Кошовец Павел Владимирович : другие произведения.

Необычная компания: Жернова судьбы. Книга 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Необычная компания (5)
  
   Жернова судьбы.
  
  
  Рука устала колоть и рубить, пот заливал глаза, несколько царапин, казавшихся не опасными, начали жечь огнём. Сказать, что ей везло, так это неправда - просто её прикрывали со всех сторон, когда она яростно и безрассудно рвалась на кромку баррикады, навстречу бесконечному движению уруков. Это были одни из самых тяжёлых минут в её жизни. Вначале её поддерживали ярость и праведный гнев, потом, когда одного защитника в мгновение ока искромсал взобравшийся ягир, на её глазах откусив руку по локоть, а ударом лапы оторвав голову, лишь стоявший слева усатый гвардеец буквально телом самоотверженно опрокинул взбешенное животное назад, сорвавшись следом за ним в гущу "тёмных", в ней поселился страх. Но в быстро меняющихся кадрах сражения предаваться боязни было просто некогда.
  Львиную долю по её защите осуществлял опекавший её Руайял АллФаррийял, в который раз поражая Лидию мастерством владения оружием. Восточник творил чудеса, скупыми, экономными движениями повергая "тёмных" и их животных. Ничего лишнего: мгновенный укол в горло, глаз - любое доступное открытое место, плавный росчерк, аккуратный - кажется, едва касаясь - но с неизменным результатом: расцветающая алым бутоном шея, отсечённая лапа, перебитая конечность, и контрольный удар, мимолётный, как биение крыла бабочки, полёт лезвия в обрамлении чёрных капель. Он успевал везде. В случае опасности, давления уруков на их участке, находился рядом, при вероятности прорыва слева или справа, Руайял по неширокой кромке мостков, между отчаянно отбивающихся агробарцев, держащих на своих местах оборону, умудрялся просачиваться к критичной точке. Складывалось впечатление, что у него не два, а на порядок больше глаз (в том числе и на затылке). Лидия видела, как он отбивался от двух уруков, уже практически взобравшихся наверх, атакующих восточника при этом весьма эффективно и грамотно блокирующих его выпады (это был как раз один из тех моментов "на грани", когда принцесса даже подумала, что они не устоят). Она же, тоже занятая отражением атаки, с ужасом поняла, что не успевает прийти на помощь. И тут наверх влез ещё один "тёмный" со спины бьющегося Руайяла. Один из ремесленников в отчаянном рывке попытавшийся сбросить врага, неудачно раскрылся и пропустил прямой укол в живот - удар был столь силён, что лезвие ятагана прошло кожаный доспех, словно яичную скорлупу. Следующий замах "тёмного" должен был прервать жизненный путь молодого воина с востока, но тот, не оглядываясь, левой рукой, вооружённой длинным кинжалом, неожиданно ткнул назад, и приблизившийся урук напоролся прямо на лезвие, и, уже падая, безвольно уронил руку с оружием на плечо Руайяла. Тот и тогда смог отклониться в сторону, и ятаган бессильно чиркнул по наплечнику, не нанеся никакого урона. Что там было дальше в противостоянии сына эмира и двух уруков, Лидия уже не видела - наверх влезло несколько свежих защитников, оттеснивших назад принцессу. Но Руайяла она увидела позже на правой стороне - его заметный островерхий шлем с уцелевшим голубым плюмажем мелькнул там, где он пришёл на помощь Фиори.
  Этой, казалось, бесконечной и сумасшедшей рубке не будет конца. Передохнув несколько ударов сердца за спинами отбивающихся людей и проигнорировав настойчивые призывы РоПеруши убраться с переднего края - маркиз сейчас оказался внизу и сейчас координировал действия защитников, отправляя резервы на сложные участки и заменяя уставших бойцов - она снова бросилась в бой. Нет, она не искала смерти и реально понимала, что её гибель может обречь всех этих людей, её друзей, союзников и подданных на поражение. Но, в конце концов, ещё была её сестра Руфия, последняя из РоБеруши (кстати, она не могла вспомнить, видела ли её в последнее время, и просто надеялась, что Гарч или отец Апий хорошенько её спрятали, а благоразумие, присущее сестре, убережёт от глупых поступков). Просто... Просто она не могла остановиться - ей... нравилось сражаться. Не зря в своё время наставница Брада в худой, нескладной девочке смогла рассмотреть будущую воительницу и привить любовь к оружию. Смотреть в лицо врагу ей было предпочтительней, нежели видеть гибель близких.
  В какой-то момент напор "тёмных" усилился, и на верхушке баррикады всё перемешалось. Разобрать в толчее, где свой, а где чужой, стало очень сложно - пытаться реагировать можно было лишь на то, что видят глаза. Использовать длинное холодное оружие стало проблематично, в ход пошли ножи, стилеты, кулаки. А сдавленная со всех сторон Лидия просто не могла поднять руки. Благо, в поле её зрения были человеческие лица и доспехи, и лишь чуть левее находился спиной к ней урук в характерном шлеме.
  Но тут левый фланг обвалился. Люди и "тёмные" посыпались вниз. Лидия в ужасе оглянулась и обмерла. Под баррикадой образовался вал копошащихся, рвущих и терзающих друг друга тел. А застывшая чуть дальше редкая цепочка защитников, так сказать, последняя линия обороны, напряглась в ожидании атаки. Напротив же неё, по кромке защитного барьера, угрожающе рыча и махая ятаганами, к ней спешили уруки. Стоящие перед ней двое защитников продержались какое-то время, а потом один за другим сверзились вниз - первый с проломленным черепом, второй неудачно споткнулся и в незавершённом выпаде был сбит "тёмным".
  Лидия уклонилась от замаха подобием булавы на длинной рукояти, её шатнуло на неровной поверхности перекошенных и кое-где уже сломанных мостков, неловко ткнула обломком пики. Здоровый урук небрежно отмахнулся от её оружия и осклабился, обнажив внушительные жёлтые клыки. И что-то прорычал, явно адресованное ей, но разобрать это в сумасшедшем шуме было невозможно. Два широких замаха крест-накрест, и если от первого Лидия увернулась, то второй отдался болью в кисти в неловко поднятом защитном и, по правде говоря, абсолютно бесполезном жесте. Пика улетела, рука онемела. В каком-то замедленном пронзительном времени, жадно хватая воздух пересохшим ртом, она наблюдала вырастающего перед ней "тёмного", расплывающаяся от застилающих глаза слёз страшная рожа кривилась торжествующе и презрительно. Или это ей казалось? Скошенный вниз взгляд успел заметить движение, но ни разум, ни вбитые когда-то Брадой рефлексы, словно залитые киселём, уже не успели отреагировать. И тогда колено урука вошло её в живот, вышибив остатки воздуха, а шипастый кулак обрушился на голову...
  Звуки исчезли. Как и боль, эмоции, переживания, мысли. Она куда-то долго-долго падала, отрешённо и спокойно наблюдая удаляющееся небо. Что-то проникло в рот, едва освежив сухие губы, язык вяло шевельнулся. Это - кровь, - грустно констатировала она. Лицо ощущалось, как неживая, восковая поверхность, укрытая тонкой, остужающей, будто от острожных касаний ветра, плёнкой... Обидно, - теперь ей никогда не быть прежней (имелось ввиду, привлекательной внешне). И пусть этот вопрос её по-настоящему никогда не волновал, здесь и сейчас именно он имел значение.
  Теперь она плыла куда-то, судя по раскачивающимся движениям. Серые пятна, заслонившие небосвод, настойчиво взывали к ней, и она попыталась сообщить им: всё нормально, не стоит так волноваться. Получилось или нет, она не смогла бы с уверенностью утверждать, поэтому в подтверждение предыдущих слов постаралась изобразить улыбку. Но капризные губы подвели её... Ну, и к дракону их... Её ничего больше не волновало, с заботами покончено. Почему-то эта мысль окончательно натянула одеяло тьмы на глаза и растревожила безысходность, странную, угловатую птицу, раскрывшую клюв и издавшую тоскливый стон, а затем расправившую крылья. Она умерла?..
  
   * * *
  
   - Просыпайся, Прейр...
  Настойчивый нежный голос звал его. Отказать ему было совершенно невозможно. Вот только понять направление движения (если это вообще реально: логика и рассуждения во время сна) - в явь или забытье, никак не получалось. Оставалось стойкое ощущение, что ему предлагалось просто не открывать глаза ради продления удовольствия. Тем более, лёгкие касания, будто весенний ветер, прошлись по щеке. Но после, правда, скользнули к плечу и требовательно затормошили.
  Какая-то тревога, подспудно маячащая на краю сознания и неприятным фоном очерняющая чудесные мгновения, заставила руку судорожно зашарить на поясе в поисках... Он открыл глаза.
  Мягкая линия упрямого подбородка прогибалась под неширокими, но полными, будто от переизбытка сока, валиками губ, вопросительно и словно приглашающее приоткрывших тёмную щёлочку, где - как он знал - за ровненькой оградкой ровненьких зубов живёт юркий и весьма аппетитный язычок. От искусно вырезанных аккуратных ноздрей и задорно приподнятого кончика носа начиналась тонкая дорожка вверх, преодолевая которую никогда не хотелось спешить... И уже там, под хрупкими зонтиками ресниц открывались два серо-голубых колодца, абсолютно бездонных и таких желанных.
  Велья с загадочной улыбкой феи-собственницы рассматривала его, касаясь того, что привлекло её внимание: жёстких полуседых волос, лба, неторопливо пройдясь вдоль свежего шрама, мимо растрёпанных бровей и вздрогнувшего от щекотной, какой-то прохладной ласки, в который раз пострадавшего и поэтому кривого и багрового носа, сквозь щётку колючих усов к незажившим пока губам.
  Вот оно счастье! Вот ради чего стоило пройти с боями полгорода, лить свою и чужую кровь, чувствовать себя мёртвым - ради целительной и прекрасной капли жизни, в которой легко утонуть. И пусть многие считали РоГичи чёрствым и замкнутым, а после второй женитьбы, как ни парадоксально это звучит для королевского гвардейца, эталона мужественности, уверенности, поборника справедливости и, в конце концов, настоящего героя, именно с которого и ваялись те персонажи мужского пола в характерных романах, над которыми сонмами витали девичьи вздохи, лились слёзы, а бьющие в унисон сердца и прочие составляющие женского начала, экстренно вырабатывали восхищение, вообще слыл махровым подкаблучником, ему на это было плевать. Не так сильно, как хотелось - всё-таки нужно соблюдать приличия, но потенциальным пьяницам, идейным бабникам и любителям острых ощущений, которых хватало в среде гвардейцев, капитану было что сказать.
  В изумительных глазах Вельи вспыхнула неожиданная лукавинка, и она, порывисто наклонившись к нему, одарила таким сумасшедшим поцелуем, что крохи мыслей и заготовки рассуждений разлетелись на хрустальные осколки...
  - Тихо-тихо, глупенький, - с негромким хрипловатым смешком, неторопливо отстранилась она, мягко, но непреклонно убирая его руку со своей груди и поправляя волосы. По затуманившемуся, блуждающему взгляду и прерывистому дыханию, Прейр понял, что Велья тоже по нему соскучилась. Но уже следующие её слова заставили сожалеть о неподвластности обстоятельств (при этом иронично констатируя тот факт, что женщины умеют сводить с ума и манипулировать). - Приходил такой неприступный благородный тариец, - она надула губы, пытаясь с детской непосредственностью изобразить оного, в котором капитан без труда узнал надменного начальника охраны посла. - Но я не пустила, сказала, что ты занят в уборной.
  РоГичи невольно покраснел, представив выражение лица барона, он рывком сел, зашарил в поисках одежды и не находя её. Попытался вспомнить, что было вчера, но кроме едва уловимых эпизодов - сценок, в голове звенела в основном гулкая пустота. Вот его доводят до дверей, вот он не может оторвать взгляд от мерно сопящей дочери, вот Велья вроде помогает - другая женщина вряд ли бы это делала? - мелькнула паническая мысль - ему раздеться, поливает из кувшина на шею и... Всё - провал.
  Звонкий, задорный смех вернул его в реальность. Он инстинктивно попытался нахмуриться и высказаться по поводу недопустимости некоторых вещей, но резкие слова просто испарились, когда он поднял голову.
  Велья, не в силах остановиться, продолжала смеяться, таки вызвав у мужа невольную ответную улыбку.
  - Ух, ты какой гро-о-озный, - указала на него, задыхаясь, а Прейр только сейчас обратил внимание, что сидит голый по пояс, в одних подштанниках, опустил голову, пошевелил босыми пальцами ног, и сам хихикнул, представив свой вид со стороны. - И тяжёлый, - со значением добавила, успокаиваясь, и тут же пояснила сыгравшему в непонимание мужчине: - Хорош муж: стоило увидеть жену, как глаза сами закрылись, - только дублёная, загоревшая и проветренная шкура не дала ему по-настоящему покраснеть. - Ничего, - примирительно закончила Велья, протягивая ему бельё и - вот чудо! - свежевыстиранную гвардейскую форму, - будем считать, что ты просто побоялся ослепнуть при виде меня, единственной и великолепной.
  - Угу-м, - буркнул капитан, торопливо одеваясь и не смотря на жену. Он всегда немного терялся, когда Велья начинала озорничать и баловаться. Видно, всё-таки сказывалась разница в возрасте.
  - Не спеши ты так, - постаралась урезонить мужа Велья, помогая зашнуровывать кожаную безрукавку. - Тариец сразу ушёл, сказав, что тебя хочет видеть посол. А за дверьми тебя ждёт Даг, - смешно сморщила нос. - Только и он никуда не спешит, - задумалась на мгновение и с непритворным удивлением продолжила: - Я вообще не припомню, чтобы он когда-нибудь спешил. - И совсем невпопад завершила: - Настоящий мужчина: размеренный, солидный, рассудительный.
  Комментировать сказанное Прейр не решился - себе дороже. Как и стараться соответствовать заявленному эталону - не факт, что у него получится - это раз, и где гарантия, что через пять минут ветреная Велья не изменит мнение? А уж на обстоятельства, в которых верный сержант совсем не выглядел "размеренным" и "солидным" лучше вообще повесить огромный амбарный замок - зачем травмировать подобными страхами тонкий женский слух.
  - Эти тарийцы с самого утра носятся, что угорелые, - вот эти слова его насторожили, но уточнить, что вообще происходит, капитан уже не успел, - Велья чмокнула его в щеку и упорхнула в коридор.
  Невозмутимый Даг, отлипнув от стены, встретил его вопросительным взглядом.
  - Я в норме, - чуть смущённо, негромко бросил РоГичи и перевёл взгляд на стоящего рядом с сержантом мужчину. Явно солдата, ибо при виде капитана он заметно подтянулся. Да и лицо смутно знакомое, но в тёмном коридоре точнее сложно было разобрать.
  - Доброе утро, капитан, - поздоровался Даг. - Ваша жена сказала вам, что с первыми петухами по инициативе посла стал формироваться сборный отряд для выхода? - он очень внимательно посмотрел на РоГичи, а тот нахмурился: что бы это значило? Но мысли, готовые сорваться в галоп, остановил сержант. - Хочу вам представить капрала второй роты корлевской гвардии Ори РоБлейши. - Паузу, взятую Дагом, они заполнили положенными при знакомстве фразами. - Ори из-за ранения на дежурстве остался в столице, - продолжил Даг, взяв инициативу на себя. - Но когда всё случилось, ему пришлось покинуть свой дом, так как за ним пришли - в общем, кто-то донёс "ночным" о гвардейце. В итоге он оказался в Пьяной слободе, и, не желая оставаться в стороне, предложил тарийцам свой меч. Но лишь те узнали, что он из "чаек", тут же его заперли. Нет, никаких угроз, добрая кормёжка и комната без окон. Один раз пришёл его расспросить посол, а потом с ним говорил граф РоТай - и всё. До сегодняшнего утра.
  - Меня и задержали, и отпустили без объяснений, - пожал плечами крепкий седоусый капрал, а капитан понял, что ему очень срочно нужно увидеть ПремурТара.
  - Объяви всем нашим, пусть будут на всякий случай наготове. И срочно нужен проводник к посольскому дому.
  Вчера ночью, когда барон-тариец вёл его улочками Слободы, ему сложно было следить за дорогой. Единственное, что помнил - их отряд определили на постой к вербарскому негоцианту. И сейчас, следуя за широкой походкой сержанта по гулким и длинным коридорам особняка, он коснулся его плеча и негромко произнёс:
  - Если вдруг я не вернусь, - взгляд Дага стал неуловимо жёстким, - вы вольны поступать, как сочтёте нужным. Не думаю, что тарийцы будут воевать с женщиной и ребёнком, - сержант понимающе кивнул. - Это так, на всякий случай.
  Смышлёный мальчишка лет десяти, племянник хозяина особняка, скоро привёл капитана к искомому дому, и, следуя указаниям, он вскоре лицезрел посла на обширном заднем дворе, где действительно всё было в движении: носились люди с охапками чего-то, сурового вида воины в сторонке чинили оружие, из конюшни выводили лошадей, а в центре всего этого, словно опытный полководец, находился ПремурТар, раздающий указания тройке воинов, стоящих перед ним.
  Увидев направляющегося к нему гвардейца, тот приветственно махнул рукой, отпустил солдат. Барон СетинТар наоборот, подошёл откуда-то со стороны.
  Сдерживая эмоции, капитан вежливо поздоровался.
  - Что это значит? - хриплым от волнения голосом уточнил он, поведя вокруг рукой.
  ПремурТар изобразил удивление. Широкая улыбка на лице, словно иллюстрировала картину: жизнь прекрасна.
  - Вы же сами, уважаемый Прейр, говорили, что дорога каждая минута, и нужно идти на выручку принцессам, - он воздел бровь, ожидая ответа, но капитан, опешив от таких слов, не смог сходу придумать, с чего начать предложение. Как? Кто? Почему? Видя это, тариец, вдруг посерьёзнев, решил объясниться. - Мы с графом РоТаем подумали, что вам можно верить, и нужно помочь Лидии. Вернее, граф, не будучи изменником короны, посчитал своим долгом идти на выручку старшей дочери короля Элия Четвёртого. Я же решил к нему присоединиться, ибо прелестная девушка на троне меня больше устраивает, нежели неизвестное лицо, залившее родное королевство кровью, - он скривился. - От такого соседа придётся постоянно ждать подвоха, - он со значением посмотрел на РоГичи. - Так что, поверьте, Прейр, наши помыслы чисты.
  Но капитан продолжал недоверчиво смотреть на него, на что тот картинно всплеснул руками.
  - Ох, уж вы, агробарцы, любите искать подвох в абсолютно прозрачных вопросах! Когда время уходит. И потом, если б вы не были слишком утомлены, - понизил значительно голос, - и не имели столь замечательную стражу... - поняв намёк на Велью, РоГичи слегка смешался, чем вызвал задорное подмигивание ПремурТара; будь обстоятельства иные, Прейр счёл подобные речи оскорблением, но сейчас ему нужно было понять, сколько истины в словах посла, - мы бы уже давно обо всём поговорили. Поймите, капитан, я искренен, - он посмотрел на капитана с пониманием. - Хорошо, назову вам ещё две причины моего такого решения. Первая, это - услуга будущей королеве, которую она, я надеюсь, не забудет. И самое главное, - приблизился вплотную к агробарцу, - ну, зачем нам на чудесных барских землях смена династии путём кровавого переворота? Удачного? - он несколько долгих мгновений цепко вглядывался в глаза РоГичи, словно желая оставить там оттиск какой-то информации.
  Сам же капитан, слегка запутавшись в словах посла, неожиданно осознал: да, этот человек предлагает именно помощь. Его выгоды - уже дело Лидии, а не его. Он - солдат, а не дипломат. И думать умеет соответственно. Если предлагают мечи - он не откажется. И, наконец, выдохнув с облегчением, минуя вопрос: "Почему?!", спросил следующее:
  - Сколько? И кто?
  - Вот это другой разговор, - удовлетворённо кивнул ПремурТар, задумчиво посмотрел в затянутое тучами, но пока без дождя, небо, и, скривившись, бросил не в тему: - Погода что-то не балует в этом году. Может дракон, что устроил всю эту чудовищную бойню, договорился и с ней? - пытливо и очень серьёзно глянул на капитана, в который раз чувствующего себя бабочкой на иголке. - Чтобы сам Единый не видел, что здесь происходит, - в наступившей паузе РоГичи так и не сподобился на ответ, терпеливо и стоически ожидая, когда уважаемый посол выйдет из своего философского (если не сказать похуже) состояния. - А вам не кажется, Прейр, - прищурился посол, будто невзначай касаясь плеча собеседника, как бы желая таким доверительным жестом заставить прислушаться к словам, - что все эти испытания специально даны нам свыше, не важно кем: богами, судьбой, природой? Чтобы, в конце концов, понять, кто ты есть на самом деле: жук навозный, огнедышащий дракон или соломинка, сгорающая незамеченной?..
  Прейр и не подозревал, что тариец склонен к такой глупой болтливости. Вся эта словесная возня всегда раздражала капитана, а сейчас - тем более. Когда на кону судьба королевства, все эти досужие рассуждения, кто есть кто, кому какое клеймо прилепить на лоб, казались ему вроде реакции организма на некачественную еду, когда долгими болезненными позывами выворачиваются внутренности, и, сидя на корточках над выгребной ямой (не дай бог, ещё и свалиться!), обмануть себя можно лишь вот такими размышлениями (в надежде, конечно же, что, облегчившись, таки воспаришь и расправишь крылья). Но, скривив губы в подобии улыбки, он, пропустив всё надуманное выше, тоже очень серьёзно ответил:
  - За свою семью, принцесс и королевство в целом я готов убить любого дракона, огнедышащий он или не очень. И кем я при этом буду для окружающих - жуком, червем или соломинкой, мне всё равно. Хоть каплей дерьма, лишь бы на мгновение приблизить смерть врага.
  ПремурТар недовольно поджал губы, сожалеюще мазнул глазами по гвардейцу.
  - Не гибкий вы человек, РоГичи. Хоть и прямолинейный, и честный. Всё меряете простыми категориями: жизнь - смерть, семья - враг... Ладно, будет время поспокойней, разберёмся с этими вашими аробарскими неурядицами, тогда, надеюсь, вы будете более склонны к диалогу, - проговорил уверенно посол. РоГичи не стал разочаровывать ложкой скепсиса оптимистичного тарийца - тут не знаешь, будешь ли жив к вечеру, не то, чтобы планировать философский диспут за бокальчиком вина у камина. Но, так и не услышав ничего пока ясного и дельного, продолжал хранить молчание. Посол же, поведя рассеянным взглядом вокруг, остановился на невозмутимом лице того, после чего как-то встряхнулся, подобрался (опять же, как казалось капитану, несколько картинно - ну, не тот человек Устойя ПремурТар, чтобы быть созерцательной рефлектирующей субстанцией). - Граф и я, ещё раз напоминаю, решили помочь. Скажем так, не столько вам, сколько Агробару в целом, и себе в том числе, - жёстко и внятно, исключая любые иные понимания слов, начал он. - РоТай забирает всех своих людей и до двух десятков из случайно оказавшихся здесь солдат из разных подразделений или уже отслуживших ветеранов. Я, естественно, не могу и не хочу оставаться в стороне, мало того, желая облегчить и обосновать этот поход, предложил графу объявить его, как экстренное покидание послом Великой Тарии неспокойного города. Думается мне, это немного облегчит прохождение кордонов. Надеюсь, не будут задаваться глупые вопросы, вроде, почему уходит из столицы только посол с большой вооружённой охраной. Да-да, солдат и вас с гвардейцами мы постараемся экипировать соответствующим образом, - пояснил он сильно удивлённому (если не сказать больше - поражённому) масштабом идеи и задействованными силами РоГичи. - Задача исключительно военная, поэтому ни семей: женщин, детей, ни раненых - в общем, никого, кто может в принципе связать движение, мы брать не будем. Это понятно? - жёстко уточнил, и Прейр нехотя кивнул, сразу подумав о Велье, Адалии и о раненом гвардейце. - Я отправляюсь с вами, как официальное лицо, беру с собой два десятка своих солдат. А Гойя, - кивок на неподвижно застывшего барона, - остаётся на хозяйстве, - широко улыбнулся Прейру, и резко поднял ладонь, останавливая попытавшегося вставить слово командира охраны, развернулся к нему. - Я должен быть спокоен за свои тылы, - категорично, но и несколько увещевающее обратился к своему помощнику. - Мне больше не на кого здесь положиться. Это не обсуждается - ты принимаешь командование над посольской и прилегающей к ней территориями.
  СетинТар хмуро кивнул - с прошлого вечера барон, казалось, не ложился спать - был в той же броне, и также скуп на слова и эмоции. Разве что между бровей пролегла складка, и капитан при всей своей невольной предвзятости к тарийцу, не мог не восхититься его выдержкой. Прямо тебе железный человек. Причём, во всех смыслах.
  - Прейр, если больше вопросов нет, можете сообщить своим людям новость. Приводите себя в порядок и приходите сюда. Торопитесь не спеша, - он глянул на небо. - Выйдем всё равно не раньше полудня...
  Велья восприняла расставание стоически, видимо, натерпелась страху достаточно, и хорошо защищённая территория Пьяной Слободы для неё и дочери имела свою привлекательность, и, осыпав Прейра ветерком лёгких поцелуев, потребовала с него обещание не погибнуть, иначе, как выразилась она: "Ко мне можешь не возвращаться!". Простившись с пришедшим в себя после посещения целителя Терием - гвардеец к облегчению РоГичи выглядел не в пример лучше, чем вчера, он с семёркой своих бойцов (Ори РоБлейши, капрал из второй роты также присоединился к ним), подхватив нехитрые пожитки, оставшиеся при них, отправились к месту сбора.
  Суета в посольском дворе улеглась, воины, собранные для выхода были опытными, поэтому кто возился с амуницией и оружием, кто, ожидая команду на выход, устроился поудобней и просто дремал. Особняком стоял отряд графа РоТая. Сам же благородный, бледный в свете дня, заметив гвардейцев и РоГичи, дружелюбно замахал руками, подзывая к себе, и тут же засыпал словами, параллельно раздавая указания о выдаче им тарийских туник, шлемов и плащей, потом потащил в сторону, где у привязи топталось около двух десятков лошадей на выбор. Тут же - не столь громко уже - непосредственно капитану, повторил почти всё то, что говорил ПремурТар - с небольшими уточнениями.
  Посол - лицо похода, он, гвардеец - проводник, а сам граф - командир. И замер при этом, прищурившись, глядя на РоГичи, но тот отнюдь не был против. Его гвардейцы будут идти вначале колонны, изображая с настоящими тарийцами непосредственную охрану посла. А общее командование пусть достаётся РоТаю - тому, в конце концов, привычней руководить такими сборными отрядами. Да и граф, как-никак. Ответственность, лежащая тяжёлым грузом на плечах, поднадоела - пусть кто-то другой её теперь потаскает. А он был бы счастлив стать простым ратником. Хоть в первой, самой опасной шеренге.
  Вообще, граф ожил невероятно, и пусть душевные терзания, усугублённые алкоголем, сказались на нём, как внутренне, так и внешне, сейчас он превратился в заряженную арбалетную стрелу, готовую вонзиться в любого врага. У него появилась реальная цель, исполнив которую он хотя бы частично остудит муки совести о якобы брошенном на погибель господине. В чём-то РоГичи даже завидовал ему. Так - по доброму. Нет, у него самого с мотивацией тоже всё было в порядке, только шлейф энтузиазма едва заметно покрыла паутина апатии - сказывалась накопившаяся моральная и физическая усталость. А стоило только представить, что впереди вновь предстоит бесконечная вереница схваток, и кровь, кровь, кровь, так и подкатывал к горлу ком. Но он воин, и у него есть долг - весьма жёсткий рычаг, определяющий его действия, поэтому, вздохнув, он выбросил из головы всё ненужное, делающее его слабым, и впрягся в подготовку к выходу.
  Около сотни воинов под штандартами Великой Тарии довольно буднично, посреди белого дня (имеется ввиду время суток), ибо тяжёлые тучи, которые нагнал ветер, давали картинку, полностью противоположную ясному дню), пропетляв по дворам, как и предполагал РоГичи, минуя основательно поставленные баррикады на подходящих к району улицах, выехали за пределы Пьяной Слободы.
  Первый же перекрёсток при виде такого количества всадников (сзади, правда, катили повозки, ибо не всем нашлись кони), тут же ощетинился копьями, а два десятка ратников с севера, заняв круговую оборону буквально за несколько ударов сердца, условно спрятавшись за щитами, бесстрашно наблюдали за подъезжающими. РоГичи в который раз восхитился храбростью этих людей, и был рад, что благодаря своей первой жене, достойной дочери своей земли, часто бывая на севере, смог найти общий язык и подружиться с многими из них. Конечно, каждый понимал, что против тяжёловооружённого всадника им не устоять, тем не менее, он был уверен, что никто из них не отступит, ведь смерть - достойный воина удел, а вот потеря чести может лечь несмываемым пятном не только на труса, его семью, потомков, но и на землю, на которой он родился. Оттого-то, видимо, не через север, славящийся своей беспощадностью не только к врагам, но и к себе, пошли уруки, а через восток, пусть и значительно оживлённый благодаря торговым трактам из Тарии, пусть и достаточно опасный из-за постоянных стычек с соседями (кстати, рядовые бандиты тут фактически не выживали, пусть и притягивали торговые караваны многие алчные взгляды), зато золото, в конце концов, могло решить многие проблемы, часто весьма неприятные.
  Выехавший к пешему командиру северян ПремурТар в сопровождении графа и капитана, в обычной своей улыбчиво-снисходительной манере виртуозно вкрапляя в интонацию присущие тарийцам надменные нотки, поинтересовался, с каких это пор Агробар объявил войну Тарии. Озадаченный сержант-северянин едва только затылок не почесал от удивления, окинул более внимательным взглядом всадников, пусть и настороженных, но точно не агрессивных - оружие в ножнах, слегка усмехнулся в усы и уточнил на всякий случай: не соблаговолит ли уважаемый посол подождать прибытия более серьёзного официального агробарского представителя? На что ПремурТар разразился такой гневно-обличительной речью, искусно имитируя натерпевшегося страха миролюбивого посла, подводящей такой итог: ему срочно нужно покинуть этот негостеприимный город. После чего сержант, едва сдерживаясь от смеха, махнул своим людям, чтобы пропустили отряд. Но счёл необходимым сказать, что доложит начальству об их передвижении, и предупредил, что за остальные посты он не ручается, но вот на выезде, на Восточных воротах их наверняка подвергнут тщательной проверке, и без серьёзных сопроводительных документов, выданных новой властью, им будет сложно качать права. Высказался сержант максимально деликатно. Но смысл был именно таков. ПремурТар высокомерно поджал губы и молча последовал дальше. Игра игрой, но вот именно после таких сценок и распространяется мнение, что все тарийцы поголовно - невыносимые твердолобые драконы.
  Проезжая вот так, в открытую, по городу, РоГичи поразился тем изменениям, что произошли. Люди передвигались с опаской и быстро, видя большой вооружённый отряд, спешно прятались, в лучшем случае боязливо прижимались к стенам или оградам. В общем, Агробар затаился. Патрули на улицах и стационарные посты, как в форме воинов северных баронств, так и стражники, и даже солдаты в цветах герцога РоСвейши, как ни странно, не препятствовали движению их колонны, но провожали очень даже внимательными взглядами, наверняка получив определённые инструкции - капитан, притормозивший, якобы проверяя прохождение колонны, наблюдал таки ушедшего в сторону всадника, явно гонца. И нехорошие мысли о ловушке посетили его. Чем он и поделился с ПремурТаром и графом, на что те отреагировали хмурыми кивками. Впрочем, это не повлияло на их решимость двигаться дальше.
  Подозрения усилились, когда на нужном направлении они упёрлись в шеренгу тяжёлых пехотинцев. На возмущения посла из-за строя выехал дворянин с рыцарской цепью, судя по бело-голубому сюрко, вассал РоСвейши, и вежливо, но непреклонно отверг саму возможность прохождения тарийцев здесь. На всего лишь намёк на угрозу из уст РоТая, он холодно заявил, что это будет воспринято, как прямая агрессия по отношению к агробарцам, и реакция будет соответствующая. Дабы сами тарийцы не смогли подать этот эпизод, как произвол новой власти, в качестве свидетелей могут выступить высокопоставленные дворяне и не только агробарские. Красноречивый взгляд назад, где за стеной щитоносцев находились какие-то люди, судя по штандартам благородного происхождения. Но так ли это, и кто реально там есть, предводители отряда решили не выяснять. РоТай, уже изрядно взбешённый, так и рвался в бой, но и он понимал, что принимать его на таких условиях - заведомо проигрышный вариант - даже разметав пехоту и не увязнув в схватке, они ничего не добьются, кроме понимания врагами того, что они отнюдь не на их стороне. Не говоря уже о конечной цели. Поинтересовавшись проформы ради, почему их не пускают дальше, рыцарь ответил, что в центре проводятся некие мероприятия, поэтому и усиленны меры предосторожности. Уточнять он ничего не пожелал - видимо, не имел права, поэтому удовлетворившись сказанным и сделав недовольные (не пришлось и особо стараться) лица, они тронулись в путь, слегка изменяя маршрут.
  Тут был ещё один момент. Ремесленный квартал, грубо говоря, находился в вербарском, западном направлении, Пьяная Слобода на северо-востоке, и если путь к восточным воротам через условный центр столицы ещё как-то можно было обосновать выходом на просторные (комфортные) проспекты, нежели блуждания по небезопасным пригородам, где наверняка до сих пор происходят беспорядки, то резкий поворот вправо, наверняка вызовет подозрение. Но делать было нечего - их путь лежал именно туда. На этот случай у ПремурТара была заготовлена байка, основанная на слухах о бесчинствах в городе уруков. Скепсис того по этому поводу капитан как раз и развеял, совсем недавно имевший несчастье пересечься с "тёмными". Как бы то ни было, командир поста ни словом не прокомментировал их желание идти к восточным воротам, мало того, РоГичи померещилась на остроносом лице рыцаря злорадная усмешка. Капитан почувствовал зарождающуюся в душе злость, и постарался успокоиться. Они и так были настороже, а то, что драконовы предатели готовят им какую-то неприятность, в этом не было никаких сомнений. И именно герцога РоСвейши со своими ближниками, в отличие от дружин северных баронств, наверняка обманом привлечённых в столицу, он стал видеть в роли главы заговорщиков - уж очень подходящая была фигура одиозного, чрезвычайно амбициозного, могущественного герцога из одного из древнейших родов. И, кстати, имевшего не очень далёкое родство с родом Беруши, и, естественно, при удачном стечении обстоятельств, тот мог легко претендовать на трон.
  Весь центр был блокирован, и им пришлось делать большой круг, уходя в сторону. Но до поры, до времени всё было достаточно мирно. Пока они не миновали очень мощную баррикаду - для них специально открыли небольшой проход. РоГичи поразился, увидев здесь не только "рысей"-пехотинцев в тяжёлой броне, в стороне самого барона РоДайли, своего старого знакомца (но, конечно же, постарался спрятаться за фигурами всадников, дабы не афишировать своего присутствия), в окружении рыцарей, офицеров, и нескольких святых отцов, причём, много воинов было на самой баррикаде, поглядывающих в сторону улицы. Им вслед они смотрели как-то тревожно и с сочувствием, что ли?
  Что что-то неладно, они ощутили сразу. Вначале удивились полному отсутствию людей, потом выметнувшийся навстречу ветер донёс отвратительный запах гниения, испражнений и крови, от которого передёрнуло даже много повидавших бойцов. И тогда на одной из оград с не совсем декоративными остроконечными навершиями увидели нашпиленные безглазые, с обрезанными ушами и снятыми скальпами, человеческие головы.
  Лошади всхрапнули, движение остановилось, колонна без всяких понуканий ощетинилась оружием.
  - Срань драконья! - РоТай как всегда первым выразил общее мнение; его правильные, холёно-аристократические черты лица исказила гримаса ненависти. Кому она была адресована, можно было не уточнять.
  Сам же РоГичи тоже почувствовал, как внутри зарождается сумасшедшая волна, напрочь ломающая каркас льда, хладнокровия и долго лелеемого благоразумия, толкающая сломя голову мчаться вперёд и крушить, крушить, крушить...
  Поспешно примчавшиеся из средины отряда святой отец и маг земли в зелёной мантии, которым ПремурТар тоже предложил пойти с ними (они были достаточно молоды и крепки, чтобы выдержать конное передвижение, и быть готовым к разным неизбежным опасностям). Оба были бледны. И если маг, то ли в силу возраста, то ли специфической нечувствительности к подобному, был скорее возбуждён, чем напуган, то святой отец, невысокий, но внешне крепкий и выносливый, в тарийских доспехах и плаще больше походящий на воина, нежели священника, едва держался в седле.
  - "Тёмные"! - бросил маг, святой отец лишь кивнул в подтверждение.
  - А то мы не поняли, - негромко и сварливо ответил ПремурТар, невидяще щурясь поверх черепичных крыш - туда, собственно, куда лежал их путь. И где поднимались густые чёрные клубы дыма, в которых чудились корчащиеся, уносящиеся в страшное нечто души невинно убиенных. - Как же вы умудрились загадить такой славный город, - он с таким упрёком и осуждением посмотрел на графа, что тот невольно смешался и отвернулся в сторону.
  Не имело никакого значения, что агробарец вообще не был в курсе готовящегося переворота - он просто относился к тому сорту людей, которые общую беду семьи-земли-королевства воспринимал, как свою личную. И это, по мнению капитана, у которого пересечение интересов личных и, грубо говоря, общественных, порой вызывало внутренние бурные споры (конечно же, долг и честь, верность присяге побеждали, но сам факт появления сомнений, как ему казалось, был тем самым пресловутым признаком слабости), было положительным (наверняка не последним) качеством графа. Если бы все сановники, чиновники, дворяне и представители всех сословий руководствовались этим качеством, то вряд ли произошло то, что произошло.
  - Предложения? - посол повернулся к капитану и угрюмо застывшему РоТаю.
  - Порвать этих тварей в клочья, - тут же прорычал граф.
  - Очень благородно разбить голову о "тёмных", сгореть на шаманском костре и, в лучшем случае, выскобленным черепом сохраниться в походной палатке какого-нибудь вождя, - холодно проговорил посол, чеканя слова и сверля гневным взглядом яростно смотрящего на него графа. - Если тебе так не терпится свою жизнь положить на алтарь Агробара, так сделай это хотя бы с пользой, Устин! - несмотря на то, что тариец понизил голос, накал его слов был столь велик, что, казалось, будто он кричит.
  Они отъехали в сторону, с ними автоматически, - но так, в паре локтей, - парочка с Даром, и хоть защитное кольцо, в которое их тут же взяли воины, находилось ещё дальше, видно было, что люди нет-нет да и поглядывают в их сторону, прислушиваются. Спорящие командиры - это не совсем то зрелище, которое стоит видеть солдатам на опасной территории. При том, что среди них практически не было случайных людей, одни профессиональные военные, для них имело большое значение, как умереть. Быть заживо сваренным в пищевых котлах уруков - ужасней участи не придумаешь. Потому-то среди тех же северян, чаще всех пересекающихся с "тёмными", существовало жёсткое правило: никогда не попадать в плен. И если уже ты сам не можешь лишить себя жизни, доверь это клинку побратима или товарища.
  - Сейчас это не твоя задача - очищать город, - уверенно, непреклонно, но уже мягче продолжил тариец. - Пусть об этом болит голова у новой власти, - он криво улыбнулся. - Твоя же миссия, как и всех нас, - повёл рукой вокруг, - спасти принцессу. Для будущего Агробара, - на несколько долгих ударов сердца наступила тягостная тишина - посол твёрдо смотрел на графа, пока тот с каким-то утробным всхлипом не вздохнул и нехотя не кивнул, соглашаясь. - Идти вперёд - смерти подобно, - продолжил он, как бы рассуждая, причём было понятно, что это просто констатация, а не завуалированное признание в трусости - кем-кем, а трусом ПремурТар точно не был. - Назад, как я понимаю, тоже дороги нет, выпустят нас или нет - не важно, но идти на попятную - не знаю, как вы - идти не намерен...
  - Ваша милость, - неожиданно слабым голосом промолвил святой отец, и они втроём перевели внимательные взгляды на будто находящегося то ли в трансе, то ли на грани обморока, священника, - там, впереди, ужасная эманация смерти, но... - он как-то беспомощно повёл плечами, - я отчего-то не чувствую "тёмных", - они озадаченно переглянулись. - Вернее, они есть, но... как бы не там, а немного в отдалении и... вот там, - протянул руку, указывая направление.
  РоГичи, неплохо ориентировавшийся в городе, примерно представил, что там может быть. Западные, вербарские ворота, чуть правее... И неожиданно пошатнулся в седле.
  - Это же направление на Ремесленный квартал... - тихо-тихо, про себя, как бы до конца не веря в сказанное, проговорил он.
  Но был услышан.
   * * *
  
   "...я - песчинка, зависшая в воздухе, я недостоин даже взгляда..."
  Ройчи видел, как стрелы Листочка поразили всех трёх подшаманов. Эльф подгадал, когда двое склонились над очередной жертвой, вырезая печень и сердце у мужчины - воина (у молодых женщин это были грудь, печень и язык, насколько знал Ройчи вкусы уруков). Слава Единому, в череде на заклание не было детей, ибо наёмник и так с трудом привёл себя перед дракой в состояние равновесия. Он, всегда гордившийся своей выдержкой (а точнее толстокожестью, в крайнем случае, маской циника), начал чувствовать, что потихоньку заводится, и где-то там, глубоко внутри, словно первые искорки трения, стали подниматься хрупкие пока язычки ярости и гнева. Чересчур он стал проникаться проблемами этих людей и этого королевства. А это не очень хорошо... хм, для всех.
  Третий подшаман замирал спиной к солнцу и, воздев руки, как водится, бормотал какие-то чёрные слова. Урук с Даром по определению не мог быть связан с чем-то добрым, тёплым, светлым - Ройчи, в принципе был с этим согласен. За свою жизнь, он не часто, но пересекался с этим народом, и должен был констатировать, что людская молва, нарекшая уруков самыми агрессивными, жестокими, крайне воинственными существами, была абсолютно права. И то, что они поедают своих повержённых противников - всего лишь небольшой мазок в широкой палитре серо-чёрных тонов.
  И вот Листочек уловил момент, когда подручные подвели к огромному палачу крепкого, полуобнажённого, но безвольно обвисшего на руках конвоиров, мужчину. И, прежде чем отправить ещё тёплое тело на костёр, к нему подошли подшаманы (нечего продуктам пропадать! по мнению уруков печень разумного значительно улучшает не только бойцовские качества воинов, но и неплохо влияет на Дар). Вот тогда их, "тёмных", склонившихся над жертвой, и третьего, находившегося чуть в стороне, эльф и накрыл стрелами. Двоих поразил точно наповал - это Ройчи видел ясно, а третьего, суетливого, занятого занимательнейшим действом - разрезанием человеческой плоти в поисках аппетитных кусочков, ранил. Зато потом уже, по прямой, добил прямо в горло.
  Замерший же то ли в трансе, то ли в некоем, соответствующем важному представителю племени, образе, шаман даже не шелохнулся, когда предназначенная ему стрела ещё в воздухе над ним изменила траекторию падения. Зато Худук, сосредоточено перебиравший какие-то свои костяшки, камешки, амулеты, неожиданно вздрогнул, вскочил и принялся пританцовывать, тихонько поскуливая - пришла пора и ему вступить в игру, начать противостоять верховному шаману, пока что пытаясь прикрыть себя и Ройчи от пристального внимания того - наверняка главный "тёмный", насколько позволяет ему Дар, сканирует окрестности в поисках подвоха.
  "я - песчинка, лежащая на краю дороги, и уставший сапог путника легко может поднять меня в воздух..."
  Ройчи наблюдал, как разъярённые "тёмные", потеряв ещё воинов, но определив расположение меткого стрелка и услышав команду (при всей буйности нрава и редкостному индивидуализму у уруков в боевых отрядах, особенно в походе, соблюдалась жесточайшая дисциплина, и если десятник - сотник - вождь-акнак приказал стоять насмерть, то "истинному" лучше умереть, нежели ослушаться приказа), ринулись к зданию, на крыше-террасе которого засели его друзья. Пятёрка телохранителей со щитами расположилась вокруг шамана, не пересекая некоей границы локтей в шесть до него. Ещё около десятка во главе с громилой - палачом рассредоточились по площади, как бы контролируя разные направления - неожиданностей уруки не терпели.
  Крики "тёмных", штурмующих, лезущих со всех сторон на крышу, мелькающие, мечущиеся, не очень понятные тени наверху - это друзья вступили в бой. Понять, как у них дела с того ракурса, с которого вёл наблюдение наёмник, было сложно... Не стоило думать об этом - ещё рано переживать и хоронить. Главное, пусть верховный шаман и его охранники отвлекутся на это столкновение. А так только срывающиеся сверху тела "тёмных" и яростные вопли служили сладчайшей музыкой, и говорили о том, что его товарищи живы.
  "я - песчинка, поднятая ветром, я могу быть везде..."
  Худук вдруг рухнул, словно сломанная кукла, суставы которой произвольно гнутся в разные стороны, совсем не предусмотренные природой и богами: ноги заплелись в косичку, правый локоть глубоко ушёл за спину, а левая рука, как за спасительный мех ухватилась за трепещущее ухо. Ройчи наклонился, перевернул товарища. Глаза зажмурены, из ноздрей идёт кровь, губа прокушена клыком. Плохо ему.
  Ройчи, скрипнув зубами, выглянул на площадь, где неподвижно замер, сидя на пятой точке, плюгавый морщинистый старик - "тёмный" в окружении телохранителей. А чуть дальше, на противоположной стороне отчаянно бились его друзья, привлекая к себе такое вредное для здоровья внимание уруков. Всё, пора и ему действовать - гоблину он помочь пока никак не мог.
  Вдруг почувствовал, как что-то крепко держит его за грудь, и, опустив глаза, наткнулся на чёрный, полный боли и решимости взгляд товарища.
  - Иди, Рой... Ещё десять ударов я продержусь... Прикончи его...
  Наёмник встал. Теперь точно его очередь вступать в бой, потому что он - песчинка, способная перебить хребет дракону. На душе было пусто и легко. Он ещё раз проверил оружие: меч под правую руку, дага - под левую, перевязь метательных ножей на своём месте. И вышел из укрытия.
  Его походка была столь уверенной и как бы неспешной, что урук, отвечавший за это направление, во-первых, не сразу обратил на него внимание, а, во-вторых, не придал значения и не поднял тревогу - ну, не может вести себя так спокойно разумный, вынашивающий враждебные планы. И даже сделал несколько шагов навстречу в надежде пленить крепкого здорового мужчину - шаман точно бы добычу оценил... Но один молниеносный удар заставил захлебнуться его собственной кровью, и с застывшим на татуированном лице удивлением упасть на колени, затем плашмя на мостовую. Быстрая и глупая кончина. Зато зашевелились его соседи - три урука криком постарались привлечь внимание шамана и громилы.
  "я - песчинка, со мной бороться невозможно, ибо я тоньше самого острого лезвия, зацепить меня может только ветер..."
  Уруки падали замертво, даже не успев испытать более сильных эмоций, нежели недоумение. Они, лучшие из лучших своего племени, шли против человека, дружелюбно и даже как-то умиротворённо улыбающегося им, человека, представителя народа, которого они не видели себе равным, не "тёмного" собрата, соперничающего за место под солнцем, не "светлого", готового положить жизнь на алтарь тысячелетней ненависти, а бело-розового слизняка, которого стыдно даже назвать драконом в ругательном контексте.
  Первый даже после гибели соплеменника, не посчитавший нужным прикрыться - или не успевший - схлопотал удар в горло после небрежного отвода ятагана в сторону (словно пытался напугать). Второй, более благоразумный (или наученный горьким опытом), увернулся от демонстративного прямого удара, пригнулся, закрывая бок щитом, ловко крутнулся, желая оказаться сбоку или со спины человека, выводя его на ещё двоих подбегающих соплеменников. Но неожиданно почувствовал резкую боль, холод и упал замертво - человек оказался совсем не там, где надеялся тот, и нанёс один точный удар в печень. Третий, закрыв ноги от ложного удара, получил рубящий в голову. Шлем выдержал - только несколько косиц спланировали на землю. Но пока он, слегка оглушённый, прикрываясь щитом, вслепую отмахивался ятаганом, пострадал его товарищ, бросившийся на помощь: укол в предплечье, росчерк - не смертельный, но неприятный по щеке, и рука со щитом при отшатывании назад приоткрыла беззащитный бок, куда и устремился меч. Оглушённый, яростно ревя, попытался развернуться на обречённый, хриплый выдох товарища, но подлое лезвие вошло под лопатку, и урук, вытянувшийся в струну, словно воздетый вверх, плеснул изо рта кровью и оскалил пасть под стремительно стекленеющими глазами, уже не видевшими, как нарвавшись на метательные ножи, пали пятый и шестой. Но шестой, успевший частично блокировать смертельное острие, прожил на удар сердца дольше - пока не получил добивающий удар в горло. Седьмой, тщедушный, но подвижный, попал в крепкие объятья и послужил защитой от восьмого, совершенно не случайно вспоровшего ему брюхо, и, пока тот, ошеломлённый случившимся, барахтался с повисшим на нём соплеменником, человек, небрежным ударом рукояти даги, сломал ему висок...
  
   * * *
  Р"ымтШем, невозмутимо и хладнокровно наблюдавший за гибелью своих воинов, поймал себя на неожиданной мысли: красиво. Смерть всегда прекрасна, а искусство убивать - самое достойное занятие для настоящего мужчины. А человек, почти не сходящий с прямой линии, целеустремлённо и уверенно двигающийся к Светочу "истинных", Верховному шаману Т"ыхТою, был очень и очень хорош. Но Р"ымтШем, проведший сотни схваток ради услужения богу смерти, отказавшийся от предложения стать главным акнаком набега, не зря считавшийся одним из лучших воинов похода (во всяком случае, никто, кто мерялся с ним силой или вступал в бой, не смог его одолеть), при этом уважаемый и после Верховного шамана считающийся самым влиятельным членом отряда (даже избранный акнак похода без потери чести мог испрашивать совет у него), был спокоен. Человеку его не пройти. Каков бы хорош он не был, Р"ымтШем, "истинный" самого главного народа Веринии, его остановит. И даже если нет - он позволил себе лёгкую усмешку в жидкие усики - и он погибнет (а хороший воин всегда готов к смерти, и он такой мизерный шанс конечно же учёл), то Т"ыхТой точно сотрёт человека в порошок: вначале захватит разум, унизит, заставит поклониться, сделает его тело послушной марионеткой (при том, что Верховный шаман вряд ли будет выжигать разум - чересчур это просто и грубо), и, находясь при полном сознании, человек начнёт приносить в жертву тёмным богам своих же соплеменников и пить их кровь... О, это сладчайший миг: видеть обречённость и мольбу о пощаде или хотя бы лёгкой смерти у прежде самоуверенных и сильных разумных. Да, их Верховный шаман - удивительный выдумщик и, можно сказать, коллекционер черепов непростых смертных...
  Р"ымтШем уважительно покачал головой, когда последнего, стоящего перед ним воина человек, будто играючись, обезоружил лёгкими уколами меча, взял на болевой приём, а потом, глядя прямо ему в глаза, сломал шею. Словно котёнку, крепкому и норовистому Тойю'Шему, сыну сестры Р"ымта. И главный палач "истинных" был горд своим племянником - тот, предвидя конец, не издал ни звука, упрямо и яростно сжимая зубы.
  Сзади был только он, Верховный шаман. Р"ымтШем повёл шеей, плечами, разминая мышцы, протянул руку и коснулся древка любимого молота, рукоять которого тепло и удобно легла в ладонь - кстати, перетянутой человеческой кожей. Ни в каких щитах и дополнительной защите на теле он не нуждался. Просто если схватка неожиданно затянется или он получит неприятное ранение, то он всегда может перейти в состояние неконтролируемой ярости, в котором и боль, и глупые сомнения смывает первозданная, чистая жажда крови и убийства. Ничего, что потом он будет чувствовать себя какое-то время, как новорожденный щенок - оно того стоило.
  Между прочим, этому боевому трансу его научил Т"ыхТой. Р"ымт с благодарностью оглянулся на застывшее, будто окаменевшее, лицо шамана, забросил в рот вязкий комок, и принялся тщательно жевать - именно эта масса облегчала переход в транс. Т"ыхТой говорил, что он, Р"ымт, первый "истинный", который сможет обходиться без дополнительной стимуляции, но тому нравилось ощущать эту горечь во рту, чувствовать, как слегка немеет язык и нёбо, а вниз по пищеводу льётся жидкий огонь, чувствовать, как тело, каждую клеточку которого он и так контролирует, становится для него легко управляемой, послушной и очень быстрой машиной смерти...
  Р"ымт должен был воспитать в таком ключе несколько десятков преданнейших Т"ыхТою "истинных", сделать из них, как любят говорить люди, личную гвардию, непобедимую и смертоносную для предателей и сомневающихся. Вот тогда бы они навели порядок среди своих, отомстили в первую очередь Грюмо'Дэку, так называемому Верховному шаману племени двайя, недостойному даже ногтей их повелителя, в своё время не принявшего и отторгнувшего жёсткие идеи по экспансии своего соплеменника и соратника, но - благо - не помешавшему свободно уйти отколовшимся "истинным" в свободный поход и не устроившему резню. Вот только ему, Р"ымтШему, правой, жестокой, но справедливой руке Т"ыхТоя, банально не хватило времени на создание новых воинов - они полгода самостоятельно провели в Тёмных лесах, львиную долю прожитого отстаивая и расширяя границы территории, на которую заявили свои права. И если простые разбойничьи шайки - этакий многочисленный интернациональный сброд отщепенцев разных мастей почти всех народов Веринии, обосновавшийся там, был им на один зуб (в прямом и переносном смысле: во-первых, Р"ымт натаскивал на них молодёжь, а, во-вторых, добыча - нечего добру пропадать - действительно шла в общий котёл, и наконец-то за недолгое существование их нового племени, сытыми оказались не только воины, но и дети, женщины и немногочисленные старики, всегда служившие в голодные времена расходным материалом), то небольшой анклав дроу, каким-то образом затерявшийся в лесах - на тёмных эльфов, живущих практически под боком у бандитов, но столь обособленно, нелюдимо и незаметно, что те и не подозревали об их существовании, случайно наткнулись урукские разведчики, и хорошенько получили по носу, начав качать права - был крепким орешком. Потом, правда, старейшины договорились о мирном и абсолютно не пересекающемся существовании. Но разве "истинные" могут терпеть рядом такое наглое соседство? И однажды подло ударили по поселению дроу, уничтожили его полностью, заплатив за это третью своих воинов - полегла масса подготавливаемых для гвардии Р"ымтом бойцов. Потом они обложили данью разбросанные по лесу небольшие селения гоблинов, относящихся к ветви грызак, всегда благосклонно относившихся к "тёмным" собратьям и терпимо к их "развлечениям" (но, конечно же, не затрагивающих их лично!) - а что, тем такие союзники и покровители нравились. Тем более, с одной стороны лес граничил с Тарией, чьи егеря стали всё глубже и глубже разведывать якобы ничейную территорию - это разбойники привлекли ненужное внимание, при этом вяло огрызаясь - не желая связываться и дразнить регулярные пограничные подразделения королевства, будто не понимая, что землю, где прошли тарийцы, те автоматически присваивают себе. И пусть Тёмный лес - это огромный, часто непроходимый и непролазный массив, но ведь и река начинается с ручейка, а пустыня с песчинки. Гоблины сами стали потихоньку вредить егерям, благо местность и особенности леса они знали превосходно, а обнаружить их людским следопытам было очень непросто. В итоге экспансия Тарии при потере от досадных, якобы природных причин, нескольких патрульных групп, на их территорию временно приостановилась. Но всё равно крепкая "тёмная" рука им была совсем не лишней. Вожди уруков повстречались со старейшинами гоблинов и, выслушав истории взаимоотношений с разными соседями, только посмеивались - мол, при нашем присутствии у вас такие проблемы отпадут сами по себе. И тут уже сами допустили ошибку, не проведя разъяснительной работы среди достаточно разношёрстной, разобщённой и разбитой по родственным признакам массы уруков, ушедших за Т"ыхТоем. Один вождь небольшой семьи, посчитав зеленокожих лопоухих своими должниками, пришёл в их селение, предъявил на него свои права. Конечно же, гоблины не собирались отдавать свои родовые гнёзда пришлым (истины ради - долговязым и крупным относительно их урукам), тем не менее, они находились в весьма удобном месте - на широкой поляне с бьющим из земли ключом. Не обошлось без конфликта: слово за слово, схватились за оружие (а гоблины грызак - это не миролюбивые и достаточно терпимые и терпеливые соплеменники, законопослушно и незаметно живущие на цивилизованных землях, для них пустить кровь - как небу затянуться тучами) и пролилась кровь. Обиженные уруки под прицелами многочисленных духовых трубок и небольших луков позорно покинули селение. И тут же, получив поддержку сочувствующих семей (благоразумие, конечно же, не в почёте у "истинных") той же ночью вернулись и казнили всех, кто попался под руку. К большому сожалению уруков несколько гоблинов уцелело, и весть об ужасном событии моментально облетела селения низкорослых "тёмных". И тогда "истинные" узнали, что такое - разъярённые грызак! Для начала все гоблины от мала до велика покинули обжитые места и растворились среди деревьев. Потом все участники налёта и резни стали гибнуть один за другим, а уж после ушастые стали пакостить всем подряд несостоявшимся союзникам. Взбешенные уруки организовали несколько карательных выходов, закончившихся попаданием в ловчие ямы и иные смертельные ловушки, на которые гоблины всегда были мастера. Вернувшись совершенно без добычи и удобоваримых результатов, "истинные" стали делать облавы большими силами. Вскоре просеивание леса мелким ситом таки принесло результат: в плену оказалось несколько семей, прятавшихся в чаще, вверху, в совершенно незаметных среди густой листвы тайниках - пришлось привлечь подшаманов для поиска шустрых зеленокожих партизан. Окрылённые акнаки, проводившие облаву переговорам вновь предпочли метод запугивания - все попавшие в плен низкорослики от детей до стариков (мужчин, способных оказать сопротивление среди пленённых не оказалось) предали публичной казни с логичным для их племени финалом - поеданием умерщвлённых "братьев" по цвету... Конечно же, это не решило проблему взаимоотношений между соседями. Вначале пропало несколько патрулей уруков, потом гонец принёс верховному шаману ужасную весть: ветвь рода Рэк кроме нескольких охотников и женщин, находившихся в гостях, была уничтожена. Т"ыхТой, прибывший на место (в его возрасте такое далёкое, быстрое передвижение по недружелюбной и плохо проходимой местности (а их племя двайя, роды и семьи которого пошли за шаманом, изначально было степное, и хоть уруки на Веринии, в принципе, были разные: и горные, и лесные и - даже! - ходившие по морям, для двайя деревья и кусты, стоящие плотной стеной, были полной экзотикой), сразу всё понял: яд. Всех "истинных", их семьи, и даже ягиров банально отравили. Гнев Т"ыхТоя был столь силён, что, казалось, сами небеса могут задымиться, но... Он был не на своей территории, накопить посохи за счёт мёртвых разбойников и дроу чуть удалось, но этого было мало. И потом, он был не готов терять преданных ему "истинных" вот так глупо, а то, что потери неизбежны, он не сомневался - чересчур коварный и подлый противник - гоблины. Вместе с тем, он не сомневался, что победа в конечном счёте будет за ними - очень уж удалены и разобщены были гоблинские общины, как и невелико общее число беспокойных ушастых - достаточно отловить хорошо разбирающегося в реалиях гоблинской жизни пленного и привести его к шаману живым, как информация польётся, словно из водопада, а, соответственно, и дни вредных существ будут сочтены. Но это была - пока - перспектива - Т"ыхТой умел ждать и наносить удар исподтишка. Но именно тогда к ним прибыл представитель стороны, обещавшей хороший куш: много мяса, крови, выгул молодёжи и перспективу новой земли. Предварительные переговоры с человеком (а это были именно люди, подставляющие своих же; ну, кто бы сомневался! молодая, амбициозная, завистливая раса уничтожает в своей среде конкурентов всеми доступными способами; да даже уруки, крупные специалисты и мастера конфликтов, конфронтаций, локальных и полномасштабных войн друг с другом, были слишком горды, чтобы убирать противников чужими руками: интригуя с иными народами, при всей своей природной агрессивности и взглядом свысока на всех иных, "истинные", возможно, кроме управляющих ими шаманов, перед которыми стояли совсем иные задачи, были прямолинейны и предпочитали решать проблемы лично; при этом, коварство, конечно же, тоже было их отличительной чертой) были проведены ещё несколько лет назад, и Р"ымтШем был о них в курсе. Собственно, те, предварительные договорённости и подтолкнули Т"ыхТоя инициировать отделение от племени, чтобы забрав сторонников, основать - пока в укромном месте - новую ветвь "истинных", которая в перспективе должна была вернуть былую славу народу, пройдясь огнём и сталью по Веринии, чтобы в идеале увидеть коленопреклонёнными не только вождей иных народов, но и своих, когда-то имевших наглость сомневаться, смотреть с осуждением или молчаливой издёвкой. Т"ыхТой даже не собирался уничтожать "светлые" расы, что непременно бы совершили другие урукские вожаки - нет, это было бы неверно с точки зрения баланса сил на Веринии - неспроста ведь было допустимо существование тех же остроухих и подгорных, есть от них несомненная польза. Но при этом им отводилась роль абсолютно подконтрольных народов - их знания, особенно умение общаться с флорой и фауной одних, ремесленные навыки и умение отыскивать под землёй ценное, к чему уруки были совершенно не склонны и не приспособлены, неглупому предводителю всегда пригодятся. Вот многочисленным расплодившимся людям была уготована стезя мяса: пожилые уничтожаются поголовно (ну, какой опыт и знания у короткоживущих?), из крепких мужчин можно было бы формировать этакие элитные гвардейские карательные отряды против своих же или против "тёмных" собратьев, с которыми Т"ыхТой таки собирался поделиться землёй. А остальных - в котёл. Особенно женщин - нечего плодить полукровок и разжижать кровь. В общем, планы, которыми изредка делился с некоторыми ближайшими учениками - подшаманами и Р"ымтШемом Верховный шаман были воистину грандиозны и величественны. И немалую роль в этом, по крайней мере, на старте, играла группа высокопоставленных высокородных дворян - людей, уже частично рассчитавшаяся полновесным золотом и жизнями своих. Вот и когда при такой беспокойной жизни Р"ымтШему тренировать бойцов, растить из них непобедимую гвардию "истинных"? Когда каждый воин на счету - вон, несмышлёнышей сколько взяли в поход! Ну и что, что третья часть, а то и половина не вернётся назад, зато те, кто выживут - потенциальные сосуды для знания, как быть лучшим среди лучших. При этом часть опытных воинов пришлось оставить в Тёмном лесу для охраны лагеря, в который по требованию Верховного шамана были собраны семьи всех отколовшихся семей и родов двайя - мир хоть и был с трудом достигнут с проклятыми гоблинами (скорее не мир, а вооружённый нейтралитет), Р"ымтШем был уверен - мог поклясться правой рукой, что коварные грызак наверняка затаили обиду. Месть - всегда достойное занятие, особенно, в среде "тёмных". Впрочем, и "светлые" и люди тоже пусть не притворяются пушистыми и всё прощающими - если не можешь отомстить, то ты либо трус, либо настолько слаб, что проще сразу подставиться под нож. Собственно, из-за этого замороженного конфликта Р"ымтШем и рекомендовал Т"ыхТою поскорее вернуться в лес, но получил недвусмысленный жёсткий ответ: не мешаться в дела, его не касающиеся. Будь Р"ымт сопливым щенком, он мог бы испугаться, обидеться, расстроиться - по желанию, но сейчас он отнёсся к словам своего вождя спокойно, хотя нет да нет мелькали подозрительные мысли, что может он сильно превозносит того, кто дал ему шанс стать лучшим среди лучших, что "истинный", за которым он готов был идти в огонь и воду, вести остальных, не сомневаясь отдать свою жизнь - всего лишь урук с очень сильным Даром. И ушли они не оттого, что он был круче всех, а потому, что совет Верховных шаманов таким образом мягко решил избавиться от носителя радикальных идей, будоражащих народ. Может Т"ыхТой просто сходит с катушек от изобилия крови и жертв - прежде таким он похвастать не мог - и шаман просто не может остановиться в этом затхлом городе. Ведь как объяснить то, что он стал привязывать к себе этого выскочку, не чтящего традиций "истинных", и львиную долю своей жизни проведшего в человеческих землях, Урса"Така? Да, он неплох - Р"ымт видел его бои, и тот действительно произвёл на него впечатление - имея щуплую, невысокую фигуру, в общем, чисто внешне не сильно впечатляющие формы, он валил бойцов в два раза тяжелее его. Р"ымт совсем был не прочь схлестнуться с ним, но получил от Т"ыхТоя недвусмысленный и категоричный на это запрет. Нет, Верховный шаман не перестал ему доверять, не прекратил осыпать своим вниманием и благосклонностью, но при этом Р"ымт заметил, что тот присматривается к вернувшемуся в родное племя воину и даже радуется его, с точки зрения Р"ымтШема, закономерным неприятностям: потере под его командованием отряда, нелепой и так и не выясненной до конца гибели родственников и почти всех воинов рода Так, присоединившихся к походу. И уже сегодня, когда большинство "истинных" ушло в поисках славы, Т"ыхТой - будто специально, дал попробовать трубку духов, употребляемую шаманами, дым которой столь силён - в такой концентрации воинам он был категорически запрещён - что совершенно унёс голову Урсу из рода Так.
  Р"ымтШем со злой усмешкой глянул вправо, где, раскачиваясь со стороны в сторону, сидел его возможный соперник ко вниманию Верховного шамана. Он сомневался, есть ли хоть крупинка разума во взгляде этого не сложившегося телохранителя - или кем там хотел видеть его Т"ыхТой? Уж не на его ли место прочил этого ненастоящего "истинного"? Р"ымт не единожды замечал, как шаман беседует без свидетелей с этим Урсом. Лучше б он загнулся на чужой земле! Этой чести - общения с Т"ыхТоем может быть удостоен не каждый ученик - подшаман, а тем более воин! Впрочем, Р"ымтШем был исключением из правил - они с Верховным шаманом частенько обсуждали перспективы, пути развития народа и возможные методы реализации планов. Так что нужно выбрасывать из головы негодные мысли, размягчающие разум и толкающие на путь сомнений. Он, Р"ымтШем, верен своему господину и вот-вот докажет это. А Урс... Что ж, в голове этого молодого воина, уже повидавшего мир, наверняка есть множество разных, порой совсем не подвластных разуму настоящего "истинного" идей, которые лишь великий Т"ыхТой, сам являющийся новатором и вершителем интересных мыслей, сможет оценить, проанализировать, отделяя зёрна от плевел - ведь наверняка что-то можно применить и их народу. Это на самом деле понимал он, Р"ымтШем, консерватор, яростный сторонник старого виденья "истинного": безжалостного, бескомпромиссного и жестокого. Но при этом развивающегося, совершенствующегося на благо народа воина. Все эти ассимиляции, адаптации, благосклонное, предупредительное отношение к иным народам - чушь, оскорбляющая "тёмных" богов.
  Всё, вот ты и пришёл к своей смерти, человек, - Р"ымтШем оскалил жёлтые клыки в усмешке. Всё-таки быстро этот белошкурый прошёл его воинов - десять - пятнадцать размеренных ударов сердца понадобилось, даже не запыхался. Урук встретился со спокойно-равнодушным, абсолютно безэмоциональным, может чуточку усталым - словно этот разумный выполняет рутинную и опостылевшую работу - взглядом серых глаз, и первый червячок сомнения коснулся мощно бьющего в груди сердца. Но яростная пелена, благодаря волшебной массе, изготовленной Т"ыхТоем, пришедшая гораздо быстрее, чем обычно, смела его, как песочный замок морская волна.
   * * *
  
  Ройчи смотрел на громадного урука, и вместо того, чтобы идти вперёд и лишить жизни это явное порождение тьмы, тело неожиданно попросило отдых, а мысли, как-то вдруг утратившие чёткость и целенаправленность, вяло вильнули в сторону: откуда у "истинных" такое чудовище? Мамаша загуляла с троллем? И даже эта глупая шутка показалась ему смешной, и он непроизвольно хихикнул. Тем самым приведя здоровую машину убийства напротив в действие: огромный молот с угрожающим шуршанием промчался на ладонь от головы - слава Единому, Ройчи успел инстинктивно отшатнуться. Зато обратный ход прямоугольного куска железа, пущенный понизу, таки зацепил, порвав завязки куртки, повредив кольчугу и прострелив неприятной болью. Едва устояв на ногах - не упав и не уронив оружие - наёмник постарался встряхнуться и прогнать туман в голове, мешающий сосредоточиться. И боль, как водится, лучше всего прочистила мозги. Пусть тело ещё сопротивлялось поступающим приказам, но основное Ройчи понял: это шаман вступил в бой.
  "я - песчинка, и пусть я очень мала, но основа моя - камень, уничтожить который подвластно лишь богу..."
  Уход, уход, уклонение, отступление, аккуратно, не оступиться - бешеный урук вертел молот, как пушинку, и Ройчи постоянно приходилось быть начеку, ибо даже воздух, разрезаемый чудовищным орудием, норовил сбить с ног, а мимолётное касание - это верная смерть. Превратившись в песчинку (самая простая защита от захвата разума) - всё-таки опыт борьбы с разумными с Даром сказывался - он почувствовал, что конечности вновь послушны ему, но сознание всё равно продолжало находиться в условном коконе, раздвинуть границы которого ему удалось минимально. И то, потребовалось чудовищное напряжение воли, чтобы приоткрыть всего лишь небольшое окошко, в которое он мог видеть беснующегося, наступающего врага - на всё остальное, что происходило вокруг, у него банально не хватало сил ни видеть, ни контролировать. Даже органы чувств, в которых он, в принципе, сейчас не очень нуждался: вкус, обоняние и даже слух ушли на периферию, чтобы не отвлекать внимание.
  Неожиданно урук ещё больше ускорился, прошедший в сантиметре от ноги молот брызнул осколками камня, не поранив, но нарушив хрупкое равновесие, и Ройчи стал падать. От удара о землю в глазах на мгновение потемнело, он инстинктивно крутнулся в сторону. И вдруг почувствовал, как чудовищная сила буквально вырвала из ладони рукоять меча. Продолжая скользить в разные стороны по совсем не мягкой брусчатке, уже даже не очень понимая, где находится враг, он таки краем глаза видел мелькнувшее серебристой рыбкой оружие, ушедшее куда-то в сторону. Цел ли вообще меч - вопрос совершенно бесполезный, ибо он всё равно был вне пределов досягаемости, зато сам Ройчи влетел во что-то твёрдое, оказавшееся на деле сапогом урука, а мощная сила, собрав на груди в один кулак и рубаху, и кольчугу, и куртку, вздёрнула его вверх.
  Всё визуальное окошко заполнило бугристое, багрово-синее, с маленькими, налитыми кровью глазами, распахнутой отвратительной пастью, с обильно идущей пеной, носовые щели в обрамлении яростно пульсирующих валиков ноздрей - складывалось впечатление, что громила жаждет не просто разорвать его на части, а вынюхать и, обильно окропив слюной, съесть. Ройчи, бесполезно дёрнувшись на весу, ткнул дагой в бок, но лезвие лишь жалобно скользнуло, а после нескольких безуспешных попыток едва не застряло в толстой кожаной защите, после чего урук небрежным движением локтя чуть не сломал ему руку. Скривившись от боли и почувствовав, что вот-вот навалившаяся апатия окончательно поглотит его, Ройчи оттолкнувшись коленями от выступающего брюха, приподнялся вверх и, тоже ухватившись за полы накидки, влетел лбом в переносицу "тёмному". Тот, выкрикнув нечто невнятное, просто отклонил чуть назад голову. Левая рука, так и не выпустившая дагу, пошла вверх, в надежде добраться до столь близкого подбородка. Но не хватило сил и скорости - лезвие, скользнув по воротнику, прикрывающему шею, наткнулось на торчащий шип, на который едва не наскочил сам наёмник и, вильнув носиком, ушло в сторону, лишь чуть надрезав подбородок врага. Ройчи, чувствуя, как вторая рука урука подбирается к его шее, ещё раз саданул лбом в отвратительную харю, на этот раз очень неприятно попав в зубы, услышал, как хрустнул один из клыков, а из рассеченного лба обильно хлынула в глаза кровь. Повторно оглохнув на левое ухо, но, чувствуя, что сейчас соскользнёт из ослабевшей правой лапы на землю, а от левой получив устрашающий удар в предплечье, вовремя прикрывшее голову, он наоборот, вцепился в кожу урукской безрукавки, подтянулся и стал бить рукоятью даги в окровавленную рожу - развернуть остриём не успевал.
  Мощные руки попытались оторвать его от себя - "тёмный", не ожидавший такого неистовства от человека, словно опешил, пошатнулся и сделал шаг назад. Большой палец человека добрался до глаза, а мгновением позже урук почувствовал два удара - укола - Ройчи таки смог развернуть верную, и уже частично обломанную дагу, попав в скулу и надбровную дугу - не смертельно, но опасно. Урук так замотал головой, чтобы не лишиться глаза, что всё-таки не удержался на ногах, и рухнул назад, при этом всё-таки умудрившись оторвать от себя сумасшедшего человека.
  Ройчи ощутил себя уже в воздухе, инстинктивно сгруппировался, но всё равно изрядно приложился плечом, бедром и частично головой, врезался во что-то относительно мягкое (это мог быть только мёртвый "тёмный"), и, не пытаясь встать заспешил на четвереньках ориентировочно назад. Он буквально нащупал ладонью, ибо слух - наверняка очередная каверза проклятого шамана - действительно пока оставил его, а глаза, залитые кровью, вот так, "на ходу" невозможно было привести в порядок, ворочающегося урука. Едва успел убрать кисть от клацнувших зубов, сразу же развернувшись на заднице, хорошенько наподдал сапогом в нужном направлении. Внезапно у самого уха пронеслось нечто весьма большое и грохнуло с такой силой, что дёрнулась голова, а всю правую сторону нашпиговало осколками.
  Кое-как протерев глаза рукавом и увидев свет белый, Ройчи полусидя-полулёжа на брусчатке, не чуя непосредственной опасности, наконец-то получил возможность оглядеться. Несмотря на всеобщую разбитость тела, сознание оказалось неожиданно ясным, и он воспользовался этим, чтобы оценить ситуацию - внимание шамана сейчас было сосредоточено на его сопернике.
  Небрежными рваными тряпками, обильно измазанными в алое, лежали тела "тёмных", некоторые ещё подрагивали, балансируя на кромке жизни и смерти, но наёмник знал, что недолго - чересчур он был рассержен и безжалостен, и действовал как бы автоматически при давлении шамана на него, что сразу подразумевало максимальную эффективность нанесения ударов, не совместимых с жизнью. Локтях в тридцати справа немилосердно чадил огромный костёр, где среди деревянных пылающих конструкций превращались в пепел и человеческие останки. Ещё чуть довернув голову, он увидел пятёрку оставшихся в живых, скованных одной цепью, людей. Уцелевшие - по крайней мере, пока - жертвы "тёмного" ритуала, упав на землю, широко раскрытыми глазами, настороженно и с отчаянной надеждой глядели в его сторону, нет-нет, да и бросая короткие пугливые взгляды левее, где натужно хрипел огромный урук, и чуть выше, где, как помнил Ройчи, находился сам Верховный шаман, средоточие зла и ужаса людского. Посмотрев в сторону здания, на котором держали оборону его друзья, он увидел, что уруки уже на крыше, и несколько из них собрались на краю, тыкая пальцами в его сторону, и неверяще рассматривая площадь. Не стоило даже и мечтать, что "тёмные" не захотят бросить все дела и вернуться, чтобы воочию убедиться - глаза их не обманывают, и всё действительно плохо.
  Человек криво ухмыльнулся и, кряхтя, начал подниматься - надо довести дело до конца. Громила уже встал на четвереньки и немилосердно тряс башкой, словно это движение непременно должно было привести его в чувство. Шаман всё также неподвижно сидел с закрытыми глазами, положив руки с раскрытыми ладонями на сложенные колени. Вдруг Ройчи ощутил некое несоответствие в окружающем - взгляд реагировал, как правило, на любое шевеление, а тут он наткнулся на пустой и при этом словно бы внимательный, следящий взгляд стоящего неподалёку на коленях урука. Такое ощущение бывает в заброшенных селениях, когда кажется, что дырявые окна пустых домов наблюдают за тобой. Судя по одежде, настоящий "истинный", но что-то в нём было не так - как будто происходящее его совсем не касалось. Мозг вынес вердикт: пока не опасен, но после шамана обязательно добить - нечего оставлять за спиной врагов.
  Отбросив в сторону бесполезную дагу, Ройчи под угрюмым и уже не столь самоуверенным взглядом урука сделал несколько шагов влево и подобрал с брусчатки оброненный ятаган - хозяину он точно не пригодится. Примерил в руке - легковат, но выбора особого не было, как и не было времени искать подходящее оружие.
  "Тёмный" заревел, ударил себя кулаком в грудь - гулкий звук был достаточно весом - вновь стараясь привести себя в состояние боевого безумия, взмахнул молотом в левой руке, приготовился к атаке. Ройчи, чувствуя, как вновь стала закрадываться в сердце неуверенность, как снова потеплел на груди защитный амулет, вздохнул глубоко и, будто бросаясь в омут, побежал вперёд, навстречу несущейся, как лавина, смертельно опасной и большой фигуре и...
  Хорошее решение всегда просто. И пусть возможный случайный зритель не успел бы отследить и оценить красоту молниеносных движений, но результат спустя три удара сердца, наверняка вызвал бы ураган сильных чувств.
  ...он успел сделать всего три широких шага, причём последний значительно вправо, пропуская у самого плеча страшный прямоугольный - примерно с голову человека - кусок железа, ятаган, на втором шаге неожиданно и резко переброшенный в левую руку уже пошёл вниз, лишь только фигура противника оказалась чуть левее. Толстая кожа в высоком - по колено - сапоге должна была защитить икру опорной в то мгновение ноги, но удар был столь силён и коварен - учитывая и сам наклон конечности и вхождения кончика лезвия, что острая сталь таки преодолела защиту, взрезала мышцы, сухожилия, артерию, вгрызлась в кость, и тут же, не выдержав нагрузки, сломалась. "Тёмный" рухнул на булыжник мостовой, при этом немного закручиваемый по инерции тяжёлым молотом влево. И пусть оружие, гремя и сыпля искрами, ушло дальше, того ещё несколько раз завернуло на коленях по неширокой дуге вокруг условно остающегося на месте, но отслеживающего этот сумасшедший вихрь, в который превратился урук, человека. Стоило "тёмному" на одно краткое - меньше удара сердца - мгновение зависнуть в шатком равновесии: то ли продолжить падение, то ли попытаться прервать его, и предпринять какие-то контрмеры, пока боль в повреждённой конечности окончательно не пленила разум, как тут же рядом возник - он едва успел его почувствовать - гибкий и размытый силуэт, и точный, можно сказать, щадящий - ибо одним махом - удар сломанного на треть ятагана снёс буйную голову огромного урука.
  Ройчи не ощутил никакого облегчения, когда оставил за спиной подрагивающее, тёплое, обильно исходящее кровью, тело. Вся ненависть, любопытство и неверие, с которыми "тёмный" с Даром касался его и пытался воздействовать, превратились в жгучий страх, и, поднимаясь на помост, наёмник вновь почувствовал себя, будто в тумане - он видел только то, что перед глазами: чёрные неподвижные зрачки, в которых плескался ужас: "кто ты?!" Будь он в нормальном состоянии, человек бы наверняка ухмыльнулся злорадно и бросил причитающуюся случаю шутку, но сейчас у него просто не оставалось сил на ненужные эмоции, где-то глубоко внутри сознания активировалась мысль - маленькая-маленькая - но именно которая руководила его действиями и вела к цели, а сам он вновь превратился в управляемую песчинку - ту, которая может обрушить гору, перекрыть реку и затмить солнце. Ноги наощупь - как в темноте, неуверенно находили ступени, левая рука, так и не бросившая оружие, ушла в замахе. Ещё два очень долгих и колоссально напряжённых шага - он буквально продавливал пространство, не обращая внимания, что ноги погружаются в пышущее вулканическое месиво, из лёгких испаряется воздух, и на губах уже пузырится кровавая пена, а сама голова вот-вот готова взорваться и разлететься красивым и замедлённым фейерверком... Но это его не тревожило, ведь, грубо говоря, даже умирать в нём нечему было. Зато сладчайшей картиной являлись наконец-то распахивающиеся в бессилии и ужасе раскосые глаза под лысым и морщинистым черепом, полностью испещренным тату, как чёрная капля - предвестница агонии - катится из щелей - ноздрей, как щерится в бесполезных и бессмысленных проклятиях беззубый рот, и как наконец-то сталь вспарывает морщинистую, пергаментную кожу, проходя кадык, разрезая жилы и артерию.
  Ройчи пошатнулся, сумасшедшая усталость навалилась на тело - не та, моральная и психологическая, искусственная, созданная давлением шамана, а настоящая - физическая. Он с трудом, чуть провернув, выдернул ятаган - и сам не понимая, зачем это сделал, ибо после всего случившегося полноценным оружием этот обломок считать было невозможно.
  Краски вроде бы вернулись в мир, но отчего же так плохо? Стоя на деревянном настиле передвижной, ибо основой являлась широкая повозка, в которую при необходимости впрягали ягиров, высокой площадке шамана, Ройчи отрешённо созерцал окружающее. Мысль, толкавшая к действию, сейчас, по факту, свершившемуся, растворилась без остатка, и он, чувствуя себя пустым мехом, неожиданно понял, что... не знает, что делать дальше. Откуда-то издалека сюда, возможно к нему, спешили какие-то вооружённые фигуры, и он мазнул по ним равнодушным взглядом. И тут он увидел неспешно идущего к ступеням урука.
  "Тёмный" объявился откуда-то сзади, из-за спины - только этим можно было объяснить, что тот оказался совсем рядом, не будучи замеченным. Или тем, что рассеянное внимание наёмника, контуженное жёстким воздействием шамана, фиксировало лишь то, что могло нести потенциальную угрозу, а в этой размеренно приближающейся - только что обогнувшей мёртвое тело шаманского палача - твёрдой походке какой-то неожиданно щуплой для урука фигуре не было ни грамма агрессии - одно вселенское спокойствие и некая уверенность, логику которой осознать, по крайней мере сейчас, человек не мог. И ещё наёмник чувствовал, что ледяной панцирь покоя "тёмного" зиждется на какой-то сложной гамме переживаний - эмоций - чувств и решимости... Ну, как-то так.
  Руки "тёмного" свободно висели вдоль тела, ладони, по крайнеё мере визуально с того ракурса, откуда смотрел Ройчи, были пусты, хотя урук явно был воином и, насколько наёмник разбирался - конечно же поверхностно, ибо это точно могли расшифровать лишь сами "истинные" - в татуировках на бледно-зелёном лице, воин мог относиться к элите. При этом, помимо традиционного ятагана на поясном ремне, из-за плеча торчала рукоять меча - совсем на человеческий манер, и это была ещё одна загадка, над которой человек не собирался задумываться. Но что больше всего притянуло его взгляд и уже не отпускало - янтарные немигающие зрачки в ярко-алой радужке, резко выделяющиеся на бледном, словно обескровленном фоне. Они прожигали насквозь требовательно, неотвратимо и... любознательно. Ройчи неожиданно понял (некоторые знания возникают будто ниоткуда - вот только что ячейка разума была пуста, и вдруг она уже заполнена словами, образами, понятиями, которые не нуждаются в дополнительном подтверждении, ибо являются тем, чем видятся - без всяких иллюзий), что ставший прямо перед ним худощавый, чуть ниже ростом, нежели он сам, урук, чьи глаза сверкали из-под наброшенного капюшона, словно драгоценные камни, на самом деле ещё очень молод. И пусть совершенно седой кончик тощей косицы, торчащий возле ключицы, так и кричит об обратном, испещренная тату кожа лица, вся в крапинках, словно битая оспой, без морщин. Вернее, жизненные следы есть, но не в таком количестве, нежели кожа у покойного шамана - как высушенная и скукоженная древесная кора. Вообще, уруков даже братья по цвету не могут назвать симпатичными.
  Может, оттого они чересчур злы и агрессивны? Вон даже орки при должном терпении, уживаются, к примеру, в человеческом обществе. Но "истинные"... Очередная мысль, мелькнувшая, словно луч солнца, растаяла бесследно. А Ройчи, рефлекторно поднявший оружие на уровень живота, почувствовал, как неровный обломанный кончик упёрся в кожаную безрукавку "тёмного". И тот вдруг что-то произнёс на своём шипящем наречии - негромко, без вызова, но целеустремлённо. При этом не спеша поднял руки, сбросил капюшон, открыв голый, выскобленный череп - лишь за ушами и где-то на затылке росли слабые волосы, стянутые в подобие косы с вплетёнными цветными полосками, явно что-то означающими (голова, как водится, была очень тщательно покрыта татуировками, и если где и были открытые эпизоды - так сказать, для "свежей" информации, отсюда их Ройчи не наблюдал), стянул перчатки, открыв достаточно тонкие, почти человеческие, но чересчур короткопалые кисти, которые легко развели полы безрукавки в стороны, а потом неторопливо принялись расшнуровывать снизу находящуюся под ней рубаху.
  Как зачарованный Ройчи прислушивался к немного монотонной, но явно несущей какую-то важную информацию, речи, постепенно приобретающей напряжённость и, как ни странно, нотки торжественности. Как бы не было это очередным ритуалом, - появилась пугающая мысль, и тут же давление на удерживаемый ятаган со стороны урука усилилось. Ройчи инстинктивно поднажал. Но опустив взгляд, ругнулся и едва не выпустил из рук оружие - клинок взрезал кожу, а может и вошёл чуть в обнаженный с рельефными кубиками пресса живот "тёмного". Слава Единому, наёмник вовремя спохватился, недоумённо поднял глаза, наткнулся на... странное облегчение, словно он, человек, каким-то образом оправдал его надежды. Причём, это относилось к тому, что он случайно, банально едва не зарезал этого самоубийцу.
  Урук, не отводя пронзительного взгляда, опустил правую руку к ране, потом поднял её, провёл по лбу и щекам, оставляя тёмные следы, безгубый рот его при этом кривился - в улыбке ли, от боли, от каких-то чувств - Ройчи не знал, так как особым знатоком мимики, также, как и этого, впрочем, слышанного прежде, языка, не был. Пересечения у него с уруками, как бы это помягче сказать, были весьма однообразны - со сталью в руках, в лучшем случае, с некоторой прелюдией - оскорблениями и ругательствами, предваряющими бой, в которых некоторые урукские ветви знали толк, а то и считали поединок неполноценным без словесного обливания грязью соперника. Кстати, встречались порой очень и очень любопытные речевые обороты, как правило, на общем языке, но с вкраплениями слов, значения которых наёмник не знал, но догадывался об их смысле. Вот только узнать, верны ли его догадки, уточнять уже было не у кого.
  Потом "тёмный" отступил на шаг, на сам край помоста и... опустился на колено. Как можно, не проронив ни слова, потерять дар речи, Ройчи ощутил сейчас. И пусть за происходящим он наблюдал как бы со стороны - все органы чувств и инстинкты были притуплены до крайности, изумление, а точнее, ошеломление пробило туманный панцирь...
  Склонившийся в позе подчинения урук - воин, урук - "истинный" - это могли наблюдать только старешйины и шаманы этого народа. Даже акнак рода не всегда удостаивался подобной чести.
  Неожиданно, достаточно мясистые и слегка вытянутые кверху, но более широкие, нежели у эльфов, ушные раковины "тёмного" шевельнулись весьма заметно. При этом наёмник вспомнил о Худуке. Урук резко поднял голову, ноздри дрогнули - он втянул воздух, будто животное, складки у безгубого рта ещё резче обозначились, а щели глаз остро выстрелили мимо бедра человека - куда-то ему за спину.
  Ройчи, уже разворачиваясь, почувствовал неладное, и картина, вонзившаяся в сознание за мгновение до очередного стресса организма и разума, ещё долго после преследовала его, как очередное напоминание о том, что каким бы сильным, умелым, и бесстрашным ты ни был, переоценка себя либо глупое уверование в собственной неуязвимости - самый короткий путь к могиле.
  Как оказалось, шаман не выбыл из строя, и если б он так грамотно не задурил Ройчи, тот не допустил бы подобной серьёзной ошибки - не проконтролировать недобитка. Мало того, сильный "тёмный" с Даром с лёгкостью мог как не пустить себя за кромку, моментально подлечивая даже с точки зрения человека смертельные раны, так и искусно изобразить иллюзию кровавой раны - всё зависит от спецификации Дара и развитых способностей - естественно, они у всех разные. И ведь неспроста именно Ройчи - сейчас прошлое, которое он не очень любил вспоминать, но которое постоянно его преследовало, да что там говорить, сделало его таким, кем он есть, сейчас было ему на руку - направился к Верховному шаману. Ибо илийцы (да-да, именно те, из "королевских смертников") были гораздо менее уязвимы перед магическим - колдовским воздействием. Но этот представитель самого жуткого народа "тёмных", как говорилось выше, был чрезвычайно силён, и таки сумел навязать свою игру, блокировать мыслительные, аналитические возможности наёмника. Хорошо хоть само тело (и вбитые беспокойной жизнью рефлексы) заботилось о самосохранении. Но к Ройчи, оставившего за спиной живого и коварного врага, вдруг пришла помощь.
  Обернувшись, он увидел буквально летящую в прыжке с занесенным в ударе кинжалом Шани. На лице девушки - платок, прикрывающий нижнюю часть лица, сорвался и сейчас трепетал, будто вымпел у щеки - были решимость, ярость и ненависть. Именно в такой последовательности. Шаман, прикрывающий шею ладонью - чёрная кровь просачивалась сквозь чёрные пальцы, отдавший всё внимание человеку, не успел среагировать на появление нового действующего лица, и первый удар - в сердце - практически пропустил, только сморщенная, поблёскивающая влагой кисть сместилась вниз и послужила тонкой преградой.
  Ройчи вновь пошатнулся - словно орех, вывалившийся из треснувшей скорлупы, вдохнул полной грудью, как будто вырвавшись из затхлого подвала, с каким-то неверием и отчаянием, ибо хоть сознание, ощущения и вернулись к нему, реально пошевелиться и воспользоваться своими навыками пока не мог, как человек, долго находившийся в одной позе, не может моментально вскочить и побежать. Он видел, как напряжённые глаза девушки, стоило "тёмному" чуть повернуть голову, потеряли осмысленность. Но она успела всё-таки нанести второй удар - туда же, в сердце, прежде, чем упасть, тощим плечом задев шамана и свалив его на доски.
  Чувствуя, как из дрожащей правой руки норовит выскользнуть рукоять ятагана, Ройчи поддержал её левой ладонью, сделал два деревянных, неуверенных шага и, наклонившись, сделал то, что обязан был сделать с самого начала - отрубил корчащуюся, но всё равно не собирающуюся на встречу со своими богами, голову шамана, и ещё раз пробил сердце - ну, вот такая действенная методика борьбы с "тёмными" колдунами. В идеале его бы ещё сжечь, но... Силы окончательно покинули его, и он плюхнулся в лужу крови, натёкшую с шамана. Сделав пару глубоких вздохов, смог таки подтянуть к себе неожиданно тяжёлое, безжизненное тело шалюрки, получившей посмертный подарок от проклятого шамана, уложил её на колени.
  Нестерпимая горечь сковала его. И пусть ему не привыкать терять товарищей, ведь он непробиваемый, холодный и равнодушный, отчего же, глядя в восковое лицо девушки, ему нестерпимо хотелось завыть?
  Безразличным взглядом он проследил за уруком, который, казалось, в далёком прошлом пытался ему что-то рассказать, и даже некоторое время, опять же, совсем без интереса, наблюдал, как тонкая фигура "тёмного" бесстрашно и свирепо закружилась в схватке - на него у ступеней на помост наседало вначале двое, потом трое, а чуть погодя и до десяти противников, когда ладонь, скользнувшая по прохладной щеке, на шее неожиданно ощутила далёкое-далёкое эхо жизни... Не веря самому себе, он, бережно сняв девушку с коленей, приник ухом к её груди и зашипел от боли - нечто весьма горячее буквально жгло сквозь кольчугу и ткань рубашки. Частично стянув с плеч первую и взрезав всё тем же универсальным обрубком ятагана вторую, он увидел спёкшиеся в один комок несколько амулетов, оставивших на смуглой, но бледной коже страшный ожог. Срезав ремешки, он отбросил в сторону использованные и исполнившие свою роль обереги, вновь приник к груди. И вздох облегчения сотряс его - по крайней мере, сердце Шани продолжало биться.
  
