М Ы - Б О Г И


  Старая,  еле ползущая, с облупленными боками электричка доползла, наконец,
до  Ужгорода.  Я  первым вырвался из её душного чрева  на  не  менее  душный
"свежий"  воздух. В это обеденное время казалось, что солнце  своими  лучами
пытается  убить всё живое. Я сбросил на перрон вокзала свой рюкзак,  цвет  и
возраст  которого были те же, что и у электрички, и принялся принимать  вещи
товарищей.  Все  были рады, что вернулись, наконец, домой, но  усталость  от
двухнедельных  странствий и скитаний в горах была заметна на  лице  каждого.
Когда  все  вещи были уже возле нас на перроне, мы, лишний раз,  пересчитав,
взвалили  их себе на плечи и двинулись в город. Возвращение домой  радовало.
Все  были  переполнены впечатлениями от похода, но единственным  желанием  у
всех сейчас было желание отдохнуть.
     Отойдя от вокзала, я и Рудольф простились с друзьями и, договорившись о
встрече дня через два, пошли в своём направлении.
 - Эх, зря Иштван с нами не пошел! Ему бы очень понравился поход. - Вздохнул
Рудольф, искренне сожалея об отсутствии друга.
  -  В  последние месяцы для него ничего не существует, кроме  науки  и  его
изобретений. Он скоро и о друзьях забудет. Недавно попросил его починить мой
радиоприёмник,  а  он так увлёкся своими "летающими ковриками",  что  совсем
забыл,  о чём я его просил, и сделал из сломанного приёмника программируемую
стиральную машину, да ещё и с дистанционным управлением. Вот ты мне,  Рудик,
скажи, зачем человечеству стиральная машина, в которую кроме носовика ничего
не влезает?
  - Не скажи. На самом деле туда целых два носовика можно было запихнуть,  -
засмеялся  Рудольф.  - И что плохого в том, что человек хочет  помочь  всему
человечеству?
 - Ага, твой Христос тоже этого хотел, и что из этого получилось?
 - Он помог человечеству, он спас человечество и тебя тоже, хотя ты в него и
не веришь.
  Я  задел  больную тему для Рудольфа. Последнее время он рьяно  ударился  в
религию и был фанатичным христианином, Он всё время пытался навернуть в веру
своих  друзей и поэтому при малейшей возможности начинал свои проповеди.  Но
спорить  с  ним  сейчас я не хотел, и, наверное, поэтому  нанёс  "удар  ниже
пояса":  - Рудик, ведь ты же стал христианином только потому, что я  увёл  у
тебя Галку.
  Я тут же пожалел о сказанном - Рудольф умолк, было видно, что он обиделся.
Я действительно задел его за живое. Мы с Рудольфом когда-то вместе учились в
одном  классе, а Галка училась в параллельном. Они были очень похожи,  но  я
всегда  считал, что они не подходят друг другу, наверно потому, что сам  был
без  ума от неё. Она прекрасно знала о моих чувствах и, наверное, поэтому  в
одиннадцатом классе вдруг бросила Рудольфа и стала моей девушкой.  Наверное,
я  никогда не был так счастлив как тогда, но счастье это длилось не долго  -
со  мной она начала очень быстро меняться. Из скромной и тихой, какой  я  её
знал раньше, она превратилась в девушку безо всяких комплексов. Раньше я  не
одобрял её излишнюю скромность, но наблюдать её выходки в ресторанах и барах
тоже  долго не смог, а когда я вернулся из армии, я её совсем не  узнал.  Мы
еще  некоторое  время встречались, я все надеялся вернуть  прежнюю  тихую  и
скромную  Галку,  но увы, примерно год назад я разорвал наши  отношения.  Но
больше  всех её перевоплощение повлияло на Рудольфа, именно после  этого  он
слишком  сильно  увлёкся  религией, наверное, пытаясь  найти  там  утешения.
Иногда мне кажется, что он в глубине души обвиняет меня в том, что случилось
с  Галкой,  и  только религиозность не позволяет ему это  показать  мне  или
высказать. Тем более что иногда я сам себя чувствую виноватым. Ведь именно я
приложил тогда максимум усилий, чтобы изменить Галку.
  -  Ты  ошибаешься, - наконец заговорил Рудольф. Голос его как  обычно  был
спокоен. - Это моя судьба, мой рок. Ведь эту дорогу мне указал Господь.
  -  А  Галка была господним знамением? - Ухмыльнулся я. Рудольф не ответил.
Nqr`rnj дороги мы шли молча, и только у его дома я, извиняясь, сказал:
 - Рудик, ты не сердишься? Извини, что я так.
  Его  улыбка  была ответом, он вообще не мог долго сердится или  обижаться,
особенно на друзей, я никогда не встречал человека более доброго, чем он.

  Дома  я  не  застал никого из родных - все были на работе. Не успев  снять
ботинки,  я  услышал телефонный звонок. На коленках, чтобы не разуваться,  я
пополз к нему.
  -  Срочно  беги ко мне! - На другом конце я услышал Иштвана, он был  очень
взволнован,  впрочем,  как  всегда, когда  создавал  что-то  новое  в  своей
домашней лаборатории.
 - Да я только что приехал, даже разуться не успел! Что у тебя там?!
 - Беги быстрей, я тебе здесь такое покажу - ахнешь!!!
 Иштван бросил трубку, и я, не очень красиво выругавшись, отправился к нему,
благо  - он жил недалеко от меня. Я всё пытался представить себе, что  могло
его так возбудить, какое новое изобретение создал он для блага человечества.
Уже  давно  не  только  мы с Рудольфом, но и все, кто хорошо  знал  Иштвана,
привыкли к его мании изобретательства. Помню, она у него проявлялась  ещё  в
детском саду. Однажды мы размечтались о том, как было бы здорово попасть  на
Луну,  и  тогда  Иштван  во  дворе детсада смастерил  машину-катапульту  для
заброски  на  Луну, но возникла проблема: кому лететь. Конечно же  никто  не
хотел, потому что никто не знал, как оттуда вернуться, и тогда согласился  я
(ещё в детстве я был большим авантюристом). Я простился со всеми девчонками,
некоторые даже заплакали, в связи с чем отправку пришлось ускорить, пока  на
рёв не прибежали нянечки. Увы, мне не посчастливилось слетать на Луну: когда
я  уселся, на место указанное Иштваном, и он запустил меня в небо, я, сделав
кувырок,  перелетел  через забор детсада и шлёпнулся в  крапиву,  которая  в
изобилии  там  росла, и которая "очень нежно" приняла меня в  свои  объятия.
Помню, в тот день нам очень досталось от нянечек, и после того дня я до  сих
пор  с опаской и недоверием отношусь ко всем изобретениям Иштвана. И в школе
его  считали  вундеркиндом, особенно после того, как он научился  заставлять
школьные  электронные часы идти то медленней, то быстрей, после  чего  уроки
стали  короче,  а  перемены длиннее. Учитель физики  так  и  не  смог  тогда
разобраться, как Иштван это делал. После школы Иштван поступил на физический
факультет нашего Ужгородского университета. Там тоже очень скоро обратили на
него  внимание.  Сейчас  он  студент четвёртого  курса,  а  уже  имеет  свою
лабораторию.

  Войдя  к  Иштвану  во двор, я с удивлением отметил,  что  пёс  Альберт  не
встречает  меня  лаем,  как обычно, а тихо сидит в своей  конуре,  осторожно
выглядывая оттуда.
 - Ну, как поход? Рассказывай. - Встретил меня на пороге Иштван. - Где были,
что интересного видели?
  - Это ты давай рассказывай! Зачем звал?! - Я попытался сделать вид, что  я
недоволен и мне его расспросы безразличны.
     У Иштвана глаза дико горели, он был необычно возбуждён. Молча жестом он
позвал  меня  в  свою  комнату,  которая  давно  уже  служила  ему  домашней
лабораторией, и я, одолеваемый любопытством, безропотно последовал за ним.
 - Вот. - Он широким жестом показал мне на кучу аппаратуры громоздившуюся на
столе. - Это - так называемая "машина времени".
  Я  внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, шутит он или нет, но  он
выглядел  вполне серьёзно. Честно говоря, я не знал как себя вести.  Неужели
это  правда?  Вряд  ли,  ведь наукой доказано, что  это  невозможно,  точнее
возможно  только теоретически, да и то только вперед в будущее, а ведь  люди
чаще  мечтают  о прошлом. Мне захотелось покрутить пальцем  у  виска,  и  я,
наверное, так бы и сделал, если бы передо мной стоял не Иштван. Но Иштван не
был любителем розыгрышей, и тем более, обмана.
 - Я не шучу, это действительно устройство, которое может переносить объекты
в прошлое. Я уже провел серию опытов, они удачные: все объекты, отправленные
мной в прошлое на разные расстояния, вернулись целыми и невредимыми.
 - А сам пробовал? - Вырвалось у меня.
 - Нет. Пока нет, но именно для этого я тебя и позвал. Я сейчас разрабатываю
теорию времени, для этого мне и нужны эти опыты.
  -  Ну, а как, например, быть с этим, как его, "парадоксом времени"? Ты  не
боишься через прошлое изменить настоящее?
  -  Не  думаю,  что  это возможно: "парадокс времени"  придумали  фантасты.
Согласно  моей теории прошлое и будущее - это как вода и воздух -  ничто  не
входит  в  другое,  а тоненькая прослойка между ними - это  настоящее.  Если
частичка  будущего  попадает в прошлое, то между ними  все  равно  останется
прослойка настоящего, а прошлое будет выталкивать будущее из себя, как  вода
пузырек  воздуха. А мое устройство делает этот "пузырек" такой же плотности,
как  и  "вода",  вследствие чего он не всплывает,  а  находится  в  середине
прошлого.  Таким образом, оставаясь будущим, этот пузырёк живёт  по  законам
прошлого. То есть само прошлое не даст будущему что-либо изменить.
  -  Постой,  постой! - Перебил я его, мотая головой и с трудом понимая  его
слова.  -  Это слишком сложно для меня. Ну а как твой "пузырек" возвращается
обратно?
  -  Для  этого есть специальное устройство, - Иштван взял со стола  плоский
небольшой  диск,  чем-то  смахивавший  на  какой-то  древний  амулет,  но  с
жидкокристаллическим экраном в центре.
  -  Вот  оно. Тут можно точно определить, где ты находишься, по  всем,  так
сказать, четырем координатам.
  -  Оно  что,  и в пространстве может перемещать? - Изумился  я.  Все,  что
рассказывал  мне  Иштван, было на столько невероятно, что  я  никак  не  мог
поверить в это.
  -  Ошибочно  думают,  что  время  это  такая  же  координата,  как  и  три
пространственных. Но надо отличать время как меру, когда у  нас  есть  некий
эталон,  с  которым мы сравниваем длительность всех процессов, и время,  как
философскую  категорию, как некий вид материи, особенной, малоизученной.  Во
втором  случае  пространственные координаты  являются  уже  производными  от
времени.  Поэтому при погружении во время, выбор пространственных  координат
является условностью. Раньше я опасался, нет ли каких-либо побочных действий
при  таком перемещении туда и обратно, поэтому вначале я отправлял в прошлое
механический  модуль, который через некоторое время сам  включал  устройство
возвращения. Все роботы удачно возвращались, и я отправлял их все  дальше  и
дальше; практически все опыты были успешными...
  - Что значит "практически все", были и какие-нибудь проблемы? - Перебил  я
его, насторожившись.
  -  Один из модулей не вернулся, точнее сказать, пока не вернулся. По  моим
теоретическим   расчетам,  погрешность  при  погружении  в   прошлое   равна
приблизительно  полтора-два процента от расстояния, а время отправки  модуль
отсчитывает  относительно,  так сказать, местного  времени.  По  этому  если
модуль промахнулся на десять лет, то и вернется он через десять лет.
 - Ну, а что-нибудь живое ты пробовал?
  -  Неделю  назад я отправил во времена динозавров Альберта с прикрепленным
модулем, а вчера он вернулся. Он был ели живой от страха, всю ночь провыл, а
сейчас немного успокоился, но из конуры не вылезает.
 - Что могло так испугать твоего добермана?
  - Не знаю. Возможно, он что-нибудь там увидел, но скорей всего его испугал
сам процесс погружения.
 - Он что - болезненный?- Я снова насторожился.
 - Что? Процесс? - Рассеяно переспросил друг.
 - Ну не пес же!
 - Не думаю, возможно, просто неприятный.
 - И что ты теперь собираешься делать? - спросил я, уже зная ответ.
  -  Мне не терпится отправить в прошлое человека. Но один я не решался, мне
нужен напарник.
  - Ты хочешь, чтобы мы вместе отправились в прошлое? - Удивился я. Я думал,
что  он  хочет отправить меня одного, а сам останется возле приборов. Иштван
утвердительно кивнул.
 - А здесь дежурить не надо?
  -  Нет,  эта  аппаратура только отправляет, затем она уже не нужна,  нужен
только прибор возвращения.
  - Честно говоря, мне тоже уже не терпится. Когда мы сможем отправиться?  -
бойко спросил я. Мне действительно чертовски натерпелось.
 - Да хоть прямо сейчас. Ты готов?
 - Всегда готов! - Ответил я, подняв руку как когда-то в школе, и засмеялся.
- А куда отправимся?
  -  Для  первого  раза лучше всего на несколько десятилетий.  Да,  -  вдруг
спохватился  Иштван,  -  чуть  не  забыл.  При  погружении  пространственная
погрешность  намного больше, чем временная, поэтому необходимо взять  рации,
чтобы потом найти друг друга.
  Иштван  сунул  мне  две рации, видать, давно им приготовленные  для  этого
момента, и принялся за аппаратуру. Затем жестом показал куда становиться - в
углу  был  какой-то металлический коврик, а над ним висело  что-то  большое,
смахивающее  на огромный абажур. К коврику со всех сторон бежали  провода  и
кабеля.   Закончив   настройку,  он  взял  свой   "амулет",   и,   торопясь,
присоединился ко мне. Я вручил ему одну из раций и напрягся в ожидании.

