Всю жизнь Он мучил Её заботой...всю Её скучную недлинную жизнь. Утро за утром, день за днём, ночь за ночью - и так каждый год, каждую секунду. Казалось, мир вокруг замирал, глядя на то, какими сложными могут быть человеческие отношения.
Тягучая вереница дней ложилась на Её плечи, Она задыхалась. Действительно, как можно жить и не дышать, как можно петь, не открывая рта, как можно радоваться птице в золотой клетке??? Она не знала и поэтому медленно задыхалась под грузом заботы, возложенном на Неё. Сколько лет тому назад слово "да" перечеркнуло всю Её жизнь, она не помнила, как не помнила и того, зачем вообще было произнесено слово "да". Одиннадцать, а, может быть, и двенадцать раз подряд прозвонил телефон в гостиной, но никто не подошёл. "Странно", - подумала Она и тут же осеклась: в первый раз за все эти годы Она подумала сама. Нет, нет, Она вовсе не была глупа, скорее наоборот, просто решения всех проблем всегда подбирал Он, чувствуя себя при этом настоящим рыцарем.
Телефон по-прежнему продолжал надрываться в гостиной. "Должно быть, я ещё сплю, - решила Она, - ведь не может же Он так долго не подходить к телефону". Попыталась снова заснуть, но жалобные стоны телефона Ей помешали, встать сама Она естественно не решилась. "Ну и пусть, буду лежать, и слушать, этот чёртов телефон, пока не оглохну!" - подумала Она, приподнявшись на подушке, но вдруг телефон замолчал. Гробовая тишина снова воцарилась в доме. "Хорошо же начался день,- Она слегка потянулась и поёжилась от лёгкого холодка,- теперь я точно буду молчать до завтра, как обещала".
За окном расцветало солнце, и пахло жасмином, а в Их доме умирала последняя надежда на примирение. Уже вынашивался страшный план мести: когда Он всё-таки появиться Она бросит Ему в лицо всю стопку бумажных салфеток, которую Он предусмотрительно оставил на случай непредвиденной перемены Её настроения, затем опрокинет поднос с едой, ну и ещё что-нибудь сделает, дабы Он понял, как Она разгневана! Время неумолимо пробегало свой почётный круг, отмеряя минуты Её оскорблённости - Он не приходил! Нет, теперь Она точно никогда не будет с Ним разговаривать, и Он умрёт от скуки! Казалось, Она хотела передать свои мысли всем людям на Земле, чтобы и они осудили этого злостного нарушителя Её покоя, этого закоренелого клятвопреступника. Он не шёл.
Промаявшись в догадках целый день, Она решилась на великий подвиг и встала с кровати. Ноги были будто ватные, ещё бы, Он же не потрудился сделать Ей утренний массаж ног! "Как же мне теперь ходить, если ноги не слушаются меня, - Она тяжело опустилась на кровать, - это просто верх безответственности!". Прошла ещё четверть часа, пока Она кое-как смогла совладать со своими ногами. Затем Она огляделась и удивилась больше прежнего: ни платье, ни чулки, ни нижнее бельё не лежали на кресле. "Значит, Он и ночью не заходил, чтобы оставить мне одежду, - решила Она, - странно!". Холод пробежал по Её спине, но делать было нечего и Она решительно устремилась к двери. Дверь с трудом поддалась, ведь Она сама давно уже не открывала дверей. Безумная картина представилась Её взору за открытой дверью: огромное пространство, скупо освещённое лишь несколькими свечами и длинный узкий коридор напротив Её спальни. Ужасающим было знание того, что Его комната находиться в самом конце этих полутёмных дебрей и что Ей придётся преодолеть весь этот коридор, чтобы устроить Ему сцену!
Свечи, уже успевшие на три четверти оплавиться почти не давали света, и идти приходилось почти на ощупь, причём идти не кому-нибудь, а ей! "Не так страшен чёрт, не так страшен чёрт, - повторяла Она себе, - вот я прошла половину коридора, ещё немного и всё будет кончено!". Вскоре кошмарная одиссея действительно была закончена и Она очутилась перед дверями Его комнаты. Но сразу Она не зашла. Только постояв у двери, несколько минут, Она, наконец, решилась приотворить её. Точно такой же тусклый свет, как и в коридоре, наполнял Его комнату, Она сделала шаг и оцепенела...
Он безмолвно лежал на полу, распластав руки и ноги, голова была безвольно повёрнута на бок. "Ты пришла...- прошептал Он, даже не открывая глаз, - ты пришла...". В первый раз Она сама к нему пришла, и Он был искренне рад этому. Ещё шаг и Она уже стоит рядом - Он всё также лежит, не открывая глаз. "Как ты смеешь? - Она переходит на крик, - как ты смеешь разговаривать со мной после своей гнусной выходки! Ты ни разу за целый день не подошёл ко мне, я сама была вынуждена вставать, да ещё и идти, разыскивать тебя!" "Я умираю..." - всё также шёпотом произносит Он. Но Она, похоже, не слышит! "Ты оставил меня на растерзание телефону, хотя прекрасно знаешь, что меня раздражает его звук! Я голодна, а ты даже не потрудился принести мне завтрак! Я ..." "Я умира-а-а-ю!!!" - из последних сил хрипит Он. Она замирает, потом переспрашивает шёпотом: "Ты умираешь? Нет, этого не может быть, ты не можешь, ты не должен...". Яростно опустившись на колени, Она принялась трясти Его за ворот рубашки: "Ты не можешь, ты не должен, ты не должен...". На секунду, очнувшись, Он открывает глаза и смотрит на Неё: никто и никогда не смотрел на Нее, так как Он. Бирюза Его глаз сводила с ума, Она утопает в этой бирюзе. Хлопок ресниц - один, второй и вот Он уже бездыханен!
Две ночи, три ночи - Она не помнила, сколько точно их было, помнила только, что пронеслись они чередой: одна, вторая, ..., десятая.
Не ценить того, что имеешь - самый главный грех человечества, он не постижим, как и все остальные и также не истребим. Приносить себя в жертву можно лишь тому человеку, которого безгранично любишь. Он познал это, Она этого так и не поняла.