   * * *
  Что такое жизнь? Это когда не знаешь, что ты - мертвец.
  Человек - странное существо. По сути, недалеко уйдя от муравья, оно мнит себя важным, значимым винтиком, строит грандиозные планы: работа - служба, семья - дети - дальше пока можно не загадывать. Рано ещё. А судьба, сидя где-то на облачке, болтая ножками и щёлкая семечки, веселится, глядя на всё это. Не зло или доброжелательно - она вне этого. Просто... просто это действительно смешно: мысли о том, что ты действительно влияешь на будущее. Да, по-настоящему целеустремлённые люди добиваются многого. Но есть масса внешних факторов, которые неизменно вносят коррективы в казалось бы идеальное течение жизни. Болезнь, угасшие чувства, стихийное бедствие, в конце концов, война - вот неполный перечень этих факторов. И ты уже не помнишь, кем когда-то хотел стать и к чему стремился.
  Он был простой парень из Восточного предела, из абсолютно рядовой, но вольной семьи. И видел свою стезю как точную копию пути отца - ушедшего на заслуженный отдых егеря, отдавшего королевству более тридцати лет жизни, который планировал и ещё послужить, но неудачное пересечение с крупным отрядом контрабандистов помешало этому. При этом ему ещё повезло - он отделался потерей правой, пусть и рабочей руки, а большая половина сослуживцев полегла там. И такое бывает.
  Так что, его родителям грех было жаловаться: почётный уход на отдых, надел своей земли и небольшая, но весомая пенсия. Да много ли надо при натуральном хозяйстве? Купить мелочёвку, пусть дорогостоящую, семена, инструменты - и так далее. Да, отцу было сложно сразу перестроиться многие вещи делать левой рукой. Зато трудились всей семьёй. Вначале сёстры, а потом, когда старшая вышла замуж, то и его, Стилла стали активней привлекать к физически сложным работам. Он то и до этого не сидел без дела, но мужчина в семье - есть мужчина, и ему должен доставаться самый тяжёлый труд - это закон.
  Но лишь Стиллу исполнилось шестнадцать вёсен, он, как и все мужчины в его роду, пошёл в славную егерскую стражу Восточного предела. Вначале, конечно, в учебный лагерь, а потом и в настоящее боевое подразделение, что несло службу в обширных лесах востока Агробара на границе с условно дружественной Тарией. Всё, о чём он мечтал на тот момент: тяжёлая и опасная, но почётная служба с настоящими, боевыми, дружески расположенными в спокойной обстановке и внимательными в рейдах к новичкам, товарищами. Иные у них, в Восточном пределе не задерживались и не выживали. Это была та самая жизнь, о которой он думал, и помыслить об ином просто не мог.
  А потом была проклятая переброска в столицу, которая всем им, вырванным из егерской жизни: и молодым, и ветеранам виделась, как некое приключение, приятно дополняющее достаточно однообразные будни, периодически скрашенные преследованием и короткими и яростными схватками с нарушителями границы всех мастей: и контрабандистами, и "тёмными", и даже хвастливой тарийской стражей.
  Вход в дворцовый комплекс и заступление на дежурство вместо убывших на сборы королевских гвардейцев - это вообще воспринялось, как подарок, счастливый случай - ну, когда бы он, Стилл, провинциальный парень, смог побывать в столице и самом дворце?! Возможно и никогда - отец, к примеру, этим похвастать не мог.
  Но не успел стихнуть возбуждённый, радостный пыл, который не смогли поколебать угрюмые, неприветливые лица дворцового персонала и даже самих королевских гвардейцев, как грянуло, будто гром среди ясного неба ужасное слово: предательство! И они уже дрались с "чайками" в бесконечных коридорах дворца. Удары сыпались отовсюду, страшные слухи о смерти короля от руки наследной принцессы Лидии, будто кислота, сжигали радужные перспективы и призрачную надежду с минимальными потерями выбраться из этой переделки. И сержант ДиОдори (лейтенант к этому моменту погиб от пущенного из-за поворота арбалетного болта) принял решение: не распылять силы, собраться вместе и прорываться к выходу - всё-таки улицы города давали большую свободу манёвра, а во дворце... Панические приказы и истерические пожелания, порой прямо противоположные и взаимоисключающие, доставляемые непонятными офицерами и чиновниками, вносили в отряд ещё большую сумятицу. Вот тогда они и пересеклись с такими же братьями с Восточного предела - во всяком случае, они были в соответствующих цветах и со знаками различия. Ну и что, что лица были незнакомы - восточная-то граница не маленькая, и пограничных подразделений хватает, чтобы не знать всех. А дальше... а дальше последовал подлый удар - вначале арбалетный залп выбил часть товарищей Стилла, потом их взяли в мечи... Да, враги дорого заплатили за своё коварство, но из сотни егерей остались условно живыми одиннадцать пленённых. С перспективой худшей, нежели честная смерть в бою.
  Вот тогда их нашёл и освободил - за возможность отомстить - любопытный (странный и опасный) наёмник в компании с эльфом. Это была столь красноречивая и безрассудная парочка, что отчаявшиеся егеря быстро ухватились за шанс хоть как-то отплатить врагам. Был сумасшедший захват ворот, жуткая мясорубка, в которой выжили лишь он, новичок (может оттого, что его опекали и прикрывали старшие товарищи, как самого молодого), и очень пострадавший сержант ДиОдори. Ну и, кто бы сомневался, оба наёмника. Которые и помогли найти убежище в случайном домике молодой семьи, где их пути и разошлись.
  Растерянному Стиллу тогда казалось, несмотря на доброжелательность и внимание хозяев, что хуже быть не может: они в незнакомом городе, на руках бессознательный сержант, бросать которого он не собирался. А у сил, захвативших дворец и устроивших беспорядки, в случае повальных проверок, к ним, егерям, наверняка будут вопросы, на которые у них не было ответов. Что было чревато однозначным путём - в лучшем случае по-тихому удавят, в худшем - публичная казнь на эшафоте.
  Но всё произошло гораздо быстрее и банальней. И Стилл осознал, что бывает ещё хуже, чем когда кажется, что хуже некуда.
  Несмотря на рекомендации ушедших наёмников - о, вспомнил: человека звали Ройчи, а эльфа... нет, не вспомнить, - хотя бы парочку дней не высовывать нос из дому, хозяин позвал лекаря, жившего недалеко - уж очень плохо выглядел сержант. Доктор, щуплый, словоохотливый и улыбчивый старичок лишь покачал головой, глядя на егеря, но раны обработал и перевязал, легко взял мешочек агров и посоветовал в ближайшее время обратиться к целителю. После его ухода подействовали успокоительная микстура, и ДиОдори перестал метаться в бреду, и немного успокоившийся Стилл с благодарностью принял приглашение к ужину. Измотанное, крайне уставшее непослушное тело, будто само выполняло простые движения. Казалось, и кусок в горло не полезет, но стоило почуять волшебные запахи, как он понял - как же давно он нормально не ел, и даже немного испугался: как бы не наброситься на это чудо на столе - утку в яблоках, гречневую кашу с подливой и ещё какие-то ароматно пахнущие - рыба, что ли? - штучки в кляре. Хозяюшка постаралась. Во время разгара застолья и нагрянули.
  Рычащий Стилл, как котёнок, был отброшен в сторону, и, хорошенько приложившись головой, мог только наблюдать, как трое громил жестоко, не жалея, избивают хозяина, а ещё парочка насилует его жену - этого он, слава Единому, не видел, но прекрасно слышал мольбы о пощаде, громкие всхлипы, а после жуткую тишину на фоне отвратительных комментариев и характерного сопения. Потом троица поменялась с парочкой, а Стилла накрыло долгожданное беспамятство.
  Очнулся он уже связанным. Тут же на кухне. Рядом лежал хозяин - его он узнал по тёмно-русой шевелюре - эпизод лица с затёкшим глазом и свежим кровоточащим рубцом поперёк лба будто принадлежал незнакомому мужчине. А убийцы и насильники изволили трапезничать - чавканье и стук посуды, прерываемые периодически хохотом, подтверждали это. Как там хозяйка, он даже боялся представить. По обрывкам фраз он понял, что они ждут какую-то важную особу, которая и решит судьбу пленников. Он мог только бессильно скрипеть зубами, на глаза непроизвольно наворачивались слёзы обиды на несправедливость мира, но он держался ибо он - мужчина, и должен стойко переносить невзгоды. Прикрыв глаза, Стилл погрузился в странное сомнамбулическое состояние, в котором изобретал всё новые и новые кары для обидчиков, пока потихоньку не задремал - уставший, перегруженный мозг просто отключился.
  Разбудили его ударом сапога по голове. Не очень сильно, но кровь пошла носом. Потом приволокли в гостиную, где они, собственно, и отдыхали совсем недавно в компании с наёмниками. Следом втолкнули и измученных хозяев. Увидев, в каком состоянии мужчина, Стилл просто отвёл взгляд. Хозяйка выглядела не лучше. Здесь же находился и сержант, чей блуждающий, бессмысленный взгляд вяло скользил по предметам и людям, недалеко ушедшим от первых. Сердце Стилла тревожно сжалось в нехорошем предчувствии.
  В дальнем конце комнаты, у окна, сидела какая-то высокородная - хоть у него, егеря-новичка с восточного предела и был небогатый опыт общения (скорее - лицезрения) благородных, но тут он сразу понял - это она. Поза, положение рук и головы, с уклоном на простоту такой себе якобы неброский дорожный костюм, сапожки и воздушная шляпка, которые стоили, небось, как несколько посёлков в их краю. А то и подороже - можно лишь гадать. И неописуемая, прямо-таки неземная красота точёных, идеальных линий, от которых сердце Стилла пропустило пару ударов, прекрасный профиль в обрамлении очаровательных каштановых завитушек, выбившихся из-под головного убора.
  Их, едва державшихся на ногах, поставили перед дамой. И только тут Стилл обратил внимание на тишину, нарушаемую лишь скрипом половиц. По периметру гостиной стояло пятеро крепких мужчин. Ещё здесь находился громадный и безобразный внешне, со свисающими до плеч спутанными и жидкими волосами полуорк. Исполосованное лицо бывалого бойца с замершими, будто в угрозе, торчащими над верхней губой крупными клыками. Только он позволял себе перемещаться по помещению, поглядывая по сторонам, словно в поисках чего-то. Остальные же, уже знакомые пленители, насильники, истязатели и конвоиры, застыли чуть ли не на вытяжку, не шевелясь. Стилл даже про себя мрачно усмехнулся: этим драконам ведом животный страх, буквально исходящий от пропитанных грязью, кровью и потом тел. При этом они боязливо косились не на полуорка, а именно на высокородную. Что-то будет.
  Дама соизволила обратить на них внимание. И Стилл содрогнулся от холода, плеснувшего из льдистых голубых глаз. Так могла бы смотреть богиня смерти.
  Равнодушно пройдясь взглядом по стоящим, губы её брезгливо и недовольно исказились, она подняла тонкую кисть в перчатке и спросила, подняв требовательный взгляд на полуорка:
  - Рыкх, что это? - негромкий приятный голос, от которого стоящий слева видимый Стиллу бородач невольно передёрнул плечами. Кстати, на его лице красовался огромный на пол лица, свежий синяк, ещё не приобретший характерного фиолетового оттенка.
  Полуорк встал напротив бородача и впился тяжёлым, немигающим взглядом.
  - Так это... мы же хотели, как лучше... - не совсем внятно залепетал тот, пытаясь отойти назад, но ему мешала спинка дивана. Здоровый дядька, никак не меньше, может даже потолще полуорка, трепетал, как осиновый лист на ветру. Отвратительное, но греющее душу зрелище. А у Стилла вдруг забрезжил лучик надежды: может, не всё так плохо, и эта женщина спасёт их? Она ведь такая красивая и... благородная. Должна же быть какая-то справедливость на земле?!
  Короткий замах, звук мощного удара, и бородач, мелькнув сапогами в воздухе, исчез за диваном.
  Дама одобрительно кивнула, поднесла руку к лицу, задумчиво куснула костяшку указательного пальца и... посмотрела прямо на Стилла.
  Спустя три томительных удара сердца она с едва ощутимыми нотками доброжелательности поинтересовалась у него:
  - Мальчик, ты видел принцесс?
  Он мотнул отрицательно головой и тут же продублировал непослушным голосом:
  - Нет.
  Её взгляд стал строже, а потом на холодное бледное лицо легла улыбка, обозначив очаровательные ямочки на щеках.
  - Но ты ведь не хочешь, чтоб пострадали твои друзья? - он отчаянно замотал головой - так, что даже повело, отчего стоящий сзади конвоир аккуратно придержал его за плечо. - Значит, скажи, будь добр, куда они направились? Это ведь ты им помогал покинуть дворец?
  Желание всё рассказать этой красивой женщине боролось с подозрительностью. Тут совсем некстати всплыл совет наёмника перед уходом: не доверять никому. Победило второе. Он сглотнул подкативший к горлу ком и, отведя в сторону взгляд, глухо бросил:
  - Я ничего не знаю.
  Благодушная улыбка на лице дамы растаяла без следа, она наклонилась к егерю, словно нанизывая на глаза, и ровно проговорила:
  - Мальчик, ты даже не представляешь, на что себя обрекаешь. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Рыкх! - повелительный кивок в сторону ничего не понимающего сержанта.
  Полуорк сделал три шага, мягкий захват шеи, резкий рывок мощных рук и неприятный глухой хруст....
  - Не-е-ет!..
  Стилл повис на руках. Он хотел бы упасть на пол, закрыть лицо и уши руками, чтобы ничего не видеть и не слышать, погрузиться в то полубезумное состояние, когда ты не чувствуешь ни боли, ни эмоций, превращаешься в безликую, пустую ёмкость. Это не истерика, это что-то мощнее, страшнее, это то состояние, из которого не всегда можно отыскать выход, собственно, это первый шаг из мира живых. И пусть это происходило от полной безнадёжности, но в данной ситуации это казалось единственным выходом. Но ему не дали.
  Продолжающего выкрикивать проклятья вперемешку с мольбами, его удерживали в положении стоя, за волосы контролировали голову и заставляли открывать глаза. И если смерть ДиОдори, профессионального военного, в принципе, можно было как-то понять (даже такую бесславную кончину), то когда перед глазами Стилла вытащили приютившего их хозяина и принялись методично ломать ему конечности, он не выдержал.
  Он рассказал, всё, что знал, всё, что было, всё, что невольно подслушал от наёмников, и даже свои предположения. Но равнодушному - нет, не женщине - чудовищу этого было мало...
  Только спустя долгое, жутко долгое время долгожданное беспамятство накрыло столь плотно, что ни оплеухи, ни вода не смогли вернуть его в реальный мир.
  Потом, значительно позже, он осознал себя в каком-то ином месте дышащей безвольной и почти сгоревшей ветошью. Странная мысль посетила его: может он уже не на Веринии? - отозвалась внутри безумной горечью, ибо органы чувств продолжали хотя бы частично функционировать, а мощный запах крови, навоза, мочи, шерсти и прелой соломы, проникавший в забитые ноздри, ясно говорил, что никто из богов не забрал его, и он продолжает находиться в земном аду. Никому он не нужен.
  Периодически он чувствовал, как его бьют, но боль, как таковую он почему-то перестал ощущать, и поэтому лишь страшно скалился в ответ, за что невидимые палачи выбили передние зубы. Что сделало его улыбку ещё страшнее.
  И тогда, наконец, он понял смысл происходящего с ним. Конечно же, он уже мёртв! Но милостивые боги дали ему ту иллюзорную надежду, тот минимальный шанс хотя бы частично восстановить справедливость в мире. Его истовые молитвы были услышаны, и теперь - если он будет сильным, целеустремлённым, изворотливым и жестоким - у него будет возможность отомстить и смыть кровью позор. Он просто обязан найти кукловода, приведшего множество славных агробарцев на алтарь своих амбиций, заглянуть ему в глаза и уничтожить!
  Первый раз за последнее время он сам пошевелился, прислушиваясь к себе. Звякнула цепь, натянулась к колодкам, в которые были схвачены его кисти. Всё тело ломило просто нещадно, тянуло, но по ощущениям, казалось, что внутренности не отбиты, пошевелил конечностями - вроде целы, хотя правое колено сгибалось едва-едва. Били его сильно, но аккуратно - видно, были на него какие-то планы у чудовища с ангельским ликом. Лицо казалось чем-то чужеродным - этакой плотной и колючей маской с узенькими прорезями глазниц, напрочь забитым ноющим носом и тяжёлыми валунами губ, едва расходящимися для живительного дыхания. Перевернулся на спину и, собравшись с силами, попытался сесть. Это удалось с третьего раза, но тут же проснулась острая ноющая боль в левом боку. Эх, ему бы к целителю... Кривая улыбка, попытавшаяся скользнуть на губы, заставила непроизвольно закашляться, и через силу сплюнуть тягучий мерзкий комок изо рта.
  Он находился в сарае, и это была не новость. Где-то в плотном сумраке справа едва светлели загородки, в которых что-то постоянно чавкало и хлюпало. Слева шла стена, добротная такая, бревенчатая. Он был прикован, грубо говоря, в углу. С противоположной стороны темнела внушительная куча, судя по едва уловимому запаху, сена. А ещё чуть правее, в редких прожилках света (то ли поздний вечер, то ли очень раннее утро) выделялся прямоугольник дверей.
  На какое-то время он словно завис: информация с трудом поступала в затуманенную голову. А потом он просто бездумно пялился в такой близкий и в тоже время далёкий выход, потихоньку начиная различать массивность плашек, из которых была сложена сама дверь, внушительная задвижка - странно, зачем кому-то запираться здесь изнутри?
  Близкий характерный писк заставил очнуться и, чуть скосив глаза, он приноровившимся зрением увидел несколько небольших хвостатых силуэтов, копошащихся вокруг белеющей неподалёку посудины. Крысы пировали его едой!
  Осознание происходящего подняло в нём такую злость, что Стилл сам не понял, как развернулся, попытался пнуть наглых тварей. Те суетливо и негодующе разбежались. Но недалеко: чёрные голодные глазки-бусины поблёскивали нетерпеливо и выжидающе, словно не сомневаясь, что в битве за еду, они всё равно победят. За еду, которая так необходима его ослабленному организму!
  Он перевалился набок, колено совсем не желало сгибаться, и таким образом подполз к неглубокой тарелке с остатками какой-то подсохшей массы. Каша? Рядом, прямо на полу, лежало несколько полусгрызенных лепёшек. Но не это в первую очередь привлекло его внимание. Чуть в сторонке в невысокой, но широкой ёмкости что-то будто бы блеснуло. Вода!
  Стилл никак не мог напиться. Закашливался, сплёвывал в сторону, уставал, отдыхал, пытаясь утихомирить торопящееся сердце, и снова склонялся над вожделенным сосудом, лакая, будто пёс, скованные руки неудобно подбирая под себя. Вкуса он не ощущал, главное, что по организму пошла чудесная влага, будто включая по пути огоньки, сигнализирующие о подобии жизни в теле.
  Напившись наконец, Стилл пополз к плошке с едой. И тут он осознал злую насмешку палачей: колодки были столь широки, что не давали возможности взять руками пищу и поднести ко рту. Едва не взвыв от бессилия, он какое-то время старался успокоиться, а потом просто склонился над тарелкой, захватил непослушными губами чёрствый комочек и, превозмогая боль во рту, подождал, пока он слегка размокнет, и проглотил. Таким образом он не спеша подчистил плошку и принялся за первую лепёшку, обламывая её по кусочку, и тоже выдерживая во рту до состояния, удобного для глотания. В какой-то момент жажда вновь проснулась, но он столь обессилел, что просто уронил голову и уснул.
  Пробуждение было не из приятных - казалось, что ему стало ещё хуже. Но звук скрипящих петель и косые лучи солнца, чуть не доползшие до него, заставили зажмуриться и затаиться.
  - Ух ты, наш мех для битья ожил, - раздался грубый голос и вслед за тяжёлыми шагами его кто-то сапогом перевернул на спину.
  Над собой - смысла притворяться не пришедшим в себя не было - Стилл увидел знакомого огромного полуорка, подручного дракона в женском обличье и убийцу сержанта. О судьбе парочки, приютившей их, он предпочитал не думать - сердце моментально реагировало тупой болью.
  Видимо, Рыкх увидел что-то такое в его взгляде, отчего довольно, но при этом как-то благодушно, осклабился.
  - Ну-ну, вижу, что под ощипанными перьями наконец-то проглянуло синее тельце боевого петушка.
  Стилл промолчал, наблюдая, как громоздкая фигура прошла дальше и, больше не обращая на него внимания, стала заниматься животными - свиньями точно, и ещё кем-то: кормить их, убирать навоз, перестилать солому, при этом приговаривая про себя что-то невнятное - прямо, как человек на хозяйстве, непроизвольно общающийся с домашней скотиной. Приподнялся на локтях и увидел исходящую паром свежую бурду. Что ж, о нём тоже позаботились, да и загон у него попросторней. Зато вряд ли безобидных хрюшек держат на цепи.
  Первым делом он подполз к ёмкости и вдоволь напился затхлой воды. Потом, держась за стену, попытался встать - срочно требовалось оправиться. И хоть Стилл чувствовал себя грязным, вонючим и страшным, но именно сейчас он решил: если хочет чего-то добиться, то не должен уподобляться твари, ходящей под себя, свинье, безразлично валяющейся в собственном дерьме.
  Всё болело, особенно правое колено, да жутко начали ныть выбитые зубы. Но терпимо. Вернее, он старался об этом не думать, сосредоточившись на простых задачах: стягивание штанов, принятие крайне неудобной в его положении позы, возвращение, хотя бы частичное одежды на место, вновь вода, к которой он проковылял, шатаясь из стороны в сторону, но с каждым шагом всё уверенней, рухнул на колени, зашипев от боли, окунул лицо в живительную влагу, хоть это вряд ли было полезно его разбитому лицу - но уж очень хотелось провести все такие простые человеческие утренние процедуры: туалет, умывание, завтрак. Да и туман в голове неплохо было бы развеять. Путём сложных манипуляций, силы воли и огромного терпения, он смог затащить плошку с аппетитной бурдой на колодки, и, сидя, опёршись о стену, принялся неторопливо поглощать горячую субстанцию - есть на четвереньках при орке, будто собака, ему показалось унизительным.
  Странно подумать, но вот сейчас, скособочившись в совсем неудобной позе, прихватывая разбитыми губами непонятную, но горячую еду, помогая языком, так и натыкающимся на острые торчащие осколки зубов, он вдруг как-то расслабился. Неспешно двигая челюстями, и, чувствуя, как по телу распространяется благодатное тепло, он отдыхал. Какие мысли его посетили? Никакие. Мертвец не умеет думать. Даже картины различных кар на обидчиков, которые изрядно подпитывали его жажду выжить, растворились в свете ясного солнечного дня, уверенно и неотвратимо проникающего в это серое и пыльное помещение...
  Неожиданный жестокий удар вышиб плошку с едой, по касательной что-то прилетело в скулу, и Стилл сполз по стене на пол. Злой лающий смех, сопровождавший всё это, был ему странно знаком. По предыдущим избиениям.
  Подняв ненавидящий взгляд, егерь лицезрел покатывающегося от хохота невысокого, но крепкого мужичка, дико заросшего волосом: вздыбленная иссиня-чёрная шевелюра без границ переходила в спутанную бороду, буквально огибая незначительный светлый эпизод глаз и нос картошкой, да подрагивающий зев с неровно торчащими зубами. Если бы не рост (всё-таки чуть выше), можно было подумать, что это подгорный житель. Но нет, это был человек. Но наверняка кто-то в роду этого урода по женской линии согрешил с гномом. Отвратительный персонаж, и дело даже не в том, что Стилл изначально относился к нему с предубеждением. Весь его облик от головы, будто снопа чёрного сена и волосатых же мощных рук, торчащих из-под безрукавки-волчёвки мехом наружу, надетой на голый торс, до коротких ног, от свинячьих, словно влепленных в череп маленьких глазок до неприятного визгливого смеха, было отталкивающим.
  - У-у-у, как весело! Рыкх, глянь на нашего дракончика бесхвостого. У-у-у, как зыркает! Может ему ещё и глазки выколоть, пока он дыры в нас не прожёг?
  Объявившийся с тяжёлой совковой лопатой полуорк неодобрительно покачал головой.
  - Уймись, Нелепа. Ты и так дал волю кулакам. Сам будешь держать ответ перед хозяйкой.
  - Да, ладно, - беспечно махнул рукой тот. - Она уже и думать о нём забыла. Сколько раз так было. Пройдёт неделька и, как водится, по-тихому прикопаем холодное тельце, - проговорил, пристально и зло глядя на упрямо сверлящего его взглядом егеря, на лице которого не дрогнул ни мускул.
  Сплюнул и, напевая про себя что-то похабное, убрался восвояси.
  Есть такие существа, кому чужая боль, невзгоды и беда поднимают настроение. Пока собственные яйца не попадают в тиски неприятностей, они не понимают голос разума.
  Стилл почувствовал, как в груди, словно медведь-шатун, пробудившийся посреди зимы, ворочается злость. И сдерживать её не было никаких сил.
  - Отдыхай, задохлик, - буркнул Рыкх, тоже внимательно приглядываясь к пленнику, продолжающему смотреть вслед ушедшему Нелепе, вздохнул. - Сейчас ещё принесу пожрать, не переживай.
  Стилл перевёл взгляд на полуорка, и пустота, сквозившая в нём, буквально обдала холодом.
  - Ты не смотри, что я такой мелкий, - произнёс он негромко, - такого дракона, как ты, я уделал бы наверняка. Здоровая туша громче падает, - его лиловые губы скривились в презрительной усмешке. - Ах да, я забыл, что великие орки запросто воюют с беззащитными и заведомо слабыми противниками. Поэтому можешь не напрягаться и продолжать вычерпывать дерьмо, на которое тебя поставили, - сплюнул розовым сгустком и демонстративно отвернулся.
  В его словах не было правды. Да, в народе орков тоже встречались персонажи с разными склонностями. Но в основной массе это был очень гордый народ, народ воинов - именно драться и сражаться у них получалось лучше всего. И в отличие от ближайших своих "тёмных" собратьев, уруков, которые легко и походя могли загнать нож в спину любому иному, орки предпочитали честный поединок лицо к лицу. И чем сильнее противник, тем почётней была победа над ним. И не столь позорен проигрыш. Победа над слабым - в этом нет чести.
  Рыкх потерял дар речи. Давно, со времён беспутного детства, никто его так не оскорблял! Да что себе думает этот мягкотелый белолицый, одной ногой уже стоящий в могиле? С одной стороны, его сила воли и выдержка вызывали уважение, с другой... просто хотелось его отделать, как следует, чтобы он прикусил свой грязный язык. При этом Рыкх с неприятным ощущением чувствовал, что этот прикованный человек ни капли его не боится. Ни толики испуга!
  - А ну заткнись! - наконец-то с опозданием прорычал полуорк.
  - А то что? - вызывающе бросил тот. - Ударишь меня? Изобьёшь? Убьёшь?
  Презрение словно сочилось из разбитых уст, а Рыкх ощущал накатывающую ярость. Да, он палач у своего хозяина, да, для него лишить жизни любого разумного - как высморкаться, но... Но он сын своего народа, и не имеет права не ответить на этот вызов. В конце концов, он просто обязан проучить этого человека. Тем более, формально тому кажется, что легко одолеет полуорка-воина, полного сил. Слова то произнесены!
  - Будь по твоему, герой, - сдержанно произнёс Рыкх чуть насмешливо и глядя на гордо отвернувшегося пленника, - я дам тебе шанс доказать, что ты никто, - поймал настороженный и немного удивлённый взгляд и удовлетворённо оскалился, демонстрируя клыки. - Учти, оружие не дам. Только то, что дано природой: руки, ноги, зубы, когти.
  Голова человека поникла, как показалось орку, огорчённо или обречённо. А что думал этот белолицый? Загнуться в схватке? И больше не терпеть унижений и боли? Это уже он, "полутёмный" понимал и одобрял. Возможно, и он бы на его месте поступил бы также. Смерть в бою одобряют боги. Нет лучшего выхода для воина. Вот только... вот только опытный полуорк не собирался допускать такой оплошности. И даже не боязнь держать ответ перед гневной хозяйкой была тому причиной. За сказанные слова, унижающие великий народ, нужно заплатить. А ему хороший повод выплеснуть гнев и отделать этого дракона. Бить он собирался крепко, но не смертельно.
  - Я согласен, - бесстрастно ответил безымянный человек и, загремев цепью, поднялся по стене, пошатнулся и вызывающе протянул скованные руки.
  Рыкх отставил лопату, снял пояс с ножом, бросил рядом, прикрыл дверь, но не на засов - зачем? Он даже не думал, что человек попытается сбежать - некоторое время понаблюдав, как передвигается пленник, понял, что Нелепа хорошо приложился по колену того - ему даже почудился характерный хруст.
  И тут его посетила ещё одна мысль, простота которой даже заставила замереть на удар сердца. Видно, задержался он среди людей, если самые очевидные выходы перестали приходить к нему. Зачем жалеть того, кто во всех смыслах достоин смерти? Не проще ли убить этого вызывающего человека и... и бросить к драконам эту жизнь, уйти на вольные хлеба? Да, тут он в тепле, накормлен, но при этом, как пёс, готов загрызть по приказу. Да, жажду крушить, ломать и убивать он удовлетворяет тут. Но ведь, как правило, это существа далёкие от представления о достойных противниках, зачастую связанные и опустошённые морально и физически так, что их смерти скорее благо, нежели наказание. Разве это стезя для него, полуорка?
  Колодки упали, Рыкх отошёл на три шага назад, как бы всё-таки давая человеку возможность прийти в себя и собраться. Тот разминал затёкшие кисти, сжимал - разжимал пальцы, разгоняя кровь и как-то устало тёр лицо.
  Рыкх почти не удивился, когда человек, выставив вперёд руки со скрюченными пальцами, неожиданно бросился на него.
  Мощный удар отбросил Стилла назад. Он едва не потерял сознание, упал на колени, тряхнул головой, в тщетной надежде избавиться от звона в ушах. И каким-то оголённым от боли, ярости и безнадёжности чутьём услышал тяжёлые приближающиеся шаги, и, не дожидаясь последнего, наверняка решающего удара, рванулся навстречу.
  Ослеплённый - выступившие слёзы лишили его зрения - он влетел во что-то твёрдое, обхватил руками и вонзил израненный рот. Страшный удар в спину едва не вышиб из него дух, но он уже почувствовал, как грубая ткань штанов поддалась и осколки зубов проникли во что-то более мягкое. И тогда рот наполнился солёной влагой, а сверху раздался рёв, что таки пробился в гудящую голову. Но он не почувствовал ни радости, ни удовлетворения, а лишь, вновь содрогнувшись от увесистого кулака, что есть силы, нанёс удар вверх, предполагая, что там находится пах. Каким бы ты ни был разумным мужского рода - кроме дракона, естественно - у тебя всегда есть слабое место, весьма важное и тщательно оберегаемое.
  Несколько ударов сердца он пытался прийти в себя и отдышаться. Тяжёлая фигура буквально вырвалась из его цепких рук. Сил совсем не было, но при этом он понимал, что если не встанет и не доведёт дело до конца, то все мучения и страдания будут напрасны, и ни он, ни предательски убитые товарищи не будут отомщены.
  Встряхнувшись, он поднялся на дрожащих ногах и, ориентируясь больше на слух, чем зрение, Стилл с разбегу плечом сбил полусогнутое тело на пол, и сам при этом отлетел на три локтя, будто от стены. Но тут же, не давая себе времени на размышление, оттолкнулся правой ногой и практически плашмя рухнул на возящегося внизу врага, а руки суетливо принялись искать что-нибудь хрупкое, вроде шеи. Клацнули зубы, содрав клок кожи с запястья. "Ах ты ж, бешенный дракон!" Руки скользнули в иную сторону и, нащупав выемку, два больших пальца вдавили глазное яблоко. Для пущего результата он навалился всем телом. Ладони противно оросила жидкость, и в тоже мгновение сильный удар смёл его с большого тела.
  Перекувыркнувшись несколько раз, он влепился в стену сарая, совсем рядом от входа. Болезненно поморщившись, на рефлексах приподнялся - стреляющая боль в колене казалась чем-то далёким и обязательным - этакой данью за возможность драться. Свет из дверных щелей слегка вернул ему зрение, и если дальше в сумраке можно было лишь представить, как тяжело бьётся ревущее тело, то совсем рядом, буквально у ног он обнаружил пояс с ножнами, за которыми он не поленился нагнуться, и спустя удар сердца взвешивал в руке тяжёлый кинжал с длинной толстой рукоятью и широким лезвием - собственно, такой, какой и должен принадлежать большому полуорку: и для нарезки мяса, и для свежевания туш, и для перебивания шеи.
  Стилл ничего не услышал, а краем глаза заметил движение - дверь очень тихо начала приоткрываться, и едва сдержал порыв навалиться на створку и запереть её на засов изнутри. Вместо этого он настороженно замер и чуть сместился в тень.
  Столб света расширился в две ладони, и вот-вот должен был достигнуть постанывающего, но явно приходящего в себя Рыкха, когда в проёме появилась кудлатая любопытствующая шевелюра Нелепы.
  Медлить было нельзя.
  Стилл, словно дракон из преисподней неожиданно появился перед дрогнувшим мужиком.
  - Какая встреча. А я думаю, кого мне для полного счастья не хватает?
  Вид у егеря был просто страшен - глаза Нелепы в ужасе выпятились, а рот раззявился на всю возможную ширину. Но ни звука он не успел издать, а был жёстко схвачен за бороду и непреклонно вдёрнут в постройку. Ослабевшие ноги сделали три коротких шажка, и только тогда мужик осознал неминуемость происходящего. Осознал вместе с пришедшей дикой болью.
  Стилл всё глубже и глубже, как нож в разогретое масло, погружал острое лезвие и всё ближе притягивал к себе ненавистную рожу с безумным выражением выпученных глаз, потихоньку теряющих осмысленность и шипел: "Это тебе за ДиОдори, это за... это за..." Список продолжился убитым королём, принцессой, а дальше пошли сослуживцы из рокового агробарского похода, единственным условно живым из которого пока был он, пока тяжёлая туша, обильно плеснув на него изо рта кровью, не рухнула.
  Руку едва не вывернуло - он так вцепился в рукоять кинжала, что забыл, как разжимать пальцы, а выдернуть глубоко застрявшее оружие не хватило ни сил, ни времени, ни возможности. Рвотные спазмы сотрясли его и, согнувшись, его вывернуло прямо на мёртвого Нелепу.
  Небрежно вытерев рот рукавом, Стилл разогнулся. Кроме собственного хриплого дыхания он отчего-то больше ничего не слышал. Повернув голову и прищурившись, он таки различил громоздкий, более тёмный силуэт, который вот-вот собирался разогнуться.
  Он равнодушно пошарил рукой - где-то тут стояла лопата, хорошая такая, добротная, тяжёлая. Нож ему, пожалуй, сейчас не успеть достать.
  Двинулся по направлению к выпрямившемуся полуорку, за черенок волоча за собой лопату. Не дойдя три локтя, чуть ускорился, зарычал, как зверь, с трудом двумя руками разгоняя сомнительное оружие.
  Инерция и амплитуда движения этого мирного, в принципе, сельскохозяйственного орудия были таковы, что удар пришёлся по ногам Рыкха. А сила такая, что того перекосило в сторону, и, взвыв и качнувшись, он брякнулся на колени и локти. А Стилл в это время вновь отволакивал лопату на прежнюю позицию, и с тем же сиплым рыком орудие оправил вперёд. На этот раз лоток влетел в голову, точнее, в наклоненную макушку, что уже, в принципе, не важно. Звук в этот раз отличался звоном и глубиной. Оглушённый полуорк плашмя распластался на полу...
  В каком-то диком исступлении Стилл продолжал поднимать и с силой опускать на голову врага лопату. Рыкх давно не шевелился и не издавал звуков - сложно это сделать с проломленным черепом. Только гулкие удары сменились скрежетом и чавканьем. А егерь, как заведённый, продолжал упражнение: напряжение - левая, как упор, правая - рычаг, руки поднимают отполированный до приятной гладкости черенок вверх, резкий нажим вниз, и вновь поднятие - и так много раз. В какой-то момент именно дерево и не выдержало, хрустнуло, и лоток, поболтавшись пару мгновений, отвалился вовсе. А он, даже ощутив невероятную лёгкость в руках, всё равно инстинктивно махнул несколько раз по воздуху, обломком гоняя невидимую пыль, пока мозг не осознал поступившую информацию. И только тогда деревяшка выпала из ослабевших рук и покатилась, а он без сил буквально ссыпался на пол рядом с измочаленной головой полуорка.
  
   * * *
  Это был ужас.
  Нет, вначале это было удовольствие. Урс почувствовал, как тело его стало лёгким-лёгким, и он полетел. Впрочем, как так может быть, если он видел себя, неподвижно сидящего, какого-то оплывшего, будто свеча, среди множества суетящихся соплеменников внизу?
  Но зачем задумываться о сложностях, если всё в мире просто? Или простота лишь от превращения в невесомое щупальце ветра? Ему хотелось хохотать во всю глотку, показывая и своё хорошее настроение, и своё превосходство над теми, кто не может оторваться от земли. Но настоящий "истинный" даже в эфирном состоянии должен соблюдать приличия и не быть чересчур высокомерным или глупым. Тем более, смех - прерогатива женщин. И детей.
  Он слегка огорчился, наконец-то вспомнив, отчего воины вскочили на зверей и горячат их, при этом заводя и себя, как перед хорошей дракой. Все-все отряды, представители всех семейств от самых мелких, объединившихся с кем-то, или пошедших в усиление в крупные родственные соединения, до больших родов, мчались в разные стороны, щупая оборону коварного врага, желающего оставить и похоронить "истинных" в этих каменных клетках, находя славу в бою, пока совет шаманов и акнаков на основании добытых данных не примет решение - куда же двинуться отряду?
  Существовал один открытый коридор, лишённый, кроме скрытых наблюдателей, визуальной защиты - путь, предложенный союзниками - врагами для выхода из Агробара, на который весьма подозрительно смотрели все вожди отряда. Ну, не может нормальный противник просто так выпустить добычу со своей территории! И пускай уруки вряд ли подходят на роль жертв, но их логика, а также длительная кровавая история взаимоотношений с иными народами Веринии подсказывала именно этот вывод: демонстративно открытая дорога - путь в ловушку. Не видно засад, не наблюдается вблизи перемещения крупных вооружённых отрядов - значит очень хорошая ловушка, а враг ещё более хитёр и искусен, нежели о нём думали.
  Урс после негромко произнесённого пожелания Т"ыхТоем, в данной ситуации обязательного к выполнению, пристроившийся под самой стеной шатра, но за спиной верховного шамана, невольно был в курсе обсуждения совета, и в принципе, был со многим согласен. Что плохо выходило у "истинных" в этих каменных джунглях, так это разведка. Плюс нечёткое взаимодействие между различными группами отряда в части охраны захваченной территории - не будь люди ещё больше разобщены, урукам, совершенно не имевшим опыта действий в крупных городах, было бы не сдобровать. Случайное патрулирование, прощупывание противника наугад, без систематизации его возможностей - этого недостаточно, чтобы выжить. Тем более, агробарцы потихоньку приходили в себя, стали наращивать силы, подтянули настоящие боевые подразделения, с опытом борьбы с теми же "тёмными", что тут же сказалось на увеличении потерь. И пусть Верховный шаман говорил, что потери неизбежны, мало того, они нужны - те, кто выживут, будут стоить троих, а то и пятерых воинов, Урс, естественно, молчавший на этот счёт, думал иначе. Вернее, немного не так. Естественный отбор - само собой, но когда количество потерь начинает превышать некую граничную точку, то с этого момента должны главенствовать иные приоритеты, а именно - выживание племени. А не выполнение самоубийственных обязательств, погоня за иллюзорной славой и существующей лишь на словах свободной землёй. При этом нужно учитывать и фактор того же отбора - в битве всегда лучшие впереди, и они первыми попадают под удар и гибнут. Так что, всё относительно в мире. К сожалению, верхушка похода ничего этого не видела (или не хотела видеть, погрязнув в безнаказанности и крови), и этот вопрос долго - в подобном ракурсе - не поднимался. Сам Урс был слишком невеликим винтиком в племени при всём неясном до конца (в намерениях, как минимум) приближении его к самому Т"ыхТою, поэтому ему не по чину было открывать рот вообще - пока не спросят. Мало того, тот аргумент, что его знания, такое виденье вопроса, ему давало ему именно длительное пребывание в человеческом обществе, вряд ли сыграл ему на руку. Хорошо хоть, что вожди наконец-то созрели для вывода воинов из города. Но будь поставлена нормальная разведка - при необходимости Урс легко мог подготовить бойцов с учётом городской специфики - уруки могли хотя бы примерно представлять, что их ждёт впереди. Это ведь люди! Не "светлые", не "тёмные", с которыми "истинные" воюют тысячелетия и которых просчитать проще. А человек - это такое непредсказуемое существо, в котором могут соседствовать и трусость, и сумасшедшая самоотверженность, самопожертвование, и подлость, отвага, и предательство. Поэтому открытый для "тёмных" коридор действительно легко мог быть дорогой на свободу. Но и стенами общей могилы. И Урс, сидя в темноте и внимая неторопливым важным речам, мечтал о мире и схватке, о ярости боя, а не о рассуждениях, которыми невольно заполнял внутреннюю пустоту после серии неудач, гибели родственников и символическом наказании, объявленном ему Верховным шаманом. Но Т"ыхТой, будто подслушав его мечтанья, допустил к святому - раскуриванию трубки в кругу самых приближённых После чего Урс и взлетел...
  Воистину, негоже чересчур увлекаться дурманом - в конце концов, это начнёт сказываться на его реакции, а также даст повод отвлекаться на глупое созерцание, посторонние ненужные мысли и рассуждения. Так - иногда баловаться чуть-чуть, отвлекая разум, давая телу отдохнуть, можно было. Это не поощрялось, но и прямо не запрещалось, не преследовалось по умолчанию - воин после ратных дел порой очень нуждался в расслаблении. Или при ранении, но тут уж шаман жёстко следил за дозировкой. И это всё были внутренние расклады в племени, где бывалые, в возрасте, воины, так сказать, учёные жизнью, умели держать в узде свои желания и при возможности, не очень афишируя, пойти на поводу горького дыма, всё равно крепко контролируя этот процесс, чтобы в случае внезапного сигнала к бою, не подвести товарищей.
  Впрочем, в разных ветвях народа отношение к дурману складывалось по-разному. У слабых, по слухам, вообще не было никаких сдерживающих факторов - и это был тот самый прямой путь к вырождению. У иных были ещё более жёсткие правила - могли и выгнать из племени за выявленное публично состояние. И часто изгои, не находя поддержки у родственных семей, подавались на вольные хлеба - прибивались к наёмническим ватагам или устраивались в дружины людских владетелей. Но, учитывая подозрительное отношение вообще к "тёмным", неуживчивый, агрессивный характер "истинных", в каждом случайном взгляде чувствующих вызов, как правило, карьера свободного охотника оказывалась короткой и заканчивалась одинаково - без права на жизнь и возвращение. И именно Урс был счастливым исключением из этого правила.
  Урук, умудрившийся прожить в человеческом обществе множество лет, не просто выживший, а занявший своё, уважаемое окружающими, место - это был нонсенс. Возможно, причиной тому было то, что он попал в плен в достаточно юном возрасте? Уже не важно. Главное то, что он умел думать иначе, нежели соплеменники. И что было главным сейчас, он совершенно не был знаком с дурманом до сего момента. Секрет дыма, сносящего напрочь голову, тщательно хранился среди урукских шаманов. Впрочем, иные народы не очень-то нуждались в подобном зелье. Те же люди, к примеру, при случае, топили свои чувства в алкоголе, с которым сам Урс в бытность службы дружинником, при настойчивом подталкивании сослуживцев, имел возможность познакомиться - но не нашёл никакой радости, кроме позывов к рвоте и адской головной боли. Он просто научился ловко имитировать опьянение, подменяя жидкость, либо избавляясь от неё - это будучи совсем молодым и неопытным, а потом же, даже при личных встречах с бароном, так сказать, дружеских и при свечах, лишь вежливо пригубливал кубок, не желая обидеть хозяина. Так что алкоголь, как ни смешно это звучит касательно уруков, которые внутри народа крайне негативно к нему относились, для него был известным злом. А что говорить о дурмане, о котором вернувшийся домой скиталец, знал лишь понаслышке, и чьё ни сознание, ни организм совершенно не готовы были воспринимать? Сродни цунами - можно отстранённо восхищаться стихией, но находиться на её пути - очень самоуверенный шаг.
  Вначале всё было просто чудесно, и даже грустная мысль о том, что Т"ыхТой неспроста приобщил его к этому действу, и как бы это вообще не закончилось плачевно для него самого, приобрела неожиданный поворот: а может он - избранный? И сам великий шаман, увидев его потенциал и приблизив к себе, хочет раскрыть его ещё больше на пользу себе и племени?
  Всё вокруг завертелось: воины бегали, малые акнаки раздавали приказы, карусель прелюдии боя закружилась, а он, Урс, забытый всеми, даже уцелевшими родичами, словно "истинный" - невидимка, сидел, привалившись спиной к оси колеса, глядел на эту суету - или сквозь неё - и тихо улыбался. Ведь всё так просто в мире!
  Есть ветер, он капризен, будто женщина: может хлестать по щекам, а может ласково улечься на плечи. Есть небо, где живут боги, жестокие, но справедливые, приблизиться к которым хотя бы частично дано лишь величайшим шаманам. Есть огонь, который тлеет в каждом настоящем "истинном", ибо только они способны сжечь всё вокруг. Ест истина, мать всего сущего, и всякий разумный так и тянется к её груди, в надежде приобщится к тайнам мира, но каждый - к своему соску. Не всем это дано - многим усталая мать бьёт по рукам и губам.
  Созерцательность и лёгкость неожиданно потревожили совсем иные образы, непринуждённо проходящие рядом в воздухе, выстроившиеся в одну, казалось, нескончаемую цепочку: брат, воины племени, погибшие недавно, уруки - "истинные", ушедшие от его руки либо на его глазах, люди, всякие разумные, встречавшиеся на пути и перешедшие из мира живых в царство мёртвых, дружинники и враги из той, предыдущей жизни, сам барон с ближниками, и наконец отец... Лица проходили, как живые, с малейшими деталями растрёпанных волос, свежих шрамов, пятнах крови либо грязи, некоторые глядели со злостью, другие с укоризной или добродушием, но все, как один - пронзительно и будто в ожидании чего-то... Чего?! Они звали его?
  Падение с небес было резким и болезненным - словно с утёса в ущелье на камни. Будь это физически, ему точно не жить с переломанными конечностями, отбитыми и перемешавшимися в кисель внутренностями, размозжённым черепом и расплескавшимися по щебню мозгами. Но это было бы мгновенным, простым выходом, а так жадная чернота медленно и неотвратимо стала его пожирать, поглощать. Тоска, отчаяние, неизбежность неправильной смерти корёжили его очень далеко от дома, где-то на камнях человеческого поселения, пропитанного кровью, затянувшейся агонией, болью и смрадом мёртвых.
  И тут явился перед ним Верховный шаман, и сумеречный свет, стелющийся за ним вроде широкого, трепещущего плаща, смог несколько развеять мрак, в который погружался он.
  "Ты помнишь, о чём мы с тобой говорили?" - грозно и требовательно вопросил он. Урс качнул головой - ему не хватило бы сил отрицать очевидное. Хотя, что в данном случае имел в виду Повелитель, он пока не понимал. Их беседы в последнее время были не редкостью, а спектр тем был столь обширен: от военного дела и человеческого опыта, критики устройства - но такой, осторожной - племён уруков, до высоких сфер, включающих в себя побудительные мотивы богов снисходить к тому или иному разумному. Другое дело, что Урс совсем не видел, чтобы Т"ыхТой как-то воспользовался его информацией в реальности. - "Ты не имеешь права уходить, пока не отыщешь сильнейшего. И не отслужишь отмеренный судьбой срок. Разве ты уже нашёл своего Повелителя?!"
  Тихий голос буквально порвал ушные раковины, и Урс от дикой внутренней боли чуть не потерявший сознание, едва не выкрикнул: "Да!!!" Яркая вспышка, пронзившая от копчика, упёртого в камень, до макушки, скрытой жёсткой и колючей тканью капюшона, вдруг растопила марево, в котором он плавал, будто подыхающая рыба. И он прозрел, обрёл слух - к нему вернулись все органы чувств.
  Изменения в окружающей обстановке совсем не удивили. Его внимание привлёк смертоносный проход чем-то неуловимо знакомого человека сквозь "истинных", охранявших Повелителя. Как опытный боец, он смог насладиться лаконичностью и беспощадностью движений, практически не сходящего с линии неторопливого следования воина. Когда навстречу человеку вышел "истинный" - гора, верный слуга Т"ыхТоя Р"ымтШем, которого Урс презирал за запредельную жестокость даже для уруков, но который был под защитой самого Верховного шамана, он едва не рассмеялся - человек наверняка его пройдёт, как бы тот силён не был, ибо всё это представление, разворачивающееся перед Урсом, срежиссировано с одной целью - показать потерявшемуся "истинному", кто настоящий Повелитель. Он и так это знал, едва ближе узнав Т"ыхТоя, и познав безграничность его силы. Но всегда есть зёрнышки сомнений, которые не нужно поливать, а просто стоит вырывать из сердца и давить сапогом.
  Как ни странно Р"ымтШем смог его удивить. Урс, иначе, как в качестве палача, ломающего кости и раздавливающего черепа, не видел это чудовище, а тут... Тот двигался, как ветер, он дрался грамотно и эффективно. И был близок к победе, как мать, словно бы родившая дитё и услышавшая первый крик, неожиданно ощущающая в ладонях простой - и пустой - комок влажной ткани.
  Как бы труден и интересен не был поединок, всё вышло так, как и предполагал потерявшийся Урс. Ибо впереди была ещё одна схватка. Иначе как Повелитель может доказать свою состоятельность и силу, как не сразившись с достойным противником? А этот человек, ниоткуда появившийся в сердце урукского отряда, точно был им. Неспроста боги распорядились именно так: даже отослав воинов, чтобы победа была чистой и справедливой.
  Противостояние шамана и человека было не столь зрелищно, как предыдущее испытание, но Урс, терпеливо дожидавшийся конца, и в глубине души восхищавшийся бледнокожим разумным, сумевшим одолеть сталью, после же нашедший силы бороться с Даром. Но результат был просто ошеломляющий.
  Человек победил Повелителя. И сам стал им.
  Дальнейшие действия Урса были продиктованы именно теми обязательствами, которые он дал Т"ыхТою. И согласно жёсткой ритуальной логике "истинных", прописанной с детства в каждом сыне своего народа. Возможно, кто-то бы и воспротивился магнетизму действий, так как человек для большинства, а может и вообще для всех уруков - "чужой" (в основном расшифровывается, как "глупый" и "слабый"), но Урс, длительное время находившегося в весьма интернациональном обществе (ведь именно люди стали принимать иных в свои ряды, не взирая на цвет - главное доказать свою полезность и хотя бы зачаточную коммуникабельность), в этом не видел проблемы. Всё просто: этот мужчина одолел в честной схватке сильнейшего из его народа, так почему же ему не быть Повелителем для Урса?
  Смерть Верховного шамана, конечно же, была потрясением для него. И испытанием. Он, в отличие от своих соплеменников, выступивших такой себе первой, стальной линией обороны (как тот же Р"ымтШем), не имел права вмешиваться в поединок. Или имел? Или всё это - его рассуждения, основанные на казалось бы вполне ясных и простых законах - всего лишь плод воображения, катализированного дурманом и постоянным вмешательством в последнее время в его голову Т"ыхТоя? Конечно, следуя этой логике, можно сделать вывод, что именно Верховный шаман сам виноват в том, что Урс не принял участие в схватке - возможно, у него был шанс изменить результат развязки. Даже ценой своей жизни. Но случилось то, что случилось, и Урс, как настоящий сын своего племени, отличавшийся помимо всего прочего, упрямством и щепетильным отношением к взятым на себя обязательствам, когда пришло время, просто встал на пути "истинных", горевших жаждой мести. И не знавших, что судьбы их собрата и человека уже связаны, и самый простой способ их разделить - смерть. К словам, несущим нотки здравомыслия, они, естественно, были глухи.
  И пролил тогда Урс кровь своих соплеменников. Это было не впервой, но теперь происходящее существенно отличалось от той, чуть ли не детской сопернически-состязательной необходимости, когда он при возвращении к родичам, доказывал, что чего-то стоит. Первозданная ярость и ненависть к существу, якобы чуть ли не добровольно ставшему предателем, захлестнула "истинных". Но Урс совсем не испугался - мертвец не имеет чувств. Хотя в разуме присутствовали злость и азарт, а в теле сумасшедшая лёгкость. А сзади находился человек с серыми равнодушными глазами, иссушенный схваткой. И пусть он вряд ли был беспомощен, но отчего-то предпочёл заботиться о женщине, подставившейся под посмертное проклятие Т"ыхТоя, и совсем не обращал внимания на опасность в виде стремительно приближающихся "истинных". Наверное, он просто доверил разобраться с этой проблемой ему, Урсу?..
  Ятаган подрезал предплечья первого, нанёсшего удар, походя, возвращаясь, вспорол живот другого. Бедро, горло - два - ноль в его пользу. На спине повис раненый в руку, они покатились. Коварный удар затылком, ещё один, яростный вопль захлёбывается кровью. Сверху бьют топориком, но Урс успевает дёрнуться в сторону. Подлый удар в пах, перехват левой рукой древка топорика, и тяжёлое тело насаживается на верный кинжал. Прикрывшись уже мёртвым "истинным", Урс успевает вырвать топорик, ускользнуть от жала короткого копья в поясницу, точно метнуть кинжал с колена и наконец-то встать. Его шатнуло, он слизнул с разбитых губ кровь и оскалился навстречу новой набегающей волне "истинных", прямо-таки жаждущих разорвать предателя. А он что? У него в руке топорик, владеть которым он, конечно же, умеет весьма неплохо, в левой - наклонился, поднял - ятаган. Скривился - рукав пропитала кровь - не удержать, когда и успели поранить? Поменял оружие местами - топорик легче, возможно, сможет его метнуть. Но самое главное - он жив, а впереди хорошая драка, стоит ли о большем мечтать настоящему "истинному"? И он захохотал в лица набегающих противников.
  
   * * *
  Ему было плохо. Болела голова. И вообще, он никак не мог вспомнить, как оказался в постели. Тяжело повернувшись набок, Рохля почмокал губами и лицезрел на полу, рядом с расстеленным тюфяком - ни одна кровать на постоялом дворе (впрочем, как и везде в человеческих землях) не подходила под его габариты - кувшин. Ноздри сладостно затрепетали, почуяв волшебный, живительный аромат узвара, и он довольно рыкнул. Конечно, возможно пиву он радовался бы более эмоционально, но... Сейчас его удовлетворила бы любая жидкость. Он, шумно отдуваясь, протянул руку и едва не сбил драгоценный кувшин своей лапищей. В шумящей голове родилась мучительная мысль: вряд ли лёжа получится напиться. Несколько мгновений перед ним стоял выбор: либо встать - или хотя бы сесть - и утолить жажду, либо поваляться ещё. Подумав, он преодолел минутную слабость и, кряхтя, подтянулся на локтях и сел. Ухватил кувшин за горлышко и жадно, расплёскивая жидкость, присосался. По голой груди устремились тоненькие ручейки.
  В это время кто-то без стука открыл дверь. Последовал женский писк, и дверь с грохотом захлопнулась. Оторвавшись от кувшина, Рохля удивлённо захлопал глазами: что случилось? Недоумённо пожал плечами - понять, что его громоздкая туша посреди комнаты, взахлёб, с порыкиванием хлещущая что-то, может кого-то напугать, ему было сложно. Перевернув кувшин донышком кверху, он вытряс в пасть последние капли и облизнулся.
  Раздался осторожный стук, и дверь тихонько отворилась. В полумраке комнаты он различил бледное испуганное лицо человеческой самочки. Эта служанка была ему незнакома - другие были уже не столь пугливы при встрече с ним.
  - Извините, можно? - негромко вопросила заглянувшая голова.
  Не сказать, что снежные тролли туговаты на ухо - вообще, все "тёмные" отличались неплохим слухом, просто Рохля не совсем понял, что от него хотят. Но на всякий случай благожелательно улыбнулся и ответил:
  - Ага.
  Громовая отрыжка от поспешно выпитого узвара в закрытом помещении прозвучала, как гром, и девушка с истерическим возгласом вновь исчезла. Рохля, недовольный собой, покачал головой. Говорили же ему и Худук, и Ройчи: не стоит улыбаться незнакомым разумным, так как они это странно воспринимают - как правило, начинают дрожать, теряют дар речи и при возможности (если контролируют конечности) сбегают. Лови их потом и доказывай, что он хороший. И совсем не страшный.
  Кстати, где же его друзья? Эту комнату он делил с Худуком, а после появления у Ройчи небольшой девушки (она просто вселилась к его товарищу - в общем, Рохля как-то выпустил этот эпизод из виду), к ним перебрался и Ностромо. Чему - он снова улыбнулся - гоблин совсем был не рад и ругался постоянно: мало того, что они с гномом, стоило Худуку куда-нибудь отлучиться, любили устроить пивные соревнования - благо, всё было бесплатно и никто не ограничивал в объёмах, так ещё и храпели на пару так, что стены дрожали - звук, как говорил Ройчи, "будто пикирует дракон". Несколько раз приходил недовольный Листочек, живущий за стеной, и совсем не деликатно - что совсем не было характерно эльфу - будил буянящие во сне тела с жёстким требованием повернуться набок. Если гном, будучи не в настроении, мог послать товарища к дракону, то Рохля молча поворачивался - уж очень он уважал Листочка.
  Но сейчас в комнате ни Худука, ни Ностромо не было. И за стеной - он прислушался - тоже была полная тишина. Только за дверью продолжала шебуршиться глупая девчонка, которой, почему-то обидевшись, Рохля решил не объяснять, что он не плохой.
  Может, спят? Бросил взгляд в сторону окна и по падающим теням понял, что дело идёт к вечеру. И это его до крайности изумило. Ведь утром - это он прекрасно помнил - они с Руфией, его новой подружкой, пошли прогуляться, и Рохля, захотев перекусить (второй завтрак его немаленькому телу совсем не помешал бы - во всяком случае, так всегда говорил его мама Худук), предложил девочке зайти в знакомый трактир, где с некоторых пор его кормили и поили бесплатно (нужно было в своё время просто сделать грозный вид - и всё сложилось, как нельзя лучше). И всё. Они кушали, пили - в основном, конечно, он - Руфия никак не хотела кушать нормально, чтобы вырасти; ну, такой, как он, ей не быть - у неё в роду точно нет снежных троллей, но хотя чуть поправиться, чтобы он, касаясь девочки, не боялся что-нибудь ей повредить, было бы неплохо. Да, он помнил, как к ним подсел какой-то говорливый человек. Хороший - не жалел для него пива. А потом темнота, и он очнулся - проснулся? - уже в комнате. Странно.
  Дверь вновь скрипнула, и волнующийся голос произнёс:
  - Я тут покушать принесла... В общем, оставляю поднос на пороге.
  После чего донеслись быстро удаляющиеся по коридору шажки.
  Рохля удивлённо вздохнул - ему ещё ничего и никогда не оставляли на пороге. Но, кряхтя, он стал подниматься, так как услышал ключевое слово: "покушать". Это он всегда готов! Тем более, утробный звук, родившийся в животе, требовательно намекал, что пора бы уже что-то забросить в топку.
  Обгладывая баранью ногу, перемалывая крепкими зубами хрящи, высасывая костный мозг, он, частично утолив голод, вновь задумался о происходящем и об отсутствии друзей. Понятно, последние минут пятнадцать он был поглощён пищей, а сейчас вот опять вернулась тревога. Хотя бы кто-то из знакомых заглянул к нему! И вообще, во всём постоялом дворе стояла подозрительная тишина. Зато где-то вдалеке слышался гул, подобный шуму морского прибоя.
  Поднявшись, Рохля с сожалением глянул на тюфяк, и решительно отправился на разведку. Спустившись по лестнице, проигнорировал коридор на кухню и двинулся на выход, во двор. Кроме стремительно пробежавшей в отдалении женщины, да невнятного бормотания где-то в стороне жилых помещений, никого нигде не было. Смутное беспокойство, зародившееся в нём, заставило ускорить шаг.
  Двор был пуст, ворота заперты, и их охраняли два пожилых человека, облачённые в доспехи, и вооружённые так, словно собрались на войну. Зато слух чётко определил шум. Лязг железа и крики. Совсем недалеко кто-то дрался.
  Рохля перешёл на бег. Бородатый охранник торопливо и молча распахнул перед ним боковую калитку. Оказавшись на улице, он сразу всё увидел. И это была не просто драка, а настоящий бой. Унылый звук рога, вознёсшийся к небесам, словно сдвинул какой-то рычажок внутри него. Ноздри хищно раздулись, в голову ударила кровь. Он узнал этот звук. Он вспомнил характерное улюлюканье. Он услышал визг животных.
  Словно снаряд, запущенный с катапульты, он бросился в сторону неровной шеренги людей, противостоящей самому главному и страшному врагу снежного тролля - урукам. Где-то там наверняка бьются его друзья, и им нужна его помощь. Его совсем не смущало, что ладони его пусты - он будет рвать их голыми руками и разрывать клыками. Он пустит им кровь!
  
   * * *
  Барон отбил лезвие кривого ятагана и вонзил меч прямо в глотку уруку, ткнул кромкой щита в морду ягира, и зверь, обиженно клацнув зубами, махнул лапой в отместку, благо удар вновь пришёлся на щит. Но сила его была такова, что ВерТиссайю отбросило назад, в спину напарника, которым, как в старые добрые времена снова был Гарч. Они вновь бились спина к спине, и это - барон криво улыбнулся - было великолепно. Несмотря на сложность их положения и огромную вероятность не выйти из передряги живыми.
  Один из пехотинцев таки достал копьём в бок живучего ягира, и животное завалилось набок. Наездника оно потеряло ещё раньше. Вообще, очень опасные твари, хорошо хоть их немного прорвалось к их линии. Во всяком случае, пока, - уточнил он про себя пессимистично. Он совсем был не прочь биться рядом со старым товарищем, особенно против проклятых "тёмных". Но он уже отвёл душу, как стали сказываться раны, длительное горизонтальное существование, а вокруг - он прошёлся вокруг взглядом, пока была небольшая передышка - конца и края не было видно кровавой круговерти. К тому же, констатировал он с горечью, "тёмные" потихоньку брали верх.
  Смахнув с лица капли крови - следствие чиркнувшего по скуле метательного топорика, хорошо что удар пришёлся по касательной, а то бы в лучшем случае лишился глаза. А в худшим...
  Нет, он совсем не жалел, что ввязался в драку. При том, что после прозвучавшего тревожного сигнала все, в том числе и его пехотинцы, принялись поспешно облачаться в доспехи. Его же, учитывая его недавнее состояние, принялись отговаривать, на что барон довольно грубо послал доброхотов к дракону, после чего все заткнулись и даже частично помогли облачиться и ему. Но тут объявился Гарч, и тоном, не подразумевающим иной трактовки, запретил барону идти с ними. И ВерТиссайя... сдался. Во всяком случае, сделал вид, что согласен. Не хотят его, якобы увечного брать с собой? Ничего, он и сам, если что найдёт дорогу! Не может же он, в конце концов, отлёживаться, когда может быть решается судьба Агробара! Хватит, он уже належался. Защитникам вряд ли помешает лишний меч.
  Он встретил крупную женщину - наёмницу по имени Брада, точно также, как и он, по причине недавних ранений оставленную на постоялом дворе. И они помогли друг другу надеть доспехи. В итоге, не торопясь, успели как раз вовремя - к первому столкновению. А потом вдруг всё перемешалось: "тёмные", люди, он потерял наёмницу из виду. Зато пересёкся с отбивающимся сразу от троих уруков Гарчем, вполне себе бодро работающим мечом, не взирая на повреждённую ногу, помог ему, заколов одного "тёмного" в спину, а другого смог отвлечь на себя, подведя под удар агробарца. Гарч скупо, но благодарно отсалютовал ему, обозвав "упёртым бараном". И дальше они уже дрались вместе, прикрывая друг друга, либо приходя на помощь иным защитникам Ремесленного квартала.
  Слева пошатнулся один из "ремесленников". Кто он там: гончар, гвардеец или бывший стражник, ВерТиссайя было всё равно - просто для удобства, защитников он предпочитал именовать так; но своих подчинённых, пехотинцев, он всё-таки отличал, и сейчас тройка их сдерживала напор "тёмных" справа, остальных разбросало по всему пространству противостояния. Либо они уже мертвы. Вжикнуло лезвие, впившись в неприкрытое предплечье защитника, следующий росчерк располовинил, будто спелый арбуз, голову человека, густо плеснув кровью на щит вербарца - пара капель даже попала на щеку. И в следующий удар сердца на барона вышел урук с двумя ятаганами, и завертелась такая карусель, что ВерТисайя пришлось выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на выживании. Щит, меч, укол в шлем, он отступил под напором "тёмного", ибо понял, что реально не успевает за виртуозным фехтованием "тёмного". Даже о парировании не было речи. Пока выручали доспехи. Но ведь это до поры до времени. Он точно знал, что не справится с этим воином. Удар, ещё удар, обманный финт слева, рука со щитом автоматически дёрнулась вниз, прикрывая бедро и левую, опасно отставленную ногу, в тоже мгновение какое-то чутьё солдата со стажем (до сих пор живого, между прочим!) буквально взвыло: это - отвлекающий манёвр! Корпус не успел среагировать, но голова пошла влево - ему почудился хруст собственных шейных позвонков от резкого движения. Конечно, не хотелось остаться до конца жизни таким перекошенным, с башкой набекрень. Но именно это импульсивное движение и спасло ему жизнь. Выпад урука левым клинком, который он успел предугадать, едва не достиг цели - кончик ятагана пропорол кольчужную сетку (на голове?), вспорол щеку, срезал завязку шлема, зацепил ухо и упёрся в тыльную часть шлема. ВерТиссайя, охнув от боли, почувствовал, как по шее, за пазуху потекло горячее. Хлопнув ртом, как выброшенная на берег рыба, он понял, что не успевает ничего сделать, а крохи сил, на которых он - и на боевом кураже - держался, стремительно покидают его. Из-под налобника "тёмного", непростого, судя по плюмажу из человеческих волос, и богатству алого доспеха, воина, победно сверкнули жёлтые глаза, а испещренная татуировками безволосая неприятная рожа довольно скривилась. Но нанести завершающий удар урук не успел - неимоверная сила буквально сдёрнула барона с ятагана, будто бабочку с булавки, и бесцеремонно отбросила назад. Барон, выронив меч, сделал три неуверенных шага назад, споткнулся и со всего маху затылком влетел в какую-то стену. Воздух упругим, единым комком покинул грудь, в глазах потемнело - следствие ли это съехавшего на лоб шлема, он уже не соображал. Его согнуло от мучительного кашля, на землю соскользнул щит, а шлем окончательно сполз и повис на зацепившейся за кольчугу завязке вроде маятника, руки упёрлись в стоящие под углом дрожащие колени. Можно сказать, он устоял... Зато добить его сейчас может даже котёнок.
  Переждав накатывающую дурноту, барон заставил себя распрямиться и оценить обстановку - бой ведь не закончен. Сейчас его главной бедой была не боль и ощущение разваливающегося на части тела, а именно неимоверная усталость - полученные раны и кровопотеря лишь усугубляли состояние.
  Около десятка агробарцев было зажато под стеной, отчаянно отбиваясь от наседающих, словно обезумевших уруков. По всему пространству схватки было несколько таких островков, где ещё шло сопротивление. Он бросил взгляд над головами сражающихся вдоль улицы. Нет, уруки со стороны входа в Ремесленный квартал больше не прибывали. Но и им, как он понимал, помощи ждать было неоткуда.
  От бессильной ярости ВерТиссайя сжал кулаки и опустил голову. И увидел у ног скорчившегося человека. Тот ещё дышал, судя по пузырящейся на губах крови, но уже точно одной ногой был не здесь. Солдат... Его туника и доспехи были столь густо заляпаны кровью, что барон с трудом узнал в нём своего пехотинца, капрала Бакри. Возможно, моментальное появление хорошего целителя и спасло бы его. Но... Как бы не получилось так, что живые позавидуют мёртвым, и барон вспомнил самое главное правило при встрече с уруками (с остальными "тёмными" ещё возможны варианты): не попасть им в лапы живым. Машинально потянулся к поясу, где в тонких, незаметных ножнах ждал своего часа заветный стилет, в случае чего избавляющий от лишних проблем.
  От линии защитников вдруг прянула знакомая коренастая хромающая фигура. Гарч зажимал локтём левый бок. Мелькнул его бледный профиль - обычно невозмутимое лицо было искажено болью. Его противника, всё того же обоерукого неуловимого урука, тут же постарались оттеснить воины справа и слева. Агробарец неуверенно переступил ногами, потом как-то вдруг поймал взгляд ВерТиссайи. Чёрные глаза, казалось, целую вечность изучали барона, словно пытаясь что-то донести. Потом губы старого друга скривились в усмешке, такой знакомой и всегда означающей что-то важное, отчего у Гийома ностальгически перехватило дыхание. Затем Изгарчи вновь стал бесстрастным, демонстративно распрямился, словно показывая, что у него всё в порядке - лишняя царапина делает мужчину ещё более мужественным, и вновь повернулся лицом к врагам, спиной к барону. Вербарец, переждав головокружение, наклонился к уже затихшему солдату - в правой руке того был зажат недлинный пехотный меч - то, что нужно для ближнего боя. И вообще для полного счастья.
  Дикий рёв, даже на фоне всеобщего сумасшедшего гвалта, ознаменовал появление на сцене нового действующего лица. У ВерТиссайи от неожиданности изумленно отвалилась челюсть, он на время напрочь забыл и о ранах, и об их бедственном положении, и даже о том, что собирался снова пойти в бой. Сумасшедший убийственный вихрь ворвался в ряды сражающихся и принялся крушить "тёмных". Да-да, именно уруков. Рвать на части, проламывать головы, топтать. Барон увидел, как единственный наездник, возвышающийся над колышущейся толпой, пробивается к этой, всё сметающей стене. Но стоило приблизиться, как тяжёлый кулак влетел в голову ягира - наездник не успел даже замахнуться копьём, как их отнесло на локоть назад. Урук дёрнулся в седле, а затем вместе с животным завалился и исчез за головами наступающих.
  Запоздалая мысль посетила вербарца: хорошенького союзничка нашли себе агробарцы. Уж не сам ли мифический дракон явил себя тут и сейчас? И ощутил в своей чёрствой, циничной, закалённой и, по правде говоря, давно готовой уйти в мир иной, душе противный холодок страха - ему совсем не хотелось расстаться с жизнью вот так: с оторванной головой или проломленной голым кулаком грудью.
  Сказать, что не только вербарец, но и все защитники Ремесленного квартала опешили, так это ничего не сказать. Воины просто опустили оружие и заворожено смотрели на происходящее. Зато уруки, будто обезумев, оставляли людей и бросались на перемалывающего их вначале руками, а затем избивающего их огрызком боевого товарища, чудовище. Они и прежде не бесстрастные, отнюдь не сдержанные в эмоциях, словно сошли с ума: визжали, рычали, кричали и совсем безрассудно пёрли вперёд. Складывалось впечатление, что в этой схватке присутствует некий личный момент.
  В какое-то мгновение наступила небольшая - в пару ударов сердца - пауза - уруки то ли выдохлись, то ли, что хуже, образумились и перегруппировывались и меняли тактику, и ВерТиссайя наконец-то смог лицезреть того исполина, фактически спасающего их шкуры. И с изумлением, несмотря на жуткий окровавленный вид, смог узнать своего давнишнего (ну как сказать - по нынешним временам и пара недель за год сойдут) знакомца, к которому даже - не только исключительно из-за размеров - питал симпатию. Ну, была у барона такая слабость - благосклонное отношение к крупным (желательно больше его) разумным. А снежный тролль - а это был именно он! - точно подходил под его идеал совершенного воина. В голове тут же всплыла картина пленённого, гм, Рохли - точно, так его звали, вернее, зовут, и он с запозданием содрогнулся... Это что мог натворить тогда этот красавчик! Тьфу-тьфу, отвёл Единый беду. Хорошо, что наёмники были тогда, хм, весьма убедительны. Барон вспомнил, что этих вольных воинов обвиняли в пособничестве именно урукам, и почувствовал, как повреждённую рожу перекашивает в истерической ухмылке. А ведь мелкий злобный гоблин аж исходил пеной при одном только упоминании об уруках, а он тогда, ещё чересчур самонадеянный и самодовольный, приписал это к природному дурному характеру зеленокожего.
  Уруки изменили тактику: кружили вокруг тролля, метали в него топорики, дротики, кололи копьями - некоторых тот достал, но те чересчур подвижны были для него. Рохля ревел, получая в обнажённую грудь - тяжёлая кожаная безрукавка не совсем прикрывала её - и в голову уколы и удары, весь покрытый своей и чужой кровью, будто демон из преисподней. Сильно много врагов было вокруг, и в какой-то момент он споткнулся, пошатнулся. Подскочивший с копьём урук упёр острие в грудину, тролль левой рукой сломал древко, но устоять уже не смог и упал. Это подействовало на уруков, как красная тряпка на быка, благоразумие покинуло их окончательно, и они толпой полезли на поверженного врага, мечтая хоть чем-то, хоть как-то дотянуться до него. Образовалась огромная копошащаяся свалка, в которой, если честно, "тёмные" только мешали друг другу.
  И тут ВерТиссайя издал дикий вопль: "Убивают наших!". Словно разъярённый буйвол помчал на отвлёкшихся уруков. Люди ожили, схватились за оружие. Дальше всё больше походило на бойню - "тёмные" не успевали организоваться, и падали под безжалостными ударами. Со стороны моста раздался утробный звук урукского рога, от которого инстинктивно смерзалось всё внутри. И ещё раз.
  Что бы это означало? К "тёмным" идёт подмога? Или...
  Барон с затеплившейся надеждой наблюдал, как уруки повсеместно выходят из боя. И пусть у него открылось второе дыхание, и он не утолил жажду крови, это было так удивительно: безнаказанно бить в спину проклятых "тёмных"! Разумом он понимал, что ещё чуть-чуть и без какого-либо вмешательства врага, сердце не выдержит, он упадёт и отдаст концы...
  Залитыми потом и кровью мутными глазами он устало и даже как-то равнодушно наблюдал, как десятка два уруков отходят, унося то ли раненых, то ли мёртвых. Ему показалось или нет, как двое дюжих "тёмных" под руки уволакивали воина в алых доспехах. Несколько ремесленников пытались преследовать уходящих, но получив жёсткий отпор, притормозили и стали сопровождать врагов на безопасном расстоянии.
  Кто-то из воинов воздел вверх меч и победно закричал. Глотка ВерТиссайи, кажется, сама по себе разразилась хриплым воплем. Он почувствовал и удовлетворение, и какую-то вселенскую пустоту и, оглянувшись, плюхнулся задом на труп "тёмного". Хотелось просто отключиться, но глаза не закрывались, а башка бездумно ходила из стороны в сторону. Какая-то мысль забрезжила на задворках сознания, и он силился её поймать.
  Появились люди: женщины и подростки, которые принялись помогать раненым, оттаскивать убитых - отдельно своих и "тёмных". Тяжело топая и гремя железом, в направлении баррикады и моста прошествовал строй одинаковых - только бороды различались по цвету и длине, словно из одного выводка, гномов. Вербарец завистливо качнул головой на их доспехи. Тут его повело, и он обессилено завалился на спину.
  Глядя в стремительно темнеющее небо, мысль наконец вызрела. Но легче ему от этого совсем не стало. Среди уцелевших защитников Ремесленного квартала он так и не увидел ни Гарча, ни тролля... Может они лежат где-то раненые...
  Беспамятство мягкой, неотвратимой волной накатывала, и сопротивляться ей у него не было ни сил, ни желания.
  А всё-таки, откуда здесь взялись подгорные? Привидится же такое...
  
