1. Короткая страшная история. Жанр безусловно «желтый» и «низкий» и – я отдаю себе в этом отчёт – скучный. Но ничего не могу с собой поделать. Один из моих любимых писателей — Стивен Кинг. И иногда просто хочется создать стереотипную, похожую на тысячи других, историю про призрака, или маньяка, или страшный дом — и всё тут.
Но, если организме есть недостаток «страшилок», то фантазия читателя дорисует сама всё что нужно. Писателю остаётся только направлять, и не мешать :)
2. Для тех, кто ждёт продолжения «Проклятия царского рода». Будет. Черновик (вместе «Проклятием», которое будет одной из глав) составляет чуть менее 70 тысяч слов. Кто в теме, тот понимает, что это означает. До «фэнтезийного» минимума АСТ далековато – впрочем никто меня туда и не зовёт– но… как ни крути это уже роман. Главы будут выкладываться по одной – по мере их редактирования.
1
Есть такое знание, которое приходит из ниоткуда.
Впервые подобную мысль я услышал, кажется, у Кастанеды. Я рационалист, атеист и всё такое – у меня даже профессия вполне рациональная, «программист» называется – поэтому я не отношусь к подобному чтиву на полном серьёзе. Но, надо признать, что во всю эту магию, шаманов, нагвалей, духов и союзников чертовски сильно хочется верить. Разве не был бы мир с ними интереснее?
Примером знания, которое приходит из ниоткуда может служить - я думаю - страх смерти, и те переживания, что с ним связаны.
Начну с себя.
Мне вот, к примеру страшно и тягостно умирать, зная, что я ничего не оставлю после себя. Ни-че-го. Осознание того, что я обычный заурядный людишка коих миллиарды, брожу, по планете Земля, без цели и конечной точки, да что там, даже без страсти к жизни – это знание угнетает, согласитесь.
При этом есть та самая странная уверенность «из ниоткуда», что если бы я оставил после себя что-либо - книгу, криминальную империю, громкий скандал, да хоть что – и страх смерти ушёл бы.
Нет, он существовал бы как что-то ситуативное – было бы страшно под дулом пистолета, или на краю обрыва. Я не сомневаюсь, что в этой ситуации сердце, подгоняемое адреналином разгонит кровь, похолодеют конечности, мелко задрожат пальцы – и я буду готов бежать или сражаться. Это уж как пойдёт (скорее всего побегу, я не великий боец)
Зато в обычной жизни, во время выполнения рутинных действий – как то поедание еды, спаривание, просмотр фильмов, поездка в транспорте – пропадёт мерзкое, тошнотворное, точащее изнутри ощущения тленности, ничтожности, бессмысленности собственного бытия.
2
Говорят у глубоких стариков уже нет реакции «бей или беги» И я склонен верить этому.
Но вот второй симптом страха смерти – пассивное тоскливое ощущение, неяркое, глубокое, которое даже трудно ухватить порой за хвост, чтобы вытащить на свет божий и рассмотреть – выходит на первый план. В возрасте, которому должно быть почтенным, это ощущение, смешанное с чувством обречённости – менять что-либо уже поздно – переносится во сто крат тяжелее, чем у молодых людей, спрятавшихся от него за суетой и повседневными заботами.
К тому же умудрённому жизненным опытом человеку (как мне кажется) жаловаться не годится – это ты должен учить жизни молодых, а не ныть им о жизни, прожитой не так, как хотелось.
Тем не менее получилось так, что мне довелось слушать плаксивые старушечьи истории, похожие одна на другую как две капли воды. Меня на летние каникулы оставляли с моими бабками – и по отцовской, и по материнской линиям. Да и не с родными стариками и старушками доводилось общаться (вот такое странное у меня было детство)
Я ходил в младшие классы, и не понимал – да и не мог понимать – о чем идёт речь. Хотя ощущение жалости и страха – старый человек жалуется ребёнку на то, что он боится смерти, потому как плохо прожил жизнь – передалось и мне. Но ребёнок не может долго боятся и страдать. Я все забыл все эти истории, повествующие о потерянном времени, и о жизни, что пролетела как один миг.
И не вспоминал ничего подобного долгие годы.
А если быть точным, то до тех пор, пока мой возраст не приблизился к угрожающей цифре — тридцатнику. «Возраст Иисуса Христа», как назвал бы его персонаж Ильфа и Петрова.
3
Почему я начал думать о тлене бытия человеческого и прочей философии?
Давайте посмотрим.
С девушкой я разошёлся больше года тому назад. «Времени у тебя для меня нет. Но это ладно. У тебя нет места в мыслях для меня. Вот что невыносимо» – суть её прощальных слов была именно такой. Было до слез обидно, хотелось ныть, возникло рефлексивное желание удержать, но… в конце концов сказанное было правдой. Я и правда не особо сильно заботился о ней.
