Альм Лара : другие произведения.

Цепочка женских обид. Главы 13-14. Окончание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава тринадцатая
  
   Покинув дом сестры, я с комфортом расположился в своем автомобиле. Странное дело - немцы гордились своим автопромом, выпускали классные машинки, а ездили только на маленьких и экономичных. На таких транжир, как я, разъезжающих по городу на фольксвагенах "Туарег", они взирали с осуждением.
  - А мне нравится! - бубнил я себе под нос каждый раз, когда замечал очередное презрение. При этом старался, чтобы разумные немцы не услышали мое бубнение и не сочли меня умалишенным.
   Сейчас я сидел в любимом авто и чувствовал себя капельку счастливым.
  - Интересно, что бы я предпринял, если бы мне сказали: "Через пару месяцев наступит конец света"? - вслух рассудил я, выруливая на автомагистраль. - Сидел бы дома и с ужасом ожидал этого конца? Подходил бы к окну и через малюсенькую щелочку выглядывал на улицу, наблюдая реакцию других людей? Или сам бы присоединился к бурлящей толпе, сорил бы деньгами, кутил бы до самого пришествия конца света? Познал бы то, что мне было до сей поры недоступно. Второе гораздо интереснее первого. Однако, возникает вопрос: Не было ли объявление конца света несколько преждевременным, не останусь ли я с пустыми карманами, если конец света отменят? Карнавал прощания закончится, я оглянусь вокруг и пойму: все люди вернулись к повседневной жизни, они заняты делом. Один я так привык к развлечениям и ничегонеделанью, что уже не могу вернуться в ту жизнь. Надо трудиться, а я забыл, кем был и что умел, на праздное времяпровождение у меня нет денежек. Вывод? Надо быть уверенным, что конец света, действительно, наступит, а то можно остаться ни с чем! Наверное, я пускаюсь в крайности. Но возможен еще один вариант: достойно встретить конец света. Понятно, что я подразумеваю под концом света. А что значит, достойно? Надо работать и параллельно с этим не отказывать себе в удовольствиях. Пьянки-гулянки я не уважаю, значит, они не могут относиться к моим удовольствиям. Их можно заменить подарками самому себе! Чем же порадовать себя?
   Этот вопрос так озадачил меня, что я не смог вести автомобиль и приткнулся возле чужого дома. Я окинул строение взглядом и понял, чего мне не хватает для полного счастья - своего дома! Он же крепость, он же моя мастерская, где я смогу отвлечься от суеты большого города и погрузиться в творчество.
   Желание обзавестись недвижимостью было так сильно, что я решил не откладывать покупку в долгий ящик и позвонил одному знакомому, который недавно обращался в агентство недвижимости. Он поделился радостью:
  - Роберт, я живу в новой квартире! Она на окраине Берлина, но до центра можно добраться за тридцать пять минут.
   Я стал расспрашивать об агентстве, где была совершена сделка. Знакомый долго пел дифирамбы о нем, под конец назвал адрес, по которому это агентство располагалось.
   Я отправился на Ранкештрассе...
  
  - Роберт Зепп, теперь вы владелец этого великолепия! - Разговоры с самим собой стали привычными.
   Я стоял перед аккуратным двухэтажным строением и любовался им. Добротный кирпичный дом встречал меня настороженно, словно оценивал нового хозяина.
  - Привет, - сказал я и помахал рукой. - Надеюсь, что за то недолгое время, которое нам суждено провести вместе, мы подружимся.
   Дом блеснул глазками-окнами и замер в ожидании. Я переступил порог и окинул взглядом первый этаж. Здесь находились большой зал, кухня-столовая и хозяйственная комната.
  - Не слишком ли много пространства для одинокого мужчины? - спросил я у дома. Зажмурился и представил рядом с собой Яну и Берточку. Я держал обеих за руки, а они с восторгом осматривали новое приобретение мужа и отца. Мою голову сдавила такая боль, что я покачнулся и поспешил открыть глаза. Все было по-прежнему: в большие окна заглядывало любопытное солнце, а рядом никого не было. - И уже не будет! - Громко заявил я. На ум сразу пришла Шиманская. Интересно, понравился бы ей этот дом? - Мысленно задался я вопросом. - Не думаю, что у нас могло что-то получиться! - с вызовом объявил я дому, надеясь уловить подтверждение или отрицание моих слов. Новое пристанище осталось глухо: ему было без разницы, будет ли здесь жить полноценная семья или только одинокий художник. - Да-да, между нами огромная разница: Янина такая приземленная, а я - человек творческий, - отчаянно закивал я, пытаясь себя убедить в первоначальном заявлении. - Но Янка тоже была человеком обычной профессии. Инженер. Однако мы находили общий язык. Главное - взаимопонимание между людьми! - Попытался доказать я дому. - Я не сказал "любовь", для меня эта тема - табу. Взаимопонимание!
   Я поймал себя на мысли, что допускаю присутствие рядом с собой другой женщины. Не любой женщины из толпы, а именно Янины Шиманской. Но захочет ли она этого? Тем более, что Янина знает о моей болезни. Еще посчитает, что я нуждаюсь в сиделке.
   За размышлениями я не заметил, как поднялся на второй этаж. Я поочередно заглянул во все четыре комнаты, расположенные здесь, словно хотел найти еще одно живое существо. Дом был пуст. Я сразу выбрал себе спальню: это была очень светлая комната, выходящая окнами на восток. Я люблю просыпаться с восходом солнца, оно заряжает меня. Вид из окна был великолепный: на приусадебном участке росло множество лиственных деревьев и кустарников. От бывших хозяев остались странного вида скульптуры, которые не радовали глаз художника. Но я уже договорился и их должны вывести с моего участка.
   Вдали, чуть левее окна, виднелся общественный парк и небольшое озеро. Когда мне наскучит одиночество, я смогу прогуляться по парку, постоять возле воды, посидеть на скамейке, уединиться не с самим собой, а с природой.
   Я проследовал в другую комнату, которую отвел под мастерскую. Здесь уже было все готово к работе...
   Я взял в руки кисть и сразу вспомнил рассказ Франца о женщине со страшным диагнозом. Рука сама потянулась к холсту и стала создавать картину-лекаря для очередного пациента артклиники. Головная боль незаметно отступила...
   Картина родилась за несколько часов...
   Больной дельфин едва держится на плаву. Это замечают двое его сородичей, они подхватывают его и удерживают на поверхности воды, предоставляя ему возможность дышать...
   Я назвал новое творение "Помощь друзей"...
   Через день я снова погрузился в работу. Теперь это был портрет женщины. Не придуманный образ, а портрет знакомого мне человека. Эту картину я писал для себя, она будет моим лекарем.
  - Вафа, ты была бы очень рада, увидев меня за работой. Я не только лечу своими работами других людей, но и взялся за себя. - Я представил лицо своей бабули: она улыбалась мне и ободряюще кивала головой. - Мне бы очень хотелось познакомить тебя с этой женщиной. Когда-то давно ты сказала, что я со временем создам новую семью, а я возмутился такому заявлению, а теперь... вполне допускаю. Даже если бы пред моими очами явилась Марты и стала бы меня уверять, что новый брак приблизит мою кончину, я не стал бы прислушиваться к ее мнению... Можно подумать, раньше ловил ее советы на лету и бежал вприпрыжку, чтобы претворить их в жизнь! Теперь, находясь в ожидании собственного конца света, мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной появился близкий человек. Не для того, чтобы ухаживать за мной. Пока я, слава Богу, передвигаюсь на своих двоих, а когда наступит начало конца, то я решу этот вопрос в одно мгновение. Я не допущу, чтобы в таком состоянии меня видела Янина Шиманская.
   Вышедший из-под кисти художника-тральфреалиста портрет Янины навевал воспоминания о лете. Сейчас я объясню, почему...
   Это была не женщина-врач в эпоху соцреализма, это была англичанка в период правления короля Генриха ХIII. Я выпрямил ее вьющиеся волосы, сделал прическу гладкой, зализанной, чтобы ничего не отвлекало от ее огромных голубых, как чистое небо, глаз. На ней было платье приглушенно-розового оттенка. Я выбрал именно этот цвет, потому что он более мягок и невинен, он более тонок и созерцателен, чем другие. Розовый цвет успокаивает и дает надежду.
   Главной особенностью этого платья был стояче-отложной воротник из... полевых цветов. В нем преобладали ромашки и васильки. Все уверены, что название василька говорит о его цвете. А вот и нет! Луговые васильки малинового цвета, фригийские - фиолетово-малиновые, а в Западной Сибири растут двухметровые васильки желтого цвета. Бывают еще белые и черные, но от последних я решил отказаться. Черный цвет не должен присутствовать в картинах-лекарях.
   Воротник платья получился великолепным, его хотелось рассматривать и рассматривать, любоваться искусно выложенным орнаментом.
   В довершении я украсил шею женщины бусами из розового кварца. Не знаю, носили ли их модницы во времена Генриха ХIII, но думаю, они не обидятся на меня за эту вольность. Я не случайно выбрал этот камень, он для тех, кто потерял радость жизни и надеется ее вернуть, он врачует душевные раны и настраивает на любовь.
  - Настраивает на любовь? - задумчиво протянул я и смутился, при этом крепко сжал кисть руками, будто удерживал ее от изменений на холсте. - Мне это нужно? Наверное, да, раз я выбрал именно такие бусы.
   Янина Шиманская вопросительно посмотрела на меня, ожидая ответа без ноток сомнений.
  - Уже поздно... - невнятно промямлил я, - уже все поздно...
  
  
   Перед серьезным разговором с Шиманской Борис Лейкин решил посоветоваться с женой. Он долго объяснял, кто она такая и почему выбор пал на нее.
  - Если Роберт серьезно болен, то не думаю, что он захочет... общаться с малознакомой женщиной, - предположила Вера, терпеливо выслушав сбивчивый рассказ мужа.
  - Но Роберт так на нее смотрел! Вот я и подумал: кто, кроме нее?!
  - Эй, знаток в лямурах, ну-ка, рассказывай, как он на нее смотрел? - спросила она и хитро взглянула на супруга.
  - Заинтересованно и мечтательно! - выдал тот.
  - Допустим, Роберта привлекла эта женщина, но с чего ты взял, что она захочет выслушать твои предложения? Может, у нее этих поклонников вагон и маленькая тележка... Зачем ей человек, который... - Вера прикусила язык.
  - Ну, продолжай! Что же ты замолчала? - Лейкин насупился.
  - Боря, надо смотреть правде в глаза: Роберт не гриппом заболел, у него онкологическое заболевание. И почему вы вбили себе в головы, что он... Прости, я что-то не то болтаю.
  - Совсем не то! - обидчиво бросил Боря. - Могу наговорить кучу банальностей, типа, надежда умирает последней, нельзя складывать руки и так далее. Я не собираюсь тебя переубеждать. На своем месте ты считаешь так, не приведи Господь, переместишься на другое место, переосмыслишь избитые истины, увидишь их в другом свете. И решишь для себя - хочешь бороться или нет? Все зависит от желания. Но желание обязано появиться, огромное жгучее сумасшедшее желание выкарабкаться. Ради себя, ради дорогих тебе людей. В Новороссийске мы долго обрабатывали Роберта, но в успехе я не уверен. Ради нас, даже ради моей матери, к которой он особо привязан, потому что она напоминает ему Яночку, он не готов бороться. Хорошо, что руки на себя не наложил.
  - Думаешь, Роберт был готов к подобному выходу?
  - Я прочел это у него на лице, когда пришел к нему домой. Он так долго не открывал дверь, что я заподозрил неладное. А когда открыл, был похож на человека, который не просто смирился с близким концом, а раздумывает, как бы его приблизит.
  - Ужас какой! - Вера приложила ладони к щекам и покачала головой. - Но что же делать?
  - Я же тебе говорю...
  - Боря! Я не верю в подобные чудеса! Хоть, убей меня, не верю! Надо идти проверенным путем. Найти онколога высокого класса, который сможет сделать операцию по удалению опухоли. Потом Роберту придется пройти химиотерапию, но если все сделать вовремя, то успех гарантирован.
  - Он никогда не ляжет под нож хирурга! И знаешь, почему? Он не верит, что операция его спасет. А если человек не верит, то ему, действительно, нет смысла соглашаться на это. Вера - на ней все основано. И я должен ему помочь приобрести эту веру! Пусть это звучит высокопарно.
  - Сосватав невесту, которую Роберт видел пару раз? Абсурд! - Она заметила расстроенное лицо мужа и попыталась смягчить тон и успокоить его. - Поступай, как решил. Надо верить в чудеса.
  - Конечно! - повеселел Борис. - Ни один скальпель хирурга так не поможет, как поддержка дорогого человека...
   Пару дней Лейкин собирался с силами. Первый раз на его долю выпала подобная миссия. Он мысленно обозвал себя сводником по необходимости, вырядился в парадно-выходной костюм и предстал пред светлые очи жены.
  - Боря, ты часом не сам собрался жениться? - озаботилась Вера. - К чему такое преображение?
  - Иду сватать друга без его желания, - сконфуженно пояснил он. Смахнул с костюма невидимую пылинку и спросил, - Вер, думаешь, я выгляжу чересчур... вызывающе?
  - Иди уже, сваха! - Жена развернула его на сто восемьдесят градусов и вытолкнула из квартиры.
   Борис постоял несколько минут у своей собственной двери, раздумывая, не вернуться ли назад и переодеться в повседневную одежду без вызывающего пафоса? А еще лучше, вообще, нацепить спортивные штаны и футболку, сесть перед телевизором и смотреть любимый хоккей, отложить визит к Шиманской, допустим, на завтра. Потом на послезавтра. А дорогое время уходит. Так можно и опоздать.
  - Да, что ж такое! - взревел Лейкин на весь подъезд, - все раздумываю, теряюсь, репетирую... Довольно!
   И решительный шагом стал спускаться по лестнице.
  
