначала тех, кто увлекался противоестественной любовью, но потом, видоизменившись, стала переходить на их жен, детей и всех, кто с ними соприкасался. Конечно, самостоятельно Благодар никогда не принял бы страшного решения. Приказ через Сферу Памяти снова отдал Тот, кто имел на это право, и то после нескольких бесполезных попыток воздействовать на грешников уговорами. Но содомиты, в чьих жилах текло слишком много крови обезьянолюдей, от которых и перешла к людям тяга к противоестественному греху, а с ней и страшная болезнь, не вняли увещеваниям.
   Еще не раз группа Благодара пыталась повлиять на ход истории, но неожиданно все изменилось. Они стали замечать, что самые благие их намерения оборачиваются неожиданно трагично. Вполне безобидные воздействия почему-то приводили к кровопролитным войнам и страшным потрясениям. Долгое время Благодар провел в размышлениях и пришел к выводу, что иначе и не могло быть. Выпав из времени, они стали для мира чужими, и любые их действия вызывали незамедлительную реакцию отторжения. Немного успокаивала и придавала смысл его жизни мысль о том, что у Творца в принципе не может быть ничего лишнего, и в его замысле обязательно должно найтись место и для них. С этого времени ученые больше не вмешивались в дела людей, но разведывательные рейды не прекратили.
   Наблюдая за людьми, Благодар понял, что потеря былых способностей отнюдь не лишила некоторых из них силы духовного прозрения и возможности общаться со Всевышним. Среди множества лживых прорицателей и гадалок попадались настоящие пророки, к чьему слову он с интересом прислушивался, и пришел к выводу, что все они говорят об одном - о приближающемся приходе Того, кто ценой собственной жизни спасет этот мир. Когда же Он действительно пришел, то кроме прочих многочисленных чудес совершил еще одно, не описанное в священных книгах - пробудил всех носителей духа, живущих в прилежащих землях.
   Убедившись, что все идет, как было предсказано, Благодар никогда больше не вернулся во "Временную камеру", и остаток растянувшейся на сотни тысяч лет жизни посвятил попыткам разгадать замысел Творца, то есть понять, какое предназначение Он уготовил для человечества. То ли земная жизнь служит лишь преддверием, подготовительной школой для жизни вечной, то ли человечество еще не исполнило свое предназначение в этом мире, и ему предстоят какие-то важные дела? Друзья, число которых сократилось к этому времени до двенадцати, зная, что жизни у него осталось не больше трехсот лет, уговаривали его не делать глупостей и вернуться к ним. "Неужели ты не хочешь дождаться осуществления наших замыслов?" - спрашивали его. - "Неужели абстрактные умственные построения могут заменить реальность?".
   Но Благодар не внял ничьим убеждениям и вместе со Светланой, которая, конечно же, не покинула его, навсегда поселился в райском уголке, давным-давно созданном под землей в далекой северной стране, и последние триста лет своей жизни они провели там, не испытывая желания выйти на поверхность. За время раздумий и общения со Сферой Памяти он прозрел будущее и, получив ответы на свои вопросы, отдал последние распоряжения верному помощнику Любомиру. В тот же день, будто поняв, что их земное предназначение исполнено, тихо ушла из жизни Светлана. А назавтра, лежа без сна, он услышал ее голос и, прикрыв глаза, не чувствуя боли, ушел туда, куда звала его любимая.
  

11

  
   Темнота отступала медленно, как уходит зимняя ночь за окном. Стоп, почему зимняя? С некоторых пор его не радовала зима, и в убежище навсегда воцарилась середина лета.
   Свет все настойчивее просачивался через неплотно прикрытые веки. Но откуда свет? Время рассвета еще не пришло! Благодар распахнул глаза и...
   Сергей Жуковский увидел перед собой большую информационную панель и ощутил себя сидящим в удобном кресле. Перед глазами все плыло и колыхалось. Чтобы придти в себя, он зажмурился и с силой сжал руками виски. А когда снова открыл глаза, то увидел в дверном проеме своего верного помощника Любомира, в глазах которого светился огонек надежды. Но почему Любомир так постарел?
   Господи, подумал Жуковский, не хватало только раздвоения личности! Огромным усилием воли он отделил себя от разума Благодара и вдруг почувствовал мелкую дрожь в коленях. Не было больше тайн, все стало предельно ясно, но разве может человеческая психика без ущерба вынести то, что без всякой подготовки пришлось пережить ему? "В реальном времени пройдет не больше суток, и ты сможешь вернуться домой уже завтра..." - вспомнил он заверение Любомира. В реальном... легко сказать, если ты никогда не пробовал сам прожить кроме своей еще и чужую жизнь! А в том, что Любомир избежал подобной участи, Жуковский не сомневался, иначе его слова выглядели бы просто издевательством, а это едва ли было возможно. Но почему Любомир смотрит на него с таким напряженным ожиданием? Все, понял! Когда за плечами, кроме собственного, еще и чужой тысячелетний опыт, догадаться нетрудно...
   - Ты напрасно ждешь его, - сказал Сергей, преодолевая сухость в горле. - Это я, Сергей Жуковский.
   Смуглое лицо Любомира стало темно-серым, и он отвел взгляд. Жуковскому стало даже немного жалко его. Еще бы - столько лет искать человека, в чью голову можно пересадить сознание любимого шефа, и вдруг такое фиаско!
   - Не бойся, мстить не буду! - Сергей постарался изобразить на губах подобие улыбки. - Лучше скажи мне, кто-нибудь из вас хоть раз прошел через это?
   Продолжая молчать, Любомир отрицательно помотал головой.
   - Понятно! - несколько часов (или целую огромную жизнь?) назад Жуковский чувствовал себя рядом с Любомиром, как несмышленый ученик рядом с мудрым учителем, но теперь все изменилось. - Вы боялись, что более сильная личность, особенно такая, как Благодар, будет доминировать и непременно одержит верх над чужим разумом?
   Любомир молчал, глядя в пол, и Жуковский продолжил свой монолог:
   - Как же ты, человек, которому Благодар передал свои последние распоряжения, мог так неверно истолковать его слова? Нет, ты все сделал правильно, - он жестом остановил попытавшегося возразить собеседника, - но рассчитывал ты на другой результат, не так ли? Как ты мог подумать, что такой человек, как Благодар, пойдет на захват чужой личности? Да если бы у него появилось хоть малейшее опасение, что так может произойти, он нашел бы другой способ передать потомкам свою волю!
   Сергей имел полное право говорить так. Можно даже сказать, что сейчас говорил сам Благодар, ни один миг из долгой жизни которого не успел еще стереться из памяти Жуковского. Понимая это, Любомир переминался с ноги на ногу, не смея поднять на него глаз. Понимая, как ему сейчас тяжело, Сергей сменил тему:
   - Сколько вас осталось?
   - Восемь человек, - поспешно ответил Любомир, радуясь, что экзекуция, наконец, закончилась. - Вместе со мной.
   - Кто именно? - нахмурил брови Жуковский. Слишком живо было еще перенесенное недавно. Услышав имена, он опустил веки в знак скорби по ушедшим и выдержал ритуальную паузу. Потом сказал:
   - А насчет замысла Благодара не беспокойся. Думаю, он будет исполнен, во всяком случае, я с ним согласен. Но, сам понимаешь, я не могу принимать такие ответственные решения в одиночку, и пройдет много времени, пока план начнет осуществляться.
   - Конечно, конечно! - с облегчением и радостью закивал Любомир. - Я все понимаю. А сейчас, может быть, пойдем, пообедаем?
   - Спасибо, я не голоден, - ответил Жуковский. - Я бы лучше прогулялся на свежем воздухе.
   - Пожалуйста! - сделал приглашающий жест Любомир, поняв, что гостю сейчас не до него, и уж точно, не до еды.
   Пройдя мимо жилых домов, Сергей вошел в рощу, где прислонился спиной к огромному дубу, чувствуя, как через шершавую кору от благородного дерева в тело вливается ток жизненной силы. Постояв, направился к ручью, на берегу которого под развесистой кроной стояла ажурная скамейка. Он присел и огляделся по сторонам, невольно вспомнив, что вся окружающая обстановка создана по эскизам Светланы.
   Нет, так не пойдет! - Жуковский встряхнулся, отгоняя наваждение. Так можно и вправду потерять собственное "я"! И немудрено, если вновь приобретенный жизненный опыт неизмеримо превышает его собственный. Ни в коем случае не расслабляться! Соберись, Жуковский! Соберись! - командовал он себе, чувствуя, как озноб с новой силой овладевает им. Сергей прикусил нижнюю губу и с такой силой сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Озноб отступил, но никуда не ушло пережитое.
   Сергей подумал - если бы он знал, сидя перед всплывающими на информационном табло знаками, что ждет его впереди, рискнул бы нырнуть безоглядно в чужую жизнь? Даже будучи уверенным, что между погружением в нее и выходом пройдет не более суток реального времени? Но что такое реальное время? Ведь чужую тысячелетнюю жизнь пришлось прожить до последнего мгновения! Рискнет ли он когда-нибудь повторить опыт? - тут его передернуло. Вряд ли, во всяком случае, не в ближайшем будущем. Слишком страшно...
   А еще он удивлялся - неужели это он каких-то десять лет назад метался в поисках денег и умирал от инфаркта? В поисках золота долбил ломиком мерзлую колымскую землю, чтобы рассчитаться с долгом и спастись от позора? А теперь, приняв нежданное наследство Благодара, вместе с ним принял и ответственность за судьбу будущих поколений людей. И принял не один, а вместе с дочерью Настей...
   Он встал со скамейки только тогда, когда солнце закатилось за горный хребет, и в воздухе разлилась легкая прохлада. Если бы он не знал, что и солнце, и лазурное небо, и бегущие по нему облака - всего лишь иллюзия, созданная человеческим гением, то никогда в жизни не усомнился бы, что все это настоящее. На самом деле над головой на высоте пятидесяти метров нависал свод из упрочненного камня, а всю зеленую долину можно было обойти вдоль и поперек за какие-то полчаса. Зато здесь можно было создать любое время года, наслаждаться теплым летним дождиком или солнечным морозным днем. Но Жуковский совсем не завидовал этим людям, свидетелям гибели одной и развития другой цивилизации. Потому что он прожил жизнь одного из них и хорошо знал, каково быть человеком, выпавшим из своего времени.
   Любомир терпеливо ждал его, сидя на крыльце. У него было лицо человека, подчинившегося воле обстоятельств и ждущего решения своей судьбы.
   - Ты здесь один? - спросил его Жуковский.
   - Здесь - да, - правильно понял его тот. - Еще в Центре дежурит наблюдатель за пространством, а остальные во Временной камере. Ты хочешь увидеть всех?
   - Нет, - сказал Сергей после непродолжительной паузы. - Это ни к чему. Живите, как раньше, делайте свое дело, я не хочу ни во что вмешиваться. Будем только изредка контактировать для обмена информацией. Кто знает, может быть, вам удастся постепенно вписаться в наше время. Единственное, что я хотел бы узнать сейчас - нет ли новостей о космиках?
   - Кое-что известно, - ответил Любомир. - После твоей... после смерти Благодара они иногда появляются на Земле в маленьких аппаратах. Нам удалось перехватить один из них вместе с пилотом. Это уже совсем не те космики, которых создал Геферон. За то время, как они покинули Землю, с ними произошло несколько мутаций, и теперь это жалкие подобия своих предков.
   - А где их большой корабль? - спросил Жуковский.
   - Он как покинул Солнечную систему, так больше о нем ничего не известно. Скорее всего, погиб вместе со всем экипажем. А те, которые прилетали к нам, обитают на Ганимеде, и осталось их совсем немного. Даже корабли у них только те, что сохранились со старых времен, с тех пор они не построили ни одного нового.
   - Зачем они прилетали сюда?
   - Вот это самое интересное, - улыбнулся Любомир. Представь, они пытались наладить контакты с правительствами ведущих стран, чтобы в обмен на свои технологии те позволили им поселиться на своей территории. Вспомнили прародину... Но мы посчитали, что им не место на Земле, и прогнали обратно.
   - Понятно, - задумчиво сказал Жуковский. - А ты уверен, что когда-нибудь не вернуться основные силы космиков, те, что улетели в другие системы?
   - Уверенным нельзя быть ни в чем, - пожал плечами Любомир, - потому-то мы и наблюдаем постоянно за пространством. И средства, чтобы в случае чего дать им отпор, сохранились. Но мы не вечны...
   - Насчет этого не переживай, - подбодрил его Жуковский. - Наблюдателей мы подготовим из своих людей. И с оружием обращаться научимся, если возникнет необходимость. Не дай Бог, конечно.
   - Я тоже надеюсь! - поддержал его Любомир. - Ведь сколько времени прошло, и никаких намеков...
   Все время разговора Сергей чувствовал во взгляде собеседника сложное переплетение вины и рухнувших надежд. Чтобы хоть как-то утешить его, он сказал:
   - Я знаю, как ты относился к своему учителю. Давай сделаем так. Когда тебе будет совсем невмоготу, найди меня, для тебя это будет нетрудно. А я ради такого случая спрячусь подальше, чтобы ты мог побеседовать с Благодаром. Думаю, это у нас получиться. А сейчас я уйду, и провожать меня не надо.
   Любомир безмолвно склонил голову в знак признательности.
   Когда Жуковский вышел на поверхность через ту же башню Троице-Сергиевской Лавры, оказалось, что пробыл он под землей все-таки не одни сутки, а пять дней, из-за чего ему пришлось выслушать немало упреков от Веры - неужели за все это время нельзя было хоть раз позвонить?
  
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ.

  

