Котенко Никита Андреевич : другие произведения.

В королевстве кривых чудес

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой первый опыт в прозе, не судите слишком строго. Правда, рассказ немного бредоват =)

В королевстве кривых чудес.

Никита MPAK-Tumen Котенко.

- Что же вы курите?

- Я готовлю по особому рецепту, который стараюсь держать в тайне.

   Предвосхищая вопросы читателей.
  
   Я очень любил гулять в одиночестве. Просто бессмысленно идти по улице, заглядывая в лица идущим навстречу людям, пытаться угадать, о чем они думают, кто они, куда спешат...
   Тогда мне это еще не было для меня неприятным.
   Я старался ловить взгляды прохожих, но это удавалось нечасто. Все как будто боялись поднять взор от земли или от той воображаемой точки далеко впереди, на которую они смотрели, не отрываясь, как будто если б они отвлеклись - она тотчас бы исчезла. Они смотрели за горизонт и не видели там ничего, и даже не пытались увидеть - они точно так же смотрели себе под ноги, просто гордость не позволяла им опустить для этого голову. Изредка кто - то все - таки осмеливался ответить на мой взгляд, и именно ради таких моментов я каждый день выходил на улицу. Неважно, что я видел в чужих глазах - боль, интерес, удивление...
   Прогулка в тот самый день не предвещала ничего необычного. Стоял теплый летний денёк, которые так часто бывают в августе, когда хочется беспричинно улыбаться всему, что встречается на твоем пути. Прошло уже несколько часов, как я вышел из своей квартиры. Я шел по прямому тротуару, широкому и пустынному. По правую руку от меня тянулся забор старого заброшенного завода, мрачность оскала разбитых окон и ржавых труб которого, тем не менее, не могла испортить моего отличного настроения. Взгляд мой случайно коснулся металлического прибора, никем не замечено лежащего на асфальте. Странно, что его никто не увидел до меня - он сильно выделялся своей формой на фоне асфальта. Заинтересовавшись, я взял его в руки. Умещавшийся на ладони, он напомнил мне так знакомые по урокам труда старые советские стальные циркули, которыми, при должной сноровке и обработке, можно было бы запросто заколоть человека. На одной из его "ножек" стояло клеймо: "[Изменятель угла глазъ, 1898 г.]". Загадочная надпись сначала была истолкована мной как название какого - то офтальмологического прибора. Было неожиданно приятно найти такую антикварную вещь посреди пыльной улицы. Находка не предвещала никаких проблем и своим приобретением подняла мое настроение еще выше.
   Как же я тогда обманывался...
   Она состояла из ножек циркуля и полукруга с делениями, краями прикрепленного к кончикам этих ножек. Между ними находилась вращающаяся стрелка, указывающая какое - то значение на полукруге. Найденный мной гибрид транспортира и циркуля был покрыт ржавчиной, но, тем не менее, его было приятно держать в руках, от его в прошлом блестящих деталей веяло, как ни странно это прозвучит, мистической притягивающей силой. Этот механизм обладал своеобразным обаянием, если им вообще могут обладать ржавые железки, которой, по сути, он и являлся.
   Задумавшись над применением этого прибора, я медленно поплелся прочь. Я не отрывал от него взгляда, изучая, пытаясь понять предназначение каждой детали. А ноги тем временем шли, двигаясь размеренно, без участия моей воли. Спустя несколько минут мне пришла в голову мысль, что это не инструмент окулиста, а нечто наподобие астролябии, и я решил для простоты называть его так про себя. Приложив его основанием к глазам, я повернул стрелку на несколько делений.
   Этого мне не стоило делать никогда.
   Боковым зрением я заметил изменения в окружающих предметах. У меня возникло ощущение, что небо стало как будто больше - теперь оно было не только сверху, где ему и полагалось быть, но и всюду, куда мог дотянуться человеческий взгляд.
   Как ни странно, я точно помню, что тогда абсолютно ничему не удивился.
   Я обнаружил себя стоящим на узкой дорожке из небольших квадратных плиток. Не было видно чего - либо, что могло бы служить для нее опорой - за ее границей начиналась пустота (если, конечно, мы с высоты своего человеческого высокомерия имеем право называть небо пустотой). Дорога была абсолютно прямой: та ее сторона, по которой я, судя по всему, сюда пришел, исчезала далеко в бесконечности, за несуществующим здесь горизонтом. Сунув астролябию в карман (свое пакостное предназначение она уже выполнила), я решил двигаться вперед, рассудив, что назад идти уже поздно и бесполезно.
   Прошло минут тридцать, а возможно и несколько часов - время здесь текло незаметно, часы я забыл дома, а по солнцу ориентироваться было нельзя - нет, оно не было скрыто облаками - его просто не было здесь. Наконец эта бесконечная дорога закончилась лестницей. У нее не было перил, и она была под стать соседке своей бесконечностью и тоскливой серостью.
   Проклиная себя за необдуманные действия (страха в моей душе не было, абсолютно, только усталость и злость на собственную глупость и невезучесть), я медленно плелся вверх по лестнице, пытаясь не потерять равновесия и не упасть (не упасть куда? В небо?). Погрузившись в грустные мысли, я не заметил, как она закончилась. Ноги жутко ныли, сердце бешено колотилось, а глаза заливал непривычно едкий пот.
   Я обнаружил себя стоящим на деревянном крыльце с небольшими перилами. Как было бы неудивительно встретить такое в качестве входа в уютную родовую усадьбу, стоящую где - нибудь посреди ароматного ельника, но таковой здесь не имелось. Здесь не было вообще ничего, куда это крыльцо могло бы впустить входящего. Но, тем не менее, меня не покидала мысль, что куда - то оно все - таки ведет, просто обязано вести!
   Дверь была приветливо открыта нараспашку, но от этого не было никакого толку - должно быть, она была предназначена для лилипутов ростом сантиметров пятнадцать, но никак не для меня. При этом само крыльцо было абсолютно нормального размера. Внезапно я услышал издевательский хохот за спиной.
   Резко обернувшись, мой прыгающий от страха взгляд смог увидеть там только одно - ничего.
   Успокоив запоздало забившееся сердце, я повернулся к дверке. Перед ней лежал появившийся из неизвестно откуда кусок линованной бумаги. Подняв его, я увидел разборчивый и пузатый детский почерк:
   Поздравляю, вот ты и прошел катарсис через ноги, очистившись ото всей шелухи условностей своего угла мира! Приготовься к принятию всей шелухи этого мира - и не говори, что кто - то повернул стрелку за тебя!
   И самое главное - помни: "Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас!"
   Удачи!