   * * *
  Благотворная влага коснулась лица, освежая и болезненно пощипывая кожу в местах ранений. Лидия с трудом подняла веки. Пространство тут же завертелось, к горлу подошёл кислый ком, и она сглотнула, скривившись - крайне дискомфортное возвращение в реальность. Но, во всяком случае, судя по неприятным ощущениям, она ещё жива. Впрочем, никакой радости или воодушевления она не испытала - что там её ожидает в мире крови и смерти?
  - Ваше Высочество, с возвращением, - донёсся знакомый, с нотками тревоги и облегчения голос. - Заставила ты нас, Лидия, поволноваться.
  Наконец-то сфокусировав глаза, она различила лицо склонившегося над ней Фиори.
  - Пить, - слабо прошептала, и её слегка приподняли за плечи, к сухим губам приникла фляга.
  Она сделал несколько глотков, и желудок окончательно взбунтовался. Резко отклонившись в сторону, её стошнило. Это действие окончательно лишило сил, и, тяжело дыша, она вновь откинулась на спину и прикрыла глаза. Всеобъемлющие усталость и пустота разливались по разбитому, подрагивающему в какой-то нервной дрожи, телу.
  - Ну вот, - произнёс огорчённый голос, - и обувка пострадала. - Думал, хоть какая-то часть туалета будет иметь приличный вид. Видно, ничего уберечь мне сегодня не светит...
  Представив выражение лица маркиза, его ухмылку при взгляде на сапоги, изгаженные наследной принцессой, Лидия непроизвольно хихикнула. Это действие болезненно всколыхнуло весь организм. Тем не менее, она ощутила небольшое облегчение. И благодарность.
  Мокрая тряпица вновь осторожно прошлась по её лицу, отёрла губы, и она рефлекторно потянулась за ней - во рту присутствовали все признаки помойки.
  - Ещё пить? - заботливо и участливо, но с долькой сомнения поинтересовался РоПеруши. - А может чего покрепче?
  Лидия прислушалась к себе. Обоняние хоть и было притуплено то ли запёкшейся в ноздрях кровью, то ли она привыкла к едкому смраду, но особого неприятия не ощутила. Она просто вся была такой грязной и вонючей, как... вывалявшийся в собственном дерьме дракон. Ну, так что? Чай, не на балу. Рвотных позывов пока не ожидалось (наверное, нечем), и она согласно кивнула.
  - Воды.
  Крепкие руки приподняли, аккуратно подвинули и прислонили спиной к чему-то твёрдому. Почувствовав у губ горлышко фляги, она отрицательно мотнула головой, отчего та ответила неприятной тупой болью, но при этом с радостью констатировала отсутствие давящей тяжести шлема - слипшиеся волосы коротко скользнули по щекам. Сама перехватила флягу рукой и осторожно прополоскала рот, сплюнула набок, а потом уже от души напилась.
  На этот раз никаких досадных казусов не произошло. Лидия вновь сфокусировала взгляд на сидящем рядом на корточках маркизе, тщательно выкручивающем некогда чистый платок. Он перехватил у принцессы флягу, вылил остатки воды на ткань и, наклонившись к ней, принялся очень аккуратно протирать лицо.
  - Что, всё так плохо? - глухо проронила она, послушно поворачивая голову и стараясь не кривиться, когда ткань касалась ран.
  - Никогда не думал, что величественная Лидия может быть такой замарашкой, - сосредоточенное лицо маркиза выдавило кривую улыбку. Потом он отбросил в сторону пришедший в негодность платок, и, чуть откланившись, полюбовался на дело рук своих и огорчённо покачал головой, - Ну вот, теперь у тебя навсегда останется шрам.
  Лидия внешне бесстрастно подняла руку и, поморщившись, прошлась наощупь по весьма неприятному рубцу, шедшему от скулы наискось к щеке и грустно улыбнулась внимательно наблюдавшему за ней Фиори.
  - Думаешь, это должно меня волновать при перспективе оказаться на пиршественном столе "тёмных"?
  Она видела напряжённые спины окружавших её воинов, а доносящийся шум, лязг и крики ясно говорили о том, что ещё ничего не закончилось.
  - Что ты, всё не так плохо, - преувеличенно бодро отреагировал маркиз. - Уруки, между прочим, уходят.
  Лидия удивлённо и вопросительно воздела брови, и почувствовала, как в отчаянной надежде забилось сердце.
  - В общем, с того момента, как ты, изображая раненую птицу, буквально слетела с верхушки баррикады - благо, нашлись свободные руки, сумевшие тебя подхватить - до времени твоего возвращения в мир живых, произошло несколько событий. То, как я едва успел остановить коновала Боруна, самолично пожелавшего заштопать твоё прелестное личико, и прочие мои телодвижения, направленные на приведения тебя в порядок и в чувство, я скромно опущу, - он, устало потерев лоб, наконец-то посерьёзнел. - Во-первых, последняя наша линия, возглавляемая суровым Гарчем, устояла и не пустила прорвавшихся уруков вглубь квартала. Во-вторых, у "тёмных" прозвучал двойной сигнал рога, и они повсеместно стали выходить из боя, отступать, и сейчас уруки просто прикрывают отход своих, а наши, самые отчаянные бойцы пытаются напоследок их пощипать. В-третьих, гномы наконец-то изволили прислать подмогу. И, в-четвёртых, только что лучники с крыши передали, что во фланг наездникам на площади ударил крупный отряд всадников, - Лидия озадачен прищурилась, и РоПеруши неопределённо пожал плечами. - Кто они такие, мы не имеем ни малейшего представления - не разобрать их штандарт. Помогли с "тёмными" - хорошо, а будут ли у нас с ними проблемы - думаю, скоро узнаем. Вот, пожалуй, пока и всё. Теперь ты в курсе, и сможешь лично участвовать в дальнейшем развитии событий.
  Маркиз встал.
  - Посиди пока тут, отдохни, а я посмотрю, что происходит.
  Лидия отрицательно покачала головой, потом внимательно и твёрдо посмотрела снизу вверх на Фиори. Её ближайший друг при всей своей внешней бодрости и демонстрируемой уверенности, выглядел, мягко говоря, бледно. Потрёпанный, в измочаленных доспехах, тоже, как и все вокруг, весь в крови - своей ли, чужой, он вряд ли ей сейчас признается. И двигается, словно балаганная кукла на верёвочке. Но держится, и это главное.
  Она с теплотой подумала о нём, но на улыбку не было ни сил, ни возможностей - лицо дико дёргало и болело, и, казалось, с каждой минутой всё сильнее и сильнее, и она мимолётно подумала, что если в ближайшее время не покажется целителю, то до конца жизни - не важно, как долго: день, два, неделю, год, то останется меченой уродиной. Но - она горестно вздохнула, слыша стоны лежащих рядом тяжелораненых воинов - у целителей и без неё хватит работы. При том, что в Ремесленном квартале и так не хватало людей с подобным Даром. Разве что, святые отцы. Но уцелел ли кто из них?
  РоПеруши что-то такое прочитал в её глазах, отчего ободряюще улыбнулся в усы и протянул руку.
  Лидия поднялась, отчего в глазах тут же потемнело, ноги предательски задрожали, и она немедленно опёрлась о крепкое и надёжное плечо маркиза. Боковым зрением заметила, как тут же по сторонам, в паре локтей от неё встали амазонки со щитами, и она с запоздалым раскаянием подумала: сколько беспокойства доставила её неуёмная и какая-то иррациональная жажда битвы людям, что охраняли её, свою госпожу.
  - Его Преосвященство? - тихонько на ухо спросила у РоПеруши.
  Тот неопределённо пожал плечами и ответил:
  - До того, как "тёмные" прорвали оборону, я его видел, а сейчас... - он сокрушённо покачал головой, тряхнув выбившимися из-под кольчужного капюшона волосами.
  Принцесса подавила невольный вздох, отлипла от маркиза и обратила взор туда, откуда всё ещё доносился - но уже действительно вроде как затихающий - шум схватки. Конечно же, за спинами окружающих её воинов увидеть что-либо было невозможно. Мимолётное желание пробраться на передний край она задавила в зародыше - и без неё справятся, боец из неё сейчас никакой, а схлопотать случайную стрелу или дротик сейчас, в шаге от победы (надеюсь!) было бы вдвойне обидно.
  Она постаралась собраться, убрав на задний план всё, что было связано с довлеющим желанием пожалеть себя, оханьем по поводу, какая она бедная, несчастная и побитая, равно, как и ужасные, пробивающиеся мысли о возможных потерях.
  - А Руайял как? - посмотрела на поглядывающего на неё РоПеруши.
  - Кто? - тот непонимающе нахмурился.
  - Ну, восточник, сын эмира.
  - А, твоя тень, твой персональный телохранитель, - Фиори заговорщицки подмигнул ей, и Лидия не смогла сдержать улыбки - ничего ханжеского в словах друга не было и в помине. А представить сурового, молчаливого и замкнутого судиматца в роли её личного ублажателя было достаточно сложно. Хотя... Любопытная мысль.
  Громкий, лязгающий грохот и какое-то ритмичное скандирование выдернули её из мира фантазий и стёрли с губ улыбку. Что случилось? Поймав внимательный и насмешливый взгляд Фиори, она постаралась успокоить вновь тревожно зачастившее сердце.
  Маркиз склонился к ней и прошептал на ухо - если это так можно назвать в этом сумасшедшем гвалте:
  - Всё с ним нормально. Не просто жив, а я сомневаюсь, есть ли на нём вообще царапина. Умеют же готовить превосходных бойцов на востоке, - в его голосе звучали завистливые нотки. - Нам с сотню таких воинов, мы бы точно нагнули всех заговорщиков и изменников. Не преуменьшая, конечно, навыки и заслуги тех же королевских гвардейцев. Но у нас просто школа другая, больше заточенная для противостояния в строю. - Он отстранился от неё, на лице буквально сияла широкая улыбка (так напомнившая ей мальчишку - сорвиголову из детства), которой он совсем не баловал её в последние годы. - А сейчас, Ваше Высочество, ваш выход, - и указал рукой.
  И тут она обратила внимание, что воины перед ней расступаются, их усталые лица восторженно горят, они бьют в щиты в такт слову, которое неизменно повторяют: "Агро-бар!.. Агро-бар!.." Они победили.
  Она сделала первый шаг, выпрямилась и твёрдо двинулась между ними, верными защитниками королевства и её. На её губах - пусть и было больно - тоже сияла восторженная улыбка.
  В какой-то момент её подхватили на руки и понесли. Она не успела ни испугаться, ни воспротивиться, как толпа вновь вознесла её на баррикаду.
  Голова не вовремя закружилась, когда она посмотрела на устремлённые на неё лица с обоих сторон полуразвалившегося защитного сооружения, и она, как бы невзначай, опёрлась о заботливо протянутую руку в латной перчатке. Руайял - он снова был рядом, невозмутимый и твёрдый, в обязательном платке (или как он там называется?), скрывающем часть лица.
  Ремесленники, гвардейцы, амазонки, люди и даже гномы раскрывали рты в её поддержку. Она подняла руку, пытаясь утихомирить шум.
  - Агробарцы! - горло предательски дрогнуло, но Лидия, собравшись с силами, продолжила: - Мы сделали это! "Тёмные" бегут! Пусть трепещут наши враги! И уже начинают думать о неизбежной расплате! Ибо никому не уйти от возмездия! Тем более, предателям своего народа!..
  Звонкий голос ещё не успел отзвучать, как был поддержан сумасшедшим рёвом. Ибо значение этой, возможно, небольшой победы, сложно было переоценить.
  
   * * *
  В какой-то момент их поход превратился в неконтролируемую, несущуюся с горы телегу, запряжённую буйволами, пылающими неистовым гневом и яростью, остановить которых было также проблематично, как и лавину. Где буйволы - агробарцы, что, сорвавшись с привязи, мчали по следам врага, осквернившего их землю. Ни гвардейский капитан, ни граф РоТай точно не услышали бы разумных доводов об осторожности, минимальном планировании и разведке - хотя бы парочку разведчиков вперёд на случай засады! Ведь но только мертвец не жалеет о глупой смерти. Мало того, агробарцы увлекали и его, ПремурТара, и его тарийцев, заряжая своим сумасшествием - дикой жаждой пустить кровь "тёмным".
  Посол Великой Тарии до сих пор испытывал двойственные чувства от принятого решения помочь агробарцам. Вернее, от того, что поверил словам капитана РоГичи, и стал на сторону практически сброшенной династии. Это были импульс и блажь, весьма далёкие от тщательно обдуманного действия, подкреплённого резонами, выгодами и пониманием политической ситуации. Мало того, он был практически уверен, что дома, в Тарии, его поступок многие вряд ли одобрят, и, в лучшем случае, была велика вероятность того, что ему придётся забыть о карьере дипломата и остаток дней провести в родном замке. В худшем же - "Голову долой!", - как всегда любил говорить Его Величество АбийТар, у которого при всех его достоинствах, было чёрное чувство юмора (и имевший все возможности воплощать его в жизнь). Но - к дракону всё! - он действительно симпатизировал принцессам - об убиенном короле он, такого, пожалуй, сказать не мог - и при столь быстро развивающихся событиях (при том, что разведка доносила беспокоящую информацию, для него тоже столь стремительное превращение столицы Агробара в арену боёв, явилось полной неожиданностью), решение тоже должно было быть молниеносным. Конечно, великая Тария не против была видеть братского, но соседа ослабленным - тут появлялись несомненные перспективы в виде спорных земель, пересматривания торговых договоров - Агробар был портовым королевством, а Тария выходом к морю похвастать не могла, - и так далее. Но ПремурТар предпочёл бы всё-таки иметь для своей родины соседа во главе РоБерушей - Лидия наверняка бы проводила политику отца, нежели пока неизвестные, но точно очень амбициозные силы, затеявшие это кровопролитие. Фактор непредсказуемости и очень чётко продемонстрированного коварства ему казался нежелательным для его страны. Эти аргументы он и собирался привести в своё оправдание, в случае благополучного возвращения домой и "попадания на ковёр".
  И ещё он, грубо говоря, кабинетный работник, испытал неведомую ему прежде эйфорию смертельной схватки, когда на подступах к Ремесленному кварталу их несущийся на всём скаку отряд лоб в лоб сшибся и с неожиданно появившимися "тёмными" наездниками. В ходе короткой, но яростной и кровавой схватки победа была за ними - уруков было около двадцати и, честно говоря, те показались ему несколько ошеломлёнными и деморализованными - явно не ожидали появления столь крупного отряда, условно говоря, в своём тылу. Тем не менее, дрались они отчаянно, хоть и недолго, а ПремурТар испытал короткий импульс зависти, что так и не успел обагрить меч, которым он, конечно же, как и всякий тарийский дворянин, умел пользоваться. Разве за агробарцами, горящими праведным гневом, угонишься? Возможно, будь силы врага более весомы, а их потери значительны, он и усомнился в своём удовлетворении от драки, но сейчас эта маленькая победа несказанно вдохновила и его. Тем более, после картины, виденной перед этим.
  Они тогда въехали на очередную площадь, и с головы отряда понеслись крики, в которых с небывалой силой смешались проклятия, гнев и боль. Всадники, идущие в колонне по двое, разъезжались в стороны, как бы беря большое открытое пространство в кольцо. И в какой-то момент ПремурТар, в общем-то, хладнокровный и циничный дипломат, увидел всё то, что так потрясло впереди едущих, и почувствовал, как кровь застыла в жилах, а рука нервно схватила рукоять меча.
  Это был чистый, незамутнённый ужас. Мозг тарийца с трудом воспринимал информацию, подаваемую ему зрением и обонянием. Огромный пылающий костёр, заполненный людскими телами, страшный удушающий смрад горелой плоти, трупы, трупы и кровь всюду, куда только не скользил взгляд, в тщетной попытке отыскать уголок, не испачканный смертью.
  Ему казалось, что его сложно удивить - Тария, нужно смотреть правде в глаза, не могла похвастать внутренним спокойствием королевства, как тот же Агробар - она напоминала медленно кипящий котёл, периодически избавляющийся от пены - когда одна семья (или союз нескольких), кичащаяся генеалогическим древом, начинала "обосновывать" свои претензии на властный олимп. Да, крови и смертей в ближайшей истории его королевства хватало. Притом, что ПремурТар по молодости, как и все дворянские отпрыски мужского пола, обязанный отслужить, попал на границу, где вволю отведал воинской романтики, участвовал в стычках и походах, и в какой-то момент это безрассудство начало даже нравиться, пока его отец, высокопоставленный сановник при дворе не сказал: "Хватит. Это не твоё. Срочно возвращайся в столицу". Но то, что ПремурТар увидел сейчас, кроме ненависти к "тёмным" и инстинктивного желания уничтожить их при встрече, вызвать не могло.
  Сглотнув вставший в горле ком, он немедленно приложил к носу платок, пытаясь хоть как-то уберечься от удушающего смрада, и невольно потянулся к груди, где словно расцветал ожог. Это нагрелся амулет от "тёмной" магии. Он услышал ругательства со стороны сгрудившихся у высокой урукской повозки воинов. Переглянулся с мрачным гвардейским капитаном РоГичи, остановившимся рядом и нетерпеливо поигрывающим поводьями - агробарец, не видя конкретной цели, явно желал мчаться дальше, к Ремесленному кварталу. Но шум всё нарастал, и они, не сговариваясь, торопливо развернули коней. В конце концов, следовало разобраться с возникшей какой-то проблемой и двигаться дальше - тариец тоже совсем был не против поскорее покинуть это страшное место. Пусть власти Агробара сами разбираются со всем здесь, чистят и заново освящают испоганенную землю.
  Воины расступились, и посол с капитаном РоГичи увидели удивительную картину. Граф РоТай чуть ли не с пеной у рта, обнажив оружие, наступал на какого-то человека, отчаянно машущего перед ним руками и словно выстреливающего слова, разобрать из которых Устойе удалось лишь: "Нет!.." и "Одумайтесь!.." А за спиной мечущегося агробарца в тесном полукруге недоброжелательных лиц и направленных жал копий, мечей и стрел находились... действительно странные персонажи.
  На борту приткнувшейся у урукского помоста телеги сидел простоволосый мужчина - тарийца поразило выражение его лица - тот абсолютно безучастно смотрел на происходящее. На его коленях лежало то ли бессознательное, то ли мёртвое тело девушки. Рука мужчины неспешно гладила чуть запрокинутою голову. Рядом, набычившись и крепко держа обеими руками секиру, застыл подгорный житель - только глаза сверкали злобно и решительно из-под насупленных бровей. Сзади на самой телеге во весь рост стоял - у ПремурТара ещё больше от удивления взлетели брови - высокорождённый с опущенным вниз луком, но наложенной на тетиву стрелой. Не стоило обманываться его отстранённостью - он будто что-то рассматривал у своих ног - зная реакцию эльфов, при необходимости его стрела найдёт жертву. А то и не одну. Ну, и напоследок - челюсть посла таки упала - из самой телеги (он лежал свободно развалившись) торчала голова самого настоящего гоблина, которая отплёвываясь и страшно кривясь, сыпала чёрными ругательствами. Именно наличие "тёмного", как понял посол, и раздраконило графа, так и не утолившего жажду пустить кровь. Что озадачило и заставило внимательней присмотреться к окружённым ими разумным - это полное отсутствие боязни при явно угрожающем к ним отношении толпы вооружённых и злых солдат, и явное равнодушие (пусть даже, возможно, и показное) к исходу схватки. Подобный фатализм и крепкие нервы дорогого стоят. Они точно были одной командой. Очень непростой и... опасной. Устойя вдруг подумал, что при необходимости они задавят их числом, но во что это им обойдётся? И напрягся в желании вникнуть в ситуацию, чтобы постараться разрешить её мирным путём, пока ещё есть возможность. Ведь, судя по изобилию мёртвых уруков, во всяком случае, здесь, на этой безымянной - его знание Агробьара не распространялось на эту часть города - площади ни одного живого представителя этого гнусного племени он не заметил. Впрочем, нет, он был недостаточно внимателен - за телегой замерла ещё одна фигура в характерном плаще с наброшенным капюшоном, от которой у него самого внутри закипела кровь...
  Но тут вперёд выехал капитан гвардейцев и властно поднял руку, пытаясь прекратить шум.
  - Тихо! - рявкнул он поставленным командирским голосом.
  Мгновенно наступила тишина, даже граф РоТай прервал гневную тираду и недоумённо обернулся.
  - Что здесь происходит, Мириул? - спросил он требовательно у облегчённо вздохнувшего агробарца, мешавшего "вершить правосудие" графу с Восточного предела.
  - Ваша милость, солдаты набросились на нас, но... - он запнулся на мгновение, но тут же решительно продолжил: - Но это мы, вернее, они, - кивок назад, - уничтожили урукского шамана.
  В наступившей ошеломлённой тишине было слышно, как фыркают лошади и ветер треплет одежду. ПремурТар тоже не был исключением, не веря глядя на подозрительные, ни единым движением не отреагировавшие на заявление, фигуры.
  Граф РоТай выругался, но меч опустил.
  - Что за бред?! Как могли эти... эти... - он поднял напряжённое лицо на посла, потом перевёл взгляд на РоГичи.
  Капитан же внимательно вглядывался именно в сидящего на телеге с девушкой на коленях мужчину.
  - Ройчи, это правда? - уточнил он хрипло.
  Воин, а это был именно воин, и, судя по одежде, солдат удачи, то бишь, наёмник, продолжая баюкать бесчувственную девушку, лишь молча пожал плечами.
  - Вы их знаете? - негромко уточнил Устойя у гвардейца.
  - Да, - просто ответил тот. - И они... - он замялся на мгновение, будто и сам не до конца веря себе, - действительно способны на это.
  ПремурТар озадаченно покачал головой, вглядываясь в твёрдые и... равнодушные лица. Мало того, что шаман сам по себе - страшная сила, при этом и охрана у него всегда мощная, учитывая статус, а также то, с каким превозношением относятся "тёмные" к своим даровитым. Шамана, в отличие от того же военного вождя всегда прикрывали очень жёстко, не считаясь с потерями. Угробить урукского шамана - это... это подвиг!
  - Да кто они такие?! - грубо вклинился граф.
  - Наёмники на службе Её Высочества, - гвардеец уже был сама невозмутимость, и сомневаться в твёрдости его ответа не приходилось. А в том, что РоГичи знает этих разумных, посол был уверен.
  Но тут вмешался агробарец, названный капитаном Мириул.
  - Ваша милость, пожалуйста, не теряйте время! - все с подозрением обратили на него внимание, и тот пояснил: - Вы ведь идёте на помощь в Ремесленный квартал? - увидев согласный кивок, торопливо продолжил: - Основная масса наездников отправилась именно туда, - он едва не умоляюще воздел руки. - Уверен, что принцессе нужен каждый меч... - и добавил тихо, про себя. - Если ещё не поздно.
  Капитан тут же встрепенулся и повернул лицо к тарийцу, явно намереваясь поторопить отряд, но их вновь перебил яростный вопль графа:
  - Я не верю им! Но даже если хоть доля правды в этом есть, согласен оставить им жизни. Но прежде пусть отдадут нам ту трусливо прячущуюся тварь! - он упрямо наклонил голову, а указующий перст направил на фигуру в урукском плаще.
  Существо пошевелилось, капюшон съехал назад и взору собравшихся вокруг действительно явился урук. "Истинный", как они себя именуют. В его жёлтых глазах, хотелось сказать, плескалась сама тьма. Но отнюдь не боязнь. Может, вызов?
  Человек-наёмник пошевелился, бережно переложил девушку в телегу, неторопливо укрыл, поправил накидку, а затем повернулся к графу.
  - Он - мой, - произнёс он ровно, глядя прямо в глаза агробарского дворянина. В его позе: широко расставленных ногах, свободно опущенных руках, спокойном наклоне головы не было ничего угрожающего. Но даже самому недалёкому и глупому разумному сразу становилось понятно, что сдвинуть эту скалу можно, лишь имея в кармане больше, чем самоуверенность - как минимум, маленькое торнадо.
  В очередной раз наступила тишина. Попытка графа пронзить непокорного наёмника взглядом была абсолютно безуспешна - от того веяло таким несокрушимым холодом, спокойствием и равнодушием (ничего так себе коктейль, если разобраться), что никакого шанса уколоть его не было.
  Ещё ПремурТар заметил, как посмотрели на мужчину после его слов его компаньоны: гном, эльф, гоблин и агробарец. Этак... выразительно. С долей недоумения и непонимания. Видно, не всё так просто. Но разобраться в этом, хоть и было любопытно, но, честно говоря, недосуг. Да и чревато. Как говорится: чужая семья - чужая любовь.
  - Граф, - склонился к РоТаю с коня капитан и ровно и примирительно произнёс, - если мы поспешим, поверьте, "тёмных" нам хватит всем. Но если Ройчи говорит то, что говорит, то так оно и есть, - пожал плечами как бы в оправдание. - Я видел этих парней в деле. Они хороши, - в устах гвардейского капитана это была высокая оценка, и по рядам агробарцев и тарийцев прошлись удивлённые шепотки. - При этом они спасли мне жизнь, - добавил едва слышно графу, но Устойя, находившийся рядом с гвардейцем, его тоже услышал: - Не сомневайтесь, ваша милость, они относятся к урукам ничуть не лучше, чем мы, - и многозначительно качнул головой.
  Это решило дело. РоТай сердито вбросил меч в ножны, взлетел в седло подведенного коня, и они наконец отправились дальше.
  Нет-нет, но воины бросали назад задумчивые взгляды, пока странная компания не осталась за поворотом. ПремурТар сам боролся с этим искушением. Но почему-то ему казалось, что они ещё пересекутся. В охваченном беспорядками Агробаре это одновременно и сложно, и просто. Сложно - потому что легко сложить голову (но по умению выживать, подумалось послу, эти разумные, наверняка, специалисты). А просто оттого, что не так уж много мест в столице, где можно схорониться - мысль о том, что эта группа может относиться к бунтовщикам, тариец отмёл сразу - уж очень они были для этого... серьёзные и бывалые.
  Всё, не связанное с ожиданием и предвкушением скорого боя, вскоре истаяло - они шли по свежим следам "тёмных" - улицы были абсолютно пусты, не было видно и слышно никакой живности: не лаяли собаки, коты, всегда передвигающиеся по собственному свободному графику, сейчас не показывали и носа, и даже птицы: вездесущие голуби, вороны и воробьи, неизменно клубящиеся на крышах и в кронах деревьев, настороженно притихли, боясь малейшим взмахом крыла или невольным воркованием привлечь ненужное внимание. Периодически встречались человеческие трупы. Свежие. В основном, пожилые люди, явно застигнутые врасплох катящейся волной наездников, зарубленные и затоптанные мимоходом, походя - не в привычке уруков щадить кого-либо.
  И вскоре они схлестнулись с первыми наездниками, неожиданно выскочившими навстречу, и смели их, как грозовой дождь счищает с мостовой пыль и грязь. Ещё несколько минут сумасшедшей скачки, и от авангарда донеслись взволнованные голоса - там, впереди, где широкий проспект выходил на Ремесленную площадь, собственно, предваряющую район, к которому они стремились, были замечены уруки.
  Низкий, утробный звук рога противно и упреждающе прозвучал навстречу. В противовес ему с головы колонны начало нарастать мощное и яростное: "Бар-р-ра!!!", близкое, как агробарцам, так и тарийцам.
  ПремурТар и сам не заметил, как выхватил из ножен меч, а из глотки вырвался всегда приводящий в смятение врагов барский воинственный клич. Он чувствовал, как кровь его вскипает, сердце мощным набатом торопливо толкает её, и не остаётся ничего, кроме цели - там, впереди, и неистовой жажды схватки, когда благоразумие, сомнение и редкие всполохи страха - словно дождевая морось, тут же уносимая ветром.
  Удар мчавшихся впереди агробарцев был столь силён, что опрокинул первый ряд "тёмных", перекрывших выход на площадь. Люди, будто обезумевшие, рыча и вопя, вгрызались в гущу уруков, расширяя проход, шедшие сзади, не в силах вырваться вперёд, в каком-то припадке священной ярости, рвались на фланги, которые при подобном развитии событий непременно охватили бы зарвавшихся людей. Но сила, упорство и безрассудство атакующих в какой-то момент поколебали уверенность "тёмных" - они, словно в некоем зеркале, увидели самих себя, таких же неистовых, не жалеющих жизни и становящихся безумными в бою. Возможно, впервые за время похода они поняли, что люди - это не пища для жертвенных костров, не беззащитный и покорный скот для походных котлов, а противник, мстительный, безжалостный и бескомпромиссный. Если разобраться, вполне достойный враг для самого воинственного народа Веринии.
  ПремурТар, грубо говоря, шедший в третьей волне со своими людьми после гвардейцев и людей графа, при всём мгновенно воцарившемся хаосе, сумел вычленить главное: перед ними стоит заслон, не дающий выйти на площадь - и дальше, к Ремесленному кварталу. И если примерная середина атакующих завязла в свалке, то края ещё не вошли в бой, потихоньку отступая под натиском людей. Пока угрозы охвата их как бы внушительного (но чуть более сотни человек) отряда не было - чересчур незначительные силы "тёмных" противостояли им. Но, опять же, он не мог не видеть всей картины, или видеть то, что демонстрируют "истинные" - коварство и изощрённость уруков были общеизвестны, особенно в лелеемом искусстве войны. Поэтому он просто завернул коня вправо - если уж на то пошло, почему бы самим не попробовать прорваться по краю и не ударить наездникам во фланг или вообще выйти в тыл - вдруг уруки к этому не готовы, и им получится хорошенько порезвиться за их спинами.
  Самого ПремурТара смогли обогнать лишь двое воинов - отчаянные вопли начальника охраны Устойя благополучно проигнорировал. Он дворянин, в конце концов, который всегда должен вести в бой! Останется в живых, так и быть, извиниться. Зато здесь и сейчас пришло то время, когда не нужно думать о сохранении лица (мимолётно усмехнулся, представляя своё выражение, ближайшим эпитетом которого было "зверское" - видела б его сейчас какая-нибудь дама, всегда обходительного и милого - наверняка бы выскочила из постели... или наоборот, набросилась - так, в качестве самозащиты) и прочих условностях, присущих дипломатической деятельности. Он, в конце концов, мужчина, а не трусливый слизняк!
  Первый тариец, не мудрствуя лукаво, наклонившись далеко вперёд, просто ткнул мечом в голову ягира, отклонил падение ятагана движением оружия вверх и смог зацепить кончиком лезвия злобную харю урука. Второй, укрываясь от направленных копий, поднял коня на дыбы. Животное махнуло копытами, задев ближайшего ягира, за что помимо одного укола копьём, заработало ответный удар лапой. Боец, уже соскальзывая с жалобно ржущего коня, чудом увернулся от склонившегося слева наездника. Но тут уже подосп ел ПремурТар, рубанул "тёмного" наискось, с оттяжкой. Меч срезал плюмаж из человеческих волос, скользнул по шлему и вгрызся в плечо, пройдя кольчугу. Рожа урука болезненно скривилась, он выронил ятаган, но следующий удар окончательно оборвал его страдания.
  ПремурТар загнал шпоры в бока коня, толкая его вперёд, в наметившийся между наездниками просвет, почувствовал, как в правое плечо что-то неприятно ударило, и по руке скользнуло частичное онемение, щит слева тоже загудел, и он инстинктивно пригнулся, когда и в шлем по касательной что-то попало. В голове загудело. Взревев и оскалившись, вновь пришпорил коня, крутанул кистью с мечом, с облегчением чувствуя, что чувствительность вернулась в конечность. Махнул несколько раз вслепую оружием, ладонь ощутила отдачу. А в следующий удар сердца он таки вырвался на простор. За ним, разя не успевающих перестроиться и сдержать их уруков, его воины.
  Первым делом его взгляд метнулся к мосту, который вёл к Ремесленному кварталу. Даже отсюда ему было видно, что защитный барьер, который возвели защитники, сметён, и уруки беспрепятственно передвигаются по мосту. Но отчего-то не внутрь квартала, а из него. Клубящаяся масса "тёмных" - навскидку он определил бы их количество в сотни три-четыре - они постоянно находились в движении - формировалась в отряды, которые уходили противоположном от них направлении, где по прикидкам ПремурТара находились Западные, так называемые, вербарские ворота. В их же сторону мчались редкие наездники. Бросив взгляд влево, вдоль линии столкновения их отряда с уруками, он понял, что это действительно просто заградительное построение, которое уже трещало по швам. Он видел, как несколько агробарцев где-то в центре уже прорвали её и, развернувшись, тут же ударили "тёмным" в спину.
  Отбросив в сторону глупые мысли, отчего уходят уруки из Ремесленного квартала - не опоздали ли они, и сумасшедшая гонка была напрасна, он указал мечом направление атаки своим людям - вдоль линии уруков, на помощь сцепившимся агробарцам. Сам он уже не собирался идти в первом ряду в силу двух причин: всё-таки его жизнь несомненно ценна для обоих братских народов, а, во-вторых, жажду крови он уже слегка утолил (или это удар по голове привёл его в чувство?). Нет, выходить из боя или прятаться за спинами своих телохранителей он не собирался, просто ситуация в данный момент требовала именно руководства и командования. То, что поле боя останется за ними, он уже не сомневался. Требовалось только свести к минимуму потери.
  И действительно, минут пятнадцать спустя, когда его тарийцы произвели сумасшедшее опустошение в рядах уруков, не успевавших реагировать на опасность сзади, и воссоединились с воинами графа, "тёмные" дрогнули, и по одному, по несколько стали панически уходить вслед своим основным силам. А потом и вся остальная масса наездников, следуя гортанным окрикам предводителя - здоровенного урука в странно алеющих доспехах, практически синхронно - находившийся рядом командир охраны невольно восхищённо цокнул языком - вышла из боя, организованно и грамотно собравшись в ощетинившийся копьями компактный отряд для отхода. При этом уруки, мало того, что успевали отбивать атаки разрозненных групп людей, так и умудрялись уносить своих раненых, подбирать спешенных воинов и отлавливать одиноких ягиров внутрь защитного периметра.
  ПремурТар удовлетворённо вздохнул, спрятал меч и с облегчением снял шлем, повесил на пояс, стащил кольчужный капюшон, подставляя разгорячённое чело слабенькому, но весьма приятному ветерку. Ну, хорошо же! И тронул поводья, направляя неторопливого, фыркающего коня в сторону моста.
  С отстранённым любопытством поглядывая по сторонам, он должен был заметить, что результаты боя за Ремесленный квартал были впечатляющи: не считая разрушений - будто прошёл ураган, вся улица была усеяна трупами - конь недовольно воротил голову, выбирая дорогу среди этих, так сказать, препятствий. В основном это были уруки и их верховые животные, но Устойя, видя, как вокруг суетятся люди, убирая тела, подозревал, что о своих агробарцы позаботились в первую очередь.
  На его глазах росла внушительная баррикада, частично разрушенная, а вал тел у её подножия был столь впечатляющ, что ошеломлённый посол не сразу обратил внимание на группу отдыхающих в стороне людей. Гвардейский капитан, ехавший впереди, встрепенулся, в одно мгновение - право, словно мальчишка - слетел с коня, сделал десяток торопливых шагов и неожиданно упал на колено перед стройной, закованной в доспехи фигурой. Насторожившиеся по сторонам воины при их приближении (одна девушка, огненно-рыжая, словно закатное солнце, даже сделала предостерегающий шаг навстречу), как-то вдруг заулыбались и приветственно загалдели.
  ПремурТар увидел, как фигурка с развивающимися тёмными волосами сделала шаг к коленопреклонённому гвардейцу, что-то сказала, легко и ласково провела ладонью по обнажённой голове, потом последовал жест, после которого РоГичи встал, и девушка порывисто обняла его. А ведь это была она - принцесса Лидия РоБеруши, законная наследница агробарского трона - он и не сразу признал её в таком виде: измятые доспехи, изорванная ткань, распущенные волосы, частично скрывающие лицо. Конечно же, он был в курсе её игр в войнушку, привлёкших внимание многих знатных и не очень девиц, не обременённых замужеством. Да что там говорить, раскованность так называемых амазонок весьма импонировала ему. Но чтобы вот так, самой, лезть в битву - а судя по внешнему виду, всё было именно так - это было по мнению ПремурТара не по-женски и... не по-королевски. Хотя, что и говорить, поступок смелый, отчаянный и достойный уважения - личный пример всегда имел серьёзную вдохновляющую составную. Тариец покачал головой, спешиваясь, а на лице застыло выражение серьёзной задумчивости.
  Он видел, как граф РоТай, прямой, как мачтовая сосна, решительно прошёл мимо и тоже опустился на колено.
  - Ваше Высочество, граф Ибер РоТай из Восточного предела, ваш преданный слуга. Я и мои люди готовы сложить головы ради восхождения на трон истинной королевы. И возвращения в благословенный Агробар мира и спокойствия.
  Красиво сказал, - одобрительно подумал ПремурТар, наблюдая за сценой. Коленопреклонённый граф снизу вверх твёрдо и даже как-то упрямо смотрел на принцессу, которая, прищурившись, пронзительно разглядывала дворянина, близкого соратника обвинённого в измене и уже казнённого лорда РоАйци.
  И тут ветер пошевелил её волосы, и Устойя с внезапным изумлением заметил край уродливого свежего рубца на скуле принцессы. Это его неожиданно и остро задело: кто посмел испоганить это удивительное, прекрасное творение Единого?!
  Лидия наконец-то кивнула головой - так, словно в унисон каким-то своим мыслям, её бледное, с сурово поджатыми губами лицо осветила благосклонная улыбка.
  - Встаньте, граф. Вы и ваши люди уже доказали свою преданность, придя в трудную минуту на помощь.
  Принцесса ещё какое-то время наблюдала за тяжело поднимающимся РоТаем, таки успевшем, судя по кое-где повреждённым и запятнанным кровью доспехам, излить свою ярость на "тёмных". Потом перевела взгляд на застывшего рядом ПремурТара, и её брови вопросительно изогнулись. Но тут узнавание произошло, и... она вновь улыбнулась - устало, понимающе и благодарно. Устойя почувствовал, как сердце в груди пропустило удар. И понял, что, как не сложится в последующем его жизнь, сожалеть о содеянном сегодня, он не будет. Ради улыбки прекрасной девы начинались войны - он тому свидетель. Конечно, Устойя и раньше считал старшую дочь Элия чуть ли не эталоном красоты, но предыдущие встречи, как официальные, так и в неформальной обстановке всегда сопровождались дежурными улыбками и обязательными вежливыми словами, этакой маской, необходимой, но весьма приближённой к лицемерию. Сейчас же это была ясная, живая реакция, пусть под слоем усталости и озабоченности. И тепло, настоящее, человеческое тепло, которого так порой не хватает в отношениях людей. А Лидия... Да ещё вышедшая из боя победителем - она была великолепна и неотразима! Даже уродливый шрам как бы дополнял картину.
  - Ваше Высочество, я, Устойя ПремурТар, посол Великой Тарии, к вашим услугам, - он приложил руку к сердцу и поклонился, даже не пытаясь скрыть нотки восхищения в голосе. - Моя рука и мой разум в вашем распоряжении.
  
   * * *
  Наёмники въехали в Ремесленный квартал достаточно буднично. Пусть и встречали их на мосту какие-то незнакомые суровые воины. Но они были узнаны как пожилым цеховиком, так и латниками, едва не порубившими их на месте столкновения с урукским шаманом. Приостановившись на краткое время, они узнали у словоохотливого ремесленника свежие новости. Принцесса жива, а защитникам Ремесленного квартала пришлось ох как тяжко, но вовремя подоспела помощь в лице гвардейского капитана и тарийского посла, как выяснилось, неплохого, в принципе, мужика - и чего это все наговаривают на восточных соседей?.. Но дальше они слушать не стали - особенно спешить им уже не нужно было, но время - всегда нервный попутчик, имея на руках больного.
  Улицу ещё убрали не полностью, разрушения и трупы "тёмных" могли их впечатлить, но это было не так - день и без того был тяжёлый и насыщенный, а они устали морально, и физически настолько, что, беспокоясь о впавшей в беспамятство Руфии, мечтали отдать её на попечение отцу Апию, а после помыться и поскорее завалиться в чистые постели.
  Ройчи автоматически переставлял ноги, глаза едва фиксировали окружающее. Помимо маленькой принцессы, его мысли сбивались на Шани, которая самоотверженно бросилась в бой и, получив "откат" от "тёмного" колдовства, сейчас тоже безвольно лежала в телеге - едва-едва прослушивалось биение сердца. Он очень надеялся, что верховный агробарский кардинал уделит толику своего внимания и целительной силы на незнакомую ему шалюрскую девушку. Хотя после жарких схваток на святых отцов, целителей и лекарей всегда большой спрос. Их даровитый по совместительству - зависит от конкретного случая - Худук после столкновения с урукским коллегой был полностью опустошён, и когда хотя бы частично восстановит силы - большой вопрос. Сейчас гоблин, укутавшись с головой в позаимствованный по дороге плащ (торчали одни глаза - его била крупная дрожь, и он никак не мог согреться) тоже находился в телеге.
  Мириул, не участвовавший в схватке с шаманом, умчался вперёд - предстать пред ясные очи принцессы Лидии, которая, судя по всему, отбросила своё инкогнито, и доложиться отцу - сейчас тому наверняка пригодятся любые свободные руки.
  Ройчи оглянулся. Сзади шла фигура в характерном плаще с наброшенном на голову капюшоном с завязанными сзади руками, на которую нет-нет, да и бросали любопытные и хмурые взгляды все встречные. Он и с этим тоже предвидел проблемы. Но думать об этом сейчас совсем не хотелось. У него даже и мысли не было взять - как настойчиво советовало большинство в их группе - и просто прибить урука, как выразился Мириул: "От греха подальше". Но Ройчи пока оставил - пока, во всяком случае! - жизнь "тёмному". Не потому, что считал обязанным ему жизнью - хотя этот фактор тоже имел место быть, но он очень хотел разобраться с этим представителем "истинных". При всей насыщенности его жизни на события и встречи с разными любопытными представителями разумных Веринии, с уруками общаться, кроме как языком оружия, у него не получалось.
  Чуть сзади "тёмного", держа одной рукой секиру на плече, а во второй конец верёвки, стянувшей запястья пленника, шёл невозмутимый Ностромо. Он единственный поддержал Ройчи в этом вопросе - не отправлять урука на встречу с предками. Мотивов для такой позиции у подгорного было множество. Это, конечно, и несомненная помощь "тёмного", та же возможность общения (пока гипотетическая, ибо урук со времени схватки не проронил ни звука) - врага, как говорится, нужно знать в лицо (а вдруг удастся вызнать некие секреты и тонкости боевого умения "тёмного"? Наверняка гном уже мечтает сойтись в поединке с ним - Ностромо, как бывший профессиональный драчун, очень любил встречных тестировать подобным образом), ну и самое важное, по мнению Ройчи - с чем он был несомненно согласен, Ностромо, имевший в своё время напарником орка, относился к разумным, не деля их на народы, племена и кланы, а воспринимал каждого, как индивидуальность. По большому счёту, его товарищу было всё равно, кто перед ним: гном, человек или "тёмный". Если ты доказал своими поступками и действиями, что достоин уважения, то ты его получишь. К своему же народу, между прочим, Ностромо был очень и очень критичен, и если на многие вещи, связанные с теми же людьми, высокорождёнными и, тем более, "тёмными", смотрел снисходительно - у всех хватает своих недостатков, навязанных обществом и самим фактом рождения, то своим соплеменникам некие принципиально важные для него моменты не прощал. Вот такая веринийская толерантность.
  Листочек же при всей своей терпимости к "своим" "тёмным" - за эти годы он изрядно пообтёрся и приобрёл условный иммунитет к тому же Худуку (Рохля - большой ребёнок, к нему и соответствующее изначально лояльное отношение), буквально шарахался от связанного урука. В этом он как никогда (редкий случай!) был солидарен с гоблином: уничтожить, растоптать, раздавить. И сейчас он шёл с противоположной стороны телеги с наложенной на тетиву стрелой, буравя прямую спину "тёмного" ненавидящим взглядом. Что поделать: у высокорождённых, и у "истинных" давняя и насыщенная "любовь". Учитывая вообще сложное отношение эльфов к иным, к "тёмным" в особенности, а к урукам и того хуже, сам факт, что Листочек ещё не сделал выстрел, говорит в его пользу. Ничего, время - удивительнейший бальзам, стирающий многое и вычленяющий главное. Сейчас Ройчи не был склонен думать об этом - были более важные вопросы, требующие решения.
  Они уже приближались к знакомым открытым воротам постоялого двора, давшего им приют, где клубилось, как никогда много народу, когда от общей массы отделилось несколько человек. Первой к ним широкой, совсем не женской походкой, с развевающимися волосами и застывшим в каком-то яростно-отчаянном чувстве, напоминающая сошедшего с небес ангела войны, спешила сама Лидия. Чуть отставая на пол корпуса двигались маркиз, восточник - и ещё какие-то люди, словно подтаявшие льдины, увлекаемые настойчивым течением - Ройчи не стал их рассматривать - не до того. Принцесса налетела, как вихрь, как ураган, обдав запахом крови, пота и ещё чем-то неуловимо женским.
  - Где она?! - сорвалась на крик, остановившись резко перед наёмником и уперев руки в бока.
  Гнева, злости и сумасшедшей надежды было столько, что Ройчи с трудом удержался, чтобы не отшатнуться.
  - Вон, - он указал на повозку, где Листочек бережно убрал плащ, открывая бледную-бледную, с запавшими глазами и словно спящую, Руфию.
  Лидия во мгновение ока оказалась рядом, склонилась, дрожащей рукой провела по лбу сестры.
  - Что с ней? - глухо проронила она в резко наступившей тишине.
  - Отравлена, - скупо бросил Ройчи, устало облокотившись о край телеги и открыто принимая пронзительный, бешенный взгляд Лидии.
  - Если с ней что-то случится... вы мне за это ответите, - негромко, отрывисто и с нескрываемой угрозой процедила Лидия, аккуратно извлекая безвольное, хрупкое тельце из тряпок, мельком отметив ещё одну неподвижную и тщательно укрытую фигурку, а также закутанного в плащ угрюмого гоблина. - Вы даже не смогли уберечь доверившуюся вам девушку, - презрительно бросила она, уходя.
  Лицо Ройчи, и так не блещущее эмоциями, казалось, застыло ещё сильнее. На душе и до встречи с принцессой было достаточно гадко, а сейчас... Слова Лидии он считал справедливыми. Можно, конечно, многое списать на то, что всё проконтролировать нереально, особенно в их беспокойной наёмнической жизни. Но он всегда чувствовал острую ответственность за людей (да и не только), доверившихся ему, и в случае неприятностей с ними, очень болезненно это воспринимал.
  Он поймал понимающий взгляд Ностромо и только вздохнул - сочувствия ему для полного счастья только не хватало, дёрнул поводья лошадки, заставляя её двигаться дальше.
  Задумчивый взгляд скользнул вперёд и упёрся в ряд тел, лежащих у мощного забора постоялого двора. Большую цену заплатил Ремесленный квартал за эту победу. Да и "победа" - слишком громкое слово. Просто смогли выстоять. Он бесстрастно скользил глазами по исковерканным, окровавленным, неподвижным телам, словно не в силах оторвать взгляд. Прежде меланхолично двигавшийся конь стал тревожно фыркать.
  Возле тел находились люди, в основном женщины, стоял плач, от которого невозможно было спрятаться, даже закрыв уши.
  Взгляд набрёл на знакомую, стоящую на коленях фигуру. Когда они проходили мимо, Мириул автоматически поднял невидящие глаза, и столько в них было неверия, тоски и боли, что друзья невольно отвернулись. Агробарец не мог поверить, что его отца нет в живых. Ройчи дёрнул уголком губ - Гарч при всей своей молчаливости, скрытности, подозрительности и жёсткости был настоящим сыном своей земли, и ему, в отличие от некоторых своих друзей, не испытывавшему к нему неприязни, было искренне жаль хозяина постоялого двора, приютившего их - что ни говори, а кормили их здесь от пуза, и, честно говоря, особенно не ограничивали. А порядок - есть порядок.
  Они уже были у самых ворот, когда Ройчи из его невесёлых дум вырвал вскрик - всхлип.
  - Малыш!..
  Обернувшись, он увидел, как из повозки буквально вываливается Худук, и не успев подставить руки, пропахал носом мостовую. Поспешно протянутую руку человека гоблин проигнорировал, и, словно слепой, нетвёрдым полушагом - полубегом, пронёсся мимо Ройчи. Наёмник, заторможено проследив за ним, вдруг остановился, почувствовал, как внутреннюю пустоту начал затапливать невыносимый и неотвратимый холод. Укрытое грубой мешковиной, у забора лежало очень большое, как для человека, тело.
  Оглушённый Ройчи, будто сторонний наблюдатель, смотрел, как раскачивающийся, причитающий гоблин, касается неподвижного, разбитого лица - жёсткая шевелюра тролля прежде бронзового оттенка сейчас от изобилия крови приобрела пугающий тёмно-красный оттенок и взялась колтуном, потом какой-то тряпицей пытается отереть щёки, лоб своего воспитанника - друга, ещё больше размазывая кровь.
  В какой-то момент щуплая, вздрагивающая от плача фигурка замерла, гоблин решительно потянулся за своим тесаком на поясе и уверенно провёл им по запястью...
  Крик: "Что ты делаешь?!" застревает в горле - Ройчи сильно толкают в плечо. Багровая пелена застилает глаза - он понимает, что не в силах контролировать себя, разворачивается.
  Взгляд упирается в оскаленную рожу Ностромо, привлекшего его внимание. Кивок в сторону, и наёмник видит, как какие-то люди обступают неподвижную фигуру в урукском плаще с наброшенным капюшоном.
  - Что?!
  Несколько человек оборачиваются в его сторону. Огромный мужик с крепко зажатым в лапе кинжалом угрюмо и твёрдо бросает:
  - Он - наш.
  Видно, что-то такое было во взгляд наёмника, что большинство участников поспешили отвести взгляд.
  - Он - мой, - очень мягко, негромко и очень уверенно произнёс Ройчи и улыбнулся.
  
   * * *
  - Ваше Преосвященство, к вам можно? - донеслось из-за двери после деликатного стука - по сорванному голосу можно легко было узнать сержанта Боруна, вслед за чем послышались негромкие перешёптывания нескольких человек: неодобрительный тембр самого сержанта и настойчивые - судя по интонациям - тоже гвардейцев.
  Зябко кутающийся под несколькими одеялами отец Апий в жарко натопленной комнате выглядел весьма бледно - отражение шаманской атаки и целительство, казалось, отобрали последние силы у пожилого святого отца, и Лидия, сидевшая в изголовье кровати, уже собиралась отправить восвояси неугомонных гвардейцев, когда уловила едва заметное шевеление.
  Отец Апий смотрел на неё. В словно бы выцветших глазах плескалась усталость и... твёрдость. Он выпростал из-под одеяла руку и протянул её Лидии.
  - Помоги, дочь моя.
  Принцесса встала, чтобы помочь святому отцу сесть - принять более соответствующее встрече гостей положение, при этом укоризненно качала головой и недовольно поджимала губы - мол, отцу Апию нужен отдых, а не выслушивание чьих-то просьб и пожеланий. Но промолчала - говорить это Верховному кардиналу, считающему, что долг каждого священника - всегда приходить на помощь по первому зову, было бессмысленно. С другой стороны, гвардейцы, знающие положение вещей и реальное состояние святого отца, вряд ли бы пришли по пустяку.
  Пожилой священник кивнул ей, и Лидия позвала:
  - Входите!
  В комнату вначале аккуратно заглянул сержант Борун. "Ваше Высочество", - склонил голову в приветствии, потом оглянулся назад, обречённо вздохнул и посторонился. В двух появившихся карикатурно разных фигурах сложно было не узнать неразлучную парочку, известную далеко за пределами гвардейских кругов - Дики и Войтех, неизменные соперники во всех своих начинаниях, но всегда приходящие на помощь друг другу при появлении в их споре третьей стороны. Лидия даже невольно улыбнулась, глядя на засмущавшегося неожиданно при виде неё огромного Дики и поглаживающего усы, прячущего свежий шрам, низенького и коренастого Войтеха. Но тут же её взгляд посуровел при виде человека, которого буквально внесла эта парочка. Худой, измождённый, в страшном рванье, изрядно испачканном кровью, он выглядел ужасно (не говоря уже о запахе, который сопровождал это явление). Когда Дики бесцеремонно задрал его голову, Лидия поразилась, насколько отталкивающее, неприятное лицо у мужчины, а уродливый шрам лишь усугублял картину. Казалось, пленённый - а жёстко стянутые сзади руки ясно об этом говорили - не совсем понимает, где находится - столь бессмысленным был его блуждающий взгляд с искорками какого-то безумия. Лидия едва не вздрогнула, когда прозрачные, рыбьи глаза скользнули по ней не задерживаясь, и только когда он увидел отца Апия, во взгляде появилось узнавание, и человек дёрнулся, будто захотел приблизиться к кардиналу, но крепкие руки гвардейцев не дали ему это сделать, а Дики вдобавок, не сдерживаясь двинул пленника кулачищем в бок, отчего тот охнул от боли, скривился и тяжело задышал, демонстрируя отсутствие многих зубов.
  Отец Апий покачал головой и сухо приказал:
  - Развяжите и отпустите его.
  - Но... - попытался было протестовать Дики, но был остановлен коротким, но непреклонным взглядом Верховного кардинала.
  - Я не вижу в этом человеке враждебности и злых намерений, - негромко произнёс святой отец, замолчал на мгновение, будто к чему-то прислушиваясь, и продолжил: - Только боль... очень много боли и... надежду... - показалось или нет, но в конце слов святого отца всем почудилось сомнение.
  - Ваше Преосвященство, - неожиданно подал голос Войтех, доставая нож и срезая путы, - просто вы должны знать, что на этом человеке метки "роз" - могу продемонстрировать. А "ночные", как вы сами знаете, - очень опасные существа, - завершил он рассудительно.
  Принцесса ещё больше напряглась, а на суровом лице отца Апия резче обозначились морщины.
  - Это не существа, а люди, только заблудшие. И потом, неужели столь славные воины не способны защитить беспомощного старика, - уголки губ иронично дёрнулись.
  - Это да, это мы можем, - пробасил Дики, явно не оценив юмора, и сделал шаг вслед за упавшим на колени и поползшим к ногам святого отца человеком.
  Учитывая, что в небольшой комнатке и так места было немного, а при появлении этой компании и вообще стало не развернуться, движение гвардейца было весьма основательным и угрожающим. Лидия поспешила остановить его и отправить назад, к дверям, рассудив, что возможностей остановить этого... этого несчастного у неё должно хватить. Тем более, странный "ночной", приникнув головой к коленям отца Апия, замер, невнятно что-то бормоча. Властно подняв руку, она прекратила неожиданно возникший шум: оправдания Дики и Боруна, комментарии Войтеха, и прислушалась, что же бормочет человек. Внятно различить можно было лишь: "Вы живы...", повторяемое много раз.
  Лидия вопросительно подняла бровь, глядя на Боруна. Сержант перевёл взгляд на Дики, а уже тот на Войтеха.
  - Он вышел к нам на мосту вместе с последней после урукского отхода волной беженцев. Ни оружия, ни амулетов при себе не имел, видно, что ранен. Мы бы не обратили на него внимания, если бы он сам не подошёл к нам. Всё твердил, что Его Преосвященство, - покосился на замершего кардинала, - в опасности. Дики отмахнулся - мол, не мешай нам дежурить, мы в курсе, что отец Апий после уруков подустал. Но тот нагло перебил его, сказав, что покушение планируют именно "ночные", и как бы в подтверждение задрал свои лохмотья, показав татуировку "роз". Ну, тут мы его и спеленали. Хотели кончить на месте - с "ночными" у нас разговор короткий, особенно с шавками Бешенного, но тут уж простите, Ваше Высочество, меня взяло любопытство: с какого такого перепугу "ночной" сдаёт своих, и не стоит ли прислушаться к словам этого сумасшедшего? Вот тогда мы с Дики и решили показать его святому отцу - вдруг всплывёт действительно что-то важное, - пожал плечами.
  Отец Апий, который, оказывается, тоже прислушивался к словам гвардейца, поднял руку, призывая к тишине, положил ладонь на грязную, со спутанными чёрными с проседью волосами, голову человека. Какое-то время стояла гулкая тишина, нарушаемая лишь хриплым, тяжёлым дыханием "ночного", а невольные зрители, напряжённо следившие в едва колеблющемся свете свечи за лицом святого отца, вдруг увидели, как оно... будто преображается: наполняется красками - хотя как это может быть в скудном неярком свете, черты лица как бы разглаживаются - опять же, разве это в принципе возможно на испещренном морщинами, словно кора столетнего дуба, челе? И вообще, вся фигура пожилого священника, находившаяся в состоянии абсолютного покоя, словно подёрнулась рябью и воспрянула, будто из неё выдернули страшное жало усталости. А в глазах, внимательных и пронзительных, сейчас зрящих совсем в иных сферах, мелькнуло вначале недоумение, а потом уверенность.
  - Говори, сын мой, - раздался мягкий, но в тоже время крепкий голос отца Апия.
  Человек нехотя отстранился от коленей святого отца, особенно ему сложно было оторваться от его ладони, и неловко шлёпнулся на задницу прямо у кровати, и как-то совсем по-детски обнял себя за колени - наверняка для лучшего равновесия, но выглядело это достаточно... беззащитно.
  - Бешенный отправил команду убить вас, святой отец...
  Все разом заговорили, словно вот именно сейчас поверили в сказанное, в отличие от услышанного недавно от Войтеха. И опять отец Апий одним требовательным движением руки прекратил галдёж.
  - Ты уверен, сын мой? - тот утвердительно кивнул. - Когда? - в голосе отца Апия не было ни капли опасения.
  - Да. Я сам при этом присутствовал, когда Бешенный отдавал приказ Кривому отправить лучшую пятёрку за вами. А когда... - он в замешательстве замер. - Я потерял счёт дням. Какое-то время уходил от "роз" и церковников, простите, Ваше Преосвященство, - поспешно извинился, увидев, как нахмурился кардинал, - я всё объясню. Потом ещё не знаю, сколько, - он повёл плечами, болезненно скривившись, - приходил в себя... День? Два? Больше? - растеряно покачал головой, потом твёрдо продолжил: - Они наверняка уже здесь...
  - Погодите, - вдруг подал голос Борун, - извините, что вмешиваюсь, Ваше Преосвященство и Ваше Высочество, - выдвинулся из тени на свет, но помните тот случай перед приходом уруков, были волнения на улице Кожевников. И, кажется, кто-то из наших не очень хороших знакомых помог нам, - он выразительно посмотрел на Лидию, и та поморщилась, поняв о ком речь, но никак не прокомментировала это.
  В борьбе за благополучие Агробара может и все средства хороши, но каким-то образом прирученные наёмниками "тюльпаны" - те же "ночные", но изрядно выбитые в конкурентной борьбе с "розами" в качестве добровольных помощников её как минимум смущали. Тем не менее, и от них была польза, и она уже не жалела о том, что не додавила приказ о тотальной зачистке сети "ночных" в Ремесленном квартале, которую вскрыл Гарч. Во-первых, они неистово отслеживали своих бывших братьев по цеху и прочих шпионов, а их лбы исправно, не отлынивая, охраняли кордоны района. Плюс по их каналам поступала дополнительная информация о происходящем за пределами защищённой территории.
  Она вспомнила тот эпизод, всколыхнувший район, но, конечно же, меркнувший по сравнению с атакой "тёмных". И значительно затёртый в памяти может оттого, что, несмотря на то, что оставил больше вопросов, нежели ответов, был решён раз и навсегда. На фоне остальных проблем это было не столь важно - кто был, сколько и с какими целями. Ибо после вмешательства наёмника Ройчи с его разношёрстной компанией, там осталось одно выжженное пятно. А сами уцелевшие участники противостояния, кроме минимума информации: четверо бойцов и маг, больше ничем поделиться не желали - то ли из природной вредности, то ли им действительно нечего было добавить.
  Коленопреклонённый переводил вопросительный, настороженный взгляд с сержанта на принцессу.
  Борун пожал плечами:
  - Мы так и не смогли качественно расследовать это дело... - замялся, - в силу многих обстоятельств. Но по словам... очевидцев, - скривил губы недовольно, - и по другим косвенным данным, их действительно было пятеро. Один очень сильный даровитый точно - такое пепелище оставить, - покачал головой чуть ли не в восхищении. - А по... кусочку тела одного из пришельцев, - говорить, что от всей пятёрки остался эпизод руки по локоть, он посчитал лишним, - можно утверждать, что он принадлежал "розам" из-за характерной татуировки, - красноречиво кивнул на пленного, подразумевая похожие рисунки на теле того.
  - Это они. Слава Единому, - выдохнул человек облегчённо, плечи поникли, словно напряжение хотя бы частично покинуло их.
  Несколько долгих ударов сердца стояла задумчивая тишина, потом человек вновь выпрямился и открыл глаза, вся его поза и взгляд теперь выражали какую-то отчаянную решимость и надежду.
  - Ваше Преосвященство, я готов понести наказание за все свои прегрешения, за страшные дела, которые выполнял в здравом уме, - он скривил губы. - И, поверьте, перечисление даже сотой их части может заставить стынуть кровь в жилах. Прошу Вас, святой отец, изберите самое жестокое - и вы не ошибётесь, - он склонил голову.
  - Как тебя зовут, сын мой? - через мгновение прозвучал мягкий голос отца Апия.
  - Зерги Метойя, - негромко ответил тот, поднимая в страдальческой маске лицо. - В среде "ночных" прозванный Злым, - как минимум в лице святого отца и гвардейского сержанта он почувствовал узнавание при произнесении клички, и неприятное лицо перекосилось ещё больше в подобии горькой улыбки.
  Но следующие слова Верховного кардинала привели его в замешательство.
  - Знал я одного Метойю. Захарию. Не родственник ли он твой?
  Пауза, наступившая после вопроса, была столь томительна и напряжена, что невольно пошевелившийся Дики, брякнувший доспехами, вызвал укоризненные взгляды.
  - Это... это мой отец... был... - прохрипел раскаявшийся "ночной", он вновь закрыл глаза, и неожиданно окружающие с изумлением на страшном лице увидели мелькнувшую одинокую слезу, тут же потерявшуюся в бороде, но несомненно успевшую отразить огонёк свечи.
  Или показалось? Ведь это в принципе не может быть. Разве ночь даёт свет? Разве небо может опуститься на землю? Разве камень может плакать?
  - Говори, сын мой, - отец Апий спокойно, но непреклонно встретил измученный взгляд, коротко, словно подбадривая, качнул седой головой. - С самого начала рассказывай.
  Сомнение в лице Зерги - Злого боролось недолго, и, болезненно вздохнув, он начал:
  - Я родился в семье священника. О годах детства могу сказать так: это единственное счастливое время в моей жизни...
  История, поведанная Зерги, была поучительная, магнетическая - она поглотила всё внимание и эмоции слушателей - и ужасна, как страшная сказка, в которой априори не может быть счастливого конца, а надежда - иллюзия, так и не нашедшая себе здесь места.
  Годы детства, приход отца - священника - кратко. Болезнь матери, невозможность самостоятельно найти средство спасения, отказ святых отцов в помощи - как-то непонятно аргументированный - в этом месте отец Апий впервые нахмурился, и как результат, использование отцом Зерги собственного Дара и своей паствы для спасения жены. В итоге злые языки доносят информацию кардиналам - ведь, что ни говори, конкуренция в среде священников не менее жёсткая, нежели в иной группе или обществе. Зависть, тщеславие, амбиции и алчность вполне присущи святым отцам, и бороться с этим четырёхглавым чудовищем (вообще, при желании противостоять ему) весьма затруднительно - как ни как, священники - тоже люди.
  Кардинальское расследование и крах нормальной жизни. Смерть родителей и улица, как самый безжалостный и жестокий учитель. Можно долго говорить, что Зерги просто не повезло, и испытания, выпавшие на его долю - расплата за грехи отца, за некую чистоту и невинность и даже счастье, и на самом деле в мире достаточно света, тепла и добра. Может и так, ведь иначе всё давно погрязло во тьме, страхе, боли и безнадёжности, но это иллюзорное знание никак не помогло подростку - зверёнышу, обозлившемуся и возненавидевшему весь свет. В отличие от ногтей, зубов, природной изворотливости, тщательно взращённой жестокости и неумения прощать - пугающего потенциальных любителей поживиться за чужой счёт больше, чем открытое обещание возмездия.
  Этот тщедушный, внешне не демонстрирующий телесной внушительности, человек, ровным, где-то равнодушным голосом перечисляющий эпизоды своей биографии, нужно сказать, весьма впечатляющие, заставляющие бледнеть не только слабонервных, являлся самым настоящим и достаточно востребованным наёмным убийцей и священоненавистником. Отсюда и понятно подсознательное хватание тех же гвардейцев за оружие - аура опасности, исходящая от этого человека, была весьма ощутима. Но всё равно Зерги, раненый и крайне уставший - напоминающий пришедший в негодность механизм, не производил впечатления беспомощности. Он был словно натянутая пружина - и поникшая поза и безэмоциональный голос не могли ввести в заблуждение. Но - что интересно - почему-то каждое новое его деяние (как выясняется, достаточно известное, вроде убийства одиозного церковного иерарха) воспринималось больше с жалостью и болью, нежели с осуждением. Конечно, не стоит, наверное, относится к людям, нарушающим божьи заповеди с сочувствием, но избежать это сейчас было сложно.
  И наконец исповедь - иначе это не назовёшь - привела рассказчика к недавним событиям. И если само участие Зерги в беспорядках и убийствах уже не вызывало резких эмоций, то действующие лица, так сказать, некоторые руководители мятежа - наверняка ещё чьи-то марионетки, такие, как отец Алий, по слухам возглавивший Новую Церковь, и Бешеный, предводитель самой безжалостной группировки "ночных", вызвали невольные восклицания и шепотки окружающих. А уж их союз, завязанный на крови, вообще поверг всех в шок. Конечно, хотелось сомневаться в словах этого уставшего и едва держащегося на ногах человека, но после всех откровений это было бы глупо. Он, непосредственный участник и чуть ли - по иронии судьбы и злой воли Бешеного - не связной между двумя этими весомыми на данный момент силами в столице вряд ли уже мог соврать и что-либо утаить. Несколько бессвязно поведанная история его пребывания в лагере священнослужителей и так называемое "исцеление" "ночного" заставили отца Апия нахмуриться, впрочем, не надолго, бесстрастное внимание тут же вернулось, только в пронзительных глазах пожилого даровитого тлело что-то непонятное, определить эмоциональный окрас чего можно было только поверхностно: боль, тщательно контролируемый гнев и... ожидание чего-то. Рассказ об убийстве Бешенного и его подручного, Кривого Дужана, последующее бегство, попытка найти защиту у церковников и возмездие - казнь отца Алия - иначе не назовёшь - прозвучал в абсолютной тишине. Ошеломлённые слушатели - даже спокойно застывшее лицо кардинала дрогнуло, неверяще смотрели на маленького человека, вот так, грубо говоря, походя, расправившегося над не самыми слабыми и, что ни говори, крайне влиятельными в своих кругах, людьми. Так сказать, наказал тех, кто предал его...
  Наступившая оглушительная тишина была прервана вздохом облегчения, плечи рассказчика оплыли, он поник, будто речь выпила остатки его сил. Потом поднял голову и произнёс неожиданно твёрдо и решительно, глядя прямо в лицо отца Апия:
  - Святой отец, я выполнил свою миссию и готов понести наказание.
  - Сын мой, - негромко произнёс кардинал, - ты готов умереть?
  - Да.
  - Почему? - казалось бы, вопрос должен был быть риторическим, но в устах святого отца было... нет, не любопытство, а всё тоже ожидание.
  - Мне нужно предстать перед Единым, чтобы он достойно наказал меня за мои деяния, - также твёрдо ответил Зерги.
  Отец Апий несколько долгих мгновений всматривался в коленопреклонённого, и сложно было понять, что он видит и как далеки его мысли. Наконец он пошевелился.
  - Ещё рано уходить тебе к Единому.
  Дружный вздох вырвался у присутствующих. Таких слов никто не ожидал от отца Апия. Но спорить или как-то комментировать их никто не посмел. Даже Лидия, словно набравшая в рот воды и глядящая куда-то в точку между этими двумя. На лице же Зерги появилось недоверие и требовательность - отнюдь не надежда.
  Отец Апий пошевелил плечами, разминая их после долгого сидения, отчего плед соскользнул с них, наклонился вперёд и протянул руку.
  - Сын мой, дай ладонь, - Зерги протянул правую, перемотанную, грязную, с чёрными ободками ногтей кисть. - Что ты чувствуешь? Или видишь? - отец Апий почему-то прикрыл глаза.
  Бывший "ночной", отчего-то не удивлённый вопросом, задумался на пару ударов сердца и ответил уверенно:
  - Я вижу голубую пелену, окутывающую вас, святой отец. Но она очень бледна и, - замер на мгновение, - словно бы в язвочках, - он пожал плечами, будто сомневаясь в правильности и точности определения.
  - А ты можешь как-то повлиять на эти... разрывы пелены?
  - Могу попробовать, - неуверенно ответил тот и тоже закрыл глаза.
  Какое-то время происходило что-то непонятное для окружающих, тем не менее, все заинтриговано молчали и боялись лишний раз шевельнуться, чтобы не нарушить некое таинство, творящееся сейчас.
  Неожиданно святой отец открыл глаза, улыбнулся и убрал свою руку из ладони "ночного".
  - Всё, спасибо, Зерги, - задумчиво пожевал губами, глядя на вроде ещё больше осунувшегося пленника. - Как давно ты видишь, - пошевелил пальцами, - это? - ясно было, что имелось ввиду нечто невидимое остальным.
  - В детстве мог видеть, - неохотно ответил тот. - Но не очень чётко и не всегда. А после смерти отца как отрезало, - его лицо на мгновение исказила гримаса боли, но тут же взял себя в руки. - А потом, когда валялся в беспамятстве... Одна псина с перебитой лапой пыталась стащить мой сухарь, - он невольно улыбнулся, что отнюдь не прибавило его лицу симпатичности. - Пришлось поделиться, - он окинул мимолётным взглядом недоумённые лица. - Потом она ещё долго тащилась за мной на четырёх, пока какой-то добропорядочный горожанин не размозжил ей голову, - помрачнел, - когда бросилась меня защищать. - Кое-кому показалось, что я - беззащитная жертва...
  Отец Апий пошевелился, привлекая внимание к себе, обвёл твёрдым взглядом присутствующих, чуть задержавшись на находившейся в странном оцепенении Лидии, коснулся её руки, словно желая вернуть из задумчивости.
  - Пути Единого неисповедимы, - с мягкой улыбкой посмотрел на Зерги. - Так уж сложилось, что в тебе, сын мой, есть очень сильный целительский дар. - В который раз поражённая публика воззрилась на тщедушного "ночного", страшного внешне и где-то внутренне, но отнюдь не жалкого. - Наверняка он достался тебе от отца и тлел, как уголёк под коркой прелых листьев и снега. Кто знает, кем бы ты был, если бы не обстоятельства, - он задумчиво покачал головой. - Но случилось то, что случилось - у Единого для каждого своя стезя. Возможно, если бы не неправедные деяния некоторых святых отцов, ты остался просто человеком с посредственным Даром. Но боль, страдания, страшные испытания вывернули тебя наизнанку, катализировали и раскрыли твои способности, пока не огранённые и не очень, я так понимаю, тобою контролируемые. Поэтому ты должен жить, чтобы использовать свой Дар во благо - это Единый дал тебе шанс искупить свою вину. Жить по совести и справедливости с Его именем на устах.
  Маска решимости и непреклонности треснула на лице Зерги, и он закрыл лицо руками.
  - Я не достоин... я не готов к этому...
  Отец Апий отвернулся, заметив влажные, безмолвные бороздки из-под ладоней и поднял руку, привлекая внимание к себе.
  - Когда Зерги прикоснулся ко мне, - начал он объяснять молчаливым слушателям, - я сразу почувствовал живительную энергию, исходящую от него, - он улыбнулся. - Поверьте, это совсем неплохо - почувствовать себя полным сил после крайне болезненного противостояния шаманам, - это было откровение, не слабость сиюминутная, толкнувшая пожилого человека признаться в том, что он не железный кардинал.
  - Теперь понятно, - неожиданно прервал паузу Войтех, и указал пальцем на шрам. - У меня жутко болели зубы, после неудачного попадания ятагана. Но, как только мы начали тащить этого ночно... извините, человека, боль уменьшилась и исчезла вовсе, - улыбка на усатом лице была весьма красноречива.
  Отец Апий слегка покивал головой - действительно, в его изборождённом морщинами лице словно прибавилось красок.
  - Постарайся, сын мой, впредь не приносить разумным вреда.
  - Обещаю, святой отец, - глухо пробормотал Зерги. - И если вольно или невольно я принесу боль, пусть Единый покарает меня.
  - Вот и хорошо. А теперь, сержант, отведите Зерги на кухню, накормите, потом в баню - и ко мне, - и пояснил, видя вопрос в глазах Боруна: - Благодаря этому человеку ко мне частично вернулись способности, и я хочу отплатить ему тем же, - улыбнулся, видя, как нахмурилась Лидия, твёрдо продолжил: - Я уже не столь слаб, как некоторое время назад. И потом, я хочу показать влившемуся в наши ряды невольному целителю одну девочку, которой он, я уверен, в силах помочь, - он красноречиво посмотрел на принцессу, на что та смиренно склонила голову. Но искорка надежды в её глазах сказала Верховному кардиналу о многом.
  В наступившей после ухода гвардейцев относительной тишине были едва слышны шелест затихающей шторы на окне, скрип половицы, вернувшейся на место, шорох словно выдохнувшей облегчённо скудной мебели, а суетящееся эхо удалявшихся шагов было контрастом успокоившемуся огоньку свечи. Казалось, призраки прошлого, неосторожно выпущенные на волю, не желают покидать комнату.
  Силуэт на стуле пошевелился, привлекательный профиль принцессы с налётом усталости и сомнения, проникших в правильные черты и придающие им суровости и ожесточённости с толикой удивления, повернулся в сторону кровати.
  - Вы уверены, святой отец? - вопрос прозвучал тихо и осторожно.
  Взгляд кардинала был спокоен и печален.
  - Из таких вот людей выходят самые сильные и стойкие верующие, дочь моя, - он отвернулся к окну, словно там, за задёрнутыми шторами ему виделось что-то очень важное, требующее его внимания. - Я не очень удивлюсь, если мне доведётся - если доживу, конечно, - на губы скользнула ироничная усмешка, подразумевавшая несомненно возраст, - рукоположить его в священники.
  - Да? - протянула Лидия в сомнении, впрочем, этим и ограничившись - не доверять мнению и чутью Верховного кардинала было бы глупо.
  
