"Если вы подождете до завтрака, я, безусловно,
докажу вам возможность путешествия по Времени..."
(Г. Уэллс, "Машина времени")
...Дикарь дрался за десятерых. Бил кулаками, потом выхватил из-за пазухи лом. Люди падали как мешки с требухой, выплёскивая содержимое. Не сражение, а бойня. Умирали в одиночку: проверенные временем товарищи, незаменимые мастера.
Мы не могли этого предвидеть. Ужас сковал наши тела. Тогда Дикарь прыгнул на сиденье, дёрнул рычаг, запустил Машину: туманный вихрь, пугающий шум - и выжившие, оскальзываясь, спотыкаясь, бросились наружу, закрывая двери и наваливаясь сверху. Не выпустить, не дать погибнуть от напасти!
А потом... мы словно умерли и ночь проскользнула незамеченной. Ближе к утру решились войти. Лишь два скрюченных тела на полу. И злость. Много злости. Маркс, своей милостью, даровал Машину нам, но Дикарь, как вор-капиталист, присвоил её себе.
К колодцу двигались гуськом: несли, сменяясь, тех двоих. Как солнце поднялось, пробирались на ощупь. Начиналась дневная слепота, предметы расплывались в мешанину пятен. Люк отсутствовал, а из дыры несло холодом и затхлостью, как если бы сломались вентиляторы, выдувающие отработанный воздух. Мы переглянулись. Первым спускался Диспетчер, за ним - Инженер. На полпути оба сорвались, но кричал кто-то один. Отправили Стажёра. Потому что молодой и лазил, как многоножка.
Вскоре он отстучал по трубе: "на месте".
- Живы? - просигналил я в ответ. Морзянка - надежда утопающих.
- Нет.
- Причина?
- Скобы. Ржавчина сожрала.
- В рот мне паром! - выгнул брови Сантехник.
- Отыщи дежурную смену. Скажи: мы здесь.
Прошло пятнадцать минут. Через час пришлось выстукивать "просьбу о помощи" и "опасность: собраться у выхода". Пока ждали, скончался Монтажник. Его череп выглядел как обожжённая головка куклы, у которой вытекли глаза и провалился нос. А Кочегар держался. Несмотря на оторванную руку, раздавленные ступни. Фармацевт перевязал рану хитоном девчонки, но тело отказывалось жить - избавлялось от крови, чтобы прекратить мучения.
- Так не бывает, - не поверил я. Но он был прав, я лёг на траву и не ощутил привычной вибрации.
Наконец над срезом колодца показалась голова.
- Никого, - Стажёр свесил ноги и начал чесаться. Выглядел он не очень, словно вместо ёршика его протащили через слив канализации.
- В смысле - никого? - Кажется, голос Слесаря.
- Говори.
- Я и говорю, - пацан посмотрел на меня. - Прошёлся по шести ярусам. Дошёл до ворот третьей секции, заглянул через трап, вернулся, сходил к девятой. Ни души. Всё заброшено. Насосы разобраны. От проходческого комбайна труха.
- Дикарь? - предположил Сантехник. - Вернулся и пробрался через штольню с Машиной?
- Она тут при чём? - я поморщился. С фантазиями у Сантехника частенько зашкаливало.
- Может, боевая. Видали, как Электрика в воронку засосало.
- Вернулся? - вскинулся Фармацевт. - Да он едва ноги унёс.
- Знать бы, куда, - пробормотал Водопроводчик.
- А канат? На складе хранилось три бухты по двести метров. - Каменщик протиснулся к Стажёру. - Если поднять, закрепить вокруг колодца, то можно...
- Что? - прервал я. - Спуститься и убедиться, врёт или нет?
- Вы оглохли? - закричал Стажёр, брызгая слюной. - Нет склада - нет каната. Пропали кирки, ломы, лопаты. От рельсов ни следа, как и вагонеток. И нет столовки со столами, который сколотил Водопроводчик.
Мальчишку затрясло, я приобнял его:
- Спокойно, разберёмся. - Затем обернулся. - У Маркса, обитающего в коммунизме на небесах, четыре комиссара. Так заповедано. Но дикарь не один из них. Он жрёт силос, как скот, носит шмотки и не умеет говорить. Недочеловек. Точка. Теперь перекусим и обсудим план.
Кочегар не дождался плана. Прах к праху. Думаю, кто лежал на дне колодца, были не против.
- И как их есть? - Фармацевта перекосило.
Опять он брезговал. То он постится, то его тошнит. Усох, глаза выкатил.
- Чего не так? - участливо повернулся к нему Водопроводчик. - Ты и в лесу отказался. Что сегодня: запор?
