Аннотация: Впечатления о путешествии в Италию. В КОНКУРСЕ "МОЯ ПЛАНЕТА-2013" ТЕКСТ ВЫШЕЛ В ФИНАЛ.
Расписанный звёздами неоплан везёт группу белорусских туристов в Италию. Надо сказать, Беларусь от Италии не близко. И ещё полезно знать, кто есть белорусы вообще. Помните поговорку "Каждый кулик своё болото хвалит"? Под куликами явно имели в виду нас. Большинство белорусов, когда-то облюбовавших для жизни гигантские древние болота, вполне довольствуются созерцанием родных сосен, береговых омутов и зелёных лужков. А в "европы" ездят исключительно на заработки. Чтобы где-то на Мозырщине, Слонимщине, Шарковщине, позаботившись о крыше над головой для каждого отпрыска, на склоне лет предаваться радостям огородничества в живописном месте у сонной речки, и не зависеть от экстравагантных политических решений собственных властей, воспринимаемых, как заунывный шум ветра в лесных кронах.
Проезжаем Польшу. Вдоль дороги почти непрерывно тянутся дома предместий. Лет двадцать-тридцать назад они казались бы очень просторными, но сейчас время другое. Польские усадьбы по размерам как наш новострой, но с отличием в архитектуре: вход в каждый дом не с тыльной, а с парадной стороны, "с улицы", так сказать, и дверь стеклянная или частично остеклённая. Дома сохранили первоначальный архитектурный замысел, то есть, не испорчены хозяйскими прилепками в виде самодельного козырька над дверью, или гаража, из экономии пристыкованного к глухой стене. И ещё что-то не по-нашенски в Полонии: усадьбам явно недостаёт... Вот оно что: нет грядок! Вокруг крылечек только газон, и хозяева стараются свой клочок земли обустроить лучше прочих. Маленькие бассейны пока затянуты плёнкой, на участках стриженые посадки, декоративные деревья, ранние майские цветы в рабатках, дикие валуны, фонарики. Всё открыто взору, потому что изгороди со стороны шоссе невысокие, а вот слева, справа и за домом могут быть повыше. Видимо, от глазастых соседей.
Польшу пролетели, минуя большие города; мы очень спешим, автобус делает перегоны по 800-900 километров. На ночёвку остановились в Микулове: это крохотный чешский городишко на границе с Австрией.
Знаю, догадываюсь что нарисовалось перед внутренним взором любого читателя с постсоветского пространства при слове "городишко"! Но безжалостно сотрите убогую картинку, потому что Микулов совсем другой. Видели бы вы эти живописные холмы, на которых сгрудились дома под красночерепичными крышами. Головокружительно крутую, древнюю и оттого одинокую, гору с чернеющими в свете полной луны развалинами настоящего средневекового замка. Огромный готический костёл, очень старый и почтенный; ратушу с часами на фасаде, мелодично отбивающими время; булыжные мостовые, разбегающиеся по склону вниз, в разные стороны от гостиницы... Что и говорить, мы отправились на полуночную прогулку. В ночь полнолуния уснуть в этом сказочном городке всё равно никто бы не смог.
Утром Микулов оказался ещё прекраснее.
Колокола звонили, собирая пятнадцать тысяч местного населения на воскресную службу. Огромный, старый, слабо отреставрированный, но оттого ещё более настоящий, костёл возвышался в самом центре городка, и к нему потянулись молодые семьи с маленькими детьми, причём за капризулями-отпрысками присматривали отцы. Вошли под старые своды и мы. Но почувствовали, что всё серьёзно, и не для праздношатающихся туристов, и тихо вышли, не мешая священнику и его пастве возносить мысли Богу.
Уезжать не хотелось. Я бродила под стенами городских домов, расписанными фресками, гуляла в парке вокруг королевского дворца, живописно заросшего диким виноградом, только-только раскрывающим клейкие листочки, и решила, что путешествие уже удалось, и дальше можно и не ехать.
Я ошибалась.
Впереди была Вена.
О, Вена! Дворцы, лужайки со стрижеными кустами-боскетами вокруг помпезного и "многословного" памятника императрице Марии Терезии, где каждая вельможная фигура у трона рассказывает о истории великой державы. Изысканная ковка декоративных решёток и садовых оград. Скульптуры, балюстрады многочисленных дворцов и снова скульптуры - всё ошеломило. Глаза разбегались, фотоаппарат щёлкал, слова экскурсовода пролетали мимо ушей. Удивляюсь, что хоть что-то удалось запомнить из рассказов нашей сопровождающей.