   * * *
  Ройчи оторвался от окна - бездумное созерцание суеты во дворе, наблюдение за парящими ласточками или неспешными облаками - всё это было лишь попыткой отвлечься от тягостных дум. Он никогда не был склонен к возвращению к перекрёсткам судьбы и сакраментальному вопросу: "А что было бы, если бы...". Что случилось - то случилось, так было угодно богам, и подвергать сомнению уже сделанный шаг - редкостная глупость, растравливающая душу. Делать выводы из ошибок - это нормально, но размышления о том, что "не случилось", выстраивание прогнозов на основе отвлечённых фантазий - нет, увольте. Если бы он поддавался таким искушениям - рефлексиям - мечтаньям о несбывшемся, его кости давно бы белели на одном из тех полей, куда заносила его судьба... Или обрёл обычную человеческую семью, осел на какой-то земле, отрастил живот и потчевал детей жутко интересными, но безобидными байками на ночь глядя. Он не собирался ни о чём жалеть... Но, Единый, как же было бы приятно помечтать о том, как они, выбрав иную дорогу, не через Агробар, сейчас бы спокойно приближались к вожделенному морю...
  Он буквально почувствовал появление Листочка - эльф как всегда передвигался неслышно, но Ройчи, ожидавший его появления, не мог не услышать его даже в расстроенных чувствах.
  Шорох двери на обильно смазанных петлях, и их взгляды встретились. Человек отрицательно качнул головой - в бесстрастном лице высокорождённого ничего не изменилось, но Ройчи всё равно понял, что Листочек расстроен. Он ещё раз октнул взглядом два неподвижных тела и коротко бросив: "Я покормил", поспешно покинул мрачное помещение.
  Постоянное добровольное бдение (больше никого они сюда не допускали), кормёжка, которая заключалась в принудительном вливании в безвольные тела бульонов и жидких каш - вот всё, что они могли предложить своим "тёмным" друзьям. Они реально ничего не могли сделать, и ясно это понимали. Но это не значило, что Ройчи было просто видеть друзей в таком состоянии каждое дежурство.
  Теперь его ожидала меньшая, но тоже проблема. Она могла быть решена одним взмахом клинка, но это было неправильно по всем соображениям. И при этом он просто - это была главная мотивация и движущий рычаг его действий - хотел сам разобраться в этой ситуации. Ведь никто не мог в себе гарантировать полное отсутствие любопытства. А Ройчи всегда знал, что не лишён его. И потом, когда ещё выпадет случай пообщаться с уруком? С "истинным"! Хм, пока что диалог не очень получался, но вину в этом Ройчи брал на себя - в предыдущие посещения "тёмного", он не чувствовал в себе ни душевного подъёма, ни разговорного потенциала, ни соответствующего настроя, чтобы вести беседу, и они просто в полном молчании сидели друг напротив друга, пока человек не собирался и не уходил.
  Ройчи вышел во двор, поздоровался с хмурым гвардейцем, понаблюдал несколько мгновений, как формируется отряд для патрулирования района, и пошёл вдоль дома, к хозяйственным постройкам, провожаемый тяжёлым взглядом пса покойного Гарча, до сих пор не воспылавшего доверием к их компании. Урука держали в крепком дровяном сарае, сейчас относительно пустом и не использующимся по назначению. При всей специфичности постоялого двора погибшего Изгарчи РоПеруци, соответствующие подвалы для неблагонадёжных постояльцев здесь не были предусмотрены. Сажать "тёмного" в погреб Ройчи отказался наотрез - он не собирался особо с ним возиться, но и издеваться был против. В кладовых, которых в стороне кухни хватало, оставлять урука уже воспротивился не только Мириул, но и маркиз (Ройчи представил себе на минуту, если бы в проблему попыталась вклиниться Лидия, и скупо улыбнулся) - иметь под боком живого "истинного" было выше их сил. Тем более, в памяти был ещё свеж эпизод с бегством священника - ренегата. Поэтому нашли компромисс - крепкий сарай, цепь и охрана, на которую тоже не поскупились агробарцы. Но тут уж Ройчи пришлось напрячься и договориться с гномом и эльфом о поочерёдном дежурстве - с местных хватит сообразительности "случайно" заколоть "тёмного" "при попытке к бегству", не взирая на неподъёмные ножные кандалы, наручники и жёсткий бандаж на поясе с цепью в четыре локтя - как раз, чтобы добраться до отхожего места, закреплённую намертво (без кузнеца не обойтись!) за скобу в стене. Ройчи пришлось выдержать яростный напор Мириула - мол, "пусть ходит под себя, тёмная тварь". Спорить с новым хозяином постоялого двора, только что потерявшего отца в сражении с уруками, было бессмысленно, поэтому он просто, согласно кивнув, бросил: "Хорошо, решено - пусть обгадит здесь всё". После чего агробарец, скрипя зубами, выделил дырявое ведро для нужд, предприняв при этом ещё одну попытку заполучить "тёмного" в свои руки.
  Ройчи кивнул сидящему у дверей Ностромо, невозмутимо полирующему секиру. Два молодца, торчащие поодаль, демонстративно отвернулись при появлении наёмника, и мужчина тоже предпочёл их не заметить - ему было начхать на их недовольство, лишь бы под руку не лезли со своими важными замечаниями - кислые рожи он как-нибудь вытерпит.
  Обмен фразами, который превратился в какой-то ритуал: "Как там?" - "Без изменений. А здесь?" - "Тоже" - нагонял тоску. И даже неизменные слова Ностромо, брошенные в спину: "Может чем-то помочь?" - прозвучали без особого азарта и энтузиазма.
  Вообще, гном - единственный из окружения Ройчи, кто отнёсся к присутствию урука спокойно, без ярко выраженной враждебности, даже, можно сказать, несколько равнодушно. Это Листочку при просьбе Ройчи охранять пленника (при чётком понимании, что скорее от людей, чем наоборот) пришлось переступать себя (конечно же, без всяких внешних признаков негодования), прежде, чем изобразить согласный кивок - в будущем, Ройчи подозревал, что ему не избежать длительных нравоучительных бесед, на которые способен высокорождённый, возомнивший себя миссией добра. Добра и света по-эльфийски, на минуточку! Но такой вид занудства наёмник согласен был терпеть - друг ведь пошёл навстречу в трудное, щекотливое время. А гном... конечно же он нередко пересекался с "истинными" на кривых дорожках смертельного противостояния и не питал к ним особого пиетета, тем не менее, уже нафантазировал себе (в том случае, конечно, если "тёмный" проживёт хоть сколько-нибудь; это в их-то положении, весьма шатком - хотя подгорный совсем так не считал, при том, что местные были заряжены отнюдь не оптимизмом), что скрестит оружие с уруком хотя бы в учебном бою... А то и схлестнётся с "истинным" в пивном батле - ведь таким собутыльником гном ещё похвастать не мог.
  Ройчи усмехнулся, отрицательно качая головой, слыша разочарованный вздох сзади и открывая дверь, усиленную металлическими вставками - друг с его бесхитростными желаниями был как на ладони.
  Человек зажёг факел, предусмотрительно взятый с собой, вставил его в крепление, как обычно подкатил брёвнышко для сидения, автоматически пробежался по оружию - не то, чтобы он опасался нападения, просто это было движение, въевшееся в кровь за годы беспокойных скитаний, и наконец обратил внимание на замершую напротив фигуру. Урук всегда сидел в одной и той же позе с низко надвинутым на лицо капюшоном. Не шевелясь. Стоицизму "тёмного" стоило позавидовать - совсем не каждый человек способен вот так сидеть не двигаясь. Тарелка с какими-то комками, отдалённо напоминающими еду, брошенная словно псу, вновь стояла нетронутой, мех с водой... Может он уже мёртв? - мелькнула удивлённая мысль, тут же опровергнутая характерным обонятельным оформлением.
  - Как тебя зовут? - спросил Ройчи. С чего-то ведь нужно начинать. В предыдущие посещения ни он, ни пленник не произнесли ни слова, при этом он чувствовал, что глаза, скрытые тенью капюшона, изучают его внимательно и пытливо.
  - Урс, - донеслось в ответ глухо с характерным шипящим урукским акцентом.
  Ройчи, прищурившись, тщетно пытался что-то различить под капюшоном кроме линии подбородка, и досадливо вздохнул - запасы его терпения нужно было обновить в ближайшем будущем в срочном порядке. Но, во всяком случае, он был прав в предположении, что "истинный" в силу каких-то причин первым не заговорит.
  - Я - Ройчи. Будь добр, сними капюшон, - обманчиво мягко произнёс наёмник. - Приличные разумные при встрече не прячут глаза.
  Урук тут же, не медля ни мгновения, выполнил просьбу, явив лицо, которое Ройчи было частично знакомо. Почему так? Противостоя шаману, он был в таком состоянии, что происходящее - то, что сохранилось в сознании, казалось ненастоящим, словно приснившемся в дурном сне.
  Усевшись поудобней, Ройчи беззастенчиво рассматривал "тёмного". Несмотря на достаточно потрёпанный вид, урук не выглядел жалко. И безобидно. Во всём его облике, дышащем непоколебимым спокойствием, горделивой, несмотря на кандалы, позе, непроницаемом, внешне бесстрастном взгляде непривычно жёлтых глаз сквозила полная отдача себя в руки судьбы. Ни капли обречённости, сомнений и (даже не фатализм в человеческом понимании) должное принятие того, что будет, выходящее за рамки жизни - смерти. Это был настоящий воин, сын своего народа, "истинный". И он был достоин уважения.
  Ройчи в невольном смятении и восхищении покачал головой, вернувшись от демонстративного, может быть для кого-то бывшего и обидным, осмотра к худому, слегка вытянутому лицу, в характерных для уруков оспинах-язвочках (для человеческого взгляда, у этого народа просто такая кожа - Ройчи это знал наверняка) и обязательных для каждого "истинного" татуировках. И почему-то, может, это было следствием настроения, создавшегося от понимания внутренней силы этого разумного - не важно, обязательного отвращения, отталкивания, инстинктивного неприятия или прочих негативных эмоций он не испытал. И задумался.
  Чем-то отличался этот урук от иных, с кем пересекался наёмник. Ну, как минимум, безграничным спокойствием - всё-таки "тёмные" особой терпимостью похвастать не могли, а "истинные" так и вообще - пример вспiльчивости и безрасудства. И при том, что это явно опытный воин, на его лице как-то недоставало знаков, отображающих его доблесть и подвиги - татуировок. Любопытно.
  - Урс, а кто ты в иерархии племени? - поведясь на поводу импульса, с интересом спросил Ройчи, не сильно, впрочем, рассчитывая на ответ - на Веринии не принято делиться личной информацией с врагом.
  - Походный акнак рода Лак. Был, - ровным голосом ответил тот.
  Ройчи чуть не присвистнул от неожиданности. Акнак - это военный вождь, это птица уже иного полёта, не рядовой боец. До конца он не знал, по каким критериям отбирают такого предводителя. Наследственная ли это должность, временная - на поход, например, но несомненно, этот "истинный" должен обладать лидерскими качествами и неплохо драться - у уруков всё просто: вызвали на поединок, получил по голове - иди, плетись в хвосте. Так что, как минимум, глупым и слабым этот Урс быть не мог. Хотя, вдруг это такой род, где пять голов - уже отряд? И брошенное в конце "был" тоже что-то должно означать.
  - Почему - был? - всё-таки полюбопытствовал наёмник.
  Несколько ударов сердца урук молча буравил своими жёлтыми глазами человека, потом его лицо нервно дрогнуло - этакий аналог людского вздоха - и ответил:
  - Во время похода потерял много своих воинов.
  Ройчи понятливо покачал головой.
  - Ясно, - и продолжил с холодной усмешкой: - Таки нашлись в Агробаре силы, способные противостоять вам, - это прозвучало и обидно, и двусмысленно - всё-таки урукам дали отпор. При этом военный отряд, каким бы крупным он ни был, в принципе не может сопротивляться всей военной мощи королевства, но "тёмные" мало того, что смогли проникнуть в столицу королевства, но и удерживали свои позиции достаточно долго, пока по каким-то причинам сами не решили сниматься с места. Просто Ройчи захотелось разозлить, выдернуть из состояния бесстрастности сидящего напротив разумного.
  - Нет, я потерял воинов рода ещё на подходе к городу, - как бы пояснил урук, помолчал мгновение, отведя взгляд в сторону, словно задумавшись. - И это была не агробарская армия - тех мы успешно побили. А какие-то "тёмные" и "светлые", - последнее он произнёс тихо, будто не был уверен в сказанном.
  - Это случайно было не у деревни Зелёные луки? - с неожиданным прозрением уточнил наёмник.
  Урук пожал плечами - для него человеческие названия поселений не имели никакого значения.
  - Не важно, какое село, - нетерпеливо продолжил Ройчи, - вы напали на отряд гвардейцев, - и уточнил, понимая, что урук вряд ли различает принадлежность солдат, - ну, они были в красно-жёлтых плащах с вышитой чайкой?
  - Да, - урук вперил взгляд в человека, прищурился и как-то весь подобрался.
  - Тебя подранила эльфийская стрела, - уверенно сказал Ройчи, чуть отклоняясь назад, расправляя плечи, а руки обманчиво свободно располагая ближе к оружию - нужно быть настороже - кто знает, как поведёт себя этот "старый знакомый", когда узнает правду. Он вспомнил, как они по лесу уходили от уруков, известных своей мстительностью, и кто знает, чем бы закончилась эта погоня, если бы не "пленение" их небольшого отряда пехотинцами ВерТиссайи.
  - Это был ты, - констатировал "тёмный", узкие глаза его превратились в щёлочки. Но, как ни странно, в устах урука звучало не изумление, ярость, гнев, а облегчение - будто он услышал то, в чём был практически уверен. Он наклонился вперёд, словно пытаясь ещё внимательней рассмотреть сидящего напротив человека.
  А Ройчи, изобразив беспечную улыбку, при этом всё-таки планируя движение противодействия возможной атаке, мягко продолжил:
  - Ну, не только я. И мои друзья: гоблин, тролль, гном и эльф - "светлых" ты уже мог видеть в качестве охраны.
  Понять, что происходит внутри урука было сложно - бесстрастная маска вновь вернулась на его лицо, но определённо, по мелким деталям, вроде подрагивающих ноздрей, участившемуся дыханию, впившимся в железо цепи пальцам, можно было не сомневаться - того обуревают очень сильные эмоции. Но ответ, прозвучавший через паузу, поразил человека:
  - Круг замкнулся.
  - Что ты имеешь в виду, - насторожился человек.
  - Как и говорил Т"ыхТой, я смогу обрести себя лишь с сильнейшим. Или погибнуть, - взгляд урука задумчиво затуманился.
  Ройчи не совсем понял, о чём там бормочет "тёмный", но печаль и облегчение практически в равной пропорции звучавшие в голосе "истинного", натолкнули его на не очень радостную мысль, что он невольно опять во что-то вляпался.
  
   * * *
  Зерги чувствовал себя странно. После последних дней, заполненных выживанием и при этом ожиданием неминуемой смерти, болью и сумасшедшим желанием, заставляющим держаться из последних сил, хоть как-то исправить ситуацию с Верховным кардиналом, нынешнее положение, когда он был чист, сыт, практически не болели раны, и не нужно было никуда бежать и скрываться, казалось какой-то божьей благодатью. Но сомнения и неясность касательно своих неожиданных возможностей отнюдь не способствовали внутреннему покою. Да, таки забрезжила тонюсенькая ниточка надежды, что ему есть пока ради чего жить... Но вот ключевым слово было именно "пока", порождаемое неуверенностью - чувством, которым он давненько не руководствовался в своих поступках, решениях и действиях. Проще говоря, он совсем не был готов ко всему этому. По большому счёту он не мог даже определить тот момент, с которого начал "видеть". Это было, как... специфический эффект дурманящих зелий или порождением больного мозга. При этом он не испытал ни удивления, ни испуга - разве что чуть любопытства, когда в попытке помочь псу, ему это почти удалось. Но, опять же, в том его состоянии, это могло быть всего лишь бредом. Если честно, природа появления этого умения, его, ступившего одной ногой на путь к Единому, мало интересовала, хотя это и могло быть неким испытанием божьим. Тем более, умение "видеть" любое живое существо было непостоянным. Дар - с кривой ухмылкой и большой натяжкой он всё-таки дал определение этой возможности. Хотя, если разобраться, это определение имело весьма широкий спектр интерпретаций, и, по идее, каждый разумный, покопавшись в себе, сможет отыскать в себе ростки чего-то этакого, например, он - выпестовавший в себе умение убивать - требовало определённых усилий, а точнее, особого угла зрения. Впрочем, это было не очень сложно - "видеть", грубо говоря, проблемы со здоровьем и повреждённую ауру людей - отдыхая в комнате, выделенной ему, он, любопытства ради (кстати, достаточно обнадёживающий факт - любопытство), чуть поэкспериментировал со "взглядом" на появляющихся у него людей либо проходящих за стеной по коридору - те тоже представляли собой слегка смазанные сгусти цветовых гамм, и сделал несколько выводов. Да, он действительно "это" видит, второе - полностью здоровых людей нет (пусть это распространяется на эту конкретную местность и не в самое благополучное время, Зерги сомневался, что где-то в ином месте будет иначе) и, третье, - по большому счёту, он не понимал, как это исправлять. Да, он подлечил уличного пса, подпитал того же святого отца, но всё это происходило как-то неосознанно, интуитивно... Неужели всё так просто: захотел - вылечил? Вряд ли. Отец Апий, словно находившийся в ослепительном лазурном коконе, будто бы покрытом изморозью, с багровыми вкраплениями в районе сердца, почек и непонятными серыми сгустками колена левой ноги и правого плечевого сустава - такой себе поверхностный "диагностический" взгляд, цепляющий самые бросающиеся в глаза детали в состоянии человека, выглядел очень сложно. И то, что бывшему "ночному" удалось наполнить святого отца энергией и слегка поколебать "изморозь", не дающую организму пожилого человека полноценно функционировать - скорее случайность и чудо. Поделившись этими мыслями с кардиналом, тем не менее, он услышал обнадёживающее, что это нормально при отсутствии элементарных умений, навыков, опыта и практики. А есть ещё такой момент, как возможности, потребности и - даже - желание самого организма любого живого существа восстанавливаться, когда внешнего воздействия отнюдь недостаточно для излечения.
  Ещё один любопытный факт: когда немного отдохнувшего Зерги вели по коридорам, ему навстречу попался эльф, бросивший на него внимательный взгляд. Бывший "ночной" удивился: высокорождённый светился ровным оранжевым цветом с несколькими диссонирующими алыми вкраплениями, явно отмечающими места недавних ранений. И Зерги мимолётно в голову пришли две мысли: это, пожалуй, самый пока здоровый встреченный им организм. И вторая: любопытно, удалось бы ему полечить иного разумного? Насколько он знал, у целителей была распространена избирательность лечения, касающаяся только представителей своего народа. Было ли это природным, естественным ограничением для даровитых или сознательным правилом, он не знал. Во всяком случае, орки, которые были не редки в обществе "ночных", услугами человеческих целителей не пользовались, ограничиваясь какими-то своими зельями и порошками, в крайнем случае, могли обратиться к человеческому лекарю при сложном ранении, если не могли "заштопать" себя самостоятельно.
  Девочка, закутанная по самые глаза в одеяло, была очень бледна. И виноваты в этом были не сумеречный, слабый свет помещения, не возможная сонливость, а нечто большее, истачивающее силы, нечто циркулирующее по её крови инородным тёмно-серым веществом. Тут даже не нужно было особо смотреть, чтобы это увидеть. И чёрствая, огрубевшая, с воспалёнными краями ран душа Зерги неожиданно всколыхнулась от острой, невыносимо пронзительной жалости. Он фактически не заметил находившуюся здесь настороженную, напряжённую, как натянутая тетива арбалета наследную принцессу, не обратил внимания на негромкие предостерегающие окрики гвардейцев, остановленные нетерпеливым и властным жестом кардинала - он видел только влажно поблёскивающий лоб девочки, безвольно опущенные веки, едва теплящийся розовый свет, словно укрытый тёмной пеленой, пробивающийся из-под груды ткани.
  Словно ведомый некоей силой, Зерги приблизился к ложу, заметил, что девочка, несмотря на неимоверный жар в натопленной комнате, мелко-мелко дрожит, как от озноба, и вот тогда он по-настоящему испугался... Испугался, что не успеет помочь этому чистому существу. Его не волновало, что в случае неудачи, жизнь его может оборваться от рук находящихся за пределом его внимания людей, нет - это была бы его личная и вполне закономерная смерть. У него было устойчивое ощущение, что девочка практически на пути к Единому.
  Аккуратно присев на край кровати, он несколько томительных мгновений пытался унять бьющее набатом в груди сердце, и старался понять, что делать дальше - всё, что удавалось совершить раньше касательно так называемого целительства, у него получалось автоматически, естественно - как вздох, а сейчас... А сейчас он растерялся.
  Мелькнула ужасная мысль с привкусом едкой горечи: отнимание жизни у него прежде не вызывало столько рефлексий... Как ни странно, обращение к прошлому принесло положительный результат - он взял себя в руки.
  Что делать? Небогатый опыт излечений был связан с тактильными действиями, и Зерги непослушной рукой оттянул край одеяла. Губы девочки подёргивались, будто она пыталась что-то сказать. Коснулся лба... Неимоверный холод, не столько телесный, сколько внутренний, напрямую связанный с жизнью и смертью - такой, что аж кончики пальцев стало покалывать. Он вздохнул с облегчением - наполнить человека теплом и энергией - это он точно уже умеет, тем более, ему казалось, что его собственного, внутреннего жара должно хватить, чтобы зажечь всю эту гостиницу. Он ощущал себя, словно печка, легко воспламенимая словами, мыслями и эмоциями - то есть тем, чего у него всегда хватало в избытке.
  Согреть и частично выровнять внутреннее свечение девочки оказалось не так просто, нежели это было со святым отцом - зараза, поселившаяся в организме больной, действовала неспешно, но целенаправленно и неотвратимо. Зерги, вдруг почувствовавший лёгкий озноб, не смог определить, к чему его отнести - к первым росткам усталости или осознанию того, что пока не будет устранена причина, убивающая девочку, толку от его действий не будет. И это едва не вызвало очередной приступ паники (опять же, непривычное ему прежде чувство, а оттого ещё более противное). Он просто не был уверен, что у него хватит сил, понимания и возможностей исправить всё, уничтожить заразу. Но когда веки девочки затрепетали и поднялись, и она посмотрела прямо на него, неловко склонившегося над ней, он испытал отчаянную решимость. Зерги принял решение: если не найдёт способ уничтожить яд в организме больной, он будет поддерживать и питать это маленькое, хрупкое тельце до последней капли своих сил, ибо его жизнь не стоит и ломаного агра. И это понимание неожиданно принесло облегчение и успокоение.
  Девочка пошевелилась и отбросила край одеяла, словно ей было душно. Зерги понимал, что это временное ощущение, и, собравшись с силами, взял в свои ладони хрупкую кисть, закрыл глаза для лучшего сосредоточения. И ещё ему инстинктивно казалось, что он таким образом будет лучше ощущать и контролировать происходящее. Наконец, решившись, мысленно потянулся к той серой субстанции, циркулировавшей вместе с кровью в теле девочки. И едва не отстранился, когда ему удалось как бы нащупать Это. Грубо говоря, оно было холодным, скользким и... настолько равнодушным, что прикасание несло весьма неприятные ощущения - будто дотрагиваешься до лягушки... или нет, змеи. Оно напоминало разреженный поток, который он, пересилив отвращение, смог свернуть в тонкую нить и попытался потянуть... И в ужасе увидел, как задрожало тело девочки - эта нить была везде в организме больной! И отчаянно сопротивлялась его усилиям.
  Зерги бросило в пот - он по незнанию мог сильно навредить!
  И вдруг почувствовал на плече чью-то ладонь, а хлынувшее следом успокоение было сродни живительному глотку. Это мог быть только отец Апий, таким образом оказывающий помощь и поддержку. Нужно понимать, кардинал одобрил его действия.
  Зерги вновь сосредоточился и стянул серое вещество в нить - на этот раз получилось легче - и слегка повёл в сторону. Аура девочки снова болезненно затрепетала, но он, не отпуская неприятную, скользкую змею, вернул её на место, задумался на несколько ударов сердца.
  Изворотливый и жёсткий разум бывшего "ночного" в корне пресёк зарождающиеся ростки неуверенности и паники и направил свой взор на решение задачи. Если не удаётся разом избавить девочку от отравы (в данном случае у него хватает знаний и опыта), но если отец Апий верит в него и его Дар, то должно быть иное решение.
  Пристально вглядываясь в пульсирующие кольца серой гадости, он вдруг в какой-то момент осознал, что не может отвести взгляд, мало того, это, лишённое привлекательности и малейших признаков красоты движение словно бы засасывало его сознание в себя. Так может быть притягательна пропасть, водоворот или сама смерть, отнюдь не нуждающаяся в положенных по статусу ярких одеждах и пышном антураже.
  Лёгкий хлопок по затылку выдернул его из множащихся, словно река в половодье, собирающихся из бесчисленных ручейков размышлений, наверняка способных затопить, а то и уничтожить его разум, не понаслышке много знающем о смерти и её обличьях. Зерги встрепенулся, а жар от ладони на плече ясно дал понять, кому он должен быть благодарен. Как близко он подошёл к некоей опасной грани, несущей забвение или безумие - а он ясно чувствовал, что она несомненно была - не было ни времени, ни возможности осмыслить, ибо он пока ни на йоту не продвинулся в спасении девочки., кроме того, что сам себя чуть не погубил. Хотя один положительный момент всё-таки был - в нём проснулась злость, в предыдущие времена всегда стимулирующая мыслительные процессы и значительно заглушающая голос разума.
  Если он такой глупец, что едва не сошёл с ума, не принеся никакой пользы, то почему бы не спасти невинное существо ценой своей жизни? Он перенаправит ядовитую змею в себя!
  Вначале он попытался мысленно поставить свою ладонь перед серым потоком, но тот благополучно проходил сквозь прозрачную кисть, совершенно не замечая препятствия, а попытка вцепиться в скользкую поверхность тоже не увенчалась успехом - какие-то частички вроде оставались в пальцах, но основная масса продолжала обтекать руку как ни в чём не бывало. Тогда он использовал вторую руку и попытался разорвать поток, но и это не принесло результата - мало того, что удержать скользкую нить было весьма проблематично, так у него банально не хватало сил сделать это. В глазах потемнело, словно он попытался воздеть нечто неподъёмное, руки онемели, и он обессилено выпустил неуловимый поток.
  Отдышавшись несколько секунд, Зерги постарался вернуть на мгновение мелькнувшую мысль, унесённую напряжением момента... Точно! Он ведь знает, что серый поток не монолитен, тогда зачем он его собирает, делая ещё крепче?
  От досады хотелось хлопнуть себя по лбу, но это было чревато потерей концентрации. Да и потом, как это будет выглядеть - мысленный удар? А вдруг он, чего-то не зная, вышибет себе мозги? - он уже чётко уяснил, что с проявившимся Даром нужно быть осторожным. Если он может лечить, то с таким же успехом может и калечить. Это как обоюдоострое оружие - при неосторожном обращении легко как минимум пораниться.
  Зерги легонько встряхнул кисть, сбрасывая усталость, и попытался отщипнуть от потока частичку. И это удалось! Тончайшая ниточка скользила меж пальцев. Он почувствовал, как губы растягиваются в глупой улыбке, а внутри стала нарастать уверенность в том, что он сможет одолеть серую заразу.
  Аккуратно ухватился пальцами другой руки, и, не уводя нить далеко в сторону от основного потока, попытался порвать её. Нить растягивалась, истончалась, не желая разрываться, ещё усилие и... в его руке стал биться отросток, слепо тычась в стороны и неприятно покалывая саму ладонь. Какое-то время он заворожено следил за этим ядовитым жалом, бьющемся, как живое существо. Как ни странно, чтобы удержать это, много сил не требовалось. Затем, наконец решившись, подставил запястье второй руки с чётко видимой веной. Отросток ужалил, принеся весьма болезненные ощущения - Зерги сцепил зубы, бесстрастно глядя, как отрава пытается проникнуть в него - боль он умел терпеть. Но тут руку, в которую он пытался перенаправить яд, помимо его воли отбросило в сторону. А попытка повторить все эти манипуляции не удалась - иллюзорная рука не желала подставляться под смертоносное жало, как он ни старался, ни напрягался, ни ругался мысленно, и, в конце концов, просто истаяла, заставив задохнуться от гнева и безысходности. Его организм не желал принимать отраву!
  Чувствуя, что сил на эксперименты уже не хватает, но подогреваемый яростью на несправедливость жизни, злостью на себя и природным упрямством, он резко дёрнул в сторону тоненькую нить и...
  Сквозь залитые потом глаза он увидел, как выгнулось дугой тело девочки, исчезло ощущение тепла на плече, и словно издалека донёсся звук, похожий на падение чего-то. В следующее мгновение, рефлекторно повернув голову на шум, он различил разъярённое лицо сопровождавшего его здорового гвардейца, пудовый кулак, летящий прямо в лицо, и всё скрыл мрак.
  
   * * *
  Хмурое осеннее утро совсем не соответствовало её настроению. Лидия едва сдерживалась, чтобы не поторопиться - суетливость, даже в такой момент была лишней. Но улыбка нет-нет, да и скользила по губам. Вороная Найда, чувствуя состояние хозяйки, нетерпеливо фыркала и потряхивала гривой, отчего принцессе пришлось наклониться и успокаивающе похлопать лошадь по шее.
  Они миновали мост со вновь восстановленной баррикадой, и Лидия буквально спиной ощущала сотни глаз ремесленников и защитников района, с затаённой надеждой глядящих ей вслед.
  По бокам, не обгоняя, но прикрывая, ехали верный Фиори и капитан РоГичи. Так настояли они - после всех их, как бы это помягче сказать, приключений, подозрительность и недоверие стали их верными спутниками. И пусть она от предстоящей встречи никакого подвоха не ожидала, не уступить своим приближённым в вопросе охраны её драгоценной персоны не могла. Тем более, хмурый маркиз привёл аргумент: ей, как минимум по статусу положено сопровождение, и если Их Высочество не хочет брать с собой десяток гвардейцев, то пусть будут хотя бы они. Так и решили. Но если гвардеец, ехавший слева, был спокоен и сосредоточен, пристально поглядывая вперёд, то РоПеруши, - она бросила вправо короткий взгляд, - был мрачнее тучи. И вздохнула. Пенять за это своему другу детства она не собиралась, но его настрой ей определённо не нравился.
  С другой стороны площади навстречу тоже ехала тройка мужчин в цветах герцога РоСвейши. Сам владетельный сеньор с непокрытой головой на великолепном гнедом жеребце вырвался вперёд от своих попутчиков. На его костистом породистом лице - Лидия это видела прекрасно - блуждала загадочная, но располагающая улыбка, и губы принцессы невольно растянулись в ответном жесте.
  За десяток локтей герцог придержал жеребца, как и Лидия свою Найду, и уже шагом они сблизились, оставив позади символический эскорт.
  - Ваше Высочество, я так рад вас видеть! Ну и заставили вы меня поволноваться, - мужчина с шуточной укоризной покачал головой, и вновь показал зубы в широкой улыбке. - Но, слава Единому, всё обошлось, и вы живы, - затем его открытое лицо на мгновение омрачилось. - В отличие от вашего отца, - и тут же махнул рукой - жест, показывающий, что печальное он отбрасывает на потом, и посмотрел на неё серьёзно и очень внимательно. - Как-нибудь за бокалом лучшего шисского у камина вы расскажете мне о своих приключениях и спасении. Пока же нужно решить более насущные проблемы, - он облокотился о луку седла, чуть наклонившись к ней. - Надеюсь, ваша чудесная сестра, принцесса Руфия, с вами?
  Лидия колебалась всего мгновение.
  - Да.
  - Вот и чудесно, - он распрямился, достал из седельной сумки яблоко, ножик и принялся ловко счищать кожуру с фрукта. - Тогда давайте заканчивать дела в Ремесленном. Предлагаю с эскортом моих гвардейцев вас и тех, кто скрывался здесь с вами препроводить во дворец. - Лидия насторожилась, а герцог, читая её лицо, как открытую книгу, пожал плечами и этак печально прокомментировал: - После тех диких слухов, что распространяли мятежники о вашем участии в смерти отца, народ очень волнуется. При этом в столице хватает недобитков и просто вышедших на улицы банд, поэтому, дабы избежать неприятностей, нужно так сделать. Это всего лишь мера предосторожности, - он забросил первую дольку в рот. - А уж во дворце, за крепкими стенами, мы в кругу верных дворян проведём быстрое расследование - поверьте, Лидия, чисто номинальное, ибо, Ваше Высочество, я совершенно не верю в вашу виновность. Настоящие организаторы мятежа выявлены и соответствующе наказаны...
  Лидия, слушая мягкую, обволакивающую речь - герцог всегда мог быть убедительным - чувствовала себя странно. Вроде всё гладко, но отчего такое ощущение, будто её ведут за руку в тумане по кромке пропасти. Её сознание зацепилось за последнюю фразу, и она вздрогнула.
  - Мои амазонки... тоже?
  - Что поделать, - печально поджал губы герцог. - Вроде и дознаватели не усердствовали, но они во всём сознались. - Помолчал, глядя в сторону задумчиво. - Бывают жертвы, избежать которые невозможно.
  Принцесса пошатнулась. Где-то в районе живота родилось пламя, неотвратимо поднимающееся вверх. Оно не было ни добрым, ни злым, в нём не было никаких чувств: ни сожаления, ни жалости, ни боли, но при этом, казалось, обострилось само восприятие мира - словно море, неспешно лижущее берег, смакующее каждую песчинку и ощущающее все их грани...
  Это был королевский Дар. Дар, который, по идее, передавался по наследству в роду РоБеруши. Дар, которым не мог похвастать её отец - за редким, случайным и мимолётным исключением. Дар, который ему совсем не помог, ибо, нужно быть откровенным, отец не собирался развивать и использовать его, довольствуясь тем, что дала ему природа, как человеку, купающемуся в простых желаниях и эгоистичных эмоциях. У неё жутко заболела голова.
  - Это вы убийца, герцог, - тихо и зло прошептала, исподлобья глядя на довольного мужчину напротив. Молоточки в висках, казалось, сейчас проломят кость, и она сцепила зубы, боясь, что невольный стон укажет на её слабость.
  Лицо герцога, внимательно наблюдавшего за ней, и даже прекратившего жевать, неожиданно преобразилось из добродушного с поверхностными нотками печали, в холодное, отдающее равнодушием и... беспощадностью.
  - А что вы хотели, милая Лидия? - ровно и отстранённо через мгновение ответил он. - Принцесса с драконом в штанах... - презрительно скривился. - Вы хотели, чтобы Агробар окончательно потерял своё значение и величие? Вначале при короле - никчеме, а потом при девице, легко меняющей государственные интересы на мужские игры, отбивающую задницу о седло вместо поисков достойного мужчины и пестования в себе черт, соответствующих настоящей женщине? - уголки его губ зло скривились. - Чтобы ваше правление плодило воинствующих истеричек, не имеющих никакого почтения к благородным мужам? - он выпрямился. - Нет уж, я достаточно пообщался с последствиями ваших идей в пыточной. И знаешь что, детка? - снова наклонился в её сторону. - Твои подруги под конец полностью осознали свои заблуждения, и согласны были отработать в походном армейском борделе, лишь бы их перестали... убеждать...
  - Тварь...
  Лидия почувствовала, как темнеет у неё в глазах, а во рту стало солёно от прокушенной губы. Очень хотелось, даже при сумасшедшем бессилии, помчаться вперёд и воткнуть саблю в вонючую глотку, но... Но холодный разум, не до конца побеждённый яростью и гневом, на краю сознания буквально вопил, что нельзя этого делать, что он просто её провоцирует, чтобы она сорвалась к нему... И тогда он просто зарубит её - никакой жалости в его глазах не было. Толком сражаться она точно не могла. Не получится никакого благородного поединка. Её заколют, как какую-то дичь, и всё пойдёт прахом.
  Твёрдая рука схватила поводья Найды, развернула лошадь и повела прочь. Это был всё тот же постоянный спаситель - Фиори.
  - Даю вам срок до вечера, Ваше Высочество. Вам, вашей сестре, которая, клянусь, не пострадает. С кардиналом и дворянами, с каждым будет отдельный разговор, обещаю, не очень пристрастный. Остальные не пострадают. В противном случае я Ремесленный квартал сровняю с землёй. А на его месте воздвигну огромный храм... не важно, какому богу. Возможно даже, Единому.
  
   * * *
  Ей опять снилась мать.
  Образ был размытым, не имеющим даже намёка на чёткость и любую внешнюю привязку, тем не менее, свет, тепло и добро, исходящие от него, несли такое успокоение, умиротворение и защищённость, что хотелось вот так, свернувшись калачиком, лежать вечно, засыпая, пробуждаясь и вновь засыпая под ласковыми, нежными поглаживаниями...
  Но всё хорошее не может длиться долго. Вначале какая-то тень заслонила солнце, потом повеяло холодом и... болью, а потом это всё выкристаллизовалось в страшное бородатое лицо с запавшими глазами и раззявленном в беззвучном крике беззубым ртом, приближающимся, нависающим, закрывающим всё пространство, и она, вскрикнув в ужасе, открыла глаза.
  - Всё-всё, спокойно, малышка. Тебе приснилось что-то нехорошее, посмотри в окно, и твой страх улетучится, - негромкий, успокаивающий голос звучал мягко и настойчиво.
  Руфия, конечно же, узнала его и, вздохнув с облегчением, с невольной улыбкой посмотрела на человека, сидящего возле её кровати, с удовольствием оставляя свою безвольную ладошку в жёстких, можно сказать, грубых и царапающих кожу руках, очень хорошо знающих оружие и легко несущих смерть.
  - Судя по улыбке, тебе уже лучше?
  Руфия честно прислушалась к себе и с удивлением констатировала, что чувствует себя неплохо. В сон - тот затягивающий, тревожный и неотвратимый омут - не клонит, ноющая, тупая, терпимая, впрочем, но изматывающая боль, поселившаяся в организме, поутихла (затаилась, что ли?), тело реагирует послушно и... очень хотелось есть.
  - Кушать хочется, - робко и неуверенно произнесла она, и услышала в ответ дружелюбный смешок.
  - Так в чём проблема? Всё уже тебя ждёт. Ты разве не слышишь запах? - с намёком произнёс мужчина, и Руфия наконец-то поняла, что её смущало - чудесный, умопомрачительный аромат - рот моментально наполнился слюной. - Если желаешь, могу покормить тебя с ложечки, - с затаённой улыбкой, но вполне серьёзно предложил мужчина.
  Глядя на него, она несколько мгновений боролась с искушением притвориться больной и пойти на поводу желаний, ведь это наверняка очень приятно - когда за тобой вот так ухаживают? Но правильность поступков, заложенная в ней, и честность перед собой в который раз взяли верх, и она, отрицательно мотнув головой, стала усаживаться поудобней, чтобы принять поднос с едой - это было единственное послабление себе - поесть в кровати. Хотя не стоит отбрасывать со счёта тот фактор, что, несмотря на то, что он видел её в разном, хм, виде, она, будучи в первую очередь женщиной, а во вторую ещё ребёнком, просто стеснялась показаться в несоответствующем виде.
  В этот раз она изменила своим вкусам и предпочла фруктам добрый кусок мяса, зачёрпывая в паузах ложкой овощное рагу - хорошо хоть умудрилась сдержаться и не вести себя, как голодный зверёк - вбитые учителями уроки и воспитание сказались - завтрак (или обед?) проходил в рамках приличий.
  Утолив первый голод, Руфия наконец-то оторвала взгляд от блюд. Конечно же, она ощущала на себе его внимательный, добродушный взгляд, но теперь уже не пошла на поводу у смущения. Возможно, это сродни подглядыванию - наблюдению за человеком, принимающим пищу. Но они стали, как бы это сказать? - близки, что ли. Не родственники, но достаточно хорошо знающие и понимающие друг друга люди - во всяком случае, ей хотелось так думать - чтобы испытывать дискомфорт в подобном случае. О, вот! - это сложившееся после всего того, что произошло, доверие, было причиной тому.
  Когда она подняла глаза, то увидела его задумчивый профиль на фоне зашторенного окна.
  - Как там... - нарушила Руфия тишину и замялась на мгновение, чуть не сказав "снаружи" - словно она в какой-то волшебной клетке, что может уберечь её от страхов и ужасов свободы, - что происходит у нас?
  Ройчи усмехнулся, уловив оговорку - девочка любопытно выразилась, причислив и его к своему лагерю. Впрочем, не имело смысла это отрицать - он с друзьями достаточно вляпался в беды королевства, чтобы даже теоретически оставаться в стороне.
  - В общем, пока всё тихо, - расплывчато ответил он. - Район вновь укрепляется, - помрачнел, - и зализывает раны.
  Руфия грустно вздохнула - прибытие в Ремесленный квартал она вообще не помнила - всё было, словно в тумане, но по уклончивым ответам Лидия, тщательно оберегающей сестру от ненужной страшной информации и по молчаливым в этом вопросе служанкам и иным проведывающим её, она представляла во что обошлась атака уруков для защитников района. Она ведь не дура, и выводы делать умела - вон, "тёмные" чуть ли не до постоялого двора дошли!
  - Рохля?.. - повис в воздухе вопрос, который она и боялась задать, и который не могла не задать - служанки, та же Матильда, любили почесать языки о наёмниках, но о том, что конкретно произошло со странной компанией, не знали абсолютно ничего. Она не могла поверить, что огромный, добрый, по-детски безобидный - пусть простят те, кто рисует "тёмных" поголовно ужасными и кровожадными - тролль мёртв. Почему-то она очень болезненно восприняла эту новость, оброненную Лидией, что даже собственное состояние и близость смерти отошли на второй план.
  Ройчи горько вздохнул, его плечи неожиданно поникли, и она с некоторым удивлением и уважением поняла, насколько человек переживает за своего товарища. Небось, не каждый человек вызывает у наёмника подобные чувства. Да-да, совсем не каждый.
  - Он как бы и не мёртв... ещё, но и не жив, если вообще можно так сказать, - он поднял на неё больные глаза, и, поняв, что Руфия совсем не в курсе произошедшего, пояснил: - Худук, увидев своего воспитанника, лежащего бездыханным, очень... разволновался и смог применить настолько сильное заклинание, доступное лишь Верховным шаманам... В итоге, грубо говоря, он таки вернул искорку жизни в тело нашего малыша. Но теперь оба моих "тёмных" друга, как два разновеликих бревна, и выживут ли - знают лишь боги, неважно чьи - наш Единый или их собственные...
  Каждый погрузился в свои тягостные мысли. Руфия думала о мелком вредном гоблине, ценой своей жизни пытавшегося спасти своего названного сына - поступок, достойный уважения, учитывая, что новоявленный родственник даже не его народа. В этом был какой-то глубинный, оптимистичный для Веринии смысл - то, как представители разных народов и рас, изначально враждебных, защищают и спасают друг друга. Тем не менее, к своему стыду Руфия понимала, что потеря гоблина её расстроила бы гораздо меньше, нежели смерть Рохли.
  - А это правда, что вы привели с собой урука? - с живым интересом спросила маленькая принцесса, преследую при этом и иную цель - увести разговор от грустной темы.
  Но, судя по тому, как досадливо скривилось лицо наёмника, попытка была неудачной. Конечно, она понимала, что пленённый "тёмный", приведённый в место, где его соплеменники натворили много бед - само по себе одна большая проблема, но ей действительно было любопытно, какие мотивы побудили Ройчи так поступить. То, что наёмник после того, как пострадал тролль, будет "резать урука на кусочки" (основная версия служанок), она отчего-то сомневалась - ну, не верила она в подобную кровожадность человека, при всей своей смертоносности, не терпящего мучений, как способа удовлетворений низменных наклонностей. Скорее уж, он захватил его, как источник информации о враге с последующим быстрым его устранением. То, каким образом разные важные данные будут добываться в процессе при непременном отказе пленного сотрудничать - а это случится наверняка, ибо какими бы уруков страшными не считали, то, что они - крепкие орешки, предпочитающие смерть любому варианту уступок, не говоря уже о каких-то сделках - это знали все. При этом не нужно забывать, что в обществе, основанном, грубо говоря, на мучениях, боль - обязательный атрибут для всех его членов, и испугать урука пытками весьма проблематично.
  - Да, - Ройчи нехотя утвердительно кивнул, этим, впрочем, ограничившись, и Руфия поняла, что наёмник и сам пока не в курсе, что с этим делать, и предприняла ещё одну попытку вернуть разговор в лёгкое русло:
  - Как сказал Уритайя: знание - это камень, брошенный в голову противника.
  Ройчи неожиданно усмехнулся.
  - Это точно. Но при этом камень может отрекошетить и задеть самого метателя, - загадочная улыбка преобразила лицо наёмника, напомнив Руфии того, лёгкого в общении мужчину, не лезущего в карман за словом, каким она его впервые увидела. И при всей трагичности тех событий, запомнила таким - и впредь предпочитала бы видеть - не холодным, с хищным стальным взглядом, без тревоги за друзей, прорывающейся сквозь маску невозмутимости. - И, между прочим, не каждый камень можно поднять - чревато развязыванием пупка. Помню, как-то пригласили меня в качестве охранника в экспедицию к заброшенному храму, - его взгляд затуманился, словно он погрузился в воспоминания, а блуждающая на губах улыбка говорила о том, что они, как минимум приятные. - Эх, хорошие были времена. Руководителем как раз и был Уритайя - весьма взбалмошный старик, при этом въедливый и требовательный не только к ассистентам и помощникам, но и ко всем в отряде. Но мы с ним сразу расставили точки над "и": охрана - моя парафия, в которую он не должен лезть своим начальственным крючковатым носом. Но, как водится, это ему не помешало при случае, ослушавшись моих инструкций, попасть в ловушку - а тот храм каких-то забытых богов - весьма коварное место - из которой его вытаскивал именно я, - только тут он обратил внимание на поражённо замершую с полуоткрытым ртом девочку. - Что не так?
  - Ты что, действительно знал Уритайю? - благоговения в её голосе было пополам с сомнением.
  - Ну да, - Ройчи пожал плечами. - Он ведь преподавал в Зеландской королевской академии. А я некоторое время обитал при ней, - пояснил он. - После того похода, несмотря на различие в возрасте и социальном положении мы даже стали приятельствовать - я при оказии захаживал к профессору на бокальчик шисского... А потом судьба увела меня из того благословенного, но чересчур спокойного места, - он пытливо посмотрел на неё.
  - Не верю, - девочка отрицательно покачала головой, подозрительно прищурившись, словно пытаясь проникнуть в мысли сидящего рядом человека.
  - Как хочешь, - легко бросил тот со своей неизменной ухмылкой, окончательно запутав её: быль это или фантазия, которая должна развеять и отвлечь болеющую маленькую принцессу.
  Руфия опустила взгляд и с содроганием поняла, что опустошила весь поднос. Не сказать, что там были большие порции, но тем не менее! Она всегда в питании была разборчива и скромна, а тут... Это всё наёмник виноват - отвлёк своими байками. Девочка, ощущая приятную сытость и непривычную тяжесть в желудке, всё-таки не удержалась и, оторвав кусочек лепёшки, макнула её в подливу и поднесла ко рту. Дань чревоугодию именно сейчас не смущала её. Вкусно же!
  Пытаясь разобраться, верит ли она наёмнику или нет, она знала, что он продолжает следить за ней, и почувствовала, что хочет рассердиться на него. Она уже, в конце концов, не ребёнок и заслужила серьёзного отношения! Но тут же испытала неловкость от нахлынувшего чувства, в принципе, не присущего ей. Ведь именно кажущаяся несерьёзность и лёгкость и привлекали её в Ройчи. При том, что такая линия поведения была присуща наёмнику, невзирая на пол, возраст и социальный статус - девочка не думала, что при общении с отцом, на минуточку, королём, наёмник вёл бы себя иначе - ну, может быть, чуточку уважительней. Ту же Лидию эта постоянная ирония и легкомысленность (Руфия видела это ясно) неизменно раздражали и выводили из себя. Да, она сейчас копирует сестру!
  Чувствуя, что краснеет от смущения, она с досадой вздохнула, боясь поднять взгляд - в проницательности наёмника она не сомневалась, а ощущение того, что он легко читает её мысли, было настолько дискомфортным, что она потянулась за яблоком - не очень, впрочем, его желая, но пытаясь спрятаться за фруктом.
  Но тут простая мысль посетила её: она ведёт себя глупо, хотя бы потому, что толстокожий наёмник, даже будь у него возможность залезть в её голову, легко переживёт рефлексии девочки, знакомой ему чуть больше недели, к тому же отравленной таким ядом, с каким не может справиться Его Преосвященство, а побочные эффекты вообще неведомы. Она неожиданно хихикнула - что-то стала подозрительно чувствительной и подверженной перепадам настроения.
  - Ну вот, теперь я узнаю очаровательную Руфию, - дружески пробурчал Ройчи. - А то верю - не верю. Ты бы ещё ромашку приплела сюда...
  Она с улыбкой и облегчением посмотрела на него, уже собираясь выдать из своего неисчерпаемого запаса цитат нечто остроумное, подходящее случаю, но сеанс подтрунивания друг над другом был прерван появлением новых посетителей у больной.
  - Ваше Преосвященство, - Руфия попыталась встать, но поднос, до сих пор покоящийся на её коленях, помешал сделать это быстро и не нарушая никаких приличий. А отец Апий тут же успокаивающе и останавливая поднял руку.
  - Лежи, дитя моё, - кардинал прошёл на средину комнаты, одним цепким взглядом оценил обстановку, приветливо кивнул уважительно вставшему наёмнику и насмешливо глянул на замершую девочку. - Тревожные времена диктуют особые условия ухода за особами королевской крови.
  Руфия потупилась, а Ройчи скептически изогнул бровь. Понятно, на что намекал святой отец. Всё-таки Руфия была большой девочкой, и наличие в её комнате постороннего мужчины - это не совсем по правилам. Но попытавшуюся остаться Матильду, включившую на приём ушки и уже открывшую рот для водопада слов, Ройчи отправил куда-то по пустячному поводу - его соблюдения правил нахождения с дамами благородного происхождения мало интересовали. Тем более, при их злоключениях во дворце стиль их общения был ещё проще. Впрочем, наёмник позволил себе вежливо улыбнуться - явно различимая в голосе кардинала ирония способствовала этому.
  - Дочь моя, - посерьёзнев, обратился святой отец к принцессе, - я снова привёл к тебе целителя, - он несколько ударов сердца пытливо вглядывался в неё. - Улучшение твоего состояния - это исключительно его заслуга. Зерги, заходи...
  Руфия, с любопытством поглядывавшая в сторону открытой двери и маячившего там здоровяка Дики, неожиданно побледнела. Неуверенно вошедший в комнату человек был именно тем мужчиной из её кошмара - такой же неопрятный, со спутанной бородой, запавшими, словно ушедшими в тень, глазами, неприятным, изъязвленным оспинами лицом с уродливым шрамом. Единственное отличие - огромный багровый синяк на правом глазу. Она вжалась в ужасе в подушку, когда так называемый "целитель" приблизился к ней, и едва удержалась от крика, когда тот протянул к ней руку и проскрипел глухим, каким-то словно простуженным голосом:
  - Если я столь неприятен тебе, девочка, я уйду. Если ты меня боишься, я уйду. Если ты сомневаешься во мне, я уйду. Но если есть хотя бы небольшой шанс на доверие, и ты пойдёшь мне навстречу, я постараюсь тебе помочь.
  Он смотрел на неё выжидающе, в чёрных глазах плескалось напряжение и решимость, и Руфия поняла, что если пойдёт на поводу страхов, этот человек действительно уйдёт. Но ведь неспроста святой отец привёл этого Зерги. К сожалению, у неё не было сил отвести взгляд от этих пугающих и одновременно притягивающих глаз, чтобы испросить совета у Верховного кардинала.
  - Хорошо, я согласна, - слабо криво улыбнулась. - В конце концов, я не прочь выздороветь, - она наконец почувствовала исходящее от ладоней бородача облегчающее тепло и робко уточнила: - Это не очень больно?
  - Не уверен, - ответил странный человек.
  
   * * *
  - А этот судиматец ничего так... Как там его? Роял? Руял? - она недовольно толкнула локтём никак не реагирующую на вопрос Деметру.
  - Что ты сказала? - вынырнула из омута раздумий рыжая амазонка, на что Оливия лишь досадливо взмахнула руками.
  - Ну как ты могла меня так подвести?! - принялась распекать блондинка подругу. - Я, понимаешь ли, делюсь с тобой сокровенным, можно сказать, сердце настежь открываю, а ты запечатала свои очаровательные, целованные блистательеным маркизом губки. Для тебя что, кроме милого Фиори вообще никого не существует? - голос Оливии с трагического шёпота стал подниматься на крещендо. - А как же я? А нуждающаяся в тебе принцесса? В конце концов, королевство в опасности!
  Деметра, неуклонно и неспеша продолжавшая подниматься по лестнице, поморщилась и покосилась на беспокойную подругу, опережавшую её на ступеньку, заглядывающую обиженно в лицо, вздымающую руки и направляющую горящий взор вверх, будто апеллируя к кому-то третьему (ну, или, к высшим, божественным инстанциям). Импульсивный характер, перепады настроения Оливии ей были совершенно не в диковинку, поэтому она стоически, крепко удерживая дежурную виноватую мину на лице, принимала поток слов. Эх, какая актрисса пропадает в графине РоДизайши! Ведь и не скажешь с полной уверенностью, искренне ли сердится подруга, или это такой себе эмоциональный этюд. Она почувствовала, как начинается нервный звон в ушах, Деметра ведь, по правде, действительно думала о РоПеруши... Но вовсе не в том ракурсе, излюбленном Оливией: обнажённо-горизонтальном - ей просто хотелось положить голову на колени маркиза и уснуть. И всё. Ещё бы она была не против, чтобы мужчина перебирал её волосы и гладил по голове... Всё тело ломило, сказывались моральная и физическая усталость, и разум (а может, сердце) инстинктивно искали точки успокоения и отдохновения. И так уж получилось, что ими стал маркиз.
  Деметра миролюбиво (в отчаянной надежде прекратить этот напор) подняла руку.
  - Оли, прости. Так что ты мне говорила?
  То ли спокойный голос и демонстрируемое подругой желание исправиться, то ли Оливия уже выдохлась (не получила вожделенного зрительского "браво" в лице относительно невозмутимой Деметры), но этакой неуловимой метаморфозой, блондинка из обиженной девочки моментально превратилась во вкрадчиво воркующую дамочку, с одинаковым энтузиазмом обсмакивающую как наряды соперниц, так и достоинства - недостатки представителей мужского пола (вплоть до родинок на любопытных местах). Деметра невольно вздрогнула от такого резкого перехода - даже известная сама по себе Оливия умела удивлять.
  - Как ты думаешь, Деми, вот тот восточник, что не отходит от Лидии, также виртуозно владеет тем, что в штанах, как и клинками?
  Рыжая амаазонка на мгновение сбилась со своего целенаправленного восхождения, остановилась и недовольно посмотрела на подругу, и, едва удерживаясь от ругательств и слишком громкой реакции - внизу, в трапезном зале, слишком много глаз и ушей, гневно прошипела, притянув Оливию к себе за рукав:
  - Ты о чём, вообще, думаешь? Чем твоя голова занята? Задницей? В то время, как мы, извини, в этой самой заднице...
  - Ты сама себе противоречишь, - перебила её Оливия. - Может, мои мысли частенько и происходят из этой части моего тела, но содержать вас всех там я не согласна, - и, видя полное непонимание на лице Деметры, усмхнулась, вновь преобразившись - на этот раз просто в очаровашку и обаяшку, взяла под локоток подругу и повела дальше по лестнице. - Не бери в голову - это всё мои глупые фантазии. Но, между прочим, ты какая-то напряжённая. И это в то время, когда мы одержали очень важную победу над "тёмными", - проигнорировала скептичеки воздетую бровь рыжей амазонки, уверенно продолжила: - Чувствую, нужно поймать маркиза в тёмном уголке и пригрозить, что, если он тебя в ближайшее время не оттра....
  - Стоп! - Деметра предупредлительно покачала головой.
  - А... ну да, ну да, - Оливия сделала вид, что оглядывается по сторонам - не подслушивает ли, часом, кто. - Ох, уж эти мне приличные дамы, - она доверительно наклонилась к уху амазонки, - сказывается впечатление, что со времён буйной молодости, они все свои, хм, желания, заливают воском. Но так, не сильно толстым слоем - чтоб можно было при оказии пальчиком сделать дырочку и добраться до желаемого.
  Деметра покраснела и отстранилась. Они остановились на своём этаже, и теперь она размышляла: как бы так проскользнуть к себе, при этом желательно без Оливии - именно сейчас присутствие той было чрезвычайно утомительно - выслушивать песни оголодавшей, неудовлетворённой самки, привыкшей напряжение сбрасывать в диком сексе, она сейчас была не готова. Но вариантов, как избавиться от подруги пока не было. Может, сделать всё проще: пойти в комнату и нагло, невзирая на обязательную обиду и возможные каверзы в будущем, завалиться спать?
  - Так, на чём я остановилась? - продолжала между тем "хорошая" подруга, наверное, и не подозревая о своём особом месте в жизни стоящей напротив девушки. - Ах да, если маркиз Фиори РоПеруши в очень скором будущем не отымет тебя во все милые впадинки, то это сделаю я! - и угрожающе наставила на Деметру указательный палец.
  Взъерошенная, с выбившимися прядями волос, встопорщенной чёлкой Оливия действительно выглядела весьма воинственно. И очень очаровательно - так, что Деметра в ожидании пробуждающейся мигрени, едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Конечно же, она знала, что при всей своей легкомысленности и раскрепощённости, вмешиваться, а тем более портить отношения подруг с их партнёрами, при всей их очевидной серьёзности, Оливия не станет. И вообще, все эти несколько грубоватые разговоры - такая себе забота о ближнем.
  - Не поняла, - невинно поинтересовалась рыженькая амазонка, словно бы поддерживая равноправный диалог, - кто пострадает: я, маркиз или ты?
  - Конечно же, ты, - очень серьёзно ответила Оливия, не поведясь на иронию, и пояснила: - Я в принципе не могу пострадать от этого, даже если б маркиз прихватил с собой парочку гвардейцев. Сам же Фиори - не смею надеяться, а абсолютно уверена, - у неё на лице появилась та особая "неотразимая" улыбка - смесь загадочности, обещания, бесконечной нежности и бескорыстной вседозволенности, от которой разбивались не только мужские сердца, - был бы совершенно счастлив, - она мечтательно вздохнула и перевела на заворожённую нарисованной картиной Деметру ироничный взгляд. - Так что я вполне серьёзна: не оттягивай это!
  - Ты думаешь? - не совсем логично в свете сказанного спросила та и неожиданно засмущалась.
  - Уверена, - твёрдо ответила Оливия. - Мало того, знаю, что вам это понравится, - съехидничала. - Да и я буду довольна, - вздохнула горестно, - что хоть кому-то везёт, - Деметра собралась было проявить сочувствие, но следующее предложение напрочь перечеркнуло все благие намерения. - Представь: завтра на Ремесленный квартал нагрянет очередная напасть, и всех нас зарежут. Вот и скажи, разве ты не будешь жалеть о неиспользованном шансе?
  - Буду, - сухо ответила Деметра.
  - Вот и я о том же.
  - Слушай, Оливия, - не выдержала амазонка, - если тебя так тяготит отсутствие секса, найди себе, наконец компаньона и займись им к обоюдному удовольствию. Хватит свою проблему насаждать окружающим, а мне конкретно выносить мозг. Лично я не хочу заниматься любовью лишь потому, что завтра могу погибнуть. Это... - она мучительно задумалась, - это словно я иду на поводу пессимизму, обречённости - будто заранее подписываю себе смертный приговор. Я так не хочу. А тебе советую, - сузила глаза, - решить свою проблему так, как ты умеешь. Только не говори, что здесь нет достойных кандидатов. Вон, - она махнула рукой в сторону комнат, - хотя бы эльф, который смотрит на тебя, как раненый олень.
  - Да?
  Теперь настала очередь Деметры укоризненно закатывать глаза.
  - Только не говори, что ты этого не знаешь! - чуть ли не рявкнула амазонка на подругу, на самом деле, естественно, не нуждавшуюся в её убеждениях.
  - Но мы поссорились. Точнее, я на него накричала, - как-то неуверенно ответила Оливия.
  - Ну и что? - изогнула бровь Деметра. - Он же не пронзил тебя стрелой - не той, что в штанах, а настоящей? Во-первых, высокорождённый и обида - немного странные синонимы, не находишь? Во-вторых, даже если он и дуется, то, что у него между ног не может не отреагировать на такой лакомый кусочек - извини за банальное сравнение - как ты. Ну, и в-третьих, он не такой высокомерный и заносчивый, как все эльфы - он немного иной. Впрочем, как и все наёмники в этой странной компании - они как бы выпадают из шаблона, - она несколько мгновений без улыбки смотрела на Оливию, застывшую с задумчиво затуманенным взглядом. - Я тебя убедила? - уточнила нетерпеливо. - Думай уже скорее, а то я устала и хочу прилечь, - как отрезала она.
  Оливия неопределённо пожала плечами.
  - А если...
  - Никаких если, - решительно пресекла все сомнения Деметра. - Ты этого хочешь? Хочешь. Так иди и узнай! - она саркастически развела руки. - В первый раз вижу картину: неуверенная Оливия.
  Именно последняя фраза всё и решила: у Оливии загорелись глаза, затрепетали тонкие ноздри, она расправила плечи, как-то неуловимо определённо подала грудь вперёд - ну всё, хищница вышла на охоту.
  - Ты права! Ты - настоящая подруга, - теперь в голосе звучал азарт и предвкушение. - Только где мне его отыскать?
  - У себя в комнате, - усмехнулась Деметра. - Когда мы кушали, он поднимался по лестнице к себе, а ты в это время пялилась на Лидиного судиматца, - и тут же смягчилась, когда подруга виновато нахмурилась. - Ты не могла его увидеть, ведь сидела спиной к лестнице. Всё, мчи уже, - словно благословила Оливию и облегчённо вздохнула вслед стремительно удаляющейся вверх по лестнице спине - наёмники жили выше.
  Лишь у самых дверей комнаты наёмников Оливию посетил лёгкий приступ паники, задушенный в самом зародыше железной рукой желания. Прямо, как девочка, - с неожиданной самоиронией подумала она, прислушиваясь к тишине за дверью и пытаясь утихомирить зачастившее сердце, затем решительно подняла руку и постучала. Почему-то ей даже в голову не пришли такие варианты: эльфа там вовсе нет, а если он и есть, то не сам. Но когда в темноте расширяющегося дверного проёма она лицезрела удивительные зелёные глаза, непроизвольно расширяющиеся при виде неё, теряющие бесстрастность и холод, серебристую прядь волос, непринуждённо обрамляющую чуть вытянутое, но очень симпатичное лицо, она не выдержала, плечом бесцеремонно ускорила движение дверной створки и, словно, пиявка, вонзилась в только-только пытавшиеся разойтись вопросительно губы. Напор был столь неожиданным и стремительным, что эльфа шатнуло вглубь комнаты, в сумрак, туда, где, как ей казалось, сам Единый расставил ловушки любовного безумия.
  Листочек обо что-то споткнулся, и в попытке устоять, бросил ладонь на её талию. Но, конечно же, Оливия здесь и сейчас отнюдь не была островком стабильности и устойчивости, и в какой-то весьма кратковременный миг свободного падения, она удовлетворённо мимолётно отметила про себя ответное движение его губ, ни на секунду не предполагая, что это может быть всего лишь слабая рефлекторная попытка освободиться.
  Падение завершилось невнятным горловым, но несомненно болезненным выдохом эльфа, приложившимся кобчиком, а после спиной. Но ни пожаловаться, ни как-либо иначе погрузиться в неприятные ощущения от удара, девушка ему не дала, по-хозяйски оседлав и, едва не рыча от возбуждения, торопливо нащупывая шнуровку рубахи, чтобы добраться до груди высокорождённого, а аппетитной попкой, своим самым безотказным оружием отчаянно елозя на бёдрах "светлого". В какой-то момент она почувствовала, что её усилия не проходят даром, и уже кое-что мешает столь безнаказанно ёрзать, а крепкая ладонь, несмотря на все немногочисленные препятствия в виде ткани, нетерпеливо прошлась по её груди, зажав пальцами упругий сосок. Это было... неописуемо - ещё чуть, и она кончит... первый раз...
  - Вы бы ещё на тролля залезли, - неожиданно раздался над ними ироничный и укоризненный голос. - Уверен, когда он выздоровеет, то обязательно каждого отблагодарит за подаренные любопытные и поучительные ощущения...
  
   * * *
  Ностромо был на распутье: пойти завалиться спать или позволить себе бокальчик пивка. Первое в принципе претило его неугомонной натуре, но было согласовано с разумом и являлось одной из официально не афишируемых наёмнических аксиом: пока спишь, время проходит быстрее, как и время контракта. И пусть в данный момент они никакими обязанностями обременены не были, накопить сон впрок было бы неплохо - практика показывала, что могут наступить времена, когда сон станет недопустимой роскошью. С другой стороны глоток пива - даже один! - был чреват... Да он был фактически уверен, что одним бокалом не ограничиться, и пойдёт на поводу затаившегося в башке желания, настойчиво привлекающего его внимание в последнее время - хорошенько надраться. Ведь при всём внешнем спокойствии, излучаемом кураже и вере в будущее, настроение у него было премерзкое и весьма далёкое от оптимизма - даже его крепкую гномью психику сумели поколебать события последних дней и состояние товарищей в команде. К тому же Ройчи настоятельно рекомендовал сохранить ясную голову - события в любой момент могли пойти вскачь. А испытываемая многими в их окружении людьми эйфория от победы над "тёмными" - всего лишь, так сказать, симптом тяжёло больного, ибо уход уруков отнюдь не решил проблем всех запертых здесь, в Ремесленном квартале, как в клетке, а всего лишь отсрочка неизбежного... В общем, чего-то неизбежного. Так что, сон?
  Ностромо бросил грустный взгляд вдоль стены постоялого двора на крыльцо - даже сам проход через трапезный зал с его запахами и стуком посуды казался ему сейчас искушением, поэтому он уже практически решился сделать крюк, и зайти в гостиницу с тыла. А, проходя мимо кухни, набросать в тарелку еды - и бегом к себе наверх, заморить червячка. И, пока пузо будет отвлеченно, постараться уснуть.
  Он неожиданно позавидовал суетящимся во дворе, шастающим туда - сюда людям - им бы его проблемы! Понятное дело, что он не прав, и у агробарцев совсем иные задачи, напрямую связанные с жизнью и смертью, не то, что у него, по сути, случайного здесь разумного, при относительно благоприятном раскладе который покинув это негостеприимное королевство, возможно, будет вспоминать Агробар, как дурной сон (а может, и нет). Но всё-таки так хотелось себя пожалеть!
  Его внимание привлекла никуда не торопящаяся троица, замершая по ту сторону крыльца, практически в кустах сирени, и гном подумал, что так могут расположиться те, кто не хочет привлекать внимание. Причём, одна невысокая фигура в мешковатом балахоне с наброшенным капюшоном в молитвенной позе (монах, что ли?) стояла наособицу. А двое (сопровождающие? телохранители?), среди которых гном узнал гвардейца, лениво переговаривались в паре локтей. Это был островок относительного спокойствия, и именно подобное нынче притягивало взгляд.
  Гном вздохнул, намереваясь уже на что-то решиться, как вдруг молящийся человек поднял голову к небу, капюшон соскользнул, и он увидел лицо. Обычное мужское, бородатое - о степени симпатичности ему было сложно судить - это не гномка ведь, единственное, что сразу бросалось в глаза - исключительная бледность и на её фоне свежий багровый шрам. Тут-то все детали мозаики встали на места.
  Ностромо всегда был не дурак почесать язык (бывали, конечно, моменты, когда он и речь были несовместимы - ну, с кем такого не бывает? но поговорку "молчание - золото", он считал, придумали те, кому просто нечего сказать). К тому же по давно принятой в их компании тактике: максимально выяснять о месте пребывания (на всякий случай): кто, где, с кем и почему, он никогда не упускал возможности побыть "ушами", не важно, для кого: господина, прислуги, случайного прохожего. Поэтому он был в курсе появления на постоялом дворе загадочного персонажа, основными эпитетами которого были: ужасный, опасный, "дрожь по телу", при этом также звучали такие взаимоисключающие определения, как "ночной", убийца и целитель. Понятное дело, что слова (и фантазии) из уст служанок и гвардейцев стоило хорошенько фильтровать, но любопытство гнома сделало стойку, а одно ключевое слово и вовсе требовало искать встречу с этим незнакомцем. Проблема была в том, что того столь плотно опекали и оберегали (прячут, что ли?), что Ностромо пока не удалось с ним пересечься. А тут...
  Когда троица направилась внутрь дома, гном, забыв о своих сомнениях, устремился за ними.
  - Уважаемый, - обратился Ностромо к человеку, не спеша направлявшемуся к крыльцу, и заметил, как напряглась парочка охранников - конвоиров, решительно ускорившихся, чтобы... Что? Защитить? Убрать любопытного "светлого"? Не дать им пообщаться? - можно один вопрос?
  Тот в замешательстве замер, запавшие глаза неуверенно покосились на сопровождавших, закрывших его широкими спинами.
  - Господин целитель занят, - непреклонно заявил светловолосый крепыш, положив руку на рукоять меча. Ностромо вспомнил этого молодца - он был из команды Гарча. Гвардеец промолчал, на его спокойном лице мелькнула заинтересованная улыбка.
  "Светлый" миролюбиво поднял руки открытыми ладонями вверх.
  - Извините, уважаемые, я уже, в принципе, услышал ответ на свой вопрос, - он посмотрел на отстранённо отвернувшегося человека, действительно по шкале привлекательности - как он её понимал - находившегося в самом низу. - Просто я не знал, что этот мужчина столь особенный, что беседы с ним строго запрещены.
  - Он не особенный, просто... - охранник задумчиво замялся.
  - Нет? - изобразил недоумение гном, уже сделавший для себя определённые выводы, и любой из их компании, кроме Рохли разве что, наверняка уловил бы азартные нотки в голосе. - Но говорить с ним всё равно нельзя? Почему?
  Охранник, поставленный в положение отвечающего, несколько растерялся - видно, подобные моменты не были озвучены в его инструкции. А послать куда подальше настырного гнома не хватало опыта - молод больно.
  - Ну, ему нужно отдохнуть...
  - Да? - внушительные брови "светлого" полезли на лоб. - То есть он будет занят отдыхом? Но, позвольте, разве словесное общение - это тяжкий труд? - выразительное лицо гнома преобразилось в саму серьёзность. - Согласен, иногда так и есть, и проще проглотить язык, а уши залить воском, но со мной - поверьте! - беседа отнюдь не утомительное занятие.
  Гвардеец неожиданно хмыкнул - после того, как "светлый" обыграл по всем параметрам сэра РоАйруци, представить его невинной овечкой было сложно. Он положил руку на напряжённое плечо молодого охранника.
  - Спокойно, Гудри. Я всё объясню, - повернулся к гному. - Вот этот человек лечит младшую принцессу Руфию, поэтому мы и сопровождаем его, чтоб никто не мешал ему набираться сил.
  Ностромо сразу понял, что гвардеец лукавит и упрямо выдвинул вперёд подбородок. Но тут же его рожа расцвела довольной улыбкой.
  - О, я так счастлив, что малышка Руфия скоро пойдёт на поправку! - обрадовано покачал головой. - Но всё равно не могу понять, почему не могу переброситься парочкой слов по очень личному вопросу?
  Гвардеец вздохнул, посмотрел на недовольно хмурящегося коллегу, но больше аргументов "против" привести не смог:
  - Если сам целитель не против, то... - развёл руками.
  Мужчина, на котором сосредоточились три взгляда, неопределённо пожал плечами, и гном поспешил принять это, как согласие, шагнул навстречу. Молодой охранник поспешил заступить ему дорогу.
  - Лично, - категорично бросил Ностромо, посмотрел в неуверенное лицо гвардейца и веско добавил: - Обещаю ничего плохого ему не делать. Поверьте, я не менее, чем вы заинтересован в выздоровлении Руфии, ведь, по сути, это мы не доглядели, и девочку похитили. Справедливость должна быть восстановлена, иначе мои боги будут мною недовольны, - несколько нелогично и пафосно завершил свою "убедительную" речь, бесцеремонно растолкав всё ещё сомневающихся охранников и, отведя в сторону какого-то безучастного, словно спрятавшегося в раковину, мужчину.
  - Ну что, ты меня вспомнил, любитель беспорядков? - улыбка у гнома получилась холодной и даже какой-то кровожадной. Он этого мужика и сам не сразу опознал. Пусть их пересечение на агробарской улице и было мимолётно, но именно этот... этот человек науськивал толпу на одинокого инородца. Лицо того в то время ещё не украшал шрам. - Эх, не добил я тебя тогда, жаль, - с искренним сожалением продолжил "светлый", - уж очень разозлил ты меня! Ну да ладно, бывают в жизни огорчения и посерьёзней, - он обернулся, глянул на топчущихся невдалеке охранников - с тревогой молодого и равнодушного гвардейца, вновь вернулся к непроницаемым чёрным глазам. - Но ты объясни, какого дракона переквалифицировался в целителя? Действительно получается? - гном вперил требовательный взгляд в мужчину.
  Тот пожал плечами.
  - Говорят, да, - произнёс глухо.
  - Слушай, а ты не можешь, - наклонился к самому уху собеседника и горячо зашептал, словно боясь, что его могут то ли не услышать, то ли остановить, - моих товарищей глянуть? Ну, так, по старой дружбе? Только, - замялся, - это гоблин и тролль. А я никому не скажу, что ты буянил на улице.
  Тот, внимательно слушавший гнома (при этом ни один мускул не дрогнул на его лице), качнул головой из стороны в сторону.
  - А в лоб не хочешь?! - неожиданно разозлился гном, чувствуя, что полюбовно договориться не получается.
  Мужчина ещё интенсивнее замотал головой.
  - "Светлый", меня твои угрозы не пугают. Ни боли, ни смерти я не страшусь, ибо сотворил столько чёрных дел, что Единый дал мне этот Дар, чтобы хоть как-то исправить зло, - речь его если и была слегка монотонной, то с головой компенсировалась загоревшимися глазами и ещё более исказившимся в каких-то сильных чувствах лицом, что гном невольно отшатнулся.
  - Да иди ты, что, серьёзно?
  - А тебя я искренне благодарю за знак, - он коснулся рукой изуродованной щеки, - благодаря которому я стал на путь изменения, и, в конце концов, прозрел.
  - Да? - опешил Ностромо, пристально вглядываясь в неприятное лицо, в тщетной попытке отыскать следы розыгрыша. - Гхм, - прочистил горло, - так я не понял, ты точно на меня не дуешься? А друзей ты моих посмотришь или нет?
  Мужчина вздохнул - именно так часто делают взрослые, когда разговаривают с детьми.
  - Я не против глянуть твоих товарищей, но ты должен знать, что Дар во мне открылся недавно, и много я не умею, поэтому обещать что-либо просто не имею права.
  - Ну вот! - воскликнул обрадовано гном, словно сам факт заманивания целителя к ним в комнату - уже, считай, решение почти всех проблем. - Будем знакомы: Ностромо, - и он протянул свою лапу мужчине.
  Тот несколько долгих мгновений неуверенно и как-то неверяще пялился на раскрытую ладонь, представляя вместо неё то ли ядовитую змею, то ли саму божественную длань, видя в ней то ли искушение, то ли испытание. Потом его рука, будто сама собой двинулась вперёд.
  - Зерги.
  - Вот и ладушки, - возбуждённо ответил гном, тиская в рефлекторном тестировании человеческую кисть, и неожиданно ощущая в ней крепость, совсем не соответствующую внешнему виду. - Как раз сейчас ты свободен? - Ностромо просто решил зря время не терять.
  - Да, но... - Зерги несколько секунд смотрел на хмурящегося гнома, а тому в колебаниях мужчины почудилась какая-то злая ирония, - я не совсем свободен в своих действиях, - и пояснил: - Принцесса Лидия и кардинал Апий в курсе того, что я - вор и убийца, поэтому меня везде и сопровождают. При этом мне кажется, что я действительно понял, как излечить младшую принцессу. И из-за этого меня опять же не хотят терять из виду. Поэтому для того, чтобы я увидел твоих товарищей, ты должен договориться либо с Её Высочеством, либо с Его Преосвященством.
  - Да? - озадачился "светлый", и вдруг довольно хохотнул. - Легко, - по-панибратски мощно хлопнул того по плечу и повернулся к конвоирам. - Мы с уважаемым целителем поспорили на золотой, что он не сможет увидеть причину болезни моих друзей.
  - Нет-нет-нет! - заволновался молодой охранник, а гвардеец заинтересованно посмотрел на своего подопечного.
  - Ставлю два, что сможет определить эти болячки. Надеюсь, - его глаза недоверчиво прищурились, - ты не рассказывал, что с ними произошло?
  - Нет-нет! - подгорный отрицательно затряс головой. - Что ты, солдат! Гномы очень серьёзно и трепетно относятся к спорам, ставкам и соблюдениям правил,- он, конечно же, умолчал, что честность в подобных вещах, особенно касающаяся представителей иных народов - штука весьма растяжимая и двоякая - в конце концов, даже у монеты два лика. - Ты же знаешь!
  Гвардеец лишь с сомнением хмыкнул, но отказываться от такого попутного развлечения не пожелал. Тем более, ему было любопытно заглянуть в помещение, где проживали наёмники, и куда доступа, кроме самих проживающих не было ни у кого. Да и увидеть тролля хотел, по словам хоть и побившего множество уруков, в конце боя бывшего мертвее мёртвого. Да и интересно, какой диагноз поставит этот, не внушающий доверия недоцелитель? Он с сожалением вздохнул - не на ту позицию поставил агры. Но "чайкам" не принято считать деньги, ведь завтра можно помереть от острой стали или загнуться от коварного алкоголя - к слову, и та, и иная смерть в кругу гвардейцев считались почётными.
  Они направились по лестнице к комнатам наёмников. Ностромо, возглавлявший эту процессию, от азарта и надежды аж приплясывал, а на аппетитные запахи, нахлынувшие на них внизу даже не обратил внимания. Бывают таки моменты в жизни, смело конкурирующие с набиванием пуза, пивом, золотом и хорошей дракой.
  Дверь в комнату неожиданно оказалась открытой, хотя Листочек, который сейчас должен был дежурить с их неподвижными товарищами, имел обыкновение запираться. Ностромо насторожился - из глубины комнаты ему почудился подозрительный шум. Всё его воодушевление и нетерпение как рукой сняло, он мгновенно снял с пояса секиру, поудобнее перехватил рукоять, подал знак молчать следовавшей за ним троице, пригнулся и проскользнул внутрь.
  Зрение у подгорных, конечно, не чета человеческому, но и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы перестроиться на сумрак, царивший в помещении. Картинка же открывшаяся его взору была из разряда историй Худука о приключениях лиц противоположного пола с любопытным антуражем и непредсказуемым результатом.
  Эльф лежал на полу, его оседлала какая-то человеческая самочка, и, судя по звукам, что-то хотела с ним сделать. Придушить, что ли? Ну да, ну да, а он с ней боролся самым верным способом - шаря одной рукой у незнакомки по груди, а второй ухватив за задницу. Особой пикантности или сюрреализма ситуации добавляла темнеющая рядом туша Рохли, естественно, не помещавшегося ни на одной человеческой кровати и устраивавшегося всегда, как правило, на полу. Собственно, куда и уложили его неподвижное тело друзья.
  Гном вздохнул, поборол в себе практически непреодолимое желание хлопнуть по сочной ягодице, но боясь даже спрогнозировать, чем это может обернуться для его товарища - если они уже в процессе, поэтому просто проверил, плотно ли закрыта за ним дверь, прокашлялся и произнёс:
  - Вы бы ещё на тролля залезли. Уверен, когда он выздоровеет, то обязательно каждого отблагодарит за подаренные любопытные и поучительные ощущения.
  Ностромо с интересом ожидал, что последует за его словами: испуг, панический поиск укрытия, возмущённый вопль, но незнакомка в который раз подтвердила факт непредсказуемости людей: в мгновение ока она слетела с высокорождённого, и, пригнувшись, замерла над ним в защитной позиции, направив острие кинжала в сторону говорившего. Быстрая и резкая какая, неплохие рефлексы - будь он поближе и расслаблен, впору было искать в своей шкуре дыру. Подгорный восхищённо покачал головой.
  - Сделаешь шаг или какое неверное движение - и пожалеешь, - прошипела девушка.
  Ностромо вспомнил её - она была из ближнего окружения принцессы Лидии, и вроде бы с ней у Листочка были какие-то романтические шашни, оборвавшиеся каким-то скандалом. На его лице, несмотря на заявленную серьёзность ситуации, расплылась широкая ухмылка. Он только надеялся, что девушка не может отследить в темноте его реакцию, ибо взъерошенная, с расстегнутыми и приспущенными штанами для верховой езды и торчащей из-под корсета грудью она выглядела ну о-о-очень воинственно! Как тут не улыбнуться? Без обиды. Но правила безопасности и простую осторожность ещё никто не отменял - неудовлетворённая женщина сродни стихийному бедствию - уж Ностромо знал это наверняка. Гномки в этом плане ничем не отличались от человеческих женщин.
  С пола донёсся продолжительный вздох - эльф даже положения не поменял (опять же, предсказуемо - узнав товарища, предпочёл не дёргаться, дабы не выглядеть ещё смешнее) - и чего в нём было больше: облегчения или разочарования, гном так и не определил. Но время поджимало, и люди, стоявшие с другой стороны двери, вряд ли могут похвастать бесконечным терпением, поэтому Ностромо миролюбиво поднял пустые руки (в который раз за сегодня!) и как можно убедительней произнёс:
  - Вот что, голубки, даю вам тридцать секунд на приведения себя в порядок и покидания растревоженного вашими чувствами помещения, - девушка наконец-то узнала (или рассмотрела) нарушителя их идиллии и демонстративно не спеша стала приводить себя в порядок.- Постыдились бы,- не отказал себе в шпильке подгорный, хотя заявленное чувство вряд ли относилось к этим двоим. - Тут наши товарищи на грани жизни и смерти. Не факт, что они ничего не слышат, чем вы тут занимались. И что они подумают о том, как о них заботились?
  - Здоровый секс ещё никому не вредил, - вызывающе бросила девушка.
  - Но они-то себе его позволить не могут, - резонно ответил гном. - По крайней мере, сейчас, - и предупредил направившуюся к выходу недовольную и при этом высоко задиравшую голову девицу: - В коридоре люди, может, имеет смысл придумать, что вы здесь делали? - не удержался от лёгкой ехидцы, на что та лишь пренебрежительно хмыкнула. - К примеру, обсуждали способ освобождения Агробара от дурных голов.
  Ответа, если он и был, гном не услышал. Но был бы не прочь увидеть лица конвоиров целителя при явлении растрёпанной девушки из комнаты, где - все об этом знают - находятся гоблин и тролль. "Прикованные" к постелям.
  - Я целителя привёл, - спокойно предупредил гном, глядя, как эльф принялся расчёсываться - это он мог делать бесконечно, и хмыкнул про себя: у каждого из них есть такое занятие, которое и успокаивает, и отвлекает. Худук вон вечно перебирает свои порошки, ну и брюзжит постоянно (это условно можно отнести к времяпрепровождению). Рохля - вечно голодный растущий организм (ну куда уж дальше?! ещё чуток, и он на человеческих землях в прямом смысле лишиться крыши - либо находись под открытым небом, либо на четвереньках заходи в дом, в котором уже никому не развернуться, хоть посещай одни замки - там пространство позволяет). Впрочем, это уже в Ностромо говорит прижимистый хранитель кассы - всё-таки на питание тролля уходило столько же, как и на остальных вместе взятых. Но, истины ради стоит заметить, что гоблин, эльф и человек особым чревоугодием не страдали, при этом, при случае любили заказать нечто экзотическое, специфическое, вкусненькое, по цене бьющее массу, съеденную Рохлей - тролль-то был весьма непереборчив, акцентируя внимание больше на количестве, нежели на гурманских вкусовых ощущениях. Плюс была ещё одна статья расходов, весьма болезненная для гнома и для той совести, что придумали люди, в которой пальму первенства держал именно подгорный - пиво (Рохлю-то, который мог легко составить конкуренцию ему, порой жёстко контролировал Худук - и в данной ситуации Ностромо в процесс воспитания предпочитал не вмешиваться).
  Сам гном чуть ли не в обнимку спал с секирой, и при оказии всегда шлифовал лезвие. Ройчи... А дракон его знает. В свободный час он мог тренироваться с оружием, гоняться за юбками... или спать. Точно! Сон - вот то занятие, которому человек отдавал предпочтение. Ну, а у эльфа - волосы (хотя на придирчивый взгляд подгорного, товарищ практически всегда выглядел идеально, а причёска - ну точно волосинка к волосинке!).
  Эльф кивнул, понимая, что за небрежным тоном скрывается отчаянная надежда на реальную помощь.
  - Ройчи будет недоволен, что ты привёл чужака, - констатировал Листочек.
  Гном поморщился.
  - Так получилось, - развёл руками. - И он будет не сам... а с конвоирами.
  Бровь высокорождённого вопросительно изогнулась. Но он промолчал, ибо раз товарищ решился на этот шаг, значит так нужно. В конце концов, почему бы не попытаться? Главное, чтобы неведомый целитель (или шарлатан, внушивший Ностромо тщетную надежду) ещё больше не навредил их товарищам. Но за этим Листочек постарается проследить.
  Гном зажёг масляную лампу, и впустил в комнату троих человек. Он не обратил внимания на скепсис, мелькнувший на лице высокорождённого, его внимание всецело было сосредоточено на Зерги - сейчас всё и решится. Ведь, насколько знал Ностромо, не каждый целитель - человек мог видеть ауру (или что они там видят и чувствуют) инородца.
  Зерги, переступив порог, уверенно, ни на что не обращая внимания - ни на обстановку, ни на замершего у окна эльфа, сделал несколько шагов к темнеющей туше тролля. Сбросил с головы капюшон, склонился, протянул руку, дотронулся до лапы Рохли и... вздрогнул. С чем связана такая реакция, гном не решился спрашивать, но реально он знал, что тело его друга было холодным, как у мертвеца. При этом биение сердца очень слабо, но прослушивалось.
  Взгляд целителя невидяще и как-то отрешённо скользнул по прокравшемуся тихонько напротив гному, потом он решительно стал убирать одеяла, которыми был укрыт тролль, и когда огонёк лампы высветил пластину груди с синеватым отливом и курчавящимися волосами, Ностромо едва удержался от горестного вздоха - уж больно беззащитно и ранимо выглядел их прежде пышущий здоровьем и силой малыш.
  Зерги возложил обе ладони на грудь Рохли и замер с опущенной головой. Потекли тягостные, какие-то бесконечные минуты, наступившая тишина обволакивала, наваливалась на плечи, перестали переступать с ноги на ногу агробарцы, и даже муха, бьющаяся у окна, испуганно притихла. Гном, не спускавший взгляда с гротескного, в причудливых тенях и действительно совсем не симпатичного лица Зерги, вдруг забеспокоился - а дышит ли вообще этот странный целитель? Но тут блеснувшая в свете лампы капля, стёкшая с виска, как-то вдруг успокоила - раз человек потеет, то он, как минимум, не дохлый.
  Плечи Зерги опустились, и в следующий миг он отнял руки от их товарища. Выглядело это так, словно его ладони превратились в пудовые гири и требуются дополнительные усилия, чтобы их поднять.
  Шорох одежды, и во вновь наступившей напряжённой, настороженной тишине Ностромо встретился взглядом с чёрными, пронзительными глазами даровитого, и поразился плещущейся в них силе и усталости, ранимости и несгибаемости. Будто заглядываешь в колодец - оторваться от этой глубины и тьмы уже непросто.
  Веки Зерги устало опустились, и Ностромо с видимым облегчением выдохнул - он был абсолютно согласен с Ройчи в том, что по возможности со всеми этими разумными, владеющими Даром: колдунами, магами, шаманами лучше не пересекаться. С него вон и Худука хватает. Разве ж этот мелкий пакостник нормальный? Но он свой, так сказать - известное зло.
  А целитель начал говорить скрипучим голосом:
  - Ваш товарищ жив, но замер у условной черты, выставленной будто бы извне, не пускающей дальше. При этом он словно привязан к ней, поэтому не может вернуться сюда, в мир живых, - утомлённо провёл ладонью по лицу. - У меня нет понимания, как это исправить. Боюсь, любое моё неосторожное вмешательство, по незнанию может оборвать нить, удерживающую его здесь. Не думаю, что стоит так рисковать.
  - Да-а-а... - расстроено протянул Ностромо, опускаясь на задницу и упираясь спиной о ложе, где лежал Худук. А он уж и размечтался... Тем не менее, появилась хоть какая-то определённость.
  Он поймал внимательный взгляд эльфа.
  - Я так понимаю, это не безнадёжно. Просто нужен квалифицированный целитель?
  - Да, - подтвердил Зерги. - При этом желательно из "тёмных".
  Ностромо озадаченно почесал затылок: это что, нужно искать сильного шамана? При наличии своего? "Светлые" и люди с Даром тут не помогут?..
  - А вот маленькому вашему товарищу я могу помочь.
  - Чего? - гном вынырнул из раздумий и увидел, что мужчина смотрит мимо него. Понятно, на кого. - Да? - он покосился на нетерпеливо зашевелившихся охранников, явно намекающих, что их так называемый спор изрядно затянулся. - А это не сложно?
  - Нет, - пожал плечами тот. - Я умею это. У этого разумного, я так понимаю, защитная оболочка в клочья из-за какого-то стресса, удара или чрезмерного усилия.
  - Почини его, будь другом? - при этом гном просительно смотрел именно на гвардейца - разжалобить белобрысого охранника он даже и не пытался.
  Зерги молча обошёл тролля, Ностромо встал, дабы не путаться под ногами, отошёл к двери и полез за мешочком с монетами. Спор - есть спор, при этом он не пожадничал сунуть агры и молодому охраннику, в принципе, не говорившему, что участвует в споре. По крайней мере, тот заткнулся на время и не скандалил. А гном упёрся плечом в стену и замер в ожидании.
  Но всё завершилось как-то неожиданно быстро и буднично. В какой-то момент Зерги встал, повёл плечами, разгибая затёкшую спину, встряхнул руками, бросил: "Всё", - и направился к выходу.
  Немного астерянный Ностромо посторонился и не придумал ничего лучшего, чем спросить:
  - Может пивка? - потом всё же опомнился и наступил на горло жадности. - Сколько мы должны за... - покосился на продолжавшего лежать неподвижно гоблина, - лечение?
  - Ничего,- донёсся равнодушный голос из-под капюшона. - У меня всё есть.
  Ностромо вдруг осенило: у них же на руках ещё одна пациентка.
  - Прошу тебя, уважаемый, будет свободная минутка, загляни к нам ещё раз. Нет-нет, это не то, что ты подумал - у нас есть ещё девушка, которая нуждается в умелом целителе, - заглянул в непроницаемые глаза. - Поверь, ваш Единый именно это твоё деяние несомненно отметит, - и повернувшись к охранникам, всунул им ещё по монете - он очень надеялся, что Ройчи оценит его действия.
  Агробарцы покинули комнату, а гном остался стоять, глядя им вслед. Часто так бывает: мечтаешь, желаешь, чтобы произошло что-то важное, а после свершившегося нет ни задуманных фанфар, фейерверка... Да и удовлетворения особого нет.
  И тут раздался до боли знакомый голос:
  - Какого дракона здесь делали люди?
  Та-дам! Та-дам!
  