С сочувствием,

Чеша.

   Со злостью скомкав этот бессмысленный текст, я обессилено уселся на землю.

***

   Прошло какое - то, ничем не измеренное время. Идти назад было бессмысленно, а безнадежные попытки пролезть в проем я давно оставил. Я просто сидел и смотрел в небо, от которого всё равно невозможно было скрыться, ведь оно было повсюду.
   Не сказать, что оно было здесь красивее, чем обычно. Я всегда любил созерцать небо, но здесь не было никакого мусора, который мог бы этому помешать: ни проводов, ни небоскребов, ни прочих достижений прогресса. Именно это позволяло ощутить всю его изначальную красоту, незамутненную ничем, кроме твоего сознания. Неудивительно, что в мифах почти всех народов боги живут именно на небе - это было единственное место, достойное их величия.
   "Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас..."
   Осененный безумной догадкой, я наклонился к проему и уперся руками в его края. При первых же усилиях они начали расходиться, как пластилиновые, как будто только этого и ждали. Скоро в образовавшуюся дыру могла без труда пройти моя голова, еще через десять секунд - плечи.
   Где - то за спиной я снова услышал смех, но на этот раз - удовлетворённый.
  

***

Я Ёжик. Я упал в реку.

Из м/ф "Ежик в тумане".

   Попав по ту сторону прохода, я встал и отряхнулся от налипшей пыли. Я стоял на почти такой же улице, как та, на которой я нашел астролябию. Почти. Что - то внутри меня так и кричало, что я нахожусь в совсем другом месте...
   Обернувшись, я смог наблюдать, как лаз медленно, но верно уменьшается в размерах, пока он окончательно не исчез, оставив меня любоваться девственно гладкой стеной.
   - Всё страньше и страньше... - невольно произнес я.
   Метрах в десяти стоял дворник и закрашивал красной краской какую - то надпись на заборе. Несмотря на летнюю жару, он был в плешивой ушанке, которая, судя по ее виду, помнила еще дохрущевские времена, и фартуке, уже заляпанном каплями красного цвета, из - за чего весь его вид приобретал совершенно новый смысл: из старого дворника он превращался в киношного маньяка - убийцу. Я подошел ближе. На заборе было написано что вроде "...s, non vivere ut edas", остальная часть фразы была уже закрашена радетелем порядка.
   - Добрый день! - решил начать разговор я.
   - И вам не хворать. - смеясь сквозь остатки зубов, прокряхтел старик.
   - Ну что, опять хулиганы забор испохабили? - я сделал неуклюжую попытку быть любезным.
   - Совсем уже распоясались, мозгососы проклятые! - как будто ждав этого вопроса, эмоционально прокряхтел он своими старческими связками. - С тех пор, как разрешили не удалять, этих разбойников только больше стало, черт бы их побрал - уже поворачиваясь к забору, закончил дворник.
   - Да...не то, что раньше. - озадаченно произнес я, - Жарковато сегодня - чуть мозги не кипят!
   - Да - да, конечно. - с фальшивым участием сказал он и подозрительно внимательно посмотрел мне в глаза. Его взгляд был странно пуст, не выражая никаких чувств, он производил впечатление сделанного из стекла, как у какой - нибудь куклы или манекена. Мне стало не по себе, и я, пробурчав что - то вроде "ну, мне пора", быстрым шагом очень занятого человека пошел дальше по улице. Дворник еще какое - то время озабоченно смотрел мне вслед, после чего, привычным движением вытерев руки о передник, достал из кармана уже заляпанный мобильник весьма потрепанного вида, нажал несколько клавиш и что - то продиктовал на другой конец воображаемого провода.

***

   Забор, у которого я встретил дворника, скоро повернул направо, а дальше по улице стояли многоквартирные дома в несколько этажей. Все они были покрыты облупившейся лет двадцать назад краской самых тоскливых цветов: голубого, тускло - розового, грязно - зеленого. Всем своим видом эти дома просили о том, чтобы кто - нибудь закончил их мучения и наконец снес их, позволяя им наконец переродиться в следующей жизни не в качестве навевающих мысли о суициде хибарах, а, например, гусениц. Или, по крайней мере, баобабов. Я бы на месте здешних жителей давно уже переехал из такого невеселого района, впрочем, судя по всему, большинство уже и так сбежало, безо всяких подсказок с моей стороны. На улицах не было ни души, и я пока что так никого и не встретил, кроме того странного старика.
   Решив осмотреть одно из этих жилищ внимательней, я подошел к ближайшему. Это был двухэтажный дом из серого кирпича с жестяной табличкой с почти полностью исчезнувшим номером. Только по оттиску на ней я с трудом разобрал число "302".
   Зайдя в подъезд, я не увидел привычных надписей на стенах, прилепленных к потолку потухших спичек, окурков и прочих вещей, которые спустя пару сотен лет станут "культурным слоем" для археологов будущего.
   Оказавшись у ближайшей квартиры, скрытой за зеленой дверью, я нажал на звонок.
   Никакой реакции.
   Нажал еще раз - на этот раз дольше.
   Бесполезно. Поняв, что тут искать нечего, я вдавил до упора кнопку соседней двери.
   Свет в глазке загорелся и тут же потух.
   Во внезапно охватившем меня отчаянии я начал ожесточенно стучаться во все двери, с остервенением убегающей от маньяка жертвы бить по всем кнопкам звонков. Наверное, в этот момент я в самом деле напоминал испуганного человека, выбранного склизким сознанием психа в качестве жертвы и бесполезно пытающегося найти помощь в чужом подъезде, тем самым загоняя себя в угол.
   Если бы меня в тот момент спросили, что бы я стал делать, если бы мне все - таки открыли, я бы не знал что ответить. Мне просто хотелось увидеть в этом совершенно нежеланном мной и непонятном мире хоть одного живого, нормального человека, который мог бы мне наконец сказать, что здесь происходит и как мне отсюда выбраться.
  
   Выйдя из подъезда, я обернулся и увидел, что свет во всех окнах дома горит.
   Либо местные жители очень осторожны и настолько напуганы, что не хотят даже из - за закрытой двери спросить, кто там, либо...
   Мои размышления были прерваны внезапно появившейся из - за угла сверкающей мигалками машиной скорой помощи. Направившись ко мне, она со свистом начала тормозить на огромной скорости, остановившись прямо перед моим носом, немного заехав на бордюр. Задние дверцы кузова с противным скрипом резко открылись, и из - за них выпрыгнули и направились ко мне двое дюжих мужиков в белых халатах с резиновыми дубинками в волосатых руках.
   - А в чем, собственно, пробле... - оторопев от неожиданности, только и смог пролепетать я, когда их резиновые гаранты справедливости одновременно опустились мне на голову...

