Аннотация: За каждой личной трагедией следуют проблемы разного масштаба. Человек, оказавшийся в подобной ситуации, действует согласно своим желаниям, способностям и изобретательности. Иногда во вред другим...
Цикл "Хотите - верьте, хотите - нет"
Явное - не явное, но загадочное...
... В нашем доме одиноком
Бродят выходцы могил...
/ Юргис Балтрушайтис /
- Давайте по порядку, - вежливо попросил капитан полиции Степанов. Его обращение было адресовано Серафиме Максимовне Устюжаниной, которая мысленно нарекла капитана "дядей милиционером" после его представления по всей форме: Серафиме вспомнилось известное стихотворение Сергея Михалкова - по фамилии Степанов и по имени Степан.
- Мне кажется, я всё уже рассказала, - неуверенно промямлила женщина, обратив взор на присутствующую здесь же соседку. Та, в свою очередь, заметила:
- Сима, ты говорила сбивчиво, перескакивала с одного на другое. Тебе нужно взять себя в руки... Сосредоточится тебе надо.
- Возьмешь себя в руки, сосредоточишься, как же, - набросилась на нее Серафима и, мгновенно растеряв внезапно обретшую боевитость, со вздохом добавила, - легко тебе говорить.
- Ну, я-то понимаю тебя как никто, - парировала соседка.
Закамуфлированная перепалка осталась для "дяди милиционера", как говорят, за семью печатями, открывать которые у него не было никакого желания. И только он собрался втиснуться в чужой диалог с повторным предложением, как хозяйка квартиры, Серафима Максимовна, сокрушенно заметила:
- И чем я Бога прогневила, почему неприятности падают на мою несчастную голову одна за другой... Конечно, гибель мужа неприятностью не назовешь - это большое горе для меня. Все-таки вместе прожили тридцать пять лет, стали единым целым, как сиамские близнецы.
- Давайте поговорим о вашем погибшем муже позже, - выдержав паузу, терпеливо высказался "дядя милиционер", Степан Степанов, молодой мужчина слегка за тридцать. Он был скорее мальчиком-милиционером для Устюжаниной, чей возраст едва перевалил за цифру пятьдесят пять. Но выглядела она для своих лет моложаво: и лицо с едва заметными мимическими морщинами, и фигура стройная, и спина ровная, и походка пружинистая. Другое дело глаза-предатели: взгляд был потухший и безжизненный, как у брошенной собаки.
- Можно, конечно, и позже, но... - "вставила своих пять копеек" соседка Устюжаниной, Бронислава Ефимовна Кидалова, и тотчас умолкла.
Кидалова - женщина семидесяти лет, излишне подвижная для своего возраста и громогласная, впрочем, сегодня она выглядела иначе. Так выглядят люди после перепоя. Даже Серафима заметила изменения в соседке, несмотря на собственные проблемы, потому и обратилась к ней с вопросом, едва та переступила порог ее дома. Но соседка свела брови на переносице, отмахнулась, только бросила фразу "всё потом".
Если рассматривать Кидалову "по частям", то можно назвать ее некрасивой. Естественно, в преклонном возрасте мало кто сохранил красоту, но, так сказать, остатки былой красоты видны невооруженным взглядом. Теперь о "частях": Бронислава Ефимовна была обладательницей длинного носа, в прямом и переносном смысле: любила совать свой нос всюду, причем без приглашения - любопытная без всякой меры; опять же смотрела на мир маленькими глазками, близко посаженными, при этом губы у нее были разнокалиберными - верхняя пухлой, а нижняя узкой, отчего верхняя нависала над нижней. В связи с разнокалиберностью и нависанием создавалось впечатление глубоко и постоянно обиженной. И умственно недалекой. Раз она пребывает в состоянии постоянной обиженности на весь мир, то мир просто обязан чувствовать за собой вину и, в свою очередь, не имеет права обижаться на любопытную особу. Мол, пусть себе развлекается, какое-никакое, а негласное примирение. И делать глубокомысленные выводы о сообразительности обиженной тоже не имеет никакого права.
Однако глупой Брониславу назвать никак нельзя: она была себе на уме. Как нельзя назвать злюкой и ярой сплетницей: обсуждала людей без азартного фанатизма и не с каждым встречным-поперечным, только с доверенными людьми и не для того, чтобы "воду в ступе толочь" или время убить - для обсуждений должны быть веская причина. Ее любопытство объяснялось просто - Кидалова жила одна. Муж умер, дети выросли и разлетелись по разным городам.
В чем, в чем, а в сочинительстве с элементами страшилок Брониславу Ефимовну никто не уличал и вдруг... случилось. Рано или поздно что-то случается впервые. Так произошло и с Брониславой, завладевшей вниманием опечаленной соседки Серафимы и сдержанно-дерзкого капитана полиции.
- Я его видела накануне. - При этом голос не повысила, в привычной ей манере, высказалась извинительно, но без доли сомнения. После чего впилась взглядом в лицо Степанова, чтобы выяснить его реакцию на заявление. На Серафиму смотреть побаивалась.
Так как сегодня соображение Кидаловой находилось на нулевой отметке и двигаться в сторону положительных значений не собиралось, то она не придала значения тому факту, что опустила фамилию человека, которого она видела накануне. Она решила, что начало ее собственного заявления - "можно, конечно, и позже, но..." - плавно перетекло в продолжение - "я его видела накануне".
