Котова Анна Юрьевна : другие произведения.

Железо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.05*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Почти космоопера. Только с изнанки. Маленькая такая космонеопера.

  О нас саг не слагают. Мы люди малопочтенные.
  Блестящие военные ведут великую войну, сцепляясь в космических далях гигантскими флотами. Мирные граждане работают на своих мирных работах. Кто строит, кто лечит, кто учит, кто управляет умными машинами на производстве, кто торгует полезными товарами.
  А мы собираем мусор.
  Муниципальные работники там, на поверхности планет, в общем, наши коллеги. Но они нас тоже недолюбливают. Они-то - добропорядочные гражданские служащие. Постоянное место работы, униформа, значок на рукаве, достойная заработная плата. Профсоюз, в конце концов.
  Мы - дикие.
  Переплавка на Лаоре работает автоматически и принадлежит государству. А сбор металлолома отдан на откуп частникам.
  Нам.
  Мы летаем на разномастных корытах, собраных из хлама или купленных по случаю на армейских распродажах неликвидов. Наш хлеб - искореженное железо, остающееся на полях сражений. Мы вьемся поодаль, ожидая, когда отгремит очередная битва и можно будет ухватить в клюв и отволочь на Лаору свою добычу.
  Мы - стервятники.
  За это нас и не любят.
  Понимают прекрасно, как мы нужны: должен же кто-то разбирать висящие поперек навигационных коридоров и транспортных трасс обломки разбитых военных кораблей. Иначе скоро не протолкнуться будет. Война-то продолжается. Стрельба-то не прекращается. То тут, то там.
  Железо, болтающееся в окрестностях планеты, в пределах установленной межгосударственным законодательством зоны влияния, конечно, принадлежит этой планете, и тут уж она сама высылает уборщиков. Если может, конечно. Если не может - объявляет свободную охоту. Или собирательство? Ну, словом, отказывается от своих прав в нашу пользу. А все, что в нейтральном пространстве, и так ждет того, кто придет первым и возьмет.
  Нас.
  Внимательнее нас за ходом войны следят только военачальники. Рядовой и средний офицерский состав летит, куда пошлют, не особо задумываясь, зачем и почему: дан приказ - исполняй. Стратеги прикидывают, каковы тенденции на фронтах, куда потянется противник и на какой орбите его ждать.
  Мы тоже.
  Они подерутся - мы немного разбогатеем.
  Хотите знать, где вскоре ожидается сражение? Зайдите в бар мусорщиков. Если сумеете вызвать доверие, вам расскажут точнее, чем в генштабе. Ну, если вы, конечно, вероятный конкурент, ничего не узнаете. И так слетится целый рой со всей звездной системы, да и из соседних набегут.
  У них там тоже есть свои Лаоры, и плавильные печи облизываются в ожидании металлолома.
  Когда-то, пацаном еще, я читал в историческом романе, как за армиями рыцарей, закованных в доспехи, летели вороны, ожидая лязга мечей и стонов раненых. О чем была та история - за давностью позабыл, а вот ворон этих вспоминаю. Теперь я тоже такая ворона. Или ворон? В общем, падальщик.
  Я живу с чужих трупов.
  Ну, собственно, и трупы в прямом смысле этого слова - тоже часть нашей работы. Малоприятная, прямо скажем, но не очень существенная. Чаще всего крейсера разбиты в такой хлам, что тел там не остается. Пока доберешься до него - расплывутся по космосу. Кто не выгорел до пепла. А все же проверяешь. Если удастся подобрать какие-никакие останки - в мешок. На Лаоре в морге примут и будут разбираться дальше - кто таков, есть ли родня, которой уже сообщили, что погиб, и которая уже заказала кенотаф на армейском кладбище. Смогут выяснить, кто и чей, - кремировав, передадут близким. Не смогут - все равно кремируют, только захоронят в общей могиле с прочими неопознанными... или развеют? Не знаю. Это уже не наша забота. Но бросать тело не принято.
  Некоторые, конечно, бросают. Таких сторонятся.
  Пусть, по общему мнению, мы делаем грязную работу. Но эти вовсе без совести. Этих терпеть не можем даже мы, отребье вселенной. Мусорщики.
  
  *
  Моя "Красотка" - своенравная девчонка. Хотя в документах и на борту написано: "Pretty Girl", зову я ее чаще всего пацанкой, иногда - стервой, иногда - дурехой или дурочкой, однако остерегаюсь обзывать дурой. Она может обидеться и взбрыкнуть.
  Дай ей волю, она бы только красовалась и ничегошеньки не делала. А я, угнетатель чертов, гоняю ее в хвост и гриву. Бедняжка.
  Я зарабатывал на нее пятнадцать лет. Десять лет летал младшим напарником у Тикки Легранжа, пока не скопил денег на реактор. Остальное было куда проще, и все же полная оснастка и доведение до рабочего состояния потребовали еще пяти лет. Когда я наконец вывел на борту ее имя и выбранную для нее эмблему, счастью моему не было границ.
  Ребята смеялись, узнав, как я назвал корабль. Еще громче они засмеялись, тыча пальцами, когда увидели рядом с названием цветок, тщательно скопированный мною из ботанической энциклопедии. "Это что у тебя, Чубака? Пропеллер? А почему розовый? Парни, гляньте, у Чубакиной "Красотки" розовый пропеллер!" - "Где? Неужто в заднице?" - "Нет, на боку. Но все равно смешно!" - Я терпеливо объяснял, что это цветок, такая порода роз. Очень терпеливо. Первый хук пошел в ход через целых пятнадцать минут.
  Когда меня оттащили, облили холодной водой и сунули в руку кружку с пивом, никто уже не смеялся. Роза так роза. ОК, Чубака, это не пропеллер, и даже не похоже. Только уймись.
  Ни одной собаке я не объяснил, конечно, что этот цветок называется Rosa Shrub Angelica. Захотят - сами найдут. Информация открытая.
  Мы с моей девочкой подваливаем к жуткому обломку железа, с рваными краями, вывернутыми наружу, с черным от копоти нутром, с вспузырившейся от жара краской, с торчащими обрывками труб и кабелей - маленький кусок взорванного крейсера, примерно десятая часть. Он больше моей "Красотки" раза в полтора. Манипуляторы ухватывают обломок, запаковывают в "авоську" - то есть обвязывают тросами, - подцепляют на буксире к нашей корме. Есть добыча. Вон еще кусище болтается, явно от носовой части. Подберем и его.
  Когда связка авосек по массе приближается к целому крейсеру, я надеваю скафандр и выбираюсь наружу. Пацанке не сдвинуть такой груз без дополнительной тяги. На каждый обломок надо поставить примитивный движок с дистанционным управлением. Тогда колбаса пойдет своим ходом. Конечно, когда связка уже стронулась, двигатели не нужны - по инерции доплывем. Включу их только для торможения, на подходе к Лаоре.
  Поглядываю по сторонам. Случается, иные приборы в этих руинах поддаются ремонту. Те, что с виду не безнадежны, надо снять: их можно продать скупщику, отирающемуся возле бара. На всякой планете, только свистни, сбегутся стайкой поглядеть: что там мусорщик из рейса приволок? И посеребренные контакты лучше не оставлять. И если вдруг какая микросхема уцелела, лучше ее протестировать, прежде чем кинуть в общую кучу.
  Заодно осматриваю добычу на предмет трупов. Чаще всего их нет. Иногда есть.
  Рассказывают, иногда удается найти живых. Сам не находил ни разу. И, честно говоря, трудно себе представить, чтобы кто-то мог выжить при таком чудовищном взрыве. Да еще и пожар.
  С другой стороны, уцелевшие узлы ведь встречаются? Почему бы изредка не встречаться уцелевшим людям? Но не видел. Только слыхал - бывает.
  Возвращаюсь в кабину, запускаю свой двигатель и движки на колбасе. Тут надо действовать аккуратно, чтобы добыча не впаялась мне же в корму. Ну за пятнадцать лет в этом деле так насобачишься, что хоть с закрытыми глазами и без приборов. Нутром чуешь, если колбаска дурит.
  Поэтому у меня она не дурит никогда.
  Поехали.
  Курс на Лаору.
  Поблизости тянутся с упаковками металлолома друзья-товарищи, они же конкуренты. Мигаем друг другу сигнальными огнями. Иногда переговариваемся. Иногда, если вдруг у кого проблемы, приходим на помощь.
  До Лаоры ходу недели две, а то и три, и четыре - в зависимости от того, далеко ли шел бой. "Красотка" плывет себе, тянет за собой колбасу. Делать нечего. Хочешь - книжки читай, хочешь - кино смотри. Еще хорошая штука - играть с компьютером. Некоторые летают по двое-трое, тогда можно еще поболтать друг с другом и попеть хором. Но я хожу один. После десяти лет с Легранжем это большое удовольствие - в поле зрения на парсек ни единой рожи.
  Собственно работа теперь будет на разгрузочном модуле плавильного завода. Там только поворачиваться успевай: рассортировать груз, да чтобы не обдурил приемщик, чтобы все печати поставили, чтобы деньги перевели вовремя - и стапеля надо освободить быстро, уже очередь собралась, уже ругаются в эфире, не стесняясь в выражениях: "Что завозился, Чубака, обалдуй мохнатый? Живее давай, у меня бэттлшип ждет!"
  И ничего я не мохнатый. Я даже усы не отращиваю. Неудобно в скафандре с лишней растительностью.
  Просто этот тип, Чубака, по которому мне влепили прозвище еще в глубоком детстве, говорят, был до ужаса лохматым парнем. Я знаю, у меня есть его портрет. Сеф подарил, когда нам было лет по шестнадцать.
  