     Иштван ошибся, когда предполагал, что этот процесс неприятный. Сознание
медленно затухало, как будто я засыпаю, очнулся я от толчка. Открыв глаза, я
оглянулся, голова немного кружилась. Я оказался в каком-то дворике на газоне
посреди  цветов. "Господи, а если бы я оказался посреди улицы или  в  какой-
нибудь  квартире" - подумал я. Рядом на скамейке сидела старушка и  смотрела
на  меня.  Интересно, она видела, как я появился? Я поднялся и, пошатываясь,
сошёл  с  клумбы на дорожку. Затем снова покосился на старушку - у  нее  был
возмущенный,  а  не удивленный вид, значит, она не видела, как  я  появился.
Наверное,  она  приняла  меня за пьяного, и возможно,  что  я  действительно
проспал некоторое время на этом газоне.
  Выйдя  со  двора на улицу я стал оглядываться - родной город  узнавался  с
трудом.  Появилось  чувство  подавленности,  только  сейчас  до  меня  начал
доходить весь смысл случившегося, из-за чего стало как-то не по себе.  Людей
вокруг  было мало, и я, воровато оглядываясь, достал рацию и вызвал Иштвана.
Он ответил сразу:
 - Я где-то на окраине, у меня все в порядке, встречаемся у замка, это самое
старое,  что есть в нашем городе, его мы точно найдем, а то я никак не  могу
понять, где я.
  Я  согласился,  пожелал  ему удачи и выключил рацию.  Я  вышел  на  улицу.
Господи,  как тут всё изменился за... Чёрт, Иштван же не сказал, куда  точно
отправляет  нас!  Ничего, я попытаюсь определить это  сам.  Судя  по  одежде
людей,  это   семидесятые  годы, точнее определить не  получится.  Прохожие,
которых  я  встречал,  все время оглядывались на меня. Не  удивительно,  мою
странную одежду дополняли длинные волосы, да еще и холодно, а я в шортах.  Я
решил  прикинуться туристом, и, подойдя к какому-то прохожему, который куда-
то  спешил,  спросил, пытаясь изобразить иностранный акцент,  как  пройти  к
замку.  После  его  объяснений я, наконец, понял, где нахожусь,  и  двинулся
дальше. Подойдя к проспекту, я издали услышал странный шум. Прибавив шаг,  я
вскоре  увидел  толпу  людей, стоящую вдоль проспекта и  смотрящую,  как  по
проспекту движутся танки. Я прибавил шаг и, подойдя ближе, огляделся. Это не
было  парадом,  как  я вначале подумал - танки шли непрерывной  колонной  на
большой  скорости.  Люди  смотрели молча,  иногда  перешептываясь.  Судя  по
количеству машин, остановившихся на прилегающих улицах, танки шли уже давно,
а  конца  им  не  было видно. Вокруг было много военных, и я подумал,  а  не
сороковые  ли  это годы, но сразу же отбросил эту мысль - не  только  одежда
людей,  но  и  автомобили  которые стояли рядом, говорили,  что  это  начало
семидесятых. Мне человеку конца девяностых нетрудно было отличить  сороковые
от семидесятых.
 Достав рацию, я снова вызвал Иштвана. Он сообщил, что скоро будет на месте,
и спросил как у меня дела. Я ответил, что неуверен, что доберусь вовремя, из-
за  перекрытого  проспекта,  который мне нужно было  пересечь.  Не  успел  я
Hxrb`ms  объяснить,  в чем дело, как услышал, что меня  кто-то  окликнул.  Я
оглянулся.  Стоял я чуть вдали от других людей, и сейчас  ко  мне  из  толпы
направлялся  какой-то человек в сером неброском костюме который давно  вышел
из моды. Его внимание, судя по всему, привлекла рация в моей руке, такие тут
еще  не  скоро  будут делать. Мысли заметались в моей голове, я  понял,  что
ничего хорошего мне не обещает общение с человеком в сером костюме. Я  начал
оглядываться, оценивая возможность бежать, но шансов не было.
 - Ваши документы. - Подойдя, попросил кагебешник. В том, что это кагебешник
я  не  сомневался,  милиция ходит в форме, а простые граждане  документы  не
просят,  даже  в  семидесятых. Перепуганный я полез в карман  за  паспортом.
Документы  я  с  собой, как правило, не ношу, но на сей раз  паспорт  был  в
кармане  ещё  с похода, я ведь так и не успел переодеться. Пока  я  доставал
документы, он разглядывал меня, а особенно рацию, висящую у меня на поясе. Я
достал паспорт и трясущимися от волнения руками отдал ему. И только тогда  я
вспомнил,  что по этому паспорту я должен родиться не менее чем  через  пять
лет,  а  значит  -  паспорт подделан, и меня сейчас  арестуют.  Но  внимание
кагебешник привлекло совсем другое - надпись на паспорте " ПАСПОРТ УКРАИНА "
и  огромный  герб-тризубец. Судя по его выражению лица,  такого  он  еще  не
видел.
     Открыть паспорт он так не успел - я со всего маху ударил его в живот. В
армии меня учили одним ударом прошибать стопку черепицы. Он ухнул и осел,  а
я не теряя ни секунды, выхватив из его рук паспорт, бросился бежать. Когда я
оглянулся,  то  увидел, что кагебешник уже поднимается с земли,  а  за  мной
гонятся  еще двое, и я из последних сил прибавил скорость. Внезапно танковая
колона остановилась, и я резко свернул к ней. Я рисковал если не попасть под
гусеницы,  то,  как минимум привлечь к себе ещё больший интерес,  но  позади
меня  были слышны крики, и я, не обращая на них внимания, перебежал проспект
и  юркнул во дворик, петляя между домами, словно заяц, чтобы замести  следы.
Вконец  выбившись из сил, я забежал в какой-то подъезд. Сидя на  ступеньках,
немного  отдышался, но успокоиться никак не мог, я уже пожалел, что ввязался
во   все   это,  и  мысленно  я  проклинал  Иштвана  вместе  со  всеми   его
изобретениями. Когда-то я вот так бежал по лесу, спасаясь от дикого  кабана,
тогда ноги меня не подвели. Сейчас ситуация намного сложней.
   На   поясе  запищала  рация  -  от  неожиданности  я  вздрогнул.   Иштван
поинтересовался,  что  случилось, и я вкратце описал ему  ситуацию,  пытаясь
казаться  спокойным, и попросил немедленно вернуть нас назад, пока  меня  не
упекли  здесь за шпионаж. Иштван не на шутку встревожился. Он объяснил  мне,
что  чтобы  отправится домой нам необходимо приблизиться  друг  к  другу  на
несколько десятков метров, слишком мал был радиус действия амулета  Иштвана.
Я  выругался,  а  затем  описал, что вижу из  окна  подъезда,  и  мы  вместе
предположили мое возможное местонахождение. К счастью этот район был  старым
и   мало  изменился за несколько десяток лет. Мы договорились,  что  я  буду
ждать его в этом подъезде, а он попытается добраться ко мне.
  Я  с  беспокойством выглядывал из окна, ожидая Иштвана, а его все не было.
Мимо  меня  прошла  пенсионерка  с  авоськами  в  руках,  она  подозрительно
покосилась   на  меня.  Возможно,  подозрительность  старушки   мне   только
показалась, но я на всякий случай прислонился к стенке, прикинувшись пьяным.
Бабуля  еще раз покосилась в мою сторону, когда отпирала дверь, и,  наконец,
скрылась в своей квартире. Я облегченно вздохнул, но потом подумал, что  она
может вызвать милицию, чтобы меня забрали, уж слишком пьяным я выглядел,  да
и кто знает какие здесь нравы у людей, это у нас на меня никто бы не обратил
внимания, но тут?..
 Через некоторое время Иштван снова вышел на связь. Он пробирался ко мне, но
никак не мог найти двор где я прятался. Когда я рассказал ему о старушке, он
ответил:
  -  Ты  бы лучше у нее адрес дома спросил, а не пьяным прикидывался. Теперь
лучше смени подъезд, пока милиция не нагрянула.
  Я  последовал его совету. Когда я спускался, в подъезд вошел  мужчина  лет
сорока.   От  неожиданности  я  вздрогнул  -  это  был  мой  университетский
преподаватель, правда, выглядел он намного моложе.
   -  Здравствуйте  Степан  Степаныч,  -  поздоровался  я.  Он  в  удивлении
остановился, но тоже поздоровался. По его взгляду можно было догадаться, что
он  пытается  вспомнить,  откуда я его могу знать. Именно  этого  вопроса  я
боялся,  ведь  не  скажу же я ему, что я еще не родился, а  когда  рожусь  и
выросту,  то  он  будет  меня учить в университете. Представляю,  каким  это
бредом покажется, поэтому я задал вопрос первым:
 - Не скажете адрес этого дома, а то я, кажется, заблудился?
  Он  ответил. Я поблагодарил и быстро побежал вниз, не дожидаясь  вопросов.
Выглянув из подъезда, я увидел Иштвана, стоящего во дворе и озирающегося  по
сторонам. Я окликнул его и стал жестами звать к себе.
  -  Давай  быстрее  домой, мне здесь что-то уже не нравится.  -  Иштван  не
спорил,  было  видно,  что  ему самому хочется  убраться  отсюда  побыстрей.
Впечатление от недалекого прошлого сложилось у нас не очень хорошее.  Иштван
достал из кармана амулет-"возвращатель" и я снова почувствовал сонливость.
  Очнулись  мы  в  комнате Иштвана, и первое, что я сделал  -  посмотрел  на
настенный календарь, и, только когда увидел родные числа, успокоился. Минуту-
две мы смотрели друг на друга молча, потом разразились хохотом. У Иштвана от
смеха  потекли  слезы,  а я качался на диване, и у меня  начались  колики  в
животе,  но  мы  никак не могли остановиться. Перепуганная  кошка  выскочила
через  окно, а на улице от страха завыл доберман Альберт. Смеялись мы долго,
не  в силах остановиться, смех то затухал, то вдруг взрывался с новой силой.
Я тряс Иштвана за плечи и повторял:
  -  Мы  боги,  Иштван! Понимаешь?! Мы теперь боги!!!  Для  нас  нет  ничего
невозможного теперь! Что бы ты ни захотел, отправляешься в параллельный  мир
и  там  берешь всё, что тебе надо! Смотри, это оттуда! - Я достал из кармана
веточку сакуры, сломанную мной в ТОМ Ужгороде, и перенесённую в ЭТОТ.
 - Параллельный мир и прошлое - это не совсем одно и то же.
  -  Но  это не может быть нашим прошлым! В те годы войны не было, а  в  том
Ужгороде было полно солдат и танков.
  -  И  за что тебе в школе ставили "отлично" по истории? Ты забыл про  1968
год?  -  Иштван искренне удивился, а я искренне не понимал о чём идёт  речь,
хотя всегда считал, что историю знаю неплохо.
  -  В  конце  августа  1968  года советские  танки  подавляли  восстание  в
Чехословакии. "Пражская весна", вспомнил?
 Конечно, я вспомнил, не представляю даже, как я мог об этом забыть. Значит,
это всё-таки было наше прошлое. Я разочаровано вздохнул. Иштван, увидев, что
я переменился, спросил:
 - Чем ты недоволен? По-моему прошлое лучше, чем параллельный мир.
  В мыслях я согласился с ним, решив, что это действительно лучше. Но тут  я
заметил, что на улице уже темно.
 - Господи, я же сегодня дома родным на глаза ещё не показался. - Я бросился
к выходу, в спешке хватая свою сумку. - До завтра, Иштван. После сегодняшней
прогулки я, наверное, не засну!
  Иштван проводил меня и, попрощавшись и договорившись о завтрашней встрече,
я заспешил домой. Было давно за полночь. На ходу я представлял себе, куда бы
завтра  отправиться с Иштваном. Во времени, конечно же. Я  решил  предложить
Иштвану  1825 год, Петербург. Всегда мечтал познакомиться с Пушкиным,  а  за
одно,  если повезёт, посмотрим восстание декабристов. Когда я пришел  домой,
родные  все  спали. Я тихонько прошел в свою комнату, распаковал  наконец-то
свой  рюкзак и, найдя в нём оставшийся с дороги бутерброд, съел  его  и  лег
спать.  В  коридоре послышались шаркающие шаги бабушки. Она подошла  к  моей
комнате и заглянула, я начал громко и равномерно сопеть, притворяясь спящим.
Бабушка послушала моё сопение, потом вздохнула и пошаркала к себе.
 Ночью мне снился какой-то кошмарный бред: за мной гнался кагебешник в сером
костюме,  потом  он  меня  поймал и вот я уже  в  камере  на  допросе.  Меня
спрашивают,  с  кем я устроил восстание в Праге и в Питере,  а  я  смеюсь  и
говорю,  что  между  этими восстаниями полторы сотни лет,  и  я  не  мог  их
организовать,  ведь  родился  я гораздо позже. Но  следователь  мне  голосом
Иштвана говорит, что я плохо учил историю и меня за это расстреляют.  И  вот
меня  ведут  расстреливать,  ставят  лицом  к  кирпичной  мокрой  стене.   Я
g`flsphb`~q|, ожидая выстрела, но вдруг оказывается, что это я расстреливаю;
я  поднимаю  винтовку, чтобы выстрелить и вижу, что у стены  стоят  Рудольф,
Иштван  и Галка. Я опускаю ствол, но он вдруг выстреливает, и друзья падают.
Я бросаюсь к ним, бегу, но расстояние почему-то не сокращается, а я всё бегу
к умирающим друзьям, хотя знаю, что никогда не добегу...

  На  следующий  день  я  встал  поздно, плохой  сон  с  утра  испортил  мне
настроение,  и  я по народному обычаю посмотрел в окно, в надежде,  что  сон
забудется. Одевшись, пошел на кухню завтракать. Дома была только бабушка,  я
сел  за стол и она начала мне подогревать завтрак. С утра меня не разбудили,
дав отдохнуть после похода, поэтому сейчас приходилось завтракать одному.  Я
заметил,  что  руки у меня не очень чистые, я не мылся ещё с  того  момента,
когда  приехал  из похода. Странно, что бабушка этого ещё не  заметила,  как
правило,  она  отправляет меня в ванную с порога в кухню, и  вообще  сегодня
она,  накрывая на стол, всё время молчит, то и дело, вздыхая. Я сам встал  и
отправился мыться. Вернувшись, я нарочито весело спросил:
  -  Что ты, ба, всё молчишь? Рассказывай, что тут новенького произошло  без
меня? Я, наверное, много интересного пропустил?
  -  Ты, что, ничего не знаешь? - спросила бабушка как-то странно. У меня  в
душе  что-то  екнуло,  и по спине пробежала дрожь, такое  начало  предвещает
только плохие новости, я весь напрягся, снова вспомнив свой сон.
 - Что именно? - я попытался улыбнуться.
 - Галочка умерла ...
  Я попытался встать, но ноги меня не слушались, хотелось закричать, что это
не  правда, но зубы сжались в судороге. Я так и сидел окаменевший, не  слыша
больше бабушку.
  -  ...Врачи  не  успели. Когда вызвали "скорую" она уже была  мертва,  они
сказали  что  это - передозировка наркотиков. Кто бы мог подумать,  Галочка.
Такая  была  тихая девочка... Ещё помню как водила вас вместе в  садик,  она
всегда  приходила к нам, я так любила с ней поговорить, а в последнее  время
она  перестала к нам заходить, и вот теперь ...- Бабушка присев на табуретку
всхлипывала, вытирая передником слёзы.
 - Когда? - Я ели выдавил из себя этот звук, не узнав собственный голос.
  -  В  прошлое  воскресенье. А похороны были во вторник,  её  на  Кальварии
похоронили.
  Последние слова бабушка уже говорила мне вдогонку. Выскочив на улицу, я не
обращал  внимания  ни на возглас прохожего, которого  я  сшиб,  ни  на  визг
тормозов  какого-то  автомобиля. Я бежал, не видя  ничего  сквозь,  наконец,
брызнувшие  слёзы,  я не знал, куда и зачем бегу, у меня  было  единственное
желание  - убежать от этого мира. В одно мгновение пронеслись в моей  памяти
моменты  из  прошлого. Я помнил всё: и её пощёчину и её  поцелуи,  запах  её
каштановых волос, весёлые карие глаза и этот голос, голос, который узнаешь в
любой толпе, голос, который всегда околдовывал, делал беспомощным и в то  же
время  придавал  невероятную силу и уверенность, голос,  лучше  которого  не
звучало в мире ничто.
  Я  сидел у свежей могилы и плакал, говорил, что это я во всём виновен, что
всё могло бы быть иначе, что она бы сейчас могла счастливо жить, если бы  не
я.  А она, улыбаясь, смотрела на меня с фотографии. Когда-то мы были вместе,
а  сейчас  земля и повядшие венки навсегда разъединили нас. И тут я вспомнил
про машину времени, меня осенила мысль, что всё ещё можно исправить.

 Меня встретил взволнованный Иштван:
 - С утра ищу тебя. Ты куда пропал? - Я промолчал, потом сухо сказал:
 - Мне нужна твоя машина.
 - Некогда сейчас, у меня беда - Рудик сбежал!
 - Мне ненадолго. - Сухо и жестко сказал я.
 - Ты не понял. Рудик в прошлое сбежал, без "возвращателя"!
 До меня, наконец, начали доходить его слова.
  - Он зашел ко мне утром, и я ему рассказал о машине, о её возможностях и о
нашей вчерашней прогулке. Он сразу ожил, заинтересовался, я показал ему, как
p`anr`er  машина,  отправив в прошлое робота на несколько  минут,  но  я  не
рассказал  ему  о  "возвращателе". На минуту я  оставил  его  одного,  когда
зазвонил телефон, а вернувшись увидел, что машина заканчивает работу.
 - Ты можешь определить, куда он отправился?
  -  Конечно,  настройки машины сохраняются. Он сейчас в нулевом  году  плюс
минус примерно тридцать лет.
 - А в пространстве? - Я спросил, хотя ответ уже знал. И я не ошибся:
 - Ближний Восток, сейчас в атласе посмотрю точнее.
 - Можешь не смотреть, это Вифлеем или Иерусалим, но это не играет абсолютно
никакой  роли  - ты сам говорил о погрешности при погружении. -  Напомнил  я
ему.
 - Точно - Вифлеем. А о погрешности он тоже не знает.
  - Он отправился встречать Христа, и не зависимо от того, встретит или нет,
он  не  захочет возвращаться, ты же знаешь, насколько он фанатичен. Во время
нашего  похода  в  каком-то селе он начал проповедовать местным  жителям.  Я
убедился,  что у него хороший дар убеждения - около десятка человек  приняли
его веру, и он крестил их прямо на месте в какой-то речушке.
  - Всё равно мы должны вернуть его, не бросишь же ты его там, тем более что
он не сможет вернуться сам.
  -  А  может ты за Рудиком, а я по своим делам. А когда я вернусь, то сразу
отправляюсь к вам?
  - Это исключено. Я не хочу, чтобы в прошлое мы погружались в одиночку, и к
тому  же  у  меня только один "возвращатель", поэтому сначала  придется  нам
отправится за Рудольфом.
  -  А ты подумал, что если даже Рудик там и выжил, то к нашему прибытию ему
может быть уже восемьдесят, у него там может уже семья или ещё что-нибудь  в
таком роде.
  - Мы должны попытаться. Настройки на машине не изменялись, поэтому разница
между нашими появлениями должна быть минимальной.
  -  Хорошо,  убедил, и я знаю, как заставить его вернуться.  Но  мы  должны
хорошо  собраться,  предусмотреть  всё. Кто-то  из  нас  обязательно  должен
вернуться. - Я был очень недоволен тем, что моим планам помешали, но я знал,
что, когда Рудольф узнает о смерти Гали, он вернётся и потом поможет мне.
      А  пока  мы  готовились к труднейшему испытанию.  В  доме  Иштвана  мы
собирали  все, что может нам пригодиться в далеком прошлом.  Когда всё  было
готово,  мы  разделили поклажу поровну, помня, что нас  может  раскидать  по
всему Ближнему Востоку. Решено было, что "возвращатель" будет у Иштвана.  Мы
ещё  раз  проверили  снаряжение  и, взяв рации  в  руки,  запустили  машину.
Последнее,  что  я  услышал  - слова Иштвана:  "Если  что  -  встречаемся  в
Иерусалиме, в Главном храме". Я хотел спросить, откуда я буду знать, где там
главный храм, но не успел - на меня накатилась знакомая сонливость.
  Очнулся  я  сразу.  Вокруг была вода. От неожиданности я  выронил  рюкзак,
который  держал  в  руках. Рацию я сунул за пояс и  начал  усилено  колотить
ногами, чтобы не последовать за рюкзаком. Всплыв на поверхность, я огляделся
вокруг, но кроме воды ничего не было видно. Я с горечью подумал, что даже не
знаю  в  каком  море - Средиземном или Мёртвом мне придется утонуть.  Страха
почему-то не было, а появилось какое-то странное чувство злости. В борьбе со
стихией и дикой природой у меня всегда появлялось какое-то странное ощущение
азарта. Изо всех сил заработав руками, я поплыл в первую попавшуюся сторону.
Я  знал,  что  доплыть до берега, не зная, где он, шанс один из  тысячи,  но
чтобы не думать об этом, мысленно я повторял, как заклинание, строки:
 В тот страшный миг,
 В тот главный миг,
 Когда вплотную смерть,
 В глаза ей каждый напрямик
 Обязан посмотреть.
  Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем у меня появилась надежда.  Я
медленно  плыл  на  спине,  пытаясь отдохнуть.  Половина  моей  одежды  была
отправлена  на дно, когда я услышал голос - это была песня. От неожиданности
я чуть было не захлебнулся, но потом из последних сил закричал. Было слышно,
j`j  умолкла песня, я закричал снова, и мне ответили. Я, чувствуя что  теряю
сознание, поплыл - впереди была видна лодка.
 Человек помог мне залезть через корму в своё судёнышко. Сидя на дне лодки и
переводя  дыхание, я, не в силах сказать и слова с благодарностью  посмотрел
на  своего спасителя. Это был рыбак, он протянул мне кувшин с водой и что-то
спросил, но я не понимал ни слова. Я сказал, что не понимаю его и,  что  мне
нужно на берег, осознавая, что и он не поймёт ни единого слова, но так я мог
дать  ему понять, что я - чужеземец. Он, по-видимому, это понял и, прекратив
расспросы, направил лодку к берегу, который из лодки был виден в виде тонкой
чёрной  полосы  на  горизонте; оказалось, что я плыл параллельно  берегу.  Я
достал  мокрую рацию. Шансов, что она заработает, было мало, но я попытался.
Рыбак,  молча  гребя,  наблюдал с интересом  за  мной.  С  виду  рация  была
герметична, но это могло спасти её разве что от дождя. Я включил её,  и  она
издала  потрескивание,  я вызывал Иштвана. Рация еле  работала,  но  помогло
отсутствие  радиопомех, которых здесь было минимум. Сквозь  потрескивание  я
услышал  голос  Иштвана, но не мог его разобрать. Я начал кричать  в  рацию,
рискуя  перепугать  своего спасителя, но вдруг рация  замолкла.  Попытавшись
несколько  раз  её снова включить и разочаровавшись в этом, я  из  всех  сил
швырнул её в море.