   * * *
  Для Шани в этой жизни всё было просто. Как чёрное - белое, день - ночь, луна - солнце. Так их уж воспитывали в диких, непроглядных лесах шалюрские шаманы, не брезговавшие ни кровью, ни болью. Есть очёр - и есть весь остальной мир. Это как две равносильные гирьки на весах торговца. Не взирая на то, что "остальной мир", по сути, необъятен и безграничен, а очёр - всего лишь человек. В коротком слове разные знатоки шалюрского языка и обычаев переводили по-разному: мужчина, хозяин, господин, повелитель, учитель, "направляющий", "требующий", "указующий", в нём была скрыта не только вселенная, но и сама жизнь. Поэтому "остальной мир" для шалюра был бледным пятном по сравнению со смыслом и целью существования. Именно "существования", а не жизни, ибо у шалюров (особенно, у мужчин, постоянно жующих чангу), живущих рядом с духами, даже определения такого не было - "жизнь". Впрочем, как и "смерти" в понимании среднестатистического жителя Веринии. Они словно постоянно переходили из одного состояния в другое - и обратно. Поэтому и убийство или прерывание жизни любого живого существа, не важно, разумен он или нет - было всё равно что высморкаться. Но оставалось несколько нюансов: к собственному "прерыванию" они относились столь же равнодушно - это раз, и второе: это не касалось членов семьи - племени - рода - клана. Тут несколько иначе. Очень сложная система правил, отношений, ритуалов, действий внутри общества чётко и жёстко регламентировала поведение каждого её члена. Иначе шалюры давно бы исчезли, как народ из-за столь наплевательского отношения к смерти, как своей, так и чужой. У них каждый желающий был достоин уйти в мир мёртвых - но пока не сойдутся звёзды, обстоятельства или прихоть шамана.
  Для Шани прибытие её семьи в столицу королевства, в котором, собственно, числились земли её народа, оказалось сущим потрясением. Мир меняется, старые ведуны - консерваторы, сколько б ни оттягивали неминуемый финал, потихоньку отходили в забытье, а пришедшая им на смену когорта даровитых понимала, что жизнь в изоляции, при всём тщательном соблюдении правил - это конец народа. Внешний мир, какие б ты стены не возводил изнутри, растворит условную преграду, словно кислота органику - прожуёт и выплюнет, как несъедобные остатки пищи, осколки некогда великого народа на обочину цивилизации. И кормчие племени, в отличие от соседей, тоже принявшихся заигрывать с властью, но путём войны и кровопролития, отправили несколько семей в столицу, нагрузив товарами (а шалюрам было что предложить из разряда специфического и экзотического), с приказом постараться адаптироваться и собрать как можно больше сведений. Так сказать, познать соседей (или врагов - чересчур часто для шалюров это были синонимы) изнутри. Но, в общем-то, опыт получился неудачный. Было ли виной тому соседнее племя шалюров, кунки, ввязавшееся в предложенную кем-то из королевства игру (а шаманы племён, как бы предвзято не относились друг к другу, обязаны длиться информацией, касающейся любой части народа, чтобы о важности её могли судить многие - кстати, одно из незыблемых правил) - демонстративно уничтожив поселенцев вдоль их линии леса, и обозначив таким образом враждебные действия, затаившееся в гуще леса в ожидании обещанных преференций, уже не столь важно. В итоге семьи, на свою беду добравшиеся до Агробара, были истреблены... вообще непонятно кем. В городе на тот момент творился форменный бардак, и старший похода взволновано делился с ближними впечатлениями, говоря, что даже духи в ужасе бегут из места камня и стали.
  У прибывших семей было жёсткое условие: не лезть со своими правилами и законами к местным, оставлять их во внутреннем кругу, дабы преждевременно не привлекать к себе ненужное внимание - незаметность - лучший туесок для информации. Это относилось и к применению оружия, использованию которому учат с того возраста, в котором детская ручка может удержать рукоять ножа. Санкционировать ту же самооборону мог лишь старший. Но тут своё коварство показала чанга, а точнее, старший, пытаясь наладить конструктивный диалог с духами, во время нападения был... несколько занят, чтобы разрешить дать отпор, и члены его семьи, как и двух других, были убиты, ну, или находились на пути к переходу в иное состояние - хоть в этом напавшие удружили диким шалюрам, предпочитавшим растягивание смерти, то есть пытки, быстрому умерщвлению. Что поделать, традиции - есть традиции.
  Но это было потом, а вначале юная, но уже способная греть мужскую постель Шани, увидела первые людские поселения вне леса, странные дома, странные обычаи, внешность, речь - много чего, что выбивало из колеи. К прибытию в столицу юная шалюрка была переполнена впечатлениями. Впрочем, как и все остальные, невзирая на опыт, возраст и невозмутимо-неподвижные лица; по старшему с остальными мужчинами это было заметно потому, что они стали предпочитать женскому обществу мир духов; и даже старшие женщины стали потихоньку жевать чангу - это не приветствовалось (мужчинам может не хватить?), но и не запрещалось. Большой город же окончательно пошатнул концепцию мироустройства. И тогда юная шалюрка и осознала преимущества опоры на свод множества правил, вбитых в голову: зачем таращиться вокруг, пытаясь объять необъятное, если достаточно приоткрыть окошко обязанностей и нужных действий, грубо говоря, видеть только то, что необходимо для жизнедеятельности их маленького замкнутого мирка. Ты словно в домике, в комфорте понятных величин и понимания нахождения себя на верном месте. Тогда у неё всё наладилось: сосредоточившись на действиях, в которых нуждалась семья - род - клан - племя, она перестала обращать внимание на яркое, необычное, непонятные взгляды и странное поведение... Ну, до того момента, когда не пришли их убивать... Собственно, сложно себя ощущать адекватным винтиком семьи, будучи привязанной к столу и насилуемой, слыша хрипы и стоны умирающих матерей, сестёр, братьев - и остальных родственников. В тот момент смысл бытия, слегка раскачиваемый пыхтящим, отвратительно пахнущим мужчиной, неприятно толкающимся в её лоно, как-то резко потерял надежду на целостность. Для шалюра существование - это как мантра: мотив и цель, мотив и цель... Равнодушно глядя в затянутый паутиной потолок, она уже собиралась растаять под жгущей кожу слюной вожделения и затуманенным похотливым взглядом, когда пришёл некто и навёл порядок в доме грязи и нечистот. Совершенно спокойно, уверенно, возможно, даже неосознанно расставляя по местам краски мировосприятия. То, что он даже не воспользовавшись её беспомощностью и, даже особо не глядя, освободил её - этак мимолётно, словно падающая звезда, за краткое время жизни которой можно загадать желание - и, также твёрдо ступая (не смотря вниз, при этом ни разу не оступившись) ушёл дальше по своим делам, она посчитала знаком. Она чувствовала себя фактически мертвой для своего племени, а значит относительно свободной в своём выборе. И пусть этот человек не относился к её народу, и не факт, что общается с духами, он был настолько силён и самодостаточен, что легко мог стать для неё "очёр". То есть её вселенной и смыслом существования.
  Шани добилась своего - мужчина со странным именем (созвучным "очёр") - Ройчи принял её кровь. Духам всё равно - по знанию или незнанию он это сделал, важен сам факт. И, наконец-то приобретя якорь в этом мире, в виде "очёр", Шани обрела покой.
  Да, было много сложностей и непонятностей для того, чтобы Шани смогла полностью функционально раскрыться. Но терпение, которое сызмальства взращивалось в шалюрских женщинах было ей ведомо в полной мере. Она знала, что как минимум духами будут оценены её усилия, и не покорность - послушание - преданность, а нечто производное из самоотверженности и бескорыстия.
  Начать с того, что её "очёр" был действительно крут. Но при этом непоседливый в отличие от истинных шалюров, до крайности. Общается ли он с духами, Шани пока понять не смогла. То, что не жуёт чангу - это точно, но порой взгляды, которыми он мог одарить собеседника ( и её тоже), и от которых мороз шёл по коже, были... весьма непросты. Вначале Шани немного даже растерялась, видя неприятие им согревания ею его постели. Ведь это так... нормально и обыденно. Потом она только поняла, что у Ройчи, как, наверное, и у многих мужчин "не шалюров" "согревание постели" сродни любовным утехам. Шани была не против оказать и подобные услуги - ведь научена многому - у шалюров это происходит рано. Но Ройчи почему-то не изъявил подобного желания. Может потому, что она не в его вкусе? Очень худая... Девушка даже задумалась над правильным питанием, чтобы поправиться, но, во-первых, она всегда нуждалась в малом количестве еды, во-вторых, в одночасье это не делается, а, в-третьих, Ройчи смирился и перестал выгонять её из постели. Впрочем, желать её как женщину, он так и не начал. Шани даже стала переживать - мужчина, не имеющий долго женщины становится раздражённым и нервным. Она даже хотела попросить фигуристую служанку, на которую Ройчи смотрел определённым образом, утешить его. Но та почему-то в такой панике бежала от неё, что едва не уронила поднос с тарелками. Может потому, что у неё в руке был нож? Просьбу, порой, стоит дублировать и иными аргументами - так действенней. Ничего, и это всё наладится - в конце концов, когда "очёр" не сможет уж терпеть, а она будет рядом, то тогда она сможет его облегчить и удовлетворить.
  Ещё её немного смущало окружение Ройчи. Не потому, что они все были иными, не людьми, а именно их манера подшучивания друг над другом, во многих случаях касающаяся самого Ройчи и кажущаяся ей оскорбительной. Только прямой приказ мужчины остужал её намерения проучить неосторожных шутников. Но скоро она стала видеть целостную картину, в которой всё стало на свои места. Слова - это всего лишь слова, они не несут вреда внутри группы, потому что общее отношение к её Ройчи было тёплым, миролюбивым, переживающим. Она ясно это видела. Другое дело, что между "светлыми" и "тёмными" не всегда всё было просто. Но и не переходило границ. А самое любопытное, она ясно ощущала, что все члены группы её "очёр" стояли друг за друга горой. В отличие от внешнего мира, где благожелательность часто была маской. Так уж сложилось, что Шани была весьма чувствительна к намерениям и настроениям не только людей и других разумных, но и животных. Она словно читала их эмоции. Поэтому тепло с вкраплениями недоумениями по отношению к ней Ройчи её устраивало. Точно также, как и добродушие гнома. Вот внутреннюю холодность эльфа с периодическими яркими вспышками эмоций не до конца понимала. Точно также, как въедливость, злость гоблина, словно запитанные на неясной и тревожащей жажде крови. Вот тролль - это чистый, открытый лист. Она знала, что у "тёмных" переход из одного состояния в другое (от спокойствия к агрессии) весьма быстр - всё-таки шалюры, вернее, их шаманы иногда общались с "тёмными". В разных ипостасях: и как с почётными гостями, принесшими интересную информацию, и как с особым подношением для жертвенника, когда духи капризничали. Вот с уруком, до которого она незаметно проводила Ройчи всё было просто - тот физически вследствие данных обязательств, не мог повредить человеку.
  Вообще, невозможность в открытую сопровождать Ройчи везде весьма её огорчала. Благо, он не догадался дать насчёт этого чёткого указания, что давало ей хоть какое-то пространство для манёвра, изобретая всевозможные способы находиться рядом. Впрочем, даже прямые приказы она научилась трактовать по-своему. К примеру, тот случай, когда она помогла с урукским, редкой силы и умения шаманом. Ведь если следовать пожеланиям Ройчи - охранять девочку Руфию, то первое, что приходит в голову - это быть рядом с охраняемой. Шани же рассудила так: чтобы доставить девочку к целителям, нужно оберегать самого сильного бойца в группе. То есть самого Ройчи. Ну, разве она неточно выполнила указания?
  Она всё ещё ощущала слабость после отката "тёмной" волшбы шамана. Но несимпатичный и оглушающий словно бы разорванными чувствами целитель сделал своё дело - она стала на ноги. Конечно, приятно, что за ней ухаживает и заботится сам Ройчи, но она всё равно не имела права отлёживаться и отвлекать на себя внимание. Сейчас она была занята своим излюбленным занятием - незаметным сопровождением мужчины. А вдруг ему что-нибудь понадобиться? А вдруг какая-нибудь опасность? Вокруг ведь столько напряжённых, нервных и злых людей. Она, конечно, была далека от мысли, что может быть столь смертельно эффективна, как он сам, но есть вещи, которые лучше замечает именно женщина. И потом, никто не говорил, что будет просто - в жизни кроме боли нет ничего бесплатного и бескорыстного. А её заботу никто не отменял.
  Настроение в их группе после того, как очнулся гоблин, а она встала на ноги, слегка улучшилось. Она буквально физически ощущала переживания, терзающие Ройчи. Сейчас же он был почти весел, покидая комнату. Шани знала его маршрут назубок. Вначале мужчина спускался на этаж принцессы. Для чего ему это надо, она не понимала, да и не сильно об этом задумывалась - спектр интересов наёмника был вне её компетенции. Просто в коридоре всегда были и солдаты, и вооружённые девушки, на которых она, Шани поглядывала с интересом. Поэтому она, как обычно, пряталась лестничным пролётом ниже, игнорируя любопытствующие взгляды некоторых прохожих.
  Потом, по обыкновению, Ройчи шёл проведать урука. На этот раз он взял с собой пару ровных палок, которые использовались, как учебные мечи в тренировке. Из сарая донёсся дробный стук - человек решил испытать "тёмного". Эльф, сидевший на входе, даже ухом не повёл, созерцая что-то в ненастном небе. А девушка неожиданно ярко представила себе реакцию гнома на учебный поединок внутри сарая. Наверняка припал бы глазом к самой широкой щели в двери, ругаясь про себя, что плохо видно и воинственными криками подбадривая... Кого именно? - задумалась вдруг она. По идее, всё понятно, и человек - явный фаворит интересов и предпочтений. Но с гнома станется "болеть" за урука как и за заведомо слабого, так и из желания побороться с ним самому. Шалюрка потихоньку стала понимать окружение Ройчи, их мотивацию, желания, потребности. Вот только сам мужчина продолжал оставаться тайной за семью печатями.
  А вот после Ройчи изменил правилам - вместо того, чтобы пойти на задний двор продолжить тренировку, он встретился у ворот с гномом, и они вместе вышли с территории постоялого двора.
  Накрапывал мелкий дождик, было сыро и неуютно - то есть, погода не располагала к прогулкам. Тем не менее, человек и подгорный куда-то целенаправленно шли. "Светлый", как обычно, что-то рассказывал, широко жестикулируя, а Ройчи, склонив голову к плечу, слушал. Шани, надвинув пониже капюшон, задержалась чуть у ворот, давая объектам наблюдения отойти пожальше. Охранники на воротах терпеливо и молча ждали, когда уж она выйдет, чтобы задвинуть засов. Какие мысли посещали их по этому поводу, их ли это инициатива: не препятствовать передвижению, не останавливать мелкую шалюрку, или это приказ начальства, ей было всё равно. Пока ей не мешают, она тоже тиха и незаметна. И вот стоя за калиткой, она что-то ощутила... Чьё-то внимание.
  На другой стороне Ремесленной площади, у крыльца какой-то лавки шевельнулась фигура. Ну, стоит кто-то - пусть стоит, мало ли народу шастает по улице, несмотря на непогоду. Но все отнюдь не прячутся и не двигаются строго вслед парочке, только что покинувшей постоялый двор. То есть кто-то ведёт себя также, как ведёт себя она, Шани, но только боле неумело. Но что ещё больше насторожило девушку, аккуратно пристроившуюся сзади - фигура была женская. И ещё едва угадываемые эмоции: нетерпение, азарт и всполохи какой-то неуёмной, животной страсти, словно женщина прямо на улице хотела заняться любовью. Шани немного выдохнула: если это просто самка, ищущая мужской ласки - тогда ладно. Но что-то ещё ощущалось в ней. Нет, не Дар в чистом вид, а какое-то умение.
  Уж немого ориентируясь в Ремесленном квартале, шалюрка поняла, что человек с гномом идут в сторону Гномьей слободы. В какой-то момент женщина прибавила ходу и, перейдя на противоположную сторону улицы, окликнула проходящую мимо, занятую разговором парочку.
  О чём шёл разговор, Шани, конечно же, не слышала, но, видя всю сцену со стороны, примерно представила задумку. Женщина явно попросила о какой-то помощи, при этом принимала позы, несущие несколько взаимоисключающего характера: беззащитность и соблазнительность. Она точно пыталась воздействовать на мужчину, внимательно выслушивающего её. В какой-то момент гном громко засмеялся - это было не сложно определить по трясущейся фигуре, хлопнул по плечу Ройчи и, не спеша, отправился дальше. А человек, несколько ударов сердца задумчиво смотрел товарищу вслед, после чего, подхваченный под руку, был отведён к ближайшим воротам.
  Ситуация была вроде ясна и предсказуема, но что-то девушку смутило. Нет, не обида, не ревность - в шалюрской культуре, какая б дикая она ни была, эти чувства отсутствовали. Как и в Шани. По крайней мере, пока. Нет. Но вот стояли перед ней две противоположные картины с одним человеком. Дрожащая, ранимая, где-то заискивающая женщина - и вот она же, но с неуловимо поменявшейся походкой, гордой осанкой, словно... словно орлица, уволакивающая добычу в гнездо.
  Может, всё и не так сложно, но проконтролировать ситуацию Шани была просто обязана. Она выждет, даст мужчине расслабиться, а пока прощупает окружающее пространство.
  Воспользовавшись удачно растущим деревом, она преодолела забор, благо собак во дворе не было. Её только насторожили негромкие голоса из длинного сарая. Она не успела пробежать ближе, когда из постройки, откуда доносилось лошадиное ржание на свет вышли двое мужчин... Несмотря на странную, схожую на тряпьё одежду, по повадкам и движениям шалюрка определила в мужчинах воинов. Профессиональных, крепких, опытных. Всё это выглядело, будто маскарад - очень уж нелепо выглядели наряды бродяжек на взрослых, в расцвете сил мужчинах. Может, она что-то не понимает и не знает, но то, что это несомненно подозрительно - однозначно. Наверное, воины, думающие, что не видны постороннему взгляду, ведут себя естественно, а на виду превращаются в кого-то иного. Как бы то ни было, мужчины неторопливо, но осторожно - избегая показываться перед окнами домика, ловко при этом пригибаясь, приблизились ко входу в сам дом, где и замерли по бокам на явно заготовленных чурбачках. Тот, что пониже и худее, откинул голову на стену дома, отчего сдвинулись фальшивые волосы, и прикрыл глаза. Второй, которого Шани условно обозвала "косолапый" - уж очень был похож на мишку (не в натуральную, естественно, величину, но очень похоже), долго не мог поудобней пристроить задницу на сиденье - шалюрка видела, как выразительно двигаются густые брови и вся обильная поросльна лице чуть ли не до самых глаз, выражая недовольство и обиду - так, словно ребёнка лишили деревянной лошадки, на которую он имел виды. В конце концов, косолапый повалил чурбачок набок, отчего площадь сидения увеличилась (ну, как минимум, расширилась), и он наконец-то успокоился, занявшись тщательным и вдумчивым ковырянием в носу - видно было, что это занятие приносит ему истинное удовольствие.
  Так неуверенно потянулось время. Шалюрка находившаяся фактически напротив действий взглядов сторожей, как окрестила она их, под яблоней, пусть и относительно густой, но совершенно не укрывающей от везде проникающего дождя, не имела возможности пошевелиться, поэтому просто терпеливо ожидала продолжения развития событий, здраво рассудив, что вмешиваться нет особого смысла, с некоторым удовлетворением констатируя, что неведомые люди следуют именно её сценарию.
  Время словно остановилось, шуршала капель, вроде и успокаивающе, но сырость проникала всюду, будто задавшись целью отыскать все сухие кусочки ткани, заставляла потихоньку вздрагивать. Ослабевшая от последствий магического удара и продолжительного лежания, шалюрка стала немного переживать за качество своих действий. Во-первых, она скоро не сможет бороться с дрожью, во-вторых, всё это могло сказаться на крепости и точности удара, который - она была уверена, последует. Всё шло к тому, что она - тот человек, написавший эту книгу, а сейчас присутствует чуть ли не в роли статиста. Поэтому сосредоточилась на упражнении: напрягая и отпуская разные группы мышц тела, таким образом прогревая их, и контролируя при этом дыхание. Вскоре благотворное тепло таки стало разливаться по продрогшему телу.
  А потом как-то неожиданно всё пришло в движение. Раздался едва слышимый в фоновом шуршании дождя хрустальный перезвон колокольчика - она даже успела удивиться: что это, откуда? Но уверенно встающие с нагретых мест "сторожа", достающие из-под своих хламид весьма грозно выглядящие тесаки, всё расставили по своим местам - это был сигнал. К действию.
  Низенький уже вошёл в дом, косолапый слегка замешкался на пороге - его габариты не совсем соответствовали скромному дверному проёму. А Шани буквально летела к нему. Мужчина, видимо, что-то услышал и на мгновение обернулся. Пару ударов сердца он удивлённо пялился на мчащееся из ниоткуда нечто, а потом рефлексы бойца сработали - он, стоя в неудобном проходе, попытался сгруппироваться, прикрылся левой рукой - правую с оружием не успевал довернуть. Впрочем, это ему совсем не помогло: увернувшись от неловкого тычка, Шани, скользнув за спину, единым движением перебросив нож - дырокол в левую ладонь, взмахнула им... Правый глаз, теряя осмысленность, ещё продолжал недоумённо и обиженно таращиться, а вот рукоять ножа в левом разрешала все сомнения по поводу происходящего.
  Хоть у девушки и стояло жёсткое табу на убийство кого бы то ни было за шалюрской территорией, и сам Ройчи неоднократно требовал быть с этим поосторожней - только если ей лично угрожает опасность, данная ситуация была для неё абсолютно прозрачна - ну, чем не самооборона в чистом виде?
  Где-то в доме раздался женский крик, звон железа, и Шани поняла, что нужно торопиться. Но попытка потянуть на себя уже мёртвое тело не увенчалась успехом - застряли плечи. Тогда, недолго думая, она ногой врезала по преграде, опрокидывая убитого - смысла соблюдать осторожность и не шуметь, уже не было, и, не церемонясь - наступая, скользнула в темноту прихожей. Замерла. Неожиданная тишина что-то должна была означать. Удобнее перехватила рукоять ножа.
  - Это ты, моя красавица? - донёсся громкий и весёлый голос. - Ты как всегда вовремя. Заходи, не стесняйся.
  Шани вздохнула - иногда казалось, что Ройчи видит сквозь стены. Хотя наверняка всё гораздо проще, и он её засёк, покидая постоялый двор. Впрочем, зная её навязчивую привычку следовать за ним, с которой он уже, как выражался, "устал бороться", несложно было строить догадки о природе шума. Споткнувшись обо что-то жалобно звякнувшее - глаза ещё не успели адаптироваться, она нащупала грубую ручку и толкнул дверь.
  Комната была большая, но какая-то функционально неопределённая. Треть занимала, намекающая, что это помещение вроде столовой или кухни. Что подтверждал задвинутый в угол большой стол с задранными вверх ножками лавок. Но посреди комнаты, нарушая все законы логики, стояла широкая шикарная кровать. Неизвестно, что было в её основе - она тщательно была укрыта тканями, но вот белые простыни, атласное покрывало, изобилие мягких подушек - это было настолько чужеродно всему серому, убогому и выглядящему грязным фоном помещению, что Шани опешила на мгновение. И не сразу обратила внимание на лежащую, словно бы спящую женщину, разбросавшую руки на всём этот великолепии, режущем шалюрский взгляд.
  Девушка наконец-то посмотрела на женщину... и ещё раз сглотнула. Полуоголённая, с налитой, буквально вырывающейся из прозрачной, ничего не скрывающей, ткани, грудью, сумасшедше белокожая, с изумительными чертами лица, чувственными губами, шикарной гривой слегка растревоженных волос, торчащими из-под небрежно наброшенного покрывала точёными ножками, она была просто бесконечно, неприлично соблазнительна - даже на неискушённый взгляд девушки. Мелькнула отчего-то тревожащая мысль: ей такой никогда не быть... Шалюрские женщины были сухими, поджарыми, смуглыми.
  - Не правда ли, хорошо чертовка?
  Шани перевела затуманенный взгляд на неторопливо зашнуровывающего рубаху Ройчи. Растрёпанного и слегка помятого - в происходящем здесь недавно можно было не сомневаться. Поймав внимательный, изучающий взгляд мужчины, Шани встряхнулась, огляделась. Справа от порога, оглушённый, но не столь корректно, нежели женщина, лежал первый сторож. Девушка не удивилась, заметив под задравшимися лохмотьями блеснувшую кольчугу.
  - Второй жив?
  Она отрицательно качнула головой.
  - Что ж ты у меня такая кровожадная, - поджал он губы то ли в восхищении, то ли с укоризной, но без недовольства, прошёл мимо, обдав серией ярких запахов, преобладали в которой пот и очень тонкие, приятные духи. Склонился над бессознательным телом и принялся тщательно связывать руки и ноги.
  - Займись женщиной, - бросил через плечо так и продолжавшей стоять истуканом девушке. - Ты ведь умеешь правильно пеленать добычу? - хохотнул. - Чтоб та не померла раньше времени... - Шани согласно кинула, хоть и понимала, что этот жест Ройчи не увидит, стала искать крепкую верёвку. - Впрочем, можешь с этой дамой особо не церемониться, - бросил глухо вдогонку. - Пусть она и была добра со мной по-своему, только преследовала свои цели. И, сдаётся мне, это птица высокого полёта... - Шани, не найдя ничего достойного, принялась резать и рвать на полосы белоснежную простынь, - ...которая будет интересна нашему очень хорошему знакомому, - послышался скрип открываемой двери.
  Девушка, грубо перевернув женщину, отчего та издала слабый стон, и, затягивая импровизированную верёвку на запястьях, обернулась. Мужчина с интересом наблюдал за её манипуляциями от порога, перевёл взгляд ниже, где, как знала шалюрка, вызывающе расплескалась о постель вывалившаяся обнажённая грудь.
  - М-да, прекрасному цветку соответствующее оформление, - пробормотал он про себя, а Шани лишь через мгновение поняла, что тот имел ввиду многофункциональность качественной простыни. - О чём это я? - вернулся Ройчи в реальность. - Я отойду ненадолго - надо кое-кого предупредить. А ты тут проследи, чтобы никто не ушёл,- дождался ответного кивка. - Какая же ты всё-таки молчунья, - покачал недовольно головой, заставив её заволноваться - может он нуждается в собеседнице, в роли которой она себя мало представляла? - И чтобы все остались живы! - напомнил строго, прежде, чем уйти.
  Шани пристроилась в уголке на стульчике и принялась терпеливо ждать. Хоть и было неимоверное желание пойти за Ройчи, но приказ "очёр" был недвуссмысленен: пленники чем-то очень важны и их нужно, м-м-м, сохранить для разговора. Никто ведь не знает, есть ли ещё сообщники у этой компании?
  Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза, непонимающе уставившись в потолок. Пошевелилась, поелозила, проверяя крепость пут. С того места, где сидела, Шани видела, как на лице благородной - а это, несомненно, была она, попеременно мелькали чувства: непонимание, злость, испуг. Девушка с интересом наблюдала за телодвижениями пленницы, пытавшейся принять позу поудобней. Со стянутыми за спиной руками и связанными от коленей до стоп ногами это действительно было непросто. Она выглядела, словно рыба, выброшенная на берег. Послышались осторожные, сдавленные ругательства, и Шани с интересом прислушалась. То, что благородные могут достойно ругаться, для неё не было новостью. В этом искусстве они могли переплюнуть и королей подворотни, и "тёмных". Видимо, сказывается длинная родословная. Когда каждое следующее поколение вносит что-то новое, свежее в лексикон.
  - Ты кто? - относительно усевшаяся в изголовье кровати, женщина наконец-то заметила ещё что-то, кроме мебели в комнате.
  Шани вначале хотела проигнорировать обращение, потом просто пожала плечами. Чем не ответ? Она не могла отвести взгляд от лица женщины. Даже искажённое вопросами и тревогой, оно было удивительно приятно. Если не заглядывать в глаза. В которых буквально бушевало пламя. Всепожирающее и крайне убийственное - если выпустить его, конечно, на волю.
  - Развяжи меня! - прозвучало требовательно и грозно. На что рассчитывала пленница, Шани не поняла. Будь на её месте мужчина - простолюдин, он, может быть, и повёлся. Или она её в плаще с до сих пор наброшенным капюшоном приняла за парня? Но следующие слова опровергли это. - Судя по твоим чертам лица и смуглой коже, ты относишься к "диким"... - задумчиво произнесла, пристально вглядываясь, отчего девушка испытала непривычный дискомфорт, потом голос женщины заметно изменился. - У тебя такая приятная, пусть и слегка экзотичная для барского общества внешность, ты бы могла иметь при дворе несомненный успех,- звучало увещевающее, но при этом достаточно уверенно, - с моей помощью и покровительством ты сможешь сделать сумасшедшую карьеру, поверь мне, - Шани видела, что пленница искренна и тверда в своих словах - по крайней мере, этих. Но не было ничего странного в том, что это предложение ничего не затронуло в её душе. Она ведь "дикая". Её прелестями цивилизации, блеском аристократического общества сложно искусить. У неё иные жизненные приоритеты. Женщина тут же прочитала это по её равнодушному виду. - Но ты ведь понимаешь, что могут сделать со мной, беззащитной женщиной эти... эти неотёсанные, грубые мужчины? - пленница моментально поменяла тактику, мольба в её голосе прозвучала так натурально, в глазах сверкнули настоящие слёзы - она действительно сейчас выглядела так ранимо, что Шани невольно почувствовала в душе отклик. - Ты ведь так юна...Я могу дать тебе многое. Нет, не богатство, а тепло... Душевное, физическое - я вижу - ты нуждаешься в этом.
  На шалюрку неожиданно нахлынуло такое, что она раньше не испытывала. Образы были столь ярки и сильны, что она даже захотела прикрыть глаза, чтобы понять, осознать их... вкусить. Это точно было связано с любовью - но с такой, более плотской, нежели чем-то одушевлённым... Возможно, воздействие - а это было именно оно, Шани точно это понимала - и было бы действенным и моментальным, но правда заключалась в том, что юная шалюрка пока что не познала вообще этого чувства - любви. Даже картинки материнской опеки, кратковременные, мимолётные и далёкие, затёрлись иными впечатлениями и болью. Тем не мене, мягкие лапы чего-то вязкого, обещающего наслаждение, постепенно и неотвратимо стали втягивать в этот омут. Не хотелось сопротивляться этой накатывающей волне... потому что было любопытно.
  Сквозь затуманенное сознание послышался шум и голоса за пределами дома, и вот тут уж Шани сумела взять себя в руки. И сдёрнуть пелену наваждения. И насторожилась. Удобная рукоять дырокола скользнула в ладонь, словно материальный кусочек и опора реальности.
  Объявившиеся гости вели себя чересчур уверенно, отчего шалюрка слегка расслабилась, а, услышав тембры знакомых голосов, её взгляд панически заметался. Она подозревала, что с появлением новых действующих лиц, её присутствие здесь станет необязательным, и её выставят отсюда. А этого хотелось избежать. Конечно, любопытство - недостойное качество для женщины. Но то, что здесь будет происходить, ей очень хотелось бы видеть. Хотя бы потому, что это знание поможет ей эффективней оберегать "очёр". Поэтому, пока громыхали двери, а какие-то люди грохотали сапогами и железом вокруг дома, заполняя двор, она отыскала самый тёмный уголок в этом и так изобилующем укромными местами помещении, и замерла.
  Лик пленницы тоже претерпел изменения, после того, как она осознала неотвратимость общения с кем-то, кого видеть ей, наверняка не хотелось. С неё будто содрали маску ранимости, хрупкости и желанности, явив что-то настоящее и не очень приятное. Эмоции продефилировали в обратном порядке: испуг, злость, задумчивость. И наконец, она застыла с гордо поднятой головой и независимым видом - именно так женщина решила встречать гостей. Хотя антураж и внешний вид с торчащей открытой грудью не совсем соответствовали образу, тем не менее, он был действенен. Шани даже испытала невольное восхищение - эмоция, не часто её посещающая. Вот что значит сильная женщина!
  - Заходите, милорд. Вот тут аккуратно, ножку повыше - валяются разные тела, не достойные званию приличного дома. Не успели прибраться, извините, - узнаваемая манера Ройчи, частенько ставящая девушку тупик, когда слова, не совсем соответствующие действительности, произносятся серьёзным тоном. Кстати, этим страдали почти все (кроме тролля, возможно, с которым Шани просто не довелось провести достаточно времени). Даже эльф. Гоблин, который был склонен как к прямолинейности, так и краткости обозначений, назвал это просто - юмор. Дальнейшую речь "тёмного" девушке вспоминать не хотелось. Но разобраться с этим определением, несомненно, стоило.
  В комнату вошли Ройчи, благородный, которого Шани знала, как маркиз РоПеруши, и парочка солдат. Последовала немая сцена. Скептически заинтересованное лицо маркиза, как и лица воинов, претерпели удивительные изменения. Особенно это касалось бровей, взлетевших вверх, и ртов, изумлённо открывшихся, когда они лицезрели ложе, с находящейся там женщиной. Неловкую паузу нарушил Ройчи, по-хозяйски прошедший на средину помещения и оглядевшийся (при этом Шани показалось, что он подмигнул ей):
  - Леди, вы, как всегда очаровательны, - женщина, хмуро следившая за вошедшими, попыталась подтянуть колени, словно стараясь укрыться от откровенных взглядов. Естественно, безуспешно. - Не кажется ли вам, господа, что связанные руки прекрасной пленницы, придают ситуации особую пикантность? - нескрываемое веселье в голосе наёмника было продублировано широкой ухмылкой.
  Маркиз, справившийся наконец-то с изумлением, скривился, но никак не прокомментировал вольность Ройчи, бросил взгляд на пялящихся солдат и коротко бросил:
  - Даг, проверь, - кивок в сторону лежащего, связанного подручного дамы.
  Воин подошёл, пнул ногой глухо заворчавшее тело, наклонился, за волосы развернул к себе залитое кровью лицо. Хмыкнул:
  - Это же Гнида, - и пояснил маркизу, внимательно следящему за ним: - Это, как бы так сказать, порученец по особым делам... у леди, - последнее прозвучало с отчётливым оттенком презрения.
  Уточнять, на кого было направлено такое отношение, никто не стал. Вместо этого маркиз, приняв, наконец, какое-то решение, приказал:
  - Уберите. И пока никого сюда не пускайте, - после чего, пройдя к кровати, набросил на женщину покрывало, подтянул к себе ближайший стул, сморщился, оценив качество чистоты сидения, уселся напротив кровати, забросив ногу на ногу.
  Пока солдаты уволакивали очнувшегося и грязно ругающегося Гниду, заткнувшегося после звучного удара, а маркиз с дамой играли в гляделки, Шани порадовалась, что выбрала столь правильное место наблюдения. Если она и была замечена, то также благополучно и забыта.
  - Здравствуйте, леди Роза, - мягко и проникновенно начал РоПеруши. - Не ожидал вас здесь и в таком, - он неопределённо пошевелили пальцами, - виде лицезреть. Какие такие причины привели вас к подобному положению? Надеюсь, не дела сердечные? - это был кристально чистый интерес без всяких подвохов.
  - Что вы себе позволяете, маркиз? - обиженно и вместе с тем вызывающе отреагировала названная леди Роза. - На вашем месте, если вы благородный человек, в чём я начинаю сомневаться, я бы развязала узы у беззащитной женщины и наказала виновников этого беззакония, - бросила злой взгляд в спину замершего у окна, словно бы любующегося отсутствующим прекрасным пейзажем, Ройчи.
  - Что делать на своём месте, я пока не решил, - маркиз изобразил учтивую улыбку.- Тем более, вы не ответили на мой вопрос. Ответ, который, несомненно, тем или иным образом повлияет на вашу судьбу, - в ровном голосе не было угрозы, но именно она повисла в воздухе. - Времена нынче беспокойные. А учитывая ваши, м-м-м, близкие взаимоотношения с Его Величеством, - прозвучало максимально сухо, - и параллельные заигрывания с герцогом РоСвейши, - поднял руки в защитном жесте, заметив, что дама скривилась, собираясь выдать что-то едкое и злое, - упаси, Единый, я не критикую вашу личную жизнь - но рекомендовал бы поведать правдивую историю вашего появления здесь, в Ремесленном квартале.
  Женщина какое-то время пронзала говорившего напряжённым взглядом. Потом её плечи поникли, да так удачно, что наброшенное покрывало соскользнуло с мягких плеч. В глазах заблестели слёзы, а губы плаксиво задрожали.
  - О, Фиори, это было так ужасно - то, что происходило в столице! Слабой женщине во время бунтов и кровопролития приходится так трудно... Нигде ни спрятаться, ни укрыться - эти ищейки благородных перевернули вверх дном мой особняк...
  - Кого ищейки? - уточнил маркиз.
  - Как кого,- удивилась женщина. - Этого мерзавца РоШакли, - выдохнула возмущённо, отчего привлекательно колыхнулась грудь. - Но, слава Единому, у меня ещё остались преданные люди, укрывшие меня. Потом пришлось бежать. Если б вы знали, Фиори, сколько страху я натерпелась, пока умные люди не подсказали, где можно спрятаться! - воскликнула эмоционально. - Ремесленный квартал - это наверное единственное место законности и порядка.
  - Какие люди?
  - Ну, столица полна слухов, - ответила расплывчато. - Теперь, когда я вижу, что в надёжных руках, не могли бы вы, маркиз, наконец срезать с меня эти верёвки, - пошевелилась, повернулась, демонстрируя кисти. - Я так рада, что именно вы попались на моём пути, ведь даже не представляла, к кому здесь можно обратиться - сейчас никому нельзя доверять. Ну, Фиори, будьте же мужчиной! - воззвала она кокетливо и в тоже время требовательно.
  Видно было, что РоПруши не выдерживает напора.
  - Благородный и мужественный маркиз несомненно хочет вам верить, - от окна донёсся насмешливый голос. - Но может благородная леди пояснит, отчего интересовалась у постороннего, по сути, человека, не у дворянина или хотя бы у королевских солдат, нахождением на постоялом дворе высокородных девушек? Особенно её интересовала хрупкая светловолосая девочка с зелёными глазами.
  - Не слушайте его, маркиз! Кому вы поверите? Дворянке или безродной дворняге? - последнее буквально выплюнула.
  - Ну, это действительно несложный выбор,- задумчиво протянул маркиз, но на невозмутимом лице прочитать ответ было невозможно.
  В этот момент в дверь осторожно постучали.
  - Да, - недовольно крикнул маркиз. - Заходите.
  В комнату заглянула голова солдата по имени Даг.
  - Милорд, - обратился он непосредственно к РоПеруши,- гвардейцы отыскали в подвале три заколотых тела. Одно из них принадлежит хозяину этого дома - его опознал сосед. Два других сильно обезображены, но Мириул определил их. Это конюх с постоялого двора и один из людей его отца, Гарча.
  Глаза маркиза сузились, когда он вновь посмотрел на побледневшую леди Розу.
  - Может, стоит начать говорить правду? - бросил он холодно.
  - Я здесь не при чём! Дом был пуст, поэтому я и остановилась здесь. Что хотите со мной делайте, но больше от меня не услышите ни слова! - она демонстративно отвернулась, упрямо надув губы.
  Маркиз даже много растерялся. Как быть дальше? Информация из уст этой, несомненно, коварной женщины, могла быть полезной, но налёт цивилизованности, порой, крепче иной брони. Ну, не пытать же, самом деле, женщину? Да ещё и дворянку, наверняка знакомую ему с детства?
  Шани, с неподдельным интересом следившая за развитием событий, легко бы разрешила многие проблемы и сомнения благородного. Но это, как бы так выразиться, не её прерогатива.
  В который раз предложение поступило от Ройчи.
  - Я знаю, как найти выход из ситуации,- серьёзно ответил наёмник. - У меня есть очень хороший, добрый знакомый, который с лёгкостью подбирает ключик к любому разумному, - РоПеруши пока с непониманием смотрел на него. - Так звать его, милорд, или нет? - тот неопределённо пожал плечами, что Ройчи воспринял, как согласие.- Худук, заходи! - крикнул зычно.
  В комнату зашёл угрюмый мелкий гоблин.
  - Скажи мне, Ройчи, какого дракона мне нужно было тащиться в такую мерзкую погоду? А потом битый час торчать, морозя уши? - сварливо и недовольно спросил у человека, игнорируя всех остальных в комнате.
  - Не злись, Худ,- миролюбиво ответил Ройчи.- Просто есть вещи, которые лучше всех умеешь делать именно ты.
  - Это что же? - подозрительно прищурился, отчего его и так выразительное лицо с гротескно большими чертами сморщилось ещё больше.
  - Нужно помочь одной даме начать говорить правду.
  - Всего-то? - гоблин с интересом уставился на пленницу, всё такую же отстранённую, но чутко прислушивающуюся к диалогу. - Ты и сам бы легко справился...
  - Но всё же ты - лучший специалист, - с нажимом сказал мужчина, как бы самоустраняясь от ситуации.
  - Это точно, - осклабился "тёмный", доставая из складок одежды весьма неприятного вида кинжал, демонстративно проверил ногтём качество заточки лезвия.
  Что повлияло на скорость принятия решения: неприкрытая лесть товарища или что-то иное, но Худук согласился быстро. И с явным удовольствием.
  - Почему бы и нет. Я вправе воспользоваться всеми доступными средствами? - задал интересующий вопрос гоблин Ройчи, и тот снова пожал плечами, при этом на лице было такое... неопределённо выражение, без сомнения много сообщившее "тёмному", - он удовлетворёно кивнул.
  Шани не сомневалась, что мелкий зеленокожий - большой любитель пускать кровь. Упрашивать его не надо.
  Женщина уже с нескрываемой тревогой смотрела на говоривших, потом перевела умоляющий взгляд на тоже растерявшего невозмутимость маркиза.
  - Погодите, уж не собираетесь ли вы...- с волнением начал он, но был оборван грубым останавливающим движением руки Ройчи и жёстким взглядом.
  - Впечатлительные могут покинуть комнату, - безапелляционно заявил наёмник, и потом уже чуть помягче "успокоил" маркиза. - Мы на войне, милорд, и эта женщина, сколь ни известна, ни благородна, легко может быть шпионом и врагом для известных вам людей. То, как она заманивала сюда, пытала и убивала людей, горит о том, что она, минимум нечестна с вами. Напоминаю о вранье со мной, а ведь лгать мне вам нет резона - мы с вами, уважаемый маркиз, в одной лодке. Худук, той выход.
  Гоблин с гнусной ухмылкой, прямо в сапогах влез на кровать, что-то бормоча про себя. Шани напрягла слух.
  -...Какая симпатичная и вкусная человеческая самочка... такая белокожая, чистенькая... так жалко портить такую кожу... может, сохранить её для свитков... - женщина с отвращением пыталась отодвинуться, но "тёмный" схватил её за волосы и ловко воткнул кляп в возмущённо открывшийся рот. - Придётся тебя, милая, наказать за неправду, - ласково и увещевающее говорил он, глядя прямо в глаза. - Я вижу, что ты уже не прочь поделиться самым сокровенным. Но всё-таки стоит, думаю, эту твою уверенность ещё укрепить, - кончик кинжала, следуя за взглядом, остановился на розовом соске. - Какое сочное и сладкое мясо,- облизнулся гоблин.
  Шани неожиданно это почувствовала - "тёмный" как-то воздействовал на неё своими шаманскими способностями, которые, как знала девушка, после сильнейшего воздействия на умирающего тролля, ещё не до конца восстановились. Повеяло жутью, а бледный маркиз, таки оставшийся в комнате и сидящий ещё ближе, невольно вытер испарину. Солдат у дверей напрягся, держа руку на рукояти меча. Лишь Ройчи следил за действиями товарища с интересом. Глаза женщины в ужасе выкатились - она уже не пыталась отодвинуться, замерев и следя за гоблином, словно птичка за гадюкой.
  Кинжал, пройдя по всему телу, остановился у пальцев ног.
  - А из таких пальчиков получится изумительное ожерелье, - он наклонился, внимательно разглядывая и изучая искомое.
  Ноги попытались отодвинуться, и вдруг - даже Шани, не ожидавшая этого, вздрогнула - резко взлетела рука с кинжалом, рухнувшим вниз с палаческой неотвратимостью. Лезвие окрасилось в алое, женщина болезненно всхлипнула, и глаза её закатились.
  Маркиз вскочил со сжатыми кулаками, солдат замер рядом с занесённым над гоблином мечом. Шани пригнулась, тоже готовая к броску.
  - Стоп! - лишь Ройчи, сложив руки на груди, остался на месте. Впрочем, и гоблин нисколько не напрягся, вызывающе глядя на готовых наброситься на него агробарцев. - Успокойтесь, маркиз, - спокойно продолжил Ройчи. - Не так уж и сильно пострадала ваша дражайшая леди. Во всяком случае, физически...
  - А как же это?.. - чуть ли не прокричал РоПеруши, тыча пальцем в ярко-алое пятно на постели.
  - Всего лишь царапина, - пожал плечами наёмник. - Зато даму не узнаете - такая будет лапочка. Послушная и искренняя. Садитесь, милорд - иногда не стоит доверять ногам, - добавил совершенно серьёзно. - Её забытье не продлится долго.
  Маркиз, яростно выдохнув, рухнул обратно на сидение. Но солдат остался с обнажённым мечом за его плечом.
  Женщина действительно скоро зашевелилась - не прошло и пары минут. И тут же, словно что-то вспомнив, стала отчаянно оглядываться, пока её взгляд не наткнулся на гоблина, с улыбочкой наблюдающего за ней. И пленница замычала и попыталась отодвинуться на другую сторону кровати.
  Худук на коленях проелозил к ней, наклонился, заботливо завернул за ушко прядь волос, лизнул обагрённое кровью лезвие кинжала, и довольно зажмурился.
  - Действительно, сладенькая... Но уже не такая идеальная без мизинца, - Шани поняла, что "тёмный" вводит женщину в заблуждение - не могло быть так мало крови после потери пальца. А учитывая, что любому шаману несложно заставить почувствовать боль при отсутствии раны, то всё становилось на места. - Я тебе дам один шанс рассказать правду. Но если ты меня подведёшь, я с удовольствием займусь тобой. И начну на этот раз с твоих милых ушек - просоленные, они наверняка будут хороши под пиво... - если исключить неприятный тембр "тёмного" и закрыть глаза, чтобы не видеть действующих лиц, то можно было представить, как кто-то повествует о чём-то приятном. - Ты же будешь послушна, аппетитная человеческая самочка? - пленница, словно припадочная, согласно закивала головой.
  Вот так гордая и сильная женщина превратилась в дрожащее, испуганное существо. Шани удовлетворённо покачала головой - очень полезный опыт. Всегда нужно держаться до конца. Проблема цивилизованных разумных в том, что они отчаянно цепляются за жизнь. Из-за иллюзии, вроде красоты, власти, денег, гордыни, тщеславия, обладания чем-то якобы ценным, чувства значимости. Когда же этот розовый покров безжалостно сдирается жизненными обстоятельствами, внутри оказывается эгоистичная, мягкотелая тварь.
  Гоблин вытащил кляп, вноь вставил его, когда донёсся жалобный, какой-то собачий скулёж. "Чш-ш-ш", - поднёс к губам палец, намекая на тишину. И в следующий раз женщина уже молчала. Но не сводила с него взгляд. Даже когда прокашлявшийся маркиз, задал вопрос, леди Роза ничего не слышала и никого не видела, кроме гоблина. И тогда Ройчи попросил товарища покинуть помещение.
  - Вот так всегда, - недовольно скривился мелкий "тёмный", закатывая глаза и складывая тонкие губы трубочкой. Но даже шалюрке рожа Худука не показалась забавной. Тем не менее, она начала его уважать. - Маленький безобидный "тёмный" сделал своё дело, и на самом интересном месте его, как всегда отправляют прочь.
  - Худук, - с нажимом сказал человек.
  - Ухожу, ухожу,- демонстративно вздохнул тот, слезая с кровати, оттирая лезвие кинжала атласным покрывалом - любила дамочка путешествовать с комфортом. - До встречи, красавица, - послал воздушный поцелуй, от которого пленницу передёрнуло. - Зовите, если что - пустить кому кровь или просто прирезать - я какое-то время побуду рядом, - склонил печально голову перед маркизом. - А то чувствую какое-то неудовлетворение, - и наконец-то ушёл, фальшиво насвистывая. И комната как-то странно опустела. Впрочем, агробарцы вздохнули с облегчением.
  Как бы то ни было, но услуги гоблина больше не понадобились. Леди Роза пустым голосом повествовала историю, которая разительно отличалась от предыдущего рассказа. Отвечала моментально, без запинок на наводящие вопросы всё больше мрачнеющего маркиза, сыпала деталями и именами, которые для Шани не имели ни малейшего значения. Хотя на лице Ройчи понимание было. В отличие от удивления.
  Вот, что смогла уяснить шалюрка. Леди Роза, обладая талантом воздействовать определённым образом на мужчин (и не только, впрочем), при этом бывшая действительно весьма любвеобильной, умудрялась одновременно встречаться с тремя могущественными людьми королевства: королём Элием, герцогом РоСвейши и герцогом Панориком, по совместительству являвшимся братом короля. В какой-то момент осознав, что дальше статуса любовницы рядом с Элием не подняться, при этом ощущая за спиной тяжёлое дыхание соперниц и недоброжелательные взгляды наследной принцессы Лидии, именно она первая стала внедрять двум остальным любовникам мысль о недостойном королевства короле. И если у РоСвейши, потерявшего любимого сына, всё упало на благодатную почву, то Панорик, человек жёсткий и чёткий, вначале взял её в оборот - чуть проще, чем гоблин, но тоже очень неприятно. Совсем не удивившись и не расстроившись, узнав о существовании коллег по постели, он, тем не менее, задумался. И дальше он уж сам по полной использовал хитроумную даму - чтобы та задуривала голову брату - королю, а также чтоб переманила на его сторону РоСвейши. У леди Розы даже сложилось впечатление, что идея смены носителя короны были у герцога изначально - уж слишком быстро план мятежа стал обрастать деталями и воплощаться - а она просто удачно подвернулась под руку со своим умением манипулировать людьми. Особенно, королём... Если б только знали глупые мужчины, как легко ими управлять слабым женщинам!
  На вопрос маркиза, зачем всё это понадобилось, в общем-то, весьма богатой и влиятельной женщине, она ответила просто: скука и амбиции. При отсутствии возможности иметь собственных детей, при даже самых сложных отношениях, неизменно оттягивающих на себя часть родительского внимания (в любом возрасте), разумным, не имеющим подобного фактора, приходится заполнять досуг чем-то иным. Порой надуманным, искусственным, опасным и далёким от законов общества и морали. Каким-то образом в дальнейшие планы дворянки вписывалась и младшая принцесса Руфия. Но тут уже Шани, далёкая от тонкостей взаимоотношений в цивилизованном агробарском обществе, не совсем поняла, в качестве кого даме понадобилась девочка из королевского рода: помощницы, служанки, куклы, воспитанницы или любовницы? Леди Роза, свято уверовав в свою неуловимость, понадеявшись на способности кукловода (кстати, действительно весьма отточенные; единственный её прокол был - герцог Панорик, который оказался ещё более многослойной змеёй), никогда ни в чём себя не ограничивавшая, потакавшая всем своим прихотям, не взирая на жизненную логику и интересы других, часто предпочитавшая решать сложные задачи самостоятельно (ибо так ярче воспринималась ею жизнь), пустилась во все тяжкие, то есть проникла в Ремесленный квартал, где по слухам могли скрываться принцессы... В общем, авантюрная жилка её подвела - на свою голову она пересеклась с Ройчи, который весьма негативно относился к манипулированию собой. Даже если это очень красивая женщина. Вернее, не так - слова наёмника Шани в последующем следовало тщательно обдумать, так как они имели важный смысл для мужчины. Ройчи выразился примерно так: симпатичной женщине легко его увлечь, если он не чувствует обмана и желания как-то использовать его. А тем более, если воздействуют на него каким-то талантом, а то и вовсе Даром.
  Как бы то ни было, мрачный, нервный и взвинченный маркиз приказал солдатам увести пленницу, предварительно тщательно замотав её в плащ и, не прощаясь, умчался, как поняла Шани, к наследнице трона, сообщать нерадостные новости.
  Ройчи никуда не спешил. Подошёл к столу, зацепил куриную ножку и сочно в неё вгрызся, думая при этом явно не в гастрономическом направлении. Вновь скрипнула дверь, заглянула лопоухая и чем-то очень довольная физиономия гоблина. Уже начиная понемногу понимать "тёмного", Шани догадалась, что тот опять утворил какую-то пакость.
  - Эй-эй, а товарища пригласить на дармовое угощение? - возмутился Худук, бросаясь к столу.
  - А? Извини, - совершенно серьёзно ответил человек, - на, - и протянул товарищу надкушенную ножку...
  "Тёмного" не нужно было долго уговаривать.
  - Мовет шуда перееджим? - спросил гоблин с набитым ртом. - Кроватка, как я погляжу, уже расстелена. Как раз под нашего малыша.
  Ройчи брезгливо скривился и ответил невпопад:
  - Скоро уже всё решится, - обернулся к сидящей Шани. - Ну, что ты, тихоня наша, пойдём уже? - и улыбнулся так, что у девушки непроизвольно зачастило сердце. Приятно-приятно. Мужчины - шалюры были весьма скупы на подобные улыбки. Тёплые. Она с трудом удержала лицо бесстрастным - уголки губ так и норовили расползтись от удовольствия.
  Её как ветром сдуло со стула.
  - Эй, а как же я?! - недоумённо возопил им вслед гоблин.
  Ройчи обернулся на пороге:
  - Чай, не маленький, не потеряешься.
  - Ага, ага, - недовольно подскочил "тёмный", в висящее на ближайшем стуле полотенце сгрёб остатки пищи и бутылку вина, - за вами если не проследить, точно опять во что-то вляпаетесь. А мне потом, маленькому "тёмному", напрягай мозги, как вас выручить,- он поспешно устремился за ними, продолжая бурчать себе под нос: - Может хоть гном оценит мой жест и пищу благородных.
  
   * * *
   Лидия устало потёрла лицо, повернула голову в сторону окна, где робко-робко вползал рассвет нового дня... дня, которого не всем дано пережить.
  Оглянулась на молчаливо и тревожно застывшего на пороге гвардейца, принесшего послание. Губы рефлекторно сложились в благодарную, несколько скупую - касаясь обстоятельств - улыбку.
  - Спасибо, Марек. Будь добр, позови кого-нибудь из служанок - нужно привести себя в порядок.
  - Вы неизменно выглядите прекрасно, Ваш Высочество, - она скупо улыбнулась солдату, инстинктивно потёрла шрам на лице, до конца жизни, сколько той не осталось, который будет напоминать ей об этих событиях. Она благодарно кивнула - в словах простого гвардейца, грубо говоря, по иерархической лестнице находившегося сумасшедшее далеко от наследницы престола, не было угодничества. А просто уважение и даже гордость за неё, женщину и номинальную правительницу.
  Лидия грустно вздохнула, продолжая глядеть в глаза воину, прошедшего свою непростую тропку испытаний, львиную долю рядом с ней, при этом сумевшего выжить. Но при необходимости, она это знала наверняка, без сомнений пожертвующего ради неё жизнью.
  Ещё дней десять назад понимание этого вдохновило бы её, наполнило ощущением собственной важности, значимости и незаменимости, но сейчас после всех этих смертей и рек крови, знание того, что все смертны, а в жерновах судьбы даже самые умные и хитрые, богатые или бедные - всего лишь зёрна для муки истории, смогла в который раз грустно и благодарно кивнуть, взмахом руки отправляя преданного гвардейца.
  - Да, ещё Марек, - бросила вдогонку, спохватившись,- собери, пожалуйста координационный совет, - задумалась на мгновение, - у Мириула, - всё-таки там помещение было более рассчитано для совещаний, нежели её комната. Нарекать на условия жизни, недостойные якобы её королевских кровей она не могла и помыслить. Тем более, этот постоялый двор погибшего, к сожалению, Гарча, совершенно не был рассчитан на пафосных, афиширующих свой блеск и важность гостей. Прикинула по времени, которое катастрофически таяло, а решить нужно было многое, но и бежать, сломя голову, на совещание, не позволяли гордость и чувство собственного достоинства - уж лишние минуты их, если что не спасут, - через полчаса, - скупо усмехнулась, - Не думаю, что кто-то после ночных событий спит.
  Гвардеец вышел, а в комнату ворвалась парочка, которая невольно заставила губы растянуться в ироничной ухмылке: Матильда, служанка из дворца, которую, как, собственно и её саму, и сестру Руфию спасли наёмники и - как её все называли - тётя Тили, повариха из дворца, огромная бабища с крутым нравом, которая, как рассказывали очевидцы, при прорыве из дворцового комплекса, большой сковородой так охаживала стражников РоШакли, что те, видя результат, предпочитали обойти её стороной и схлестнуться лицом к лицу с королевскими гвардейцами и наёмниками, нежели с ней. В общем, даже те же гвардейцы побаивались боевую повариху, не стеснявшуюся припечатать крепким словцом любого, невзирая на родословную.
  - Ваше Высочество, вот и мы,- прозвучал низкий голос, полный энергии и энтузиазма, - сейчас приведём вас до ладу - негоже королеве выходить к народу заспанной и голодной, - Лидия поморщилась, но безропотно повернулась к Матильде, принявшейся расшнуровывать верхнюю рубаху. Споры были бы бесполезны, а включать командный тон не было ни смысла, ни желания. - Помоетесь, откушаете крошечку, - Лидия бросила опасливый взгляд на заставленный блюдами поднос. Но вновь промолчала, лишь тяжело вздохнула - она, как ни странно - всё-таки ещё очень рано, испытывала голод. Перенервничала, наверное. Хотя практика показывала, что куска хлеба с сыром и мясом, чуть овощей ей было достаточно. Но у тёти Тили было своё мнение о правильном питании благородных девиц, естественно стремящихся к внешним стандартам в лице самой тёти Тили... Бр-р-р! И, словно вторя её мыслям, донёсся ворчливый голос поварихи. - А то кожа да кости - доброму мужику не за что подержаться, - Лидия зашипела, как рассерженная кошка, когда горячая вода полилась на голову, - невместно будущей королеве походить на швабру...
  Принцесса обречённо закрыла глаза, пытаясь расслабиться, чувствуя, как тонкие пальчики Матильды втирают мыльный порошок в её волосы - это действие всегда действовало на неё успокаивающе. Но сейчас беспокойные мысли мчались назад, к тревожному ночному пробуждению...
  Настойчивый стук выдернул её из крепкого сна - казалось, всего пару минут назад она, не раздеваясь полностью, упала на кровать и провалилась в какое-то забытьё. Недоумённо бросила взгляд в незакрытое ставнями окно - была глухая ночь. Что-то случилось... Быстро привела себя в порядок - благо, это можно было сделать без посторонней помощи, обула сапожки - как раз появилась заспанная Матильда, и почти сразу за ней, после разрешающего окрика, вошёл дежурный гвардеец.
  Вести и правда были тревожными. Напротив Ремесленного квартала выстроились, ощетинившись оружием, судя по факелам, не менее двухсот воинов, принадлежность которых с первого взгляда не удалось определить, но посыльный от баррикады сообщил, что к мосту подошли три человека и вежливо попросили встречи с главным, руководящим обороной района. Маркиз РоПеруши, граф РоТай, капитан РоГичи, собственно, отвечавшие за оборону - с разрешения самой принцессы, естественно, имевшей решающий голос в спорных моментах - были оповещены, силы обороны приводились в боевую готовность.
  На выходе из комнаты её ждала наставница Брада, осунувшаяся, похудевшая, тоже совсем недавно участвовавшая в сражении - столь критичная была ситуация. Лидия ясно видела, что бывшая наёмница, несмотря на демонстрируемый бравый вид, ещё не оправилась от ран после выхода из дворца.
  - Лидия, прошу тебя, будь осторожна. Вдруг это ловушка? Не показывайся, пока не убедишься, что пришельцам можно доверять, - принцесса, терпеливо выслушавшая наставления, тепло улыбнулась пожилой женщине, согласно кивнула и уже собралась идти дальше, когда тяжёлая рука наставницы легла на плечо, а сама она, не взирая на замерших вокруг гвардейцев и амазонок, приблизилась к её уху и прошептала: - Помни, дочка: доверие - самая дорогая монета. Предательство - медные гроши, которыми у многих сейчас набиты карманы. Но врагов вокруг так много, что даже случайный друг нам совсем не повредит, - подбадривая, похлопала по плечу и отправилась по коридору к себе - гвардейцы и воительницы почтительно расступались - бывшую наёмницу уважали все: и воины, и друзья, и недруги.
  Во дворе от огня факелов и масляных ламп было необыкновенно светло, и Лидия смогла оценить масштаб происходящего - сродни разворошенному муравейнику. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то нёс, ржали лошади, раздавались команды, слышалась ругань - но такая, деловая - паники или недовольства не ощущалось, люди в основной массе были собраны и деловиты. Лидия зябко повела плечами - ночь была сырой и стылой, казалось, вот-вот опять пойдёт дождь - ей тут же на плечи заботливо набросили плащ, предусмотрительно захваченный кем-то. Она благодарно кивнула, вставила в стремя подведенной к крыльцу лошади ногу, взлетела в седло. Поздоровалась с подъехавшим капитаном королевских гвардейцев и поинтересовалась:
  - Где Фиори?
  - Маркиз с графом убыли вперёд для прояснения обстановки, - лаконично ответил Прейр РоГичи, пристраивая своего коня рядом, и они в окружении эскорта с факелами помчались оживившимися ночными улицами Ремесленного квартала.
  У основной баррикады, перекрывающей Цветочный проспект, основную артерию района, пришлось спешиться. Можно было обойти её иными улочками, где мобильные баррикады позволяли пройти конным, но капитан посчитал, что так будет быстрее. На другой стороне преграды их уже ждал проводник из числа ремесленников, поведавший, что гостей провели на территорию района и сейчас поят глинтвейном. На нетерпеливый вопрос Лидия, кто это такие, мужчина озадаченно почесал затылок и неуверенно ответил:
  - Один благородный и двое вроде как телохранителей.
  Во двор дома, куда привели гостей, Лидию ждали маркиз РоПеруши и граф РоТай. Фиори сразу ответил, не успела Лидия озвучить свой вопрос.
  - Барон РоДайли...
  Брови принцессы удивлённо полезли вверх, потом она нахмурилась, услышав комментарий капитана:
  - "Белки".
  - ...приехал с двумя оруженосцами. Вверил свою жизнь в наши руки, удовлетворившись моим честным словом, что будет в безопасности, - добавил маркиз, пытливо глядя на принцессу - не преувеличил ли он свои полномочия, но Лидия успокаивающе кивнула - она доверяла ему полностью. Единственное, так это напрягся РоГичи - ведь в данном случае барон остался при своём оружии, и какими б северяне не были людьми слова и далёкими от коварства, бдительность не стоило терять. Чересчур уж под многими благородными масками в славном Агробаре таилась гниль. Впрочем, это же Зелий РоДайли, если это он, конечно, в кругу друзей выпивоха, любитель простых шуток и развлечений, простодушный (если этот эпитет можно применить к одному из владетелей севера), прямолинейный...
  Лидия задумалась. РоДайли - один из северных баронов, выдернутый неведомой силой (а впрочем, уже частично известной) в столицу с личной дружиной, носящей тотем "белка". Север в Агробаре - достаточно замкнутый мир с суровыми, порой не очень гибкими людьми, держащими оборону королевства в дремучих лесах, традиционно не любящие новшеств - создание Лидией полка амазонок они не одобряли, но так - молчаливо. А также традиционно избегали столичных кулуарных махинаций и рокировок в высших аристократических кругах королевства, предпочитая отсиживаться в своём медвежьем углу. Но при этом северные бароны были весьма дружны с номинальным хозяином севера - герцогом РоСвейши, который... - Лидия сквозь зубы втянула в себя воздух - собственно, и являлся предателем короны.
  - Что ему надо? - безэмоционально поинтересовалась она.
  Граф и маркиз синхронно пожали плечами.
   - Ждали вас, Ваше Высочество, чтобы и вы услышали ответы, - ответил РоТай, напряжённый, как натянутая струна, нервно прохаживающийся вперёд - назад.
  - Хорошо, не будем изводить себя предположениями, идёмте. И ещё, я не хочу, чтобы меня и, - кивнула в сторону РоГичи, - капитана королевской гвардии видели.
  - Мы так и предполагали. Идёмте, Ваше Высочество, - бросил маркиз, открывая дверь, - покажу вам место, где вы сможете всё слышать незамеченными.
  Это был небольшой, но, судя по антуражу, недешёвый трактирчик, благодаря удачному расположению - практически на входе в Ремесленный квартал - не бедствующий, хотя для Лидии цеховики всегда были достаточно зажиточными, а сам район крепким, среднего достатка местом. Впрочем, у каждого питейного заведения своя клиентура, со своими вкусами и пристрастиями. Суетливый полноватый хозяин, которому РоПеруши препоручил принцессу и капитана со сверкающими в свете масляной плошки залысинами провёл их несколькими коридорами - она так поняла, в обход зала, на сторону кухни, откуда они свободно могли наблюдать. Догадался ли хозяин трактира, кого сопровождает, Лидию интересовало мало, хоть она и была в наброшенном на самые глаза капюшоне, неизменная суета, которую создавала её охрана, легко могли натолкнуть на верные мысли. Немного девушек в районе, особенно в последнее время, сопровождали с такой помпой.
  Отпустив подобострастно замершего хозяина кивком головы, Лидия и РоГичи приблизились к двери, где и увидели, как напротив широкого, но невысокого мужчины, затянутого в кольчугу (плащ и шлем небрежно покоились на соседнем табурете), с крупной головой и коротким ёжиком волос - он сидел спиной к ним за ближайшим столом, присаживаются маркиз и граф. Ритуал представления друг друга, видимо, прошёл раньше, и стороны как минимум знали, кто есть кто.
  Лицо РоПеруши было непроницаемо, но Лидия, хорошо знавшая его, в повороте склонённой к плечу головы усмотрела помимо внимания и некую доброжелательность. РоТай же прищуренным взглядом буквально сверлил сидящего перед ним мужчину (восточники недолюбливали северян: первые считали вторых деревенщинами, что не забывали демонстрировать словесно, те же оппонентов - забияками, и, не имея столь подвешенных языков либо отмалчивались, либо сразу отвечали ударом кулака - в общем, драки между ними, даже между благородными) были не редкостью. Эмоции же барона РоДайли ей были неизвестны. Лидия бросила требовательный взгляд на капитана, и тот, поняв вопрос, беззвучно ответил: да, это он - принцесса была отлично осведомлена о дружеских взаимоотношениях РоГичи со многими северянами, и о трагической гибели его первой жены - северянки тоже знала. Единственное, что она увидела, так это как барон ещё больше расправляет плечи, как крепче усаживается на жалобно скрипнувшем табурете и слегка склоняется к собеседникам.
  Он совсем не похож на белку, животного своего рода, - отстранённо подумала принцесса. Но то, что этот северянин легко ассоциируется со зверем, диким и опасным - это точно. Им иметь такого союзника - мелькнула ещё одна робкая мысль - было бы действительно неплохо. Северяне славились не только медлительностью, упрямством, но и несгибаемостью, и преданностью. Но тут же задвинула эту мысль подальше - она должна быть максимально беспристрастна. Ведь в её положении легко принять желаемое за действительное.
  - Ваша Милость, чтобы вы хотели нам поведать? - мягко спросил маркиз РоПеруши.
  - Я... - хрипло начал барон и тут же прокашлялся. - Я надеюсь, что вы сможете развеять мои сомнения, - в сильном, но уставшем голосе легко было различить теплящуюся надежду.
  Эк его корёжит, - с неожиданной симпатий подумала Лидия. Крепкого, уверенного мужчину поставили в положение, когда он, влекомый рекой судьбы, не может понять, где верный берег - левый? Правый? Не проще ли утонуть, если невольно замарана его честь и рушатся идеалы?
  - Чтобы разрешить ваши сомнения, уважаемый барон, вы вначале должны рассказать, как оказались здесь, - РоПеруши криво улыбнулся. - Не в этом уютном помещении, - он махнул рукой вокруг, конечно ж не подразумевая рядовой трактир, а само ощущение относительного покоя, - а у врат Ремесленного квартала? - Лидия едва не фыркнула - порой иносказательность Фиори уводила далеко. Впрочем, сравнение в данной ситуации было уместно.
  - Говорите прямо, барон, что вас привело сюда? - резко вклинился граф. - Что вам от нас надо? Хотите на прочность испытать нашу защиту и на остроту мечи? - напористо и грубо отчеканил он, впившись в глаза собеседнику пронзительным взглядом.
  - Тише, тише, граф, - РоПруши успокаивающе поднял руку, бросил на РоТая укоризненный взгляд. - Вам напомнить, что совсем недавно вы также были в роли сомневающегося?
  Граф бросил на маркиза злой взгляд, но тут же, впрочем, глубоко вздохнул и склонил голову, признавая правоту РоПеруши. Восточники славились импульсивностью, но и отходчивостью. Они умели признавать ошибки.
   Барон опустил голову, видимо, задумавшись. Всё логично - это он пришёл за ответами, и противоположная сторона в своём праве ставить определённые условия. Наступившую тишину, нарушаемую потрескиванием поленьев в очаге и гулом немалого количества людей, скопившегося вокруг этого относительного островка затишья, прервал неожиданно громкий хлопок тяжёлой ладони по столешнице - Лидия невольно вздрогнула - барон принял решение.
  - С северных вотчин меня, барона РоГримма, барона РоТария и ещё четверых баронов выдернула тревожная весть герцога РоСвейши, что столица королевства в опасности. Мол, предательство в высшей аристократии привело к тому, что Агробар заполонили "тёмные", - голос его затих. - И только верные сыны севера, - прозвучало с горечью, - противостоящие ежедневно и еженощно тьме, способны выжечь эту заразу... Что нам собраться? Мы в любое время готовы сорваться в поход - таковы уж реалии севера - нужно постоянно держать наточенный меч под подушкой, - пояснил он просто, отнюдь не выпячивая свою значимость. - Обыкновенной жеребьёвкой на совете бароны РоМрек, РоТулий и РоСками, соответственно, "медведи", "косули" и "соболя" остались на местах, усилив собой прореженные границы иных вотчин - оголять север, скажу вам откровенно, чревато, и не менее опасно, нежели горящая столица... Тем не менее, в последнее время у нас было относительное затишье, поэтому и было решено, что семеро из десяти с ближниками отправятся в Агробар. Но, как мы не гнали, столица нас уж встретила хаосом, беспорядками и ужасной вестью об убиении короля Элия родной дочерью, - наступила долгая пауза - барон то ли пытался совладать с эмоциями и воспоминаниями, то ли не знал, как продолжить. - И уже в этом, что мы не успели, я усматриваю умысел. Совет баронов был недоволен: нам мало того, что ничего толком не пояснили, так ещё и разбросали по всему городу - связь пришлось держать через гонцов. Наша задача состояла в простом патрулировании, то есть, - язвительно уточнил, - в усмирении распоясавшихся горожан и отлавливании неблагонадёжных дворян, списки которых были озвучены, и, - тяжело вздохнул, - королевских гвардейцев... Откровенно говоря, мне и баронам, с которыми я общался многое не нравилось: ни эти выродки из городской стражи РоШакли, заменившие прежних опытных патрульных, ни Новая Церковь, начавшая трактовать святое писание по-своему - кардинала Апия мы очень уважали, а отец Алий... На наш взгляд он выглядел чересчур корыстным, как для церковника. Ещё была эта публичная неприглядная казнь... Единый уберёг от присутствия на ней, - он тяжело вздохнул, а Лидия заметила, как ещё больше напрягся РоТай. Барон перевёл взгляд на него. - Я... сочувствую вам, граф. Владетель Восточного предела, чтобы ему не приписывали, не заслужил подобной участи. Как и лорд РоВенци, который всегда с пониманием относился к проблемам Севера и к нам, людям севера, далёким от столичного блеска. А девчонки Лидии - это вообще перебор, - сокрушённо покачал головой, а принцесса, забывшись, почувствовала, как перехватывает у неё дыхание, и она едва не застонала вслух. Барон поднял голову и глухо продолжил: - У нас на севере всё просто: враг, нечисть, предатель, тьма в тебе поселилась - голову долой или тихонько удавить в сторонке, но нечего устраивать кровавые представления - и так кровью, полит каждый валун и куст... - помолчал в тяжёлой, гнетущей тишине. - И нас не пускали разобраться с проклятыми уруками! - прорычал яростно. - Хотя наших Чувствующих, - так именовались люди с Даром на севере, - буквально выворачивало наизнанку от льющейся людской крови на тёмные алтари - шаманы заполняли посохи, становясь всё сильнее и сильнее. Мы предупреждали герцога РоСвейши, что это может плохо закончится, но едва ли были услышаны... А потом пришло сообщение, что в каком-то случайном столкновении погиб барон РоШайни, и "лисы", которые зачищали дворец, были переброшены к Восточным воротам. Почти одновременно с этим нападению подвергся барон РоПрай. Но его "волки" смогли защитить господина, хотя и порезали старика знатно... - барон посмотрел в сторону светлеющего окна. - Это всё могло быть случайностью, если не знать, что владетели "лис" и "волков" чуть ли не в открытую демонстрировали недовольство и сомнения в правильности происходящего... А потом уруки тронулись с места, а ко мне прибыл тайный посланник от барона РоТария, уже бывшего при смерти, о том...
  - Барон умер? - уточнил отчего-то маркиз.
  - Да, - сокрушённо покачал головой РоДайли. - Мы, "белки", собственно и стоявшие на этом направлении, осиротевшие "рыси", "куницы" РоГрима, а также отряды стражи и тяжёлой кавалерии герцога РоСвейши сопровождали уруков к открытому для прохода "тёмных" коридора к Западным воротам. Но те неожиданно свернули к Ремесленному кварталу, - он какое-то время пытливо вглядывался в лица собеседников. - Не знаю, как так получилось, но вы обломали им когти. А наши Чувствующие почуяли гибель Верховного шамана, - в глоссе прорезались нотки восхищения. - Я бы очень хотел послушать, как это произошло - уж очень это живучая тварь, - произнёс тихо, как бы про себя, потом встряхнулся и снова продолжил рассказ: - Обезглавленные уруки - вы же ясно понимаете, что Верховный шаман - это лидер похода, и ни один акнак, военный вождь, каких в разнородной и разносемейной среде "тёмных" хватает, заменить его не может - ринулись к открытым Западным воротам... И тут старик РоГрим, - что-то такое промелькнуло в голосе барона, что Лидия спешно стала рыться в своей памяти, и, вспомнив, криво усмехнулась - барон "куниц" РоГрим был весьма одиозной и известной за пределами севера фигурой; в возрасте за шестьдесят, ярый сторонник традиций, прямолинейный, едкий, своенравный, неуступчивый - для него существовало только одно мнение - его, - предложил воспользоваться слабостью уруков и уничтожить их. Хотя приказа не было, - опустив голову, потёр ладони - жест согревания или отвлечения. - Мы и так были на взводе, поэтому с лёгкостью пошли на это - нам нужно, просто необходимо было выплеснуть свою ярость, - с каким-то надрывом и вызовом эмоционально попытался оправдаться он. - И мы, не ставя в известность союзников, ударили в центр урукской колонны, располовинив её... Что тут скажешь?... Уруки - серьёзный противник, и они были наготове, завязалась немилосердная сеча. Старик РоГрим оттянул своих людей к воротам, так как малая часть "тёмных", видя долгожданный выход на свободу, буквально рвалась туда. Другая часть, теснимая нами, неожиданно напала на солдат герцога РоСвейши, контролировавших коридор с другой стороны, - неожиданно зло ударил по столу кулаком. - А нам в спину ударили драконьи стражники. С герцогской конницей, - хриплый рык вознёсся к потолку - барон никак не мог унять ярость - казалось, он сейчас вскочит раненым зверем и будет крушить всё, что попадётся под руку в этом неожиданно мелком для подобных эмоций помещении. Он сумел себя обуздать, успокоился и поник головой. - Сколько славных парней погубили эти ублюдки... - донеслось тихо-тихо, барон встряхнулся. - Воцарился хаос, - продолжил он ровно, - все бились друг с другом: мы с "тёмными" и "серыми", они с герцогскими солдатами против нас и уруков. С РоГримом нас разделили - к воротам прорваться уже не было никаких шансов - между нами вклинилась герцогская гвардия, и о судьбе старика я могу только догадываться. Последнее, что видел собственными глазами - это как его людей теснят уруки, на спине которых висят солдаты в сине-белом РоСвейши и опускающееся полотно створа ворот. Мне, конечно, хочется думать, что он всё бросил и ушёл, но... - в голосе прозвучала усмешка, - вы же знаете, каким он мог быть упрямым... тем более видя ненавистных уруков, практически уничтоживших его семью лет семь назад, - Лидия почувствовала, как вздрогнул рядом капитан, потерявший тогда же первую жену. - Видя, что ситуация выходит из-под контроля, я стал собирать всех северян, не важно, мои ли это "белки", "рыси" или не успевшие за своим господином "куницы" под своим штандартом и подал сигнал: "север в опасности", - Лидия знала, что у северян есть хитроумная система рожковой связи - как у каждой дружины своя, так и общая для всех, и озвученный бароном сигнал был самым приоритетным сигналом тревоги, когда всё мужское боеспособно население, не взирая на сословия и принадлежность, собирается под знамёнами ближайшего владетеля для отражения угрозы; забываются обиды, склоки, соперничество - всё это, конечно же, присутствует на севере - это время, когда ты спокойно доверишь спину северянину-кровнику, смертельно оскорбившему тебя. - Мы сгруппировались, ощетинились, хорошенько врезали стражникам РоШакли - герцогские солдаты предпочли добивать уруков, чем связываться с нами - думаю даже им, несмотря на приказ, предпочтительнее было воевать с "тёмными", нежели со своими, агробарцами. Что делать дальше, у меня даже не стоял вопрос - слегка в обход, дабы не притягивать к вам раньше времени неприятностей, мы направились к Ремесленному кварталу, сумевшему дать отпор "тёмным" и... - замялся на удар сердца, - в надежде услышать некоторые ответы. Возможно, - прозвучало осторожно, - предложить свои мечи, которые, поверьте, мы умеем крепко держать. Но только в том случае, - сказал твёрдо, - если я буду уверен в правильности этого пути.
  - Ты не боишься не вернуться к своим людям? - небрежно бросил РоТай с кривой усмешкой, откинувшись на спинку стула. Лидия заметила, что граф уж не столь напряжён, и смотрит на северянина не так жёстко. Да и в словах, несмотря на смысл сказанного, никакого вызова не было.
  - Что вы, граф, - в голосе барона явственно прозвучала насмешка, - пугать северянина смертью - всё равно, что лить из чаши воду в реку, надеясь, что она переполнится, - посерьёзнел. - Фатализм - это наш второе "я", но вот как ты уйдёшь из жизни, не опозорил ли семью, род, отца, сыновей - это важно. Важно настолько, что если кто-то откроет мне глаза и обоснует, что мои действия в Агробаре были неправедными, послужили в угоду тьме, я тут же достану меч и заколю себя, кровью смывая позор, - в словах северянина не было ни толики бравады.
  - То есть, мы должны вам поверить на слово? - не сдавался РоТай.
  Лидия его понимала, ведь это так просто: запустить в непокорный район солдат, которые в ответственный момент ударят в спину. Что, если рассказ северянина - выдумка или отретушированная правда? Она очень... очень хотела верить барону, пыталась открыть в себе пресловутый Королевский Дар Берушей, позволяющий видеть правду, но то ли он ослабел - уже отцу достались крохи, раз так сложилась его судьба, а ей вообще ничего не осталось - откровения при встрече с РоСвейши - капля в море, либо она не умет им пользоваться, не понимает механизм срабатывания... Но как ж хочется верить в сказанное! Помоги, Единый, принять верно решение!
  В разговоре, между тем, наступила пауза - барон пока не отреагировал на реплику графа, поникнув широкими плечами и отвернувшись к окну. Потом он перевёл взгляд на терпеливо ждущих ответа собеседников, при этом смотрел именно на маркиза.
  - В столице мы с бароном РоГримом стояли рядом, и нам невольно приходилось чаще общаться, обмениваться новостями и мнениями. Вы же знаете, каким он может быть несносным, - мелькнула улыбка на лице РоПеруши и даже граф согласно склонил голову, - но в житейской мудрости и понимании людской природы ему не откажешь. Некоторые его высказывания, конечно же, не стоит озвучивать за приличным столом, а некоторые заставляют задуматься. Помню его слова - простите, что без титулов - это практически прямая речь: "Лидия, конечно, та ещё взбалмошная девчонка, - может вы не в курсе, но старик буквально плевался, слыша что-либо об отдельном кавалерийском полку принцессы, в его владениях эта тема была - табу, а романтически настроенных девиц своих ближников он чуть ли не через одну порол розгами для профилактики, - но, - сказал он, - Лидия не подняла бы на отца меч, она, сказал он - чистая душа, оклеветанная завистниками и предателями. Так вот, маркиз, вы же были при дворе, вы лучше знаете... знали принцессу, возможно, вы были участником, а то и очевидцем трагических событий во дворце в тот чёрный для Агробара день, помогите, облегчите мою душу, скажите, что всё было не так, как нам гоорили... А после уже можете приказать меня либо убить, либо отпустить, только... откровенно говоря, я не знаю, что делать дальше, кроме как бесславно сложить голову, прорываясь к воротам...
  Лидия, повинуясь импульсу, решительно толкнула дверь и твёрдым шагом вошла помещение. Было ли это озарение следствием действия королевского Дара или просто интуиция, но оставаться в роли простого бессловесного наблюдателя она не могла физически.
  Её встретили встревоженное лицо графа РоТая и понимающий взгляд Фиори, вскочивших при её появлении. Напрягшийся барон рефлекторно потянулся к мечу, потом расслабился, расправил плечи, и только потом, не вставая, не спеша обернулся...
  Прищуренные глаза под нависшими бровями изумлённо расширились при виде Лидии, сбросившей капюшон, на лице мелькнула сумасшедшая гамма чувств, где радость всё-таки доминировала. Изрезанное морщинами лицо ещё не старого мужчины с короткой густой бородой словно раскололось и застыло в невысказанном восклицании - вопросе.
  - Барон РоДайли, верный сын севера и королевства Агробар, клянусь смертью матери - я не повинна в гибели отца!
  Слова звонко отлетали от стен, разгоняя потревоженную, потрясённую тишину, срывая покров фальшивого покоя и иллюзорного умиротворения.
  - Ваше Высочество... - его голос предательски дрогнул. Барон перевёл взгляд на ставшего рядом капитана, держащего руку на рукояти меча - на всякий случай. Но северянин не обратил на это внимания, на его лице промелькнуло узнавание, потом оно скривилось в улыбке.
  - Значит, мои люди не ошиблись, и это вы пытались покинуть столицу через мой пост... Я рад, что вы живы и, честно говоря, надеялся вас здесь увидеть, Прейр, - прозвучало негромко, адресованное конкретному человеку, после чего его взгляд вновь вернулся к Лидии, суровое, осунувшееся лицо вновь претерпело метаморфозу - ошеломление и растерянность ушли, вытесненные огромным облегчением - даже скопившаяся в уголках глаз усталость, казалось, рассеялась, во взоре появилась уверенность и какой-то блеск, словно отражение чёткой и ясной цели, губы решительно подобрались... И в следующий удар сердца барон РоДайли со сноровкой, соответствующей более молодому и гибкому человеку, упал на колено:
  - Ваше Величество! Мечи севера, все, кто пришёл со мной - в ваших ладонях! - прозвучало громко, радостно и торжественно.
  