Смотрим дальше – парень я не компанейский да никогда им и не был. Типичный ботаник -интроверт. Я спрятался от любой возможной компании (живу я отдельно от родителей)
А с годами ещё прибавилась мизантропия и социопатия – я научился улыбаться и шутить, если того требует ситуация, и общества ну никак не избежать. Ну там, корпоратив на который нужно явится в добровольно-принудительном порядке. Но я не особо при этом отвлекался от своих мрачных мыслей. В конец концов зачем врать себе – все мы считаем только себя и свои думы самым важным явлением этого мира. А что там другие болтают — не так уж и важно. Тем более, что болтают они об одном и том же изо дня в день – кто с кем потрахался, кто какую материальную ценность приобрёл. Вот и все разговоры.
На работе я тоже скрыт от глаз сотрудников за двумя огромного разера мониторами, так что и тут ничто не мешает мне вариться в «собственном соку.
Говоря проще – я стал абсолютно одиноким.
А одиночество – та ситуация, когда ты наконец встречаешься сам с собой. Когда ты одинок, то никакая суета никакие мифы о том, что счастье в деньгах – уже не способны отсрочить твою встречу со знанием из ниоткуда.
Но оно и к лучшему. В старости такая встреча чревата тем, что знание о своей ничтожности сомнёт вас, как заядлый курильщик сминает пустую пачку сигарет – привычно, буднично, почти на автомате. Ведь у заядлого курильщика всегда в кармане есть ещё как минимум одна новенькая пачка табачного зелья.
Казалось, все – я прижат к стенке, и нужно решать, что же делать со своей собственной жизнью. Найти смысл в обычных вещах – дети, жена, квартира, машина (Что меня, по правде, никогда и не прельщало) Или как то кардинально изменить свою жизнь?
Все программисты в глубине души фокусники – их деятельность не так заумна и заковыриста, как кажется со стороны. Это больше похоже на сговор алхимиков, чем на настоящую науку. И они часто мухлюют. По крайней мере опытные игроки, играющие по честному скажут, что это шулерство. И я с ними соглашусь.
Вот и у меня в запасе была ещё одна карта.
4
Я не стал ничего решать, я начал употреблять наркотики. Чем лучше моя жизнь казалась с обыденной точки зрения – в IT не самая плохая зарплата – тем более тошно мне было внутри. В первую очередь от своей пустой жизни, от себя и от своих мыслей.
В детве моя мать и брат, видя что я в школе «номер один» чуть ли не по всем предметам, говорили мне, что я и правда грамотный. И я начинал сиять. Что ещё нужно подростку -аутсайдеру, совершенно невидимому для окружающих (За исключением тех ситуаций, когда нужно кого-нибудь пнуть, или над кем-нибудь подшутить) - нескольких приятных слов в свой адрес будет вполне достаточно. Но после обычно следовала добавка – «грамотный и умный разные вещи» Немного жестоко для пацана лет десяти одиннадцати? Не знаю, тогда было обидно.
Но в чем то они были правы – я и правда человек грамотный. Вы смотрели сериал «Я робот?» Вот как-то так и выглядела моя наркомания. Выверенная, с детальным знанием об употребляемых препаратах, их прямом и побочным действии, с соблюдением дозировок и перерывами на то, чтобы почистить организм.
Я разгонял себя в будние дни смесью из медицинских (и не только) препаратов. Можно сказать, что мой рецепт по своему действию был похож на то, что называется «спиды», или «скорость»
Но я заправлялся отнюдь не дерьмом из разряда амфетамин, метамфетамин, либо кокаин. Какое бы хорошее не было у них качество, но в лучшем случае через год у тебя выпадают зубы, отваливается печень, слизистая превращается в сплошную язву, болят почки и что-то ещё из внутренних органов – тут уж как повезёт.
Зачем все эти глупости в двадцать первом веке? Зачем эти проблемы с законом, зачем этот риск быть пойманным и принятым по статье 228 п. 1?
В обычной аптеке или магазине спортивного питания можно купить то, от чего вы ощутите эйфорию и подъём сил на добрых полдня. К тому же от аптечных препаратов не двинешь кони через несколько месяцев – хотя я бы и не рискнул назвать их совершенно безвредными. Но я пытался грамотно купировать побочные эффекты.
Примечание. Всегда найдутся люди, пытающиеся повторить что-то в домашних условиях – поэтому я не укажу ни препаратов, ни их дозировок. Не прошу прощения за это.
Главное что нужно было компенсировать – это конечно недостаток сна. Так как под моими таблеточными коктейлями я спал по три- четыре часа в сутки. Больше просто не хотелось. Вот поэтому на выходных я обычно отсыпался, а в перерывах между сном ел, пил пиво, смотрел серию-две «Дневников вампиров» а затем опять вырубался. Из 48 часов выходных спал я часов 40. Восстанавливал нервную систему для следующей рабочей недели.