                                    * * *

Уже,  больше  года я жил в доме моего спасителя - Симона, он оказался  очень
добрым  человеком. Его семья состояла только из женщин:  мать,  жена  и  две
дочери. Меня приняли с радостью - в доме не хватало мужских рук. Очень скоро
я  освоил  рыбацкий  труд, и теперь каждый день выходил с  Симоном  в  море.
Постепенно  я  осваивал  и  язык, Симон как настоящий  педагог  каждый  день
методично  обучал  меня своему языку так, что я вскоре уже  мог  более-менее
общаться  с  окружающими  меня людьми. Сейчас, через  четырнадцать  месяцев,
мысли  о Галке уже не так мучили меня как вначале. Семье Симона я рассказал,
что  я  родом  с  далекого севера, что у меня умерла жена,  и  я  отправился
подальше  от дома, но корабль, на котором я плыл, попал в шторм  и  затонул.
Моя  история очень разжалобила жену Симона Марию, которая в начале не  очень
была  довольна присутствием чужака в доме, но теперь относящуюся  ко  мне  с
материнской  любовью. Симон был удивлён моими познаниями в их  религии  (мне
пригодились  когда-то надоедливые рассказы Рудольфа), я  часто  расспрашивал
его  об  их  Мессии,  и он с удовольствием рассказывал  мне  легенды  своего
народа.
  Однажды  вечером я сидел на берегу моря, это был один из не  многих  дней,
когда  работы не было и можно было спокойно отдохнуть. Я полюбил  физический
труд,  на  сколько  его  можно  полюбить, он  отвлекал  меня  от  неприятных
воспоминаний о прошедшем будущем. Но сегодня я сидел, полностью погрузившись
в воспоминания, и даже красное солнце, словно уставшее, с шипением опускаясь
в  воды  Средиземного  моря,  своей красотою не отвлекало  меня  от  тяжелых
мыслей.  Я думал, что случилось с Иштваном, и жив ли Рудольф. В первый  день
прибытия  я  слышал  голос  Иштвана,  но  это  означало  лишь  то,  что   он
благополучно  прибыл,  но, что случилось после, я не знал,  поэтому  не  был
уверен в том, что он ещё жив. Чужаку в этом мире выжить очень трудно, и мне,
если  не  считать случай с моим прибытием, очень повезло. Мы договорились  с
Иштваном  встретиться в Иерусалиме, но это город был слишком большой,  чтобы
там  найти  друг  друга. Два месяца назад я с семьёй Симона побывал  там  во
время  празднования  Пасхи,  увидел главный  храм  (это  было  прекраснейшее
сооружение  когда-либо виденное мной, даже в наше время соборы небыли  столь
величественны  и  прекрасны). Но там я понял, что  искать  здесь  Иштвана  -
безнадёжное  занятие и вернулся с Симоном обратно в посёлок. За  эти  долгие
месяцы я смирился без всякой борьбы и уже привык к этим людям, этому миру  и
этой судьбе. Я не хотел возвращаться назад в тот безумный двадцатый век, век
самых  страшных воин и век наркотиков. Большинство людей там  уже  забыло  о
нас,  мои друзья и родные, наверное, решили, что я не смог перенести  смерть
Галки.  Странным  конечно  покажется  бесследное  исчезновение  сразу  троих
dpsgei,  но меня сейчас это мало волновало, единственным призраком прошлого,
который часто тревожил меня, была Галка. За эти месяцы боль притупилась,  но
не  исчезла, она вновь и вновь напоминала мне о себе, а мне даже  не  с  кем
было  поделиться  этой болью. Хотя нет, Симон стал мне настоящим  другом,  и
хотя  он  годился  мне в отцы, но относился ко мне как к равному.  Этого  не
понимали его соседи в поселке, здесь было принято, что чужеземцы - это  люди
второго сорта, и отношение к ним было соответственным.
  Мои мысли оборвались - кто-то подошел ко мне сзади. Я оглянулся - это  был
молодой парень, судя по одежде - слуга. Когда он подошел ближе, я узнал  его
-  он  работал водоносом у хозяина гостиницы, которая находилась  на  другом
конце  посёлка. Я приветственно улыбнулся ему, он тяжело дышал, было  видно,
что ему трудно подниматься по крутому склону берега.
  -  Зайда,  хозяин  просит тебя отужинать с ним. Вчера он окончил  собирать
виноград и сегодня устраивает праздник. Симон уже у него.
      Иосиф, хозяин этого слуги имел не только гостиницу, у него был и самый
большой виноградник в посёлке, а недавно я научил и помог сделать ему  пресс
для  давки винограда. Раньше виноград давили ногами слуги, а сейчас два осла
крутят этот пресс. Процесс значительно ускорился, и Иосиф был очень доволен.
Он  долго  пытался  заплатить мне, но я всё отказывался, я  не  видел  здесь
потребности  в  деньгах, но он отдал деньги Симону.  Старший  сын  Иосифа  и
младшая дочь Симона любили друг друга, но Иосиф был против их брака -  семья
Симона была бедна, а он был одним из богатейших жителей этого поселка. Но  в
последнее  время отношения между их семьями улучшилось, не без моей  помощи,
конечно.  Да  и  у  Симона  дела  пошли  резко  вверх,  он  купил  небольшой
виноградник, и в этом году его дочери и жена собрали первый свой  урожай.  А
недавно Симон купил осла, и теперь тот развозит на тележке свежую рыбу.
  Когда  я  вошел  в  дом, там уже сидело человек десять. Я  поздоровался  с
хозяином,  Иосиф  сам вышел поприветствовать гостя, а после  поприветствовал
остальных гостей. Они все сидели, слушая какого-то старика. Судя по внешнему
виду,  это  был  какой-то странник, которыми изобиловали  дороги  Израилевы.
Такие  странники  исполняли роль телеграфа - любая  новость  разносилась  по
Израилю с невероятной быстротой.   Старик продолжил рассказ, прерванный моим
появлением.
 - ...Он сказал, что мы скоро увидим Мессию, что Он уже родился и сейчас среди
нас.  И каждый день к нему идут люди. Идут со своими болезнями и проблемами,
и  он  помогает всем. Я видел, как какая-то женщина принесла свою  умирающую
двухлетнюю  дочь,  и он исцелил её, девочка через два дня играла  с  другими
детьми. А он - учитель - говорит, что это его долг лечить всех людей, но  он
лечит только тело, а когда придет Мессия, то Он будет исцелять и души. А ещё
учитель говорит, что не надо противится злу, а быть смиренными и любить друг
друга.
 - Но кто он?!
  -  Он  -  учитель. Священники из Иерусалима приходили к нему и спрашивали:
"Кто  ты?", а он им ответил "Я не Христос". А они спрашивают "Но кто же  ты?
Илья  ли?",  а он "Нет", "Пророк ли ты?", а он снова "Нет". И тогда  сказали
они ему: "Кто же ты такой, мы же должны что-то сказать пославшим нас. Что ты
скажешь  о себе сам?". И тогда он им ответил: " Я голос того, кто зовёт:  "в
пустыне ровняйте дорогу Господнюю", как пророк Исаия завещал".
 - Что это значит?
  - Не знаю. Да и священники не поняли, так и ушли ни с чем. Но я думаю, что
он всё-таки пророк.
 Сидящие в доме засопели, заворочались, зашептались. А у меня было ощущение,
словно  к  горлу  подступил  какой-то комок. Но, пересилив  его,  я  спросил
старика:
 - Старик, ответь мне, этот учитель - он иудей?
 В доме все затихли и с удивлением смотрели на меня, подобный вопрос казался
им  возмутительным. Старик как-то странно посмотрел на меня, словно  пытаясь
заглянуть внутрь меня, но ответил.
 - Он не иудей, он более похож на римлянина. У него светлые кожа и волосы.
  - Римлянин учит детей Авраамовых о нашем Господе?!! - Возмутились сидящие,
- Да это кощунство!!!
 - Нет, он и не римлянин, он только похож на римлянина. На латыни он говорит
не  намного  лучше, чем на нашем языке. Он скорей одного рода,  что  и  этот
чужестранец.  -  Он указал на меня, и взгляды присутствующих последовали  за
его  жестом. - Но в душе учитель всё-таки иудей, он исповедует веру, которую
завещал нам Моисей, а римляне - язычники.
 - Анисим тоже знает учение Моисея. - Симон говорил обо мне. Это имя мне дал
совсем  недавно Иосиф, и оно со временем стало моим именем,  до  этого  меня
называли  просто  "Зайда"  или "чужестранец". -  Он  тоже  не  язычник,  как
римляне, да и язык римлян он вовсе не понимает, а наш язык он выучил здесь с
нами.  Его родная речь не похожа ни на один из языков, которые мы когда-либо
слышали.
  -  Кто  ты? Откуда ты? - Старик пристально всматривался в моё лицо, словно
пытаясь вспомнить, где он меня видел.
  -  Моё  племя слишком далеко отсюда. Никто из вас никогда бы не  смог  сам
найти  дорогу  туда.  И  я  действительно знаком с учителем,  мало  того,  я
специально отправился сюда за ним, чтобы вернуть его домой, но думал, что он
давно погиб. Где-то в Иудее есть ещё один человек из моего племени. Я вместе
с  ним отправился сюда, но произошло несчастье, и мы потеряли друг друга.  Я
считал  их обоих погибшими, а один вернуться на родину я не могу. Не  слышал
ли ты, старик, ещё об одном странном чужеземце?
  -  Нет,  не  слышал. Но ты сказал, что прибыл сюда, чтобы  вернуть  своего
сородича домой, он что, преступник? Или он сделал тебе или твоей семье  что-
то очень злое, что ты и твой товарищ отправились за ним сюда?
  -  Нет, он очень добрый человек, такой, каким ты и описывал его. Просто он
наш  друг  и  мы  беспокоились, что он погибнет здесь, ведь  ваш  мир  очень
отличается  от  нашего мира. Но он может принести очень  много  беды  народу
Израиля.
  - Ты говоришь очень странные слова, Анисим. Если он добрый человек, как он
может принести зло нашему народу?
 - Если я вам скажу, что знаю судьбу вашего народа на две тысячи лет вперёд,
то вы ведь мне не поверите. - Улыбнулся я.
  Они  сидели и смотрели на меня. В их глазах было и удивление, и вопрос,  и
страх. Они боялись ответить.
 - Это может знать только Творец. Даже пророки узнавали это только от него и
с его милости, да и то лишь то, что он им открывал, а ты хочешь сказать, что
ты  знаешь всю судьбу нашего народа? Значит ты или Бог или пророк, посланный
Им, но я думаю, что ты самозванец и богохулец.
 Его слова меня начали злить, у меня так и чесался язык сказать им, что бога
вовсе нет, что всё это сказки. Но я вспомнил, что даже через две тысячи  лет
люди верят в эти сказки, и переубедить их невозможно. Подобные слова были бы
слишком  опрометчивы.  Я  со  злобой  в  голосе,  словно  проклятье,  а  оно
действительно звучало как проклятье, начал рассказывать.
  -  Вы  не дождётесь Христа в ближайшие две тысячи лет. Но ученики, которые
поверили  учителю, не дождавшись его, скажут, что он уже был, они  придумают
очень  красивую сказку о нём и будут всем говорить, что Мессия  уже  был  на
земле,  что пророчества Исаии о Спасителе уже сбылись, они продолжат  ученье
своего учителя, напишут книги и создадут новую веру на основании вашей.  Эта
вера как зараза расползется по всему миру. Всё больше и больше людей уверует
в  неё, они забудут о законах завета Моисея и будут поклоняться вымышленному
Мессии,  которого  назовут Иисусом. За эту веру  будет  сожжен  Рим.  Но  не
радуйтесь этому, гораздо раньше, многие из вас ещё доживут до этого кошмара,
будет разрушен Иерусалим, от Главного храма не останется ни камня. Весь  мир
уверует в эту новую веру, и лишь один народ нет - народ Израиля. За это  его
будут  ненавидеть и преследовать, будут насаждать эту веру огнем и мечём  во
имя  вымышленного  Господа, который должен был прийти,  чтобы  спасти  народ
Израиля. Ваш народ будет выгнан с этой земли и развеян по всему миру. Многие
даже  будут бояться признаться, что они потомки Авраама. Страшные беды  ждут
ваш  народ  из-за  этого человека и всё, что я сказал уже  нельзя  изменить,
слишком поздно. Но я завтра же отправляюсь за ним, я должен его найти.
  Все  молча сидели, лица их были словно каменные. Вечер явно не  удался.  Я
встал и вышел на улицу.
  Утром,  собрав  свою нехитрую поклажу, я начал прощаться с семьёй  Симона.
Прощались малословно, но тепло. Младшая дочь спросила, буду ли я помнить  их
и  вернусь ли когда-нибудь. Я сказал, что никогда их не забуду, но  вернутся
уже  не  смогу. Я попросил её подарить мне что-нибудь мелкое на память.  Она
подарила  мне  лепту,  маленькую римскую монетку.  Симон  прощался  со  мной
спокойно, его лицо не выражало никаких эмоций. Он стал мне вторым отцом, мне
было трудно с ним расставаться.
  -  Спасибо,  Симон, я никогда не забуду тебя и твою семью. Вы  были  очень
добры со мной, и я никогда не забуду, что ты спас меня.
 - Найди своего соплеменника, найди непременно.
      Мне  нечего было сказать ему, я даже чувствовал вину перед ним,  перед
его  семьёй,  перед  его народом. Но возможно где-то  там,  далеко,  во  мне
нуждаются  мои  друзья.  Я  уж было смирился с тем,  что  я  останусь  здесь
навсегда, что и двадцатый век, и Ужгород, и даже Галка - всё это сон,  всего
этого никогда не было, все это со временем забудется, но теперь во мне снова
загорелась надежда вернуться, и самое главное воскресить Галку. И пускай она
будет с тем же скверным характером, пускай никогда она не будет принадлежать
мне,  но  пускай она живёт, чтобы я хоть изредка, хоть раз в год, слышал  её
голос,  голос  прекрасней которого ничто в мире никогда не  звучало.  Я  шел
через  посёлок, взглядом прощаясь с ним. Люди выходили из домов  и  молча  с
каким-то  страхом смотрели мне вслед - вчерашний разговор в доме Иосифа  уже
был  известен  всем  от  мала до велика. Вдруг я  услышал  чьи-то  возгласы,
обернувшись, я увидел Иосифа, запыхавшись, он догонял меня.
  -  Ты хотел уйти, не попрощавшись со мной? - Приблизившись, он убавил шаг,
говорил он прерывчато, не в силах отдышаться. - Я надеялся, что ты зайдешь в
мой дом попрощаться.
 - Извини, Иосиф, я испортил тебе вчера вечер, да и люди к тебе теперь будут
относиться не очень хорошо. Мне не нужно было говорить вчера всё это,  лучше
бы я это утаил.
 - Скажи, Анисим, неужели всё то, что ты вчера нам сказал - правда?
 - Да.
 - И Главный храм будет разрушен?
 - Да. И очень скоро...
 - Но кем?! Господь уничтожит всякого, кто решится на такое.
 - Я не знаю... Не помню... На всё воля Господа.
  -  А  я знаю. Это эти язычники-римляне, они давно хотят навязать нам своих
божков.   Анисим,  будь  поосторожней,  неспокойное  сейчас  время.  Фарисеи
отправили гонца в Иерусалим, чтобы там рассказать о нашем разговоре, как  бы
у  тебя  проблем  из-за  этого  не было. Берегись  фарисеев,  они  настолько
фанатичны, что будут готовы на что угодно, лишь бы сохранить всё как есть.
 - Я знаю это.
  -  Анисим,  возьми  этого осла как подарок от меня, он тебе  сейчас  очень
пригодится. И не смей отказываться, а то я обижусь.
     Ослик был белым, я давно приметил этого симпатичного осла, и Иосиф знал
это.
 - Спасибо, я вижу, ты выбрал для меня самого лучшего. Прощай.
 - Прощай. Как жаль, что мы уже никогда не увидимся...
 Закинув свои вещи ослу на спину, я пошел дальше, оставив за спиной Иосифа и
посёлок  который уже стал мне как родной. А передо мной была пыльная дорога,
которая  уходила  за  горизонт, и вела, как я знал в Газу,  а  потом  шла  к
Иерусалиму, к городу который должен стать колыбелью самой великой религии.