   * * *
  Сидя во главе широкого стола, всё ещё с мокрыми волосами, и оглядывая участников очень раннего совещания, она задержала взгляд на бароне - северянине, и в который раз поразилась выносливости этого мужчины и тем изменениям, которые произошли с ним: плечи расправлены, взгляд ясен, твёрд, а в густой бороде губы кривятся в улыбке - что значит, человек уверен в правильности своих действий. И не скажешь, что недосыпал сколько-то дней, и вообще, вёл образ жизни, далёкий от созерцания и отдыха - всего лишь помылся и поел, и уже готов прыгнуть в седло и мчаться куда-то, неся свет божий и сметая полчища еретиков и "тёмных". Да, крепких мужчин делает север королевства.
  Рядом с ним сидел сэр РоКлари, тоже северянин, командир "рысей", заменивший на время погибшего барона РоТария (дома у того остался двенадцатилетний сын). Бывший чуть ли не на голову выше соседа - барона, но тоньше, стройнее, что ли, хотя размах плеч был весьма впечатляющ, лет сорока, светловолосый, опять же на северный манер коротко подстриженный, с аккуратной бородкой, шрам на лбу - давний, на правой щеке - свежий, взгляд непроницаемый и суровый, на Лидию смотрит пытливо - как воин на командира, а не, хм, мужчина на женщину - такое было постоянно в прошлой жизни, когда, думая, что она не видит, оценивали её по длине юбки. РоКлари напомнил её Тьяри РоАйруци, сейчас лежащего в беспамятстве неподалёку со страшной раной на лице - но - таким, каким бы он мог быть спустя годы. И сердце кольнуло сожаление и тревога о молодом рыцаре, находящемся сейчас на грани жизни и смерти.
  Справа от неё расположился маркиз РоПеруши, спокойный, подтянутый и, невзирая на обстоятельства, внешне несколько расслабленный, греющий в ладонях бокал лёгкого вина. Слева - граф РоТай, недвижный, прикрывший глаза, будто досыпая, но это не могло обмануть Лидию - от него так и исходили волны нервной, бьющей через край энергии - кажется, он едва сдерживается, ещё мгновение, и сорвётся лично колоть и рубить врагов.
  Дальше за столом расположились капитан королевской гвардии РоГичи с непроницаемым лицом и прямой спиной, Деметра, ближайшая помощница, уцелевшая из тех амазонок, что оставались в столице на момент мятежа, - её огненно-рыжие волосы, пышные и словно живущие своей отдельной жизнью, неизменно притягивали взгляды. Ещё Лидия обратила внимание, какие рыжая непоседа украдкой бросает внимательные взгляды на невозмутимого маркиза. Ну, хоть у кого-то всё нормально, - мысленно усмехнулась она.
  Брада, бывшая наёмница, всё такая же большая и... бледно-уставшая, положившая локти на стол и уперев подбородок в переплетенные кисти, направившая тяжёлый, немигающий взгляд куда-то в центр стола - но вряд ли видевшая яркие и аппетитные бока фруктов, расположенных там. Её на совещание никто не приглашал - ну, якобы зачем пожилой женщине лишние треволнения, но... В общем, она приходила, куда хотела, запретить ей никто не мог, да и не хотел - Лидия успокоила себя тем, что присутствие наставницы может быть полезным.
  Кол, высокий, худой, костлявый наёмник, прячущий острый и опасный взгляд под кустистыми бровями, взваливший на себя вместе с отсутствующим сейчас взрывным и склочным напарником Лири (собственно, из-за крутого нрава верхушка координационного совета обороны района предпочитала поменьше пересекаться с огромным и буйным наёмником) организацию ополчения из числа местного населения и людей, сбежавших от беспорядков в Ремесленный квартал. Что характерно, ремесленники и иное мужское население, взявшее в руки оружие, обожали наёмников и заглядывали им в рты, легко прощали тому же Лири грубые шуточки (с чувством юмора у громилы всегда были проблемы) - всё-таки это были весьма колоритные фигуры, от которых так и веяло опасностью - создавалась иллюзия, что с такими командирами им не проиграть.
  Посол Великой Тарии Устойя ПремурТар - лучащийся как всегда добродушием и, хотелось добавить по старой памяти - самодовольством, но Лидия предпочла сдержаться (даже мысленно - пусть и так) - после того, как тариец помог им отбить уруков, он может хоть лопнуть от собственной важности, принцесса не собиралась указывать ему на это, как-то ставить на место или язвить. Тем более, немножко лучше зная этого тарийского аристократа, она понимала, что демонстрируемые расслабленность, вальяжность, какое-то снисхождение - всего лишь маска, которая должна ввести окружающих в заблуждение, якобы показывая легкомысленность и недалёкость тарийского дворянина. Но человек, который год занимающий должность посла пусть и в братском Агробаре, тем не менее, с которым Тария была постоянно на ножах, априори не мог быть глупцом. Она какое-то время размышляла, приглашать ли его вобще на совет - как бы то ни было, нынешние события, она знала это точно - внутренняя агробарская беда, если и цепляющая соседей или иные внешние силы, то исключительно по касательной. Но потом решила, что ПремурТар должен быть в курсе раскладов на сегодняшний день - нужно быть честным перед ним. Ведь Лидия так до конца и не понимала мотивов тарийца, приведшего своих людей на помощь. Романтический порыв она вообще не принимала во внимание - не тот уровень, чтобы позволить себе слабость - чересчур циничен мир аристократов. При этом она и не собиралась препятствовать тарийскому послу покинуть Ремесленный квартал, если тот, узнав расстановку сил, пожелает покинуть его. Предварительно взяв слово чести, крепостью которого всегда хвастались тарийцы, не выдавать секреты обороны района и сил, которые тут находятся. Касательно же того, поможет ли это им, тарийцам, выжить, покинув территорию Ремесленного квартала, ей уже было неинтересно - чересчур неприглядная картина вырисовывалась в высшем агробарском обществе, чтобы оставлять свидетелей, даже учитывая то, что это не рядовые представители иного государства. На войну можно списать многое. Впрочем, в умении тарийцев выкручиваться она тоже не сомневалась - любое данное слово можно обойти. Есть множество способов. "Окольный путь может быть прямее", - кстати, тарийская поговорка.
  Дальше, рядом с теперешним хозяином безымянного постоялого двора, приютившего их всех, Мириулом, сменившем на этом посту авторитетного и во многом незаменимого погибшего Гарча, молодым мужчиной, в одночасье повзрослевшим и возмужавшим, сидели цеховые старшины: мастер Скрий, мастер Минош и мастер Тулий, которых Лидия, несмотря на то, что они были в своё время представлены ей, и они периодически встречались, знала не очень хорошо - в основном их общение, какие-то вопросы касательно и обороны, и повседневной жизни проходили через Гарча. И это были весьма уважаемые особы не только на территории Ремесленного квартала, но и прежде во всей столице, сейчас, словно придавленные грузом забот и осознанием того, что в случае провала обороны за их жизни, как и жизни их семей никто не даст и ломаного гроша. Тем не менее, она видела их решительно настроенные - а у кое-кого и воинственное - лица - отступать от принятых решений уже было поздно. Мысленно Лидия их называла Полный, Тощий и Древний, эпитетами, точно определяющими их внешний вид.
  Ещё за столом находились барон ВерТиссайя, крупный вербарец, состоящий на службе агробарского короля - о нём Лидия знала лишь то, что он командовал пехотной полутысячей, и его опыт командира считала полезным (свою преданность он уж доказал при защите района). Также присутствовали гвардейские старшие сержанты Даг и Борун, крепкие, внимательные, опытные солдаты, для которых война - это просто тяжёлый, но необходимый труд.
  Ещё в комнате - там, за левым плечом, поближе к камину, в тени, в специально занесенном кресле сидел отец Апий, без проницательности, опыта и мудрости которого Лидия не могла обойтись. Кстати, северяне, узнав о нахождении Верховного кардинала здесь, в Ремесленном квартале, очень обрадовались и тут же изъявили желание исповедаться. Но поздний час и преклонные годы святого отца подействовали, как доводы разума, и те согласились перенести таинство исповеди на более удобное время, весьма, кстати, вдохновлённые этой перспективой. Принцесса при всех рассказах о суровости севера королевства, даже не представляла, насколько набожны тамошние жители.
  А за её спиной тенью стоял Руайял АллФаррийял, сын судиматского эмира, сейчас, после потери руки, находящегося в очень плохом состоянии - с его присутствием Лидия уже стала потихоньку свыкаться.
  - Ну что ж, господа,- нарушила тишину Лидия, прочистив горло и стараясь, чтобы тревога и напряжение не сказались на голосе, - обстоятельства складываются так, что нам нужно было срочно собраться, чтобы решить... - запнулась на мгновение, - ряд вопросов. Но прежде, чтобы вы понимали всю серьёзность нашего и так непростого положения, хочу сообщить, что получила ультиматум...
  - Опять этот дракон РоСвейши!.. - вспыхнул граф РоТай. - Простите, Ваш Высочество,- с сожалением склонил голову под укоризненным взглядом принцессы.
  - Нет, Ваше сиятельство, - понимающе и мягко ответила та, распрямляясь в кресле и обводя твёрдым взглядом сидящих. - На этот раз это герцог Панорик... мой дядя, - добавила она тихо.
  Наступившая тишина могла бы ассоциироваться с саваном, наброшенным на всех сидящих. Весть действительно шокировала и ввергала в ступор многих. Но не всех. Несколько человек, как и сама Лидия уж были в курсе предательства герцога. Вспоминая события во дворце и действия дяди, многое для неё становилось на места, и, видимо, сам перст судьбы (или сестринская любовь) развернули её на полпути в тайном ходу, которым настойчиво рекомендовал ей бежать герцог Панорик - несомненно теперь, что в конце того туннеля её ждала бы смерть либо пленение с ещё более печальной участью.
  Для иных, вроде того же вербарского барона, да и для северян, судя по всему, это не было откровением. Наёмник и сержанты королевской гвардии остались невозмутимы - для них это было пусть и весомое враждебное имя, но после запятой. Кто уже пытался разобраться с Ремесленным кварталом? Морские пираты? Шавки РоШакли? Уруки? Теперь список пополнился благородными фамилиями РоСвейши и... Панорика РоБеруши... Как бы то ни было, а её дядя - первый после неё (несовершеннолетняя Руфия пока не в счёт) законный претендент на трон. Если уж они герцога РоСвейши, имевшего весьма отдалённо родство с королевской фамилией могли представить на троне, то уж урождённый РоБеруши... Но, как говорят королевские гвардейцы: нам бы меч поострее да головы, которые рубить. Да, больно, да, не хочется верить, но факт - есть факт, и, слава Единому, она была хотя бы чуть морально подготовлена к этой информации, а то бы сидела сейчас, в бессилии опустив руки, и всем своим видом демонстрируя покорность судьбе.
  Она перевела обеспокоенный взгляд на цеховых старшин, чьи мрачные лица, казалось, совсем потемнели. М-да, герцог Панорик - это действительно Фигура. Его уважали и боялись все слои населения. За целеустремлённость, за хладнокровность - поступки его не были следствием импульса (за редким исключением, когда он зарубил конюха, подсунувшего некачественный овёс любимой кобыле), за дисциплинированность (кстати, это качество очень точно характеризовало герцогскую гвардию, одну из самых суровых и боевых в королевстве), за последовательность, за рачительность во всех сферах деятельности, как на личных землях - сказал, что выведет бандитов на дорогах - вывел, беспощадно вешая всех причастных к этому, вплоть до разбойничьих семей, так и занимая высокие должности при дворе (будучи чиновником, ответственным за экономику королевства, сказал, что опустит налоги на землю до мизера тем семьям, которые пойдут жить вдоль восточной границы или возле западных лесов, исконно шалюрской территории - уменьшил; другое дело, что на востоке посевы нередко жгли тирайские разведчики и егеря, а на западе куролесили вроде бы присмиревшие шалюры, и иным семьям, поведшимся на якобы благоприятные условия, но не сумевшим выплатить обязательный мизер, не взирая на вполне объективные причины - невозможность государства их адекватно защитить, пришлось идти на поклон к тому же государству, брать кредит, иначе могло закончиться совсем печально - некоторых чересчур активных поборников справедливости отправили на рудники, других на флот, а их семьи продали в услужение богатым родам на неопределённое количество лет, то есть, фактически навсегда). В общем, иметь во врагах герцога Панорика могли лишь истинные самоубийцы. Или чересчур уверенные в себе глупцы. Ни первыми, ни вторыми сидящие в комнате себя не считали, тем не менее, хотя бы умереть с достоинством они могли себе позволить, - невесело усмехнулась про себя Лидия и посмотрела на тарийского посла.
  - Господин посол, учитывая новые данные, я не могу позволить подвергать жизнь посла дружественной Великой Тарии ненужному риску, - почему-то ей казалось, что тариец воспользуется возможностью улизнуть из ловушки, поэтому в её голосе сквозил холодок и даже отголоски презрения. - ПремурТар, вы вольны покинуть Ремесленный квартал - препятствий с нашей стороны не будет, - она осадила непреклонным взглядом зашевелившегося графа и обеспокоенных северян.
  Полные губы слегка побледневшего тарийца разошлись в кривой улыбке.
  - Спасибо, Ваше Высочество за столь благородное предложение, - он слегка склонил голову. - Но не имею желания им воспользоваться. В силу многих причин, всеми из которых перегружать людей, несущих огромный вал тягот и забот, не вижу резона. Просто примите, как данность несколько из них, - глаза его неожиданно задорно сверкнули. - Во-первых, ваше общество меня вполне устраивает, в отличие от вашего дяди, который, извините, - он задумчиво пошевелил пухлыми пальцами с нанизанными перстнями, - не в моём вкусе, - правая бровь Лидии непроизвольно вопросительно изогнулась, на лице сохранилось невозмутимое выражение, при том, что в глубине души затрепетали щупальца неуместного сейчас веселья; она бы с удовольствием посмотрела на лицо дяди, выслушивающего отказ с такой формулировкой: "вы не в моём вкусе" - человеку, которому не то что отказывать и спорить, перечить никто не стал бы в королевстве - это раз, около двадцати хороших воинов на её стороне - два, ну, и сам ПремурТар не разочаровал её - что тут говорить, тариец импонировал ей, хм, как человек. - Во-вторых, у вас здесь как-то спокойней - не люблю, знаете, последнее время наглецов, а уж шумных наглецов и подавно, - мягкая манера изложения не обманула Лидию, смотревшую прямо в серьёзные, без малейшего намёка на улыбку - и этим страшно контрастирующими с кривящимися губами и едкой речью, глаза; понимающе качнула головой, на что ПремурТар чуть прикрыл веки - они поняли друг друга. - И, в-третьих, я не собираюсь изменять однажды данному слову. Тем более, фигурирует такая незначительная причина, как угроза жизни, - он вдруг выпрямился, внешне посерьёзнел и чуть - этак доверительно - наклонился к ней. - Вы же знаете, Ваше Высочество, что смерть предпочтительней потере чести... - это прозвучало почти как вопрос, но никак в последовавшей паузе не отреагировавшая на высказывание Лидия, предпочла воспринять это как утверждение. Тариец неуловимо отвёл взгляд и... расслабился - напряжение покинуло плечи, спина неторопливо приникла к спинке стула, на лице повисла тонкая улыбка - и на этот раз все черты лица работали на неё. - Тем более, я продолжаю утверждать, что на троне Агробара Великая Тария предпочла бы видеть вас, Лидия РоБеруши.
  - Я вас услышала, Устойя, - тепло и благодарно, насколько позволяли обстоятельства , ответила наследная принцесса.
  - Ваше Высочество, - донеслось какое-то робкое, сдавленное обращение, она повернула голову в сторону Тощего, то бишь, мастера Миноша, чей длинный нос под лихорадочно блестящими, слегка навыкат глазами мог соперничать с гоблинским, поощрительно кивнула. - Ваше Высочество, а это... не может быть ошибка? - по тонким губам напуганного мастера суетливо пробежал язык. - Я имею в виду, может ваш дядя не в курсе того, что вы не повинны в смерти его брата? Наверняка недоброжелатели оклеветали вас. Ведь всем известно, что продолжительная ложь разъедает самые крепкие уши. И у вашего дяди, простите, герцога Панорика, как бы хорошо прежде к вам ни относился, как к дочери своего любимого брата, подложные факты и лжеочевидцы способны...
  - Постойте, - Лидия, останавливая бесконечный поток слов, решительно подняла руку, вздохнула, перебарывая неожиданно накатившее раздражение - ну, как можно быть такими слепцами? Обращаться к иллюзиям и самообману в тщетной попытке выжить?.. Впрочем, чего это она злится, будучи ничем не лучше? Это так действует очередное напоминание о предательстве человека, которого она знала с детства? Знала, любила, уважала и восхищалась... Вздохнула глубоко несколько раз, успокаивая участившее сердце. - Герцог Панорик - один из участников, а может и сам организатор и идейный вдохновитель дворцового переворота в Агробьаре, - произнесла она тихо. - Это факт. А о том, что появление его людей у ворот Ремесленного квартала не ошибка, может сказать вот это послание, доставленное мне гонцом примерно час назад, - она отправила скрученный свиток на левую сторону стола - графу первому (маркиз вкратце был осведомлён о содержании и при этом демонстрировал чудеса выдержки, поэтому Лидия не сомневалась, что Фиори не вскочит, чтобы бежать за посланием, либо, нажимая на титульное высокое положение, будет истерически требовать дать ему почитать одному из первых).
  Послание - ультиматум, доставленное курьером в пурпурных цветах герцога Панорика (и с белым вымпелом переговорщика) к мосту перед Ремесленным кварталом, было любопытным, как считала Лидия продуктом эпистолярного жанра, в котором в изысканной манере и вежливых выражениях рассказывалось о неизбежности и неумолимости её, Лидии, смерти. Правила были соблюдены, стороны обозначены, отсутствовал даже намёк на возможность оправдаться. Её роль так и называлась: человек, мешающий благополучию Агробара... Какая ирония: люди, приведшие в движение все стороны королевства, пробудившие и поощрившие чёрные силы от шалюров и уруков до пиратов Архипелага, и натравившие их на собственных граждан, пролившие реки крови, можно даже сказать, обескровившие тот же восток, север, столицу, смеют утверждать, что это она, молодая девушка, по сути только вышедшая из подросткового возраста, вместо кукол предпочитавшая игру в солдатики и дальше лелеемого отряда амазонок - воительниц не видевшая, - причина бедствий королевства... Однако. В такие моменты очень хотелось - если бы, конечно, позволяли ресурсы и обстоятельства - позвать умелых палачей и, на время отключив забавную функцию разума "милосердие", предать всех повинных мучительным, жутким казням. Чтоб знали!
  Да, ещё в послании был указан небольшой выбор: если Лидия с ближайшим окружением (маркиз РоПеруши, отец Апий, амазонки) сдадутся, то район не будет подвергаться тотальной зачистке (и - даже! - велика вероятность прощения случайным участникам сопротивления законной власти). В противном случае даже память о Ремесленном квартале и присоединившейся к нему Гномьей слободе будет стёрта из истории королевства.
  Положа руку на сердце, Лидия размышляла несколько минут над этим решением - отдаться в руки дяди, таким образом, выторговав жизни ремесленникам и горожанам, укрывшимся здесь. Но ведь это же герцог Панорик, справедливый, но не прощающий, мудрый, если это не касается лично его, терпеливый, потому что это полезное качество, а не прихоть. Лидия надеялась, что это понимают все, сидящие за столом и не тешат себя иллюзией.
  РоТай после прочтения сидел мрачный, периодически будто сплёвывая ругательства, как кипящий котелок. Северяне, как и Брада, РоГичи, с сержантами лишь проводили равнодушными взглядами свиток, вербарец внимательно и достаточно долго изучал его, после чего хмыкнул, передал дальше и занялся своим любимым занятием - поглощением еды. ПремурТар ознакомился с текстом, скривился презрительно. Деметра зашипела, как рассерженная кошка, Мириул и Кол просто спокойно прочитали. А вот на старшинах процесс застопорился. Вначале Полный с Тощим спорили, кто будет первым читать, потом выяснилось, что Древний, мастер Тулий, весьма и весьма преклонного возраста сухой старик со снежно-белыми, тщательно расчёсанными волосами, резко контрастировавшими с тёмно-коричневым, будто кора дерева, сплошь изрезанным морщинами лицом, с неизменным вечно недовольным выражением, оказался не только слеповатым, но и глуховатым - Тощий, сидевший рядом и принявшийся негромко читать вслух, через слово получал острым кулачком в бок, требующим повторить сказанное, только громче. В конце концов, мастер Тулий, как поняла Лидия, самый авторитетный в этой троице, где-то на средине текста уяснивший смысл оного, выразился чётко и ёмко: "Дерьмо", после чего дебаты и поиск альтернативного варианта, помимо вооружённого сопротивления были прекращены хлопком по столу кулачка. Мастер Тулий как отрезал словесную колбасу коллег и резюмировал якобы их общее решение таким предложением: "Хотят войны - пусть приходят. Каждому найдём по гвоздю в глотку!". Причём, это было произнесено таким скрипучим, дребезжащим голосом, что сложно было, хм, не поверить говорившему.
  Лидия, восхищённая бравым старичком, виденным ею второй или третий раз - чаще вопросы решались через Полного и Тощего (помимо них было ещё несколько представителей ремесленной верхушки, но их принцесса знала ещё меньше), едва не зааплодировала, наверняка нарушив бы мрачную торжественность момента.
  - Смысл ультиматума ясен? - спросила наконец Лидия, сожалея об уходящем сквозь пальцы времени и мечтая перейти к конструктивному разговору.
  - Я так понимаю, Панорик может ударить в любой момент после восхода солнца? Ибо до того момента вам, Ваше Высочество, нужно либо пойти лично поприветствовать вероломного дядю, либо начать читать молитву... Или точить меч, - очень точно описал варианты действий мрачный вербарец, глядя на свои сильные, в чёрный волос, ладони. Что-то было такое... пугающее в этом крупном мужчине, словно бы погрузившемся в мир горечи и оплакивания - оказывается, ВерТиссайя и погибший Гарч в молодости были приятелями, а потом была какая-то любовная история, разведшая их в разные стороны. А много лет спустя судьба снова свела их вместе в полыхающей столице... чтобы окончательно разлучить. Барон бросил взгляд в светлеющее окно. - Но, учитывая, что восход солнца можно считать от первого луча... В общем, гостей уже стоит начинать ждать. И готовить пироги с железной начинкой.
  Лидия, видела, как многие, кивнули согласно словам вербарца, а, бросив обеспокоенные взгляды в окно, заёрзали ан стульях.
  - Не думаю, что дядя будет столь... непоследователен...
  - Кажется, он уже дал повод усомниться в его благонадёжности и адекватности, - никак не мог угомониться барон, тем не менее, своим высказыванием вызвав фырканье у многих и значительно разрядив обстановку. Смертному чего бояться - умирать-то один раз.
  - ... тем не менее, - продолжала между тем Лидия, проигнорировав эскападу барона, но при этом мысленно порадовавшись её результатам, - чем быстрее мы обговорим способы и механизмы обороны района, а после введём их в действие, тем скорее я смогу почувствовать себя защищённой и спокойной, - позволила себе улыбку, обозначая таким образом шутку.
  Посмотрела на маркиза, и тот, поняв её, выпрямился и начал деловым тоном:
  - Давайте уточним наши реальные силы, потом постараемся их расставить максимально эффективно для отражения возможного штурма района. Итак, у нас около тридцати королевских гвардейцев, выполняющих в основном две функции: охрана Её Высочества и командование патрулями из ополченцев, - он посмотрел на капитана, тот обозначил согласный кивок.
  - Не знаю, насколько адекватны гвардейцы, как командиры среднего звена, - произнёс РоГичи, - мне кажется, использование их, как единой группы было бы эффективней. Впрочем, лишать боевые отряды ремесленников вообще управления и руководства - тоже не выход, - он посмотрел на барона РоДалия. - Может, наши северные братья помогут капралами и сержантами?
  Барон задумчиво покачал крупной головой:
  - Может, и помогли бы, но не в том объёме, требуемом территорией. Плюс незнание местности, - пожевал губами. - Как вариант - совместные отряды... но всё-таки под гвардейским руководством. Вы уже давно держите здесь оборону, - уважительный кивок в сторону РоГичи, - вам и кости в руки.
  - Господа,- подал голос граф РоТай,- распределением сил предлагаю заняться, когда определим активные и пассивные точки обороны, - кивок в сторону маркиза, номинального председателя совета. И тот продолжил:
  - Помимо гвардейцев у нас полтора десятка пехотинцев барона ВерТиссайя, - тот согласно поднял руку. - Больше полусотни воинов графа РоТая, - восточник хмуро поджал губы - реакция, которую можно трактовать по-разному, но Лидия решила, что РоТаю нечего добавить к сказанному, а граф просто недоволен малым количеством своих людей. - Разбивать эти отряды на мелкие группы не считаю верным - пусть они вольются в оборону заданных мест, которые определим, полными своими составами, - оглядел сидящих - возражений не последовало. - Далее, подгорные из Гномьей слободы прислали один стреломёт. Обещают ещё два и хирдманов охранения - итого полтора десятка гномов обслуги орудий и три десятка воинов, - одобрительные восклицания - подгорные были неплохим подспорьем: помимо самих стреломётов, бьющих небольшими брёвнами с кованными наконечниками, при грамотном использовании которыми можно и крепостные ворота вышибить (минус был в скорости зарядки и тяжести обслуживания самих стреломётов - с этим могли справиться лишь двужильные гномы), так и сами хирдманы, в строю славящиеся крепостью и непробиваемостью. - Теперь барон РоДайли озвучит силы, которые пришли с ним, - маркиз сухо усмехнулся. - Наши северные братья, - употребил термин, использованный капитаном, хорошо знавшим нравы суровых баронств, - если кто не в курсе, изрядно пощипали "тёмных" и солдат РоСвейши и сейчас отсыпаются после трудов ратных. Я надеюсь на это - а не делятся байками со свежими ушами в лице местного населения за гостеприимным бокалом вина. Вам слово, барон.
  - Не без этого, - северянин обозначил скупую улыбку, - кто же откажется от доброго вина или чего покрепче в глухую ночь. Тем более, есть, что отметить... и кого помянуть, - он хрустнул пальцами, но поднял твёрдый взгляд на маркиза, перевёл его на Лидию, затем графа РоТая как бы возглавлявших совещание. - Но наши воины крепко знают службу и не позволят себе лишнего, - сурово сдвинул брови и выдвинул вперёд подбородок - да, у такого не забалуешь. - Со мной пришло полторы сотни моих "рысей", около сотни "белок", - обозначил кивок в сторону сэра РоКлари и, возможно, пара десятков "куниц", в сутолоке общего боя отрезанных от их господина, барона РоГрима, и присоединившихся к нам, - даже те, кто уже знали об этом, ошеломлённо притихли - больше двухсот крепких северных воинов - это многое меняло, это уже можно было посопротивляться. Даже вселяло некую надежду, - Лидия с удовольствием лицезрела выпученные изумлённо глаза Тощего, багровое Полного и зазмеившуюся ухмылку на лице Древнего, уточнившего озвученную информацию у сидевшего слева невозмутимого Кола. Воины за столом хоть и сдерживали эмоции, но видно было что все воодушевились, и атмосфера за столом резко стала не то чтобы радостной, но оптимистичной. - Так, дальше,- свернул в конструктивное русло РоПеруши, обрывая возбуждённый гомон, - ваше слово, господа старейшины.
  - У нас около четырёх сотен боеспособных мужчин, - ответил мастер Сарий, он же Полный, - у каждого при себе меч, щит и кольчуга минимум.
  - Отлично, - резюмировал маркиз. - Думаю, эту массу мы разобьём на отряды, возможно, усилим северными воинами под начальством гвардейцев. Что ещё?
  - Амазонки, - звонко подала голос Деметра, - вызвав одобрительные усмешки, даже у северян, отчего воительница сердито, но мило покраснела.
  - Конечно, - согласно и серьёзно кивнул маркиз, - на вас, как и на части гвардейцев как всегда охрана Её Высочества.
  - Но мы можем быть полезны и на тех же баррикадах... - нахмурилась та недовольно.
  - То есть, - мягко прервал её РоПеруши, - рядовой боец на одной из линий обороны, леди РоАйши, приоритетней по-вашему защитницы наследницы трона? Может, вы предложите снять с постов кого-то иного, тех же ремесленников, и поставить на ваше место подле её Высочества?
  Деметра смутилась, видно было, что хотела что-то возразить, но поняла безуспешность этого.
  - Не думаете же вы, что я собираюсь отсиживаться за вашими спинами, - в контекст высказываний рыжей амазонки подозрительно и напряжённо уточнила Лидия.
  - А вот это один из ключевых моментов, - максимально твёрдо ответил, не глядя на сидящую рядом принцессу маркиз. - Скажите, Ваше Высочество, какой смысл нашего противостояния и неизбежных смертей, если вы пострадаете? - он посмотрел на неё, прищурившись, Лидия возмущённо задохнулась - подобный взгляд был сравним с родительским на нерадивое дитя, никак не подданного. Но возразить ей было нечего. Пока. - Поэтому я склонен озвучить общее мнение всех здесь сидящих: обезопасить вас максимально, Ваше Высочество, удалив от всех схваток, - как припечатал - принцесса невольно поёжилась - столь жёсткий, какой-то судейско-прокурорский голос был у Фиори, так он с ней ещё не разговаривал, хотя, будучи королевским чиновником, наверняка умел. В наступившей беспокойной тишине она уловила несомненное согласие всех сидящих со словами маркиза. - Поверь, Лидия, - мягко и увещевающе продолжил он, - если всё будет не столь благополучно и радужно, как мы только можем прогнозировать, то повоевать придётся и тебе.
  Лидия глубоко вздохнула, успокаиваясь, демонстративно отодвинула ладонь от руки маркиза, как бы показывая, что не согласна с таким положением вещей и остаётся при своём мнении (каком, пока ещё и сама не знала). Но промолчала, беря временную паузу.
  - А что насчёт наёмников? - перевела она тему разговора и скривилась, ясно подразумевая, кого имеет ввиду. И пояснила остальным: - Они так и не дали ясного ответа на просьбу о помощи. Платную.
  Заметила недоумённые взгляды северян, графа и посла, не бывших в курсе непростых взаимоотношений принцессы со странной компанией, состоящей из представителей разных рас Веринии. При всей их неоценимой помощи, они не терпели начальства над собой, и что у них в головах, не ведал, наверное, сам Единый.
  - Я поговорю с ними, - лаконично ответил маркиз и, заметив любопытство у некоторых сидящих за столом, следующие слова адресовал северянам: - В этой гостинице также живёт - вы наверняка ещё с ними не пересекались - компания наёмников, в которую входят и "светлые" и "тёмные", - брови барона РоДайли полезли вверх, а скулы угрожающе заиграли. - Спокойно, барон, - умиротворяюще поднял руки маркиз, - они сражаются на нашей стороне и доказали свою преданность и, гм, полезность, - выдохнул терпеливо, видя, как слегка разглаживается лицо северянина, уступая место скепсису. - Зная ваше... определённо отношение к "тёмным", прошу вас, не пришибите нашего, - выделил голосом, - гоблина. Тролль к сожалению, весьма отличившийся в драке с уруками, сейчас при смерти - вы вряд ли его увидите, - о наличии пленённого наёмниками урука маркиз благоразумно предпочёл умолчать.
  РоДайли поиграл бровями, бросил взгляд на нахмурившегося РоКлари, и махнул рукой.
  - Ну, чего там... У нас, на севере, тоже есть "тёмные", условно безобидные, которые никому не мешают, - оживился вдруг. - А то и подсказывают, где какая нечисть крадётся, - тяжело опёрся о жалобно скрипнувшую спинку стула. - Тех, кто знает своё место, мы не изводим под корень, - проявил чудеса толерантности РоДайли. - Но это касается территории "белок", - уточнил. - Тот же старик РоГрим или "медведь" РоЛидл не терпят у себя вообще никого иного. Даже на подгорных, проходящих транзитом, смотрят искоса.
  - Кстати, и гном с эльфом в этой компании тоже присутствуют, - добавила Лидия, с любопытством прислушивавшаяся к барону - она бы с удовольствием понаблюдала встречу наёмников с северянами - может хотя бы они поставили наглецов на место. Впрочем, лишние ссоры и выяснения отношений им сейчас ни к чему. - Прошу вас, Ваша милость, - включила она своё обаяние, попросите своих людей не задевать этих... - едва не соскочило с языка "драконов", - наёмников. Дополнительные трения в нашем лагере нам не нужны.
  - Так... - РоДайли озадаченно замер - затруднения его были понятны: пообещать-то он может, но кто даст гарантию, что какой-нибудь ратник не пришибёт походя мелкого "тёмного"?
  - Не переживайте, - заговорил маркиз, - эти наёмники ещё те ушлые разумные, и при необходимости не дадут себя в обиду. Просто предлагаю в случае конфликтной ситуации решать её с беспристрастным арбитром. Ну, к примеру, - он покрутил головой, - с Её Высочеством. - Лидия скривилась, как от зубной боли, уловив-таки на лице Фиори озорную усмешку. - Со мной или графом?
  - Хорошо,- всё ещё пребывая в сомнении, махнул рукой барон.
  - Погодите, - неожиданно оживился РоКлари, последние несколько минут сидевший совершенно отрешённо - задумался о чём-то, что ли? Как изводят "рыси" "тёмных"? - Это не те наёмники, что проходили наш пост вслед за уруками?
  Тут уж, как заметила Лидия, зашевелился и тарийский посол, заскучавший немного, и граф РоТай.
  - Возможно, - осторожно ответил маркиз.
  - Человек, гном и эльф. А в телеге ещё кто-то был... вроде даже "тёмный".
  - Ну, на момент вторжения уруков их не было на территории квартала, - пояснять, что те спасали - не совсем удачно - младшую сестру Лидии, маркиз не стал.
  - Да, мы проходили "рысей", - поднял руку, молчавший до сего момента Мириул, собственно, непосредственный участник тех событий. Видели и барона РоТария. А также совместно отбили нападение уруков, когда барон и был серьёзно ранен.
  - А! - заулыбался тут РоКлари, отчего его лицо, вечно серьёзное, как-то по-детски осветилось, доказывая истину, что в каждом мужчине, какой бы тяжёлой не была его стезя, и каким бы важным винтиком в жизненной иерархии он не был, остаётся мальчишка. - Славные парни, - прозвучало, как настоящая похвала для чужеземцев, особенно лестная в устах северянина хотя бы потому, что лично Лидия подобного не слышала в адрес иных, кроме северян, воинов. А РоКлари возбуждённо и довольно пригладив усы, объяснил продолжавшему недоумевать барону: - Салий, это и есть те люди, которые помогли навалять "тёмным", а также поведали барону РоТарию, что Её Высочество жива и не причастна к гибели отца.
  Теперь уже разгладилось лицо барона, а глазах к неизвестным, заочно знакомым наёмникам, среди которых только один относился к "людям", загорелось нешуточное доверие, зарабатываемое на практике жбанами выпитого пива и не одной совместной дракой. А Лидия огорчённо поджала губы - у неё появился ещё один должок перед Ройчи и компанией.
  - Тогда ладно. Пусть живут. Не будем их трогать, - внушительно проронил северянин, на что улыбнулся даже РоГичи.
  - Выходит, это те же наёмники, - мягко сказал ПремурТар, - которые убили урукского шамана? - ошеломлённая тишина вновь воцарилась над столом - не все были в курсе этого подвига наёмников - РоГичи поведал об этом лишь Лидии и маркизу. - Я бы и сам не прочь с ними познакомиться, - как-то задумчиво произнёс посол, а принцесса ревниво нахмурилась - у этого тарийского проныры хватит обаяния и велеречивости перекупить колоритную компанию.
  А за столом как-то все оживились. Кто-то обсуждал, насколько сложно противостоять шаманам, северяне предлагали выставить пиво наёмникам, а всем желающим присоединиться - и это так, словно враги вокруг района взяли тайм-аут на несколько дней и сообщили им об этом. Цеховики, как ни странно восхваляли тролля за непомерный аппетит, на что вербарский барон многозначительно бросил: "Это вы ещё не всё знаете о гноме!" От нереальности происходящего у Лидии закружилась голова - даже Фиори, поддавшийся настроению, через её голову рассказывал графу историю своего знакомства со странной компанией, и капризу судьбы, благодаря которому наёмники оказались в столице накануне дворцового переворота. И Мириул, не до конца отошедший после гибли отца сейчас с жаром что-то рассказывал старшинам.
  - Свои силы мы примерно представляем, а вот о противнике кто-нибудь может что-то сказать, - раздался громкий, едкий и отрезвляющий голос.
  Кол. Единственный, не восхваляющий коллег по цеху. Или что-то знающий? Лидия припомнила, что между двумя группами наёмников были какие-то трения. Во всяком случае, Лири пытался спровоцировать драку, но Кол тогда сгладил ситуацию.
  - Что ж, можно попытаться спрогнозировать силы врагов, - спокойно ответил маркиз спустя несколько минут раздумий. - Герцог Панорик,- вопросительно посмотрел на Лидию, как наиболее приближённую к дяде и часто бывавшую в его владениях.
  Принцесса потёрла висок, заправила за ухо выбившуюся прядь уже высохших после мытья волос.
  - Личная герцогская гвардия с сеньорами, подданными Владетеля, и рыцарями со свитами составляет примерно около трёх сотен копий. Очень жёстко вымуштрованных воинов, - серьёзно оглядела стол. - И это тяжёлая кавалерия, - послышались удручённые вздохи - закованная в броню конница - страшная сила... и дорогая. - Что тут скажешь, - с саркастической улыбкой продолжила принцесса, - дядя всегда ратовал за качественное и соответствующее положению окружение. Это его высказывания: "сильный боец - основа спокойствия земли" и "правильному господину соответствующее количество и качество солдат". И такое, немного иронично звучащее в нынешних реалиях: "вначале Владетель делает свиту, а уж после она - его", - задумалась о чём-то на мгновение, уставившись в пространство, в уголках губ собралось несколько морщинок - совсем не смеха. - Помимо этого, он со своих земель реально может собрать до полутысячи пехоты.
  - Подождите, Ваше Высочество, - рассудительно вклинился маркиз, - вы думаете по максимуму, - принцесса изобразила неуверенное согласие. - Но ни один Владетель не оголит полностью свои земли. Тем более, герцог Панорик, при всей своей самоуверенности, склонный искать, хм, - задумался над словом, - подвох во всём и во всех.
  Лидия с запоздалым просветлением осознала, что такая черта всегда присутствовала у дяди, умело скрываемая за маской дружелюбия и умудрённости. Он всегда искал в оппоненте скрытую угрозу. При этом чересчур чувствительно и пристрастно относился к тому, что считал своим: владениям, людям, семье - посмевшим покуситься на то, что, как он считал, принадлежит ему (даже по незнанию) приходилось после горько об этом сожалеть. К тому же он был склонен всегда искать виноватых на стороне. Яркий пример: в детских играх с кузеном Галлием, сыном Панорика, в спорных моментах, бывших следствием обязательных для того возраста обид, всегда была виновата именно Лидия, как бывшая на год старше брата. Тот аргумент, что она мельче, хрупче и вообще, девочка, в конце концов, не учитывался - дядя умел правильно расставить акценты перед отцом, тогда ещё наследным принцем. Да он всегда умело манипулировал Элием! С благожелательной (сейчас виденной, как снисходительная) улыбкой нашёптывал слова, после которых обострялись отношения с соседями или отправлялись в опалу прежде осыпанные вниманием дворяне...
  Если разобраться, то именно дядя, как представитель рода РоБеруши даже технически мог противостоять королевскому Дару отца зреть намерения собеседника, в каком бы жалком виде он не достался ему по наследству. Ведь не доказано обратного! А вообще, Лидия поставила себе такую задачу: если выживет, то постарается разобраться с вопросом королевского Дара. Может его можно как-то инициировать, усилить, контролировать? Просто отца, насколько она знала, это совершенно не интересовало - есть он или нет. Показывая, что видит собеседника насквозь, он мог просто... блефовать. Его и так всё устраивало! Внимание, женщины, королевство работало и жило, как отлаженный механизм, чиновники выполняли свои функции, особых потрясений и катаклизмов не было (не считать же за таковые локальные пограничные конфликты?), каждый сидел у своей кормушки, якобы довольный варился в собственном соку: РоДизайши опекал армию и строил корабли, РоАйци укреплял восток, РоСвейши, хм, был на западе, Панорик обхаживал северян и курировал центральный Агробар. А король Элий 4 Великолепный благосклонно принимал доклады Владетелей и сановников, умело разруливал изначально несложные спорные вопросы... Эх, отец-отец, когда пришла беда, ты толком и не знал, что делать: вначале предпочитал не слышать тревожные вести, а после открыл уши предателям, вкладывавшим в твои уста заведомо нецелесообразные указы, такие, например, как вывод королевской гвардии из столицы и замена её на непроверенную, и неблагонадёжную стражу. Ты захотел оставить след в истории, как воитель, поиграв в войну, в которой изначально не мог победить.
  - Это правда, - нехотя выдавила она.
  - Значит, - продолжил маркиз, - минимум треть людей мы можем исключить. Это если учесть, что он всех своих подданных поставил в известность о своих действиях...
  Лидия покачала головой.
  - Его люди, от дворян до последнего крестьянина всецело преданы ему. Других бы он подле себя не потерпел, - замялась на удар сердца. - Да и неплохо им живётся при нём, на его земле - никто не бедствует - у дяди всё было чётко и рационально, - признала она. - Работаешь - получаешь достойную оплату.
  - Хорошо, дальше. РоСвейши? - задал следующий вопрос РоПеруши.
  - Сотни две личной гвардии и до трёх сотен мечников, - озвучил цифры граф РоТай.
  - Нужно учитывать, что силы герцога рассеяны по столице, - вставил своё слово барон РоДалий. - Хотя на момент ухода уруков их и постарались собрать в общий кулак, - усмехнулся в бороду. - Который мы изрядно потрепали.
  - Опять же, кого-то нужно было оставить на хозяйстве, - сказал маркиз.
  - РоСвейши легко мог снять всех своих солдат и отправить сюда, - презрительно скривился РоТай. - У герцога никогда не было в приоритете планирование.
  - Возможно, - задумался РоПеруши. - Кто ещё? Кроме, конечно, отребья РоШакли, которое, уверен, пустят безжалостно под удар первыми. Думаю, мы можем упускать что-то из виду, - оглядел задумавшихся участников совета, задержал свой взгляд на северянах. - Барон, а остальные отряды северных баронов предатели не смогут использовать при штурме Ремесленного квартала?
  РоДайли уверенно отрицательно покачал головой.
  - Вряд ли, - и пояснил свой ответ: - Учитывая, какие настроения были среди баронов... Наверняка информация о произошедшем у Западных ворот распространилась по городу - кота в мешке не утаишь. Представляю гнев тех же "волков", "лис", "оленей". Герцогам, скорее, нужно ожидать удар в спину, нежели вновь попытаться использовать их втёмную.
  - Добро, исключим пока их из наших прогнозов, - согласился маркиз. - И ещё один фактор, в данный случай играющий нам на руку, прежде весьма неприятный - столица плотно оцеплена, дабы правдивые вести о происходящем в Агробаре раньше времени не достигли армейского лагеря РОДизайши. Считаю, что эти патрули оттягивают значительные силы герцогов - предтелей, - помолчал, ожидая комментариев и предложений от присутствующих. - Перейдём, наконец, к конкретике. Мы с графом РоТаем и уважаемым наёмником, - кивок в сторону Кола, - уже зная примерное количество защитников, вчерне набросали распределение сил. Самые опасные места в обороне - это мост и следующий за ним широкий Цветочный проспект, очень удобный для прохождения тяжёлой конницы, которую во чтобы то ни стало нельзя пропустить, - все представляли, чем это чревато. Пусть и не открытое поле, а городские улицы. - Мост укреплён по возможности...
  - Может, стоит его обрушить? - спросил РоКлари.
  Маркиз покачал головой.
  - Кол нам так и предлагал. Но, во-первых, это не так просто - он... очень старый и крепкий, возведённый ещё в давние времена гномами. Хотя, имея по соседству подгорных, это можно было бы решить. Но тут приходит во-вторых: мы сами оказываемся в западне без возможности манёвра и покидания района. Возведение же после мостков для перехода канала может потребовать человеческих и временных усилий, которых нам может не хватить. К тому же, эта операция будет весьма открыта для враждебных действий противника. В общем, мост решили не разрушать. Но при этом хотим максимально усилить.
  - Можно я пойду туда со своими людьми? - поднял ладонь ВерТиссайя. - Не люблю, знаете ли, долго ждать драки, - криво усмехнулся - словно медведь, дикий и опасный, вылезший из берлоги посреди зимы и увидевший обидчика, нарушившего его сон. - Никто не против? - обвёл всех взглядом исподлобья.
  - Э-э, барон, это очень благородно с вашей стороны - первым встретить врага, - тщательно подбирая слова, что не очень сочеталось с его образом, тем не менее, очень уважительно ответил граф РоТай и тоже позволил себе мимолётную улыбку. - Я тоже претендовал на это место, но маркиз уговорил меня взять на попечение баррикаду, перекрывающую проспект.
  Барон вернул уважительный кивок графу, и РоПеруши продолжил:
  - К вашим людям присоединится ещё три десятка ополченцев из числа бывших солдат, укрывшихся здесь, в Ремесленном квартале. К тому же, по настоянию Кола, вдоль линии канала будет распределено до пяти мобильных групп по два десятка человек из расчёта пятнадцать - ополченцы, пятёрка - северяне, управляемые либо гвардейцами, либо самими дружинниками - это уже определят сами командиры, - жест в сторону капитана РоГичи и барона РоДайли. - Эти группы, как минимум ближайшие, смогут прийти к вам на помощь, либо друг другу в случае опасности прорыва, - понимающий кивок мрачного вербарца. - Опыт противостояния пришельцам с Архипелага показывает, что если с умом подойти к проблеме, то и канал можно преодолеть за мизерное время, - маркиз промочил горло, приложившись к бокалу с сильно разбавленным вином. - Далее идёт основная баррикада, на которой будет стоять граф РоТай, в помощь которому пойдёт сотня ополченцев. Сразу скажу: все параллельные улицы и улочки, кроме самих дальних уже перекрыты - просто-напросто завалены. Да, при должной настойчивости их можно будет пройти, но, как вы знаете, их ширина не способствуют манёвру, плюс будут контролируемы такими же подвижными группами по два десятка человек, что и вдоль канала, просто в них войдут, хм, менее опытные и боевые силы ополчения, - глянул на старшин, как бы говоря, что обещание молодёжь и стариков не ставить на острие атаки, выполнено. - Всё сложно предусмотреть - если, допустим, в руках врага окажется кто-то, хорошо знающий район, то этот человек способен провести какой-нибудь небольшой отряд и дворами. Но будем надеяться на лучшее...
  - А готовиться к худшему, - негромко буркнул вербарец.
  Маркиз не обратил на реплику внимания.
  - Если на баррикаде станет совсем туго, отход защитников на следующую линию обороны будут страховать стреломёты и гномы - думаю, им хватит времени задержать врага и отступить самим. Что ещё? Ах да, сторону, выходящую к притоку Ленивому и рыбацким причалам тоже будут - на всякий случай прикрывать мобильные отряды. Пусть Ленивый и не сосем судоходный, но враг коварен и может что-нибудь придумать. Оставшихся дружинников предлагается разбить на пять полусотенных отрядов, условно назовём их: отряды быстрого реагирования. Один из них будет дежурить на северо-западной стороне, ближе к каналу, другой на юго-восточной, со стороны притока, остальные три будут находиться на Ремесленной площади, так сказать, при штабе на непредвиденный случай. Если есть вопросы и предложения, говорите, - маркиз обвёл внимательным взглядом задумчивые лица. - Если нет, уважаемые старшины могут быть свободны - им нужно ещё организовать своих людей, а также направить рабочих закрыть некоторые бреши в нашей обороне. А с господами военачальниками мы сейчас продумаем систему сигналов и оповещения, назначим командиров или ответственных по группам, а потом разойдёмся к людям... и будем ждать.
  
   * * *
  Трапезный зал был полон людей, несмотря на раннее утро, и Ностромо с Худуком едва нашли свободный закуток, чтобы позавтракать. Косые взгляды, которые бросали некоторые сидевшие здоровяки на него и гоблина, отнюдь не улучшали и так поганое настроение. Гном подозревал, что это те северяне, что ночью неожиданно нагрянули в Ремесленный квартал. Как бы то ни было, наверное, стоило радоваться появлению этих бравых парней, пришедших на помощь, но всё перечёркивало известие о дяде Лидии, герцоге Панорике, оказавшемся организатором переворота в Агробаре. Собственно, подгорный знал об этом со слов Ройчи и Худука, но в силу своего характера - не забивать лишним голову, не очень переживал по этому поводу - ему совсем не было интересно, какие имена фигурируют в стане потенциальных врагов. Но только до тех пор, пока оный главный злодей не вышел из тени, приведя с собой неисчислимое воинство, и не направил свой коварный, хитроумный разум на то место, где находится он, Ностромо, и его друзья.
  Они уже битый час сидели в зале в ожидании отчего-то задерживающегося Ройчи. Ностромо вяло ковырялся в каше - еда, ассортимент которой резко упростился, его тоже не вдохновляла. Худук, моментально съевший кусок мяса, а гарнир проигнорировавший, безостановочно ворчал, отчего становилось ещё тоскливее. Но гном терпеливо молчал, пытаясь безрезультатно отыскать хоть какой-то оптимистичный повод для размышления. Но пока закольцованный бесконечный монолог о "проклятом королевстве", "безмозглых людишках", их "невезучести" при всей своей относительной негромкости, был существенным фактором, не дающим отвлечься. Что поделать - у его товарища именно таким образом выходило плохое настроение. Просто... просто нужно было переждать немного. Потом ещё чуть-чуть. Ещё капельку... Но пресловутое терпение подгорных, оказывается, тоже имело границы.
  - Ты прям, как брюзжащая, погрязшая в домашних заботах, жена...
  - Что?! - моментально окрысился Худук, у которого объект приложения злости менялся столь же легко, как и капризное настроение беременной женщины.
  - Я что, сказал это вслух? - попытался сыграть в удивление гном, понимая, что таки допустил страшную ошибку, ступая на хрупкий лёд общения с гоблином. В котором, естественно, победителей не будет.
  - Ты что-то хотел ещё добавить? - прошипел зеленокожий, сверля товарища злыми прищуренными глазами.
  М-да, ещё тот очаровашка... Ну, прямо змея подколодная. Ностромо тяжко и обречённо вздохнул - он уже совсем был не против, чтобы страшный герцог Панориик атаковал Ремесленный квартал. И таким образом отвлёк гоблина. Как говорится, всё познаётся в сравнении. Если хочешь окончательно испоганить настроение или отвлечься от страшной ноющей раны, скажи что-нибудь поперёк Худуку - и твоё желание исполнится.
  В трапезном зале кто-то, позавтракав, уходил, кто-то приходил. Целыми группами и отрядами - воины уходили занимать свои места в обороне района. В воздухе висел тревожный гул - люди, да, впрочем, и гномы, в отличие от эльфов, были страстными любителями предположений и догадок - их, как говорится, хлебом не корми, дай пофантазировать. Мало того, собственные измышления они склонны преподносить, как некую истинную, неизменяемую величину. И на этой почве, не имеющей практической основы, возможны были даже ссоры и драки.
  Но эти размышления, мимолётные и не несущие, по существу, необходимого отдохновения, просто сопровождали уведённый в сторону взгляд от сверлившего его настойчиво Худука. Который неожиданно наткнулся на знакомую фигуру маркиза. Который кого-то искал.
  Гном мысленно воззвал: ну, подойди же, человек! Ваше присутствие крайне необходимо у нашего столика!.. Вдруг внимание вредного мелкого "тёмного" переключится на новый объект? Не сказать, что гоблин испытывал нежные чувства к РоПеруши, но прежде он частенько испытывал на агробарском дворянине свои шаманские штучки.
  И, о чудо! Маркиз, едва увидев их, целеустремлённо направился к ним.
  - Доброе утро, господа наёмники, - он обращался исключительно к Ностромо, лишь покосившись на пыхтящего Худука. - А где Ройчи?
  Ностромо пожал плечами.
  - Должен был бы уже спуститься.
  Он вдруг насторожился. Показалось ему или нет? Посмотрел на Худука - у гоблинов слух считался острее. Мелкий "тёмный", поймав наконец взгляд товарища, уже хотел съязвить, но вдруг мордочка забавно вытянулась, а взгляд сосредоточенно расфокусировался. Он тоже услышал.
  В трапезном зале в этот момент тоже начались непонятные изменения. Стал стихать фоновый шум, начиная, примерно, со столов, близких к лестнице наверх.
  И вот в абсолютной тишине, казалось бы, невозможной, при таком большом скоплении людей, когда прекратился и стук ложек о посуду, и притихло чавканье, стала слышна мелодия, едва доносившаяся откуда-то сверху. Это была какая-то дудочка, глубину тембра и окрас которой сквозь все эти перекрытия гостиницы, конечно, сложно было оценить, но журчащий ручеёк, прихотливый и неожиданный, можно было различить. Он то взрывался мелким водопадом, то переходил в нечто протяжное, медитативное, словно следуя смене настроения - или размышлений - исполнителя. Потом это также внезапно прекратилось. А за столами началось шушуканье, сопровождаемое вначале несмелым, часто с вопросительной интонацией, словом: дудочник.
  - Дудочник? - маркиз остро глянул на неожиданно посерьёзневших наёмников.
  Ностромо, никак не реагируя на вопрос, мрачно уставился в стол. Собственно, это и можно было считать ответом. Внезапно всплывшее старое прозвище их товарища, связанное с давними драматическими событиями в далёкой Илии, могло быть одним из факторов разрушения тайны, которую тщательно оберегали они, частично посвящённые. Намёки и подозрения - и прочие досужие фантазии, которые всегда и везде - не только в Агробаре - сопровождали их компанию, можно не брать в счёт.
  Маркиз задумчиво отвернулся, нервно теребя ус - видно было, что он не знает, что делать дальше.
  - Здравствуйте, ваша милость, - из прохода между столиков вдруг возник Ройчи с тарелкой еды в руках, заставив их вздрогнуть. - Вы, кстати, мне и нужны, маркиз, - уселся. - Чего такие кислые? - это уже товарищам, которые синхронно пожали плечами, внимательно и несколько напряжённо посмотрели на него. Ройчи бросил первую ложку каши в рот, посмотрел на так и продолжавшего стоять маркиза. - Если у вас есть свободная минутка, ваша милость, то присядьте. Я мог бы вас и попозже найти, но, думаю, что это было бы проблематичней, а вопрос, который хочу с вами обсудить, уверяю, важен. Постараюсь побыстрее справиться с этой божественной пищей, хотя это и не очень полезно, - криво усмехнулся, намекая на обстоятельства, в которых потребность в еде вообще может отпасть. - Но день, предполагаю, будет длинный и суетный, удобного случая перекусить может и не представиться, так что... - одобрительно кивнул на вновь взявшегося, хоть и с тяжким вздохом, за ложку, гнома. Маркиз, глядя на кушающего наёмника, несколько секунда размышлял - понятное дело, что времени у него в обрез, но тоже отодвинул табурет и сел. - Мы этого делать не будем, - Ройчи посмотрел прямо в глаза Худуку, отвечая на невысказанный вопрос, и тот как-то сразу осунулся, сдулся, уши поникли - даже маркиз удивлённо посмотрел на "тёмного" - он никогда не видел его такого... искренне расстроенного.
  А Ностромо сам себе мысленно кивнул - он, собственно, и предполагал такой результат. Дело в том, что он по поручению Ройчи, ходил в гости к сородичам в Гномью слободу. Товарищ тоже должен был составить ему компанию, но, скажем так, некие события почти амурного характера с элементами шпиономании и политического окраса, помешали этому. Суть в том, что, зная гномов, особенно тех, что живут в человеческих землях, как маниакальных перестраховщиков, Ройчи хотел договориться хоть за золото, хоть за услугу, переправить в их подземелья беспамятного Рохлю. С минимальным сопровождением... в виде Худука и девушки-шалюрки. Идея гоблину, в принципе, понравилась, только он наотрез отказался бросать здесь товарищей, и чуть ли не истерику закатил, уговаривая уходить к гномам всем. Но и Ностромо и Листочек сомневались в правильности такого шага, похожего больше на предательство и бегство с тонущего корабля, нежели на "тактическое отступление", как его именовал Худук. Ройчи молча выслушал дебаты и излишне эмоциональные реплики сторон, взял паузу на размышление. Которая, видимо, и завершилась с последним звуком флейты, на которой он предпочитал играть в сложные, судьбоносные моменты жизни. Сородичи, кстати, предоставили им возможность спрятать товарища, но не сразу. Тролль им, даже почти мёртвый, в их подземельях, видите ли, не нужен был ни под каким соусом. Тогда гном продемонстрировал им старую чеканную гномами монету, которую на всякий случай дал ему Ройчи. И тогда подгорные собратья прониклись. Ностромо с ухмылкой вспоминал, как радикально поменялось к нему отношение после наводящих вопросов о составе их группы... И согласились на услугу в будущем за свою помощь, при этом, что характерно, они абсолютно были уверены, что когда-нибудь смогут стребовать её. То есть, их опознали - гномы всегда кропотливо собирали информацию обо всём и обо всех. И, что самое главное, невзирая на внутренние неизбежные склоки и раздоры внутри народа между разными фракциями и Горами, эта информация распространялась между всеми в обязательном порядке - в противном случае следовала смерть и позор всему роду, допустившему это.
  Поэтому реакция Худука понятна. Ему, "тёмному" их товарищу, было начхать на все эти агробарские манёвры (он этого и не скрывал), и его аргумент "гибнуть непонятно за кого" тоже имел место. Но всё равно, это было бы как минимум некрасиво - бросить всё, когда они уже и так ввязались. А если подумать, то тому же Худуку наверняка была не безразлична судьба маленькой девочки Руфии, подружившейся с Рохлей. Но даже упоминание об этом в их споре было бы ударом ниже пояса. Поэтому-то Ностромо об этом промолчал.
  Да и шалюрская девушка не так проста - так и зыркала исподлобья на всех. Она ещё не дошла до того, чтобы равноправно участвовать в таких разговорах - воспитание не позволяло, но её мнение и так было написано на лице. Ей категорически не хотелось оставлять Ройчи. Особенно тогда, когда он в опасности. Клятва крови - это серьёзно. Ностромо много об этом знал. Потеря человека, к которому привязан - сродни собственной гибели. И Шани наверняка нашла бы способ обойти прямой приказ Ройчи, лишь бы оказаться рядом.
  - Мы с вами, - Ройчи перевёл взгляд на маркиза, тот согласно кивнул; сквозь сосредоточенность мелькнула даже радость. - Но я хотел бы задать несколько вопросов касательно обороны, - мужчина жевал и пристально смотрел на РоПеруши, замершего в раздумье - как ни как, всё дело в доверии. Стоит отдать должное агробарцу - он достаточно быстро утвердительно кивнул.
  В зале вновь началось шевеление - уходила очередная партия позавтракавших. Неожиданно к их столу подошёл светловолосый северянин - дружинник с заплетённой в косичку бородой с вполне узнаваемой "рысью" на тунике.
  - Извините, что прерываю ваш разговор, - начал он вежливо, и Ройчи благосклонно кивнул, но процесс жевания не прервал - время дорого. - Я вас узнал - вы проходили наш пост вслед за уруками. А потом помогли отбить их нападение, - Ройчи вместе с гномом согласно кивнули. А на уставшем лице северянина мелькнула скупая улыбка. - Я рад, что вижу вас живыми. И рад, что вы на нашей стороне, - он отсалютовал им рукой, и, развернувшись, поспешил за своими товарищами.
  Ройчи отставил пустую тарелку и тронул за плечо задумчиво глядящего вслед северянину маркиза.
  - Ну что, ваша милость, вы готовы к конфиденциальному разговору? - они встали, и товарищ посмотрел на Ностромо. - Я ненадолго. Составишь мне потом компанию по району?
  Гном согласно кивнул. Вслед за людьми почти сразу ушёл гоблин, не проронивший ни слова. А он наконец-то занялся остатками каши в полном одиночестве. Без глоточка, без капелюшечки пива. Ужас.
  Сидеть надоело, и Ностромо прошёл к подножию лестницы - ждать Ройчи - именно наверх ушли люди. Простоять пришлось вроде и недолго, но гном успел заскучать, после чего, уперев локоть в перила и положив голову на кулак, даже начал подрёмывать. А чего время зря терять? Пресловутое "пошли", прозвучало уже не вовремя, и гном, сладко зевнув, поплёлся следом за человеком, слыша сзади озабоченный голос маркиза, пытающегося разыскать какого-то Дика.
  Они с Ройчи вначале прошли к набережной, везде наблюдая суету и подготовку к обороне. Мчались посыльные, раздавались приказы, что-то куда-то неслось, тащилось - но исключительно мужчинами. Женщины, дети и пожилые люди собирались в группки, потом в колонны, и, сопровождаемые бородатыми коротышками, уходили в сторону Гномьей слободы. Дальше окольными улицами и улочками, перебираясь через баррикады, которыми были блокированы многие из них, вышли к каналу. Прошли вдоль него, иногда здороваясь со знакомыми людьми, уже занявшими свои места. У моста поприветствовали старого знакомца, барона ВерТиссайю, который при виде них вышел из своей меланхолии, расцвёл широкой улыбкой на багровом лице, полез обниматься, изрядно помяв им бока своими медвежьими объятьями. Искренне взгрустнул при упоминании о Рохле, к которому питал некую привязанность. И отпустил с напутствием: "Хорошенько умереть". На основной баррикаде они пересеклись с принцессой Лидией и её эскортом, многих из которых они знали. Обменявшись приветствиями - с теми, кто не растерял благожелательность, не впал в недоверчивость и надменность, Ройчи и Ностромо свободно походили вокруг, изучая оборонные возможности баррикады, протянувшейся на более, чем двадцать локтей, поперёк самой широкой улицы Ремесленного квартала.
  Со стороны реки внезапно появились белые дымы, на которые его товарищ обратил внимание лишь мельком. Зато сопровождавшие принцессу так и зашевелились, так и замахали руками, что-то доказывая замершей в задумчивости Лидии.
  А потом Ройчи вдруг резко остановился, будто врезался в стену, его глаза удивлённо расширились. Гном, проследивший за взглядом, увидел большой отряд солдат, в основном в цветах Восточного предела и с вымпелами егерей. Вот среди них он и увидел того, кого, судя по мнению человека, здесь быть не должно. Махнув товарищу рукой следовать за собой, он, срезая долгий путь по проложенным мосткам, в несколько прыжков, спустился вниз. Гном, естественно, отстал, недовольно кряхтя, тем не менее, он успел заметить, что узнавание произошло и с другой стороны. После чего Ройчи под любопытными взглядами окружающих воинов отвёл молодого, но совершенно седого парня в сторонку.
  - Стилл, рад тебя видеть! - с искренней радостью воскликнул наёмник, пожимая руку какому-то чересчур застенчивому и скованному молодому человеку. - Представляешь, Нос, - возбуждённо продолжил человек, - это один из тех парней, с кем мы прорывались из дворца. А потом нам с Лисом пришлось их оставить в... В общем, оставить. А что с сержантом? Как там его... - Ройчи наморщился, вспоминая.
  - ДиОдори. Его нет, - тихо ответил парень, болезненная гримаса скользнула по лицу и тут же растворилась без следа в какой-то даже чересчур бледной и неподвижной бесстрастности.
  Вообще, этот человек произвёл на гнома двоякое впечатление. Он был будто не просто спокойный, а словно... неживой. При этом, заглянув на краткое время в поднятые глаза, гном аж поёжился от бьющих через край чувств, страсти - словно лепесток огня лизнул его сквозь прорезь взгляда... Странный молодой человек, - сделал про себя вывод подгорный.
  - Жаль, - помрачнел Ройчи, положил руку тому на плечо, испытывающее глядя в лицо. - Расскажешь потом, что случилось?
  Парень равнодушно пожал плечами, даже и не поведя глазами на промчавшегося сзади курьера.
  И тут со стороны моста донёсся многоголосый вой. Словно стая гиен пришла требовать свою добычу. К небу потянулся тёмный дым.
  Стилл молча развернулся и пошёл, на ходу надевая на голову подшлемник и шлем. Потом, будто о чём-то вспомнив, остановился, оглянулся, посмотрел на Ройчи и медленно кивнул. То ли благодаря, то ли прощаясь. Но жёсткое и решительное выражение на лице резко контрастировало с тем, что было раньше. И оно не соответствовало парню двадцати лет, скорее - бывалому, много повидавшему солдату.
  
   * * *
  Несмотря на сырую взвесь, висящую в воздухе, пространство словно приобрело более очерченные линии, чётче проступали кованные перильца, узорно окаймляющие стороны канала, многочисленные, сливающиеся в единый фон квадратики мостовой. Даже фасады домиков на противоположной стороне площади, которые, казалось бы, должны быть затёрты влажной дланью - как тёплый воздух по стеклу - проступали эпизодически так ясно, как картинки из жизни Единого в храмах, что моментально и ярко впечатывались в сознание, на какой высоте б они не были. Время будто остановилось, как бы говоря: запомни эти мгновения покоя и тишины - возможно, это последнее, что захочется вспомнить, закрывая глаза, насладись ими, постарайся растянуть мгновения, ведь они не безграничны. Где-то в глубине души теплится знание, что секунды понесутся вскачь, превращаясь в минуты, а жизнь может оборваться в любой момент...
  Войтех подкрутил длинный ус и почесал шрам на лысине - жест, который у него появился недавно - собственно, после приобретения оного, когда они с капитаном РоГичи пробирались по столице, и перевёл взгляд с пустующей за каналом стороны на... подчинённых. На полтора десятка ремесленников и пятёрку северян, которые... Короче, непредсказуемой, но мудрой волею начальства он был поставлен над ними главным. Он, простой королевский гвардеец, предпочитавший командовать, в худшем случае, женой и детьми, в лучшем - батареей отменного пива с Западного предела, сейчас ломал голову, как вообще наладить общение. Нет, демонстрировать громкий голос, которым он, конечно же, умел пользоваться, или зубоскалить, что, как говорили сослуживцы, особенно друг Дики, тоже него неплохо получалось, он не собирался. Надо всё сделать как-то по-людски... Хорошо бы было посидеть накануне за доброй чаркой, покумекать о жизни, прощупать друг друга в свободной манере языками, проверить организмы на умении держать алкогольный удар (что немаловажно в суровых воинских буднях) - королевские гвардейцы именно так друг друга и проверяли. Воинскими умениями, владением разными смертоносными штучками у них, проходящих сумасшедший отбор на приём в гвардию, не принято было хвастать - умение драться, и при необходимости отдать жизнь за короля - это само собой разумеющиеся вещи. В отличие от доброй попойки либо победы на любовном фронте... М-да, да даже на эти темы он не представлял, как общаться с безусыми в основной массе ополченцами или угрюмыми, молчаливыми северянами, бывшими минимум на голову выше него.
  Он страдальчески вздохнул - ему хватало в качестве напарника здоровяка Дики, казавшемуся ему сейчас почти болтуном. А тут целая пятёрка "диков", а сумма слов на порядок меньше, чем у его дружбана... Эх, как он там? Где он? Насколько Войтех понял, его товарищ, в отличие от львиной доли выживших гвардейцев роты капитана РоГичи, разбросанных сейчас в качестве командиров в разные патрульные отряды, как и у него, остался в охранниках принцессы. Только уж чересчур задумчивым был Дики после приватного разговора с маркизом - Войтех, чутко уловивший недомолвки со стороны товарища, так и не смог добиться от него вразумительного ответа.
  Краем глаза гвардеец заметил, как старший из ремесленников, расположившихся как можно комфортней, если вообще возможно такое определение в ненастную погоду - под навесом ближайшего дома, призывно махнул рукой стоявшим в сторонке истуканами под противным мелким дождём, северянам. И те, не чинясь, подошли. Всё правильно, время завтрака - это он уж перекусил на постоялом дворе (но так - слабенько) - в преддверии хорошей драки негоже нагружать кишки.
  - Эй, "чайка", ходь к нам, - Войтех, обернувшись, увидел, как на этот раз один из северян машет ему. Все остальные из отряда ожидающе замерли, глядя на него. Гвардеец достал тряпицу, давно не блещущую сухостью, промокнул лысину, и неторопливо и солидно направился к навесу. Отчего ж не уважить хороших людей? С которыми скоро придётся держать оборону.
  На импровизированном столе в развернутых свёртках покоилась нехитрая снедь: от кусков мяса, сыра, рыбы до лепёшек и яблок.
  - Давай, старшой, познакомимся поближе, - пробасил звавший его северянин и махнул на свободный соседний чурбачок. - Помирать всегда приятней в знакомой компании.
  - Отчего ж сразу помирать, - возразил гвардеец, преломляя хлеб, и по примеру остальных макая его в крынку с чем-то похожим на сметану, - мы ещё побарахтаемся, - добавил в голос толику оптимизма.
  - А это так у нас на севере говорят, - блеснул пронзительно-чёрными глазами бородач с изрытым морщинами лицом, потом также размеренно, слегка растягивая на северный манер гласные, продолжил: - У нас нет хуже смерти, нежели быть застигнутым самому в лесу тварями безбожьими. С побратимом, даже коль врагов неисчислимое множество, завсегда бьётся яростней. Себя не так жалко, правда, "чайка"?
  Войтех чуть не поперхнулся, ощутив на себе тяжёлый и внимательный взгляд северянина, и лишь согласно кивнул, с трудом сохранив бесстрастность на лице. Правду говорят, что эти дружинники отмороженные на всю голову. В таком разговоре все его заготовки с юмористическим оттенком явно... не к столу.
  - Погоняли мы вашего брата по столице, - следующая фраза бородача прозвучавшая с затаённой злостью и горечью, заставила Войтеха подозрительно поднять глаза. Минуту под навесом стояла тишина. Набычившийся гвардеец, как и его оппонент, не отводили взглядов. Никто не давал слабину, но "чайка" неожиданно понял, что вот этот воин старше его годами, и раз он выжил в своих дремучих лесах, значит, опытен гораздо больше его, проведшего всего лишь детство в лесах на Западном пределе. Он просто проверяет его, как человека, неожиданно свалившегося на голову в качестве командира. Не было в глазах северянина вызова или желания задеть. А только внимание и наблюдение на фоне вселенского спокойствия - не равнодушия.
  Войтех расслабил плечи, он, не опуская взгляд, донёс ко рту кусок запеченного сала и стал его смачно, с причмокиванием жевать. Потом оттёр губы тыльной стороной ладони. На лицо скользнула дурашливая улыбка.
  - Точно так же говорила мне одна молодуха: гонять и гонять вас, гвардейцев, надо... - и чуть отстранившись от стола, сыто рыгнул и расслабленно прикрыл глаза.
  Несколько ударов сердца стояла полная тишина, потом донеслось какое-то уханье совы, причём с глоткой, способной издавать басовые звуки. А спустя мгновение под навесом стоял просто сумасшедший хохот.
  Войтех довольно открыл глаза и с многозначительной улыбкой огляделся. Смеялись все - равнодушных к шутке не оказалось. Люди в смехе сбрасывали напряжение, тревогу... Ан нет, двое дружинников и трое ремесленников дежурили у канала - продолжали вести наблюдение.
  Ну, хитроумный северянин! Его прощупывает, а службу держит. Но, слава Единому, атмосфера за столом разрядилась.
  - Граб, - здоровенная ладонь протянулась к Войтеху, и тот, не задумываясь, пожал её, называя соё имя (хотя совсем недавно был представлен всем перед строем по полной программе). Северянин наклонился к нему этак доверительно. - Ты не серчай, старшой, не было мыслей обидеть. Но сам понимаешь, насмотрелись мы в столице на разных "голубей" и "петухов", - сморщился презрительно, - и надо было глянуть на тебя, не высоко ли нос держишь.
  - Мой нос - не парус, чтобы его задирать, - проворчал якобы обиженно Войтех, забывая про своё правило не наедаться перед сражением, и пытаясь дотянуться до аппетитного куска жареной рыбки, оставшегося в одиночестве. - Это, скажу вам, уважаемый Граб, весьма капризный нюхательный орган, не переносящий запаха гнили.
  - Вот это я и желал услышать, - примирительно прогудел северянин, отламывая крепкими мозолистыми пальцами кусок лепёшки, скатывая его в шарик и забрасывая в рот. Кстати, Войтех заметил, что дружинники не увлекались едой. Может, сыты? - Вообще, у меня о вас, "чайках", самые приятные воспоминания... - гвардеец уж не морщился, когда его звали птицей, с которой была связана королевская гвардия - уж такая манера была у северян: звать друг друга по животным, связанным с их землями. Кстати, страшненькие зверьки с треугольными мордами, горящими глазами и огромным количеством торчащих зубов, вышитые на туниках и выбитые на щитах, совсем не ассоциировались у Войтеха с теми милыми пушистыми куницами из родных лесов. Между тем лик Граба словно потёк - так камень превращается в мягкую руду под действием огня - морщины удлинились, не угрожающе, а наоборот, умиротворяющее. Глубоко запавшие глаза завалились ещё больше, погружаясь в себя, подбородок, упрямо выдвинутый перёд, расслабился, разрешая мясистым губам сосем не сурово плямкать... Ну, прямо добрый дядюшка, погружённые в милые, времён буйной молодости деньки, воспоминания. Но дядюшка такой - какого лучше не сердить и не пересекаться в тёмном переулке - всё равно можно испугаться.
  - Помню, по молодости частенько приходилось в трактирных драках сходится с вашими. У его милости, барона РоГрима был тогда зазноба в столице, ради кувыркания с которой ему не лень было тащиться за сотни километров, - пояснил он, приложился к меху с каким-то душистым взваром. - Это уж после того, как они поженились, мы перестали быть частыми гостями столицы. А тогда, что ни день- потасовка, - и такое мечтательное выражение было у него на лице, что гвардейцу стало казаться, что у них тут в Агробаре, жизнь опасней, нежели в лесах предгорий. А сколько-то лет (десятилетий?) назад и вовсе кулаки были кованными, лбы из морёного дуба, куража больше, чем пива в бочонках, а синяки и фингалы в отличие от убывающих зубов, располагавшиеся слоями на организмах, являлись непременными атрибутами настоящих мужчин. - Эх, - мечтательно вздохнул Граб, - славные были деньки, - и Войтех посчитал нужным согласно кивнуть, невольно поёжившись от щербатой улыбки. - Чересчур уж заносчиво и самодовольно вели себя "чайки", не столь, конечно, прямолинейно, как эти егеря с Восточного предела, но рожи начистить так и просились. Но что, должен сказать, - мощно облокотился о жалобно скрипнувшую доску, ещё больше склоняясь к гвардейцу и густо выдыхая ему в лицо, - "чайки" всегда хорошо держали удар. Даже такие мелкие, как ты, - Войтех скривил губы в улыбке и значительно приподняв бровь - мол, кто бы сомневался? Наверное, имело смысл посчитать это комплиментом, ибо в голосе Граба несомненно звучало уважение ко всей королевской гвардии. Хотя самого себя "мелким" он никогда не считал - во всяком случае, разлёт его плеч не уступал никому из сидящих за столом. Но с северянами - дылдами ему - да, не сравниться.. - И что самое главное, даже находясь в патруле для усиления городской стражи, никогда не тащили в кутузку... Ну, а перепить вас опосля было вообще чем-то нереальным, - Войтеху почудилось, или в голосе северянина действительно прозвучало восхищение? Другое дело, что нужно учитывать фактор весовых категорий: гвардейцы любили хлестать вино, северяне же предпочитали крепкие настойки собственного приготовления, запиваемые большим количеством пива. Вот если бы поменять перед ними кубки, совсем неясно, каков бы был результат.
  Что ж, ему стоило гордиться отрядом, в котором он служил. Но он и так знал, что "чайки" - лучшие. Ну, одни из лучших. Войтех огляделся. Вокруг велись непринуждённые разговоры, даже слышался смех, словно в перспективе безоблачный день с вполне рутинными делами. Часть ремесленников обступила двух других северян, с любопытством задавая вопросы - именно оттуда доносились взрывы хохота, остальные разбились на группки - один умудрился даже задремать. А за импровизированным столом дали почтительно уединиться страшим.
  Третьим сидящим был не проронивший ни единого слова, совершенно седой ремесленник, подозвавший, как видел Войтех, северян. Он не притронулся к еде, просто сидел, положив широкие, мозолистые, потемневшие не только от времени, но и, видно, от какой-то специфической работы, ладони одну на другую и невидяще уставившись в сторону канала. Он как раз сидел лицом к нему. Звали его вроде Кусач - их знакомили в самом начал, да и Войтех уж не раз пересекался с ним, но не мог припомнить, всегда ли тот был таким молчуном. Могло сложиться впечатление, что ему начхать на всё происходящее, как и на разговор, ведущийся под носом. Но это было не так: взгляд периодически менял оттенок, а уголки губ под абсолютно белыми усами, как некий барометр настроения, двигались то вверх, к усмешке, то вниз, пытаясь удержать иную эмоцию.
  Довольный, в принципе, сложившейся ситуацией, проникаясь всё больше и больше тёплыми чувствами к северянам, Войтех даже на мгновение забылся, рисуя умом любопытную и заманчивую картину знакомства Граба с Дики и их совместной попойки вечерком... Можно даже этого седоусого дядьку пригласить - уж он точно мешать не будет, зато харчей захватит, с которыми резко стало туго - принцесса с маркизом ввели режим экономии. Логичный шаг с появлением более двух сотен, как слышал гвардеец, северян.
  Но тут словно ветерок пронёсся со стороны канала... "Началось... началось... началось..."
  Сердце кольнуло нехорошее предчувствие, и Войтех, обернувшись, заметил, как на другой стороне Ремесленной площади выходят ряды вооружённых людей. Всё происходило в относительной тишине, без призывных сигналов рожков, лишь слышалось отдалённое конское ржание. И, казалось, что земля гудит от топанья множества сапог. Они выходили и выходили, выстраивая сплошную линию напротив Ремесленного квартала.
  К навесу без особой спешки подошёл один из северян - дозорных с тем же, много говорящим словом: "Началось". Граб, продолжавший отрешённо сидеть, в отличие от седоусого и прочих ремесленников, суетливо проверяющих амуницию и оружие, скатал ещё один шарик лепёшки и просто оставил его на столе. После чего поднял голову на возвышающегося товарища.
  - Глаза ни к дракону, - проворчал. - Какого цвета вымпела?
  - Пурпурного.
  - Панорик... - Граб выразительно сплюнул под ноги. - Ну, что, - поднял глаза на тоже спокойно сидящего Войтеха (но внутренне будто заледеневшего), - пойдём, потрудимся? - и сам же себе согласно кивнув, кряхтя, поднялся.
  Гвардеец надел подшлемник, набросил капюшон кольчуги, нахлобучил шлем, проверил завязки, плотность и комфортность сидящей кирасы, наручей, наколенников, наличие ножей. Плащ решил не цеплять - потом, если всё обойдётся, заберёт отсюда, поднял стоящий у стены щит. Ну, что ж, всё, что требовалось от него для встречи с врагом, он сделал.
  Они выстроились вдоль перил канала. Справа, в трёх сотнях локтей был мост, где заправлял барон ВерТиссайя, к которому они при необходимости должны были прийти на помощь. Слева, он знал, стоит такая же группа, как у него, под командованием его товарища, гвардейца Жона. Сзади вверх взметнулся белый дымок, сигнализирующий о появлении противника.
  Неожиданно сильно прогромыхало справа. Далеченько. Удивлённо повернувшись, Войтех лицезрел вспышки, сопровождаемые громом. Наткнулся на вопросительный взгляд из-под низко надвинутого козырька квадратного в отличие от гвардейских, шлема, Граба стоявшего неподалёку.
  - Это в стороне Гномьей слободы.
  - А, понятно, - зло бросил северянин. - Огневики балуют. - Гвардеец знал, что враги заключили сделку с магами, повелителями огня.
  И они продолжили стоять в ожидании атаки. Кто-то принёс сообщение, что со стороны реки тоже поднялись дымы - враг обложил их со всех сторон.
  Мелкий моросящий дождь проникал везде, выстуживал зацепеневшее в ожидании неизбежного боя тело. Войтех уже начинал жалеть, что не набросил плащ, в отличие от тех же северян и части ополченцев - это стоянии могло длиться ещё очень долго, выматывая нервы. Герцог Панорик, что бы про него не говорили, военачальником был грамотным. Но Войтех упрямо продолжал стоять и мокнуть. Он знал, что наступит момент, когда ему удастся согреться.
  Время тянулось невыносимо медленно. Справа продолжалось ритмичное буханье - Гномью слободу заливали огнём, словно намереваясь стереть с лица Агробара, и Войтех невольно поёжился, сочувствуя подгорным - сгореть заживо - отвратительная смерть. Без возможности ударить в ответ.
  Удивлённый возглас одного из ополченцев нарушил напряжённое стояние. Ремесленник, перегнувшись через перила, указывал рукой вниз, и Войтех, следуя любопытству, тоже наклонился над кованной оградой. И ничего, слава Единому, не увидел. Мало ли что - или кто - там могло быть? Но ремесленник продолжал на чём-то настаивать, и тогда гвардеец уловил ключевое слово - вода. Но в воде тоже ничего не было... Кроме того, что падал её уровень. Причём, стремительно.
  В общем гомоне восклицаний и возмущений он различил грязное ругательство Граба. И впору было его поддержать. Дело в том, что оставшийся без воды канал оказался весьма неглубок - в лучшем случае до четырёх локтей. Да, подъём был вертикальный, но любой, физически подготовленный человек, даже с учётом надетого железа самостоятельно может преодолеть это препятствие. А если их много и хватает подручных средств, вроде кошек и небольших лестниц, то это вовсе не проблема.
  Послышался звук рога, и вся масса солдат на той стороне пришла в движение. У Войтеха и так погано было на душе, но когда он увидел за стеной людей напротив моста огромные туши быков - тяжеловозов, он похолодел ещё больше. С такими животными, стоит только зацепить крюками барьер на мосту в виде зафиксированных телег и больших сколоченных щитов... Нечего даже и думать устоять.
  Мысли метались одна быстрей другой, перескакивая с одной вещи на другую, не неся решений и ответов, а словно забивая голову оседающей мокрой пылью... Откуда столько нападающих? Как с ними справиться? Может послать за подкреплением? Но кто скажет, что положение у реки не хуже?
  Он, считай, первый раз командовал, до этого момента он отвечал только сам за себя, прикрывал товарищей в бою - в общем, следовал приказам. А сейчас... И тут пришла мысль, девиз королевских гвардейцев: "дальше смерти не уйти". И всё стало на свои места. Особого умения командовать тут и не надо - так, общая корректировка, задача проста - максимально больше выбить врагов, чтоб следующим защитникам Ремесленного квартала было проще. Он вздохнул свободно, расправил плечи и, неожиданно следуя импульсу, задрал голову и громко и искренне расхохотался в небо. Привлекая недоумённые взгляды напряжённых воинов. Именно Граб первый уловил его настроение.
  - Давай, "чайка", покажи крепость яиц! Молодец! - разнёсся его раскатистый мощный голос, вторя смеху. - Бар-р-ра! Бар-р-ра! - вслед за чем принялся ритмично лупить палицей по щиту. К нему тут же присоединились остальные северяне, потом ремесленники, затем защитники моста и все остальные отряды по эту сторону канала.
  Войтех никак не мог остановиться, он готов был взлететь от окрыляющей, согревающей и распирающей его свободы. Встав одной ногой на канальные перильца и воздев вверх руки с мечом и щитом, он воззвал к врагам:
  - Идите же, наконец, сюда! Отведайте нашу ярость! Напоите мечи наши своей кровью, чтобы утолить наш гнев! Пусть наши смерти сведут вас, идущих дорогой предательства, в могилу! Ибо на нашей стороне правда! Бар-р-ра!
  Они визжали, и кричали, и рычали, и свистели, словно сумасшедшие, словно дикие звери. Наверное, потому, что на пороге смерти уходит всё напускное, иллюзорное, ненастоящее, а остаётся животная голая суть.
  Послужило ли это каким-то сигналом, но целая лавина сорвалась и помчалась к мосту. Где и завязался жаркий бой.
  
