Аннотация: Первая практическая работа для некроманта.
День выдался паршивый. С самого утра по пасмурному небу всё бежали и бежали, гонимые ветром, клочки серых облаков. От долгого сидения в четырех стенах накатила дурнота, а из-за объема прочитанного виски нещадно ломило, поэтому Герен вышел подышать за порог своего неказистого домишки, прислонившись около шаткой двери. Свежий ветер разметал по лбу легкие пряди, пахнуло в лицо луговым разнотравьем. Впрочем, это не принесло особого облегчения, напротив: прямо в двух шагах от порога покачивались в траве желтые кисточки первоцвета, и от одного только его вида засвербило в носу. Раздосадованно скривившись, Герен хотел было вернуться обратно, за письменный стол, но вспомнил про лежащее на нём письмо от матери, а так же начатый еще утром ответ, в котором до сих пор красовались только заглавные "дражайшая маменька". Вспомнил, да так и остался упрямо стоять у порога, стараясь до последнего отсрочить неизбежное - ведь поди же, не ответь. И вдруг заметил, что кто-то целенаправленно бежит в его сторону, мимо пашен. Издалека было не разобрать, но приглядевшись, Герен сообразил, что вот так, вперевалку, с остановками, может из деревни бежать только один человек, и, заинтригованный, принялся ждать; не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как Берич будет взбираться к нему на пригорок.
В деревне Берича не любили. В основном потому, что был он перекупщиком, то есть, значит, паразитом, барыгой и сволочью, как за глаза его и называли. Поговаривали также, что он уморил свою жену, чтобы не кормить лишний рот, но Герену верилось в это с трудом. Берич ему тоже не нравился, но по личной причине. В отличие от деревенских, тот был в курсе новостей чуть дальше собственного двора, и грамотным чуть больше тех, кому по силам только сосчитать пару кур: потому при каждой встрече обращался к Герену исключительно по родовому имени, но говорил при этом через губу, и от этого разом сводило скулы просто до зубовного скрежета. Вот и сейчас, насилу вскарабкавшись по тропке, еще отдуваясь и утираясь снятой шапкой, Берич уже на подходе с напускной почтительностью заблеял своё:
- Милостивый гос-подин Бальгран... - И только тогда Герен задумался, с чего бы это Беричу самому пускаться в такой непосильный для него путь, а не послать мальчонку из услужения, как обычно. Скрестив руки на груди и вздернув подбородок, как и подобает "господину", Герен с любопытством прищурился, глядя на изрядно вспотевшего, толстопузого торгаша. Тот вновь утерся зажатой в кулаке отороченной мехом шапкой, прежде чем продолжать. - Моё вам почтение, однако же, у меня к вам это... безот... ла... без-от-лага... неотложное дело!
- Ну это-то и так понятно, не любезничать же ты сюда мчался. Выкладывай, да поскорее.
- Я... сейчас... наилучшим образом, милостивый господин. Нужна помощь ваша, значится, ежели вы сподобитесь... Вы же этот, не гневитесь только, господин... некромантер? На этих, мертвяках, значится, разумеетесь?
Никак не ожидавший услышать подобного, Герен едва не поперхнулся, невольно глотнув воздуха. Чем он занимался, от деревенских он не скрывал, всё равно недалекие даже толком не понимали значения сказанных слов, считая школяром, книгочеем - да и в общем-то, более этого ему и не требовалось. Однако чтобы деревенский мужик, вот так, посреди белого дня, пришёл "за помощью"... За помощью, ха! У Герена пересохло во рту от одной только мысли о том, чтобы попытаться применить свои, признаться, достаточно скудные и исключительно теоретические знания, и одновременно от нетерпеливого предвкушения защекотало где-то внутри. Чтобы не выдать своего смущения и задора этому нагловатому прохиндею, Герен насупил брови и бросил недовольным тоном:
- Не "некромантер", невежда. Некромаг. Существенное, понимаешь, различие, и... в общем, не важно! Чего ты медлишь, говори живее, что там стряслось?
- Господин наш хороший, спаситель родной! - Берич прижал руки к груди, видимо, силясь унять перед новым забегом разошедшееся сердце, или же и впрямь чистосердечно умоляет о помощи, кто его разберет. - Молодуха моя, значится, почившая, буянит!.. А ведь отпели её, как полагается, значится... Такой страх! Да что там, сами увидите своими глазами, только поскорее!.. Боюсь, вдруг сожрёт кого! Уж вы не откажите!
