Котова Ксения Васильевна, Зарубинская Дарья Андреевна
       Санкт-Петербург, 2010 г.
    
Нетронутый лист

Дом госпожи Кан Фу - царство прозрачно-зеленого света, который струится через 
большие и квадратные окна и разливается по циновкам озерами. Дом госпожи Кан Фу - 
тростниковая шкатулка, как драгоценностями, наполненная ароматами алоэ, бамбука, 
лотоса и сандала. В большой и шумной столице лепестка Цзенден дом госпожи Кан Фу - 
безбрежный остров спокойствия и тишины.
Так говорит каждый, кто приходил хоть раз к крохотной старой женщине с янтарными 
глазами, отметившей восемьдесят лет весной шестидесятого года правления династии 
Нецзан.
О госпоже Кан Фу ученому из лепестка Аньян рассказала хозяйка лавки, где каждый цунь 
занимали бамбуковые книги. Немолодая женщина по имени Инань Легкое Письмо, чьи 
руки горько пахли туевой смолой, заговорила первой, когда увидела вошедшего следом за 
посетителем ребенка. Мальчик походил на ученого, как сын на отца, но смотрел, словно 
старик, проживший слишком долгую жизнь: устало и равнодушно. 
- У него взгляд человека, заблудившегося в мире духов, - заметила Инань.
- Он такой с рождения, - ответил ученый и накрыл ладонью детское плечо; ребенок 
остался безучастным.
- Вы приехали в Цзенден к госпоже Кан Фу? - продолжила допытываться Легкое Письмо.
Посетитель отрицательно покачал головой.
Юэ Тихий прибыл в столицу на состязание поэтов, которое ежегодно проводилось в 
праздник Канаай, день воспоминаний о Миньин Пестрой Ласточке. Она была любимой 
наложницей основателя династии Нецзан, императора Лю, и недостижимой мечтой для 
его наследника, принца Жао. Из ревности Жао убил отца, и Миньин сошла с ума от горя. 
Прежде яркая и улыбчивая, острая на язык женщина, покровительница музыкантов, 
художников и ученых, стала мечущейся по улицам безумицей.
По приказу императора Жао ее трижды приводили во дворец. Трижды Пестрая ласточка 
убегала.
Она бросилась с моста через реку Хо, чтобы не быть пойманной - в руках 
преследователей остались только красная накидка и похожая на хвост воздушного змея 
шелковая лента, которые вырвались из грубых пальцев и взметнулись к солнцу.
С тех пор небеса над лепестком Цзенден раз в год расцветают тысячами легчайших 
крыльев, и поэты со всего Лотоса слагают строки от рассвета до поздних сумерек, 
любуясь танцами теней в бумажных облаках.
- Вы не первый раз в столице и не слышали о почтенной Фу? - удивилась Инань. - Тогда 
погодите, отложите книгу и присядьте. Я заварю кудин. Канаай навевает мне печальные 
воспоминания, но, ради вашего сына, я расскажу...
 
Госпожа Кан Фу принесла Нацао Грубой Руке чашку лапши, приправленной красным и 
жгучим цзенденским перцем, и сказала поесть. Изможденный вниманием к больной 
супруге мужчина взял куайцзы и начал смешивать специи, вдыхая острый запах. Ароматы 
имбиря и кунжута взбодрили Нацао: его лицо порозовело, а глаза цвета кориандровых 
зерен заблестели.
- Вы творите чудеса, почтенная Фу, - искренне поблагодарил Грубая Рука.
- Пока я не сделала ничего, что ты и твои дети могли бы назвать чудом, - возразила 
старая женщина.
Она села напротив Нацао и сложила маленькие ладони на складках льняной юбки, точно 
фарфоровая статуэтка Амонэи, хранительницы мудрости. Отблески таявших в жаровне 
углей растеклись тусклым амарантом по двум мягким серебряно-седым косам на 
иссохших плечах почтенной Фу.
Когда Грубая Рука доел, она попросила:
- Расскажи мне, как заболела твоя супруга.
Нацао передвинул на край стола пустую чашку и, насухо вытерев куайцзы, вздохнул.
- В ее болезни моя вина, - признался он. - Дети Ли Четыре Пальца порвали шелковые 
нити на дорогой книге, которую он взял у соседа, и рассыпали все дощечки. Я 
посоветовал обратиться к жене: ее пальцев бамбук слушается, как примерный ребенок - 
почтенного родителя, - губы торговца тронула нежная улыбка, - она с детских лет 
училась у своего отца. В первый раз мы встретились в его лавке, где я спрятался от дождя. 
Помню, как насквозь мокрый стоял на пороге: под ногами ширятся лужи от текущей с 
одежды воды, а дочка старого Окудзе смеется светло и ласково очень. По-доброму. Наша 
дочь смеется так же.