   * * *
  Королевский гвардеец - старший сержант Борун почесал в затылке, сдвинув шлем. Этот чисто крестьянский простецкий жест вкупе с соответствующей внешностью, вызвал улыбку у маркиза РоПеруши и сэра РоКлари. Но Лири, требующий ответа, ещё больше нахмурился. Большой наёмник, известный своим дурным нравом, был весьма далёк от иронии конкретно и чувства юмора в общем - короче, он шуток не понимал. И изначально риторический вопрос, заданный им повторно, требовал ответа.
  - В чём проблема?
  Предыдущий вариант ответа старшего сержанта, изначально поставленного ответственным за это, отнюдь не приоритетное направление обороны - со стороны притока Ленивого и хлипких, рыбацких причалов: "Да ни в чём, кроме этих четырёх калош", его не устроил.
  Всё было предельно просто. Наблюдатели заметили заходящие из реки вёсельные баржи с высокими бортами, всполошились, сообщили об этом скучающему в одиночестве Боруну, и тот, согласно инструкции, здраво рассудив, что друзей им ждать с этого направления не стоит, подал сигнал о появлении врага. Когда баржи, а изначально их было пять, вытянулись напротив района, он забеспокоился - помимо гребцов на каждой такой плавающей штуковине могло находиться до сотни человек, а высокие, специально наращенные борта, будто специально дразнили проснувшуюся паранойю. При этом посадка барж позволяла подойти очень близко к причалам, чтобы начать высадку. Конечно, воин в броне и с оружием даже с небольшого расстояния весьма неуклюж и может пойти камнем на дно. Но Панорик - ещё тот стратег и выдумщик, так что расслабляться не стоило. А что, этого мало - четыре плавающих средства с неизвестным количеством врагов против сотни неопытных ополченцев - ремесленников? Которым в прямом бою с профессиональными солдатами нечего будет противопоставить.
  А потом пятая баржа. С ней вышла интересная, а самое главное, изрядно поднявшая дух, потихоньку скатывающийся от неизвестности в нечто упадническое. Кто-то из местных в разговоре обмолвился, что видел, как гномы, причалы которых соседствовали с причалами Ремесленного квартала тащат в центр района стреломёты. Борун, не долго думая, взяв с собой несколько ремесленников посолиднее, нагнал эту колонну подгорных и предложил испытать это "чудо великих мастеров" на конкретной цели. Славящиеся упрямством коротышки были падки и на лесть, и на любопытство. В довесок Борун потрусил висящим на поясе кошелем (всё равно на том свете не пригодится), а для гномов это, как известно, весомый аргумент. Да и сам старший сержант, пусть внешне и увалень увальнем, красноречием не был обделён. В итоге последний стреломёт после переговоров со старшим (и перекочёвыванием к нему части монет) был на время завёрнут к причалам. Установлен суетящимися гномами, и... Первая же "стрела" - огромное, окованное железом бревно - пробила борт, что-то там разворотила - даже на берегу был слышен яростный и болезненный вопль. А в ответ им крики ликования и всеобщего воодушевления. Пока на борту раздавались панические команды, мешающие уцелевшим гребцам слаженно работать, двужильные гномы привели орудие к бою, вложили новое бревно, произвели корректировку и произвели ещё один выстрел. Вторая "стрела" ушла чуть ниже, и на первый взгляд даже показалось, что случился недолёт. Но баржа неожиданно вздрогнула всем корпусом, накренилась и начала тонуть. В течение минуты всё было закончено. С неё спаслось от силы полтора десятка человек, но это отнюдь не давало возможности делать какие-нибудь выводы касательно полного количества людей на борту. Но Боруна заинтересовал другой момент: если трое из них смогли по течению смогли самостоятельно добраться до ближайшей баржи, то остальные прибыли туда на двух достаточно вместительных лодках. И этот факт его насторожил ещё больше. Поэтому он и подал сигнал о дополнительной помощи. Гвардеец просто надеялся, что пришлют полусотню северян, с которыми ему было бы спокойней. А пришли те же северяне, хм, две полусотни: одна "рысей" под командованием сэра РоКлари, расположившаяся изначально неподалёку - этакий отряд быстрого реагирования - группа для затыкания возможных брешей. С ещё одной полусотней, на этот раз "белок" прибыли весьма представительные люди. Сам маркиз РоПеруши, решивший лично проинспектировать этот участок обороны. Ну и Лири. Просто Лири - наёмник, которого старались избегать все, даже высокородные. Не то, чтобы он постоянно создавал конфликты - по факту был только один между группами наёмников, да в самой бывшей группе Лири - от них ушёл рыжий лучник. Стороны смогли как-то разойтись полюбовно, не допуская расширения скандала - это ведь как капля воды с расходящимися кругами в обществе, который день живущем в напряжении. Просто Лири - это ощущение постоянной угрозы, потенциальный источник неприятностей, мина замедленного действия. Наверняка сама принцесса Лидия содействовала тому, чтобы отрядить сюда наёмника, так сказать, убрать с глаз дополнительный раздражающий фактор и ненужную, отвлекающую невольно на себя точку напряжения. Вот, даже глядя на хмурую рожу отвернувшегося к реке здорового наёмника, кошки начинали скребти на душе. А как глянет своими маленькими, злыми, поросячьими глазками - ну, вылитый матёрый секач, раздражённый и злющий, с вечной занозой в заднице - так и холодеет в груди и ниже пупка, отнимаются руки и ноги - так и ждёшь, что огромный кулак лёгким касанием к голове отправит тебя по реке беспамятства...
  М-да, вот так и думают люди, глядя на Лири. Боруну-то всяко всё равно, для него все эти секачи - охотничья рутина, в которой достаточно иметь крепкие нервы, здравый рассудок и острый глаз - он не собирался мочить штаны по пустякам. Ведь какими бы большими и страшными изначально не казались те же дикие кабаны, на вертеле над костерком, покрывающиеся аппетитной корочкой, так и вызывающей обильное слюноотделение, они такие милые и вкусные.
  Но как быть сейчас, спустя полчаса после прибытия помощи, когда не происходило абсолютно ничего (утих даже небольшой ветерок, гонявший туда-сюда в воздухе дождевую пыль)? Дружинники - северяне разбрелись в поисках навесов, и сейчас, можно сказать, скучали, некоторые даже дремали, ополченцы тоже после схлынувшего первого возбуждения, оставив, как положено, дозорных, тоже попрятались. Хотя нет - вон, пытаются пообщаться с грозными северянами, достали нехитрую домашнюю снедь. А возле бедного Боруна сейчас крутились целый маркиз, целый рыцарь и... Лири, перевешивавший благородных в занудстве на порядок. Он не знал, что им сказать: угроза - вот она, на виду, но что от неё ожидать? Фактор неизвестности. При том, что со стороны канала уже тоже висели тревожные дымы. Легко может быть, что эти баржи - отвлекающий манёвр, задача которого отвлечь и распылить силы защитников. Он вполне понимал хмурящегося, задумчивого РоПеруши, не понимающего, как поступить - уходить вроде и не резон, не выяснив, что здесь ожидать. Но вполне возможно, что его присутствие нужно возле принцессы Лидии.
  - В чём проблема? - повторил вопрос наёмника гвардеец. - Мы не знаем, сколько сил пришло на этих баржах, - озвучил он очевидное. И не удивился, когда Лири принялся буравить его недовольным взглядом. Но Боруну эти взгляды - как с гуся вода. По существу ему нечего было добавить. Конечно, в активе гвардейца была парочка поучительных - не грустных - историй для разряжения обстановки. Но он боялся, что это не оценят.
  - Ясно, - принял наконец решение маркиз. - Пока обстановка здесь неясна, считаю, что вашей полусотне, сэр РоКлари, стоит остаться здесь тоже, - северянин кивнул, - в дополнение к силам, возглавляемым старшим сержантом Боруном и сержантом Гурии, - это был крупный светловолосый мужчина лет сорока, коротко стриженный, с длинными усами и заплетённой в косичку бородой, кончик которой с вплетённой крупной бусиной спадал чуть ли не до пояса, серо-голубыми пронзительными, неулыбчивыми глазами, командовавший полусотней "белок"; оба сержанта тоже молча изобразили согласие. - Я же вернусь, выясню обстановку.
  - Сопровождение вам надо, ваша милость? - уточнил РоКлари.
  - Нет, - кивнул головой маркиз, которого охраняли два королевских гвардейца, сейчас присевших в сторонке - подальше от начальства.
  РоПеруши направился к лошадям, кивнув следовать за собой гвардейцам. Борун посмотрел ему вслед и покачал головой. Практически все северяне пришли на конях, и перед руководством Ремесленного квартала возникла ещё одна головная боль - как прокормить животных? Это люди могут подтянуть пояса - лошадям не объяснишь урезание рациона. Впрочем, не затягивание герцогом Панориком атаки на непокорный район частично решало эту проблему. Возможно, перебои с питанием решаться, как для людей, так и для животных. Радикально. Только именно сейчас околопричальное пространство едва справлялось с наличием более, чем сотни скакунов. Но совсем не упрощало задачу перемещения вдоль реки - тут же, чай, не ровный, предназначенный для скачек проспект, а очень узкая, примерно в четыре локтя, не везде мощёная дорожка.
  Борун обернулся, привлечённый недовольным пыхтением и сцеживаемыми сквозь зубы ругательствами. Мимо прошёл чёрный, как грозовая туча, Лири, тоже, видимо, решивший убыть отсюда - пока он не видел возможности приложения своего гнева. Наверное, Кол, напарник наёмника, и, возможно, единственный для него авторитет во всём Агробаре, попросил товарища проконтролировать здесь ситуацию (не без просьбы принцессы). И тот как бы сомневался, уходить ли ему от причалов или нет. В качестве пассивного наблюдателя при отсутствии полноценной драки он себя точно не ощущал.
  Борун вздохнул, почесал висок, переглянулся с РоКлари и Гурии, и они вместе, не сговариваясь, потянулись под оборудованный специально для них, командиров, навес.
  - Сержант! - раздался возбуждённый крик, продублированный многократно вдоль причалов.
  Гвардеец оглянулся, быстро оценивая синхронность действий приближающихся барж, повернулся к уже вскочившим воинам и гаркнул:
  - К бою! - и, чуть подумав, добавил: - По коням! Ополченцы - ко второй барже, - и два десятка ремесленников во главе с королевским гвардейцем Дили потрусили в нужном направлении. Повернулся к стоящим рядом северянам. - Гурии, встретишь крайнюю слева баржу? - тот согласно кивнул и сразу отошёл, подзывая дружинников - "белок". Само собой подразумевалось, что в случае удачного отражения атаки, они придут на помощь соседям, либо будут отходить к центру района - Так, а наши действия? - произнёс вслух задумчиво.
  - Всё просто, - спокойно отреагировал стоявший рядом РоКлари, посчитав произнесённое вопросом, - выстраиваемся напротив второй баржи, - а сейчас все силы находились ближе к северо-западу - тут был самый удобный подход к воде. Но теперь, когда три остальные баржи условно были справа, требовалось поторопиться, чтобы занять позицию напротив них. От разделения прибывшей сотни северян и распределения её по четырём дежурившим на берегу отрядам ополченцев, находившимся там, Борун отказался. Дробить силы, чтобы их уничтожал возможно превосходящий противник, он не желал. - Оцениваем, сколько их, по возможности уничтожаем и идём дальше, - ровный голос совсем не вязался с ожесточённым выражением на лице. - Патрульные, даст Единый, не оплошают и задержат высадку до нашего подхода. Особенно, - он прищурился, прикидывая траекторию подхода барж, - крайняя - её встретят два отряда ополченцев.
  И тут мимо них промчались Лири, маркиз РоПеруши и два гвардейца. Борун с РоКлари переглянулись и вскочили в подведённых коней и помчались вдоль линии воды. Ушедшие вперёд ополченцы пропустили конных.
  - Спешиться.
  То, что наёмник с маркизом ускакали дальше, сержант с рыцарем по умолчанию посчитали их делом - они собирались придерживаться принятого плана. Дальше оставалось только ждать. Совсем недолго. Локтей за сто баржи остановились и заякорились. Борта упали, и на воду, как и предполагалось, стали спускать лодки, в которые грузились солдаты в светло-синих цветах герцога РоСвейши. Гвардеец оглянулся на зашипевшего то ли от злости, то ли от радости РоКлари. Ну да, ну да - у всех у них свой должок к чванливому герцогу.
  Двенадцать лодок примерно по пять-семь воинов в каждой. Борун слегка выдохнул: почти одинаковое количество людей, но у них, стоящих на твёрдой почве и защищающихся несомненное преимущество. Посыпались первые стрелы с обоих сторон, ещё минута до столкновения, он бросил быстрый взгляд по сторонам. Слева всё также - сомневаться, что злые "белки" не справятся с солдатами РоСвейши не приходилось. Справа... Он неожиданно похолодел: от третьей баржи отошло меньше десятка лодок, зато с самой дальней их было на порядок больше.
  - А-а-а!
  - Бар-р-ра!!!
  Первых, выпрыгивающих на доски причала и на мелководье, встретили копья и стена щитов. Лязг, крики боли. Борун не полез в драку и логично отдал бразды командования хорошо знающему своих людей РоКлари.
  Одна из лодок, резко вильнув в сторону, высадила нападающих чуть в стороне от неширокого встречающего строя, но на высыпавших оттуда солдат налетели подоспевшие рассвирепевшие ремесленники и общей массой их закололи - надрывавший глотку Дили так и не смог заставить их стать строем. За что они тут же поплатились - ещё десяток солдат РоСвейши, врубились в разношёрстную толпу, нанеся им ужасный урон - со своего места Борун видел, как минимум четырёх павших. Противник действовал грамотно, делясь на двойки и тройки, страхующие друг друга. Он видел, как гвардеец, пройдя сквозь отпрянувших подчинённых, обменялся ударами с вышедшим на него противником, ловко ранил в ногу и добил в голову, отпрянул от следующего. И тут же не сплоховал один из ремесленников, ударив копьём сбоку. Теснимые и грубо отмахивающиеся ополченцы, видя пример удачного отпора, воодушевились, спрятались за щиты, нанося неожиданные удары со всех сторон, окружая постепенно и оттесняя врага к воде - всё-таки количество - серьёзный фактор. Положение выправилось окончательно, когда к ремесленникам присоединилась четвёрка северян - противник был добит уже в воде. Но наплывали следующие лодки, с которых не забывали стрелять из луков. Упало несколько ремесленников и один дружинник.
  У строя северян же всё было в порядке - они методично истребляли подходящих, не давая им ни малейшего шанса прорваться. Только стрелы иногда находили брешь - и то, без фатального исхода. РоКлари невозмутимо стоял на небольшом возвышении, зорко следя за происходящим, пару раз выкрикнув команды, в основном лишь лениво уклоняясь от стрел.
  Борун оценил силы нападающих. Из шести уже причаливших лодок большая половина уже пала, остальные, стоя в воде без особого энтузиазма пытались атаковать. Осталось ещё шесть лодок. Справятся! Он решительно подошёл к рыцарю - северянину.
  - Сэр, как вы смотрите на то, чтобы дать мне десяток - надо помочь по соседству, - кивнул вправо, где враг уже высадился на берег, а ремесленники отступали. - Думаю, здесь уже не будет проблем.
  РоКлари, оценив обстановку, не спорил и не медлил ни мгновения.
  - Десятки Лиама и Тома по коням! Денник - за старшего, - и широким шагом направился к привязанным лошадям.
  Они едва успели - из двух десятков защитников оставалось на ногах пятеро, среди которых гвардеец Марек из его же, Борун, десятка. Заметившие опасность солдаты РоСвейши, отвлеклись от добивания ополченцев и попытались изобразить строй из примерно двух десятков щитов, но мчавшийся впереди РоКлари, насадив на копьё одного, просто их разметал, после чего резко осадив скакуна, выхватил меч и стал разить их направо и налево. Те попытались зацепить коня, но тут уже подоспел Борун с северянами. Они покончили с высадившимися достаточно быстро, потеряв убитыми троих, а ещё несколько отделались легкими ранами. Две ещё не приставшие лодки неожиданно прянули назад и, осыпаемые стрелами, погребли назад, на баржу.
  - РоКлари, надо спешить! - разгорячённый боем сержант никак не мог избавиться от беспокойства за судьбу четырёх десятков ополченцев и тревогу за маркиза, противостоящих самой крайней барже.
  - Коня мне! - рявкнул рыцарь.
  Его скакуна таки подранили, и ему подвели коня одного из погибших северян. И снова они мчались, минуя какие-то временные постройки, деревянные настилы, навесы. Боруну видно было только, что все лодки причалили, кусок берега в поле зрения был пуст - не считая неподвижных тел на песке и в воде. Что там происходит?
  Когда они выметнулись на прямую видимость, тревога его ещё больше усилилась. Он увидел множество тел, кто-то ещё шевелился - стандартная картина после боя, которая, в принципе, в огрубевшей душе сержанта ничего не должна была трогать, не считая того, что это лежали агробарцы: в разномастной одежде и защите ремесленники, в светло-синем солдаты РоСвейши и... в похожих на одежды священников воины. В отдалении бродили два коня - мощного жеребца Лири сложно было не узнать.
  В этой части Ремесленного квартала, выходящего к воде, берег был весьма высок - вверх тянулись ступени, вырезанные в камне, может, локтей на двадцать. Собственно, тут и причалов не было, скорее, пляж - зачем таскать возможные грузы вверх, если есть более удобные места для разгрузки. И вот, слева от лестницы, озирающийся по сторонам, в поисках затаившихся врагов или хоть кого-то живого и посматривающий вниз, на мёртвых, Борун, едва не вздрогнул, когда на него выбежал весь в крови человек, Сложно было понять, к какому лагерю он относится - без шлема, в ужасно грязной тунике, со стандартным мечом в руке он мог быть кем угодно и насторожившийся сержант тщетно мозолил глаза в узнавании. Но встреченный неожиданно призывно замахал руками, и Борун с РоКлари поспешили за ним.
  В естественной береговой нише они и находились - остатки людей, что защищали этот участок. Два ремесленника сидели, привалившись к стене спинами - они даже не пошевелились, лишь подняли головы с пустыми глазами на вновь прибывших. А в самой нише над кем-то лежащим склонился ещё кто-то, в ком Борун с трудом узнал Димира, одного из гвардейцев, сопровождавших маркиза РоПеруши.
  Спрыгнув с коня, сержант быстрым шагом подошёл к нише. Поймал виноватый взгляд поднявшего голову Димира, и наконец-то смог в сумраке разглядеть лежавшего. Его сердце болезненно сжалось. Это был маркиз. Бледное-бледное, заострившееся лицо с закрытыми глазами.
  - Что с ним? - спрашивать, жив или мёртв, как-то не поворачивался язык.
  - Жив, - скупо проронил гвардеец. - Пока. Очень плохая рана, - аккуратно отогнул край плаща, продемонстрировав кровавое месиво в районе шеи и груди. - Если в ближайшее время не показать хорошему целителю, то... - дальше продолжать не стал, дёрнув плечами - и так всё было понятно.
  Каким образом можно сейчас отыскать целителя и доставить его сюда, Борун не представлял себе. Транспортировать же маркиза было просто невозможно.
  - Что случилось? - хрипло спросил он.
  Димир вздохнул, опустил голову и глухо произнёс:
  - Сильный копейный удар, раздробивший ключицу, частично зацепивший горло.
  - Что здесь вообще произошло? - задал более насущный вопрос стоявший рядом РоКлари. Всё правильно, время уходит, и нужно понять, как действовать дальше. Во время сумасшедшей скачки, чуть ли не с барьерами, Борун видел, как над всем Ремесленным кварталом тянулись вверх тревожные красные дымы, а Гномья слобода вообще горит.
  Гвардеец поправил плащ на маркизе, аккуратно подоткнул под головой скатку и, помогая себе руками, встал, кривясь, поводил плечами и наконец-то посмотрел на ждущих ответа командиров.
  - Их было очень много на этой плавающей калоше. Думаю, больше сотни - утверждать точно не буду, потому как в том хаосе и скорости происходящего, это было сделать некогда, - он криво усмехнулся. - Когда мы с маркизом и наёмником сюда прискакали напавшие уже почти дорезали неполную полусотню ополченцев. На ногах оставалось около полутора десятков защитников. Бирон, - помрачнел неожиданно Димир; Бирон - это был ещё один подчинённый сержанта гвардеец и товарищ Димира, - смог таки организовать этих непутёвых ремесленников, и они потихоньку отходили к берегу в ожидании помощи. Часть высадившихся - солдаты РоСвейши - додавливала ополченцев, а остальные - здоровые такие парни в сутанах, - вон, кивнул он на тела, - можете оценить, облачались в дополнительную защиту, которую, я так понял, перед высадкой снимали. И они себя боем с ополченцами совсем не обременяли, а некоторые уже спешили к лестнице - у них, скорее всего, были совсем иные задачи. И тут подоспели мы, - вздохнул, потянулся к меху с водой, безуспешно потряс его надо ртом, благодарно кивнул, получив подобный от Боруна, сделал несколько жадных глотков и продолжил: - Нас, конечно же, заметили, но, - хмыкнул, - испуга или паники мы у них не вызвали. Сотня крепких, опытных воинов - и четыре конника... какими б виртуозами не были, расклад явно не в их пользу - так они, наверняка, рассуждали, - он замер на удар сердца. - Диспозиция была такова, - размеренно продолжил Димир, и у Боруна, буквально кожей чувствующего, как уходит время, не поднялся язык поторопить гвардейца. Впрочем, пока не подойдут остальные дружинники - "белки", им смысла не было куда-либо дёргаться. - Ремесленники уже стояли почти под стеной здесь, - указал на место, где они находились, - и нас от них отделяла толпа врагов. Не знаю, может маркиз и поступил бы по иному, не будь здесь этого сумасшедшего наёмника, даже не подумавшего остановиться или замедлиться, видя превосходящие силы противника, может и не пошёл в эту безнадёжную атаку. Но произошло то, что произошло. Мы влетели в даже и не подумавших как-то сгруппироваться толпу молодчиков в сутанах. И имели ошеломительный успех. Складывалось впечатление, что они не совсем были готовы к, так сказать, подобным наглым действиям. Мы рубили их направо и налево. Не знаю, может это прозвучит несколько хвастливо, но мы положили их не меньше десятка. Я к чему это говорю - потом, когда эти ненастоящие святые отцы, собрались, они оказались весьма достойными и сильными противниками - не чета этим шавкам РоСвейши. Нас стали зажимать и окружать очень грамотно, уже не допуская глупых ошибок. Подо мной подрезали коня, я свалился и был бы растоптан, если бы на выручку не пришёл маркиз. Пока я пытался прийти в себя после удара, он, клянусь вам, отбивался от троих или четверых - дрался, как лев - не зря он считался... считается шестым мечом королевства. На моих только глазах он заколол двоих этих проклятых оборотней в сутанах... А потом он схлопотал тот подлый удар, прямой и жёсткий, пробивший защиту его милости. Я успел пырнуть здоровяка, сделавшего это, а потом нам с Андрэ стало совсем туго - мы пытались вытащить маркиза и пробиться туда, к уцелевшим ремесленникам. И если б не Бирон, организовавший встречную атаку, нам бы точно не удалось выжить. Но и сам Бирон поплатился за это головой, - тяжело вздохнул, невидяще глядя в сторону Ленивого, неспешно и безразлично к береговым страстям несущего свои волны. - Дальше мы просто стояли и держали оборону, теряя людей... А вот наёмник Лири, так и продолжал драться среди них, - в его голосе прозвучали нотки восхищения. - Был момент, я чуть не пропустил удар в голову - устал изрядно, и отошёл на время назад чуток передохнуть, так я видел, что вытворял этот дракон в человечьем обличье. Он носился среди них, размахивая здоровущим мечом, как косой, бросался в разные стороны, совершенно не заботясь о защите, словно неуязвимый или бессмертный какой-то. Он стянул на себя всех этих проклятущих монахов, а было их до полусотни, словно дикое древнее хищное животное, завалить которое можно лишь толпой. В какой-то момент мне показалось, что он обезумел, ибо рычал и выл, и плевался пеной так, словно и не человек вовсе, - он покачал головой. - Пусть простит меня Единый, но я даже прочёл благодарственную молитву о том, что это... эта сила на нашей стороне. В конце концов, конечно же, монахи завалили его. Он словно заразил их своим сумасшествием - они в гневе и ярости, прыгали, топтались на нём, кололи, рубили - как стая почувствовавших кровь псов... Даже сине-белые отвлеклись от нас и с удивлением и страхом смотрели на происходящее. Кто-то из этих монахов воздел отрубленную голову, волосатую и бородатую - но утверждать, что это была голова именно Лири не буду, ибо распознать в том кровавом куске его не смогла бы даже родная мать... Положил он и покалечил их преизрядно - минимум пятерым помогали идти. А сколько он убил - можете сами убедиться, немало. Раненых-то своих забрали с собой. Это драконы РоСвейши своих бросили, так мы буйных кончили, а остальных оставили лежать на местах.
  - Куда ушли уцелевшие? - хотя ответ и был очевиден, Борун должен был его задать.
  - По лестнице наверх. И было их больше полусотни.
  РоКлари с сержантом переглянулись. Что может натворить такая группа врага в не ожидающем их появления месте, они прекрасно осознавали.
  - Здесь недалеко есть подъём, чтобы можно было провести лошадей? - обратился старший сержант Борун к сидящим ремесленникам. Вопрос дошёл не сразу, но вот понимание возникло на лице одного из них, и он махнул в сторону рукой.
  - Там, возле причалов.
  - Мы их упустим, если пойдём в обход, - констатировал очевидное РоКлари.
  - Да... - Гвардеец посмотрел вдоль линии Ленивого - но там пока никого не было видно. Тяжело вздохнул. - Ждать мы не можем. Сэр РоКлари, дайте мне своих "белок" - мы попытаемся нагнать этих драконов, пока они не натворили бед, а вы езжайте навстречу своим и постарайтесь догнать нас в обход. Ещё нужно отправить гонца к Гурии - пусть отходит к постоялому двору. Думаю, тех ополченцев, что уцелели, хватит для присмотра за Ленивым и баржами. Если что, пусть тоже отправляют гонца и отходят - нам уже нечего здесь защищать. Думаю, главные события будут в центре района.
  - Я с тобой, - безапелляционно заявил Димир, автоматически проверяя амуницию и оружие. Опустил взгляд. - Смотрите, он открыл глаза!
  Маркиз действительно лежал с открытыми глазами, глядящими в пасмурное небо. Потом его зрачки переместились на стоящих рядом людей. Спустя удар сердца рот открылся, в тщетной попытке что-то им сказать, лицо исказилось от напряжения и боли, потемнело, на губах выступила кровь.
  Борун бухнулся на колени.
  - Всё хорошо, ваша милость, не напрягайтесь, мы сейчас же пошлём гонца за целителем, - он поднял голову. - Сэр РоКлари, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы самый быстрый дружинник ушёл к принцессе с вестью о маркизе, - северянин коротко кивнул и ушёл быстрым шагом к лошадям, на ходу отдавая приказы.
  А старший сержант Борун никак не мог отвести взгляд от лица маркиза РоПеруши. От словно бы опустевших глаз, вновь глядящих в неприветливое небо, в которых, будто кислота, разъедающая душу, застыло страдание. Он был профессиональным солдатом, не всегда торчавшим в столичном гарнизоне - хотя и здесь хватало неприятных, мерзких вещей, и всегда считал, что видел чересчур много, чтобы быть впечатлительным, что душа его достаточно очерствела и огрубела, дабы беспристрастно смотреть на гибель знакомых ему людей, и вообще на саму смерть. Но ему всё равно была невыносима сама мысль о том, сколько ещё вот таких славных людей перемелет война. От этого хотелось рычать и выть, как тот же Лири, сумевший доказать при всём дурном характере, что настоящий мужчина умеет выбирать место своей битвы, а ожидающая его в конце смерть - совсем не повод отказываться от драки. Он просто крепче сжал кулаки, ощущая, как ходят желваки, а глаза заполняет холод.
  Уже вставая, он вновь был спокоен и сосредоточен - ещё слишком много нужно сделать, чтобы безрассудно отдаваться эмоциям. Оглядел небольшой строй северян - "белок". Никто из этих суровых воинов не отводил взгляд. Они тоже были готовы к своей битве. Может когда-то возможная смерть и была для них сдерживающим фактором. Но не сейчас, когда решалась судьба королевства.
  
   * * *
  После двух затяжных атак на мост, слава Единому, захлебнулась и третья, остатки которой откатились назад, где широким фронтом выстроился противник, в основном в цветах герцога Панорика.
  Но вообще, всё это выглядело каким-то безумием. Нападавшие мчали на мост, не соблюдая строя и даже не сильно прикрываясь щитами от прицельного огня стрелков - защитников, как дикая сора псов, сорвавшаяся с поводка. Они подбегали к преграде и чуть ли не напролом лезли вверх по телам товарищей, упорно и с исключающей здравый смысл настойчивостью. А потом по звуку рожка - не раньше! - отходили назад.
  Насколько со своего места видел Войтех, это были "серые", стражники РоШакли, и они уж образовали целый вал мёртвых и покалеченных тел. Защитники уже, верно, устали участвовать в этой жатве, но... Но это было всего лишь начало. И они стали допускать ошибки и нести потри - гвардеец видел, как сносили тела сбоку от моста. Его подчинённые стали с тревогой поглядывать на него - не пора ли идти на помощь защитникам моста. Но Войтех твёрдо стоял на месте - враг бросил вперёд пока что только "мясо", и он был твёрдо уверен, что это даже не проверка силы, а некий отвлекающий манёвр, призванный притупить бдительность, и им нужно стоять на месте.
  - Ну, как такое можно? - с отвращением хлопнул себя рукой по бедру. Откатывающая назад третья волна уходила, бросая своих на мостовой, не помогая раненым, а то и возвращаясь, чтобы обобрать. Он видел, как на четвереньках полз раненый, а пробегающие мимо не сподобились подать ему руку. Истинно, под стать себе РоШакли набрал стражников.
  Звук сигнального рожка изменился с резкого, крикливого на протяжный, глубокий. Пробирающий до костей звук - как на загонной охоте.
  Вражеский строй сломался на несколько прохудившихся в их сторону штурмовых колонн. Впереди бежали, визжа, будто ненормальные, те же "серые" РоШакли. А сзади - Войтех это ясно видел - чётко маршировала по трое в ряд пехота. Настоящие солдаты.
  Они выстроились напротив подхода противника. Пятерых ремесленников, хуже экипированных, Войтех отправил пока в резерв. Ещё одну колонну должны были встретить соседи слева. По идее, им будет проще - там стояло два отряда по два десятка человек. Но какие ещё манёвры предпримет враг, никто не знал. В общем, всем найдётся работка.
  И вот первые нападающие добежали до канала, и, словно обезьяны, стали перелазить перила, чтобы спуститься вниз, на дно канала и перебраться к ним. Свистнуло несколько стрел, и первые тела безжизненными комьями скатились вниз.
  - Беречь стрелы! - гаркнул Войтех.
  Этих оборванцев в символической защите и без лестниц, они могли положить и так.
  Действительно, с этими первыми нападающими было что-то неладно. Они скатывались вниз, роняя оружие и щиты, некоторые даже не подбирали их, а рыча, чуть ли не с голыми руками пытались добраться до защитников - никакого элементарного инстинкта самосохранения. Да и человеческий облик у них был весьма условно. Опоили, что ли?
  Верный полуторник наконец испил первую кровь, вонзившись точно в шею, между шлемом и наплечником. И выскочил со смачным чавканьем, расплёскивая густо кровь вокруг. Раззявленный рот и остекленевшие глаза чуть ли не плашмя спиной назад ушли на дно канала. Сменившись следующим визжащим телом, попытавшимся неловко снизу ткнуть в гвардейца копьём. Тот просто повёл плечом, легко уклоняясь, но пока ничего не предпринимая, чтобы успокоить безумца. Нападающий попрыгал внизу в ярости - обе руки заняты. Недолго думая, сбросил щит, в прыжке ухватился левой рукой за кромку мостовой, а правой замахиваясь. Стоящий слева ремесленник тут же присел и несильно, но точно и действенно ткнул мечом в подставленное лицо. Которое моментально обагрилось и с отвратительным воем исчезло.
  Пошла потеха: Войтех колол и рубил, перегнувшись через мешающие сейчас перила. Иногда наклоняться было лень, тогда они с оттяжкой наступал на цепляющиеся пальцы и руки, с мрачным удовлетворением ощущая под сапогом хруст. Нападающие лезли чуть ли не по спинам товарищей, и зевать, и расслабляться не стоило - ремесленнику слева удар копья пришёлся чуть выше голенища сапога - так, не смертельно, но болезненно, и его тут же заменил товарищ из резерва. В какой-то момент увлёкшийся Войтех сквозь общий гвалт услышал - или почувствовал? - крики на их стороне, и ударом основания щита успокоив очередного лезущего, махнул головой почему-то последнему оставшемуся в резерве ополченцу занять своё место, оттянулся назад.
  Спешно смахнул с лица капли трудового пота (как там говорил Граб - "трудиться"?), огляделся, и сразу понял, что произошло, и какая опасность нависает над ними.
  Фронт невольно растянулся, и крайний защитник, а это был один из северян, не уследил за своим флангом - чуть в сторонке несколько нападающих уже влезли к ним, и теперь теснили защитников сбоку. Там же обнаружился ещё один резервный ополченец - парень лет семнадцати, истошно призывающий на помощь. Пока что опытный северянин удачно отбивался от трёх наступающих, при этом успевая спихивать продолжающих лезть снизу. Но это всё было временно - запас сил и внимания-то не безграничен. Малец - ополченец, решившись, видимо, на что-то, бросился с криком на помощь северянину, неловко замахнувшись мечом, будто кочергой.
  - Стой! - заорал Войтех, уже спешащий на помощь. Но, конечно же, не был услышан.
  Парень, забежавший сбоку, огрел со всей дури крайнего нападающего, но из-за того, что удар пришёлся по шлему противника - его то он оглушил, но отдача в руках была, видно, такая, что рукоять меча выскользнула. В следующее мгновение, Войтех с пронзительной чёткостью увидел выходящее из бока острие, оттянувшее кольчугу с рубахой, а после проткнувшее и их. Зарычавший северянин мощным ударом щита оглушил убившего парня врага, а набежавший Войтех ударом в глаз, заколол его. Но всё уже произошло - они понесли первую непоправимую потерю.
  Гвардеец, будто таран, прошёлся по кромке канала, куда успело влезть ещё трое. Он не успевал даже взмахнуть мечом - время - это всё, а просто бил плечом, добавляя щитом, кулаком или рукоятью меча, сталкивая и сбивая противников вниз. Только последний, третий, оказался чрезвычайно цепким и живучим: ухватившись обеими руками за щит гвардейца, он просто повис над каналом, не желая падать, визжа, словно желающая кота кошка, и прицельно брызжа слюной. Рассвирепевший Войтех ударом колена под дых попытался его сбросить - не получилось, потом головой с торчащим наносником пробил над щитом, раскровянив тому лоб - ничего. У них что, отключены болевые рецепторы? И лишь когда слегка запаниковавший гвардеец, сам опасно накренившись над перилами, поспешно не вбросил меч в ножны, не схватил кинжал и не воткнул его в надоевший алый зев, таким образом прекратив мучения и несчастного, и свои, мёртвое тело отлипло безвольной тряпкой и соскользнуло на голову следующему лезущему.
  Может, кстати, это и спасло его - Войтех, лишившийся груза, резко облегчённо разогнулся, и болт, предназначавшийся ему, пронёсся у самого лица. Но так повезло не всем. Упав на колено и укрывшись за щитом, он видел, как слитный арбалетный залп произвёл опустошение в их рядах - минимум пятеро защитников упало либо мёртвыми, либо с ранениями. Крайний к нему северянин, рыча, с мясом выдернул из плеча стрелу, и, схватив за шкирку очередного влезающего, одним слитным и мощным движением рук сломал ему шею и прикрылся им же, нагнулся, ища левой рукой оброненный щит.
  Войтех аккуратно выглянул из-за щита, и обречённо лицезрел деловитую суету на противоположной стороне: арбалетчики в пурпурных цветах перезаряжали оружие, а пехотинцы ловко спрыгивали вниз, принимали лестницы и страховали своих товарищей. Среди нападавших было несколько воинов в сутанах, грамотно и самостоятельно преодолевавших канал. Топоры и алебарды в их руках внушали уважение и опасение.
  Войтех тяжело вздохнув, посмотрел влево вдоль канала - как там дела у соседей. И грязно выругался. Как он и предполагал, два других патрульных отряда связали боем, в то время, как несколько небольших групп в стыке между очагами столкновений, уже перебрались на территорию Ремесленного квартала. Что делать?! Дымы уже были подкрашены красным, требуя подмоги. Но придёт ли она вовремя? Вообще придёт ли - над районом везде висели тревожные красные дымы.
  - Сомкнуть щиты! - гаркнул Войтех. - Сгруппироваться!
  Они слишком растянуты. Те, кто уцелел. На ногах стояло и отбивалось девять человек, которых постепенно окружали. Разбросанных, их быстро прикончат. Да и собравшись вместе, им сложно, уставшим и раненым, будет что противопоставить.
  Войтех зло сплюнул - ничего, они ещё побарахтаются. Нужно ещё успеть пустить кровь этим пришлым драконам Панорика, и если не придёт помощь, постараться уйти - это было предусмотрено (в фундаменте одного из домов, выходящих на канал был спрятан лаз, который легко и надёжно блокировался с внутренней стороны).
  Седоусый ремесленник, кстати, уцелел и, точным ударом в горло добив ещё одного "серого", схватил за руку раненного ополченца, оттягивая его к группе таких же полуживых тел защитников. Вдвоём с ещё одним ремесленником, они защищали раненых. Граб и трое северян тоже успешно оборонялись, и сейчас потихоньку стягивались вокруг своих лежащих.
  Взгляд Войтеха упал на сидящего на мостовой знакомого парня лет двадцати, плачущего и баюкающего уже перетянутую тряпицей обрубленную кисть.
  - Встать можешь?! - склонился над ним гвардеец, и увидел пустые, затуманенные болью глаза. Человек непонимающе, а может и не слыша - Войтех уже сорвал голос, и слова, вылетавшие, как карканье, реально можно было не разобрать. Тогда он, зацепив щит и вбросив в ножны меч, подхватил парня подмышки и потащил его, скулящего, к остальным. Хотя и приходила предательская мысль: им всем, а тем более раненым так и так не пережить этот день.
  Войтех тянул раненого и чувствовал, что силы его на исходе. Сердце стучало, что сумасшедшее, глаза заливал пот, мышцы налились тяжестью. Но останавливаться нельзя было ни в коем случае. Ещё шаг. Он остановился. Нещадно болел бок, и он, таки уложив охнувшего ремесленника, пощупал ноющее место. Рукавица оказалась в крови. Зацепило его таки...
  Справа резко придвинулась какая-то фигура. Он не успевал поднять взгляд. Но надеялся, что это свой. Но следующее мгновение сильнейший удар обрушился на голову, и он рухнул на мостовую.
  Пробуждение было не из приятных, тем не менее, вернувшийся слух сообщил, что ещё ничего не закончилось. Подтянул колени, опёрся на локти, и только после этого попытался поднять тяжёлую голову... Рванул завязку шлема, почему-то оказавшуюся на правой щеке, звякнуло железо, и в поле сфокусировавшегося зрения появилась его головная защита с изрядной вмятиной на боку. Судорожно стащил с головы кольчугу и подшлемник, и только когда первые благодатные капли дождя упали на вновь пострадавшую лысину, почувствовал некоторое облегчение. Но отлёживаться не было времени, и, перевалившись на задницу, попытался оценить происходящее.
  Сколько он был в отключке непонятно, но, видно, недолго. В условиях боя обстоятельства меняются стремительно.
  Трое северян отступали, отбиваясь от пятерых противников, чуть левее седоусый прикрывал едва держащегося на ногах товарища. Причём, бился он с мощным воином в сутане. Основная же масса штурмового отряда, едва перебираясь через канал, спешила к мосту, норовя ударить защитникам оного во фланг. Их жалкие остатки патруля не интересовали. Взгляд Войтеха скользнул по неподвижным телам, и он скрипнул зубами. Это были их раненые, оставшиеся на прежнем месте, то ли затоптанные, то ли заколотые - сам бой сместился уже в сторону домов.
  Следующий момент вонзился в глаза Войтеха до самых мелких деталей. Псевдомонах наконец пробил защиту седоусого, навершием секиры ткнув в ногу, ремесленник, рухнувший на колено, тут же подставил голову, которую с противным скрежетом, практически полностью, одним мощным ударом отрубил враг. Потом широкий шаг вперёд, и беспощадное лезвие влетело в подбородок следующего защитника, ставя точку на его мучениях.
  Гвардеец и сам не понял, как оказался на ногах, в четыре шага - прыжка он оказался за спиной заходившего за спину северян монаху и воткнул в бок невесть когда вытащенный меч. Безуспешно - кираса, спрятанная под сутаной, удержала удар и предупредила врага об опасности. И Войтех, понимая, что больше времени на ошибку не будет, просто ещё больше сблизился, ведя кончик меча вдоль тела противника. Рывок - и лезвие входит в незащищённую подмышку, левая рука проворно выхватывает с пояса псевдомонаха кинжал и бьёт им в подбородок замершего от боли и удивления врага. Всё.
  Войтеха согнуло пополам - он не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть. Казалось, на этот бросок он потратил остатки сил, и организм просто забыл, как дышать. С хриплым кашлем выплюнул какой-то сгусток, а уже новый вздох расправил грудь, и он, выпрямившись, вытер испарину.
  - Эй, Граб, отходим к стене, - махнул в сторону дома, совсем не понимая, что занятые северяне, стоящие к нему спиной, вряд ли его видят. Да и слышат вряд ли.
  Тем не менее, один из "куниц" оглянулся, что-то проорал товарищам, и они синхронно сделав выпад вперёд, как бы отпугнув противника, резко отступили, по пути подхватив под руки гвардейца.
  Их четвёрка может и выглядела жалко, но приближаться к ним солдаты Панорика и два присоединившихся к ним монаха уважительно не спешили - заваленная мёртвыми телами мостовая говорила сама за себя. Бросивший взгляд в сторону Войтех определил их местоположение, и понял, что до заветного лаза им не добраться. Хотя, чем Единый не шутит?
  - Граб, нужно прорваться туда, - залитый с ног до головы кровью, страшный, как сама смерть северянин, непонимающе глянул на гвардейца. - Там можно укрыться... - сил не оставалось даже говорить. - Я их задержу... а вы уходите.
  Чёрное от усталости лицо Граба осветила неожиданно мягкая улыбка. Он отрицательно мотнул слипшейся в каких-то клочьях пены, слюны и крови бородой, и кивнул в сторону. Войтех, перевел взгляд и понял, что им конец. За группой, оцепившей их, стояло три арбалетчика, готовящих оружие к бою. Конечно, никто не будет рисковать - их просто пристрелят, как бешенных собак.
  - Мы сейчас пойдём вперёд, прикроем тебя, - прошептал наклонившийся к нему Граб. - Ты только постарайся, "чайка", порезать побольше этих драконов.
  Сил уже не было никаких, но само знание, что смерть неизбежна, неожиданно помогло отыскать необходимые резервы в организме., и Войтех, зло оскалившись, расправил плечи. Находящийся за спинами северян, он уловил движение слева, и, повернув голову, увидел бегущих людей. Помощь? Похоже, что так - мелькали белые туники северян. И в этот момент "куницы" с хриплым, но не менее впечатляющим криком: "Бар-р-ра!!!", рванули на врагов. И Войтех с ними.
  Они врубились в ряд противника. Один из монахов легко отбил удар северянина окованным металлом посохом, ближайший конец которого тут же клюнул в локоть, лишив "куницу" меча. Но тот не растерялся, а, сблизившись, будто обнял воина в сутане. Подскочивший сбоку пехотинец вонзил в спину меч, но дело своё дружинник сделал - острая дага нашла брешь в защите монаха - они так, вдвоём, не разжимая объятий, и упали.
  Граб, прорвавшийся сквозь хлипкую линию, по сути разбросав солдат Панорика, двумя мощными ударами палицы вывел из строя двух арбалетчиков, развернулся, принял на щит удар алебарды ещё одного монаха. Но тут уже подоспел Войтех, и частично отвлёк на себя внимание. Третий северянин зарубил пехотинца, пропустил в плечо удар копья, но занял позицию за спиной гвардейца.
  Все тяжело дышали, все устали неимоверно. И никто не хотел погибать просто так. Хотя бы забрать с собой ещё одного врага. Обменявшись ударами с пехотинцами, которые взяли их в кольцо, дружинник зацепил ещё одного пехотинца, и тут же пал от удара монаха с алебардой. Взревевший Граб набросился на псевдосвященника, и тут арбалетчик наконец сделал свой выстрел в спину. Граб замер, изогнулся. В тот же момент острие алебарды, разрывая всякую защиту, вошло в живот. Северянин, широко раскрыв глаза, ухватился за древко и потянул его на себя, пока в плоть не упёрлось боковое лезвие. Опешивший от силы погибающего северянина монах не успел отреагировать на укол в голову от гвардейца. А в следующий удар сердца три острия пронзили Войтеха. Умер он мгновенно.
  
   * * *
  
  Это было какое-то безумие. Они лезли и лезли. Вся эта обезличенная масса со страшными пустыми лицами, с каким-то животным воем, практически не защищаясь, лишь желая залезть с той стороны, добраться, доползти до защитников и впиться им когтями в глаза, вгрызться в горло, втоптать, раздавить. Казалось, им не нужны эти острые, железные палки, которыми они словно не умели пользоваться - никаких элементарных фехтовальных движений, простой прямой замах и удар, как при выбивании ковра. Как такое могло быть, Ежи не понимал - даже мальчишки в любой местности (сельской ли, городской) в своих играх эффективней орудовали палками, нежели эти так называемые мужчины самого бандитской наружности - рожи такие, словно их собрали из тюрем, притонов и прочих тёмных уголков королевства. И при этом отшибли память вместе с инстинктом самосохранения.
  Ежи ощущал себя самым настоящим мясником: он колол - рубил, колол - рубил. Шеи, глотки, головы, корпус, руки - всё, что только начинало появляться над верхушкой щита, когда очередной заведённый манекен поднимался по телам своих товарищей. Рука нещадно ныла, а он с омерзением стирал с лица очередные кровавые брызги - весь передок одеяния был изгваздан так, что, казалось, нет ни клочка чистой ткани. Дико хотелось пойти умыться (в идеале - сполоснуться целиком), но этого он позволить себе не мог.
  Прозвучал хриплый звук рога, и вся шальная толпа, которую кто-то просто хотел изничтожить об мечи защитников Ремесленного квартала, как по мановению волшебной палочки потянулась назад.
  Рыжий с облегчением выдохнул, распрямился. Его взгляд снова притянула к себе неизменная за последнее время (сколько-то минут? часов?) картина стоящего неподвижно широким фронтом врага. И поникшие мокрые знамёна и вымпелы. Сколько же их там? Пять сотен? Десять? Больше? Наёмник затруднился бы ответить, так как глубина строя даже с самой высокой точки на мосту не просматривалась. Единственное, что мог высмотреть наёмник, так это спины крупных животных и большой отряд кавалерии дальше по улице как раз напротив моста. Но даже то количество, что виделось, казалось ему неподъёмной задачей для защитников района. Простое, молчаливое стояние несло само по себе угрозу, довлело над каждым по эту сторону баррикады. При том, что противник мог позволить себе пустить на мясо какое-то количество человеческого ресурса. При том, что и канал сам по себе без воды уже не был существенным препятствием.
  Вздохнув, Ежи вслед за тройкой пехотинцев полез через щит на другую сторону. Стрел не хватало катастрофически, поэтому он вместо того, чтобы отдохнуть, пёрся в месиво человеческих тел в надежде отыскать оное. И целое. Кстати, сами солдаты в отражении этих двух атак не участвовали. По приказу своего командира, грузного, лохматого, насупленного, источающего вокруг себя отпугивающие волны, чем-то напоминающего Ежи его бывшего коллегу по наёмническому цеху, Лири, огромного и недоброго. О бароне, впрочем, пока сложно было судить, кроме озвученных приказов (хотя пехотинцы таки приглядывали за действиями ополченцев - ремесленников, как их условно называли; впрочем, тут на мосту были в основном не местные жители, а солдаты разных подразделений, по случайности оказавшиеся в столице, а потом нашедшие прибежище здесь, в Ремесленном квартале, так что действовали они поначалу хоть и не очень слажено, но грамотно), да парочке реплик накануне обеих атак: "Гор, Рошар, Панорик идёт?" Крепкие, бывалые ветераны пристально и невозмутимо вглядывались в несущуюся на мост вопящую толпу несколько ударов сердца, потом высокий и, судя по всему, старший по званию Гор оборачивался и почтительно отвечал: "Нет, ваша милость". Барон, сидящий на предусмотрительно захваченном кем-то из его пехотинцев, стуле, тут же терял к происходящему интерес, устраивал башку на ладонях в латных перчатках, используя в качестве опоры крестовую поперечину рукояти внушающего уважение меча, и погружался в какие-то свои тяжкие думы, из которых выдернуть по-настоящему его мог, наверное, лично мятежный дядя принцессы Лидии.
  Пока Ежи собирал стрелы, пехотинцы, вооружённые короткими копьями, деловито добивали подранков. Это тоже было пожелание барона "дабы драконы не пачкали собой землю славного Анробара", которое его солдаты без всяких угрызений совести и споров, спокойно выполняли. В отличие от ополченцев, отказывавшихся делать это наотрез. Ничего, про себя усмехнулся рыжий, это - временно, те, кто переживёт следующий час, будут способны не только на добивание беззащитного врага. Сам Ежи относился к этому без энтузиазма. Всё-таки, это агробарцы убивали таких же агробарцев. Но, покрутившись во многих землях Веринии благодаря наёмнической прихотливой стезе, он сделал вывод, что злее всего чубятся именно родственники. Ну, или близкие по происхождению народы. Порой совсем разным и далёким по цвету кожи, вере и мировоззрению лагерям проще найти общий язык, нежели братским анклавам - родам - семьям. Это, конечно, не относилось ко взаимоотношениям древних рас, "тёмным" и "светлым" - там всё жёстко и чётко испокон веков. И известная в Ремесленном квартале интернациональная ватага - очень большое исключение.
  Один из пехотинцев, вернувшись к щитам зычно позвал добровольцев помочь растащить вал тел у преграды - их было так много, что доставать до верхней кромки стало на порядок проще. Ополченцы понимая, что это реально облегчает задачу врагу, живо откликнулись на предложение, не церемонясь, сбрасывая мёртвых в пустой канал.
  Отдохнуть не удалось - казалось, только сели, кутаясь в плащи от дождя, как поступил громкий приказ Гора: "К бою!"
  Всё тоже самое: мчащаяся на мост орущая толпа. Тяжело вздохнув, Ежи достал укрытый от влаги лук и приготовил топорик на длинной рукояти, который предусмотрительно взял себе в оружейной постоялого двора. Четыре выстрела - можно было даже не целиться - такая плотная была масса, спешное упаковывание лука (это уже рефлекс).
  Удар по пальцам ухватившегося за кромку огромного щита, и четыре куска по вторую фалангу, скатываются вниз. Точный удар влево, разрубающий щеку вместе с зубами, тычок навершием топорика в переносицу, сминающий лицо, будто папирус. Удары жёсткие, но экономные, не всегда смертельные, но крайне болезненные и выводящие противника из строя.
  Сосед слева, орудующий чем-то вроде алебарды, неожиданно пошатнулся и застыл. Ежи может и не обратил бы на это внимания в пылу боя, но как раз было секундное затишье - следующие безумцы, запутавшись в павших раненых товарищах, пока не подобрались к ним. Поэтому он удивлённо глянул в сторону, проследил направление стекленеющего взгляда, наткнулся на оперение арбалетного болта, торчащее из живота. Выстрел производился с малого расстояния, раз сумел пробить защиту ополченца, какая б она ни была.
  - Аккуратно, арбалетчики!
  - Щиты! - практически синхронно с ним прозвучал приказ.
  А он упал, резко пригнулся, спешно пытаясь нащупать щит, поставленный у ног ещё во время первой атаки. Но его там не было! Видно, во время суеты боя он упал, задетый ногой. Пальцы пока находили только пустоту, а глаза, залитые потом, никак не могли проморгаться.
  Перед лицом что-то мелькнуло - он наконец-то прозрел, в двадцати сантиметрах от головы обнаружив шатающееся ржавое лезвие меча, - кто-то, забросив руку с оружием, сейчас подтягивался с той стороны. Уронив топорик, которым теперь особо не поорудуешь, рука метнулась к сапогу, и когда голова, сопровождаемая сиплым дыханием, возникла из-за преграды, верный кинжал по не совсем удобной траектории вошёл в неприкрытое подобием шлема ухо. Звякнул уроненный меч, мертвец молча исчез из поля зрения. А Ежи наконец-то обнаружил свой щит, отчего-то валявшийся в сторонке.
  Осторожно приподнялся на ноги, ударом колена отправил назад ещё одного настырного противника, выглянул из-за щита. И сразу обнаружил искомое. Точнее человека, натягивающего тетиву арбалета. Потом ещё. Их было четверо. И увидеть их было просто - они спокойно стояли за копошащейся массой, совсем другие, не эти оборванцы, а, видно, профессиональные солдаты, в задачу которых было подойти в общей куче и максимально выбить защитников. Ещё выстрел - упал ещё один защитник. А стрелок, только что вставивший болт, поймал злой взгляд Ежи. Выстрел. Щит, слава Единому, выдержал - всё-таки гномья работа, но вот рука от удара слегка онемела. Надо что-то делать!
  Наёмник снова присел, оглянулся назад и увидел встревоженные лица пехотинцев, понявших уже, что эта атака слегка отличается от предыдущих.
  - Прикройте меня! - во всю глотку заорал он, расчехляя лук.
  Он был услышан и понят моментально - что значит опытные воины. Седоусый Рошар и ещё один, имени которого он не знал, влезли на мостки и стали с двух сторон со щитами, при этом начиная пинать и рубить лезущих. Кто-то из пехотинцев ухнул, когда в его щит влетел болт и, отрикошетив, едва не зацепил соседнего защитника.
  Слушая полярные ругательства: восхищённые - о силе удара и злые - о "косоглазых драконах", Ежи наложил стрелу, оттянул тетиву и, услышав краткое: "Чуть левее центра", встал во весь рост в разошедшиеся по сторонам щиты. Увидев согнувшуюся в натягивании тетивы цель, выстрелил. Точно в шею. Следующая мишень - поведя плавно взглядом за наконечником стрелы, увидел целящегося куда-то вправо арбалетчика. Выстрел. Стрела пробила рукав и вошла в щеку, пригвоздив кисть к голове - солдат выронил выстреливший арбалет и опрокинулся навзничь.
  - Молодец! - над баррикадой пронеслись восхищённые и радостные восклицания.
  Следующий арбалетчик неожиданно развернулся и дал стрекача. Наёмник даже как-то обиделся на такое... недостойное поведение солдата, но решил не тратить на него стрелу, а перевёл лук ещё правее...
  Они целились друг в друга. И, наверное, одновременно один отпустил тетиву, а второй нажал на спуск. Его противник, чуть дёрнувшись от отдачи, начал поднимать арбалет, словно пытаясь им защититься, но стрела вошла прямо в правый глаз. А Ежи, уже понимая, что если выстрел будет точен, то ему конец, поэтому по инерции продолжал доворачивать тело, уменьшая площадь попадания. Но тут вмешался ещё один фактор: Рошар, стоявший справа и чётко отслеживавший происходящее, во время выстрела уже начал выдвигать щит. Болт врезался в сам край щита, вжикнул касательно по кирасе наёмника, взрезал тунику и улетел в небо. Но сила удара была такова, что рыжего довернуло ещё больше, крутануло, и он, как был с луком в одной руке, перекувыркнулся через край преграды на головы атакующих. Стоявший слева пехотинец, уцепившийся в его тунику двумя пальцами руки, держащей меч, не смог его остановить.
  Падение было крайне болезненным. Мало того, что зацепивший его болт сбил дыхание и заставил внутренности жалобно охнуть, локтём он влетел в чей-то шлем, голова на неприятно хрустнувшей шее дёрнулась, он мешком рухнул между двух поднимающихся тел, так по нему ещё и начали топтаться - кованый сапог нещадно прошёлся по ногам, добавил в грудь, где и так всё было одним огромным синяком и по рукам, рефлекторно пытавшимся защитить голову. И ещё одна добивающая мысль - о потере лука, бывшем у него уже несколько лет.
  Порог болезненных ощущений был преодолён - сознание переключилось наконец-то в режим туманной, полубессознательной безмятежности. В идеале было бы совсем отключиться, но фортуна была не на его стороне. И хоть мелькала паническая мысль, что его вот-вот прирежут, словно свинью, и он превратиться в очередной безымянный труп, была она настолько далека и глубока - под толстым слоем ваты и кромкой льда, что казалась не столь значительной и важной.
  Зажмуренные глаза были будто в клее из крови и пота. Остался лишь слух, пусть и не чёткий, засурдиненный, но он остался единственной ниточкой, связывающей с реальностью. Он-то и сообщил об изменениях вокруг.
  Крики и лязг усилились, что-то плотно, но мягко привалило его. И, слава Единому, по нему перестали топтаться. А потом чьи-то сильные руки подхватили его подмышки и потащили его безвольную, кричащую от боли тушку вверх.
  В какой-то момент этой непонятной полётности или невесомости грубый, но радостный голос сообщил ему прямо в ухо непонятную информацию:
  - Ну, ты и заставил нас поволноваться, рыжий! Если бы не Рошар, кинувшийся за тобой, а потом и другие подключились, валяться бы тебе с остальными драконами в канале... - в какой-то момент манипуляций с его телом даже слух дал сбой. Потом ещё мелькнула фраза того же неприятного, заставляющего раскалываться голову, голоса: - ... славная была сеча!.. - наконец сознание милосердно помахало ручкой.
  ...Ежи лежал, приваленный плечами к чему-то твёрдому. Он был скорее жив, нежели мёртв - не может так всё болеть и разваливаться у покойника. И с каким-то отстранённым удивлением и интересом наблюдал за происходящим - ракурс положения оказался на редкость удачным. Вначале, конечно, поняв, что он ещё на этом свете, пришлось пальцами прочищать глаза, на что ушли остатки сил.
  Он видел сидящего барона (ну хоть что-то неизменно в мире), изрядную суету на мосту, в которой уже участвовали пехотинцы ВерТиссайи. Принесли и уложили рядом ещё двух раненых, в одном из которых он едва узнал Рошара. Больше по голосу - лик его был обезображен до неузнаваемости страшным ударом топора; усы, пропитанные кровью, слиплись и были едва различимы в багровом месиве. Пехотинец мучительно стонал и выталкивал из себя едва узнаваемые слова: "Проклятый Панорик... проклятый Панорик..." А потом раз - и тишина.
  В душе у Ежи шевельнулась жалость, не совсем достойная мужественного воина, и наёмник отвернулся.
  Картина, пока он отвлекался, поменялась значительно. Бой уже шёл на самой баррикаде, с обеих сторон канала выбирались солдаты в пурпурных туниках. А дальше вдоль канала - он частично тоже видел эту перспективу, тоже шёл бой, а какие-то фигурки бежали в сторону моста. Свои? Чужие?
  Раздался громогласный рёв - в бой пошёл барон. Он, словно огромный метательный снаряд ворвался в толпу солдат Панорика, пытавшихся окружить защитников моста, разметая их, нанося страшные удары. Он был сравним со смерчем, который когда-то доводилось видеть Ежи, и последствия которого были ужасны.
  Несмотря на то, что ВерТиссайя внешне был тяжеловесен и грузен, он демонстрировал чудеса ловкости и стремительности, его атаки были неожиданны и эффективны - он в считанные секунды зарубил, сбил и затоптал до десятка врагов. Сам, без помощи ополченцев резерва, не успевших отреагировать на опасность, без помощи своих пехотинцев, сейчас отчаянно рубящихся на кромке баррикады. И враги дрогнули, отступили, оттягивая раненых и пытаясь образовать строй.
  А в небе, таком пасмурно-притягательном, где переливались все оттенки серого, неожиданно прохудилось свинцовое одеяло, обозначая жёлто-розовыми тонами нахождение солнца. Ежи слизнул каплю, сбежавшую с виска к уголку губ, солёную и горькую. Разум немного прояснился, настойчиво требуя идти на помощь. Кривясь и вздрагивая от резких движений, он таки заставил непослушное тело встать и сделать первый шаг. Его не волновало, что он абсолютно безоружен - даже верный засапожник был посеян, что его может свалить даже самый лёгкий ветерок - ему нужно быть там, среди своих, а не отлёживать бока.
  Остатки ополченцев и пехотинцев схлынули с баррикады, формируя вокруг ярящегося барона защитное кольцо. Ежи был где-то на полпути, уже понимая, что не успевает - практически со всех сторон к ним бежали алчущие их смерти враги, когда от строя защитников отделился человек и метнулся к нему. Это был сержант Гор.
  Горячее, запаленное дыхание, как у загнанной лошади, коснулось щеки, он проорал прямо в ухо наёмнику, словно и сам оглох, и собеседник - глухой:
  - Рыжий, куда плетёшься на полусогнутых?! Смерть любит высоко задранный подбородок! - он держался на адреналине и кураже, а наёмник не сразу сообразил, что его тащат в противоположную сторону. - Его милость просит сообщить принцессе, что враги прошли по всей линии канала, - он подвёл Ежи к коню, на котором сюда прибыл сам барон, и настойчиво стал помогать влезть в седло. - Они наверняка скоро расчистят мост, но отдельные группы уже могут идти параллельными улицами - пусть отряды, блокирующие их, будут наготове.
  - А вы? - тупо спросил Ежи, заваливаясь на шею коню.
  - Мы сейчас будем отходить на запасную позицию, - чересчур уверенно сказал сержант, и Ежи вспомнил, что да, в угловом доме, что стеной тянулись вдоль канала, была предварительно разблокирована дверь, и, проникнув туда, можно долго держать оборону, а потом уйти дворами. Но до заветной двери ещё нужно было дойти. - И ещё, - Гор приблизил чёрное от усталости лицо, - с Панориком идут какие-то монахи. Это очень опасные и живучие твари. Всё, мчи к баррикаде, передай всё слово в слово, пусть гонец донесёт это дальше - Её Высочеству, - и хлопнул коня по крупу, задавая ему движение.
  Ежи судорожно вцепился в поводья, чувствуя, как отчаянно кружится голова, а его заваливает набок. Проскакав в напряжении локтей двадцать, он выровнялся и всё-таки оглянулся.
  Защитное построение во главе с бароном ВерТиссайя понемногу смещалось к домам. А сержант Гор, таки не успевший вернуться в строй, в стороне едва отбивался от окруживших его солдат в цветах герцога Панорика.
  Конь нёс его, нещадно тряся, и в какой-то момент сознание его погрузилось в единственную задачу - не свалиться. Когда скакун резко остановился, он начал медленно, но неуклонно сползать на сторону. Послышались встревоженные голоса, лязг железа, чьи-то руки подхватили его, не давая упасть, а он никак не мог разжать пальцы.
  - Передайте принцессе...
  - Сейчас сам скажешь, - остановил его командный голос, и его на верёвках стали поднимать наверх, на саму баррикаду.
  Мимолётно удивился нахождению здесь принцессы Лидии - всё-таки её предполагалось держать на максимальном удалении от боевых действий. Но как можно "держать" лицо королевской крови, наследницу престола? Это же не комнатная собачка, в конце концов, а весьма и весьма боевитая особа - не будучи агробарским подданным, и находясь в плачевном состоянии, Ежи подрастерял пиетет перед столь значимой фигурой. К этому ещё примешивалось беспокойство за Тамару, которая ночью, после обмена быстрыми поцелуями, клятвенно пообещала, что, находясь в эскорте своей госпожи, она будет в относительной безопасности.
  Слыша знакомые голоса, он, подведённый к статной девушке, с выбивающейся из-под изящного шлема пряди иссиня чёрных волос, в окружении амазонок и гвардейцев (кстати, тут маячила знакомая рожа Кола, который стал важной шишкой в оборонном совете района), постарался расправить плечи, хотя это и было непросто ему, поддерживаемому с обеих сторон, но вместо того, чтобы чётко доложить послание барона ВерТиссайя ляпнул первое, что его тревожило:
  - Ваше Высочество, вам нужно уходить...
  Бледное лицо с высокими скулами, правильными чертами лица и некрасивым свежим шрамом на щеке вначале нахмурилось, потом разгладилось, и принцесса Лидия мягко спросила:
  - Говори, солдат, что произошло.
  Ежи собрался с мыслями и силами.
  - Мост пал... - и дальше почти слово в слово то, что говорил Гор.
  - Спасибо, воин, за службу. Пока отдыхай, - она задумчиво замерла, посмотрела вправо, где среди затянутых в кожу и металл девушек мелькнуло встревоженное лицо Тамары. - Поедешь с нами, - уголок губы дрогнул, изображая улыбку. - Думаю, одна из моих воительниц сможет подвинуться в седле, чтобы не оставлять здесь израненного бойца.
  Ошалевший от такого поворота сюжета, Ежи хотел что-то возразить, но его уже мягко оттеснили от принцессы, и стали помогать спуститься вниз по мосткам, нужно сказать, не совсем удобным и комфортным даже здоровому мужчине. Не то, что битому и помятому. Но каким-то образом, не без божьей и гвардейской помощи он оказался внизу.
  А потом его, оставленного в одиночестве кто-то тронул за руку, горячее дыхание коснулось щеки, рука убрала рыжую прядь, и тёплый знакомый голос прошептал на ухо:
  - Кто-то желает оспорить пожелание принцессы?
  У Ежи на лице впервые за день расплылась улыбка. Тамара...
  - Хорошо иметь в знакомых наследницу престола.
  
   * * *
  Дики иногда не понимал логики поступков высокородных, хотя и сам мог похвастать благородным происхождением, пусть и был третьим сыном барона с Восточного предела (кстати, он надеялся, что коварная судьба не сорвала папеньку с места и не пригнала сюда в виде очередной жертвенной фигуры; пусть старший РоМорей и не очень, мягко говоря, благоволил к младшенькому, бывшему на голову выше и в два раза шире, но отец - есть отец). При всей своей показной медвежьей медлительности и характерной особенности - не разводить словеса, Дики глупцом не был. Хотя закадычный друг Войтех в обществе частенько обыгрывал ситуацию: деревенский увалень - острослов, где, конечно, первая роль доставалась ему, Дики. Но он не обижался. После того, как они пару раз на отборе в королевские гвардейцы крепко подрались и выяснили, что друг другу могут доверять, Войтеху прощалось многое (жизнь - штука заковыристая, и впоследствии они частенько выручали и спасали друг друга).
  Но вернёмся к логике. Высокородные, видимо, поражённые собственной важностью, как каким-то редкостным заболеванием, порой ведут себя... странно. Плюс, конечно, нужно учитывать момент пола: женщины - это особые существа, на пути понимания которых Дики пока не преуспел (пусть Её Высочество простит его, но оценивать людей по поступкам, а не по факту рождения он привык с детства).
  Поручение маркиза было... сложным. Не технически, а морально. Понимание того, что даже в случае успеха, ему будет несдобровать отнюдь не пугало - в конце концов, он мужчина и солдат, в случае необходимости готовый пожертвовать своей жизнью. В его семье воспитывались именно так - это раз, на Восточном пределе по-другому не поступают - трусов свои же придушат. Он обязан защитить принцессу - так тому и быть. При её умении лезть на рожон, даже вопреки её воле.
  Дики вздохнул: стоило маркизу РоПеруши умчаться проверять сигнал о появлении со стороны Ленивого противника (кстати, не без подсказки со стороны Её Высочества: "Ну, Фиори, только ты можешь оценить положение на причалах"; коварство женщин, их умение манипулировать мужчинами общеизвестно, и Дики поговорку о том, что "врага держи рядом" немного перефразировал: "жена должна быть рядом", ибо если ты выпустил её из виду - жди беды), как Лидии взбрело в голову проинспектировать головную баррикаду. Ничего, что её, наследницу трона, нужно беречь как только можно, ничего, что если с ней что-то произойдёт, то всё их сопротивление, как и жизни, потеряют смысл. В конце концов, враг объявился. Ну, не может она усидеть на месте - надо ей найти себе какое-то занятие. Ну, волнуйся - не без этого. Дики вон тоже переживает. Пусть и кажется невозмутимым, а раз полез в карман за мелко нарезанным вяленым мясом - верный признак того, что нервничает. Войтех - тот бы сразу определил это. А приятель, кстати, не любил перед дракой есть, говорил: "Чтоб злее быть!" Как он там? Жив ли?
  Ну, прибыли они на баррикаду. Графу РоТаю делать, что ли, больше нечего, как развлекать принцессу... Ну, ладно - это его прямая обязанность - выполнять волю госпожи - это уже Дики брюзжит не по делу. Просто он действительно проникся словами маркиза о безопасности Её Высочества, и теперь во всём усматривал происки врагов, а также рассуждал о несовершенстве характера наследной принцессы в ракурсе её охраняемости. Он словно та квочка, норовящая обезвредить в принципе безобидного червяка для цыплёнка. Впрочем, это не совсем тот случай - у них "червяки" вполне материальны и агрессивны. Только после появления рыжего наёмника, которому Дики симпатизировал и совсем не ревновал к Тамаре (так уж повелось, что между королевскими гвардейцами и амазонками изначально сложились неплохие, дружественные взаимоотношения, нередко переходящие в горизонтальную плоскость, а в перспективе подразумевающие крепкие семейные союзы), гвардейцу стало как-то легче. Даже то, что он наёмник - а к этой братии у них с Войтехом были свои трактирные счёты, большие даже, нежели к морякам, не портило отношения к нему - уж очень лёгкий нрав был у рыжего. И в этом все королевские гвардейцы, собравшиеся в Ремесленном квартале, были единодушны: Ежи - свой парень. Что он там не поделил со своими коллегами - не их дело, но то, что он ушёл от них - одобрили.
  По мнению многоопытного Дики, как только появились первые сигналы о штурме, сразу стоило отходить в безопасное место, а не изображать из себя вселенское спокойствие и внешнюю невозмутимость. Короче, когда вокруг хватает опытных мужчин, нечего из себя строить военачальника, хоть и будучи одетой в штаны, прежде всего являясь молодой девушкой - это раз, и символом королевской власти - это два. Но в отсутствие маркиза, чьё нахождение всегда благотворно влияло на Лидию, никто иной не мог на неё повлиять. Капитана РоГичи, высказавшего сходные с Дики мысли, принцесса выслушала благосклонно, но отреагировала, как самостоятельная дочь при строгом родителе - согласно кивнула, но продолжила делать по-своему. Граф РоТай и прежде не отличавшийся сдержанностью, сейчас и вовсе, нависая над принцессой, не в силах угомониться, словно одержимый, по десятому разу рассказывал, как будет "зубами грызть" врагов королевства, заряжая наследную принцессу опасным энтузиазмом и необоснованным оптимизмом.
  Дики, стоявший чуть в сторонке и наблюдавший всё это, лишь качал головой. Пока рядовые солдаты носились, готовясь к обороне, благородные погружались в мир иллюзий, где они одним взглядом заставляют трепетать врага. Казалось, ещё чуть-чуть, и вся эта доблестная компания: граф и амазонки спрыгнут на тут сторону баррикады и бросятся на противника с голыми руками... Ну да, ну да - неуязвимые и бессмертные... Ладно, девчонки - ссыкухи из видных семейств, большинству которых и перечить никто не смел дома, но граф РоТай... У восточника после казни господина, лорда РоАйци, и предательства на самом верху агробарской знати, совсем голову повернуло. Война - это не романтика и не безобидная прогулка по ромашковому полю с певчими птичками и жужжащими шмелями. Это - вывороченные кишки, проломленные черепа, адская вонь, адская боль, а в итоге, в лучшем случае смерть, в худшем - травма, от которой до конца жизни перестаёшь быть полноценным человеком... Ну, или победа.
  В конце концов не выдержал Кол, высокий и худой наёмник (очень опасный тип, между прочим), который вместе с графом отвечал за эту линию обороны (своего напарника, здоровяка Лири, он оправил к Ленивому - контролировать ситуацию со стороны реки), решительно подошедший к возбуждённой группе и попросивший не мешать готовиться к отражению атаки. Мало того, что те вызывали громкими голосами недоумённые взгляды защитников, так ещё и торчали на самом верху оборонительного сооружения, заставляя носящихся туда-сюда солдат обходить их мостками ниже. Слава Единому, принцесса послушалась сразу - Кол умел внушить правильную реакцию - вроде и говорит негромко, и мимика на нуле, а окружающие проникаются и безропотно выполняют требуемое. Но раскрасневшееся лицо принцессы, горящие нездоровым предвкушением глаза не понравились Дики. Ну, не принято у них, на Восточном пределе, чтобы девушки сражались по-настоящему: с желанием убить и вероятностью погибнуть. Он и в самой столице долго сторонился этих странных амазонок. Но потом попривык. Но одно дело напялить мужские штаны, покрутить изящной, оттопыренной в седле попой перед пускающими слюни мужчинами, воинственно помахать железкой, не порезав даже пальчик, и другое - быть готовой умереть, остаться без руки, без глаза или вон, как у Лидии, остаться с уродливым шрамом... Да какому мужику нужна такая жена, по звуку рога срывающаяся в поход? Глядишь, и в постель придётся прорываться с боем! А то ещё хуже: придёт сосед пропустить хмельной стаканчик, а ты ему: "Не могу, сижу с детьми", а он: "А жена где?" - "На войну ушла..."
  Аж испарина выступила от представившейся картины! Дики незаметно осенил себя знаком Единого, отгоняя мысли, которые, как показывает жизнь, при длительном проживании в голове, имеют свойство материализовываться. Не, Дики поедет домой, в Восточный предел, и там найдёт себе настоящую жену (он даже не против, если маменька подсуетиться и подготовит ему списочек кандидаток). А амазонки... Побаловаться с ними можно, но иметь рядом непоседу, занозу, скорую на язык, он против. С него хватит и Войтеха - тот хоть и не в юбке, но тоже расслабиться товарищу не даёт.
  В голове их колонны выступил капитан РоГичи, который в нужный момент свернул влево, на боковую улочку. Если кто из гвардейцев и амазонок обратил внимание на то, что они едут не к постоялому двору, а в сторону Гномьей слободы, никто не поднял шума. Лишь когда они пересекли параллельную Цветочному проспекту улицу, забеспокоилась светловолосая Оливия, и то лишь потому, что ей, видите ли, некомфортно ехать по таким кривым улочкам. Рыженькая Деметра шикнула на неё, но вопрос был озвучен и услышан Лидией. Но догнать в этой теснине капитана было непросто, кричать бесполезно, поэтому принцесса, заподозрив неладное, передала по цепочке указание РоГичи дождаться её. И вскоре весь эскорт наследной принцессы с любопытством наблюдал за диалогом отъехавших в сторону капитана и Лидии. Ну, как "диалогом" - гвардеец вначале сказал несколько реплик, а потом просто стоял, опустив голову, то багровея, то бледнея, ловя разящие молнии пришедшей в негодование принцессы. Суть разговора именно Дики знал, поэтому искренне сочувствовал своему командиру - подкинул-таки маркиз непростую задачку.
  Неизвестно, чем бы это всё закончилось, наверняка Лидия повернула бы коня назад, а после припомнила этот случай всем "участникам заговора" (венценосцы - ещё те фантазёры по части наказаний провинившихся), но тут из-за поворота вынеслись какие-то конные... Лишь спустя пару ударов сердца они все, находящиеся здесь, к своему ужасу осознали, что цвет всадников - пурпурный. И тогда всё пришло в движение.
  Именно принцесса с капитаном были ближайшей точкой удара. Дики же с молчаливым восточником (о статусе которого до сих пор велись яростные споры в среде гвардейцев), везде тенью следовавшим за принцессой, были следующими. Нужно отдать должное судиматцу - он среагировал на опасность моментально, с появлением первого же всадника. Впрочем, и гвардеец при всей своей незаурядной комплекции, отстал ненамного.
  Дики видел, как содрогнулся от удара бросившийся прикрыть принцессу капитан, как Руайял АллФариял самоотверженно врубился в ряды врага, как шарахнувшийся в сторону от лязга конь Лидии стал на дыбы, и тонкая фигурка вылетела из седла. Ещё никогда Дики, в принципе, не жаловавшийся на ловкость, не совершал столь стремительных акробатических трюков - он в мгновение ока слетел с коня, и почти у самой земли поймал девичье тело на свои лапищи, выдохнул, больно приземляясь на колени. Увидел рассыпающиеся из-под слетевшего шлема чёрные волосы, расширяющиеся от множества эмоций глаза Лидии, а потом его ладонь почти нежно коснулась затылка принцессы, отгораживая от неё реальность.
  Мимо проталкивались всадники, яростно набрасываясь на врага, а он, закрывая своим могучим телом ценный груз, бочком уклоняясь от не замечающих в горячке схватки наездников, пробирался в обратном направлении. В какой-то момент, прижавшись спиной к ограде какого-то двора, неожиданно ощутил слабину и, недолго думая, мощным ударом ноги проломил её, добавил плечами и... оказался в относительном уединении. Где-то справа на цепи рвался пёс, а он уже зацепился взглядом за мощёную камнем дорожку, уходящую вглубь двора. Поудобнее перехватив принцессу, он поспешил прочь от места боя, примерно представляя направление на Гномью слободу. Лишь раз оглянулся, услышав за собой торопливые шаги. Невысокая фигурка с выбившейся из-под шлема рыжей прядью и обнажённой саблей в руке. Ну да, ещё один посвящённый в их коварный план. Всё правильно, дополнительный клинок им не помешает. Даже в женской руке.
  