Но ни Серафима, ни, тем более, Степанов, не уловили связи между началом и продолжением, потому как во время паузы Серафима углубилась в свои тревожные мысли, а капитан полиции прислушивался к бурлящим звукам в своем животе и мечтал о тарелке овсяной каши с плавающим сверху куском сливочного масла, бутерброде с сыром и колбасой и чашке горячего крепкого кофе.
Однако оба, и Серафима, и голодный Степанов, привлеченные замаскированной фразой Кидаловой, хором спросили:
- О ком речь?
Но спросили с разными интонациями: Серафима - испуганно и полуобморочно, вдруг догадавшись, чье имя сейчас услышит, а Степанов с заметной долей раздражения: дам такого уважаемого возраста он считал странными, если ни сказать "со сдвигом". От таких одни проблемы.
Бронислава Ефимовна глубоко вздохнула и потрясла головой - возмутилась. Задержала взгляд на капитана, скользнула взглядом по Серафиме и, делая паузы между словами, доходчиво пояснила:
- Покойного Ивана Кузьмича Устюжанина.
Серафима замерла, даже дыхание задержала, ее и без того большие глаза вылезли из орбит. Степанов мягко похлопал ее по плечу - успокоил и мысленно призвал не обращать внимания на высказывания разных старух "со сдвигом". После чего не удержался от замечания:
- Как я понял, Иван Кузьмич Устюжанин погиб.
Обращался он, естественно, к Кидаловой, которая с таким усердием изучала потолок и стены в комнате, что можно было подумать, что ее пригласили в качестве прораба строительной бригады, дабы оценить фронт работ.
Степанов хмуро взирал на нее и прислушивался к утробным звукам в животе. Есть хотелось до умопомрачения. Мечту об овсяной каше с маслом упростил до пачки печенья. Где-то в рабочем столе, в одном из ящиков точно есть. Вернется в отдел, слопает всю пачку, утолит слегка голод, а потом можно и на доклад к начальству идти. Получит нагоняй - как без нагоняя, и только после этого помчится в ближайшее кафе, где и цены демократические, и кухня нормальная.
И вот, нате вам, "получи, фашист, гранату", как любит говорить его мать, имея ввиду подобных этой, "со сдвигом". Что и говорить, старушка в неадеквате. Принесла ее нелегкая на место преступления! Вернее, участковый ее пригласил в качестве понятой.
Степанов потоптался на месте, переместился и встал перед сидевшей на стуле хозяйкой квартиры, якобы требуя у той четких пояснений.
- П... погиб, - согласно кивнула сообразительная Серафима Максимовна, слегка заикаясь, и добавила, - автокатастрофа.
- Погиб, погиб наш Иван Кузьмич, - закивала Бронислава Ефимовна и с придыханием сообщила, - ехал он по трассе на разрешенной скорости, и тут навстречу грузовик, столкновение лоб в лоб. Как потом выяснилось, водитель грузовика был смертельно пьян. Этот пьянчужка почти не пострадал, а Иван... Ой, беда, беда, беда. Замечательный был человек, прекрасный муж и заботливый отец, - тут же дала она характеристику погибшему Ивану Кузьмичу.
Капитан полиции Степанов в характеристиках, не относящихся к данному делу, не нуждался, о чем и собирался сообщить присутствующим, чтобы пресечь ненужные разговоры на корню, после чего мягко удалить Кидалову из квартиры Устюжаниной, однако его опередили.
- Мы похоронили Ванечку месяц назад, - потухшим голосом сказала Серафима Устюжанина. - После похорон я уехала к сыну, к Игорьку, он живет со своей семьей в другом городе. Игорь настоял на моем отъезде, не хотел, чтобы я сидела одна в четырех стенах. А со мной он остаться никак не мог, работа...
- Получается, вас не было дома целый месяц, сегодня вы вернулись и обнаружили пропажу крупной суммы денег, - вернул разговор в нужное русло Степанов, значительно повеселев. - Что-то еще пропало из квартиры? Вы успели проверить?
- Если вы о серьгах-кольцах, то все мои безделушки на месте, - безразличным голосом сообщила Серафима Максимовна. - Только деньги пропали. Триста тысяч. Я планировала заказать мужу приличный памятник на могиле. Что теперь делать, ума не приложу.
- Это Иван пришел и забрал, точно тебе говорю, - констатировала соседка. - Говорю же - видела его собственными глазами.
- Когда... ты его видела, Броня? - страдальчески поморщившись, спросила Сима. Видимо, тоже начала сомневаться в адекватности соседки, после перепоя, хотя, ранее в употреблении спиртных напитков та замечена не была, тем более в чрезмерном.
- Сказала же - накануне твоего возвращения! Вчера вечером дело было! - возмущенно отреагировала Бронислава Ефимовна. И, понизив голос, продолжила, - слышу я возню на нашей лестничной клетке. Посмотрела в дверной "глазок" и вижу - кто-то стоит у твоей двери, Сима. Спиной стоит и ключ пытается вставить в замочную скважину. Но я-то знаю, что ты в отъезде, что никто из людей мужского пола прийти не может, поэтому сразу сообразила - это вор. Я не робкого десятка, решила выйти и приструнить домушника...
