ПУТЬ БОГА.
                      ПОСЛЕДНЕЕ ВОПЛОЩЕНИЕ.


     Эпиграф:
     "Истинно. Несомненно. Действительно".
     "То, что  находится  внизу,  подобно  находящемуся   наверху,   и
обратно:  то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу - ради
выполнения чуда единства".
     "И как все вещи были и произошли от одного, точно так же все вещи
начались в этой единственной вещи посредством применения".
     Из Изумрудной  Скрижали  Гермеса.  (Печатается  по  тексту:  "Д-р
Папюс.  Оккультизм.  Первоначальные сведения.  - М.:  Селена,  1994. -
512с.")


        Глава 1. Иногда происходит даже совершенно невозможное.

     - Жареные  катуны!  С  пылу,  с  жару,  в  хрустящей  корочке!  -
надрывалась  голографическая  светящаяся  фигура  высотой   в   десять
человеческих  ростов,  изображавшая  торговца  в  традиционной  одежде
Этла-Нитов.
     - Сувениры и получасовые демо-открытки!
     - Красочные альбомы с объемными  инфо-записями  самых  знаменитых
мест Этла-Тиды!
     - Экскурсионные туры по пути Возрождающегося Бога! Только у нас -
абсолютно реалистичная реконструкция сражения с катуном!
     - Блюда и чаши по старинным образцам! Из точно такой же посуды ел
и пил Бог, когда был человеком!
     Над базарной  площадью разливались оглушительные неумолчные шум и
гомон.  Торговля не прекращалась ни днем,  при свете солнца, ни ночью,
при  искусственном  освещении,  превосходящем по яркости естественное.
Конечно,  многочисленные туристы могли приобрести  все  эти  товары  в
отелях, в гигантских супермаркетах, заказать по компьютерным сетям. Но
каждый человек или представитель  иной  разумной  расы,  прибывший  на
планету под названием Этла-Тида, старался непременно купить что-нибудь
на главной базарной  площади  Лирда,  бывшей  столицы  Южной  Империи.
Считалось,  что любой предмет, приобретенный на этой площади, приносит
удачу.  И никому не было дела до того, что на самом-то деле Трисмегист
никогда не ступал в Лирд Высокобашенный.
     Неподалеку от  базарной площади находился огромный Портал Прямого
Перехода длиной в несколько сотен метров.  Но и он не  всегда  успевал
пропускать  через  себя  всех  желающих.  Ведь Портал вел в Теч-Тулак,
город,  где человек по имени Трисмегист взошел на жертвенную пирамиду,
чтобы  стать Возрождающимся Великим Первым Богом.  В отличие от Лирда,
здесь царила торжественная и возвышенная тишина. Попав на площадь, все
с благоговением взирали на сложенную из плоских камней пирамиду. Здесь
ничего не изменилось за последние восемь сотен лет. Казалось, что угли
на вершине еще не остыли,  и продолжает звучать в узких улочках эхо от
слов Трисмегиста.
     Правящие этим миром Императоры и Императрицы, ведущие свой род от
полулегендарных  прародителей  Лораны  и  Ремина,  старались ничего не
менять на побережье Западного Материка и в  бывшем  Проклятом  городе,
оставив  постройки и природу такими,  какими они были во времена войны
Этла-Тиды  и  Южной  Империи.  Все  космопорты,   отели,   фабрики   и
административные  здания  находились  либо  вдали  от  моря,  либо  на
Западном  Континенте,  либо  вообще  были  выведены   на   орбитальные
станции-города.   Почти   четверть   всей   суши   планеты   Этла-Тиды
превратилась в гигантский музей.
     Разумные существа тысяч видов прибывали сюда через Сеть  Порталов
Прямого  Перехода  или прилетали на космических кораблях,  чтобы лично
посмотреть на священное место, где человек стал Богом. Пожалуй, только
Земля,   подарившая   миру   Трисмегиста   и   остановившая  нашествие
Генерального Вычислителя,  могла соперничать  с  Этла-Тидой  по  числу
посещавших ее туристов.
     Большинству обитателей миров,  входящих в Сеть ППП, казалось, что
наступил тот самый Золотой Век,  о котором миллионы лет вещали пророки
и  проповедники  у  разных  народов,  рас и видов разумных существ.  И
только немногие знали о том,  что на золотой  свет  наползает  полоска
тьмы.  Ведь  не зря же в последнее время на орбите Этла-Тиды постоянно
дежурили боевые крейсеры Повелителей...
     - Кручу, верчу, запутать хочу! Подходи, налетай, деньги ставь, не
зевай! - древняя, как сам мир, игра в шарик и три колпачка по-прежнему
пользовалась  популярностью  у  людей,   эльфов,   гномов   и   других
гуманоидных рас. Ловкий щуплый этла-нит притулился со своим столиком в
самом оживленном углу Лирдского  базара  и  ловко  перекатывал  шарик,
по-очереди накрывая его разноцветными колпачками.
     Правоохранительные органы  Этла-Тиды - Братья Полнолуния - сквозь
пальцы смотрели на проделки подобных мошенников.  В конце концов,  это
был  такой  же  аттракцион,  как  гонки колесниц или благотворительные
лотереи. Игроки заранее знали, что шансов на выигрыш почти нет, тем не
менее делали ставки,  приобретая в обмен на деньги азарт борьбы, накал
страстей и надежду на удачу.
     - Я играю!  - сквозь толпу болельщиков протиснулась дородная дама
в крикливо-пестром наряде.
     Катала из-под полуопущенных ресниц окинул ее быстрым внимательным
взглядом.
     - Раз  играете,  делайте  ставку!  -  он   протянул   аппарат   -
универсальный конвертер валют.
     Дама приложила к считывающему сканеру свой перстень, и на дисплее
высветилась сумма  в  деньгах  Этла-Тиды.  Ставка  оказалась  довольно
большой, и катала решил продемонстрировать даме все свое искусство. Он
жонглировал шариком  в  воздухе,  подбрасывая  его  то  донышками,  то
стенками   колпачков.  Перекидывал  из  руки  в  руку  сами  колпачки.
Перекатывал шарик по  столу,  ловко  меняя  траекторию  его  движения.
Последний раз он так старался для разумной рептилии с Зиззулиса.
     Наконец, катала  одновременно  хлопнул  всеми тремя колпачками по
столу и развел руки в стороны:
     - Угадывайте,  красавица!  Ваша  удача  сосредоточена   в   вашем
указательном пальце.
     Дама указала на красный колпачок.
     Катала про  себя  порадовался  тому,  что  человеческая наивность
никогда не исчезнет,  поправил шарик,  зажатый  между  пальцами  левой
руки,  а правой поднял колпачок за донышко. Там лежал шарик! А в левой
руке его уже не было!
     Ничуть не смутившись, катала широко улыбнулся:
     - Да вы,  красавица, оказывается, волшебница! Извините, но больше
я с вами не играю. Извольте получить свой выигрыш.
     Мошенника ничуть  не  расстроила  потеря  денег.  Еще  сегодня он
успеет наверстать упущенное.  Катала уже несколько раз  сталкивался  с
колдунами  и  волшебниками,  которые телепортировали шарик из его руки
прямо под колпачок.  По правилам,  любое существо,  использующее  свой
магический  талант  для получения выигрыша,  автоматически выбывало из
любых азартных игр. Так что все было честно.
     Но дама запротестовала:
     - Я хочу продолжать!
     - Извините, но закон есть закон, - примирительно произнес катала.
     - Мне не нравиться этот закон! - повысила голос дама и посмотрела
вокруг,   словно  ища  поддержки  и  одобрения.  Но  праздные  туристы
расступились в стороны.  Они не затем прилетели  на  Этла-Тиду,  чтобы
участвовать в базарных разборках. Да и симпатии их, скорее, находились
на стороне веселого каталы.
     - Я делаю новую ставку!  - заявила дама и протянула к  конвертеру
валюты свое кольцо.
     - Тысячу раз прошу прощения,  но я не могу вам этого позволить, -
не  переставая  улыбаться,  сказал  катала  и   выключил   прибор.   -
Представление окончено, клоуны расходятся.
     Он отвесил   глубокий   шутовской   поклон,   нажал   на  кнопку,
складывающую столик до размера ладони, и попытался уйти.
     Но объемистая фигура дамы перегородила ему дорогу:
     - Мы еще не закончили игру!
     Катала пропел елейным голосом:
     - Милейшая  и  очаровательнейшая   красавица,   могущественнейшая
волшебница и прочая, и прочая. Вы, конечно, имеете полное право играть
в любые игры, какие пожелаете, но ведь нельзя же при этом использовать
свой волшебный талант. Это, в конце концов, просто нечестно!
     Сам он в это время искал взглядом какого-нибудь патрульного Брата
Полнолуния. И, к счастью, заметил неподалеку сразу двоих. Впрочем, они
сами  уже  спешили к месту,  где зарождался конфликт.  Священный музей
Великого Первого Бога не должны  были  оскорблять  подобные  эксцессы.
Братья, конечно, были в курсе происходящего, так как каждый квадратный
метр площади прослушивался и просматривался специальными устройствами.
     Но дородную  даму  уже  трудно  было   остановить.   Она   громко
заговорила,  и каким-то сверхъестественным образом ее слова разнеслись
по всей площади:
     - Весь это мир хочет заставить меня играть по его правилам!  Но я
этого не хочу. Мне не нравится этот мир, и я хочу его изменить! Я могу
его изменить!! Я его изменю!!!...
     На орбите Этла-Тиды на кораблях Повелителей зазвучали  и  засияли
тревожные сигналы.
     Дежурный оператор одного из крейсеров доложил:
     - Похоже,  это та,  кого мы ждали.  Сигналы магической активности
показывают быстрое увеличение ауры в районе торговой площади Лирда.
     Вахтенный офицер нахмурился.  Никто  не  хотел  верить,  что  это
когда-нибудь случится,  тем более,  никто не думал, что это произойдет
именно здесь -  в  священном  для  мириадов  существ  месте.  Но,  как
оказалось,  слухи  и  домыслы  оказались  вернее  логических выкладок.
Невозможное свершилось.
     Офицер отдал приказ:
     - Приступайте к плану "Эвакуация". Известите Императорскую Ставку
и все узловые миры Сети.
     Менее чем  через  секунду  все Порталы Прямого Перехода приобрели
розоватый оттенок.  Любой,  прошедший через них, попадал на защищенные
планеты, расположенные в противоположном от Этла-Тиды конце Вселенной.
Все  космические  корабли  получили  приказ  немедленно  покинуть  эту
систему.  В  отелях,  магазинах,  парках  и  садах дежурный персонал и
Братья Полнолуния начали эвакуацию туристов и отдыхающих.
     Площадь вокруг дородной женщины быстро  пустела.  Благо,  что  ее
окружало  множество  огромных Порталов.  Не было ни давки,  ни паники.
Братья Полнолуния выполнили свою работу на "пять с плюсом".
     - Бегите,  бегите! - насмешливо прокричала вслед людям дама. - Но
вам негде спрятаться. Этот мир всего один. И он принадлежит мне!
     Тем временем дородная дама меняла внешность. Яркое пестрое платье
лопнуло и отлетело прочь,  унесенное порывом  ветра.  Жировые  складки
исчезли,  взамен  их проявились очертания непревзойденно-великолепной,
идеально-совершенной женственной фигуры.  Вокруг  головы  засиял  нимб
огненно-золотых   волос.  Казалось,  что  их  концы  тают  в  воздухе,
распространяя  вокруг  женщины   золотистое   свечение.   Черты   лица
преобразились  и  засияли  такой  красотой  и таким величием,  которые
соответствовали бы Богине.
     Богине? Те,  кто  знал  ее   истинную   сущность,   называли   ее
Анти-Богиней.  Еще ее звали Леди Кометой, Всемогущей Разрушительницей,
Порождением Мирового Зла.
     Следующие слова женщины, похоже, подтвердили все эти прозвища:
     - Вы,  жалкие смертные и еще более жалкие  бессмертные  существа,
цепляющиеся  за  свои никчемные жизни,  я обращаюсь к вам всем,  чтобы
сказать: теперь я стану вершительницей ваших судеб!
     Божественная Сила Леди Кометы выплеснулась  наружу,  не  встречая
преград  и  ограничений.  И весь мир услышал ее голос.  Он пронзил все
Вселенные и Измерения.  Его услышали и в Хаосе,  и в Нирване. Даже рои
Критерианских   Пчел   замедлили   стремительный  хищный  полет,  даже
невозмутимые существа Абсолютного Порядка забеспокоились, занервничали
и отвлеклись от своего вековечного самосозерцания.
     Женщина раскинула  руки  и  переместилась  прямо в Теч-Тулак,  на
вершину священной пирамиды.  Для этого ей не понадобился ни Портал, ни
какое-либо другое транспортное средство.
     С вершины,   где  человек  Трисмегист  некогда  стал  Богом,  она
воззвала:
     - Эй,  ты, тот кто называет себя Великим Первым Богом! Я заявляю,
что этот мир, который ты называешь своим, на самом деле не заслуживает
жизни. Если ты хочешь защитить его, сделай это сейчас. Иначе я брошу в
Срединные  Измерения  кристалл  Вечного  Круговорота  и замкну на него
черную галактику Кур-Башур.  А ты знаешь, что это означает конец всего
живого.  Я  вызываю тебя на бой за власть над всем этим миром!  Где же
ты?!
     - Я здесь,  - ответил тихий голос, который тем не менее также был
услышан  всеми  живыми  существами,  как будто раздавался над ухом или
напрямую проникал в мозг тех, кто не имел ушей. - Но я не буду с тобой
сражаться.
     На вершине  пирамиды  рядом с обнаженной женской фигурой возникла
мужская  в  развевающейся  серой  одежде.  И  все  существа  на   всех
Измерениях,  во  всех  Вселенных увидели их,  как будто сами стояли на
площади Теч-Тулака у подножия рукотворного каменного  холма.  И  в  их
сознаниях  возникло понимание того,  что видят они лишь отражения двух
Богов, ведь на самом деле сущность Богов пронизывала весь мир.
     О Великом Первом Боге  знали  почти  все.  Но  кем  же  была  его
соперница?  Как  и  откуда  появилась  та,  чья  Божественная  Сила не
уступала Трисмегисту?  И почему она так ненавидела  этот  мир,  частью
которого являлась?


           Глава 2. Первая любовь обычно заканчивается трагедией.

     - Зиганьеры!  Зиганьеры  едут!!!  -  следом  за  этим  криком  на
лестнице,  ведущей в наблюдательную  башню,  послышался  частый  топот
резвых   детских   ножек,  и  вскоре  появился  сам  источник  шума  -
розовощекий крепкий мальчуган лет восьми,  запыхавшийся от бега  и  от
волнения.
     Найя с улыбкой посмотрела на своего брата Гейта, который все утро
провел на смотровой площадке башни вместе со стражниками, чтобы первым
сообщить  о  появлении  долгожданных  зиганьеров.  Затем она аккуратно
воткнула иглу в незаконченный вышиваемый пейзаж, сложила ткань, убрала
ее  в  шкаф и только после этого встала и подошла к окну,  ведущему во
двор замка.  Если бы рядом не сидела матрона Раймилна и не следила  за
каждым ее движением,  то Найя,  несомненно, просто бросила бы шитье на
стол.  Но дочь барона Кайдивара не могла позволить себе поступать так,
как ей хотелось.
     - Найя, я видел зиганьеров! - выпалил Гейт.
     Матрона Раймилна встала, выпрямилась и строго произнесла:
     - Юный  барон  Гейт  Кайдивар,  вам  пора  бы уже освоить хотя бы
основные правила хорошего тона.  Обличенный властью  правитель  должен
служить  примером  уверенности  и мудрости.  А быстрый бег,  учащенное
дыхание и  громкие  крики  никак  не  способствуют  укреплению  вашего
авторитета  в  глазах  ваших будущих подданных.  Кроме того,  я должна
заметить,  что зиганьеров вы видеть никак не могли.  Скорее всего,  вы
видели лишь облако пыли, поднимающееся над холмом Спящего Вепря.
     Гейт сразу  сник и потупился.  Суровая отповедь матроны мгновенно
испортила ему настроение.
     Найя отвернулась от окна, чтобы поддержать брата:
     - Никто из слуг Гейта не видел,  значит, с его авторитетом ничего
страшного  не случилось.  А пыль из-под копыт лошадей зиганьеров - это
первый знак их появления.  Иди сюда, Гейт, посмотри, наш папа собирает
дружину.
     Мальчуган с немой благодарностью посмотрел на сестру. Не в первый
раз Найя защищала его от придирок  Раймилны.  Девушка  в  совершенстве
изучила  характер  матроны,  поэтому  в  некоторой  степени  научилась
смягчать ее обычную привередливость.  Правда,  самой  Найе  для  этого
пришлось   стать   идеальной   наследницей  барона  Кайдивара.  А  для
пятнадцатилетней девушки это было нелегко, очень нелегко.
     Пока Гейт придвигал к окну  тяжелый  стул,  чтобы  с  него  лучше
рассмотреть  суету во дворе замка,  Найя с завистью смотрела на детей,
которые шумной толпой выскочили за ворота.
     "Счастливые, потому что свободные,  -  подумала  девушка.  -  Они
могут  делать то,  что хотят.  Захотели - отправились к морю купаться.
Захотели - пошли в порт смотреть на корабли из далеких стран. Захотели
-  побежали  встречать  зиганьеров.  Если бы я не была дочерью барона,
если бы у меня были светлые волосы и меня звали бы  не  Найей,  а  как
простолюдинку  -  Готкой  или  Далкой - то я сейчас бежала бы вместе с
ребятами босиком по теплой траве,  как когда-то в далеком  беззаботном
детстве."
     Найя тихо  вздохнула,  так,  чтобы не заметили матрона и брат,  и
начала вспоминать...

                                  * * *

     ...Последний раз зиганьеры приезжали  к  замку  барона  Кайдивара
пять  лет  назад.  В  то  время  Найя  даже  не  знала о существовании
троюродной маминой тетушки - матроны Раймилны.
     Вместе с детьми замковой стражи и прислуги она побежала на  самый
край  городка,  примыкавшего к скале,  на которой стоял замок.  Бежать
вниз по мощеным улицам было легко и приятно.  Казалось, еще немного, и
ноги оторвутся от земли.  Нынешняя, пятнадцатилетняя Найя, улыбнулась,
вспомнив свои тогдашние ощущения.  Помнится, она даже раскинула руки в
стороны,  чтобы  взмахнуть  ими и полететь,  если каменная мостовая на
самом деле уйдет из-под ног...
     А потом вместе с доброй  половиной  города  она  стояла,  ожидая,
когда  покажутся  огромные  повозки  зиганьеров,  о  которых она знала
только по рассказам слуг и старших ребят.
     В те благословенные годы Найя почти  не  замечала  разницы  между
потомками морского народа и простолюдинами.  Первые отличались высоким
ростом,  худощавым телосложением и черными  прямыми  волосами.  Вторые
были  ширококостными,  светловолосыми  и  голубоглазыми.  Но  так  как
морской народ высадился на этот берег более ста лет  назад,  смешанные
браки  привели к уравниванию черт двух наций,  особенно среди горожан.
Пожалуй,  только знать  и  Избранная  Дружина  хранили  свою  кровь  в
чистоте.
     Тоненькая, высокая   не  по  годам  девочка  с  длинными  черными
волосами,  заплетенными в косу,  почти ничем  не  выделялась  в  толпе
горожан,  моряков и портовых рабочих.  Белобрысые ребятишки толкали ее
локтями, как ровню, и кричали в уши, чтобы перекрыть гомон:
     - Смотри,  Найя,  облако пыли уже закрыло всю низину между холмом
Спящего Вепря и скалой Одинокого Дерева!
     - Видишь,   герольды   барона   Кайдивара   поскакали   навстречу
зиганьерам, чтобы указать им место для стоянки.
     "Барон Кайдивар  -  мой  отец,"  -  хотела  сказать  девочка,  но
промолчала.  Барон  являлся  человеком  из  обычных  серых  будней,  а
зиганьеры казались почти сказочными существами.
     Через некоторое время раздались крики:
     - Вот они! Едут!
     И вот наконец  долгое  ожидание  было  вознаграждено.  Послышался
топот  множества  конских  копыт,  и  мимо  людей пронеслась красочная
кавалькада: в сопровождении герольдов и вооруженных дружинников барона
Кайдивара ехали шестеро зиганьерских послов. Их легко было отличить по
внешнему виду: смуглая кожа, черные кудрявые волосы, орлиный профиль и
обязательная бородка клинышком.
     Одежда зиганьеров также разительно отличалась от нарядов горожан.
Все шестеро носили одинаковые широкие ярко-алые шаровары, заправленные
в  высокие  черные  блестящие  сапоги,  на  которые  каким-то чудом не
прилипала дорожная пыль.  Зато разноцветные рубахи зиганьеров поражали
своей пестротой и невероятным сочетанием красок.
     - Я  слышал,  что  ткани  они окрашивают красками,  сваренными из
сорока семи степных  цветов,  -  с  видом  знатока  произнес  стоявший
неподалеку купец, но на его слова никто не обратил внимания.
     На головах   зиганьеры   носили  широкополые  шляпы  с  султанами
белоснежных перьев птицы-кометохвоста.  Несмотря  на  быструю  скачку,
шляпы  с голов не слетали.  Да и вообще,  зиганьеры держались в седлах
так,  словно родились на  скаку.  По  сравнению  с  их  прямой  гордой
посадкой даже лучшие дружинники барона выглядели неуклюжими пентюхами,
впервые севшими на лошадь.
     Под копыта лошадей горожане  бросили  несколько  букетов  цветов.
Один  из  зиганьеров,  не  снижая  скорости,  быстро свесился с седла,
подхватил букет и помахал им в воздухе, одарив встречающих белоснежной
улыбкой.
     Толпа взорвалась восторженными криками и рукоплесканиями.
     Все это продолжалось лишь несколько секунд. Кавалькада промчалась
мимо и направилась  к  замку.  На  мгновение  Найя  пожалела,  что  не
осталась дома.  Ведь она могла бы посмотреть на послов вблизи и, может
быть, даже поговорить с ними.
     Но в это время кто-то дернул ее за локоть и позвал:
     - Бежим с нами, посмотрим, как зиганьеры разбивают лагерь.
     - Бежим! - легко согласилась девочка.
     Для лагеря зиганьерам отвели  место  в  пяти  полетах  стрелы  от
города,  там,  где  морское  побережье  переходило  в  поросшую травой
пустошь. Три десятка ребят растянулись длинной цепочкой. Самые быстрые
уже добрались до лагеря, а малышня еще не пробежала и половины пути.
     Но не   только   дети  торопились  навстречу  зиганьерам.  Мелкие
торговцы  спешили  предложить   кочевникам   товары,   которые   могли
понадобиться  тем  для  обустройства на новом месте:  веревки,  ткани,
одежду, украшения, посуду.
     Наконец, запыхавшаяся  Найя  остановилась  возле  той  черты,  за
которой начинался сам лагерь. Все зиганьеры - взрослые, старики и дети
- дружно трудились, разворачивая свои огромные, похожие на передвижные
дома   повозки.   В   каждую   такую   повозку   было   запряжено   по
десять-пятнадцать  громадных  тяжеловозов,  но  все  равно  у   любого
непосвященного   возникало  удивление:  как  можно  сдвинуть  с  места
восьмиколесную двухэтажную конструкцию?
     Кроме лошадей у зиганьеров имелось  великое  множество  домашнего
скота.  Конечно,  все табуны, отары и стада сейчас остались на дальних
выпасах, в двух днях пути от побережья, на берегу реки Кадальяби, но и
сейчас лагерь оглашался криками разнообразных животных и птиц.
     Увидев, что торговцы и любопытные городские дети смело шмыгают по
лагерю зиганьеров,  легко лавируя между  телегами,  Найя  собралась  с
духом  и пошла вперед.  Вопреки ее ожиданиям,  на нее никто не обращал
внимания.  Зиганьеры  были  обеспокоены   лишь   тем,   чтобы   успеть
расположиться на новом месте до наступления темноты.
     Тем более неожиданным для девочки стал громкий окрик:
     - Эй, юная красавица, ты, случайно не боишься заблудиться?
     Найя поняла, что эти слова относятся к ней, и обернулась.
     В пяти  шагах от нее стоял юный зиганьер.  Такой же черноволосый,
кудрявый и загорелый,  как и взрослые,  только, разумеется без бороды.
Мальчик  был ростом с Найю,  но девочка поняла,  что он на два или три
года старше нее.  На нем были одеты алые шаровары,  пестрая  рубаха  и
кожаная  безрукавка,  расстегнутая  спереди.  На ногах он носил легкие
сандалии.
     - Привет,  - открыто  улыбнулся  зиганьер,  -  меня  зовут  Гензо
Беньтиат. А тебя?
     Подобная непосредственная прямота приятно удивили Найю.  Почти не
задумываясь, она представилась:
     - Меня зовут Найя Кайдавар.
     Как правило, горожане, услыхав это имя, почтительно кланялись, на
их  лицах  появлялись  подобострастные  улыбки,  а  в голосах начинали
звучать заискивающие нотки.
     Но на Гензо имя впечатления не произвело. Он лишь улыбнулся:
     - Я сразу догадался, что ты из морского народа. У тебя коса - как
черная  молния.  И  сама  ты  не  похожа  на местных рыхлых белобрысых
увальней.
     Комплимент был  произнесен  совершенно  искренне,  поэтому   Найя
решила,  что этот вольный кочевник, наверное, просто никогда не слышал
о том,  кто является хозяином этого побережья.  Девочке было  особенно
лестно,  что  объектом  внимания  является она сама,  а не дочь барона
Кайдавара.
     Найя посмотрела вокруг:
     - У вас тут так шумно, так тесно.
     Гензо беззаботно махнул рукой:
     - А-а-а,  это только поначалу.  Сейчас все повозки  расставят  по
местам,  лошадей  распрягут  и  отгонят на пастбище,  а свиней и куриц
зарежут на ужин... Что с тобой?
     Зиганьер легко произнес слово "зарежут",  поскольку оно  являлось
неотъемлемой частью его быта.  Но Найю это слово неприятно резануло по
душе.  Однако,  увидев в глазах Гензо  беспокойство,  она  постаралась
улыбнуться:
     - Наверное,  я  просто устала,  пока бежала сюда из города.  Да и
день сегодня жаркий.
     - Что правда,  то правда, - согласился Гензо. - Придумал! Пойдем,
я угощу тебя отваром из корня освежика. Моя мама варит его лучше всех!
     - А  я  не  очень  помешаю?...  -  Найя с сомнением посмотрела на
работающих зиганьеров.
     - Да что ты! Мы всегда рады гостям.
     - Ну-у-у... - Найя замялась.
     - Пойдем,  пойдем! - весело засмеялся Гензо и потянул ее за руку.
- Не бойся!
     - А я и не боюсь.
     Гензо повел девочку по лагерю, показывая самые интересные места:
     - Видишь,  досками огораживают круглую арену? Завтра тут начнутся
кулачные бои  с  моряками  и  ремесленниками  из  города.  А  вот  там
расчищают площадку для торговли конями и быками.  А там, смотри, Найя,
возводят шатер для цирка.  Видишь,  из повозок выводят  дрессированных
тигров,  слонов  и  страусов?  Первое  представление  состоится завтра
вечером.  В цирке будут  и  акробаты,  и  жонглеры,  и  фокусники.  Ты
придешь?
     - Обязательно!  -  глаза  Найи сияли.  Впервые в жизни она видела
столько чудес. Впервые в жизни она чувствовала себя свободной.
     Пройдя едва ли не половину всего лагеря,  Гензо привел девочку  к
огромной   повозке.  Колеса  были  выше  ее  роста,  а  над  ними  еще
возвышались дощатые борта первого этажа и полотняная полукруглая крыша
второго.  Запрокинув голову, Найя с любопытством разглядывала картины,
которыми были разрисованы  борта.  Тут  можно  было  увидеть  и  стада
пасущихся животных, и уходящую за горизонт дорогу, по которой двигался
караван восьмиколесных повозок, и сцены охоты на антилоп и тигров.
     Судя по всему, повозка семьи Гензо уже была установлена на место.
Длинные  оглобли лежали на земле,  лошади были выпряжены,  и никого из
взрослых рядом не было. Лишь из трубы над повозкой вился легкий дымок,
говорящий о том, что внутри все же кто-то находится.
     Гензо одним  махом взлетел по лестнице,  расположенной посередине
повозки, между двумя парами колес.
     - Мама,  у нас гости!  - громко  крикнул  он,  отгибая  полог  из
плотной тяжелой ткани. - Дай попить!
     Откуда-то из  глубины  послышался женский голос,  но слов Найя не
разобрала.  Ее новый знакомый исчез за пологом,  и Найя осталась одна.
Не успела она подумать о том,  как глупо выглядит,  ожидая возвращения
юного зиганьера, как Гензо появился снова, светясь от радости.
     - Смотри! Я раздобыл не только отвар освежика, но и лепешки.
     Действительно, в правой руке мальчик держал глиняный кувшин,  а в
левой - узелок.
     "Как же  он спуститься по лестнице?" - подумала Найя.  Предложить
свою помощь дочери барона даже не пришло в голову.  Но Гензо прекрасно
справился  без  нее.  Он  просто  спрыгнул,  легко  спружинив длинными
крепкими ногами.
     "Какой он ловкий," - с восхищением подумала Найя.
     Гензо протянул ей кувшин:
     - Мама говорит,  что в повозке слишком  жарко,  а  верхний  полог
откинуть некому,  так как отец и братья повели лошадей на водопой. Так
что предлагаю расположиться под повозкой.  Там прохладно даже в  самую
сильную жару.  Да и мешаться мы никому не будем. Видишь, пастухи гонят
ездовых быков? Лезь за мной, пока не затоптали.
     Найя обернулась и только  сейчас  заметила  надвигавшееся  стадо.
Зиганьеры  на  лошадях  окружали  его  со всех сторон,  не давая быкам
разбежаться в стороны.  Похоже,  их ничуть не волновало то,  что стадо
может  натворить  бед.  Наверное,  для  стоянки зиганьеров это было не
впервой,  и все своевременно освобождали дорогу массивным  животным  с
острыми направленными вперед рогами.
     Стараясь не  расплескать  напиток  в  кувшине,  Найя пригнулась и
полезла под повозку следом за Гензо. Мальчик сказал правду, здесь было
прохладнее, чем на открытом пространстве под палящими лучами солнца.
     Гензо снял безрукавку и постелил ее на траву:
     - Садись, Найя. Смотри, быки уже близко.
     Юная баронесса  еще  ни  разу  в  жизни не сидела под повозкой на
чужой одежде в то  время,  как  совсем  рядом  с  ней  -  только  руку
протянуть  -  топали ноги быков с тяжелыми раздвоенными копытами.  Это
зрелище настолько зачаровало ее, что Гензо вынужден был напомнить:
     - Ты же хотела пить? Пей!
     Найя сделала  несколько  глотков  из  кувшина.  Напиток  оказался
прохладным,   ароматным  и  необыкновенно  вкусным.  Он  пах  степными
просторами,  разнотравьем и свежим ветром. Не менее вкусными оказались
и лепешки, которые достал Гензо из узелка.
     Мальчик и  девочка  сидели  под повозкой,  смотрели на проходящих
мимо быков и по очереди пили из кувшина отвар освежика.  В тот  момент
Найя  считала,  что  на свете нет ничего прекраснее,  чем быть вольным
зиганьером.
     Когда стадо протопало мимо, закончились и отвар, и лепешки. Жизнь
в лагере зиганьеров вновь вошла в прежнее русло.
     - Вот   и  последние  повозки  устанавливают,  -  объявил  Гензо,
выглядывая между огромными колесами.
     - Как же вы разворачиваете такие махины? - спросила Найя.
     - А очень просто. Посмотри наверх.
     Только теперь  Найя   заметила,   насколько   сложные   механизмы
скрывались  под  днищем  повозки.  Тут  были  и  огромные шестерни,  и
какие-то рычаги, и оси.
     - Что это? - удивилась она.
     - Сейчас я тебе объясню,  - Гензо обнял ее за  плечи  и  легонько
надавил. - ложись, так будет лучше видно.
     Повинуясь ласковому нажиму,  Найя легла на спину,  рядом с Гензо.
Теперь,  и правда,  она могла рассмотреть сразу все  пространство  под
повозкой.  Ведь раньше,  когда она сидела, ее нос упирался в массивную
железную шестеренку.
     Гензо пальцем показал на переднюю часть повозки:
     - Видишь, Найя, каждая пара колес поворачивается отдельно. Причем
если передние колеса поворачивают вправо, то задние, наоборот - влево.
То есть повозка может развернуться практически  на  одном  месте.  Для
этого-то  и  сделана  вся  эта  система передач.  Достаточно повернуть
оглобли,  и все оси одновременно  разворачиваются  в  нужную  сторону.
Смотри,  вот  этот  главный  распределительный  вал  вращает  зубчатые
передачи, передающие усилие на каждую из четырех осей...
     Гензо рассказывал об устройстве повозки так увлеченно,  что  Найя
слушала  его,  затаив дыхание.  Но впечатления целого дня были слишком
велики  для  девочки.  Она  почувствовала,  что  веки   ее   тяжелеют,
накатывает дремота...
     Разбудили Найю громкие мужские голоса.
     - А вот и отец с братьями вернулись, - сказал Гензо.
     Девочка почувствовала, что по ее щекам разлился жар стыда. Она не
помнила,  сколько времени провела под повозкой.  Она не знала, сколько
минут или часов проспала рядом с мальчиком-зиганьером.  Однако, бросив
быстрый взгляд между колесами, Найя немного успокоилась - вечер еще не
наступил,  солнце  светило  по-прежнему  ярко,  а  в лагере зиганьеров
продолжала кипеть бурная деятельность.
     - Папа,  мы здесь!  - крикнул Гензо и потянул  Найю  за  руку:  -
Вылезай, я познакомлю тебя со всей семьей.
     Дети выбрались  из-под повозки и начали стряхивать с одежды сухую
траву и пыль.
     Одновременно с  этим  Найя  украдкой  бросала  косые  взгляды  на
появившихся зиганьеров.  Те же, ничуть не стесняясь, разглядывали ее в
упор.  Их было пятеро:  взрослый зиганьер  и  четверо  юношей.  Самому
старшему - лет двадцать с лишним,  младшему - около пятнадцати.  Легко
было догадаться, что это отец с детьми.
     - Привет,  отец,  - улыбнулся Гензо.  -  Это  Найя  Кай...  -  Он
повернулся к девочке: - Как ты говорила?
     - Найя  Кайдавар,  -  ей  было несколько обидно,  что Гензо забыл
родовое имя баронов морского народа.
     - А это мой отец - Гельн Беньтиат,  он первый  помощник  Старшего
Табунщика...
     Найя не  знала,  насколько  высоко  это  звание,  поэтому сделала
реверанс, которому научила ее мама.
     - ...И братья,  - продолжил Гензо,  - Диклияр,  Ормьин, Ластьен и
Льогги.
     - Очень приятно познакомиться, - повторила реверанс Найя.
     Гельн Беньтиат огладил свою клиновидную бороду и улыбнулся:
     - Нам  тоже  очень  приятно принимать у себя в гостях столь милую
девочку из морского народа.
     - Благодарю вас...  - Найя  заколебалась,  назвать  ли  зиганьера
"господин",  "мессир" или "владетельный дюк",  но потом нашла выход из
положения: - Благодарю вас, первый помощник Старшего Табунщика.
     Зиганьер одобрительно покачал головой,  а затем,  повернувшись ко
входу в повозку, прокричал:
     - Дильяна, мы вернулись!
     Из-за полога ответил женский голос,  принадлежавший,  несомненно,
матери Гензо:
     - Слышу, дорогой. Сейчас сниму с огня котелок и выйду.
     Полог повозки откинулся,  и на  землю  также  легко,  как  раньше
Гензо,  спрыгнула  высокая  стройная женщина в переливающемся муаровом
алом платье.  Найя невольно залюбовалась ее осанкой,  распущенными  по
плечам  черными  вьющимися  волосами  и красивым горделивым лицом.  Не
могла она не заметить и то,  что шею,  запястья  и  щиколотки  женщины
украшали многочисленные золотые украшения: цепочки и браслеты.
     Женщина, ничуть  не смущаясь детей и многочисленных людей вокруг,
крепко поцеловала в губы Гельна,  и лишь потом обратила  взгляд  своих
больших черных глаз на Найю.
     - Если  бы  я  знала,  какая красавица зашла к нам в гости,  я бы
бросила все дела. Понравился ли тебе отвар оживика и лепешки?
     - О, да! - Найя сделала самый глубокий реверанс, который дозволял
этикет  морского  народа.  -  Ваша  еда просто восхитительна.  Большое
спасибо за угощение.
     Все зиганьеры одобрительно заулыбались.
     Дильяна показала на небо.
     - Через час стемнеет.  Останешься ли ты ночевать вместе  с  нами,
или отправишься домой?
     Найя испуганно  подняла  голову.  Увы,  это  была правда.  Солнце
неумолимо клонилось к горизонту.
     - Мне было очень хорошо с вами,  но я должна возвращаться  домой.
Мои родители, наверное, уже беспокоятся.
     Про себя же Найя подумала:  "Беспокоятся - это еще мягко сказано.
Сейчас,  наверное,  вверх дном перевернут не только весь замок,  но  и
город  с  портом  в придачу.  Я не удивлюсь,  если отец уже ведет свою
дружину сюда, в лагерь зиганьеров."
     Поэтому она начала быстро прощаться.
     - Я провожу тебя, - сказал Гензо.
     Найя не  нашла   в   себе   сил,   чтобы   отказаться.   Поэтому,
сопровождаемая прощальными криками всего семейства Беньтиат,  вместе с
Гензо быстро зашагала в сторону побережья.
     Теперь, спустя пять лет,  Найя уже не помнила, о чем они говорили
с  Гензо по дороге.  Впрочем,  это было не так уж и важно.  Прежде чем
расстаться, они долго держали друг друга за руки и смотрели в глаза. И
молчали.
     Найя уже  в десять лет была не настолько наивна,  чтобы позволить
зиганьеру провожать себя до ворот замка.  Они  расстались  на  окраине
города,  пообещав  друг  другу,  что  встретятся завтра снова и вместе
отправятся смотреть цирковое представление. Но этого не произошло.
     Гнев родителей  Найи  оказался  намного  выше  того  предела,  на
который рассчитывала девочка,  хотя она и не рассказала им всего,  что
произошло с ней в течение этого  дня.  Все  десять  дней,  что  лагерь
зиганьеров  располагался возле города,  все время,  что шла оживленная
торговля,  праздники и веселье,  Найя просидела  под  замком  в  своих
покоях. Это было очень похоже на тюремное заключение.
     Спустя три дня после того, как зиганьеры уехали в свои бескрайние
степи,  Найю выпустили на свободу.  А  еще  через  пять  дней  девочка
случайно услышала разговор родителей.
     - Я отправила письмо своей троюродной тете - матроне Раймилне,  -
говорила баронесса Аймарилла.  - Гейту уже три года.  Я не хочу, чтобы
он вырос таким же безответственным, как Найя.
      Гайан Кайдавар не был столь суров:
     - Дорогая, наша дочь не виновата. Просто ее вовремя не научили...
не объяснили.
     - Да,  наверное, в этом есть и моя вина, - голос Аймариллы слегка
дрогнул.  -  Я  столько  сил  отдавала ведению хозяйства,  что девочка
совсем отбилась от рук.  Но ничего,  Раймилна  все  исправит.  Она  не
оставит наших детей ни на минуту. Они попадут в хорошие руки.
     - Будем  на это надеяться,  - Найя услышала звук поцелуя.  - Наши
дети нас больше не огорчат...
     Найя тихо,  на цыпочках, поспешила удалиться. Ее душили слезы. Но
только добравшись до своей кровати, она дала им волю.
     ...Да, годы  детства  пролетели  слишком быстро.  Не так-то много
осталось у Найи  приятных  воспоминаний.  А  мальчик  по  имени  Гензо
Беньтиат - самое сокровенное, самое дорогое из них. И самое последнее.
Ведь вскоре в замке поселилась Раймилна,  и жизнь  наследников  барона
Кайдавара превратилась в ежедневный монотонный кошмар...

                                  * * *

     От воспоминаний Найю отвлек голос матроны:
     - Отойдите от окон,  дети. Гейт, чтобы утихло твое необоснованное
возбуждение,  расскажи нам с Найей,  почему каждые пять лет  зиганьеры
приезжают к побережью Междуземного океана?
     Выражение "нам  с  Найей"  очень  часто  звучало из уст Раймилны.
Таким   образом   она   не   только   возлагала   на   Гейта   двойную
ответственность,  но  и  подключала  Найю к воспитанию брата.  Матрона
считала,  что это очень мудрая и продуманная политика.  У детей мнение
было прямо противоположное.
     - Потому что им так хочется, - уверенно ответил мальчик.
     - Неправильно!  - в голосе Раймилны появились нотки злорадства. -
Гейт, какие науки самые главные для баронов морского народа?
     Этому мальчика  учили  с  самого  раннего  детства.  Поэтому  без
запинки он отбарабанил:
     - История, география, политика, экономика и стратегия.
     - Ну что же, неплохо. Тогда начни, пожалуйста, с истории.
     - С истории?  Мы,  морской народ, заняли эту землю пять поколений
назад. Наша родина - на юге, на Базайском архипелаге...
     - Ты уже перешел к географии, - вставила Раймилна.
     Не обращая  внимания  на  это  слегка  ядовитое  замечание,  Гейт
продолжил:
     - На острове Дадрапрайт находится столица нашей страны.  И сейчас
там правит король Лайлот Третий.  Ему подчиняются бароны и  флотоводцы
морского народа.  Бароны защищают земли, а флотоводцы охраняют морские
пути.  Наш отец Гайан Кайдавар обязан  контролировать  берег  от  мыса
Пардабай  до  устья  реки Жилюй.  Для этого строятся крепости,  куется
оружие, мобилизуется местное население...
     - И когда-нибудь тебе тоже придется заниматься охраной границы, -
напомнила матрона. Она считала своей главной обязанностью воспитание у
наследников чувств долга и ответственности перед морским народом.
      - Да,  да,  - легко согласила Гейт,  не особенно задумываясь над
смыслом сказанного. - Так мне продолжать?
     - Несомненно,  молодой барон.  Ваш рассказ так полон,  ваши мысли
так мудры и глубоки, что нам с Найей не терпится услышать продолжение.
Только не забывайте, пожалуйста, что спрашивала-то я про зиганьеров.
     - Про зиганьеров? А-а-а, про зиганьеров... - Гейт наморщил лоб. -
Зиганьеры - это племена степных кочевников.  Они  кочуют  с  места  на
место,  нигде  надолго не останавливаются.  Их скот быстро съедает всю
траву, и им надо искать новые пастбища.
     - Искать?
     - Ну,  ладно,  не  искать.  Каждый  клан  зиганьеров  уже  многие
столетия  придерживается  определенного  маршрута в степи.  Вот почему
один из кланов раз в пять лет  приближается  к  нашему  берегу,  чтобы
обменяться товарами.
     - Очень  хорошо!  - на этот раз,  кажется,  похвала Раймилны была
искренней. - А откуда мы знаем все о зиганьерах?
     - От них самих.
     - А можем ли мы верить тому,  что сообщает о  себе  потенциальный
враг?
     - Нет! - четко ответил Гейт.
     Найя спросила матрону:
     - Почему все считают зиганьеров врагами? Они ни разу не воевали с
морским народом.  Скорее нам следует опасаться  простолюдинов.  Мы  же
завоевали их землю.
     - Мы  ее  не  завоевали,  - внушительно произнесла Раймилна,  тем
самым как бы вовлекая детей во всеобщий заговор  лжи.  -  Мы  защищаем
простолюдинов от опасностей.  От тех же зиганьеров, к примеру. Разве я
не рассказывала вам о том,  что происходит в  степях  на  самом  деле?
Зиганьеры - не мирные пастухи. Они - воины, постоянно сражающиеся друг
с другом и с соседними народами.  Они устраивают набеги на  тех,  кого
считают слабее себя, захватывают скот, ценности и рабов.
     Найя уже слышала эти истории,  которые считала такими же лживыми,
как и утверждение, что морской народ "защищает" простолюдинов.
     Поэтому, сдерживая улыбку,  она решила обернуть аргументы матроны
против нее самой:
     - Можем  ли мы верить людям,  которые обвиняют зиганьеров во всех
этих преступлениях?
     - Когда живешь в окружении врагов,  верить надо в самое худшее, -
наставительно произнесла Раймилна.
     - А  я  считаю,  что  зиганьеры  - это добрые и открытые люди,  -
сказала Найя.  - А наговаривают на них те,  кто сам носит в груди злое
завистливое  сердце.  С зиганьерами надо дружить.  Тогда морской народ
укрепит свои границы и станет вдвое сильнее.
     - Это точно!  - воскликнул Гейт,  восторженно  глядя  на  старшую
сестру. Он пока еще не решался произносить слова: "Я считаю, что..."
     Но матрона  Раймилна  не  пришла  в  восторг от самостоятельности
суждений юной баронессы.  Тем не менее  она  решила  оставить  строгую
отповедь до более подходящего случая.
     Раймилна встала и трижды хлопнула в ладоши:
     - Гейт и Найя!  Мы продолжим этот разговор сегодня же вечером.  А
сейчас  вам  надо  приготовиться  к  приему  послов  зиганьеров.  Ваши
родители  будут ждать вас в Главном зале для приемов.  Не опаздывайте!
Когда герольды на воротных башнях затрубят,  это будет  означать,  что
всадники  въезжают  в  замок.  К  этому  времени  вы уже должны быть в
Главном зале. Вам ясно?
     - Ясно, - хором ответили дети.
     - Тогда отправляйтесь в свои покои и наденьте праздничную одежду,
которую  я приготовила для вас три дня назад.  Сохраняйте достоинство,
не торопитесь,  но  и  не  мешкайте.  Каждая  минута  опоздания  будет
означать для вас один день без сладкого. Ясно?
     - Ясно, - повторили Гейт и Найя.
     - Я вас больше не задерживаю, идите.
     Выйдя из комнаты, девушка шлепнула своего брата пониже спины:
     - Кто  последний  добежит  до  своих  покоев - тот жирный ленивый
тюлень!
     Стараясь ступать тихо,  чтобы не услышала  оставшаяся  в  комнате
матрона, они вихрем помчались по коридору.

                                  * * *

     Когда трубы  герольдов  затрубили,  возвещая  о  том,  что  послы
зиганьеров проехали через ворота замка,  все  семейство  Кайдавар  уже
находилось  в  Главном  зале.  Там же собрались лучшие воины Избранной
Дружины,  советники, герольды и оказавшиеся в это время в городе купцы
из морского народа.
     Барон Гайан  Кайдавар  и  его  жена  Аймарилла  сидели на тронах,
сделанных из голубого  дерева,  растущего  только  на  южных  островах
Базайского архипелага.  Найя и Гейт стояли рядом с троном отца. Прочие
гости  располагались  за  их  спинами  полукругом  в  соответствии   с
древностью  родов и званиями.  Блеск начищенных лат мужчин должны были
показать зиганьерам силу морского народа,  а дорогие платья  женщин  -
продемонстрировать богатство.
     Мажордом стукнул  символическим  позолоченным  ключом  в  гонг  и
объявил:
     - Послы зиганьеров почтительно  и  смиренно  просят  аудиенции  у
барона   Гайана   Кайдавара,   владетельного   дюка  морского  народа,
получившего милость и одобрение во всех своих делах от короля  Лайлота
Третьего.
     После этого  все разговоры смолкли.  Стражники распахнули тяжелые
створки парадных ворот,  и в Главный зал вошли представители  степного
народа.
     Зиганьеров было  шестеро.  Они  были  одеты почти также,  как и в
прошлый свой приезд:  черные сапоги из лакированной кожи, широкие алые
шаровары  и  свободные  разноцветные  рубахи.  Широкополые шляпы послы
держали в руках,  наверное,  сняв  перед  входом  в  замок.  На  лицах
зиганьеров  не  было видно ни почтительности,  ни смирения,  о которых
говорил мажордом.
     Найя не ожидала,  что  при  виде  этих  сынов  вольного  степного
простора ее сердце забьется с утроенной скоростью.  Но оказалось,  что
впечатления далекого детства еще живут в ее душе. Найе показалось, что
лица двоих послов - самого старого и самого молодого - ей знакомы.
     Один из герольдов,  сопровождающих зиганьеров, развернул свиток и
огласил состав посольства:
     - Гельн Беньтиат,  Старший Табунщик клана Кань. Диклияр Беньтиат,
второй  помощник Старшего Табунщика.  Зальдо Мальтори,  Первый Охотник
клана  Кань.  Катьяр  Китональ,  Главный  Сокольничий.  Мьякш   Ниуль,
Наставник  Следопытов  клана Кань.  Гензо Беньтиат,  доверенный ученик
Наставника Следопытов.
     Каждый из названных зиганьеров делал шаг вперед, низко кланялся и
изящно  взмахивал  своей  шляпой  с  длинными  белыми перьями.  Другой
герольд из свиты барона выступил навстречу и начал перечислять имена и
титулы представителей морского народа.
     Найя этого  уже  не слышала.  Она забыла обо всем на свете,  не в
силах оторвать глаз от молодого зиганьера.  Гензо  вырос,  возмужал  и
превратился в статного юношу с широкой грудью и узкими бедрами. Он был
необыкновенно красив, но красив той красотой, которую принято называть
"порочной".  Однако  в  языке морского народа не было подобного слова.
Тем более,  Найя никогда не применила бы  такое  определение  к  Гензо
Беньтиату, воспоминания о котором целых пять лет томили ее душу.
     Гензо также  не  отрывал  своих  черных  пламенных  глаз от Найи.
Девушка почувствовала,  что по ее щекам разливается румянец.  Она даже
сделала  шаг  вперед,  словно  невольно собиралась броситься навстречу
своей ожившей мечте.
     Стоящий рядом Гейт дотронулся до  руки  сестры  и  прошептал,  не
поворачивая головы:
     - Что с тобой? Не шевелись, Чудовище настороже.
     Кого он  подразумевал  под прозвищем "Чудовище",  догадаться было
нетрудно. Найя почти физически ощутила, что ее затылок буравит колючий
взгляд матроны Раймилны,  которая по праву воспитательницы наследников
стояла сразу позади тронов.
     Девушка сумела сдержать свой порыв,  но ее сердце уже было  полно
любовного жара,  который своим дымом заволакивает сознание и застилает
глаза розовой пеленой.
     Тем временем  совместное  знакомство   состоялось.   По   сигналу
мажордома  слуги  начали  вносить в Главный зал столы,  на которых уже
были расставлены кушанья и напитки.  Эта работа  требовала  не  только
ловкости,  но  и немалой физической силы,  так как столы были большие,
сколоченные из толстых досок,  а нести их приходилось очень осторожно,
чтобы ничего не уронить по дороге.
     Но слуги,  набранные среди простолюдинов, были отлично вышколены.
Поэтому в течение десяти минут Главный  зал  превратился  в  святилище
бога чревоугодия и виноделия.  Барон и баронесса,  не вставая со своих
тронов,  оказались во главе длинного стола,  составленного как  бы  из
отдельных  секций.  Остальным пришлось самостоятельно рассаживаться на
принесенные вслед за столами стулья.
     Найя и   Гейт,   разумеется,   расположились   возле   родителей.
Посольство  зиганьеров  разместилось  с противоположной стороны стола.
Поэтому между Найей и Гензо оказалось не меньше тридцати человек,  так
что они не могли не только поговорить, но даже обменяться взглядами.
     Найя механически   ела   и   пила,   не   слыша  тостов,  которые
произносились за  столом,  не  видя  обеспокоенных  взглядов,  которые
устремляла  на  нее мать.  Все ее мысли были обращены к дальнему концу
стола, невидимому и недоступному.
     Наследники барона Кайдавар  еще  ни  разу  не  присутствовали  на
торжествах  подобного уровня.  Поэтому для них большим сюрпризом стало
то,  что в Главном зале через некоторое время  появились  музыканты  и
заиграли  веселые  танцевальные  мелодии.  Люди вставали из-за столов,
чтобы принять участие в общем веселье.  Кольчуги дружинников  ритмично
позвякивали  в  такт  музыке,  украшения дам сверкали и переливались в
свете ярких светильников.
     Найя стряхнула оцепенение.  Она и не  могла  и  мечтать  о  таком
счастье.  Казалось,  что она попала в сказку,  когда исполняются самые
сокровенные желания.
     Решившись на ПОСТУПОК,  Найя поднялась  и  направилась  в  другой
конец  зала.  Спиной  она  чувствовала  взгляды  родителей,  брата  и,
особенно,  матроны Раймилны.  Больше всего девушка боялась, что сейчас
кто-нибудь  из  родных попытается остановить ее или помешать выполнить
задуманное.  В этом случае она не могла  ручаться  за  последствия.  А
матрона,  возможно,  пожалела бы о том,  что когда-то приехала в замок
Кайдавар.
     Но никто не препятствовал Найе.  Ведь на самом деле большая часть
собравшихся  просто  не  обращала  на  нее внимания.  А мать и отец не
придали особого значения тому, что дочь встала из-за стола. В конце-то
концов,  мало  ли  куда  может  отправиться молодая девушка после двух
больших бокалов легкого белого вина?
     Когда же Найя приблизилась  к  зиганьерам,  исправлять  все  было
поздно. Послы весело хлопали в ладоши, но сами не танцевали.
     Найя протянула руку Гензо:
     - Пошли?
     Лишь долю  мгновения  длилось  удивление юноши.  Затем он встал и
осторожно коснулся ладони юной баронессы:
     - Я не смел на это надеяться.
     Найя смущенно улыбнулась:
     - Я тоже.
     И они закружились в танце, глядя в глаза друг друга.
     Затянувшееся молчание решил нарушить Гензо:
     - Подумать только,  мы не виделись  пять  лет,  а  у  меня  такое
чувство, что мы расстались только вчера.
     - И мне тоже так кажется.
     - А  ведь я не знал вначале,  что ты дочь барона.  Но когда ты не
пришла в наш лагерь,  как мы договаривались,  я начал  искать  тебя  в
городе. Там-то мне и сказали, кто ты такая. Я пытался попасть в замок,
но меня не  пустили.  Что  я  только  не  делал...  -  Гензо  смущенно
потупился, словно испытывал вину за недостаточную настойчивость.
     - Я тоже очень хотела тебя увидеть. Но родители посадили меня под
замок.
     - Под замок?!  - В глазах Гензо сочувствие смешалось с ужасом.  -
Это же ужасно! Я бы не прожил взаперти ни одного дня.
     Найя была тронута его словами:
     - А я привыкла. Только по ночам бывает очень одиноко.
     - Больше ты не будешь одинока, - уверенно произнес Гензо.
     Душа Найи   готова   была  согласиться  с  этим  утверждением.  А
рассудок, который напоминал, что зиганьеры проведут здесь всего десять
дней,  а  затем вновь растворятся в бескрайних степных просторах,  был
заглушен стуком любящего сердца и кипением горячей юной крови.
     Юноша и девушка даже  не  заметили,  что  музыканты  уже  сыграли
несколько   разных  мелодий  -  как  быстрых,  так  и  медленных.  Они
продолжали кружиться в своем особом ритме,  понятном только им  двоим,
существующим только для них.
     Эту идиллию прервал Гейт, дернувший Найю за рукав:
     - Ты  что,  сдурела?  Родители  в шоке,  Чудовище в ярости.  Да и
кое-кто из Избранной дружины косо поглядывает на вас.
     - Это мой брат Гейт,  -  представила  мальчика  Найя,  совершенно
забыв, что герольды уже объявляли их имена и титулы.
     - Я   рад   познакомиться   с   молодым   бароном  Кайдаваром,  -
уважительно,  но без всякого подобострастия сказал  Гензо,  протягивая
Гейту руку.
     Мальчик с восторгом пожал ладонь вольного зиганьера:
     - Ого,  какая сильная.  А сила тебе пригодится,  если ты захочешь
принять вызов Кайла Вайнара.
     Найя обернулась и  увидела  матрону  Раймилну,  стоящую  рядом  с
молодым воином Избранной Дружины. За последний год двадцатилетний Кайл
уже не раз пытался привлечь внимание дочери  барона.  Некоторое  время
назад Найя даже готова была признать, что он чем-то похож на Гензо. Но
теперь,  встретив свою истинную любовь,  она поняла, что воин морского
народа - всего лишь слабое подобие вольного зиганьера.
     Найя с деланным безразличием оглядела этих двоих, хотя внутри нее
все кипело от  гнева.  Она  не  сомневалась,  что  Раймилна  и  Вайнар
затевают что-то против ее любимого Гензо.
     Стараясь не  подавать  вида,  что  обеспокоена,  девушка  шутливо
взъерошила волосы на голове своего брата:
     - Спасибо за предупреждение, Гейт. Постарайся отвлечь Раймилну, а
с Кайлом я как-нибудь разберусь сама.
     Хотя Гейт  не  слишком-то  желал  лишний  раз  оказываться  возле
матроны,  просьба сестры была превыше всяких страхов и антипатий. Найя
проводила взглядом удаляющегося брата,  пытаясь угадать,  какую уловку
он придумает на этот раз.
     А веселье в Главном зале тем временем приближалось к своей высшей
точке.  От  выпитого  вина  и  от  быстрых  танцев люди раскраснелись.
Тяжелые створки парадных ворот были распахнуты,  чтобы дующий  с  моря
вечерний  ветерок  остудил головы и тела.  Кому-то этого было мало,  и
гости выходили во двор замка, чтобы подышать свежим воздухом.
     Найя решила воспользоваться подходящим моментом и потянула  Гензо
к выходу:
     - Пойдем, прогуляемся по замку. Я покажу тебе, как мы тут живем.
     - С  такой  очаровательной  спутницей  я готов пойти хоть на край
света, - галантно согласился зиганьер.
     Молодые люди смешались с толпой возле парадных  ворот.  Найя  еще
раз оглянулась,  чтобы проверить, как идут дела у Гейта. Тот с блеском
выполнил свое поручение.  Девушка увидела,  как вокруг держащегося  за
живот брата суетятся родители,  Раймилна и придворные лекари.  Гейт то
стонал, то сгибался вдвое, то прыгал на месте. О Найе и ее спутнике на
время забыли.
     - Направо, быстрее, - Найе не пришлось долго упрашивать Гензо.
     Держась за руки, влюбленные скользнули в тень от стены и побежали
вверх по лестнице,  ведущей на одну из башен.  Казалось,  их никто  не
заметил.  И вскоре молодые люди оказались на открытой площадке, откуда
открывался великолепный вид на вечернее море.
     В городе, в порту и на кораблях уже зажгли фонари, так что сверху
казалось,  будто тысячи светлячков высыпали на побережье,  чтобы после
жаркого дня искупаться в прохладной воде.
     - Жалко,  что отсюда не видно  нашего  лагеря,  -  сказал  Гензо,
внимательно осматриваясь вокруг.
     - С  той  стороны  замка,  что  обращена  к суше,  сейчас удвоены
сторожевые посты.  Нас бы там сразу заметили.  А тут мы можем спокойно
побыть вдвоем.
     - Значит, со стороны моря часовых нет?
     - А зачем они тут?  Пока зиганьеры находятся возле города, отец в
первую очередь заботится о защите другой  стороны...  Ой,  я  тебя  не
обидела?
     - Да нет, не обидела. Я понимаю, что старинное недоверие не может
исчезнуть за несколько лет. Вам, морским людям, везде чудятся враги...
     - Только не мне! - перебила его Найя.
     - Да,  - пылко согласился Гензо,  пожимая ладони  девушки.  -  Ты
необыкновенная, не такая, как все.
     - Ты так считаешь? -  хотя юную баронессу никто никогда не обучал 
науке кокетства, нужные слова приходили сами.
     - Да,  - повторил  зиганьер,  мягко,  но  вместе  с  тем  властно
притягивая Найю к себе.
     Она попыталась робко воспротивиться:
     - Что ты делаешь, Гензо?
     Гензо быстро и с жаром заговорил:
     - Помнишь нашу первую встречу пять лет назад?  Всего один день мы
провели вместе,  а я с тех пор ни на секунду не терял  твоего  образа,
запечатлевшегося в моей душе. Я мысленно рисовал его на звездном небе,
в зарослях цветущего ковыля,  в дуновении ветра, в пении птиц. И вот я
вновь  встретил  тебя.  Сегодня  я  стал самым счастливым человеком на
свете.  Сегодня я понял,  для чего живу.  Я  живу  для  тебя,  Найя...
любимая...  Вот видишь, я все таки смог произнести это слово. Теперь я
в твоей власти.  Прикажешь ли ты мне оставить тебя и никогда больше не
появляться?
     - Нет, - прошептали губы девушки.
     - О-о-о!  -  воскликнул  зиганьер.  - Неужели твой ответ дает мне
надежду на обретение блаженства?  Неужели я - недостойный дикий житель
степей - могу рассчитывать на то,  что самая прекрасная в мире девушка
обратит на меня внимание? - В глазах Гензо пылало пламя страсти. - Или
же меня вознесут превыше всех живущих, дозволив не только любить... но
и быть любимым?
     Найя еле слышно выдохнула:
     - Да.
     - Я не верю своим ушам, - глаза Гензо заблестели от слез счастья.
     - Да, - чуть более твердо произнесла Найя.
     Сознание девушки кружилось в сверкающем  вихре,  мысли  путались,
перед глазами все плыло. Словно во сне, она видела приближающееся лицо
Гензо,  чувствовала его дыхание  на  своих  щеках.  Зная,  что  должно
произойти  вслед за объяснением в любви,  она открыла рот и подставила
губы для первого в жизни поцелуя...
     ...Но вечернюю тишину нарушил звон стали и топот  тяжелой  обуви.
Найя   и   Гензо  отпрянули  друг  от  друга,  словно  злоумышленники,
застигнутые на месте преступления.  Через несколько мгновений на башне
появились   барон  Гайан  Кайдавар,  дружинник  Кайл  Вайнар,  Старший
Табунщик Гельн Беньтиат,  матрона Раймилна и еще  трое  стражников  из
морского народа.
     Найя почувствовала,  как  напрягся Гензо.  Так готовится к прыжку
тигр, окруженный стаей волков.
     Гельн Беньтиат, видимо, хорошо знал своего сына, так как сразу же
приказал:
     - Не  двигайся,  сын!  Не  двигайся  и  не  произноси  ни  слова.
Владетельный дюк барон Кайдавар в милости своей позволит тебе покинуть
замок в целости и невредимости.  Но только при условии, что ты никогда
больше не попадешься  ему  на  глаза.  Закон  гостеприимства  морского
народа  слишком мягок.  Но в нашем лагере я накажу тебя соей властью -
не только властью отца, но и властью Старшего Табунщика.
     Гензо сник и покорился.
     Кайл Вайнар заботливо спросил у Найи:
     - С тобой ничего не случилось?
     Девушка не произнесла ни слова, но одарила дружинника ненавидящим
испепеляющим взглядом.  Она поняла, кто их выследил. Она не собиралась
прощать Кайла.
     Матрона Раймилна строго произнесла:
     - Наследная баронесса Найя  Кайдавар,  немедленно  проследуйте  в
свои покои!
     Девушка подумала  про  себя,  что  и  с  этим  Чудовищем она тоже
когда-нибудь поквитается.  Но самым тяжелым для Найи было то,  что  ее
отец не произнес ни слова.  Он просто стоял и смотрел на свою дочь.  И
непонятно было, осуждает ли он ее, презирает или жалеет.
     Перед тем,  как  спуститься  по  лестнице   следом   за   Старшим
Табунщиком, Гензо посмотрел в глаза Найи таким взглядом, каким смотрит
в последний раз на солнце узник,  ведомый на смертную казнь. Девушка в
ответ  постаралась  подбодрить  его  легким кивком головы,  хотя у нее
самой в душе разлилась черная бездна горести.
     За зиганьерами шли воины морского  народа  под  предводительством
Кайла  Вайнара.  И  только  потом  начали спускаться барон с дочерью и
матрона.  Внизу Гайан Кайдавар,  продолжая молчать,  опустил голову  и
побрел по двору замка.
     - Вот  видишь,  сколько  горя  ты  причинила  своим родителям,  -
прошипела Раймилна.
     Найя не могла ответить ей колкостью,  так как боялась,  что голос
дрогнет  или  предательски сорвется.  Поэтому она молча дошла до своих
покоев.  За спиной девушки захлопнулась дверь и  в  замочной  скважине
несколько раз повернулся большой кованый ключ.
     Найя вновь оказалась взаперти,  также,  как и пять лет назад. Она
упала на кровать,  и рыдания сотрясли ее  тело.  От  выплаканных  слез
стало немного легче, и обессилевшая девушка заснула.

                                  * * *

     Проснулась Найя  оттого,  что  снаружи  кто-то  отпирал  замок ее
двери.  Девушка села на кровати,  ожидая, что сейчас появится мать или
Раймилна,  чтобы  еще  раз  высказать  свое  недовольство по поводу ее
вчерашнего поведения.
     Но дверь  не  распахнулась,  а  лишь   слегка   приоткрылась.   В
образовавшуюся  щелочку  быстро  прошмыгнула  светловолосая полненькая
служанка,  приходившаяся,  пожалуй,  ровесницей  юной  баронессе.  Она
тотчас  же затворила за собой дверь и прислушалась,  словно опасалась,
что за ней следят.
     Найя с удивлением следила за этой сценой.  По  положению  солнца,
заглядывающего  в  окно,  она  догадалась,  что  сейчас  раннее  утро.
Прислуге в это время полагалось заниматься приготовлением завтрака.
     Молодая служанка на цыпочках приблизилась к постели Найи:
     - Доброе утро,  госпожа баронесса.  Я прошу прощения, что явилась
незваной в столь ранний час. Но умоляю вас выслушать меня.
     - Откуда у тебя ключ от моей двери? - первым делом спросила Найя.
     - Я  взяла  его у Колки Кувагиди,  которая убирает ваши покои,  -
ответила служанка. - Раньше чем через час его не хватятся.
     Найя сделала в памяти пометку. Раньше она никогда не задумывалась
о том,  что слуги могут входить в покои своих хозяев без их ведома. Ей
казалось, что лишь родители и матрона Раймилна обладают властью над ее
свободой.  А  теперь  выяснилось,  что ключей от двери на волю гораздо
больше.
     - Как тебя зовут?
     - Меня зовут Робка,  госпожа баронесса. Я помогаю на кухне. Бегаю
за  продуктами на базар.  И вот сегодня,  когда меня послали за свежей
зеленью в город,  возле ворот замка,  там,  где дорога  проходит  мимо
высокого кустарника, меня окликнул мужской голос.
     Сердце Найи забилось быстрее:
     - Продолжай, Робка. Кто это был?
     - Молодой зиганьер. Красивый, как сошедший на землю дух воздуха.
     - Это он! - Найя порывисто спрыгнула с кровати, схватила служанку
за плечи  и  заглянула  ей  в  глаза,  словно  надеялась  увидеть  там
запечатлевшийся образ. - Это он? Правда?
     - Он сказал, что его зовут Гензо.
     У Найи ноги стали ватными, и она вновь села на кровать.
     Не обращая  внимания  на резкие скачки настроения хозяйки,  Робка
продолжила:
     - Зиганьер сказал,  что ему очень-очень нужно сказать вам  что-то
важное. Я объяснила ему, что вас, госпожа баронесса, в ближайшее время
никто увидеть не сможет.
     Найя грустно улыбнулась, оценив тактичность служанки.
     - Ну так вот, зиганьер сказал, что предполагал такой поворот дел,
поэтому заранее написал письмо для вас, госпожа баронесса.
     - Письмо?  -  Найя  попыталась  вновь  вскочить,  но  ноги  ее не
послушались, и она лишь подалась вперед всем телом.
     - Да,  вот оно, - служанка достала из широкого рукава сложенный в
несколько раз лист желтоватой бумаги местного кустарного производства.
- Зиганьер сказал,  что искал кого-нибудь заслуживающего доверие,  кто
бы смог подбросить вам это письмо.  Наверное, он посчитал, что на меня
можно положиться.
     Если бы глаза Найи не были прикованы к заветной бумаге, она могла
бы  заметить,  как  при этих словах Робка слегка покраснела и потупила
заблестевшие глаза.
     - Ты замечательная девушка,  - сказала Найя, принимая письмо. - Я
запомню твою верность.
     "Я запомню  твою  верность,"  - эти слова дочь барона прочитала в
какой-то старой книге про благородных воителей и прекрасных  принцесс.
Насколько  она  помнила,  простолюдинов  полагалось благодарить именно
так.  Надежда на будущую награду должна была еще  более  усиливать  их
преданность своему господину.
     - Благодарю вас, госпожа баронесса, - Робка склонилась в глубоком
реверансе.  - А теперь я должна удалиться.  Мне надо вернуть  ключ  на
место.
     - Да,  да, конечно, иди, - механически произнесла Найя, тогда как
все ее мысли были заняты письмом Гензо.
     Несмотря на   свою   полноту,   служанка   проскользнула   сквозь
полуоткрытую дверь также неслышно, как и вошла. Найя услышала, как она
заперла дверь снаружи.  Но теперь скрежет замка звучал для  влюбленной
девушки приятнее любой музыки.
     Время завтрака еще не наступило. И у Найи имелось в запасе время,
чтобы без опасений прочитать послание.  Она развернула  бумагу,  и  ей
показалось,  что  в  комнате  зазвучал  нежный и страстный голос Гензо
Беньтиата:
     - Прекраснейшая  баронесса  Найя  Кайдавар!  Пишет   тебе   Гензо
Беньтиат,  любящий тебя и страдающий от недостижимости счастья. Я не в
силах излить на бумагу то горе,  которое мучает меня с момента  нашего
расставания.  Жестокие  обстоятельства  не позволяют мне увидеть тебя,
хотя я делаю для этого все возможное и невозможное. Пусть хотя бы этот
листок бумаги станет отражением моей души. Я люблю тебя, Найя! Я готов
написать слово "люблю" десять тысяч раз,  но и тогда не  раскрою  тебе
всей глубины и широты своего чувства. Я не представляю своей жизни без
тебя,  без твоих глаз, без твоих волос, без твоей улыбки. Умоляю тебя,
о драгоценнейшая моя,  подай мне хотя бы знак, что не забыла меня, что
разлука не стерла  мой  образ  из  твоего  сердца.  Служанка,  которая
передаст тебе это письмо,  кажется мне достойной доверия девушкой. Она
сможет  передать  мне  твое  письмо,  если  ты  сочтешь  мои   чувства
заслуживающими  твоего  внимания.  Я буду ждать служанку возле дороги,
ведущей из замка в город,  там, где мы встретились с ней в первый раз.
Я  буду ждать весь день,  всю ночь и все десять суток,  что наш лагерь
будет находиться возле города. Если же ты не ответишь мне, то я пойму,
что мои слова не смогли убедить тебя в моей безграничной любви.  И тем
не менее я буду любить тебя всю свою недолгую оставшуюся  жизнь,  пока
когти  степного  льва  не прекратят мои страдания.  Навечно твой Гензо
Беньтиат.
     Последние строчки письма Найя прочитала с трудом,  так как видела
их  сквозь  слезы,  навернувшиеся  на глаза.  Еще вчера утром она вела
размеренно-унылую жизнь и даже не могла представить,  что пламя  любви
охватит всю ее душу. Девушка соскочила с кровати и бросилась к столу с
письменными приборами.  Но на половине пути остановилась и  застонала,
словно от зубной боли.
     - Как же я не подумала?  - схватилась она за голову. - Я отослала
служанку, и теперь мне некому будет передать ответное письмо.
     В отчаянии Найя глядела на запертую дверь, которая отделяла ее от
свободы  и  от  Гензо,  и  в  ее возбужденном сознании строились самые
невероятные планы побега.  Впрочем,  все они были настолько далеки  от
реальности,   что   немедленно   отвергались  из-за  невозможности  их
исполнения.
     Наступило время завтрака. Дверь в покои Найи открылась, и девушка
с  удивлением увидела собственную мать с подносом в руках.  Найя сразу
же демонстративно отвернулась к стене и накрылась с  головой  одеялом.
Впрочем,  по звуку шагов и легкому звону посуды она догадывалась,  что
мать поставила поднос на стол и приблизилась к кровати.
     Аймарилла присела на край  кровати  и  игриво  потрясла  дочь  за
плечо:
     - Пора просыпаться, Найя, солнце уже взошло!
     Найя подумала  про  себя,  что  взрослые  очень  часто  допускают
огромную ошибку,  полагая,  будто ненатуральный  слащаво-ласковый  тон
лучше всего подходит для разговора с детьми. Если бы мать заговорила с
ней серьезно,  на равных, как женщина с женщиной, то Найя, может быть,
и попыталась ей объяснить,  что она уже выросла,  что ее сердце жаждет
любви,  что она просит совсем немного - позволить ей видеться с  Гензо
Беньтиатом.
     Но в  ответ  на  раздражающее  сюсюканье матери Найя лишь дернула
плечом и буркнула:
     - Оставьте меня в покое.
     Аймарилла повторила попытку:
     - Найя,  доченька,  перестань  делать  глупости.   Ты   сама   не
понимаешь, насколько серьезную ошибку допустила вчера. Поэтому не надо
продолжать думать об этой ерунде.
     Найя отбросила одеяло в сторону и вскочила на кровати,  глядя  на
мать горящими от возбуждения глазами:
     - Глупости?!  Ерунда?!  Такими  словами  ты называешь мою любовь?
Значит,  и я для тебя - всего лишь глупость и ерунда?  Вот  возьму,  и
убегу в степь!
     Последние слова  сорвались  с  языка  Найи  в  голову  совершенно
внезапно.  Лишь произнеся их,  девушка поняла, что эта мысль давно уже
зрела у нее в голове,  но только теперь проявилась в своей законченной
и решительной форме.
     Аймарилла лишь ласково улыбнулась:
     - Доченька,  какой  же  ты  еще  ребенок.  Тебе   пора   бы   уже
повзрослеть.
     Найя поняла,  что  мать просто не слышит ее или не понимает,  как
будто они говорят на разных языках.  Это разозлило ее еще больше,  чем
если  бы она услышала суровую отповедь.  Не в силах перенести душевную
боль, она рухнула на колени и зарыдала.
     Аймарилла обняла Найю за плечи:
     - Доченька,  милая,  я понимаю, что мы мало разговаривали с тобой
по-душам.  Но  матрона  Раймилна уверяла меня,  что ты делаешь большие
успехи в учебе и прилежно выполняешь...
     - Раймилна - сушеная акула!  Чудовище!  - сквозь  слезы  выпалила
Найя.
     К ее удивлению, Аймарилла звонко, совсем по-девичьи рассмеялась:
     - Ты знаешь, иногда мне тоже так кажется.
     Найя по  инерции  всхлипнула,  но с новым интересом посмотрела на
мать. В ее душе затеплилась надежда на взаимопонимание.
     И тут Аймарилла встала и произнесла:
     - Мы с твоим отцом долго думали сегодня ночью и решили,  что тебе
надо   сменить   обстановку.  На  днях  должен  прийти  корабль  моего
двоюродного брата Кейдо. Он отвезет тебя домой к моей сестре Лайдайе.
     "Домой" -  это  означало  на   Базайский   архипелаг.   Аймарилла
продолжала так называть родину морского народа,  хотя и Найя,  и барон
Гайан,  и другие обитатели замка сказали бы "на острова".  Найя знала,
что ее мать родилась на острове Крайдан,  который находился неподалеку
от королевской  столицы  Дадрапрайта.  Практически  вся  мамина  родня
занимала  высокие  посты  при  королевском  дворе.  Аймарилла покинула
столичное  общество  только  из-за  любви  к  Гайану   Кайдавару,   но
по-прежнему считала архипелаг своим родным домом.
     Слова матери прозвучали для Найи, как смертный приговор ее первой
любви. Она робко попыталась возразить:
     - Но, мама...
     - И слушать ничего не хочу! Мы с твоим отцом приняли решение. Так
что можешь начинать складывать вещи. Моя сестра, а твоя тетя Лайдайя -
не самый последний человек в государстве. Она обеспечит тебе место при
королевском   дворе!   Ты   увидишь   самых  прекрасных  дам  и  самых
мужественных кавалеров морского народа.
     Глаза Аймариллы мечтательно затуманились. Она прочила своей дочке
такое  будущее,  о  котором  когда-то  мечтала  сама.  Родители всегда
переносят собственные нереализованные фантазии на своих детей.
     Но Найя не разделяла восторгов матери:
     - Не хочу на острова!  Не  хочу  наряжаться  в  тяжелые  парчовые
платья и цеплять на себя украшения!  Я хочу мчаться на коне по степи в
одной рубашке и чувствовать,  как теплый встречный ветер  ласкает  мою
грудь!
     Про себя Найя подумала, что позволит ласкать свою грудь не только
ветру.
     Аймарилла, все еще думая о своем, рассеяно сказала:
     - Ты станешь самой завидной невестой при дворе короля. Тебя будут
постоянно  окружать  кавалеры.  И  один  из них станет твоим избранным
супругом...
     - Ни-ког-да! - выкрикнула Найя.
     Аймарилла направилась к двери:
     - Доченька,  ты напрасно противишься своему счастью.  Впрочем, ты
сама потом будешь нас благодарить.  А пока, чтобы ты не наделала новых
глупостей, посиди-ка в своих покоях до отхода корабля.
     Дверь закрылась.  Щелкнул замок.  На пол  шлепнулась  подушка,  в
сердцах брошенная Найей.
     Вначале девушка решила,  что не притронется к принесенной еде. Но
молодой здоровый организм взял вверх,  и Найя хоть и без аппетита,  но
все-таки  поела.  Замок  Кайдавар  был  выстроен лучшими архитекторами
морского народа. Он был снабжен системами водоснабжения и канализации,
так что Найя могла находиться взаперти сколь угодно долго.
     Девушка выглянула  в  узкое  зарешеченное  окно.  Во  дворе замка
кипела  жизнь.  Въезжали  и  выезжали  телеги,  бегали  слуги,   чинно
шествовали дружинники.  Найя почувствовала себя всеми забытой и никому
ненужной. Из ее глаз вновь потекли слезы.
     Внезапно она услышала скрип отпираемого  замка.  В  покоях  также
неслышно, как и в первый раз, появилась Робка.
     Прикрыв за собой дверь, служанка быстро зашептала:
     - Я утащила ключ всего на несколько минут.  Я снова встречалась с
зиганьером Гензо и рассказала ему,  что вас, госпожа баронесса, держат
под  замком.  Он  умоляет  вас написать ему хотя бы несколько строчек.
После обеда я еще раз забегу к вам за ответом. Вы напишете?
     - Да! Да! - Найя подбежала к Робке и расцеловала ее в обе щеки.
     От неожиданности  служанка  покраснела  и  попыталась  упасть  на
колени. Найя схватила ее за плечи:
     - Ты  моя  спасительница!  Я обязательно напишу ответ.  И я щедро
награжу тебя. Только передай мое письмо Гензо!
     - Я все сделаю, госпожа баронесса. А сейчас я должна бежать, пока
ключа не хватились.
     Служанка исчезла,  а  Найя поторопилась к письменному столу.  Она
достала лист самой тонкой бумаги,  налила свежих чернил в чернильницу,
взяла в руки острозаточенное гусиное перо...
     И застыла.  В  ее голове роились тысячи мыслей,  но она не знала,
что написать.  Она любит Гензо  Беньтиата?  Любит.  Она  напишет  это?
Напишет.  А что дальше? Признание в любви ничего не стоит, если оно не
подкрепляется поступками.
     Найя задумчиво осмотрела свои покои.  Здесь все  так  привычно  и
знакомо.  И в то же время пусто. Без любимого человека пусто и одиноко
везде: и в уютной комнате, и посреди роскоши королевского дворца. Найя
достала  письмо Гензо и еще раз перечитала его.  Как прекрасно звучали
слова любви,  сколько страсти вложил влюбленный зиганьер в  написанные
на бумаге строки!
     Наконец, собравшись с мыслями, Найя начала писать ответ: "Любимый
мой  Гензо  Беньтиат!  Пишет  тебе  баронесса  Найя  Кайдавар,   самая
счастливая  и самая несчастная девушка на свете.  Я счастлива,  потому
что люблю и знаю,  что любима самым замечательным человеком  -  тобой,
милый Гензо.  Я несчастна,  потому что сотни препятствий стоят на пути
нашей любви.  Но я верю,  что мы можем быть вместе. Я хочу видеть тебя
каждый  день,  я хочу быть с тобой всю жизнь.  Из замка к берегу ведет
подземный ход.  О нем знают лишь избранные,  поэтому он не охраняется.
На  берегу  подземный  ход  выходит в одну из пещер.  Нужную пещеру ты
найдешь под большим белым камнем.  Других таких у подножия замка  нет,
так  что  ошибиться  невозможно.  Жди меня возле пещеры сегодня ночью,
когда в порту погасят последние факелы и  люди  разойдутся  по  домам.
Гензо,  любимый,  я  буду  считать  каждую  минуту до встречи с тобой.
Навечно твоя Найя Кайдавар."
     Закончив писать,  Найя  пробежала  глазами  свое   послание.   Ей
показалось,  что  оно  не  идет  ни в какое сравнение с пылким письмом
Гензо:  переход от слов любви к "деловой  части"  описания  подземного
хода  слишком  резок,  да  и свои чувства она выразила как-то неумело,
нескладно.  Дочь барона могла бы придумать более изысканные и  изящные
выражения.
     Найя решила  переписать  письмо  и  потянулась  за  новым  листом
бумаги.
     В это время дверь в покои раскрылась.  Найя лихорадочно  скомкала
письмо  и  спрятала  его  в  складках  платья.  Только после этого она
обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел.
     - Обед! - объявила круглолицая светловолосая служанка.
     Найя бросила взгляд в окно.  Как же она не  заметила?!  Пока  она
писала письмо, солнце прошло по небу половину своего дневного пути.
     - Поставь поднос на стол, - распорядилась Найя.
     Служанка выполнила приказ, поклонилась и вопросительно посмотрела
на баронессу:
     - Госпожа, будут ли еще пожелания?
     - Нет. Можешь идти.
     - Мне приказано  подождать,  пока  вы  поедите,  а  потом  унести
посуду.
     Чтобы поскорее   избавиться  от  посторонних  глаз,  Найя  быстро
запихнула в себя обед,  даже не почувствовав вкуса  пищи  и  напитков.
Служанка   смотрела  на  девушку  с  некоторым  удивлением.  Ей  могло
показаться, что Найя не ела по крайней мере несколько дней.
     Закончив, Найя встала из-за стола:
     - Все. Ты можешь уходить.
     Служанка собрала грязную посуду на поднос  и,  пятясь,  вышла  за
дверь.  Найя поняла,  что в коридоре был еще кто-то,  так как обе руки
служанки были заняты,  и она не могла самостоятельно запереть за собой
замок.
     "Как же наивны мои тюремщики,  - порадовалась про себя девушка. -
Они боятся,  что я решу сбежать во время еды,  но даже не подозревают,
что Робка может выпустить меня в любой момент."
     Найя вновь  достала свое письмо и разгладила мятую бумагу.  Рядом
на стол она положила послание Гензо.  Девушка подумал,  что вскоре она
точно  также  окажется  рядом  с самым дорогим человеком.  Забыв,  что
собиралась переписать свое письмо,  Найя положила ладони на два  листа
бумаги, закрыла глаза и замерла, дав волю своему воображению.
     Сладкие грезы настолько захватили Найю, что звук отворяемой двери
стал для нее полной неожиданностью.  Но,  также как  и  при  появлении
служанки,  тело  действовало  быстрее  разума.  Оба  листка  мгновенно
исчезли со стола.
     Правда, предосторожности оказались  излишними.  Это  была  верная
Робка.
     - Вы написали ответ, госпожа баронесса? - спросила служанка.
     - Да, вот он.
     Робка аккуратно сложила листок и спрятала его в рукаве.
     Найя заговорщицки прошептала:
     - Робка,  ты должна выпустить меня, когда в замке сменится первая
ночная стража.
     Служанка удивленно посмотрела на Найю:
     - Но куда же вы  пойдете,  госпожа  баронесса?  Из  замка  нельзя
незаметно выбраться.
     - Можно. К берегу ведет подземный ход. Я назначила Гензо встречу.
     - Ой,  как  здорово!  -  у  Робки  загорелись глаза.  - Вы хотите
убежать из замка?
     - Не знаю.  Не сегодня,  - Найя мечтала о встрече с Гензо,  но не
задумывалась о последствиях. - Так ты сможешь меня выпустить?
     - Конечно.  Ночью ключ свободно висит на гвоздике.  Ой! Я побегу,
пока меня здесь не заметили.
     - Беги,  - Найя проводила служанку до двери  и  тихо  шепнула  ей
вслед: - Не забудь, сразу после первой ночной стражи.

                                 * * *

     Весь остаток  дня  Найя  не  находила  себе  места.  Если время с
завтрака до обеда  промелькнуло  незаметно,  то  теперь  оно  тянулась
невыносимо медленно.  Казалось, что солнце на небе застыло и не желало
сдвигаться даже на толщину волоса.
     Найя перечитывала письмо Гензо до тех пор,  пока не  выучила  его
наизусть.  Но и тогда она время от времени разворачивала бумагу, чтобы
просто посмотреть на буквы, написанные рукой любимого.
     Найя не думала о том,  чтобы этой же  ночью  убежать  с  Гензо  к
зиганьерам.  Но  она и не представляла себе жизни без него.  Наверное,
правы те,  кто говорит, будто любовь лишает человека рассудка. Найя не
собирала  вещи для побега,  не строила никаких планов на будущее.  Она
просто  ждала  наступления  темноты,  чтобы  вновь  увидеть   любимого
человека,  утонуть в его глазах, раствориться в его речах, насладиться
ласками его губ.
     Найя пребывала в некоей блаженной прострации.  Ужин,  принесенный
той же самой круглолицей служанкой,  она съела автоматически,  едва ли
заметив,  что были поданы ее самые любимые кушанья.  Гайан и Аймарилла
Кайдавар стремились показать, что любят свою дочку и помнят о ней. Они
не посещали покои Найи только потому,  что хотели дать ей время остыть
и  поразмыслить.  Но  девушка  не  заметила  и не оценила родительской
заботы. Мысленно она уже была на берегу моря вдвоем с Гензо.
     Когда темнота  распростерла  свои  мягкие   крылья   над   замком
Кайдавар,   Найя  зажгла  в  своих  покоях  несколько  ярких  масляных
светильников.  Убедившись, что сегодня больше ее никто не побеспокоит,
девушка  открыла  все шкафы и сундуки и начала перебирать свою одежду,
выбирая наряд для первого  в  жизни  свидания.  Дело  это  было  очень
ответственное и не терпящее суеты.
     Затем Найя  расчесала  свои  длинные  прямые  волосы и собрала их
сзади  в  "конский  хвост",  чтобы  они  не  лезли  в  глаза.  Девушка
посмотрела  на  себя  в  зеркало - отполированную серебряную пластину,
обрамленную в золотую рамку с тонким  узором.  Мастер-ювелир  сумел  в
миниатюрных фигурках отразить жизнь морского народа:  плывущие по морю
корабли,  высадку на незнакомый берег,  строительство  замка,  морскую
битву, нападение на рыбацкое поселение.
     Повернув голову вправо и влево, вверх и вниз, Найя выставила себе
оценку:
     - Неплохо.
     Ее беспокоило только одно - от переживаний под глазами  появились
легкие темноватые круги.  Морские люди не знали косметических средств,
поэтому Найя пальцами помассировала кожу  вокруг  глаз,  надеясь,  что
следы усталости будут не слишком заметны во время ночного свидания.
     Когда в  замке  Кайдавар протрубили сигнал,  возвещавший о начале
первой ночной стражи,  Найя была полностью готова к встрече  с  Гензо.
Она нетерпеливо ходила взад и вперед по своим покоям, присаживалась то
на кровать, то на стул, потом быстро вскакивала и продолжала ходить.
     Едва раздался скрежет отпираемого замка,  Найя бросилась к двери.
Она  не  сомневалась,  что  в это время к ней может прийти только один
человек. Найя не ошиблась - это была Робка.
     Служанка приложила палец к губам:
     - Тише,  госпожа баронесса,  вы поднимете  на  ноги  весь  замок.
Подождите немного - еще не все легли спать.
     Робка вошла в покои  и  захлопнула  за  собой  дверь,  прижавшись 
к ней спиной. Она восхищенно посмотрела на Найю:
     - Ой, госпожа баронесса, какая вы красивая!
     Найя двумя пальцами  приподняла  подол  платья  и  несколько  раз
повернулась на месте:
     - Ну, как?
     - Великолепно! - выдохнула служанка.
     Робка приоткрыла  дверь  и выглянула наружу.  Некоторое время она
прислушивалась к доносившимся издалека  звукам,  потом  повернулась  к
Найе:
     - Кажется, все стихло.
     - Тогда я пошла.  Жди меня здесь,  в моих покоях,  и запри дверь.
Если... когда я вернусь, то постучу.
     - Счастья вам, госпожа баронесса.
     Если бы Найя не была полностью захвачена  мыслями  о  предстоящем
свидании,  она,  наверняка,  заметила  бы,  что  последняя фраза Робки
прозвучала немного неестественно, фальшиво, как будто простолюдинка до
этого играла некую роль,  а теперь,  в конце спектакля, расслабилась и
допустила ошибку.
     Но юная баронесса спешила на свое первое - и к тому же  тайное  -
свидание,  поэтому  не обратила внимание на изменившийся тон служанки.
Найя быстро шла по пустым коридорам замка, прикрывая ладонью небольшой
масляный  светильник.  Она прекрасно знала расположение постов стражи,
поэтому  боялась  только  того,   что   какой-нибудь   дружинник   или
слуга-простолюдин внезапно выйдет из своих покоев по нужде.
     Но Найе  повезло.  Она  никого  не  встретила  и беспрепятственно
спустилась во двор замка.  Прижимаясь к стенам,  чтобы сверху  не  был
виден свет лампы, Найя быстро пробежала по каменным плитам и юркнула в
низкую полукруглую дверь,  которая вела на дровяной склад.  Эта  дверь
никогда не запиралась.
     Дровяной склад  представлял собой длинное узкое помещение,  вдоль
стен которого были уложены связки  поленьев.  Пройдя  мимо  них,  Найя
добралась  до  противоположной  стены.  Здесь  она  поставила лампу на
ближайший чурбан,  отодвинула самую  крайнюю  связку  и  двумя  руками
взялась за спрятанный в углублении металлический рычаг.  Повернув его,
она привела в действие скрытый механизм.  Дверь,  замаскированная  под
каменную кладку, отодвинулась в сторону, открыв вход в подземный ход.
     Найя взяла   лампу   и  поспешила  вперед.  До  встречи  с  Гензо
оставались считанные  минуты,  но  девушка  стремилась  сократить  их,
насколько возможно.
     Найя долго  шла  по  узкому извилистому подземному ходу,  пока не
уперлась в массивную  дверь  из  толстых  досок,  скрепленных  медными
полосами.  Она  отодвинула  два  засова  и посильнее уперлась ногами в
землю,  приготовившись к тому,  что  сдвинуть  с  места  такую  махину
окажется   непросто.  Но  едва  Найя  надавила  на  ручку,  как  дверь
неожиданно легко открылась,  так что ей  едва  удалось  удержаться  на
ногах. Видно, петли смазывали совсем недавно.
     За дверью   подземный  ход  продолжался.  Но  едва  Найя  сделала
несколько  шагов,  как  поняла,  что  оказалась  в  небольшой  пещере,
выходившей на берег моря.  Она услышала шум прибоя,  а в лицо ей подул
свежий вечерний ветер.  Еще через несколько шагов она увидела  впереди
ночное звездное небо.
     Осторожно выглянув из пещеры, Найя слегка испугалась. Она заранее
не подумала,  что в  такой  темноте  Гензо  едва  ли  сможет  отыскать
опознавательный знак.  Белый камень и так-то можно было увидеть лишь с
корабля.  А найти его  ночью  среди  прибрежных  скал  казалось  делом
практически невозможным.
     Найя тихо позвала:
     - Гензо! Ты здесь, Гензо?
     Ей казалось,  что  темнота  вокруг  нее  полна странных шорохов и
перешептываний.  Кроме шелеста набегающих на берег волн, пения цикад и
шума ветра в кустарнике ей чудились приглушенные человеческие голоса и
крадущиеся шаги.
     Постаравшись убедить себя,  что это только игра воображения, Найя
повторила чуть громче:
     - Гензо! Где ты?
     - Я здесь, - негромко ответил ей знакомый голос.
     - Гензо!  -  вскрикнула  Найя  и поспешила навстречу,  размахивая
лампой.
     - Тише,  - послышался голос зиганьера,  - часовые на стенах могут
услышать.
     - Я же говорила, что на стенах, обращенных к морю, охраны нет.
     - Верно, а я-то, глупый, боялся откликнуться издалека, хотя сразу
услышал твой голос.
     - Ты не глупый,  - засмеялась Найя.  - Ты -  верный  и  преданный
друг.
     Наконец, Найя  увидела  Гензо.  Зиганьер стоял,  раскрыв руки для
объятий.  У его ног горел меленький масляный фонарик,  который  хорошо
освещал  фигуру  молодого  человека,  но  делал окружающую темноту еще
более непроницаемой для глаз.
     Не помня  себя  от  радости,  девушка  бросилась  на  шею  своему
любимому.  Она  закрыла  глаза  и откинула назад голову,  ожидая,  что
наконец-то губы Гензо вознаградят ее за все перенесенные страдания.
     Но внезапно Найя услышала резкий чужой голос:
     - Гензо, радость моя, ты разбиваешь мне сердце.
     "Нас выследили!" - мелькнула первая мысль в ее голове.  Не успела
Найя вскрикнуть, как чья-то сильная рука зажала ей рот.
     Ночь вокруг   ожила.   Из-за   камней   появилось  около  десятка
зиганьеров с такими же маленькими,  как и у Гензо, фонариками. Один из
них,  чье лицо показалось ей знакомым,  подбежал к Гензо и, театрально
заламывая руки, запричитал с истеричными нотками в голосе:
     - Я все видел,  неверный.  Ты хотел  поцеловать  эту  стерву.  Ты
разлюбил меня, ты разбил мне сердце!
     Даже если  бы рот Найи не был зажат,  от потрясения она все равно
не смогла бы издать ни звука.  Тот,  кто обращался к ее возлюбленному,
несомненно,  был  мужчиной.  Правда,  свою  пеструю  рубаху  он  носил
навыпуск, что делало ее похожей на платье.
     Дальнейшая сцена поразила ее в самое сердце.
     Гензо обнял зиганьера и заговорил так же  страстно,  как  недавно
обращался к девушке:
     - Ластьен,  возлюбленный брат мой,  ты же знаешь,  что никогда ни
один мужчина,  не говоря уже о женщинах,  не займет в моем сердце твое
место.  Ты - отрада моих глаз,  ты - сладость моих губ,  ты - ласковые
ножны моего кожаного меча.
     После этих  слов  Гензо  и  Ластьен  слились  в  долгом  любовном
поцелуе.
     Найя обмякла в руках того,  кто держал ее сзади. В одну секунду в
ее  памяти  всплыли  туманные  намеки  на  противоестественные   связи
зиганьеров, рассказы об их коварстве и подлости. Она вспомнила второго
зиганьера. Несомненно, это был брат Гензо, Ластьен. Хотя он был на два
или три года старше Гензо,  но выглядел более тонкокостным,  изящным и
женственным.
     Найя сжала кулаки.  Неужели Гензо все это устроил лишь для  того,
чтобы посмеяться над дочерью барона?  Неужели он рассчитывал,  что его
жестокость окажется безнаказанной?  Но, оказалось, что это было только
начало ужасного прозрения.
     - Что  делать  с  девкой?  -  спросил  тот,  кто  держал Найю.  -
Перерезать горло?
     Гензо с видимым усилием прервал долгий поцелуй с братом:
     - Пока рано.  Она пригодится нам,  как заложница,  если  в  замке
сумеют организовать оборону.
     В это   время   откуда-то  сверху,  от  пещеры  с  тайным  ходом,
послышался голос:
     - Почему вы задерживаетесь? Все уже внутри.
     - Идем,  - Гензо сделал знак всем своим сопровождающим,  а  потом
вновь  обратился  к  Ластьену:  - Сегодня великая ночь,  любимый брат.
Сегодня мы одержим первую  победу  над  морским  народом.  Сегодня  мы
узнаем,  какого  цвета их кровь и каково содержимое их сундуков.  Мы с
тобой станем первыми зиганьерами,  поселившимися в замке,  как  бароны
или короли. Ты доволен?
     - О, да! - Воскликнул Ластьен и прильнул к Гензо всем телом. - Ты
не только мой муж и владыка. С сегодняшнего дня ты станешь властелином
всего побережья.
     Сильные руки  потащили Найю следом за братьями Беньтиат.  Девушка
даже не пыталась сопротивляться. Она бессознательно переставляла ноги,
лишь краем сознания отмечая то, что происходит вокруг.
     Возле пещеры  их  поджидал Гельн Беньтиат и еще двое зиганьеров с
большими луками в руках.  Только теперь Найя  сообразила,  что  и  все
зиганьеры  из  свиты  Гензо  также вооружены.  Почти у всех были луки.
Некоторые   держали   короткие   копья   с    длинными    треугольными
наконечниками. И у каждого на поясе висела изогнутая сабля.
     Гельн выхватил  свою  саблю  и  плашмя  шлепнул  ею  по  ягодицам
ближайших зиганьеров.
     - Вперед,  храбрые воины!  - насмешливо приказал он.  - Или  мечи
морского  народа  для  вас  страшнее  моего  гнева?  Или  вы не хотите
получить свою долю при дележе добычи?
     Непонятно, какая  угроза  была  страшнее,   но   десяток   воинов
мгновенно растворился в черноте пещеры.  У входа остались только Гельн
Бентиат, двое его сыновей и Найя с держащим ее зиганьером.
     Старший Табунщик внимательно посмотрел на девушку и сказал Гензо:
     - Ты хорошо поработал, сынок.
     Гензо прислушался к звукам, доносящимся из подземного хода:
     - Кажется, бой уже стихает. Может, нам пора идти?
     - Подождем еще немного. Замок большой, людей внутри много. Нам не
следует рисковать.  - Гельн махнул рукой в сторону Найи.  - Отпусти ее
рот,  Дьет, а то девчонка вот-вот задохнется. Теперь она может кричать
сколько угодно - это уже ничего не изменит.
     Рука с лица Найи переместилась на талию.  Повернув голову,  краем
глаза она смогла разглядеть могучего широкоплечего зиганьера,  который
контролировал каждое движение своей пленницы.
     Гельн посмотрел в глаза девушки:
     - Не пытайся бежать,  детка. Замок обречен, ты уже никому и ничем
не поможешь. Ты и так уже сделала все, что могла, вернее, все, что нам
от  тебя  было нужно.  От тебя мы узнали,  что на стене,  обращенной к
морю, нет часовых. Ты открыла нам тайный ход в замок. По нему я послал
вперед Диклияра и тридцать самых опытных воинов. Они открыли ворота, и
внутрь ворвались Ормьин и его всадники.  А Льогги  с  другими  ловкими
молодыми  юношами  забрался  по  веревкам на стену,  чтобы держать под
обстрелом весь двор.
     Ластьен издевательски рассмеялся:
     - Подумать только,  и все это благодаря  тому,  что  мой  любимый
братишка Гензо смог соблазнить эту сучку!
     Гензо положил руку на плечо своему брату-любовнику:
     - Это было нетрудно.
     Найя зажмурилась, чтобы ничего не видеть. Если бы ее руки не были
завернуты за спину, она бы зажала уши ладонями. Девушка еще надеялась,
что  все  происходящее  - это какой-то дурной сон,  жуткое наваждение,
которое рассеется с восходом солнца.
     С высокой стены замка раздался звонкий свист.
     - Ага! - оживился Гельн. - Льогги подает знак, что мы можем идти.
За мной, дети.
     Зиганьеры быстро пошли по подземному ходу, Найю потащили следом.
     Оказавшись во  дворе  замка,  девушка  невольно  прищурила глаза.
После ночной темноты и мрака подземного хода множество горящих факелов
ослепило ее. Привыкнув к яркому свету, она смогла разглядеть ужасающую
картину закончившегося недавно сражения.
     Ворота замка были распахнуты настежь.  Во дворе,  на лестницах, в
дверях - везде валялись окровавленные тела воинов морского народа. Все
они были одеты лишь  в  домашние  рубахи.  Обитателей  замка  застигли
врасплох,  когда они крепко спали,  не подозревая о том, что зиганьеры
готовят нападение.
     Но бой еще не был закончен. На верхних этажах слышался звон стали
и крики убивающих друг друга людей.
     Из высоких дверей,  ведущих в Главный зал, во двор на коне выехал
зиганьер.
     - Эгей, Ормьин! - крикнул Старший Табунщик. - Где все твои воины?
     - Я послал их в город.  Там тоже есть,  чем поживиться. Здесь уже
почти все закончилось.
     Гензо вытащил свою саблю и воскликнул:
     - Неужели этой ночью я не пролью ничьей крови?
     Ормьин захохотал:
     - Ты у нас мастер по другой части,  братишка. Твое дело - воевать
головой и кое-чем пониже пряжки на ремне.
     Гензо ничуть не обиделся на насмешку:
     - Помнится,  Ормьин, всего три дня назад ты предлагал взять замок
штурмом.  Если  бы  не  я,  ты  положил  бы под этими стенами не менее
половины всех наших воинов.
     - Ладно,  я признаю,  что сегодняшняя победа принадлежит тебе. Ты
заслужил  право  на  обладание  всей  этой  добычей.  Вступай  в  свои
владения,  барон Гензо Беньтиат! - Ормьин поднял коня на дыбы, а затем
вихрем проскакал через ворота.
     Горящим взором  Гензо  осмотрел  высокие  стены,  башни,  жилые и
хозяйственные постройки:
     - Это мой замок! Мой!!!
     На этот крик из дверей  выскочили  четверо  зиганьеров  с  луками
наготове. Увидев Старшего Табунщика с сыновьями, они опустили оружие и
почтительно приблизились.
     - Как  идут  дела?  -  деловито  поинтересовался  Гензо,   словно
спрашивал о ценах на базаре.
     - Вначале  было легко,  - ответил один из воинов,  движением руки
указывая на трупы защитников замка.  - Но звуки битвы  разбудили  тех,
кто  находился на верхних этажах.  Однако их мало,  и мы скоро одержим
победу.
     - Каковы будут распоряжения на счет  пленных?  -  спросил  другой
зиганьер. - В замке много женщин и детей.
     Гельн заметно обрадовался:
     - За  рабов  мы  сможем  выручить  неплохие  деньги  на  рынке  в
Мельгальяне.
     - Никаких пленных!  - воскликнул Гензо.  - Пусть  воины  до  утра
развлекаются,  как  хотят.  Но с рассветом все прежние обитатели замка
должны быть убиты. Таков мой приказ -- приказ нового хозяина замка.
     - Это неразумно, - попытался возразить его отец.
     - Наоборот.  Из морского народа рабы никудышные.  Эти люди  слабы
духом  и  телом.  Их слуги изнежились также,  как и хозяева.  Рабов мы
возьмем в городе и в окрестных селениях.  А  замок  должен  быть  омыт
кровью,  прежде  чем  я  поселюсь под его крышей.  Я хочу,  чтобы нас,
зиганьеров, боялись. Пусть все народы трепещут от одного нашего имени.
Вам ясно?
     - Твое слово - закон для нас! - нестройным хором ответили воины.
     - Тогда следуйте за мной, - приказал им Гензо.
     - Куда  ты,  любимый?  -  с нотками истеричного отчаяния вскричал
Ластьен.
     - Наверх. Я хочу посмотреть, как умирают мои враги.
     Гензо в  сопровождении  воинов  решительно  зашагал  к  лестнице,
ведущей  в  жилые  помещения.  Гельн,  слегка поколебавшись,  быстрыми
шагами догнал сына.  Ластьен,  не переставая  причитать,  поплелся  за
ними.
     - А с этой девкой-то что мне делать?  - крикнул им вдогонку Дьет,
державший Найю.
     Не оглядываясь, Гензо равнодушно бросил:
     - Делай, что хочешь. Мне она больше не нужна. Утром она все равно
должна умереть.
     Предводители зиганьеров скрылись за дверьми.
     Дьет развернул  девушку  лицом  к  себе  и,  радостно  осклабясь,
осмотрел с головы до ног:
     - Ты слышала? Я могу делать с тобой все, что захочу.
     Найе было все равно. Она почти не понимала смысла этих слов. Дьет
грубо  повалил  ее  на  спину  прямо  посреди  двора.  Но  он не успел
выполнить задуманное.
     Одна из дверей,  выходивших в замковый двор,  открылась, и оттуда
выскочил Кайл Вайнар. Его белая рубаха была во многих местах разорвана
и залита кровью,  обеими руками он сжимал большой боевой топор. Следом
за  молодым дружинником из дверей показались преследующие его по пятам
трое зиганьеров.
     Кайл мог бы добежать  до  ворот  замка  и  скрыться,  но,  увидев
зиганьера,  нависшего  над  распростертой  на  каменных  плитах Найей,
изменил направление.  Дьет даже не успел повернуть голову,  как  топор
опустился  ему на спину и перерубил позвоночник.  Ногой отшвырнув тело
зиганьера, Кайл протянул девушке руку:
     - Вставай, бежим отсюда!
     Но Найя продолжала лежать и смотреть пустыми глазами  в  звездное
небо.
     - Что они с тобой сделали?! - гневно вскричал дружинник, падая на
колени и поднимая девушку за плечи.
     Найя покорно подчинилась и попыталась встать  самостоятельно.  Но
секунды замешательства позволили троим зиганьерам догнать свою добычу.
Кайл вынужден был вскочить и  броситься  в  бой.  Его  топор  описывал
большие  круги,  с  шумом  рассекая  воздух.  Зиганьеры  не  рисковали
подставить под удар свои сабли.  Они кружили  возле  юноши,  выискивая
слабые места в его защите.
     - Вставай,  Найя!  - кричал Кайл. - Я долго не продержусь. Беги к
воротам. Я их отвлеку.
     Найя встала на ноги и сделала два шага в указанном направлении. И
в  этот  момент  раздался звон разбитого стекла.  Сверху выпало что-то
тяжелое и бесформенным комом рухнуло прямо возле  ее  ног.  Следом  за
первым предметом последовал второй, меньший по размерам. Найя опустила
голову и посмотрела...
     ...Это были ее мать баронесса Аймарилла  Кайдавар  и  брат  Гейт.
Голова  мальчика  была  размозжена  ударом  о каменные плиты.  Кровь и
белесые мозги забрызгали туфли девушки и подол ее платья...
     Найя не знала о том, что происходило наверху.
     Когда Гензо проходил по коридору второго этажа,  из жилых  покоев
прислуги выскочила Робка.  С юной служанки была сорвана вся одежда,  и
она безуспешно пыталась прикрыть ладонями полные розовые груди  и  низ
живота.  За  Робкой  со  смехом  и  улюлюканьем  гнались  два  молодых
зиганьера. Увидев своих предводителей, они остановились.
     Робка бросилась к  Гензо,  стараясь  поймать  рукав  его  широкой
рубахи:
     - Гензо,  милый,  скажи  им,  что  я помогала вам!  Скажи,  что я
передавала твои письма молодой баронессе.  Ведь ты же обещал мне,  что
когда   захватишь  замок,  сделаешь  меня  своей  любимой  наложницей.
Помнишь,  ты говорил,  что подаришь мне все  платья  и  все  украшения
госпожи Найи?
     Гензо быстрыми   шагами  продолжал  идти  вперед,  совершенно  не
обращая внимания  на  цеплявшуюся  за  рукав  служанку.  Шум  сражения
приближался.   Глаза   зиганьера  горели  лихорадочным  огнем,  ноздри
расширялись, как у хищника, взявшего кровавый след раненой добычи.
     Ластьен схватил Робку за руку  и  отшвырнул  ее  обратно  в  руки
насильников:
     - Поди прочь, тварь! Не прикасайся к моему брату и возлюбленному!
     Каким-то чудом   служанке   вновь  удалось  вырваться  из  жадных
похотливых рук.  Она догнала Гензо,  когда впереди уже виднелись спины
зиганьеров,  атаковавших последнюю линию обороны замка - самого барона
Гайана  Кайдавара,  который,  размахивая  огромным  двуручным   мечом,
защищал двери, ведущие в покои его семьи.
     - Гензо,  пощади меня!!!  - истошно закричала Робка,  вкладывая в
свой порыв последние  силы.  -  Ведь  я  помогла  вам  захватить  этот
проклятый замок!
     Барон услышал   эти   слова.  Сделав  выпад  мечом,  он  заставил
зиганьеров отпрянуть в стороны. Гайан прыгнул в образовавшийся проход,
занес  тяжелый  меч  над  головой  и  с  хриплым  выдохом опустил его,
разрубив тело Робки от ключицы до бедер.
     - Будь ты проклята во веки веков! - прорычал барон Кайдавар.
     Это были последние слова в его  жизни.  Через  секунду  несколько
зиганьерских  клинков  обрушились  на барона со всех сторон.  Гайан не
смог вырвать свое оружие из  тела  девушки,  чтобы  защититься.  Гензо
довершил  дело,  рубанув  саблей  по  шее Кайдавара.  Кровь хлынула из
перерезанных артерий,  и огромное сильное тело барона рухнуло на  труп
Робки,  почти  полностью  скрыв  его из вида.  Гайан Кайдавар так и не
узнал, что вовсе не эта девушка была главной виновницей трагедии.
     - Ломайте двери! - приказал Гельн.
     Зиганьеры притащили откуда-то тяжелую скамью и всего за два удара
снесли петли одной из створок.
     Ворвавшись внутрь,  они  увидели  баронессу  Аймариллу  Кайдавар,
сидевшую на полу и сжимавшую в объятиях бездыханное тело  своего  сына
Гейта.  На  груди  мальчика  расплывалось кровавое пятно,  а баронесса
сжимала в кулаке длинный острый кинжал.
     Гензо сразу все понял.
     - Госпожа,  - хищно оскалился он,  - вы лишили меня и моих воинов
права  насладиться  этим прелестным мальчиком.  Тем хуже для вас.  Вам
придется отработать за двоих.
     Баронесса подняла на зиганьеров полные слез глаза:
     - Не дождетесь, грязные псы!
     И Аймарилла Кайдавар вонзила себе в горло кинжал,  с которого еще
капала свежая кровь ее сына.
     Гельн поморщился:
     - Стерва!  Она  сама убила себя.  Нет ей прощения.  Ее душа будет
гореть в очистительном пламени Нижнего Мира десять тысяч лет.
     Гензо тем временем  оглядел  богатое  убранство  покоев  и  обнял
Ластьена:
     - Смотри,  мой нежный, как тут красиво. Мы поселимся здесь. Будем
есть с золотых блюд,  пить из серебряных кубков и любить друг друга на
этой огромной мягкой кровати.
     - Ты  самый  храбрый  и самый красивый из всех людей на свете!  -
воскликнул Ластьен.  -  Только  прикажи  поскорее  убрать  отсюда  эту
падаль, а то кровь испачкает ковры.
     - Убрать! - бросил Гензо воинам.
     Те послушно  исполнили приказ,  выбросив в окно трупы баронессы и
ее сына...
     ...Всего этого Найя не знала.  Но вид лежащих у ее ног  тел  стал
той  последней  каплей,  которая  переполнила мятущийся разум девушки.
Спасительная вуаль безумия опустилась на ее голову.
     Найя бросилась бежать так стремительно,  что ее вряд ли  смог  бы
догнать даже всадник. Она проскочила через ворота замка и понеслась по
дороге,  ведущей к городу.  Она совершенно не понимала, что делает. Ею
руководил древний животный инстинкт:  бежать прочь из страшного места,
бежать без оглядки, бежать, не разбирая дороги.
     Найя не заметила,  как Кайл Вайнар,  защищавший ее до  последнего
вздоха,  пал, пронзенный стрелами, которые выпустили зиганьеры со стен
замка.  Она не думала о том,  что в темноте может оступиться и упасть.
Она  вообще утратила способность думать.  Наверное,  именно поэтому ее
ноги сами выбирали нужную дорогу.
     Не пробежав и трети  расстояния  до  города,  Найя  увидела,  что
многие  дома  пылают.  В  ярком  свете пожара были видны метавшиеся по
улицам фигурки людей и всадников.  Не  рассудком,  а  лишь  инстинктом
девушка поняла: в городе появляться нельзя. Поэтому она побежала прямо
через кусты к берегу моря. Отсюда не видно было ни горящего города, ни
замка. Но и здесь Найя не чувствовала себя в безопасности. Поэтому она
продолжала бежать по кромке воды все дальше и дальше,  все  быстрее  и
быстрее.
     Найя бежала  всю  ночь,  все утро и половину дня.  К полудню силы
оставили ее.  Девушка ничком рухнула на пологий склон песчаной дюны  и
впала в глубокое оцепенение.


