Калина Ангелина : другие произведения.

Папина дочь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сколько себя помнит Наталья, она всегда очень любила своего отца, и он её тоже. Все рассказы о гражданской войне, о его плене, о героизме его товарищей - всё это доставалось ей, а не её братьям. Она была его любимицей. От того ей было трудно стоять у могилы отца, на похороны которого она не успела.
  Папина дочь.
  Сколько себя помнит Наталья, она всегда очень любила своего отца, и он её тоже. Все рассказы о гражданской войне, о его плене, о героизме его товарищей - всё это доставалось ей, а не её братьям. Она была его любимицей. От того ей было трудно стоять у могилы отца, на похороны которого она не успела. Без слез, а с горечью и чувством огромной вины она смотрела на сырую свежую землю и вспоминала детство, когда было так хорошо.
  Наталья родилась последним ребенком и оттого, может быть, ей доставалось больше любви от отца, чем от матери и бабки Аглаи. Терпеть старую женщину, не любящая её мать и почему то и её, внучку, была той еще пыткой. А что отец? Да, он пытался с этим бороться, особенно пытался защитить от гнева и нелюбви своей матери к ней, его дочери. Но, что он мог? Женское коварство как загадка, никогда мужчина не поймет, что скрывается под улыбкой: месть или любовь.
  И все-таки слеза скатилась по щеке Натальи. Да, она не смогла быть рядом, когда он лежал в кровати, больной и умирал. Да, она не смогла приехать в тот момент, когда его уже хоронили. За это она себя ненавидит и, наверное, никогда не простит.
  Дома у неё осталась дочка Маша. Ей всего три года. Поздний ребенок, но любимый, вымоленный беспросветными ночами. Гена, её тогдашний сожитель, сбежал на заработки на Север, бросив, Наталью одну, уже с животом. Что ж, туда ему и дорога. Она старалась не переживать, чтобы выносить ребенка до родов, да и любовь в принципе давно уже прошла. Так, привычка. Ну, спасибо ему хотя бы за Машеньку. Но почему она, Наталья, не потащила его в Загс, как делали это все? Да, наверное, она и не хотела. Не хотела уже жить с ним, вот и весь ответ. За то теперь у неё есть Маша, её любимая дочка.
  Наталья улыбнулась, вспомнив её. "Эх, если бы ты, папа, видел, как она выросла! Как она танцует, как поет! Когда я приезжала с ней к вам? Ах, да, два года назад, а потом все дела, дела, проблемы. Да, доехать до вас сложно, двое суток на поезде, разве найти так просто столько времени? Да и переезд в квартиру год назад, а там столько забот прибавилось. Наверное, я просто оправдываюсь за свою беспечность...": думала Наталья.
  Она снова вспомнила детство. Их дом с палисадником, свою новенькую школу, где они сажали во дворе всем классом яблони. А ведь они до сих пор там растут и радуют глаз! А их собачка Майка? Эта маленькая дворняжка принесла столько радости за свои десять лет больше, чем за всю жизнь её бабка Аглая! Как Майка любила лизать ей нос, а как они вместе ходили купаться на реку и, если, Наталья заплывала далеко, то собака заливалась в лае, чтобы вернуть её обратно.
  Никогда Наталья не забудет рассказы отца о войне! Выпив рюмочку другую, он любил позвать её к себе и как то невзначай начинал свои истории.
  " Эх, дочка, меня ведь в 1919 году три раза вешали офицерики": начинал он одну из историй ": На рассвете они нас на хуторе окружили, взяли в плен и давай вешать на деревьях всех подряд без разбору. Был там такой главный у них...дай-ка вспомнить...Герчинский! Стоит, покачивается, всем приказы раздает, на каком суку нас вешать. А весна стояла ранняя, деревья еще голые, только почти начинали кое-где листочки проклевываться. Ну, вот дошла очередь до меня, иду, а этот рыжий, ну Герчинский, кричит своим на каком дереве и суку меня, однорукого, вешать. Я уже и с мамкой твоей попрощался и с бабкой твоей и сыновьями. Ну, все думаю, пожил, хватит. С товарищами попрощался. Ну, вот меня вешать начали без приговора. Табурет то сбивают из-под ног, а тут бац, ветка надломилась, и очнулся я с веревкой на шее прямо на земле. Этот, главный, матом всех кроет, а его подручные меня давай у земли держать, чтоб не сбежал, прям сапогами прижали. А мне сначала и непонятно было: умер я уже или жив. А потом смех меня взял. Смеюсь, а офицерик то разозлился и показывает на другой сук. Вот, вроде за него его вешайте. Ну, начали снова вешать. Я снова со всеми мысленно попрощался. Табурет снова из-под меня сбили. Бах, опять очутился на земле. Ой, крику было, ой суматохи. Сами офицерики уже ржут, говорят этому главному, мол, раз, два раза не получилось, грех третий раз вешать, а тот не унимается, слюной брызжет. Опять рукой тычет, мол, вешайте на этот сук. Ну, вешать, так вешать. Я снова со всеми мысленно попрощался, а офицерикам говорю, мол, вешайте уж раз и навсегда, чего мучайте. Ну, начали процессию, опять табурет из-под меня. Ну, тут дерево не выдержало и вместе со мной и сломалось. Я на коленях на земле, а верхушка дерева прям по Герчинскому, по голове. Вот ведь штука какая! Насмерть его! А я снова жив! Меня тогда офицерики в сарае закрыли, чтоб не сбег, не до меня им стало. А штука то в чем? Дерево то сухое было, а весна была, никто и не посмотрел, спешили больно. Ну, я, дочка, в этом сарае с недельку то просидел, а потом наши пришли. Славу богу, живой остался."