  На  третий день моего путешествия, когда я был уже недалеко от Газы, утром
меня  разбудили  чьи-то голоса. Я спал недалеко от дороги в  тени  какого-то
кустарника. Я выглянул из-за него и увидел на дороге колону людей.  Все  они
были одинаково одеты в короткие туники, кожаные латы и с медными шлемами  на
головах.  Не  трудно  было  догадаться,  что  это  римские  воины.  Я  резко
пригнулся,  резонно  подумав,  что им лучше  на  глаза  не  показываться,  а
oepefd`r|,  когда они пройдут, здесь в кустах. Но за спиной я услышал  оклик
и,  обернувшись, увидел позади себя двух солдат. Они оголили  свои  короткие
мечи  и двинулись на меня. Первой мыслью было бежать, но бежать было некуда,
да и бросать осла, который пасся тут же, не хотелось. Пришлось сдаться.
  Воины  меня  привели к своему командиру и кратко о чём-то ему доложили.  Я
пожалел,  что  не  понимаю  латынь, я даже  не  знал,  что  они  рассказали.
Командир,  выслушав их, что-то спросил у меня, но я ничего не понял,  только
пожал  плечами,  показывая,  что не понимаю  ни  слова,  тогда  он  к  моему
удивлению заговорил на языке иудеев.
 - Солдаты сказали, что ты вор. Это правда? Ты украл этого белого осла?
 - Нет, я просто странник, и этот осел мой.
 - Ты не похож на богатого человека, а такой осёл стоит не дёшево.
  -  Если бы я был вором, я бы украл обычного осла, а не белого. А этого мне
подарили.
  -  Но  мои солдаты говорят, что ты прятался в кустах, когда увидел легион.
Честному человеку нечего боятся.
 - Я недавно в этом крае, я жил с местными людьми, выучил их язык, я никогда
не  видел  римских  воинов,  но  люди, среди которых  я  жил,  научили  меня
опасаться их.
  -  Ты  прав - иудеи не любят римских воинов. - Офицер улыбнулся  и  жестом
отпустил  своих солдат и мы, теперь оставшись одни, шли сбоку от колонны.  Я
вёл  на верёвке своего осла, а сумки, которые солдаты, уходя, отдали мне,  я
нёс  на  плече. Солдаты успели порыться в ней, обыскивая её, но в  ней  были
только продукты, и я переживал, не своровали ли что-нибудь солдаты. Ведь кто
его  знает, как их кормят. Беседа с офицером постепенно успокоила меня и  я,
убедившись,  что  мне  ничего  не грозит, спокойно  с  ним  разговаривал.  Я
подумал,  что страх и недоверие, привитое мне евреями, беспочвенны.  И  хотя
это  был только первый римлянин, которого я встретил, но он произвёл на меня
очень  хорошее впечатление. Это был человек лет тридцати, двух метров ростом
и  безупречной атлетической фигуры, как у настоящего гладиатора. И  по  ходу
разговора  я  убедился  в таких же безупречных его умственных  способностях.
Звали его Гай, так он представился.
 - Если ты не иудей и не римский гражданин, что ты делаешь в этом крае?
 - Неужели чужеземцы не могут попасть сюда?
 - Могут, конечно, но где твоя родина?
 - Далеко на северо-запад отсюда.
 - Но там Священный Рим!
 - А еще северней в глубь материка моя родина.
  -  Но там живут дикие племена варваров!? Я служил на северной границе, они
всё  время доставляли нам проблемы своими набегами на наши земли, а о  твоём
народе я не знаю ничего.
 - Из-за того, что между нами племена варваров, но мы о Риме хорошо знаем.
 - Вы воюете с варварами?
 - Нет, мой народ очень мирный, нам незачем воевать.
 - Если желаешь мира, готовься к войне.
 Я засмеялся, узнав эту латинскую пословицу. Я мысленно повторил её на своем
родном языке. Офицер, не поняв ни моего смеха, ни моих слов, спросил, почему
я смеюсь. Я повтори его слова на латыни.
 - Si vis pacem, para bellum. - Он очень удивился.
 - Ты говоришь и на моем языке?!
 - Нет, - всё ещё смеясь, ответил я, - я только знаю несколько пословиц. Они
очень красивы и мудры, мой народ иногда использует их.
Он тоже улыбнулся, ему было приятно за свой язык.
 - Veni. Vidi. Vici.- Сходу вспомнил я простенькую фразу.
 - Разве это пословица?
  -  Это слова Цезаря Гая Юлия. Так он сообщил своему другу Аминтию о победе
над понтийским царём Фарнаком.
 - Я никогда не слышал о таком человеке. - Удивился Гай.
"Совсем  забыл,  что Цезарь ещё не родился" - подумал я  и  попросил  своего
попутчика  рассказать  мне  побольше о  жизни  в  Риме.  Гай  начал  не  без
sdnbnk|qrbh  рассказывать мне о своей родине. Я понял, что нашел  путь,  как
расположить  его  к  себе. Он больше ни о чём не спрашивал  меня,  а  только
рассказывал  и  рассказывал  мне  об  истории  Римской  Империи,   а   я   с
удовольствием слушал его, иногда задавая вопросы. В конечном итоге мне очень
повезло, что я встретил этот отряд. Гай предложил мне идти вместе с отрядом,
и я с радостью согласился - в чужом мне мире это был самый безопасный способ
путешествовать. Гай оказался очень приятным человеком, и я отметил,  что  за
время  моего пребывания здесь мне очень везёт на добрых людей, неужели  весь
этот мир такой?
  Весь  день  Гай только рассказывал мне о себе, о своей семье, о  Риме,  он
больше   не   задавал  никаких  вопросов,  а  только  говорил...  говорил...
говорил... Он оказался невероятно разговорчивым, и в то же время  я  отметил
его  ум и то, что его рассказы были чрезвычайно интересны. Он рассказывал  о
походах,  в  которых побывал, разных местах, где ему довелось побывать  и  о
многом другом.
  Шел третий день нашего совместного путешествия, Гай иссяк как рассказчик и
уже больше расспрашивал меня, а я его.
  -  Странные у тебя командиры. Они прислали тебя с твоим отрядом  с  севера
Италии, словно ближе нет войск.
 - Что такое Италия, где она?
 - Так мой народ называет Римскую Империю.
  -  Войска то есть, но на севере войска бездействуют, а они должны воевать.
Там  очень дикая местность, людей почти нет, там не нужно столько солдат.  А
здесь их не хватает.
  -  Вы  пришли,  чтобы воевать здесь? Но с кем? Это же тоже  часть  Римской
Империи.
 - Нет, конечно, но здесь всё время народ бунтует, беспорядки. До Священного
Рима  доходят слухи, что здесь готовится восстание против Рима.  Мне  самому
уже рассказывали о самозванце, который называет себя царём Иудей и призывает
людей  к  восстанию  против  Рима. Я казнил  человека,  рассказывавшего  это
другим,  но  должен  найти  и  того самозванца,  арестовать  и  доставить  в
Священный Рим.
Меня всего передёрнуло. "Так называл себя Христос. Неужели это Рудик"- думал
я. - "Неужели дошло до этого, неужели я опоздал!!!"
 - Он называет себя спасителем, Мессией, Богом?
  -  Я  немного знаком с местными легендами, знаю, что они ждут Бога-Мессию,
но,  на  сколько  мне  сообщили, этот самозванец пока называет  себя  только
царём,  а  на  Бога пока не претендует. Хотя лучше для него,  если  бы  было
наоборот - у нас богов много, но Император один. А лет пятьдесят назад здесь
уже  было  похожая  история.  Какой-то  самозванец  назвал  себя  Мессией  и
организовал  бунт. Тогда здесь была страшная резня. Рим ели  навёл  порядок,
самозванца  и его учеников тогда казнили, но многие остались. Возможно,  это
один из них, хоть и прошло много времени. Но Рим не хочет, чтобы эта история
повторилась.
 - Ты не знаешь, кто тогда был наместником в Иудее?
  - Сейчас трудно вспомнить, прошло более половины века, а меня тогда вообще
не было. Не помню.
  -  Вспомни!  Не  Понтий Пилат?! - Я был крайне возбуждён, неужели  все  мы
опоздали, или промахнулись на полвека.
 - Ха-ха-ха! Ты с ума сошел? Ему же сорока пяти нет.
  -  Понтий  Пилат  сейчас жив?!! - От неожиданности я остановился,  в  моей
голове  все  перепуталось. Я всегда считал, что Пилат такой же  миф,  как  и
Христос,  а  евреи, вместе с которыми я столько прожил, иногда  упоминали  о
наместнике, но называли его каким-то другим именем. И вдруг оказывается  что
Пилат  -  это не миф, а реальность. Мне в голову пришла на мгновение  мысль,
что  неужели  и  Христос не миф, но тогда бы меня здесь не  было  -  резонно
подумал я.
  -  Ты точно сумасшедший. Конечно жив, слава Юпитеру, именно сейчас он  вот
уже  несколько  лет  наместник Императора в Иудее. Я его хорошо  знаю,  даже
лично  знаком,  у  нас  поместья рядом недалеко от Путеоли.  По  прибытию  в
Hepsq`khl я обязательно с ним встречусь.
  -  Анисим,  ты вот говорил, что у себя на родине ты как и я - военный,  но
ведь ты также говорил, что твой народ мирный и с соседями не воюет, зачем же
тогда вам войска?
Я  действительно  сказал ему, что я военный, не мог  же  я  сказать,  что  я
программист.   А   поскольку  совсем  недавно   я   отслужил   в   армии   в
спецподразделении  национальной гвардии, вот и решил  сказать,  что  я  тоже
военный.   -  Мы  боремся с людьми, которые не хотят жить по законам  нашего
общества.
 - Странный твой народ...
 - Гай, можно тебя попросить показать мне как-нибудь Пилата?
 - Хорошо, может быть, если получится, я представлю тебя ему. Он очень умный
человек,  но  очень много людей в Великом Риме его ненавидят. У  него  очень
много врагов, как там, так и здесь.
  -  У моего народа есть легенды о Понтии Пилате. Мне интересно - он ли это.
По нашим легендам он осудил невинного человека на смерть, только потому, что
это требовала толпа.
  -  Нет,  это не о нём. Пилат справедливый человек, и очень порядочный.  Ты
ошибаешься.
 - И я так думаю, но слишком уж имена совпадают.
  Мы  приближались  к Газе. Впереди отряда послышались крики,  Гай  поспешил
туда,  а я последовал за ним. Отряд остановился, и к нам навстречу несколько
солдат  вели какого-то старика. Он ели дышал, было видно, что он бежал  сюда
изо  всех сил. Сейчас он уже не был в состоянии говорить, но видимо солдатам
он  всё  же  что-то  рассказал  -  они были  чрезвычайно  возбуждены,  когда
рассказывали что-то Гаю.
  - Старик рассказал, что тут недалеко в посёлке орудует какая-то банда. Они
грабят  и  убивают жителей. А старик сумел спрятаться и убежать  в  Газу  за
помощью. Мы должны срочно отправиться туда, поэтому сейчас мы расстаёмся. До
встречи в Газе.
 - Нет, я с вами. Или ты думаешь, что я не смогу за себя постоять?
 Гай секунду подумал и согласился, потом отдал несколько коротких приказов и
весь отряд, сойдя с дороги, направился бегом в сторону от дороги. Гай жестом
предложил мне меч, но, не умея хорошо им пользоваться, я попросил копьё.  На
дороге  остались три солдата с обозом и моим ослом. Старик побрёл  вслед  за
отрядом.  Во мне проснулся давно забытый дух солдата. Как давно я не  ощущал
его,  как  давно я не сжимал в руках оружие! На моём лице невольно появилась
улыбка.  Минут  через тридцать мы взбежали на холм и увидели внизу  посёлок.
Маленький,  на  полсотни дворов, он казался мирным и  спокойным,  но  сквозь
ветви  олив  были видны бегающие люди - банда всё ещё орудовала там.  Оценив
силы противника, римские солдаты с оголенными мечами бросились к посёлку.  Я
бежал  вместе  с ними, крепко сжимая своё копьё, а вслед за нами  поднимался
столб пыли.
 Бандиты, наверное, были уверенны в своей безнаказанности - они не выставили
никаких  караулов  вокруг  посёлка, и все до  единого  занимались  грабежом.
Римские  солдаты  оказались для них полной неожиданностью. Бандиты  даже  не
попытались сопротивляться, они кинулись кто куда, спасая свои шкуры.  Первый
бандит,  которого  я  встретил, выбежал из дому, таща  на  себе  ворованного
ягнёнка. Ягнёнок надрывисто блеял. Мы буквально столкнулись лбами, но он так
ничего  и  не  успел понять, удар копья свалил его и он растянулся  в  пыли.
Ягнёнок,  оказавшись  свободным, всё ещё блея,  посеменил  назад  в  дом.  Я
огляделся  -  вокруг  происходило настоящее сражение - бандиты,  поняв,  что
посёлок  окружён солдатами и уйти им не удастся, начали со звериной  яростью
сопротивляться.  Я  бросился в гущу происходящего,  а  копьё  в  моих  руках
замелькало словно молния, руки сами вспомнили всё, чему меня учили в армии.
  Уже  через час в посёлке был наведён порядок, если так можно назвать  кучу
мёртвых  тел,  валявшихся  где попало. Не смотря на  численное  преимущество
бандитов,  верх  всё же взяло боевое мастерство римских  солдат.  На  одного
погибшего  римского  воина  приходилось с десяток мёртвых  бандитов.  Только
небольшая их горстка осталась в живых и была взята в плен. Ни один бандит не
qaef`k,  а  среди схваченных оказался и главарь разбойников. Пленные  сидели
связанными на центральной площади, вокруг начали собираться уцелевшие жители
посёлка.  Они  пытались  закидать  пленных  камнями,  и  солдатам  с  трудом
удавалось их оттеснить подальше. Я не заметил, как ко мне подошёл Гай.
  -  Ты отличный солдат, я видел тебя в бою. Ты дрался как лев, и признаюсь,
что  я  не видел подобного мастерства владения копьём, меч - оружие получше,
но  я  не  уверен, сможет ли кто противостоять твоему копью  даже  с  мечом.
Почему ты отказался от меча?
  -  Я  гораздо  лучше владею копьём, чем мечом. В моей  стране  солдаты  не
используют мечи, у нас оружие намного лучше. - Объяснил я ему. В армии  меня
учили обращаться с шестом, а вот меч мы не проходили.
 - Сколько солдат ты потерял?
 - Семеро, и одиннадцать раненых.
 - А что будет с пленными?
  -  Отправим их в Газу. Потом суд. Главарю, наверняка, не миновать  креста.
Четверо  наших  убитых  - дело его рук. Сила у него  не  человеческая.  Люди
рассказали,  что эта банда уже давно орудует в округе, держа  в  страхе  всё
живое.

  Ночевать мы остались в посёлке. Ночью во сне я увидел Галку. Это  был  наш
школьный выпускной вечер, я танцевал с ней, ни на миг не останавливаясь.  Но
вдруг  музыка  оборвалась,  наступила гробовая тишина.  Я  не  заметил,  как
исчезла  Галка. Я бросился к выходу, расталкивая людей, которые по  прежнему
танцевали,  хотя музыки уже не было. Выбежав на улицу, я увидел  Галку.  Она
медленно  удалялась. Меня почему-то охватил ужас, и я закричал,  но  она  не
оглянулась  и  не остановилась. Вдруг я увидел, что за ней  идут  Рудольф  с
Иштваном.  Я  бросился за ними, чтобы остановить их. Я  схватил  Иштвана  за
рукав, и он обернулся. Глазницы его были пусты, и я снова закричал.
  Проснулся я оттого, что меня кто-то тряс за плечи. С трудом я открыл глаза
и  увидел  Гая  и  несколько солдат. Я чувствовал странную слабость,  голову
словно сжимали тиски, и сердце билось часто-часто. Я попытался подняться.
  -  Ты  болен,  у  тебя горячка - Гай сильной рукой снова  уложил  меня.  Я
действительно заболел.
 - Простыл, наверное. - Улыбнулся я. - Но я сейчас встану.
  -  Нет,  ты не сможешь в таком состоянии двигаться с нами. Я оставлю  тебя
здесь, прибыв в Газу, отправлю за тобой повозку и найду лучшего врача.
  Я  хотел  было  что-нибудь  возразить, но  почувствовал,  что  он  прав  и
согласился.

  Прошла  неделя после событий в посёлке. Теперь я находился в Газе  в  доме
местного  управителя,  гостеприимно приютившего меня по  просьбе  Гая.  Меня
обхаживал  какой-то  лекарь нанятый тоже Гаем. Он явно был  очень  недоволен
своим  пациентом - я отказывался принимать его лекарства из каких-то сушёных
гадостей  и  принимал  только отвары из трав, которые,  впрочем,  тоже  были
отвратительны на вкус. Я впервые за всё время моего пребывания  в  Палестине
остро ощутил потребность в моей цивилизации.
  Гай, пробыв в Газе два дня, двинулся в Иерусалим. Пленённых разбойников он
сдал  местным  властям, а мне пообещал, что встретит меня в Иерусалиме.  Мне
было жаль расставаться с ним, но моя болезнь пока не позволяла мне двигаться
дальше.  А  тревога  за Иштвана и Рудольфа становилась  с  каждым  днём  всё
сильней.  В  городе  уже слышали о человеке, который, странствуя  по  Иудее,
лечит  и  учит людей, и которого люди принимают за появившегося Мессию.  Гай
проинструктировал управителя о мерах пресечения подобных слухов  и  по  моей
просьбе распорядился, чтобы меня информировали обо всем, что будет связано с
этим делом.
 Моё здоровье шло на поправку, я понемногу начал выздоравливать, но был пока
слишком  слаб. Я с нетерпением ждал дня, когда смогу отправится в Иерусалим.
Но  в этот день произошло нечто. Перед обедом я отдыхал вместе с хозяином  в
его саду, хотя отдыхом это не назовёшь - управитель, будучи ярым поклонником
всего римского, взялся учить меня латыни, и второй день подряд я сидел с ним
h  заучивал  разные  слова. Но толи я был плохим учеником,  толи  он  плохим
учителем - у меня осваивание латыни шло куда хуже, чем в своё время  иврита.
Как  раз  в это время прибежал его слуга и с большим возбуждением доложил  о
человеке, который исцеляет на площади больных, изгоняя из них бесов.
  -  Это - Господь, это - Мессия!!! - Всё время повторял он, и в голосе  его
звучало  толи  восхищение, толи ужас. Управитель приказал ему  замолчать,  и
спросил  меня,  надо  ли позвать солдат. Я отрицательно покачал  головой  и,
поднявшись,  сказал, что сначала хочу пойти туда и самому всё  посмотреть  и
послушать.
 Выйдя со двора, я бросился бежать к площади, забыв и о болезни и о том, что
меня  могут  увидеть  со  двора управителя. Я бежал изо  всех  сил,  которые
остались  у меня после болезни. Почти через два года я снова увижу Рудольфа!
Я  расскажу  ему  о  Галке,  мы  вместе найдём Иштвана,  вернёмся  домой,  и
воскресим Галку! Я выбежал на площадь. Там собралась большая толпа людей,  и
я  начал их расталкивать. Я с трудом пробрался к человеку, которого окружила
толпа. И только перед ним обессиленный я упал на колени.
  -  Привет,  "Спаситель". - Со злостью и иронией выдавил я из себя.  Слова,
произнесённые впервые за полтора года на родном языке, прозвучали как-то  не
естественно. - А я вот надеялся, что увижу Рудольфа.
  Иштван  бросился ко мне и принялся меня поднимать. Мы обнялись,  и  сквозь
слёзы радости я видел, что Иштван тоже плачет.
 - Какое счастье, что мы нашли друг друга! Теперь мы сможем вернуться домой!
Какое счастье, что ты жив! - шептал Иштван, вытирая слёзы, котящиеся по  его
щекам.  Толпа,  окружавшая нас, молча, не без интереса  наблюдала  за  нами,
прислушиваясь к неизвестному языку, изредка перешептываясь.