Лицо Нацао потемнело, словно порыв ветра погасил свечу.
- Моя жена перестала смеяться, когда Ли принес книгу. Она села собирать дощечки и 
переплетала их дни и ночи, пока сама не стала высохшей, как бамбук.
- Какой она была раньше?
Грубая Рука поднял глаза на почтенную Фу:
- Раньше она напоминала мне листочек мирта, свежий и терпкий.
Старая женщина наклонилась вперед и накрыла сухими пальцами запястье Нацао.
- Я вылечу ее, - сказала она. - Отдохни здесь, пока я поговорю с вашими детьми. Они 
волнуются не меньше, чем ты.
Мужчина благодарно склонил голову и не распрямился, пока не стих шорох одежд 
почтенной Фу.
Сын Нацао, Ен Быстрый Шаг, стремительно ходил из одного угла веранды в другой, 
словно хотел доказать правдивость своего старшего имени; вышитый бутонами 
расцветающего барбариса пояс шелестел при каждом движении. Госпожа Кан Фу 
окликнула молодого человека, и он, остановившись, поспешно поклонился.
- Я успокоила твоего отца, Ен. 
- Он не спал две ночи, почтенная Фу.
- Теперь он чувствует себя лучше, - сказала она и предложила Ену присесть.
Госпожа Кан Фу принесла на веранду плоскую жаровню, в которой потрескивала 
можжевеловая кора. Терпкий дым успокоил бешено колотящееся сердце молодого 
человека и подобно тому, как ветер уносит облака, развеял тяжелые мысли.
- Можжевельник... так пахнут мамины волосы, - задумчиво произнес Быстрый Шаг. -
Ребенком я не мог понять, откуда аромат, и искал в ее прическе ягоды.
Он усмехнулся.
- Однажды я рассказал об этом матери, и она купила нить бусин цвета можжевеловых 
ягод - темно-синих и как будто припорошенных пылью... С прошлой луны лента лежит 
нетронутой.
- С того дня, как твоя мать начала собирать 'Перья ветра'?
- Нет, это случилось на третий, - ответил Ен. - Когда мать забыла вплести в волосы 
бусины, ее самой... словно стало меньше. Она считает, что в начале работы должна 
прочитать все дощечки, от первой и до последней. 'Нельзя оживить книгу, если не 
отплатил вниманием создателю', - говорит мать. Прочитанным она всегда делится с 
нами, и поэмами Пестрой Ласточки первые дни - тоже делилась. А потом надела 
кричащее цюнь, и в ней появилось что-то сумасшедшее. На Миньин мать с каждым днем 
походила только сильнее.
Ен замолчал.
- Лиянь сильно испугалась, когда сегодня утром мать не проснулась.
Госпожа Кан Фу повернула маленькую голову и посмотрела на задрапированное шелком 
окно гостевой комнаты, где оставили больную женщину.
- Твоя сестра не выходила с тех пор, как вы пришли.
Быстрый Шаг с тревогой ответил:
- Может быть, она послушает вас и согласится погулять по саду? Прошу, почтенная Фу.
- Я попробую поговорить с ней, Ен.
Дочь Нацао, Лиянь Звонкий Голос, сидела возле бумажной ширмы и слушала, как 
шепчутся ветви жасмина, усыпанные пригоршнями белых и точеных цветов. Девочка 
крепко держала за руку спящую мать, словно боялась, что бледная женщина с 
потерявшими антрацитовый блеск косами исчезнет. 
Госпожа Кан Фу села возле ребенка.
- Твой брат сказал, что ты не смогла разбудить ее утром.
Лиянь вздрогнула, и медная капля бубенчика зазвенела на детской шее. Старая женщина 
ласково улыбнулась девочке и подвязала лентами зеленый шелк драпировок, позволив 
комнате до краев наполниться ароматом жасмина. Звонкий Голос потянула носом 
прохладный, как весенний дождь, аромат и с необыкновенной нежностью прижалась 
щекой к руке матери.
- Я очень испугалась, когда увидела, что мама, не открывая глаз, кружится птицей. Потом 
она упала! Я пыталась ее будить... - Лиянь понизила голос, - и мне казалось, недобрый 
дух смеется над моими стараниями.
Широкие скулы девочки порозовели.
- Я верю тебе, Лиянь, - успокоила ребенка почтенная Фу. - Дух Миньин Пестрой 
Ласточки позвал твою мать в мир духов и там запутал историями. Я помогу ей найти 
обратную дорогу.
Звонкий Голос робко посмотрела на старую женщину:
- Значит, скоро мама проснется?
Госпожа Кан Фу погладила девочку по голове.
- Очень скоро, и она будет рада найти тебя отдохнувшей. Иди, погуляй в саду.