  *
  Я рано осиротел - мама умерла, отец погиб при Сильфиде в 685-м, и службы опеки запихали меня в приют. Там сытно кормили, одевали и следили, чтобы мы не пропускали школу - но это и все. Когда старшие били младших и отнимали у них вещи, воспитателей никогда не оказывалось рядом. Я был вспыльчив, в драке легко впадал в бешенство. Пелена застилала глаза - и тут уж лупил, не чувствуя ответных ударов, пока не оттащат. Так что меня быстро перестали задирать. А моего друга Сефа били часто. Он не нарывался. Просто у него была аура жертвы, которую иные чуют безошибочно. И конечно, я зверел, лез в драку, разбивал кулаки и чужие носы, ходил вечно в ссадинах - а Сефу от этого мало было проку. Однажды нам это надоело, и мы сбежали.
  Нас вернули через неделю.
  Мы сбежали снова.
  Нас снова вернули.
  Тогда мы наконец поняли, что к побегу нужно как следует готовиться. Продумать, куда бежать, где прятаться. На кого можно надеяться, а на кого - ни в коем случае.
  Вряд ли бы нам удалось справиться с этой задачей, но тут в приют привезли Лику.
  Она была моей первой любовью, я буду помнить ее до конца своих дней.
  Таких, как она, я больше не встречал.
  Ей было тогда пятнадцать, мне - тринадцать, а выглядела она младше меня. Миниатюрное голубоглазое создание с шапкой густых коротких вьющихся разноцветных волос - в ее шевелюре были представлены все оттенки, от черного до соломенного. Только через пару месяцев до меня дошло, что просто они были затейливо выкрашены. Когда краска сошла окончательно - кто бы позволил девчонке в приюте красить волосы! - оказалось, что Лика всего-навсего темно-русая, ничего особенного. Но я уже был влюблен без памяти, как влюбляются только в тринадцать лет, и никого прекраснее Лики не было для меня в целом свете.
  Полное имя ее было Ангелика, только она его терпеть не могла.
  И в самом деле, ничего ангельского в ее характере не было - хотя внешне, пожалуй, если бы захотела, она могла вполне сойти за небесное создание, и уверяю вас, вам даже крылышки бы померещились за ее спиной.
  Она ругалась, как грузчик, она все знала о сексе - в ее темном прошлом у нее был взрослый парень, по крайней мере она так утверждала, - и она была беглец со стажем. Когда я спросил у нее, как же вышло, что ее поймали, она презрительно скривилась и ответила: "А, непруха. Ничего, передохну маленько и сбегу снова".
  Именно она рассказала нам о чипах. В приютскую одежду вшиты чипы, по которым отслеживают удравших. Кажется, и в подошвы ботинок тоже. Поэтому, сбежав, первым делом надо переодеться до нитки. И она знала, как это можно устроить.
  Но лучше всего - вообще уехать с планеты. Это сложно. Но возможно. Хотя она пока не пыталась.
  -Багажный отсек какой-нибудь? - спросил я.
  Лика фыркнула.
  -Найдут. Нет, надо договариваться. Я уже придумала, с кем. Мы пойдем к мусорщикам.
  Так я впервые услышал о мусорщиках.
  
  *
  Живя в приюте, моментально привыкаешь к тому, что вокруг тебя - сплошь дети сильных мира сего. У кого папа - банкир, только умер, у кого мама - певица, знаменитая на всю галактику, только ребенка у нее младенцем украли злые люди, у кого дедушка - премьер-министр соседнего государства, только не знает о внуке. Выслушиваешь, киваешь, не веришь, конечно, но принимаешь. Если человеку так легче жить - пусть его. Поэтому когда Лика рассказала нам о Картале и Тине Гаррисон, мы покивали, но не поверили ни единому слову.
  Еще бы: она сказала, что до одиннадцати лет училась в Картале. В той самой знаменитой элитной школе для богатеньких. Потому что папа у нее был - правильно, очень богатый человек, владелец сети крупных магазинов. "Брукс и Жариц", слышали? Ну да, те, что прогорели во время кризиса 682 года, когда экономика пошатнулась, не в силах справиться с военными расходами. Ее лучшей подругой была Тина Гаррисон, славная девочка, внучатая племянница президента Гаррисона.
  Полет ее фантазии к этому моменту уже ошеломил нас. Я с трудом удерживал на физиономии серьезное выражение. Но дальше было еще круче.
  Только Лике рассказала Тина о семейном позоре - о старшем брате, который дезертировал из армии, отсидел три года, а выйдя на свободу, подался в мусорщики. Наверное, ему мало было дезертирства, чтобы доконать семью. Помните, президент Гаррисон резко сдал в конце своего последнего срока, поседел, и руки начали трястись? Да где нам помнить, нас не интересовало здоровье президента, и вообще мы были тогда, во-первых, малы, а во-вторых, благополучны, жили в своих семьях и слыхом не слыхивали, что бывает политика.
  -Ну и зря, - сказала Лика, фыркнув. - Политика тоже может пригодиться в жизни.
  Разорившись, отец Лики не придумал ничего лучше, как пустить пулю в лоб, оставив супруге разбираться с долгами. Папина жена, которая была вовсе не Ликиной матерью, а третьей по счету мачехой, тетка не злая, но - профессиональная красавица, такие не могут жить без богатого мужа или хотя бы любовника, потому что не умеют ровным счетом ничего, кроме как украшать окружающую обстановку, - так вот, папина жена немедленно заявила, что она тут ни при чем и вообще, можно сказать, в разводе, и укатила на морской курорт с неким красавцем в военной форме. Вся наличность, еще остававшаяся в доме, уехала вместе с ней. Кредиторы, наверное, до сих пор пытаются догнать ее и что-нибудь из нее выколотить. А Лику отправили в первый из ее приютов.
  Когда она сбежала в первый раз, она пришла к Тине. И та даже успешно умудрялась прятать подругу целую неделю. Потом нашли, конечно. Снова увезли в приют. Но связь девчонки держали. Втайне от благополучной семьи Гаррисонов.
  -Дальше неинтересно, - добавила Лика. - Дальше совсем другая жизнь. Но когда я говорила о мусорщиках, я имела в виду Свена Гаррисона. Когда мы сбежим, нам нужно, чтобы Свен был на Маринелле. Ну Тина всегда знает, когда он на планете, я ей позвоню, уточню. А где собираются мусорщики - узнаешь ты, Чубака.
  -Терпеть не могу, когда ты называешь меня Чубакой, - только и ответил я.
  Я так всегда говорил. А она все равно всегда так меня называла. Дразнила.
  Мне казалось - это оттого, что я ей немного нравлюсь.
  Самонадеянный пацан.
  