  Мы  сидели в доме какого-то крестьянина и ужинали. За столом сидели  кроме
нас  с  Иштваном и хозяином дома с десяток друзей Иштвана, которые пришли  в
город  вместе  с ним. Иштван называл их учениками. Сейчас они  что-то  жарко
доказывали  хозяину,  не  обращая  на нас ни  малейшего  внимания,  дав  нам
возможность спокойно поговорить.
  -  ...Мне  повезло  больше - после погружения  сюда  я  оказался  рядом  с
Вифлеемом. Сразу же попытался связаться с тобой. Когда и через две недели ты
не  вышел  на  связь я решил, что ты погиб. Сначала просто жил  в  лесу,  но
продуктов,  которые мы взяли с собой, хватило не надолго.  Пришлось  идти  в
Вифлеем.  После долгих мытарств я попал в дом к одному плотнику.  Я  помогал
ему  в  работе, а за это мне дали крышу над головой и кусок хлеба. Я  создал
для  него несколько деревообрабатывающих станков и вскоре ни в городе, ни  в
округе  у  нас не осталось конкурентов. Он всё время нанимал новых  и  новых
работников,  а я создавал для него технику. Понемногу я выучил  там  местный
язык  и  уже  с  лёгкостью мог общаться с людьми. Я хотел создать  в  городе
небольшой  металлургический комбинат. Представляешь:  зерно  капитализма  во
времена  расцвета рабовладения! Но как раз в это время я услышал рассказы  о
человеке,  который  странствовал по Иудее, проповедуя идеи  христианства.  Я
подумал, что если это и не Рудольф, то этот человек, возможно, поможет найти
его. Я смирился с мыслью, что ты мёртв, но всё ещё надеялся найти Рудольфа и
вернуться  с  ним  домой.  Только поэтому я  не  возвращался  домой  сам.  Я
отправился  на поиски того человека, не смотря на все уговоры моего  хозяина
остаться.
  -  Какое счастье, что ты не нашел его. Как подумаю, что мог здесь остаться
навсегда,  то становится жутковато. Хотя ещё недавно я, уж было, смирился  с
мыслью, что мне придется прожить остаток своих дней здесь.
  -  Ты  ошибся. Я нашел его. Нашел, примерно, через месяц. Как сейчас помню
тот день. Я встретил пастуха, который рассказал, что видел человека, который
крестит  людей в водах Иордана. За небольшую плату пастух вызвался  провести
меня к нему. Когда я увидел его, то не сразу и узнал. Он хотя и не отрастил,
как  мы  бороду,  но  узнать его было трудно. Первое, что  я  ощутил  -  это
разочарование,  но он узнал меня сразу. Да, он был очень рад,  когда  увидел
меня.  Он закричал и бросился ко мне, перепугав насмерть всех окружающих.  А
людей  там  было несколько десятков. Они все от страха повалились на  землю.
Bhdmn,  Рудольф  был для них большим авторитетом, и когда  они  увидели  его
радующимся  словно  ребёнок,  то  это  повергло  их  в  ужас.  Мы,  радостно
разговаривая, отошли так и, оставив их лежащими на земле и боящимися поднять
даже голову. Он рассказал мне, что учит людей о скором пришествии Христа и с
нетерпением ждёт встречи с ним, что очень рад, что и я смогу увидеть Христа.
Но  когда  я  рассказал ему о том, что не сам прибыл сюда и о  том,  что  ты
погиб,  он  сразу  поник.  Я рассказал ему о "возвращателе"  и  о  том,  что
собираюсь вернуться с ним домой. Ему эта идея пришлась явно не по  душе,  он
начал  упрашивать  меня  оставить его здесь, но я  отказался.  Я  вообще  не
представляю, как бы я появился через столько времени дома, да ещё и без вас.
Что  бы я объяснял вашим близким? Что ты пропал без вести ещё две тысячи лет
назад? Что Рудольф в прошлом и не собирается оттуда возвращаться? Да  это  и
звучит  как  издевательство! Закончилось тем, что ночью, пока я спал  в  его
шалаше, он со своими ближайшими дружками попросту сбежал. Утром, поняв,  что
меня  во  второй раз надули, я в гневе хотел уж плюнуть на всё  и  вернуться
домой,  но  потом решил, что всё-таки найду Рудольфа и верну его  домой  без
всяких  предупреждений, пускай даже против его воли.  И  вот  уже  несколько
месяцев я ищу его по всей Иудеи, периодически натыкаясь на его след,  но  он
всё время ускользает от меня.
 - Но мне сказали, что ты лечишь людей и проповедуешь им?
  -  Смешно,  но  это правда. После встречи с Рудольфом возле Иордана,  меня
стали  узнавать его ученики, а вскоре и другие люди. И все хотели  послушать
меня. Меня сначала это раздражало, но постепенно я пришел к мысли, что  могу
помочь им словом. И я начал учить их. Я рассказывал о цивилизованных законах
общества, о том, как правильно жить среди людей. И они слушали меня. У  меня
даже  появились  ученики...  - Я, покосившись,  посмотрел  на  них.  Они  по
прежнему  что-то  жарко  доказывали  хозяину.  Тот  молча  сидел,  почему-то
печально опустив голову и изредка кивая ею в знак согласия со сказанным ему.
Возраст  учеников был самый разный. Младшему из них было лет  семнадцать,  а
старшему  под  пятьдесят.  Одеты  все они были  скромно,  можно  было  сразу
определить, что они из бедных рыбацких семей. Не знаю почему, но я ощутил  к
ним острую неприязнь.
  -  ...Я  хочу научить их основным принципам гуманизма и демократии.  После
нашего ухода они должны продолжить начатое мною.
 - Извини, Иштван, но они не внушают мне доверия.
 - Почему? - Искренне удивился Иштван.
 - Не знаю. Скажем так - интуиция. Но лично я не стал бы им доверять.
  - Поверь мне, они добрые, честные и не глупые люди. А твое отношение к ним
- беспочвенно.
  -  Надеюсь,  что  ты  прав. Да, кстати, а как на счёт твоих  исцелений,  о
которых тоже говорят?
  -  Не  знаю,  что ты слышал, но наша родная медицина помогла  бы  им  куда
больше,  чем  я.  Просто-напросто, я научился в этих условиях  синтезировать
некоторые  наши  медпрепараты. А они, плюс знания человека  нашего  времени,
дают врача гораздо могущественней, чем здешние.
  -  Неужели,  Иштван,  ты, даже попав в доисторические  времена,  сумел  бы
создавать свои изобретения? - Засмеялся я, хлопая его по плечу.
 - Да ладно тебе. - Смущённо улыбнулся он. - Лучше скажи, какие у тебя планы
на будущее?
  -  Мы  находим Рудольфа и, если понадобится, силой вернём его  домой.  Тем
более  что возникла ещё одна проблема. Местные власти разыскивают толи тебя,
толи  Рудольфа. И намеренья у них, скажем так, не из лучших. Нам надо срочно
отправляться в Иерусалим. Рано или поздно Рудольф появится там.
  В  дом  вошёл  слуга городского управителя и жестом позвал меня.  Когда  я
подошёл  к нему, он шепотом сообщил мне, что из Иерусалима прибыл  гонец  от
Гая  с  очень срочным посланием и, что управитель просит меня срочно прийти.
Подробностей слуга не знал, и мне пришлось отправиться вместе с ним.
  -  Мне  срочно  нужно  идти. Кажется, к утру у  меня  будет  информация  о
Рудольфе. Я приду завтра с утора, и всё расскажу, а пока отдыхайте.
 - Не хотел бы я отпускать тебя. - Вздохнул Иштван.
  -  Не  бойся, я не сбегу, - смеясь, ответил я, - я, как и ты с нетерпением
жду, когда смогу вернуться домой. До завтра!
  Я  вышел из дому и посмотрел на звёзды. Они весело подмигивали, как  будто
заигрывая  со  мной. Я был счастлив. Наконец я смогу вернуться домой,  смогу
вырваться  из этого мира. Как маленький ребёнок не хочет отходить далеко  от
матери, так и я сейчас нехотя оставлял Иштвана, понимая, что у него в  руках
мой  билет на обратную дорогу домой. Но я себя утешал тем, что сейчас я буду
знать, где Рудольф, так как Гай, оставляя меня здесь, пообещал сообщать  мне
любую информацию, которая может помочь мне в поиске друзей. Я прибавил  шаг.
Улицы  Газы  были пусты, я не встретил ни одного прохожего. Мне  вспомнились
ночи в Ужгороде на набережной, море света от фонарей, море отдыхающих людей,
смех  Галки  звенящий  над рекой. Большим усилием воли  я  отогнал  от  себя
тяжёлые  воспоминания. Скоро, очень скоро я вернусь домой и всё исправлю.  Я
верю в это!
 - Гай сообщил, что в Иерусалиме арестован самозванец, называвший себя царём
Иудеи.  Он  просил сообщить об этом и тебе. - Такими словами  встретил  меня
управитель, когда я вошёл. - Он также передал, что это тот человек, которого
ты разыскиваешь.
 - Спасибо. Я завтра же отправляюсь в Иерусалим. Большое спасибо за всё, что
Вы для меня сделали. Я обязательно предоставлю самую лесную информацию о Вас
тетрарху.
  -  О,  я рад был Вам служить. Как я понимаю человека, с которым Вы сегодня
встречались,  арестовывать  не надо? - Управитель  просто  сиял  после  моих
лестных  слов.  Сейчас  с  этой милой улыбкой он  напоминал  мне  сказочного
старика Хотабыча.
  -  Да,  конечно.  Я  забираю его завтра с собой.  Это  наш  человек.  -  Я
специально  старался придать своим словам большей важности и таинственности,
дабы избежать лишних вопросов.
 - О, понимаю, понимаю. Я распоряжусь, чтобы Вам подготовили всё необходимое
в дороге. А Вы можете идти отдыхать.

  Ранним утром, когда только начало светать, я со своим белым ослом и Иштван
со  своими учениками вышли из Газы. Идя по пыльным улицам, я сравнивал их  с
тем, что я видел, если так можно сказать, вчера ночью. На сей раз, не смотря
на  большую  рань, улицы были заполнены людьми, спешащими  каждый  по  своим
делам.  И  никому не было дела до группы людей идущей с белым ослом.  Только
некоторые  узнавали  в  этой  группе  человека,  вчера  проповедовавшего  на
площади.  Но  их взгляды лишь на мгновенье задерживались на  нём,  сразу  же
скользил прочь увлечённые заботами. В Газе начался тяжёлый трудовой день.
  Когда  мы  вышли за пределы города, справа от нас лениво  и  нехотя  из-за
горизонта показалось солнце. И первым делом оно метнуло свои лучи  на  Газу,
словно  мать,  гладящая  своего  ребёнка. Я  оглянулся  и  в  последний  раз
посмотрел на город, мысленно прощаясь с ним. Очень скоро я буду прощаться со
всем  этим  миром, таким чужим для меня. Я посмотрел на сады,  купающиеся  в
лучах   утреннего  солнца,  и  подумал,  что  попади  я  сюда   при   других
обстоятельствах, то возможно и остался бы. Но пока я не могу об этом думать,
до  тех  пор  пока не найден Рудольф и не спасена Галя. Я бросил  взгляд  на
Иштвана.  Он шел весь погружённый в свои мысли. Человек, рождённый даже  для
нашего века слишком рано, и вот он здесь, в далеком прошлом, в нулевом году.
Без  всяких  средств  для  своих  опытов  и  исследований,  он  тратит  свой
потенциал, сой гений на "изобретение" предметов, которые для нас  уже  давно
изобретены,  но  которым всё ещё рано появляться здесь. Любой учёный-историк
отдал  бы всё на свете, лишь бы оказаться на нашем месте. Но Иштван - физик,
и здесь ему делать нечего. Даже за все богатства этого мира он не согласится
остаться  здесь.  Только любовь к друзьям не даёт ему возможности  вернуться
домой. Любовь к друзьям - мои командиры и наставники в армии всё время  меня
учили,  что  её не существует, что она надумана, что она мешает выживанию  в
сложных  условиях,  что  человек, не раздавивший в  себе  это  чувство,  сам
обречён  быть  раздавленным. Я свято верил им, полагаясь на  их  многолетний
опыт, но сейчас я усомнился. К счастью, что за время проведённое в армии это
wsbqrbn  во мне не раздавили полностью. Меня сделали расчётливым до цинизма,
научили  хладнокровно убивать, но не уничтожили во мне  такое  чувство,  как
дружба.  Значит,  подытожил  я, я или плохой солдат  или  не  совсем  плохой
человек.  От  этой мысли я улыбнулся. Увы, в этом мире я мог бы  иметь  куда
большую  цену как солдат, чем как человек. Здесь, в этом мире, очень  хорошо
проявляется "закон джунглей".
 - Учитель! - Я оглянулся. Один из учеников окликнул Иштвана.
 - Да, Марк. Ты хотел что-то спросить?
 - Учитель, какой грех самый большой?
 Я ухмыльнулся. Иштван на мгновение остановился, размышляя над вопросом. Мне
стало интересно, что он ответит.
 - Вы должны любить окружающих вас людей. Это самый главный закон для вас. И
нарушить его - самый большой грех.
 - Учитель, неужели мы должны любить и своих врагов? - Удивился Марк. - Ведь
они  нас  ненавидят. И Моисей нам говорит: "Око за око, зуб за зуб".  Как  я
могу любить человека ударившего меня?
  -  Друзья  мои,  я не собираюсь ломать законы Моисея, но  поверьте  мне  -
иногда,  если тебя ударили по щеке, лучше подставить другую. Ваша  любовь  в
ответ на ненависть обезоруживает ваших врагов.
  -  Иштван,  твои  слова мне очень напоминают то, о чём всё  время  говорил
Рудольф.  Не  претендуешь ли ты на роль Христа в этом  мире.  -  Я  иронично
улыбнулся,  посмотрев  на  него. - Рудольф бы  очень  обиделся,  узнав,  что
человек, ради которого он сбежал сюда, вырос рядом с ним.
 - Я, как и ты остаюсь скептиком в отношении христианства...
 - Ты хотел сказать - атеистом? - Перебил я его.
  -  Мне  этот  термин не очень нравится, у меня он ассоциируется  с  чем-то
воинственным  и  непримиримым. Так вот, поскольку в существовании  Христа  я
очень  сомневаюсь, то думаю, нет ничего плохого в том, что мы оставим  здесь
несколько  основных идей христианства. Думаю, за два тысячелетия история  не
сохранит память о трёх странных пришельцах, но зато идеи, которые мы оставим
здесь, со временем обрастут легендами, и превратятся в религию под названием
- христианство.
     Иштван говорил об этом абсолютно серьёзно. Улыбка на моём лице медленно
начала угасать, но я попытался снова пошутить:
 - А почему бы тебе полностью не сыграть роль Иисуса? Расскажешь им сказку о
своём прекрасном детстве, об Иосифе и Марии. А потом прогуляешься с ними  по
Израилю, рассказывая красивые сказки и исцеляя иногда людей?
  -  Ты  забыл, чем вся эта история закончилась? - Иштван принял  мои  слова
всерьёз.  - Мне не очень хочется быть распятым на кресте. Плюс, мы здесь  не
для этого. Да и времени у нас слишком мало.
  -  Жаль, я с удовольствием сыграл бы роль Петра. Представляешь - я  первый
Папа Римский!!! Или ещё лучше апостол Иоанн. Ведь это он написал Откровение?
-  Иштван улыбнулся, поняв, что я шучу, и утвердительно кивнул. -  Я  бы  им
очень красочно описал конец света.
  -  Вон  того ученика...- Иштван кивнул в сторону самого молодого из  наших
попутчиков,  -  ...как  раз  зовут Иоанн. Недавно  он  меня  очень  подробно
расспрашивал  о  конце  света. Я описал ему возможные  варианты  и  причины,
которые   могут  привести  к  концу:  экологический,  ядерный,  космический.
Возможно,  это именно он напишет Откровение. Внимательно посмотри  на  него,
ведь  не исключено, что ты сейчас видишь автора этой книги. Парень он  очень
смышлёный.
 Шутки шутками, но мне всё это не очень понравилось. Ко всему, что связано с
религией  я  относился  всегда с холодцом. Когда  Рудольф  стал  религиозным
фанатиком,  это  было  для  меня  ударом не меньшим  чем  разрыв  с  Галкой.
Наверное,  после  этого  я стал слишком нетерпим ко  всему,  что  связано  с
религией. У меня мелькнула интересная мысль:
  -  Иштван.  А  не  лучше  ли  постараться  сделать  всё  возможное,  чтобы
предотвратить появление этой религии вообще? Рассказывать им разные страхи о
предстоящих  бедах, которые придут после появления этой религии.  Однажды  я
уже  сыграл роль пророка, предсказывая беды которые ждут народ Иудеи. Поверь
lme, эффект был то что надо.
 - Ты слишком наивен. - Иштван улыбнулся. - Не забывай, что если бы мы здесь
не  появились,  христианство появилось бы и без нас.  Значит:  мы  в  лучшем
случае  ничего не изменим, это если вся история есть предопределённой,  а  в
худшем  случае,  если мы действительно сможем противостоять появлению  такой
религии,  как  христианство, представь себе, как изменится история  развития
человечества.
  -  Думаю в лучшую сторону. Вспомни, сколько веков человечество потеряло  в
своём развитии во времена Святой Инквизиции.
  Ученики  Иштвана  с интересом прислушивались к нашему спору,  по-видимому,
очень удивляясь, что кто-то не боится спорить с Учителем.
  -  Почему  ты судишь по развитию Европы. Азия не имела ничего подобного  в
своей  истории,  во  всяком случае, связанного с христианством,  но  она  не
далеко  ушла в развитии от Европы. А об Америке, до её открытия европейцами,
и говорить нечего. И представь себе, что мы возвращаемся домой, а там слыхом
не слыхали о христианстве. И во всём мире господствует, например, ислам.
  Я  попробовал представить себе картину, описанную Иштваном, и мне стало не
по себе. Ещё сильнее захотелось домой.
  - Хорошо. Давай со всем этим побыстрее завязывать и возвращаться домой. Ты
хоть  представляешь, как наше присутствие здесь может изменить  наше  время?
Ведь  мы  можем  вернуться, а там уже нет наших родных,  нет  Ужгорода,  нет
ничего  знакомого нам. Ведь это то же самое, что остаться здесь!  -  У  меня
побежали  мурашки по спине. Я чётко представил всё, описанное мною,  и  ужас
охватил  меня, вызвав приступ тошноту, присущей этому холодному  и  мерзкому
чувству.
 - Над этой проблемой я уже давно размышляю. Ты слышал о "бабочке Бредбери"?
 - Нет. Что это?
  -  У  Рея Бредбери есть рассказ "Саффари во времени". Там герои,  попав  к
динозаврам  на  "машине  времени", случайно убили  бабочку,  а,  вернувшись,
ужаснулись  последовавшим  за этим изменениям  в  своём  времени.  Откуда  и
появился  этот  термин,  означающий как раз возможную  ситуацию,  в  которой
оказались мы. Учёные и фантасты давно спорят по этому поводу.
  - Ты думаешь, что такие последствия возможны? - Дрогнувшим голосом спросил
я. Меня удивляло спокойствие Иштвана.
  -  Думаю,  да.  Но  не в таких масштабах, как это тебе представляется.  Не
забывай,  что я неоднократно проводил опыты со временем. Я отправлял  своего
Альберта к динозаврам, а там он имел возможность сделать больше, чем  просто
убить  одну  бабочку.  А  пока  он находился там,  я  пытался  зафиксировать
малейшие  изменения в окружающем мире. Я отправил сразу после него роботы  с
основной  информацией об окружающем мире в недалёкое прошлое. Ведь если  при
изменении прошлого изменяется наше время, то вместе с ним изменяюсь и я,  но
не  изменяются  объекты, которые в это время также погружены  в  прошлое.  В
результате  этих  опытов я пришёл к выводу, что настоящее  чрезвычайно  мало
изменяется  при  изменении прошлого. Время так же  материально,  как  и  всё
окружающее нас, иначе наше погружение в прошлое было бы невозможным.  А  раз
оно  материально - оно, как и все остальное, стремится к некоему  состоянию,
так  сказать, состоянию покоя. И при малых отклонениях оно всё  равно  будет
приходить к одному и тому же состоянию.
 - Надеюсь, что ты не ошибаешься. У меня нет никакого желания возвращаться в
мир ещё более чужой мне, чем этот.
  - У нас нет выбора. Об изменениях мы узнаем, только если вернёмся домой. А
если изменения произошли, то не исключено, что моей машины или уже нет,  или
никогда  не  было. И мы уже не сможем вернуться сюда, чтобы  исправить  наши
ошибки.
  -  Нет, я, определённо, при встрече набью Рудольфу морду. Иштван, ещё один
вопрос.  Я все время о нём думаю. Если человек умер, а мы вернёмся в прошлое
и немного изменим его, мы спасём этого человека?
  -  Если это болезнь, рак, например, то не думаю, а вот если это несчастный
случай, то не исключена такая возможность. Хотя есть такое понятие как  рок,
судьба. Ты вытаскиваешь человека из речки, где он должен был утонуть,  а  он
rsr  же попадает под колёса автомобиля. Такая ситуация не противоречит  моей
теории  времени. А кого ты собрался воскрешать? - Иштван с улыбкой посмотрел
на  меня, видимо ожидая очередной шутки. А у меня в голове крутился  вопрос:
"Сказать сейчас или когда вернёмся домой?".
  - Да нет, это я так, просто спросил. - С трудом улыбнулся я, решив пока не
говорить другу ничего. Хватит пока на нашу голову и текущих проблем.
  Ученики  внимательно наблюдали за нами, двигаясь чуть позади нас.  Изредка
они  перешёптывались.  Я  посмотрел на них, и  мне  вдруг  стало  смешно.  Я
засмеялся. Мой смех не остался незамеченным и один из учеников спросил:
  -  Учитель,  почему этот ученик смеётся над нами? - В его словах  не  было
обиды,  а только удивление и любопытство. Иштван тоже с удивлением посмотрел
на меня и обратился ко мне на их родном языке:
 - Ответь им.
 - У вас настолько умный вид, что вы мне напоминаете моего осла. - Ответил я
им,  вкладывая  в  эти  слова  всё своё презренье  к  ним,  которое  ощущал.
Мгновенно  их  лица побагровели и кулаки сжались. Иштван был ошарашен  моими
словами.
 - Ты в своём уме? - Он остановился.
 - Они меня раздражают! - Небрежно ответил я, не останавливаясь.
 - Чем?
 - Своим глупым видом.
 - Но зачем провоцировать конфликт? Неужели нельзя немного потерпеть?
  Я  махнул  рукой и прибавил шаг, уйдя немного вперёд. Тем временем  Иштван
оправдывал перед учениками мой поступок моим плохим настроением. Он напомнил
им  о  любви  к  окружающим, о которой он перед этим говорил.  А  я  в  душе
злорадствовал, пускай попробуют, как приятно любить всех своих  ближних  без
разбору.