1

  
   Захар, Лейла и Степан вернулись в Москву одновременно с Жуковским и назавтра все встретились на нейтральной территории - в маленьком уютном ресторанчике на Разгуляе.
   - Что-то ты, друг мой, на себя не похож, - сказал Захар, подозрительно глядя на Сергея. - Вид у тебя, будто из преисподней вернулся!
   - Именно там я и побывал, - без тени улыбки ответил Жуковский. - Но не будем сейчас об этом, я все расскажу чуть позже. Выкладывайте лучше вы, что там удалось нарыть за океаном.
   То и дело бросая на Жуковского подозрительные взгляды, Захар изложил ему со всеми подробностями приключения последних дней.
   - И вот теперь шаман в России, - сказал он в заключение. - Из Москвы он уже уехал, это мы установили. Сейчас он направляется куда-то на восток, а по его следу идут наши люди. Мы его пока не трогаем, чтобы не спугнуть раньше времени. Скорее всего, он хочет встретиться с организаторами уничтожения шахты в Якутии. Если так, это нам на руку - не нужно будет искать их самим. По пути шаман постоянно использует внушение, не подозревая, что этим облегчает нам задачу. Можно образно сказать, что его следы светятся в темноте.
   - Не удалось узнать, что он из себя представляет? - спросил Жуковский. - Каковы границы его способностей?
   - Только в общих чертах, - на этот раз ответила Лейла. - Он, конечно, мутант, но какой-то не такой, как остальные. Ясновидение, способность использовать наследственную память, плюс к этому звериная интуиция, в общем, адская смесь. На что еще он способен, мы узнаем, когда возьмем его. Как и то, чем так привлекает его якутское хранилище. Кстати, ты побывал там?
   - Я же сказал - позже! - резко ответил Жуковский. Из памяти Благодара вдруг всплыла картина - вместе со Светланой он приземлился на дисколете в долине небольшой горной речки, чтобы дать отметку тем, кто из-под земли должен был из строящегося убежища открыть временный выход на поверхность. Довольно быстро Благодар заметил прячущихся в густых зарослях одичавших людей с явной примесью обезьяньей крови, и удивился, что обезьянолюди забрались так далеко от Экваториального континента. Работать они не мешали, и Благодар решил игнорировать их присутствие. Но через некоторое время он увидел, что вожак подобрался совсем близко, и почувствовал исходящие от него волны необузданной, дикой внутренней силы. Это было что-то новое, во всяком случае, прежде ему не приходилось встречаться с таким явлением.
   Преодолевая страх, дикарь вышел из-за кустов и подошел к дисколету, каждый миг готовый шарахнуться обратно. Улыбнувшись, Благодар направил мысленный взгляд в его сознание, и с изумлением увидел, что вождь дикарей делает то же самое, но на таком примитивном уровне, что заметить это можно было только случайно, что и произошло сейчас. Но примитивный не означало слабый. Дикарь успел кое-что почерпнуть из сознания Благодара, не успевшего вовремя поставить защиту, и теперь в его голове металась мысль, поглощающая все остальные:
   Бессмертные! И сейчас они прячут под землей свой секрет! Если я смогу попасть в святилище, я тоже стану бессмертным!
   В это время посреди долины вспух каменный бугор, по которому побежали змеящиеся трещины, и лопнул, открыв проход из-под земли. Благодар, занявшись делом, отвлекся от дикаря, а когда обернулся, того и след простыл...
   ...Поняв, что пауза слишком затянулась и, заметив обиженный взгляд Лейлы, Сергей спохватился:
   - Прости, пожалуйста! Я вовсе не хотел тебя обидеть, просто слишком много всего навалилось... Честное слово, я все расскажу вам, но давайте сначала разберемся с делом шамана. Есть у меня одна мысль. Кто-нибудь может дать мне отпечаток его личности? Хотя бы вторичный?
   Захар переглянулся с Лейлой и Степаном, и сказал:
   - Можно, конечно. Держи!
   Жуковский увидел то, что и ожидал. Невероятно, но размытый образ сознания эскимосского шамана во многом совпадал с образом дикаря, запечатленным в памяти Благодара, то есть, от одного к другому через тысячелетия протянулась прямая наследственная линия. Такого совпадения просто не могло быть, но все же это случилось. Теперь Сергею стало понятно, что притягивало Джека к якутскому ручью Ханданах. Ничто в целом мире не сможет заставить шамана отказаться от заветной цели, имя которой - бессмертие.
   Сергей в очередной раз подумал, как тесно переплетается его разум с разумом давно оставившего этот мир Благодара, и понял, что не нужно этому сопротивляться. Бесценный опыт древнего мудреца не довлел над его разумом, но в нужные моменты его память и бесценные знания приходили на помощь, подсказывая правильные решения.
   - Эй! Ты где? - встревоженный голос Степана вывел Жуковского из состояния оцепенения. - Ты что, на самом деле в аду побывал? Сам на себя не похож. Давай, выкладывай, что с тобой случилось!
   Решив, что продолжать и дальше держать друзей в неведении будет просто некрасиво, Сергей рассказал им все, промолчав лишь о замысле Благодара, чьим преемником он поневоле стал. Слишком крутые перемены в их жизни сулил этот замысел, и нужно было еще тысячу раз все обдумать, прежде чем вывалить им на головы.
   - Ничего себе! - изумленно произнес Степан, когда Сергей закончил рассказ. - А мы ни о чем и не догадывались!
   Лейла вела себя сдержаннее, но на лице ее было заметно удивление. Только Захар ничем не выразил свои чувства. Помолчав немного, он сказал:
   - Не буду говорить, что ожидал чего-то подобного, хотя и были некоторые подозрения. Однако, само существование этих людей, в свете того, о чем сообщил нам наш юный друг, может внести серьезные коррективы в нашу жизнь.
   Ты еще даже и не подозреваешь, насколько серьезные! - подумал Жуковский, поражаясь проницательности старого цыгана и стараясь не смотреть ему в глаза.
   - Я всегда был уверен, - продолжал Захар, - что наше существование имеет какой-то смысл, помимо бесполезных попыток исправлять человеческие ошибки и направлять ход истории. Не будь этого смысла, наш род давно бы исчез без следа. Может быть, этим людям известно что-то о нашем предназначении, и они откроют нам секрет? Скажи, Сережа, ты не уловил в разговоре чего-то подобного?
   Да, недооценивал Жуковский Захара! Но все равно сейчас рано было полностью открываться перед друзьями.
   - Я сам еще во многом не разобрался. Давайте все-таки отложим этот разговор до решения вопроса с шаманом. Чувствую, что это будет непросто, - сказал он виновато.
   Поняв, что у Сергея есть свои основания уйти от этого разговора, все трое, хоть и нехотя, согласились.
   - Кто ведет наблюдение за шаманом? - спросил Сергей.
   - Георгий, - ответил Бойцов.
   - Что-то мне подсказывает, - задумчиво сказал Жуковский, - что нам всем надо быть наготове, чтобы при первой же встрече шамана с теми людьми, которых он так настойчиво ищет, оказаться поблизости. Иначе могут возникнуть проблемы.
   - Как ни странно, перед твоим приходом мы говорили о том же! - переглянувшись с Захаром и Степаном, сказала Лейла. - Откуда-то ведь им стало известно о Ханданахе! Не из-за золота же они разбомбили шахту!
   - А почему бы нам не использовать подразделение "М"? - предложил Жуковский. - Правда, это не совсем их профиль, но там один Обрубков чего стоит! Мне он показался надежным мужиком. И хватка у него мертвая. Пусть поработает на благое дело! Займешься, Степан?
   - А что, мысль неплохая! Займусь, пожалуй, хуже от этого не будет. - Степан вздохнул: - Эх, как все-таки нас мало! Мы уже не можем контролировать даже те процессы, которые напрямую касаются нас. Каждую минуту в мире изобретают что-нибудь гадостное, наподобие того железа, что мы уничтожили в Неваде. И можете не сомневаться, мы взорвали, а они снова изобретут!
   - А что ты хотел? - усмехнулся Захар. - Это же тришкин кафтан. Погоди, еще немного, и наизобретают такого, что нам на земле и вовсе места не останется. И так за несколько последних лет столько кризисов... Ладно, это бесполезный разговор, давайте разбегаться, но постарайтесь оставаться в пределах досягаемости, чтобы никого не пришлось долго искать.
   Жуковский попрощался со всеми и поехал к Насте, с которой не виделся несколько дней плюс тысячу лет. Открыл ему Максим, по случаю воскресного дня оказавшийся дома. Он показался Жуковскому чем-то озабоченным.
   - Где Настя? - спросил он, поздоровавшись. - У вас что-то случилось?
   - Даже не знаю, что сказать, - ответил растерянный зять. - Несколько дней уже Настя как будто не в себе. Спрашиваю - что стряслось? Нет, говорит, все нормально. Может быть, она вам расскажет?
   Дочь лежала на диване с книгой в руках, но Жуковский сразу понял, что смотрит она сквозь страницы. Увидев отца, она спрыгнула на пол и повисла у него на шее.
   - Папка! Наконец-то! Ты мне так нужен! Максим, сходи, пожалуйста, в магазин, купи хлеба.
   - У нас же есть хлеб! - удивился тот.
   - Он уже зачерствел, - капризно сказала Настя. - Я хочу свежего!
   Максим пожал плечами и молча вышел из комнаты. Как только за ним закрылась входная дверь, Настя с упреком спросила у отца:
   - Почему ты промолчал?
   - О чем? - удивился Жуковский.
   - Как это о чем? - вспыхнула Настя. - По твоему, гибель Андрея меня вовсе не касается? Все-таки, мы были не чужие друг другу, не говори только, что ты этого не знал!
   - Ну что ты! - Жуковский ласково обнял дочь за плечи и посадил рядом с собой на диван. - Я просто не успел сообщить тебе, а потом должен был срочно уехать. Да и, честно говоря, не хотелось расстраивать тебя в таком положении. Но откуда ты узнала об этом?
   - Па-апа! - укоризненно протянула Настя, и в этом слове прозвучало так много, что Жуковскому стало стыдно за свою недогадливость. Забыл, с кем имеет дело!
   - Ладно, я тебя прощаю, - она чмокнула отца в щеку, - но Андрюшу-то как жалко! Вы хоть узнали, кто это сделал?
   - Они уже наказаны, - не желая развивать эту тему, ответил Жуковский, - и давай больше не будем об этом.
   В этот момент их взгляды случайно встретились, и Настя замерла с округлившимися глазами.
   - Папа, где ты был? - тихо спросила она.
   Жуковский заранее решил, что первым человеком, кто обо всем узнает, будет Настя. В предстоящих событиях ее роль была чуть ли не главнее, чем у него самого. И он без колебаний открыл перед дочерью все, что пережил за последнюю неделю.
  

2

  
   Прошел уже месяц, как Обрубков получил новое звание, но полковником себя он пока так и не почувствовал. Может быть, только раз, когда в кругу сослуживцев пил полный стакан водки, на дне которого посверкивали две большие звездочки, да еще дома, открывая шкаф, где висели мундиры с солидными полковничьими погонами, парадный, с золотыми звездочками, и повседневный камуфляжный. Только надеть их так ни разу и не пришлось, разве что примерить. А как бы хотелось в новых погонах на парадном мундире приехать в свой бывший отдел, чтобы все увидели, и особенно начальник отдела полковник Тарутин! Василий Тимофеевич понимал, что это глупое ребячество, но ничего не мог с собой поделать, желание не становилось менее острым.
   Назначение его заместителем начальника мало что изменило в расстановке сил в подразделении. Как было под его началом семеро "охломонов", включая Мишу Корнилова, так и осталось, как подчинялся он Игнату Корнеевичу Архангельскому, так и продолжал подчиняться. Куда-то исчез Мангуст, но никого в подразделении это не огорчило, за исключением, может быть, только Игната Корнеевича, который весь этот месяц ходил сам не свой. Мангуста всегда откровенно побаивались. Когда он появлялся на горизонте, "охломоны", как мыши, рассыпались по углам. Обрубков, правда, не убегал, иначе просто перестал бы уважать себя, но при редких встречах с начальником чувствовал невольный холодок в груди, и потому теперь вовсе не страдал из-за его отсутствия. И все-таки, когда позже Архангельский проговорился Обрубкову, что генерал погиб при крушении вертолета, он искренне выразил начальнику соболезнование. Так же искренне он радовался за Игната Корнеевича, когда тому присвоили генеральское звание и назначили на место погибшего начальника.
   Тот позорный провал с захватом дочери Сергея Жуковского, как-то незаметно стерся из памяти. Осталось только уважение и безграничное доверие к самому Жуковскому, оказавшемуся замечательным парнем. Жаль, что не довелось больше встретиться. Подразделение "М" снова занялось теми делами, для которых было создано. Недавно Обрубков получил боевое крещение, пролив первую кровь.
   ...Этого колдуна выслеживали давно, еще до того, как Василий Тимофеевич пришел в подразделение. Мутант, объявивший себя главой несуществующей церкви пророков Апокалипсиса, ездил по городам и наводил морок на людей, особенно привечая одиноких молодых женщин с маленькими детьми. Он снимал ненадолго квартиры, устраивал там богослужения, после которых без вести пропадали по нескольку малышей, а потом тщательно заметал следы, чтобы через некоторое время появиться в следующем городе. Матери пропавших детей, как правило, теряли рассудок.
   Архангельский был уверен, что свихнувшийся мутант сворачивает попавшим в его сети женщинам мозги набекрень и на глазах у них убивает детей, надеясь так продлить свое существование. Потом лишает матерей разума, а "прихожанкам" внушает, что перед ними свершается богоугодное действо. И вот теперь обнаглевший колдун, почувствовав безнаказанность, всплыл уже в самой Москве, сняв квартиру в Новогиреево.
   На операцию отправились вчетвером: сам Архангельский, уже обкатанный в делах подобного рода Миша Корнилов, Обрубков и еще один необстрелянный боец, бывший боксер, а ныне лейтенант госбезопасности Боря Шкирман. Хоть и выехали с базы с большим запасом времени, но огромная пробка на МКАДе задержала их чуть ли не на час. Остановив машину во дворе длинного четырнадцатиэтажного дома, Игнат Корнеевич прислушался к чему-то внутри себя, и вдруг выкрикнул, побледнев:
   - Бегом! Кажется, опоздали!
   Они, топоча, как стадо слонов, ворвались в подъезд. Лифт, как назло не работал, или же специально был выведен из строя, и подниматься на восьмой этаж пришлось по лестнице, усеянной окурками, презервативами и использованными шприцами. Стандартная металлическая входная дверь в нужную квартиру была, конечно, заперта, но никто и не собирался жать на звонок. У Обрубкова с собой был небольшой, но крепкий ломик и, слегка поднапрягшись, он без особого труда сковырнул незатейливый замок. Все четверо ворвались в квартиру. В центре большой комнаты стоял круглый стол, вокруг него на полу сидели несколько молодых женщин. Каждая прижимала к себе ребенка, кроме одной, лежащей без чувств. Над столом нависал высокий тощий человек в каком-то несуразном балахоне, держа в руке окровавленный нож, а на столе...
   Обрубков не стал дожидаться команды Архангельского. Не обратил внимания и на отчаянные пассы колдуна и, тем более, на грозно поднятый нож. Одним прыжком он преодолел расстояние, отделяющее его от мутанта, и резким движением свернул ему шею. Уже потом он отметил, что успел раньше Бори, с его отменной боксерской реакцией. Потом, когда к Боре вернулся нормальный цвет лица, он клялся, что хотел сам придавить колдуна, но это было потом, а сначала Обрубков бросился осматривать лежащую на столе окровавленную девочку лет пяти. К счастью, колдун успел сделать только несколько неглубоких надрезов на животе и плечах, не опасных для жизни ребенка, но все равно крови вытекло много, картина была страшная. Вызванная Мишей скорая увезла девочку в больницу. Хотели забрать и мать, которая все еще не пришла в сознание, но врач не смог противостоять настоятельной "просьбе" Архангельского, который знал, что в больнице ей ничем не помогут. Только он мог прочистить несчастной женщине мозги, затуманенные злокозненным колдуном.
   Подоспевшим милиционерам были предъявлены серьезные документы и объяснено, что тут работает ФСБ. Стражи порядка не стали возражать, и с облегчением удалились, погрузив в труповозку тело почившего колдуна. А в квартире, где все еще оставались семь женщин и шестеро детей, начался обряд экзорцизма. Игнат Корнеевич обосновался на кухне, Обрубков по одной отводил ему женщин, Миша, как мог, успокаивал остальных, а Боря затеял возню с детьми, почти профессионально предотвратив вселенский рев. Через час все были отпущены восвояси, чтобы даже в страшных снах не вспомнить больше кошмарного мутанта.
   Только мать увезенной в больницу девочки, несмотря на то, что Архангельский приложил все усилия, чтобы успокоить ее, то и дело начинала метаться из угла в угол с криком: "Анечка! Где моя Анечка?" Решили, что Обрубков лично отвезет несчастную женщину в больницу, потому что иначе она ни за что не поверит, что ее дочь вне опасности. Василий Тимофеевич особенно не сопротивлялся - Ира, как звали женщину, сразу понравилась ему. Маленького роста, ниже самого полковника, пухленькая брюнетка, не красавица, мужики не оборачиваются вслед таким. Но если присмотреться, да еще заглянуть в глаза - что-то завораживает. Как ее только угораздило попасть на крючок к колдуну?
   В больнице, убедившись, что ее Анечка жива, хоть и не совсем здорова, Ирина немного успокоилась, но ни за что не соглашалась отойти от ее кровати. Обрубков пошептался с врачом и, узнав, что девочке требуется переливание крови, тут же предложил свою, что и было немедленно проделано. Щеки у ребенка порозовели, и Ирина, наконец, согласилась уехать домой. Но по дороге ее затрясло нервной дрожью, и она смущенно сказала Василию Тимофеевичу, что ей страшно, потому что там однажды побывал страшный колдун, и вообще она боится оставаться одна.
   Так Обрубков оказался в ее однокомнатной квартире, которая по стечению обстоятельств располагалась в одном районе с той квартирой, которую выделило ему родное ведомство. Он чувствовал себя неловко, и надеялся все-таки уговорить ее лечь спать, а самому ретироваться домой, но Ирина не хотела и слышать. Она предложила Василию Тимофеевичу ложиться в комнате, а сама собиралась сидеть на кухне. Он, конечно, не соглашался, заявив, что совершенно не хочет спать, и посидеть на кухне может сам, лишь бы был свежий чай. Они долго препирались, пока оба не оказались на кровати в комнате, и в итоге спать до утра не пришлось обоим. С этой ночи они встречались еще несколько раз, и Обрубков незаметно привык к мысли, что не представляет себе дальнейшей жизни без Ирины.
   Василий Тимофеевич никогда не был ходоком. Даже после развода с женой женщины в его холостяцкой квартире появлялись нечасто. Он робел с ними, не зная о чем говорить, хотя, в общем-то, никогда не лазил в карман за словом. А с Ирой ему было легко, и с девчонкой ее, Анечкой, не оказалось никаких хлопот, как будто она всегда путалась у него под ногами и тарахтела, не переставая.
   На службе, конечно, ребята догадывались обо всем, но, отдать должное, не было не только сальных намеков, но даже двусмысленных взглядов, что приятно удивило Василия Тимофеевича. Уж в прежнем его отделе, это он точно знал, проходу бы не дали кобелячьими намеками и подколками. А тут ни слова, даже когда он стал все чаще уезжать на ночь в Москву. Хотя все отлично знали, что его московская квартира до сих пор стоит пустая, он не удосужился до сих пор купить туда не то, что кровать, но даже стулья.
   Вот и сегодня он собирался к вечеру уехать в Москву. Срочных дел не было, и Обрубков по поручению Архангельского до обеда натаскивал подчиненных, обучая их основам оперативной работы, в которой ни один из них не смыслил ни бельмеса, после обеда изучали уголовное право, а потом два часа валяли друг друга в спортзале. В шесть часов вечера, когда он собирался вывести из гаража свой "Гранд Чероки", зазвонил мобильник, и Игнат Корнеевича сказал:
   - Тимофеевич, ты уж, пожалуйста, не намыливайся никуда. Надо пару дней побыть на тревожном положении. Звонил человек от Жуковского, просят помощи. Наверно, придется поработать вместе с ними. Не спрашивай, что будем делать, этого я сам пока не знаю, но помочь нужно, - и отключился, не ожидая ответа.
   Обрубков вздохнул, вышел из машины и позвонил Ирине, чтобы несколько дней не ждала его. Ему даже не пришло в голову возмущаться или спорить. Работать по просьбе Жуковского было честью. Он твердо знал, что тот никогда не попросит сделать что-нибудь такое, что может пойти вразрез со служебным долгом или человеческой совестью.
  