  Наталья заплакала от воспоминаний. Как же она перед ним виновата! Какая же она неблагодарная дочь! Она закрыла ладонями лицо, а воспоминания так и лезли в её голову.
  "Эх, дочка, товарищ был у меня один. Лёхой звали. Славный парень был. Песен много знал, как запоет, так душа радовалась. Он ведь мне жизнь спас, вот так. Было это зимой. Офицериков мы тогда гнали. Замерзли сами, аж жуть. Ну, тут забрели мы в деревушку какую то, а там видимо нас ждали. Стреляют, что и головы не поднять, а скрыться особо негде. В домах засели эти гады! Ну, все думаем, тута и помрем. Меня тогда ранили прям в голову, кровью все глаза залило, ничего не вижу. Тут Лёха увидел стог сена, видимо убрать было некому либо еще, зачем там лежал. Ну, стоит, думает, как до туда добраться, вроде место там такое, что и пули не долетают, стена дома прикрывает его. Ну и придумал, говорит, мол, я один на белом свете остался, а у тебя ребятишки и жена, ты, говорит, за карман мой держись, я тебя доведу, схоронишься. Ну, я вроде в отказ, не могу так, а сам ничего не вижу и не соображаю уже. Ну что делать, схватился за его карман и пошли мы под пулями. Как дошли, одному богу известно, только в меня тогда и пуля не одна не попала. Бросил меня Лёха прямо в сено, накидал на меня, чтоб теплее и сам рядом лег. Лежит и молчит. Так и лежали сколько и не знаю. Да наши все-таки выбили гадов из тех домов, стали искать по деревне не добитых и на нас наткнулись. Говорят мне, жив, ты, мол, или нет. А я еле языком ворочаю, замерз, говорю да. Выволокли меня из стога то, а про Лёху молчат. Я им говорю, Лёху, мол, не забудьте! А они вздыхают только, говорят, хоронить его некогда, времени нет, белые сюда скачут. Меня они все-таки до госпиталя потом доставили, руку мне оттяпали там, отморозил, сказали. А Лёху то мы похоронили. Десять пуль в нем было. Все на себя взял! Герой! Не забуду, тебя, родной": и обязательно выпивал рюмочку за Лёху.
  Наталья от воспоминаний зарыдала еще сильней. Присев на карточки возле могилы, она погладила ладонью сырую землю. Нет, она себя никогда не простит! Никогда!
  Пробыв еще с час на кладбище, Наталья вернулась в отчий дом, где её ждала мать, Глафира Захаровна. Она сидела на кровати в черном платочке, откуда выбивались седые пряди волос, смотрела в пол и вздыхала.
  - Мама,- тихо обратилась к ней Наталья, войдя в дом.
  Глафира обернулась к ней, внимательно посмотрела и произнесла:
  -Вот и наш черед приходит умирать.
  Наталья сняла туфли у порога и голыми ступнями прошла к матери. Сев на корточки возле неё, она взяла её за руку:
  -Прости меня, мама.
  -За что, дочка?
  -За то, что не приезжала. За то, что не была рядом в последние его дни.
  Глафира тяжело вздохнула и отвела заплаканные глаза в сторону:
  -Уже что об этом говорить?
  К вечеру в доме воцарилась такая непроницаемая тишина, что Наталья, лежа в кровати, никак не могла уснуть, а только смотрела в потолок, думала. Там, в её городе, в её квартире за окнами всегда было шумно и людно. Даже ночью всегда кто-то проходил под окнами, иногда кричали дерущиеся коты либо молодая парочка признавалась друг другу в любви. А тут полная тишина. Так странно это.