  *
  Отваливаю от стапелей Лаоры и снова чапаю к полю боя. Еще две-три недели ничегонеделания. Снова собираю колбасу. Снова снимаю, что имеет смысл снять. Снова пилю обратно.
  Хорошее поле боя можно разбирать несколько месяцев. На всех хватит.
  Конечно, первым делом стараешься ухватить куски получше. Идеально - если корабль не развалился на части. Подцепляешь его - и тащишь. Такой можно неторопливо исследовать по дороге. В четвертый-пятый рейс подбираешь уже ошметки.
  А в шестой рейс я никогда не хожу.
  Во-первых, к тому моменту уже обычно находится новое месторождение. В смысле - противники уже успевают подраться опять.
  А во-вторых - плохая примета.
  Мусорщики люди суеверные.
  Я - не очень. Но все-таки стараюсь не дергать судьбу за усы лишний раз.
  Рассказывают легенды о шестом рейсе. Как один жадный мусорщик - говорят, это был Герхард Эйхенбах по прозвищу "Лысый Гера", впрочем, похожую историю я слышал и о Митчеле Зеленые штаны, - потащился-таки в шестой раз на поле битвы при Реннане. И можно его понять: когда в бой ушло больше двухсот тысяч кораблей с обеих сторон, а выползли полуживыми едва тысяч сорок, ясно, что обломков там хватило бы и на седьмой, и на восьмой рейс. Тем более что Эйхенбах работал на завод Ибиса, до Реннаны всего десять дней ходу, так что оборачивался быстро, конкуренты-то еще только по четвертому разу возвращались, когда он пошел в шестой. Одни видели, как Гера бодро шлепал в сторону Реннаны, другие - как он собирал колбасу, третьи слышали в эфире довольное Герино бормотание - ему попалась корма авианосца, здоровенная, почти с целый крейсер размером, причем он выхватил ее из-под носа у Пончика. Как ругался Пончик, слышали вообще все. И множество свидетелей было тому, как Гера потащил добычу в сторону Ибиса. Только на Ибис он не пришел. Ни через десять дней, ни через десять месяцев, ни через десять лет... Врут, десяти лет с битвы при Реннане еще не минуло, да это они для красного словца. Факт тот, что никто и никогда больше не видел Лысого Геру. Ходило множество версий о том, что же случилось с Лысым. Свен, например, говорил мне, что Эйхенбах в поспешной жадности не проверил запасной реактор на том кусище авианосца, и по пути жахнуло, да так, что и пыли не осталось. Легранж возражал: парни знали бы о взрыве. Такие возмущения в эфире невозможно не заметить. Уж скорее, случилась поломка, например, сдох движок, и из-за ошибки в курсе Геру вынесло мимо Ибиса в нехоженный космос за пределы известных систем. По инерции. Но тогда получалось, что и связь у него сдохла тоже: вряд ли бы он молчал, когда его проносило мимо обитаемых миров. И потом - ну пусть вырубился движок на его мусоровозке, а на колбасе? Получалось, что не в двигателях дело: не они померли, а сам Гера. Уж отчего - можно только гадать. Кто-то припомнил, что из выпендрежа Лысый назвал свою посудину "Летучим дайанцем". Ну, это он зря, конечно. Такие названия до добра не доводят. И уж совсем глупо соваться на корыте с подобным именем в шестой рейс.
  Или вот Красавчик. Этот не боялся ничего, потому что был дурак. И попер в шестой к Таормине. Говорили ему: не надо. А, все фигня, кроме прибыли, - отвечал Красавчик. Ну и впилился в астероид с размаху. Потерял управление. Как он вопил, что маневровые двигатели барахлят, слышали. Даже передавали ему, чтобы отключил бортовой компьютер и ручками, ручками - явно ж неполадка была в центральном управлении. Как взорвался - видели. Вроде бы ничего таинственного. Только летал он до того без единой поломки восемь лет. А как сунулся в шестой рейс - тут ему и хана.
  Рассказывают еще о Локи... Ну эта история давняя, тех, кто помнит ее не с чужих слов, уже и не осталось. Локи пропал из эфира на полуслове. Он был патологический болтун и затыкался только когда спал. А тут - проснулся бодренький и завел бодягу: как он славно поохотился, какое ему досталось шикарное железо, и как он его сдаст и в седьмой раз прогуляется к Легне... И через полчаса исчез. Его последнюю фразу передают из уст в уста: "А что это у нас тут такое красивое сверкает? Ух ты, какая штуко..." Никто и никогда не узнал, что за "штуко" красивенько сверкало перед глазами Локи в его последнюю секунду. Через пару месяцев "Искру" обнаружили парни с патрульного крейсера. Она телепала в белый свет как в копеечку, таща за собой солидную колбасу. Ни Локи, ни его напарника Ваксу не нашли. "Искра" была пуста. По рубке перекатывались две пустые банки из-под пива. А в посудомойке цвели зеленой плесенью немытые тарелки. И все. Патрульные вызвали ближайших мусорщиков, болтавшихся возле руин десятого флота, разбитого наголову при Филлизели... это ж надо, куда занесло пустой корабль от Легны! Через пять звездных систем! Между прочим, это совершенно невозможно, от Филлизели до Легны захочешь - меньше чем за три месяца не доберешься, транспорты и все четыре идут, да не по прямой, в космосе самая короткая дорога чаще всего вовсе не прямая... а вот же... Два корабля выкопались из мусора и отволокли на переплавку и добычу исчезнувшего Локи, и "Искру". Потому что нет в галактике идиотов - брать корабль после такого происшествия. Не нашлось желающих прибрать "Искру" к рукам. Хотя вдова Локи готова была продать ее за десятую часть настоящей цены. Ну, деньги за добычу ей передали, взяли только стоимость горючего, потраченного на перегон до ближайшего завода. Наживаться на этой истории никому не хотелось. Страшновато как-то.
  Или вот Милки Вэй. С этим вышло вовсе несуразно. Он только собирался пойти в шестой рейс. Объявил парням в забегаловке при заводе: сейчас развернусь и пойду снова. Плевать, что пять раз уже ходил. Я там присмотрел такие обломки, так висят хорошо, не сразу заметишь, наверняка меня дождутся... Ну, за удачу! - опрокинул стакан, покачнулся и упал мордой в салат. Кинулись тормошить - а он уже умер. Внезапная остановка дыхания. Эскулапы ничего не смогли сделать, даром что прибежали через две минуты.
  Этого я видел сам. Не как он умер - но как его везли бегом на каталке, уже синего.
  Так что в шестой рейс я - ни-ни.
  У меня даже вдовы нет, чтобы продать мою "Красотку" с молотка, когда я помру.
  Тем более что никто и не купит.
  Пацанку на переплавку? Ну уж нет. Лучше еще полетаем.
  
  *
  Мы готовились к побегу полгода. Лика хладнокровно стащила в нескольких мелких лавках, по шмотке, три комплекта одежды и три пары дешевых тапочек на резиновом ходу. Я осторожно навел справки, где можно найти мусорщиков - оказалось, в Гринфилде, - и разработал маршрут. Защита на школьном компьютере была плевая, и я хорошенько покопался через него в городском информатории, не оставив следов. Сеф насушил сухарей и натырил мелких денег. Крупную сумму мы украли накануне побега, обчистив сумочку директрисы. Нам не хотелось совсем уж пасть в собственных глазах: мы не воры! Нам просто негде больше было раздобыть денег. Так что мы взяли только 500 крон: 100 - на такси, 400 - на непредвиденные расходы, и оставили в качестве компенсации единственную нашу - на троих - ценную вещь: Сефов золотой самородок. По крайней мере мы думали, что он золотой, и Сеф хранил его в тайнике с наружней стороны подоконника, так что кроме нас с Ликой никто о нем не знал. Сейчас я понимаю, что этот кусок блестящей породы был, наверное, вовсе не золотом, а какой-нибудь рудой, да дело прошлое. В конце концов, с приютом я расплатился, едва начал зарабатывать.
  Анонимно, конечно. Еще не хватало признаваться им, кто я. И кем стал.
  
  *
  С личной жизнью у мусорщиков обычно незадача. Девушки из приличных семей отшатываются, узнав, чем мы зарабатываем на жизнь. А девушек, которые не отшатываются, обычно не интересуют долгие прочные отношения, приводящие к звяканью свадебных колокольчиков. Разумеется, ни один мусорщик не признается вслух, что хотел бы завести нормальный человеческий дом, где его ждала бы славная женщина, одна и та же, уютная, любящая, которая рожала бы ему детей, варила изредка суп и бранила бы его за мелкие прегрешения. А уж крупных грехов он бы не допускал, ни-ни, если бы у него была настоящая семья... Никто не признается - но многие хотели бы.
  Некоторым удается. Мне вот пока никак.
  Не то чтобы я жаждал непременно жениться и завести потомство, хотя мне уже хорошо за тридцать, этак, если провозиться еще лет десять, можно помереть холостяком. А вот постоянную зазнобу я бы с удовольствием завел. Я бы никогда не спрашивал ее, чем она занимается в мое отсутствие, лишь бы она была со мной одним, когда я возвращаюсь из рейса и устраиваю себе отдых, проедая заработанные деньги. Но те яркие девочки, которые вьются вокруг наших баров, не понимают слова "постоянство". Они либо еще маленькие и глупые, либо уже просто профессиональные шлюхи. А за пределы очерченного обществом круга нам ходу нет.
  Что же, такова жизнь, как говорит Легранж.
  Когда я был мальчишкой, я мечтал об одной. Но не сложилось.
  Мы иногда видимся, радуемся друг другу при встрече, наговориться не можем. Нас многое связывает, нам есть что вспомнить. Только как мужчина я не интересовал ее никогда. Что уж тут поделаешь.
  Была еще... звездочка ясная. Мое счастье, что влюбиться всерьез я не успел. Маялся бы сильно. А так - вздохнул, пожал плечами и улетел разбирать очередную свалку.
  Она была студенткой университета в Либерштадте на Сильене, система Вальхейм. Меня случайно занесло в те края - пацанка моя попала в метеоритный поток, нужен был ремонт, и я сел, где уж вышло - прямо скажем, куда дотянул. В мастерских сказали - не меньше месяца, провозились почти два. Делать мне было абсолютно нечего, и я болтался по Сильене, осматривая достопримечательности. Либерштадтский университет стоял в моем туристском списке четвертым.
  Я приехал на такси, вылез под жаркое солнце Сильены и побрел по зеленым улицам университетского городка. Вокруг деловито сновала молодежь. Я был старше их всего-то лет на восемь, но чувствовал себя безнадежно старым. Да к тому же я тогда хромал. Повредил колено, когда пацанку от души тряхануло тем самым метеоритным потоком. Этакий раненый боец среди беспечного детского сада - вот как я ощущал себя на бульваре кампуса.
  А она бежала с тетрадками подмышкой, очень спешила, споткнулась и упала, рассыпав свои тетрадки. Конечно, я кинулся ее поднимать, и собирать разлетевшиеся листы, исписанные красивым круглым почерком. Надо же, до сих пор помню эти ровные строки. Если напрягусь, могу даже вспомнить, о чем была та курсовая по старинной литературе. Что-то про образ героя в позднюю докосмическую эру.
  Мы естественно и непринужденно разговорились - тем более что она после падения тоже захромала, это было забавно. Двое хромых ковыляют к ближайшей лавке. Я хромал на левую, она - на правую. Сели на лавку, смеясь над собой. Немного помассировав ушибленную коленку, она встала, чтобы бежать дальше, и конечно, я проводил ее до ступеней факультета. Набрался наглости и спросил, когда она спустится с этих ступеней обратно. Побродил еще немного поблизости, бросая взгляды на двери с удивившей меня регулярностью. Дождался.
  Гуляли допоздна.
  Назавтра я собирался ехать дальше - любоваться знаменитым Золотым каньоном, - но никуда не поехал.
  Мы гуляли и разговаривали, целовались в тени деревьев, и никто не обращал на нас внимания. Однажды она решилась - и пришла ко мне в маленькую гостиницу, где я снял номер на одну ночь, а остался на шесть недель. Я был с ней честен во всем, кроме одного. Я не сказал ей, что я мусорщик. Что я улечу, как только отремонтируют мой корабль, она знала. И что скорее всего никогда не вернусь - тоже. Это ее не остановило.
  Все шесть недель мы были счастливы.
  Она пыталась учиться, а я ей мешал. Тогда она сердилась и прогоняла меня. Я уходил гулять по городу, который уже выучил, кажется, наизусть, потом возвращался - и она кидалась мне на шею, бормоча, как же она соскучилась и где меня так долго носило? Боюсь, я испортил ей семестр. Но сил моих не было прервать этот сон. Честно говоря, я хотел бы не просыпаться вечно.
  Временами я звонил на верфь узнать, как движется ремонт. Он двигался медленно, и это тоже было счастье.
  На сороковой день нашего счастья на звонок ответила она. С верфи сообщали, что послезавтра пацанку можно забирать. "Девушка, передайте Чубаке, что все ОК, пусть готовит последний взнос", - сказали ей. Нет, она ни о чем не догадалась. Просто она спросила меня, когда я вернулся, кто такой Чубака и почему меня так зовут. И я понял, что врать ей вечно я не смогу. Или говорить правду, или уходить.
  Сказать правду я не смог.
  Когда я уезжал из Либерштадта, она обняла меня, прижалась и сказала твердо: "Помни. Я ни о чем не жалею. Но я тебя не люблю. И ты меня не любишь. И вообще скоро каникулы, я уеду к родителям и выйду замуж".
  Я был настолько самонадеян, что думал - это сказано нарочно, чтобы мне было легче уходить. Но позже я навел справки окольными путями - и она действительно вышла замуж.
  За хорошего человека, с которым была помолвлена уже два года.
  Может быть, она и была в меня влюблена. Может быть, если бы я остался, она бы и передумала насчет своего хорошего человека.
  Если бы я не был тем, кто я есть.
  Трусом и обманщиком.
  
