Котова Ирина Veresklet : другие произведения.

Королевская кровь-10 (Закончена)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.42*346  Ваша оценка:
  • Аннотация:


    Стартовала 29.02.12
    Закончена 04.01.20
    продается на сайте Призрачные миры


    Аннотация:
    У меня необыкновенная семья. Одна моя сестра спасла мужа и короля, отстояв его у смерти. Вторая - помогла пустыне превратиться в зеленую страну. Третья вошла в легенды, оседлав гигантского огненного духа и закрыв портал в другой мир. Четвертая - помогает вернуться в наш мир изгнанному богу, а пятая оказалась носительницей редчайшего пророческого дара. Это все о моих сестрах - но я другая. Мне остается только заглушать чувство вины работой и плакать ночами. Потому что рядом нет того, кого я так отчаянно ненавидела и так безумно любила. И смысла жить больше нет. Или есть?


10 книга стартовала 25.02.2019. Постараюсь делать выкладку не реже 2 раз в неделю, в идеале через день. 100% будет предзаказ, возможна подписка на Продамане или продажа в 2 частях - сначала 1 половинка 10 книги, затем 2, для тех. кто просил продавать по частям, чтобы быстрее прочитать, так как половина кк - это полноценная современная книга. Цена при этом не вырастет. Но я еще очень сомневаюсь. В любом случае, в добрый путь, и пусть пишется побыстрее и без потери уровня. С любовью, ваш автор

   Королевская кровь-10
  
   ГЛАВА 1
  
   Провал, пылающий среди зеленого рассветного леса, окутанного инляндским туманом, был похож на распахнутый в агонии рот: с неровными краями, подернутыми белесой каймой пепла, с языком-огнем, поднимающимся над землей.
   В дымке у ямы стояло несколько человек, одетых в траурные фиолетовые одежды. Две молодые женщины - одна из них со вдовьей фиолетовой лентой в светлых волосах, - и женщина постарше, поддерживаемая бледным офицером с перевязанным животом, который так клонился вбок, что непонятно было, кто кого поддерживает. Находились здесь и еще мужчины, в том числе военные, был и служитель Триединого, уже отчитавший слово прощания. Двое солдат на веревках опустили в яму темный небольшой ящик - и огонь вдруг заревел, взметнувшись выше деревьев, будто снизу его раздуло мощным порывом ветра.
   Отшатнулись все, кроме вдовы, стоявшей у самого края провала и что-то прижимающей к груди. Пламя окутало ее, скрыв на мгновение, но не тронуло, отступив - а она, тонкая, с отчаянием, плещущимся в голубых глазах, напряженная, как струна за секунду до разрыва, так и не двинулась с места. На секунду показалось, что она сама готова прыгнуть вниз - но тут старшая женщина тихо и тревожно окликнула ее. Молодой офицер, тяжело шагнув вперед, взял овдовевшую за руку - и она вздрогнула, оглянулась, сказала что-то успокаивающее. Военный отступил, а женщина снова повернулась к огню.
   К груди она прижимала серебряный брачный браслет, покрытый копотью, потеками застывшего пластика, ошметками человеческой плоти и запеченной крови.
  
   Марина
  
   Огонь ревел, ворочался у моих ног, завораживал, успокаивал и утешал, целуя горящее лицо и трясущиеся руки, поднимаясь из кремационной ямы, что стала братской могилой для десятков солдат - тех, кого мы не смогли спасти, и тех, кого не успели довезти до замка Вейн.
   Теперь она стала последним пристанищем для моего Люка. Для того, что от него осталось. Мы не могли рисковать, закрывая его останки в семейном склепе: маг Тиверс при освидетельствовании сообщил, что известны случаи, когда и фрагменты человеческих тел перерождались в мелкую нежить.
   Я не хотела Люку такого посмертия.
   Внутри у меня все было выжжено. Мертво. Я не ощущала ничего, кроме головокружения и звона в ушах, и звуки казались отдаленными, странными. Кремационный ящик полыхал красноватым пламенем, а я сжимала в руке брачный браслет Люка. Я не могла заставить себя снова взглянуть на его останки целые сутки, пока шла опись и следствие, медицинское и виталистическое освидетельствование и подтверждение того, что часть руки и ноги действительно принадлежат ему,
   Но когда солдаты уже несли ящик к огню, я приказала остановиться, подняла крышку и дрожащими пальцами содрала с переломанного запястья мужа браслет.
  
   Я отступила от ямы только когда сильнее закружилась голова, а в горле плеснуло желчью. Повернулась - родные и домочадцы Люка ждали меня: леди Шарлотта, прижавшаяся к Бернарду и невыносимо тусклая, Маргарета, пронзившая меня тяжелым, обвиняющим взглядом. Доулсон, Жак Леймин, капитан Осокин, несколько слуг и маг Тиверс.
   Я подошла к леди Лотте и взяла ее под вторую руку. И мы, придавленные горем, медленно, тихо побрели сквозь рассеивающийся туман обратно к замку.
   Эти сутки были страшными. Безжалостными. Наполненными болью. Неверием. Надеждой и отчаянием. Воспоминаниями и звуками его хриплого голоса, когда я вскидывалась на кровати - потому что казалось, что он стоит рядом и зовет меня, - ненавистью к себе и тяжелым, глухим, разъедающим душу пониманием, что это все, что он действительно мертв.
   Как я не свихнулась в первые часы после известия о его гибели, я не знаю.
   Хотя нет, знаю. Меня спасла Пол.
  
   Когда я вынырнула из темноты после обморока, единственное, что я осознавала - что мне тяжело дышать. Тело было деревянным, сводило горло, и я застонала, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг.
   - Марина Михайловна, не двигайтесь, - раздался голос нашего виталиста, Росса Ольверта. Он держал меня за правую руку, склоняясь надо мной - темный, размытый силуэт. Кожу покалывало - сканировал, - затем по телу потекла прохладная вита, заставляя мышцы расслабляться. Через секунду прекратилась боль. Я попыталась вздохнуть - и не смогла, потому что вернулись воспоминания.
   Ссора, Люк, сапфировая нить на моей щиколотке, изуродованная рука с впеченным в мясо брачным браслетом.
   Я захрипела, выгибаясь на постели, сжимая ладонью горло и поворачиваясь набок. Начался приступ удушья.
   В окна бил солнечный свет, а у кровати сидела бледная, похожая на восковую куклу с заострившимися чертами лица и безжизненными глазами леди Лотта и смотрела, как я сиплю и задыхаюсь. Приступ не отпускал, и я не могла протолкнуть воздух в легкие, но все окружающее видела и осознавала так четко, будто была в полном порядке.
   У стены стояла моя горничная Мария, нервно сжимая руки, приподнялся и со стоном рухнул обратно в кресло в углу Бернард - я отчетливо рассмотрела капли пота на его лбу, - от открытого окна повернулась Рита. Я увидела ее красное заплаканное лицо, глаза, сверкающие ненавистью. Она была бы рада, если бы я тоже умерла.
   Да и я была бы этому рада.
   - Господин Ольверт? - прошелестела леди Лотта, переводя взгляд куда-то поверх моего плеча.
   - Я пытаюсь, - пробормотал Росс, вдавливая пальцы мне в висок и в запястье.
   Я еле слышала его сквозь судорожные сипы, производимые моей сокращающейся диафрагмой и сдавленным горлом. Перед глазами начали плясать темные пятна.
   - Это психологическое, от шока, сейчас... не успокоить, - бубнил виталист нервно. - Придется отправить ее светлость в стазис...
   Взгляд мой остановился на часах, стоящих на прикроватном столике рядом с шаманским мешочком.
   Без трех минут двенадцать.
   Я рванулась вперед, вывернувшись из-под рук Ольверта, когда тело уже начало сковывать оцепенением. Виталист попытался перехватить меня, но я с рычанием оттолкнула его, хватаясь за мешочек. Горло отпустило, в горящие легкие полился воздух, а я трясущимися влажными руками развязала тесемки, выхватила иглу, чуть не выронив ее, и неаккуратно загнала себе в левую руку. И упала обратно на кровать, тяжело дыша - кожу словно окатило кипящим маслом, кости в теле заныли, а из глаз побежали слезы. Но от браслета на запястье уже шли прохладные волны, и по телу разлилось такое расслабление, что оно стало казаться пустым и легким.
   Щелкнуло и часы в гостиной забили полдень. А я смотрела в потолок и дышала, дышала, чувствуя, как от напряжения из носа в горло идет кровь.
   Я могу ненавидеть себя, но сегодня я не стану причиной смерти сразу двух близких людей.
  
   Росс Ольверт остановил мне кровь, проверил состояние и ушел, уводя Бернарда - ему стало хуже, и он едва не рухнул, сделав несколько шагов. Ушла и Мария, оставив меня, Маргарету и леди Шарлотту одних.
   Когда я осмелилась повернуть голову, свекровь так же сидела у кровати в моей разгромленной спальне, и смотрела на меня. Но в заплаканных, горестных глазах ее не было обвинения, не было ненависти. И я сползла на пол, положила голову ей на колени, обняла за ноги.
   - Я во всем виновата, - сказала я глухо.
   Она сжала меня за плечо, а затем легко погладила по волосам. Я подняла голову - свекровь плакала.
   - Я очень хотела обвинить тебя, - ответила она тихо. - Но не буду. Не ты стреляла в его листолет.
   Она не хотела меня ненавидеть - а мне так нужно было, чтобы хоть кто-то уничтожил меня.
   - Мы поссорились, - продолжила я, глядя ей в глаза.
   - Знаю, - проговорила она.
   - Все знают! - срывающимся голосом крикнула от окна Рита. - Из-за нее он улетел!
   Я сжалась, зарыдав.
   - Маргарета, замолчи! - леди Лотта жестко вцепилась мне в плечи, до боли. - Марина, посмотри на меня!
   - Рита права, - проговорила я, запрокидывая голову и вытирая мокрые щеки. - Это я его убила. Я. Я, понимаете? Он прилетел ко мне, а мне так плохо было, и я его прогнала... Не знаю, как жить с этим ... Как я хочу умере-е-еть... Простите меня, простите...- Меня снова начало трясти, и тут свекровь сама несколько раз тряхнула меня. Губы ее дрожали, лицо было искажено.
   - Чтобы я не слышала больше о смерти! - прошипела она мне в лицо незнакомо, жестко, и тут же прижала к себе, к груди, укачивая и всхлипывая.
   - Бедная девочка, - говорила она, гладя меня по спине, - как мы будем теперь, Марина? - Руки ее были горячими, и сердце колотилось рвано, гулко. - Ты не знаешь, как тебе жить? Это я не знаю... теперь, когда я потеряла их обоих. Но у меня есть Берни и Рита. Рита... Рита, иди сюда, Рита... дочка моя...
   От окна доносились всхлипы, а свекровь продолжала говорить, то сжимая меня, то гладя -как бы тяжело мне ни было, я понимала, что и она на грани истерики.
   - Люк часть меня, мой мальчик, сын мой... - шептала она, - жизнь моя. И ты, Марина, и твои с Люком дети... все, что осталось у меня от него. Ты и дети! И ты обязана жить для них, - она снова сжала меня до боли, заставила поднять голову. - Я не виню тебя. Но обещай мне, что будешь жить, - она почти рычала, по щекам ее текли слезы.
   Мне хватило сил только кивнуть. Страшно было, что леди Шарлотта сейчас не выдержит, сломается, потому что в глазах ее проскакивало что-то пугающее, почти безумное. Что-то, что я ощущала и в себе - лихорадочное, болезненное, разрывающее душу.
   Раздались шаги - от окна подошла Маргарета, опустилась рядом со мной на колени, обняла и меня и мать, и мы застыли, ощущая, как тяжелой плитой наваливается на нас горе. Мы то молчали, то начинали говорить, то плакать - долго мы сидели вот так, обнимая друг друга и не в силах оторваться, отстраниться от поддержки.
   - Люк такой... такой он всегда был, - шепотом говорила свекровь. - На грани, безрассудный, любимый мой сын. Он столько раз умирал, и я умирала вместе с ним, что сейчас просто не могу в это поверить. Я привыкла, что он всегда побеждает... Люк мой, Люк... мальчик мой... не могу поверить!
   В груди у меня сдавило, и тут же полыхнуло надеждой.
   - Но ведь тело еще не нашли, - сказала я сипло, отодвинувшись и вытирая опухшие глаза. Леди Лотта смотрела на меня с понимающей обреченностью.
   - С такими повреждениями не живут, - резко произнесла Рита. - Даже если он не умер от ожогов, он бы умер от потери крови. Майор сказал, был прилив, тело унесло, а фрагменты застряли меж камней. Он сказал, листолет разбился в лепешку, половину обломков тоже смыло.
   Она была права, но я помотала головой, поднимаясь. Я должна была увидеть место крушения. Я должна была сама увидеть, мог он выбраться или нет.
   - Военные, что нашли листолет, еще здесь? - спросила я.
   Леди Шарлотта покачала головой.
   - Они уехали в Третий форт.
   Я потерла ладонями лицо и потянулась к телефону - набрать Леймина.
  
   Через час я с леди Лоттой и Ритой стояла в окружении охраны и военных на мокрых валунах у моря. Прибыли и те, кто нашел Люка, и командующий Майлз, который выглядел так, будто его сначала помиловали, а потом снова повели на плаху, и еще несколько высоких чинов, комендантов и командиров.
   Царило молчание, у разбитого листолета суетились военные следователи, и только волны шуршали в пяти метрах от аппарата.
   Листолет, черный, с пятнами морской воды на обгорелых сидениях, расплющенный, с вывернутыми железяками и острыми торчащими во все стороны обломками, на которых лишь кое-где сохранился красный лак, выглядел так, будто его переехало катком. Выжить после такого крушения было невозможно.
   Я вздохнула, прижимая руки к животу, вытерла снова пошедшую носом кровь и попросила отвезти нас обратно в замок Вейн.
  
   Весь последующий день и ночь прошли как в тумане. Вернувшись, я рухнула в постель и больше не смогла встать. Не могла есть и пить, но заставляла себя ради детей, не могла спать - и тут уже воля не помогала. Безжалостная память подкидывала мне то картины ссоры - я половину вспомнить не могла, - то наши с Люком счастливые мгновения. Длинные пальцы, ухмылку, хриплое "детка", темные глаза, странную и смешную любовь к драгоценностям, скорости и ко мне, которая и убила его.
   Как бы я хотела все изменить. Как бы я хотела быть с ним каждый момент, который был нам отпущен.
  
   И сейчас, ступая по парковой дороге рядом с леди Лоттой и Бернардом, я тоже была погружена в воспоминания. Раздался голос капитана Осокина - но я по инерции продолжила идти вперед, пока леди Лотта мягко не заставила меня остановиться.
   Пересекая дорожку, в трех шагах впереди поспешно полз в сторону моря желтый длинный полоз, не обращая на нас внимания. Чуть в отдалении я увидела темного ужа, скользнувшего в траву.
   - Мы уже с десяток змей видели, - пробормотал Берни.
   - Слуги боятся выходить из замка, - подал голос Доулсон. - Везде змеи. Шепчутся, что проснулся змеиный король.
   Я слушала эти реплики как сквозь туман. Голова кружилась все сильнее.
   Мы снова направились вперед, то и дело останавливаясь, чтобы пропустить очередного ползущего гада. Зазвонил телефон. Краем уха я слышала, как Леймин что-то уточняет в трубку.
   Мы вышли из парка.
   - Ваша светлость! - Леймин нагнал меня, пошел рядом, и я с трудом заставила себя повернуть голову. - Пришли новости из Рудлога. Ваша сестра, ее величество Василина, вернулась. Говорят, прилетела на гигантском огненном звере и закрыла портал на Севере.
   Я остановилась, слабо улыбнувшись и прислушиваясь к себе. На мгновение даже алчная, больная пустота моя скрылась под разлившимся в душе теплом.
   Сестра действительно больше не находилась под землей. И теперь, судя по всему, имя ее окончательно войдет в легенды.
   - Спасибо, Жак, - поблагодарила я хрипло. И только хотела двинуться дальше, как в небе раздалось хлопанье больших крыльев - и я, задыхаясь от снова вспыхнувшей, невероятной надежды, задрала голову. Это должен был Люк. Люк. Люк!
   Мелькнул светлый силуэт. Затем еще один и еще, и я снова заплакала, глядя на то, как перед замком один за другим опускаются белые драконы.
   Ангелина выполнила мою просьбу. Теперь в замке Вейн будет мало места для смерти.
   Жаль, что ни Люка, ни меня это уже не спасет.
  
   Два дня назад. Седьмое апреля, Пески, Ангелина
  

  
   Владычицу Песков во дворце стали называть "нари-вая" - неутомимая, неспящая. Хотя, конечно, она спала, иногда даже больше шести часов в сутки. Слишком много чего нужно было сделать и слишком много куда успеть.
   Ангелина настолько влилась в жизнь Песков, настолько прониклась ею, что испытывала огромное удовольствие, глядя, как запускается неповоротливый маховик изменений, как незаметные, точечные решения уже вырисовывают контур глобального скачка в развитии страны. Она была счастлива и в работе, и в редкие минуты отдыха с мужем. Единственное, что омрачало ее жизнь помимо текущей войны, в которую была погружена ее родина и которая могла прийти и в Пески, - невозможность регулярно общаться с сестрами.
   Телепорты не работали, телефонную линию все еще тянули из Эмирата Тайтана к Истаилу - изначально проложить хотели из Теранови, но через Милокардеры это было многократ сложнее. Ангелина могла бы попросить Нории отнести ее в Теранови, чтобы позвонить сестрам и Мариану, но это была бы непозволительная трата времени и для нее, и для мужа. Поэтому Ани успокаивалась знанием, что родные живы, и снова, как в те времена, когда жила здесь пленницей, писала письма, которые надеялась при случае отправить через посольство в Теранови.
   Ее очень беспокоила Василина - она по-прежнему находилась под землей, только теперь двигалась от Ангелины на север. Страшно было представить, что испытывает младшая сестра, страшно, что не вернется. Но Василина, мягкая и нежная, к радости и гордости Ани оказалась очень сильна - ведь до сих пор не растворилась в родной стихии. И Владычица каждое утро начинала с обращения к Красному воину - чтобы не позволил страшному случиться.
   Марина почти не меняла свое положение, и пусть война к ней была ближе всех, Ани почему-то меньше всего за нее беспокоилась. С лордом Дармонширом было обговорено, что при необходимости он вывезет родных либо в Рудлог, либо в Пески, и, несмотря на упрямство Марины, Ангелина понимала: он сделает все, чтобы убрать жену из-под удара.
   Поля оставалась на севере. Очень хотелось знать, что с ней, помогли ли иглы, которые вкалывали после шаманского обряда, сумела ли сестра обрести человеческий облик окончательно. Но самое главное - четвертая Рудлог была жива, и страшная пустота, которая возникла в душе после ее смерти, не возвращалась.
   Алинка тоже сместилась ближе к северу, но Ангелина знала, что ее планируют перевезти ближе к столице, а изменение означало, что враг подошел близко к побережью и переезд, слава богам, прошел успешно.
   С Каролиной и Святославом Федоровичем Ани общалась письмами, а пару раз родные даже прилетали навестить ее на попутном драконе. Младшая сестра, яркая, откуда-то набравшаяся привычки плавно жестикулировать, пахнущая какими-то восточными благовониями, благо, подобранными с мерой и вкусом, очень радовалась встречам, но при этом так искрилась счастьем, рассказывая про Тафию, что Ангелина никак не могла настоять, чтобы она осталась с ней в Истаиле. Хотя и надо было бы - для собственного спокойствия и безопасности сестры. Когда Ани спрашивала, что Каролина рисует сейчас и видела ли что-нибудь важное, та пожимала плечами и грустно отвечала:
   - Войну. И никого знакомого, Ани. Я бы показала! - возмущенно добавляла она, так как старшая сестра смотрела на нее с сомнением. - И вообще это не часто происходит. Раз в неделю, бывает и реже. Правда!
   Отец это подтверждал. Но Ангелине все равно очень хотелось, чтобы визит к Хань Ши произошел побыстрее. Она не любила, когда не способна была что-то контролировать.
   Иногда с почтой из Тафии приходило письмо от Святослава Федоровича и к Валентине. Подруга, которая оставалась гостьей во дворце, с нетерпением принимала запечатанный сургучом лист, открывала его и читала. А если у Ани находилось несколько минут, чтобы выпить с соседским семейством чаю, зачитывала письма вслух: ничего интимного, бывший принц-консорт описывал свою работу, архитектуру Тафии, впечатления от общения с людьми. После она писала ответы.
   - Я половины слов-то не понимаю, - говорила Валя, смеясь, и ее круглое лицо становилось еще милее. Она поправилась после травмы, остригла седые волосы, и они стали отрастать русыми, как прежде, и снова она стала похожа на себя: невысокую, ладную, большеглазую, большеротую и юркую. И молодую, чуть младше Ангелины. - Но Славка, как пишет - ровно поет... как он ухитрялся скрывать, что такой художник, когда в огороде морковку дергал!
   С Валентиной пообщаться удавалось редко, обычно они перекидывались парой слов на бегу. Благо, соседка не обижалась.
   - Я же понимаю, что тебе не до меня, - говорила она прямо и сердечно. - Не боись, Ань, главное, что ты меня вытащила и я на своих двоих теперь бегаю, а уж с моими пацанами мы с мамой не заскучаем. Так у меня их всего трое, а тебе надо с целой страной управляться!
  
   Личный круг общения Ангелины не ограничивался Валиной семьей. Во дворце по-прежнему жили нани-шар, и Ани периодически навещала их: узнать, как дела, есть ли просьбы или нужды, потому что девушки перед ней благоговели и сами обращаться боялись. Ее практичность не терпела безделья, поэтому в один из таких визитов она и объявила:
   - В течение месяца в Истаил прибудут учителя, в том числе преподаватель этикета и несколько фрейлин рудложского двора, которые согласились обучать вас. Дворцу нужны придворные дамы, но я предупреждаю, что это не праздный статус, а тяжелый труд. Подумайте, готовы ли вы остаться здесь в качестве моих воспитанниц, готовы ли учиться вместе с другими девушками, которых мы пригласим из разных городов и кочевий. Если нет, каждой, кто решит отказаться, будет выделен свой дом в Истаиле и щедрое содержание.
   - Я останусь, - первой сказала Зара. Ани кивнула - в ней она и не сомневалась. Зара оказалась сообразительной и быстрой и уже помогала Ангелине, исполняя мелкие поручения.
   Девушки задумались, кто-то живо обсуждал предложение между собой. Большая часть из них останется, конечно. И Ани была рада этому. Нани-шар, смешные и наивные, привязались к ней, но помимо этого они стали бесценным источником информации о жизни народа Песков. Их щебет веселил ее, а бывшая близость с Нории совершенно не беспокоила - Ангелина даже не вспоминала об этом. Она была слишком занята для того, чтобы тратить время на ревность, и слишком хорошо знала, что значит для мужа.
   В последнее время правописанием и чтением с нани-шар занималась Таисия, жена Энтери. К ней Ани прониклась приязнью, которая не перерастала в дружбу только потому, что у старшей Рудлог не хватало времени. Тася любила мужа спокойной и чистой любовью и на редких семейных обедах с удовольствием рассказывала о том, как помогает ему в делах лечебных.
   Сегодня Нории прислал брату с супругой приглашение, и теперь все четверо сидели за столом у широкого окна в семейных покоях, которые раньше были покоями Владыки. Пахло фруктами, жареным мясом и специями, а легкий ветерок шевелил лазурные занавески, принося из парка аромат сладких цветов и зелени. Тася пересказывала слухи, что продолжали появляться среди суеверных жителей Песков.
   - Говорят, что великая колдунья, которая пленила могучего Владыку...
   - ...или которую пленил Владыка, болтуны в этом расходятся, - уточнил Энтери...
   ...имеет множество глаз по всему телу, которые ночью превращаются в звезды, и поэтому она видит все, что происходит в стране. А еще служат ей тысячи духов, поэтому она успевает не только сделать тысячи дел, но и объезжать владения мужа на огненном верблюде размером с гору...
   Нории слушал и улыбался, тепло глядя на Ани, и она усмехалась в ответ. Он только ночью вернулся из Тайтаны с дипломатической делегацией и, уставший, упал рядом с женой спать. А поутру проснулся, прохладный и горячий от нетерпения, - огладил широкими ладонями, разогрел губами, заставил смеяться и выгибаться от скольжения красных волос по животу и бедрам и распалил ее так, что - невиданное дело - снова впервые за много дней над Песками прокатилась не простая, а вызванная ими гроза, а завтрак и все дела пришлось отложить часа на два. Тело до сих пор ныло и помнило удовольствие. Но приходилось заставлять себя работать.
   - Только огненного верблюда мне и не хватало, - невозмутимо резюмировала "повелительница тысячи духов", когда Тася закончила говорить.
   За резными ставнями окон согласно тявкал тер-сели, чирикали анодари, по белым стенам с лазурными изразцами, нагретыми солнцем, потрескивая и вереща, бегали огненные саламандры, для которых Нории приказал устроить небольшую круглую печь в саду - чтобы было откуда появляться и куда уходить, - и подкармливать их ароматическими маслами. Ани под страхом изгнания запретила огнедухам спускаться ниже человеческого роста, а в парке - ниже уровня деревьев. Не дай боги кто из слуг наступит и будет испепелен, или начнется пожар вокруг дворца. Огневики пищу и внимание отрабатывали сполна - ночью зависали в коридорах и над дорожками парка, освещая их и сопровождая охранников.
  
   Нории рассказывал о последних новостях, которые узнал в Тайтане, - о делах в Рудлоге и победе Дармоншира, о войске, которое эмираты послали в Рудлог, - когда за окнами раздался приглушенный гул. Недалеко от дворца, меж зеленых деревьев, как раз там, где в парке была установлена круглая печь, на глазах обедающих поднялся в воздух тонкий столб огня, закрутился смерчем - и соткался в маленькое сияющее пятнышко.
   - Это что-то новое, - тревожно сказала Ани, подойдя к окну. За ней встали и остальные, а она повернулась к Нории. - Это не опасно?
   Он присмотрелся и улыбнулся.
   - Нет, Ани-эна. Это тоже огнедух.
   К трепещущему пламенному пятнышку огненными лентами рванулись со стен саламандры, закружили в воздухе искрящимися бабочками, заметались над пышными кронами, словно что-то обсуждая, а затем роем бросились к окну, у которого стояла Ангелина. Зависли метрах в двух от нее - на Владычицу пахнуло жаром, а из скопления пылающих шаров вырвалась крошечная птица, удерживающая в лапах... бутылку коньяка.
   Нории засмеялся.
   - Кажется, я знаю, откуда этот подарок.
   Птица, медленно подлетев к Ангелине, требовательно загудела, несколько раз ткнулась в ее руку, лежащую на подоконнике. Огнедуха трудно было не понять - Ани перевернула ладонь, и в нее упала бутылка, странно легкая, а маленький гонец кувыркнулся в воздухе, словно кланяясь, и понесся обратно в парк. Ангелина с удивлением поднесла "подарок" к глазам, а затем потрясла его вниз горлышком и взяла в руки выпавший на пол скрученный лист бумаги
   - Это от моей сестры Марины, - сказала она, быстро пробежав письмо глазами и чувствуя, как легче становится на сердце от добрых известий и привычной ироничной Марининой манеры выражаться, хотя даже в нескольких строках ощущалось, как та устала. - И как я не догадалась использовать духов для связи? Тоже сообщает, что Дармоншир выстоял и переходит в наступление. У нее есть просьба, - Ани повернулась к Нории, передала ему письмо.
   - Наверное, нам пора, - понимающе проговорила Таисия, взяв мужа за руку.
   - Нет, ничего сверхсрочного. Тем более, это в какой-то мере касается и Энтери, - пояснила Ани. - Марина организовала госпиталь в Дармоншире и пишет, что им катастрофически не хватает виталистов. Просит драконов помочь.
   - Эту помощь я могу оказать, - тяжело пророкотал Нории. - Энтери?
   - Я полечу, - кивнул брат Владыки. - Мы, - добавил он, увидев укоризненный взгляд жены.
   - Сегодня поговорю с теми, кто живет в Истаиле, - продолжил Нории. - Завтра мы сможем дать ответ, Ани-эна.
  
   Пески, Тафия, Четери
  
   Владыка Четерии в делах и управлении городом был столь же прям, быстр и точен, как в бою. Советники знали, что он не терпит долгих разговоров и велеречивости и требует конкретных решений и расчетов. За провинности с должностей он снимал без сожаления, льстецов от себя удалял сразу. Чет знал, что пусть у него нет эко-но-ми-ческого образования, но люди в городе - и жители Песков, и беженцы - должны иметь защиту, кров, воду, пищу, медицинскую помощь и не задыхаться от отходов. А еще нужно было довыполнить обещания, данные теще, чтобы, когда придет время уходить, он мог оставить Свету со спокойной совестью.
   Но Тамара Алексеевна, которая вместе с отцом Светы и родными Матвея продолжала гостить в Тафии, была довольна и интеллигентно хвалила зятя. Правда, не слишком часто, "чтобы не перехвалить". Уже вовсю работали магазины с иностранными и местными товарами, открылся лазарет с родильным отделением, со стороны Йеллоувиня начали проектировать новую дорогу и тянуть телефонный кабель, а на крышах домов появились первые солнечные батареи. Часто теперь проезжали по улочкам Города-на-реке машины и грузовички - по большей части с йеллоувиньскими и эмиратскими знаками. Мастер иногда позволял себе сентиментально погрустить, глядя на отблески с крыш, - белоснежная Тафия становилась белоснежно-зеркальной. Но так было всегда: чтобы открыть путь новому, нужно изменить старое.
   Этим Владыка и занимался, а глобальное планирование и политику оставил Нории и Ангелине. Занимался, не получая удовольствия, но четко следуя принципу, перенятому от Мастера Фери: "Неважно, какое дело назначила тебе судьба, - делай его хорошо и принимай как урок к совершенствованию".
   С утра Четери согласовывал взносы, которые при заходе в порт Тафии должны были платить иностранные корабли, и слушал главу государственной речной строительной компании Йеллоувиня, который был приглашен с согласия Хань Ши, чтобы обсудить развитие этого самого порта. Хотя, конечно, "развитие" было преувеличением - если для пассажирских и туристических судов можно было еще использовать старые пирсы, то грузовой порт нужно было строить, и желательно в стороне, чтобы не портить кранами и контейнерами дивные виды Тафии и реки Неру.
   Йеллоувинец, вопреки национальному менталитету, оказался человеком, тоже не терпящим долгих речей, - поэтому соглашение о начале проектирования было подписано быстро и к взаимному удовольствию.
   В кабинет, где Четери просматривал указы, подготовленные советниками, уже заглядывала Света - пополневшая и цветущая. Она каждый день заходила и утром, и незадолго до обеда, целовала мужа в макушку, распускала ему косу, массировала голову. Как-то сразу приходило понимание, что пора отдохнуть.
   - Ты не забыл про обед? - спрашивала она строго. - Через полчаса, Чет.
   И Мастер подчинялся - в делах домашних он полностью уступил главенство жене и никогда не оспаривал ее решений. Она вела дом, пусть он и был побольше обычных, управлялась со слугами, хотя могла этого не делать, с радостью вместе с родителями занималась садом и следила, чтобы муж был накормлен и обихожен. Только поначалу она спрашивала его разрешения на переделку их покоев, например, или обустройство беседок в саду - потом Чет приучил, что это ей решать.
   - Делай что хочешь, - говорил он, - только чтобы ты была довольна. И чтобы, - добавлял он, жмурясь, - у тебя всегда хватало времени на меня, Света.
   У нее хватало. И так ему с ней было хорошо, так смягчала она его сердце, что он и понять уже не мог, как жил без нее пятьсот лет назад.
   Только однажды он запретил ей что-то. Светлана часто в вечерние прохладные часы выходила с родителями погулять в город. Ее, конечно, сопровождали охранники, хотя вряд ли во всех Песках нашлись бы глупцы, способные тронуть жену Мастера. Но люди в Тафию прибывали разные, и Четери не желал рисковать.
   Супругу Владыки узнавали, кланялись ей и сердечно желали здоровья и удачного родоразрешения, а то и подходили с подарками и прошениями. Света как могла старалась решать посильные ей проблемы жителей Тафии. А то, что было не в ее власти, передавала мужу.
   Несколько дней назад, нежась в постели поутру, когда Чет уже вернулся с тренировки, она сказала, что встретила накануне вечером Вей Ши, несущего на закорках смешного старика. Что ученик выглядел голодным и сильно похудевшим. И попросила разрешения передать ему еду и одежду.
   - Ты против, я уже вижу, - сказала она со вздохом, не успел дракон и рта открыть. - Я не стала бы делать это без твоего ведома, Чет. Но мне так жалко его!
   Четери забрался к ней в кровать, обняв и прижавшись лицом к плечу, как мальчишка, - он очень любил ощущение уюта, которое появлялось рядом с женой, - и Света ласково поцеловала его в макушку.
   - Ты навредишь, - жмурясь, объяснил он. - Вей Ши не может сейчас принять это как должно: уязвленное самолюбие заставит его отказаться от помощи и тем самым обидеть тебя. В лучшем случае он решит отдать твой дар кому-то другому, что только укрепит его гордыню. Он не готов смиренно принять помощь и искренне поблагодарить за нее, Света. Я люблю твою доброту, но ты правильно сделала, что спросила меня.
   Светлана снова вздохнула, но не стала спорить.
   Она была теперь немного рассеянной, в глазах появился влажный блеск, походка стала более осторожной. Шел седьмой месяц беременности, сын уже вовсю ворочался в ее чреве, и она то и дело замирала, прислушиваясь к себе. И если драконицы в период вынашивания ребенка или высиживания яиц становились агрессивными, то Света с каждым днем наполнялась спокойствием и любовью. Аура ее, напоенная стихией Матушки-воды, стала немного мощнее, а в центре теперь сияло ровное сине-белое сплетение.
   Такой - налитой, на пике своей женственности - Светлана возбуждала Чета еще сильнее. Он, конечно, не трогал бы ее, если бы ей было неприятно. Но Света сама тянулась к нему.
   - Я теперь все время тебя хочу,- призналась она как-то страшным шепотом ночью, когда он, расслабленный, сытый и довольный, почти засыпал, аккуратно прижав ее к себе спиной. - Даже сейчас, опять... кажется. Ужас какой-то, никогда не думала, что в беременность стану такой ненасытной. Прохожу днем мимо твоего кабинета, а сама думаю, что надо зайти и... Чет, а ты все еще хочешь меня? Тебе не трудно?
   Он издал сонный смешок, подгреб еще ближе и привычно потерся бедрами о ее ягодицы.
   - Я тебе утром еще раз покажу, как хочу, раз возникли сомнения. Только не сейчас.
   - Почему? - настороженно спросила Света.
   - Мне же трудно, сама сказала. Старенький я у тебя, - весело буркнул Четери и снова потерся об нее. - А нет, уже снова молоденький...
   - Чет! - застонала она, давясь от смеха.
   Он захохотал ей в затылок.
   - Ну как мне еще реагировать на эти глупости, Света? Не выдумывай. И еще, женщина. Как твой муж и Владыка, повелеваю: если днем тебя настигает желание объездить меня, ты не томишься, а идешь ко мне. Я соберусь, выгоню советников, разомну свои старые кости и сделаю тебя довольной. Должен же я отрабатывать твою заботу.
   Светлана потянула к себе его пальцы и с улыбкой коснулась их губами.
   - Ох, Чет, - сказала она с грустной нежностью. - Не могу представить, как бы я жила без тебя. Иногда я боюсь, что проснусь, а тебя нет. И всего этого нет. Приснилось, привиделось. Или что ты уйдешь на войну... уйдешь, я знаю. И не вер...
   Четери мягко закрыл ей рот ладонью.
   - Ты права, - сказал он, не дурачась боле. - Я скоро уйду. Но мы смертны. В любой момент можем умереть, поэтому есть ли смысл об этом печалиться и отравлять себе жизнь заранее? Нужно радоваться, что мы сейчас живы, и исполнять свое предназначение. Женщина, не хорони меня заживо. Ты не будешь плакать и истязать себя, а будешь ждать и верить, что я вернусь. Да, Света?
   - Да, - сказала она, глотая слезы.
   - И правда твоя стихия теперь вода, - сказал он ворчливо, поворачивая ее к себе. Поцеловал глубоко, нежно, чувствуя на губах соленые слезы, спустился ниже - прикусил шею, лизнул грудь над округлым животом, смял ладонями ягодицы. Света, прекратив всхлипывать, вздрогнула, заерзала - она стала очень чувствительной.
   - Что ты делаешь?
   - Утешаю тебя, конечно, - объяснил воин-дракон охотно. - Недоработал, раз у тебя силы остаются на страх и слезы.
   - Это не повод для шуток, Чет, - прошептала она с упреком.
   - Какие уж тут шутки, - сказал он серьезно, перекатываясь на спину и очень бережно помогая ей сесть сверху. - Моя женщина не должна бояться и плакать. И ничего смешного в этом нет.
  
   Восьмое апреля, Пески, Тафия
  
   Владыка Четерии любил нагружать тело ранним утром - когда сады Тафии были напоены темнотой и прохладой, ветерки лениво текли над остывшей землей и звонко пели птицы, радуясь скорому появлению солнца.
   И в это утро он поднялся еще до рассвета, оставив потяжелевшую, крепко спящую Свету в кровати. Она перестала просыпаться вместе с ним, чтобы посмотреть на тренировки, и Чет ее не будил - мимолетно провел по плечу жены губами и направился в купальню, а оттуда - во двор, на ходу заплетая косу.
   Босые ноги его коснулись холодной плитки, и через несколько секунд Мастер присел на бортик фонтана, зачерпнул свежей воды, напоенной силой, поднимающейся из глубинной жилы. Встал, прошептав короткую молитву Отцу-Воздуху и Матери-Воде, поклонился небу - и, уже начиная улыбаться, потек по плитке вокруг фонтана в гибком, размашистом танце, все быстрее, разминаясь и разогреваясь.
   Когда пришло время доставать клинки, Чет на мгновение остановился, закрыв глаза и слушая вдруг наступившую тишину с мечтательным умиротворением. Над Тафией разливались тихий покой и счастье, и целый город сейчас спал так же сладко, как и весь последний месяц по утрам.
   Четери знал, что в эти минуты тренируется не один. До рассвета на склон у обители Триединого выходит с шестом юный гордец. Он повторяет упражнения, которым его научил Мастер, выдерживает ритм дыхания - который ему ставил Мастер, улыбается от нагрузки, дающей телу отдохновение, и наконец-то отстраняется от страстей окружающего мира, погружаясь во внутреннее спокойствие. И погружая в него целый город.
   Медитация начала даваться наследнику Желтой империи чуть более месяца назад. Для этого Мастеру пришлось попотеть: затупить его гордыню о служение простым людям и вымотать чрезмерной нагрузкой на органы чувств, болезненной для любого высшего потомка Желтого. Вей Ши должен был рано или поздно познать транс - а дело ускорили травы, которые предложили принцу в кальяне хлебосольные жители города. Но сам по себе, без предыдущей и текущей нагрузки, дурман бы не сработал. Как и не сработал ранее - вряд ли в семье Ши не использовали растения, расширяющие сознание, чтобы помочь наследнику.
   Чету каждый день докладывали о том, что делает и как ведет себя ученик, и Мастер был доволен. От дождя новых впечатлений, возделываемая помощью страждущим и тяжелым трудом, через годик послушничества эта закаменевшая желтая глина снова станет мягкой, и прорастут в ней подавленные любовь к людям, сочувствие и сострадание. Вей Ши, неглупый, упорный, даже не желая этого, учился сквозь шоры своей заносчивости и исключительности, воспринимая новую информацию, узнавая людей и меняясь.
  
   Мастер еще раз глубоко вдохнул сочащийся запахом ночных цветов и покоем воздух - эманации юного Ши в эти минуты заслоняли отголоски дальних боев и смертей, заставляющих тело дрожать и проситься в битву. Вдохнул и сорвался с места, продолжая тренировку.
   Четери уже несколько дней ощущал, как подергивает в сердце тревога, словно призывая его прислушаться, присмотреться и понять, где он совсем скоро будет нужен. Война, идущая на северо-западе, звала его, распахивая черные руки, громадой поднимаясь за Милокардерами, и часто он беспокоился теперь, чувствуя на губах привкус крови врагов, и скалился хищно время от времени так, что Света испуганно вглядывалась в него.
   Но Мастер не поддавался, ибо война была его сутью, но он был больше, чем война. Чет продолжал ждать знака, который укажет ему путь. Вся натура его стремилась сейчас в гущу боев, но он легко справлялся с этим, терпеливо встречая каждый новый день.
   "Вы - оружие, - говорил Мастер Фери, - но каждому оружию свое место и время. Нельзя использовать вместо молота клинок, нельзя ударить раньше или позже. Иначе вы выиграете бой, но проиграете битву".
  
   Клинки пели, смеялись вместе с ним, когда Владыка уловил поспешные шаги за спиной, остановился и обернулся, улыбаясь. Его ослепил огонек высотой с молодую яблоню, причудливым образом танцующий вокруг и внутри раскрытого золотисто-фиолетового лотоса. Огонек этот набирал силу весь последний месяц, и все отчетливей очерчивалась в пламени родовая форма Желтых, усиленная красной кровью, ставшая прекрасным обрамлением для этого пламени и сдерживающая его буйство.
   Безмятежная, умеющая видеть красоту, тонко чувствующая, редко вспыхивающая и быстро отпускающая даже самую сильную обиду - вот какой вырастала юная Каролина, принцесса дома Рудлог. И Четери, как ценитель гармонии и красоты, радовался возможности любоваться тем, как раскрывается этот цветок. Только Нории мог бы разделить с ним это ощущение. И правители Туры, конечно, прежде всего Хань Ши и его дети. О, Желтый император будет бесконечно тронут и восхищен, когда увидит эту девочку во время предстоящего через неделю визита Нории и Ангелины в Йеллоувинь. Чет был в этом уверен. Слишком равновесно и утонченно ее пламя, чтобы старый тигр не оценил его прелесть.
   А вот у гордеца по имени Вей Ши лотос, сияющий желтым и фиолетовым - цветами стихии Разума, - поднимающийся выше самых высоких куполов Тафии, начал приоткрываться лишь недавно. И пламя, иногда вскипающее внутри, часто пробивало лепестки, сотканные из равновесия и гармонии.
   - Доброе утро, Владыка! - звонко поздоровалась принцесса.
   Маленькая Рудлог, одетая в длинное цветастое платье, с двумя косами, тяжелыми серебряными серьгами в ушах и браслетами на запястьях, остановилась перед Четом, поправляя на груди ремень, на котором висел сложенный чемоданчик с мольбертом и прочими таинственными художественными принадлежностями. Во второй руке она сжимала лист бумаги. Неподалеку тихими тенями застыли двое охранников с переносными магическими светильниками в руках.
   - Доброе утро, девочка-огонек, - ответил воин-дракон, улыбаясь. Если у ее сестры Алины огонь, смешанный с сакральной тьмой Жреца, обратился в страсть к познанию, то у Каролины он воплотился в страсть к творению.
   - Я хотела вам сказать... - она запнулась и вздохнула. - Точнее, показать. Только не думайте... ох... я долго сомневалась, показывать ли вам плохое... но это важно!
   - Я уверен, что важно, - ответил он, уже догадываясь, что речь может идти об одном из ее рисунков-видений. Ему о них сообщила Владычица Ангелина, попросив особо приглядывать за сестрой, пока не появится возможность нанести визит Хань Ши.
   Каролина протянула ему лист бумаги, и Мастер, взмахом руки попросив у одного из охранников светильник, приподнял его и всмотрелся в рисунок.
   На нем был изображен он, Чет: лежащий, запрокинувший голову, он пытался встать и не имел сил это сделать, заливаясь кровью из многочисленных ран - на груди, на лице, на голове. Художница с беспощадной точностью вырисовала испарину на теле, и влажные волосы, и исхудавшее лицо c провалившимися от усталости глазами, полными послебоевого экстаза и боли, и полубезумный оскал-улыбку, и руку, бессильно вытянутую к зрителю. И странную слизь, которая местами покрывала кожу.
   В руках он сжимал свои клинки, тоже покрытые этой слизью, - один из них, что уж совсем невероятно, был обломан. Нет - Чет присмотрелся внимательнее - срезан. Неужели есть где-то оружие, способное разрушить клинки, выкованные им из собственной ауры, являющиеся его частью?
   - Они не всегда сбываются, - виноватым шепотом попыталась ободрить его принцесса.
   - Конечно, не всегда, - проговорил он с мягкостью. - Будущее - это сбывшееся из бесконечного числа несбывшегося. Самое вероятное и видят такие, как ты, маленький огонек разума. И знаешь, зачем нужно обязательно рассказывать о плохом?
   - Зачем? - завороженно и тихо спросила Каролина.
   - Чтобы дать тому, кому выпало предсказание, возможность изменить будущее. Если он хочет.
   - Но разве это возможно? - В голосе юной художницы зазвучала взрослая горечь, и Чет задумался, сколько же всего увиденного она несет в себе, боясь показать и рассказать.
   - Ты грустишь из-за дара, - сказал он, не спрашивая, и принцесса тяжело взглянула на него. - Не нужно. Любой дар - это клинок, который можно направить как во зло, так и во благо. Тебе просто нужно научиться властвовать над ним.
   - Я бы хотела, чтобы я была совсем обычной и ничего такого не умела, - буркнула принцесса совсем тихо.
   - Не нужно, - Чет улыбнулся. - Твой дар - это часть тебя. Без него ты будешь кем-то другим. А судьба очень не любит, когда человек пытается быть кем-то другим, Каролина. И всеми силами возвращает его на свое место.
   Принцесса совсем опечалилась, и Чет поспешил ее приободрить:
   - Ты спрашиваешь, возможно ли изменить будущее. Не все возможно изменить. Какие-то события неизбежны, они как гвозди, которые держат ткань бытия, - выдерни гвоздь, и мир рухнет. Но, благодаря твоему дару, все можно попытаться изменить. Спасибо тебе. - Он торжественно поклонился ей. - Ты правильно сделала, что показала мне.
   - Правда? - Лицо ее просветлело. - Хорошо. Ой, - она посмотрела в небо, которое едва заметно начало светлеть. - Я все-таки опоздаю. Еле встала, - пожаловалась она. - Опять не успею к обители до рассвета!
   - Не опоздаешь, - проговорил он. - Ты оказала мне большую услугу, девочка. Отойди-ка в сторону, я обернусь и отнесу тебя.
   - Ну зачем, - она смутилась. - Это совсем пустяк... поделаю пока наброски.
   - Это совсем не пустяк, - улыбнулся Чет с нежностью. - И совсем не равная оплата. Прошу, если ты увидишь что-то еще, касающееся меня, не бойся показать. Ты мне очень поможешь, девочка-огонек.
   Мастер не стал объяснять, что этот ребенок дал ему в руки, так точно изобразив его падение и бессилие. Карту его слабых мест, портрет умений его будущего врага. Тип оружия, нанесшего раны, силу удара противника. Принцесса дала ему план тренировок и отработок - и за это он был готов хоть каждое утро носить ее до обители и обратно.
   Этот дар следовало беречь и огранять, как драгоценный камень.
  
   Вей Ши не прекратил тренировку, когда в светлеющем небе раздался звук взмахов больших крыльев, не остановился и когда с приземлившегося неподалеку дракона соскользнула знакомая девчонка в цветастом платье, что-то крикнула и поспешно бросилась в сторону Вея, к воротам обители. Сейчас разложит свой мольберт у ворот и снова выпадет из реальности, пока не взойдет солнце.
   Девчонка, пробегая мимо по мощеной дороге, широко улыбнулась, махнула рукой, но наследник, как всегда, не отреагировал, продолжая отрабатывать выпады и прыжки с оборотами. А когда она пошла дальше, хмуро посмотрел ей вслед, пытаясь решить загадку, которая мучила его последние дни.
   Вслед за девчонкой к месту его тренировки не спеша приблизился Мастер Четери. И только тогда Вей Ши остановился и поклонился, опираясь на шест.
   - Продолжай, - приказал Четери, опускаясь на землю и скрещивая ноги. Он был бос, в одних широких тренировочных шальви, перемотанных длинным поясом, и линии ауры на теле едва заметно мерцали в утренних сумерках.
   Вей снова поклонился и с места ушел в разворот - загудел, застонал рассекаемый шестом воздух. В душе разливалось ликование: Мастер не отвернулся, не ушел, даже заговорил с ним и решил посмотреть, как он тренируется!
   - Не о том думаешь, - рыкнул дракон, и Вей Ши мгновенно выбросил все лишние мысли из головы, сосредотачиваясь на упражнениях.
   Через несколько минут Четери вдруг поднял руку и сам поднялся единым движением.
   - Замри.
   Вей остановился - в глубоком выпаде коленом вперед, с шестом, вибрирующим над головой почти параллельно земле.
   - Так тебе порвут жилы плеча, выбьют запястье, даже если заденут шест по касательной. - Дракон подошел, поправил захват, сдвинув ладонь по шесту чуть вперед. - А вот так нет. Чувствуешь? Покачай, запомни баланс. Продолжай.
   Уже потянулись первые посетители в храм, взошло солнце, разогревая влажную траву, а неожиданный урок все продолжался, пока не раздался звук гонга, призывающего на молитву. Вей не останавливался, отчаянно желая урвать еще немного умений учителя, продлить общение. Но Четери сам остановил его.
   - Хватит, - сказал он. - Иди в обитель. Сейчас там твои главные уроки, юный Вей.
   Наследник отчаянно вздохнул, пытаясь скрыть разочарование.
   - Мастер, окажи мне честь, - проговорил он тихо, - дай мне бой.
   Чет покачал головой.
   - Я и так даю тебе бой, юный Вей. С тех пор как кнут коснулся твоей спины. Выиграй его, или я не смогу учить тебя дальше. Знаешь ли уже, что должен сказать мне?
   - Нет, Мастер, - глухо ответил Вей, стараясь не показывать то, что поднялось у него в душе. Четери коротко хмыкнул.
   - Ты еще полон злости и непонимания. Плещут в твоем сердце стыд и обида, когда я говорю про взыскание, что дал тебе.
   Вей Ши поднял глаза на учителя, выпрямился, сжимая зубы.
   - Да, и сейчас, - неумолимо продолжил Четери. - Считаешь, что я был несправедлив и жесток, и упорно отказываешься осознать, что я наказал тебя мягче, чем это сделала бы судьба. Но я все равно доволен тобой, - сказал он неожиданно тепло. - Тем, как ты несешь свое наказание. Поэтому можешь задать мне сейчас один вопрос. Или попросить о чем угодно, кроме как вернуться в ученичество.
   Гомонили люди, проходя мимо и разглядывая дракона и послушника, белые стены обители окрашивались в нежно-розовый, и уже слышался приглушенный напевный славослов Триединому из храма в центре обители.
   Вей Ши задумался. Он столько хотел бы узнать, но, как всегда бывает, в нужный момент все глобальное вылетело из головы. Он хотел спросить про девчонку, но даже если с ней связана какая-то тайна, Мастер ни за что не раскроет ее. И наследник остановился на том, что весь последний месяц нашептывало ему любопытство.
   - Ты велел мне заботиться о феби Амфате, Мастер.
   - Да, - улыбнулся дракон, но глаза его были внимательными. - Хочешь отказаться от него?
   - Нет, - буркнул Вей и вдруг с удивлением понял, что действительно не хочет. - Мне не сложно его носить и помогать ему... теперь. Но я не могу понять, почему он то ходит, то нет. Объясни, Мастер. Я знаю его историю, но я не понимаю. Никогда о таком не слышал.
   Четери кивнул, рассеянно любуясь с холма наливающейся красками рекой Неру, что широким полотном обнимала белоснежную Тафию и несла свои могучие воды дальше.
   - Есть ящерицы, что отбрасывают хвост, если он раздавлен, потому что боль невыносима. Если хвост останется, тело умрет от мучения раньше, чем от гниения. У почтенного Амфата раздавлено сердце, но он не может его отбросить. Поэтому тело его отказывает от боли. Но иногда что-то или кто-то помогает отстраниться от прошлого, накрыть его тишиной и смирением - и тогда он снова начинает ходить. И последнее время он делает это все чаще, правда? - Мастер с одобрением взглянул на Вея.
   - Это я ему помог? - после небольшой паузы спросил наследник. - Моя родовая сила?
   Дракон опять хмыкнул.
   - И она, юный Вей. Но прежде всего ему помогли твое участие, внимание и терпение. Отсутствие одиночества и опека над тобой. Доброта. Нет в мире силы больше ее. Хотя многие считают ее слабостью.
   - Разве я добр? - глухо и резко сказал наследник. - Ты знаешь, что мой дед отказался от меня. Но не знаешь, за что.
   - Это не так важно, - улыбнулся Мастер. - Ты по крови своей должен уметь вникать в суть вещей и видеть суть людей. Рано или поздно осознаешь и свою. И расскажешь мне все, что должен. Когда поймешь, что стыдишься своего поступка больше, чем кнута. А сейчас иди.
  
   Девчонка была на прежнем месте - но она даже не обратила на принца внимания, когда он проходил мимо. Глаза ее были затуманены. Она рисовала.
   Вей Ши все последние дни глядел на бесконечные цветные наброски - розовое, золотое, фиолетовое, зеленое. В мешанине пятен трудно было угадать величественную и прекрасную Тафию, поднимающуюся из серебряной Неру, но он видел город так отчетливо, будто сам смотрел над мольбертом на белоснежные крыши, зелень и широкую реку.
   Продолжала гостья Мастера рисовать и тогда, когда Вей вышел с молитвы, убрал двор, помог раздать пищу тем, кто пришел в столовую. Но на сей раз она уже болтала с кем-то из прихожан, и звонкий голос ее привычно резал уши. А на скамье за ее спиной лежал знакомый альбом.
   Альбом этот пролежал в келье у принца неделю, когда Вей четко осознал, что он не вор и быть им не хочет. И вернул его девчонке на следующее утро вместе с остальными принадлежностями.
   Жаль, что ее признательность не могла быть потише - она так многословно благодарила, улыбаясь и листая альбом, что наследник поморщился, уже жалея о своем поступке, и пошел подметать у противоположной стены обители.
   - Ой, а это ты нарисовал? - крикнула она удивленно ему в спину.
   Он промолчал.
   - Красиво. У тебя легкая рука!
   А через день она опять забыла альбом и карандаши на скамье, и Вей, досадуя на глупость и рассеянность гостьи Мастера, прихватил его в келью. Перед сном полистал в свете свечи и остановился на той странице, где ранее в уголке нарисовал крошечную ветку рябины. Сейчас на ней сидела синичка размером с муху, склевывая ягоды, глаз-пуговка внимательно и лукаво смотрел на наследника, и, несмотря на размер, исполнена она была так мастерски, что казалось, сейчас взлетит.
   Вей Ши нахмурился и отложил альбом. Ему вдруг стало очевидно, что он забыт не случайно. И что девчонка над ним подсмеивается.
   На следующее утро Каролина выжидательно поглядывала на него - но он игнорировал эти взгляды, пока она не надулась и не уткнулась в свои наброски. Возвращенный им альбом она со скамьи так и не забрала, и он лежал там два дня, укоризненно светя раскрывшимися от ветра рисунками. А на третий Вей возвращался с охоты, сытый и сонный, и рука сама потянулась прихватить его. Как и сама потом уже в келье взяла карандаш и дорисовала к синичке на грозди тонкую, звенящую рябинку с почти уже облетевшей листвой и тяжелыми россыпями ягод.
   Утром он отнес альбом на скамью и ушел на целый день помогать феби Амфату, чувствуя себя донельзя глупо. Они с сестрами так играли в детстве, по очереди расписывая тушью окошечки шелковых ширм сценками из дворцовой и сельской жизни, и сейчас он остро вспомнил те безмятежные дни, когда его все любили и баловали и никто, в том числе и сам Вей, не знал еще, что он навсегда порчен красной кровью.
   Он не видел реакцию девчонки, но на следующий день на страницу альбома добавился мощный кряжистый дуб: поместилось всего несколько ветвей и дупло, из которого выглядывали бельчата.
   Так и началось их странное безмолвное общение с говорливой девчонкой-простолюдинкой. На развороте альбома они рассказывали друг другу историю осеннего леса - появился там родник, прыгающий по круглым валунам, и пятнистый олень с мощными рогами, пьющий студеную воду, и волк, с голодной осторожностью следящий за ним из-за кустов малины. Выросли еще деревья, полетели птицы, запрыгали зайцы и белки, лиса понесла в нору мышку, сел на пенек старик, похожий на Амфата, в широкой йеллоувиньской шляпе, с дудочкой. Закружилась перед ним в танце беловолосая девочка, совсем не похожая на гостью Мастера с тяжелым именем Ка-ро-ли-на, хотя Вей рисовал именно ее.
   Иногда поверх альбома стояла новая баночка с мазью для его спины - Вей Ши теперь молча брал и ее, потому что рубцы она смягчала и залечивала превосходно. Между страниц находил он то тонкую пачку бумаги, то грифели, то кисти и краски. Но сын Желтого не мог принимать подачки, как какой-то бедняк, и поэтому отдаривался, чем мог, - складывал из бумаги кружевных животных, стрекоз и птиц и возвращал с альбомом обратно. И снова и снова рисовал на листах, не в альбоме, чтобы она не увидела, говорливую и надоедливую гостью Владыки, с недоумением разглядывая ту, что раз за разом выходила из-под его грифеля. Тонкую девочку со светлыми, кудрявыми, как пух, волосами, чуть раскосыми глазами и лицом-сердечком.
  
   Сейчас, уже без стеснения взяв альбом со скамьи, он не удержался, посмотрел в спину художнице. Никогда раньше не случалось с ним подобного, и поди пойми, почему рука выводит не то, что видят глаза. То ли его воображение так воспринимает ее суть, то ли девочка на самом деле выглядит иначе, а сейчас находится под мороком? Может, ее прячут здесь от какой-то опасности?
   Сыну Ши не пристало умирать от любопытства, но Вей бы очень хотел иметь возможность залезть гостье Мастера в голову и узнать, кто она на самом деле. Но дед закрыл внуку не только способность видеть ауры и течения стихий, но и ментальные способности, сказав, что он слишком незрел, равнодушен к другим людям, взрывоопасен и безответственен, чтобы свободно распоряжаться ими.
   Почти год после этого Вей ощущал себя калекой - потому что давление эмоций окружающих, эманации толпы он ощущал все так же, но узнать, что именно вызвало ту или иную эмоцию, прочитать мысли больше не мог. А потом привык. Пришлось научиться смотреть в лица и на жесты людей, чтобы понимать их слова правильно, пришлось слушать их речь, чтобы услышать и понять, пришлось учиться отличать правду ото лжи, не прибегая к ментальному сканированию. Пришлось учиться общаться и договариваться, а не давить родовой силой.
   Когда ты с детства можешь заставить других повиноваться, очень сложно осознать, почему ты не должен этого делать. Только отсечение способностей и служба в армии с ее жесткой структурой и необходимостью выполнять даже самые спорные приказы помогли Вею встать на место тех, кому приходилось подчиняться ему, и понять ценность свободы воли. Это было неприятно и болезненно. Но полезно - он наконец-то увидел не только мир вокруг, но и людей во всем их разнообразии, - и поэтому признал правоту деда.
   И все же все эти несколько лет он непроизвольно тянулся "слушать" окружающих. Так человек, лишенный руки, забывает об этом и раз за разом пробует двигать ею. Вей привычно стремился к сознанию людей, ничего не слышал, и это сводило с ума.
   Но после того как наследник научился погружаться в транс, ему стало казаться, что стена, которую поставил дед, истончается.
   Теперь до него иногда доносились обрывки чужих мыслеобразов, приглушенные, словно издалека. И сейчас Вей сообразил, что припев веселой песенки на рудложском, который глухо и назойливо звучит у него в голове, ему незнаком и никак не может принадлежать его сознанию.
   Он потянулся за этим звуком, отстраняясь от всего окружающего. Девчонка вдруг потерла висок, мотнула головой, поведя лопатками назад, словно ей стало зябко, и Вей поспешно отвернулся. Мало того, что он уже несколько минут стоит и таращится на нее, как какой-нибудь простолюдин, так еще и если выйдет проникнуть в голову, с непривычки может сделать больно. Надо потренироваться, а потом уже аккуратненько посмотреть, кто она.
   Вей Ши направился в келью оставить альбом, который так и держал в руках, и обмотать голову, чтобы не напекло распаляющимся к лету солнцем Песков.
   В его комнатке было тихо и прохладно. Он любил отдыхать здесь. Толстые белые стены и аскетичность обстановки: циновка, маленький столик, сундук - дарили измученным красками и звуками органам чувств покой. Вей задержался на несколько минут, чтобы перевести дыхание, - сел на циновку, откинулся на прохладную стену, закрыл глаза, погружаясь во внутреннюю тишину. Глубоко уходить он не стал - хотя во время долгих медитаций научился бродить по своим воспоминаниям или создавать прекрасные места, где разум, измотанный ежедневным соседством с толпой, мог отдыхать, любуясь невероятной высоты водопадами, тонким мостиком над озером меж двух зеленых гор и другими воплощенными образами, окруженными легким ментальным туманом. Ночами, когда Вей не охотился, он тоже уходил в транс и иногда ощущал мягкое ментальное касание деда или отца - будто Хань Ши или Цэй Ши посещали созданные им лакуны и, не показываясь, тихо наблюдали за наследником. Они хорошо подготовили его в теории, и Вей многое смог освоить на практике.
   Открытие умения, которое всем предыдущим Ши давалось так же естественно, как способность дышать, примирило его с собой, научило спасаться от давления окружающих и тем самым помогло спокойнее относиться к ним. И подточило запреты, которые наложил дед.
   Вей выдохнул, выходя из своей тишины, и открыл альбом, который лежал у него на коленях. Несколько секунд недоуменно разглядывал разворот с осенним лесом. А затем неожиданно для себя мягко улыбнулся и засмеялся.
   Рядом с танцующей девочкой под звуки дудочки, широко расставив когтистые лапы в одной из фигур известного йеллоувиньского танца, плясал тигрище в шелковом халате и с таким высокомерным выражением морды, что даже Вею стало кисло. И очень весело, будто он хлебнул молодого вина.
  
   ГЛАВА 2
  
   Выйдя во внутренний двор обители, Вей Ши привычно кинул взгляд на вишневое дерево, в корнях которого был зарыт опасный метеорит, проверяя, не пробита ли защита Триединого. Этого не могло случиться, но дед наставлял всегда все проверять. Но нет, энергия вокруг ощущалась спокойной, чистой, возмущаемой лишь посетителями обители, и никакого заворота Вей не почувствовал.
   И тут ему в лицо ткнулась тяжелая и плотная волна родственной стихии. Наследник озадаченно и изумленно прислушался - слишком знакомо было ощущение, когда уравновешивающая и связывающая все стихия волнами словно втягивалась в источник, - а потом развернулся. Мимо него к воротам, куда и шли волны и где сейчас стали слышны возбужденные возгласы, поспешило несколько драконов, озабоченно прошагал смуглый и седовласый настоятель Оджи. А за каменной оградой, там, где обычно стояла девчонка Ка-ро-ли-на, собрались множество взволнованно шумящих людей.
   Снова прошил тело всплеск стихии Разума - волны были то почти неощутимыми, то мощными, сдавливающими виски, - и Вей, очнувшись, побежал к выходу, затем стал протискиваться сквозь толпу.
   - Чудеса какие творятся, воистину Триединый велик!
   - Невинной девы коснулся благословением своим!
   - Пустите меня, я кусочек одежды оторву, пустите!
   - И мне дайте!
   - Всем отойти! - раздался строгий голос настоятеля. - Девушку не трогать. Иначе отлучу от храма!
   - Да и не выйдет потрогать, охрана ее пыталась... лежат вон...
   - А это не солнечный удар?
   - Какой удар, дурень, когда это от удара в воздухе парили?
   - Да вы на глаза ее посмотрите!
   Сквозь гомон и болтовню Вей расслышал йеллоувиньскую речь и удвоил усилия, с ожесточением расталкивая собравшихся горожан и беженцев. Наконец-то выскочил на свободное пространство и застыл.
   Он не ошибся. Происходящее действительно было ему знакомо. Невероятно было только то, кто именно тянул к себе гармонизирующие потоки.
   Чуть в стороне от девчонки умиротворенно спали двое охранников, а она сама зависла в полуметре над землей, скрестив ноги и прижав одну руку к виску, а другую к низу живота. Цветастое платье ее почти касалось земли. Глаза были распахнуты, зрачки заметно дрожали. К ней-то и шли стихийные волны, и с каждой волной раздавался звонкий и чистый голос, вещающий на разных языках, обрывающийся на середине фразы и снова начинающий звучать - уже на другом языке. Блакорийский, тидусский, йеллоувиньский, рудложский... она то кричала, то начинала шептать, и Вей почти застонал от понимания, сколько драгоценных слов сейчас пропадает втуне. А ведь каждое нужно ловить, записывать, чтобы сохранить для потомков.
   Он вспомнил, почему так знакомы были ему дрожащие зрачки. Ровно так выглядела и вела себя тетушка Юнлинь, когда впадала в пророческий транс. Ровно так изображали провидиц на старых свитках. Их всего-то родилось семнадцать за всю историю - тех, кому не нужно было, как мужчинам из семьи Ши, почти месяц поститься и молиться, употреблять специальные настойки, чтобы вызвать видения (и то это не всегда получалось). Дед говорил, что даже богам не дано знать будущее, дано только предполагать, а вот среди людей иногда появляются единицы, умеющие прозревать. И если добиться видений могли только мужчины-Желтые старшей крови, то девочки-тамиянь появлялись не только в семье Ши - провидица могла родиться в любой семье, где присутствовала хоть капля крови первопредка.
   Тамиянь берегли пуще всех сокровищ империи. Их обучали справляться с даром, селили в павильонах императорского дворца, среди покоя и гармонии, чтобы дар не расходовался по пустякам, и обучение занимало многие годы, прежде чем провидицы могли выйти обратно в мир и не сорваться в очередной приступ. Иначе была опасность сгореть, не выбравшись из транса.
   И эта девочка тоже сгорит, если ей не помочь.
   Настоятель Оджи строго оглядел прибывающий народ и тихо, но так, что услышали все, попросил:
   - Разойдитесь.
   И вот чудо - толпа безо всякого ментального принуждения начала рассасываться. Только драконы продолжали будить спящих охранников.
   Тидусс заметил оставшегося на месте Вея, чуть заметно кивнул.
   - Послушник Вей Ши. Знаешь, что делать?
   - В теории да, - честно признался наследник, прикрывая глаза от очередной стихийной волны.
   - Тогда сначала попробую я, - настоятель приложил пальцы к виску девчонки, закрыл глаза и зашевелил губами в молитве. Сейчас он, наверное, единственный, кроме Вея, мог коснуться провидицы в трансе и не заснуть.
   Гостья Мастера вдруг тяжело вздохнула и затараторила по-тидусски:
   - Смерти смерть, тысячи лет, ворон в клетке, покоя нет, мир сиротой, если выйдет, придет с войной, закончить войну, но умирает, нет сил одному, двое идут, и вы придите на могилу к нему, поклонитесь, дети духов, дети нищей земли, помолитесь, дайте сил, пусть...
   Она захлебнулась словами, закашлялась, заговорила по-инляндски, описывая тьму чудовищ и чудовищ сверх них, и змей, ползущих с востока на запад. Рука настоятеля дрожала, и он отступил на шаг назад, опустил ее. Покачал головой.
   - Тяжело. Глубоко ушла.
   - Я попробую, - проговорил Вей Ши. - Сейчас...
   Он вжал большой палец в центр лба девчонки - глаза с дрожащими зрачками смотрели прямо на него. Обхватил второй рукой шею, сжимая пальцами две точки под затылочной костью, с обеих сторон позвоночника...
   ...и провалился в Пьентан, полный трупов и крови. На улицах прекраснейшего города мира не осталось живых. Вей в ужасе повернулся в сторону императорского дворца - тот горел, и столб черного дыма поднимался к тихим небоскребам, связанным тонкими ажурными мостиками, стелился над прекрасными каналами. За его спиной раздался звук шагов, и он снова развернулся.
   Светловолосая кудрявая девочка, которую он столько раз рисовал, шагала мимо, как механическая кукла, - одета она была в то же цветастое платье, что и у храма в Тафии, глаза ее были широко раскрыты, по лицу текли слезы.
   - Эй, - позвал он тихо.
   Она посмотрела сквозь него, всхлипнула, помотала головой.
   - Девочка! - уже громче сказал он. - Я здесь!
   - Я вижу, - жалобно проговорила она, снова огляделась и передернула плечами. - Но ты мне все равно не поможешь. Ты мне кажешься. Или снишься.
   - Почему? - недоуменно спросил Вей.
   - Потому что говорящих тигров не бывает, - объяснила девчонка, вытирая лицо. - И это же кошмар, да?
   Вей Ши осторожно опустил голову и увидел свои красноватые лапы.
   - Я не тигр, - буркнул он. - Я кажусь тебе тигром. И это не кошмар. Ты не спишь, ты в трансе и нужно сроч...
   Девчонка, забыв плакать, все это время неверяще всматривалась в него. Подошла ближе - они оказались одного роста, только гостья Мастера стояла на двух ногах, а Вей на четырех лапах.
   - Слушай, ты говоришь так же занудно, как один послушник, - с подозрением протянула Каролина. - Его зовут Вей Ши. Не знаешь его? Такой высокомерный, слова цедит прямо как ты... вот прямо-прямо как ты... рисует, правда, хорошо. Смешной такой. И плечи у него...
   - Я и есть Вей Ши, - поспешно рыкнул тигр, прерывая ее бесконечную болтовню. В конце улицы показались чудовища, похожие на огромных то ли богомолов, то ли муравьев. Таких много раз описывали беженцы. На хитиновых спинах сидели всадники. - И нужно быстре...
   - Ты настоящий? - снова перебила она. - Не кажешься мне?
   - Ты можешь минуту помолчать и послушать? - рявкнул он, глядя поверх ее плеча. - Боги, ты даже в видениях трещишь как сорока!
   - Настоящий, - обрадовалась гостья Мастера. - А почему ты тигр?
   Вей зарычал.
   - Ты меня так видишь!
   - И правда, - она улыбнулась и неуверенно спросила: - Можно, я тебя обниму? Я так рада, что больше не одна!
   - Нет!
   - Ну немно-о-ожечко, - заканючила она, подбираясь мелкими шажками, и все же обхватила его за шею. Вей уже собирался раздраженно отмахнуться, когда вдруг ощутил, как дрожит ее маленькое тело. Девочка была напугана, и хотя эмоции здесь теряли яркость и остроту - но кто знает, чего она успела насмотреться до того, как он проник в ее видения.
   Наследник поколебался и неохотно похлопал лапой по ее спине, не переставая отслеживать перемещения чудовищ в конце улицы. Им они не опасны, но если девочка испугается, станет хуже.
   - Только не кричи сейчас, - проговорил он снисходительно в кудрявую макушку. - И не бойся. Обернись.
   Она повернула голову и крепче вцепилась в его шкуру. Чудовища немного приблизились - они волновались, дергаясь к трупам, - стали слышны окрики всадников.
   - Не надо бояться, - повторил наследник. - Это видения, понимаешь? Ты в трансе, это порождения твоего сознания. Они не заденут и не увидят тебя... Все окружающее нереально. Оно пока еще не случилось. И вреда тебе никто не причинит, если только не поверишь, что все происходит на самом деле. Сейчас подождем, пока они пройдут, чтобы тебя ничто не отвлекало, и попробуешь выйти из транса.
   - А как? - пробормотала тихо девчонка. Дрожать она перестала.
   - Надо закрыть глаза и сосредоточиться на ментальном центре, - он отодвинул ее от себя лапой и аккуратно коснулся когтем центра лба, над переносицей. - И вспомнить последнее, что ты видела перед погружением.
   - Понятно, - юная провидица снова покосилась на подбирающихся инсектоидов. - Хотела бы я знать, почему их вижу.
   - Твой мозг улавливает образы будущего и создает псевдореальность - видения, сны, картинки, - Вей вспоминал все, что рассказывал дед. - А если видение очень мощное, возникает потребность его выразить - изобразить или рассказать, обычно структурируя рифмой. Поэтому большинство предсказаний делается в стихах.
   - Картинки я постоянно вижу, - грустно поделилась Каролина. - Такие яркие. Их невозможно забыть, и голова от них болит, пока не нарисуешь. Но чтобы вот так... никогда не бывало. Почему сейчас это случилось?
   - Это зависит от многих факторов, - пожал плечами наследник. - Даже от фаз луны может зависеть. От влияния сильного Желтого... - Вей запнулся, осознав, что как раз перед тем, как гостья Мастера впала в транс, он пытался прощупать ее ментально. - От нахождения в месте сосредоточения стихии, - замедленно продолжил он. - От эмоционального состояния. Постой. В тебе, выходит, есть желтая кровь?
   - Конечно. - Она взглянула на него с таким недоумением, будто это самая очевидная вещь на свете. - Прабабушка по отцу из Желтых. Род Юноти. Папа же говорил тебе. Как раз тогда, когда ты разбил мой фотоаппарат! - с упреком добавила девчонка.
   Вей поморщился, раздраженно стукнул по асфальту хвостом.
   - Он говорил, что навещал земли рода в провинции Юноти. Я думал, вы из простолюдинов.
   Девчонка почему-то посмотрела на него, как на идиота. И захихикала, не забывая осторожно коситься по сторонам.
   - Ты шутишь, да? Весь дворец знает, кто я!
   - Я ни с кем не общался. Прости, что был груб с тобой, благородная Ка-ро-ли-на, - торжественно сказал Вей Ши, выпрямляясь и не обращая больше внимания на ее неподобающее поведение. В конце концов, ее воспитание - дело ее отца. - Род Юноти уважаемый и такой же древний, как императорский, ведет свою историю от сына первопредка Ши. Я ошибся. Ты заслуживаешь защиты и уважения.
   Девочка Юноти хмурилась все сильнее.
   - А если бы я была из простолюдинов, то по-прежнему не заслуживала бы? - вдруг тихо и зло спросила она. - Можно было бы презирать? А если бы была родовитее тебя, принцессой, например, то должна была презирать тебя, да?
   Наследник усмехнулся. После того, как стало понятно, что она часть его народа, одной с ним крови, пусть и разбавленной, и живущая на чужбине, он не мог уже сердиться.
   - Для принцессы у тебя слишком много воли, - объяснил Вей. - И плохие манеры.
   - Будто у тебя хорошие, - пробурчала девчонка.
   - Кстати, почему здесь ты выглядишь иначе? - продолжил он, не обращая внимания на ее слова.
   - Теперь я кажусь тебе красивой, да? - фыркнула гостья Мастера и гордо встряхнула кудрявыми светлыми волосами. Выглядело это по-детски забавно: ребенок взялся манерничать. - Я еще не видела себя, только волосы, поэтому поняла, что вернулась моя внешность. Я наверняка красивая. У нас все в семье красивые. Потому что мама такой была, - грустно закончила она.
   - Там ты черная и грубая, а здесь тонкая и белая, - терпеливо сказал Вей. - И глаза голубые. В тебе есть и красная кровь, да? Очень характерные черты. Я бы никогда не решил, что ты простой крови, если бы увидел тебя в этом облике. Зачем тебе его поменяли?
   Девчонка презрительно сморщила нос.
   - Это секрет. И вообще, какая разница, как я выгляжу? Я это всего лишь я. Не надо притворяться, что я тебе нравлюсь. Раньше ты хотя бы честным был. А теперь я не буду знать, что ты думаешь на самом деле.
   - Я по-прежнему думаю, что ты слишком много болтаешь, - отозвался Вей, раздраженно прикрывая глаза лапой. - Но теперь я готов это терпеть. Ты вырастешь, и, если отец не воспитает тебя, это сделает муж.
   Каролина задрала нос и вдруг, ойкнув, снова обхватила наследника руками, закрыв глаза. Мимо них шагнул первый инсектоид, за ним последовали другие.
  
   - Я видела таких уже, - пробормотала тихо девчонка, пряча лицо в его шкуре и подглядывая оттуда. - Только в другом месте... там какая-то крепость, и стена, и ров... И змеи на берегу моря, знаешь сколько? Испугалась и оказалась здесь. А потом сразу появился ты.
   Чудовища, щелкая жвалами, проходили мимо, и видение было таким плотным, что Вей даже почувствовал запах муравьиной кислоты. Дар у гостьи Мастера оказался очень сильным. Одно из чудовищ двигалось прямо на них. Девчонка напряглась.
   - Ничего не будет, - пообещал Вей Ши. - Смотри.
   За пару шагов до них инсектоид потек белесым туманом, расплылся, собираясь уже с другой стороны, позади Вея. И все бы ничего, но охонг, шагающий рядом, дернулся к лежащему неподалеку, у разбитой витрины, телу пожилого пьентанца - видимо, владельца магазина, - получил окрик от всадника и оглушительно заверещал.
   Гостья Мастера испуганно вздрогнула.
   - Стой, стой! - рыкнул Вей Ши, но было уже поздно. Разрушенный Пьентан вокруг вдруг потек смазанными следами, как и чудовища за спиной девчонки, растворился, а из сероватого ментального тумана начали проступать гигантские фигуры, сражающиеся в небесах.
   Вей открыл пасть от восхищения, вцепился когтями в исчезающий асфальт - но его мягко толкнуло в грудь и выбросило на склон холма перед обителью Триединого в Тафии.
   ...слепец великий, равный богам, - шептала на языке Песков маленькая провидица, зависшая над землей. Темноволосая, с ввалившимися щеками и пересохшими губами. - Семя убитого знак тебе даст...
   - Не удалось, послушник Вей? - раздался голос настоятеля. - Девочка сгорает на глазах.
   Отец Оджи стоял на том же месте - обеспокоенный, седовласый. Чуть поодаль на носилках уносили к обители охранников, видны были уходящие зеваки. Времени, похоже, прошло совсем немного.
   - Глубже ушла, - коротко объяснил Вей Ши. - Сейчас попробую закрыться от погружения и закончить вывод.
   Он выдохнул, мысленно опуская барьер между собой и провидицей, и снова вжал подушечку большого пальца в центр ее лба, покрутил, потянулся второй рукой к ее затылку. Тело ее заметно расслабилось - верный знак, что сейчас очнется.
   - Старый тигр, белые кости, слава тебе в смерти и посмертии, - запела-заговорила на йеллоувиньском юная тамиянь, глядя на него незрячими глазами с дрожащими зрачками. - Враг ли тебя сокрушит, ты ли его сокрушишь, смерти врата откроешь, смертью оплатишь...
   "...один уйдешь, в грязь падешь", - закончил за нее мысленно Вей Ши и, вместо того, чтобы вывести ее, снял барьер.
   Девочка Юноти стояла в гуще боя, зажмурившись и закрыв лицо руками. Вокруг нее в грязи, в которую превратилось заливаемое дождем поле, йеллоувиньские солдаты врукопашную сражались со странными бойцами, полностью закованными в черную броню. Слышались выстрелы, грохот артиллерийских орудий, где-то поблизости визжали инсектоиды, но видимость из-за плотного дождя и ментального тумана была очень плохой. Силуэты людей то и дело смазывались, подергивались, будто вот-вот девчонка должна была провалиться в новое видение.
   Вей бросился к ней - бойцы, сквозь которых он пробегал, расплывались сероватым маревом, - и тут за спиной его раздался гулкий и протяжный звук горна. Наследник обернулся.
   Пространство за ним опустело, только ливень шумно бил по вязкой и блестящей черной грязи. Сражающиеся расступались, повинуясь неведомой силе, а на освободившееся поле ступил с одной стороны огромный, сияющий золотистой дымкой тигр, а с другой - инсектоид, которым управлял страшный старик в доспехах.
   Наступила оглушающая тишина. Маленькая провидица позади Вея жалобно позвала его, но он не повернулся. Старик-иномирянин что-то насмешливо и гулко крикнул на рудложском, - Вей так ошарашен был, что не сразу расслышал:
   - Хорошая шкура мне на трон!
   Тигр высокомерно рыкнул, поднимаясь на задние лапы, - и встал уже великим императором Йеллоувиня, невозмутимым Хань Ши, кутающим тонкие руки в широкие рукава шелкового золотого халата. На него с двух сторон толпой бросились те самые странные бойцы в черных доспехах, но император повел дланью - и они на бегу стали падать на землю, корчась и хватаясь за головы.
   У Вея шумело в ушах. Он, забыв о девчонке, наблюдал, ощущал ментальное сражение чудовищной силы, от которого по жидкой грязи шли круги, как от брошенных в озеро камней. Старик в доспехах оказался менталистом не меньшей мощи, чем дед.
   Пространство перед Веем внезапно подернулось зыбью, смазалось.
   - Нет, нет! - умоляюще крикнул он.
   Снова проявилось - двое противников молча смотрели друг на друга, вытянув руки ладонями вперед, у обоих из носов, ртов и ушей текла кровь. Они были бледны, белки глаз оказались красными, в полопавшихся сосудах. Стояла тишина - словно весь мир замер, наблюдая за сражением.
   - Вей!!! - испуганно позвала юная провидица.
   Пространство снова дернулось - дед лежал ничком под ливнем, раскинув руки, и золото шелковых одежд сияло на жирной грязи, и красная кровь, смешанная с дождевой водой, текла по белому лицу и седым волосам. Что-то прошипел едва держащийся на ногах старик в доспехах - и к павшему императору по полю, как страшные насекомые, поползли безмолвные черные бойцы.
   - Вей Ши!
   Он развернулся. Девчонка таяла, накатывал на нее со всех сторон ментальный туман - и не успел он сделать и шага к ней, как его снова выбросило на склон к обители Триединого.
  