А запахи!..
Здесь надо сделать отступление.
Каждый город запомнился своим неповторимым ароматом. Микулов пах хрустальной росой на нежной майской зелени. Упоительно благоухали флорентийские розы в садах на крутом левобережном склоне реки Арно. У Рима нет запаха - это огромный, многолюдный современный город, бурлящий вокруг древних декораций. Венеция пахнет свежестью зеленой воды лагуны, такая же свежесть веет над каналами. Прага умилила ароматом домашней кухни: из дверей харчевен и уличных передвижных печей пахло тушеной капустой, котлетами и горячими подливками. А вот имперская Вена, поразившая нас помпезностью дворцов и костёлов, лоском дорогих бутиков и ресторанов, запомнилась запахом свежего конского навоза: бесхитростным духом добротного и добропорядочного крестьянского житья. Встречая то тут, то там пары нарядных лошадей, катающих туристов в открытых ландо, я не увидела ни одной пахучей кучи. Может, лошадиный навоз оперативно убирают? Не знаю. Но дух остаётся. Но это мило и только прибавляет шарма прекрасному городу.
В Вене я поговорила с местным жителем. Это был продавец билетов в знаменитую венскую оперу. Кстати, музыкальные постановки по воскресеньям транслируют на огромном экране на стене здания, и каждый желающий может наслаждаться вокалом мировых див, стоя прямо на улице. Но билеты тоже продают, и весьма настойчиво, судя по тому, что этот человек остановил зазевавшуюся туристку. На свою беду в ответ на его: "Говорите ли вы по немецки?", - я ответила "найн". Действительно найн, больше двух-трёх односложных предложений по-немецки я не осилю. Но продавцу было удивительно, как это дама, отказавшая ему по-немецки, может не знать ну, хотя бы, английского? И следующий вопрос был: "Знает ли дама английский?" Вопрос-то я поняла, лингвистическая догадка меня всегда выручала (шучу, шучу), да только по-английски я вообще не скажу ни слова. Теперь попробуйте объяснить женскую логику: вместо того, чтобы честно выдать своё славянское происхождение, я ответила "ноу"! Видимо, у меня получилось чисто, потому что мужчина решил довести дело до конца, и выяснить, с какой тучи упала в их столицу странная туристка? "Ву парле франсе?"- произнёс он, надеясь,что уж дальше-то ему не придётся перебирать мировые языки, переходя к экзотическим диалектам. Как он ошибался! Обожаю французский, я знала его лучше всех в средней школе, вот только с той поры ну очень, очень много воды утекло... Но, сами понимаете, невозможно было не пустить в ход то,что лежало без дела столько лет, и я бодро ответила с хорошим прононсом: "Извините, месье, я не говорю по-французски". Похоже, человек даже слегка оскорбился. Подумав, он сузил круг поиска:
- Словения?
- Беларусь! - ответила я, жутко стесняясь своего языкового убожества.
- А! О! Беларусь! Ху есть Беларусь? - уж не помню, на каком языке спросил этот настырный тип, не пожелавший презентовать даме красивый буклет с изображением венской сцены, несмотря на то,что я настойчиво и выразительно тянула брошюру на себя.
- Лукашенко! - ответила я, потому что вопрос застал меня врасплох. Не изображать же аиста и Беловежскую пущу - олицетворение милой родины, живущей в своём, индивидуальном, измерении времени в самом сердце Европы?! Позже я услышала, что девушки нашей группы на подобные вопросы отвечают на приличном английском: "Азаренко, Домрачёва", - и собеседники живо кивают в ответ. А сейчас мне пришлось пуститься в бега в буквальном смысле: оглянувшись, я обнаружила, что потеряла своих, и совершенно не помню, как выглядят попутчики! Путешествие только началось, мы не успели познакомиться, а девушки уже три раза сменили наряды, а молодые мужчины были стандартно-красивыми и без особых примет: ни у одно не наблюдалось рогов, или горбов, или нимбов... Я помнила только внешность своей соседки по комнате в отеле, но она невысокая, в толпе не разглядеть. В ужасе я металась в разные стороны, догоняя группы туристов, убеждалась, что они - не те, и гналась за другими. А вокруг нарядная Вена, а вокруг - танцующие студенты, удивительные йоги, парящие в воздухе, и йоги, стоящие на голове, и кариатиды, использующие голову более функционально...