  *
  Наконец, все было готово. Ждали только, когда Лика даст команду к выступлению.
  В середине октября она сказала: пора.
  Мы не стали романтично выбираться из окна под покровом ночи - Лика быстро втолковала нам, что так поступают только идиоты. Нет, мы пошли в школу, как всегда, и просто сбежали с последнего урока. Я и Сеф - с ботаники, Лика, которая училась на класс старше - с экономики. Вещи и деньги ждали нас в большом пластиковом пакете за мусорными ящиками. Никто, конечно, на него не покусился.
  Мы забрались в подвал соседнего дома, где по вечерам тайно собирались любители предосудительных напитков и травки, а днем было пусто, и переоделись, старательно отводя глаза друг от друга. Надели под одежду пояса с зашитыми деньгами, рассыпали мелочь по карманам, осторожно вышли на улицу. Никто не обращал на нас внимания.
  Разовая карточка на такси была куплена накануне. Глупо было бы платить слишком много, так что если бы мы собирались путешествовать легально, этой карточки хватило бы нам разве что до соседнего района. Но в машине я первым делом покопался в навигационном компьютере, заодно отключив сигнализацию и связь с базой, так что в гараже такси просто потеряли, и автомобильчик бодро покатил нас в Гринфилд, согласившись на копеечную плату. В Гринфилде, прежде чем бросить машину, я затер ей память. Конечно, ее найдут. Но не сегодня, а может быть, даже и не завтра. Немного времени мы выиграли.
  До бара мусорщиков мы дошли пешком. Зато нас никто не заметил.
  В "Звездной пыли", конечно, наоборот, на нас все уставились. Трое подростков в таком заведении - явление не рядовое. Но тут Лика взяла инициативу в свои руки. Она подошла к стойке, поймала взгляд бармена и спросила, не появлялся ли тут, часом, Свен Гаррисон.
  Мы с Сефом с трудом скрыли удивление. Я уже говорил - мы никогда не верили в историю о богатом папе и сомневались в существовании Свена. А вот бармен совершенно не удивился и только спросил, на что малявке нужен Рыжий Свен.
  -У меня к нему дело от Тины, - небрежно ответила Лика. - В смысле, от Тины Гаррисон. Я ее подруга.
  Бармен кивнул, вынул из-под стойки телефон и набрал номер.
  -Свен, - сказал он, - тут какая-то пацанка пришла и говорит, что она подруга твоей сестренки.
  Трубка квакнула, и бармен протянул ее Лике.
  -Привет, - она говорила спокойно и уверенно, а мы с Сефом медленно осознавали, что реальность совсем не такая, как нам казалось раньше. - Я Лика. Ты меня не помнишь, наверное. Я училась с Тиной в Картале. Увидеться бы. Да, "Звездная пыль", верно. Ага. Ага. Ладно. Мы пока лимонад возьмем. Жду.
  Мы сидели за столиком в темном углу и тянули через соломинки свой лимонад, уже по третьему стакану, когда в бар вошел здоровенный молодой мужик довольно опасного вида, действительно, ярко-рыжий и отчаянно веснушчатый. Честно говоря, я б остерегся доверять такому - если бы не Лика. А она явно обрадовалась, помахала ему рукой, и едва он сел за наш столик, выложила ему всю правду. Про побег из приюта, и что мы нацелились на Альмиру, если повезет, и что надеемся на его помощь.
  Рыжий Свен щелкнул пальцами, подзывая официанта, дождался своего пива с солеными орешками и только потом спросил:
  -Почему Альмира? - и, поскольку мы замешкались с ответом, уточнил: - ну, почему не Челеста, не Маккинзи, не Эодред, наконец?
  -Новая колония, - ответил я. - Совершеннолетие с 14 лет. Пока долетим, я стану совершеннолетним. Лика и так уже взрослая по их законам. А Сефа пару месяцев поопекаем, пока дорастет. Работы там - завались. Молодые руки всегда нужны. Не пропадем.
  -И кем же ты собрался работать на Альмире? - Свен ехидно прищурился.
  -А я хорошо секу в электронике, - сообщил я не без хвастовства. - Не только пароли ломаю, могу и контакты перекинуть, чтобы было по-моему. Могу, скажем, чинить терраформационную технику. Ну, бульдозеры там, экскаваторы. Поливалку наладить. Комбайн настроить... А Сеф соображает во всем, что растет и дышит, и неважно, бегает оно или плавает. Его можно пристроить в фермеры.
  -А ты? - рыжий посмотрел на Лику.
  Ее ответный взгляд мне не понравился.
  Я его не понял.
  -А я выйду замуж, - ответила она и улыбнулась одному Свену. - Это тут считают почему-то, что я ребенок. Там я буду девушка на выданье, долгожданная невеста для одинокого колониста. Выберу лучшего. - И медленно опустила ресницы.
  Они у нее были очень красивые.
  Мне сразу захотелось, чтобы тем самым колонистом был я.
  
  *
  На фронтах было неспокойно, мелкие стычки сотрясали окрестности обитаемых миров, и ясно было, что большая драка не за горами.
  Большая драка - большой заработок.
  В ожидании сражения я хорошенько вылизал пацанку, отрегулировал все узлы, соединения и связи до полной безупречности, протестировал бортовой компьютер во всех возможных режимах, подкрасил потускневшую розочку на борту и отполировал все, что можно было отполировать в рубке и каюте. Руки чесались поменять моей девочке большой обзорный экран - я как раз заметил на нем пару битых пикселей. Если б кто узнал, крутили бы пальцами у виска - в масштабах большого обзорного экрана это такая мелочь, что попахивает манией.
  Наконец флоты двинулись, и стало ясно, что они сойдутся в окрестностях Неоританы. Не самое удобное место лично для меня, - далековато от Лаоры, - но заключать договора с Тильдой и Кошем было уже поздно, они почуяли запах наживы и снизили расценки для новых поставщиков. Прилично получат только те, у кого контракт не меньше полугода.
  Да ладно, всех денег не заработаешь.
  Неоритана так Неоритана.
  Там поблизости есть несколько тихих планет, возле которых можно посидеть, попивая пиво и ожидая конца сражения. Пойду-ка я туда, пока не грянуло. Тем более на Марюсе осел старик Андерс по прозвищу Дед Андед, когда-то многому многих научивший, в том числе и меня. Будет время - навещу. Парни говорили, что он скучает, отойдя от дел, и всегда рад гостям и сплетням.
  Короче, никому не сказавшись - не принято, - я ушел к Неоритане и через месяц повис на орбите Марюса, озираясь по сторонам.
  Они еще стреляли. Если знать, куда смотреть, можно было заметить вспышки.
  Каждая такая вспышка - минус корабль, плюс металлолом.
  И минус несколько сотен человек, мир их праху.
  Поразмыслив, я не стал спускаться на планету, только постучался к Андеду в комм: мол, привет, работаю поблизости, но зайти не успею, о чем ужасно сожалею. Ответ пришел через несколько минут: "Ну если вдруг получится, залетай в любое время. Не суйся там под пушки, мусорщик. Удачи".
  Я поймал себя на том, что улыбаюсь пустому экрану. Конечно, дед, обязательно зайду.
  И двинулся помаленьку на взрывы.
  