   Каролина больше не висела в воздухе - она лежала на траве и молчала, расслабленная, с безвольно раскинутыми руками. Глаза ее были закрыты, дыхание - тяжелым, и лоб ее был покрыт испариной. Вей, не теряя времени, снова принялся прожимать ей ментальные точки, блокировать каналы восприятия стихии Разума, но ничего не выходило. Слишком глубоко ушла.
   И он был в этом тоже виноват - ведь если бы не пошел за ней во второй раз, чтобы узнать судьбу деда, мог бы вытащить.
   - Горит, - проговорил настоятель тревожно. - Слишком много сил потратила. Я влил в нее столько виты, сколько смогла взять ее аура, послушник Вей, но если не вывести ее из транса, она проживет максимум трое суток.
   - Меньше, - тихо поправил его наследник. - Тамиянь при глубоком погружении сгорают до захода солнца, - он глубоко вздохнул и признал: - У меня не выходит... я могу только замедлить ее погружение, а не остановить его. Если блокировать точки, она продержится дольше, но это не спасет. И я знаю, кто может помочь... Правда, они оба далеко. В Пьентане.
   - Разве кто-то успеет в Пьентан до захода солнца? - с сомнением поинтересовался настоятель.
   - Да, - сказал Вей Ши и посмотрел в сторону - туда, где на одном из холмов поднимались среди цветущих садов купола дворца Владыки.
  
  
   *****
  
   Владыка Четерии по-прежнему пребывал в превосходном настроении: сначала его одарила важнейшим предсказанием младшая Рудлог, затем порадовал наказанный ученик, не только не растерявший навыки за время послушничества, но даже прибавивший в скорости и чувстве ритма. И дела все решались на диво быстро, и новости о торговцах, желающих работать в Тафии, радовали, и обед был превосходным. Да и день, который обещал быть жарким, вдруг подарил легкие облака и ветерок, проникающий в помещения и остужающий тела. Сейчас он как раз освежал разгоряченных любовников - с полчаса назад Светлана, забавная и безумно женственная в ярко-синем платье с цветочным орнаментом, какие носили женщины Песков, заглянула к Чету в кабинет и замялась, едва заметно краснея и покусывая губу.
   - Не говори ни слова, женщина, - обрадованно приказал он, отрываясь от опостылевших бумаг и поднимаясь ей навстречу.
   Она и не сказала, только засмеялась - и после Чет, откинувшись на спинку софы и расслабленно придерживая за бедра супругу, которая тяжело дышала ему в плечо, усмехнулся и подумал, что наверняка что-то случится, потому что не может быть все так хорошо и мирно.
   И верно - пока он одевался, а обнаженная и довольная Света жадно пила воду из кувшина, радуя супружеский глаз, раздался шум драконьих крыльев. Кто-то из соплеменников опускался во внутренний двор у фонтана. Четери, проходя к окну, мимоходом погладил Светлану по влажной спине и потяжелевшим ягодицам, довольно хохотнул, да так и выглянул наружу, улыбаясь.
   И тут же посерьезнел.
   - Что там? - тревожно позвала жена, чутко уловившая смену его настроения.
   - Нужна моя помощь, - коротко отозвался Чет. - Света, оденешься, прикажи разыскать Святослава Федоровича. Что-то неладное с его дочерью.
   Он привычно выпрыгнул со второго этажа во внутренний двор, и Света, завязав под грудью тонкий пояс платья, тоже подошла к окну и выглянула из него.
   Чет уже подходил к огромному белоснежному дракону, с крыла которого упрямый и высокомерный ученик Вей Ши с растерянным лицом спускал на руках Каролину Рудлог, которая то ли была без сознания, то ли спала. Светлана пригляделась и, обеспокоенно хмурясь, поспешила к выходу, чтобы дать нужные указания.
  
   *****
   Ученик вид имел одновременно упрямый и виноватый, но принцессу на руках держал крепко и появление учителя встретил, не дрогнув. Положил свою ношу на скамью, с достоинством поклонился.
   Аура младшей Рудлог пульсировала лотосообразным сплетением Огня и Разума, а сияющий фиолетово-желтым цветок самого Вей Ши был раскрыт и крепок - Четери отметил это с удовлетворением. Юный тигр вступал на путь зрелости.
   - Мастер, - ученик расправил плечи, и лицо его снова стало спокойным, - прости, что вернулся сюда, не выполнив твое условие. Я уйду обратно, но прежде нужно отнести эту девочку в Пьентан. К моему деду, - добавил он тише, оглянувшись на дракона, который принес их сюда. Тот приглушенно вопросительно рыкнул.
   - Благодарю, Вери, - отозвался Владыка, - я позабочусь о моей гостье, а юный Ши расскажет мне все. Можешь лететь.
   - Спасибо за помощь, благородный Вери, - твердо и слегка высокомерно вторил ему Вей Ши. - Я забыл попросить настоятеля Оджи отправить кого-то вместо меня навестить феби Амфата. Прошу, - это он выдавил с трудом, - передай ему мои слова.
   Дракон качнул огромной башкой и, хлопнув крыльями, поднялся в небеса.
   Чет, все это время державший над Каролиной руки, нахмурился.
   - Что с ней? - спросил он недоуменно. - Ее вита сгорает, как при непосильном колдовстве, но она не колдует сейчас.
   - Мастер, ты - и не понимаешь? - Вей Ши взглянул на него с таким недоверчивым изумлением, что дракон усмехнулся.
   - Мои знания ничтожны по сравнению с тем, что я не знаю, юный Вей. Я вижу усиление стихии Разума в ее ауре, но не знаю, в чем причина ее состояния. Пока мы ждем ее отца, расскажи мне, что это значит. Несколько минут у нас есть. Я же, прежде чем лететь, добавлю ей виты, чтобы не допустить истощения.
   Четери, положив руку на солнечное сплетение девочки, дрожащей и горячей, как камень в летний зной, вливал ей жизненную энергию и слушал наследника, удивленно покачивая головой, - тот по-военному кратко, что было особенно мило драконову сердцу, за пару минут рассказал все, что произошло. Ближе к концу, когда Вей нехотя признался, что услышал предсказание про своего деда, и поэтому не закончил блокировку, решив посмотреть, что видит девочка, а потом уже засмотрелся на видения и не вытащил ее вовремя, раздался скрип дверей, выходящих во внутренний двор, и послышались быстрые шаги. К ним по лазурной плитке двора приближался Святослав Федорович - лицо его было бледным. За ним плавно двигалась Светлана - в руках ее был кувшин, закрытый лепешками. Чет мягко улыбнулся ей: его женщина всегда понимала, когда и кого нужно накормить. Вот и сейчас, пока отец маленькой провидицы тревожно гладил ее по голове и звал "Каролина, Каролина", Света протянула нехитрое угощение ученику.
   - Это молоко и лепешки, - сказала она с заметной жалостливостью в голосе. - Бери, поешь.
   - Я не голоден, - буркнул гордец.
   Чет, не отнимая рук от солнечного сплетения Каролины, за происходящим наблюдал с любопытством, не вмешиваясь. Света не стала уговаривать, прижала кувшин к выпирающему животу, вздохнула, разворачиваясь, чтобы поставить его на бортик фонтана. Сама тяжело села рядом.
   Прямой как палка Вей задирал голову все выше, но взгляд его то и дело обращался к кувшину и лепешкам. Потом он хмуро и голодно покосился на Мастера - и Чет сжалился над глупым мальчишкой.
   - У нас говорят, что не принять угощение из рук женщины в тягости - значит оскорбить Великую Мать, - сказал он с намеком и отвернулся, чтобы посмотреть состояние девочки после вливания виты. Маленькая Рудлог перестала дрожать и больше не полыхала жаром. Но Чет уже видел, что это ненадолго, - жизненной энергии она сейчас потребляла больше, чем было у нее, и не будь поддержки, уже бы сгорела.
   - Я с благодарностью приму пищу из твоих рук, почитаемая жена Мастера, - услышал он глухой голос ученика и усмехнулся, хотя говорил тот с таким трудом, будто одновременно себе пальцы ломал.
   Святослав Федорович, опустившись рядом с дочкой на колени, держал ее за руку, наблюдая за действиями Чета и не мешая ему. Когда дракон отодвинулся, отец с тревогой погладил ее по щеке, по голове, и неуклюже, придерживая культей, прижал к себе.
   - Владыка, что с ней случилось? - он перевел взгляд на пьющего молоко Вея и сразу нахмурился.
   - Он не виноват на сей раз, - мирно проговорил Четери. - Он просто принес девочку сюда.
   - На самом деле я виноват, Мастер, - Вей Ши отставил кувшин и снова задрал подбородок. Но губы кривились: переживал. - Я же рассказал тебе. Я пытался прощупать ее... понять, кто она. И спровоцировал прорыв дара. А потом предпочел увидеть то, что видит она, а не вытащить ее.
   Святослав Федорович внимательно и задумчиво посмотрел на него, и ученик угрюмо отвернулся.
   Чет недовольно, но спокойно покачал головой.
   - Я мало знал и знаю людей, которые смогли бы отказаться узнать судьбу родного человека ради неродного. Ты к ним не относишься. Как видно, не относишься и к тем, кто может смирить любопытство и не использовать ради него способности, данные богами.
   В его словах не было упрека, но Вей сжимал губы и бледнел.
   - Я научу тебя еще, что владеть оружием - это значит большую часть времени держать его в ножнах, - продолжил Мастер беззлобно. - Но в том, что у девочки проснулся дар, ты по-прежнему не виноват. Он у нее уже был, и я, как и ее отец, об этом знал. Я не видел такого ранее, но понимаю, что это бы рано или поздно все равно произошло.
   Каролина глубоко вздохнула, губы ее зашевелились - но она не издала ни звука.
   - Благородный Святослав Федорович, - сдержанно позвал наследник, - позвольте мне помочь ей. Нужно снова блокировать ментальные точки. Иначе она опять начнет вещать и сгорит очень быстро.
   - Хорошо, - Святослав аккуратно уложил дочку обратно, тяжело поднялся. - Владыка, у меня просьба к тебе. Нужно как-то сообщить Ангелине об этом.
   Вей, уже склонившийся над маленькой провидицей, с удивлением покосился на ее отца, но ничего не сказал. Чет усмехнулся - наследника ждало серьезное открытие.
   - Я сейчас пошлю зов Нории, - сказал он Святославу Федоровичу. - Нам нужно лететь в Йеллоувинь, там девочке помогут. Послушник Вей расскажет тебе все по пути, а Ангелина с Нории, думаю, сразу вылетят за нами.
  
  
   *****
  
   Восьмое апреля, Истаил, Ангелина
  
   "...Марина, к тебе в Дармоншир вылетают шесть драконов, в том числе и Энтери, брат Нории, с женой. Я знаю, что ты окажешь им надлежащий прием, и надеюсь, что они облегчат ваше положение.
   Спасибо за остроумную идею общаться с помощью огнедухов. Следующими, кому я напишу письма, будут Полина и Мариан. Ты очень помогла мне, потому что без связи я была как без рук.
   Пожалуйста, милая, береги себя. Никак мне не верится, что скоро ты станешь мамой, а теперь, оказывается, и двоих детей. Это удивительно, правда? Я так счастлива за тебя! Но ты же понимаешь, что теперь ответственна и за них? Мне очень тяжело думать о том, что ты в твоем положении вынуждена вкалывать иглы, и я очень бы хотела снять с тебя эту ношу. Хорошо, что осталась всего одна, это немного успокаивает мою совесть и тревогу за тебя и Полли.
   Я знаю, что опять пытаюсь воспитывать тебя, прости мне это, Марина. Это от большой любви к тебе. Ты, конечно, не сможешь сидеть без дела, но вдруг теперь, когда в госпитале будет достаточно виталистов, у тебя получится больше отдыхать... И я очень хочу посмотреть на тебя в роли матери и, признаться, на Лукаса в роли отц..."
  
   Скрипнула дверь - в кабинет зашел Нории. Ани, не дописав, поднялась - сердце кольнула тревога.
   Они вылетели в Йеллоувинь через минуту, вслед за Четом и Святославом Федоровичем. Неотправленное письмо к Марине так и осталось лежать на столе.
  
   ГЛАВА 3
  
   Йеллоувинь, Пьентан
  
   На Туре вступал в свою силу сезон Желтого ученого, и вотчина его, Йеллоувинь, цвела от северной тундры до южных тропических лесов. А столица, Пьентан, в апреле набиралась такого великолепия, что со всех стран приезжали сюда люди посмотреть на нее. Цвели яблони и вишни, горьковатой нежностью пах жасмин, ажурные мостики, соединяющие величественные серые небоскребы, оплетала покрытая белыми звездочками зеленая лоза. Деревья, окутанные дымкой, медленно роняли лепестки в каналы, окрашивая их в белый, розовый, красный и голубоватый, и по цветной глади под округлыми мостами неслышно скользили черные лодки; лодочники в широких соломенных шляпах работали веслами и перекрикивались тонкими голосами.
   И в этот раз огромный город, со своими небоскребами похожий на цветущий сад камней, полон был величия, красоты и покоя. Но дыхание войны ощущалось и здесь - на улицах виднелось в десятки раз меньше людей, чем обычно в сезон Желтого.
   Четери, как и прежде, восхищенно и быстро скользил меж небоскребов, уже видя вдалеке цветные полотна императорских садов. А Вей Ши крепко удерживал в руках горячую девчонку, которой несколько раз в течение пути пришлось блокировать ментальные точки. Сейчас он смотрел на Пьентан, и губы его были сжаты в тонкую линию. Потому что это был его город, место, полное родственной силы, и он ласкал взор наследника, раскрывался ему, вызывая щемление в груди и горле.
   Он в начале полета кратко и не вдаваясь в лишние подробности рассказал о том, что случилось с Каролиной, ее отцу, и тот, крепко держась за красный шип драконьего гребня, то и дело косился назад: то на дочь, то на Вея.
   - Понятно, - сказал Святослав Федорович сдержанно, когда Вей Ши закончил. - Но у Каролины стоит... барьер от ментального сканирования. Барьер, поставленный одним из сильнейших магов Туры. Как ты смог проникнуть сквозь него?
   Вей Ши недоуменно посмотрел на девчонку и аккуратно, привычно уже, продавил ей ментальные точки, снова блокируя ее погружение.
   - Я не сумел, - сказал он, наконец. - Я попытался, но не сумел, - помолчал и неохотно добавил: - Слышал только какие-то отголоски мыслей, но я слышал их и до того, как попробовал заглянуть в нее. Если этот барьер и стоял, то он был очень слабым.
   - Значит, действие амулета заканчивается, - задумчиво и непонятно проговорил Святослав Федорович. - Выходит, у тебя сильные ментальные способности, молодой Ши?
   Сейчас наследник не ответил, потому что вопрос был о другом: "Кто ты такой, молодой Ши?" Он же не спрашивал, кем приходится шумной и тонко чувствующей красоту девчонке Владычица Ангелина. Не спрашивал, потому что и сам догадывался, и ему было не по себе от очевидного вывода.
   Отец девчонки не ждал ответа. Он снова повернулся к ним, с тревогой посмотрел на укутанную в одеяло Каролину и покачал головой.
   - Кто бы ты ни был, - проговорил он твердо, - ты должен понимать, что лезть другому человеку в голову неэтично. Тем более ребенку. Даже если бы ты не спровоцировал приступ - этого делать было нельзя. Да, куда важнее то, что ты помогаешь спасти ее, и я не потребую с тебя ответа. Но представь, что кто-то мог бы забраться в голову тебе и узнать твои тайны, даже те, которые ты никому бы не желал раскрывать.
   Вей Ши не отвернулся и не опустил взгляд, и подбородок его был поднят так же высоко, но скулы и уши медленно начинали гореть от гнева и стыда. Он никогда не стал бы оправдываться и не терпел поучений ни от кого, кроме как от Мастера и деда с отцом. Но и прятаться было не в его характере.
   - Я признаю свою ответственность, - сказал он высокомерно. - Я отдам благородной Каролине этот долг.
   - Дело же не в долге, - укоризненно вздохнул Святослав Федорович, отступая.
   Вей Ши не ответил. Остаток пути они провели в молчании.
  
   Император Хань Ши слушал доклады военных советников, когда бесшумно отъехала в сторону тонкая дверь, а в проеме показался осанистый седовласый секретарь, почтительно опустивший голову. Докладчик замолчал.
   - Говори, Ли Мян, - повелел Хань Ши мягко. - Я знаю, что у нас гости, - он легко повел головой, прикрыв глаза. - Владыка Четерии... его ученик и цветок редчайшей красоты, которого не бывало никогда. Они двигаются сюда.
   - Да, светлый император, - тихо проговорил секретарь. - Помимо Владыки и его ученика прибыли Святослав Федорович Волков - бывший принц-консорт Рудлога - и младшая принцесса дома Рудлог. Девочка без сознания, ее несет на руках ученик... - Голос стал еще тише, но лицо императора не дрогнуло. - Владыке предлагали отдых и почести, достойные его статуса, но он сказал, что ищет твоей помощи и ждать не может...
   Хань Ши погладил седую бороду, изящным жестом сложил ладони в рукава розоватого шелкового халата и невозмутимо, певуче поинтересовался:
   - Далеко наши гости?- он снова прикрыл глаза и сам ответил: - Минут пятнадцать ходьбы.
   - Да, господин мой, - секретарь выпрямился: повелитель не был недоволен из-за того, что совещание прервали.
   - Ты правильно сделал, что сказал мне, - так же мягко проговорил Хань Ши. - Проводите Владыку и его спутников сюда. А мы пока дослушаем доклад. Продолжайте, генерал Шен. У вас есть пятнадцать минут.
  
   Четери взошел по ступеням изумрудного павильона с черной покатой крышей и дверями, расписанными золотыми тиграми на охоте, и остановился. По обеим сторонам крыльца уже стояла почетная стража, щелкнувшая каблуками и поднявшая клинки при приближении гостей. А у дверей в окружении других царедворцев ждал старый знакомец Владыки Винь Ло, который сопровождал его в первый прилет к Хань Ши. Сановник вид имел горделивый и приветливый, несколько раз кланялся с того момента, как гости вышли из цветущего парка, и готовился разразиться приветственной речью, держа в руках огромную чашу со свежей кровью. Но не успел.
   - Ну здравствуй, - обрадованно сказал дракон, с наслаждением потянул носом воздух и без лишних слов взял подношение. - Ты меня с прошлого раза, что ли, ждешь?
   Винь Ло с готовностью тонко засмеялся над этой нехитрой шуткой. Говорить с гостем, пока он шумно и жадно глотает кровь, было невежливо, и сановник легко поклонился Святославу Федоровичу, а затем, поколебавшись и гораздо ниже, - босому, одетому в затертые светлые полотняные штаны и сорочку ученику Владыки, который держал на руках черноволосую девочку.
   - Господин Волков, достойный ученик Ши, - проговорил Винь Ло, и на последнем имени тон его стал очень осторожным, - приветствую вас в благословенном Пьентане. Позвольте предложить вам с дороги воды и прекрасного вина, - он повел головой в сторону царедворцев, держащих подносы с угощением.
   Ученик промолчал, а Святослав Федорович учтиво откликнулся:
   - Благодарю, не нужно. Мы взяли с собой воду.
   Мастер допил, отдал чашу - радужки глаз его были окрашены в вишневый.
   - Хорошо, - рыкнул он.
   - Счастлив услужить вам, Владыка, - торжественно запел царедворец, и быть бы, наконец, речи минут на двадцать, но Четери нетерпеливо махнул рукой. Глаза его постепенно возвращали привычный зеленый цвет, и голос больше не отдавал рычанием.
   - Да-да, и я счастлив и все такое. Проведи нас к императору, Винь Ло. Потом мне расскажешь, как ты рад и как меня уважаешь.
   Сановник с несчастным видом оглянулся на дверь, и тут она распахнулась. В дверях стоял седовласый йеллоувинец с лицом спокойным и внимательным. Он оглядел гостей, на мгновение задержав взгляд на прямом, как струна, Вей Ши.
   - Мой господин ждет вас, - сказал он тихо. - Прошу.
  
   Император сидел на коленях на циновке в пустом кабинете и осторожно касался бледными губами фарфоровой чашки с чаем. Запястья его в широких рукавах халата казались по-птичьи тонкими. Он поднял глаза на вошедших, кивнул в ответ на поклоны - да так величественно, что показалось, будто он выше всех в помещении, - и с улыбкой посмотрел на бессознательную Каролину.
   - Огненная тамиянь, - проговорил он певуче. - Девочка с только что проснувшимся даром. Красный дом горазд удивлять мир... Как счастлив я, что могу видеть этот прелестный цветок. Положи ее сюда, ученик Мастера Вей.
   - Ты поможешь ей, светлый император? - приглушенно и уважительно поинтересовался Четери, наблюдая, как Вей Ши молча кладет младшую Рудлог у колен деда.
   - Конечно, - откликнулся Хань Ши, коснувшись виска Каролины.
   - Сюда через несколько часов прибудут Ангелина с Нории, - добавил Четери.
   - Я понимаю, - проговорил император. - Присаживайтесь. Нужно подождать.
   Он прикрыл глаза - и в кабинете воцарилась тишина. Все опустились на пол. Четери умиротворенно посмотрел на правителя Йеллоувиня, перевел взгляд на Вей Ши, который, скрестив ноги, положил руки на колени ладонями вверх и тоже смежил веки. Отец Каролины рядом размеренно и ровно дышал - видать, тоже знал об особенностях Желтых и о том, что им лучше не мешать лишними эмоциями. От двух Ши шли волны покоя. Шуршал ветерок в прорезях окон, позвякивали трубочки музыки ветра, потрескивали маленькие огненные шары под потолком, бесконечно переливалась по лопастям крошечной мельницы вода в резной деревянной чаше, стоящей в углу... тишина стала такой комфортной, что Чет едва не зевнул, но сдержался и упорно стал разглядывать мельницу.
  
   *****
   Каролина еще с десяток раз проваливалась сквозь видения. То видела она рыдающую Алину - такой, какой стала она после возвращения своей внешности, но с призрачными черными крыльями, то Марину, обвитую двумя полупрозрачными огромными змеями, то себя саму, взрослую, играющую на флейте на берегу какого-то пруда. Время от времени начинала ныть точка посреди лба, и тогда Каролину выкидывало туда, где она уже была, - приходилось, зажав уши, с восторгом смотреть на битву сияющих гигантов или жаться к стенам разрушенного Пьентана.
   Ей было немного страшно, но страх был приглушенным, как бывает во сне. Хотелось обратно, в реальность, она очень проголодалась - хотя разве в видениях можно ощущать голод? - и очень, очень устала. Руки и ноги становились неповоротливыми, наливались тяжестью, и когда в очередной раз с улиц Пьентана принцессу потянуло вниз, в расступающуюся дымку, а затем вдруг выдернуло на знакомое поле битвы - то самое, где Вей Ши бросил ее! - она потерла ноющий лоб, уселась на землю перед сражающимися стариками, прижалась лбом к коленям и обхватила их руками.
   - Я хочу домой, - бормотала она, а вокруг кричали бьющиеся и умирающие люди.
   Так долго сидела она, то поднимая голову, то снова опуская ее. - Хочу домой, домой, домой!
   - Сейчас пойдем, дитя, - раздался рядом певучий голос. Она радостно подняла голову и ойкнула. Рядом с ней стоял огромный тигрище и задумчиво смотрел на седовласого старика, лежащего в грязи лицом вверх.
   - Ты не Вей Ши, - настороженно проговорила Каролина, поднимаясь. Даже так она едва доставала тигру до середины лап.
   - Определенно нет, - согласился тигр.
   - А ты его знаешь? - требовательно спросила принцесса.
   - Знакомы, - признался тигр, глядя на ползущих к старику черных бойцов. - Отвернись-ка, дитя, не стоит тебе это видеть.
   - Я уже видела несколько раз, - пожаловалась Каролинка, тем не менее послушно отворачиваясь и зажмуриваясь, потому что сквозь нее, расплывшись серой дымкой, рухнули двое солдат, схватившихся в рукопашной. - Вей Ши говорил, что все это не настоящее.
   Тигр отвлекся от созерцания кровавой картины и с любопытством повернул голову к принцессе.
   - Вей Ши правильно говорил. Пока это не настоящее, - он вдруг протянул огромную лапищу и очень мягко прикоснулся подушечкой указательного пальца с черным когтем к середине лба Каролины. В голове ее словно защекотали перышками.
   - Понятно, - пробормотал он. - Понятно. Вей Ши, значит.
   - А что это ты делаешь? - с подозрением поинтересовалась младшая Рудлог.
   - Смотрю твои воспоминания, чтобы не утруждать тебя рассказом, - объяснил тигр.
   - Нужно было спросить! - возмутилась Каролина.
   - Действительно, - пробормотал собеседник немного обескураженно. - Прости, дитя. Отвык спрашивать. Но не беспокойся, я искал только то, что привело тебя сюда.
   - И что же? - Каролина была девочкой отходчивой, да и любопытство перевесило. Прямо на нее понесся верещащий огромный то ли муравей, то ли богомол, и она стойко встретила растекшегося туманом инсектоида, лишь немного отпрянув назад.
   - Влияние наследника йеллоувиньского престола, - невозмутимо объяснил тигр, провожая взглядом вновь собравшееся чудовище.
   - Да я с ним даже не знакома, - удивилась принцесса. - Он что, в Тафию приезжал?
   Собеседник размеренно покачал головой. Но Каролинка уже снова краем глаза увидела черных воинов, рвущих старика, и отвлеклась.
   - Жалко дедушку, да? - сказала она с дрожью в голосе, старательно глядя в другую сторону.
   - Тебе не должно быть страшно, маленькая Рудлог, - с удивлением проговорил тигр, спокойно глядя на то, от чего она отвернулась.
   - А мне страшно, - буркнула Каролина, усердно зажимая уши, чтобы не слышать шума боя, чавкающих звуков и резких окриков победившего, - но не очень. Я тут почему-то плохо боюсь. Ты знаешь, почему, да? Если бы на самом деле такое увидела, меня бы точно стошнило. И в обморок бы упала, наверное.
   - В трансе почти нет эмоциональной восприимчивости, - объяснил огромный тигр. - Все силы нервной системы уходят на то, чтобы поддерживать мозг во время видений.
   - Главное, чтобы кошмары потом не снились, - жалобно сказала она.
   Вокруг них снова кипел бой - йеллоувиньцы пытались пробиться к убитому.
   - Я тебе помогу, - успокоил ее он. - Сны можно контролировать, а видения ты помнить не будешь. Сейчас же тебе нужно помочь мне. Посмотри налево, а затем направо, дитя. Только медленно.
   Каролина недоуменно повернула голову, все так же зажимая уши. Шагах в пятнадцати от нее сражающиеся солдаты погружены были в дымку, а еще дальше не было видно ничего.
   - Там туман, - на всякий случай сообщила она.
   - Я вижу, - невозмутимо подтвердил тигр. - Он называется ментальным туманом или ментальным барьером. Это ограничение, поставленное твоим разумом, чтобы ты не истощила свои силы. Но я сейчас рядом, помогу. Смотри внимательней, будто сквозь него. Постарайся, дитя. Это очень важно.
   В голове у Каролины зазвенело, но она сурово нахмурилась и попыталась пронзить взглядом мглу... и та вдруг расступилась, явив за черным, расплывшимся грязью полем, на котором кипела битва, несколько движущихся танков, а еще дальше современную дорожную эстакаду со знаками и указателями, правда, совсем пустую.
   - Вот! - гордо крикнула принцесса.
   - Прекрасно, прекрасно, - тигр вдруг сел на задние лапы, а передние изящно сложил одну на другую, став совсем человечным, хоть и огромным. - А скажи-ка мне, бесконечно талантливое дитя, не можешь ли ты прочитать надпись на указателе? Вот на том, - он вытянул лапу с черным когтищей вперед, и Каролина, завороженно наблюдающая за ним, проследила взглядом туда, куда он указывал. - Я уже в возрасте, зрение подводит...
   - Это же далеко, - с недоумением протянула она.
   - Далеко, - певуче согласился собеседник, - далеко, как ты заметила. Но попробуй, может, ты видишь куда лучше, чем думаешь?
   Она снова напрягла зрение, снова зазвенело в голове, сдавило виски - и надпись на ярко-синем указателе вдруг стала отчетливой, как будто она читала ее на собственной ладони.
   - Менисей, - прочитала Каролина радостно. - Что это?
   Тигр снова сидел, сложив лапы на животе, и улыбался.
   - Это такой город, дитя. Провинция Сейсянь в Йеллоувине, недалеко от границы с Бермонтом. Превосходно, превосходно, ты мне очень помогла. А сейчас попробуем выбраться. Тебя ждет отец, скоро прибудет твоя сестра Ангелина, не нужно, чтобы она волновалась. Уж очень красивы сады сейчас, гарь им не пойдет...
   - В Тафию прилетит? - обрадовалась Каролина, разворачиваясь. Краем глаза сквозь сражающихся она увидела то, что осталось от убитого старика, и поморщилась, чувствуя отголоски тошноты.
   - В Пьентан, - поправил ее собеседник.
   - А почему...
   - Тебе могли помочь только я и мой сын. А мы живем в Пьентане, - безо всякого раздражения пояснил тигр.
   - А Вей Ши ты откуда знаешь? - наконец-то задала Каролина крутившийся в голове вопрос.
   - Да... кстати... Вей Ши, - певуче и задумчиво пробормотал тигр. - Покажись! - рыкнул он так, что принцесса подпрыгнула от неожиданности. Туман вокруг пошел волнами.
   Каролина, открыв рот (Ангелина бы строго напомнила о манерах), наблюдала, как из уплотнившегося тумана шагает к ним второй тигр. Башка его была задрана так горделиво, что, казалось, еще немного - и он затылком коснётся спины.
   - Здравствуй, дед, - прорычал новоприбывший и низко-низко поклонился собеседнику Каролины. Да так и застыл.
   - Явился! - ничуть не удивившись, проговорила принцесса с упреком. - Ты почему меня бросил?
   Вей Ши угрюмо покосился на нее, но ничего не ответил. Он так и стоял, склонившись.
   - И мне любопытно послушать, - проговорил большой тигр. Небрежно, но у Каролинки почему-то заледенели руки.
   - Ой, так вы, выходит, его дедушка? - наконец сообразила она. - Извините, пожалуйста, что я к вам неподобающе обращалась! Я не думала, что вы старый!
   Тигр улыбался с умилением.
   - Не переживай, дитя. Это было довольно свежо. Вей Ши, встань. Я приказываю тебе говорить.
   - Ты же все уже посмотрел, - ровно ответил младший тигр, поднимаясь. - Что ты хочешь узнать?
   - То, что ты хочешь мне сказать.
   Каролина увлеченно вертела головой, пытаясь не упустить ни слова.
   - Позволь мне остаться, дед! - вдруг с жаром заговорил Вей. - Отца ты, конечно, оставишь в Пьентане, но я ведь тоже Ши! Вдвоем мы сможем это изменить, - он качнул головой в сторону тела старика, окруженного отбивающимися солдатами.
   - Ты улетишь обратно с Владыкой Четерии, - старый тигр ответил мягко, но Вей Ши сжался и переступил лапами.
   - Прошу, - сказал он глухо, отрывисто и яростно. - Я прошу тебя. Ты знаешь, какова моя кровь. Битвы отзываются во мне так же, как гармония разума. Я не могу сидеть в Тафии и знать, что приближается момент, когда тебя убьют.
   Каролина нахмурилась. Последние слова она не поняла.
   - Я не буду рисковать тобой, Вей Ши. Ты останешься в Тафии.
   - А если я ослушаюсь тебя? - тяжело проговорил Вей. - Я воин, дед, а не дева, которую нужно прятать!
   Он нервно бродил туда-сюда, рыкая и дергая башкой. Встреченные бойцы расплывались туманом, натыкаясь на него, а Каролина недоверчиво следила за ним - знакомый ей Вей был скучным и равнодушным.
   - Не ослушаешься, внук, - старый тигр непреклонно сложил лапы. - Ты разумен и понимаешь свою ценность. Я не стану накладывать запрет, раз ты научился снимать их...
   Вей остановился.
   - Я не научился. Это вышло неосознанно. Ты видишь, к чему привело, - он повел башкой в сторону Каролины.
   - Я вас не понимаю, - принцесса сердито приложила ладонь ко лбу. - Вы меня совсем запутали! Оба!
   - Ничего страшного, - буркнул Вей Ши. - Ты все равно все забудешь.
   - А если я не хочу? - упрямо парировала младшая Рудлог, но на нее опять перестали обращать внимание.
   - В следующий раз снятие запретов выйдет осознанно, - улыбнулся внуку старый тигр. - Ты стал гораздо мощнее, Вей, драгоценный мальчик мой.
   Вей Ши кинул недоверчивый взгляд на деда.
   - Ты не сердишься?
   - Я горд, - ответил тот, торжественно выпрямляясь. - Горд, Вей Ши. Тем, что ты познал транс, что твой цветок набрал силу. Все же Мастер клинков - великий учитель. Куда больше меня. Он увидел и понял то, что не сумел понять я, и исправляет то, что упустил я.
   - И все же ты отрекаешься от меня, - глухо сказал Вей Ши.
   - Никогда, - со слабой улыбкой покачал головой старый тигр. Шагнул-переместился к внуку, обхватил его лапами - и тот замер. - Никогда, мой мальчик, - говорил старик, обнимая его. - Моя любовь к тебе так велика, что я каждую минуту готов был простить тебе все. Но иногда нужно поступать вопреки желаниям сердца. Третий раз говорю тебе: ты вернешься с Мастером и будешь служить ему.
   - Если бы ты знал, где я сейчас, - пробормотал Вей, не поднимая глаз. - Ты бы стыдился меня.
   - Я знаю, Вей, - мягко сказал старый тигр. - И отец знает. Мы не стыдимся. Тебе еще многому нужно научиться, но ты удивляешь нас и будишь в нас радость. - Он отступил обратно к Каролине, погладил ее по плечу. Голос его стал тверже. - Ты услышал мой приказ, Вей Ши?
   - Да, дед, - проговорил Вей тяжело, склоняя голову к земле.
   - И еще. Я завяжу на тебя эту девочку, пока она не научится управлять даром. Я бы завязал ее на себя, но в открывшихся обстоятельствах это неразумно. На всякий случай ей нужна страховка. Если она снова бесконтрольно нырнет в видения, ты вытащишь ее.
   - Завяжете? - полюбопытствовала Каролина, уже уставшая от этих разговоров.
   - Это до ее совершеннолетия? - угрюмо одновременно уточнил Вей Ши.
   - Может, и дальше, - улыбнулся старый тигр. - Ты же понимаешь, что мы не можем потерять тамиянь. Юнлинь не вечна, а я хочу, чтобы тебе было у кого узнать ответы при необходимости.
   Вей некоторое время смотрел на деда с изумлением, и младшая Рудлог подумала, что у него ужасно глупый вид.
   - Нет, - сказал он, наконец. - Ты же не имеешь в виду... ты знаешь, какая она шумная? Беспокойная? Да я свихнусь! Тем более, куда нам еще красной крови, дед?
   - Вей, что за речь? Что за выражения в присутствии юной Рудлог? - укорил его старый тигр.
   - Я недавно догадался, - пробурчал Вей Ши. - Не успел привыкнуть. Но она же все равно не вспомнит.
   - Назло тебе вспомню, - пообещала Каролина сердито. - Хватит говорить, будто меня тут нет!
   Вей Ши тяжело посмотрел на нее и перевел выразительный взгляд на деда. Тот улыбался.
   - Я поговорю с ее сестрой и отцом, - сказал старый тигр. - Она останется здесь и пройдет подобающее обучение. Но мы не сможем заставить ее, Вей. Красная кровь не терпит давления, тебе ли не знать. Тебе придется убедить ее.
   - В чем убедить? В чем? Где оставить? - жалобно спросила Каролина. Ей вдруг стало куда страшнее, чем при всех видениях. И огромный тигр показался не таким уж добрым.
   - Я поищу другой путь, - твердо ответил наследник.
   - И упустишь время. Я свое слово сказал, внук. Ты сделаешь, как я решил.
   И Вей Ши, поколебавшись, склонил голову второй раз.
   Дед его повернулся к хмурой и настороженной принцессе.
   - Не бойся, дитя, - сказал он мягко. - Клянусь, что никакого принуждения не задумываю и не будет его. Клянусь, что не причиню тебе вреда. Тебе нечего опасаться. Клянусь даже несмотря на то что ты не вспомнишь этого. А теперь давай сделаем то, чему тебя должен был научить Вей Ши. Сосредоточься на ментальной точке, - он ткнул ее когтем в центр лба, - и закрой глаза.
   - Я хочу все помнить! - жалобно проговорила Каролина, умоляюще глядя на собеседника. Тот покачал головой, проводив взглядом упавшего им под ноги солдата.
   - Это не моя прихоть и не попытка что-то скрыть, дитя. Такова твоя суть. Твой мозг поглощает во время видений такой объем информации, что способность забывать - это способ не сойти с ума. А теперь сосредоточься. Я могу тебя вывести и без твоего участия, но, если ты сделаешь это сама, в следующий раз получится куда проще, даже при том условии, что ты не будешь этого помнить.
   Принцесса, вздохнув и бросив хмурый взгляд на полосатого Вея (тот сидел, задрав голову и всей фигурой показывая безразличие), закрыла глаза.
   - Хорошо, - вкрадчиво и тихо говорил тигр, - вдохни глубоко и выдохни. Пауза. Вдохни... и выдохни. Расслабься, отстранись от звуков боя. А теперь представь, что в центре лба у тебя против часовой стрелки крутится спираль. Последи за ней. Выход из транса очень прост, но чем глубже ты ушла, тем дольше надо подниматься по спирали. И наоборот, если хочешь погрузиться, надо спускаться по спирали... хотя этому я научу тебя потом. Представила?
   - Угу, - откликнулась Каролина, которой очень хотелось открыть глаза.
   - А теперь ощути, что у тебя под правой рукой. Пошевели пальцами.
   "Там же ничего нет!" - хотела возмутиться младшая Рудлог, послушно перебирая пальцами, когда вдруг почувствовала под ними гладкое прохладное дерево и немного жесткой ткани... Пахло чем-то восхитительно-нежным... мозг вдруг перестроился, да так резко, что закружилась голова, и Каролина словно с высоты рухнула в плотное безмолвие, которое укрыло ее с головой, уводя в сон.
  
   -...неужели нет никакой альтернативы? - услышала она сдержанный голос Ангелины. - Я не представляю, как смогу оставить ее здесь. Даже с отцом. Фактически это заключение на несколько лет.
   - Не меньше шести, - мягко ответил ей кто-то мелодичным голосом. Говорили на рудложском. - Юная тамиянь сейчас на грани реального и нереального, сознание ее нестабильно и не умеет еще защищаться от ментальных всплесков. Каждое новое погружение будет серьезнее и глубже предыдущего. И однажды ты просто не успеешь привезти твою сестру сюда. Она сгорит раньше.
   Каролина, понимая, что говорят о ней, попыталась открыть глаза. Но веки были словно налиты свинцом, и губы не слушались. Попыталась дернуться, пошевелиться: тело закололо электричеством. Не больно, очень приятно - и тут принцесса вспомнила, как похоже покалывало кожу у ворот обители Триединого, как затем начало все расплываться в глазах, а руки - трястись так, что невозможно было удержать кисть. Как она испугалась и пыталась позвать на помощь, но не смогла открыть рот... и последнее, что запомнилось, - ярко-синий мазок на наброске, идущий вниз.
   - Я понимаю, - ровно проговорила сестра. - Пресветлый император, вы говорили, что можете сделать ментальную привязку. Разве она не поможет?
   - Привязка делается на случай экстремальной ситуации, Владычица. Мой внук, безусловно, обучен и способен вывести заплутавшего в видениях, я доверяю ему, как себе, но это все равно риск. Если с ним что-то случится, твоя сестра сгорит. Согласна ли ты так рисковать?
   Каролина замерла, мысленно умоляя Ани не оставлять ее здесь, не соглашаться на уговоры. Но сестра промолчала.
   - На территории дворца она никогда не уйдет глубоко, здесь всегда ровный фон, - продолжал мелодично увещевать тот же голос. - Вей Ши нужен лишь на случай форс-мажора: вдруг принцесса по какой-то причине окажется вне дворцовых стен. Я и мой сын обучим ее управлять видениями и без надобности не погружаться в них. Помимо этого она будет общаться с Юнлинь, моей племянницей, которая давно уже обрела дар и сможет поделиться опытом. К юной Каролине будут относиться со всем почтением, достойным ее положения. Ее будут учить лучшие учителя, и ни в чем она не будет знать нужды. Конечно, на посещения родных никакого запрета не будет. Пребывание на территории дворца на протяжении стольких лет необходимо, но ведь здесь можно каждый день находить что-то новое. Кстати, юная Рудлог уже очнулась. Не открывай пока глаз, дитя...
   Каролина испуганно - оттого, что ее раскрыли, - распахнула глаза, и по ним резануло светом. Она, застонав, сквозь слезы попыталась проморгаться.
   - Каролина? - тревожно позвал отец.
   - Папа! - обрадовалась она, поворачиваясь к нему и щурясь - вместо отца виднелись цветные пятна. Во рту было ужасно сухо, глаза болели, голос был сиплый, и горло болело тоже. - Где мы? Что происходит? Я не хочу нигде оставаться!
   - Закрой глаза, дитя, - настаивал певучий тонкий голос, и Каролина, смаргивая слезы, все же зажмурилась. Все равно она не могла ничего разглядеть. - Полежи, приди в себя. Слишком долго ты там пробыла, сразу отойти не получится.
   Каролина с закрытыми глазами прижалась к отцу, и тот приобнял ее культей. С другой стороны присела Ангелина - ее рука погладила Каролинку по голове, ее губы ласково поцеловали в висок.
   - Как ты, малышка? - спросила она тихо.
   Каролина печально вздохнула. Она любила, когда ее жалеют.
   - Сейчас нам накроют стол в Вишневой пагоде, - звучал все тот же певучий голос, - после транса необходимо выпить горячего чая и съесть сладкого. Там и договорим, а юная Каролина пока придет в себя. Ей тоже стоит послушать.
   Принцесса, прижимаясь к отцу, все же пыталась открыть глаза и рассмотреть помещение, пока зрение адаптировалось к свету. В сторону окон смотреть было еще больно, поэтому разглядывала стены - светлые, с прекрасными миниатюрами. Увидела она рядом с Ангелиной Нории - он сочувственно улыбался ей, склонив голову набок. Каролина, улыбнувшись в ответ, повернулась дальше - взгляд остановился на небрежно развалившемся на боку Четери, который, подпирая голову ладонью, подмигнул так, что она едва не захихикала. А в углу у дверей сидел на коленях Вей Ши в своей бедной одежде, босой, и спина его была напряженно-прямой. Они встретились взглядами, и принцесса от изумления закашлялась.
   - А ты что тут делаешь? - спросила она сипло.
   Вей не ответил, и она отвернулась. Не будет же сейчас ругать его за невежливость.
   - Мы в Йеллоувине, - тихо объяснил ей Святослав Федорович, - не бойся, дочка, просто у тебя активизировался прорицательский дар, и пришлось лететь сюда раньше времени... его императорское величество вывел тебя из транса... а его высочество Вей Ши помог доставить тебя сюда.
   Она, щурясь, посмотрела на каменное лицо сидящего в углу Вея.
   - Его высочество? - спросила она, смаргивая вновь набежавшие слезы. Почему-то стало так горько и обидно, будто ее кто-то из сестер обманул. - Какой же он принц? - с недоумением проговорила принцесса. - Он грубый и невоспитанный. И еще метлой двор убирает! Разве принцы так могут?
   - И тем не менее... - проговорил Святослав Федорович терпеливо.
   - Каролина, - строго вмешалась Ани. - Вспомни, как жили мы в Орешнике. Разве я не подметала двор и не занималась грязной работой?
   - Но ведь нам некуда было деваться! - попыталась возразить Каролина.
   - Это дело дома Ши, - твердо остановила ее старшая сестра. - И ты сейчас повела себя невежливо.
   Принцесса пристыженно опустила голову и, заметив, что косы ее совсем растрепались, вздохнула, пригладила темные волосы и повернулась к величественному, тонкому и невозмутимому императору Йеллоувиня, который был одет в шелковые одежды и сидел на полу на циновке, изящно сплетя пальцы рук на животе.
   - Спасибо, что помогли мне, ваше императорское высочество. Простите, что оскорбила вашего внука, - сказала она грустно.
   - Насколько я знаю, и он однажды повел себя неправильно по отношению к тебе, - вполне благожелательно и певуче отклинулся император. Вот кто говорил с Ангелиной о ней. Голос у него был удивительный, мягкий, музыкальный, и удовольствием было слушать его, несмотря на то, что он озвучивал ранее.
   "Не однажды", - сердито подумала Каролина, хотя давно не держала на Вея зла.
   - Мы обсудили его проступок с твоей сестрой, - продолжил Хань Ши, - и она согласилась принять извинения нашего дома за эту прискорбную случайность. Но сейчас главное не это. Тебе ведь лучше, дитя?
   - Да, спасибо, ваше императорское величество. - Каролина постаралась вежливо встать, но голова снова закружилась, и принцесса заморгала, растерявшись. Святослав Федорович аккуратно поддержал ее, а она в это время сосредоточилась на маленьких ярко-синих пташках, что были вышиты на светло-розовой глади императорских одежд, пока перед глазами не перестало все расплываться. Мысли в голове никак не желали формулироваться.
   - Очень красивая вышивка, - наконец, жалобно выговорила она то, что сумела.
   - Мне тоже нравится твое платье, - откликнулся император с таким серьезным лицом, будто обсуждать одежду было самым естественным на свете делом. Он, поднявшись с легкостью, удивительной для пожилого человека, плавно приблизился к ней. Каролина задрала голову и поразилась, какими красивыми стали его темные глаза - как текучий переливающийся янтарь. А Хань Ши положил палец ей на лоб, прислушался - и удовлетворенно улыбнулся. В голове у младшей Рудлог словно перышком пощекотало.
   - Все хорошо, - сказал он, отходя к окну. Немного утомленно приложил руку к виску - в углу беспокойно шевельнулся Вей Ши, но император едва заметно качнул головой, рассеянно глядя на парк. - Полчаса, и твоя слабость уйдет. Вита перестала сгорать. - Он снова опустился на циновку, стройный и величественный, и Каролина с восторгом наблюдала за ним, обещая себе, что обязательно нарисует и эту чуть отклоненную назад высокую фигуру, и безмятежное лицо, полное внутренней силы. Затем, спохватившись, развернулась к снова закаменевшему Вею.
   - Простите и вы меня, ваше высочество, - повторила она сокрушенно-примирительно и, пока никто не видит, показала ему язык.
   Его высочество едва заметно поднял глаза к небу и выдохнул. А Каролине стало весело и даже не так страшно.
  
   К Вишневой пагоде высокая процессия направилась через цветущие сады по дорожке, вымощенной гладкими черными камнями, на которые с обеих сторон сыпались белые лепестки. Сады казались вымершими - только радостное птичье чириканье нарушало торжественную тишину этого места, и трудно было представить, что неподалеку скрывается огромный дворцовый комплекс, в котором служат несколько тысяч чиновников, слуг и гвардейцев.
   Никто из присутствующих не желал терять время - поэтому обсуждение будущего младшей Рудлог продолжалось на ходу. Притихшая и расстроенная Каролина крепко держалась за руку Ани, словно боясь, что ее отнимут прямо сейчас, и иногда, оглядываясь, бросала просительные взгляды на отца, следующего за ними в компании драконов. Святослав Федорович, слушая разговор Ангелины с императором, ободряюще и немного печально улыбался дочке, а она очень старалась не заплакать. И отвлекалась, как могла, то запрокидывая голову и любуясь необычайно ярким голубым небом, то глядя по сторонам на изумрудные, словно ненастоящие, листья и белые цветы, отливающие радугой. Зрение будто подкрутили, усилив краски окружающего мира до невозможной яркости. Но ее это не пугало - Каролина уже видела, как будут смотреться эти цвета, это буйство на холсте, и пообещала себе обязательно все окружающее нарисовать.
   Вей Ши, похожий на тень с каменным лицом, шел позади всех. Он так и остался в своей бедной одежде, хотя Каролинка краем глаза видела, как слуга императора с поклоном протягивал принцу йеллоувиньские ве-лой - многослойные шелковые одежды с драгоценным поясом. Он даже не посмотрел на них, прошел мимо - и хотя Каролина заметила одобрительные взгляды Четери и императора, и пусть держался он так высокомерно, будто это все вокруг были в лохмотьях, принцессе было его очень жалко.
   Она сердилась на старика императора - непонятно было, как можно, не дрогнув сердцем, отдать внука на такое жестокое обучение. И Вея прогнал, и ее хочет отнять у сестры!
   "Он, наверное, его вообще не любит, - думала она грустно, - тогда понятно, почему Вей Ши такой злой. Может, стоит попросить Ангелину пригласить его в Истаил почетным гостем? У Четери ему плохо..."
   Принцесса снова оглянулась и, хмурясь, взглянула на Владыку Четерии. Она до сих пор общалась с ним со стеснением и чувством вины - никак не могла понять, как же он, такой веселый и добрый, мог сделать то, что сделал. Но Каролина недолго ходила сердитой. Как-то раз она застала его тренировку и не смогла сойти с места до тех пор, пока он не закончил. А потом не пошла ни в город, ни в сады - целый день лихорадочно рисовала, рисовала, рисовала этот безумный и совершенный танец и понимала, что даже сотой доли той красоты движения, что она наблюдала, передать не в состоянии.
   "Не сердись на меня, девочка, - сказал Владыка тогда, стоя спиной к ней и переплетая косу. - Мне тоже было больно. И тебе больно. Потому что у тебя доброе сердце".
   Она не ответила, убежала, но с тех пор перестала дичиться Чета и даже стала снова улыбаться ему при встречах. Она, наверное, что угодно могла бы простить за красоту.
   Каролинка вздохнула и снова прислушалась к обсуждению.
   - Неужели нет другого выхода? - почтительно, но строго интересовалась Ангелина, двигаясь рядом с плывущим по черным камням Хань Ши, похожим на величественную, но хрупкую статуэтку. - Можно же как-то блокировать ментальные способности? Я не сильна в этих тонкостях, к сожалению, но знаю, что это возможно.
   - Увы, Владычица, - мелодично отвечал ей император. - Блок работает на любые грани ментальных возможностей, кроме дара тамиянь, который так мощен, что, активизируясь, сносит любые запреты. Моя племянница Юнлинь в период становления могла впасть в транс от вида яркого цветка, жужжания пчелы или запаха рисового хлеба. Любой сенсорный раздражитель, любая эмоция может столкнуть в видения. Здесь же, на моей территории, как и в храмах нашего благословенного прародителя и Творца Триединого, магический фон стабилен и приглушен.
   - Но ведь Каролина впала в транс у самого входа в обитель, - с легким недоумением проговорила Ангелина.
   - Вот именно, - император наставительно поднял палец вверх. - Один шаг за пределы обители - и последствия непредсказуемы. А на территории дворца можно гулять месяцами, и это не надоест, потому она способна вместить тысячи обителей. Тут есть холмы и пруды, текут несколько рек, есть места, где годами не бывает людей, и даже я то и дело нахожу здесь красоту, которую не видел доселе...
   Каролинка, все больше понимающая, что придется остаться, и оттого страшно желающая зареветь, вдруг восторженно ахнула, почти оглушенная плеснувшими в глаза красками. Словно иллюстрируя слова Хань Ши, расступились цветущие деревья, и император остановился, давая гостям полюбоваться открывшимся видом.
   Вишневая пагода - с трехъярусной алой крышей на черных столбах, увитых золотым орнаментом, - поднималась из покрытого лепестками тихого пруда, нарядная и изящная, красная на белом, как йеллоувиньская девушка в ярких одеждах, что застыла в ожидании гостей. К ней вели широкие мостки, внутри стоял накрытый стол. Людей, как и прежде, видно не было.
   Император благостно улыбнулся и плавным движением руки пригласил всех двигаться дальше. И сам первым ступил на темное дерево мостков.
   - Обученная тамиянь способна управлять своим даром, - говорил он, - самостоятельно погружаться в видения и выходить из них, контролировать глубину проникновения и отвечать на конкретные вопросы. Ведь чем глубже уходишь, тем больше требуется сил и опыта, тем выше опасность не выйти обратно. Это драгоценнейший дар, который требует бережной огранки. Знаете ли вы, что за каждое погружение приходится платить? После происходят спонтанные отключения органов чувств и эмоций или, наоборот, усиление чувствительности. Скажи, дитя, - обратился он к сразу насторожившейся Каролине, - не усилился ли у тебя слух? Не кажется ли все вокруг тусклым, почти черно-белым?
   - Наоборот, - неохотно признала Каролина, глядя на изумительных красно-золотых рыб, стайками выныривающих среди белых лепестков и следующих за людьми вдоль мостков. - Все очень ярко, цвета усилены в несколько раз. Но это очень красиво.
   Император сочувственно улыбнулся.
   - К вечеру это станет невыносимо, дитя. Но я помогу тебе.
   - И так будет всегда? - поинтересовалась принцесса хмуро.
   - Чем старше, тем меньше станет проявляться, - мелодично ответил Хань Ши. - Но если не научиться справляться с сенсорным откатом, можно сойти с ума. Поэтому в транс рекомендуют уходить не чаще раза в год - именно столько нужно, чтобы восстановилась нервная система. В остальное время провидица может жить, как обычный человек.
   Они вошли в пагоду - колокольчики, вплетенные в серебряные сети, волнами прикрывающими потолок, приветствовали их тонким звоном. Мягко попыхивал паром фарфоровый чайник на крошечной горелке посреди стола, уставленного сладостями.
   Тонкие чашки, уже наполненные чаем, сразу и не заметны были среди стопок блинов, очень похожих на рудложские, плошек с вишневым и клубничным вареньем, многоярусных блюд с пирожными, крошечных хрустальных креманок с мороженым, поблескивающих морозящими чарами, ваз с засахаренными фруктами...
   Каролина сглотнула - и тут раздался голос Четери.
   - Прости, светлый император, - сказал он почтительно, оглядывая сладкую роскошь, - а не найдется ли у тебя случайно во дворце еды для мужчин?
   Великий Хань Ши, изящно присев на стул и отщипнув виноградину с пышной кисти, на секунду словно задумался, посмотрел в сторону берега, а потом невозмутимо кивнул.
   - Найдется, Мастер. Скоро принесут. А если нет, - он едва заметно улыбнулся, - мы всегда сможем поймать и запечь пару императорских карпов.
   Четери хохотнул, отодвигая стул, и оглянулся на принца, который, заложив руки за спину, остался стоять у входа все с тем же безразлично-высокомерным лицом. Император тоже посмотрел на внука - и под этими взглядами Вей чуть дернул губами и направился к столу. Сел напротив Каролины, аккуратно протер руки влажной салфеткой и без всякого стеснения начал есть. Принцесса смотрела на него во все глаза - на отточенные движения пальцев и рук, на осанку и линию скул, - рассеянно кусая пирожное и слушая, как решается ее дальнейшая судьба. Ей хотелось изобразить его тушью, несколькими мазками - плечи, гордая шея, пальцы, профиль. Одноцветно, резко, честно.
   - То есть, иного выхода, кроме как оставить мою сестру обучаться у вас, нет? - зачем-то переспросила Ангелина.
   - Нет, - подтвердил император невозмутимо, и Каролина увидела, как сестра поворачивается к Нории, и тот едва заметно кивает головой. Хань Ши тоже это увидел.
   - Зачем бы мне обманывать тебя, Владычица? - сказал он с едва различимым упреком.
   - Я бы могла назвать несколько причин, - не дрогнула Ангелина, но говорила она тихо, уважительно. - Не прими за обиду, светлый император. Это моя сестра, и мне больно понимать, что ей уготовано. Нории подтвердил, что ты искренен, это все, что мне нужно.
   Каролина отложила пирожное и потерла ладонями глаза. Ей все не верилось, что еще с утра она была свободна, а теперь больше ничего от нее не зависит.
   - Понимаю, - мягко проговорил старик. - Чем я могу успокоить тебя?
   - Она должна получить образование и воспитание как принцесса дома Рудлог, - произнесла Ани. - Я пришлю сюда учителей.
   - Конечно, - Хань Ши невозмутимо отпил чая. - Но, может, юная дочь Красного захочет посещать некоторые уроки с моими внучками? Или учиться у моих учителей? Ей будет не хватать общения со сверстницами.
   - Только по ее желанию, - уточнила Ангелина. - Ни она, ни мой отец не будут подвергаться давлению, принуждению или внушению. Она, конечно, будет жить, уважая ваши обычаи, но в выборе занятий и в своих поступках будет полностью свободна. Никто не будет препятствовать ее общению с нами.
   - Конечно, - повторил Хань Ши.
   - Ментальная привязка к его высочеству будет снята максимум через шесть лет, которые понадобятся для ее обучения.
   Император постучал тонкими пальцами друг о друга.
   - А если они не захотят от нее избавляться?
   - Если хотя бы один из них захочет, она будет снята, - поправилась Владычица. - И во избежание напряженности в будущем ты должен знать, что мы предоставили нашим сестрам право самим выбирать себе спутников жизни.
   Хань Ши с Ангелиной некоторое время смотрели друг на друга, пока он не улыбнулся тонко и понимающе.
   - Но препятствовать ей вы тоже не будете?
   - Только если будем уверены в добровольности выбора, - спокойно подвердила Ани.
   - Я услышал тебя, Владычица, - довольно заключил правитель Йеллоувиня.
   Каролина, уже ничего не понимающая, начала тихо всхлипывать над недоеденным мороженым. Отец гладил ее по плечу, но что он мог сделать? Только остаться с ней.
   - Также хочу напомнить, что я не являюсь главой дома Рудлог, - проговорила Ангелина. - Но пока Василины нет, я имею право принять это решение. Когда она вернется, мы снова обсудим детали и составим с вами письменный договор, заверенный придворными магами Рудлога и Йеллоувиня. Каролиш, - она взглянула на младшую сестру. - Может быть, ты хочешь что-то добавить?

   - Я домой хочу, - всхлипнула Каролина, сжавшись на стуле, и горько разрыдалась. На нее почти сразу опустилась пелена спокойствия, и начавшаяся было истерика перешла в тихий плач.
   - Владыка Четерии, - мелодично проговорил император, поднимаясь, - не хочешь ли ты посмотреть, как цветут карликовые вишни?
   Чет недоуменно посмотрел на него.
   - Вишни, ах да,- лицо его просветлело, - вишни! - Он тоже поднялся. - Больно труден ваш дип-ло-ма-тический язык, светлейший император.
   Они ушли прогуляться вокруг пруда, а Каролина продолжала плакать. Слезы текли долго - ее обнимали с двух сторон, а она цеплялась то за отца, то за бледную, словно заморозившуюся Ангелину, не обращая внимания на Нории, от которого волнами шел покой.
   и просила:
   - Пожалуйста, не оставляйте меня здесь. Пожалуйста, пожалуйста! Я хочу в Тафию! Я здесь никого не знааааю! Ангелиночка, пожалуйста, я буду хорошей! Ну можно же что-то придумать, ты же такая умная! Не оставляй меня!
   Вей Ши остался стоять у мостков, спиной к ним, и она его ненавидела в этот момент - потому что ему тоже некуда было деваться. Но это у нее отнимали целый мир и семью. И чувство безопасности, потому что все здесь было иным.
   - Каролиш, - тяжело шептала Ангелина, - нельзя, ты же видела сама, император не врал, ты погибнешь, если мы тебя увезем. Мне тоже горько оставлять тебя здесь, малышка моя. Но если выбор между твоей смертью и жизнью здесь в течение нескольких лет, то я выбираю твою жизнь. Не плачь, милая, ну же... закончится война, снова станут работать телепорты, и я буду навещать тебя, мы все будем. Шесть лет сейчас кажутся долгими, но они закончатся, а впереди будет еще долгая жизнь. И я тебе клянусь, что не буду сидеть сложа руки. Буду искать возможность заблокировать дар, хорошо? Но пока тебе нужно сделать привязку и остаться здесь. Хорошо?
   - Хорошо, - Каролина потерла мокрые щеки. Она очень устала и поняла уже, что все бесполезно. - Можно, я поговорю с ним сначала? - она кивнула в сторону Вей Ши.
   - Конечно, - Ангелина поцеловала ее в лоб. - Иди.
  
   Вей Ши повернулся при ее приближении, оглядел с ног до головы.
   - Ты похожа на красноносого поросенка, - сказал он высокомерно. - Ты же Красная. Ты должна драться, а не плакать.
   - Ты хочешь, чтобы я тебя побила? - с недоумением уточнила принцесса, не обижаясь на "поросенка". У нее сегодня были беды посерьезнее.
   Принц хмыкнул, и она подошла ближе.
   - Что такое ментальная привязка?
   Он помолчал и неохотно ответил, глядя куда-то мимо ее плеча:
   - Ты сможешь звать меня, а я тебя. Просто подумаешь, и я услышу. Сможешь приходить ко мне в сны. А я к тебе. Но не нужно этого делать, - предупредил он, увидев, как недоверчиво улыбается Каролинка. - Я почувствую, если ты снова уйдешь глубоко, и смогу тебя вытащить. Это самое главное.
   - А зачем тебе это? - поинтересовалась Каролина.
   - Дед попросил, - коротко бросил Вей Ши, и она вздохнула:
   - Я не хочу быть тамиянь.
   - Нас никто не спрашивает, кем мы хотим быть, - тяжело ответил Вей Ши. - Иди умойся, дед идет сюда. У него наверняка разболелась от тебя голова, а успокаивать родовой силой принцессу другого дома неэтично. Политика. Хорошо, что Владыка Нории помог.
   - Ты же не хочешь быть связанным со мной, - грустно сказала младшая Рудлог.
   - Не хочу, - подтвердил он. - Но мне нетрудно будет последить за тобой. Это поможет набраться опыта. Прекрати ныть и подумай, какой это опыт и для тебя. Ты единственная в мире огненная тамиянь, а плачешь так, будто ты потеряла, а не приобрела.
   Каролина на несколько секунд зависла, глядя на него и обдумывая ситуацию с новой точки зрения. Ей понравилось, как прозвучало "единственная в мире".
   - Я буду скучать по нашим рисункам, Вей Ши, - призналась она уже спокойнее.
   - Каким рисункам? - проговорил он, отворачиваясь, и Каролина, гордо фыркнув, пошла к пагоде - туда, где у стен стояли чаши для умывания.
  
   Через несколько минут вернулись император и Четери, и в Вишневой пагоде, под звон маленьких колокольчиков прошел ритуал привязки, простой и быстрый. Хань Ши, возложив руки на головы Вея и Каролины, закрыл глаза - и у младшей Рудлог перед глазами на мгновение потемнело, она качнулась навстречу принцу. А когда зрение восстановилось, увидела, как тает между ними тонкая желто-фиолетовая дымчатая нить, уходящая Вею в середину лба.
   - Вы должны подарить друг другу якоря привязки, - сказал Хань Ши мягко. - Что-то свое: лоскут одежды, локон, украшение. Его нужно будет всегда носить с собой.
   Каролина задумалась, потеребила тяжелые браслеты на руке, кольца, посмотрела на полный отвращения взгляд принца, проследившего за ее движениями, и внезапно мстительно вынула из уха длинную вычурную серебряную серьгу, украшенную бирюзой.
   - Вот, - сказала она звонко, стараясь не смотреть на укоризненное лицо отца. - Носи.
   - Благодарю, - ровно ответил Вей Ши, принимая подарок обеими руками и слегка склоняя голову. Безукоризненно вежливо - а потом приложил серьгу к уху и продавил острие сквозь мочку.
   Каролина опустила голову. Ей стало совестно.
   - У тебя ничего нет, Вей Ши, - услышала она певучий голос императора. - Я приказал принести из твоих покоев шкатулку с драгоценностями.
   - Не нужно, - отказался принц. - У меня есть что подарить.
   Каролинка посмотрела на него - босой, в одних штанах и рубахе. Кружевная серьга-капля доставала ему до середины шеи, по серебряному орнаменту и голубым камням на светлую ткань текла кровь, и принцессе стало совсем стыдно.
   - Вот, - проговорил он, доставая из пучка на макушке длинную деревянную шпильку. Черные волосы рассыпались, скрывая серьгу и плечи.
   - Благодарю, - пролепетала Каролина, протягивая руку и касаясь подарка. И в это время дерево треснуло - на конце заколки выскочило несколько крошечных почек, набухая и раскрываясь чудесными розовыми цветами.
   - Они всегда будут цвести, - сказал Вей Ши невозмутимо. - Им не нужна вода, но если ты посадишь в воду или землю, ветка даст побеги и разрастется. - Он внимательно взглянул на нее глазами, похожими на плавящийся янтарь. - Видишь, что такое красота, Каролина?
   И она закивала, сжимая подарок и улыбаясь.
  
   Ангелина, Нории, Четери и Вей Ши улетели через несколько часов, чтобы вернуться в Пески до темноты. Вещи младшей Рудлог и Святослава Федоровича должны были прислать завтра.
   Им выделили чудесный павильон у пруда с маленьким водопадом и мельничным колесом, ровно плещущим лопастями по воде, и, прежде чем попрощаться, император Хань Ши утомленно приложил пальцы принцессе к вискам - и пульсирующие яркостью цвета вокруг притихли, успокоились.
   Внутри нового дома было чисто и уютно: на полах лежали цветные ковры, мебель оказалась черного цвета и не утомляла глаз. Пахло травой и теплым деревом. Каролина, поставив подарок принца в прозрачный стакан с водой и приколов к груди один цветок, весь вечер, пока не стало темно, лежала на широком подоконнике у огромного окна и смотрела на пруд, окруженный цветущими деревьями.
   Жизнь снова изменилась, принеся с собой одиночество и осознание, что есть вещи, от которых не защитят родные. С ними она должна справиться сама.
  
   ***
  
   До Города-на-реке Владыки добрались к вечеру, когда Неру исполинской ртутной дугой обнимала белые крыши, отливающие красным закатом. Чет пригласил спутников переночевать в Тафии, и Владычица, сильно уставшая, не стала возражать, хотя в столице ждали срочные дела. Проскользив над старым белым университетом и шумным базаром, драконы опустились у дворца во дворе, вымощенном лазоревой плиткой.
   Чета у фонтана встречала Светлана - они с гостями перекинулись несколькими радушными фразами, и Нории с Ани отправились в свои покои отдохнуть и поужинать: сил на совместную трапезу не было ни у кого. А Света, неторопливо переступая по плитке босыми распухшими ногами, поднесла мужу чашу с кровью и обняла-прильнула: Мастер так и пил, одной рукой поднимая огромный кубок, а второй хозяйственно и крепко придерживая жену за спину.
   В стороне, ожидая, пока учитель заговорит с ним, стоял Вей Ши - прямо, подняв голову, хотя тоже выглядел уставшим. Светлана, высвободившись из-под руки мужа, подхватила узелок, оставленный на бортике фонтана, и подошла к ученику.
   - Я собрала тебе сухих фруктов, орехов и меда, - сказала она. - Возьмешь с собой в обитель.
   Вей выпрямился еще сильнее, кадык его дернулся, и длинная серьга качнулась в ухе. Он посмотрел на Чета, который, усмехаясь, вытирал ладонью кровь с губ, и едва заметно вздохнул.
   - Я не могу отказаться, почитаемая жена Мастера, - сказал он негромко, - но не нужно подкармливать меня, как бродягу. В обители почти двадцать послушников, несправедливо, если за общим столом я буду сытее остальных.
   - Вот и выставишь на общий стол, - посоветовала Света, на миг с выражением бесконечного терпения подняв глаза к небу. - Бери и не расстраивай беременную женщину. Иначе я сейчас еще чего-нибудь принесу.
   Вей Ши поспешно взял узелок и едва заметно покачал головой. Вот как у прямого и честного Мастера могла завестись такая хитрая жена?
   Четери, в очередной раз ожидающий, что победит - желание супруги накормить бедного мальчика или гордость этого самого мальчика, с удовлетворением хмыкнул.
   - Ты заслужил сегодня отдых, - сказал он. - Я доволен тобой, Вей Ши.
   Ученик едва заметно склонил голову.
   - Благодарю, Мастер. Разреши мне идти. Я хочу навестить феби Амфата. Бывало, что вечерами у него болело сердце.
   - Иди, Вей Ши, - улыбаясь, кивнул дракон. - Завтра же в полдень приходи ко мне. Твой дед рассказал мне о видениях маленькой Рудлог, но мне нужны детали и от тебя.
   Вей напрягся, нахмурился, но кивнул.
   - Как пожелаешь, Мастер.
   - Я не попрошу ваших секретов, - понимающе успокоил его Чет, снова привлекая к себе Свету и щекоча носом ей макушку. - Мне будет достаточно того, что касается Песков.
  
   Вей ушел, а Владыка, не торопясь в покои, стоял под темнеющим небом, обнимая Светлану и умиротворенно слушая пение птиц.
   - Чет? Ты что-то скрываешь? О каких видениях шла речь? Это касается тебя? - не выдержала супруга, отклоняясь и заглядывая мужу в лицо.
   - Скрываю. Чужие тайны, - лениво откликнулся дракон, снова притискивая ее к себе. - Постой так. Ты такая уютная, Светка, что я прямо сейчас засну.
   - Ничего страшного? - проговорила немного успокоившаяся Светлана.
   - Угу, - промычал Владыка с закрытыми глазами, прижимаясь к ней.
   - У него в ухе ведь серьга Каролины? Ты расскажешь, что произошло?
   - Угу, - повторил Четери. Сжал ее там, куда дотянулся, удовлетворенно хмыкнул. - Что могу, расскажу. Сейчас пойдем в купальню, ты будешь меня мыть и гладить, а я говорить. Устал я, как скаковой конь, и несет от меня так же.
   Света уткнулась носом ему в грудь и с удовольствием вдохнула.
   - Ты вкусный. И красивый. И смешной.
   - Хвали меня, женщина, хвали, - самодовольно сказал Чет, улыбаясь ей в макушку. - И я буду как прежде есть у тебя из рук.
  
   Через несколько минут в купальне он очень осторожно - чтобы не поскользнулась и не испугалась - помог Свете опуститься с ним в теплую воду бассейна для омовений, и, закрыв глаза, подождал, пока жена распустит ему косу, а затем начнет мыть волосы. И, чувствуя себя совершенно счастливым, рассказал про раскрывшийся дар юной Каролины и про то, что придется ей остаться в Пьентане у императора.
   Он почти задремал там, под ласковыми руками жены. Вспоминался ему сегодняшний день, и то, как пригласил его император прогуляться вокруг пруда. И когда они шли по вымощенной черными камнями дорожке, усыпанной белыми лепестками цветущих по обе стороны карликовых вишен, император тихо и спокойно сказал спутнику:
   - Ты должен знать, что когда я считывал видения юной тамиянь, я узрел твою смерть, Владыка. Ты был страшно изранен, и сердце твое уже не билось.
   - Я видел это на рисунке девочки утром, - ответил Четери. - Но она не нарисовала моего врага. Не рассмотрел ли ты его, светлый император?
   Хань Ши покачал головой. Остановился, склонился, притянув к себе зеленую ветку, покрытую нежными крошечными соцветиями, и глубоко вдохнул цветочный запах, с печалью глядя на Четери.
   - Это было бы полезно, но не так важно, - проговорил Мастер спокойно. - Ведь в любом бою самый главный соперник - это я сам. Себя надо преодолевать, тогда никакой враг не страшен.
   - Как же радуется мое сердце общению с тобой, - умиротворенно проговорил император.
   - Только ли для этого ты позвал меня посмотреть на вишни? - усмехнулся дракон.
   - Нет, - качнул головой старый тигр. - Есть у меня к тебе просьба. Удержи моего внука в Тафии, пока не закончится война. Я прошу не за Вея-послушника, Вея-ученика, а за будущего императора Йеллоувиня. Не только твою смерть я видел, но и свою, и ее же, на беду, увидел и Вей Ши. Он молод и порывист, и вижу я в его мыслях задумку уйти на поле боя, чтобы помочь. Он послушен мне, но горячее сердце его может перевесить.
   - Прости меня, светлый император, - грубовато сказал Чет, - но любовь твоя заставляет стелить ему под ноги перину. Ты не нанял меня нянькой, и маслом мазать я его не стану, ибо выпекаю не сдобу, а воина. Мне понятно твое беспокойство, но он не мальчик уже, а мужчина, и решения принимать будет сам. Но могу тебя успокоить, хоть и претит мне это: вы с тысячекратным излишком вложили в него осознания собственной значимости, и это остановит его лучше моих запретов.
   Хань Ши вздохнул.
   - Я знаю своего внука. Красная кровь застит ему разум, склоняет к неразумным порывам.
   - Красной крови в его отце больше, чем в нем, а в тебе - еще больше, - заметил дракон. - Но разве вы перестали от этого быть истинными детьми Разума? Не красная кровь сделала Вея таким, каким он есть. Ты знаешь Владычицу Ангелину: она больше огонь чем сам огонь. Во внуке твоем по сравнению с ней и нет огня, однако она не презирает людей, почти никогда не поддается ярости, хотя ярость является ее сутью, а разумностью может поспорить и с тобой. Такой ее воспитали, таким вы воспитали его.
   - Ты прав, дракон, - мелодично и утомленно проговорил Хань Ши. - Но все же я прошу тебя запретить ему.
   Четери покачал головой.
   - Не гневайся, пресветлый император. Ты просишь меня запретить мужчине быть мужчиной, воину быть воином. Ты отдал мне своего внука, чтобы я выпрямил его, но уже пытаешься управлять мною, чтобы защитить его от решений. Вот что я тебе скажу: готовься спокойно к своей судьбе и дай Вей Ши пройти свою судьбу. Не пытайся оградить его от нее, судьба все равно свое возьмет, разве тебе это неведомо?
   Император некоторое время молча шел рядом.
   - Можно быть мудрейшим и опытнейшим, - произнес он тихо и смиренно, - но вся мудрость наша и выдержка уходят, когда идет речь о тех, кого мы любим. И опять скажу - ты прав, Мастер. Вей - моя слабость. Мне не страшна смерть, но тяжело, что не увижу я как внук мой войдет в славу, как жен себе возьмет и преумножит дом Ши.
   - Все можно изменить, - напомнил Чет. - И смерть тоже.
   Император с тонкой улыбкой глядел в сочное лазурное небо. Лепестки вишен скользили по черным камням дорожки.
   - Но не все нужно, Владыка. Есть то, что должно случиться. Пусть будет так.
  
   ***
  
   Ангелина, оставив Нории отдыхать, после ужина зашла в комнаты Каролины и с тяжелым сердцем осмотрела спальню. По ней словно прошелся творческий вихрь - с набросками, приколотыми к шторам, с разноцветными платьями, разбросанными по кровати, креслам и полу - Каролина очень огорчалась, когда покои убирали не в ее присутствии, и говорила, что потом ничего не может найти, а служанки старались угодить ей. На столике у зеркала, вываливаясь из тяжелых больших шкатулок, лежали украшения и косметика, перемешанные с карандашами, мелками и листами блокнота с зарисовками.
   Каролина могла по многу дней проводить в Тафии, но Ани все равно ощущала, что она рядом, с ней. А сейчас в груди было пусто и тяжело. Так же тяжело было оставлять Василину в поместье Байдек, когда они уезжали, так же трудно было отпускать Марину, а потом и Полину, и Алину учиться. Сестры одна за другой вылетали из-под ее крыла, и каждый раз это было больно, хотя Ани и не показывала этого, и прежде всего руководствовалась разумностью и необходимостью. Теперь пришел черед и младшей сестры.
   Владычица погладила тяжелые жемчужные серьги, небрежно кинутые на шелковое покрывало меж платьев, и вспомнила серьгу с бирюзой, ныне украшающую ухо наследника йеллоувиньского престола. Ани не сомневалась, что Желтый дом приложит все усилия, чтобы убедить Каролину в привлекательности брака с будущим императором. И такой союз, если смотреть с практической точки зрения, был бы очень выгоден и Рудлогу, и Пескам. Но решение должно приниматься самой Каролиной. А как обеспечить независимость ее суждений и защитить от ненужного влияния? Отец слишком мягок для противостояния желтым интриганам, а Каролина сейчас в том возрасте, когда легко очаровываются и легко поддаются авторитетам.
  
   Выходя из комнаты, где через некоторое время начнут собирать вещи, чтобы отправить их в Пьентан, Ангелина уже знала, что нужно сделать. Она вернется в Истаил и напишет письмо Мариану, чтобы заручиться его согласием и поддержкой, пока нет Василины. Хотя нет, ради такого серьезного дела она наведается в Теранови, чтобы иметь возможность поговорить с зятем по телефону.
   Каролине как принцессе Красного дома нужно достойное окружение и сопровождение из девушек ее возраста и дам постарше. И кто лучше подойдет на роль наставницы младшей сестры, как не Марья Васильевна Сенина, которая прекрасно зарекомендовала себя еще при матери, а потом - при сопровождении Полины. Настоящая придворная акула, которая в интригах смыслит побольше самой Ангелине. Она и от давления защитит, и проследит за учебой, и будет всю информацию предоставлять Василине и, конечно же, ей, Ангелине.
   Одна проблема - статс-дама, возможно, и не захочет менять почетную и важную должность во дворце на сады далекого Пьентана. Значит, придется придумать, чем ее убедить.
  
   Ангелина с Нории вернулись в Истаил утром девятого апреля. В Теранови было решено отправиться на следующий день, а пока Владыка и Владычица с головой погрузились в накопившиеся дела. Письмо Марине так и не было отправлено - в этом не было смысла, раз завтра будет доступен телефон.
   Но к вечеру из посольства в Теранови прилетел гонец с двумя известиями, которые снова напомнили Ани: сколько бы она не провела в Песках, чувство вины и сожаления, что она сейчас не с сестрами, всегда будет преследовать ее.
   Одно было о смерти герцога Дармоншира, случившейся накануне. Оно ввело Ангелину в тяжелое сожаление и беспокойство о Марине, а Нории - в глубокую печаль, от которой потемнело небо и пошел холодный косой дождь.
   Второе известие было об утреннем возвращении Василины и закрытии портала на Севере. И о том, что на нее было снова предотвращено покушение.
  