3

  
   Начальник районной горнотехнической инспекции Александр Евгеньевич Майоров чувствовал себя достаточно значительной фигурой, чтобы не придать большого значения визиту двух вежливых молодых людей в штатском, плечистых и крепких, которые появились в его кабинете за десять дней до Нового года. Когда они с важным видом предъявили красные книжечки и представились: "Военная контрразведка Дальневосточного военного округа", он снисходительно усмехнулся и сказал, как ему показалось, с безукоризненно вежливой иронией:
   - Господа офицеры, несмотря на мою фамилию, я не имею ни малейшего отношения к вооруженным силам. Я, к сожалению, даже в армии служить не сподобился. Так что, вряд ли могу быть вам чем-нибудь полезен.
   - Простите, господин Майоров, - в тон ему ответил один из визитеров, в удостоверении которого значилось звание "майор" (второй, который помладше, был лейтенантом), - позвольте нам самим определить степень вашей полезности. Сейчас вы ответите на несколько наших вопросов, и на этом мы расстанемся к обоюдному удовольствию.
   - А если я не захочу на них отвечать? - не привыкший к такому тону, Александр Евгеньевич изменился в лице и подпустил в голос начальственную нотку. - Повторяю - я не имею отношения к армии, и вы не можете...
   - Можем, - спокойно перебил его молчавший до того лейтенант. - А еще мы можем доставить вас в местное отделение милиции или ФСБ и допросить там под протокол. Если и там вы откажетесь разговаривать с нами, то будете задержаны и привлечены к ответственности за отказ от дачи показаний со всеми вытекающими последствиями. Зачитать вам соответствующую статью уголовного кодекса? Не надо? Тогда в вашей воле выбрать - поговорить с нами здесь и сейчас, в неофициальной обстановке и без всякого протокола, или привод и все последующие за ним неприятности.
   - Нет, что вы, - пошел на попятную Майоров, поняв, что незваные гости не шутят. - Вы меня неправильно поняли. Просто я на самом деле не знаю, чем могу быть полезен вашему э-э-э... ведомству.
   - Скажите, Александр Евгеньевич, - спросил майор, не обращая внимания на его оправдания, - вы на прошлой неделе инспектировали шахту на ручье Ханданах?
   - Ах, вот оно что! - у Александра Евгеньевича отлегло на сердце. - Да, было такое дело. Значит, иностранцами интересуемся? - он посмотрел на контрразведчиков с хитрым заговорщическим прищуром.
   - Посмотрите на этот план шахты, - майор развернул на столе бумагу, по-прежнему игнорируя ужимки инспектора, - все ли на нем соответствует действительному расположению стволов и штреков?
   - На глазок и не вспомнишь, - почесал голову Майоров, - но у меня есть другой план, который мне дали на Ханданахе. На нем все соответствует, мы проверяли, так что можно сравнить...
   Он подскочил со стула и стал суетливо рыться в шкафу. Посетители терпеливо ждали. Наконец Майоров достал толстую картонную папку и положил ее на стол.
   - Вот, давайте посмотрим... ага, практически все совпадает, отметки по глубине сходятся. Какие еще будут вопросы?
   - А вы уверены, что глубина шахты нигде не превышает указанных значений? - спросил лейтенант.
   - Для чего? - удивился Александр Евгеньевич. - С глубиной содержание металла убывает, так зачем нести лишние расходы?
   - Хорошо, - кивнул головой майор, делая пометку в блокноте. - Тогда следующий вопрос - вы не заметили в шахте что-нибудь странное? Дам подсказку - нас интересует, нет ли там замаскированного хода, пробитого в глубину. Как это у вас называется - в коренные породы?
   - Если что-то подобное и было, то мы этого не видели, - подумав, ответил Майоров. - Но я не понимаю, для чего...
   И снова контрразведчики проигнорировали его любопытство.
   - А вообще-то странности были, - добавил Александр Евгеньевич, которому стал надоедать непонятный разговор, и захотелось поскорее его закончить. - Главная странность - сама закладка этой дурацкой шахты. Конечно, не мое дело, но все это похоже на какую-то аферу. Только кому это нужно? Не знаю, кто за всем этим стоит, но денег они потратили уже больше, чем смогут заработать при самом лучшем раскладе. Вот и разбирайтесь, для чего это им понадобилось, а у меня нет никаких предположений.
   - Вы в этом уверены? - спросил майор.
   - Еще бы! - ответил Александр Евгеньевич, обидевшись, что майор усомнился в его профессионализме. - Я не первый десяток лет работаю в районе, восемь лет оттрубил главным инженером на прииске, так что кое в чем разбираюсь. Как у нас можно получить прибыль? Только сведя затраты к минимуму, платя мизерные зарплаты и ни копейки не тратя на социальную сферу. А у них, вы бы посмотрели... - он обреченно махнул рукой.
   Майоров промолчал о том, что еще во время инспекции понял - с этой шахтой что-то нечисто. Как и о том, что, вернувшись после инспекции в райцентр, сунулся в архив геологической экспедиции, где обнаружил, что в злополучном распадке в семидесятые годы проводилась разведка, но не силами экспедиции, а какими-то непонятными людьми, после чего документация ушла в неведомом направлении.
   Контрразведчики задали еще несколько вопросов и удалились, потребовав сохранить разговор в тайне, что Александр Евгеньевич и делал целых два дня, после чего не выдержал, и поделился с подчиненными, ездившими вместе с ним на инспекцию злосчастной шахты. Оказалось, что к обоим приходили те же плечистые молодые люди в штатском. А когда они узнали из новостей о взрыве на Ханданахе, то, посовещавшись, решили последовать совету и от греха подальше держать рот на замке.
   Майор с лейтенантом сразу после разговора сели в "УАЗ" с хорошо утепленным салоном и по накатанному зимнику отправились вниз по Индигирке. Немного не доезжая до места впадения в нее ручья Ханданах, уже в темноте, загнали машину в лес, замаскировали ее легкой белой тканью и, забросив на плечи объемистые рюкзаки, углубились в распадок. Сначала они сверяли маршрут с линией на дисплее прибора, похожего на миниатюрный ноутбук, но батареи быстро замерзли, изображение сначала поблекло, потом исчезло совсем, и пришлось ориентироваться по старинке, по карте и компасу.
   Не доходя до поселка золотодобытчиков, они поднялись на сопку, с вершины которой он был как на ладони, достали из рюкзака круглый белый предмет размером с футбольный мяч и установили его на большом плоском камне, направив окошком с круглой линзой в сторону поселка. Рядом расстелили, придавив углы камнями, серебристое полотнище солнечной батареи, наконечник кабеля с мягким щелчком вошел в гнездо разъема на боку электронного шпиона.
   - У него хоть аккумулятор не замерзнет? - спросил лейтенант. Это были первые слова, произнесенные с тех пор, как они ушли от машины. Голос звучал приглушенно из-за плотного шерстяного подшлемника с отверстиями для глаз и рта, спасающего лицо от жгучего мороза.
   - Не должен, - так же тихо ответил майор. - Специальная разработка. В крайнем случае, на солнечной батарее сработает.
   Он отошел в сторону и критически осмотрел дело своих рук. Яркая, почти полная луна заливала мертвый белый пейзаж голубоватым светом, из отверстий в подшлемниках с тихим шелестом вырывался пар, а сами подшлемники и опущенные уши меховых шапок были покрыты инеем.
   - Годится! - оценил он работу. - Снизу никто не увидит, а сюда ни один дурак не полезет. Давай быстро обратно, а то уже под шестьдесят жмет.
   Обратный путь занял у них гораздо меньше времени. Даже не пытаясь завести мотор поворотом ключа, они разожгли две паяльные лампы и полезли под машину отогревать картер, коробку передач, мосты и все остальные агрегаты. Но даже после этого пришлось не меньше минуты крутить стартер, прежде чем двигатель чихнул и взревел на высоких оборотах. Когда салон прогрелся, майор с лейтенантом стянули с себя теплые куртки и сбросили шапки. Майор вытащил из кармана блокнот, написал текст сообщения и, вырвав листок, передал лейтенанту, бывшему по совместительству шифровальщиком. Тот пересел на заднее сидение, отгородился от начальника маскировочной тканью, извлек из рюкзака шифровальный аппарат, отключил систему самоликвидации и принялся за дело. Закончив, посмотрел на часы - как раз уложился к прохождению спутника - и нажал кнопку передачи. В эфир ушел короткий всплеск, который в принципе невозможно было перехватить.
   Лейтенант собрал оборудование и убрал ширму, отделяющую его от командира. Майор, следуя инструкции, все это время просидел с пистолетом в руке, готовый умереть, но не отдать врагу секретную аппаратуру и живого шифровальщика. Теперь, убедившись, что все в порядке, он спрятал оружие, забрал блокнотный листок и немедленно сжег его в пепельнице. Покончив с делами, достали пакет с продуктами и бутылку водки, с чувством выполненного долга выпили по полному стакану, хорошенько перекусили и тронулись в путь.
   Почти две недели установленный на сопке "шпион" передавал на спутник, а с него в штаб военного округа, картинку поселка золотодобытчиков и перехват всех электронных сигналов и телефонных переговоров его обитателей. Все это время шел оживленный обмен мнениями между Дальним Востоком и Москвой. Высокие чины спешно искали виновника, допустившего проникновение чужой спецслужбы к месту, где под землей таилось нечто такое, к чему их нельзя было подпускать на пушечный выстрел. Тревога поднялась после шифровки из резидентуры ГРУ в Соединенных штатах, в которой говорилось, что вылетевший в Россию по контракту с канадцами инженер имеет непосредственное отношение к военной разведке. Копнули глубже, и оказалось, что практически все иностранные работники компании, получившей лицензию на добычу золота на ручье Ханданах - выходцы из того же ведомства. А когда, подняв старые дела, свели все воедино, волосы встали дыбом даже у лысеющих генералов. Иностранная разведка подбиралась к тайне, которую не удалось раскрыть даже советским генсекам.
   Теперь одни искали стрелочника, а другие - выход из сложившегося положения. В высоких кабинетах дым висел столбом, обсуждались десятки вариантов. А когда было выработано устраивающее всех решение, с точки постоянного базирования поднялся вертолет Ка-50 и взял курс на Индигирку...
   Снимая с сопки свою закладку, майор Мозговой и лейтенант Шилкин увидели картину разгрома и, конечно, поняли, что, хоть и не напрямую, но тоже причастны к гибели нескольких десятков человек. Но никакой вины они за собой не чувствовали, потому что, во-первых, выполняли приказ, а во-вторых, сорвали коварные вражьи планы. Для майора погибшие были далеко не первыми, отправленными лично им или с его непосредственным участием к "верхним людям", поэтому он переживал меньше. Лейтенант по молодости лет еще не успел завести счет, но внутренне уже был готов к этому. Не испытывая угрызений совести, оба старались как можно быстрее забыть о недавнем задании, но судьба распорядилась иначе.
  

4

  
   Капкан, настороженный Арнольдом Каляевым в тот год, когда президента-генсека сменил новый, всенародно избранный, коего ничуть не интересовали романтические бредни давно умершего литератора, сработал в самом конце две тысячи восьмого. Попался в него полковник Генерального штаба, принесший бумагу с необходимыми визами и получивший в бывшем архиве ЦК копии материалов, объединенных под грифом "Писатель". Когда-то Каляев лично попросил ответственного работника архива следить за их движением и повторял просьбу всем его преемникам, поэтому в его офис позвонили в тот же день. Отказать в просьбе Арнольда Ефимовича было трудно...
   Выслушав сообщение, он вытер платком повлажневшие вдруг руки и задумался. Почему вдруг в дело вступило военное ведомство? Раньше, когда вокруг объектов в Якутии и на Алтае начиналась очередная возня, ими всегда занимался КГБ под неусыпным взором центрального комитета. Именно там Каляев и наводил контакты, стараясь не пропустить главного. Теперь нужно было срочно искать подходы к закрытой касте военных разведчиков. Трудновато придется, подумал Каляев. Но разве легко было весной сорок первого, одернул он себя, когда оказался без денег и документов в совершенно незнакомом Свердловске, не имея ни малейшего понятия об устройстве жизни в Советском Союзе, даже таких мелочей, сколько стоит проезд в трамвае; не зная, как распорядиться неожиданной свободой?
   Его, тридцатипятилетнего профессора биологии Рижского университета, осужденного на восемь лет за антисоветскую пропаганду, утрамбовали в "купе" арестантского вагона, и без того переполненное не говорящими по-русски, так и не понявшими, что с ними произошло, латышскими хуторянами и ограбленными "буржуями" - бывшими владельцами магазинов и лавок. Поезд ехал не спеша, подолгу стоял на станциях, Каляев даже потерял счет дням. А однажды, когда он сидел на полу, уткнув лицо в колени - полки по очереди были заняты спящими, на каждой по двое, - он отчетливо понял, что завтра их выгрузят из эшелона, а в лагере его в тот же день убьют.
   Закрывая глаза, он как наяву видел лицо худого, дерганого уголовника с хрящеватым носом и нездоровой желтой кожей. Поигрывая узким длинным ножом, он протягивал руку к фанерному чемоданчику, где хранилось все нехитрое имущество профессора. В пустых мутных глазах плескалась чернотой одна мысль - подколоть фраера! А прибывшие вместе с профессором латыши не отрывали глаз от пола, не желая вмешиваться в разбирательства русских, хоть Арнольд Ефимович был их земляком и говорил на их языке...
   Дальнейшее было похоже на сон. Когда поезд снова остановился, Каляев подозвал прохаживающегося вдоль забранных решетками "купе" конвоира, чтобы рассказать ему о своих опасениях. Потом он вспоминал, что в тот момент ему страстно хотелось одного - покинуть этот ужасный, пропахший болью и страхом обшарпанный вагон. И - чудо! Конвоир, недовольно поморщившись, велел ему забрать чемоданчик и выметаться к чертовой матери. Так он оказался на станции Ревда недалеко от Свердловска, в котором и прожил до пятьдесят четвертого года.
   Оглядываясь назад, Каляев поражался, как сумел выжить и самостоятельно научиться пользоваться свалившимся на него даром. Наверное, тогда его вел инстинкт самосохранения. Он быстро понял, что люди не в состоянии отказать ему, когда он настоятельно о чем-нибудь просит и, преодолевая дворянскую и профессорскую гордость, стал пользоваться этим, чтобы не умереть с голода. А еще надо было где-то жить, а жить без документов в Советском Союзе было невозможно... Так и перебивался, все больше по мелочам.
   Зато в сорок втором он оторвал такой куш, которого оказалось достаточно, чтобы надолго забыть о добывании хлеба насущного. Как-то, идя по рынку, он обратил внимание на пузатого гражданина, чьи лоснящиеся от жира щеки выглядели как-то неприлично на фоне несытого тылового народа. Подталкиваемый внутренним чутьем, Каляев заговорил с ним, и через несколько минут уже знал, что в обязанности чиновника входило следить за уничтожением отоваренных продуктовых карточек. Но вместо этого он через прикормленных завмагов и кладовщиков пускал карточки по второму кругу, а продукты отправлялись на черный рынок. Вот уж, правду говорят - кому война, а кому мать родна!
   А еще через полчаса делец беспрекословно извлек из нескольких тайников деньги и отдал их Каляеву. Но почему-то не внял настойчивой просьбе не заниматься больше нехорошими делами. Обнаружив пропажу всего состояния, он две недели пролежал в больнице с сердечным приступом, а приступив к своим обязанностям, в первый же день принялся за старое. Пришлось сделать ему более строгое внушение... Правда, в сорок седьмом, после денежной реформы, Арнольд Ефимович лишился своих "сбережений", но не стал убиваться по этому поводу. У него на примете было немало высокопоставленных хапуг с партбилетами в карманах.
   К этому времени Каляев, никогда не забывавший, что кроме всего прочего, он еще и ученый, многое узнал о природе своего дара. Приятно удивился, услышав об отмеренном ему и ему подобным сроке жизни (то, что он не одинок, Арнольд Ефимович узнал довольно быстро). Даже разработал собственную теорию, в основе которой лежала мысль: они являются очередной ступенью эволюции хомо сапиенс. Он даже придумал название - "хомо суперсапиенс". Конечно, вводить его в научный оборот Каляев не собирался, но надеялся, что когда-нибудь, когда их станет достаточно много, термин приобретет право на жизнь. Смущало одно - среди собратьев по дару было слишком много таких, кто использовал его в неблаговидных целях, к кому совсем не подходила приставка "супер". И почему-то никто из них не стремился к объединению, наоборот, заняв каждый свою нишу, все они старались держаться обособленно, подальше от остальных.
   Так бы и остался он философствующим продолжателем дела Остапа Бендера, не попадись ему в начале пятидесятых на глаза сборник рассказов известного писателя-фантаста. Присущее Каляеву внутреннее чутье подсказало ему, что в этих историях на самом деле нет ничего фантастического, что и подтвердилось со временем. На самом деле писатель с рождения был наделен даром прозрения. Откуда он получал знания, оставалось тайной, но в их достоверности Арнольд Ефимович был уверен на все сто процентов. Не зная еще, какую пользу сможет извлечь из своей догадки, но предполагая, что из-под пера писателя может выйти настоящая жемчужина, Каляев на всякий случай принялся отслеживать все его новые произведения. Когда вышел роман, рассказывающий о далеком коммунистическом будущем, Арнольд Ефимович решил, что провидческий дар покинул автора, и готов был забыть о своих надеждах. И только старая привычка доводить любое дело до конца заставила его после смерти писателя в семьдесят втором поинтересоваться содержимым его архива.
   Однако найти подходы к архиву удалось далеко не сразу, потому что сразу после похорон все бумаги, хранившиеся в квартире писателя, были изъяты КГБ. Чтобы добраться до них, Каляеву понадобилось почти два года. Когда же он прочитал заметки, из-за которых и был изъят архив (а вовсе не из-за романа, подрывающего основы советского строя, как гласила запущенная в узких кругах дезинформация), то сразу понял - вот она, долгожданная жемчужина! В набросках для будущей книги автор писал о людях могущественной цивилизации, еще более древней, чем цивилизация атлантов, и упоминал созданные ими подземные сооружения, побывав в которых человек достигал бессмертия. Были указаны даже координаты двух таких сооружений, на Алтае и на Северо-востоке Якутии. Писатель назвал их "Точками бессмертия".
   Оказалось, что не только Арнольд Ефимович догадался о присущем писателю даре. Его наследием заинтересовался кто-то в ЦК, и в семьдесят третьем "археологи в штатском" занялись раскопками древнего монастыря на Алтае, откуда должен был начинаться идущий к объекту поисков ход. Не нашли ничего, только потеряли пропавшими без вести двух оперативников, которые среди бела дня спустились в раскоп и так никогда не вышли оттуда. А в заложенной на Ханданахе шахте постоянно происходили аварии, будто там поселился злой дух. После того, как рухнувшая кровля завалила в забое целую смену шахтеров, попавших на эту ответственную работу после строжайшего отбора, проходку прекратили, а шахту ликвидировали.
   Еще два раза приходившие к власти правители, генсек-чекист, а потом генсек-президент, материализм которых куда-то улетучивался при слове "бессмертие", отправляли экспедиции на Алтай, в попытке найти "то, не знаю что", как в сердцах говорили исполнители приказов. В их число, кроме оперативников, входили историки, археологи, физики и представители других ученых специальностей. Дважды казалось, что вот-вот произойдет прорыв в неизведанное, но дело неизменно заканчивалось ничем. А потом стало не до того, прозрения "Писателя" постепенно забывались, и были бы со временем забыты совсем, если бы не появление на объекте "Ханданах" вражьей спецслужбы.
   Узнав все это, Каляев понял - он, во что бы то ни стало должен добраться до любой из заветных "Точек бессмертия". А так как сделать это в одиночку было невозможно, приготовился терпеливо ждать, чтобы попасть туда на чьих-нибудь плечах. Время у него было, по самым скромным прикидкам он рассчитывал, что впереди не меньше столетия. И вот, кажется, дождался...
  