   На боевом посту, как обычно, сидела баба Мара. Она окинула Лейкина прищуренным настороженным взглядом, вначале не узнав его, а потом расплылась в улыбке.
  - Боря, здравствуй! Ты чего пришел? Робка ведь давно уехал.
  - Здравствуйте баба Мара, - вежливо поприветствовал он любопытную старушку. - Пришел квартиру проверить.
  - А чего ее проверять, Валька почти кажный день заходит.
  - Каждый день говорите, - задумчиво сказал он и посмотрел на подъезд Роберта. - А Валентина дома?
  - Дома, а она тебе зачем? - Глаза бабы Мары загорелись в ожидании сенсационного заявления.
  - Роберт одну вещицу найти не может, позвонил мне и попросил в квартире поискать. - Борис кивнул в сторону окон квартиры Зеппа. - Может, соседка убиралась и нашла...
  - Что за вещица? - Навострила ушки любознательная особа.
  - Ч... - Борис хотел ляпнуть: Черт его знает! Но вовремя опомнился. Куда меня занесло? - Подумал он, параллельно обругав себя за несообразительность: Теперь старушка из меня клещами будет правду вытаскивать. - Баба Мара, а не приходила к Роберту девушка? - Загадочным голосом поинтересовался он, увиливая от допроса.
  - Приходила, я же ему рассказывала.
  - Про тот визит я знаю, а больше она не появлялась?
  - Нет! - без сомнения в голосе ответила баба Мара.
  - Может, вы ее пропустили?
  - Я же тебе говорю - нет! Я поштишто всегда на посту!
  - Но могла эта девушка, допустим, прийти, когда вы пошли... обедать?
  - Старая я совсем, аппетита нет...
  - Она могла прийти рано утром или поздно вечером, желая застать хозяина, - Борис не знал сам, куда он клонит, но внутреннее чутье подсказывало, что направление он выбрал правильное.
  - Это возможно, - согласилась старушка после недолгого раздумья.
  - У кого мне узнать об этой девушке?
  - У соседей! - подсказала она. - У той же Вальки или у новой, у врачихи! Я думаю, если девица приходила и не застала Робку, то, скорее всего, позвонила к одной из них. Так что тебе, парень, надо у них поспрашивать!
   А Бориска-молодец! - мысленно пропел Лейкин оду в свою честь, а вслух поблагодарил бабу Мару за подсказку. Сам бы они никогда бы не додумался.
  - А то! - с чувством собственного достоинства подтвердила она.
   Борис шустро направился к нужному подъезду. Спешил не зря - вдогонку старушка снова поинтересовалась пропавшей вещицей, но он сделал вид, что не слышит.
  - Вот женщина, - прошептал он, - легче попасть в тыл врага, чем проскользнуть мимо бдительной бабы Мары.
   На звонок никто не отреагировал, несмотря на то, что время было вечернее, и Лейкин рассчитывал застать Шиманскую дома.
   Может, у нее дежурство, - подумал он. - Что же теперь делать: уйти или подождать ее в квартире Роберта? Если я уйду, то вернусь ли снова для серьезного разговора, к которому готовился несколько дней? Нет, надо ее дождаться!
   Борис достал ключ от квартиры Зеппа и вставил его в замочную скважину, но даже не успел провернуть, когда услышал легкие шаги. Почему-то он был уверен, что на лестнице шелестит та, которая ему так нужна. Мужчина сделал вид, что усердно ковыряется в замке и его никто не интересует.
  - Роберт?! - радостно воскликнула женщина за его спиной. Лейкин, нехотя, повернулся. - Ой, простите, я обозналась. Перепутала вас с соседом. - Огонь в ее глазах резко погас. - А вы...
  - Добрый вечер, - вежливо поздоровался он.
  - Добрый, а вы...
  - Я родственник Роберта. А мы с вами уже встречались. Вы были понятой...
  - Не самые приятные воспоминания, - покачала головой Янина. Борис согласился с ней. - Есть новости? Или следствие, как обычно бывает, зашло в тупик?
   Лейкин напустил таинственности.
  - Давайте пройдем в квартиру и поговорим.
   Он распахнул дверь, но женщина заходить не спешила.
  - Может, лучше ко мне! Как-то неудобно без хозяина...
  - Хорошо, - быстро согласился Борис, закрыл дверь и последовал за Яниной в соседнюю квартиру.
   Они прошли на кухню, женщина начала накрывать на стол. Лейкин следил за ней. Она автоматически резала сыр, колбасу, разливала чай, но сама была где-то далеко, точно не на своей собственной кухне. Оценив взглядом накрытый стол, она пристроилась на стул и, наконец, обратила внимание на гостя.
  - Янина, мне нужно с вами серьезно поговорить.
  - Вы извините меня...
  - Борис Андреевич, - подсказал Лейкин.
  - Борис Андреевич, я очень устала, у меня сегодня было три операции. Так что к серьезным разговорам я не готова.
   Лейкину захотелось улизнуть, благо и предлог появился. Но он остался на своем месте, взял в руки чашку и отхлебнул горячий чай. Осторожно вернув чашку на блюдце, он спросил.
  - Вас перестало интересовать следствие по делу о покушении?
  - Вовсе нет. Но мне показалось, вы хотите поговорить не об этом.
  - Вы проницательны. И не думайте, что я пришел по просьбе Роберта. Он ничего не знает о моем визите к вам.
  - Даже так? - вскинула брови женщина. - А Роберт не будет против наших разговоров за его спиной? - Когда женщина произносила имя Зеппа, ее голос дрогнул. Лейкину показалось, что упоминаемая личность оставила след в ее душе. По крайней мере, ему этого очень хотелось. - Кстати, как он себя чувствует? - искусственно незаинтересованным голосом спросила она.
   - Роберт никогда не жалуется, но по нему заметно, что головные боли его сильно беспокоят: он часто потирает виски, не замечая этого, или тихонько постанывает, когда погружается в свои мысли и забывает, что рядом кто-то есть. Я... беспокоюсь за него. А тут еще покушение! Кому может мешать такой спокойный и неконфликтный человек, как Роберт?
  - Я так понимаю, что он небеден, а у таких людей всегда есть недоброжелатели. Он мог кому-то помешать.
   - Кому может помешать художник? Заказчику, которому не понравился портрет? Так Роберт отказался от заказов. Он полностью посвятил себя написанию картин, способных излечить больного человека. Не будет Роберта, не будет картин, артклиника придет в упадок. Конечно, на нее работает несколько художников, но таких талантливых, как Зепп, нет! Его картины дают удивительный эффект выздоровления. Пациенты клиники клюют на его имя, как на имя знаменитого доктора, потому что слухами земля полнится: помог одному, другому, те рассказали следующим.
  - Я почти уверена, что сто процентного результата нет, как и при традиционных методах лечения. Кому-то картины Роберта не помогли. Человек скончался, а его родные решили, что только упустили драгоценное время. Кто виноват? Художник! Не было бы художника, не было картин, никто бы не уговаривал больного лечить болячки новомодным способом.
  - Этот способ далеко не новомоден. В России не распространен, а в Европе и в Америке применяют достаточно давно.
  - Хорошо, допустим, никто из родственников почивших пациентов на жизнь художника не покушался, тогда кто на него покушался? Вы были у того сердитого капитана, который приезжал сюда?
  - Был. Капитан Татаренко сказал, что единственный свидетель - это наша дорогая баба Мара, которой сто лет в обед, поэтому ее показания сомнительны. Я уверял, что у нее зрение, дай бог каждому, хоть, она и уверяет, что плохо видит, плохо слышит...
  - И ее наблюдательности любой позавидует, - подсказала Шиманская. - А что она видела?
  - Капитан спросил, незнаком ли мне косолапый тучный человек высокого роста? У меня таких знакомых нет. Я позвонил Роберту. Все рассказал. Он заверил, что тоже не знает, кто это может быть, хотя зрительная память у него, как у любого художника-портретиста, великолепная.
  - А возраст?
  - Баба Мара видела его со спины, она утверждает, что из-за полноты и неуклюжести ему можно дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят... Она в тот день заступила на свой пост раньше, чем обычно, и сразу обратила внимание на незнакомца, который уже покидал двор. Если бы она вышла в свое время, то он успел бы уйти незамеченным. Баба Мара заявила, что за ней следили, изучили ее расписание, чтобы не попасть ей на глаза. "Убивец" выбрал самое подходящее время: жители домов отправились на работу, ученики в школу, а домохозяйки еще заняты домашними делами, им не прогулок.
  - А почему Татаренко решил, что этот косолапый имеет отношение к покушению на Роберта?
  - Он очень спешил...
  - Может, человек на работу торопился?
  - Он - чужак, наш наблюдатель здесь всех знает. Это первое, а второе - он нес в руках непонятный предмет, похожий на футляр для гитары.
  - Если у него в руках была СВД, то футляр для нее должен быть не менее метра тридцати, - задумчиво сказала Янина.
  - Вы имеете в виду снайперскую винтовку Драгунова?
  - Да, именно, ее. Длина винтовки составляет где-то метр двадцать... Для гитары многовато...
  - Баба Мара утверждала, что предмет похож на футляр, а там, пойди, разберись, что было у него в руках. Но самое главное - на чердаке дома, расположенного напротив вашего, были обнаружены гильзы от СВД.
  - Неужели вам этот человек незнаком!? - не поверила Шиманская с таким возмущением, что Лейкин решил, что она его подозревает в организации покушения на Роберта Зеппа. - Постарайтесь вспомнить! - Она вскочила и забегала по кухне, забыв о трех операциях, проведенных ею. Ее глаза метали молнии.
  - Я пытался, но никто на ум не приходит.
  - Борис Андреевич, кто, кроме вас, знает окружение Роберта?! - вновь призвала она, еще немного помаячила перед гостем, вернулась на свое место, подперла подбородок рукой и обреченно заметила, - пока этого убийцу не найдут, Роберт не сможет вернуться в Россию. Хотя, почему я так решила? Убийца может достать его и в Германии.
  - Моя мать утверждает, что в Германии ему ничего не грозит, - добавил Лейкин и пожал плечами, будто сомневался в ее словах.
  - Может быть, - согласилась Шиманская. - Но все равно, нельзя сидеть, сложа руки!
  - Я не сижу, - начал оправдываться Борис. - Вот, к вам пришел... за помощью. - Наконец, он перешел к основному вопросу повестки дня.
  - Ко мне? - недоуменно спросила женщина. - Чем я могу помочь? Злодея я не видела, в число близких друзей не вхожу. У меня и с Робертом шапочное знакомство. - Последнюю фразу она произнесла с явным сожалением. Лейкин сразу ухватился за нее.
  - Янина, покушение меня беспокоит, но я больше думаю о болезни Роберта. О его сложном душевном состоянии, - начала он издалека подбираться к своему предложению. Действительно, не спрашивать же в лоб: "Вы хотели бы поближе познакомиться с моим другом?" Этак можно услышать нелицеприятное пожелание в свой адрес. Тогда о Шиманской можно забыть и вплотную заняться поисками девочки Раи - бывшей жительнице поселка Большой Утриш, к которой так привязался Роберт. Рая, Раечка, где тебя искать?!
  - Борис Андреевич, говорите прямо: что вам от меня нужно?
  - Я хочу, что вы поехали в Берлин, - мило улыбнулся Лейкин.
  - С какой стати мне туда ехать, меня там никто не ждет, - грустно заметила она.
  - Вы ошибаетесь! Вас там очень ждет один больной человек, потерявший надежду на выздоровление.
  - Не думаю, - вздохнула Янина, - этот человек принял решение, и никто его не переубедит. Если он не прислушивается к вашему мнению, то на мое ему, тем более, наплевать.
  - Вы - единственный человек, который способен помочь Роберту! Я в этом уверен.
  - Почему?
  - Потому что... - Борис замялся. Не говорить же ей о заинтересованном и мечтательном взгляде Зеппа, которым он смотрел на нее.
  - Почему? - не отставала догадливая женщина.
  - Я... Моя дочь была замужем за Робертом. Она и моя внучка погибли... Вы слышали эту трагическую историю? - Янина кивнула. - Роберт очень ее любил. Прошло много лет, а он... живет по инерции. Ест, спит, разговаривает, редко веселиться, больше грустит, мечется. По-настоящему возвращается к жизни, когда занят любимым делом, и когда его произведения искусства творят чудеса. В эти минуты это прежний Роберт. А недавно я заметил подобное состояние в повседневной жизни. Он разговаривал с вами, Янина. Мне показалось, что тогда он захотел жить. Сейчас вас нет с ним рядом, неизвестно, какие мысли взбредут в его больную голову... Надеюсь, я вас убедил. Я вы убедите Роберта! Он начнет вести борьбу со своей болезнью, пусть затяжную, но при нашем участии, он ее победит.
   Янина так внимательно смотрела на Лейкина, будто у него неожиданно появились увечья, над которыми ей придется потрудиться.
  - Если он вам безразличен, то я прошу прощения за свою назойливость, - пробормотал он. Хотел уйти, но пока не спешил. Женщина еще ничего не сказала.
  - Впервые вижу, чтобы тесть сватал невесту зятю, - неожиданно заявила Шиманская.
  - Бывшему зятю, - подсказал Борис. - Роберт мне не просто зять, он мне, как сын, как друг, он мне... родной человек. Моя мать считает его внуком...
  - Вы все время упоминаете в разговоре маму, она, наверное, очень мудрый человек?
  - Не то слово, она понимающий человек, Роберт ее обожает. Нам пришлось рассказать ей о болезни нашего мальчика. Сначала она испугалась, но потом взяла себя в руки и начала предлагать разные пути выхода... из этой ситуации.
  - Это ее идея - отправить меня в Берлин?
  - Это наше коллегиальное решение...
  - А Роберт в курсе?
  - Нет, что вы! - замахал Борис руками, но тут же опомнился, - но я точно знаю, что он будет только рад.
  - Я разговаривала с Робертом. Мне показалось, я не смогла его переубедить.
  - Вам показалось. Надо действовать иначе. Меньше разговоров, больше действий.
  - Каких действий?
  - Разных, - уклонился от прямого ответа Лейкин.
  - Вы предлагаете мне... залезть к нему в постель?! - задохнулась от завуалированного нескромного предложения Шиманская.
  - Я не предлагаю вам стать его любовницей, - пошел на попятный Борис. - Я хочу, чтобы вы помогли Роберту, разбудили в нем чувство, которое вернет ему радость жизни! Он заинтересовался вами, значит, у нас всех появился шанс...
  - Знаете разницу между любовницей и любимой женщиной? - вдруг спросила Шиманская. - Вроде, однокоренные слова, но между ними пропасть. У меня есть подруга, которая много лет встречается с женатым мужчиной. Она утверждает, что он приходит к ней, когда у него все хорошо, так сказать, чтобы закрепить успех на работе победами на личном фронте. А когда у него проблемы, он бежит к жене, потому что только она поймет его, пожалеет, приголубит, уложит в постельку и будет сидеть рядом и успокаивать.
  -Какой вариант вас устраивает больше? - хриплым голосом поинтересовался Борис.
  - Оба, - не задумываясь, ответила Янина.
  - Роберт - закрытый человек, он не привык жаловаться... Когда они жили с Яночкой, он и тогда был неразговорчив, но она умела читать по его глазам, она понимала Роберта, как никто другой. Она чувствовала его. Поэтому он до сих пор любит Яну. Но это не значит, что его сердце навсегда закрыто, - быстро поправился Лейкин.
  - Я постараюсь... - Шиманская похлопала Бориса по руке, - вы замечательный друг! Даже завидно, что у меня такого нет.
  - Если вы захотите, я стану и вашим другом тоже!
  - И познакомите меня со своей мудрой мамой?
  - Обязательно!
  - Знаете, Борис Андреевич, я могу поехать в Берлин только через месяц... У меня плановые операции, которые я не могу отложить.
  - Вы думаете, время терпит?
  - А чем Роберт сейчас занят? - спросила она, не отвечая на поставленный вопрос.
  - Слава богу, он погрузился в работу, пишет картины для больных артклиники.
  - Это прекрасно! Время терпит, если человек находит силы заниматься любимым делом... Значит, через месяц я увижу Роберта! - мечтательно протянула она. - Но как я объясню свой приезд в Германию?
  - Придумайте причину. Например, скажите, что в Берлине проходит съезд хирургов и вас пригласили участвовать в нем.
  - Европейский конгресс или симпозиум, - подсказала Янина.
  - Только вы с ним обращайтесь, как с хрустальной статуэткой: бережно и осторожно, - попросил Лейкин. - Одно неосторожное слово, и он может захлопнуться в своей раковине. Для начала вы должны стать ему другом, не показывайте, что он вам симпатичен. Просто ровные доверительные отношения.
  - Только что вы призывали меня... не только разговоры разговаривать, - усмехнулась Янина, - а теперь хотите, чтобы я была осторожной. Так какой мне быть в отношениях с вашим другом?
  - Настойчивой и острожной. Маленькими шажками подбираться в границе, которую он обозначил. Почувствуйте, где эта граница! Подойдите к самому краю и ждите, пока он не проявит инициативу. А когда он сам переступит через границу, вам и карты в руки! И обязательно позвоните ему накануне отъезда. Попросите встретить вас, объясните это незнанием языка или тем, что вы не знаете Берлин.
  - Я знаю Берлин и отлично говорю по-немецки! И если я еду на симпозиум, то меня обязана встречать принимающая сторона.
  - Думаю, Роберту такие тонкости неизвестны. - Какое-то время Борис молчал, потом выдал, - нет, лучше не нужно ему звонить, плести о незнании языка. Не надо начинать отношения со лжи, Роберт этого не выносит. Кстати, никогда не употребляйте в его присутствии слово "должен"...
  - Я учту все ваши пожелания, - серьезно сказала Шиманская. - Но я ему все-таки позвоню перед вылетом. Хочу проверить его реакцию...
  