           Глава 3. Алмазное сердце баронессы Найи Кайдавар.

     Очнулась Найя  оттого,  что кто-то пощипывал икры и ступни ее ног
маленькими острыми зубчиками.  Она перевернулась на бок, и два десятка
крабов бросились наутек.
     Найя посмотрела   на  маленьких  падальщиков  пустыми  глазами  и
спросила:
     - Почему я осталась жива?
     Но крабы ничего не ответили ей, поэтому девушка встала и зашагала
вперед.
     Если бы  Найя  могла  логически  рассуждать,  она бы поняла,  что
выбрала  совершенно   неправильное   направление.   Прошедшей   ночью,
бросившись бежать прочь от города,  она устремилась на север.  Если бы
она отправилась на юг,  то  через  некоторое  время  оказалась  бы  во
владениях соседа - барона Вайлана. Там она встретила бы радушный прием
и получила помощь.  Но теперь она шла на  север  -  туда,  куда  редко
заплывали корабли морского народа.
     Идя вдоль берега весь день, Найя не встретила ни одного человека,
ни одного  строения.  Светловолосые  местные  жители  не  селились  на
побережье  и  не  занимались  рыболовством.  Этот миролюбивый покорный
народ продолжал опасаться морских людей. Хотя кровавые опустошительные
набеги прекратились, когда бароны поделили берега и установили границы
своих  владений,  капитаны  кораблей  по-прежнему  считали   возможным
реквизировать  из  поселков  простолюдинов  необходимые  для  плавания
припасы: пищу, питье и красивых девушек. Бароны смотрели на это сквозь
пальцы и, как правило, никак не реагировали на жалобы своих поданных.
     Постепенно широкая полоса песка вдоль берега сузилась, и Найя все
чаще и чаще вынуждена была отдалятся от кромки воды, обходя прибрежные
скалы.  Тем  не  менее,  она старалась не терять море из вида,  словно
генетическая  память  морского  народа  подсказывала,   что   получить
поддержку можно только оттуда.
     Но ни один корабль не появился возле берега.  Близилась осень,  и
ветра в это время года дули с севера на юг.  Капитаны морского  народа
отправились к Базайскому архипелагу, на знаменитую Ярмарку Конца Лета,
где обменивались товары с побережий двенадцати морей.
     Лишь большие морские птицы снижались  над  одинокой  человеческой
фигурой,  как  будто проверяли,  долго ли еще продержится на ногах эта
странница, не стоит ли последовать за ней, чтобы попировать, когда она
упадет от истощения и потери сил?
     Но, заслышав над головой хлопанье крыльев, Найя поднимала глаза и
спрашивала у птиц:
     - Почему я осталась жива?
     Птицы отлетали прочь,  понимая,  что в ближайшее время поживиться
тут будет нечем.
     Найя шла  и шла.  Голод она утоляла ягодами,  срывая их на ходу с
попадавшихся на дороге кустов.  Воду она пила из ручьев  и  неглубоких
рек,  которые в изобилии стекали с гор к морю.  Мелкие водные преграды
она переходила вброд. Более широкие - переплывала.
     Девушка не следила за сменой дня и ночи.  Когда она хотела спать,
то  ложилась на землю и засыпала.  Когда просыпалась - продолжала идти
вперед.
     Через некоторое время путь Найе  преградила  широкая  полноводная
река. И опять-таки не рассудком, а лишь инстинктом девушка поняла, что
не сможет переплыть реку вблизи того места,  где она впадает  в  море.
Течение  отнесло бы ее слишком далеко в море,  и едва ли она смогла бы
выгрести обратно к берегу.  Найя пошла вверх по  течению.  Вскоре  она
забыла,  что собиралась переплыть реку.  Ей было все равно,  по какому
берегу идти - берегу моря или берегу реки - поэтому она все  дальше  и
дальше уходила вглубь материка.
     Пожалуй, немного  нашлось бы людей,  которые смогли бы в одиночку
пройти столько же,  сколько Найя,  и не умереть от  голода,  от  зубов
хищника  или  от  болезни.  Но,  как  это  ни  странно,  девушке  было
достаточно той скудной  пищи,  которую  удавалось  отыскать,  ни  одно
опасное  животное  не встречалось на ее пути и,  несмотря на постоянно
мокрую одежду и холодные ночи, девушка не мерзла и не простужалась.
     На берегу  широкой  реки  Найя  впервые  встретила   человеческое
поселение.  Девушка  ничего не помнила о своей прошлой жизни.  События
последних  недель  полностью  исчезли  из  ее  памяти.   Поэтому   она
совершенно   равнодушно  отнеслась  к  тому,  что  впереди  показались
невысокие одноэтажные дома,  сложенные из толстых бревен.  У  Найи  не
было  ни страха перед людьми,  ни надежды на сочувствие и помощь.  Она
шла вперед,  не видя ничего вокруг,  не обращая внимания на удивленные
взгляды людей, не слыша обращенных к ней вопросов.
     Небольшой городок   был   населен   исключительно  светловолосыми
коренастыми жителями.  Скорее всего,  так далеко вверх по реке ни разу
не заплывали корабли морского народа. Но кто-то, несомненно, знал, что
высокая изможденная девушка в рваной мокрой одежде принадлежит к этому
племени.  Простолюдины  не  причинили вреда Найе,  но и не предприняли
попыток остановить ее.
     - Почему я осталась жива?  - спрашивала девушка у всех встречных,
как  задавала  этот  вопрос  любому живому существу,  и,  не дожидаясь
ответа, продолжала идти дальше.
     - На нее снизошло священное безумие,  - шептали вслед седобородые
старики, провожая девушку слезящимися полуслепыми глазами.
     Лишь неугомонные  дети  некоторое время бежали за Найей по берегу
реки. В спину девушки даже ударились несколько комьев грязи, но она не
обернулась  и  не  изменила  ритма своего шага.  Поэтому детишки скоро
отстали и нашли себе другое,  более веселое  развлечение:  они  начали
вылавливать  из  реки  лягушек  и отрывать им лапки.  Животные забавно
дергались  и  верещали  от  боли.  Светловолосые  мальчики  и  девочки
смеялись над их безуспешными попытками зарыться в спасительный ил.
     А Найя  продолжала  идти вперед.  Постепенно река становилась все
уже и мелководнее,  лес на ее берегах делался гуще  и  выше,  пока  не
превратился  в  таежную  чащу.  Еще трижды Найя проходило мимо людских
жилищ.  Каждая следующая деревня  была  меньше  и  беднее  предыдущей.
Простолюдины провожали взглядами бредущую мимо девушку.  И вновь никто
не попробовал задержать ее.
     - Почему я осталась жива?  - ничего не выражающие  глаза  девушки
равнодушно  пробегали по лицам людей,  в то время как она,  не сбавляя
шага, проходила мимо.
     - Зов духов ведет ее по  неведомому  пути,  -  шамкали  беззубыми
ртами старухи, выползшие из убогих домишек, чтобы погреть на последнем
осеннем солнце свои старые косточки.
     А зима между тем приближалась.  Ягод и орехов на кустах почти  не
осталось,  поэтому ела Найя все реже и реже.  Однажды,  проснувшись на
рассвете,  она обнаружила,  что вода возле берега  покрылась  корочкой
льда.  Первый  раз  с  начала  своего  пути  девушка проявила чувство,
которое можно было бы назвать любопытством.  Там, где она жила раньше,
никогда  не  шел  снег  и температура ни разу не опускалась ниже точки
замерзания воды.  Найя отломила пластинку льда и бездумно крошила ее в
руках,  наблюдая,  как  по рукам течет растаявшая вода.  Затем девушка
встала и снова пошла вперед.
     Вскоре начался сильный снегопад.  Густые хлопья снега ложились на
землю,  на ветки деревьев, на голову и плечи Найи. Обувь девушки давно
развалилась,  одежда износилась до такой степени,  что  грязные  серые
лохмотья  едва  прикрывали  тело.  Но  Найя по-прежнему не чувствовала
холода.  И лишь один-единственный раз она обернулась, чтобы посмотреть
на цепочку следов, которые оставляли на снегу ее босые ноги.
     Близился тот   момент,   когда   должен   был   наступить  предел
выносливости  человеческого  тела.  Но,   в   отличие   от   остальных
основополагающих   инстинктов,   Найя   совершенно   лишилась  чувства
самосохранения.  Она не помнила,  когда  ела  в  последний  раз.  Река
покрылась льдом, так что единственной пищей девушки остался лишь снег,
который она зачерпывала на ходу горстями.
     Наконец, Найя легла в сугроб и приняла  позу  младенца  в  утробе
матери.  Она  начала  засыпать,  совершенно не понимая того,  что это,
скорее  всего,  последний  сон  в  ее  жизни.  Но  вскоре  сквозь   ее
затуманенное сознание пробился звук тяжелых шагов. Найе было все равно
- зверь это или человек. Она закрыла глаза и приготовилась погрузиться
в небытие.
     - Да что же это?! - донесся до ушей девушки мужской голос.
     - Почему я осталась жива?  - привычно спросила Найя, но голос был
так слаб, что незнакомец едва ли расслышал слетевшие с губ слова.
     Сильные руки подняли Найю и положили на что-то твердое.  Если  бы
она открыла глаза,  то увидела бы,  что это большие сани,  нагруженные
обрубками толстых бревен.  Затем на  тело  девушки  сверху  опустилось
что-то  мягкое.  Это была огромная шуба,  которую мужчина снял с себя,
оставшись в одной длинной рубахе из грубого небеленого полотна.
     Потом Найя почувствовала плавный рывок.  Сани  потянул  за  собой
широкоплечий,  но  низкорослый  мужчина  с  длинными белыми волосами и
бородой.  Несомненно, он принадлежал к простолюдинам, но белизна волос
была связана не с родом,  а с возрастом.  Седой старик был не по годам
силен  и  статен,  издалека  он  вполне  мог  бы  сойти   за   мужчину
тридцати-сорока лет.
     Оказавшись на  санях,  Найя  даже  не  попыталась  спрыгнуть  или
изменить свою позу.  Скорее всего,  тело в конце концов  перестало  ее
слушаться.  Или,  может быть, каким-то шестым чувством она догадалась,
что ей встретился не простой человек.
     Действительно, старик был отшельником, которого местные полудикие
лесные  племена почитали как лекаря и чудотворца.  Возможно,  он и был
тем, кем его называли.
     Время от времени Найя открывала глаза  и  видела,  как  мимо  нее
проплывают  толстые  стволы высоких деревьев,  покрытые грубой корой и
раскидистые кусты,  чьи ветки пригнул к земле  налипший  сверху  снег.
Девушка не понимала,  что движутся не растения, а сани, на которых она
лежит.  Но привычный вид сменяющегося пейзажа успокаивал ее, как будто
шла она сама - шла вперед,  как все последние то ли дни, то ли недели,
то ли месяцы.
     Посмотрев вокруг себя в очередной раз,  Найя  увидела,  что  сани
остановились  возле вросшего в землю сруба из толстых кряжей,  плоская
крыша которого была покрыта толстым  слоем  снега.  Над  крышей  вился
легкий дымок.
     Старик легко  поднял  невесомое  тело  девушки  и,  толкнув ногой
незапертую дверь,  внес ее внутрь.  И  вновь  Найя  не  воспротивилась
подобному ограничению ее свободы.
     Старик положил девушку на узкую кровать, сдернул ее грязные сырые
лохмотья,  а  потом  быстро  завернул  в  несколько   шкур,   служащих
одновременно простынями, одеялами и подушками.
     - Кто же сделал это с тобой, малышка? - спросил старик.
     - Почему  я осталась жива?  - на этот раз голос девушки прозвучал
громче, чем в лесу.
     Но отшельник не ответил на вопрос.  Он лишь  поплотнее  подоткнул
шкуры  вокруг  Найи  и  принялся  раздувать огонь в очаге,  постепенно
подбрасывая в него дрова.
     Очаг представлял собой выложенный камнями круг  в  центре  сруба.
Над  огнем  на  поперечной металлической перекладине висел закопченный
котелок. Дым выходил через отверстие в крыше.
     Когда огонь разгорелся, старик деревянным ковшиком зачерпнул воду
из  стоявшей в углу бочки и вылил ее в котелок.  Затем он направился к
длинному столу из грубо обструганных толстых  досок,  который  занимал
одну  из  стен  жилища.  На  столе  были  расставлены глиняные горшки,
деревянные миски,  ярко блестевшие медные сосуды, чаши и чашечки, а на
стене висели пучки разнообразных высушенных растений.
     - Так,  так,  -  бормотал  себе под нос отшельник,  выдергивая из
разных пучков по одному-два  листика,  цветка  или  побега,  -  сейчас
приготовим отвар для поддержания сил.
     Отобрав необходимые ингредиенты,  старик вернулся к очагу и кинул
горсть сухих растений в кипящую воду.
     Едва ноздри Найи уловили аромат исходящего от котелка пара, как в
ее  сознании  молнией  пронеслось неясное,  полустертое,  но почему-то
неприятное воспоминание:  руки человека с черным  кругом  вместо  лица
протягивали  ей  кувшин  с похожим по запаху отваром.  Но воспоминание
быстро исчезло  обратно  в  небытие,  и  девушка  не  сделала  попыток
удержать его или попытаться размотать нить событий, приведших ее в это
место.
     Найя не стала противиться,  когда отшельник  приподнял  ее  своей
сильной рукой, посадил на кровати и влил в рот несколько ложек отвара.
Девушка не почувствовала ни его вкуса,  ни  его  тепла.  Но  глаза  ее
невольно закрылись, а лицевые мускулы расслабились.
     - Спи   спокойно,   малышка,  -  прошептал  отшельник,  осторожно
укладывая Найю.
     Девушка мгновенно заснула. Старик несколько раз провел руками над
ее  головой,  время  от  времени  стряхивая в огонь что-то невидимое и
неосязаемое.  Затем он простер руки над ее телом,  закрыл глаза  и  на
некоторое время застыл.
     Выйдя из транса,  отшельник покачал головой и произнес загадочную
фразу:
     - Нелегко будет удержать ее, очень нелегко.

                                 * * *

     Когда Найя проснулась,  то увидела сидящего рядом с  кроватью  на
табурете  старика.  У  него  были  необыкновенно добрые голубые глаза,
длинные седые волосы и борода, доходившая почти до пояса.
     - Почему я осталась жива?
     - Когда-нибудь ты это узнаешь,  - голос старика  был  глухой,  но
очень мягкий. - Меня зовут Бургун. А тебя?
     Найя ничего  больше  не  сказала.  Она вновь закрыла глаза,  хотя
спать ей не хотелось.  Теперь она не могла пошевелиться,  точно также,
как совсем недавно не могла оставаться в неподвижности. Бургун посадил
ее на кровати и  снова  напоил  густым  пахучим  отваром.  Девушка  не
сопротивлялась,  но  и  не  сделала  попытки  пошевелить хотя бы одним
мускулом тела. Она даже не пила - жидкость вливалась в ее горло, как в
сосуд.
     Отшельник откинул  укутывающие  Найю шкуры и внимательно осмотрел
ее обнаженное тело.  Затем он обтер девушку чистой тряпкой,  смоченной
теплой водой, и одел на нее чистую рубаху, подобную той, которую носил
сам.
     Выполняя все эти процедуры, Бургун разговаривал то ли с Найей, то
ли сам с собой:
     - Да,  не  рассчитывал  я  на  еще  одного  жильца.  Ну,  ничего,
как-нибудь перезимуем.  Припасов у меня заготовлено с запасом, так что
на двоих хватит.  Да ты, малышка, я думаю, и не обжора. Ну-ка, просунь
руки в рукава.  Не хочешь?  Ну и ладно. Ты не бойся, рубаха эта новая,
мне  ее  подарила  Гармилка  за  то,  что  я поставил на ноги ее мужа,
которого потоптал дикий вепрь.  Ко мне часто обращаются окрестные люди
за подмогой. Так что ты не бойся, если вдруг услышишь стук в дверь.
     Но Найя  не  понимала  обращенных  к  ней  слов.  Она по-прежнему
пребывала  в   маленьком   запертом   мире,   ограниченном   пределами
собственного  сознания.  Тем не менее отшельник продолжал сопровождать
все свои действия комментариями.  То ли он устал от  одиночества  и  в
лице  Найи нашел идеального собеседника,  то ли таким образом надеялся
расшевелить впавшую в оцепенение девушку.
     Дни бежали за днями. Найя просыпалась под говорок Бургуна:
     - Сейчас разведем  огонь,  сварим  кашку  на  завтрак,  вскипятим
водички для настойки смородины.
     В течение дня отшельник рассказывал ей о всех своих делах:
     - Схожу-ка в лес за дровами.  Снегу навалило - жуть! Сугробы выше
пояса.
     - Нарублю-ка я дров на неделю, чтоб два раза за топор не браться.
     - А на обед  у  нас  будет  грибной  суп.  Наваристый,  душистый,
пальчики оближешь!
     Старик в  основном  питался  растительной  пищей.  Но как-то раз,
вернувшись домой,  он с улыбкой  продемонстрировал  Найе  внушительный
кусок сыра и большой кувшин молока:
     - Вот, смотри, малышка, у самых наших дверей я повстречал Горта с
женой. Они принесли мне подарок от своей коровки Брунки. Эту коровку я
летом вылечил от болотной язвы. Я сказал им, что у меня лежит больной,
поэтому в дом они не пошли.  Мы  поболтали  на  свежем  воздухе.  Горт
говорит, что в Теплой Долине объявились зиганьеры. Вот ведь занесла их
нелегкая.
     При упоминании зиганьеров Найя открыла глаза и  посмотрела  прямо
на  своего  спасителя.  Это  было ее первое самостоятельное движение с
момента появления в этом доме.
     Отшельник не мог не заметить этого:
     - Малышка,  ты  делаешь  замечательные  успехи.  Может,   скажешь
наконец,  как  тебя  зовут?  У  такой  милой девочки и имя должно быть
красивым, как песня соловья в кустах орешника.
     Но Найя  вновь  равнодушно  отвернулась   и   стала   по   своему
обыкновению смотреть в потолок.
     Бургун постарался скрыть свое разочарование. В этот день он вновь
дал девушке выпить отвар из нескольких десятков растений, а, когда она
заснула, повторил магические пассы над ее головой и телом.
     По выработавшейся в последнее время привычке он произнес вслух:
     - Ох,  чует беду мое старое сердце.  Малышка кушать-то кушает, но
за месяц ни разу под себя не сходила. Даже капельки пота не выступило.
И куда только вся еда девается?  Хотя о чем это я, старый дурень? Я-то
знаю, КУДА. Уж лучше бы я десять раз в день мыл ее и менял испачканную
одежду,  чем  такое диво дивное.  Не по себе я взял дело,  не по себе.
Если бабочка вылупится из куколки, не удержу я ее, ох, не удержу.
     В отличие от Бургуна,  Найю совершенно не волновали вопросы еды и
удаления ее остатков из организма. Она то лежала с открытыми глазами и
смотрела в потолок,  то впадала в оцепенение,  которое было похоже  на
сон, но сном не являлось.
     Однажды, когда  отшельник  сидел  за  столом  и  ножом вырезал из
бруска дерева новую ложку,  послышись  голоса  приближающихся  к  дому
людей, а затем в дверь вежливо, но настойчиво постучали. Накинув шубу,
Бургун вышел за дверь.  Ни появление незнакомых  людей,  ни  поспешный
уход отшельника ничуть не обеспокоили Найю.
     Через некоторое   время  старик  вернулся  и  принялся  торопливо
срывать со стен пучки растений и запихивать их в полотняную сумку:
     - Ох, беда-то какая, - бормотал он. - Ох, беда.
     Подойдя к кровати с лежавшей Найей, он пододвинул к ней табуретку
и  поставил  на  нее  глиняный  горшок с приготовленным на обед густым
варевом из сушеных овощей и фруктов:
     - Я должен идти,  малышка. Меня, наверное, не будет день или два.
Ты уж прости меня, старого, но я оставлю тебя одну. Вот тебе еда. Если
захочешь - поешь. Не захочешь - и ладно. Сдается мне, что худо тебе от
этого не будет.  И даже если костер погаснет,  ты не замерзнешь.  И за
дом не беспокойся.  Окрестные люди и звери меня уважают, без хозяина в
дом  никто  не зайдет.  Так что не серчай,  малышка,  но придется тебе
подождать меня здесь.
     Бургун ушел,  человеческие голоса отдалились от дома и постепенно
затихли. Найя лежала и смотрела в потолок...
     Через день  девушка  повернула голову и посмотрела на оставленный
горшок.  Через два дня Найя  протянула  руки  и  несколькими  большими
глотками выпила его содержимое.
     Отшельник вернулся через три дня.  Стукнула входная дверь, и Найя
услышала знакомый голос:
     - А вот и я!  Все дома?  Вот и хорошо,  малышка, что ты никуда не
убежала. Ох ты, милая, я вижу, ты и поела вдоволь. Ну, вот и умница.
     Найя посмотрела на Бургуна и спросила:
     - Почему я осталась жива?
     Старик отбросил напускную веселость:
     - Ты  разве ЭТО хотела сказать?  Ведь тебе интересно,  где я был,
правда?  Даже если это не так, я все равно расскажу. На одну из лесных
деревенек напали зиганьеры.  Троих мужичков ранили,  стервецы, вот я и
ставил их на ноги...  Ого, малышка, как блеснули твои глаза. Вижу, эти
негодные  людишки  тебе знакомы.  Я даже сперва думал,  что ты одна из
них.  Но потом понял,  что ты другого  рода-племени.  Может,  скажешь,
какого?
     Но Бургун не услышал ответа на свой вопрос. Тогда он продолжил:
     - Зиганьеры иногда забираются на север, чтобы зимой поохотится на
соболей, лисиц и бобров. Уж очень они любят рядится в меха животных. А
зимой-то  мех  особенно густой,  пышный.  Вот они и разбивают лагерь в
Теплой Долине,  а во все стороны рассылают конных охотников. Да только
охотятся  они  не  только  за  пушной живностью,  но и за любым другим
достатком. Вот и грабят лесные деревеньки, если вдруг случаем встретят
на пути.
     Найя повернулась и приподнялась на кровати, опершись на локоть:
     - Почему я осталась жива?
     - Ох ты,  какая шустрая!  - умилился отшельник,  но в глубине его
добрых голубых глаз мелькнуло чувство, похожее на тщательно скрываемый
страх.   -   Ты  интересуешься  зиганьерами?  Хочешь  знать,  где  они
находятся?  Я могу рассказать тебе только то,  что  слышал  от  других
людей.  А  слышал  я немного.  Южные степи - место опасное.  Там живут
только зиганьеры,  а любого чужака они либо сразу убивают, либо уводят
в  полон.  Так  вот,  говорят,  что  где-то в степи есть главный город
зиганьеров - Мельгальян.  Там все они  встречаются,  чтобы  на  совете
кланов  договориться о том,  кто каким путем будет кочевать.  К нам на
север   обычно   отправляется   клан   Кьентикль.   Зиганьеры   всегда
останавливаются в Теплой Долине, где даже зимой растет зеленая трава и
вдоволь корма для зиганьерской скотинки...
     - Почему я осталась жива? - настойчиво повторила Найя.
     Старик засуетился:
     - Ох,  старый дурень,  расстроил малышку страшными рассказами.  А
давай-ка я заварю тебе отварчику успокаивающего, силы прибавляющего...
     - Почему я осталась жива? - голос Найи едва не сорвался на крик.
     Она сделала  движение,  словно пыталась встать с кровати.  Сперва
Бургун едва не выскочил за дверь,  но,  поборов  ужас,  приблизился  к
девушке и погладил ее по голове:
     - Успокойся,  малышка.  Ты  еще не знаешь,  на что способна.  А я
смотрю на тебя и вижу твое прошлое и будущее.  И  скажу  я  тебе  свое
слово:  сперва  твое  сердце  было  как  трава  - росло и крепло.  Это
детство. Потом твое сердце было как огонь - жгло и горело. Это любовь.
Потом твое сердце превратилось в лед - застыло и заледенело. Это боль.
Такой я тебя нашел в лесу,  потому-то ты не боялась холода и голода. А
сейчас  слушай  главное:  теперь твое сердце стало алмазом - твердым и
беспощадным.  Я никогда не думал,  что человек может  носить  в  груди
такое  сердце.  Будь  осторожной,  малышка,  не  перешагни  запретного
порога.
     Как ни странно,  эти слова успокоили Найю.  Она снова улеглась на
кровати,  но  теперь  следила  глазами за каждым действием отшельника.
Бургун чувствовал себя неуютно,  но старался не подавать вида.  Он все
так же трудился по хозяйству, готовил пищу и кормил девушку.
     Прошло несколько  дней.  И вот снова за дверью послышались голоса
людей,  а затем раздался  стук.  Поговорив  на  улице  с  пришельцами,
отшельник начал собираться в дорогу.
     - Опять  беда приключилась,  - сказал он Найе.  - Снова зиганьеры
треклятые набедокурили.  Еще  одну  деревеньку  пограбили  да  людишек
побили.  Вот тебе,  малышка, запас пищи. Не серчай, что опять оставляю
одну.  На этот раз точно вернусь завтра к вечеру.  Ведь  деревенька-то
совсем неподалеку.
     Бургун ушел,  а Найя долго смотрела на закрытую дверь.  Потом она
легла на спину и закрыла глаза.
     Прошел день. Найя не притронулась к приготовленной стариком пище.
К вечеру Бургун не вернулся. Прошла ночь. Его все не было.
     Девушка встала  с  кровати  и  прошлась  взад-вперед  по комнате.
Что-то звало  ее  наружу.  Скорее  подражая  отшельнику,  чем  понимая
необходимость этих действий, Найя завернулась в широкую теплую шкуру и
открыла входную дверь.  Стояла самая  середина  зимы.  Там,  где  лучи
утреннего солнца пробивались сквозь кроны деревьев,  снег ослепительно
сверкал мириадами ярких точек.
     Найя увидела цепочку следов,  удаляющихся от дома.  Она пошла  по
этой дорожке,  не отдавая отчета в своих действиях. Высокие сугробы не
являлись препятствием для девушки.  Если бы  кто-нибудь  посмотрел  на
Найю со стороны,  то увидел бы, что снег под ее ногами не проминается.
Но никто не видел этого чуда - зимний лес был тих, светел и безжизнен.
     Постепенно дорога пошла вверх,  и из-под  слоя  снега  показались
отвесно торчащие обломки скал. Они были острые и гладкие, поэтому снег
на них не  задерживался.  Пройдя  мимо  этих  каменных  столбов,  Найя
увидела,  что человеческие следы ведут через невысокую гору,  поросшую
густым  ельником.  Там  тоже  виднелись  серые  столбы,   похожие   на
окаменевшие обломки древесных стволов.
     Найя поднялась  на  вершину  горы и начала спуск.  Внезапно среди
белого снега,  зеленых елей и серых камней ее  взгляд  заметил  что-то
красное.  Подойдя  поближе,  девушка  остановилась  над  распростертым
человеческим телом, вокруг которого расплылось кровавое пятно. Человек
лежал  лицом  вниз.  Снег  вокруг  него  был  вытоптан.  Меховая  шуба
разорвана в клочья, а из тела выдраны большие куски мяса. Но не хищные
животные  были причиной смерти человека - из его спины все еще торчало
древко длинной черной стрелы.
     - Почему я осталась жива?  - спросила Найя, опускаясь на колени и
протягивая  руки  к  разметавшимся  на  снегу седым волосам отшельника
Бургуна.
     Ответил ей дружный волчий вой.  Должно  быть,  стая  пировала  на
трупе,  когда  учуяла  приближение  Найи.  Волки  отбежали в сторону и
затаились,  но теперь, убедившись, что это не охотник, а новая добыча,
стягивали кольцо.
     Девушка поднялась   на   ноги   и  посмотрела  на  приближавшихся
животных.  Волков было восемь -  исхудавших  от  вынужденного  зимнего
поста,  а  потому  готовых на все,  чтобы набить желудки свежим мясом.
Одного тела старика на всех явно не хватало.
     Найя попятилась назад  и  уперлась  спиной  в  один  из  каменных
столбов.  От  ее  прикосновения  камень  растрескался и осыпался кучей
небольших обломков.
     Словно чувствуя смятение человека,  волки снова  завыли.  Они  не
торопились - добыча была слаба и не могла оказать сопротивления.
     - Почему я осталась жива? - обратилась Найя к волкам.
     Те ответили  ей  своими кровожадными улыбками,  продемонстрировав
клыки, обагренные кровью Бургуна. Если бы волки могли говорить, они бы
ответили:
     - Ты - наша добыча. Ты - наша пища.
     Впрочем, в  глазах  хищников  Найя  и  так  достаточно ясно могла
разглядеть  свою  судьбу.  И  тут  произошло  нечто  странное.  Что-то
сместилось  в  сознании  девушки.  Она  почувствовала  внутри себя еще
смутное и не оформившееся в  конкретную  мысль,  но  уже  проявившееся
желание. Точнее, нежелание. Найя больше не желала быть жертвой.
     Девушка подняла один из камней и сказала:
     - Прочь.
     Волки застыли  на  пару  мгновений,  но  потом  все  же двинулись
вперед.
     Найя повторила чуть громче и тверже:
      - Прочь! Назад!
     Волки не послушались. Они уже приблизились на расстояние броска и
не собирались упускать такой лакомый завтрак.
     Но и  Найя больше не желала безропотно подставлять свою шею.  Она
сжала в руке острый обломок камня...
     По лесу пронесся сухой треск,  заметавшись  эхом  между  стволами
деревьев. Девушка с удивлением разжала кулак. Из него высыпался мелкий
песок.
     - Плохой камень...  - прошептала Найя, еще не осознавая того, что
произошло.
     Но волки своим звериным чутьем поняли то, что пока было скрыто от
сознания девушки.  Пятеро из них попятились назад,  и  только  трое  -
старый  вожак  и  два матерых самца - остались на месте,  хотя и у них
шерсть на загривках встала дыбом.
     Не обращая на волков внимания,  Найя нагнулась и подняла еще один
камень  -  побольше  и потяжелее.  Она сделала выбор,  даже не осознав
того,  что такую глыбу  не  смог  бы  поднять  даже  сильный  здоровый
мужчина.  Этот  огромный камень Найя не могла сжать в кулаке,  поэтому
она  кинула  его  в  волков.  Лишь  каким-то  чудом  животные   смогли
увернуться  от  огромного  метательного снаряда.  Камень попал в ствол
могучей  сосны  и  разлетелся  на  сотню  обломков.  Дерево  треснуло,
пошатнулось и, ломая ветви соседних деревьев, тяжело рухнуло на землю.
     Не желая  больше  испытывать  судьбу,  стая  в  ужасе пустилась в
бегство, оглашая лес жалобным повизгиванием.
     С некоторой долей удивления Найя смотрела им вслед.
     - Почему я осталась жива?  - задала она  свой  привычный  вопрос,
оглядываясь вокруг.
     Но рядом не было ни одного живого существа.
     Одна часть  сознания  девушки  все  еще  находилась  в  блаженном
небытие безумия, но другая уже начала реагировать на окружающий мир. С
радостью ребенка,  написавшего на бумаге первые слова, Найя вспоминала
названия росших вокруг кустов и деревьев.  Вот можжевельник,  вот ель,
вот сосна,  вот южный тьис, неведомо как занесенный в этот заснеженный
северный лес...
     Внезапно Найя вздрогнула.  Растения  дали  ответ  на  вопрос,  на
который не смогли ответить ни люди, ни животные.
     Можжевельник.
     Ель.
     Сосна.
     Тьис.
     Из начальных букв сложилось слово МЕСТЬ.
     И тут  непроницаемо-туманная  завеса  спала  с воспоминаний Найи.
Девушка в мельчайших подробностях вспомнила всю свою жизнь - от  самых
первых детских впечатлений, до событий последних дней и минут.
     В ее  памяти  всплыли  и  слова доброго отшельника:  "Твое сердце
стало алмазом - твердым и беспощадным. Я никогда не думал, что человек
может  носить  в  груди  такое  сердце." Найя поняла,  что перешагнула
некоторую грань,  и что назад,  в прежнюю человеческую жизнь, возврата
больше не будет.
     Она раскинула руки, подняла лицо к солнцу и закричала:
     - Кто же я теперь?!
     Но на этот ее новый вопрос ответа пока не было.  Ясно было только
одно:  как и предвидел Бургун,  из кокона человеческого тела  родилась
бабочка.  Вернее,  не бабочка,  а стремительная безжалостная стрекоза.
Стрекоза - хищник, охотник, убийца.
     Найя сбросила с плеч шкуру и поняла,  что совершенно не  мерзнет.
Она взяла в руки два больших камня и стукнула ими друг о друга.  Камни
рассыпались в пыль.
     Найя звонко рассмеялась:
     - Гензо,  любимый мой Гензо Беньтиат, скоро мы снова встретимся с
тобой. И с тобой, и с другими зиганьерами.
     Отзвуки этого  смеха  разнеслись  по всей округе.  Волки,  поджав
хвосты и поскуливая от ужаса, понеслись прочь с удвоенной скоростью.

                                * * *

     Первым желанием Найи было немедленно  отправиться  назад  в  свой
замок.  Но потом,  посмотрев на тело отшельника Бургуна,  она изменила
свое решение.  Девушка выдернула длинную черную стрелу и осмотрела  ее
острый  наконечник.  Дочь барона разбиралась в оружии и умела отличать
охотничьи стрелы от боевых.  Эта была предназначена исключительно  для
войны и для убийства.
     Найя начала  сооружать  курган  над телом приютившего ее старика.
Для этого она просто выламывала из скалы огромные глыбы  и  наваливала
их  сверху  друг  на друга.  Не прошло и пятнадцати минут,  как высота
сооружения достигла двух человеческих ростов.
     Пока Найя работала,  в  ее  голове  постепенно  складывался  план
дальнейших действий.
     - Гензо  Беньтиат,  теперь мне недостаточно просто убить тебя,  -
рассуждала она вслух,  отламывая каменный столб.  - Сперва я  заставлю
тебя    страдать   так   сильно,   как   только   позволит   мне   моя
изобретательность.  Единственное,  чего я боюсь - как бы король Лайлот
не  опередил  меня и не собрал войско.  Впрочем,  вряд ли до окончания
сезона штормов он рискнет двинутся на войну с зиганьерами.  Значит,  у
меня  в запасе есть несколько месяцев.  К этому времени любой зиганьер
должен дрожать от ужаса, услышав мое имя.
     Закончив сооружение кургана над телом  Бургуна,  Найя  продолжила
свой  путь,  ориентируясь по его следам,  хорошо различимым в глубоком
снегу.
     Солнце еще  не  достигло  зенита,  когда  следы  привели   ее   к
человеческому   поселению.  Между  деревьями  Найя  издалека  заметила
несколько убогих утонувших  в  сугробах  домишек,  похожих  на  жилище
Бургуна.
     Впереди залаяли собаки.  Найя прибавила шаг,  опасаясь,  что люди
разбегутся и спрячутся в лесу.  Но она ошиблась.  У крайнего дома  она
увидела семерых одетых в меховые одежды мужчин с луками в руках.
     - Зиганьеры?   -  Найя  улыбнулась  в  предвкушении  предстоящего
развлечения...
     ...И вновь оказалась не  права.  Подойдя  поближе,  своим  острым
зрением она разглядела светлую кожу и голубые глаза местных жителей.
     Вооруженные мужчины, выскочившие на собачий лай и приготовившиеся
дать отпор врагам,  были ошеломлены,  увидев  вышедшую  из  леса  юную
девушку  в  одной  рубахе  и  с  длинной  черной стрелой в руках.  Они
озирались вокруг,  словно боялись,  что эта очередная коварная  уловка
зиганьеров.  Ведь  по черным волосам и высокому росту они отнесли Найю
именно к этому племени.
     - Эй, зиганьерка! - крикнул один из мужчин. - Стой на месте!
     - Я не зиганьерка. - ответила Найя, не останавливаясь.
     - Ну да, как же! - насмешливо отозвался мужчина. - А кто же ты?
     - Раньше я была дочерью морского народа,  а теперь вообще не могу
отнести себя к человеческому роду, - честно ответила Найя.
     Воинов смутили  эти слова.  Найю и лесных жителей разделяли всего
двадцать шагов.  Чтобы скрыть нарастающий страх, кто-то поднял лук и с
истеричными нотками в голосе выкрикнул:
     - Тебе же сказали - стой на месте!
     То ли  его  пальцы  онемели  от холода,  то ли рука дрогнула,  но
стрела сорвалась с тетивы и понеслась в грудь Найи.  Девушка  небрежно
поймала  ее  на  лету.  Она  сравнила эту стрелу с той,  которая убила
старого отшельника.  Стрелы  были  совершенно  разные.  Найя  небрежно
отбросила пойманную стрелу в сторону.  Стрела до половины древка вошла
в толстый ствол дерева.
     Это чудо повергло лесных жителей в шок. Их ноги приросли к земле,
а руки перестали слушаться.
     Найя улыбнулась как можно дружелюбнее:
     - Я не враг вам,  мирные люди,  но повторять подобные действия не
советую.
     Самый разумный из воинов выдохнул:
     - Это дух леса. На колени! Скорее становитесь на колени.
     Найя приблизилась к упавшим в снег простолюдинам.  Осторожно пнув
ногой ближайшего человека, она приказала:
     - Вставайте,  мне  ваше  почитание  не  нужно.  И  я не дух леса.
Скорее,  дух мщения.  От вас мне нужно одно - скажите,  где  находятся
зиганьеры, и я уйду.
     Мужчина робко поднял на девушку глаза и с надеждой спросил:
     - Зиганьеры - это те, кому ты хочешь отомстить?
     - Совершенно  верно.  -  Найя  сунула  ему под нос длинную черную
стрелу.  - Вот этим был убит старый отшельник Бургун.  Вы знали  этого
человека?
     Лесные люди  начали  подниматься с колен.  Найя с удовлетворением
отметила, что гнев вытеснил страх из их сердец.
     - Бургун  -  хороший  человек.  Он  вылечил   Шурука,   раненного
зиганьерами намедни. Бургун ушел из нашей деревни вчера. Сказал, что у
него дома срочные дела.
     - Бургун не добрался до дома,  - сказала Найя.  - Увидите в  лесу
каменный холм - знайте, это его могила.
     Воины стянули  с  голов огромные меховые шапки,  их заплетенные в
мелкие косички светлые волосы рассыпались по воротникам.
     - У вас есть вождь или кто-нибудь, кто отдает приказы? - спросила
Найя, только теперь сообразив, что перед ней не взрослые мужчины, а ее
ровесники - юноши и почти мальчики.  Лишь немногие могли  похвастаться
недавно пробившимися бородами и усами.
     - В  доме  лежит  раненый  Шурук,  -  махнул рукой один.  - А все
остальные ушли в соседнюю деревню, чтобы вместе напасть на зиганьеров.
Нас оставили охранять деревню.
     - И сколько же воинов вы можете выставить? - спросила Найя.
     Не уловив насмешки в ее голосе, юноша гордо ответил:
     - Наша деревня дала в ополчение пятерых опытных охотников.
     - И  у  каждого  из  них есть пара лошадей,  мощный лук с боевыми
стрелами, меч, копье, щит и шлем? - усмехнулась девушка.
     Юноша потупился и ничего не ответил.
     Найя невесело рассмеялась:
     - Насколько  я  могла  увидеть,  зиганьеры  совершенно   свободно
хозяйничают в лесу.  Они убивают вас поодиночке,  как Бургуна. Но даже
если вы соберетесь вместе,  они издалека засыплют вас  стрелами.  Ваши
луки - ничто в сравнении с их дальнобойным степным оружием.
     - Но мы сражаемся за свой дом! - запальчиво крикнул юноша.
     - И   это,   разумеется,  сразу  заставит  зиганьеров  сдаться  и
отступить, - с явной издевкой произнесла Найя, подумав, что зря теряет
время на пустой разговор. - Ладно, поступайте, как знаете. Скажите мне
только, где лагерь зиганьеров. Больше мне от вас ничего не нужно.
     - Мы ни разу не были в Теплой Долине. Лишь старые охотники знают,
как туда добраться.
     - Тогда ведите меня к вашему Шуруку. Может, он сможет мне помочь.
     Найя зашагала  вперед  в окружении одетых в шкуры юношей.  Только
теперь она с опозданием  сообразила,  что  надо  было  поискать  следы
зиганьеров  возле тела Бургуна.  Тогда ей не пришлось бы тратить время
на этих простолюдинов.  Но возвращаться назад  она  не  собиралась.  В
конце концов,  лесные жители ненавидели зиганьеров почти также сильно,
как и она сама.  В союзниках и соратниках Найя  не  нуждалась,  но  от
проводника не отказалась бы.
     Чтобы войти  в  дом,  Найе  пришлось  согнуться едва ли не вдвое.
Следом за ней,  толкаясь и тихо переговариваясь,  ввалились  все  семь
юношей.
     В полутемном  задымленном  помещении  Найя  увидела  лежащего  на
низкой кровати мужчину,  возле которого хлопотали  три  женщины:  одна
старая  и  две  молодые.  Найя  предположила,  что  это  жена и дочери
раненного.  Мужчина был до самого подбородка закрыт одеялом из  сшитых
шкур животных. Он лишь повернул голову на звук отворяемой двери.
     Увидев вошедших,  женщины сперва оцепенели,  а затем встали в ряд
перед лежащим,  словно собирались защитить его от опасности. Но стоило
только  Найе  сделать  шаг  вперед,  как они немедленно расступились и
боязливо прижались к стенам комнаты.  Найя подумала, что и в остальных
избах деревни в темноте и духоте сидят такие же недалекие,  запуганные
женщины и ожидают возвращения своих мужей и сынов.  Но дочь барона  не
испытывала к ним ни жалости, ни сострадания.
     Найя нагнулась  над  низким  ложем  Шурука.  Это  был мужчина лет
пятидесяти с окладистой бородой и длинными волосами.  Он молча смотрел
на девушку своими голубыми глазами. Найя решила было, что раненый воин
не может говорить, но, оказалось, он просто изучал ее.
     - Ты не зиганьерка,  - тихо  произнес  Шурук  хриплым  сдавленным
голосом. - Что привело тебя в мой дом?
     - Я дочь морского народа.  Меня звали Найя Кайдавар. Я хочу найти
зиганьеров,  чтобы убить их всех.  Ты покажешь  мне  дорогу  в  Теплую
Долину?
     Шурук не  пошевелился,  но  его глаза еще раз осмотрели девушку с
ног до головы:
     - Я не ослышался?  Ты хочешь сражаться  с  зиганьерами  вместе  с
нашими людьми?
     - Ты   меня   неправильно  понял.  Я  не  собираюсь  сражаться  с
зиганьерами,  тем более вместе с вашей жалкой  пародией  на  армию.  Я
собираюсь убивать зиганьеров. Одна.
     Один из юношей набрался смелости и высунулся из-за спины Найи:
     - Дядя Шурук,  это - дух леса! Зиганьеры убили Бургуна. Лес этого
им не простит.
     Его немедленно оттащили назад и дали подзатыльник:
     - Балда! Это не дух леса, а дух мщения.
     Пока юноши препирались, Шурук не отрывал глаз от лица Найи:
     - Это правда? Бургуна убили?
     - Да.  Но я мщу не за него.  Вернее,  не только за него. У меня с
зиганьерами личные счеты.
     - Ты молодая и красивая девушка, Найя Кайдавар, хотя красота твоя
и непривычна для наших краев.  Наверное, ты пришла издалека. Почему ты
назвала свое имя в прошедшем времени?
     Найя тихо произнесла:
     - Из-за  меня  погибла  моя  семья,  поэтому  я потеряла право на
фамилию.  Я перестала быть человеком, поэтому имя мне больше не нужно.
Бургун  сказал,  что  в  моей  груди теперь находится алмазное сердце.
Наверное, так и есть, потому что я не чувствую его стук.
     - Может быть, ты просто замерзла? Шуба-то у тебя теплая?
     - Мне не нужна шуба.
     Глаза Шурука округлились:
     - У тебя нет шубы?  Так  ты  что,  так  и  пришла  сюда  в  одной
рубашке?! Я-то думал, ты в сенях разделась...
     - Наконец-то ты начал понимать,  кто я,  - улыбнулась Найя,  и от
этой улыбки волосы на голове Шурука зашевелились.  - Так  ты  покажешь
мне путь в Теплую Долину?
     - Я бы рад,  но не смогу,  - слабой рукой раненый откинул меховое
одеяло,  и  Найя  увидела,  что  бедро  его  правой  ноги   перетянуто
окровавленными тряпками.
     - Я понесу тебя, - нашла выход из положения девушка.
     - Не пущу! - вскрикнула старая женщина.
     Найя даже не посмотрела в ее сторону.
     Шурук предложил:
     - Я могу нарисовать тебе дорогу. Ты разберешься?
     - Разберусь.
     Картография являлась  одной  из  наук,  которые  матрона Раймилна
преподавала наследникам барона Кайдавара.
     - Пододвиньте ко мне стол, - обратился Шурук к толпящимся у входа
юношам.
     Видимо, столом  он  называл  неуклюжую  массивную  конструкцию из
кое-как сколоченных досок, стоявшую у стены.
     Не дожидаясь, когда молодежь выполнит указание, Найя подняла стол
и поставила его на бок прямо возле кровати. Затем она протянула руку к
пылающему очагу и вынула оттуда раскаленный  уголек.  Найя  подула  на
него несколько раз, чтобы остудить, а затем протянула Шуруку:
     - Рисуй!
     Юноши затихли,  пораженные очередным чудом. Женщины начали тихо и
неразборчиво причитать.
     Шурук усиленно старался показать,  что ничуть не напуган.  Тем не
менее,  когда  он начал выводить на столешнице первые линии,  рука его
заметно дрожала.  Впрочем,  это могло  быть  вызвано  и  слабостью  от
ранения.
     По мере  того,  как  карта  обретала четкость,  Шурук рисовал все
увереннее и по ходу дела комментировал появлявшиеся изображения:
     - Вот эта точка - наша деревня.  Вот  тут  -  каменная  гора,  за
которой  живет...  жил  Бургун.  С другой стороны деревни - три сопки:
Воронья,  Баранья и Дикая.  Ты,  Найя,  должна идти  по  дороге  между
Бараньей  и Дикой сопками.  Сразу за ними ты увидишь озеро Щучье.  Иди
вдоль левого берега.  Даже если тебе покажется,  что по  льду  короче,
напрямик  не  ходи.  Из дна местами бьют теплые ключи,  и лед над ними
очень тонок - можно провалиться,  а течение затянет под  толстый  лед.
Значит, так: дальше на левом берегу будет высокий взгорок. Поднимешься
на него,  и прямо перед собой увидишь длинную гряду.  Тебе  покажется,
что  она  совсем  рядом  -  но до нее еще день пути.  Перевалишь через
гряду,  и перед тобой откроется Теплая Долина. Там ты и найдешь лагерь
зиганьеров.
     Найя легко   запомнила   примитивный   рисунок.   Ориентиры  были
достаточно крупные и простые.  Она прикинула расстояние - пеший путник
добрался бы до Теплой Долины дня за три. Конные зиганьеры преодолевали
это расстояние меньше чем за сутки.  Потому-то так свободно  они  себя
чувствовали в окрестных лесах. На грабительский рейд им вполне хватало
двух дней и одной ночевки.
     - Я все поняла, - Найя встала. - Прощайте.
     - Эй,  подожди,  - кряхтя и морщась от боли, Шурук приподнялся на
локте. - Олешко и Машук тебя проводят.
     Двое названных юношей выступили вперед.
     - Мне  не  нужны  провожатые,  - пожала плечами Найя.  - Дорогу я
найду.
     - А кто будет охотиться и добывать пищу? - спросил Шурук.
     - Мне не нужна пища.
     - А кто будет охранять твой сон?
     - Я не сплю.
     - Но  разве  тебе  не  захочется  перебросится   парой   слов   с
кем-нибудь? Дорога-то неблизкая.
     - Не захочется.
     Шурук покачал головой:
     - Ну, тогда ступай, Найя Кайдавар.
     Найя прошла  сквозь  толпу расступившихся юношей и вышла из дома.
Когда дверь за ней закрылась, Шурук приказал:
     - Олешко,  Машук и Шумун - берите лыжи и бегите следом за  нашими
мужиками.  Расскажите обо всем,  что тут видели и слышали.  Пусть рать
обождет выступать на зиганьеров.  Как бы нашим мужичкам не попасть под
горячую руку девушки с алмазным сердцем.

                                * * *

     Идя по  пути,  указанному  Шуруком,  Найя не переставала думать о
том,  каким образом в Теплой Долине среди  зимы  может  расти  зеленая
трава? Ее окружал заснеженный лес, оцепеневший от зимних морозов. Хотя
Найя и не чувствовала холода,  временами ей попадались упавшие в  снег
окоченевшие  мелкие  птички.  Должно быть,  ночная стужа застала их на
ветвях деревьев.
     Когда Найя уже миновала проход между  сопками  и  шла  по  берегу
Щучьего  озера,  она  почувствовала,  что  за ней следят.  Это были не
животные - при ее приближении все прятались или разбегались.  Это были
не  зиганьеры  -  те  не  стали бы долго смотреть на одинокую девушку.
Поэтому Найя вполне справедливо решила,  что  ее  сопровождает  лесной
народ.
     Она повернулась назад и громко крикнула:
     - Я  отдам  вам  тех зиганьеров,  которых выберу сама.  Держитесь
позади меня, храбрые воины.
     Слова "храбрые воины" она  намеренно  произнесла  с  подчеркнутой
насмешкой.
     Те, кто  следил за Найей,  не отстали,  но стали вести себя более
осторожно. Девушка перестала обращать на них внимание. Она шла вперед,
не  тратя времени на сон,  отдых или поиск пищи.  Алмазное сердце в ее
груди питалось одним лишь предвкушением скорого отмщения.
     К вечеру следующего дня Найя добралась до подножия высокой гряды,
отделявшей  ее  от  Теплой  Долины.  Но  уже тут чувствовалось дыхание
тепла.  Ели и сосны сменили лиственные  теплолюбивые  растения,  а  на
перевалах  даже среди зимы виднелась свежая зелень.  Но Найя не искала
легкого пути через перевал.  Наоборот,  еще издалека она выбрала самую
высокую  вершину,  с  которой,  как  она рассчитывала,  ей будет легче
рассмотреть место стоянки зиганьеров.
     Несколько часов Найя упрямо карабкалась наверх.  Даже у  опытного
скалолаза ногти были бы обломаны,  колени расцарапаны,  локти разбиты.
Но девушка оставалась невредима,  лишь ее рубашка быстро и неотвратимо
превращалась в лохмотья.
     Когда наступила  ночь,  Найя  достигла желанной цели.  Ее взгляду
больше не препятствовали никакие вершины,  под ее ногами  расстилалась
Теплая  Долина.  Даже  ночью,  при  свете  звезд,  можно  было оценить
огромные размеры этого пространства.  Теплая  Долина  располагалась  в
кольце гор,  а ее уровень находился чуть ниже уровня суши за пределами
гряды.
     Теперь Найе стало ясно,  почему здесь было тепло  даже  в  зимнюю
стужу.  Теплая  Долина  представляла  собой гигантский кратер вулкана,
внутри  которого  еще  продолжали  выбиваться  из-под  земли   горячие
источники.  Над долиной висел плотный туман,  сквозь который Найя, как
ни старалась, не могла разглядеть огни лагеря зиганьеров.
     Ничуть не расстроившись из-за напрасно потерянного времени,  Найя
начала  спуск,  оказавшийся  еще более неудобным,  чем подъем.  На дне
Теплой Долины девушка оказалась практически без одежды. Даже рубище, в
котором некогда повстречал ее Бургун,  в сравнении с остатками рубашки
казалось царским одеянием.
     Но Найя совершенно не обращала внимания на подобные  мелочи.  Она
пыталась отыскать следы зиганьеров,  которые вывели бы ее к их лагерю.
В темноте это было  непросто,  но  Найя  рассчитывала  на  свои  новые
возможности.
     И вскоре  ей повезло.  Где-то неподалеку девушка услышала звонкое
лошадиное ржание.
     - Где кони,  там и зиганьеры,  - вполне логично рассудила Найя  и
отправилась в том направлении.
     Она не  считала нужным скрываться или прятаться.  Наоборот,  Найя
специально наступала на сухие ветки,  чтобы привлечь к себе  внимание.
Но ее усилия были напрасны.  Сквозь мрак и туман прямо перед собой она
заметила движение большого скопления животных.  Это  был  целый  табун
лошадей. Топот подкованных копыт заглушал все остальные ночные звуки.
     При приближении  Найи лошади неуклюже отпрыгивали в стороны.  Они
были стреножены и только  поэтому  не  могли  умчаться  прочь  подобно
остальным  животным.  Пройдя сквозь живой коридор,  Найя увидела пламя
костра.
     Похоже, пастухи-зиганьеры не опасались внезапного нападения и  не
слишком-то  хорошо  следили  за своими подопечными.  Их не насторожили
даже испуганные всхрапы лошадей.
     Подойдя к костру,  Найя увидела, что один зиганьер сидит спиной к
ней,  а  еще  трое  пастухов  безмятежно  спят,  закутавшись в пестрые
шерстяные одеяла.
     Найя много раз перед этим рисовала в воображении  первую  встречу
со  своими  заклятыми  врагами.  Она представляла,  как зиганьеры либо
нападали на нее,  либо в ужасе бежали прочь.  Так что  мирная  картина
спящих пастухов слегка смутила девушку.
     Найя хлопнула в ладоши:
     - Поднимайтесь!
     Сидевший зиганьер  мгновенно  вскочил,  схватил  лук со стрелой и
обернулся,  изготовившись к стрельбе.  Остальные трое  пастухов  также
поднялись на ноги и вытащили из ножен сабли.  Правда,  сделали они это
не слишком быстро. Ведь, едва открыв глаза, они увидели перед собой не
толпу  вооруженных  мужчин,  а  всего  лишь  одну  молодую  девушку  в
изодранной одежде.
     - Откуда ты,  из какой семьи?  - спросил  один  зиганьер,  сперва
приняв  Найю за свою соплеменницу.  Но,  разглядев в свете костра лицо
девушки, он удивленно протянул: - Э-э-э... Да ведь ты не наша!
     Другой зиганьер,  быстро сориентировавшись в  ситуации  и  обежав
загоревшимся  взором  едва  прикрытое  тело  девушки,  поправил своего
товарища:
     - Ты не прав,  Кельбал.  Эта девчонка очень даже наша. По крайней
мере, на эту ночь.
     Зиганьеры довольно   захохотали.  Найя  тоже  улыбнулась.  Теперь
события начинали развиваться именно так,  как  она  себе  представляла
ранее.
     - Смотри, она не против! - игриво воскликнул зиганьер, отбрасывая
саблю.
     Он протянул руки к девушке...
     Найя ударила его ребром ладони по шее.  Удар был нанесен с  такой
силой, что шейные позвонки не выдержали. Голова оторвалась от туловища
и отлетела в сторону - за переделы  круга  света  от  костра.  Второго
зиганьера  Найя  пнула  ногой  в  грудь,  раздробив  ребра и превратив
грудную клетку в месиво из свежего мяса с торчащими обломками  костей.
Третьего зиганьера она схватила левой рукой за широкую рубаху, подняла
над головой и с размаху приложила о  землю.  Четвертому  Найя  нанесла
сокрушительный  удар в челюсть,  так что его голова откинулась назад и
стукнулась затылком о лопатки. Из лопнувшего горла хлынула кровь.
     Все это произошло так быстро,  что ни один зиганьер не  успел  ни
крикнуть,  ни  попытаться защититься или убежать.  И только потом Найя
запоздало вспомнила,  что собиралась оставить в живых хотя  бы  одного
зиганьера,  чтобы он указал путь к лагерю. Но, увидев наглые белозубые
ухмылки и похотливые черные глаза, она не смогла остановиться.
     Взглянув на  тела,  конечности  которых   еще   несколько   минут
продолжали конвульсивно подергиваться, Найя передернула плечиками:
     - Ничего, все равно они никуда от меня не денутся.
     Найя направилась  к  центру  Теплой  Долины.  Вскоре  над  горами
показались первые  лучи  восходящего  солнца.  Утренний  туман  быстро
редел, поднимался ввысь и растворялся в чистом синем небе.
     Девушка опять  ощутила  присутствие лесных жителей.  Должно быть,
они не полезли за ней на высокую гору,  а попали  в  долину  по  более
удобной  дороге  через перевал.  Теперь же они вновь отыскали ее след.
Следовательно, воины видели тела четверых зиганьерских пастухов.
     Найя обернулась и крикнула:
     - Это только начало!
     Но лесные люди ничем не выдали своего присутствия.
     - Притворяетесь,  что вас нет?  - весело рассмеялась Найя. - Ну и
ладно. Только не путайтесь под ногами.
     Солнце между  тем  поднималось  все  выше  и  выше.  Поэтому  еще
издалека с небольшой возвышенности Найя  заметила  лагерь  зиганьеров.
Два  десятка  огромных  повозок  были  расставлены  на берегу круглого
озера,  над которым клубился пар.  Лошади из повозок были выпряжены, и
Найя предположила, что это именно их пасли убитые ею зиганьеры.
     - Либо   клан  Кьентикль  не  слишком-то  велик,  либо  в  долине
несколько мест стоянок,  - решила  Найя,  ведь  возле  замка  Кайдавар
обычно останавливались более пятидесяти передвижных домов.
     Найя хотела  оказаться в лагере раньше,  чем зиганьеры проснутся.
Она не собиралась гоняться  за  ними  по  всей  долине.  Поэтому  Найя
сначала ускорила шаг, а затем побежала.
     И все   равно   ей   не   удалось   застать  зиганьеров  спящими.
Приблизившись к лагерю  на  расстояние  полета  стрелы,  Найя  увидела
нескольких  всадников,  сопровождающих  большую отару овец.  То ли они
гнали животных на водопой, то ли собирались на дальние выпасы.
     Найя ринулась наперерез. Вначале всадники не обратили внимания на
одинокую  фигуру,  наверное,  приняв Найю за одну из своих женщин.  Но
потом все же повернули коней ей навстречу.  Зиганьеры не  думали,  что
невесть   откуда   появившаяся  юная  полуголая  девушка  представляет
опасность, хотя их и удивила ее необыкновенная скорость. Пастухов даже
не  насторожило  поведение овец и коней,  которые при приближении Найи
заволновались и попятились назад.
     Воспользовавшись замешательством   зиганьеров,   Найя    ринулась
вперед.  За  десять  шагов  до  всадников  она  взвилась  в  воздух  в
невероятном  прыжке  и  обрушилась  на  них  сверху,  как  ястреб   на
куропаток.  Зиганьеров  было  трое,  но  ни  один из них не успел даже
притронуться к оружию.  Всего через несколько  секунд  обезумевшие  от
ужаса  лошади  и овцы мчались прочь,  а Найя,  оставив на земле позади
себя три разорванных тела, поспешила к лагерю.
     Почти не задумываясь,  она схватила ближайшую повозку за переднюю
ось,  легко  подняла,  перевернула  и  обрушила  на землю крышей вниз.
Толстые доски и брусья разлетелись в щепки,  металлические накладки на
колесах   лопнули,   поворотная   система   на  днище  превратилась  в
искореженную груду железа.  Повозка сложилась,  как  карточный  домик,
похоронив внутри себя всех своих обитателей.
     Найя поняла,   что   нашла   прекрасный  способ  для  уничтожения
зиганьеров.  Она   начала   переворачивать   повозки,   полагая,   что
находящиеся  внутри  них  люди  не  смогут  выжить в мешанине дерева и
металла.  Вскоре она открыла универсальный прием,  позволяющий быстрее
всего  расправляться  с  зиганьерами  -  бросок  повозки через плечо с
захватом за вторую колесную полуось.  При этом задние колеса описывали
в  воздухе  длинную дугу,  и масса повозки еще больше увеличивала силу
удара о землю.
     Грохот и отчаянные вопли умирающих людей  подняли  на  ноги  весь
лагерь.  Из  тех  повозок,  до  которых  еще не успела добраться Найя,
выскакивали полуодетые зиганьеры:  мужчины,  женщины,  дети. Спросонья
они  не  понимали,  что  происходит,  бестолково метались вокруг своих
передвижных домов и громко кричали.  Найя воспользовалась паникой. Она
теперь  не  просто разбивала повозки о землю,  но и старалась при этом
раздавить как можно больше людей.
     Найя работала очень тщательно и методично, не оставляя зиганьерам
ни малейшего шанса избежать гибели.  Большинство из них погибло, так и
не успев понять,  что за неведомая  сила  превратила  лагерь  в  груду
развалин.  Те же,  кто остались в живых под обломками, были ранены или
искалечены.  Одни вопили от боли, другие тихо стонали, третьи звали на
помощь.   Найя  не  обращала  на  эти  звуки  никакого  внимания.  Она
рассчитывала,  что  ни  один  из  раненых  не  сможет   самостоятельно
выбраться из разбитых телег и вскоре умрет без медицинской помощи.
     Когда впереди остались последние две целые повозки, Найя хоть и с
большим трудом,  но все-таки смогла остановиться.  Зиганьеры  впали  в
оцепенение, когда увидели, что к ним приближается высокая черноволосая
девушка, с ног до головы забрызганная кровью и грязью.
     Найя осмотрела тех,  кого решила на  время  пощадить.  Перед  ней
стояли  пятеро  мужчин  в  возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет.
Двое пытались удержать в трясущихся  руках  сабли,  но  делали  это  с
большим  трудом.  За  мужскими спинами к повозкам жались три женщины и
восемь детишек разного пола.  Найю  не  интересовали  родственные  или
любовные связи зиганьеров,  но она предполагала,  что это две семьи из
двух повозок.
     - Вы поступили разумно,  что не  попытались  убежать,  -  сказала
Найя.  -  Если  вы  будете выполнять все мои приказания,  возможно,  я
оставлю вас в живых.  Мой первый вопрос таков:  есть ли еще  в  Теплой
Долине ваши стоянки?
     Самый старший зиганьер непослушными губами пробормотал:
     - Кто ты?...
     Найя прыгнула вперед, схватила его за отвороты рубахи и подкинула
высоко вверх с таким расчетом,  чтобы он упал за ее  спиной  прямо  на
развалины  разгромленного  лагеря.  Девушка даже не обернулась,  чтобы
проверить, насколько хорошо удался бросок. По протяжному воплю мужчины
и  по  взглядам  остальных зиганьеров,  сопровождавших его полет,  она
поняла, что не ошиблась. Раздался глухой удар, и вопль смолк.
     - Я задала вопрос,  - спокойно  произнесла  Найя,  несколько  раз
пробежав глазами по лицам зиганьеров. - Я хочу услышать ответ.
     Дети жалобно  заскулили,  пытаясь  спрятать  лица в широких юбках
своих матерей.  Зиганьер с саблей  истерично  всхлипнул  и  занес  над
головой  Найи оружие.  Девушка отмахнулась от него,  как от назойливой
мухи.  Мужчина отлетел  на  десять  шагов  в  сторону,  несколько  раз
перекатился  и  больше не пошевельнулся,  превратившись в бесформенную
груду мяса и костей.
     - Я задаю вопрос в последний раз,  - предупредила Найя.  -  Потом
возьмусь  за  ваших щенков.  Итак,  есть ли еще в Теплой Долине другие
стоянки, кроме этой?
      Красивая женщина в голубом платье выдавила из себя:
     - Нет...
     - Наконец-то,  - Найя посмотрела в ее обезумевшие от ужаса глаза.
- Если ты меня обманула, я начну с твоих ублюдков.
     Женщина в   голубом  судорожно  притиснула  к  себе  двух  детей:
мальчика лет восьми и девочку чуть помладше.
     Найя продолжала следовать заранее продуманному плану:
     - Женщины и дети поедут в одной повозке.  Мужчины,  отправляйтесь
за лошадьми.  Если к полудню мы не отправимся в путь, ваши семьи будут
уничтожены.
     - Я умоляю о пощаде,  могущественная госпожа, но скажите, куда мы
поедем? - задала вопрос женщина в голубом.
     - В Мельгальян. Вы довезете меня до города, и тогда я вас отпущу.
Не вздумайте меня обмануть.  Вашу столицу я все равно рано или  поздно
отыщу.  Не  вы,  так другие зиганьеры укажут мне путь.  И не пытайтесь
сбежать от меня в степи.  Я легко догоню любого всадника,  а тем более
эти неповоротливые телеги. Ясно?!
     Никто не решился открыть рот. Лишь легкие кивки и опущенные взоры
показали, что зиганьеры готовы повиноваться.
     - Чего стоите?! - прикрикнула Найя. - За работу!
     Оставшиеся трое мужчин поплелись  в  ту  сторону,  откуда  пришла
Найя.   Это  подтверждало  ее  догадку  о  том,  что  пасущийся  табун
принадлежал именно этому лагерю.
     Найя перехватила взгляд одной из  зиганьерок,  которая  с  ужасом
смотрела  ей под ноги.  Найя наклонила голову.  Оказывается,  во время
уничтожения лагеря она полностью лишилась последних  остатков  одежды.
Теперь ее тело было вымазано кровью, которая, еще не успев свернуться,
стекала на землю,  образуя лужу  под  ногами.  Вот  что  так  напугало
женщину.
     - Готовьтесь  к  путешествию,  -  бросила  Найя женщинам,  а сама
повернулась к озеру, чтобы смыть с себя зиганьерскую кровь.
     Но краем глаза она  заметила  движение  в  разгромленном  лагере.
Решив,   что   кто-то   из   зиганьеров  еще  остался  в  живых,  Найя
пригляделась.  Но оказалось,  что это были лесные люди.  Они суетились
возле  разбитых  повозок,  доставая из обломков раненых зиганьеров.  К
удивлению  девушки,  простолюдины  не   добивали   своих   врагов,   а
перевязывали  их раны,  накладывали на переломанные конечности шины из
обломков досок, поили водой из кожаных фляжек.
     Найя повернула назад.  Никто из лесных людей - а  было  их  около
сотни - не прекратил работу.  Наоборот, они поторапливали друг друга и
собирались по несколько человек возле каждой телеги,  чтобы приподнять
искореженную   громадину  и  достать  из-под  нее  стонущего  мужчину,
кричащую женщину или плачущего ребенка.
     - Что это вы делаете?  - крикнула Найя.  - Вы что,  с ума  сошли?
Кому вы помогаете?
     Седой человек   выступил   ей   навстречу.  Он  чем-то  неуловимо
напоминал Бургуна - такой же приземистый,  широкоплечий, коротконогий,
длиннорукий.
     - Меня  зовут  Лушник,  -  представился  седой.  -  Меня  выбрали
воеводой ополчения.
     - Раз тебя выбрали воеводой,  ты должен позаботиться о том, чтобы
никто  из  зиганьеров не ушел живым из Теплой Долины,  - наставительно
произнесла Найя. - А вместо этого чем вы занимаетесь?
     - Это же люди. Им нужна наша помощь.
     - Это не люди,  - поправила Лушника Найя.  - Это  зиганьеры.  Они
грабили ваши деревни, убивали ваших родичей. Почему вы помогаете им?
     - Потому  что  они  такие  же люди,  как и мы,  - упрямо повторил
воевода.
     - Вы их вылечите,  поставите на ноги,  а вместо благодарности они
перережут ваши глотки! - воскликнула Найя, удивляясь, насколько тупы и
недальновидны простолюдины.  - Пускай эти твари подыхают. Вам же будет
легче жить. Кстати, а других зиганьеров в Теплой Долине нет?
     - Других нет, - покачал головой Лушник и внимательно посмотрел на
Найю из-под седых кустистых бровей.
     - А те всадники,  которые нападали на деревни?  Где  они?  Вы  их
перехватили?
     - Кого перехватили, кого упустили... - уклончиво ответил воевода.
     - Кажется,  ты начинаешь меня раздражать,  - нахмурилась Найя.  -
Смотри, не вздумай меня рассердить.
     Она уже вдоволь насытилась местью и не собиралась убивать  мирных
лесных  жителей.  Но считала,  что припугнуть простолюдинов необходимо
для их же собственного блага.
     - Вот вы сейчас поможете зиганьерам,  - сказала Найя,  - а дальше
что будет?
     Лушник пожал   плечами.   Похоже,   строить   планы   на  будущее
простолюдины не умели.
     Найя постаралась донести до  сознания  воеводы  простую  и  ясную
мысль:
     - Вы помогаете своим врагам восстанавливать силы.  А силы эти они
обратят против вас. Ясно?
     Неподалеку раздался детский крик. Лесные воины, используя обломки
оглоблей в качестве рычагов,  приподняли угол телеги и извлекли из-под
нее мальчика лет пяти.  Маленький зиганьер истошно визжал,  потому что
его левая нога была раздроблена и болталась лишь на лоскутках кожи.
     Лушник показал Найе на мальчика:
     - Это же дети. Им больно.
     - Это не дети. Это зиганьерские ублюдки. В детстве они маленькие,
милые и веселые.  Но потом,  когда вырастут, превратятся в кровожадных
волков.  Хотя  нет,  я  не  хочу  оскорблять  волков таким сравнением.
Зиганьеры - подлые и мерзкие твари, которые не имеют право на жизнь.
     - Все имеют право на жизнь, - возразил Лушник.
     Найя решила привести свой самый сильный аргумент:
     - Ты хоть понимаешь,  что я могу перебить  всех  вас  также,  как
сделала это с зиганьерами?! Против лесного народа я ничего не имею, но
если вы помогаете моим врагам, то я и вас могу счесть врагами.
     - Зиганьеры и наши враги.
     - Тогда почему вы им помогаете?
     - Потому что они такие же люди, как и мы.
     Найя поняла,  что этот разговор будет вечно вертеться по одному и
тому   же   кругу.   Нужно  было  придумать  что-то,  что  научило  бы
простолюдинов жестокости,  необходимой для выживания в этом мире. Найя
посмотрела  на пригорок,  куда простолюдины относили раненых.  Там уже
собралось более полусотни зиганьеров, и их количесво постоянно росло.
     - Хорошо, - сказала она. - Я разрешу вам оставить в живых детей и
женщин, если вы убьете всех мужчин.
     На лице Лушника отразилась напряженная работа ума. Похоже, еще ни
разу в жизни ему не приходилось решать столь серьезную задачу.
     Наконец, он выдал результат трудоемкого мыслительного процесса:
     - Без кормильцев женщины и дети погибнут.
     - Они и так погибнут,  - Найя обвела лагерь  рукой.  -  Посмотри,
раненые  не  могут  ни самостоятельно передвигаться,  ни добывать себе
пищу. Сколько вы собираетесь их выхаживать? Неделю? Месяц? Год? А ваши
семьи в это время будут голодать?
     - Мы заберем раненых с собой.
     - Конечно,  в лесу, на морозе, среди снега они поправятся гораздо
быстрее,  - усмехнулась Найя.  - Впрочем,  это ваше дело.  Я поставила
свое условие: мужчины должны умереть!
     - Я должен посоветоваться с людьми, - сказал Лушник.
     Он отошел  в  сторону  и  о чем-то зашептался с другими мужиками.
Найя не прислушивалась.  Ей было все равно,  собираются ли лесные люди
выполнить  ее  условие,  или  готовятся на нее напасть.  И в том,  и в
другом случае простолюдины получили бы хороший урок.
     К удивлению Найи, Лушник вернулся довольно быстро.
     - Мы согласны, - тихо произнес он, не поднимая глаз на девушку.
     Найя увидела,  как лесные  люди  относят  взрослых  зиганьеров  в
сторону  и  приканчивают  ударами ножей в сердце или в горло.  Опытные
охотники умели добивать живность так, чтобы она перед смертью долго не
мучилась. Должно быть, лесные люди объяснили зиганьерам причины своего
поступка.  Никто не пытался сопротивляться или возмущаться.  Женщины и
дети  лишь  тихо  плакали,  прощаясь  с  мужьями,  отцами  и  старшими
братьями.
     - Вот и молодцы!  Так держать!  - похвалила простолюдинов Найя  и
отправилась к озеру купаться.
     Смыв с  себя  кровь  и  грязь,  она  вернулась к повозкам,  чтобы
проверить,  как идет подготовка к путешествию. Лесные люди старательно
делали  вид,  что  не  замечают  проходившую  мимо обнаженную девушку.
Женщины и дети зиганьеров провожали ее взглядами,  полными ненависти и
боли.
     Возле повозок  особой  суеты  не  наблюдалось.  Найя бесцеремонно
взобралась по приставной лестнице и откинула полог, закрывавший вход в
повозку.   Впервые  в  жизни  не-зиганьер  смог  увидеть  внутренность
передвижного жилища. Игнорируя испуганно вжавшихся в стены детей, Найя
медленно и внимательно осмотрелась.
     Повозка ничуть  не  походила на логово безжалостных разбойников и
убийц. Здесь была создана та уютная атмосфера, которую можно создать в
условиях  постоянных  кочевок.  Пол  застилали  мягкие  длинноворсовые
ковры,  несколько приземистых широких сундуков служили одновременно  и
для  хранения  вещей,  и  для устройства постелей.  Стены изнутри были
обиты  дорогими  тканями.  На  них  были  развешаны  фонари,   которые
зажигались  в темное время,  и различные безделушки:  вышитые картины,
сплетенные из кожаных ремешков фигурки,  вырезанные из дерева маски  и
веселые рожицы.
     На второй  этаж  вела  узкая  лестница  почти  без наклона.  Найя
задрала голову, пытаясь разглядеть, что находится наверху.
     В это время полог вновь открылся,  и следом за  Найей  в  повозку
забралась  зиганьерка  в  голубом  платье.  Убедившись,  что  Найя  не
занимается уничтожением детей, женщина облегченно вздохнула.
     - Как тебя зовут? - спросила у нее Найя.
     - Мидальена Кьентикль.
     - Кьентикль?  - переспросила Найя. - Выходит, ты жена главы этого
клана?
     - Нет,  я была замужем за его двоюродным племянником.  Тут больше
половины людей принадлежат к одной семье и носят  одинаковые  фамилии.
Сама же я родом из семьи Клевьеров.
     - А где сейчас твой муж? - спросила Найя.
     - Он мертв. Он замахнулся на тебя саблей...
     Найя схватила  зиганьерку  за  подбородок и посмотрела ей прямо в
глаза (сделала она это осторожно, чтобы не сломать женщине челюсть):
     - Зиганьеры убили всю мою семью:  отца,  мать и  младшего  брата.
Зиганьеры уничтожили всех,  кого я любила. Зиганьеры разрушили всю мою
жизнь.
     - Поэтому теперь ты убиваешь наши семьи и разрушаешь наши дома, -
сказала Мидальена.
     В ее  голосе не было ни осуждения,  ни ненависти,  ни сочувствия.
Словно она говорила о погоде  или  перечисляла  блюда,  которые  будут
поданы к обеденному столу.
     Найя прищурилась:
     - Возможно, ты считаешь себя очень умной, Мидальена Кьентикль, но
ум тебе не поможет справиться со мной.  Сначала тебе придется выдавить
из сердца всю любовь и надежду. Только тогда твое сердце превратится в
алмаз, а тело - в сталь.
     Зиганьерка промолчала. Найя отпустила ее подбородок:
     - Дай мне хорошую одежду.
     Мидальена послушно  открыла  один  из  сундуков  и,  порывшись  в
сложенных  там  платьях,  вытащила  нижнюю рубашку из тонкого полотна,
темно-зеленое платье, расшитое золотыми листьями, и черные туфельки из
блестящей лакированной кожи.
     - Это лучшее, что у меня есть.
     Найя оделась и приказала:
     - Подай мне зеркало.
     Из того  же  самого сундука зиганьерка достала дорогое зеркало из
отполированного серебра, обрамленного в золотую фигурную рамку.
     Найя вырвала зеркало из рук Мидальены. Она сразу узнала эту вещь:
и удобную рукоятку в форме рыбы,  и узор на рамке,  изображавший сцены
из жизни морского народа.
     - Это когда-то  принадлежало  мне!  -  воскликнула  Найя.  -  Это
зеркало  из  моего  замка!  Откуда  оно  у  тебя?  Кто из вашего клана
участвовал в нападении на замок Кайдавар?
     Мидальена побледнела,  ее губы задрожали,  но она  сумела  внятно
ответить:
     - Я  никогда  не слышала о замке Кайдавар.  Это зеркало купил мой
муж перед тем, как мы отправились в Теплую Долину.
     - Где он купил это зеркало?
     - На базаре в Мельгальяне.
     - Мельгальян!  Центр вашего степного королевства.  У вас есть еще
города, кроме Мельгальяна?
     - Нет. И королевства у нас нет. Мы - свободные люди.
     - Вы не люди. И вы больше не свободные. - Отрезала Найя.
     Она посмотрела в зеркало и подумала, что делает это впервые с тех
пор,  как собиралась на тайное свидание с  Гензо  Беньтиатом.  За  это
время многое изменилось... Да что там многое - изменилось все!
     В зеркале  Найя  увидела  лицо,  черты  которого  лишь  отдаленно
напоминали прежнюю наивную и открытую девушку.  Кожа немного потемнела
и  приобрела  золотистый  металлический оттенок.  Она не огрубела,  а,
наоборот,  разгладилась   и   выглядела,   как   тонкая   только   что
образовавшаяся  пленка на поверхности расплавленного металла.  Длинные
волосы,  несмотря на то,  что уже почти  полгода  их  не  касались  ни
гребень,  ни  расческа,  не спутались и не переплелись.  Прямые черные
пряди шелковистым потоком накрывали узкие  покатые  плечи,  в  которых
таилась  невероятная  сила.  Глаза  девушки  превратились в два черных
отверстия, через которые на мир глядела холодная и расчетливая смерть.
Если  раньше  Найя  была  милой и симпатичной девочкой,  то теперь она
стала   потрясающе   прекрасной   девушкой.   Точнее,    нечеловечески
прекрасной.
     - Это зеркало я оставлю себе! - заявила Найя.
     Мидальена опустила  голову  и  потупила  взор,  но  Найю не могло
обмануть ее показное смирение.  Решив  про  себя,  что  всегда  успеет
выбить из зиганьеров остатки неповиновения, она показала наверх:
     - Что находится на втором этаже?
     - Кухня. Очаг. Запасы еды.
     - Ладно,  -  Найя  повернулась  к  выходу.  -  Если  ваши мужчины
задержатся еще на час, еда вам уже не понадобится.
     Но зиганьеры  не  опоздали  к  назначенному  сроку.  Выглянув  из
повозки,  Найя  увидела  троих  всадников,  гнавших  перед собой табун
лошадей.  По дороге они несколькими  словами  перекинулись  со  своими
соплеменниками  и  с  лесными  жителями.  Найя  не слышала,  о чем они
говорили.  Ее это не волновало. Простолюдины выполнили ее условие - из
всего клана Кьентикль в живых остались только эти трое мужчин, которые
были нужны ей для того,  чтобы добраться до Мельгальяна.  Простолюдины
оттаскивали  тела  погибших  под  повозками  и зарезанных зиганьеров в
сторону.
     Найя презрительно скривила губы:
     - Они еще и похоронят их с почестями!
     Впрочем, то,  что дальше сделают лесные люди с мертвыми и  живыми
зиганьерами,  Найю  не интересовало.  Мысленно она уже покинула Теплую
Долину и мчалась по степи, сея смерть, разрушение и ужас.
     Чтобы мечты  поскорее  воплотились  в  жизнь,   Найя   поторопила
зиганьеров,  готовивших  повозки  к  путешествию.  Вскоре оглобли были
прилажены к повозкам,  тяжеловозы запряжены, запасные лошади привязаны
длинными  поводьями,  домашний  скот  -  овцы,  быки и козы - собран в
разномастное стадо.
     Найя заметила,  что с собой зиганьеры взяли  лишь  незначительное
количество животных, оставив остальной скот в Теплой Долине. Наверное,
предположила она,  эти  стада  предназначены  для  раненых  и  для  их
спасителей.  Лесным  людям больше не придется охотиться,  им предстоит
научиться пастушьему ремеслу.  Но Найя не задумывалась о том,  как эти
перемены  повлияют  на  уклад  жизни простолюдинов.  Она запрыгнула на
высокие козлы передней повозки и громко крикнула:
     - Вперед!
     Зиганьер бросил на нее косой взгляд,  щелкнул в  воздухе  длинным
хлыстом  и  дернул  поводья.  Тяжеловозы  уперлись  в  землю  широкими
тяжелыми копытами.  Повозка скрипнула и тронулась с места.  Следом  за
ней покатилась и вторая.
     Найя еще раз посмотрела в зеркало и подмигнула самой себе:
     - Скоро мы отомстим Гензо Беньтиату!


            Глава 4. Смерть преследует человека всю жизнь.

     Только к   концу  дня  две  повозки  достигли  вершины  перевала,
разделявшего степь и Теплую Долину.  Вернее, это была еще не настоящая
степь, а холмистая местность с редкими рощами и зарослями кустов вдоль
ручьев и небольших речушек.  Сейчас природа спала, накрытая снегом, но
можно было вообразить, как расцветет она весной с наступлением тепла.
     Впрочем, Найя осталась равнодушна к красоте вида,  открывавшегося
с перевала.  Еще не так  давно  она  мечтала  увидеть  вольную  степь,
насладиться   необъятным   поднебесным   простором,   вдохнуть  аромат
разнотравья,  умчаться вдаль на резвом коне. Теперь же она осматривала
эти  холмы  и  перелески холодным и расчетливым взором,  каким смотрит
полководец на поле будущего сражения.
     Повозки остановились.
     - В чем дело? - повернулась Найя к вознице-зиганьеру.
     Тот испуганно сжался:
     - Обычно мы останавливаемся на ночь здесь,  где  еще  сохраняется
тепло. Дальше наш путь будет пролегать по снегу.
     - Кто  вам  сказал,  что  мы  будем  останавливаться  на ночь?  -
повысила голос Найя.
     На лице зиганьера появилось такое выражение,  будто он  собирался
спрыгнуть  с  козел  и броситься наутек.  На месте его удержала только
мысль о том, что скрыться от Найи все равно не удастся.
     Позади козел в передней стенке повозки находилась еще одна дверь.
Закрывавший   ее   полог   откинулся,  и  оттуда  выглянула  Мидальена
Кьентикль.  Несомненно,  она была рядом,  настороже,  и слышала каждое
слово.
     - Не  сердитесь,  госпожа  Найя,  - быстро заговорила зиганьерка,
стремясь предотвратить очередное убийство.  -  Мы  бы  рады  выполнить
любое ваше приказание, но лошадям нужен отдых.
     - У  вас  же есть запасные,  - показала Найя на плетущийся позади
небольшой табун.
     - Совершенно верно.  Но их мы запряжем утром.  День повозки тянут
одни лошади, день - другие. Так мы и кочуем.
     Найя была  недовольна.  Она  уже  начала подумывать о том,  чтобы
перебить оставшихся зиганьеров и продолжить путь в одиночестве.  Потом
Найя  сравнила  свою  скорость  и  среднюю  скорость  повозок с учетом
ночевок.  Выходило,  что, отправляясь в путь пешком, выигрывала она не
так  уж  и много.  Кроме того,  она понятия не имела,  в какой стороне
находится Мельгальян.  На поиск столицы зиганьеров могли уйти недели и
даже месяцы.
     Только теперь, глядя с перевала на заснеженное пространство, Найя
поняла, насколько нелегко будет выполнить задуманное - уничтожить всех
зиганьеров.  Раньше она мыслила,  как баронесса морского народа.  План
войны казался прост:  внезапная атака,  поражение  врага,  захват  его
земли  и  имущества.  Но  в  степи  гоняться за кочевниками можно было
веками. На место убитых становились бы новые поколения зиганьеров.
     - Ладно,  - нехотя разрешила Найя, - отдыхайте. Но с рассветом мы
продолжим путь.
     Зиганьеры вздохнули с видимым облегчением.  Через несколько минут
закипела работа,  к которой,  за неимением  взрослых,  подключились  и
дети.  Лошади были выпряжены и отправлены пастись на последнюю зеленую
лужайку,  над повозками потянулись  ароматные  дымки  от  готовившейся
пищи.
     Найя подумала,  что  еще много раз ей придется наблюдать подобную
картину.  Зиганьеры работали  согласованно  и  быстро.  Лишь  кровавые
события  этого дня и присутствие девушки с алмазным сердцем удерживало
их от обычной шумной болтовни, смеха и песен.
     Впрочем, песни все-таки зазвучали.  Хотя зиганьеры готовили еду в
повозках,  на  ужин  все  они  собрались  возле большого костра.  Найя
издалека наблюдала за тем, как одна из женщин - не Мидальена - достала
музыкальный   инструмент,  похожий  на  арфу  с  грифом,  и,  медленно
перебирая струны, протяжно запела:

     Свободные люди под небом кочуют,
     Под небом родятся, под небом ночуют,
     Под небом живут и под ним умирают.
     Печали не знают и страха не знают.

     И взрослые, и дети дружно подхватили:

     Жизнь - это степь,
     Степь - это конь,
     Конь - это ветер,
     Ветер - огонь,
     Огонь - как вино,
     Вино - как любовь,
     Любовь - как удача,
     Удача - как кровь.

     Затем вновь запела одна зиганьерка:

     Свободные люди не знают печали,
     Их манят прекрасные дальние дали.
     Их манят родные степные просторы,
     Холмы и равнины, озера и горы.

     Хор продолжил:

     Кровь - это меч,
     Меч - это свет,
     Свет - это сила,
     Сила - победа.
     Победа - награда,
     Наградой - гордись,
     Гордость - свобода,
     Свобода есть жизнь.

     Зиганьеры пели, сидя вокруг костра и глядя на огонь. Никто из них
не  посмотрел в сторону Теплой Долины,  которую сейчас окутывал ночной
туман,  никто не взглянул на снежную равнину,  сверкающую  под  лучами
звезд.
     Найя поняла,  что  зиганьеры отличаются от других народов гораздо
больше,  чем ей казалось вначале.  Она хотела посеять ужас  в  сердцах
этих людей,  но они,  похоже,  даже не собирались оплакивать тех,  кто
погиб в сегодняшней бойне.
     Найя ступила в круг,  отбрасываемый  пламенем  костра.  Зиганьеры
отодвинулись  в  стороны.  Не  более того.  Они опасались Найю,  но не
трепетали от страха при ее появлении.
     - Почему вы нападаете на других людей? - спросила Найя.
     Возница, рядом с которым она ехала на повозке,  поворошил длинной
палкой угли и после этого ответил:
     - Волки охотятся на овец, львы - на быков. Каждый должен добывать
пищу, чтобы не умереть от голода.
     - Я понимаю.  Но почему вы делаете это так...  - Найя  запнулась,
подбирая подходящее слово, - ...так подло, так бесчеловечно?
     Зиганьер вновь поворошил угли:
     - Ты можешь меня убить, но я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.
     - Вот  в  этом-то и дело!  - Найя обрадовалась,  что смогла найти
подходящую зацепку.  - Вам  неведомы  понятия  чести,  справедливости,
любви.
     - Мы  любим!  - возразила Мидальена.  - Мы любим своих родителей,
мужей, детей.
     - А также вы "любите" своих  братьев  и  сестер,  -  презрительно
бросила Найя, вложив в слово "любите" исключительно плотский смысл.
     - Да,  мы "любим" тех,  кого любим,  - согласилась Мидальена. - А
разве это плохо?
     - Наверное,  нет,  - не слишком уверенно произнесла  Найя.  -  Но
почему тогда вы ненавидите другие народы?
     - Разве мы их ненавидим? - удивилась Мидальена.
     - А разве убивать,  грабить,  насиловать, жечь дома и захватывать
замки - разве все это не значит "ненавидеть"?! - воскликнула Найя.
     - Мы делаем то,  что хотим.  Это не ненависть.  Это свобода.  Это
наша жизнь.
     Найя поняла,  что  ей  не  удастся победить в этом споре,  как не
смогла она днем  переубедить  Лушника.  Разные  люди  жили  по  разным
законам,   по-разному  мыслили,  по-разному  оценивали  свои  и  чужие
поступки.  Пропасть,  разделявшая   мировоззрения   морского   народа,
простолюдинов  и  зиганьеров,  была  слишком  велика.  Найе было проще
уничтожить человека, чем заставить думать по-другому.
     - Когда-нибудь все вы будете наказаны  за  свои  преступления,  -
сказала она.
     Возница пожал плечами:
     - У  нашего  народа есть мудрое высказывание:  "Смерть преследует
человека всю жизнь." Мы такие, какими родились. Мы умрем, когда придет
срок.
     - Срок уже пришел, - сказала Найя...
     ...Через десять минут все было кончено.  Разбитые повозки и трупы
зиганьеров Найя свалила прямо на дороге посередине перевала. Этот знак
она оставила тем зиганьерам,  которые решили бы в будущем остановиться
в Теплой Долине.
     - Смерть преследует человека всю жизнь,  -  задумчиво  произнесла
девушка. - Красивые слова. Надо запомнить.
     Найя начала спуск к холмистой равнине.  Она больше не хотела идти
в Мельгальян. Она поняла, что уничтожив единственный город зиганьеров,
ничего  им  не  объяснит  и ничего им не докажет.  Бессмысленно мстить
целому народу,  если народ не понимает,  в чем его преступление. А вот
отомстить  своим личным врагам следует незамедлительно,  пока этого не
сделал король Лайлот.