   ГЛАВА 4
  
   10 апреля, Иоаннесбург, Королевский дворец.
  
   В это утро Мариан Байдек пропустил и зарядку, и построение. Ночью он несколько раз просыпался, чтобы убедиться - да, вот она, его жена, лежит рядом как прежде, цела и невредима. Ругал себя последними словами, обхватывая ее поверх спящей между ними Мартины, и снова засыпал, согревшись, счастливый и тревожный. С другого бока к Василине жались мальчишки - в эту ночь дети спали с ними, потому что вчера не сумели успокоиться и отпустить маму. И хорошо, что кровать была достаточно широкой, чтобы все поместились.
   Но когда часы показали половину восьмого, на столике у кровати пиликнул телефон - пришло сообщение. Байдек протянул руку, прочитал его и зашевелился, аккуратно пытаясь отодвинуться от супруги, чтобы не разбудить ее и детей.
   - Уходишь? - сонно пробормотала она, подгребая к себе задергавшую ножками Мартину.
   - Нужно, - прошептал он. - Ты спи, василек. Я дойду до Тандаджи, пообщаюсь с ним и вернусь.
   Выходя, он кинул взгляд на Василину в окружении детей - и сердце его на секунду кольнуло сожалением. Такой, уютной и спокойной, могла быть их жизнь в поместье. Без покушений, уходов жены туда, где он не в силах был ей помочь, и ее огненной силы, с которой ей тоже приходилось справляться самостоятельно.
   В камине гостиной, как и прежде, горел огонь, и Байдек, налив в опустевшую за ночь плошку можжевелового масла, поставил ее перед нагретыми изразцами.
   - Охраняй, - сказал он тихо.
   - Коне-е-ечно! - прогудело пламя так самодовольно, что принц-консорт усмехнулся. Из камина показалась усатая гепардова морда, слизнула масло, зевнула: - Кто-о-о лучший охра-а-анник?
   - Ты, ты, - похвалил его Мариан.
   - Я-а-а! - горделиво подтвердил Ясница и скрылся в огне.
  
   Зеленое крыло
  
   Наутро после покушения на королеву в разведуправлении царила тишина и атмосфера потрясающей работоспособности. Даже весенние отогревшиеся мухи опасались жужжать и безмолвно ползали по папкам с бумагами, телефонам и притихшим сотрудникам.
   Разноса, подобного тому, что устроил начальник подчиненным, отвечавшим за отработку заговорщиков, в Зеленом крыле припомнить не могли. Как и того, чтобы его высочество Мариан Байдек был настолько зол: все управление слышало, как он, быстрым шагом проследовавший в кабинет начальника вечером через пару часов после покушения, выговаривал тидуссу, срываясь на рык, что у него тут заговорщики пешком ходят, контакты не отработаны и не просчитана элементарная раскладка их действий.
   "Виноват, ваше высочество", - то и дело раздавался ровный голос Тандаджи. - "Мое упущение, ваше высочество".
   Принц-консорт, после очередного "виноват" зарычавший уже натурально, хлопнул дверью и удалился, хмурясь и бросая тяжелые взгляды на любопытствующих.
  
   В шесть утра тидусс собрал по итогам первых следственных действий совещание, которое больше напоминало экзекуцию. Когда за последним из присутствующих захлопнулась дверь, Тандаджи, красными от недосыпа глазами полюбовавшись занимающимся над парком рассветом, достал из стола стопку бумаги. На одном из листов он написал "Заявление об увольнении", а на втором "Отчет о следственных действиях". Поколебался и подвинул к себе "заявление".
   Но стоило ему вывести первые полные раскаяния и самоуничижения строки, как дверь открылась, и в кабинет вошел принц-консорт Мариан Байдек.
   Он сел в кресло и бросил взгляд на лист, над которым замерла рука тидусса с зажатой в пальцах ручкой.
   - Опять балуешься? - сказал его высочество сдержанно, ослабляя воротник.
   Тандаджи промолчал, откинувшись на спинку кресла и едва заметно подняв брови. Байдек поморщился.
   - Обиделся? - проворчал он. - Нежный какой. Прекращай. Я был неправ, Майло. Мои люди так же виноваты, как твои. Да и ведомство Игоря Ивановича подкачало. Его люди не отработали убежище заговорщиков в Блакории, твои упустили контакты персонала, а мои и вовсе пропустили взрывчатку в здание. Мог бы мне это вчера сказать, а не слушать с таким видом, будто я тебе отходную читаю.
   - Если бы я тебе это сказал, ты бы меня съел, - невозмутимо отозвался начальник разведуправления. Но ручку отложил.
   - Не смешно, - буркнул принц-консорт. Оценил общую тидуссову потрепанность. - Ты вообще спал сегодня?
   - Нет, - Тандаджи выдвинул ящик и достал мешочек, явно пахнущий дурман-травой. Байдек принюхался и едва заметно покачал головой, наблюдая, как собеседник споро крутит из заявления об увольнении пухлую самокрутку и поджигает ее. Тидусс затянулся пару раз, выпустил дым - и лицо его расслабилось.
   - Не замечал за тобой склонности к театральным эффектам, - проговорил принц-консорт.
   - Возможно, я слишком много общался с Кембритчем, - согласился Тандаджи, благодушно улыбаясь, и только взгляд его потяжелел.
   Они помолчали. Известие о смерти Дармоншира пришло вчера в разгар расследования, и ни Тандаджи, ни Байдеку не было легко принять его. И сейчас вместе с запахом дурман-травы по кабинету потекло сожаление. Заявление тлело, начальник разведуправления попыхивал самокруткой.
   - Что там с задержанным? - нарушил тишину Байдек.
   - Темным оказался, - сообщил Тандаджи, опять сверкая белоснежными зубами. Байдек мрачно взглянул на него, и улыбка тидусса стала еще шире.
   - Как узнали?
   - Съездили к Дорофее, показали герцогине Симоновой его фотографию, - объяснил тидусс. - Она и опознала. Именно он ее вербовал тогда, когда должна была выманить к ним ректора Свидерского и ее высочество Марину.
   - Старый знакомый, значит, - с удовлетворением проговорил Байдек. - Молчит?
   - Заговорит, - пообещал Тандаджи весело и почему-то одно за другим потер запястья. - Если понадобится, я его лично "Смыком" разговорю.
   Байдек несколько раз при допросах преступников сталкивался с аппаратом, вызывающим у человека чудовищный страх, поэтому понимающе качнул головой.
   - Менталисты с ним работали?
   - Он темный, - напомнил тидусс, и принц-консорт досадливо постучал пальцами по столу. - Менталистов и магов к нему подпускать не стану, не дай боги, выпьет, но снаружи у камеры дежурят сильнейшие боевые маги управления и несколько служителей Триединого из Храма Всех Богов. Его Священство согласился прислать нам помощь, чтобы блокировать возможный темный срыв. Но, памятуя о том, что случилось семь лет назад - безопаснее ликвидировать, - закончил тидусс все с той же благодушной улыбкой.
   - Согласен, но если мы его не заставим говорить, за ним придут другие, - возразил принц-консорт тяжело. - И рано или поздно они добьются цели. Потому что идеальной защиты не существует. Тем более, когда на их стороне один из сильнейших магов. Но я, собственно, не только извиниться зашел. Стрелковский здесь?
   - Где же ему еще быть, - Тандаджи докурил и теперь встал, чтобы открыть окно.
   - Тогда зови его в операторскую, сейчас посмотрим видео, - Байдек достал из кармана длинный кристаллический накопитель. - Мои ребята наконец-то смогли восстановить записи. Думали, уже не выйдет, так сбоили кристаллы после взрыва, но нет, даже звук есть. Сюда свели со всех камер, которые не сгорели полностью.
   Тандаджи уже с привычным каменным лицом повернулся от окна и подошел к телефону.
   - Игорь, - сказал он в трубку, - запись взрыва есть. Иди в операторскую.
  
   Через несколько минут оператор в информационном центре вставил кристалл в считыватель, и на экране высветился белый коридор лазарета за несколько минут до взрыва.
   Мимо пустующих палат шла молоденькая санитарка - простовато улыбаясь встречным, перебрасываясь короткими фразами с коллегами. В зеленом халате, шапочке, с вышитым именем на груди, с тележкой, на котором стопкой были сложены полотенца, бруски мыла, флакончики с шампунем и с десяток свечей в прозрачных стаканах. Вот ее показали со спины, - впереди, в конце коридора, у дверей в палату королевы стояла охрана, а санитарка подходила к посту старшей сестры, расположенном посередине.
  
   - Громче звук, - попросил Стрелковский, и оператор выкрутил громкость.
  
   - Не помешаю я там, Лариса Павловна? - тихо спросила подошедшая.
   - Нет, Оленька, ты как раз вовремя, - ответила сестра, - его высочество с детьми только что ушел. Полчаса у тебя есть.
   - А свечи в палату зачем, не знаете?
   Старшая поколебалась и склонилась над стойкой.
   - На смену. Принц-консорт несколько с собой принес, в палате зажег, - едва слышно поделилась она. - Приказал менять, так уже почти все прогорели. Катя, медсестра, говорила, что видела, как королева руки над свечами держит и улыбается, а вокруг пальцев так и полыхает, словно они бензином облиты! И бабочки по палате огненные летают! Это что, говорят, во дворце их каждый день видят! И саламандры по стенам бегают, и даже птицы огненные летают!
   - Чудеса, - выдохнула санитарка - на глуповатом лице ее разлился восторг. - Пойду я, может, тоже увижу, а?
   Из ординаторской на шум голосов вышел врач, строго взглянул в сторону поста, и женщины отпрянули друг от друга. Врач, поправив очки, шагнул обратно в дверь.
   Санитарка, поглядывая на гвардейцев, катила тележку к палате королевы, охранники смотрели на нее с каменными лицами. А когда до них осталось шагов пятнадцать, из-под двери вдруг скользнула пламенная широкая лента, закрутившись вихрем и обратившись в огнедуха Ясницу.
   Охранники напряглись, но с места не двинулись. Огнедуха они знали - тот каждое утро, если не было дождя, приходил на зарядку с капитаном Байдеком, да и днем постоянно следовал за ним.
   Гепард зевнул, с интересом глядя на тележку, затем шагнул-метнулся к ней, обтек вместе с замершей девушкой, едва не касаясь ее. Санитарка вцепилась в рукоятку тележки и замерла.
   - Ф-фу, вода, - прогудел Ясница, ткнувшись под тележку, в ведро, стоящее на нижнем ярусе. - О-о-о, свечи! Люблю-у-у свечи-и-и, - он обнюхивал лежащее сверху. Затем сел перед тележкой, задрав лапу и неприлично лизнув ее. - Ма-а-ало везешь. Быстро-о сгоря-а-ат!
   Он протянул пылающий коготь и коснулся одной из свечей. Фитилек сразу занялся, воск в стакане мгновенно расплавился.
   - А что еще-е-е есть? - с любопытством спросил он.
   - Мальчики, - жалобно позвала санитарка Оленька, - а можно его как-то прогнать?
   - За-а-ачем меня-я прогоня-а-ать?! - возмутился огнедух, снова мягкой петлей обтекая и тележку, и санитарку. - А поговори-и-ить? Дава-а-ай в загадки поигра-а-аем? Ответишь пра-а-авильно, пропущу-у-у!
   - Я его боюсь! - Служащая умоляюще посмотрела на охранников, и те неохотно зашевелились.
   - Капитану позвонить? - буркнул один из них второму, старшему.
   - Подожди, договоримся, - ответил тот. - Он не тронет. Уважаемый Ясница, - гвардеец шагнул вперед, - не пугайте девушку, пропустите. Иначе придется звать его высочество.
   - Я-а-а уважа-а-аемый, - с удовольствием зевнул огнедух. -Я-а-а почте-е-е-нный! Не-е-е надо зва-аа-ать! Я-а-а не пугаю-у-у, а играю-у-у. Ну-у-у, краса-а-авица-а-а, - тут в голосе гепарда послышалось отчетливое ехидство, - отве-е-етишь?
   - Да ответьте ему, - посоветовал старший сочувственно. - Он и отвяжется.
   - Ф-фрр, как невежливо, - зафырчал Ясница.
   Санитарка тяжело потерла глаза ладонью.
   - Зага-а-адка, - прогудел Ясница. - Что ты такое вкусное везе-е-ешь, краса-а-авица?
   Девушка замерла.
   - У меня нет еды, - неуверенно сказала она.
   - Для меня-а-а е-е-есть! - рявкнул огнедух, и, рванувшись вперед, распахнул пасть и заглотил мыло вместе с частью тележки. Санитарка, охнув, бросилась назад к посту - и тут гепард вдруг беззвучно разбух клубами пламени до ширины коридора. На экране видна была его исказившаяся увеличившаяся морда, расплющенная об стену, распахнутая огромная пасть, из которой вырвался взрывной столб пламени, нагнавший санитарку и сбивший ее с ног - засверкали вокруг девушки щиты, которых не могло быть на ней, полопались - и когда огонь отступил, на полу остался корчиться мужчина, сбивая огонь с горящего халата санитарки Оленьки.
   - Вку-у-усно! - прогудел Ясница, вернувшись в обычный размер, и закашлялся - с каждым кашлем у него из пасти стреляли язычки пламени. - Но много, - прохрипел он, - сильный порох теперь ста-а-ал!
   Он прыгнул к мужчине с горящей одеждой, который уже не шевелился - потерял сознание, - провел над ним лапой, и пламя впиталось в нее.
   Охранники, которых чуть не задело увеличившейся задницей огнедуха, вжавшись в стену, держались за красные лица - видно, жаром полыхнуло неслабо. Один из них кое-как снял с пояса рацию и что-то быстро заговорил в нее - звонил Байдеку. На стенах коридора копотью отпечаталась искаженная морда огнедуха и след огромной лапы.
   Через несколько секунд в коридор ворвались гвардейцы, среди них - несколько боевых магов, мужчину лицом вниз погрузили на носилки и под охраной потащили его прочь - в Зеленом крыле была камера с медицинским оборудованием. Ясница, горделиво прохаживающийся туда-сюда, лег у дверей в палату королевы и начал вылизывать лапу.
   Открылась дверь, оттуда наконец-то выглянула привлеченная шумом Василина, в простом платье, в тапочках, и в изумлении прижала руку к груди. Охранник, кривясь от боли, что-то сказал ей - видимо, просил вернуться в палату, потому что она кивнула и скрылась. Подошли еще гвардейцы, сменили пострадавших - их приняли врачи, - быстрым шагом прошел к палате жены Байдек - и через минуту королева в окружении гвардии покинула лазарет.
  

   Запись оборвалась и началась снова.
   - Лескова Ольга, двадцати двух лет от роду, - проговорил Тандаджи: на экране санитарка опять катила тележку по коридору, - на работу была принята полгода назад по королевской программе трудоустройства сирот. Работала то во вторую, то в ночную смены, по утрам училась, в этом году должна была закончить медицинский колледж. Соседок по общежитию уже опросили. Собиралась идти в медслужбу на фронт, горела этим, но с месяц назад передумала. Стала пропадать, не выходила на учебу, обзавелась деньгами. Как-то обмолвилась, что у нее появился мужчина, а две недели назад и вовсе написала заявление на академический отпуск с сохранением места в общежитии. Но после этого в комнате больше не появлялась и на звонки соседок не отвечала. Однако на работу выходила исправно.
   Его слушали внимательно - пусть каждое ведомство проводило профильное расследование, вся информация стекалась к Тандаджи и основная следственная работа легла именно на внутреннюю разведку.
   - Персонал лазарета описывает ее как трудолюбивую и исполнительную работницу, медлительную и не очень сообразительную, но чистоплотную и вежливую, - продолжал тидусс. - Никаких нареканий за время работы не было. Личное дело чистое. Ни капли магических способностей. Все возможные проверки Лесковой были пройдены, даны допуски под щиты дворцового комплекса, подписан магдоговор, который в случае покушения сразу же ликвидировал бы ее. Как мы видим, задержанный жив, следовательно, кровный договор подписывала лично Лескова и она же получала допуски под щиты.
   - Значит, в какой-то момент санитарку Лескову сменил темный под ее личиной, - пробормотал Байдек.
   - Львовский Константин Генрихович, - сухо уточнил Тандаджи, заложив руки за спину. - Родился в Рудлоге, в юности вместе с семьей переехал в Блакорию к деду по материнской линии. Блестяще закончил Высшую Блакорийскую магическую школу двадцать лет назад. Чуть больше восьми лет назад внезапно уволился из блакорийской армии, где служил боевым магом и делал прекрасную карьеру, и пропал. Весенцев, - обратился он к оператору, - сделай громче. Слышите акцент?
   На экране санитарка шушукалась со старшей медсестрой, и сейчас, при усилении звука, в речи девушки стал заметен легкий блакорийский выговор.
   - А сама Лескова по-рудложски говорила чисто. Мы опросили персонал, но никто не обратил внимания, что у Лесковой поменялась манера речи. Люди удивительно невнимательны.
   - Львовский уволился восемь лет назад? - хмуро переспросил Стрелковский. - Где-то за полгода до переворота?
   - Да-да, - подтвердил Тандаджи невозмутимо. - Ты в правильном направлении думаешь.
   - Какое это имеет отношение к покушению? - принц-консорт нетерпеливо взглянул на часы, и полковники обменялись быстрыми понимающими взглядами. У всех есть слабое место, и у истинного служивого Байдека тоже.
   - Мои люди отработали контакты Романа Соболевского. Мага, который этой осенью организовал серию покушений на ее величество Василину и был обезглавлен лордом Троттом, - напомнил Стрелковский Мариану. - И я поднял свои старые наработки по Смитсену. Темному, - голос его охрип, - который устроил революцию почти восемь лет назад и убил ее величество Ирину-Иоанну.
   Игорь Иванович закашлялся и, поморщившись, отвернулся. Несколько раз вдохнул тяжело и продолжил:
   - Они оба отлично зачищали следы, контакты и биографию, но кое-что ухватить удалось. Соболевский тоже внезапно ушел с работы в корпорации "Рудложское золото" примерно восемь лет назад, как наш задержанный из армии. Только Соболевский проявился спустя два года после переворота, уже как финансовый консультант в Иоаннесбурге, а Львовский пропал надолго и всплыл только в истории с герцогиней Симоновой и ее высочеством Мариной. И хотя связи между Соболевским и Львовским мы не смогли найти, совпадение слишком очевидно, чтобы быть случайным. Особенно если учесть, что в то же время восемь лет назад по всему миру ушли в тень еще несколько десятков человек, которые имели в предках темных и до этого жили как обычные граждане. И это только те, о которых удалось узнать, разработав контакты Смитсена и Соболевского.
   - То есть вы полагаете, что Львовский - один из тех темных, кого в свое время инициировал и взял под свое крыло Смитсен? - уточнил Байдек.
   - Скорее всего, - кивнул Тандаджи. - А точно мы скоро узнаем от самого Львовского. Как мы видим, - он кивнул на девушку на экране, - с каждым разом их методы все изощреннее. Сейчас они воспользовались личиной санитарки. А завтра захватят кого-то из министров, часто встречающихся с ее величеством, а мы не сможем это вовремя вычислить.
   - Я понимаю, как можно скопировать внешность. Но допуски? - с сомнением пробормотал Байдек. - Все-таки вероятнее, что Львовский сам подписал договор, уже находясь под личиной девушки, и получил допуски под щиты.
   - Нет, если только он не способен одновременно находиться в двух местах, - ответил Тандаджи невозмутимо. - Установлено, что в тот день, когда задержанный шантажировал герцогиню Катерину Симонову, Ольга Лескова работала в лазарете.
   Мариан покачал головой. Его тревожило только одно - как не дать повториться покушению.
   - Тогда нужно выяснить, как личина не слетела при проходе через ворота и как получены допуски. Иначе все наши щиты - бесполезная трата стихийной энергии.
   - Личина держалась на амулете, - пояснил Тандаджи и ткнул пальцем в шею санитарки на экране, - наши магэксперты сейчас исследуют его. Но, полагаю, если амулет делал Данзан Оюнович Черныш, то его силы бы хватило, чтобы преодолевать ворота без разоблачения. А вот с допусками сложнее. Уверен, - его голос стал чуть едким, - господин Львовский будет так любезен, что прольет свет и на этот вопрос.
   На записи вокруг тележки вился звезда вечера - Ясница, и Тандаджи повернулся к Байдеку.
   - Удалось расспросить твоего подопечного?
   Байдек едва заметно усмехнулся - Ясницу, как основного свидетеля, опрашивали в начале следствия, и огневик очень гордился этим.
   - Сказал, что учуял еду. Для них чем огнеопаснее, тем вкуснее и питательнее. Вышел посмотреть, увидел, что "еда" спрятана в кусках мыла, и понял, что что-то неладно.
   - Экспертиза взрывчатки готова? - вмешался Стрелковский.
   - Работают, - отозвался Тандаджи. - В предварительном заключении речь про тот же орвекс, который ты первым обнаружил в цехах в Тидуссе.
   - Как только удалось пронести такое количество, - пробормотал Байдек. - Судя по силе взрыва, не меньше двухсот грамм.
   - На это я могу ответить, - Тандаджи смотрел на экран, где Ясница вылизывал себе лапу. - Вещи Лесковой обыскали. Она носила с собой еду в широком термосе. А внутри - ложное дно, куда в слое густого крема помещался кусок мыла в целлофане, с прослойкой взрывчатки. Сканеры воспринимали его как уплотнитель термоса. Если бы не знали, что нужно искать тайник, не нашли бы. Она проносила взрывчатку с собой, складывала куски мыла в емкость с мылом жидким. На двадцать литров. Взрыватель пронесла как часть заколки на волосы. Остальное - мобильный телефон и пара проводков. Идеально, - заключил он с удовольствием. - Нам бы его завербовать, да, Игорь Иванович?
   Игорь усмехнулся. Он тоже умел оценить мастерство противника. А вот Байдек был попроще и любование действиями заговорщика не разделил.
   - Итак, что мы имеем на данный момент? - сухо проговорил он. - Львовский вступил в контакт с санитаркой, каким-то образом сумел перенастроить на себя допуски и день за днем носил сюда взрывчатку, ожидая появления ее величества? Не слишком ли он полагался на случайность? Моя супруга, слава богам, отличается завидным здоровьем. И никто ее вчерашнего появления предвидеть не мог. Если только у заговорщиков нет прорицателя.
   - Зачем ждать? - невозмутимо откликнулся Тандаджи. - И прорицатель тут ни к чему. Основной задачей, как я полагаю, было доставить под щиты взрывчатку. А затем достаточно было прямо на дворцовой территории сменить амулет со внешностью Лесковой на внешность кого-то из министров или придворных, и попасть во дворец. То, что ее величество вернулась и оказалась в лазарете - удачное стечение обстоятельств, которым Львовский решил воспользоваться.
   Мариан поморщился.
   - Подумать только, - сказал он с глухой злостью, - страна с двух сторон в войне, гибнут тысячи людей, и только Василина может закрыть порталы. А этим выродкам война нипочем, они как преследовали свои цели, так и преследуют.
   Его собеседники помолчали - это выплеск эмоций комментариев не требовал. На экране полыхнуло, показалась кривая огромная морда Ясницы, вырвался из его пасти столб огня.
   - Львовский способен говорить после такого? - спросил принц-консорт, глядя, как горит одежда на заговорщике. - Раз к нему нельзя допускать ни менталистов, ни виталистов, то справляетесь простой медицинской помощью?
   - Вчера его обезболили, очистили раны, обработали их, - пояснил тидусс. - Был в сознании, вел себя спокойно, не дерзил, но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью делали осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует.
   - Не боитесь допускать врачей?
   Тандаджи едва заметно пожал плечами.
   - Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи управления знают, что работают с преступниками. Естественно, имея уже опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, как картонную, мы перестраховались, как могли: он обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки - тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться.
   Запись остановилась.
   - Еще раз, господин полковник? - спросил оператор воодушевленно. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик.
   - Достаточно, - проговорил Тандаджи. - Сделайте копии, Весенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества.
   - Так точно, - разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в "сотах".
  
   Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал - что готов говорить.
   Господа полковники и принц-консорт спустились вниз, на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (и тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна.
   Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла был расположен наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями.
   Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спина была покрыта оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, видны были страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла.
   Тандаджи нажал кнопку и склонился над микрофоном.
   - Доброе утро, господин Львовский, - проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. - Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием.
   Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы.
   - Я хочу пить.
   - Конечно, - ласково сказал Тандаджи. - Во время разговора и попьете.
   - Нельзя, - прошелестел Львовский, тяжело дыша. - Нельзя. Я проклят. Только капельница.
   - Все зависит от вашей сговорчивости, - подтвердил тидусс.
   Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами. Смеялся.
   - Вы все мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть.
   - Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, - равнодушно проговорил Тандаджи.
   - Да-а, - снова засипел-засмеялся заговорщик. - Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально...
   - И вы нам про это расскажете, - подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне - как и Стрелковский.
   По коридору к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог - одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы.
   - Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, - приветственно кивнула она.
   Байдек шагнул навстречу, взглядом размазав подчиненных по стенке, и Василина мягко взяла его за руку.
   - Не ругай их, - шепнула едва слышно, - я запретила им звонить тебе. Ты был бы против.
   - Я против,- подтвердил он сдержанно. - Я провожу тебя обратно.
   Господа полковники, как и сотрудники наблюдательного пункта, и охрана камеры, застыли со склоненными головами, готовые к семейной сцене.
   - Хорошо, - сказала она так же тихо. - Только дай мне взглянуть на него. Я хочу увидеть человека, который хотел меня убить. Понимаешь? Это как посмотреть в лицо своему страху.
   - Да, - коротко проговорил принц-консорт. - Но ты будешь говорить мне о таких желаниях, Василина.
   - Да, - повторила она, слабо улыбаясь ему, и он не выдержал - поднес ее руку к губам, поцеловал с нежностью, прикрыв глаза и чувствуя, как дрожат уже его руки.
   Окружающие продолжали делать вид, что их здесь нет.
   - Она здесь, да? - раздался искаженный динамиком голос Львовского. - Королева? Я чувствую... чувствую ее ауру, как в лазарете... сколько силы. Какое искушение...
   Василина встала перед окном, глядя на обожженного темного, который сжимал и разжимал руку у лица и шарил полубезумным взглядом по стеклу.
   - Здесь, - выдохнул он. - Ваше величество... а я ведь видел вас... Когда пол в коридоре мыл, а в палату заходили врачи. Мне сказали, вы закрыли портал на Севере. Да... Такая маленькая. Мне было бы жаль, если бы вы умерли.
   Василина молчала, крепко сжимая мужа за руку и вглядываясь в искаженное болью лицо Львовского.
   - Но бомбу вы бы все равно прикрепили, - проговорил отмерший Тандаджи, в котором следователь взял вверх над тактичным верноподданым. Почтение почтением, а пока преступник говорит, нужно его в этом поощрять.
   - Прикрепил бы, - прошептал темный, - и взорвал бы. Но мне было бы жаль... Хорошо, что уже не нужно.
   Он что-то еще шептал себе под нос. Глаза горячечно блестели.
   - Идем, - едва слышно приказал Байдек, и Василина беспрекословно шагнула за ним.
   - Ваше величество, - прохрипел в динамике Львовский, - не закрывайте второй портал. Не закрывайте портал! Иначе Черный Жрец не сможет вернуться!
   Она оглянулась - но не стала просить Мариана остановиться.
   - Не закрывайте портал, - просил темный, когда они шли к лестнице. - Не сейчас!
   Он замолчал, тяжело дыша, только когда королевская чета поднялась наверх. По лицу его тек пот. Львовский некоторое время вглядывался в стекло, затем выругался с отчаянием, закрыл глаза.
   - Вы вчера наотрез отказывались говорить. А сегодня согласились, - проговорил Тандаджи невозмутимо. - Почему?
   - Потому что нельзя закрывать порталы, - прошептал темный с закрытыми глазами. - Как мне еще донести это до вас?
   - А вчера можно было? - почти озадаченно уточнил тидусс.
   Львовский открыл глаза и вдруг усмехнулся:
   - Вчера у меня почти не было надежды, господин Тандаджи. А сегодня есть. Я видел сон. Больше не нужно взрывов. Там, внизу, Источник сдвинулся с места. Мы все это ощутили. Наш праотец наконец-то идет к порталам.
  

   Блакория
  
   По влажному низинному лесу среди хилых едва зазеленевших деревьев поспешно отступали с десяток человек. Они, отбиваясь боевыми заклинаниями от преследующих их всадников на огромных стрекозах, бежали по чавкающим бурым мхам к приметному пригорку. Тот, покрытый пышным ельником, находился метрах в ста пятидесяти от дороги, на которой убегающими была устроена засада.
   Сейчас на ней горел обоз иномирян. Пылали перевернутые грузовики с едой, оружием и одеждой для воюющих на границе с Рудлогом отрядов, стонали раненные, трещал хитин на уничтоженных охонгах, корчился недобитый тха-охонг с оторванными лапами, дергали крыльями сбитые Таранами стрекозы.
   От огненных ударов занялись и редкие лысоватые деревья вдоль дороги, но это не задержало погоню надолго: уцелевшим иномирянам потребовалось несколько минут, чтобы на охонгах обойти зону пожара и начать преследование. Сухо трещали пулеметные очереди, щиты отступающих мутнели от пуль, и то и дело приходилось останавливаться, чтобы выручить отставшего товарища.
   Первый из магов взбежал на песчаный пригорок: там, надежно скрытое разлапистыми елками, подрагивало ртутное Зеркало, привязанное к оставленному на пригорке артефакту. Ближе к месту засады открыть переход было невозможно из-за того, что блакорийское болотистое редколесье на километры просматривалось, как на ладони.
   - Зеркало на месте! - крикнул он своим, и те прибавили шаг, а он выбросил вперед ладони, и ближайшую пикирующую стрекозу снесло мощным Тараном. Еще злее заговорили автоматы; пара визжащих охонгов нагнала последнего из убегающих - от удара лапами-лезвиями об щит он упал, и иномиряне, яростно выплевывая свою иномирянскую ругань, начали закидывать купол защиты гранатами. К нему на помощь рванули еще двое магов. Остальные проворно взбирались на пригорок и сбивали раньяров Лезвиями и Вертушками уже оттуда.
   Полыхнуло - почти у Зеркала взорвалась граната из гранатомета, но портал устоял, лишь пошел волнами.
   - Дуглас, нужно уходить! - крикнул один магов. - Там Брин! Они выберутся!
   Молодой Макроут мотнул головой.
   - Вы идите, а я прикрою их от стрекоз!
   Перед отбивающимися магами внизу вдруг поднялась пятерка вихрей-огневиков, стихийных духов, подчиненных амулетами Оливера Брина. Заверещали охонги, объятые пламенем, мучительно заорали наездники, а отступающие, отскочив от рухнувшего почти им на головы раньяра, побежали к пригорку.
   До него оставалось несколько шагов, когда первый из магов вдруг беззвучно ухнул в открывшийся прямо под его ногами черный болотный бочаг. Не было ни звука, ни всплеска - вязкая жижа сомкнулась над головой упавшего, беззвучно плеснула к краям и замерла. На поверхности надулся огромный метановый пузырь и лопнул.
   Наступила такая тишина, что стало слышно, как у горящих машин на дороге стонут раненые иномиряне, и даже нападающие в изумлении замолчали. Второй маг, упав на живот, зашарил в жиже рукой, Оливер Брин схватил его за ноги, оттаскивая.
   - Он мертв уже! Мертв! - крикнул он товарищу в лицо. - Ты тоже туда хочешь?
   Мужчины на пригорке, грязные, тяжело дышащие, забыв про преследователей, которых сейчас уничтожали духи Брина, молча смотрели на болотное окно полутора метров в диаметре. Напоминание, что проклятие найдет виновных где угодно.
   - Мы же все вокруг проверили, - дрогнувшим голосом проговорил Макроут. - Я сам там проверял. Там не было провала.
   Отставшие, тщательно глядя под ноги, перебрались на пригорок, и темные начали один за другим уходить в Зеркало. Последним шагнул Брин - но перед этим он коснулся амулета, и к нему огненной лентой проскользил единственный огнедух. Остальные истратили силы и развеялись.
  
   Они вышли из Зеркала среди снегов, у входа в горное убежище. Дуглас Макроут деактивировал артефакт, на который Черныш завязал питание перехода, и отряд прошел в расщелину, а затем по длинному наклонному каменному коридору - туда, где давным-давно ушедшими отсюда то ли отшельниками, то ли монахами, рядом с большими пещерами были выдолблены маленькие "кельи", сейчас использующиеся заговорщиками как спальни.
   Пещера, заменяющая им и гостиную, и столовую, встретила вернувшихся затхлостью и холодом. Замигали и загорелись магические светильники, освещая широкий стол, стулья, а также уставших и подавленных от очередной нелепой смерти людей. А ведь с утра, после того, как во сне часть темных ощутили движение Источника и рассказали об этом не-темным соратникам, в убежище царила эйфория: первый раз за несколько недель здесь звучал смех, единомышленники улыбались, готовясь к очередной вылазке.
   Сейчас вернулось ощущение безнадежности, сопровождающее их последнее время.
   Мужчины разбрелись по сторонам - кто-то обтирался влажными тряпками, потому что душа здесь не было, а обливаться было холодно: у гор еще лежал снег, поэтому и без обливания приходилось тратить личный резерв на обогрев. Те, кто могли пить - пили, кто-то уже хрустел сухпайками, отбитыми у иномирян в одну из прошлых вылазок.
   Оливер Брин, осторожно вытерев руки, сходил к себе в "комнату" переодеться, а вернувшись, опустился в кресло, стараясь не смотреть на жадно глотающего воду Макроута. Каменные своды и миллионы тон горы над ними давили на плечи, и казалось, что не хватает кислорода. Во рту было сухо и язык казался чужеродным, шершавым, но Брин опасался теперь даже смачивать горло: один из соратников захлебнулся на их глазах, не сделав глоток, просто набрав в рот воды.
   Сейчас Брин отдохнет и сделает себе капельницу. Хорошо хоть что хлорида натрия для физраствора запасено достаточно, и источники с чистой водой здесь есть. А вот остальные припасы подошли к концу, и приходилось грабить грабителей, добывая себе пропитание.
   Вода Брину теперь часто снилась - он пил ее досыта, окунался, гладил прозрачную и ласковую поверхность то ли речки, то ли озера, счастливо жмурясь, набирал горстями и пил, пил, пил. Снилась ему и спокойная, размеренная жизнь до встречи с Романом Соболевским, который зажег в нем, простом исследователе стихийных духов, уже перешагнувшем за пятый десяток и вырастившем детей, веру в особую миссию, в то, что он способен изменить мир. Он до сих пор в это верил, хотя и вспоминал иногда и свою лабораторию в провинциальном инляндском магинституте, и жену, и детей, с которыми связи последние годы не поддерживал, и мирные споры с коллегами за чаем.
   Просыпался он мучимый еще большей жаждой, чем до сна, хотя осознавал, что это психологическое - капельницы давали ему достаточно влаги. И мог понять Вертера Овина, который около недели назад во время ужина вдруг мутными глазами посмотрел по сторонам, на тех, кто не попал под проклятье и спокойно подносил стаканы ко рту, молча встал, вырвав из вены иглу от капельницы, схватил бутылку с водой и начал пить - давясь, обливаясь, что-то выкрикивая, дико смеясь и не давая отобрать емкость. Он перестал дышать в один миг, посинев и выронив бутылку - хрипя, рухнул на каменный пол и замер, не шевелясь.
   Вода не знала жалости и медленно, неумолимо, одного за другим, забирала тех, в ауре которых проявилось темное кружево. Ни гениальный Черныш, способный работать с аурами с закрытыми глазами, ни темные, которым на роду было положено разбираться в проклятиях, распутать его не смогли. Многие были уже доведены до отчаяния и все громче звучали разговоры о том, что нужно пойти сдаться в расположение остатков блакорийской армии и присоединиться к борьбе против захватчиков, возможно, заработав себе на амнистию и выторговав избавление от проклятия. Накануне утром и вовсе было отмечено ослабление эманаций Черного, что ввело темных почти в панику: неужели все было зря? И если бы этой ночью они вновь не обрели надежду, то уже сегодня заговорщики рисковали не досчитаться части соратников.
   Дугласа, сильнейшего среди них потомка Черного Жреца, берегли, используя будущего короля как знамя для привлечения новых последователей и не допуская к участию в терроре. Поэтому под проклятие он не попал. Зато с каждым днем он (как и другие темные, но в несравнимо большей степени) становился все опаснее для не-темных соратников, потому что эманации Жреца усиливались, разжигая голод и желание подпитаться, а никто кроме Черныша уже не мог быстро открыть Зеркало в монастырь, чтобы перенести Макроута туда. Данзан Оюнович, однажды поймав разгорающийся голодный блеск зеленых глаз Дугласа, создал для него еще один амулет переноса, открывающий Зеркало в монастырь Триединого, но отдал его Брину, как слишком слабому, чтобы поддаться голоду, но способному понять, что происходит с претендентом на престол Гёттенхольдов.
   Вот и сейчас Дуглас допил и повернулся в сторону Финса, виталиста и классического мага без капли темной крови, - глаза потенциального короля вновь мерцали зеленым, и Брин приподнялся в кресле, нащупывая амулет. Но молодой Макроут опомнился сам. Стиснул зубы, достал бутылочку с вытяжкой из храмовых трав, выпил залпом, сорвав крышку, и тут же потянулся за второй.
   - Черныш еще не вернулся? - спросил он севшим голосом. Радужки его постепенно тухли.
   - В комнате его нет, на складе тоже, - покачал головой Брин, который по пути к себе заглянул и туда, и туда.
   Данзан Оюнович накануне отбыл в Иоаннесбург на встречу со Львовским. Тот ушел в Рудлог больше месяца назад, чтобы подготовить устранение королевы, когда она появится, и с тех пор передавал информацию через Черныша, ибо, как и остальные, самостоятельно открыть Зеркало уже не мог.
   Кто-то из соратников за это время отправился в Йеллоувинь, кто-то на Север Рудлога, чтобы постараться подобраться к Демьяну Бермонту, несколько человек даже ушли в Пески и на Маль-Серену. Слишком много было поставлено на кон, чтобы не пытаться довести дело до конца. И все отчетливо понимали, что не присоединись к ним Черныш, не удалось бы не только осуществить взрывы, но и успешно скрываться от спецслужб континента.
   Молодой темный потер ладони одну о другую, оглядел ужинающую компанию и вздохнул.
   - Чудовищно тяжело жить без связи с внешним миром. Может, Черныша и Константина уже схватили, а мы про это и не узнаем.
   - Оказывается, вы невысокого мнения о моих способностях, лорд Макроут, - раздался скрипучий голос Данзана Оюновича. Присутствующие обернулись - у входа в пещеру стоял незнакомый мужчина, в полумраке похожий на чернорабочего: в неприметной затертой зимней куртке, таких же заношенных брюках, картузе и стоптанных ботинках. Через плечо у него была переброшена тяжелая сумка.
   Он поморщился, махнул рукой, и магические светильники засияли ярче, а Черныш шагнул в "гостиную", на ходу возвращая себе свою внешность.
   - Вы почти сутки отсутствовали, когда раньше вам хватало пары часов, - не смутился темный. - Что нам еще думать?
   - Что появились непредвиденные обстоятельства, - один из сильнейших магов мира, как бабушка, приехавшая ко внукам, выкладывал из сумки на стол фрукты и овощи, запечатанные пакеты для капельниц. - Впрочем, вы правы. Львовского схватили.
   Черныш обвел взглядом замерших соратников и продолжил, снимая куртку:
   - Когда я ушел в Иоаннесбург, первое, о чем я услышал по телевизору в гостинице - что вернулась королева, сумев закрыть портал на Севере.
   Присутствующие дружно пораженно-недоверчиво вздохнули.
   - Вот почему вчера ослабли эманации Жреца, - понимающе пробормотал Брин. - Переход закрыт!
   - Осталось всего четыре, - сказал кто-то тихо.
   - Если идет, должен успеть, - отвечали ему.
   Черныш, игнорируя эти переговоры, продолжал, оттерев тряпкой сочное яблоко и со смачным хрустом откусив кусок:
   - Константин так и не появился в номере в оговоренное время, хотя смена в лазарете уже должна была закончиться. Я подождал, сколько требовалось, затем вышел прогуляться мимо дворца. И увидел усиленную охрану, следователей, что-то проверяющих у крыльца, придворного мага, просматривающего щиты. Стало ясно, что что-то случилось. Кляйншвитцер, конечно, олух, но маг не слабый, поэтому я предпочел не заниматься ментальным сканированием там, где он мог это засечь, а подождать удобного случая.
   Всю ночь и утро я отслеживал выходящий за щиты персонал госпиталя. Следовал за человеком, аккуратно прощупывая ментально, и так пока не восстановил картину произошедшего.
   Его слушали с уважением, но на лицах читалось нетерпение.
   - Королеву по возвращении положили в лазарет на обследование, и, конечно же, наш друг не мог не воспользоваться такой возможностью. Судя по всему, он проследовал в ее палату с взрывчаткой, но по пути на него напал огнедух-охранник, который уничтожил орвекс без вреда для окружающих и королевы и каким-то образом нейтрализовал и щиты, и мой амулет. - Черныш снова поморщился, откусил яблока. - Я крайне разочарован, конечно. Столько резерва я потратил на копирование допусков под щиты и сцепок магдоговора из ауры девушки и внедрение их в ауру Константина. А на амулет? Вины нашего друга, конечно же, нет, он бы сделал все как нужно, но появился один непредвиденный фактор - и вся подготовка провалилась. Константин схвачен, и пусть на нашу деятельность у него стоят блоки, он наше расположение и остальные операции не сдаст, но все равно потеря такого союзника, как Львовский - сильно ударит по нам.
   - А я ведь изначально был против вашего плана, - напомнил Макроут, хмурясь. - Мне тяжело осознавать, что мы убиваем женщин и детей. И что тем самым подыгрываем захватчикам, с которыми сами же боремся.
   - И мне нелегко, - резко отозвался Черныш, - но схема с подменой личины и элементов ауры не сработала бы ни с Бермонтом, ибо у берманов идеальное обоняние и они легко отличат запах одного человека от другого, ни с Желтыми с их ментальными способностями, ни с царицей, воспринимающей эмоциональный фон как мы холод или жару. Впрочем, мы уже это обсуждали. Благородство и великодушие прекрасны, лорд Макроут, однако не забывайте, что ими не вернуть вашего первопредка. Есть условие в предсказании, что сила владык туры должна ослабнуть, и этого никак не добиться патетичными речами, не запачкавшись. Хотя вы, конечно, выйдете чистеньким, вам повезло.
   Молодой темный побагровел.
   - Хорошо, что в устранении монархов больше нет нужды, - примирительно вмешался Брин, пока не успела начаться перепалка. И пояснил в ответ на вопросительный взгляд Черныша: - Этой ночью те из нас, кто видит сны про Нижний мир, почувствовали, что Источник сильно сдвинулся в сторону равнины, на которую прибывают отряды наемников и рекрутов со всей Империи. На ней же, у трех вулканов, открыты порталы. Значит, наша работа принесла плоды. Скоро Жрец будет на Туре. Значит, нет нужды больше в... исполнении предсказания.
   Черныш доел яблоко, глянул на огрызок и, подумав, сунул его в рот. Лишняя влага не помешает.
   - Жаль вас расстраивать, друзья мои, но не понимаю, где вы нашли повод для оптимизма, - сухо сказал он, дожевав, и присутствующие с недоумением посмотрели на него, похудевшего, серого, еще больше похожего на хищную птицу, чем раньше. - Судите сами: если бы бог был в состоянии пройти через порталы, что помешало бы ему это сделать в один момент? А если, как вы говорите, он переместился, но на Туру не вышел, да еще и эманации стали слабее - не значит ли это, что порталы все еще его не пропускают? И нам, наоборот, нужно поторопиться с расчисткой пути?
   В пещере воцарилась подавленная тишина. Макроут вскинулся, желая что-то сказать, но не стал, опустившись на грубую скамью у стола. На лице его читалось поражение.
   Один из темных вдруг заговорил:
   - Я слышал сегодня ночью, как дар-тени из ближайшего к нашему убежища говорили, что к долине Источника, закрытой для всех нас, с неделю назад пошел охотник Охтор, один из старейших, и повел с собой крылатую женщину, которых до сих пор не бывало на Лортахе.
   - И я это слышал несколько дней назад, - пробормотал второй. - Но я думал, выдумки. Откуда на Лортахе быть нашей женщине?
   - И я, - поддержали еще несколько голосов.
   - Говорили, - продолжал первый, - что Отец потребовал ее себе в жертву. Вдруг жертва свершилась и это помогло? Мы ведь не все, что сказано в предсказании, понимаем. Вдруг не все зависит от нас? Да и что мы можем сделать теперь, когда мы отрезаны здесь от мира, от наших людей, и один за другим умираем от проклятия? Есть ли смысл бороться дальше?
   - А есть смысл сдаваться? - вмешался Оливер Брин, поднимаясь. - Даже если нет нужды в устранении правителей, в чем, как правильно обратил наше внимание Данзан Оюнович, нет никакой уверенности, то как вернется Жрец, если им удастся закрыть все порталы?
   - Но что мы можем? - повторил его собеседник. - Снова убивать? Или ждать? Пока большинство из нас не будет уничтожено проклятьем?
   - Ждать, - кивнул Брин. - Хотя бы несколько дней. Мы видим сны и ощущаем в них движение нашего праотца: подождем, посмотрим, что происходит с ним, и, возможно, сможем принять правильное решение.
  

   ГЛАВА 5
  
   Девятое апреля по времени Туры, Нижний мир, Алина
  
   После переноса из долины Источника принцессе понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя: голова казалась пустой, мышцы в руках, ногах и крыльях были похожи на кисель и никак не хотели работать. Алина несколько раз пыталась встать и снова падала набок, на мхи, чувствуя, как вжимается в бок объемная сумка, и жмурилась от утреннего солнца, которое щедро заливало светом привычный папоротниковый лес. Наконец получилось кое-как сесть, опираясь на крылья. В глазах прояснилось.
   Лорд Тротт не спешил ей помогать - он стоял в нескольких шагах от принцессы и задумчиво, словно прислушиваясь, крутил головой. На секунду взглянул на Алину - глаза его были снова полны чернильной тьмы, и она поежилась. Ей было жутко смотреть на такого лорда Макса. Жутко и потому, что он уже не принадлежал себе - а принадлежал богу, долгу и предназначению.
   Внутри снова плеснуло растерянностью и горечью оттого, что случилось ночью. И черный брачный браслет на левой руке показался тяжелым и холодным.
   - Думал я, - профессорским голосом проговорил бог в теле Тротта, обращаясь не к ней, а будто к самому себе, - дальше смогу вас перенести. Однако слишком мало сил осталось во мне. Хоть и взял я столько виты, сколько мог, чтобы не убить людей, живущих под защитой моей, большую часть ее я потратил на удержание купола над убежищами и наше сокрытие. Продержится защита над моими горами, пока мы идем, и боги мира сего не узнают, что я ушел, и не увидят нас. А вот люди и инсектоиды могут. Будь осторожен, птенец.
   Он снова прислушался к себе.
   - Нет, не рассеюсь за эти дни, - ответил Жрец, невидяще глядя куда-то сквозь принцессу, - хоть и много израсходовал сил, но нечего опасаться, сын мой. Есть еще время. Мнится мне, и к лучшему, что потратим время на путь до врат на Туру. Может, еще я ослабну и смогу пройти сквозь проход после этого, ибо чую, что недавно закрыт еще один из них. Четыре осталось. Оттого и яростью горят боги мира сего - их крик мы слышали перед переносом.
   Алинка вспомнила многоголосый вопль, пробравший ее до костей, и, содрогнувшись, решила вступить в разговор, хотя и немного стеснялась. Это когда душа была полна эмоций и страха за лорда Макса, она могла свободно говорить с богом и даже требовать у него что-то, а сейчас вернулось понимание, кто он - и кто она.
   - В-великий, - робко позвала она, - но зачем вам становиться с-слабее? И если врат осталось четыре, то что нам помешает пройти через одни из них? Если доберемся, конечно, - добавила она, снова чувствуя, как страхом сжимает сердце.
   Корвин повернулся к ней, улыбнулся отеческой улыбкой, совсем не похожей на троттовскую.
   - Закрытие одного прохода ослабляет остальные, - объяснил он без раздражения, - чем больше их открыто, тем крепче связь между мирами, ныне связанных в мироздании как два корабля канатами. Одна веревка и лопнуть может, а сотня корабли корма к корме удержит. Я есть стихия мощи великой, - продолжал он невозмутимо, - хоть и ослаб здесь почти до иссякания. Чтобы пройти мне сквозь врата, нужно, чтобы они силу мою выдержать смогли. После ритуала с кровным камнем, что дети мои провели, после смерти двух королей и детей дома сестры моей, Воды, после ослабления Туры могли проходы пропустить меня, да запрет брата не позволил бы пройти. И сил у меня не было богам мира сего противостоять, чтобы к переходам добраться. А сейчас и добраться могу, и запрет обойти, но раз меньше врат стало, может проход от мощи моей разрушиться, когда внутри буду. Нужно, чтобы и я ослаб еще, и Тура, дабы не развеяло меня по мирозданию, да и вас вместе со мной. К лучшему эта отсрочка, к лучшему. Потому и боги Лортаха еще здесь, - добавил Черный. - Сильнее меня они сейчас, и раньше не выдержали бы их переходы, а сейчас, после закрытия нескольких, и подавно. Ждут, чтобы время еще прошло, чтобы еще ослабли стихии на Туре и кто-то из владык туринских пал.
   Он снова словно прислушался к себе. Алина шагнула ближе, и только потом спохватилась, что все равно не услышит общения лорда Макса и Жреца. Огляделась - жаркий лес, полный знакомых звуков, был очень похож на тот, по которому они шли вдоль залива, и сориентироваться не представлялось возможным.
   - Но как мы сейчас поймем, куда идти? - спросила она осторожно.
   Бог усмехнулся.
   - Вы, птенцы, одновременно об одном и том же спрашиваете. Я сейчас покажу ему. Посмотрит сверху вместе со мной.
   - А мне можно посмотреть? - ужасно стесняясь, выпалила принцесса.
   - Дай мне руку, любознательная пташка, - Корвин благосклонно качнул крыльями.
   Она вложила пальцы в холодную ладонь лорда Макса, подумав, что сразу ощутила бы, что это не он, даже если бы не видела его. Совсем по-другому он касался ее и совсем по-другому сжимал, когда держал за руку.
   - Закрой глаза, - проговорил Черный.
   Алина, сомкнув веки, мигом словно вознеслась в небеса. Сжалась, когда чужой взгляд, непослушный ее воле, выхватил маленькие фигурки внизу - одной из них была сама принцесса, вцепившаяся в руку лорда Тротта. Но себя она ощущала сейчас только здесь, под низкими облаками, гладящими сочный зеленый лес своими тенями.
   - Тебе просто будет понять, - слышала она слова бога, однако говорил он не с ней. - Видишь, в полудне пути по правую руку деревня, мимо которой ты проходил по пути в Лакшию, когда искал, куда стекаются армии императора?
   Невидимое могущественное существо, глазами которого принцесса смотрела, повернулось вправо - и Алина увидела вдалеке разбросанные у небольшого озерца черные домишки.
   - Дойдешь до нее, а дальше уже по прежнему пути к равнине. Вон она, птенец, у трех вулканов.
   За деревенькой, далеко-далеко начинал проплешинами редеть лес, кое-где переходя в луга и низины. А дальше, скрытые облаками и размытые от расстояния, поднимались три синеватые горы, очень странно выглядящие на плоской как доска равнине. Показалось ей, что она видит крошечные сияющие порталы, и странные черные пятна, заполонившие равнину - но не успела она рассмотреть все, как очутилась в своем теле, на земле, среди папоротников. Голова снова кружилась, и она вцепилась в руку Тротта.
   - Как далеко, - прошептала она, покачиваясь.
   - Не меньше десяти дней пути, - подтвердил Черный. - А то и больше придется идти.
   - Идти? - удивленно пробормотала Алина. Она-то уже привыкла к полетам и думала, что снова будут добираться по воздуху.
   Бог в теле профессора покачал головой.
   - Не способна ты была увидеть то, что видел я, поэтому скажу - на равнине ждут своей участи тысячи и тысячи солдат и созданий богов мира этого.
   Принцесса вспомнила устилавшие зеленые луга черные пятна и с недоверием уставилась на собеседника, с ужасом осознавая, что не пятна это вовсе были, а скопища людей и инсектоидов.
   - Сейчас со всех концов Империи продолжают идти и прилетать к вратам отряды наемников и рекруты. Леса эти полны ими. И сейчас я чую людей в нескольких часах пути и по правую руку, и по левую, но пока не стоит бояться: двигаются они не к нам, а к равнине. Империя велика, чтобы добраться с другого ее края сюда даже на раньяре, нужно несколько недель, а пешком и месяцами идти можно. Чем ближе к равнине, тем вернее мы наткнемся на врагов. Поэтому идти придется по земле, лететь опасно даже ночью, слишком много в воздухе раньяров.
   Алина вздохнула. Предстоящий путь теперь представлялся и вовсе невозможным.
   - Нужно мне оставлять вас, - сказал бог. - Слишком много сейчас трачу сил. Если нужен стану, птенец, позови, да и я по утрам поглядывать на мир буду. А в остальное время я буду спать, и не почуешь меня.
   - Постойте, - шепотом попросила принцесса, вцепляясь в руку Черного. - Как мне спасти его? Как мне спасти его? Достаточно будет закончить обряд?
   - Сила сути моей уже начала разрушать его суть, - тяжело ответил Жрец. - Но даже боги не имеют права лишать надежды. Делай, что можешь, раз желаешь этого.
   - Я желаю, чтобы он жил! - крикнула Алина.
   - Если вы будете так кричать, то я умру куда быстрее, чем надо, - раздался сухой голос Тротта. - Вам же сказали, что вокруг враги.
   - В нескольких часах пути, - огрызнулась принцесса, с тревогой вглядываясь в его лицо. Но профессор выглядел таким же, как обычно - язвительным и невозмутимым. И оставался таким же.
   - Про лорхов вы забыли? - проговорил он. - Здесь водится вид, который прыгает и плюется паутиной. Это помимо других не самых дружелюбных тварей. Поэтому прекратите на меня смотреть как на умирающего, Богуславская, нам нужно идти. И отцепитесь от меня, наконец, я не упаду замертво без вашей поддержки.
   - Тротт, - сказала она упрямо, разжимая пальцы и отступая.
   - Что? - не понял он.
   - Я теперь Тротт, - повторила она и подняла левую руку, на запястье которой чернел брачный браслет.
   Лорд Макс, поправляя сумки, едва заметно усмехнулся.
   - Если это поможет вам идти быстрее, то я готов вас называть хоть Синей богиней, Алина.
   - Мне нравится, как вы говорите "Алина", - ответила она, задрав подбородок и моргая, чтобы снова не расплакаться - так ее пугали и злили и эта его невозмутимость, и черная ирония, и игнорирование ее страха и боли. Опустила глаза, чтобы тоже поправить сумки - и тут он подошел к ней и несколькими движениями сделал это сам. Принцесса упорно смотрела в сторону - чтобы не дать волю слезам, и зажмурилась, когда он вдруг легко провел пальцами по ее щеке.
   - Все будет хорошо, - сказал он глухо. - Главное нам - добраться до врат, не погибнув - а я не знаю пока, как пройти сквозь тысячи наемников императора. Но и это я решу. Об остальном не думай, Алина. Не нужно, девочка. Не нужно.
   Она повернулась к нему, растревоженная непривычной нежностью в его голосе - но лорд Макс уже шагал вперед, и принцесса бросилась за ним.
  

   Максимилиан Тротт
  
   В свое время, после того как Макс обнаружил, что заклятые на охрану дубы вокруг его поместья обзавелись собственными привязанными духами, он ознакомился с массой исследований, посвященных стихийным духам - потому что университетского курса было недостаточно, чтобы понимать, как сосуществовать с ними дальше. И помимо прочей любопытной информации Тротт читал о случаях, когда духи подселялись к человеку, и он становился одержимым.
   Свойственно это было только духам Разума, или равновесникам. Они, в отличие от порождений других стихий, почти не подражали животным - слишком основательны и гармоничны были для этого. Старшие из них, давно познавшие мир, не любили беспокойных людей и обитали далеко от городов и поселений. Иногда они принимали вид вечнозеленых деревьев - и такой гигант возвышался над лесом на сотню метров, а его корневая структура гармонизировала окружающие земли; иногда - озер-колодцев, покоясь на их дне и поддерживая равновесие с помощью подземных вод. С этими духами, самыми загадочными и неизученными, было связано много легенд - например, что в их ветвях или на дне колодца можно найти чудесный артефакт, или что любят играть они с путниками, давая им задания и щедро награждая за службу.
   Конечно, больше всего равновесников встречалось в Йеллоувине, но и в дремучих лесах других стран они изредка попадались. Маленькие же духи были известны куда больше - достаточно любопытные и молодые, чтобы тянуться к человеку и эманациям его разума, они, как и порождения остальных стихий, предпочитали деревни шумным городам. Они могли жить рядом с людьми в облике паука с паутиной, вьюнка или даже грибной полянки с огромной грибницей - всего, что оплетало, соединяло, скрепляло окружающий мир. Также можно было обнаружить места обитания духов Разума по огромным симметричным рисункам, которые то и дело появлялись на полях или в лесах после их игр - равновесники, будучи сами воплощением гармонии, и безобразничая, производили красоту. Но в большинстве своем они все же предпочитали не иметь конкретного облика, хотя взаимодействие с людьми любили, как и их подношения.
   В районах, где им поклонялись издавна, существовали и свои традиции - так, в Тидуссе вырезали из дерева разномастных идолов с запрокинутыми головами, и после озвученной просьбы практично заливали ароматическое масло прямо в рот покровителю. А духи Разума, облюбовавшие каждые своего идола, за прикорм иногда оказывали посильную помощь - заболотившееся поле там высушить, или сухое увлажнить, вернуть равновесие то есть.
   Идолов этих, почитаемых тидуссцами и созданных их же фантазией, были сотни - шестиглазый Шивала, многоглазый Инира, и прочие много-ухие,-рукие,-ногие,-головые и так далее покровители, которым, по мнению простого народа, множество частей тела нужны были, чтобы все видеть, все слышать и успевать.
   "Негоже богов молитвами от небесных дел отрывать, - говаривали в Тидуссе, - если для людей помощники на Туре оставлены".
   Изредка и на короткое время духи могли подселяться в самих людей. Чаще всего по их просьбам, чтобы помочь в каком-то трудном деле: вспахать поле, совершить подвиг, очаровать милую сердцем девушку и (что важнее!) ее родителей. Но бывали и непрошенные гости, которым любопытно становилось пожить в человеческом теле.
   Больше всего случаев одержимости было как раз в Тидуссе. По аналогии и возникла одна из гипотез про темных: что "демоны" одержимы какими-то недобрыми стихийными духами Смерти, которые придают им мощи. Впрочем, гипотез про потомков Жреца было множество, и ни одна из них и близко не походила на реальность. В отличие от тидусских историй.
   По легендам, человек, к которому подселялся один из духов-покровителей, мог летать под облаками, выдыхать пламя или вьюгу, прищурившись, сбивать финики за тысячу шагов, выпивать озера и вызывать дожди - и так далее в соответствии с изысками народного фольклора, в котором отыскать зерна истины было сложно.
   Достоверно было известно только то, что одержимые духами действительно существовали, что силы они становились немеряной как физически, так и магически, и что ни одного из них официально исследовать не удалось, так как равновесники вовсе не горели желанием быть исследованными. С духами Разума плотно общались и шаманы, добровольно впуская их в свое тело на время транса, и подкармливая, чтобы обрести помощников и силу. Говорили, что у сильнейших шаманов в теле жили до шестидесяти шести духов, но опять-таки, никто это доказать не сумел.
   Макс, ознакомившись с работами коллег, некоторое время на полном серьезе задумывался о том, чтобы поставить на себе эксперимент - попробовать подселить в ауру кого-то из духов и проверить правдивость тидусских историй. Но в исследования аур и духов, как и во многие другие, на которые он обращал свое внимание, нужно было погружаться с головой или не лезть вообще. Макс, все хорошо обдумав, отказался от смены сферы интересов, тем более, что он не мог предсказать, как отреагирует на подселение его темная кровь. К тому же в симбиозе дух-человек очень редко доминирующая роль оставалась человеку, а рисковать Тротт не мог. Он остался верен своим растениям и работе по усилению их магических свойств. И слава богам, что тогда не пошел на поводу у своего любопытства.
   Потому что сейчас, несколько раз уже пережив ощущение запертости в собственном теле, которым распоряжается кто-то другой, неспособности заговорить, позвать на помощь или даже нос почесать без доброй воли подселенца, Макс ничего любопытного больше в этом не находил. Сплошной дискомфорт и страх, что больше никогда не станешь хозяином своего тела.
  
   В настоящий момент ничего необычного Тротт не ощущал. Разве что - он перешагнул через корягу и прислушался к себе - в сердце чувствовался едва заметный холодок. Жрец, видимо, действительно спал, как бы ни происходил сон высшего существа.
   - Смотрите, - едва слышно позвала принцесса, показывая влево.
   Макс кинул взгляд туда, где на поляне, скрытой в густой тени папоротников, на взрыхленной, словно трактором, земле, росла сочнейшая трава, образуя небольшую воронку посередине, и кивнул:
   - Да, это вехент.
   Алина передернула плечами и поспешно переместилась вправо, так, чтобы Макс находился между ней и логовом огромного муравья-землеройки, поджидавшего жертв в пустотах на сухих участках леса под созданными им же ловушками. Удобренная и перепаханная им земля выглядела как мирное пастбище, привлекающее травоядных обитателей леса.
   Вехент был неповоротлив и не любил гоняться за добычей, поэтому мог месяцами сидеть в норе, хватая еду, которая сама падала ему в пасть. Но, оголодав, развивал невероятную скорость и убойность - как носороги, что водились на юге Манезии. Только вехент был раз в пять больше и в период голода мог нападать даже на тха-охонгов, часто одерживая победу.
   - А почему, - тихо спросила принцесса, когда ловушка вехента скрылась за гигантскими папоротниками, - этих вехентов и пауков-лорхов не используют в армии императора? То есть, может и используют, но я видела только охонгов и раньяров...
   - Не используют, - подтвердил Тротт. - Хотя на изображениях в местных храмах я видел и всадников на лорхах, и таких вот землероек, и других гигантских инсектоидов, что водятся дальше по континенту. Полагаю, вехентов использовали как таранные орудия. Но сейчас в армии используются только стрекозы и богомолы. Наверное, это как старые и новые модели боевой техники. Одни устаревают, им на смену приходят другие. Старые топлива потребляют больше, а боевые и ходовые качества хуже.
   Алина выслушала его молча, хотя раньше забросала бы вопросами, и пошла дальше, на ходу пытаясь подвязать под грудью и стыком крыльев длинную сорочку. Из-за сумок выходило с трудом, но спутница справилась, и Тротт, оторвав взгляд от светлого живота и спины, которых касались кожаные ремни, покачал головой и сказал:
   - Натрете кожу.
   - Жарко очень, - вздохнула принцесса, но сорочку послушно расправила. Солнце действительно грело нещадно - особенно это ощущалось после горных перелетов.
   - Скоро будет легче, - пообещал он, и когда Алина вопросительно посмотрела на него, указал глазами на небо. - Слышите? К вечеру будет дождь. Придется искать такое убежище, чтобы нас не залило.
   Она задрала голову и прислушалась - едва слышно прокатился по небесам отзвук далекого грома. А затем повернула голову к Максу и окинула его внимательным и очень задумчивым взглядом - он по пути уже ловил такие ее взгляды, ощущавшиеся как мимолетная ласка, словно к щеке прикладывали теплую ладонь. Принцесса посмотрела ему в глаза, нахмурилась решительно - и тут же покраснела, и испуганно отвернулась.
   Нетрудно было понять, что она там себе надумала.
   Тротт сделал вид, что ничего не заметил. Пусть лучше рвется его спасать - эти ее задумчивость и решимость были куда лучше эмоций, с которыми она смотрела на него во время утреннего инструктажа. Он говорил - а она шла рядом и горько кривила пухлые губы, заставляя его отвлекаться, и непонятно было, слышит ли она что-то, запомнит ли что-то.
   - Напоминаю основные правила, - говорил он. - Не отходить от меня далеко. Смотреть по сторонам и выполнять все команды без лишних вопросов. Не говорить громко, а лучше вообще не говорить. Беречь воду - здесь нет родников на каждом шагу, а я плохо знаю эту местность, чтобы быть уверенным, что те источники, которые я видел в прошлый раз, не пересохли. Мы находимся в сотнях километрах от моря, почва здесь, - он на ходу топнул по земле, и звук получился глухой, звонкий, - как вы видите, гораздо суше, растительность богаче, и живность отличается большим разнообразием. И инсектоиды здесь водятся. Например, вехент, который будет очень рад, если вы, снова впав в печаль, заглянете к нему на обед...
   На язвительность его она тоже не реагировала. Но, как теперь оказалось, все услышала и запомнила, хотя почти целый день прошагала в напряженном, глухом молчании. Без жалоб и просьб об остановках, хотя за время перелетов ее тело уже должно было отвыкнуть от нагрузки на ноги. Только периодически смотрела на Макса - сначала с отчаянием, виной и жалостью, а затем как сейчас - словно окутывая теплом.
   Хорошо, что теперь, когда вокруг снова враждебный лес, кишащий врагами и опасными тварями, его эмоции отступили на второй план. Как по щелчку вернулись собранность и хладнокровие, и Тротт опять настроился на окружающее, отмечая и следы животных на почве и растениях, и запахи, и ход зверей по лесу, и редкие отзвуки передвижения инсекдоидов. После нескольких часов ходьбы по направлению к увиденной глазами Жреца деревне он издалека почуял запах человеческого жилья, и обошел ее по большой дуге. Можно было, конечно, оставить Алину в лесу и попытаться пополнить у землепашцев припасы. Но Макс не стал рисковать. Если в чаще высока вероятность не встретить врагов до самой равнины, то у жилья опасность возрастала многократно. Кто знает, не расположился ли там на отдых один из отрядов, направляющихся к лагерю у порталов?
  
   В любом случае, несмотря на обширность местных лесов, на ночлег придется останавливаться, только найдя подходящее убежище, в котором не достанут инсектоиды и не заметят люди. Не разводить огня, обходясь сушеным мясом, кореньями и сухарями - благо, здесь и растительность была побогаче: редко, но попадались фруктовые низкорослые деревья, больше похожие на кустарники, куда чаще - съедобные растения, а грибы так и вовсе на каждом шагу.
   Макс подумал - подумал, и под удивленным взглядом принцессы стесал себе острый прут и за полчаса, не сбавляя хода, нанизал на него штук тридцать крепеньких грибов, шарообразных и зеленоватых. Есть их можно было и сырыми, но за пару часов до темноты подвялятся на вечерней жаре и станут еще вкуснее.
   Но небо быстро затянулось тучами, и начал накрапывать дождь, постепенно усиливаясь. Зашумела папоротниковая листва, забарабанили капли по мхам и траве, покатились над лесом раскаты грома. Принцесса, на ходу подняв лицо к падающим с неба струям, ожесточенно потерла его и счастливо вздохнула, улыбаясь. Она, как и Макс, промокла за несколько минут - по волосам бежала вода, одежда прилипла к телу, - но не останавливалась. И он не останавливался. Потому что нужно было найти убежище.
   Увидел он его, когда лес, омываемый теплым ливнем, уже почти погрузился в темноту. Глаза принцессы начали мерцать зеленью, а сама она перестала улыбаться и выглядела очень несчастной.
   - Летите за мной, - приказал Макс, взмывая в воздух.
   Алина остановилась, с надеждой завертела головой и вслед за ним взмахнула крыльями. Тротт подлетел к узкой щели в толстом папоротниковом стволе, которая была расположена на высоте пяти человеческих ростов, прямо над перемычкой сегмента ствола. Схватился за края, протиснулся внутрь и с удовлетворением осмотрел абсолютно сухое и теплое древесное укрытие.
   В щель проскользнула и принцесса, сделала пару шагов вбок и обессиленно привалилась к стенке, закрыв глаза.
   - Вы молодец, - сказал Тротт, избавляясь от сумок.
   - Угу, - вздохнула она, не открывая глаз.
   - Сейчас будем есть.
   - Угу.
   - И спать. Только нужно снять сумки, Алина.
   Она подняла руки, не открывая глаз, потянула один из ремней вверх - и он выскользнул из пальцев. Пробормотала что-то недовольное и снова попыталась. Безуспешно.
   Макс пока распаковывал свою поклажу - сумка-одеяло изнутри была сухой, и запасная сорочка, как и остальные вещи, осталась нетронутой дождем. Выложил на пол мешок с сухарями и мясом, поставил рядом флягу, расстелил одеяло и перевел взгляд на принцессу. Она так и не сумела снять сумки, и теперь сидела у стенки на корточках, откинув голову и устало наблюдая за ним. Снаружи по папоротнику лупил ливень, еще, кажется, усилившись.
   - Будете так спать? - проговорил Тротт, направляясь к ней.
   - Угу, - снова пробурчала она, с трудом хватаясь за протянутую руку и вставая. Смирно подняла руки, подождала, пока он снимет с нее сумки, и со стоном потянулась, поморщившись.
   - Можете пожаловаться, - предложил он, отодвигаясь.
   - Не буду, - грустно ответила принцесса. И душераздирающе вздохнула.
   - Тогда переодевайтесь в сухое, - он кивнул на ее поклажу и сам потянул с себя сорочку. - Если, конечно, вы не хотите сделать мой сон невыносимым, прижимаясь ко мне в мокрой одежде.
   Она недоуменно взглянула на него - и вдруг засмеялась, наблюдая мерцающими глазами за тем, как он раздевается. И он улыбнулся в ответ на этот искренний, живой смех.
  

Внимание! Это не продолжение, а подправленный и дополненный большой кусок. В конце буквально несколько новых абзацев, а так правки и дополнения внутри текста.

   Затем, переодевшись, они ели грибы, и мясо, и сухари, и Макс даже рискнул развести в котелке огонь и нагреть в хитиновой миске воды, чтобы Алина согрелась. Дождь все не прекращался, но от крохотного огонька в этом странном убежище стало тепло и уютно, и принцесса завороженно смотрела на него, пока он не погас. А Макс смотрел на нее - на лицо в красноватых бликах пламени, на пальцы ног, которые она то и дело поджимала, на руки, которыми она за края держала горячую миску с водой, на мокрые совершенные губы, на края сухой сорочки, едва прикрывающей бедра и колени, - и то и дело заставлял себя отвести взгляд. Потому что снова натыкался на это ее задумчивое и решительное выражение в глазах.
   Брачный браслет на запястье покалывал холодом и ощущался так естественно, будто всегда там был.
   Принцесса первой забралась под одеяло и затихла там, выжидательно поглядывая на Макса. И он подошел, тоже лег - отвернувшись от нее.
   - Лорд Макс? - напряженным шепотом позвала она из-за его спины.
   - Спите, ваше высочество, - сухо проговорил он. - Что бы вы там не придумали себе, спите.
   Она снова затихла, задышала тяжело. Завозилась. Отвернулась. Снова повернулась к нему. Еще раз отвернулась. Что-то прошептала. И опять затихла, тяжело дыша.
   Так она долго металась и собиралась с духом - Тротт уже почти задремал, когда девичья ладонь осторожно легла ему на плечо. Пальцы пробежались вниз по руке, к брачному браслету, и замерли.
   И он тоже замер, открывая глаза. От простого этого движения тело сразу бросило в жар - и все он ощутил - как она прижимается, льнет сзади, как неловко обнимает горячей рукой за талию, скользит по коже, забираясь под сорочку, касаясь живота под пупком.
   Он не хотел реагировать - но тело отреагировало. Дрожью мышц, по которым робкой лаской проходили пальцы столь желанной ему девушки - и ее касания казались обжигающими, - трепетом крыльев, сорвавшимся дыханием, мгновенным диким возбуждением.
   Принцесса с тихим бормотанием "боги, я вообще не знаю, что делать", потянулась вверх, скользнув грудью по его спине и крыльям - и Макс почувствовал ее мягкие, сладкие губы на шее. Она пробовала его неуверенно, отрываясь и нервно вздыхая, невольно и едва заметно двигая ладонью по его животу, когда прижималась снова - а он, замерев, смотрел в темноту, не имея сил ее остановить и с ума сходя от невинных, неловких этих движений, которые добавляли остроты происходящему.
   Никогда еще с ним не происходило ничего более возбуждающего.
   Алина поводила ртом туда-сюда по его плечу, опаляя кожу. Погладила живот и запустила пальцы второй руки в подкрылок, в мягкий и чувствительный пух. Макс едва не застонал - дыхание, уже рваное, зачастило, тело закаменело от попыток отстраниться, не реагировать.
   Он мог бы нагрубить ей так, чтобы она больше даже не посмотрела в его сторону. Мог прервать все это одним издевательским замечанием или насмешкой. Мог повернуться и спокойно, ровно, равнодушно повторить все уже сказанное - и это было бы обиднее насмешки.
   Но он не хотел больше делать ей больно. И не стал - даже ради нужной цели.
   Возможно, это было трусостью. Пониманием, что стоит повернуться - и он не устоит. И поэтому Тротт сдерживался, даже когда она, осмелев, приподнявшись и касаясь его уха губами, настойчиво и упрямо звала шепотом - а ему казалось, что он прямо сейчас взорвется, так сладки были ее застенчивые поцелуи и слова:
   - Лорд Макс, лорд Ма-а-акс, лорд Макс!
   А потом снова целовала в шею, и ухо, и щеку под звуки шумного дождя. И гладила неловко под сорочкой, то и дело замирая и отнимая руку. И вздыхала тяжело.
   - Я з-знаю, что вы не спите, - несчастным голосом бормотала она, нервно сплетая свои пальцы с его пальцами и прижимаясь сзади. - Я слышу! Вы сами говорили, что у спящего совсем другое дыхание. Ну помогите же мне... мне и так ужасно страшно... - И тут же сердито: - Немедленно п-повернитесь и исполните свой супружеский долг, лорд Тротт!
   Он улыбался в темноту и ее напору, и категоричности. Безумно желал повернуться. И не отвечал.
   И когда она, снова затихнув, вдруг уткнулась ему в плечо мокрым лицом и беззвучно заплакала, он тоже не пошевелился. Хотя и чувствовал себя опять настоящим скотом.
  
   Алина
  
   Принцесса, засыпая, отодвинулась, отвернулась от спутника, чувствуя себя одинокой и бессильной. Сжалась, прикрывшись крылом и сердито моргая в темноту - и даже в дреме, уже уплывая в сон, продолжала обижаться и переживать, и надувать губы, периодически вздрагивая, просыпаясь от этого и снова задремывая под шум дождя. Но усталость взяла свое, и она провалилась в зябкий сон, четко зная, что нужно куда-то бежать, что-то срочно доказывать, спасать, убеждать, иначе будет поздно - и бежала, и карабкалась куда-то, и замерзала, беспокойно ерзая, пока ей вдруг не стало тепло.
   Она почувствовала, как ее обнимают - и спине сразу стало жарко, - почувствовала и как осторожно, едва ощутимо целуют в висок - и снова начала всхлипывать, не в состоянии разлепить веки, чтобы проверить, не снится ли ей это.
   - Хватит реветь, Богуславская, - приглушенно и оттого очень мягко скомандовала ей темнота ироничным и немного усталым голосом лорда Макса. Алина сердито заворчала сквозь сон.
   - Леди Тротт, - усмехнулась темнота, и принцесса, окончательно уверившись, что это ей снится, повернулась к источнику тепла лицом и так и заснула, согревшись и расслабившись.
  