  Через  три  дня, к обеду мы прибыли в Иерусалим. По дороге мы  заходили  в
небольшие  поселки, где Иштван проводил с населением поучительные лекции.  Я
ко  всей этой деятельности Иштвана относился неодобрительно, но и не пытался
разубедить  друга  не  делать  этого.  Пока  он  проповедовал,  я  занимался
пополнением  наших  запасов.  За  эти дни настроение  в  нашем  "отряде"  не
улучшилось,  а  ещё  больше  накалилось.  Иштван  пытался  помирить  меня  с
учениками, но мирится с этими "дикарями" у меня не было никакого желания.  Я
попытался успокоить друга словами: "Мы ведь всё равно скоро уберёмся отсюда,
так  пускай у них останутся только плохие воспоминания обо мне. И  если  эти
"идиоты"  действительно станут авторами Библии, то я не  против  того  чтобы
стать прототипом Иуды. После нашего исчезновения они решат, что я убил тебя,
а  сам сбежал". В самом начале нашего знакомства Иштван представил меня, как
своего  ученика, такого же, как и они. А моё привилегированное  положение  в
общении  с  "Учителем"  им  не очень нравилось. И только  благодаря  усилиям
Иштвана этот конфликт не перерос во что-то большее.
      Когда  до  Иерусалима оставалось совсем немного, Иштван натёр  ногу  и
остаток  пути,  он  ехал верхом на моём осле. Иерусалим  был  очень  большим
городом. Красивым назвать его мне было бы трудно - я пользовался при  оценке
мерками человека из далёкого будущего. Ещё при первом своём посещении  этого
города я обратил внимание на отсутствие зелени на улицах. Деревья попадались
только  во  дворах.  "Да-а,  экологические  проблемы  ещё  не  скоро  начнут
беспокоить их". - Подумал я, глядя на дорожную пыль, поднятую моими  шагами.
Ещё  одним резким отличием этого города от родного мне Ужгорода было то, что
на  улицах все люди были заняты. Они или работали или куда-то спешили,  неся
что-нибудь  в руках. Здесь никогда нельзя было увидеть человека, который  бы
просто  прогуливался, не считая, конечно, солдат. А солдат сейчас  в  городе
было  очень  много. Двигаясь улицами, я всё время вглядывался в их  лица,  в
надежде узнать кого-нибудь из отряда Гая. Но, увы, мне не везло, а подойти к
ним и спросить, я не решался, всё ещё помня наставления своих старых друзей.
  Мы  остановились в доме родных одного из учеников по имени  Варфоломей.  К
моему  удивлению его семья оказалась не из бедных, хотя поначалу мне ученики
казались  оборванцами и бродягами. Хозяева оказались очень гостеприимными  и
p`dn  встретили  нас  всех.  Глава  дома,  отец  Варфоломея,  был,  как  мне
показалось, купцом. Его дом был довольно велик, возле дома был большой  сад,
а  в  доме работало много слуг. Хозяин сразу распорядился накормить  нас,  и
пока мы умывались, в саду слуги накрывали нам обед. Каким удовольствием было
умыться  прохладной водой после пыльной и жаркой дороги, да ещё и предвкушая
вкусный обед! Настроение у нас всех было приподнятое, ученики радостно о чём-
то перешёптывались, а Варфоломей был доволен, что угодил товарищам.
  Вскоре  мы уже лежали вокруг накрытого "стола". Столом это трудно было  бы
назвать  -  как  таковых столов у евреев не было. Пищу они всегда  принимали
лёжа или сидя на специальных ковриках вокруг блюд, которые располагали прямо
на  полу.  Иштвана разместили рядом с хозяином дома. В отличие от остальных,
они  почти не ели, а только мирно о чём-то разговаривали. Ученики  же  сразу
набросились на еду, изредка обмениваясь короткими фразами. Я сел в углу  под
ствол  пальмы, пытаясь спрятаться от палящего солнца. И хотя на  улице  была
середина  апреля,  солнце уже было довольно знойным, а за время  проведённое
здесь  я так и не сумел привыкнуть к средиземноморскому жаркому климату.  Не
спеша,  я  набивал  едой живот, а мысли мои были о том,  как  найти  в  этом
большом городе Гая. Через некоторое время ученики, по-видимому, насытившись,
приняли участие в разговоре. Темой, как всегда, была религия. Участвовать  в
таком  разговоре  у  меня  не  было желания, и я  молча  сидел,  наслаждаясь
превосходным вином и размышляя о своём. Так или иначе, но мне придётся найти
Гая,  чтобы увидеться с Рудольфом. Сейчас Рудольф наверняка в тюрьме,  ну  и
пусть, меньше будет у него желания остаться. А когда я расскажу ему о  Галке
и  о  возможности  её  спасти, он первым будет рваться домой.  Если  его  не
захотят  выпустить, а такое тоже возможно, придётся с помощью  Гая  устроить
нам  свидание втроём прямо в тюрьме, ведь о "возвращателе" никто  не  знает,
поэтому   никто  его  не  заподозрит.  А  потом,  вернувшись  домой,   сразу
отправляемся на спасение Галки, и плевать, что в таких допотопных  костюмах.
Хотя нет, наверное, придётся переодеться.
   Мысли   о  возможном  изменении  прошлого  со  всеми  вытекающими  отсюда
последствиями я прогонял из головы, не желая даже допускать их  возможность.
Вино  делало своё дело, я уже чувствовал, как оно пытается меня убаюкать.  Я
незаметно  поднялся и отошёл. Все были так увлечены, что не заметили  этого.
Лишь  Иштван  вопросительно посмотрел на меня. Я медленно ему  кивнул,  этот
кивок  мог бы обозначать что угодно, но Иштван не промолвил ни слова, только
проводил  меня  взглядом. Я вышел со двора на улицу, по пути  один  из  слуг
хозяина дома услужливо спросил, не желаю ли я чего-либо, но я жестом отослал
его. На улице я огляделся.
  Недалеко  от  меня стояли солдаты и разговаривали с каким-то  человеком  в
красном  халате. Они заметили меня, и мы смотрели друг на друга. Я, наконец,
решился  и  направился к ним. "Если солдаты меня не поймут, - подумал  я,  -
этот  человек  переведёт  им". Когда я наполовину  уже  приблизился  к  ним,
солдаты, повинуюсь кивку
человека  в  красном халате, двинулись мне навстречу. Такой поворот  событий
мне  не  понравился и я остановился. Солдаты прибавили шаг. Подойдя ко  мне,
они, не дав мне сказать ни слова, заломили руки и потащили к ожидавшему их в
стороне человеку в красном халате. Такое обхождение мне не понравилось и  я,
ловко вывернувшись, ударил ногой сначала одного, а потом и второго обидчика.
Третий  солдат, шедший позади нас, выхватил свой короткий меч.  Вооружившись
таким  же мечом одного их лежавших, я атаковал первым. Я надеялся, что возня
на  улице привлечёт внимание слуг в доме, где мы остановились, и они сообщат
об  этом  моим  товарищам. Но долго драться мне не пришлось,  кто-то  сильно
ударил меня сзади по голове и я упал.
  Сколько времени я был без сознания, я не знаю, но очнулся я уже в  тюрьме.
Тут  было  очень холодно. Я лежал в углу на куче соломы. Когда  я  попытался
подняться, резко заныла шишка на голове. От стены к моей ноге шла толстая  и
тяжёлая  цепь,  к которой я был прикован. Ситуация была препаршивой,  я  сел
съёжившись в углу и стал ждать, не зная чего. Но я был уверен, что рано  или
поздно ко мне кто-нибудь должен прийти.
      Ждал я не долго. Меньше чем через час я услышал скрежет двери, а затем
h  шаги  на ступеньках спускающихся ко мне. Через мгновение показались  трое
мужчин  с  факелами.  Одного из них я узнал - это был тот  самый  человек  в
красном  халате.  На  втором была форма римского офицера,  а  третий,  самый
маленький  среди них, судя по одежде и внешнему виду, был гражданином  Рима.
Он осмотрел меня, а затем что-то сказал.
 - Кто ты? - Перевёл его слова человек в красном халате.
  - Я странник. Иду из Газы. В Иерусалиме разыскиваю своего друга - римского
центуриона Гая Кассиуса. Не понимаю, за что меня сюда посадили.
 Мои слова тут же были переведены. Римлянин усмехнулся и о чём-то задумался,
медленно  потирая свой чисто выбритый подбородок. Лицо офицера  за  всё  это
время не выразило ни единой эмоции. Римлянин снова заговорил.
  -  Если ты не обманываешь и действительно знаком с Гаем, возможно, мы тебя
отпустим.  Но  если ты пытаешься нас обмануть, ты пожалеешь  об  этом.  Тебя
видели вместе с заговорщиками. Сейчас мы найдём Гая, и если Гай не поручится
за  тебя, тебя ждёт смерть. - Снова перевели мне его слова, а затем все трое
удалились, оставив, к моему большому удовольствию, в стене один факел. Когда
наверху снова заскрежетал замок, я снова остался один. Зато сейчас с факелом
у  меня  была возможность осмотреться. Судя по всему, я находился  где-то  в
погребе, а не в тюрьме, как мне сначала показалось. Узкие ступени вели куда-
то  наверх  к  выходу. А внизу, напротив меня, под стенкой, валялись  старые
корзины.
  Я ощупал свою шишку, затем замок на моей ноге. Бежать не было смысла, и  я
решил,  что  раз делать нечего, то лучше попробовать выспаться.  Умостившись
калачиком  на  соломе,  я  попытался уснуть.  Но  я  был  слишком  возбуждён
случившимся  -  сон не приходил ко мне. Я лежал и, дрожа от холода,  пытался
понять,  о  каких  заговорщиках  они говорили,  неужели  об  Иштване  и  его
учениках. Но ведь мой друг не более воинственен, чем кто-либо другой в  этой
стране. Тут я вспомнил слова, сказанные мне когда-то Гаем. Уже тогда римские
солдаты  искали  заговорщиков. Я ещё подумал, что они ищут Рудольфа,  и  вот
теперь оказывается, что искали они всё-таки Иштвана. Но за что тогда попал в
тюрьму Рудольф? Я уже ничего не понимал. Оставалось только ждать Гая, уж  он
то  должен  расставить  всё на свои места. На сей  раз  мне  пришлось  ждать
довольно  долго, прошло несколько часов, прежде чем я снова услышал знакомый
скрежет замка. Вниз ко мне спускались те же три человека. Так мне показалось
сначала,  но  когда они приблизились, в офицере я узнал Гая. Я  поднялся  им
навстречу.  На  лице  Гая  была виноватая улыбка.  Он  поприветствовал  меня
крепким рукопожатием и жестом распорядился расковать меня. Человек в красном
халате бросился исполнять приказ.
Через минуту я уже стоял во дворе и смотрел на чистое звёздное небо.
 - Извини, Анисим. - Гай, подойдя сзади, положил мне на плечо руку.
 - Ничего страшного. Сидя в подвале, начинаешь ценить всю эту красоту.
 - Звёзды как звёзды. - Ответил равнодушно он, тоже посмотрев на небо.
 - Спасибо что вытащил из этого подвала.
  -  Тебе  ещё  повезло,  что ты попал сюда, а не  в  тюрьму  тетрарха.  Вот
знакомься.  Это  -  первосвященник  Савл и секретарь  наместника  императора
Тиверия  Понтия  Пилата Лидий. Я им уже рассказал о том, как  ты  нам  помог
возле Газы. Они очень заинтересовались тобой. Поэтому и они, и я просили  бы
тебя  как-нибудь  продемонстрировать нам своё воинское искусство.  А  сейчас
прошу  во  дворец  тетрарха. Там тебя накормят, и  ты  сможешь  как  следует
отдохнуть.
  -  Мои товарищи, с которыми я пришёл в город, в безопасности? - Спросил  я
Гая, когда мы немного отстали от наших попутчиков.
  -  Да,  они всё ещё в том доме, где и остановились. О них я бы и  хотел  с
тобой поговорить.
  - Лидий назвал их заговорщиками, но это неправда. Они мирные люди и никому
не  хотят  зла.  Это  какое-то недоразумение. Гай, я хочу  видеть  Рудольфа,
человека о котором ты мне сообщил, что он в тюрьме.
  -  Отложим  это до утра. Тебе необходимо отдохнуть. А с утра мы  обо  всём
поговорим.
 - Гай! - Вскипел я. - Я искал этого человека два года! Он сейчас сидит где-
rn  в  тёмной, а ты мне предлагаешь подождать до утра?! К тому же, я  должен
вернуться  в  тот дом, там, наверное, меня уже давно ищут! Я  не  могу  идти
сейчас с вами.
  Мой  собеседник  остановился.  Он  опустил  голову,  словно  провинившийся
школьник.
 - Я знаю, он был тебе другом, я говорил с ним...
 - Что случилось? - У меня побежали мурашки по спине в предчувствии плохого.
  - Он мёртв. - Я уже понимал, что услышу именно это. Титаническими усилиями
воли я сдерживал свои эмоции, подавляя крик, вырывающийся из моей груди. Гай
наблюдал  за  моей реакцией, но ни одной мышце на моём лице  я  не  позволил
дрогнуть, подавив всю боль в себе.
 - За что? - Тихо спросил я.
  -  Его  не  казнили,  он сам этого захотел и сам сделал.  Мне  кажется,  в
последние дни он лишился рассудка. Он целыми днями сидел, что-то шепча и  ни
на кого не обращая внимания. Пошли, нас ждут.
  Лидий  и Савл стояли впереди, поджидая нас. С трудом переставляя  ноги,  я
последовал за Гаем. Остаток пути мы шли молча.
  Ночь,  которую я пережил в этот день, была, наверное, в моей  жизни  самой
кошмарной.  Я  сидел  возле окна и смотрел на звёзды. Глаза,  опустевшие  от
слёз, тупо смотрели на одинокую, как я, звезду. Жестокость смерти не в  том,
что она лишает нас жизни, а в том, что она лишает нас близких людей. Рудольф
не  заслуживал  такой  судьбы, он должен был жить, он  не  мог  покончить  с
жизнью. Я не знал человека более жизнерадостного, чем он.
 Утром Гай нашёл меня всё так же сидящим у окна.
  -  Ты не спал? - Спросил тихо он и, не дождавшись ответа, продолжил:  -  В
последний  день  он был спокоен, мне тогда показалось, что к  нему  вернулся
рассудок.  Он попросил папирус и перо. Вот, он попросил передать  это  тебе,
когда я тебя встречу.
  Гай протянул мне свиток. Всё так же молча, я взял его, но сил развернуть у
меня не было.
  - Я говорил ему, что ты скоро должен прийти, но он сказал, что не дождётся
тебя. Я не понимал, о чём он говорит. Я думал он не верит, что ты придёшь. А
когда его нашли, было слишком поздно. Мне очень жаль.
  Я,  наконец,  развернул  свиток. Крупные буквы запрыгали  в  моих  глазах,
наполнившихся внезапно слезами.
  "  Извини  меня,  пожалуйста. Надеюсь, ты не очень сердишься  на  меня.  Я
слишком поздно всё понял, чтобы быть в состоянии что-либо изменить. Я прибыл
в  этот мир, чтобы поклониться своему Господу, чтобы самому увидеть всё, что
описано  в  Библии. Но судьба сыграла со мной злую шутку - я  превратился  в
человека, которого хотел увидеть. Я слишком поздно понял, за кого меня здесь
приняли. В течение нескольких дней я полностью разочаровался во всём во  что
верил.  Я  полностью пуст. Но я не хочу быть Иисусом, я не хочу,  чтобы  эти
люди сделали из меня Идола для всех последующих поколений. Я изменю историю.
Пускай  даже ценой своей жизни. Прошу простить меня, я хотел только счастья,
всё остальное не моя вина".
  Мои  руки  дрожали. Я снова пробежался взглядом по строчкам письма.  Сзади
подошёл слуга с медным подносом в руках.
  -  Возим,  выпей. Это тебе поможет. - Гай взял с подноса большой  бокал  и
поднёс мне. Жадно, большими глотками я выпил терпкое красное как кровь вино.
Через  мгновение по моему телу прокатилась тёплая волна неги. Гай со  слугой
помогли мне дойти до кровати, и я забылся в глубоком без сновидений сне.
  Проспал  я больше суток, сказались усталость после путешествия  и  нервное
потрясение.  Проснувшись, я увидел Гай, он сидел в  кресле  и,  по-видимому,
ждал,  когда  я  проснусь. Увидев, что я уже не сплю, он подошёл  ко  мне  и
присел на край кровати.
 - Ты долго спал. Я приказал дать тебе опиума с вином, чтобы ты успокоился и
отдохнул. Как ты себя чувствуешь?
  -  Уже  лучше. - Ответил я, так как действительно чувствовал себя  намного
лучше. - Расскажи мне обо всём, что произошло.
  - После того как мы расстались, я прибыл в Иерусалим. Здесь творилось что-
rn  непонятное.  Весь  город шумел и беспокоился. Все говорили  о  человеке,
который,  странствуя по стране, исцелял и учил людей. Очень  скоро  праздник
Пасхи,  и  в  это  время  сюда стекаются люди со всей страны.  Понтий  Пилат
беспокоился  о возможных беспорядках в городе, так как по всей стране  народ
начинает бунтовать и восставать против Священного Рима. По всей стране ходят
слухи  о пришедшем спасителе народа израильского, о появившемся новом  царе,
который  защитит свой народ. Слухи об этом начали доходить и  до  Императора
Тиверия. Сюда всё прибывают и прибывают новые войска. Пилат пытается навести
порядок,  но  кому-то  это не выгодно. - Гай перешёл  на  шёпот.  -  Местные
священники и эти одержимые фарисеи давно затаили злобу на него. И именно они
настояли  на  аресте  твоего друга, когда он появился в городе.  Его  учения
противоречили  их учению, а такое они стерпеть не могли, тем более  что  всё
больше  и  больше людей приходило к нему. Люди приходили за  помощью,  и  он
никому  не отказывал. Я сам видел, как он лечил детей бедняков и отказывался
от  всякой  награды за свой труд. Но фарисеи утверждали, что это  именно  он
распространяет слухи, будоражащие народ.
 Гай помолчал, а затем продолжил снова:
  -  И ещё. Пока ты спал, человека, с которым ты пришёл в город, арестовали.
Ведь это тот второй твой соотечественник, о котором ты говорил?
 - Да. Где он?
  - В темнице тетрарха. Фарисеи утверждают, что это он тот самый самозванец,
который называл себя царём иудейским. Они требуют суда над ним.
  - Но это ложь! Клянусь тебе, у него и в помыслах не было ничего такого! Он
здесь,  как  и  я,  лишь для того, чтобы найти и вернуть своего  друга!  Ещё
немного  и  мы  были  бы  дома!.. - Я кричал, не  в  силах  сдержаться.  Гай
попытался успокоить меня. Когда я утих, он сказал:
  -  Я  понимаю тебя и верю тебе. Но боюсь, что сейчас не смогу тебе помочь.
Священники и фарисеи требуют смертный приговор, тетрарх согласен с ними.  Он
марионетка в их руках. Но все смертные приговоры должен утверждать Пилат,  а
он не осудит невинного человека.
  На эти слова я только ухмыльнулся, но Гай сделал вид, что не заметил этого
и продолжал:
  -  Первосвященник Савл, тот, что арестовал позавчера тебя, очень подлый  и
хитрый.  Он  постарается  добраться и до  тебя.  Поэтому  сейчас  мы  должны
побеспокоиться и о твоей безопасности.
 - Я не боюсь его.
 - А зря. Его опасается даже Пилат. Он очень влиятелен здесь. Уверен, у него
есть свои люди и в Риме. А тут везде его шпионы.
  -  Так  почему вы не убьёте его? - Прямо спросил я и увидел, как испугался
моих слов Гай.
  -  Поосторожней  с  такими словами, - прошептал  он,  -  иначе  ты  можешь
поплатиться  своей  головой. Говорят, именно он имеет  влияние  на  тетрарха
Ирода.
  -  Плевать я на него хотел! Ты должен устроить мне встречу с моим  другом,
хоть на пять минут, но как можно быстрее.
  -  Я  постараюсь.  - Гай поднялся. - А сейчас мне нужно  идти.  Ты  должен
оставаться здесь и никуда не уходить. Обещаешь мне?
  Я нехотя кивнул и он поспешно вышел. Я снова остался один, если не считать
снующих туда-сюда слуг. Я подошёл к окну и посмотрел на город. Сегодня  этот
древнейший  город  казался  мне отвратительнейшим.  Не  радовало  ни  чистое
безоблачное  небо,  ни  нежное,  будто  заискивающее,  солнце.   За   спиной
послышались шаги, они не были тихими и осторожными как у слуг, а,  наоборот,
в  этих  шагах было слышно силу и уверенность в себе. Обернувшись, я  увидел
вошедшего.  Это был первосвященник Савл. Сегодня на нём был уже  не  красный
халат,  в  котором  я видел его раньше, а канареечный.  Мы  стояли  и  молча
смотрели друг на друга. Пауза затянулась, я понимал, что он ждёт, что я  его
поприветствую, но у меня такого желания не было. Так и не дождавшись  этого,
Савл ухмыльнулся и первым нарушил молчание.
 - Вижу - Гай о тебе хорошо позаботился.
 - С моей стороны было бы не благодарно жаловаться.
 - Ведь ты не римлянин, откуда ты прибыл?
  - Это любопытство или допрос? - В эти слова я вложил всё свое презренье  к
нему.
 - Не играй с огнём. - Подойдя, прошипел мне в лицо первосвященник, он, судя
по  всему,  совсем  не  привык,  чтобы с ним  так  разговаривали.  Его  лицо
почернело  от  злости,  а  глаза готовы были  сжечь  любого,  кто  осмелится
посмотреть  в  них.  Но я был взбешён не меньше чем он. Размахнувшись,  я  с
удовольствием  ударил  его.  Перелетев через кресло  и  свалив  его,  он  на
четвереньках попытался спрятаться под кровать. Но я схватил его и потащил  к
окну.  Поняв,  что я собираюсь с ним сделать, он начал кричать  и  звать  на
помощь.  Я  высунул  его  в  окно,  когда  в  комнату  вбежали  слуги.  Они,
навалившись  на  меня,  втащили нас обратно в комнату  и  помогли  вырваться
первосвященнику  из моих рук. Освободившись, он выбежал из комнаты,  за  ним
последовало большинство слуг. Остался только один.
  - Хотите, чтобы я нашёл центуриона Гая? - Спросил тихо он. Сидя на полу, я
безразлично кивнул ему и он вышел. Я был уверен, что вскоре меня  схватят  и
бросят в тюрьму. Я ждал солдат. Но вскоре в двери показался Гай.
   -   Я  уже  всё  слышал.  Я  должен  бы  арестовать  тебя,  ты  напал  на
первосвященника. Но я поступлю иначе. Следуй за мной.
  Я  поднялся  и  пошёл за ним. Выходя, он отдал какие-то  короткие  приказы
слуге,  который  привел его, и мы быстро побежали куда-то вниз  по  винтовой
лестнице.  Мы  спустились в какие-то подвальные комнаты.  Там  располагались
римские  солдаты. Гай позвал к себе какого-то старика и долго о  чем-то  ему