   Каляев стряхнул с себя воспоминания и, сев перед компьютером, принялся за дело. У него был богатый опыт проникновения в защищенные сети, поэтому узнать домашний адрес полковника, который приходил в архив за документами он смог довольно быстро. Назавтра он "случайно" познакомился с ним около дома и от него принялся выстраивать ведущую в верха цепочку. Цепочка оказалась неожиданно длинной, пока Арнольд Ефимович перебрал все ее звенья, прошло две недели. Но именно в тот день, когда он готов был встретиться с теми, кто принимал решения, шахта на Ханданахе взлетела на воздух.
   Идиоты! - он готов был рвать на себе волосы. Неужели нельзя было дождаться хоть какого-нибудь результата, а потом уж принимать крайние меры? А эти болваны, держась за генеральские лампасы, боялись только одного - что их обвинят в потере бдительности, и по этой причине решили проблему кардинально.
   Разочарованный, он хотел уже плюнуть на все и заняться повседневными делами, но, подумав, решил - раз уж потратил столько сил на то, чтобы выйти в верха, то нужно хотя бы узнать их дальнейшие планы. И, как всегда, оказался прав. Прошло несколько дней, и в штабе Дальневосточного военного округа объявился какой-то чукча, сумевший убедить командование, что он знает, что скрывается в недрах под ручьем Ханданах. А когда Каляев узнал, на что этому чукче удалось подбить военное руководство, то сразу догадался, кто он такой, и понял - нужно срочно пробиваться к министру обороны, премьеру, президенту, к черту, к дьяволу, но надо любыми путями остановить рехнувшегося "суперсапиенса" и охмуренных им военных. Действовать следовало без промедления, потому что времени оставалось мало.
   Министра обороны в Москве не оказалось - вместе с командующим Военно-морскими силами он уехал инспектировать Северный Флот, и Каляев сразу пошел на приступ следующей ступени. Обработав помощника, он попал на прием к премьер-министру.
  

5

  
   - Ну, там-то мы не пропадем! - на лице у Бойцова после доклада Георгия появилась едва заметная улыбка, свидетельствующая о том, что Степан вошел в состояние боевой готовности. - В Хабаровске я все знаю, дослужился там от лейтенанта до подполковника. И знакомых в штабе округа до сих пор хватает. Там мы этого шамана быстро раскусим. Так что, летим?
   - Летим, конечно! - отозвался Захар. Он, Лейла и Степан собрались на ювелирной фабрике и с минуты на минуту ждали Жуковского. - Что там с Обрубковым?
   - Уже выехал, - ответил Степан, - и не один, сказал, что прихватил с собой надежного парня, тоже из неподдающихся, Корнилов фамилия.
   - Пойдет, - вошедший только что Жуковский услышал последние слова, - нормальный парень.
   - А я думаю, - вмешался Захар, - что тебе, Сергей, вовсе не нужно туда лететь. Да и Лейла пусть останется. Мы со Степаном и без вас справимся, да еще двое этих ребят. А вы лучше тут Министерством обороны займитесь.
   - Может быть, ты и прав, - ответил Жуковский. - Это мы решим. Степан, узнай, что там с билетами?
   - Сейчас позвоню, - Степан взялся за трубку телефона, но через минуту его лицо разочарованно вытянулось.
   - Вылета на Хабаровск нет вторые сутки, - сказал он, - циклон по всему Дальнему востоку, закрыты Приморье, Камчатка, Магадан. Когда откроются, никто не знает. Приплыли... Такой циклон не сможет разогнать никто из наших.
   - Пожалуй, я тоже не смогу, - угрюмо сказал Захар. - Какие будут предложения?
   - А что тут придумаешь? - подала голос Лейла. - Одно из двух, или ехать на поезде, а на это уйдет почти неделя, или ждать, пока откроется аэропорт.
   - Легко сказать! - не согласился Степан. - Пока будем дожидаться, кто знает, на что чертов шаман может там подбить военных? Если уж у них хватило ума раздолбать ракетами шахту...
   - Ничего особенно страшного они сделать не смогут, - Жуковский был спокойнее остальных. - В убежище им все равно не попасть, но шаман сам по себе ходячая проблема и может доставить нам немало неприятностей, это факт. Поэтому мы пойдем другим путем, но в этом случае мне придется идти с вами. Так что, Захар, твое предложение не принимается. Лейла, вытащи, пожалуйста, из интернета карту Хабаровского края.
   Ничего не спрашивая, Лейла выполнила просьбу и, распечатав карту на большом цветном принтере, протянула ее Сергею. Положив карту перед собой, Жуковский внимательно посмотрел на нее и, когда она запечатлелась перед глазами, попытался проникнуть в эфир и получить оттуда реальную картину интересующей его местности. Но ничего не получилось. Мешал напряженный эмоциональный фон присутствующих.
   - Извините, я скоро, - сказал он и перешел в свободную комнату на другом конце коридора.
   Там получилось, но все равно появившаяся перед внутренним взглядом местность не совпадала с той картиной, что он извлек из бездонной памяти Благодара. За многие тысячи лет реки сменили русла, даже Амур тек теперь не там, где прежде. Горы тоже изменили свой облик, но все-таки по их очертаниям Сергею удалось совместить древнюю картинку с нынешней. Вокруг нынешнего Хабаровска было рассыпано немало существовавших когда-то выходов из транспортной системы, в основном домашние порталы. Но был ли хоть один из них восстановлен после катастрофы? Он снова обратился к памяти Благодара. Нет, при его жизни такой надобности не возникало.
   Все-таки один действующий выход нашелся, но расположен он был на китайской территории, в пятидесяти километрах от реки Уссури, по которой проходила российско-китайская граница. Удовлетворенный результатом поиска, Сергей собрался выходить из эфира, но почувствовал вдруг чье-то присутствие. Это оказался Любомир. Обменявшись с Жуковским безмолвными приветствиями, он сразу перешел к делу.
   - Сергей, ты должен помочь нам.
   - Что случилось?
   - Шаман обезумел сам и подбил на безумный поступок военных. Они собираются устроить на Ханданахе подземный ядерный взрыв. Я тебе уже говорил, что это единственный способ нанести вред или даже разрушить убежище. Ты должен помешать им.
   - Я все понял. Взрыва не будет! - ответил Жуковский, и Любомир ушел, не сказав больше ничего. Сергею показалось, что он услышал облегченный вздох.
   - Если мы окажемся в Китае, недалеко от границы, мы сможем перейти на нашу сторону без посторонней помощи? - спросил Жуковский, вернувшись к компании. Беспокоить господина Лао он не хотел.
   - Без проблем! - почти синхронно ответили Степан и Лейла.
   - Тогда дело за малым, - удовлетворенно сказал Сергей. - Степан, ты говорил, что в Хабаровске у тебя схвачено. Сможешь организовать для нас микроавтобус на станцию Венюково? - он ткнул пальцем в распечатанную карту.
   - Когда? - лаконично спросил Бойцов.
   - Какая у них разница по времени?
   - Семь часов.
   - Сейчас у нас половина восьмого вечера, - посмотрел на часы Жуковский. - Значит, там полтретьего ночи. Если выдвинемся через час, да там... В общем, пусть в восемь часов утра по своему времени стоят на привокзальной площади. Должна ведь на станции быть привокзальная площадь?
   - ?.. - у Степана отвисла челюсть. Захар и Лейла не показывали свои эмоции так ярко, но вид у обоих был обескураженный.
   - Степа, звони, - мягко сказал Жуковский. - Я знаю, что говорю.
  
   Джип "Чероки" Обрубкова остановился перед ярко освещенными воротами, в обе стороны от которых тянулся забор из плотно пригнанных досок, не меньше чем четырехметровой высоты со спиралью колючей проволоки по верху. На короткий сигнал из калитки вышел внушительного вида парень с надписью "Охрана" на спине черной форменной куртки, подошел к опущенному окошку машины и застыл с вопросительным видом.
   - К Жуковскому, - глядя ему в глаза, сказал полковник. - Он ждет.
   - Документы, - безразличным тоном ответил охранник. Он спокойно выдержал взгляд Обрубкова, и это говорило о многом.
   Василий Тимофеевич протянул руку к Мише Корнилову, взял его удостоверение и вместе со своим показал парню, не выпуская при этом из рук.
   Охранник внимательно изучил документы, попросил:
   - Включите в салоне свет.
   Сличив фотографии с оригиналами, парень, не сказав ни слова, скрылся в калитке. Через несколько секунд загудел мотор, и ворота поползли в сторону. Обрубков заехал во двор, где перед двухэтажным административным зданием стояли несколько легковых автомобилей и белая пассажирская "Газель", и они с Корниловым вышли из машины. Почти одновременно на крыльце появился огромный человек, знакомый обоим по памятной встрече на Каширском шоссе. Обрубков напрягся, но тут же расслабился, потому что следом за великаном вышли Жуковский, очень красивая черноволосая женщина и элегантно одетый седой мужчина с фигурой бывшего спортсмена.
   - Готовы? - спросил Жуковский, сбежав с крыльца.
   - Мы-то готовы, - Миша, как обычно пренебрегая субординацией, встрял вперед начальника. - Особенно, если знать, к чему...
   - Может быть, мы расскажем вам об этом завтра, - улыбнулся Жуковский. - Если сами узнаем...
   Все рассмеялись и стали представляться друг другу. Когда Бойцов протянул Обрубкову огромную ладонь и пробасил: "Степан!", Василий Тимофеевич не сдержался и ехидно заметил:
   - В прошлый раз тебя вроде иначе звали... подполковник Красин!
   - Все меняется в этой жизни! - развел руками Бойцов и широко улыбнулся.
   - А все-таки мы с тобой на руках потягаемся, - улучив момент, чтобы не слышали остальные, шепнул ему Обрубков.
   - Согласен, - так же тихо ответил Степан. - Когда все закончится.
   Все уселись в "Газель" и машина выехала с территории фабрики. По дороге молчали, потому что водитель был простым работником фабрики, не входившим в число посвященных. В Сергиевом Посаде Жуковский велел шоферу остановиться около Лавры и отпустил его, сказав, что ждать их не нужно. На территории, несмотря на позднее время, оказалось неожиданно людно, в храмах шла служба. Но они не стали туда заходить. Жуковский целеустремленно двигался вглубь территории, и Обрубков отметил про себя, что никто не обращает внимания на их странную группу из шести человек. Встречные проходили мимо, глядя сквозь них. Иногда даже приходилось уворачиваться, чтобы не столкнуться с зазевавшимся прохожим.
   Так они дошли до одной из угловых башен и остановились перед массивной деревянной дверью, обитой стальными полосами. Вокруг было тихо, и Обрубков отчетливо услышал щелчок открывшегося замка, причем готов был поклясться, что никто к замку не прикасался. Жуковский потянул за кованую ручку и дверь со скрипом открылась. Внутри башни оказалось темно, и Обрубков зажег маленький фонарик, который всегда лежал у него в кармане куртки. У охломона Корнилова фонаря, конечно же, не оказалось, а остальным подсветка вроде как и не требовалась, казалось, что они видят в темноте не хуже кошек.
   Жуковский впереди, остальные за ним спустились на пролет выщербленной каменной лестницы и оказались на площадке с еще одной дверью. Но Жуковский повернулся к ней спиной, уставился в каменную стену, что-то еле слышно прошептал, и стену с каким-то непередаваемо приятным музыкальным звуком от пола до потолка пересекла линия, быстро превратившаяся в угольно-черный проем. Обрубков направил туда фонарь, но луч света утонул там, будто в космической пустоте.
   - За мной! - сдавленным голосом произнес Жуковский и шагнул во мрак. Когда снова раздался музыкальный звук и проем за ними закрылся, он сказал Обрубкову:
   - Тимофеевич, выключи фонарь, все равно толку от него не будет. А вы, мужики, дайте ребятам руки, они же не видят ничего!
   Из этого Обрубков сделал вывод, что сами они видят все, но промолчал, только покачал головой. Держась за руку Степана, он стал считать шаги, насчитал сорок восемь, но тут у него закружилась голова и стали подкашиваться ноги. Правда, это состояние быстро прошло, но со счета он сбился и бросил это занятие. Вскоре по звуку шагов он понял, что они вошли в какое-то большое помещение. Непродолжительная остановка, тихий шепот Жуковского, и снова шаги по гулкому каменному полу. После трех таких переходов впереди забрезжил тусклый свет, и они вышли на нетронутый снег, освещенный яркой луной. Обрубков обернулся назад и остолбенел. Там, откуда они только что вышли, вместо прохода высилась отвесная скальная стена, покрытая мелкими трещинами, через которые не проникла бы даже мышь. Он силился что-нибудь понять, но ничего не получалось. Откуда в Сергиевом Посаде скалы? Куда пропали огни немаленького, в общем-то, города? И почему так резко понизилась температура воздуха? Ведь только что на улице раскисал снег, а теперь вдруг стало ощутимо щипать уши, мороз явно придавил за двадцать.
   - Ничему не удивляйтесь, - громким шепотом произнес Жуковский. - Все объяснения потом. А сейчас держитесь за мной и, что бы ни случилось, ничего не предпринимайте до моей команды.
   Обрубков понял, что эти слова относятся к нему и Корнилову, и сдержанно кивнул. Степан вытащил из кармана плоский прибор, в котором полковник узнал спутниковый навигатор, и сказал Жуковскому:
   - Покажи, где мы находимся, надо сделать привязку.
   Тот достал из кармана и развернул лист бумаги, ткнул пальцем:
   - Здесь.
   Степан поколдовал с прибором и объявил:
   - Вперед! До дороги полтора километра.
   Теперь он встал во главе небольшого отряда и сразу задал приличный темп. Уже через несколько шагов Обрубков набрал полные ботинки снега и очень пожалел, что не носит теплого белья. А Корнилов, и вовсе приехавший в кроссовках и легкомысленной кепочке, немедленно разнылся:
   - Предупредить надо было! Я же простуживаюсь моментом!
   - Помолчи! - одернул его Обрубков. - Вон, женщина и та не ноет, а ты расплакался! Стыдно!
   - Не переживай, заболеть мы тебе не дадим, уж в этом можешь быть уверен! - поддержал Обрубкова Степан.
   Миша замолчал, но время от времени до полковника доносился его едва слышный бубнеж.
   Полтора километра оказались серьезным испытанием, потому что шли, временами проваливаясь по пояс, и тогда Степан буквально выдергивал не вышедшего ростом Обрубкова из снега. Когда вышли, наконец, на дорогу, он был весь в мыле, и с уважением смотрел на Лейлу, которая дышала совершенно спокойно, и совсем не выглядела усталой. Как, впрочем, и все остальные, кроме него и Корнилова.
   Пока шли, он видел перед собой только широкую спину Степана. Теперь появилась возможность оглядеться, и вместо привычного равнинного подмосковного пейзажа Обрубков увидел подступающие вплотную к дороге горы. Почему-то это не вызвало удивления. Чутье подсказало ему, что если связался с этими людьми, то следует ожидать чего угодно. А что? Ведь в существование колдунов он тоже недавно не верил!
   - Тимофеевич, а ведь это Дальний Восток! - жарко задышал ему в ухо Корнилов. - Точно говорю!... Мы с ребятами три сезона подряд тут по рекам сплавлялись, так что не перепутаю!
   - Ладно, - отмахнулся от него полковник. - Тебе же сказали - ничему не удивляться, вот и не возникай. Узнаем все, когда надо будет.
   Успокаивая Мишу, он сам не очень верил в то, что говорил. Однако в нем крепло убеждение что, пока они рядом с этими людьми, с ними ничего плохого не случится.
   Движение на дороге было не слишком оживленным. Прошло минут десять, пока вдали показался свет фар. Степан велел всем укрыться в тени деревьев, а сам вышел на обочину и, голосуя, поднял руку. Машина послушно остановилась, это оказался тягач с двумя большими железнодорожными контейнерами на длинной платформе. Степан что-то спросил у шофера, что, Обрубков не услышал из-за звука мотора, махнул рукой, и машина поехала дальше. Пропустил он и еще две машины, следующие в том же направлении. Зато грузовик с будкой-фургоном, устроил его и, после недолгих переговоров с людьми в кабине, он крикнул:
   - Поехали!
   Кто-то изнутри открыл дверь фургона, и они быстро запрыгнули в его дышащее теплом нутро. Там топилась железная печка, и было светло от горящего на потолке фонаря. Вдоль стен тянулись две деревянные скамьи, на них сидели четверо одетых в шинели солдат самого что ни на есть азиатского вида, и каждый держал между колен автомат Калашникова. Степан что-то сказал им на мяукающем языке, и они дружно засмеялись. Когда все расселись, и машина тронулась, Миша снова зашептал Обрубкову:
   - Что я тебе говорил? Это же китайцы! Форма, язык...
   Впрочем, Обрубков и сам догадался об этом, но их спутники вели себя совершенно спокойно, и он решил брать с них пример. Смущало, правда, то, что они, в отличие от него, понимали, что происходит.
   - Как ты с ними договорился? - спросил у Степана Жуковский.
   - Мы - спецгруппа на спецзадании, - серьезно ответил тот. - Поэтому они будут держать язык за зубами, а завтра все забудут. Сейчас они отвезут нас на берег реки, я попросил, чтобы как можно ближе к Венюково, и покажут безопасный переход по льду. Ехать нам больше часа, так что можете пока вздремнуть.
   Степан подпер голову кулаком и тут же заснул. Его примеру последовал только Миша Корнилов.
  