- А надо было звонить в полицию, а не заниматься самодеятельностью, - нравоучительным тоном сказал Степанов.
- Я, может, и позвонила бы в полицию, но меня смутило одно обстоятельство: тот человек был одет прилично и кого-то мне напомнил. Прежде чем выйти из квартиры, я его в "глазок" хорошенько изучила, а зрение у меня - дай бог каждому.
- Броня, ты сразу поняла, кто перед тобой? - задала вопрос Устюжанина.
- Нет, не сразу, - покачала та головой. - Сначала я его приняла за мужика из соседнего подъезда, он немного чокнутый - зимой и летом одним цветом.
- Он постоянно ходит к одной и той же куртке, - пояснила капитану Серафима Максимовна.
- Ага, - подтвердила Кидалова. - На дворе, понимаешь, конец апреля, а он в теплой шапке и в куртке с меховым воротником. Я предположила, что он перепутал квартиры по своему слабоумию, решила его вразумить.
- У Вани такая же куртка была, - упавшим голосом сообщила Серафима и приложила ладонь к губам.
- Да-да, его куртка, темно-синего цвета, почти черная.
- Он в ней был тогда, когда...
- Когда авария случилась, - продолжила за Устюжанину Бронислава.
- Можно подумать, подобная куртка - эксклюзивная вещь, - заметил доселе молчавший Степанов, который слушал чужой диалог и только и успевал переводить взгляд с одной дамы на другую.
Кидалова отмахнулась от него, как от назойливой мухи и продолжила:
- И вот, значит, открываю я дверь, - она согнула спину и изобразила как она открывает дверь, и будто бы просовывает в образовавшуюся щель голову. Сначала появляется нос, потом всё остальное. Воображение капитана четко зафиксировало это, капитан не сдержался и фыркнул. Кидалова с осуждением покосилась на него, все-таки выпрямилась, сложила руки по швам и как ни в чем ни бывало продолжила сложила. - Дверь скрипнула, а этот мужик... вообще никакой реакции. Можно подумать, нет меня. Ну, думаю, точно Федька-полоумный, его так все кличут, он не обижается. Тогда я что надумала? Надумала я его тихонечко окликнуть, чтоб, значит, не напугать до полусмерти, уж больно наш Федька впечатлительный и пугливый. Я ему - Федя, Федя, а Федя продолжает в замке ковыряется. Пришлось выйти на лестничную клетку. Со спины-то он на Федора похож, опять же куртка, будь она неладна, а когда я увидела, кто передо мной, то сама чуть сознания не лишилась. И как не лишиться, если передо мной... п...покойник. Иван Кузьмич наш. Господи, прости мою душу грешную, - перекрестилась Бронислава. - Точно он, не сомневайтесь. Видела его вот как вас сейчас, - она указала на Степанова, а Степанову стало не по себе. Оказывается, он тоже впечатлительный, пусть не такой, как Федька-полоумный, но уж точно не из пугливых.
- Вы могли перепутать? - совладав с неожиданными эмоциями, спросил капитан Степанов только для того, чтобы хотя бы что-то спросить. Собственный уверенный голос вернул его в нормальное состояние.
- Знаю, на что вы намекаете! - вспыхнула Кидалова. - Так вот я вам со всей ответственностью заявляю: у меня нет и не было галлюцинаций, и проблем со зрением у меня тоже нет!
- Вы про зрение уже говорили, - напомнил Степанов.
- Вот не надо на меня ТАК смотреть! Если мне не двадцать лет, и даже не сорок, то я уже выжила из ума? Все вы, молодежь, думаете, что люди старшего поколения давно забыли таблицу умножения, да что там таблицу умножения - они не знают, сколько будет дважды два. Разве я не права, Сима! - обратилась она за поддержкой.
Сима промолчала. Пожилая дама сразу приутихла, вернувшись в свое прежнее состояние. Немного покручинилась - приложила ладони к щекам и покачала головой, после чего не отказала себе в удовольствии продолжить затронутую тему о пришельце с того света.
- Уж прости меня, Сима, но я видела Ивана Кузьмича и никого другого! Стоял у твоей... у своей двери живой и здоровый, выглядел как обычно, с той разницей, что меня будто бы не заметил и не слышал, будто мы с ним существуем в разных мирах.
- Так и есть - ты на этом свете, а он - на том, - ни на кого не глядя, резюмировала Устюжанина.
Бронислава передернула плечами - то ли согласилась, то ли сомневалась.
А Устюжанина продолжила:
- Получается, Ванечка вернулся домой, чтобы забрать деньги? Зачем?
- Чтобы ты памятник на его могиле не ставила, - быстро нашла ответ Бронислава Кидалова. - Вспомни, о чем Иван всегда говорил, пусть и в шутку?!
- О чем?
- О том, чтобы ты, в случае, если он уйдет из жизни первым из вас, кремировала его тело. А ты? Ты предала тело земле...
- По христианским традициям, - добавила Серафима.
- Но он-то тебе ясно дал понять...
- Броня, прекрати, - осадила ее Серафима.
- Можешь мне не верить, но я... - Под умоляющим взглядом соседки Броня прикусила язык.