И получив скупой кивок в ответ, Берич, горестно охнув, принялся боком спускаться с пригорка, изредка оглядываясь, чтобы убедиться, что "спаситель" следует за ним. Герен заспешил за ним следом по неровной, ухабистой тропинке; от первого же хлестнувшего порыва ветра пожалел, что зря не накинул перед выходом ничего поверх шерстяной рубахи, но бодрый спуск достаточно скоро разогрел тело. Ему частенько приходилось ходить этим путём: как бы не хотелось пореже показываться на глаза кому бы то ни было, но та нехитрая снедь, которую он покупал у деревенских, имела свойство заканчиваться быстрее, чем он мог предполагать. Однако сейчас, с пыхтящим под боком торговцем и распирающим изнутри нетерпением, дорога в обход пашен до деревенских хат показалась просто бесконечной. Впрочем, возможно, это еще и потому, что обычно шёл он тут спокойно и неторопливо, а сейчас от бега начало заходиться бешено сердце, а из носа всё-таки предательски потекло, и утереться было особо нечем, кроме собственного рукава. Чтобы отвлечься от слабости, Герен принялся на чём свет стоит костерить про себя и Берича, и его откопавшуюся бабу. От этого глаза слезились не меньше, а сердце так же надрывно ухало, но хотя бы было приятнее на душе. Увлёкшись этим занятием, только поравнявшись с окнами третьего дома, он заметил, что в деревне нынче подозрительно тихо, и задумался, не одна же хилая, усопшая бабёнка всех распугала?
- Берич, куда люд-то подевался?
Пыхтящий чуть поодаль толстяк тупо мотнул головой, ответил невидящим взглядом, и Герен понял, что и Беричу нелегко даётся вторая пробежка. Пришлось повторить вопрос, погромче.
- Дак как же... Господин хороший... Что же вы?.. Нельзя же простому человеку покойника касаться... Это же... грязь, скверна это... негоже! Нечистым, значится, стать можно! Вот... и... попрятались, значится...
Нечистым от прикосновения к мертвому телу, надо же, какая глупость! Герен презрительно хмыкнул, удивляясь в который раз одолевающим людей нелепым суевериям и предрассудкам. Впрочем, это всегда было неплохим подспорьем для людей более сметливых и предприимчивых, и поистине было бы грешным делом развенчивать подобные поверья. Герен, увлеченный этой мыслью, не на шутку призадумался, не заняться ли ему чем-то более существенным, чем перетряхивание пыльных книг и ворошением забытых, никому уже и подавно не нужных учений, но до конца обдумать эту идею ему не позволил Берич, остановившийся возле своей хаты, и махнувший рукой в сторону двустворчатой двери на крыльце. Герен тоже остановился: перевести дыхание и собраться с духом, искренне недоумевая, на кой-черт они так спешили, если всё равно деревенские позапирались в своих домах. Берич, как видно, подумал о том же, потому что загудел за спиной:
- Мы её, грешную, с Енком в доме заперли, значится... ну... а вдруг выбралась? Надо бы глянуть, верно говорю, господин некромантер?
И затопал, отдуваясь, вверх по ступенькам, отпирать входную дверь. Пока торгаш возился с замком, Герен всё больше сомневался в том, что ему стоит заходить внутрь, да и вообще это была безрассудная идея, соглашаться упокоить бесчинствующую восставшую. А еще нестерпимо хотелось умыться, чтобы избавиться от неотступного зуда в носу и глазах. Чтобы полностью не погрязнуть в сомнениях и пробирающем нутро холодком беспокойстве, Герен едва ли не оттолкнул с пути распахнувшего дверь хозяина хаты, и стремительнее, чем надо было, влетел внутрь даже прежде, чем оглядеться. Однако в широкой прихожей было пусто и тихо, только сдвинутая лавка и в беспорядке разбросанные вещи говорили о том, что в доме неладное. Опасливо приоткрыв дверь в переднюю комнату, даже с забитым носом Герен заметил, что в доме остро пахло мочой. Даже сейчас, при тусклом свете пасмурного дня, комната казалась светлой и очень просторной. В общем-то, на этом её достоинства заканчивались, так как практически сразу становилось очевидно, что в доме нет хозяйки: горшки вразнобой теснились не на полках, а прямо на лавках у окон, плошки горой высились на столе, в ближайшем углу, рядом с входом, были нагромождены мешки, а в бадье у двери, в которую с надеждой заглянул Герен, было пусто.