***

"Мозги! Мозги-и-и-и!"

Ключевая фраза столетия.

   Очнувшись, я открыл глаза и тут же зажмурил, защищаясь от ударившего в них света. Все, что я успел увидеть - бело-зеленые стены и нависший надо мной потолок. Я лежал на чем - то твердом, судя по всему - больничной кушетке.
   - Ну что, молодой чьеловек, как вы себя чувствуете? - спросил меня мужской голос откуда - то справа.
   Ощупав огромную шишку на макушке, моментально отозвавшуюся болью, я грустным голосом ответил:
   - Да не очень... А я, собственно, где?
   - Так, а вы что, так и не знаете, где вы находитесь уже целых две недели? - возмущенно - удивленным тоном сказал он.
   Раскрыв глаза, я увидел щуплого, но очень живого старичка с клиновидной бородкой. На его носу покоились огромные очки, а на плечах - белый халат. Макушка была скрыта за больничным колпаком.
   - Какие еще две недели? Что здесь вообще происходит??? Я иду по улице, никому не мешаю, и тут приезжают какие - то психи и избивают меня до потери сознания!!!
   - М-да, как у вас все в голове - то перемешалось - вот она, неизученность и непредсказуемость человеческого подсознания, осложненная, судя по вопиющим об этом фактам, рецидивирующей амнезией! - сказал он, придавая вес своим словам эмоциональным размахиванием руками и активной жестикуляцией, чем - то напоминая Гитлера, с безумным самозабвением выкрикивающего речь перед толпой народа - В данный момент вы находитесь в городской больнице N1. Вы были доставлены сюда на машине скорой помощи две недели назад в критическом состоянии. Вас нашли избитым до полного бесчувствия на автобусной остановке, поэтому у вас частично потеряна память, в частности, вы не помните свое лечение в нашей клинике, но это пройдет через определённое время без медицинского вмешательства, и у меня нет критических причин для показания вам дальнейшего лечения. А сейчас, если позволите, я проведу несколько тестов для оценки вашей психической адекватности.
   Чужие руки схватили меня за плечи и заставили подняться, что мне и пришлось сделать с огромным неудовольствием.
   - Расслабьте ноги - тихо сказал он, и что силы ударил меня резиновым молотком по колену. Моя левая нога подпрыгнула, как и следовало ожидать.
   Взмахом ладони приказав мне встать, он взял в правую руку стетоскоп и приподнял ее на уровень плеч, напомнив мне пионера с поднятым флажком, говорившем о его полной готовности. Я закатал рубашку, и доктор, закатив глаза с видом академика, решающего теорему, прослушал мои легкие:
   - Дышите... Гхм...Странно...Не дышите... Отлично! Что ж, вы абсолютно здоровы, а ведь вы были доставлены к нам в критическом состоянии!
   С видом благодарности к самому себе он, потирая руки, уселся за обшарпанный стол, стоящий рядом с кушеткой.
   - Так и запишем... По итогам проведенного обследования больного комиссия сделала вывод о его полном психическом здоровье... - неразборчиво бормоча что - то под нос, старичок начал заполнять бумаги.
   Наконец получив время оглядеться, я заметил, что в его небольшом кабинете было всего одно окно, но и оно было таким мутным, что благодаря ему можно было лишь понять какое сейчас время суток. За спиной доктора стоял шкаф с когда - то лакированными, но теперь безнадежно обшарпанными дверками. Он стоял у стены под большим наклоном, но отнюдь не собирался падать, опровергая все законы физики. Благодаря его огромным для такой маленькой каморки размерам, я полагаю, моему радетелю удавалось скрывать в нем немало скелетов.
   Закончив писать бумаги, доктор поднял на меня все четыре глаза:
   - В мои обязанности согласно новым установленным порядкам входит информирование вас о том, что вы имеете право отказаться от до недавнего времени обязательной ампутации, но я бы вам этого строго не рекомендовал. Видите ли, наличие этого, научно выражаясь, рудимента только усложняет жизнь его обладателя. Постоянные волнения, размышления - все это может только отрицательно сказываться на здоровье, в том числе и психическом. Итак, вы согласны?
   Я, судорожно бегая глазами и силясь придумать что - нибудь уместное, только и смог неуверенно спросить:
   - Эээ...ампутации чего?
   - Ну что ж ты будешь делать, а! - сказал он, растроенно ударив себя по коленям - Молодежь, молодежь! И откуда ты только взялся, такой неграмотный? С Луны? Или из дремучей марсианской деревни? Ампутация мозга, конечно же! Его затылочных долей, в частности - эмоционально размахивая руками, он снял с себя колпак и представил моему вниманию зияющую чернотой дыру в затылке.
   - А если...я откажусь? - осторожно спросил я.
   - Ваше право, но, повторюсь, я категорически вам этого не советую. Волнения, размышления - все это может только отрицательно сказываться на здоровье, в том числе и психическом. Итак, вы согласны?
   - Нет...мне бы не хотелось...В общем, я против. - решив не идти на поводу у системы, твердо ответил я.
   - Однако следует помнить, что среди не прошедших через эту процедуру до двадцати процентов чаще случаются самоубийства, они страдают всевозможными неврозами и депрессией - он замолчал.- Волнения, размышления - все это может только отрицательно сказываться на вашем здоровье, в том числе и...
   - Я могу идти? - я попытался перевести речь старика в более полезное русло.
   - Конечно, в любой удобный для вас момент. Также вы должны знать, что, если вы все - таки примете правильное решение пройти через эту операцию, то во всех общественных местах расставлены автоматы, которыми вы можете воспользоваться за счет государства... - уверенно начав речь, доктор ближе к концу начал говорить все робче и неуверенней и наконец замолчал, как будто не зная, что сказать дальше, как студент на экзамене, внезапно понявший, что конец билета он от волнения забыл.
   Наконец, отчаявшись что - нибудь придумать, он придал своему лицу непробиваемое выражение и продолжил:
   - Постоянные размышления, волнения - все это может только...
   - До свидания.