                                * * *

     Без остановок днем и ночью Найя шла  по  холмистой  равнине.  Она
ориентировалась по солнцу и по созвездиям. Найя не хотела приближаться
к морю и возвращаться тем же самым путем,  каким  шла  из  замка.  Она
двигалась  через  заснеженную степь,  рассчитывая свернуть к побережью
тогда, когда окажется на нужной широте.
     Постепенно становилось   все   теплее   и   теплее.    Во-первых,
чувствовалось приближение южных краев,  во-вторых, зима заканчивалась.
Через несколько дней Найя шла уже не по снегу,  а по  пожухлой  траве.
Раньше  она  переходила  реки  по  льду,  а  теперь иногда приходилось
переходить их вброд или переплывать.
     Вскоре показалась первая зеленая трава.  Найя поняла,  что  замок
Кайдавар  где-то  рядом.  Хотя  на  севере  еще  трещали морозы и выли
метели,  на широте замка в это  время  года  уже  начинали  расцветать
первые цветы.
     Найя повернула  в  сторону  моря.  И  в этот же день встретила на
своем пути лагерь зиганьеров.  Солнце стояло высоко,  и жизнь в лагере
била  ключом.  Издалека Найя видела и всадников,  и женщин,  стирающих
одежду в небольшой речке,  и детей,  резвившихся  возле  повозок.  Она
остановилась,  раздумывая,  не стоит ли подождать до вечера, когда все
зиганьеры соберутся вместе,  а затем повторить  то,  что  произошло  в
Теплой Долине. Уж очень ей понравилось использовать повозки в качестве
оружия массового поражения.
     Но Найю заметили раньше,  чем она  успела  принять  окончательное
решение.  Она  услышала  крики  за спиной и обернулась.  Это были двое
конных пастухов с длинными шестами  в  руках.  К  концам  шестов  были
прикреплены  веревочные петли,  которыми зиганьеры выхватывали лошадей
из табуна.
     - Привет,  милашка!  - кричали пастухи.  -  Прыгай  в  седло,  мы
довезем тебя до лагеря.
     Найя сразу поняла, что ее опять приняли за зиганьерку. Тем более,
что на ней была одежда Мидальены.  Всадники быстро приближались.  Один
из  них  вытянул  свой  шест,  чтобы Найя,  взявшись за него,  на ходу
вскочила  в  седло.  Несомненно,  для  настоящей  зиганьерки  это   не
составило  бы  особого труда,  но морской народ не слишком-то дружил с
лошадьми и в искусстве верховой езды был не силен.
     Найя положила на землю свое зеркало,  чтобы  освободить  руки,  а
затем  выпрямилась  и  стала спокойно поджидать приближения всадников.
Наверное,  в  самый  последний  момент   зиганьеры   все   же   что-то
заподозрили.  Но остановить своих лошадей они уже не успели. Того, что
протягивал шест,  Найя просто схватила  за  руку  и  на  полном  скаку
сдернула  с седла.  Затем она вспрыгнула на круп второй лошади и одним
молниеносным движением свернула шею всаднику.  Выкинув тело из  седла,
Найя  уселась  поудобнее  и  поскакала  к лагерю.  Чтобы удержаться на
лошади, она с силой сжала ее бока ногами. Бедное животное захрипело от
боли.
     - Извини,  ты-то  ни  в  чем  не  виновата,  -  опомнилась Найя и
ослабила хватку.
     Хотя несколько  человек  в  лагере   заметили   странную   сцену,
расстояние было слишком велико,  чтобы зиганьеры поняли, что произошло
на самом деле.  Скорее всего, они решили, что пастухи и девушка просто
дурачатся.  Когда  же  Найя  доскакала до лагеря и спрыгнула с лошади,
времени на размышления у зиганьеров уже не осталось...
     До самого  вечера  Найя  развлекалась,  гоняясь   за   последними
уцелевшими обитателями лагеря. И все равно кое-кому удалось уйти от ее
мести.  Пастухи,  возвращавшиеся с дальних  пастбищ,  издалека  видели
разгромленный   лагерь   и  разбросанные  вокруг  тела,  разворачивали
скакунов и опрометью мчались в степь.  Найя  их  не  преследовала.  Ее
устраивало,  что эти немногие уцелевшие разнесут по всей степи весть о
приходе мстительницы.
     Испуганные животные  разбежались  во  все  стороны,  так  что   к
наступлению  ночи  в лагере и вокруг него не осталось ни одного живого
существа,  кроме Найи.  Раненых она не оставляла,  пленных  не  брала.
Закончив  дело,  девушка  сбросила  с  себя  залитую  кровью  одежду и
искупалась в речке.  Затем она сходила за своим зеркалом. Потом начала
осматривать передвижные дома кочевников.
     На этот раз многие повозки остались невредимы, так что Найя стала
обладательницей богатых трофеев.  Но драгоценности и дорогие ткани  ее
не   интересовали.  Найя  подобрала  себе  довольно  скромное  платье,
накинула на голову  платок,  закрывавший  волосы,  собрала  узелок,  в
который сложила свое зеркало и несколько пригоршней золотых монет.
     Впереди лежали  прибрежные  районы,  населенные  простолюдинами и
морским народом. Там кроме силы могли понадобиться и деньги.
     Утром Найя отправилась в путь.  Она  даже  не  обернулась,  когда
услышала   позади   себя  многоголосый  волчий  вой.  Степные  хищники
собирались на богатое пиршество.

                                * * *

     Через несколько дней Найя вышла к морю.  Она осмотрела берег и не
увидела  ни одного знакомого ориентира.  Несмотря на то,  что на север
Найя шла в состоянии безумия,  теперь она  смогла  бы  восстановить  в
памяти весь свой путь в мельчайших подробностях.  Девушка поняла,  что
проскочила  замок  Кайдавар  и  оказалась  где-то  на  границе   своих
наследных владений и земель соседа - барона Вайлана.
     Наука морского народа еще не развилась настолько, чтобы различать
приморский   и   континентальный   типы   климатических   зон.    Найя
ориентировалась  по  уровню  тепла,  но  не учла того,  что возле моря
климат более ровный и мягкий. В результате она зашла гораздо дальше на
юг,  чем рассчитывала.  Теперь ей приходилось возвращаться назад вдоль
берега.
     Эти края были  довольно  плотно  населены,  поэтому  сперва  Найя
удивилась,  что  не встретила ни одного человека,  ни одной деревушки.
Впрочем,  вскоре все разъяснилось.  Всего через  несколько  часов  она
вышла к заливу,  где увидела небольшой городок и порт.  В порту стояли
семь длинных боевых кораблей  морского  народа.  А  городок  назывался
Кабайдон. Он принадлежал баронству Кайдавар. Найя несколько раз бывала
здесь с родителями раньше,  в далеком-предалеком детстве. От Кабайдона
до  замка  Кайдавар  было всего несколько часов плавания на веслах или
полдня пешего хода.
     - Я почти дома! - воскликнула Найя и направилась к городку.
     Подойдя поближе, она смогла рассмотреть флаги на кораблях. Четыре
принадлежали  барону  Вайлану,  а  три  были ей неизвестны.  Увиденное
подтвердило  предположения   Найи.   К   замку   Кайдавар   постепенно
стягивались войска короля Лайлота Третьего,  чтобы начать войну против
зиганьеров.  В Кабайдон высадился один из отрядов,  возможно для того,
чтобы защитить жителей от нападения кочевников.
     Войдя в  Кабайдон,  Найя  сперва  решила,  что зиганьеры пытались
овладеть этим городком.  Несколько домов на окраине  было  сожжено  до
основания,  несколько  разрушено.  Городки  подобного  типа  не  имели
крепостной стены,  так как в случае вражеского нападения  простолюдины
прятались  в  окрестных  лесах,  а  морские  воины  в  случае  неудачи
отступали к кораблям.
     Затем Найя заметила, что на улицах не видно вооруженных патрулей.
Более  того,  она  не  встретила  ни  одного  своего  соплеменника.  А
простолюдины при виде высокой черноволосой девушки опасливо  жались  к
домам и заборам, старались поскорее проскользнуть мимо.
     Все это  заставило Найю призадуматься.  Она не пошла в порт или в
центр города,  а свернула в первую  же  попавшуюся  на  пути  таверну.
Этикет  морского  народа  требовал,  чтобы барон,  оказавшийся в чужих
владениях,  сам приходил на встречу к хозяину.  Найя считала  Кабайдон
своей  собственностью и потому собиралась послать кого-нибудь к барону
Вайлану,  чтобы сообщить, что в город прибыл законный хозяин. Этим она
собиралась  показать,  что является полноправной наследницей баронства
Кайдавар,  пусть даже  ее  собственные  планы  на  будущее  оставались
совершенно неопределенными.
     Войдя в  небольшую придорожную таверну,  Найя увидела,  что кроме
пожилого хозяина в некогда белом поварском фартуке и двух  седоволосых
простолюдинов внутри никого нет. Да и то, рассмотрев вошедшую девушку,
посетители поспешили допить свое пиво и быстро выскользнуть за  дверь.
По лицу хозяина было видно,  что он с радостью последовал бы за своими
клиентами, и только боязнь "как бы не вышло чего похуже" заставила его
остаться на месте.
     Найя села  за  стол.  Хозяин осторожно приблизился к ней,  словно
опасался, что девушка укусит его за руку.
     - Как тебя зовут? - спросила Найя, поняв, что сам хозяин не скоро
решиться открыть рот.
     - Жужбун   Пробник...   -  хозяин  сделал  паузу,  не  зная,  как
обратиться к своей посетительнице.
     Найя пришла ему на помощь:
     - Я - баронесса Найя Кайдавар.  Поэтому ты должен  называть  меня
"госпожа баронесса".
     - Слушаюсь,  госпожа баронесса, - покорно согласился Жужбун. Было
видно, что он не поверил Найе, но почему-то боится прогневить ее.
     Найя удивилась тому,  что хотя и  пожилой,  но  все-таки  крепкий
мужчина  боится  одинокой хрупкой девушки.  Она не рассчитывала на то,
что  ее  слава  так  быстро  докатится  до  побережья.  Следовательно,
простолюдин  боялся  не  ее  саму,  а  чего-то  неведомого,  что могло
последовать за ее появлением.
     Найя положила   на   стол   свой   узелок,   развязала   его    и
продемонстрировала   хозяину   россыпь   золотых   монет.   У  Жужбуна
округлились глаза и участилось дыхание. Найя пододвинула одну монету к
краю стола, где с ноги на ногу переминался хозяин таверны:
     - Расскажи мне, что происходит в городе.
     - Все в порядке, госпожа баронесса, все в полном порядке.
     Этот ответ Найю не удовлетворил:
     - Жужбун,  у меня нет времени на полноценный, проведенный по всем
правилам допрос. Поэтому постарайся отвечать на мои вопросы коротко. А
то...
     Найя взяла золотую монету со стола и разорвала ее пополам. Жужбун
бросился бы наутек, если бы его ноги от ужаса не приросли к полу. Найя
поняла,  что  слегка  переборщила - хозяина запросто мог хватить удар.
Чтобы смягчить эффект от демонстрации своей силы,  она улыбнулась  как
можно дружелюбнее и мягко произнесла:
     - Я  не  желаю тебе зла,  Жужбун.  Чем быстрее ты ответишь на мои
вопросы,  тем быстрее я отсюда уйду. Кроме того, я оставлю тебе две...
нет, четыре золотые монеты. Ты понял?
     Жужбун энергично закивал головой и смог выдавить из себя:
     - Да, госпожа баронесса.
     - Итак, барон Вайлан сейчас здесь, в Кабайдоне?
     - Да, госпожа баронесса.
     - Чьи еще корабли стоят в порту?
     - Это все корабли барона Вайлана, госпожа баронесса.
     - Не лги, - посуровела Найя. - Флаги на кораблях чужие.
     - Я не лгу,  госпожа баронесса!  - жалобно пискнул Жужбун.  - Они
приплыли все вместе две недели назад. А о флагах я ничего не знаю.
     Найя готова была  поверить,  что  простолюдин  не  разбирается  в
геральдике морского народа, поэтому пожала плечами:
     - Не  волнуйся,  я  тебе  верю.  Скажи  мне,  как давно зиганьеры
нападали на Кабайдон?
     Глаза хозяина едва не вылезли из орбит:
     - Зиганьеры?!  На  наш  город?!  Никогда  не  нападали,   госпожа
баронесса.
     - Но я же видела сожженные дома.
     - А-а-а!  Так то не зиганьеры их пожгли. Это сделали воины барона
Вайлана, госпожа баронесса.
     - Вот как?! - удивилась Найя. - И зачем же они это сделали?
     - Известно зачем,  госпожа баронесса. Люди не захотели платить за
защиту от зиганьеров. Вот воины и вразумили сомневающихся.
     - Барон  Вайлан  ведет  себя  в  моем  городе,  как в завоеванной
стране?!  - Найя не ожидала такого поворота событий. В то же время она
была уверена,  что Жужбун говорит чистую правду. Найя решила, что надо
немедленно послать хозяина таверны за Вайланом, чтобы узнать у барона,
по какому праву тот разоряет ее владения.  Но в то же время она хотела
услышать ответ на  главный  вопрос,  который  уже  давно  вертелся  на
кончике языка, но который она пока не решалась пока задать.
     Наконец, собравшись с духом, она спросила:
     - Расскажи  мне,  Жужбун,  что  ты слышал о захвате замка Кайдвар
зиганьерами?
     Найя боялась,  что  сейчас  простолюдин  выложит  ей  историю  ее
собственного  предательства.  Несмотря  на  алмазное  сердце,  девушка
носила эту боль внутри себя и знала,  что никогда не сможет избавиться
от мук.
     Но Жужбун не успел открыть рот, как за стеной таверны послышались
громкие  голоса,  топот  тяжелых  ног  и  звон  стали.  Дверь   широко
распахнулась, и внутрь ввалились пять дружинников морского народа. Они
были в полном вооружении:  кольчуги до середины бедра; плотные кожаные
сапоги;  кованые  шлемы  с  нащечниками;  круглые  деревянные  щиты  с
выпуклыми металлическими умбонами.  Воины  держали  наготове  короткие
толстые  копья  с  длинными  наконечниками и прямые обоюдоострые мечи,
словно ожидали встретить внутри таверны сопротивление по меньшей  мере
такого же количества вооруженных мужчин.
     При появлении  своих соплеменников Найя почувствовала облегчение.
Наконец-то закончились ее странствия по чужим землям.  Наконец-то  она
могла почувствовать себя дома.  Смущало девушку только одно:  вошедшие
дружинники явно не были северянами.  Они были более смуглолицыми,  чем
смешавшиеся с простолюдинами местные жители.
     Но потом  Найя  решила,  что вместе с бароном Вайланом в Кабайдон
прибыли воины с Базайского архипелага.  Этим объяснялись и  незнакомые
флаги на кораблях, и нападение на мирных горожан. Несомненно, подумала
Найя,  барон Вайлан  уже  навел  порядок  в  своем  войске  и  наказал
виновных.
     Первые же  слова  одного  из  дружинников  разрушили идиллическую
картину,  нарисованную воображением Найи.  Он  вытянул  острие  копья,
указывая на девушку, и крикнул:
     - Вот она - зиганьерская шпионка!
     Хозяин таверны  мгновенно исчез на кухне.  Найя не изменила своей
позы.  Теперь ей стало ясно,  что в этой одежде все  принимали  ее  за
зиганьерку.  Отсюда и страх горожан-простолюдинов, которые, наверняка,
донесли дружинникам о ее появлении в Кабайдоне.
     Найя возвысила  голос,  чтобы  перекрыть  звон  доспехов  морских
воинов:
     - Я   не  зиганьерка.  Я  -  баронесса  Найя  Кайдавар.  Извольте
обращаться ко мне согласно моему титулу.
     - Ага, сейчас! - загоготали дружинники.
     Один из них заметил на столе горку  золотых  монет  и  воскликнул
изменившимся голосом:
     - Смотрите, золото!
     - Наверное,  она подкупает простолюдинов, чтобы те подняли мятеж,
- предположил второй.
     - Надо доставить ее барону Вайлану.  За эту  шпионку  мы  получим
хорошую награду.
     - Подождите! Зачем нам ждать награду от барона, если золото - вот
оно, на столе.
     - И верно! - подхватили сразу несколько голосов.
     - А что делать с девчонкой? - спросил самый осторожный.
     Ответом ему был новый взрыв хохота:
     - А то ты не знаешь, что надо делать с такими красотками?!
     Дружинники разговаривали   между   собой,   пребывая   в   полной
уверенности, что Найя находится в их руках. Они бросали на нее веселые
оценивающие взгляды и чувствовали себя хозяевами положения.
     Слушая их спор, Найя постепенно понимала, ЧТО имел в виду Лушник,
когда говорил:  "Зиганьеры такие же люди, как и мы". Девушка по-новому
взглянула  на  свое  любимое  зеркало,  особенно  на   золотой   узор,
обрамляющий  отполированную  серебряную пластину.  Там были изображены
вполне обыденные и привычные для морских людей события:  нападение  на
мирную   деревушку,   морской   бой   двух   кораблей,  захват  рабов,
строительство замка на покоренной земле.  Раньше  Найя  не  вникала  в
смысл  этих  украшений.  Теперь  же она осознала,  что морской народ в
действительности  ничем  не  отличается  от   зиганьеров.   Бароны   и
дружинники  - такие же убийцы,  грабители и насильники,  как и степные
кочевники.
     И все же Найя  предприняла  последнюю  попытку  образумить  своих
соплеменников. Она встала и громко заявила:
     - Еще  раз  повторяю,  я - баронесса Найя Кайдавар!  Я нахожусь в
своем городе,  на своей  земле.  Немедленно  вызовите  ко  мне  барона
Вайлана!
     - Сейчас,  я уже бегу! - ухмыльнулся один из дружинников и сделал
шаг вперед.  - Ты,  девочка,  не волнуйся, сначала мы впятером сделаем
тебе  приятно,  а  потом  я  совсем не больно отрублю твою голову.  Мы
поделим твое золото,  а барон Вайлан еще  и  наградит  нас  за  поимку
зиганьерской шпионки. Верно, ребята?!
     "Ребята" дружно  поддержали  эти  слова.  Они  уже вложили мечи в
ножны,  копья и щиты составили  в  углу.  Дружинники  приготовились  к
веселой молодецкой потехе.
     - Ладно, - Найя улыбнулась. - Ты будешь первым.
     - Первым?! - воин сделал еще один шаг. - Я люблю быть первым!
     - Я рада за тебя!
     Найя ударила  дружинника  наискосок по лицу скрюченными пальцами.
Она вырвала ему брови,  щеки,  глаза,  нос и губы.  От сильного  удара
дружинника  развернуло  на  сто  восемьдесят градусов,  и его товарищи
смогли полюбоваться раскрытым  в  беззвучном  крике  безгубым  ртом  с
оголившимися зубами.
     Воспользовавшись шоком "ребят",  Найя прыгнула вперед. Вначале ей
казалось,  что  убивать  своих  соплеменников   будет   тяжелее,   чем
зиганьеров.  Все-таки  понятия  о  "своих"  и  "чужих" слишком глубоко
гнездились в человеческом сознании. Но оказалось, что разницы почти не
было  заметно.  Перед  собой Найя видела не морских людей,  а злодеев,
которым не было места в одном мире с ней.
     Одного из дружинников Найя оставила в живых.  Она прижала  его  к
стене острием копья, которое держала в вытянутой руке. Ближе подходить
девушка не хотела, так как от страха воин обделался, и от него исходил
крайне неприятный запах.
     Подождав, пока взгляд дружинника сфокусировался на ее лице,  Найя
спросила:
     - Ты способен меня понимать? Кивни, если понял.
     Тот кивнул,  не отрывая выпученных глаз от  вымазанного  в  крови
лица девушки.
     - Так вот, - внушительно произнесла Найя. - Тебе сегодня повезло.
Я не буду  тебя  убивать.  Сейчас  ты  пойдешь...  нет,  очень  быстро
помчишься к барону Вайлану и передашь ему, что баронесса Найя Кайдавар
требует немедленно явиться в эту таверну. Понял?
     Дружинник снова кивнул.
     Найя убрала копье от его груди:
     - Раз понял,  выполняй приказ.  И не вздумай сбежать из города. Я
найду тебя и на Базайскои архипелаге.
     Дружинник начал  быстро-быстро  кивать  и пятиться задом к двери.
Открыв ее тыльной частью своего тела, он бросился бежать.
     За дверью,  ведущую  на  кухню  таверны,  раздался  шорох.   Найя
моментально прыгнула и ударила ногой по двери. Раздался звук падающего
тела и грохот посуды.  Найя вошла на кухню и увидела распростертого на
полу Жужбуна в окружении сковородок и разбитых горшков. Оказалось, что
она недооценила простолюдина. Вместо того, чтобы скрыться через черный
ход  во  время побоища,  он до самого конца подглядывал сквозь щелочку
приоткрытой двери.
     - Вставай, - приказала Найя. - ТЕБЕ я ничего не сделаю.
     Хозяин таверны смог подняться лишь  на  колени.  Одной  рукой  он
продолжал опираться на пол, а другой потирал лоб.
     - Ты извини,  но в зале тебе придется убраться, - сказала Найя. -
Я жду в гости барона Вайлана. У тебя есть помощники?
     - Найду,  - Жужбун встал на ноги, но слегка пошатывался. - А если
не найду, вы, госпожа баронесса, и меня... как их?
     - Я  всего  лишь  защищалась,  -  отрезала Найя.  - А вообще-то я
никому не желаю зла.
     - Я видел,  - пробормотал  хозяин  таверны,  и  Найя  не  поняла,
восхищается он ее поступком или осуждает. - Пойду за подмогой.
     - Иди,  - разрешила девушка.  - Кстати, я заплачу за весь ущерб и
за работу.
     - Угу, - буркнул Жужбун, выходя через заднюю дверь.
     Найя вернулась в общий зал и умылась  в  бочке  с  чистой  водой,
которая  стояла  в  дальнем углу.  Она знала,  что такие бочки стоят в
каждой таверне на случай пожара.  Да и в обычных  домах  простолюдинов
подобные  предметы  не  были  редкостью.  Затем  Найя  села  за стол и
приготовилась к ожиданию.
     Всего через несколько минут Жужбун вернулся с тремя широкоплечими
мужиками. Бросая косые взгляды на девушку, они начали выносить тела, а
также собирать оторванные руки, ноги и головы. Найя обратила внимание,
что  оружие  было  убрано в самом начале.  Она не стала препятствовать
этому или задавать ненужные вопросы. Теперь Найя была готова признать,
что  простолюдины  имеют  право  самостоятельно  решать  свою судьбу и
защищаться как от набегов зиганьеров,  так и от  грабительских  рейдов
морского народа.
     Также Найя  не  могла  не  отметить  ту быстроту,  с какой Жужбун
привел помощь.  Это означало, что мужики находились где-то неподалеку.
Может,  они следили за дружинниками, может - за самой Найей. Как бы то
ни было,  они не боялись ни крови,  ни смерти и были готовы  к  четким
совместным  действиям.  Об  этом  также  следовало помнить,  если Найя
собиралась заявить права на свое баронство и в дальнейшем править этим
народом.
     Но хотела  ли Найя на самом деле становиться баронессой Кайдавар?
Не так давно она заявляла Шуруку, что потеряла право на имя и фамилию.
По мере приближения к дому она уже готова была поменять свое мнение, и
ей начинало казаться,  что возможен возврат к прежней  жизни.  Теперь,
после  бойни  в  таверне,  Найя начала по-новому смотреть не только на
саму себя,  но и на весь свой народ.  Она больше не была уверена,  что
хочет быть его частью...
     Найя жестом  подозвала  Жужбуна  и  пододвинула  к  нему по столу
горсть монет:
     - Бери.  Когда появится барон Вайлан,  мне будет не до этого. А я
уверена, что барон появится очень скоро.
     Действительно, не успели простолюдины смыть кровь с пола,  стен и
потолка,  как на улице возле таверны послышался стук множества  копыт.
Это  означало,  что  прибыл  владетельный  дюк  морского  народа,  его
герольды и воины Избранной  Дружины.  Простые  воины  передвигались  и
сражались в пешем строю.
     Жужбун вопросительно взглянул на Найю.
     - Можешь  подождать  на  кухне,  - милостиво разрешила она.  - Но
учти, дружинники первым делом окружат дом.
     Хозяин таверны  правильно  понял  намек.  Он  сделал  знак  своим
помощникам, и все вместе они скрылись на кухне. Найя была уверена, что
кто-то из простолюдинов останется наблюдать за происходящим в таверне.
Ей даже показалось,  что она услышала,  как на потолке скрипнула доска
под ногами грузного или неловкого человека.
     Найя завязала узелок со своими сокровищами, чтобы не смущать тех,
кто войдет с улицы.
     Входная дверь   раскрылась,   и   в  таверну  осторожно  заглянул
дружинник в полном  боевом  вооружении.  Внимательно  окинув  взглядом
кровавые  пятна  и  сидящую за столом Найю,  он вошел внутрь и голосом
опытного герольда объявил:
     - Барон  Гедейар  Вайлан,  владетельный  дюк   морского   народа,
получивший  милость  и одобрение во всех своих делах от короля Лайлота
Третьего!
     Герольд отступил в сторону,  и в таверну  друг  за  другом  вошли
шесть  воинов  в кольчугах и шлемах с обнаженными мечами.  Это были не
южане,  а самые настоящие жители северных баронств: более светлокожие,
широкоплечие  и  низкорослые.  Следом  за  ними  появился  и сам барон
Вайлан.
     Найя сразу узнала его.  Последний  раз  она  видела  барона  чуть
больше  года  назад,  когда  он  по  каким-то  делам  приезжал в замок
Кайдавар. Найя встала, приветствуя равного себе по титулу.
     Гедейар Вайлан  всмотрелся  в  лицо  девушки  и  округлил  глаза.
Несомненно, он узнал дочь Гайана Кайдавара.
     - Здравия  и  могущества  тебе,  барон Гедейар Вайлан,  - сказала
Найя.  - Я рада видеть тебя и твоих людей в моих владениях.  Садись  и
расскажи, что привело тебя в мой город Кабайдон?
     Найя нарочно  дважды  употребила слово "мой".  Она заметила,  как
каждый раз при этом слове непроизвольно подергивается глаз барона.
     Тем не менее Гедейар Вайлан ответил спокойно и учтиво:
     - Сердечно приветствую тебя,  баронесса Найя Кайдавар. Признаюсь,
я  приятно удивлен и обрадован,  увидев тебя живой и здоровой.  До сих
пор я был уверен, что зиганьеры не пощадили никого в замке Кайдавар...
     "Значит, о моем предательстве никто не знает,  - подумала Найя. -
Впрочем, раз никто не спасся, то и рассказать правду было некому. Да и
правду-то знали лишь я и зиганьеры."
     Вайлан тем временем продолжал:
     - ...Все бароны и  лично  король  Лайлот  Третий  возмущены  этим
подлым  нападением.  Мы  собираем  силы,  чтобы отбить замок обратно и
наказать зиганьеров.  Согласно воле  короля,  я  возглавляю  передовой
отряд.  Король  поручил  мне  изучить обстановку и начать переговоры с
зиганьерами...
     - Переговоры?! - Найя перебила барона в нарушение правил этикета,
но от возмущения она забыла все уроки матроны Раймилны. - Переговоры с
зиганьерами?! Зиганьеров надо уничтожать, как... как бешеных собак!
     Барон совершенно спокойно воспринял вспышку гнева  Найи.  Девушке
показалось,  что  он  даже  как  будто  обрадовался  этому  проявлению
человеческих чувств.  Возможно,  он не поверил рассказу  дружинника  о
бойне в таверне.  Найя пожалела,  что распорядилась убрать трупы.  Они
заставили бы  Гедейара  Вайлана  более  серьезно  относиться  к  этому
разговору.
     Но, когда барон заговорил, Найя вновь уловила неуверенность в его
голосе:
     - Видишь ли,  баронесса Найя Кайдавар, зиганьеров довольно много.
Они  не  только  засели  в  замке Кайдавар,  но и оставили гарнизоны в
окрестных селениях.  Их конница  сильнее  нашей.  Штурмовать  замок  в
одиночку  мне  не  по  силам - зиганьеры налетают на мою армию со всех
сторон и исчезают прежде,  чем мы контратакуем.  Я и так уже  вынужден
был обратиться к наемникам с островов...
     "Так вот откуда взялись эти южане," - поняла Найя.
     - ...Когда задуют крепкие южные ветра,  его величество наш король
обещал прислать мне подкрепления.  А пока  я  тяну  время  и  стараюсь
достичь стратегического превосходства над зиганьерами.
     - Но  почему король поручил ОДНОМУ ТЕБЕ отвоевывать мои владения?
- Спросила Найя.  - Где же остальные бароны?  Почему на зиганьеров  не
обрушилась вся сила морского народа?
     Вайлан слегка  вжал  голову  в  плечи.  Это  был  невольный  жест
бывалого вояки,  встречающего сильный удар и стремящегося опереть края
шлема на плечи, чтобы не свернуть шею. Правда, сейчас на голове барона
шлема не было, но от нападения словесного он защищался также, как если
бы над его головой был занесен меч или боевой топор.
     - Его  величество  Лайлот  Третий  поручил МНЕ навести порядок на
северных территориях,  - ответил Вайлан. - Так что войну с зиганьерами
я веду на свой риск и на свои средства.
     Внезапно Найя поняла причину беспокойства барона.  Она удивилась,
как такая простая и логичная  мысль  не  пришла  в  ее  голову  ранее.
Сомнений быть не могло:  Гедейар Вайлан рассчитывал присоединить земли
барона Кайдавара к своему собственному  баронству.  Возможно,  он  уже
получил  на  это  соизволение  Лайлота Третьего.  Появление наследницы
нарушило все планы барона.  Поэтому-то он так нервничал.  Возможно, он
попытался бы избавиться от Найи, но боялся, что все рассказанное о ней
- правда, и что справиться с ней будет непросто.
     Голос Найи зазвенел:
     - Ты немного лукавишь,  барон Гедейар Вайлан!  Войну ты ведешь не
на  СВОИ,  а  на  МОИ  средства.  Ты сидишь в Кабайдоне,  грабишь моих
подданных,  а моя семья и мои люди остались  не  отомщены!  Ты  ведешь
переговоры  с  зиганьерами,  чтобы  они  без  боя  оставили тебе замок
Кайдавар,  вместо  того,  чтобы  вырезать  их  всех  до  единого!   Ты
торгуешься,  как простолюдин на базаре,  а не сражаешься, как подобает
барону морского народа!
     Гедейар Вайлан покраснел  от  ярости.  Еще  никто  и  никогда  не
оскорблял его подобным образом.  Дружинники,  заметив состояние своего
господина, двинулись к Найе.
     Барон остановил их, подняв правую руку:
     - Не  надо.  Баронесса  Найя  Кайдавар  пережила  много   бед   и
потрясений, поэтому она не отдает отчета в своих словах.
     - Да,  я  слишком  много  пережила.  И я больше не баронесса Найя
Кайдавар.  Наверное,  тот наемник-южанин, которого я оставила в живых,
рассказал тебе, на что я способна?
     - Рассказать-то рассказал... - нехотя признал Вайлан.
     - Но ты не поверил?
     Барон промолчал.
     Не вставая  со  стула,  Найя  ударила  кулаком по столу.  Толстая
деревянная столешница раскололась пополам и рухнула на  пол.  Если  бы
Вайлан   вовремя  не  отдернул  ноги,  она  отдавила  бы  ему  ступни.
Дружинники схватились за рукоятки мечей.
     - Не советую! - спокойно предупредила Найя.
     Оценив количество и размеры кровавых пятен,  покрывавших таверну,
слуги барона согласились с девушкой.
     - А  теперь поговорим о зиганьерах,  - деловито обратилась Найя к
барону. - Сколько их? Где они находятся? Кто их возглавляет?
     Гедейар Вайлан сумел справиться с охватившим его  ужасом.  Слегка
севшим голосом он довольно внятно ответил:
     - Замок  Кайдавар  захвачен зиганьерами клана Кань.  Сколько их в
замке, я не знаю, но в поле они могут вывести две-три сотни всадников.
Конечно, не все они сидят в замке. Как я уже говорил, многие зиганьеры
кочуют по моим...  извини,  ТВОИМ землям.  Насколько мне известно,  их
возглавляет семья Беньтиат.  Я так и не понял,  кто у них главный.  На
переговоры являлся то старик,  то  мужчина  средних  лет,  то  молодой
мальчишка. Но вели они себя одинаково нагло и вызывающе.
     Найя нарочито презрительно усмехнулась:
     - И ты позволил им уйти?
     Барон проглотил и эту насмешку:
     - Я не убиваю послов.
     - ...Когда  тебе  это не выгодно,  - дополнила Найя.  - Ладно,  я
больше не буду тебя дразнить.  Ты поступал так,  как  поступил  бы  на
твоем месте любой другой барон.  Но я не собираюсь вести переговоры. Я
вернулась, чтобы уничтожить всех зиганьеров.
     - Всех? - уточнил барон.
     - Всех!
     - А потом?
     - А потом будет видно.
     Произнеся "потом будет видно"  Найя  на  секунду  задумалась.  Ей
показалось,  что она повторила слова, которые много раз слышала раннее
из уст очень близкого человека.  Но она была уверена,  что никто из ее
семьи  подобных  слов  никогда  не произносил.  Да и от зиганьеров она
такого   выражения   не   слышала.   Откуда   же   возникло   ощущение
необыкновенной теплоты, которая смогла тронуть даже алмазное сердце?
     Все еще  пребывая в некоторой рассеянности от внезапно возникшего
наваждения - иллюзорного воспоминания - Найя  встала,  показывая,  что
разговор  окончен.  Барон также поднялся,  повинуясь этикету.  Но Найю
больше не волновали  правила  поведения  владетельных  дюков  морского
народа.  Она  прошла  мимо  Гедейара  Вайлана,  мимо  его  герольда  и
дружинников и вышла из таверны.
     На улице Найя увидела еще две дюжины конных  воинов.  Дружинники,
увидев девушку, опустили копья и направили их на нее.
     Но барон, вышедший следом за Найей, повелительно крикнул:
     - Пропустите баронессу Найю Кайдавар!
     Воины послушно   образовали   проход   и  отсалютовали  поднятыми
копьями.
     Найя повернулась к барону и склонила голову в легком поклоне:
     - Не держи на меня зла,  барон Гедейар Вайлан.  Мое сердце теперь
сделано из алмаза.  В нем больше нет места любви и доброте. Ты сможешь
убедиться в этом,  если приедешь в  замок  Кайдавар...  скажем,  через
день. Да - через день, не раньше!
     Произнеся это,  Найя  быстро  зашагала  по  направлению  к своему
бывшему дому.

                                * * *

     До замка Кайдавар Найя добралась только к вечеру.
     Город у подножия замка готовился ко сну.  В некоторых  домах  еще
светились окна,  в других свет уже был погашен.  Впрочем, могло быть и
так,  что эти дома пустовали.  Может,  горожане бросили свои жилища  и
убрались  подальше  от  войны,  а,  может,  погибли  от стрел и сабель
зиганьеров.
     В порту не было ни одного крупного корабля,  там виднелось только
несколько  небольших  рыбацких лодок.  Вообще,  город и порт выглядели
обезлюдевшими,  заброшенными и умирающими.  То ли дело полгода  назад,
когда  все  жители  с  радостным  воодушевлением  готовились к приезду
долгожданных зиганьеров!
     Найя обошла город и свернула на  берег  моря.  Еще  издалека  она
заметила  светящиеся  точки  факелов  на стенах замка.  Зиганьеры были
готовы к внезапному ночному нападению, поэтому для того, чтобы застать
их  врасплох,  Найя решила прибегнуть к тому же самому способу,  каким
сами они проникли в замок.
     Девушка без труда нашла нужный ориентир - большой  белый  камень.
Она вошла в пещеру,  откуда начинался подземный ход. Найя подозревала,
что  и  здесь  может  находиться  охрана,  поэтому  двигалась   крайне
осторожно. Но в пещере никого не было.
     Видимо, зиганьеры  считали,  что  о  подземном ходе больше никому
неизвестно.  Или же они рассчитывали на то,  что разведчики и дозорные
на  стенах  заранее  предупредят о приближении дружины барона Вайлана.
Разумеется,  зиганьеры не ожидали,  что на замок  решит  напасть  одна
единственная юная девушка.
     Найя села  возле  входа  в  пещеру  и  начала  ждать,  пока  ночь
окончательно не вступит в свои права. Теперь, когда до свершения мести
оставалось  всего  несколько  часов,  она могла позволить себе немного
посидеть и побездельничать.
     Когда же все огни в городе погасли,  а  в  замке  смолкли  голоса
зиганьеров,  Найя  поднялась,  потянулась  и улыбнулась в предвкушении
предстоящего развлечения.
     Дверь, ведущая в подземный  ход,  была  заперта.  Найя  могла  бы
выбить ее одним ударом, но хотела проникнуть в замок без лишнего шума.
Поэтому она стала медленно выдавливать  дверь,  постепенно  увеличивая
усилия.  Два  засова недолго сопротивлялись напору Найи.  Та же участь
постигла и следующую дверь, ведущую на дровяной склад.
     Здесь Найя положила свой узелок за вязанку дров, чтобы освободить
обе руки.
     - Вот я и дома, - прошептала она.
     Но замок  Кайдавар  больше не был ее домом.  Во дворе она увидела
зиганьерских верховых лошадей  -  более  стройных  и  тонконогих,  чем
тянувшие  повозки  тяжеловозы.  Замковые конюшни не были рассчитаны на
такое большое количество скакунов,  поэтому  во  дворе  для  них  были
сложены  стога  свежескошенной  травы  и  установлены большие корыта с
водой.  Животные почувствовали приближение Найи и испуганно попятились
прочь от дровяного склада.
     - Что там? - послышался голос одного из сторожей.
     - Не знаю, - ответили ему. - Может, крыса пробежала.
     - Да,  крысы  - это мерзкие твари.  И как только бывшие хозяева с
ними мирились?
     Найя процедила сквозь зубы:
     - Сами вы крысы.
     Она заскользила вдоль  замковой  стены,  повторяя  путь,  которым
когда-то  следовала  на свидание с Гензо.  Света звезд вполне хватало,
чтобы уверенно ориентироваться.  Но даже если бы  небо  было  затянута
тучами,  Найя все равно нашла бы дорогу,  так как знала в замке каждый
поворот, каждую дверь.
     Найя сразу направилась к той части замка,  где некогда находились
покои семьи Кайдавар. Она полагала, что предводители зиганьеров займут
самые лучшие апартаменты в замке.  Именно там Найя собиралась  нанести
первый удар.
     Зиганьеры хорошо   охраняли   стены  замка,  но  внутри  было  на
удивление тихо и безлюдно.  Чтобы разведать обстановку, Найя заглянула
в  несколько  помещений,  где  раньше  размещались  прислуга и младшие
дружинники.  Там она увидела спавших вповалку  зиганьеров.  На  столах
были  видны остатки веселого ужина:  объеденные ребра молодых бычков и
овец,  пустые  бутылки.  Вместе  с   зиганьерами   спали   и   молодые
простолюдинки:  с  распущенными  светлыми  волосами,  покрасневшие  от
выпитого вина,  одетые в платья,  которые выставляли  напоказ  все  их
пухлые прелести.
     Найя презрительно поморщилась и продолжила свой путь.
     - Сюда я еще вернусь, - пообещала она.
     Чем ближе   Найя   приближалась  к  намеченной  цели,  тем  более
выверенными и четкими становились ее движения.  В этот момент она была
похожа на охотившуюся кошку.
     Найя подошла  к  двери,  ведущей в покои ее родителей.  Она сразу
увидела,  что дверь здесь поставлена новая - более простая  и  грубая.
Найя уже занесла руку, чтобы выбить дверь и ворваться внутрь, но потом
передумала.  Она осторожно постучала.  Затем подождала и постучала еще
раз - чуть громче и настойчивее.
     Послышался звук неторопливых шагов.  Скрипнул отодвигаемый засов,
дверь открылась.
     Глазам Найи предстал заспанный зиганьер  в  наспех  накинутом  на
голое  тело  шелковом  халате.  Он  удивленно оглядел девушку с ног до
головы.  Было видно,  что Найю он не узнал.  Зато она сразу  вспомнила
зиганьера. Это был Ластьен - брат и любовник Гензо.
     Из глубины покоев послышался голос,  который Найя забыть не могла
- голос Гензо Беньтиата:
     - Ластьен, милый, кто там?
     Ластьен обернулся и крикнул:
     - Какая-то девка!
     Потом он повернулся к Найе и сердито рявкнул:
     - Пошла прочь, потаскуха! Здесь тебе делать нечего.
     Найя улыбнулась:
     - Ты ошибаешься. Я попала именно туда, куда хотела.
     Она схватила Ластьена за горло и  поволокла  его  вглубь  покоев.
Зиганьер не мог издать ни звука, но пытался вырваться, колотя кулаками
по руке Найи.  Впрочем,  с таким же успехом он  мог  бить  по  медному
корабельному якорю.
     Войдя в  спальню,  Найя  увидела  Гензо,  лежащего  на кровати ее
родителей.  Гензо  не  сразу  понял,  что  происходит.  Он  растерянно
забормотал:
     - Ластьен, любимый, что это?... Кто это?... А?... Кто?
     - Здравствуй, Гензо Беньтиат, - сказала Найя. - Ты узнаешь меня?
     Гензо узнал. Узнал, но не поверил своим глазам.
     - Найя? Не может быть. Тебя давно уже разорвали дикие звери. Тебя
убили простолюдины...
     Найя встряхнула трепыхавшегося Ластьена:
     - Как видишь, я жива.
     - Нет!  - Гензо вжался в подушки и натянул на подбородок  одеяло,
словно надеялся, что это защитит его от возмездия. - Нет!!! Нет!!!
     Найя была довольна произведенным эффектом. Чтобы усилить его, она
одним молниеносным ударом пробила грудную клетку Ластьена, вырвала его
сердце и бросила в лицо Гензо.  Ластьен был жив еще столько, что успел
проследить взглядом за полетом своего сердца. Потом Найя отпустила его
бездыханное тело, и оно рухнуло ей под ноги, заливая кровью ковер.
     - Ластьен!!! - Завизжал Гензо.
     - Познай   страдание,   любимый   мой   Гензо!   -   торжествующе
провозгласила Найя.
     Зиганьер затрясся  так,  что  кровать  под   ним   заскрипела   и
зашаталась.
     Найя подошла поближе, нависла над ним и протянула руку, с которой
капала кровь Ластьена:
     - Смерть преследует человека всю жизнь. Так у вас говорят?
     Но Гензо не мог ответить.  Он лишь таращил полные животного ужаса
глаза.  Найя  услышала  шум  в коридоре.  Она поняла,  что крики Гензо
услышали другие зиганьеры.
     - Жаль, что все закончится так быстро, - сказала Найя, выдергивая
Гензо  из  кровати.  -  Впрочем,  у тебя будет немного времени,  чтобы
подумать над своими преступлениями.
     Она подняла Гензо над головой и ударила спиной о согнутое колено.
Позвоночник зиганьера хрустнул.
     - Постарайся  не  сдохнуть  до моего возвращения!  - Найя бросила
Гензо на кровать и пошла к выходу...
     ...Эта ночь  принадлежала  одной  только  ей.  Девушку  не  могли
остановить ни клинки зиганьеров,  ни завалы их изуродованных тел. Найя
сеяла  смерть  быстро  и  хладнокровно.   Лишь   несколько   раз   она
почувствовала  удовольствие от убийства - когда на ее пути оказывались
отец и братья Гензо.  А сожаления она не испытала ни разу, даже тогда,
когда разбивала головы простолюдинок о каменные полы замка...
     Когда наступил  рассвет,  в  замке  Кайдавар  остались только два
живых человека:  Найя и Гензо.  Найя вернулась  в  покои  родителей  и
посмотрела в мутные от боли, но все еще осмысленные глаза зиганьера.
     - Это  ты  сделал меня такой,  - сказала она.  - Это из-за тебя у
меня в груди находится алмазное сердце.
     Гензо попытался  что-то  произнести.  Но  его  губы  лишь   слабо
дернулись, приоткрылись, и из них хлынула темная густая кров. Зиганьер
умер, не отрывая глаз от лица девушки.
     Найя медленно  побрела  по  замку,   осматривая   место   ночного
сражения.  Словно  сквозь сон слышала она испуганное ржание лошадей во
дворе.  Найя поднялась на самую высокую башню замка, откуда открывался
вид  на  море.  Она  повернулась лицом к солнцу и впервые за последнее
время почувствовала тепло его лучей.
     Над морем с криками летали птицы.  Найя помахала им рукой.  Птицы
не  обратили  внимания на одинокую девичью фигурку на вершине каменной
башни.
     - Никому я не нужна.
     Найя не чувствовала ни удовлетворения,  ни радости, ни покоя. Она
сделала то, что должна была сделать. И теперь, свершив свою месть, она
ощущала лишь опустошенность.
     - Баронесса Найя Кайдавар. Баронесса. Найя. Кайдавар.
     Девушка несколько раз повторила свой титул и имя.  Но  и  это  не
принесло  покоя  ее  душе,  не  добавило  смысла  в  ее  жизнь.  После
уничтожения наемников-южан и разговора с бароном Вайланом Найя  знала,
что никогда больше не сможет ощущать себя частью морского народа, жить
по его правилам и законам.
     - Может,  отправиться в степь,  найти Мельгальян?  - сама у  себя
спросила Найя.
     Но она знала,  что и эта судьба ее не прельщает.  Она пресытилась
смертью. Пустота в ее душе разрасталась.
     - Я никогда не смогу вернуться в мир людей.  Я никогда  не  смогу
любить и быть любимой. Я никогда не смогу быть счастливой.
     Найя посмотрела под ноги на далекие прибрежные скалы:
     - Этот  мир  мне  больше не принадлежит.  Пусть зиганьеры воюют с
морским народом,  а морской народ - с зиганьерами.  Пусть простолюдины
ненавидят  и тех,  и других.  Пусть правители опасаются простолюдинов.
Мне это безразлично. Мне все надоело.
     Последнее слово лучше всего отражало состояние Найи. Она не знала
покоя и усталости, пока были живы ее враги. Теперь враги умерли, исчез
и смысл ее жизни.  Исчезли ненависть и жажда мести,  поддерживавшие ее
существование.
     Найя еще раз посмотрела вниз:
     - Смерть  преследует  человека  всю жизнь.  А я хочу отдохнуть от
этой гонки.
     Она раскинула руки и шагнула в пустоту - навстречу морю, птицам и
скалам...


             Глава 5. Латэла Томпа начинает новую жизнь.

     ...Латэла проснулась   от   энергичной  музыки,  которую  включил
таймер-будильник.  Она почувствовала,  что все ее тело покрыто  потом.
Конечно!  Еще  никогда  в  жизни  ей не снился такой длинный,  яркий и
полный событий сон.
     Латэла приказала будильнику:
     - Замолчи!
     Тот отреагировал на голос хозяйки и послушно выключил музыку.
     Латэла свесила ноги с кровати,  села, но вставать не спешила. Она
еще   находилась  под  впечатлением  от  ночных  сновидений.  Ей  даже
почудилось,  что на самом деле никакая она не Латэла, а баронесса Найя
Кайдавар. Но потом наваждение рассеялось.
     - Удивительно!  -  вслух  подумала  Латэла.  -  Я ведь никогда не
слышала ни о морском народе, ни о зиганьерах. Да и о таких местах, как
замок Кайдавар или Теплая Долина,  раньше понятия не имела. Или все же
что-то слышала?  Может, какой-нибудь увиденный ранее фильм так повлиял
на  меня?  Надо  будет  посоветоваться  с  моим  психоаналитиком.  Да,
обязательно надо посоветоваться. Скажем, завтра.
      Латэла встала с кровати и отправилась в  душевую  кабину.  Чтобы
избавиться  от остатков сна и привести мысли в порядок,  она напомнила
себе, что никакая она не Найя Кайдавар, а самая настоящая Латэла Томпа
-  деловая  женщина  двадцати  восьми  лет  (даже  самой  себе  она не
признавалась,  что ей уже чуть-чуть за  тридцать),  что  живет  она  в
гигаполисе Птиоле - столице Велпасии, что работает старшим рекламистом
в Главном Агентстве Пропаганды,  и что как раз сегодня  у  нее  важная
встреча, на которую никак нельзя опаздывать.
     И все  же,  когда  Латэла  стояла  под  теплыми водяными струями,
вырывавшимися из потолка,  стен и пола душевой  кабины,  омывавшими  и
массировавшими  ее  тело  со  всех  сторон,  на  какое-то мгновение ей
показалось,  что под тщательно ухоженными  ногтями  все  еще  осталась
кровь  зиганьеров,  убитых  в  замке  Кайдавар.  Латэла  вскрикнула  и
поднесла пальцы к лицу,  чтобы  получше  их  рассмотреть.  Разумеется,
никакой крови под ногтями не было.
     - Свяжусь с психоаналитиком сегодня же вечером,  - решила Латэла,
но на всякий случай добавила: - Если останется время.
     Она вышла  из  душевой  кабины  и  отправилась  на  кухню.  Когда
будильник отключился,  запрограммированный автомат начал приготовление
завтрака.  Теперь Латэле оставалось лишь открыть дверцы холодильника и
печки, чтобы достать готовые блюда.
     Над составлением  ее меню работал профессиональный диетолог Маген
Флун из Центрального Университета Здорового Питания. Латэла съела кашу
из  слегка  проращенных  зерен  цимируса,  три  хлебца,  обжаренных на
обезжиренном    растительном    масле,     два     запеченных     яйца
курицы-филтаскиса,  выпила  полстакана  свежевыжатого аларского сока и
полстакана горячего наклавина.
     Позавтракав, Латэла вышла из кухни и  отправилась  в  гардеробную
комнату  своего  дома.  На  одной  из  стен висел аппарат видеосвязи -
большой  экран,  похожий  на  экран  голографического  телевизора,   и
устройство стереосъемки
     - Соедини меня с моей стилисткой,  - произнесла Латэла, становясь
в фокус стереокамеры.
     Голосовое управление бытовыми приборами было  изобретено  не  так
давно,   поэтому  для  правильного  распознавания  команд  приходилось
говорить медленно и отчетливо.
     На экране замигало трехмерное изображение восклицательного знака.
Аппарат    набирал    номер   стилиста   Латэлы   -   Мабды   Галанол,
дипломированного специалиста из Дома Моды  Кутюрье  Данликалло.  Через
несколько  секунд  Мабда  ответила  на вызов - перед Латэлой появилось
объемное изображение элегантной молодой женщины в роскошном платье.
     - Здравствуй,  Мабда. Что ты посоветуешь мне одеть на сегодняшнюю
встречу?
     Стилистка посмотрела куда-то в сторону,  наверное,  просматривала
записи на экране своего компьютера, потом ответила:
     - Доброе утро,  Латэла.  Если не ошибаюсь, у тебя сегодня деловая
беседа высокой важности с перспективой для карьеры?
     - Совершенно верно.
     - Тогда я бы порекомендовала офисный костюм номер сорок шесть. Он
находится за дверью номер три слева от тебя.
     - Большое спасибо, Мабда, - поблагодарила Латэла. - До завтра!
     - До завтра?  - удивилась стилистка.  - Разве ты не переоденешься
перед второй половиной рабочего дня?
     - Нет. Сегодняшняя встреча может затянуться на весь день. Вчера я
советовалась со своим  бизнес-психологом.  Он  порекомендовал  мне  не
отлучаться  с работы.  Так в глазах руководства я буду выглядеть более
целеустремленной и усердной.
     - Ну,  что же, офисный костюм номер сорок шесть можно носить весь
день без ущерба для имиджа.  Но учти, что после этого его нельзя будет
одевать тридцать пять дней.  Именно  столько  должно  пройти  времени,
чтобы  окружающие забыли о том,  во что ты была одета,  и не сочли бы,
что у тебя скудный гардероб.
     - Если даже я и забуду, то ты мне напомнишь, - улыбнулась Латэла.
- До завтра, Мабда. Конец связи.
     - До завтра, - попрощалась стилистка и отключилась.
     Латэла открыла  нужную дверцу и обнаружила внутри офисные костюмы
с тридцатого по пятидесятый номера. Костюм номер сорок шесть включал в
себя   строгую   черную   юбку   до  середины  икр,  кремовую  блузку,
темно-песочный жакет,  чулки телесного цвета, темно-коричневые туфли и
деловую сумочку, совпадающую по цвету и фактуре кожи с туфлями.
     Одевшись, Латэла вновь подошла к аппарату видеосвязи:
     - Соедини меня с моей визажисткой.
     Вновь повторилась  процедура  вызова.  На  экране возникла фигура
Каилы Кантао - консультанта Центра Вечной Красоты.
     - Здравствуй, Каила.
     - Привет, Латэла.
     Визажистка бросила на свою клиентку один быстрый взгляд  и  сразу
определила:
     - Офисный  костюм  из серии сороковых номеров от Дома Данликалло?
Ага,  ясно.  Значит,  нам предстоит долгая деловая  беседа.  Так.  Дай
подумать...  Так.  Номер сто девяносто первый - на первые шесть часов.
Номер двести сорок седьмой - на вторые шесть часов.
     - У меня не будет возможности заехать домой, - сказала Латэла.
     - Так.  Дай подумать...  Так.  Тогда я советую тебе выбрать номер
триста девятнадцатый - наша новая разработка.
     - Хорошо, я попробую. Спасибо, Каила.
     - Так. Спасибо тебе, Латэла. Еще что-нибудь?
     - Нет,  пожалуй.  Может,  завтра я заеду к вам в салон, подправлю
маникюр и прическу.
     - Всегда рады тебе,  Латэла.  Так.  Дай посмотрю на твой  файл...
Так. Ты не была у нас уже четыре дня. Не запускай свою внешность.
     - Постараюсь. Конец связи.
     - Так. До встречи, Латэла. Ждем тебя в салоне.
     Голографическое изображение погасло.
     Латэла подошла  к  аппарату  нанесения  макияжа  и набрала нужный
номер. Затем она положила подбородок на опору, расслабила мышцы лица и
закрыла  глаза.  Латэла почувствовала,  как по коже быстро задвигались
мягкие кисточки. Аппарат был идеально отрегулирован под ее черты лица.
Латэла  подумала,  что  салон  Центра Вечной Красоты можно навестить и
послезавтра. Время в запасе имелось. Прически и укладки волос, которые
создавали  парикмахеры,  служили до десяти дней.  Все это время волосы
можно было спокойно мыть и сушить - после они сами принимали  заданную
форму.
     Закончив нанесение  макияжа,  аппарат  издал  мелодичный сигнал и
отключился.  Третьим консультантом Латэлы стал ювелир из  Объединенных
Мастерских Ротер Фалк.  Осмотрев по видеосвязи свою клиентку,  пожилой
представительный мужчина сказал ей  несколько  комплиментов  и  назвал
номера  тех  украшений,  которые подходили к образу деловой энергичной
женщины.
     Закончив сборы,  Латэла посмотрела на себя в  большое  зеркало  и
осталась довольна своим внешним видом.  Она выглядела не слишком ярко,
но и не слишком скромно.  Деловитость и неброская красота - именно то,
что нужно для деловой встречи.
     Латэла помахала рукой своему отражению:
     - Как хорошо,  что есть профессионалы,  которые заботятся о твоем
имидже.  Теперь  можно  целиком  посвятить  себя  рекламному  бизнесу.
Кстати, пора ехать.
     Латэла уже  почти  забыла  о  своем  сне.  Но,  протягивая руку к
дверной  ручке,  она  внезапно  замерла,  испугавшись,  что   неловким
движением выломает дверь.
     - Что за бред!  - рассмеялась Латэла и уверенно взялась за ручку.
Как и следовало  ожидать,  не  произошло  ничего  сверхъестественного.
Нечеловеческая сила Найи Кайдавар осталась во сне.
     Латэла спустилась  на  первый  этаж  своего  дома  и  через пульт
дистанционного управления вызвала  автомобиль  из  подземного  гаража.
Через   несколько   минут  лимузин  "Валангар"  второго  класса  мягко
притормозил возле парадной двери и открыл дверь перед своей хозяйкой.
     Латэла села  на  переднее  сидение,  положила  руки  на  руль   и
приказала:
     - Едем в Комплекс!
     Несмотря на  то,  что  лимузины  второго  класса были оборудованы
голосовым  управлением  и  системой  автовождения,  правила  дорожного
движения  предписывали  водителям  не  выпускать  руль из рук.  Всегда
существовала некоторая возможность отказа  автоматики,  которая  могла
привести к весьма печальным последствиям.
     Ворота открылись,  выпуская  автомобиль,  а  затем закрылись.  На
высоком заборе,  из-за которого виднелась лишь крыша трехэтажного дома
Латэлы,   замигали   красные   огоньки.   Это  означало,  что  система
автоматической защиты активирована.
     Латэла жила в относительно спокойной части  гигаполиса  Птиола  -
районе  индивидуальных  домов.  Кроме  того,  не  все  местные  жители
ежедневно  отправлялись   на   работу   -   многим   было   достаточно
голографической связи. Поэтому машин вначале было не слишком много. Но
на въезде в район многоквартирных  жилых  небоскребов  лимузин  Латэлы
оказался в плотном потоке.
     Автоматическая навигационная   система   "Валангара"   не  только
корректировала маршрут в зависимости  от  интерактивной  информации  о
пробках  на  магистралях,  но  и  позволяла  избежать  столкновений  в
дорожной тесноте.  Другим водителям,  сидевшим в автомобилях не такого
высокого класса, добраться до места работы было гораздо труднее.
     Латэла стала  свидетельницей  одного  из  многочисленных утренних
дорожных   происшествий,   когда   ее   машина   притормозила    перед
перекрестком.  Из  боковой  улицы  на центральную магистраль на полной
скорости выскочил лимузин первого класса "Дарвейр".  На  повороте  его
занесло,  и  своим  задним  крылом он ударил красный "Ралсин-340".  Из
"Дарвейра"  выскочили  четверо  крепких  парней,  выволокли  на  улицу
водителя  "Ралсина"  - сухонькую седоволосую старушку,  повалили ее на
мостовую и начали избивать ногами.
     Почти сразу же  сверху  спустился  полицейский  винтолет.  Офицер
дорожного контроля неторопливо выбрался из кабины и направился к месту
аварии,  лениво помахивая  электрошоковой  дубинкой.  Один  из  парней
подбежал к нему и начал о чем-то рассказывать, энергично жестикулируя.
     Латэла не  могла  слышать их разговора,  но по мимике и движениям
поняла,  что полицейский сказал:  "Мне все ясно,  можете ехать". Парни
запрыгнули  в  лимузин  и  рванули с места на красный свет.  Продолжая
помахивать  дубинкой   и   равнодушно   рассматривать   поток   машин,
полицейский  дожидался,  пока  избитая  старушка  поднимется на ноги и
предъявит свои документы.
     Латэла не увидела конца этой сцены,  так  как  загорелся  зеленый
свет,  и ее "Валангар" резко рванулся вперед.  Но она и так знала, чем
все закончится: "Ралсин-340" будет конфискован в пользу государства, а
старушке  придется  заплатить за помятое крыло "Дарвейра".  Те парни в
лимузине,   несомненно,   либо   были   детьми   депутатов   Народного
Представительства,  либо  занимали  высокие посты в крупной корпорации
(одно, как правило, вытекало из другого). Старушка была сама виновата.
Она   должна   была   вовремя  заметить  появление  более  дорогого  и
престижного автомобиля и немедленно уступить ему дорогу. Но у дешевого
"Ралсина-340"  не  было автопилота,  а старушка переоценила свои силы,
выехав из дома в это время суток.
     "А парни из "Дарвейра",  наверняка,  ехали с  ночной  попойки,  -
подумала Латэла. - Они едва держались на ногах. Но все равно, старушке
крупно повезло,  что полицейский появился довольно быстро. А то, кроме
разбитого  крыла,  ей  бы  пришлось  оплачивать собственные больничные
счета."
     Проехав еще немного, Латэла вслух произнесла:
     - Еще одна удачная сделка,  и я тоже смогу купить лимузин первого
класса. Тогда и мне не надо будет стоять перед светофорами.
     Все дома  центральной части Птиола были разукрашены разноцветными
переливающимися рекламными щитами.  Латэла не без  гордости  отмечала,
что  и  ее  разработки  присутствуют  в  этом многообразии.  Рекламная
кампания  новой  жевательной  резинки  "Траектория"  была   ее   почти
единоличной заслугой.  Именно благодаря ей Латэла из помощницы второго
секретаря была переведена на должность старшего рекламиста.
     Вот что значило вовремя  ухватить  за  хвост  птицу  удачи!  Пока
лимузин  пробирался по переполненным магистралям гигаполиса,  Латэла с
удовольствием восстановила в памяти тот счастливый момент...

                                 * * *

     Латэла разносила чашки с наклавином на  встрече,  где  обсуждался
вопрос  продвижения на рынок новой жевательной резинки.  Представители
Ассоциации Стоматологов  рассматривали  различные  варианты  рекламных
девизов  в  кабинете  ее  шефа  -  второго  секретаря  Рагилы  Манток.
Заказчики решительно отвергали все предложения:
     - Старо!
     - Примитивно!
     - Слишком заумно!
     - Это тоже было!
     - И это я где-то слышал!
     Напряжение в кабинете нарастало.  В конце концов Рагила вынуждена
была  вызвать самого начальника отдела продовольственной рекламы Кунга
Варлана.
     Но даже  профессиональное  обаяние  Кунга   не   смогло   убедить
заказчиков выбрать один из предложенных вариантов рекламной компании.
     - Поймите,  -  говорили представители Ассоциации Стоматологов,  -
это наша совместная разработка с корпорацией "Горсен  и  Лорсен".  Над
резинкой  "Траектория"  работали  лучшие  ученые.  Активные  вещества,
входящие в  состав  резинки,  вдвое  быстрее  разрушают  эмаль  зубов,
поэтому  у  нас,  стоматологов,  становится  вдвое  больше клиентов и,
соответственно,  вдвое возрастают наши доходы.  А что нам  предлагаете
вы?   Что  это  за  рекламный  слоган:  "Траектория"  -  свежей  любви
история!"?  Или  этот:  -  "Траектория"  -  дыхание  счастья!"  Старо,
примитивно,  пошло.  Нам нужно, чтобы "Траекторию" жевали каждый день,
каждый час.
     - У нас есть и другие  варианты,  -  Рагила  Манток  выводила  на
голографический  экран  своего  компьютера эскизы рекламных плакатов и
раскадровки видероликов.
     - Нет,  нет, нет! - возражали заказчики. - Это нас не устраивает.
Предложите что-нибудь оригинальное.
     Разливая наклавин   из  заварного  кувшина,  Латэла  краем  глаза
наблюдала,  как теряют уверенность и ее начальница, и сам Кунг Варлан.
Ассоциация Стоматологов была солидным клиентом,  которого никак нельзя
было упускать.
     В очередной раз ставя  на  стол  чашки  с  наклавином,  Латэла  в
полголоса, как бы разговаривая сама с собой, произнесла:
     - Тогда,  может быть,  запустить слоган: "Ассоциация Стоматологов
рекомендует "Траекторию" для постоянного употребления!"?  Или: "Каждый
раз  после еды "Траектория" защитит ваши зубы от разрушения!" Ну,  или
что-нибудь в этом роде...
     В кабинете повисла мертвая тишина.  Латэла не рассчитывала на то,
что  ее слова произведут такой эффект.  Все смотрели на нее.  В глазах
Кунга Варлана Латэла видела озарение,  в глазах заказчиков - удивление
и размышление,  в глазах Рагилы Манток - ненависть. Латэла поняла, что
сейчас ее жизнь круто изменится. И жизнь изменилась...
     - Гениально!  - воскликнул Варлан.  - Это именно то, что надо. Мы
запустим  кампанию  по продвижению "Траектории",  где заявим,  что эта
жевательная  резинка  УКРЕПЛЯЕТ  зубы!  И  это  подтвердит  Ассоциация
Стоматологов.   Потребительская   масса   никогда  не  сообразит,  что
стоматологам нет никакого смысла УКРЕПЛЯТЬ  зубы  и  лишаться  работы.
Стадо  примет  на веру то,  что эта отрава...  извините,  "Траектория"
приносит пользу.
     Ни один  сотрудник  Главного  Агентства  Пропаганды  никогда   не
произносил   слова   "люди"   или  "народ".  В  ходу  были  выражения:
"потребительская масса", "потенциальные покупатели", "платежеспособные
слои". Самые опытные рекламисты иногда позволяли себе словечки "стадо"
и  "быдло",  но  подобный  цинизм  не  приветствовался,  хотя   и   не
наказывался.  В Главном Агентстве Пропаганды слишком хорошо знали, ЧТО
и КАК продвигается на рынок,  поэтому были весьма невысокого мнения  о
гражданах  Велпасии,  покупающих  и потребляющих производимые товары -
как материальные, так и духовные.
     Делегация Ассоциации Стоматологов,  немного посовещавшись,  также
одобрила   идею   Латэлы.  Начав  рабочий  день  в  качестве  скромной
секретарши,  Латэла к вечеру стала старшим рекламистом с  персональным
кабинетом, собственным секретарем и штатом консультантов, менеджеров и
помощников.  Разработанная под ее руководством кампания по продвижению
"Траектории"   принесла   фантастические   прибыли   и  производителям
жевательной резинки, и стоматологическим клиникам, и всем рекламистам,
участвовавшим в проекте.
     Так Латэла  благодаря  своей  находчивости  стала обладательницей
трехэтажного дома в престижном районе Птиола,  лимузина второго класса
и солидного банковского счета.  Более того, Кунг Варлан начал поручать
ей самые перспективные проекты.  А когда его самого перевели из отдела
продовольственной  рекламы  в  отдел  шоу-бизнеса,  он  взял с собой и
Латэлу.
     Сегодняшняя встреча,  на которую торопилась Латэла,  должна  была
стать  первым  крупным  проектом  на новом рабочем месте.  Кунг Варлан
никогда заранее не сообщал своим сотрудникам о  том,  какой  товар  им
придется   рекламировать.   Он  предпочитал  общий  "мозговой  штурм",
начинающийся  с  "чистого  листа".  Кунг  считал,  что  это  позволяет
избежать  въевшихся в сознание штампов и домашних заготовок,  мешающих
высвобождению творческих способностей.

                               * * *

     Латэла начала с волнением поглядывать на часы.
     - Надо было выезжать еще раньше,  -  произнесла  она,  недовольно
рассматривая  соседние  автомобили.  -  Вот если я когда-нибудь получу
разрешение на владение винтолетом...
     Летательные аппараты для  рядовых  граждан  были  недоступны.  Их
использовали государственные структуры, высокопоставленные чиновники и
руководители крупных корпораций.  Но и у Латэлы  также  был  некоторый
шанс.  Если бы ее перевели в отдел политической рекламы,  она могла бы
получить такое разрешение.
     Собственно, от уровня шоу-бизнеса до  уровня  политики  оставался
всего   один  шаг.  Но  очень  многие  рекламисты  так  никогда  и  не
поднимались на  вершину  карьеры.  Для  этого  требовались  не  только
выдающиеся   способности,   но   и   связи  с  влиятельными  людьми  и
организациями.  Ведь рекламные проекты  отдела  политики  возносили  и
ниспровергали  не  только отдельных политических деятелей,  но и целые
партии, а иногда и целые государства.
     Латэла волновалась напрасно.  Через некоторое время  она  увидела
знакомые   очертания   центрального   небоскреба   Главного  Агентства
Пропаганды.  Агентство  занимало  несколько  кварталов  гигаполиса   и
являлось  своеобразным "городом внутри города".  Тут имелись и офисные
здания,  и  конструкторские  лаборатории,  и  павильоны   для   съемок
рекламных роликов,  и ангары для хранения разнообразного реквизита: от
иголок  до  авиалайнеров.  Поэтому  сотрудники  Агентства   Пропаганды
называли место своей работы просто "Комплексом".
     "Валангар" Латэлы   остановился   возле   одного   из   подъездов
центрального небоскреба, где размещались офисы управляющего персонала.
Высадив хозяйку,  лимузин самостоятельно отправился на автостоянку,  а
Латэла вошла внутрь здания.
     На первом этаже было  довольно  оживленно.  Рабочий  день  только
начинался,  и  сотрудники торопились на свои места.  Десять скоростных
лифтов  едва  справлялись  с  людским   потоком,   возле   их   дверей
образовалась  небольшая  очередь.  Латэла  поприветствовала нескольких
знакомых.  Она не торопилась и,  ожидая пока очередь  толпа  у  лифтов
немного   рассосется,  остановилась  возле  большого  голографического
телеэкрана. Он был настроен на новости Круглосуточного Информационного
Канала.
     Латэла увидела  на  экране  знакомую,  недавно  виденную картину:
красный "Ралсин-340" и приземлившийся возле него полицейский винтолет.
Старушки  видно  не  было,  рядом  с  корреспондентом находился только
полицейский с электрошоковой дубинкой.
     Корреспондент бодрой скороговоркой вещал:
     - Я нахожусь на месте,  где всего несколько минут назад произошла
ужасная  автомобильная  катастрофа.  "Дарвейр",  на котором ехал Ланар
Кирс,  сын известного и всеми любимого кинорежиссера Крейла Кирса, был
нагло и бесцеремонно протаранен вот этим самым красным "Ралсином",  за
рулем которого сидела некая Дабра Калтоу.  К счастью,  Ланар  Кирс  не
пострадал.   Он   и   его   друзья  самостоятельно  задержали  опасную
преступницу,  а вовремя подоспевшие сотрудники полиции взяли  ситуацию
под  свой  контроль.  Сейчас  рядом  со мной находится офицер дорожной
службы Кирн Зейри. Скажите, Кирн, что здесь произошло?
     - Ну-у-у,  -  протянул  полицейский,  собирая  воедино  все  свои
небогатые умственные способности,  - значит,  дело было так.  В общем,
видите ли,  этот вот ехал оттуда, а вот она - отсюда. Тут, значит, это
самое и случилось. Короче говоря, лишь мое вмешательство спасло Ланара
Кирса от покушения...
     - От покушения?!  -  сразу  подхватил  корреспондент.  -  Полиция
считает,   что  это  было  покушение  на  сына  нашего  замечательного
кинорежиссера Крейла Кирса?!
     - Ну-у-у,  окончательного решения  еще  нет.  Предстоит,  значит,
следственная работа.  Работа глубокая,  серьезная.  В общем,  мы будем
отрабатывать сразу несколько версий. Покушение - только одна из них...
     Корреспондент вновь взял инициативу в свои руки:
     - Еще раз повторяю для наших зрителей:  несмотря на то,  что  его
жизнь  подвергалась  серьезной  опасности,  Ланар  Кирс  не  только не
пострадал, но и нашел в себе силы и мужество, чтобы вступить в схватку
с  вооруженным  бандитом.  Я  буду держать вас в курсе всех дальнейших
обстоятельств расследования этого чудовищного преступления. С вами был
Парол  Ватар  --корреспондент  Круглосуточного Информационного Канала.
Наши новости - самые достоверные! А сейчас мы прервемся на рекламу...
     Дальше Латэла смотреть не стала.  Корреспонденты  Информационного
Канала  могли  раскрутить  новость  дня  даже  из нечаянно оброненного
носового   платка.   Латэла   могла   бы   по-хорошему    позавидовать
профессионализму Парола Ватара...  Но что-то внутри нее внезапно этому
воспротивилось.  Латэла   невольно   вспомнила   хлипкую   старушонку,
избиваемую четырьмя крепкими парнями.  А теперь на нее теперь вешали и
дело о покушении на сына популярного кинорежиссера.
     - На месте Крейла Кирса я  бы  использовала  эту  историю,  чтобы
лишний   раз   засветиться   на  телеэкране,  -  пробормотала  Латэла,
направляясь к лифтам.
     Разумом она понимала,  что скандал - лучшая  реклама  для  любого
публичного деятеля, но в глубине души вдруг почувствовала отвращение к
подобному способу раскрутки,  построенному на лжи и извращении фактов.
Это удивило Латэлу.  Никогда раньше подобные чувства ее не беспокоили.
Латэла привыкла добиваться победы любыми способами,  и  полагала,  что
только так можно достичь успеха в этом мире.  Сомнения в правомерности
тех или  иных  действий  ограничивали  рекламиста  и,  соответственно,
вредили профессиональной деятельности.
     - Непременно  надо  рассказать  обо всем моему психоаналитику,  -
решила Латэла.  - Сначала странный сон,  потом  эти  нелепые  мысли  в
голове...
     - Ты  с  кем-то  разговариваешь,  Латэла?  -  послышался голос за
спиной.
     Латэла обернулась и сложила губы в дежурную улыбку.  Это был  Фод
Провейн  -  младший рекламист отдела шоу-бизнеса,  молодой человек лет
двадцати  пяти,  который  все  свои  силы  и  способности  тратил   на
построение  собственной  карьеры.  Правда,  особыми  талантами  Фод не
блистал,  но Латэла знала,  что он  будет  участвовать  в  сегодняшнем
"мозговом штурме" вместе с ней и другими рекламистами.
     Они вошли  в скоростной лифт вместе с двумя десятками сотрудников
из других отделов.
     Фод достал  из  своего  блестящего  кожаного  портфеля  несколько
листов бумаги и заговорил:
     - Представляешь,  Латэла, я сегодня ночью придумал забойную фишку
для старых мультяшек!
     Встретив недоуменный взгляд девушки,  Фод  рассмеялся  и  стукнул
себя ладонью по лбу:
     - Извини,  забыл.  Ты же недавно в нашем отделе, и не знаешь, что
мне  поручили  разработать  анонсы  для  показа  старых  мультфильмов.
Народный  Развлекательный Канал хочет снова выпустить их на телеэкран.
Для этого они перевели рисованные картинки в объемные голографии.  А я
должен придумать анонсы, которые соберут детей у телевизоров.
     Латэла подумала  про  себя:  "Какой  примитив - анонсы для старых
мультиков. Впрочем, что еще могут поручить младшему рекламисту?"
     Но Фод был настолько увлечен  своим  рассказом,  что  не  заметил
равнодушно-презрительного выражения лица Латэлы.  Он нашел среди своих
бумажек нужную и прочитал, тщательно выговаривая каждое слово:
     - Вот один из моих анонсов:  "Неудержимая страсть к свежему  мясу
превратила  Волка в кровожадного хищника.  От него невозможно укрыться
даже за стенами собственного дома.  Кто тот последний  герой,  который
сможет  остановить  череду  кровавых убийств?  Смотрите леденящий душу
триллер "Три поросенка" на Эн-Эр-Ка!"
     Аббревиатуру Народного  Развлекательного  Канала  Фод  отчеканил,
смакуя каждую букву.  Он старался подражать диктору, озвучивавшему все
анонсы телеканала, и получалось у него довольно похоже.
     Увидев, что  Латэла  заинтересовалась,   Фод   с   воодушевлением
продолжил:
     - А  вот  еще один анонс:  "Семеро безбашенных юнцов остались без
присмотра. Что ждет их в жестоком мире, где под маской самого близкого
существа  скрывается свирепое чудовище?  Удастся ли кому-нибудь из них
выжить в кровавой мясорубке?  Смотрите захватывающий  боевик  "Волк  и
семеро козлят" на Эн-Эр-Ка!"
     Но Фод  ошибся,  приняв  интерес  Латэлы  за одобрение.  Сознание
девушки опять раздвоилось.  Разумом она оценила удачную находку  Фода,
которая  соответствовала  и  стилю  НРК,  и  запросам  смотревших  его
телезрителей.  Но в глубине души Латэла ужаснулась тому,  что добрые и
веселые  мультфильмы,  на  которых выросли еще ее родители,  и которые
сама она не раз смотрела в детстве, превратились в триллеры и боевики,
и без того оккупировавшие все кинотеатры и телеканалы.
     - Фод,  ты  сам-то  понимаешь,  насколько  чудовищно  то,  что ты
делаешь? - спросила Латэла.
     Фод не понял смысла заданного вопроса.  Но он  выхватил  из  него
нужное слово и просиял:
     - Спасибо за подарок,  Латэла,  я твой должник.  Куда бы вставить
слово "чудовищно"?  Ага! "Нищая, но молодая и смазливая девица обманом
проникает  в  королевский  дворец.  Сможет ли она соблазнить невинного
юного принца и завладеть  его  сердцем  и  троном?  Будет  ли  раскрыт
ЧУДОВИЩНЫЙ      обман      коварной     обольстительницы?     Смотрите
обжигающе-страстную эротическую драму "Золушка" на Эн-Эр-Ка!"
     К счастью, в это время лифт остановился на нужном этаже, и Латэле
не  пришлось объяснять энергичному молодому человеку,  что она имела в
виду.
     Выйдя из лифта,  Латэла  и  Фод  прошли  по  широкому  пустынному
коридору  и  вошли в зал для особо важных совещаний.  Вокруг огромного
стола уже сидели трое пришедших ранее сотрудников и  горячо  обсуждали
видеоролики,  демонстрировавшиеся  на огромном голографическом экране,
занимавшем целую стену.  Самого Кунга Варлана и неизвестных заказчиков
пока не было.  Стеклянная дверь,  ведущая на широкую террасу с садом и
бассейном,  была раскрыта.  В общем,  все было готово  для  "мозгового
штурма". Оставалось только указать цель рекламной кампании.
     Чтобы избавиться  от  привязчивого Фода,  Латэла подсела к столу.
Оказалось,  что один из старших рекламистов Роан Матл  показывал  свою
последнюю разработку - рекламный ролик группы "Крутой Забой",  который
был заказан перед  очередным  шоу-туром.  Коллеги  хвалили  мастерство
своего     товарища     и    высмеивали    интеллектуальный    уровень
"платежеспособного стада", которое купит билеты на эти выступления.
     Особенный восторг  собравшихся  вызвал  видеоряд,  сопровождавший
следующие строки одной из песен "Крутого Забоя":

     Люби свою мамашу, люби свою сестру.
     Когда любить закончишь, сожги их на костру!

     - Почему  "на  костру",  а  не "на костре"?  - спрашивали у Роана
Матла.
     Тот с улыбкой отвечал:
     - Так написал поэт  группы  по  прозвищу  Ту-Та,  то  есть  Тупой
Тарантул.  Я  не  стал  править  текст.  Быдло любит "Крутой Забой" за
неграмотность и косноязычность.  Это сближает искусство и массы. Людям
хочется видеть на экране похожих на себя скотов. Они готовы платить за
это, и мы обеспечиваем зрелище, удовлетворяющее их запросы...
     Постепенно в зале собирались и остальные сотрудники отдела  Кунга
Варлана.  Его секретарша Манла Далог появилась одной из последних. Она
на ходу разговаривала по мобильному телефону.
     Закончив разговор,  Манла приколола миниатюрный аппарат на лацкан
своего пиджака и объявила:
     - Встреча  задерживается.  Кунг  Варлан ожидает нашего клиента на
винтолетной площадке на крыше.
     - Если не секрет, кого это мы ждем? - спросил Роан Матл.
     - Думаю,  что  кое-кому  это  уже  известно,  -  Манла   оглядела
собравшихся,  но  никто  не  признался.  -  Ну  что же,  Варлан уже не
скрывает имени нашего потенциального заказчика. Это Крейл Кирс.
     Отдел шоу-бизнеса  восторженно  загудел.  Известный  кинорежиссер
брался  только  за самые высокобюджетные фильмы и был связан с высшими
политическими кругами государства.  Сотрудничество  с  ним  сулило  не
только высокие доходы,  но и перспективы перехода в отдел политической
рекламы.
     Латэла громко сказала:
     - Я знаю,  почему Крейл Кирс задерживается. Сегодня утром его сын
попал в автомобильную аварию.
     Латэла оказалась  в  центре  всеобщего внимания.  Оказалось,  что
никто  не  знал  об   утреннем   происшествии.   Впрочем,   это   было
неудивительно.  Из огромного потока новостей,  извергающегося на людей
через десятки  информационных  каналов,  трудно  было  выбрать  нужные
сведения.  Поэтому  своей осведомленностью Латэла еще раз подтвердила,
что не напрасно  занимает  должность  старшего  рекламиста,  постоянно
находящегося в самом центре событий.
     Латэла кратко  пересказала  своим коллегам репортаж,  увиденный в
новостях Круглосуточного Информационного Канала. Об истинном положении
дел она умолчала. Латэла не так давно работала в отделе шоу-бизнеса, и
поэтому не знала, насколько откровенно можно общаться с коллегами.
     Впрочем, комментарий Роана Матла показал,  что  обстановка  здесь
достаточно непринужденная.
     - Я думаю,  - сказал Роан,  - что единственная опасность, которая
грозит Ланару Кирсу - это смерть от алкогольной  интоксикации  или  от
передозировки наркотиков. Как говорится, кому суждено быть повешенным,
тот не утонет.
     Пока рекламисты перебрасывались шуточками по поводу того, что сын
гениального режиссера по-своему гениален, но только в области пагубных
привычек, время летело быстро и незаметно.
     Вскоре, переговорив по телефону, Манла Далог сообщила:
     - Винтолет Крейла Кирса приземлился.  Режиссер прибыл не один, но
Кунг Варлан запретил мне говорить, кто его спутник. Он сказал, что это
приятный сюрприз для всех представительниц прекрасного пола.
     - Ну,  что же, прекрасные дамы, у вас есть несколько минут на то,
чтобы приготовиться к обещанному сюрпризу! - с улыбкой воскликнул Роан
Матл.
     Действительно, пока отдельный лифт вез Кунга Варлана и клиентов с
винтолетной площадки вниз, прошло несколько минут.
     Наконец, двери  растворились,  и  в  зал  вошли  начальник отдела
шоу-бизнеса, кинорежиссер Крейл Кирс и... любимец всех женщин половины
планеты,  знаменитый  кино-  и  телеактер  Райнол Равалдо.  За спинами
режиссера   и   актера   маячили   четверо   рослых   и   широкоплечих
телохранителей.
     Все присутствующие   встали   и  аплодисментами  поприветствовали
высоких  гостей.  Крейл  Кирс   и   Райнол   Равалдо   заулыбались   и
раскланялись,  словно получали очередные награды за выдающийся вклад в
мировую культуру. Затем все сели за стол, а телохранители заняли места
возле дверей.
     Первым делом   все  рекламисты  продемонстрировали  озабоченность
драгоценным  здоровьем  Ланара  Кирса.  Несмотря  на  то,  что   всего
несколько  минут  назад  в зале раздавались совершенно противоположные
высказывания,  слова   опытных   профессионалов   звучали   совершенно
искренне.
     Крейл Кирс с удовольствием поблагодарил за участие и сказал,  что
сейчас его сын вне опасности,  и  что  некоторое  время  ему  придется
пробыть под наблюдением врачей, чтобы избавиться от шока.
     Рекламисты понимающе  и сочувствующе покивали головами.  На самом
деле все знали, что врачи будут лечить Ланара Кирса от наркотической и
алкогольной   зависимости.  Наверняка,  и  сам  Крейл  Кирс  прекрасно
понимал,  что присутствующим в этом  зале  известны  и  обстоятельства
аварии,  и  истинное  состояние  его  сына.  Но  внешне  все соблюдали
установленные правила приличия.
     Латэла вновь вспомнила избитую старушку.  Если рекламисты  щадили
чувства Крейл Кирс,  то полиция едва ли сейчас особенно церемонилась с
"преступницей".
     После обмена любезностями беседа перешла в сугубо деловое русло.
     Крейл Кирс кратко рассказал о том,  что  привело  его  в  Главное
Агентство Пропаганды:
     - Я  намерен начать съемки нового кинофильма с Райнолом Равалдо в
главной роли.  Сценарий еще не закончен,  но основная идея - борьба  с
международным терроризмом.  Герой Равалдо возглавляет отряд коммандос,
отправляющийся в пустыни Дабистанала,  чтобы уничтожить базу торговцев
оружием.
     - Это не будет продолжением фильма "Кровавая разборка"? - спросил
Кунг Варлан.
     - Нет,  - ответил Крейл Кирс. - Я хочу снять совершенно отдельный
фильм с оригинальным сюжетом.
     На счет   "оригинальности"   сюжета   можно  было  бы  поспорить.
Киностудии сняли уже не  менее  сотни  фильмов  на  подобную  тему.  В
"Кровавой  разборке" Райнол Равалдо сыграл роль полицейского - бывшего
морского пехотинца,  который  отправился  в  джунгли  Фаралана,  чтобы
спасти друга, попавшего в плен к наркоторговцам.
     Латэла просматривала  подобные  "шедевры"  лишь  в силу служебной
необходимости.  Слишком о многом ей напоминали эти  схожие  однотипные
сюжеты.  Ее  отец  был  ветераном  морской  пехоты,  получил несколько
ранений  в  тайных  правительственных  операциях,  стал  инвалидом   и
оказался  за  бортом  жизни  без средств к существованию.  Такова была
судьба истинных, а не придуманных героев.
     Тем временем рекламисты начали "мозговой штурм".  Один за  другим
предлагались  варианты  названия  фильма,  главного рекламного девиза,
методов раскрутки и продвижения основных и сопутствующих товаров. (Под
основным  товаром подразумевался прокат фильма в кинотеатрах,  продажа
видеокассет и демонстрация  на  телеканалах.  Сопутствующими  товарами
являлись  сувениры,  одежда  с символикой фильма,  игрушки - персонажи
фильма, даже продукты питания "под коммандос".)
     Кунг Варлан и заказчики пока не принимали участия  в  обсуждении.
Начальник  отдела  шоу-бизнеса старался выловить из потока идей нужную
оригинальную фразу.  Но пока ничего путного не выходило.  Сюжет фильма
был до неприличия примитивен, и из-за этого придумать что-то новое для
его раскрутки было очень сложно. Но рекламисты не могли указать Крейлу
Кирсу  на  недостатки его очередного творения,  поэтому им приходилось
работать с тем материалом, который имелся в наличии.
     Латэла также  пока  не  произнесла  ни  слова.   Воспоминания   о
родителях направили ее мысли совершенно в другую сторону.  Отец умер в
нищете,  мать  до  сих  пор  жила  в  провинциальном  городке.  Латэла
пересылала  ей  деньги,  но  делала  это  не так часто,  как могла бы.
Поэтому сейчас она  внезапно  испытала  давно  забытое  и  заглушенное
благополучной жизнью чувство стыда.
     От тяжелых  мыслей  Латэлу  отвлек  обращенный к ней вопрос Кунга
Варлана:
     - Какой рекламный слоган предложит нам старший рекламист?
     Латэла открыла рот и неожиданно для самой себя произнесла:
     - Еще одна сказка о нашей победе.
     Разговоры мгновенно стихли.
     - Что? - переспросил Варлан. - Что ты сказала?
     - Я думаю,  что этот фильм должен называться "Картонные герои", а
слоган будет звучать так: "Еще одна сказка о нашей победе".
     Повисла мертвая тишина.
     Крейл Кирс прошипел:
     - Если  это  шутка,  то  неудачная.  Мы  собрались,  чтобы делать
бизнес, а не выслушивать глупые шутки.
     В отличие от  рекламистов,  кинорежиссер  всерьез  верил  в  свою
исключительную  гениальность  и  неоспоримую правоту.  Или,  возможно,
просто профессионально играл свою роль.
     - Мои  слова  ничуть  не  глупее,  чем  ваши  фильмы,  -   твердо
произнесла Латэла и сама ужаснулась своим словам.
     От подобного оскорбления всенародно любимый режиссер остолбенел и
не смог достойно ответить.
     Зато открыл рот Райнол Равалдо.  Но вместо того,  чтобы возразить
по  существу,  актер  заговорил  заученными  фразами  одного  из своих
персонажей:
     - Наша Велпасия - самое лучшее и влиятельное государство,  гарант
стабильности  и  безопасности  во  всем  мире.  Наши  солдаты  - самые
мужественные ребята, которые готовы отстаивать наш закон и наш порядок
в любой точке планеты.
     - Уж ты-то помолчал бы! - презрительно бросила Латэла. - Здесь ты
можешь  не  играть  очередную  героическую  роль.  Мы  не   стадо,   а
трезвомыслящие люди.
     - Позор предателям родины и демократии! - воскликнул Равалдо.
     - Ваша демократия - ложь и лицемерие! Не далее, как сегодня утром
свински пьяный сын Крейла Кирса вместе с тремя дружками избил немощную
старушку.  Но  наша демократия защищает не справедливость,  а интересы
богачей.  Старушку обвинили в вымышленном преступлении,  а  подонка  и
негодяя объявили едва ли не национальным героем. Это омерзительно!
     Побелевший Кунг Варлан привстал на дрожащих ногах и проорал:
     - Во-о-он!
     - Мне самой противно здесь находиться. Тут рассадник яда, который
отравляет Велпасию, отравляет весь мир.
     Латэла встала со  своего  места  и  сделала  несколько  шагов  по
направлению к выходу. Но потом она обернулась и добавила:
     - Мой  отец был настоящим героем.  Он воевал на настоящей войне и
получал настоящие ранения.  А за это наша прекрасная  Велпасия  выдала
ему нищенскую пенсию, на которую невозможно было прокормиться и одному
человеку,  не  то  что  содержать  семью.  А  ты,  Равалдо  -   жалкое
ничтожество.  Всем известно,  что все твои трюки выполняют дублеры,  а
сам  ты  способен  лишь  демонстрировать   свою   мужественно-слащавую
мордашку.  Но  на  этом  твоя  мужественность  и  заканчивается.  Твой
рекламный агент платит актрискам,  чтобы они в интервью называли  тебя
лучшим в мире любовником. Но все знают, что это ложь, и что в любви ты
также немощен, как и на экране.
     - Ах ты,  тварь!  - взвизгнул Райнол Равалдо,  вскочил с места  и
кинулся наперерез уходившей Латэле.
     Непонятно было,  что актер собирался сделать. Он занес руку не то
для удара,  не то собираясь совершенно по-женски  вцепиться  Латэле  в
волосы.
     В далеком-далеком  детстве отец пытался научить Латэлу нескольким
боевым  приемам.  Он  полагал,  что  это  поможет   его   дочери   при
необходимости  защититься  от  чересчур назойливых приставаний парней.
Конечно,  Латэла давно уже забыла все эти  уроки.  Но  теперь,  увидев
занесенную над ее головой руку,  она среагировала быстро, решительно и
совершенно неожиданно для себя самой.
     Латэла перехватила запястье Равалдо,  завернула ему руку за спину
и отвесила хороший пинок пониже спины.  Дальнейшие события произошли в
течение  всего  нескольких   мгновений.   Актер,   пытаясь   сохранить
равновесие  и  удержаться  на  ногах,  каким-то  нелепым боковым ходом
пересек зал,  выскочил через открытую дверь  на  террасу,  перевалился
через невысокие перила и исчез из вида.
     Кто-то из  женщин вскрикнул.  Кто-то потерял сознание.  Некоторые
вскочили со своих мест, да так и замерли, не зная, что делать.
     Латэла также  застыла.  Подобного  исхода  она  не  желала  и  не
предполагала.  И  расстояние-то  до террасы было немалое.  То,  что от
легкого толчка Райнол Равалдо отлетел на два десятка  шагов,  казалось
совершенно  невероятным.  И  тем не менее,  это произошло.  Знаменитый
актер,  без всяких сомнений, лежал сейчас на мостовой. Падение с такой
высоты должно было превратить его тело в кровавую кляксу.
     Латэла вновь  вспомнила  свой сон.  Неужели в ней проявилась сила
Найи Кайдавар?  Нет.  Она не чувствовала ни сверхчеловеческой мощи, ни
хладнокровной радости от убийства.  Что же тогда произошло? Почему она
разговаривала и поступала так,  словно ею руководил совершенно  другой
человек? Размышления Латэлы были прерваны шумом.
     После минутного    оцепенения   одновременно   заговорили   сразу
несколько человек:
     - Убийство!
     - Она убила Райнола Равалдо!
     - Вызовите полицию!
     Из общего хора выбивались лишь причитания Крейла Кирса:
     - Какая неудача.  Ведь я так рассчитывал  на  Райнола.  А  теперь
придется переписывать сценарий под Кела Вардана.
     На Латэлу  с  ужасом  и  каким-то  затаенным  восторгом  смотрели
несколько десятков человеческих глаз.  "Бежать!" - мелькнула  мысль  в
сознании девушки. Она попятилась к дверям.
     - Задержите ее! - приказал Кунг Варлан телохранителям.
     Четыре здоровяка  были  шокированы  точно также,  как и остальные
находившиеся в зале люди.  Их готовили к  различным  ситуациям,  когда
жизни охраняемых объектов будет угрожать опасность, но произошедшее не
вписывалось  ни  в   одну   из   заранее   продуманных   схем.   Мозги
телохранителей   были  натренированы  гораздо  хуже,  чем  тела,  и  к
самостоятельным размышлениям  были  плохо  приспособлены.  Но  теперь,
получив прямой и четкий приказ, эти громилы начали действовать.
     Телохранители двинулись навстречу Латэле, растопырив руки, словно
ловили не человека, а дикое животное. Латэла на секунду испугалась, но
потом решительно пошла к выходу. Она вновь утратила контроль над своим
телом.  Некто,  сидящий внутри ее сознания,  не сомневался  в  победе.
Телохранители  оказались  не  готовы  к  стремительной  атаке  молодой
женщины.  Недостаток  силы  Латэла  компенсировала   молниеносными   и
неотразимыми   ударами.   Через   несколько   мгновений   все  четверо
телохранителей лежали на полу,  а Латэла беспрепятственно выскочила  в
коридор и вызвала кабину лифта.
     К ее  радости,  лифт  прибыл  почти мгновенно,  так как находился
этажом выше,  и внутри кабины не оказалось ни одного  человека.  Когда
двери  закрылись,  послышались  звуки  выстрелов,  и  в отполированных
металлических  створках  появились  пулевые  отверстия.  Телохранители
быстро пришли в себя и применили огнестрельное оружие.
     Латэла ничком распласталась на полу, но ураганный огонь достал бы
ее и там, если бы кабина лифта не поехала вниз.
     Латэла вскочила на ноги и нажала  на  кнопку  следующего  нижнего
этажа.  Она  понимала,  что этот лифт остановят и блокируют в шахте до
того, как она успеет опуститься на первый этаж.
     - Неужели  это  происходит  на  самом  деле?  -  как  заклинание,
твердила Латэла. - Неужели это происходит со мной?
     На какое-то  мгновение  мелькнула  мысль о том,  что надо сдаться
полиции  и  отдаться  на  милость  правосудия.  Но  это  пораженческое
настроение  тут  же  сменилось  боевым  задором,  пришедшим неизвестно
откуда.
     - Я схожу с ума!  - воскликнула Латэла.  - Я схожу с ума! Все это
мне только кажется.
     Но, к  сожалению,  это  был не сон и не мираж,  а самая настоящая
реальная жизнь,  пусть даже похожая на один из тех  боевиков,  которые
так презирала Латэла.
     Когда двери лифта раскрылись,  Латэла увидела длинный коридор, по
которому бегали люди с кипами бумаг и коробками видеокассет.  На  этом
этаже  Латэла  никогда не была,  но знала,  что его и последующие семь
этажей вниз занимают офисы сценаристов и режиссеров, которые воплощали
в  жизнь  идеи  рекламистов  отдела  шоу-бизнеса.  В отличие от офисов
рекламистов, чья творческая интеллектуальная работа требовала тишины и
уединения  (за  исключением  редких  "мозговых штурмов",  предваряющих
разработку крупного проекта), здесь царила деловая суета.
     По-видимому, тут еще никто  не  знал  о  том,  что  произошло  на
верхнем  этаже.  Поэтому  Латэла беспрепятственно смешалась с толпой и
пересела в другой  лифт.  В  кабине  находилась  видеокамера,  поэтому
Латэла  встала лицом к стене.  Если ее поведение и вызвало недоумение,
то вслух его никто не выразил.
     Латэла пока не видела ни  внутренней  охраны  Главного  Агентства
Пропаганды,  ни  полиции,  но  предполагала,  что на нее уже объявлена
самая настоящая охота.  Латэла достаточно хорошо знала  методы  работы
охранников  и  полицейских  по  фильмам  и  документальным репортажам.
Поэтому еще до входа в лифт  избавилась  от  мобильного  телефона,  по
сигналу которого ее могли выследить.
     Проехав шесть  этажей,  Латэла вновь пересела на другой лифт.  На
следующих этажах размещался отдел продовольственных товаров, в котором
она проработала несколько лет - вначале секретаршей, а потом и старшим
рекламистом.  Здесь ее  многие  знали,  и  поменять  лифт  она  решила
заранее, чтобы не встречаться со знакомыми в коридоре.
     Правда, эти  меры  предосторожности не помогли.  В лифт вошли две
девушки,  с которыми Латэла поддерживала приятельские отношения еще во
времена секретарской работы. Но карьера Латэлы резко пошла вверх, а ее
подружки так и  остались  секретаршами.  Последний  раз  они  виделись
больше месяца назад.
     Одна из   девушек,  Дамина,  с  восторгом  и  затаенной  завистью
оглядела Латэлу с ног до головы:
     - Здравствуй,  милочка.  Давно  ты   не   радовала   нас   своими
посещениями.  Впрочем,  обладательнице  одежды от Дома Данликалло ни к
чему водить дружбу с простыми секретаршами.
     Только теперь Латэла заметила,  что ее офисный костюм  ничуть  не
пострадал  от  схватки с телохранителями.  Это удивило ее даже больше,
чем  то,  что  она  смогла  легко  победить   четверых   тренированных
охранников.
     Вторая девушка, Лакида, не была столь язвительна:
     - Латэла,   как  у  тебя  дела?  Как  с  личной  жизнью?  Ты  еще
встречаешься с Набом Шуадом?
     - С кем? - переспросила Латэла, думая совершенно о другом.
     - Ну, с тем симпатягой, с которым ты познакомилась на вечеринке у
Рапила?
     Латэла с  трудом вспомнила,  что,  действительно,  какое-то время
была немного влюблена в менеджера автоторговой фирмы  Наба  Шуада.  Но
расстались  они  так же легко,  как и познакомились.  После нескольких
встреч ни Латэла, ни Шуад не нашли друг в друге ничего особенного.
     Однако ложь так глубоко въелась в сознание всех людей, работавших
в  Главном  Агентстве  Пропаганды,  что  даже в обыденной жизни они не
могли говорить правду.
     Поэтому подружки услышали другую версию:
     - Я дала Шуаду полную отставку.  Он преследовал меня, как маньяк.
Спал в машине у моего дома, чтобы утром подарить букет цветов, водил в
самые дорогие рестораны.  Но мне он надоел,  и я его отшила. Он до сих
пор пытается со мной встретиться. Страдает, бедняга.
     - Правда? - хором воскликнули Лакида и Дамина.
     Латэла увидела, что лифт приближается к нужному ей этажу и нажала
на кнопку остановки.
     Затем она повернулась к подружкам  и  рассмеялась  с  истеричными
интонациями:
     - Конечно,  неправда!  Правда в том,  что несколько минут назад я
убила Райнола Равалдо и сейчас скрываюсь от полиции.
     Девушки присоединились к ее смеху.
     - С чувством юмора у  тебя  все  в  порядке!  -  сказала  Лакида,
доставая из сумочки зеркало, чтобы проверить макияж.
     - Куда уж лучше...
     Двери лифта открылись.  Латэла запнулась на полуслове. В коридоре
стояли  двое  охранников  и  сжимали  в  руках  направленные  на   нее
пистолеты.
     - На колени! Руки за голову! - крикнул один охранник.
     Лакида, Дамина  и другие женщины,  ехавшие в лифте,  оглушительно
завизжали.
     Воспользовавшись секундным  замешательством  охранников,   Латэла
пригнулась и прыгнула вперед.  Она ушла с линии огня, и пули пролетели
над ее  головой.  Латэла  перекатилась  через  голову  и  ударами  ног
повалила  охранников  на  пол,  не  дав  им  сделать  больше ни одного
выстрела.
     В лифте позади нее послышались крики раненных.  Но  у  Латэлы  не
было  времени выяснять,  кто пострадал.  Она подняла с пола выроненные
охранниками пистолеты и помчалась по коридору.
     На этом этаже Латэла  остановилась,  так  как  знала,  что  здесь
находится  навесной  мост-переход  из  офисного  небоскреба в соседнее
здание,  где располагались съемочные студии.  Но,  как  оказалось,  не
только  она помнила об этом пути отступления.  Охранники,  несомненно,
ожидали, что она воспользуется этой дорогой.
     Поэтому Латэла изменила свой первоначальный  план.  Вместо  того,
чтобы   бежать   к   переходу,  она  повернула  к  пожарной  лестнице.
Спустившись по безлюдной лестнице на  два  этажа  вниз,  Латэла  вновь
вернулась  в  общий  коридор  и  смешалась  с  толпой.  Пистолеты  она
выбросила в ближайший бак для мусора.
     Стараясь не попадать в объективы видеокамер, Латэла направилась к
лифтам.  Она  надеялась,  что ей удалось запутать следы и на некоторое
время сбить преследователей со следа.
     Действительно, в лифте на Латэлу никто не обратил  внимания.  Она
беспрепятственно  спустилась  на  третий  этаж небоскреба.  Ехать вниз
Латэла не решилась. Она нисколько не сомневалась в том, что все выходы
из здания заблокированы.
     Но существовал  еще один способ бегства,  о котором полиция могла
не  догадаться.  Латэла  быстрым  шагом  пошла  по   этажу,   стараясь
сориентироваться  в переплетении коридоров,  дверей и перегородок.  На
третьем этаже располагались помещения  для  обслуживающего  персонала:
уборщиков,  почтальонов, электриков, механиков. Здесь было многолюдно,
но Латэла в своем дорогом костюме слишком выделялась из  общей  массы.
Люди оборачивались ей вслед, и Латэла поняла, что у нее в запасе всего
несколько минут.
     К счастью,  Латэла быстро нашла то, что искала. Зайдя в подсобное
помещение,  где  были  сложены  штабеля  щеток  и  бастионы  пакетов с
чистящими средствами,  она  выглянула  в  окно  и  убедилась,  что  не
ошиблась.
     Прямо под  ней  виднелся  навес  над лавочкой торговца цветами из
сине-красной полосатой ткани. Еще вчера Латэла никогда не вспомнила бы
об  этой  лавочке  и  тем более никогда не нашла бы нужную дорогу.  Но
сегодня  все  ее  чувства  были  обострены  до  предела,  и  в  голове
разрабатывались совершенно четкие и решительные планы действий.
     Схватив щетку,  Латэла  одним  ударом  разбила  стекло  и  отбила
осколки по краям,  чтобы не порезаться.  На звон  сбежались  люди,  но
никто  не  решился  приблизиться  к  Латэле.  Поэтому  она  совершенно
спокойно взобралась на подоконник,  рассчитала силу прыжка и  с  силой
оттолкнулась обеими ногами.
     Навес из  плотной  ткани  мягко  принял  Латэлу,  и она без труда
соскользнула вниз.  Многочисленные прохожие наградили Латэлу  громкими
хлопками.  Люди  озирались в поисках кинокамер,  ничуть не сомневаясь,
что стали свидетелями одного из трюков снимаемого фильма.
     Латэла быстро зашагала по тротуару,  стараясь как  можно  быстрее
покинуть   окрестности   небоскреба.   За   спиной  она  услышала  рев
полицейских  сирен.  Быстро  обернувшись,  Латэла  увидела,  как   два
винтолета  кружат  возле  разбитого окна.  Еще один пролетел в сторону
небоскреба прямо над ее головой.
     Латэла поняла,  что ее голография еще  не  поступила  в  бортовые
компьютеры  полицейских  машин,  иначе  бы  ее  уже  засекли  сканеры.
Впрочем,  ждать оставалась недолго.  Скоро анализаторы запаха  соберут
образцы  на  подоконнике и на навесе и поведут винтолеты по "горячему"
следу.
     Латэла начала озираться вокруг,  ища пути для бегства.  И  нашла.
Правда, эта дорога была ей чужда и незнакома. Но ничего лучшего Латэла
не обнаружила, поэтому отправилась ко входу в Подземку.
     Вначале она удивилась,  увидев  в  престижном  районе  гигаполиса
указатель:  "Метростанция Площадь Кабирала",  но потом поняла,  что не
все люди,  работавшие  в  Главном  Агентстве  Пропаганды  и  окрестных
офисных   зданиях,   добираются   до  работы  на  личных  автомобилях.
Обслуживающий персонал вынужден был ежедневно пользоваться Подземкой.
     Осторожно, словно пробираясь во вражеский лагерь,  Латэла  прошла
через  прозрачные  двери.  Ее обгоняли другие люди,  толкали в спину и
пихали в бок локтями.  Латэла уже начала  сомневаться  в  правильности
выбранного пути,  но приближавшийся звук полицейских сирен заставил ее
ускорить шаг.
     О Подземке Латэла знала не так уж  много.  В  основном,  все  эти
сведения  были  получены  из  боевиков,  в которых храбрый полицейский
спускался под землю,  преследуя опасного  преступника.  Подземка  была
оборотной  стороной  респектабельного  и  делового  гигаполиса Птиола.
Подземка состояла не только из метростанций,  метропутей  и  переходов
между   станциями.  Она  включала  в  себя  и  подземные  магазины,  и
автостоянки,   и   канализационные   тоннели,   и   электрошахты,    и
компрессорные   подстанции   водопровода,   и  прочие  коммуникации  и
сооружения, обеспечивавшие жизнь гигаполиса.
     Богатые обитатели Птиола  с  презрением  относились  к  тем,  кто
передвигался  на метропоездах или иных видах общественного транспорта.
Любой приличный человек обязан  был  иметь  личный  автомобиль,  класс
которого подчеркивал социальный статус владельца.  Тот, кто не обладал
автомобилем,  не мог  считаться  полноценным  членом  демократического
общества.
     Латэла также  разделяла  эти  убеждения,  ни  разу в жизни она не
пользовалась метропоездом, но именно в таинственной Подземке вынуждена
была теперь искать защиту и спасение.