Неспешно зайдя внутрь и оглядываясь по сторонам, Герен стремительно изменил своё мнение насчет отсутствующей хозяйки; так стремительно, что ноги враз стали ватными. Покойница не выбралась из дома, нет, она даже не стала особо в него углубляться. Сидела за задвинутым в угол ткацким станком, так что Герену от двери было видно только её тощие, босые ноги, с серой, побитой трупными пятнами кожей. Герен сделал еще один медленный, нетвердый шаг, и едва не отпрянул от открывшейся картины обратно, к двери, обнаружив не только искомую, но и источник резкого запаха. Изящно держа тонкие руки и слепо глядя перед собой затянутыми белесой пеленой глазами, покойница меланхолично и бесцельно жевала поднесённую ко рту лапку, на которой особо и нечего было жевать, кроме слипшейся от крови шерсти. Застыв в неестественной позе, останки тщедушной хозяйской собачонки лежали рядом, и Герен почувствовал, что вот еще немного, и он потеряет сознание от накатившей дурноты. Пожалуй, будь покойница сама по себе, он бы еще перенес это, но вот такая, измазанная в собачьей крови, с застрявшими клочками шерсти в зубах, она навевала на него животный ужас вперемешку с отвращением. Да и кто бы мог его осудить? Тут всякому сделалось бы нехорошо, и едва ли нашелся бы человек, который смог бы с безразличием смотреть на жрущего сырое мясо мертвеца. Неловко попятившись к стене, Герен вспомнил, что именно таким человеком он и собирался стать. Но, видно, не судьба, не дано ему это. Чувствуя, как дробно трясутся от напряжения мышцы ног, вспоминая разом всё упреки, тычки и издевки: и от родных, и от соучеников в академии; недоумевая, как вообще можно было быть настолько беспечным и самоуверенным, Герен, не глядя, отступал обратно к выходу, и, что было предсказуемо, задел ближайший горшок и неповоротливым движением смахнул его на пол.
От грохота покатившегося горшка беричева жена вскинула голову, огляделась невидящим взглядом, поднялась по стенке и таким же нетвердым шагом, каким только что добрался до противоположной стены Герен, побрела в его сторону, выронив из рук свою добычу, видать, за ненадобностью. Сейчас вжавшийся в стену неудачливый школяр полностью разделял страх деревенских прикоснуться к мертвой плоти; не выбежал из дому с испуганным подвыванием только из-за того, что лучше было дать себя загрызть, чем стерпеть еще одно унижение. Да еще перед кем унизиться, перед противным, зазнавшимся деревенским мужиком? Герен упрямо мотнул головой и принялся отчаянно напрягать память, силясь вспомнить нужные слова для изгнания неживых, но, как на зло, не мог припомнить вообще ни единого абзаца; в голове не было ни одной связной мысли, казалось, будто он и не учил ничего. Вот же напасть! В голове мелькнула мысль, что хорошей идеей было бы взять с собой книгу с вербальными ключами, но куда уже, поздно думать об этом. Покойница неумолимо приближалась, молча и неторопливо, будто бы понимая, что ей нечего опасаться и некуда торопиться. Она была уже так близко, что Герен разглядел забившуюся под ногти свернувшуюся кровь и грязь и сгнившую, впавшую кожу на щеке, и через эту дыру просматривались пожелтевшие, порченные зубы. Его бросило в холодный пот; он откровенно запаниковал, мысли беспорядочно заскакали, некстати вспомнился роковой разговор с отцом, закончившийся омерзительной ссорой, и Герен подумал, что вот сейчас бы с чистой совестью попросил прощения за всё сказанное, да что там, молил бы о прощении у всего семейства, лишь бы убраться подальше от неминуемой гибели, покачивающейся на негнущихся ногах уже совсем недалеко от него.
Однако эти мысли были не более чем малодушной и бесполезной попыткой сбежать от последствий собственных решений. Герен, сколько мог, набрал в грудь смердящего воздуха, не глядя, пошарил рядом с собой, наткнулся рукой на полку и нащупал невероятно кстати подвернувшуюся деревянную рукоять какого-то инструмента: впрочем, не нащупай он его, принялся бы без зазрения совести отбиваться глиняными горшками. Ухватив рукоять поудобнее, чтобы случайно не выскользнула из неумелой руки, и от всей души надеясь, что это хотя бы окованный пест, наотмашь махнул перед собой и едва не выпустил от неожиданной тяжести инструмент из руки. Обух топора с глухим, чавкающим ударом пришёлся в висок покойницы, шея её хрустнула, согнувшись под неправильным углом, и, словно срубленная молодая осина, покойная боком свалилась на пол, из её рта на светлые доски выплеснулась зловонная жижа, вперемешку со свежей кровью. Герен неверящим взглядом посмотрел на зажатый в руке топор, потом на поверженную покойницу. Хотелось сесть на скамью рядом, и просидеть где-то с часик, не шевелясь и ни о чем не думая, но тут некстати в дверь ввалились Берич со своим посыльным, оба бледные, у одного в руке трехногий табурет, у другого грабли: судя по всему, спасать решили, видно, слишком долго Герен тут пробыл. Светлоголовый Енок с уважением присвистнул:
- Ты гляди, одолели нечистую и без всяких мудрёных учений!