  
   Месяц тянулся, как год. Лейкин не находил себе места, он каждый день звонил в Берлин и вел долгие разговоры "за жизнь". Настроение Зеппа его радовало, но Борис не видел друга, только слышал его голос, которому тот мог придать веселую тональность, чтобы успокоить и усыпить бдительность.
   Лейкин рассказывал о матери, окончательно оправившейся от болезни, которая горела желанием увидеть внучку. Раньше сына обижало ее безразличие к Рае. Догадывался, что бешеная любовь к Яне не может перейти "по наследству" к другой внучке. Теперь она вдруг вспомнила о ней. Роберт был в курсе, поэтому высказался:
  - Мне кажется, Вафа что-то скрывает!
  - Да, ее настойчивость выглядит подозрительной! - согласился с ним Борис.
  - Она говорит только о Райке?
  - О Верочке тоже говорит, но вскользь. Еще вспоминает какую-то подругу детства, с которой неплохо бы повидаться.
  - Что за подруга?
  - Моя мать давно пережила всех своих подруг. Пусть живет еще много лет!
  - Не спорь с ней.
  - Я не спорю. С ней разве поспоришь?! Сам знаешь, в ее возрасте и при ее болезнях лучше не менять климат.
  - Вылитая Янка. Или Янка вылитая бабуля! - усмехнулся Роберт. - Если что надумает, ее не переубедишь. Слушай, Боря, ты не спускай с нее глаз, что-то мне подсказывает, что бабуля решила заняться расследованием покушения на меня...
  
   По ночам меня мучила бессонница по причине жуткой головной боли. Днем я забывал о ней, погружаясь в работу. У меня даже появилась мысль писать картины круглосуточно, но затем передумал: мой организм даст сбой, да, и лечение от таких картин не будет продуктивным. Художник должен парить, а уставший художник зевает и думает о сне, а не о творчестве.
   Затянувшаяся бессонница пока никак не отражалась на моих работах, ночью я старался расслабиться и думать о чем-то хорошем, таким способом заставлял организм отдыхать.
   Я поднимался на рассвете, пил крепкий кофе, сидя перед окном. Любовался разноцветной осенью, а потом шел на прогулку. В парке еще никого не было, только парочка любителей здорового образа жизни возраста моей Вафы занималась чем-то средним между быстрой ходьбой и медленным бегом. Я с умилением наблюдал за ними, а в голове вертелась одна неприятная мысль: до их лет я, увы, не доживу. А как было бы приятно в преклонном возрасте прогуляться по парку со своей спутницей жизни. Естественно, с Яной. А, может, Янина тоже подойдет? Я не знал, почему эта женщина смогла подвинуть мою любимую Янку? Не задвинуть, а встать рядом. Догадываюсь, почему. Причина кроется в невозможности нашего союза. Если ты уверен, что скоро уйдешь, то можно запустить в голову непугающую своей новизной мечту, которая никогда не претворится в жизнь
   После неспешной прогулки я возвращался домой, неспешно завтракал, оттягивая счастливый момент погружения в работу до тех пор, пока меня не начинало слегка потрясывать от возбуждения. Наступал миг готовности.
   Мои полотна поражали светом и желанием. Желанием всего - жить, любить, строить планы. Мне больше не нужен аутотренинг, я заряжался от своих картин энергией, так необходимой мне для написания следующего полотна.
   По вечерам я сидел перед портретом женщины с красивым стоячим воротником, сотканным из полевых цветов, и "лечил" свою голову. Боль затихала, но возвращалась вновь, едва я принимал горизонтальное положение. Боль сводила меня с ума, я уже готов был попросить Шуттлера выдать мне порцию пилюль, но... наступало утро, боль "засыпала", как летучая мышь, ведущая ночной образ жизни, и я откладывал свой визит к Францу.
   Мы встречались с ним в клинике, наши беседы носили чисто деловой характер, напоследок он спрашивал меня о моем самочувствии, я отмахивался, иногда он выдавал коробку с лекарствами, которую я сразу выбрасывал за порогом клиники, дабы не подвергать себя соблазну выпить парочку ночью.
   Конец ноября в Берлине выдался сухим и теплым. Короткие дни не тяготили меня, как раньше, когда лил дождь, дул противный пронизывающий ветер, и солнышко едва показывалось сквозь из-за туч на полчаса, а иногда его не видели почти весь ноябрь. Этот год был особенным, осень решила порадовать напоследок художника Зеппа.
   Каждый день я просыпался и прислушивался к звукам за окном, ожидая постукивания по карнизу. Тишина! Хорошо, что сегодня снова будет солнечно и тепло. Я заряжаюсь от погожих дней, как заряжается солнечная батарея. Эти маленькие радости раньше меня мало интересовали, теперь я смотрю на мир иначе, ведь часы отсчитывают последние месяцы...
   Сколько мне еще осталось? - спрашивал я себя в минуты слабости и сразу находил ответ: Пока у меня есть желание творить, я живу...
   Мы никогда не были так близки с Борей Лейкиным, как в эти дни. Он звонил мне регулярно, мы болтали на разные темы, я рассказывал об очередной картине, он - о своей семье, о моей любимой бабуле, которая стала поправляться. Борис не интересовался моим здоровьем, за что я был ему благодарен. Два здоровых мужика просто общаются, делятся новостями, и у одного, и у другого все великолепно!
   Во второй половине дня раздался звонок моего мобильника. Я взглянул на высветившийся номер и... обалдел: это была Янина Шиманская. Наверное, снова новости из милиции, - подумал я.
   Женщина, портретом которой я любуюсь каждый вечер, прилетает завтра в Берлин на какой-то медицинский симпозиум и деловым тоном интересуется, смогу ли я встретить ее и довести до отеля?
  - Да, конечно, - промямлил я.
   Она назвала рейс.
  - Янина! - запоздало вскрикнул я, когда абонент уже отключился, позабыв попрощаться.
  - Приезжает Янина, - сообщил я безэмоциональным голосом своему дому. - И что я буду с ней делать? Ничего, отвезу в отель и... всё! - Попытался я обмануть самого себя. - Я так не поступлю. Все-таки соседка, человек с Родины, тем более была понятой у меня дома! - Я нес полную чушь и сам это понимал.
   Не надо говорить, что ночь я провел без сна, но причиной послужила не головная боль, хотя, ее присутствие ощущалось, но я не акцентировался на ней, я был полон разных мыслей и построением планов: куда пригласить Янину, что показать, надо ли приводить ее в дом?
   В конце концов, я сосредоточился на одной мысли, которая извела меня своей противоречивостью: в первой половине ночи я отверг ее визит в новый дом, а вторую - я обдумывал, как уговорить ее... остановиться не в отеле, а у меня.
   - Огромный двухэтажный дом, три спальни, три ванных комнаты, великолепная природа, тишина, чистый воздух и до центра Берлина рукой подать. - Это я под утро репетировал речь, которую собирался произнести при встрече с Шиманской.
   Я поднялся, как обычно, выпил кофе, но на прогулку по парку не пошел. Боялся опоздать в аэропорт.
  
   Как может женщина - хирург, побывавшая в горячих точках, выглядеть, как кукла Барби, - в очередной раз рассудил я, завидев Шиманскую.
   Она радостно улыбнулась мне, подбираясь все ближе и ближе, вызывая в душе панику.
  - Привет, Роберт!
  - Привет, Янина! - Я подхватил ее багаж, протянул букетик цветов и чмокнул в щеку. Муж встречает жену после долгой разлуки, - мысленно выдал я.
   Мое поведение не шокировало Янину, она взяла меня под руку, и я повел ее к своему "Туарегу". Галантно распахнул перед ней дверцу, усадил, расправился с багажом и впорхнул в салон автомобиля.
  - Я рад, что ты приехала!
   Кто это сказал? Неужели я? И почему я обратился к ней на "ты"?
  - Я тоже рада тебя видеть, - обронила Шиманская, с интересом рассматривая меня.
  - Тебя сразу отвезти в отель?
   Идиот! Ты готовил речь, а потом увидел ее и испугался: что она подумает? Действительно, что можно подумать, если одинокую женщину приглашает к себе одинокий мужчина, который к ней... ЧТО? Неравнодушен?! Но она знает, что этот мужчина болен, причем болен неизлечимо, поэтому... плохие мысли не посетят ее голову.
  - Может, покатаемся по городу, - предложила Янина.
  - Отличная идея! - с радостью согласился я, ухватившись за нее, как за спасательный круг. - Ты не голодна, а то мы можем заехать в кафе и перекусить?
  - Нет, нас в самолете покормили. А ты завтракал? - спросила она голосом заботливой жены. Я кивнул. - Может, у тебя свои планы, а тут я... свалилась, как снег на голову. - Сказала она и заерзала на своем месте, будто сидела не на мягком сидении приличного авто, а на любимой скамейке бабы Мары.
  - Не переживай, я как раз планировал устроить себе отдых.
  - Может, тебе надо собраться с мыслями для будущих работ, - не унималась она, - художники любят только одного собеседника - природу.
  - Много ты понимаешь! - усмехнулся я. - Или тебя не устраивает моя компания, и ты хочешь улизнуть к какому-нибудь хирургу из Бангладеш?
  - Почему из Бангладеш? - опешила Янина.
  - Так, к слову пришлось...
  - Представь себе: стою я, такая немаленькая девушка сорока пяти лет, блондинка, а рядом... малюсенький мужчина - бангладешец, смугленький, с черными озорными глазками, худосочненький! Смотрит на меня снизу вверх и...
  - И облизывается! - подсказал я.
  - Почему облизывается?
  - Потому что не может дотянуться своим губами до твоих губ, - рассмеялся я. - А так хочется облобызать такую красотку!
  - А тебе? - заинтересовалась прямолинейная дама-хирург с видом куклы Барби, позабывшая все наставления Лейкина. И зачем они так долго разрабатывали план? Говорили о какой-то границе. Все границы рушатся, когда между мужчиной и женщиной возникает безумный интерес, способный перерасти во что-то большее...
  - И мне! - не раздумывая, заявил я.
  - А что мешает?
  - Руль, - просто сказал я. - Сейчас припаркуюсь...
   Как давно у меня не было такого чувства! Я горел желанием обладать этой женщиной, но я забыл, как это делается...
   Не трусь! - приказал я себе.
  - Поедем ко мне, - тихо предложил я, будучи уверенным, что она согласится...
  