  Её мать тоже не спит, сядет на своей кровати, вздыхает, потом встанет и ходит по дому как привидение.
  - Чего не спишь?- вдруг спросила она дочь, заметив, что и та бодроствует.
  -Не могу, отвыкла,- тихо ответила Наталья.
  -Машеньку не привезла, а ведь и ей проститься с дедом надо было,- с сожалением сказала мать.
  -Болеет она. Опять. Оставила её с тетей Дашей.
  -Болеет. Чего это она слабая у тебя такая? В каждом письме ты нам писала, что она болеет.
  -В роддоме как застудили, так и идет с того времени. Что я могу сделать? На море её возила этим летом, вроде и получше стало, да опять закашляла.
  -Эх, дочка...- Глафира наконец-то села за стол, уставилась на семейные фотокарточки, висящие на стене,- Помнишь, как перед войной мы ходили в ателье, чтоб эту карточку сделать?- она указала пальцем, на фотографию, где они были все вместе.
  Наталья присмотрелась, в груди все сжалось от воспоминаний:
  -Помню.
  -Сколько тебе было тогда лет? Десять? Девять?
  -Одиннадцать в феврале исполнилось.
  -Вот как, запамятовала я. Все такие молодые, красивые тут. Петенька и Ваня тут еще живые. Будь проклята, эта война. Эх, сыночки. И за что мне такое горе...- Глафира вытерла тыльной стороной ладони слезу и продолжила,- А отец то ваш, на карточке важный. Прям царь, прости господи. Красавец был. Хоть и без руки, а красавец.
  -Любил он тебя.
  -Любил? Это я его любила. Дура была, но что поделать. Любила и прощала ему все. И как жить теперь?- она замотала головой и снова вытерла слезу.
  -Зачем ты так? Ведь горя больше бабка Аглая принесла. Как её не стало, вы, как хорошо жить стали.
  -Ой, дочка. Попила она моей кровушки. И ведь прожила до восьмидесяти лет! Все ей нипочем! Мать мою пережила! А после её смерти мы уж с отцом твоим душа в душу жили. Правда, это. Он для меня даже путевку в санаторий выбил с работы. И как ему это удалось? Говорит, езжай, мать, заработалась ты тут у нас, здоровье свое поправь. Я ведь тогда впервые море увидела. Господи, как там красиво. А вот скучала там, и по отцу вашему и по вам, детям. Еле выдержала, чтобы раньше времени не сбежать. Спасибо ему за это.
  Мать снова вздохнула и опустила голову:
  -Как же жить теперь?
  Наталья села рядом с матерью, тихонько стала гладить ладонью её руку:
  -Переживем как-нибудь.
  -Эх, Наталья, любил он тебя очень.
  -Знаю, мама,- Наталья убрала ладонь и уставилась на фотокарточки.
  -А ведь он тогда мальчишку ждал. Даже имя ему придумал. Егором хотел назвать. Живот уж больно большой у меня был, да роды тяжелые были. Я с тобой единственной только в больнице рожала. Дома бы померла, наверное. Но, ничего, родила тебя в три килограмма восемьсот грамм. Бойкая ты родилась. К нему, к отцу твоему, тогда акушерка вышла, говорит, с дочерью вас поздравляю. А он ей не поверил. Влетел тогда ко мне, никто его удержать не смог. Увидел он тебя и все, как подменили. Ласковый стал, не как раньше. Эх, дочка, он ведь тебя любил, больше, чем меня. И имя дал тебе он. Наташенькой, говорит, хочу назвать. Вот так.
  Мать и дочь помолчали с минуту, подумав, каждая о своем. Тишину нарушила невестка Марина, супруга Николая, старшего брата Наташи. Она вышла в ночнушке из другой комнаты, прошла к ведру и, зачерпнув ковшом воды, стала жадно пить. Ей часто в последнее время хотелось пить, надорвала свое здоровье на Севере, куда они ездили вместе с мужем Николаем. Выпив весь ковш воды, она поставила его обратно и на носках тихонько пошла к двери, но увидав двух женщин, сидящих за столом в полутьме, ойкнула:
  -Мама, до икоты доведете!
  -А ты, Марин, иди, иди обратно в постель,- сухо обратилась Глафира к невестке.
  -Да Ванюша в постели ворочается, вот и встала, - оправдывалась женщина.
  -А ты его отучай уже спать с мамкой. Не маленький, уже в школу на следующий год,- серьезно поучила мать.
  -И то верно, мама,- ответила на это невестка и исчезла за дверью.