5
Препараты и дозировки подбирались опытным путём. И окончательный «коктейль» сформировался только через несколько месяцев смены названий на упаковках и количества принимаемых таблеток – как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения (больше далеко не всегда «лучше»)
Это были как препараты из разряда энергетиков и стимуляторов центральной нервной системы, так и те, которые работают с нейромедиаторами. Обычный кофеин в таблетках тоже шёл в ход.
Первый коктейль я принимал сразу после пробуждение.
Стоя утром под струёй горячей воды я ощущал, как меня мягко начинает накрывать.
Сердцебиение постепенно учащается, голова после сна проясняется и я перехожу в дневное состояние за несколько коротких минут. И это важно, потому что сны часто мучают меня своими яркими и недвусмысленными образами. Не знаю почему, но сновидения в которых я вижу свою бывшую мучительны особенно. Что странно, потому что будучи в бодрости я её почти не вспоминаю.
Остальные эффекты – пропадает аппетит, улучшается настроение, хочется двигаться и действовать. Нужно обязательно что-то делать, на месте усидеть почти невозможно.
Из дома я выхожу в предвкушении эйфории, мне тепло даже если на улице зима и двадцатиградусный мороз. Я иду на электричку, и если смотреть со стороны, от меня наверняка валит пар.
Хочется побыстрее на работу, чтобы там писать код, позволяющий получать мне мои N долларов в месяц. Мне их не на что потратить – ни девушки, ни машины, ни детей, ни даже собаки у меня нету. Но это меня не волнует. Главное, что я больше не думаю о таких вещах как суета, тленность человеческого бытия, место в мире, одиночество существования и прочей чуши.
С утра я втыкаю в уши мой любимый хевэ метал, дабстеп, матметал – что-то тяжёлое и ритмичное. Впрочем рок-певица — тоже подойдёт для утреннего плейлиста эсли это хотя бы Гвен Стефани (правда Андела Госсоу или Алисса Уайт-Глац мне всё-таки ближе по душе) Под воздействием музыки радость моя становиться неописуемой.
Я дёргаю ногой в такт музыке чем вызываю взгляды в электричке, пару раз ловлю себя на том, что качаю головой. Прям счастливый парень из рекламы – даже музыкальное сопровождение есть. Три четвёртых, три четвёртых, пять шестых – отличная сбивка ритма!
Зато я теперь точно знаю, отчего парни в рекламе такие весёлые. Они тоже нашли свой рецепт, который убивает их достаточно медленно для того, чтобы успеть пробираться по карьерной лестнице и хвастаться этим раз в две-три недели родственникам по телефону.
А моё эксклюзивное легальное дерьмо и правда хорошо влияет на работу – я не отвлекаюсь ни на что. Все, что мне нужно – это заняться чем то. И я занимаюсь чем-то. Без дела мозги мои горят. Ничего кроме работы меня не беспокоит.
Вторую дозу я принимаю в обед – и за счёт синергии меня держит до самого вечера.
Если работы много, я могу принять и третью дозу, но обычно я этого не делаю. Я серьёзно не считаю себя наркоманом – ведь всю эту дрянь можно купить без рецепта, дозировки мои выверены и есть плановые перерывы в несколько дней. Разве ж это зависимость? Полный контроль над ситуацией.
6
Я интроверт, если я иду по людной улице, я почти никогда не смотрю по сторонам.
Я знаю, что есть люди, которые зацепившись взглядом в метро, или очереди начинали разговор, а после создавали семьи. Такие сценарии меня напрягают. Люди меня стесняют –знакомые, не знакомые, это не важно. Переписку я ещё могу терпеть – но разговоры в живую – жуткий моральный напряг.
Но наркотик – пусть слабый, и легальный – меняет и это.
Я начал много смеяться. Меня перестали обижать шутки и подколки в мою сторону. Напротив, я смеялся над ними так, будто сам придумал их. А если шутка была изощрённой, я искренне хвалил шутника, и не менее искренне удивлялся – почему подобное обижало меня раньше!
Я и сам начал поддевать других – чего не делал никогда, или почти никогда. Но народ как-то болезненно реагировал на мои дружественные выпады в их сторону.
Ну например такой диалог
– Что-то у меня нихрена не получается с моим заданием. А дедлайн уже поджимает. Я такой тупой(тупая)... – дальше идёт попытка рассказать суть того, в чем человек тупил. Поделится со мной сокровенным. О чем там конкретно шла речь я уже и не вспомню. Какая-то программистская хрень. То ли человек запутался в асинхронном исполнении кода, то ли полдня пытался напрямую получить доступ к защищённым свойствам объекта. В любом случае если об этом говорить в слух – это ужасно скучно. Даже программисту, я уж молчу о людях непосвящённых. Поэтому я перебиваю на полуслове:
– Так и есть!
