Ему вернули вещи, и одежду, в которой он был, когда его забрали в тюрьму, и довольно скоро, слегка оглушенный всеми этими неожиданными событиями, Виктор прошел через КПП и оказался за воротами Зоны. Растерянный и потрясенный, он пошел по дороге, в сторону города, когда рядом с ним затормозил шикарный автомобиль, и вышедший из кабины молодой накачанный человек, открыл перед ним дверцу и предложил ему пройти в салон. Немного подумав, Алексеев принял это предложение и уселся на заднее сидение автомобиля.
И все-таки, чем обязан? - спросил он водителя, когда автомобиль плавно покатился по дороге по направлению к городу.
Шеф велел вас доставить, с максимальными удобствами, - ответил водитель, не отрывая взгляда от дороги.
А кто у нас шеф? - на всякий случай поинтересовался Виктор, которому было не понятно, чем может быть вызван интерес к его особе со стороны, по всей видимости, богатого и влиятельного человека?
Шеф у нас Мурзин, - все так же немногословно ответил водитель.
"Мурзин, Мурзин", попробовал Виктор вспомнить всех известных людей, носящих эту фамилию, но в голове у него было удивительно пусто, - "Разве что"?
Виталик? - удивленно спросил он, еще раз оглядывая шикарный автомобиль.
Выходит, это он меня из тюрьмы вытащил?
Теперь, видно, пришло время удивиться водителю. Он бросил на Виктора короткий взгляд, вероятно по-новому оценивая этого человека, который мог называть его шефа Виталиком,
Виталий Андреевич Мурзин, основатель и владелец компании "Апельсин", богатейший человек нашей страны, - проговорил он и заметил, как вздрогнул его пассажир. - Видать, ты, браток, давно на воле не был, если не знаешь, кто такой Виталий Андреевич?
Шесть лет, - ответил Виктор и надолго замолчал.
Он смотрел на дорогу, бегущую под колеса автомобиля, на людей, на обочине и ни о чем не хотел думать. Слишком резкой получилась эта перемена в жизни, и он никак не мог войти в меридиан. Еще вчера он был зэком и жил, как бы, под наркозом. За шесть лет, проведенных за решеткой все уже, было, встало на свои места. Прошло то время, когда ему нужно было бороться за свое место в местной, тюремной иерархии. Как это ни странно, но здесь, в колонии, человек оценивается более справедливо, чем по ту сторону колючей проволоки. Если ты нормальный мужик, то и отношение к тебе среди заключенных, в конце концов, будет уважительным. Но это уважение нужно, на первых порах, заслужить. Да, в начале было трудно, спасало его, пожалуй, то, что терять ему особо было,нечего. В худшем случае, его просто прирезали бы где-нибудь в темном углу, или ночью на нарах. Но шестерить он бы ни перед кем не стал, а петухами на зоне становились только те, кто в душе уже был таковым. Пришлось пару раз постоять за себя. После чего, народ понял, что его лучше оставить в покое, тем более, что в "основные" он не рвался. Тем не менее, на зоне он считался "пацаном", что по тамошним понятиям было совсем не плохо. Таким образом, его статус в колонии был установлен и не подвергался больше сомнению. Никому, ничего он не должен был доказывать. Жизнь, от подъема до отбоя была расписана и тянулась, как пастила. Казалось, что время остановилось, и когда он задумывался, сколько еще ему предстоит здесь находиться, то срок этот казался вечностью. Казалось, его будут вечно окружать деревянные бараки с двухъярусными металлическими кроватями, холодные сортиры, ряды колючей проволоки и часовые на вышках, отупляющая монотонная работа, и ночи, когда ты прячешься под одеяло, чтобы быстрее забыться сном, чтобы не видеть всего этого мира и, может быть, там - во сне, наконец, стать свободным.
И вдруг вызов к "куму", что обычно не сулило человеку ничего хорошего, но, как оказалось, не в этот раз. Там, в кабинете начальника зоны, куда он вошел, внутренне готовый к любой неприятности, его сразу поразил какой-то растерянный вид этого самого начальника, между нами, большого негодяя, которого хорошо бы было самого посадить лет, эдак, на пяток в эту самую зону, да и разъяснить там ему его права и обязанности. То, что ребята, с большим удовольствием сделали бы из этого упитанного подонка, с мутными поросячьими глазками, "петуха", не вызывало ни малейшего сомнения, и хотя сам Виктор к подобным забавам имел отвращение, но он много бы дал за то, чтобы полюбоваться на эту картину.
