Утренняя рутина спасла немало жизней. Рутина - главное изобретение человечества. Соперничать с ней могут разве что антибиотики. Леший верил ей как давней, верной подруге. А она подвела.

Золу разнес по округе ветер. Единственная головешка рассыпалась в пальцах. Нечего было закапывать, нечего прятать. Не стирать же с камней черное пятно?..

Они позавтракали в тишине - парой сухарей и разделенной на двоих горстью орехов. Рита кивнула на рюкзаки. Ее уже был собран, видимо, еще с ночи.

- Ты кое-что забыла.

Она покачала головой.

- Устала? Хочешь, чтобы я понес это сам? Мне правда не сложно, но можно же просто попросить.

- Сделай одолжение, - хмыкнула она, - Я припрятала пару полосок мяса во внутреннем кармане. Так, на всякий случай. Они год как со мной, считай талисман. Остальное - забирай к себе.

Леший решил не продолжать этот разговор. Он и не заметил, как сжал челюсти так сильно, что разболелись зубы под пломбами. Рита молча наблюдала за тем, как он пытается скомпоновать котелок с парой ложек так, чтобы они не гремели. На ее лице не было никаких эмоций, даже скуки.

Около трех часов они ползли куда-то условно на север. Подъемы сделались резкими, иногда приходилось не столько идти, сколько карабкаться вверх. Рита больше не спешила, позволяла себе постоять с половину минуты, обдумывая дальнейший путь.

Наконец они остановились, не дойдя до маячивших впереди скал около километра. Гряда тянулась с востока на запад, образуя гигантские петли. Они смотрели на первую линию обороны Драконьих гор.

- Наверное, поздно говорить, что ты не обязан был делать все это.

- Наверное, - попытался улыбнуться Леший, - Я и сам удивлен, что дошел.

- Обратно будет легче.

Она бросила поклажу на камень, долго выискивала по карманам сложенные как попало бинты. Леший норовил выбросить их еще тогда, в первые дни, но охотница уперлась. Она не желала ни стирать их, ни выбрасывать, ни жечь. Леший смог отобрать только один, самый короткий, насквозь пропитанный сукровицей. Лучше было не думать, как болели ее разъеденные солью ступни. Леший и не думал. Вспомнил об этом лишь сейчас, когда Рита стала мастерить из бинтов... что-то.

Она связывала бинты между собой, мяла, сворачивала, прикидывала так и эдак. Только через полчаса Леший сообразил, что она плетет нечто сродни заготовки для ватника.

- Это, - кивнула она на свою жутенькую поделку, - Это - пара лишних секунд. Не особенно красиво, да... Зато надежно. Знаешь, ведь у меня бесполезная по здешним меркам профессия. Была бы я врачом или как ты - инженером, жизнь моя могла бы сложиться иначе, - она оторвалась от своего "ватника", бросила вопросительный взгляд, - Ведь ты инженер?

- В общем смысле.

- А я была историком. И даже специализировалась на средних веках.

Леший кашлянул, стараясь не замечать того, что она говорит о себе в прошедшем времени.

- Любой историк начинает с увлечения мифами и легендами. Все из детства. Плохое, хорошее. Все, - она начала затягивать петли и узлы. Так сильно, что это слышалось в голосе, - Лернейская гидра, Прометей, гомункулы, охота на ведьм. Чертов меч короля Артура... Я могла бы рассказать тебе с десяток легенд о василисках. Могла бы, будь в этих россказнях хоть какой-то смысл.

- Я бы хотел послушать, - сказал Леший куда тише, чем планировал, - Хотя бы одну из них.

- Какую именно? О том, как они появляются из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой? О том, что они убивают взглядом и боятся зеркал? Или о том, что василиск - не столько реальное чудище, сколько символ?

Скрученные, грязноватые ленты постепенно приобретали вид цельного полотна. Настолько плотного, что в него с трудом пролезал кончик кинжала. Но она не удовлетворилась, продолжила натягивать волокна и дальше.

- Взять хотя бы размер... Где-то пишут, что он не больше гуся, где-то сравнивают его с огромным крылатым крокодилом. Да... крылья - это отдельная тема... Источники сходятся только в одном. Василиск - это нечто порченное, извращенное. Нечто, получившееся, когда нормальный порядок вещей нарушен случайностью или злой волей... Как думаешь, что из этого хуже?

Она перепилила неровные концы, примерила на лицо толстенную, уродливую повязку. Голос ее зазвучал глухо:

- Бармаглот всегда говорил, что мне не хватает гибкости. Представь себе, "чушь" и "Бармаглот" в одном предложении... Я как никто умею приноровиться к случайностям, умею убедить себя, что зло неизбежно. Что оно меня не касается. Даже если участвую в нем сама.

Леший вдруг подумал, что она говорит это с какой-то целью. Он смотрел на нее, надеясь увидеть подсказку, но от ее лица, и без того не слишком выразительного, на виду остались только глаза.

Он вспомнил, как она бежала при первой их встрече. Он чуть не рухнул в то озеро, Фарс едва удержал его. Но она, она и не взглянула на него. Бросилась прочь, оттолкнув его локтем.

Никто из ее группы не вернется. А вы даже не поймете, что произошло.

Нет, он понимал. Теперь понимал. Из Лешего вышел посредственный напарник. А вот приманка могла выйти достойной.

- Помни об этом и держись подальше, - предупредила Рита, непонятно его или себя, - Восемьдесят метров - минимум. Наверняка я знаю только одно. Василиск - экономная сволочь. Я для него - не угроза, а так... Он попытается обойтись...

- Малой кровью? - мрачно спросил Леший.

Она мотнула головой.

- Без яда. У меня только одна попытка, так что заскучать не успеешь. - она выпрямилась, удерживая его взгляд, - Что бы ни случилось, не зли его. Не зли, и он не станет гнаться за тобой. Дождись пока он закончит, и уходи. Медленно, спокойно, без суеты. Главное - не беги.

- Я не побегу.

- Не зли его, - повторила Рита с нажимом, - Ты ничего не исправишь. Только погибнешь зазря.

Она сдернула повязку, набила ее влажным снегом и, поморщившись, приладила ее обратно.

- Как скоро мы отыщем его? - спросил Леший.

- Не знаю. Может через час, может через день. Может - никогда.

- Ты просто бросишь все вещи здесь?

Она обернулась, оглядывая полупустые рюкзаки:

- Запомни это место.

Леший проверил натяжение тетивы и двинулся следом. Уставший, растерянный и злой, он не мог думать о том, что василиск прячется где-то впереди - в одной из блестевших влагой расщелин. Они ползли вдоль гряды мучительно неспешно. Минуту за минутой. Час за часом. Вокруг не было ничего, что могло бы насторожить или отвлечь. Только камень и снег. Только холод в промокших ногах и жар в затылке. Горное солнце старалось прожечь в нем дыру.

Вспоминая об этих событиях, Леший со временем нашел свое поведение довольно закономерным. Но на это ушел год. Нет, он не искал оправдания, только причину. Причину того, что он воображал встречу с василиском пять дней напролет, но в решительный момент - просто замер.

В одно мгновение он следил за тем, как охотница бредет вдоль скал, держа топор в низко опущенной руке. Ее тень, корявая и длинная, стелется позади. Лезвие поблескивает в такт неторопливой поступи. Леший наступает на ровные ямки ее следов. Вполсилы буравит взглядом охотничью спину.

И вот она уже лежит на боку, поваленная мощным подземным толчком. Леший не понимает как умудрился остаться на ногах.

Камни и комья снега летят куда-то вниз. Рита вскакивает, отталкиваясь всеми четырьмя конечностями. Бежит. Неуклюже, с трудом удерживая равновесие. Ее болтает, точно моряка, решившего прогуляться по палубе в девятибалльный шторм. Позади нее все гремит, гудит и чуть не взрывается. Леший смотрит на разрастающийся провал и забывает наложить стрелу. Забывает как дышать.

Слышится то ли визг, то ли вой. Из-под земли вырываются клубы серого пара.

Рита бежит все быстрее. Между ними метров двадцать, не более, и он видит ее стеклянные, потемневшие от ужаса глаза. Он успевает подумать, что она побежит и дальше, а он... он так и останется на этом месте в своем тупом остолбенении. Но случается другое. Она замирает внезапно, будто натолкнувшись на стену. Мажет по нему осоловевшим взглядом. И - возвращается назад.

Все вдруг стихает. И шум падающих камней, и рвущийся из-под земли вой. Пар постепенно рассеивается. Откуда-то снизу слышится все нарастающий скрежет. Леший осознает природу этого звука только задним числом.

Тысячи, сотни тысяч металлических перьев цепляются за камни. В воздухе разносится аромат мяты.

Василиск появляется из ямы разом - он выбрасывает огромное, гибкое тело из узкого жерла. Стальные перья звенят на ветру, метают желтые отсветы. Ясно, почему встреча с ним - это предел возможностей. Слава или смерть - точнее не скажешь. Он лениво осматривается, поворачивает голову то в одну, то в другую сторону. Потом взгляд его останавливается. Но не на охотнице, хотя она значительно ближе. А на нем. Затылок прошибает холодом. Леший почти радуется, когда василиск переключает внимание на Риту. Но радость длится недолго.

"Он растерзает тебя на части!"

Он судорожно встряхивает головой, отгоняя морок. Все это - неправда. Просто злые слова отчаявшегося человека. Запах мяты собирается на губах, покалывает глаза.

"Ты слаба и медлительна!"

Леший видел ее в деле. Помнил бешеную пляску на крохотной, раздавленной противником баррикаде. Так что и это были только слова.

Рита кричит ему что-то. Чудище склоняет красивую, покрытую мелкими лезвиями голову. Стальные когти погружаются в мерзлую землю, скрипят о камни. Василиск и правда экономен, он может позволить себе спокойно ждать пока подействует яд. Рита не может позволить ему этого. На секунду Лешему кажется, что ее неровные движения, этот мечущийся, рваный забег - признак того, что она уже отравлена. Но нет. Это - все тот же бешеный танец. Просто теперь Леший не успевает следить за его узором.

Василиск совершает грациозный и одновременно страшный рывок вверх. Крылья бешено громыхают друг о друга.

Рита бросается влево, катится свернувшись клубком. Когти взрывают землю в считанных сантиметрах от ее головы. Разворот и - бесполезный, звонкий удар по бронированному крылу.

Леший понимает сразу две вещи. То, насколько она хороша. И то, что этого будет мало.

Гибкий, лишенный оперенья хвост сворачивается как лента на ветру. Этот хвост так сильно не вяжется с остальным обликом, что Леший не может перестать смотреть на него. На то, как он распарывает воздух. На то, с какой размашистой страстью он хлещет по тому месту, где только что была Рита.

Ее движения почти неуловимы. Почти совершенны. И все же Леший видит насколько она скупа: как точно отклоняется от кромки стального крыла, как тщательно рассчитывает силы для следующего удара. Он мог бы счесть это позерством, но его собственные губы немеют все быстрей.

Снег постепенно чернеет, смешивается с землей. Василиск мечется на крохотном пятачке. Лешему почему-то кажется, что он считает все это игрой, развлечением. Наверное, так оно и есть.

"Он растерзает тебя на части! Это ты! Ты - слаба и медлительна!"

В раскрытом клюве виднеется частокол острых зубов.

"Ты - слаба и медлительна!"

Новый удар - в самое основание когтя - наконец выводит василиска из равновесия. Он раскрывает пасть, собираясь обдать все вокруг ядовитым, морозным дыханием.

"Слава. Или смерть"

Лезвие топора блестит на солнце, крутится волчком. Ввинчивается в раскрытый клюв. Но Рита слишком утомлена. Она выбита из колеи страхом, разбита пустыми тренировками.

Бросок не идеален и топор застревает в нёбе чудовища.

Слава или...

Василиск приходит в бешенство. Крылья рвут воздух, гремят сотней скрещенных клинков. Пасть чудовища изрыгает светло-зеленый, быстро растворяющийся в воздухе дымок.

Идиотская, пропитанная талым снегом повязка больше не защищает охотницу.

Леший видит, как она падает, смешно вскидывая руками.

Видит, как василиск тянется лапой, старается выковырять из глотки ненавистную занозу. Чувствует, как мятная вонь усиливается, сбивая дыхание.

Тугие кольца хвоста обвиваются вокруг ее шеи, подтягивают безвольное тело ближе.

Губы и язык окончательно немеют, во рту скапливается слюна.

Василиск смотрит на него, выкрутив голову вверх тормашками. Леший не чувствует боли в запястье. Не чувствует пальцев. Порыв ветра бросает ему в лицо новую порцию яда.

"...не зли его..."

Как же она не поймет?.. Он только этим и занимается всю свою жизнь. Обходит углы, думает наперед. Делает так, как советуют знающие люди. И все же "не злить" у него не выходит.

Василиск дергает горлом, раскрывает клюв так широко, что Леший видит красный зев и черный провал глотки. Всего восемьдесят метров, будь он на стрельбище, пришлось бы стараться, чтобы не попасть по малоподвижной мишени. Вот только выстрел начинается, как ни странно, с ног. А они уже превратились в набитые ватой бумажные трубы.

Он уверен, что промахнется, но не может ничего поделать с собой. И - разжимает пальцы.