  *
  С Маринеллы мы выбрались без приключений - таможенники смотрели на мусорщиков сквозь пальцы, а уж что Свен вывозит детей из-под бдительного ока социальных служб, никому и в голову не пришло. Тем более кораблик у Рыжего был махонький, куда там сунешь зайцев-то... Но мы прекрасно разместились. Лике Свен отдал свою каюту, а мы с Сефом натянули гамаки в грузовом трюме. Он тоже был маленький, и в сортир приходилось бегать под Ликину дверь, но это такие мелочи. Зато Маринелла до нас больше не доберется.
  Сам Свен в основном торчал на мостике, как и положено пилоту. И спал там же. В кресле, положив ноги на пульт.
  Я б в такой позе и двух часов не выдержал, а он уже три дня так жил. И умудрялся даже во сне не задевать пятками никаких важных кнопок.
  На четвертый день Лика явилась на мостик и растолкала гостеприимного хозяина.
  -Иди отоспись по-человечески, - сказала она. - Все равно же идем на автоматике.
  Свен поломался для приличия минут десять, а потом встал и ушел в каюту.
  Только вот что мне категорически не понравилось - часа через четыре оказалось, что Лики нигде нет. Значит, она тоже скрылась в каюте.
  Они не выходили оттуда очень долго. Когда вышли, держались за руки. Она сияла, он был красен, как краснеют только рыжие.
  -Вот что, парни, - сообщила Лика нам с Сефом, - я на Альмире сходить не буду.
  И я понял, что она никогда не станет женой никакого колониста, будь то хоть я, хоть кто угодно другой.
  -Она же малолетка, - тихо сказал я. - Свен Гаррисон, мы еще не долетели туда, где она совершеннолетняя.
  Свен был смущен до крайности, но руку Ликину не выпустил.
  -Мы никому не скажем. Правда, Ангелика?
  И клянусь, она не то что не вскинулась на ненавистное полное имя - она улыбнулась светло и нежно.
  -Конечно, милый.
  Сеф задумчиво смотрел на них. Потом высказался:
  -А на Альмире вы могли бы пожениться.
  -Долетим - разберемся, - ответил Свен.
  Никогда я не маялся так, как этот месяц до Альмиры.
  
  *
  Наконец побежденные отползли к Уггле, ковыляя, полудохлые, обожженные, хромые на половину ходовых. А их менее удачливые товарищи остались висеть гигантским облаком корявого железа. И тогда мы, стая трупных мух, повылезли из щелей и слетелись на угощение, косясь вслед потрепанному победителю, уходящему мимо Неоританы по направлению к Сальхе. Проигравшие были нашими союзниками, значит, победители - нашими врагами. Но как-то плохо это осознавалось. Для меня все они были - те, кто дерутся. А я не дерусь. У меня свое маленькое дело.
  Патриотизм среди мусорщиков не распространен. Перед нами все равны.
  Ох, какой славный корабль был. Здоровенный, вероятно, новый, судя по форме стволов покореженных пушек. Наш противник только недавно начал ставить эту модель на крейсера. Мощные, эффективные, да не помогли. Вон как ему разворотило носовую часть. Но на куски не развалился, можно ухватить целиком. Люблю такие находки. Подхватил одного - и можно двигать к заводу. Все равно больше мы с пацанкой ничего не утащим. Этого бы довести, уж больно велик.
  Перетянул его тросами в нескольких местах, чтобы по дороге не отвалилось ни кусочка, присобачил десяток движков, задал "Красотке" курс - и пошли помаленьку. Ближайшую неделю буду ковыряться у него внутри. Наверняка есть чем поживиться.
  Правда, он настолько целенький, что там наверняка найдутся останки, а собирать трупы по кускам - удовольствие маленькое. Ну ничего не поделаешь. Хоть они при жизни и стреляли в нашу сторону, все равно ж люди.
  И действительно, предчувствия меня не обманули.
  Их было около двухсот, если правильно собрать детали. И все внутри. Все ждали меня и моих мешков, чтоб им... Если я что и ненавижу действительно в моей работе, так вот именно это. Сутки, не разгибаясь, и хорошо если четверть разобрал, значит, и завтра, и послезавтра... бросить все к чертовой матери, продать пацанку какому-нибудь отморозку, закопаться на окраинной планете вроде той же Альмиры, и стать вегетарианцем. Выращивать на грядке все, что необходимо для жизни, и никогда, никогда не видеть людей. Ни мертвых, ни живых.
  И тут я его заметил.
  
  *
  Альмира - чудесное место. И работы там, действительно, оказалось - завались. И никто не стал придираться к возрасту Сефа. И меня допустили к технике.
  И Свена с Ликой поженили.
  Красивая, кстати, была свадьба.
  У них там, видите ли, религиозная община. Истинная церковь Единого и Всемогущего.
  Я прожил на Альмире два года, но так и не понял, чем Истинная церковь отличается от других истинных церквей. По-моему, такая же, как все. И в чем истинность каждой из них... или какой-нибудь из них... Нет, мне не понять. Я для этого слишком прост.
  А вот Сеф разобрался, кажется, и ему понравилось.
  Ну, надо сказать, кое-что понравилось и мне. Они не приставали с ножом к горлу, требуя немедленно признать их истинность и отвергнуть все прочие версии Единого и Всемогущего как ложные и греховные. Они считали, что постепенно послушник проникнется, а в послушники брали всех. На постижение истины каждому неофиту давались те самые два года. Если не проникся - скатертью дорога. Вселенная велика. Если же ты услышал голос господа, ты - полноправный гражданин. Красивый ритуал вступления в гражданство, он же - ритуал полного посвящения, и живи, радуйся.
  Кстати, они хорошо там живут. У них преступности практически нет. Все трудолюбивы и доброжелательны. Все друг другу помогают. Все улыбаются. Уж не знаю, что будет лет через двести, но пока - благодать.
  Так что Сеф там прижился. Сельское хозяйство действительно оказалось в самый раз по нему. Когда я улетал с Альмиры, он был главой общинной молочной фермы в Светозарной - большой деревне, по местным меркам считавшейся городом: полторы тысячи человек, - и вся Светозарная готовилась праздновать его окончательное вступление в ряды истинно верующих. К тому же у него был головокружительный и одновременно целомудренный роман с дочкой церковного старосты, одобренный ее папашей и благословленный отцом Кальмарием.
  Я слишком был циником, чтобы без смеха слышать имя святого отца, но Сеф ни разу не улыбнулся, торжественно произнося: "Кальмарий". Хотя в отличие от падре точно знал, что за зверь кальмар и как он выглядит.
  Словом, мой лучший друг нашел свое место в жизни. Моя подруга сделала это еще раньше. И только я не знал, куда податься, ясно было только одно: Истинная церковь не для меня. Значит, нужно уезжать.
  Община выделила мне подъемные, достаточные для того, чтобы добраться до более обжитых миров и перебиться первое время. Провожали с молитвами и благодарными словами, обращенными к господу: хоть и не сподобил еретика обратиться, но немного обогрел заблудшего, даст Он, семена истинной веры еще прорастут в этой зачерствелой душе. Я выразил ответную надежду, что не собьюсь с пути истинного, и улетел на почтовом катере, ходившем раз в месяц до Любены.
  Это тоже было захолустье, но досюда уже существовали регулярные пассажирские рейсы с Фар-аль-Койты, а на Фар-аль-Койте был бар мусорщиков.
  Потому что взвешивая варианты своего будущего, я видел только два выхода: армия - и отребье вселенной. После строгой дисциплины религиозной общины армия не показалась мне сколько-нибудь привлекательной. Хотя перспективы, вообще-то, были неплохие: можно было получить образование за счет государства, сделать карьеру и вообще наладить вполне благополучную жизнь. Собственно, только необходимость подчиняться командам мне и претила.
  Я, оказывается, возмутительно анархическое создание.
  Оставались мусорщики.
  