Но, это все несбыточные желания, а в тот момент Алексеев был удивлен именно тем, что этот самый "кум", который до того момента вообще не удостаивал его взгляда, вдруг протянул ему сигарету (которую Виктор взял и спрятал в карман рубашки, хоть и не курил) и заговорил с ним, каким-то извиняющимся голосом, о том, что, мол, произошла ошибка, которую только сейчас удалось исправить, что всякое в жизни бывает, но он надеется, что Виктор не будет таить на них злобу. С этими словами, Кузьмич (так звали кума) указал рукой на человека, который сидел в мягком кресле у стены, и которого Виктор сначала как-то не заметил. Человек этот - мужчина с голливудской внешностью, одетый в дорогой итальянский костюм, радушно улыбаясь, поднялся с кресла и, пожимая Алексееву руку, заявил ему, что найден истинный убийца его жены, и с этого момента Виктор не является больше заключенным, о чем имеется и постановление суда.
Слова эти произвели на Алексеева такой же примерно эффект, как удар резиновой дубинкой по затылку. Все, что произошло вслед за этим, как-то перепуталось в его мозгу. Его куда-то вели, выдавали ему его старую одежду. Он где-то что-то подписывал, с кем-то прощался, кому-то что-то обещал передать, но все это было, словно во сне, и теперь, по прошествию нескольких часов после освобождения, ничего из этого он уже не помнил. Впрочем, ничего этого он и не хотел больше вспоминать. Признаться, сейчас он находился в некоторой растерянности, и его даже пугала эта, свалившаяся так неожиданно, свобода. Конечно, его удивило, что по прошествию шести лет, нашли убийцу его жены и сняли с него обвинения. Такие случаи иногда имели место, правда, чрезвычайно редко, и обычно это было, когда ловили какого-нибудь серийного убийцу. Но случай с его женой на серийного убийцу никак не тянул - обыкновенное убийство с целью ограбления. Наверняка какие-нибудь наркоманы. Так что, даже если бы их и поймали, то никто не подумал бы вешать на них то, давно забытое, дело. И только теперь Виктору многое стало понятно: и то, с каким почтеньем и заискиванием говорил с ним начальник тюрьмы, и то, почему, вдруг, понадобилось поднимать старое дело. Ясно, что тут поработали деньги Виталия. Но вот, каким образом его друг за шесть лет смог превратиться из нищего, правда, гениального инженера в могущественнейшего человека страны, было не понятно.
От этих мыслей его оторвал голос шофера,
Все приехали.
Автомобиль стоял возле входа в отель.
Здесь для вас забронирован номер, - продолжил шофер, указывая на отель, - Переночуете сегодня, а завтра едем в Москву. Пока примите душ. Через полчаса к вам подойдет наш человек и проведет вас по магазинам. Вам необходимо переодеться, - пояснил шофер, увидев недоуменный взгляд Виктора, - И можете себя ни в чем не ограничивать, за все заплачено.
После этих наставлений, Алексеев вылез из машины и прошел в фойе отеля, мимо швейцара в парадной ливрее. Чувствуя себя очень неловко, он подошел к стойке портье и спросил номер на свое имя. Едва он назвал свою фамилию, как все переменилось: портье, смотревший на него с подозрением, тут же расцвел в улыбке. Охранник отеля, уже было придвинувшийся к посетителю в старой, грязной одежде, пропал из поля зрения, а носильщик уже крутился рядом, хоть у нового посетителя и не было чемоданов.
Конечно, ждем, - портье источал радость от возможности обслужить такого видного клиента, - Ваш номер 312-й, люкс. Наш человек вас проводит, - сообщил он Виктору.
Тут же появился их человек - сексапильная блондинка с умопомрачительными формами, от которых у Алексеева, лишенного женского общества последние шесть лет, голова пошла кругом.
Поднявшись в отведенный ему номер, оглушенный роскошью и чистотой, которые, после зонных бараков, просто подавили его, возбужденный близостью шикарной женщины, он, тем не менее, нашел в себе силы попросить ее выйти из номера, и присел на кресло, приводя свои чувства и мысли в порядок. Пока ему было ясно, что начинается новая жизнь. Какой она будет? Кто знает, но уж не такой, как на зоне - это точно. Он поднялся с кресла, прошел в душевую кабину, разделся и встал под горячие упругие струи воды. Прежде всего, ему хотелось смыть с себя всю грязь, накопленную за эти шесть лет. Как это ни странно, но после душа он почувствовал себя гораздо лучше, словно под струями воды очистился не только внешне, но и внутренне. Очень не хотелось ему после этого надевать свою старую одежду, но тут ничего не поделаешь, пока у него другой нет. Из имевшегося в номере бара, Виктор достал бутылочку виски, плеснул себе в стакан на два пальца и одним глотком выпил. Постоял, прислушиваясь к теплу, разлившемуся по пищеводу, и немного подумав, повторил эту процедуру. Зазвонил телефон. Это его вызывали вниз к стойке администратора.