***

   На двери висела коричневая табличка с надписью "Проктолог", которая была крест - накрест перечеркнута школьным штрихом и снизу которой было приписано синим маркером: "Главный врач". С остальных дверей в этом коридоре (должно быть, других кабинетов) таблички были сорваны, и на их месте можно было увидеть лишь прямоугольники ничем не закрашенного дерева, окруженные всевозможными потеками белой краски.
   Пойдя дальше по коридору, я попал в небольшой зал, у одной из стен которого стояла пара кушеток, а у другой - некий автомат. Но вряд ли в нем можно было купить кофе: у нескольких кнопок, вместо привычных "Капуччино" и "Эспрессо" находились метки наподобие "Частичная стерилизация" и "Полная ампутация". Зато в нем была овальная дыра диаметром тридцать сантиметров с надписью над ней: "INSERT HEAD HERE" и ниже: "Вставьте голову сюда". На уровне колен было еще какое - то углубление, но не сферической, а более угловатой формы, предназначение которой оставалось неизвестным: поясняющих надписей около нее не было.
   Пройдя чуть дальше по коридору, я случайно заметил две двери со всем известными черными фигурками. Дверь в мужской туалет была приглашающе открыта. Там стояли в ряд пять унитазов; будучи поставленными впритык друг к другу, они теснились в маленькой, размерами немногим больше кабинета главврача комнатке, которая оканчивалась огромным окном во всю стену. Судя по находящемуся прямо за ним разбитому тротуару, я находился на первом этаже.
   Дойдя до конца коридора, я увидел нечто похожее на гардероб. Но почему - то решетки, установленные над перегородкой и сейчас закрытые, были еще к тому же забиты с внутренней стороны фанерой. Подергав дверь и в который уже раз убедившись, что не все двери для нас открыты в этом мире, я заметил два объявления, скотчем приклеенных к боковой стороне стенки. Первое, повешенное выше и бросающееся в глаза жирным и вычурным шрифтом, гласило: "За утерю денег и прочих ценных вещей администрация ответственности не несет". На втором листке была напечатана (но уже более мелко и скромно) следующая фраза: "За утерю номерка штраф 50 рублей". Номерка, который я мог бы потерять, у меня не было, да и каких - то вещей, сданных в гардероб, тоже, поэтому решение наконец выйти на улицу было принято.

***

Зато в пустой голове хорошая акустика.

   Народная мудрость.
  
   На дворе царила осень, за какие - то две недели (две? А были ли эти две недели?) сменившая жаркое лето. Земля была устлана шуршащим ковром из опавших листьев, а небо покрылось тоскливой серой краской. Пробирающий до мозга костей и глубины души ветер заставил неуютно поежиться в тщетной попытке сохранить тепло в тонкой футболке.
   Вокруг все также стояли мертвые дома, как будто лениво смотрящие на меня своими погасшими глазами. Вдоль улицы росли невысокие деревья, теперь голые и уснувшие. За ними я заметил автобусную остановку, состоящую из жестяного навеса и тонкой стенки, сплошь покрытой остатками сорванных объявлений. Остановившись около нее и задумавшись, что мне дальше делать, я вспомнил об астролябии и начал нервно шарить по карманам. Наконец найдя её и с облегчением вздохнув, я приложил хвостик к глазам как в первый раз и взялся одной рукой за стрелку, пытаясь повернуть её обратно.
  
   "Странно, не поворачивается..."
  
   Убрав её от глаз и взявшись за деления одной рукой, а другую оставив на стрелке, я напряг все свои силы в попытке хоть как - то сдвинуть стрелку.
  
  
  
   "А в тот раз так легко повернулась, как маслом смазанная..."
  
   Сделав ещё один рывок, но больше для порядка, чем искренне надеясь добиться результата, я положил ее обратно в карман. В нем лежал какой - то листок.
  
   "Я точно помню, когда я ее достал, карман остался пустым..."
  
   На серой бумажке уже знакомым почерком было написано послание:
   Не пытайся уйти от неизбежного и возвратить уже сделанное. Здесь ты будешь играть по нашим правилам, какими бы они ни были.

С беспощадностью,

Чеша.

   - Слышь, ты! - со спины раздался наглый мужской голос.
  
   Предо мной предстал типичный представитель дна социальной лестницы, иначе говоря - гопник. Судя по всему, он тоже был подвергнут "обрезанию", но немного по - другому, чем у бывшего проктолога - была срезана не только макушка, но и вообще вся верхняя часть головы, из - за чего она визуально становилась в полтора раза меньше.
   Набычившийся молодой человек в синем спортивном костюме смотрел мне прямо в глаза, всем видом выражая свои агрессивные намерения. Его взор был таким же бессмысленным и тупым, как взгляд того странного дворника. Я мысленно напрягся и приготовился к драке, но в этот момент его вид растерял всю злобность и он опустил глаза, как будто пытаясь сосредоточиться на ускользающей мысли. Его взгляд выражал - нет, не задумчивость - но лишь какой - то ее отблеск, оставшийся от прошлого.
   Так продолжалось несколько секунд, пока он снова не поднял глаза.
   - Ты че, эта...В натуре... - только и смог сказать он и снова полностью погрузился в себя.
   Весь его несчастный вид теперь выражал отнюдь не агрессию, а нерешительную растерянность. Он молчал и ни малейшим движением не реагировал на мое присутствие, напоминая статую наподобие "Физкультурник без весла" в мраморе.
   Это молчание затянулось секунд на пятнадцать, и, когда я уже собрался уходить, оставив беднягу в одиночестве, он наконец родил:
   - Ты че, эта, обурел что ли? - решительно сказал он и резко толкнул меня плечом.
   От неожиданности я упал на землю. Резким ударом по локтям он пресек все мои попытки встать и начал что есть силы запинывать меня ногами.
  
   Лежа на грязном асфальте и сжавшись в комок от жуткой боли, я только и успел подумать своим гаснущим сознанием: "Интересно, а ведь в этой дыре наверняка скапливается всякий мусор ..."