                                * * *

     Вначале Подземка  не  показалась Латэле такой опасной и зловещей,
как ее изображали в фильмах и детективных романах. Конечно, люди здесь
выглядели чрезвычайно серо и однообразно,  лица их были осунувшимися и
усталыми.  Никто не улыбался, наоборот, стоя в очереди к преграждавшим
вход  турникетам,  люди  неприязненно  косились друг на друг на друга,
норовили подтолкнуть соседа,  словно надеялись,  что очередь от  этого
будет двигаться быстрее.
     Но грубость и неприветливость Латэла отнесла на усталость людей и
неустроенность их нищенского существования.  Она не столько  презирала
этих  простолюдинов,  не  сумевших  подняться  в этой жизни хотя бы на
первый "надземный" уровень, сколько жалела их.
     Латэла встала в  очередь,  но  внезапно  вспомнила,  что  все  ее
кредитные  карточки и наличные деньги находились в сумочке.  А сумочку
она оставила в зале совещаний. Там же остались и ее документы, и ключи
от дома, и дистанционный пульт управления автомобилем.
     - Впрочем,   едва   ли   мне   теперь  понадобятся  документы,  -
усмехнулась  Латэла.  -  Полиция   заберет   меня,   ориентируясь   по
голографии,  а  мой  дом и лимузин давно уже взяты под охрану.  Но вот
деньги сейчас бы пригодились...
     Однако воспользоваться деньгами для прохода через турникет Латэла
все  равно  бы  не  успела.  Обернувшись в очередной раз,  она увидела
вооруженных полицейских, бегущих ко входу в метростанцию.
     - Извините!  -  Латэла  начала  пробираться  вперед,  расталкивая
стоящих в очереди людей.
     - Куда лезешь?! - послышались недовольные голоса.
     - Не толкайся, корова!
     - Не пускайте ее без очереди!
     Особенно возмущались    женщины.    Мужчины    провожали   Латэлу
восхищенно-оценивающими взглядами и не столько  преграждали  ей  путь,
сколько  тянули  руки  к  ее  юному  ухоженному  телу.  На фоне женщин
Подземки  Латэла,  действительно,  выглядела,  как  сошедшая  с  небес
богиня.
     Латэла оборачивалась  все  чаще  и  чаще.  Полицейские  уже вошли
внутрь станции и теперь осматривали очередь у турникетов.  Латэлу  они
пока  не  замечали,  так  как  она  старалась  прятаться  за  особенно
массивными и рослыми мужчинами.
     Но удача не могла все время быть на стороне Латэлы.
     - Вот она!  - закричал  один  из  полицейских.  -  Латэла  Томпа,
приказываю немедленно остановиться!
     Латэла понадеялась  на  то,  что полицейские на станут стрелять в
толпу,  и рванулась к  турникету,  раскидывая  людей  в  стороны.  Она
перепрыгнула  через  створки  турникета  и тут же пригнулась,  так как
полицейские все-таки  открыли  огонь.  Пули  раскалывали  облицовочную
плитку на стенах,  рикошетили,  попадали в ни в чем не повинных людей.
Завсегдатаи Подземки привычно повалились ничком на  пол.  Закричали  и
застонали раненные.
     - Стой!  Будем стрелять на поражение! - кричали полицейские, хотя
стрельба уже началась, и появились первые жертвы.
      Разумеется, Латэла не остановилась.  Петляя  и  пригибаясь,  она
помчалась вниз по широкой лестнице.
     - Перекрыть   все   выходы!  -  слышала  Латэла  крики  отставших
полицейских. - Стой! Стой!
     Она вихрем промчалась по движущемуся эскалатору  и  оказалась  на
платформе.   Метропоездов   еще   не  было  видно,  и  Латэла,  быстро
осмотревшись,  побежала  к   указателю,   обозначавшему   переход   на
метростанцию  другой линии.  К ее удивлению,  находившиеся вокруг люди
ничуть не беспокоились,  слыша выстрелы и крики у  входа.  Они  понуро
торопились  по  своим делам и,  похоже,  мало интересовались тем,  что
происходило всего в какой-нибудь сотне метров от них.  Впрочем,  может
быть,  они  просто уже привыкли к перестрелкам и полицейским облавам в
Подземке.
     Все это  играло  на  руку  убегающей  Латэле.  Никто  не  помогал
полицейским,   никто   не   собирался   задерживать  бегущую  девушку.
Оказавшись на следующей платформе, Латэла увидела стоящий метропоезд с
открытыми   дверьми   и  полицейских,  пробирающихся  сквозь  толпу  с
противоположной  стороны  станции.  Полицейские  были  так   поглощены
преодолением встречного людского потока, что пока не замечали Латэлу.
     Воспользовавшись этим,  Латэла  вбежала  в  двери  метропоезда  и
постаралась встать так,  чтобы ее не  было  видно  с  платформы.  Люди
косились на хорошо одетую женщину, но молчали.
     Раздался механический голос:
     - Осторожно,  двери закрываются! Следующая метростанция "Проспект
Варолда".
     Двери с легким шипением закрылись.  Метропоезд тронулся с места и
начал  быстро набирать скорость.  Латэла увидела стоявших на платформе
полицейских, которые внимательно разглядывали внутренности двигавшихся
мимо вагонов.  Латэла села на корточки и укрылась за спинками сидений.
Она надеялась, что полицейские ее не заметили.
     Действительно, когда метропоезд остановился на следующей станции,
Латэла  не  увидела  ни  одного  полицейского.  Но  все же она вышла и
пересела на другую линию, чтобы окончательно запутать следы.
     В метропоезде,  на который она села,  пассажиров было немного.  С
одной стороны,  Латэле труднее было затеряться,  но, с другой стороны,
она  получила  возможность  сесть  на  свободное  сидение  и   немного
передохнуть.
     В горячке  погони  Латэла  думала  только о том,  как скрыться от
преследования.  Теперь  же,  получив  передышку,  она  осознала,   ЧТО
совершила, и ЧТО может ожидать ее в дальнейшем. И вновь Латэла ощутила
раздвоение сознания.  ПРЕЖНЯЯ Латэла пребывала в шоке  и  готова  была
упасть в обморок.  НОВАЯ Латэла испытывала гордость от того, насколько
ловко сумела оторваться от погони и раствориться  в  недрах  Подземки.
Обе   Латэлы   были  согласны  только  в  одном:  возврата  к  прежней
благополучной жизни нет и быть не может.


        Глава 6. Тайная жизнь Подземки гигаполиса Птиола.

     Должно быть,  на некоторое время Латэла задремала.  Но,  услышав,
что кто-то называет ее имя, мгновенно стряхнула дремоту и настороженно
огляделась.  Оказалось,  что опасности нет никакой.  Звук  исходил  из
портативного телеприемника, который держал в руках один из пассажиров.
Экрана Латэла не видела,  но звук был включен достаточно громко, чтобы
его  можно  было  расслышать  сквозь  стук колес метропоезда на стыках
рельсов.
     - ...Я,    Агала    Котран,    корреспондентка    Круглосуточного
Информационного  Канала,  получила самые свежие сведения о сегодняшнем
суперкровавом происшествии.  Напоминаю нашим  телезрителям,  что  речь
идет  об  особо  опасной  преступнице  Латэле Томпа,  на счету которой
десятки убитых и раненых...
     Услышав это,  Латэла  еще  раз   осмотрелась.   Ее   изображение,
наверняка,  уже демонстрировалось по всем телеканалам в каждом выпуске
новостей.  Пассажиры Подземки могли узнать ее и  сообщить  в  полицию.
Впрочем,  увидев  вокруг  себя  одни  лишь равнодушные,  безразличные,
унылые лица,  Латэла успокоилась.  Здесь,  в этом подземном мире, люди
были  настолько  озабочены  своими  собственными  проблемами,  что  не
обращали внимания на окружающих... Или делали вид, что не обращали...
     А телеприемник между тем продолжал вещать:
     - ...Сейчас у полиции нет уверенности,  явились  ли  преступления
Латэлы  Томпа  результатом внезапного помешательства,  или же они были
заранее  спланированы.  Известны  только  подтвержденные   свидетелями
факты:  вначале  Латэла  Томпа  убила  любимца всей Велпасии,  лучшего
актера десятилетия Райнола Равалдо и покушалась на  жизнь  величайшего
режиссера   современности   Крейла   Кирса.  Благодаря  решительным  и
мужественным действиям охраны Кирс остался цел и  невредим,  а  Латэла
Томпа  вынуждена  была  бежать.  При  попытке  задержать  ее  в здании
Главного  Агентства  Пропаганды  Латэла   Томпа   открыла   огонь   из
автоматического оружия. Были ранены несколько гражданских лиц...
     Латэлу не    удивила   подобная   ложь.   Ведь   не   станет   же
корреспондентка рассказывать,  что перестрелку в переполненных  людьми
лифтах и коридорах начала служба охраны.
     - ...После  этого  Латэла  Томпа  сумела  выбраться  из  здания и
попыталась  скрыться  на  метростанции  "Площадь  Кабирала".   Полиция
блокировала входы и сделала все возможное для обеспечения безопасности
пассажиров.  Несмотря на усилия мужественных стражей  порядка,  Латэле
Томпа удалось скрыться, оставив на своем кровавом пути десятки раненых
и убитых.  Некоторые офицеры службы безопасности полагают,  что Латэла
Томпа действовала не одна.  Ей,  несомненно, помогали сообщники. Иначе
как  объяснить,  что  преступница  сумела  скрыться  от  мощи   нашего
демократического правосудия? По данным из неофициальных источников мне
стало известно,  что речь может идти о принадлежности Латэлы  Томпа  к
тайной организации "Народные Мстители"...
     Дальше Латэла слушать не стала.  Агала Котран начала нести полную
чушь, которой могли поверить лишь неискушенные в рекламном и новостном
бизнесе   обыватели.   Тайные,  неуловимые  и  до  сих  пор  никем  не
разоблаченные  террористические  организации  Латэла   считала   очень
удачным вымыслом чиновников и оплачиваемых ими журналистов, на которые
списывались все происходившие аварии и катастрофы.
     Вместо того,  чтобы отчитываться об израсходованных финансах  или
расписываться в собственной профессиональной непригодности,  чиновники
заявляли,  что,  к примеру,  поезд сошел с рельс не  из-за  того,  что
деньги   на  ремонт  дороги  были  украдены,  а  по  причине  диверсии
какой-нибудь выдуманной "Армии Сопротивления".  Точно так же и теперь.
Полиция   не  могла  признать,  что  молодая  девушка  легко  обманула
многочисленную  и   хорошо   оплачиваемую   армию   стражей   порядка.
Руководству было выгоднее заявить,  что иметь дело пришлось не с одной
Латэлой, а с целой преступной организацией.
     Опытный рекламист  Латэла  Томпа  слишком   хорошо   знала,   как
создается   пропагандистская  ложь,  поэтому  со  смесью  презрения  и
насмешки выслушала заключительные слова корреспондентки:
     - ...Официальные представители полиции заверили меня, что опасная
преступница  Латэла  Томпа  будет  обнаружена  и  обезврежена  в самые
кратчайшие сроки.  Мы передаем ее портрет,  чтобы все честные граждане
Птиола оказали содействие в поимке преступницы.
     На всякий  случай  Латэла  наклонила  голову  вниз и притворилась
спящей.  Хотя теперь ей было не до сна.  Все  ее  органы  чувств  были
напряжены,  а мозг искал выход из сложившейся ситуации.  Эйфория после
удачного бегства быстро улетучивалась и наступало отрезвление.  Латэла
осталась  без  денег,  без  знакомств,  без  документов  в  чужом мире
Подземки.  Ее преследовала не только полиция.  Как только за ее поимку
будет объявлено вознаграждение, любой житель Птиола с радостью сообщит
о ее местонахождении.
     Исподлобья, не поднимая головы, Латэла начала изучать схему метро
на  противоположной  стене.  К  ее собственному удивлению,  она быстро
разобралась   в   переплетении   метропутей    и    переходов    между
метростанциями. Оказалось, что сейчас Латэла находилась в метропоезде,
который  двигался  в  сторону  района  "Керлон",  где  были  выстроены
высотные многоквартирные домов.  Латэла знала,  что в таких районах, в
основном,  жили рабочие и мелкие служащие.  Она  никогда  в  жизни  не
бывала  в  бедных  кварталах  и  потому  засомневалась  в правильности
выбранного пути.
     Латэла уже начала подумывать,  не сделать ли очередную пересадку,
когда ее размышления были внезапно прерваны. На очередной метростанции
в полупустой вагон ввалилась шумная  компания  из  пятерых  юношей.  К
шестнадцати-восемнадцати годам их тела выросли под два метра,  мускулы
налились силой,  тогда как извилины в  черепных  коробках  по-прежнему
пребывали в зачаточном состоянии.
     Юноши громко  смеялись,  толкались,  пили  пиво из банок и кидали
друг в друга  жареным  картофелем.  Капли  и  крошки  при  этом  щедро
сыпались  на  сидевших пассажиров,  но никто из них не решился сделать
замечание распоясавшимся подонкам.
     На следующей  остановке  веселящаяся  компания  выкинула   пустые
бутылки  на  перрон и со смехом пронаблюдала,  как люди отшатнулись от
брызнувших во  все  стороны  осколков.  И  вновь  никто  не  попытался
остановить  наглых  молодчиков.  Чувство  безнаказанности  опьянило их
сильнее, чем алкогольный напиток.
     Когда метропоезд  поехал,  самоуверенные  негодяи  двинулись   по
проходу  между сидениями,  нарочно толкая людей и по мере возможностей
наступая им на ноги. Каждая такая удача сопровождалась дружным хохотом
и  весьма  обидными  высказываниями в адрес тех,  кто не успел вовремя
поджать ноги.
     Компания приближалась к Латэле.  Девушка еще ниже склонила голову
и  постаралась стать незаметной.  Это у нее не получилось - уж слишком
выделялись дорогая одежда Латэлы,  ее ухоженные кожа и волосы из общей
серой массы пассажиров метропоезда.
     С замиранием  сердца Латэла почувствовала на себе взгляды пятерых
негодяев.  Они затихли,  подталкивая друг друга локтями и с  ухмылками
указывая на намеченную жертву.
     Возле Латэлы  раздались  громкие  уверенные  шаги,  и  юношеский,
слегка надтреснутый, но полный заносчивости голос произнес:
     - Смотрите, братаны, какая цыпочка залетела в наш курятник!
     Латэла притворилась, что эти слова относились не к ней.
     Увидев, что его игнорируют,  юноша от слов немедленно  перешел  к
делу.  Он  попытался  протиснуть  свое  колено  между  коленей Латэлы.
Компания загоготала.
     - Ну что,  твердо?  - спросил заводила.  - А повыше колена у меня
еще тверже!
     Не поднимая  головы,  Латэла бросила быстрые взгляды по сторонам.
Никто из пассажиров не смотрел в ее  сторону.  Наоборот,  все  сидели,
делая вид,  что ничего не происходит. Никто не собирался вступаться за
честь женщины или вызывать полицию.
     Юноша протянул руку и взял Латэлу за подбородок:
     - Посмотри на меня, цыпочка. Разве я тебе не нравлюсь?
     Телом Латэлы  вновь  завладела  неведомая  сила.   Одним   легким
движением  она  смахнула в сторону руку юноши.  Тот взвизгнул от боли,
отпрыгнул и начал потирать ушибленное место.
     Не вставая,  Латэла уверенно и насмешливо осмотрела всех  пятерых
подонков:
     - Сегодня не ваш день, щенята. Пошли прочь, пока я вас не погнала
пинками!
     - Ах ты стерва!  - вскричал ушибленный заводила.  -  Ты  что,  не
видишь, что нас пятеро?!
     Латэла вскочила,  словно ее подбросила невидимая пружина.  Латэла
не  обладала  силой  Найи  Кайдавар,  но  ее  боевое  искусство   было
совершенно  и смертоносно.  Двое негодяев мгновенно оказались на полу.
Латэла даже  не  знала,  оглушены  они  или  убиты.  Тело  действовало
самостоятельно  и  не  отчитывалось  перед головой,  куда и какой силы
наносятся удары.
     - Ты говорил,  что вас пятеро? - торжествующе усмехнулась Латэла.
- Но ведь вас уже трое.
     Не отрывая    взгляда   от   выпученных   глаз   главаря,   двумя
молниеносными ударами она уложила на пол еще двух членов шайки.
     - Вот ты и остался один,  - сказала  Латэла.  -  Что  собираешься
делать дальше?
     Юноша находился  совсем  не  в  том  состоянии,  когда  принимают
разумные решения.  Он выхватил  складной  автоматический  нож.  Лезвие
раскрылось с металлическим щелчком.
     Латэла позволила нападавшему сделать всего один выпад. После чего
выбила нож из его руки,  повалила лицом на пол, подняла нож и воткнула
его  по самую рукоятку в мягкие ткани тела,  расположенные ниже спины.
Юноша зашелся в вопле. Латэла стукнула его по голове, чтобы успокоить.
В вагоне метропоезда наступила тишина.
     Пассажиры старательно делали вид,  что ничего особенного рядом не
происходит.  Но  Латэла  чувствовала,  что  за  ней   следят   десятки
внимательных глаз.
     Она громко произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
     - Если кто-нибудь вздумает рассказать обо мне полиции, то я найду
его и искалечу так, что он пожалеет, что остался жив. Всем ясно?
     Латэла убедилась,  что обитатели Подземки  понимают  только  один
язык - язык силы, жестокости и угроз.
     Метропоезд начал  тормозить.  Латэла  склонилась над неподвижными
телами и быстро обшарила их карманы.  Еще  вчера  подобное  просто  не
пришло  бы  ей  в  голову.  Но изменившаяся Латэла сделала это быстро,
ловко и так естественно, словно всю жизнь занималась потрошением чужих
карманов.  Остаткам прежней Латэлы осталось лишь со смесью удивления и
радости подсчитывать "улов".
     Оказалось, что юные мерзавцы имели при себе довольно значительные
суммы в наличных деньгах.  Это было именно то, в чем нуждалась Латэла.
Кроме того,  она сдернула с безвольного тела одного из  юношей  легкую
куртку  и,  преодолев  брезгливость,  надела  ее на себя.  Куртка была
велика,  но зато полностью скрыла офисный костюм номер сорок шесть  от
Дома  Данликалло.  Второпях  распихав  по карманам наличность,  Латэла
успела  закончить  перевоплощение  к   тому   времени,   когда   поезд
остановился на метростанции.
     Латэла выскочила  в  раскрывшиеся  двери и,  пройдя быстрым шагом
несколько десятков  метров,  резко  обернулась,  чтобы  проверить,  не
следит ли за ней кто-нибудь.  Ее опасения оказались напрасны. Никто из
пассажиров, ставших свидетелями расправы, не покинул своих мест. Вновь
вошедшие   в  вагон  люди  спокойно  занимали  свободные  сидения,  не
беспокоясь о том,  что на полу лежат пять тел, не подававших признаков
жизни.
     - Подземка  оказалась  именно  такой,  какой  ее  описывают,  - с
некоторой долей удивления вынуждена была признать Латэла. Удивлена она
была тем, что в Велпасии хоть о чем-то сообщали сравнительно правдивую
информацию.
     Пройдя по  метростанции,  Латэла  задумалась  над  тем,  куда  ей
двигаться  дальше.  Пересадок  на  другие  пути здесь не было,  наверх
выходить было небезопасно.  Впрочем,  и в  Подземке  также  надо  было
постоянно опасаться как полицейских, так и преступников.
     Осмотревшись вокруг,  Латэла  заметила  рекламный голографический
экран,  призывающий посетить кафе "Закуси на бегу".  "Новая"  половина
раздвоенного  сознания  девушки  сразу  оценила:  подземная закусочная
располагалась рядом с эскалаторами,  ведущими наверх, так что, сидя за
столиком,   можно   было  вовремя  заметить  спускавшихся  на  станцию
полицейских.  "Старая" половина Латэлы не задумывалась о таких  вещах.
Она просто кричала:  "Есть!  Я хочу есть!" Не удивительно,  ведь после
легкого завтрака у Латэлы во рту и крошки не было.
     Приближаясь к    кафе,    Латэла    наблюдала    за    действиями
немногочисленных  посетителей и с удивлением обнаружила,  что они сами
подходят к стойке,  сами заказывают еду,  сами ее оплачивают,  и  сами
несут  к столикам.  Как это было непохоже на надземные рестораны,  где
менеджеры-диетологи   составляли   меню   для   своих   клиентов,    а
предупредительные официанты разносили заказы.
     - Теперь я живу новой жизнью, - напомнила себе Латэла.
     Смирив свою гордость, она встала в очередь к продавцу и принялась
изучать названия предлагаемых блюд. Практически все они были незнакомы
Латэле,  и,  когда пришло время заказывать, она выбрала самые дорогие,
предположив,  что они окажутся наиболее качественными и полезными  для
здоровья.
     Получив поднос с едой и напитками,  Латэла расплатилась наличными
и заняла столик,  с которого просматривались и эскалаторы,  и  большая
часть  перрона  метростанции.  Убедившись в относительной безопасности
своего местоположения, Латэла приступила к трапезе.
     Вкус дешевой  "подземной"  пищи  оказался   непривычен,   но   не
отвратителен. Правда, и особого удовольствия он Латэле не доставил. На
этот раз привередничала "старая"  половина  сознания,  подсчитывающая,
сколько  с  каждым  проглоченным  куском  в организм попадает калорий,
канцерогенов, нитратов, солей тяжелых металлов и прочих гадостей.
     Тщательно разжевывая пищу и настороженно  озираясь  по  сторонам,
Латэла  подумала,  что похожа сейчас на хищницу из семейства кошачьих,
случайно попавшую в мир людей.  Ей не  давала  покоя  мысль,  что  она
сходит с ума. Иначе как можно было объяснить все то, что она натворила
сегодня?
     Впрочем, вспомнив   свои   беседы   с   психоаналитиком,   Латэла
усомнилась и в своем безумии.  Если она критически относилась к своему
психическому состоянию,  то,  скорее всего,  была здорова. Вот если бы
она была уверена,  что абсолютно нормальна и психически адекватна,  то
тогда бы,  наверняка,  являлась  сумасшедшей.  По  крайней  мере,  так
утверждала официальная медицина.
     Углубившись в самотестирование, Латэла на какое-то время упустила
из  вида  переменчивый  окружающий  мир.  Поэтому   для   нее   полной
неожиданностью  стало  появление  сгорбленной  женщины в длинном мятом
плаще и в шляпе,  загнутые вниз поля которой закрывали  лицо.  Женщина
бесцеремонно  уселась  за  столик  Латэлы,  хотя в руках у нее не было
подноса с пищей.
     Латэла внутренне возмутилась, но промолчала.
     Женщина несколько секунд молча посидела, а потом тихо произнесла:
     - Нам надо  уходить  отсюда.  Тебе  угрожает  опасность.  Я  тебе
помогу.
     Латэла едва не подавилась едой:
     - Ты, собственно, кто такая?
     - Не  важно,  кто я.  Важно,  кто ты.  За тобой охотится полиция.
Значит,  ты наш друг.  Друзьям мы помогаем.  Так что вставай и иди  за
мной.
     - Никуда  я  не пойду,  - заявила Латэла.  - Сначала объясни мне,
чего ты от меня хочешь? Кто ты?
     - Нет времени.  Все хозяева подземных кафе стучат полиции.  Тебя,
Латэла Томпа, уже узнали. Если ты не пойдешь за мной, через пять минут
тебя схватят.
     Сказав это,  женщина встала и неожиданно быстро  зашагала  прочь.
Латэла колебалась всего несколько мгновений. Затем вскочила и побежала
следом.  Краем глаза она  отметила,  что  продавец,  увидев  ее  уход,
занервничал и наклонился, скрывшись за стойкой.
     - У него там телефон, - сообразила Латэла.
     Она еще  не готова была доверять своей неожиданной спасительнице,
но не  могла  не  признать,  что  поведение  продавца  очень  и  очень
подозрительно.
     Следуя за провожатой,  Латэла была готова к любым неожиданностям.
Но женщина шла,  не оборачиваясь и не разговаривая.  Они поднялись  на
эскалаторе и вместо того,  чтобы направиться к выходу из метростанции,
свернули вбок, к техническим помещениям.
     Задержавшись возле одной из  дверей,  на  которой  был  нарисован
череп с перекрещенными костями, таинственная женщина подобрала ключ из
большой связки и  отперла  замок.  Пропустив  вперед  Латэлу,  женщина
сказала:
     - Стой на месте. Тут везде высокое напряжение.
     В неярком  рассеянном  свете,  исходившим  от  нескольких тусклых
лампочек,  Латэла  разглядела  окружавшие   ее   толстые   провода   и
внушительные рубильники.
     Заперев за собой дверь, женщина вновь пошла впереди.
     - Осторожно,  -  время от времени предупреждала она,  указывая на
концы оголенных проводов, скрывавшихся в самых неожиданных местах.
     "Новая" Латэла готова была поспорить,  что это  сделано  нарочно,
чтобы затруднить передвижение непрошеным гостям.  Пройдя через опасный
участок,  женщина открыла еще  одну  дверь.  За  ней  оказалась  узкая
винтовая лестница, ведущая вниз.
     - Быстрее, - приказала женщина, - у нас мало времени.
     Спустившись вниз  на  несколько  метров,  лестница сделала полный
оборот,  и  Латэла  увидела  еще  одну  металлическую  дверь.  Женщина
продолжала спускаться. Они прошли несколько этажей, прежде чем женщина
сказала:
     - Пришли,  - хотя лестница уходила дальше вниз и терялась во тьме
бездонной шахты.
     Открыв дверь, женщина пошарила рукой и включила тусклую лампочку.
Латэла увидела небольшое помещение,  которое почти полностью  занимала
маленькая  открытая четырехместная дрезина.  Дрезина была приподнята и
закреплена на механическом подъемнике.  За ней виднелись узкие рельсы,
которые  расходились  в  обе  стороны  и  исчезали в темных отверстиях
узкого тоннеля.
     Несколько раз  повернув  рычаг,  женщина   привела   в   действие
механизм, который опустил дрезину и поставил ее на рельсы.
     - Садись, - показала женщина на дрезину. - Ты не боишься темноты?
     - Нет.
     - Тогда беспокоиться не о чем.
     Загадочная спутница   Латэлы  села  на  место  водителя  и  одним
нажатием кнопки запустила электродвигатель.  Дрезина тронулась с места
и  быстро  покатилась  по рельсам.  Свет в опустевшем помещении погас,
стоило только въехать в тоннель.  Наверное,  сработало  автоматическое
устройство отключения.  Путешественниц мгновенно окружила непроглядная
темнота.  О том,  что она не одна, Латэла могла судить лишь по дыханию
женщины и по теплу ее тела.  Кроме того,  потоки воздуха сообщали, что
стены и потолок совсем рядом, поэтому Латэла инстинктивно пригнулась.
     - Куда мы едем? - спросила Латэла спустя несколько минут.
     - Это линия идет  параллельно  основным  метропутям,  -  невпопад
ответила женщина.  - Она давно не используется,  и начальство считает,
что все дрезины сгнили от старости. Однако мы нашли их и восстановили.
     - Мы? - переспросила Латэла. - Кто это "мы"?
     - Имей терпение,  -  строго  сказала  женщина.  -  Скоро  ты  все
поймешь.
     - Скажи хотя бы, как тебя зовут?
     - Огала Ротта.
     - Огала, куда мы едем? - Латэла постаралась придать своему голосу
побольше решительности.
     - Я везу тебя к друзьям. Они тебе помогут.
     Поняв, что разговорить Огалу не удастся,  Латэла  замолчала.  Так
они  ехали  минут  пятнадцать.  За  это  время  Латэла не увидела даже
проблеска света.  Но по эху от стука колес и по  изменению  встречного
потока  воздуха  она  поняла,  что  еще  трижды дрезина проезжала мимо
станций,  видимо,  подобных той,  через  которую  они  попали  в  этот
тоннель. Вполне возможно, что и на них находились готовые к применению
дрезины.
     Совершенно внезапно Огала притормозила и включила фары,  которые,
как  выяснилось,  у  дрезины  все-таки  существовали.  Латэла невольно
зажмурилась,  так как переход от тьмы к свету оказался слишком  резок,
но почти сразу же начала осматриваться прищуренными глазами.
     Тоннель оказался  даже  уже,  чем  казался  в темноте.  Массивные
полукруглые   бетонные   своды   гнетуще   нависали    над    головами
путешественниц.  Латэла  даже  порадовалась,  что  раньше  они ехали в
темноте.  Едва ли она смогла бы выдержать  зрелище  проносящихся  мимо
серых стен.
     Огала вела  дрезину  медленно,  словно  чего-то  искала.  Цель ее
поисков возникла совершенно неожиданно.  В  стене  открылась  довольно
просторная   ниша,   занятая   точно   таким  же  механизмом,  который
устанавливал дрезину на пути.
     Огала остановила  свой  транспорт  возле  подъемника  и   сказала
Латэле:
     - Выходи, только будь осторожна. Не наступай на рельсы.
     Следом за   своей   провожатой  Латэла  выбралась  из  дрезины  и
протиснулась мимо механизма на свободное место.  Огала  несколько  раз
повернула рукоятку подъемника.  Тот зацепил дрезину, снял ее с рельс и
убрал  в  нишу,  освободив  дорогу   для   других   подобных   средств
передвижения.
     Огала нащупала на гладкой бетонной стене нужное место и надавила.
Замаскированная  панель  повернулась,  открыв   пульт   управления   с
разноцветными  кнопками.  Огала набрала сложную комбинацию.  За стеной
послышалось шипение  пневматических  приводов.  Сбоку  открылся  узкий
проход, образованный отошедшей в сторону панелью.
     Огала сделала рукой приглашающий жест:
     - Прошу пожаловать в наше убежище.
     - Только после тебя, - ответила Латэла.
     Женщина издала  звук,  похожий  на  сдавленный  смешок,  но вошла
первой.  Латэла  не  отставала  от  нее,  чтобы  в  случае   опасности
использовать,   как  живой  щит.  Но  открывшийся  перед  глазами  вид
настолько поразил ее,  что она забыла о своей проводнице,  и  даже  не
заметила, как за ней закрылась потайная дверь.
     Латэла и   ее   спутница  оказались  на  небольшой  металлической
площадке,  прилепившейся  к  стене  невероятно  огромного   помещения.
Гигантские механизмы непонятного назначения пыхтели,  сопели,  ухали и
урчали.  Из них во все стороны разбегались чудовищно толстые трубы. По
стенам  тянулись  кабели  толщиной с человеческую ногу.  В сравнении с
этими огромными устройствами узкие металлические лесенки  и  переходы,
предназначенные для людей, казались муравьиными тропинками.
     - Что это? - выдохнула Латэла.
     - Это водонапорная станция, обслуживающая район "Погорельники", -
равнодушно произнесла Огала,  а потом более торжественно  добавила:  -
Здесь наше убежище.
     Латэла вспомнила, что этот район Птиола был построен сравнительно
недавно.  В нем преобладали многоэтажные жилые дома.  Наверное, именно
поэтому  водонапорная  станция  была  оборудована такими титаническими
насосами.
     Огала сняла свою шляпу,  смяла ее и  запихнула  в  карман  плаща.
Латэла с удивлением посмотрела на свою провожатую. Несмотря на то, что
она легко двигалась и обладала немалой силой,  Латэла считала, что это
женщина средних лет. На самом же деле Огала была почти ее ровесницей -
может, на два-три года старше. Ее старили лишь согнутая фигура и седая
прядь в волосах.
     Где-то внизу под площадкой послышались человеческие шаги,  хорошо
слышимые,  так  как  каблуки  топали  по  железным   мосткам.   Латэла
насторожилась, но постаралась сохранить внешнюю невозмутимость.
     - Ну как? - послышался мужской голос.
     - Все  в  порядке,  Бэр,  - откликнулась Огала.  - Я ее привезла.
Можно сказать, выхватила прямо из-под носа у полицейских.
     - Спускайтесь, мы вас ждем.
     - Вот лестница, - показала Огала Латэле.
     Латэла не сдвинулась с места.
     - Ах, да, - спохватилась Огала, - только после меня.
     Она довольно  ловко  начала  спускаться  с  площадки  по   крутой
лестнице,  похожей  на  корабельный  трап.  Последовав за ней,  Латэла
увидела молодого мужчину лет  тридцати  -  тридцати  пяти,  одетого  в
рабочий комбинезон с эмблемами Службы Городского Водоснабжения.
     - Добро   пожаловать  в  наш  мир,  Латэла  Томпа,  -  дружелюбно
улыбнулся мужчина.
     Латэлу сразу расположили его серые глаза,  высокий лоб и приятные
черты лица. Мужественными их назвать было нельзя, а приятными - можно.
     Но, несмотря на возникшую симпатию, Латэла с напором произнесла:
     - Мне  объяснят,  в конце концов,  кто вы такие и что вам от меня
нужно?!
     Огала тихо пробормотала себе под нос,  но так, чтобы это услышала
Латэла:
     - Скорее, это тебе что-то нужно от нас.
     Мужчина в комбинезоне был более приветлив:
     - Меня   зовут  Бэр  Лигволд.  Я  возглавляю  ячейку  организации
"Народная правда". Наверное, ты о нас слышала?
     - Слышала, - механически ответила Латэла.
     Она очень удивилась.  До сих пор Латэла была совершенно  уверена,
что подобных организаций в действительности не существует.
     Лигволд принял удивление девушки за недоверие. Он сказал:
     - Я понимаю,  что словам ты теперь не веришь.  Что же,  приглашаю
тебя в наше убежище.  Там ты получишь помощь и  защиту.  Надеюсь,  это
убедит тебя, что мы твои друзья, и что мы те, кем себя называем.
     Бэр указал на маленькую металлическую дверцу, едва заметную среди
огромных машин и механизмов.
     Огала прошла вперед и  открыла  дверь.  Бэр  сделал  один  шаг  и
вопросительно посмотрел на Латэлу:
     - Так ты идешь?
     Латэла решилась и, пригнувшись, вошла. Здесь ее поджидал еще один
сюрприз.  Латэле  показалось,  что  она  вошла  в  обычную   городскую
квартиру.   Ее   глазам   открылась  просторная  гостиная  с  коврами,
закрывавшими металлические пол и  стены  и  удобными  диванами  вокруг
низкого круглого стола.  Несколько дверей наводили на мысль о том, что
за ними находятся не менее комфортные комнаты.
     На одном диване сидели еще двое - мужчина и женщина - и о  чем-то
увлеченно  беседовали.  Увидев  Латэлу,  они  замолчали  и оглядели ее
вежливыми, но внимательными взглядами.
     Мужчина встал:
     - Добро пожаловать в нашу компанию,  Латэла.  Меня зовут Валн, но
все называют меня "Бумерангом". Не потому, что я люблю возвращаться, а
потому, что люблю делать "Бу-у-ум!"
     Он показал руками взрыв и клубы дыма.
     - Меня зовут Ирда, - представилась женщина. - Я считала, что тоже
кое-что  умею,  но  в  сравнении  с  тобой,  Латэла,  я  признаю  себя
дилетанткой.
     - Что вы имеете в виду? - не поняла Латэла.
     - Я говорю о  твоих  сегодняшних  подвигах.  Ты  легко  раскидала
четверых охранников из Бюро Персональной Защиты.  Если не секрет,  кто
твой учитель?
     - Мой отец...  - Латэла замялась,  не зная,  что говорить дальше,
как объяснить,  что в последнее время ее телом иногда управляет кто-то
другой.
     Ее выручил Лигволд, вошедший последним и заперший за собой дверь:
     - Вы  уже  познакомились?  Вот  и  отлично.  Пришло   время   для
серьезного  разговора.  Бумеранг,  тебе  не  трудно сходить на кухню и
принести  пару  упаковок  пива?  Нашей  гостье  не  помешает   немного
расслабиться.
     - Спасибо, пиво я не пью, - сказала Латэла.
     - Почему? - удивился Бумеранг.
     В Латэле проснулась "старая" половина:
     - Пиво - напиток для быдла!
     "Новая" половина попыталась смягчить эти слова:
     - Извините,  я не хотела вас обидеть.  Просто я имела в виду, что
консервированное баночное пиво не  имеет  ничего  общего  с  настоящим
напитком. Это сплошная химия, вредная для организма. Поверьте, я знаю,
что говорю.  Я пять лет проработала в отделе рекламы продовольственных
товаров. Я знаю правду.
     - Может, тогда чашку крепкого наклавина? - предложила Ирда.
     - У вас здесь есть настоящий свежий наклавин? - удивилась Латэла.
     - Что значит "настоящий"? Он же быстрорастворимый...
     - Спасибо,  но  от него я тоже должна отказаться.  Наклавин можно
пить только тогда,  когда его  зерна  при  вас  поджарены,  смолоты  и
заварены.  Гранулированный  быстрорастворимый наклавин в банках опасен
для жизни.  Те клейкие вещества,  которые  используются  для  создания
гранул,  впитываются  в  организм  человека  и  затем откладываются на
стенках сосудов. Несколько лет употребления такого напитка - и инсульт
обеспечен.
     - Тогда  могу  предложить  чистую  воду,  - ничуть не обижаясь на
привередливую Латэлу,  сказала Ирда.  - Уж к воде-то у тебя  претензий
быть  не  может.  Я  сама  пропустила  ее через очищающий фильтр фирмы
"Аква-Фтор".
     - Ты пропустила воду через фильтр? - ужаснулась Латэла.
     - Да, а что?
     - Да после этого ее нельзя не  только  пить,  даже  умываться  ей
нельзя.
     - Но ведь реклама...
     - Вся реклама - ложь!  - отрезала Латэла. - Уж я-то об этом знаю.
Конечно, фильтр очищает воду от взвешенных твердых частиц и от хлорки,
которую добавляют в водопроводную воду.  Но при этом из самого фильтра
в воду попадают активные соли тяжелых металлов  и  скопившиеся  внутри
него бактерии. Пропущенная через фильтр вода в тысячу раз вреднее, чем
обычная водопроводная.
     - Ишь,  какая привередливая, - проворчала Огала. - А когда я тебя
встретила,  ты  сидела  в  самом обычном кафе и трескала самую обычную
пищу. Там ты не выбирала, что можно есть, а что нельзя.
     - Но тогда я ужасно проголодалась, - попыталась объяснить Латэла.
     - Вот то-то и оно!  - подняла указательный палец Огала.  -  Когда
урчит  в пустом животе,  человеку не до разговоров о здоровом питании.
Когда грозит смерть от голода,  не думаешь о том, насколько вредна или
полезна еда. Главное, чтобы она вообще была.
     Латэла вынуждена была признать,  что устами этой женщины глаголет
истина.
     - Извините меня,  - сказала она.  - Я слишком много  пережила  за
сегодняшний день.  Я не понимаю,  что говорю и что делаю. От этого все
мои сегодняшние беды.
     - Вот и расскажи нам о них,  -  мягко  произнес  Бэр  Лигволд.  -
Садись поудобнее на диван и все подробно расскажи.  Уверяю тебя, когда
выговоришься,  станет легче.  Мы тебе поможем.  - Он улыбнулся.  -  До
сегодняшнего  дня  мы  ничего не знали о тебе,  а за короткое время не
успели получить нужную информацию.
     Глядя в серые глаза Бэра,  Латэла ощутила исходящую от него волну
участия  и  доброжелательности.  Она  на  несколько секунд задумалась,
собираясь с мыслями,  а затем начала пересказывать свой необыкновенный
сон,  в  котором она была баронессой Найей Кайдавар.  Теперь Латэла не
сомневалась,  что все началось с этого сна.  Именно он  перевернул  ее
жизнь  и  пробудил  в  глубине  сознания  дремавшие до поры до времени
необъяснимые силы.
     Увлекшись своим собственным рассказом,  Латэла даже не  заметила,
как выпила две чашки наклавина и съела биг-бургер.  Остальные налегали
на еду более основательно,  так что вскоре в мусорное  ведро  полетели
пустые банки из-под пива и обертки от биг-бургеров.
     - Так  что  же  со  мной  случилось?  - произнесла Латэла в конце
своего рассказа.  - Почему  из  преуспевающей  старшей  рекламистки  я
превратилась в преступницу, которую разыскивает полиция?
     - Наверное, у тебя проснулась совесть, - тихо сказал Бэр Лигволд.
     - Совесть? - переспросила Латэла.
     - Вот   видишь,   даже  само  слово  "совесть"  вызывает  у  тебя
удивление.  Возможно,  последний раз ты слышала его еще в  детстве,  а
потом забыла.  В том мире,  - Бэр показал пальцем наверх, - совесть не
нужна.  Более того,  она мешает людям делать карьеру,  делать  деньги,
делать  жизнь.  Я  не  психоаналитик,  но  думаю,  что твой сон явился
реакцией мозга на постоянное давление окружающего мира. Ты жила в мире
лжи,  внутренне  понимала это,  но боялась в этом признаться даже себе
самой.  Твое второе "я",  загнанное в глубину подсознания, сжималось и
сдавливалось, чтобы в один прекрасный момент вырваться и распрямиться,
подобно пружине.
     - Да уж,  - покачала  головой  Латэла,  вновь  переживая  события
сегодняшнего дня,  - момент, действительно, был выбран "прекрасный". И
зачем этот актеришка полез в драку?...
     - Не переживай из-за его смерти.  Он  ее  заслужил.  Не  ты,  так
кто-нибудь  другой  свершил бы правосудие.  Возможно,  это оказался бы
кто-нибудь из нас.
     - Из вас? - Латэла посмотрела на окружавших ее людей. - Вы хотите
сказать?...
     - Вот  именно,  - сказал Лигволд.  - Ты попала как раз туда,  где
твои таланты нужны более всего. Мы - лишь одна ячейка, ничтожная часть
тех сил, которые борются с несправедливостью. Мы приводим в исполнение
приговоры,  которые выносит  преступникам  честь  и  совесть  истинных
патриотов Велпасии. Мы, организация "Народная правда", караем тех, кто
является врагом нашей страны и нашего народа. Как правило, наше мнение
расходится  с  мнением  тех,  кто  стоит  у  власти.  Они называют нас
террористами.  Ну и пусть.  Если террор - единственное  доступное  нам
средство  справедливого  возмездия,  мы  вынуждены  его  использовать.
Государство убивает своих граждан.  Оно посылает их  на  бессмысленные
войны,  травит  искусственными  продуктами  и  ядовитыми  лекарствами,
лишает людей надежды на справедливый суд  и  запрещает  им  отстаивать
свои права.  Что остается нам,  простым гражданам? Уничтожать тех, кто
ведет войну с собственным народом!
     Новые знакомые Латэлы: Огала, Ирда и Бумеранг Валн внимали своему
предводителю с таким интересом, словно слушали его в первый раз.
     И "прежняя"  и  "новая" части Латэлы были одинаково недоверчивы и
прагматичны,  поэтому восприняли  лозунги  Бэра  Лигволда  с  изрядным
скептицизмом.   Правда,  произносились  эти  слова  с  таким  жаром  и
убежденностью,  что  Латэла  почти  позволила  себе  поверить   в   их
справедливость.  Она и сама знала, что при нынешнем состоянии Велпасии
политическая борьба за свободу и социальную справедливость невозможна.
Вся  мощь  государственной  машины  была  направлена  на защиту лживой
власти грабительского капитала.
     - Так ты готова присоединиться к нам?  - спросила Ирда, испытующе
глядя на Латэлу.
     - Ничего другого мне не остается, - произнесла Латэла. - Но после
того,  что я вам рассказала - не передумаете ли ВЫ?  Теперь вы знаете,
что  смерть  Райнола  Равалдо  была  нелепой случайность.  Я,  видимо,
вначале слегка сошла с ума,  а теперь вдобавок стала жертвой той самой
пропагандистской машины, частью которой являлась.
     Террористы с улыбками переглянулись.
     Огала показала на свою седую прядь:
     - Думаешь,  ты  одна  стала  невинной жертвой нашего государства?
Хочешь знать,  как я оказалась здесь? Когда-то я преподавала историю в
престижной школе,  где учились детки богатых родителей.  И вот однажды
на моем уроке затеяли драку два десятилетних мальчика:  сын банкира  и
сын главаря преступной группировки.  Я применила силу, чтобы растащить
их в стороны,  и выставила за дверь.  К сожалению,  я думала только  о
сорванном уроке,  а не о последствиях своего поступка. После урока эти
мальчишки уже забыли о  причинах  своей  ссоры,  и  вся  их  ненависть
обратилась  на  меня.  Когда  я  вышла из класса,  мне в лицо полетели
яблоки. Я приказала мальчишкам немедленно отправляться к директору. Но
они  обозвали  меня  не  по-детски  грязными  словами  и пообещали мне
крупные неприятности. Представь, Латэла, в каком состоянии я вернулась
домой.  Ночь  я  не спала...  А наутро в кабинете директора меня ждали
отцы этих мальчишек.  Какие мерзости я выслушала  о  себе,  произнести
вслух не смогу.  Родители не только повторили угрозы своих детей, но и
добавили кое-что от себя.  Директор,  естественно, принял сторону этих
мерзавцев. Меня уволили. Выйдя из школы, я потеряла сознание. Очнулась
в больнице.  Оказалось, что у меня был инфаркт. Когда через две недели
я  вернулась  домой,  то увидела ограбленную и разгромленную квартиру.
Моя машина исчезла.  Все мои  банковские  сбережения  ушли  на  оплату
больничных  счетов  и  лекарств.  Я пошла в полицию,  чтобы заявить об
ограблении,  но надо мной лишь  посмеялись  и  выкинули  на  улицу.  Я
попыталась  устроиться на работу,  но ни в одной школе меня не пустили
дальше порога.  Так я оказалась на улице - без денег, без надежды, без
будущего.  Тогда-то  я  поняла ИСТИННУЮ ценность наших законов и нашей
демократии.  Единственная работа,  на которую мне удалось  устроиться,
стала  должность  уборщицы  в  Подземке.  А потом меня нашли друзья из
"Народной правды"... Ну, остальное понятно.
     - Понятно,  - вздохнула Латэла.  - Но тебя,  по крайней мере,  не
ищет полиция.
     - Это  верно,  -  согласилась  Огала.  - Но я готова поменяться с
тобой  ролями,  если  бы  на  месте  Райнола  Равалдо  оказались  один
известный  банкир и один депутат Народного Представительства...  он же
вор в законе.
     - Так в чем же дело?  - спросила Латэла.  - Насколько я  понимаю,
для этого вы все тут и собрались.
     Огала только невесело усмехнулась.
     Ответил Бэр Лигволд:
     - Наша организация нуждается в смелых и решительных людях.  Но мы
не можем убивать всех,  кто причинил нам зло.  Пока не  можем.  Каждая
наша акция возмездия долго и тщательно готовится. Мы же не самоубийцы,
готовые разменять свои жизни на жизни высокопоставленных злодеев.
     С этим утверждением Латэла была  согласна  целиком  и  полностью.
Более  того,  ей  вдруг показалось,  что она уже не только слышала эти
слова,  но  и  сама  произносила  нечто  подобное.  Но  когда  и  где?
Совершенно точно, не в этой жизни и не во сне про Найю Кайдавар...
     Латэла закрыла  глаза  и  приложила ладони к вискам,  чтобы унять
головную боль,  внезапно пронзившую голову. Попытка разглядеть неясные
образы неведомых воспоминаний закончилась неудачей.
     - Что с тобой? - спросил Лигволд. - Тебе плохо?
     - Да, - прошептала Латэла. - Голова раскалывается.
     - Ирда,  Огала, отведите Латэлу в свободную комнату и помогите ей
раздеться,  - распорядился Лигволд.  - Продолжим наш разговор  завтра.
Сегодня  у  нашего нового товарища был очень тяжелый день.  Ей поможет
только сон. Да и нам пора на боковую. Наверху уже ночь.
     Латэла пыталась идти сама, но помощь двух женщин оказалась совсем
не  лишней.  Оказалось,  что  из уютной гостиной одна из дверей вела в
узкий,  облицованный  металлическими  пластинами  коридор,  по   обеим
сторонам  которого  находились  раздвижные дверцы,  похожие на створки
шкафов.
     - Все удобства общие,  в конце коридора  вон  за  той  дверью,  -
показала Ирда. - Тебе помочь?
     - Спасибо,  кажется,  мне немного лучше, - Латэла, действительно,
обрела твердость в ногах,  а головная боль слегка утихла.  - Дальше  я
сама.
     После того,  как  она  приняла душ и совершила иные гигиенические
процедуры,  Ирда и Огала показали ей ее новое жилище.  Оказалось,  что
похожие  на  шкафы  дверцы  вели в маленькие комнатки,  в которые едва
помещались узкие кровати, тумбочки и открытые вешалки.
     - Раньше здесь жили наладчики водонапорных насосов,  -  объяснила
Ирда.  -  Теперь,  когда подстанция запущена в работу,  здесь никто не
появляется. Так что можешь спать спокойно. В случае чего, мы рядом.
     - Разве вы тоже живете здесь, под землей? - удивилась Латэла.
     - Конечно,  - пожала плечами Ирда. - Огала и Бэр здесь и живут, и
работают.  А  мне и Бумерангу наверх вообще показываться нельзя - нас,
как и тебя, ищет полиция.
     Латэла хотела  спросить:  "За  что?",  но  передумала.  Глаза  ее
слипались.  А  этот  вопрос,  наверняка,  вызвал  бы  еще один длинный
рассказ. Или даже два.
     Но, прежде чем пожелать  всем  "покойной  ночи",  Латэла  все  же
спросила:
     - Огала,  ведь ты хорошо знаешь историю. Скажи, пожалуйста, когда
я рассказывала свой сон о Найе Кайдвар,  тебе это ничего не напомнило?
Ты никогда раньше не слышала о морском народе и зиганьерах?
     - Нет,  -  отрицательно  покачала  головой  Огала.  -  Если это и
история,  то не нашей планеты.  Спи и не забивай себе  голову  всякими
сказками. Завтра ты должна быть свежей и отдохнувшей.
     Засыпая, Латэла  подумала,  что  хорошо  было  бы,  если  бы весь
сегодняшний день тоже оказался сном.  Тогда,  проснувшись,  она  вновь
стала бы старшим рекламистом Главного Агентства Пропаганды...

                                * * *

     ...Но, когда  раздался  стук  в железную дверь и послышался голос
Ирды:  "Пора вставать, уже утро!", Латэла поняла, что ее новая жизнь -
это, к сожалению, не сон.
     Ирда, похоже, решила взять "шефство" над Латэлой.
     - Я  приготовила  для  тебя свою одежду,  - сказала она,  входя в
комнату. - Все чистое, выстиранное. Мы с тобой примерно одного роста и
веса, так что тебе все придется впору.
     Латэла с  благодарностью  приняла  кипу сложенных нарядов.  В ней
преобладали хлопчатобумажные брюки,  клетчатые  рубашки  и  удлиненные
куртки.  По-видимому, Ирда предпочитала практичный "уличный" стиль, не
делающий разницы между мужским и женским полом.
     Стилист Латэлы пришел бы в ужас от того,  что одела на  себя  его
клиентка.  Но  сама Латэла с неожиданным удовольствием ощутила на теле
прикосновение мягкого натурального полотна.  Это напомнило ей детство,
когда она бегала в школу в простых платьицах и костюмчиках.
     За завтраком, который проходил в импровизированной кухне - тесной
комнатушке,  где были установлены холодильник,  плита и  прямоугольный
узкий  стол - террористы были с Латэлой предупредительны и дружелюбны.
Латэла больше не привередничала и ела то же самое, что и все.
     Когда завтрак подходил к концу, Лигволд обратился к Латэле:
     - Я решил,  что  ты  сегодня  можешь  быть  нам  полезна.  У  нас
готовится одна операция...
     Латэла застыла с поднесенной ко рту чашкой.
     Ирда рассмеялась:
     - Не волнуйся, Латэла, тебе не придется никого убивать.
     - Тогда зачем?... - начала Латэла.
     Ирда ее перебила:
     - Не бойся, мы не хотим тебя подставить полиции. Просто ты должна
кое-что понять о нас и о самой себе.
     - Я не об этом думала... - смутилась Латэла.
     Бэр Лигволд улыбнулся:
     - Если ты боишься,  что полиция тебя  захватит,  то  твои  страхи
напрасны. Ирда поможет тебе замаскироваться.
     - Я  уже  два года нахожусь в государственном розыске,  но это не
мешает мне подниматься наверх, - сказала Ирда.
     - Правда? - Латэла с любопытством посмотрела на Ирду. Эта женщина
выглядела  лет  на  сорок  и совершенно не была похожа на террористку.
Увидев ее на улице,  можно было решить, что она работает продавщицей в
небольшом магазине или парикмахершей в салоне. Но Латэла чувствовала -
под неприметной внешностью скрывается нечто иное.
     Бэр продолжил:
     - Скоро мы и тебе сделаем новые документы.
     - Вы так легко приняли меня в свою организацию, - сказала Латэла.
- Не боитесь, что я агент тайной полиции?
     Бумеранг Валн от смеха едва не подавился бутербродом.
     - Мы не так наивны, как тебе могло показаться, - ответил Лигволд.
- Пока ты  спала,  я  связался  с  нужными  людьми  и  получил  полную
информацию о тебе.
     - Это интересно, - хмыкнула Латэла.
     - Ничего   интересного.  Самая  обычная  биография.  Мы  получили
подтверждение, что все сказанное тобой - правда.
     - Но мою ложную биографию могла создать и тайная полиция.
     - Латэла,  -  серьезно  посмотрел  на  девушку  Лигволд,  -   ты,
наверное,  еще  не поняла,  что те,  кого ты видишь перед собой - лишь
малая часть борцов за справедливость и  правду.  Наши  единомышленники
работают в самых разных сферах,  вплоть до самых высших. Но не пытайся
узнать их имена.  На связь с другими ячейками выхожу  только  я.  Даже
Ирда,  которую я завербовал раньше всех,  не знает о моих связниках. В
свою очередь, и мои связники ничего не знают о вас. Так что, если один
из  нас,  или  даже  целая  ячейка  будут  арестованы,  это не слишком
повредит всей организации.
     Латэла не услышала ничего нового.  Все  структуры  нелегальных  и
террористических  группировок строились одинаково.  Об этом знали все,
кто смотрел полицейские боевики и детективы.
     - Мне, в общем-то, все равно, откуда вы берете сведения, - пожала
плечами Латэла.  - Если вы мне доверяете,  я очень рада. Скажите, чего
вы от меня хотите, и я постараюсь это сделать.
     Лигволд рассмеялся:
     - Сразу чувствуется хватка деловой женщины!  Я воспользуюсь твоим
предложением.  Итак: сегодня мы с Ирдой отправляемся на одну акцию. Ты
пойдешь с нами.
     - Ладно, - равнодушно согласилась Латэла.
     - Ты даже не хочешь узнать, кто наша цель?
     - Честно говоря, мне это безразлично.
     - Ну,  что же.  Спокойствие и выдержка у тебя,  что надо. Так что
для тебя не будет большим потрясением, если я назову имя Фралда Гибра.
     - Тот самый Фралд Гибр - владелец банка "Монолит"?
     - Да,  именно  он.  Сегодня  он  будет  выступать  перед  зданием
"Вечного блаженства", где кремируют его жену.
     - Ну да,  конечно,  -  презрительно  фыркнула  Латэла.  -  Он  же
собирается   баллотироваться   в  Народное  Представительство.  А  тут
появился лишний повод показать себя перед телекамерами.  Ему  даже  не
придется    платить    журналистам    за    свою    рекламу   -   стая
стервятников-корреспондентов сама слетится на трупный запах.
     - Кстати, - сказала Ирда, - ты знаешь, почему погибла его жена?
     - Я что-то слышала в новостях про автомобильную  катастрофу...  -
Латэла подняла удивленный взгляд: - Неужели?!...
     - Нет, это не наша работа. Это другая ячейка нашей организации.
     - Примите мои поздравления,  - Латэла усмехнулась.  - Но почему в
новостях об этом ничего не прозвучало?
     Бэр усмехнулся:
     - Уж ты-то знаешь, что в новостях звучит только то, что нужно. Но
на этот раз об истинной причине аварии знают только несколько человек.
Фралду Гибру  было  сделано  предложение  поделиться  своими  грязными
доходами. Он на него никак не прореагировал, поэтому лишился одного из
членов своей семьи.  Но банкир не внял и этому средству убеждения.  Он
безнадежен. Кстати, ты не находишь наши методы излишне... резкими?
     Латэла равнодушно пожала плечами:
     - И  Фралд  Гибр,  и его жена вполне заслужили наказания.  У меня
есть и личные причины желать им смерти.  Жена Гибра возглавляла  "Фонд
помощи  ветеранам  вооруженных  конфликтов".  На этом она сделала себе
многомиллионное состояние,  а ветераны,  среди которых был и мой отец,
получали нищенскую пенсию.  Сам Гибр, насколько я знаю, отмывает через
свой банк прибыли от детской проституции.
     - Ну, об этом знают все, - заметил Бумеранг.
     - Также все знают,  что ни один банкир не заработал  свои  деньги
честным путем, - добавила Огала.
     Лигволд сказал:
     - Ни  один  крупный  капитал не заработан честным путем.  Честные
люди трудятся от зари до  зари,  но  получают  за  свою  работу  ровно
столько, чтобы не умереть от голода.
     Латэла показала на остатки завтрака:
     - Может,  лучше  умереть  от  голода,  чем от язвы желудка,  рака
печени или закупорки сосудов? То, что мы едим, приближает нас к смерти
быстрее, чем голодание.
     - А это тоже политика правительства,  - подхватил Лигволд. - Если
большинство людей не доживут до пенсионного  возраста,  то  и  незачем
беспокоиться об их содержании.
     - Да,  наша  Велпасия необычайно мудро и рационально устроена,  -
вздохнул Бумеранг.
     - Но мы боремся за то,  чтобы страна  освободилась  от  грязи,  -
произнес Лигволд.  - Если мы будем методично уничтожать врагов народа,
то в конце концов правительство вынуждено будет  принять  справедливые
законы и уравнять в правах бедных и богатых.
     Ирда выразительно постучала по своим наручным часам:
     - Бэр, ты увлекся. А мне еще надо загримировать Латэлу.
     - Извини,  я заболтался,  - Лигволд поднял руки вверх,  признавая
правоту женщины. - Собирайтесь, я буду ждать вас в гостиной.
     Ирда отвела Латэлу в свою комнатку,  усадила на кровать и достала
с   полки   большую  пластиковую  коробку.  Внутри  коробки  оказались
косметические средства,  похожие на те,  которыми пользовались гримеры
на телестудиях.
     - Закрой глаза,  - с улыбкой сказала Ирда. - Сейчас я сделаю тебя
неузнаваемой.  Полицейские сканеры  не  смогут  тебя  вычислить  среди
прохожих.
     Латэла послушно  опустила  веки.  Ей  показалось,  что  она вновь
оказалась у  себя  дома,  а  ее  лицом  занимается  аппарат  нанесения
макияжа.  Движения Ирды были легкими и уверенными,  и Латэла подумала,
что до занятия террористической деятельностью ее новая знакомая вполне
могла работать в каком-нибудь салоне красоты.
     - Ты  и  прически  делать  умеешь?  - не открывая глаз,  спросила
Латэла.
     - Не разговаривай,  - сказала Ирда,  - грим на подбородке еще  не
"схватился".  А на счет причесок...  Их я тоже умею делать.  Нас учили
маскироваться. Ведь раньше я была ликвидатором в тайной полиции.
     Латэла попыталась открыть рот,  чтобы задать новый вопрос, однако
немедленно получила мягкий, но довольно ощутимый толчок в подбородок.
     - Разговаривать тебе еще рано,  - строго произнесла Ирда.  - Пока
послушай меня.  Я была простым агентом,  которого "наводили на цель" и
запускали  в  дело.  Однажды я допустила серьезный промах и сама стала
мишенью.  Умирать мне почему-то не хотелось,  поэтому  я  пустилась  в
бега... Так я оказалась в Подземке, а потом и в "Народной правде". Они
помогли мне:  сделали новые документы и новую жизнь.  Так что я  всего
лишь  продолжаю  делать  то единственное,  что умею в жизни - убивать.
Только теперь я воюю по другую сторону  баррикад...  Ну  вот,  готово!
Можешь на себя полюбоваться.
     Латэла открыла  глаза  и изумилась.  Из зеркала,  которое держала
довольная   улыбавшаяся   Ирда,   на   нее   глядела    совсем    юная
восемнадцатилетняя  девчонка.  Исчезли морщинки вокруг глаз,  нос стал
более  заостренным,  овал  лица  и  линия  подбородка  изменились   до
неузнаваемости, кожа светилась юным свежим румянцем.
     - Сейчас завяжем твои волосы в две косички, и получится настоящая
школьница, - пообещала Ирда.
     Новое лицо  Латэлы  прекрасно  подходило  к   "уличной"   одежде.
Действительно,  теперь  она  стала  похожа на ученицу старшего класса.
Едва ли полицейские опознают ее в этом облике.
     Когда две женщины закончили свои сборы и вышли  в  гостиную,  Бэр
Лигволд поднялся с дивана и восторженно присвистнул:
     - Замечательно!   Теперь  мы  похожи  на  добропорядочную  семью,
пришедшую на траурный митинг, посвященный кремации жены Фралда Гибра.
     Только сейчас Латэла заметила,  что Лигволд,  наоборот,  выглядел
старше  своих  лет  за  счет  искусно  выполненных  морщин  на  лбу  и
нанесенных под глазами теней.
     - Тебя гримировали Огала или Бумеранг? - спросила Латэла. - Очень
здорово получилось.
     - Спасибо   за   комплимент.   Гримировался   я  сам.  Огала  уже
отправилась на свою официальную работу,  а Бумеранг  пошел  заниматься
нашим новым проектом.
     Слово "проект"  неприятно  резануло  слух  Латэлы.  Так в Главном
Агентстве  Пропаганды  называли  кампании  по   одурачиванию   граждан
Велпасии.  Впрочем,  она  не  придала этому особого значения,  так как
слово постоянно звучало в речи людей.  "Проектами" могли именоваться и
планы вторжения в соседнее государство, и первые свидания влюбленных.
     Латэла и  ее новые товарищи прошли по узким металлическим мосткам
вокруг громадных работавших насосов,  затем поднялись по  лестнице  на
площадку к техническому лифту.
     Когда зарешеченная   кабинка   поползла  наверх,  Латэла  ощутила
некоторую слабость в коленях.  Всего сутки провела она в Подземке,  но
выход в верхний мир уже казался ей опасным.
     - Волнуешься? - сочувствующе посмотрела на нее Ирда.
     - Да, немного, - честно призналась Латэла.
     - На выходе из нашего убежища опасности нет, - заверил ее Бэр.
     Глядя на водонапорную станцию сверху, сквозь ограждавшую лифтовую
шахту сетку,  Латэла еще раз поразилась,  как такое сооружение  смогли
разместить  под  землей.  Затем лифт прошел сквозь отверстие в толстом
бетонном потолке и остановился в помещении с гладкими, также бетонными
стенами.  Прямо  напротив  лифта находилась единственная металлическая
дверь.  Справа от нее  Латэла  разглядела  небольшой  прямоугольник  с
кнопками.
     Лигволд набрал  на  клавиатуре  нужный  код,  и  дверь открылась.
Латэлу даже не удивило,  что дверь  представляла  собой  бронеплиту  в
десять сантиметров толщиной.
     - Вы  неплохо  устроились,  -  как бы про себя произнесла она.  -
Наверное,  даже у тайной полиции нет таких защитных устройств,  как  у
террористов.
     Лигволд с улыбкой объяснил:
     - Эта  дверь  защищает  не  нас,  а стратегически важный объект -
водонапорную  станцию.  Станцию  построили  недавно,   так   что   она
оборудована   самыми   совершенными   замками   и  запорами.  Парадокс
заключается в том, что эти бронированные двери должны защитить станцию
от проникновения террористов.
     Они вышли наружу и оказались на территории подземной автостоянки.
     - А  вот  и наш автомобиль,  - показал Лигволд на машину среднего
класса. - Прошу садиться, дорогие мои жена и дочка.
     Латэла и Ирда сели на заднее сидение, а Бэр занял место водителя.
Машина  не была оборудована системой автовождения,  поэтому он вручную
завел двигатель и тронулся с  места.  Автомобиль  проехал  мимо  рядов
других   припаркованных   машин   и   вырулил   на  наклонный  пандус,
поднимавшийся вверх широкой спиралью.  Поднявшись на несколько этажей,
автомобиль притормозил возле поста охраны.
     Сердце Латэлы   замерло.   Но  дежурный  охранник  совершенно  не
заинтересовался личностями пассажиров.  Он лишь сверил номер машины  и
отпечатки  пальцев  водителя.  Убедившись,  что автомобиль не угоняют,
охранник нажал на кнопку и открыл ворота.
     Латэла невольно зажмурилась  оттого,  что  ей  в  глаза  брызнули
солнечные лучи. Машина наконец-то выехала на улицу.
     - Можешь   полюбоваться   на  надземные  сооружения  водонапорной
станции, - показала Ирда.
     - Но это же кинотеатр! - воскликнула Латэла.
     Действительно, здание  кинотеатра  находилось  как  бы  в  кольце
высотных  домов.  Из  подземного  гаража одного из них и выбрались они
только что.
     - Земля  в  Птиоле  слишком  дорога,  чтобы  расходовать  ее  под
технические  сооружения,  -  сказала Ирда.  - Главный въезд на станцию
находится рядом с кинотеатром,  отсюда его не  видно.  Через  него  на
станцию  доставляют  крупные  запчасти для насосов.  Тот вход охраняют
сотрудники Городского Водоснабжения.  А мы  выбрались  через  запасной
"пассажирский"  выход.  Он  оборудован  кодовым замком,  и поэтому его
никто не охраняет...
     - Как и тот тоннель,  которым  меня  привела  Огала,  -  добавила
Латэла.
     - Вот именно.  Станция - идеальное место для нашего убежища. Даже
во  время  плановых  инспекций  жилые  отсеки  не  привлекают  ничьего
внимания.  В  крайнем  случае,  пока лифты спускаются вниз,  мы всегда
можем исчезнуть в тоннеле узкоколейки.
     - Я же говорю, вы неплохо устроились.
     - Это все заслуга Бэра.  То,  что мы обосновались на водонапорной
станции - его удача.
     - Да уж, удача, - беззлобно проворчал Лигволд, не отрывая взгляда
от дороги.  - Если бы не моя глупость, я бы сейчас сидел в собственном
офисе  и  руководил какой-нибудь юридической конторой.  У меня была бы
роскошная жена и шикарный особняк.  Мои дети ходили  бы  в  престижную
школу.
     - И,  возможно,  тебя  бы  взял  на  мушку  какой-нибудь борец за
справедливость и равноправие, - дополнила картину Ирда.
     - Да,  возможно,  - согласился Бэр.  - Латэла, хочешь узнать, что
привело меня в "Народную свободу"?
     Латэла пожала плечами.  По правде говоря,  ей было все равно. Она
уже достаточно наслушалась чужих  историй.  Но,  по-видимому,  Лигволд
считал,  что  все  члены  его  ячейки  должны  знать  биографию  своих
товарищей.
     - Я родился в семье вполне приличных и обеспеченных родителей,  -
начал  рассказ  Бэр.  -  Моя  жизнь  с самого детства была расписана и
распределена.  Я поступил  в  Дельстонский  Университет  на  факультет
юриспруденции. Мне прочили блестящую карьеру... Но, к сожалению, я был
молод, горяч и по-юношески безрассуден. Я влюбился в одну девушку. Она
познакомила  меня со своими друзьями.  Ее друзья,  как я быстро понял,
увлекались идеями революционного переустройства общества.  Их  взгляды
заинтересовали   и  меня.  Благодаря  им  я  по-другому  посмотрел  на
окружающий  мир  и   увидел,   что   он   полон   лжи,   лицемерия   и
несправедливости.  Возможно,  на этом бы дело и кончилось.  Я разделял
взгляды молодых  бунтарей,  но  совершенно  не  собирался  вступать  в
какие-либо  организации или помогать этим людям.  Но тут нашу компанию
"накрыла"  тайная  полиция.  Часть  моих  друзей  была   осуждена   по
"политической"  статье:  "Противодействие государственным структурам".
Остальным,  в том числе и  мне,  подобные  обвинения  предъявить  было
тяжело,  поэтому,  не  мудрствуя  лукаво,  нам  подбросили наркотики и
посадили по "уголовной" статье:  "Продажа  наркотических  препаратов".
Так  я  на  своей собственной шкуре убедился в том,  как работает наша
система  правосудия  и  юриспруденции.  Мои  родители  применили   все
возможные средства, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Но все равно, вышел
я оттуда только через три года.  И стал я к  тому  времени  совершенно
другим человеком.  В тюрьме я познакомился с революционерами,  которых
также посадили по "уголовным" статьям.  От них я узнал о существовании
"Народной  свободы".  После  тюрьмы  на моей юридической карьеры стоял
большой жирный крест.  Не без помощи своих новых товарищей я устроился
в  Службу  Городского  Водоснабжения.  А  через  некоторое  время меня
назначили техником-смотрителем на эту подземную водонапорную  станцию.
Так  я начал вести двойную жизнь.  С одной стороны я простой работяга,
бывший наркоторговец; с другой - мститель за попранную справедливость.
     Пока Бэр  рассказывал,  автомобиль  двигался  в   потоке   машин,
проезжал развязки,  тоннели и эстакады.  Латэла краем глаза следила за
дорогой.  Через  какое-то  время   Бэр   затормозил   возле   большого
продовольственного магазина и поставил автомобиль на платную парковку.
     - Выходим все! - объявил он. - Пересадка!
     Латэла не поняла, что Бэр имел в виду, но послушно вышла.
     - Пойдем  сходим  в дамскую комнату,  - предложила Ирда,  - а Бэр
пока произведет замену.
     - Замену чего?
     - Машины,  разумеется.  Ты же не думаешь, что мы поедем на дело в
своей собственной машине?
     Латэла наконец-то поняла,  о чем идет разговор. Они с Ирдой зашли
в магазин,  несколько  минут  постояли  возле  рекламного  объявления,
призывавшего  покупать обезжиренное масло "Идеальная фигура",  зашли в
дамскую комнату,  где Ирда еще раз проверила грим  Латэлы.  Когда  они
вышли на улицу,  их уже поджидал Лигволд, сидевший за рулем совершенно
другого автомобиля.
     - Это машина одного из продавцов,  - объяснил он,  когда  женщины
забрались внутрь. - Едва ли ее хватятся до конца рабочего дня.
     Латэла еще не разу в жизни не ездила на угнанной машине.  Вначале
она пугалась всякий раз,  как их накрывала тень патрульного винтолета.
Но   постепенно  спокойствие  Бэра  и  Ирды  передалось  и  ей.  Жизнь
террористов,  похоже,  была  так  насыщена  приключениями,  что   угон
автомобиля не казался им чем-то особо значимым.
     Когда Бэр  замедлил ход и начал искать место для стоянки,  Латэла
увидела  впереди  знакомые  очертания  Центрального   крематория   под
названием   "Вечное  блаженство".  Раньше  она  здесь  не  бывала,  но
несколько раз видела торжественные церемонии кремации на телеэкране.
     Центральный крематорий  представлял   собой   достаточно   старое
сорокаэтажное здание,  похожее на сильно вытянутую вверх пирамиду. Его
окружал  целый  квартал  парков  и  садов,  где  в  тени  аллей  и  на
перекинутых  через  искусственные  ручьи мостиках родственники умерших
могли немного облегчить свое горе,  созерцая природу и  кормя  уток  и
голубей.
     (Вход в парк,  разумеется,  был платным,  равно как и специальный
птичий корм. Да и сама церемония кремации обходилась безутешным родным
и друзьям покойных в весьма внушительную сумму. Центральный крематорий
предназначался  для  богатых  людей.  Бедные  довольствовались   менее
торжественными церемониями в общих печах районных телосжигателей.)
     Еще на   подъезде   к  автостоянке  Латэла  заметила  полицейские
винтолеты, висевшие в воздухе или приземлившиеся на мостовую.
     - Полиции слишком много, - также заметила Ирда. - Если они начнут
проверять документы...
     - Не   начнут,  -  успокоил  ее  Бэр.  -  Видишь,  сколько  людей
собралось,  чтобы посмотреть на это шоу?  Если проверять  документы  у
всех входящих, то церемонию придется отложить на сутки.
     Действительно, несмотря на большое количество полицейских, вход в
"Вечное блаженство" не  был  перекрыт.  Охрана  ограничилась  обычными
рамками   металлодетекторов   и  анализаторами  запахов  взрывчатых  и
отравляющих веществ.
     Когда трое террористов вышли из  машины,  Ирда  протянула  Латэле
баллон, похожий на обычный дезодорант:
     - На,  брызни  на себя.  Если в базу запахов полиции занесли твои
данные, то эта штука "отобьет нюх" у любого анализатора.
     Хотя грим,  переодевание и "дезодорант" Ирды практически свели  к
нулю   возможность   разоблачения,   Латэла   с  некоторым  колебанием
проследовала к Центральному крематорию.
     - Да не дрожи ты так,  - шепнул ей  Лигволд.  -  Если  ты  будешь
держаться  естественно,  на  тебя никто не обратит внимания.  Посмотри
вокруг: таких, как мы, сотни.
     Умом Латэла понимала,  что Бэр прав.  На церемонию кремации  жены
известного  банкира  собрались  не  только приглашенные,  но и обычные
зеваки.  Причем  этих  зевак  было  раз   в   двадцать   больше,   чем
родственников  и друзей покойной.  Поглазеть на чужую смерть пришли не
только простые люди, но и весьма обеспеченные бездельники.
     "Быдло любит шоу," - вспомнила  Латэла  первое  правило  Главного
Агентства Пропаганды.
     Трое террористов  влились в общую толпу и приблизились ко входу в
"Вечное блаженство".  Латэла была бы рада,  если бы  сейчас  ее  телом
вновь  завладела  вчерашняя  сила - уверенная и решительная.  Без этой
поддержки ее ноги  стали  будто  ватные,  а  зубы  начали  выстукивать
предательскую    дробь.    До    полицейских    металлодетекторов    и
запахоанализаторов оставались считанные метры.
     Наверное, Бэр и Ирда заметили состояние Латэлы. Они подхватили ее
под руки с обеих сторон и беззаботно заговорили:
     - Смотри,  доченька,  как  замечательно  украшены  сегодня  двери
крематория!  Какие яркие красочные плакаты,  знамена и воздушные шары!
Посмотри сколько людей вокруг, как все празднично одеты!
     Слушая непрерывное щебетание в оба уха,  Латэла сама не заметила,
как прошла сквозь охранные устройства.  Оказавшись внутри здания,  она
выдохнула воздух и сразу почувствовала облегчение. Полиция обратила на
нее внимания не больше,  чем на любую другую девушку из толпы праздных
зевак.
     - Вот и все,  - спокойно сказал Бэр. - Теперь пора приниматься за
работу.
     Только сейчас  Латэла  вспомнила,  ЗАЧЕМ  они  явились   на   это
мероприятие.  Она  удивилась  тому,  что  Бэр и Ирда не имели при себе
никакого оружия.  Или имели? Если металлодетекторы не подняли тревогу,
это  еще  не  означало,  что  террористы  пришли  безоружными.  Латэлу
разбирало любопытство, но она пока не могла его удовлетворить. В самом
деле,  не  станет же она спрашивать:  "Бэр,  Ирда,  как вы собираетесь
убивать Фралда Гибра?"
     Сам банкир еще не явился, но к началу траурной церемонии все было
готово.  Телевизионщики уже настроили свои камеры,  приглашенные гости
заняли отведенные им места, зеваки плотно набились в зал.
     Под высокими сводами раздавался неумолчный  гул  голосов.  Латэла
невольно сравнила этот звук с шумом работавших водяных насосов. Только
насосы перекачивали необходимую для жизни жидкость,  а люди говорили о
сущей ерунде:  обсуждали наряды почетных гостей, вспоминали предыдущие
пышные церемонии, оценивали шансы Фралда Гибра на предстоящих выборах.
     Наконец, стали появляться самые  близкие  друзья  семьи  банкира.
Разумеется,  они  не  входили  вместе со всеми через главный вход.  Их
винтолеты садились на специальные площадки,  располагавшиеся на разных
уровнях пирамиды Центрального крематория.
     Как и  положено,  одним  из последних явился сам Фралд Гибр.  Его
появление было встречено рукоплесканиями,  словно это  он,  а  не  его
жена, являлся главным виновником сегодняшнего торжества. Впрочем, жена
также не замедлила появиться.  В полу раскрылись створки люка, и возле
главной  трибуны  поднялся  постамент,  на  котором  находился гроб из
редкого эбионового дерева с телом покойной.
     Толпа зевак подалась вперед,  чтобы поближе  рассмотреть  богатое
убранство последнего ложа погибшей женщины.
     - Вперед,  -  прошептал Лигволд и заработал локтями,  прокладывая
дорогу Латэле и Ирде.
     Благодаря его усилиям все трое оказались в первых  рядах.  Латэла
не  могла  понять,  для  чего это сделано.  Если террористы собирались
убивать банкира,  то разумнее было бы это сделать из гущи толпы, чтобы
не  привлекать  к себе внимания.  Пока она озиралась вокруг,  траурная
церемония началась.
     Фралд Гибр поднялся на главную трибуну и начал речь. Он говорил о
том, о чем положено говорить в подобных случаях: как долго и счастливо
он жил со своей женой,  как она любила его, а он - ее, как они мечтали
умереть в один день,  чтобы не огорчать друг друга,  и как злая судьба
разрушила их светлые планы.
     В порыве  ораторского  упоения  Фралд  Гибр  сошел  с  трибуны  и
приблизился к постаменту с гробом покойной. Телеоператоры сопровождали
каждый его шаг, фиксируя и шаркающую походку убитого горем человека, и
скорбное выражение его лица.
     Банкир поднялся  на  постамент  и  склонился  над гробом,  словно
собираясь его обнять.  В этот момент он находился ближе всего  к  тому
месту, где стояли Бэр, Латэла и Ирда.
     - Какой трогательный миг! - повернулся Лигволд к Ирде.
     - Да, дорогой, я даже прослезилась.
     С этими   словами  Ирда  достала  из  нагрудного  кармана  тонкий
полупрозрачный платок и поднесла его  к  лицу,  словно  бы  собиралась
промокнуть набежавшую слезу.
     Фралд Гибр,  нагнувшийся над гробом,  внезапно выпрямился, звонко
шлепнул себя ладонью по щеке и громко воскликнул:
     - Ах, сволочная мошкара! Укусила, гнида паскудная!
     Эти слова и тон,  которым они были произнесены,  входили в  явный
диссонанс с предыдущими трагическими нотами. Только теперь стало ясно,
что банкир довольно искусно играл роль несчастного вдовца,  но  первая
же неожиданность вывела его из этого образа.
     Впрочем, дело на этом не кончилось.
     Фралд Гибр впился в свою щеку ногтями и заорал:
     - Что за дерьмо?! Жжет, словно плеснули поганой кислотой.
     Он с  удивлением  отнял  руку от щеки,  посмотрел на свою ладонь,
пошатнулся и рухнул на крышку гроба.  Несколько секунд его  конечности
конвульсивно дергались,  а изо рта вырывались нечленораздельные хрипы.
Затем он затих.
     Все собравшиеся в зале  находились  в  шоке.  Первыми  опомнились
друзья банкира:
     - Врача!
     - Полиция!
     - Врача!
     - На помощь!
     Кто-то из  приглашенных  гостей  бросился к Фралду Гибру,  кто-то
поспешил  прочь  из  зала.  Толпа  зевак  также   заколебалась.   Одни
стремились   протолкаться   к   центру  событий,  другие  благоразумно
потянулись к выходу.
     В числе последних была и троица террористов. Вначале они с трудом
пробивались сквозь встречный людской поток.
     Но потом за их спинами раздался крик:
     - Полиция! Никого не выпускать! Задержите людей для выяснения!
     Кто и  что  собирался  выяснять,  толпу  зевак  не  интересовало.
Услышав  это  распоряжение,  каждый  представил  себе,  что  его  ждет
многочасовое ожидание в зале,  поверка документов,  а потом еще и дача
свидетельских показаний.  Толпа ринулась в едином  порыве  и  в  одном
направлении - к выходу.
     Массу людей  не  смогли  удержать  ни кордоны полиции,  ни угроза
ответственности  за  бегство  с  места   происшествия.   Сейчас   всех
объединяло  только  одно  желание,  граничащее  с животным инстинктом:
оказаться как можно дальше от Центрального крематория.
     Вместе с толпой террористов вынесло на улицу.
     - Быстрее в машину!  - приказал Лигволд.  - Сейчас сюда  слетятся
винтолеты поддержки.
     Автомобиль резко   рванул   с  места.  Он  был  не  единственным.
Остальные зеваки разъезжались прочь так  же  быстро.  Никто  не  хотел
попадаться полицейским.
     - Все нормально, - сообщил через некоторое время Бэр, посмотрев в
заднее стекло.  - Облавы не будет.  Полиция еще не сообразила,  в  чем
дело.  А когда сообразит,  ей достанутся только самые неповоротливые и
тугосоображающие свидетели.
     - Да что же произошло? - наконец-то решила спросить Латэла.
     Ирда широко улыбнулась и вынула изо рта  маленькую  пластмассовую
трубочку, похожую на пустой стержень от авторучки:
     - Вот и весь секрет.
     "Прежняя" Латэла еще долго искала бы разгадку,  но "новая" Латэла
сообразила мгновенно:
     - Духовая  трубка?  Ты  убила  Фралда   Гибра   ядовитой   иглой,
выпущенной  из  этой трубочки?  Потому-то он и решил,  что его укусило
какое-то насекомое!
     - Совершенно верно, - Ирда приоткрыла стекло на дверце автомобиля
и выбросила свое оружие на дорогу. - Как тебе все это понравилось?
     - Великолепная  работа!  -  с  искренним  восхищением  произнесла
Латэла. - А вначале я и не подозревала...
     Она осеклась,  сразу представив,  сколько еще  высокопоставленных
преступников можно казнить подобным оружием.  Его не обнаружит ни один
металлодетектор или запахоанализатор.  Его можно спрятать где угодно и
в  нужный  момент  незаметно  достать.  Его  можно  пронести  на любое
достаточно  многолюдное  мероприятие.  Ведь  не  станет   же   полиция
заглядывать в рот каждому человеку?...
     Хотя... В  голове  Латэлы  быстро  сложились  несколько рекламных
лозунгов,  которые,  несомненно,   пришлись   бы   по   вкусу   отделу
политической рекламы Главного Агентства Пропаганды:  "Широкая улыбка -
твой  вклад  в  безопасность  государства!",  "Открытый  рот  -  залог
спокойствия   граждан  Велпасии!",  "Единая  нация  широкими  улыбками
приветствует новый радостный день!" Латэла не сомневалась, что система
государственной пропаганды могла бы заставить большинство людей ходить
по улицам  с  открытыми  ртами.  А  с  тем  меньшинством,  которое  не
поддастся массовому внушению, легко разберется полиция...
     Ирда не без гордости сказала:
     - При  кажущейся простоте эта трубочка требует долгой тренировки.
Конечно,  если ты не хочешь,  чтобы ядовитая игла оказалась у тебя  во
рту.  Требуются  специальные дыхательные упражнения,  чтобы добиться и
дальности выстрела, и точности попадания...
     Восторги Латэлы несколько поутихли.
     - ...Да и  состав  яда  довольно  сложен.  Не  каждый  может  его
изготовить. Такие трубочки мы используем редко.
     - Этому  искусству  ты  научилась  в  тайной полиции?  - спросила
Латэла.
     - Да.  Его  разработали  для   устранения   активных   борцов   с
государством:  террористов,  оппозиционных  журналистов,  поэтов...  В
общем, для убийства честных людей.
     - Ирда, а меня ты научишь?
     Бывшая женщина-ликвидатор оценивающе посмотрела на бывшую старшую
рекламистку:
     - Да у тебя и своих талантов хоть отбавляй. Впрочем, если хочешь,
то научу.
     Террористы вернулись к магазину, спокойно пересели на свою машину
и  вернулись  на  водонапорную станцию.  В магазине они купили хорошее
вино,  чтобы  отпраздновать  очередную  победу  над   угнетателями   и
эксплуататорами.


       Глава 7. Метропоезд, заряженный шестью баллонами смерти.

     Следующие несколько  дней  Латэла  провела  под  землей в убежище
террористов.  Компанию ей составляла только  Ирда.  Огала  просыпалась
раньше   всех  и  уезжала  на  работу.  Как  выяснила  Латэла,  бывшая
преподавательница   истории   теперь   работала   уборщицей   в   депо
метропоездов, где чистила и мыла испачканные пассажирами вагоны.
     Бумеранг Валн  по  утрам  исчезал,  а  появлялся только к вечеру.
Вообще-то он показался Латэле довольно веселым  и  разговорчивым,  но,
видимо,  некая тайная работа отнимала все его силы.  Поэтому он быстро
ужинал и почти сразу же отправлялся спать в свою комнату.
     Бэр Лигволд также отсутствовал целыми днями. Причем несколько раз
он  уходил  вместе  с Бумерангом.  Латэла чувствовала,  что террористы
готовят какую-то очередную акцию, однако ее в свои планы не посвящают.
А сама она любопытство проявлять не собиралась.
     Кроме того,  и Ирда не участвовала в этой секретной деятельности.
После казни Фралда Гибра она,  что называется, "легла на дно". Похоже,
такая  жизнь  ее вполне устраивала:  нанесение короткого смертоносного
удара, а затем покой и отрешенность - до следующего задания.
     Латэла с Ирдой читали книги, смотрели телевизор, болтали о всяких
пустяках, занимались физическими упражнениями. Как Ирда и обещала, она
показала  Латэле  основные  приемы  стрельбы  из   маленькой   духовой
трубочки.  Это  и  в  самом деле оказалось делом непростым и требующим
длительной тренировки.
     Сама же  Ирда  хотела  получить  у  Латэлы  несколько  уроков  по
рукопашному бою. Но из этой затеи ничего не получилось. Оказалось, что
Латэла не может по собственному  желанию  вызывать  свое  второе  (или
третье) "Я", которое руководило ее действиями в минуты опасности.
     - Если  бы наши товарищи не проверили твою биографию,  - говорила
Ирда,  - то я бы посчитала тебя  особо  засекреченным  агентом  тайной
полиции. Когда я сама в работала в этой организации, то слышала, что в
некоторых отделах  ставят  психотехнические  эксперименты.  Людям  под
гипнозом   внедряют  в  сознание  некую  последовательность  действий,
которая  "запускается"  определенной  кодовой  фразой.  Самый  обычный
человек  может  превратиться  в  непобедимого  бойца,  а  какой-нибудь
преуспевающий бизнесмен может совершенно неожиданно  для  самого  себя
прямо посреди важного совещания встать и выпрыгнуть в окно небоскреба.
     Такие рассказы  беспокоили  Латэлу.  Теперь  она  уже не была так
уверена в своих  воспоминаниях.  Ведь  вся  ее  биография  могла  быть
создана   тайной  полицией  именно  для  того,  чтобы  внедрить  ее  в
организацию  "Народная  свобода".   В   конце   концов,   даже   самые
высокопоставленные  товарищи  террористов  могли  не  иметь  доступа к
сверхсекретной информации.
     Однако, похоже,  подобные сомнения беспокоили одну только Латэлу.
Ее новые друзья не запрещали ей выходить наверх,  да и вообще никак не
ограничивали  ее  свободу.  Латэла  сама  не  хотела  возвращаться   в
надземный   мир.  Засыпая  под  монотонный  гул  насосов  водонапорной
станции, она ощущала необыкновенный покой и умиротворение.

                               * * *

     Размеренная жизнь в убежище террористов закончилась в тот  вечер,
когда, собрав всю свою ячейку в гостиной, Лигволд объявил:
     - Наша  долгая  и  тщательная  подготовка  новой акции наконец-то
подошла  к  концу.  Штаб  "Народной  свободы"  назначил  операцию   на
завтрашний  день.  Это  совершенно  новый шаг в нашей деятельности.  В
операции будут задействованы сразу несколько  ячеек.  От  нашей  общей
решимости и слаженности будет зависеть успех не только этой акции,  но
и дальнейшее существование "Народной свободы".
     Это вступление ни на кого не  произвело  особенного  впечатления.
Бумеранг,  похоже, и так знал все заранее. Огала тоже каким-то образом
была осведомлена о готовящейся операции. Ирда была сдержана и никак не
выказала  своего  волнения.  Латэла  прошла  такую  школу пропаганды и
рекламы,  что ее уже не смогли бы завлечь  никакие  самые  возвышенные
лозунги и призывы.
     Убедившись, что  все  ждут  более конкретных и четких инструкций,
Лигволд продолжил:
     - Штаб  "Народной  свободы"  проанализировал  итоги  деятельности
нашей  организации  за  последнее десятилетие и вынужден был признать,
что эффект от наших акций не так велик,  как предполагалось.  Несмотря
на то,  что мы казнили наиболее опасных врагов народа и государства, в
общем и целом ситуация в стране не  изменилась.  Даже  наша  последняя
акция  -  устранение  Фралда  Гибра  -  не принесла желаемого эффекта.
Поэтому  штаб  решил  перейти  к  более  масштабным   и   значительным
операциям.  Новая  акция,  о  которой я говорю,  станет первой,  но не
последней.  Мы должны организовать  взрыв  в  Подземке  под  одним  из
районных полицейских управлений.
     Латэла бросила  косые взгляды в обе стороны,  чтобы посмотреть на
реакцию  своих  товарищей.  Ее  не   удивило,   что   все   они   были
заинтересованы,   но   не   взволнованы.  Похоже,  известие  о  взрыве
неожиданностью не стало.
     Лигволд достал из внутреннего кармана несколько сложенных  листов
бумаги,  развернул  их  и  положил  на  стол.  Латэла  вместе со всеми
склонилась над довольно хорошо прорисованными  чертежами  и  столбцами
математических расчетов.
     - Это  план  ремонтного  депо,  в  котором  находятся метропоезда
техобслуживания и контроля путей.  Огала несколько раз бывала там и ей
удалось  снять  копии  ключей  от  дверей.  Система охраны там старая,
никаких электронных замков и видеокамер нет. Мы легко проникнем в депо
и нейтрализуем охрану - шесть или семь человек невысокой квалификации.
На  плане   красными   крестиками   обозначены   точки   их   обычного
местонахождения.
     - Шесть  или  семь  охранников?  -  переспросила Латэла.  Точнее,
"новая"  Латэла,  которая  в  отличие  от  "прежней"  быстро   оценила
предстоящее  задание.  -  Если  хотя  бы один человек нас заметит,  он
успеет включить сигнал тревоги.
     - Именно поэтому захват депо  -  самая  трудная  и  ответственная
стадия  операции.  В  ней  будут  участвовать  наши товарищи из других
ячеек. Вы познакомитесь с ними перед началом акции.
     - А что дальше?  -  спросила  Латэла.  -  Полицейское  управление
находится над депо?
     - Не-е-ет,  - с улыбкой протянул Лигволд,  - если бы все было так
просто...  На самом деле в депо мы проникнем только  для  того,  чтобы
загрузить на поезд взрывчатку.  Через некоторое время мы примем запрос
на ремонт. Служба контроля движения сообщит, что на одном из перегонов
упало напряжение. То ли короткое замыкание, то ли разрыв в токонесущем
рельсе...  это не важно!  Технический метропоезд отправится на  вызов.
Когда  он  будет  проезжать под управлением полиции,  раздастся взрыв.
Метропути в этом месте проходят неглубоко, так что взрыв вызовет обвал
и разрушение всего здания. Вот здесь на плане указано место, где будет
проведена наша акция.
     В отличие от достаточно подробного плана депо,  схемы  метропутей
были  выполнены в гораздо меньшем масштабе,  и потому определить точку
взрыва было не так-то просто.
     Латэла с сомнением покачала головой:
     - Какова вероятность того,  что  метропоезд  окажется  точно  под
зданием полицейского управления?  Ведь всего несколько десятков метров
вперед или назад - и взрыв затронет соседние дома.
     - Все это мы учли. Не зря же над детонатором "колдовал" Бумеранг.
Бумеранг, объясни, как мы получим нужную точность?
     - Очень просто,  - с готовностью отозвался террорист-подрывник. -
Как известно, радиосигналы под землей практически не распространяются,
так  что  использовать  дистанционное  управление  невозможно.  Ручное
управление   также    отпадает,    если,    конечно,    не    найдется
желающего-самоубийцы.  Но,  даже если бы такой у нас был, никто не мог
бы быть уверен,  что этот смертник нажмет кнопку в нужный момент, а не
секундой раньше или секундой позже. Поэтому мне оставалось только одно
- создать достаточно точный и надежный механический взрыватель. Я взял
за основу обычный измеритель расстояния,  который используется путевым
контролем. Колеса катятся по рельсам, их диаметр известен... ну, и так
далее.   Короче:   зная  начальную  точку  отправления  метропоезда  и
расстояние до точки взрыва,  довольно легко  настроить  взрыватель  на
нужное количество оборотов колеса.  Мы с Бэром несколько раз проводили
эксперименты,  подключая мой механизм к колесам обычных  поездов.  Так
что я могу гарантировать стопроцентное попадание в цель.
     - Но ведь кроме основной цели могут пострадать и невинные люди, -
сказала Латэла.
     - О ком ты говоришь?  - удивился Лигволд.  - О полицейских? Разве
ты  не  знаешь,  что  в полицию идут люди,  которые имеют склонность к
насилию и жестокости?  Они не желают работать,  но зато хотят обладать
властью    и    безнаказанностью.    Они    занимаются   грабежами   и
вымогательствами под прикрытием государства и от его имени.  Полиция -
главный враг народа, свободы и демократии.
     - Все  это  я  знаю,  - отмахнулась Латэла.  - Я говорю о простых
людях,  которые могут пострадать от  взрыва:  о  пассажирах  метро,  о
пешеходах на улице, о случайных посетителях полицейского управления.
     - А-а-а!  -  с облегчением протянул Лигволд.  - Об этом можешь не
беспокоиться.  Когда на главный диспетчерский пульт метро наш  человек
сообщит о неисправности,  эту ветку перекроют,  а метропоезда пустят в
объезд по запасным линиям. Так что рядом в Подземке не будет ни одного
человека.  Что же касается людей наверху...  Твой вопрос заставил меня
задуматься.  Я обсужу со штабом возможность минимизации  потерь  среди
мирного населения.  Но,  я уверен,  их будет не так уж и много.  Кроме
того,  не забывай, идет война государства со своим народом, а война не
обходится  без  жертв.  А  жертвы на войне бывают и с той,  и с другой
стороны.
     Слова о "минимизации потерь среди мирного  населения"  показались
Латэле   несколько  неподходящими  для  террориста-подпольщика.  Такое
выражение более естественно звучало бы в устах политика или  генерала.
Впрочем, "новая" Латэла была настолько захвачена масштабом предстоящей
акции, что не придала этому особого значения.
     Террористы склонились  над  планами,  схемами  и  расчетами.  Бэр
Лигволд начал объяснять,  где должен находиться каждый из них и что им
предстоит  делать,  чтобы  проникнуть   в   ремонтное   депо.   Дальше
предполагалось  загрузить  на  поезд  взрывчатку,  подъехать  на нем к
заранее определенной стартовой точке, установить счетчик детонатора на
нужное расстояние до взрыва,  направить поезд вперед на автопилоте,  а
самим спокойно вернуться по путям назад  и  выйти  из  Подземки  через
ближайшую метростанцию.
     В целом  план  казался  простым  и  почти безупречным.  Но Латэлу
продолжали мучить смутные сомнения.  Ей больше не хотелось быть пешкой
в  чужой игре,  а выходило,  что она,  как и Ирда,  всего лишь сменила
хозяев. Раньше она была винтиком в машине рекламы и пропаганды, теперь
она стала винтиком в террористической организации.