  *
  Он, видно, хотел вылететь и не успел. Застрял в шлюзе. Совершенно целый. Блистер не треснул. Обшивка не пострадала - ну по крайней мере, насколько отсюда видно.
  Так у него, может быть, и герметичность не нарушена.
  Наверняка там, внутри, труп, но я не буду проверять это здесь.
  Потому что есть вероятность, чудовищно близкая к нулю, но все же ненулевая, что он еще не труп.
  А если он хотя бы на одну сотую не труп, есть шанс, что он им и не станет.
  Я долго выколупывал из покореженного шлюза маленький истребитель системы "Оса", непроизвольно задерживая дыхание, - как будто разбирал карточный домик. Даром что я это делал не пальцами, а манипуляторами рабочего скафандра. Все боялся - дерну неосторожно, и он где-нибудь треснет, или лопнет, или проломится... и тогда вероятность превратится в отвратительную неизбежность. Наконец он выплыл наружу и повис, медленно вращаясь. Беспомощный, немой и темный. Если бы он успел вылететь, его, наверное, не заметили бы никогда.
  "Оса" так мала, что влезет ко мне в трюм. Придется попыхтеть, но я впихну.
  Ради вероятности, еще не ставшей событием.
  Впихнул.
  Дождался выравнивания давления.
  Не сразу сообразил, где у него отщелкивается фонарь кабины. Нашел. Хорошо, что еще не вылез из скафандра - манипулятором оказалось удобнее, чем рукой.
  Отщелкнул.
  Хорошие у них, злодеев, пилотские костюмы. Без сознания, и кислород почти на нуле, но жив. Повезло тебе, парень, так, как просто не бывает. Из всего экипажа - один живой. Ты.
  Отволок аккуратненько в каюту, запустил аптечку, разобрался с застежками злодейского костюма.
  Поправка.
  Повезло тебе, девочка.
  Я стоял над ней и матерился, монотонно и бесконечно. Мне хотелось добраться до их командования и сбросить на них ядерный фугас. Мне хотелось стереть Рионский союз со звездной карты, чтобы и пыли не осталось. Стоило мне представить, что было бы, если бы она не застряла в шлюзе. Если бы осталась внутри или вылетела наружу. Если бы треснул фонарь. Если бы я повредил "Осу", освобождая из ловушки.
  Если бы я нашел ее получасом позже.
  Ненавижу военных.
  Раньше я как-то не задумывался, как я к ним отношусь. Сейчас понял - ненавижу.
  Она пришла в себя через несколько часов.
  
  *
  Я вошел в зал "Льва и бутылки" и огляделся. Народу было немного. Все-таки Фар-аль-Койта - не слишком популярное место у мусорщиков. Когда-то поблизости прокатилась серия сражений, и по соседству, на Саладине, пыхтела переплавка, но мощность ее была невелика - ее не модернизировали, наверно, лет сто, и нужды не было. Далековато от самых урожайных мест. Зато они принимали железо без особых формальностей, так что кое-что все-таки к ним иногда поступало.
  Вспомнив "Звездную пыль", я направился к стойке. Угрюмый бармен скользнул по мне взглядом и буркнул:
  -Несовершеннолетним не наливаем.
  За два года на Альмире я привык считать себя взрослым, но мне действительно было всего шестнадцать, так что спорить я не стал. Я спросил его, не слыхал ли он что-нибудь о Рыжем Свене.
  -Женился, - лаконично ответствовал бармен.
  -Два года назад, - добавил я. - А где он сейчас, не знаете?
  -Не в курсе.
  -Мне нужен совет, - признался я.
  -Тут не кабинет шринка, - сказал бармен. - Тут бар. Пиво, вино, виски. Коньяк. А советов тут нет.
  -Хорошо, - очень терпеливо переформулировал я. - Тогда скажите мне, кто может мне дать совет. И мне не нужен шринк. Мне нужен Свен или кто-нибудь, кто знает Свена.
  -Все знают Свена, - ответил он.
  Тут его взгляд упал на мои сжатые кулаки, и, видимо, он все-таки решил не нарываться. Но вышло так, что именно нарвался.
  -Эй, Андед, - окликнул он. - Поговори с малышом, а то он сейчас расплачется, бедняжка.
  Вот тут я озверел, глаза заволокло...
  Пришел в себя, окаченный пивом из кружки. Невысокий, но на диво широкоплечий пожилой дядька держал меня одной рукой за оба запястья, чуть ли не двумя пальцами. Я дернулся, но вырваться не смог.
  -Тихо, пацан, - прогудел дядька. - Зачем ты подбил глаз Ехидне?
  Я посмотрел на бармена. Тот прикладывал мокрую салфетку к стремительно распухающей брови.
  -За ехидство, - сказал я и снова попытался высвободить руки.
  -Цыц, малыш. Вы квиты. Он тебя дразнил, ты его разукрасил. Подумай, как над ним будут потешаться посетители: побит младенцем. Пойдем, поговорим.
  -Мне надо переодеться, - горько сказал я. - От меня несет, как от пивной бочки.
  -Отлично, - он широко улыбнулся. - Направо за угол - туалет. Если я тебя выпущу, ты больше не будешь махать кулаками?
  -Не буду, - проворчал я, покосившись на Ехидну. Честно говоря, был соблазн привести левую бровь в соответствие с правой.
  Видимо, тот прочитал эту мысль по моей физиономии, потому что помотал головой и поднял руки: "Сдаюсь". Я кивнул и встал.
  Когда я проходил мимо стойки в сторону туалета, он отодвинулся подальше с моего курса.
  То-то.
  
  *
  Я спросил, как ее зовут. Она стиснула руки в кулаки и промолчала.
  Мои брюки, которые были ей велики, она подвернула снизу, а сверху подвязала моим же галстуком, который я сроду не носил и даже не знал, что он завалялся среди вещей. Моя майка болталась на ней, как на вешалке, и обуви по ее ноге, конечно, не нашлось. Она сидела в моих носках, закатанных валиком у щиколотки. Пятки носков терялись где-то в глубинах этих валиков. Отсутствие ладно подогнанной военной формы дезориентировало ее. Мой голос, видимо, тоже. Я прошелся перед ней по каюте. Она не шевелилась, только следила за мной блестящими темными глазами.
  А, что мне терять, подумал я. И рявкнул:
  -Имя и звание!
  -Старший лейтенант Валлер! - тут она запнулась и покраснела.
  Отчетливый рионский акцент. "Л" такое мягкое, почти "й": "йейтенант Ваййер". И "ш" не наше, ближе к "щ": "старщий".
  -И что мне делать с тобой, старщий йейтенант? - передразнил я.
  Она опустила голову.
  Я тяжело вздохнул и присел на край стола.
  -Я правда не знаю, что с тобой делать, старший лейтенант Валлер, - сказал я. - Всю ночь читал свой контракт с Лаорой. Там черным по белому указано, что всякая находка, представляющая стратегический интерес, должна быть передана представителям вооруженных сил. Ты представляешь стратегический интерес, старший лейтенант?
  Она потеребила край майки и ответила:
  -Я ничего не скажу.
  -Значит, представляешь, - заключил я.
  Ее ресницы дрогнули, но она промолчала.
  -Понимаешь, я человек штатский. Более того, я военных не сильно-то люблю. Пока армия о тебе не знает, мы можем что-то придумать. Если ты не представляешь стратегического значения, конечно. Эх, была бы ты комплектом штабных карт, я бы передал тебя капитану Лестеру на Лаоре и не маялся бы.
  Она подумала и спросила:
  -Что такое Лаора?
  -Плавильный завод. Я, видишь ли, мусорщик.
  -Мусорщик? - сколько недоумения.
  Армейская косточка. Чистое происхождение, неиспорченное воспитание. Можно подумать, у них в Союзе нет мусорщиков. Я-то знаю прекрасно - есть. Вот тот самый Локи был, кстати, с Рионы, если не врут легенды.
  -Ну, Единый и Всемогущий с тобой, - хмыкнул я. - У нас еще есть время на размышления. А сейчас мне нужно идти разгребать трупы.
  Она подняла взгляд.
  -Твоих товарищей, лейтенант, - грустно улыбнулся я. - Их там видимо-невидимо.
  И тут она встала, вытянула руки по швам, что особенно нелепо смотрелось в нынешнем ее цирковом наряде.
  -Я теперь старшая по званию на "Валленштайне", - сказала она. - Я отвечаю за моих людей. У тебя найдется второй скафандр?
  Рабочий скафандр был у меня один. Я выдал ей аварийный, легкий. Ворочать в нем покойников ничуть не хуже, чем в рабочем, благо невесомость. Правда, сомневался я, что девчонка вынесет хотя бы пять минут этой страшной и неблагодарной работы.
  Она работала наравне со мной все шесть часов, пока я не сказал: "Хватит".
  