***

   Полная темнота. Все тело страшно ныло, что говорило о самом главном - я был жив. Силой воли заставив себя пошевелиться, я понял, что мое тело плотно облегало что - то гладкое и отчаянно шуршащее при каждом движении. Ощупав это изнутри, я вслепую нашел нечто наподобие молнии вдоль туловища. Теряясь в догадках о том, где я оказался на этот раз, я начал шарить руками вдоль этой молнии, пытаясь найти замок, открывающий ее или еще что - нибудь. Не найдя его в пределах досягаемости для рук, я подумал, что он, должно быть, находится где - то в районе ног и резко привстал.
   Вернее, попытался это сделать, так как мой лоб тут же встретился с чем - то твердым и отозвавшимся глухим металлическим звоном. "Черт, чем же им всем так моя голова не угодила?" - обреченно подумал я, потирая очередную шишку.
   До моих ушей донеслось несколько голосов, как будто искаженных эхом.
   - О, кажется, новенький зашевелился!
   - Давай тяни его.
   Ящик, в котором я лежал, пришел в движение и, с грохотом выкатившись на один метр, остановился. Прожужжала молния, и я наконец смог увидеть своих освободителей. Надо мной нависли двое: молодой парень и лысый мужчина с небольшой седеющей бородкой. Молодой со смешливой полуулыбкой смотрел на лысого, как будто говоря ему: "Вот видишь, я же говорил!", а лысый с грустным выражением лица уставился прямо мне в глаза.
   - Вылезай - в интонации лысого как будто пряталась неизвестная угроза.
   Поняв, что в сложившемся положении препираться не следует, я вылез из черного мешка и встал рядом с ними, замерев в ожидании дальнейшего. Я стоял в небольшом зале без окон, у двух противоположных стен которого сплошняком стояли металлические шкафы с огромными ящиками. Наружу из комнаты вела обитая железом дверь с небольшим зарешеченным окошком. Посреди зала бесхозно стояло несколько больничных каталок.
   Молодой, не снимая с лица веселой беззаботной улыбки, дружелюбно протянул мне руку:
   - Я Серёга, а вот его - молодой кивнул головой в сторону лысого, одетого в майку в сине - белую полоску и синие треники - зовут...
   - Отставить! - зычно скомандовал лысый и строго посмотрел на Серёгу. - Если каждая салага будет разводить здесь запанибратство, - проорал он, - то здесь наступит бардак и губительная анархия!
   Серёга, с трудом скрыв улыбку, в притворном раскаянии потупил взор. Лысый, должно быть, удовлетворившись этим, повернулся ко мне:
   - Значит так! - гаркнул он - Меня зовут Николай Александрович, но ты можешь обращаться ко мне только "Товарищ майор", и никак иначе. Правила - там! - рявкнул он и показал пальцем на стенку и уселся на свою койку. Ей служил один из металлических ящиков с аккуратно сложенным на нем одеялом фиолетового цвета и подушкой, поставленной пирамидкой, указывающей вершиной в потолок.
   Я подошел к стене, к которой в самом деле была прицеплена какая - то табличка с плохо читаемым, почти стертым от старости текстом:

ПРАВИЛА.

  
  
   Во время тихого часа запрещается ходить по помещению, разговаривать, смеяться и издавать прочий шум. Все нарушители получают предупреждение.
   За каждое предупреждение - наказание в виде помещения в криогенную камеру на 1 (один) час.
   После 3 (трех) нарушений следует наказание в виде помещения в крематорий.

Начальник санатория "Морские Гроты", А.В.Рвидавыкин.

   - Это что, санаторий? - удивленно спросил я у Серёги.
   - Наверное. Честно говоря, мы знаем не больше тебя. Единственное, что я тебе скажу точно - в криогенную камеру лучше не попадать.
   - А что там?
   - Там? Там жуткий холод и сосульки. Я там был только один раз, но мне хватило - чуть все пальцы не отморозил - сказал Серёга и показал свои руки. - Вообще, здесь все очень строго. Я не знаю, как тебя угораздило сюда попасть, но тебе сильно не повезло.
   В обреченной задумчивости я уселся на свою койку.
   - Слушай, а тут когда белье выдают? Раз уж мне тут придется зависнуть так надолго...Не спать же мне в этом мешке?
   - Да привезут, не парься. Экономка разносит белье после полдника. И знаешь ещё что... - Он подсел ко мне - Ты вообще майора не бойся, он мужик правильный, хоть и придурковатый немного. - сказал он и улыбнулся.
   Изобразив искреннее понимание, я кивнул головой. Удостоверившись, что мы друг друга поняли, Серёга встал и пошел к шкафам у друго й стены - должно быть, там находилась его койка.
   - А сейчас не тихий час?
   - Да не, утро еще...
   Я встал, подошел к двери и замер в неуверенности.
   - Эээй! А в чем меня вообще обвиняют? - заорал я в небольшую щель.
   Незаметно, чтобы кто - то собирался реагировать. Судя по всему, здесь не предоставляют бесплатных звонков и встреч с адвокатом.
   - Слышь, ты че, совсем дурак??? - возглас Серёги не смог привлечь моего внимания и я, решив подкрепить слова делом, пару раз пнул дверь, грохотом выразившую свое негодование по этому поводу.
   "О! Кажется, зашевелились". - по ту сторону послышался какой - то шум.
   - Все-е-е, я сваливаю - раздался скрип задвигаемого ящика.
   Замок с лязгом повернулся и дверь открылась. На пороге стоял медбрат с комплекцией тяжеловеса, не внушающей особого дружелюбия. Небольшие свинячьи глазки безо всякого выражения уставились на меня.
   - Кто - нибудь объяснит мне наконец толком, что я здесь делаю?
   Медбрат нахмурил свои брежневские брови, схватил меня своими стальными пальцами за плечо, вытащил наружу и заломил мне руки за спину. Я сделал жалкую попытку вырваться, но бесполезно - он её даже не заметил.
   Меня вели по каким - то пустым больничным коридорам, пока мы наконец не пришли в небольшой закуток, из которого вели две стоящие подряд двери с надписями "Крематорий" и "Криогенная камера". Правая дверь ("Криогенная камера") была очень толстой и металлической, в отличие от левой. Ровно по ее центру находился большой красный кран, как в подводных лодках, а чуть выше - иллюминатор, покрытый изнутри изморозью. Открыв её одной рукой, а другой не переставая держать, санитар сделал мне абсолютно неджентльменский пинок под зад, после которого я кубарем ввалился внутрь.
   Дверь закрылась, крановый болт, выходящий посреди нее, сделав несколько оборотов, остановился и наступила тишина.
   Я лежал на заснеженном полу в небольшой комнате (хотя, наверное, уместнее было бы назвать это место камерой), стены которой были покрыты застарелым инеем. Лед на полу в нескольких местах был подтаявшим - должно быть, следы тех, кто был здесь до меня.