"Туристов надо принудительно рядить в одинаковые цвета, а экскурсоводам в руку не грязные лоскутки на спицах, а яркие высоко парящие гелиевые шарики!" - шипела я. Кстати, в Риме азиато-туристо именно так и выглядели: все в одинаковых жёлтых майках.
К моему облегчению, один из наших парней в ярко-голубой тенниске, могучий и высокий, - такого не забудешь, - замаячил впереди. Перейдя на радостный галоп, я догнала группу. Но экскурсия к тому времени закончилась. Экскурсовод завела нас в роскошное кафе, по её заверениям, недорогое для столицы. Кроме того, в кафе действовала акция для туристов: заказываешь венский шоколадный торт с капуччино и в подарок получаешь фирменную чашку, украшенную розой - цветком, которым венцы особенно гордятся. Чашку хотелось всем, а ещё хотелось кофе, и торт, и поесть по-человечески. Мы выстроились к витрине. Каждый взял то, что советовала экскурсовод. Но мне приглянулся другой торт: в белоснежной пене сбитых сливок и с клубничкой наверху. Цена кондитерских шедевров была одинаковая, поэтому я решительно отказалась от шоколадного куска и потребовала клубничный. Чашку в подарок мне дали, но выяснилось, что всем десерт обошёлся в 6.5 евро, мне же - 12.5 евро. Цена неслыханная для Беларуси 2012 года. "Кушай, кушай клубничку!" - говорила я себе с интонациями, с которыми со времён незабвенного Маяковского произносят знаменитое: "Ешь ананасы, рябчиков жуй...". И пошла в Музей изящных искусств. Одна. Потому что у остальных были другие интересы, а половина группы вообще растворилась среди красот австрийской столицы.
Я волновалась, потому что не знала, что собой представляет этот знаменитый музей? А вдруг, заплатив за вход 12 евро, я окажусь в египетском зале? Да я не выдержу в окружении сухих скучных мумий и пяти минут - в Варшавском Народном музее проверяла! И придётся снова платить 12 евро, и вдруг снова попаду не туда, а к каким-нибудь императорским шкафам и пуфикам? Хотелось живописи! Почему, ну почему я не расспросила хорошенько экскурсовода?..
Я вошла внутрь и на всякий случай произнесла, покупая билет: "Пейндж!" Кажется, это "живопись" по-английски. А по-белорусски художественные кисти - пендзли. Я сказала слово, потому что мне оно показалось достаточно красноречивым на двух языках, а это уже немало. Мужчина кассир вздрогнул, как будто его ударило током. Я решила поразмышлять об этом на досуге. Дома, роясь в Яндексе в попытке выяснить, что такое двусмысленное я произнесла, наткнулась на перевод: по-немецки звучит как "плеть" и даже "мучить".
Собрание династии Габсбургов просто ошеломило: в дворцовых залах под высокими, покрытыми лепниной, сводами, хранятся полотна всех известнейших европейских мастеров. Кроме того, в юбилейный год австрийского художника Гюстава Климта были открыты для обозрения с близкого расстояния его фрески. Посетители поднимались на специально сооружённый помост и оказывались на уровне капителей коринфских колонн, покрытых позолотой и пылью - явно ровесницей музея. Дев, исполненных кистью Климта, мы рассматривали на расстоянии вытянутой руки. Кроме того, с помоста можно было вдоволь любоваться великолепными росписями высоких дворцовых сводов. Я в своё время интересовалась живописью, и совсем не переживала по поводу отсутствия экскурсовода; не потому ли, по закону противоречия, мне повезло прибиться к группе питерских туристов и прослушать лекцию, довольно толковую, о ранних итальянцах, композиционном гении молодого Рафаэля и удивительном символизме Арчимбольдо. После люди из нашей группы жутко завидовали такой удаче: они тоже гуляли по музею в других его залах и, не будучи знакомы с европейскими школами живописи, очень нуждались в комментариях.