   До станции Венюково их группа добралась, когда почти рассвело. Степан уверенно направился к смешному белому микроавтобусу "Мицубиси-Делика", у которого запасное колесо почему-то висело впереди, под ветровым стеклом. Остальные, как привязанные, следовали за ним. Увидев цифру "27" на номерном знаке, что означало принадлежность автомобиля к Хабаровскому краю, и расположенный с правой стороны руль микроавтобуса, Корнилов окончательно убедился, что они на самом деле оказались на Дальнем Востоке. По дороге до границы он только делал вид, что дремлет, а на самом деле напряженно размышлял о том, в какую историю оказался втянут вместе с командиром. Слишком уж невероятно было перемещение из Подмосковья на дальневосточную реку Уссури.
   За последний год он был свидетелем многих невероятных явлений, и стал свыкаться с мыслью, что в мире существует много такого, что с трудом воспринимает человеческий разум. В сказках, легендах и фантастических историях - это сколько угодно, читая их, выстраиваешь в воображении любой самый невероятный мир. Но когда лично соприкасаешься с неведомым, это пугает и испытываешь настоящий стресс. То, что произошло сегодня ночью, Корнилов не мог объяснить иначе, как явлением телепортации. А если это так, то эти четверо не просто колдуны, как он подумал сначала, пусть даже очень сильные. С существованием колдунов Миша успел свыкнуться. Но кто же они тогда? Неужели среди людей, но в тайне от них существует какая-то сверхмогущественная раса, к которой они и относятся? В памяти всплыла читанная где-то теория, он не помнил, чья она, и где он на нее натолкнулся, но говорилось в ней, что человеческий разум, как неотъемлемая часть бесконечной Вселенной, в принципе не может представить себе чего-то такого, что не может существовать в действительности. Как бесконечна Вселенная, так бесконечны и происходящие в ней процессы, поэтому все, когда-нибудь придуманное человеком, уже произошло, или с неизбежностью произойдет. Если какой-нибудь свихнувшийся фантаст додумается до чего-то и вовсе невероятного, значит, где-то в бесконечности уже существует, или только зарождается, это не суть важно, не менее безумный мир, где осуществятся его идеи.
   Вспомнив про это, Корнилов немного успокоился и, как истинный фаталист, приготовился спокойно встречать все, что еще не произошло, но может произойти.
  

6

  
   - Вы говорите, что в Дальневосточном военном округе готовится несанкционированный подземный ядерный взрыв? - Виктор Викторович внимательно смотрел на сидящего перед ним человека, носящего фамилию знаменитого террориста. Если бы премьер не знал, что Арнольд Ефимович Каляев возглавляет крупный московский банк и входит в правление многих финансовых компаний, то подумал бы, что перед ним типичный профессор, какими показывали их в старых фильмах. Внешность Каляева настолько соответствовала штампованным образам, что даже напоминала шарж. Длинные волосы, бородка клинышком, похожие на пенсне очки в тонкой оправе, длинные сухие пальцы... Но сейчас Виктору Викторовичу было не до кинематографических сравнений. То, что рассказал ему Каляев, само по себе вызывало беспокойство, но гораздо больше его встревожило исходящее из глаз собеседника почти физическое давление и неприятное покалывание в висках. И еще - почему это помощник так уговаривал его встретиться с финансистом? Утверждал, что у того есть какая-то информация, которую он не может передать никому, кроме Виктора Викторовича...
   - Именно так, - Каляев не отводил глаз. - И я готов это доказать.
   - С вашего позволения, - премьер поднялся из-за стола, за которым они сидели, и пересел к компьютеру. Неожиданно поняв, что облик посетителя заставляет его выражаться в несвойственной ему манере, он почувствовал неприязнь к Каляеву. - Сейчас я все проверю.
   Конечно, он не стал входить в сеть министерства обороны, а вышел на мобильный телефон Игната Корнеевича Архангельского, руководителя подразделения "М", и отстучал на клавиатуре компьютера сообщение: "Срочно приезжайте, захватите парочку оперативников. У меня посетитель, пытается оказать давление. Явно по вашему ведомству. Постараюсь задержать до вашего приезда".
   Оторвавшись от компьютера, Виктор Викторович повернулся к Каляеву и, закрывая словами паузу, сказал:
   - Ну вот, а в военном ведомстве уверяют, что взрыв плановый, в Якутии они проводились неоднократно.
   - Врут! - уверенно ответил посетитель. - В этом районе они не проводились никогда, а если учесть, что скрывается там под землей...
   На мониторе появились строчки: "буду через сорок-пять - пятьдесят минут. Раньше не успею. Задерживайте любыми средствами".
   ...то вся эта история дурно пахнет, - Каляев не снижал давления, и покалывание в висках у Виктора Викторовича стало сменяться головной болью.
   - Полностью с вами согласен! - премьер постарался сделать вид, что внушение подействовало на него. - К сожалению, министра обороны нет в Москве, но сейчас я вызову начальника Генштаба, и мы вместе все выясним. Кстати, вы обедали?
   Каляев отрицательно мотнул головой.
   - Тогда вас проводят в нашу столовую, а после обеда мы встретимся снова, - лицо премьера излучало доброжелательность.
  
   Что-то пошло не так! Явно не так! Каляев отрезал маленький кусочек от хорошо прожаренного куска аппетитной свинины с тонким слоем золотистого сала по краю, прожевал, но не почувствовал вкуса. Впервые он не мог понять, подействовали его усилия, или пропали впустую. Вроде бы он сумел "уговорить" премьера, но уверенности не было. Такого с ним не случалось никогда. Обычно Арнольд Ефимович четко контролировал состояние собеседника и всегда знал, когда можно переходить к очередному этапу беседы. А сейчас его напор растворялся в непонятном сопротивлении, и все это сильно беспокоило его.
   Широкоплечий молодой человек в строгом костюме, который привел его в столовую, сидел через два столика от него и с аппетитом поглощал свой обед. Когда он допил кофе, замурлыкал телефон, он выслушал что-то, коротко ответил - есть! - и, подойдя к Каляеву, вежливо сказал:
   - Виктор Викторович ждет.
   Каляев не стал доедать не лезущий в горло кусок, заплатил официантке сумму, за которую в московских магазинах можно было купить разве что полкило ливерной колбасы, и последовал за своим сопровождающим. Почему-то тот повел его другим путем, не тем, которым шли в столовую. Но спохватился Арнольд Ефимович слишком поздно. Широкоплечий молодой человек открыл дверь, пропустил его вперед, и Каляев оказался в маленькой комнате, где вместо премьера за столом сидели видный мужчина с лицом голливудского актера и еще двое людей самой неприметной наружности. Дверь за спиной захлопнулась, и Арнольд Ефимович понял, что оказался в ловушке. В "актере" он безошибочно распознал "суперсапиенса", а двое рядом с ним даже после настойчивой "просьбы" не изменили насмешливых взглядов, и вместо ожидаемого повиновения ловко застегнули у него на руках наручники. А потом взяли под руки и куда-то повели...
  
   Архангельский смотрел на сидящего перед ним человека с внешностью классического профессора и чувствовал какую-то неловкость. Уже второй раз ему приходилось надевать наручники на людей, которые того, в общем-то, не заслуживали. Прошлый случай вообще закончился трагически, генерал Романов умер, не выдержав дозу "эпсилона-16", а теперь пришлось арестовать и привезти на базу человека, обвиняемого лишь в том, что он пытался оказать давление на премьера. Конечно, с высоты власти это было достаточно серьезное обвинение, но привыкший мыслить несколько иными категориями, Игнат Корнеевич не видел в задержанном врага. Хоть и распознал в нем безошибочно колдуна, и не из самых слабых. Но все равно он должен был выполнить приказ премьера.
   - Что вы хотели от Виктора Викторовича? - спросил он у Каляева после рутинной процедуры выяснения личности. - Почему пытались воздействовать на него при помощи гипнотического внушения?
   Игнат Корнеевич повторял допросные формулы, разработанные покойным Мангустом. Раньше он произносил их строго и сурово, с чувством собственной правоты, но сейчас ему почему-то было стыдно. Слишком уж задержанный отличался от привычных колдунов, готовых в любой момент показать зубы. После первой и единственной попытки сопротивления, предпринятой в Белом доме, Каляев ни разу не попытался оказать на него никакого воздействия. Но та попытка была неслабой. Если бы не вовремя надетые наручники, приведшие Каляева в шоковое состояние, он вполне мог бы подчинить Архангельского своей воле.
   Каляев испытующе смотрел на Архангельского, будто оценивая, стоит ли раскрываться перед ним. Игнат Корнеевич разозлился и, добавив в голос жесткости, сказал:
   - Вы можете не отвечать на мои вопросы, но тогда вы долго не выйдете отсюда. Безопасность первых лиц государства важнее декларированных свобод. Тем более что мы оба понимаем, о чем идет речь...
   - При чем здесь его безопасность? - ответил Каляев неожиданно высоким и ломким голосом. - Если бы я покушался на него, то действовал бы совсем по-другому. Неужели он не поставил вас в известность, с чем я пришел к нему? А вы схватили меня только за то, что я косо на него посмотрел? Если это так, то я буду сильно разочарован в вас, как в представителе лучшей части человечества!
   Архангельский впервые услышал такое определение собственной личности, и оно ему понравилось. Но он был слишком опытен для того, чтобы поддаться на лесть и, не сбавив строгости, сказал:
   - Попытайтесь убедить меня в ваших добрых намерениях, может быть я вас пойму. А пока я вижу в вас преступника, посягнувшего на жизнь и здоровье премьер-министра.
   Сказал, аж самому стало противно.
   - Хорошо, - устало произнес Каляев. - Я расскажу вам все. Но после этого нам придется убеждать его вместе. А это, как я понял, не простая задача. Вы согласны с таким раскладом?
   - Попробуйте! - согласился Архангельский. - Обещаю, что если вам удастся доказать свою правоту, я помогу вам. Но не думайте, что это будет так легко.
   Каляев уложился в полчаса, но, против ожиданий, его лаконичность убедила Архангельского сильнее, чем сделали бы это долгие словоизлияния.
   - Так вы говорите, что времени осталось немного? - спросил он совсем другим тоном.
   - Но не так уж и мало, чтобы сложить руки, - ответил Арнольд Ефимович. - Быстро доставить на Ханданах буровое оборудование у них не получится, понадобится неделя-вторая. Но дальше у них все отработано, скважины проходят моментом. Заложить заряд и рвануть - это зависит от умения, а работают у них профессионалы, можете мне поверить. Так что судите сами, сколько у нас осталось времени.
   - У нас? - позволил себе усмехнуться Игнат Корнеевич. - Вы так уверены, что мы с вами уже стали союзниками?
   - А разве нет? - казалось, Каляев не сомневался в ответе. - Или вам не хочется пожить подольше?
   - Это естественное желание любого человека, - согласился Архангельский. - Но я достаточно часто видел, какие формы может оно принять. Так что не ждите, что я так запросто начну помогать вам во всем.
   - Вы имеете в виду кровавые жертвоприношения? - спросил Каляев. - В свое время это стало для меня страшной неожиданностью, и я до сих пор не понимаю причин этого явления. Но давайте не будем связывать его с предметом нашего разговора. Слишком это разные вещи. Уверяю вас, если бы вы знали то, что знаю я, вы бы не сомневались. Там на самом деле находится что-то такое, что поможет нам с вами прожить если не вечность, то и не жалкие двести лет. Так что, вы готовы помочь мне?
   Архангельский молчал, раздумывая над неожиданным предложением, а Каляев напирал:
   - Если вы склоните премьера на нашу сторону, то задача существенно упростится. Согласитесь, продление жизни - сильный аргумент! Подумайте!
   - Вы преувеличиваете мое влияние на него, - вынырнув из задумчивости, произнес Игнат Корнеевич. - Все, что я могу, это передать ему ваши предложения. Вам это не удалось, потому что вы с самого начала избрали неверный путь.
   - Кто мог знать? - пожал плечами Каляев.
   - Но в любом случае, - продолжал Архангельский, - до решения Виктора Викторовича вы останетесь под арестом.
   - Хорошо, - согласился Арнольд Ефимович - Только постарайтесь быстрее...
  