***

   Холод постепенно пробирался к моему телу, аккуратно и немного вальяжно подкрадываясь, как снежный барс. Должно быть, здесь было градусов тридцать мороза или около того.
   Как будто опомнившись, я встал и начал прыгать и скакать как дикий, хлопая себя руками по бокам, уже с трудом ощущавшимся. Скрип тяжело двигающихся суставов просили о пощаде, но я был неумолим, заставляя их шевелиться, разгонять кровь.

***

   Наконец устав, я рухнул на пол. Мороз с еще большим ожесточением вгрызся в разгоряченное тело, и я сжался в небольшой комок, пытаясь от него спастись.
  
   "Сколько времени уже прошло?.. Наверное, минут двадцать или тридцать..."
  
  
   "Эта пытка длится уже целую вечность...В чем я перед ними провинился?.."
  
  
  
   "Скорей бы сдохнуть..."
  

***

   Наконец, из моей головы исчезли все мысли, даже мысли о смерти или уже переставших ощущаться руках и ногах. Исчезла боль, страх за свою жизнь и все когда либо испытываемые мной желания.
   Исчезло всё.
   Осталась лишь темнота.

***

   Когда я открыл глаза, я обнаружил себя бережно укутанным в одеяло. На соседней койке сидел Серёга и смотрел на меня.
   - Ну ты и дурак! Там же в правилах черным по белому написано, что нельзя по двери стучать.
   - Нет там ничего... - слабым голосом возразил я.
   - Как это нет? Да я их наизусть помню - "Запрещается стучать по двери", первой же строкой!
   - Да сам посмотри... - устало, но уверенно возразил я.
   Он посмотрел на меня с сомнением, вызванным моей непоколебимостью. Наконец он встал и подошел к правилам.
   - Черт, вправду нет... Куда она делась, она же здесь была! - закричал Серёга и вопросительно уставился на майора, индифферентно наблюдающего за происходящим из другого конца зала.
   - Когда во время тихого часа новенького привезли, тогда и стёрли. Ты опять спал на посту, салага - монотонно прозвучал низкий голос "товарища майора".
   - Как отсюда сбежать... - тихо, почти без интонации сказал я.
   - Что ты сказал??? - Серёга подбежал ко мне.
   - Как сбежать можно, говорю...
   - Ну ты, брат, даёшь! Не успел попасть, тут же загремел в криогенку, и уже думаешь о побеге! Уважаю! - с улыбкой до ушей он пожимает мою безвольную руку. - А вообще, ты это брось. Мало тебе нашего солярия - морозярия? Хочешь узнать, чем еще лечат в наших санаториях??? - взволнованно прокричал он, выразительно показывая куда - то в сторону двери. Наконец взяв себя в руки, он продолжил, но уже тихо и спокойно:
   - Что ты вообще забыл там, снаружи? Неужели там тебе будет лучше, чем здесь? Здесь поят, кормят и одевают, при этом даже не заикаются о том, чтобы удалить нам мозги. - его голос постепенно перешел на шёпот. - А ведь они могли бы...да...хоть бы и насильно...
   Как будто издалека раздался гулкий голос майора.
   - Сергей, ты не понимаешь... Нам некуда деться, нас везде достанут, но он - не отсюда, он может уйти, в отличие от нас... - Он обратился ко мне. - Я помогу тебе...- медленно, раскатисто и веско. - Тебе здесь не место. Мы уже ничего не сможем исправить, попадя наружу, а у твоего мира еще есть шанс.
  
   Большую часть суток здесь занимал тихий час, во время которого все должны были лежать в задвинутых ящиках и спать. Именно в это время и привозили новеньких, в том числе и меня. Уже упакованными в мешки их доставляли на каталках, после чего сваливали в предназначавшийся для них ящик. Пока их сгружали, дверь оставалась открытой нараспашку - они абсолютно не боялись, что их пациенты могут сбежать, будучи уверенными в отсутствии у них всякого желания и решительности для этого.
   Просчитались.

***

- Мальчик, мальчик, а что ты делаешь?

- Водородную бомбу.

Разговор в песочнице.

   Меня разбудил стук, раздающийся с той стороны, где находилась койка Серёги. Я прислушался. Снаружи доносились какие - то шорохи, скрип давно не смазываемых деталей и чьи - то шаги. Аккуратно, стараясь не издать ни единого звука, я немного выдвинул ящик и высунул голову.
   Снаружи, в участке света, льющегося из проёма от открытой настежь двери, у каталки суетился санитар, тот самый, который затащил меня в криогенную камеру. Он повернулся ко мне спиной, нагнувшись, чтобы изменить высоту каталки.
   "Пора!"
   Я резко, с огромным грохотом выдвинул ящик и кое - как выбрался из него. Когда санитар наконец повернулся в мою сторону, я уже был на ногах и смотрел прямо в его абсолютно бессмысленные глаза.
   - А как вы относитесь к проблеме инфляции, коррелирующей с девольвацией национальной валюты?
   Он задумался.
   Крепко задумался, очевидно, поняв, что четко сформулированного мнения по этому вопросу у него не имеется. Из угла послышался ничем не скрываемый скрежет выдвигаемого ящика - это пытался вылезти майор.
   - Эээээ... - раздалось из его озадаченно приоткрытого рта. Должно быть, строительство системы аргументов начинало постепенно поддаваться.
   Нужно было спешить.
   Раздались уверенно приближающиеся шаги, и я увидел майора. Он достал у всё ещё ничего не понимающего санитара из петли на поясе полицейскую дубинку, широко и со вкусом размахнулся и ударил его по основанию головы.
   - Ооох... - он как будто даже облегченно вздохнул и обмяк. Майор поймал падающее тело и бесшумно опустил на пол.
   - Все, теперь ты должен бежать. За нас не беспокойся... - напутственно произнес он, похлопал меня по плечу и подтолкнул к выходу.
  
   Я не заставил себя долго ждать.
  
   - ...Все самое ужасное все равно уже случилось - тихо, обращаясь к самому себе, закончил майор.

***

   Николай Александрович сгрузил черный мешок с новеньким в уже открытый ящик, закрыл его и повернулся к безмятежно лежащему санитару. Сняв с него форму и напялив её на себя, майор опустил каталку еще ниже и с трудом, чуть не волоком затащил потерявшего всю внушительность слугу медицины.
   Выкатив каталку наружу и закрыв дверь ключом, найденным в одном из карманов, он без лишних сомнений направился вперёд по коридору, катя несчастного санитара перед собой. Он шёл абсолютно уверенно, как будто проходил этим путём уже тысячу раз.
   Наконец дойдя до уже знакомого закутка с двумя дверьми, он всунул ключ в скважину от двери с надписью "Крематорий".
   Сколько раз он был здесь в качестве наказуемого! И сколько раз еще окажется?..
   Открыв печную заслонку, он затолкал туда все еще бесчувственного санитара, после чего закрыл печь и повернул запор.
   - Глубоко вдохнуть, не дышать - сказал он и нажал большую красную кнопку, сразу выделяющуюся на приборной панели.