Хотя, Степанову надоели разговоры о призраках, пришедших за деньгами, - разговоры не по теме - однако он, не боясь дальнейших нападок со стороны Кидаловой, не удержался от вкрадчивого вопроса:
- Бронислава Ефимовна, вы какие лекарственные препараты принимаете?
- Еще скажи, что я наркотиками накачалась и у меня... шарики зашли за ролики, - по-свойски обратилась она к полицейскому, с трудом подобрав определение своего возможного состояния. И сообщила, - у меня здоровье на зависть некоторым молодым, которые пьют, курят и... ведут антисоциальный образ жизни. Если говорю, что видела Ивана Кузьмича, значит, видела. И никто меня в этом не переубедит! Ясно вам?
В лице Устюжаниной вдруг что-то переменилось, глаза нездорово заблестели, и, сдерживая рвущееся наружу ликование, она спросила:
- Броня, что случилось потом? Что... он сделал? - При этом избегала называть покойного мужа по имени.
Капитан понял свою оплошность, но было уже поздно.
- Что делал, что делал, - пробормотала Бронислава, - открыл дверь ключом, вошел внутрь и... закрыл за собой дверь.
- А ты?
- Я не пошла за ним. Уж не знаю, почему... Ноги будто приросли к полу. Сама я была как неживая... Как загипнотизированная увиденным... Постояла какое-то время, немного пришла в себя и вернулась в свою квартиру. Чувствовала я себя ужасно - ноги ватные, голова как чумная и перед глазами все плывет. Ясное дело - стресс. Дотащилась до дивана и... больше ничего не помню. Уснула, наверное.
- Когда я утром открывала замок, ничего подозрительного не заметила. Дверь была закрыта, я вошла... Никакого беспорядка не было... И никого в квартире не было... Не знаю, почему, но первое, что я сделала, оказавшись дома, бросилась проверять, на месте ли деньги. Меня как будто кто-то в спину толкнул... Будто кто-то нашептывал - проверь, проверь... Проверила... Денег на месте не было.
- Теперь мы подошли к тому, с чего начали, - подобрался Степанов, - где вы хранили деньги?
- В вазе, - ответила Серафима и указала на большую вазу красного стекла, которая стояла на столе. Ваза была до краев наполнена конфетами. - Деньги лежали на дне вазы, завернуты с полиэтиленовый пакет. Я подумала, что никто не додумается, что на дне лежат деньги.
- А Иван знал? - задала вопрос Бронислава.
- Конечно, нет. Я положила деньги на дно вазы перед отъездом к сыну. Хотела с собой взять, но передумала. У меня с собой была небольшая сумма, достаточная, чтобы покупать подарки внукам и не сидеть на шее у детей.
- И все равно, Иван знал, - стояла на своем соседка, - покойники всегда всё знают - сверху всё видят.
- Ну, хватит уже, Бронислава Ефимовна, - скривился, как от зубной боли, капитан, мальчик-милиционер, он же дядя милиционер по фамилии Степанов и по имени Степан. Голодный и злой.
К ним приблизился эксперт-криминалист и доложил:
- Отмычку при вскрытии двери не применяли, дверь открыли "родным" ключом.
- А я что говорила! - восторжествовала Кидалова. - Хозяин вернулся и открыл дверь своим ключом!
- Возвращайтесь-ка вы, гражданка Кидалова, к себе домой, - вежливо попросил Степанов, с трудом совладав с эмоциями. - Если вы понадобитесь, мы вас пригласим.
- Ну и пожалуйста, - поджала губы Бронислава, отчего верхняя губа поглотила нижнюю. Выказав величайшую обиду и не дождавшись извинений, старушка удалилась с гордо поднятой головой.
Серафима направилась в кухню, чтобы выпить воды. Она сидела на табурете, тянула воду из стакана и прислушивалась к разговору в гостиной.
- Фил, ты что-то нашел? - спросил у подчиненного капитан.
- Кое-что есть, - ответил тот.
Серафима заинтересовалась находкой полицейского и вернулась в комнату.
Парень, названный Филом, протягивал капитану полиэтиленовый пакет, в пакете что-то лежало. Зоркой Устюжаниной показалось, какой-то документ.
- Водительское удостоверение на имя... Абажурова Николая Павловича, - прочел Степанов. - Преступник проник в квартиру и оставил... визитную карточку. Очень интересно.
Степанов кому-то позвонил и попросил "пробить по базе Абажурова Николая Павловича". Затем обратился к хозяйке дома, пристроившейся на стуле.
- Серафима Максимовна, вам знаком Абажуров Николай Павлович? - И зачем-то покачал пакетом с водительским удостоверением внутри, зажав пакет двумя пальцами.
Устюжанина задумалась, затем протянула руку. Капитан вложил ей в руку пакет с документом. Серафима впилась взглядом в фотографию на документе. Молодой мужчина лет тридцати, приятной наружности, если по фото на документе можно судить о приятной наружности.
- Я никогда не встречалась с этим человеком, - ответила она после изучения фотографии.
- И фамилию Абажуров вы никогда не слышали?
- Никогда.
- Уверены?
- Абсолютно. У меня хорошая память, не сомневайтесь.