   Выслушав руководителя подразделения "М", Виктор Викторович не сказал ему ни да, ни нет и, отпустив его, приказал помощнику немедленно доставить все материалы по возникшей проблеме. Хоть он и не подал вида, но дело заинтересовало его. Его преследовало смутное чувство, что совсем недавно уже было что-то, связанное с долголетием. Что именно, он никак не мог припомнить, и это злило, потому что у него никогда раньше не было проблем с памятью.
   Когда бумаги легли ему на стол, Виктор Викторович понял, что дело гораздо серьезнее, чем он думал. Кто-кто, а Юрий Владимирович Андропов никогда не стал бы заниматься ерундой. Но документы неопровержимо свидетельствовали - именно он настойчиво пытался добраться до чего-то, спрятанного в якутских недрах. И добрался бы, проживи немного дольше...
   Премьер набрал номер Архангельского и сказал:
   - Завтра привезите ко мне нашего гостя. Будем вместе думать, что можно предпринять.
   После этого приказал соединить себя с начальником Генштаба. Теперь генерал не подчинялся ему по должности, но, конечно, ему и в голову не могло придти отказать в чем-то бывшему президенту, а там кто знает, может и будущему.
   - Этим занимается штаб ДВО, - почтительно ответил он. - Но я, конечно, разберусь и доложу.
   - Постарайтесь, - Виктор Викторович был уверен, что его просьба не останется без ответа. - В первую очередь узнайте, чья это инициатива, и чем инициаторы аргументируют необходимость взрыва именно в этом месте.
  

7

  
   Возглавлял группу захвата майор Мозговой. Для него это было делом привычным, но сегодня все шло как-то не так. Когда-то подобные операции проводились военными разведчиками только за пределами страны, потом пришлось поработать в горячих точках бывшей многонациональной родины. Но впервые он проводил акцию на своей территории, где не было ни боевых действий, ни бородатых моджахедов. И, вопреки обычной практике, он ничего не знал о людях, которых ему предстояло захватить. А еще в группу ввели какого-то аборигена с собачьим именем Джек, от которого за версту воняло козлом, представили иностранным консультантом и приказали действовать строго в соответствии с его указаниями.
   - Кто возглавляет группу? - уточнил майор. - Я или консультант?
   - Вы, конечно, - ответил полковник из штаба округа. - Но его консультации равнозначны приказам. А за операцию отвечаете вы, майор. Все понятно?
   - Так точно! - козырнул Мозговой, выйдя из кабинета, со злостью плюнул на затертую ковровую дорожку и пробормотал: - Вывернемся, для того и голова нам дадена...
   Теперь он сидел за рулем армейского УАЗа, до упора опустив стекло в дверце и высунув нос на морозный воздух. Но даже это не спасало от густого запаха немытого тела, исходящего от маленького, толстенького, похожего на колобок эскимоса. Протухший колобок, - подумал майор.
   - Закройте окно, майор! - недовольно сказал по-английски с заднего сиденья Джек. - Холодно!
   - Это консультация или пожелание? - язвительно спросил Мозговой на том же языке, но с хорошо поставленным произношением выходца из южных штатов.
   - Это просьба, - абориген явно не понял подначки.
   - Тогда придется потерпеть! - отрезал майор. - Так мне лучше слышно.
   Джек что-то невнятно проворчал, но с окошком больше не приставал. Беспокойно поерзав, он спросил:
   - Майор, вы уверены, что это единственная дорога? Мы не пропустим их?
   - Уверен! - ответил Мозговой, стараясь дышать ртом, и подумал, как несладко приходится на заднем сидении, где не открывалось окно, лейтенанту Шилкину.
   Защитного цвета УАЗ с надписью "Военная автоинспекция" по борту уже второй час стоял на обочине хорошо укатанной грунтовой дороги, ведущей к мало кому известной базе отдыха командного состава округа. Впереди и сзади на расстоянии ста метров дожидались своего часа два крытых грузовика, чтобы по команде перекрыть дорогу. Два десятка спецназовцев в белых балахонах рассеялись вдоль дороги, готовые в любую секунду открыть огонь.
   - Внимание! - из закрепленной на плече майора рации раздался искаженный голос прапорщика Симкова, оставленного на перекрестке. - В вашу сторону направляется белый микроавтобус "Мицубиси-Делика", госномер один-один-четыре, двадцать седьмой регион. Сколько людей, разглядеть не смог, окна закрыты занавесками.
   - Принял! - нажав тангенту, ответил майор и спросил у Джека: - Они?
   - Не понимаю! - растерянно ответил тот.
   - Черт! - спохватился Мозговой и перевел сообщение дозорного.
   - Они! - эскимос выглядел возбужденно. - Больше некому. Майор, действуете строго по моей команде. Если прикажу стрелять - стреляйте, не раздумывая. Это очень опасные люди.
   Майор чуть было не послал аборигена подальше, но сдержался. А тот продолжал:
   - Когда они подъедут метров на пятьдесят, выходите из машины и останавливайте их. От того, остановятся они, или нет, будут зависеть наши дальнейшие действия. Ваши люди не подведут?
   - Слушай, Джек, - не выдержал, наконец, Мозговой. - Предоставь мне самому делать свою работу. Твое дело консультировать - вот и консультируй, черт тебя подери, а со своими людьми я как-нибудь разберусь сам.
   Английский язык явно страдал дефицитом нужных слов, и он добавил по-русски что-то совсем уж непонятное Джеку. Как ни странно, отповедь подействовала, и Джек стал поглядывать на майора с явным уважением.
   Минут через пятнадцать вдалеке показался белый микроавтобус. Майор надел на голову каску регулировщика, взял полосатый жезл и вышел на дорогу. Из задней дверцы вывалился лейтенант Шилкин с выпученными глазами и с наслаждением вдохнул морозный воздух. Мозговой сделал шаг вперед и поднял жезл. Машина послушно замедлила ход и плавно притормозила около него...
  
   Всю дорогу от китайской границы до Хабаровска Бойцов не отнимал от уха трубку мобильного телефона. Поговорив с одним абонентом, он тут же набирал следующий номер. По его репликам Обрубков понял, что Степан разыскивает какого-то иностранца, который обязательно должен был появиться в штабе округа. Переговоры закончились только тогда, когда показались первые пригороды.
   - Никита! - обратился Бойцов к водителю. - Ты сможешь пристроить нас где-нибудь до вечера? Или нам поискать место в гостинице?
   - Не нужно, - отозвался тот, не отрывая взгляда от дороги, заполненной машинами. - Обо всем уже подумали.
   - К вечеру мне должны подогнать информацию, - повернулся Степан к своим спутникам. - А пока отдохнем, перекусим.
   "Делика" долго ехала через город и, наконец, остановилось около четырехэтажного здания с вывеской справа от входа: "Интернатура медицинского состава ДВО".
   - Здесь сейчас тихо, - сказал Никита, - перерыв между сборами, и вам никто не помешает. С начальником все договорено.
   Они вошли в здание, Никита показал дежурному удостоверение, о чем-то коротко с ним переговорил, потом сказал гостям:
   - Комнаты тут на двоих, но вы можете устраиваться, как вам будет удобно, места хватает.
   Расположившись, собрались в одной комнате, перекусили тем, что принес услужливый Никита, и Жуковский сказал:
   - Пора ввести наших друзей в курс дела.
   - Да не помешало бы! - откликнулся Обрубков, которого уже начала тяготить неопределенность их с Мишей положения.
   - Здесь, в Хабаровске, появился один человек, точнее - мутант, или колдун, так вам привычнее. Недавно еще он работал на армию Соединенных Штатов, но потом сбежал и появился у нас. Перед этим был взорван шахтерский поселок в Якутии, вы должны были слышать про это в новостях.
   - Да, но ведь говорили, что это был несчастный случай! - сказал Корнилов.
   - Несчастным случаем там и не пахло, - жестко ответил Жуковский, - поселок и шахту разбомбили ракетами с воздуха. И это напрямую связано с нашим мутантом.
   - Ничего себе! - присвистнул Обрубков.
   - А теперь он подбил военных устроить в том же месте подземный ядерный взрыв, - продолжил Сергей. - В Якутию уже отправили нужное для этого оборудование. Допустить этот взрыв нельзя ни в коем случае. То, что кроется там под землей - бесценно. Помешать им будет нелегко, и первое, с чего нужно начать - найти и обезвредить мутанта. Но следует соблюдать осторожность. Мы не знаем пределов возможностей этого мутанта, но предполагаем, что он намного сильнее привычных вам колдунов.
   - Вспомнил! - вдруг сказал Корнилов, который все это время, не отрываясь, разглядывал Лейлу. - Вспомнил, где видел вас! На рисунке Максима, он там изобразил вас вместе со своей женой!
   - Не мешай! - одернул его Обрубков. - Нашел тоже время!
   В это время у Бойцова зазвонил сотовый телефон. Выслушав собеседника, он сказал - спасибо! - и отключился. Помолчал немного, переваривая услышанное, и сообщил будничным голосом:
   - Завтра утром мутант будет на загородной базе отдыха. Но полковник говорил под контролем. Значит, по дороге нас будут ждать. Сделаем так...
  
   За рулем "Делики" сидел Миша Корнилов, а Жуковский с Обрубковым устроились в салоне за сдвинутыми занавесками. Бойцов, Захар и Лейла двигались сзади на неприметном маленьком "Ниссане" и, как надеялся Сергей, уже обезвредили укрывшегося на перекрестке наблюдателя с рацией. Когда впереди показался человек в форме военного автоинспектора, и жезлом указал на обочину, Жуковский сказал Корнилову:
   - Останавливайся, только без резких движений. Это засада.
   Из машины вышел еще один военный в камуфляжной форме и с автоматом. То, что оружие свободно болталось на плече, не обмануло Жуковского, он сразу понял, что в случае необходимости парень сможет моментально открыть огонь. Белая кобура у автоинспектора была красноречиво расстегнута. А за сугробами вдоль обочины прятались не меньше двух десятков вооруженных людей. Как и предполагали, мутант был тут же, но предусмотрительно не выходил из машины. Именно поэтому Захар, Степан и Лейла держались на расстоянии. Не умея закрываться, как Жуковский, они рисковали выдать себя в случае, если мутант умеет распознавать в людях ментальные способности.
   - Вы видели на повороте запрещающий знак? - спросил инспектор у опустившего стекло Корнилова, безуспешно пытаясь заглянуть в салон.
   - Не заметил, - заискивающим тоном ответил Миша, хотя отлично видел "кирпич". - А что, у вас учения идут? - это уже был экспромт.
   - Это дорога к военному объекту, - ответил инспектор, искоса поглядывая на УАЗ. - Поэтому я вынужден задержать вас до выяснения...
   Жуковский буквально слышал, как скрипят мозги у шамана, который ждал здесь совсем других людей, и никак не мог решить, что ему делать с этими залетными, не представлявшими для него интереса. Одновременно он прощупал потенциал мутанта и оценил его как очень высокий. Сергей понял, что блокировать приказы мутанта, оградив вооруженных людей от его внушения, он сумеет, но долго не продержится. Сила у шамана была поистине звериная. И что-то еще смущало Жуковского, но что, он никак не мог понять. Поэтому он нажал кнопку на мобильнике и тихо произнес:
   - Подъезжайте, будете держать спецназовцев, а я займусь шаманом. Может понадобиться помощь.
   После этого взял под контроль инспектора, в котором безошибочно определил командира, и дал ему установку не применять оружие, что бы ни случилось. Почувствовав это, из УАЗа выкатился толстенький круглолицый человечек и истошно завизжал по-английски:
   - Стреляйте, майор, это они! Что же вы стоите?
   Его напор оказался так силен, что инспектор потянулся к пистолету, а второй офицер нерешительно поднял ствол автомата. Жуковский отчаянным усилием пресек их действия, но понял, что вряд ли продержится до подхода подкрепления. Спас положение Обрубков. Он степенно вышел из машины, приблизился к заходящемуся в крике мутанту и коротким движением погрузил кулак в его толстый живот. Крик моментально захлебнулся, и эскимос, скорчившись от боли, присел на корточки. Обрубков наклонился к нему, и грозно произнес:
   - Попробуешь еще возникать, совсем зашибу! И штучки свои колдовские брось, а то... - и он многозначительно поднес кулак к носу шамана.
   Инспектор неожиданно широко улыбнулся и сказал с довольным видом:
   - Во, б...! Молодец! Так ему и надо, вонючке американской! - и, не скрывая улыбки, перевел эскимосу слова Обрубкова.
   И тут Жуковский догадался, что смущало его в спектре мысленного излучения шамана.
   - Тимофеевич, проверь-ка у него карманы! - попросил он Обрубкова.
   Тот похлопал эскимоса по одежде и извлек у него из внутреннего кармана куртки черный пластмассовый прибор размером чуть больше мобильного телефона. Сергей осмотрел коробочку и сразу догадался о ее назначении.
   - Посмотрим, как ты теперь будешь командовать! - пробормотал он, сдвинув переключатель в положение "OFF".
   - И зачем мы только сюда ехали? - спросил Степан, выходя из маленького трехдверного автомобиля в котором еле помещался. - Вы тут и без нас вполне справились.
   - Не говори гоп, - урезонил его Сергей. - Хватит и вам работы.
   При виде Бойцова на лице майора Мозгового расплылась широкая улыбка.
   - Степаныч! Так это с тобой меня воевать отправили! Вот, б..дь, дожился! Да еще командовать эту вонючку поставили!
   Но Жуковский прервал его:
   - Американца мы заберем с собой, а вы доложите командованию, что задание выполнено. - И, заметив проскользнувшую в сознании майора тень сомнения, добавил: - Все будет нормально, не сомневайся!
   Майор громко скомандовал, и из-под снега выросли два десятка белых призраков. Даже зная про их присутствие, Жуковский невольно вздрогнул, когда в двух метрах от него из сугроба вынырнул здоровенный парень с автоматом. Спецназовцы ловко запрыгнули в подъехавшие грузовики, майор козырнул Жуковскому, пожал руку Бойцову, и через минуту на дороге остались только "Делика" и "Ниссан". Обрубков поднял шамана, заботливо взял его под руку и повел к микроавтобусу, говоря на ходу:
   - Ты уж извини земляк, ничего личного. Веди себя хорошо, и никто тебя больше не обидит.
   Эскимос промычал что-то нечленораздельное и быстро закивал головой, будто и вправду понял Обрубкова.
   Обе машины развернулись и почти уже доехали до перекрестка, когда увидели впереди стоящий поперек дороги огромный "Ниссан-Патрол", мигающий красным и синим маячками и завывающий сиреной. Они остановились, готовые к схватке, но из машины вышли Игнат Корнеевич Архангельский и какой-то мужчина профессорского вида в дорогом пальто...
  

8

  
   - Подготовка к испытаниям прекращена, - Архангельский докладывал стоя, как перед высоким начальством. - Оборудование пришлось снимать чуть ли не с теплохода. Наверно, со времен Советского Союза работа не шла такими темпами. Закроешь глаза, и полное впечатление, что вернулся лет на тридцать в прошлое. Исполнители вертелись так, будто им накрутили хвоста из самого политбюро.
   - Да, уровень внушения сопоставим, - улыбнулся Жуковский, невольно потрогав в кармане отобранную у мутанта пластмассовую коробочку. - Правда, партийные шаманы действовали немного другими методами.
   - Надо сказать спасибо Арнольду Ефимовичу, - продолжал Архангельский. - Не подними он тревоги, наши вояки точно рванули бы бомбочку.
   - Не преувеличивайте моих возможностей! - возразил Каляев, все это время с интересом приглядывающийся к сидящим напротив него Жуковскому и Захару. - Я думаю, что моя заслуга несравнима с заслугой этих господ.
   Слово "господа" звучало в речи Каляева органично, совсем не так, как у той новоявленной "элиты", которая заменила им привычное обращение "товарищи".
   - А как вы попали сюда? - поинтересовался Захар. - Аэропорт, насколько я знаю, еще не открылся.
   - Военно-транспортная авиация, - пояснил Игнат Корнеевич. - Военные летчики еще не разучились летать. Премьер заинтересовался этим делом, и мы получили самые широкие полномочия.
   Этого только не хватало! - подумал Жуковский. Ему до чертиков надоело подчищать следы, беспардонно вмешиваясь в чужую память, а теперь опять нужно было выяснять степень осведомленности прибывших, и снова подчищать, снова, снова... Вспомнились слова Захара про Тришкин кафтан, и Жуковскому вдруг остро захотелось вернуться в обычную человеческую жизнь, не отягощенную ответственностью за судьбы человечества. Но тут же понял, что врет сам себе. Что, захотелось опять испытать чувство безысходности, когда единственным выходом видится петля на шее? Когда сердце, не выдержав навалившихся проблем, в буквальном смысле разрывается пополам? Откуда-то вдруг навалилась такая тоска, от которой заломило зубы и пошли круги перед глазами. Зачем приехали эти люди? Что делать с ними? Что делать с чертовым эскимосом?
   - Что с тобой? - Захар с тревогой заглядывал ему в глаза. - Ты меня слышишь?
   Повторяющийся узор золотистых обоев на стенах вился перед глазами, сливаясь в причудливые иероглифы с ускользающим от сознания смыслом.
   - Сергей, очнись!
   Немеющими пальцами Жуковский достал из кармана черную коробочку, от которой исходило невидимое обычным взглядом ядовито-желтое свечение, и уронил ее на пол.
   - Вот оно что! - воскликнул Захар, и с хрустом раздавил ее каблуком.
   Кольнуло в висках, и из головы, будто сквозняком выдуло дурноту.
   - Шаман! - Сергей вдруг понял, что стал жертвой собственной излишней самоуверенности. - Где шаман?
   - Как где? - удивился Захар. Спит! Ты ведь сам сказал, что он не проснется до вечера. Да чего ты всполошился, там ведь Обрубков с Мишей, они его не упустят...
  