- Ножа нет.
- А зубы на что? - Сантехник и Каменщик переглянулись. - Мясо как мясо. Туловище приговорили. Остались ножки. Смотри, какое славное бёдрышко.
- Ну, уж нет, - Фармацевт отодвинулся и попытался встать, - я отказываюсь.
Мы родились и живём во тьме, поэтому видим всё. Что нужно видеть, что нет. Даже сейчас - в неурочное время. Кожа за ушами Фармацевта чуть порозовела, и Водопроводчик мягко положил ладони ему на плечи.
- Не перекусить ли нам персиками? - чуть громче, чем нужно, сказал Фармацевт, ни к кому не обращаясь.
- Не заболел? - обеспокоился Слесарь, присаживаясь на корточки.
Слесарь был чутким человеком, отзывчивым. Кто угодно об этом скажет. Мухи не обидит. В свободное время предпочитал выпиливать лобзиком. А ещё, представьте, любил фиалкины глазки.
- Помнишь пословицу? - сказал Слесарь. - Две из трёх макак предпочтут украсть банан, а не сорвать его с дерева.
- Вот почему мы против банана, - продолжил Каменщик.
- Вы против макак.
Да, кожа покраснела. Атавизм страха. Капилляры расширились, компенсируя учащённое сердцебиение. Но поздно, стук его сердца уже звучал как колокол. Запахло кровью. У Водопроводчика вытянулись ноздри, и он, не скрываясь, облизнулся.
- И давно ты так думаешь? - он вопрошающе заглянул в лицо Фармацевта.
- С тех пор как понял - пословица не та. Ем - думаю. Когда думаю - ем. Из ночи в ночь. Одни и те же руки, ноги, пальцы. Прожаренные, варёные, маринованные, вяленые. В студне, в похлёбке. Но какая, ангидрид перекись марганца, разница! Это всё равно буржуйские руки, ноги и пальцы. И ещё ногти, ага. Всегда интересовало: вы их - как?.. выковыриваете или глотаете?
Воздух застыл, дышать стало невмоготу. Мы стояли, не спуская с Фармацевта глаз.
- Я всего лишь прошу. Достаньте мне персик. Слабо? А десятилитровый таз персиков? Чтоб изо рта лилось, из ушей хлестало. Уж продристаться, так фонтаном. Лишь бы смыло вас на хуй. Кончайте уже. Чего ждёте? Стажёр, ты самый прыткий.
Мы перегрызли ему горло - анорексия или авитоминоз - эволюция требует жертв. Оттащили в чащу рододендронов - пролетарии товарищей не едят. И, выбрав направление, отправились к ближайшему монументу. В Дом войдём с темнотою. Всё бы ничего, но где стадо? Почему не слышно взвизгов, писков и жизнеутверждающего меканья элоев? И откуда мерзкое ощущение, будто на меня смотрят?
Каменщик открыл в постаменте вход, мы вошли. Когда расселись вдоль стен, выяснилось, что пропал Слесарь.
- Он шёл следом, - пожал плечами Стажёр. - Честно.
- И ты ничего не услышал? - опять изогнул брови Сантехник. Была у него идиотская манера: выворачивать брови от удивления. Он пошарил глазами по углам, будто Слесарь мог спрятаться.
- Опять дикарь? - съязвил Водопроводчик.
- Слесарь - большой человек, - сказал с укоризной Каменщик и вздохнул. - Такие люди без причины не исчезают.
- Приспичило? - предположил Стажёр. - Упал? Может, яма, и он провалился?
- Может, - соврал я и поморщился.
- Давайте, позову, - рывком поднявшись, Водопроводчик шагнул к двери. - Наверняка где-то поблизости. Учуял цветочки или и впрямь, под кустик присел.
- Только сиреной не ори, - я тоже встал. - И настежь не открывай.
Мы сделали три попытки. Как с обрыва плюнули.
Помещение было маленьким: стандартный погрузчик. Его назначение переправить пищу на разделку. Пятеро мужчин, вытянувших ноги, едва умещались на пятачке три на два метра. Разговор не ладился. Сантехник только и знал - зевал да подбрасывал однообразное: "ну, не знаю, может быть, вероятно". Каменщик же скис и, намотав на кулак шерсть со спины, предался пересчёту попавшихся волосков, наотрез отказавшись участвовать в обсуждении.
Слишком много вопросов. Кто же такой дикарь? Откуда взялся, куда исчез? Как он поджёг Большой лес? Как, профсоюзы его дери, догадался о ловушке? Отчего вдруг Машина послушалась его? Ведь ни один из нас не смог упросить её работать. Почему два дня таскался с девчонкой и оставил её в живых? И куда запропастился Слесарь?