- Что вы все заладили - хорошая память, хорошее зрение, хороший слух, - себе под нос пробубнил Степанов. Измерил шагами комнату, придирчиво наблюдая за работой оперативной группы, забрал из рук Устюжаниной документ и спросил у нее, - может быть, он вам кого-то напоминает?
- Если вы намекаете на моего мужа, то ничего общего. Тем более, велика разница в возрасте.
- То есть, ваша соседка не могла ошибиться и принять Абажурова за... сами знаете кого?
- Не могла. У Брониславы нет проблем с головой... По крайней мере, не было до сей поры. Но я не думаю, что за месяц, что мы с ней не виделись, произошли какие-то кардинальные изменения с ее психикой.
- Что вы сами думаете о... человеке, который проник в вашу квартиру?
- У меня нет никаких соображений по этому поводу. Братьев у Ивана не было... Насколько мне известно, - договорила Серафима. - В любом случае, кто-то из близких родственников дал бы о себе знать за годы нашей совместной жизни. Все-таки тридцать пять лет бок о бок - немалый срок.
- Согласитесь, что место для хранения денег вы выбрали странное.
- Ничего странного - лучше на виду. Даже если вор проникнет в квартиру, он не будет поедать два кило конфет, может быть и съест пару-тройку, если он сладкоежка. Где люди обычно хранят свои сбережения?
- В банке!
- Банкам сейчас доверяют не все, особенно люди моего поколения.
- Конечно, лучше в чулке, - усмехнулся Фил.
- Почему же в чулке, можно в стопке постельного белья, - не приняла ироничный тон Устюжанина. - Или в кухонном шкафу в специальной... банке для хранения круп... Кстати, а где нашли водительское удостоверение Абажурова?
- Где? - переадресовал Степанов ее вопрос Филу.
- Возле ножки стола, - ответил Фил и указал, где именно.
- Преступник мог случайно опрокинуть вазу с конфетами, - предположила Серафима Максимовна. - Увидел деньги, согнулся, чтобы подобрать и не заметил, как выронил из кармана водительское удостоверение. Из всего выше сказанного можно заключить следующее: преступник не профессионал - профессионалы не ходят на дело с документами, удостоверяющими их личность.
- Откуда такие глубокие познания в данной сфере...хм... деятельности? - с усмешкой удивился Степанов, вскинув брови.
- Почитываю на досуге детективчики. А чем еще заниматься на пенсии?
В кармане капитана полиции затрезвонил мобильный телефон. Степанов выслушал абонента, поблагодарил за полученные сведения, которые явно касались Николая Абажурова, чье водительское удостоверение обнаружили в квартире Устюжаниной, у ножки стола. Он еще ничего не успел сообщить своим коллегам, как вновь высказалась Серафима:
- Не думаю, что этот Абажуров имеет отношение к преступлению. Его кто-то подставил. Значит, преступника следует искать в его ближайшем окружении... Хотя...
- Что? - без интереса спросил Степанов, с легкой иронией - то же мне, гений сыска нашелся.
- Абажуров мог потерять удостоверение, а преступник мог его найти, на свою же удачу. Нашел, а потом подбросил документ, чтобы пустить следствие по ложному следу. Идейка так себе, рассчитана на работников, ратующих за быструю раскрываемость с последующими привилегиями. Но мне повезло - вы, капитан Степанов, к этой категории не относитесь.
- Какая неприкрытая лесть.
- Не лесть, а констатация факта, основанная на знании жизни и людей.
- Давно живу, далеко гляжу, все обо всех знаю, - не отказался капитан от привычного бубнения себе под нос, несмотря на то, что тетка была ему симпатична, без всякого сомнения. - Получается, ваше первоначальное предположение было ложным, и преступник все-таки профессионал? - сдерживая улыбку, изрек он.
- Вовсе нет. Профессионалу нечего делать в квартире небогатых граждан - не та нажива.
- Из этого следует?
- Из этого следует, что преступник оказался в моей квартире случайно... Или не случайно - он преследовал какую-то свою цель, не имеющую отношения к краже денег. Однако присвоил чужие деньги - не мог себе отказать. Ваше дело выбрать правильный ответ или предложить свой.
- У кого еще были ключи от вашей квартиры?
- У моей соседки.
- У Кидаловой?
- Нет, у соседки, которая живет надо мной. Она, как и я, обожает комнатные цветы, поэтому я могла на нее положиться, в смысле ухода за комнатными цветами. Чего не скажешь о Брониславе. У той вся квартира завалена искусственными цветами, не квартира, а склеп какой-то.
- Бронислава Кидалова проживает одна в своей квартире?
- Одна. Муж умер пять лет назад, а дети разъехались и забыли о матери.
- Может быть, она была плохой матерью? - зачем-то спросил Степанов. Возмущение поведением Кидаловой еще не остыло, хотелось услышать хоть что-то нелестное в ее адрес, подкрепляющее его мнение.
- Хорошей она была матерью. Пренебрежительное отношение детей к родной матери пусть останется на их совести, - не купилась Серафима Максимовна.
- Чужая жизнь - потемки, - философски изрек мальчик-милиционер.
- Поэтому не нужно додумывать того, чего на самом деле не было. Тем более, к нашему делу это не имеет отношения, - осадила его потерпевшая.