Мне придётся снова мечтать о возвращении в Вену: в Музей современного искусства я, увы, не успела. А побывать в нём - это принципиально.
Последние взгляды из окна автобуса на огромный город, и до заката мы любуемся видами благородных и прилизанных до нереальности австрийских пейзажей. Кажется, каждая былинка здесь знает своё место и растёт так, чтобы не портить общее впечатление. Гладкие светло-бежевые коровы возлежат на полях, словно готовятся быть запечатлёнными на пасторальных картинах. Пологие холмы сплошь утыканы сотнями ветряков. Издали ветряки кажутся небольшими, но, покрутившись по шоссе, вьющемуся серпантином среди взгорков, подъезжаем ближе и становится ясно, что все трёхкрылые - настоящие великаны!
Во время переезда через Альпы спится особенно крепко. Автобус ныряет в тоннели и катит по мостам над ущельями, и ожидаемых мною горок с крутыми подъёмами и спусками не было ни одной. Просыпалась, видела луну, ярко освещающую склоны с одной стороны, а с другой стороны горы представляли собою сплошное непроглядно-чёрное пятно, если не считать, что один раз видела небольшой городок: словно на крутой склон швырнули пару-тройку ниток бус, сплошь из сияющих лампочек, да тонкой ниткой, отражая свет тамошних уличных фонарей, блеснул местный извилистый ручей.
Утром зевнула, и вдруг стало шумно, гулко: оказывается, в горах мне заложило уши, - не иначе, сказался перепад давления.
Проезжаем Италию с севера на юг. В полях живописно алеют маки, экзотические пинии раскинули зелёные шатры, воды рек и речушек непривычно желты. Везде на сотни километров тянутся стройки - страна расширяет свои и без того великолепные магистрали. Небо буквально исчерчено инверсионными следами "Боингов", а небольшие морковного цвета самолёты, выравнивая скорость по нашему автобусу, приземляются параллельно шоссе за рядами деревьев.
Третий культурный шок дружно испытываем в "Цветущей" - во Флоренции, а ведь в группе есть немало туристов, повидавших Западную Европу. Но не зря в Италии сосредоточено шестьдесят пять процентов мирового культурного наследия, вот и здесь впечатление от встречи с флорентийской архитектурой ошеломляющее! Геометрия фасадов - это футуризм, это смелость, это прорыв из эпохи Возрождения в другую эпоху. Поразителен интеллект людей, ваявших шестигранные объёмы, сплошь покрытые геометрическими орнаментами. Даже современный человек, займись он медитацией перед фасадом флорентийского здания, почувствует красоту не от мира сего. Абстрактные величины приобретают здесь визуальное воплощение, геометрия зримо являет себя, алгеброй поверяется гармония, и наоборот. Прорыв в будущее - вот что такое флорентийская архитектура.
Перед громадой собора Санта Мария дель Фьоре просто растерялась. Представила, чем являлась эта грандиозная постройка для средневекового человека. Дитя, росшее в гнилой хижине рыбака, прибегало под эти стены и, запрокинув голову, разглядывало фигуры фасада, впитывая, постигая на подсознательном уровне архитектонику Божьего Дома, сложного и грандиозного, как космос. О чём спрашивал ребёнок? Что рассказывали ему взрослые в сандалиях на босу ногу, или вовсе босые, с заскорузлыми пятами, тыча грубым пальцем с обломанными ногтями в библейских героев и меценатов? Уверена, монументальная пропаганда работала, собор будил мысли в самой невежественной голове, собор развивал, собор формировал сознание. Созерцать его скульптуры, рельефы, фрески, лекальное совершенство нервюр под сводами, задавать вопросы и искать ответа, слушать неземную акустику храма и оставаться при всём при том дремучим и невежественным просто невозможно. Великий народ взрастил на древней, тучной от слоёв прежних культур, земле каменный цветок с плотно сомкнутым бутоном купола: вот что такое собор Санта Мария дель Фьоре.
Рим.
Знакомство с вечным городом было сумбурным и очень скоротечным, на всё нам отвели пять часов, потому что расстояния вынуждали к долгим переездам. Впрочем, о Риме я скучаю меньше всего. Город встретил нас подземкой: страшной, как заводской подвал, с авангардно-чёрными стенами и в разводах кабелей под низкими сводами. В вагоне ходил аккордеонист, собирая мелочь. Мы были в восторге от виртуозной игры, пока кто-то из нашей группы не заметил, что у него электрический инструмент.