Через час, кроме запаха пота и храпа Сантехника ничего не изменилось.
- Давайте-ка спать, - объявил я. - Ночью мыши белее.
Во сне явился Слесарь и стал попеременно засовывать мне в рот то фиалку, то выпиленного из фанеры петушка, приговаривая:
- Не упрямься, все едят, попробуй.
От них разило Фармацевтом. Я отмахнулся раз, другой, а на третий - голос Водопроводчика прошептал:
- Поднимайся. Быстро.
Водопроводчик сидел, касаясь пола костяшками пальцев, и вертел головой по сторонам:
- Тс-с.
Я вскочил. Расписной потолок, шары-светильники. Мы оказались в Доме? И помещение-то знакомое. Те же дорические колонны, портик. Только много киновари, золота и глазури. Но откуда здесь стальные баки, воздуховоды, газовые печи? А это? Выставленные в коридоре хромированные столы, стоящие в ряд, с высокими ножками на колёсиках, разделённые пластиковыми занавесями. И дюжина деревянных бочек, от которых нестерпимо воняло.
Глаза, перескакивая с предмета на предмет, застопорились. Стена оранжевого кафеля по всей длине была увешана: ножами, тесаками, молотками для отбивки, пилами, топорами, крюками.
- Какого бакса? - тоже шёпотом спросил я и вдруг сообразил. - Где остальные?
Водопроводчик кивнул на ближайший стол: на нём, скрытое занавесью, что-то лежало. Но тут я увидел... Неужели? В углу, похороненная куском брезента, прижавшись к стене, пряталась Машина. Прекрасная, недоступная.
- Дикарь вернулся.
Я оглянулся. Наш боец, один стоивший пятерых, в чьём присутствии Управдом не смел раззявить пасть, ронял слёзы как ребёнок. Не от бочек смердило. Он позволил убить себя быстро.
Шторка с шелестом отодвинулась.
Дикарю оставили голову и торс, прикрыв недостающее стальными, на скобах, пластинами, и вспороли от паха до горла. Лицо скрывала... Маска Боли? Обтягивающая голову кожа, очки-консервы и круглая решётка на месте рта. И он жил: сердце билось, а лёгкие подымались и опадали, увлекая в танец движения двадцать четыре белоснежных опахала.
- Извините, не могу по-людски поздороваться. - Просипел дикарь. - Семь пятниц на неделе. Теперь я понадобился в роли эксперта. Вы исчезнувший вид, как-никак.
Над решёткой вздулся кровавый пузырь, задрожал и лопнул.
- Научился говорить? - выдавил я из себя.
- Не я. Та штука на голове. Вы ископаемое. Таких не видели лет триста.
- А от кого ты драпал в лесу? Слесарь - твоих рук дело?
- Рук? Какая прелестная игра слов. - Дикарь всхрапнул. - Всё-таки то были вы. Прискорбно. Вас зацепило поле Машины и утянуло в иную реальность. Но что её сотворило? Только одно приходит в голову. Кое-кто написал слишком талантливую книгу.
- Никто не пишет книг, - поправил я. - И не поджигает лес.
- Потому мы герои шоу. Билеты на званые обеды с нами раскуплены. Говорят, мы затмили "Родительские войны за право первого зуба". Ваш мир был ужасен, а новый - втройне. Что вам до Слесаря, до остальных?
- Тебе не понять.
- У каждого понимание имеет свой вкус. За вами пришли.
Послышался шорох. Чудеса! В проходе стояла та самая девчонка. Смазливый кусок мяса, который мы сегодня доели. Та да не та. У сегодняшней руки - усыпанные шрамами, ядовито-жёлтый смокинг наголо и фиолетовая юбка-разлетайка.
- Убедилась? - спросил дикарь. - Слово джентльмена. Всё, как я говорил.
Удар ребром ладони по горлу был непредсказуем. Я повалился на пол.
- Ну, здравствуй, морлок, - лицо склонилось облаком с зелёными глазами. - Я - дегустатор бала и ты среди приглашённых. Согласен?
Девчонка поднесла к моему рту запястье и я понял, что́ за шрамы. Когда дама предлагает... Я был сама учтивость: не тронул артерию, лучевую кость, лишь лоскуток мяса. Ни один мускул не дрогнул на атласном лице.
- Теперь моя очередь, - проворковала королева, громоздясь на живот.
- Герберт - что за дурацкое имя?
- У него есть и фамилия. Жаркое из Уэллса. - Она встряхнула головой и сладко улыбнулась.