- Вы в этом доме давно живете? - поспешно спросил тот, чтобы избежать неловкости.
- Квартиру нам подарили мои родители на свадьбу. Вот и считайте. Так что о семье Брониславы я знаю не понаслышке. У нас прекрасные с ней отношения, мы стали почти родными людьми, особенно после смерти ее мужа, когда она осталась одна-одинешенька.
- Ее поведение вам не кажется подозрительным?
- Давайте без намеков, капитан.
- Я не...
- Намекаете-намекаете, - покивала Устюжанина. - Хочу вас заверить, что Бронислава не злоупотребляет спиртными напитками. Скажу больше - она вообще не употребляет, от слова "совсем". Просто она выглядит сегодня... не как обычно. Весна, хронические заболевания дают о себе знать. Это я вам как врач говорю.
- Вы доктор?
- Врач-кардиолог. Как вы догадались, уже на пенсии. Пришлось уйти без собственного желания. Надо было освободить место для чьего-то протеже. Но я не борец. Написала заявление и ушла.
- Когда это случилось?
- В конце прошлого года. Думала, будем с Ваней наслаждаться спокойной жизнью... - Серафима приложила ладонь к губам, с трудом совладала с просящимися наружу слезами.
Капитан не удержался и опять положил ей руку на плечо - успокоил и посочувствовал. После чего снова заходил по комнате, не отдавая отчета своим действиям, взял из вазы красного стекла конфету, развернул и засунул в рот. Потом еще одну и еще. Фантики от конфет скрутил в шарик, только потом опомнился и спрятал шарик в карман пиджака.
- Хотите чаю? Или кофе? - поинтересовалась хозяйка.
- Нет, спасибо, - отрицательно покачал головой смутившийся мальчик-милиционер и вернулся к теме разговора, - значит, запасной комплект ключей от вашей квартиры хранятся у соседки с верхнего этажа.
- Да, только у нее. Как я уже говорила - соседка поливала цветы в мое отсутствие. Брониславе я довериться не могу - она их точно угробит: или забудет полить, или переусердствует с поливом, что тоже чревато.
- Расскажите о соседке.
- Дарья Петровна Лосева. Проживает вместе с внучатым племянником, он приехал из маленького провинциального городка, поступил в колледж, кажется учится на третьем курсе. Если я ничего не путаю. Прохор хороший мальчик...
- Прохор...
- Валежников, - подсказала Серафима. - Я не хочу, чтобы у мальчика были из-за меня неприятности. Ему двадцать лет, но он совсем ребенок, он не способен на разные... глупости, поверьте.
- Доверяй, но проверяй, - протянул Фил, потом обратился к капитану, - на вазе "пальчиков" нет.
- Вообще никаких отпечатков? - спросил у него капитан, почему-то устремив взгляд на хозяйку.
- Вообще, - ответил Фил, а Серафима сказала:
- Я к вазе не прикасалась, только конфеты разгребла руками, заметила, что денег нет и сразу бросилась звонить в полицию. Пока вас ждала, проверила свои безделушки. Как уже говорила - всё на месте.
Степанов кивнул и вновь обратился к криминалисту:
- Что-то еще?
- Увы, ничего, заслуживающего внимания.
- Будем работать с единственной находкой - с водительским удостоверением гражданина Абажурова.
- Товарищ капитан, - обратилась к Степанову хозяйка квартиры. - Я понимаю, для кого-то триста тысяч совсем небольшая сумма денег, но для меня - огромная. На свою пенсию я проживу, запросы у меня небольшие, но на памятник средств не хватит. Сына обременять не хочу... Вы меня понимаете?
- Понимаю. Я сделаю все от меня зависящее... - Степанов быстро осознал, что избитая фраза глубоко ранила женщину. - Серафима Максимовна, я буду очень стараться...
Серафима какое-то время сидела на стуле, не шелохнувшись, потом резко поднялась и направилась в прихожую. Сменила домашние тапочки на туфли, открыла входную дверь и от неожиданности отпрянула, едва не приземлившись на пятую точку. Перед ней стояла Бронислава с поднятой вверх правой рукой. Рука тянулась к звонку. Соседка не успела позвонить, дверь открылась, в итоге обе - и хозяйка, и гостья - перепугались.
Бронислава переместила руку на грудь и глубоко вздохнула.
- Вот так и не знаешь, где тебя смерть подстережет, - сообщила она с придыханием.
- Экая ты пугливая, Броня, - хмуро заметила Сима, быстро взяв себя в руки, и посторонилась, пропуская гостью в прихожую. Прежде чем зайти, та повертела головой. Сима с легко читаемым осуждением пробормотала, - да, входи ты уже, не строй из себе шпиона на задании.
- Тихо ты, - шикнула на нее Бронислава Кидалова, но вошла и дверь самостоятельно прикрыла, и замки проверила. После чего намерилась двигать на кухню, но прежде в комнату заглянула, позыркала по сторонам.
- С ума с тобой сойдешь, - высказалась хозяйка и спросила, - чаю хочешь?
- Не хочу я ничего. Я поговорить пришла, - сообщила гостья, усаживаясь на стул.
- Что-то еще вспомнила? - нахмурилась Сима и тоже присела. Подперла ладонью подбородок и уставилась на Брониславу.