   Утром она первый раз за все время проснулась раньше инляндца. Из расщелины в стволе пробивался едва заметный серый свет, пахло свежей зеленью и сыростью. Тротт лежал на спине, расслаблено раскинув крылья, а Алина прижималась к нему сбоку, поднырнув под руку и уткнувшись лицом в бок.
   Воспоминания о том, как она отчаянно, умирая от собственной отважности, касалась его, и целовала, и требовала ответить - а ведь сейчас, когда лорд Макс проснется, придется смотреть на него и говорить с ним, - смутили ее так, что жарко стало всему телу. Почему-то после ночи их свадьбы у нее не было такой неловкости - хотя Тротт вел себя куда как откровеннее. Но тогда она была оглушена всем случившимся, испугана и очень подавлена.
   Алина вспомнила, насколько откровеннее вел себя лорд Макс, и, зажмурившись, едва не застонала. Голова была тяжелой, но принцесса, полежав так немного и не в силах больше оставаться неподвижной, осторожно села и посмотрела на спутника.
   И он мгновенно открыл глаза. Еще сонные, полные туманной зелени. Рука его двинулась, коснулась ее бедра - он моргнул - и тут же убрал руку.
   - Я вам совсем не нравлюсь? - грустно спросила принцесса. Голос после сна был сипловатым.
   Он непонимающе посмотрел на нее. Проворчал сонно и глухо:
   - Отчего же, ваши губы... и святого... могут довести до греха... и колен... - он осекся и, запрокинув голову, с усилием потер лицо рукой.
   Алина недоуменно подняла пальцы к губам, потрогала их. Неуверенно и застенчиво улыбнулась.
   - То есть дело именно в принципах?
   Тротт поглядел на ее пальцы - и, словно очнувшись, резко сел, отворачиваясь, поднялся - сейчас, в полумраке, стало понятно, что он почти достает головой до верхнего сочленения папоротника. Склонился над сложенными вещами, взял фляги и, сделав несколько глотков, начал переливать воду из одной в другую.
   - Лорд Тротт! - с упреком позвала принцесса.
   - Вы очень красивы, - сказал он тихо, не оборачиваясь. - Я уже говорил вам это.
   - Тогда вчера вы могли бы... - дрогнувшим голосом начала Алина, чувствуя, как снова жарко становится щекам. Розовые пятна проступили даже на кистях рук.
   - Нет, не мог, ваше высочество, - ровно ответил инляндец.
   Принцесса села, поджав колени к груди. Понаблюдала за ним.
   - Я, наверное, казалась вам очень смешной, - сказала она сердито. - И сейчас кажусь.
   Тут же захотелось зажмуриться, чтобы не слышать его ответ.
   Он наконец-то повернулся. Усмехнулся, прикрепляя к поясу нож в ножнах. Поднял с пола миску.
   - Нет, Алина. Вы мне кажетесь очень упрямой.
   - Это наша фамильная черта, - пробормотала она, подавляя желание уткнуть лицо в колени. - Вся наша семья такая. И я... наверное... надо признать... - она осеклась под его ироничным взглядом и выпалила: - Но я хочу сказать, что вы, лорд Макс, можете посрамить любого из моих предков!
   - Сочту это за комплимент, - сказал он, подходя к расщелине.
   - Это не к-комплимент! - возмущенно крикнула Алина вслед. - И вообще, куда вы?
   - В этом папоротнике много сока, - Тротт хлопнул рукой по зеленоватой стенке изнутри, - он по вкусу похож на кокосовый. Я не знаю, сумеем ли мы сегодня найти воду, поэтому пока нацежу его в одну из фляг. Это лучше делать поутру, когда встает солнце - корни всасывают воду из почвы, давление увеличивается, и за минут пятнадцать накапает достаточно влаги. Я пока разомнусь. Одевайтесь, Алина. Позавтракаете, соберете сумки и спустите их вниз.
   - А вы?
   - Я поем на ходу, - ответил он и выпрыгнул из укрытия.
   Она собралась уже привычно быстро и аккуратно: плотно, чтобы ничего не болталось внутри, сложила сумки, затянула их крепко, и, повесив по две на плечи, боком протиснулась в расщелину и нырнула вниз, расправляя крылья.
   По ножу, воткнутому в кору папоротника, в миску капал мутный сок, рядом стояла фляга. Лежали на земле срезанные листья кустарников, и на стволах виднелись зарубки от клинков. А чуть поодаль на мхах, у соседнего дерева отжимался на левой руке профессор. Сорочка его лежала рядом, тело блестело от пота, и Алина, сгрузив сумки на землю, уселась спиной к стволу, и достав из одной из них холстину, стала терпеливо дожидаться, пока Тротт закончит.
   Но он заговорил сам, не прекращая отжиматься и немного задыхаясь:
   - Меня уже... навестил Жрец. Я задал ему несколько... вопросов касаемо вас. Запомните... когда выйдете, вы окажетесь в своем теле. Неизвестно, как... как пройдет переход бога, - он ускорился, морщась и выдыхая. - Если неудачно, вы можете... выпить... окружающих. На вас должны быть щиты... которые притушат голод... но будьте готовы. На всякий случай... рядом со мной вы увидите шприцы с репеллентами. Сразу вколите себя двойную... дозу. Если Жрец выйдет, она не.... повредит. А если нет, то... возможно... спасет и вас, и монастырь...
   - Лучше бы вы задали ему вопросы относительно себя, - тяжело проговорила принцесса.
   Тротт мотнул головой, поднялся, прихватив с собой сорочку.
   - Вы все поняли, Алина?
   - Да, - вздохнула пятая Рудлог, тоже поднимаясь и протягивая ему холстину. - Получается, мы... я... выйду в нематериальном виде?
   - Да. По его словам, на выходе из врат тело дар-тени перейдет из материальной в энергетическую форму и воссоединится с туринским. - Инляндец подошел, взял ткань и начал обтираться. Он был очень собран, в глазах проскальзывала задумчивость, но все равно то и дело морщился на вдохе.
   - Вы мне не все сказали, да? - уточнила принцесса.
   Он перевел на нее взгляд.
   - Он сказал, что ощущает - его защита над горами проседает, хотя он этого не ожидал. Что есть вероятность ее коллапса и уничтожения. И если она исчезнет, за нами снова начнется охота. За вами прежде всего.
   - Из-за предсказания жрицы?
   Тротт кивнул.
   - Но я понятия не имею, как закрывать врата, - глухо проговорила Алина. - Если бы я знала!
   Профессор покачал головой.
   - Жрец сказал, вы и не должны их закрывать. Они сами закроются со временем, стоит ему только выйти на Туру - тогда восстановится единение стихий и защита нашего мира. А вы даете силы мне, чтобы я донес его до врат. Поэтому вам нужно осознать, что основная задача сейчас для вас - выжить. И не думать больше о глупостях.
   - Ваша жизнь не глупость, - упрямо ответила она.
   - Но и не ваша забота, Алина, - он надел сорочку.
   - Да? - едко проговорила принцесса. - А кто еще здесь может позаботиться о вас, лорд Макс?
   Он пару секунд смотрел на нее, затем отвел взгляд.
   - Вам нужно прежде всего позаботиться о себе, - сказал он жестко. - Прошу вас, Алина, не усложняйте мне задачу. Мне тоже... непросто. Но я прошу вас уважать мое решение.
   - А мое вы можете уважать? - сердито парировала она, неловко надевая сумку и рваными движениями поправляя ремень. - Как я могу...
   Раздался странный знакомый посвист, и Алина не успела ничего сообразить, как Тротт толкнул ее в сторону. Мимо пролетела толстая вязкая нить, толщиной с человеческую руку, - но принцесса, неуклюже упавшая набок, увидела только распахнувшиеся черные крылья, когда лорд Макс рванул вперед и вверх, в прыжке раскрывая их и доставая клинки.
   Раздался свист, звук, будто ножом чиркнули по огромному котлу, звук удара о землю. Перед принцессой что-то упало, и она, взвизгнув и развернувшись, едва не врезалась в дерево. Сглотнула, прижимаясь спиной к коре и тяжело дыша.
   Сверху, оглядываясь по сторонам и равномерно ударяя крыльями по воздуху, парил лорд Тротт - в руках его мерцали дымчатые клинки, а под ним, на мхах меж папоротников дергал лапами обезглавленный паук.
   Светло-зеленоватая башка его с кучей огромных черных глаз - каждый с кулак Алинки, - со странным, словно бы утиным хитиновым клювом и остатками липкой нити, свисавшей из нее, лежала в двух шагах от принцессы, прямо там, где несколькими секундами ранее стояла она сама. Страшные челюсти продолжали сжиматься. Пятая Рудлог, ошарашенная и онемевшая, смотрела на них, трясущейся рукой стистикивая неизвестно когда выхваченный нож.
   Тротт спустился к ней. Пинком оттолкнул паучью башку, протянул руку Алине. Он был бледнее обычного.
   - Об этом я и говорил, - сказал он, когда принцесса поднялась на нетвердых ногах. - Сейчас я не услышал лорха. В следующий раз я не замечу отряд наемников. Алина. Вы меня поняли?
   - Да, - проговорила она глухо. - Да.
  
   ГЛАВА 6
  
   Десятое апреля, вторая половина дня, Зеленое Крыло, Майло Тандаджи
  
   Ее величеству Василине, не успевшей прийти в себя после закрытия портала и покушения, пришлось сразу окунаться в дела. Принц-консорт, тащивший на себе управление страной во время отсутствия супруги, ввел ее в курс дела по основным вопросам, и теперь с самого утра шли совещания. С кабинетом министров во главе с Минкеным, с военными. Известно было, что ее величеству уже позвонили венценосные коллеги, чтобы выразить свою радость от ее возвращения и заодно обсудить срочные вопросы.
   После обеда королева собирала совещание по проблемам безопасности, и Тандаджи, вернувшись с допроса Львовского, спешно просматривал бумаги и готовил отчет, раскрывая вопросы, которые ее величество обязательно задаст.
   Так... информация о действиях агентов в тылу врага... О жизни городов на захваченных землях... катастрофическое распространение нежити... Сведения об успешных совместных действиях бермонтских и рудложских подразделений на Севере и участии в боях короля Демьяна... пусть на совещании с военными уже осветили этот вопрос, отдельно раскрыть не помешает. И добавить информацию от командира личной гвардии королевы Полины о ее состоянии... хорошие новости, срок бодрствования резко увеличился. Даже если сестры уже созванивались, не будет лишним.
   Что там дальше? ...Сведения о гибели Кембритча.
   Тидусс хмуро потер переносицу.
   - Как ты умудрился так нелепо погибнуть? - пробормотал он. - Ты всегда выбирался из передряг, удачливый сукин сын...
   Раздраженно постучав ручкой по бумаге и сделав серию резких вдохов через нос, чтобы вернуть концентрацию, Майло продолжил делать пометки.
   ...Донесение капитана Осокина о состоянии принцессы Марины, ныне герцогини Дармоншир, ибо неизвестно, удалось ли королеве поговорить с сестрой... Жива, здорова, если не считать недомоганий, связанных с ее положением, сильно подавлена.
   ...И основное - расследование вчерашнего покушения, про которое мало что можно сказать, кроме того, что Тандаджи уже рассказал Байдеку. Ибо задержанный из-за ментальных блоков смог ответить на крайне ограниченное количество вопросов.
   Не удалось узнать ни каким образом были скопированы допуски под щиты, ни где находятся заговорщики, ни какие у них планы. Зато выяснилось не столь важное - что санитарка, под личиной которой Львовский проникал в лазарет, жива, и находится в области, в частном доме под охраной.
   - Мы не чудовища, что бы вы ни думали, - покривившись, выдал темный в ответ на недоумение тидусса. - Любая крайняя мера должна быть обоснована. Необходимости в смерти девушки не было.
   Туда уже была выслана группа захвата, но на прорыв Тандаджи не рассчитывал - по словам Львовского, охранники были мелкими сошками, которые о делах нанимателя ничего не знали.
   Обожжённый, регенерирующий на глазах заговорщик говорил неохотно, но все же говорил. В основном о том, что ради возвращения Жреца должны были погибнуть правители, удерживающие Туру в равновесии, и раз за разом повторял, что ни в коем случае нельзя закрывать порталы, пока бог не вернется.
   - Разве ему не должно хватить и одного перехода? - уточнял Тандаджи невозмутимо.
   - Мы не знаем, через какой он вернется! - напряженно объяснял Львовский. - Вдруг закрытие придется как раз на тот момент, когда он будет в портале?
   - Тогда почему он уже не вернулся, если вы утверждаете, что он сдвинулся с места?
   - Не знаю, - снова кривился темный. - Возможно, что-то ему мешает... может, боги Лортаха, или он чего-то ждет...
   У Тандаджи от всех этих божественных дел ныл затылок. Он был человеком приземленным, и верил, что боги сами способны разобраться в своих делах, а людям остается разбираться в своих, и не терпел преступников, прикрывающихся великой идеей. На его месте должен был быть Игорь - он со своим религиозным опытом больше бы проникся, понял и, возможно, смог бы выяснить дополнительные сведения. Но у Стрелковского было полно своей работы, и с записью допроса он ознакомится позже. И, если понадобится, пообщается с задержанным.
   Львовский говорил, часто замолкая из-за блоков - а Тандаджи задавал вопросы, смотрел на реакцию, слушал и думал, что в голове задержанного содержится огромное количество нужной, просто необходимейшей информации, но ее не вытащить. Ни убеждением, ни пытками, и даже искусство правильно сформулировать вопрос, чтобы получить ответ методом исключения, поможет мало. Даже если, к примеру, перечислить названия пиков Северных гор, чтобы по молчанию понять, в котором находится убежище - темный может попросту специально промолчать, прикрывшись ментальным щитом от распознавания, а даже если скажет правду, поди обследуй сотни квадратных километров у подножия горы...
   "В связи с общемировой важностью информации, известной задержанному, считаю необходимым обратиться к его императорскому величеству Хань Ши или его наследнику, чтобы они сняли блоки", - записал Тандаджи в отчете. Вряд ли это было реализуемо - по словам Тротта императора Йеллоувиня темный мог выпить так же, как любого другого человека, но других идей не было.
   Тандаджи снова постучал ручкой о стол, поджал губы. Сейчас бы очень пригодился сам Тротт, которому не страшно было воздействие сородичей и который филигранно работал с ментальными блоками любой сложности. Но лорд Тротт лежал в бункере рядом с принцессой Алиной Рудлог и помогать начальнику разведуправления не спешил.
   ...А вот и следующий пункт отчета. Состояние пятой принцессы.
   Тандаджи поискал в организованном хаосе на столе нужную папку с фиолетовой лентой повышенной секретности, и безошибочно вытащил ее из стопки таких же папок. Из-за насыщенных событий последних двух дней он не успел ознакомиться с докладами из бункера Дорофеи.
   И как оказалось, зря. Потому что когда начальник разведуправления дочитал последние строчки докладов, лицо его закаменело еще больше, что означало крайнюю степень потрясения. Он медленно поднялся, взял корм, и, подойдя к аквариуму, так и застыл с протянутой рукой, не обращая внимания на чуть ли не выпрыгивающих из воды рыбок и соображая, как лучше поступить - ибо предсказать реакцию королевы и принца-консорта на эти новости было нетрудно. Слишком неожиданными они были... И кроме этого, студент, странным образом связанный с принцессой, почти повторил в своем отчете слова темного мага Константина Львовского:
   "Нельзя закрывать все порталы, потому что Алина и профессор Тротт могут вернуться только через них. И, как я понял, если порталов будет меньше, их силы не хватит, чтобы пропустить бога. Еще порталы с той стороны все размещены недалеко друг от друга, и у них находятся огромные армии, поэтому пробиться на Туру будет практически нереально. Скажите, может, есть возможность расчистить дорогу? Я понимаю, что неизвестно, через какой портал они пойдут, и где они сейчас, и что порталы с нашей стороны охраняются..."
   - И ты даже не представляешь, как, - пробормотал Тандаджи, в третий раз перечитывая доклад и понимая, что королева захочет выслушать друга сестры лично.
   Он поднял трубку и набрал номер старшего группы охраны ее высочества Алины. И услышал в ответ, что Ситникова на месте нет.
  
   Матвей
  
   Только что закончилась пересменка, и Матвей Ситников, сдав пост на входе в бункер сменщику, прошел по подземному коридору к комнате, где была оборудована часовня Триединого, совмещенная с медицинской палатой. Там он дождался группы медиков - врача, виталиста, медсестры и массажиста - сопровождаемых молодым, младше самого Ситникова, служителем Триединого. Первым за массивную дверь прошел священник, чтобы проверить, не началась ли подпитка у двух темных, и прочитать необходимые молитвы. Через минут десять он появился на входе и разрешил всем войти.
   Внутри было светло, свежо, но не холодно, и лишь немного пахло ароматическими маслами от чаш, стоявших у статуэток богов - хорошо работала вентиляция. Шумела и мигала аппаратура, а лорд Тротт и Алина лежали на койках, все опутанные проводами от датчиков. На столике между профессором и принцессой лежали несколько шприц-ампул с репеллентами. Пока медики споро обследовали состояние инляндца, обрабатывали ему кожу, делали массаж перед тем, как поставить капельницу, Матвей присел на корточки у койки принцессы, взял ее за руку и начал привычно уже рассказывать новости - про войну, про возвращение королевы Василины, про то, как нужно самой Алине вернуться. И про то, как он беспокоится за нее.
   - Ты такая смелая, малявочка, - шепотом пробасил Матвей, уже понимая, что и в этот раз из попытки позвать ее ничего не вышло. Ему было неловко нежничать в присутствии других людей, но он хотел сказать то, что сказал бы, встреться они как обычно. - Пусть у тебя и лорда Тротта все получится.
   Принцесса, к новой внешности которой он так и не привык, безмолвно лежала на койке в одной медицинской рубашке, прикрытая одеялом, и то, что она еще жива, было понятно только по легкому дыханию, приподнимавшему грудь, и по редким движениям глазных яблок под веками.
  
   Ситников с каждой ночью все больше видел то, что видела она в нижнем мире, и пусть это почти всегда были обрывки в несколько секунд, серии коротких эпизодов, и лишь единично - долгие наблюдения, - их хватало, чтобы понять происходящее и ощутить свое бессилие. Потому что помочь он ничем не мог. Оставалось строчить каждое утро отчеты, которые тут же доставлялись в Зеленое Крыло.
   Он переживал с принцессой погони и полеты, ее глазами видел распятого на камнях крепости лорда Макса и инсектоидов, отправленных за ней в погоню... Всего несколько эпизодов, и все, обрыв. А потом, поутру - страх, что не удалось им уйти, что они там уже мертвы, - и желание поскорее приблизить ночь, дабы убедиться, что они все еще живы.
   Две последние ночи стали для Матвея поводом для глубоких и тяжелых раздумий. Встречу и общение с Жрецом он увидел почти целиком, что само по себе было необычно, и испытал во сне такой священный трепет, что дышать было больно. Услышал он и о предстоящем пути, и о равнине с порталами, через которые нужно пройти, и об непреодолимых армиях, что стоят на той равнине. И о том, что бог сможет вернуться на Туру только в сердце лорда Макса, и поэтому, чтобы пройти до портала и сквозь него на Туру, нужно им с Алиной пожениться...
   Матвей в такое изумление впал от этого, что несколько показанных секунд самой свадьбы его совершенно не впечатлили. А потом началась такая смущающая и эмоциональная мешанина, слава богам, без подробностей, что Ситников даже не смог ее детально перенести на бумагу, ограничившись коротким "они поженились".
   Вчера, после сна, который показался Матвею настолько невообразимым, что появились сомнения, не плод ли он его воображения, семикурсник долго колебался, отдавать ли старшему группы отчет. Но отдал. После того, как при посещении палаты-часовни с служителем Триединого увидел на запястьях профессора Тротта и Алины такие же черные брачные браслеты, какие он видел в моменты их свадьбы.
   Ситникову было трудно это принять. Ставшая близкой ему девочка, которую так тянуло оберегать, что он мог бы сутками сидеть у ее койки, прислушиваясь к дыханию, стала женой лорда Тротта. И Матвей, понимая, что и выбора-то у профессора особого не было, все равно хмурился. Потому что несколько раз еще в университете ему казалось, что инляндец при встречах смотрит на Алину как мужчина на женщину, что ведет себя так, будто она его задевает. Мужчина всегда заметит интерес другого мужчины - но это было так дико, что по здравому размышлению Матвей смеялся над своими мыслями и успокаивался. Ему не поверить было, что на принцессу, к которой он относился с таким трепетом, можно посмотреть с желанием. Ситников на нее так не смотрел. И не ревновал, хотя и принимал свое желание держаться рядом за влюбленность, - и только откровения Четери о привязке помогли разобраться в том, что он ощущает. А затем, после принятия и наблюдения за собой обнаружить под собачьим желанием служить и защищать свои собственные, не навязанные, тепло и привязанность к Алине Рудлог.
   И это понимание только усиливало в Матвее ощущение бессилия. Пусть на Туре Тротт был одним из сильнейших магов, но в Нижнем мире он мог рассчитывать только на клинки, крылья, опыт и капли родовой магии. Они с Алиной чудом спасались до сих пор, но что можно противопоставить армии, подобной тем, что уже пришли в Рудлог и успешно захватывали город за городом?
   Матвей думал, искал решение, колебался - потому что путникам нужна была помощь, но сам он никак не мог помочь. И никто не мог, видимо, если уж на государственном уровне до сих пор не попытались очистить пространство вокруг одного из порталов и пройти через него на поиски путников. Ситников упорно заговаривал об этом со Свидерским, который пару раз навещал Катерину Симонову с детьми и обязательно находил время пообщаться с Матвеем. Слушал его вопросы и опять терпеливо качал головой:
   - Матвей, мы обсуждали это с Алмазом Григорьевичем, и с Вики... Викторией и Мартином я говорил несколько дней назад. Порталы с нашей стороны охраняются несколькими линиями инсектоидов. Нам просто не прорваться туда, слишком их много. Мы еле сдерживаем попытки захватить Лесовину и обойти нас по флангам, а в Блакории ситуация вообще критическая. Но даже если нам предоставят возможность подогнать к порталу артиллерию и отряды боевых магов и уничтожить всех врагов с нашей стороны, к ним тут же придет подкрепление, а наш резерв не бесконечен. Тем более что я говорил тебе уже - мы понятия не имеем, где искать Макса... профессора Тротта, даже если удастся туда пройти.
   - А сигналки наши там не будут работать? - угрюмо интересовался Матвей. - У вас же с профессором наверняка есть парные сигнальные нити? Если пройти в портал и телепортироваться по сигналке? Будет она работать, как думаете?
   - Та, что на руке у меня, возможно, и будет, - отвечал Александр Данилович. - А может, и нет. Но ты забываешь, что в Нижнем мире не мой друг, у которого на руке моя сигналка, а его дар-тени, сигналку которому я не ставил. С ним связи у меня нет.
   Они с Матвеем в одно из прошлых посещений Свидерского даже засели в яблоневом садочке, залитом солнцем, за грубо сколоченный стол, и сделали расчеты, насколько хватит резерва Александра Даниловича и резерва накопителей, если набить ими рюкзак. Оказалось, что без возможности восстановления с помощью Туринских стихийных потоков этого всего хватило бы только на бой с армией у портала с той стороны. Бой, но не победу, с истощением и смертью.
   - И это при условии, что на Лортахе классическая магия вообще будет действовать, - сказал тогда Свидерский. - Ведь если кровная магия берет силы из крови, в которой есть доля божественной энергии первопредка, то мы, классические маги, оперируем внешними потоками стихий. Которых на Лортахе нет. Достаточно ли будет резерва для создания заклинаний? Неизвестно. И мы не можем рисковать, чтобы узнать истину.
   - Но он ваш друг, - грубовато и расстроенно проговорил Матвей. - И Алина там.
   Александр Данилович не обиделся. Он встал из-за стола, потянулся, посмотрел на часы - и покосился в сторону дома. Там, где была леди Катерина, с которой в этой в этот раз он пообщался совсем недолго.
   - Помимо желания помочь и эмоций всегда нужно мыслить рационально, Ситников. Иначе долго ты не проживешь. Ты думаешь, я не обдумываю постоянно, что могу сделать? Пока - ничего. Возможно, ситуация изменится, и рудложская армия сможет перейти в наступление к порталу и, пройдя на ту сторону, захватить плацдарм и начать поиски. Но пока это невозможно. Пока Максу нужно справляться самому. И он вполне способен это сделать.
   Он еще раз посмотрел на часы, нахмурился - и, коротко попрощавшись с Матвеем, направился к жилому домику, в котором сейчас вместе с хозяйкой хутора проживали леди Катерина с детьми.
   Этот разговор случился до того, как ее величество Василина закрыла портал и до того, как Матвей узнал, что Алина и профессор могут вернуться только с помощью этих порталов. Теперь, мало того, что до них пройти-то было невозможно, в любой момент с этой стороны могли закрыть остальные переходы - навсегда оставив путников в Нижнем мире.
   Ситников не мог смириться и просто ждать. Он писал в отчетах просьбы расчистить им путь, хотя понимал, что это невозможно, прикидывал, что может он сам... пройти в тот мир? Помочь? А сегодня утром, пока он стоял на посту, к нему пришло решение, которое оказалось простым и понятным. Осталось только осуществить его, а для этого Матвею самому не хватило бы сил.
  
   Он отвлекся от своих мыслей - к принцессе подошел виталист, чтобы начать сканирование, потянул вниз одеяло, и Матвей деликатно отвернулся. Делать ему здесь больше было нечего, и он вышел из палаты и направился к узкой металлической лестнице, чтобы подняться наверх, подышать свежим воздухом и покурить.
   Двор Дорофеи Ивановны был залит солнцем и полон жизни - мычали несколько коров, только что вернувшихся с выпаса по склону пригорка, на вершине которого стоял хутор, пронзительно блеяли козы, деликатно ворковали дремлющие в тени несушки. Пахло свежей землей, навозом, сеном и молоком, и Матвей, щурясь и привыкая к свету, расправил плечи и с удовольствием вдохнул полной грудью, на мгновения уходя от забот. Ему здесь было хорошо.
   На невидимой с дороги скамеечке, куда строгая Дорофея Ивановна прогоняла курящих агентов, Матвея уже ждал с пересменки Дмитро Поляна.
  
   Ситников прибыл с побережья на хутор в составе отряда охраны через несколько дней после того, как Александр Данилович помог перенести сюда спящих и герцогиню Симонову с детьми, и глазам своим не поверил, когда увидел среди агентов, присланных с Зеленого крыла, улыбающегося до ушей Димку. Когда друзья закончили хлопать друг друга по плечам и отошли покурить, возбужденный Поляна продолжал коситься на Матвея и бухтеть:
   - А я все думал, куда ты пропал? На фронт, думал, ушел, и без меня! А ты здесь... Ну ты даешь, Матюха!
   - Да не мог я рассказать, - отбивался от друга Ситников.
   - Секретность, понимаю, - по-взрослому кивал Дмитро. - Я сам, когда Александр Данилович с места ректора ушел, решил - а зачем мне сейчас учеба, когда война и неизвестно что будет завтра? Пошел в Зеленое крыло и написал заявление. Мол, хочу служить боевым магом, хочу умения свои в военное время на благо родины применить. Тандаджи меня сам через день к себе вызвал. "Понимаете, что это не игрушки, Поляна?" - ледяным тоном передразнил начальника Дмитро. - "Агенты работают в боевых условиях, с риском для жизни добывают информацию, боевые маги их прикрывают". А я говорю: "Понимаю, господин полковник, только если вы меня не возьмете, я все равно на фронт уйду. Но вам я буду полезнее". Ну, он еще пропесочил меня, а затем подписал приказ взять на работу. Обучали меня, - он зажмурился, - устав учил, работу в группе. Скукота! А потом сразу сюда отправили. Я уж думал, сослали, чтобы под ногами не мешался. А оно вот что!
  
   С другом рядом было спокойнее и, что уж говорить, веселее. Но и с Димкой Матвей не имел права делиться тем, что видел во снах, да и вообще о роли своей в связи с принцессой молчал. Рассказать об увиденном он мог только Тандаджи в письменной форме и Александру Даниловичу.
   За ректором, одетым в военную форму, о чем-то в редкие посещения тихо разговаривающим с герцогиней Симоновой у песочницы или у дома, а то и вовсе без стеснения обнимающим ее, наблюдать было непривычно и немного неловко. Но любопытства никто не отменял. Поляна, вздыхая, поглядывал туда, где они располагались, курил и ронял что-то типа: "Если бы я его так не уважал, я бы Катерину Степановну у него отбил, Матюха, обязательно бы отбил. А так уступаю. Надо старшим уступать, да?".
   И сейчас друг попыхивал сигаретой и с мечтательным лицом наблюдал за леди Катериной и двумя ее девочками, которые копошились неподалеку в песочнице, сколоченной изнывающими от безделия охранниками.
   - Слушай, Димыч, - сказал Матвей, присаживаясь и прикуривая. - Ты как далеко сейчас можешь выстроить Зеркало?
   - В Иоаннесбург отсюда легко, - проговорил Поляна. Взгляд его мгновенно стал серьезным. - Дальше не пробовал, но, думаю, максимум километров четыреста.
   - И я так же, - невесело кивнул Ситников. - Значит, сдвоенный мы километров на семьсот осилим. Не больше.
   - А тебе куда надо-то, Матюха? - осторожно поинтересовался Дмитро.
   - Далеко, - проговорил Матвей. - Очень далеко.
   Они помолчали.
   - Не обьяснишь? - так же осторожно проговорил друг.
   - Не могу, - поморщился Матвей. - Да я и не решил еще, правильно ли это. Совет мне нужен. Думаю я.
   - Важное что-то? - уточнил Дмитро.
   - Очень, Димыч.
   - Тогда не думай, а делай, - серьезно посоветовал Поляна.
   Матвей не отвечал, решаясь. Докурил. Встал.
   - Ты прав, - сказал он, доставая телефон. И, нажав на вызов, поднес трубку к уху.
   Дмитро курил, не мешая и слушая приглушенные долгие гудки, которые доносились из телефона. И когда уже казалось, что сейчас связь оборвется, в трубке щелкнуло и раздался знакомый голос.
   - Да?
   - Александр Данилович? - пробасил в ответ Матвей. - Мне нужна ваша помощь. Это очень важно. Вы сможете выслушать меня? - он покосился на Поляну, и тот понимающе сунул окурок в пепельницу и встал.
   - Надеюсь, когда-нибудь я все узнаю, - буркнул он со вздохом и зашагал в сторону входа в бункер, то поглядывая на герцогиню с детьми, то оглядываясь на Матвея.
   Через несколько минут разговора рядом с Ситниковым открылось Зеркало, из которого вышел Свидерский. Он пожал Матвею руку, заметил оглянувшуюся Катерину и, попросив "секунду", направился к ней.
   Семикурсник нетерпеливо курил, глядя в сторону, но невольно прислушиваясь к разговору. Девочки Симоновой радостно бегали рядом со взрослыми.
   - Совсем уставший, - тихо сказала Катерина.
   - Вторые сутки после закрытия портала давим иномирян, - объяснил Александр Данилович. - Пока не пришли в себя, нужно отбросить от Лесовины как можно дальше. Сейчас перегруппировываемся, думал поспать, да вот, - по всей видимости он кивнул в сторону Матвея, и Ситников едва удержался, чтобы не посмотреть на них. - Уже нужно уходить.
   - Подожди, - попросила она. - Возьми хотя бы молока у Дорофеи. Хочешь, принесу?
   - Принеси, - согласился Свидерский, и наступила красноречивая пауза.
   - А меня поцеловать? И меня! - завопили девочки. Раздались смешки взрослых, и Матвей совсем отвернулся, не в силах сдержать улыбку.
   - Ситников, - позвал его Александр Данилович. Матвей повернулся обратно. Катерина, оставив детей в песочнице, шла к дому - видимо, за молоком. - Я сейчас переговорю со старшим твоей группы, чтобы тебя не наказали за дезертирство, и пойдем.
  

   10 апреля, Пески, Тафия, Четери
  
   Владыка Четери, завершив дела и отпустив советников, подошел к окну. Солнце уже начало клониться к закату, но до сумерек было еще несколько часов. С реки Неру тек ветерок, и низко летали в небе чайки и ласточки, предсказывая к ночи дождь. Чет сам ощущал близкую грозу - и, не совладав с искушением, прыгнул в окно, разворачиваясь в дракона, и взмыл над белыми куполами и шпилями Тафии, подернутыми жарким маревом.
   Он за несколько минут домчался до тяжелых свинцово-фиолетовых туч, которым до Города-на-реке было еще идти и идти, поднялся над ними, туда, где воздух был уже ледяным и насыщенным силой праотца-Инлия, завис на мгновения в кристальной тиши, раскинув крылья и зажмурившись, и с упоением нырнул в перекатывающиеся красноватыми и белыми сетками молний облака. Пусть молнии были вотчиной Красного воина, никогда они не тронули бы дитя воды и воздуха. А скорость, раскаты грома и щекочущий ноздри озон помогли сосредоточиться, обдумать то, что не мог сложить он на земле.
   Вторую ночь после полета в Йеллоувинь Чету снились пауки. Море пауков, маленьких, с ноготок, в которое погружался он и не мог выплыть. Не страшны были им его клинки, и забирались они в уши и рот, царапали распахнутые глаза, хороня его под собой, не давая вдохнуть.
   Мастер просыпался, глядел на спокойно спящую Светлану, и думал о том, что же ему показано и зачем. Значит ли это, что ждут его тысячи противников, или то, что совладать он с ними не сможет?
  
   Когда он вырвался из объятий грозы, в глаза ударило солнечным светом, ослепив золотым жарким сиянием. Постепенно оно отступило, и дракон увидел поднимающиеся над далекой Тафией тонкие багрово-синие облака, что обрамляли солнечный диск с двух сторон и были похожи на клинки, окунутые в кровь.
   И тут же сложились в голове знаки последних дней. Пташки, устроившие драку у окна спальни. Зеркало, треснувшее знаком Воина, знаком войны и огня - шестиугольником с тремя волнистыми линиями наискосок. Слива, лопнувшая в руках и окрасившая пальцы в цвет крови...
   Чету стало спокойно. Битва его была близко.
  
   Опустившись за дворцом, Владыка обернулся, с удовольствием потянулся и направился в купальню. Светлана с родителями и охраной ушла в город, до ужина еще оставалось время, и не было никаких причин отказывать себе в удовольствии. А уж с нынешними непростыми обязанностями по управлению городом из удовольствий оставались ему утренние тренировки, близость с женой, полеты, вкусная еда и массаж.
   Массажистка Люй Кан, сманенная у императора Хань Ши, к Четери приходила дважды в неделю, к вечеру, когда все дела уже были сделаны, и долго, усердно и умело перебирала Мастеру мышцы и кости. Женщиной она оказалась честной и прямой, без раболепства, что особо было мило драконьему сердцу, а уж Светлана, которой она ежедневно разминала ноги и поясницу, нахвалиться на нее не могла. Как и ее родители.
   Люй Кан с сестрой и племянником из дворца съехали почти сразу после прибытия, облюбовав себе дом неподалеку. Сестра открыла лавочку лекарственных трав и снадобий, а массажистка самого Владыки, от клиентов не знающая отбоя, как и пророчил Четери, заневестилась, - то и дело ухаживать за ней принимались видные женихи, звали замуж, осыпали подарками. Однако йеллоувинька, озадаченная и непривычная к вниманию, выбирать не торопилась.
   - Все хороши, да по сердцу никого, - говорила она любопытной Светлане, сильно, но аккуратно проминая ее натруженные ступни. - Я лучше вам послужу, госпожа, мужа вашего так отблагодарю. Совсем другая жизнь ведь у нас здесь началась.
   - А вы не скучаете по Пьентану? - интересовалась разморенная от удовольствия "госпожа".
   - Родина всегда в сердце, - степенно и тщательно подбирая рудложские слова, отвечала Люй Кан, у которой предплечье было шире Светиной лодыжки. - Но не было нам на родине счастья. Хоть руки у меня все те же были, и умение то же, и служила я не где-то, а в банях-отуро дворца императорского, и не бедствовали мы поэтому, однако же у нас отношение совсем другое. Девы знатные у нас к послушанию с детства приучены, к тому, что украшать собой дом должны и молчать. И придворные дамы такие же. Но как меж собой интригуют... ох, и могла бы я рассказать, но не буду. И к служанкам отношение такое же. Если красотой ты не наделена, то как и нет тебя. А здесь я есть. Благодаря мужу вашему, Владыке, да продлит Отец Гармонии его годы. Не верила я, что вспомнит меня, а вспомнил. Добрый у вас муж, госпожа, хороший.
  
   Сейчас "добрый и хороший" уже лежал на теплом камне в купальне у широкого арочного окна, а широкая массажистка выкручивала его так, что он довольно стонал и покряхтывал, блаженно улыбаясь. Она каждый раз разминала его, как тесто, и мышцы становились крепче, эластичнее, и еще быстрее он мог двигаться, и мощнее бить. Глаза Чета были полуприкрыты, и пусть от удовольствия мысли текли медленно, вяло, все равно отключиться от размышлений не выходило.
   Вчера в полдень во дворец, как и было велено, пришел Вей Ши. Напился воды из фонтана, терпеливо дождался Чета, и прошелся с ним по тенистым дорожкам парка. Мастер ставил ему руку, учил разными способами метать ножи - и с размахом от плеча, и одним движением пальцев, срезая фрукты с веток или не задевая в гуще ветвей ни листочка. А императорский внук в промежутках между бросками рассказывал то, что хотел услышать учитель.
   - Немного могу сказать, - Вей Ши, вспоминая, изящно касался пальцами лба. Тяжелая серьга раскачивалась при ходьбе, и Четери с неудовольствием думал, что будет мешать она в бою, а затем, успокоенно - что это еще одна трудность, с которой ученику не лишним будет справиться. - Девочка говорила на языке Песков только одну фразу: "...слепец великий, равный богам, семя убитого знак тебе даст...". Я услышал эти слова после того, как в ее видениях показались мне исполины, которые сражались в небесах. Фигуры в тумане, выше гор, сияющие тени, словно в нашем театре теней, пяйяньги.
   - Опиши их, - попросил Четери, только что один за другим всадивший шесть узких ножей в порожек дальней беседки и не задевший ни одного ствола из густо посаженного между дорожкой и беседкой апельсинового сада.
   Вей прищурился, глядя на ножи и качая в руке свое оружие.
   - Мне показалось, что один из гигантов имел четыре руки, а второй был окутан пламенем. Еще у одного в руках видел копье с сверкающим острием, а четвертый держал плеть из вихрей. Были там и еще исполины, но видение оказалось коротким, да и тяжело смотреть на такую мощь, может размазать. Не знаю, Мастер, что это было - метафора сознания девочки Юноти, битва из будущего или картины из прошлого. И не знаю, связаны ли с этим видением слова о слепце, - он поколебался и не удержался от любопытного. - Думаешь, о тебе она говорила?
   - Бросай, - усмехнувшись, приказал Чет, и Вей, покачав на ладони тонкий и длинный нож, остановился, метнул его - и, задрав подбородок, разочарованно пошел поднимать. На зеленой траве под деревом лежал упавший ярко-оранжевый апельсин, но на него сыпались срезанные листья и ветки.
   - Бросок правильный, но тебе не хватает силы в пальцах и гибкости в кисти, - отметил Чет, когда он вернулся. - Будешь отжиматься. И упражнения для запястья я тебе покажу. Но ты лучше это делаешь, чем я думал.
   - Спасибо, Мастер, - коротко ответил Вей Ши, продолжая шагать рядом к беседке. Спина его была прямой, и лицо спокойным, почти высокомерным, но Четери ощущал, как нетерпеливо ждет он похвалы или очередного урока, как жаждет показать, что он умеет.
   - Меня, конечно, можно назвать слепцом, ибо я многого не вижу и многого не знаю, - проговорил воин-дракон задумчиво. - Но не равен я богу, хоть Красный и отметил меня, и оказал мне честь, позволив вступить с ним в бой. Вся жизнь Мастеров - служение искусству боя, стремление сравняться в искусстве с Вечным Воином. Однако - нет, куда мне себя с ним равнять. Эти же слова, покрутив можно к кому угодно приложить: и к Владыке Владык Нории, и к феби Амфату. И ко мне. Значит, ждать нужно. И внимательно по сторонам смотреть. Бросай!
   Вей метнул нож, и на этот раз апельсин упал мягко, почти неслышно. С ветки, кружась, слетело всего два листа, но наследник недовольно отвернулся.
   - Тороплив ты очень, - строго сказал Четери. - Ты не результата жди, сможешь или нет, а так руку отрабатывай, чтобы всегда знал - точно сможешь. А это работа не одного года. Ты не похвалы моей жди, что тебе моя похвала? Ты знания о себе жди, что тебе умение это далось.
   - Твоя похвала дороже тысяч слов других людей, - тихо ответил Вей Ши.
   - А твое знание о себе должно быть прежде любых слов и дороже, - откликнулся Мастер. - Но ты придешь к этому, ученик. Теперь вот что скажи: дед твой говорил мне, что узрел меня мертвым, израненным.
   - Да, и я это видел, - глухо подтвердил Вей.
   - И я себя видел, - хмыкнул Четери. - Смотри, - он достал из-за пазухи рисунок маленькой Рудлог, и Вей Ши, приняв его, начал невозмутимо разглядывать.
   - Девочка хорошо рисует, - сказал он, наконец, и на лице его на мгновение промелькнула улыбка. - Да, тут все так, Мастер.
   - Все ли? - требовательно спросил дракон. - Не было ли какой-то еще детали, особенности, что здесь не отображена?
   Наследник несколько минут смотрел на рисунок - Чет успел сходить за ножами к беседке и вернуться, а Вей Ши все стоял, прикрыв глаза и прижав ладонь к виску, и от него тянуло покоем и свежестью молодой травы.
   - Я вспомнил, - проговорил он, поднимая янтарные глаза на учителя. - Волосы твои были отрезаны, как здесь, и когда я чуть сместился, увидел тебя со спины. И мне показалось, что в них словно запутался рваный кусок сетки. Не знаю, поможет ли тебе.
   - Все поможет, - отозвался Чет задумчиво, а наследник продолжал:
   - Я и хотел бы больше увидеть, но потом девочка Юноти ушла прозрением в Тидусс, к пестрому храму Триединого, сложенному из камней, формой похожих на соты.
   - О, я помню его, - усмехнулся Четери, веером вбивая ножи в землю у корней разных деревьев. - Там вокруг пасеки стоят, и духов разных роится тьма. Их медом подкармливают. Там и меня медом кормили. Вкуснее не пробовал его. Говорил ли ты про это настоятелю Оджи? Он тидусс, ему понятнее должно быть.
   - Говорил, - буркнул Вей Ши, - и слова на тидусском и он слышал, и я, много там сказано было, куда больше, чем на языке Песков, но непонятно ничего.
   - Вспомнишь? - поинтересовался Чет.
   Наследник снова остановился, прикрыв глаза - и снова потянуло от него покоем, ментальной силой потянуло, да такой, что Мастер улыбнулся, разглядывая сосредоточенное лицо ученика.
   - Смерти смерть, - начал Вей, с паузами, словно прислушиваясь и повторяя за кем-то, - тысячи лет, ворон в клетке...
   Он несколько раз полностью повторил длинный стих маленькой провидицы, затем открыл вновь поменявшие цвет глаза и вопросительно посмотрел на Чета.
   - Понимать бы, кому помолиться, - покачал головой Мастер. - Триединому?
   - Настоятель Оджи сказал, что напишет в тот храм, - сказал Вей Ши. - В предсказаниях всегда так. Особенно вербализованных. Неопределенно. Зато когда сбывается, сразу все понятно становится.
   - Лучше бы понятнее становилось до того, - засмеялся Четери. - Бросай, Вей!
   - Мастер, - проговорил наследник хмуро, когда снова вернулся с ножами. - Скажи мне, как решить, где правильный поступок, а где нет? Есть правила, есть приказы старших мужчин семьи... трактаты о достойном, стихи о красоте души. Но как выбрать, когда есть несколько решений, и как наследник Вей Ши я должен поступить одним образом, а как воин - другим...
   Четери, прекрасно поняв, к чему клонит ученик, подхватил вихрем пару срезанных апельсинов - они ткнулись ему в ладони, и дракон, протянув один Вею, уселся прямо на траву, скрестив ноги, и принялся чистить свой плод. Юный тигр остался стоять, напряженно ожидая ответа.
   - Мы все одновременно много кем являемся, - мягко сказал Четери, закинув в рот терпко-сладкую дольку и с удовольствием глотая сок. - Я - Мастер, я - Владыка, я - муж, я - друг, я учитель и ученик, и это далеко не все. Нужно просто понять, кто ты на самом деле, кто прежде всего. Какова твоя глубинная суть, Вей Ши. Что для тебя важнее.
   - Как понять, Мастер? - пробормотал наследник йеллоувиньского престола.
   - Все просто, - усмехнулся Чет. - Мысленно убирай из своей жизни то, что дорого тебе. Трон, искусство боя, родных, учителей, друзей. То, от чего ты не сможешь отказаться ради другого, и есть твоя глубинная суть, Вей Ши.
   - А в чем твоя суть, учитель? - после долгой паузы спросил Вей. - Ты... прежде всего... муж, да?
   Четери покачал головой.
   - Я прежде всего воин, Вей Ши. А кто ты - только ты сам можешь дать ответ.
  
   Массажистка Люй Кан больно разминала дракону шею, а он, почти засыпая, продолжал крутить в голове разговор с учеником, с удовольствием ощущая на разгоряченном теле легкий ветерок и эхом повторяя запомнившиеся слова маленькой Рудлог.
   "Семя убитого знак тебе даст... семя убитого знак тебе даст...".
   Раздался звук, словно задребезжал жестяной лист, ахнула Люй Кан, остановившись, и Четери неохотно открыл глаза. И увидел, как прямо под белыми высокими сводами купальни, в пару? от горячих чаш с водой, наливается ртутью поверхность Зеркала, и оттуда один за другим выходят неожиданные и немного удивленные открывшейся картиной гости.
   - А я уж думал Светлану спрашивать, не хочет она мне что-то важное сказать, - проговорил Владыка, принимая из рук массажистки полотенце и обтирая разгоряченное тело. - Здравствуй, молодой Лаурас, семя Лауруса. И тебе здравствуй, друг моего ученика. Люй Кан, ты можешь идти.

   - Пойду, но вы не делайте резких движений, господин, - спокойно сказала йеллоувинька, накидывая на него сухой и плотный халат. Кинула взгляд на бледных гостей: молодого, огромного, и постарше, более изящного, за спинами которых таяло Зеркало. - А не нужна ли помощь?
   - Молока попроси принести, - кивнул Четери, разглядывая пошатывающегося Матвея, который был, наверное, белее, чем сам дракон. - Не помешает, верно?
   - Верно, - подтвердил старший из гостей. Он выглядел пободрее, только на лбу и висках выступили капли пота. Протянул дракону руку, и тот, уже знакомый с этой традицией, пожал ее. - Рад познакомиться, Владыка. Меня зовут Александр Свидерский, я преподаватель Матвея и друг лорда Тротта. Наслышан о вас.
   - Ученик мой болтал? - с удивлением проговорил Чет, переворачивая ладонь Алекса и разглядывая ее.
   - Мартин, - пояснил Свидерский.
   - Знаю его, - усмехнулся Владыка, отпустив руку гостя. - И волшебницу Викторию знаю. Хорошие у моего ученика друзья, сильные. А я и гадаю, кто ты. Ни капли божественной крови, а аура мощнейшая, яркая. И стать бойца, - он повернулся к Матвею. Тот, с закрытыми глазами прислонившись к резной стене с золотым орнаментом, обхватил голову руками и простонал с таким выражением на лице, будто его сейчас вырвет:
   - Молока бы хорошо... Я уже думал, не удержим Зеркало, Александр Данилович...
   - Ты отлично отработал, Ситников, - отозвался Свидерский, оглядывая купальню, похожую на музей - глубокие чаши с водой, резные стены, роскошные мозаики до купольного потолка, изображающие сценки с драконами и морскими жителями. Помял пальцами виски. - Очень уверенно. Резерв у тебя определенно вырос. Я в твоем возрасте был слабее.
   - Ну, раз вы говорите... - пробурчал семикурсник, сползая по стенке вниз, на корточки и опуская голову. - Но что ж плохо-то так тогда?
   - Потому что пространство разбалансировано, - продолжил мини-лекцию Александр. - Ты, считай, не прямо шел, а словно на карусели покатался, и все это одновременно пришлось стабилизировать и контролировать. Я за последние недели привык, а тебе внове. - Он взглянул в окно, на закатное небо, а затем, вопросительно, на Чета: - Здесь какая разница со временем в Иоаннесбурге? Часов шесть? У нас сейчас два дня.
   - Около того, - согласился Владыка, наскоро переплетающий косу, растрепавшуюся за время массажа.
   - Чем дальше расстояние, тем тяжелее, - заключил Алекс. - Через час-полтора пройдет, Ситников.
   - Если не помру, - мрачно констатировал Матвей, так и оставаясь на корточках и не открывая глаз. Только голову откинул на белую стену, почти сливаясь с ней цветом. - Боги... у меня такого даже в худшее похмелье не было!
   - Поплакал и хватит, - усмехнулся Чет, подходя к нему. Ситников, открыв глаза, попытался встать, и дракон удержал его, нажав на плечо. - Не двигайся.
   Он положил руку Матвею на влажный лоб, снимая боль и подкачивая виту - и отступил. И семикурсник, с облегчением выдохнув, поднялся. Сфокусировал взгляд на драконе и с неловкостью улыбнулся, повел широченными плечами.
   - Спасибо.
   Мастер без слов кивнул, обратился к Александру:
   - А тебе нужна помощь, друг моего ученика?
   - Я уже сам справился, - откликнулся Свидерский, действительно порозовевший. - Благодарю, Владыка.
   Четери еще раз взглянул на Матвея.
   - Надо тебе воздухом подышать, координацию восстановить. Нет ничего лучше неспешной прогулки. Здесь в пятидесяти шагах есть беседка с источником. Туда принесут и молоко, и пищу, подкрепиться. Пойдем.
  
   - Извините за вторжение, Четери. Это я попросил Александра Даниловича помочь выстроить к вам Зеркало, - басил Ситников, пока они шли от купальни к беседке. - Один я не справился бы, а благодаря его силе удалось проложить к вам сдвоенный переход. Я строил, а он резерв в меня вливал, - пояснил он Владыке, недоуменно сдвинувшему брови.
   - Ты знаешь, что я в любое время рад тебе, - проговорил Четери. - А сейчас ты тем более вовремя.
   - Вы меня ждали? - удивленно спросил Матвей.
   - Ждал, - улыбнулся Мастер. - А тебя ли, сейчас узнаю. Не просто же так ты меня навестить решил и столько силы потратил.
   Свидерский молчал, то оглядываясь на огромный дворец, оставшийся за спиной, то рассматривая зеленый парк, по которому они шли.
   - Да... сейчас... - Ситников, словно собираясь с мыслями, потер лоб. - А мамка с Машкой тут?
   - В городе со Светланой и ее родителями, - ответил Четери. - На ужине увидитесь. - Дракон ступил под своды шестиугольной беседки, в одном из углов которой в мраморной чаше бил источник, вытекая по резной канавке в каменном полу в парк, по направлению к озерцу, скрытому апельсиновыми деревьями. - А вот и место для разговора.
   - До ужина мы уже уйдем, - вздохнул Матвей, опускаясь на одну из скамей, что полукругом стояли у большого стола, на который падали лучи закатного солнца. - Александру Даниловичу надолго отлучаться нельзя, да и меня на час отпустили. Я... я пришел поговорить о лорде Тротте, Четери.
   - Он вернулся? - без удивления поинтересовался дракон, тоже расположившись на скамье рядом с Александром. - Ты в Поворот года говорил мне, что видел его в Нижнем мире глазами девочки, да и Нории подтвердил, что он за ней ушел. Получилось ли у него вернуть ее?
   - Нет и нет, - тяжело проговорил Ситников. - Поэтому я и решил поговорить с вами. И Александра Даниловича уговорил попробовать. Я с тех пор постоянно вижу их... много уже увидел. Для начала, они не могут просто так вернуться... И еще они нашли там бога...
   В беседку один за другим вплыли слуги - с позолоченными подносами, одетые в расшитые орнаментом белые рубахи до пят: расставили на столе несколько запотевших оранжевых кувшинов с молоком, синие пузатые фарфоровые чайники с чаем, разноцветные плошки-чашки, блюда со сладкими лепешками. Матвей тут же схватил один из кувшинов и, то и дело отвлекаясь на молоко, начал рассказ - о пути Тротта и Алины, о том, как их чуть не поймали, как нашли они долину Черного и что произошло там.
   Свидерский тоже пил молоко - но неспешно, слушая с интересом, хотя все это уже слышал, когда навещал Матвея в монастыре и потом на хуторе Дорофеи Ивановны. А Мастер слушал и улыбался, чувствуя, как на коже знакомым предчувствием славных битв холодеют линии ауры.
   - И вы пришли просить меня помочь им дойти до порталов и пройти через них, - уточнил он, когда Матвей закончил.
   - Угу, - пробормотал Ситников, с надеждой глядя на Четери.
   - Честно говоря, я скептически отнесся к этой идее, - вступил в разговор Свидерский. - Я считаю ее безумием. Но на кон поставлено не только возвращение моего друга и принцессы, но возвращение бога, и будущее Туры. Мир в таком положении, что я не имел права отмахнуться. Тем более, что меня очень впечатлили рассказы Мартина о ваших умениях. А как о вас отзывался Матвей! Надеюсь, они не преувеличивают?
   - Вряд ли, - без ложной скромности откликнулся Чет. - И что вы придумали?
   - Смотрите, Владыка, - Александр достал из нагрудного кармана военной рубашки сложенную карту. - Портал на Севере королева закрыла. Но вот тут, - он расстелил ее на столе и ткнул пальцем в кружок на Юге Рудлога, километрах в пятистах от Милокардер, - есть еще один. Он ближе всего к Пескам. Там идут бои, я в течение недели планировал переместить отряды боевых магов с Севера туда, после того, как закончим зачистку у столицы. У этого портала, по данным разведки, оставлено много охраны, но все-таки основные силы противника оттянуты к границе с Дармонширом, - он провел пальцем по границе, - там сейчас рудложская армия взяла в клещи противника и пытается переломить хребет. Мы можем набрать команду. Отряд опытных, закаленных бойцов человек на пятьдесят с огнестрельным оружием, взрывчаткой. Возможно, если я объединюсь с Алмазом Григорьевичем, у нас получится на короткое время расчистить проход до портала, сдержать инсектоидов, пока вы с отрядом будете идти к нему. Если получится призвать на помощь кого-то из старшей когорты - а они все сейчас оставили свои дела и усилили армии своих стран, - то пока они с Дедом будут держать проход до портала, я могу пройти с вами внутрь и постараться на резерве расчистить дорогу с той стороны, а потом попробовать вернуться обратно на Туру.
   - И я хочу пойти, - проговорил Матвей угрюмо и снова глотнул молока. - Вы сами говорите, что у меня вырос резерв.
   - Ты единственный, кто имеет связь с Нижним миром, - напомнил Четери. - Ты должен оставаться здесь, чтобы видеть происходящее и понимать, удалось мне их найти или нет, где мы находимся, как скоро дойдем до врат.
   - Так вы согласны? - уточнил Александр с удивлением. - Мне собирать отряд?
   Владыка покачал головой.
   - Не нужно. Твой резерв и умения пригодятся на Туре, а оружие и пули рано или поздно закончатся, и люди окажутся для меня балластом. Я пойду один.
   Свидерский некоторое время с сомнением смотрел на него.
   - Владыка, - проговорил он наконец. - Я не знаю... не видел вас в бою. Возможно, я чего-то не понимаю. Но одному человеку пройти там невозможно. Там и армия-то подобраться пока не смогла.
   - Один легко пройдет там, где поляжет отряд, - напомнил Четери, и Александр неохотно кивнул. И тут же снова возразил:
   - Но мы не знаем, где в Нижнем мире искать их. Пятьдесят опытных бойцов смогут патрулировать область вокруг порталов, не попадаясь на глаза врагам, и надеяться, что рано или поздно наткнутся на Макса и принцессу Алину.
   - И в этом нет нужды, - легко ответил Чет. - Твой друг - мой ученик. Между Мастером и учениками существует связь. Я способен найти любого из них.
   - Будет ли она работать в другом мире? - произнес Александр. - Там нет наших стихийных потоков.
   - Это не магическая связь, как ваши сигнальные нити, - Четери ткнул в свое запястье, где светилась тонкая полупрозрачная нить Макса. - Это связь душ. Она не может не работать.
   Обсуждение продолжалось долго - Четери еще несколько раз уточнял у Матвея детали услышанного в долине Черного, Свидерский неохотно, но соглашался попробовать вариант с проходом единственного спасателя - дракона, - и лепешки все уже были съедены, и молоко выпито, и положенный час прошел. Почти все обговорили уже - когда Чет вдруг замолчал и повернул голову к дворцу. И встал.
   У выхода из купальни стояла Света. Она только что появилась там, разглядела в беседке мужа, и Матвея, неуверенно улыбнулась и вдруг застыла, бессильно уронив руки на живот.
   - Раз мы все решили, будем прощаться, - произнес Владыка и посмотрел на Ситникова. - Родные твои уже вернулись. Поговори с матерью несколько минут, и возвращайся на место службы. - Он перевел взгляд на Свидерского. - И ты прощай, Александр, друг Макса. Я ночью долечу до портала и пройду в него. Если удастся мне найти ученика и принцессу, Матвей тебе скажет.
   - А если нет? - хмуро поинтересовался Алекс.
   - Жди две недели, - ответил Четери. - Раз им идти до врат десять дней, то я должен их раньше найти. Если за две недели не увидит меня Матвей рядом с ними, значит, не по зубам мне тот мир оказался. Будешь поступать тогда, как хотел.
   Александр кивнул, складывая карту, и протянул ее Чету.
   - Я не верю, что вам это по силам, - сказал он, морщась. - Но желаю удачи.
   - Главное, чтобы жена в меня верила, - хохотнул Владыка, пряча карту за пояс, и направился к супруге, которая так и стояла молча, глядя в его сторону. А Матвей с Александром направились в обход дворца, к покоям родных Ситникова.
  
   - Опять соленую воду льешь? - спросил Четери ворчливо, обнимая Свету. Щеки ее были мокрыми, глаза красными.
   - Уходишь? - прошептала Светлана дрожащим голосом, вжимаясь лицом в его плечо. Большой уже живот не позволял прижаться, как надо, и сын внутри дергал ножками, пиная мать куда-то под сердце.
   - Как ты проницательна, женщина, - сказал Четери, с нежностью целуя ее в висок. - Все ты чувствуешь. Все знаешь.
   - Не уходи, - попросила она едва слышно и снова заплакала, вытирая слезы о его рубаху. - Не уходи! Как я без тебя, Чет?
   - Я уйду в ночь, - проговорил он строго, гладя ее по распаренной от жары спине. - Это решено. Поплачь сейчас, со мной, Света, и успокойся, затем я слетаю в храм и вернусь, чтобы собраться и отдать нужные приказы. И тогда ты проводишь меня так, чтобы я уносил не горечь твоих слез, а сладость твоих поцелуев. Хорошо?
   Она мотала головой, заглядывала ему в глаза, плакала навзрыд - а Четери терпеливо поддерживал ее, пока она не стала успокаиваться.
   - Ты не останешься одна, - говорил он уверенно. - Все драконы Тафии готовы прийти к тебе на помощь, и всегда ты можешь обратиться к Лери - он все исполнит, что попросишь. И Нории не оставит тебя без внимания и помощи. Я должен вернуться до рождения сына, но даже если нет - здесь твои родители, родные, и врачи рядом, и крылатый Лери - сильный виталист, поможет тебе. К тебе даже будет заходить Вей Ши, и ты сможешь кормить его столько, сколько пожелаешь.
   Света через силу улыбнулась и закрыла глаза.
   - Тебе остается только ждать меня, женщина. Просто жди, Света. Мне легче будет возвращаться, зная, что ты ждешь меня.
   - Я не могу найти ни одной причины, почему я должна смириться с тем, что ты уходишь, - срывающимся голосом произнесла она, глядя ему в лицо, некрасиво, беспомощно кривя рот и шмыгая красным носом. Щеки ее были в пятнах. - Назови мне эту причину, Чет.
   - Это разумный подход, - ответил он, улыбаясь и убирая с ее лица прилипшие волосы. - Если я сейчас не уйду, Света, то пройдет несколько месяцев и не станет ни мира, каким мы его знаем, ни Тафии, ни нас с тобой. Помнишь Алину, подругу Матвея? И моего ученика? Я должен помочь им, иначе они погибнут. А они должны помочь не погибнуть Туре.
   Она замерла, вглядываясь в него. Слезы еще текли, и всхлипывать она продолжала - но без надрыва, уже смиряясь и отпуская, потому что все то, что должно было изливаться сейчас потоком, она выплакала за прошлые недели, ожидая этого часа. И вот она отстранилась, опустив голову.
   - Лети в храм, - проговорила она тихо. - И возвращайся поскорее, Четери. Я не могу не отпустить тебя, но я хочу провести с тобой оставшееся время.
  

   Чет, в теплых сумерках опустившись у обители Триединого, попросил одного из послушников, помогающих прихожанам на входе, найти в городе Вей Ши. Сам же дракон под сводами обители прошел во внутренний двор, к храму, окруженному вишневыми деревьями. Храм был заполнен народом. Шла вечерняя служба - настоятель Оджи с священниками читали молитвы, сильно пахло ароматическими маслами, поблескивали кусочки слюды в мозаиках, изображающих богов, и в глазах статуи Триединого.
   Чет, терпеливо дождавшись окончания службы, принял благословение от настоятеля, и, отведя его в сторону от расходящихся прихожан, рассказал ему, на чьей могиле стоит сейчас Медовый храм Триединого, и кто сейчас в другом мире движется к Туре. И предложил послать вслед за первым письмом дракона со вторым. Ибо дело срочное.
   Смуглый тидусс, выслушав Владыку, побледнел - видимо, как и Чет, сложил в голове слова маленькой пророчицы и новую информацию. Не усомнившись и не спрашивая, откуда Владыке все это известно, пообещал не просто отправить письмо, а самому слетать на родину, чтобы убедить братьев немедленно приступить к молитвенному бдению в честь Черного Жреца.
   Когда Четери попрощался и вышел из обители, на скамейке у входа его ждал Вей Ши. Лицо его было невозмутимым, но чуть частящее дыхание, краска на щеках и влажный лоб показывали, что совсем недавно он бежал по улицам Города-на-реке к храму и боялся не успеть.
   - Сегодня я ухожу. Надолго, - сказал Чет, присаживаясь рядом с ним и глядя на величественную, сизо-фиолетовую, утопающую в сумерках Тафию. - Заходи к Свете каждый день. Если что-то попросит, выполни.
   - Ты мне как второй отец, Мастер, - тихо проговорил Вей Ши, - я и без твоего приказа не оставлю твою жену без помощи и защиты. Она добра ко мне, и раз дорога тебе, я буду о ней заботиться, как о матери. Но ты должен знать, что и я думаю уйти.
   Четери весело покосился на него.
   - Я и так это знаю, Вей Ши.
   - Запретишь мне? - напряженно поинтересовался ученик.
   Чет покачал головой.
   - Нет, молодой тигр, я не давлю ростки, стремящиеся к солнцу. Слишком просто жить, когда запрещают или разрешают, когда решают за нас. Ученичество - это не только работа тела, но работа разума и души. Это умение выбирать - а как ты научишься делать выбор, если я буду решать за тебя? Послушание вредно без осознания. Ты решил когда-то, что ученичество у меня тебе важнее, чем гордость, способен решить, что важнее, и сейчас. И нести ответственность за свое решение, каким бы оно ни было.
   Небо за их спинами совсем потемнело, а впереди багрово-желтый закат над великой Неру горел на полнеба, словно каленое железо опускалось в воду. Слева, на одном из холмов, светил огнями дворец. Чета ждала там Светлана, и он словно воочию увидел, как стоит она у окна, выглядывая его, и смотрит на темнеющее небо, что отсчитывает время до его отлета.
   - Уходя, нужно не оставлять дела без внимания, поэтому я пришел к тебе, - продолжил Владыка. - Если не вернусь, ты останешься единственным, кого я учил. Если я не вернусь, как закончится война, пойдешь к храму Красного и попросишь учить тебя, как учил он первого из Мастеров. И потом, прежде чем взойти на трон, передашь умение ученикам. И моему сыну, если рука его будет крепкой. Линия Мастеров клинков не должна прерываться, Вей Ши.
   Наследник склонил голову, принимая обет.
   - А если и я погибну? - неохотно спросил он.
   - Я оставлю в камне ворот дворца два клинка, - проговорил Владыка, мечтательно улыбаясь. - Не оскудею. Заговорю обрядом, которым научил меня мой Мастер, будут на них надписи, что доставшему делать дальше. Любой сможет попробовать вытащить их, а осилит - сильнейший. Станут они тогда частями его ауры, и будет он знать, что надо просить у Воина уроков. А если я вернусь, то сам продолжу учить тебя и других учеников, но клинки во вратах оставлю: тот, кто вытащит их, сможет тоже стать моим учеником.
   - Я в детстве слышал такие сказки, - кивнул Вей Ши невозмутимо. Но глаза его светились любопытством.
   - Нет ничего более реального, чем сказки, - усмехнулся Четери и встал. - Пора мне, молодой Вей.
   На обратном пути он опустился у врат дворца, и, прошептав короткий заговор, крест-накрест воткнул клинки в камень слева от кованых створок. Засветились лезвия в темноте, погружаясь, и погасли - только рукоятки и остались налитыми голубоватым сиянием. Четери подергал их, довольно хмыкнул - все сработало как надо, теперь и он сам не сможет достать их, только тот, кто достоин стать его учеником, - и пошел к Светлане.
  
   Она действительно ждала его у окна, уставшая, с печальными глазами, поникшая - и Чет вместе с ней еще заглянул к ее родителям, чтобы коротко попрощаться.
   - Эх, - крякнул разволновавшийся Иван Ильич, выслушав собравшегося на войну зятя, - так это, ты хоть винцом бы новость смягчил! Тяжело насухо-то, может... - он осекся под выразительным взглядом жены.
   - Оставляешь Свету одну, - сурово сказала Тамара Алексеевна. - А ей рожать меньше, чем через два месяца. Не подождут подвиги-то твои?
   - Мам! - дрожащим голосом вступилась Светлана.
   - Не подождут, матушка, - кротко сказал Чет, которому прощания эти были тягостны, но обязательны из почтения к родителям. Мама Светы, несколько секунд посверлив его взглядом, вздохнула, поманила к себе, заставила склониться и поцеловала в лоб.
   - Пусть тебе помогут боги, - сказала она и взволнованно всхлипнула. - Ты только вернись. Света с тобой счастлива, и хоть я была сначала против, ты мне доказал, что не нужно ей лучшего мужа, Четери. Ты хороший человек, и мы с Ваней тебя как родного полюбили.
   - Да-а, - подтвердил Иван Ильич, потер костяшками пальцев покрасневшие глаза, посмотрел на жену, на Свету, едва удерживающуюся от рыданий, и посоветовал дракону: - Ты иди, иди. Иначе тут такой слезоразлив сейчас начнется, что ты и за неделю не улетишь.
   Четери хмыкнул, пожал понятливому Светиному папе руку и увел жену в их покои.
   Светлана не плакала, как и просил он - обняла его в спальне, постояла, греясь в руках, и отпустила. Села на край постели, слушая пение вечерних птиц, вдыхая привычный запах цветов и глядя, как роется муж в большом сундуке. Наконец, Чет выпрямился, держа в руках две фляги.
   - Вот что возьму и хватит. Набери мне воды из колодца, что в часовне Богини, - попросил он, - своей рукой. Будет мне благословением твоим и благословением Матери в чужой земле.
   - А больше ты ничего брать не будешь? - встревожилась Светлана, прижимая фляги к груди.
   - У меня есть оружие, - ответил Четери, доставая из сундука и простой нож в ножнах, - остальное я добуду.
   Она медленно, ковыляя, отправилась по коридорам дворца к неприметной двери, ведущей к маленькой часовне Синей. Когда она вернулась и подала Чету фляги, холодные от ледяной воды, он прикрепил их к поясу, привлек жену к себе и поцеловал в висок.
   - Мне страшнее всего то, что я не смогу получать от тебя весточек, - проговорила Светлана глухо. - Неизвестность страшна, Чет.
   - Возможно, у Матвея получится передать тебе весть, - ответил дракон, глядя за окно - туда, где тонкая закатная полоса уже стремительно гасла, уступая ночи. - Но если не выйдет, есть еще способы, женщина.
   - Какие? - она поцеловала его в губы, вопросительно заглянула в глаза.
   - Будут знаки, - проговорил он. Рано или поздно поймешь, что они значат. А если не разберешься, сходи в часовню, шепни вопрос матушке-воде. Она тебя любит, может, покажет что, Света.
   Она еще коснулась его губ, и еще - и, чувствуя слабость и опустошение, отступила сама, потому что ощущала уже, как не терпится ему лететь.
   - Я буду ждать тебя, - сказала она тяжело. - У тебя все получится, Чет. Тебя никто не способен победить.
   - Пусть богиня говорит сейчас твоими устами, женщина, - сказал он тихо и нежно. Все же притянул ее к себе, поцеловал еще раз - крепко, захватнически, словно выпивая и горечь, и боль, словно и не улетал сейчас, а собирался заняться любовью. А оторвавшись, посмотрел на нее вишневыми глазами, сделал к окну несколько шагов, и выпрыгнул в него, сразу разворачиваясь в дракона и стрелой устремляясь в небо.
   Закат догорел и на Тафию опустилась ночь. Но Четери знал, что Света все равно будет стоять у окна и смотреть ему вслед, пока хватит сил.
  
   Через пару часов полета он поохотился в горах на сонных баранов, наевшись до осоловелости и впрок, укрылся невидимостью и, избегая редких "стрекоз" в воздухе, полетел к издали видимому сияющему порталу. По пути он с хищным любопытством разглядывал инсектоидов, сразу отмечая уязвимые и для клинков, и для боя вручную, и для пасти места, но не рисковал - не сближался, хотя они вызвали у него лишь драконью ухмылку: твари были вполне победимы. Спокойно долетел до светящегося волшебным цветком перехода, окруженного массой войск, и принялся лавировать меж "стрекоз" - все же сложно было бы пробивать сюда проход по земле, да и в воздухе, несмотря на ночь, живности было достаточно.
   "Стрекозы", словно ощущая что-то, начали в темноте кружиться сильнее, под недоуменные окрики всадников и визг забеспокоившихся внизу огромных "муравьев", а Чет, зависнув метрах в пятидесяти над порталом, подождал, пока под брюхом пронесется очередная иномирянская тварь, и рухнул вниз.
  
   На той стороне перехода над равниной у трех вулканов занимался рассвет, и армии, расположившиеся у порталов, еще спали - только патрули бродили вокруг, да пробудившиеся уже инсектоиды то и дело наполняли воздух визгом. Если бы стало известно, что с той стороны противник пробил оборону и собирается пройти сюда, мигом загудели бы рога, висевшие на поясах наемников-дозорных, и отряды отработанно поднялись бы в бой, ибо генералом здесь был не уступавший прославленному Ренх-сату в жесткости Тмир-Ван. Но пока команды сохранять круглосуточную готовность не было, армии ждали подкрепления, обещанного богами, и спокойно спали под стальным светлеющим небом.
   Под это небо из дымки, закрывающей портал, вышел высокий бледный человек с красными волосами, заплетенными в косу. Был он безоружен, бос, одет в простую белую рубаху с синим орнаментом, каких не вышивали на Лортахе, и свободные темные штаны, завязанными под коленями тесемками, а на талии - широким поясом.
   Дозорные, увидев его, остановились, снимая арбалеты, окрикнули - кто таков? Раб или пленный?
   Человек, не отвечая, огляделся, улыбнулся хищно, поднял лицо к стальному небу с двумя тускнеющими лунами - и глаза его засияли восторгом.
   - Стреляйте! - раздраженно приказал старший из патрульных... но не успели свистнуть стрелы, как человек засмеялся, неуловимо быстро взмыл в воздух, переворачиваясь в нем - наемник только успел рассмотреть, как в руках пришельца проявляются странные изогнутые клинки, - и загудел рассекаемый воздух, и красные от крови лезвия были последним, что лорташец увидел в жизни.
   Человек, вышедший из портала, не останавливаясь, быстро и легко побежал к далекому лесу сквозь спящий лагерь, на ходу безжалостно расправляясь с пытающимися остановить его людьми и инсектоидами. Лагерь от криков и визга пробуждался; вышел из шатра и пожилой, угрюмый генерал Тмир-Ван, - его разбудили, доложив о происходящем. Он резко отдал приказы испуганным подчиненным поймать красноволосого колдуна, да и сам, прыгнув на спину раньяра, устремился в погоню.
   Видел он издалека, как понеслись за человеком, оставившим за собой мертвую кровавую полосу и почти добежавшим до леса, стая стрекоз со всадниками, а за ними, отставая - с сотню охонгов. Вот нагнали беглеца крылатые раньяры: рванулся вниз первый, второй - и начали они падать, словно кто-то одним прикосновением лишал их жизни.
   Тмир-ван в сопровождении военачальников подлетел ближе. До леса красноволосому оставалось еще шагов пятьсот, и он быстро сокращал расстояние, то и дело птицей взмывая в воздух, уклоняясь от атакущих раньяров - и один за другим падали они на землю.
   - Стрелами его! - рявкнул генерал, и по цепочке передали этот приказ нагоняющим колдуна всадникам. Окружили его, полетели стрелы - но он, словно заколдованный, крутился вокруг своей оси, так, что не видно было его, только смазанные полосы клинков, - и бежал дальше, невредимый, продолжая отбивать стрелы и уничтожать раньяров и наконец-то нагнавших его охонгов.
   За спиной генерала к лесу шли еще несколько сот охонгов с наемниками, а красноволосый уже был почти у леса, и на нем не было ни раны, ни струйки крови - когда на пути его лежали, стонали, шевелились десятки раненых и убитых инсектоидов и людей.
   Перед тем, как зайти в лес, человек обернулся. Оглядел стену охонгов, надвигающихся на него, засмеялся и нырнул в тень крон.
   За ним было отправлено в погоню три сотни охонгов со всадниками - с сетями, с арбалетами, - но к ночи не вернулся никто. Потом их всех нашли мертвыми. Прочнейшие сети были изрезаны, словно сделанные из пуха, а хитин инсектоидов рассечен страшными ударами, разрезавшими их не только по сочленениям, но и там, где был толще всего.
   Генерал Тмир-ван был бойцом опытным и не поддавался эмоциям. Поэтому, выслушав тех, кого отправили на поиски погибших и поняв, что посылая людей в погоню, он будет терять их, он приказал выставить вокруг порталов несколько колец обороны, ибо даже колдун не способен справиться с сотнями раньяров, тысячами воинов и тысячами стрел. И велел отправить патрули в окружающие леса с обязательной перекличкой пять раз в день - если пропадет кто, будет время подготовиться к появлению колдуна.
   Всего за сутки по десяткам тысяч человек, ожидающих своего череда у порталов, разлетелись слухи. Что был это колдун или вовсе мертвый дух; во время боя смеялся он, как безумный, а двигался так быстро, что раньяры на его фоне казались неспешными слизняками. Народное творчество везде развивается стихийно - и вот уже вечерами стали рассказывать, что пришел он на Лортах то ли за рабыней, которую похитили у него в другом мире, то ли за братом или сыном - и не успокоится, и будет убивать, пока не найдет ее или его. Панику вызывали подобные слухи и разговоры, началось дезертирство - и генерал Тмир-ван только плетьми выдумщикам и публичными казнями беглецов путем скармливания их охонгам смог вернуть в армии порядок.
   Но оставлять такого врага за спиной было глупо, и он сразу же написал письмо императору Итхир-Касу с просьбой обратиться к богам, чтобы волей и силой своей они помогли найти пришельца, ибо был он опасен, как колдун простым воинам неподвластен - только богам, и нужно было его уничтожить.
   Раньяр через несколько дней принес ответ с приказом искать колдуна самостоятельно. Богам найти чужака на своей земле не удалось.
  

   10 апреля, Иоаннесбург, вторая половина дня
  
   Последнее перед обедом совещание завершилось, и ее величество потрапезничала в узком семейном кругу - с мужем и детьми. Затем Мартину и сыновей, которым в честь возвращения матери разрешили не посещать дворцовый детский сад, отвели в детскую.
   Она посидела в кресле, то и дело обнимая подбегающих мальчишек и протягивая руки только-только начавшей ходить дочке. После долгого отсутствия вдруг стало очевидно, что волосы у сыновей, светло-русых с рождения, выбеляются - сейчас у старшего оттенок уже почти сравнялся с ее собственным. Будто снятие личины с нее отразилось и на них.
   Василина приказала себе встать - но осталась сидеть, воркуя с детьми, и устало обмолвилась мужу, что за окном весна, а она даже не может подышать свежим воздухом.
   - Я никак привыкнуть не могу к звукам, голосам и цветам, - сказала она тихо. - Как не со мной все. Если бы можно было как раньше уйти к нам в поместье, чтобы я пришла в себя! Мне кажется, у меня от информации скоро голова лопнет.
   Байдек, не говоря ни слова, позвонил Тандаджи. Совещание по вопросам безопасности было перенесено на час, а принц-консорт вывел жену и детей в парк. Они пошли без няни, как совершенно обычная семья: Мариан в гвардейской форме, с коляской, в которой сидела Мартина, Василина, одетая в легкое синее пальто и держащая за руки сыновей, которые радостно и чинно вышагивали рядом с родителями. По пути они зашли на псарню и взяли с собой щенков, подаренных Кембритчем и выросших уже выше второго принца, четырехлетнего Андрея.
   Смирения у сыновей и у собак хватило ненадолго, и вскоре они с криками, смехом и лаем начали носиться вокруг взрослых.
   Мариан их не окорачивал, а лишь организовывал, командуя то добежать до вон того дерева, то поскакать на одной ноге. Мартина, воплями вытребовавшая себе свободу, топала по дорожке, покачиваясь и расставив руки - и суровый принц-консорт с нежностью улыбался, подхватывая ее и кидая в небо, - и не забывая следить за мальчишками.
   Василина же в конце концов присела на скамью с деревянной спинкой, на которой искусно были вырезаны кленовые листья, запрокинула голову к небу и закрыла глаза. Пахло свежей землей, теплой зеленью и древесной корой, и прохладный ветерок шевелил ее волосы, гладил по лицу и рукам. Королева так и осталась сидеть, периодически открывая глаза, поглядывая на детей и мужа и слабо улыбаясь.
   С утра она уже успела поговорить с Ангелиной - сестра позвонила еще когда Василина шла с подземного этажа Зеленого крыла, позвонила из Теранови, и королева, невозможно соскучившаяся по сестрам и сама срочно собиравшаяся созваниваться с теми, с кем была связь, проговорила с ней не меньше часа.
  
   - ...Как я счастлива, что ты вернулась, Васюш. Ты моя храбрая, сильная сестра.
   - Сама не знаю, как это у меня получилось, Ани.
   - Но получилось же. Я посмотрела новости здесь, в Теранови. Боги, этот огнедух невероятно огромен! Записи крутят по всем каналам целый день. У меня дух захватывало только смотреть на это, а каково было тебе?
   - Страшно, сестренка.
   - Я горжусь тобой. И мама бы гордилась тобой, Василина.
   - Думаешь?
   - Я абсолютно уверена в этом.
  
   - ... на что это было похоже?
   Вздох.
   - Как будто двигаешься против течения, Ани. Теплого, жаркого, плотного, жаждущего растворить тебя в себе. А впереди, под тобой, кто-то зовет, гудит, вибрирует, и не понять, далеко еще или близко, только осознаешь, что двигаешься, потому что зов этот становится громче. А еще видишь сквозь огонь, и это не описать словами... Словно ты паришь в золотом огненном эфире, и видишь, где магма горячее, а где холоднее, где какой металл расплавлен, восходящие потоки и нисходящие...
  
   - ...Я так хочу тебя увидеть, Ани. И тебя, и всех девочек. Без вас пусто, понимаешь?
   - Конечно. Я давно живу с этой пустотой внутри. Закончится война, и мы все увидимся, Василина. И будем видеться хоть каждый день.
   - Только бы так и было.
  
   - ... даже испугаться не успела и не поняла ничего. Получается, никак не уберечься, Ани. Если тебя захотят убить, тебя рано или поздно убьют.
   - Уберечься можно.
   - Как?
   - Просто нужно уничтожать врагов первыми, сестра.
  
   -... поговорю с Сениной, ты права, Ангелина. Она - то, что нужно. Но как же это все удивительно. Бедная Каролина. Хорошо хоть что отец с ней.
   Молчание.
   - Главное, что она цела и жива, Василина.
   - Ты очень скучаешь?
   - Да. Очень.
  
   -...Я звонила Марине.
   - А я только собиралась. Как она, Ани?
   - Плохо. Дармоншир погиб позавчера. Слишком мало времени еще прошло, чтобы она смогла снова встать на ноги.
   - Может, забрать ее сюда?
   - Я предлагала, Василина. Она отказывается. Говорит, Вейн теперь ее дом. Благо там сейчас несколько драконов и брат Нории.
   - Энтери?
   - Да, он.
   - Он мне понравился. Теперь мне спокойнее.
   - И мне. Если начнется наступление, они смогут Марину и часть домочадцев отнести в Пески. Но что теперь будет без лорда Лукаса с обороной - непонятно. Даже до нас доходили слухи, какие чудеса он творил. А теперь только боги знают, продержится ли Дармоншир хотя бы несколько дней.
   Вздох.
   - Я недолюбливала его.
   - Было за что, Василина.
   - Но Марина очень его любила.
   - Да.
   - Только бы ничего с собой не сделала, Ани. Я помню, что с ней творилось после смерти мамы. Разве что ребенок удержит от глупостей.
   - У нее же будет двойня, сестричка.
   Недоверчивое:
   - Да ты что?
   - Правда, правда.
   - Да уж. Воистину боги любят подшутить, Ани. Мне, боявшейся короны - дали ее. Марине, которая никогда не жаждала детей - двойню. Тебе...
   - Я не жалею ни о чем, Василина. Хотя нет, жалею. Только о том, что жизнь развела нас далеко друг от друга.
  
   ...- А как Поля? Мариан ничего не говорил? Я буду связываться с ней после полудня по бермонтскому времени.
   - И я буду, только попозже, после всех совещаний. Говорил, что все хорошо и она теперь несколько часов проводит в человеческом облике. А конкретику я сегодня услышу от Тандаджи. Как и об Алине.
   - Позвони мне потом, сестренка. Я целый день буду в Теранови. Пока есть возможность и связь, порешаю торговые вопросы.
   - Конечно, Ани. Я позвоню. Скоро к тебе проложат телефонную линию?
   - Дело нескольких недель. Но сейчас мне полегче. Марина придумала как письма передавать с огнедухами.
   Удивленный смех.
   - И правда ведь. Можно.
   - Так что жди. Пока не установят телефон, буду тебе писать.
  
   Раздались шаги, и королева открыла глаза.
   - Пора, василек, - проговорил Мариан тихо. Мартина уснула в разложенной коляске, мальчишки, уже набегавшись, кидали щенкам палки - кто дальше и чей пес быстрее принесет, - и будущий король Рудлога Василь-Иоанн серьезно и обстоятельно, очевидно подражая отцу, учил младшего, как правильно размахиваться.
   Василина расправила плечи и поднялась.
  