Спустившись вниз на лифте, Виктор вновь увидел того гражданина - красавчика с голливудской улыбкой, что встретил его в кабинете начальника тюрьмы. Красавец, дружески улыбаясь, протянул ему руку и, поздоровавшись, предложил пройтись по магазинам, сменить гардероб.
В первом же торговом центре Виктору купили довольно неплохой костюм, рубашки, галстуки, туфли и нижнее белье. Приобрели также предметы личной гигиены и чемодан. Решив таким образом эти необходимые вопросы, они вернулись в отель, где Виктор переоделся и вышел из своего номера уже другим человеком. Конечно, не одежда делает человека, но, согласитесь, трудно чувствовать себя уверенно, когда на тебе нищенские лохмотья. Теперь же ничто не мешало Алексееву со своим новым знакомым пойти в бар при отеле и за стаканчиком чего-нибудь крепкого поговорить о своем новом положении. Благо, вопросов у Виктора к новому знакомому накопилось много. Взяв бутылочку коньяка, они расположились за столиком возле стены, чтобы расслабиться, отдохнуть и не спеша поговорить на интересующие их темы.
Никак не приду в себя, - признался Виктор, - Все кажется, что я сплю, и сейчас объявят подъем.
Ничего, пройдет.
Сеня опять улыбнулся, налил себе и Виктору по пятьдесят грамм коньяку.
Давай выпьем, чтобы все прошло и больше никогда не повторилось.
Виктор с некоторым сомнением посмотрел на своего собеседника. Говорил он правильные вещи. Вот только понимал ли он сам, каково это - шесть лет отсидеть на зоне? Шесть лет не иметь свободы, подчиняться полному быдлу. В попытке сохранить человеческое достоинство жить по законам извращенного общества. Прятать от всех самые лучшие свои мысли и чувства, чтобы сохранить себя, как личность. И все это, не будучи виновным. Ну и кому теперь он мог предъявить счет? Ментам, которые сфабриковали его дело? Прокурору, который добился обвинительного приговора, нимало не смущаясь недоказанными фактами обвинения. Судье, которому приказали сверху, и который настолько привык лишать людей свободы, что уже не считает это чем-то противоестественным? Что ему какие-то пять, десять, пятнадцать лет? Не больше, чем просто цифры. А ведь это чья-то жизнь. Только все это - глупо. Глупо им мстить. Эти люди, как головы у гидры - одну срубил - три вырастают. Мир такой. Хотя, надо признать, что это мерзкий мир.
Он выпил свой коньяк. Давненько он не пил коньяка. А такого, он не пил вообще никогда. Виктор посмотрел на наклейку - "Хеннесси". Похоже, его новый знакомый не задумываясь покупает все самое хорошее?
Словно угадав его мысли, Сева произнес,
Погоди, Виктор, приедем в Москву, заживешь так, как тебе и не снилось.
В ответ на эти слова Виктор только покачал головой и горько улыбнулся.
"Тебе бы увидеть мои сны".
Хотя нет, его сны - это его сны. Это часть его жизни. Порой он был в них счастлив, гулял с Леной по берегу моря и весело смеялся, а порой накатывало такое, что никому не пожелаешь, и когда он во сне целовал ее мертвые, окровавленные губы, то большей пытки трудно себе было представить.
.............
Столица встретила их ярким солнцем и свежей молодой листвой на деревьях. В аэропорту их ждал автомобиль.
- Куда теперь? - обратился к Севе Алексеев, усаживаясь рядом с ним на заднем сиденье "Бентли".
Сначала в офис, к шефу.
Автомобиль плавно тронулся с места и покатил, набирая ход по шоссе. Виктор помнил Москву десятилетней давности. Нельзя сказать, что тогда она произвела на него хорошее впечатление, но все-таки, тогда это было как-то похоже на город, в котором можно было жить. Сегодняшняя картина за окнами автомобиля его не то, чтобы потрясла, а просто шокировала. Бесконечные дорожные развязки полностью скрывали перспективу столицы. Многочисленные супермаркеты, громоздились вдоль шоссе: громадные, уродливые и надменные. С их стен и крыш кричали названия фирм: Coca-Cola, MacDonalds и еще с десяток таких же монстров, которые вели себя в русской столице, как наглые завоеватели. И вообще, Виктору показалось, что ничего, вокруг себя, исконно русского он не видит. Пропал, пропал облик Москвы. На смену ему пришло безликое надменное нечто, чему навстречу и летел их автомобиль. Вот они минули еще одну дорожную развязку, и глаза Виктора округлились от удивления. Над горизонтом возвышался огромный, похожий на фалос, небоскреб. Он, как-будто, с презрением смотрел свысока на всё, унижая каждого жителя этого города своей формой, и своими запредельными размерами.
Каково? Впечатляет? - усмехнулся Арсений, - Указывая на махину небоскреба.
Да, уж! - только и смог выдавить из себя Виктор, разглядывая чудовищного урода.