– Что так и есть? – переспрашивает человек, думая, что я говорю о защищённых свойствах.
– Ты тупой (тупая).
А дальше этот обиженный взгляд. Ну что такого? Подтрунивания – это же весело! Черт, да неужели непонятно, что это не со зла и смешно?
Впрочем роль экстраверта мне нравится хотя бы тем, что она внове для меня. И я не очень парюсь по поводу обид. На обиженных воду возят!
К слову наркотик мой всё-таки не столь силён как «настоящие» наркотики. И эйфория моя сильная, но не полная. И это «почти», «совсем чуть-чуть» до полного кайфа порой очень даже напрягает. Особенно ближе к концу недели – когда цепляет меньше чем в понедельник. Приходили мысли перейти к тяжёлой артиллерии – той что подороже, и не совсем легальна. Но я отбрасывал подобные варианты.
Этот «недокайф» можно сравнить с занятием сексом сексом – та самая ситуация, когда и удовольствие вроде есть но никак не можешь кончить. Впрочем у кого-то и секса нет, так что сойдёт и так.
7
Расплата за грехи наступала обычно вечером. Иногда я успевал приехать домой. Иногда она заставала меня по пути домой – в электричке.
На меня наваливались ощущения одиночества, и лёгкой паранойи – мне начало казаться, что люди вокруг представляют для меня угрозу. Смешно, учитывая, какими жалкими эти же людишки казались мне с утра и днём. И какими детскими были их обиды на мои вполне безобидные шуточки.
В вечерней же электричке какие-то полупьяные подростки с пивом в жестяных банках – мелкие сопляки – вызывали во мне странный, чуть ли не мистический ужас. (Напомню, что я взрослый, к тому же довольно крупный мужчина)
Да что подростки – одиноко едущая девушка, читающая книгу могла испугать меня. Нечаянным жестом – поправляя волосы, перелистывая страницу в книге, сбросив чей-то звонок. Не знаю какую угрозу я в этом видел, но мне было страшно от мысли, что кто-то посмотрит на меня, а если не дай боже мы пересечёмся взглядами, это будет ещё более жутким событием.
Но так было только в присутствии людей. Как только я оказывался в одиночестве – мои эмоции приходили в относительный покой.
Я возвращаюсь домой довольно поздно и последний отрезок до своей берлоги – метров сто– сто пятьдесят – оказываются абсолютно безлюдными. Толпа, в которой я начинаю свой путь на станции, рассеивается, сворачивая по пути в подворотни, дворы и магазины.
Дома тоже нет страха. Дома на меня накатывает печаль, и чувство одиночества – которые, признаться, поначалу застали меня врасплох. Я уж было подумал, что эта подростковая хрень осталась в прошлом.
Но мои «отходняки» – если быть честным – не особо меня пугали на тот момент.
Я заранее о был готов к ним. Бросать или признавать зависимость – и в мыслях не было.
Я только внёс некоторые коррективы в свой «план» Чтобы избежать нервного истощения и не ловить чересчур острую панику по вечерам, я начал делать плановые перерывы в неделю-полторы. Старался подгадать время на работе, когда было меньше задач и можно будет выполнять работу не спеша, с ленцой. Пребывая в полудрёме – а именно так я себя ощущал теперь без моих коктейлей – я восстанавливал нервную систему сладким чаем и колой. А придя домой валился спать – сил не хватало ни на уборку, ни на готовку пищи. Но что для холостяка пожить недельку рядом с горой немытой посуды и не стиранным постельным бельём?
Впрочем, боль наркомана лишённого наркотика меня не смущала – главное, что я не страдал от болей душевных и депрессий. Как только мои нервы начинали приходить в себя и мне становилось лучше в физическом плане и хуже в эмоциональном – я начинал новый цикл. Убивающий мои истинные эмоции, мою печень и мои почки марафон продолжался.
И я сардонически смеялся над теми, кто решил избрать путь безусловно более приятный, но глупый – даже по моим наркоманским меркам –амфетаминовий или кокаиновый спринт.
Где-то в глубине души я понимал, что просто прикончить себя в максимально короткий срок – это безумие. Я верил, что я ещё не проиграл, и поэтому решил между амфетаминовым полётом, и моей неспешной прогулкой из индивидуально подобранного коктейля выбрать второе.