В Ватикане с нами работала прекрасная ликом экскурсовод, родом из Красноярска, но осевшая в столице и родившая для Италии четверых мальчиков. Эта красавица с глазами, - чистой воды аквамаринами, - была одета в высшей мере странно: многослойно, во что-то серенькое, мешковатое, наглухо застёгнутое и дурно лежащее на прекрасной фигурке. Потом мы заметили, что так одевается большинство итальянок: неброско, небрежно, без даже самого лёгкого намёка на женственность и кокетство. И лишь по возвращении, оказавшись в Праге, почувствовали, что мы опять среди своих: по улицам ходили дамочки в юбочках и платьях, в аккуратно обтягивающих попку брючках, с причёсками, на звонких каблучках.
А пока мы осматриваем Ватиканский собор. Уж что-что, но знаменитую папскую резиденцию я видела на экране сто раз и ничего удивительного не жду. Но снова катарсис, граничащий с шоком: ни одна, даже самая удачная фото- и телесъёмка не передаёт истинные размеры и величие залов Ватикана. Под их сводами нужно оказаться!
После Ватикана нас, предупредив об осторожности, ведут по улицам Рима. "В Риме не воруют, в Риме работают" - говорит экскурсовод. И в этом кипучем, запруженном до предела людьми и транспортом городе я умудряюсь снова отстать от группы. Дело в том, что я практически непрерывно занята фотосъёмкой. А всё потому, что меня интересуют самые разные вещи, и даже, прямо скажу, не столько шедевры, которых в интернете полно, сколько мелочи. Например, местные урны для мусора, полицейские, гладиатор с четырьмя ушами, высоченный, как каланча, турист, уличные фонари и камни булыжных мостовых - очень своеобразные в каждом городе, а во Флоренции ещё и с отпечатком ноги снежного человека, - я очень занята. И слушаю экскурсовода с пятого на десятое. Отщёлкав римские диковинки, я подняла глаза и - о, ужас! - не увидела группу. Передо мной был перекрёсток: шумный, людный перекрёсток, со светофорами и потоками транспорта. В какую сторону сманила группу экскурсовод? Самое ужасное было то, что я не знала, куда сманила? В наушниках звучал бодрый рассказ об очередной римской жемчужине, и ни слова о том, как называется шедевр. О, как я разозлилась, испугалась, растерялась! Я делала невероятные па на том злосчастном перекрёстке: вытягивала шею, становилась на цыпочки, помогая себе руками, словно клуша, пытающаяся взлететь. Я надеялась разглядеть своих в плотной толпе и прикидывала, в каком из трёх направлений мне бежать? А проклятый римский светофор решил продлить мучения одинокой потерянной туристки, и не переключался так долго, что, мне показалось, световой сигнал в нём меняется не чаще одного раза в месяц.
Но вот горит зелёный. Я бегу, лавируя в толпе, а в наушниках экскурсовод, наконец-то, произносит ".... быр-быр-быр... Треви"! О! Треви! Как узнать, к фонтану ли я мчусь? У кого спросить? Из дверей полицейского участка на улицу выходит деловитый и занятой карабинер. На бегу, не останавливаясь, бросаю ему в лицо отчаянное: "Треви!!!" Карабинер подпрыгивает от неожиданности, профессиональным шестым чувством угадывает во мне руссо-туристо и отвечает по-русски: "Прямо!", и жестом указывает направление. Реакция этого человека делает ему честь. Полная надежды на скорое спасение, влетаю в крохотный аппендикс сбежавшихся вместе улочек и ввинчиваюсь в тесную толпу, зажатую между огромной чашей фонтана и харчевнями всех калибров. Фонтан Треви превосходен! Особенно, когда вокруг него спокойно гуляет твоя родная группа, а ещё группы англоговорящих туристов - высоких, как нью-йоркские небоскрёбы, со здоровым поросячье-розовым цветом лиц, все до одного очкарики, и все настолько длинные в ногах, что их сухопарые джинсовые зады аккурат на уровне носа нашей миниатюрной куколки-экскурсовода. Это североевропейские пенсионеры выгуливают седовласых подружек. Группы низкорослых азиатских туристов предпочитают даже не соваться в толпу, пока в ней гуляют страусы, и азартно фотографируются окрест. Римские легионеры, как дивные птахи в своих бутафорских доспехах, стараются прижать к бронированной груди девушек покрасивее. Молодых белорусочек выделили сразу, и те вынуждены интеллигентно отнекиваться от каких-то заманчивых предложений. Жизнь кипит и булькает, мешается разноязыкая речь, и теперь я могу сказать, что знаю, какое оно - вавилонское столпотворение. Чистые воды фонтана Треви кажутся очень глубокими, дно под копытами коней Посейдона усеяно монетками. Бросаю монетку, хоть это нелегко: к чаше ещё нужно протиснуться. Торгуюсь за декоративную настенную тарелку: я их коллекционирую, и привезти из каждого города по тарелке - мой священный долг. Араб-торговец приветлив и любопытен, переходит с языка на язык со скоростью щелчка компьютерной мыши. Узнав, что я из Беларуси, рассыпается в похвалах, хоть вряд ли знает о нас хоть что-нибудь. "Беларусь люблю! - говорит он. - Россию люблю. Америку - ноу! Америка ..." - добавляет он что-то и показывает мимикой, как отвратительна ему Америка.