Штаб-квартира "Апельсина". Мы, собственно, сейчас туда.
Еще пятнадцать минут езды в городе, под зеленый свет, срочно зажигаемый на всем пути автомобиля, и они остановились в подземной парковке небоскреба. Дальше - пропускной пункт и полет на лифте на пятьдесят шестой этаж. Здесь опять пропускная система, и, наконец, святая святых корпорации "Апельсин" - кабинеты руководства.
Да-а! - восторженно протянул Алексеев, оглядывая шикарную отделку коридора: Дорогие обои, на стенах, лепнину и люстры на потолке, двери с золоченными, а может быть и золотыми ручками, узорчатый паркет из нескольких пород дерева, - На отделку средств вы не пожалели.
А чего их жалеть? - усмехнулся Арсений, - Чай, средства не наши.
Не понял? - изумился Виктор, - Ты же сказал, что это здание "Апельсина".
Правильно сказал. Но это не значит, что мы все это на свои деньги построили. Пусть нищие на свои деньги дома строят. В том-то и дело, что в нашей благодатной стране, чем больше у тебя денег, тем меньше ты должен их тратить. Так что, это здание на восемьдесят процентов построено на деньги жителей нашей столицы.
Видимо Виктор был слишком далек от власти, поэтому все, сказанное Арсением, показалось ему какой-то дикостью. Как можно построить себе дом за чужой счет?
Об этом он и спросил у своего гида по достопримечательностям Москвы.
Очень просто, - засмеялся тот, - Люди - это безмозглое и безропотное стадо. Разве овцам нужно объяснять, для чего их стригут? Так и тут. Повысили налоги и направили излишки на строительство этого небоскреба. Если у кого-нибудь появятся вопросы, то ему объяснят, что с вводом в строй этого здания, у города появились тысячи новых рабочих мест. Если кому-нибудь и такой ответ не понравится, то с ним уже поговорят серьезно компетентные органы. Если и этого будет мало - посадят его, как саботажника и клеветника, а то и как террориста. А всех делов-то, дать, кому положено, миллиона два долларов в руку. Теперь сам считай, что выгодней - дать кому нужно два миллиона, или выложить на строительство семьсот пятьдесят? Вот то-то.
Надо сказать, что услышанное шокировало Алексеева. Он, конечно, был далек от того, чтобы подозревать нашу власть в бескорыстии, но столь откровенный цинизм людей, этой властью обреченных, его просто потряс.
Но, за этим разговором, они подошли к двери, на которой сияла золотом ("Наверняка золотая и есть", - успел подумать Виктор) табличка, гласившая просто "ШЕФ".
Заходи в святая святых, - улыбнулся Сева, открывая дверь перед Виктором.
Тот вошел и замер на пороге, пораженный увиденным. Это был не кабинет, а скорее храм. Сам Виктор никогда не видел росписей Рафаэля и Леонардо да Винчи, в оригинале, но подумалось ему, что и они не смогли бы расписать потолок кабинета лучше, чем сделал это неизвестный ему художник. Ощущение было такое, будто ты, переступая этот порог, попадал в рай. Потому что во весь потолок было нарисовано голубое, прозрачное небо, и с этого неба ему улыбались бесконечно счастливыми улыбками ангелы, которые веселились вокруг богородицы. Только лицо богородицы показалось Виктору каким-то незнакомым. Хотя через мгновение, Его вдруг осенило: это было лицо умершей жены Виталия. Не смотря на то, что лик ее был чист и прекрасен, на Алексеева эта картина произвела тяжелое впечатление. Слишком уж это было через чур. Он считал, что это не правильно. Есть в мире вещи, переступать через которые нельзя. Нельзя и все тут. А кабинет этот был устроен таким образом, что человек, входивший в него, чувствовал себя попавшим в рай, и конечно, где рай, там должен быть и бог, который восседал тут же, правда не на троне, что в наш просвещенный век, выглядело бы старомодно, а за своим письменным столом, по богатству отделки превосходящем любой трон древнего владыки.
Заметив вошедших в кабинет, господь улыбнулся доброй отеческой улыбкой, вышел из-за стола и направился к ним, с распростертыми объятиями.
После шести лет, проведенных на зоне, Алексеев привык не доверять никому. И хотя он не мог не чувствовать благодарности к тому, кто вытащил его с нар, но, все равно относился к нему насторожено, в том смысле, что непонятно, тебе-то какой смысл во всем этом? К тому же положение их сейчас сильно разнилось, а Виктор был приучен жизнью, что даже друзья и хорошие парни, схватив журавля в небе, начисто забывали своих менее удачливых приятелей. Примеров тому - сотни, а обратных - ни одного. Но Виталий, надо отдать ему должное, повел себя безупречно. Он, прежде всего, обнял Виктора и слегка похлопал его по спине. Затем слегка отодвинул его от себя, словно разглядывая. Наконец усадил его на кожаный диван и сел с ним рядом.