***

   Я стремительно бежал по серым коридорам, абсолютно не заботясь о разлетающемся на
   десятки метров топоте ног - впрочем, никто и не пытался меня остановить, как будто этот "санаторий" уже смирился с мыслью, что я все равно совершу побег.
   Наперерез мне не бежало ни одного человека, не выла сирена тревоги - казалось, что никого здесь и нет, кроме меня и плохо освещённых туннелей.
   А санаторию и не нужна была наёмная сила - она появлялась сама собой, когда нужно было как - то воздействовать на своих пленников. Санитары были лишь проявлением той силы, которая безраздельно властвовала в этом месте.
   Коридор сделал очередной поворот (сколько их уже было?..), и я понял по черным окнам, что почти достиг цели. Свет мигающей лампы тускло освещал приемный покой, из которой помимо коридора вело две двери с красноречиво висевшими на них амбарными замками. В углу повернутыми к стене стояли коричневые дерматиновые кресла для посетителей. Через дырки в их обивке сиротливо проглядывал желтый синтепон.
   В двойные двери выхода было вставлено зеленое декоративное стекло, из - за волн на котором было совершенно невозможно понять, что за ним происходит. Стекло в левой двери (немного приоткрытой) было разбито. Торчащие в двери осколки угрожающе смотрели в мою сторону. Стеклянные зубы были неестественно выгнуты, образуя злобный оскал. Санаторий как будто пытался улыбнуться мне на прощание, с сожалением, но скрытым злорадством.
   Я неуверенно сделал несколько шагов по направлению к двери.
   Стекло как будто предостерегающе зашевелилось...
   Или это просто фокусы расшалившихся нервов?..
  
   Еще один медленный и осторожный шаг.
  
   Сквозь дырку в стекле было видно асфальт дороги, тускло освещаемый фонарями, и зелёные скамейки, в темноте кажущиеся синими.
  
   "Это всего лишь стекло" - подумал я и открыл дверь.

***

   На улице безраздельно царила ночь, темнота которой лишь в некоторых местах нарушалась ещё не перегоревшими фонарями. Вдоль бордюров по краям небольшой заасфальтированной аллеи лежал грязный умирающий снег. Было довольно прохладно, но это было даже приятно после спертого воздуха коридоров. Я направился вперед по дорожке, являвшейся наиболее освещённой по сравнению с начинающейся за пределами бордюров кромешной тьмой.
   Наконец она закончилась, и я вышел на перпендикулярное ей широкое шоссе. По правую руку от меня ожидающе стояла автобусная остановка. Рядом с ней стоял киоск, но он был закрыт, а прилавок - пуст. Тем не менее, он был ярко освещен, и его теплый уютный свет приглашал и манил, выделяясь на фоне окружающей темноты.
   Поняв намёк, я пошел к остановке.
  
   Свет исходящий от фонаря под навесом постепенно угасал, отдаляясь от своего источника, поэтому то, что находилось на той стороне дороги было уже невозможно разглядеть. Эта граница света и тьмы, на первый взгляд неразличимая, а если приглядеться - очень резкая, внушала какой - то животный, необъяснимый страх, заставляющий опускать глаза и инстинктивно искать место, чтобы спрятаться.
   Не выдержав давления, я развернулся.
   Под навесом стоял еще один автомат наподобие того, который я видел в больнице, только он был намного меньше и компактнее. На обрывках объявлений на его стенках, раскрашенных весёлым красным цветом, висели новенькие плакаты, старающиеся привлечь общественное внимание к рекламным акциям.
   "Приведи друга и получи бонус!" - кричал один.
   "Каждому десятому - бесплатная ампутация мозга!" - кричал другой.
   А третий ничего не кричал, на нем был молча изображен излучающий счастье молодой человек с голливудской улыбкой, ослепляющей своей белозубостью. Его черепная коробка была срезана почти до самых бровей - очевидно, это и стало залогом неземного благополучия.
   Внезапно за спиной раздался звук мотора, с мучительным грохотом вращающего последние остатки коленчатого вала.
   К остановке подъехал небольшой раздолбанный пазик без номера. Решив окончательно подчиниться обстоятельствам, я поставил ногу на ступеньку и поднялся.

***

   Внутри не было ни одного человека, кроме кондукторши, грустно смотрящей в окно. Её тучное тело было укрыто серой дырявой шалью, наподобие той, которую было бы нормально увидеть на какой - нибудь старушке - однако лицо ее не выглядело старым. Запустив руки в волосы (черепная коробка, как ни странно, находилась на своём месте) и задумчиво почесывая голову, она была без остатка погружена в какую - то только ей известную тоску.
   К стеклу окна было приклеено скотчем распечатанное на принтере объявление:
  

Уважаемые пассажиры!

   Оповещаем вас о том, что правом льготного проезда могут пользоваться:
  -- инвалиды.
  -- ветераны труда.
  -- школьники.
  -- дети.
  -- граждане, прошедшие частичную стерилизацию мозга.
   Право на бесплатный проезд имеют:
  -- граждане, прошедшие полную ампутацию мозга.
  
   Я медленно осел на ближайшее место, пытаясь переварить прочитанное. А тем временем двери автобуса закрылись, и он наконец двинулся вперед.
   Блуждающий взгляд кондукторши случайно коснулся меня, и она, внезапно опомнившись, вскочила со своего места и направилась в мою сторону.
  
   "Интересно, что ей - то от меня надо?"
  
   Наконец добравшись до меня, она, тяжело дыша, произнесла как будто специально для этого отрепетированным противным голосом:
   - Оплааачиваем проезд, оплачиваем!
   И тут я понял, что у меня нет с собой ни копейки. Ощутив всю глубину своего проступка, я стыдливо опустил глаза. Не сказав ни слова, я встал со своего места и направился ближе к выходу.
   - Мужчина, передайте деньги пожалуйста! - привычная приказная интонация заученной фразы постепенно сменилась на тихую и неуверенную. Она растерянно раскрыла рот, пытаясь подобрать слова, после чего резко гаркнула:
   - А ну СТОЯТЬ!
  