Потом нас уводят к римским развалинам и Колизею. Вот уж что неинтересно, так это кариесный зуб - Колизей. Я фотографирую гигантские булыжники древней мостовой вокруг прославленного цирка, представляю тех, кто тысячелетиями полировал эти глыбы своими подошвами, ищу маленький, малюсенький обломок римского мрамора. Но возле Колизея лежат лишь куски размером с большой комод. Прикидываю, что с такой-то ношей меня не пустят в метро, даже если бы, и отказываюсь от своих планов. Увы, римские развалины сувенирных размеров растащили задолго до меня!
Ночуем мы в маленьком городишке Стра, живущем исключительно за счёт туристов. Количество отелей в нём немногим меньше количества жителей, и потому в Стра ездят на работу со всей окрестности. Утром у нас есть два часа свободного времени, и мы прогуливаемся по узким улочкам вдоль отелей, выходим на рынок у подножия старой башни с часами, что радует: можно начинать тратить деньги, не боясь опоздать, ведь часы, как водится, отбивают каждые пятнадцать минут. В городке Стра всё дёшево; с удовольствием покупаю у вьетнамцев складной зонтик и шелковый шарф, а у итальянского фермера черешню - превосходную раннюю черешню по символической цене. Путешествие снова удалось!
Маленькие паузы в крохотных городках были настолько полноценными, что вспоминаю о них с большой теплотой. Именно там мы наблюдали местных людей. В главных же точках путешествия толпится весь мир, но весь мир - это отнюдь не рядовые итальянцы, чехи или австрийцы...
Нас ждёт Венеция. А я, пресытившись, впечатлениями, уже ничего не жду. Подумаешь, Венеция! Да кто её не видел - вон, по телеку показывают нелениво. И оттого сильнее радость открытия: Венеция превзошла все наши ожидания! Всё, абсолютно всё отодвинулось и стало неважным после встречи с этим сказочным городом.
Венеция нарядная и жизнерадостная, как танцующая в пёстром платье Коломбина. По Венеции нужно ходить, заложив руки за спину: медленно, любуясь каждой дверной ручкой, каждым окошком, каждым завитком карнавальной маски. Витрины венецианских магазинов выдают изысканный вкус местных дизайнеров и незаурядное владение фактурой. Вы в восхищении пялитесь на витрину, даже если за стеклом выложена банальная пряжа для вязания. Красивее витрин я не видела. Как правда и то, что страшнее витрин, чем в бутиках столичной Вены, я тоже не видела. Вернее, видела: в детстве. В советских провинциальных универмагах: знаете, в них стояли манекены из твёрдой и холодной даже на вид пластмассы, попирающие тряпичные драпировки и ряженые в негнущиеся, словно жестяные, одежды. Так вот, это - бутики столицы Австрии.