- Вот ты мне не веришь... - вспыхнула Бронислава и тотчас утихомирилась. - Впрочем, твое право. Честно - я бы тоже не поверила, если бы мне кто-то сказал, что видел моего покойного мужа. Покрутила бы пальцем у виска. И стала обходить этого человека стороной... Ты тоже будешь меня сторониться, Сима?
Сима одарила ее легко читаемым взглядом - дала понять, что гостья в очередной раз сморозила глупость, но от замечания не удержалась:
- Твой муж умер пять лет назад, а мой... месяц назад... Сама не знаю, зачем это говорю.
- Время не лечит, - с печалью в голосе произнесла гостья, - напротив, боль прячется глубоко в душе и лежит тяжелым грузом. Постоянно копаешься в себе - что не сделала, чем могла помочь и не помогла.
- Твой муж прошел курс лечения, шел на поправку и вдруг... Тромб оборвался. Никто от этого не застрахован, с каждым может случиться, даже с молодыми людьми.
- Но как-то можно было... предугадать, какое-то лекарство курсом пропить, чтобы...чтобы тромб не обрывался?
- Броня, ты меня что ли обвиняешь? - вскинула брови Серафима.
- Что ты, что ты, - замахала на нее двумя руками Кидалова, - я тебе всегда буду благодарна за то, что продлила моему Илье жизнь. Если бы не ты, если бы не твое постоянное участие и твоя забота... Ведь я к тебе могла в любое время дня и ночи обратиться, и ты никогда мне не отказывала. Брала в руки свой чемоданчик и бежала к моему сердечнику.
- Я врач, я давала клятву Гиппократу.
- Сим, ты прости меня, что я... наболтала лишнего. Но с другой стороны, как было не сказать... Верно, нет?
- Сказала и сказала.
- Душу я тебе взбаламутила, дура старая... Я чего пришла-то, я пришла посоветоваться к тебе как к доктору. Наверное, у меня произошло помутнение рассудка.
- Я кардиолог, а не психиатр.
- Ну, да, не психиатр, - согласилась Кидалова. - Но посоветовать мне можешь - к кому обратиться, если появились галлюцинации.. Сим, чего ты молчишь?
- Я думаю.
- Ну, думай, думай.
Серафима выглядела такой несчастной, отрешенной и отчаявшейся, что Бронислава за нее перепугалась и запричитала:
- Симочка, ты не слушай старческие бредни. Я из ума выжила - сама не знаю, что несу. Не было никого, мне при... приснилось. Приснилось, точно тебе говорю.
- Не выжила ты из ума, Броня. Кто-то очень хотел, чтобы ты увидела... того, кого увидела. И обязательно мне бы рассказала.
Кидалова не поняла, на что намекает Устюжанина, на всякий случай сопереживающе повздыхала, вдруг встрепенулась и сказала:
- Я к тебе пришла с новостью!
- Еще одну новость я не переживу.
- К моим галлюцинациям эта новость не имеет никакого отношения.
- Ты что-то узнала о преступнике, который проник в мою квартиру и украл деньги? Его кто-то видел? Тебе Федя-полоумный сказал?
- Почему Федька-полоумный?
- Потому что он не так глуп, как хочет казаться. Глаз у него острый. И наблюдательный он. Людей насквозь видит, не хуже рентгена...
- Тоже мне, нашла наблюдательно-умного! - возмутилась Бронислава Ефимовна, не дослушав хвалебных речей в адрес Федора. И вынесла свое заключение, - дурак он и есть дурак.
- Пусть каждый останется при своем мнении.
- Нет уж, я хочу у тебя спросить: если Федька-полоумный меня ненавидит, значит, я плохой человек? Он видит всех и меня, в том числе, насквозь, что-то почувствовал и при каждом удобном случае выказывает свое отношение?
- Он тебя ненавидит, потому что ты его шпыняешь при каждом удобном случае. Так нельзя. Нельзя обижать убогого.
- Тебе, Сима, всегда всех жалко. Лучше себя пожалей.
- Теперь только и остается, как себя жалеть, - посетовала Устюжанина.
Чайник закипел, она принялась разливать чай. Потом направилась в комнату и вернулась с пресловутой вазой в руках. Выставила вазу с конфетами на стол. Бронислава вязала одну конфету, покрутила в руках и положила обратно.
- Я не о пропавших деньгах пришла поговорить, - осторожно вступила она. - Хотела... хотела поделиться с тобой радостью. Иль ни ко времени?
- Радостью? - удивилась хозяйка и проговорила, - ко времени, ко времени. Интересно послушать. Однако вид у тебя совсем не радостный.
- Потому что я Фома неверующий, быстро на слово не верю, мне нужны доказательства. Но в данном случае я изменила сама себе - взяла и поверила. А как не поверить, если... всё будто бы сошлось. Чудеса случаются, как оказалось.
- Хватит говорить загадками, - предупредила хозяйка.
- Сима, дело вот в чем... Помнишь, я тебе рассказывала историю моей матери, как во время войны она потеряла сына - в смысле, он скончался от какой-то серьезной болезни. Моя мать с младенцем на руках покинула родной город - бежала от фашистов. По дороге в эвакуацию оба заболели, их ссадили с поезда, поместили в больницу. Мать выжила, а мальчик-кроха скончался. Мать узнала о его смерти позже, когда пошла на поправку.