Извини! - сказал он, чтобы сразу поставить все на свои места, - Понимаю, что слишком поздно пришел тебе на помощь. Но я же ничего не знал. Ни одна сволочь не позвонила мне и не сказала, что тебя посадили. Правда и ты сам мог бы дать мне знать. Но, как только я об этом узнал, то сразу сделал, все, что мог. Надеюсь, с этой поры, жизнь твоя изменится. Теперь так. Сейчас вы с Арсением поедете в три адреса и посмотрите три квартиры на выбор. Которая тебе понравится - та твоя. До вечера обставите ее, а вечером встречаемся в "Колизее" и отметим все сразу и возвращение и новоселье. Заодно и подумаем, чем ты будешь в дальнейшем заниматься? Ну, как, договорились?
Что тут можно было возразить? Да и кто бы стал возражать после грязных вонючих бараков и бесконечных дней какой-то спячки с тяжелыми бессмысленными снами.
А дальнейшее вообще напоминало сказку. Осмотрев первую квартиру, пройдя по ее четырем огромным комнатам, заглянув в ванную комнату, туалет и на кухню, Виктор вышел на лоджию, насладился чудесным видом из окна и понял, что больше он никуда не поедет. Если бы не обещание, отметить возвращение и, заодно, новоселье, то он бы сидел в этой квартире безвылазно целую неделю, настолько она была хороша, особенно после грязных заплеванных бараков. Наверное, Арсений все-таки понял его состояние, потому что поспешил оставить его одного, предупредив, однако, на прощанье, что заедет за ним в девятнадцать часов. Выпроводив Арсения и закрыв за ним дверь, Виктор еще раз медленно обошел свои хоромы, открывая и закрывая многочисленные шкафы, тумбочки и антресоли, которые, к слову сказать, были заполнены одеждой и обувью, купленной по его размеру. Удивило его и то, что в книжном шкафу стояли книги и довольно хорошие. Он немного подумал, потом пустил воду в ванну, нашел в книжном шкафу томик Пушкина, разделся, залез в ванну и погрузился в сладостное чтение.
Жизнь - она, как река. У одних она течет медленно и плавно, без порогов, поворотов и водоворотов, у других мчится, как горный поток, стремительно и мощно. У самого Алексеева она то мчалась, прыгая с круч, срывая камни со склонов, то растекалась тихой заводью, перед очередным водопадом. Вот и сейчас он пытался полностью расслабиться в такой тихой заводи, потому как, кто его знает, что ждет его за ближайшим поворотом? Время, между тем, неумолимо двигалось вперед, и стрелки часов приближались к девятнадцати. Вздохнув с сожалением, наш герой отложил книгу, вылез из ванной, вытерся махровым полотенцем и стал собираться на званый вечер. Открыв шкаф и немного подумав, он остановил свой выбор на темно-синем костюме, синей, но более светлого тона, рубашке и бордовом галстуке. Оделся, оглядел себя в зеркале и остался доволен своим внешним видом.
В девятнадцать часов, как и предупреждал, за ним заехал Арсений на "Бентли" и повез Виктора в ресторан. Возле ресторана Арсений даже не стал парковаться, а просто бросил ключи швейцару, стоявшему возле ворот, и, приглашая Виктора жестом, пройти в дверь гостиницы, сам двинулся за ним следом.
Теперь сюда. Прошу, - он отворил перед Алексеевым тяжелую дверь, покрытую позолотой и жестом радушного хозяина приглашая его войти внутрь.
Виктор шагнул вперед и замер на пороге, удивленный и ошеломленный открывшейся картиной. Перед ним сиял зал, рассчитанный как минимум на триста посетителей, и весь этот зал был заполнен празднично одетыми кавалерами и дамами в потрясающих платьях. Столы ломились от еды и выпивки. На эстраде находился настоящий ансамбль. Было видно, что люди собрались здесь, отметить какой-то большой праздник. Какой именно? Ответ на этот вопрос Виктор тут же получил. Как только он вошел в зал, музыка тут же смолкла, а на сцену выскочил молодой человек с микрофоном в руках и радостно заорал,
А вот и он! Вы все его ждали, и он пришел! Красавец, герой нашего времени и, наконец, просто отличный парень, Виктор-р-р, - пророкотал конфирансье, растягивая последнюю букву в имени, как объявляют выходящего на ринг чемпиона мира по боксу, - Алексеев!