   У меня не болит голова! - Это была первая разумная мысль после четырех часов безумства.
  - Янина, у меня не болит голова, - шепотом сообщил я, чтобы не напомнить о себе временно ушедшей боли.
  - Я хочу посмотреть результаты твоего обследования, - сказала Янина. - Это можно устроить?
  - Наверное... Но зачем? Чтобы убедиться, что я, действительно, неизлечимо болен?
  - Чтобы убедиться в обратном!
  - Но Франц...
  - Роб, мне все это не нравится! И покушение на тебя, и этот нелепый диагноз! Если бы у тебя была опухоль мозга, то ты не только не смог бы сосредоточиться на своей работе, ты бы на стенку лез от боли и требовал у врача самого сильного обезболивающего.
  - Может, все еще впереди?
  - Впереди... долгая и счастливая жизнь! - Она пронзила меня своими голубыми глазами. - Или ты, Роберт Зепп, хочешь отделаться от меня?
  - Теперь я, как истинный джентльмен, обязан на вас жениться!
  - Ловлю на слове! - Янина положила голову мне на грудь и успокоено вздохнула. - Знаешь, Роб, я влюбилась в тебя, как только увидела из окна рядом с бабой Марой. Я не знала, кто ты, не слышала твой голос, а... влюбилась.
  - Это было, когда я только приехал?
  - Да. Вторая встреча охладила мой пыл. Ты долго не открывал Борису Андреевичу, а он так громко стучал и звонил, что я была вынуждена вмешаться.
  - Искала причину снова увидеть меня?
  - Как стукну по твоей голове, чтобы мозги встали на место! - Янина замахнулась на меня, я перехватил ее руку и прижал к своим губам. - Я испугалась тогда...
  - Чего?
  - Я подумала, что с тобой что-то случилось, сердце выпрыгивало из груди! И тут появляешься ты собственной персоной и с вызовом заявляешь: "Спасибо дамы за бдительность!" И скорчил такую физиономию!
  - Знаешь, как я тебя называл? Женщина без имени.
  - Странно, - задумчиво произнесла Янина.
  - Что странно?
  - Я выгляжу странно на этом портрете, - сказала Шиманская, разглядывая свое изображение работы художника-тральфреалиста.
  - Тебе не нравится? - Меня очень интересовало ее мнение.
  - Я здесь совсем другая, похожа на принцессу из сказки. Значит, ты меня видишь такой?
  - Это не просто твой портрет, это картина тральфреализма, с помощью которой я лечу болезнь.
  - Здорово! - искренне восхитилась Янина. - Тебе это помогает?
  - В этой картине нет негатива, я смотрю на нее и получаю удовольствие, забывая обо всем. Я ощущаю запах полевых цветов, я любуюсь красивой женщиной, ее взгляд завораживает меня, гипнотизирует.
  - Почему у этой женщины мое лицо?
  - Наверное, я много думал о тебе... - Я гладил Янину по голове, покоящейся на моей груди, и вдруг подумал, что все это может уйти в один миг. - Мне страшно! - Неожиданно признался я. - Встретив тебя, я понял, что не хочу умирать! Я хочу наслаждаться жизнью рядом с тобой! И не хочу оставлять тебя одну! Я знаю, как тяжело потерять любимого человека.
  - Моя любовь исцелит тебя! Главное - выкинуть из головы все плохие мысли! Я так счастлива! Первый раз в жизни я счастлива! Скажи, ты любишь меня?
  - Да, я люблю тебя, - медленно протянул я и покосился на портрет Янки. Она не осуждала меня, она была рада, что я, наконец, нашел счастье...
   Шиманская проследила за моим взглядом.
  - Ты всегда будешь любить ее, - успокоила она меня, - любовь ко мне совсем другая... Я не знаю, как это объяснить.
  - Не надо ничего объяснять...
  
   Я никогда не думал, что праздное времяпровождение будет доставлять мне такое удовольствие. Янина забросила свой симпозиум, мы целыми днями гуляли, обедали в маленьких ресторанчиках, угощали друг друга блюдами из своих тарелок.
   Иногда мы встречались взглядами, и происходило электрическое замыкание.
  - Поехали домой? - тихо спрашивал я любимую женщину, она кивала, и я гнал свой автомобиль, наплевав на все запреты...
   Янина полюбила утренние прогулки по парку. Мы сидели на скамейке и молчали. Это молчание не тяготило нас, мы кайфовали от случайных прикосновений друг друга.
  - Мне страшно подумать, что ты можешь уехать и оставить меня одного, - однажды признался я.
  - Но у меня работа, - неуверенно заметила она, хотела продолжить, но я ее перебил.
  - Я достаточно зарабатываю.
  - Дело не в этом.
  - Ты боишься, что меня не станет и...
  - Никогда не произноси этих слов! - взвилась Янина. - Слышишь, НИКОГДА! Я люблю тебя, я живу тобой, я дышу тобой. Без тебя я... умру... - На ее глазах выступили слезы. Я первый раз видел эту сильную женщину в таком состоянии.
  - Я... обещаю всегда быть рядом. - Я прижал ее к себе.
   Время остановилось...
  
  - Почему ты не познакомишь меня со своей сестрой? - как-то за обедом спросила меня Янина.
  - Не хочу! - просто пояснил я.
  - На каждое не хочу должно... - Она прикусила язык и испуганно уставилась на меня.
  - Ну, продолжай!
  - Нужно объяснить причину этого нежелания, - скомкано проговорила Шиманская. - Вы в ссоре?
  - Она не может меня простить... - Я вкратце рассказал ей грустную историю Эльки.
  - Я причем здесь ты? - удивилась Янина, дослушав мой рассказ до конца.
  - Элька винит меня.
  - Какая глупость! - скривилась она, - надеюсь, ты не считаешь себя виноватым?
  - Нет, конечно. Я не желаю переубеждать ее, будет еще хуже.
  - Роб, ты не ругайся, но я встречалась с Францем Шуттлером, - с милой улыбкой призналась она без тени раскаяния.
  - Зачем?
  - Чтобы докопаться до истины!
  - Но я от тебя ничего не скрываю... И не придумываю несуществующую болезнь...
  - Тебе я полностью доверяю. - Янина сделала ударение на первом слове.
  - Ты сомневаешься в квалификации Франца?
  - В его честности!
  - Обоснуй! - призвал я ее.
  - Он отказался предъявлять мне результаты твоего обследования!
  - Естественно, приходит незнакомая женщина и требует показать ей мою медицинскую карту. Как бы ты поступила на его месте?
  - Я - не незнакомая женщина, я твоя невеста!
  - Ты доложила об этом Шуттлеру? - поинтересовался я, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться: слишком у моей невесты был грозный вид.
  - Я ему все объяснила...
  - А он?
  - Роб, он опешил от моего заявления! Челюсть отвисла, я даже хотела своей рукой вернуть ее на место, но было не до его челюсти... Вот, гад, все равно ничего не показал!
  - Не обижайся на Франца, он неплохой парень, - попытался я успокоить разгневанную фурию. - Зачем тебе ненужные свидетельства моей болезни, если перед тобой здоровый мужчина, который может доказать тебе это прямо сейчас!
  - Я верю, но от доказательств не откажусь... Только позже.
  - Чем ты встревожена? Безрезультатной встречей с Францем? Или ты что-то выведала у него, и теперь пытаешь скрыть новости от меня?
  - С твоей болезнью, если она все-таки имеет место быть, это не связано, - уклончиво заметила она.
  - Тогда что случилось?! Ты сегодня не похожа на саму себя!
  - Роберт, ты...
  - Я люблю тебя.
  - Я счастлива.
  - По тебе это не скажешь.
  - Роберт, ты... ты можешь вернуться в Россию вместе со мной?
  - Я знаю, у тебя работа, а я не привязан к одному месту.
  - Видишь, ты все отлично понимаешь.
  - Но здесь такой прекрасный дом. И парк. - выставил я последний аргумент.
  - Дом и, правда, великолепен...
  - В Берлине тоже можно найти работу хирурга.
  - Это проблематично! Нужно заново учиться, подтверждать свой диплом врача. Для тебя я готова на все...
  - Но есть одно "но".
  - Есть. Еще раз повторю: для тебя я готова на все, но в России мне комфортно... Не смотри на меня глазами брошенной собаки. Одного я тебя здесь не оставлю!..
  
  Глава четырнадцатая
  
   С приездом Янины звонки от Лейкина прекратились. Я удивился, а она объяснила, что перед отъездом случайно встретила его в нашем подъезде и сказала, что летит в Берлин.
  - Он сдал меня тебе. Ну, что, друзья, работаете вахтовым методом? - с усмешкой поинтересовался я, не успел договорить, как раздался звонок мобильника. - О, легок на помине!
   Моя жизнь не может быть спокойной. Боря сообщил, что пропала моя любимая бабуля. Она приехала проведать сына и его семью, пару дней посидела под присмотром, а потом ускользнула, сославшись на желание встретиться с неизвестной подругой. Борис хотел пойти с ней, но она заявила:
  - Прошли те времена, когда я повсюду таскала тебя за собой! Теперь тебя есть на кого оставить! - Она махнула головой в сторону присмиревшей Веры, которая всегда терялась в присутствии свекрови. А свекровь нацепила на голову легкомысленную шляпку, накинула пальто и была такова...
   Прошло три дня, у Лейкина, наконец, в милиции приняли заявление. До этого он обзвонил все больницы и морги. Гражданка Истомина нигде не значилась...
  - Что сказали в милиции? - спросил я, стараясь говорить спокойно. Даже забыл отчитать его за трехдневное молчание.
  - Когда они узнали, сколько ей лет, то сразу сказали, что у нее случилась амнезия. Дескать, вышла на улицу и потеряла память. Забыла, кто она, где живет, и теперь... где-то бродит. - Лейкин едва сдерживал безумное волнение, готовое выявиться как угодно. - Хорошо, если бродит, а то... может, уже не бродит. Роб, что делать?!
  - Без меня ничего не предпринимай! И Льву ничего не говори!
  - Легко сказать, он каждый день звонит и требует к телефону жену. А я вру ему, что она или ванну принимает, или гуляет, или еще плету что-нибудь...
  - Продолжай в том же духе! Мы вылетаем ближайшим рейсом!..
   В самолете я думал, куда могла деться Вафа, ругал себя за то, что такой несообразительный, ругал Бориса за то, что он не удосужился, узнать, к кому направилась его мать, ругал саму бабулю, которая всегда оказывалась на передовом фланге нападения.
   С порога сразу набросился на Лейкина.
  - Боря, я же просил тебя не спускать с нее глаз!
  - Но я же не могу таскаться везде за ней, - оправдывался тот. - Думаю, пусть повидается с подругой, старушки посидят, вспомнят былое, а я им буду только помехой.
  - Ладно, проехали! - Я злился на свою беспомощность. - Давай вместе думать, к кому она могла пойти?
   Мы сидели на кухне Лейкиных, чай давно остыл, женщины сбились в уголок, Райка рыдала в своей комнате, а мы толкли воду в ступе.
  - Как подумаю, что она где-то потеряла сознание и...
  - Боря, давай без эмоций! - призвал я. - Они тебе понадобятся, когда мы найдем Вафу.
   Звонок телефона был подобен разорвавшейся бомбе. Мы дружно уставились на аппарат.
  - Это или Спирин, или из милиции, - нахмурившись, сказала Вера.
  - Долго он будет трезвонить! - возмутился я. - Возьми трубку, Борис!
  - Если это Лева, что мне говорить?
  - Скажи, что я вернулся в Россию, и Вафа переехала ко мне.
  - Он попросит номер твоего телефона.
  - Скажи, что он отключен за неуплату! - рявкнул я.
   Это, действительно, звонил Лев Александрович. Лейкин взял себя в руки и спокойным голосом поведал версию, предложенную мною.
  - Ух, - устало выдохнул он после коротких переговоров и опустился на стул.
  - Может, сохранилась ее записная книжка? - спросил я. - В ней мы может поискать телефонные номера подруг и их домашние адреса. - Я цеплялся за всё, лишь бы отыскать бабулю, но при этом понимал, что ни к какой подруге она не пошла. Если это было так, и она решила у нее переночевать, ночевка не затянулась бы на несколько дней. А если старушка занемогла или с ней случилось нечто непоправимое, то нам бы сообщили. Она всегда носила при себе собственные данные и координаты своих родных.
  - После того, как мать покинула монастырь, все ее вещи хранились... в том месте, где я раньше жил.
  - У Жанны Петровны? Почему ни ты, ни Вафа их не забрали?
  - Забыла, наверное. И я забыл. Скорее всего, для нее там не был ничего ценного, - предположил Борис. Мы дружно уставились на него. - Вы хотите, чтобы я сходил туда? - Мы подтвердили свое желание кто кивком головы, кто резким "да". - С чего бы Жанне хранить вещи моей матери?
  - А вдруг,- высказалась Янина.
  - Ладно, схожу. Завтра, сегодня уже поздно, - без особого энтузиазма согласился Лейкин.
  - Хочешь, я пойду с тобой? - предложил я.
  - Не надо тебе лишний раз мозолить глаза Жанне. Хоть, и прошло двадцать три года, но она женщина непредсказуемая, а тебе отрицательные эмоции ни к чему.
  - О себе я сейчас думаю в последнюю очередь.
   Я вспомнил свой последний визит в дом Лейкиных, когда там еще жил Борис...
   Жанна стоит у раскрытого окна и сверлит мою спину остервенелым взглядом. Мне тогда показалось, что она наблюдает за мной через оптический прицел винтовки.
   Не было этого. Это всего лишь мое воображение. Она просто стояла, смотрела мне вслед и яро ненавидела.
   Ненавидела... Все эти двадцать три года ее ненависть не утихла. Как не утихла моя боль, как не прошла моя любовь к Янке.
   По телу пробежали мурашки: неужели надо было ждать двадцать три года, чтобы наказать меня? Наказать меня через бабушку, когда сорвалась попытка меня убить?
   В день покушения на меня баба Мара видела рыхлого косолапого мужчину без возраста.
  - Боря, а Жанна не вышла замуж? - Я не понял, как этот вопрос вырвался у меня.
  - Я не знаю, - протянул Лейкин, - я ее видел последний раз тринадцать лет назад, - сказал он и непроизвольно обратил взгляд на жену. - Думаю, если бы вышла, то не преминула уведомить меня.
  - А этот мальчик, которого она усыновила, живет с ней?
  - Наверное, он очень привязан к Жанне.
  - Привязан, - повторил я и задумался. - Он же одногодок нашей Берточки?
  - Да, они ровесники, - подтвердил Борис.
  - Завтра, я пойду с тобой!..
  
   Ранним утром мы сели в такси и направились к Жанне. По дороге Борис рассказал мне историю усыновления мальчика, который оказался внучатым племянником его бывшей жены.
  - Ничего не понимаю: зачем скрывать родственную связь?
  - Я сам ничего не понял, - рассеянно проговорил он, усиленно пытаясь что-то вспомнить. - Она странная стала после гибели Яны и Раечки. Ты извини, Роберт, что я напоминаю тебе об этом...
  - Я никогда и не забывал.
  - Желание отставить в тайне родственную связь между ней и мальчишкой, - задумчиво проговорил Боря, - было вызвано следующим обстоятельством - у него были сильно пьющие родители. Так объяснила моя бывшая.
  - И что?
  - Она не хотела выслушивать лишние вопросы и ловить придирчивые взгляды людей. Явных признаков умственного отклонения у него не было, но хитрости и агрессии через край. Этим, в будущем, и хотела воспользоваться Жанна... Это уже мои соображения. Не думаю, что ею двигала жалость к сироте.
  - Не знаю, как у мальчишки, а у самой Жанны тоже хитрости через край. Одно не пойму - зачем все усложнять? Столько лет лелеять свою обиду? Наняла бы киллера, и дело с концом. Я давно бы лежал в земле сырой, а она наслаждалась жизнью от того, что виновник в смерти ее дочери жестоко наказан.
  - А ты не подумал, что с обидой в душе ей жить нравиться? А желание отомстить стало смыслом жизни. Решила бы быстро проблему с тобой, исчез бы смысл жизни.
  - Тоже верно.
  - Я не жалею, что расстался с Жанной. Со стороны это выглядит, как предательство. Бросить жену в очень сложный период жизни, тем более с малолетним ребенком на руках, это ли не предательство? Я виню себя за малодушие. Надо было обратиться к психиатру, всерьез заняться ее душевным состоянием. И нельзя было давать свое согласие на усыновление.
  - Удивляюсь, как органы опеки дали согласие на усыновление?
  - Но явных признаков психических отклонений у нее не было. Это только я замечал изменения, которые произошли после гибели наших девочек.
   Борис рассказал о случае с беременной Верой и о последующим за ним визитом в дом Жанны Петровны. Раньше я об этом не знал.
  - И Жанна после этого угомонилась?
  - Наверное, раз я о ней ничего не слышал и не видел ни ее, ни мальчишку.
   Лейкин был сильно подавлен. Воспоминания и переживания последних дней его доконали.
  - Не казни себя, Боря, кто мог подумать, что у твоей бывшей супруги началось извержение мести?
  - После покушения на тебя я должен был сразу вспомнить о Жанне. Но меня смутила винтовка с оптическим прицелом. Жанна и профессиональное оружие наемного убийцы как-то не связывались в единое целое.
  - А сейчас связываются?
  - Люди, "больные на всю голову", обладают изощренным умом, когда идут к поставленной цели. Имея нужную сумму денег, на черной рынке можно купить почти все, даже БТР.
  - Странно, что Жанна все эти годы постоянно думала обо мне, а я о ней почти забыл. С тобой постоянно общался, всегда думал о Янке, а о твоей бывшей жене и матери моей дорогой девочки, ни разу не вспомнил, будто она никогда не существовала. А Жанна, как оказалось, была одним из звеньев в цепочке обиженных на меня женщин.
  - Она совсем сбрендила, если... решилась расправиться с моей матерью. - Лейкин сам был на грани безумия.
  - Вафа, скорее всего, давно догадалась, что твоя бывшая каким-то боком причастна к покушению на меня. Поэтому она так рвалась в наш город. Притупила твою бдительность, сказала, что пошла к старинной приятельнице, а на самом деле направила стопы к Жанне.
  - Боже мой, почему я сразу не догадался! - воскликнул Борис. - Надо было еще вчера к ней бежать! А я подумал, что старые вещи могут подождать.
  - Не казни себя! - второй раз повторил я, пытаясь привести его в чувство. - Все мысли Жанны - обезумевшей матери - направлены на мщение мне, но не Вафе. Не думаю, что Жанна пойдет на убийство бабули. Одно дело расправиться с человеком, который виновен в смерти любимой дочери, другое - убить ни в чем не повинную старушку. Жанна удерживает ее силой, чтобы бабуля не помешала выполнению ее плана по устранению меня.
  - Жанна мою мать тоже ненавидит. Это же мать купила путевки в морской круиз.
   Об этом я не подумал. Но вида не показал.
  - Жанна об этом забыла! - уверенно заявил я.
  - Роб, давай позвоним Татаренко и все расскажем!
  - Он не поверит ни одному слову! Ты сам в это поверил бы?
  - Если бы не знал о целеустремленности Жанны в некоторых вопросах, не поверил.
  - То-то... Сами справимся.
   О холодном оружии, которым обладала моя бывшая теща, я старался не думать.
   Вскоре мы били у дома, где когда-то жила счастливая семья Лейкиных. А сейчас - Жанна с приемным сыном.
  - Давай я схожу один и разведаю обстановку! - предложил Лейкин. - Со мной они ничего не сделают.
  - Мы пойдем вдвоем, а лучше... я пойду сам.
   Некоторое время мы препирались, отстаивая каждый свое мнение, но потом решили идти вместе.
   Меня душила злость на Жанну. Не за то, что она вырастила киборга-убийцу, готового выстрелить в меня, а за то, что удерживает силой старушку, едва оправившуюся от болезни.
  - Если с Вафой что-то случится, я задушу ее своими руками! - скрипнул я зубами.
  - Я помогу тебе!
   На лестничной площадке, у квартиры Лейкиных, стояли три женщины.
  - Здравствуйте, - поздоровался Борис. - По какому поводу собрание?
  - Ой, Боречка, - с такой великой радостью воскликнула пожилая женщина, словно всегда считала его единственным человеком, способным разобраться в запутанной ситуации. А то, что это час настал, я понял по напряженным и взволнованным лицам женщин.
  - Что случилось? - вмешался я, понимая, что ненужные диалоги растянут выяснение обстановки на неопределенный срок.
   Из сбивчивого доклада соседок я понял, что они услышали из квартиры Лейкиных громкий хлопок и, посовещавшись, решили вызвать милицию.
  - Вы звонили в квартиру? - Борис кивнул на дверь.
  - Звонили, - сказала та же пожилая дама, - но нам никто не открыл. Вот, стоим, ждем, когда приедут.
  - Может, этот странный звук вы услышали с улицы? - предположил я, - а там, - я тоже дернул головой в сторону двери, - никого нет?
  - В квартире кто-то есть, - понизила голос другая женщина, моложе главной ораторши. - Я вам точно говорю. Вот, послушайте. - Сначала она приложила ухо к входной двери, потом предложила заняться подслушиванием нам.
   Мы последовали ее совету. Действительно, в квартире кто-то издавал странные звуки. То ли приглушенно рыдал, не то заливался сдавленным смехом.
  - А что сказали в милиции? Когда они приедут? - так же шепотом поинтересовался озадаченный Лейкин.
  - Сказали: "Ждите!" Вот мы и...собрались здесь компанией, чтобы преступнику дорогу для отступления перекрыть, - доложила третья соседка, окидывая взглядом своих компаньонок.
   Бесстрашие наших женщин меня не раз удивляло.
  - У меня есть ключи, - вспомнил Борис и покосился на входную дверь. - Замок, будто бы, никто не менял.
  - Нет, будем ждать милицию! - Я придал своему голосу уверенность, стараясь не выказывать зашкаливающего волнения. Если хлопок за дверью квартиры Жанны оборвал жизнь дорогого мне человека, то мне придется сесть в тюрьму. Живой я Жанну Лейкину не оставлю.
   Душитель появился внезапно, я давно о нем забыл. Он сжимал мое горло так сильно, так зверски, что у меня на глаза навернулись слезы, а в груди затрепетало сердце, которому отказали в подаче кислорода.
  - Роб, - тихо сказал друг и положил мне руку на плечо, - не переживай, с ней ничего не случится. Ты сам так говорил. Она не может... оставить нас одних.
   Два маленьких, два взрослых мальчика испуганно посмотрели друг на друга, дружно кивнули, один выхватил из рук другого связку ключей, но открыть дверь не успел. По лестнице тяжело застучали несколько пар ног.
   Три милиционера в полном боевом облачении остановились рядом с нами.
  - Граждане, прошу разойтись по своим квартирам! - призвал старший по званию.
  - Товарищ лейтенант, - не растерялся я, - в этой квартире может находиться пожилая женщина. Ее удерживают силой! - Рядом со мной стоял Борис и усиленно поддакивал.
  - Разберемся! - пообещал более мягким голосом милиционер. - А вы пока отойдите в сторонку. Мы забыли о ключах, поднялись на один лестничный пролет и стали наблюдать, как парочка здоровых парней, которые не нуждались ни в каких ключах, легко вышибла входную дверь.
   Все трое быстро просочились внутрь.
   Мы переглянулись, и стали осторожно спускаться по лестнице. Достигнув двери, мы хотели заглянуть, и натолкнулись на лейтенанта.
  - Зайдите! - приказал он.
   Мы последовали за ним. В комнате на полу лежала Жанна, неестественно раскинув руки и подогнув одну ногу. На её груди расплылось кровавое пятно. Широко открытые глаза с удивлением уставились в потолок. Чуть поодаль, на диване, сидел крупный перекормленный парень, стриженный "под горшок". Он раскачивался взад-вперед, мычал, что-то бормотал, и смотрел безумными глазами на тело женщины. Рядом с ним замерли два бойца.
   Неожиданно у рыхлого парня прорезался голос.
  - Я тебя ненавижу! Ненавижу! Наконец, ты сдохла! Сдохла! Сдохла! Сволочь! Скотина! Ты измучила меня!
  - Это хозяйка квартиры? - спросил лейтенант, кивнул в сторону бездыханного тела.
  - Да, это Жанна Петровна Лейкина, моя бывшая супруга. А это Мартин, ее приемный сын... Это он ее?
   Милиционер не ответил, отошел в сторону и начал кому-то вызванивать.
   Я обратился к другим стражам порядка.
  - В квартире больше никого нет?
  - Вроде никого...
   Я переместился в другую комнату, заглянул во все углы. Борис следовал за мной по пятам, никаких действий не предпринимал, только путался под ногами.
  - Где она может быть, Роб?
  - Боря! Я не знаю! - Мой взгляд уперся в дверь, которая вела в большую кладовку. В нынешние времена подобные помещения превращали в гардеробные, ранее в них складировали все подряд, включая банки-склянки, подушки, одеяла, гладильные доски, утюги и прочее имущество. Кладовка в квартире Лейкиных напоминала маленькую комнатушку, в которой мог вполне поместиться человек. Снаружи дверь была оклеена те ми же обоями, что и стены спальни. Ручка на двери находилась в непосредственной близости от стоящего рядом шкафа, который бросал на дверь кладовки тень. Поэтому незнающий человек не догадался бы, что дверь существует, а за дверью прячется небольшое помещение, оно же большая кладовая. Кладовая имела отверстие для внутреннего замка, который использовался еще во времена лихого детства Янки, которая любила везде совать свой нос.
   Я ткнул в дверь кладовки пальцем. Борис сразу спохватился.
  - И как я забыл о ней!
   Мы бросились к двери, безрезультатно попытались ее открыть. Я прильнул губами к узкой щели и зычно крикнул:
  - Бабуля, ты здесь?
   Мне никто не ответил. Как я не пытался расслышать хоты бы какие-то звуки, мне это не удалось. На мой крик отреагировал один из парней. Он сначала не мог понять, зачем мы скребемся в стену, потом удалился и вернулся со специнструментом. Ловко поддел дверь чуть выше замочной скважины, дверь издала зубодробильный звук, и, наконец, поддалась, едва не хряснув нас по физиономиям.
   Между полками в кладовке стояло старенькое кресло. К нему была примотала скотчем моя любимая бабуля. Рот тоже был заклеен скотчем. Ноги связаны. Глаза закрыты.
   Я бросился к ней, прильнул к груди, стараясь услышать биение сердца. Оно... билось, еле слышно, но билось.
  - Вызывайте неотложку! - закричал я.- По вашей рации вызывайте, так быстрее!
   Мы с Борисом принялись освобождать старушку от пут. Ее сын все время приговаривал при этом:
  - Ну, почему ты не слушаешь меня, почему ушла одна, почему никогда меня не слушаешь. Я тебя в детстве слушал, а ты меня не хочешь слушать...
   Я не помню, сколько прошло времени, когда в спальне появился врач и занялся Вафой, лежащей на кровати.
  - Что с ней? Она жива? Почему не реагирует? - приставали мы с вопросами.
  - Скорее всего, ее накачали сильнодействующим снотворным, после проведения анализов будет всё ясно, - наконец, ответил доктор.
   Вафу положили на носилки и отправили в больницу. Я поехал с ней, а Борис остался для дачи показаний.
  - Не волнуйся, ее спасут, - пообещал я другу и побежал по лестнице. На первом этаже я встретил капитана Татаренко. Он хотел что-то спросить, но я махнул рукой и скрылся...
  
   Прошло несколько дней, и обезумевший Мартин Лейкин мог дать вразумительные показания. Он уверял, что не хотел убивать мать, но она достала его своими разговорами об убийстве бывшего зятя.
  - Мать еще в школе отдала меня в секцию по пулевой стрельбе, чтобы я научился стрелять. Потом купила мне пистолетик, - похвастался взрослый мальчик. - Мы ездили по выходным за город и стреляли по банкам. Когда я вырос, мать где-то взяла винтовку, наверное, у кого-то купила. Винтовка с оптическим прицелом мне очень понравилась! - Глаза здорового детины, отстающего в развитии, загорелись. - Я хотел пойти служить в армию, но мать достала справку и приказала: "Сиди дома, идиот, у тебя другая миссия!" А я не идиот! Почему она все время называла меня идиотом?! - Захныкал он, - я не идиот, не идиот, я нормальный... В тот день она дала мне винтовку и приказала идти к Роберту. Я отказывался, а мать побила меня, снова обозвала идиотом и нахлебником. Она сказала, что как только я расправлюсь с ним, она сама прикончит меня из этой винтовки. Я испугался и... нажал на курок...
  
  - Какой кошмар! Жанна сама сошла с ума и превратила в умалишенного мальчишку, - задохнулась от возмущения Вера.
  - Сомневаюсь, что Мартин когда-нибудь покинет стены психиатрической клиники, - сказал ее муж.
   Я не испытывал жалости ни к Мартину, ни к его приемной матери, как и чувства ненависти, я думал совершенно о других людях, вернее о двух женщинах, которых любил и которые были рядом со мной - Вафа и Янина.
  - Робик, перестань коситься на меня, - усмехнулась одна из них, - это, действительно, я! Живая и почти здоровая, а не призрак с того света.
  - Я рад, что ты - не призрак! - Я глупо скалился и ничего не мог поделать. Я был счастлив.
   Вафа провела в больнице больше месяца, две недели из которых была без сознания. Мы с Борей по очереди дежурили у ее постели, разговаривали с ней, пересказывали последние новости.
  - Ты не можешь уйти в таком "молодом" возрасте! - однажды обронил я.
   Именно, в этот момент бабушка открыла глаза, и спокойно заявила, будто наш диалог прервался всего лишь на три минуты, которые она взяла на раздумье.
  - Ты, маленький паршивец, ничего не предпринимаешь для своего выздоровления, а меня, старую женщину заставляешь жить!
  - Бабуля! - заорал я на всю больницу, перепугав весь персонал.
  - Никогда не знала, что у тебя такой зычный голос, - скривилась она.
  - Прости, родная! Прости...
   Потом начался следующий этап - этап возвращения к жизни. Врачи удивлялись, как бабушка, в свои под девяносто, может так легко относиться к жизни. Бабуля не ворчала на медперсонал, принимала по четкому расписанию все лекарства, прописанные лечащим врачом, и быстро шла на поправку.
  - Я это делаю для тебя! - восклицала она, как только я появлялся на пороге ее палаты.
  - Для себя и для Левы, - старался переубедить я Вафу, позабыв, что сделать это весьма затруднительно.
  - В первую очередь для тебя! - продолжала настаивать она. - Я должна набраться сил и... встряхнуть тебя...
  - Уже.
  - Что! - не поняла бабуля.
  - Уже встряхнулся. Я забыл о своей болезни, задвинул ее подальше.
  - Это правда? - не поверила она. - И головные боли тебя не мучают?
  - Немного, - слукавил я. Но ночам боль изводила меня. Я боялся разбудить Янину, гасил стоны в подушку.
  - Ты познакомишь меня со своим лекарем? - улыбнулась Вафа. - Я очень хочу поблагодарить ее за внука.
  - С чего ты решила, что это... женщина? - Я сделал удивленное лицо.
  - Ты бездарный актер, я тебе это говорила миллион раз.
  - Мой лекарь давно к тебе рвется....
   На следующий день я пришел с Яниной. Женщины окинули друг друга придирчивым взглядом, потом улыбнулись и расцеловались. Они сдружились на почве любви к одному неплохому мужчине...
  
   Когда Вафа окончательно выздоровела, мы отвезли их с Левой в Новороссийск. Они не поддались нашим уговорам погостить подольше. А я и Янина отправились в Берлин.
  - Когда Борис обещал к нам приехать? - спросила моя женщина.
  - В мае. А ты успела соскучиться, ведь мы только расстались?
  - Ты... ужасный ревнивец! Если бы я знала об этом раньше...
  - То что?
  - Надела бы паранджу, чтобы не давать тебе повода! - рассмеялась она. - И снимала бы ее только дома, когда мы были наедине.
  - Я так хочу побыть с тобой наедине! - Я взял ее руку и приложил к своим губам.
   Все месяцы пока Вафа лежала в больнице, у меня жил Спирин, затем к нему присоединилась выздоравливающая бабуля. Я метался между двумя квартирами - своей и соседской, в которой проживала моя любимая женщина, но старался больше времени проводить со стариками...
  - Почему в мае? - не унималась Янина.
  - С седьмого мая начинается чемпионат мира по хоккею, который в этом году проходит в Германии, - восторженно объявил я.
  - В Берлине?
  - Нет! Нам с Борей придется поколесить по трем городам. Это Кельн, Маннгейм и Гельзенкирхен.
  - Это обязательно?
  - Что ты понимаешь, женщина! Хоккей - это наша страсть, а чемпионат мира - это долгожданное событие! Нельзя ничего пропустить!
  - За кого ты будешь болеть?
  - Глупый вопрос, конечно, за наших!
  - Наши - это немцы или русские? - не сдавалась Шиманская.
  - Наши - это рус - ские!..
  
   Борька Лейкин прилетел во всеоружии: с российским флагом, майкой с номером восемь, под которым выступал Овечкин, и еще кучей разных атрибутов заядлого болельщика.
   На первую игру нашей команды мы прихватили с собой Янину, которая после хоккея выказывала свое недовольство нашим поведением.
  - Вы ведете себя, как два пятнадцатилетних мальчишки! Мне стыдно находиться рядом с вами.
  - Больше мы тебя не берем! - дружно заявили мы.
   Между хоккейными поединками я успел посетить Франца Шуттлера, отдал очередное творение, взамен получил упаковку какого-то нового чудодейственного средства. На улице меня поджидала Янина, которая ловко перехватила мою руку, которая привычно собиралась отправить упаковку в урну.
  - А тебе зачем это лекарство? - удивился я.
  - Потом узнаешь, - загадочно ответила Шиманская и вскоре улетела в Россию, оставив нас с Борисом наедине с хоккеем.
   Мы жалели об одном - долгожданное событие, которого мы ждали целый год, пролетело так быстро. Шестнадцать дней, как один...
   Финал состоялся двадцать третьего мая, наша сборная играла с чехами. Мое настроение омрачили нахлынувшие воспоминания...
   В том страшном для меня году, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, наша сборная играла со шведами. Яна ждала Роберту. Я закрыл глаза, и апрельский день отчетливо встал у меня перед глазами. Улыбающаяся Янка, возмущенная нашим поведением Жанна Петровна, и мы с Борисом, целиком поглощенные игрой. Если бы знать, что вместе нам осталось быть всего-ничего...
   Боль тисками сжала голову и начала сильнее и сильнее стягивать эти тиски. Я покачнулся и ухватился за Лейкина.
  - Роб, тебе плохо? - услышал я издалека голос друга.
   Я с трудом открыл глаза. Мы стояли на пороге моего дома уже готовые отправиться на матч.
  - Я позвоню Францу. - Борис выглядел испуганным и беспомощным.
  - Не нужно, все нормально, - с трудом произнес я. - Давай посидим немного, и все пройдет. Мы расположились в плетеных креслах во дворе дома. К боли добавилось сильное головокружение. Я испугался: неужели это конец?! Но я не хочу! Я должен взять себя в руки, я должен выгнать эту нестерпимую боль из своей головы. Несмотря на полуобморочное состояние, я выделил из своего мыслительного процесса "излюбленное" слово "должен" и вяло усмехнулся.
  - Тебе уже лучше? - Борис по-прежнему был встревожен. Я с величайшим трудом согласно кивнул. - И то, слава богу! Не волнуйся, Роб, сейчас все пройдет, и мы поедем на финал. Наши играют с чехами. Мы разгромим их и будем праздновать победу!
   Лейкин еще что-то вещал, а я закрыл глаза и погрузился в некое подобие сна. Передо мной стояла Марты. Она смотрела на меня, наклонив голову, словно оценивала мой внешний вид.
  - Я сильно изменился? Постарел? - поинтересовался я у турчанки.
  - Ты помолодел, - ответила она без эмоций на лице. - Я не имею в виду внешность, я говорю о душе.
  - Извини меня.
  - За что? - не поняла Марты.
  - За то, что не выслушал тебя там, на мысе.
  - Я не обижаюсь. Может, чуть-чуть. Моя обида ничто по сравнению с твоим непослушанием. Ты не прислушался к моему совету, сразу не поехал в рыбацкий поселок, а потом было уже поздно.
  - Ты снова говоришь загадками...
  - А ты хочешь все узнать?
   Я устал от ее недомолвок, несмотря на то, что наши встречи были редкими. Я промолчал. Ответ лежал на поверхности.
  - Я должна извиниться перед тобой. - Пришел черед каяться Марты. - Но я не могла поступить иначе.
   Я с трудом сдерживал негодование. Сейчас поднимусь, подойду к ней и сожму ее горло так, как это проделывал со мной мучитель. И так же, как он, не стану доводить дело до конца, проверю ее терпение. Интересно, что она запоет? Или призраков таким способом не напугаешь?
   Марты уловила мой злой взгляд, но не испугалась.
   - Сегодня все разъяснится. Иди на свой хоккей!
  - Я бы пошел туда без твоего совета, - невежливо обронил я. И тут Марты закачалась, словно была вырезана из бумаги. Налетевший ветер начал забавляться с ее стройной "бумажной" фигурой, извивая её змейкой. Вскоре турчанка растворилась в воздухе...
   Я открыл глаза и увидел сидящего рядом Бориса, продолжавшего что-то доказывать мне.
  - Я... долго спал? - хриплым голосом поинтересовался я, оглядывая округу.
  - Ты спал? - удивился Лейкин, - мне показалось, что ты закрыл глаза всего на пару минут.
   Я прислушался к своему организму и понял, что чувствую себя великолепно, от головной боли и головокружения не осталось и следа.
  - Боря, мы опаздываем! - заворчал я.
  - А я что, я ничего, я жду, когда ты придешь в себя... Роб, ты, правда, можешь ехать на финал? - заискивающе спросил он.
  - Я могу бежать! Но лучше поедем на моем "Туареге", ведь надо преодолеть почти шестьсот километров...
   Я ехал по автобану и мысленно разговаривал с Марты. Я доказывал ей, какой я молодец, что сразу послушал ее, что она ДОЛЖНА меня простить за прошлое непослушание. Хватит увеличивать цепочку из обиженных на меня женщин. Одна надежда на тебя, Марты. Вырви себя из этой спайки, оборви замкнутый круг!..
  
   Когда начался матч, я забыл обо всем и обо всех. Чехи забили в самом начале, уже на двадцатой секунде. Наши растерялись. Болельщики сборной России старались "разбудить" наших хоккеистов, но те гонялись за соперниками, которые полностью захватили инициативу. Наш нападающий Павел Дацюк забил долгожданную шайбу, но после свистка. В итоге, ее не засчитали. На перерыв хоккеисты ушли со счетом 1:0, увы, не в нашу пользу.
   Второй период отметился травмами наших ведущих игроков - Овечкина и Федорова, последний после столкновения с Овечкиным больше не появился на поле. Мы с Борисом, как и остальные болельщики, приуныли, но продолжали поддерживать наших ребят. Незаметно закончился второй период. Хоккеисты сборной России ушли в раздевалку с опущенными головами.
  - Куражу нет, - тихо заявил сорвавший голос Лейкин.
  - Согласен, - так же сипло поддержал его я.
  - Роб, ты только сильно не переживай, если наши продуют. Два раза подряд были чемпионами, ничего страшного, если на это раз возьмут серебро. Отыграемся на будущий год! - успокоил он меня и себя.
  - Следующий год, - задумчиво протянул я. Боря покосился на меня.
  - Даже не смей думать! - возмутился он, разгадав мои мысли...
   Мы покидали ледовую арену в расстроенных чувствах. Наша сборная проиграла 1:2.
   Борька свернул флаг, стянул с головы смешную шапочку в цветах российского триколора и потянулся за мной.
   После матча мои мысли вернулись к Марты. Что-то я не понял, зачем ты отправила меня на игру в Кельн? - мысленно вопрошал я турчанку. - Чтобы забыться на три периода? Разочарование от неполученного объяснения затмило проигрыш нашей сборной.
  - Роб, ты в порядке? - спросил меня встревоженный Борис. - Знать бы, что наши проиграют, вообще, не поехали на игру, смотрели бы дома по телику.
  - Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, - философски заметил я. Лейкин согласился утвердительным кивком.
  
   На выходе из ледового дворца мне загородила дорогу незнакомая девушка. Я непонимающе воззрился на нее. Она ничего не говорила, я тоже ничего не говорил, но не спешил уходить, как не спешил задавать наводящие вопросы.
  - Здравствуйте, - поприветствовал меня девушка мягким голосом. Я ответил задумчивым "Здрасте". - А я смотрю и никак не могу понять, вы это или не вы? - С моих уст уже готова была сорваться фраза" "Я это я, а вы меня за кого приняли?" Но на ее глаза навернулись слезы, и это меня остановило от слишком резкого высказывания. Чтобы не разреветься, девушка закусила губу, при этом внимательно изучала мое лицо. Так пристально и придирчиво, что мне пришлось провести по лицу рукой, сбрасывая невидимые мусоринки. - Дядя Робот, это же вы? Правда, вы?
   Только один человек на свете называл меня так. Я круглый дурак, если сразу не догадался, кто передо мной стоит.
  - Раечка?! - задохнулся я от нахлынувших чувств. - Девочка моя! Как я рад! Ты даже не представляешь, как я рад! Я так долго тебя искал! - Я прижал девушку к себе и не мог выпустить из объятий, боясь, что она снова исчезнет. Я гладил ее по светлым волосам, она уткнулась в мою грудь и плакала.
  - Я тоже тебя искала, искала. - Мы плакали и не замечали косых взглядом болельщиков. Я оторвался от нее с одной целью, чтобы рассмотреть повзрослевшую девочку Раечку Комарову, но крепко сжимал ее руки.
  - Какая ты красавица! - Я окинул ее снизу вверх оценивающим взглядом. - Мне рассказывали, что ты приходила ко мне. Но почему ты не оставила свой адрес?
  - У меня тогда было подвешенное состояние, мы переезжали с одного места на другое, а в вашем городе были проездом.
  - Мы? Ты замужем?
  - Да, я вышла замуж! - Рая протянула руку и вытащила из бурлящей толпы болельщиков молодого темноволосого парня. Он смотрел на меня огромными темными глазами, словно пронзал рентгеном.
  - У вас проблемы со здоровьем? - неожиданно спросил он, пожимая мою руку.
  - Неужели у меня такой нездоровый вид, - отшутился я. Рая попыталась исправить ситуацию.
  - Дядя Робот, Сергей, мой муж, он экстрасенс.
  - Понятно.
   Понятно, что ничего не понятно.
  - Где вы остановились? - поинтересовался я, не сводя взгляда с мужа Раечки, тот делал тоже самое - сверлил меня своими огромными глазами с ресницами опахалами.
  - Здесь в Кельне, - она назвала гостиницу.
  - Сейчас мы отправляемся туда, вы забираете свои вещи, потом садимся в мою машину и едем ко мне в Берлин. Есть возражения? - Этот короткий монолог я произнес на одном дыхании.
  - Хорошо, - легко согласилась она, кинув взгляд на Сергея.
   Они понимают друг друга без слов, - догадался я. Как когда-то мы с Янкой.
   Я так был рад этой встрече, что совершенно забыл о Борисе, который за все время не обмолвился ни единым словом. Он не сводил настороженного взгляда с Раечки.
  - Борис Андреевич, старый друг Роберта, - отрапортовал он и по очереди пожал молодым супругам руки...
  