  *
  Дед Андед свел меня с Тикки Легранжем. Тикки не любил работать один, а его прежний напарник как раз недавно завел собственный корабль. Так что мы с Легранжем быстро договорились. Я ничего не умел, зато был полон энтузиазма, и в электронике рубил с детства... да я уже рассказывал.
  Нас с ним где только не носило, и опыта я у Тикки набрался - будь здоров. Один недостаток был у моего старшего напарника - занудство. Для начинающего занудный старший товарищ - дар божий, но до чего ж это утомляет... Он не мог просто сказать: делай так. Ему непременно нужно было трындеть добрый час, объясняя, почему нужно делать именно так, а не иначе, с примерами, нравоучениями и наставлениями. И изволь не отвлекаться. Он проверит, усвоил ли ты урок. Если не усвоил - он охотно повторит. Неоднократно. Через полгода я стал страстно мечтать о своем корабле. Лети, куда хочешь, когда хочешь, и можно лениться, когда лень, и молчать часами, если не хочется разговаривать!
  Особенно мне не хватало возможности просто не говорить ни о чем.
  Легранж - человек честный, обещанные двадцать пять процентов с каждой колбасы я всяко имел, и в конце концов накопил на мою красавицу. К тому моменту, как я вышел в самостоятельное плавание, меня знали в любом баре по всей галактике. Даже в тех местах, где я сроду не бывал.
  Наши бары - это наши информатории. Не хуже планетарных. Если хочешь найти мусорщика - иди в ближайший бар. Где носит нужного тебе человека, не скажут, а связаться - свяжутся. Невзирая на государственные границы и положение на фронтах. Если отметить на карте обитаемых миров наши забегаловки, получится густая сеть, охватывающая все и вся.
  На месте армейской контрразведки я бы имел, вообще-то, это в виду.
  Подозреваю, что они не глупее меня.
  
  *
  У нас установились настороженно-дружелюбные отношения. Я называл ее "лейтенант", она меня - конечно, "Чубака", меня все так зовут. Мы разобрали покойников по мешкам, перенумеровали - вышло 214. Многих она опознала, хотя и не всех, конечно. Мы записали их имена и соответствующие номера мешков. Толку от этого не было никакого, все равно их кремируют как неопознанных - не будут наши разбираться с мертвыми противниками и устанавливать их личности. А их командование просто вычеркнет из состава флота весь экипаж "Валленштайна" оптом. В том числе, разумеется, и старшего лейтенанта Валлер.
  Я спросил ее, как ей нравится не существовать.
  Она сидела, нахохлившись, обхватив ладонями чашку с чаем, а в глазах ее стояли слезы. Ни разу не всхлипнула там, на разбитом крейсере, ни разу руки не дрогнули - а вот теперь расклеилась.
  -Не смешно, Чубака, - сказала она, шмыгнув носом.
  -А я вовсе не смеюсь, - возразил я. - Пойми: тебя нет. "Валленштайн" погиб в полном составе. И пока мы не долетели до Лаоры, так и будет.
  -На Лаоре я воскресну, - хрипло отозвалась она. - И уж тогда мало не покажется. Вытрясут все, что я знаю и не знаю.
  -Ты много знаешь? - хмыкнул я.
  -Ага, - ответила она. - Часами могу рассказывать про новейшее вооружение. Какие у пушек симпатичные стволы и как они красиво матово сверкают. Что, как ты думаешь, может знать простой пилот-истребитель? Я умею летать и стрелять, и все. Я никогда не служила в штабе. Я просто водитель маленькой летучей машинки, можешь ты это понять?
  -Это - могу. Я не могу понять другого: зачем тебе воскресать, старший лейтенант?
  -Но ты же говорил... представляющее ценность... передать армии...
  -На тебе не написано, что ты представляешь ценность. Костюм твой замечательный я выкинул. Формы при тебе нет. Обыскивать пацанку... в смысле, мой корабль, не будут. Примут железо, и все. Главное - не высовываться и сидеть тихо-тихо, чтобы тебя никто не заметил. Вот что нам дальше делать...
  Она подняла глаза:
  -А в чем проблема?
  -Все в том же: тебя нет. Я не могу тебя высадить ни в одном мире. Документы нужны. Разве что к Сефу на Альмиру... но очень уж не хочется. Задача - легализовать тебя, но так, чтобы наша армия не заметила.
  -Поддельные бумаги? - предположила она.
  -Конечно. Но для этого я должен где-нибудь приземлиться. И куда я тебя дену?.. Стой. Я придумал. Идем на Лаору, потом выходим во второй рейс к Неоритане...
  А по дороге завернем на Марюс.
  
  *
  Лаора была все ближе, а старший лейтенант Валлер все задумчивей. И все чаще я ловил на себе ее взгляд. Что-то она напряженно обдумывала - и не хотела сказать, что именно. Меня это нервировало. Я пытался ее отвлечь. Мы играли в шахматы, в слова и в карты. Мы сочиняли истории с продолжением. Мы рассказывали друг другу о себе.
  Она начинала улыбаться, пару раз даже засмеялась. У нее был чудесный смех.
  Но мысль, глодавшая ее, не исчезала, просто уходила на глубину, и по-прежнему временами она внимательно смотрела на меня, сдвинув брови.
  Наконец рейс подошел к концу.
  -Завтра Лаора, - сказал я.
  -Хорошо, - отозвалась она. - Поговорим?
  Мне не хотелось услышать то, что она скажет. Нет, я не догадывался, о чем пойдет речь. Но печенками чувствовал: она что-то наконец решила, и мне это не понравится.
  И мне это действительно совершенно не понравилось.
  
  *
  Пацанка ошвартовалась на восьмом причале, подкатил погрузчик, подхватил "Валленштайн", поволок. Протянулся посадочный рукав.
  -Пора, - тихо сказала старший лейтенант. - Может быть, когда-нибудь встретимся. Спасибо, что спас меня, Чубака.
  -Да не за что, лейтенант, - буркнул я. - Зря ты это. Мы бы что-нибудь...
  Она подняла ладонь и закрыла мне рот, запихивая мои слова обратно. Потом приподнялась на цыпочки - все-таки она был гораздо меньше ростом, - обняла меня за шею и поцеловала в губы.
  -Прощай. - Оттолкнулась, выскальзывая из моих объятий. - Идем.
  Я кивнул, и мы пошли.
  У выхода из рукава ждали капитан Лестер и двое рядовых. Увидев их, лейтенант приостановилась и, не глядя на меня, сказала:
  -Меня зовут Александра. - Потом шагнула вперед, и я только успел выдохнуть ей в спину:
  -Джонатан. Джонатан Линч.
  Не знаю, услышала ли она.
  
  *
  Я так здорово все придумал. Я уже знал, на какие клавиши нажму и кого попрошу о содействии. Мы прокрались бы на Марюс к Андеду, через него сделали бы ей документы не хуже настоящих, и если не соваться назойливо под самый нос компетентным органам, никого никогда бы не заинтересовала девочка в штатском, будь у нее хоть десять раз рионский акцент. От которого, кстати, можно и избавиться. Мы поселили бы ее у Деда, нашли бы ей какую-никакую работу, из рейсов я возвращался бы к ней, и может быть, когда-нибудь... Все-таки я, может быть, понравился бы ей, и однажды она сказала бы, что я ей нужен... Тьфу, Чубака, распустил нюни.
  Ну был, конечно, риск, что все откроется, но не такой уж большой. Ну жила бы под чужим именем. Она же все равно умерла, почему бы не начать после смерти новую жизнь?
  Вот я начинал новую жизнь аж целых два раза. Имя, правда, не менял, но все остальное менял радикально. И ничего.
  Я понимал, что дело тут вовсе не в имени, вернее - не в одном имени.
  Ей претило отсиживаться за моей спиной. Она не хотела быть мне обязанной еще и этим. Она считала, что быть обязанной жизнью - вполне достаточно.
  Гордость, наверное.
  А потом до меня дошло еще кое-что. Я вспомнил: "Теперь я старшая по званию на "Валленштайне" и отвечаю за моих людей". И меня осенило, что дело все-таки в имени.
  Она же опознала сорок восемь человек уверенно и еще около двадцати - предположительно.
  Мы вместе составляли список - в каком мешке кто.
  Армейская машина сроду бы не подумала заниматься опознанием рионцев по собственной инициативе, но уж если они опознаны, почему не сделать красивый жест - передать список противнику, может быть, договориться о передаче праха родственникам покойных? Глядишь, удастся заодно выторговать еще что-нибудь. Добавочный козырь на переговорах, буде они случатся. Но тогда нужна старший лейтенант Валлер собственной персоной. Не Джейн Смит и не Кэти Адамс, или как бы ее звали по нашим фальшивкам. Только старший лейтенант Валлер.
  Нашим - немножко выгоды. Ей - исполнение долга перед людьми.
  Когда я понял, у меня зачесались кулаки, да некому было бить морду. Разве что себе самому. Стукнул с размаху головой об стол. Почувствовал себя идиотом. Видимо, помогло.
  Это означало крушение еще одного моего безумного плана. Я уж было надумал организовать ее похищение из лагеря, когда ее туда переведут.
  Я уже видел, как она обнимает меня и говорит: "Здравствуй"... а потом добавляет так, что слышу один я: "Джонатан".
  У меня аж в ушах зазвенело, когда я представил себе, как это будет.
  Я замечательно придумал, как скрыться, чтобы нас никто не искал.
  Я раззвонил бы на каждом углу, что это я ее украл, а потом ушел бы в шестой рейс и пропал по дороге - вместе с ней. Еще одно подтверждение легенды, вся галактика повторяла бы, и никто бы не усомнился. Ага, и жили они потом долго и счастливо... под чужими именами в глухомани.
  Чубака, идиот, с чего ты взял, что она вообще хотела бы жить с тобой?
  Всю дорогу до Неоританы я метался по каюте и пил.
  Армейские страшно были мной довольны и выплатили мне премию за пленение вражеского офицера. И я, циничная скотина, ее взял. Пошел, правда, прямо в бар и просадил половину. Всю - не смог. Не потому, что не старался - просто столько виски в меня не влезло.
  Так что вторую половину премии я взял дешевым пойлом и теперь методично его уничтожал.
  Помогало плохо.
  Собрал колбасу и пошел обратно. Пойло кончилось.
  Продал, подлец, девушку, а деньги пропил.
  Хотелось сдохнуть.
  Проклятье, я все-таки влюбился.
  Нет чтобы раньше догадаться. Дурак.
  