                                 * * *

     Следующее утро  ничем  не отличалось от всех остальных.  За общим
завтраком царили непринужденное оживление и веселье.  Так  ведут  себя
солдаты на войне,  когда гибель врагов и друзей становится привычной и
обыденной, а страх за свою жизнь и сомнения в правильности своего дела
отходят на задний план.
     - Сверим часы, - с улыбкой предложил Лигволд.
     Это традиционное  выражение часто звучало в фильмах.  Но на самом
деле о точности хода часов можно было не  беспокоиться  -  электронные
хронометры расходились с эталоном на одну секунду в пятьсот лет.
     - Встречаемся  в  назначенном  месте в одиннадцать сорок пять,  -
напомнил Лигволд.
     Террористы отправлялись на задание не вместе,  а двумя  группами.
Первыми  ушли  Бэр,  Огала  и Бумеранг.  Они воспользовались подземной
узкоколейкой - той самой,  по которой Огала привезла Латэлу в убежище.
Ирда   и  Латэла  немного  задержались,  чтобы  слегка  изменить  свою
внешность.  Им  предстояло  подняться  на  поверхность  и  доехать  до
метродепо на автомобиле.
     На выходе  из  водонапорной  станции  Ирда  и Латэла не встретили
никаких препятствий.  Они сели в ту же самую машину, на которой ездили
в прошлый раз,  только за рулем,  естественно,  теперь оказалась Ирда.
Охранник  спокойно  выпустил  их  за  ворота,  мельком   взглянув   на
предъявленные документы.
     Ехали Ирда  с  Латэлой  недолго  - ремонтное метродепо находилось
неподалеку от водонапорной станции,  где обосновались террористы.  Всю
дорогу  Латэла  прокручивала  в голове предстоящую операцию.  Согласно
плану Лигволда,  они с Ирдой  должны  были  проникнуть  в  депо  через
запасной вход.  Им предстояло встретить двоих охранников,  вооруженных
лишь резиновыми дубинками и  баллончиками  с  парализующей  жидкостью.
Проблема  заключалась  только  в  том,  чтобы  не дать этим охранникам
нажать на кнопку аварийной сигнализации.
     Ирда остановила автомобиль за  один  квартал  от  входа  в  депо.
Дальше  им  предстояло  идти  пешком.  Не  без  некоторого внутреннего
волнения Латэла ступила на мостовую.
     Это был  типичный  "промышленный"   район.   Латэла   со   смесью
любопытства  и настороженности осматривала длинные трехметровые заборы
с колючей проволокой наверху, которые тянулись по одну сторону дороги.
За  ними  скрывались  различные  технические службы метрополитена.  По
другую  сторону  дороги  серой  однообразной  стеной  стояли  высотные
многоквартирные жилые дома.
     - Неужели  кто-то  соглашается  жить  в этих ужасных условиях?  -
спросила Латэла,  показав Ирде на трубы,  поднимавшиеся над  заборами.
Черный дым из этих труб ветер нес прямо на жилые дома.
     Ирда усмехнулась:
     - Эти   люди   считают,   что   им   повезло.   Дома  принадлежат
метрополитену и заселены  его  работниками.  Им  достаточно  выйти  из
квартиры,  пересечь  улицу  и  сразу  же  оказаться  на работе.  Им не
приходится тратить несколько часов на дорогу,  как большинству жителей
Птиола.
     - Уж   лучше   потратить   некоторое   время,  чем  вечно  дышать
отравленным воздухом, - сказала Латэла.
     - Ты так говоришь,  потому что пришла сюда из другого мира.  Если
бы  ты  родилась  в  трущобах,  то просто никогда не задумывалась бы о
таких проблемах.  Тебя интересовало бы только одно - как получить хоть
какую-нибудь   работу,  приобрести  хоть  какое-нибудь  жилье  и  хоть
что-нибудь поесть.  Эти люди  даже  мечтать  не  могут  о  собственном
автомобиле.  Оглянись  вокруг  -  это  та  же  самая Подземка,  только
выбравшаяся на поверхность.
     Латэла промолчала.  Она   подумала   о   том,   что   пенсия   ее
отца-ветерана,  которую она считала нищенской,  в этом районе казалась
бы довольно значительным состоянием. Все познается в сравнении. Латэла
с  детства  мечтала  о блестящей карьере и о роскошной жизни,  поэтому
всегда соотносила жизнь своей семьи с жизнью миллионеров. Но теперь ей
открылся другой мир,  в котором жили девять десятых граждан Велпасии -
мир истинной безысходной нищеты.
     От размышлений Латэлу оторвал голос Ирды:
     - Мы уже рядом с нашей целью. Приготовься.
     Латэла понятия не имела,  как ей готовиться.  "Боевое"  состояние
возникало само по себе, оставалось только надеяться, что и на этот раз
ее второе "я" не подведет.
     Запасной вход в метродепо представлял собой глухие  металлические
ворота.  В  одной из створок была проделана узкая дверца,  в которую с
трудом мог протиснуться один человек.  А  в  самой  дверце  на  уровне
человеческих  глаз  была  прорезана  узкая щель,  закрытая в настоящий
момент задвижкой.  Менеджеры метрополитена,  видимо, решили сэкономить
на охранных системах.
     У террористок  заранее  была  заготовлена  легенда,  поэтому Ирда
уверенно подошла к дверце и громко постучала кулаком по железу.
     Стучать пришлось  несколько  минут,  прежде   чем   из-за   ворот
послышался сонный мужской голос:
     - Прекратите! Я не глухой. Кто там?
     - Мы по объявлению!  - громко объявила Ирда,  доставая из кармана
вырезку из газеты (один из членов "Народной свободы" заранее  поместил
там объявление от имени метродепо).  - Тут написано, что вам требуются
уборщицы. Вот мы с подругой и пришли.
     - Не знаю я ни о каком объявлении, - проворчали за воротами.
     Тем не менее,  задвижка открылась и в узкой щели показались глаза
охранника. Он с ног до головы оглядел Ирду и Латэлу и, видимо, остался
доволен увиденным.  Террористки были ярко и вульгарно  накрашены,  что
вполне   соответствовало  вкусу  и  стилю  обитателей  бедных  районов
гигаполиса.
     Ирда протянула газетный листок к смотровой щели:
     - Вот, видишь? Объявление обведено помадой. Это ваш адрес?
     - Наш... - нехотя признал охранник.
     - Тогда открывай! - потребовала Ирда.
     - Но нас не предупредили...
     - Это не моя проблема!  - напирала Ирда.  -  Здесь  сказано,  что
сегодня в двенадцать ноль ноль в офисе менеджера вашего депо состоится
просмотр  кандидаток  на  работу.  Открывай,  времени  осталось  всего
ничего.
     - А   почему   вы  не  пошли  через  главный  вход?  -  продолжал
сомневаться охранник.
     - Вот глупенький!  - кокетливо засмеялась Ирда.  - Да потому, что
здесь   ближе.  Ладно,  ребята,  кончайте  привередничать,  открывайте
ворота.
     - Ну,  я не знаю...  - охранник не стал закрывать смотровую щель,
но отвернулся и прокричал куда-то в сторону: - Эй, Орви, ты что-нибудь
слышал о том, что начальство сегодня собирает претенденток на работу?
     - Нет,  - послышался голос другого человека.  - А ты не  мучайся,
позвони на пульт.
     - И то верно! - радостно согласился первый охранник.
     Ирда посмотрела на часы и шепнула Латэле:
     - Если  все  идет  по  плану,  Огала  пять минут назад перерезала
связь. Если же нет - разворачиваемся и спокойно уходим.
     Охранник, видимо, в это время жал на кнопку вызова.
     - Ничего  не  получается,  -  сообщил  он  своему  напарнику.   -
Наверное, опять что-то замкнуло.
     - Пойду проверю, что там у них, - сказал второй голос.
     - Мальчики! - позвала Ирда. - Возьмите и нас с собой. Нам ведь по
пути.  А мы,  когда будем работать вместе с  вами,  уж  как-нибудь  да
отблагодарим вас за помощь.
     Охранники довольно  захохотали.  Это  предложение  пришлось им по
вкусу.
     Раздался металлический звук отодвигаемого засова.
     - Ну,  девочки,  милости просим к нам в гости,  - игриво произнес
первый охранник.
     Первой вошла Ирда, за ней - Латэла. Она увидела полного лысеющего
человека в форме охраны метрополитена,  который  открыл  им  дверь.  В
десяти метрах от ворот находилась небольшая застекленная будка,  возле
которой стоял второй охранник.
     - Ну, мальчики, куда идем? - Ирда обольстительно улыбнулась.
     - Идите со мной, - позвал второй. - А ты, Питти, стой тут.
     - Ну вот,  уводишь от  меня  сразу  двух  красоток,  -  притворно
вздохнул Питти.
     - Не переживай,  пухлячок,  - Ирда потрепала охранника за щеку. -
Мы еще встретимся.
     Она быстро направилась к сторожевой будке.  Латэла,  как  и  было
задумано,   задержалась  возле  первого  охранника.  Аварийная  кнопка
находилась в будке.  У каждого охранника  имелся  радиопередатчик  для
связи с центральным пультом,  но Огала уже перерезала кабель антенны и
сделала радиосвязь невозможной. Так что оставалось лишь позаботиться о
том, чтобы ни один из них не дотронулся до кнопки.
     - А  ты  довольно  милый,  - произнесла Ирда,  подходя ко второму
охраннику. - Тебя, кажется, зовут Орви?
     Она взяла его руками за голову,  словно собиралась  поцеловать...
Раздался   приглушенный  хруст,  и  Орви  начал  оседать  на  землю  с
неестественно вывернутой шеей.
     - Что это?  - вскричал Питти.  Он должен был бы выхватить дубинку
или  баллончик  с  парализатором,  но  вместо  этого только бестолково
хлопал ладонями по бокам.
     - Ну, чего ты ждешь? - крикнула Ирда Латэле.
     Но Латэла, так же как и охранник, пребывала в ступоре. Ее "новая"
сущность совершенно не желала зла этому толстяку.
     Ирда быстро  сообразила,  что  от  Латэлы  толку  не  будет.  Она
подскочила к Питти и с разбега  ударила  его  ногой  в  пах.  Охранник
взвизгнул и повалился на землю без сознания.  Ирда выхватила у него из
кармана баллончик с парализующей жидкостью и обильно полила ему лицо.
     - От  такого  количества  парализатора  он   может   умереть,   -
безучастно заметила Латэла.
     - Ну   и  что?  Эти  ребята  оказались  в  неподходящем  месте  в
неподходящее время.  В конце концов,  они сами выбрали свою работу.  А
вот тебе бы не мешало заниматься своей. Запри дверь и закрой задвижку!
     Латэла автоматически повиновалась.  Точно также автоматически она
помогла Ирде оттащить тяжелые тела охранников в будку,  где они не так
бросались в глаза.
     После этого Ирда посмотрела на часы:
     - Пошли,   уже   одиннадцать   тридцать.  У  нас  осталось  всего
пятнадцать минут.
     Две террористки быстро зашагали вдоль путей,  на  которых  стояли
метровагоны.  Несмотря  на  разгар  рабочего дня,  здесь было довольно
безлюдно.  Немногочисленные  рабочие  провожали   женщин   любопытными
взглядами  и даже свистели им вслед.  Но никто не попытался остановить
их или хотя  бы  заговорить.  Если  бы  мастер  заметил,  что  рабочие
отвлекаются от работы,  то наложил бы на них штраф или подал рапорт об
их увольнении.
     Все пути, на которых стояли ожидавшие ремонта вагоны, сходились у
входа  в  тоннель.  Латэла бросила последний взгляд на затянутое дымом
небо Птиола и вместе с Ирдой пошла по рельсам, ведущим в Подземку.
     Через некоторое время  они  увидели  ярко  освещенное  помещение.
Здесь стояли готовые к отправке на линию метропоезда.  Возле одного из
таких метропоездов и была назначена встреча всех  террористов.  Латэла
издалека заметила Лигволда, Бумеранга и еще пятерых незнакомых мужчин.
Все  они  были  одеты  в  форменные   комбинезоны   ремонтной   службы
метрополитена.  Со  стороны  могло показаться,  что мастер распределял
своим рабочим участки работы.
     Увидев Ирду и Латэлу, Лигволд помахал им рукой.
     Когда они приблизились, Бэр коротко представил им других боевиков
из "Народной свободы":
     - Дирек, Омил, Раун, Ломли и Крайн. Запомните их лица. Кроме них,
у нас тут союзников нет.
     Про охрану Лигволд даже не стал спрашивать.  Его  занимали  более
неотложные проблемы:
     - Через   несколько  минут  должен  поступить  сигнал  о  падении
напряжения.  Дежурную  ремонтную  бригаду   вызовут   к   техническому
метропоезду. Этой бригадой будем мы. Крайн, баллоны готовы?
     Один из террористов коротко кивнул:
     - Они  сложены в моей машине.  Я подгоню ее к грузовому перрону в
любой момент.
     - Отлично, значит нам остается только немного подождать.
     Латэла хотела спросить,  куда делась настоящая ремонтная бригада,
но  промолчала.  Должно  быть,  рабочие  разделили  судьбу охранников.
Латэла подумала,  что эта акция "Народной свободы" излишне  жестока  и
неоправданно кровава.  Казнь одного из высокопоставленных преступников
типа Фралда Гибра она еще  могла  признать  справедливой.  Но  сегодня
террористы  равнодушно  и  хладнокровно  уничтожали людей,  за счастье
которых боролись.
     В это время в депо заработала громкоговорящая связь:
     - Внимание!  Получено сообщение о падении напряжения  на  девятом
участке линии Е-красная. Дежурная бригада, приготовиться к выезду.
     - Вы слышали? Нас зовут. - Лигволд радостно потер руки.
     Террористы направились  туда,  где  стояли ремонтные метропоезда.
Эти поезда  состояли  всего  из  нескольких  вагонов,  причем  впереди
находилась  платформа с краном,  а моторный вагон с кабиной управления
располагался позади.
     Боевики из "Народной свободы" быстро и деловито  начали  готовить
поезд к отправлению.  Ирда и Латэла вместе с Лигволдом расположились в
кабине.
     Бэр запустил двигатель.  На пульте управления зажглись сигнальные
лампочки и засветился дисплей компьютера. На дисплее высветилась карта
метропутей. Белыми точками на ней были обозначены пассажирские поезда,
синей   -   ремонтный   метропоезд.   Поврежденный  участок  подземной
магистрали мерцал красным светом.
     - Скоро вы там,  чего копаетесь?  - недовольно пробурчал по радио
диспетчер, считая, что в поезде находится настоящая ремонтная бригада.
     - Уже едем,  - ответил в передатчик Лигволд, только на пять минут
остановимся у грузового перрона. Нам надо загрузить запасную катушку с
кабелем.
     - Ладно,  валяйте,  -  со  вздохом согласился диспетчер,  - потом
нагоните по дороге.
     - Конечно нагоним! - пообещал Лигволд. - Все, мы уехали.
     - Только долго не возитесь, - напутствовал диспетчер.
     Состав тронулся с  места  и  медленно  покатился  вперед.  Латэла
слегка удивилась,  вновь увидев впереди дневной свет.  Поезд выехал на
поверхность и остановился.  Несомненно,  это и  был  грузовой  перрон.
Вокруг путей были сложены связки рельс и шпал,  колеса метропоездов, а
также множество предметов,  назначение которых Латэле было неизвестно.
Несколько  кранов и подъемников беспрестанно поднимали и опускали свои
длинные стрелы, перенося с места на место различные грузы.
     Лигволд высунулся из кабины и крикнул Крайну:
     - Беги за грузом!
     Тот скатился  по  боковой  лесенке  и  скрылся  из  вида.  Латэла
подумала,  что  загрузить  взрывчатку  на  поезд оказалось не такой уж
большой проблемой.  Стоило ли ради этого убивать охранников на  входе?
Они никак не могли помешать подготовке к акции "Народной свободы".
     Через несколько  минут  возле  метропоезда  остановился небольшой
грузовичок с открытым кузовом.  В кузове Латэла увидела шесть баллонов
размером в человеческий рост, которые стояли на металлическом поддоне.
Следом за грузовичком подъехал погрузчик  с  огромной  сколоченной  из
досок катушкой,  на которую был намотан кабель толщиной с человеческую
руку.
     Из погрузчика выглянул рабочий:
     - Это вам, что ли, нужен кабель?
      Дирек и Ломли тем временем разворачивали кран метропоезда, чтобы
зацепить крюком поддон с баллонами.
     - Эй,  а  что  это  вы  грузите?  -  спросил  любопытный водитель
погрузчика.
     Это любопытство не понравилось  террористам.  Стоящий  неподалеку
Крайн  быстро  подошел  к  погрузчику,  вынул  из  кармана  пистолет с
глушителем  и  просунул  руку  в  открытое  окно  кабины.  Из   кабины
метропоезда  Латэла  не  слышала  выстрелов,  но  увидела,  как голова
водителя несколько раз дернулась, а потом безвольно склонилась набок.
     Это убийство показалось ей еще более  бессмысленным,  чем  смерть
охранников.   Ведь   можно   было  что-нибудь  придумать,  чтобы  этот
любопытный отвязался.  Латэла огляделась вокруг. Похоже, что кроме нее
смерть  человека никого не взволновала.  Террористы грузили баллоны на
переднюю платформу метропоезда,  Бумеранг крепил к колесам вагона свой
взрыватель.   Другие  рабочие  грузового  перрона  находились  слишком
далеко, занимались своими делами и потому вообще ничего не заметили.
     Через несколько  минут  все  работы  были  закончены.  Террористы
собрались в кабине.
     - Все готово? - с нетерпением спросил Лигволд у Бумеранга.
     Тот поднял оба больших пальца вверх:
     - Нет  проблем!  Когда  выйдем на стартовую точку,  мне останется
только набрать на счетчике нужное расстояние.
     Метропоезд двинулся вперед и вскоре вновь оказался под землей.
     - Ну вот и прядок!  - весело подытожил Лигволд.  - Мы выходим  на
финишную  прямую.  Лишь  Крайн  и  Омил  разделяли  его  веселье.  Все
остальные сидели молча и слушали ритмичное постукивание колес.
     Молчание нарушил Бумеранг:
     - Бэр,  ты говорил,  что мы загрузим взрывчатку Би-восемь.  Но  в
этих баллонах находится приопрен.
     - Совершенно верно,  - ответил Лигволд,  мгновенно посерьезнев. -
Штаб решил перестраховаться.  Они подумали, что Би-восемь недостаточно
мощная штука, чтобы обвалить целое здание.
     - Но приопрен - это же объемный взрыв!  - воскликнул Бумеранг.  -
Шесть баллонов в пыль разнесут половину квартала.  Одна воронка  будет
метров сто диаметром.
     Латэла напряглась.  Ей с самого начала казалось, что во всей этой
операции есть что-то неправильное.  Внезапно проснувшееся  второе  "я"
подсказало,  что слова Бумеранга не удивили только Крайна и Омила. Все
остальные,  также как и Латэла с Ирдой,  ничего не знали  об  истинном
плане операции.
     Ни "прежняя", ни "новая" части сознания Латэлы никогда не слышали
об объемном взрыве. Поэтому она спросила у Бумеранга, что это такое.
     Тот перестал пожирать глазами Лигволда и охотно объяснил:
     - Объемным  взрывом  называется  подрыв  распыленной  в   воздухе
газовой или капельной смеси. К баллонам с приопреном подведены провода
от  моего  счетчика  расстояния.  В  нужный  момент  внутри   баллонов
срабатывают   детонаторы  первого  уровня.  Они  раскалывают  оболочку
баллонов и  распыляют  приопрен.  Затем  через  несколько  миллисекунд
срабатывают     детонаторы     второго     уровня.    Они    подрывают
воздушно-приопреновую смесь.  Объемный взрыв мощнее обычной взрывчатки
в тысячи раз. Понятно?
     Латэла кивнула головой.
     Бумеранг вновь обратился к Лигволду:
     - Я  надеюсь,  в  штабе отдают себе отчет в том,  на что способны
шесть баллонов приопрена?
     Лигволд недовольно поморщился и посмотрел на часы:
     - Эх,  не хотел я говорить раньше времени... Ну, ладно, раз уж ты
сам  начал  этот  разговор...  В  общем,  на  счетчике тебе надо будет
выставить одиннадцать километров триста семнадцать метров.
     - Но это же на треть больше,  чем мы договаривались вначале...  -
Бумеранг бросил взгляд на электронную карту метропутей.  - Бэр, что НА
САМОМ ДЕЛЕ мы взорвем?
     - Всемирную нефтяную биржу.
     Крайна и Омила это сообщение не удивило. Остальные прореагировали
по-разному.  Дирек присвистнул и покачал головой.  Раун поднял брови и
округлил глаза.  Ломли поджал губы и  нахмурился.  Ирда  скрестила  на
груди руки и откинулась назад, облокотившись спиной на стенку кабины.
     Латэла также   была  потрясена  этим  неожиданным  заявлением.  О
Всемирной нефтяной бирже знали все, кто жил в Птиоле, в Велпасии, да и
пожалуй, на всей этой планете. Нефть - кровь мировой экономики, основа
богатства и могущества отдельных людей,  крупных  корпораций  и  целых
государств.  Через  Всемирную нефтяную биржу в Птиоле проходило больше
двух третей всей добытой в мире нефти.  Здесь ее покупали,  продавали,
перекупали и снова перепродавали.
     Всемирная нефтяная   биржа   занимала   целый  квартал  в  центре
гигаполиса.  Это  было  гигантское  стодвадцатиэтажное  сооружение  из
стали,   стекла  и  бетона.  Все  крупнейшие  мировые  нефтедобывающие
компании, химические концерны и транспортные корпорации имели там свои
представительства.  В здании Всемирной нефтяной биржи работали десятки
тысяч людей.
     Латэла подумала,  что эта организация является  символом  мировой
экономики  и превосходства Велпасии над всеми остальными странами.  Не
удивительно,  что террористы из "Народной свободы" решили в  последний
момент поменять цель акции.  Раз взрыв в Подземке мог уничтожить целое
здание,  то незачем было тратить  силы  и  время  на  какое-то  жалкое
районное полицейское управление.
     Смущало Латэлу только одно, о чем она и не замедлила спросить:
     - Но   почему   именно   Всемирная   нефтяная  биржа?  Почему  не
Генеральный штаб или Центральное полицейское управление?
     Лигволд посмотрел на нее с недовольством:
     - Так надо. Ясно?
     - Ясно,  - "прежняя" Латэла,  наверное, промолчала бы, но "новая"
Латэла  на  этом  не  успокоилась:  -  Но  ведь  мы  убьем  не  только
грабителей-капиталистов,  но тысячи невинных людей: техников, рабочих,
уборщиков. Разве это справедливо?
     Недовольство Лигволда усилилось. Резко и зло он бросил:
     - Не болтай ерунды,  Латэла!  Биржа должна быть уничтожена, и она
будет уничтожена! Так надо!
     - Ты уже дважды сказал "так надо",  но кому  это  надо  на  самом
деле?  Простым  гражданам  Велпасии?  Так ведь для них это будет всего
лишь еще одно зрелище!  Оно не заставит их задуматься, оно не поднимет
их на борьбу за свою свободу.
     Эти слова  были  встречены  одобрительными кивками Рауна и Ломли.
Ирда  сидела  безучастно,  словно  предмет  спора  ее  совершенно   не
интересовал.
     Лигволд открыл рот,  чтобы ответить Латэле, но тут раздался голос
Крайна:
     - Бэр, тормози! Мы уже подъехали к точке отсчета.
     - Проклятье,  чуть не проскочили! - процедил сквозь зубы Лигволд,
нажимая на кнопку тормоза.
     Метропоезд замедлил движение и поехал со скоростью идущего пешком
человека.  Ремонтный  состав  освещал  тоннель   несколькими   мощными
прожекторами,  так  что  вскоре  все  без  труда  разглядели полосатый
красно-желтый шест, прислоненный к стене.
     - Вот наша метка,  - объявил Лигволд,  останавливая поезд.  - Ну,
Бумеранг, устанавливай счетчик.
     - Не  делай этого,  Бумеранг,  - неожиданно для самой себя строго
произнесла Латэла,  - Это не казнь преступника,  это убийство невинных
людей.
     - Не слушай ее, иди и работай! - прикрикнул на Бумеранга Лигволд.
     - Не ходи! - повысила голос и Латэла.
     Она смотрела  прямо  на  Лигволда  и  из-за  этого слишком поздно
боковым зрением уловила движение Крайна. Раздался едва слышный хлопок,
и  Латэла почувствовала,  как что-то сильно ударило ее в правое плечо.
Затем накатила боль,  черной волной  небытия  смыв  мысли,  чувства  и
сознание...

                                 * * *

     ...Когда Латэла очнулась, то первым делом ощутила боль и жжение в
правом плече.  "Меня застрелили,  - сразу же поняла  она.  -  Крайн  -
убийца.  Он  хладнокровно  убил  водителя  погрузчика,  он  и  в  меня
выстрелил."
     Превозмогая боль,  распространявшуюся  по  всему   телу,   Латэла
попыталась  подняться и осмотреться...  И тут же закусила губу,  чтобы
сдержать крик. Но не боль была тому причиной. Рядом с Латэлой в кабине
лежали тела Ирды, Дирека, Рауна, Ломли и Бумеранга. Все они были убиты
из  огнестрельного  оружия,  причем,  как  отметила  "новая"   Латэла,
выстрелы  были  сделаны  в  упор  -  на  одежде  виднелись  отчетливые
буроватые пятна пороховых газов.
     Внезапно Латэла  поняла,   что   метропоезд   стоит   на   месте.
Следовательно,  без сознания она пробыла не так уж и долго, а убийцы -
Лигволд, Крайн и Омил - находились где-то неподалеку.
     Латэла вытянула левую руку и пошарила рукой в  нагрудном  кармане
Ирды.  Как  она  и  предполагала,  там  находилась  духовая трубочка с
отравленной иголкой.  Латэла осторожно вложила ее себе в  рот  и,  как
учила Ирда,  сжала зубами посередине,  закрыв языком заднее отверстие,
чтобы случайно во время  вдоха  не  втянуть  и  иглу.  Передний  конец
трубочки  при  этом  оказался  между  ее губами,  но заметить его было
невозможно.
     Едва Латэла  успела  закончить  приготовления,  как   послышались
голоса.
     - Я  же  предупреждал:  Бумеранга  не трогать!  - сердито говорил
Лигволд.
     - Виноват,  господин майор,  - отвечал Крайн,  - но  вы  же  сами
сказали,  что  подрывник  нам больше не понадобится,  так как вы и без
него сможете завести детонатор.
     - Ну,  говорил,  -  недовольно  произнес  Лигволд.  -  Однако   я
рассчитывал, что мне удастся его перетянуть на свою сторону... хотя бы
на время. Если бы ты не пристрелил эту полоумную, то он бы не бросился
на тебя с кулаками, и ты оставил бы его в живых.
     Латэла поняла,  что  под "полоумной" Лигволд подразумевал ее.  Но
почему вдруг Крайн стал называть террориста "господином майором"?
     А голоса тем временем приблизились к кабине. Латэла услышала звук
шагов и закрыла глаза, притворяясь мертвой.
     - Кажется, все готово, - удовлетворенно произнес Лигволд, входя в
кабину. Следом за ним вошли еще два человека.
     Латэла слегка приоткрыла ресницы,  чтобы  осмотреться.  Все  трое
стояли  к ней спинами,  наклонясь над пультом управления метропоездом.
Лучшего момента нельзя было выбрать.  Латэла прицелилась в толстую шею
Крайна и сделала резкий выдох.
     - Оп!  -  Крайн  хлопнул себя по шее ладонью.  - Надо же,  даже в
тоннеле летают проклятые москиты.
     - Откуда тут москиты? - спросил Омил.
     - Какая разница,  откуда?  - проворчал Крайн. - Главное, что один
из них меня укусил... Чешется, зараза... Что это со мной?...
     Последние слова   Крайн   произнес   жалко   и   жалобно,  словно
предчувствуя надвигавшийся конец.  Когда  его  тело  начало  безвольно
оседать,   Латэла   рванулась   вперед,   забыв   про   боль  и  рану.
Воспользовавшись растерянностью Лигволда и  Омила,  она  выхватила  из
кармана  Крайна  пистолет  и  навела  его  на  двух оставшихся в живых
террористов.
     - Руки вверх! - рявкнула Латэла.
     Те безропотно подчинились.
     Латэла села на полу и оперлась спиной о сидение.
     - Кто вы такие?  Почему вы их  убили?  -  Стволом  пистолета  она
показала на трупы.
     Лигволд, казалось,   ничуть  не  испугался  нацеленного  на  него
оружия:
     - Я тебя недооценил, Латэла. Ну, раз ты хочешь знать правду, то я
тебе отвечу:  мы служим в тайной полиции. Я, Омил и Крайн. Ну Крайн-то
уже не служит.  Ведь это ты  его  убила?  Взяла  у  Ирды  одну  из  ее
трубочек?
     Латэла утвердительно кивнула головой, но грозно сдвинула брови:
     - Ты  мне зубы не заговаривай!  Отвечай на мои вопросы.  Давно ты
работаешь на тайную полицию?
     - Еще со времен учебы в Дельстонском Университете.
     - Значит, твое задание - внедриться в "Народную правду"?
     Лигволд коротко и нервно хохотнул:
     - Да нет никакой  "Народной  правды".  Вся  эта  террористическая
организация - один из проектов тайной полиции.  Кстати,  и твои бывшие
коллеги  из  отдела  политической  рекламы  работали  вместе  с  нами.
Удивлена?
     - Не особенно.  Скорее, я удивилась бы, если бы "Народная правда"
существовала на самом деле.  Я понимаю,  что вы подбираете обиженных и
озлобленных людей, чтобы их руками обделывать свои грязные делишки. Но
зачем тайной полиции взрывать Всемирную нефтяную биржу? Хотите свалить
вину   на  "Народную  правду",  чтобы  иметь  предлог  расправиться  с
настоящими борцами за справедливость?
     Лигволд усмехнулся:
     - В чем-то ты права,  в чем-то нет.  Да,  нам нужен  предлог,  но
"Народная правда" тут ни при чем. Ты что-нибудь слышала о Дабистанале?
     - Дабистанал?  - Латэла покопалась в своей памяти. - Кажется, это
страна где-то на востоке. Там одни пустыни.
     - И нефть,  - многозначительно произнес Лигволд. - Там обнаружены
гигантские запасы нефти.
     Латэла поняла,  что  разрозненные кусочки начинают складываться в
цельную картину:
     - Крейл Кирс собрался снимать кино о войне в  Дабистанале...  Нам
найдена нефть... Взрыв Всемирной нефтяной биржи...
     - Ты быстро соображаешь,  - похвалил ее Лигволд. - По официальной
версии,  Биржу взорвут не наши местные борцы за свободу,  а террористы
из  Дабистанала.  Это  даст Велпасии повод вторгнуться не только в сам
Дабистанал,  но и оккупировать весь этот нефтяной регион.  Чем  мощнее
взрыв в Птиоле,  чем больше жертв, тем быстрее и беспощаднее будет наш
ответный удар.
     - Так вот чем занимается тайная  полиция...  -  покачала  головой
Латэла.
     - Конечно, - подтвердил ее размышления Лигволд. - Мы не боремся с
терроризмом,  мы его создаем. А иначе кому нужны спецслужбы? Кто будет
оплачивать нашу работу, если у нас не останется врагов?
     - Вы убиваете сразу двух зайцев.
     - Разумеется.  Наша великая Велпасия бомбами и снарядами утвердит
демократию в Дабистанале и возьмет под  контроль  все  мировые  запасы
нефти.  А тайная полиция получит дополнительное финансирование,  чтобы
отыскать и  наказать  террористов,  организовавших  чудовищно-жестокий
взрыв  Всемирной  нефтяной  биржи.  -  Лигволд  произнес  это  с такой
циничной улыбкой,  от которой даже у "новой" Латэлы пошли  мурашки  по
коже.
     - Но тут вмешалась я, - сказала Латэла, - взрыва не произойдет, и
все люди узнают о готовящемся заговоре...
     - Никто ничего не  узнает!  -  прервал  ее  Лигволд.  -  Кому  ты
сообщишь об этом? Кто будет тебя слушать? Вспомни: ты же особо опасная
преступница,  находящаяся в розыске. Все давно решено. Возле метродепо
оставлен автомобиль,  в кабине которого лежит инструкция по управлению
метропоездом на дабистанальском языке.  Подготовлена видеозапись  речи
Рафаха  Гадафара,  лидера  дабистанальских  террористов,  в котором он
признает свою  ответственность  за  взрыв  Всемирной  нефтяной  биржи.
Телеканалы  записали  гневные выступления наших политиков и генералов.
Наши авианосцы идут в сторону Дабистанала.  Свидетельства преступления
дабистанальских террористов найдены полицией,  и их вина уже доказана.
Остается самая малость - взорвать Биржу.
     - Всесильный отдел  политической  рекламы  не  упустил  ни  одной
мелочи,  - поняла Латэла. - Подумать только, если бы не Найя Кайдавар,
я сама могла бы участвовать в  планировании  и  подготовке  всего  это
чудовищного преступления.
     - Это  не преступление,  это политика,  - поправил ее Лигволд.  -
Ладно,  ты узнала все,  что хотела. Теперь опусти пистолет. У тебя еще
есть шанс начать все сначала. Это тебе обещаю я - майор тайной полиции
Велпасии Бэр Лигволд.
     - Почему-то я тебе не верю,  - Латэла попыталась  улыбнуться,  но
вновь  накатившая  волна  боли  искривила  ее  губы.  - Тайная полиция
убивает неугодных  банкиров  и  политиков  руками  наивных  борцов  за
народное  счастье.  Тайная  полиция  хочет  уничтожить десятки и сотни
тысяч человек, чтобы нефтяные магнаты увеличили свои банковские счета.
Тайная полиция желает править всем этим миром при помощи денег,  лжи и
смерти.  Зачем вам нужна я - лишний свидетель?  Помнишь,  Бэр,  ты сам
сказал, что у меня проснулась давно забытая совесть? Так вот: я не дам
вам совершить преступление.
     Латэла нажала  на  курок.  Раздался  щелчок,   но   выстрела   не
последовало.
     Лигволд спокойно опустил руки:
     - Я  профессионал  высокого  класса,  Латэла.  Я знал,  что Крайн
расстрелял все патроны,  а новую обойму вставить не  успел.  Так  что,
извини, я доделаю за него работу, которую он не закончил.
     Лигволд одним быстрым движением выхватил пистолет. Латэла увидела
черное отверстие, смотревшее прямо ей в переносицу. Через мгновение из
этого  отверстия  вырос  огненно-алый  цветок  с острой свинцово-серой
сердцевиной.
     "Как красиво..." - успела подумать Латэла.


          Глава 8. Комета возглавляет оборону родной деревни.

     ...Раздался оглушительный звон  металла  и  грохот  разбивающейся
глиняной посуды...
     Девушка открыла глаза и посмотрела себе под ноги. На дощатом полу
валялся большой медный поднос,  засыпанный  черепками  и  перемазанный
остатками пищи.
     - Что с тобой, Комета? - раздался громоподобный женский голос.
     В этом   голосе   не   было   злобы   или   угрозы.  Несмотря  на
необыкновенную силу, он звучал участливо и почти нежно.
     Девушка подняла взгляд.  Голос  как  нельзя  лучше  подходил  его
обладательнице  -  высокой  кряжистой  женщине  с грубым лицом и кожей
землистого цвета.  Это была матушка Гордола из рода горных копателей -
человекообразное существо, которое, тем не менее, к человеческому роду
не относилось.
     Девушка попыталась  вспомнить,  кто  она  такая   и   как   здесь
оказалась.  Ведь  только  что она была Латэлой Томпа и сидела в кабине
метропоезде, а майор тайной полиции Бэр Лигволд целился ей в голову из
пистолета.  Впрочем,  не  так  давно  она  также была баронессой Найей
Кайдавар,  а  кроме  того,  вполне  возможно,  и  другими  личностями,
воспоминания  о  которых  были  не столь отчетливы,  но которые все же
проплывали мимолетными образами на самой границе сознания.
     - Комета, тебе плохо? - ласково прорычала матушка Гордола.
     Комета. Так  звучало  имя  девушки.  Начало  воспоминаниям   было
положено,  оставалось только размотать их,  как клубок пряжи.  Правда,
как  выяснилось,  вспоминать  Комете  было  особенно  нечего.  Как   с
прискорбием   констатировала  новая  личность,  воплотившаяся  в  теле
девушки,  его прежняя обладательница была, что называется, "дурочкой".
Кроме того, она даже не являлось человеком. По крайней мере, человеком
на все сто процентов.
     Девушка с внутренней дрожью поднесла пальцы рук к глазам.  Так  и
есть.  Сами  пальцы  были похожи на человеческие,  но заканчивались не
ногтями,  а расширяющимися подушечками с присосками. Такие же присоски
были  на  пальцах  босых ног.  Как ни странно,  это открытие ничуть не
напугало девушку.  Комета,  которой принадлежало это тело,  продолжала
оказывать немалое влияние на новую сложносоставную личность.
     Все, что   знала   Комета   об  окружающем  мире,  ограничивалось
деревней,  в которой жили  горные  копатели,  древоточцы,  кентавры  и
прочие  нелюди.  Сама Комета была дочерью дриады и человека.  Никто не
знал,  была  ли  причиной   ее   рождения   излишняя   любвеобильность
обитательницы  леса  или  имело место насилие грубого воина над нежной
дриадой.  Мать  подкинула  маленькую  девочку  на  порог  придорожного
трактира,  принадлежавшего матушке Гордоле,  а сама вернулась в родной
дом - вечнозеленые леса - и никогда больше не навещала своего ребенка.
     Комета выросла в деревне,  которая  принадлежала  нечеловеческому
миру,  и немногочисленные люди, останавливавшиеся на ночлег в трактире
матушки Гордолы, ни за что не признали бы в девочке свою соплеменницу.
Действительно,  достаточно  только  было  взглянуть на ее руки,  чтобы
понять, что Комета - типичная полукровка.
     Свое имя  Комета  получила  за  необыкновенно  густые   волнистые
волосы,   доставшиеся  ей  от  матери-дриады.  Правда,  в  отличие  от
зеленоватого   оттенка   лесных   обитательниц,   ее    волосы    были
огненно-рыжими.  С  раннего  детства  хлопоча по хозяйству в трактире,
Комета стягивала их на затылке в  "конский  хвост",  и  длинные  рыжие
пряди    развивались    позади,    как    хвост   настоящей   небесной
путешественницы.
     Комета жила и работала у матушки Гордолы  за  ночлег  и  еду,  но
хозяйка относилась к ней скорее как к дочке, чем как к прислуге. Муж и
двое сыновей Гордолы погибли в шахте под  завалом  еще  до  того,  как
появилась  Комета,  поэтому нерастраченные материнские чувства хозяйки
трактира обратились на приблудную девочку.
     Комета росла  и  взрослела,  но  ее  разум  оставался  на  уровне
пятилетнего  ребенка.  Она умела готовить,  подавать на стол и убирать
грязную посуду,  но расчеты с клиентами и  прочие  финансовые  вопросы
находились выше ее понимания.  В деревне к ней относились хорошо, даже
задиристые жеребята кентавров не обижали  простодушную  и  беззащитную
девочку.
     И вот  в  одно  мгновение  все  изменилось.  Комета  превратилась
непонятно во что - ни в Латэлу Томпа,  ни в Найю Кайдавар.  Она обрела
воспоминания других людей, но при этом не утратила и своей собственной
личности.
     Неожиданное превращение из Латэлы в Комету было  слишком  большой
нагрузкой   для   человеческой   психики.   Но  та  личность,  которая
воплотилась в Комете, довольно быстро справилась с потрясением.
     Логическую часть  осмысления  собственного  "Я"  взяла  на   себя
Латэла.   Она  легко  и  естественно  восприняла  факт  своего  нового
перерождения. Теперь она поняла, что сон про Найю Кайдавар, с которого
начались ее приключения,  на самом деле сном не являлся.  Под влиянием
каких-то неведомых сил личность погибшей баронессы слилась с личностью
Латэлы, а затем, в свою очередь, обе они воплотились в теле Кометы.
     Найя Кайдавар также не протестовала против нового воплощения. Она
вновь была готова бороться со злом и несправедливостью,  и ей было все
равно, в каком теле это делать.
     Неразвитый разум  Кометы  не просто вместил в себя пару (а скорее
всего,  гораздо больше) новых личностей,  но и связал их в одно целое.
Причем, как ни странно, именно Комета доминировала в этом оформившемся
триумвирате.  Впрочем,  почему странно? Ведь, в конце концов, это тело
принадлежало  ей.  Она  была связана с ним рефлексами и приобретенными
навыками.  А новые составляющие - Латэла и  Найя  -  выступали  скорее
советниками, чем соправителями.
     - Я  -  Комета,  - прошептала девушка,  еще раз посмотрев на свои
пальцы.
     - Да что с  тобой?  -  раздался  над  ее  головой  голос  матушки
Гордолы. - Ты плохо себя чувствуешь?
     Пока девушка  занималась самоидентификацией,  горная копательница
приблизилась к своей воспитаннице. Матушка Гордола была в полтора раза
выше  Кометы  и втрое шире ее в плечах,  бедрах и талии.  Ее громадная
жесткая рука осторожно погладила голову девушки.
     - Ничего, спасибо, - ответила Комета. - Я задумалась.
     - Задумалась?! - Гордола беззлобно рассмеялась, так что зазвенели
стекла в окнах трактира. - Вы слышали? Она задумалась!
     В этих словах звучала не издевка,  а искренняя радость. Но, кроме
копательницы, никто не оценил первых в жизни разумных слов Кометы.
     И не  удивительно.  Сегодня  в  трактире  собрались   все   самые
уважаемые жители деревни,  а также представители соседних селений. Они
сидели за столами и слушали трех послов из мира людей, которые прибыли
сюда,   чтобы   говорить   от   имени   короля   Нарданала.  Никто  из
присутствующих, кроме матушки Гордолы, даже не обратил внимания на то,
что девушка случайно уронила поднос.
     - Извините,  что  я  разбила посуду,  - Комета нагнулась и начала
собирать на поднос рассыпавшиеся по  полу  черепки.  -  Сейчас  я  все
уберу.
     - Ох,  Комета,  что-то все же с тобой неладно, - покачала головой
Гордола.  - С каких это пор ты стала называть меня на "Вы"? Ну-ка сядь
на стул и отдохни.  Я сама все уберу. - Трактирщица села на корточки и
одним движением своей огромной ладони смела на поднос весь мусор.  - А
еще лучше, иди-ка, приляг на кровать.
     - Спасибо,   матушка  Гордола,  -  Комета  попыталась  изобразить
улыбку. - Я лучше немножко посижу тут.
     - Ну,  как знаешь,  - Гордола встала и понесла поднос на кухню. -
Если опять голова закружится, позови меня.
     - Обязательно.
     Комета села  в угол на свободный стул,  поставила локти на стол и
уперлась подбородком  в  раскрытые  ладони.  Она  видела  спины  самых
разнообразных  созданий,  которые  слушали человеческих послов.  Самих
послов она не могла разглядеть  -  их  загораживали  массивные  фигуры
горных копателей и рослых кентавров. Зато Комета хорошо слышала, о чем
говорили люди.
     Всего несколько минут назад,  до перевоплощения, этот разговор ее
совершенно  не  интересовал  -  она  просто  не понимала большей части
мудреных слов. Но теперь Комета внимательно вслушивалась в беседу, так
как хотела разобраться в окружающем мире.
     - Наш  добрый и благородный король Нарданал,  - раздавался густой
бас одного из послов,  - предлагает вам,  жителям Горной страны,  свою
защиту  и  опеку.  Под его сильной и мудрой дланью вы больше не будете
страдать от бед и несчастий.
     - Но мы и раньше не слишком-то бедствовали,  - возражал кто-то из
нелюдей,  судя по легкой шепелявости,  древоточец. - Зачем же нам идти
на поклон к вашему королю? Что он нам даст такого, чего у нас нет?
     Посол словно ждал этого вопроса.  Ничуть не  поколебавшись  и  не
смутившись, он заявил:
     - Великий король Нарданал дарует вам закон и порядок! Это то, что
отличает разумных существ от дикарей.  Это  то,  что  лежит  в  основе
государства. Это то, что возвысит вас над прочими существами.
     - Кроме  закона  и  порядка  вы получите право на триединение,  -
послышался другой человеческий голос,  глуховатый и вкрадчивый. - Наша
святая  Триединая  церковь  готова  принять  вас в свое благословенное
лоно.  Вы получите возможность очиститься от греха и спасти свои  души
от  жестоких  мучений в пламени загробного мира.  Примите благоволение
Шира-Вада-Дагна, и вы обретете любовь и успокоение в сердцах своих.
     - Наши предки жили без всякого триединения и  были  достойными  и
честными существами, - сказал один из пожилых кентавров. Комета раньше
никогда его не встречала.
     - Это  самое  главное  заблуждение!  -  с   торжеством   вскричал
человеческий  посол.  -  Нельзя  быть  достойным человеком...  я хотел
сказать,  достойным существом,  и при этом не  принадлежать  к  святой
Триединой    церкви.    Лишь    сподобившись    божественной   милости
Шира-Вада-Дагна вы сможете надеяться на прощение  и  искупление  своих
грехов. В противном случае тьма и дикость невежества так и не выпустят
ваши души из своего  плена.  За  нежелание  признать  свет  истины  вы
понесете страшную кару, и ваши потомки будут прокляты во веки веков.
     - Ты хочешь,  чтобы мы разорвали тысячелетние традиции, отреклись
от своих отцов и дедов? - мрачно спросил кентавр.
     - Я призываю вас испить благодати из рук святой Триединой церкви!
-  упоенно  провозгласил человек.  - Я призываю вас спасти свои души и
души ваших детей.  Лишь в лоне святой  Триединой  церкви  обретете  вы
милость и любовь великого Шира-Вада-Дагна.
     - Тьфу!  - проворчал кентавр.  - Ты,  видимо, не слышишь, о чем я
спрашиваю.  Твердишь свои заклинания  и  не  можешь  ответить  на  мой
вопрос.
     - Просто  ты не о том его спрашиваешь!  - не выдержала Комета.  -
Спроси лучше у этих  послов,  во  сколько  вам  обойдутся  королевская
защита и милость Триединой церкви.
     Комета решительно   растолкала   кентавров,  древоточцев,  горных
копателей и вышла на середину  зала,  где  сидели  послы.  Как  она  и
ожидала, ее глазам предстали три человека.
     Один из  них  был  воином  и дворянином.  Он был одет в бархатную
пунцовую куртку,  а его грудь закрывала стальная кираса. Поверх кирасы
была накинута перевязь с длинной шпагой, а талия была обернута длинным
кушаком,  который  служил  своеобразной  "кобурой"  для  двух  больших
фитильных   пистолетов.   На   голове   дворянина  красовалась  мягкая
широкополая шляпа с пучком длинных пушистых перьев.  На его ногах были
одеты  высокие  кожаные ботфорты и ярко-синие штаны.  Пальцы дворянина
украшали перстни с  драгоценными  камнями.  Его  лицо  можно  было  бы
назвать  красивым,  если бы на нем не была написана нескрываемая смесь
презрения, высокомерия и самолюбования.
     Второй посол,  несомненно,  являлся священником.  Он был  одет  в
длинную сутану с капюшоном,  подпоясанную толстой грубой веревкой. Его
лицо было неестественно бледным и высохшим,  как у вылезшего из могилы
покойника.   Особенно   Комету   поразили   глаза   этого  человека  -
полупрозрачные бледно-голубые глаза безмозглого  фанатика,  с  которым
совершенно  бессмысленно  спорить.  На  шее  священника висела толстая
тяжелая цепь,  к  которой  был  прикреплен  массивный  треугольник  из
кованого металла.
     Третий посол  носил сюртук и штаны из черной шерстяной ткани.  На
его ногах были одеты тяжелые кожаные  ботинки.  Голову  его  покрывала
высокая  войлочная шляпа с узкими полями без каких-либо украшений.  На
коленях этот человек держал толстый кожаный портфель.
     Все трое людей с изумлением разглядывали Комету.  Также  удивлены
были и жители деревни.  Они не ожидали,  что прислуживавшая в трактире
дурочка  вдруг  вмешается  в  чрезвычайно  важную  беседу,   способную
изменить ход истории.
     Комета обратилась  к  нечеловеческим  существам,  широким  жестом
указав на послов:
     - Вы  видите  перед  собой  трех  человек,  трех   представителей
государства,  которое  предлагает  вам свою защиту,  помощь и спасение
ваших душ.  И кто же эти люди?  Воин, олицетворяющий силу государства.
Священник,  якобы выступающий от имени бога.  Чиновник, представляющий
закон. Задача послов - заставить вас поверить в то, что вам необходимо
стать частью этого государства, принять его закон, религию и нравы.
     Пожилой кентавр согласно кивнул головой.  Люди еще не понимали, к
чему клонит Комета, но слушали ее внимательно и настороженно.
     Убедившись, что  ей   удалось   полностью   завладеть   вниманием
собравшихся, Комета продолжила свою речь:
     - Возникает только один вопрос:  что эти люди потребуют ОТ ВАС? В
этом мире ничего не дается просто так.  Все имеет свою цену.  Эти люди
предлагают  вам  свои  услуги,  но  пока умалчивают об их цене.  Итак,
начнем с вас. - Комета указала на дворянина. - Как вас зовут?
     Дворянин встал,  выпрямился,  горделиво вскинул голову и  положил
руку на эфес шпаги:
     - Я уже имел честь называть свое имя перед собравшимися,  но ради
вас с радостью и произнесу его снова,  ибо по праву им горжусь. Я граф
Эрдаван Гамилианский, посол его величества короля Нарданала.
     - Очень приятно познакомиться! - Комета сделала легкий реверанс в
стиле Найи Кайдавар.  - Сразу видно,  что вы человек чести и достойный
рыцарь. Так не откажите мне в любезности и ответьте, что вы потребуете
от нас всех, если мы станем подданными вашего короля?
     Граф Гамилианский внушительно произнес:
     - Долг каждого честного  подданного  королевства  -  повиноваться
своему  сюзерену,  выполнять  все  его  приказы  и стараться угадывать
невысказанные желания.
     - Но король далеко. Откуда мы узнаем о его желаниях?
     - От королевских наместников и доверенных слуг.
     - То есть от дворян?  - уточнила  Комета.  -  Вы  будете  взимать
налоги  от имени короля,  вы позаботитесь о том,  чтобы народ исправно
оплачивал  содержание  абсолютно  не  нужного   ему   государственного
аппарата.
     Эрдаван презрительно скривил губы:
     - Я   не  торговец  и  не  приказчик,  чтобы  обсуждать  подобные
низменные вопросы. Дело дворян - славные деяния на войне...
     - То есть вы и в войну нас втянете,  чтобы вам не было скучно,  -
насмешливо  произнесла  Комета,  обводя  глазами  всех  собравшихся  в
трактире.  - Вам мало того,  что вы станете хозяевами на нашей земле и
превратите нас в своих послушных слуг.  Вы еще заставите нас сражаться
и погибать ради вашего развлечения,  или,  что еще хуже,  ради захвата
новых земель.  Вы потребуете чтобы мы, ваши рабы, убивали других людей
и нелюдей, которые, в отличие от нас, не покорятся вам по своей воле.
     Граф побледнел от гнева и нервно стиснул рукоятку  шпаги.  Комета
сделала  вид,  что не заметила этого движения,  повернулась к Эрдавану
спиной и обратилась к священнику:
     - Теперь ваша очередь. Как вас зовут?
     - Отец Балимолт, - представился тот, не вставая.
     - Чей отец? - переспросила Комета.
     - Я отец и пастырь  всякого  живого  существа,  принявшего  слово
божье,  обратившегося в святую триединую веру и ставшего частью паствы
Триединой церкви.
     - А что надо сделать, чтобы стать частью Триединой церкви?
     Священник решил,   что   преуспел   в   своей   агитации,   и   с
воодушевлением заговорил:
     - Для  начала  надо  пройти  обряд триединеия.  Святой отец своим
благословенным символом веры очистит твое тело  от  скверны,  совершив
три  надреза:  два  на груди и один на животе.  Шрамы от этих надрезов
станут  свидетельством  того,  что  ты   обрела   милость   в   глазах
Шира-Вада-Дагна.
     Поясняя свои  слова,  отец  Балимолт взялся рукой за треугольник,
висевший у  него  на  груди.  Оказалось,  что  это  не  цельнокованный
предмет,  а  своеобразный  нож  в ножнах.  Нижняя сторона треугольника
служила  поперечной  рукояткой,  тогда  как  две  другие  были   остро
отточены.  Именно  этот  треугольный  нож  священник называл "символом
веры" и им собирался полосовать тела новообращенных.
     - И это все?  - спросила Комета.  - После этого  моя  душа  будет
спасена?
     - Обряд  триединения  -  лишь первый шаг на пути к очищению души.
Тебе простятся твои прежние невольные прегрешения,  но всю  оставшуюся
жизнь ты должна будешь каяться за грехи новые.
     - Что же Триединая церковь считает грехами?
     - Смертоубийство,   сквернословие,  хищение,  употребление  пищи,
питие жидкостей, совокупление, вожделение...
     - Стоп,  стоп! - перебила священника Комета. - Со смертоубийством
и  хищением  я  еще  согласна,  но  питание  и  продолжение рода - это
совершенно естественные потребности любого живого существа.  Почему же
они приравниваются к преступлениям?
     - Любое   ублажение  собственной  плоти  есть  смертный  грех!  -
воскликнул отец Балимолт.
     - То есть, жизнь - это грех? - прищурилась Комета.
     - Ты совершенно верно поняла суть триединой  веры,  дочь  моя!  -
просиял священник.
     - Я  еще  не твоя дочь,  - оборвала его восторг Комета.  - Мне бы
хотелось узнать,  в чем будет заключаться покаяние  за  мою  греховную
жизнь?
     - Ты  должна будешь постами и молитвами очищать свою душу,  в чем
тебе с радостью поможет Триединая  церковь.  Ибо,  как  заповедал  нам
милосердный Шир-Вад-Дагн...
     - Сколько  это  будет  стоить?  - Комета посмотрела прямо в глаза
священника.
     Тот слегка растерялся и ответил:
     - Паства Триединой церкви регулярно  дарует  своим  святым  отцам
треть  всех  доходов.  Кроме  того,  особенно  ревностные  и праведные
почитатели Шира-Вада-Дагна не ограничиваются сим  скромным  вкладом  и
ради спасения своей души жертвует на нужды церкви все свое достояние.
     - Треть   доходов!   -  Комета  подняла  палец  и  повернулась  к
деревенским представителям: - Запомните эту цифру, уважаемые.
     После чего она обратилась к последнему послу:
     - Какова твоя должность и как тебя зовут?
     - Я Паор Диаклат,  нотариус  Земельной  Коллегии  его  величества
короля Нарданала.
     - Зачем ты здесь?
     - Мне  поручили  определить  размеры  этих  земель  и  рассчитать
причитающийся с них налог.
     - Вы слышите?!  - Воскликнула Комета,  обращаясь к нелюдям.  - Вы
еще не стали подданными короля, а ваши земли уже описывают.
     Горные копатели, древоточцы и кентавры возмущенно зашумели. Чтобы
перекрыть гул голосов, Комета повысила голос:
     - А скажи нам, господин нотариус, каков размер этого налога?
     Совершенно сбитый с толку Паор Диаклат вынул из  своего  портфеля
толстую  пачку  листов  пергамента  с  королевскими  гербами  и  начал
перечислять:
     - За пользование своими землями  король  требует  половину  всего
урожая.  Кроме  того,  отдельная  плата  взимается за прокладку дорог,
строительство общественных зданий,  содержание местных  судей,  рыбную
ловлю, сбор ягод и грибов в окрестных лесах, использование в хозяйстве
вьючных и ездовых  животных,  разведение  крупного  и  мелкого  скота,
птицы...
     - По-моему, вполне достаточно! - с улыбкой прервала Комета. - Мне
уже все ясно. А вам?
     Она посмотрела на деревенских жителей.  Те  уже  были  не  просто
возмущены,  но и не на шутку разгневаны. Только теперь они поняли, что
скрывалось за красивыми лживыми словами человеческих послов.
     Комета решила, что пора подытожить эту встречу:
     - Уважаемые соседи,  сограждане и сотоварищи!  На этой земле жили
ваши  предки,  на этой земле живете вы,  на этой земле будут жить ваши
дети.  От вас зависит,  останется ли эта земля свободной и счастливой,
или  ее  захватят  жадные  и корыстолюбивые люди.  Послы сказали,  что
принесут вам закон и защиту.  Но за это они лишат  вас  большей  части
вашего имущества, нажитого не только вашим собственным тяжелым трудом,
но и стараниями  ваших  достопочтенных  предков.  Послы  сказали,  что
спасут ваши души.  Но за это они требуют еще треть всех ваших доходов.
Так что же останется  вам?  Нищета!  Люди  хотят  сделать  вас  своими
рабами. Хотите ли ВЫ этого?
     - Нет,  не  хотим!  -  единодушно  закричали  все  нечеловеческие
существа.
     Комета сказала послам:
     - Мы выслушали ваше предложение.  Наш ответ вы также  слышали.  Я
думаю, что вам больше нечего делать в нашей деревне.
     Граф Эрдаван Гамилианский медленно оглядел Комету с головы до ног
испепеляюще-яростным взором и стиснул эфес шпаги.  Если бы в  трактире
не сидели горные копатели,  он бы,  несомненно,  пустил в дело оружие,
чтобы избавиться от девушки,  нарушившей все его планы.  Отец Балимолт
также  злобно  сверлил Комету своими водянистыми глазами.  Только Паор
Диаклат не собирался никому угрожать.  Он сам был до смерти напуган  и
мечтал только об одном:  оказаться как можно дальше от этого страшного
места, полного чудовищ.
     Послы вышли за дверь,  сопровождаемые свистом и хохотом  нелюдей.
Комета  также  покинула  трактир,  чтобы  посмотреть на отъезд гостей.
Оказалось,  что  послов  сопровождал   эскорт:   шесть   всадников   в
металлических  шлемах  и кирасах,  со шпагами на поясах и с массивными
пистолетами в седельных кобурах. Также Комета увидела четырех взрослых
кентавров,  которые стояли возле паланкина - кабинки с мягким креслом,
прикрепленной к  двум  длинным  шестам.  На  груди  и  животе  каждого
кентавра виднелись три рубца.
     Кроме всадников и кентавров-триединистов возле трактира толпились
жители деревни,  которым не хватило места внутри.  Они с  любопытством
разглядывали  пришельцев,  обсуждали их одежду и вооружение.  Всадники
старательно делали вид, что не замечают направленных на них взглядов и
не   слышат   разговоров   нелюдей.   Кентавры-триединисты  перебирали
копытами,  не  поднимая  глаз,  и  не  отвечали   на   вопросы   своих
соплеменников.  Наверное, они боялись совершить какой-нибудь очередной
греховный поступок, за который придется отвечать перед церковью.
     Выйдя из  трактира,  граф  Гамилианский  одним  легким  движением
взлетел   в   седло   своего   горячего   скакуна.  Нотариус  неуклюже
вскарабкался на смирную лошадку.  Священник сел в паланкин, и кентавры
подняли   его,   взявшись  за  шесты.  Повинуясь  взмаху  руки  графа,
посольство двинулось прочь из деревни.  Никто из людей  не  обернулся.
Юные  жеребята  кентавров  поскакали  было  следом,  но строгие окрики
взрослых заставили их вернуться в деревню.
     - Они вернутся,  -  услышала  Комета  за  спиной  голос  пожилого
кентавра, который вышел из трактира следом за ней. - Они так просто не
отступятся.
     - Я знаю,  - Комета вздохнула.  - Но я надеюсь,  что люди еще  не
настолько сильны, чтобы нас сломить.
     Кентавр мягко  взял  ее  за  плечи  и  подтолкнул обратно к двери
трактира:
     - Пойдем, нам надо о многом поговорить.

                                * * *

     Первой, кого Комета увидела внутри, была матушка Гордола.
     - Что с тобой,  девочка? - горная копательница с испугом смотрела
то на свою приемную дочь, то на идущего сзади кентавра. - Хрумпин, что
случилось с моей Кометой?  Я слушала,  что она говорит, но поняла едва
ли половину ее слов.
     - Это  называют "светлым воплощением",  - ответил кентавр.  - Эта
девочка больше не Комета. В ней воплотился дух предков.
     - Нет,  я Комета!  - запротестовала девушка.  -  Я  еще  сама  не
разобралась в том,  что со мной произошло, но могу твердо сказать: я -
Комета.
     - Ты что-нибудь помнишь  о  своей  предыдущей  жизни?  -  спросил
Хрумпин.
     - Достаточно  четко я помню о двух жизнях,  но,  как мне кажется,
если постараться, то можно вспомнить и другие.
     Кентавр удивленно поднял брови:
     - О двух?  Первый раз слышу о таком явлении.  И ты лучше пока  не
старайся   вспомнить  все,  не  напрягай  голову.  Тебе  сейчас  лучше
отдохнуть, посидеть и расслабиться...
     - Да,  Комета,  - сказал один из древоточцев,  пододвигая девушке
стул, - сядь с нами. Ух, и здорово ты врезала этим людишкам!
     - А  мы-то  хороши,  -  подхватил  другой,  - уши развесили,  рты
раскрыли. Надо было сразу гнать их отсюда!
     - А  вот,  я  слышал,  на  Побережье  тоже  поначалу   отказались
признавать  королевскую  власть,  -  произнес  какой-то кентавр.  - Да
только когда люди навалились на них всей своей силой,  сразу запросили
пощады и согласились на все условия. Хрумпин, ты много путешествовал и
много чего повидал. Расскажи, как это было?
     Но пожилой кентавр не торопился  начинать  рассказ.  Похоже,  его
интересовала только Комета и ее "светлое воплощение". Однако и девушка
присоединилась к просьбам жителей деревни:
     - Хрумпин,  я почти ничего не  знаю  о  мире  за  пределами  этой
деревни.  Но теперь я чувствую,  что скоро мне эти знания понадобятся.
Расскажи, пожалуйста, что это за мир?
     Кентавр вздохнул и заговорил:
     - Как все вы знаете,  наш мир состоит из двух огромных материков,
разделенных  Междуземным проливом.  Люди живут на западе.  Мы живем на
востоке.  Долгие годы люди и нелюди практически  не  общались  друг  с
другом. Лишь немногочисленные купцы да торговцы переплывали с материка
на  материк,  чтобы  обменяться  товарами.  Но  с  недавних  пор   все
изменилось.  Люди начали строить большие корабли, которые приводятся в
движение парусами.  Люди овладели искусством огненного оружия.  Раньше
они  воевали  друг  с другом,  но около ста лет назад одно королевство
победило мелкие государства и подчинило их себе.  Теперь  взоры  людей
обратились  на  восток.  Сначала  хитростью  и  уговорами они добились
разрешения поселиться на Побережье.  Но через  некоторое  время  вдруг
оказалось,  что переселенцев с западного материка так много,  что наши
прибрежные обитатели перестали быть хозяевами в собственном доме. Люди
принесли  свои законы и свою религию,  а тех местных жителей,  которые
пытался  отстаивать  свои  права,  либо  изгоняли,  либо  убивали.   К
сожалению,   тогда   мы  еще  не  осознали  всей  угрозы,  поэтому  не
объединились в борьбе против общего врага.  Так в мире нелюдей  возник
раскол.  Некоторые  прибрежные  народы  признали  королевскую власть и
приняли триединую веру.
     - Как те кентавры-носильщики,  что  теперь  таскают  паланкин  со
священником, - вставил древоточец.
     - Совершенно   верно.  На  их  примере  вы  видите,  какое  место
уготовано нелюдям в человеческом государстве.  Как говорила Комета, мы
для  людей  -  сильные и выносливые рабы.  И Побережья людям оказалось
мало.  Теперь они собираются  расширить  свои  границы.  Вначале  люди
присылают  своих  послов,  чтобы уговорить местных жителей добровольно
расстаться  со  свободой.  Если  же  этот  номер  не  проходит,   люди
захватывают земли силой.  Люди многочисленны и лучше нас вооружены. Но
в  Холмогорье  уже  собираются  отряды  кентавров,  чтобы  дать  отпор
захватчикам.  Собственно,  для  того  я и прискакал в вашу деревню.  Я
рассчитывал найти добровольцев,  желающих  сражаться  за  родной  дом.
Совершенно  случайно  я  встретил тут человеческих послов.  Если бы не
Комета,  я сам раскрыл бы вам глаза на их коварные замыслы. Однако эта
девушка справилась лучше меня.
     Комета скромно опустила глаза,  слушая обращенные к ней хвалебные
крики двух десятков горных копателей, древоточцев и кентавров.
     Хрумпин продолжил:
     - К счастью для  всех  нас,  на  эту  девушку  снизошло  "светлое
воплощение".  Силы ее души и разума увеличились за счет памяти и опыта
предков...
     - А вот в этом я не уверена,  - сказала Комета.  -  Не  хочу  вас
разочаровывать,  но  мои  воспоминания  не  имеют ничего общего с этим
миром.
     - Неужели? - удивился Хрумпин. - Что же ты помнишь?
     Комета сжато и коротко пересказала истории жизней Найи Кайдавар и
Латэлы Томпа. Многое она не стала упоминать. Так, например, она ничего
не рассказала  об  уничтожении  нескольких  поселений  зиганьеров,  от
своего преображения в доме Бургуна сразу перейдя к возвращению в замок
Кайдавар.  Если первая жизнь была  нелюдям  достаточна  ясна,  то  мир
гигаполиса  Птиола  и  чудовищный  аппарат государственного подавления
оказался выше их понимания.
     - Так что в некоторых вопросах я по-прежнему остаюсь ограниченной
Кометой,  -  улыбнулась  девушка.  - Я совершенно не представляю,  где
находится Побережье,  что такое Холмогорье,  и как велика наша  Горная
страна.
     - Ну,  это  объяснить  достаточно  просто,  -  сказал Хрумпин.  -
Побережьем называется часть суши вдоль  Междуземного  пролива.  Горная
страна,  где  мы сейчас находимся,  лежит к северо-востоку от пролива.
Холмогорьем называют необъятные холмистые  равнины,  расположенные  на
востоке от Побережья, то есть к югу от Горной страны. А на юго-востоке
находятся озера и леса, населенные лесными жителями: дриадами, фавнами
и водяными.  Как нам известно, основной удар люди готовят на востоке -
в Холмогорье,  так как на равнинной части их армия может  использовать
свои  главные  преимущества:  конницу  и огнестрельное оружие.  Горная
страна представляет собой естественную крепость,  а озера и  леса  для
людей   практически   непроходимы.   Именно   поэтому   они  стараются
действовать здесь больше  хитростью,  чем  силой.  Однако  вам  теперь
придется  всегда быть наготове.  Если люди положили глаз на эту землю,
они сюда вернуться...
     Слова Хрумпина  были  прерваны   громкими   криками   на   улице.
Собравшиеся  в  трактире  выбежали  наружу.  Оказалось,  что в деревню
прискакал молодой кентавр.  Его спина была  залита  кровью,  и  другие
кентавры  уже  начали оказывать ему первую помощь,  прикладывая к ране
целебный мох.
     Но молодой кентавр вырывался и кричал:
     - Позовите Хрумпина! Немедленно позовите Хрумпина!
     - Я  здесь!  -  крикнул  кентавр  и  поскакал  навстречу.  -  Что
случилось,  Махир?  -  Остальным  Хрумпин объяснил:  - Это Махир,  мой
племянник и помощник. Мы вместе прискакали из Холмогорья и разделились
в долине, чтобы обойти несколько горных деревень.
     Махир произнес,  обращаясь  к  Хрумпину,  но  его  громкий  голос
слышали все:
     - Сюда идут люди! Около сотни пехотинцев и два десятка всадников.
Я скакал к тебе из соседней деревни,  когда увидел их отряд, идущий по
дороге.  Я обогнал его  по  лесу,  чтобы  предупредить  вас,  но  меня
заметили.  Я  едва  оторвался  от  всадников,  но  пуля  меня все-таки
догнала.  Хрумпин,  объясни ты этим горцам,  что  нельзя  перевязывать
рану, не вытащив из нее пули!
     - Он  прав!  -  Хрумпин растолкал местных жителей и осмотрел рану
Махира. - Ничего страшного, пуля сидит неглубоко. Ну-ка...
     Пожилой кентавр вынул из ножен на поясе длинный нож... Махир дико
вскрикнул и одновременно дернул всеми четырьмя ногами.  Если бы его не
держали другие кентавры,  он,  наверняка, подскочил бы вверх на высоту
своего роста.
     - Вот  и  все,  - Хрумпин продемонстрировал окровавленный кусочек
металла.  - Пуля извлечена. Отведите Махира в трактир, промойте рану и
перевяжите.
     - Люди  появятся здесь меньше,  чем через час!  - кричал уводимый
Махир.
     - Значит, мы должны их достойно встретить.
     Комета предложила:
     - Заминируйте подходы  к  деревне.  Поставьте  пулеметы  в  окнах
первых   этажей,  снайперы  пусть  займут  позиции  на  крышах.  Когда
атакующий отряд окажется под перекрестным огнем...
     - О чем ты говоришь? - удивился кентавр.
     Комета замолчала.  Она поняла,  что произнесенные слова пришли из
какой-то  другой  жизни,  которая  не  имела  ничего общего ни с Найей
Кайдавар,  ни  с  Латэлой  Томпа,  ни,   тем   более,   с   окружающей
действительностью.    Комета   окинула   взглядом   нестройную   толпу
деревенских жителей и вспомнила,  что никто из них ни разу в жизни  не
держал боевого оружия. Лишь несколько охотников-кентавров имели луки.
     Если не организовать эту толпу, не повести ее за собой, то нелюди
разбредутся  по  своим  домам,  чтобы  защищать   собственные   семьи,
собственные  жилища.  В  этом  случае  люди  с  легкостью  перебьют их
поодиночке.
     Хрумпин испытующе посмотрел на Комету:
     - Ну,  девочка,  похоже, только ты способна защитить эту деревню.
Ты единственная, кто имеет хоть какой-то боевой опыт.
     - А ты?
     - Я скорее путешественник, чем воин. Кроме того, я здесь чужой. А
тебя знают и, самое главное, в тебя верят.
     - Да уж, меня тут знают, - скептически поморщилась Комета.
     Но, посмотрев в глаза ближайших нелюдей,  она с удивление увидела
в   них  надежду  и  веру.  Известие  о  "светлом  воплощении"  бывшей
деревенской дурочки со скоростью молнии пролетело по  деревне.  Теперь
все  ждали  от  нее приказов и распоряжений.  Комета поняла,  что если
немедленно не найдет подходящих слов и не примет  простых  и  понятных
всем решений, то ее авторитет вновь опустится до нижней точки.
     Чтобы выиграть время на размышления, Комета громко приказала:
     - Пусть  готовые  к  битве мужчины разделятся на группы по видам.
Женщины и дети, бегите по домам, закрывайте ставни на окнах и готовьте
перевязочный материал.
     Нелюди с готовностью повиновались.
     Тем временем   Комета   мысленно   составляла   план  предыдущего
сражения.  Она достаточно хорошо знала родную деревню и понимала,  как
непросто будет ее защитить.  Дома были хаотически разбросаны по склону
горы.  Единственная дорога,  которая вела из долины,  заканчивалась  у
дверей трактира. Вдоль дороги не было ни кустов, ни крупных камней, за
которыми  можно  было  бы  устроить  засаду.  Лишь  выше  по   склонам
начинались  густые заросли.  Но они были слишком далеко,  чтобы начать
оттуда атаку.  Люди перестреляли бы нападавших прежде,  чем дело дошло
до рукопашной.
     Пока Комета размышляла, нелюди разделились на четыре группы.
     В первую  вошли  горные  копатели  -  их  было восемнадцать.  Эти
массивные и сильные существа могли бы нанести людям серьезный  урон  в
ближнем бою, но, к сожалению, не обладали достаточной быстротой, чтобы
резко сократить дистанцию.  Пули  ружей  и  пистолетов  уничтожили  бы
горных копателей раньше, чем им удалось бы приблизиться к людям.
     Вторую группу  составили  тридцать  шесть древоточцев.  Они имели
большие головы с мощными челюстями,  сильные  руки  и  длинные  цепкие
хвосты.  Но  их  ноги  были  слишком  коротки  и  слабы.  Самый рослый
древоточец едва ли доставал до пояса взрослому человеку.
     Третью группу образовали восемь  взрослых  кентавров  (не  считая
Хрумпина  и  раненого  Махира)  и шесть подростков,  которые не желали
признавать себя детьми и потому  не  отправились  по  домам  вместе  с
женщинами.  Кентавры  были далеко не так велики и могучи,  как принято
описывать в  мифах  и  легендах.  Настоящие  кентавры  были  ростом  с
высокого  человека.  Их  "конские" половины были короче и ниже,  чем у
обычных лошадей.  Правда,  кентавры были выносливы и ловки. Их крепкие
мохнатые  ноги  одинаково легко преодолевали многомильные переходы или
взбирались  на  горные  кручи.  Но  на  равных  сражаться  с  конницей
кентавры, разумеется, не могли.
     Четвертая группа  оказалась самой малочисленной.  В нее вошли два
фавна и один дриад,  которые остановились на ночлег в трактире матушки
Гордолы.  Это были купцы, которые привезли в деревню каучуковый сок из
южных лесов.  Но и они готовы были сражаться с  захватчиками,  защищая
нечеловеческий мир.
     Итого, в  распоряжении Кометы находилось семьдесят одно существо,
способное держать оружие. При необходимости можно было бы мобилизовать
и  женщин.  Горные  копательницы,  например,  силой ничуть не уступали
своим мужьям.  Но проблема заключалась в том,  что оружия у нелюдей не
было.  Кроме того, девушка боялась, что присутствие женщин на поле боя
лишь внесет суматоху и неразбериху.
     - Сколько среди вас лучников? - спросила Комета у кентавров.
     Пятеро взрослых и четверо подростков сделали шаг вперед.
     - Бегите за оружием и захватите весь запас стрел, что у вас есть.
У  кого  нет луков,  вооружитесь всем,  чем сможете.  Возьмите длинные
колья,  ножи, топоры... Затем спрячьтесь за стенами ближайших к дороге
домов.  Когда  люди  приблизятся  на  расстояние прицельного выстрела,
первым делом постарайтесь уничтожить стрелков и кавалеристов.  Зря  не
высовывайтесь и не лезьте под огонь. Маневрируйте, перебегайте с места
на место и стреляйте, стреляйте, стреляйте. Договорились?
     Копыта кентавров застучали по камням  частой  дробью,  когда  они
помчались выполнять приказание.
     Комета подошла к древоточцам.
     - Видите  те  сквателы  на  склоне горы прямо над дорогой?  - она
показала на рощу высоких деревьев.  - Так вот, вы должны подтесать эти
сквателы так, чтобы они упали вниз по моему сигналу.
     - Но  они  не  достанут до дороги,  - сказал Хрумпин,  неотступно
следующий за Кометой.
     - Конечно,  не достанут,  - согласилась Комета.  - Поэтому  людей
надо заманить наверх.
     - А-а-а! - хором протянули кентавр и древоточцы.
     Комета махнула рукой:
     - Раз план вам ясен, бегите наверх. Времени у вас мало.
     Древоточцы резво  посеменили  в  указанном  направлении  на своих
коротеньких ножках.
     - Теперь вы, - Комета обратилась к горным копателям. - Спрячьтесь
пока за трактиром. Не В трактире, а ЗА ним. Дверь слишком узкая, вы не
успеете выскочить и атаковать все разом. Ясно?
     - Ясно,  - произнесли  горные  копатели  и  направились  к  месту
засады.
     Затем Комета  подошла  к  фавнам  и дриаду.  Эти трое купцов были
одеты в короткие штаны и куртки без рукавов.  На их поясах Комета  еще
издали заметила ножны с длинными широкими тесаками. Купцам приходилось
много путешествовать,  а оказываться без оружия на большой дороге было
небезопасно даже в нечеловеческом мире.
     - Вы,  как  я вижу,  умеете обращаться с этими штуками,  - Комета
показала на тесаки.
     - Это хозяйственный инструмент,  - с улыбкой сказал дриад, - дров
для костра нарубить, фрукты и овощи порезать...
     - Значит, в нужный момент из рук ты тесак не выронишь, - хмыкнула
Комета, - и то хорошо. Тебя как зовут?
     - Гардалат, сестренка, - широко улыбнулся дриад.
     Он назвал Комету "сестренкой", хотя видел, что перед ним стоит не
дриада,  а  полукровка.  Девушка  ответила на этот комплимент такой же
открытой улыбкой.
     - Гардалат,  у меня будет для тебя особенно  важное  задание.  Ты
должен забраться на крышу трактира и следить за моими сигналами. Когда
я сделаю так...  - Комета подняла правую руку вверх и описала круг над
головой, - ...то ты прикажешь горным копателям атаковать людей.
     Затем Комета оценивающе посмотрела на кривоногих фавнов с острыми
рожками:
     - А вы отправляйтесь к горным копателям.  Когда  дело  дойдет  до
рукопашной, ваши тесаки скрестятся с человеческими шпагами.
     Дриад легко   вскарабкался  наверх  по  отвесной  стене  трактира
благодаря присоскам на руках и ногах. Он спрятался за дымовой трубой и
послал  Комете воздушный поцелуй.  Девушка ответила ему легким взмахом
руки, не собираясь поощрять любвеобильного "братишку".
     Расставив свою  импровизированную   армию   по   местам,   Комета
обернулась к Хрумпину:
     - Я не уверена,  что мой план сработает.  Я еще не придумала, как
заманить людей под падающие сквателы.
     Хрумпин издал звук, похожий на настоящее лошадиное ржание:
     - Честно говоря, я думал, что эту роль ты отвела себе.
     - Себе? Почему?
     Кентавр смутился:
     - Ну...  люди так прореагируют на твое появление... Ты же видела,
что сделалось с послами, когда ты стояла перед ними...
     - Что сделалось с послами? - продолжала недоумевать Комета.
     Кентавр совершенно сконфузился:
     - Ну... Это... На тебе же нет человеческой одежды...
     Действительно, также,  как и горные копатели,  Комета носила лишь
кожаный фартук,  который спереди не прикрывал ее грудь и доходил  лишь
до  середины  бедер,  а  сзади  вообще не имел ничего,  кроме завязок.
Только сейчас Комета осознала,  что пламенный  взгляд  графа  Эрдавана
Гамилианского  означал вовсе не ненависть,  как она решила вначале,  а
самое настоящее греховное вожделение.
     Как ни странно,  Комета вовсе не испытывала стыда.  Древоточцы  и
кентавры  ходили  совершенно  обнаженными,  так  что девушка с детства
привыкла к окружавшей ее наготе. А вот люди - совсем другое дело.
     Комета подняла руки  вверх  и  несколько  раз  повернулась  перед
Хрумпином:
     - Как  ты думаешь,  если я сделаю ТАК на склоне горы,  то солдаты
побегут за мной?
     Кентавр слегка охрипшим голосом сказал:
     - Несомненно!
     - Значит, у нас готова не только ловушка, но и приманка! - весело
заключила Комета. - Пошли, посмотрим, все ли готово у древоточцев.
     Она быстро зашагала к месту засады, кентавр пошел рядом с ней. Но
Хрумин все еще был чем-то смущен.
     Наконец, он решился задать вопрос:
     - Скажи честно,  Комета, почему ты решила сражаться против людей?
Насколько я могу судить,  ты сама наполовину человек. Кроме того, твои
предыдущие жизни, о которых ты помнишь...
     Кентавр замолчал, но Комета поняла, что он имеет в виду.
     - Не важно,  насколько я человек или насколько была человеком,  -
сказала  она.  -  Сейчас  важно  лишь  то,  что  на мою родную деревню
готовится нападение.  И я хочу  преподать  захватчикам  хороший  урок.
Кроме того,  если ты помнишь,  Найя Кайдавар была человеком, но это не
помешало ей расправиться с зиганьерами.  Люди привыкли убивать  людей,
Хрумпин. Я тоже привыкла.
     Девушка и  кентавр  приблизились  к  тому  месту,  где древоточцы
готовили засаду.  Хотя за густыми кустами ничего не  было  видно,  еще
издали  можно  было  услышать  дружный  хруст и скрип,  сопровождавший
работу древоточцев.  Комете даже показалось, что несколько сквател уже
подрагивают и покачиваются.
     Раздвинув кусты,  Комета  увидела,  что  древоточцы  разбились на
несколько бригад и обтесывали каждое дерево  с  нескольких  сторон.  К
моменту  появления  девушки  и  кентавра  толстые  стволы  одиннадцати
сквател  были  обточены  снизу,  как  карандаши.  Опытные   древоточцы
оставили  ровно  столько  древесины,  чтобы  сквателы  не упали раньше
времени.
     - Пора бы уже и людям появиться,  - задумчиво  произнес  Хрумпин,
вглядываясь в идущую снизу дорогу.
     Убедившись, что у древоточцев все готово,  Комета также перенесла
все свое внимание туда, откуда должны были появиться враги.
     - Идут!  - хором воскликнули девушка и  кентавр,  завидев  легкую
дымку пыли, поднимавшуюся над склоном горы.
     Людей еще  не  было  видно,  так  как  дорога шла наверх змейкой,
петляя между неровностями гористой местности.  Но вот  над  каменистой
поверхностью  блеснули  металлические предметы.  Комета пригляделась и
поняла, что это наконечники копий и лезвия боевых секир.
     Прошло еще несколько минут,  и люди  показались  в  полный  рост.
Первыми  шли  стрелки  с  большими  тяжелыми ружьями.  Они внимательно
вглядывались в растительность на склонах гор  и  были  готовы  открыть
огонь при первом же появлении нелюдей.
     Следом за  стрелками шли копейщики и секироносцы.  Вначале Комета
удивилась,  что  в  эпоху  огнестрельного   оружия   люди   продолжают
использовать эти устаревшие предметы вооружения.  Но потом поняла, что
фитильные ружья несовершенны и требуют много времени на перезарядку. А
древковое   холодное   оружие   позволяет  сдерживать  атаки  врага  и
освобождает стрелков от необходимости вступать в ближний бой.
     Стрелки и копейщики чередовались отрядами по двенадцать  человек.
Подобная  тактика  позволяла им в случае неожиданного нападения быстро
развернуться  в  любую  сторону,  встретить  врага  смешанным  строем,
объединить  и  дополнить  возможности  своего  оружия.  Махир оказался
точен.  Комета и Хрумпин насчитали четыре  дюжины  стрелков  и  четыре
дюжины копейщиков.
     Следом за  пехотой  двигалась  конница.  Ее  возглавлял  сам граф
Эрдаван Гамилианский.  Рядом  с  ним  ехал  знаменосец  с  развернутым
полотнищем,  на  котором  был  изображен  герб  графа:  рука  в латной
рукавице,  сжимавшая  рукоять  сломанного  пополам  меча,  по   лезвию
которого стекала кровь.  Конных воинов было две дюжины. Все они носили
кирасы и шлемы.  Кроме шпаг и пистолетов,  некоторые держали  в  руках
длинные пики.
     Пехотинцы были  защищены  не  так хорошо,  как кавалеристы.  Лишь
несколько человек имели кирасы и металлические шлемы. Большинство было
одето в длинные камзолы и широкополые шляпы.
     Позади конницы  двигался  обоз из шести больших телег,  каждую из
которых тянула пара  лошадей.  Телегами  правили  возницы,  которых  в
расчет  можно  было  не принимать.  В обозе также находился и паланкин
отца Балимолта, который несли четыре кентавра-триединиста.
     Хрумпин внимательно рассмотрел вереницу пеших и  конных  людей  и
сказал Комете:
     - Похоже,  граф  Гамилианский  был  готов  к  тому,  что  деревня
откажется подчиниться добровольно.  Он привел с  собой  свой  отряд  и
оставил его неподалеку в долине.
     - Почему же он не атаковал сразу?
     - Не  знаю.  Может,  его посольство на самом деле было разведкой?
Граф знал,  что нелюди никогда не нападут на мирных  послов,  и  лично
явился в деревню,  чтобы определить количество жителей и наметить пути
наступления.
     - Ну,  что же, он сейчас узнает, что нелюди способны объединиться
и дать отпор непрошеным гостям, - заявила Комета.
     Дождавшись, пока  большая  часть  пехоты  проследует  мимо  места
засады,  девушка вышла из кустов на  открытое  пространство  и  громко
крикнула:
     - Куда вы так торопитесь, храбрые воины?
     Первые солдаты  из  колонны  пехоты  были  уже достаточно далеко,
поэтому не заметили появления Кометы и продолжали идти по  направлению
к  деревне.  Ближайшие  воины остановились.  Стрелки взяли наизготовку
свои ружья и раздули тлеющие  фитили.  Но  выстрелов  не  последовало.
Солдаты  с  удивлением  смотрели  на  юную  полуобнаженную  девушку  и
косились на своего командира, ехавшего позади.
     Граф Эрдаван Гамилианский поднял руку,  приказывая следовавшей за
ним  коннице  остановиться,  и  с  подозрением оглядел кусты за спиной
Кометы.  Но древоточцы затаились у корней сквател, а Хрумпин спрятался
за толстым стволом одного из деревьев.
     Граф, видимо,  был  не  очень  высокого  мнения  о стратегических
способностях нелюдей, поэтому решил, что опасаться нечего.
     Он приказал двоим ближайшим всадникам:
     - Притащите мне эту девчонку!
     Те повернули коней и начали взбираться по склону.
     Комета, не отрывая глаз от  приближавшихся  людей,  тихо  сказала
прячущимся за кустами древоточцам:
     - Когда они подойдут поближе,  валите на них одно или два дерева.
Не больше.
     Всадники поднимались  в  гору   довольно   быстро.   Они   весело
переговаривались  и  оценивающе  поглядывали на девушку.  Люди даже не
попытались  обнажить  шпаги  или  достать  пистолеты.  Комета  сделала
несколько шагов назад, чтобы ее не задели ветви падающих сквател.
     - Давайте! - крикнула она.
     За спиной Кометы вначале послышался хруст подгрызаемой древесины,
затем раздался треск последних лопнувших волокон.  Девушка обернулась,
чтобы в случае необходимости увернуться от падающего дерева.  Но этого
не потребовалось - древоточцы могли завалить любое дерево  так,  чтобы
оно попало на вбитый в землю колышек.
     Всадники заметили  падавшее  дерево  лишь  тогда,  когда  оно уже
начало свое движение вниз. Лошади испуганно заржали, люди окоченели от
ужаса.  Но  избежать опасности они не успели.  Рухнувшая скватела всей
массой своей кроны накрыла двух всадников.
     Люди на  дороге  закричали  и  запаниковали.  Несколько  стрелков
выстрелили в сторону Кометы, но девушка уже скрылась в кустах и вместе
с кентавром и древоточцами спряталась за деревьями,  так что  пули  не
причинили никому вреда.  Те солдаты,  что ушли вперед,  развернулись и
побежали обратно,  решив,  видимо,  что нелюди атакуют с  тыла  или  с
флангов.
     Граф Гамилианский   постарался   навести   в  своем  отряде  хоть
какой-нибудь порядок. Он приказал пехотинцам сомкнуть ряды и развернул
конницу  в сторону леса,  где прятались Комета,  Хрумпин и древоточцы.
Наверное,  он предполагал,  что вслед  за  падением  дерева  последует
атака.
     Но Комета  приказала  древоточцам  тихо  затаиться  и не выдавать
своего присутствия.  Как бы тем не хотелось выразить радость от первой
победы над людьми громкими криками, они подчинились девушке.
     - Только  бы  из  деревни никто не ринулся в атаку,  - прошептала
Комета Хрумпину.
     Кентавр понимающе покачал головой,  соглашаясь с девушкой.  Но их
опасения  оказались  напрасны,  деревенские  жители  строго  выполняли
приказы Кометы.  Издалека деревня казалась  брошенной  и  обезлюдевшей
(вернее, обезнелюдевшей).
     Наверное, граф  Гамилианский  решил,  что  упавшее  дерево  стало
единственным отчаянным жестом нелюдей,  покинувших родную деревню.  Он
послал  наверх  две  дюжины  человек,  чтобы  они помогли попавшим под
дерево всадникам или же достали их трупы.
     Пехотинцы медленно двинулись вперед, готовые обратиться в бегство
при первой опасности.  Комета жестами показала древоточцам, что теперь
можно валить  все  оставшиеся  сквателы.  Те  начали  тихо  подгрызать
деревья, стараясь, чтобы звуки их работы не долетели до людей.
     Пехотинцы приблизились  к  упавшему дереву.  Неизвестно,  были ли
живы всадники,  но одна лошадь продолжала биться и хрипло ржать. Часть
солдат   попыталась   пробиться  сквозь  переплетение  веток  к  своим
товарищам,  другая часть направилась в  сторону  кустов,  за  которыми
скрывался отряд Кометы.
     Девушка махнула рукой,  и еще десять огромных деревьев обрушились
на людей.  Послышались крики боли и отчаяния.  Стрелки снизу больше не
стреляли, боясь попасть в своих же товарищей.
     Граф Гамилианский  решил  больше  не  рисковать,  посылая  солдат
наверх.  Ведь склон горы покрывал целый лес  сквател,  и  граф  вполне
резонно опасался, что все эти деревья могут рухнуть людям на головы.
     Поэтому Эрдаван  Гамилианский  отдал единственно правильный с его
точки зрения приказ:
     - Захватить деревню!
     Отряд графа двинулся вперед.  Первыми по-прежнему шли  пехотинцы.
Они  ожидали,  что  деревня  окажется  пуста,  поэтому  первые стрелы,
выпущенные  кентаврами,  оказались  для  них  полной   неожиданностью.
Несколько  стрелков  было  убито на месте,  несколько ранено.  Солдаты
сгрудились в толпу,  ощетинились копьями и секирами и открыли ответный
огонь.  Но  дома  горных  жителей  были  выстроены из камней и толстых
бревен,  поэтому пули не могли пробить их стены.  А кентавры, выскочив
из-за  угла  и  выпустив  пару  стрел,  тут же исчезали из вида.  Пули
запоздало щелкали по тому месту,  где они только что находились. Такая
тактика  была  хороша  еще  тем,  что  люди  не  могли определить,  со
сколькими врагами они имеют дело.
     Граф Гамилианский закричал:
     - Вперед,  пехота!  Не стойте на месте,  как остолопы!  За короля
Нарданала!
     Он не  мог  послать  вперед конницу,  так как пехотинцы перекрыли
дорогу.  Кроме того,  граф по-прежнему опасался удара из леса и потому
держал  самую  сильную часть отряда при себе.  Паланкин отца Балимолта
поравнялся с графом.  Священник не  желал  находиться  в  неохраняемом
обозе.
     Комета из-за кустов наблюдала за завязкой боя.
     - Я  должна  попасть  в  деревню!  - воскликнула она.  - Гардалат
издалека не увидит моего сигнала.  Если люди пойдут  в  атаку,  то  мы
проиграем сражение.
     Девушка выбежала  из  своего  укрытия  и  устремилась  к  упавшим
деревьям.  Она надеялась раздобыть у придавленных солдат  какое-нибудь
оружие.  Комете повезло. Навстречу ей из переплетения веток выбиралась
лошадь одного из всадников.  Труп человека зацепился ногой за стремя и
не давал ей освободиться.
     Лошадь посмотрела   на   Комету   налившимся   кровью   глазом  и
всхрапнула.  Девушка смело пробралась к ней сквозь ветви и вытащила из
седельной  кобуры  тяжелый  пистолет.  Затем  Комета  позаимствовала у
мертвого всадника длинную шпагу.  Теперь она была вооружена и готова к
бою.
     Внезапно позади   девушки  послышался  цокот  копыт.  Она  быстро
обернулась и вскинула пистолет.  Но это был всего-навсего  Хрумпин  за
которым следовали все тридцать шесть древоточцев.
     Древоточцы радостно    улыбались,    сверкая    своими    острыми
белоснежными зубами.
     Комета обвела широким жестом поваленные деревья:
     - Это ваша победа,  друзья. Соберите оружие, но будьте осторожны.
Я  слышу  стоны,  значит,  кто-то из людей еще жив.  Хрумпин,  ты тоже
подбери себе что-нибудь. Мы возвращаемся в деревню.
     Кентавр кинул взор в сторону сражения:
     - Некогда! Люди уже подошли к трактиру. Садись на меня, Комета, я
тебя довезу.
     Не без некоторого сомнения девушка уселась на спину Хрумпина.  Но
она решила,  что кентавр реально оценивает свои силы.  И правда,  едва
Комета  обняла  Хрумпина за торс,  как тот резво помчался вдоль кромки
леса.
     Всадники на дороге заметили скакавшего кентавра и его наездницу и
открыли  огонь.  Но  из  фитильных  пистолетов  было  не так-то просто
попасть в быстро двигавшуюся мишень.  Пули попадали в камни  и  стволы
деревьев позади Хрумпина и Кометы.
     Тем временем  наступавшая  пехота медленно оттесняла кентавров от
ближайших домов вглубь деревни. Люди уже оказались достаточно близко к
трактиру  матушки  Гордолы,  так  что  Комета решила перейти ко второй
части своего плана.  Она подняла руку со шпагой вверх и подала  сигнал
Гардалату.
     Спустя мгновение  послышался  грозный  рык  горных копателей.  Их
массивные  фигуры  вломились  в  ряды  пехотинцев,  перемешали  их   и
разметали в разные стороны.
     - Ну,  теперь  вся  надежда на силу горных копателей!  - крикнула
Комета прямо в ухо Хрумпину.
     - Нам повезло,  - на скаку ответил тот,  - что это не королевские
солдаты и не профессиональные наемники.  Должно быть, граф рассчитывал
на легкую победу, раз привел с собой всякий сброд.
     Действительно, солдаты оказались не готовы к рукопашной  схватке.
Часть из них бросила оружие и помчалась по дороге назад.
     - Стойте, негодяи! - отчаянно заорал граф Гамилианский. - Стойте,
я вам приказываю!
     Но желавших подчиниться неудачливому военачальнику не нашлось.
     Тогда из  паланкина  выскочил   отец   Балимолт.   Выпучив   свои
прозрачные  глаза  и потрясая в воздухе треугольником - символом своей
веры, он закричал:
     - Именем   господа   бога   нашего,   великого   и    триединого,
остановитесь!   Стойте,   дети  мои!  Во  имя  доброго  и  милостивого
Шира-Вада-Дагна сожгите эту деревню дотла,  истребите всех ее жителей.
За  каждого убитого нелюдя простится вам один смертный грех!  Во благо
нашей церкви не щадите ни мужчин,  ни женщин,  ни стариков,  ни детей!
Вперед, дети мои!
     Эти призывы  оказались  сильнее  приказов  графа.  Некоторые люди
развернулись,  подобрали брошенное оружие и опять вступили в бой. Но в
это время к горным копателям присоединились кентавры,  отложившие свои
луки и взявшиеся за ножи и дубины.  Вслед за этим  распахнулись  двери
домов, и на врагов ринулись женщины с тяжелыми сковородами и ухватами.
Особенно страшна была матушка Гордола.  Как и прочие горные  копатели,
она  не  нуждалась в оружии.  Ее огромные тяжелые кулаки косили людей,
как два боевых молота.
     Сражение переросло в беспорядочную резню. Стрелки больше не могли
использовать  свои  ружья и выхватили из ножен шпаги и тесаки.  Но еще
издали Комете стало ясно, что нелюди одержат верх.
     Решить исход боя могла атака кавалерии,  но граф Гамилианский так
и  не  решился  послать  ее в деревню и остаться без охраны.  Дворянин
поступил  так,  как  всегда  в   подобных   случаях   поступали   люди
благородного  сословия.  Он  бросил  свою  пехоту на произвол судьбы и
обратился в бегство.  Вместе с кавалерией  поле  боя  покинул  и  отец
Балимолт.
     Выглядывая из    окна    паланкина,    священник   кричал   своим
носильщикам-кентаврам:
     - Быстрее,  дети мои!  Именем Триединой церкви,  скачите  скорее,
бездельники и дармоеды!
     Телеги из  обоза  не могли развернуться на узкой дороге.  Поэтому
возницы бросили их и побежали следом за конницей.
     Вслед бегущим из-за ветвей упавших сквател  прозвучало  несколько
выстрелов.  Древоточцы не только раздобыли огнестрельное оружие,  но и
разобрались,  как им пользоваться.  Впрочем,  ни в кого они так  и  не
попали,  так  что  эффект  от выстрелов оказался лишь психологический,
придавший беглецам прыти и проворства.
     Но даже  брошенная  своим  командованием  пехота  не   собиралась
сдаваться без боя.  Когда Хрумпин с Кометой на спине наконец добрались
до деревни, сражение еще было в самом разгаре.
     Комета спрыгнула со спины  кентавра  и  выстрелила  из  пистолета
прямо в грудь ближайшего солдата. Тот упал навзничь. Следующим на пути
девушки оказался стрелок.  Он сжимал разряженное ружье в левой руке, а
в  правой  держал  длинный обоюдоострый кинжал - весьма удобное оружие
для тесной рукопашной схватки.
     Комета швырнула свой разряженный пистолет  в  лицо  стрелка.  Тот
инстинктивно отклонился, и девушка, прыгнув вперед, воткнула шпагу ему
в живот. Солдат выронил оружие и обеими руками зажал смертельную рану.
Комета подхватила с земли кинжал и с двумя клинками в руках ринулась в
самую  гущу  сражения.  Шпага  и  кинжал  в  ее  руках  сверкали,  как
серебряные молнии, сея среди людей смерть и ужас.
     Хрумпин прикрывал  спину девушки.  Копыта кентавра умело поражали
людей, ломая им руки, ноги и ребра, разбивая головы и превращая лица в
кровавое месиво.
     - Комета, доченька, побереги себя, деточка! - громоподобно рычала
матушка Гордола.
     Но девушка уже почувствовала упоение схваткой.  Ей казалось,  что
все  остальные  -  и  люди,  и нелюди - двигаются словно в замедленном
темпе.  Сама же Комета, казалось, находилась одновременно в нескольких
местах.
     То ли  благодаря  ее вмешательству,  то ли из-за дружного натиска
нелюдей битва стала затихать.  Солдаты бросали свое оружие и сдавались
на  милость  победителей.  Нелюди  никогда  не  добивали  безоружных и
раненых. Так что вскоре Комета и деревенские жители стали обладателями
горы трупов и толпы пленных людей.

                                * * *

     Нелюди потеряли всего двоих кентавров,  одного горного копателя и
трех женщин-древоточиц.  Женщины остались бы живы, если бы послушались
Комету  и остались в домах.  Но общее воодушевление погнало в бой всех
жителей деревни,  так что девушка не собиралась  ставить  это  в  вину
своим товарищам по оружию.
     После победы,  как  это обычно бывает,  возникло вопросов больше,
чем до начала сражения.  Главными были два: "Что делась с пленными?" и
"Что делать с погибшими людьми?"
     Уставшие, но счастливые нелюди-победители устроили совет прямо на
поле боя перед трактиром.
     Комета, словно  происходящее  больше  ее  не  касалось,   уселась
неподалеку  прямо на землю.  Пучком сорванной травы она вначале стерла
со шпаги и с кинжала человеческую кровь.  Зачем,  подобрав  подходящий
камешек,  начала затачивать клинки, заравнивать зазубрины и щербины на
лезвиях.
     За этим занятием и застал девушку Хрумпин.
     - Комета, твоего слова ждут и нелюди, и люди, - сказал кентавр. -
Сегодня ты не только добыла победу, но и взяла на себя ответственность
за жизнь многих существ. Теперь ты должна продолжить начатое дело.
     - Ладно, раз должна, значит, продолжу, - Комета нехотя встала.
     Жители деревни смотрели на нее с преданностью и  восхищением,  но
девушка почему-то не чувствовала радости. Пленные солдаты со страхом и
трепетом взирали на предводительницу нелюдей,  но и это не  доставляло
Комете удовольствия.  После победы она ощущала не подъем и восторг,  а
усталость и опустошенность.
     - Скажи,  Комета,  что нам делать  с  людьми?  -  от  имени  всех
деревенских жителей спросил старый древоточец.
     Девушка медленно  осмотрела  оставшихся  в  живых солдат и мрачно
произнесла:
     - Отрубите им головы, насадите на колья и выставьте вдоль дороги.
Пусть  другие захватчики трижды подумают,  прежде чем нападать на нашу
деревню.
     Подобное предложение  повергло  в  шок  не  только  людей,  но  и
соратников Кометы.
     - Мы не можем становиться такими же жестокими и кровожадными, как
люди! - воскликнул один из горных копателей.
     Поняв, что переборщила, девушка попыталась улыбнуться:
     - Я пошутила.  Извините,  если шутка вышла неудачной.  Я  слишком
устала,  чтобы думать о судьбе людей.  Делайте с ними,  что хотите. Но
помните:  на этот раз мы победили,  но война еще  не  закончена.  Люди
вернутся.
     Древоточец тоже  улыбнулся,  словно  по-достоинству  оценил шутку
Кометы, и сказал:
     - Мы хотим,  чтобы люди  похоронили  своих  мертвецов  по  своему
обычаю,   а   потом   отправлялись  на  все  четыре  стороны  и  везде
рассказывали  о  том,  что  нападать  на  горных  жителей   опасно   и
бесполезно. Ты не против?
     Комета пожала плечами:
     - Делайте, как считаете нужным. Мне сейчас все равно.
     Она демонстративно  повернулась  спиной  к  собранию,  уселась на
землю и продолжила заточку шпаги.
     Матушка Гордола направилась было к ней,  но Хрумпин остановил  ее
движением  руки.  Кентавр  подошел к сидящей девушке и несколько минут
постоял рядом с ней, глядя, как она водит камнем по лезвию.
     Наконец, Хрумпин прервал молчание:
     - Тебе очень плохо?
     Комета ничего  не  ответила,  лишь  слегка  кивнула  головой,  не
прерывая работы.
     - Чего бы ты сейчас хотела? - спросил кентавр.
     Комета передернула плечами.
     - Ты  бы  хотела,  чтобы  ничего  этого  не  было?  - предположил
Хрумпин. - Ни войны, ни сражения, ни смерти?
     Комета никак не прореагировала на этот вопрос.
     Кентавр перевел разговор на другую тему:
     - Что ты собираешься делать дальше?
     Камешек в руке Кометы на секунду приостановил  свое  движение  по
клинку,  но  затем работа возобновилась в том же размеренном спокойном
ритме.
     - Ты хочешь остаться в этой деревне?
     Девушка задумалась и отрицательно покачала головой.
     - Ты хочешь чего-то большего для себя?
     Комета, наконец, ответила:
     - Я чувствую, что этот мир слишком мал для меня.
     Сказав это,  она  вдруг  вновь  ощутила   укол   какого-то   едва
различимого воспоминания. Эту фразу она уже слышала или произносила ее
сама в одной из прежних жизней.  Но  почему-то  Комета  боялась  более
глубоких воспоминаний.  Они согревали ее,  как огонь, давали ей силы и
энергию,  но  при  более  тесном  контакте  могли  обжечь   или   даже
испепелить.
     - Я   так   и  думал,  -  произнес  Хрумпин,  не  понимая  причин
задумчивости Кометы. - Тебя ждут великие свершения и славные победы. Я
прибыл в горную страну,  чтобы набрать добровольцев в армию,  но нашел
нечто гораздо более ценное -  тебя,  Комета.  Я  уверен,  ты  -  самое
настоящее  "светлое  воплощение".  Ты  возглавишь  нашу  армию в войне
против людей и приведешь нас к победе.
     - А почему бы и нет?  - как бы про себя тихо  произнесла  Комета,
все еще пытаясь разобраться в своих мыслях и воспоминаниях.
     Кентавр, как и прочие нелюди, не был склонен к рефлексии, поэтому
сразу начал строить планы:
     - Итак,  решено. Завтра утром мы отправляемся в Холмогорье. Махир
поправится   и   соберет   по  окрестным  деревням  нужное  количество
добровольцев.  Ты же должна как можно скорее появиться в  штабе  нашей
армии. От тебя зависит будущее нашего мира.
     Внезапно позади раздался голос матушки Гордолы:
     - Свою дочку я никуда не отпущу!
     Горная копательница  неслышно  подошла  сзади и слышала окончание
разговора.
     Комета порывисто вскочила  и  бросилась  на  шею  своей  приемной
матери:
     - Я должна идти с Хрумпином! Это не мой выбор, это - моя судьба!
     Гордола даже не пыталась вытирать текущие из глаз слезы:
     - Тогда я пойду с тобой, доченька. Как же ты без меня?
     - Дети  вырастают  и  покидают  отчий  дом,  - философски заметил
Хрумпин.
     - Я вернусь, я обязательно вернусь, - пообещала Комета.
     - Я буду ждать тебя...