- Я помню эту историю. Первый муж твоей матери погиб на фронте, после войны она вышла замуж за твоего отца, тоже фронтовика, родила тебя. Но к чему ты ворошишь далекое прошлое?
- А к тому... - Бронислава собралась с силами и сообщила не слишком поспешно, - ко мне в дверь постучалась незнакомка... Молодая... Симпатичная блондинка с длинными волосами... Назвалась Леной.
- Ну и, - поторопила нерешительную соседку Серафима. Та погрузилась в свои мысли. Тогда Серафима повторила ее же слова, - к тебе пришла девушка по имени Лена и сказала...
- Лена заявила, что она младшая дочь сына моего брата по матери. Всего у него три дочери, она, значит, младшая, - с сомнением протянула Кидалова, опомнившись.
- Да, ладно, - отмахнулась Сима. - Получается, эта Лена приходится тебе внучатой племянницей? Она родная внучка твоего якобы умершего во время эвакуации брата?
- Так выходит, - развела руками Бронислава Ефимовна и пробормотала, - мама его не хоронила, сама пребывала на грани жизни и смерти, потом ей сообщили - умер ваш мальчик, его похоронили в одной могиле с другими людьми. Мама назвала меня в его честь - его Брониславом звали.
- Получается, он не умер? Он выжил?
- Получается, так, - в полном недоумении подтвердила Кидалова. - Мальчика перевозили из одной больницы в другую, потом он оказался в детском доме, и потом его усыновила бездетная пара. Бронислав не знал, что он приемный ребенок, мать открыла ему правду перед самой своей смертью. И назвала его настоящую фамилию - на самом деле он Иванников, а не Вержбицкий. Фамилия первого мужа моей мамы была Иванников. Бронислав долго искал свою родную мать, но как ее найдешь, если она давно вышла замуж и сменила фамилию во втором браке. Несколько лет назад мой брат Бронислав скончался, а перед смертью просил сына найти родственников по матери, если, конечно, таковые имеются.
- А с чего он решил, что мать выжила? Раз он оказался в детском доме, то резонно предложить, что мать умерла. Так ведь?
- Не знаю, что он там думал, может, сердце подсказывало - мать жива.
- Но как же так вышло, что его посчитали умершим?
- Кто ж его знает. Но в сорок втором вместо Бронислава похоронили другого мальчика... Войнаааа.
- Как же тебя нашли родственники? - поинтересовалась Серафима.
- Старшая сестра Лены имеет связи... где-то там, - ткнула пальцем в потолок Кидалова. - Покопались в архивах и выяснили, кто настоящая мать Бронислава Иванникова-Вержбицкого. А потом по цепочке и до меня добрались. Оказывается, семья моего брата живет в Саратове. И Бронислав там прожил всю жизнь. Это всего-ничего от нас. Вот такие чудеса чудесные!
- Я... рада. Но согласись - как-то подозрительно все это выглядит... Кстати, когда к тебе приходила новоявленная родственница Лена?
- Когда-когда, так вчера и приходила. После обеда, часика в четыре.
- Ясно.
- Что тебе ясно?! Не хочешь ли ты сказать... - грозно начала Бронислава, но быстро приуныла. Какое-то время в кухне царила тишина, затем Бронислава полушопотом рассудила, - Лена, значит, погостила, ушла, а потом... Да, нет, не может быть. И вообще, не вижу связи. Или связь есть?
- Броня, ты о чем?
- Я о том, что на почве радостной новости у меня случилась галлюцинация... Признание Лены шарахнуло обухом по моей старой голове, последствия не замедлили сказаться.
- Ты принимала какие-то лекарственные препараты?
- И эта туда же! - вспыхнула Кидалова, заговорив о Симе в третьем лице и вспомнив мальчика-милиционера.
- Погоди возмущаться. Нет ничего странного в том, что ты разволновалась от новости, и чтобы успокоиться, приняла какой-то препарат... с побочным действием. Ведь ты разволновалась?
- Ну, конечно. Едва чувств не лишилась. Но никаких лекарств не пила.
- Тогда я ничего не понимаю. Да, новость обрушилась на твою голову, да, могло давление подскочить, могло еще что-то случиться, но... это не повод... видеть призраки. Если бы кто другой сказал, я бы начала сомневаться в его нормальном психическом состоянии, но ты...
- Почему ты так странно на меня смотришь? В чем ты меня подозреваешь, Сима?
- Признайся, Бронислава Ефимовна, не выпила ли ты лишку на радостях? А, Бронислава Ефимовна?
- Сима, ты меня знаешь, - встрепенулась Кидалова.
- В том-то и дело, что знаю, но...
- Давай, продолжай, что ж замолчала...
Сима продолжать не спешила, задумчиво прихлебывала чай из чашки и смотрела в окно. Через распахнутую форточку доносилось пение птиц. По синему небу медленно передвигался неразличимый авиалайнер, оставляя за собой инверсионный след.
- Опять она о чем-то задумалась, - прошептала гостья и тоже взялась за чашку с остывшим чаем. Некоторое время пребывала в своих гениальных мыслях, затем с шумом вернула чашку на стол и с вызовом заявила: