Аннотация: Даже самый приятный, на первый взгляд, городишко может в мгновение обратиться в сущий ад. Нужен лишь повод.
В воздухе витал тонкий аромат цветущего жасмина. Его пышные кусты были по душе местным горожанам, и около домов то тут, то там, за низкой, кованой оградой виднелись его сияющие белизной цветы. Да и сами дома радовали глаз, красный кирпич их стен приятно контрастировал с зеленью кустарника. От городских ворот вела широкая, мощенная дорога, по которой шагалось куда легче по сравнению с мягкой, вязкой землёй мшистого леса. И посох постукивал по светлому камню звонко и весело, и от этого всего было так благостно, что Волк посмеивался и даже подтрунивал над очередным невероятным рассказом Вереска, а тот беспечно улыбался, поглядывая вокруг.
- И что, оказалось, конечно же, он ничего не знает?
- Ха! Я-то в этом и не сомневался, но более того, этот остолоп даже не знал, с какой стороны держать лопату. Нет, ты можешь себе представить? И вот стою я, стоят мощи этого самого Михея, и это бревно, тоже, понимаешь, стоит... Никаких вопросов уже, конечно же, куда там. А я просто даже придумать не могу, что с этим всем делать, чтобы его почтенный папаня потом не скончался от припадка...
Пройти немного по улицам вперед - и ограды понемногу уступили место прохожей части, а снующие по ней по своим делам горожане и отирающиеся по улицам бездельники оттеснили неспешно бредущих путников под самые стены домов. Мимо прогромыхала запряженная двойкой повозка, и Волк, проводивший взглядом бодро подпрыгивающую по мостовой упряжку, в очередной раз усмехнулся.
- Чую я, где-то в этом месте должен появится Грегор.
- Не перебивай. К тому же, в священный сад Единства Сарко не пускают коней... Ну вот, с мощами-то что-то делать надо, я в горячке поднимаю ближайшего покойника, тот кое-как выбирается наружу, и вот представь, что может быть уже хуже? Этот недоумок видит труп и кричит "ах, какой кошмар, это же дядя Ларус!"... Утихни ты, еще рано смеяться...
- Просто иногда диву даюсь, какой же ты пустозвон.
- А тебе что, не нравится? - лукаво улыбнулся Вереск, потом спохватившись, напускает серьезности. - И вообще, что за инсинуации, всё чистая правда.
- Да нравится, нравится... что там дальше, про Грегора-то?
Вереск уже открыл было рот, чтоб возмутиться, но не успел. Волк резко остановился и вскинул руку, жестом призывая замолкнуть, и вслушался столь напряженно, что даже его брови едва не сошлись на переносице.
- Ты слышишь? Кричит кто-то...
- Да брось ты... Мало ли, кто кричать тут может, какое тебе дело? - Вопреки своим словам, Вереск всё же прислушался, но совершенно не желая ничего слышать. Да и при всем желании, что можно расслышать, если вокруг лишь размеренный, обычный городской гул, поскрипывание флюгеров и вывесок у лавок, из самих лавок слышны обрывки разговоров у прилавков, и смех из приоткрытого окна над головой... А потом и вправду раздался откуда-то тихий, едва слышный визг. Тонкий, жалобный, ломкий голос, похож на детский. "Отпусти!". Вереск повернул голову, чтоб посмотреть на стоящего рядом Волка, но успел увидеть краем глаза только его мелькнувшую спину в толпе.
- Чтоб тебе провалиться, чертов кретин, - с таким чувством прошипел некромант, что от него шарахнулась плотненькая горожанка в ярком чепце, и заторопился следом, за другом. Какое-то время он широким шагом шел вперед, взбешенный и абсолютно уверенный в том, что вот-вот нагонит горе-героя, но тот никак не показывался среди беспечных прохожих. Еще более разъяренный, Вереск заглянул в несколько переулков, но они оказались пусты. К тому же, похожи друг на друга как две капли воды, и петляли меж домами так, что решивший проверить один из них до конца Вереск в итоге вышел на совершенно другую улицу и не был уже уверен, что сможет попасть обратно.
И только тогда, стоя посреди широкой, оживленной улицы, осознал всю смехотворную серьезность ситуации. Он оказался один, в совершенно незнакомом городе, и без малейшего понятия, где искать удравшего на подвиги товарища. А ведь еще неизвестно, что с ним там, с дурачиной, станется. Чтобы отогнать накатившую болезненную тревогу, Вереск принялся мысленно на все лады ругать неожиданно взыгравшую ребяческую безрассудность Волка. В конце концов, это его прерогатива, бросаться сломя голову вперед. Да и вообще, мог бы, между прочим, подождать. В голове у него мелькнула мысль, что это ему самому нужно было остаться на месте и дождаться Волка, и на мгновение Вереск ощутил себя потерянным на ярмарке ребенком. Не удержавшись, громко, нервно рассмеялся от этой мысли, и, раздосадованный, ощутил на себе взгляды.
Лица прохожих вокруг, до этого казавшиеся добродушными и приветливыми, неуловимо изменились. Наверняка потому, что он остался стоять столбом посреди улицы, да вдобавок засмеялся без причины. Но быстро понял, что взгляды не только изумлённые или безразличные. Липкие, назойливые, скользящие, словно слизни по коже. Мимо прошли две немолодые подруги, обе высоченные, окинули оценивающим взглядом, зашептались, но не захихикали, осклабились. Неказистый лавочник, прислонившийся к стене у двери бакалейной, бросил поверх его головы осуждающий, презрительный взгляд. Плешивый толстяк в засаленном дублете остановился неподалеку, и взгляд у него такой же, сальный. А от прогоготавшей мимо группы парней настолько явственно дохнуло опасностью и агрессией... Вереск, стиснув зубы, подавил в себе желание свести плечи, сгорбиться, стать ниже, незаметней. Встряхнул волосами в бессознательной, безуспешной попытке прикрыть пусть и небольшие, но притягивающие взгляды рога. И своё слишком юное, слишком гладкое, слишком узкое, белеющее на фоне волос и робы так же, как цветки жасмина, лицо. Зло усмехнулся своей минутной слабости, и вместо того, чтоб прятаться, до хруста распрямил спину, возвышаясь над толпой и рассекая её, как ножом - и подумал, с каким бы удовольствием сейчас он бы огородил себя от них кольцом восставших.
Поразмыслив, он неспешно пошел вперед, посматривая по сторонам. Неподалеку от выхода из переулка расположились несколько крытых лотков с фруктами, возле одного сцепились в шутливой борьбе двое подростков, а торговка перегнулась через свой прилавок и с умильной улыбкой наблюдала за потасовкой. Вереск прошел мимо, даже не заметив их возни, сосредоточенный на своём поиске. Пристально осматривал зевак, припоминая наставления друга. Если тебе нужно кого-то найти в городе, припоминал Вереск, первым делом найди "стрегача". На словах казалось не так уж трудно. Всего лишь вычленить из толпы самого праздного зеваку, который не занят вообще ничем, только пялится вокруг себя. На деле это оказалось не проще, чем найти самостоятельно в пыльной круговерти города пропавшего щенка.
Вереск успел прилично известись, а так же раз десять повторить про себя все, что он запомнил про искомого субъекта. Стрегачи, припоминал Вереск, вышагивая по середине мостовой, зачастую гильдейские, или из местных банд. Неприметные, иногда и вовсе не отличить от спящего пьянчуги. На прямые вопросы не отвечают. Но если им забашляет сообразительный чужак, против не будут, поделятся необходимыми сведениями и сделают это толково. Главное, знать меру, когда платишь, иначе и информации не получишь, и сумку срежут.
Порядком уставший от бессмысленного брожения по улицам, Вереск раздраженно толкнул плечом зазевавшегося эльфа, бросил ему через плечо "глаза разуй", и внезапно заметил у стены того же неказистого лавочника, только торчал он теперь у пекарни, прислонившись к стене, словно только недавно вышел проветриться. Вереск прошагал до конца улицы, развернулся на углу и пошел в обратном направлении, теперь по нужной стороне. Около скучающего лавочника выпустил давно уже зажатые в кулаке золотые, и те со звоном покатились к его ногам. Вереск, притворно охнув, бросился их поднимать. Вблизи мужик оказался еще более неприятной наружности. С лоснящейся рожей, в поношенном кафтане из грубого сукна, заляпанных грязью ботинках. И голос у него был дребезжащий, с перепадами.
- Куда так торопишься, молодчик?
- Да вот, барыгу ищу, сдачу мне фальшивыми впарил, - расстроенным тоном доверительно пожаловался Вереск, разгибаясь и показывая лежащие на ладони монеты.
- Ну! Дай-ка глянуть, - недоверчиво хмыкнул в ответ мужик, узловатыми пальцами зацепил монету, и стал вертеть ею в тени, потом поднял над головой. Золотой настоящий, это нетрудно было понять еще по звуку, но лавочник скорбно покачал головой. - И впрямь фальшивый. Не повезло тебе, парень, не сыщешь, поди, прохиндея... Как хоть выглядел-то?
- Ну... Низкий, вот такой, немолодой, волосы ниже плеч, - Вереск прищурился, делая вид, что припоминает подробности, - мина постная, в тёртой кожанке.
- А... Этот... Знаю... Видел такого, - лениво протянул лавочник, ловко пряча золотой за пазуху. Вереск изобразил самую вежливую улыбку, на которую был способен, хотя хотелось ему сейчас трясти оборзевшего стрегача и орать, чтоб кончал жевать жвачку и поторапливался. - Дак его, пропойцу, палками щас лупят на площади. Эй, парень!..