   Майло Тандаджи
  
   - Я все равно не способна в ближайшие недели к закрытию портала. Мне нужно восстановиться, и стихийному духу Рудлога тоже, - немного виновато сказала королева, когда Тандаджи завершил доклад о допросах заговорщика упоминанием, что Львовский неоднократно просил не закрывать переходы, дабы одна из Великих Стихий мог вернуться на Туру. Голос ее величества был хриплым от бесконечных разговоров, руки устало лежали поверх стола. - А уже когда восстановлюсь, тогда и придется принимать решение.
   В кабинете их было четверо - Тандаджи, Стрелковский и королева с Байдеком, - и тидусс понял вдруг, что то и дело смотрит на молодую правительницу, пытаясь осознать, что эта мягкая, во всем опирающаяся на мужа женщина не только провела в раскаленных недрах планеты больше месяца, но и сумела закрыть портал с помощью гигантского огнедуха. И Игорь смотрел на нее непривычно серьезно. И генералы на утреннем военном совещании, и министры... Ее величество, возможно, и не сознавала этого, но сейчас в отношении к ней совершался кардинальный переворот со снисходительно-отеческого на благоговейно-недоверчивое. Ведь можно получить от первопредка божественную кровь и родовые способности, но первопредок не примет за тебя решение, не отсыпет тебе силы воли и смелости, не подскажет, как поступать правильно, а как нет. Почему-то после закрытия первого портала таких изменений в сознании придворных и военных не случилось - возможно, успех посчитали везением или случайностью, или потому что впечатляющие действия королевы в прошлый раз не наблюдали десятки тысяч людей и не снимали на камеры десятки журналистов и простых граждан.
   - Игорь Иванович, вам есть что сказать? - Василина-Иоанна заметила, как пошевелился в своем кресле начальник управления внешней разведки.
   - Если позволите, я хотел бы порекомендовать вам поговорить с Его Священством хранителем храма Всех Богов, - ответил Стрелковский, выпрямляясь. - Он ближе к богам, чем все мы, может, и подскажет, как правильно поступить.
   Королева кивнула, показывая, что услышала, и вновь повернулась к Тандаджи.
   - Слушаем вас дальше, полковник.
   Тидусс покосился на часы. Осталось сообщить о состоянии принцессы Алины, а Ситников до сих пор в бункере Дорофеи не появился. Старший группы доложил, что его забрал полковник Свидерский, пообещав вернуть через час. Прошло уже два с половиной часа.
   Тандаджи, смирившись, заговорил.
   Как и ожидалось, королева, и так потрясенная тем, что ее сестре с лордом Троттом удалось найти бога, которого вынесет в себе Тротт, и что вернуться ее высочеству можно только через те самые порталы, на известии о браке и обнаруженных брачных браслетах застыла и заледенела. И воздух вокруг заледенел тоже, а Тандаджи, завершив доклад просьбой Ситникова "Не закрывайте портал", едва заметно выдохнул и поморщился, увидев облачко пара у рта.
   - Василина, - предупреждающе проговорил Байдек, и королева, моргнув, посмотрела на покрытый ледяными узорами стол и сцепила руки перед собой в замок. В кабинете тут же потеплело. Принц-консорт тем временем тяжело взглянул на Тандаджи - и без слов было понятно, что тидусс должен был прежде поставить в известность барона, чтобы он мог подготовить супругу. Вот кому нипочем все свершения - Байдек всегда как может будет оберегать жену.
   - Я хочу поговорить с другом Алины, - твердо сказала королева, и Тандаджи невозмутимо кивнул.
   - Конечно, ваше величество. Но на то, чтобы доставить его сюда, потребуется время.
   - Я это понимаю, - нервно проговорила королева, сильнее сжимая руки. - Распорядитесь прямо сейчас, полковник. Мы пока выслушаем Игоря Ивановича.
   - Так точно, - проговорил Тандаджи, поднимаясь, чтобы выйти, и размышляя, каким образом можно срочно найти одного из сильнейших магов Туры, с которым сейчас и находился Ситников.
   Самые лучшие решения - самые простые. Перед тем, как набрать заместителя, чтобы приказать ему организовывать поиски, господин полковник, ни на что не надеясь, позвонил Свидерскому лично. Телефон не пропустил и двух гудков, когда в трубке щелкнуло и раздался голос мага:
   - Господин Тандаджи, добрый день.
   - Добрый, - сухо проговорил тидусс, мысленно вознося благодарность многоглазому духу Инире, который наверняка видел мытарства честного полковника и подсобил из жалости. - Александр Данилович, надеюсь, вы уже вернули Матвея Ситникова на место службы? С ним желает пообщаться ее величество. И срочно.
   - Почти вернул, - ответил Свидерский с легкой усмешкой. - Мы ждем вас у вашего кабинета, полковник. Есть новости, думаю, вам следует их услышать прежде, чем об этом узнает королева.
   - Я сейчас подойду, - бросил Тандаджи в трубку и торопливо направился на другой конец дворца, в Зеленое крыло.
   У дверей кабинета в креслах для ожидающих приема обнаружились зеленоватый держащийся за голову Ситников с мутным взглядом и Свидерский, бледный, но вполне адекватный. Бывший ректор вместо того чтобы подлечить страдальца, невозмутимо подсказывал ему, как перенаправить виталистический поток, чтобы справиться самому. Тандаджи на это поглядел с одобрением - он тоже считал обучение в реальных условиях наиболее эффективным.
   - У меня три минуты, - предупредил он, открывая двери кабинета. - Затем мы отправимся к ее величеству.
   Свидерский с сомнением покосился на своего студента и протянул ему руку - помочь встать. Ситников поднялся с трудом, но глаза уже смотрели осмысленно. Но в кабинете он снова рухнул в кресло и, пока Александр Данилович рассказывал о походе к дракону, Матвей сидел, уставившись на рыбок и прижав пальцы к вискам. Дыхание его становилось спокойнее, тише.
   - Прежде всего нужно было согласовать вашу идею со мной, - с каменным лицом проговорил Тандаджи. - Дело государственной, даже общемировой важности. А вы занялись самодеятельностью. Это уже не говоря о том, что вы раскрыли государственную тайну без санкции.
   - Прежде всего нужно было получить согласие дракона, - не согласился Свидерский, не отреагировав на "санкцию". - Мне описывали его умения в превосходной степени, но мне трудно принять, что он отправится в Нижний мир один. Даже если Четери долетит до портала и пройдет сквозь него, он не сможет одолеть противников на той стороне. Это невозможно. Поэтому идея создания ударного отряда остается в силе.
   Майло покачал головой.
   - Александр Данилович, я видел запись боя Владыки Четерии с лордом Троттом в королевском лазарете. Могу вас заверить, что он превосходит обычного человека во владении холодным оружием и искусстве боя не меньше, чем вы превосходите обычного мага в стихийной силе. Поэтому вероятность того, что его уверенность обоснована, очень высока, - он взглянул на часы и поднялся. - Однако я поддерживаю вашу идею. Необходимо перестраховаться. Мы сегодня же при вашем участии начнем подготовку отряда. Господин Ситников, вы привели себя в норму?
   - Да, - неуверенно пробасил Матвей.
   - Тогда прошу. Ее величество ждет.
  
   Когда Тандаджи открыл дверь королевского кабинета, оставив спутников за спиной, ее величество удивленно поинтересовалась:
   - Вы куда пропали, полковник? Мы уже успели выслушать Игоря Ивановича.
   - Прошу прощения, моя госпожа, - покаянно отозвался Тандаджи, - надеюсь, меня извинит то, что я в срочном порядке выполнял ваше пожелание. Матвей Ситников и Александр Данилович Свидерский здесь. У Александра Даниловича важная информация для вас. Разрешите пригласить?
   - Конечно, - нетерпеливо ответила королева.
  
   Она выслушала Свидерского, затем - гулкого и бледного Ситникова, который на рассказе о свадьбе покраснел и договаривал уже неохотно. Ее величество тоже разволновалась, встала и подошла к окну, жестом показав встревожившемуся Байдеку, что с ней все в порядке.
   - Они дойдут, теперь обязательно дойдут, - твердил семикурсник, с надеждой взирая на королеву. - Теперь, когда к ним пойдет Четери, обязательно. Вы просто не представляете, насколько он силен. Нужно только чтобы у них была возможность выйти, чтобы порталы были открыты.
   Василина вздохнула.
   - Даже если нам оставить портал в Мальве до возвращения бога и моей сестры с лордом Троттом, остаются еще порталы в Инляндии и Блакории. Вдруг они выйдут там? Мы не контролируем их территорию и не сможем помочь.
   - Насколько я понял, - угрюмо пробормотал Ситников, - они при переходе уйдут в нематериальную форму. И очнутся уже в своих телах. Главное, чтобы было где идти, и чтобы во время перехода портал не закрылся.
   Василина помолчала.
   - Господа, - сказала она Тандаджи, Стрелковскому и Свидерскому, - я бы хотела поговорить с господином Ситниковым наедине. Прошу вас, подождите снаружи. Нам еще нужно обсудить с вами новые сведения.
   Господа поднялись и вышли, оставив Матвея в кабинете. И из-за дверей слышен был то тихий голос королевы, то реплики Байдека, то бас семикурсника, который не могли заглушить никакие двери. И поэтому понятно было, что ее величество с мужем мягко расспрашивают Ситникова о состоянии пятой Рудлог, о ее здоровье, о том, как она себя ощущает. Не обижает ли ее спутник, не голодает ли она, по своей ли воле дала согласие на брак или ее принудили...
   Матвей вышел из кабинета еще бледнее, чем зашел, с укоризной посмотрел на Свидерского, буркнул "я на службу" и прямо из приемной королевы, не иначе как с расстройства после двух тяжелых переходов открыл устойчивое Зеркало на хутор Дорофеи Ивановны.
  
   - ...Ей всего шестнадцать. Шестнадцать! - с болью говорила Василина в трубку. - Ани, представляешь? Да как же так, она же девчонка совсем еще! Да, мама вышла замуж в шестнадцать, и я в Мариана влюбилась в этом же возрасте, но это же я! А это Алина!
   - Я тоже в шоке, Василина, - откликнулась старшая сестра. - И это мягко говоря. Жаль, что я не могу расспросить этого Ситникова сама.
   - Поверь, я узнала все, что могла, - руки у королевы дрожали и голос дрожал тоже. - И все тебе рассказала. За дверью стоят ждут продолжения совещания, а я собраться не могу. Что нам делать?
   - Успокоиться, Васюш, - посоветовала молодая Владычица после паузы.
   - Но как? - возмущенно воскликнула ее величество.
   - Так. Меня это тоже не радует. Но что мы можем? Это совсем другие материи. Неподвластные нам.
   - Я как представлю... - Василина застонала. - Боги, он же старше ее в пять раз!
   - Ну и что? Нории тоже старше меня, - напомнила первая Рудлог.
   - Но тебе тридцать, Ани. И ты созревшая, самодостаточная личность. А она - ребенок! Как она вообще согласилась?
   - Никто из нас бы не отказался, Василина.
   - Это так, Ани, - неохотно согласилась королева.
   - Тяжело принимать такие новости, - голос старшей сестры успокаивал, настраивал на разумный лад. - Но если это ради жизни на Туре... значит, такова ее судьба. В конце концов, нам ведь важен не ее статус, а чтобы к нам вернулась живой и здоровой. Брак - это не худшая вещь в жизни. И вполне поправимая.
  

   - И снова ты права, - вздохнула Василина, прислоняясь бедром к своему массивному темному столу, за которым сидел еще ее прапрадед. Прислушалась: за дверями Мариан что-то обсуждал с Тандаджи, Свидерским и Стрелковским. - Я просто выбита из колеи. Пока слушала, что там случилось с Алинкой за эти месяцы, думала, с ума сойду, - голос ее снова задрожал, прервался. - И это ведь только то, о чем мы знаем, Ангелина, что увидел ее друг. Страшно подумать, сколько осталось скрытым. И я безумно боюсь, что она не вернется, и понятия не имею, как ей помочь. Боги! - она всхлипнула. - Если бы ты знала, как мне хочется плакать!
   - Нельзя, совещание, - напомнила Владычица невозмутимо.
   - То-то и оно, - с грустью откликнулась Василина. Шагнула к окну, полюбовалась на солнечный парк. - Хотела бы я научиться так же спокойно относиться ко всему, как относишься ты, сестричка.
   - Ты думаешь, я не боюсь? Я тоже боюсь, - призналась Ани. Голос ее в трубке звучал глуховато. - И за нее, и за вас всех. Думаешь, нам всем легко было, пока ты в недрах Туры пропадала? Но страх деструктивен, Василина, можно бояться, но действовать и принимать решения нужно с холодной головой. Максимум, что ты можешь сейчас сделать - это как можно дольше не закрывать портал. Да, это ослабит нас, принесет новые жертвы и даст время врагам. Но ты не только ради Алины так поступишь, но и ради возвращения бога. Хотя, конечно, если в Рудлоге откроются еще один или, не дай боги, все три оставшихся перехода...Ты ведь читала информационную записку от службы безопасности Бермонта? Он рассылал сведения, полученные при допросах, там была информация про то, что порталы открываются с помощью неких камней-артефактов и что осталось всего три их.
   - Не успела еще, - смутившись, проговорила королева и кинула взгляд на стол, где лежал искомый конверт. - Игорь Иванович передал мне ее, но тут вернулся Тандаджи с Ситниковым и Свидерским, и мне стало не до записок. Но я знаю про камни, Тандаджи предоставил мне отчет о допросах пленных.
   - Поделишься? - поинтересовалась Ани.
   - Мариан уже распорядился подготовить доклад для глав государств - в том числе и о возможном возвращении Черного Жреца и опасности закрытия переходов. Так что вы с Нории тоже получите, - успокоила ее Василина. - Ты думаешь, портал может открыться и в Песках?
   - Он может появиться где угодно, сама понимаешь. И мне страшно подумать о нападении, потому что мы абсолютно беззащитны. Нории говорит, что Пески пока надежно защищены усилением потоков после нашей свадьбы, и даже если портал откроется, он сможет его закрыть. Но мы оба понимаем, что нужно быть готовыми к худшему. А мы не готовы. Не представляю, как к переходу подобраться, когда все вокруг кишит инсектоидами? Если бы можно было хотя бы предположить, где эти переходы могут появиться, и действовать превентивно...
   Василина закивала, забыв, что сестра ее не видит. Она уже почти успокоилась - Ангелина всегда действовала на нее так.
   - Я тоже думала об этом сегодня. И спрашивала Свидерского, можно ли их обнаружить, - проговорила она. - Он сказал, что они с Алмазом Григорьевичем и магами старшей когорты уже пробовали искать эти артефакты или хотя бы готовые к открытию порталы. По возмущениям и заворотам стихийных потоков, как я поняла. Но, по его словам, в мире сейчас настолько нестабильно, что эти завороты на каждом шагу, а стихийное поле то и дело проседает. И что увидеть начало создания портала может либо сильный маг непосредственно на месте, либо камеры, которые работают в магическом спектре. Листолеты с ними патрулируют Иоаннесбург и область до сих пор, но в размерах страны это капля в море.
   - То есть дистанционно переход никак не обнаружить. Только визуально, - задумчиво резюмировала Ангелина.
   - Не совсем так. Свидерский предположил, что Хань Ши и его прямые наследники способны на ограниченной территории ощутить разбалансированность, свойственную разрыву пространства, - продолжила королева. Она отошла от окна, вновь направившись к своему креслу.
   - Да, это похоже на правду, - согласилась Ани в трубке. - Но даже если он способен обнаружить портал в Йеллоувине, нам это никак не поможет. Как и Алине. Ты сказала, что будет формироваться ударный отряд, который способен помочь им выйти - я это поддерживаю.
   - Да, как раз сейчас будем обсуждать, - Василина посмотрела на часы и вздохнула.
   - А раз туда пошел Четери, мне теперь гораздо спокойнее.
   - Он действительно так хорош в бою? - слабо улыбнувшись, спросила королева.
   - Да, - сказала Ани. - Великолепен.
   И эта безаппеляционность обычно сдержанной старшей сестры помогла Василине немного успокоиться и вернуться к делам.
  
   13 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
  
   Три дня прошло с переноса из горной долины, а Алинке уже казалось, что мирный перелет над горами происходил давным-давно, несколько месяцев назад. Сейчас он воспринимался как передышка - всего-то пару перевалов пришлось преодолеть, да один раз испугаться чудовищного лорташского бога. А сейчас идти было очень тяжело.
   Здесь не было холмов и оврагов, каменных осыпей и хлюпающих под ногами мхов, как тогда, когда они двигались вдоль залива: только густой равнинный папоротниковый лес, заросший цеплючей травой, то и дело переходящий в луговые проплешины, заросли высокого ягодника, а кое-где и в выходящие на поверхность песчаники со скудной травой. Иногда попадались влажные тенистые низины, а пахло здесь сочной зеленью и душистым разнотравьем, от которого кружилась голова.
   Людей они не видели, но Алина и днем, и ночью улавливала отдаленный гул раньяров. Над головой, слава богам, они еще ни разу не пролетали, но рефлекс прятаться, прижимаясь к стволам, никуда не делся.
   Зато здесь водилось столько разной живности, в том числе и опасной, что приходилось постоянно быть начеку. Им попадались то стая крысозубов, обгрызающая паука-лорха, то лорх, поедающий кого-то, похожего на мелкого рыжего борова. Преграждали дорогу паутинные сети - едва заметные зеленоватые линии на зеленом, - и приходилось обходить их по широкой дуге. Один раз путники застали охоту вехента: Алинка видела, как на сочную полянку в пяти метрах от них ступила косуля, провалилась в рыхлую воронку по грудь - и вдруг раскрылись на полметра над землей огромные челюсти, хватая добычу, брызнула кровь, и гигантский муравей-землеройка бесшумно ушел под землю.
   Принцессу затрясло, и потом она долго оглядывалась назад, опасаясь, что чудовище выкопается и погонится за ними.
   - Вы отличаетесь от животного наличием разума, - напомнил ей инляндец. - Просто будьте внимательны.
   - А если нам придется бежать? - нервно поинтересовалась Алина. - А если темно будет? От него же никак не спастись!
   - Поэтому, если придется бежать ночью, мы полетим, - невозмутимо ответил Тротт. - Даже с учетом вероятности наткнуться на раньяров это будет безопаснее.
  
   Здесь было гораздо больше открытого пространства и почти полное отсутствие мелких источников с водой - за это время они прошли только одно небольшое озерцо, плотно окруженное растительностью. Вода в нем была зеленоватая, мутная, и, хотя у берега они увидели пьющих косуль, наполнять фляги Тротт не разрешил. Как и купаться.
   - Я, конечно, способен убить в этой воде все живое, - проговорил он, увидев разочарованный Алинин взгляд. - Но возиться, изготавливая фильтр, не буду даже ради вас, принцесса.
   - Да и не надо, - пробурчала Алина, шагая следом и с тоской провожая озеро взглядом, - пить воду с дохлыми амебами и палочками мне тоже как-то неохота.
   Они снова вышли на луговину, и принцесса привычно уже прикрыла крыльями голову, хотя она и была повязана холстиной. Второй день стояла изнуряющая жара, на небе было ни облачка. Профессор двигался в таком темпе, что к вечеру мушки плясали перед глазами, а ноги гудели. И если бы не ягоды и чуть жирноватый и сладкий сок, который инляндец научил добывать из папоротников и Алину, она бы уже точно померла от жажды и перегрева.
   Она ощущала себя ужасно чумазой и пропотевшей. Да и вообще, в целом - ужасно. Но не жаловалась. Потому что лорд Макс вообще шел навстречу смерти, и стоило об этом вспомнить, как любая жалость к себе испарялась. А возникало глухое, упрямое желание добрести до убежища, лечь рядом с ним... но когда убежище находилось, сил не оставалось ни на что. Какое там соблазнение - принцесса не хотела ни есть, ни пить, ни шевелиться.
   - Вы нарочно это делаете, да? - пробормотала она вечером третьего дня, упав в темноте спиной на одеяло и закинув босые ноющие ноги на сочленение корней папоротника, под которым они находились. Во рту стоял сладковатый привкус сухарей и папоротникового сока и ужасно хотелось простой воды.
   - Что? - отозвался Тротт. Он сидел, скрестив ноги, у узкого лаза под корневую систему, и латал лопнувший ремень сумки.
   - Выматываете меня, - буркнула Алина. - Чтобы я вас... в-вас...
   Он поднял мерцающие зеленым глаза. Оглядел ее - и Алина сразу начала краснеть, - усмехнулся.
   - Хорошая идея, ваше высочество. Завтра будем идти еще дольше. Чтобы и на разговоры сил не осталось.
  

   Она вздохнула и промолчала, задирая ноги еще выше и упирая их уже в узловатый, похожий на клубящихся змей потолок, отчего штанины собрались у колен, обнажив лодыжки. Полюбовалась на синяк на щиколотке, лениво раздумывая, попробовать ли вылечить его или сам пройдет. Все равно завтра появятся новые.
   Усталость усталостью, а о занятиях с ножом Тротт не забывал - разве что в первый день, когда шел ливень и они ночевали в сердцевине папоротника, пожалел ее. Последние же два дня он, перед тем как устроиться на ночь, оставлял Алину в найденном укрытии переводить дух, а сам обследовал окрестности - нет ли поблизости паутины лорха, не остановились ли неподалеку наемники, и не найдется ли родника или соконосного папоротника. Возвращался, звал "все чисто, выходите", и послушно затаившаяся как мышка Алинка выбиралась из-под корней, уже зная, что сейчас нужно будет доставать нож и становиться напротив лорда Макса на занятие.
   Драться после целого дня по жаре, когда нельзя было ни напиться всласть, ни ополоснуться после урока, было очень тяжело. Но она старалась, очень старалась. И когда сегодня, после замаха, который Тротт перехватил, удалось поставить ему подножку и уронить - правда, вместе с собой, - она так удивилась, что даже не сразу заметила, как болит нога, которую она отбила о непрошибаемого профессора. И мужа.
   "Муж, муж, муж...", - Алина покрутила это слово в голове, испугалась, засмущалась, пожмурилась, и открыла глаза - проверить, не заметил ли чего Тротт. Но он даже не смотрел на нее. Принцесса понаблюдала за ним, лениво шевеля крыльями. Он втыкал длинную хитиновую иглу в ремень, продавливал ее сквозь кожу ножом, соединяя суровой нитью лопнувшие края, и вид у него был очень сосредоточенный.
   Ей все время теперь казалось, что Жрец, засевший в его сердце, может в любой момент глянуть из глаз Тротта, и это никак не облегчало ее задачу. Утешало только то, что сам бог проявлялся только по утрам, кажется, даже в одно и то же время, коротко говорил с профессором и снова засыпал. Сегодня он просто сказал, что идут они в верном направлении, что врагов поблизости не видно, но в некотором отдалении со всех сторон движутся группы наемников, и что защита над горами еще держится.
   Тротт вдруг оторвался от шитья, коснулся груди пальцами, поморщился, и Алинка насторожилась. Но задать вопрос не успела - он заговорил сам, продолжая орудовать иглой.
   - На самом деле я спешу, потому что никто не гарантирует, что завтра не закроются остальные порталы, принцесса. Наш поход и так опасен и почти безнадежен, не хочется, чтобы он стал еще и бесполезным.
   Алина нахмурилась - и тут же в голове мелькнуло решение. Смущало только, что лорд Макс сам не догадался так поступить.
   - Но вы бы могли ведь оставить меня здесь, с вашим дар-тени, а сами подняться наверх и сказать, чтобы не закрывали! - живо предложила она, стараясь не показывать, как ей не по себе - а вдруг согласится. - Я справлюсь. Вряд ли ваш Охтор сильно отличается от вас.
   Профессор покачал головой.
   - Сейчас это невозможно. Я из научного интереса задавал этот вопрос Жрецу. Он ответил, что мой дух связан с божественным, вернуться я не смогу. Но я бы и не стал этого делать, как не сделал раньше.
   - Почему? - полюбопытствовала она тихо. Ей стало очень тепло и приятно, и даже боль в ногах немного забылась.
   - Когда я был здесь последний раз, лорташское и туринское время почти сравнялось. Но я не знал, по какому принципу синхронизируется время, и не мог гарантировать, что уйдя, не вернусь через несколько месяцев, когда для меня пройдет один день. И быть уверенным, что вообще в нынешнем стихийном хаосе смогу вернуться, тоже не мог. Поэтому не рисковал. Охтор бы конечно продолжил наш путь и помог бы вам, но мне было бы очень сложно видеть это во снах и не иметь никакой возможности вам помочь.
   - Спасибо, - тихо проговорила Алина. - Мне тоже было бы без вас очень плохо, лорд Макс.
   Тротт не ответил, так и не взглянув не нее. Никак он на нее, Алину, не желал смотреть.
   Принцесса снова вздохнула. Нелегкое это дело - соблазнение. Ей все еще было очень страшно при мысли о физической близости, так страшно, что руки холодели, а затылок становился влажным. Страх, усталость, неловкость то и дело нашептывали отступиться. Ведь он так сам решил. Она же в этом не виновата!
   Но при мысли, что она очнется, а язвительного и ставшего таким близким, таким родным лорда Тротта уже не будет в живых, нападало такое отчаяние, что хотелось ругаться и плакать. Именно это отчаяние заставляло пристально следить за инляндцем, переступать через застенчивость и страх, и придумывать как можно повлиять на него. Да хотя бы просто привлечь внимание!
   - Так болят ноги, профессор... - решилась она, мысленно уговаривая себя не краснеть.
   Он наконец-то поднял взгляд, посмотрел на нее, на ее босые ступни, прижатые к "потолку". Алина застенчиво улыбнулась и пошевелила пальцами на ногах.
   - Вы на глазах осваиваете искусство манипуляции, ваше высочество, - проговорил Тротт с иронией, втыкая иглу в ремень. - Продолжайте, очень любопытно, что вы придумали.
   - И я п-подумала, - продолжила она, отважно не обращая внимания на его сарказм, и на мысль, что он наверняка видит ее насквозь, - м-может вы мне их н-немного разомнете? К-как тогда плечи, - она увидела его приподнятые брови и, приподнявшись, обвиняюще тыкнула кончиком крыла в лодыжку. - У меня синяк! Вы можете его заодно полечить!
   Профессор посмотрел на место, где был синяк, хмыкнул, затягивая узел на нитке и дергая ремень - крепко ли село.
   - Ужасная рана, ваше высочество.
   - Возможно, - проговорила она с нажимом, - я завтра даже буду хромать.
   Лорд Макс умехнулся и не выдержал, засмеялся, откладывая сумку. И она тоже заулыбалась, смущенно пряча лицо в ладони.
   - Вы все уже поняли, - разочарованно пробурчала она. Со стоном шлепнула ноги на "пол", отвернулась, зажмурившись.
   - Это плохая идея, Алина, - без привычной насмешки проговорил Тротт.
   - Подскажите хорошую, - едко ответила принцесса, не поворачиваясь.
   - Лечь спать, например, - ответил он.
   - Разумно, - уныло согласилась Алина. Села, потянулась пальцами к ушибу, вспомнила ощущения при залечивании пореза в ванране Тротта - под пальцами закололо, похолодело, и синяк на глазах стал уменьшаться.
   - Любопытно, - с интересом произнес профессор, придвигаясь ближе. Скрестил ноги уже рядом с ней, наблюдая. - Вы научились лечить себя?
   - Еще давно, - вздохнула принцесса, отнимая руку. - Забыла вам сказать.
   - Вы молодец, - он коснулся места ушиба, и Алина почувствовала легкий холодок от его пальцев. Покачал головой. - Идеально. И ведь совсем немного времени прошло с вашего здесь появления.
   - Угу, - принцесса с усилием помяла ноги, застонала. Прошлась руками от щиколоток к коленям, и Тротт, проследив за этим движением, посмотрел на нее ярко фосфорицирующими глазами.
   - Сильно ноют? - спросил он неожиданно сипло.
   - Д-да, - настороженно ответила принцесса, задерживая дыхание и вглядываясь в него. В груди сжалось и вдруг разом ушли вся легкость и ощущение игры. Убежище под огромным папоротником показалось тесным и маленьким, лорд Макс рядом - тяжелым, огромным, подавляющим, и ей захотелось выскочить наружу, в темноту, убежать как можно скорее. Но она закрыла глаза и откинулась на спину. И, с колотящимся от ужаса сердцем вытянула ногу и коснулась пальцами колена спутника.
   - Вы же умираете от страха, - сказал он, не двигаясь.
   - Вовсе н-нет, - прошептала она жалобно.
   - Я не хочу, чтобы вы меня боялись, Алина. - Мужские пальцы погладили ей стопу, прошлись вверх по щиколотке и замерли, грея.
   - Тогда, - сказала она дрожащим голосом, - с-сделайте... сделайте с этим что-нибудь.
   Он молча разминал ее ступни и мышцы ниже колен, аккуратно и с силой проглаживая, сжимая, растирая, и Алина так и не открывала глаз - потому что боялась увидеть в его лице то непонятное, что так пугало ее. А еще боялась и ждала, что сейчас он склонится над ней, накроет своим телом и поцелует, и задумка ее сработает - но он оставался на месте, и нервная дрожь ее постепенно сходила на нет, оставляя место удовольствию. Ей становилось очень хорошо и жарко - и она вдруг поняла, что выгибается на особо болезненных нажимах, тихо постанывает и вздрагивает, когда лорд Макс вдавливает ей пальцы в мышцы, вкручивает кулаки, расслабляя. В конце концов ей стало так невыносимо хорошо, что принцесса просто замотала головой, подтянула ноги к себе, отнимая из его рук, и повернулась набок, укрываясь крылом и погружаясь в дрему.
   - Видите, я вас не боюсь, - еле ворочая языком, проговорила она, когда Тротт, долго пивший из фляги, наконец-то лег рядом.
   - Зато я вас, кажется, да, - ответил он с усмешкой. - Коварства вам не занимать.
   Она возмущенно фыркнула, улыбаясь в перья своего крыла.
  
   На следующий день небо немного затянуло тучами, и идти стало легче. После полудня вообще подул легкий влажный ветерок, и принцесса совсем повеселела.
   - Тут близко вода, - сказал ей Тротт. - Смотрите, видите, сколько следов? И влажная земля.
   Трава меж папоротников была полегшей, вытоптанной, а у корней виднелись следы и копыт, и лап. Идти пришлось еще минут пятнадцать, когда впереди блеснула вода, и открылась широкая речушка, неторопливая, но с такой чистой водой, что было видно дно.
   Алина вдохнула и умоляюще посмотрела на спутника. Он нахмурился, задумался.
   - Ну хорошо, - проговорил он наконец, - думаю, полчаса на остановку мы можем выделить. Самому хочется смыть с себя грязь. Только подождите, я осмотрюсь здесь.
   Через несколько минут Алина ожесточенно натирала кожу песком, стоя по пояс в реке и чуть ли не рыдая от ощущения прохладной воды на разгоряченном и грязном теле, а Тротт находился на берегу, спиной к ней. Шумели папоротники, плескала вода, звонко чирикали птицы. Несколько раз на берег выходила разная живность, но, увидев профессора, уходила в сторону и спускалась на водопой там. Сейчас шагах в пятнадцати от Алины стояла пара косуль и рыжий кабанчик.
   Выстиранная сорочка колыхалась тут же, сбоку, и принцесса уже несколько раз окунулась с головой, промывая волосы. Вода была чистой, едва заметно пахла зеленью, и выходить не хотелось вообще. Краем глаза Алина увидела, что косули настороженно подняли головы и, замерев на секунду, умчались куда-то в лес. Кабанчик, хрюкнув, потрусил за ними.
   Она уже хотела привлечь внимание Тротта, когда он склонился, подхватывая на плечо ее сумки, повернулся и прошипел:
   - На берег, немедленно!
   Принцесса, схватив сорочку, рванулась к берегу, пытаясь ее параллельно надеть, запуталась, замедлилась - и тут почти впрыгнувший в воду профессор схватил ее на руки и, сделав в воде пару десятков шагов, пересек реку и побежал куда-то наискосок от воды. Но уйти от реки не успел - за спинами затрещало, раздался знакомый гул раньяров, и он, выругавшись, задрал голову, махнул крыльями и тяжело поднялся с Алиной и сумками к кроне гигантского папоротника, который находился метрах в десяти от места, где она купалась. Там, на высоте в десять человеческих ростов, по спирали отходили от основного ствола толстые и вогнутые, похожие на плоские лодки ветки с широкими листьями на "носах", между которыми мог бы и охонг пролезть, не то, что человек. И Тротт, зависнув в воздухе, сгрузил Алинку, ничего не понимающую, голую, с прижатой к груди мокрой сорочкой в одну из таких лодок, кинул сумки в соседнюю и сам лег туда.
   Мимо, чуть в стороне пролетела пара раньяров со всаднками. Путников хорошо прикрывали верхние листья, идущие по спирали все ближе к стволу на манер еловых веток, но если бы в эту сторону посмотрели внимательнее - их бы наверняка заметили.
   Когда гул затих, Алина пошевелилась, скосив глаза на реку. Отсюда все было видно, достаточно чуть было приподнять голову. И она видела - как на берег, словно черная муравьиная армия, выходят странные существа, похожие на людей в черных плотных доспехах, и молчании растекаются вдоль реки. Двигались они очень быстро, нечеловечески быстро. И не люди это были - выше и шире; щелкали под полукруглыми то ли касками, то ли шлемами, под человеческими глазами муравьиные пасти-жвала, и броня на руках и ногах была очень похожа на хитин, и сочленения при ходьбе двигались, как у охонгов, и запах от них шел едкой муравьиной кислоты... И пить они бросились не по-человечески - упав на четвереньки у реки, загребая в пасти воду жвалами. И похожи были больше всего на муравьев, вставших на задние лапы и обзаведшимися человеческими бронированными телами и выдвигающимися лезвиями-выростами на обеих руках.
   Снова раздался гул стрекоз, и теперь три чудовища пролетели с другой стороны. Алина, вжавшись в ветку, замерев, не смела повернуть голову, чтобы не привлекать внимание. И смотрела на берег.
   Много там было странных человекообразных тварей - несколько сотен, а может быть, тысяч. Находились среди них и люди, норы на охонгах - они резкими голосами отдавали команды, и чудовищные инсектолюди шеренгой переходили реку, а следующая шеренга падала на колени и начинала пить. И все это время, пока они пили и переходили реку, обтекая тот папоротник, на котором притаились путники, Алинку мутило от страха и отвращения. А когда кто-то из инсектов поводил головой, словно принюхиваясь безносым лицом и будто готовясь задрать голову, или когда вновь и вновь пролетали мимо стрекозы, принцесса вжималась в свое убежище и молилась, чтобы их не заметили.
   Увидела она и совсем отвратительное зрелище - один из инсектолюдей нес на плечах рыжего кабанчика - того же самого, что пил, пока она купалась, или нет, неизвестно. Один из норов отдал этому инсекту приказ - и тот голыми руками разорвал тушу напополам, вырвал жвалами кусок мяса и передал куски туши соседям, продолжая жевать. Останки пошли по рядам: чудовища рвали кровоточащую плоть, визжали, как охонги, рычали, как дикие звери, пока не остались одни череп и кости, которые тоже сгрызли, как и потроха. Удивительно, что остальные инсекты вокруг щелкали челюстями, тоненько нетерпеливо подвывали, но за добычей не бросались, а терпеливо ждали, дойдет до них кусок или нет. Кабанчика хватило на несколько десятков тварей, не больше.
  
   Алина и Тротт пробыли на дереве несколько часов, когда последние из армии инсектов, двигающихся к равнине, перешли реку. И после этого путники долго лежали, не шевелясь, пока Тротт шепотом не приказал спускаться.
   - Кто это были? - тихо спросила принцесса внизу, натягивая высохшую уже сорочку, штаны и обувь, которые были в сумке. На противоположный берег, залитый затоптанной уже кровью, она старалась не смотреть.
   - Не знаю, - хмуро ответил профессор. - Я никогда таких не видел. Еще одни создания местных богов-вивисекторов, видимо. Мы сейчас пойдем вдоль реки в сторону и сделаем крюк. Лучше потеряем время, чем наткнемся на них. Что-то мне подсказывает, что легче будет справиться с десятью лорхами, чем с десятью такими тварями.
   - А если они будут охранять порталы? - дрогнувшим голосом проговорила пятая Рудлог.
   - Я не знаю, Алина, - тяжело сказал Тротт. - Но сейчас я еще отчетливей понимаю, как важно нам пройти сквозь них. Потому что если эти существа появятся на Туре, нашему миру придет конец.
  

   ГЛАВА 9
  
   13 апреля, Дармоншир, Марина
  
   Пятую ночь я просыпалась в слезах. Задыхаясь, открывала глаза в темноту, трясущимися руками вытирала мокрые щеки и, хватаясь за стену, брела к открытому окну, чтобы снять приступ удушья и выплакаться уже наяву. Я забиралась на подоконник и выла в сереющее небо горько, безудержно, то ненавидя себя до расцарапанных рук и рассматривая два брачных браслета, одетых на левое запястье, то яростно хуля богов, то опять испытывая черную, терпкую, рвущую душу обиду: я же не могу без тебя, как ты мог меня оставить, Люк?
   - Как? - задыхаясь, вслух спрашивала я у дымчатых инляндских ночей и тонкой луны, укутывающей все голубоватым сиянием. - Я же так люблю тебя, всего тебя, и твои руки, и запах, и кривую улыбку, и иронию, и ненасытность твою, и сдерживаемую лютую силу, что с каждым днем все сильнее проявлялась, словно змеиная ипостась пробуждала в тебе что-то первобытное, так завораживающее меня. Люблю за власть, которую я имела над тобой, а ты - надо мной. Даже за боль, что принес ты мне, я тебя люблю, потому что это тоже ты. Так я люблю тебя, люблю безумно, мой Люк... как ты мог умереть?
   Слова ржавыми пилами рвали мне глотку, и мне казалось, что я кричу, что сбивчивые причитания и запоздавшие признания мои слышат все в замке, но потом оказывалось, что я хриплю, шепчу бессвязно, ибо горло сведено и не позволяет говорить.
   ...Так я люблю тебя, мой Люк. Если бы ты был здесь... боги... если бы все вернуть, я бы побежала за тобой, поползла бы, схватила бы, вцепилась, ни за что бы не отпустила, нет... почему ты ушел? Почему не вернулся, когда звала, умоляла вернуться?!!
   Ощущение нереальности, ощущение, что я не хожу - а ступаю над пропастью, не говорю - а издаю какой-то набор бессмысленных звуков, не существую, накатывало все сильнее. И спасением, как это ни смешно, стала утренняя дурнота. Напоминанием, ради кого я живу.
   О слове, данном леди Лотте легко было забыть, сидя на узком подоконнике и глядя в туман, покрывающий луг перед замком пятью этажами ниже. Но очень сложно думать о смерти, когда бежишь в ванную, чтобы тебя прозаически вывернуло. Физиология вообще довольно приземленная вещь. И очень конкретная.
   Когда я, в изнеможении склоняясь над унитазом, думала, что все, еще один приступ, и я умру без всякого суицида, срабатывал брачный браслет: прохладная волна катилась по телу, и меня отпускало. Прояснялось в глазах, как рукой снимало слабость и сонливость, и ночное тяжелое марево уходило тоже.
   Днем было легче. Днем не так хотелось кричать от тоски, я помнила о детях, и всегда была леди Лотта, с которой можно было помолчать о том, кого мы так любили. И была работа.
   Я вернулась в лазарет на второй день после предания огню останков Люка. Тяжелый труд всегда помогал мне обрести хотя бы временный покой, помог и сейчас: доктор Кастер без лишних слов позволил мне снова встать рядом с ним на операциях, а оставшееся время я занимала себя всем, что только могла нагрузить - от приемки раненых до ухода за ними наравне с санитарками. Все, что угодно, только чтобы не было времени вспомнить, что Люка больше нет; все, что угодно, только чтобы как можно позже вернуться в свои покои, так и не ставшие семейными, заснуть и проснуться в слезах и с приступом удушья. Но слабость и тоска все равно накрывали меня и во время обходов, и во время операций - но днем я могла затолкать их вглубь, давясь слезами, и продолжить свое дело.
   Бойцов к нам подвозили теперь гораздо меньше. Почти неделя прошла с последнего боя, и сейчас это были либо жертвы локальных стычек - с не отступившим отрядом иномирян или стаей охонгов, оставшихся без всадников, - либо те, кто получил трещину, сотрясение или ушиб еще в основном бою, но решили перетерпеть, а перетерпеть не получилось.
   Коллеги на меня жалостливых взглядов не бросали и сверхвниманием не окружали, за что я была им очень благодарна. Здесь у всех были другие задачи. Разве что виталист Росс Ольверт несколько раз в день ловил меня для сканирования, да доктор Кастер ежедневно измерял давление и слушал сердечки детей через слуховую трубку.
   - Почему вы меня допустили к операциям? - поинтересовалась я у него вчера, когда после его требования сдать анализы послушно проследовала в процедурную.
   - Мне спокойнее, если вы будете на моих глазах, - ответил доктор Лео, сразу вставляя капсулу с кровью в анализатор. - Физически вы здоровы, токсикоз через неделю должен пойти на спад, анализы, - он взглянул на выводящиеся на экран параметры, - почти идеальные. Попьем железо, кетоны сами уйдут, как только начнете нормально питаться. Сомнения вызывает только ваше моральное состояние, Марина Михайловна. Но я убежден, что труд - лучшая терапия, поэтому поддерживаю ваше решение. И поддержал бы все, что помогло бы вам справиться с потерей. Вдобавок вы не перенапряжетесь, слава богам, ибо теперь у нас есть драконы.
   Я слабо улыбнулась, принимая ответ. С прилетом шести драконов замок словно наполнился светом, а с наших плеч был снят нелегкий груз выбора: кому из тяжелораненых отдавать реанимационную койку, а кого оставлять на поддержку наших виталистов, не способных долго осуществлять ее. Все драконы были природными виталистами, и первым делом они, познакомившись с персоналом и осмотрев раненых, перевели сложных в стазис и уже потихоньку колдовали над каждым, готовя к операции или попарно поддерживая виталистический кокон во время нее.
   С момента, как они прилетели, мы не потеряли ни одного пациента. И черные кремационные ямы больше не чадили густым жирным дымом.
   Люк был последним, кого похоронили в такой яме.
   Я, встречая в коридоре или палатах лазарета наших помощников, которые естественно и быстро влились в коллектив, отстраненно удивлялась, как, находясь в невменяемом состоянии после похорон, я смогла достойно их встретить.
   Драконы произвели впечатление не только своим прилетом. Мы с леди Лоттой, Ритой, Берни и другими участниками церемонии как раз выходили из парка, когда белоснежные крылатые ящеры, опустившись на покрытую пятнами от нежити зеленую лужайку перед замком, сбросили поклажу, подождали, пока с холки одного из них сойдет тепло одетая девушка, и обернулись в шестерых совершенно голых красно- и рыжеволосых мужчин.
   - Вот это да, - с тусклым удивлением сказала Рита, а Берни придержал меня - я едва не наступила на очередную спешащую по каким-то таинственным делам змею.
   На драконов уже глазели припавшие к окнам и высыпавшие на крыльцо обитатели замка, а они, не обращая на это внимания, достали из сброшенных мешков одежду и начали одеваться. В это время из дверей Вейна появился величественный Ирвинс - и зеваки, как по команде, рассосались, а наш дворецкий с каменным лицом и прямой спиной направился к гостям.
   Мы были в шагах пятнадцати от них, когда Ирвинс, учтиво заговоривший с драконами, указал рукой в нашу сторону, и прибывшие повернулись к нам. Я узнала брата Нории и его жену Тасю - именно они встречали нас в Истаиле перед церемонией подтверждения брака Ани.
   - Приветствую тебя, Энтери, и тебя, Таисия, - сказала я глухо, когда мы подошли, стараясь улыбнуться и с приязнью сжав сначала руку дракона, а потом - его жены. Мы породнились через Ани, и я не хотела обижать их неприветливостью. - И вас приветствую в Вейне, дорогие гости, - я повернулась к остальным драконам. Леди Лотта, находящаяся рядом, придавала мне сил, и плечи ее тоже были прямы, и Рита стояла с другой стороны, поддерживая Бернарда. - Я, обращаясь с просьбой о помощи к Владыке Владык, и не думала, что она окажется такой скорой. Благодарю, что вы согласились прилететь. Нам очень нужны ваши умения.
   - Мы все рады помочь сестре Владычицы, Марина, - проговорил Энтери, мягко улыбаясь. Глаза его были непривычно багровыми, как и у остальных драконов, и я смутно припомнила: Ани рассказывала, что это от усталости и что в таких случаях требуется свежая кровь. - Представлю же моих соплеменников: О?ри, Вени?, Те?вени...
   На перечислении имен я стала уплывать, покачнулась, и леди Шарлотта крепко, почти до боли, сжала мой локоть.
   - Однако я вижу, что мы прибыли в час скорби, - сказал дракон, взглянув на вдовью ленту в моих волосах.
   - Да, мы скорбим по моему мужу и хозяину этих земель, лорду Дармонширу, - сумела я произнести, хотя внутри прорывались рыдания, и Энтери потемнел лицом, вздохнул тяжело, сочувственно. Жена его так и вовсе едва слышно ахнула. - Но, прошу, не принимайте на себя нашу печаль. Вам выделят покои, вы сможете отдохнуть с дороги, пообедать. Вам сейчас же принесут свежей крови. - Ирвинс при этих словах замер и уставился на меня с ужасом. - А завтра я прошу позавтракать с нами, потом я покажу вам лазарет.
   Дракон понимающе глядел на меня.
   - Мне жаль, - сказал он, еще раз взяв меня за руку - и вдруг стало мне немного легче, словно боль приглушили, сделали не такой едкой. - Я встречал твоего мужа во дворце брата. Он был настоящим сыном Инлия, дерзким свободным ветром. Нории полюбил его как второго брата.
   Я дрогнула, но не отступила. И как я не расплакалась на этих словах - только богам известно. Моих сил еще хватило, чтобы в учтивой беседе пройти с ними в замок, показать лазарет на первом этаже; подняться выше, до гостевых покоев, напомнить, что если им что-то понадобится - слуги выполнят любое пожелание, - и объяснить Ирвинсу, что срочно требуется животная кровь. Хватило, чтобы попрощаться с родными и побрести по лестнице к своим покоям: леди Лотта, сама бледная в синеву, велела мне идти отдыхать и пообещала, что не оставит гостей без внимания.
   И только дойдя до своей спальни, я прямо в одежде упала на кровать, уткнув лицо в руки, и пролежала так в прострации до темноты, пока Мария не растрясла меня и не заставила поесть.
   А утром я, после ночного пробуждения в слезах, спустилась на завтрак с драконами, а потом пошла в лазарет.
  

   Я была бы рада полностью погрузиться в лечебные дела - это был еще один слой глухоты ко внешнему миру, потому что любое эмоциональное усилие сейчас причиняло мне боль. У меня не было сил общаться, принимать сочувствие и поддержку, отвечать на вопрос "как ты?", выслушивать о чьих-то бедах или проблемах. Я просто хотела, чтобы меня все оставили в покое. Желательно навсегда.
   Но мне ежедневно звонили родные, и я, если пропускала вызов, в коротких перерывах заставляла себя им перезванивать. Сейчас было такое время, что каждый день мог стать последним.
   И я говорила, говорила, говорила... Рано утром на следующий день после похорон мне позвонила Ани - каким-то чудом выбравшаяся в Теранови и обрушившая на меня не только всю мощь своих сочувствия и поддержки, но и неожиданные новости: от нее я узнала, что у нашей младшей, Каролины, вдруг во всю силу раскрылся пророческий дар, и теперь она на шесть лет привязана к Пьентану. И отец там теперь вместе с ней.
   - Главное, чтобы были у нас эти шесть лет, - сказала я сестре. - Закончится война, и я готова хоть каждый день к ней в гости ходить, лишь бы они были.
   Василине я позвонила сама вечером после разговора с Ангелиной. Василина, уставшая, по-прежнему мягкая и деликатная, словно и не прошла она сквозь горнило недр Туры и не совершила невозможное, выслушав мои сбивчивые "Я так рада, Васюш" и "Как мы ждали твоего возвращения", проговорила:
   - Наконец-то я тебя услышала. Я так хочу тебя увидеть, обнять, Мариш... Мне так жаль ... - и после этого мне захотелось бросить трубку и закричать. Но я, вытирая со щек мгновенно покатившиеся слезы и с трудом подбирая слова, спросила, как дети восприняли ее возвращение и позволяет ли Мариан ей отойти от себя хоть на шаг.
   - Мне кажется, он тебя цепью к себе приковал и больше никуда не отпустит, - неловко пошутила я и была спасена. Это был самый верный способ Василину переключить - и потом я долго, сжавшись в кресле в гостиной, глядя в темноту за окном и слабо улыбаясь, слушала ее усталый голос. Сестра рассказывала про племянников, про Мартинку, которая сильно выросла и начала ходить без мамы, - тут голос ее дрогнул и я поняла, что она тоже плачет. И про Мариана, который осунулся, стал угрюмее, и теперь во дворце его побаиваются даже больше, чем раньше, - здесь она заговорила тише и с нежностью, хотя Байдек обычно выходил на наших девочкиных разговорах, давая нам наоткровенничаться всласть, - и который действительно теперь почти не отходит от нее ни на шаг; про огромного огнедуха, который живет в недрах под Рудлогом, и про ее пребывание под землей, и про покушение, и про то, что поймали Львовского, который меня доставлял до убежища заложников...
   Мне его не было жаль - они мучили и пугали Катю, и так натерпевшуюся от мужа. Так что поделом.
   А вот известие о том, что наша Алина теперь замужем, и вместе со своим защитником должна помочь вернуться на Туру богу, так ошарашила меня, что я даже вышла из своего тоскливого оцепенения и не сразу нашлась, что сказать.
   - Знаешь, если этот Тротт ее вернет, я думаю, он достоин стать ее мужем, - наконец мне удалось сформулировать то, что я чувствовала. - Но на самом деле, главное - чтобы вернулись. А там разберемся. Ведь если ничего не напутал ее друг и лорд Тротт действительно помогает выйти на Туру богу, то замужество - это вообще мелочь. Ты можешь осознать, какая роль ей отведена? Ведь фактически от нее и от лорда Тротта зависит судьба Туры! Получается, все это происходит, потому что один из наших богов был в другом мире? И если он будет здесь, то и война закончится?
   - Вот и Ани так говорит, - грустно ответила Василина. - А еще говорит, что Четери стоит армии и обязательно поможет им... Осталось их дождаться, Мариш. Как это тяжело... я постоянно себя виню: ну почему я не смотрела на ее ауру, почему не замечала странностей, которые с ней творятся, не относилась с должным вниманием к ее снам... возможно, я могла бы предотвратить тот ужас, что с ней произошел в том мире. Даже при том, что я понимаю - это все предопределено, она должна была туда попасть, и она нужна... но все же... если бы можно было вернуться назад и сделать все по-другому! Понимаешь?
   - Да, - сказала я, чувствуя, как снова слезы текут по щекам. - Я понимаю.
   Могла ли и я сделать все по-другому, или и у нас с Люком все было предопределено?
   Поля же позвонила на следующий день после разговоров со старшими и обрадовала меня тем, что срок ее бодрствования резко увеличился до шести часов, и с тех пор продолжает потихоньку расти.
   - А когда это произошло? - заторможенно спросила я, запахивая от ветерка ворот пальто: Пол застала меня звонком около четырех вечера, когда я вышла в парк после последней на этот день операции подышать воздухом, и шагала по сухим уже дорожкам в сопровождении охраны, внимательно глядя под ноги - змеи то и дело продолжали попадаться на пути.
   - Наверное, когда иглы закончатся еще у кого-то, я буду в человеческом облике с полудня до полуночи! - восторженно говорила сестра. - Игорь Иванович сказал, что у него осталось двадцать, у Демьяна - тридцать три... Про Тайкахе не знаю, но вряд ли больше. Значит, месяц-полтора, и я уже совсем вернусь!
   - Ты часто общаешься со Стрелковским? - от Полиной бойкости хотелось жмуриться и мотать головой, но я пересиливала себя.
   - Несколько раз созванивались, - призналась Полина. - Я все еще чувствую себя очень странно, Марин, но мне интересно с ним говорить. И важно. Он много рассказывает про маму того, чего я не знала или не помнила. Сказал, что когда она бывала взвинчена, то походка у нее становилась точь-в-точь как у меня в спокойном состоянии, широкой, стремительной, - она тихо засмеялась, и я грустно улыбнулась в ответ. Я это прекрасно помнила.
   - Расскажешь мне потом? - я остановилась, пропуская шустрого ужика. Покачала головой - куда они ползут, интересно? Правда, на людей они не нападали до странностей - Кэтрин, моя акушерка, ухитрилась наступить на хвост ползущей гадюке, но та даже головы не повернула, лишь зашипела и стала дергаться в ту сторону, куда ползла. И уползла с миром, когда Кэтрин отскочила.
   - Конечно. Марина, - нерешительно сказала Пол после паузы, и я поняла, что последует дальше. Она до этого не жалела меня, не высказывала соболезнований, и мне было просто говорить с ней о вещах отвлеченных. - Марина, - повторила она и перевела дыхание, и я снова зажмурилась, мысленно умоляя ее не продолжать. Но она меня удивила.
   - Я знаю, что ты чувствуешь, - проговорила она с трудом - и голос ее вдруг стал другим, словно моя Поля вдруг стала гораздо старше меня. Я, так и не двинувшись с места, глубоко вздохнула - перед глазами на мгновение все поплыло. А Полина что-то говорила в трубке, говорила... и я, когда вновь обрела способность слушать, так и простояла в оцепенении с прижатой к уху трубкой под двигающимся по небосклону солнцем, то и дело выхватывая взглядом ползущих к морю змей.
   Поля действительно все знала о том, что творилось со мной, разве что удушающего чувства вины в ней тогда не было. Слово за слово она рассказывала мне все то, что случилось с ней в ночь после свадьбы и что было дальше, и я слушала ее, затаив дыхание - так страшно мне было из-за того, что она пережила, так ужасно, что никто из нас не знал об этом, не догадывался о глубине кошмара, в котором она оказалась. Она не договорила - раздался стук трубки, медвежий рык, но мне было достаточно и того, что я услышала, чтобы на время забыть о своем горе. Я знала, что ей в дни после свадьбы было трудно и плохо, но не представляла, насколько. Как же часто мы живем и не подозревая, какую боль несет в душе близкий человек, какие демоны раздирают его изнутри.
   Разделив со мной тот свой груз, Полли каким-то странным образом притупила и мою боль. Наверное, это как тушение пожара встречным палом: отчаянию просто неоткуда брать пищу, когда выжжено все.
  
   Говорила я и с отцом, и с Марианом, и с Каролинкой, которую дар ее забросил в далекий Пьентан, и с Катей... Но жизнь родных и близких, которые не оставляли меня одну, все равно словно крутилась вокруг меня в калейдоскопе, не касаясь - я висела в пустоте, и не было мне опоры под ногами.
   Старшие сестры звали меня к себе, умоляли уехать из Дармоншира. Просили об этом и отец, и Мариан. Но они не видели уставших глаз доктора Лео Кастера и доктора Амадеи Верфонсис, бросившей мирную Маль-Серену ради работы хирургом в Вейне, Риту, взявшуюся работать так же фанатично, как и я, и мечущуюся от обвиняющих взглядов к сочувственным объятиям; бледную, словно иссыхающую сердцем леди Лотту, которая ухитрялась находить для нас нужные слова и взяла меня под свое крыло, строго следя, чтобы не перерабатывала и вовремя ела; не видели ям, чадящих черным дымом, нежити на лугу перед Вейном и не слышали очень редкого, но вновь пробирающего до животного страха грохота артиллерии за фортами - то враги, отчего-то не нападающие массово, то и дело совершали налеты на укрепления и пробовали нашу оборону.
   Никто из моих сестер не любил и ненавидел хозяина этого замка, не целовал его, захлебываясь от жадности обладания, и не сражался с ним его под этими старыми сводами. И никто кроме Поли не понимал, что я теперь намертво связана с Дармонширом, с фортами, с людьми, которые стоят там и которых я подвела, и что самое меньшее, чем я могу хоть как-то отплатить им - работать здесь до конца.
   Помимо общения с близкими на меня как на оставшуюся полноправной хозяйкой Дармоншира лавиной начали валиться дела, которыми Люк как-то ухитрялся заниматься, одновременно организовывая оборону герцогства. То и дело приходилось разбираться с нуждами центра приема беженцев в соседнем городке Реджтауне, проблемами детей, оставшихся в нашем доме в Виндерсе и детей из инляндских приютов, которых эвакуировали к нам и которых нужно было размещать и назначать довольствие; вдруг потекли в Дармоншир беженцы с Юга Рудлога: я знала, что под городом Угорье, на юго-востоке от герцогства сейчас шли ожесточенные бои - иномирян взяли в клещи, и рудложская армия пыталась оттеснить их обратно к Мальве от побережья, а мирные люди, измученные войной, бежали к нам, потому что Пески были далеко - а наш бедный клочок земли близко. То и дело поступали жалобы или просьбы от всех подряд - от аристократов до простых фермеров, лишившихся крова и средств к пропитанию. И пусть часть дел взяла на себя леди Лотта, часть - уже вставший на ноги Бернард, слишком много оставалось того, что могла решить только я.
   Я не желала ничего решать. Без Люка все это не имело смысла. Но накануне, ранним утром, когда горло еще болело от рыданий у открытого окна, а руки тряслись, я подумала, что не хочу, чтобы мое бездействие бросало тень на его память - и до завтрака спустилась в его кабинет, и открыла первое из писем.
   Были еще и разговоры с Майки Доулсоном: старая элита Виндерса, затихшая было на короткое время после смещения мэра, вновь оживилась и принялась интриговать. Майки, с чопорностью, за которым чувствовалось настоящее потрясение, выразивший мне сочувствие, далее многословно извинялся и просил моего позволения на суровые меры - увольнения части чиновников и полицейских начальников, которые закрывали глаза на наживу на продуктах, введение законов, ограничивающих дворянское участие в управлении городом. Он сыпал схемами интриг, упоминал фамилии, которые я уже успела забыть, но в целом затея была правильной, и я дала добро. И так как давно уже уяснила, что люди слушаются куда охотнее, если твой статус подкреплен силой, попросила Леймина послать к Доулсону-младшему еще отряд охраны.
   - Уже послал, ваша светлость, - буркнул старик в трубку. - Вы бы сразу отправляли Майки ко мне. Не стоит вам взваливать на себя еще и это. А лучше бы и вовсе уехать, не сердитесь, ваша светлость. Но враг ударит со дня на день...
   Он заботился обо мне, и желал мне только добра, и поэтому я подавила резкий ответ.
   - Я останусь здесь. Мой муж как-то справлялся, - сказала я. - Справлюсь и я.
  

   И этим утром я опять спустилась в кабинет Люка. Во рту еще ощущался свежий вкус зубной пасты, которой я чистила зубы после приступа тошноты, голова немного кружилась, брачный браслет холодил кожу - а я, предварительно открыв окно, чтобы было посвежее, медленно разбирала письма, жалобы, прошения. Их оказалось очень много: несколько ящиков, аккуратно поставленных у стола Люка. За два дня я уже просмотрела штук сто, не меньше, а ящик, из которого я их брала, оставался почти полным. Все-таки Майки здорово облегчал нашу жизнь - нужно будет найти кого-то толкового ему на замену.
   На столе стояла массивная бронзовая четырехугольная пепельница со сценками охоты на бортах, а рядом лежало несколько золотых зажигалок. Словно хозяин должен был вот-вот вернуться. Закурить. Откинуться на спинку кресла.
   На дверях и стенах виднелись едва заметные паутинообразные тени - память о ледяных узорах, которыми я украсила кабинет в день моей свадьбы. Но сейчас я смотрела на них и ничего не чувствовала. Обида и злость за то, что я увидела здесь, остались в другой жизни, в той, где Люк был жив; боги... да какая обида... он давно заслужил прощение, и если бы я не любила его уже, я бы влюбилась в него опять без памяти. За то, каким он стал в этой войне... за мобильный госпиталь, лекарства, за его звонки и наши объятья на стене Третьего форта... и эту его потребность во мне...
   Почему, почему он не прилетел несколькими часами раньше или позже? Все могло бы быть по-другому.
   Кожа на руках опять начала зудеть, и я очнулась оттого, что снова ожесточенно расчесывала ее под бесконечное прокручивание в голове "почему" и "если бы". Сжала кулаки, заставляя себя успокоиться. Вдохнула, выдохнула и снова приступила к разбору писем.
   Здесь по-прежнему пахло табаком и едва уловимо - свежей и терпкой туалетной водой, и я то и дело поворачивалась к спинке кресла и утыкалась в коричневую кожу носом, закрывая глаза. Прижималась щекой, гладила деревянные подлокотники и заставляла себя возвращаться к работе. Кресло оказалось большим и удобным, словно объятия, и тихо было в эту рань - солнце только-только осветило кроны деревьев. Но замок уже не спал - с полчаса назад снова оглушительно заработали орудия на фортах и замолкли через какие-то десять минут: враги продолжали разведывательные налеты.
   А я читала письма, делала на них пометки - "передать в центр помощи беженцам", "отдать Леймину", "переслать администрации такого-то города с моим приказом", - раскладывала по стопкам и напряженно ждала, начнется еще канонада или нет.
   "Ваша светлость, прошу вас обратить внимание, что в Милпорте закрылись все аптеки..."
   Раненые рассказывали, как создавались на поле боя огненные смерчи, уничтожавшие инсектоидов, и что огнем их было убивать проще всего, как в последней битве сминались ураганами враги, как кружил над фортами огромный призрачный змей или даже два змея. Говорили, что у Люка был могущественный помощник - и я никак не могла понять, о ком речь. А еще говорили, что по его приказу из моря выходили водные духи тер-сели, и тоже принимали участие в битвах.
   Слишком многого я не знала про Люка и теперь вечерами, пока перестилала койки и выносила судна из-под лежачих, жадно слушала обрывки разговоров, рассказы бойцов; и эти письма тоже были возможностью стать ближе к нему... ведь ему писали когда он еще был жив.
   "Господин герцог, умоляю, дайте мне хоть какую-то работу! Мы беженцы из Лаунвайта... у меня четверо детей..."
   Рассказывали, как Люк поначалу пугал всех после оборота, а затем увидеть его в змеином обличье стало знаком удачи. Одним своим видом он поднимал боевой дух фортов. Вера в него была насколько сильна, что даже в его отсутствие, пока он выручал Берни, защитники Дармоншира бились настолько ожесточенно, что, несмотря на превосходство врага, вполне могли победить.
   "Дочка перестала разговаривать после того как на наших глазах иномиряне убили моего мужа и брата. Мы прятались под кроватью... они ушли, не заметив нас... возможно, ее мог бы посмотреть виталист? Ей всего семь лет..."
   Люди писали Люку обо всем на свете, делились своими историями и бедами. И все надеялись на него, хотя большинство писем стоило направлять в мэрии городов и администрации районов, в центр распределения беженцев и прочие инстанции. Но писали ему.
   "Милорд, пишут вам фермеры из Остоука. Не хватает топлива на сельскохозяйственную технику... мы смогли засеять только десятую часть полей... осенью мы получим низкий урожай картофеля и нечем будет снабжать армию..."
   Скрипнула дверь - в кабинет вошла Мария с широким подносом, сделала книксен и начала расставлять завтрак на столике у окна.
   Я взглянула на часы: действительно, уже восемь утра. Завтрак я велела принести сюда, чтобы не терять время, и сразу после него отправиться в лазарет, сменить Кэтрин на обходе. В десять плановая операция с доктором Лео, и если не будет осложнений, а с драконами их не будет, то закончим за два часа. И дальше... дальше целый день пустоты.
   "Госпожа герцогиня..."
   Первое письмо, адресованное мне.
   "...мой сын рассказал, что после ранения находился в лазарете замка Вейн... говорил, вы лично помогали хирургу на операции... ваша светлость, как мать благодарю вас и целую ваши руки и руки доктора... он один у меня... храни боги вас и вашего супруга, его светлость герцога Дармоншира... мы здесь в Миллоу каждый день льем жертвенное масло за ваше здоровье... сын мой снова ушел на форты... сердце болит... "
   Я уронила письмо на стол и закрыла лицо руками, не обращая внимания на встрепенувшуюся Марию. Сколько таких сыновей, мужей, братьев, отцов, родных, любимых, находилось сейчас на фортах в ожидании наступления иномирян, которое почти наверняка станет фатальным? Наши командиры, которые бились рядом с моим мужем, наши рядовые, для каждого из которых он был надеждой на победу - и теперь из-за меня надежды нет ни у них, ни у Дармоншира. И кроме них несколько тысяч бойцов из Бермонта и из Эмиратов, чей флот, выстроившись вдоль берега, стал дополнительной линией обороны.
   Что я могла для них сделать? Что?
   Посмотрела на свои руку - над красными полосами на изодранной коже под двумя брачными браслетами виднелись голубые вены. Погладила их кончиками пальцев. Перевела взгляд на стопки писем.
   Все эти люди, когда писали свои просьбы, знали, что у них есть защитник. Знали, что их дети, родные, знакомые вместе с моим Люком отстояли Дармоншир. Верили, что вот-вот начнется отступление, и иномирян загонят в ту дыру, откуда они пришли к нам.
   Я лишила их возможности верить. Враги отчего-то не нападали, выжидали, но стоит им ударить - и даже я понимала, что и с подкреплением из Эмиратов и Бермонта форты сметут. Без Люка нам не выстоять. Одна надежда: Василина в первом же разговоре со мной сказала, что если удастся уничтожить основные силы иномирян в котле под Угорьем и заставить их отступать обратно к порталу у Мальвы, то несколько батальонов рудложской армии будут отправлены к нам на помощь, чтобы защитить западную границу Рудлога. Слишком много если... если рудложцы победят, если Дармоншир будет к тому времени еще не захвачен...
   - Моя госпожа, все готово, - позвала Мария. Она стояла у столика и с тревогой смотрела на меня. - Может быть, позвать господина Ольверта? Вы бледны...
   Замечательная практичная Мария.
   - Не нужно, - сказала я, порвав первое из писем, отложенных на выброс, и кинув его в пепельницу. - Можешь идти.
   Когда она вышла, в пепельнице образовалась уже горка из бумаги, и я, щелкнув зажигалкой, подожгла ее. Пламя взметнулось чуть ли не до потолка, как будто ждало свободы, и я протянула в него руку и позвала, чувствуя, как ласково гладят пальцы языки огня:
   - Отзовись, стихия от стихии моей!
   Пламя мгновенно свернулось клубочком, и из него выпорхнула переливающаяся алая птаха размером с ворону, с огненным хохолком. Села мне на ладонь, вопросительно склонив голову с белыми сияющими глазами, как и в прошлый раз загудела что-то непонятное.
   - Это ведь ты прилетала тогда? - спросила я осторожно. - Ты стала гораздо больше.
   Птица кивнула-поклонилась, покачивая хохолком. Ткнулась мне в ладонь клювом, чуть поцарапала лапой, и я как-то вдруг поняла, что она имеет в виду - это из-за моей крови она подросла.
   - Тогда здравствуй, - я почесала ее под клювом. - А ты можешь вырасти еще больше?
   Птица, загудев, взлетела, коснулась крыльями догорающих писем - и, словно впитав пламя, разбухла до размера крупного сокола. И внешний вид поменялся - кривой клюв, хищные лапы. Она снова приземлилась мне на руку - места на хватало, и одной лапой она вцепилась в ладонь, а второй обхватила меня у локтя, оставаясь невесомой и покалывающей родственной энергией.
   - Какая ты красивая, - сказала я с восхищением. - И долго ты можешь поддерживать такой размер?
   Птица мотнула головой. И без слов было понятно, что нет.
   - А если я дам тебе еще своей крови, - продолжила я, - долго?
   Огнедух задумался, переступил на моей руке.
   - Час? День? Сутки? Или ты навсегда станешь больше? И если я попрошу тебя охранять замок, например, ты сможешь появляться, когда сюда прилетят враги? Они боятся огня...
   Птаха гудела, тщетно пытаясь мне что-то объяснить, касалась крылом моей головы - мелькали перед глазами картинки: ароматическое масло, кровь в горсти, кровь на стене, - но я ничего не могла понять. Она уже на глазах становилась меньше, пока снова не сдулась до размеров вороны. Я погладила ее по переливающимся перышкам, вздохнула тяжело - и тут вспомнила, что у сестры есть говорящий огнедух по имени Ясница.
   Отпустив своего помощника обратно в огонь и затушив бумагу, я набрала на телефоне номер Василины и, когда сестра ответила, попросила ее задать Яснице несколько вопросов.
   - Хорошо, - тихо сказала ее величество, - но чуть позже, Марин. Я перезвоню. Сейчас у меня встреча с парламентом.
   - Конечно, - ответила я, первый раз за последние дни чувствуя в душе нетерпение, чувствуя что-то помимо боли. - Буду очень ждать, Васюш!
   Внимание! Переделана часть прошлой проды, поэтому кусок дан с переделкой + новый текст.

   Василина перезвонила во второй половине дня, когда я закончила ставить дневные уколы, обходя бойцов с тележкой, на которой лежали шприцы и ампулы с назначенными лекарствами. Я, откатив тележку к стене, вынула телефон из кармана, и, увидев, кто звонит, поспешно нажала на "ответить". И пошла через холл к дверям, ведущим на крыльцо.
   - Марина, какая же ты умница, - проговорила сестра в трубке. - Я сейчас столько об огнедухах узнала благодаря твоим вопросам!
   - Это Алинки на вас нет, - вздохнула я с улыбкой. - Она бы давно уже энциклопедию составила.
   - Я уверена, у нее будет еще такая возможность, - твердо, но с угадываемой грустью ответила Василина. - Марина, Ясница сказал, что у тебя получается вызывать только молодых и неговорящих огнедухов, потому что ты не старшей крови. Но они все понимают, а за кровь твою будут служить безо всяких условий, как дочери Красного. И ты была права, - добавила она, - чтобы они подросли и могли дольше находиться вне огня, их нужно напоить твоей кровью.
   - А сколько им нужно крови, ты не спросила? - поинтересовалась я тихо. В холле все общались приглушенно.
   - Говорит, что молодой огнептице нужно трижды клюв в кровь обмакнуть, и потом еще трижды, и станет она размером с сокола. Но все равно без огня они долго не смогут - до двенадцати часов солнечным днем, и в два раза меньше ночью или в пасмурную погоду.
   - Ну, это лучше, чем ничего, - проговорила я. У выхода как из воздуха появились два моих гвардейца; один из них открыл передо мной тяжелую дверь, и я вышла на крыльцо. - Василина, а он не ответил, можно ли их приспособить к охране дома или ворот? Как тер-сели у Ангелины охраняют сокровищницу?
   Снаружи было жарко, зелено и людно: после обеда санитарки помогали выйти на прогулку тем больным, которым доктор разрешил потихоньку подниматься; кого-то вывезли на колясках, которых у нас было всего три. Я увидела Тасю, жену Энтери - она, поддерживающая солдата на костылях, открыто улыбнулась мне, помахала, и я подняла руку в ответ.
   - Можно, - обрадовала меня Василина, и я нетерпеливо постучала носком туфли о камень крыльца. - Только поблизости для них всегда должен быть открытый огонь и еда, горючее что-то: масло, спирт, нефть, уголь, бензин. Ясница говорит, что больше всего они любят масло, а сытнее всего им от нефти. А чтобы привязать огнедуха к конкретному строению, нужно дать духу имя, а затем мазнуть по стене своей кровью и сказать: "Храни стены эти и людей этих как меня".
   Я, уже спустившись по крыльцу на залитый солнцем луг и отойдя от замка, с сомнением покосилась на свою ладонь. Поить, еще и по стене мазать... Боюсь, что для задуманного мне просто не хватит крови...
   - И про смену хозяина ты спрашивала, - продолжала сестра в трубке. - Чтобы они кого-то другого слушались, так и надо сказать "Слушай такого-то как меня и на имя свое откликайся ему".
   - Звучит довольно просто, - я задумчиво подставила лицо легкому ветерку. То, что я хотела сделать, было рискованным, но не глупым. Точно не глупым. И нужным.
   - Это не все, Мариш, - прервала мои размышления сестра. - Запомни: молодые огнедухи в битвах быстро теряют силу и развеиваются. Хватает их на десять-двадцать ударов, на десять-двадцать уничтоженных врагов. Они не погибают, потом возрождаются в огне того дома, к которому прикреплены. Но им надо долго в нем купаться, не появляясь и не откликаясь. Не меньше шести суток, чтобы снова набрать силу, - она помолчала и настороженно позвала: - Марина?
   - Угу? - рассеянно откликнулась я, глядя в ту сторону, где находились фортификации. Двадцать фортов... за сколько дней я справлюсь? И будет ли у меня это время?
   - Зачем тебе это? - поинтересовалась ее величество. - Ты хочешь огнедухов привязать к замку?
   - К замку, да, - вздохнула я.
   - Это хорошая идея, - голос ее повеселел, - и мне будет спокойнее за тебя. У нас-то тут они уже стаями летают. Но учти, что им строго нужно запретить опускаться ниже человеческого роста, иначе расшалятся и могут спалить кого-нибудь.
   - Учту, - пообещала я, снова разглядывая свои вены под брачными браслетами. Дул легкий ветерок, раздувая края халата, прохладным потоком скользя по рукам, по браслетам - и вдруг усилился он, взвыл, чуть не сбив с ног, заревел...
   И я замерла от неожиданности - потому что увидела, как вокруг, на разном расстоянии от меня, подняв головы из стелющейся по земле травы, застыли змеи, штук пятнадцать или двадцать. Они смотрели на меня глазами-бусинами, а я медленно поворачиваясь, замечала все новых гадов.
   Похолодел браслет, и затих ветер. Наступила тишина, и тут же как по команде змеи опустили головы и поползли к морю.
   - Марина? - тревожно проговорила сестра. - Что-то случилось?
   - Не знаю, - сказала я, глядя то на свою руку, то на колышущуюся траву вокруг. Поднесла запястье к губам, попробовала каждый браслет губами. Мне не показалось - похолодел браслет мужа, - и я задрожала, опускаясь на корточки и тяжело дыша. Потому что только что сообразила - ведь и мой браслет действует до сих пор. Вновь подняла голову отчаянная надежда: что Люк мог спастись с такой кровопотерей и ранами, что его не унесло приливом и он где-то есть, живой. Если он не умер от удара о камни, от ожогов... мог ведь он обернуться и улететь?
   Я каждый день и каждую ночь задавала себе этот вопрос и заставляла себя не думать, не верить, не надеяться. Только не после того как, работая в скорой и операционных, видела последствия аварий листолетов, когда людей от ударов разрывало на куски. Не после того как видела искореженный, сплющенный, выгоревший листолет Люка. Даже при том, что он не был обычным человеком, выжить там было невозможно.
   И еще я точно знала: если бы он сумел обернуться и остался жив, он бы прилетел ко мне. Раненый, умирающий, искалеченный - он бы прилетел ко мне. Без вариантов.
   - Марина? Марина! - голос Василины пробился сквозь шум в ушах, и тут же я разглядела своих гвардейцев, поспешно направляющихся ко мне - я остановила их движением руки, показывая, что не нужно подходить, попробовала встать и от слабости завалилась на спину, в траву.
   - Марина!!! Что с тобой?!! - глухо и обеспокоенно кричала сестра в трубке.
   Один из гвардейцев осторожно помог мне подняться, и я перевела дыхание.
   - Все в порядке, Василина, - ответила я, вцепившись в помощника. - Голова закружилась на минутку. Я у замка, тут со мной охрана, не переживай.
   - Точно? - с облегчением переспросила она.
   - Точно, - пробормотала я, под руку с гвардейцем направляясь обратно к Вейну. - Хочешь, дам трубку рядовому Шапину, он тебе подтвердит?
   - Не надо, - она, кажется, улыбнулась. - Ты покажешься виталисту?
   - Обязательно, Васюш.
   - И ляжешь отдохнуть?
   - Прямо сейчас лягу.
   Вранье всегда мне удавалось. Сестра вздохнула. Поверила.
   - Тогда иди. И береги себя, Мариш. И... еще раз скажу, какая же ты молодец, что придумала расспросить Ясницу! Сколько же в нем еще нужных знаний! Знать бы только, о чем спрашивать... сам-то он не сообразит, что рассказывать. Надо прямые вопросы задавать.
   "Я-а-а умны-ы-ый! - обиженно загудело где-то в трубке. - Я со-о-бра-зи-и-и-ительный!"
   - Умный, умный, - ласково похвалила сестра.
   - Он сейчас рядом с тобой? - с легкой завистью спросила я.
   - Тут. Важничает, - с таким умилением, как другие говорят про котят, откликнулась Василина. - И масло кедровое лакает, заслужил. Рассказал мне после твоих вопросов кое-что. Я ведь с самого возвращения думаю, как бы отправить огнедухов в помощь войскам. Какой бы поддержкой они стали! Но отправлять их отсюда - а как узнают они куда лететь? И не натворят ли без управления дел похуже, чем инсектоиды? А самой участвовать в боях...
   - Не вздумай! - забеспокоилась я. Мы с охранниками остановились у крыльца, и я прислонилась к теплой каменной стене. Гвардейцы отошли на несколько шагов, встали вполоборота.
   - Пока в этом нет необходимости, - дрогнувшим голосом проговорила она, - но если понадобится, то я буду там. Мы это обсуждали на военных советах...
   - И Мариан с этим согласен? - проговорила я с изумлением, задрав голову и наблюдая за неспешно парящими в небе чайками. Я часто теперь смотрела на небо.
   - Он смирится, - тихо сказала Василина. - Если нужно будет, он примет мое решение. Но ведь страна воюет на два огромных фронта, на одном Севере сейчас десятки сражений и почти треть региона под оккупацией, а уж про Юг и говорить не приходится. Я просто не смогу и не успею все охватить, Марина, особенно если учесть, что огнедухам нужно время на восстановление. И я думала - как? А все оказалось просто.
   - И как? - поторопила ее я.
   - Я как раз хотела рассказать, когда ты замолчала. Ясница сказал, что старшая кровь способна заключить духов в оружие, или амулет, или украшение какое-то. Нужно назначить тайное слово, окропить кровью своей, заклясть в пламени, и потом хозяин амулета сможет призвать их без наличия открытого огня рядом, представляешь? Правда есть ограничения. Я должна дать им обет и срок освобождения. Чем больше срок, тем весомее должен быть обет. И еще он сказал, что у прадедов наших сил хватало на шесть сотен огнедухов. Сама понимаешь, сколько веков прошло и как кровь наша разбавлена... дай боги если на пару сотен меня хватит.
   - Все равно это огромное подспорье, Василина, - проговорила я воодушевленно. - Ты мне расскажешь принцип?
   - Конечно. Только, - в ее голосе послышались извиняющиеся нотки, - Марин, он говорил только о старшей крови. Я не уверена, что силы твоей будет достаточно. Попробуй. Но если все получится, прошу, милая, не увлекайся. Нельзя тебе...
   - Я буду очень осторожна, обещаю, - прервала я ее торопливо. - А о каких обетах речь? Мне в голову ничего не приходит.
   - Ну, - смущенно проговорила Василина, - например, Ясница сказал, что в пик сезона нашего первопредка, в летнее солнцестоянии король с огнедухами пляски устраивал. Жгли костры, прыгали через них, в догонялки играли всю ночь. Если король побеждал - еще год в услужении оставались. А если проигрывал, то каждому по алмазу вручить должен был, кровью красной окропленному. В знак свободы и чтобы всегда было у духов чем подпитаться даже вдали от огня.
   - Пляски? - озадаченно повторила я. - Догонялки? А посерьезнее что-то нельзя?
   - Еще раз духи потребовали в обет отдать им волосы дочерей королевских.
   Я потрогала голову.
   - Это уже проще.
   - Если кратко, то они сами попросят, что пожелают, если твое предложение не понравится.
   - Вот и ломай голову теперь, - буркнула я. - Куда деваться, буду пробовать.
   - А сама привязка к амулету происходит так...
   Следующие несколько минут сестра подробно описывала мне последовательность ритуала, а я старательно запоминала, жалея, что негде записать. Впрочем, ничего сложного там не было.
   - Я и Ангелине напишу, - сказала Василина в конце своего рассказа. - У нее-то точно выйдет. И Поле позвоню. И еще... если у меня с амулетами получится, я пришлю тебе несколько штук, Марин. Только придется подождать, пока я их сделаю и пока доставят... И, уверена, Ани тоже сделает для тебя и Дармоншира...
   - Спасибо, - голос мой охрип, на глаза навернулись слезы. Потому что она заботилась обо мне, хотя эти амулеты в армии Рудлога были бы не лишними. - Пойду экспериментировать, Васюш. И передай Яснице, что когда мы увидимся, я ему подарю бочку розового масла.
   Сестра повторила огнедуху мои слова, и я прощалась уже под довольное фырканье и урчание, напоминающее гул огня в печной трубе.
  