                                  * * *

     Допросив пленных,  Комета убедилась в том,  что Хрумпин  оказался
прав.  Это  были  не  профессиональные  солдаты,  а  жители прибрежных
районов,  набранные графом Эрдаваном Гамилианским для похода в  Горную
страну.  Солдаты  сказали,  что  граф  пообещал  расплатиться  с  ними
золотом,  которое удастся отобрать у местных жителей.  Он уверял,  что
победа  будет  легкой и обогатившиеся солдаты быстро вернуться к своим
семьям.
     Комета решила,  что эти люди оказались такими же жертвами  графа,
как и горные жители.  Правители никогда не сражаются сами, предпочитая
отправлять на смерть обманутых посулами или лживыми  лозунгами  людей.
Поэтому  девушка  отказалась  от  мысли казнить солдат и согласилась с
решением деревенских жителей.
     Люди закопали своих мертвецов в землю ниже по дороге и  исполнили
при  погребении  все  положенные обряды Триединой церкви.  После этого
пленные солдаты получили свободу и поспешили убраться  подальше,  пока
нелюди не передумали.
     Нелюди поступали со своими покойниками очень просто: они относили
их на каменистую площадку в горах,  где яркое солнце,  ночной холод  и
стервятники быстро превращали тела в гору костей.
     Помимо отвоеванной  свободы  и  независимости  деревенские жители
стали обладателями целого арсенала трофейного оружия.  Кроме  того,  в
обозе,  брошенном бежавшими людьми, оказались изрядные запасы пороха и
пуль, которых хватило бы не на одно сражение.
     Узнав о том, что Комета собирается вместе с Хрумпином отправиться
в  Холмогорье,  чтобы  продолжить  войну  с  людьми,  некоторые жители
деревни захотели последовать за ними.  Но Хрумпин  и  Комета  отобрали
лишь троих молодых кентавров:  Кариха, Ваксара и Одолаха. Древоточцы и
горные копатели должны были дождаться выздоровления Махира и выступить
на равнину в составе единого отряда Горного народа.
     Весь остаток  дня  и  половину  ночи  Комета  провела в трактире,
разрабатывая стратегию защиты Горной страны и  объясняя  свои  замыслы
деревенским старейшинам и Махиру.
     Комета распорядилась  отправить гонцов в соседние деревни,  чтобы
объединить  общие  усилия  в  борьбе  с  захватчиками.  На   перевалах
следовало установить постоянные наблюдательные посты,  которые заранее
предупреждали бы горных  жителей  о  появлении  вооруженных  вражеских
отрядов.  Для  борьбы  с  людьми Комета предложила использовать методы
партизанской войны:  засеки деревьев,  обвалы камней, засады, стрельбу
из укрытий по офицерам и командирам.
     Убедившись, что  с  ее отъездом нелюди не потеряют боевого духа и
смогут самостоятельно организовать оборону,  Комета отправилась в свою
комнатку, чтобы последний раз выспаться перед дальней дорогой.
     Утром ее разбудил нетерпеливый Хрумпин. Лошади уже были запряжены
в одну из телег,  в которую путешественники сложили запасы еды.  Кроме
того,  они взяли с собой пять ружей, четыре пистолета, секиры, шпаги и
кинжалы.  Все оружие также было сложено на телегу и прикрыто  соломой,
чтобы  не  привлекать излишнего внимания.  При необходимости его можно
было мгновенно достать и пустить в дело.
     Прощание Кометы с матушкой Гордолой и остальными жителями деревни
было  очень  трогательным.  Когда  все  слова были сказаны и все слезы
выплаканы, телега с Кометой и кентавры тронулись в путь.
     В тот момент,  когда деревня  должна  была  вот-вот  скрыться  за
поворотом  дороги,  Комета  еще  раз обернулась и увидела,  что нелюди
по-прежнему стоят и провожают ее взглядами.  К горлу девушки  подкатил
ком, и она быстро отвернулась. Чтобы изгнать из сердца тоску и печаль,
Комета стала думать о том,  как поведет в бой свою армию.  Вскоре  эти
мысли  захватили ее настолько,  что боль от расставания с родным домом
почти затихла...

                                * * *

     Комета никогда раньше не покидала деревни в сознательном возрасте
(мать-дриада принесла ее неведомо откуда еще во младенчестве), поэтому
за каждым поворотом горной дороги для нее открывался новый  живописный
вид.  Кентавры Карих, Ваксар и Одолах уже неоднократно бывали в долине
и в соседних деревнях,  так что места,  по которым проходил  маленький
отряд, были им достаточно хорошо знакомы.
     Хрумпин, как выяснилось,  родился в деревне, которая находилась в
двух дневных переходах от деревни Кометы.  Но он уже давно переселился
в  Холмогорье и помнил лишь основные горные дороги,  связывающие между
собой разбросанные по горным склонам и долинам поселения нелюдей.
     Издалека запряженную  парой  лошадей  телегу,  на  которой  ехала
Комета,  и  четверых  скачущих  рядом  кентавров можно было принять за
путешествующих торговцев.
     Уже к вечеру  путешественники  достигли  подножия  гор.  (Деревня
Кометы  находилась  на  окраине  Горной страны,  потому-то она и стала
первой  целью  отряда  графа   Эрдавана   Гамилианского.)   В   быстро
надвигавшихся  сумерках  Комета  и  кентавры  увидели первое равнинное
поселение.  Оно было обнесено частоколом в два человеческих роста. Над
бревенчатыми   стенами   виднелись   крыши   невысоких  домов.  Вокруг
раскинулись возделанные поля.
     Этот полугород-полудеревня являлся  узлом  торговых  путей  между
горами  и  равниной.  Большую часть его населения составляли кентавры.
Поэтому Хрумпина и  его  спутников  встретили  тепло  и  радушно.  Они
остановились  на  ночлег  в  трактире,  который  практически  ничем не
отличался от трактира матушки Гордолы.
     Вечером, сидя в ярко освещенном общем  зале,  товарищи  Кометы  с
аппетитом  уплетали овсяную похлебку и жареное мясо,  а девушка ложкой
вяло ковыряла пищу в своей тарелке.
     - Что случилось,  Комета?  - обеспокоено спросил  Хрумпин.  -  Ты
плохо себя чувствуешь?
     - Нет. Просто я задумалась о странном парадоксе. С одной стороны,
в своих предыдущих жизнях я не раз сиживала  в  ресторанах.  С  другой
стороны,  я  осталась Кометой,  которая испытывает неловкость,  сидя в
трактире за столом, а не прислуживая посетителям.
     В этом трактире подавали на стол и  убирали  грязную  посуду  две
юные  девушки-кентаврицы.  Их  копытца  звонко  цокали по бревенчатому
полу,  когда они резво скакали по залу.  Комета,  на своем опыте зная,
как болят ноги в конце длинного рабочего дня, сочувствующими взглядами
сопровождала каждое их перемещение между столами.
     В трактире путешественники получили не только кров и пищу,  но  и
узнали   последние   новости.   Как  выяснилось,  в  строну  гор  люди
проследовали тайно,  каким-то  чудом  ускользнув  от  глаз  обитателей
равнин.  Так  что  когда  сутки назад мимо городка промчались двадцать
всадников и паланкин,  который несли кентавры с Побережья, для местных
кентавров это стало полной неожиданностью. Они долго гадали о причинах
появления столь странной кавалькады,  но затем со  стороны  гор  стали
появляться  разрозненные группы пеших людей.  От них-то жители городка
узнали о сражении, в котором был разгромлен отряд графа Гамилианского.
Кентавры  не  стали  препятствовать  простым  солдатам  разбегаться по
домам, но всерьез подумывали, не организовать ли погоню за всадниками.
Однако время было упущено, и от этой затеи отказались.
     Известия о том,  что в трактире остановились герои битвы с людьми
и сама Комета,  ставшая "светлым воплощением", быстро распространились
по   городку.   Помещение   постепенно   стало   заполняться  местными
старейшинами и просто любопытными. Несмотря на то, что наступила ночь,
кентавры  желали  из  первых  уст  услышать  подробности  этой славной
истории.
     Комету неудержимо тянуло в  сон,  поэтому  даже  начало  рассказа
Хрумпина   она   выслушала   с   закрытыми  глазами,  а  уж  окончания
праздничного застолья вообще не помнила...
     ...Проснулась она на мягкой большой  кровати,  которая  подходила
скорее не человеку,  а горному копателю или кентавру.  Правда,  Комета
тут же вспомнила,  что лучшее ложе для горного копателя - это  жесткие
камни, а кентавры предпочитали спать, полулежа на копне сена.
     Девушка выглянула  в окно и увидела,  что во дворе трактира царит
необыкновенное оживление.  Карих,  Ваксар и Одолах запрягали лошадей в
телегу,  а  вокруг  них скакали и прыгали молодые кентавры из местных.
Горные кентавры  держались  солидно  и  спокойно.  Теперь  их  считали
героями   великой   битвы,  и  им  приходилось  соответствовать  этому
мужественному образу.
     В дверь комнаты постучали.
     - Кто там? - спросила Комета, отворачиваясь от окна.
     Из-за двери послышался голос Хрумпина:
     - Извини,  что бужу тебя так рано.  Но нам  лучше  отправиться  в
путь,  пока за нами не увязались все жители этого городка. Вся местная
молодежь желает непременно поучаствовать в каком-нибудь сражении.
     - Значит,  недостатка в добровольцах у нас  не  будет,  -  Комета
открыла дверь.
     Хрумпин опустил глаза:
     - Ты  бы  оделась.  Хозяин  трактира в качестве подарка преподнес
тебе человеческое платье. У него целый склад разной одежды.
     Только теперь Комета заметила,  что совершенно обнажена. Осмотрев
комнату,  она увидела бледно-розовое платье,  перекинутое через спинку
кровати.
     - Интересно, как я оказалась в этой комнате? И кто меня раздел?
     Хрумпин потупился еще сильнее:
     - Отнес тебя я. А раздели служанки Харвиша и Ахарбада.
     - А куда они дели мою старую одежду?
     - Боюсь, что вернуть ее уже невозможно. Кентаврицы разрезали твой
фартук  на  кусочки  и  раздали местным жителям.  Каждый хотел иметь в
своем  доме  частичку  одежды  "светлого  воплощения".  Взамен  твоего
фартука хозяин подобрал самое лучшее платье.
     Комета примерила  обнову.  Платье  почти пришлось ей впору,  лишь
пришлось потуже затянуть пояс на тонкой талии.
     Во двор девушка и пожилой кентавр вышли  вместе.  Местные  жители
приветствовали их дружным восторженным ревом.
     - Вас слишком много! - перекрывая шум, громко произнес Хрумпин. -
Мы же вчера договорились,  что  с  нами  пойдут  десять  добровольцев.
Возможно, скоро сюда вернется граф Гамилианский со свежими силами. Кто
тогда будет защищать родной город?
     Из этих слов Комета заключила, что она проспала не только рассказ
Хрумпина, но и вербовку добровольцев.
     Действительно, когда  телега  выехала  за ворота городка,  за ней
кроме Хрумпина,  Кариха,  Ваксара и  Одолаха  последовали  еще  десять
кентавров, вооруженные луками, стрелами и короткими копьями.

                               * * *

     Отряд Кометы   и  Хрумпина  несколько  дней  двигался  в  сторону
Холмогорья, заходя во все встречавшиеся на дороге селения и постепенно
увеличиваясь  в  размерах.  Кентавр  взял  на себя все организационные
вопросы, Комете оставалось только править телегой и учиться.
     От Хрумпина  и  других  кентавров  она  узнала  много  нового  об
окружающем  мире  и  постоянно пополняла свои знания.  Нелюди не имели
собственной письменности и всю информацию привыкли хранить  в  памяти.
Комета  раздобыла кусок белой ткани и начала составлять карту.  Вокруг
дороги,  которую  она  изобразила  достаточно  четко,  основываясь  на
собственных  наблюдениях,  со  слов кентавров появлялись холмы и горы,
реки и озера, дороги и населенные пункты.
     Когда ткань закончилась,  Комета  затребовала  у  Хрумпина  новый
отрез. Тот незамедлительно исполнил это приказание. Неграмотные нелюди
воспринимали грубо нарисованную карту,  как очередное  чудо,  явленное
"светлым  воплощением".  Каждый  из  них старался передать Комете свою
часть знаний,  так что карта получалась достаточно точна и  подробная,
ведь  расположение  каждого  объекта  девушка  уточняла  у  нескольких
кентавров.
     Собственно Холмогорье началось на  четвертый  день  пути.  Как  и
рассказывал  Хрумпин,  эта  местность  была  необыкновенно  красива  и
живописна.  Комета  не  переставала  восторгаться  прекрасными  видами
природы, не изуродованной вторжением человека.
     Холмогорье в основном населяли кентавры. Именно они были наиболее
приспособлены к этой местности,  сочетавшей равнины  и  леса,  реки  и
холмы.   Из-за  отсутствия  больших  лесных  массивов  и  гор  дриады,
древоточцы  и  горные  копатели  тут  не  жили,  но   путешественникам
встречались поселки фавнов и подземные города-норы прыгунков.  Так что
вскоре отряд Кометы и Хрумпина пополнился представителями разных видов
нелюдей.
     Комета была немало удивлена,  узнав о том, что в Холмогорье живут
и  люди.  Это  были  потомки  переселенцев  с  Западного  материка,  в
незапамятные   времена  бежавших  от  жестоких,  алчных  дворян  и  от
насильственного перевода в Триединую веру. Правда, пока на пути отряда
люди  не  попадались,  поэтому  Комета не могла составить о них своего
собственного мнения.
     На седьмой день путешественникам увидели первых  беженцев.  Семьи
горных  копателей,  кланы  кентавров  и  племена прыгунков двигались в
глубь Холмогорья прочь от Побережья.  От  беженцев  Хрумпин  и  Комета
узнали,  что  большая армия людей медленно движется в сторону главного
города Холмогорья - Холмограда.  На своем пути люди сжигали  поселения
нелюдей, а жителей либо убивали, либо превращали в рабов.
     - Мирный  период человеческой экспансии закончился,  - со вздохом
сказала Комета.  - Там,  где не помогают хитрость  и  коварство,  люди
прибегают  к  грубой  силе.  Этот  путь  они  считают  более быстрым и
простым.
     - Тем больше у нас причин побыстрее добраться  до  Холмограда,  -
подхватил  Хрумпин.  -  Ты  должна встать во главе наших сил и разбить
армию захватчиков.
     - Не уверена,  что холмоградские военачальники слишком обрадуются
моему появлению.
     Хрумпин понял, что Комета имела в виду, и поспешил ее успокоить:
     - Не  суди  о  нелюдях  по  людям.  В  Холмограде ты не встретишь
зависти или недоверия. Узнав о том, что ты - "светлое воплощение", все
будут умолять тебя принять командование.
     Возможно, это был первый случай, когда Хрумпин ошибся.


         Глава 9. "Светлое воплощение" меняет правила войны.

     Путешественники поняли,  что  приближаются  к Холмограду,  еще до
того,  как увидели сам город.  Вначале они увидели распаханные поля  и
длинные  ряды  плодовых  деревьев.  Большой  населенный пункт требовал
большого количества  продовольствия,  поэтому  полдня  отряд  двигался
среди деревень, где жили нелюди, занимавшиеся земледелием.
     Тут Комета  увидела  и людей.  Это были просто одетые дружелюбные
создания,  трудившиеся на земле наравне с другими жителями Холмогорья.
Несколько девочек с корзинами,  полными яблок, помахали Комете руками.
Девушка поняла,  что из-за розового платья ее приняли за человека. Она
сжала вожжи,  не решаясь ответить на приветствие таким же жестом. Ведь
в этом случае стали бы видны ее присоски на пальцах.  Комета не знала,
как  девочки  прореагируют  на  подобное зрелище.  Впервые она ощутила
неловкость от своего внешнего вида.
     Хрумпин так торопился в Холмоград,  что не  заметил  подавленного
состояния девушки.
     - Смотри!  - радостно воскликнул он, показывая вперед. - Это наша
столица.
     Комета оживилась  и  постаралась  выбросить  из  головы  грустные
мысли. Да и весь отряд приободрился и прибавил шаг.
     Строго говоря,  Холмоград  нельзя  было назвать городом.  Это был
конгломерат близко расположенных поселений.  Здесь не было домов  выше
двух этажей,  уличного освещения,  заводов или иных признаков развитой
цивилизации.  Зато  жители  Холмограда  были  веселы,   дружелюбны   и
приветливы. И только угроза человеческого нашествия заставила их взять
в руки оружие.
     Отряд Хрумпина и Кометы,  насчитывавший  к  этому  времени  около
восьмидесяти воинов, промаршировал по широким улицам Холмограда. Никто
не  удивился  появлению  большой  группы  вооруженных  нелюдей  -   за
последнее время в город вошли десятки таких же отрядов из разных краев
Восточного материка.
     Хрумпин вел отряд прямо к зданию,  где располагался штаб нелюдей.
Все  окрестные  улицы  и  дворы  были  запружены самыми разнообразными
существами,  ездовыми и  вьючными  животными,  повозками  и  телегами.
Кентавры и Комета с трудом прокладывали себе дорогу в этом живом море.
     Наконец, они пробились к нужному зданию.
     Хрумпин встретил  несколько знаком лиц,  заулыбался,  обменялся с
ними несколькими фразами.
     Комете он сказал:
     - Подожди меня тут,  я пойду предупрежу штаб  о  твоем  прибытии.
Тебе должны оказать достойный прием.
     Кентавр скрылся  в  дверях  большого двухэтажного каменного дома.
Отряд окружил телегу с Кометой.  Девушка  рассчитывала,  что  ожидание
окажется  не  слишком  долгим,  но  время  шло,  а  Хрумпин  так  и не
появлялся.
     Через некоторое время к  отряду  подскочил  прыгунок  -  существо
ростом  с  человека,  но  с коротким телом,  длинными сильными ногами,
вытянутой мордочкой и острыми ушами на макушке.
     - Чего вы тут встали?  -  недовольно  заговорил  прыгунок.  -  Вы
перекрыли все движение. Кто у вас старший?
     - Мы ждем кентавра Хрумпина, - сказала Комета. - Он пошел в штаб.
     - Хрумпин?   -   переспросил   прыгунок  и  на  несколько  секунд
задумался.  - Ладно,  можете подождать  его  тут,  только  отойдите  в
сторону. И ты, возница, отодвинь свою телегу.
     - Я не возница... - начала было объяснять Комета, но прыгунок, не
слушая ее, уже поскакал прочь.
     Девушка потянула вожжи и  заставила  лошадей  оттащить  телегу  к
стене  ближайшего  дома.  Кентавры,  прыгунки  и  фавны  из  ее отряда
притихли  и  лишь  таращили  глаза  на  городскую  толчею.   Существа,
привыкшие к простору и свободе, среди домов чувствовали себя неуютно и
подавлено.
     Наконец из дверей вышел Хрумпин.  Не найдя отряд на том же  самом
месте,  он приподнялся на задних копытах и огляделся. Комета встала на
телеге и помахала ему рукой.  Заметив ее,  Хрумпин подскакал к отряду.
Вблизи Комета заметила, что кентавр чем-то опечален и озабочен.
     Не глядя в глаза девушке, Хрумпин сказал:
     - Пойдем, они хотят поговорить с тобой.
     - Я была права?  - спросила Комета. - Никто не хочет уступать мне
власть?
     - Они сомневаются в том,  что ты та,  кто нам нужен... - смущенно
ответил кентавр. - Но если ты сможешь их убедить...
     - Ладно,  сейчас  сделаем!  -  за уверенностью и бравадой девушка
постаралась скрыть  свое  разочарование.  Не  такой  прием  обещал  ей
Хрумпин. Похоже, она поторопилась поверить в благородство нелюдей.
     Следом за кентавром Комета вошла в здание и поднялась по лестнице
на второй этаж.  Там в одной из комнат находились три  кентавра,  один
прыгунок и один человек.  Все пятеро посмотрели на девушку внимательно
и оценивающе. Эти взгляды ничуть не смутили Комету. Она была возмущена
подобным  приемом,  и  постепенно  нарастающий  гнев  придавал  мыслям
необычайную ясность и быстроту.
     Хрумпин представил собравшихся:
     - Кухол,  Рухинак,  Дохвар,  Улибал и Дакнотий.  Они представляют
штаб объединенной армии. Командующий Зукхил сейчас на учениях, поэтому
с ним ты встретишься позже.
     Первые трое названных были старыми седыми кентаврами.  Дакнотий -
мужчина  лет  шестидесяти  -  носил на голове серебряный обруч,  почти
сливавшийся с седыми волосами.  Дакнотий был одет в длинную  свободную
рубаху из светло-серой ткани. На столе перед ним лежал полуразвернутый
пергаментный  свиток.   Прыгунок   Улибал   был   самым   молодым   из
присутствующих,  но  и ему вряд ли было меньше пятидесяти лет.  На его
шее висел золотой диск с чеканным узором.
     - Ты - та  самая  Комета,  которую  Хрумпин  принял  за  "светлое
воплощение",  - произнес Рухинак,  не столько задавая вопрос,  сколько
констатируя известный факт.
     Хрумпин переступил с ноги на ногу.  У кентавров этот жест означал
трудно   скрываемое   волнение   (или,   смотря   по  обстоятельствам,
возмущение).
     Комета пожала плечами:
     - Я не знаю,  какой  смысл  вы  вкладываете  в  понятие  "светлое
воплощение".  Я такая, какая есть. Я приехала сюда потому, что считала
себя полезной в войне против людей.  Если у вас  на  мой  счет  другое
мнение, то я могу вернуться в Горную страну.
     Девушка слегка лукавила. Ей вовсе не хотелось возвращаться домой,
в маленькую горную деревеньку.  Оказавшись в Холмограде и потолкавшись
на   улицах   среди  сотен  разнообразных  созданий  она  решила,  что
командование армией - это ее судьба.  Она испытывала почти  физическую
тягу к власти.  Но эту власть она собиралась употребить не для личного
обогащения, а для восстановления порядка и справедливости в этом мире.
     Кентавр Кухвол примиряюще улыбнулся:
     - Возможно,  ты  неверно  истолковала  слова  Рухинака.   Мы   не
собираемся отказываться от твоей помощи.  Каждый доброволец, взявший в
руки оружие,  чтобы защитить  от  людей  наш  мир,  достоин  почета  и
уважения.  Хрумпин  рассказал  нам,  как ты отстояла родную деревню от
превосходящих вражеских сил. Мы не сомневаемся в твоих талантах. Но мы
не   уверены,   что   тебя   на  самом  деле  можно  считать  "светлым
воплощением".
     - Да какая разница, кем меня считать?! - воскликнула девушка. - Я
- Комета.
     - Если ты Комета,  дочь дриады и человека,  то ты станешь рядовым
воином нашей армии, - наставительно произнес Кухвол. - Только истинное
"светлое воплощение" может возглавить армию и привести ее к победе.
     - Ну,  тогда я самое настоящее "светлое воплощение", - улыбнулась
Комета.
     Три кентавра, прыгунок и человек переглянулись.
     Хрумпин стукнул по полу передним копытом:
     - Неужели вы сами не видите,  что Комета говорит правду?!  Она не
только  обладает  талантом  воительницы,  но  и помнит свои предыдущие
воплощения.
     - Вот это-то как раз нас  и  смущает,  -  сказал  Рухинак.  -  Мы
специально   пригласили   ученого   Дакнотия,   чтобы   он  подтвердил
справедливость слов девушки или опроверг их.
     Дакнотий коротко кашлянул,  взял со стола свиток и  посмотрел  на
Комету:
     - Будь  добра,  расскажи нам еще раз все,  что ты помнишь о своих
предыдущих жизнях.
     Комета коротко  пересказала  сокращенную  версию  своей  истории,
почти слово в слово повторив то, что уже говорила Хрумпину.
     На протяжении  всего  ее рассказа все собравшиеся не проронили ни
слова, лишь изредка обменивались взглядами.
     Когда Комета закончила, Дакнотий покачал головой:
     - Потрясающе! Ничего подобного я никогда раньше не слышал.
     - Ну что? - с вызовом спросила девушка. - Теперь вы довольны?
     Дакнотий задумался на несколько минут.  Все выжидающе смотрели на
старика.
     Наконец он произнес:
     - Не знаю.
     Комета возмущенно воскликнула:
     - Да чего же еще вы от меня хотите?!
     Дакнотий заговорил, обращаясь сразу ко всем:
     - Как  вам  известно,  "светлым  воплощением"  мы  называем любое
разумное существо,  в  котором  проснулась  память  предков.  "Светлое
воплощение",  как  правило,  помнит  свою  предыдущую жизнь,  родных и
близких,  места,  где провел свои годы.  Если  кто-то  объявляет  себя
"светлым   воплощением",  то  его  слова  легко  проверить,  поехав  в
указанное место.  Даже если предыдущая жизнь  так  далеко  отстоит  от
нынешней,  что  все  знакомые и родственники умерли или забыли о своем
предке,  то по совпадению описаний мест с истинной окружающей природой
можно  сделать вывод об истинности или ложности "светлого воплощения".
В твоем же случае,  Комета,  проверить твои слова  просто  невозможно.
Ведь ты утверждаешь,  что другие твои жизни прошли на других планетах.
Это вдвойне удивительно,  так как мы  считали  свой  мир  единственным
обитаемым во Вселенной.
     - То есть, вы мне не верите? - подытожила Комета.
     - Не то, чтобы совсем не верим, - замялся Дакнотий. - Несомненно,
с тобой что-то произошло.  Ты обрела некие непонятные нам силы.  Но мы
не  можем  с уверенностью сказать,  воплотился ли в тебе один из твоих
предков, или ты стала носителем какого-то чужого разума.
     - Разве это так важно?  - спросила девушка.  - Я - Комета. Я хочу
защитить  свою родину от врагов.  Я имею опыт и знания,  которых нет у
вас. Я могу победить людей. Можете ли вы то же самое сказать о себе?
     - За нашими  плечами  мудрость  прожитых  лет.  Если  бы  в  тебе
воплотились  силы  предков,  ты  стала бы мудрее нас.  Но сейчас мы не
можем доверить тебе армию. Это слишком большая ответственность.
     Только теперь Комета поняла,  что почитание "светлого воплощения"
являлось  доведенным  до  абсурда  культом предков.  Такие культы были
весьма распространены в разных мирах и среди разных народов,  но,  как
правило, быстро приводили общество к деградации и опустошению.
     Действительно, когда  глупый  старик  считается  более  достойным
человеком,  чем умный юноша или девушка,  то все новые идеи и открытия
решительно отвергаются. Значение и влияние приобретают не человеческие
таланты,  а седины и морщины.  Люди начинают больше заботиться о своем
прошлом,  чем о будущем. Движение вперед считается злом, а откат назад
- истинной мудростью.  Общество вымирает духовно и физически,  даже не
понимая причин своей гибели.
     Комета очень многое хотела высказать этим старикам, решившим, что
возраст дает им право на власть.  Но она  ограничилась  лишь  короткой
фразой:
     - Мы можем выйти на улицу,  взять шпаги и тогда станет ясно,  кто
из нас лучший воин.
     - Ты говоришь,  как человек,  - заметил  Кухвол.  -  В  тебе  еще
слишком много детского максимализма.  Но мы не умаляем твоих заслуг. В
своей деревне ты проявила знания и умения,  которые недоступны простой
девушке.  Мы  не  можем  поставить  тебя  во  главе  армии,  но готовы
выслушать все твои советы.  Если они окажутся разумны,  мы примем их к
исполнению.  Это  я  обещаю  не только от своего имени,  но и от имени
командующего Зукхила.
     Комета состроила недовольную гримасу и ответила:
     - И на том спасибо.  Скоро придет время,  когда вы измените  свое
решение.
     - Боюсь, что время принятия важных решений придет раньше, чем нам
всем хотелось бы.  Через два дня наша армия выступает навстречу людям.
Командующий   Зукхил   хочет   в   одной   решающей  битве  разгромить
захватчиков.  Если ты остаешься  с  нами,  то  приходи  послезавтра  к
Западным воротам, откуда наша армия выступит в поход.
     - Но я могла бы помочь вам составить план военной кампании...
     - О чем ты говоришь,  Комета, какой план? Мы просто накроем людей
тучей стрел и дротиков.  Ни  одна  армия  не  сможет  выдержать  атаки
кентавров. Так что, извини, пока мы в твоих советах не нуждаемся.
     На этом разговор был закончен.
     Когда Хрумпин и Комета вышли на улицу, кентавр тихо сказал:
     - Извини, я не знал, что все так обернется.
     - Я  тоже  хороша!  Надо  было  сразу догадаться,  что социальная
структура   автохтонной   популяции   нуждается   в   репрезентативной
коррекции.
     - Что? - переспросил Хрумпин.
     - То  есть,  надо  замочить  двух-трех старых козлов...  - начала
объяснять Комета, но быстро спохватилась: - Не обращай внимания на мои
слова. Они также пришли из другой жизни.
     - Каковы твои дальнейшие планы, Комета?
     - Штаб  принял  решение,  и я не могу его изменить.  Мне остается
либо вернуться домой, либо остаться в армии и рассчитывать на удачу. Я
выбираю последнее.
     Хрумпин заметно повеселел:
     - Именно на это я надеялся. Ты не затаила обиду на представителей
штаба?
     - Я разочарована их недальновидностью,  но не обижена. Люди несут
смерть  и  разрушение,  их  надо остановить.  Теперь я убедилась,  что
нынешнее командование никуда не годится.  Значит,  мне  остается  лишь
подождать, когда это станет ясно и всем остальным.
     - И что тогда?
     - Там будет видно...

                                 * * *

     Через два дня отряд Кометы и Хрумпина в полном составе отправился
к Западным воротам Холмограда.  Армия нелюдей была так  многочисленна,
что  даже  широкие  улицы  города  были слишком малы для маршировавших
колонн.
     (Собственно, названия двух армий:  "людская" и  "нелюдская"  были
весьма условны. В армию нелюдей вступили люди - жители Холмогорья, а в
человеческой армии  имелись  отряды  нелюдей  с  Побережья,  принявших
человеческие законы и перешедших в триединую веру.  Правда, количество
и тех,  и других было крайне невелико,  так что деление на "людскую" и
"нелюдскую" армии происходило по преобладающему составу воинов.)
     Так как  армию  Холмогорья  провожали  не  только горожане,  но и
жители окрестных деревень,  то теснота на улицах едва не  переросла  в
давку.  Но  командование  хоть  в  чем-то  проявило  благоразумие.  Не
дожидаясь общего сбора  всех  солдат,  оно  приказало  первым  отрядам
отправляться в путь. Таким образом, улицы расчистились, и освободилось
место для сбора новых отрядов.
     Комета сказала Хрумпину:
     - Когда минуем городские окраины, остановим отряд возле первой же
речки или озера.
     - Ты считаешь, что нашим солдатам надо искупаться?
     - Да.
     Кентавр помолчал, а потом произнес:
     - Ты же знаешь, что я не разделяю мнение штаба. Со мной ты можешь
быть откровенна.
     Комета усмехнулась:
     - Ладно, раскрою свои карты. Купание - это только предлог. Я хочу
пропустить вперед всю армию.
     - Но ведь быть в первых рядах - это почет и слава!
     - Воина ведется не для почета или славы. Она ведется ради победы.
А исход битвы, как правило, решают те, кто находится позади.
     Хрумпин недоуменно пожал плечами,  но послушался.  Так что  через
несколько  часов отряд расположился на песчаном пляже возле живописной
речки.
     Комета приказала солдатам  набрать  несколько  крупных  камней  и
сложить их друг на друга в пять столбиков.  Сама она достала из телеги
ружья и показала кентаврам,  фавнам и прыгункам,  как засыпать  в  них
порох,  раздувать  фитиль  и  прикладывать его к запальному отверстию.
Чтобы  новичкам  легче  было  пользоваться  тяжелыми  ружьями,  Комета
распорядилась изготовить сошки - заостренные палки с развилками.
     Из сложенных  камней Комета соорудила мишени,  а сошки воткнула в
песок шагах в ста от них.  Пороха и пуль было недостаточно, чтобы дать
каждому   солдату  выстрелить  из  ружья,  так  что  девушка  отобрала
пятнадцать самых сообразительных и ловких. Она рассчитывала на то, что
остальные, посмотрев на возможности огнестрельного оружия, будут более
серьезно воспринимать своего будущего противника.
     Пока готовился  тир,  мимо  отряда  Кометы   текла   нескончаемая
вереница  армии нелюдей.  Должно быть,  известия о появлении "светлого
воплощения" каким-то образом распространились по Холмограду,  так  как
некоторые кентавры, прыгунки, люди и фавны махали ей руками и окликали
по имени.
     Но Комета старалась не отвлекаться от подготовки к  стрельбам.  И
вскоре  прогремели первые пять выстрелов.  Солдаты,  шедшие по дороге,
остановились и принялись глазеть на клубы порохового дыма. Лишь окрики
командиров заставили их продолжить движение.
     Когда ружья  вновь были заряжены,  Комета услышала приближавшийся
стук копыт.  Она обернулась и увидела  знакомых  кентавров  из  штаба:
Кухола,   Рухинака  и  Дохвара.  Эта  троица  сопровождала  рослого  и
статного, но тоже довольно старого кентавра. Девушка предположила, что
это и есть командующий армией нелюдей Зукхил.
     Все четверо  кентавров  держали  в руках изящные булавы,  которые
являлись скорее символами власти,  чем боевым оружием. Но за спинами у
них виднелись колчаны с большими луками и длинными стрелами.
     - Здравствуйте!  -  поприветствовала Комета кентавров.  - Сегодня
хорошая погода, не правда ли?
     - Да, сегодня солнечно и ясно, - улыбнулся Зукхил, останавливаясь
рядом с девушкой. - Поэтому мы очень удивились, услышав раскаты грома.
     Комета также изобразила самую невинную улыбку:
     - Я решила,  что в такой жаркий день отдых у чистой свежей воды -
самое лучшее времяпровождение.
     Старые кентавры      по-достоинству      оценили       нахальство
девушки-полукровки. Они расхохотались и застучали передними копытами.
     - А теперь о деле,  - сказал Зукхил,  отсмеявшись.  - Я уже почти
готов поверить,  что ты - "светлое  воплощение".  Уж  очень  ловко  ты
управляешься  с  этими  ружьями.  Не позволишь ли и нам опробовать это
человеческое оружие?
     О такой удаче Комета не могла  и  мечтать.  Под  ее  руководством
кентавры положили стволы ружей на развилки сошек, прицелились и нажали
на  спусковые  крючки,  прижимавшие   тлеющие   фитили   к   запальным
отверстиям.
     Четыре выстрела  слились  в  один.  Солдаты  на  дороге  дружными
криками приветствовали своих командиров.
     - Теперь вы видите,  на  что  способно  огнестрельное  оружие,  -
сказала  Комета.  -  Подумайте,  стоит ли бросать кентавров с луками и
дротиками на армию людей, вооруженную подобными ружьями?
     Зукхил указал на столбик из камней, который остался невредим:
     - Да,  теперь я сам убедился,  что попасть из ружья в  мишень  не
так-то просто. А вот теперь посмотри на это.
     Одним легким  движением он выхватил из-за спины лук и три стрелы.
Две стрелы Зукхил зажал в зубах,  а одну наложил на тетиву.  Мышцы  на
руках и груди кентавра вздулись, когда он натянул мощный лук. Почти не
целясь,  Зукхил выстрелил в каменный столбик,  и сразу же в  его  руке
оказалась следующая стрела.  Первая стрела сбила верхний камень, когда
Зукхил уже выпустил третью.  Вторая стрела  сбила  средний  камень,  а
последняя попала в основание мишени.
     Столпившиеся вокруг  солдаты  Кометы дружно завопили от восторга.
Эта демонстрация произвела на них большее впечатление,  чем  огонь  из
ружей.  Девушка  поняла,  что  желая убедить кентавров в превосходстве
огнестрельного оружия, на самом деле добилась обратного результата.
     У Кометы оставалась последняя попытка.
     - Я потрясена вашим искусством,  - сказала она.  - Но  разве  все
солдаты вашей армии также ловко обращаются с луком?
     - Мне нет равных! - гордо сказал Зукхил.
     - Я это уже видела.  Но ружьями-то вооружены ВСЕ люди.  Смогут ли
ВСЕ солдаты нашей армии сражаться с ними на-равных?
     - Мужество и стойкость наших храбрых воинов  сметут  армию  людей
обратно в Междуземный пролив! - провозгласил Зукхил.
     Все поддержали  его дружными криками.  Комета поняла,  что и этот
раунд она проиграла.

                                 * * *

     По мере сближения двух армий  и  у  одной,  и  у  другой  стороны
появлялись  более четкие и достоверные сведения о противнике.  Нелюдям
эту  информацию  сообщали  беженцы,  двигавшиеся  навстречу.  А  люди,
возможно,  пользовались  тайной сетью шпионов и осведомителей.  Комета
предполагала,  что это результат агитации Триединой церкви.  Некоторые
нелюди  могли  клюнуть  на  лживые обещания спасения души и перейти на
сторону врага.  Да и люди,  жившие в Холмогорье, могли принять сторону
своих соплеменников.
     Когда Комета  высказала  эти  опасения командующему Зукхилу и его
штабу,  кентавры подняли ее  на  смех.  Тем  более  легкомысленно  они
отнеслись  к предложению девушки организовать охрану армии,  разослать
вперед и в стороны патрули и дозоры.
     - Если мы начнем опасаться жителей своей страны,  то и они станут
относиться к нам с недоверием, - высказал общее мнение Рухинак.
     Кентавры выбрали  место  для  будущей  битвы.  Ею стала широкая и
просторная равнина между большим вытянутым озером и холмами, покрытыми
густым лесом.  На вопрос Кометы,  чем продиктован такой выбор,  Зукхил
ответил,  что на равнине армия  сможет  одновременно  атаковать  людей
всеми своими силами.
     Девушка пыталась объяснить,  что равнина выгодна и для людей.  Их
кавалерия  сможет  маневрировать,   а   огнестрельное   оружие   будет
использовано  в  полную  силу.  Комета  предлагала  использовать ту же
тактику,  что и в Горной стране:  засады,  уничтожение  противника  по
частям, внезапные атаки и быстрые отступления.
     Но кентавры  вновь  не  послушали  Комету.  Их  мнение оставалось
непреклонным:
     - Мы не для того собрали столько храбрых бойцов,  чтобы прятаться
по лесам и оврагам.
     Нелюди устроили  свой  лагерь  на берегу озера.  До подхода людей
оставались еще два  дня.  Солдаты  получили  время  для  отдыха  перед
решающим сражением. А в том, что оно состоится именно здесь, уже никто
не сомневался.  Вражеская армия  двигалась  к  равнине,  не  собираясь
уклоняться от боя.
     И вот,  наконец,  на  второй  день  показались  передовые  отряды
человеческой армии.  Авангард состоял из легкой кавалерии, вооруженной
пиками,   пистолетами  и  шпагами.  Увидев  огромный  лагерь  нелюдей,
кавалерия развернулась и помчалась обратно.
     Командующий Зукхил приказал поднимать  солдат  и  готовить  их  к
битве.   В   лагере  началась  радостная  суета.  Казалось,  никто  не
испытывает страха или сомнения в  исходе  сражения.  Кентавры,  фавны,
прыгунки  и  немногочисленные  люди  собирались в толпы и громко орали
песни и боевые кличи, потрясали оружием и раззадоривали друг друга.
     Зукхил и его штаб расположились на небольшом холме,  откуда  была
видна большая часть равнины. Комета также присоединилась к ним. Телегу
она сменила на верховую лошадь, а платье - на кожаные штаны и рубашку.
Хотя  девушка  еще  не  научилась держаться в седле достаточно твердо,
теперь она могла смотреть на кентавров свысока хотя бы в буквальном, а
не  в  переносном смысле.  Голова рослого Зукхила находилась на высоте
девичьей талии,  так что, обращаясь к Комете, командующий вынужден был
задирать голову кверху.
     Помимо собственного "возвышения" Комета одержала еще одну победу.
Ее отряд, который вырос до ста двадцати солдат, был оставлен в запасе.
Конечно,  по  сравнению  с  общей  численностью армии это была капля в
море,  но девушка была довольна уже тем, что в ее распоряжении остался
хоть какой-нибудь резерв.  Солдаты не разделяли ее радости. Они стояли
на склоне командирского холма,  тогда как  вся  армия  выстроилась  на
равнине  широким  выгнутым вперед полукругом.  Тем временем на равнину
выходили все новые и новые отряды человеческой армии. Комета пожалела,
что  в этом мире еще не изобрели подзорные трубы или бинокли.  Поэтому
ей приходилось привставать на стременах,  щуриться и прикрывать  глаза
от   солнца  ладонями,  сложенными  козырьком.  Но,  несмотря  на  все
ухищрения,  человеческая армия казалась девушке размытой серо-стальной
массой.  На  большом  расстоянии  она едва могла отличить кавалерию от
пехоты.
     - Почему бы не атаковать  людей,  когда  они  только  выстраивают
армию для боя?  - спросила Комета,  заранее зная, что и эта ее идея не
встретит поддержки.
     - Это  неблагородно,  -  коротко  ответил   Зукхил.   Командующий
внимательно следил за передвижениями своих и чужих отрядов, так что не
был склонен обсуждать с девушкой вопросы тактики.
     Армия людей развернула свои силы  и  остановилась.  Комета  могла
различить   лишь   серые   отряды   пехоты,   выстроенные  правильными
квадратами,  эскадроны кавалерии и пушки,  установленные в промежутках
между пехотой.
     - Люди испугались!  - воскликнул Зукхил.  - Они увидели,  что нас
вдвое больше, и не решаются атаковать.
     - Наши силы примерно равны,  - возразила Комета.  -  Просто  люди
построились  плотными  рядами,  оттого-то их отряды выглядят не такими
большими.
     Командующий то ли  не  услышал  слов  девушки,  то  ли  решил  их
проигнорировать.
     - Настал  час  нашей победы!  - вскричал он.  - Трубачи,  трубите
общее наступление!
     Несколько кентавров поднесли к губам огромные морские раковины, и
над равниной раздался тягучий, протяжный рев.
     Армия нелюдей  пришла в движение.  Вначале воины двинулись вперед
медленным шагом,  продолжая распевать громкие песни.  Затем перешли на
легкую  трусцу.  Песни  смолкли,  и  из  тысяч глоток теперь вырывался
единый крик:
     - Вперед, Холмогорье!
     Кентавры, как самые быстрые среди всех прочих  воинов,  вырвались
вперед.  Они составляли костяк армии и горели желанием первыми сойтись
с врагом.  Фавны и прыгунки были чуть медленнее,  и потому  образовали
вторую линию атакующих. Людей в армии Холмогорья было так мало, что на
общем фоне они были практически незаметны.
     На середине равнины,  когда до передних шеренг  людей  оставалось
чуть  больше  трехсот  шагов,  армия нелюдей ринулась на врага во весь
опор.  Казалось,  что кентавры просто опрокинут и сметут армию людей с
равнины.  От стука многих тысяч копыт земля вибрировала даже на холме,
где находился штаб армии Холмогорья.
     Комета так  хотела  оказаться  в  гуще  сражения,  что   внезапно
ощутила,  как  ее  словно приподнимает над землей и несет вперед.  Это
было  невероятное  чувство.  С  одной   стороны,   Комета   продолжала
неподвижно  сидеть на лошади,  с другой стороны,  она видела и слышала
все,  что происходило на другой  стороне  равнины.  Эта  раздвоенность
удивила ее не больше, чем соединение и переселение душ Найи Кайдавар и
Латэлы Томпа.  Комета быстро оценила возможности своего нового таланта
и постаралась извлечь из него максимальную выгоду.
     Своим чудесным взором девушка окинула поле боя, осмотрела позиции
людей и ряды мчавшихся во весь опор кентавров.  Вначале она удивилась,
что  стрелки  и  артиллеристы  до  сих пор не открыли огонь,  но потом
поняла,  что  они  просто  выжидают,  когда  нелюди   приблизятся   на
расстояние прицельного выстрела.
     И еще  Комета  поняла,  что  имел в виду Хрумпин,  говоря,  что в
Горной стране они имели дело не с  профессиональными  солдатами,  а  с
наспех  набранным сбродом.  Армии Холмогорья противостояли королевская
регулярная пехота, закованная в латы кавалерия и мощная артиллерия.
     Пехотинцы стояли ровными  квадратами  со  стороной  в  двенадцать
человек.   Первые   три  ряда  были  вооружены  пиками  длиной  в  три
человеческих роста. Следующие шесть рядов занимали стрелки. Построение
завершали   еще  три  ряда  пикинёров.  В  середине  каждого  квадрата
находились офицер с пистолетом и шпагой,  барабанщик  и  знаменосец  с
развернутым  полотнищем.  Все  пехотинцы  имели кирасы и металлические
шлемы.  Кроме того,  тела  солдат  первых  трех  рядов  были  защищены
наручами и набедренными щитками.
     Расстояние между   отдельными   квадратами  составляло  длину  их
фронта.  Двадцать квадратов стояли в первой линии,  восемнадцать  -  в
шахматном  порядке  сразу  за  ними.  В третьей боевой линии,  которая
находилась чуть дальше - еще десять.  В промежутках  между  квадратами
первой линии было установлено по паре пушек с широкими жерлами.
     На флангах   и   между  квадратами  третьей  линии  располагалась
кавалерия.  В третьей линии разместилось и  командование  человеческой
армией:  кучка  всадников  в  нарядных камзолах и широкополых шляпах с
перьями.  Кроме того,  на левом фланге,  упиравшемся в  озеро,  Комета
разглядела  толпу  кентавров - слуг или союзников людей.  В тылу армии
находилось  большое  количество  телег,  которые  все  еще  продолжали
прибывать.
     Общая численность  человеческой  армии была на треть меньше,  чем
количество воинов объединенных сил  Холмогорья.  Но  по  своем  боевым
качествам  она  превосходила  неорганизованную  толпу нелюдей во много
раз.
     - Прикажите   трубить   отступление!    -    закричала    Комета,
"возвращаясь" из мысленного полета на вершину холма.
     - Замолчи!  -  шикнул на нее Рухинак.  - Ты что,  не видишь,  что
победа уже близка?!
     - Я вижу,  что сейчас наша армия окажется в кровавой мясорубке! -
Комета негодовала, но понимала, что изменить что-либо уже поздно.
     Даже если  бы  командующий  Зукхил  прислушался  к  ее  словам  и
приказал отступить,  солдаты уже не смогли бы  прекратить  атаку.  Две
волны  нелюдей:  вначале  кентавры,  а  за  ними  фавны  с прыгунками,
неудержимо мчались вперед.
     Даже Хрумпин, находившийся рядом с Кометой, не поддержал ее.
     - Смотри, как великолепны скачущие кентавры! - воскликнул он.
     Комета промолчала.  Она уже поняла,  что сейчас  это  великолепие
превратится в гору трупов.
     Когда расстояние  между  армиями  сократилось  до  двухсот шагов,
зарокотали барабаны регулярной пехоты,  передавая приказ солдатам. Три
передние  ряда пехотинцев опустились на одно колено и выставили вперед
свои пики. Их длина позволила образовать единый непреодолимый частокол
острых наконечников.
     Сто шагов...   Кентавры  на  скаку  достали  луки  и  приготовили
стрелы...  Пушкари поднесли фитили  к  запальным  отверстиям  пушек...
Стрелки   первого   (четвертого   в   отряде)   ряда  нацелили  ружья,
приготовившись стрелять поверх голов пикинёров...
     Внезапно все пространство между армиями  заволокло  густым  белым
дымом.  Лишь спустя несколько мгновений Комета и кентавры, стоявшие на
холме, услышали грохот сотен ружей и орудий. Битва началась.
     - Что там происходит? Я ничего не вижу! - Заволновался Зукхил.
     Комета вновь "полетела" в гущу сражения. Произошло именно то, что
она  и ожидала.  Одновременный залп пушек и первого ряда стрелков смел
передние ряды нелюдей. Пушки стреляли не ядрами, а рассыпной картечью,
так что их выстрелы выкосили широкие просеки в отрядах кентавров.
     Но нелюди лишь на мгновение замедлили свой бег, перескочили через
раненых  и  убитых  товарищей  и  снова  ринулись  вперед.  В  воздухе
засвистели выпущенные на бегу стрелы.  Казалось, будто ничто не сможет
остановить холмогорцев...
     Но человеческая армия представляла собой хорошо отлаженную машину
для  убийства.  Когда  стрелки первого ряда произвели залп,  они также
опустились на одно колено и начали перезаряжать свои неуклюжие  ружья.
В  это  время  второй  ряд  выстрелил  поверх  их голов и поверх голов
передних трех рядов пикинёров. Затем он также опустился на колено, дав
возможность выстрелить следующим рядам пехотинцев.
     Когда отстрелялся последний ряд стрелков,  первый ряд вновь готов
был открыть огонь.  Пехотинцы встали и выстрелили практически в  упор,
так  как  к  этому  времени кентавры уже преодолели эти оставшиеся сто
шагов и теперь оказались прямо перед частоколом пик.
     И здесь атака нелюдей  захлебнулась.  Часть  кентавров  уже  была
сражена  пулями,  часть  ранена.  Они  пытались  бросаться  на  пики и
стрелять из луков в упор,  но в  ответ  получали  все  новые  и  новые
ружейные залпы.
     Защищенные шлемами  и  латами люди не так страдали от стрел,  как
нелюди от пуль.  Конечно,  и они несли потери,  но количество убитых и
раненых  среди  людей исчислялось десятками,  тогда как кентавры гибли
сотнями.
     Подоспевшая вторая волна фавнов  и  прыгунков  уперлась  в  спины
кентавров и даже не смогла увидеть своего противника.
     - Почему они остановились?!  - негодовал Зукхил.  - Почему они не
втоптали людей в землю?
     - Вы погубили свою армию,  - сказала Комета.  - Прикажите трубить
отступление, пока еще хоть кого-то можно спасти.
     На этот раз ее слова не вызвали общего негодования.  Кентавры уже
начали понимать, что сражение разворачивается вовсе не по их плану.
     Клубы порохового дыма застилали поле боя, но в небольшие просветы
было  видно,  что  отряды  людей стоят непоколебимо,  тогда как нелюди
пытаются пробиться вперед буквально по трупам своих товарищей.
     Комета переступила грань негодования.  Совершенно отстраненным  и
равнодушным тоном она произнесла:
     - Обратите  внимание,  что  люди  даже  не задействовали все свои
силы. Нашу армию методично уничтожает всего лишь треть их солдат.
     Хрумпин что-то неразборчиво простонал за  спиной  девушки.  Можно
было  предположить,  что  он  просил  прощения  за  то,  что на минуту
усомнился в правоте "светлого воплощения".
     Надо отдать должное кентаврам, они умели признавать свои ошибки и
быстро  принимать  решения.  Командующий  Зукхил  ударил  себя  по лбу
кулаком:
     - Я виноват!  Я был глуп и самонадеян!  Комета,  скажи,  что  нам
делать?
     - Я  уже  говорила,  -  бесцветным  голосом  ответила девушка,  -
трубите общее отступление.
     - Трубите отступление! - громко скомандовал трубачам Зукхил.
     На этот раз звук,  вырвавшийся  из  раковин,  был  вибрирующим  и
прерывистым.  Его услышали даже те нелюди, которые находились в первых
рядах сражавшихся.  Но выйти из боя оказалось не так-то  просто.  Пока
задние ряды разворачивались и отступали назад,  стрелки успели сделать
еще несколько залпов.  Новые тела нелюдей рухнули на траву и  окрасили
ее своей кровью.
     Медленно, но  неуклонно скорость отступающей армии увеличивалась.
Самые горячие и отчаянные кентавры продолжали отстреливаться из луков,
не  давая пехоте людей перейти в контрнаступление.  Правда,  пехотинцы
этого  делать  и  не  собирались.  Когда  расстояние   до   противника
увеличилось  настолько,  что  пули  уже  не  долетали до целей,  огонь
прекратился.
     Зато пришла  в  движение  кавалерия  на  флангах  и  за   спинами
пехотинцев.   Несколько  квадратов  в  центре  сдвинулись  в  сторону,
открывая широкий проход для своей конницы.  Армия Холмогорья между тем
рассыпалась на отдельные кучки, разбегавшиеся по равнине.
     Комета вновь заволновалась:
     - Прикажите сомкнуть ряды! Сейчас кавалерия начнет контратаку.
     Трубы выдали   серию   прерывистых   звуков.  Отдельные  воины  и
небольшие группы нелюдей, увидев надвигавшуюся сзади опасность, начали
собираться вместе.  К счастью, жители Холмогорья не поддались панике и
не обратились в беспорядочное бегство.  Они  понимали,  что  кавалерия
настигнет их раньше, чем они успеют добраться до лесистых холмов.
     Зукхил тяжело вздохнул:
     - Ты   была   права,   Комета,  и  я  признаю,  что  напрасно  не
прислушивался к твоим словам. Я передаю тебе армию. Вернее, то, что от
нее осталось.
     Рухинак, который меньше всех склонен был считать девушку "светлым
воплощением",  открыл было рот,  чтобы  возразить,  но,  посмотрев  на
Зукхила, промолчал.
     - Спасибо!  - с нескрываемой издевкой произнесла Комета. - Первым
своим приказом я назначаю тебя,  Зукхил,  своим первым помощником. Как
говорится,  за  одного  битого  двух  небитых дают.  Ты на своем опыте
узнал,  на что способна армия  людей,  так  что  теперь  не  повторишь
предыдущих ошибок.
     Зукхил склонил голову, принимая новое назначение.
     Комета привстала на стременах и скомандовала:
     - На  поле гибнут наши братья и друзья!  Сейчас для нас главное -
отбить атаку кавалерии! В атаку идут все! Мы ударим во фланг атакующей
коннице! За мной!
     Солдаты ответили дружным воплем:
     - Веди нас, Комета!
     Девушка пришпорила лошадь и поскакала вперед. Рядом с ней мчались
Зукхил,  Рухинак, Кухол, Дохвар и Хрумпин. Комета повела свой отряд не
прямо на врага,  а взяла чуть правее, обходя сбившиеся в толпу остатки
армии Холмогорья.
     Тем временем кавалерия перешла на рысь и почти  догнала  нелюдей.
Те решили,  что люди сейчас врубятся в их ряды.  Чтобы встретить врага
лицом к лицу,  холмогорцы остановились, развернулись и выставили перед
собой  копья.  Все  стрелы  они  уже  израсходовали в самоубийственных
наскоках на пехоту,  так что полагаться оставалось  только  на  оружие
ближнего боя.
     Но когда до первых рядов нелюдей оставалось менее двадцати шагов,
кавалерия замедлила движение.  Всадники наступали ровными шеренгами, и
между соседними колоннами оставалось расстояние в несколько шагов.
     Передний ряд  всадников  достал  пистолеты  и выстрелил в плотную
толпу нелюдей. Затем кавалеристы быстро развернули лошадей и поскакали
в  конец  колонны через свободные промежутки.  Второй ряд также сделал
залп,  повернулся и уступил место следующим рядам.  Эта  тактика  была
похожа на тактику пехоты и называлась "караколе". Из-за несовершенства
огнестрельного оружия людям приходилось тратить много времени  на  его
перезарядку.  Для  достижения  высокой  скорострельности  было найдено
единственно возможное решение - последовательная смена рядов стрелков.
Правда,  для  исполнения  тактики  "караколе" солдаты должны были быть
хорошо  выучены  и  натренированы.  Именно  поэтому   люди   сражались
небольшими, но высокопрофессиональными армиями.
     Вот и  сейчас  кавалерия  практически  в упор расстреливала армию
Холмогорья,  а нелюди,  впервые столкнувшись с такой тактикой, застыли
на месте и не знали, что предпринять. Но и люди тоже допустили ошибку.
В клубах пыли и дыма они не заметили приближавшийся отряд Кометы.
     Резервный отряд появился на фланге кавалерии и немедленно вступил
в  бой.  Кентавры  на  скаку  засыпали  всадников  стрелами,  а пятеро
обладателей ружей выпустили пули.  Комета  и  Хрумпин  были  вооружены
парой  пистолетов,  так  что,  сблизившись с противником на расстояние
выстрела, также провели огневую подготовку.
     Стройные колонны  кавалерии  прогнулись,  смешав  наступавших   и
отступавших    для    перезарядки   всадников.   Отлаженный   механизм
человеческой армии дал сбой.
     Комета выхватила шпагу и прокричала, обращаясь к остальной армии:
     - Вперед, в атаку!
     Конечно, ее призыв услышали лишь ближайшие воины.  Но общей массе
нелюдей  было  достаточно  качнуться  вперед,  чтобы  кавалерия начала
отступать. Люди не желали входить в ближний бой с превосходившим их по
численности противником.
     Решив, что  победа еще возможна,  нелюди засвистели,  завизжали и
ринулись вдогонку за всадниками.
     - Назад! - что есть силы закричала Комета.
     - Почему назад? - изумился Зукхил.
     - Нас заманивают под огонь стрелков и  пушек!  Посмотри  туда!  -
девушка  указала  шпагой  на  стройные ряды пехоты,  которые двигались
вперед под мерный рокот барабанов.
     Кентавр мгновенно оценил новую опасность:
     - Назад!!! - вскричал он. - Общее отступление!
     Трубачи, которые также участвовали в атаке, затрубили в раковины.
     Подчиняясь приказу,  холмогорцы  остановились.  Расстояние  между
отступавшей  кавалерией  и  преследовавшими  ее  нелюдями стало быстро
увеличиваться.
     Зукхил встал на задние копыта, чтобы его увидело как можно больше
солдат, и двумя руками взмахнул в сторону лесистых холмов:
     - Бегите туда, пока кавалерия не вернулась!
     Показывая пример,  он  поскакал  в указанном направлении.  За ним
последовали Комета,  штаб,  трубачи,  резервный отряд,  а потом и  все
остальные солдаты.
     Армия Холмогорья оставила поле боя и бросила свой лагерь.  Только
так можно было спасти жизни оставшихся воинов.
     Люди не стали преследовать  отступавшего  противника.  Пехота  не
могла  угнаться  за быстроногими кентаврами,  фавнами и прыгунками,  а
кавалерия уже убедилась в том,  что нелюди способны наносить внезапные
фланговые удары, и не решилась повторить атаку.
     Когда холмогорцы  скрылись  в  лесу  и  удалились  на достаточное
расстояние, чтобы можно было не опасаться внезапного нападения, Комета
распорядилась  снизить  темп  движения.  Многие  воины  были  ранены и
требовали немедленной помощи.  К счастью,  в лесу было много лечебного
мха, который хорошо останавливал кровь.
     Пока солдаты перевязывали свои раны,  через своих офицеров Зукхил
передал известие о том,  что Комета возглавила  армию,  и  что  именно
благодаря ей удалось отбиться от кавалерии.
     Теперь, когда  девушка  проезжала  на  лошади по наспех разбитому
лагерю,   ее   встречали   приветственными   криками,   а    провожали
восторженными взглядами.
     Но Комета   не  испытывала  радости.  Она  видела,  как  измотаны
солдаты,  сколько из них ранено и не  скоро  сможет  встать  в  строй.
Проведя инспекцию имевшихся в ее распоряжении сил, девушка подъехала к
тому месту, где остановились Зукхил и его штаб.
     Она спешилась и дала  своей  лошади  попастись.  С  непривычки  у
Кометы болело все,  что находилось ниже поясницы.  Девушка не села,  а
прилегла на бок возле Зукхила.
     - Мы должны разделить нашу армию, - сказала Комета своему первому
помощнику.  - Ты продолжишь отступление с основной частью солдат. Я же
возьму себе только самых сильных и умелых бойцов. Ты будешь сдерживать
наступление  людей  вглубь  Холмогорья,  а я пройду по их тылам.  Люди
слишком удалились от Побережья.  Если я  смогу  испугать  их,  угрожая
перерезать  пути  снабжения  и  связи,  то  их армия повернет обратно.
Только так мы сможем остановить вторжение.
     Старые кентавры слушали ее и молча кивали  головами.  Теперь  они
были  согласны  с  любыми  ее  приказами.  Комету  наконец-то признали
"светлым воплощением".
     - Но как ты обойдешь людей?  - спросил Кухвол.  - По одну сторону
от  нас расстилаются необъятные озера.  Чтобы переправиться через них,
надо строить лодки и плоты.  По другую сторону  -  каменистые  горы  и
песчаные пустыни.  Там нет дорог, и там ты не найдешь ни еды, ни воды.
Конечно,  ты можешь сделать большой крюк и обойти все препятствия,  но
на  это  потребуется несколько недель.  К тому времени Холмоград будет
уничтожен, а нам придется искать убежища в южных вечнозеленых лесах.
     Комета хотела было напомнить,  что командующий сам  загнал  армию
между двумя труднопроходимыми участками. Сделал он это для того, чтобы
армия людей не могла уклониться от сражения.  Теперь же оказалось, что
сами холмогорцы оказались загнаны в почти безвыходное положение.
     Впрочем, рассудив,  что упреками делу не поможешь,  Комета вынула
из ножен кинжал и начала чертить на земле план местности:
     - К сожалению,  все карты,  что я так долго рисовала,  остались в
лагере.  Но я помню,  что среди озер есть проходы. Кроме того, я много
слышала о большом озере,  которое называется "Твердым".  По рассказам,
оно  покрыто  таким  плотным  слоем растительности,  что по нему может
пройти даже тяжелый кентавр.  Не  сомневаюсь,  что  в  армии  найдется
несколько  солдат,  которые  жили в тех краях.  С их помощью я перейду
Твердое озеро и окажусь в тылу человеческой армии.  Это самый короткий
и быстрый путь.
     Зукхил немедленно распорядился собрать всех, кто знал, как пройти
между озерами.  К удивлению Кометы,  таких оказалось не  очень  много.
Причем это были не кентавры, а люди.
     - Озерная  страна - плохое место,  - сказал один из людей,  худой
низкорослый мужчина с несоразмерно большими ступнями и ладонями. - Там
живем лишь мы - озерники.  А к Твердому озеру я вообще бы не советовал
близко подходить.
     - Что же там такого ужасного? - скептически усмехнулась Комета.
     - В озерах живут чудовища.
     - И с этими чудовищами не справится даже наша армия?
     Мужчина почесал  затылок  своей  огромной  пятерней  и  задумчиво
ответил:
     - Ну, если нас будет много, то, может, и пройдем. Только заплатим
небольшую дань хозяевам Твердого озера.
     - Значит,  решено!  - Комета похлопала мужчину  по  плечу.  -  Ты
проведешь нас через озера!
     - Проведу, отчего же не провести... - согласился мужчина.
     - Как твое имя, проводник?
     - Гарбискул, леди Комета.
     - Леди? Какая я леди? Я просто Комета - получеловек-полудриада.
     - Не-е-ет,  -  с  хитрой  улыбкой  протянул  Гарбискул.  - Раз ты
возглавляешь армию, то и называться тебе следует леди Кометой.
     Девушка хотела  было  возмутиться,  но,  посмотрев  на  ближайших
солдат,  поняла,  что  это  звание,  как  говорится,  "пошло в народ".
Независимо от того,  нравится ей это или  нет,  ее  теперь  все  будут
называть Леди Кометой.  Именно так - с большой буквы, ибо человеческое
звание для нелюдей звучало, как второе имя.
     Весь остаток  вечера  Комета  отбирала  солдат  в   свой   отряд,
назначала  офицеров  и  адъютантов.  Все  нелюди желали служить под ее
командованием,  но не обижались,  если  она  им  отказывала.  "Светлое
воплощение" считалось непогрешимым,  и Комета, вернее, теперь уже Леди
Комета, этим успешно пользовалась.
     Наутро в разные стороны разошлись две группы холмогорцев.  Зукхил
повел  своих  солдат  на  восток  к Холмограду.  Они нарочно оставляли
хорошо заметный утоптанный след.  Комета с тремя сотнями лучших воинов
отправилась  в  сторону  Озерной  страны.  Она надеялась,  что люди не
узнают об этой хитрости и оставят свои тылы без защиты.
     Человеческая армия   была   хорошо   отлаженной   и    казавшейся
несокрушимой машиной.  Но даже самый лучший механизм ломается,  если в
него попадает гвоздь.  Комета считала, что ее небольшой отряд и станет
таким гвоздем, вбитым в шестерни вражеской армии.

                             * * *

     Через два  дня,  совершив несколько быстрых маршей,  отряд Кометы
подошел  к  Твердому  озеру.   Проводник   Гарбискул,   действительно,
прекрасно  знал все дороги в Озерной стране и уверенно вел отряд через
перешейки и броды, разделявшие необъятные водные просторы.
     Хрумпин, продолжавший   выполнять   обязанности    советника    и
начальника  штаба  при "светлом воплощении",  с каждым днем становился
веселее и веселее.  Также поднималось настроение  солдат,  проигравших
битву  человеческой  армии.  Все  были уверены,  что теперь-то уж Леди
Комета ведет их к долгожданной победе.
     Но все изменилось,  когда  нелюди  увидели  Твердое  озеро.  Если
раньше  они без особого труда переходили вброд или переплывали обычные
водные преграды,  то теперь вид бескрайней зеленой  равнины  привел  в
смущение  даже  самых  отчаянных  воинов.  Казалось,  что стоит только
ступить на зыбкую  поверхность,  образованную  сплетенными  ветвями  и
листьями  водных  растений,  как  под  ногами  разверзнется  бездна  и
поглотит свою жертву.
     - И кому здесь мы должны заплатить  дань?  -  спросила  Комета  у
Гарбискула.
     За последние  два  дня  отряд  прошел  мимо  нескольких небольших
поселков,  где жили озерники - люди,  занимавшиеся рыбной  ловлей.  Но
никто из них не называл себя Хозяевами Твердого озера.
     - Хозяева живут там, - проводник указал на озеро, - под водой.
     - Может  это  водяные?  - предположил Хрумпин.  - Тогда мы с ними
быстро договоримся о переправе через озеро.
     Гарбискул растянул губы в своей обычной хитроватой улыбке:
     - Не-е-ет,  водяные тут не  живут.  Слишком  опасно.  Хозяева  не
разбирают,  кто вошел в их владения.  Они поймают и сожрут любого: что
человека, что нечеловека.
     - Значит, Хозяева - это животные?
     - Не-е-ет, не животные.
     - Так кто же они? - не успокаивался Хрумпин.
     - Они - Хозяева! - с нотками благоговения произнес проводник.
     Комета поняла,  что они с Хрумпином так  ничего  не  добьются,  и
сказала кентавру:
     - Оставь  Гарбискула.  Когда  мы встретимся с Хозяевами,  то сами
разберемся, что они из себя представляют.
     Девушка попыталась использовать мысленный полет,  чтобы осмотреть
Твердое  озеро  и  обнаружить таинственных Хозяев.  Но у нее ничего не
получилось,  как она не старалась. То ли ее новый талант исчерпал себя
во время сражения с людьми,  то ли он проявлялся лишь в исключительных
обстоятельствах.
     Признав свое  бессилие  перед  уходившей  за   горизонт   зеленой
поверхностью,  Комета  приказала  своему  отряду  разделиться  на  три
колонны и увеличить  дистанцию  между  воинами.  Это  было  необходимо
сделать   для  того,  чтобы  довольно  тяжелые  кентавры  не  прорвали
растительный покров.
     В отряде  не  было  телег  или  повозок  -  зная,  что   придется
переправляться  через озера,  Комета распорядилась взят с собой только
вьючных лошадей.
     Первым на поверхность Твердого  озера  ступил  Гарбискул.  Комета
спешилась  и  пошла рядом с ним,  ведя свою лошадь за узду.  Следом за
ними находились Хрумпин и те воины, которые вошли в отряд еще в Горной
стране.  Хотя кентавры Карих, Ваксар и Одолах не были самыми умелыми и
опытными солдатами,  Комета включила их в свой  отряд  за  беззаветную
преданность. Им она могла полностью доверять.
     Между тремя  колоннами сохранялась дистанция в двадцать шагов.  В
каждой колонне воины (или вьючные лошади)  двигались  попарно  в  трех
шагах друг от друга. Между парами было пять-шесть шагов.
     Гарбискул и  Комета  шли  во  главе  средней  колонны.  Проводник
внимательно осматривал поверхность перед собой и изредка тыкал древком
копья под ноги, проверяя плотность растительного покрова.
     Несмотря на то,  что Твердое озеро казалось бескрайним, Гарбискул
утверждал, что отряд пересечет его до захода солнца.
     - А если Хозяева попытаются нас задержать? - спросила Комета.
     - Хозяева не будут нас задерживать, - уверенно ответил проводник.
- Они просто возьмут свою дань и отстанут.
     - А  если  мы  не  станем платить дань?  - послышался сзади голос
Хрумпина.
     Не оборачиваясь, Гарбискул с грустной улыбкой произнес:
     - Хозяев наше мнение не интересует.
     Комета громко скомандовала:
     - Держать оружие наготове! Смотреть по сторонам!
     Но ее  напоминания  были  излишними.  Наслушавшись  рассказов   о
таинственных Хозяевах, воины были готовы к любым неожиданностям.
     Однако, как это обычно бывает,  через некоторое время притупилась
бдительность даже у самых осторожных (или боязливых) солдат.  День был
солнечным  и  ясным,  хотя  высоко  в  небе  и проплывали легкие белые
облака.  Зеленая  поверхность  Твердого  озера  состояла  из  растений
различных  видов.  Здесь  можно  было  видеть  и толстые сочные стебли
растений,  и длинные переплетенные ветви, и листья всевозможных форм и
размеров,   и   разноцветные  цветы.  Над  растениями  порхали  тысячи
насекомых: бабочек, стрекоз, жуков, но они не докучали воинам, так как
не были кровососущими, всех их интересовал только цветочный нектар.
     Комета невольно залюбовалась прекрасным пейзажем, таким радостным
и умиротворенным в сравнении с недавним кровопролитным сражением. Лишь
легкие  колебания  поверхности  под  копытами  навьюченных лошадей или
самых крупных кентавров напоминали о том,  что внизу находится  водная
бездна, а не надежная земная твердь.
     Внезапно в середине левой колонны раздались полные ужаса крики, и
очарование зеленой идиллии моментально исчезло.  Комета  обернулась  и
увидела кошмарное зрелище.
     Над растительной   поверхностью  на  высоту  человеческого  роста
поднялся темный блестевший от воды конус,  на котором не было ни глаз,
ни ушей,  ни каких-либо иных органов. Спустя мгновение конус раскрылся
на две половинки,  и из него появился венчик розовых щупальцев, два из
которых - самые длинные - обвили ближайшего фавна и потянули внутрь.
     - Стреляйте! Рубите щупальца! - закричала Комета.
     Очнувшись от  первого шока,  воины бросились на выручку товарища.
Засверкали боевые  топоры  и  секиры,  обрубая  щупальца  у  чудовища.
Довольно  быстро фавна удалось освободить.  Чудовище,  потеряв большую
часть  щупальцев,  захлопнуло  свой  конус  и  быстро   скрылось   под
поверхностью  Твердого  озера.  Стрелы,  пущенные  вдогонку,  по самое
оперение ушли в небольшое темное отверстие,  оставшееся в переплетении
растений.
     Только теперь  Комета  сообразила,  что  все  это время Гарбискул
кричал ей прямо в лицо:
     - Не трогайте Хозяина! Не трогайте Хозяина!
     Когда чудовище исчезло, проводник упал на колени и поднял глаза к
небу:
     - Прощай, Сияющий Отец!
     Комета вспомнила,   что  озерники  переселились  в  Холмогорье  в
незапамятные времена,  спасаясь  от  преследований  Триединой  церкви,
набиравшей  силу на Западном материке и огнем и мечом уничтожавшей все
иные верования.  Озерники поклонялись силам природы: солнцу - Сияющему
Отцу, земле - Благотворной Матери, воде - Прохладной Сестре, растениям
и животным - Добрым Братьям.
     - Почему ты прощаешься с жизнью? - спросила Комета у Гарбискула.
     Проводник посмотрел на  девушку,  и  в  его  глазах  она  увидела
покорную обреченность:
     - Мы не заплатили дань Хозяевам. Теперь нас ждет смерть.
     - И ЭТО - Хозяева?  - девушка указала на то место, где только что
находилось чудовище.
     - Да, - подтвердил Гарбискул.
     Комета посмотрела на  Хрумпина  и  развела  руками,  не  в  силах
подобрать  подходящих  слов.  Кентавр  разделял  ее  чувства.  Если бы
Гарбискул заранее предупредил их о живущих под  поверхностью  Твердого
озера   чудовищах,   они   или   выбрали   бы   обходную  дорогу,  или
соответствующим  образом  подготовились.  Но  теперь  отступать   было
поздно. Во-первых, берег, который они оставили, уже скрылся вдали, так
что путь назад был также  опасен,  как  и  дорога  вперед.  Во-вторых,
обходя  Твердое  озеро,  отряд  Кометы  значительно отстал бы от армии
людей.
     Быстро оценив шансы на успех,  Комета глазами указала Хрумпину на
Гарбискула:
     - Помоги ему подняться.  И чтобы я больше не слышала его стонов и
жалоб. Мы идем вперед!
     Затем девушка повернулась к  кучке  воинов,  окружавших  лежащего
фавна:
     - Ну, что с ним?
     Оказалось, что  фавн жив,  хотя потерял сознание от ужаса и боли.
Все его кости были целы,  лишь на  коже,  куда  присосались  щупальца,
остались  красные  круги.  Легкие пощечины и обрызгивание водой быстро
привели фавна в чувство и под радостные крики воинов он встал на  свои
волосатые кривые ноги и помахал рукой.
     Тем временем   Хрумпин   занимался  проводником.  Кентавр  поднял
Гарбискула за грудки и несколько раз встряхнул:
     - Хватит паниковать! Нас много, Хозяева нам не страшны.
     - Мы не заплатили дани,  - словно в забытьи, простонал озерник, -
теперь все Хозяева Твердого озера объединятся против нас.
     Эти слова заставили Комету забеспокоиться.  Она представила,  как
прямо под ногами ее воинов из зеленой тверди вырываются  острые  морды
чудовищ и оплетают щупальцами свои жертвы...
     - Слушайте  меня!  -  прокричала  девушка,  чтобы ее услышали и в
арьергарде отряда.  - Как только появится новый Хозяин, не давайте ему
раскрыть пасть.  Стреляйте, рубите, колите! Наш дружный отпор заставит
отступить самое страшное чудовище. Одного из наших товарищей мы спасли
от смерти,  значит,  можем спасти всех! Главное - действовать быстро и
смело!
     Ее слова подняли  боевой  дух  воинов.  Солдаты  верили,  что  их
предводительница   -  "светлое  воплощение",  найдет  выход  из  любой
ситуации.
     Отряд двинулся вперед.  Комета достала  из  седельных  сумок  два
пистолета  и  держала  их в обеих руках.  Остальные воины также готовы
были пустить в ход свое оружие:  луки,  копья, топоры, секиры, шпаги и
тесаки.
     Им не   пришлось   долго   ждать  следующего  нападения.  Хозяева
появились сразу в пяти местах.  Один из них высунул свою острую  морду
прямо под брюхом кентавра,  сбил его с ног и пропорол живот. Остальным
Хозяевам повезло меньше,  и, открыв свои пасти, они выбросили щупальца
в поисках добычи.
     На чудовищ  немедленно  обрушился  дождь стрел.  Но металлические
наконечники отскакивали от  внешней  поверхности  темных  конусов,  не
причиняя   вреда  Хозяевам.  Щупальца,  в  которые  вонзались  стрелы,
отдергивались назад,  но это  не  мешало  чудовищам  шарить  вокруг  в
поисках    добычи.    Движения   Хозяев   были   такими   быстрыми   и
непредсказуемыми,  что никто не решался приблизиться к ним и  отрубить
отростки топором или секирой.
     - Не тратьте зря стрелы!  - крикнула Комета.  - Цельтесь в глотки
тварей!
     Но поразить жизненно важные органы  Хозяев  Твердого  озера  было
непросто.  Комета  пожалела,  что  не  изготовила  пороховые  гранаты,
которые можно было бы забросить внутрь конусов.
     Внезапно прямо между ней и  Хрумпином  из  переплетения  растений
показался еще один Хозяин.  За доли секунды его клюв-конус поднялся до
уровня глаз девушки.  Комета едва успела отпрыгнуть в сторону,  как на
то  место,  где  она только что стояла,  набросились розовые щупальца.
Лошадь Кометы испуганно  заржала  и  попыталась  убежать,  но  вовремя
подскочивший кентавр Карих повис на ее шее и заставил остановиться.
     Пытаясь сохранять  хладнокровие,  девушка с трех шагов выстрелила
из своих пистолетов в основание раскрывшегося конуса. Брызнули осколки
темной  роговой  ткани  и  фонтанчики бледно-розовой жидкости.  Венчик
щупальцев конвульсивно дернулся и безжизненно обмяк.
     - Ты убила Хозяина! - благоговейно воскликнул Гарбискул.
     - Не я, а пистолеты, - скромно поправила его Комета.
     Затем она повысила голос:
     - Хранителей можно убить из  ружей!  Цельтесь  в  то  место,  где
скрепляются половинки их клювов.
     Загремели выстрелы.   Послышались   радостные  крики  солдат.  Но
праздновать победу было рано.  Из глубин Твердого озера появлялись все
новые и новые Хозяева. Стрелки едва успевали перезаряжать ружья. Кроме
того,  отряд занимал довольно большую площадь, и им нужно было поспеть
всюду, где раскрывали свои клювы подводные чудовища.
     Убедившись, что  Хозяев  можно  не  только прогнать,  но и убить,
остальные воины также начали действовать смелее.  Некоторые кентавры с
тяжелыми  секирами  подскакивали  к врагу и обрушивали на клювы Хозяев
богатырские удары. Иногда твердая роговая оболочка выдерживала, иногда
-  лопалась и крошилась.  Другие воины с длинными копьями вонзали свое
оружие наискосок под основание клювов,  надеясь  нащупать  и  поразить
мягкие ткани.
     Не прошло  и  двадцати  минут,  как  атака  Хозяев  прекратилась.
Оставшиеся в  живых  чудовища  скрылись  в  глубинах  Твердого  озера,
оставив после себя лишь небольшие темные пятна прорванных растений. На
поверхности  остались  более  двадцати  убитых  Хозяев.  Отряд  Кометы
потерял лишь трех солдат.
     Озерник Гарбискул со смесью ужаса и восторга взирал на поле боя.
     Хрумпин хлопнул его по плечу:
     - Ну, что? Кто теперь истинные хозяева этой лужи?!
     Проводник хрипло ответил:
     - Если бы с нами не было "светлого воплощения", нас всех ждала бы
смерть.
     Комета услышала эти слова и хотела было возразить,  но  ближайшие
солдаты опередили ее, поддержав Гарбискула:
     - Да здравствует Леди Комета!
     Этот крик подхватили все воины.
     Выждав, пока  восторженные  вопли  затихнут,  девушка показала на
ближайшего Хозяина:
     - Достаньте это чудище. Я хочу посмотреть, с кем мы сражались.
     Несколько сильных кентавров ухватились за створки рогового  клюва
чудовища и медленно вытянули на поверхность его тело.  Хозяин Твердого
озера   походил   одновременно   на   рыбу   и   на   моллюска.    Его
непропорционально  большая  голова,  покрытая темным роговым панцирем,
была предназначена для пробивания слоя переплетенных растений. Но само
тело было мягким, розовым, как щупальца и, казалось, не имело костей.
     Солдаты обступили  мертвого Хозяина.  Кто-то уже начал обсуждать,
съедобен он или нет.  Внезапно тело чудовища несколько раз  дернулось.
Все отскочили назад.
     Но Комета  заметила  место,  откуда исходили толчки.  Она взяла у
одного из солдат широкую острую  секиру  и  аккуратно  вспорола  брюхо
водяного существа. Из разреза выпал маленький Хозяин с полупрозрачным,
еще не затвердевшим клювом. Он извивался, как большой розовый червяк.
     - Хозяин  Твердого  озера  на  самом  деле  Хозяйка!  -  зашумели
солдаты.
     Хрумпин занес копье для удара.
     - Нет! - твердо сказала Комета. - Мы не воюем с младенцами.
     Древком секиры  она  столкнула маленького Хозяина в то отверстие,
что проделала в растительном покрове его  родительница.  Оказавшись  в
родной стихии, малыш быстро сориентировался и скрылся в глубине.
     Гарбискул пробормотал   что-то  о  Добрых  Братьях  и  Прохладной
Сестре.
     - Я думаю,  больше нам опасаться нечего!  -  объявила  Комета.  -
Хозяева  убедились,  что  мы  им  не  по зубам.  Тем не менее,  будьте
наготове. А теперь слушайте мой приказ: стройтесь в походный порядок и
продолжайте движение!
     Больше ни один Хозяин не решился напасть на отряд Леди Кометы.  К
исходу дня,  как  и  обещал  Гарбискул,  впереди  показались  неровные
очертания  холмов  и  высоких  деревьев.  Хотя  солдаты  были измотаны
длинным переходом и сражением с подводными  чудовищами,  они  невольно
прибавили шаг, стремясь побыстрее оказаться на твердой земле.
     Солнце еще не скрылось за горизонтом, а отряд уже расположился на
ночлег на берегу Твердого озера.  Комета разослала  в  разные  стороны
несколько кентавров, которые должны были осмотреть окрестности.
     Гарбискул утверждал,  что  где-то  неподалеку  должен  находиться
небольшой городок под названием Тазаран.  Так как  человеческая  армия
всего три дня назад проходила через эти края, Комета предполагала, что
этот городок мог служить опорным пунктом вражеского вторжения.  В этом
случае он стал бы первой целью ее отряда.
     А пока  четвероногие  разведчики отсутствовали,  Комета позволила
себе прилечь на траву,  еще хранившую тепло солнечных лучей, и закрыть
глаза...

                                 * * *

     Разбудили ее приглушенные голоса.
     Прислушавшись, девушка  поняла,  что разговаривают Хрумпин и один
из разведчиков.
     - Я не позволю беспокоить "светлое воплощение", - громким шепотом
говорил  пожилой кентавр.  - Леди Комета слишком устала.  Я разбужу ее
только тогда, когда встанет солнце.
     - Но у меня срочные вести!  - настаивал  кентавр-разведчик.  -  Я
нашел Тазаран.  Я видел пасущихся в поле лошадей. Я видел человеческих
солдат.
     Комета вскочила на ноги:
     - Все в порядке, Хрумпин, я уже не сплю.
     Было уже темно, и лишь слабые огоньки догорающих костров освещали
спящий лагерь.  Воины спали на голой траве,  утомившись после дневного
похода.
     Комета коснулась плеча Хрумпина и тихо сказала:
     - Я благодарна тебе, что ты охранял мой сон, но зачастую на войне
несколько минут могут решить, достанется нам победа или поражение.
     Затем она обратилась к разведчику:
     - Расскажи подробно, что ты видел.
     - Тазаран  находится  там,  -  показал  рукой кентавр,  - до него
примерно час скока.  Я не рискнул приблизиться к городу,  так как было
еще  светло  и  меня  могли  заметить.  Но  я узнал город по описаниям
Гарбискула. В поле возле городских ворот я видел табун лошадей. Это не
крестьянские клячи, а самые настоящие боевые скакуны...
     - Сколько их было? - нетерпеливо спросила Комета.
     - Около  пятидесяти.  Их  пасли  конные  люди,  но это не местные
озерники. Я уверен, что это люди с запада.
     - Я тоже так думаю,  - сказала девушка.  - Что еще  тебе  удалось
разглядеть?
     - Еще  я  видел  человеческих  солдат,  стоявших  возле городских
ворот.  Их было четверо. При них были ружья, но металлических доспехов
на них не было...
     - Конечно,  - хмыкнул про себя Хрумпин, - кому хочется жарится на
солнце?
     Комета довольно улыбнулась:
     - Кроме  того,  это  означает,  что   люди   чувствуют   себя   в
безопасности. Скажи, разведчик, ворота на ночь закрываются?
     - Да.  Я  кружил  возле  города  до наступления темноты.  Пастухи
загнали табун лошадей в город,  а солдаты закрыли ворота.  Но утром-то
они их снова откроют. И тогда мы ворвемся внутрь...
     Кентавр дотронулся до перевязи, на которой висели лук и колчан со
стрелами.
     - Ты молодец! - похвалила разведчика Комета. - Как тебя зовут?
     - Меня зовут Хоржех,  Леди Комета. Для меня большая честь служить
тебе.
     - Ты служишь не мне,  а своей Родине!  - поправила девушка. - Но,
все равно, спасибо. Я запомню твою верность.
     Последняя фраза вырвалась случайно.  Комета  вспомнила,  что  эти
слова однажды произносила Найя Кайдавар.
     Польщенный кентавр  Хоржех  по  обычаю  воинов Холмогорья стукнул
себя правым кулаком по левой стороне груди и  резко  выдохнул  воздух,
издав  звук,  похожий  на  "у-у-уф!".  Этот жест являлся демонстрацией
высшей степени уважения и преклонения.
     Комета повернулась к Хрумпину:
     - Мой план таков:  выступим сразу,  как только солнце  достаточно
осветит  лес,  чтобы  воины  не переломали себе ноги.  Мы доберемся до
Тазарана раньше,  чем проснутся  его  жители.  Едва  только  откроются
городские ворота,  мы ворвемся внутрь. Все воины должны громко кричать
и размахивать оружием.  Пусть люди думают, что у нас целая армия. Если
мы  застанем  их  врасплох,  напугаем и обманем,  то наша победа будет
быстрой, легкой и бескровной. Как тебе такая идея?
     Хрумпин восторженно посмотрел на девушку:
     - Лучше не придумать!
     - Раз  ты  со  мной  согласен,  то  передай  мой  приказ  младшим
офицерам.  А ко мне позови Гарбискула.  Я хочу, чтобы он нарисовал мне
план города.
     Вскоре к Комете явился  сонный  проводник.  Гарбискул  много  раз
бывал  в Тазаране,  правда добирался до города не прямой дорогой через
Твердое озеро,  а окружной,  идущей через ту равнину,  где армия людей
разбила войско Холмогорья.
     При свете   костра   девушка   заставила   Гарбискула  по  памяти
нарисовать на земле план Тазарана.  Конечно,  картограф из  полудикого
озерника оказался никудышный, но Комета хотя бы получила представление
об основных улицах и главных зданиях города. После этого она отпустила
проводника  и  легла  на траву,  чтобы поспать несколько оставшихся до
рассвета часов.

                               * * *

     Офицеры начали поднимать своих солдат еще  в  темноте.  Никто  не
жаловался  и  не  роптал.  Все  рвались  в бой,  чтобы расквитаться за
поражение и отомстить за гибель товарищей.
     - Быстрее,  быстрее!  - торопила Комета  воинов.  -  Сворачивайте
лагерь! Перекусите на ходу, а нормальный завтрак устроим в Тазаране.
     Солнце еще  не  взошло,  но окружающие деревья и траву под ногами
уже можно было разглядеть, не зажигая факелов.
     Разведчик Хоржех возглавил дозорную группу,  которая двигалась  в
пределах  видимости перед основными силами.  Комета предполагала,  что
местные жители едва ли любят  прогуливаться  в  окрестностях  ужасного
Твердого озера,  но тем не менее настаивала на соблюдении тишины.  Она
опасалась,  что в лесу могут  оказаться  охотники,  вышедшие  на  свой
промысел ночью или ранним утром.
     Словно серые тени, скользили воины Кометы между толстыми стволами
высоких деревьев.  Со стороны могло показаться,  что это  движутся  не
живые существа,  а бесплотные духи. Девушка сидела на своей лошади и с
высоты всматривалась в лесной полумрак. Но на протяжении всего пути от
берега  Твердого  озера  до  Тазарана  отряд  не  встретил  ни  одного
постороннего разумного существа.
     Как и рассчитывала Комета,  ее отряд добрался до Тазарана раньше,
чем  открылись  городские ворота.  Оставив солдат в лесу,  Комета и ее
ближайшие  помощники  осторожно  приблизились  к  городу,  прячась  за
кустами и перелесками.
     - Слишком  далеко,  -  задумчиво  произнесла  Комета,  осматривая
пространство  между  воротами  и  ближайшими  достаточно  большими   и
плотными зарослями.
     - Кентавры успеют ворваться в город,  прежде чем люди опомнятся и
захлопнут ворота, - уверенно заявил Хрумпин.
     Гарбискул предложил:
     - Я мог бы сходить в город и переговорить  со  своими  знакомыми.
Жители Тазарана помогли бы нам справиться с людьми.
     Комета отметила,   что   человек-озерник  называет  своих  врагов
"людьми", как и все жители Холмогорья.
     Вслух же она произнесла:
     - Едва ли нам представится такой же удобный случай,  как утреннее
открытие  городских ворот.  Если мы будем ждать помощи от горожан,  то
потеряем  целый  день.  А  за  это  время  к   людям   может   подойти
подкрепление, или же кто-нибудь случайно заметит наш отряд. Нет. Будем
атаковать сейчас.
     Они вернулись к отряду. Комета указала офицерам места для засад и
направления  атаки.  Воины небольшими группами рассредоточились вокруг
городских ворот.  Комета внимательно следила за стенами, опасаясь, что
люди  заметят перемещения ее отряда.  В случае тревоги она была готова
отдать приказ об общем штурме.  Ворота Тазарана  казались  не  слишком
прочными - они были изготовлены из сколоченных дощатых щитов и едва ли
долго сопротивлялись бы ударам топоров и секир.
     Но ни один солдат не поднялся на стены  города,  чтобы  осмотреть
окрестности.  Видимо,  люди  чувствовали  себя  в  Тазаране  в  полной
безопасности.  Они были уверены,  что их армия  гонит  сейчас  остатки
нелюдей к Холмограду в нескольких днях пути отсюда.
     Комета увидела,   как  створки  ворот  начали  раскрываться.  Она
затаила  дыхание.  Если  хотя  бы  один  из  ее  воинов  выдаст   свое
присутствие, то весь план провалится.
     Но девушка  не  зря отобрала в свой отряд не только самых умелых,
но и самых дисциплинированных воинов.  Как не рвались горячие кентавры
в бой, но без команды ни один из них даже не пошевелился.
     Ворота раскрылись.   Из  них  со  смехом  и  веселыми  возгласами
вывалилась толпа безоружных людей.
     - Что все это значит? - произнесла озадаченная Комета.
     Первым догадался Гарбискул:
     - Это солдаты отправились купаться на речку.
     Комета тотчас  вспомнила,  что  неподалеку  от  города  протекает
небольшая  речка  с  чистой  водой,  сбегавшая  с холмов и впадавшая в
Твердое  озеро.  Из  нее  горожане  брали  воду  для   питья   и   для
хозяйственных нужд.
     Хрумпин пробормотал себе под нос:
     - Сама судьба благоволит "светлому воплощению".
     Комета услышала  его  слова и с весьма значительной долей цинизма
(полученного в наследство от Латэлы Томпа) подумала,  что если пожилой
кентавр желает наделять ее сверхъестественными свойствами, то не стоит
его разубеждать. Комета постепенно превращалась в Леди Комету.
     Дождавшись, пока  солдаты  отойдут  от  города   на   достаточное
расстояние,   девушка  пришпорила  свою  лошадь,  вихрем  вылетела  на
открытое пространство и прокричала:
     - За мной, герои Холмогорья!
     Три сотни нечеловеческих и человеческих  глоток  исторгли  единый
рев:
     - Холмогорье!
     Три сотни  воинов  выскочили  из  своих  укрытий  и  помчались  к
воротам.
     Впереди скакали Комета и ее верные кентавры.  Люди,  не ожидавшие
появления   врага   в   таком   глубоком  тылу,  оказались  не  готовы
организовать  хоть  какое-то  сопротивление.  Полураздетые  безоружные
купальщики бросились прочь от города.  В воротах появились вооруженные
солдаты,  но фитили их ружей были погашены,  а  иного  оружия  они  не
имели.
     Вместо того,  чтобы попытаться закрыть ворота,  стрелки принялись
высекать огонь.  Но вместо дружного залпа  прозвучали  лишь  несколько
одиночных  выстрелов.  Первая волна кентавров,  возглавляемая Кометой,
засыпала линию стрелков дождем стрел.  Девушка выстрелила из пистолета
в ближайшего офицера,  но на скаку промахнулась.  Тогда она придержала
лошадь,  вытащила из седельной  кобуры  другой  пистолет  и  повторила
попытку.  На  этот  раз  удача  ей  сопутствовала,  и на груди офицера
расплылось кровавое пятно.
     Комета вновь помчалась вперед, крича:
     - Сдавайтесь, люди! Бросайте оружие!
     Городские ворота  были  захвачены  довольно  легко.   Следом   за
кентаврами в город ворвались фавны и прыгунки.  Они не были так быстры
и сильны,  как четвероногие солдаты,  но зато легко проходили в  любые
двери.
     Услышав шум битвы,  из домов повыскакивали местные жители. Быстро
разобравшись,  в  чем  дело,  они  также   присоединились   к   воинам
Холмогорья. Правда, оружия у них не было, но они указывали Комете и ее
солдатам те дома, которые занимали люди.
     Сражение в городе закончилось быстро и,  к  радости  девушки,  не
переросло в кровавую бойню.  Сдававшихся людей не убивали, а тащили на
главную площадь города,  которая,  как было принято во всех населенных
пунктах Холмогорья, находилась перед самым большим трактиром.
     Комета выехала  на площадь,  как истинная победительница - верхом
на лошади,  с обнаженной шпагой,  в окружении  вооруженных  кентавров.
Горожане,  большинство которых составляли фавны,  приветствовали своих
освободителей радостными криками.
     Комета уже не удивилась тому,  что местные люди - жители Тазарана
- также приняли участие в сражении на стороне нелюдей. Кроме того, они
даже внешне были похожи на холмогорцев:  волосатые и  кривоногие,  как
фавны,  хотя и носили человеческую одежду.  Аналитический разум Латэлы
Томпа сопоставил это наблюдение с уже известной  историей  Холмогорья.
Комета  предположила,  что  все  нелюди  -  это далекие потомки людей,
некогда перебиравшихся на Восточный материк. Возможно, чем дольше жили
люди  на  востоке,  тем  сильнее  изменялись.  Так появились кентавры,
горные копатели,  древоточцы,  фавны,  дриады и прочие  виды  разумных
существ.  Последние  переселенцы  еще  не  окончательно  утратили свой
исходный генотип (примером  союза  человека  и  дриады  являлась  сама
Комета), но и они постепенно перерождались внешне и внутренне.
     - Леди  Комета,  -  обратился  к  девушке Хрумпин,  - не нужно ли
выслать погоню  за  теми  людьми,  что  вышли  из  города  на  реку  и
разбежались при нашем появлении?
     Комета уже думала над этим вопросом, поэтому быстро ответила:
     - Хрумпин, ты помнишь, зачем мы зашли в тыл вражеской армии?
     - Чтобы остановить продвижение людей вглубь Холмогорья.
     - Так  пусть  полуголые  солдаты  разбегаются  во все стороны и с
ужасом рассказывают о том,  что в  тылу  человеческой  армии  появился
сильный отряд нелюдей.  Они сделают то,  что нам нужно:  посеют панику
среди людей и заставят их союзников усомниться в выборе хозяев.
     - А что тогда делать с этими пленными?  - пожилой кентавр показал
на постоянно увеличивавшуюся толпу людей на площади. Большинство людей
попали в плен, даже не успев взять в руки оружие. Их захватили спящими
и беззащитными. Пожалуй, некоторые из них до сих пор не были уверены -
видят ли они ужасный сон, или все происходит наяву.
     Судьбу пленных Комета еще не решила.  Она задумчиво  смотрела  на
растерянных и подавленных людей, размышляя, отпустить их на все четыре
стороны или показательно казнить.
     Внезапно из толпы пленных послышался крик:
     - Вы победили нас нечестно!
     Леди Комета немедленно повернулась в ту сторону:
     - Кто это сказал?
     - Я!  - растолкав других людей, вперед выбрался юноша с пылавшими
гневом  глазами.  Хотя  юноша был одет лишь в тонкую рубаху навыпуск и
короткие панталоны,  держался он так,  словно  находился  не  в  толпе
пленных, а, по крайней мере, на параде.
     - Имя  и  звание!  -  тоном  бывалого "особиста" рявкнула Комета,
направив свою лошадь прямо на юношу.
     Тот гордо выпятил подбородок:
     - Я  маркиз  Гармио  Каррисанский,  второй  сын   графа   Олодара
Гаминасарийского.  Я  возглавляю  шестую  смешанную  бригаду армии его
высочества герцога Лапралдийского. Я требую, чтобы ко мне относились с
подобающим моему титулу и званию почтением.
     - Ты  командовал  целой  бригадой?  - с преувеличенным удивлением
произнесла Комета.
     Гармио не заметил насмешки  и  решил,  что  произвел  достаточное
впечатление на девушку. Он преисполнился надменности и сказал:
     - Его  высочество  герцог Лапралдийский изъявил желание назначить
меня губернатором приозерного края.
     - Ну-у-у, - с издевкой протянула Комета, - я рада, что мне выпала
честь встретиться со столь высокопоставленным идиотом.
     Юноша отшатнулся  и  покраснел,  словно его ударили по щеке.  Два
кентавра из окружения Кометы предусмотрительно схватили его  за  руки,
чтобы он не попытался броситься на девушку.
     Комета открыто рассмеялась:
     - Ты плохо начал свою карьеру.  Ты потерял всю свою бригаду, даже
не вступив в бой.  Ты не выставил часовых,  ты не разместил сторожевые
группы  на  подступах  к  Тазарану.  Ты  не губернатор,  а безмозглый,
наглый, самовлюбленный щенок!
     Некоторые пленные солдаты  глухим  ропотом  выразили  согласие  с
Кометой.
     Краснота сошла со щек юноши,  он побледнел и прошипел, кривя губы
от неутолимой ненависти:
     - Ты можешь оскорблять меня,  можешь унижать,  но мою честь ты  у
меня не отнимешь. Вам, нелюдям, неведомы понятия чести и благородства.
Вы сражаетесь не по правилам,  а подло  и  низко.  Вы  захватили  меня
спящим и только потому победили.  Если бы вы, как того требуют правила
чести,  прислали мне вызов на бой и дали время построить  бригаду  для
сражения, то победа была бы за мной.
     - Возможно,  ты прав,  - усмехнулась Комета.  - Но, как ты можешь
убедиться,  посмотрев вокруг,  победа принадлежит нам. Мы сражаемся не
за честь, а за справедливость!
     Девушка возвысила  голос,  чтобы  ее  услышали не только воины ее
отряда и пленные люди,  но  и  все  жители  Тазарана,  собравшиеся  на
площади:
     - Вы  незваными пришли в наш дом с оружием.  Вы захватываете наши
земли,  вы отбираете наше имущество,  вы  убиваете  нас.  А  когда  мы
защищаемся, то вы называете наши действия нечестными?
     Но маркиз  Каррисанский  не  собирался  сдаваться  так легко.  На
доводы Кометы у него нашлись контраргументы:
     - Мы  предлагали  вам  добровольно  пойти   под   власть   короля
Нарданала.   Мы   предлагали   вам  спасти  свои  души,  пройдя  обряд
триединения и через него  обрести  покровительство  Шира-Вада-Дагна  и
святой  Триединой  церкви.  Мы  желали  осчастливить  вас,  вывести из
дикости и невежества...
     Возмущенные крики жителей Тазарана  заглушили  голос  юноши.  Но,
стоило только Комете открыть рот, как все мгновенно замолчали.
     - Когда люди приходят и говорят, что несут порядок, это означает,
что на самом деле они собираются  захватить  наши  земли!  Когда  люди
приходят  и  говорят,  что установят справедливые законы,  то на самом
деле они хотят превратить нас в своих рабов!  Когда  люди  приходят  и
говорят,  что  спасут  наши  души,  то  в  действительности они желают
сделать нас безмозглым бездумным стадом,  безропотно подчиняющимся  их
приказам! Мы хотим этого?!
     - Нет! - хором закричали горожане и воины Кометы.
     Пленные солдаты   понурились,   офицеры-дворяне  испуганно  вжали
головы в плечи.  Этот дружный гневный крик не предвещал для них ничего
хорошего.
     Комета продолжила, обращаясь к жителям Тазарана:
     - Я  буду сражаться с захватчиками до тех пор,  пока последний из
них не покинет Восточный материк. Кто из вас хочет войти в мой отряд?
     - Я!
     - Я!
     - Я!
     Несколько десятков фавнов и людей немедленно подняли руки. Комета
отметила,  что все они были вооружены подручными средствами: дубинами,
лопатами,  вилами,  и,  следовательно,  уже доказали свою храбрость  и
надежность, сражаясь против оккупантов.
     - Все  желающие  вступить  в  ряды  защитников Холмогорья получат
инструкции у моего начальника штаба Хрумпина,  -  Комета  показала  на
кентавра.  -  Кроме того,  нам нужны проводники,  знающие дороги через
холмы и тайные охотничьи тропы.  Мы не собираемся воевать с людьми  по
их  правилам.  Мы будем уничтожать их по частям,  как эту бригаду с ее
жалким командующим.
     Маркиз Гармио Каррисанский попытался было возразить:
     - Когда его высочество герцог Лапралдийский обратит на  вас  свой
гнев и свою армию, то вам не удастся скрыться даже в мышиной норе!
     - Очень хорошо!  - сразу ухватилась за его слова Комета.  - Чтобы
ЕГО НИЧТОЖЕСТВО герцог Лапралдийский не слишком долго  колебался,  ты,
НЕБЛАГОРОДНЫЙ господин, послужишь моим послом. Передай герцогу, что я,
Леди Комета,  "светлое воплощение",  получеловек-полудриада,  объявляю
ему  войну  не  за  честь,  а  за  победу!  Эй,  приведите  лошадь для
мальчишки!
     Потихоньку она сказала Хрумпину:
     - Надеюсь,  что мне удалось достаточно взбесить этого юнца, чтобы
он без остановок помчался к герцогу Лапралдийскому.
     Под смех и свист нелюдей маркиза Каррисанского посадили на лошадь
и выпроводили из города.
     Комета не провожала юного дворянина,  ее занимали  более  срочные
вопросы.  Она  распорядилась  собрать все человеческое оружие,  запасы
пороха и пуль и раздать их своим солдатам. Этим занялся Хрумпин.
     На дороги,  ведущие  из  Тазарана,  девушка  выслала   сторожевые
дозоры,  которые должны были обезопасить город от внезапного появления
новых человеческих отрядов.
     Сама же Комета  отправилась  в  главный  городской  трактир  и  с
огромным наслаждением покинула седло. Она распорядилась привести к ней
пленных офицеров для допроса.  Комету  интересовало  все:  от  высшего
командного  состава человеческой армии до расположения военных складов
на Побережье.
     Конечно, не  все  дворяне  были  готовы  к   сотрудничеству,   но
благодаря  навыкам  старшего  рекламиста  Латэлы  Томпа Комете даже из
самых упорных удалось выжать капельки  информации,  по  которым  можно
было составить достаточно полную и подробную картину.
     Человеческая армия оказалась не такой уж единой и организованной,
как казалось вначале.  Ее возглавлял двоюродный брат короля  Нарданала
герцог Абассиро Лапралдийский.  Но сам король опасался усиления своего
родственника, который при удачном исходе дел (то есть в случае захвата
богатой  добычи)  мог возжелать и королевскую корону.  Поэтому в штабе
герцога постоянно плелись интриги и заговоры.  Некоторые военачальники
не  выполняли  приказы  или выполняли их неправильно,  желая выставить
герцога Лапралдийского неумелым командующим.
     То, что  люди   разгромили   армию   Холмогорья,   стало   скорее
результатом   жестокой   солдатской   муштры,   чем  итогом  успешного
планирования командования.  Человеческое вторжение в  большей  степени
являлось авантюрой, а не тщательно подготовленной военной операцией.
     Тылы армии   также  были  неорганизованны.  Герцог  Лапралдийский
оставлял  позади  себя  отдельные  смешанные  пехотно-конные   бригады
наподобие отряда маркиза Каррисанского, которые занимали стратегически
важные  населенные  пункты  и  удерживали  нелюдей  от  восстания.  Но
назначенных   губернаторов  больше  заботило  личное  обогащение,  чем
безопасность армии.  Они занимались грабежом  окрестных  селений,  еще
больше ожесточая жителей Холмогорья.
     Комета надеялась,   что  ее  отряд  послужит  тем  катализатором,
который поднимет на войну с людьми всех холмогорцев. Оставалось только
правильно определить цели следующих ударов.
     Из допросов  пленных и рассказов жителей Тазарана следовало,  что
ближайший человеческий отряд находился в трех днях пути -  в  местечке
под   названием   Дубовые   Взгорья.   Это  был  не  город,  а  группа
близкорасположенных  поселков,  в  которых  жили  фавны,  прыгунки   и
кентавры. Человеческий отряд возглавлял граф Дабариццо Картеньянский -
жестокий палач  и  убийца.  В  сравнении  с  ним  юный  маркиз  Гармио
Каррисанский был образцом доброты и порядочности.
     - Я   приняла  решение,  -  объявила  Комета,  когда  в  трактире
появились Хрумпин и  представители  Тазарана,  -  завтра  мы  идем  на
Дубовые Взгорья.
     Пожилой кентавр согласно кивнул головой и спросил:
     - Так что же делать с пленными?
     - А сколько их?
     - Сто сорок два солдата и двадцать семь офицеров.
     - Пусть  их  судьбу  решают  сами горожане.  Они знают этих людей
лучше, чем мы. Пусть воздадут каждому за его преступления.
     Эти слова пришлись по нраву  тазаранцам.  Через  некоторое  время
Комета  услышала,  что  на  площади  перед трактиром раздались громкие
крики.
     Девушка так устала,  что не стала вставать  из-за  стола  и  лишь
поинтересовалась у Хрумпина:
     - Что это за шум? Людям режут глотки или просто отрубают руки?
     Кентавр выглянул в окно и доложил:
     - Некоторых   людей   тазаранцы  выгоняют  из  города,  а  прочих
разбирают по домам, чтобы накормить их и устроить на ночлег. Прикажешь
прекратить?
     - Ни  в  коем  случае,  -  сказала  девушка.  -  Я  не  собираюсь
отказываться от своих слов. Кроме того, я думаю, что с самыми большими
преступниками горожане разобрались еще во время утреннего боя.  Теперь
гнев  нелюдей  остыл,  и  они  проявляют  милосердие  к   побежденному
противнику.  Это  тоже неплохо.  Иногда милосердие - более действенное
оружие, чем ружье и шпага.