Мало ли что в жизни случается. Вдруг блеснёт луч надежды – а я ещё и не в такой плохой форме. Центральная нервная система истрёпана, печень болит и почки уже год работают в трудных условиях. Но все ещё не так критично. Отлежусь, отосплюсь, подышу свежим воздухом – глядишь и все будет нормально. В конце -концов я обычный человек, и чем черт не шутит – может влюблюсь. Хотя я не верю в искренность любови( как и других эмоций). Мы всего лишь умные животные, которые не знаю что делать с этим умом, то и дело норовящим сорваться в какой-то дикий угар. Но, никогда не говори никогда. И я не спешил – травил себя медленно, не спеша, с лёгкой надеждой на будущее.
Последующие длительные самокопания так и не помогли мне понять – я таким образом мирился со фактом своей зависимости, либо даже будучи упоротым, отдавал себе отчёт в том, что не стоит пороть горячку?
Родителям я понятное дело ничего не говорил. Да и ничего не нужно было говорить – я жил вдали от них, я уже упоминал об этом кажется. Только редкие диалоги в стиле
– Привет
– Привет
– Как дела?
– Нормально, может вам отправить денег?
– Спасибо, но мы ещё прошлые не потратили. А ты не женился там ещё?
– Опять вы об этом. Ладно, мне пора работать. Пока.
Разговоры эти были все как один. Я знал, что каждый следующий будет похож на предыдущий.
Я знал, что на работе никто не будет осуждать моих пристрастий, поэтому никогда особо не прятался – пузырьки и блистеры лежали прямо у меня на столе. Скажу больше, мир работников IT полнится наркоманами. Так что мне скорее приходилось отмахиваться от желающих вмазать меня посильнее, чем что-то кому-то объяснять.
В одно время мне даже хотелось исследовать эту тему – отчего бог дал программистам мозги писать код, управляющий тысячами машин, но не дал и немного знаний о том, как управится с собой. Но сейчас меня уже не волновали никакие исследования.
8
Как я уже говорил, последнюю стометровку до дома я проходил спокойно и чаще всего без попутчиков.
Причиной пустоты улицы был в первую очередь поздний час моего возвращения.
Но не только это – сам двор дома, в котором я снимал квартиру был тихим и спокойным. На выходных в нем играли дети под надзором родителей. На лавочках – если это была не зима – сидели бабки. Они жаловались на здоровье – но я знал, что если нужно залезть в переполненный автобус, то они проталкивались внутрь, неся сумки в руках, не хуже игроков в американский футбол. Лишь пару раз – не боле трёх – я видел пьяный контингент. Это редко, учитывая, что я живу здесь уже почти год.
Точную дату, когда это началось, я не смогу назвать. Когда ты живёшь один, да ещё и находишься под кайфом по расписанию пять из семи дней в неделю – дни начинают путаться.
Но это точно была зима и довольно холодная. Не то, чтобы мне нравилась зима, но мороз лучше чем эта мерзкая слякоть под ногами.
Иду по улице разглядывая собственные ноги. Это актуально — меня вот-вот прихватит один из моих плановых отходнячков. Впрочем, я уже вышел на свою безопасную стометровку и напряжение постепенно спадало с меня.
Ни с того ни сего у меня возникло желание оглядеться по сторонам – тем более странное, что я несколько месяцев уже не гулял. Во время прогулок и осмотра местных достопримечательностей, знаете ли, тоже можно схватить пару лишних мыслей. Дом-работа-магазин-дом – вот мой замкнутый круг.
Мне не хотелось пялится куда-то конкретно. Ну, знаете как в тех историях про мистические здания к которым тянет, которые мозолят взгляд так, что не оторвать — нет, ничего такого.
Если бы всё было именно так, может я бы и почувствовал страх, стереотипный образ которого кочует из одного фильма ужасов в другой. Насторожился бы. Но страха не было. Был живой интерес. Довольно странный, учитывая, что зимой все выглядит одинаково серым.
Моё зрение уже давно было дрянь – непременное следствие нежелания смотреть на людей, замкнутости на себе и мизантропии. Организм словно послушный пёс, выполняет приказ – «я не хочу это видеть», и наши оптические приборы следуют этому приказу. Но когда, поддавшись своему желанию, я оторвал взгляд от земли и посмотрел перед собой – то чуть не ахнул – такое все было чёткое и ясное.
Я не замедлил свой шаг и пробежал стометровку до дома так же быстро как обычно, но при этом стал крутит головой и смотреть по сторонам.
Взор успел упасть на старый клуб, который стоял тут ещё с советских времён. Розовые стены его были точно такими же, как и у меня в деревне, в которую меня «ссылали» на летние каникулы. Разве что на созерцаемом клубе было размашистое граффити, четыре на три метра. В моем селе таких мастеров картины баллончиком не было.
Затем я глянул на надпись «Машины не ставить. Аварийно. Ремонт» написанную красной краской на каменном облупившемся заборе клуба. Было видно, что краску наносила заботливая рука – человеку болела душа за машины, пусть и не свои. И забор и надпись и отсутствие ремонта были на своих местах с того самого дня как я въехал. Впрочем, как и машины, судьбой которых, как мы видим автор надписи был озабочен куда больше чем сами авто владельцы.