   Чувствуя её агрессивные намерения, я решил не последовать её совету и бросился за угол. За спиной было послышалось её громкое сопение, но оно становилось только тише с каждым моим шагом.
   С трудом петляя вокруг коричневых кресел, изредка попадающихся на моём пути, я добежал до ближайшего угла и обернулся назад. Лицо изрядно отставшей кондукторши исказила страшная гримаса, а её оскаленные зубы в широко раскрытом рту казались намного больше, чем у нормального человека. Внезапно она остановилась, опустилась на все четыре конечности и бросилась в мою сторону с удвоенной силой.
   Я бросился вперёд, подстегнутый видом отнюдь не ради пустого устрашения оголенных клыков. Запнувшись правой ногой о неизвестно откуда взявшееся посреди автобуса кресло, я понял, что падаю. Рефлекторно выбросив вперед левую ногу и трудом успев подставить ее под падающее тело, я пробежал несколько шагов, нагнувшись низко к полу с широко расставленными руками, после чего наконец восстановил своё равновесие - но так важные секунды были потеряны. Ритмичное пыхтение неумолимо приближалось - и тут за очередным поворотом я увидел дверь автобуса.
   - ш*шж*ммш** - что - то непонятное пробурчал динамик, после чего спасительная дверь наконец открылась. На прощание обернувшись, я увидел сзади отнюдь не одышечную женщину в серой шали - ко мне скачками, азартно щелкая челюстями, приближался матёрый волчара.
   Я выпрыгнул из пазика в самый последний момент, едва не попав между алчно клацнувшими зубами.

***

   До тошноты похожая остановка отличалась от предыдущей только тем, что находилась не на правой стороне дороги, а на левой. На скамейке под навесом лежала картонная упаковка от торта, обвязанная веревочкой. Под идущими крест - накрест нитями лежал сложенный вдвое листок бумаги. Достав его и развернув, я увидел лишь одну написанную наспех размашистую фразу:
   Ты знаешь, что делать, и поймешь, когда выходить.
  
   Сама упаковка, судя по весу, была пустой. Развязав нитки и подняв крышку, я в этом только убедился.
  
   "...право на бесплатный проезд имеют ..."
  
   Я повернулся к автомату и нажал на одну из кнопок. На небольшом экранчике высветилось: "Поздравляем! Вы - наш десятый клиент и поэтому получаете право на бесплатное обслуживание!".
   "Ещё бы" - хмыкнул про себя я и вставил голову в отверстие. Внутри что - то щелкнуло и ее сдавило с двух сторон, лишив возможности двигаться. Я почувствовал резкий укол в затылок, после чего послышалось задорное жужжание. Это жужжание, сделав один оборот вокруг головы, остановилось около лба, и я наконец смог достать её наружу.
  
   "...хорошо - то как!.."
  
   Вокруг больше не было нагоняющей тоску остановки, не было вызывающих отвращение плакатов. Исчезла тьма - стояло солнечное утро, и было видно далёко вокруг. Маленькие уютные домики, рядами стоящие вдоль дороги, исчезали вдалеке за лёгким туманом. Вспомнив о чём - то, уже не важном, но как комар мешающем наслаждаться счастьем, я повернулся обратно к автомату. В контейнере для отходов находилось что - то белесо - розовое. Это вызывало лишь стойкое отвращение, но я знал, что мне нельзя оставлять это здесь. Взяв эту густую массу в сложенные лодочкой ладони, я свалил её в уже открытую коробку от торта, закрыл её крышкой и обратно связал. На горизонте показался небольшой автобус зелёного цвета, быстро приближающийся к остановке.
  
   "Наверное, мой" - радостно подумал я.
  
   Взойдя в автобус с коробкой в руках, я поздоровался с улыбчивой кондукторшей и уселся на ближайшее место.
   За окном мелькали немыслимой красоты пейзажи, и я не мог оторвать от них глаз. Мотор убаюкивающе гудел, а сам автобус двигался аккуратно и размеренно, и я начал клевать носом, впадая в дрёму.
   Мой сон был абсолютно безмятежен и пролетел незаметно. Автобус вдруг резко затормозил, и я очнулся.
  
   "Пора!"
  
   - До свидания! - я встал с места и направился к выходу, держа коробку в правой руке.
   Обойдя остановку, я подошел ближе к большой белой двери. Над ней висела яркая вывеска с надписями "ДАЛЬНИЙ ПУТЬ", и, чуть ниже: "Агентство ритуальных услуг".
  
   "Ну не заходить же в похоронное бюро с тортом?".
  
   Оглядевшись вокруг и не найдя нигде более - менее надежного места для тайника, я раскрыл её, поднял над головой и вывалил содержимое на своё законное место.
   И тут кто - то выключил свет. Яркое утро сменилось обратно на промозглый вечер, а все яркие краски вдруг потускнели. Туман, до этого лишь немного прикрывающий горизонт, теперь окутывал со всех сторон, не давая видеть дальше нескольких метров. Всё, что осталось - это слегка приоткрытая дверь. Подойдя поближе и увидев на ней маленькую желто - зелёную табличку "Круглосуточно", я потянул за ручку.

***

   Я стоял на площадке из серого бетона, от которого вниз вела узенькая лестница. Она висела прямо в воздухе, как и та, через которую я пришел. За её пределами начиналось облачное небо, снова солнечное и по - настоящему летнее. Обернувшись назад, я понял, что назад дороги нет - если дверь, через которую я прошел, когда - то и была, то сейчас она исчезла навсегда.
   Посреди площадки валялся красный лист бумаги формата А4, наподобие тех, из которых дети делают аппликации. На его изнанке было написано прощальное письмо:
  
   Прощай, Алиса, ну или как там тебя. Было приятно наблюдать за тобой, и мне по - настоящему жалко тебя отпускать. Удачи тебе!
   P.S. И никогда больше не забывай: ЧТО и КАК ты видишь, зависит лишь от точки зрения (и угла тоже...)

Со слезами на глазах,

Чешир.

***

   Я иду уже очень долго по этой лестнице. Время от времени она меняет свой наклон, так что даже становилось непонятно - спускаешься ты или подымаешься. Я не знаю, куда она ведёт - да это, наверное, не так уж и важно.
   Есть не хотелось. Здесь вообще не было ничего, что могло бы помешать пути. Иногда я останавливаюсь, сажусь на ступеньки и смотрю на небо. Впервые в жизни у меня есть возможность налюбоваться им всласть, не обращая ни на что внимания. Интересно, когда я смогу его возненавидеть?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"