Лиянь осторожно отпустила пальцы матери.
- Может быть, мне принести ей подушечку с сухой мятой для спокойного сна, как она 
всегда делала для меня? - спросила Звонкий Голос.
Почтенная Фу отрицательно покачала головой.
Оказавшись одна, старая женщина распрямилась и невесомо переступила босыми ногами 
по деревянному полу. Широкий рукав ее шань описал полукруг, оставив в зеленоватом 
воздухе тающий росчерк, и из небытия возник долгий ряд полупрозрачных флаконов; 
сквозь матовое стекло виднелись заключенные в густые тела масел запахи. Почтенная Фу 
выбрала четыре аромата. Она добавила по одной капле каждого в бронзовую курильницу 
в изголовье кровати и сдула с сухой, как корень осеннего цветка, ладони лепесток огня на 
восковую свечу - мирт, можжевельник и мята проросли сквозь стены, пол и потолок и 
раскрыли листья. Комната превратилась в сад.
Госпожа Кан Фу склонилась над спящей и погладила тусклые косы, оставив на них 
горький запах туевой смолы.
- Я знаю, что этот запах - твой любимый. Тебе будет просто отыскать обратную дорогу, - 
сказала старая женщина.
 
Ворота госпожи Кан Фу выходили на магнолиевую аллею; поздним августом улицу 
засыпало пожелтевшими лепестками. Юэ Тихий смотрел, как ветер осторожно перебирает 
тонкими пальцами сухие цветы, и не мог налюбоваться: рассказ хозяйки книжной лавки 
возродил в сердце отца давно забытую надежду.
Держа сына за руку, мужчина остановился перед домом почтенной Фу и качнул глиняные 
колокольчики над воротами. Сухой перестук позвал на веранду крохотную старую 
женщину с янтарными глазами. Юэ заметил, как внимательно госпожа Кан Фу посмотрела 
на его сына прежде, чем пригласить их войти. Мальчик скользнул по ней равнодушным 
взглядом.
- Мне сказали, что вы можете помочь нам, почтенная Фу, - сказал ученый, когда старая 
женщина опустила на стол наполненный пуэром чайник.
Помедлив, госпожа Кан Фу покачала головой.
- Я не могу вам помочь.
Юэ Тихий взмахнул руками и гневно выдохнул, готовый обвинить почтенную Фу во лжи.
- Помощь вам не нужна, - бесстрастно продолжила старая женщина, и ученый уставился 
на нее в изумлении. Она взяла обеими ладонями фарфоровую чашку и поднесла к губам, 
неторопливо сделала глоток. - Я расскажу вам одну историю, если вы будете молчать.
Под пронзительным взглядом янтарных глаз мужчина покорно опустил голову. Порыв 
ветра потревожил в саду осыпающийся жасмин. Почтенная Фу вернула чашку на стол.
- В младенчестве меня коснулись духи. Мое тело осталось жить среди людей, а мысли 
отправились скитаться по золотому сердцу Лотоса, и теперь далеки от его лепестков и не 
могут их коснуться. За долгие восемьдесят лет жизнь не написала на мне ни единого 
иероглифа, как на тебе, ученый Юэ. Вы, чьи тела и души вместе, состоите из множества 
воспоминаний: одни создаете собственными руками, а другие принимаете в дар от 
родственников и друзей. Куда бы вы не отправились, отголоски звуков, запахов и 
прикосновений каждый раз возвращают вас к порогу родного дома.
Госпожа Кан Фу замолчала и снова поднесла чашку к губам, а ученый в замешательстве 
заглянул в морщинистое лицо; затем он посмотрел на сына.
- Он, как и я, бамбуковая дощечка без иероглифов, - объяснила старая женщина. - Твой 
сын, ученый Юэ, видит тебя из золотого сердца Лотоса - так я увидела Инань Легкое 
Письмо, чтобы помочь ей вернуться.
В наступившей тишине дно чашки негромко ударилось о блюдце.
- Отдай мне его в ученики. Я заплачу тебе, как мастер платит за талантливого преемника.
Юэ вздрогнул от голоса госпожи Кан Фу и оглянулся на сына. Неожиданно ученый 
осознал слова старой женщины до последнего звука: мальчик, сидевший рядом, не 
принадлежал миру людей. Мужская рука замерла в полупальце от головы ребенка, но отец 
так и не решился коснуться сына.
Следующим утром на празднике Канаай Юэ Тихий читал стихи и вспоминал ушедший 
день и рассказанное почтенной Фу. В душе ученого не было ни горечи, ни тревоги, ни 
сожаления. Отцовская любовь струилась горной рекой по камням его сердца и не 
оставляла следа, а воспоминания о сыне были светлыми, но такими же чистыми, как 
нетронутый лист рисовой бумаги.