Я в этом детстве не болею
ни геммороем, ни падучей.
Я в этом детстве не умею
срываться нахуй с горной кручи.
Я вру себе и вру любимым,
как будто так необходимо
поймать весь необъятный кайф
за всех юродивых, мой милый.
За всех, кто выжил на Земле,
потом пытаясь застрелиться,
кто спьяну объяснял тебе,
что я за птица.
За что со смены прут в кровать
и собираются ебать,
не удосужившись спросить:
ты где была до десяти?
А я... была... в других мирах. 
За миражами снег кружится,
и леденит тоской апрель,
пытаясь в травы разродиться.
А я была в другом раю,
где поутру не пахнет рвотой,
где по утрам встают читать,
а не уходят на работу.
Где по утрам встают пешком,
а не с колена на колено,
и ходят только босиком,
и там ни брака нет, ни плена.
А в этом мире всё пиздой,
всё через жопу или хуже.
И как мне быть твоей женой,
когда другой ты назван мужем?
Да даже если и не так...
Везде раздрай, кругом бардак,
из мебели, блин, полстола!
Но ты живой. И я - едва...
Послушай, ведь уже весна,
спать на полу не так уж зябко,
в конце концов, ещё палатку
могу у друга одолжить...
А рядом лес... Гитара есть...
Срубить сосну. Сварить поесть.
И вместо Бога - Команданте
подвесить на угол, как крест.