Перед тем как приложить магнитный ключ к домофону, я обернулся и посмотрел на детскую площадку у дома. От песочниц осталось только воспоминания в виде едва заметных краешков деревянных низких заборчиков, покрытых ледяной коркой.
С каждым следующим своим поглядыванием, приходящем на смену привычному взору под ноги – я убеждался, что вижу чертовски хорошо и чётко. Может потому что сегодня мороз? Вроде воздух меняет свои оптические свойства во время очень сильного мороза. Хотя я детально не вникал в этот вопрос, но что-то такое крутилось в памяти.
Но уже через минуту – входя в лифт – я все забываю. Никакие «ясные взоры» на мир меня больше не беспокоят.
9
«Ясные взгляды» повторяются далеко не каждый день, но с такой частотой, чтобы я напрочь успел забыть о прошлых опытах. Более поздние «взгляды» длятся немного дольше чем предыдущие – но все так же не внушают мне не опасения, ни страха. Да и с чего бы?
У меня есть интерес. Мне, как астигматику и миопику, интересно просто глазеть – я ведь так долго плохо вижу, что яркая чёткая картинка для меня уже целое зрелище, представление. Если бы это можно было вызвать произвольно, я бы платил за сеансы деньги – как за поход в кинотеатр.
И я глазею, когда представляется возможность. К тому же если и есть какое-то беспокойство – я его списываю на «отходняки» от моих «коктейлей» Да, конечно же это в них все дело.
10
А вот что действительно врезается в память, так это сны. Или вернее один сон. Может были и другие, но я запомнил только один. И он – ну наконец то! – не о моей бывшей. Да, пора бы уже начать забывать то, чего не вернёшь!
11
Мне приснилось что у меня есть то ли сестра, то ли подружка – так или иначе она значительно моложе меня. Нет, она не ребёнок, но есть в ней какое-то озорство, которое я уже дивным давно утратил.
Мы с ней связали мужчину – прямо в моей съёмной квартире. Я не помню возраста мужчины – но он самый что ни на есть средний, между двадцатью и сорока. Зато помню что он в светло-голубой кофте, с молнией; кофта похожа на толстовку, только без капюшона. Лежит в он комнате под стенкой -шкафом на боку. Что-то мычит, пытается дёргаться, но безуспешно. Верёвка связывает его руки за спиной, и согнутые в коленях ноги притянуты верёвкой за лодыжки к рукам.
Так странно, но мы с этой девушкой не чувствуем ни злобы, ни жалости к этому человеку. Абсолютно ничего. По крайней мере я так точно.
Зато нам весело. Затем – похоже ради шутки – мы поливаем всё чем-то горючим, скорее всего бензином. Но я не уверен – запаха во сне я не помню.
Я говорю «мы», потому что не помню кто из нас и что конкретно делает. Но нам обоим весело, и никто не против того, что делает другой – поэтому я и говорю это «мы».
Затем мы поджигаем квартиру и покидаем её.
Я с беспокойством проверяю карманы – забрал ли я свой паспорт? А то потом морока будет с его восстановлением – я далеко от родных мест, и не хочется ехать домой ради этого. Но нет, все хорошо – вот он лежит в нагрудном кармане – и мы продолжаем веселится. Так и выходим из квартиры.
Затем она останавливается и серьёзно так смотрит в мои глаза, снизу вверх. И говорит – наконец-то ты заметил меня. Я хочу что-то ответить, но просыпаюсь.
12
Мелкие детали сна стёрлись быстро. Но вот что странно – внутри меня ещё долго живёт приятное ощущение что мне с этой девушкой весело. И мне не важно кто она. Сестра, друг, подруга. Мне хорошо, мне приятно – и ладно.
И я ношу с собой это ощущение.
Обычно рядом с девушками (любыми!) я ощущаю дискомфорт, смущение, страх.
Позже у меня возникла теория, что я отражаю их эмоции. Меня удовлетворяет данная теория – проще считать себя склонным к эмпатии, чем боящимся женского общества. И в рамках этой теории больше всего меня бесила дёрганность. Ненавижу нервничать и раздражаться, я и так нервный и раздраженный.
А рядом с этой девушкой из сна мне было весело и светло – не смотря на то, чем мы с ней занимались – жгли квартиры и людей. Я словно нашёл часть себя и обрёл покой. Вот так для образа из сновидения у меня нашлось больше слов, чем для кого либо из реально существующих в моей жизни людей.
Конечно я стараюсь не забыть деталей этого сна, а вы бы не старались?!
13
И вот я опять иду домой. Мои «ясные взгляды» стали почти каждодневными.