говорил на латыни. После он обратился ко мне:
  -  Ты сбреешь бороду и переоденешься в одежду римского солдата и пробудешь
несколько  дней здесь в казарме с другими солдатами. Думаю,  здесь  тебя  не
найдут.
  -  Гай,  ты должен устроить мне встречу с моим другом. Поверь мне,  только
этим ты спасёшь мне жизнь.
 - Не знаю - получится ли. Сегодня синедрион присудил его к смерти.
 - Так быстро?!!
  -  Да.  Они  хотят  закончить все дела к Пасхе.  Они  опасаются  возможных
беспорядков.  Но  приговор должен утвердить наместник. И  сейчас  я  пытаюсь
добиться  встречи  с Пилатом. Пока он не утвердит приговор,  осуждённого  не
могут казнить.
  - Ты уже не раз повторял мне об этом, но я на это слабо надеюсь. Ты должен
мне устроить встречу с моим другом!
  Гай  развёл  руками, давая понять, что он делает всё возможное.  Затем  он
молча попрощался и ушёл. Я остался наедине со стариком. Тот жестом пригласил
меня  идти  за  ним,  что я и сделал. Старик был старым солдатом.  Одним  из
немногих, доживших до старости. Большинству римских солдат это не удавалось,
их  век,  из-за частых войн, был недолгим. Этот старик уже не  нёс  воинских
обязанностей,  он  помогал тем, кто помоложе, но  я  уверен,  что  в  случаи
необходимости, он и сейчас сумел бы неплохо поработать мечём. Старик  принёс
мне одежду римского воина, и я не без интереса надел её. Старик побрил меня,
а  затем  отвёл  в  общие казармы, где отдыхали солдаты, и показал  мне  моё
место.   Солдаты  с  интересом рассматривали меня,  но  никто  не  подходил.
Видимо,  старик им что-то сказал. Я улёгся поудобней и попытался  уснуть,  в
надежде, что так время пролетит быстрее. Но тревожные мысли о судьбе Иштвана
и смерти Рудольфа не позволяли мне уснуть. Я лежал и тупо смотрел в потолок.
Казалось, время остановилось. Я попытался отогнать неприятные мысли и трезво
оценить ситуацию, в которой оказался. Но, наверное, впервые в своей жизни  я
почувствовал  полное бессилие, и видимо только военная закалка не  позволяла
мне  запаниковать.  В  моём положении единственным выходом  было  как-нибудь
пробраться  к  Иштвану в тюрьму и вместе уносить оттуда ноги  домой  в  своё
время.  А  после сегодняшних событий у меня есть все шансы попасть туда,  но
нет  гарантии, что я попаду к своему другу. От столь тяжёлых мыслей я тяжело
вздохнул,  чем снова привлёк к себе внимание солдат. Я перевернулся  на  бок
лицом  к  стене и сделал вид, будто сплю. Уснуть в этот день мне  так  и  не
удалось,  ни  днем, ни, тем более, ночью - вечером снова приходил  Гай.  Его
p`qqj`g меня ещё более выбил из колеи.
 Гай таки пробился к Пилату и убедил его более внимательно отнестись к делам
осуждённых на смерть, в особенности к делу Иштвана. Гай рассказал, что Пилат
согласился  лично  побеседовать с Иштваном,  и  этот  разговор  произвёл  на
римского  наместника  хорошее  впечатление. Но  Синедрион  и  первосвященник
настаивают на смертной казни.
 - Я не понимаю их. Я сам присутствовал при допросе Пилатом твоего товарища.
Он даже не похож на преступника. Его слова не более странны, чем твои, но  в
этом  нет  преступления. Но Синедрион утверждает, что он пытался  осквернить
священные законы их народа и заслуживает не просто смерти, а самой  страшной
пытки.  А  первосвященник Савл обвинил Пилата в пособничестве  преступникам,
пытающимся разрушить еврейские святыни. Они откровенно шантажировали его,  и
Пилат  вынужден был уступить им. Но мы придумали способ, как  избежать  этой
казни.  Местные  жители скоро будут праздновать праздник  Пасхи.  А  местные
законы  позволяют в канун этого праздника помиловать одного  осуждённого  на
смерть. А решает, кого помиловать, толпа на площади. Пилат предложит  завтра
толпе  двух узников на выбор. Одним будет твой товарищ, а другим тот бандит,
которого мы схватили возле Газы. Толпа наверняка выберет твоего товарища.
  Всё  это  время  я молча слушал Гая, но после этих слов я рассмеялся.  Мой
собеседник, не поняв причины моего смеха, умолк и вопросительно посмотрел на
меня.
 - Всего осуждённых на смерть четыре?
 - Да... - Гай всё так же удивлённо смотрел на меня, не понимая, зачем я это
спросил. Но его слова окончательно подтвердили мое предположение.
  - Помнишь, Гай, я как-то говорил, что у моего народа есть легенды о Понтии
Пилате?  Так  вот  эти легенды гласят, что в Иудее накануне праздника  Пасхи
будут  осуждены на крест четыре человека. В виновности одного из  них  Пилат
будет  сомневаться,  но всё-таки осудит его. В день казни  он  выйдет  перед
толпой  и,  по  местному обычаю, предложит толпе выбрать одного  узника  для
помилования.  Он  будет  очень удивлён, когда толпа  выберет  убийцу  вместо
невинного человека. В тот день будут распяты три человека и среди  них  буде
один совершенно не виновный. Этот день будет завтра.
 Гай был ошарашен моими словами. Он попытался возразить:
  - Но это невозможно, чтобы толпа выбрала другого узника. Этим узником ведь
будет убийца, на совести которого множество убитых и ограбленных людей.
  -  Именно  так  легенда  и  гласит.  А  толпа  попросту  будет  подкуплена
Синедрионом.
 - Я не верю, что ты предсказываешь будущее!
 - Завтра ты убедишься в этом. Но я надеюсь, что всё это ещё можно изменить.
Для этого мне нужно хоть на минутку встретится с моим товарищем.
 - Нет, сейчас это уже не возможно.
 - Но ведь завтра узников будет сопровождать конвой солдат, не так ли?
 - Да. Ну и что?
 - Сделай так, чтобы я был в этом конвое.
  Гай  задумался,  он  смотрел в даль, и только рука,  усиленно  массирующая
подбородок, выдавала его возбуждённость.
 - Но это очень рискованно. Тебя могут узнать.
  -  Сомневаюсь. К тому же, это единственный способ спасти моего друга. Если
он погибнет, я уже никогда не смогу вернуться к себе на родину.
  - Хорошо, я устрою это, если ты так настаиваешь. Но предупреждаю тебя, это
очень  опасно. Савл хотя и постарался чтобы сегодняшний инцидент не  получил
огласки,  но  его люди ищут тебя. А если они тебя найдут, то ты  позавидуешь
приговорённым на крест. И надеюсь, ты не собираешься устроить побег.  Завтра
на  площади  будет множество солдат, а узников очень тщательно  стерегут.  О
побеге  не может быть и речи, все, что ты сможешь сделать для своего  друга,
это ускорить его смерть.
  -  Ты  предлагаешь  мне  убить своего друга?!!  -  Я  был  возмущён  таким
предложением.
  -  Но этим ты предотвратишь его мученья. Нет более мучительной смерти, чем
смерть  на  кресте. Но хочу предупредить тебя сразу, что тогда тебе  уже  не
sd`qrq уйти. Тебя схватят, и тогда за твою жизнь я не дам и одного таланта.
 - Если я смогу подойти к другу, то в этом не будет надобности.
  -  Я  не  понимаю  тебя! - Вскрикнул Гай, поражённый  таким  сильным  моим
стремлением, во что бы то ни стало, увидеться с другом.
 - Видишь ли, Гай, мы оба не отсюда.
 - Я знаю.
 - Нет, ты не понимаешь! Мы не просто чужестранцы, мы из другого времени. Мы
из  времени, которое только будет, из будущего! - Гай удивленно  смотрел  на
меня, не зная, что сказать. - Только мой друг может вернуть нас домой.  Если
бы  не я, он давно бы уже вернулся, и тюремные стены не удержали бы его.  Но
мы  должны были собраться все трое вместе, чтобы вернуться домой. Поэтому мы
и искали друг друга. И если бы не этот дурацкий арест мы давно были бы дома.
А  завтра, если я смогу подойти к нему, мы просто исчезнем, словно нас и  не
было никогда. Понимаешь?
  Не знаю, понял ли меня Гай. Он всё так же ошарашенный молча встал и вышел.
Мне осталось только ждать утро.
 Никогда не думал, что за одну ночь можно вспомнить и не только вспомнить, а
и  ещё раз прочувствовать всю свою жизнь. Всю ночь я вспоминал самые светлые
её  моменты.  Всю  ночь вокруг меня были звонкий смех Галки,  тёплая  улыбка
Рудольфа  и остроумные всегда шутки Иштвана. Бедный Иштван, думал я,  вместо
того  чтобы  убраться отсюда, он, рискуя своей жизнью,  остаётся  вместе  со
своими друзьями. Он даже ещё не знает о смерти Рудольфа. Удастся завтра  мой
план или нет?
  За всеми этими воспоминаниями и раздумьями прошла ночь, начало светать.  В
казарме солдаты всё ещё спали, только изредка сюда заходили солдаты,  поздно
вернувшиеся откуда-то, и тотчас же ложились и засыпали, не обращая  никакого
внимания  на новенького, который не спал, а молча смотрел в никуда. Разбудил
всех  приход  Гая и ещё какого-то римского офицера. Было видно,  что  другой
офицер  ниже  Гая по рангу, он молча выслушивал команды своего командира,  а
затем  отдавал  команды солдатам. Те сразу заметались, начав  собираться.  Я
молча наблюдал со стороны за всем этим, когда ко мне подошёл Гай.
 - Октавий будет командовать конвоем. - Он кивнул в сторону другого офицера.
-  Ты тоже пойдёшь с ним. Я объяснил ему, где ты должен находиться. Доверься
ему и полностью подчиняйся его приказаниям.
 Некоторое время он помолчал, а за тем тихо продолжил:
  - Трудно поверить в то, что ты вчера рассказал мне. Но я верю тебе. Сам не
знаю  почему. Анисим, ведь если ты из будущего времени, то должен знать наши
судьбы?
  -  Между  нашими  мирами две тысячи лет. Ты можешь  рассказать  о  судьбах
простых смертных, которые жили за два тысячелетия до тебя?
 - Наверное, нет. Извини меня за этот вопрос.
 - Всё в порядке. Я понимаю твоё любопытство. Каждый человек хотел бы узнать
свою  судьбу.  Но  у меня к тебе просьба. Если у тебя когда-нибудь  появится
сын, назови его Юлием.
 - Зачем?
 - Наша история хранит память о величайшем из всех римских полководцев. И он
должен очень скоро родиться. Его имя Гай Юлий.
  -  Хорошо. - Гай улыбнулся. - Я исполню твою просьбу. А сейчас  тебе  пора
идти.
  -  Прощай,  дружище. - Я пожал его сильную руку. - Если  всё  удастся,  мы
больше никогда не увидимся. А, вернувшись домой, я начну изучать историю.  И
может быть, когда-нибудь я найду там твою судьбу.
 - Да хранит тебя Юпитер!
  Я  вышел  из казармы вслед за отрядом солдат, на ходу набрасывая  на  себя
красный  солдатский  плащ и надевая медную каску. Выйдя  на  улицу,  солдаты
сгруппировались  в строй и, не останавливаясь, двинулись  дальше.  Я  шел  в
середине отряда, искоса оглядываясь по сторонам. Вскоре мы подошли к тюрьме.
Несколько солдат последовали дальше вслед за Октавием. Остальные и я  вместе
с  ними  остались на улице. Вскоре из тюрьмы, в сопровождении  солдат  вышли
четыре  узника.  Я  сразу  узнал  среди них Иштвана.  У  всех  узников  были
aegp`gkhwm{e лица, а лицо моего друга было растерянным и немного напуганным.
Солдаты,  ожидавшие  на  улице, разгруппировались,  усилив  конвой  узников.
Иштвана вели в последней группе, а я оказался в предпоследней. Он не заметил
меня, но я оставался спокоен, помня, что до казни ещё много времени и у меня
будет возможность поговорить с ним. Мы двигались какими-то узкими улочками и
переходами,  не встречая ни единого прохожего. В то же время  где-то  совсем
рядом был слышен гул. Это гул толпы, догадался я, а мы наверняка обходим  её
-  узников безопасней держать подальше от разъярённой толпы. Я оказался прав
-  вскоре мы вышли на главную площадь. Мы оказались на какой-то террасе,  на
высоте чуть более роста человека, прямо под стеной главного храма. Внизу под
нами  шумело  и волновалось людское море. А слева от нас и чуть повыше,  при
входе в главный храм, стояла небольшая группа людей. Они, как и узники, были
окружены охраной из римских солдат. Но, судя по виду, это были не узники,  а
первые  лица  Иерусалима.  Первым, кого я узнал, был  Гай,  по-видимому,  он
командовал отрядом охраны. Кроме Гая, я узнал и первосвященника Савла,  даже
с  такого  большого  расстояния можно было узнать его  перекошенное  злостью
лицо.  Вокруг  него стояли другие вельможи Иерусалима, одетые  в  римские  и
еврейские одежды. Чуть в стороне от других стоял высокий, худощавый, с белой
от  седины  головой  и  в  таком же белоснежном римском  плаще  мужчина  лет
пятидесяти. Увидев возле него секретаря Лидия, я догадался, что это - Понтий
Пилат.  Его классически римское лицо не выражало никаких эмоций. Он стоял  и
спокойно  наблюдал  за толпой, в то время как Лидий ему что-то  говорил.  Но
казалось,  что он не слышит своего секретаря, он просто стоял и  смотрел  на
площадь.
  Я ощутил на своём плече чьё-то прикосновение. Я вздрогнул от неожиданности
и обернулся. Это был Октавий. Узники уже стояли в ряд по длине всей веранды,
и  Октавий  расставлял солдат. Он подвёл меня к моему месту,  и  я  оказался
прямо  за  спиной  Иштвана  всего  в двух  шагах.  И  пока  Октавий  отдавал
распоряжения другим солдатам, я окликнул друга:
 - Иштван, я здесь. Не оборачивайся.
  Было  видно,  как дрогнули его плечи. Он не обернулся,  но  зато  на  меня
покосились рядом стоящие солдаты.
 - Мы должны убираться отсюда. Не медля. Рудольф мёртв.
 Его плечи снова дрогнули.
  -  Мы не можем вернуться. - Услышал я слабый голос друга и солдат, стоящий
рядом,  замахнулся, чтобы ударить его. Я хотел перехватить  удар,  но  окрик
Октавия  опередил меня, и рука солдата замерла. Я посмотрел  на  подходящего
офицера. Он что-то сказал солдатам, стоящим рядом со мной, затем улыбнулся и
кивнул мне, дав понять, что всё в порядке. В этот момент Пилат поднял  руку,
давая знак, что он будет говорить, и через мгновение толпа утихла.
  Над толпой раздался, словно гром, голос наместника. Пилат говорил, изредка
делая паузы, чтобы секретарь перевёл его слова.
  - О чём ты говоришь? Я не понимаю тебя! - Возбуждённо прошептал я Иштвану,
не обращая внимания на происходящее на площади.
-  Во время ареста меня обыскали, нашли "возвращатель" и уничтожили его. Что
случилось с Рудольфом? Его тоже казнили?
  -  Нет.  Это  было самоубийство. Он решил, что его приняли  за  Христа,  и
захотел изменить историю.
 - Бедняга. Он даже не понял, что сыграл роль Иоанна Крестителя.
 - О чём ты говоришь?! Спустя некоторое время тебя могут распять на кресте.
  -  Ты  ещё  ничего не понял? Мы не в силах изменить прошлое. Мы стали  его
заложниками. И что бы мы ни делали, вся история повторится.
  Сначала  рядом  стоящие  солдаты нервно  оглядывались  на  наш  шёпот,  но
понемногу  успокоились, видя, что их командир, стоящий  рядом,  не  обращает
никакого внимания на разговор узника с конвоиром.
 - Но ведь Иисуса предал Иуда. А сейчас этого не было.
 - Значит, Иуду придумают позже.
  В  этот момент толпа заволновалась. Понтий Пилат предложил выбрать  одного
узника   для   помилования.  После  некоторого  замешательства  над   толпой
пронеслось:
 - Варнаву!
 И сотни, тысячи других голосов подхватило это имя.
  -  Варнаву!!!  Варнаву!!! - Неслось над площадью.  Я  оглянулся  и  увидел
удивлённое лицо Октавия. Я посмотрел на площадку где стоял Гай. Было  видно,
как он растеряно и удивлённо оглядывается на Пилата. Рядом застыл с открытым
от  удивления  ртом  Лидий.  Только  лицо  Пилата  не  выражало  по-прежнему
удивления. Он всё так же равнодушно смотрел на толпу, только немного опустив
голову, из-за чего его взгляд казался ещё более холодным. Он усталым  жестом
руки  махнул,  как  бы отмахиваясь от толпы, а затем, обернувшись,  медленно
удалился.  Только на лице Савла сияла улыбка. Сейчас, когда  Пилата  уже  не
было,  он поднял руку, требуя тишины. Но о чём он говорил, я уже не  слышал.
Узников  начали  уводить с веранды. Иштван обернулся и  посмотрел  на  меня.
Несколько  мгновений  мы  смотрели друг на друга.  Первым  нарушил  молчанье
Иштван.
 - Извини меня, что я втянул тебя в эту аферу.
  Я  молчал. Один из солдат подтолкнул Иштвана и он, повернувшись,  двинулся
вслед  за  ещё двумя узниками. Уходя, они пытались не смотреть  на  Варнаву,
который,  будучи уже свободным, ликовал здесь же. Солдаты выходили вслед  за
узниками,  и  я  в последний раз оглянулся на стоящих рядом с  Пилатом.  Гай
смотрел  в мою сторону. Во всей его фигуре чувствовалось недоумение.  Я  уже
хотел  обернуться  и  уйти,  но вдруг увидел, что первосвященник  Савл  тоже
смотрит в мою сторону. Было ясно, что он меня узнал. Я медленно обернулся  и
вышел вслед за последним солдатом. Я чувствовал растерянность, не зная,  что
делать  дальше,  как  помочь  другу, я молча шёл  в  хвосте  отряда.  Иштван
двигался первым в сопровождении конвоя, за ним шли ещё два узники. Они  шли,
еле  переставляя  ноги  и  повесив головы.  Только  Иштван  шёл  уверенно  и
спокойно.  Его  спокойствие пугало меня. Человек идущий  на  смерти  не  так
должен бы себя вести.
  Пройдя  через узкие коридоры, мы оказались в каком-то внутреннем  замковом
дворике.  У  стены я увидел прислонёнными три огромных креста.  Меня  кто-то
дёрнул  за руку. Обернувшись, я увидел слугу Гая. Он потянул меня за руку  к
какой-то  двери.  Я  немного  упирался, но он  был  настойчив,  и  я  нехотя
последовал за ним. За дверью мы остановились, и он прошептал мне:
  - Хозяин сказал, что Вы в большой опасности - Вас узнали. Вам срочно нужно
покинуть  город.  Вашему другу уже ничем не помочь. Вы должны  спасать  свою
жизнь.
  Я  стоял  растерянный и не знал, что мне делать. Мне не хотелось оставлять
здесь  своего друга, зная, что его сейчас ждёт. Но у меня не было выбора.  Я
приоткрыл  дверь  и  в  последний раз посмотрел на  Иштвана.  Он  с  другими
узниками уже покидал дворик, неся на своей спине тяжёлый крест. Только когда
они скрылись из виду, я обернулся к слуге, нетерпеливо поджидавшему меня.
  Через  полчаса  я  вышел  сквозь небольшие ворота за  пределы  Иерусалима.
Солдаты, охранявшие эти ворота, не обратили никакого внимания на такого  же,
как  они  солдата  и  слугу рядом с ним, поспешно  вышедших  из  города.  Мы
остановились,  только отойдя на безопасное расстояние.  Слуга  протянул  мне
кошелёк с монетами и спросил, не желаю ли я что-нибудь передать хозяину.
 - Поблагодари ещё раз его за всё, что он сделал для меня.
 Слуга кивнул, и я медленно пошёл в сторону от этого ужасного города.
  -  Никогда  больше  не  возвращайтесь в Иерусалим. Будет  лучше,  если  Вы
отправитесь в Рим. - Крикнул мне вдогонку старик. Я обернулся и снова жестом
попрощался  с  ним. Затем двинулся дальше, больше не оглядываясь  на  город,
который  забрал  у  меня  двух лучших друзей. О  своём  будущем  я  даже  не
задумывался. У меня больше не было будущего. Я уныло брёл по пыльной дороге,
не  обращая никакого внимания на множество людей движущихся мне навстречу  и
оглядывающихся  на  странного солдата, потерявшего свой  меч.  Его  я  давно
выбросил,  так  как  пользы от него не было никакой, он  был  только  лишней
обузой.  Солнце  поднималось всё выше и выше. Его лучи были  немилосердны  к
людям.  Я  весь  обливался потом, когда увидел недалеко от  дороги  рощу,  и
инстинктивно,  не думая, я побрел туда. Углубившись в лес,  я  опустился  на
землю.  Она  была приятно холодной. Я отбросил от себя медную  каску  -  она
m`cpek`q|  словно  сковорода, и повалился на спину. Я  лежал,  не  двигаясь,
смотря  на маленький голубой кусочек неба между деревьями прямо у  меня  над
головой. Я пролежал так не очень долго - очень скоро я услышал шорохи,  кто-
то  подкрадывался ко мне. Инстинктивно я схватился за место, где должен  был
висеть  меч, но его там не было, я пожалел, что выбросил его. Я  вскочил  на
ноги и огляделся. Из-за деревьев показались какие-то люди. Они окружили меня
кольцом  и медленно сходились, как охотники вокруг загнанного зверя.  Первой
моей  мыслью  было, что это люди первосвященника Савла выследили  и  догнали
меня. Но я узнал людей окруживших меня, это были ученики Иштвана. Кольцо  из
одиннадцати человек медленно сужалось. Впервые за всё это время  я  посчитал
их. У меня не было никаких сомнений - именно им суждено стать апостолами.
 - Ты продал нашего Учителя! - Злобно прошипел мне один из них.
  -  Ты  заблуждаешься. - Ответил спокойно я, но, увидев в их руках палки  и
камни, начал искать глазами хоть какое-то оружие.
 - Я видел, как тебе заплатили за его смерть!
  Один из учеников подошёл слишком близко, и я кулаком свалил его так, что у
меня оказалась его дубина. После такого поворота событий, кольцо вокруг меня
перестало  сужаться, а бедняга быстро уполз прочь. Взвесив в руке дубину,  я
твёрдо  решил, что не отдам дёшево свою жизни, и максимально сокращу  список
вероятных авторов Нового Завета. Кольцо снова начало сужаться. Неожиданно  я
понял,  почему  они мне так не нравились с первого же момента,  когда  я  их
увидел  -  в  их  глазах был виден слепой, бездумный, а точнее  -  безумный,
фанатизм. Я засмеялся и с ненавистью бросился на них, крича:
 - Вы не повесите меня, как Иуду!