   Уже совсем стемнело, когда мы въезжали в ворота моего дома. Почти всю дорогу мы молчали. Столько накопилось всего, что я не знал, с чего начать, чтобы ничего не упустить. Рая с мужем сидели на заднем сидении и тихо переговаривались.
  - Прошу, гости дорогие! - Я распахнул дверь перед гостями.
   Я не стал терять драгоценное время на экскурсию по дому. Рая сразу отправилась на кухню, чтобы быстро приготовить поздний ужин.
  - Ты так гармонично смотришься в моем доме, словно жила здесь всю жизнь, - заметил я, любуясь девушкой. - Ты занимаешься живописью?
  - Нет, так сложилась жизнь, что у меня не было на это времени.
  - Я так и думал, - вздохнул я. - Но у тебя талант!
  - Ты говорил мне об этом восемнадцать лет назад. Почти девятнадцать, - поправилась она. - Мне было всего пять лет, но я все помню. Помню, как мы гуляли с тобой, помню все наши разговоры, помню, как ты рисовал в моем альбоме.
  - А у тебя сохранились те рисунки, которые я сделал в последний день на пляже?
  - После твоего отъезда я долго плакала, даже заболела. У меня была такая высокая температура, что врачи боялись за мою жизнь. Они говорили, что я подхватила какую-то серьезную инфекцию, но забота мамы и отца, да, и живительный воздух Большого Утриша, о котором постоянно все говорят, - с усмешкой добавила она, - сделали свое дело, я выздоровела.
  - Но вы все равно покинули тот незабываемый поселок?
  - Я не знаю, почему родители решили переехать. Мне об этом не доложили.
  - И куда вы направились?
  - Мы уехали в Калининград.
  - Так далеко? - удивился я. В дверях появился Борис, но тут же исчез.
  - Когда мы стояли перед нашим домом в рыбацком поселке, мама обронила фразу, которую я запомнила навсегда: "Чем дальше, тем лучше". Смысла я не поняла, спрашивать не стала. После переезда альбом пропал. Я очень переживала, ведь в нем был твой адрес. Я клятвенно обещала сохранить его и приехать в гости, когда подрасту.
  - Рая, я никогда не забывал тебя.
  - Я тоже. Я очень привязалась к тебе... Я скучала. Ты всегда был мне нужен.
   В носу защипало. Вовремя Рая отвернулась, иначе мне пришлось при ней смахивать слезы.
  - Что было потом? - поинтересовался я, справившись с чувствами.
  - Потом я пошла в школу, родители отдали меня в кружок изобразительного искусства. Но мне там было неинтересно, я забросила эти занятия и просто рисовала для себя все, что вижу. Я рисовала тебя, дядя Робот, по памяти.
  - А я не написал ни одного твоего портрета, почему-то не мог. Ты жила в моем сердце и я не захотел переносить твой образ на бумагу. - Я не стал говорить, что боялся. Я решил, если напишу портрет девочки Раи Комаровой, то с ней обязательно что-то случится. В моей голове часто рождались необъяснимые теории, которые я сам доказывал и никогда не опровергал.
  - Когда я училась в девятом классе, тяжело заболела мама...
  - И ты после окончания девятого класса пошла в медицинское училище, - догадался я, не дослушав до конца.
  - Откуда ты знаешь? - удивилась девушка.
  - Почему-то я это и предполагал, - нахмурился я. Что и требовалось доказать: Комаровы хотели иметь дома медработника, они его и нашли в лице заботливой дочери. Прошло столько лет, а я с прежней неприязнью подумал об этих людях. И почему в них въелся? Я считал их виновными в том, что судьба Раечки сложилась так, а не иначе. А почему я решил, что выбранный с чужой подсказкой путь, не для нее? Может, у нее другое мнение. Ее все устраивает. И профессия, и личная жизнь... С первой минуты я ревностно оценил супруга Раи. Наверное, так страстно оценивает претендента на роль зятя будущий тесть, он же отец, который безумно любит свою дочь. У меня нет права критиковать молодого человека, у которого, как мне показалось, излишне цепкий взгляд, взгляд-рентген, и подозрительное хобби. Экстрасенс - это не профессия, несмотря на то, что таким способом, способом одурачивая несчастных людей, можно заработать неплохие деньги. Ну, вот, теперь я въелся в супруга Раи!
  - ...Потом мама умерла, мы остались вдвоем с отцом, - между тем продолжала рассказывать девушка. - Отца потрясла смерть мамы. Мне даже показалось, что у него возникли проблемы с головой.
  - В чем это выражалось? - Мне был неинтересен Леонид Комаров, но кто-то "тянул меня за язык".
  - Он говорил странные вещи. Будто их с мамой настигло наказание за прошлые грехи. На мои вопросы отец не отвечал, потом он слег и мне стало не до разговоров, надо было его спасать. Один человек посоветовал мне обратиться к одному знахарю. Он будто бы недавно приехал из Греции по приглашению банкира, у которого тяжело заболела супруга. Я решила, что это старец, который лечит заговорами, травами, сам их собирает, сушит, и долго перемалывает. У него полуразрушенная избушка на берегу моря, куда идут вереницы паломников, жаждущих лечиться у этого премудрого старика. Он ходит в домотканой одежде и в лаптях, у него седые длинные волосы, перетянутые выгоревшей на солнце широкой лентой. Вот такой нарисовала себе портрет знахаря из Греции...
  - Больше похож на царя Берендеев из сказки "Снегурочка", - вставил я. - У тебя тоже, как и у меня, развито воображение.
  - Может быть, - усмехнулась Раечка, - тебе тоже трудно стереть из памяти нарисованное воображение?
  - Весьма. Даже после того, как воочию увижу человека. Распрощаюсь с ним, а перед глазами стоит не он сам, а выдуманный образ... А ты встретилась со старцем?
  - Слушай дальше. Прихожу я в гостиницу, где остановился этот целитель, спрашиваю, в каком он проживает номере, девица-администратор спрашивает тягучим надменным голосом: "Вам назначено?" Я испугалась и, недолго думая, отвечаю: "Назначено". Тогда она смягчилась и стала звонить кому-то. Думаю, ну, влипла. Не знаю, почему я решила, что меня здесь встретят с распростертыми объятиями? Этот знахарь приехал в наш город с определенной целью, не исключено, что согласился параллельно провести прием других больных, записавшихся в длинный список, а тут я нарисовалась такая умная-красивая и решила втиснуться без записи. Ладно, будь что будет. А девица в это время обращается ко мне со словами: "Назовите себя!" Я возьми, да ляпни: "Раиса Зепп". Ты, уж прости меня, дядя Робот, что присвоила себе твою фамилию.
  - Прощаю, но почему ты так назвалась?
  - Даже не знаю, мне в тот момент показалось, что чем сложнее фамилия, тем у меня больше шансов попасть к этому светиле. Может, его заинтересует моя редкая фамилия, и он захочет... посмотреть на меня, а там уже я возьмусь за дело, уговорю его заняться отцом.
  - И он согласился?
  - Удивительно, но согласился! Но когда я переступила порог его номера, то забыла, зачем пожаловала. Передо мной был молодой мужчина приятной наружности с изумительными глазами, которые меня заворожили.
  - И не в домотканой одежде, - хмыкнул я, догадавшись, о ком идет речь.
  - Нет, в стильных брюках и в стильной сорочке, в руках он держал пиджак. Наверное, только вернулся от супруги олигарха. Я замерла в дверях. Стою и пялюсь на него. В голову не пришла мысль, что я могла ошибиться номером. Почему-то сразу решила, что это и есть знахарь-целитель. Но в тот момент не думала о его способностях, вообще, о его занятиях не думала. Видела перед собой молодого мужчину, и понимала только одно - я его люблю. Представляешь, сразу хоп и влюбилась!
  - Представляю. Со мной произошло нечто подобное. Я так понимаю, что любовь родилась не только у тебя?
  - Не только, но об этом я узнала позже. А пока просто стояла с глупым видом и смотрела на него. Он тоже смотрел на меня, не так с явным интересом, но вопросительно, уж точно. Я понимаю, что нужно что-то сказать, но не могу произнести ни одного слова. Меня бросает то в жар, то в холод. Не знаю, сколько времени мы так стояли друг напротив друга, а потом он приближается ко мне, протягивает руку и говорит: "Меня зовут Сергей". И тут только до меня доходит, что он изъясняется на русском языке, причем свободно и без акцента. Когда поднималась в его номер, о языке общения думала в последнюю очередь. Раз он всезнайка, то обязан понять меня. У меня прорезался голос, я назвала свое имя, он пригласил меня присесть на диван, при этом мягко прикоснулся к моему локтю. Я не успела ничего объяснить, как он спрашивает: "Давно болен ваш отец?" - "Полгода", - отвечаю я. - "Мне жаль, но у него нет шанса" - "Но, может, быть, вы постараетесь ему помочь?" - не сдалась я, позабыв про любовь с первого взгляда. Теперь он меня бесил своей надменностью и нежеланием лечить бедного человека. Пыталась подобрать нужные слова, но от злости весь лексикон вылетел из головы. Я позже поняла, что был упущен момент. Лечение отцу уже не помогло бы... Дядя Робот, ты не думай, он не шарлатан! - убедительно заявила Рая, заметив мой недоверчивый взгляд.
  - Так Сергей все-таки грек?
  - У него в роду были греки, но он даже языка не знает, его предки давно покинули Родину. Сергей жил в Молдавии, потом перебрался в Россию. Он обладает удивительными способностями, правда. Небылицы о нем слагают сами люди, один сказал, что он живет в Греции, другой подхватил.
  - Я верю, верю.
  - Дядя Робот, я не поняла, ты, правда, болен? - озабоченно спросила Раечка. - Можешь не отвечать. Раз Сергей сказал...
  - Я не хочу обсуждать эту тему.
   У меня испарилась надежда на выздоровление. Когда Сергей заявил о моей болезни, мне вдруг показалось, что передо мной человек, готовый вылечить меня. Я стал цепляться за любую надежду. Теперь я хочу жить. Не поздно ли пришло это желание? Поздно. Иначе, целитель Сергей сказал бы мне что-то обнадеживающее. У него было на это время. Случай с отцом Раи повторяется.
  - Раечка, ты не можешь вспомнить, что еще говорил твой отец перед смертью? - Меня снова кто-то "тянул за язык". Какое мне дело до Леонида Комарова и его предсмертного бреда?!
  - Не хочешь говорить о своей болезни, ладно. Но так просто я от тебя не отстану! Так и знай! - возмутилась она и переключилась на мой вопрос. - За неделю до смерти отец впал в кому. Никто не думал, что сознание к нему вернется. Вернулось. Наверное, отец не мог уйти, чтобы не открыть мне всей правды. Только правда была похожа на безумное бормотание. Так бы я и подумала, если бы он не смотрел на меня осмысленно.
  - Что он тебе сказал? - разволновался я. Внутри меня все перемещалось и дрожало. Показалось, что сейчас, только сейчас, я получу объяснение всех намеков турчанки Марты. Но не из ее уст, а из уст девочки, которая когда-то жила в поселке Большой Утриш, куда меня направила сама турчанка.
   Раечка долго не решалась ответить на мой простой вопрос и пристыжено отводила взгляд. Затем беспечно улыбнулась, а я в эту беспечность поверил так же, как верит родитель словам своего ребенка, перемазанного в варенье, который утверждает, что не ел сладкого.
  - Представляешь, отец признался, что они с мамой раньше жили не на далеком Севере, а совсем неподалеку, в Новороссийске. Отец работал на судоремонтном заводе.
  - И что здесь предосудительного?
  - Странность не в том, что они скрыли, где жили до моего рождения, странность в другом... Даже не знаю, говорить тебе или нет?.. Все-таки, это был бред... Разве может ТАКОЕ случиться на самом деле?
  - Ты так и будешь говорить загадками?
  - Не хочется выглядеть в твоих глазах...
  - Не волнуйся, мнение о тебе я не изменю, - успокоил я девушку, не дослушав до конца.
   - Ладно... В общем, будто бы дело было так. Однажды ранним утром отец отправился на рыбалку. Сидел он спокойно в лодке с удочкой и напряженно следил за поплавком, еле заметным за сильным туманом. Туман почти лежал на поверхности моря. И так он сосредоточился на рыбной ловле, что в последний момент заметил... девушку. Она приблизилась к нему со стороны моря прямо по воде. Девушка держала на вытянутых руках большой предмет. Поначалу отец не разобрал, что это, а когда она оказалась совсем близко, он понял: у нее в руках была детская ванночка, в которой купают младенцев. Девушка протянула ванночку отцу, тот безропотно взял ее и заглянул внутрь. Там лежал ребенок и сладко спал. "Позаботься о ней", - сказала девушка и растворилась в тумане. Отец вернулся домой и хотел отнести ребенка в милицию, но вмешалась моя мать, которая долго убеждала его, что ребенка послал им Бог за многолетние мольбы. Бездетная пара очень хотела иметь детей...
   Кухня начала медленно вращаться вокруг меня, едва Рая упомянула в своем рассказе детскую ванночку, в которой купают младенцев. Потом процесс вращения ускорился, я не отключился.
   Первое, что я почувствовал - холод на моей голове, потом встревоженный голос Раечки.
  - Сережа, что с ним?
  - Обычный обморок. От переутомления и от избытка чувств. Роберт много работает? - спросил он.
  - Много, - утвердительно ответил Борис, - иногда по четырнадцать часов не выходит из мастерской.
  - Надо себя жалеть, тем более, что у него запущенный шейный радикулит.
  - Что у него? - не понял Лейкин.
  - Шейный радикулит! Он возникает вследствие ущемления корешков спинномозговых нервов. В результате этого происходит нарушение кровообращения в шейном отделе, что влечет за собой частые головные боли.
  - У него... опухоль мозга, - прошептал Борис. Я продолжал подслушивать с закрытыми глазами.
  - Что? - встрепенулась Рая. Я слегка приоткрыл один глаз, чтобы понаблюдать за ее реакцией. Она сидела рядом со мной с пунцовым лицом и готова была опять разрыдаться.
  - Кто вам сказал эту чушь? - Сергей прожег нас троих взглядом-рентгеном, несколько задержав его на мне. Я понял, что мои уловки им давно разгаданы, но "возвращать" меня к жизни он не спешил. Предоставил возможность исподтишка наблюдать за всеми. Но я передумал подсматривать.
  - Франц Шуттлер сказал! - объявил я, широко открыв глаза.
  - Дядя Робот, как ты меня напугал! - Раечка склонилась ко мне и провела двумя ладонями по моим щекам. Мне было очень приятно.
  - Кто такой Франц Шуттлер? - задумчиво спросил Сергей.
   Мы с Борисом начали дуэтом объяснять...
  - Хорошо, - заявил муж моей Раи, выслушав нас, - мы разберемся с этим господином!
  - Девочка, моя,- обратился я к Раечке, - я хочу тебе кое-что рассказать... Надеюсь, ты не примешь это за мой бред.
   Раечка сжалась, будто боялась услышать мое признание.
  - Я еще не все тебе рассказала? Если ты не возражаешь...
  - Я не возражаю. Тем более догадываюсь, что спорить с тобой бесполезно.
   - Перед смертью отец сказал, где спрятан мой любимый альбом для рисования, в котором ты сделал два наброска. Он знал, что в альбоме записан твой домашний адрес. "Найди Роберта, - попросил отец, - и спроси, был ли он на теплоходе "Адмирал Нахимов", который потерпел крушение в ту ночь, тридцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, когда меня принесла в детской ванночке странная девушка?.. Дядя Робот, ты... там был?
  - Я... выжил. Погибла моя жена Яна.
  - Ты... вы были... вдвоем?
  - Втроем. Все эти годы я думал, что моя дочь тоже погибла... Почему мне ничего не подсказало сердце?
   Мы смотрели друг на друга так, словно увиделись впервые. У Раи были такие же глаза, как у меня, и такие же, как у её матери, пухлые губки.
   Мы не могли ничего сказать друг другу.
   Первым пришел в себя Борис.
  - Роб, это... наша Раечка? - с трудом ворочая языком, спросил он.
  - Да, это наша Раечка, наша Берточка, наша Бертуся, как называла ее Яна, - сдавленным голосом подтвердил я.
  - Я так хотела, чтобы слова отца... моего приемного отца не были бредом. Но его рассказ о девушке, шествующей по воде, кажется выдумкой... Помнишь, на пляже две женщины сказали, что ты мой отец, а ты спросил, хотела бы я, чтобы ты был моим отцом? Я ответила не сразу. Тогда я очень этого хотела, но боялась признаться.
  - Комаровы сразу все поняли. Один я был слепым.
  - Папа... Папа... - повторила моя дочь, ласково глядя на меня.
  - Буртуся моя...
   Пришлось Сергею отпаивать всех лекарством. Отцы, дедушки, дочери, внучки слились вместе.
  - Пап, так как меня зовут на самом деле? - сквозь слезы улыбнулась дочь, когда страсти чуть улеглись. - Роберта или Рая? Я запуталась.
  - Мы с твоей мамой при рождении назвали тебя Робертой, а твой дедушка упорно называл тебя Раечкой.
  - Ехали к старому другу моей жены, а оказались в гостях у ее отца, ее настоящего отца, заодно познакомились с дедом, - озадаченно протянул Сергей.
   - Это чудо! Это настоящее чудо! - в сто первый раз повторил Борис Лейкин, позабыв другие слова.
   Он то прижимал к себе внучку, то обнимал по очереди Роберта и Сергея. Пускал слезу, пытался позвонить Вере, но брал в руки телефон и забывал о своем желании. - Это чудо! Я не могу в это поверить! -
   Наконец, дед перестал перемещаться от одного человека к другому, пристроившись рядом с внучкой. Он погладил ее по голове, по плечам, провел рукой по лицу, будто был незрячим и на ощупь проверял её сходство со своей дочерью.
  - Раечка, я видел тебя в последний раз, когда тебе едва исполнилось два месяца. Все эти годы я вспоминал, как Яна забирает тебя из моих рук и поднимается по трапу теплохода. Мне постоянно снился этот кошмар. Всего один раз сон закончился не так, как все произошло в жизни: я взлетел по трапу, в последнюю минуту выхватил мою внучку из рук моей дочери и скрылся. Яна стояла на палубе и кричала. Роберт устремился в погоню, желая отобрать у меня ребенка. Вдруг раздался страшный треск, мы все замерли: на наших глазах огромный теплоход погрузился в морскую пучину. Яна не двинулась с места, она безразлично наблюдала, как судно терпит бедствие прямо у берега, вода дошла ей до щиколоток, потом под водой исчезли ноги, тело, одна голова оставалась на поверхности. И тогда она произнесла одну фразу. "Позаботьтесь о моей дочери!" - сказала она и исчезла под водой. Мы остались на берегу: я с Раечкой на руках и Роберт, мой зять. Я долго искал объяснения этому странному сну, но не находил. Теперь все стало на свои места.
   Я вспомнил свой сон, когда Яна доказывала мне, что дочери рядом с ней нет! "Где наша дочь?" - спрашивала встревоженная мать у меня...
  - Скоро рассвет, - доложил всем нам один разумный человек - мой зять Сергей. Я так мало был отцом, а уже стал тестем. - Нам всем нужно хотя бы немного поспать.
  - Э-э-э, нет! - отрицательно замотала головой моя настойчивая дочь. - Я не хочу расставаться с папой и дедушкой. Нам столько надо рассказать другу!
  - Доченька, Сережа прав, давай перенесем все разговоры на завтра. На сегодня. - поправился я.
  - Думаешь, я усну? Не усну! Знаешь, почему?
  - От избытка чувств! У меня подобное состояние.
  - От избытка чувств, да, но меня тревожит твое подозрительное заболевание. Сережка утверждает, что никакой опухоли в твоей голове нет, слава Богу, но говорит о каком-то шейном радикулите... Это опасно?
   Зять-целитель доходчиво рассказал о шейном радикулите и пообещал поставить меня на ноги, вернее, наладить кровообращение в шейном отделе, за несколько сеансов.
  - Если Сережка пообещал, то все так и будет! - заверила меня дочь и разрешила нам разойтись по комнатам.
   Мы с Борей хотели посидеть немного и поделиться нахлынувшими чувствами, но Роберта взяла нас за руки и довела каждого до спальни, напоследок расцеловав и пожелав спокойной ночи.
  - Я не знаю, есть ли еще на свете человек, счастливее меня! - призналась она.
  - Еще двое! Они перед тобой. - Я показал пальцем на себя и Лейкина...
  
