Часть вторая.
А во стольном граде, в Москве златоглавой
Правит царь Фёдор великий.
Сильною рукою царь правит,
Все боятся его и почитают.
Да и стоит в той Москве башня черная,
Башня черная, железом обитая.
И сидит в погребе башни той Ольга-летописица.
Сидит девица премудрая,
Без вины виноватая, за слова свои честные в холодный погреб посаженная.
Сидит девица, каяться не хочет.
Перед царем Фёдором головы не гнёт.
А в том погребе у ней только лучинка тоненькая,
Да перо с бумагою, что оставили ей царские слуги.
Оставили, чтоб написала Ольга летопись по слову царскому,
Не по народному.
Но не пишет Ольга-летописица по приказу,
Пишет девица премудрая сказания разные,
Легенды славные о делах великих.
А легенды те нашептывает ей ветер могучий,
С присвистом сквозь решеточку.
Так уж коли случится ей в погребе том пропасть,
Так память останется, сохранятся свитки потомкам.
"В славном городе Москве
Как был шаман великий Фрол.
Славен был Фрол силой своей шаманской,
Силой шаманской, в музыке заключенной.
Как начинал Фрол-шаман колдунство свое великое,
Перестук на тамтамах, на ложках, на палочках,
Так и забывал весь люд окрестный о делах своих,
И сбегался музыку шамана великого слушать.
Да и славен был Фрол красотою своей,
Волосами своими густыми, очами своими яркими.
Славен был храбростью и отвагой своей.
Да и норовом своим славен был шаман.
Уж на что царь Фёдор суров был,
А и он не мог шамана русского заставить юбку заморскую носить,
Да идолу чужеземному поклоняться.
Как-то ехал Фрол-шаман по лесной дороге,
Завернувшись в шкуру моржа-зверя,
Которую добыл шаман в пути своем великом северном.
Да и повстречал лепреконов маленьких,
Люд волшебный из земли ирландской.
Засмеялись люди маленькие, в зеленые цвет разряженные,
Хороводом вокруг Фрола закружились.
Закружились вокруг, заманить шамана хотят, задурманить.
Да взмахнул Фрол-шаман палочками своими волшебными,
Да и молвил грозно:
"Ой, вы люд лепреконский, человечьему роду чуждый,
Что надо вам от добра молодца?
Не боитесь вы за себя.
И лучше ступайте подобру-поздорову".
Завертелись вокруг шамана лепреконы,
Вытолкнули вперед старшего своего.
Да и вышел старичок с бородою рыжею,
Да и молвил слова таковы:
"Ой, ты гой еси, Фрол-шаман,
Что ж покинул ты Москву-столицу?
Али государь твой тебе не нравится?
Али не колдун ты на службе его?
Али воспротивился ты воле царской?
Не любишь ты, Фрол-богатырь, волынок наших пение,
Не любишь ты одежду нашу яркую,
Не любишь моржей ты, а дома кошку держишь.
И посмел ты носить шкуру моржа-зверя убитого тобою,
Да и поплатишься за своеволие ты!"
Смотрит богатырь сурово, взгляд не отводит,
Говорит таковы слова:
"Ой ты, человек волшебный, лепреконом прозываешься,
Не пристало человеку русскому да служить люду заморскому.
Рядиться в юбки клетчатые,
Слушать дикие ваши завывания.
Разве ж заменят они милый сердцу перестук деревцев".
Да вспыхнули тут очи лепреконские, огнем желтым, колдовским.
"Ах вот ты каков, Фрол-колдун, делами славный?
Так за норов свой строптивый понесешь наказание лютое.
Любишь палочек ты перестук, будешь ими стучать.
Да только стучать ты будешь нашу музыку.
Нашу музыку ирландскую, заморскую.
Да и посадим мы тебя в подземелье темное,
Прикуем цепями тяжелыми
В подземелье темное, сырое, под горой высокою.
Не трудись шаманить против нас, Фрол-богатырь,
Не подействует сила твоя на нас.
А будешь ты колдовать для нас,
Коли волею своей не захотел,
Подневолею нашим ты станешь.
Будешь песни ты наши выстукивать,
Да люд русский к ним приучать.
И сидеть во пещере темной,
Позабытый всеми, заброшенный.
И в том будет твое наказание".
А как и в славном селе во Крестовом Броду,
А как и была славна девица разумная,
Наташа-искусница.
А каких только чудес не придумывала она.
Чуда славные, механические, на колдовстве не замешанные.
Что ни день, то шум на дворе у девицы,
Что ни день, то машина-самоходка гудит,
Что ни день, то диковинки Наташенька делает,
Диковинки разные, золотом обитые, каменьями покрытые,
Что ни день, то дивится сельский люд на диковины новые.
Сами те диковинки двигаются,
Сами песенки поют да сказки сказывают,
Сами счет вести помогают.
А и любили Наташеньку дети местные,
Бегали к ней за игрушками новыми.
Славная девица Наташа деток без внимания не оставила,
Игрушек им наделала.
Змеи летучие, птицы поющие, звери прыгучие.
Ох и радуются дети, веселятся, Наташу-искусницу славят.