   После разговора с сестрой я прежде всего зашла к леди Шарлотте - она ушла отдохнуть и выпить чаю в свои покои, - и я, опустившись напротив нее в кресло, сжала руки и, сбивчиво, не понимая вообще, что я хочу от нее услышать и даже боясь думать в сторону какой-то надежды, рассказала про змей, и про ветер, ставший вдруг ураганным, и про похолодевший браслет Люка.
   Свекровь слушала меня, то и дело поднося ко рту чашку с чаем. Одета она была в свободное фиолетовое платье, глаза ее были темными, огромными, страдающими. Я видела в них отражение своей боли и тяжело было добавлять еще - от глупых надежд. Но у кого мне было спрашивать?
   - Я не знаю, что думать, - закончила я, едва удерживаясь от того, чтобы не начать снова расчесывать руки. - Вы говорили, что браслеты становятся лечебными в крепком браке. А не помните, действовал браслет у вашего отца после смерти вашей матери?
   - Действовал, Марина, - ответила леди Лотта сочувственно, и у меня внутри все оборвалось. Хотя я ведь понимала, пытаюсь поверить в невозможное. - Отец не снимал его до смерти. Он ведь не женился повторно. И маму любил, очень любил.
   - А почему мог похолодеть браслет Люка? - упрямо продолжила я, вглядываясь в нее и ругая себя за то, что бережу, тревожу, заставляю и ее переживать еще больше.
   Свекровь поставила чашку и вдруг, закрыв глаза, с нажимом потерла переносицу. А когда открыла - глаза ее были покрасневшими, влажными. И губы горько изогнутыми, и лицо - почти белым.
   - Я не знаю, Марина, - сказала она тяжело. - Не помню такого у отца. Но ведь браслет наследие Инлия, часть его стихии, а первопредок наш змееподобен. Может, и ветер, и змеи почувствовали родственную стихию? Не знаю, не знаю, - она прерывисто вздохнула, - но я понимаю тебя и тоже хочу верить в то, что мой сын жив. Пока не нашли его... тело, мы ведь имеем возможность верить...
   Я подсела к ней на подлокотник кресла и крепко обняла ее - уже не скрывающую тихих слез. Насколько разными мы были по темпераменту, настолько комфортно мне было рядом с ней, естественной в своем достоинстве и терпении.
   - Я поеду сегодня на форты, - сказала я ей. Свекровь подняла голову и вопросительно взглянула на меня. - Я могу помочь им, леди Лотта.
   Я ждала, что она скажет о риске, о том, как я безответственна по отношению к семье и детям, мягко упрекнет меня, попросит остаться, но она только покачала головой и проговорила:
   - Ты сейчас - госпожа Дармоншира, Марина. Твои решения не оспариваются. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   Я тоже на это надеялась.
  

***

   Поднявшись в свои покои, я отослала Марию и принялась лихорадочно рыться в своих шкатулках с драгоценностями. Перед тем, как рисковать, нужно было выяснить, получится у меня хоть что-то или нет.
   "Амулет для привязки огнедухов можно создать только из драгоценных камней, происходящих из раскаленных глубин Туры, - сказала Василина. - Лучше всего алмаз или хризолит. Тогда они могут питать духов и быть им домом как пламенный эфир. Хотя камни раз в шестьдесят дней все равно рекомендуется несколько минут подержать в огне".
   Люк за короткое время нашего брака ухитрился подарить мне столько камней - отдельно и в украшениях, - что они не помещались в шести шкатулках, и частью лежали в ящике будуара.
   "Не всякий камень подойдет, мелкие бесполезны, нужны крупные, не меньше ногтя на мизинце. Желательно необработанные, но если их нет, то можно взять и шлифованные. Чем крупнее камень, тем больше духов к нему можно привязать, тем сильнее они могут быть и тем дольше они могут там находиться без подпитки".
   Из крупных бриллиантов у меня был только камень на обручальном кольце, которое запоздало надел мне на палец Люк. Но с этим кольцом я бы не рассталась ни за что. И я перебирала драгоценности, понимая, что большую часть даже не помню - я так зла была на мужа, что после дарения бросала их в ящик, не глядя, и, видимо, потом уже Мария находила их и клала на место.
   Увы, все бриллианты были небольшими, а хризолит я выявить из россыпи украшений с зелеными камнями всех оттенков не смогла. Не была я знатоком самоцветов. Я побродила по комнате, думая уже спускаться к леди Лотте и спрашивать, не знает ли она код к сокровищнице замка Вейн, но решила все же попробовать с обручальным кольцом. В конце концов, оставлю его себе, будет у меня кольцо с привязанным огнедухом.
   "Принцип привязки к амулету похож на привязку к дому, - говорила сестра, - но вместо имени нужно назначить слово, по которому ты будешь вызывать огнедухов".
   Я вышла в гостиную, взяла с полки толстую свечу, и, поставив ее на столик меж кресел, зажгла ее. Ножом для бумаг, морщась, надрезала ладонь, и окунула желтоватый бриллиант в кровь. И затем выполнила все точно так, как объяснила Василина - сунула кольцо в свечу и, глядя, как моя кровь с гулом, словно пламя горелки, вспыхивает на алмазе, проговорила:
   - Стихия от стихии моей, велю тебе в камень этот войти!
   Огонь свечи расширился, окутывая и кольцо, и мою руку. Замелькали в нем крылья-искорки, загудели... но кровь моя на камне быстро выгорела, и исчезли огнедухи, не успев проникнуть в бриллиант и оставив меня разочарованной. Может, все получится, если для них будет больше огня?
   Я поспешно растопила камин, и несколько раз повторила все то же, но с пламенем над разгорающимися дровами. Бесполезно - дело было не в огне. Моя кровь оказалась неспособной настолько усилить камень, чтобы он смог заменить огнедуху источник родственной стихии. И никакие обеты не помогали.
   Порезы на ладони щипало, но боль эта отрезвляла и придавала злости. Я расстроенно вернулась в спальню, чтобы положить кольцо обратно в шкатулку, оглядела разбросанное по столу богатство - почти все здесь подарил мне Люк, почти все он прикладывал к моей коже и смотрел жадными темными глазами - и, содрогнувшись, отвернулась. Пусть Мария уберет. Я не могу здесь больше находиться.
   Среди камней синей змеей вилась та самая сапфировая нить, которую муж надел на меня в этой самой спальне в утро своей смерти.
  
   Раздражение от неудачи вылилось в лихорадочное желание действовать дальше. Я распахнула двери покоев и попросила гвардейцев, терпеливо ожидающих в коридоре, помочь мне.
   И через минут пятнадцать мы уже поднимались наверх, в одну из четырех башен замка Вейн. Я сжимала в руке нож для бумаг, зажигалки и флакон найденного у меня апельсинового масла, а охранники несли бутылки с керосином и выданные Ирвинсом большие керосиновые лампы, которые были заправлены, слава богам. Лампы эти, по его словам, остались еще со времен старого герцога.
   Наверху, вокруг черного, пахнущего окалиной и маслом орудия, направленного в сторону фортов, гулял ветер. Двое бойцов, дежуривших на площадке башни, увидев наше появление из люка, поклонились, отошли чуть в сторону. Я попросила поставить лампы подальше от ящиков со снарядами, у противоположного каменного бортика башни, который был высотой мне по пояс. Сама зажгла фитили в лампах; открутила у одной стеклянный верх и конус горелки, оставив огонь стелиться по стене, сунула в него руку и попросила:
   - Отзовись, стихия от стихии моей!
   Пламя плеснуло выше моего роста - и соткалась из него крохотная огнептица. Она настороженно зависла надо мной - пламенные перышки ее трепетали на ветру, хохолок сыпал искрами.
   - Смотри, что у меня есть, - сказала я, надрезая себе ладонь и морщась от боли. - Хочешь?
   Птица порхнула мне на руку так быстро, что я увидела только ярко-алый след. Она набрала в клюв кровь, заполнившую ложбинку ладони, и задрала голову, словно пила воду.
   - Я назову тебя Искрой, - проговорила я, гладя ее по хохолку. Птаха невозмутимо поглядела на меня сияющими белым глазами - после третьего глотка она выросла до размеров крупной вороны, и мне показалось, что во взгляде ее появилась осмысленность. А вскоре на моей руке уже переступал лапами огромный пламенный сокол.
   Я осторожно пересадила его на целую руку, а сама подошла к бортику башни, мазнула по ней раненой ладонью...
   - Храни стены эти и людей этих, как хранил бы меня, Искра.
   Дух, укоризненно полыхнув глазами, поклонился мне, принимая приказ - и рассыпался искрами, взвился ввысь, огненной стрелой заметался вокруг башни. Мне стало его вдруг очень жалко - он потерял свободу, а я знала, как важна свобода.
   Я покосилась на встревоженных артиллеристов, на снаряды, на гвардейцев, лица которых выражали желание как можно скорее увести меня отсюда. Я их понимала: одно движение крыла - и у Вейна не будет башни, у Дармоншира - герцогини, а я не только погибну из-за непродуманности своих поступков, но и стану причиной смерти четырех ни в чем не повинных бойцов.
   - Иди сюда! - крикнула я в небо. - Искра!
   Дух стремительно снизился, завис перед бортиком, расставив крылья - шириной метра полтора, не меньше.
   - Не приближайся к снарядам и оружию, - приказала я, указывая на них для верности рукой, - а если увидишь рядом огонь или искры - потуши. Не задевай людей. Им ты будешь помогать. Защищать замок и меня от врагов. А здесь для тебя всегда будет гореть огонь и стоять сытная еда. Видишь? - я подняла бутыль с апельсиновым маслом и льстиво заглянула духу в сияющие глаза. - Это очень вкусно. Станешь хорошо служить - тебе каждый день такое давать будут.
   Огнекрылый сокол печально загудел, медленно поводя крыльями в воздухе и оглядываясь через плечо, как будто хотел улететь.
   - Я тебе друзей в другие башни подселю, - продолжала уговаривать я, чувствуя себя приручающей норовистую кобылку, хотя могла приказать, выбора у него уже не было. - Сможете играть вместе. И когда не будет врагов рядом, летай, где хочешь, только чтобы когда нападали на нас, ты был здесь, и по зову на имя свое являлся. Ну, - я открыла бутыль и налила масла на целую ладонь, - не обижаешься? Вку-у-у-сно. Ну, красивый мой, хороший, давай, давай...
   Сокол повисел еще немного в воздухе, совсем по-человечески вздохнул и сел на мою руку. Обернулся фырчащим искрящимся котом, вылакал масло, и, спрыгнув на каменный пол, огненной дорожкой метнулся к одной из ламп и нырнул в нее.
   Я медленно вытерла рукой, на которой не осталось даже запаха апельсина, мокрый лоб и с облегчением вздохнула. Ну, хоть на такую привязку моей силы хватило.
  

***

  
   В лазарете было очень тихо. В операционных не горел свет, и это было непривычно. Только из процедурных доносились голоса.
   Из свободных виталистов я обнаружила только Энтери - остальные либо отдыхали, либо были заняты на процедурах, а мой деверь, одетый в зеленый халат и шапочку, забавно выглядевшую на его красных волосах, убранных в короткий хвост, сидел на месте дежурной сестры. Видимо, Кэтрин отошла по делам, и не постеснялась попросить дракона подменить ее. Впрочем, Энтери не выглядел недовольным. Он вообще по складу своему был крайне спокойным и терпеливым. И добрым.
   - Поможешь мне? - попросила я после обмена приветствиями и протянула ему руку. Энтери посмотрел на мою ладонь, чуть нахмурился, но пальцами по порезам провел: они тут же затянулись, оставив едва заметные белые шрамы.
   - Ты порезала себя затем, чтобы...? - проговорил он, отпуская мою руку.
   Я вздохнула, думая, как объяснить. Нужно было спешить, но мне требовалась его помощь и дальше. И я решила сказать прямо.
   - Чтобы привязать огнедуха к башне, Энтери. Это... - я махнула рукой, пытаясь подобрать слова, но дракон внезапно кивнул.
   - Я знаю, как это. Нории мне рассказывал, что отдал твоему мужу амулет с привязанными водными духами, тер-сели.
   Я открыла рот... и закрыла его.
   - Ты не знала? - правильно понял мое замешательство собеседник.
   Я покачала головой. Странно, что Ангелина мне не рассказала. Или она тоже думала, что я и так в курсе?
   - Не знала. Но раз ты все понимаешь, могу я попросить тебя о помощи? Я собираюсь на форты... но без виталиста это бессмысленно. Я очень боюсь навредить детям... и себе, но привязать защитников обязательно нужно... раз уж я могу.
   Дракон лишь внимательно посмотрел на меня зелеными глазами и кивнул:
   - Дело правильное, сестра. Я помогу. Только Тасю предупрежу, и буду готов. Тебя отнести к фортам?
   - Нет, - проговорила я, - не стоит рисковать. Поедем на машине. Спасибо, Энтери. Я пошлю за тобой, когда нужно будет выезжать.
  
   Жак Леймин явно не знал, что мои приказы теперь не оспариваются. Ну, или ему было на это плевать. Когда я позвонила ему, обрисовала свою идею и попросила предупредить командующего Майлза, чтобы на фортах подготовили источники открытого огня и миски с маслом, он предсказуемо и резко ответил:
   - Ваша светлость, это крайне рискованно! Каждый день происходят нападения иномирян. Прошу вас, откажитесь. Себя не жалеете, детей пожалейте!
   - Жак, - сказала я тихо и предупреждающе. Я могла бы сделать все и без него, но это было бы неправильно и небезопасно.
   - Думаете, его светлость бы одобрил вашу идею? - произнес он жестко.
   - Жак, - повторила я, мысленно призывая себя к терпению. - Скажите мне, что фортам не нужна та поддержка, которую могу дать я. Скажите, что это не позволит им продержаться немного дольше, и я откажусь.
   Он молчал - в трубке я слышала покряхтывания и сипы, словно он набирал воздуха в легкие, чтобы сказать что-то - и не говорил.
   - Уезжали бы вы в Рудлог, ваша светлость, - как-то по-стариковски потеряно и жалобно попросил он вдруг. - Поберегли бы деток, госпожа Марина. Ну не жили же еще. Хоть они бы... если уж его светлость...
   Я закусила губу и заставила себя молчать. Он все сопел, думал, ворчал себе под нос, а я терпеливо ждала.
   - Я сейчас позвоню Майлзу, - наконец, сдался он. - С вами поедут не только ваши гвардейцы и дракон, но и мои люди, и Тиверс - он сможет поставить и удержать щит на случай нападения по пути к фортам. Но, послушайте меня, ваша светлость. Я еще обсужу это с командующим, но, полагаю, разумно выехать ближе к ночи. В темноте стрекозы не налетят, а если начнется наземное наступление, мы успеем вывезти вас даже с последнего форта.
   - Я всецело полагаюсь на вашу компетентность, Жак, - заверила я, чувствуя себя более взмокшей, чем когда приручала огнедуха. - Жду вашего звонка.
  
   Мы выехали к фортам, когда село солнце, и прибыли в Первый уже в полной темноте. Постовой потребовал наши имена, и, как полагается, доложил офицеру - и через несколько минут железная решетка ворот поползла вверх.
   Командующий Майлз тоже приехал в Первый форт, и после коротких приветствий мы прошли к широкой стене, утопающей во мраке.
   - Специально к вашему приезду отключили прожекторы, которыми освещали заградительные полосы, - объяснил командующий, недоверчиво поглядывающий на меня. - Мы не увидим врага, если решит подойти, но и вас они не увидят. У них есть уже наше оружие, не стоит рисковать. И, прошу, если ваши действия связаны с огнем, совершайте их здесь, за стенами. Снайперу достаточно трех всполохов света, чтобы несколько раз прострелить пространство вокруг.
   За моими действиями у стены форта, в башнях которого уже горели временные очаги, наблюдало с пятьдесят человек - моя охрана, военные - и мне не по себе было под их взглядами: а вдруг не получится, не сработает?
   Но все получилось. Я привязала к старым каменным стенам двух огненных птиц, и, не утруждая себя изысками фантазии, назвала их просто: Пламя и Огонь. Если не умру от потери крови к Двадцатому форту, будет еще время поломать голову над именами, когда все доступные кончатся.
   Когда я села в автомобиль, полковник Майлз, провожающий нашу обширную делегацию, склонился у окна, и я открыла стекло.
   - Ваш муж тоже хватался за любую возможность, - сказал он, и я, не ожидавшая этого, растерянно улыбнулась. - Благодарю вас, моя госпожа. Эта помощь очень кстати.
   Он взял мою руку и поцеловал - а затем вытянулся и отдал честь, и я, уже собиравшаяся рассыпаться в ответных любезностях, так и не нашлась, что сказать.
   Этой ночью меня хватило на шесть фортов. К четырем часам утра, на пути к Седьмому, меня начало знобить - и не помогали уже ни действия Энтери, ни молоко, которое дракон взял на кухне и которого я выпила уже несколько литров. Мой брачный браслет предупреждающе холодел, и катились по телу исцеляющие волны, и глаза смыкались.
   Мы долго ехали к Вейну - охрана осторожничала, и я дремала, то и дело распахивая глаза и снова погружаясь в болезненные видения.
   Мне снились зеленые жаркие луга у далеких Милокардер - те, куда выводила дверь из дома Люка, - мне снился Люк, обнимающий меня горячими руками и шипящий на ухо "злая девочка", мне снилось, как мои брачные браслеты обратились в змей и вцепились мне в ладони.
   - Вот это да, - услышала я приглушенный голос Энтери. - Как силой отца нашего пахнуло...
   Мне снился большой серебряный змей, лежащий на горе драгоценностей - будто бы все камни из моих шкатулок многократно преумножились и стали его ложем, и видела я среди них и ту самую сапфировую нить, - а змей, корчась, сбрасывал старую шкуру, как поношенный чулок, и так невыносимо больно было ему, что и я чувствовала эту боль, и кричала во сне, пока мне на лоб не легла прохладная драконья рука и не услышала я слова на странном незнакомом языке, после которых окончательно провалилась в сон.
  

***

   Генералу Ренх-сату уже пятый день поступали донесения о слухах, которые ходили среди простого люда, живущего за фортами: что хозяин непокорных земель, колдун Дармоншир погиб, что замок его и укрепления на границе герцогства остались без защиты. Слухи эти подтверждались словами захваченных лазутчиками вражеских солдат. И сейчас тиодхар Ренх-сат, приказавший своим войскам после разгрома отступать, дабы дождаться подкрепления от столицы и с новыми силами (и знаниями) ударить, смести неподдающиеся укрепления, выжидал.
   Ему, прошедшему столько битв и пережившему столько хитрейших противников, слишком легким казалось избавление от колдуна и его дивных помощников, состоящих из воды и воздуха. И даже то, что рванувшая было за его войсками армия дармонширцев замедлилась, а потом отхлынула обратно к фортам, и то, что разведчики на раньярах каждый день наблюдали, как расширяют солдаты защитные полосы перед стеной, не убеждали его атаковать.
   - Это может быть ловушкой, - сказал он своим военачальникам. - Заставить нас, пока не набрались мы еще сил, напасть снова, и разбить нас по частям.
   Ренх-сат занял опустевший графский замок на середине пути между столицей и Дармонширом и опытной крепкой рукой собирал вокруг армию, усиливал ее, велев потрошить военные склады местных, а нейрам, которые уже знали, как управляться с оружием туринцев, дать под командование по сотне бойцов и обучать их.
   - А если и правда мертв колдун? - спросил один из тха-норов, которых тиодхар собрал на совет. - Не потеряем ли время?
   - Если он мертв, не воскреснет ни завтра, ни через декаду, - отвечал ему Ренх-сат, - но зато мы через декаду наберем силы. Дождемся оружия от богов наших и, ударив, сметем сразу.
   Вокруг, в бывшей графской столовой тихо сновали личные рабы генерала, подавая воду, мясо и хлеб - Ренх-сат не терпел затуманенности мозга и излишеств. Рабы, обслуживающие генерала в быту, и рабыни, греющие ему постель, были приведены с Лортаха, ибо люди нового мира требовали обучения и подчинения, и не было в них любви к господину и желания угождать, а был только страх и отчаяние. А страх не только ломает, но и толкает на неожиданные поступки - воткнуть нож в горло тому, кого боишься, например.
   Ренх-сат не боялся случайного ножа, но не желал отвлекаться от главного, что составляло его жизнь - войны. Именно она будила в нем удовольствие, а не воспитание рабов. Женщинами он пользовался без жестокости, тяги к смене тел не имел и посему на предложения угождающих ему помощников привести девку покрасивей из местных морщился и сплевывал. На что ему ножны, что будут рыдать и кричать, когда клинку нужно отдохновение?
   Однако с солдат он драл три шкуры, и боялись те его до заикания: за малейшее неповиновение или проступок назначались плети, и получить их мог и простой рекрут, и благородный тха-нор.
   - Император будет гневаться, - произнес еще один из тха-норов. Говорить прямо он не боялся - Ренх-сат не терпел проступков, но речей требовал честных, без подобострастия.
   - Император умеет отличать золото от позолоты, - ответил на это генерал. - Что ему спешка, если мы проломим голову о форты и допустим врага к вратам? Он знает меня и верит моим решениям. Нет, не станем мы бросаться вперед. Если ошибемся, это будет стоить нам армии, и тогда уж великий Итхир-Кас нас не пощадит. Сделаем иначе. Если жив колдун, но затаился, заманивая нас, можно выманить его на достойную добычу. Для начала продолжим щипать те твердыни - отправляйте туда раньяров каждый день, вдруг не выдержит, нападет. А пока будем отвлекать их армию, нужно добраться за стену до замка, в котором живет жена колдуна, и попробовать выкрасть ее. Он не допустит нападения на замок, если жив, нет. Мягок он сердцем, раз пришел за своим братом - и уж жену защитить появится. Тогда все и узнаем. Сейчас же нужно думать нам, что противопоставить ему, если он жив, как убить чудовище, которым он становится. Кто придумает верный способ - будет награжден мной по заслугам, поставлю правой рукой своей, золота дам столько, сколько попросите. Слово мое знаете, не нарушу.
   И за тяжелым столом, за которым когда-то собиралось многочисленное и шумное графское семейство во главе с добродушным графом, убитым в этом самом зале, вновь загудели голоса, обсуждая, как воевать дальше.
  

   ГЛАВА 12
  
   14 апреля, Дармоншир, Марина
  
   На следующий день я проснулась, просто открыв глаза. Не было ни приступа удушья, ни слез, и голова была ясной: виталистический сон всегда помогал выспаться и отдохнуть. Я полежала в кровати, укутавшись в одеяло и отчаянно пытаясь вспомнить, что мне снилось - потому что там, в моих снах, точно был Люк, и его голос, и сияние драгоценных камней, и змеи, и еще что-то, и еще... смутные тени образов таяли, и картинка никак не складывалась. Только настойчивый хриплый шепот продолжал звучать в ушах: "Марина, Марина".
   Я замотала головой, прижав руки к животу, и сжалась, сухими глазами глядя в сумрак, на задернутые шторы, которые шевелились от ветра из открытых окон, и долго лежала так, в тягостном оцепенении, пока не поняла, что все же сводит горло и текут по щекам горькие бессильные слезы. И тогда я уткнулась лицом в подушку и заскулила, замычала, закричала, колотя по ней кулаками.
   Но ни раскаяние, ни злость, ни слезы, ни ярость ничего уже не могли исправить.
   Нужно было вставать. Работу в лазарете никто не отменял, а потом следовало подняться во вторую башню замка, привязать хотя бы еще одного огнедуха, и разобрать письма, и попросить Леймина подыскать мне секретаря... но вчерашний запал, чуть приглушивший мои эмоции, словно плеснул и отступил, обнажив их еще больше и высосав силы. Я снова была разбита и раздавлена, и мир был пуст без Люка, и все вокруг меня было черной и бессмысленной пустотой.
   Смогу ли я когда-нибудь осознать и принять, что его больше нет? Или мне до конца своих дней предстоит просыпаться вот так, в ускользающих образах прошлого, и вспоминать мужа, и думать, каково бы это было прожить с ним всю жизнь?
   Часы щелкнули и я перевела на них взгляд. Ровно одиннадцать. Звук этот вернул меня к действительности - тут же ощутились и слабость, и дурнота: если не встать и не побрести в ванную, то через несколько минут туда придется бежать. Заныли изрезанные вчера ладони, и я посмотрела на них - целые, даже без шрамов. Фантомные боли.
   Вся моя жизнь сейчас - фантомная боль.
   "Марина".
   Я, почти зарычав, рывком поднялась, запрещая себе дальше погружаться в тьму отчаяния, и распахнула шевелящиеся шторы - за открытым окном было зелено снизу, серо сверху и очень тепло; ток воздуха был едва заметен, но остудил мое горячее от слез лицо и привел в себя.
   Позавтракав, я спустилась в лазарет. Операций сегодня не предполагалось, но мне нужно было пообщаться с доктором. Доктор Лео, непривычно свежий и бодрый - видимо, ему тоже удалось отоспаться, - выслушал меня в смотровой и неодобрительно покачал головой.
   - Я так понимаю, отговаривать вас бесполезно?
   - Бесполезно, - подтвердила я.
   Он вздохнул, поправил очки над седыми бровями, строго глядя на меня.
   - Тогда я возьму у вас еще кровь, Марина Михайловна. И сейчас же вас осмотрит Энтери, - он кивнул медсестре, и та вышла из кабинета. - Если есть хоть малейшая опасность для детей - вы эти поездки прекращаете. В любом случае увеличите потребление жидкости. И я назначаю вам питание как у доноров - и только попробуйте не употребить весь предписанный рацион.
   Я кивала, обещая все на свете, а он, уже отправив кровь в анализатор, все перечислял и перечислял то, что нужно сделать. Прием кровевосстанавливающего, витаминов, - он посмотрел на результаты, - инъекции препаратов железа, покапать глюкозу... Зашел Энтери, провел надо мной ладонями, успокаивающе улыбнулся.
   - Все в порядке, - сказал он, и доктор Кастер, подождав, пока он выйдет, задумчиво посмотрел на меня.
   - Сколько вы еще планируете пускать себе кровь? - поинтересовался он.
   - Три ночи еще как минимум, - честно ответила я.
   - Тогда я запрещаю вам работать эти дни, - сказал он строго. - Никаких ударных нагрузок, ваша светлость. Можете неспешно гулять и спать, не хотите спать - просто лежать в кровати. Пока нет боевых действий, вы можете себе это позволить. Персонала в лазарете хватает.
   Я представила себе три чудовищно долгих дня наедине с собой и своей тоской и передернула плечами.
   - Мне нужно занятие, доктор.
   - Полагаю, вы способны найти его, - худое лицо его было непреклонным. - Максимум, что я могу вам разрешить - это процедуры и уколы, но никакой санитарной работы и операций. И так как в приоритете для вас высыпаться после ночной кровопотери и виталистических процедур, я могу поставить вас на полсмены с двух до шести дня, не больше. И не спорьте.
   Я безропотно согласилась и на эту малость.
   - А сейчас, - он взглянул на часы, которые показывали чуть больше двенадцати, - предобеденная прогулка, ваша светлость. Минут сорок, не меньше. Идите. Мало ли что нас ждет впереди, - он помрачнел, - отдыхайте и набирайтесь сил, пока есть возможность.
  

***

  
   Стоял штиль, лишь иногда прерываемый дыханием ветерка. Над лесом и башнями Вейна, почти касаясь их, нависали низкие плотные тучи: такие не разродятся дождем, но могут несколько дней закрывать небо, навевая сонливость. Несмотря на отсутствие солнца, было на удивление для Инляндии сухо и очень жарко: пришлось даже переодеться в длинное легкое темно-фиолетовое платье с лифом без рукавов и шляпу с широкими полями, иначе польза от прогулки была бы крайне сомнительной. А вот бедные мои охранники были в форме и при оружии: я брела по зеленой тропинке вокруг замка в сопровождении капитана Осокина и одного из гвардейцев и чувствовала себя престарелой пациенткой пансионата, послушно выполняющей рекомендации врача. Далеко отходить не стоило - несмотря на то что после нападения нежити люди Леймина прочесывали лесопарк вдоль и поперек, никто не мог гарантировать, что в укромных уголках не затаились какие-нибудь твари.
   По пышным зеленым деревьям носились рыже-серые белки, пару раз я видела зайцев - и, конечно, попадались змеи. Их количество явно пошло на спад, но они так же целеустремленно ползли куда-то к морю, огибая стволы, живописные мшистые валуны, ручейки, скамеечки и беседки.
   А я думала о том, что могла гулять здесь с Люком.
   "Марина".
   Я моргнула, тряхнула головой и подняла взгляд на видимую сквозь деревья переднюю правую башню Вейна, ту, к которой я привязала огнептицу по имени Искра. После прогулки нужно обязательно подняться навестить ее. А с привязкой огнедухов к другим башням все же разумнее повременить - сейчас приоритетнее защитить форты, не стоит лишний раз себя обессиливать.
   Я почти обошла замок и сквозь широкую опушку из невысоких сосенок и дубков видела уже центральный вход - до него было метров двести - и пациентов перед ним. Передо мной на дорожку спрыгнула клочковатая серо-рыжая белка, застрекотала - они тут были наглые и избалованные кормежкой. Я бессознательно сунула ладони в широкие карманы платья.
   - Извини, дружок, но у меня там только телефон, - сказала я, разводя руками: в одной из них была зажата трубка. - Ты его есть не будешь.
   Белка презрительно задрала хвост трубой и молнией метнулась к ближайшему дубу. А я, сдержав зевоту, поняла, что еще пару таких прогулок - и я действительно начну только есть и спать: так умиротворяюще действовали на меня эта пышная зелень, и пение птиц, и шуршание травы.
   Я покосилась на трубку, которую все еще сжимала в руке, и, неизвестно на что надеясь - телефонная связь с Блакорией давно не работала - набрала Мартина. Осмотревшись и сделав несколько шагов, опустилась на траву у старого кряжистого дуба. Охранники остались стоять вполоборота ко мне на расстоянии шагов в пятнадцать.
   Чуда не произошло - тишина в трубке сменилась короткими рваными гудками, и я, сунув телефон обратно в карман, посмотрела на едва заметную призрачную сигнальную нить на запястье, которую оставил мне Март.
   Мартин лучше всего умел залечивать мои раны. Мартин мог сделать так, чтобы мне стало не настолько больно.
   Он придет. Он поможет. Я смогу поплакать ему, а он как всегда утешит и заставит встряхнуться. Найдет слова.
   Несколько секунд я боролась с искушением вызвать его сигналкой - но в результате со стоном откинулась спиной на дерево и закрыла глаза, кляня себя за эгоизм и слабость. В эту минуту он, возможно, находится на грани жизни и смерти, ведет бой - и тут я со своими слезами. Он там на передовой, он каждый день кого-то теряет. Не имею я права его нагружать своими бедами. К тому же с его силой он вполне может даже в нынешнее время построить ко мне Зеркало - и если этого не делает, значит, у него на то веские причины.
   Но мне очень хотелось знать, что он жив.
   "Пусть хоть он будет жив".
   Я, судорожно вздохнув, поспешно позвонила Кате - мы общались несколько минут почти каждый день, просто обозначить, что мы есть друг у друга. И когда она ответила (на фоне раздавалось меканье коз и детские голоса), попросила:
   - Кэти, ты можешь узнать у Александра Даниловича, все ли в порядке с Мартином? Мы больше месяца не виделись...
   - Конечно, спрошу, - отозвалась Катя. - Но только когда он сам появится или позвонит, Марин. Я его сама не хочу беспокоить...
   - Понимаю, - вздохнула я немного разочарованно. Стянула с головы шляпу, стала обмахиваться ею.
   - Но могу на барона зерно рассыпать, хочешь? - продолжила Спасская. - Я как раз тут балуюсь на столе в саду, пока дети в песочнице возятся.
   - Хочу, - проговорила я, и почти сразу же раздался дробный стук зерна по дереву. Для гадания использовались разные семена и злаки, разных цветов, большие и маленькие, которые означали каждое что-то свое - и при рассыпании образовывали на столе знаки, которые и читались гадающим.
   - Он жив, Марина, - сообщила подруга. - Рядом с ним любящая женщина. Смерть ходит вокруг, но над ним нет у неё власти, пока он сам не уступит ей. И, - добавила она, - вы очень скоро увидитесь.
   Я едва заметно выдохнула.
   - Спасибо, Кэти...
   В трубке загомонили дети - и Катя долго и обстоятельно что-то им отвечала, уговаривала кого-то попить, а кого-то не совать в рот улитку. Я слушала этот бардак, почти засыпая, и думала - неужели и мне подобное предстоит? Как вообще женщинам хватает терпения целый день заниматься детьми? Или терпение выдается при родах вместе с младенцами?
   "Люк ведь так и не узнал, что у нас будет двое детей".
   - Подожди, - сказала Катя, прерывая мою нервную дрожь, которая мгновенно прогнала сон. - Сейчас на тебя расклад сделаю. Что тебя окружает, что ждет.
   Раздался стук падающих зерен и в телефоне воцарилось настораживающее молчание.
   - Что? - с тяжелым предчувствием поинтересовалась я. - Опять смерть рядом?
   "А если бы ты в прошлый раз серьезнее отнеслась к предсказанию Кати, может, и Люк был бы жив...".
   Я тихо застонала сквозь зубы. Мысли эти ядом разъедали меня, и не было от них спасения.
   - Нет, смерти рядом нет, - ответила Катерина. - Не хотят зерна говорить. Черный анис ложится змеем, кусающим себя за хвост. Это бесконечность, а еще знак великой тайны и запрет спрашивать. А пшено приняло очертания открытого глаза.
   - И что это значит? - веки у меня снова начали слипаться.
   - Не знаю, Мари, - с недоумением откликнулась она. - Что угодно может значить. От "смотри на змею" до "взгляд в бесконечность" или "раскрытие тайны". Я после запрета не рискну сегодня повторять, а то и отдачу можно получить за настойчивость.
   Я посмотрела на свои брачные браслеты и горько улыбнулась.
   "Похоже, даже зерна понимают, что будущего у тебя нет".
  
   Мы с Катей попрощались, и я так и осталась сидеть, откинувшись на ствол и глядя в серое небо сквозь ветви деревьев. Дрема наступала, и я уже не понимала, что вижу, засыпая под чуть усилившийся ветерок.
   "Марина".
   Я вздрогнула и распахнула глаза. Метрах в трех от меня колыхалась трава - там ползли змеи, два у?жика с желтыми пятнышками по бокам головы.
   - И тут змеи, - пробормотала я.
   Охранники обеспокоенно пошевелились, но, разглядев, что гады не ядовитые, не стали подходить. Ветер шевелил подол платья, касался плеч, ужи? целеустремленно ползли в сторону моря, но, уже почти миновав мои вытянутые ноги, вдруг застыли и подняли головы, настороженно глядя на меня черными глазами-бусинками и стрекая языками.
   - Вы ползите, ползите, куда вам надо было, - посоветовала я, на всякий случай подтягивая ноги к себе и лениво разглядывая змей. Они неподвижно смотрели на меня. - Я вас не очень-то люблю, знаете ли.
   Я их не боялась, даже ядовитых - если укусят, мне ничего не будет. Но это не отменяло легкого чувства отвращения. Как-то в поместье Байдек я видела, как большой черный уж, раза в три больше этих малышей, заглатывал живую лягушку, и с тех пор змей я старалась избегать. Поля этим пользовалась - с хохотом совала мне ужей, которые сворачивались в кольцо, раззявляли пасть и притворялись дохлыми, а я визжала и ругалась.
   И сейчас взвизгнула - потому что одна из змеюшек молниеносно скользнула вперед, к моей ноге - поднялась по ней, по платью к животу, и я даже дернуться не успела, как она свернулась там кольцом и застыла, мирно положив голову мне под грудь.
   - Ну здравствуйте, - растерянно сказала я, наблюдая, как второй уж неторопливо ползет следом, и тоже располагается на животе, как-то хитро переплетясь с товарищем. - Восхитительная наглость.
   "Марина".
   Я дернулась, посмотрела по сторонам. Посмотрела на свои руки. Они дрожали.
   - Марина Михайловна, - проговорил Осокин, выдергивая меня из близящейся истерики, - вам помочь? Убрать змей?
   Я медленно покачала головой, зажмурилась. Слуховые галлюцинации в моем состоянии норма. Когда умерла мама, мне тоже то и дело чудился ее голос.
   Погладила одного из у?жиков по голове - он зашевелился, потерся мордой о мой живот. Змеи были теплые, сухие, кусаться не бросались, а на попытки убрать их в сторону послушно опускались на траву и упорно ползли обратно ко мне, забираясь на живот и нежась там, как котята, так что в результате я плюнула, посмотрела на часы - до обеда было еще полчаса, - и снова закрыла глаза.
  

   Но подремать опять не удалось. Вдалеке загрохотала канонада, и я неловко поднялась, совсем забыв про ужей - они соскользнули на землю, и, укоризненно покачав головами, поползли в сторону моря.
   Я проводила их взглядом и встала лицом к фортификациям, попыталась прикинуть, где на этот раз атакуют. Звук шел далеко справа, то есть нападение происходило на крепости, расположенные ближе к границе с Рудлогом. Туда я дай боги доберусь только завтрашней ночью.
   Только бы это снова был короткий налет. А не сигнал о том, что иномиряне переходят в полномасштабное наступление.
   Мелькнула мысль подняться на башню и посмотреть - но что тут увидишь с такой низкой и плотной облачностью?
   Гвардейцы подошли ко мне - выражение лиц у них было хмурым, тревожным.
   - Нужно бы идти в замок, Марина Михайловна, - вполголоса сказал капитан Осокин, и я кивнула, направляясь с дорожки в сторону опушки, чтобы сократить дорогу и, пройдя сквозь полосу молодого редкого леска, выйти на луг, окружающий Вейн. Люди у входа в замок тоже прекратили разговоры и напряженно смотрели в сторону фортов.
   Мы, сделав шагов пятьдесят по высокой траве, растущей между маленькими, ниже моего роста, молодыми дубками и сосенками, вышли на луг - до входа в замок оставалось метров двести, когда сверху, над Вейном, что-то мелькнуло, и я остановилась, задирая голову. Вдруг от крыльца раздались крики, заскрежетала и оглушительно плюнула огнем пушка на башне, и вслед за ней заговорили другие, подняв дула к серому небу. Завизжала сирена, люди у входа бросились - или заковыляли, поддерживаемые персоналом, - к дверям.
   Меня уже тащили обратно, в лес, а я с замиранием сердца, словно в повторяющемся дурном сне, видела падающих к замку с небес, из-за плотных туч, десятки стрекоз.
   - Подготовьте автомобиль, - приказывал кому-то Осокин в рацию, - листолет сейчас опасно поднимать. Мы проведем ее светлость лесом к площадке Эф, будем через десять минут!
   Пока мы еще бежали на открытом пространстве - молодые деревца не могли скрыть нас, и нужно было поскорее уйти под защиту крон. Капитан тянул меня за собой от дерева к дереву, оглядываясь, заставляя приседать под пышными ветвями маленьких дубов и замирая, когда гул раньяров становился громче, а второй гвардеец следовал за нами с коротким автоматом в руке. Я тоже оборачивалась в надежде понять, все ли успели убежать: дверь захлопнулась, людей перед замком не осталось. Застрекотали из окон на разных этажах автоматные очереди, то и дело слышались единичные выстрелы-щелчки, гулко бухали пушки. Пламенной стрелой сорвался с башни огненный дух, начал метаться, прожигая стрекоз насквозь - и они падали на землю. Одна такая, с прожженным насквозь брюхом, обугленная, рухнула шагах в двадцати от нас, ломая деревья, изгибаясь, дергая лапами. Сильно завоняло паленой плотью и муравьиной кислотой. Всадник, распростертый рядом, не шевелился. Капитан тащил меня дальше, а до высоких крон леса все еще казалось слишком далеко.
   Очень много было раньяров - не меньше сотни, и у тех, кто прилетел на них, тоже было огнестрельное оружие. Я успела заметить, как один из всадников целится в сторону замка из гранатомета - к иномирянину огненной лентой метнулся огнедух, но тот успел выстрелить, и следом вдруг утробно рванула передняя левая башня Вейна, да так, что сотряслось все вокруг.
   - На землю! - крикнул капитан.
   Я упала в траву - и он закрыл меня своим телом. Вокруг что-то сыпалось, стучало по кронам деревьев - в зоне моей видимости падали куски серой кладки Вейна. Раздался глухой удар, дернулся и едва слышно застонал мой защитник, а я, выворачивая голову, пыталась увидеть, что же произошло с замком.
   Капитан откатился, встал, опираясь на одну руку. Правая у него висела плетью, а рядом лежал осколок каменного блока размером с книгу. Второй гвардеец поднимался с земли неподалеку.
   - В затылок и плечо прилетело, - объяснил Осокин и, морщась, повернулся к замку. Голова его сзади была в крови. Если бы он не закрыл меня, это я бы сейчас истекала кровью.
   "Объекты два и три выведены в подземный ход, - зашумело у него в рации голосом Леймина, - выводим персонал. Осокин, как обстановка, доложите".
   - Объект один по-прежнему направляется к площадке Эф, - сипло ответил капитан. - Ориентировочное время восемь минут.
   Я сидела меж двух сосенок в каком-то тупом шоковом состоянии и смотрела на то, что осталось от левой башни Вейна - косой дымящийся серый огрызок, с гулким уханьем оседающий сейчас кусками кладки на крышу замка и землю вокруг нее. Видимо, от попадания гранаты рванули все снаряды орудия. Остальные пушки продолжали вести огонь, но удавалось подбивать лишь единичных раньяров - они уже облепили одну из башен, иномиряне с их спин прыгали на площадку с орудием, и мне страшно было представить, что будет с бойцами, если они не успели уйти через люк и задраить его. В любом случае попадание врагов в Вейн теперь - дело нескольких минут. Стрекозы уже садились и на луг, слава богам, далеко от нас, всадники, вооруженные оружием нашего мира, спешивались, направляясь к крыльцу. Никто за это время не успеет вывести больных и обитателей замка, даже если люди Леймина и мои гвардейцы встретят врагов изнутри огнем.
   - Марина Михайловна, безопасно, двигайтесь, - приказал мне Осокин, и я с трясущимися руками, в ужасе оттого, что сейчас, скорее всего, убьют и доктора Лео, и санитарок, и верного Ирвинса, и всех, кого не успеют вывести, вновь послушно пошла за капитаном, оглядываясь и пытаясь найти взглядом огнедуха. Но он пропал - на лугу лежало около пятнадцати обугленных раньяров, и, видимо, Искра исчерпал себя и развеялся.
   Раздался взрыв у входа в Вейн. Панически - даже я отсюда услышала - завизжали женщины внутри. Я оглянулась, увидела развороченные двери, дым, в отчаянии сжала кулаки.
   - Андрей, подождите!
   - Нет, моя госпожа, - сквозь зубы проговорил он, хватая меня за руку, - вперед.
   "Мне нельзя, - думалось мне лихорадочно, - нельзя возвращаться, он прав".
   Я оглянулась.
   Распахнулось окно лазарета на втором этаже, и из него выпрыгнул человек с красными волосами, потом еще один - и в воздух взмыли два белоснежных дракона. А за ними - еще четыре.
   Мы наконец-то вернулись в лес. Но и отсюда был виден жестокий воздушный бой: драконы под звуки выстрелов - стреляли иномиряне по ним, стреляли защитники замка по окружающим врагам - хватали стрекоз, отрывали им головы, сбивали как гигантские тараны. А раньяры, словно не ведая страха, бросались на них под крики всадников, догоняли, вгрызались в крылья, в лапы, вырывая куски мяса, повисая, как огромные прищепки. Каждая стрекоза была втрое меньше драконьего крыла, метров пять-семь в длину, но они нападали стаей - и вот уже один из крылатых защитников замка рухнул на землю, извернулся, перекатился через спину, давя вцепившихся инсектоидов и оглушительно ревя. Врезался боком в разрушенную башню - на него посыпались осколки, а он все бил хвостом с кровоточащими ранами, крыльями, пытаясь сбить вгрызшихся тварей. На помощь рванул еще один дракон, начал пастью срывать раньяров - и к нему в шею вцепилась стрекоза, вырвала сбоку кусок, налетела еще одна и еще - и потекла по белоснежной коже красная кровь.
   Отрывки выхваченного на бегу, того, что успевала заметить, когда оглядывалась, выглядели кошмаром наяву. Меня замутило, затрясло.
   - Да они же погибнут! - крикнула я в отчаянии, упираясь. - Все, кто в замке - погибнут! Стойте, Андрей! - я вырвала у капитана руку, задыхаясь.
   - Вы с ними хотите умереть? - рыкнул он в ответ. - Вернов, бери ее светлость на руки!
   - Я хочу им помочь! - почти завизжала я, брыкаясь в руках второго гвардейца. Он нес меня осторожно, на бегу подхватывая удобнее, дышал ровно, но виски уже были мокрыми от пота. Позади раздавался рев, гул, грохот орудий, крики, и я заплакала от бессилия. - Боги, капитан, дайте мне две минуты! Мне нужен огонь и ваш нож! Две минуты, умоляю!
   Капитан не реагировал.
   - Рядовой! Рядовой! - отчаявшись, заорала я на уху Вернову. - Там же ваши товарищи! Рудложцы! Дайте мне нож!
   Он не реагировал, и я, выгнувшись, дотянулась до кинжала на его поясе, вытянула оружие и полоснула себя по руке. Потекла горячая кровь. Осокин, бегущий следом, выругался.
   - Теперь мне просто нужен огонь, - заорала я почти в истерике, глядя ему в глаза. - Разведите огонь и прикажите рядовому остановиться!
   Он замер, словно налетев на стену.
   - Вернов, остановитесь! - Взгляд капитана был стеклянным, и он рваными движениями из-за недействующей руки снимал с себя китель. Я так удивилась, что даже орать и вырываться перестала.
   - Командир? - тревожно спросил Вернов, оглянувшись и тоже останавливаясь.
   Командир щелкал зажигалкой, поджигая ткань - она занялась, и он с выражением крайней сосредоточенности на лице стал подбрасывать на нее ветки, лежащие поблизости. По волосам и плечу его текла кровь. Я помотала головой, стряхивая с щек слезы. Неужели у меня получилось внушение? За спиной капитана, за деревьями на лугу драконы защищали раненого сородича от раньяров, а из разнесенных дверей Вейна свистели пули.
   - Прикажите рядовому меня отпустить, - попросила я недоверчиво.
   - Вернов, отпусти, - ровно приказал Осокин, продолжая докладывать ветки, и приученный без раздумий подчиняться старшим гвардеец неохотно поставил меня на землю.
   - Помогите ему! - попросила я нервно, бегом направляясь к крошечному костру и по пути подхватывая кусок долетевшей сюда замковой кладки размером с кулак. - Нужен большой огонь!
   Рядовой хмуро и непонимающе взглянул на капитана, на меня, но кивнул, потащил к огню ветки. Осокин методично и немного заторможенно подкладывал их в костер, дым тек ввысь - и я запоздало сообразила, что нас точно заметят по нему, точно увидят! Внутри кто-то панически орал "Что ты делаешь!!!" - но ревел дракон, которого грызли, кричали люди в замке, и оглушительно молчали пушки на всех башнях.
   - Стрекозы сюда летят! - крикнул рядовой Вернов. Я развернулась. Со стен Вейна снимались раньяры, с десяток, один за другим, и направлялись к нам. Заметили! Заметили!!!
   - Сейчас, - забормотала я лихорадочно, засовывая руку в пламя. - Сейчас... Отзовись, стихия от стихии моей!
  

   К лесу бежали иномиряне с оружием, неслись раньяры. Энтери с сородичами поменяли тактику: молниями рушились на них с небес, выхватывали инсектоидов одного за другим и уносились с ними на недосягаемую для стрекоз высоту - оттуда летели ошметки хитина, обезглавленные туловища, люди, визжащие от ужаса или уже мертвые. Раздался грохот гранотомета - и еще один из драконов с искалеченным, разорванным крылом, со страшной раной на боку упал на землю.
   Я, окровавленная, с разрезами на ладонях, на локтях, на плечах, одного за другим вызывала огнедухов и привязывала их к камню, уже бурому и мокрому. Второй, Третий, Четвертый... ввысь, мои птахи! Резала себя, чтобы не терять время - пока пил один, я звала из огня второго и не чувствовала боли от ужаса, от запаха гари, вызывающего слезы, от тошнотворного вида обгорелых трупов на опушке, вони муравьиной кислоты и десятков летящих ко мне стрекоз. Деревья впереди полыхали, дымился и луг от прикосновений моих огнептиц: я отправляла их помогать раненым драконам с наказом не прикасаться к самим ящерам, я одну за другой отправляла их в небеса, я приказывала им лететь в замок и, не трогая тех, кто защищается, убивать нападающих. Я кричала, срывая голос, движением рук бросая их в бой, заклиная их спасти нас всех, и огненные крылья мелькали у меня в глазах калейдоскопом, и я не видела, не слышала ничего вокруг.
   - Моя госпожа, хватит, хватит!
   Из рук у меня выбили нож, и Вернов, закрываясь рукой от взлетевшей с моего плеча огнептицы, оттащил меня от костра, и прямо перед носом Осокина с остервенением стал затаптывать огонь.
   - Нет, - просипела я, дергаясь обратно к покрытому моей кровью камню, - нельзя, нельзя! Не гасите костер! Духам нужно будет вернуться в него! Нужно чтобы он горел всегда!
   - Да как же вас остановить-то было! - крикнул мне рядовой, отпрыгивая в сторону и ладонями принимаясь тушить занявшиеся брюки. - Все уже, все! Кричу вам, прошу! Вы же истечете кровью!
   Я посмотрела на свои руки, покрытые порезами, запекшейся и свежей кровью, на пальцы, с которых капали темные капли, и меня повело - я осела прямо у бурого куска замковой кладки, к которому привязывала огнептиц, и, опираясь о землю липкими горячими ладонями, с усилием подняла голову.
   Было тихо.
   Надо мной, в небе под темными тучами, как листья по осени, кружили больше двадцати пламенных духов - я в своем лихорадочном состоянии вызвала их почти в два раза больше, чем ночью на фортах. По горящему полю, перепрыгивая через полосы тлеющей травы, огибая трупы инсектоидов и врагов, ко мне бежал Энтери. К раненым драконам спускались их сородичи.
   А капитан Осокин продолжал подкладывать в костер ветки.
   - Остановитесь, - прошептала я. - Очнитесь.
   Он замер, приходя в себя, закрутил в изумлении головой.
   - Ваша светлость? - капитан посмотрел на меня с такой смесью недоверия, страха, упрека и гнева, что мне стало безумно стыдно. Руки вдруг отказали, стало холодно-холодно, и я упала щекой на землю, больно ударившись грудью о бурый камень. Сил хватило прижать его к себе и перевернуться на спину, к огнедухам.
   - Возвращайтесь в огонь. - Я не слышала себя, в висках стучало, голова кружилась все сильнее. - Я позову вас еще... возвращайтесь в огонь...
   В глазах расплывалось, но я продолжала оставаться в сознании. Мои огнептицы одна за другой опускались в огромный костер. Энтери, добежавший до нас, сам раненый - с кровоточащим вырванным куском щеки, с багровыми дикими глазами, останавливал мне кровь и прохладным потоком вливал в меня виту. Я первый раз в жизни рассмотрела ее, белесо-радужный поток, струящийся от его ладоней.
   - Теперь я понимаю, что ты истинная сестра Владычицы, Марина, - сказал он гулко.
   Но я не могла ответить. И понять, что он имеет в виду. Я, глядя в серое небо, видела как под тучами мягкими упругими волнами катится от моря на лес ветер. Редкими волнами, перламутровыми, сияющими. И в такт толчкам этих воздушных волн болезненным сознанием своим я отчетливо слышала хриплый шепот "Марина, Марина".
   Он был похож на выдохи спящего. На дуновение ветра. На медленный шершавый прибой.
   Надо мной медленно удлинялись ветви деревьев, превращаясь в тысячи зеленых змей, плескал шепотом бесконечный воздушный океан, а я улыбалась голосу Люка, прошивающему меня насквозь, скалилась безумно, прижимая к себе горячий камень и ощущая, как затягивает рассудок лихорадочная пелена.
   Меня затрясло. На запястье налился холодом брачный браслет, утешающе потекла по телу мятная дрема, и я закрыла глаза.
  

***

  
   Муж мой лежал животом на груде драгоценных камней, насыпанной на гигантском шестиугольном куске хрусталя.
   Он поднял голову, посмотрел на меня. Белым засияли глаза. Дрогнули губы.
   "Марина".
   Ветер окутал меня выдохом и отступил, рассеяв и Люка, и его ложе, и все вокруг.
  

***

  
   Я, продолжая шептать что-то умоляющее, слезливое, приоткрыла глаза и тут же закрыла: в глаза ударил свет. Мне было жарко. Болели руки и ноги. Меня била дрожь.
   Обрывки разговора рядом ощущались как дробь града по жестяной крыше.
   - ...У нее бред. Тяжелая кровопотеря, господин Леймин. Со вчерашнего дня температура, несмотря на усилия виталистов.
   - Тем не менее я настаиваю, что ее светлость нужно эвакуировать. Мы вызовем реанимобиль из Виндерса...
   Как же жарко. Я выпадала из реальности и возвращалась после мгновений слепоты и глухоты.
   - ...Господин Леймин. Пока еще я главврач этого лазарета. И я вам говорю как врач: перевозить Марину Михайловну опасно и для нее, и для детей...
   - Нападение может произойти в любой момент!..
   Я умру сейчас, так жарко. Обморочная муть была рядом, близко, во мне.
   - ... Здесь она реабилитируется при поддержке драконов-виталистов. Они удерживают ее. В Виндерсе есть драконы-виталисты?..
   - А кто защитит ее, если снова атакуют иномиряне? Она не сможет больше вызвать огненных птиц!..
   Я попыталась заговорить. Не вышло. В голове было гулко, мутно, сонно.
   - Марина, - голос Энтери прогнал хмарь, - спать!
   Прикосновение рук. Прохлада по телу. Волна спокойствия и неги. Тяжелая дрема.
   Я, пробиваясь через нее, зашептала, еле двигая губами:
   - Дети?
   - Живы, - сказал дракон, и я замерла от облегчения. Губы пересохли. Под веками от жара плясали темные пятна, и я никак не могла открыть глаза.
   - Камень... принесите камень...
   - Бредит, - тяжело проговорил доктор Кастер.
   - Нет! - прохрипела я. - Я не брежу!
   От усилия застучало сердце, и я остановилась, хватая ртом воздух.
   - Тогда что за камень, ваша светлость? - недоуменно и почтительно переспросил Леймин.
   - Энтери знает, - шептала я. Руки дрожали, снова начало знобить. - Энтери... я сжимала камень. С моей кровью. Где он?
   - Остался рядом с костром, Марина, - гулко объяснил дракон.
   - Принесите... На одну из башен нужен огонь... много огня, - заторопилась я, чувствуя, что сейчас снова провалюсь в обморок, - а затем... принесите туда камень. И много, много масла... покормить огнедухов... привязаны к камню. Защитят...
   - Сделаем, моя госпожа, - с явным облегчением проговорил Леймин. - Сейчас и сделаем.
   Замутило, и я застонала. Легкие горели.
   - Воздух... - язык отказывался ворочаться, - не могу дышать. Откройте окно.
   Шаги. Звук распахиваемых створок. Прохладный поток, ласково огладивший меня, лизнувший мокрые волосы на затылке. Мой глубокий вдох.
   Выдох Люка.
   "Марина".
   "Где ты? Где ты? Люк!"
   В груди заболело, и я словно со стороны услышала свой всхлип, стон, вой. Ладонь Энтери вжалась в мою грудину.
   - Не надо кричать, сестра.
   Холодно. Хорошо. Все померкло.
  

***

   Я открыла глаза. Стояла ночь. Тело казалось легким. В углу спала молоденькая санитарка. Из зеркала над рукомойником струился серебристый туман.
   Створка открытого окна едва заметно шевелилась.
   "Марина", - шепнул ветер.
   Я зажмурилась, смаргивая слезы. Снова посмотрела в окно, залитое сиянием голубоватой луны. Начала кружиться голова, по телу растекся жар.
   Надо было разбудить санитарку, но я молчала. Я хотела еще раз услышать его.
   Выдох ветра.
   "Марина".
   - Бред, бред, - прошептала я, улыбаясь и отворачивая голову от окна. Волосы прилипли ко лбу, к щекам. Начало лихорадить - верный признак высокой температуры.
   Серебристый туман, истекающий из зеркала, принял форму двух огромных змей. Они были очень похожи на воздушных духов, виденных мною на Серебряном балу у Луциуса Инландера, но раз в двадцать больше тех малышей.
   Я заморгала, пытаясь прийти в себя. Хвостатые видения не пропадали - наоборот, бормоча что-то, направились ко мне, поднимая головы выше койки и ругаясь, как старушки.
   - Ссстара я ужссе рисссковать... рассвеяться можемссс... - сердито потрясала одна огромной башкой.
   - А ветеркамиссс ты рисссковать не боишшшшься? - фыркала в ее сторону вторая. - Огненныессс все дурныессс... сожшшшет себя тоссскоюууссс... вонссс полыхает каксс...
   Этот мой бред оказался очень ворчливым и потешным. Я растянула губы и начала тонко, хрипло смеяться. Санитарка распахнула глаза и ойкнула - и одна из змей неуловимой туманной полосой оказалась перед ней и зашипела:
   - Спиииссс! Спиииссс до утрассс!
   Девушка откинулась затылком на стену и заснула.
   Спины моей коснулся воздух из окна.
   "Марина".
   Смех мой перешел в плач.
   - Нуссс, нуссс, - добродушно зашипела ближняя змея, - шшшто тут у нассс... чрезссвычайная чувссствительноссссть к тонкимссс сссферамссс... расссбитое сссердце... а вот и высссс мои хорошшшшиесссс.... сссладкиессс... зссмеяткиссс мои...
   Она, сюсюкая престарелой бабушкой, положила голову мне на живот как ужи в парке незадолго до нападения - я приподнялась на локтях и сквозь головокружение увидела, как она улыбается. Реально, змеино, улыбается. Почему-то именно это воркование заставило подумать, что это никакой не бред.
   - Вы кто? - спросила я, всхлипывая, и сама поразилась, как трезво и несонно прозвучал мой голос. Да и мне больше не было жарко.
   - Ссснимсся мы тебессс, - ехидно ответила вторая змея, подползая ближе. Подцепила пастью мое правое запястье, прокусила, начала слизывать кровь. Я заторможенно следила за этим, и не думая возмущаться. Боли не было. Или мне и так было слишком больно.
   - Многоссс не бериссс, сссгоришшшь! - прошипела первая нервно.
   - Зссснаю, - отмахнулась та. - Морковьссс ешшшь, - сказала она мне строго, тоном напомнив доктора Лео, - яблокиссс, и ссспи большшше... - она огляделась и погрозила мне хвостом. - А где огоньссс? Шшшто такоессс - крассссная и бессс огня рядомссс... шшшто делать... сссейчас тебе и ветеркамссс виты добавимссс... двое ихссс... не бывало такогоссс.... Правдусс говорят чтосс красссные всссе преумносссжаютссс...
   Змея обвилась вокруг меня бесконечными кольцами и разлилась голубоватым сиянием, поднимая над койкой. И словно пухом стали мышцы, и выдернули из сердца боль, и слезы высохли, остановившись.
   - Нуссс вот и хорошшшоссс, - шептала первая, не отнимая головы от моего живота. - Айссс какиессс ветеркиссс, исссстинные, крепкиессс...
   Перед глазами у меня темнело, мерцало, и я уже не разбирала, где явь, где сон.
   "Марина"...
   Я, забыв про змей, выдохнула, рванувшись из своего тела, потекла, расправляя крылья, над замком за зовом ветра, рухнула вниз, вжалась в Люка, обхватила его руками и ногами, чувствуя, как впиваются в бок тысячи драгоценных камней, и заснула, как на лучшем ложе в мире.
  

***

  
   И проснулась одна на койке в своей палате. За окном сияло высокое солнце. Дверь была приоткрыта, из-за нее раздавались голоса.
   Колотилось сердце, дыхание было частым, нервным. Счастье уходило, заполняясь темной пустотой. И в этой пустоте полуденный ветер из открытого окна звал меня к себе.
   - Где ты?!!! - зашептала я умоляюще, лихорадочно, кривя рот в попытке сдержать слезы и чувствуя накатывающий приступ удушья: слишком явным во сне было ощущение крепкого тела Люка рядом, его тепла, его дыхания, его запаха. - Что ты мучаешь меня? - грудь уже сдавливало, и в глазах темнело. - Я не могу больше, не могу, не могу! Боги, как мне тебя не хватает...
   "Марина".
   Я перестала дышать. В голове что-то сместилось, полыхнуло белым сиянием. Пропали мысли. Я потянулась навстречу своему имени, теперь уже наяву, я улыбнулась.
   Веди меня, ветер, веди... туда, где нет боли. Я лежала - но я словно стояла, я видела белые стены палаты - но передо мной, у ног моих расстилалась пропасть, и в пропасти этой кипела тьма. Тьма моего безумия. Я чувствовала ее дыхание на своем лице и сама полной грудью дышала ею, чувствовала, как уверенно касается она моего разума, стирая реальность, насылая утешающие видения, как шепотом ввинчивается в мои уши, как воспоминаниями и чувством вины пластует мне сердце.
   Во тьме этой мелькали крылья огнептиц и скорченные тела сожжённых мною людей; я знала, что они враги, что дрогни я, и меня, и обитателей замка ждала бы участь хуже смерти. Но это не спасало: они смотрели на меня пустыми глазницами, кричали обугленными ртами: "Убийца!", - а я вспоминала выгоревший листолет, который подарила Люку, ожоги на его коже, и кивала, не видя ничего перед собой: да, убийца, да, убийца...
   - Марина!
   Кто-то осторожно взял меня за запястье, и я недоуменно посмотрела на свою руку. А потом реальность поднялась вокруг меня фрагментами, цветами: темной рамой раскрытого окна и прохладным подоконником под ногами, белой занавеской, скользнувшей по плечу, мокрой от пота розовой сорочкой, синим небом, зеленым лугом внизу. На нем замерли раненые, санитарки, кто-то из моих гвардейцев, и молча, со страхом смотрели на меня.
   Я стояла в окне, а Энтери держал меня за запястье. В дверях палаты застыли доктор Кастер и маг Тиверс - тоже молча, напряженно. И меня затрясло - я отшатнулась, я почти упала дракону в руки, я оторвалась от него и, шатаясь от слабости, поковыляла к рукомойнику умыться.
   Вряд ли я бы разбилась, шагнув со второго этажа. Но я бы могла потерять детей.
   В зеркале отразился мой больной взгляд, мокрое лицо. Я вспомнила двух туманных змей, вышедших отсюда, замотала головой, посмотрела на руку. Следов укусов не было. Чего и следовало ожидать.
   Коллеги продолжали молчать.
   - Какое сегодня число? - прошептала я, глядя в зеркало.
   - Шестнадцатое апреля, - ответил кто-то. - Двое суток прошло...
   И восемь со дня смерти Люка.
   - Не оставляйте меня одну, - сипло попросила я, повернувшись. - Я схожу с ума. Я вижу... и слышу то, чего не существует...
   Со мной говорили, меня чем-то кололи, Энтери опять качал мне виту, а я лежала на койке, глядя в потолок. Снова накатывала дрема. Но я не могла спать. Не хотела.
   Ветер продолжал шептать мое имя.
   Я бы никогда не решилась коснуться сигнальной нити, не ощути, что рассудок мой висит на волоске. Но я должна была жить и оставаться в здравом уме ради детей. А для этого я должна была понять, почему слышу ветер. Я обязана была убедиться, что Люк погиб, увидеть его тело, принять, понять, сжиться с этим. Иначе я сожгу себя.
   "Ты ведь не веришь, что он мертв. Ты с самого начала не верила".
   - Никто не верит в смерть, - пробормотала я, и вокруг меня обеспокоенно зашуршали. Я не смотрела на окружающих.
   Сколько я видела таких же как я, которые не могли принять реальность.
   "Но ты ведь чувствуешь его. Слышишь его".
   - Я всегда бредила, когда была ослаблена, - бормотала я, - когда болела... всегда бывали видения при истощении, температуре... у нас всех они бывают....
   "И иногда они сбываются".
   - Это просто бред, бред...
   "Ты хочешь верить. Вопреки здравому смыслу".
   - Вопреки всему! - признала я упрямо и яростно.
   Тьма безумия снова колыхнулась ко мне, и я, зажмурившись, дернула сигнальную нить Мартина.
   Он поможет мне. Он придет. Мертвого или живого - он найдет Люка.

   ГЛАВА 13
  
   Шестнадцатое апреля, вечер, Блакория
  
   Барон фон Съедентент, сидя у входа в палатку, размеренно зачерпывал из глубокой жестяной миски кашу с мясом. Было свежо: в Блакории в апреле ночами еще бывали заморозки. На небе уже зажглись первые звезды, сиял голубоватый полумесяц. Глаза слипались, и можно было бы использовать один из Максовых тоников, но Мартин их берег, а сегодня была редкая возможность полноценно выспаться.
   При мысли о друге барон, тряхнув головой, привычно пробормотал короткую молитву всем богам, в его уставшем исполнении прозвучавшую как "Ну помогите вы ему, неужели сложно?", и начертал рукой с ложкой охранный знак. Матушка в детстве за такое святотатство отходила бы розгами, но на большее сил не было.
   Война развела их четверку по разным странам и мирам, но если у тех, кто остался на Туре, хотя бы работали взаимные сигналки, то про Тротта Мартину было известно только то, что рассказывал Александр. Встречались они всего несколько раз после начала войны, чаще разговаривали по телефону, но и эта связь перестала работать - иномиряне, смекнув, что телефонные вышки и провода помогают местным быстрее обмениваться информацией, чем выходит с помощью раньяров и гонцов, взрывали оборудование по обе стороны границы. Конечно, между лагерями блакорийской армии связисты давно протянули линии, но с рудложскими союзниками приходилось общаться, отправляя радиограммы, благо радиостанций в расположении армии было несколько.
   Алекс навещал Вики и Мартина около двух недель назад, и на тот момент по его словам Макс с принцессой пробирались по лесам Нижнего мира, направляясь к Черному Жрецу в сопровождении отряда крылатых потомков бога. Уже неделю как они должны были дойти до цели, и раз Тротт не вернулся на Туру, значит, не нашли они бога или не помог он им. Или вовсе случилось что-то непредвиденное.
   Думать о худшем не хотелось. К Александру за информацией выбраться пока не представлялось возможным, и сам он не приходил. С другой стороны, если бы Свидерский узнал, что Макс погиб, точно бы выкроил минутку сообщить друзьям об этом.
   - Так что, - невесело и поучительно сказал себе барон, - отсутствие новостей тоже хорошая новость.
   Шумели листья, вовсю - словно и не гремели недавно далекие взрывы - пели птицы. Метрах в пятидесяти от палатки в темноте тускло поблескивала гладь реки Велью, что брала исток в Северных горах Рудлога, пересекала блакорийскую границу посередине и текла до Форштадта почти параллельно ей, не отдаляясь более чем на пятьдесят километров.
   В эту двухсоткилометровую полоску земли, огороженную Велью, и вцепились остатки блакорийской армии. До столицы было больше трехсот километров, и неподчиненная территория могла быть захвачена иномирянами за несколько дней - но, несмотря на критическое положение с вооружением, довольствием, потери личного состава и общую измотанность, блакорийцы ухитрялись не только не пропускать врага дальше, но и отгрызать куски обратно.
   Это ненадолго, конечно. Враг уже подтягивал войска со стороны Рибенштадта, чтобы одним ударом сокрушить сопротивление.
   Мартин потер ноющую от перенапряжения шею, поморщился и продолжил есть. У него было еще срочное дело, но сейчас барон был не сильнее котенка, и оставалось только ждать, пока резерв придет в норму.
   Вокруг шумел лагерь блакорийской армии - один из нескольких десятков, скрытых в лесах вдоль границы. Здесь находилось все командование, сюда же было прикреплено и основное подразделение боевых магов, которое возглавлял Мартин. Лагерь не спал - дымили военные кухни, повара раздавали горячий ужин; ревела техника, которую отправляли на укрепление отбитого сегодня города, где-то смеялись и плясали, со стороны полевого госпиталя, расположенного совсем близко от палатки, доносились стоны раненых.
   Мартин же и руками шевелил еле-еле. И это ему еще повезло. Почтенный Гуго Въертолакнехт, маг старшей когорты, который присоединился к блакорийскому сопротивления пару недель назад вместе со своим одышливым псом Листиком, сейчас отлеживался у себя в палатке, попивая собственноручно изготовленные настои. Молоко в пайках было только концентрированное или сгущенное, и для восстановления не подходило - из-за обработки в нем совсем не оставалось виты.
   - Хоть кровь начинай пить, - пробормотал Мартин, вспоминая дракона Четери и выхлебанную им банку бычьей крови. От идеи на удивление не отвратило, организм даже оживился: любая возможность пополнить резерв воспринималась им как благо, и пусть Мартин никогда этим не занимался, ради дела, которое висело над ним, он бы поставил на себе эксперимент. Но где сейчас найти хотя бы литр крови?
   Барон хмуро сунул в рот еще ложку жирной каши. После эйфории боев и ощущения могущества от возросшего резерва нынешние слабость и опустошенность воспринимались крайне болезненно.
  
   Командование с неделю назад поставило задачу зачистить от иномирян и инсектоидов небольшой город Льенпордт, расположенный на правом берегу и являющийся стратегической высотой, на которой было важно закрепиться. С той поры по ночам производилась секретная переброска войск и орудий из нескольких ближайших лагерей в лес у города, и все свободные маги, включая Мартина и Викторию, обеспечивали им прикрытие, накладывая щиты от шума, маскируя на дневное время. Льенпордт был последним городом по эту сторону реки, оставшимся под оккупацией. Захватить его - и появится небольшое преимущество: естественная водная преграда и высокий берег, с которого удобно обороняться и обстреливать врага.
   А то, что враги, отступившие от неожиданности после возвращения королевы Василины и вдохновенной ей атаки блакорийской армии, вскоре ударят, чтобы отвоевать позиции обратно, и ударят страшно, было очевидным и неизбежным. И пусть у блакорийцев были сработанные и мощные отряды боевых магов, пусть Мартин и Виктория и в одиночку теперь способны были разбить с десяток армейских формирований, пусть присоединился к ним маг старшей когорты Гуго Въертолакхнет - они не могли находиться во всех местах одновременно, инсектоидов у врага оставалось много, а резерв даже сильнейших магов был не бесконечным. Да и что толку от этого резерва - враги тоже не были идиотами и превосходно научились использовать гражданских для прикрытия. Не будешь же ты выжигать одним огненным ударом целый город со своими и чужими. Иногда получалось выманить иномирян на открытое пространство - тогда Мартин или Вики могли сработать и в одиночку. А на точечной зачистке сил тратилось куда больше, чем при одном мощном ударе.
   Ситуацию осложняла нежить. Массы нежити, которую приходилось уничтожать днем и ночью, на которую, несмотря на помощь местных служителей Триединого, постоянно оттягивались силы боевых магов. Мартин, как и все, работал на износ - ночами прикрывал войска, днем метался Зеркалами по фронту, тренировал отряды, наполовину состоящие из недоучившихся студентов и студенток магических академий, помогал в уничтожении нежити и участвовал в боях, а в свободные минуты - заряжал накопители для своих ребят. И иногда даже успевал поспать несколько часов в обнимку с Викторией. Когда она была на месте, конечно, а не выполняла свои боевые задачи, как сегодня.
  
   Вики вызвали вчера вечером. Пришло срочное донесение: колонна грузовиков с ранеными, которых по согласованию с Рудлогом вывозили за границу, попала в окружение; два отряда сопровождения ведут отчаянный бой, единственный маг погиб от истощения, но выставил над прижавшимися друг к другу грузовиками щит, который неизвестно сколько продержится. Только трое стихийников из всей блакорийской армии могли открыть к ним Зеркало, но без Мартина и Гуго Въертолакхнета назначенная на ночь операция в Льенпордте была невыполнима.
   Поэтому на помощь колонне отправилась Виктория, проведя сквозь Зеркало еще пятерку магов. А Мартин после ухода жены то и дело проверял ее сигнальную нить. Он знал, что Вики сильна и опытна, что резерв ее вырос, что она хладнокровно и сосредоточенно ведет бой и очень осторожна. Она переработала под себя Сашино плетение для амулета, "включающего" доспех, и теперь была втройне защищена - на ней вдобавок к броне всегда стояли и собственные щиты, и щиты Мартина. И все равно каждый раз, когда она уходила на выполнение боевых задач, ему требовалось немало усилий, чтобы не броситься прикрывать ее.
   С ней творилось то же самое, когда вызывали его.
   - Когда все это закончится, я запру тебя дома и сама год не буду никуда выходить, - сказала как-то Виктория, лежа с ним под сводами палатки, сотрясающейся от ледяного весеннего ливня. Барон только что вернулся с зачистки нежити, Вики помогала в лазарете. - Пока не привыкну, что ты никуда больше не уйдешь.
   Она не стала добавлять "и можешь не вернуться". Мартин и так это услышал.
   - Да, мой прекрасный домашний тиран, - согласился он серьезно и, преданно погладив ее по бедру, уткнулся носом в шею, зафырчал там глухо. - Предлагаю захватить поместье Макса, - бормотал он ей на ухо, заставляя улыбаться. - У него там все условия. Экология. Охрана опять-таки дубовая. Вот вернется героем, и выгоним его в люди, пора, он семнадцать лет там сидел. А сами займемся выращиванием детей. Пока штук пять не получится, не выйдем. Я буду сам их всех пеленать и на горшки сажать, клянусь. Я бы и родил за тебя, но увы, тут тебе чуть-чуть придется поучаствовать.
   Вики только хмыкнула и поцеловала его в лоб. Когда не оставалось сил, когда даже о физической близости думать было больно, они, засыпая, часто вот так мечтали, строя планы на "после войны", дурачились, показывая друг другу, что верят в победу, в то, что это "после" будет. Это тоже была близость, но совсем другого порядка.
   А пока каждый должен был делать свою работу.
  

   Когда Вики ушла выручать колонну раненых, Март остался ждать условленного времени. В два часа ночи должно было начаться наступление на темный, парализованный присутствием иномирян Льенпордт, который до войны был обычным провинциальным городишкой со старым центром и башней на площади, парой фабрик, военной частью, двухэтажной застройкой, переходящей в огороды, и кварталом пятиэтажек на окраине. Сейчас же в военной части, в ангарах рядом с техникой, держали инсектоидов, а жители, те, кто не успел или не смог сбежать, обслуживали наемников, занявших их дома. Город был грязен, пустынен и тих.
   Без пяти два Мартин вышел из Зеркала в центре города - и ровно через пять минут накрыл Льенпордт, часть реки и мосты через нее гигантским щитом, оставив с востока, со стороны леса несколько "ворот" для блакорийских войск. Щит получился около пяти километров в диаметре, способный не просто защитить от дождя, но выдержать удары инсектоидов и снарядов. Купол такого размера и плотности Мартин ставил впервые: после того, как Марина напоила его своей кровью, резерв вырос почти вполовину. Рос он и из-за постоянной работы на пределе - каждое вычерпывание до донышка хоть и было смертельно опасным, но расширяло каналы источников и увеличивало мощь на доли процентов.
  
   После того, как войска вошли в Льенпордт, на улицах начались бои. Отряды при свете голубоватой луны дом за домом, двор за двором зачищали город от врагов, а из-за реки и леса уже палили орудия, которыми обзавелись иномиряне, и с их стороны на щите огненными цветами расцветали взрывы. Все повреждения были некритичными, несколько нужных часов купол простоит и задачи свои - дать время на зачистку города и приманить на прорыв как можно больше врагов из заречных, захваченных городков - выполнит.
   Вражеской артиллерии из леса за городом отвечала блакорийская, которую от встречного огня и налетов инсектоидов прикрывал вторым огромным щитом почтенный Гуго. Над защитой Марта кружили около полутора сотен сонных стрекоз с всадниками, быстро добравшихся сюда из ближайшего городка. К поблескивающему электрическими разрядами куполу они прикасаться опасались: по кромке уже лежало с десяток убитых инсектоидов.
   К утру из поселений из-за реки подошли охонги и тха-охонги, прилетели еще стрекозы со всадниками, вооруженными автоматами и гранатометами. Мартин, принимающий участие в зачистке и время от времени точечно укрепляющий щит, только что помог солдатам выжечь тройку охонгов в одном из дворов и обездвижить иномирян, отстреливающихся из-за сарая и прикрывающихся молодой испуганной женщиной. Когда он вошел в дом, чтобы найти воды (свою флягу он уже выхлебал), мимо него белкой кинулась на кухню спасенная хозяйка, с бессвязным криком пытаясь отодвинуть тяжелый комод, стоявший на люке в подпол.
   Когда комод отодвинули, из черноты и сырости на солдат и магов глянули чумазые и бледные лица троих ребятишек. Иномиряне скинули их сюда с началом наступления и заперли, чтобы не сбежали: детьми планировалось прикрываться, если понадобится бежать из города.
  
   Обстрелы щита из-за реки усилились, Мартина, осматривающего детей, по рации вызвали к одному из мостов - как и планировалось, едва стало понятно, что иномиряне подвели почти все отряды из ближайших городов. Барон, оставив спасенных, поспешно, обходя кварталы, где еще слышались крики и выстрелы, дошел до реки и огляделся.
   Светало. В паре метров от щита на мосту лежали дохлый тха-охонг и тело иномирянина - кто-то все же решил лично проверить защиту. Сильно несло муравьиной кислотой. У дальнего леса, разрезанного трассой, ведущей к столице, в серых сумерках толпились инсектоиды. Ближе пятидесяти метров от берега иномиряне их не подводили, уже зная, что на этом расстоянии уязвимы для любого мага блакорийцев, - но к мостам то и дело выдвигались небольшие отряды, выстрелами проверяли, не стал ли щит проницаемым и поспешно убирались обратно. Несколько всадников на охонгах, нервно взрывающих вязкую землю у моста, завидев Мартина, что-то заорали ему, начали стрелять из автоматов по куполу. Неслись далеко над лесом к Льенпордту еще раньяры, оживившиеся с рассветом, все сильнее говорили орудия врагов. А Мартин ждал, выплетая вязь Молота-Шквала, заклинания, которое магам с обычным резервом применять было запрещено во избежание иссушения. Да и сам Март им ранее пользовался считанные разы.
   Гулко грохотнуло - раз, другой, третий, четвертый... Вдалеке один за другим поднялись несколько дымных грибков, и постепенно начали замолкать орудия иномирян. В рации трескуче заговорил командующий наступлением: "Барон, диверсионными группами уничтожена артиллерия врага, пора", - и Мартин снял огромный щит и тут же ударил Молотом-Шквалом в небо.
   Раньяров, круживших над городом, подбросило вверх, ломая крылья и лапы, словно по всей стае врубили теннисной ракеткой, а через пару минут на улицы, на крыши Льенпордта стали гулко падать их туши и тела иномирян. Но барон оглянулся лишь раз. По его личным щитам стучали пули, а он, отмахнувшись Тараном от бросившихся на него по мосту охонгов - трескуче смялся хитин, и врагов смело в воду - сплел второй Молот-Шквал, и выстроившихся в отдалении инсектоидов снесло ударной дугой, вмесив в лес.
  