 * * *

  После  всех этих событий прошло уже несколько лет. Иштван до  сих  пор  не
может   толком  объяснить  это  странное  явление  -  погибшего  в   прошлом
выбрасывает  целым  и  невредимым  в  собственное  время.  Дома  я  оказался
практически сразу после Иштвана. Дома был и Рудольф. С каким трудом мы тогда
объясняли всем, где мы пропадали два года! И с каким трудом Рудольф и Иштван
потом восстанавливались в университете. В отличие от них я сразу бросил свой
факультет  -  после  двух лет жизни в мире, где нет  даже  электричества,  я
потерял  всякий  интерес к своей специальности и в тот же  год  поступил  на
исторический факультет.
  Мы втроём часто собираемся вместе, но никто из нас не любит вспоминать  те
кошмарные события. И по сложившейся уже традиции мы говорим не о прошлом,  а
о  будущем. Рудольф стал отличным врачом, и, не смотря на свою молодость, он
уже  приобрёл  большую известность. От религиозного фанатизма  он  излечился
сразу  же  после возвращения из Палестины. Ещё большую известность  приобрёл
Иштван.  Он  стал учёным и сейчас занимается теорией времени. Скоро  откроют
целый  институт.  Но  свою  машину  он  держит  в  секрете,  утверждая,  что
человечество  к ней ещё не готово. Он и сам её не пользуется. Он  разработал
целую  теорию  времени, которая гласит, что возвращение в прошлое  не  может
изменить  настоящего.  За этот труд его пророчат на Нобелевскую  премию.  Я,
наверное,  единственный  человек  в мире, который  знает  то  прошлое  можно
изменить,  и  который  в его теорию не верит. Я бы мог рассказать  ещё  одну
интересную  историю, связанную с этой машиной (о ней не знает даже  Иштван),
но  боюсь,  что  уже  не  успею - жена зовёт меня завтракать,  а  пропустить
завтрак я не могу, уж слишком хорошо моя Галка готовит.


7 августа 1998 года 23:23