         Глава 10. Отряд Кометы захватывает Дубовые взгорья.

     Проведя ночь  в  гостеприимном  Тазаране,  наутро  отряд   Кометы
построился и организованно покинул город.  Большая часть солдат теперь
была вооружена ружьями или пистолетами.  Часть  оружия  была  выделена
горожанам  для  обороны.  Им  же  достались  и  четыре  пушки.  Комета
посчитала,  что эти тяжелые  махины  на  огромных  деревянных  лафетах
замедлят   передвижение  ее  отряда.  Она  надеялась  побеждать  людей
внезапностью и быстротой, а не грубой силой.
     Теперь отряд двигался по довольно  плотно  населенной  местности,
поэтому  особо  важное  значение  Комета придавала разведке и дозорным
группам.  Несколько раз в небольших поселка солдаты  Кометы  встречали
фуражиров  человеческой армии,  отбиравших у холмогорцев пищу,  вино и
ценности.  Естественно,  заканчивались  такие  встречи  не  в   пользу
грабителей.
     Комета вновь начала составлять карты местности, начав с того, что
восстановила по памяти те,  которые были  утрачены  после  проигранной
битвы.  Больше  всего  ее  интересовали рассказы о дорогах,  ведущих к
Побережью, и о крупных населенных пунктах, занятых людьми.
     Слава Кометы росла с каждым днем.  К Дубовым Взгорьям она привела
уже  более  пятисот  хорошо вооруженных воинов.  Но на подходе к этому
поселению разведчики доложили,  что люди ожидают их появления. Беглецы
из   Тазарана  первыми  достигли  Дубовых  Взгорий  и  сообщили  графу
Дабариццо Картеньянскому о том, что в тылу человеческой армии появился
большой отряд холмогорцев.
     Как истинный дворянин и опытный полководец, граф Картеньянский не
бросился на выручку попавшим в беду людям, а затребовал подкреплений и
дополнительного    финансирования    на    Побережье   и   у   герцога
Лапралдийского.
     (Насколько было  известно  Комете,  граф  принадлежал  к   партии
противников  герцога  и  все  время  старался  опорочить  его в глазах
короля.  Герцог, разумеется, знал об этом, но ничего не мог поделать с
графом,  так  как тот считался королевским представителем на Восточном
материке.  Комета так до конца и не разобралась в  сложной  социальной
структуре западного королевства, ее интересовало лишь то, что помогало
победить людей.)
     Получив известия  от  разведчиков,  Комета   приказала   устроить
привал,  а  сама  собрала военный совет с Хрумпином,  офицерами и теми
солдатами, которые хорошо знали Дубовые Взгорья.
     - Я думаю,  что мы  должны  атаковать  немедленно!  -  решительно
заявил Хрумпин. - Дадим солдатам отдохнуть, а потом ворвемся в Дубовые
Взгорья и захватим их, как захватили Тазаран.
     Один из местных  жителей,  прыгунок  Балил,  недавно  вошедший  в
отряд, возразил:
     - Дубовые   Взгорья   расположены  в  треугольнике,  образованном
слиянием двух рек.  Третью сторону треугольника занимают поля. Так что
незаметно  подойти  к  врагу  не  удастся.  Люди увидят нас на дальних
подступах и успеют приготовиться к бою.
     - Ну и пусть! С нами "светлое воплощение", чего нам бояться?!
     - К открытому бою с людьми мы пока  не  готовы,  -  остудила  пыл
кентавра  Комета.  -  Скажи,  Балил,  нет  ли на реках бродов или иных
способов незаметно переправиться?
     - Насколько мне известно, ничего подобного нет.
     - Ну  хоть  какой-нибудь  способ  поближе  подобраться  к   людям
имеется?
     Прыгунок молча пожал плечами и развел руки в стороны.
     - Неужели мы отступим? - взволнованно спросил Хрумпин.
     Комета понимала,  что сейчас решается судьба не только ее отряда,
но и, возможно, всего Холмогорья. Если она возьмет Дубовые Взгорья, то
поднимет  общее  восстание и заставит герцога Лапралдийского повернуть
армию назад.  Если же она отступит,  то вера  в  "светлое  воплощение"
пошатнется, а то и пропадет совсем.
     Комета пробормотала про себя:
     - Не  может  такого быть,  чтобы не было ни единой возможности...
Вот если бы осмотреть все на месте...
     В ее голове внезапно промелькнула сумасшедшая идея.  Осмотреть на
месте...  Комета поразилась тому, как подобная простая мысль не пришла
ей в голову раньше.  Видимо,  сказалась инерция мышления. Значительная
часть  сознания  Кометы  по-прежнему  мыслила  категориями мира Латэлы
Томпа,  где телевидение,  видеосвязь и газеты делали любого известного
человека  легко  узнаваемым.  Но  здесь-то  ее  в  лицо  знали  только
ближайшие соратники!  Комета совершенно спокойно могла войти  в  любой
город под видом обычной девушки,  и никто не стал бы показывать на нее
пальцем и кричать:  "Вон идет знаменитая воительница Леди  Комета!"  В
этом мире не было ни паспортов,  ни фотографий, ни отпечатков пальцев.
Глупо было не воспользоваться предоставленными возможностями.
     Комета объявила:
     - Я сама пойду на разведку в Дубовые Взгорья!
     - Я буду тебя сопровождать! - немедленно откликнулся Хрумпин.
     - И я!
     - И я!
     - И я!  - подхватили другие офицеры:  кентавры, фавны, прыгунки и
недавно влившиеся в отряд люди Холмогорья.
     Комета с улыбкой подняла правую руку вверх:
     - Стойте,  стойте!  Желающих  так  много,  что в Дубовые Взгорья,
пожалуй,  должен отправиться весь отряд. Вы меня не поняли. Я пойду на
разведку  под  видом  простой  деревенской девушки.  Никаких кентавров
вместе со мной - люди могут  заподозрить  неладное.  Я  возьму  только
Балила  -  он  хорошо  знает  Дубовые  Взгорья и...  и Гарбискула - он
сыграет роль моего... отца.
     Девушка на ходу продумывала свою легенду.  Гарбискул до  сих  пор
сопровождал   отряд   Кометы.   В  сражениях  озерник  не  участвовал,
проводником также больше не мог служить,  так как знакомые  ему  места
остались далеко позади. Теперь он отвечал за небольшой отрядный обоз -
несколько телег, нагруженных продовольствием и боеприпасами.
     Гарбискул явился по первому зову Кометы  и,  узнав  о  ее  плане,
согласился сопровождать девушку в стан врага.  Наверное,  после победы
над Хозяевами Твердого озера он пошел бы за ней и в огонь, и в воду.
     Комета распорядилась спрятать отряд в лесу и не выдавать себя  до
ее  возвращения.  Свой  кожаный  "боевой" костюм она сменила на мирное
человеческое платье,  а рыжие необыкновенно густые волосы спрятала под
платком.  Теперь  от  обычного человека ее отличали только присоски на
пальцах рук и ног. Но длинный подол платья закрывал босые ноги, а руки
можно было прикрыть передником.
     Гарбискул, Балил  и  Комета взяли одну из обозных телег.  Девушка
решила,  что им троим лучше всего сыграть роль мелких торговцев -  так
легче будет объяснить свое появление в Дубовых Взгорьях.
     Когда телега  тронулась  с  места,  Комета  блаженно улыбнулась и
подумала,  что хотя бы полдня ей удастся провести не в ужасном конском
седле...

                                * * *

     Лес скоро закончился,  и телега выехала на открытое пространство.
Невысокие пологие холмы были распаханы под поля.  Деревья росли лишь в
низинах  вокруг  ручьев и небольших речушек.  Сейчас на полях никто не
работал,  так как побеги  нового  урожая  едва  показались  из  земли.
Плодородная  почва  и  благоприятный  климат Дубовых Взгорий позволяли
снимать по два урожая в год.  Армия людей воспользовалась этим,  начав
вторжение  в  тот момент,  когда один урожай был только что собран,  а
семена нового уже посеяны.  Фуражиры зачастую отбирали  у  нелюдей  не
излишки  продуктов,  а большую часть запасов,  мотивируя это тем,  что
вскоре вновь наступит изобилие, и голодать не придется.
     Жители оккупированных территорий ворчали,  но не  сопротивлялись.
Они  слишком  привыкли  к  мирной  благополучной  жизни и пока не были
готовы отстаивать свою собственность  с  оружием  в  руках.  Этим  они
отличались  от  нелюдей,  живших  в более засушливых восточных районах
(возле Холмограда) и уж,  тем более, от жителей суровой Горной страны.
Но  они  уже  познали жадность и жестокость людей,  поэтому ждали лишь
вождя,  который  возглавит  сопротивление.  И   Комета   готова   была
предоставить им такого вождя - то есть себя...
     - ...Дубовые  Взгорья - это одно из самых древних наших поселений
на Восточном материке... - тем временем рассказывал Балил.
     "Нашими" поселениями он называл города прыгунков,  представлявшие
собой сложные многоуровневые норы,  вырытые, как правило, под холмами.
Комета еще никогда не бывала внутри таких  городов,  но  по  рассказам
Хрумпина  знала,  что  в  одной  такой  норе  может  жить  целое племя
прыгунков из более чем сотни существ.
     Развивая свою теорию о том,  что все  нелюди  являлись  потомками
видоизменившихся   людей,   Комета   решила,  что  прыгунки,  пожалуй,
появились на свет еще  раньше,  чем  кентавры.  Несмотря  на  то,  что
кентавры казались такими непохожими на своих двуногих предков, их тела
от пояса и выше почти  не  изменились.  Стоявшего  за  кустом  или  за
забором кентавра легко было принять за человека.  Прыгунки же отстояли
от людей значительно дальше, и их тела претерпели значительные большие
изменения,  приспособившись к жизни в Холмогорье.  Но при внимательном
рассмотрении и у них можно было обнаружить  общее  с  людьми  строение
тела, конечностей и органов.
     - ...Сейчас в Дубовых Взгорьях живут девять наших больших племен:
Приолы, Калаланы, Шнолки... - увлеченно говорил Балил.
     Комета слушала его не  слишком  внимательно,  так  как  в  данный
момент ее больше интересовали способы проникновения в Дубовые Взгорья,
а не история населяющих эту местность народов.
     Когда Балил  начал  перечислять  всех  своих  родственников  -  а
принадлежал он к многочисленному и уважаемому племени Приолов - то тут
не выдержал даже Гарбискул:
     - А кроме прыгунков в Дубовых Взгорьях кто-нибудь живет?
     - Конечно,  - Балил даже не заметил сарказма в голосе озерника, -
слава о наших Дубовых Взгорьях разошлась по всему Холмогорью,  так что
рядом с нашими городами построили свои  поселения  кентавры,  фавны  и
люди.  Я имею в виду хороших людей,  а не тех,  что пришли недавно.  А
вот, кстати, и они...
     Балил наконец-то умолк.  Впереди на дороге показались  двенадцать
кавалеристов в полном вооружении.
     - Это сторожевой разъезд,  - тихо сказала Комета,  - постарайтесь
не выглядеть такими испуганными.  Помните,  что мы простые торговцы, и
война  нас  не  волнует.  Наше дело - продать товар и уехать обратно в
деревню.  Да не тряситесь вы так, что телега ходит ходуном! Люди сразу
заподозрят неладное.
     Балил и  Гарбискул  постарались  взять  себя  в руки и изобразить
внешнее  спокойствие.  Правда,  получилось  это  у  них   не   слишком
убедительно, но Комета рассчитывала, что люди уже привыкли к тому, что
местные жители смотрят на них со страхом и недоверием.
     Действительно, кавалеристы удостоили телегу и трех сидевших в ней
существ лишь мимолетными взорами.
     Сержант (Комета  отличила  его  по  малиновой  перевязи,  надетой
поверх кирасы) лениво спросил:
     - Откуда едете?
     - Из   Кварлога,   господин   начальник,   -   ответил    заранее
заготовленной фразой Гарбискул.
     - Встречали по дороге что-нибудь необычное?
     - Да нет, вроде ничего, - пожал плечами Гарбискул.
     И тут, совершенно не по сценарию, в разговор вмешался Балил:
     - Как,  ничего необычного?  Да ты,  дядька Гарб, видать и забыл о
самом важном.  Мы же видели, что у телеги мельника Опрафона отвалилось
колесо, и на дорогу высыпалась мука из мешков. Так он ту муку собрал и
обратно в мешки засунул. Если вы, господин начальник, задумаете купить
муки  у  Опрафона,  то  вначале  проверьте,  не  с землей ли он вам ее
подсунет...
     - Довольно!  - рявкнул сержант,  обрывая скороговорку прыгунка. -
Поехали!
     Кавалеристы неторопливо поскакали дальше по дороге.
     Разведчики успели услышать, как один из солдат сказал другому:
     - Эти  местные  просто болваны.  Вместо мозгов у них - солома,  а
вместо сердец - сено.
     - Проедем еще четверть лиги, и повернем назад, - отозвался тот. -
Видать,  наши молодцы, что прибежали из Тазарана, все наврали об армии
нелюдей. Небось, перепились в трактире, а местные их и поколотили. А с
пьяных глаз им показалось, что это целая армия...
     Когда кавалеристы  отдалились и их слова стали не слышны,  Комета
сказала:
     - Удача пока на нашей стороне. Если Хрумпин догадается не трогать
этих  кавалеристов,  то  они  вернутся  обратно  и доложат,  что армия
нелюдей - не более,  чем выдумка паникеров.  Впрочем,  даже если  этих
солдат уничтожат, люди в Дубовых Взгорьях не скоро их хватятся.
     Затем девушка обратилась к Балилу:
     - Ты  молодец!  Хоть  и  болтаешь без умолку,  но в нужный момент
находишь подходящие слова.  Только в следующий раз я бы хотела,  чтобы
ты меня заранее предупреждал о своих планах.
     - Экспромт,  он  тем  и хорош,  что рождается внезапно,  - сказал
прыгунок.
     Девушка посмотрела на него с подозрением:
     - Ты случайно, не философ или оратор?
     - Нет.  Но в наших Дубовых Взгорьях я - известный  поэт.  Хочешь,
почитаю свои стихи?
     - Спасибо,  но как-нибудь в другой раз.  Если не ошибаюсь, мы уже
подъезжаем.
     - Точно!  - подтвердил Балил.  - Вон,  видите,  холм  справа?  Он
называется Брюхо Сурка.  Там обосновалось племя Ворболов.  Я много раз
бывал у них в гостях.  Есть  у  них  премиленькая  девчушка  по  имени
Закнада... Ой, простите, Леди Комета!
     Гарбискул проворчал:
     - Раз  ты так хорошо знаком с Ворболами,  то не объяснишь ли нам,
чем это они заняты?
     - Они копают! - бодро ответил Балил.
     Действительно, между дорогой и холмом Брюхо Сурка несколько сотен
прыгунков копали длинный глубокий ров.  Из вынутой земли они сооружали
насыпь со стороны Дубовых  Взгорий.  Между  работниками  острые  глаза
Кометы   разглядели  праздно  прохаживавшихся  человеческих  солдат  с
ружьями.  Девушка  предположила,   что   это   надсмотрщики.   Правда,
дисциплина на стройке была не слишком суровой.  Прыгунки сновали между
своим холмом и рвом, выходили на дорогу, где на больших повозках фавны
подвозили им колья и фашины для укрепления насыпи.
     - Они не просто копают,  - поправила Комета Балила.  - Прыгунки и
фавны строят укрепления для защиты Дубовых  Взгорий.  Наверное,  людей
обеспокоили сообщения о появлении нашего отряда. Судя по глубине рва и
высоте насыпи,  работа началась недавно,  но,  похоже,  планы у  графа
Картеньянского  грандиозные.  Видите,  люди  забивают  колья  с другой
стороны дороги? Они размечают место для другого укрепления.
     Когда телега подъехала поближе,  за насыпью  показались  пушки  и
артиллеристы, ожидавшие окончания возведения укреплений.
     - У   графа   Картеньянского   неплохие   инженеры,  -  задумчиво
произнесла Комета.  - Если они выстроят сеть фортов со стороны  полей,
то любой атакующий отряд окажется под перекрестным огнем.
     - Мы  должны  напасть,  пока  работа  не  закончена,  - предложил
Гарбискул.
     - Так мы и сделаем,  - согласилась Комета.  - Но раз уж мы  почти
приехали в Дубовые Взгорья,  осмотрим тут все. Может, люди готовят нам
и другие сюрпризы?  Торопиться незачем:  похоже, нас здесь не ждут так
скоро.  Граф Картеньянский решил создать мощный укрепленный район,  но
не учел, что на это потребуется довольно много времени.
     - Если бы прыгунки не помогали врагам,  то эти укрепления  вообще
никогда не были бы построены, - заметил Гарбискул.
     - По  доброй  воле  мы  никогда  не  стали  бы помогать людям!  -
воскликнул Балил.
     - Возможно,  им пообещали хорошо заплатить, - невесело усмехнулся
Гарбискул.
     - А, может, люди взяли заложников?
     Комета поспешила успокоить спорщиков:
     - Перестаньте! Балил, когда мы поравняемся с повозками фавнов, ты
спрыгнешь с телеги  и  смешаешься  с  другими  прыгунками.  Ты  должен
связаться с Ворболами и с другими племенами прыгунков. Предупреди их о
нашем скором появлении.  Я не могу заставить жителей  Дубовых  Взгорий
сражаться  с  людьми - это дело их совести и чести - но пусть они хотя
бы им не помогают и не слишком торопятся строить укрепления.
     - Будет сделано, Леди Комета! - пообещал Балил. - Я употреблю все
свое  красноречие  и  весь  свой поэтический дар,  чтобы убедить своих
сородичей.  Как  ты  сказала?  "Это  дело   их   совести   и   чести"?
Замечательные слова!  Не возражаешь, если я использую их в своей речи?
Со ссылкой на первоисточник, разумеется...
     - Делай и говори все, что хочешь, - оборвала его Комета. - У тебя
в запасе целый день и вечер. Успеешь обойти все племена?
     - Обскачу за несколько часов!
     - Тогда вперед!
     Когда телега с разведчиками проезжала возле повозки,  нагруженной
фашинами - толстыми вязанками хвороста  -  и  на  несколько  мгновений
стала  невидима  для  людей-надсмотрщиков,  Балил  соскочил на землю и
скрылся в толпе прыгунков,  разгружавших строительный материал. Вскоре
даже Комета не смогла разглядеть его среди соплеменников.
     - Ох, не верю я этому болтуну, - покачал головой Гарбискул.
     - Если  мы  не  будем  доверять друг другу,  то люди перебьют нас
поодиночке.
     Озерник промолчал.
     Чем глубже в Дубовые Взгорья въезжала телега,  тем больше людей и
нелюдей   оказывалось   вокруг.  Комета  старалась  запомнить  все:  и
расположение  изрытых  норами  прыгунков  холмов,  и  большие   срубы,
выстроенные  фавнами  вдоль  дороги,  и  дома  немногочисленных  здесь
кентавров, и, главное, палаточные лагеря человеческих отрядов.
     Прыгункам повезло больше, чем остальным жителям Дубовых Взгорий -
на  их  города-норы  люди  не претендовали.  А вот большую часть домов
сейчас занимали офицеры и командиры человеческой армии.  Хозяева домов
были вынуждены ютится в хозяйственных пристройках и работать прислугой
в родных жилищах.
      Сразу было  видно,  что  захватчики  чувствуют  себя  в  Дубовых
Взгорьях,  как  дома,  а нелюдей и даже местных людей воспринимают как
слуг и рабов. Не только офицеры, но даже солдаты ходили по захваченной
территории  гордо  и нагло,  тогда как исконные жители этих мест робко
уступали им дорогу.
     Вскоре телега с Кометой и Гарбискулом уперлась  в  перегородивший
дорогу   шлагбаум,   сделанный  из  цельного  обструганного  бревна  с
нанесенными свежей красной краской полосами.  Возле  шлагбаума  стояли
шесть  солдат  с оружием.  Но,  стоило только телеге остановиться,  из
ближайшего  дома  вышел  офицер  в  сопровождении   двух   человек   в
гражданской одежде: нотариуса и писца.
     Офицер сразу   заглянул   в   повозку,  а  нотариус  обратился  к
Гарбискулу:
     - Милостью его величества  короля  Нарданала  и  его  сиятельства
графа  Картеньянского  тебе  дозволяется  обменять  либо продать плоды
трудов твоих в пределах сего поселения, именуемого Дубовыми Взгорьями,
после  своевременной  уплаты  всех  соответствующих  и  положенных при
данном  виде  деятельности   налогов   и   сборов,   установленных   и
зафиксированных в имеющихся постановлениях.
     Гарбискул открыл   рот.  Простой  озерник  не  понял  и  половины
произнесенных слов.  Комета сразу сообразила,  к чему идет дело, но по
"легенде"  ей  полагалось  молчать и играть роль недалекой деревенской
девушки.
     Видимо, офицер лучше разбирался в психологии жителей  Холмогорья.
Быстро  осмотрев  содержимое  кузова  телеги  (а  это  были  корзины с
яблоками), он сказал:
     - Выгружайте  половину  своего  груза,  и  можете   продать   все
остальное.
     - Половину?!  - возмутился Гарбискул, совершенно забыв, что он не
торговец, а разведчик.
     Комета незаметно для людей ткнула его пальцем в поясницу. Озерник
издал булькающий звук и замолчал.
     Нотариус безо всякого выражения произнес:
     - В  случае  неповиновения  указам и распоряжениям его величества
короля Нарданала и его сиятельства  графа  Картеньянского  виновный  в
вышеуказанном  преступлении  подлежит справедливому,  беспристрастному
суду   и   неотвратимому,   заслуженному   наказанию,    определяемому
соответствующей статьей законодательных актов.
     То ли вразумление Кометы сыграло свою роль,  то ли озерник уловил
смысл   последней   фразы,   выделив   из    нее    ключевые    слова:
"неповиновение-преступление-наказание",  но  он  постарался изобразить
полное раскаяние и послушание:
     - Простите,  я просто сразу не понял,  куда разгружать яблоки.  А
теперь я все сделаю в лучшем виде!
     Офицер приказал солдатам:
     - Тобс и Каул, помогите торговцу! Тодзал, позови остальных!
     Два солдата  привычно  забрались  в  телегу и начали скидывать на
землю корзинки с яблоками.  Невесть  откуда  набежали  еще  солдаты  и
унесли собранный "налог" куда-то за дом.
     Писец сделал  записи в огромной толстой книге.  Офицер и натариус
по-очереди взяли перо и поставили свои подписи.
     Затем писец сунул книгу под нос Гарбискулу:
     - И ты распишись! Вот тут, где стоит галочка.
     - Да я писать-то не умею,  - сказал озерник,  словно извиняясь за
свою неграмотность.
     Видимо, писарь  не  первый  раз  сталкивался  с  такой проблемой,
потому что немедленно нашел ее решение:
     - Тогда просто поставь крестик.
     Гарбискул неуклюжими  слегка  дрожащими  пальцами  взял  перо   и
аккуратно,   высунув   язык   и   вспотев   от   волнения,  вывел  две
перекрещивающиеся линии.
     - Хорошо! - усмехнулся писарь, отобрал перо и захлопнул книгу.
     - Теперь мы можем ехать? - робко спросил озерник.
     - Поезжай, - милостиво соизволил офицер.
     - Так ведь дорога все еще закрыта...
     - Въезд в центр на повозках запрещен! - строго произнес офицер.
     Комета поняла,  что "центром" он назвал шесть двухэтажных  домов,
находившихся  в  трехстах  шагах  впереди.  Девушка знала по рассказам
Балила,  что  эти  дома  принадлежали   фавнам-трактирщикам.   В   них
останавливались   путешественники   и  купцы,  приезжавшие  в  Дубовые
Взгорья.  Теперь  же,  наверняка,  их  занимал  сам   граф   Дабариццо
Картеньянский со своей свитой.
     Нотариус добавил:
     - Место  для  торговли  отведено  на  специально  оборудованной и
приспособленной для подобного рода действий площади.  Она  расположена
по  правую  сторону  от  вашего нынешнего местонахождения и может быть
легко опознаваема по наличию транспортных средств, аналогичных вашему.
     Озерник посмотрел на  нотариуса,  как  на  вылезшего  из  воды  и
заговорившего Хозяина Твердого озера.
     Офицер уже потерял интерес к телеге и направился к дому,  но один
из солдат сжалился над незадачливыми торговцами и показал рукой:
     - Езжайте вон туда, на базарную площадь.
     В стороне от дороги Комета и Гарбискул увидели несколько десятков
телег,   установленных   правильными  рядами  на  огороженной  жердями
площади.  Возле телег бродили немногочисленные покупатели.  Было ясно,
что    торговля    в    оккупированных   Дубовых   Взгорьях   -   вещь
бесперспективная. Впрочем, меньше всего сейчас Комету занимали вопросы
выгодной продажи яблок и получения прибыли.
     Гарбискул потянул вожжи и направил телегу на базарную площадь.
     - Ты ставь телегу и делай вид, что продаешь яблоки, - сказала ему
Комета. - А я схожу в центр, посмотрю, что там делается.
     - Будь осторожна,  Леди Комета,  - напутствовал девушку  озерник,
когда девушка спрыгивала с телеги.
     Солдаты у  шлагбаума  уже  занимались  новой  телегой,  поэтому в
сторону Кометы не смотрели.  Девушка пошла  вперед  сначала  медленно,
поминутно озираясь по сторонам,  но когда увидела, что на нее никто не
обращает внимания, осмелела и прибавила шаг.
     В центре  Дубовых  Взгорий  людей  было  больше,   чем   нелюдей.
Маршировали  отряды  солдат,  во  все  стороны мчались конные курьеры.
Комета  боялась,  что  ее  вот-вот  остановят  и  спросят,  зачем  она
пробирается в ставку графа Дабариццо Картеньянского,  но любопытство и
необходимость вели ее вперед.
     Возле каждого  дома  стояли  караульные  солдаты  с  ружьями  или
пиками, так что попасть внутрь было непросто. Но Комета пока к этому и
не стремилась.  Вначале она намеревалась определить,  в  каком  именно
доме  остановился  граф.  Если  бы  ей  удалось  уничтожить вражеского
военачальника,  это бы расстроило и  дезорганизовало  оборону  Дубовых
Взгорий.
     Один из  домов  можно было сразу исключить.  Над его входом висел
большой  сколоченный  из  досок  треугольник,  а  изнутри   доносились
неразборчивые песнопения.
     - Ну конечно,  - усмехнулась девушка,  - как же без храма?  Людям
нужен не только закон,  но и вера в то,  что этот закон  соответствует
божественной справедливости. От имени бога можно грабить и убивать, не
обременяя свою совесть сомнениями.
     Комета не просто смотрела по  сторонам,  но  и  прислушивалась  к
разговорам  людей,  ловила  обрывки  фраз,  стараясь  выделить крупицы
ценной  информации.  Первое  и  главное,  что  она  узнала   -   графа
Картеньянского  в  Дубовых  Взгорьях  в настоящее время не было!  Граф
отправился  в  сторону  Побережья,  чтобы  лично  встретить  обещанные
подкрепления  и  ускорить  их  движение.  Так  что искать его дом было
бесполезно.
     В голове  Кометы  постепенно  начал  складываться  план   захвата
Дубовых  Взгорий.  Она мысленно рисовала планы местности и передвигала
по ним фигурки,  изображавшие своих и вражеских воинов.  На  некоторое
время девушка утратила бдительность и немедленно была за это наказана.
     Лишь какое-то шестое чувство подсказало Комете, что вокруг что-то
неуловимо  изменилось.  Она  отвлеклась  от  размышлений  и  осторожно
огляделась.  Увиденное  ее  насторожило  и озадачило.  Не было никаких
сомнений - за ней следили.  На некотором расстоянии позади шли  четыре
человека:  прапорщик  и  три  солдата  с ружьями.  Фитили запалов были
погашены, но Комета не сомневалась, что люди готовятся к нападению.
     Комета пошла  быстрее.  Люди  не  отставали.  Комета  постаралась
затеряться в толпе, но, когда обернулась в следующий раз, увидела, что
количество преследователей увеличилось до семи. Девушка не испугалась.
Наоборот,  в  глубине  ее  души разгорелось пламя боевого азарта.  Под
передником  у  Комета  был  спрятан  большой  хозяйственный  нож.  Она
боялась,  что  на  въезде  в  Дубовые Взгорья могут обыскать не только
телегу,  но  и  пассажиров,  поэтому  не  решилась  взять   что-нибудь
посерьезнее.  Теперь пришло время расплачиваться за ошибку. Впрочем, и
обычный нож в умелых руках мог стать серьезным оружием.
     Комета была не  так  безрассудна,  чтобы  вступать  в  бой  прямо
посреди  центра  Дубовых  Взгорий.  Она решила спрятаться на задворках
одного из трактиров,  и там, среди хозяйственных построек и пристроек,
либо уйти от преследования, либо избавиться от преследователей.
     Но этому плану не суждено было осуществиться.
     Комета услышала быстро приближавшиеся шаги и громкий окрик:
     - Стой!  Эй,  девчонка  в платке и розовом платье,  кому сказано,
стой!
     Комета решила проигнорировать эти  слова  и  пошла  еще  быстрее,
почти побежала.
     - Стой! - послышался крик. - Солдаты, задержите эту девчонку!
     Теперь к Комете было привлечено общее внимание.  Она поняла,  что
незаметно скрыться уже не удастся. Пришло время прибегнуть к хитрости.
     Комета остановилась,  обернулась  и   как   можно   бесхитростнее
спросила:
     - Вы меня зовете, господин начальник?...
     Но конец  вопроса  застрял  у  девушки в горле.  За спиной солдат
маячило знакомое лицо отца  Балимолта.  Взгляды  Кометы  и  священника
встретились, и оба они застыли в оцепенении.
     Первой опомнилась  девушка.  Она помчалась прочь,  насколько было
сил.
     За ее спиной раздался истошный вопль отца Балимолта:
     - Я узнал ее!  Это точно она!  Это Комета,  исчадие зла,  злейший
враг нашего короля и святой Триединой церкви!
     "Он заметил меня издалека и собрал солдат,  чтобы задержать, - на
бегу думала Комета.  - Сообразил,  негодяй,  что один не справится.  И
откуда он тут взялся?"
     Некоторые люди,   увидев  бегущую  девушку,  смеялись  и  шутливо
протягивали  руки,  чтобы  ее  задержать.  Они  еще  не  поняли   всей
серьезности   происходящего.  Комета  легко  увертывалась  и  обходила
препятствия.  Но крики отца Балимолта и других преследователей  вскоре
сделали  свое  дело.  На Комету началась настоящая охота.  Пехотинцы и
всадники ринулись наперехват.
     Первый солдат,  который  попытался  схватить   бегущую   девушку,
получил  короткий  полосующий  удар ножом по запястью.  Он закричал от
боли,  добавив свой голос в общий хор.  Затем  на  Комету  набросились
сразу  несколько  человек.  Девушка  отпрыгнула  в  сторону,  но и там
натолкнулась на солдат.
     "Кажется, мне конец," - отстранено подумала Комета,  прыгнула  на
ближайшего  солдата  и  вонзила  нож  ему  в  горло.  Оставив оружие в
смертельной ране,  она выхватила из солдатских ножен длинный  пехотный
тесак и очертила вокруг себя сверкающий круг.
     - Не  бойтесь  эту  одержимую!  - кричал издали отец Балимолт.  -
Смело разите ее своим оружием во имя милосердного Шира-Вада-Дагна!
     Первые люди,  которые попытались воплотить в жизнь  эти  призывы,
испробовали  на  себе  остроту  тесака.  Но солдат было слишком много.
Кроме того,  они видели  перед  собой  всего  лишь  юную  крестьянскую
девушку,  а не великую воительницу. Незнание породило бесстрашие. Люди
бросились на Комету сразу со всех сторон. Как не велико было ее боевое
искусство, но противостоять массе тел оно не могло.
     "Найя Кайдавар,  дай  мне  свою  силу!"  -  в отчаянии взмолилась
Комета.   Но   она   осталась   всего   лишь   обычной   девушкой    -
получеловеком-полудриадой.
     Солдаты повисли  на  руках  и ногах Кометы,  лишив ее возможности
двигаться.  Тут  подоспел  и  отец  Балимолт.  Он  пыхтел   и   сопел,
запыхавшись  после  быстрого  бега.  Священник  сжимал  в  правой руке
обнаженный треугольный кинжал - символ веры и духовной власти.
     - Сейчас я наложу на эту ведьму символ триединения,  и злые  силы
покинут ее тело!  - объявил отец Балимолт и нараспев затянул: - Во имя
нашего бога,  великого и триединого Шира-Вада-Дагна, да освятится этот
священный клинок,  да снизойдет на него сила небесная, да воплотится в
нем мощь и величие Триединой церкви! Да поможет он мне совершить обряд
триединения  и  изгнать  злые  силы из этого тела!  Да очистит он душу
грешницы и отдаст ее на суровый, но милосердный суд Шира-Вада-Дагна!
     Затем он протянул свою тощую руку с  длинными  пальцами  и  одним
быстрым движением разорвал платье Кометы от горла до паха.
     Девушка поняла,  что сейчас треугольное лезвие начнет кромсать ее
плоть.  Она не боялась боли, но ей была нестерпимо-отвратительна мысль
о том, что этот безумный фанатик сможет одержать над ней верх.
     Воспользовавшись тем,  что  державшие ее солдаты немного ослабили
захваты (то ли от благоговения перед совершаемым обрядом  триединения,
то  ли  при  виде  обнаженного  тела девушки),  Комета рванулась...  и
освободилась.
     В это время отец Балимолт занес свой кинжал и закричал:
     - Злой дух,  смирись и  покорись  воле  Шира-Вада-Дагна,  ибо  он
сейчас вещает через мои уста!
     Комета перехватила направленный в грудь удар,  вырвала заточенный
треугольник и с силой вбила его в переносицу священника.
     Глаза отца Балимолта закатились,  и он рухнул на спину. Несколько
секунд  его  конечности  дергались  в предсмертных конвульсиях,  как у
раздавленного паука, а потом застыли.
     Солдаты оцепенели от  ужаса.  Комета  попыталась  воспользоваться
этим и ринулась на свободу, расталкивая и расшвыривая людей. Но далеко
убежать девушке не дали.
     - Держи ведьму! - заорали люди.
     На Комету посыпались жестокие удары ружейных прикладов.  Один  из
них пришелся по затылку.  Девушка с некоторым удивлением осознала, что
твердая земля сильно ударила ее по лицу.  "Я упала," - поняла она.  Но
люди  продолжали  остервенело  избивать  лежавшее на земле беззащитное
тело.  Бесконечная боль пронзила мозг Кометы,  связала все ее мысли  и
чувства  в  один  большой  мешок  и утащила его на дно черного колодца
небытия...

                                * * *

     Когда Комета пришла в себя,  первое,  что она услышала, был очень
знакомый мужской голос:
     - Ох, бедная малышка, что же с тобой сделали эти разбойники? Ведь
живого места не оставили! Ну, ничего, ничего, сейчас я сделаю лечебные
примочки из паутины. Эх, была бы при мне моя сумка с травами... Но я и
без нее попробую тебя вылечить...
     Комете почудилось,  что она вновь  оказалась  в  доме  отшельника
Бургуна,  что  она  по-прежнему Найя Кайдавар,  а жизни Латэлы Томпа и
Кометы лишь привиделись ей во сне.
     - Бургун? - девушка открыла глаза, но ничего не увидела.
     Сперва она испугалась,  что лишилась зрения, но потом поняла, что
просто находится в каком-то темном помещении.
     - Бургун?  - переспросил мужчина.  - Нет, я не Бургун. Меня зовут
Алиний Плантор.
     - Где я? Кто я?
     - Мы с тобой заперты в подвале.  А кто ты такая -  я  понятия  не
имею.  Солдаты, которые тебя сюда притащили, называли тебя Кометой или
"злым духом".
     Девушка поняла,  что осталась жива,  и  нового  перевоплощения  в
другое  тело  не произошло.  Она попыталась пошевельнуться,  но острая
пульсирующая боль пронзила все ее тело. Комета сжала зубы, но стон все
равно вырвался наружу.
     - Лежи   спокойно,  малышка,  -  ласково  произнес  Алиний.  -  Я
попытался немного помочь тебе. К сожалению, священники отобрали у меня
сумку  с  лечебными  травами,  но  на  стенах  и потолке подвала много
паутины, так что я сделал из нее лечебные компрессы для твоих ран.
     - Как ты можешь что-нибудь видеть в  этой  темноте?  -  удивилась
Комета.
     - Ну, если посидишь тут пару дней... - Алиний невесело хмыкнул. -
Подвал я рассмотрел и запомнил, когда сюда заходили люди с факелами. А
тебя лечил на ощупь. Ты уж извини, если чем обидел.
     - Тебе не за что извиняться.  Скажи, ты врач? Насколько плохо мое
состояние?
     - Ты задала сразу два очень сложных  вопроса.  На  какой  из  них
ответить вначале?
     Комета секунду поколебалась и выбрала:
     - На второй.
     - Начну с хорошего:  все твои кости целы.  Но твоя спина,  ноги и
руки превратились в один большой синяк.  Видимо,  тебя били,  когда ты
лежала  на животе,  так что лицо не пострадало.  Кроме того,  на твоем
теле много ссадин и мелких порезов. Наверное, оттого, что тебя волокли
в  этот подвал по жесткой земле или по камням.  Но ссадины раны быстро
заживут. И не мое умение тому причиной... - Алиний сменил тон на более
торжественный. - Вначале я удивился, что сильные удары не нанесли тебе
сильного вреда. Но потом понял, что ты необычный человек.
     Комета усмехнулась:
     - Да я вообще не  человек.  Моя  мать  была  дриадой,  а  отец  -
человеком, так что я полукровка.
     - Я не это имел в виду. Ты необычная девушка, необычное создание.
Понимаешь,  Комета,  ты только не пугайся,  но  я  обладаю  некоторыми
талантами,  которые  недоступны  обычным существам.  Я могу видеть то,
чего не видят другие.
     - Почему я должна бояться? - удивилась девушка.
     - Тех,  кто отличается от других,  либо бояться,  либо презирают.
Думаю, ты меня понимаешь.
     - Понимаю.  Как ты себя называешь:  волшебник, колдун, экстрасенс
или ясновидящий?
     - Я называю себя лекарем.  Я лечу тех, кто болен телом или душой.
Я  использую  свои  таланты,  чтобы  облегчить  страдания  всех  живых
существ: людей, нелюдей, животных.
     - Тогда за что тебя бросили в этот подвал?
     Алиний тяжело вздохнул:
     - Я странствовал по Холмогорью,  а когда пришел в Дубовые Взгорья
этот город уже был захвачен людьми с запада.  Многим местным жителям -
да и пришлым солдатам тоже  -  требовалась  моя  помощь.  Я  начал  их
лечить,  но  оказалось,  что этим я нарушил заповеди Триединой церкви.
Священники считают,  что единственно возможное лечение -  это  пост  и
молитвы.  Мои методы они назвали чернокнижием и богохульством.  У меня
отобрали все мои вещи, в том числе и сумку с лекарственными травами, и
посадили  в  подвал.  Кажется,  местные священники не имеют права меня
судить.  Они вызвали вышестоящего  представителя  Триединой  церкви  с
Побережья. Вот я и ожидаю его прибытия.
     - И ты не пробовал сбежать отсюда?  Ты хоть понимаешь,  что тебя,
наверняка, приговорят к смерти?
     Алиний вздохнул еще раз:
     - Стены подвала сложены из больших  камней.  Дверь  сколочена  из
толстых досок.  Снаружи дверь запирается на замок, и возле нее дежурят
солдаты. Сбежать отсюда невозможно.
     - Сейчас проверим, - сказала Комета и медленно стала вставать. Ее
тело нестерпимо болело и требовало покоя,  но гордый и независимый дух
заставлял его двигаться, превозмогая страдания.
     - Осторожно,  я  тебе  помогу,  -  Алиний,  видимо,  понял,   что
заставить девушку лежать на месте ему не удастся.
     Комета почувствовала,  как сильные руки поддерживают ее за локти.
Девушка оценила осторожность лекаря - локти болели меньше  всего.  Она
сделала несколько шагов и поняла, что может двигаться самостоятельно.
     Также Комета  сделала  еще  одно удивительное открытие:  когда ее
коснулся Алиний,  окружающий мрак слегка рассеялся.  Теперь она  могла
различать  контуры  предметов:  фигуру  лекаря,  стены подвала,  узкую
лестницу,  ведущую к запертой двери.  В дальнем углу  стоял  маленький
деревянный бочонок, накрытый крышкой. Комета сразу поняла, для чего он
предназначен.  Иных  предметов  в  подвале  не   наблюдалось,   только
несколько  охапок  сена были свалены в углу,  служа узникам в качестве
кроватей. Комета с сомнением посмотрела на бочонок. В крайнем случае и
его  можно  было  бы  превратить в оружие или инструмент.  Но только в
самом крайнем случае.
     - Алиний, как у тебя это получается? - спросила Комета.
     - Что получается?
     - Как ты изменил мое зрение? Я теперь вижу и тебя, и подвал.
     - Я ничего не делал!  - растерянно произнес Алиний.  - А  что  ты
видишь?
     Комета сразу  поверила,  что  лекарь  не при чем.  Скорее,  вновь
проявились  ее  скрытые  силы,  подобные  тем,  которые  позволили  ей
совершить мысленный полет над полем боя.
     - Вижу  я  пока  не  очень хорошо,  - ответила девушка,  - словно
нахожусь в сумерках.  Но я,  по крайней мере, не ударюсь лбом о стену.
Ну-ка, отпусти мои руки!
     Алиний подчинился, но был готов подхватить Комету, если она вдруг
почувствует слабость или потеряет сознание.
     Однако девушка уверенно шагнула вперед.  Ее зрение не улучшилось,
но и не ухудшилось.
     - А теперь снова дотронься до меня! - велела Комета.
     Лекарь осторожно  коснулся плеча девушки.  Лучше видеть Комета не
стала.  То ли Алиний был не при чем,  то ли она достигла предела своих
нынешних возможностей.
     - Ну, что? - спросил Алиний.
     - Фокус не удался.  Светлее не стало. Скажи, а ты хорошо видишь в
темноте?
     - Я вообще ничего не вижу  в  этом  подвале.  Понимаешь,  я  могу
видеть  ауру  живых  существ.  Я вижу не тебя,  а те энергии,  которые
исходят из твоего тела.  По маленьким искоркам  ауры  пауков  я  нашел
паутину. Но неживые предметы мне недоступны.
     - Понятно,  -  Комета  осмотрелась.  - Ты был прав,  выбраться из
этого подвала будет не так-то просто.  Даже если удастся  вытащить  из
стены несколько камней,  придется копать подземный ход наверх.  Может,
дверь не слишком крепкая?
     Девушка поднялась по узкой лестнице,  прислушалась и, убедившись,
что  поблизости  никого  нет,  уперлась  плечом  в доски.  Но дверь не
подалась даже на толщину волоса.  Комета вынуждена была отказаться  от
этой  идеи.  Она  посмотрела  наверх.  Потолочные  балки были довольно
толстые. Комета подпрыгнула и постаралась уцепиться за одну из них. Но
присоски  на  пальцах девушки были слишком слабыми,  не такими,  как у
настоящих дриад. Кроме того, все ее мышцы нестерпимо болели и не могли
долго выдерживать нагрузку. Провисев на балке несколько секунд, Комета
поняла,  что соскальзывает.  Она отпустила захват  и  приземлилась  на
твердый каменный пол, невольно вскрикнув от боли.
     - Что ты делаешь? - обеспокоено спросил Алиний.
     - Я  хотела  повиснуть  на  балке,  а  когда сюда в следующий раз
зайдут люди, спрыгнуть на них сверху.
     - И ты надеешься справиться с вооруженными солдатами?
     - А ты предлагаешь спокойно сидеть и дожидаться смерти?  - задала
вопрос  Комета.  - Лучше я погибну в бою,  чем склоню голову под топор
палача.
     - В тебе слишком много нетерпения, - сказал Алиний. - Разве ты не
знаешь,  что  иногда лучше выждать благоприятный момент,  чем лезть на
рожон?
     - Благоприятный момент? - Комета вспомнила о Балиле и Гарбискуле.
Если эти двое узнают о ее пленении и сообщат Хрумпину...
     Но девушка  оборвала свои мечты.  Рассчитывать на помощь извне не
стоило.  Во-первых,  Балил и Гарбискул могли и не  знать  о  том,  что
произошло.  Во-вторых,  даже  если  бы Хрумпин повел на выручку Кометы
весь отряд, люди встретили бы его залпами картечи и частоколом пик.
     - Будь у меня сейчас  хотя  бы  часть  силы  Найи  Кайдавар...  -
мечтательно проговорила Комета.
     - О ком ты говоришь? - не понял Алиний.
     Комета спохватилась:
     - Извини.  Ты рассказал о себе,  а я - нет.  Дело в том,  что я -
"светлое воплощение"...
     Девушка села на ступеньки лестницы и начала  рассказывать  лекарю
свою историю. Вначале она собиралась ограничиться несколькими фразами,
как  в  Холмограде  в  штабе  армии  нелюдей.  Но  затем   собственное
повествование настолько захватило девушку, что она рассказала Алинию и
о резне в Теплой Долине, и об уничтожении другого лагеря зиганьеров.
     Когда Комета закончила, Алиний после минутного раздумья произнес:
     - Я много путешествовал по Холмогорью и видел много разных чудес,
но то, что рассказала ты, намного превосходит их все, вместе взятые.
     - Теперь  ты  знаешь  обо  мне больше,  чем остальные,  - сказала
Комета.  -  Я  надеюсь  на  твою  честность.  Обещай,  что  никому  не
расскажешь,   как   Найя  Кайдавар  поступала  с  детьми  и  женщинами
зиганьеров.  Боюсь,  что  это  может  разрушить  мой  образ  "светлого
воплощения".
     - Я никому ничего не скажу,  - твердо произнес Алиний,  и девушка
сразу поверила лекарю.
     Некоторое время они молчали.  Комета присматривалась к потолочным
балкам,  выбирая ту,  которая имела бы больше неровностей и за которую
было  бы  легче  зацепиться.  Лекарь  думал   о   чем-то,   беспокойно
переминаясь с ноги на ногу.
     Наконец, он решился спросить:
     - Скажи честно, Комета, тебя не беспокоит то, что ты убила одного
из служителей Шира-Вада-Дагна?
     - Почему  я  должна  беспокоиться?  -  удивилась  девушка.  -   Я
уничтожила  столько  врагов,  что  одна смерть ничего не меняет.  Люди
казнили бы меня в любом случае.
     - Я говорю не о людях, а о Шире-Ваде-Дагне.
     - О ком?  - Комета недоуменно посмотрела на  лекаря.  -  Ты  что,
веришь в этого триединого бога?  Тогда зачем же ты занимался лечением,
а не постился и молился, как честный триединист?
     - Я не принадлежу к Триединой церкви,  но  признаю  существование
высших  сил,  - сказал Алиний.  - И эти силы не любят,  когда смертные
существа бросают им вызов.
     - Да нет никаких богов или высших сил! - воскликнула Комета. - Их
придумывают люди, чтобы оправдать свои преступления.
     - Нельзя придумать то, чего нет на самом деле, - возразил Алиний.
- Если существует понятие "бог",  то должна быть сила,  овеществляющая
это понятие.
     Комета усмехнулась:
     - Уж  поверь  опыту  старшего рекламиста Латэлы Томпа:  придумать
можно все,  что угодно. Ты стал жертвой общего заблуждения. Точнее, не
заблуждения, а преднамеренной лжи. В Главном Агентстве Пропаганды, где
я работала,  это называлось  "замещением  сознания".  Приведу  простой
пример.   Допустим,   перед   тобой   стоит  задача  -  продать  новый
кинофильм...  Нет,  про кинофильм ты ничего не знаешь.  Возьмем  лучше
книгу.  Тебе  надо  продать  как  можно  больше  экземпляров книг.  Ты
нанимаешь   несколько   критиков,   литературных    обозревателей    и
журналистов.  В  течение  нескольких  недель  в самых разных средствах
массовой  информации  появляются  сообщения  о  том,  что   гениальный
писатель написал гениальную книгу.  Эта мысль закладывается в сознание
людей, и когда они покупают эту книгу, то уже заранее воспринимают ее,
как  гениальное произведение.  Даже если в этой книге напечатан полный
бред - все равно стадо...  то есть люди будут считать  ее  наполненной
глубоким  скрытым смыслом.  Они ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЮТ,  что отказываются от
собственного мнения и принимают за истину то, что внушается им ловкими
манипуляторами общественным сознанием.  То же и с богами. Конечно, для
продвижения на рынок новой религии требуются значительные  вложения  и
довольно    продолжительное    время,   но   зато   и   отдача   будет
соответствующей. Некоторые религии существуют тысячелетиями и приносят
огромные  доходы основным держателям акций - верховным жрецам,  святым
отцам и прочим лжецам.  Идеи о  "богах"  так  настойчиво  вбиваются  в
головы   людям,   что  они  уже  не  могут  вырваться  за  рамки  этих
представлений.  Даже  ты,  один  из  лучших  людей   своего   времени,
продолжаешь  пребывать  внутри  искусственно  придуманной  религиозной
структуры. Ты веришь в то, во что верят все.
     Алиний несколько раз прошелся взад и вперед по подвалу.  Затем он
сказал:
     - То,  что ты говоришь,  слишком необычно. Я не знаю, верю ли я в
бога потому,  что в него положено верить,  или потому,  что он есть на
самом  деле.  В  юности  я  много размышлял на эту тему.  Один из моих
учителей,  старый лекарь по имени Вифнутий,  когда-то поведал мне одну
историю.  Он рассказал, что однажды стал свидетелем дискуссии, которую
вели несколько очень уважаемых философов.
     Первый философ говорил:  "Все мы - творения единого  бога.  Мы  -
бледные  тени,  порожденные  фантазией единственно-истинного,  высшего
существа.  Все что происходит с нами,  предопределено заранее, поэтому
мы   плывем   по  реке  жизни  в  заданном  направлении,  и  все  наше
существование - не более чем иллюзия,  выдумка бога. Мы - ничто, бог -
все.  Ни одно деяние не совершаем мы без его участия. Ему известны все
наши мысли и поступки, как прошлые, так и будущие."
     Второй философ  утверждал  прямо  противоположное:  "В  мире  нет
никаких богов. Мы появились на свет в процессе длительной эволюции. Мы
обрели разум благодаря своему труду и общественной организации.  Мы  -
единственные в мире существа,  обладающие разумом, следовательно, мы -
самые совершенные творения природы.  Мы - хозяева своей судьбы.  Никто
не может распоряжаться нашими судьбами, кроме нас самих. Мы переделаем
мир по своему усмотрению,  и никто не сможет  помешать  нам  построить
светлое будущее."
     Третий философ заявлял: "Мы не можем постичь, создал нас бог, или
же  мы  появились  на   свет   в   результате   случайного   сочетания
биологических   молекул.   Если  всеми  нашими  мыслями  и  поступками
руководит бог,  то откуда в мире появляется зло?  Если  бога  нет,  то
почему  мы  становимся свидетелями фактов,  которые не может объяснить
наука?  Можно предположить,  что в мире кроме нас  существуют  и  иные
формы жизни, недоступные нашему пониманию. Но мы настолько далеки друг
от друга,  что если наши пути случайно пересекаются,  мы не только  не
можем вступить в контакт,  но даже едва ли замечаем чужое присутствие.
Лишь по влиянию иных существ на окружающий нас мир мы можем догадаться
об  их существовании.  Но это совершенно не означает,  что они - боги,
решающие наши судьбы. Мы для них безразличны."
     Четвертый философ   возразил:   "Если   мы   интересуемся   иными
существами,  то  логично было бы предположить,  что и они интересуются
нами.  А взаимный интерес может привести к возникновению  осмысленного
контакта.  Если  два  разумных  существа  хотят найти общий язык,  они
обязательно его найдут.  Вполне возможно, что мы сможем договориться с
иными  существами,  заключить  с ними взаимовыгодные договоры и союзы.
Конечно,  на это может уйти жизнь нескольких поколений, но представьте
себе, как много мы можем получить от этого сотрудничества!" Вот так...
     Алиний замолчал.
     - И кто же прав в этом споре? - нетерпеливо спросила Комета.
     Лекарь улыбнулся:
     - Точно такой же вопрос я задал своему старому учителю.
     - И что же он ответил?
     - Вифнутий  сказал,  что  в  это  время  рядом  проходил  простой
крестьянин и случайно раздавил всех споривших муравьев-философов.
     - Забавная притча... - сказала Комета и задумалась.
     - Вполне возможно, что это не притча. Вифнутий имел более сильный
талант, чем у меня. Он видел и знал больше, чем я.
     - Он общался с богами или только с муравьями?
     - Не иронизируй,  Комета. Вполне возможно, что есть существа, для
которых мы - меньше чем муравьи.
     - Ты  имеешь  в  виду  сказки  про  Шира-Вада-Дагна?  -   девушка
усмехнулась и привела свой самый главный довод:  - Ни в одной из своих
жизней я не встречалась с богами.
     - Что такое три твоих жизни по сравнению с бесконечным множеством
миров?   Вполне   возможно,   что  ты  еще  встретишься  с  теми,  чье
существование отрицаешь.
     - Возможно...  - эти слова навели Комету на мысль о том, что есть
один  очень простой способ избавиться от возможных мучительных пыток и
непременной казни.  Смерть.  Смерть и последующее возрождение в  новом
теле. Надо только броситься на первого же вошедшего солдата, завладеть
его оружием и обратить его против себя.
     Но Комета подумала,  что это будет равносильно  сдаче,  признанию
своего поражения. Пусть лучше она погибнет на плахе, но останется Леди
Кометой,  гордой и  несломленной.  Комета  даже  сама  себе  не  могла
признаться в том, что ее страшит вероятность окончательной смерти. Кто
может дать гарантию,  что,  прожив три (или намного больше)  жизни,  в
четвертой  она  также будет осознавать все свои предыдущие воплощения?
Комета ощутила вкус бессмертия,  и теперь хотела наслаждаться им снова
и снова.
     Найя Кайдавар  бросилась  со  стены замка потому,  что не знала о
возможности  нового  возрождения.  Латэла  Томпа  считала   предыдущее
воплощение  сном и не придавала ему значения.  Комета же знала о своих
прошлых жизнях и надеялась на то,  что цепь перерождений не прервется.
Но что надо для этого сделать?  Может быть, то, что она не погибла под
ударами прикладов,  говорило о том,  что она должна задержаться в этом
мире и не торопиться в другую жизнь?  Но кто мог решать ее судьбу? Кто
подал этот знак,  если это вообще следовало считать знаком,  а  не  ее
собственными проявившимися возможностями?
     - Если боги все-таки существуют, то и я тогда хочу стать богиней,
- произнеся это,  Комета уже в который раз поймала себя на мысли,  что
нечто подобное она когда-то от кого-то слышала.
     Но стоило ей только попытаться разобраться,  откуда появилось это
воспоминание,  как от головной боли потемнело в глазах и  зазвенело  в
ушах.  Комета  бросилась  к  бочонку в углу подвала.  Ее вырвало.  Это
отвлекло ее от размышлений, и головная боль сразу стихла.
     - Может,  я что-то просмотрел? - невозмутимо проговорил Алиний. -
Не повреждены ли у тебя внутренние органы? Ляг, я посмотрю.
     Комета послушно  легла  на  сено и постаралась расслабиться.  Она
сама удивлялась тому,  насколько легко  лекарь  завоевал  ее  доверие.
Может,  сказалось  то,  что  он  напомнил ей Бургуна?  Или же оба этих
человека были похожи на кого-то забытого,  но бесконечно дорогого?  От
таких  мыслей  вновь  накатила  головная  боль,  и девушка постаралась
выбросить из головы все лишние мысли и сосредоточиться на лечении.
     Тем временем Алиний встал на колени возле Кометы и несколько  раз
провел ладонями в воздухе над ее телом. Девушка почувствовала приятное
расслабляющее и успокаивающее тепло,  исходившее  от  его  рук.  Нечто
подобное проделывал и Бургун.
     - Невероятно,   -   пробормотал  лекарь,  -  твои  раны  заживают
буквально на глазах. Даже синяки почти рассосались.
     Комета хотела спросить:  "Алиний,  тебе никогда не казалось,  что
какая-то фраза, только что сказанная, уже была услышана тобой ранее?",
но в это время за запертой дверью послышались громкие голоса.  Толстые
доски  не  давали  возможности  разобрать  слова,  но  было ясно,  что
несколько людей о чем-то спорят.
     Комета вскочила и бросилась к лестнице,  собираясь занять позицию
на  балке  раньше,  чем  откроется  дверь.  Она  подпрыгнула  и  легко
зацепилась за балку.  Похоже, Алиний был прав. Комета чувствовала себя
намного лучше.  Правда,  силы Найи Кайдавар она так и не обрела. Чтобы
удержаться, приходилось напрягать мускулы и присоски.
     Дверь приоткрылась, и в нее просунулась рука с факелом.
     "Ну, пожалуйста, сделай три шага вперед," - взмолилась Комета.
     Однако человек не торопился входить внутрь.  Он  поводил  факелом
перед  собой,  освещая подвал.  Комета увидела,  что Алиний продолжает
стоять на коленях.  Теперь девушка смогла  рассмотреть  лекаря.  К  ее
удивлению,  внешне  он совершенно не походил на Бургуна.  Средних лет,
высокий,  худой,  с длинными темными волосами и трехдневной щетиной на
подбородке. Он щурил глаза от света факела, казавшегося особенно ярким
после кромешной тьмы  подвала.  На  Алинии  были  одеты  лишь  обычная
крестьянская рубаха и штаны из грубого полотна.
     - А  где  Леди  Комета?  -  немного  растерянно  спросил человек,
которого девушка пока что не видела за открытой дверной створкой.
     По голосу Комета  определила,  что  в  подвал  заглянул  довольно
молодой человек. Понадеявшись на силу своих присосок, девушка отцепила
одну руку от балки и подала знак Алинию.  Она надеялась,  что  тот  ее
поймет и постарается заманить человека в подвал.
     Однако девушка  переоценила свои возможности.  Не успела она пару
раз махнуть рукой в воздухе,  как вторая ее рука соскользнула с  балки
и, только чудом сгруппировавшись, Комета приземлилась на ноги. Присев,
она собиралась следующим прыжком броситься за дверь и  сбить  человека
одним ударом.
     Но тот вдруг радостно воскликнул:
     - Леди Комета, я пришел вас спасти! Быстрее идите за мной!
     Сперва Комета  решила,  что  это жестокая шутка тюремщиков,  но в
следующий момент ее шестое чувство подсказало,  что  за  дверью  кроме
молодого человека никого нет. Вряд ли кто-нибудь рискнул бы ради шутки
в  одиночку  сунуться  в  подвал,   где   находилась   особо   опасная
преступница, уже доказавшая свои боевые возможности.
     - Кто ты? - спросила Комета. - Почему ты хочешь мне помочь?
     - Меня зовут Адонсо Калтрадский. Сейчас нет времени на разговоры.
Поторопитесь, охранники могут вернуться.
     Человек за  дверью  отвел  факел  в  сторону  и  шагнул   вперед.
Действительно, это был довольно молодой человек весьма привлекательной
наружности.  Он выглядел,  как небогатый дворянин.  На нем были  одеты
высокие кожаные сапоги,  панталоны, камзол, плащ и широкополая шляпа с
перьями. За многократно обернутый вокруг талии кушак были заткнуты два
пистолета, а на широкой перевязи висела длинная шпага.
     - Одень на себя эту сутану!  - Адонсо протянул вперед левую руку,
через которую была переброшена одежда служителя  Триединой  церкви.  -
Так ты сойдешь за священника.
     - А  как  же  он?  - Комета показала на Алиния.  - Он тоже должен
пойти с нами.
     - Хорошо,  - быстро  согласился  Адонсо.  -  Только  умоляю  вас,
поторопитесь. Спасая вас, я рискую своей головой.
     Комета настороженно  приблизилась  к  молодому  человеку  и взяла
протянутую сутану.  Адонсо опустил голову и  отвел  глаза  в  сторону.
Только  сейчас  девушка  сообразила,  что  все  это время ее тело едва
прикрывало разорванное отцом Балимолтом платье.
     - Что,  не  нравлюсь?  -  спросила  Комета,  совершенно  спокойно
сбрасывая свои лохмотья и одевая на голое тело новую одежду.
     - Я не ожидал что ты такая...  такая... - смущенный Адонсо не мог
подобрать нужного слова.
     - Такая страшная  и  грязная?  -  с  некоторым  вызовом  спросила
Комета.
     - Нет! - горячо возразил молодой человек. - Такая... молодая.
     - Вот спасибо,  - буркнула девушка, накидывая на голову капюшон и
заправляя под него свои роскошные  волосы,  -  а  ты  что  же,  ожидал
увидеть здесь старуху?
     Вместо ответа Адонсо посветил факелом наружу и сказал:
     - Идите  за  мной.  Если кто-нибудь попытается нас остановить или
заговорит с нами,  ничего не делайте и не отвечайте.  Предоставьте это
мне.
     - Пошли,  Алиний, - позвала Комета лекаря. - Похоже, боги пока на
нашей стороне.
     Тот пробормотал что-то  неразборчивое,  но  быстро  направился  к
выходу.
     Выйдя из подвала,  трое беглецов оказались в небольшом дворике, с
трех сторон окруженном стенами домов.  Комета поняла, что это задворки
одного  из бывших трактиров в центре Дубовых Взгорий.  Несмотря на то,
что давно  наступила  ночь,  множество  звезд  с  ясного  неба  давали
достаточно  света для обычных человеческих глаз.  Комета же видела все
почти как днем.
     - Где же охрана? - тихо спросила Комета у Адонсо.
     - Я сказал, что их вызвал к себе капитан.
     - И они поверили?
     - Я назвался лейтенантом гвардии Триединой церкви и  сказал,  что
сейчас подойдут мои солдаты,  которые займут пост возле тюрьмы с особо
опасными преступниками.
     - А на самом деле в каком ты звании?
     - Я и на самом деле лейтенант. Только простой пехотинец.
     - Завтра наш побег обнаружат,  и начнут искать того, кто отпустил
солдат с поста. Тебя опознают.
     - Едва  ли.  Я  надвинул  шляпу на глаза и все время держал факел
перед собой. Солдаты не видели моего лица.
     - Они найдут тебя по голосу.
     - Я нарочно говорил громко и немного в нос.
     - Ты, видно, все продумал.
     - Я старался.  Я доведу вас до безопасного места, а потом вернусь
назад. Идемте, кажется, вокруг никого нет.
     - Может, ты потушишь факел? - предложил Алиний.
     - Три крадущиеся в темноте фигуры вызовут больше подозрений,  чем
смело идущие с факелом, - ответил Адонсо.
     Комета была согласна с молодым человеком.
     Они вышли из дворика и пошли по центральной улице  между  домами.
Несмотря  на  позднее время,  во многих окнах горел свет,  и слышались
голоса людей.  По улице также ходили люди но,  разумеется,  не в таком
большом  количестве,  как  днем.  Кроме  того,  почти  все они на ходу
пошатывались.  Особенно многолюдно было возле того дома,  который люди
превратили  в  храм  Триединой церкви.  Девушка предположила,  что там
готовятся к похоронам отца Балимолта.
     - Дисциплина-то у вас в армии хромает,  - заметила Комета.  - Или
пьянство в военное время не запрещено?
     - Благородные дворяне могут делать то,  что им заблагорассудится,
- с печальной усмешкой произнес Адонсо. - А вот солдата, замеченного в
пьянстве, ждет суровое наказание.
     - Похоже, ты не очень-то жалуешь своих сотоварищей.
     - Большинство  из  них  мне  не  сотоварищи.  Я  служу в армии по
необходимости,  а не по доброй воле.  Я ненавижу войну.  Более того, я
ненавижу людей, которые эту войну развязали.
     - Я тоже, - сказала Комета. - Но у меня нет выбора. Враг напал на
мой дом,  и я вынуждена защищаться.  А что мешает тебе бросить  все  и
вернуться домой?
     - У меня нет дома,  - печально сказал Адонсо.  - Я пошел в армию,
чтобы...
     Он не  успел  договорить.  Навстречу  троим  беглецам   нетвердой
походкой направился один из ночных гуляк.
     - Эт-то кто тут ходит?  Ик! - язык плохо слушался человека, но по
дорогому,   шитому   золотом   камзолу   Комета   поняла,   что    это
высокопоставленный военный.  - Стоять смирно! Ик! Равнение налево! Ик!
Кругом-м-м-арш!
     Адонсо вытянулся по стойке смирно:
     - Господин полковник, я сопровождаю отца Ливордо, которому срочно
потребовалось покинуть Дубовые Взгорья.
     - А  эт-то  кт-т-о?  -  полковник вытянул слегка дрожавшую руку и
ткнул указательным пальцем в Алиния.
     - Слуга,  -  коротко  ответил  Адонсо.   Для   дворянина   такого
объяснения было вполне достаточно.
     Полковник приблизился  к Комете настолько,  что она почувствовала
исходивший от него запах крепкого вина.
     - От-тец Лив-вордо,  выпейте с-со мной!  Мы с в-вами еще не пили.
Ик!  -  Полковник  протянул руку,  словно собирался откинуть капюшон с
головы девушки.  - Ст-транно...  Ик!  Я в-вас вообще не помню,  от-тец
Лив-вордо...
     Комета поняла, что может быть разоблачена в следующую же секунду.
Поэтому она быстро огляделась и, убедившись, что в их сторону никто не
смотрит,  нанесла резкий удар в горло полковника. Тот издал булькающий
звук и пошатнулся. Алиний и Адонсо оцепенели.
     - Держите же его! - прошипела Комета.
     Двое мужчин успели подхватить полковника до того,  как он упал на
землю.  Полковник  размахивал руками,  таращил глаза и раскрывал рот в
немом крике.  Но перебитая трахея не позволила ему позвать на  помощь.
Менее  чем  через  минуту  полковник  умер  от удушья и обвис на руках
Алиния и Адонсо.
     - У меня не было другого выхода,  - коротко объяснила  Комета.  -
Извини,  Адонсо,  если я нарушила твои планы.  Изобразите,  что несете
мертвецки пьяного человека, и уберите это тело с глаз долой.
     - Отнесем его туда,  - молодой дворянин махнул факелом в  сторону
одного из домов. - Там его не сразу заметят.
     Они потащили тело, старательно делая вид, что ведут пьяного. Ноги
полковника волочились по  утоптанной  земле,  оставляя  за  собой  две
неглубокие  борозды.  Алиний и Адонсо и сами слегка пошатывались,  так
как полковник был довольно высок и грузен.
     Шедшая позади   Комета   внимательно   следила   за    окружающей
обстановкой.  Но  никто  из  людей не обратил внимания на их компанию.
Впрочем,  это было неудивительно:  подобное зрелище не  могло  вызвать
подозрения,  так  как  вокруг  не  было ни одного трезвого офицера,  а
солдаты,  стоявшие на постах, не осмелились бы остановить для проверки
полковника, лейтенанта и сопровождавшего их священника.
     Кроме того,   Комета  наблюдала  за  поведением  Адонсо.  Она  не
понимала мотивов поступков этого молодого дворянина, следовательно, не
могла  ему  доверять.  Слишком  уж  "своевременным"  было ее спасение,
слишком легким.  Комета даже не исключала возможности того, что Адонсо
мог выполнять приказ вышестоящего начальства. Выпуская на свободу одну
девушку,  люди рассчитывали  через  нее  выйти  на  отряд  Холмогорья.
Правда, подобная версия была уж очень маловероятной. Все-таки подобная
шпионская операция не была характерна для  самоуверенных  и  недалеких
дворян-командиров.
     Комета ликвидировала   полковника   не  только  для  того,  чтобы
избежать разоблачения,  но и  для  проверки  Адонсо.  Молодой  человек
выдержал   испытание,   никак  не  выказав  ужаса  или  возмущения  от
содеянного девушкой.  Либо он на  самом  деле  ненавидел  войну  и  ее
олицетворение - дворян, либо очень хорошо играл свою роль.
     Пока Комета размышляла, беглецы преодолели открытое пространство,
завернули за угол одного из домов и стали невидимы для людей на улице.
Алиний и Адонсо прислонили полковника к стене, и его тело тихо сползло
вниз,  приняв полусидящую позу.  Со стороны могло показаться,  что  он
заснул,  привалившись  спиной  к  стене здания.  Лишь с очень близкого
расстояния и при наличии яркого факела можно было заметить  посиневшее
лицо и вывалившийся язык.
     У полковника  при  себе  имелись  только  шпага и длинный кинжал.
Комета не стала тратить время на то,  чтобы снять перевязь со шпагой с
покойника.  Она  просто вытянула клинок и прикрыла его складками своей
широкой сутаны. С кинжалом было легче - его ножны были просто заткнуты
за пояс.  Комета взяла кинжал и,  немного поколебавшись, протянула его
Алинию.
     Но лекарь выставил перед собой открытые ладони, словно упирался в
невидимую стену:
     - Нет, нет, нет! Оружия я в руки не возьму.
     - Ну,  как  хочешь,  -  Комета  не  собиралась  тратить  время на
уговоры, и кинжал также исчез в складках сутаны.
     Затем девушка повернулась к  Адонсо  и  посмотрела  ему  прямо  в
глаза:
     - Похоже, выбраться из Дубовых Взгорий будет не так-то просто.
     - Если  ты будешь убивать всех,  кто с нами заговорит,  мы вообще
никогда отсюда не выберемся.
     - Если бы ты нашел более безопасный и менее заметный путь, то нам
бы на дороге никто не встретился.
     - Я и так делаю все, что могу.
     - Вопрос только в том,  ЗАЧЕМ ты это делаешь,  - на всякий случай
Комета поудобнее перехватила шпагу.  - Кажется,  появление  полковника
помешало тебе объясниться...
     Алиний попытался утихомирить девушку:
     - Комета, неужели у нас сейчас есть время?...
     - Не  надо жалеть время на то,  чтобы выяснить,  кто друг,  а кто
враг.  Итак,  лейтенант Адонсо Калтрадский,  я жду продолжения  вашего
рассказа.
     - Только, умоляю, покороче! - добавил Алиний.
     Молодой человек тяжело вздохнул:
     - Моя  история  довольно  проста.  Я родился на Побережье в семье
небогатого дворянина, который переселился на Восточный материк. Но мой
отец  искал  не  богатств  и  новых  земель,  а  знаний.  Он занимался
изучением многих наук и потому вынужден был скрывать свои интересы  от
соглядатаев Триединой церкви.  Но священники все-таки прознали про то,
что мой отец  организовал  в  подвале  нашего  дома  лабораторию,  где
проводил опыты над минералами и растениями. Когда мне было пять лет, в
наш дом ворвались  солдаты.  Отец  и  несколько  верных  слуг  держали
оборону,  а моя мать схватила меня и поволокла прочь. Помню, я пытался
вырваться...  А позади уже горел наш дом, подожженный солдатами короля
и праведными триединистами.
     Адонсо отвел факел в сторону, и его лицо оказалось в тени. Сделав
несколько глубоких вдохов, он продолжил:
     - Я до сих пор не понимаю,  как могла моя  мать,  выскочившая  из
дома  без  вещей и денег,  добраться до своих родственников,  живших в
нескольких тысячах лиг от  нас.  И  я  вечно  благодарен  этим  людям,
приютившим  у  себя беглянку,  которую преследовала Триединая церковь.
Они объявили меня своим сыном и дали мне  свою  фамилию.  А  моя  мать
после  перенесенных  страданий  прожила  всего чуть больше года...  Ее
похоронили под чужим именем...  Вот так...  Я вел жизнь дворянина,  но
ненавидел  короля и Триединую церковь.  Я хотел пойти по стопам отца и
заняться наукой,  но боялся,  что этим навлеку беду на свой новый дом.
Мои приемные родители,  разумеется,  догадывались о том, какие чувства
терзают мою душу.  Они относились ко мне,  как к родному сыну,  но  со
временем  и  в их глазах я начал замечать страх и сомнения.  И тогда я
пошел в армию.  Я еще не  знал,  что  король  готовит  войну  с  миром
нелюдей.  Я  надеялся,  что  служба в армии позволит мне увидеть новые
земли, поучаствовать в далеких экспедициях вглубь Восточного материка.
И  вот  моя  мечта  сбылась...  -  Адонсо  невесело усмехнулся.  - Я в
Холмогорье,  в окружении ненавидящих нас местных жителей,  и первое же
мое доброе деяние встречено с опаской и недоверием.
     - Извини, что заставила тебя разбередить старые раны, - искреннее
сказала Комета.  - И чтобы показать,  что я полностью тебе доверяю,  я
предлагаю  тебе  вступить  в мой отряд.  Зачем тебе воевать на стороне
людей?  То есть, не на стороне людей, а на стороне зла. Ведь и в армии
Холмогорья служат люди, которым нужен опытный командир.
     - Я не уверен... - Адонсо замялся. - Я не уверен, что меня примут
местные жители. Для них я навсегда останусь чужаком.
     - Мы все чужаки в этом мире,  - философски заметил Алиний. - Но я
хотел  бы  предложить  продолжить  этот  разговор чуть позже,  в более
безопасном месте.
     - Да, - согласилась Комета, - веди нас, Адонсо.
     Молодой человек с благодарностью посмотрел на девушку:
     - Я не подведу тебя, Леди Комета!
     Когда беглецы выглянули из-за угла,  то увидели,  что улица почти
пустынна. Лишь редкие прохожие торопились по своим квартирам.
     - Будем  идти  быстро  и уверенно,  словно у нас срочное дело,  -
сказал Адонсо.  - Патрули нас не остановят.  Я доведу  вас  до  своего
дома. Там я приготовил лошадей.
     Комета и   ее   спутники   быстрым   шагом  двинулись  по  улице.
Действительно,  больше никто не проявил к ним интереса,  и вскоре  они
уже   оказались   за  шлагбаумом,  возле  которого  остановили  телегу
Гарбискула.  Торговая площадь  была  пуста,  и  Комета  подумала,  что
озерник  либо  отправился назад к отряду с вестью о том,  что "светлое
воплощение" попало в плен,  либо остался  в  Дубовых  Взгорьях,  чтобы
попытаться  ее  спасти.  И  в  том,  и  в  другом  случае найти его не
представлялось возможным. Да и попытка отправиться к прыгункам, скорее
всего,  закончилась  бы  довольно  печально.  Беглецов  мог остановить
патруль,  или прыгунки в темноте приняли  бы  их  за  подкрадывающихся
врагов.  Поэтому  Комета  решила следовать плану Адонсо,  выбраться из
Дубовых Взгорий и соединиться со своим отрядом.
     - Вот  и  мой  дом,  -  Адонсо  показал  на  небольшое  строение,
вероятно,   принадлежавшее   ранее   какому-нибудь  фавну-торговцу.  -
Пойдемте к конюшне.
     Конюшней назывался небольшой  сарай,  где  возле  большой  охапки
свежей  травы  стояли  две  лошади.  Седла,  уздечки и прочие предметы
упряжи были сложены рядом.
     Адонсо начал быстро и умело седлать первую лошадь.
     - Почему ты не подготовился заранее? - спросила Комета.
     - Оседланные лошади могли вызвать подозрения.
     - А почему лошадей всего две?
     - Вообще-то,  я рассчитывал только на одного беглеца -  на  тебя,
Леди  Комета.  Теперь вторую лошадь придется отдать Алинию.  А я утром
подыщу себе нового скакуна.
     - Значит, ты раздумал бежать с нами?
     Адонсо ничего не ответил и принялся особенно тщательно затягивать
подпругу.
     И тут заговорил Алиний:
     - Придется Леди Комете ехать без меня. Я ни разу в жизни не сидел
на лошади. Со мной она не проедет и нескольких шагов. Я или упаду, или
привлеку внимание патрулей.
     - Что же ты раньше не сказал? - удивилась девушка.
     - Главное, что я на свободе. За меня не беспокойся - я спрячусь у
надежных друзей, которые не сдадут меня пришлым людям. Кроме того, как
я понимаю,  прятаться мне придется недолго.  Верно? - Лекарь испытующе
посмотрел на Комету.  - Ведь  ты  не  просто  так  явилась  в  Дубовые
Взгорья?
     - Ты  прав.  Не  пройдет  и  двух  дней,  как эта местность будет
освобождена от захватчиков.  - Комета положила руку на  плечо  Адонсо,
который  заканчивал  седлать  вторую  лошадь.  -  Ты не передумал?  Ты
останешься здесь и будешь сражаться против моего отряда? Против меня?
     Руки молодого человека  слегка  дрогнули.  Он  медленно  повернул
голову и нерешительно произнес:
     - Для меня было бы большой честью сопровождать тебя, Леди Комета,
и служить под твоим началом.
     - Значит, решено! - сказала девушка. - Мы едем вместе.
     - Вот и хорошо!  - обрадовался Алиний. - Значит, и я буду спокоен
за вас обоих. Ну, милые мои, отправляйтесь с богом.
     - Бога нет, - улыбнулась Комета.
     - Бог  убил  мою  семью,  -  тихо прошептал Адонсо,  но эти слова
услышала только девушка.
     Они вскочили на коней и поскакали по  дороге.  Обернувшись  через
несколько мгновений,  Комета увидела,  что Алиний отправился в сторону
холма,  изрытого норами прыгунков.  Она подумала,  что  надо  было  бы
передать с ним весточку Балилу. Но возвращаться было уже поздно.
     Возле того  места,  где прыгунки строили укрепления,  ярко горели
костры,  а возле закрытых  грубыми  холстами  пушек  дремали  часовые.
Заслышав   конский   топот,   они   проснулись,  вскочили  на  ноги  и
перегородили дорогу.
     - Стой! Кто едет?
     - По приказу его  светлости  полковника  Пиоркийского!  -  громко
крикнул  Адонсо,  подняв  над головой факел и направив лошадь прямо на
старшего караульного.
     Тот разглядел офицерские знаки отличия и отдал честь:
     - Извините,  ваше высокородие,  не признал в темноте. А это кто с
вами?
     - Отец   Ливордо,   особый   уполномоченный  представитель  нашей
благодатной Триединой церкви.
     Караульные опустились на колени:
     - Благословите нас, святой отец!
     Комета вспомнила слова отца Балимолта  и  постаралась  заговорить
грубым "мужским" голосом:
     - Во имя нашего бога,  великого и триединого Шира-Вада-Дагна,  да
будут благословенны эти воины,  защищающие короля и Триединую церковь!
Да укрепятся их руки, поражающие врагов единственно праведной веры!
     Благодарные солдаты  едва  не  прослезились.  Путь  был свободен.
Скакуны помчали Комету и Адонсо прочь из Дубовых Взгорий.
     Когда костер часовых превратился в маленькую точку,  и  опасность
разоблачения миновала, Комета откинула капюшон. Встречный ветер овевал
ее  лицо  и  играл  густыми  волосами.  Несколько  мгновений   девушка
упивалась  восхитительной ночной скачкой,  но внезапно вспомнила,  что
именно об этом некогда мечтала Найя Кайдавар -  мчаться  по  степи  на
лихом  скакуне  рядом  с  любимым...  Но  теперь  вместо  степи вокруг
расстилалось оккупированное  врагами  Холмогорье,  а  вместо  любимого
человека  рядом скакал довольно подозрительный тип Адонсо Калтрадский.
Не  то,  чтобы  Комета  совершенно  не  поверила   рассказу   молодого
дворянина. Нет. Просто она так часто сталкивалась с ложью, подлостью и
предательством,  что не  могла  позволить  себе  доверять  одним  лишь
словам, какими бы правдивыми они не казались.
     Эти мысли   заставили   Комету   помрачнеть  и  нахмуриться.  Она
подумала,  что быть "светлым  воплощением"  не  просто.  Опыт  прошлых
жизней являлся не только благом, но и тяжким бременем.

                               * * *

     Беглецы опасались   погони,  поэтому  гнали  лошадей  по  дороге,
стремясь как  можно  скорее  миновать  открытые  поля  и  оказаться  в
спасительном  лесу.  Но  не успели они добраться до цели,  как увидели
впереди множество факелов.  Комета присмотрелась,  рассчитывая на свое
необыкновенное зрение,  но на таком большом расстоянии невозможно было
определить, что за отряд движется навстречу.
     - Либо это мой отряд,  либо граф  Дабариццо  Картеньянский  ведет
подкрепление в Дубовые Взгорья,  - сказала она Адонсо. - Погаси факел.
Мы спрячемся вон в той роще и подождем, пока они приблизятся.
     Молодой человек согласился со своей спутницей,  и они свернули  с
дороги,  чтобы укрыться за стволами деревьев. Роща была небольшой и не
могла служить достаточно надежным убежищем, однако Комета надеялась на
темноту и на то, что многочисленный отряд не станет опасаться засады.
     Через некоторое время неопределенный отряд приблизился. Со смесью
радости и огорчения Комета узнала своих воинов.  Она была  рада  тому,
что  холмогорцы  бросились  ей на выручку,  не боясь превосходящих сил
противника.  Огорчало ее то,  что при этом нелюди забыли почти все  ее
наставления: не выслали передовые дозоры, не соблюдали ровного строя и
перемешали подразделения.
     - Ну,  сейчас я наведу порядок!  - пообещала Комета,  пришпоривая
лошадь.
     - Подожди! - крикнул Адонсо. - А я?
     - Езжай за мной. Я все устрою.
     Едва два  всадника  показались  на обочине дороги,  как ближайшие
воины закричали,  предупреждая товарищей,  и вскинули ружья. Но тут же
все узнали свою прекрасную предводительницу.
     Раздались крики, полные восторга и ликования:
     - Леди Комета!
     - Это Леди Комета!
     На глаза девушки навернулись слезы.
     Словно из-под  земли появились Хрумпин,  Карих,  Ваксар,  Одолах,
Гарбискул и все те,  кто сражался вместе с Кометой с самого начала или
входил  в  число  ее  ближайших  помощников.  В  общей сутолоке Адонсо
оттеснили в сторону.  На молодого человека никто не обращал  внимания,
несмотря  на  то,  что он был одет в форму офицера человеческой армии.
Возможно,  его просто приняли за одного из людей  Холмогорья,  который
для  маскировки,  также,  как  и сама Комета,  переоделся во вражескую
одежду.
     - Как тебе удалось освободиться? - спросил Гарбискул, разглядывая
девушку,  словно  видел ее в первый раз.  - Когда я услышал,  что тебя
схватили,  я немедленно  поспешил  к  Хрумпину.  Как  видишь,  мы  все
торопились тебе на помощь!
     - Вижу,  -  Комета  резко  посерьезнела  и  обвела воинов суровым
взором,  - я также вижу,  что эта спешка привела бы к тому,  что  люди
задолго  услышали  бы  о вашем приближении и встретили бы вас пулями и
картечью.  Вы и меня бы не спасли,  и сами погибли.  Если бы не Адонсо
Калтрадский, завтра утром люди праздновали бы двойную победу!
     - Кто такой Адонсо Калтрадский?  -  Хрумпин покрутил головой. - Я
хочу обнять его и отблагодарить за геройский поступок.
     - Адонсо! - позвала Комета. - Адонсо, куда ты пропал?
     Найти молодого человека не составило труда.  Всадник,  как и сама
Комета, возвышался над кентаврами, фавнами и прочими воинами, и стоило
только ему приблизиться, все взгляды обратились на него.
     - Этому человеку я  обязана  свободой  и  жизнью,  -  представила
девушка своего спутника. - Его зовут Адонсо Калтрадский, он дворянин и
лейтенант  человеческой  армии...   -   Воины   Кометы   непроизвольно
схватились  за  оружие,  поэтому  она  быстро  поправилась:  -  Бывший
лейтенант.  Он целиком и полностью на нашей стороне.  Мое  спасение  -
тому доказательство.
     С этим  утверждением  спорить  было трудно.  Холмогорцы мгновенно
сменили свое отношение к Адонсо с враждебного на дружелюбное.  Нелюди,
да  и  местные  люди  также,  были подобны детям:  невинная жестокость
сочеталась  в  них  с  наивной  добротой.  Они  были   переменчивы   в
настроениях, но тверды в своем стремлении к свободе.
     - Каковы будут твои дальнейшие указания,  Леди Комета?  - спросил
Хрумпин.
     Девушка задумалась.  Ее  первоначальный  план,   составленный   в
Дубовых   Взгорьях,   предполагал   штурм   этого  населенного  пункта
несколькими узкими колоннами.  Этим она рассчитывала снизить потери от
ружейного    и    артиллерийского   огня,   максимально   использовать
пересеченную местность и внести панику в войско людей,  создав иллюзию
многочисленности  своего  отряда.  Начать  штурм  она собиралась,  как
обычно,  на рассвете, когда солнца достаточно хорошо осветит вражеские
позиции.
     Но теперь  Комета  изменила свое решение.  Она поняла,  что воины
Холмогорья еще  недостаточно  организованы,  чтобы  вести  наступление
несколькими  отдельными  группами и выдерживать общий план штурма.  И,
главное,  она только что убедилась в том,  что ночью  ее  отряд  легко
спутать с человеческим. А ровная дорога удобна и для ночного марша...
     Комета привстала на стременах и подняла руку, призывая к тишине:
     - Мы захватим Дубовые Взгорья сегодня ночью!  Прямо сейчас!  Люди
ждут подкреплений с Побережья.  И мы сыграем роль  этих  подкреплений.
Люди,  постройтесь  в  авангарде!  В первые ряды пусть станут те,  кто
имеет трофейное оружие и доспехи.
     - Я понял,  что ты задумала!  - восхищенно произнес Хрумпин. - Но
это  же нарушение всех правил и традиций!  Я никогда не слышал,  чтобы
сражения велись ночью.
     - Если  мы  хотим  победить,  то  должны  забыть  о  правилах   и
традициях.  Отводи кентавров назад.  Издалека вас, возможно, примут за
кавалерию.
     Через некоторое время перестроение  отряда  было  закончено.  Все
люди,  которые служили в отряде Кометы,  выстроились впереди,  фавны и
прыгунки встали за ними,  а кентавры оказались в  арьергарде.  Длинная
колонна растянулась на сотни шагов.
     Девушка критически осмотрела авангард своего отряда:
     - Потушите половину факелов!
     В темноте  при  зыбком  свете  даже с небольшого расстояния можно
было спутать  людей-холмогорцев  с  регулярной  человеческой  пехотой.
Тускло поблескивали металлические кирасы и шлемы,  которыми обзавелись
некоторые солдаты.  Длинные тяжелые ружья лежали на правых плечах, как
и  было  положено при маршировке согласно Уставу Стрелкового Дела.  Не
хватало только длинных пик, которые не использовались холмогорцами. Но
Комета  надеялась  на  то,  что  сонные  часовые не сразу заметят этот
недочет.
     - Не будем терять время!  - крикнула девушка.  - За  мной,  шагом
марш!
     Она поехала во главе отряда. Адонсо пристроился сбоку.
     Комета внимательно посмотрела на молодого человека:
     - Ты собираешься сражаться со своими недавними друзьями?
     - Я  уже говорил,  что среди королевских убийц у меня нет друзей.
Правда,  в армии есть здравомыслящие  люди,  которые  недовольны  этой
войной.  Я пытался получше выяснить их настроения и мысли, но страх за
свою жизнь мешал мне быть с ними до конца откровенным, поэтому я так и
не сумел отыскать верных единомышленников.
     - Будем надеяться, что эти люди не станут участвовать в сражении,
- сказала Комета.
     - Да,  я слышал,  что ты отпускаешь тех,  кто  бросает  оружие  и
сдается.
     - Я тоже об этом слышала, - усмехнулась девушка.
     - Но  бросить  оружие  -  это величайший позор для дворянина.  Не
каждый переступит через фамильную гордость.
     - А ты?
     - Я - другое дело.  Я вне закона.  Мой дворянский  титул  -  лишь
оболочка.
     - Знаешь,  Адонсо,  а я считаю, что именно ты - самый благородный
из всех дворян, которых я до сих пор встречала.
     - Премного благодарен за оказанную мне честь!  - молодой  человек
наклонился в строну Кометы и попытался поймать ее руку.
     - Эй! Что это ты делаешь?
     - Хочу взять твою руку.
     - Зачем?
     - Чтобы поцеловать...
     Комета весело рассмеялась, удивив и смутив Адонсо.
     - Ты,  наверное, не разглядел вот этого! - сквозь смех произнесла
девушка и осветила факелом свои пальцы,  заканчивавшиеся подушечками с
присосками.
     - Я знаю,  что ты - получеловек-полудриада,  но это не мешает мне
считать тебя самой красивой...
     - Эй,  эй, поосторожнее, - сказала Комета и тотчас же пояснила, к
чему  относятся  ее слова:  - Я вижу костер караульных,  пора начинать
разыгрывать представление.
     Разумеется, люди  уже  заметили  приближение   большого   отряда.
Впрочем, согласно плану Кометы, ему и не надо было скрываться. Длинная
колонна текла  по  дороге  через  поля,  освещаемая  лишь  звездами  и
немногочисленными факелами.
     Послышался быстро   приближавшийся   стук  копыт.  Комета  быстро
накинула на голову капюшон сутаны.  Она не ожидала,  что  люди  вышлют
конный дозор. Теперь весь ее план оказался на грани срыва.
     В этот   момент   Адонсо  пришпорил  лошадь,  вырвался  вперед  и
прокричал:
     - Это Дубовые Взгорья?!
     - Так точно,  господин лейтенант!  - ответил один  из  всадников,
которые приблизились настолько, что смогли разглядеть форму Адонсо.
     - Наконец-то  мы  на  месте!  -  с почти искренними облегчением и
радостью воскликнул молодой человек.  - Его сиятельство граф Дабариццо
Картеньянский  приказал  нам  идти  всю  ночь,  чтобы к утру прибыть в
Дубовые  Взгорья.  Ему  донесли,  что  эти  проклятые  нелюди   где-то
неподалеку.
     - А где сам сиятельный граф?
     - Он  там,  -  Адонсо  неопределенно  махнул  рукой  назад,  -  с
кавалерией.
     - Кавалерия - это хорошо!  - обрадовался всадник, который, скорее
всего, был старшим в дозоре. - А то у нас всего полторы сотни клинков.
Для  того,  чтобы  держать  в  узде  местных  крестьян,  этого  вполне
достаточно,  но  для  сражения  маловато.  На  пехоту надежды мало:  в
обороне она сильна, но в поле никак не может угнаться за нелюдями.
     - Граф Картеньянский ведет три сотни королевских конных рейтар  и
сотню легких всадников из ополчения маркиза Арролдарского.
     - Ну,  с  этими  силами мы загоним нелюдей обратно в те норы,  из
которых они повылезали.
     - Это точно!  -  весело  согласился  Адонсо.  -  Скачи  к  своему
начальству,  пусть  оно  готовится к торжественной встрече сиятельного
графа.
     - И то верно!  - всадники  развернули  коней.  -  Ну,  до  скорой
встречи!
     Дозор помчался назад в Дубовые Взгорья, чтобы сообщить о прибытии
графа и долгожданных подкреплений.
     - Спасибо, Адонсо, - тихо сказала Комета. - Ты здорово разделался
с этой проблемой.
     Тот с   благодарностью   посмотрел   на  девушку,  но  больше  не
предпринял попыток поцеловать ее руку.
     Через несколько десятков шагов  Комета  и  Адонсо  поравнялись  с
часовыми  возле недостроенных укреплений.  Поднятые по тревоге солдаты
уже погасили фитили своих  ружей,  составили  пики  наподобие  высоких
узких шалашей и сейчас как раз зачехляли пушки.
     Навстречу Комете  и Адонсо направились несколько конных офицеров.
Девушка обернулась. Ее воины шли позади, сохраняя стройные ряды и даже
пытаясь чеканить шаг, как это делали настоящие королевские пехотинцы.
     - Еще  несколько  минут,  и  обман  раскроется,  - шепнула Комета
Адонсо. - Нам надо немного потянуть время, чтобы как можно больше моих
солдат проникло вглубь обороны противника.
     Молодой человек понимающе кивнул головой и поскакал к офицерам.
     - Доброй ночи, господа! - приветствовал он их.
     В ответ послышался удивленный голос:
     - Адонсо?  Адонсо Калтрадский?  Откуда ты здесь?  Я думал, что ты
спишь в своем доме.
     Комета поняла, что Адонсо встретил знакомого офицера.
     Молодой человек не растерялся, быстро сменил тактику и заговорил,
как ни в чем не бывало:
     - Здравствуй,   Периенор  Исвидалский,  я  тоже  не  ожидал  тебя
увидеть.  Его светлость полковник Пиоркийский отправил меня  с  особым
поручением на Побережье.  Но,  едва я отъехал от Дубовых Взгорий,  как
встретил  его  сиятельство  графа  Картеньянского.  Он  приказал   мне
вернуться и сообщить о его приближении.  А ты как оказался в передовом
отряде?
     - Мою  роту  подняли  по  тревоге,  когда  дозорные  сообщили   о
приближении большого неизвестного отряда.
     - К счастью, это вернулся его сиятельство с подкреплениями.
     - Кстати, а где он сам? - спросил Периенор.
     - Он находится в середине отряда.
     - А это кто с тобой?
     - Это отец Ливордо.
     - Благословите, святой отец, - Периенор направил лошадь к Комете.
     Комета приготовилась  ответить заранее заготовленной фразой,  уже
проверенной на солдатах-караульных.
     Но в этот момент офицер резко осадил скакуна:
     - Что это?... Кто это?...
     Авангард отряда Кометы,  состоявший из людей,  уже  промаршировал
мимо,  и  теперь  следом  за  ними  в  Дубовые Взгорья вступали фавны,
вооруженные ружьями, топорами и большими тесаками.
     Девушка поняла,  что притворяться больше нет смысла. Она сбросила
с головы капюшон и подняла обнаженную шпагу:
     - Люди запада,  сдавайтесь! Кто бросит оружие, останется жив, кто
попытается  сопротивляться,  погибнет.  Это  говорю  я,  Леди  Комета.
Холмогорцы, в атаку!
     Воины дружно подхватили ее клич:
     - Холмогорье! Холмогорье!
     На некоторое время люди оцепенели.  Этого было достаточно,  чтобы
солдаты Кометы развернули строй и взяли оружие наизготовку. Когда люди
опомнились,  сопротивляться  было  уже  поздно - все они оказались под
прицелами ружей или в опасной близости от острых лезвий.
     Вопреки словам Адонсо, даже офицеры не решились обнажить шпаги.
     Лишь Периенор Исвидалский повернулся к  Адонсо  и  ледяным  тоном
спросил:
     - Неужели ты переметнулся на их сторону?
     - Душой я всегда был с ними,  - твердо ответил молодой человек. -
Мои родители погибли из-за жестокости короля  и  мракобесия  Триединой
церкви. Я поклялся отомстить. И моя месть только начинается.
     Периенор медленно покачал головой:
     - Если тебя не остановят пуля или шпага, то покарает гнев божий.
     - Бога  нет,  -  ответил  Адонсо.  -  Если  существует  Триединая
церковь, то бога точно нет.
     Комета не собиралась задерживаться ради философского спора.
     - Загоните пленных людей в ров и охраняйте! - приказала она своим
воинам.  - Сообщите местным прыгункам о начале штурма. Основные силы -
вперед, к центу Дубовых Взгорий!
     Ее последние слова были адресованы  Хрумпину,  который  во  главе
кентавров  преодолел  полосу  укреплений.  Окрыленные  первым успехом,
воины Холмогорья помчались по дороге,  громко крича, завывая и свистя.
Полусонные  люди  выскакивали из домов и палаток,  бестолково метались
между строениями с выпученными от ужаса глазами.  Загремели  выстрелы,
обагрились кровью клинки шпаг, лезвия секир и наконечники копий.
     В памяти    Кометы   возникли   картины   разгромленных   лагерей
зиганьеров. Но тогда Найя Кайдавар действовала в одиночку, рассчитывая
только   на   свою  -  правда,  нечеловеческую  -  силу.  А  теперь  в
распоряжении Кометы имелся мощный отряд,  который готов  был  пойти  в
бой,  повинуясь  одному  ее  слову.  Подобная  власть  завораживала  и
опьяняла.
     Незаметно наступил рассвет.  Комета  с  удивлением  увидела  край
солнца,  показавшийся  над холмами.  Ее чудесное зрение,  превратившее
ночной мрак  в  сумерки,  теперь  оказалось  ненужным.  Несколько  раз
моргнув глазами,  девушка обнаружила, что вновь смотрит вокруг глазами
самого обычного человека, вернее, получеловека-полудриады.
     Большинство кентавров под командованием Хрумпина  давно  скрылось
из  вида,  но  вокруг Кометы сплотились лучшие воины ее личной охраны.
Девушка неторопливо поехала по дороге,  наблюдая за  тем,  как  фавны,
прыгунки  и  люди Холмогорья загоняют в прочные сараи деморализованных
вражеских солдат.
     Въезд Кометы  в  Дубовые  Взгорья  превратился   в   триумфальное
шествие.   Местные   жители   -  прыгунки  и  фавны  -  приветствовали
проезжавшую  мимо  девушку,  бросали  под  копыта  ее  лошади   охапки
свежесорванных  цветов.  Девушка  испытывала  неловкость  оттого,  что
прекрасные растения уничтожаются ради того,  чтобы быть погребенными в
дорожной пыли,  но ликующую толпу не остановил бы,  наверное,  даже ее
строгий запрет на подобное изъявление чувств.  Адонсо скромно держался
позади,  но  Комета  затылком чувствовала его взгляд.  Молодой человек
словно ждал чего-то,  надеялся  на  что-то,  но  девушка  ни  разу  не
обернулась.
     Конечно, захват  Дубовых  Взгорий  не обошелся без жертв.  Нелюди
понесли небольшие потери,  гораздо больше пострадало людей, пытавшихся
организовать оборону.  Чем ближе к центру, тем более ожесточенным было
сопротивление.  Проехав то место, где не так давно находился шлагбаум,
закрывавший  проезд (сейчас от него осталась только завалившаяся набок
опора), Комета заметила несколько опрокинутых пушек, окруженных грудой
тел. Это была последняя линия человеческой обороны.
     Тела погибших  и  раненых  разбирали кентавры,  фавны и прыгунки.
Комета разглядела между ними знакомую  высокую  и  худую  фигуру.  Она
съехала с дороги и приблизилась к Алинию.  Она даже не удивилась тому,
что лекарь перевязывал раненого человека из вражеской  армии.  Человек
был  без  сознания,  и  лишь слабо стонал.  Алиний не поднимал глаз на
девушку до тех пор, пока не закончил свою работу.
     - Можете забирать, - устало сказал он двум прыгункам с носилками,
и  только  потом  печально  посмотрел на девушку:  - Здравствуй,  Леди
Комета. Хотел бы сказать, что рад твоему возвращению, но оно привело к
таким страданиям...
     Он обвел рукой поле боя.
     - На  войне  без  жертв обойтись невозможно,  - жестко произнесла
девушка.
     - К сожалению, ты права.
     - Я сражаюсь за свободу своего народа.
     - И в этом ты права.
     - Ты  говоришь  это  так,  словно  относишься  к  моей  миссии  с
осуждением.
     Алиний пожал плечами:
     - Кто  из смертных может знать о том,  какую миссию предназначили
для него высшие силы?
     - Тьфу!  Опять ты все свернул на богов. Тебе надо почаще общаться
с Адонсо. Он-то не верит ни в бога, ни в дьявола.
     Услышав свое  имя,  молодой  дворянин  поравнялся с Кометой.  Она
бросила на него лишь один мимолетный взгляд,  а потом вновь посмотрела
на Алиния:
     - А что? Это идея! Вступай в мой отряд. Врачебная помощь у меня в
самом зачаточном состоянии. Мне нужны хорошие лекари.
     - Это точно,  - Алиний вновь оглядел лежащие  на  земле  тела.  -
Хорошо,  я согласен. Я уверен, что принесу пользу раненым. Надеюсь, ты
не будешь возражать,  если я стану лечить всех: и холмогорцев, и людей
с запада?
     - Не  буду,  -  улыбнулась  Комета.  Почему-то для нее было очень
важно, чтобы этот высокий и нескладный человек оказался рядом.
     - У меня еще одно условие.
     - Какое?
     - Ты также станешь моей пациенткой.
     - Зачем? Все мои синяки и ссадины уже исчезли.
     - Вот это меня и интересует.  Нормального человека боли мучили бы
несколько недель.  Похоже,  ты не просто "светлое воплощение",  в тебе
сокрыто нечто большее.
     - Найя Кайдавар?
     - Возможно, это только одно из воплощений некоей безымянной силы.
Позволь мне изучать тебя.
     Адонсо попытался  было  протестовать  против  такого  нескромного
предложения, но Комета заставила его замолчать одним движением руки:
     - Хорошо,  Алиний,  я стану твоей пациенткой. Мне тоже интересно,
кто или что я такое.
     К Комете подскакал Хрумпин в сопровождении запыхавшегося прыгунка
Балила.
     Балил с ходу выпалил:
     - Леди Комета,  а мы всю ночь делали подкоп к тому  подвалу,  где
тебя держали!
     - Пока  вы  делали  подкоп,  я  вышла  через дверь!  - улыбнулась
девушка.
     - Для "светлого воплощения" нет преград,  - нараспев провозгласил
Хрумпин. - Избранницу не удержат стены и запоры, ей не повредят вода и
огонь, сталь и отрава...
     - И ты туда  же!  -  с  шутливым  возмущением  всплеснула  руками
девушка.  -  Рано  делать из меня сверхъестественное существо.  У меня
пока много дел на грешной земле...