О, Венеция! Розовые фонари, декоративные львы, праздные гондольеры, тесные в плечах и бёдрах щели улиц с жутковатыми таинственными отверстиями для стока воды. Потрескавшееся дерево дверей с вытертыми медными ручками в виде химер, ангелов, пантер, - всё это кажется пятисотлетним или таким и является. Здесь погружаешься в прошлое по-настоящему. Только гулять нужно одной, не спеша. Дышать воздухом каналов, облокотившись о каменные перила мостов. Слушать пение бабушек, которые, наверное, назначают в Венеции свидание с маленькими внуками, и поют им "ля-ля", и заигрывают, склонившись над детскими колясками. Вы всегда успеете вернуться в толпу на площадь у собора Святого Марка, к шикарным ресторанным оркестрам, голубям и престарелым панкам. Те выглядят внушительно в своих банданах и цепях на шестидесятилетних выях и волосатых запястьях; подруги им подстать, в авангардных, но приличествующих возрасту юбках, шитых из цветных платков клиньями. Вы всегда успеете смешаться с толпой, которую организованно рассекают группы школьников в одинаковых кепках и майках, вернуться к манерным девочкам-эмо, к японцам, у каждого из которых в руках кинокамера - мечта любого профессионала...
Кстати, я открыла японцам кое-что новое. В соборе Сан-Марко, наряднее которого вам не сыскать, изобилующем мозаиками, я, как и все, фотографировала цветные мраморы алтарных колонн и фрески на стенах. Мой фотоаппарат, безотказный на солнечных улицах, делал паршивые снимки внутри соборов, но была надежда, что хоть что-то получится. Помнится, мозаики под ногами поразили: орлы и грифоны на полу были совсем рядом, виден каждый камушек, каждая мраморная прожилка. Я стала ловить мгновение, когда меж штиблет надвигающейся толпы сумею снять этакую красоту. Все ноги, как оказалось, принадлежали японцам: на меня шла японская группа, водившая по сторонам, словно хоботами, длиннофокусными объективами. И вдруг ноги остановились. Это туристы, завидев, что именно я пытаюсь фотографировать, дружно, как по команде, опустили свои хоботы вниз. Теперь можно быть уверенной: Япония увидит не только фасады и стены, но и, наконец-то, - уникальные полы Сан-Марко!
В Венеции меня ждало очередное приключение.
В лавке с сувенирами из цветного стекла, великолепными настолько, что делать их украшением интерьера - напрасный труд, это вокруг венецианского стекла нужно создавать приличествующий интерьер, - в этой лавке меня вдруг возлюбил арабский торговец. А, надо признаться, я в том возрасте, когда, конечно, скелетик в шкафу имеется, но один, и вид у него вполне невинный: это знакомый водитель, который обожает меня исключительно за умение ночь напролёт не по-детски травить анекдоты. И когда мы выбираемся в деловую поездку, резервирует место рядом в надежде, что Шехерезада будет развлекать его в долгой дороге. Так вот, венецианский лавочник стал чмокать губами в мою сторону, чем несказанно удивил. Он что-то сулил мне по-английски, из всего я поняла одно: "дринк". Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. От удивления я опешила, остолбенела, и в зобу дыханье спёрло от новизны ощущения. Может, я ослышалась? Брови сами собой взлетели вверх. Тогда торговец повторил: "Дринк!", сопроводив его игривым подмигиванием, интернациональным щелчком по шее и новой серией сочных воздушных поцелуев.
Выпить? Со мной??? Никогда не жаловалась на отсутствие воображения, но так и не смогла представить, как бы могло выглядеть это пикантное приключение, и в какой обстановке проходить? Я и незнакомый смуглый мужик пьём в Венеции запросто? Что пьём, в какую цену? А потом? Честно, я старалась представить весь сюжет, с завязкой-кульминацией-развязкой, как и положено доморощенной романистке, но картинка не вырисовывалась. Вот так удача обходит робких и неуверенных в себе дам. А могла бы рассказывать подружкам... а что я бы им рассказывала? Что там у них в венециях происходит после дринка? Будут ли пылкие серенады? Будут ли клятвы содержать меня, белладонну, моих детей, мужа, кошек и, - контрольный выстрел, - мою маму?..
В общем, пришлось сбежать, вежливо пятясь задом, чтобы не слишком обидеть очень огорчённого лавочника, простиравшего ко мне руки и скорбевшего так натурально, словно я разбила вдребезги его цветное стеклянное сердце.