Фамилия Виктора уже утонула в общем приветственном крике толпы и визге женщин. Голова у Виктора слегка пошла кругом. Восторг толпы был настолько велик, что было похоже, что встречают не его - бывшего зэка, а первого покорителя Марса, или чемпиона мира по футболу. К тому же, никого из этих людей он прежде не знал и мог поклясться, что и они ничего, до сегодняшнего дня, о нем не слышали. В момент, когда восторженные крики достигли своей кульминации, общий свет в зале погас и в наступившей на миг темноте вспыхнули два прожектора, выхватив из толпы Виктора, стоящего возле двери и находящегося в другом углу зала Виталия Мурзина. Все сразу притихли, и в наступившей тишине, освещаемые огнями прожекторов, они пошли навстречу друг другу. Сошлись они в центре зала, минуту постояли, разглядывая друг друга, потом Мурзин раскрыл свои объятия и заключил в них Алексеева. Дружный рев гостей заглушил слова Виталия. Оркестр ударил тушь, захлопали пробки шампанского, и праздник пошел полным ходом. Со всех сторон на Виктора сыпались поздравления. Каждый предлагал с ним выпить. Среди гостей, порой, мелькали и знакомые лица - известные артисты и политики, которые набивались ему в друзья. Отказать таким людям было, как-то неудобно, так что, ничего нет удивительного в том, что конца этого вечера Алексеев уже не помнил.
Очнулся он на следующее утро с дикой головной болью. Долгое время он лежал с закрытыми глазами, боясь пошевельнуть головой, пытаясь сообразить, где же находится? Наконец, он заставил себя приоткрыть веки, и вынужден был их тут же закрыть из-за яркого света, резанувшего по глазам острой болью. Тогда, закрыв глаза руками, он стал приоткрывать их, одновременно разводя в сторону пальцы. Благодаря такому не хитрому способу, ему удалось-таки привыкнуть к свету, и он получил возможность изучить окружающую обстановку. Первый вывод, к которому он пришел, повертев головой в разные стороны, тот, что это не его квартира. Дальше этого умозаключения он не двинулся, потому что дверь комнаты открылась, и в нее вошла умопомрачительная блондинка, лет двадцати пяти, ростом метр семьдесят, 90-60-90; ну, словом, то самое.
Ну, как? Головка бо-бо? - спросила она веселым голосом. - Ладно, вставай, я тебе кое-что приготовила.
Извините, - чувствуя неловкость от того, что под одеялом он был совсем голый, произнес Алексеев, - А почему вы говорите со мной на "ты"?
От этой фразы девушка на мгновение впала в столбняк. Крайнее изумление отразилось на ее лице. Даже рот ее слегка приоткрылся, являя взгляду Виктора ослепительно белые ровные зубы. Наконец, она несколько пришла в себя.
Ну, знаешь? После того, что между нами было этой ночью, как-то не принято обращаться друг к другу на "вы".
Вы что, намекаете, что между нами...? - Виктор показал на пальцах, что он имел ввиду, но девушку это только разозлило.
Хватит тут из себя строить недотрогу, - она подхватила с пола, лежавшие там, трусы Виктора и бросила их ему в лицо, - Надевай свои портки и давай в душ, а потом на кухню.
Надев трусы, Виктор покорно проковылял в ванную комнату и встал под душ. Тугие струи холодной воды немного привели его в чувство и позволили ему хотя бы попытаться оценить обстановку. Получалось, что он снял эту девочку на вечере, хотя, как это было, хоть убей, он не помнил, как и не помнил ничего из того, что произошло этой ночью. Последним его воспоминанием было то, как пытаясь запить водку, он схватил фужер с водой, выпил его залпом и только тогда сообразил, что это была тоже водка. Все дальнейшее, вплоть до пробуждения, оказалось стерто из памяти.
"Надо будет по-новому познакомиться с этой "мисс вселенной" - подумал он, вылезая из душа.
Вытершись махровым полотенцем и накинув халат, который оказался ему впору, Виктор вышел на кухню. Здесь на столе, накрытом веселой расцветки клеенкой, стоял запотевший графинчик водки, тут же находились вазочки с квашеной капустой и солеными огурцами.
Прежде всего, выпей, - требовательным голосом произнесла "мисс мира", - А потом уже поговорим.
Она наполнила стограммовую рюмку водкой из графинчика и протянула ее своему гостю. Чего Виктор никогда не делал до сих пор, так это - не опохмелялся. Поэтому сначала он принялся отказываться, но девушка была настойчива, и пришлось ему сдаться.
"Эх, была - не была", - подумал он и опрокинул в себя рюмку водки.
Против его ожиданий, средство подействовало хорошо: уже через минуту головная боль прошла, озноб его отпустил, тепло разлилось по телу, и лицо его порозовело.
Похоже, жить будешь, - удовлетворенно заметила девушка.
Она поставила перед ним тарелку с сосисками и горячей жареной картошкой, уселась напротив, подперла руками подбородок и стала наблюдать, как он управляется с этим блюдом.
