Аннотация: Посвящено моему папе, воспитаннику Путивльского детского дома 1941-1953 годов.
Цыган.
Между вольных холмов бросил табор шатры,
Распугал воробьёв беготнёю и ржаньем.
Заискрились росой вековые костры,
Упреждая рассвет появлением ранним.
У кибитки простой старый цыган кряхтит,
Из-под чёрных бровей синим взглядом стреляет.
Призывает жену, будто та ещё спит,
По привычке бурчит и не зло наставляет:
"Просыпайся, жена, позабыла про кнут!
Время ставить котёл, что-то чай задержался!
Я ослабил коню и узду, и хомут,
Кстати, ночью не спал, с комарами сражался!"
"Папа, мама не спит" Изогнулась лозой,
Молодой голосок, словно реченька, льётся.
Старый цыган затих, поперхнулся слезой,
Рядом серый кобель понимающе трётся.
Непокорная прядь изумрудных волос
На литое чело тихим утром спадала.
А в красивых глазах - отраженье берёз,
С голубым огоньком, словно небом гадала.
Соскочила, как лань, на тугую траву,
Как всегда - босиком, торопливо и смело.
Покачнулась слегка, будто чёлн на плаву,
Улыбнулась отцу, не хитро, но умело.
И ворчливый цыган улыбнулся в ответ,
Закивал головой, поседевшей от горя.
И в усталой груди поселился рассвет,
Словно ветер вдохнул, с вечной старостью споря.
Как жемчужина, дочь, щеки - кровь с молоком,
Его Рада - любовь, его радость и мука.
Она быстро росла, он стучал молотком,
И дождался беды, и - рождения внука.
Быстроногий наглец его Раду увлёк,
Как вином, опоил, закружил, как пушинку.
И недоброй порой, как ночной мотылёк,
Без следа упорхнул, не оставив тропинку...
Оскорблённый отец целый месяц молчал,
На беспутную дочь не глядел, не увечил.
Но всевидящий Бог злобу тучей умчал,
И накинул платок дочке старец на плечи.
Вольный табор - мудрец, он всё понял и внял,
И тепло сохранил, и надежду не тронул.
Он несчастным помог, не судил, не пенял:
Лучше песням звучать, чем проклятьям и стону.
И в кибитке простой старый цыган не спит,
Он внучка сторожит, дочку Раду жалеет.
Даже мерин, и тот по ночам не храпит,
И лукавый восход новым солнцем алеет.
30.06.05