Когда под вечер соседка по отелю потащила меня на мост Риальто за ажурным венецианским зонтиком, этот тип выпрыгнул из-за своей лавочки нам наперерез: оказывается, он ещё не изжил эту странную любовь к бледнокожей матроне в легкомысленном цветастом платье...
Красавица Прага, ты была последней на нашем пути. Но после стольких впечатлений, когда казалось, уже ничто не может вместиться в переполненный сосуд, ты покорила всех.
Здесь мы почувствовали, что до сих пор странствовали на чужбине, а теперь мы - дома. Даже дорожные знаки вызывали умиление. Все помнят, как выглядит знак "Пешеходный переход" в привычном исполнении? Правильно: несчастный, расчленённый заранее, переходит улицу по зебре. Яйцо головы у него отдельно, одна рука и одна нога тоже отделены от трафаретного туловища. Чехи, скажу я вам, гораздо гуманнее к пешеходам. На их знаке изображён выразительный мужской силуэт: человек в шляпе, в костюме, с тросточкой и в башмаках с каблуками. И, главное - человек целёхонький! На знаке "Осторожно, дети!" взявшись за руки, бегут старший мальчик и младшая девочка с бантиком. Дети тоже целые.
Пражане охотно говорят по-русски, некоторые так чисто, что я спросила одну женщину, откуда она родом? "Я местная, учила русский язык в школе", - отвечала та без малейшего акцента. А вот наша экскурсовод, несмотря на преклонный возраст, учила язык в каком-то другом месте, потому что по-русски говорила тяжело. Зато так активно вертелась, что длинный зонтик-трость, закинутый на плечо наподобие ружья, представлял серьёзную угрозу для слушателей. Со стороны группа выглядела комично: экскурсовод работала без радионаушников, любознательные льнули к ней поближе, но, вынужденные спасаться от лихого зонта, постоянно перебегали, уклоняясь от его ударов.
Воинственная пани твёрдым шагом вела нас по Злата Праге, подмешивая чешские слова и на ходу вспоминая их перевод.
Белорусу чешский язык скорее понятен, чем наоборот. В Пражском университете, одном из старейших университетов Европы, в средневековье учились наши ребята. Оттуда вышел наш первопечатник Франциск Скорина. Пражский грош был расхожей монетой Великого княжества Литовского, или, в просторечии, Литвы - так тогда называли Беларусь (не путать с Литвой современной). Будучи могучим соперником Московии в деле собирательства славянских земель, Литва исторически была больше связана с Европой: чехами, поляками (ляхами), венграми (у нас их называли угорцами). Памятную доску на стене древней Пороховой башни я прочла и поняла от А до Я.
Историческая Прага огромная. И этим поражает воображение. Одно дело, туристический центр Флоренции или Венеции: сравнительно небольшая, хоть и перенасыщенная шедеврами городская территория, - другое дело, когда вам открывается вид красночерепичного древнего города, уходящего к горизонту и даже за горизонт. И тут и там - шпили, купола соборов, дворцов, монастырей, и ты понимаешь: Прага - это надолго. Возможно, на всю жизнь. Злата пани не любит залётных туристов. Она требует длительных отношений. В Праге цены доступны, еда вкусна и приготовлена по-домашнему, пиво превосходное. Прага приглашает на бесплатные филармонические концерты в костёлах, манит запахом снеди, удивляет булыжными мостовыми, одной лишь цветной полосой отделёнными от тротуаров. По мостовым на хорошей скорости мчатся авто, вписываясь в повороты старинных улочек. Карлов мост - красивейший и древнейший мост Европы, - соединяет берега по-сибирски раздольной и глубокой Влтавы. На набережных цветёт ярко-красными свечами каштан, а на холмах Старого Места распустился душистый жасмин. Музыканты с филармоническим образованием играют вальсы под президентским дворцом. Демократизм полный: в кабинете работает президент, под его окнами ходят туристы. Бутафорский часовой на входе во дворец - вот и вся охрана. То же самое в Вене: в будний день любой может лицезреть их главу на утренней пробежке или идущим на работу-с-работы через городской сквер.
Поезжайте в славянскую уютную и гостеприимную Прагу! Вряд ли я сказала вам хоть сотую, тысячную долю того, что вы откроете в ней для себя!
А я, заново пережив все впечатления, вежливо умолкаю, ведь пословица права: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".