Народ в "Трёх Глухарях" бывает самого разного вида: и в шелках, и в тряпье - обслужат всякого, лишь бы платил.
- А-а-а! Гирхан, старый ты плут! Сколько лет, сколько зим! А ты всё такой же хомячок-пухлячок! - громогласные вопли, ритуальные тумаки по спине, вежливое недоумение на лице у "жертвы"... Сразу и не понять, то ли и вправду встреча двух старых друзей, то ли ловкий "щипач"-гастролёр нашёл себе добычу...
- Это же я, Айво! - вещал верзила самого что ни на есть разбойного облика: одет хоть и в чистое, но явно из разных гардеробов взятое, в ухе болтается крупная золотая серьга, а лицо кроме как рожей и назвать-то не получится. Одним словом, разбойник. - Мы ж с тобой одну каморку в Высшей Школе делили! Ну?
- А-а-а, Айво! Да тебя просто и не узнать стало! - Не очень уверенно проблеял низенький пухлячок, и вправду похожий на испуганного хомяка.
- Хозяин! Жбанчик пива бы нам! Живо! - громогласный Айво уже умудрился осушить полупустой кувшин Гирхана "за здравие старых друзей" и жаждал продолжения.
Заказы в "Трёх глухарях" всегда исполнялись быстро, так что не успело утихнуть эхо зычного крика Айво, как вожделенный жбанчик уже исходил пеной на столе. И вторая кружка - домысливать заказы посетителей давно вошло у хозяина в привычку; бывало, достаточно поутру молча щелкнуть пальцами, а тебе уже несут заледенелую кружечку и исходящий паром горшочек с обжигающе-пряной заедкой.
Нисколько не удивившись предупредительности хозяина, Айво деловито набулькал пива по кружкам.
- Выпьем же за нашу срану матерь - Высокую Школу!
- Не срану матерь, а альма матер! - машинально поправил друга обстоятельный Гирхан, потихоньку отходя от неожиданного испуга, чему весьма способствовало пиво.
- А, какая разница, всё равно мы от неё ничего хорошего не получили! - сплюнул Айво. - но все равно - выпьем!
- Па-а-зволь, это как это - не получили? - приподнял брови толстячок, окончательно приходя в себя. - А как же образование, знания, диплом, наконец?
- Да засунь ты этот диплом... вместе со всеми знаниями и образованием! - прорычал Айво. И добавил нечто такое, трёхэтажное, пересыпанное высокоучёными словами, да ещё и складно, в рифму, отчего становилось ясно, что курс изящной словесности всё же был прослушан не зря.
Выпили молча - как дань уважения изящности слога.
- Так тебя что, так и не взяли никуда? - Сочувственно протянул Гирхан. - А почему? Вроде же ты одним из первых был, пусть и не золото, но на серебро точно шёл?
- Шёл-шёл, да физией не вышел! Все эти физио-гнобисты как сговорились: не может де человек с такой физией образованным быть, ибо соответствующие образованности черты лица не получили должного развития, следовательно, диплом и медаль были украдены у настоящего Айвена Школяра. Чуть пожизненное не получил за душегубство, ибо от настоящего Айвена жалоб об краже не поступало и, следовательно, согласно логике, оный Айвен Школяр был злонамеренно умервщлён выдающим себя за него субъектом. Хорошо хоть проездом там случился декан наш, который меня в лицо знал. Но всё равно - в личном деле уже отметка появилась о судимости, а с ней - будь ты трижды золотомедальником и племянником самого ректора... Выпьем, чтобы этим гнобистам икалось?
- Ну дела-а-а... - выдавил из себя толстячок, сочувственно округляя глаза. - И как же ты теперь?
- А никак. Перебиваюсь случайными приработками по городам и весям: где указы читаю, где указы пишу, где письма помогаю составлять... Выпьем за то, чтобы дураков на наш век хватило!
- А судимость как же?
- А что судимость? На безрыбье и рак сгодится. Выпьем - без закуски! Хозяин, еще пару жбанчиков!
- А если поймают на "сером писарстве"?
- Слова к делу не пришьёшь, а на "горячем" меня покуда еще никто не поймал. Так-то вот! Выпьем?
Выпили - за умение противостоять козням Судьбы. Толстячок уже преизрядно охмелел, а у гиганта Айво - ни в одном глазу.
- А д'вай я тебя к с'бе в'зьму, по старой дрюжбе? А?
- И кем же? третьим подавальщиком младшего очинщика перьев? - презрительно скривил губу старый друг.
- Ну з'чем ты так? - Обиделся Гирхан. - Я к т'бе со всей, понимаешь душой, а ты в нее плевать?
Но драки не вышло - хмель оказался сильнее, и толстяк быстро отмяк, махнул на всё рукой и, позабыв обиду и своё предложение, стал устраиваться поудобнее на столе, чтобы "переждать дурноту".
Решив не мешать другу, Айво устроил толстячка поудобнее, даже подложил тому под голову его же шапку и заботливо укутал его же плащом. И на цыпочках удалился восвояси.
Вой поднялся, когда кабатчик, выждав из вежливости толику времени, пошел будить не умеющего пить толстяка, дабы тот расплатился за выпитое.
-А-а-абакра-а-али! - Взвился к закопченному потолку сиплый глас Гирхана. - Кошель с пояса сре-е-езали!
В первый момент толстяку никто не поверил - ибо какой же наглостью надо обладать, чтобы вот так вот, в самих "Трех глухарях", где, как всем известно - только тс-с-с, никому ни слова - столуется исключительно тайноприказный люд, какой-то заезжий щипач осмелился обчистить "курицу" чуть ли не на глазах у всех?
Потом же, когда выяснилось, что срезали отнюдь не кошелек с монетами, а сумку с депешами, да не абы у кого, а у писаря первой категории при внутреннем посольстве...
Первым делом перекрыли все входы-выходы в кабаке, потом кинулись всех подряд обыскивать, потом сообразили послать за тайницкой стражей, потом долго выясняли, кто там ломится снаружи... вобщем, пока дело дошло до вопроса к жертве ограбления "Какие именно бумаги у вас украли?" времени было упущено преизрядно...