Она вошла в поезд на "Китай-Городе" и встала у поручня. Был вечер пятницы, она очень устала. Стоя в качающемся на ходу поезде, она смотрела на проносящийся мимо туннель. На ее губах играла усталая и грустная улыбка, но ни на минуту не исчезала. У нее закрывались глаза, и она покачивалась в такт движению вагона.
Поезд доехал до станции "Тургеневская", и несколько человек вышло, освободив место с краю. Она села.
Он вошел на этой же станции. Пройдя мимо нее, он устало привалился к противоположным дверям, встав как раз по диагонали от места, где она сидела. Между ними было около пяти метров и несколько человек.
Она, сев на сидение, достала из сумки листочек в клетку и ручку. У нее не было с собой книги, так как сегодня сумка была особенно тяжелой. Плеер же безвозвратно разрядился. А в голове кружились тяжелые мысли о проблемах, которые ждут решения.
Сложив листик пополам, она стала заштриховывать левый уголок листа. Но тут же остановилась, вспомнив об одной интересной статейке из журнала. Там говорилось о том, что если человек ставит крестики или заштриховывает бумагу, то чувствует себя загнанным в угол. Ей совсем не хотелось так о себе думать. И тогда она из принципа стала рисовать ромашки. Жирная синяя точка посередине и петельки лепестков.
Поезд ехал, стучали колеса. Парень у дверей слушал музыку и от нечего делать читал рекламу. Девушка на весу выводила кривые ромашки. Люди входили и выходили на станциях. Где-то на поверхности садилось солнце в алеющий горизонт.
И вот на "Проспекте Мира" поезд почти опустел. Он обводил взглядом оставшихся в вагоне пассажиров. Его взгляд остановился на ее улыбке. Возможно, потому что она единственная улыбалась среди всех пассажиров, а, может, потому что улыбка была грустная, но он не смог отвести глаза от ее лица.
Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Пара секунд и уже она продолжает рисовать ромашки, а он ведет взгляд дальше по хмурым и безразличным лицам уставших пассажиров.
Но все равно взгляд возвращался к ней. Ничем неприметная черная куртка. Лицо, спрятанное за вьющейся русой челкой. И улыбка. Улыбка грустная, но добрая, обращенная ко всему миру и ни к кому в отдельности.
Тут поезд остановился на станции, вышло несколько человек, и он решил подойти поближе и посмотреть, что девушка пишет на листке бумаги. Он встал сбоку от нее, прислонившись к дверям, и в пол-оборота заглянул на лист в ее руках. Там было целое ромашковое поле. Листик был усеян множеством разнообразных кривых синих ромашек. Он улыбнулся.
Она чувствовала, что на нее смотрят, но не поднимала взгляд от своего незатейливого рисунка. Сегодня ей совсем было неинтересно, что о ней думают другие пассажиры. Она рисовала ромашковое поле и спорила сама с собой - успеет ли она его дорисовать до конца пока едет в метро или нет.
Почему-то ему хотелось сделать глупость, хотелось сказать ей что-то хорошее. Но на ум ничего не приходило. Можно было бы сказать какая она красивая или что-нибудь про ее улыбку, но говорить комплименты в метро - это так странно. Еще ему хотелось похвалить рисунок, но он не мог подобрать слов.
Он спорил с собой еще одну станцию, а следующая была уже его. Надо было на что-то решаться или вообще ни чего не говорить. Поезд начал притормаживать. И тут ему в голову пришла фраза, показавшаяся ему единственной верной.
Поезд затормозил и подъехал к станции. Он повернулся к ней и, улыбаясь, сказал: "Не грусти!" Она подняла на него взгляд и улыбнулась в ответ. Миг, двери открылись, и он шагнул на перрон.
Он шагал к эскалатору и продолжал улыбаться. Его лицо чуть заметно покраснело от смущения. А в душе грело чувство победы, вызванное его глупым комплиментом и ее красивой улыбкой. Вечер и закатное солнце по пути домой казались особо красивыми, а усталость сама собой испарилась.
Она осталась сидеть в вагоне, смущенно рассматривая лист с ромашками. "Неужели я выглядела грустной?" - пронеслось у нее в голове. "Но ведь я улыбалась..."
Подъехав к следующей станции, она вышла, уже думая о том, как же приятно слышать комплименты от незнакомых людей, даже если они совсем не похожи на комплименты.
"Жизнь такая непредсказуемая и забавная вещь" - подумали они.