   Василий Тимофеевич и Миша Корнилов действительно сидели в выделенной для них комнате на третьем этаже общежития военных медиков. Из общего тамбура вели двери в комнаты с двумя койками в каждой, и еще одна дверь - в санузел. Жуковский и Захар с трудом заставили шамана вымыться под душем и сменить белье, и только после этого Корнилов согласился присматривать за пленником. Выйдя из душа, Джек поглядывал на своих мучителей с откровенной ненавистью, но на это не обратили внимания и заперли его в отдельной комнате. Обрубков с Мишей расположились по соседству.
   - Он будет спать до вечера, но вы постарайтесь никуда не уходить вместе, - сказал Жуковский уходя. - Мало ли чего...
   Следуя указанию, Обрубков отправил младшего по званию в магазин, а сам заглянул в комнату к плененному американцу, прислушался к его тихому сопению, закрыл замок на два оборота и, на всякий случай, приставил к двери стул, чтобы нельзя было выйти из комнаты без шума. Вскоре вернулся Миша, с бутылкой настойки на кедровых орешках и добрым десятком пластиковых баночек-контейнеров с острейшими корейскими салатами и закусками, до которых оба были большими охотниками.
   - Ну, что скажешь, Тимофеевич? Ты что-нибудь понимаешь? - задал Миша риторический вопрос, плеснув в стаканы на палец и снимая крышки с банок.
   - Конечно, нет! - просто ответил Обрубков, одним глотком отправил в горло свою порцию, и нацелился вилкой на экзотический салат с кусочками то ли мяса, то ли рыбы, а может быть и грибов. - Ты ведь о том, как мы сюда попали? Вот что я тебе скажу - понять такое невозможно, разве только поверить.
   - Ты будто классика цитируешь! - улыбнулся Миша. - Умом Россию не понять, в Россию можно только верить...
   - Причем здесь Россия? - удивился Обрубков. - Я тебе о том толкую, что бывают такие чудеса, увидев которые, остается только поверить в них. Или не поверить. А начнешь объяснение искать, крыша может поехать. Да налей ты нормально, а то я и вкуса не почувствовал!
   - А я думаю, что у этого чуда есть название, - заявил Корнилов, щедро налив Обрубкову полстакана. - Это было явление телепортации. Но это не главное. Я уверен, что твои новые знакомые во всех отношениях превосходят нашего Корнеевича, а он, сам понимаешь, тоже вовсе не прост... Получается, что рядом с нами существует какая-то параллельная цивилизация? С такими возможностями, что нам и не снились?
   - Остынь! - махнул рукой Обрубков. - Были бы они такими уж могущественными, то и мы жили бы по-другому. А то - войны, преступность, да мало ли чего еще...
   - А вдруг им это на фиг не надо? - предположил Миша, все еще держа в руке так и не выпитый первый стакан. - У нас своя жизнь, у них своя...
   Но тут их философский диспут был прерван вошедшими в комнату Жуковским и Захаром.
   - Где шаман? - спросил Жуковский встревожено.
   - Как где? - удивился Обрубков. - Дрыхнет без задних ног. Я его в той комнате на ключ закрыл.
   - Тимофеевич, открой, пожалуйста! - голос Жуковского прозвучал так, что Обрубков без лишних разговоров отложил вилку, вышел в прихожую и, отбросив стул, распахнул дверь в комнату шамана. Кровать была пуста, а в помещении гулял ветер из открытого окна. Обрубков выглянул наружу и увидел в полутора метрах справа от окна пожарную лестницу...
  
   После шамана даже в проветренной комнате вместе с неистребимым запахом витал дух ярости и страха. Чувствуя, что он упустил что-то очень важное, Жуковский набрал номер Архангельского.
   - Игнат Корнеевич? Вы можете узнать, где сейчас находится заряд, который собирались взорвать на Ханданахе?
   - Я перезвоню, - лаконично ответил тот и отключился.
   Перезвонил он через пять минут и смущенно сказал:
   - Оказывается, моих полномочий не хватает. Нет необходимого допуска.
   Он говорил что-то еще, но Сергей не стал слушать и, позвонив Бойцову, уехавшему на встречу со старыми друзьями, задал тот же вопрос. Степану понадобилось около получаса, чтобы узнать, что изделие утром было извлечено из хранилища и перевезено на военный аэродром, где сопровождающие дожидаются дальнейших распоряжений. Теперь, когда взрыв отменен, заряд должны снова погрузить на машину и отвезти обратно в хранилище.
   - Степан, - глухо сказал Жуковский в трубку, - мы упустили шамана, и мне кажется, что сейчас он направляется к бомбе. У него сработала программа.
   - Какая еще программа? - не понял Бойцов.
   - Нет времени объяснять. Скажи, заряд может быть подорван на месте?
   - Только если раздобыть пусковое устройство, а в придачу к нему человека, знающего коды и правила обращения с устройством.
   - Боюсь, что для нашего шамана это не будет невыполнимой задачей. Степан, если мы не остановим его, он устроит ядерный взрыв.
   - Я все понял! - в голосе Бойцова, как всегда в минуту опасности, послышались металлические нотки. - Вы с Захаром берите Обрубкова и Мишу, и быстро езжайте на аэродром, а мы с Лейлой устроим засаду в штабе. Если шаман догадается поискать устройство, то штаб ему не обойти. Сейчас я пришлю к вам Никиту, он будет знать куда ехать.
   Едва команда погрузилась в микроавтобус, как от Бойцова последовал новый звонок:
   - Сергей, мы опоздали, шаман уже побывал в штабе и получил все, что ему нужно, а кроме того машину и все необходимые пропуска. Не знаю только, зачем они ему понадобились, он и без того везде свободно проходит. Расклад времени у нас такой: до аэродрома не меньше полутора часов езды, они выехали двадцать пять минут назад, и догнать их на машине мы не сможем. Сейчас я организую вертолет. Дай трубку Никите, я объясню ему, куда вас привезти.
   Но все усилия Степана не смогли победить обыкновенную российскую расхлябанность. На вертолетной площадке просто-напросто не оказалось готовой к полету машины, пока взлетели, время было потеряно. И снова, как это уже бывало в минуты смертельной опасности, Жуковский почувствовал прилив сил. Вертолет двигался вдоль ведущей к аэродрому дороги, и ядерный заряд он увидел еще издали. Да и мудрено было не заметить, слишком мощное поле смертельной опасности окружало его. Бомба лежала на специальной платформе в кузове грузовика, двигавшегося в сопровождении двух машин охраны в сторону города. Даже не вникая в устройство смертоносного изделия, Сергей понял, что оно готово к взрыву, и достаточно одного лишь радиосигнала, чтобы над дорогой вырос радиоактивный огненный гриб.
   Жуковский расширил пределы мысленного обзора и обнаружил шамана на заднем сидении УАЗа, на полной скорости несущегося в направлении, противоположном тому, в котором двигалась бомба. Рядом с ним сидел человек с майорскими погонами на плечах, на коленях у которого лежал серебристый чемоданчик. До того места, откуда они могли взорвать ядерный заряд, не подвергая себя опасности проникающего излучения и других поражающих факторов, было уже недалеко. Все это Сергей коротко сообщил своим спутникам.
   - Высаживайте меня, - предложил Бойцов, - я загоню машину с фугасом куда-нибудь между сопками, чтобы, если взрыв все-таки произойдет, хоть немного ослабить его последствия. А вы догоняйте шамана. Сергей, я верю, ты сможешь остановить его.
   По решительному лицу Степана было видно, что он не отступит от своего решения, поэтому спорить с ним никто не решился. Вертолет завис в метре над землей перед маленьким караваном с бомбой. Бойцов выпрыгнул и, придерживая шапку, отбежал в сторону. Ми-8 резко взмыл вверх и помчался вдогонку за автомобилем, уносящим шамана и находящегося под его полным контролем офицера, готового в любой момент набрать нужный код и привести в действие адскую машину. Жуковский понимал, что на таком расстоянии он не сможет ничего сделать с электронной начинкой чемоданчика. А шаман, между тем, отдал майору приказ, и тот, раскрыв чемоданчик, принялся набирать на клавиатуре код. 2,7,0,7...
   Сергей откуда-то знал, что код состоит из четырнадцати цифр, и когда майор наберет их все, ему останется только вставить маленький ключик, повернуть его и нажать большую черную кнопку. 1, 9, 5, 2...
   Обнаружив узенькую щелку, ведущую в захваченное шаманом сознание офицера, Жуковский немедленно просочился через нее. Следующей цифрой должна была быть восьмерка. Усилие - и палец майора, дрогнув, нажал на клавишу с цифрой девять. Окончив набор кода, он повернул ключ и нажал черную кнопку. Шаман впился глазами в дисплей, но на лице его отразилось разочарование. На дисплее появилась надпись: "Код неверный, у вас есть еще одна попытка".
   Шаман выхватил из кобуры на поясе майора пистолет, взвел затвор и прижал ствол к его виску.
   - Если ты еще раз неправильно наберешь код, я застрелю тебя! - завизжал он срывающимся на фальцет голосом.
   Или офицер знал английский язык, или же его убедил приставленный к голове пистолет, но он сбросил набранные цифры и начал все сначала. Жуковский ощутил полное бессилие. Никакое внушение не могло пересилить естественное чувство самосохранения, и теперь майор неминуемо наберет правильный код. Единственное, что он мог сделать - погрузить майора в сон, но что это даст? Шаман наверняка уже извлек код из его сознания, и способен самостоятельно активировать бомбу. Справится же с самим шаманом было трудновато даже в прямом контакте, а уж на таком расстоянии... Но выход, кажется, нашелся.
   - Поддержите меня! - перекрикивая шум двигателя, обратился он к Захару и Лейле. Те поняли его, и Жуковский почувствовал новый прилив сил. Времени вникать в устройство аппарата не оставалось, и он попросту изо всех сил шарахнул по блоку питания. Выдаваемое им напряжение повысилось в сотни раз, одновременно накоротко замкнулось множество контактов, и из-под клавиатуры посыпались искры, заставившие майора отдернуть обожженные руки. Шаман опустил пистолет - хорошо, хоть не выстрелил от неожиданности, и закричал:
   - Что? Что случилось? - на что майор, конечно, не мог ничего ему ответить.
  

9

  
   Настя не находила себе места. Надо было как-то объясняться с Максимом - несмотря на все заверения, она понимала, что его терпение не безгранично. А тут снова пропал отец, и ей приходилось успокаивать по телефону маму. Кроме всего этого нужно было ежедневно уделять несколько часов сыну Антоше, который уже вовсю проявлял характер, толкаясь ногами в животе, поэтому она объявила всем клиентам, что уходит в декретный отпуск и закрыла студию на неопределенное время.
   Она могла бы справиться и с большим количеством проблем, если бы отец не открыл ей в последнее посещение то, что теперь не давало ей покоя. Бедный папа! Когда Настя узнала, что пришлось ему испытать, она пришла в ужас. Ей казалось, что случись такое с ней, она просто не выдержала бы. Прожить чужую жизнь, да еще полную потерь и страданий, не имея возможности остановить "показ", вырваться из этого кошмара! Бр-р-р...
   Сегодня звонила мама, сказала, что папа, наконец, позвонил ей, почему-то из Хабаровска. Что его туда занесло, какие у него там дела? И вообще, она думала, что после переезда на материк отец остепенится, перестанет мотаться туда-сюда. Что им, денег не хватает? Мама даже себе не могла объяснить, что ее тревожит, но Настя видела - она инстинктивно понимает, что муж и дочь что-то скрывают от нее и, ясное дело, это не могло ей понравиться. Если бы мама оказалась сейчас рядом, Настя смогла бы ее успокоить, но по телефону она еще не научилась этого делать.
   Когда вернется отец, решила она, нужно будет открываться перед мамой. Тянуть больше нельзя. Надо только придумать, как это сделать, чтобы не нанести ей психической травмы. Сделать это будет нелегко, потому что мама никогда не верила ни во что сверхъестественное, и даже по телевизору никогда не смотрела мистических фильмов и передач о паранормальных явлениях.
   И Максим. С ним явно что-то происходит. Нет, это, конечно, не женщина. Появись у него кто-то, она бы сразу почувствовала. Ей не пришлось бы даже заглядывать в его сознание. Нельзя - значит, нельзя! Однажды дав себе зарок, она запрещала себе даже думать об этом, хотя временами ой, как хотелось, но она давила любопытство в зародыше. Настя знала, что Максим пишет новую картину и придает ей очень большое значение. Но почему он не стал писать ее дома? В квартире была комната, идеально подходящая под студию, с тремя огромными окнами, выходящими на солнечную сторону, и Максим уже написал в ней несколько картин, две из которых даже попали в галерею. Но почему-то сейчас он заявил, что ему нужно поработать в одиночестве, и пишет новую картину в своей однокомнатной квартире, где условия для работы далеки от идеальных. Когда Настю особенно одолевало любопытство, и она подкатывалась к Максиму, пытаясь узнать, что же такое он пишет, что ей нельзя увидеть раньше времени, он ласково целовал ее и неизменно отвечал одно и то же:
   - Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Не переживай, родная, ты будешь первая, кто увидит новую картину, - и так улыбался, что она сразу забывала о своих претензиях.
   У нее есть, что сказать Максиму. Покопавшись в себе, Настя пришла к выводу, что сможет обеспечить ему долголетие, не обделяя при этом вниманием маму. Но тут возникал один очень неприятный вопрос. Настя пыталась прогнать его, не думать о нем, но обмануть себя не получалось. Поддерживать Максима она сможет ровно столько времени, сколько он будет с ней. А если он разлюбит ее? Как поступит тогда? Останется с ней ради продления собственной жизни? Или плюнет на все, и уйдет? И то, и другое было одинаково невыносимо. Дойдя до этой точки в своих мрачных фантазиях, Настя всхлипывала и, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, начинала заниматься с Антошкой.
   Но они, эти мысли возвращались снова и снова. Настя не могла представить себе любви, растянутой на столетия. Нет, в себе она не сомневалась, но способен ли на это Максим? Когда она услышала от отца рассказ о любви Благодара и Светланы, встретившихся в двадцать лет и проживших душа в душу почти десять веков, эта история пролилась бальзамом на ее душу. Если такое было, то почему не может повториться?
   А очередная папина "командировка"? Наверняка она связана с тем, о чем они говорили во время последней встречи. Вспоминая предмет того разговора, Настя чувствовала невольный озноб. Вот ведь жили, не тужили! И одновременно приходила гордость - как благодарна будет любая мать, которую Настя научит тому, что умеет сама! Хотя бы за то, что любая из них сможет избавить своего ребенка от болезней. Вспомнив, какими глазами смотрела на нее Лейла, Настя широко улыбнулась...
   Но все ли правильно воспримут такие изменения? Наверняка найдутся даже такие, кто будет завидовать детям, перед которыми открывается бесконечное будущее. А там, где зависть, обязательно найдется место вражде и преступлениям. И вообще, чем больше Настя думала, тем сложнее и запутаннее казалось ей будущее, предложенное отцом, тем больше всплывало проблем, от которых шла кругом голова.
   От этих мыслей ее оторвал щелчок замка входной двери. Это вернулся Максим. Настя выбежала в прихожую и увидела у него в одной руке завернутый в бумагу и перемотанный шпагатом прямоугольник, а в другой - три бордовые розы.
   - Ой, какая красота! - воскликнула она, забрав у Максима цветы и чмокнув в щеку. - Давай, показывай скорее, мне так интересно!
   - Ну, подожди, дай мне хотя бы раздеться! - Максим шутливо отбивался от нее, но Настя уже завладела свертком и нетерпеливо пыталась развязать затянутые узлы шпагата.
   Максим, не без труда отобрав у нее добычу, перенес ее в гостиную, срезал шпагат, сорвал бумагу и прислонил картину к стене, поставив на спинку дивана. С первого взгляда, который Настя бросила на пахнущее еще свежей краской полотно, она подумала, что перед ней икона, точнее, изображение Богоматери с Младенцем на руках. Но, присмотревшись, заметила отсутствие обязательных для икон нимбов над головами обоих. А присмотревшись еще внимательнее, поняла, что женщина на картине - это она сама, ну а кто младенец, не нужно было гадать. Вот только Настя не подозревала, что у нее могут быть такие глаза. Они лучились такой всеобъемлющей добротой, что Настя подумала - Максим польстил ей. Глаза ребенка на картине тоже выглядели вполне осмысленно, что редко увидишь у грудных детей. Максиму удалось вложить в детские глаза целую гамму чувств, главным из которых было любопытство.
   На заднем плане картины Максим изобразил множество народа. Среди них Настя узнала отца, мать и Лейлу; лица остальных терялись в дымке, но было понятно, что все они напряженно чего-то ожидают.
   Был на картине еще один персонаж. Старый человек с седой головой, изображенный на переднем плане, стоял на коленях рядом с женщиной, протянув к ней руки и, казалось, что-то говорил ей. Настя сначала не поняла, кто это такой, но, вглядевшись в изрезанное морщинами лицо, увидела - это же Максим! Такой, которым должен был стать лет через пятьдесят, постаревший, но, без всякого сомнения, это был именно он.
   Теперь Насте стало понятно, что таил в себе Максим все последнее время, и почему он не стал писать эту картину при ней. Она прижалась к нему, взяла его руки в свои, и тихо шепнула:
   - Ты ведь и так уже почти все знаешь! Что я могу еще добавить?
  