   Утром без предварительного звонка из России вернулась Янина. Она приехала на такси, открыла дверь своим ключом и услышала на кухне странные звуки, которые привлекли ее внимание.
   Глазам женщины открылась интересная картина: в кухне ее дома находилась молодая девушка, которая спокойно варила кашу, помешивая ложкой в кастрюльке, и при этом напевала.
  - Вы кто? - задала прямой вопрос Шиманская и получила такой же прямой ответ.
  - Я дочь хозяина! А вы, наверное, Янина?
  - Дочь? Чья дочь? К... какого хозяина?
  - Хозяина этого дома!
  - Но этот дом... две недели назад, до моего отъезда, принадлежал Роберту Зеппу. А у Роберта Зеппа нет дочери, - не очень уверенно произнесла Шиманская. Присела на краешек стула и уставилась на девушку, сделавшую такое странное заявление.
  - Так вы Янина?
  - Я-то Янина, а вас как зовут?
  - Меня зовут Роберта, можно Рая, мне так привычней, - весело призналась девушка, искоса поглядывая на содержимое в кастрюле.
  - Ты... Роберта?! Как Роберта?! Этого не может быть! - Янина так громко выражала свои эмоции, что разбудила спящих мужчин. Они подтянулись к кухне не совсем одетые, взъерошенные и озадаченные.
   Все заговорили хором, желая объяснить неожиданно вернувшейся супруге хозяина последние радостные новости.
  - Такого не бывает! - все время повторяла Янина, переводя взгляд с одного на другого.
   Когда все немного угомонились, привели себя в надлежащий вид и сели завтракать, Шиманская заявила.
  - Раз за столом все свои, то я могу выложить всю правду!
  - Что еще случилось? - насупился я.
  - Роберт, Боря, дети, - обратилась Янина ко всем присутствующим, желая всех перечислить и показать, какая у нас большая и дружная семья, способная прийти на помощь.
  - Твое вступление меня пугает, - обронил я, не спуская с жены глаз.
  - Роберт, а твое нежелание замечать очевидных вещей меня просто удивляет!
  - Янина, не говорила загадками, - вмешался в нашу милую словесную перепалку Борис.
  - Я просто хотела сказать, что Роберта хотели отравить.
   Всего-навсего, отравить! Что в этом удивительного?!
   В последнее время я часто присутствую на финальной сцене бессмертного творения Гоголя...
  - Как отравить? - дуэтом спросили дочь и ее дед.
   Мы с зятем помалкивали и ожидали продолжения.
  - Лекарство, выданное совсем недавно Роберту Францем Шуттлером, содержит цианид. Смерть после приема этого препарата наступила бы через несколько минут. Я думаю, что этот... доктор давно травил Роберта, но добавлял незначительные дозы других ядовитых веществ, более щадящих, если это слово здесь уместно, которые приводят к летальному исходу постепенно. А потом ему надоело ждать. Или его напугали перемены в личной жизни Роберта. И пока Роберт не успел изменить завещание, нужно было ускорить процесс. Жаль, я не забирала у мужа эти чудо-препараты раньше, до того, как он провожал упаковки в урну. Давно бы отдала таблетки на экспертизу и пресекла преступные методы "лечения".
  - Вы пили эти таблетки? - спросил Сергей.
  - Только в самом начале болезни, а потом стал выкидывать...
  - Ты что-то почувствовал? - поинтересовалась встревоженная рассказом дочь.
  - Нет, просто не хотел пить лекарство. Франц уверял, что оно поможет, а мне... хотелось быстрее встретиться с Яной и нашей девочкой, которую я тоже считал погибшей. - Я погладил свою дочь по руке.
  - Боже мой, вы похожи, как две капли воды! - взволнованно произнесла Янина, рассматривая нас с дочерью.
  - А по характеру она вылитая мать, - подхватил Борис и с умилением воззрился на внучку. - Раечка, за всеми волнениями, забыл тебе сказать, что у тебя есть тетя, которую тоже зовут Рая, только она моложе тебя на десять лет.
  - Здорово! - Только и смогла произнести моя девочка, загруженная под завязку последними новостями.
  - Давайте решать, что делать с Шуттлером? - призвала к действию Шиманская.
  - Ничего, - тихо, но веско сказал я.
  - Как это, ничего!? - возмутилась моя жена, за ней последовали остальные.
   Из нестройного хора голосом выделился голосом моей дочери.
  - Папа, я одно не могу понять - неужели он думал, что ему всё сойдет с рук?
  - Вряд ли бы кто-то потребовал провести вскрытие, раз диагноз давно ясен, - спокойно рассудил я, словно речь шла о ком-то другом. Близкие люди смотрели на меня выжидательно. - Что вы хотите от меня услышать? Ждете от меня призыва к расплате? Не дождетесь. Я закрываю свою деятельность на территории Германии, а Шуттлеры пусть, как хотят, так и живут. Забираю собратьев художников-тральфреалистов и открываю артклинику в России, прихватив все картины-лекари, которые являются моей собственностью. У меня много единомышленников-врачей, - я посмотрел на Янину и Сергея, у меня дочь художник-тральфреалист.
  - Я?
  - Конечно, ты! Именно, ты, моя девочка, сумела мне объяснить, чем обычные картины отличаются от картин-лекарей. Я смог приступить к работе над ними.
  - О, я отлично помню тот разговор! Пап, я с удовольствием займусь живописью!
  - Я всегда об этом мечтал!
  - Но... люди, которые проходят лечение в вашей клинике, они, в чем виноваты? - возмутился Лейкин. - Роб, ты лишаешь их надежды!
  - Боря, не переживай, в Германии таких клиник уже достаточно. Если люди решат, что такое лечение им подходит, что это лечение - их единственная надежда, то просто станут пациентами другой артклиники.
  - А доктору Шуттлеру я дам такую рекомендацию, что он до конца жизни не отмоется! - зло бросила Янина. - Стоит среди коллег-медиков резко отозваться о ком-то, об этом узнают на другом конце света...
  
  Заключение
   Мы стояли с Робертой на мысе Дооб и всматривались в глубины моря. Чуть поодаль от нас сгрудились наши родственники: Вафа с Левой, Янина, Боря с семьей и Сергей.
   Я рассказывал дочери о ее матери. О моей любви, о неугасающей любви к Яне.
  - Помнишь, много лет назад я сказал тебе, что спал пять лет? - Дочь кивнула, пряча глаза, из которых катились слезы. - После разлуки с тобой я снова заснул. Я был зомби, который ходит, разговаривает, пишет картины, но думает об одном - о встрече со своей любимой. Потом я встретил Янину и начал пробуждаться. Появилось желание остаться на этой земле. Но не только эта женщина вернула меня к жизни, внутри меня поселилась тревога: я что-то еще не сделал...
  - Ты не встретил меня...
   Над морем парила одинокая чайка, так похожая на ту, которую я впервые увидел в крепости Суджук-Кале. Роберта проследила за моим взглядом.
  - Папуль, со мной произошел невероятный случай, когда мне было три года. Я сидела на своей скамеечке и рисовала в альбоме. Вдруг на мой импровизированный мольберт опустилась огромная чайка. Она держала в клюве букетик цветов.
  - Это были... садовые гвоздички бледно-фиолетового цвета? - сдавленным голосом поинтересовался я.
  - Да, откуда ты знаешь?
  - Что было потом? - спросил я, не отвечая на вопрос дочери.
  - Она положила букетик прямо передо мной, внимательно посмотрела на меня, взмахнула крыльями и улетела. Я положила его в огромную книгу и засушила. Я до сих пор храню этот букетик. Он не рассыпался.
  - В какую книгу? - Почему-то для меня это было важным.
  - В немецко-русский словарь. Он сохранился еще с тех времен, когда мои родители, мои приемные родители, учились в школе. - Дочь внимательно посмотрела на меня. - Мистика какая-то.
  - Поэтому ты выучила немецкий язык?
  - Открывала словарь, чтобы полюбоваться букетиком и заучивала по несколько слов в день. Учителя в школе уверяли, что у меня способности к языкам.
  - Твоя мама сказала бы, что это сказываются гены... - тихо сказал я и подумал: турчанка Марты не могла допустить, чтобы мой букет не попал по назначению...
   Я проследил за полетом одинокой птицы.
  - Прощай, Марты, и спасибо тебе за все, - прошептал я. Подумал и добавил, - всё фата-моргана, фата-моргана...
  Июнь-август 2010г.
  Отредактировано 2014 г.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"