"Гамлет" Шекспира давно уже стал символом рефлексии, заразительным и побуждающим к такому же размышлению над собой, как поощрял самого Гамлета к рассуждениям череп "бедного Йорика". "Гамлет" кажется "шуткой гения", какой-то провокацией, брошенной хитро улыбающимся Бардом толпе шекспироведов и философов, с готовностью накинувшихся на такую соблазнительную приманку и породивших целый ряд забавных измышлений и заблуждений. Вот самые распространенные из них:
1. Серьезные размышления о том, безумен ли Гамлет;
2. Что Гамлет обычный мститель, как сын своего века и как порождение на потребу зрителям шекспировской эпохи, так же падкой на кровавые зрелища, как и публика всех времен (ранее считалось хорошим тоном напомнить, что именно в эту эпоху толпой ценились пьесы с морями крови, но действительность показывает, что это актуально и сейчас, так же, как обычно);
3. И наконец, самое историческое из заблуждений, что король Клавдий занял трон вне очереди.
Как говаривал не менее знаменитый персонаж английской литературы Шерлок Холмс: "Все это, Ватсон, абсолютная чепуха".
Все эти заблуждения существуют вопреки тому, что в самой пьесе существуют ключи к каждой из проблем, а может быть даже иногда и благодаря им. Каждую из этих проблем можно олицетворить другими персонажами пьесы, своеобразными отражениями Гамлета. Отражение его безумия, ставшего настоящим - Офелия, сошедшая с ума, после смерти своего отца. Отражение его жажды мести - Лаэрт, также не желающий оставить смерть своего отца безнаказанной. Отражение его статуса - как сына, не наследовавшего трон отца - принц Фортинбрас, сын старого норвежского короля и племянник настоящего правителя Норвегии, ищущий себе других земель по старинному обычаю викингов.
Начнем с конца. Случаен ли этот последний момент? Как выясняется, Шекспир был более серьезным историком, чем некоторые исследователи, бравшиеся за "научный разбор его произведений". Шекспир нарочно поставил рядом с историей Гамлета историю Фортинбраса - для придания нужного колорита времени и обычаев - пушки, рапиры и прочие анахронизмы не в счет - они всего лишь элементы декораций. Временам Шекспира, более раннему средневековью, или более поздним временам всегда был присущ в искусстве этот "авангардизм" - помещение старинных сюжетов в современную обстановку, благодаря которому Александра Македонского заключали в максимилиановский доспех и ставили во главе такой же закованной в латы от макушки до копыт лошадей, конницы, украшенной весело развевающимися плюмажами, а рыцарям короля Артура изобретали гербы по придворным законам XII-XIII веков. Но это лишь внешний символизм. А колорит сурового Севера Европы воплотился у Шекспира не только в упоминании собачьего холода в окрестностях Эльсинора, но и в древнем законе наследования власти у Скандинавских народов - не от отца к сыну, а к следующему старшему в роду. Так наследником трона стал не только Клавдий, но и дядя Фортинбраса, "в обход" племянника. Шекспир намеренно проводит параллель - для норвежцев и датчан данная ситуация естественна.
Выходит, женитьба Клавдия на Гертруде не служит всего лишь цели достичь трона. Клавдий всего лишь "дополнил список", женившись на вдове брата, которую, судя по всему, действительно желал. "При мне мой край, корона, королева" - все это достигнуто ценой одного братоубийства, и королева - в списке достижений, а не средство. Кровосмешение здесь - отдельный грех, а не суровая необходимость. Тут скорей и вина Гертруды, соблазнившейся перспективой остаться женой короля.
Ввиду естественности порядка престолонаследия, Гамлет в начале пьесы лишь огорчен смертью отца и скорым забвеньем его матерью, но вовсе не раздосадован "обходом" своей очереди, и не помышляет о заявлении своих прав. Предел его желаний - уехать в Виттенберг, и постараться избавиться от неприятного осадка, оставленного в его душе похоронами, тут же сменившимися буйным праздником. Лишь появление призрака, поведавшего Гамлету свою историю, полностью переворачивает все планы, намерения и стремленья принца. "Я с памятной доски сотру все знаки..."
Но.
Вот тут мы переходим ко второму заблуждению.
Да - первый порыв Гамлета - желание мстить - немедленно, жестоко, как требует того кровь викинга в его жилах. Что же заставляет его медлить? Что заставляет Гете написать, что Гамлет: "несчастное существо, лишенное силы чувств"? Хотя трудно представить тут промашку большую, чем допустил великий Гете, которую можно объяснить лишь тем, что он слишком был увлечен внешним проявлением идеи романтизма, "бури и натиска", просто из противоречия унылому рационализму.