   Резерв был почти вычерпан, и пришло время накопителей. Мартин помогал своим, пока не закончилась зачистка, а орудия, скрытые в лесу за городом, не вошли в Льенпорт, чтобы прикрывать берег. И все это время он поглядывал на сигналку Виктории.
   С Вики все было в порядке. А вот вторая сигналка, одна из нескольких, отвлекла его вибрацией чуть позже полудня, и Мартин, застыв лишь на миг, с тяжелым сердцем продолжил сопровождение отряда боевых магов. Он уже несколько дней знал, что Люк Дармоншир погиб, и представлял, в каком состоянии находится Марина, но не имел возможности даже позвонить, не то что выбраться к ней. И сейчас, когда она просила помощи... он обещал прийти по первому зову, но не имел права это сделать, потому что был скован другими обязательствами и другими жизнями. И пусть сигналка оставалась активной - значит, Марина была жива, - это не успокаивало.
   Город и пространство перед рекой полностью зачистили к середине дня, и на окраине уже дымили костры - сжигали трупы и своих, и иномирян. А барон, мрачный, то и дело касающийся сигналок двух дорогих ему женщин, вымотавшийся настолько, что не смог открыть к лагерю Зеркало и два часа трясся по лесным ухабам на грузовике с ранеными, все равно после прибытия зашел в лазарет - проверить, не нужно ли кому-то из его отряда боевых магов хоть немного докачать источники, - а затем только направился к своей палатке.
  
   Виктории все не было. Он уже доел кашу, и помыл миску, и теперь пил чай, а жена не шла. Мартин ждал. Он знал, что Вики с десяток минут назад прошла сквозь его охранку, поставленную вокруг лагеря. И скорее всего она тоже сначала заглянет в лазарет. А потом уже придет к нему.
   На бревне, заменявшем барону лавку, стояла еще одна миска, заботливо накрытая тарелкой с толстыми ломтями хлеба и масла; парила кружка с терпким чаем, ждала своей участи банка со сгущенным молоком. И маленькая коробка шоколадных конфет, которые сунула ему мать спасенных ребятишек из Льенпордта.
  
   В темноте раздались шаги. Он поднял голову и улыбнулся. Вики, пропыленная, похудевшая, в военной форме, остановилась у дерева, к стволу которого был привязан рукомойник, и ожесточенно мыла руки, а затем плескала водой себе в лицо. И пусть под глазами у нее залегли синяки, пусть волосы были коротко острижены - она убрала их почти под ноль после того как во время боя у нее слетела заколка, и пряди лезли в глаза, мешая, - она все равно оставалась для него прекраснейшей женщиной на свете.
   - Все удачно? - спросил барон, поднимаясь навстречу. Усталость усталостью, а впитанные с детства привычки не отменить никакой войне.
   - Да, - ответила она, поцеловав его в губы. От нее пахло машинным маслом, гарью, землей и потом. - Отбились. Никого не потеряли. Вывезли к рудложцам. Ты давно вернулся?
   - Час назад, - пробормотал Мартин, опускаясь обратно. - Сядь, поешь. Я приказал нам в бочку натаскать воды, сможем ополоснуться.
   - Лучшая новость дня, - усмехнулась она устало. Села рядом, прижавшись теплым бедром, взяла кусок хлеба, откусила. Задержала взгляд на коробке с конфетами, поднесла к носу одну, вдохнула и застонала от удовольствия.
   - Их надо есть, - заметил барон наставительно, приобнимая ее. Настроение стремительно повышалось. - Это шоколад, милая, знаешь, сладкое такое... Я, правда, выменял к ним еще бутылку вина, но ее экспроприировал Гуго. Сказал, в плату за персик, что я сожрал в его саду, когда мы искали Алекса.
   Вики, слушая его болтовню, ужинала, слабо улыбалась и расслаблялась под его рукой. Война изменила и его - оставив балагурство только для своих, и ее - содрав плавность, томность, сделав резкой и жесткой, как хлыст, вызывающей благоговение у подчиненных. Но наедине друг с другом они вновь становились такими, какими были раньше.
  

Друзья,так как с прошлой выкладки опять прошла неделя, а я все еще пишу, то выкладываю еще кусок. Всем терпения и хорошего лета! Осталась вообще крошечка и редактура, скоро уже закончу.

   Лагерь затихал, засыпая. Когда чета фон Съеденент направилась к большой бочке, стоящей у берега реки, их окрикнули патрульные, но, разглядев, кто идет, отдали честь и двинулись дальше. Вода в бочке была холодной, и греть ее пришлось Виктории. Зато потом, когда они, раздевшись, поднялись по деревянной лесенке и погрузились в парящую походную "ванну", когда обнялись, приникли друг к другу под сияющим полумесяцем, мир вдруг опрокинулся на них покоем и ощущением хорошо сделанной работы.
   Вики обняла Мартина, прижалась щекой к груди и замерла, глядя на реку. И он тоже не шевелился - горячая вода расслабляла, своя женщина рядом успокаивала, и не хотелось, чтобы кончалось время, когда они могут побыть вместе.
   Война словно обнулила последние шестьдесят лет их жизни, сделав незначимыми титулы, богатство, все те обиды, которые они так долго лелеяли, все комфортные мелочи, к которым они привыкли, да и привычки тоже: только и было у них теперь, что палатка и любовь. И воспринималось нынче все так же ярко, как во времена стажировок у Алмаза в университете, когда они впятером выезжали на зачистки нежити, и ели из походных котелков, и спали на голой земле...
   - Все чувствуется острее, правда? - тихо вторила его мыслям Виктория.
   - Да, - сказал он, проведя губами по ежику ее волос. Шутить сейчас совсем не хотелось.
   Было горячо и тесно. Плескала вода от их легких движений, плескала река рядом, шумели удаляющиеся машины, шелестел ветер в ветвях, холодя плечи и лица. Они то мылись, помогая друг другу, натираясь до скрипа, то ласкались, скользя кожа к коже, то снова затихали, наслаждаясь близостью.
   - Маринина сигналка сегодня сработала, - сказал он тихо в один из таких моментов молчаливого созерцания.
   Вики отклонилась - проверила ауру - и с сочувствием провела губами по его груди, прикусила кожу.
   - Ты совсем пустой. Она бы стала звать тебя, не будь там что-то серьезное?
   Мартин коснулся нити третьей Рудлог, все еще светящейся золотистым.
   - Не думаю.
   - Я могу попробовать докачать тебе резерв, - что-то прикидывая, неуверенно проговорила Виктория.
   - Ну конечно, - пробурчал он. Огладил ее по спине, пощекотал грудь. - Чуть живая Вики будет докачивать мне источники. Лучше еще раз пусти в ход зубки, дражайшая супруга. Кажется, ты нашла верный способ воскресить твоего полудохлого мужа. Ай, Вик, кусаться, а не щипаться!
   Дражайшая супруга призывно взглянула на него, и Мартин подхватил ее под бедра, прижал к стенке бочки.
   - Но она так помогла нам, - пробормотала Вики, сжимая его крепкие ягодицы и запрокидывая голову: оживший муж со знанием дела целовал ее в шею. - У меня резерв до сих пор растет. С накопителями пробовал?
   - Пробовал, - прогудел Мартин бессвязно. - Накопителя на Зеркало уже не хватает... Да, Вик, люблю, когда ты так делаешь... Я как увидел, что первый за секунду опустел, прекратил даже пытаться. Впустую бы потратил... О-о-ох... сожми сильнее... Сердце не на месте... но надо ждать, пока восстановлюсь... Какая же ты красивая... Завтра на рассвете пойду, если ничего не случится. Ты со мной?
   - Естественно, - она обхватила его крепче, потянулась к его губам и, прежде чем поцеловать, проговорила: - Я всегда с тобой, Март.
   Они целовались так яростно, так лихорадочно касались друг друга, вжимая в стенки бочки, что вода плескала на землю. Вся их близость бывала теперь такой: редкой, яростной и быстрой, прогоняющей усталость. То Вики после нескольких дней отсутствия возвращалась ночью, холодная, промокшая от дождя, пахнущая порохом и муравьиной кислотой, и забиралась к Мартину под одеяло, и совала ледяные руки ему под спину, и вжималась требовательно, и садилась сверху, заставляя согреть любовью, напомнить, что они оба еще живы. То он, раздраженный неудачей или отступлением, днем затаскивал ее внутрь палатки, стягивал ей брюки, задирал китель и урывал несколько горячечных минут.
   - Барон? Баронесса? - раздался извиняющийся голос из-за деревьев.
   Виктория глухо застонала, и Мартин, витиевато и длинно выругавшись, повернул голову.
   - Да?
   - Генерал Дорфингьер собирает срочное совещание. Просит вас обоих быть там.
  
   - Час назад мы получили радиограмму от рудложских партизан, - говорил генерал. Бывший министр обороны был невысоким, субтильным, с нелепыми пышными бакенбардами, до войны считался чистым теоретиком и кабинетным служащим, однако к нынешнему моменту заслужил авторитет за блестящее планирование военных операций. - Со стороны Рудлога к нашей границе рвутся многочисленные отряды иномирян, которые ранее неспешно двигались к Блакории от Лесовины и захватывали один город Севера за другим. По сведениям, полученным от пленных, их командующий, генерал Виса-асх, после закрытия портала у Лесовины принял решение идти на воссоединение с блакорийскими иномирянскими войсками.
   В темноте вокруг стола под маскировочной сетью, натянутой меж деревьев, собрались немногочисленные боевые командиры, человек восемь: большая часть еще оставалась в Льенпордте. Тянуло дымом - почтенный Гуго Въертолакнехт, круглый, с седыми лохматыми бровями, одетый в шикарный бархатный халат поверх шелковой пижамы, сидел на пеньке и курил трубку. Привалившись к ногам его, лежал толстый бульдог Листик, брезгливо поглядывая на присутствующих.
   - Одна часть иномирянских войск, ранее сконцентрированная у портала и пытающаяся захватить Лесовину, бежала после появления королевы на огнедухе, остальные рассеяны по Северу и занимаются грабежами. Виса-асх не имеет больше возможности получать подкрепление из портала и контратаковать рудложцев не в состоянии, - продолжал генерал. - Он с трудом собрал разбежавшиеся отряды, оставил треть из них задерживать наступление рудложской армии, а остальным приказал соединиться с теми, кто занимается захватом городов и мародерством, собраться в кулак, чтобы в союзе с блакорийской армией генерала Манк-теша напасть на нас с двух сторон и сокрушить. Вероятно, так он пытается спасти хотя бы часть своей армии и свою голову. Слушаю, полковник.
   - Разве Стена на нашей границе не должна задержать иномирян, идущих со стороны Рудлога? - хмуро осведомился командир диверсионного подразделения.
   Генерал сложил руки за спиной.
   - Нет. Два дня назад, когда появилась первая информация о планах Виса-Асха, я приказал барону фон Съедентенту оценить состояние Стены. Барон, повторите доклад.
   Все, стоявшие вокруг стола, повернули головы к Мартину.
   - Вы знаете, что последние месяцы стихийные потоки Туры катастрофически ослабели, - проговорил барон, - и находятся в нестабильном, хаотическом состоянии. Я осмотрел и блакорийскую Стену, и рудложскую. Они одинаково перекручены и рассеяны. Боюсь, в нынешнем состоянии Стены не способны остановить кого бы то ни было.
   - Благодарю. Надеюсь, теперь все ясно, - отчеканил Дорфингьер. - Нападение на наши позиции неизбежно. После иномиряне, соединившись двумя армиями и полностью подчинив Блакорию, планируют развернуться навстречу рудложским и берманским подразделениям и, снеся их, захватить весь Север от Блакории до Йеллоувиня.
   - Нам сейчас и против одной армии продержаться непросто, - мрачно сказал Мартин.
   - Совершенно верно, - подтвердил Дорфингьер резко. - Господа, нужно смотреть правде в глаза. Мы не знаем, задержат ли иномирян Стены Рудлога и Блакории и не можем рисковать. Мы не выстоим в клещах. Для наших войск начался обратный отсчет: впереди разгром.
   После удачной операции и захвата города это прозвучало особенно зловеще. Под тентом воцарилась тишина. Мартин оглядел собравшихся. Лица были хмурыми, но ни у кого не возникло мысли упрекнуть опытного вояку в трусости или упаднических настроениях. Все понимали, что он прав.
   - Нам долго сопутствовала удача. Большой вклад внесли и партизаны у Северных гор, которые разбивали обозы врагов, не давая им полноценно укрепиться на захваченных территориях. Жаль, что не удалось выяснить, кто это - их поддержка нам бы пригодилась. Но бесконечно нам везти не может. Припасы и снаряды подошли к концу. Я дам команду к отступлению. Сразу после окончания совещания по нашим лагерям будут разосланы радиограммы с новой информацией и приказом. Вот здесь, - он ткнул в карту, - у Форштадта, на юго-востоке между линиями иномирянских отрядов есть еще окно в Центр Рудлога шириной в две сотни километров. Пока оно не закрыто, мы обязаны успеть вывести войска и по максимуму обеспечить эвакуацию мирного населения.
   Он выпрямился.
   - Я благодарю всех за верность Блакории, но я не могу оставить наших солдат здесь на убой. С завтрашнего дня мы по согласованию с рудложскими военными начнем вывод боеспособных частей в это окно. Наш лагерь будет свернут, и прежде всего мы вывезем раненых. Уважаемый Гуго, - генерал почтительно кивнул погоднику, продолжающему попыхивать трубкой, - вас прошу отправиться в ближайшую рудложскую артиллерийскую часть, которая будет нас прикрывать. Координаты вам предоставят.
   Старый маг невозмутимо кивнул и кинул палку псу. Тот, подбрасывая жирный зад, потрусил меж деревьев, и все некоторое время следили за ним, пока он не побрел обратно, с видом мученика волоча добычу.
   - Леди Виктория, - продолжил генерал, - отъезд колонны лазарета назначен на одиннадцать утра. Вам с вашим отрядом приказываю сопровождать ее. Вы восстановите резерв к этому времени?
   - Да, господин Дорфингьер, - отозвалась Вики, едва заметно покосившись на Мартина. Тот слушал внимательно, задумчиво; почувствовав ее взгляд, едва заметно покачал головой, показывая, что тоже понятия не имеет, успеют ли они посетить Дармоншир.
   - Будут оповещены все гражданские на нашей территории: те, кто захотят, должны иметь возможность выйти с нами, - продолжал Дорфингьер. - Мы отступаем, да, но мы не сломлены, и продолжим сопротивление вместе с Рудлогом и Бермонтом, и додавим врага до портала у нашей столицы. Барон, - генерал повернулся к фон Съедентенту, - вашим подразделениям придется обеспечивать прикрытие дальних частей. Вам нужно будет открыть Зеркало к нашему крайнему северному лагерю, провести крупный отряд магов и проследить, чтобы личный состав и техника вышли невредимыми. Иномиряне быстро узнают про отступление и наверняка начнут налеты, чтобы уничтожить как можно больше наших солдат.
   - Понял, господин генерал, - кивнул Мартин. - Когда... необходимо выдвигаться?
   - Сворачивание лагеря займет около трех часов после побудки и завтрака. В десять утра вы должны быть там. По пути в Рудлог к вам будут присоединяться гражданские и новые подразделения из свернутых лагерей. Нужно вывести более сорока тысяч личного состава. По нашим расчетам, отступление займет около двух недель. Рудложцы обещают сделать все, чтобы оставить на это время края "окна" открытыми и не дать иномирянам перерезать нам путь.
  
   - Как поступим? - спросила Виктория, когда они с Мартином возвращались в темноте к своей палатке. - Может, попросим передать радиограмму для Саши, чтобы посетил Дармоншир по возможности?
   - Хорошая мысль, - пробормотал барон мрачно. - Тем более его ведьма - подруга Марины, и Данилыч добавит себе очков у будущей жены. Но оставим эту идею запасным планом на утро. Сейчас предлагаю накатить двойную дозу восстанавливающих от шляющегося в другом мире Малыша и лечь спать. Я все равно не способен ни на что другое, родная. Признаться, сейчас даже псина старины Гуго способна уложить меня на лопатки. Но я предпочитаю, чтобы это сделала ты. Можешь даже лизнуть меня в нос. И укрыть одеяльце-е-ем... - он с завываниями зевнул.
   - В воде ты был пободрее, - беззлобно пробурчала Вики.
   - Я и сам воодушевился, но, похоже, это были предсмертные судороги, - фыркнул Мартин, но тут же посерьезнел. - Спать, спать. Надеюсь, резерв достаточно восстановится за ночь и ранним утром мы будем в состоянии строить Зеркала. Иначе еще две недели, а то и больше, пока не закончится оттупление, я Марине ничем помочь не смогу.

   Дорогие друзья, напоминаю, что три финальные главы первой части пропущены, и целиком первую часть можно купить и прочитать на Призрачных мирах.
   https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%8C-10-%D0%98%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%9A%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%B0
   Также еще раз оговорю, что во второй части будет максимум 7-8 главы, потому что первая вышла очень большой, и что в итоговой версии кк10, которую получат все, кто купил 1 и 2 часть, главы могут поменять последовательность, и финальные главы части 1 могут стать финалом всей 10 книги, а главы из второй части уйдут внутрь уже написанного текста. Возможно, но не обязательно, я на всякий случай предупреждаю)))
   Хорошего вам чтения! И быстрого нам завершения кк10!
  
   Глава 18
  
   14 апреля, Тафия, Вей Ши
  
  
   В ночь после ухода Четери Вей Ши не смог заснуть, как ни пытался: опять тревожили его картины далеких битв и ощущение, что сам он прячется от настоящих дел. Вставали перед глазами образы из видений юной принцессы дома Рудлог, которые он разделил с ней - смерть деда и гибель Мастера, падение Пьентана, битвы исполинов, - и все сильнее хотелось прямо сейчас оставить мирную жизнь послушника и уйти туда, где он сможет изменить предначертанное.
   Кровь тянула его в путь, а слово, данное деду, удерживало на месте. И никак Вей не мог решить, что правильней.
   В конце концов он так измаялся, что вытянулся на циновке, заставляя мышцы расслабиться, и как только напряжение покинуло тело, ушел в одну из любимых ментальных лакун, созданных для отдохновения: туда, где среди скал и зелени шумел высокий водопад, а в озере у его основания плавала красная и радужная форель.
   Там он мог подумать, пока тело отдыхало и набиралось сил, мог и потренироваться: пусть это не развивало мышцы, зато закрепляло пройденное в памяти. Там разум его был спокоен и свободен от порывов горячего сердца.
   Хотел он пообщаться с отцом или дедом, но они были закрыты - не ощущал Вей привычного их внимания. А вот девочка Рудлог в этот момент спала - он в любой момент мог прийти в ее сон, и сделал это - прячась за кривой яблоней, понаблюдал, как она сидит в каком-то бедном домике и усердно чистит лук, много лука, и ушел к себе.
   Такие сны были пустыми и брались из памяти, никакой опасности или предзнаменования не несли.
   Он мог и пообщаться с ней, и позвать к себе - но не хотел этого делать, хотя и был удивлен, что девочка не появилась у него во снах в первый же день после привязки. Но это было к лучшему - ее болтовня могла утомить и в ментальном пространстве.
   Три ночи он пытался достучаться до отца с дедом, но они лишь закрывались сильнее, и Вей понимал, что это неспроста. Три дня прошло после ухода Мастера из Города-на-реке, и с каждым днем все тяжелее становилось на душе у наследника. Теперь он терпеливо и без отторжения выполнял свои ежедневные обязанности: мысли его были заняты другим, а под работу на грядках размышлялось легче.
   "Кто ты прежде всего, Вей Ши, - слышал он слова Мастера. - Воин? Сын, внук? Правитель?"
   Вей пока не знал ответа. И поэтому продолжал думать и делать то, что должен.
  
   Как и прежде, вставал он засветло, занимался с шестом, вспоминая наставления Четери, и тренировал руки на метание ножей: виделось ему, как учитель по возвращении будет горд им и, возможно, посчитает достойным получить и настоящий клинок. Затем под гул голосов, плач и смех детей, которых матери приводили на благословение, мел двор храма или работал на огороде, до обеда помогал посетителям и драконам-виталистам, а после, в жару - шел к деду Амфату.
   Старик радовался ему каждый раз так, будто встречал родного внука после долгого отсутствия, а один раз даже вышел навстречу на своих ногах - и не пришлось в этот день Вею носить его на спине, потому что ноги слушались деда так, будто никогда и не отнимались.
   Но на следующий день старик опять не мог ходить. Над Тафией шел дождь, и наследник, промокший насквозь, увидел деда полусидящим у кровати на полу и строгающим из деревяшки дудочку-птичку.
   - Хотел утром встать и упал, - объяснил Амфат, не унывая, когда встревожившийся Вей Ши поднял его обратно на кровать. - Так и ползал потихоньку. Не печалься, феби, - подмигнул он, не унывая.- Ноги мои с той поры, как появился ты, оживают все чаще: если так пойдет, я еще спляшу на твоей свадьбе.
   И он изобразил двумя пальцами пляску на недвижимой ноге.
   - У меня их будет три, - ответил Вей рассеянно: он набирал в мешке проса, чтобы сварить деду каши, и по-прежнему был погружен в свои мысли. - И я был бы рад видеть тебя на всех, но у нас на свадьбах нет таких плясок, как у вас, эфенби Амфат, церемония строгая, величественная...
   - Так это же твоя свадьба, внучок, - бодро прервал его старик. - Захочешь - и пляска будет.
   - Не все бывает, как мы хотим, - Вей, разведя огонь в очаге, поставил на него горшок с кашей, повесил над углями закопченый чайник, достал меда и сухих фруктов. Амфат любил сладкое.
   - А ты плясать-то умеешь? - не унимался дед смешливо, и наследник вдруг подумал, что Амфат, даже наполовину парализованный, живее, чем он сам, здоровый и способный ходить.
   - Не умею, - буркнул неохотно, нарезая в кашу зеленые плотные сливы.
   - Это ты зря, - наставительно проговорил старик и поднял для значимости палец вверх. - Танец в детство возвращает, душу свободной от забот делает. Танец - то смех тела. А тебе полезно посмеяться, феби. А то сдается мне, что ты никогда не смеешься.
   - Иногда смеюсь, - вежливо ответил Вей Ши, вспоминая нарисованного девочкой Юноти пляшущего тигра и невольно улыбаясь.
   - Не верится, - тоненько захихикал хозяин домика, - а уж последние дни и вообще уныл, как верблюд, страдающий желудком. Думаешь о чем-то, внучок?
   - Думаю, - неожиданно для себя признался наследник, невольно подбрасывая в руке нож, которым резал сливы для каши. - Война идет, эфенби.
   - Идет, - сразу став серьезным, согласился Амфат.
   - Если б были вы в силе, как раньше, - не глядя на деда, - проговорил Вей, - если б могли держать оружие и биться, то сидели бы здесь?
   Старик не отвечал, и Вей Ши не смотрел на него, сидя на корточках перед очагом и помешивая кашу. Слышалось бульканье, шум дождя, шустрое вжиканье ножика, вырезающего птичку - дудочку.
   - А ну-ка, - вдруг потребовал дед, - отнеси меня в заднюю комнату, внучок.
  
   Там Амфат откинул крышку большого сундука - и, роясь в каких-то кожаных одеждах, ремнях, свертках, достал, наконец, один, и сунул Вею в руки.
   - Я видел, как ты игрался ножом, - сказал он, - бери, это мои. С поясом. Я покрупнее тебя был, - он оценивающе оглядел тонкую талию наследника, - высох сейчас. Дырку на поясе провертишь и пользуйся.
   Вей Ши, развернув пыльный сверток, долго смотрел на старый, видавший виды кожаный широкий ремень шириной в полторы ладони, с гнездами для ножей - вшитыми наискосок, лезвия не воткнутся в бедро, даже если сядешь или скорчишься. Сами ножи с короткими рукоятками, на четверть съеденные заточкой, были старыми, тяжелыми, но с идеальным балансом. В руке ощущались, словно влитые.
   - Спасибо, - сказал он, гладя темную сталь, и поклонился старику, смотрящему на него влажными от переживаний глазами.
   - Ты попрощаться-то зайди, - попросил дед Амфат. - А то вижу, как глаза горят.
   - Зайду, - пообещал Вей Ши, аккуратно откладывая сверток и поднимая старика на закорки. - А когда вернусь, надо, чтобы вы уже на своих двоих ходили, феби.
  
   После того, как каша была съедена, хозяина вновь потянуло на разговоры.
   - И что же ты с тремя женами делать будешь? - вопросил он, качая головой. - Да и зачем они тебе? Красивые, что ли?
   - Красивые, - согласился Вей Ши, отдирающий котелок.
   - И семьи, небось, достойные? - прищурился старик.
   - Очень достойные, - нужно было поддержать беседу.
   - Сговорены, что ли? - продолжал допытываться дед.
   - Сговорены, феби.
   - А по сердцу есть какая? - хитро поинтересовался дед.
   Вей промолчал.
   - Это ты зря, - сказал ему в спину Амфат. - Красивая, из семьи достойной, с приданым большим - это, конечно, хорошо, внучок. Но тебе с женой всю жизнь жить. Нужно, чтобы она тебе сердце радовала, кровь горячила, - он вдруг сентиментально вздохнул и всхлипнул. - Как моя Камиля, хорошего ей перерождения. Мне, знаешь, каких невест предлагали, внучок? А увидел ее как-то на севере: верблюдов поила, мне воды поднесла, - и больше думать ни о ком ни мог.
   Амфат всхлипнул, продолжил бормотать, причитая: Вей чувствовал, как растет его горе, удушливое, тяжелое, как заполняет маленький домик - видимо, за женой вспомнил он и о погибшей своей семье, и о внуке, которого не успел спасти. Первым желанием было сбежать, скрыться от этой тяжести и боли - но наследник закрыл глаза, погружаясь во внутренее спокойствие, и мягко укутал старика коконом своей стихии.
   А когда оглянулся - хозяин домика дремал, и лицо его было спокойным. Вей Ши ушел, но перед этим укрыл его пестрым одеялом, старым, сшитым любящей рукой: "масина Амфат, соля верер" было вышито по кругу в центральном лоскуте. "Мужу Амфату, свету моего сердца".
  

   Вечером, после того, как Вей Ши прощался с дедом Амфатом, он не сразу возвращался в храм. Третий день незадолго до заката проходил наследник через ворота дворца Владыки - те самые, на которых он когда-то изображал аиста, - мимо мерцающих в стене клинков и толпы жаждущих стать учениками Мастера.
   Стража пропускала послушника без слов - видимо, был у них такой приказ, - и Вей вставал у стены недалеко от входа, вдыхая аромат персиковых и апельсиновых деревьев и любуясь фонтаном и прекрасным дворцом, что постепенно окрашивался в оранжевый и алый. Он ждал, не появится ли во внутреннем дворе жена учителя. На слуг, занятых своими делами и бросающими на него любопытствующие взгляды, Вей Ши не обращал внимания.
   Ему непросто давались эти посещения, но обещание Мастеру навещать его супругу каждый день наследник выполнял с тем же терпением, что и остальные дела. Ждать долго не приходилось - в первый же день Светлана вышла во двор через несколько минут после его появления и поманила его к себе. Лицо ее было опухшим, глаза - грустными. Слуга, следовавший за ней, нес большую корзину, которую, поставив у скамьи, удалился, и Вей невольно поморщился, разглядев в корзине еду.
   - Я попросила сообщить мне, если ты появишься, а то ведь ты и сутки простоишь, не попросив позвать меня, - объяснила Светлана, когда он подошел. Вздохнула, присаживаясь на скамью и разглаживая длинное светлое платье. - Садись, отдохни.
   Вей остался стоять, и она, подняв на него взгляд, с усталой иронией покачала головой.
   - Как твое здоровье, почтенная жена Мастера? - спросил наследник, церемонно сложив руки за спиной.
   - Не хуже, чем вчера, спасибо, - снова вздохнула Светлана.
   - Не нужна ли моя помощь? - задал он необходимый вопрос.
   - Чем тут поможешь, - пробормотала она, кривя губы.
   Вей поколебался.
   - Я могу убрать твою печаль, - предложил он неохотно. - Я умею. Станет легко, ты не будешь больше плакать.
   - Откуда умеешь? - Она с любопытством взглянула на него, но тут же снова сникла, потеряв интерес. - Нет, не нужно. Я и так не плачу. Чет просил не лить слез, я стараюсь. Но если я еще и грустить не смогу, то вообще с ума сойду.
   Вей молчал. Он не знал, что еще говорить, да и общаться-то не сильно хотелось.
   Светлана понимающе усмехнулась и поднялась.
   - Ты устал, наверное, за день, - она кивнула на корзину. - Это тебе. Иди в храм. Спасибо, что навестил. И не переживай, я ведь не одна, у меня тут родители, тетя, племянница. Тебе необязательно меня навещать.
   - Я завтра еще приду, - хмуро буркнул Вей Ши.
   - Ну, как хочешь. - Из-за ворот раздался разочарованное восклицание, и Света покосилась туда со слабой улыбкой. - Да уж, Четери устроил развлечение всему городу. Ты не пробовал?
   - Нет нужды. Я и так ученик Мастера, - отрезал Вей и сам услышал, как высокомерно это прозвучало. - Я заслужу клинки из его рук.
   - Пусть так и случится, - серьезно и грустно проговорила Светлана. - Пусть он вернется и сам тебе их вручит, Вей Ши. До завтра.
   Она развернулась и медленно побрела к дворцу. Вей, хмурясь, смотрел ей вслед - ее тоска была такой кислой, что сводило скулы и во рту появлялась слюна. А женщина в тягости должна быть легкой и веселой, как бабочка, иначе накличет тяжелую судьбу ребенку. Был бы учитель доволен им?
   - Постой, - окликнул он ее неохотно и сам удивился, что все же открыл рот.
   Света с не меньшим удивлением повернулась.
   - Если хочешь, - морщась, предложил Вей, - я расскажу тебе историю про Мастера, одну из тех, что ходят в Йеллоувине с давних времен. Я все их с детства знаю!
   Света секунду с непониманием смотрела на него, а потом просветлела лицом.
   - Конечно, - торопливо ответила она и наконец-то по-настоящему улыбнулась. - Я очень хочу, Вей Ши.
  
   ... После того, как Мастер Четери завершил обучение у своего Мастера, он, как полагается, отправился путешествовать. Во многих странах он побывал, и слава о его подвигах и умении шагала впереди него. Пришел он как-то и в Йеллоувинь.
   Остановился однажды вечером Мастер на отдых в степи под яблоней, и только прикорнул, как пришли к нему на поклон люди из соседнего кочевья. В ноги упали, рыдая: как наступает ночь, спускается со скал стая злых воздушных духов, луней, похожих на сов со змеиными головами, и безобразничает в кочевье. Ломают загоны с лошадьми, переворачивают юрты, высасывают вымя кобылиц, оставляя без молока, детей пугают. Два десятка их и еще дюжина, ни арканом их поймать, ни ножом проткнуть, и не уйти оттуда даже днем - кружат, в лицо ураганом дуют, на месте заставляют оставаться.
   Огляделся Мастер, увидел скалы, и овраг у их подножия, как ножом степь разрезающий, покачал головой. Даже ребенку известно, что нельзя у земных щелей жилье ставить, там, где скот беспокоится, где землю часто трясет: духи в таких местах, как в пустыне или топях суть свою меняют, злыми становятся.
   Просили люди спасти их от проклятых луней, обещали все золото отдать и всех прекрасных девственниц в жены. Но отказался Мастер от даров...
  
   Света довольно хмыкнула.
  
   ...попросил только надоить ему сорок кувшинов молока кобыльего, и дать сорок лепешек сырых.
   - Хотя нет, - сказал, - тридцать две сырых и восемь испеченных.
  
  
   ...Пришла ночь. Люди попрятались в ямы под юрты, а Мастер развел огромный костер, и сидит себе под боком у спящей кобылицы, молоко пьет, лепешки ест. Засвистело вокруг, загудело, и спустилась со скал серебристая стая луней - совиными крыльями машут, змеиные пасти открывают. Увидели Мастера, набросились на него - тот их, смеясь, клинком сечет, словно и не боится, прыгает вокруг, дразнит, а они ветром вокруг рассыпаются и снова собираются. Час идет битва, два идет, три - никто верх взять не может.
   Тут вдруг упал Мастер. Поднялся с трудом, клинки опустил и крикнул:
   - Вижу я, что сильны вы, духи воздушные! Не справиться мне, сыну Инлия и Воды, с вами никак! Очень вы сильные, позор мне и горе! Отвернется от меня отец!
   Духи загудели, перестали нападать, ближе подлетели, слушают. Ведь каждому похвала себе приятна, а уж перед создателем как не погордиться?
   - Пойду руки на себя наложу, - кричит Мастер, - не вынесу обиды!
   Духи вокруг замельтешили, засвистели - вот какие они могучие, самого могучего победили!
   - Только позвольте вам поклониться, - говорит Мастер, - дары преподнести. Кувшины с молоком, думал себе забрать, но раз вы меня победили...
   Духи от жадности мимо него как полетят и один за другим в кувшины ныряют, один за другим пить начинают. А Мастер дождался, пока последний лунь в кувшин нырнет, и давай наскоро лепешками сырыми крышки залеплять. Залепил, сверху знак Инлия запирающий на тесте начертил - и поставил в костер кувшины те запекаться. Стали лепешки от знака и огня твердыми, как камень.
   Духи, когда молоко выпили, захотели выбраться - а нет пути обратно. Зашуршали они изнутри, застучали, стали на все голоса просить выпустить, обещали служить Мастеру, не обижать больше никого...
  
   - И что, Чет их выпустил? - волнуясь, спросила Светлана.
   - Нет, конечно, - ответил Вей Ши с гордостью. - Слово, данное в неволе, ничего не стоит, разлетятся и ищи их потом, а еще и пакостничать начнут. Повесил на яблоню и так и оставил.
   - Хорошая сказка, - улыбнулась Света.
   - Это не сказка, - покачал головой наследник. - Сейчас земля в той степи так разошлась, что образовалось в ней длинное озеро. А у озера есть яблоневый лес. Посреди леса растет старая-старая яблоня, на ветках которой висят тридцать два запечатанных кувшина. И до сих пор в них шуршат, стучат и просят отпустить их духи. Я там сам был.
   - Тридцать два? - уточнила Света. - А зачем же Чету сорок кувшинов молока нужно было?
   - Кочевники его тоже об этом спросили, - усмехнулся Вей Ши. - А он ответил "Голодным я очень был, люди! А вы мне ни поспать, ни пожрать не дали, сразу пришлось вас спасать".
   Светлана смеялась так, что из дверей стали выглядывать слуги.
   - Ты обязательно приходи завтра, - попросила она его на прощание, вытирая слезы от смеха. - Расскажешь мне еще историю про Чета?
   - Расскажу, - буркнул Вей Ши с неловкостью: роль сказочника ему была непривычна. Подхватил корзину и ушел.
  
   Снаружи, у стены он задержался, разглядывая из-за спин пробующих свои силы клинки учителя. Рукоятки мерцали голубоватым светом, освещая кривоватую, явно сделанную наспех надпись над ними:
   "Кто из стены достать оружие это сможет, того возьму я, Мастер Четери, себе в ученичество".
   Удивительно, как быстро даже в отсутствие телефонной и магической связи новости облетели Тафию и окрестные земли. Теперь круглые сутки у ворот толпились люди - кто-то пробовал свои силы, кто-то наблюдал и подбадривал. Почти все - мужчины, от мальчиков до стариков. Но заметил Вей Ши и рослую смуглую девушку в мужской одежде, попробовавшую вытащить оружие. На удивление мужчины вокруг не насмешничали, а по шепоткам понятно стало, что это дочь кузнеца, которую отец за неимением сыновей научил своему делу. Но и ей не поддались клинки, и она долго стояла рядом с Веем, печально наблюдая за теми, кто пытался после нее.
   Внутри поднялось желание все-таки попробовать самому - но наследник поспешно отступил и почти бегом направился к храму.
  
   Так три дня после ухода Мастера он заходил к его жене, развлекал ее историями и оставлял ее улыбающейся. Этот долг он исполнял с усердием, как и заботился о феби Амфате. Но оставался еще один долг - перед девочкой Рудлог. Стоило навестить ее, поучить... уже почти неделя прошла с момента открытия ее дара и переезда в Йеллоувинь, и нужно было исполнять слово, данное деду.
   Который по-прежнему молчал и закрывался от Вея, как и отец.
   Уже вечером перед сном, закрывая глаза на циновке в келье, Вей Ши признался себе, что ни за что бы не пошел в сон к маленькой трещотке так скоро, как бы ни нравились ему ее рисунки. Но нужно было узнать, что происходит в императорском дворце. Что происходит с дедом. И ради этого он готов вытерпеть болтовню маленькой Юноти сколько потребуется.
  

   "Ка-ро-ли-на", - произнес наследник, как только расступился ментальный туман, открыв ему водопад и пышную зелень лакуны. Четыре слога как четыре росчерка кисти, обрисовавшие сияющий дверной проем на берегу озера.
   Вей шагнул в него... и врезался лбом в невидимую преграду. Несмотря на то, что преграда была воображаемой, в глазах потемнело вполне реально.
   Сияние стихло, и с той стороны он увидел белокурую и кудрявую Каролину Рудлог в пышном детском платьице и шляпке, проезжающую мимо на маленькой двуколке, в которую был запряжен пони. Принцесса улыбалась во весь рот, кричала "Эй!" и "Быстрее!" и Вея не видела.
   Наследник ошарашенно ощупал проем. Слабенький запрет, конечно - небольшое усилие, и он аккуратно стал стирать ладонью преграду, осторожно, чтобы не навредить сознанию связанной с ним.
   - Девочка! - позвал он раздраженно. - Каролина! Каролина!
   Ткань сна подернулась рябью, пони и колеса двуколки потекли дымкой. Принцесса, все так же улыбаясь, повернула голову и уставилась на него пустым взглядом.
   - Ты спишь, - с нажимом проговорил Вей Ши.
   Она еще несколько секунд продолжала смотреть на него, улыбаясь. Затем в глазах что-то дрогнуло, и она огляделась - сон тут же растекся туманом, оставив ее в белесой пустоте.
   - Что... - принцесса обхватила себя руками, - это так происходит, да? Ты пришел? Пришел... - она снова огляделась, приходя в себя, и, остановив на нем уже осознанный взгляд, нахмурилась. - А я вообще-то тебя видеть не хочу!
   Вот и ответ на то, откуда взялась преграда. Вей шагнул вперед, не обращая внимания на ее слова.
   - Стой! - крикнула девчонка и зажмурилась. - А ну не подходи! Сейчас как проснусь и все!
   - Ты что, обиделась? - уточнил Вей Ши, на всякий случай останавливаясь: а то действительно же проснется, и жди тогда следующей ночи.
   - Ты точно Желтый? - принцесса приоткрыла сначала один глаз, а потом другой. - Они все умные, а ты какой-то глупый. Я тебя ждала, ждала! А теперь больше не жду. Уходи! А то проснусь, ну! - она отвернулась. - Уходи!
   Вей, поморщившись, отступил обратно, в проем. Оставлять девчонку не хотелось: других источников информации у него не было.
   - Эй, - позвал он хмуро. - У меня тут водопад, хочешь посмотреть? Очень красиво, тебе понравится.
   Она, не поворачиваясь, помотала головой так, что кудри запрыгали туда-сюда.
   - Могу сделать так, что ты тоже сможешь сюда приходить, - продолжил он неохотно.
   - А я не хочу! - отрезала она. - Оставил меня одну, неинтересно тебе со мной, вот и мне теперь с тобой неинтересно. Уходи, и дверь свою закрой!
   Наследник, подавляя раздражение из-за детских капризов, махнул рукой, закрывая проем. Побродил по берегу озера, заглянул в воду, с удивлением увидев себя тигром, бьющим от досады по бокам хвостом. Может, взломать девчонку и посмотреть все, что нужно? Она и пикнуть не успеет... он все равно сильнее. И об этом даже не узнает никто. Даже она сама не вспомнит...
   Вей рыкнул, плеснув лапой по своему отражению.
   Раньше бы он так и поступил, без раздумий. Но сейчас ему вдруг показалось это слишком простым. А еще вспомнил он историю, которую рассказывал сегодня жене Мастера, и увидел то, что не видел до сих пор: учитель хитрость применил вовсе не потому, что не мог победить луней с оружием, а потому, что нет чести давить букашек горой. Потренировался, размялся; надоело - и без клинков одолел.
   Неужели и он, Ши, не придумает, как заставить девчонку сделать то, что нужно ему? Подавляя остатки раздражения, Вей мысленно досчитал от десяти до одного, а затем сел на задние лапы и принялся творить.
   Через несколько мгновений он открыл глаза и довольно потянулся, выпуская когти. Все удалось даже лучше, чем хотелось.
  
   Каролина со скучающим видом вяло раскачивалась на каких-то веревочных качелях. Вокруг плескалась все та же дымка, в которой отражениями ее мыслей проступали очертания то какого-то поместья, то дворца Рудлог, то пейзажи и виды городов, то женские и мужские фигуры.
   - Это опять ты? - фыркнула она, когда Вей, привлекая ее внимание, поскреб лапой по преграде в открывшемся проеме. Принцесса отвернулась, но он успел заметить в ее глазах радость. - Думал, я растаю, если ты тигром придешь? Ты, конечно, красивый тигр... - она осеклась и топнула ногой. - Я же сказала, уходи!
   - Но ты не проснулась за это время, хоть и могла, - заметил наследник осторожно. - Может, ты меня все-таки ждала? Стой! - поспешно попросил он, потому что девчонка взвилась от негодования. - У меня для тебя подарок!
   Принцесса, уже готовая доказывать, что никого она не ждала, сощурилась.
   - Подлизываешься? - поинтересовалась она едко.
   - Ши не подлизываются, - высокомерно ответил Вей. - Ну что, хочешь посмотреть?
   - Подлизываешься! - фыркнула она и снова отвернулась. Покосилась на него через плечо и быстро отвела взгляд.
   Наследник вздохнул.
   - Прислушайся хотя бы. Слышишь?
   - Ничего я не слы... - принцесса замолчала, разворачиваясь. - Что это? - спросила она зачарованно. - Дудочка?
   Из-за спины Вея тонкими птичьими переливами лилась плясовая - одна из немногих, которую он знал: под такие, подыгрывая себе самодельными инструментами, плясали солдаты в редкие праздники в казармах. Там, в далекой глухой провинции, было много парней из простого народа, из маленьких деревушек и кочевий, и дудочки с бубнами были им милее современной музыки.
   - Это твой подарок, - повторил Вей Ши. - Иди, посмотри.
   Она смешно сморщила нос, недоверчиво поглядывая то на него, то ему за спину.
   - Ты сможешь вернуться, когда захочешь, - продолжал он уговаривать. - И даже там сможешь проснуться. Неужели тебе не интересно посмотреть?
   - Интересно, - призналась она со вздохом. - Давай, показывай. Но потом я все равно уйду!
   Вей призвал себя к спокойствию и отступил в сторону, пропуская девчонку через проем.
  
   Когда он развернулся, она уже стояла посреди солнечного осеннего леса, рядом с рябиной, украшенной огненными гроздьями. Земля была усыпана красными и желтыми листьями, яркими были и кроны деревьев. Неподалеку пил из родника, прыгающего по большим блестящим валунам, пятнистый олень с ветвистыми рогами; у корней большого дуба, по которому шныряли белки, хрюкали маленькие полосатые поросята. За родником пугливо лопотали зайцы.
   А на полянке спиной к принцессе сидел старик в широкой шляпе и играл на дудочке.
   Вей Ши подошел ближе, встав рядом с Каролиной, и она повернулась к нему. Глаза ее блестели от восторга.
   - Это же то, что мы рисовали, да? Да? Но как? Как ты это сделал?
   - Я же Ши, - напомнил он. - Разум - наша стихия.
   - Настоящая живая картина, - прошептала она. - А дедушка? - поинтересовалась вдруг тревожно. - Он настоящий?
   Вей покачал башкой.
   - Просто образ.
   - Тогда отпусти его, - попросила принцесса. - А то страшновато, если честно. Лучше сам мне сыграй. Хотя ты, наверное, ни на чем не умеешь...
   - Владение музыкальными инструментами - часть обучения в семье Ши, - буркнул Вей. - Так что умею. Но не буду.
   - Ты же извиняешься, - заметила Каролина вредным голосом. - А раз извиняешься, должен выполнять то, что я хочу.
   - Я не изв... - Вей выдохнул, возвращая себе человеческий облик. Старик исчез, оставив после себя только дудочку.
   - И задабриваешь! - рассмеялась она. - Почему ко мне не ходил?
   Он хотел сказать, что из-за ее непрекращающейся болтовни, но это было бы тактической ошибкой.
   - А ты почему? - перехватил он инициативу.
   Младшая Рудлог снова задрала подбородок.
   - Ты сказал, что этого не нужно делать, - напомнила она. - Не только у тебя есть гордость, между прочим! Конечно, у меня поменьше твоей, куда меньше... ты тот еще воображала.
   - О боги, - пробормотал наследник тяжело.
   - Играй! - потребовала принцесса.
   - А потом мы поговорим, - предупредил Вей Ши, подбирая воображаемую дудочку и усаживаясь на воображаемый пень.
   - А разве мы уже не говорим? - удивилась Каролина. - Играй!
   Он поднес к губам инструмент - пальцы, словно вспоминая давние уроки, сами заплясали по дереву, и снова над осенней полянкой полилась бойкая, переливчатая мелодия. Девчонка разулыбалась, постояла немного, притопывая, а потом, раскинув руки, запрокинула голову и со смехом закружилась на месте. Танцевала она по-рудложски, то упирая руки в бока, то топая или приседая, забавно, но идеально попадая в сбивчивый ритм плясовой.
   И если бы Вей Ши мог улыбаться в этот момент, он бы улыбнулся.
  
   - Ну все, - проговорил он, когда все три известные ему песенки были исполнены по несколько раз. - Достаточно.
   Принцесса, натанцевавшаяся и растрепанная, даже не стала возражать. Села прямо на землю и скрестила ноги, глядя на него.
   - Что происходит во дворце? - поинтересовался Вей Ши, растирая в руках дудочку - она тоже утекла туманом.
   - Ой, - она вздохнула и затараторила: - Тут, конечно, очень красиво. Но мне тяжело привыкать. Все такие серьезные, не улыбнется никто. Утром - занятия, затем визиты, - Каролина высунула язык и скривилась, показывая, как они ей надоели. - Познакомилась с твоими сестрами. Они такие пра-а-авильные и тихие, ужас! Еще мне прислали наставницу, Марью Васильевну... она, конечно, ничего такая тетка, хотя бы шутить умеет... но я уже устала... принцесса должна то, принцесса должна это! Сбежала порисовать - ой, ваше высочество, нужно сообщать, куда вы собрались! А куда я могу деться еще? Мне не выйти, а я так скучаю по сестрам... нет, мы, конечно, общаемся, но я бы все отдала, чтобы иметь возможность хоть на недолго выйти из дворца...
   Вей, немного опешив от потока информации, поднял руку.
   - Стой, при чем тут ты? Мне нужно знать, что с дедом и отцом!
   Младшая Рудлог медленно подняла голову и сощурилась, и он тут же мысленно отругал себя за спешку и глупость.
   - Так вот зачем ты пришел, - протянула она задумчиво.
   - Нет, - пробормотал он, - не совсем...
   - Тебе же все равно, что со мной, да? - в глазах ее появились слезы. - Ты и подлизывался потому, что тебе про дедушку знать нужно?
   - Очень нужно, - неохотно признал наследник, не придумав, что еще ответить, и поспешно добавил: - Но и про тебя мне интересно!
   Прозвучало очевидно неискренне. Принцесса встала.
   - Ничего я тебе не расскажу, - буркнула она, отворачиваясь. - Сам узнавай. А я хочу проснуться! Хочу проснуться! - крикнула она в туманные небеса ментальной лакуны, мгновенно становясь прозрачной.
   Вей выбросил вперед руки - и метнулись от него дымные фиолетовые щупальца, удерживая Каролину во сне. Она завопила рассерженно, забилась в путах, снова обретая плотность. Наследник знал, что в этот самый момент она ворочается и бьется в своей постели, не в силах проснуться.
   - Да постой ты! - рявкнул он, потому что вырывалась она отчаянно. - Ну постой! Я тебя отблагодарю, только помоги мне! Пожалуйста!
   Каролина, выворачиваясь, шипела в его адрес такие слова, которые в принципе известны всем школьникам, но из уст принцессы слышать их было странно.
   - Ты же хочешь иногда выходить за пределы дворца?! - сделал он еще попытку, и младшая Рудлог мгновенно замерла, зло щуря глаза. - Я могу сделать тебе амулет, - продолжил он торопливо, видя, что она слушает. - И сделаю. Я подселю туда духа Разума. Если будешь носить его на теле, не снимая, то каждые шестьдесят дней сможешь выходить на сутки. Только расскажи мне!
   - А ты не обманешь? - тяжело дыша, поинтересовалась она.
   Он покачал головой. Неизвестно, что принцесса узрела в его глазах, но она чуть расслабилась.
   - А почему твой дедушка такой мне не сделал?
   - Потому что не мог принимать на себя еще обет, - буркнул Вей Ши. - У него за жизнь и так накопилось достаточно.
   Каролина думала, решала, колебалась.
   - Да отпусти уже, - дернула плечами, и он убрал дымные щупальца. Побродила туда-сюда. - Ну хорошо. Отец твой во дворце, я его видела всего два раза. Серьезный, спокойный такой. Марья Васильевна сказала, что ему пока не до нас - война вот-вот начнется. И что Пьентан защитят в любом случае. Войска отправляют в провинцию Сесинь... кажется. Марья Васильевна, знаешь, какая? Всего несколько дней тут, а уже про всех все знает!
   - Сейсянь, - поправил ее Вей Ши. - А дед где?
   - Он тоже туда направился. В провинцию эту, - сообщила Каролина недовольно.
   - Давно? - тяжело спросил наследник.
   - Да дня три назад, - отчеканила принцесса. - Точно, три.
   Он потер лоб, опускаясь обратно на пенек, на котором играл. Дед, дед, зачем же ты так торопишься навстречу смерти? Ради чего?
   Сердце заныло. Свело вдруг горло, как в детстве.
   - А ты не слышала, - сипло спросил он, тщательно подбирая слова, - не открылся ли еще в провинции портал в другой мир? Не пришли ли к нам иномиряне?
   Младшая Рудлог покачала головой.
   - Нет, точно нет. Я тоже у Марьи Васильевны спрашивала. Эй, ты куда?
   Вей, уже ощущающий свое тело на циновке в келье, задержался на несколько мгновений.
   - Я должен идти, - сказал он торопливо. - Ты не думай, что я обману, я сделаю тебе амулет, и передам твоей сестре. Просто потерпи.
   - Ты что же, так меня и оставишь? - закричала она возмущенно. Но он ее уже не видел - открыл глаза в темноту и выдохнул, поднимаясь.
   Теперь он прекрасно понял, что для него важнее всего. И даже в этом он был недостаточно Ши.
   Не страна. Не самосовершенствование. Не одобрение Мастера.
   Только семья.
  

   В ментальных лакунах время течет незаметно: казалось бы, только что он ушел в сон, а когда открыл глаза, в узком окошке кельи небо уже было не черным, а сероватым. Еще полчаса, и взойдет солнце. Слышались далекие голоса рыбаков внизу, у реки; храм еще спал - братья вставали в шесть, а сейчас, судя по только предстоящему восходу, было чуть больше пяти. Вей обычно и поднимался в это время.
   Он заставлял себя не торопиться. Умывшись, помолился у статуи Желтого, попросив у первопредка помощи и благословения. Взялся за метлу, убрав все даже тщательнее, чем обычно, съел тарелку просяной каши и, дождавшись появления настоятеля Оджи, подошел к нему.
   - Мира тебе, послушник Вей Ши, - проговорил седовласый тидусс. Он уже был одет в белые длинные одежды для службы, а на груди золотом поблескивал шестиугольник со знаками шести богов. - Вижу, сердце твое неспокойно.
   Вей выпрямился: нужно лучше скрывать эмоции.
   - Я покидаю храм, отец Оджи, - сказал он. - Благослови на путь. Деду Амфату, которому я помогаю, потребуется другой помощник, прошу, не оставь его одного. И знай, что в корнях вон того вишневого дерева я спрятал чужеродный камень, который нашел в лесу на другом берегу Неру. Стихии над ним заворачивались воронкой, он словно разрывал их: такое бывает над метеоритами из других миров. Здесь он не причинит зла, пока не ослабнут стихии. Мне не хотелось подвергать храм опасности, но оставлять камень там было еще опаснее.
   Настоятель повернулся в сторону дерева, на которое указывал наследник, сощурился, а затем снова посмотрел на Вея. И наследник увидел в его глазах и понимание, и знание, о том, кто он такой - и то, что это ничего не означает: для настоятеля он такой же послушник, как остальные.
   - Ты все правильно сделал, юный Вей, - кивнул Оджи. - Не беспокойся, твой камень - не единственный опасный предмет, похороненный на территории храма. Я прослежу за ним, - он положил ладонь на плечо наследника, прошептал короткую молитву - и тепло разлилось по телу. - Ты вернешься?
   Вей посмотрел в высокий свод храма, задержал взгляд на знакомой старушке, первой из прихожан доковылявшей к утренней службе, и ответил:
   - Да.
   Солнце встало, и Тафия, еще не окунувшаяся в зной, стала похожа на румяную девушку, умывающуюся поутру в серебристой реке. Вей шагал по мостовой вниз, по пути, который проходил десятки раз. Он был налегке - из всего нехитрого скарба взял только пояс с ножами: то, что на теле, не должно потеряться при обороте, а лишнего у него все равно не имелось.
   Дед Амфат не спал. Сидел себе спокойно в одной набедренной повязке на ковре, расстеленном у домика, щурил глаза на солнце и пил чай из блюдца, заедая его медовыми сотами. Увидел помощника, поманил к себе узловатым пальцем.
   Вей опустился рядом с ним, скрестив ноги, и старик налил чая и ему. Тихо еще было в Тафии - город только просыпался, и казалось, что если заговорить, слышно станет и во дворце Владыки.
   - Рано ты сегодня, - бодро заметил дед Амфат. - Решился все-таки?
   - Решился, феби, - Вей аккуратно пригубив чай с чабрецом и гвоздикой. Старик посмотрел на него, похмыкал. - Пришел прощаться. А вы, гляжу, своими ногами сюда вышли?
   - А то! - гордо ответил подопечный. - Ночью проснулся воды попить, забыл, что не хожу, и пошел! Так я и не ложился с тех пор, а то вдруг лягу, засну, и снова встать не смогу.
   - Это хорошо, - чай был обжигающий, вкусный: Вею казалось, что даже чайных дел мастер во дворце деда никогда так вкусно не заваривал. - А скажи мне, дедушка, как быстро ты мне идола маленького сделать сможешь? Например, в виде птицы, и чтоб голова запрокинута была, и клюв открыт?
   - Да полчаса, эфенби, - откликнулся старик.
   - А флейту? - продолжил Вей. - Такую, чтобы не играла, а пела?
   - Да пять минут, внучок, - потряс рукой Амфат.
   - И чтобы не фальшивила? - усомнился Вей Ши.
   - У меня ничего не фальшивит, - оскорбился старик. - А ну-ка, ну-ка, где-то у меня был чурбачок из абрикосового дерева... самшит все же лучше, но и абрикос ладно идет...
   Он отставил пиалу, не-по старчески легко поднялся и побрел в дом. Оттуда раздался треск раскалываемого дерева. А через пару минут старик вышел уже с заготовками и сел рядом с наследником. Нож в его руках так и летал, и дед напевал что-то веселое.
   Вей, поглядывая на него, пил чай, клал в рот медовые соты, и так хорошо ему было от предвкушения пути, от свободы, от запаха дерева и свежей утренней травы, от напоенных розовым сиянием стен, что верилось - все удастся, он успеет, он изменит судьбу.
   Он не допил еще чай, как птичья фигурка - с запрокинутой головой, тщательно вырезанными хохолком, и перышками, и крошечными глазками, - как и флейта, были готовы. Старик передал Вею птичку, подул в инструмент, убирая стружку, и несколько минут полировал его мягкой тряпочкой, смоченной в масле и лимонном соке. Попробовал звук и протянул Вею.
   - Пробуй, эфенби.
   Вей, спрятав фигурку в карман, набрал воздуха, поднес флейту к губам - и отозвалась она звонким тонким переливом, от которого с деревьев сорвались стаи пестрых тропических птичек. Попробовал он наиграть старую протяжную йелловинькую мелодию, приветствие утру - и стали распахиваться двери, и соседи выглядывать из окон и выходить из домов.
   - Эй, Амфат! - грозно закричала какая-то женщина, широкая в талии и в пестром платье. - Чего спать не даете?
   - Да зачем тебе спать, Луса, - так же во всю мощь загорлопанил дед, - смотри, какое утро! Так весь базар проспишь!
   Люди просыпались, люди перекрикивались - за несколько минут улица заполнилась народом. Побрели куда-то ослики, закричали продавцы молока и овощей, поехала телега мусорщика. Вей поднялся. Старик смотрел на него снизу слезящимися глазами и улыбался.
   - Спасибо тебе, феби Амфат, - сказал Вей Ши. - Тебе помощника дадут, ты не переживай, один не останешься.
   - Эх дурной ты, эфенби, - покачал головой дед. - Иди уж, иди. И смотри, чтобы вернулся! Чтобы вернулся!
   Вей уже ушел шагов на сто, а все слышал, как, то смеясь, то настаивая, что-то ободряющее кричит Амфат ему вслед.
  
   У ворот дворца Владыки все так же толпился народ, пусть поменьше его было, чем накануне вечером. Наследник прошел мимо охранников, и, поймав первого попавшегося слугу, попросил позвать жену Владыки.
   - Спит хозяйка-то еще, - буркнул слуга, - думаешь, ради тебя вставать будет?
   Вей Ши подавил раздражение - чтобы не искать потом другого посыльного - и почти вежливо попросил:
   - Скажи ее малитам, чтобы разбудили. А вставать или нет, ты за нее не решай.
   Слуга помялся, оглядывая ученика: то ли выгнал его Владыка, то ли нет, то ли наказан он, то ли, наоборот, дорогой гость, - и, решив, что не ему в этом разбираться, недовольно кивнул и пошел ко дворцу.
  
   Светлана, сонная, лохматая, недоумевающая, показалась во дворе минут через пятнадцать. Она зевала и зябко куталась в длинную накидку на платье, несмотря на то, что солнце уже заливало двор и играло в струях фонтана.
   - Что-то случилось? - тревожно спросила она. - Почему так рано, Вей Ши?
   - Я ухожу, - терпеливо в третий раз за утро повторил наследник. Она непонимающе уставилась на него, затем с горечью вздохнула.
   - Что же вам дома-то всем не сидится... Попрощаться пришел?
   - Попрощаться я бы не приходил, - честно ответил Вей. - Но я Мастеру дал слово тебя оберегать. Подержи, - он протянул ей пташку. - Только не бойся, что бы ни происходило!
   - Что-то мне это не нравится, - с опаской проговорила Светлана, принимая фигурку. - Может, объяснишь?
   - Объясню, - буркнул Вей, поднося к губам флейту. Закрыл глаза и заиграл.
   Музыка полилась так свободно, будто вчера только он взял последний урок у учителя Мина. Затрепетала тонким посвистом, птичьим, радостным - словно жаворонок полетел в небо, радуясь утру и солнцу, напевая свой гимн миру, и то тише делалась его песня, то громче. Заманивала эта песня выглянуть, посмотреть, кто играет, хоть одним глазком, послушать, как беспорядочные трели складываются в гармоничную мелодию, которую ни один человек точно повторить не сможет.
   Светланины глаза были непонимающими, но она не двигалась - до тех пор, пока в дымчатом сиянии солнечных лучей вокруг Вея не стала проявляться тонкая фиолетовая паутинка. Она становилась плотнее с каждым переливом, но Свету не касалась - обтекала ее, стремясь только к наследнику.
   И вдруг из нитей этих соткались десятки маленьких пташек, которые зависли перед Веем. Туманно-фиолетовые, с золотыми всполохами, бесконечно меняющие размеры и формы... Вей замолчал, оборвав мелодию - и ближайшая птичка вдруг подхватила ее, повторив трель, и Вей тогда снова продолжил. И снова перестал - и уже несколько духов продолжили переливы, выводя их так нежно, с такой отдачей, что у Светы слезы выступили на глазах.
   Так долго они играли в эту игру, выводя мелодию то вместе, то по очереди - ученик Вей и странные изменчивые птички. Глаза наследника были закрыты, он раскачивался, когда играл, и улыбался, когда отнимал флейту от губ и слушал тех, кого призвал - пугливых, осторожных. Он был как заклинатель змей, как рыбак, раскинувший сети и мягко подтягивающий их к себе. И родственная стихия укутывала его, послушная и верная, и не было ему никогда спокойнее, чем сейчас.
   Наконец, он закончил - замолчали через некоторое время и пташки.
   - Понравился ли вам мой дар? - спросил он тихо, протянув руку: один из духов сел к нему на ладонь.
   Равновесники, молодые, недавно только осознавшие себя, зачирикали, расплываясь туманными облачками, теряя облик.
   - Раз понравился, прошу я одного из вас послужить мне, - продолжил он. - Вот женщина по имени Светлана, которую должен я охранять, но я не могу сейчас это делать, а она сама слаба и беззащитна. Пусть один из вас станет ее охранником на год: вот идол, который будет тому, кто согласится, домом. Женщина будет кормить охранника медом и маслом. Кто пойдет?
   Дух, сидевший на ладони у Вея, метнулся к Свете - она даже ойкнуть не успела, как глаза статуэтки засияли фиолетовым. Остальные растворились в воздухе.
   - Благодарю тебя, - сказал Вей Ши церемонно. - Нарекаю тебя Пухом. Если будет она в опасности, разрешаю тебе вселиться в нее и дать ей силу и скорость. Но разум ее своим не заслоняй! Она должна понимать, что делает!
   - Но я не разрешаю! - с ужасом возмутилась Света. - А если это навредит?
   - Не навредит, - коротко ответил наследник. - Не бойся. Корми его хорошо. Поставь рядом с кроватью, хотя он на помощь тебе придет где угодно.
   - Вообще-то о таком нужно спрашивать, - сердито сказала Светлана и опасливо покосилась на статуэтку в ладони. - Как ты вообще жил среди людей, Вей Ши?
   Он отвернулся и пошел к воротам.
   - Да постой ты! - крикнула она, всплеснув руками. - Четери хоть флягу с собой взял. Подожди. Я сейчас тебе принесу!
  
   За городом Вей Ши отпил из фляги, снова крепко прикрутил ее поясу и, обернувшись в тигра, помчался вдоль реки в сторону Йеллоувиня. Все долги в Тафии он раздал, и теперь впереди лежал долгий путь. Нельзя было терять ни минуты - ведь кто знает, возможно, именно этой минуты не хватит там, куда он так спешит?

   Глава 19
  
   17 апреля, Дармоншир, Люк
  
   Днем огромный серебристый змей опустился недалеко от ворот Третьего форта, и через несколько секунд перед глазами часовых и успевших добежать до ворот военных предстал его светлость Лукас Бенедикт. Слегка взъерошенный и бледный, одетый в медицинскую рубашку до колен, он поковылял почему-то не к воротам, а через дорогу, к березке, до которой было куда ближе, и обхватившись за нее, закрыл глаза.
   Таким, обнимающимся с деревом, и застали герцога полковник Майлз, собравшиеся офицеры и Жак Леймин, который недавно прибыл в Третий форт в сопровождении охраны, мага Тиверса и с двумя мешочками драгоценных камней.
   О том, что его светлость чудесным образом воскрес, командующему составу сообщили еще утром, и тогда же новость разнеслась по фортам, вызвав оторопь, ликование и недоверие. Впрочем, неверующих быстро убедило появление над крепостями змея собственной персоной, который, долетев до двадцатого форта, за которым работали орудия, узрел врага, зашипел, раззинув пасть и встопорщив воротник, и рванул вперед. Всадники над раньярах, издалека расстреливавшие из гранатометов засеки и укрепления, восстановленные после последней битвы, тоже заметили огромного защитника, и поспешно убрались, не делая попыток напасть или подлететь ближе.
   Люк гнался за ними достаточно, чтобы напугать и чтобы они могли рассмотреть его получше, а затем запустил следом пару вихрей, сожравших половину стаи. Вторую половину он отпустил. Пусть доложат, что он жив - если враг и собирался атаковать в ближайшее время, это заставит его пересмотреть планы и даст Люку время прийти в себя.
   После того, как враги были отогнаны, он несколько раз пролетел над фортами, рассматривая повреждения и степень восстановления засек. Затем его накрыло диким голодом - и он рванул к морю, туда, где всегда мог найти себе добычу.
   А уж после этого, больше всего жаждущий снова оказаться в Вейне, в объятьях Марины, он направился к Третьему форту. И это было ошибкой, потому что Люк переживал сейчас такой приступ слабости, будто месяц до этого болел тяжелейшим гриппом. Тело ощущалось чужим.
   В змеином обличье он ощущал себя превосходно. А от человеческого мозг, по всей видимости, отвык, и нужно было время, чтобы снова научиться воспринимать свое тело. Сильно, до тошноты, кружилась голова, приходилось прикладывать усилия, чтобы двигаться: руки слушались плохо, ноги заплетались, и чувствовал Люк себя заторможенно и неуверенно - словно очень давно не садился за руль, а затем сразу пришлось мчаться по скоростной трассе.
   - Здравствуйте, ваша светлость, - проговорил Майлз, когда вместе с офицерами приблизился к бледному лорду.
   Люк приоткрыл глаза и с мученическим выражением на лице оглядел подошедших. Те старались не слишком показывать удивление от его внешнего вида и не слишком откровенно разглядывать следы от ожогов и то, что осталось от волос. Тут были и знакомые ему офицеры - в том числе и майор Церсия Лариди, - и незнакомые - мощный берман в гьелхте, эмиратский командир в белых шароварах и строгом зеленом кителе. Командующий Майлз выглядел измотанным, но держался спокойно и сухо улыбался тонкими губами - а улыбки ему были в целом несвойственны, так что это могло сойти и за ликование. Леймин же без лишних слов шагнул к Люку, обнял его, и дрожащими руками похлопал по спине. А отступив, вытер старческие слезы.
   - Так и знал, что вы сначала сюда заглянете, - сказал он дребезжаще. - Сразу сюда поехал. Ну вы и счастливчик, ваша светлость! - и он, не удержавшись, снова хлопнул Люка по плечу. Герцог, рискнувший оторваться от березки, чуть не упал и опять вцепился в нее.
   - Я бы тоже вас похлопал, - проговорил Майлз, - но вы сейчас сильно напоминаете нежить, и я опасаюсь, что это вас упокоит, - и он протянул руку. - Бесконечно счастлив, что вы живы.
   - В глобальном смысле я тоже рад, - прохрипел Люк, с усилием пожимая ладонь Майлзу. - А в локальном очень хочется снова сдохнуть.
   - Постарайтесь отложить это до победы, - попросил командующий настойчиво. - Нам хватило одного раза.
   - Мне тоже, - заверил Люк, медленно обойдя вокруг ствола, чтобы заставить ноги слушаться, и глубоко вдыхая и выдыхая влажный воздух, пахнущий древесной корой и березовой зеленью. В голове чуть прояснилось.
   К нему один за другим подходили офицеры, здоровались, высказывали, как они рады возвращению. Протянул руку и берман - и пожал ладонь Люка так, что он чуть не взвыл и рефлекторно стиснул в ответ.
   Берман скрипнул зубами, отпустил руку и одобрительно проревел:
   - Меня зовут Ольрен Ровент. Командир берманских отрядов. Слышал, ты славно потрепал жуков. Буду рад драться рядом.
   - И я, - подтвердил Люк, сунув ладонь за спину и незаметно сжимая и разжимая ее - проклятый медведь, похоже, перемолол ему все кости.
   Поздоровался и эмиратский адмирал - его звали Эсий Убарак, и голос его был мягким, текучим, а вот взгляд - острым, и смуглое лицо - резким, не предполагающим мягкости. Протянула руку и майор Лариди - ее он пожал с приязнью, памятуя о роли серенитки в спасении брата.
   Берман смотрел на майора Церсию с нескрываемым недоумением.
   - Вы способны идти? - поинтересовался Майлз.
   - Не уверен, - пробормотал Люк, еще раз обойдя вокруг дерева как коза на веревочке. Стало легче. - Давайте попробуем.
   И он, оттолкнувшись от березки, почти уверенно побрел к воротам. По правую руку быстро пристроился Леймин, под левую - Майлз, чтобы подхватить его светлость, если он вдруг рухнет. Офицеры направились за ними.
   - Я не уверен, что хочу знать подробности вашего воскрешения... - проговорил Майлз вполголоса.
   - Вам и не стоит их знать, - пробурчал его светлость,
   -... но я прекрасно разглядел то, что осталось от вашего листолета на берегу, и видел результаты экспертизы, - закончил Майлз так, будто его никто и не прерывал. - И хочу сказать, что вы вопиюще нарушили все нормы безопасности, ваша светлость. Лететь на листолете с отключенными щитами в зоне боевых действий - это даже не безумие, это глупость!
   - Я хотел сказать то же самое, - поддержал Леймин. - Но позже.
   - Все верно, господа, все верно, - пробормотал Люк, упорно двигаясь к воротам. - Но у меня просьба отложить разбор полетов на потом. Сами видите, что мне нужно еще несколько дней прийти в себя, и я бы уже вернулся в Вейн, но должен понимать, есть ли у нас эти несколько дней. И, - он кашлянул, - Майлз, если вы прикажете добыть мне одежду, кофе и сигарету, обещаю быть паинькой до конца войны и больше не умирать.
   Майлз покосился на него, как на умалишенного.
   - Может, вам еще коньяка добыть? - спросил он с иронией.
   - Было бы неплохо, - усмехнулся Люк, - но тогда я точно где выпью, там и упаду. Остановимся на двух пороках из трех. Хорошего помаленьку.
  
   Кофе оказался именно тем, чего не хватало голове, чтобы наконец-то начать работать. А вот от сигареты Люк, переодевшись в военную форму, осилил две затяжки - но с наслаждением, - закашлялся, почувствовал, как слабость ударяет в виски, и отложил. Ужасно соскучился по табаку, но не стоило увлекаться.
   Майлз собрал совещание с офицерами и теперь знакомил лорда Лукаса с текущей обстановкой.
   - После нападения на замок Вейн около двух дней было затишье, - пояснил он после того, как расписал расстановку сил и орудий, - а затем нападения участились... Но пока это не бои, а так, разведка боем, моральное давление и выглаживание наших засек. Разведка докладывает, что в двух неделях пути сосредотачиваются большие силы противника - подтягиваются отряды с других областей, активно осваивается наша техника... было бы неплохо вам самим посмотреть на это, ваша светлость.
   - Посмотрю, - пообещал Люк. Информация воспринималась с трудом, и упоминание об атаке на Вейн царапало, заставляя холодеть. Он уже слышал об этом с утра, но слишком ошарашен был возвращением в человеческое тело, чтобы испугаться за Марину. Когда Люк пришел в себя на больничной койке, вокруг оказалось слишком много людей, и на него сразу вылилась куча информации.
   Фон Съедентент бормотал что-то ехидное и сканировал его, был там и дракон Энтери - Люк все никак не мог сообразить, как тот оказался в Вейне. Берни с красными глазами, шмыгая носом, обнимал брата, а затем что-то рассказывал, рассказывал, рассказывал... в том числе и про нападение на замок... потом показал Люку в зеркале его глаза... и позвонил матери, потому что Дармоншир сам не в состоянии был набрать номер и смог только прохрипеть в трубку "Мама, это я" и отключиться. После оборота он то и дело терял сознание.
   Более-менее Люк начал соображать, когда в палату ворвалась Марина и вцепилась в него - жаркая, требовательная, счастливая, плачущая и очень виноватая, словно якорем заставив оставаться в сознании.
   - Вы мне можете обьяснить, что случилось в Вейне? - попросил Люк, когда командующий закончил.
   - Я знаю лишь в общих чертах, - покачал головой Майлз. - Думаю, это лучше узнать у господина Леймина.
   - Конечно, сейчас расскажу. Но я бы хотел и показать вам кое-что, - кивнул Жак и потряс одним из мешочков, которые носил с собой.
   Через несколько минут вышедшие на крепостную стену офицеры и командиры разглядывали огненную птицу, реющую высоко над фортом. Леймин сжимал в руке крупный бриллиант и докладывал о событиях в замке.
   Командующий Майлз вдруг присел, постучал по стене.
   - Лава! Охотник! - крикнул он, и к огнедуху присоединились еще двое, вырвавшись из двух крытых жаровен, стоявших изнутри у стены. Люк изумленно выругался. - Подарок от госпожи герцогини, - пояснил командующий почтительно. - Конечно, с нашей инляндской моросью мы не всегда сможем ими воспользоваться, но в дождь и раньяры летают неохотно.
   - Она вся изрезана была, живого места не осталось... - дребезжал старый безопасник. Леймин рассказывал, рассказывал, а Люк, улыбаясь, смотрел на трех играющих птиц, таких ярких в сумерках, что начинали слезиться глаза, и холодел от мысли, на что пошла Марина ради Вейна, и почти воочию видел ее, тонкую, гневную, с отчаянием в глазах, натянутую стрелой, истекающую кровью, но продолжающую отсылать в небеса огнептиц.
   - Благодарю, Жак, - сказал его светлость, когда Леймин закончил. - Похоже, - он усмехнулся, ощущая и запоздалый страх за нее, и восторг, и гордость, - я очень многого не знаю о своей супруге. Господа, - он повернулся к присутствующим, - мне пора. Мы скоро увидимся, обещаю.
  
   Все окна семейных покоев были открыты. Люк опустился на подоконник одного из них уже в темноте и едва не рухнул от контраста между сильным и гибким змеиным телом и слабостью, навалившейся при обороте.
   Марина была там - она, одетая в длинное голубое платье, что-то писала, сидя за секретером, ежась от свежего воздуха с улицы. Повернулась, встала, пока он неуклюже спускался с подоконника и ковылял к ней. Глаза ее были огромными, и губы дрожали - то ли от улыбки, то ли от сдерживаемых слез.
   Люк обнял ее, закрывая глаза и почти проваливаясь в сон. Больше никуда не хотелось идти и ничего делать. И Марина обхватила его руками в ответ и начала гладить по спине, шумно вздыхая и, кажется, все-таки заплакав.
   У него даже не было сил сказать, чтобы она не плакала - так хорошо ему было и так хотелось спать.
   - Люк, - позвала она, легко поцеловав в висок. Он одобрительно замычал, потерся о ее мокрые губы щекой. - Люк, не спи. Я очень хочу сейчас побыть с тобой, но... Люк. Мама здесь. Она ждет тебя. Места не находит.
   Он потряс головой, еле разлепив глаза. Несколько мгновений смотрел на Марину, соображая.
   - Где? - прохрипел он.
   - В своих покоях, Люк.
   Дармоншир двинулся вперед и пошатнулся. И тогда Марина взяла его под руку и медленно повела к дверям.
  
   Леди Лотту он увидел сразу, как Марина открыла дверь. Мать сидела в кресле, в темноте, перебирая молитвенные четки. Здесь пахло горем, пылью и надеждой.
   Она вскинула голову, всхлипнула, приподнявшись - но Люк в несколько шагов преодолел гостиную и почти рухнул перед ней на колени. Леди Шарлотта наклонилась вперед, обняв его, тяжело дыша, молча, судорожно проводя руками по голове, по спине, словно ощупывая, словно не веря, что это он.
   - Мама, - проговорил он глухо, - прости.
   - Люк, мой Люк, мальчик мой, - наконец, выдохнула она, прижала его голову к груди и заплакала, целуя в макушку и раскачиваясь, будто он все еще был маленьким и она качала его, усадив на колени. Подняла его лицо к себе и начала целовать - в лоб, щеки, нос, улыбаясь дрожащими губами и разглядывая так, словно насмотреться не могла.
   Его светлость почувствовал, что и у него царапает в горле, и в груди сжимается ком - поэтому он, виновато кашлянув, приподнялся и крепко обнял мать.
   Щелкнул выключатель - Люк обернулся, заморгал: Марина включила свет. Она так и стояла у двери, и с неловкостью улыбалась - глаза у нее были покрасневшими.
   - Спасибо, - прошептала леди Шарлотта, и он повернулся к ней. От нее остались одни глаза - в темных волосах появилась седина, у рта прорезались морщины. По его вине. И вине Луциуса Инландера.
   Мать тоже всмотрелась в него, ласково гладя по голове, касаясь пальцами пятен ожогов, проводя по выгоревшим бровям. И недоверчиво покачала головой.
   - Берни сказал про твои глаза, - проговорила она тихо. - Удивительно. Всего лишь цвет, а как поменял лицо...
   - На кого я похож, мам? - спросил Люк хрипло.
   Леди Лотта измученно улыбнулась и крепко обняла его.
   - На себя, милый, - сказала она ему на ухо. - И на меня, конечно.
   Распахнулась дверь.
   - И никто мне не сообщил, что ты уже прилетел! - раздался возмущенный голос сестры. Люк поднялся, пошатываясь и щурясь, развернулся, развел руки - и Маргарета влетела в них, едва не сбив его с ног.
   - Я сообщил, - обиженно пробасил Берни, тоже появившийся в дверях.
   - Поздно! - отрезала Рита, обнимая Люка и улыбаясь во весь рот. Глаза ее блестели. - Боги, ну ты и страшен, братец! Но главное, что живой и даже целый! Главное, выкарабкался!
   - Если бы и нет, твоей энергии хватило бы, чтобы меня воскресить, - проговорил он с нежностью.
   - Ну точно же, как раньше! Поверить не могу! - она засмеялась и вдруг скривила рот. - Мы ведь все глаза выплакали, - по ее щекам потекли слезы, но Рита продолжала улыбаться. - Это же чудо! - она посмотрела на его руку, недоверчиво потрогала ее. - Но как, Люк? Как? Марина нам, конечно, рассказала, но я хочу знать все с самого начала! Как ты спасся из листолета?
   Она еще что-то спрашивала, а у Люка все сильнее кружилась голова. От двери ему смущенно улыбался Берни, и Марина стояла, прислонившись к стене, прикрыв глаза. Они встретились взглядами - и его светлость увидел, почувствовал, насколько она тоже измотана, как ждет момента, когда они смогут остаться наедине - и что, несмотря на это, готова ждать его всю ночь.
   Леди Лотта встала рядом, погладила его по плечу, тревожно вгляделась в лицо.
   - Рита, отпусти брата, ему не мешало бы поспать, - попросила она ласково, и Маргарета нехотя оторвалась от Люка, взяла мать под руку. Графиня Кембритч на глазах оживала, словно наливаясь красками, и лицо ее больше не напоминало маску. - Немедленно спать, Лукас Бенедикт, - приказала она строго. - И жену уведи. Ей тоже не помешает.
   - Спасибо, мам, - виновато пробормотал Люк, едва удерживаясь от зевоты. Сзади подошла Марина, обняла со спины, потерлась щекой между лопаток, и он чуть не застонал, так тепло и хорошо ему стало.
   - Я верну вам его утром, - пообещала она. - Выспавшимся и способным говорить.
   - Обязательно, - улыбнулась леди Лотта, и Марина, взял Люка за руку, потянула его к двери. Берни, подмигнув брату, отступил в сторону.
   - Но почему?! - возмутилась Рита из-за их спин. - Мы только встретились!
   - Выйдешь замуж и поймешь, - наставительно ответила ей леди Шарлотта.
   - То есть никогда, - проворчала сестра. И это было последним, что Люк услышал, потому что дальше он шагал за Мариной, уже почти заснув. Когда пришли в спальню, еле доковылял до постели и рухнул в нее, не раздеваясь.
   Марина, успев раздеться, теребила его, расстегивая пуговицы на армейской рубашке, ремень на брюках. Глаз он открыть уже не мог, как и поднять тяжелую голову.
   - Оставь, - попросил он почти жалобно. - Я потом, сам... - он вытянул руку, потянул Марину к себе, заставляя ее лечь рядом, обхватил, прижался сзади, и наконец-то заснул, чувствуя себя счастливейшим человеком в мире.
  