Лавочник что-то еще крикнул в след некроманту, но тот уже не слушал, стремительно зашагав в указанную сторону. А немного погодя, растеряв остатки достоинства, побежал, потому что невыносимо уже было просто идти. Побежал стремглав, придерживая бьющую по бедру дорожную сумку и обмирая каждый раз от омерзения при столкновении с идущими вразнобой прохожими. Потому что вокруг уже были даже не лица, а мерзкие, потусторонние хари, злорадствующие, насмехающиеся. "Грязный тифлинг", услышал он вдогонку, чуть не сбив с ног какого-то мужика, но даже не подумал остановиться, чтоб ответить на оскорбление. Весь город враз превратился во вражеский стан, и он, Вереск, был готов его спалить к чёртовой матери. Напасть первым, только бы не позволить враждебной среде сломить его. Да что там, весь мир, который казался ему чудесным даром, сулил безграничные возможности и притворялся невероятным спасением обреченной души, оказался геенной, которой только и надо было, что ввести в заблуждение, купив его доверие, а потом бросить в самую пучину отчаяния.
Вереск считал мучительные мгновения, пока несся по мостовой до площади. Только бы успеть! Камни больно ударяли по стопам сквозь тонкую подошву, а лёгкие горели огнём. Он задавался вопросом, что такого мог натворить Волк, чтобы подвергнуться публичному наказанию, и сам же себе отвечал, мол, мало ли, за что тут могут решить просто забить насмерть. От этих мыслей предательски свело живот, словно ледяной кулак сжал внутренности.
На площади собралась толпа, поглазеть на развлечение, и Вереск чуть не врезался в последние ряды, благо, горожане имели чувство самосохранения и брызнули врассыпную, подальше от разгоряченного бегом некроманта. Первый взгляд поверх толпы только вселил еще больший ужас. Верзила в красной сорочке методично поднимал и опускал руку с нелепой, по сравнению с его размерами, палкой. А согбенное тело у его ног - словно мятый мешок сена - не двигается. Не двигается!
- С дороги, чернь! - рявкнул Вереск, и удар посоха по каменным плитам звонко разлетелся по площади. Люд расступился. Кто-то раболепно, не сообразив, кто-то менее охотно. Пробившись в первые ряды, Вереск запоздало понял, насколько уморительную шутку, немыслимое совпадение в очередной раз представил ему этот мир. Так мог бы выглядеть Волк, если бы он при жизни осел где-то в провинциальном городке и женился на ревнивой толстухе. Одутловатый, с сизой рожей, спутанными волосами, и куртка точь-в-точь. А не двигается просто потому, что мертвецки пьян, и побои ему эти привычны.
Вереск раздосадованно плюнул, махнул рукой, и принялся продираться обратно сквозь толпу. Со стороны послышалось чье-то блеяние "Никак обознались, Ваша светлость?", и Вереск постарался придушить в себе искушение пробивать себе дорогу посохом. Выйдя из толпы, остановил ближайшего прохожего, который не был заинтересован в унылом представлении, немного порасспрашивал потухшим голосом и направился в сторону указанной таверны.
***
Таверна называлась "Конская голова", и, как и рассчитывал Вереск, Волк пришёл в неё сам, как раз ко второй кружке пива. Уселся за стол напротив, кликнул разносчицу. Вереск, меланхолично раскуривающий трубку, бросил на него косой взгляд и хмыкнул.
- Что с лицом?
- Да... дурная история... - Волк дождался своего пива, сделал глоток, вместо привычной улыбки только сдержанно кивнул разносчице в благодарность. Видимо, осознавал, что выглядит далеко не лучшим образом. - Старший брат пытался отвести капризную сестру в гимназию.
- А ты, по всей видимости, сразу не понял, что к чему?
- Ну, а как их понять! Он её тащит, она верещит и упирается, он орёт на неё. Получил по морде... ну и я от него потом получил. Ну, я конечно же извинился, как всё стало ясно, и ушел. А они там так и остались - там еще одна, старшая их, к ним вышла, тоже крикливая...
Вереск, старавшийся изо всех сил сохранить вид неприступный и обиженный, не выдержал и расхохотался, хлопнув ладонью по столешнице и чуть не выронив свою трубку.
- Ну ты и чудак, просто... невероятный, получил в нос, так еще и извинился.
- Так за дело же, - легко пожал плечами Волк, и перевел тему. - А ты-то что?
- Да тоже вот дурная история. Шел я, значит, отдыхать с одним своим приятелем, а он меня взял и бросил посреди чужого города, удрал развлекаться в одиночку, пришлось самому бродить по унылым закоулкам. Чертовски увлекательно, скажу я тебе, прямо вот советую.
- Вот ведь мерзавец. Плюнь ему в рожу при встрече.
Вереск вновь искоса взглянул на Волка. Тот улыбался, и Вереск тут же понял, что геенна, и пылающий город, и мертвые тела, и похоронный звон - это всё дурное, глупое наваждение. Нет вокруг никаких врагов. А еще понял, что ошибался и во всех тех взглядах, что ловил на себе. И у Волка вот он тоже совсем не тяжелый и не мрачный, а простой и ласковый. Вереск выпустил изо рта облако табачного дыма, и запрокинул голову, наблюдая, как тот медленно поднимается к потолочным балкам.