Я жду вечера – утром я их никогда не ловил, хотя ходил той же дорогой.
Да-да, я уже не забываю их, но наоборот – предвкушаю. Я уже даже забываю принять свою обеденную «дозу», так меня влечёт меня моя стометровка! Теперь это и правда моё заколдованное место.
Я наслаждаюсь теми мгновениями, когда могу рассматривать розовые стены клуба, окна его, поблескивающие в свете фонарей, заботливую надпись «Не ставить машины»
Владельцы автомобилей все так же игнорируют надпись на заборе, с каждым днём повышая шансы на то, что выйдут с утра к своему стальному коню – а на капоте лежит увесистый камень. По правде, я уже хочу, чтобы забор рухнул на какую-нибудь «тачку», и случилось громкое УИИИИИ.
Сами машины – ни как средство передвижения, ни как средство роскоши – меня не интересуют. А вот яркие отблески света на капоте, в холодном свете фонарей – очень даже приятно рассматривать. Словно это картина художника-реалиста.
Я никогда не разбирался в живописи, и не получал от картин наслаждения. И мне всегда казалось, что люди, стоящие с бокалами вина перед произведением искусства, и рассуждающие о мазках и красках – несут чушь, либо заученную, либо выдумывают её на ходу. Но если бы на моей «ясной» стометровке повесили одну из картин – я бы оценил её по достоинству.
По яркости получаемых зрительных ощущений я уже почти как герой фильма «Без границ» Там герой принял медицинский препарат – секретную разработку улучшающую работу мозга – и мир стал для него насыщенным. Он принял свой препарат – кажется она назывался МДТ-48 – солнечным днём, и его поле зрения залил яркий оранжевый и жёлтый цвета.
Мой же поздний вечер стал стал отчётливо темно-синим, почти чёрным. Но от этого чёрного фона всё было видно ещё лучше – словно он был бархатом для рассыпанных по нему украшений.. Драгоценностями же были искорки света от фонарей, застрявшие в падающих снежинках.
Наконец мой взгляд упал на неё.
***
Мне не нужно было много времени на узнавание – это была она. Моя знакомая из сна. Мне об этом сказали мои увлажнившиеся глаза, и волоски вставшие дыбом на загривке.
Стоит она немного неудобно. В стороне от пешеходной дорожки, слева, на небольшом возвышении – скользком холмике, почти непригодном в этот период года как для спуска, так и для подъёма.
Сперва я не могу понять что на ней надето, не могу разглядеть черт её лица. Но это ощущение ни с чем не спутаешь – даже под таблетками мне не было ни разу так тепло, весело и хорошо.
Она вовсе не похожа на призрак, или что-то в этом роде, если вы об этом. И я вижу её хорошо. Я просто не испытываю в этом никакой потребности в том, чтобы в спешке её разглядывать. Мне просто приятно от того, что она здесь.
Я чувствую, что вот-вот услышу её голос, ещё пару мгновений. И к его тембру я испытаю столько же интереса как и к её внешности.
Впрочем я знаю, что она не уродина, и что голос у неё самый обычный. Отвечая на ваш вопрос, откуда я это знаю… да не важно. Просто знаю и все. Но даже если бы она была из «страшненьких» девочек, мне и тогда было бы все равно.
Впрочем можно и взглянуть в её лицо – никто ведь не запрещает. Оно неестественно бледное, но, впрочем не так чтобы очень. Я и сам, не выходя из офиса сутками, превратился в графа Дракулу. Только с бородой, небольшими патлами, синими кругами под глазами, и изрядным животом – следствие сидяче- лежачего образа жизни.
Одними губами она произносит:
– Наконец то ты нашёл меня.
Я замечаю, что она абсолютно неподвижна. Как статуя. Даже светлые волосы, кажется, не шелохнулись.
Сам я ещё не понял, не осознал, что разглядывая её, стою точно так же как и она – неподвижно, ну натурально вкопанный соляной столб. Даже пальцы рук остались сжатыми – я поджимаю их иногда при ходьбе.
А она по чуть-чуть, словно отмерзая – представьте себе как размораживается робот, облитый водой и погруженный в среду с отрицательной температурой – пытается пошевелится. Но чем больше времени проходит, тем больше в её попытках пошевелится живого, натурального. И вот она уже просто человек, у которого затекли руки и ноги.
Медленно она начала сжимать и разжимать кулачки. Осторожно, словно боясь повредить себе, что-нибудь, она решается покрутить головой. Поворот направо, поворот налево, знаете, такой как делают на йоге. И так раз пятнадцать, а то и двадцать. А я стою зачарованный, нерушимый и смотрю.
Дивный вопрос приходит в мою голову... Она что, стояла тут вечность, что у неё даже шея затекла?