Берич с кислой рожей поглядел сначала на испоганенный пол, потом на испачканный топор, который все еще держал в руке Герен, и без энтузиазма протянул, видимо, ожидая чего-то повнушительнее, зрелищнее, и чтобы хату не марало:
- Ну-у, эдак и наш кузнец умеет... - И от этих слов Герена обдало волной бесконтрольной ярости.
- Ах ты, неблагодарная свинья, мужик неотесанный! Мало тебе чужими руками жар загребать, ты еще и носом от доброго дела воротишь? Больно тебя волнует, что мне было жаль силы тратить на твою потаскуху прогнившую? Где же твоя благодарность, дрянная твоя душонка? Так я тебе сейчас задам, впредь мне при встрече в ноги кланяться будешь!..
От справедливой злости в голове мгновенно прояснилось, так, что даже смешно стало: надо же, несколько минут назад от страха не мог вспомнить простейших, банальнейших азов. Мазнул по обуху левой ладонью, собирая налипшие остатки волос и сукровицы покойницы, растер меж пальцами и сделал призывный пасс, процедил сквозь зубы необходимый ключ, казавшийся раньше бессмысленным набором звуков на мёртвом языке, а теперь открывшийся в своей простоте: "встань и подчинись". Произнеся необходимое заклинание, Герен не успел даже подумать, что вот сейчас снова ничего не выйдет, как не выходило ни на одном из практических занятий в академии. Потому как ощутил, что из выброшенной вперед руки потянулись неосязаемые нити силы, заставляя вновь подняться мёртвое тело у ног. Покойница, покорная его воле, больше не пугала. Напротив, она ощущалась, словно бы полезное подспорье, от осознания её подчинения как будто бы тверже стоялось на земле. А вот Енок испуганно попятился, вновь ощетинившись табуретом и этим мешая пройти затрясшемуся торговцу. Мальчуган сипло выдохнул:
- Уж лучше бы вам извиниться, хозяин...
Мертвая жена и без всякого колдовства навевала на Берича страх, а уж когда она качнулась и пошла в его сторону, страшная, серая, гадко пахнущая разложением, со свёрнутой шеей и набок свесившейся головой - это было уже совсем выше его возможностей. Берич грузно бухнулся на колени, выронив грабли и заломив руки, и совсем уже по-козлиному заблеял.
- Проще-енья просим, господин Бальгра-ан!.. Смилуйтесь!.. - и, как был на коленях, пополз в сторону Герена, кругом, стараясь держаться как можно дальше от покойницы и суеверно отплёвываясь от неё. - Не подумал!.. Грешен!.. Вы только не... только пусть она меня не тронет, господин хороший, вы уж!..
Добравшись ползком до Герена, принялся отбивать поклоны, оглядываясь каждый раз на свою женушку. Герен, с надменным видом наблюдая за извивающимся толстяком, для укрепления своей победы - ну и чтобы от души насладиться внезапной властью - поставил обутую в сапог ногу на затылок торговца, заставляя пригнуться до самого пола.
- Вот так меня, сукин кот, впредь встречать будешь! - Прищурившись и дождавшись невнятных бормотаний, означающих согласие, отпихнул торгаша от себя. - А теперь хватит извиваться. И запомни наконец! Пусть я и сын Ауриха рода Бальгранов, более не имею ничего общего с этим родом, и звать тебе меня нужно "господин Герен", никак иначе! Понял, жалкий червяк? А теперь прочь с моего пути, и не забудь как следует отблагодарить меня за мою доброту.
Енок предусмотрительно смылся, и Герен, пропустив впереди себя покойницу, вышел из хаты на свежий воздух, первым делом от души высморкавшись в подол своей рубахи. И только после этого, позволив себе расслабиться и стерев с лица презрительный оскал, сдавленно, восторженно пискнул, с трудом подавив в себе порыв заключить зловонную покойницу в объятия. Пьянящее счастье заполнило до краёв - получилось, черт возьми, на самом деле получилось! Это был, без сомнений, самый лучший и самый удачный день в его жизни.