   Марина
  
   Я боялась закрыть глаза.
   В спальне горел свет, Люк дышал мне в затылок, было жарко и неудобно - но я улыбалась, прижимаясь к нему сильнее, и не могла заснуть. Мне было страшно, что потом проснусь - а его нет. И все это мне привиделось.
   Поэтому я таращилась в раскрытое окно, гладила его руки, обнимающие меня, и вспоминала все, что произошло сегодня. С самого утра, когда меня разбудил Мартин, с моего отчаяния, надежды, с удивительной усыпальницы первого Инландера и всего, что произошло в ней - и до вечера, когда я уже места себе не находила, ожидая мужа.
   После того, как он улетел к фортам, я успела и поговорить с Берни: он ждал, пока я провожу Мартина с Викторией, - и позвонить леди Лотте - они с Ритой уже направлялись к Вейну, и свекровь шептала мне в трубку: "Не могу поверить, пока не увижу, Марина... это правда, правда ведь?" Успела получить выговор от доктора Кастера, напрочь запретившего мне что-то делать в лазарете, отдать камни от сестер Леймину, написав подробную инструкцию о том, как вызывать огнедухов. Позвонила наконец-то Василине, и мы проговорили час, не меньше, а затем столько же с Полиной: пережитого, начиная с разбившегося листолета было так много, что мне отчаянно нужно было с кем-то им поделиться, а слова словно закрепляли реальность.
   Василина, узнав о том, что я научилась подпитываться от огня, и услышав мой пересказ истории Энтери о Седрике, проговорила:
   - Я обязательно занесу это в свои записи, Марина. Но как же обидно, что мы собираем важнейшую информацию по крохам!
   - Это лучше, чем ничего, - улыбнулась я.
   - Да, будет что передать детям, - согласилась она. - Если мир не рухнет, конечно.
   - Не рухнет, - сказала я уверенно. Разве мог он рухнуть, когда ко мне вернулся Люк?
   Она засмеялась.
   - Понимаю. Мне бы тоже все было нипочем, Мариш.
   Поговорила и с отцом, и с Каролинкой - в ее случае о своих переживаниях и обидах болтала она, и это тоже помогло отвлечься. А остаток дня я провела со свекровью, Ритой и Бернардом. Мы вчетвером ждали Люка, говорили о нем, то и дело поворачиваясь к окнам, и в глазах каждого я видела тот же страх, что снедал сейчас меня - что все это нереально, иллюзия, и мой муж не вернется.
   Но Люк вернулся.
   Он дернулся за моей спиной, сжал, тяжело дыша - и тут же расслабился, дыхание его выровнялось. Я заморгала часто-часто: в глазах расплывалось. Взяла его руку, на которой был надет брачный браслет, прижала к губам - от пальцев пахло табаком и озоном.
   - Я люблю тебя, - прошептала в ладонь. - Люблю, люблю, люблю, Люк... люблю, люблю, люблю...
   Люк снова пошевелился, что-то пробормотав хриплое и жаркое, и без лишних сантиментов умостил руку мне на грудь. Удовлетворенно хмыкнул и снова ровно задышал.
   Я тихо засмеялась, изворачиваясь и кое-как натягивая на себя одеяло. Одного простого земного движения хватило, чтобы испарились все страхи - и стоило закрыть глаза, как я тоже сладко и спокойно заснула.
  
   18 апреля, Дармоншир, Марина
  
   Так хорошо мне давно не спалось. Я проснулась от шевеления за спиной, с наслаждением потянулась и повернулась на другой бок, не выбираясь из-под одеяла: вчера я не успела надеть сорочку, и спала голышом. Было тепло, сонно и бесконечно легко. Лицо Люка оказалось очень близко: он смотрел на меня, голубоглазый, помятый, пятнистый и клочковатый, и кривил губы в улыбке, которую я обожала.
   - Привет, - прошептала я, чувствуя, как сильнее стучит сердце. Потянулась, поцеловала его в нос, затем в губы. - Без тебя мне очень плохо спится, Люк.
   - Я без тебя вообще умираю, - с хриплой иронией ответил он, и я не удержалась - тихо засмеялась, хотя сердце на мгновение сжало старым страхом
   - Как ты себя чувствуешь? - я потеребила ворот военной рубашки, которую не смогла расстегнуть вчера, погладила его по щеке.
   - Живым, - он поймал мои пальцы губами, зажмурился, и я чуть не расплакалась, разглядывая его блаженное выражение лица. - Боги, детка, как же я соскучился по этому.
   - По чему, Люк? - спросила я сипло, незаметно вытирая повлажневшие глаза.
   - По твоим рукам, Марина. И нежности, - он все еще жмурился и довольно поводил плечами от моих поглаживаний. - И тебе.
   Я не выдержала - прижалась к его груди, тоже закрывая глаза.
   - Ты только никогда больше не оставляй меня одну, - попросила я жалобно и едва слышно. - Я бываю невыносима, Люк... особенно когда мне больно, страшно и обидно. Что бы я ни говорила, как бы ни вела себя, не уходи, прошу. Я попытаюсь, научусь... может, не сразу, иногда я просто не в состоянии остановить себя. Но я поняла, что когда бьешь того, кого любишь, рано или поздно попадаешь по себе...
   - Детка, - сказал он хрипло мне в волосы, - прекрати. Когда ты такая виноватая, я пугаюсь больше, чем когда ты меня кусаешь. Тем более, что виноват только я.
   Я неуверенно улыбнулась, слушая, как стучит его сердце.
   - Я тебя сильно потрепала, да?
   - Угу, - усмехнулся он, согревая мою макушку теплом. - Но я наслаждался каждым моментом, Марина. Когда ты злишься, ты невероятно хороша.
   Я фыркнула и легко прикусила ему кожу.
   - И когда не злишься, тоже, - исправился Люк и отодвинулся, осматривая меня сверху донизу. И почти сразу замер.
   Я захихикала - такой ошарашенный был у него вид.
   - Что там, Люк? - заговорщически поинтересовалась я у его лба.
   Он осторожно погладил мою грудь.
   - Они увеличились, да, - подсказала я, улыбаясь. - Да я и сама могу увеличиться. У меня мама всегда полнела в беременность.
   - Забавно будет посмотреть на тебя в теле, - муж сполз вниз, вжался губами куда-то над соском и снова зажмурился. - Мне, признаться, нравился и предыдущий вариант, - он помотал головой, с удовольствием коснулся груди языком и, потянувшись ко мне, пробормотал в губы. - Но и этот ничего. Пожалуй, при некоторых усилиях я привыкну и к нему.
   Некоторое время мы увлеченно целовались, и плевать мне сейчас было на нечищенные зубы и нашу общую потрепанность. Все вставало на свои места, мы наконец-то были по-настоящему вместе и близки, и доказывали это друг другу с такой жадностью, что не хватало дыхания.
   - А ты не растерял навык, - прошептала я разнеженно, когда мы наконец-то оторвались друг от друга. Я лежала на спине, улыбаясь в потолок, а Люк, опираясь на локоть, вел пальцами по моей коже от шеи вниз. Снова замер.
   - Заметно уже, - пробормотал, с опаской касаясь моего живота. Он выпирал хорошей такой дугой, и на фоне моей худобы казался Люк, наверное, просто огромным.
   - Еще бы, - я не удержалась, снова поцеловала его куда дотянулась, куда-то в уголок губ, и погладила по пятнистому плечу. - Представляешь, каким он будет месяцам к шести? Или к концу беременности?
   - С трудом, - признался он, с удовольствием провел пальцами по своему имени внизу моего живота и вдруг поспешно убрал руку.
   - Кусается? - спросила я таинственным тоном.
   - Нет, - пробормотал Люк нервно, - но я их чувствую.
   - И что они делают? - я приподнялась, с завистью посмотрела вниз.
   Муж опасливо положил ладонь обратно. Прикрыл глаза, хмурясь и морща лоб.
   - Спят? - наконец, проговорил он с сомнением.
   - Ну вот и пусть спят, - прошептала я, прижимаясь к нему и снова целуя в сухие губы. - Или тебя это смущает, и мне готовиться к воздержанию еще на годик?
   - Нет, моя психика не настолько ранима, - хрипло усмехнулся он, потираясь носом о мой нос. - А тебе хочется, Марина?
   - Сейчас мне хочется только добраться до ванной, иначе я лопну, - призналась я с сожалением, и он засмеялся, тоже откинувшись на спину.
   - Да и мне тоже бы надо. И поесть.
   - Еда сейчас определенно лучше секса, - согласилась я с готовностью. С сожалением оторвалась от теплого мужа, сползла с кровати.
   - Марина, - позвал он хрипло.
   Я повернулась, и Люк, приподнявшись на локтях, оглядел меня с ног до головы.
   - Ты очень красивая, - сказал он. Глаза его блестели. - Ты невозможно красивая, детка.
   Сердце сжалось, и я забралась обратно на постель, подползла к нему на четвереньках и опять поцеловала в губы.
   Он лежал, криво улыбаясь. Со смешком пощекотал снизу мой сосок.
   Живой, очень живой.
   - Я тоже тебя люблю, Люк, - ответила я, глотая слезы. - Я теперь немного плакса, но это ведь лучше, чем агрессивная, правда?
   - Ничего, - пробормотал он, обнимая меня и прижимая к себе. - Какая угодно, Марина, главное, что со мной.
  
   Когда я вышла в спальню, в кровати было пусто, а во второй ванной шумела вода. Я успела переодеться в домашнее платье, приказать Марии принести нам завтрак и вещи Люка из его старых покоев, а муж все не выходил. Заглянула к нему - в лицо пахнуло теплой влагой, а Люк нагим стоял у зеркала, вытирая голову.
   Убрал полотенце - оказывается, он сбрил остатки волос на голове и клочки щетины на лице. Усмехнулся мне в зеркало.
   - Теперь я выгляжу не так дико.
   - Получше, - согласилась я, подходя и вставая рядом. Провела рукой по его влажной спине, поцеловала в плечо, разглядывая Люка в зеркале. Худощавый, жилистый. Длинное лицо, угловатость которого скрадывалась пятнами ожогов, светлые глаза, отсутствие ресниц, бровей и волос, большой нос с горбинкой.
   - Сейчас очень заметно, что ты потомок Инлия, - проговорила я со смешком. - Почти одно лицо с Луциусом Инландером.
   - Да, - согласился он задумчиво и невесело.
   - Легко представить тебя рыжим, - и я с удовольствием похлопала его пониже спины.
   - Надеюсь, это так и останется в твоем представлении, - иронично отозвался Люк. - Мне не хотелось бы вздрагивать каждый раз, когда гляжусь в зеркало.
   - Но глаза-то цвет поменяли, - заметила я.
   - И я бы очень хотел знать, почему, - проворчал он, приобнимая меня одной рукой, а второй пытаясь распаковать зубную щетку. - И почему я вообще жив. Не то чтобы я был против, но нужно понимать. Правда, у меня есть у кого спросить...
   Стоять рядом, прижимаясь к нему, обнаженному, было восхитительно. А смотреть, как он мучается с упаковкой - уморительно. Меня вообще многое смешило этим утром.
   - Может, будет проще, если отпустишь меня? - намекнула я.
   - Не-а, - промычал он, прижимая меня еще крепче и дергая картон зубами. Я захихикала, отобрала упаковку и, вскрыв, отдала щетку.
   Люк лениво чистил зубы и наблюдал за мной - а я, прислонившись спиной к мраморной плите умывальника, водила пальцем по рваным следам на его свободной руке.
   - Я тут узнал, что пока лежал поленом, моя жена героически защитила Вейн, - проговорил он невнятно. - Расскажешь? Я видел огнедухов в Третьем форте. И Леймин показал мне камни. Сегодня же передам благодарности твоим сестрам.
   - А что тут рассказывать, - ответила я, не поднимая глаз. - Оказалось, что я не совсем бесталанна и способна вызывать огнедухов. Просто выхода другого не оказалось, когда эти твари с неба посыпались. Страшно было безумно.
   - Отчаянная детка, - усмехнулся он с такой отчетливой гордостью, что мне снова захотелось плакать. - Как бы я хотел это видеть.
   - Могу показать, когда буду делать привязку к фортам, - сказала я осторожно. - Я не все крепости успела охватить, там еще много работы.
   Он помолчал, и я подняла на него глаза - запретит? Нет?
   - Насколько это опасно для тебя и детей? - спросил он со вздохом. В глазах его не было отрицания - только чувство вины.
   - Если не увлекаться, то не опасно, - я обхватила его за руку, успокаивающе прижалась к плечу губами, и он снова начал медленно водить щеткой по зубам. - Я не буду рисковать, обещаю. И тратить много крови. Два форта за поездку, не больше. Да, есть камни с огнедухами, но камни пригодятся вам в наступлении. Глупо не использовать мои возможности, Люк, чтобы на фортах осталась хоть какая-то защита.
   - Глупо, - согласился он тяжело. И замолчал - я расценила его молчание как вынужденное, выболевшее согласие, и чтобы отвлечь, принялась увлеченно целовать его в плечо, в шею, легко прикусывать за ухо, пока он не усмехнулся и не расслабился, продолжая размеренно двигать щеткой.
   На светлой коже выше локтя были очень заметны длинные и темные ошметки, которые совершенно непонятным способом вросли в новую руку, хотя должны были как минимум отмереть.
   - Непостижимо, - проговорила я, покачав головой. Присела, разглядывая его ногу - муж с глухим смешком отодвинулся, давая мне потрогать границу отросшей голени - она была очень заметна по безволосой коже ниже. - Если бы виталисты так умели... сколько бы калек можно было поставить на ноги!
   - Вот теперь я вспомнил, что женился на медике, - хмыкнул он невнятно. Я поглядела на него снизу вверх - Люк двигал зубной щеткой и смотрел на меня потемневшими глазами.
   - Кто-то собирался упасть в голодный обморок, - напомнила я шепотом и поцеловала его в бедро, потерлась губами о живот, с наслаждением вдыхая чистый запах кожи. - А нас ждет завтрак...
   - Детка, - прохрипел он, запрокидывая голову, - какой завтрак? Если ты не сдвинешься чуть ниже, я точно упаду.
   - Тогда не будем рисковать, - прошептала я, улыбаясь. Поднялась, отступила к выходу.
   Люк поспешно, почти давясь, полоскал рот. Я открыла дверь.
   - Марина, стой на месте, - хрипло приказал он, потянувшись к полотенцу и глядя на меня в зеркале. Глаза его горели.
   - Да, милорд, - ответила я со смешком и прижалась к стене, наблюдая, как торопливо он вытирает лицо, как разворачивается, двигается ко мне. Его еще немного шатало, но Люка это не смущало.
   Мы целовались, как одержимые, не в силах оторваться друг от друга. Мне казалось, я с ума сойду от жадности - так хорошо было чувствовать его под ладонями, горячего, сильного, гибкого, так невозможно, до боли сладостно узнавались вновь крепость его рук, и вкус губ, и требовательность, и тот самый беспомощный взгляд, от которого у меня дрожь пробегала по телу. С ним я всегда забывала обо всем - забыла и сейчас.
   - Где вы? - вдруг раздался в спальне голос Риты. Звучал он приглушенно. - Люк, Марина?!
   Люк застонал, отрываясь от меня, и я глухо засмеялась ему в шею - он прижимал меня к стене прямо у распахнутой двери в спальню.
   - Мария сказала, что вы уже проснулись! - не унималась Маргарета.
   - Напомни мне после войны заняться ее воспитанием, - пробормотал муж, прижавшись лбом к моему лбу. Дыхание его было тяжелым, и он не спешил меня отпускать.
   - И мама ждет! - использовала безотказный прием Рита. - Она, правда, запретила мне вам мешать... но мы же можем позавтракать вместе. А я вижу, что здесь завтрак накрывают. Вы что, без нас решили?
   Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга.
   - Мама ждет - это весомый аргумент, - прошептала я.
   Люк серьезно кивнул.
   - Но это не отменяет того, что моя сестра - чудовище, - с усмешкой проговорил он. - Возьмешь ее на себя?
   - Конечно, - я с нежностью коснулась губами его губ, поправила платье и вышла из ванной. На кресле у кровати была разложена одежда Люка - видимо, в наше отсутствие принесла Мария. Рита заглядывала в спальню из гостиной. Увидев меня, виновато опустила глаза.
   - Я вам, наверное, помешала, - не очень искренне покаялась она, отступив назад.
   - Немного, - хмыкнула я, бросив взгляд в зеркало. Глаза мои сияли, припухшие губы расползались в улыбке.
   Я вышла, прикрыв за собой дверь. В гостиной хлопотала горничная, накрывая на стол.
   - Мария, мы будем завтракать со всеми в дубовой столовой, - сообщила я, и эта прекрасная женщина, не моргнув и глазом, принялась собирать посуду и блюда обратно на тележку. - Попроси леди Шарлотту и лорда Бернарда присоединиться к нам через двадцать минут.
   - Прости, - грустно попросила Рита, когда Мария ушла. Взяла меня под руку, прижалась, положив голову на плечо. - Но ведь... мы тоже любим его, Марина. И тоже хотим его видеть. А он опять улетит через несколько дней...
   - Я понимаю, - сказала я умиротворенно, прислушиваясь к шагам в спальне, и погладила ее ладонь. - Надеюсь, наступит время, когда не нужно будет никуда торопиться, Рита. И мы больше не будем бояться никого потерять.
  
   Дубовую столовую заливало солнце, окна были открыты, и пахло здесь теплым деревом, свежим хлебом и молоком. А еще счастьем. Вейн вообще сейчас казался мне до краев заполненным счастьем и покоем. Вокруг все еще была война, но страх сейчас остался за стенами замка. Мы не забыли о ней - все, что произошло с Люком и с нами, было следствием войны, - но в эти моменты я действительно верила, что все самое страшное уже позади.
   Мой муж много ел и много говорил - о том, что случилось после крушения, о том, как слышал меня, как существовал эти дни, - а мы слушали, затаив дыхание. Я сидела рядом, попивала молоко, ела горячие булочки с ягодами и маком, и то и дело касалась его бедра, поглаживая по колену - и он усмехался в ответ на мои движения. Остальные делали вид, что не замечают нашего баловства - или на самом деле не замечали. Леди Лотта, Берни и Рита смотрели на него с таким обожанием, что Люк периодически сбивался и принимался молча резать отбивную, а я - умиляться, пока не осознавала, что и сама гляжу на него так же.
   - Кто бы мог подумать, что это вообще возможно, - проговорил Берни, когда Люк закончил рассказ и с облегчением принялся за кофе. - Ты не задавал себе вопрос, почему именно ты? Почему эти духи не сделали того же для Луциуса Инландера или Гюнтера Блакори?
   Краем глаза я заметила, как побледнела леди Лотта.
   - Задавал, - хрипло проговорил Люк. - Но я пока не знаю ответ.
   - Мартин что-то говорил об этом, пока нес меня к усыпальнице, - неуверенно вступила я в разговор. - О том, что ты последний из рода Инлия, но я не гарантирую, что верно запомнила. Я была в неадеквате. Тебе бы поговорить с ним или Викторией.
   - Поговорю, - пообещал он. - И с духами тоже. - Люк посмотрел на мать. - Мам, ты в порядке?
   - Отхожу от переживаний, милый, - вымученно улыбнулась леди Шарлотта. - Все хорошо.
   - Как ты можешь быть последним, если есть еще и я, и Берни? - удивленно проговорила Маргарета. - Ну хорошо, может, речь о старших сыновьях, но ведь не всех белых аристократов Инляндии уничтожили? Таммингтон точно жив еще, - тут она смутилась. - Не то, чтобы я интересовалась... просто слышала об этом.
   - Я проверю, - усмехнулся Люк. Он нашел под столом мою руку, сжал ее, и я чувствовала себя школьницей на первом свидании. - Перед аварией как раз планировал облететь очаги сопротивления: нужно понимать, можно ли ждать от них поддержки в случае наступления. Так что сегодня я в разведку до позиций врага, а завтра - долечу до твоего Таммингтона.
   - Правда? На самом деле он мне понравился, - призналась Рита с вызовом.
   - Милая, - обрадовалась леди Лотта, - неужели? Какая хорошая новость!
   - Осталось уговорить жениха, - с иронией вставил Люк. Леди Шарлотта небрежно махнула рукой - мол, был бы жив, а остальное - пустяшное дело.
   - Скоро улетаешь? - спросила я вполголоса, поглаживая его пальцы.
   - После обеда, - отозвался он. - Но я ненадолго. До ужина вернусь...
   "К тебе", - не договорил он, но я поняла, и прерывисто вздохнула от чувства стеснения в груди. Никогда не думала, что можно любить кого-то так, что от простого присутствия рядом хочется плакать и смеяться одновременно.
   - Тогда я съезжу на форты, - проговорила я. - Попрошу Энтери снова меня сопроводить.
   Я не спрашивала, но это было вопросом. И Люк, на секунду сжав мою руку, глухо ответил:
   - Возьми с собой охрану. И будь осторожна.

   На какие ты поедешь?
   - Седьмой и Восьмой, - я долила себе еще молока, и Люк, уже допивший кофе, как-то странно посмотрел на мой стакан.
   - Я могу с тобой съездить, - предложил Бернард с готовностью.
   - Что, майор Лариди нынче служит на Седьмом?- ехидно поинтересовалась Рита.
   - Нет, вернулась в Восьмой к своим серениткам сразу после нападения на Вейн, - буркнул Берни угрюмо. - Снова обучает снайперов. Но, - он посмотрел на меня, - я поеду вовсе не из-за нее. Мы... поговорили, когда она уезжала из замка.
   Мы деликатно не стали спрашивать, чем закончился разговор. И так всем было понятно. Кроме Риты.
   - И что она сказала? - с жадным любопытством спросила младшая Кембритч.
   Бернард аккуратно складывал перед собой тканевую салфетку и молчал. В этом молчании Люк протянул руку к кувшину с молоком, налил себе, недоверчиво принюхался и начал пить.
   - Милый, ты же ненавидишь молоко, - изумилась леди Шарлотта.
   Все мгновенно переключили внимание с мрачного Берни на Люка.
   - Я тоже так думал, - удивленно-настороженно отозвался мой супруг, отставив стакан. - И даже помню, какой мерзостью оно мне казалось. А сейчас - вкусно.
   - Ничего удивительного, - фыркнула Рита, - змеи любят молоко, так что тебе сам Инлий велел.
   - Верно. Вот и славно, - невозмутимо поддержала ее моя свекровь, - оно полезно для здоровья, я с детства тебе это толковала, Люк.
   - Глядишь, так совсем правильным станешь, - проворчала я в его сторону.
   Люк усмехнулся. Склонился к моему виску, чтобы поцеловать, положил ладонь мне на колено - мы сидели почти бедро к бедру - и неслышно сообщил, касаясь губами уха:
   - Нам с тобой это не грозит, детка.
   - Очень на это надеюсь, - пробормотала я так же тихо, усиленно улыбаясь родственникам, разглядывающих нас с разной степенью умиления и чувствуя, как Люк, медленно двигая ладонью по внутренней поверхности моего бедра, подтягивает ткань платья вверх. Пальцы его обжигали кожу, и я едва удерживалась, чтобы не закусить губу или не засмеяться.
   Он снова поцеловал меня в висок, и я прикрыла глаза. Его точно никакая смерть не исправит. И слава богам.
   - Боги, это так сладко, что мне не нужен десерт, - восхитилась Маргарета.
   - Завидуешь? - беззлобно хмыкнула я, сжимая ноги, ибо мой муж уже начал вытворять что-то почти неприличное.
   - На самом деле да, - призналась она со смешком. - Конечно, когда вы были в ссоре, жить было интереснее...
   - Н-не скажи, - пробормотала я и, с невозмутимым видом погладив балующегося милорда по ноге, впилась в нее коготками. Люк едва слышно засмеялся, но понятливо опустил платье и сжал мои пальцы. И хорошо, а то еще немного - и я бы точно начала краснеть. А затем бы выволокла его светлость из столовой, чтобы наконец-то оторваться от души.
   - Чем сейчас займетесь? - безмятежно поинтересовалась леди Лотта.
   Я ощущала, как Люк смотрит на меня, и изо всех сил старалась не улыбаться.
   - Пока я здесь, надо поприветствовать слуг, - проговорил он, лаская мои пальцы. - Попрошу Ирвинса их собрать.
   - Конечно, - поддержала я серьезно.
   - И пообщаться с доктором Кастером, - он дразнил кончиками пальцев кожу у моего брачного браслета. - И с персоналом лазарета. И с больными.
   - Безусловно, - снова откликнулась я почти не дрожащим голосом. Его прикосновения делали меня нетерпеливой. И безрассудной. Словно не было этих месяцев войны, боли, нервов, словно мы все еще были теми безумными влюбленными, которым весь мир нипочем, только бы быть рядом.
   - И с Леймином по поводу охраны замка, - продолжал Люк задумчиво.
   - И с Майки, - подсказала я нежно, снова проскользив ладонью по его бедру.
   - Да, - хрипло проговорил Люк. - С Майки. Точно.
   - И еще в твоем кабинете два ящика писем, - я повернулась к мужу, глядя ему в глаза и продолжая его поглаживать. Он криво усмехался - мол, смелее, детка - и даже чуть откинулся на стуле, словно приглашая забраться верхом, расстегнуть рубашку и целовать, пока в глазах не потемнеет.
   Видят боги, я едва удержалась.
   - Мы обязательно посетим кабинет, - пообещал он так многообещающе, с такой тьмой в глазах, что я от греха подальше убрала руку и с неловкостью поглядела на родных: всем должно было быть понятно, что мы занимаемся непотребством. Но то ли Кембритчи были так хорошо воспитаны, то ли мы за время отношений в совершенстве овладели искусством маскировки, но взгляды их были полны только доброжелательного интереса.
   - Много дел, - сказала я им сожалеюще.
   - Очень много, - хрипло поддержал мой муж и встал. - Стоит приступить к ним прямо сейчас, правда? Марина?
   Он протянул мне руку, помог отодвинуть стул, и я тоже поднялась.
   - Встретимся за обедом, - благодушно кивнула моя свекровь, и вдруг насмешливо и ласково улыбнулась мне.
   Все она понимала - что с нами творится.
   Стоило нам выйти в пустой коридор недалеко от центральной лестницы и закрыть двери, как я потянулась к Люку, впилась ему в губы - и мы так и остались стоять у столовой, поглощенные друг другом. Я целовала его, я облизывала его губы, я забиралась пальцами ему под ворот, дрожащими руками гладила его лицо, вглядываясь в потемневшие, хмельные глаза, и почти плакала от счастья, и снова и снова вжималась в него, ощущая его дикое, тревожное нетерпение.
   На лестнице раздались голоса, и мы замерли, глядя друг на друга. Сердце мое колотилось, как бешеное - Люк же тяжело дышал, рот его дергался в улыбке, на виске пульсировала жилка.
   - Пойдем, - прохрипел он, когда шаги затихли, и потянул меня за руку.
   И я пошла за ним.
  
   Даже нападение иномирян не могло бы остановить нас сейчас. Даже конец света. Я шла за мужем, не чувствуя ног.
   Осталась позади лестница, хлопнула дверь наших покоев, заскрипела дверь спальни. Затрепетали от сквозняка занавески. Простонал что-то Люк, пытаясь стащить с меня платье, выругался, нащупав, наконец, молнию на спине.
   Я рвала, дергала на нем рубашку - потому что не могла расстегнуть пуговицы. Кое-как справилась с одной, с другой. Близость его тела и невозможность прильнуть, почувствовать всей кожей доводила меня до неистовства.
   - Сними, Люк, - почти умоляла я, - сними!
   Он снял. Мое белье. Расстегнул бюстгальтер - потяжелевшая грудь заныла, выскользнув из чашечек. Стянул по бедрам трусики - я переступила через них прямо в туфлях - и начал снимать рубашку, рассматривая меня посветлевшими глазами с вертикальным змеиным зрачком. Во рту Люка мелькнули клыки, и я, свистяще выдохнув от возбуждения, снова прильнула к нему, к его губам, чувствуя, как клыки царапают язык, и трясущимися руками пытаясь расстегнуть его ремень.
   И он с шипящими ругательствами подхватил меня одной рукой под ягодицы, заставляя обвить его ногами, и понес к кровати, ухитряясь и целовать, и сминать мою грудь, и ласкать ее языком, и шептать что-то порочное, жаркое.
   - Детка... какая ты красивая... я сейчас подохну, если ты еще раз потрешься так...
   И я терлась, и целовала его, и выгибалась от его ласк, и в голове не было ни одной мысли. Ни единой.
   Но у кровати он вдруг остановился. Опустил меня на нее, тяжело дыша, сделал шаг назад. Я непонимающе смотрела на него.
   - Трусишь? - спросила я насмешливо и сипло. Погладила себя по груди, которую он только что с такой жадностью облизывал, тряхнула волосами.
   Люк тяжело выдохнул, покачал головой.
   - Боюсь навредить тебе, - прохрипел он. - Не стоит ли... спросить у доктора Кастера?
   Я засмеялась. Возбужденный и озадаченный Люк - та еще картина.
   - Какие мы стали осознанные, - прошептала я, поднимаясь.
   - Сам поражаюсь, детка, - усмехнулся он, наблюдая за мной горящими глазами.
   - Мне кажется, я знаю, как это исправить, - я подхватила с будуара шкатулку с драгоценностями и, открыв крышку, с размаху, веером высыпала их на постель.
   Люк тяжело задышал. Облизнулся.
   - Кто-то упрямится? - удивилась я хрипло, высыпая на кровать одну шкатулку за другой.
   Он сглотнул, дрожащей рукой потер себе шею. На мгновение прикрыл веки.
   Я забралась на кровать. Легла спиной на впивающиеся в тело украшения. Сгребла что-то в горсть и, глядя только мужу в глаза, ссыпала себе на грудь.
   Люк зашипел, вздергивая голову. По телу его пробежала дрожь.
   - Марина... - прохрипел он. - Черт... как я скучал по этому безумию, детка...
   - А по-моему, ты все еще трусишь, - прошептала я, вставая на четвереньки и подползая к краю кровати. Коленям и ладоням было больно, но это только больше возбуждало меня. И Люка. Он смотрел уже с той жадностью, которая лишь на шаг отделяет от прыжка к бездну. И когда я пальцем поманила его к себе, он сделал шаг, другой, встав вплотную к постели - а я поднялась на колени и обхватила его за шею, чтобы снова поцеловать.
   - Марина, - сказал он сипло, задирая голову, сжимая кулаки - я царапала ногтями его грудь и бедра, я покусывала его соски. - Я с ума сейчас сойду... как мне уберечь тебя?
   - Кажется, - вкрадчиво ответила я, спускаясь на пол, обходя его и заставляя повернуться спиной к кровати, - я знаю, что нужно сделать.
   Он усмехнулся, и я, сладко поцеловав его в губы, изо всех сил толкнула его в грудь. А когда он упал спиной на кровать - забралась сверху. Склонилась, глядя в его безумные глаза, потерлась об него, закусив губу и чувствуя, как он меня заполняет - и тут он не выдержал, застонал, задвигался снизу, схватив меня за бедра и заставив вспомнить, как же это невозможно остро и безумно хорошо - любить такого, как Люк.
  

   Громкое дыхание. Взгляд глаза в глаза. Испарина, покрывшая наши тела. Поцелуи -ласки и поцелуи-укусы.
   Медленное, тягучее раскачивание - и мечтательная полуулыбка на его губах. Почти ожесточенная скачка - и его хрип, и жилы, очерчивающие напряженную шею, и засиявшие мягким светом глаза, и мой всхлипывающий шепот: "Люк, Люк, Люк!"
   Близость наша была громкой, влажной, очень порочной и земной - и в то же время настолько бережной, полной такой сокровенности, что у меня дыхание перехватывало.
   Мы рассказывали до боли переплетенными пальцами, как невыносимо, бесконечно нужны друг другу. Просили прощения самыми интимными прикосновениями, покорностью и открытостью. Вжимаясь кожа к коже, узнавали по перестуку сердец, что так будет всегда - до конца веков я принадлежу ему, а он - мне, и ничто этого не изменит. И отступал страх: не было ему места в нашей лихорадочной, жаркой любви.
   Мы отдыхали на ложе из драгоценных украшений, горячих и скользких от наших тел, вымотанные, расслабленные, пьяные от прошедшего удовольствия; легко касались друг друга, что-то бормотали нежное, глупое, смеялись - и вдруг ласки снова становились требовательнее, а дыхание - чаще, и непонятно, кто первый тянулся к другому, чтобы утолить вновь проснувшийся голод.
  
   ***
  
   Я, не в силах пошевелиться, улыбалась в потолок, раскинувшись на кровати, а муж лежал на животе и легко гладил меня под грудью. Мышцы мои мелко дрожали, волосы были влажными, и при этом тело было так расслабленно, будто я махом выпила пару бутылок лучшего в мире солнечного вина.
   - В браке определенно есть свои плюсы, - едва слышно пробормотал Люк.
   - Угу, - отозвалась я, жмурясь.
   - Мне еще никогда не было так легко, детка, - голос его был таким сонным и умиротворенным, что хотелось смеяться.
   "И мне", - попыталась сказать я, но язык не ворочался. Я вся была полна упоительного, теплого счастья, и страшно было двинуться, чтобы не потерять это ощущение.
   Но тело остывало, и все сильнее ощущались украшения под спиной. Я с усилием повернула голову - Люк дремал и лицо его было спокойным и мирным. Кольцо с крупным изумрудом впивалось ему в плечо, из-под груди виднелось сплетение ожерелий, но мужу это ничуть не мешало.
   Я поерзала, повернувшись набок, кое-как отгребла в стороны из-под себя браслеты, колье и кольца, обхватила Люка за руку и замерла, рассматривая его. Спать не хотелось - и я могла бы лежать так вечность, если бы через часок организм не напомнил, что кроме телесных радостей есть и телесные нужды, и надо заставить себя встать.
  
   Когда я вернулась, успев ополоснуться и вдоволь насмотреться на красные отпечатки украшений на моей коже, Люк, обнаженный, стоял у окна. По обе стороны от него занавески трепетали от ветра. Оглянулся - я подошла, и он обнял меня. От него пахло потом и нашей близостью.
   Небо было чистым, и мы смотрели поверх зеленого леса и крыш прибрежного городка на синее-синее море, спокойное, мирное.
   Так мирно было и у меня в душе.
   - Я хочу, чтобы таким был каждый день, - сказала я, прижимаясь к мужу. - Закончишь войну, и мы будем жить долго и счастливо. И не ссориться.
   - Совсем? - усмехнулся он, поглаживая меня по плечу.
   Люк не мог не шутить над смертью. Меня кольнуло страхом, но я мотнула головой, отгоняя его.
   - Иногда можно, - великодушно разрешила я и с нежностью коснулась губами его пальцев. - Мне тоже понравился процесс примирения.
  
   Люк плескался в душе, а я, одевшись, собирала драгоценности обратно в шкатулки - Мария, конечно, со мной привыкла ко всему, но это было только наше умопомрачение, и я не хотела делиться им ни с кем. Руки были слабыми, я то и дело замирала и улыбалась.
   Его светлость появился, когда я отдыхала в кресле, подтянув под себя ноги и откинув голову на спинку. Люк одевался, я с удовольствием наблюдала за ним. Часы в гостиной пробили двенадцать, и я наконец-то обратила внимание на будильник.
   - Еще час до обеда, - с удивлением проговорила я. - А мне казалось, мы уже все на свете пропустили.
   - Мало? В следующий раз буду больше стараться, - со смешком пообещал Люк, застегивая рубашку. Я глаз не могла оторвать от его длинных пальцев.
   - Куда уж больше, - пробормотала я, потягиваясь и чувствуя, как отзываются дрожью мышцы. Он удовлетворенно хмыкнул.
   - Да, мне сейчас не хватает только сигареты.
   - Так кури, - благодушно согласилась я. - Не в покоях, конечно. Меня уже переломало табачной ломкой и я больше не хочу убить всех курящих. Буду тебя нюхать и страдать, что мне ближайшие пару лет это недоступно.
   - В кабинете покурю, - он заправил рубашку в брюки, взялся за ремень, и от воспоминаний о том, как я нетерпеливо дергала его, пытаясь расстегнуть, по телу прошла мягкая горячая волна. - Когда буду Майки звонить, - продолжил муж хрипло. - У нас ведь были планы...
   Я подняла голову - Люк жадно смотрел на меня, и от взгляда его снова что-то сладко сжалось внутри.
   - У тебя еще есть силы? - спросила я насмешливо, поднимаясь. - У меня нет.
   - У меня тоже нет, - признал он сокрушенно, кривя губы в улыбке и наблюдая, как я подхожу. - Но это не мешает мне тебя хотеть, Марина.
   - Ну тогда, - я взялась за его ремень, - мы обойдемся без разврата.
   - Совсем? - поинтересовался Люк тем же тоном, что несколько минут назад спрашивал про ссоры.
   - Разве что чуть-чуть, - прошептала я, застегнув ремень, и поцеловала мужа.
   Он отвечал медленно, мягко и очень нежно - как раз так, как было нужно для завершения нашей близости. Чтобы не пресытиться, не пересластить. Чтобы с нетерпением ждать вечера. Чтобы оторваться от него с едва затуманенной головой и чувством полного удовлетворения.
   В этом тумане я провела следующие два часа до отлета Люка. Я наблюдала как он благодарит слуг и общается с пациентами лазарета, слушала, как говорит с доктором Кастером. Я затащила его в кабинет, попросила доктора Лео включить сканер, и, вглядываясь в лицо Люка, показывала ему на экране детей:
   - Смотри, настоящие маленькие человечки!
   Муж настороженно смотрел на головастых сыновей, мирно расположившихся лицами друг к другу. Неуверенно положил руку на живот рядом со сканером, который держал доктор Кастер - и дети едва заметно зашевелились, словно потягиваясь. Люк поспешно убрал ладонь.
   - Трусишка, - проговорила я одними губами. Он усмехнулся.
   - Госпожа герцогиня сейчас полностью здорова, - рассказывал доктор Кастер, - ей показана умеренная активность, полноценное питание, здоровый сон. В общем, все то, чего она себя лишала, ваша светлость. Надеюсь, вы проследите за тем, чтобы оставшиеся месяцы прошли для вашей супруги спокойно.
   - Обязательно, - пообещал мой муж. - Доктор, - он поколебался. - Насколько умеренной должна быть активность? И... есть ли ограничения?..
   Я едва не рассмеялась в голос. Доктор Лео поправил очки, взглянул на меня, на Люка.
   - Показано все то, что делает вашу супругу счастливой, - сказал он весомо, откладывая сканер. - И супружеская жизнь тоже. Но, как вы понимаете, без фанатизма.
   - Понятно. Без фанатизма, - подтвердил Люк с каменным лицом.
   - Никакого фанатизма, - строго вторила я.
   - Так как ее светлость беременна двойней, после шестого месяца желательно воздерживаться, чтобы не спровоцировать преждевременные роды, - продолжал доктор, не обращая внимания на наши реплики. - Но до тех пор, естественно при условии постоянного наблюдения, никаких противопоказаний нет. И еще раз повторю - полноценный сон, полноценное питание!
   - Вот им мы сейчас и займемся, - проговорил Люк, взглянув на часы. - Благодарю, доктор. И за внимание к моей супруге, и за то, что вы взяли на себя лазарет. Это тяжело.
   Доктор Кастер потер очки платком и снова надел на нос.
   - Тяжело. Но у меня никогда еще не было столь важной работы, ваша светлость.
  

   И прямо сейчас я тоже собираюсь заняться ею.
   - Ну, тогда не будем вам мешать, - благодушно проговорил мой муж, поднимаясь и помогая мне встать.
   - Вы и есть моя работа, - проворчал доктор Лео, покачав головой от нашей бестолковости. - Ложитесь, господин герцог, я обязан вас осмотреть вместе с виталистом. Сейчас сюда подойдет Энтери, а мы пока измерим температуру... и давление... и возьмем кровь на анализы. И ответите мне на пару... десятков вопросов о вашем самочувствии, раз мы имеем уникальный случай восстановления конечностей и кожных покровов.
   Люк мученически взглянул на меня.
   - Увы, но доктор тут главный, - сказала я с глубочайшим ироничным сочувствием и приглашающе махнула рукой, указывая на койку. - Ложитесь, милорд.
   Он усмехнулся, обжег меня взглядом, словно напоминая, куда и с кем он лучше бы лег, и смиренно опустился на мое место, а я пристроилась на стуле в уголочке. Терпеливо перенес все манипуляции, с удовольствием пообщался с доктором:
   - Нет, доктор, сейчас эта нога вообще не болит. Да и неплохо, если честно, что старую оторвало. Она была несчастливая - знали бы вы, сколько раз я ее ломал.
   Пошутил и с Энтери - тот посмеивался, сканируя моего мужа, мы с доктором улыбались.
   - Ты здоров, как и вчера. Что касается слабости, то я помню, как тело отказывалось меня слушаться после того, как я освободился из горы, - сказал Люку дракон после осмотра. - Я был в анабиозе и неподвижности, это разладило взаимодействие разума и тела. И у тебя было что-то подобное?
   - И у меня, - подтвердил муж, поморщившись, словно от застарелой боли. - Долго ты восстанавливался?
   - Я - долго, - кивнул Энтери. - Но я был истощен. А у тебя через дней пять все должно прийти в норму. Находись больше в человеческом обличье, двигайся, чтобы разум твой вспомнил скорее и эту форму. Чем разнообразнее будут занятия, тем лучше.
   - Это я могу, - хрипло сказал мой муж, и я опустила глаза, улыбаясь.
   - Я счастлив, что ты вернулся, - проговорил дракон, вставая. - Удивительный случай. Ощущение, что твоя аура стала мощнее вдвое. Я плохо вижу ее, но я, увы, не Владыка: он бы сказал, что поменялось. Жаль, что с моим братом вы не увидитесь в ближайшее время. Он будет бесконечно рад, когда узнает, что ты жив.
   - Он знает. Я написала вчера Ангелине и отправила письмо с огнедухом, - сказала я. Люк поднял брови. - Через огонь быстрее, - объяснила я ему. - Так что жду сегодня ответ.
   - Он будет бесконечно рад, - повторил Энтери. - Ты дорог ему.
   - И он мне тоже, - серьезно ответил мой муж.
   Он улетел после обеда, и я еле заставила себя его отпустить - а он еле заставил себя отойти к окну, так нам хотелось просто свалиться на постель и лежать, обнимаясь и греясь, целую вечность.
   Я посмотрела в окно, начав скучать еще когда серебристый змей не успел скрыться из поля зрения, повздыхала, и пошла звонить Леймину, чтобы распорядился выделить мне охрану для поездки на форты.
   Телефон лежал на туалетном столике, и я, приложив трубку к уху, бросила в зеркало взгляд. И замерла - на мгновение я увидела в нем какое-то иное помещение, похожее на кабинет, и двух серебристых змей, с любопытством взирающих на меня - тех самых, из ночной галлюцинации в лазарете.
   - Морковь ешшшь? - сварливо напомнила одна из них.
   - Нет, - заторможенно ответила я и, протянув руку, недоверчиво ощупала зеркальную поверхность.
   - А надоссс! - змея укоризненно потрясла хвостом. - Бледнаяссс какаясс!
   - Да, ваша светлость? - продребезжал в трубке Леймин.
   Я касалась зеркала - а на меня смотрело мое отражение со слегка безумными глазами.
   - Госпожа герцогиня? - встревоженно повторила старый безопасник. - Все в порядке?
   - Все в порядке, - ответила я медленно. - Да, все в порядке...
   Галлюцинации оказались на диво устойчивыми.
   Я помотала головой и, отвернувшись от зеркала, объяснила Жаку, что мне требуется. Видения видениями, но с ними я разберусь позже. Сейчас мне срочно нужно было заняться делом - потому что ждать даже до вечера казалось невыносимым. И не хотелось думать, что вскоре Люк улетит надолго - и не вернется, пока не выиграет войну.
   Проиграть он не мог. Только не сейчас, когда он выиграл у самой смерти.
  
   Люк
  
   Стоило Дармонширу подняться повыше, к сияющим воздушным рекам, стремящимся вокруг Туры, и проскользить сквозь одну такую вверх-вниз, с удовольствием ощущая, как жестко покалывает тело родная стихия, как заклубился рядом ветер, и соткался из клубов воздуха гигантский змеедух. Полетел рядом, уплотняясь. Тот самый, который теперь надолго был привязан к Люку и иногда красовался на нем в виде браслета.
   "Вижу, ты набираеш-ш-шься с-с-сил", - прошумел он, с легкостью по спирали обгоняя Люка и снова уходя назад.
   "Набираюсь, - согласился его светлость, с азартом прибавляя хода, но не забывая поглядывать вниз: а то, увлекшись, и до Йеллоувиня долететь можно. - И у меня возникают вопросы".
   Дух насмешливо зашипел, тоже ускоряясь, и некоторое время они играли в догонялки в лазури среди перьевых облаков, пока Люк не нырнул под него и не выскользнул перед клювом, заставляя остановиться. Они зависли друг напротив друга.
   "Почему ты спас меня?"
   "Ты мне-с-с-с нравиш-ш-шься", - с ехидством ответил стихийник, обтекая хвостатого герцога по дуге и снова устремляясь вперед.
   Герцог раздраженно зашипел. Что на твердой земле, что в воздухе - создания Инлия, двуногие ли или состоящие из ветра, не могли не хитрить и не уклоняться от ответов.
   Он снова догнал огромного помощника, полетел почти вплотную.
   "Вы знали, что у меня двое сыновей? Зачем вам был нужен один из них?"
   Дух слегка затормозил, глядя на него, как на идиота.
   "Нам нессс нужшшшен был твой с-с-сын. Мы узнавалис-с-с, нуж-ш-шен ли нам ты-с-с-с".
   "И что?" - действительно ощущая себя идиотом, поинтересовался Люк.
   "Ты-с-с-с правильно ответил-с-с-с, - прошипел змеедух, глядя на него сияющими глазами. - Тот, кто ссспос-с-собен отказатьссся от сссвоей кровиссс, нессс зас-с-служиваетссс помощиссс. Мы иссспытывалиссс тебяссс".
   "Для чего? - простонал Люк ему вслед: от жгучего любопытства хотелось нырнуть вниз и побиться клювом о матушку-Туру, потому что даже такие издевательские в своей скудости ответы вызывали сотни новых вопросов. Но воздушник снова улизнул вперед, и герцог, шипяще выругавшись, вытянулся стрелой и понесся за ним. Догнал, обогнал, зло зашипел в полупрозрачную морду, растопырив воротник, изогнувшись крюком: - Что значит "он последний из рода Инлия"? Чей я сын?"
   "Сссвоего отца", - ответил змеедух невозмутимо, и только по телу прокатилась волна из перьев-ветерков, показывая, как ему весело.
   Люк взвыл.
   "Ну объясни ты хоть что-нибудь!"
   Дух сочувственно и слегка насмешливо смотрел на него.
   "Ты вс-с-се узнаеш-ш-шь в сссвое времясссс", - прошумел он.
   "Я хочу сейчас! - рявкнул его светлость. - Я готов заплатить!"
   "Чемссс? - поинтересовался змеедух язвительно. - Твояссс жизньссс и так принадлежитссс нам. Дваждыссс".
   Люк от досады крутанулся кольцом, метнулся туда-сюда. Дух с любопытством наблюдал за ним.
   "Хорошо, - уже спокойно проговорил его светлость. - Но скажи хотя бы, почему ты не хочешь сказать".
   Воздушних захохотал, засвистел веселым ураганом.
   "Ссслишком хитры выссс, белые", - прогудел он, давясь от смеха.
   "Кто бы говорил", - мрачно прошипел Люк, раздраженно потирая хвостом шею под перьями, стегая себя им по бокам.
   "И чтобы не былос-с-с исссскушения нассс перехитрить, я тебе ничего не ссскажу", - продолжил дух. - Ты вс-с-се узнаешь, змеенышшш, который ссслишшшком любит сссвободу. Учись терпеть".
   "Да сколько можно терпеть?" - поинтересовался герцог, но собеседник снова уже был далеко. Внизу простирались пустоши графства Нестингер, и Люк решил пока отложить вопросы: потом и обдумает туманные ответы, и как добыть информацию, не обращаясь к духам. А сейчас нужно было делать то, зачем он оторвался от Марины - изучать позиции врага.

   Для начала его светлость облетел все графство, лежащее на половине пути между Лаунвайтом и Дармонширом, отмечая, в каких городках есть скопление иномирян и их насекомых, а в конце завис недалеко от замка Нестингер, скрытый невидимостью и избегая кружащих раньяров. Змеедух ему не мешал, но герцог краем глаза замечал его клубящееся тело рядом, и иногда ощущал касание ветра.
   С востока на запад, на пару десятков километров к морю, простирался лагерь, напоминая настоящий муравейник, поглотивший несколько крошечных городков, расположенных недалеко от бывшей вотчины графа Нестингера. На главной площади каждого Люк видел виселицы и пропитанные кровью кресты для экзекуций - к таким же привязывали серениток в ангаре, в котором держали Берни и других пленных. Сейчас ни повешенных, ни наказанных не наблюдалось.
   По улицам, заваленных мусором и нечистотами, сновали иномиряне, тренировались под окрики командиров, сидели у костров в зеленых дворах, по-хозяйски заходили внутрь маленьких домиков. Почти все - одетые в туринскую одежду поверх своих туник или инляндскую военную форму; у многих Люк заметил туринское оружие. Местных жителей почти не было видно: лишь несколько раз взгляд Дармоншира падал на дряхлых стариков, ковыляющих по улицам или вяло копошащихся в огородах. На них не обращали внимания.
   У въезда в один из городков, прямо на трассе выстроились туринские артиллерийские орудия и танки. Немного, штук тридцать самых разномастных, но явно приехавших сюда своим ходом - никакой раньяр их бы не поднял. За ними ухаживали - рядом и в кабинах виднелись люди, значит, нашлись те, кто показал, как ими управлять. Их охраняли - вокруг тучей кружили раньяры. Одно из орудий разворачивали - то ли для тренировки, то ли для пристрелки, - и рядом лежал ящик со снарядами.
   Захотелось прямо сейчас ударить по пушкам вихрями. Или стащить хотя бы несколько на форты прямо под носом врага.
   "У меня другая задача, - напомнил себе змей с сожалением. - Рано. Не нужно сейчас привлекать к себе внимание".
   Между городками на бывших пшеничных полях разместили загоны для инсектоидов, сколоченные из древесных стволов и разделенные широкими тропками. От верещания и гула раньяров закладывало уши даже на высоте, и ветер поднимал вверх удушливый запах муравьиной кислоты. У одного из загонов Люк увидел несколько искореженных словно от взрыва гранаты трупов на тачке: судя по разномастной одежде, это были иномиряне, и их тела деловито перебрасывали через ограду возбужденно повизгивающим охонгам. То ли наткнулись на мину, то ли пытались сами освоить гранатомет.
   То, что трупы и своих, и чужих скармливают инсектоидам, Дармоншир уже знал из допросов пленных, как и то, что насытившаяся один раз тварь может долгое время обходиться без пищи и при этом не нападать на своего всадника. Если тот соблюдает технику безопасности, конечно. Но герцога больше интересовало количество живой силы. Тха-охонгов оказалось не больше сотни - видно было, что иномиряне поиздержались, потому что при нападении на Дармоншир гигантов было более трех сотен. Но это не сильно утешало, потому что они и в одиночку представляли огромную опасность.
   Зато мелких охонгов и раньяров было очень много - видимо, в основном именно их подтягивали от столицы. Люк решил посчитать хотя бы тех, которые находились в загонах, хотя понимал, что цифры будут очень приблизительными и в Нестингер может еще подойти подкрепление.
   Отлетев почти к морю, туда, где у шоссе, соединяющего столицу и его герцогство, начинался лагерь, Люк медленно начал планировать между городками к замку, занудно складывая полученные цифры в уме и то и дело отвлекаясь на то, что ему очень не понравилось. В лесах по границе графства в сторону Дармоншира стучали топоры, звучали бензопилы. Он, все же оторвавшись от подсчета, подлетел поближе и разглядел полосы вырубок, недавно выкопанных канав, и огромное количество людей с лопатами, ломами, тачками, снующих вдоль них.
   На миг Люк даже восхитился командующим врагов. Ренх-Сат. Умный, быстро обучающийся и хладнокровный - так быстро оправиться после разгрома, не испугаться, просчитать действия дармонширцев, сделать единственно верные выводы... и теперь в лесах начиналось строительство пусть неумелых, но вполне способные задержать наступление дармонширцев укреплений, словно скопированных с засек у фортов: поваленные деревья, насыпи, рвы. Их пока было немного, они казались несистемными и не были сейчас опасны, но это вопрос времени.
   "Вот куда делись местные, - мрачно подумал его светлость, лавируя между раньярами и наблюдая за строителями. Трудились здесь и женщины, и мужчины, и подростки, и пленные под присмотром иномирян на охонгах, и сами иномиряне. Их было больше всего. - Еще пара-тройка недель, и мы вполне можем завязнуть тут. Даже если выступим сегодня, до Нестингера армия дойдет в лучшем случае как раз через две недели".
   Умный враг. Который не может не понимать, что против змея ему не выстоять со всеми укреплениями - значит, Люку нужно готовиться к сюрпризам. Личный враг - потому что хотел забрать Берни, потому что решил, что ему позволено тронуть Марину.
   Его светлость зашипел, агрессивно оглянувшись туда, где стоял замок, вокруг которого роились раньяры. Там ли Ренх-сат? И не проще ли сейчас уничтожить противника, покусившегося на его землю и его женщину?
   "Оссстынь, змеенышшш, - прошелестел стихийный дух, легко омыв его потоком воздуха. - Ты еще неуссстойчив, ссссследи за этимсссс".
   Люк помотал башкой, успокаиваясь, и полетел вдоль полос вырубок, мысленно запоминая, где они находятся - хотя вернее было бы иметь карту, карандаш, и лапы, способные это все удержать, - а затем вернулся к подсчету инсектоидов.
   Охонгов оказалось около двух тысяч, на треть меньше, чем атаковавших Дармоншир, и сотни три еще патрулировали улицы и окрестные леса. А вот раньяров в загонах было около сотни, большая часть кружила в воздухе, и сосчитать их не представлялось возможным. Много, очень много. Форты почти две недели назад атаковало около пяти сотен, и сейчас их было точно не меньше.
   Долетев до противоположного края лагеря и запомнив цифры, Люк вернулся к замку. Прелестному, белоснежному, очень нарядному, с единственной башней, увенчанной лазурной крышей и шпилем, с балконом на башне, с окнами-витражами. Дармоншир смутно помнил и графа с женой: они присутствовали на Серебряном балу, - и их старшую дочь, и знал, что вся семья Нестингера была убита при захвате графства.
   У замка на бывшем зеленом газоне с редкими выжившими розами тоже стояло несколько орудий, с которыми возились люди. Во дворе горели костры, на них кипели котлы, тянуло жареным мясом; несколько женщин в нездешних одеждах, с повязанными волосами, развешивали белье. Если наемники у костров громко говорили, хохотали, то женщины были тихи и молчаливы. Люк послушал разговоры, ничего не понял и уже собрался улетать, поднявшись к башне, когда вдалеке грохотнуло.
   Он дернулся, выругался по-змеиному. Раньяры суматошно прыснули в стороны, громко захохотали снизу наемники, вскакивая и показывая на что-то далекое пальцами.
   Люк тоже смотрел на дымную полосу, уходящую к морю - все-таки на замеченных ранее орудиях велась пристрелка и стоило попытаться их уничтожить, раз он все задачи уже выполнил. Отлетел выше, оглянулся на замок и замер.
   На балкон башни вышел генерал Ренх-сат в сопровождении нескольких наемников - его Люк видел в амбаре Берни, его рассматривал на редких фотографиях разведчиков. Широкий, с выбритой паутиной на голове, с бородой, заплетенной на конце в короткую косу, в простой рубахе и холщовых штанах, он с мрачным удовлетворением разглядывал след от ракеты. Ему что-то почтительно и возбужденно говорили - он кивал, не поворачивая головы, и смоттел чуть ниже того места, где завис Люк.
   Его светлость зашипел, встопорщил воротник и медленно снял невидимость.
   Генерал перевел взгляд выше - и они пару ударов сердца застыли, глядя глаза в глаза. А потом змей с шипением рванул к башне. Он врезался в нее ураганным тараном воздуха через несколько секунд после того, как Ренх-сат с неожиданной для человека такой комплекции скоростью метнулся внутрь. Башня дрогнула, затряслась; заскрипела лазурная крыша, ломаясь со скрежетом, с треском старых стропил, как вершина тонкого карандаша - и полетела вниз, рассыпаясь, и с жестяным оглушительным грохотом врезаясь в землю у газона с орудиями.
   Как по неслышимой команде понесли в эту сторону десятки раньяров, наемники снизу принялись палить в воздух с криками и руганью.
   Люк, вернув невидимость, взмыл выше, заглянул в башню. В ней было пусто, и он досадливо выругавшись на себя, понесся прочь.
   Но по пути он завернул-таки к орудиям, поднырнул под стайку раньяров, расшвыряв их, и, пока они возвращались, с минуту увлеченно опрокидывал танки и артиллерию колесами и гусеницами вверх.
  
   Когда Люк летел обратно, злой, возбужденный и сердитый на себя, в голове почему-то звучал голос Луциуса Инландера: "Побольше самоконтроля, Лукас".
   "Я всегда буду вести себя в этом теле как подросток?" - сдавленно прошипел герцог в сторону воздушного духа, неотступно следовавшего за ним.
   "Нетссс, - усмехнулся змеедух. - Есссли бы ты инициировалсссся вовремя, то обе ипосссстассси взрослели бы равномерно. Еще летссс дессссять и ты исссправишшшься.А до этогоссс за тобой будетссс очень весссело наблюдать".
   Люк фыркнул непечатное и полетел быстрее. Ему уже очень хотелось увидеть Марину. И не только увидеть.
   Но прежде нужно было поохотиться в море и передать Майлзу все, что он рассмотрел и узнал.
  
   В этот раз оборот прошел менее болезненно - Люк был сыт и почти не зол, и его лишь немного пошатало по пути к форту. Майлз выслушал его светлость и сдержанно попросил подождать около часа, чтобы собрать командиров фортов и старших офицеров. Герцог на совещании еще раз повторил свой рассказ, нарисовал на карте линии будущих укреплений иномирян, расположение загонов. После него выслушали разведчиков.
   - Я, признаться, не хотел выступать, пока не решена судьба Угорского котла в Рудлоге у нашей юго-восточной границы, - поднялся из-за стола полковник Майлз. - Потому что если ружложцы уступят, мы не успеем вернуться и закрыть герцогство с той стороны. Но по последним сведениям, быстро бои там не завершатся, а мы не можем позволить Ренх-сату накопить больше сил и окопаться. Наши подразделения готовы к наступлению. Предлагаю выступать завтра, господа. Нужно бить врага, пока он слаб. Ваша светлость?
   - Я согласен, - сказал Люк. Махнул подтвержающе рукой, не справился с координацией, больно ударился пальцами об столешницу. Майлз внимательно посмотрел на него.
   - Что врачи говорят о восстановлении, ваша светлость?
   - Нужно еще дней пять, - проворчал Дармоншир, кривясь. - Но я прекрасно себя ощущаю, командующий.
   - Вижу, - сухо проговорил полковник. - Ваша светлость, три близжайших дня вы нам точно не понадобитесь: поблизости нет иномирян, а если будет нападение, с отдельным отрядом мы справимся сами. Как командующий я приказываю вам отдыхать. Догоните нас через три дня, а уж окончательно восстановитесь уже в пути.
   - Так точно, - сокрушенно сказал Люк, потирая ноющие пальцы. - Есть отдыхать, полковник.
  
   Когда совещание закончилось, он позвонил Марине.
   - Ты уже вернулась в Вейн? - спросил он нетерпеливо, докуривая на плацу сигарету и примеряясь к светлому еще небу - вот сейчас как взлетит, как понесется к жене.
   - Нет, - рассмеялась она. - Я недавно только приехала из замка. Позвонили из центра размещения - у них массово начали болеть гриппом, просили лекарств и персонал, пришлось решать. Так что я только-только закончила в Восьмом форте и выехала обратно.
   - То есть ты сейчас прямо едешь...
   - ...мимо Седьмого, - закончила Марина. - А ты где?
   Люк поспешно сунул трубку в карман, выбросил сигарету и взмыл в воздух. А через пару минут опустился на дороге перед двумя бронированными машинами охраны, в первой из которых сзади виднелась светлая голова его жены.
   Марина смотрела на него сквозь прозрачное переднее стекло и смеялась. Люк, шатаясь, добрел до автомобиля - навстречу ему поднялись с заднего сиденья Энтери, с переднего - Берни, улыбнулись понимающе и направились ко второй машине. Люк забрался к жене, прижался к ней, обхватил, обнял, чуть ли не трясясь от возбуждения.
   Автомобиль тронулся. Водитель, один из людей Леймина, смотрел прямо перед собой. Марина беззвучно хихикала и вздыхала, Люк целовал ее в шею - у него кружилась голова, ему было нетерпеливо и жарко.
   - У вас закрывается салон стеклом? - просипел он водителю.
   Тот, не оглядываясь, нажал кнопку, и с шелестом поднялось вверх темное стекло. Заиграла музыка. Люк сунул руки Марине под блузку и застонал, поспешно расстегивая белье.
   - Сумасшедший, - шепнула она, отстраняясь. Потянула с себя блузку, выгнулась, приглашая целовать.
   - Какой есть, детка, - хрипло и торопливо ответил он, вжимаясь в ее грудь губами. - Какой есть...
  

   ***
  
   От удара змея-колдуна в башню заклинило двери у подножия винтовой лестницы, и Ренх-сат, успевший сбежать вниз на десяток ступеней и дальше кубарем прокатившийся чуть ли не до середины лестницы, приказал принести топоры и вырубить створку.
   Вместе с ним спаслись один из тха-норов и Арвехши, связной императора, только утром долетевший от межмировых врат до нынешней ставки генерала. Остальные четверо остались на балконе.
   Ренх-сат, ожидая, пока прорубят выход, под стук топоров поднялся на балкон, отшвырнул ногой кусок лазурной крыши и осмотрел изломанное страшным ударом тело одного из соратников. Подошел к краю, выглянул вниз - тела троих лежали внизу, такие же переломанные.
   - Это и был колдун Дар-мон-шир, тиодхар? - поинтересовался молодой Арвехши. Стройный, невысокий, с повязкой, удерживающей волосы и придающей ему почти женственный вид, он, тем не менее, был не робкого десятка, как и остальные связные - потому что летал в гущу боев, но мог попасть под гнев и самого императора. Пусть Итхир-кас пока благоволил к нему, все знали, что милость императора может в мгновение смениться приказом казнить.
   Ренх-сат молодого тха-нора терпел, но без неприязни. Арвехши был умен, и в перспективе вполне мог стать советником тха-нор-арха Итхир-каса, а потом - и его, Ренх-сата, когда боги наконец-то приберут императора на остров покоя.
   - Верно, - с усмешкой произнес генерал, вспоминая длинную тварь размером больше башни, на которой они находились, с пастью, способной проглотить охонга легче, чем он, Ренх-сат, забрасывает в рот куриные крылья.
   - Воистину ты бесстрашен, - с любопытством взглянул на него темными глазами связной. - Ты смеешься над тем, что избежал смерти?
   Тиодхар покачал головой, снова кинул взгляд на мертвого соратника.
   - Над тем, что враг мой невыдержан и глуп, Арвехши. Он был невидим: никому из наших колдунов это не доступно, - и мог убить меня так, что я даже не понял бы, что произошло. Но он не сумел. Теперь я знаю, что он безрассуден и подвержен порывам настроения, любопытен и неосторожен. Это поможет загнать его в ловушку и уничтожить. Мне нужно лишь то, на что его можно приманить и чем его можно поймать.
   - Как можно поймать зверя, оборачивающегося ветром? - удивился связной.
   - Ветер... ну что ветер, - проговорил Ренх-сат, глядя в небеса. Вышибленное плечо ныло, но его слуга, орх Леши, вправлял суставы на раз. - В колодце, заваленном скалой, он останется ветром. И в башне с толстыми стенами и без выхода. И в подземелье, если затащить его туда и обвалить ход с двух сторон...
   - Но как затащить? Как поймать? - повторил Арвехши задумчиво. Ренх-сат одобрительно посмотрел на него - молодой аристократ не лебезил, и видно было, что сейчас обдумывал задачу.
   - На каждого зверя есть свой капкан, - ответил генерал. - А если нет, его можно придумать. Теперь я видел его, знаю его размер и силу. Возможно, получится поймать его в облике человека, или нанять предателя и подлить зелье сна, или выставить перед ним детей, пригрозив их смертью. Местные слишком дорожат жизнями своих щенков. Может, кто-то из тха-норов моих заслужит награду, придумав, как его поймать.
   - Тиодхар, выслушай меня, - вступил в разговор уцелевший тха-нор Нейши. - Одиши, - он кивнул вниз, за балкон, где лежали мертвые, - хвалился уж три дня, что придумал, чем можно поймать колдуна.
   - Так почему ждал и не сказал мне? - нехорошо спросил Ренх-сат.
   - Говорил, ждет жреца Венити-ша, чтобы расспросить его. Говорил, что дядя был жрецом и поэтому много рассказывал о наших богах того, что простому люду не рассказывают. И что хочет получить от жреца подтверждение, что все верно помнит, а потом уже тебе сказать.
   - Теперь он ничего не расскажет, - уронил Ренх-сат недовольно. Задумался - жрецы объезжали войска, благословляли, проводили ритуалы, и Венити-ша на месте тоже не сидел. Простые наемники жертвовали жрецам монеты, и чем активнее был служитель, тем больше он приносил храму и себе лично. - Разыщешь Венити-ша, - обратился он к Нейши, - может, он догадается, о чем речь?
   - А не о Лесидии ли идет речь? - вдруг проговорил тха-нор Арвехши.
   Ренх-сад посмотрел на связного и с досадой ударил кулаком себя по бедру. Любой из аристократов мог бы догадаться, не только павший Нейши. И как сам генерал, посвященный богу-войне и посвятивший ему свою жизнь, не додумался - непонятно.
   - Тончайшая паутина бога-Нервы, - продолжал связной. - Сеть, которой он поверг одного из старых богов, а потом подарил ее храму Лакшии. Сверкающая, как алмаз, прозрачная, как вода, легкая, как перо, огромная, как гора...
   - ... крепкая как сталь, острая, как меч, - закончил за него Ренх-сат перечисление из священной книги. - Я награжу тебя, чем пожелаешь, Арвехши. Твой ум острее ножа.
   Связной тонко улыбнулся.
   - Я запомню это обещание, тиодхар. Когда поднимешься выше, не забудь меня. А сейчас, - он прислушался к наступившей тишине: дверь вырубили, и наверх поднимались наемники, окликая генерала, - закончим разговор, и мне нужно лететь. Я доложу императору о том, что увидел.
   - И передашь мою просьбу, - непреклонно велел генерал.
   - Передам, - согласился связной, слегка склоняя голову. Такие, как Ренх-сат презирали раболепие, но и показывать себя равным будущему императору было бы слишком опрометчиво.
  
   Из доклада связного иномирян тха-нора Арвехши императору Итхир-Касу:
  
   "Мой император. Припадаю к стопам твоим и спешу рассказать, что генерал Ренх-сат встал в месте Нестингер, чтобы выманить врага из-за защиты твердынь, соединенных долгой стеной, и готовит ловушки, чтобы разбить его. Он целует край твоих одежд и просит о милости: приказать жрецам лакшийского храма передать ему Лесидию, дабы поймать и уничтожить проклятого колдуна. Колдун этот способен оборачиваться ветром, и потому простому оружию и простому человеку победить его невозможно, а нити Лесидии смогли ранить и бога, что уж говорить о какой-то смертной твари. Он шлет тебе в знак покорности и смирения десять сундуков с золотом и сундук камней, каждый из которых способен украсить твою императорскую перевязь, а своей невесте, твоей прекрасной внучке Анлин-кас сундук черного жемчуга и зеркало, в котором все видно лучше, чем если смотришь в наточенное лезвие ножа.
  
   Мой император. Голос мой дрожит от восторга, когда я гляжу на величие твое! Счастье переполняет меня: генерал Манк-теш сообщает, что вся страна под названием Блакория находится под его пятой, противник бежал, и вскоре войска Манк-теша встретятся с войсками Тенш-мина, который после закрытия врат у города Лесовина доблестно отступает, чтобы не потерять в боях слишком много солдат. Затем объединенные войска сокрушат презренную армию страны под названием Рудлог. Манк-теш припадает к стопам твоим и шлет тебе двадцать сундуков сокровищ. А внучке твоей, несравненной Анлин-кас, хоть и сговорена она за другого, шлет драгоценных камней мешок и заверения в своем восхищении.
  
   Мой император. На жарком краю страны, называемой Рудлог, идут тяжелые бои, а отряды, идущие к столице, натыкаются на ожесточенное сопротивление. Но есть и хорошие новости. Королева-колдунья, закрывшая врата у Лесовины с помощью гигантского огненного зверя, почему-то медлит и не закрывает их у города под названием Мальва. И это дает нам надежду, что силы ее не бесконечны и она больше не сможет этого сделать.
  
   Мой тха-нор-арх, мощь и великолепие Лортаха! Всем тиодхарам передал я, что первая колонна невидши уже подошла ко вратам и завтра, разделившись на отряды, выйдет на помощь нашим армиям. Заплачут те, кто еще не покорился нам, склонятся те, кто смел сопротивляться, перед славой и силой твоей! Слава тебе, мой император, слава!"
  

   Глава 21
  
   18 апреля
  
   - Лорд Макс! Лорд Макс! Проснитесь!
   Злые всхлипывания. Искаженное лицо профессора Тротта: оно расплывается, и отдельные черты выхватываются вспышками. Запрокинутая голова, вены, выступившие на висках и шее, закатившиеся глаза, зубы, стиснутые в оскале.
   Девичьи руки, схватив инляндца за плечи, трясут его. Хватают нож, с силой втискивают тупой стороной меж зубов, разжимают под испуганное бормотание принцессы.
   - Лорд...
  
   - Матюха, проснись!
   Матвей Ситников открыл глаза - у его койки склонялся Димка Поляна. Спросонья в полумраке каюты выражения лица было не разобрать, но тычок в бок ощущался до сих пор. Что-то пронзительно верещало поблизости, и Матвей поморщился, потер лицо - голова была тяжелой, гулкой.
   - У тебя будильник уже разрывается. На пересменку скоро пора, я тебя трясу-трясу, а ты не просыпаешься, - проговорил Димка. - Позавтракать не успеешь!
   Матвей огляделся. Посмотрел на часы - девять утра. В каюте подземного бункера, где стояли трехуровневые кровати для вынужденных жильцов, никого, кроме них, не было: Матвея по приказу Тандаджи никогда не ставили на ночные и ранние дежурства, а соседи сегодня ушли в ночь.
   - Попить дай, - хрипло попросил Ситников. Голова все так же болела, и ему безумно захотелось наверх, на свежий воздух: хотя система вентиляции и увлажнения здесь работала безупречно и тихо, стены и потолок давили, не давали дышать. Он, сел, обхватил голову руками, застонал беззвучно. Снилось ему многое - но из-за Димкиной побудки он помнил только последние мгновения.
   И еще он четко знал, что Четери до Алины и профессора Тротта еще не добрался. Одиннадцатый день пошел с момента, когда дракон улетел к порталу, и вот - ни слуху, ни духу.
   Правда, он сказал ждать две недели. Еще четыре дня, если считать этот.
   - И что дальше? - пробормотал Матвей невесело.
   Что дальше? Говорить Александру Даниловичу, что помощи не будет и Алине с лордом Троттом придется выбираться самим? Говорить Светке, что муж, скорее всего, погиб?
   - О чем думаешь? - Димка сунул ему в руку стакан, и Ситников осушил его махом, посмотрел на друга, молча покачал головой. - Понятно, - вздохнул Поляна. - Я скоро лопну от любопытства.
   - Я бы тоже лопнул, - согласился Ситников, поднимаясь. Потянулся, звучно пошлепал себя ладонями по голому животу, зевнул с подвываниями и направился к выходу - в коридоре была дверь в общий на несколько кают туалет и умывальную. - Пойдем покурим, Димыч. И больше не буди меня, ладно? Это очень важно.
   - Понятно, - буркнул Поляна тоскливо, направляясь следом. - Все интересное мимо меня.
  
   - Как твои? Не собрались в столицу? - спросил Матвей наверху, когда они уселись за стол, выделенный строгой Дорофеей Ивановной для курящих. Во дворе вовсю уже занялось солнечное весеннее утро, и от запахов свежей травы, от кудахтанья кур, блеянья коз и звонких голосов дочерей Катерины Симоновой, которые просили у мамы вывести их погулять наружу, на душе полегчало.
   - Пока сидят в Менске, - откликнулся Димка, наблюдая за семейной сценой. - Говорят, иномиряне еще далеко, может и не дойдут до них.
   - Смотри, - осторожно пробасил Матвей. - У нас же квартира Светкиных родителей пустая, да и мои сейчас в Тафии. До конца войны точно. Есть куда поселить.
   - Да я и на жалованье теперь снять квартиру могу, - отмахнулся Дмитро. - Не хотят съезжать. Там свой дом, хозяйство, корова... сам понимаешь.
   - Понимаю, - вздохнул Ситников. - Ну, если что, мы всегда успеем их вывести.
   - Угу, - пробормотал Поляна. - А ты заметил, что Катерина Степановна никогда не выходит за пределы хутора, Матюх?
   Смена темы была столь неожиданной, что Ситников закашлялся дымом и тоже поглядел на герцогиню с детьми. Она терпеливо что-то объясняла капризничающим девочкам, те перекрикивали ее, и лицо ее было уставшим.
   - Любишь ты чужие тайны, Димыч, - покачал Матвей головой. Посмотрел на наручные часы, спохватился: - Так, пошел я завтракать, а то и правда не успею. Ты со мной?
   - Не, я уже наелся, - Поляна поднялся из-за стола, затушил сигарету. - Я тоже пойду.
   - Куда? - весело поинтересовался Ситников, уже догадываясь.
   - Нянькой поработаю, - объяснил друг и направился к ее светлости Симоновой.
   Матвей понаблюдал, как он с напускной уверенностью подходит к герцогине, здоровается, что-то говорит ей. Руки он сжимал за спиной, и только по ним видно было, что он волнуется.
   Катерина Степановна слушала, вежливо, но без отторжения, улыбаясь, с сомнением поглядывала на детей, на Димку. Она выглядела старше его лет на десять, хотя они - Дмитро Матвею все уши прожжужал об этом - были ровесниками. Девочки, одетые в простые платьица и босоножки, то прыгали, требуя отпустить так громко, что и Матвею было слышно, то, видимо, вспоминали, что они воспитанные леди, и вставали чинно, тихо. Но их хватало ненадолго.
   Симонова колебалась, Димка был очарователен - это он умел - и без навязчивости настойчив, хотя как-то сам признавался Матвею, что понятия не имеет, как вести себя с детьми. И в момент, когда Ситникову показалось, что вот-вот и герцогиня согласится, появилась Дорофея Ивановна.
   - Я сама погуляю с детьми, - сказала она не терпящим возражений тоном и, сощурившись, неодобрительно взглянула на Димку. Голос ее был скрипучим, едким. - Не видела, чтобы вы тренировали боевые заклинания, молодой человек. Крайне рекомендую вам любую свободную минуту посвещать именно этому. Не заставляйте меня думать, что вам больше пошло бы вскапывание огорода.
   У Поляны покраснели уши.
   У нас продолжение. приятного чтения! ссылки здесь https://vk.com/wall-52510824_75283
Тротт, невесело сплюнув кровь, покрутил здоровой рукой, и бросился вперед. Поднырнул под удар первого нейра, всадил лезвие ему в бок, ударил крылом второго - и тут на него упала темнота, и он уже вслепую, на слух, по памяти, махнул клинком, задевая что-то плотное, брызнувшее горячим, заоравшее, и упал на землю, услышав свист стрел. И почувствовал, как заворочалась внутри ледяная, стылая великая тьма.

И напоминаю, что КК участвует в премии "Выбор читателей" от Лайвлиб. Если вы хотите поддержать серию, проголосовать можно здесь https://www.livelib.ru/bestbooks/russianfantasy/2019?utm_source=livelib&utm_medium=bestbooks&utm_campaign=slider
  
   Друзья, в ноябре я надеюсь уйти на дописание финальных глав, и чтобы вам не было так тяжело ждать, в этот раз вместо предзаказа будет открыта подписка на Призрачных мирах. Купить ее смогут только те, кто покупал первую часть кк10. Посмотрим, может, она нам всем будет удобнее, чем месяц-полтора жить вообще без прод.
  
   Друзья, кто еще не в курсе - на Призрачных мирах уже можно приобрести очень добрую и смешную сказку "Марья-Искусница и Хозяин костяного замка" https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%9C%D0%B0%D1%80%D1%8C%D1%8F-%D0%98%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0-%D0%B8-%D0%A5%D0%BE%D0%B7%D1%8F%D0%B8%D0%BD-%D0%BA%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE-%D0%B7%D0%B0%D0%BC%D0%BA%D0%B0-%D0%98%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%9A%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%B0 . Хотите посмеяться, отдохнуть и закрыть книгу с улыбкой и приятным послевкусием - Марья как раз то, что вам нужно))
  
  
  
  
   ****
   Дорогие читатели!
   Счастлива сообщить, что уже можно купить очень красивое переиздание "Королевской крови" в подарочном формате https://www.labirint.ru/books/703504/ Книга уже в наличии во всех интернет-магазинах. Переиздание выходит с новой шикарной обложкой, белой плотной бумагой, новыми и старыми иллюстрациями, крупным шрифтом и прекрасным внутренним оформлением. Цена довольно велика, так что ждем скидок, но и качество несравнимо.
Все книги "Королевской крови" будут постепенно переизданы в этом формате, промежуток между выходом книг будет составлять 2-3 месяца.
  
Также серия продолжает выходить в "Других мирах" издательства АСТ, и все оставшиеся книги будут изданы и в бюджетной серии, и в подарочной. Для бюджетной серии мы сделаем осенью суперобложки, и все, кто захочет, сможет распечатать себе их или купит
К сожалению, доптиражи в бюджетном оформлении АСТ делать по каким-то своим соображением отказалось, поэтому собрать серию заново можно будет только в этом оформлении.
   Если у вас есть вопросы или вы хотите получить книгу с автографом, пишите мне. А если вы уже купили книгу, буду очень благодарна за отзыв на Лабиринте или в другом магазине. И хорошего вам чтения!
  
Оценка: 4.42*346  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"