  *
  И никакой романтики. Запрос через Лестера в отдел по работе с военнопленными. Получил отписку. Вы не родственник, какое вам дело? Новый запрос. Я не родственник, но все-таки это я спас офицера Валлер, и мне небезразлична ее судьба. Отписка: информация по офицеру Валлер закрыта. Еще запрос. Я не спрашиваю, какое значение для армии представляет офицер Валлер, сообщите, как я могу передать ей продукты и одежду. Отписка: вы не родственник, вам не положено делать передачи военнопленной Валлер. Еще запрос...
  Пока тянулась эта переписка, я успел четыре колбасы дотащить до Лаоры.
  Волок пятую, когда тон писем изменился. Да, вы можете передать офицеру Валлер деньги, вещи и продукты, вот список разрешенного к передаче, вот адрес, по которому вы можете это сделать. Да, вы можете приложить к передаче записку, разумеется, она будет просмотрена цензурой. Нет, встретиться с офицером Валлер вы не можете. Вы не родственник, вам не положено.
  Купил для нее три ярких маечки и полотняные штаны. Размер прикидывал на глаз. Мучился: вдруг мало? Если велико, не так страшно. И тапочки купил. Без шнурков, как и было велено. Мягкие. Подошву вымерял пальцами. Угадал, не угадал - кто знает.
  Волновался, как школьник, сочиняя записку. Она вышла бестолковой и сплошь состояла из общих мест. Подписался: "Чубака". На приемном пункте юноша в форме ткнул в подпись пальцем: нельзя. Только паспортным именем. Исправил: Джонатан Линч. Юноша кивнул и принял посылку. Следующую, сказал, можно привезти сюда же через месяц. Ответ на записку? Если будет, вам передадут.
  Месяц маялся, составлял в уме письмо, которое не вызвало бы возражений цензуры и содержало бы больше одного абзаца. Купил еще три футболки. И куртку. Взял с собой в магазин девчонку, официантку из бара, чтобы на нее примерять. Она стреляла глазами и намекала, что я ей нравлюсь. Кажется, я ее обидел.
  Принес посылку. Спросил, нет ли для меня писем. Юноша в форме - уже другой, конечно, - долго водил пальцем по экрану комма, я думал, у меня сердце остановится. Потом важно кивнул: да, есть, - и протянул мне серый конверт.
  Вытащил потертые на сгибах тетрадные листки. Ух, сколько. Три страницы мелким почерком. Некоторые слова вымараны - цензура. Начиналось: "Здравствуй, Джонатан!". Заканчивалось: "Александра". Прочитал бегло, пока парень перетряхивал мою посылку - вдруг, пока не поздно, смогу на что-то ответить. Но ничего придумать не успел - приемщик уже собрался запаковывать передачу, - так что просто попросил позволения добавить постскриптум к моей записке: "Твое письмо получил, ответить сейчас не успеваю". Юноша позволил.
  Весь следующий месяц перечитывал ее письмо и писал ответ.
  Отгремела битва при Венте, потом вторая битва при Венте, потом при Трианоне и снова при Венте. С каждой я привел по три-четыре колбасы. Связь с военнопленной Валлер по-прежнему шла через пункт приема передач.
  Потом в армейских верхах произошли какие-то подвижки, с Рионским союзом заключили перемирие. А нам со старшим лейтенантом разрешили свидание.
  
  *
  Вообще-то, если подумать здраво... хотя, надо сказать, рассуждать здраво я был совершенно неспособен... Если подумать здраво, я был знаком со старшим лейтенантом аж целых двадцать три дня лично и полтора года по переписке. У меня даже фотографии ее не было. Я ехал в Кеннетару и пытался по дороге вспомнить лицо. Не вспоминалось. Вот глаза - помнил. Яркие, темные. Карие? Наверное... И мальчишеская короткая стрижка. Волосы темные, но не черные, с рыжеватым отливом. А лица не помню. Узнаю ли?
  Чушь какая. Конечно, узнаю.
  Или нет?
  Узнал сразу.
  Грохот замков, коридоры, комната, перегороженная прозрачным пластиком. По идее, я должен быть с одной стороны перегородки, она с другой, смотри сколько влезет, а тронуть ни-ни - но ее вывели ко мне, на посетительскую половину, и оставили нас одних. Камера под потолком, конечно, не спускала с нас объектива, но охранник вышел и закрыл за собой дверь.
  Мы стояли, смотрели друг на друга и молчали. Не знаю, как она, а я пытался хоть теперь запомнить. Выучить каждую черточку, чтобы не забывать больше.
  Но вообще-то она была совсем такая же. Мне так показалось.
  Красная маечка на ней была знакомая. Из тех моих, что ли?
  Потом я шагнул к ней - и одновременно она шагнула ко мне. Будто по команде.
  А обнимал я ее раньше всего один раз и меньше чем на секунду. Ладони мои помнили только тепло плеч и шероховатость ткани.
  Черт, а руки-то дрожат. Вот же...
  Она уткнулась лицом в мое плечо, а я прижался щекой к короткому ежику темных с рыжеватым отливом волос - и сказать мне было совершенно нечего.
  Но надо.
  Перемирие. Обмен пленными. Покойники "Валленштайна" - и она при них.
  Я вижу ее последний раз.
  
  *
  -Лейтенант, - сказал я.
  Единый и Всемогущий, как глупо. Полтора года я называл ее по имени. А встретил наконец - и пожалуйста, "лейтенант".
  Она подняла голову и улыбнулась:
  -Чубака.
  И мы засмеялись. Мы хрюкали и фыркали. И я притиснул ее, смеющуюся, и поцеловал наконец, а ее губы прыгали под моими от смеха. Потом перестали.
  Голова закружилась. Черт, не упасть бы.
  -Задушишь, - пробормотала она.
  А время неслось вскачь - и когда в замке завозился ключ, оказалось, что мы ничего толком и не сказали друг другу.
  Ее увели, дверь закрылась - и почти сразу открылась другая, с другой стороны. Это за мной. Иди, Чубака, к своему такси. Свидание окончено.
  Как же глупо. Я столько должен был сказать. Договориться о какой-никакой связи. Адрес спросить... да какой адрес, ее будут еще долго мотать по их инстанциям, и неизвестно, когда отстанут.
  Господи, какой я идиот. Я даже не сказал ей, что я ее люблю.
  Я даже не назвал ее Александрой.
  Дурак ты, Чубака, и дураком помрешь, теперь уж точно.
  
  *
  "Красотка" мигнула дюзами и почапала по курсу. С Рионой у нас перемирие, ага, но зато активизировались дайанцы, так что мусор в космосе не переводится. Плавильные печи Лаоры не простаивают, и парни на заработок не жалуются.
  Четыре колбасы от Ваниллы. Три от Монтеверде. Четыре от Асианы. Две от Урании. Теперь вот пойду собирать третью.
  Видел недавно Свена. Передал привет Лике. Свен слегка потолстел, - Лика его хорошо кормит, когда он приходит домой, - в рыжей шевелюре появилась ранняя седина, а веснушки, кажется, немного поблекли - в остальном же он не изменился. Хвастал успехами младшенького, он у них талант. Абсолютный музыкальный слух.
  Залетал к Сефу на Альмиру. Двое суток, не замолкая ни на минуту, свежеизбранный мэр Светозарной водил меня по своему городишке и показывал, как он процветает. Особое внимание уделил, конечно, молочному стаду - большее, чем собственному семейству. Примерно так: "Вот это Зорька, рекордсменка, надои такие-то, и умница-разумница... А, этот? Это мой старший, Никки. Ты лучше глянь на Маргаритку, что за корова!" - ну и так далее.
  На обратном пути завернул к Ехидне на Фар-аль-Койту. Припомнил ему правую бровь.
  Вот приведу третью колбасу от Урании, пойду на Марюс к Андеду.
  Замигал индикатор на комме. Кому я понадобился?
  Ткнул, не глядя, в кнопку.
  А, это Зигги из "Всепланетной пивнухи", с Лемнискаты, передает от кого-то привет.
  Вот же название у планеты. Додумались же: Лемниската. Окраина системы Рионы.
  Рионы?
  Я спустил ноги с пульта и перемотал сообщение к началу.
  Потом еще.
  Потом развернул пацанку и взял курс на Лемнискату.
  Черт с ним, с железом.
  
   the end
Оценка: 8.05*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"