Тебя как зовут? - с наполненным ртом спросил он незнакомку.
"Как-то вечером гулял, вышел за околицу. Парень девушку еб-т, хочет познакомиться", - пропела она приятным, нежным голосом.
Да, уж..., - усмехнулся Виктор, - Похоже на то. Ну, а все-таки?
А все-таки, Наташа.
Ну, что ж, Наташа, будем знакомы, а я - Виктор.
А я, как это тебя ни удивит, твое имя знаю, - улыбнулась новая знакомая, - Как же! Целый вечер только и слушала тосты про "старого друга", "отличного парня" и "нашего человека" Виктора Алексеева. Кстати, а чем это ты так Мурзину угодил, можно узнать? - спросила она, наливая себе кофе и выбирая печенье из стоящей на столе вазы.
Сказано это было как бы между прочем, но что-то в голосе ее дрогнуло, выдавая неподдельный интерес к этому делу. Видимо Виктор уже достаточно пришел в себя, потому что интерес этот почувствовал.
"Мне вот тоже интересно", - подумал он, - "Кто же тебя ко мне приставил"? - и ответил, как можно равнодушнее, - "Друг детства. Еще в песочнице вместе играли".
Друзья детства и только? - недоверчиво покачала она головой, - Что-то других друзей детства я возле него не встречала. Да и не похож Виталий Андреевич на сентиментального человека.
Ну, хочешь верь, хочешь не верь. Что есть, то и сказал, - Алексеев отложил вилку и поднялся из-за стола. - Ладно, спасибо тебе Наташа. Не дала человеку умереть. Дальше я, как-нибудь, сам.
Что, так и пойдешь? - удивилась Наталья, - С глаз долой - из сердца вон?
Виктор подошел к ней, посмотрел на нее секунд несколько, потом крепко обнял ее и поцеловал в губы.
- Почему же, вон? Что-то мне подсказывает, дорогая Наташа, что мы с тобой еще не раз встретимся. Да, к тому же, надо, наконец, узнать, какова ты в постели? А то ведь - эта ночь - не в счет, даже, если она была на самом деле.
День набирал свои обороты. По дорогам Москвы ползли бесконечные вереницы автомобилей. Каждый перекресток превращался для них в почти непроходимую преграду. Если какому-нибудь автомобилю случалось сломаться, или на улице происходило столкновение, то весь поток автомобилей замирал на долгое время. Выходило, что по Столице быстрее было передвигаться пешком. И все-таки люди с непостижимым упорством стремились добраться до места работы именно на автомобиле. Больше всего удивило Виктора то, что водители обгоняемых им роскошных автомобилей глядели на него с плохо скрываемым презрением. Как на человека, лишенного чего-то самого необходимого в жизни. Рев автомобильных моторов и вонь выхлопных газов не способствовали размышлениям, а Виктору хотелось сейчас, именно, немного подумать о своем будущем. На это его навело замечание Наташи о том, что в команде Мурзина не было ни одного друга детства. В самом деле, с некоторых пор Виталий сторонился всех старых знакомых. Что же заставило его вспомнить о Викторе и вытащить его из тюрьмы? Уж только не старая дружба. В чем, чем, а в этом Алексеев был уверен на все сто процентов. Так что же ему от Виктора было нужно? От этих мыслей Виктора оторвал голос, звавший его по имени. Вздрогнув, он обернулся. Из автомобиля, застрявшего в пробке, ему махал рукой мужчина в джинсовой куртке. Несколько секунд Виктор смотрел на него, не узнавая, потом радостно вскрикнул и бросился к автомобилю, широко улыбаясь. Это был Вовка Абрикосов - его школьный друг, человек, с которым они дружили с первого и до девятого класса. Человек, которого Виктор посвящал во все свои тайны, с которым вместе они дрались против мальчишек из соседнего микрорайона, ухаживали за девочками, строили планы на будущее. К сожалению, в девятом классе, Вовкин отец - военнослужащий получил направление к новому месту службы, и они вынуждены были расстаться.
Они обнялись.
Садись в машину, - коротко бросил Вовка, - Сейчас куда-нибудь сверну, брошу эту тачку и поговорим как следует. Господи! Сколько же мы не виделись?
Восемнадцать лет, - ответил Виктор и сам ужаснулся этой цифре, - Кошмар! Восемнадцать лет - целую вечность. Как же ты меня узнал?
Брось, Витька, - засмеялся Абрикосов, - Ты же ничуть не изменился. Я как тебя из машины увидал, так чуть не подпрыгнул от неожиданности. Точно говоришь - целая жизнь прошла, и вдруг - вот он, идет Витька Алексеев, собственной персоной, такой же, как в юности и где - в Москве. Должен сделать тебе комплимент, ты за собой следишь - никакого брюшка и второго подбородка: короче - держишь себя в форме.