  Глафира снова тяжело вздохнула:
  -Уж и разбаловали они Степана, все с мамкой в постели спит. Ирочку с Сашей они так не баловали, молодые оба тогда были, а теперь по какой-то методике воспитывать начали. Что за время? Раньше такого не было.
  Они посидели еще с получаса, и Наталья все-таки решила прилечь. Во сне она видела отца. Он шел по полю, где колосилась пшеница и светило такое яркое и ослепительное солнце, что приходилось отгораживаться от него ладонью. Отец шел впереди, а Наталья его догоняла и все никак не могла догнать. Она ему все кричала, чтобы он остановился, но он её не слышал, а только шел и шел вперед. Но вскоре он все-таки остановился и, не оборачиваясь, произнес: " Ты, дочка, домой иди, тебе со мной еще рано". Сон оборвался, кричал ребенок в соседней комнате. Наталья с трудом встала с постели, осмотрелась и увидела, как мать возиться у печи. Она пекла блины, как в детстве.
  -Мама, тебе помочь?- еще сонная Наталья спросила мать.
  Глафира залила сковороду тестом и ухватом затащила её в печь.
  -Сама справлюсь, не впервые. А ты умойся. Всю ночь ворочалась.
  Наталья прошла к старому умывальнику, взяла в руки мыло и хорошо его намылив в воде, умыла от души лицо. Посмотрела на себя после этого в зеркало, ухмыльнулась и, взяв полотенце, снова посмотрела на мать.
  - Я все-таки помогу тебе. Давно с печкой не работала. Привыкла к плите.
  Уже сидя за столом, когда они пили чай, мать спросила:
  -Наташ, когда у тебя поезд? Ты вчера говорила, да я запамятовала.
  -Завтра, мам, в десять часов.
  -Уже завтра...- задумчиво произнесла Глафира.
  -Да, завтра. Не могу я надолго оставить Машу с бабой Дашей. Ты меня пойми. А вдруг она серьезно разболеется?
  -Конечно, понимаю.
  На следующий день Наталья перед отправкой на вокзал, снова дошла до кладбища к могиле отца. Она стояла и разговорила с ним про себя: " Ну вот, папа, я снова уезжаю. Прости меня за все. Не благодарная я получилась дочь. Прости меня, если можешь. Я помню, как ты помогал мне с поступлением в институт, ты ведь знаешь, что это благодаря тебе я стала заместителем начальника участка. Я планирую пойти выше, ради себя, дочки и ради тебя. Помнишь, ты в меня верил? Ты верил в меня больше, чем я в себя! Я не подведу тебя больше! А помнишь, как у нас с тобой была тайная копилка? Помнишь? Мы купили тогда на эти деньги ситец на новое платье! Как я любила то платье! Я ведь перешивала его, пока оно не истерлось до дыр! Спасибо тебе, за ту радость. А как мы втайне ходили на рынок продавать картошку и грибы? Помнишь? Мы купили тогда маме красивые коралловые бусы. Она сначала нас отругала, за то, что пропали на полдня без предупреждения, а потом так плакала, когда увидела те бусы, так плакала. Папа, я все это помню. А как мы в тайне приютили кошку с котятами на чердаке? Помнишь? Ведь ваш кот Барсик был тем самым котенком! Помнишь, как нас бабка из-за них чуть кочергой не прибила, а потом по двору нас гоняла, а мы смеялись ей, но все-таки кошку с котятами отвоевали! И почему бабка так не любила кошек? Хотя она мало кого любила кроме тебя и брата Васи. Ты извини меня за эти слова, папа. Извини. А помнишь, ты всегда говорил, что если бы родилась еще одна дочь, ты бы назвал её Машенькой? Так вот, я назвала твою внучку Машей как раз поэтому. Ради тебя, папа. И ты уж прости меня, за то, что не смогла стать обычной женщиной как все. Не смогла. Я знаю, тебе не нравился Гена, да и мне он в последнее время нравился меньше. Я помню, как ты переживал, когда я рассталась с Олегом. Мы ведь уже планировали пожениться. Да, я сама себя виню за это. Но, что теперь вспоминать, я была молода и глупа, а возможно это была просто судьба? Впрочем, что об этом. Теперь у меня есть Машенька, твоя внучка. Не до свиданий теперь. Эх, папа, я так перед тобой виновата. Ведь ты был столько раз прав! Ты, прости свою непутевую дочь, прости, что не приехала раньше. Машенька болела, в больнице лежали с ней, то на море выбила путевку, чтобы полечить её. Ох, Маша, Маша, лишь бы поправилась. Папочка, мне пора идти на поезд. Я снова уезжаю, к себе, к своей дочке. Лежи спокойно, пусть земля тебе будет пухом".
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"