Долго ли коротко ли времечко тянулось,
Но тесно стало девице разумной в деревеньке своей.
Собралась она в путь-дорогу,
Дорогу дальнюю, неизведанную.
Поклонилась людям, земле-матушке,
Да и простилась со всеми.
Села девица в машину-самоходку свою,
Да и поехала куда глаза глядят.
Солнышко катится среди гор, средь лесов,
А за ним следом чудо-машина едет.
По кочкам, по пригоркам,
По лесам и степям,
По равнинам и дорогам
Едет машина-самоходка, Наташу-искусницу везет.
Да и доехала девица Наташа до горы далекой,
До кручи высокой, пропастью окруженной.
Да и услышала девица Наташа стук-перестук тайный, музыкальный.
Стоит девица, напев слушает,
Напев тайный, скрытый,
Что разносится по полям да лесам,
А откуда идет он никому не ведомо.
Да и чудится Наташе-искуснице
Тоска кручинная в музыке той,
Тоска скрытая, тоска потаенная
По воле-волюшке.
Пожалела Наташенька музыканта неведомого,
Пожалела ударника, колдовскою силой ведающего.
Закрыла глаза Наташа девица,
Да и пошла вперед на слух полагаючись,
К музыканту сокрытому.
Да и привел ее напев кручинный ко горе высокой,
Ко горе темной страшной.
Не пройти в ту гору человеку обычному.
Не найти входа в пещеру замурованную.
Да только не теряется Наташа-искусница,
Да садится в машину свою хитрую,
Да и начинает машина в камень вгрызаться.
Гора каменная, не хочет подаваться.
Да только машина-самоходка сильна да с механизмом хитрым,
По пяди, по аршину да продвигается вглубь горы великой.
Так и проделала проход во гору темную мрачную.
Идет Наташа-искусница по сырой пещере,
Идет на звук-перестук потаенный.
И все ближе она подходит,
А звук все тоскливее, все печальнее.
Абы как посадили ясна сокола в клеть, так бы плакал он бесслезно,
Так и музыкант неведомый лишь музыкой-перестуком тоску изливает.
А и долго шла Наташенька, лазами да пещерами,
А и дошла-таки до подземелья темного, подземелья мрачного.
А и смотрит девица, сидит в той пещере добрый молодец.
А и прикован молодец цепями, опутан железом каленым, сталью булатной.
Лишь в руках у него палочки, которыми постукивает молодец,
Выбивает мотив печальный.
"Ой ты гой еси, добрый молодец", - говорит Наташа-искусница.
"Как попал сюда ты?
Какая воля злая приковала тебя цепями тяжелыми?"
"Ой, ты гой еси, красна девица", - отвечает добрый молодец.
"Прозываюсь я Фрол-шаман,
Славен был я уменьем волшебным.
Мог мелодиями красивыми люд заставить забыть о плохом, о тревожном.
Веселился люд под перестук моих палочек.
Да только схватили меня лепреконы заморские.
Посадили на цепь аки зверя лютого.
Посадили в пещеру, света не видевшую.
Да заставили песни постукивать,
Песни заморские чужеземные.
И хотел бы я прекратить, да не можется.
Цепи сами руки подергивают, да мотив иноземный выстукивают".
Говорит ему Наташа-искусница:
"Ох, и странный ты, Фрол-шаман,
Ты ж колдун могучий, не зря шаманом прозываешься.
Что ж не порвал ты цепи эти клятые,
Да не вышел на вольную волюшку".
Тут повесил голову Фрол-шаман,
Закручинился пуще прежнего.
"Да открою секрет тебе, девица.
Вся сила моя колдовская, в установке моей барабанной.
Коли забрать ее от меня, так вполовину меньше сила моя шаманская.
Обманули меня лепреконы, украли мою установку,
Вот и приходится мне сидеть тут прикованному,
Да лепреконскими палочками постукивать".
Отвечает ему Наташа-искусница:
"Не печалься ты, Фрол-шаман,
И не зря прозывают меня люди искусницей.
Уж не буду я девица ждать кого,
А помогу тебе от полона освободиться".
Только прежде включила Наташенька машину свою самоходную,
Повернула там рычажки и колесики,
Загудела машина и выдала рисунок тот с Фролом-шаманом прикованным.
Говорит Наташенька шаману:
"А рисунок сей пригодится нам, когда правды мы будем добиваться".
Осерчал немного Фрол-шаман,
Что полон его людям откроется,
Да деваться некуда, права девица-разумница.
Как включила Наташа машину свою многодейственную, да и второй раз.
Как издала машина та звук невиданный, человечьим ухом не слыханный,
Лишь каменья враз загудели, звук тот вынести не могут.
Да и лопнули звенья цепи стальной, цепи колдовской,
Что сковывала шамана.
Тут и выходил на свет вольный из пещеры темной Фрол-шаман,
Да и выводил за собою девицу мудрую, Наташу-искусницу.
А следом за ними выезжала машина-самоходка, машина хитрая.
И садились они в машину самоходную,
И направлялись они в стольный град Москву на царский суд.
Чтоб наказал он лепреконов зловредных.
Конец второй части.