Да уж, - покачал головой Виктор, - Отъедаться было негде. Но об этом, чуть позже.
Вовка покрутил головой, стараясь увидеть переулок или двор, где бы можно было поставить машину,
Да брось ты ее, наконец, где-нибудь. И вообще, что за привычка, ездить по Москве на автомобиле?
Прав, прав, - согласился Вовка, - Это мелкое тщеславие. Столько лет копил на автомобиль, чтобы на нем покрасоваться перед знакомыми. Так, как же теперь его бросишь? Хотя, в городе от него толку никакого. Другое дело - на дачу. Опять же, коллеги не поймут. Всё-таки я работаю репортёром новостей в солидной газете. Приходится соответствовать.
Говоря так, Вовка, на самом деле не терял времени, и как только справа открылся въезд в какой-то двор, тут же туда свернул.
Всё, - сказал он, припарковавшись возле какого-то здания, - Теперь мы свободны, как ветер. Вперед, мой старый друг, на поиски приключений.
Не лукавь, друг, - поправил его Виктор, - Не приключений, а кабака и выпивки.
Одно не исключает другого, - с умным видом, заметил Вовка.
Он поплевал на палец, поднял его, словно проверяя направление ветра, прислушался к своему внутреннему голосу и объявил,
Нам туда.
Внутренний голос его не обманул, потому как, едва свернули они за угол, как наткнулись на вывеску: "У Сереги". Хотя у Виктора появилось ощущение, что если бы они пошли в другую сторону, то наткнулись бы на другую вывеску, скажем, "У Гиви". Но, "У Сереги", так у Сереги - разницы никакой. Они расположились за столиком, в углу уютного помещения, и Владимир махнул рукой, подзывая к себе официантку.
Только мне совсем чуть-чуть, - предупредил Виктор, - А то, я - с бодуна.
Ясно, - кивнул головой Вовка, - Разлагаешься, но еще не разложился окончательно, если меру знаешь. Да ты не бойся, - успокоил он приятеля, - Я ведь тоже, за рулем. Так что, никаких излишеств.
Вскоре официантка принесла маленький графинчик водки, кувшин с морсом и салаты - что-то из квашеной капусты с огурцами.
- Ну, давай рассказывай, как ты, где ты? - сказал Вовка, разливая по стопкам водочку, - Наверное, большим человеком стал? Вон, смотрю, костюмчик на тебе, тысячи на три баксов тянет.
- Видел бы ты меня три дня назад, - пожал плечами Виктор, - Тот костюмчик тянул рублей на триста. Так что, не на то смотришь.
- Узнаю Витьку Алексеева, - засмеялся Абрикосов, - Всё такой же идеалист, как и в шестнадцать лет. Неужели тебя жизнь ничему не научила? А, впрочем, давай выпьем за то, что не меняется. Должны же быть в жизни маяки, по которым можно держать курс.
Выпили, закусили, и, неожиданно, Витька рассказал Абрикосову всё, что произошло в его жизни за последние семь лет. Впрочем, про жизнь на зоне, он рассказал в двух словах: была и была, теперь прошла и забыта, а вот про роль Виталия Мурзина в своем освобождении и приглашении в Москву, он рассказал подробно.
Видно было, что рассказ его очень заинтересовал Абрикосова. Несколько раз он переспрашивал Виктора, желая уточнить разные детали, не забывая при этом наполнять себе и Алексееву рюмки.
- Да, высоко тебя занесло, - задумчиво произнес Вовка, - когда рассказ друга подошел к концу, - Мурзин, это, в настоящий момент, сила. Скажу больше - Мурзин, это единственное, что мы можем продавать на экспорт, кроме нефти и газа. Так что, по большому счету, ничего сильнее этой компании, у нас нет. Захоти он завтра стать президентом, и я не уверен, что кто-нибудь сможет ему в этом помешать. Но он, вроде этого не хочет.
- Президентом? - Алексеев внимательно посмотрел на Абрикосова и отрицательно покачал головой, - Мелко берёшь. Он хочет стать Богом этого мира.
Может и выпивка была виновата, но, похоже, Вовку это проняло. По крайней мере, вид у него был огорошенный. Минуту он молчал, а потом сказал, разливая по последней,
- Знаешь, что, Виктор, как там дело сложится, неизвестно, но, если что, то вот тебе номер моего телефона.
- Хорошо, - Виктор сунул салфетку с записанным номером в карман, "Кстати, нужно купить себе мобильник", - Ты сейчас куда? Вроде, тебе за руль теперь нельзя.
- Ой, не смеши меня, - отмахнулся Абрикосов, - Половина водителей за рулем пьяные, а я так, слегка пригубил.
Попрощавшись, они разошлись в разные стороны: Абрикосов торчать в бесконечной московской пробке, а Алексеев пешком, в сторону своего нового дома.