В данный момент она не улыбается – заметно, что ей больно разминать затёкшие члены – но ей тем не мене весело. О да, это видно по шальному взгляду зелёных глаз.
Наконец она делает первый неуверенный шаг вперёд – и я боюсь за неё, как бы она не упала. Этот холмик, и погодка – идеальные условия, чтобы поскользнутся и отбить себе копчик.
Но ничего страшного с ней не происходит – снег скрипит под её ножкой, обутой в грязные кроссовки, словно вытащенные из конца восьмидесятых.
Боже – да она же вся дрожит. Немудрено, учитывая во что она одета. На ней какой то лёгкий куртец. Странный такой с орлом над нагрудными кармашками, кажется это орёл Winston. Такую куртку носил мой брат в начале девяностых, когда я был ещё совсем сопляком. Куртка похожа на кожанку гитариста из клипа Megadeth времён их самого популярного альбома – синтетическая подкладка, по длине короткая, чуть ниже талии, широкая в плечах, с некоторым количеством заклёпок.
Девушка сходит с холмика, останавливается, смотрит по сторонам немного растерянно – но она быстро собирается с мыслями. Её губы озаряет добрая и светла улыбка.
Да, я вспомнил почему, и главное, на сколько мне было по-кайфу с ней во сне.
Мне показалось, или одними губами она произносит
– Спасибо.
Приятно думать, что это так. Что она правда сказала мне «спасибо» Но я же рационалист. Я делаю вывод – показалось. Во сне я бы ещё поверил, что красивая девушка говорит мне спасибо. В реальности – нет, я так не думаю.
А ведь ей и правда было весело. И даже от того, что я был рядом. Но вовсе не в том смысле, который я себе надумал… Оказывается нужно подвергать критике не только реальность, но и сон. Ей было весело, потому что я сулил ей освобождение. Потому что я… наконец-то её заметил, и заменил.
И она уходит – радостная и весёлая.
На спине красуется ещё один орёл – большой символ сигарет Winston, орёл с сильными крыльями. Сзади она выглядит намного лучше чем спереди. Спереди она просто шальная двадцатилетняя девушка, использующая много косметики для глаз и как то совсем мало для губ.
Но вот со спины... Икры и попа её обтянуты голубыми джинсами и выглядят очень аппетитно. Светлые волосы взъерошенные и едва касаются плеч. Походка её неуверенна, ей реально больно двигаться. Но она не падает. Не упала, спускаясь с холмика значит не упадет и дальше, хотя на улице скользко. Оставляя следы кроссовок на снегу, шаг её с совсем семенящего стает все более широким. И она идёт дальше – больше не оборачиваясь.
Уходит в сторону станции электропоезда.
Интересно, куда она поедет – вот моя последняя моя мысль о ней.
***
Я буду стоять здесь – вместо неё. Откуда я знаю? Это ещё одно знание из ниоткуда.
Я не сдвинусь отсюда ни на шаг. Скоро я перестану видеть и слышать, ощущать холод и прикосновения, и даже слышать – я уже начал терять остроту моих чувств. А люди перестанут видеть меня. Если ещё не перестали.
Кроме того, что я перестану нуждаться в еде, воде, туалете, сне – хотя я смогу видеть сны, и не только свои.
А вот эмпатия моя, чувство ощущения другого человека увеличиться во столько раз, сколько чувств будет отнято у меня этой странной анестезией! Компенсация за потерянные слух, зрение и прочее.
Если бы я не был так одинок, я бы наверное умер тоски и страха. Да я и испугался сначала, сдавливать моё сердце – но то ли я понял что-то, то ли и это ощущение было теперь в числе «запрещенных» для меня, но скоро все стало ровно.
Пришла мысль, что моё положение не так уж сильно будет отличаться от того, как я жил. Не посмотрю кинцо, да не не съем пару лишних таблеток, что составляют мой коктейль? И от этого я – если можно было называть то, что от меня осталось словом «я» – окончательно успокоился.
Интересно, я буду зависимым, или моя зависимость тоже уйдёт вместе с чувствами? Как средство развлечения у меня остаётся фантазия, а ещё мне кажется, что я смогу полноценно мыслить. Возможно, не отвлекаемый позывами и инстинктами организма – даже лучше мылить.
Если же меня кто-то заметит…
Как же я буду ему рад. Я буду вилять перед ним хвостом – в переносном смысле, конечно же. Может войду к нему в сон, если сумею. А может, один из тех, кто меня заметит (предпочитаю, чтобы это была девушка, но это не принципиально. Если это будет одинокий парень, который будет рад другу – такой вариант тоже сойдёт) обрадуется мне, и будет меня вспоминать потом день за днём. Все больше и больше желая встретится со мной, увидеть.
Я почти уверен, что однажды я скажу ему, или ей:
– Наконец то ты меня увидел, человек… Я так долго тебя ждал...