Но дело в том, что Гамлет - человек не только страсти, но и рассудка, и обе эти стороны в нем столь сильны что породили тот внутренний конфликт и титанический заряд эмоций, который и сделал пьесу бессмертной.
Противостояние ума цивилизованного человека, философа, исследователя, которым стал Гамлет в Виттенберге, к чему продолжал рваться его разум, и священного гнева, ярости викинга, того мира, плотью от плоти которого он рожден - что может быть разрушительней, если вырвется на волю, или саморазрушительней? Какое давление должно быть в этом кипящем котле?
Гамлет жаждет отомстить, но его разум не позволяет ему действовать слепо. Он притворяется безумным, чтобы иметь возможность провоцировать на откровенность, говоря загадками, будто невпопад, наводя на темы, которые никогда бы не всплыли, ведись разговор спокойно, исходя из позиций нахождения всех собеседников в своем уме. Ведь "может статься, тот дух был дьявол. Дьявол мог принять любимый образ. Может быть, лукавый, расчел, как я устал и удручен, и пользуется этим мне на гибель. Нужны улики поверней моих..." Гамлет чертовски осмотрителен и самокритичен, недоверчив как исследователь. Ему нужно все проверить, узнать точно, и лишь тогда нанести удар, и не нанести его несправедливо. И тут прибывают актеры, и Гамлет устраивает для Клавдия настоящий "следственный эксперимент"! "О Горацио! Тысячу фунтов за каждое слово призрака!" Эксперимент удался. Теперь он может мстить со спокойной совестью. Но увы, первый, кто подвернулся ему после того, как он решил наконец нанести удар, был Полоний. Гамлет сам нечаянно запятнал себя нежданной кровью и стал злодеем. Это свело с ума Офелию, как будто заразившуюся безумием после потери отца по примеру самого Гамлета, но на этот раз всерьез (говорят, что то, что однажды произошло как трагедия, затем повторяется как фарс, но не менее редко и то, что было фарсом, повторяется, как трагедия, а то и более часто), и в конце концов сгубило и самого Гамлета.
Сам Гамлет не был безумен. Почему? Потому, что в этом нет никакого смысла ни для него, ни для хода пьесы, каждый шаг его взвешен и обдуман. Здесь лишь игра ума, а не безумия. Что же до видения призраков, тем же грешны и Горацио, и пара-тройка офицеров стражи. Если это и галлюцинация, то достаточно массовая, чтобы считать ее симптомом для отдельной личности.
И вот, убийство Полония, спутавшее карты, отправка в Англию, и снова месть отсрочена. Меж тем, в Данию возвращается Лаэрт. Он не собирается проводить следственных экспериментов, он просто хочет отомстить за смерть отца и вторгается в королевский замок силой, подняв восстание. Ему не нужно заботиться о крепости трона и политике, и о том, что неподалеку собирает войска Фортинбрас, он еще не принц, он более свободен в выборе своих действий. Он то, чем был бы Гамлет, если бы не остужал своих страстей рассудком и желанием действовать справедливо. И это делает Лаэрта орудием в руках короля - желание мстить, не разбираясь, под одним лишь шквалом чувств (а шквал, надо признать, был мощным, безумие и смерть Офелии могли добить и менее эмоционального брата). По своему, формально, Лаэрт прав. Гамлет виновен и в смерти его отца, и в безумии сестры, и Гамлет будет наказан. Закон мести исполнен Лаэртом как нужно. Но опять же, размышления, смерть королевы на его глазах, признание собственного поступка "против совести", когда уже все исполнено, побуждают его перед смертью простить Гамлета - долг уже уплачен, и дать и ему исполнить закон своей мести, объявив во всеуслышанье: "Король виновен". Гамлет и Лаэрт прощают друг друга. Простим и мы.
И наконец, явленье Фортинбраса. Последнее отражение Гамлета. Сын и племянник короля, наконец нашедший свой трон. Гамлет мог бы быть на его месте. В древней легенде он и стал победителем и королем. Но Гамлет Шекспира не победитель в обычном смысле слова, он был слишком честен, чтобы жить после того, как ему пришлось разрушить собственные идеалы, вступив в кровавую схватку... с самим собой. Только себе самому он и проиграл. И все-таки, проиграл ли? Или сам его уход был моральной победой, примирением с собою.
Безумие, месть и кровосмешенье? Дело было совсем не в них. Если уж так, и у самого Шекспира только по количеству пролитой крови больше прославились бы "Тит Андроник" или "Ричард III".
"Гамлет" - величайшее произведение о борьбе тьмы и света в самом человеке, о силе его духа и силе обстоятельств - причем о борьбе этих сил на равных.