10

  
   Ситуация казалась безвыходной. Через открытую заднюю дверь УАЗа было хорошо видно, как шаман, охватив шею офицера левой рукой, правой прижимает к его виску ствол пистолета.
   - Убирайтесь! - кричал он, и его визгливый голос пробивался сквозь свист винтов вертолета, севшего в тридцати метрах перед машиной. - Или я убью его, а потом шофера!
   Шофер сидел на своем месте, безучастно глядя куда-то вперед, и даже не пытался сбежать. В отличие от офицера, прапорщик ни слова не понимал по-английски, но если бы и понимал, то все равно не смог бы сдвинуться с места, удерживаемый волей шамана.
   - Павлович, давай я сниму его! - злым шепотом сказал Жуковскому Обрубков, держась за его спиной, чтобы шаман не увидел у него в руке готовый к бою пистолет Стечкина. Хоть его никто не укорял, но он винил себя в побеге шамана и очень хотел исправить оплошность. - Позволь, Павлович, я не промахнусь!
   - Нет! - отрезал Жуковский. - Слишком рискованно. Да и не можем мы убивать налево и направо.
   - Но он же...
   - Погоди, - остановила рвущегося в бой Обрубкова Лейла. - Я угомоню его.
   - Лейла, будь осторожна! - в голосе Захара звучала тревога. - Похоже, он не в себе!
   - Ничего, тем легче будет справиться! - уверенно ответила Лейла и, сбросив прямо на снег теплую куртку, пошла к машине.
   Она шла, слегка покачивая бедрами, и не нашлось бы, наверное, в целом мире мужчины, который мог бы смотреть на нее без восхищения. Узкие темные брюки и обтягивающий светло-бежевый свитер давали возможность разглядеть все изгибы великолепной фигуры, а отточенные пластичные движения стократно усиливали впечатление. Захар, Жуковский и Обрубков не могли оторвать от нее глаз, а Миша Корнилов и вовсе застыл, открыв рот, забыв обо всем на свете.
   Когда Лейла преодолела половину расстояния, отделявшего ее от шамана, тот взвизгнул:
   - Стой! Ни шагу больше!
   Но в его голосе не было прежней уверенности, и женщина продолжала идти вперед, будто и не слышала этих слов. Шаман растерянно смотрел на нее, его рука с пистолетом заметно подрагивала.
   - Если он шевельнется, я всажу ему в башку всю обойму! - чуть слышно прошептал Обрубков и взял голову шамана на прицел.
   Но тот не шевельнулся и потому избежал печальной участи. Лейла подошла к нему, вытащила из безвольной руки пистолет и отбросила в сторону. Шаман отпустил офицера, вывалился из машины, упал перед женщиной на колени и принялся целовать ее сапоги, что-то бессвязно восклицая при этом на непонятном языке.
   - Все, Тимофеевич, можешь забирать клиента, - сказал Захар Обрубкову. - Теперь он не то, что не сбежит, гнать будешь, не уйдет.
   - Только не бей его, пожалуйста, - добавил Жуковский. - А то ты, я смотрю, сильно злой на него!
   Даже Обрубкову с трудом удалось оторвать шамана от Лейлы, так он цеплялся за ее сапоги и умолял позволить ему остаться с ней. Подействовало только обещание, что они вместе полетят в вертолете. Захар привел в чувство офицера и водителя машины и велел им возвращаться в город. Убедившись, что чемоданчик приведен в полную негодность, и уверившись, что другого способа активировать заряд не существует, Жуковский отдал команду грузиться в вертолет. По дороге подобрали Степана, обнаружив его рядом с ядерным караваном в узком распадке, через который была проложена старая лесовозная дорога.
   Пока летели в Хабаровск, Жуковского не покидала мысль о том, что сделали сегодня Степан и Лейла. Далеко не каждый человек способен рискнуть собственной жизнью ради спасения других людей. А если еще он рискует не десятками, а сотнями лет... Такое трудно представить. И Степан, и Лейла пошли на это, не задумываясь, когда еще совершенно неясно было, чем все кончится. Теперь Сергей смотрел на них совсем другими глазами, поняв, как мало он знает об этих удивительных людях, хотя был знаком с обоими почти десять лет.
  
   По настоянию Обрубкова Степан раздобыл пару наручников, и только пристегнув шамана к кровати, полковник вздохнул спокойно. Тем более что Жуковский пообещал - обязанности охранников им с Корниловым осталось исполнять недолго. На этот раз Обрубков не стал запирать дверь в комнату Джека, а наоборот, раскрыл ее настежь, чтобы слышать каждый звук. Шаман вел себя смирно, лишь беспрестанно бормотал что-то на своем языке, закатывая глаза к небу. Когда громкость подвываний повысилась, Василий Тимофеевич вошел к нему в комнату, показал кулак, и сразу стало тихо.
   - Зараза, такое мероприятие пришлось из-за него прервать! - посетовал Обрубков, доставая контейнеры с закуской и бутылку кедровой. Все это он, невзирая на спешку при отъезде, аккуратно прибрал в тумбочку, и теперь намерен был продолжить трапезу. - Ты будешь?
   - Я? - Корнилов посмотрел на него отсутствующим взглядом, встряхнул головой. - Если только чуть-чуть...
   - Что это с тобой? - Обрубков внимательно всмотрелся в лицо подчиненного. До него что-то дошло, и он удивленно спросил: - Уж не влюбился ли ты часом?
   - Да брось ты, Тимофеевич, - смущенно отмахнулся Миша.
   - Это ты брось! - уверенно заявил Обрубков. - Тоже мне, неподдающийся... Как тебя, оказывается, легко подчинить! Прошлась, бедрами повиляла - и все, выноси готовенького! А Корнеевич говорил - внушению не поддаешься!
   - Перестань! - насупился Корнилов. - Она, между прочим, жизнью рисковала! А сам что? Вспомни, как стрелять собирался!
   - Так это же совсем другое дело, - сбавил обороты полковник. Он вовсе не хотел обидеть Мишу, и поэтому, хлопнув его по плечу, добавил: - Что уж там, женщина, в самом деле, видная, немудрено засмотреться!
   - Знаешь что, Тимофеевич, - Миша как-то по-детски выпятил вперед челюсть и оттопырил нижнюю губу, что, про его мнению, должно было придать его лицу мужественность, - давай не будем обсуждать ее!
   Он отодвинул стакан, который поставил перед ним Обрубков, и добавил совсем другим тоном:
   - А женщина действительно... нет слов! Я когда ее на рисунке увидел, меня будто током ударило. Так то на рисунке, а другое дело здесь, наяву...
   - Ты бы, Миша, слишком не увлекался, - посоветовал Обрубков. - Не забывай, все-таки, кто они, а кто мы.
   - А ты знаешь, кто они? - запальчиво спросил Миша.
   - Ну... - Василий Тимофеевич не нашелся, что сказать. - Просто хочу тебя предостеречь, выше взлетишь, больнее падать.
  
   В это время в комнате, где собрались Жуковский, Захар, Степан и Лейла, шел совсем другой разговор.
   - Ну что, кажется и на этот раз справились, - то ли спросил, то ли констатировал Бойцов. - Шаман у нас, Архангельский с Каляевым освобождены от лишних воспоминаний и собираются лететь в Москву. Перед премьером они отчитаются - ошибка, мол, вышла, нет под Ханданахом ничего сверхъестественного, а есть богатейшее месторождение рудного золота, о котором догадался покойный писатель, и до которого пытались добраться генсеки. Кстати, месторождение реально существует, и нам надо подумать о том, чтобы заняться его разработкой.
   - Тут и думать нечего, - ответил Жуковский. - Кроме нас, никто до него не доберется. Кто-нибудь другой может рыться под землей сколько угодно, и все будет впустую. Лицензию получить будет нетрудно, но сейчас меня беспокоит совсем другое...
   - Кстати, - перебил его Степан, - когда сбежал шаман, ты сказал, что сработала какая-то программа...
   - А, это... - повернулся к нему Сергей. - Помните, я рассказывал вам, что космики, удирая с Земли, оставили людям несколько сюрпризов? Одним из них было вмешательство в структуру генов некоторых обезьянолюдей. Своего рода передающаяся по наследству программа, срабатывающая при возникновении заданных условий. Рассказывать про все это можно долго, скажу только, что программа заставляет своего носителя по максимуму вредить людям, обладающим определенными данными. Такой вот набор генов передался нашему шаману и, когда он встретился с нами, программа сработала. Без этого ему и в голову никогда бы не пришло устраивать ядерный взрыв в населенной местности. Но воспротивиться "зову предков" он не смог.
   - Значит, по миру может гулять множество людей с такой программой? - спросил Бойцов. - Ведь, насколько я понимаю, кровь обезьянолюдей есть у многих.
   - Практически у всех, - заверил его Сергей. - Если займешься генеалогическими изысканиями, не сомневаюсь, что найдешь ее примесь у всех здесь присутствующих. Конечно, в этом мало лестного, но против правды не пойдешь.
   - А так хочется верить, что мы созданы по образу и подобию... - вздохнула Лейла.
   - Можешь не сомневаться, - вступил в разговор Захар, - так оно и есть. Именно поэтому никакая примесь обезьяньей, прости Господи, крови, не помешала нам остаться людьми. Вот подпортить картину она может.
   - Кстати, что будем делать с шаманом? - спросил Бойцов. - Ведь, если в него заложена программа, да еще и на генетическом уровне, он будет продолжать вредить нам любыми путями. Не передать ли его "тайной канцелярии" Архангельского для, так сказать, кардинального решения проблемы?
   - Степан, не будь таким кровожадным! - укоризненно ответил Жуковский. - Проблему можно решить более мирным способом. Да и Джек, по существу, не успел сделать ничего особенно страшного, хоть и пытался.
   - Сделал бы, не вмешайся мы, - недовольно сказал Степан. - Ладно, поступай с ним, как знаешь.
   - Он сможет принести много пользы, - успокоил Степана Сергей, - хотя бы для своего народа. Джека нужно всего-навсего подвергнуть кое-какому воздействию, но это я беру на себя.
   - Друзья мои, - остановил дискуссию Захар, - вам не кажется, что мы несколько отвлеклись? Сережа, я давно заметил, а только что ты сам проговорился, что тебя что-то беспокоит. Чувствую, это что-то важное. Ты не хочешь с нами поделиться?
   - Да, наверное, пора, - вздохнул Жуковский. - Только хочу сразу вас предупредить: то, что вы услышите, придумал вовсе не я. Это плоды размышлений Благодара, одного из величайших мыслителей древности. Помнишь, Захар, ты спрашивал меня - не открыли ли мне наше предназначение, смысл нашего существования? Теперь могу ответить: да, открыли! Сейчас я все расскажу вам, и от того решения, которое мы примем, будет зависеть дальнейший ход истории.
   - Не тяни, пожалуйста! - перебил Жуковского Бойцов. Глаза его горели.
   - Степа, имей терпение! - жестко осадил его Захар. - Неужели ты не понимаешь, насколько все серьезно?
   - На первый взгляд этот замысел невыполним, - жестом остановив перепалку, продолжил Сергей, - потому что основан он на возрождении нашей популяции, на том, что все человечество вернется в исходное состояние, то есть, приобретет все свойственные нам качества - долгую жизнь и ментальные способности.
   - Ну-у! - снова не выдержал Бойцов. - А я уж подумал...
   Но Жуковский уже не обращал внимания на его реплики.
   - И это не утопия, - продолжал он. - Моя дочь Настя уже смогла многого добиться. Ее сын, которому предстоит появиться на свет только в начале лета, должен был родиться обыкновенным ребенком. А Настя добилась того, что он станет одним из нас. И берется научить этому любую женщину.
   - Я давно знаю об этом! - вдруг вмешалась Лейла. - И надеюсь, что стану первой из них.
   Жуковский с удивлением посмотрел на нее - он не думал, что Настя успела поделиться с подругой. Но ничего не сказал, потому что увидел, что Захар хочет что-то возразить ему.
   - Я помню наш разговор, - предупредил он незаданный вопрос. - Перенаселение и другие ужасы... Все будет именно так, если ничего не менять. Когда-то наши предки ввели ограничение рождаемости, и остановились на этом. Но такой баланс слишком неустойчив. Благодар же вырвался из плена привычных представлений. Вот его замысел - человек, действительно созданный по образу и подобию, может и должен безгранично расширить свое жизненное пространство. При этом даже не придется никого ущемлять, потому что космос безграничен! И я тоже убежден, что именно в этом состоит смысл нашего существования. Именно мы должны повести людей по этому пути. Даже изобретать ничего не нужно, космические технологии давно опробованы, нужно только передать их в нужные руки. И я думаю, что все это не займет слишком много времени...
   Выложив все, Жуковский извинился и вышел из комнаты. Он знал, что им нужно время, чтобы осмыслить свалившуюся на голову информацию. Настоящее обсуждение начнется не сегодня, и даже не завтра. Будут союзники, будут и противники, будут серьезные споры. А сейчас ему нужно было побыть одному, и он отправился прогуляться по улице. Дошел до длинной лестницы, спускающейся к Амуру, сошел по ней вниз и долго стоял на берегу скованной льдом реки, опершись на бетонный парапет. Чем больше он думал о замысле Благодара, претворять который в жизнь предстояло ему, Насте, и всем остальным, тем сильнее его охватывало сомнение. Что, если их благие намерения вызовут у людей реакцию отторжения, как вызывали ее когда-то действия соратников Благодара? Не окажутся ли и они такими же выпавшими из времени? И все их усилия приведут лишь к смутам и кровопролитию?
   Сергея охватило чувство дежа-вю. Когда-то он уже стоял так на берегу великой реки, только это был не Амур, и поверхность ее была свободна ото льда. Как называлась река, и о чем он тогда думал? До начала страшной войны, погубившей великую цивилизацию, и еще более великую культуру оставались считанные дни, но никто тогда не подозревал об этом...
   Господи, подумал Жуковский, это же не моя память!
   До него вдруг дошло, что давным-давно ушедший к предкам Благодар пробивается к нему сквозь тысячелетия, чтобы сказать что-то важное. Сергей прикрыл глаза и увидел будущее...
   ...Золото, добываемое в подземном руднике "Ханданах", не только возродило Северо-восток страны, но и позволило увеличить золотовалютные запасы больше, чем втрое. И, вопреки предсказаниям скептиков, добыча металла не падала. Но никто из непосвященных не знал, что параллельно с шахтным стволом, в котором шла добыча драгоценного металла, проложен еще один, ради которого и затевалась вся история. Через него в подземную верфь доставлялось все необходимое для постройки огромного межзвездного корабля. Руководил работами Любомир, и семеро его друзей, прошедших сквозь тысячелетия, принимали в них самое деятельное участие. Они же составили костяк первой звездной экспедиции. Обретшие смысл жизни, они больше не чувствовали себя чужими в этом мире.
   Пришло время, в соседнем с Ханданахом распадке разверзлась земля, и в воздух поднялся огромный, сверкающий на солнце серебристый диск. Повисел несколько минут на высоте сотни метров над землей - и исчез, с места набрав сверхсветовую скорость. Рассказы немногочисленных свидетелей появления странного объекта были восприняты, как очередное наблюдение летающих тарелок. Тем более что в этот день похожие явления наблюдали по всей восточной Сибири.
   К выходу человечества за пределы Земли для людей будут найдены и подготовлены пригодные для жизни миры, но пока человечеству рано знать об этом...
   Жуковский раскрыл глаза и встряхнул головой, прогоняя наваждение - настолько реальна была почудившаяся картина.
  
   Вернувшись в гостиницу, Сергей зашел проведать шамана. Тот спал, прикованный наручниками к кровати, не зная еще, что завтра исполнится его сокровенное желание - он увидит таинственное подземелье, и прикоснется к бессмертию. Как не знал и того, что ему предстоит стать во главе своего народа и спасти его от неминуемой деградации, к которой вело его принесенное цивилизацией пьянство. И еще у него вдруг разовьется непреодолимая тяга к чистоплотности...
   А в другой комнате, сняв рубахи, сцепив бугрящиеся мышцами руки, друг против друга сидели Бойцов и Обрубков. Подбадриваемые азартными возгласами Корнилова, оба пытались прижать руку противника к столу, но силы явно были равны, и невозможно было предсказать, кто одержит победу...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"