                               * * *

     Комета на несколько дней  задержалась  в  Дубовых  Взгорьях.  Она
приказала   закончить   строительство   укреплений  вокруг  поселения,
выставить в  амбразуры  стволы  пушек,  разместить  на  видных  местах
часовых  в  кирасах  и  шлемах.  Издалека  Дубовые Взгорья должны были
выглядеть,  как  образцовый  укрепленный  район  человеческой   армии.
Девушка рассчитывала заманить в ловушку графа Дабариццо Картеньянского
и разгромить возглавляемые им подкрепления.
     Однако на этот раз фортуна отвернулась от "светлого  воплощения".
Комета получила известия,  что граф узнал о захвате Дубовых Взгорий и,
как  дальновидный  и  осторожный  военачальник,  повернул  обратно   к
Побережью.   Отступая,  разъяренный  граф  разорил  и  сжег  несколько
поселений холмогорцев, вызвав ответную волну ненависти.
     Комета с цинизмом бывшего старшего рекламиста Главного  Агентства
Пропаганды Велпасии рассудила, что подобные действия графа пошли ей на
пользу даже больше, чем появление его отряда в Дубовых Взгорьях.
     Она приказала построить всех своих воинов на широкой  площади  и,
объезжая на лошади стройные ряды кентавров, фавнов, прыгунков и людей,
произнесла речь:
     - Друзья,  братья,  солдаты!  Враги топчут нашу землю,  жгут наши
дома, убивают наших родных. Настало время решительных действий. Мы уже
заставили дворян бояться нашей мощи,  теперь мы должны  доказать  свою
решимость очистить родную землю от захватчиков.  Холмогорье ждет своих
освободителей!  Пламя народной войны должно выжечь вражескую  нечисть!
Пусть под ногами оккупантов горит земля! Пусть не знают они ни сна, ни
отдыха!  Пусть  ежеминутно,   ежесекундно   дрожат   от   предчувствия
неминуемой смерти! Их смерть - это наша свобода! Смерть и свобода!
     - Смерть и свобода!  - подхватили Хрумпин и ближайшие кентавры. -
Леди Комета!
     Комета почувствовала, что ее тело пронизала сладкая дрожь.
     - Смерть и свобода! Леди Комета! - заревели сотни глоток
     Девушка открыла рот, но не могла больше издать ни звука. Впрочем,
она все равно не сумела бы перекричать своих воинов.
     - Леди Комета! Леди Комета!
     Казалось, что  дружный  крик  многократно отражается от окрестных
холмов,  и в центре этого  гигантского  резонатора  находится  Комета.
Девушка почувствовала,  что растворяется в блаженном экстазе, плывет в
густых звуках по вибрирующим волнам искрящегося наслаждения...


        Глава 11. Военное искусство требует человеческих жертв.

     Следующие несколько  недель  отряд  Кометы  двигалась  по   тылам
человеческой армии, но крупных сражений больше не происходило. Слава о
великой воительнице мчалась перед ней,  намного опережая появление  ее
отряда.  При  приближении  холмогорцев люди оставляли занятые города и
отступали либо на  запад  -  к  Побережью,  либо  на  восток  -  чтобы
соединиться с армией герцога Абассиро Лапралдийского.
     По всему  оккупированному Холмогорью вспыхивали восстания.  Отряд
Кометы постоянно увеличивалась в  размерах,  так  что  вскоре  девушка
начала  высылать  в  разные  стороны отдельные рейдовые группы,  чтобы
поддержать восставших  и  помочь  им  справиться  с  сопротивлявшимися
гарнизонами захватчиков.
     Комета трудилась  с  раннего  утра  и до поздней ночи.  Она спала
урывками,  ела второпях,  постоянно куда-то торопилась. Алиний пытался
убедить ее,  что она изнашивает и разрушает свой организм,  но девушка
отвечала ему,  что успокоится и отдохнет только тогда, когда последний
вражеский солдат покинет Восточный материк.
     Адонсо Калтрадский   повсюду   неотступно  следовал  за  Кометой.
Девушка продолжала приглядываться к молодому человеку и до сих пор  не
могла  решить:  можно  ему  верить  или нет?  Однако свои сомнения она
держала  при  себе,  не  решаясь  высказать  их  даже  самым   близким
соратникам,  особенно  Хрумпину.  Пожилой кентавр,  чего доброго,  для
защиты обожествляемого "светлого воплощения" мог принять  превентивные
меры  и попросту избавиться от источника беспокойства.  Так что Адонсо
продолжал считаться кем-то вроде военного советника при штабе  Кометы.
Похоже, такое положение вполне устраивало молодого человека.
     От своих  разведчиков,  купцов  и  странствующих торговцев Комета
узнавала последние новости о вражеской армии.  Она была в курсе  того,
что   люди   уже   начали   испытывать   недостаток  продовольствия  и
боеприпасов.  Пути  снабжения  теперь   контролировались   восставшими
нелюдями,  и  по  ним  мог проехать только большой и хорошо охраняемый
обоз.
     И, наконец,  тактика Кометы привела к  тому,  что  армия  герцога
Лапралдийского повернула назад,  всего несколько десятков лиг не дойдя
до фактической столицы  Холмогорья  -  города  Холмограда.  По  некоей
иронии  судьбы  сама  Комета  узнала  об  этом  тогда,  когда ее отряд
остановился  для  отдыха  на  той  самой  равнине,  где   ранее   была
разгромлена  армия  Зукхила.  Если  бы  Комета  дождалась  возвращения
вражеской армии и решила дать новое сражение, то противники поменялись
бы  местами.  Теперь нелюди расположились в западной части равнины,  а
люди двигались с востока.
     Но Комета не собиралась сходиться с людьми в открытом бою.  Армия
герцога  Лапралдийского была по-прежнему сильна и боеспособна.  Бывший
командующий Зукхил сдерживал  наступление  людей,  но  не  наносил  им
ощутимых  потерь.  А  отряд  Кометы  состоял  всего  лишь  из тысячи с
небольшим воинов.  Это количество она считала оптимальным для  ведения
маневренной и динамичной войны, но недостаточным для крупных сражений.
     Когда воины  Кометы  узнали  о  том,  что  Холмоград спасен,  над
равниной  разнеслись  радостные  вопли.  К  счастью,  в  обозе  отряда
отсутствовало спиртное,  иначе даже авторитет "светлого воплощения" не
удержал бы солдат (особенно фавнов и людей)  от  праздничных  обильных
возлияний.
     Пока воины   веселились,   Комета   созвала  всех  своих  старших
офицеров, а также Гарбискула, Алиния и Адонсо.
     - До этого наша задача заключалась  в  том,  чтобы  наделать  как
можно  больше  шума  и  привлечь  к себе внимание.  Теперь мы добились
успеха,  и на нас движется армия герцога Лапралдийского.  Пришла  пора
подумать о собственной безопасности.  В какую сторону будем отступать,
господа офицеры?  - Комета осмотрела своих подчиненных, изучая реакцию
на ее слова.
     Хрумпин с удивлением посмотрел на девушку:
     - О   каком   отступлении   можно  говорить,  когда  война  почти
выиграна?!  Стоит  тебе  приказать,  и  через  три   дня   наш   отряд
превратиться  в  десятитысячную  армию.  К нам присоединятся не только
рейдовые отряды,  но и все окрестные жители. Кроме того, все мы знаем,
что по пятам за людьми идет армия Зукхила. Если мы объединим наши силы
и навалимся на герцога Лапралдийского с двух сторон, то...
     Кентавр красноречиво замолчал,  так как полагал,  что каждый  сам
дорисует  в своем воображении картину полного уничтожения человеческой
армии.  Комета поняла,  что  большая  часть  офицеров  согласна  с  ее
начальником штаба.
     - Хрумпин, разве ты не помнишь, что произошло на этом самом месте
всего  месяц  назад?  -  спросила  она.  -  Тогда  наша  армия   имела
трехкратный  численный  перевес.  И  входили  в  нее  не  крестьяне  и
горожане,  а более или менее опытные  воины.  Но  люди  разбили  армию
Зукхила,  как  стальной  молоток разбивает орех.  Ты хочешь повторения
этой катастрофы?  Герцог  Лапралдийский  по-прежнему  силен.  Под  его
командованием примерно семь тысяч пехотинцев, три тысячи кавалеристов,
артиллерия и вспомогательные  части  кентавров  с  Побережья.  Это  не
какие-то  жалкие отдельные бригады и дворянские ополчения,  с которыми
мы до сих пор имели дело.  Разбить армию людей можно только в  большом
сражении,  но  как  раз  этого-то мы себе позволить не можем.  Пока не
можем.  Должно пройти еще очень много времени,  прежде чем  холмогорцы
смогут сражаться с людьми на равных. Пока что мы должны придерживаться
прежней  тактики:  громить  врага  по  частям,  но   отступать   перед
превосходящими силами.
     Теперь большинство собравшихся согласилось с Кометой.
     - Мы  можем  вновь  пройти  через  Озерную  страну,  -  предложил
Гарбискул.  - Все дороги и переправы нами уже пройдены и проверены.  Я
уверен, что люди не рискнут преследовать нас.
     - Переход  через  Озерную страну вновь выведет нас к Тазарану,  -
сказала Комета.  - И мы опять окажемся на пути человеческой армии. А я
бы хотела оказаться в тылу герцога Лапралдийского,  чтобы гнать его до
самого Побережья.
     - Нет ничего проще!  - воскликнул Гарбискул.  -  Мы  углубимся  в
Озерную  страну,  но не станем переходить Твердое озеро.  Люди пройдут
мимо нас, а мы опять выйдем на эту равнину и окажемся у них позади.
     - А если герцог Лапралдийский отправит за нами сильный  отряд?  -
спросила Комета.
     - Тогда мы устроим засаду и уничтожим его также, как и другие.
     Девушка с сомнением покачала головой:
     - В  Озерной  стране не так много путей,  по которым может пройти
большой отряд,  и еще меньше мест,  где удастся устроить  засаду.  Там
слишком  мало  места  для  маневра,  и если нас прижмут к непроходимой
топи,  то  перестреляют,  как  уток  и  гусей.   Нет.   Чтобы   обойти
человеческую армию, нам нужен простор.
     - Тогда  надо  отступать  назад,  в  сторону Побережья,  - сказал
Хрумпин. - Сейчас мы находимся на своеобразном перешейке между Озерной
страной  и  безводными  пустынями.  Но  позади  нас  лежит  просторная
плодородная местность,  практически очищенная от людей.  Там нас  ждут
тысячи восставших холмогорцев, там мы найдем и поддержку, и помощь.
     - Да,  звучит заманчиво,  - задумчиво произнесла Комета. - Однако
на этой местности комфортно будем себя чувствовать не только мы,  но и
армия людей.
     - А как же местные жители? Они не пропустят...
     - Как    может    сотня   деревенских   жителей   не   пропустить
десятитысячную армию?  Что  могут  противопоставить  жители  отдельных
деревень  и  небольших  городов большой хорошо вооруженной и обученной
армии?  Кроме  того,  отступающие  люди  будут  действовать   особенно
решительно и жестоко.  Вспомните хотя бы графа Картеньянского.  Герцог
Лапралдийский погонит нас до самого Побережья,  пока мы не окажемся  в
клещах  между  хорошо укрепленными городами людей и его армией.  Чтобы
вырваться  на  оперативный  простор,  нам  придется  дать  генеральное
сражение, а как раз этого-то делать и нельзя.
     - Так что же ты предлагаешь? - с некоторой растерянностью спросил
Хрумпин.
     Комета достала папку со  своими  картами  и  начала  раскладывать
куски ткани прямо на земле:
     - Смотрите:  вот  это  равнина,  где  мы  находимся.  Люди идут с
востока,  со стороны Холмограда.  На юге - Озерная страна. На западе -
плодородный край,  который простирается до самого Побережья. На севере
- засушливые гористые пустыни. Многие считают, что они непроходимы. Но
я поговорила с солдатами, которые родом оттуда. Они могут показать нам
вполне подходящие дороги.
     - Ты хочешь вернуться в Горную страну?
     - До Горной страны несколько недель пути.  Так далеко отступать я
не намерена.  Как и говорил Гарбискул, мы пропустим людей мимо себя, а
потом выйдем к ним в тыл и объединимся с Зукхилом.  Только,  в отличие
от  Озерной  страны,  среди  гор  и  пустынь  мы  сможем оторваться от
преследования или при необходимости устроить засаду.
     - Ты уверена,  что в пустыне найдутся пища и вода  для  тысячного
отряда?
     - Местные  жители  нам помогут.  Они обещали показать плодородные
долины,  где мы сможем переждать, пока люди пройдут мимо. Поход вглубь
пустынь начнется вот из этого поселка под названием Медная Скала. Едва
ли люди смогут найти наши следы.
     - Ну,  раз ты считаешь, что мы сможем там отсидеться... - Хрумпин
пожал плечами, но больше не стал спорить со "светлым воплощением".
     - Если  вопросов  больше  нет,  то выступаем завтра утром.  Возле
Медной Скалы устроим временный лагерь,  запасемся  водой  и  пищей,  а
затем уйдем в пустыню.  Доведите мой приказ до солдат. - Комета начала
складывать карты, показывая, что совещание закончено...

                               * * *

     Медная Скала оказалась даже не поселком,  а  группой  домишек,  в
которых  жили  несколько  семей  кентавров.  Здесь  отряд  Кометы  уже
поджидали двое проводников - кентавров из пустыни.  От своих собратьев
они  отличались поджарым телосложением и длинными ногами.  Кроме того,
местные кентавры имели при себе  большие  шерстяные  одеяла  песочного
цвета, которые скатывали в рулон и перевязывали через плечо. "По ночам
в пустыне холодно," - объяснили они такое чудо,  как наличие одежды  у
кентавров.
     Эти слова  заставили Комету задуматься о дополнительном снабжении
своего отряда.  Люди, фавны и прыгунки носили брюки и рубахи, зачастую
дополненные  куртками  либо  безрукавками.  К  тому же,  тела фавнов и
прыгунков были покрыты шерстью,  хоть и недлинной, но довольно густой.
А  вот  кентавры,  которые  составляли  большинство  отряда и являлись
наиболее умелыми воинами,  ходили  совершенно  обнаженными.  Следовало
заранее позаботиться о здоровье солдат.
     Комета решила задержаться в Медной Скале и отправила Гарбискула в
ближайший город за теплой одеждой и одеялами. Алиний отправился вместе
с  ним,  чтобы  пополнить  свой запас лекарств и перевязочных средств.
Девушка рассчитывала на то,  что люди  доберутся  до  этого  места  не
ранее, чем через восемь-девять дней.
     Пока заготовители  охотились  в  окрестных  лесах и коптили мясо,
Комета вызнала у проводников все что те  сочли  возможным  рассказать.
Обитатели пустыни оказались довольно скрытными. Они быстро сообразили,
зачем девушка заносит на куски ткани рисунки и значки, и не торопились
открывать ей все тайные тропы.
     Временный лагерь,   разбитый  возле  Медной  Скалы,  жил  обычной
жизнью.   Солдаты   совершенствовали   владение   оружием    (особенно
огнестрельным),   отсыпались   после  утомительных  маршей,  играли  в
различные игры.
     Проходя по лагерю,  Комета с удовольствием слушала  обращенные  к
ней приветственные крики.  Все были уверены,  что война приближается к
концу, причем в ее исходе никто из холмогорцев не сомневался.
     Даже Комета поддалась всеобщему победно-приподнятому  настроению.
Ей казалось,  что все учтено и все находится под контролем. До встречи
с Зукхилом и с армией Холмогорья  оставалось  около  недели.  А  после
этого  она  во главе многотысячного войска погонит людей к Побережью и
сбросит их в воды Междуземного пролива...
     Ее красивые мечты нарушило  появление  задыхавшегося  от  бешеной
скачки кентавра. Это был один из тех наблюдателей, которые остались на
равнине для того, чтобы сообщить о появлении человеческой армии.
     - Кавалерия! - хрипло прокричал кентавр. - Сюда идет кавалерия!
     - Какая кавалерия?! Откуда?!
     - С востока.  Больше тысячи всадников.  До  их  подхода  осталось
около часа!
     - Общая  тревога!  -  приказала Комета.  - Забираем с собой пищу,
одежду и оружие. Все остальное придется бросить.
     Лагерь зашумел и забурлил.  Не прошло и десяти минут,  как первые
отряды двинулись в сторону пустыни.
     Комета, Хрумпин  и  несколько  офицеров  (в  том  числе  и Адонсо
Калтрадский) оставались в лагере до  тех  пор,  пока  его  не  покинул
последний солдат.  От былой радости девушки не осталось и следа. Она с
горечью смотрела на брошенные телеги обоза.
     - Во всем виновата моя глупая самонадеянность,  - тихо произнесла
она.
     - Не  вини  себя,  - попытался ее утешить Адонсо.  - Никто не мог
знать заранее...
     - ЗНАТЬ - не мог ни кто!  - довольно резко оборвала его Комета. -
Но  ПРЕДПОЛОЖИТЬ  -  была  обязана  Я!  Это  же  так  логично!  Герцог
Лапралдийский совсем не так глуп,  как мне хотелось бы.  Вместо  того,
чтобы направить на нас всю свою громоздкую армию,  отягощенную пехотой
и артиллерией, он выслал вперед кавалерию.
     - Кстати,  о кавалерии,  - сказал один из сопровождавших  девушку
кентавров. - Она приближается.
     Действительно, вдалеке  показалось  быстро увеличивавшееся облако
пыли.
     - Пора уходить, - произнесла Комета, пришпоривая лошадь.
     Кентавры и Адонсо поскакали вместе с ней.  Через некоторое  время
они догнали арьергард своего отряда.
     - Слишком  заметный  след,  -  показала  Комета на широкую полосу
утоптанной  травы  и  взрытый  копытами  песок.  -  Надо  свернуть  на
каменистую почву.
     Она поскакала в начало колонны, где обратилась к проводникам:
     - Когда начнутся камни?  Люди легко разглядят наши следы на песке
и траве. Нам не удастся от них оторваться.
     - До каменистых предгорий еще полдня пути.
     - Это плохо...  -  Комета  привстала  на  стременах  и  осмотрела
окрестности.
     - Что ты ищешь? - спросил Хрумпин.
     - Сражение  неизбежно.  Я  ищу  хоть что-нибудь,  что поможет нам
отбить  атаку  кавалерии.  Тысяча  пехотинцев  может  победить  тысячу
всадников  только  на очень хорошей позиции.  Мне нужен овраг,  крутой
косогор,  лощина - в общем, хоть что-нибудь, что может служить защитой
от конных воинов.
     Адонсо также  приподнялся  в  седле,  огляделся  и  показал рукой
вперед и чуть вправо:
     - Мне кажется, я вижу какую-то темную полоску.
     Комета присмотрелась и приказала:
     - Что бы это ни было, сворачиваем в ту сторону.
     Отряд повернул  в  указанном  направлении.  Комета  с   офицерами
поскакала вперед, чтобы выбрать позицию для боя.
     Темной полосой  оказались  плотные  заросли  сухих колючих кустов
высотой с человеческий рост,  которые тянулись вдоль русла  пересохшей
реки. Вернее сказать, почти пересохшей. Сквозь кусты Комета разглядела
узкий ручеек, глубина которого не превышала половины копыта кентавра.
     - Отлично!  - обрадовалась девушка.  - Это именно то,  что нужно!
Рубите кусты и складывайте из них вал перед руслом.
     Подавая пример,   она  спрыгнула  с  лошади,  выхватила  шпагу  и
принялась  рубить  под  корень  жесткие  ветвистые  растения.  К   ней
присоединились все, кто находился рядом.
     Число работавших увеличивалось по мере того, как походная колонна
разворачивалась вдоль русла.
     Комета, как и прочие воины,  время от времени оглядывалась назад,
чтобы по облаку пыли определить расстояние до приближавшейся вражеской
кавалерии.
     - Быстрее! - кричала она. - Время на исходе!
     Но и без ее  напоминаний  все  солдаты  понимали,  что  от  того,
насколько высоким получится защитный вал, зависит не только победа, но
и сама их жизнь.
     Когда вдали  уже  можно  было   рассмотреть   первых   всадников,
выглядевших,  как  черные точки на бежево-песчаном фоне,  вал вырос до
уровня груди рослого кентавра, в ширину достиг трех шагов, а по фронту
растянулся настолько, что за ним мог укрыться весь отряд.
     - Хватит,  довольно!  - приказала Комета.  - На большее у нас нет
времени.  Кентавры,  спуститесь в русло,  чтобы люди вас  не  увидели.
Стрелки,   рассредоточьтесь   вдоль   вала,   ложитесь   на   землю  и
приготовьтесь стрелять по моему приказу.
     Все подразделения ее маленькой армии четко выполнили  приказ.  Не
зря Комета требовала от своих воинов постоянных тренировок.  Не прошло
и нескольких минут,  как кентавры скрылись в  пологом,  но  достаточно
глубоком русле, а фавны, прыгунки и люди залегли наверху.
     На ногах   остались  стоять  только  Комета,  Хрумпин,  Адонсо  и
несколько офицеров.  Девушка с невольным замиранием сердца следила  за
тем, как приближаются враги, как они разворачивают строй и готовятся к
бою.  Ей  предстояло  сразиться  с  опытными  и  хорошо   вооруженными
солдатами,   закованными   в   латы,   уверенными   в   своей  силе  и
непобедимости.
     Своим острым зрением  Комета  рассмотрела  того,  кто  возглавлял
кавалеристов.  Это был ее старый знакомый, маркиз Гармио Каррисанский,
которого она взяла в плен в Тазаране и отправила с дерзким  вызовом  к
герцогу   Лапралдийскому.   Молодой   маркиз  Каррисанский  размахивал
обнаженной шпагой и что-то кричал своим всадникам,  но Комета не могла
расслышать  слов  вначале  из-за  дальности расстояния,  а затем из-за
топота тысяч копыт,  которые сотрясали землю и заглушали все остальные
звуки.
     Больше всего  Комету  беспокоило,  смогут ли ее солдаты выдержать
это психологическое  напряжение?  Нелюди  привыкли  бросаться  в  бой,
подбадривая  друг  друга  и самих себя громкими криками.  Теперь же им
нужно  было  затаиться  и  молча  лежать  на  земле,  ожидая   приказа
командиров.
      Но не   только  холмогорцы  оказались  в  непривычных  для  себя
условиях.  Кавалеристы человеческой армии также были смущены,  не видя
перед   собой  противника.  Они  двигались  ровными  колоннами,  держа
пистолеты наготове и приготовившись открыть огонь, но не могли понять,
куда целиться и в кого стрелять.
     Несовершенство огнестрельного   оружия   в   этом  мире  пока  не
заставило солдат зарываться в землю,  прокладывать  траншеи  и  окопы.
Армии  продолжали сражаться плотными линейными построениями,  повторяя
тактику  "доогнестрельного"  копейно-щитового  сомкнутого  строя.   Но
сейчас  атаковавшие  всадники  видели  перед собой лишь вал из колючих
кустов,  а  не  изготовившегося  к  бою  врага.  Это  было   необычно,
непривычно, а потому настораживало и пугало.
     Тем не  менее,  маркиз  Гармио  Каррисанский и офицеры продолжали
атаку,  и вскоре кавалерия приблизилась к позициям  отряда  Кометы  на
расстояние прицельного выстрела из ружья.
     - Леди Комета, чего ты ждешь?! - нервно вскричал Хрумпин.
     Девушка дождалась,   когда   расстояние  между  валом  и  первыми
всадниками  сократиться  до  сорока  шагов,  и  только  тогда   громко
скомандовала:
     - Огонь! Беглый огонь!
     Ее стрелки вскочили с радостными криками.  Прогремел первый общий
залп.  С такого близкого расстояния не могли промахнуться  даже  самые
неопытные солдаты. Каждая пуля нашла цель, поразив либо всадника, либо
лошадь.  Первые ряды кавалерии были  выкошены  смертоносной  свинцовой
косой.
     - Беглый  огонь!  -  повторила приказ Комета,  и ее слова младшие
офицеры передали по всей линии фронта.
     Холмогорцы еще недостаточно освоили огнестрельное оружие, поэтому
тактика  "караколе"  была  для  них недоступна.  Кто-то заряжал оружие
быстрее,  кто-то медленнее. Но Комета и не стремилась повторить способ
боя регулярной человеческой пехоты. Вместо этого ее стрелки образовали
рассыпной строй,  ведя огонь и  стоя,  и  с  колен,  и  лежа  -  через
отверстия   в   переплетении  веток.  Выстрелы  гремели  беспрестанно,
слившись в один монотонный гул.
     Ответные пистолетные  залпы  всадников  не  наносили  холмогорцам
значительного  урона,  так  как  неуклюжее  фитильное  оружие  не было
предназначено для стрельбы  по  отдельным  мишеням.  Оно  было  хорошо
только против плотного строя.
     Обогнув своих  павших  товарищей,  всадники по инерции проскакали
вперед и уперлись в  колючее  заграждение.  И  тут  лошади  отказались
двигаться  дальше.  Отягощенные  всадниками  в металлических кирасах и
шлемах,  они не могли перепрыгнуть завал.  Возникла толчея. Холмогорцы
стреляли  практически  в  упор,  тогда как кавалеристы для перезарядки
пистолетов   должны   были   отходить   назад,   придерживаясь   своей
вымуштрованной тактики "караколе".
     Маркиз Каррисанский   (благоразумно   державшийся  позади  своего
отряда) отдал приказ:
     - Прекратить огонь! В клинковую атаку!
     Но солдаты не могли заставить лошадей  скакать  вперед  и  своими
телами  проламывать  колючее  заграждение.  Пороховой дым заволок поле
боя,  так что вскоре стрелкам  пришлось  палить  наугад,  ориентируясь
только по теням вражеских всадников.
     Комета поняла, что наступил решающий момент сражения. Невзирая на
свистевшие вокруг нее пули,  она вскочила  в  седло  и  подала  сигнал
кентаврам, спрятавшимся в русле высохшей реки:
     - Вперед, в атаку!
     В ответ раздался единый рев:
     - Холмогорье!
     На несколько мгновений этот боевой клич перекрыл грохот сражения.
     Большинство кентавров  было вооружено луками,  так как в их руках
это  оружие  было  более  смертоносным,  чем  новомодные  ружья.   Они
выстрелили навесом поверх голов солдат первых рядов, и через несколько
мгновений туча стрел накрыла кавалеристов.
     Самые сильные кентавры перескочили через вал и врубились  в  ряды
всадников,  оглушительно  завывая,  пугая  лошадей  и  круша вражеских
солдат огромными топорами  и  секирами.  Другие  воины  Кометы  быстро
расчистили проходы в колючих кустах,  и отряд обрушился на людей всеми
своими силами.
     Не видя за клубами дыма,  кто и в каком количестве нападает, люди
запаниковали.  Если бы офицеры бросились вперед в контратаку и увлекли
солдат за собой,  то, возможно, отряд Кометы потерпел бы поражение. Но
благородные дворяне первыми развернули лошадей и обратились в бегство.
Возможно,  они решили,  что попали в засаду, и что им противостоит вся
армия Холмогорья.
     Поражение кавалерии   было   полным  и  сокрушительным.  Всадники
мчались прочь, нахлестывая своих скакунов плетками и подгоняя шпорами.
Кентавры  преследовали  их,  на  ходу стреляя из луков.  Теперь Комете
пришлось беспокоиться о  том,  чтобы  ее  воины  в  горячке  битвы  не
увлеклись  преследованием  и  сами не попали в засаду.  Впрочем,  даже
самые быстроногие кентавры не могли состязаться в скорости с отборными
кавалерийскими  скакунами.  Так  что  вскоре  преследователи вернулись
назад,   уставшие   и   запыхавшиеся,   но   переполненные   радостным
возбуждением.
     Комета приказала  снова строиться в походный порядок и продолжать
движение  вглубь  пустыни.  Ее  слова  вызвали  у  солдат  недоумение,
граничившее   с  возмущением.  Лишь  авторитет  "светлого  воплощения"
удержал их от открытого неповиновения.
     Общее мнение  выразил  Ваксар,  кентавр  из  ее  родной  деревни,
который  знал Комету еще до ее преображения и потому осмеливался с ней
спорить:
     - Леди Комета, мы только что одержали первую настоящую победу над
людьми.  Мы разбили их в открытом бою.  Почему же мы сами бежим,  а не
преследуем убегающих врагов?
     Комета рассмеялась, словно услышала смешную шутку:
     - О какой победе ты говоришь,  Ваксар?  Да,  поле боя осталось за
нами.  Да,  наши  солдаты  сражались мужественно и яростно.  Но это не
победа над людьми. Это лишь небольшой успех в большой войне.
     Девушка поехала вдоль строя, обращаясь к солдатам и офицерам:
     - Сегодня вы доказали,  что люди могут быть разбиты! За это честь
вам  и  слава.  Но  краткий  успех не должен вскружить вам голову.  Мы
отбили атаку кавалерии,  но следом за ней движется регулярная пехота и
артиллерия.   Или   вы   считаете,  что  способны  сразиться  со  всей
человеческой армией?  Я верю в вашу готовность  погибнуть  за  свободу
родного Холмогорья, но не собираюсь вести вас на бессмысленную бойню.
     Эти слова заставили воинов опомниться и призадуматься.
     Хрумпин с едва скрываемым гневом обратился с воинам:
     - Разве  вы  забыли,  что  сегодняшней  победой  вы  обязаны Леди
Комете?  Без нее люди вас бы разогнали,  как стадо баранов.  И как  вы
осмеливаетесь сомневаться в ее приказах? Вы хотите изгнать захватчиков
из Холмогорья?  Так почему вы не подчиняетесь  "светлому  воплощению"?
Только   Леди   Комета   может  привести  вас  не  к  временной,  а  к
окончательной победе над людьми!
     После таких  слов  даже  самые  горячие  сторонники   продолжения
преследования стыдливо опустили глаза.
     - Мы  верим  тебе,  Леди  Комета!  -  послышались  первые  робкие
выкрики.
     - Да здравствует Леди Комета! - раздались голоса погромче.
     А через несколько минут все воины дружно выкрикивали:
     - Леди Комета! Леди Комета!
     Девушка ехала вдоль марширующей колонны и купалась в этих звуках.
     Время от  времени  оборачиваясь,  она   встречала   преданный   и
восхищенный  взгляд Адонсо Калтрадского,  которому до сих пор не могла
(или боялась?) полностью довериться...

                                * * *

     Дорога через  безводные  пустыни  и  каменные  нагорья  оказалась
тяжелой,  но  не  непреодолимой.  Проводники  вели  отряд  по пескам и
ущельям  от  оазиса   к   оазису.   Даже   погода   благоприятствовала
путешественникам.  Ночи  были  довольно  теплые,  так  что теплые вещи
(которыми отряд так и не успел запастись) не  потребовались.  Хрумпин,
разумеется, приписал эту удачу "светлому воплощению". О том, что из-за
просчета Кометы отряд едва не был разбит,  никто даже не  задумывался.
Наоборот,  очередная  победа  над  людьми  вознесла  девушку  на новую
высоту.
     Через восемь  дней  отряд  Кометы  обошел  человеческую  армию  и
соединился  с  основной армией Холмогорья,  которую возглавлял кентавр
Зукхил.
     Безо всякого удивления Комета узнала о том, что известие о победе
над кавалерией маркиза Гармио Каррисанского дошло до армии раньше, чем
сам одержавший победу отряд.  Пока они  двигались  окружным  путем  по
пустыне,  купцы и торговцы уже успели разнести эту весть едва ли не по
половине Холмогорья.
     Героям-победителям устроили  торжественную  встречу.  Вся   армия
Зукхила выстроилась вдоль дороги.  Уставшие и отощавшие солдаты Кометы
шли по живому коридору,  гордо подняв головы  и  чеканя  шаг,  подобно
настоящим регулярным пехотинцам.
     Зукхил и  офицеры  его  штаба радостно приветствовали Комету и ее
соратников.  Больше никто не сомневался в том,  что девушка - истинное
"светлое воплощение".
     - Леди Комета!  Да здравствует Леди Комета!  - казалось,  что эти
крики разносятся на несколько лиг вокруг.
     Хрумпин подскочил к девушке:
     - Смотри,  там мой  племянник  Махир  и  воины  из  твоей  родной
деревни!
     Действительно, к  армии  Зукхила  присоединились  добровольцы  из
Горной страны: кентавры, горные копатели и древоточцы. Комета заметила
в  толпе  встречавших  несколько  знакомых лиц,  но матушки Гордолы не
разглядела, как ни старалась.
     К своему стыду,  в глубине души девушка даже  обрадовалась  тому,
что  ее приемная мать осталась далеко в горах.  Леди Комета - "светлое
воплощение" и героиня Холмогорья -  не  могла  позволить  себе  личных
душевных  переживаний.  Они  отвлекали  бы  ее  от возложенной на себя
миссии - освобождения Родины от захватчиков.
     Когда триумфальное шествие закончилось,  и вся  армия  Холмогорья
построилась   на   большом   поле,  Комета  на  лошади  объехала  ряды
восторженно глядевших на нее солдат. За последнее время она произнесла
столько речей, что нужные лозунги сами слетали с языка.
     - Злобный  и  коварный враг продолжает топтать нашу родную землю!
Но  теперь  мы  знаем,  что  его  можно  победить!  Наше  мужество   и
сплоченность  ведут  нас  от  одной победы к другой!  Впереди нас ждут
суровые испытания, но мы преодолеем их и победим, как уже побеждали не
раз!  Мы  должны  гнать людей прочь из Холмогорья до тех пор,  пока не
сбросим их в Междуземный пролив!  Если же алчные человеческие короли и
кровожадная  Триединая  церковь  продолжат  вынашивать коварные планы,
если они еще раз хотя бы помыслят о том,  чтобы захватить нашу Родину,
то мы нанесем удар по Западному материку! Для этого у нас есть и сила,
и решимость,  и воля!  Мы не  успокоимся  и  не  сложим  оружие,  пока
существует   угроза   нового  вторжения!  Мы  разгромим  людей  на  их
собственной территории!
     Последнее заявление было  встречено  дружным  ликующим  ревом.  О
подобной возможности нелюди до сих пор даже не задумывались. Но теперь
в сердцах холмогорцев разгорелось пламя, зажженное словами Кометы. Они
были  настолько захвачены грандиозными планами,  что их исполнение уже
не казалось невозможным.
     - Леди Комета,  наше священное "светлое воплощение",  указала нам
путь к победе!  - вскричал Зукхил.  - Поклянемся, что не отступим и не
предадим идеалов свободы и независимости!
     - Клянемся! - поддержали кентавра солдаты.
     У Кометы промелькнула мысль,  что не так давно  она  уже  слышала
подобные слова. Кажется, это было в Велпасии.
     Тем не   менее,   подобное  не  слишком  лестное  для  Холмогорья
сравнение не помешало ей поддержать Зукхила:
     - Наша  свобода  находится   на   клинках   наших   копий!   Наша
независимость сияет на лезвиях секир!  Наша победа готова вырваться из
ружейных  стволов  тысячей  свинцовых  пуль!   Мы   победим!   Вперед,
Холмогорье!
     - Холмогорье!  -  дружно закричали солдаты.  - Леди Комета!  Леди
Комета!
     Девушка закрыла глаза и раскинула  руки  в  стороны,  всем  телом
впитывая   эти   волшебные  звуки.  Комете  показалось,  что  ее  тело
распадается на мириады сияющих искр,  которые пронзают пространство  и
время. Она на мгновение забыла, кто она такая и где находится. Девушке
чудилось,  что еще чуть-чуть, и ей откроется абсолютная истина, станет
доступна совершенная сила, вернется некогда утерянное могущество.
     Правда, это  ощущение  пропало так же внезапно,  как и появилось.
Девушка вновь стала прежней Кометой, сидевшей в жестком седле. Ее тело
было исполнено приятной усталости и блаженной истомы, но она не забыла
того завораживающего восторга,  который испытала,  находясь  на  грани
между  человеческой  (по крайней мере,  наполовину) сущностью и чем-то
неизмеримо большим.
     Сегодня Комете не удалось перейти эту грань,  но в  глубине  души
она знала, что будет пытаться сделать это снова и снова...

                                * * *

     Несмотря на то,  что нелюди горели желанием немедленно ринуться в
бой,  Комета пока  придерживалась  тактики  медленного  "выдавливания"
захватчиков  из  Холмогорья.  Армия  герцога  Абассиро  Лапралдийского
отступала  организованно,  выставляя  сильные  арьергардные   заслоны.
Кентавры  завязывали  с  ними  небольшие  стычки,  но  вынуждены  были
сдерживать свой напор из-за плотного ружейного и артиллерийского огня.
     Комета наконец-то получила возможность немного отдохнуть.  Теперь
все  организационные  вопросы  взяли  на  себя Зукхил,  Хрумпин и штаб
армии. Девушку такое положение вещей вполне устраивало. Она занималась
только   общим   стратегическим   планированием,  а  рутинные  вопросы
снабжения,  устройства лагерей для  ночлега,  рассылки  разведчиков  и
раздачи  указаний командирам рейдовых отрядов передала в ведение своим
помощникам.
     Через несколько  недель   Комета   вновь   встретила   Алиния   и
Гарбискула, которые все это время скрывались среди местного населения.
Отправившись за одеялами и лекарствами,  они отстали от  отряда  и  не
участвовали  в  сражении с кавалерией маркиза Каррисанского.  Лекарь и
болотник  сообщили  самые   подробные   сведения   о   настроениях   в
человеческой армии, которая проследовала мимо них.
     Большинство вражеских  солдат разочаровалось в своих командирах и
уже не верило в возможность быстрого захвата Восточного материка.  Тем
не менее, никто из людей не сомневался в том, что армия холмогорцев не
выдержит открытого боя. Лишь народное восстание вынудило их отступить,
как они считали, на время.
     Комета настояла  на  том,  чтобы  свой рассказ Алиний и Гарбискул
повторили перед всем штабом.
     - Люди  возвращаются  на  Побережье,  чтобы   набраться   сил   и
подготовить  новую войну,  - подытожила она.  - Мы не можем допустить,
чтобы они  сохранили  боеспособность.  Поэтому  я  предлагаю  изменить
тактику. Объявите общую мобилизацию. Принимайте в армию всех желающих,
даже  самых  неумелых  крестьян.  Пусть  каждый  воин,   который   уже
участвовал в сражениях, возьмет на обучение пятерых новичков.
     - Ты  хочешь  разбить  людей  в  открытом  сражении?  - со смесью
надежды и удивления спросил Зукхил.
     - Пока мы к этому не готовы.  Но  на  Побережье  люди  не  смогут
держать  всю  свою  армию  в  одном лагере - у них просто не получится
организовать  своевременный  подвоз  продовольствия.  Поэтому   герцог
Лапралдийский  вынужден  будет  рассредоточить свои силы по нескольким
городам. - Комета достала карты, нарисованные со слов купцов, бывавших
на берегу Междуземного пролива.  - Мы будем захватывать города один за
другим,  а наши рейдовые отряды не позволят людям собрать все силы для
решающего  боя.  Война будет долгой и трудной,  но через год Побережье
станет нашим.
     - Да,  война будет долгой,  - согласился Зукхил.  - Кто  все  это
время будет обрабатывать наши поля, пахать землю и собирать урожай?
     У Кометы уже был готов ответ на этот вопрос:
     - Великие   события  требуют  от  нас  великого  напряжения  сил,
великого  терпения  и   великого   мужества.   Сейчас   продовольствия
достаточно.  На  Побережье  мы  воспользуемся  запасами,  которые люди
приготовили для себя. А потом... Потом у нас появятся пленные, которые
своим  трудом  постараются  восполнить  те  убытки,  что нанесли нашей
Родине.  Люди привыкли работать на своих хозяев-дворян, они приучены к
подчинению  и  повиновению.  Они  не будут долго раздумывать,  выбирая
между смертью и трудовой повинностью.
     Холмогорцы одобрительно зашептались. Похоже, "светлое воплощение"
не упустило ни одной мелочи.
     Адонсо, также присутствовавший на собрании, внезапно подал голос:
     - Леди  Комета,  я  могу  сделать  захват Побережья более легким,
быстрым и бескровным.
     Все взгляды обратились на молодого человека.
     - Говори! - заинтересовалась девушка.
     - Не все люди,  даже не все  дворяне  разделяют  взгляды  крупных
феодалов и Триединой церкви.  На Побережье есть те,  кто желает мира и
дружбы между западным и восточным мирами.  Они могут помочь прекратить
эту жестокую войну.
     - Они "могут помочь" или "они помогут"? - уточнила Комета.
     - Чтобы ответить на этот вопрос,  мне надо съездить на Побережье.
Я возобновлю старые связи и знакомства. Я постараюсь найти союзников и
помощников.
     Комета пожала плечами:
     - Хорошо, ты можешь ехать.
     Несомненно, Адонсо ожидал от девушки большей заинтересованности и
внимания.  Ее равнодушный тон несколько остудил его  пыл.  Но  молодой
человек  не обиделся и не расстроился.  Казалось,  что между Кометой и
Адонсо идет какая-то затаенная игра,  которую каждый  из  них  вел  по
собственным правилам без согласования с партнером.
     Комета даже  не  стала провожать Адонсо,  когда на следующее утро
тот покинул расположение армии Холмогорья.  За нее это сделал  Алиний.
Лекарь  сообщил  девушке,  что  молодой  человек  взял  с  собой  свою
офицерскую форму, чтобы переодеться в нее, когда доберется до районов,
занятых оккупантами.
     - Адонсо   всегда  отличался  предусмотрительностью,  -  заметила
Комета.
     - Одного только он предусмотреть не мог, - усмехнулся Алиний.
     - Чего же?
     - Твоего безразличия.
     Комета строго посмотрела на лекаря:
     - Я уделяю Адонсо Калтрадскому ровно столько же внимания, сколько
и  остальным офицерам моего штаба.  С его стороны глупо и самонадеянно
рассчитывать на особое отношение,  даже  если  он  и  вытащил  нас  из
подвала  в Дубовых Взгорьях.  Но я не считаю,  что обязана ему жизнью.
Если бы Адонсо не было,  Балил  освободил бы нас через подземный  ход.  
Незаменимых людей, как, впрочем, и нелюдей не бывает!
     - Твоя прямолинейность граничит с цинизмом.
     - А  я  и  не собираюсь этого скрывать.  Мне надоели ложь и лице-
мерие. Я всегда говорю то, что думаю.
     - Правда?  - Алиний посмотрел прямо в глаза девушке.  Немногие на
это  осмеливались  с  тех  пор,  как  она  стала  признанным  "светлым
воплощением".
     - Конечно, нет! - Комета рассмеялась.
     Лекарь развел руками:
     - Я просил тебя,  чтобы ты стала моей пациенткой и позволила себя
изучать.  Но чем больше я за тобой наблюдаю,  тем меньше тебя понимаю.
Ты воевала и освобождала города,  а я в  каждом  городе  искал  мудрых
людей,  которые помогли бы мне разобраться в чуде, называемом "светлое
воплощение".
     - Ну,  и каковы твои успехи?  -  из  вежливости  поинтересовалась
девушка.
     - Ты  говоришь это так,  словно этот вопрос тебя теперь не так уж
интересует.
     - Сейчас моя голова забита мыслями о захвате Побережья.  На  себя
времени совсем не остается.  - Комета вздохнула.  - Так что ты узнал о
"светлом воплощении"?
     Алиний задумчиво поскреб подбородок:
     - К  сожалению,  ничего  нового.  Нелюди   считают   это   благим
проявлением силы предков.  Они просто принимают факт воплощения чужого
сознания в  новом  теле  и  не  пытаются  его  исследовать.  Триединая
церковь,  наоборот,  называет  подобное  явление  "одержимостью  злыми
духами".  В анналах священников много  записей  о  том,  как  изгонять
демонов.
     - Однажды  отец  Балимолт  попытался  испробовать  на мне один из
таких методов, - хмыкнула девушка. - У него ничего не получилось.
     - Твоя  ненависть  к  Триединой  церкви  не  должна  заслонять  и
положительные стороны веры.  Да, люди запада алчны, жестоки и коварны.
Но у них есть то,  что практически отсутствует у холмогорцев - интерес
к окружающему миру.  Они стремятся объяснить для себя явления природы,
найти их причину.
     - К сожалению,  этот интерес заставляет  людей  придумывать  себе
богов,  - сказала Комета.  - Ложью они пытаются скрыть свое незнание и
оправдать свои преступления.
     - Триединая церковь,  конечно,  сеет ненависть и нетерпимость. Но
она объединяет людей запада, делает их сильнее.
     - И свою силу они направляют на зло:  на захват чужих земель,  на
уничтожение инакомыслящих.
     Алиний замолчал.
     Комета спохватилась:
     - Мы отвлеклись от темы разговора.  Так что ты можешь  рассказать
мне обо мне?
     - Пока ничего.  Когда мы доберемся до Побережья, я рассчитываю на
книги из монастырей.  Не  все  отцы  Триединой  церкви  -  тупоголовые
фанатики. Среди них встречаются умные и честные люди.
     - Что-то я таких не видела, - скептически усмехнулась Комета.
     - Конечно,  - легко согласился Алиний, - ведь на войну с нелюдями
отправились не самые лучшие  представители  священничества.  Когда  мы
доберемся до Побережья, я познакомлю тебя с достойными отцами.
     - Раньше  ты  не  говорил,  что  водишь  дружбу  с триединистами.
Помнится,  когда мы с тобой  встретились  в  подвале,  они  собирались
казнить тебя за чернокнижие.
     - Просто я попал в руки мракобесов. Нельзя по нескольким выродкам
судить о всем человеческом роде.
     - А я и не сужу.  Я просто хочу,  чтобы моя Родина была свободна.
Любой,   кто  желает  ей  зла  -  будет  наказан.  Будь  он  солдатом,
священником или самим богом.
     На этом их разговор закончился.  Каждый остался при своем мнении.
Комета испытывала некоторую досаду от оставшейся недоговоренности,  но
у нее просто не было времени на долгие философские беседы.

                               * * *

     Адонсо Калтрадский отсутствовал несколько недель.  За  это  время
холмогорцы   освободили   большую  часть  захваченных  людьми  земель.
Человеческая армия продолжала медленно отступать к  Побережью.  Войска
нелюдей   двигались   следом,   разбившись   на  несколько  отрядов  и
растянувшись длинной дугой, которая охватывала фланги вражеской армии.
От  одного  фланга до другого гонцы-кентавры скакали больше двух дней,
так что от Кометы и ее  штаба  требовалось  большое  искусство,  чтобы
управлять своими силами, разбросанными на таком большом пространстве.
     Известие о  том,  что  прибыл Адонсо,  Комете принес сам Хрумпин.
Пожилой кентавр теперь с  гордостью  носил  звание  начальника  личной
гвардии "светлого воплощения". Гвардию образовали опытные и закаленные
в  боях  ветераны,  которые  пересекли  Твердое  озеро,  сражались   в
Тазаране, в Дубовых Взгорьях и возле Медной Скалы.
     Хрумпин был радостно возбужден:
     - Леди Комета,  Адонсо, похоже, вернулся с хорошими новостями. Он
сейчас приводит себя  в  порядок,  чтобы  не  оскорбить  твоего  взора
пыльной и грязной дорожной одеждой.
     - "Не  оскорбить моего взора"?!  - весело передразнила Комета.  -
Кто это говорит?  Разве мы не вместе мокли под дождями, пробирались по
лесным тропам, месили грязь на дорогах Холмогорья?
     - Но  разве  это не в прошлом?  - в тон девушке произнес кентавр,
демонстративно осматриваясь вокруг.
     Действительно, штаб  Кометы  переезжал  на  новое  место  раз   в
четыре-пять дней и останавливался только в крупных населенных пунктах,
где сходились несколько дорог и откуда проще было руководить войсками.
Сама  девушка  сейчас  остановилась  в  трактире,  где  ей  одной было
выделено несколько комнат:  спальня, кабинет и приемная. Она сидела за
большим столом, заваленным собственноручно нарисованными картами.
     Комета встала из-за стола, подошла к Хрумпину и положила руки ему
на плечи:
     - Старый друг,  пусть тебя не обманывает это благополучие. Может,
уже завтра я вскочу на лошадь и поведу в смертельный бой свою армию.
     - Скорее,  ты  сядешь  на лошадь уже сегодня!  - послышался голос
Адонсо,  который как раз  входил  в  комнату  и  слышал  конец  фразы,
произнесенной девушкой.
     Если молодой  человек  рассчитывал на то,  что Комета обнимет его
хотя бы так же  дружески,  как  и  кентавра,  то  он  ошибся.  Девушка
встретила  его  легким  кивком  головы,  словно  они расстались только
вчера.
     - Сегодня? - переспросила Комета. - Что за срочность?
     - Через пять дней в Нардилаге я назначил встречу.
     - Встречу? С кем?
     - С людьми, которые готовы поддержать тебя на Побережье.
     - Нардилаг?  -  Комета  повернулась  к  столу  и  начала   быстро
перебирать карты. - Где это?
     - Это небольшая деревушка к востоку от Зурзала.
     Хрумпин сориентировался быстрее, чем Комета нашла нужную карту:
     - Но   ведь   Зурзал  сейчас  занят  людьми!  Чтобы  пробиться  к
Нардилагу,  придется организовать крупномасштабное наступление на этом
участке фронта.
     (Пожилой кентавр  успел  набрать  у  Кометы  красивых  выражений,
которыми щеголял при каждом удобном случае.)
     - Пробиваться никуда не надо,  - сказал Адонсо.  - Встреча должна
быть  тайной.  Послы Побережья выразили пожелание,  чтобы с тобой было
как можно меньше сопровождающих. Сами они также приедут в одиночестве,
без  слуг  и  охраны,  чтобы  не  привлекать  внимания  и не ставить в
известность об этой встрече лишних людей.
     - Наверное,  я чего-то не понял,  - покачал головой Хрумпин. - Ты
предлагаешь,  чтобы  Леди  Комета,  рискуя  своей  драгоценной жизнью,
отправилась  за  линию  фронта  во  вражеский  тыл  и  встретилась   с
сомнительными людишками?
     В глубине  глаз  Адонсо  сверкнули  огоньки  дворянской гордости,
когда он услышал про "сомнительных людишек".  Но молодой человек  взял
себя в руки и терпеливо объяснил:
     - На   встрече  будут  присутствовать  граф  Хравлинский,  маркиз
Унгедский, маркиз Поздайский и представитель купечества - Одли Гаккад.
Это честные и благородные люди.  Они с самого начала были против войны
и никогда не принимали участие в боевых действиях против Холмогорья.
     - Дворяне  готовы  предать  своего  короля  и  свою  религию?   -
недоверчиво спросила Комета. - Какая им от этого будет выгода?
     - Они  хотят  спасти  Побережье  от полного разорения.  Они хотят
мира.
     - Что-то  они  не  говорили   о   мире,   когда   армия   герцога
Лапралдийского   победоносно  наступала  на  Холмоград,  -  язвительно
заметила девушка.
     Адонсо не смутили эти слова:
     - Раньше они просто не имели возможности связаться с тобой,  Леди
Комета.  Но  недовольство королем и Триединой церковью возникло еще до
того, как началась война. На Побережье издавна переселялись те, кто не
желал повиноваться жестоким и жадным правителям, захватившим власть на
Западном материке.  Можешь мне верить:  такими были  и  мои  родители,
таков и я сам!
     - Ох уж эти заговорщики... - Комета задумчиво перебирала карты на
столе. - Сегодня они предают своего короля, а завтра...
     Почувствовав колебания девушки, Хрумпин заявил молодому человеку:
     - Твое  предложение  неприемлемо  для  Леди  Кометы!   Или   люди
Побережья явятся сюда, или никакой встречи не состоится!
     - Не торопись отвечать за меня!  - резко осадила Комета кентавра.
- Я сама решу, ехать мне, или не ехать!
     И Адонсо,  и Хрумпин молча воззрились на девушку. Они не решались
вымолвить  ни  слова,  но каждый из них взглядом пытался отстоять свою
точку зрения.
     Комета размышляла   несколько   мгновений,   а   потом    приняла
окончательно решение:
     - Я поеду!
     Адонсо просиял.  Хрумпин нахмурился.  Однако кентавр не собирался
сдавать свои позиции:
     - Ты можешь поступать,  как хочешь,  Леди  Комета,  но  я  обязан
обеспечить  твою  безопасность.  Я немедленно соберу гвардию,  которая
будет тебя сопровождать!
     - Никакой гвардии!  Ты что,  хочешь,  чтобы враги узнали  о  моем
отъезде?  Наоборот,  ты  останешься  здесь и постараешься сделать все,
чтобы никто не знал о том,  что я отправилась за линию фронта. Этим ты
защитишь меня вернее, чем если поедешь со мной. Ясно?
     - Ясно,  - нехотя согласился Хрумпин. - Ты что, даже не поставишь
в известность Зукхила и штаб армии?
     - Разумеется!  Ты передашь Зукхилу, что я отъехала на десять дней
по  срочному  делу,  но не скажешь куда и зачем.  Чем меньше нелюдей и
людей  будут  знать  о  моем  местонахождении,  тем  проще  мне  будет
добраться до Нардилага и вернуться назад. Так... до этой деревушки три
дня пути. Еще день про запас... Значит, Адонсо, мы выезжаем завтра. Ты
готов к путешествию?
     Хотя молодой  человек  был заметно утомлен дорогой от Побережья к
Холмогорью, он выпрямился и произнес:
     - С тобой, Леди Комета, хоть на край света!
     Хрумпин несколько раз переступил с ноги на ногу. Впервые за время
знакомства с девушкой кентавр не был согласен с ее решением.

                               * * *

     Комета и  Адонсо  покинули  расположение  армии Холмогорья тайно,
переодевшись в простую одежду,  в  которой  могли  сойти  и  за  людей
Холмогорья,  и  за жителей Побережья.  Комета одела мужской костюм,  в
котором вполне могла сойти за юного путешественника,  высокие сапоги и
кожаные   перчатки,  которые  скрывали  ее  пальцы  с  присосками.  До
последних сторожевых постов их  сопровождали  лишь  Хрумпин,  Карих  и
Ваксар.  Преданные  кентавры  порывались  отправиться  следом за своей
предводительницей,  и  только  прямой  приказ  "светлого   воплощения"
заставил их остаться на месте.
     Дорога в  Нардилаг  вела через город Зурзал.  Помня о том,  как в
Дубовых Взгорьях ее опознал отец Балимолт,  Комета  решила  больше  не
рисковать,  и  путешественники объехали город по большой дуге.  Дальше
начинались малонаселенные  районы,  сплошь  покрытые  густыми  лесами.
Именно  поэтому  дворяне  с  побережья  выбрали  для встречи деревушку
Нардилаг:  она находилась вдали  от  стратегически  важных  населенных
пунктов, поэтому ни одна из армий - ни человеческая, ни холмогорская -
не стремилась овладеть ею или хотя бы разместить там свой гарнизон.
     Комета и  Адонсо  добрались  до  места  встречи  на  день  раньше
назначенного   срока   и   остановились,   как  и  было  условлено,  в
единственном деревенском трактире.  Несмотря на военное время, местные
жители отнеслись к их приезду без подозрений. В Нардилаге, в основном,
жили  древоточцы,  занимавшиеся  лесозаготовкой  и   деревообработкой,
поэтому тут часто появлялись заезжие торговцы,  оптом скупавшие бревна
и доски.  Война  обошла  стороной  это  отдаленное  поселение,  и  его
обитатели  жили  своей  обычной размеренной жизнью.  Они не испытывали
ненависти к  людям,  но  и  не  спешили  засвидетельствовать  им  свою
лояльность.
     Комета и  Адонсо  остановились  в соседних комнатах.  Трактир был
небольшой,  но чистый и добротный,  построенный,  как и все  здания  в
Нардилаге,  из  толстых  бревен.  На  первом  этаже  находились  общий
обеденный зал,  кухня и комнаты хозяев.  Второй этаж был  отведен  под
комнаты постояльцев.  В трактире хозяйничала семейная пара людей: Кроз
и Урбетта.  Кроме Кометы и Адонсо,  других постояльцев в  трактире  не
было. Но это не удивило и не насторожило девушку. В это время года лес
не валили, так как деревья цвели и были полны соков.
     Комета осталась довольна уединенностью и безопасностью деревушки.
Единственная дорога,  которая вела в Нардилаг,  хорошо просматривалась
практически из любой точки поселения.  Комета даже комнаты в  трактире
выбрала  с видом на эту дорогу,  чтобы контролировать въезд в Нардилаг
днем и ночью.  Приняв  все  меры  безопасности,  девушка  с  легкостью
согласилась   на   прогулку  по  окрестностям,  которую  предложил  ей
совершить Адонсо.  Впереди у них был целый день ожидания. Казалось бы,
Комета могла позволить себе немного отдохнуть и расслабиться.
     Но какое-то неосознанное гнетущее ощущение не оставляло девушку с
того момента,  как она оказалась в Нардилаге.  С одной стороны, причин
для   беспокойства  вроде  не  было.  Но,  с  другой  стороны,  что-то
неестественное,  наигранное чудилось ей в поведении Адонсо.  У  нее  в
памяти  вновь  всплыли те подозрения,  которые появились еще в Дубовых
Взгорьях.
     Ей казалось,  что молодой человек нарочно несет какую-то  ерунду,
чтобы скрыть свои истинные мысли и намерения.
     Они шли   вдоль   берега  узкой  живописной  речушки,  и  Адонсо,
показывая на воду, говорил:
     - Посмотри, как тут красиво!
     Комета, думая о своем, механически отвечала:
     - Да,  неплохо.  На первый  взгляд,  эту  водную  преграду  легко
преодолеет стрелок с зажженным фитилем ружья.  Но на самом деле топкие
берега не позволят переправиться даже кавалеристу.
     - Леди Комета,  разве ты не можешь хотя  бы  несколько  часов  не
думать о войне, о сражениях, о походах? Посмотри, как красива природа!
Посмотри, какие красивые лилии растут в заводи!
     - Природа...  - эхом отозвалась девушка,  оглядевшись  вокруг.  -
Если ты хочешь поговорить о природе, то вот тебе мое мнение: появление
плавучих  растений  свидетельствует   о   неотвратимо   приближающемся
заболачивании  данной местности.  Река скоро превратится в трясину.  А
трясина со временем станет торфяником.
     Комета посмотрела  на  совершенно  растерявшегося  Адонсо  и,  не
удержавшись, рассмеялась:
     - Да я же пошутила! Конечно, я вижу и красоту природы, и прелесть
этого пасторального пейзажа.  Но я не вижу необходимости обсуждать то,
что и так понятно без слов.
     - Но иногда слова нужны для того,  чтобы объяснить то,  что видят
глаза, но не понимает разум.
     - О чем это ты, Адонсо?
     Молодой человек опустил глаза:
     - Давай вернемся в  трактир.  Солнце  уже  садится.  Если  ты  не
возражаешь,  я хотел бы пригласить тебя на ужин. Я распорядился, чтобы
в моей комнате накрыли праздничный стол.
     - А в честь чего праздник?
     - Пусть пока это будет сюрпризом.
     - Ну, пускай... - нехотя согласилась Комета.
     Она ясно видела, что Адонсо сильно нервничает, словно готовится к
чему-то  очень важному.  Но пока непонятно было,  чем же вызвано такое
возбужденное состояние молодого человека. Ведь вполне могло оказаться,
что  он  просто  волнуется  из-за  того,  что  находится  на вражеской
территории,  или беспокоится о том,  явятся  ли  в  Нардилаг  послы  с
Побережья.
     Как бы то ни было,  Комета приняла приглашение своего спутника и,
вернувшись в трактир, позволила ему препроводить себя в его комнату.
     Кроз и Урбетта постарались  угодить  своим  постояльцам.  Посреди
комнаты  стоял  стол,  на  котором  были расставлены блюда с холодными
закусками, вазы с фруктами и бутылки с напитками.
     Сами хозяева поджидали своих постояльцев возле двери в комнату и,
когда Адонсо зашел внутрь, спросили у него:
     - Довольны ли вы выполнением своего заказа, господин?
     - Отлично!   Я  благодарю  вас  за  старание  и  усердие.  Будьте
неподалеку. Я позову, когда придет пора подавать горячее.
     Трактирщики с поклонами  удалились,  а  Адонсо  с  преувеличенной
торжественностью  взял  Комету за руку,  ввел ее в комнату и усадил за
стол.
     Все кушанья  выглядели  настолько  аппетитными,  что   у   Кометы
немедленно возникло желание поскорее отведать каждое из них. Но Адонсо
не торопился.  Вначале он зажег от яркой масляной лампы шесть свечей в
массивном  подсвечнике  и  поставил  его  на середину стола.  Затем он
погасил лампу,  которая до этого освещала всю комнату. Несмотря на то,
что комнаты в трактире были не такими уж и большими,  стены, скрывшись
в темноте,  как будто раздвинулись в стороны. Казалось, что стол и два
человека возле него оказались вне пределов пространства и времени.
     Комета нашла,  что  это оригинально и очаровательно,  но довольно
подозрительно.   Ей   чудилось,   что   всеми   этими   медленными   и
торжественными  приготовлениями  Адонсо  пытается скрыть нечто важное,
что должно было вскоре произойти.
     Действительно налив девушке бокал вина,  молодой человек произнес
довольно странный и многозначительный тост:
     - Леди Комета,  судьба иногда распоряжается так, что мы не вольны
над своими мыслями,  словами и делами. Иногда нам кажется, что чего-то
делать нельзя, но потом выходит так, что именно это нужно было сделать
в первую очередь. И наоборот, то, что мы считаем важным в этот момент,
впоследствии окажется совершенно бессмысленным и нелепым. Я всего лишь
обычный человек,  который поступает так,  как велит ему  его  разум  и
чувство обязанности. Я не прошу у судьбы больше того, чего достоин, но
не могу не мечтать о большем.  В то же время,  мои мечты не мешают мне
видеть реальный мир,  жить земной жизнью. Я бы хотел, чтобы и ты, Леди
Комета,  думала не только о великих деяниях,  но  иногда  обращала  бы
внимание на то,  что тебя окружает.  Поверь, есть не мене важные вещи,
чем битвы и победы.
     Комета терпеливо выслушала пространную и малопонятную речь Адонсо
и  осторожно  пригубила  напиток.  Вкус  вина был терпким и ароматным,
каким и полагалось быть выдержанному благородному напитку.
     Сделав несколько  глотков,  девушка  внимательно  посмотрела   на
Адонсо и спросила:
     - И о каких же не менее важных вещах я должна думать?
     Щеки молодого  человека  слегка  порозовели.  Опустив  глаза,  он
произнес:
     - Ну... о вечном.
     - О смерти?!
     - Нет! - горячо возразил Адонсо. - При чем тут смерть? Я говорю о
том  вечном,  что движет миром,  что заставляет сердца биться сильнее,
что делает нас сильнее, что делает нашу жизнь прекраснее и насыщеннее,
что придает нашему существованию смысл!
     - Значит, ты говоришь о борьбе за справедливость?
     Адонсо едва не застонал:
     - Да  нет  же!  Я  говорю о том величайшем чувстве,  которое одно
способно сделать нас счастливыми.
     - О чувстве победы?
     - О, боже!... - молодой человек прижал ладони к вискам. - Неужели
ты  и  в  самом  деле  меня  не  понимаешь?  Или  ты  просто надо мной
насмехаешься?
     - Я и не думала над тобой насмехаться!  - заверила Комета Адонсо.
-  Но  ты  говоришь  такими  загадками,  которые  я не могу разгадать.
Вернее,  разгадать  я  их  могу,  но  мои  ответы  тебя  почему-то  не
устраивают.
     - Хорошо, - Адонсо вздохнул. - Сейчас ты узнаешь всю правду...
     Внезапно Комета уловила какой-то далекий едва различимый шум.  На
дороге,  ведущей  в  Нарданал,  явно   что-то   происходило.   Девушке
показалось,  что прозвучало несколько выстрелов. Адонсо делал вид, что
ничего не слышит,  либо так был увлечен беседой,  что и в  самом  деле
ничего не слышал.
     - Кажется, я уже догадываюсь, в чем заключается правда, - сказала
Комета.
     Она немного отодвинула стул  назад,  чтобы  можно  было  легко  и
быстро выскочить из-за стола.  Девушка постаралась,  чтобы ее движения
не выглядели чересчур резкими и не вызвали подозрения у Адонсо.
     Молодой человек,  похоже,  не понял смысла перемещений Кометы. Он
смотрел на нее широко открытыми глазами:
     - Правда? Неужели ты догадалась сама?
     - Это  было  нетрудно.  Странно,  что  я  раньше  была слепа и не
замечала очевидного.
     - Твои слова дают мне надежду на успех.
     Вдруг Комета почувствовала,  что  ее  зрение  слегка  замутилось,
словно  пространство перед глазами затянуло дымом или туманом.  Но это
не было  новым  проявлением  волшебного  сверхчувственного  состояния.
Наоборот, веки налились тяжестью, а тело словно одеревенело.
     "Отрава! -  мелькнула  догадка  в  голове девушки.  - В вино была
подмешана отрава или сонное зелье!"
     - Успеха ты не добьешься!  -  произнесла  Комета  вслух.  -  Твое
предательство не принесет тебе ни счастья, ни славы!
     Адонсо покраснел  и  откинулся  на  спинку стула,  словно девушка
отвесила ему размашистую пощечину:
     - О  чем  ты?!  Какое  предательство?!  Неужели  мои  чувства  ты
истолковала именно так?
     - Ты  обманом  заманил  меня в эту лесную деревушку,  чтобы сдать
людям.  Ты подсыпал в вино отраву, чтобы сделать меня беспомощной. Как
еще назвать это, если не предательством?
     - Людям?... - потрясенно прошептал Адонсо. - Каким людям?
     - Тем,  которые  приближаются  к  Нардилагу,  гремя  доспехами  и
стреляя в воздух. Они уже заранее празднуют победу.
     - Не может быть!...  - краснота Адонсо сменилась  бледностью  так
быстро,  словно  по  его лицу провели малярной кистью.  - Неужели меня
обманули?
     - Хватит притворяться!  - рявкнула Комета. - Разве не таково было
твое задание:  внедриться в армию Холмогорья и обезглавить ее именно в
тот момент, когда решается судьба всего этого мира?
     - Внедриться?...  - эхом повторил Адонсо.  - И ты все  это  время
считала...
     - Вначале   я   тебе   не  доверяла.  Но  ты  сумел  усыпить  мою
бдительность.  Ты все время крутился рядом со мной,  все время был  на
виду.  И  я  допустила  ошибку  -  поверила  твоей  лжи  о возможности
договориться с послами Побережья.
     - Но я ведь действительно...  - молодой человек  осекся,  увидев,
что Комета слушает его с презрительной улыбкой. - Ты мне не веришь?
     - Как я могу тебе верить, если у меня в глазах темнеет от отравы,
которую ты подсыпал в мой бокал?  Но ты не радуйся,  я все равно сумею
убежать. Я - "светлое воплощение". Для меня нет невозможного!
     Адонсо даже  не  пытался встать,  словно его ноги онемели.  Но он
запустил правую руку за пазуху своего дорожного камзола:
     - Леди Комета, сейчас я докажу тебе... Я объясню...
     "У него там спрятан пистолет!  - решила девушка.  - Адонсо  зажег
свечи  и  поставил подсвечник посередине стола для того,  чтобы быстро
запалить фитиль."
     Ее собственное оружие было сложено на полке возле  двери.  Комета
поняла,  что не успеет схватить свой пистолет и зажечь фитиль.  Адонсо
выстрелит раньше.  Оставалась только одна надежда - на неожиданность и
непредсказуемость.
     Превозмогая дремоту,  Комета  одним  прыжком  оказалась  у двери,
выхватила шпагу из ножен и тотчас же обернулась к Адонсо с  обнаженным
клинком. На это она потратила всего одно мгновение.
     Рука молодого  человека в это время начала свой путь из-за пазухи
наружу. То ли он не понимал, что происходит, то ли продолжал надеяться
на удачу. Комета метнула шпагу, как копье. Длинное тонкое лезвие вошло
в грудь молодого человека почти по самый эфес, пригвоздив его к спинке
сула.
      Зрачки Адонсо расширились от боли.
     - Зачем?...  -  прошептали  его  бескровные губы.  - Я ведь хотел
сказать... что... тебя... люблю...
     Рука молодого человека последним судорожным  движением  вырвалась
из-за  пазухи.  Но  это  было  последнее,  что успело сделать гаснущее
сознание умирающего тела.  Кулак Адонсо безвольно  разжался,  из  него
выскользнуло и покатилось по полу золотое кольцо.
     Комета оцепенела.  Сквозь мутную пелену, вызванную то ли отравой,
то ли наполнившими глаза слезами,  она  смотрела  на  то,  как  кольцо
подкатилось к ее ногам,  ударилось о пыльную подошву сапога и с тонким
звоном упало на бок.
     И в этот момент сознание Кометы  вновь  отправилось  в  волшебный
полет.  На  этот  раз  она  не  следила  за  происходящими в отдалении
событиями.  Перед ней мелькали картинки, похожие на видеоклип, которые
ярко  и  сочно  изображали сложившуюся ситуацию.  Адонсо НА САМОМ ДЕЛЕ
любил ее.  Он НА САМОМ  ДЕЛЕ  организовал  встречу  с  представителями
недовольного  дворянства  и  купечества.  Послы  НА САМОМ ДЕЛЕ ехали в
Нарданал.  Но среди дворян нашелся один предатель,  который  выдал  их
замыслы властям Побережья. Послы попали в засаду недалеко от деревушки
и были перебиты. Шум этой схватки и привлек внимание Кометы.
     Сейчас, уничтожив послов,  к Нарданалу приближались полторы сотни
кавалеристов  в  черных  камзолах и плащах с вышитыми на груди и спине
голубыми треугольниками.  Комета слышала об  этих  людях,  но  никогда
раньше  не  сталкивалась  с  ними  лицом  к  лицу.  Это были гвардейцы
Триединой церкви.  Они держались вдали от  передовой,  да  и,  вообще,
подальше  от любых военных действий.  Но зато они появлялись там,  где
Триединая   церковь   подозревала   угрозу   своему   могуществу.   Не
удивительно,  что  целый  отряд  церковного  "спецназа"  был выслан на
поимку Кометы.
     Продемонстрировав девушке  допущенные  ошибки  и   приближавшуюся
угрозу,  волшебное  зрение отключилось.  Комета вновь вернулась в сове
тело: одурманенное зельем, слабое и полусонное.
     Дальше девушка действовала скорее механически, чем осознанно. Она
вытащила  шпагу  из ножен мертвого Адонсо и,  опираясь на нее,  как на
трость,  медленно  вышла  в  общий  коридор.  Там  находились  хозяева
трактира:  Кроз  и  Урбетта.  Эти двое с животным ужасом воззрились на
девушку.
     Первым не выдержала Урбетта.  Она рухнула на колени, потянув мужа
за собой, и жалобно заголосила:
     - Пощади нас,  Леди Комета! Мы не желали тебе зла. Нас заставили.
Они взяли в заложники нашего единственного сына и сказали, что если мы
не подсыплем тебе в бокал снотворное, то его отдадут палачам Триединой
церкви.
     Комету даже не удивило то,  что трактирщики  знают  ее  настоящее
имя,  хотя  остановилась  она  здесь  в  мужском  платье и под мужским
псевдонимом.
     Девушка лишь спросила:
     - Кто эти "они"?
     - Люди с запада.  Мы не знаем их имен.  Они пришли вчера. Двое. В
черных одеждах с голубыми треугольниками.
     Комета застонала  и  пошатнулась.  Отрава разливалась по ее телу,
сковывая движения и усыпляя разум.  Даже "светлое воплощение" не могло
противостоять ядовитому зелью.
     - Алиний...  Почему тебя нет сейчас рядом?... Адонсо... почему ты
был так застенчив?... Почему не сказал сразу?...
     Раскаяние заполнило душу Кометы.  Молодой дворянин ради нее много
раз рисковал жизнью. Он постоянно находился рядом, рассчитывая хотя бы
на один-единственный  ласковый  взгляд,  на  одно-единственное  доброе
слово.  Адонсо  хотел  доказать  свою  пользу  нелюдям  и  добровольно
вызвался исполнить  смертельно  опасную  миссию  посла  Холмогорья  на
Побережье.  Он организовал встречу, которая могла изменить ход истории
всего этого мира.  И все это он делал ради любви  к  девушке,  которая
считала его вражеским лазутчиком и которая в конце концов убила его.
     Комета шагнула вперед,  тяжело опираясь на шпагу. Лезвие гнулось,
но выдерживало вес ее тела.  Кроз и Урбетта  опустили  головы,  ожидая
немедленной смертной казни за свое преступление. Но Комета проковыляла
мимо них,  словно они перестали для нее существовать. У нее была более
важная   задача:   поскорее   покинуть  трактир  и  скрыться  в  лесу,
воспользовавшись темнотой.
     Но когда  Комета  спускалась  по  лестнице,  за  дверью  трактира
послышался топот множества копыт.  Гвардейцы Триединой церкви окружали
здание.
     Послышались команды офицеров:
     - Во   имя   триединого   господа   нашего,   благословенного   и
благословляющего  Шира-Вада-Дагна,  захватите живьем существо женского
пола, именуемое Леди Кометой.
     Дверь распахнулась, и в трактир ворвалась дюжина воинов. Их шпаги
были  вложены  в  ножны,  а пистолеты заткнуты за кушаки.  В руках они
держали толстые веревки. Увидев на лестнице Комету, воины на несколько
мгновений  замерли в нерешительности.  Должно быть,  они рассчитывали,
что девушка в бессознательном состоянии находится в своей комнате.
     Комета поняла,  что у нее остался единственный шанс прорваться на
свободу.  Собрав  остатки  сил,  она  ринулась  на врагов.  Но ее ноги
заплетались,  руки утратили твердость, а движения - быстроту. И все же
она  успела  убить  и  тяжело ранить пятерых гвардейцев,  прежде чем в
трактире появилось подкрепление. Масса тел погребла под собой девушку,
распластала на полу.  Когда же гвардейцы закончили свою работу, Комета
оказалась опутана веревками по рукам и ногам.
     Откуда-то появились  три  отца  Триединой  церкви  в  сутанах   с
надвинутыми  на  лица капюшонами.  Поверх прочных веревок они обмотали
тело девушки тонкими шелковыми лентами с вышитыми  на  них  священными
письменами.   Священники   бормотали   молитвы,   обращаясь  к  своему
триединому богу,  а один из  них  сделал  три  надреза  на  переносице
девушки и одним рывком сорвал треугольный лоскут кожи.
     Кровь хлынула по лицу Кометы, а святые отцы хором воззвали:
     - Изыди,  злой дух,  из этого бренного тела! Лишись, враг истины,
своей нечестивой силы! Сгинь, порождение тьмы, во веки веков!
     Комета не чувствовала боли. Ее сознание, одурманенное ядом, почти
утратило связь с окружающей действительностью.  И то,  что происходило
позже,  она воспринимала с трудом, словно смотрела нечеткий отрывочный
сон.

                                 * * *

     Состояние Кометы было чем-то похоже на состояние Найи Кайдавар во
время ее бездумных скитаний.  Главное отличие заключалось лишь  в  том
что,  что  Найя передвигалась сама,  а Комету везли в закрытой повозке
под охраной хорошо вооруженного отряда  гвардейцев  Триединой  церкви.
Возле  безвольного  тела  девушки постоянно дежурили трое священников.
Они беспрестанно читали молитвы,  возможно, совершенно искренне веря в
то,  что  это  служит  самым надежным способом пленения.  По-видимому,
сонное  зелье  и  толстые  веревки  казались  им  недостаточными   для
обуздания  "злого духа".  Время от времени священники менялись,  чтобы
поток заунывных однообразных молитв не прекращался ни на минуту.
     Изредка обретая способность  ясно  мыслить,  Комета  смотрела  на
зарешеченное отверстие в крыше повозки,  через которое,  в зависимости
от времени суток и состояния погоды,  можно было видеть либо солнечный
свет,  либо пасмурное небо,  либо звезды.  Время от времени священники
приводили ее в чувство, чтобы влить в горло несколько глотков воды или
несколько ложек отвратительной на вкус похлебки.
     Девушка понимала,  что  помощи  ждать неоткуда.  Даже если нелюди
узнают о ее пленении, догнать гвардейцев Триединой церкви, которые изо
всех сил спешили к Побережью, армия Холмогорья будет не в силах.
     Комета не  строила  иллюзий  и относительно своего будущего.  Она
прекрасно понимала,  почему ее не убили на месте и  почему  священники
заботятся  о  том,  чтобы она не умерла от жажды и голода.  Людям мало
было просто избавиться от своего самого главного  и  самого  страшного
врага.  Им  нужно было сделать это публично,  чтобы продемонстрировать
свою победу всему миру.  Кроме того,  вполне возможно,  люди не хотели
подарить  девушке  слишком  легкую  и быструю смерть.  Долгие жестокие
пытки и глумления были вполне в духе кровожадной  Триединой  церкви  и
охочего до зрелищ простонародья.
     Нельзя сказать,  что  предстоящие  муки  совершенно  не  страшили
Комету.  Конечно,  как любое нормальное живое существо,  она не желала
испытывать боль и страдания. Но гораздо сильнее ее мучило чувство вины
за смерть Адонсо и  за  то,  что  из-за  ее  ошибки  армия  Холмогорья
осталась  без  предводительницы.  Что  теперь  станет с миром нелюдей?
Смогут ли они продолжить борьбу за свою свободу?  Сумеют  ли  победить
людей   и  отомстить  за  смерть  "светлого  воплощения"?  Комета  уже
вычеркнула себя из списков живых,  но продолжала  переживать  за  свое
начатое и не доведенное до конца дело.
     Наконец, путешествие    закончилось.    Комета    находилась    в
беспамятстве,  когда ее вытащили из повозки, быстро занесли в какой-то
дом и бросили в подвал. В очередной раз придя в себя, она увидела, что
ее окружают не дощатые стенки повозки,  а массивные каменные блоки.  В
остальном  же ничего не изменилось:  рядом по-прежнему находились трое
священников,  которые  бубнили  себе  под  нос  молитвы  и  с  опаской
поглядывали на свою пленницу.
     Убедившись, что конец этой жизни приближается, Комета вздохнула и
снова отключилась.
     Но через некоторое время священники привели ее в  чувство,  сунув
под нос маленький флакон с какой-то дурно пахнущей эссенцией.
     Девушка очнулась   и   увидела   множество   людей  в  сутанах  и
вооруженных гвардейцев.  Один из священников,  по-видимому, занимавший
высокий  пост  в  иерархии Триединой церкви,  приблизился к Комете и о
чем-то ее спросил.  Однако сознание девушки было настолько одурманено,
что она даже не смогла разобрать слов.
     Комета открыла рот, чтобы послать проклятие своим мучителям, но с
ее губ сорвались совершенно непонятные слова:
     - Ю эс эй, кисс май эсс!
     Девушка сама не поняла того,  что  сказала.  Возможно,  это  было
ругательство из какой-то прошлой жизни, о которой Комета не помнила.
     Отцы Триединой церкви также не нашли смысла в этих словах.  И это
напугало их больше,  чем связное, четкое проклятие или грязная уличная
брань.
     - Злой дух пытается нас заколдовать,  - заволновались священники,
отпрянув от Кометы.
     - Заткните ей рот кляпом! - велел главный.
     В рот Кометы запихнули  кожаный  шар  и  закрепили  его  шелковой
лентой,  обвязав  ее  поперек головы.  Девушке было все равно.  Она не
надеялась на то, что ее будут судить и позволят высказаться. Возможно,
какое-то  судилище люди и организовали,  чтобы придать своим действиям
вид законности  и  справедливости.  Но  Комета  знала,  что  она  была
осуждена  и приговорена в тот момент,  когда взялась за оружие,  чтобы
отстоять родную деревню и свою свободу от посягательств  человеческого
государства.
     Люди в  сутанах  еще находились в тюремном подвале,  когда Комета
почувствовала, что ее веки тяжелеют и закрываются...
     Когда девушка открыла глаза в следующий раз,  оказалось,  что  ее
везут  в  открытой  телеге  по  городской улице.  На этот раз сознание
Кометы было более четким, поэтому она получила возможность осмотреться
и   сориентироваться.   Девушка  увидела,  что  ее  окружают  двух-  и
трехэтажные каменные дома с  остроугольными  черепичными  крышами,  за
которыми  можно  было разглядеть высокие стены с башнями.  Несомненно,
она находилась в одном из городов Побережья.  Это подтверждало  и  то,
что повозка с трудом пробиралась сквозь толпу людей,  которые высыпали
на улицу, чтобы поглазеть на пленницу.
     Мужчины, женщины,  старики и дети со смесью любопытства, страха и
лихорадочного  предвкушения  разглядывали  Комету,  одно  имя  которой
долгое время  внушало  им  ужас.  Теперь  они  стремились  насладиться
зрелищем поверженного врага,  превратившегося из великой воительницы в
отощавшую и изможденную девушку-полудриаду.
     - Смерть колдунье!
     - На костер ведьму!
     - Будь ты проклята, тварь!
     - Сдохни, сука!
     Жадная до кровавых зрелищ людская толпа  заводила  сама  себя.  В
Комету  летели  не  только  оскорбления,  но  и гнилые овощи,  фрукты,
нечистоты. Если бы повозку с девушкой не сопровождали конные гвардейцы
Триединой  церкви,  наверное,  толпа  набросилась  бы  на  беззащитную
пленницу прямо здесь,  в узкой городской  улочке.  Но  тычки  древками
копий и удары плеток делали свое дело - повозка медленно, но неуклонно
продвигалась к месту назначения.
     И вскоре Комета  увидела,  что  ее  ожидает.  Улица  выходила  на
довольно  просторную  городскую площадь.  Посередине площади находился
деревянный помост,  на  котором  был  вертикально  установлен  толстый
деревянный  столб.  Сейчас  гвардейцы со всех сторон обкладывали столб
вязанками хвороста.
     Вокруг помоста бурлило и  волновалось  море  людей.  По-видимому,
здесь  собрались  не  только  горожане,  но  и  жители окрестных сел и
деревень.  Чуть поодаль яркой пестрой кучкой сосредоточились  дворяне.
Для них были выстроены деревянные трибуны,  на которых чинно расселись
дамы  и  кавалеры,  словно  они  пришли  посмотреть   на   театральное
представление, а не на насильственное умерщвление живого существа.
     Присмотревшись повнимательнее, Комета разглядела на трибунах пару
знакомых лиц.  Полюбоваться на ее  казнь  среди  прочих  прибыли  граф
Эрдаван Гамилианский и маркиз Гармио Каррисанский.  Они сидели рядом с
пожилым мужчиной,  одетым особенно роскошно,  и что-то  говорили  ему,
указывая  на приближавшуюся повозку.  Вообще,  как определила девушка,
все дворяне с подобострастием и заискиванием  суетились  вокруг  этого
человека.  Она  предположила,  что  это  и  есть  сам  герцог Абассиро
Лапралдийский.
     - Смерть чудовищу!
     - Сожгите проклятую мерзавку!
     - Сгори в очистительном пламени, злой дух!
     Толпа вопила и бесновалась,  желая поскорее насладиться  зрелищем
казни.
     На Комету с новой силой обрушился дождь гнилых продуктов и комьев
грязи,  но она не чувствовала боли от ударов или  стыда  от  унижения.
Наоборот,  она  вдруг  ощутила,  что  действие отравы быстро исчезает.
Крики людей  наполняли  ее  тело  силой,  очищали  разум  от  остатков
дурмана.  Комете было не до того, чтобы задумываться о причинах своего
неожиданного выздоровления. Просто, похоже, "светлому воплощению" было
безразлично,  наслаждаться ли восторженными приветствиями холмогорцев,
или питаться проклятиями ненавидящих людей.  Главным было находиться в
центре общего внимания.
     Комета постаралась незаметно для своих сторожей пошевелить руками
и ногами,  размять затекшие мускулы,  испытать на  прочность  путы.  У
девушки  даже  появилась  надежда  на  то,  что в ней сейчас проявится
сверхъестественная мощь Найи Кайдавар. Но прочные веревки не поддались
усилиям   Кометы.   Она   избавилась  от  последствий  отравления,  но
по-прежнему оставалась всего лишь получеловеком-полудриадой.
     Тем временем  повозка  с  пленницей  приблизилась  к  помосту   и
остановилась. Гвардейцы грубо схватили девушку и потащили ее к столбу.
Комета не  сопротивлялась,  продолжая  делать  вид,  что  находится  в
полубессознательном состоянии. Она прекрасно понимала, что вероятность
выбраться живой из вражеского города равна нулю.  Спасти ее могло лишь
чудо.
     И чудо  произошло,  правда совсем маленькое.  Привязывая Комету к
столбу,  палачи освободили ее руки,  чтобы затем стянуть их позади. Но
им  не  удалось закончить работу.  Едва девушка почувствовала свободу,
как она буквально "взорвалась" серией  коротких  молниеносных  ударов.
Ближайшие  гвардейцы  отлетели  в стороны,  даже не успев понять,  что
произошло. Завладев шпагой, Комета одним взмахом перерезала веревки на
ногах.
     Затем настал  черед  отцов  Триединой  церкви,  которые все время
находились рядом с  пленницей.  Несколько  выпадов  шпагой,  и  Комета
осталась одна на помосте.  Над площадью,  над городом и, казалось, над
всем  миром  повисла  гробовая  тишина.  Толпа,  которая  только   что
выкрикивала оскорбления и угрозы, в ужасе оцепенела.
     - Сдавайтесь,  люди!  - прокричала Комета, рассчитывая ошеломить,
напугать, шокировать врагов.
     В мертвой тишине раздался чей-то истеричный полувопль-полувсхлип:
     - Злой дух вырвался на свободу!!!
     Над площадью зазвенел  многоголосый  женский  визг,  от  которого
заложило  уши.  Началась  безумная  паника.  Люди  бросились  прочь от
помоста, толкая друг друга, давя упавших, сметая всадников и повозки.
     Но гвардейцы  Триединой  церкви  не  поддались  общему  смятению.
Наоборот,   они   начали  пробиваться  к  Комете,  безжалостно  колотя
простолюдинов. Загремели выстрелы, и вокруг девушки засвистели пули.
     Комета окончательно убедилась в том, что надежды на спасение нет.
Ей  оставалось  только погибнуть в бою и постараться захватить с собой
как можно больше чужих жизней.  Осознание того,  что смерть неизбежна,
наполнило девушку необыкновенной легкостью и даже радостью. Словно она
наконец-то скинула со своих плеч груз земных  забот  и  избавилась  от
физических страданий.
     - Вперед,  Холмогорье!  - Комета ринулась туда, где находились ее
самые злейшие враги - к трибунам с дворянами. По дороге она прикончила
двух солдат и завладела тяжелой секирой.
     Пришедшие на  своеобразный "праздник" разряженные в лучшие одежды
кавалеры оказались не готовы к бою.  Легкие "парадные" шпаги с ножнами
и  эфесами,  украшенными  золотом  и  драгоценными  камнями,  не могли
защитить своих хозяев. Комета крушила своей секирой тонкие клинки, как
тростинки, не тратя сил на парирование ударов.
     Она пробилась   к  герцогу  Лапралдийскому,  с  размаху  опустила
тяжелое лезвие прямо ему на голову и расколола череп  пополам.  Маркиз
Каррисанский,  пытавшийся ее остановить, лишился не только шпаги, но и
всей правой руки. Это была не битва, это была резня.
     Граф Гамилианский,  как и большинство дворян,  привычно  бежал  с
поля боя.
     Комета бросилась   в   погоню,  размахивая  секирой  и  бессвязно
выкрикивая:
     - Холмогорье! Леди Комета! Свобода или смерть!
     Все тело девушки было покрыто десятками порезов и неглубоких ран,
нанесенных    шпагами   дворян,   но   она   достигла   того   боевого
сверхчувственного состояния,  когда боль  и  усталость  уже  не  имеют
власти над хладнокровно-яростным духом воина.
     Преследуя графа Гамилианского, Комета вбежала в ближайшее здание,
которое,  естественно, оказалось трактиром. (А какие же еще дома могли
окружать  центральную  площадь?)  Простолюдины,  которые  рассчитывали
найти укрытие за надежными каменными стенами,  теперь с дикими воплями
ринулись обратно наружу. Но Комету они не интересовали.
     Граф, спотыкаясь и поскальзываясь,  взбежал по лестнице на второй
этаж.  Девушка  преследовала  его  по   пятам,   постепенно   сокращая
дистанцию.   Эрдаван   Гамилианский,   конечно   же,  чувствовал,  что
неумолимая смерть его скоро настигнет,  но панический ужас перед "злым
духом"  был  так  велик,  что  он  даже не сделал попытки обернуться и
попробовать себя защитить.
     Комета не собиралась устраивать дуэль с графом или каким-то  иным
образом проявлять благородство.  Эрдаван распахнул одну из дверей,  но
запереть ее за собой уже  не  успел.  Девушка  изо  всех  сил  ударила
секирой  по  двери  и  в  щепки  разнесла  тонкие узорчатые доски.  На
мгновение  перед  ней  промелькнуло  белое   как   снег   лицо   графа
Гамилианского.  Следующим взмахом Комета рассекла ему грудь от ключицы
до талии, вскрыв грудную клетку и обнажив ребра.
     - Вот и все...  - девушка поставила секиру на пол лезвием вниз  и
оперлась на древко.
     Даже сквозь  стены  трактира  Комета  слышала голоса сотен людей,
которые окружали здание.  Она  осторожно  выглянула  в  окно,  которое
выходило  на  площадь,  и  увидела,  что к гвардейцам Триединой церкви
присоединились армейские пехотинцы  и  кавалеристы.  Затем  послышался
цокот  копыт по мощеной камнями мостовой,  и через несколько секунд на
площади появились лошадиные упряжки, тянувшие полевые орудия.
     - Подумать  только,  какая  честь  мне  оказана!  -  пробормотала
Комета,   наблюдая   за   тем,  как  артиллеристы  быстро  и  слаженно
устанавливают пушки напротив трактира.
     Она быстро прошла по коридору второго этажа, распахивая по дороге
все  двери.  Похоже,  кроме  нее  других  живых  существ  в  здании не
осталось.  Комета  бросила  взгляд  в  боковое  окно,  и  в  ее   душе
затеплилась надежда.  Совсем рядом она увидела стену соседнего дома. В
голове девушки начал быстро выстраиваться план бегства  из  города  по
крышам, чердакам и стенам.
     Комета посмотрела на свои пальцы с присосками:
     - Ну, не подведите!
     Секирой она выбила стекло и,  как некогда поступила Латэла Томпа,
отбила осколки,  оставшиеся по краям.  Затем девушка отошла назад  для
разбега,   со  вздохом  сожаления  отбросила  свое  оружие  и,  сделав
стремительный рывок, прыгнула на стену соседнего дома.
     Комета постаралась прицепиться к каменной  стене  всеми  пальцами
рук  и  ног  одновременно.  Она  не  была  настоящей дриадой,  поэтому
удержалась с большим трудом.  Медленно распределяя вес своего тела  по
конечностям, Комета отлепила от стены левую руку и протянула ее вверх.
Закрепившись,  она повторила эту операцию поочередно с  правой  ногой,
правой рукой,  левой ногой. Первый успех окрылил девушку, и она начала
медленно и осторожно подниматься по отвесной стене здания.
     - Только бы добраться до крыши, - как заклинание твердила Комета,
- только бы добраться до крыши... или хотя бы до окна...
     Но в этот день удача отвернулась от "светлого воплощения".
     Комета услышала крики:
     - Смотрите, злой дух перескочил на соседний дом!
     - Стреляйте в нее!
     - Во имя триединого господа нашего, огонь!
     Послышались выстрелы.  Пули  защелкали  по  стене вокруг девушки.
Комета поняла,  что в нее попадут раньше,  чем она успеет добраться до
безопасного места.
     Ей оставалось только одно. С силой оттолкнувшись руками и ногами,
Комета сделала кувырок в  воздухе  и  зацепилась  за  стену  трактира.
Солдаты продолжали стрелять,  поэтому ей пришлось забраться в окно, из
которого она выскочила минуту назад.
     - Отсутствие результата - это тоже результат!  - "успокоила" себя
девушка.
     В этот момент пол под ее ногами содрогнулся,  и, чтобы не упасть,
ей пришлось опереться о стену.  Раздался грохот, противоположный конец
коридора заволокло пылью. Комета поняла, что по трактиру открыли огонь
из пушек. Ядра пробивали стены здания, ломали балки и перекрытия.
     Девушка подхватила с пола свою секиру и,  пригибаясь,  побежала к
лестнице. Спускаясь по ступеням на первый этаж, она увидела, что через
окна и пробитые ядрами бреши люди бросают  внутрь  трактира  факелы  и
зажигательные  снаряды.  Здание  заволокло  едким дымом.  Огонь быстро
перекинулся на дощатые полы, мебель, обивку на стенах.
     Лавируя между многочисленными очагами пожара,  Комета бросилась к
входной двери.  Она не собиралась сгорать заживо. Она хотела сражаться
до конца и погибнуть на поле боя.
     Ударом ноги Комета распахнула дверь и выскочила наружу. Порванная
одежда на ней уже дымилась, а кончики растрепанных волос начали тлеть.
За девушкой тянулся дымный след,  и в эти мгновения она и в самом деле
была похожа на комету.
     - Холмогорье!  Свобода или смерть!!! - Комета взмахнула секирой и
бросилась в свой последний бой.
     Люди ее уже поджидали.  Они  больше  не  собирались  сходиться со 
"светлым воплощением" в рукопашной схватке.
     Раздался ружейный залп.  Не все стрелки попали в цель,  но девять
из них не промахнулись.  Девять тяжелых ружейных пуль вонзились в тело
Кометы и отбросили девушку назад в горящий дом...


                      ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...