   * * *
  Они ехали не скрываясь, два герцога, затеявших и осуществивших дворцовый переворот. И пусть на их совести было множество смертей, они ощущали правоту и верность своих действий. Чувствовали приближение заветной цели. По крайней мере, внешне.
  Панорик, высокий, видный мужчина лет сорока, бесстрастный, но цепко и внимательно поглядывающий по сторонам. РоСвейши, более худощавый и низкорослый, более изящный, что ли. Оба представительные и привлекательные - не только для слабого пола, - если бы не сумасшедшая, буквально вымораживающая холодность первого, заставляющая инстинктивно избегать с ним общения, и какой-то внутренний надлом второго, скрываемый за едкой и где-то даже порочной ухмылкой. И глаза. Одни серо-стальные, заставляющие чувствовать вину за несовершённое, другие - жёлто-зелёные, как яркая ширма, закрывающая страсти и муку. Их вообще было сложно представить рядом - столь разными были и они сами, и их интересы. И отношение друг к другу тоже было неоднозначным. Но, невзирая на это, точку пересечения они нашли. Наверное, как пауки согласны терпеть общество друг друга, пытаясь завалить более крупное насекомое. Может, будучи сытыми, когда лень будет делать лишние телодвижения, они и привыкнут и приноровятся друг к другу. Хотя, вряд ли. Пусть и говорят, что совместно пролитая кровь соединяет крепко. Но то ведь за праведное дело, а не в угоду тщеславию, амбициям, гордыне и надуманным идеалам.
  - Ну и вонь, - РоСвейши брезгливо сморщил нос, поднёс к нему надушенный платок.
  Панорик равнодушно кивнул, наблюдая, как его люди разбирают завал на мосту, растягивают телеги, бывшие в основе баррикады.
  - Кишки всегда так пахнут, - соизволил он ответить, и ни толики эмоций не было в глубоком, но лишённом человеческого тепла голосе. Так бы мог говорить, наверное, камень. Или придорожный столб, озвучивающий ближайшие населённые пункты.
  РоСвейши покосился на собеседника, прикрыл платком мелькнувшую на губах смесь омерзения и испуга - не дай Единый, Панорик заметит подобное проявление в его сторону чувств. Беды не миновать! Но он не мог удержаться от этого - хоть как-то, для самого себя демонстрировать отношение к союзнику (будто, он не трус!), который ассоциировался у него с каким-то земноводным. Вроде змеи или лягушки. Последняя была бы предпочтительнее при отсутствии ядовитых зубов.
  - Что-то много положили защитнички наших, - бросил РоСвейши, глядя на завалы тел, в основном городской стражи. Лежащие тоже тут и там тела в пурпурных цветах Панорика вызвали у него в душе неожиданное удовлетворение. Чем больше их падёт, тем проще ему будет общаться с союзником. Тем свободней он будет в своих мечтаниях.
  - Не жалко, - Панорик облокотился об луку седла и прикрыл глаза. Тень, скользнувшая по благородному челу, выдавала какое-то негативное чувство, довлеющее над герцогом. И РоСвейши, заметивший это (кстати, подобная внимательность была весьма характерна для высокородных, когда учитываются малейшие нюансы, перепады настроения людей, склонных угождать своим прихотям и капризам), задумался о причинах подобного - Панорик был всегда весьма сдержан в проявлениях эмоций. Нетерпение? Раздражение? Может, его напрягает РоСвейши своими репликами? Сам герцог знал за собой такую слабость - неумение молчать в так скажем, сложные моменты жизни. А может всё просто, и Панорик недоволен количеством погибших из числа своих солдат? На стражников исчезнувшего РоШакли его забота не распространялась, ведь это была идея самого Панорика (одна из его гениальных идей, которые неизменно осуществлялись, приближая их к цели; иногда изворотливый ум союзника приводил РоСвейши в экстаз, иногда пугал до дрожи в коленях... когда он представлял себя участником одной из схем с запланированной смертью в конце, несущей какой-то смысл) - опоив, как можно больше истребить, отправив в первом атакующем эшелоне - защитники подустанут, рассеется их внимание. Впрочем, к своим потерям Панорик всегда был равнодушен, руководствуясь двумя постулатами: позволил убить себя, значит, плохо подготовлен, и второй: женщины ещё нарожают бойцов. Так что, этот вариант отметается. Вот сам РоСвейши предпочитал считать чуть ли не каждого своего воина. Мало того, что его люди пострадали, наводя порядок в столице, так ещё и проклятые северяне натравили на его гвардию "тёмных"... О, теперь на первом месте списка стояла голова барона РоДайли, этого неблагодарного пса, посмевшего укусить руку хозяина! Потом уже шли Лидия, маркиз, кардинал, все северяне, собравшиеся здесь, и местные жители - никому не будет прощения! Панорик лично обещал, что даст союзнику время и возможность утешить свою месть. От предвкушения этого момента у РоСвейши сладко ныло в груди... А если во время показательных казней и пыток ещё и поиметь куда-то запропастившуюся леди Розу... О, это двойное удовольствие! А потом на вершине наслаждения загнать кинжал в белую и мягкую грудь - уж очень много власти она над ним имеет. А младшую РоБеруши, белокурую тихоню оставить себе... не такая уж она и маленькая.
  От сладких мечтаний он почувствовал, как к чреслам прилила кровь. Что было не очень комфортно, сидя в седле.
  Размечтавшийся РоСвейши ощутил на себе взгляд, и повернувшись, заметил, как его лицо с брезгливой гримасой изучает Панорик. Он почувствовал неловкость и раздражение - словно кто-то заглянул в его нутро (а это несомненно сейчас и произошло; впрочем, он всегда догадывался, что для союзника он - открытая книга, поэтому-то тот всегда с пониманием относился к его пожеланиям, а если что-то мешало или шло в разрез планам, словно ребёнку втолковывал невозможность того или иного шага). Это именно РоСвейши поторопился с ликвидацией начавших задавать неудобные вопросы северных баронов. С первым всё прошло удачно, а вот со вторым его люди опростоволосились - Панорик вряд ли бы допустил подобную ошибку, плоды которой они сейчас и пожинали - северяне усилили защитников Ремесленного квартала. Ничего, с этими обнаглевшими мужланами с северных предгорий, всё равно что-то нужно было делать.
  Он отвернулся, не в силах видеть в глазах Панорика пренебрежение и превосходство.
  - Когда уже поедем дальше?! - бросил раздражённо.
  Ещё этот дождь, проникающий везде. Он надел самую лучшую, самую яркую одежду - словно на парадный выезд в ущерб практичности и защищённости, и сейчас ощущал себя с этими поникшими плюмажами и вымокшим, превратившимся в тусклые тряпки нарядом, как гусь, на которого вылили ведро воды... Ох и ощутят на себе его гнев ремесленники!
  РоСвейши почувствовал, что закипает. При неуравновешенном характере он всегда был слаб на стабильное настроение, а уж после потери сына он и вовсе перестал соблюдать приличия и контролировать себя. Потому-то и отсиживался в родовых землях львиную долю времени. Но при Панорике лучше выглядеть благоразумным - с того станется посчитать его фигуру неадекватной и убрать с игрового поля.
  - Уже сейчас тронемся, - донёсся ровный голос, и РоСвейши с облегчением выдохнул.
  По крайней мере, Панорик никогда не позволял себе дразнить или высмеивать его. Ни словом, ни жестом - принимал его таким, каким он есть. Вернее, стал.
  РоСвейши вновь расправил плечи, страсти внутри улеглись (словно кто-то подул на закипевшее молоко), он опять с уверенностью и надеждой смотрел вперёд, а на губы скользнула ухмылка. Когда они тронули лошадей вслед за промчавшимся эскортом - первой полусотней тяжёлой кавалерии гвардии обоих герцогов, он снова был в образе.
  Картина разрушений и большого количества неподвижных тел, лежащих по бокам - расчистили только дорогу для прохождения конницы, хоть по-прежнему и вызывали любопытство, но особый интерес уже был притуплен. Возможно, в этих исковерканных телах, застывших в самых причудливых позах, в мертвенно-бледных или покрытых коркой крови со следами муки, удивления и пустоты лицах, он смог бы найти кого-то знакомого и... Даже неизвестно, порадовался бы или расстроился. Но самое главное, почему-то РоСвейши казалось, что он никогда не будет так валяться, словно сорванная ветром и втоптанная случайным прохожим в грязь тряпка. Просто безымянным, никому не нужным трупом, дохляком, вызывающим лишь раздражение у команды, собирающей подобный урожай. Он видел свою смерть в глубокой старости под скачущей на нём юной девой, на вершине экстаза и удовлетворения... Тем не менее, эти серо-чёрные картины по бокам их пути имели место быть - как зарисовка того, что вообще может сотворить человек.
  Он обратил внимание на выстроившееся, ощетинившееся копьями оцепление из пехотинцев Панорика у одного из домов и заинтересованно подозвал едущего слева телохранителя узнать, что происходит. Тот моментально дёрнул поводья и дал шпоры коню, а его место тут же занял другой. Нет, РоСвейши не боялся неожиданного нападения - вдоль всего их пути стояли солдаты, ближайшие дома проверены и зачищены - вон, даже на крышах стоят тройки лучников, зорко поглядывающие по сторонам. Ему действительно было интересно. Да и чем не отвлечение от так и мчащихся вперёд мыслей. Почему-то ему самому захотелось пойти в бой, обагрить меч, ощутить эту острую и тонкую грань жизни, возможную лишь в смертельной опасности. Он, заядлый любитель охоты на тех же кабанов, сейчас ощущал нешуточный азарт. Словно загонщики вот-вот выманят на него добычу. Да и потом в старости будет, о чём вспомнить у камина за бокалом хорошего вина.
  Вернулся отъезжавший за новостями его личный гвардеец.
  - В доме укрылись несколько защитников моста. Забаррикадировались, и их пока не смогли выбить.
  - Да? - задумался на мгновение РоСвейши, заметив, что невозмутимый Панорик прислушивается. - Так может их там и поджарить? Запечь? - и он неожиданно от представившейся картины громко рассмеялся с повизгиванием и похрюкиванием.
  - Как скажете, ваша милость, - бесстрастно ответил солдат, но пока не бросился выполнять первое пожелание, предчувствуя продолжение.
  - Так сказать, ремесленники в собственных кольчугах - в собственном соку, - продолжал веселиться РоСвейши. - Как ты, Панорик, от такой идеи? - обратился к союзнику.
  Тот не раздумывая ни удара сердца, ответил:
  - В такую погоду это будет непросто.
  - Так может попросить твоих знакомых? - кивнул в сторону громыхающей и полыхающей даже в сырую погоду Гномьей слободы.
  - Ещё одна услуга от них мне дорого обойдётся, - Панорик посмотрел прямо в глаза РоСвейши, и тот прикусил язык, прежде чем выдать очередную "блестящую" идею.
  Маги всегда были капризны и дороги. И предпочитали держаться подальше от политики и государственных катаклизмов - чтобы не вызывать в обществе лишнего недовольства. И как смог уговорить, чем искусил, как и когда будет расплачиваться с ними Панорик, приведя целый отряд магов - огневиков - это была тайна за семью печатями. Из разряда тех: меньше знаешь - крепче спишь.
  - Ну, нет - так нет, - легко пошёл на попятную РоСвейши. - О! - пришёл ему в голову ещё один вариант. - Наверняка у нас найдутся солдаты, нечётко понимающие и выполняющие приказы - вот их и можно отправить на выковыривание изменников.
  Панорик неопределённо пожал плечами.
  - Проще под окнами поставить их жён и детей - среди бунтовщиков всегда находятся более сговорчивые, процент которых по сравнению с упрямцами растёт с каждой новой смертью.
  - Да? - заинтересовался РоСвейши. А потом его едва не передёрнуло от подобной прагматичности. Лично отдать приказ об убийстве женщин и детей, при том, что в своих фантазиях он доходил и до таких вещей, у него была кишка тонка. Месть - есть месть, и она всё-таки любит конкретику. Да, он не прочь стереть с лица Агробара мятежный район. Но это так - как бы относящееся к нему по касательной. Когда убиваешь, не видя лиц, не имея знакомых и не зная историй семей, живущих в конкретном месте - так намного проще.
  Перед герцогами, перегораживая дорогу, стоял всадник с рыцарской цепью на груди. РоСвейши хотел было возмутиться, покапризничать, так сказать, чуток, но, узнав сэра РоСнури, порученца и преданного слугу Панорика, промолчал. Рыцарь был невозмутимей и непробиваемей похлеще хозяина - ему вообще было начхать, смеются над ним или задевают (впрочем, РоСвейши таких смельчаков припомнить не смог), но если Панорик что-то говорил сделать, то тот выполнял беспрекословно. Сказал убить короля, и его подчинённые это сделали. Приказал бы съесть собственное дитя - прожевал бы не поморщившись и без соли. Это как раз из той истории, когда кто-то желая увидеть жемчужину необыкновенной красоты, отправляет на дно морское слугу - и тот ныряет, совсем не думая, что у него нет жабр, и он совсем не рыба. Или по требованию достать звезду небесную, слуга ищет возможность взлететь хоть на драконе, хоть на искусственных крыльях. Силы РоСнури был необыкновенной - конские подковы были ему вместо десерта на завтрак, обед и ужин.
  - Дальше, ваши милости, нельзя, - категорично заявил рыцарь. - Их лучники могут добить.
  Панорик понимающе кивнул и спешился. Вслед за ним РоСвейши. Коней тут же отвели в сторону слуги. Герцог с интересом уставился на темнеющую дальше по проспекту громаду баррикады.
  - М-да, - покачал он головой, - положим мы тут людей, - сказал, покосившись на Панорика, тщательно скрывая злорадство. Всё-таки это направление наступления было на людях союзника. И монахах Новой церкви, уже доказавших свою полезность и эффективность. Основная же масса его солдат, задействованных на штурме Ремесленного квартала, должна была атаковать с противоположной стороны - там, где к району примыкал приток Берьи Ленивый. И он очень надеялся, что большинство из них уцелеет. Среди командиров и сержантов даже был распространён негласный приказ: не лезть на рожон.
  - Эй, Панорик, крыса - предатель, - донёсся от баррикады зычный голос. - Не ты ли это с павлином РоСвейши?! Идите сюда, угостим вас добрым железом! Хотя честнее было вас удавить!..
  - Кто это? - не очень волнуясь, но кривясь, как от зубной боли, уточнил у союзника РоСвейши. - Голос вроде знакомый.
  - РоТай, - коротко бросил Панорик и невозмутимо махнул кому-то рукой.
  - Вот же ублюдок РоАйци, не прибил его никто во время волнений, - РоСвейши мысленно отметил в памяти ещё одну фигуру, с которой стоит посчитаться, и с интересом рассматривая странную четвёрку людей, которая, не считая телохранителей, подошла к ним.
  Это было трое монахов - двое по бокам, к которым шли цепи от человека посредине, и один сзади. Когда они приблизились, РоСвейши скривился от запаха нечистот и старой крови, шедшего от человека, наряд которого был изорван и в характерных пятнах. Сам он едва передвигал ноги - и не только потому, что они были скованы. Голову скрывал наброшенный мешок. РоСвейши уже хотел возмутиться подобной компании, когда в изумлении заметил характерный орнамент на едва узнаваемой по цвету светло-синей тунике.
  Маг-воздушник! Он поёжился от понимания ситуации - маги очень не любят, когда вот так обращаются с их коллегами. Наверняка не поставив гильдию в известность. Ведь взаимоотношения властей и людей с Даром давно прописаны в определённой книге законов, имеющей распространение по всем цивилизованным территориям Веринии - во избежание, так сказать, эксцессов. А тут такое вот... явление. Это очень и очень опасно. И политически непредсказуемо. И РоСвейши не в первый раз задумался о разумности в выборе союзника. Жил бы тихонько в глуши, вынашивая простые, но действенные планы мести, ограничивающиеся ядом и ударом из-за угла... Но порой обстоятельства сильнее желаний и помыслов. И даже большие возможности склоняют голову перед капризами судьбы.
  С мужчины сдёрнули мешок. РоСвейши его не знал. На измождённом, в свежих кровоподтёках и царапинах лице лихорадочно блестели глаза. Он неуверенно щурился и крутил головой, словно пытаясь сориентироваться. Голос Панорика заставил его вздрогнуть, но твёрдо поднять голову.
  - Если ты разнесёшь ту баррикаду, я выполню условие, о котором мы говорили. И отпущу тебя. Даю слово.
  Если бы РоСвейши не знал своего союзника герцога, он бы может и поверил. Слово высокородного - редкая и очень яркая монета. Но что-то в позе, в постановке головы воздушника смущало. Чересчур он гордый, что ли... Но тут плечи мага поникли, и он согласно молча кивнул. И сломленный.
  Монахи отстегнули цепи кроме ножных кандалов и, легко подтолкнув, отправили того в сторону баррикады. Маг по инерции сделал десяток мелких шажков и остановился. Приподнял голову, глядя вперёд.
  Наступила относительная тишина. Примолк и ярящийся с той стороны граф РоТай, не понимающий, что происходит. Застыли истуканами телохранители в тяжёлых доспехах, ровный строй пехотинцев позади. РоСвейши прикусил губу, боясь беспокойным движением нарушить напряжение момента. Лишь шум дождя, фырканье лошадей и далёкое - словно сквозь хлопок - уханье взрывов. А потом у всех зашевелились волосы. Даже под шлемами - столь явственно было ощущение производимого волшебства.
  Вокруг воздушника, вначале несмело, потом всё яростней стала закручиваться спираль ветра. Он поднял голову к небу, развёл руки в стороны ладонями кверху, то ли поднимая стихию на хрупких человеческих дланях, то ли прося помощи сверху, поустойчивей расставил ноги.
  Защитники баррикады поняли, что происходит что-то неладное, посыпались стрелы, что бессильными зёрнами опадали, не долетая локтей двадцать.
  Тугие струи ветра всё ускорялись и ускорялись, амплитуда кругов потихоньку расширялась, и волокна этого магнетического завораживающего кокона, казалось, наливались силой прямо на глазах. Свист и шум пленённого ветра давил на уши и глаза. Стихия срывала с места пока только мелкие предметы, заметая, расчищая пространство, будто тренируясь, разминаясь, проверяя свои возможности. А потом маг мягко, как будто преодолевая сопротивление, правой рукой толкнул всё это в сторону баррикады...
  Ужасающий таран врезался в препятствие, охнувшее и содрогнувшееся, словно живое существо. Отдача ударила по стоящим по сторонам улицы домам, испуганно затрясшимся и теряющим хрупкие и плохо закреплённые детали фасадов. И вернулась к напрягшимся силам вторжения, накрывая их увесистыми брызгами силы, пылью и сором, заставляя жмуриться, кашлять и пригибаться к земле.
  РоСвейши, как флюгер, развернуло в противоположную сторону. Шикарный импозантный плащ, надувшийся, как парус, едва не завалил его, плюмаж на шлеме тоже так трепетал, что, задыхаясь от перетягивающего подбородок ремешка, он едва успел отстегнуть завязки. Потому что было такое ощущение, что ещё чуть-чуть и ему оторвёт голову. Переборов надсадный кашель, с раздражением оттолкнул хрипящего над ухом телохранителя, пытающегося как-то укрыть господина, но только подставлявшего свои железки под хрупкие локти и бока герцога.
  Мощный какой маг! - с запоздалым испугом подумал РоСвейши, тщетно пытаясь пригладить превратившиеся в воронье гнездо волосы. Впрочем, в Агробаре, не избалованном присутствием людей с Даром - ведь это была исключительная прерогатива Церкви, сложно было судить о силе и мастерстве магов - их присутствие, а особенно действия были весьма редки. Насколько РоСвейши знал, сколько-то магов, не сильно высокого класса состояло при королевской гвардии, - и он криво усмехнулся про себя, - как гарантия безопасности венценосца. Где только этого кадра откопал Панорик?
  С досадой стянув перчатки, едва не расцарапавшие лицо, он наконец-то протёр глаза. Результат был. Но какой-то незавершённый. Баррикада словно треснула пополам и немного просела. Уже один или два воина могли пройти в проходе, не поднимаясь наверх. Ещё бы один удар - и можно отправлять конных.
  А что же маг? Больше не пытаясь вызвать стихию, он своими неуклюжими короткими шажками двигался в сторону защитников Ремесленного квартала.
  Что он делает?!
  В какой-то момент, будто почувствовав взгляды сзади, воздушник остановился и обернулся. РоСвейши показалось, что на тёмном лице сверкнула улыбка. Совсем не сочетавшаяся со словами, которые он прочитал по губам: "Вы будете прокляты..."
  Ему послышалось справа, там, где находился Панорик, чьё-то рычание. Наверное, кто-то из его людей, потому как младший брат короля, потомственный РоБеруши никогда не был замечен в столь сильных проявлениях чувств.
  А потом с обеих сторон взлетели стрелы. И кто первый поразил своевольного воздушника - защитники или те, кто готовился к штурму - неизвестно. Павший маг был нашпигован стрелами, словно подушечка для иголок.
  И какой урок вынесут обе стороны? Правильно: от магов нужно держаться подальше - чересчур они капризны и переменчивы. Горды и опасны. Для Агробара - это абсолютно неизвестный и неконтролируемый фактор уравнения власти.
  - Готовься! - прозвучала команда, тут же продублированная мощным голосом РоСнури - и далее командирами помельче.
  РоСвейши посмотрел вправо. Панорик во многом копировал позу погибшего воздушника: ноги, крепко стоящие на земле, расправленные гордо плечи, напряжённые руки - правая, сжатая в кулак, была поднята вверх. Только лицо не было обращено к небесам - герцог смотрел прямо и исподлобья. И в его глазах горела ярость.
  Ладонь разжалась.
  - В бой!
  Штурмовые колонны неумолимо двинулись вперёд.
  
   * * *
  Барон РоСтар, вассал герцога Панорика, не думал, что будет легко. И его прогнозы оправдались полностью. Не потерял ни одного человека при прохождении канала - они просто не участвовали в штурме моста, ни в других атаках - у них была иная задача. В то время, как штурмовые колонны дожимали уцелевших защитников моста, он и его отряд - два десятка конных и три десятка пеших солдат - благополучно миновали очаги сопротивления, и поспешили вдоль канала, чтобы выйти на параллельную Цветочному проспекту улицу, в надежде попытаться пройти в тыл защитникам основной баррикады. И на первой же, пересекающей неширокую улочку невысокой баррикаде встретили ожесточённое сопротивление. Преграда была так себе - слепленная на скорую руку, тем не менее, она была, и из-за неё было удобно наносить точные удары по штурмующим пехотинцам. Ситуацию ещё усложняли трое лучников, не дававшие нападающим расслабиться и заставляя прятаться за щитами. Но потом его арбалетчики устроили дуэль со стрелками и кого-то выбили. И всё равно, ещё долго они не могли взять это препятствие, положив при этом около двух десятков человек. Остатки же защитников, видя бесперспективность сопротивления, ушли во дворы района. Обидно было ещё и то, что противостояли им, по сути, не профессиональные солдаты. Следующая баррикада унесла жизни восьми всадников и пятерых пехотинцев. Когда барон увидел её, она показалась ему проходимой конными, и он сразу дал отмашку на штурм. Всё получилось неожиданно легко - видно, защитники не ожидали такой прыти от незваных гостей. Да, его отряд снова уменьшился, зато из этих драконовых ремесленников никто не ушёл - всех зарубили.
  Барон, решив разведать путь и, не дожидаясь приводящей себя в порядок пехоты, с всадниками выдвинулся вперёд. Пустынная улица вызывала недоумение. Куда подевалось всё население? Где-то схоронились? Лаяли лишь псы во дворах, реагируя на цокот копыт. Следовало быть настороже - от защитников стоило ждать всяких пакостей. Хотя откуда у них достаточное количество воинов? А, ну да - сюда же ушли северяне. И это было плохо - барон слишком хорошо знал упрямых дружинников.
  РоСтар даже не сразу понял, как это произошло. Вот только что они ехали, поглядывая по сторонам. И вдруг за очередным поворотом он увидел конный отряд. Больше их, меньше, столько же - не успел сосчитать, единственное, что он знал наверняка: своих здесь быть не должно. И то, что он увидел, то, что моментально активировало атакующие рефлексы - тонкая, не мужская фигура, сидящая на коне. Амазонка!
  Барон полностью разделял взгляды своего господина относительно места женщины в обществе. Семейный очаг, рождение, воспитание детей и ожидание мужа из походов. Никак не ношение вызывающих мужских нарядов и, упаси Единый, владение оружием, максимум - столовый нож для разделки мяса за ужином. Короче, амазонки были для него, как красная тряпка для быка из-за всего вышеперечисленного. Совсем не из-за того, что когда-то одна амазонка, дочь соседа - графа посмела ему отказать.
  Уже налетая на ближайшую к нему пару, он с неожиданным ликованием узнал в сидящей девушке саму принцессу Лидию. Вот это везение! Вот это добыча! За такое можно много просить у герцога Панорика.
  Но эти далеко идущие планы подпортил королевский гвардеец, прикрывший принцессу. Барон от души, наискось, рубанул бросившегося наперерез "чайку". Кираса и кольчуга наверняка смягчили удар, но и этого гвардейцу оказалось достаточно.
  Принцесса слетела с лошади, а вместо неё на них, словно коршун, налетел воин в судиматском наряде. Очень хороший боец - барон едва ушёл от его быстрого, так и мелькавшего, как крылья бабочки клинка, поспешив отгородиться от него одним из своих людей.
  Закрутилась бешенная схватка. Он отбивался, сам нападал, но в какой-то момент понял, что при примерно равном количестве сражающихся, они начинают проигрывать - драконий судиматец оттянул на себя четверых. Барон оглянулся, надеясь увидеть догоняющую пехоту, и неожиданно охнул, когда острая сталь взрезала его бок. Он поднял ошеломлённый взгляд и упёрся в сверкающие зелёные глаза под светлой чёлкой, в яростное, воинственное, и от этого ещё более прекрасное и удивительное лицо. Наверное, именно так выглядит ангел смерти.
  
   * * *
  Отступление.
  Величественные пики горного кряжа Драконьи зубы, казалось, вонзались в само небо. Оттенки сиреневого, фиолетового с белыми шапками льдов в окаймлении лениво повисших облаков рисовали настолько чудесную картину, что нельзя было отвести взгляд. Сзади же, венчая монументальную гору, словно рукотворная жемчужина среди природного богатства располагался Надрис, белокаменная, с изящными башенками и остроносыми шпилями, столица княжества Илий.
  Спешащий по кривой тропинке мужчина лет сорока с шапкой курчавых чёрных волос и выдающимся носом, придерживая бьющий по бедру меч мог быть и воином, и свободным горцем - только куртка из качественно выделанной кожи с шевронами в виде стилизованных черепов на рукавах могла быть частью униформы. Он остановился, покрутил головой, бросил короткий взгляд на узкую змею дороги, тянущейся в двух сотнях локтей внизу и упирающуюся там, впереди, в главные ворота Надриса. Снова закрутил головой, при этом его корпус оставался на месте, как у совы, потом шмыгнул носом, будто почуял то, что его заинтересовало - а это были высокие мелодичные звуки, издаваемые на каком-то духовом инструменте, и целенаправленно свернул туда.
  - Эй, Дудочник, не надоело ещё задницу морозить? - и с неудовольствием заглянул в пропасть, где виднелась нить далёкой речушки - подходить к краю было опасно: неверный шаг, неустойчивый камень скользнёт в сторону, и человек легко сорвётся и покатится по крутому склону. В общем, он останется там навсегда непогребённым, целиком или по частям, но в любом случае мёртвым.
  Парень лет восемнадцати как раз и сидел на самой кромке, спустив вниз ноги. Он был худощав, светловолос, небрежно перехваченная лентой коса спокойно покоилась на плече. Он, кстати, был в похожей куртке с шевронами. Парень отнял от губ сопилку, серьёзно и без улыбки посмотрел на подошедшего.
  - Привет, Лягушатник. Камни прогреты солнцем, поэтому можно на них сидеть.
  - Ты что, не слышал о всеобщем сборе "смертников"?
  Тот пожал плечами, что могло означать всё, что угодно. Потом ответил:
  - Да, слышал. Иду уже, - вздохнул и скорчил такое лицо, которое впору иметь немощному старику.
  Что вызвало улыбку у черноволосого.
  - А Короткий нервничает: где это, мол, запропастились некоторые безответственные солдаты.
  На этот раз усмехнулся парень. Короткий - это была кличка высокого, под два метра командира их роты, флегматичного и неразговорчивого до безобразия.
  - Так и сказал: безответственные? - поинтересовался серьёзно.
  - Не совсем так, конечно, - покрутил носом Лягушатник, но Дудочник и так понял недосказанное: Короткий вообще мог ничего не сказать. Но рука у него - в случае неудовольствия - была тяжёлая, и испытывать границу терпения командира желающих не было.
  Дудочник, естественно, знал о всеобщем сборе. Да и не мудрено - после первых тревожных новостей о появлении у границ княжества имперских войск, Надрис превратился в разворошенный муравейник: гонцы, курьеры, мобилизация, отток из окрестностей в город крестьян. В общем, всё серьёзно. Правда, подобная тревога на памяти парня со времён его службы в "княжеских смертниках" объявлялась уже третий раз. Всё было как всегда: регулярные войска под предводительством самого князя Имира ушли к перевалу, а остальные остались ждать результатов или дополнительных указаний. "Княжеские смертники" - это вообще, по идее, должен был быть последний аргумент в обороне - по отдельности они дрались неплохо, но вместе их ещё не использовали ни разу. Хромой, загадочная личность со специфическим Даром, собственно, и руководивший "княжескими смертниками" и проводивший над каждым кандидатом определённый ритуал, якобы способствовавший раскрытию дополнительных резервов в каждом воине, прогнозировал сумасшедший результат, так и рвался испытать своих подопечных в деле. Но князь Имир, видевший в Хромом, однажды появившемся при дворе, скорее, учёного - теоретика, нежели практика, при этом благосклонно отнёсшийся к его словам и действиям и даже финансировавший новое непонятное подразделение (княжество было отнюдь не бедным из-за добываемых в горах драгоценных металлов и поэтому притягивающее алчные взгляды со стороны соседей), предпочитал всё-таки не рисковать. Тем более, разношёрстный сброд, собранный Хромым под своим крылышком, был далёк от идеалов регулярных войск, как внешне, так и касательно дисциплины.
  - Спасибо, - всё-таки поблагодарил Дудочник.
  И Лягушатник довольно хрюкнул.
  - С тебя как обычно, мех вина.
  Молодой вздохнул, но согласно кивнул. Зачем это старшему товарищу, никто не знал. Ведь после проведенного Хромым ритуала "княжеский смертник" и алкоголь становились вещами несовместимыми. Многие, кстати, относились к предупреждению скептически и с ухмылкой, но любой опыт впоследствии, связанный хоть с каплей спиртного приводил к тяжёлым, а то и трагическим последствиям. Некоторые возмущались подобным фактом - ну, кто в здравом уме откажется от возможности напиться? Тем более, до конца жизни лишить себя такой радости. Но, к сожалению, ритуал обратной силы не имел. Поэтому Хромой даже среди своих подчинённых не пользовался популярностью.
  Касательно же Лягушатника, многие товарищи по оружию пришли к выводу, что любовь того при любой оказии сбивать с должников вино - скорее пережиток, рефлекс из предыдущей жизни, нежели испытание собственной силы воли или желания однажды угробиться, потребив целый мех.
  Два столь разных человека не спеша, но целеустремлённо пошли к городским воротам. Черноволосый, оглядевшись и понизив голос, словно кто-то мог их здесь подслушать, высказал ещё одну мысль, тревожившую его:
  - Бродят слухи, что имперцы уже почти взяли перевал. И есть вероятность, что нам дадут шанс показать себя, - помолчал пару ударов сердца. - А ещё говорят, что Хромой уже раздал первой роте бусины, - это был некий катализатор, придуманный командиром "княжеских смертников", после принятия которого они становились быстрее, точнее, сильнее, хотя сам шарик был прессовкой из различных, вполне доступных, легальных и узнаваемых трав. Но, как бы то ни было, на испытаниях эти бусины действительно выполняли положенные на них функции.
  Дудочник достаточно равнодушно пожал плечами. Он тоже видел вестника, отчаянно нахлёстывавшего лошадь. Что ж, он тоже склонен был думать так.
  
   * * *
  Князь Имир, высокий, черноволосый, статный, с перевязанной головой - сабельный удар едва не лишил глаза и не отобрал жизнь, обвёл усталым взглядом стоящих перед ним изрядно потрёпанных и едва стоящих на ногах людей. Многие были серьёзно ранены. Но сидеть перед князем ни кто не смел, поэтому их поддерживали товарищи. Угрюмые, мрачные лица людей, будто вернувшихся с того света. Собственно, так и было - львиная доля "княжеских смертников", которых злые языки переиначили, - Имир поморщился, - в "княжеских стервятников", погибла именно от перенапряжения и истощения - человеческие тела не были готовы к таким нагрузкам, нежели в бою от ран.
  Имир, измотанный и уставший донельзя за эти дни, ощутил двойственность своего состояния и положения. Да, он сохранил независимость княжества. С другой стороны, то, что ему предстояло... Этих людей, отстоявших его место под солнцем, по сути, героев, удержавших Илию (из которых урождённых илийцев была едва пятая часть), ему нужно было примерно наказать. Не важно, как. В идеале - публично казнить (так требовал народ Илии). Но он-то знал, что шумиха рано или поздно уляжется, и сами илийцы осознают вклад этих пришлых в сохранении независимости. И, возможно, этот факт войдёт в историю всей Веринии. Но сейчас...
  - Солдаты Илии, именуемые "княжескими смертниками", мне сложно сейчас говорить, ибо ваши действия, ваша безудержность будут служит неким нарицательным именем того, что может натворить бесконтрольная сила...
  Вышедшие на бой "княжеские смертники" вырезали не только подошедший тысячный имперский авангард, но и обоз (а некоторые и оказавшуюся на пути деревню). Они были настолько неудержимы, что воины - не важно какой армии и какого лагеря - в ужасе разбегались - никто и ничто не могло их остановить. Они, словно слепцы, жаждали лишь крови и применения своих, казалось, безграничных сил и возможностей. Они, будучи прежде товарищами по котлу, дрались друг с другом - и это были самые фееричные и незабываемые поединки. Вот только свидетелей этого осталось крайне мало. Пока последних из них не покинули силы. И только тогда устрашённые жители смогли поднять головы. Говорили, что первым от народного гнева пострадал Хромой, со стороны наблюдавший за своим экспериментом, будто его в клочья разорвали - испуганная толпа слепа в своих действиях. Может и так, ведь князь не видел живым человека, создавшего столь смертоносное оружие. А крови... а крови везде хватало...
  Князь Имир смотрел на них, и его не покидало ощущение предательства. Предательство солдат, до конца выполнивших свой долг. Но он прежде всего правитель, и эмоции - недопустимая роскошь в его положении. В конце концов, кто захочет иметь в качестве оружия цунами, наводнение или смерч? Контролировать стихию невозможно. А выпускать её на волю - рулетка с неожиданными, но часто тяжёлыми последствиями.
  - Я отпускаю вас, воины. Каждому будет вручён денежный расчёт и котомка с питанием на первое время. Идите и не возвращайтесь в Илию. Здесь вас будет ждать лишь позорная смерть.
  Князь развернулся и пошёл. Всё, теперь эти, чуть больше четырёх десятков выживших из почти двух сотен - не его забота. Но отчего-то казалось ему, что история с "княжескими смертниками" будет ещё не раз вспомнена.
  
   * * *
  Хван с хеканьем в очередной раз опустил молот, размозжив голову очередному желающему влезть наверх. Устало опустил оружие, пусть и весьма мощное и тяжёленькое, зато ни разу не подведшее его. Достаточно одного удара - и враг готов. Да, нужна силушка, но и он ведь не сопливый мальчишка, а потомственный кузнец, сызмальства приученный тягать железо. Так что молот как раз по его рукам. Да, врагов, лезущих, будто тараканы изо всех щелей в его дом много - глазом не сосчитать. Но ничего, они перемелют их всех - чай, не несметные полчища. Просто глаз, залитый трудовым потом, не видит дальше ближайшей цели.
  Он, протерев глаза краем плаща, оглянулся по сторонам, чтобы оценить обстановку, которая постоянно изменялась. Пока что они удерживали свои позиции. Он и около десятка воинов, в основном восточники графа и несколько северян - "белок" стояли на кромке слегка обрушенной баррикады, сбрасывая смельчаков, пытающихся обойти основной путь атаки. Вследствие удара проклятого воздушника преграда утратила целостность, расколовшись примерно посредине, открыв проход для врага в два воина - даже не глядя вниз, Хван представлял длинную змею остроконечных шлемов и лес копий, втягивающуюся потихоньку в проход - с этой стороны их встречали солдаты графа РоТая. Пока что защитникам удавалось сдержать натиск, но Хван при всём своём показном оптимизме понимал, что если ничего не изменится, их просто возьмут количеством. Это благо, что подходы по крышам контролируют их стрелки - ремесленники (среди которых и его сын с племянником), хорошо, что их ещё не сковырнули с верхушки, хотя сам Хван уже растерял в этой сутолоке и бедламе всех своих соседей и друзей. Может, кто уже и погиб.
  Он с ополченцами стоял внизу, когда удар мага сотряс баррикаду. Солдаты, стоявшие наверху, посыпались, некоторых раздавило обрушившимися конструкциями. Сам граф РоТай был на волосок слететь с верхних мостков, но его удержали ближники - кузнец слышал, какими ругательствами сыпал разъярённый благородный. Воины спешно перестраивались, покалеченных оттягивали в стороны, кто-то безуспешно пытался завалить образовавшийся проход. Крики, гам, командиры метались, пытаясь организовать своих людей. И вот тогда пошли первые враги. Пурпурные пехотинцы герцога Панорика. Их удавалось сдерживать какое-то время щитоносцам. Это было передавливание лицо в лицо, щит в щит. Били поверх голов, топтались по телам упавших - было некое шаткое равновесие. Как вдруг с той стороны, чуть ли не по головам пехотинцев, цепляясь за хрупкие, ненадёжные торчащие части конструкции баррикады, полезли какие-то драконы в сутанах. И обрушились на головы защитников.
  Стена щитоносцев с их стороны распалась - солдаты закрутились в ближнем бою. А наступающие стали захватывать, расчищать пространство, оттесняя ремесленников.
  Но тут, слава Единому, прибыл барон-северянин РоДайли с подмогой, и дружинники чётко поставили защитный строй за спинами сражающихся товарищей с Восточного предела, пропуская их мимо себя и вынося раненых. А внутрь вошли высокий худощавый наёмник с колоритным прозвищем Кол, проводивший с ними, ремесленниками - ополченцами занятия по бою в строю, граф РоТай, барон РоДайли и ещё два огромных воина - северянина.
  Хван, в то время ещё не вступивший в бой и нервно теребивший рукоять молота, подивился, что благородным не зазорно показать удаль и мастерство. А потом решил, что тому же графу, говорят ближнику самого лорда РоАйци, державшему Восточный предел в кулаке, сам бог велел выплеснуть свою ярость. А барон... Так они там, на севере, в сёдлах рождаются, и первым делом их прикладывают не к мамкиной груди, а к отцовскому мечу, так что для северян подраться - что сходить до ветру - два равнозначных деяния; а раз ты ещё и голубых кровей, то должен быть примером для всех. Как бы то ни было, драконы в сутанах, гонявшие простых пехотинцев и в хвост и в гриву, в лице представительной компании защитников Ремесленного квартала нашли достойных соперников. Солдаты даже разошлись по сторонам - пехотинцы Панорика и северяне с восточниками, освобождая пятачок для боя этим двум сошедшимся группам, стуча в щиты и подбадривая представителей своих сторон. Но погоду в этой драке семь на пять (троих монахов уже закололи) сделал всё же наёмник, первым вступивший в бой. Он так ловко орудовал длинным мечом, что сковал сразу троих, а когда к нему в помощь справа подошёл граф, молниеносным движением зацепил голень крайнего слева монаха, коварным ударом ноги заставил пошатнуться правого, отвлёкшегося на РоТая и, крутанувшись несколько позёрски, повернувшись спиной, мечом пробил среднего. Видимо, попал в пластину под сутаной - тот устоял, но согнулся, а наёмник, уйдя от топора ещё одного монаха, сильнейшим ударом почти отделил голову раненого в голень и, резко сблизившись с согнувшимся монахом, рукоятью меча проломил ему висок. А потом резко ушёл назад, уступая пространство боя другим бойцам. Деморализованные монахи недолго сопротивлялись и вскоре пали под слаженными ударами людей принцессы. Пострадал только граф РоТай, которому мощным ударом алебарды, которой удивительно ловко управлялся один из монахов, срубило наплечник, пробило кольчугу и повредило плечо. Северяне тут же прикрыли графа, оттеснили за спину, где тут же к нему подскочил святой отец Илий, накладывая кровеостанавливающее заклинание. И люди графа увели раненого господина сквозь строй куда-то назад. Стоило пасть последнему монаху, как солдаты Панорика яростно рванули вперёд. Северяне и наёмник успели просочиться сквозь свой строй, и с жутким лязгом вновь сошлись щиты. Опять началось затяжное противостояние в тесноте, где случайный удар легко может найти цель, где гневные крики лицо в лицо не всегда подтверждаются уколом клинка, ибо сложно выпростать и направить руку, где оступившись и упав, легко быть затоптанным своими же, где трещат кости в скорлупе лат, где кажется, что хрип и выдох - одно и тоже, а сердце разрывает грудь от адреналина и невозможности вырваться на простор, где смертельная рана не даёт возможности упасть - сзади - свои, где разум заполнен двумя целями: выстоять и убить. Но часть пространства по эту сторону баррикады противник таки отжал. И можно было не сомневаться, что плацдарм будет только расширяться.
  Ополченцам в этом хаосе пока не было места - они держались, как некий резерв, когда профессиональные солдаты либо падут, либо устанут окончательно. Но Хван, мучимый жаждой участия, стал оглядываться в поисках приложения сил. А вспомнив о сыне и племяннике, поднял голову. И тогда он увидел то, что не замечали команд - наверху, на самой кромке баррикады, в шести-восьми локтях от земли с трудом отбивалась от пытающегося найти альтернативный путь врага, жалкая горстка солдат РоТая. В ожидающей толпе ополченцев - соседей, друзей и просто знакомых по району, нервно сжимающих в руках не совсем привычное оружие он никак не мог отыскать гвардейца, командовавшего ими. Пытаться найти того же барона РоДайли или наёмника, руководивших, вместе с раненым графом РоТаем обороной этого участка было делом нереальным. И тогда он кликнул желающих составить ему компанию туда, наверх. Смельчаков лезть по шатающимся, неустойчивым конструкциям хватало. Часть пошла вправо, часть влево за спинами держащего позицию строя. И полезли. Беда была в том, что пространство вверху было ограничено и не позволяло вместить всех желающих. Сам Хван, отбраковывавший самых молодых и неопытных, руководствуясь железным аргументом: "Вам ещё детей растить!", тоже не сразу попал наверх. После того, как продвинулась его очередь - защитники выбывали в силу ранений и гибели. Одного знакомого сапожника, сухощавого мужичка, жившего через три дома от него, утянул на свою сторону один особо ловкий малый - пехотинец Панорика. Другой, хозяин не самого благонадёжного трактира в Ремесленном квартале, где собиралась всякая шваль от бродяжек до "ночных", вертлявый и трусливый Изил, умудрился обрушить на головы идущеё внизу колонны целую секцию баррикады. При этом, не удержавшись, сорвался и сам на копья разозлённых солдат. Обломки похоронили, наверное, пяток врагов и застопорили на время движение. Но это действие имело и отрицательный эффект - на кромку баррикады обратили пристальное внимание и нападающие, отчего схватки наверху разгорелись с нешуточной активностью. Настала очередь и Хвана держать оборону. Его пока Единый миловал даже от ранений. В отличие от многих его товарищей. В какой-то момент наверху стали появляться и северяне, и восточники, осознавшие необходимость удерживания здесь, наверху, позиций. А после, имея несколько мгновений отдыха, оглянувшись, он увидел, что в резерве наверх осталась парочка дружинников - северян с оскаленными "белками" на изорванных, в пятнах крови туниках. Это были раненые, которых убрали из общего строя.
  Так он и держался. Но даже бесконечные силы кузнеца, оказалось, имеют предел, и в какой-то момент он понял, что если не собирается свалиться от усталости или пропустит глупый удар, то нужно беречь дыхание и остатки сил. Движения его стали экономны и коротки - молот шёл по кратчайшей траектории, а то и просто ограничивался ударом сапога, имеющего тоже весьма неплохой эффект, а каждое свободное мгновение использовал на условный отдых.
  Внизу продолжало сохраняться хрупкое равновесие, хотя он ясно видел, что силы защитников тают. В какой-то момент со стороны нападающих пробрался огромный дядька в мощных латах - здоровая туша легко и уверенно рассекала стоящих тесно друг к другу пехотинцев, и, выйдя на защитников, он, не сильно задумываясь, двумя мощными прямыми ударами свалил прикрывавшегося щитом дружинника. И проворно ворвался в брешь, привнося ужасающий урон в их рядах. Пока на него не вышел худощавый наёмник. Вновь образовалась импровизированная арена с кружащимися в средине серьёзными бойцами - порой они так размахивали своими длинными тяжёлыми мечами и так отскакивали после сшибок, что стоящей линии зрителей приходилось отшатываться.
  Наступило временное затишье - даже перестали лезть с той стороны - это была такая себе неожиданная пауза для интересного зрелища. Оба противника были хороши, оба мастерски владели мечным боем, оба опытные, прошедшие многое, бойца, ветераны битв. Один тяжёлый, но не грузный и медлительный, второй высокий и скупой на лишние движения. Оба предпочитали осторожность и действовали от защиты, периодически, видя какую-то оплошность либо возможную слабину противника, взрывались атакующей серией.
  Сторона врагов скандировала: "Сну-ри! Сну-ри!", защитники надрывали хриплые глотки: "Кол! Кол! Кол!". Плюс все, не взирая на лагерь, ритмично били в щиты с тенденцией к постепенному ускорению. Всё это производило такой неизгладимый эффект, что даже Хван, чуждый любому проявлению азарта, почувствовал, как это всё его захватывает. Нет, понятно, что он переживал за Кола, но можно уметь абстрагироваться и быть как бы сторонним наблюдателем, достаточно бесстрастным и контролирующим эмоции, а можно, как сейчас, чувствовать, как уже изрядно поработавшее сегодня сердце, вновь внезапно ускоряет бег, как плечи невольно расправляются от наполняющей энергии, как крепнут уставшие мышцы и натруженные жилы.
  Противники уже сошлись несколько раз, обменялись множеством мощных ударов, от которых предпочитали уклоняться, в крайнем случае принимая их на щит или уводя в сторону мечами - берегли силы. Хван, видевший один раз тренировку наёмников - того же Кола и его напарника, здорового и буйного Лири - сейчас отмечал про себя, что худощавый наёмник пытается использовать те же приёмы, как и против товарища - так сказать, подбирает ключик к противнику. Но пока безрезультатно. Вот только наёмник стал понемногу уставать - это было заметно по чуть замедленным движениям и тяжело вздымающейся груди. Конечно, он уже много раз ходил в атаку, ликвидируя возможные прорывы. А вот его противник был свеж и бодр, и оценить степень его утомлённости было сложно - лицо скрыто сплошным шлемом с прорезями для глаз, а сам он всё время передвигался, как заведённый, не быстро и не медленно - просто с ноги на ногу, вправо - влево, вперёд - назад. А кончик его меча, будто змеиное жало, всё время фиксировался на противнике.
  В какой-то момент Кол словно оступился - шаг назад его сбился, что сказалось на вздёрнувшихся вверх щите и мече. Кольцо наблюдателей дружно охнуло. Как и стоящий наверху и всё прекрасно видящий кузнец. Но дальше, бросившийся в атаку здоровяк нарвался на чёткую оборону и схлопотал скользящий, но, тем не менее, ощутимый удар по шлему, и это показало, что произошедшее было скорее тактическим, обманным ходом наёмника. Снури быстро пришёл в себя, всего лишь встряхнул головой, и Кол, попытавшийся развить свой успех, схлопотал жёсткий удар щитом от легко и даже как-то изящно крутнувшегося в сторону тяжёлого соперника в бок. Наёмник пошатнулся, теперь уже по-настоящему, неосторожно открыл ногу, на которую, естественно, обрушился меч. Удар был столь мощным, что разрубил латную юбку и застрял в бедре, моментально окрасившимся алым.
  Поднялся сумасшедший гвалт - все визжали, улюлюкали, орали - казалось, куда громче, но было именно так. А Хван почувствовал, как сердце его пропустило удар. Он видел искажённое болью прежде всегда беспристрастное лицо наёмника. Щит и меч выскользнули из его рук. Левая рука скользнула к перебитой ноге. Снури дёрнул меч, пытаясь его выдернуть. Кола повело в сторону, и он, обмякая, потянулся к противнику, будто собираясь повиснуть на нём, но здоровяк замахнулся щитом, намереваясь добить соперника. Но наёмник, отклонившись в последний момент, опираясь на здоровую ногу, таки сблизился, и тут произошло что-то очень быстро. Взвилась резко левая рука к шлему Снури, а сам Кол упал навзничь. Окровавленный меч остался в руке здоровяка, а сам он продолжал стоять. С торчащей рукоятью ножа в правой глазнице.
  Стороны, во время поединка игнорировавшие друг друга, кроме как словесно подначивая, ринулись навстречу друг другу. Создалась настоящая свалка. Хван ещё видел, как кто-то утаскивает бессознательное тело наёмника, а после ему стало не до этого.
  В принципе, это был переломный момент. Да, сторона защитников победила в этом поединке, вот только противник время этой паузы использовал с толком - незаметно поменял простых пехотинцев на тяжёлых латников, которые пройдя на эту сторону, неумолимо и жёстко потеснили бросающихся с отчаянностью дружинников, солдат РоТая и остатки ополчения. Когда кузнец обернулся следующий раз, картина, открывшаяся ему, наполнила беспроглядной обречённостью. Сзади всё заполнил пурпур Панорика. Остатки защитников, огрызаясь, отходили. Остался только один очаг сопротивления - у противоположной от него стороны, под стеной дома сколько-то солдат, в основном в цветах графа РоТая (понять их количество за спинами атакующих было невозможно) ещё бились. Да на баррикаде кроме кузнеца осталось двое, если считать истекающего кровью после нехорошего удара в живот дружинника. Но Хван продолжал держать свою линию обороны, больше ни о чём не задумываясь - мысли - это роскошь, делающая слабым на пороге смерти. Во всяком случае, ему так казалось. Выбыл ещё один защитник, тихо замер второй, а кузнец продолжал мерить залитую кровью кромку тяжёлыми шагами. Пока неожиданный щелчок и рывок не выбил из рук верный молот.
  Хван с тупым удивлением смотрел на правую ладонь, пробитую арбалетным болтом. Оперение торчало сверху, словно украшение, а алый наконечник с застывшей на острие тягучей каплей, торчал изнутри. Кузнец ощущал себя настолько опустошённым, что не чувствовал боли. Он перевёл недоумённый взгляд в сторону ближайшей крыши и с полным осознанием происходящего увидел целящегося в него стрелка. Часть солдат в пурпурном уходила дальше, вглубь Ремесленного квартала, а этот остановился, чтобы добить его. Несколько мгновенных эмоций: обида, сожаление на фоне бесконечной усталости, и, наконец, облегчение - всё лично для него закончилось. Он успел вздохнуть, расправить плечи и развернуться корпусом к стрелку, давая ему возможность поточнее прицелиться. Развёл руки в стороны. Невольная улыбка скользнула на искусанные губы - именно сейчас он вспомнил о своей младшенькой дочери, его любимице (хоть в этом никогда бы не признался другим детям) - хотелось отчего-то, чтобы последнее перед смертью воспоминание было светлым.
  Жгучая боль пронзила ногу, и кузнец рухнул вниз, слепо цепляясь за выпуклости баррикады, забыв о точащем в руке болте. Ещё одна вспышка боли помутила сознание. Когда он немного пришёл в себя, раскорячившись, будто беременная лягушка, тихонько подвывая и, смахнув с глаз слёзы, оглянулся, стрелка и след простыл.
  Лёжа в каком-то полубреду, возвышаясь совсем не парящей птицей над разворачивающимися вокруг действиями, он слал молитвы Единому, скрипел зубами и думал о том, как же хочется жить. О нём, казалось, забыли, или не замечали, что его, в принципе, устраивало, ибо в противном случае его судьба была бы незавидна.
  Он видел - и ощущал, как огромные волы, к которым крюками с канатами цепляли секции баррикады, растаскивали её, расширяя проход для конницы, и он судорожно отползая от обрушивающегося края, едва не сверзился вниз, так как сзади тоже много что развалилось. Сквозь зажмуренные глаза он видел сам проход кавалерии и, судя по всему, обоих герцогов, чьи знамёна и цвета проплыли перед ним, но, несмотря на тягучую, выматывающую боль, боялся не только шевелиться, но и дышать, ибо зоркая охрана так и поглядывала, кого бы нашпиговать стрелами. Хотя пробитая ладонь, превратившаяся в эпицентр пламени, казалось, начала жить своей собственной, далёкой от целесообразности, жизнью - пальцы непроизвольно дрожали и скребли по дереву, резонирующему настоящим набатом в ухе. Он видел, как часть конников, в основном в сине-белых цветах РоСвейши сорвались с места и умчались вглубь района, и сердце Хвана тревожно заныло - неужели их противостояние было напрасным? Столько крови, смертей, покалеченных судеб... Неужели Лидии не устоять?
  Какой-то представительный мужчина в дорогущих доспехах спешился и почему-то направился к телам последнего очага сопротивления, где бродили солдаты, кого-то выискивая. Может, это был сам Панорик - уж очень засуетилась вокруг охрана, беря мужчину в плотное кольцо. К нему подвели какого-то полуживого пленника.
  И тут серую дождливую мглу пронзил световой луч. Да так мощно, что неожиданно всё засверкало: шлемы, доспехи, лужи, острия копий, краски вокруг моментально набрали не присущую им прежде плотность, глубину и яркость так, что глазам понадобилась помощь век, чтобы это всё выдержать. Особенно выделялась всеми оттенками алого и красного пролитая кровь. Она словно воедино скрепляла все детали застывшей картины: брусчатку, передвигающихся людей, дома, куски деревянных конструкций, горы неподвижных тел, несколько деревьев, чудом сохранившихся, и небо. Хван почувствовал, как его грязной, небритой щеки коснулось тепло. И он, поддаваясь нестерпимому желанию, повернул голову, чтобы глянуть вверх.
  Слезящиеся глаза с надеждою смотрели на выглянувшее между разошедшимися тучами в первый раз за последние дни солнце. Может, наконец Единый увидит их, заблудших и погрязших в грехах своих детей. И будет ли им после этого прощенье?
   * * *
  ПремурТар был холоден и погружён в себя. Да, он реагировал на вопросы, отдавал приказы, кивал, его лицо преображалось в ту или иную мимическую заготовку, сообразуясь моменту, но сам тарийский дворянин, посол в Агробаре, повинуясь неким рефлексам, приводил мысли в порядок. С делами всё было просто: отдавшись на волю течения, нечего нарекать на что-то, забытое на берегу. А вот мысли и эмоции, изобилие и сумбур которых в последнее время стали мешать быть адекватным, не теряющим логику поведенческих канонов. А ему крайне необходимо было привести к консенсусу разум и сердце. Чтобы потом свободным и чистым, сорвавшись в ярость смертоубийства, предстать перед Единым.
  Устойя вздохнул и встряхнулся. Возвращаясь от возвышенного к земному. Впрочем, долгожданное умиротворение сошло на него. Несмотря на противоположные требования действительности. Но ещё наставник говорил ему: "Устойя, чем сложнее, опасней, непредсказуемей ситуация, тем спокойней обязан быть ты. Не просто внешне держать лицо, а внутренне отожествлять себя с горным озером, покой которого не могут потревожить даже облака, проходящие ниже".
  Он выстроил своих людей, жалкую горстку в два десятка солдат перед постоялым двором в полном облачении и вооружении со всей тарийской атрибутикой - флагами и вымпелами, которые они предусмотрительно захватили с собой из посольства. Барон РоДайли, едва стоящий на ногах - по сторонам его придерживали два дюжих дружинника-"белки", тоже в посеченных доспехах, дважды пытался отговорить от этой затеи: принимать открытый бой в войне, которая их не касается. Но ПремурТар, будучи дворянином, и, в конце концов, гордецом, не собирался отсиживаться за стенами, чтобы его, как какую-то крысу, вытравливали из норы! Нет, пусть изменники-герцоги (вот уже и он считает Панорика и РоСвейши предателями Агробара!) увидят на чьей стороне Великая Тария. И барон РоДайли, поняв это, уважительно кивнул, вздохнув, остался рядом с тарийцем, наотрез отказавшись от принесенного стула, сделав себе единственное послабление - достав меч и опёршись о него. ПремурТар видел, как тяжело стоять невысокому, но плотному агробарскому северянину, изрядно помятому в сражении за баррикаду и при отступлении, но... скоро и так всё решится - вряд ли им долго стоять.
  Новости со всего района приходили не просто тревожные, а поганые, и Мириул, хозяин постоялого двора, к которому стягивалась вся информация, делился ею в том числе и с тарийским послом. Вначале прискакал гонец от притока Ленивого с сообщением, что нападение отражено, но много погибших, в том числе здоровяк - наёмник Лири, а у маркиза РоПеруши настолько серьёзное ранение, что ему срочно нужен целитель, иначе... Мириул тогда засуетился, отправил гонца за неким Зерги - якобы тот мог чем-то помочь. Потом пал канал и мост. Пришёл целый обоз раненых, и на данный момент весь постоялый двор представлял собой один большой лазарет. А следом где-то запропастилась принцесса Лидия - её эскорт нарвался на проникший в обход баррикады вражеский отряд, и остатки группы вернулись к постоялому двору. Уцелели несколько воительниц, а капитана королевской гвардии РоГичи привезли изрубленного и едва живого. Вскоре барон РоДайли привёл остатки защитников баррикады - из двух сотен людей пришло чуть более полусотни, половина из которых едва держались на ногах - это были северяне и ополченцы. Ни одного солдата графа РоТая, о судьбе которого можно было только догадываться. Тем не менее, все эти люди по приказу барона выстроились рядом с посольскими солдатами.
  Драться собирались все, кто мог держать оружие. ПремурТар с удивлением наблюдал недалеко от себя крупную женщину, вздорную - в прежние времена - скорую на грубое слово и руку, бывшую наёмницу и наставницу Лидии, именно которая втемяшила молоденькой девушке, что женщина и оружие - это нормально. Испытывать на себе характер суровой наёмницы тарийцу не приходилось (все его знания о ней были с чужих слов, весьма эмоциональных и негативных). Не то, чтобы он её избегал, но, скажем так, она была не в его вкусе - это раз, и точек пересечения у них до сего момента не было - это два.
  Чуть дальше видел человека в тюрбане и богатых восточных одеждах на манер судиматского халифата. Они не были представлены друг другу здесь, в Ремесленном квартале - эмир был тяжело ранен - пустой рукав, заправленный в халат, был тому свидетельством. Прежде они были шапочно знакомы, и судиматского, путешествующего в изгнании принца тариец знал, как любопытного и начитанного человека, весьма умного и интересного собеседника. А насколько качественно обучают воинскому искусству на востоке принцев крови, знал любой. Сейчас эмир, подняв голову и, приложив руку к груди, слал молитвы своему богу. Наверняка о ниспослании достойных врагов - на востоке смерть в бою была предпочтительней уходу в постели - и именно этот момент имел важное значение на том свете.
  Мириул, королевский старший сержант Даг... Вообще, крайне мало вокруг воинов в красно-синем с развернувшей в полёте крылья чайкой на плащах, туниках, сюрко - безжалостен оказался мятеж для оставшихся в столице королевских гвардейцев, до конца выполнивших свой долг.
  Слева замерло несколько тонких и, несмотря на несколько потрёпанный вид, изящных фигурок, затянутых в кожу и сталь, неизменно притягивающих его восхищённый взгляд. Амазонки... Он был наслышан, что вытворяли с этими девушками благородного происхождения, попавшими в плен, мятежники, и это... поднимало из глубин души такой чёрный гнев, что каждый раз тарийцу приходилось заново брать себя в руки. В общем, перед боем стоит над этим подумать - и последний налёт цивилизованности и благоразумия слетит, как прошлогодний снег. Кстати, с одной из них, белокурой Оливией, сумасшедшей, неотразимой, магнетически притягательной и лишённой каких-либо сдерживающих факторов, типа морали, предрассудков и постельных канонов, он имел счастье быть знакомым весьма близко... О, это была настоящая сердечная травма! Ведь помимо всего перечисленного, Оливия была весьма ветрена и непостоянна. Как та скачущая по лесу неугомонная белка, которой в поисках комфортного дерева нужно обойти пол леса.
  Улыбка невольно скользнула на губы тарийца, тут же омрачённая мыслью-тенью - этого нельзя допустить, чтобы подобный образчик женственности погиб. Это было бы несправедливо! Но убрать девушек (кстати, помимо наёмницы Брады и нескольких служанок, ухаживающих сейчас за ранеными, это были, наверное, единственные представительницы женского пола в округе - всех остальных Лидия, включая детей и стариков, приказала отправить в Гномью слободу в относительную безопасность) было также невозможно, как просить солнце осветить ночь.
  А вообще, тариец восхищался стоящими рядом людьми. Да, долг, да - честь - и ещё много впитанных с молоком матери и воспитанием вещей. Но ведь есть те, кто во время испытаний и страшной опасности зарываются поглубже и делают вид, что их это не касается. Те, кто сейчас рядом, не такие - эти готовы ради правильных идеалов отдать свои жизни. И основная масса их - агробарцы. Да, всегда их народы соперничали, конкурировали, порой доходя до драк - такие взаимоотношения могут быть между братьями (о старшинстве лучше умолчать - из уважения к соседям), но... Именно сейчас он понял, что гордится тем, что в их жилах течёт одна кровь. За все посольские годы он не испытывал подобного чувства. Ирония, скепсис, критичность, но не уважение и гордость.
  Краем глаза он увидел, как из открытых ворот постоялого двора выходит ещё кто-то и, огибая перегородивший строй, наискось, неспешно двигаются в сторону ожидаемого появления врага. Это были те самые странные наёмники, заинтересовавшие тарийца, переговорить с которыми у него не нашлось времени. Четыре фигуры: человек, эльф, гном и ещё кто-то, полностью закутанный в плащ. Невысокий, но широкий подгорный, неожиданно резко развернулся, и быстрым шагом направился к центру строя, где находились все уцелевшие члены координационного совета обороны Ремесленного квартала. Гном совсем не обращал внимания на напряжённые взгляды, следившие за ним и его товарищами, он был непривычно серьёзен и хмур, когда, подойдя, оббежал взглядом стоящих впереди командиров и благородных. На мгновение замер, размышляя, к кому обратиться, а тариец вспомнил, что с наёмниками, как правило, общались маркиз и капитан-гвардеец. Которых сейчас здесь не было. Подгорный несколько раз переводил взгляд с барона на ПремурТара, бывшими по его мнению здесь и сейчас самыми представительными. Потом решительно двинулся к тарийцу.
  Посол несколько мгновений до подхода "светлого" размышлял, почему он? И тут же сам ответил на свой вопрос. Гном, скорее всего, не совсем разбирается, кто есть кто: тариец - агробарец, для него все стоящие здесь - просто из одного лагеря люди. Раненый же барон тянул больше на воина, а сам ПремурТар в своих ярких одеждах (подгорные всё-таки падки на внешнюю мишуру) походил на человека, принимающего решения.
  - Ваша милость, - вежливо начал "светлый", - пожалуйста, когда всё начнётся, не подходите к нам. Это важно: просто держите оборону здесь, а к нам не подходите. Это крайне опасно, - и, не дождавшись вообще никакой реакции, вопросов, которыми был полон тариец, развернулся и пошёл догонять своих. Что они задумали?
  Наёмники отошли от них на полторы сотни локтей в сторону Цветочного проспекта, выворачивающего от моста и баррикады. Мужчина продвинулся ещё дальше, а гном и эльф разошлись в стороны, образуя крылья широкого треугольника. Безымянная же фигура остановилась шагах в двадцати от человека. Сбросила капюшон, и ПремурТар почувствовал, как у него перехватывает дыхание. По рядам, словно ветерок, скользнули изумлённые восклицания. Это был урук.
  
   * * *
  Герцог почувствовал, как его охватывает азарт. Они прошли сложный участок - баррикаду, на которую защитники Ремесленного квартала наверняка возлагали большие надежды. И один из его списка выбыл - не умеющий держать язык за зубами граф РоТай - его люди до конца бились, защищая своенравного представителя Восточного предела. Но его это уже не интересовало - впереди ждала победа, слава и месть. Он в нетерпении посмотрел на Панорика, казалось, никуда не спешившего. Это была одна из черт союзника - методичность и основательность.
  - Ну что, Панорик, довершим начатое? - возбуждённость и какая-то чрезмерная весёлость союзника не прошли мимо внимания союзника.
  Панорик пожал плечами, но что-то в его лице насторожило РоСвейши. Он с непониманием наблюдал, как тот спешился, прошёлся в сторону, где лежало множество тел в светло-синих цветах РоТая.
  - Хочу убедиться, что граф мёртв.
  - Зачем это тебе? - удивился РоСвейши. - Твои люди отыщут его. Даже если он жив, ты потом лично сможешь заколоть его.
  - Я лично хочу в этом убедиться, - герцог непреклонно выделил слово "лично", а РоСвейши, едва не задохнувшийся от возмущения, еле сдержал рвущееся наружу ругательство.
  А потом вдруг, присмотревшись внимательно, неожиданно осознал, что его сейчас смущало в поведении Панорика. И еда не расхохотался. Его сообщник испытывал... неуверенность. Циничный, прагматичный до мозга костей, положивший на алтарь своих амбиций сотни жизней, герцог не хотел идти лично убивать племянниц. Дочерей беспристрастно зарезанного брата Элия. Может, осталось что-то человеческое в этом холодной, сухом человеке? Или это слабость?
  - Ты хочешь, чтобы это сделал я? - склонившись с коня, негромко уточнил РоСвейши, цепким взглядом поедая непроницаемое лицо.
  Ему показалось, или союзник на мельчайшее мгновение, вздрогнул? Панорик прикрыл на удар сердца глаза, а когда повернулся к собеседнику, взгляд его опять был твёрдым и уверенным.
  - Ты хочешь лавры победителя изменников?
  РоСвейши иронично фыркнул - риторический вопрос. Он даже не против сегодня помахать мечом.
  - Пост сенешаля мой? - Панорик, подумав, согласно кивнул головой. - Казну мне доверишь? - в ответ холодный, оценивающий взгляд. - Ладно-ладно, шучу. Своих людей дашь?
  РоСвейши наблюдал, как союзник раздаёт распоряжения. Теперь к его личной полусотне присоединилась полусотня элитных гвардейцев Панорика (с самим герцогом оставалось два десятка телохранителей да остатки пехоты - до сотни - из штурмовых колонн - их изрядно потрепали защитники Ремесленного квартала). А это уже сила. Тяжёлая конница способна снести любой заслон. И ему так спокойней - неизвестно, сколько осталось защитников вокруг Лидии. Может уже все разбежались, как тараканы во время пожара. Но он в это не верил - старшая дочь Элия умела собирать под свою юбку, хм, упрямцев. Главное, чтобы она сама никуда не делась. Уж он не прочь был поговорить с ней с глазу на глаз. Ну, с помощью парочки верных людей.
  - Сделай это быстро, - размечтавшийся РоСвейши не заметил подошедшего союзника и недовольно сморщился, поняв смысл сказанного.
  - Хорошо, - сухо ответил. В конце концов, там будет, на ком оторваться. Тот же маркиз РоПеруши или бывший Верховный кардинал. - Трогаем!
  И они двинули по пустынной улице. А РоСвейши не покидало ощущение, что его опять обвели вокруг пальца. Только спустя десяток шагов он понял, что его смущает. Иметь на руках кровь юных девиц королевских кровей не каждый пожелает. И если Панорик настолько трепетно относится к родственникам, ему достаточно было попросить взять принцесс живыми, особенно младшую, Руфию, которая никоим образом не замарана - уж её никто не смог бы объявить убийцей отца. Пленить и отослать до окончания жизни в самый дальний и глухой монастырь. Да, конечно, это достаточно привлекательная фигура для разных смутьянов при новой власти, но всё-таки. А вдруг бы обстоятельства (и Панорик) были к девицам благосклонны, и лет этак через двадцать, будучи прощены, вышли они из узилища. К тому моменту политическая обстановка в королевстве поменялась бы много раз, но от сторонников Элия вряд ли бы что осталось - зная скрупулёзность Панорика, в этом можно было не сомневаться. Да и вообще, дворянские роды претерпят серьёзные чистки. Панорик - это не лояльный ко всем, быстро отходчивый и достаточно жизнерадостный Элий, а жёсткий, авторитарный и бескомпромиссный вариант короля. У него не забалует ни один владетель, в каком бы медвежьем углу ни был господином, он не сможет считать себя свободным и независимым. Будет твёрдая централизованная рука, контролирующая всех и вся. Собственно, обещанием крепкой власти его когда-то и искусил Панорик. А кровь девиц... Переменчивому на настроение РоСвейши идея уничтожить детей Элия, именно которого и винил в гибели своего любимца сына, уже не казалась ему удачной. Но кости брошены, и нужно довершить начатое. Оставалось лишь уповать на сакраментальное: победителей не судят.
  Триумфальное шествие латной конницы было неожиданно омрачено. За очередным поворотом их ждал сюрприз: три гномьих стреломёта, направленных вдоль улицы. Выехавший было на открытое пространство герцог, поспешил убраться и раздосадовано слушал варианты развития событий от своих советников. Но ни "спешиться", ни "обойти" его не устраивало. Спешенный воин в тяжёлых доспехах - такая же мишень, только более медлительная, а обойти здесь и сейчас, представляя себе схему района, которую они с Панориком долго изучали, планируя штурм, этот участок было просто невозможно - проклятые подгорные знали, где ставить свои драконьи штучки. Можно было дождаться пехоту, но это означало серьёзную потерю времени.
  - Стоп! - рубанул рукой пришедший в ярость РоСвейши. - Атакуем прямо сейчас! Первыми идут...
  И он не отказал себе в удовольствии отправить на венную смерть людей Панорика - солдаты они, в конце концов, или нет? Готовы в любой момент отдать жизнь за своего господина? Ну и подсластил пилюлю, отправив десяток своих конников - уж четыре десятка всадников должны разобраться с гномами, сколько бы их там ни было. Зная упрямый и злой характер подгорных, он планировал после звука выстрелов стреломётов присоединиться к атаке - учитывая прямое расстояние в три сотни локтей при хорошей скорости всадников, вряд ли "светлым" удастся перезарядить свои механизмы.
  Атакующие, горяча коней, умчались, спустя пару ударов сердца донеслись характерные щелчки стреломётов, прогудели с неприятным грохотом заряды, сопровождаемые криками боли людей и жалобным ржанием лошадей. Следом по сигналу герцога сорвались с места и остальные. Где-то на полпути РоСвейши услышал ещё один тугой щелчок... Сердце оборвалось в испуге, его бросило в пот, он пригнулся к гриве коня, мечтая уменьшиться, в идеале - до размеров мыши, а губы панически зашептали молитву Единому (не зря же он делает большие пожертвования в храмы!). Страшный снаряд прошёл в пяти локтях справа, находя новые ужасные жертвы. РоСвейши пришлось резко дёрнуть поводья влево, объезжая вставшего на дыбы испуганного коня с обезглавленным всадником, и едва не вылетел из седла. Но тут движение выровнялось, и его затопила дикая злость - дай ему сейчас подгорного - изрубил бы в мелкий фарш. Но хитроумные гномы успели убежать, побросав свои стреломёты, скрывшись в ближайших воротах и забаррикадировавшись с той стороны. Разъярённые всадники рубили проклятые механизмы, выбившие более двух десятков товарищей, и пытались добраться до гномов. Но дуб - есть дуб. И ещё не факт, что "светлые" ждут их там, жаждущих их крови людей. Поэтому РоСвейши велел двигаться дальше, но уже поосторожней, с высылкой вперёд разведки, охранением и зорким поглядыванием по сторонам - с этих сумасшедших голозадых сторонников Лидии станется устроить засаду на закованных в броню всадников. Но сюрпризов больше не было. И спустя несколько минут они выехали на открытое пространство, условную площадь Ремесленного квартала, с противоположной стороны которой по данным разведки где на постоялом дворе и находились все ключевые фигуры, мешающие организаторам переворота чувствовать себя спокойными.
  РоСвейши зло усмехнулся - вон они все выстроились в ожидании долгожданной встречи. Он попытался высмотреть Лидию или ещё кого-то знакомого, но было далековато. Заметил лишь тарийские знамёна. Значит, этот набитый индюк ПремурТар тоже там. Тем хуже для него. Это уже заботы Панорика - выравнивать отношения с Тарией.
  А посреди площади замерли какие-то странные фигуры. Человек, эльф, гном и... урук. И что они там делают? На делегацию по сдаче в плен не похоже - стоящий впереди мужчина демонстративно извлёк из ножен меч, что-то забросил в рот и склонился вперёд, словно собираясь бежать в их сторону.
  Ну, сейчас вы отведаете мой гнев, - с накатывающим адреналином, азартом и злостью подумал герцог РоСвейши.
  
   * * *
  Зерги трясся на коне, словно бесформенный бурдюк. Тело нещадно простреливало болью - сказывались незажившие раны. Да он никогда и не был хорошим наездником - ну, не любил он седло и лошадей, предпочитая более комфортные телеги. Но задание требовало скорости - кому-то нужно было помочь. Хмурый северянин с "белкой" на тунике, который предпочёл бы остаться со своими возле постоялого двора и сражаться, лишь сопел и недовольно поглядывал на неловкого попутчика, явно придерживая своего норовистого скакуна. Зерги его голос услышал только раз, когда северянин поинтересовался, точно ли он целитель, недоверчиво разглядывая спешно подведённого к нему Мириулом бывшего "ночного". На что тот только пожал плечами. Все святые отцы были или вне досягаемости, или заняты ранеными. Так что выбор у дружинника был небогат. То, что северянину не понравилось то, что он увидел, Зерги было как-то всё равно - он уже привык к тому, что не внушает встречным доверия.
  Пустые улицы навеивали тоску, а не прекращающийся мелкий дождь, казалось, проникал прямо в ноющие кости. Но Зерги, постоянно шепчущему молитвы Единому, с тех пор, как прозрел, это всё равно не могло поколебать внутренней умиротворённости. В конце концов, и непогода, и боль - это всего лишь испытания, преодолимые тому, у кого внутри Бог.
  Навстречу вывалила ватага разношёрстно одетых вооружённых людей. Стороны настороженно замерли, приглядываясь друг к другу. Мощный бородач с огромным топором в руках неожиданно заулыбался, глядя на попутчика Зерги.
  - Северянин? - тот кивнул, но не расслабился. - Мы - ополченцы, спешим на площадь по просьбе сержанта Гурии, - тут северянин - "белка" позволил себе скупую улыбку и тронул поводья коня.
  - А как там сержант? - всё-таки поинтересовался дружинник, проезжая мимо спешащих ремесленников.
  - Вроде должен нас догнать, - бросил молодой чернявый парень. - Говорил, что проверит берег - и за нами.
  Этот диалог особой информативности Зерги не добавил, единственный вывод, что он сделал - это то, что со стороны притока Ленивого атака была, но она отбита, и оттуда теперь возвращаются защитники.
  Плутая по переулкам, бывший "ночной" заподозрил, что северянин потерялся, и не знает, куда двигаться дальше. Если честно, то и он, никогда раннее не бывший в Ремесленном квартале, лишь приблизительно представлял направление, где находится Ленивый.
  Тихо ругнувшись про себя, дружинник свернул в очередную кривую улочку, и они сразу увидели лежащее у забора окровавленное тело. Достаточно молодой мужчина с курчавой светло-рыжей бородой, в сутане, как у святых отцов. Наездники остановились, недоумённо поглядывая на незнакомца. Он казался мёртвым, но Зерги, склонившийся с лошади, неожиданно услышал негромкий стон.
  - Он жив, - бывший "ночной" быстро спешился, упал возле раненого. Под сутаной оказалась разрубленная кольчуга со страшной раной на груди. Возложил руки и попытался сосредоточиться. Аура незнакомца была крайне плоха - он был на пороге смерти, и при спешной подпитке организма, вдруг заметался. - Придержи! - коротко скомандовал Зерги, и северянин послушно склонился над раненым, удерживая руки. Зерги влил ещё немного силы, чувствуя, как резко закружилась голова.
  Раненый вдруг успокоился и открыл глаза. Зерги, понимал, что это, скорее, временное просветление. Это же осознал и северянин, отпустивший руки и наклонившийся к лицу умирающего.
  - Ты кто?
  Взгляд раненого прояснился, он попытался что-то сказать, но на губах запузырилась кровь. Его правая рука заелозила вдоль тела, и северянин с Зерги чуть отстранились, пытаясь увидеть, что хочет показать им этот человек. В следующее мгновение тускло блеснуло лезвие ножа, и дружинник хекнул, его глаза неверяще выпучились.
  Отпрянувший Зерги в ужасе наблюдал торчащую из бока безымянного северянина рукоять ножа. Но как же так?!
  - Ищи маркиза, - проронил северянин, и его глаза потухли.
  - Ты смотри, Тул, даже помирая, забрал с собой ещё одного изменника, - прозвучал над головой хриплый равнодушный голос.
  Зерги обернулся. Над ним возвышалось двое крепких мужчин в сутанах - один постарше, от сорока, второй моложе - с едва пробившимися усиками, но, что называется, кровь с молоком. Сзади находился ещё один.
  - Тарк, - коротко бросил старший, и чуткая интуиция бывшего "ночного" и бывшего наёмного убийцы буквально взвыла: сейчас его будут убивать. Но у него не было вообще никакого оружия! После исповеди отцу Апию, он так и не вернул на место верный засапожник. Не потому, что ему запретили, а... просто оружие перестало быть ему нужным. И впредь он не собирался никого убивать.
  Всё сделали за него въевшиеся за долгие беспокойные годы рефлексы. Он пригнулся, уходя от свистнувшего над головой меча, выдернул из бока дружинника нож, и загнал его в пах не ожидавшего от него такого проворства молодого человека. Он был уже мертвецом, но ещё стоял на ногах, когда Зерги плавно скользнул в сторону, увидел, как расширяются недоумённо глаза старшего, уже понимающего, что ничего не успевает сделать, полоснул по горлу. Третий же, словно почувствовав неладное, разорвал дистанцию и изготовился к бою.
  - Что ж ты наделал, дракон этакий, - пробормотал он и возмущённо и удивлённо одновременно.
  Зерги, двигаясь и холодно оценивая ситуацию - словно вновь нацепил свою старую шкуру, по движениям, постановке рук, контроле над мечом, сразу понял, что перед ним опытный боец, поэтому примерил в руке нож. Не его, конечно, но тоже неплох. У него был только один шанс. Начал отступать, изображая испуг. Ненастоящий святой отец принял это за чистую монету - смерти товарищей его ничему не научили - и, потеряв осторожность, бросился на него. Быстрый резкий взмах руки от бедра и... Третий падает с ножом в глазу...
  Зерги только сейчас осознал, что нужно спешить. Безымянный воин, простой и суровый мужчина с далёкого севера королевства, не скрывавший, что попутчик ему не нравится, пал, считай, по вине бывшего "ночного". Можно, конечно, было усмотреть в этом длань Единого. Но как-то некрасиво свои промахи и ошибки перекладывать на бога. Даже учитывая то, что случившееся произошло не по злому умыслу и вне предположений действующих лиц, постулат, что и добро может убивать, никто не отменял. Как и невозможно было избавиться от невероятной тяжести, что дополнительным грузом легла на истерзанную душу Зерги.
  Ему нужно спешить - какой-то человек - маркиз? - в опасности. Может хоть таким деянием он на время успокоит совесть и испросит прощение у северянина. Но и бросить тело того вот так, в грязи, непонятно где, посреди трупов убийц, тоже было нельзя (хотя раньше, бывшего Зерги такие мелочи абсолютно не смущали). Поэтому он оттащил мёртвое тело под стену какого-то сарая, где хотя бы условная, но была крыша, и прочёл отходную молитву (оказывается, он и её не забыл с детства). И только тогда поймал отошедшего в сторонку скакуна (вот за это он и не любил коней - за равнодушие к человеческим страстям; те же псы и коты, тоже издавна живущие рядом с человеком, казались ему чувствительнее и честнее), и, вздохнув, продолжил путь в том направлении, куда вёл северянин.
  Как бы то ни было, минут через пять он выехал на высокий берег, откуда и заметил людей. Немного, словно на постах, по пять человек стоявших вдоль береговой линии, теряющейся вдалеке. Спуска для коня не было, зато невдалеке обнаружилась вполне проходимая человеком тропка, и, привязав доставившее его к месту назначения животное, он начал спуск.
  Возможности свои, едва ступив на глинистую и размокшую от дождя тропку, он сильно переоценил. Со второго же шага шлёпнулся на задницу, и так, даже не делая попыток встать (чего доброго, ещё и нос расквасит), дотянул книзу. Да, отбил окончательно раздраконенную ещё седлом, задницу, зато наверняка побил все рекорды по спуску.
  Пятёрка бородачей - ополченцев встретила недоверчиво - мало того, что внешность его была далека от симпатичности, так он ещё изрядно вымазался в глине, а если добавить пятна крови - ну, вылитое умертвие, только что покинувшее земляные хоромы. Самый молодой из бородачей сразу же внёс предложение: вначале упокоить пришельца, а потом уже разбираться, что к чему. Но у старшего этой компании психика оказалась покрепче. Произнеся нравоучительно: "Если бы мельника все принимали за привидение, то и муку молоть было бы не у кого", повернулся к Зерги и спросил:
  - Ты кто и откуда, человече?
  К своему стыду Зерги неожиданно понял, что вести спокойную беседу разучился, и его невнятное бормотание бородачи восприняли отнюдь не благосклонно - один из них, пегий невысокий мужичок этак ласково погладил свою дубину, окованную железом, что бывший "ночной" на всякий случай распрощался с жизнью - драться и калечить этих простых людей у него не поднялась бы рука, а убегать - не в его состоянии. Но старший, цепко следивший из-под впечатляющих бровей добрыми и одновременно беспощадными глазами за странным человеком, вычленил ключевое слово: "маркиз". Атмосфера изрядно потеплела. А после, будто обухом по голове прозвучало: "Так он уже вроде помер"...
  Спешно ковыляющего Зерги один из бородачей во избежание эксцессов сопроводил к соседней пятёрке, а те уже к тому патрулю, который, собственно, и ухаживал за умирающим. По мрачным лицам ремесленников Зерги понял, что опоздал. Мелькнула совсем отстранённая мысль в качестве незадавшегося отвлечения: ремесленники так живо переживали о смерти благородного, что действительно верилось, что тот много сделал для района - ведь сословную неприязнь ещё никто не отменял. Зерги, шлёпая по чавкающей грязи, в который раз начал проникаться происходящим. Это всё было очень настоящим: покрытая гусиной кожей поверхность воды слева, кучи людских тел в неестественных позах - словно половые тряпки, которые не удосужились простирать и выкрутить, вездесущая влага, которая, кажется, проникла сквозь капюшон, шапку и череп, чтобы хлынуть носом, и закутанные в плащи, мёрзнущие, но не унывающие фигуры. Кто-то добросердечный сунул ему в руки мех, и Зерги, сделавший рефлекторный глоток, едва не поперхнулся - крепость настойки была достойна погоды. Он никак не мог проморгаться, пока его вели чуть ли не за руку.
  Ремесленники соорудили навес над лежащим. Восковая бледность маркиза могла соперничать с церковной свечёй. Зерги вздохнул - да, он вспомнил этого мужчину, постоянно находившегося рядом с принцессой Лидией. Хороший, видно, был человек, раз из-за него такая суета... Искренняя. Ведь она - суета - измеряется либо искренностью, либо важностью. Бывает кто-то весьма далёкий от человеческих идеалов, а вокруг него носятся, как наскипидаренные - лбы готовы разбить, чтобы угодить. Но тут не так.
  Что ж, пришло время молитвы.
  
   * * *
  Враг появился совсем не неожиданно. Даже показалось, что с некоторым опозданием. Но это можно было списать на время, имевшее свойство растягиваться в ответственные моменты жизни и испытывать на прочность терпение. Как бы то ни было, решающий судьбу королевства час настал. Отыгрывать ситуацию, прятаться, сдаваться было поздно. Да никто о таком и не помышлял. Тариец лишь пожалел стоящих впереди наёмников - самоубийц - выжить под копытами латной конницы невозможно. Но подумал так - мимолётно, ибо его занимали совсем другие мысли. Он встал в строй, также, как и все остальные ушли с переднего плана - кто тоже в строй, кто за него - безрассудство, конечно, никто не отменял, но глупостью или помутнением рассудка никто из них не страдал. В каких бы прочных доспехах ты ни был, против разогнавшейся кавалерии, ты словно голый перед цунами - сметёт и не заметит.
  Латная конница в пурпурных и светло-синих тонах стала набирать разгон, пусть расстояние это и не сильно позволяло. Но им и этого будут достаточно.
  Первый всадник на острие атаки, а это, если не изменяет тарийцу зрение, был сам герцог РоСвейши, налетел на стоящего неподвижно наёмника и...
  Произошло что-то непонятное и невообразимое. Смазанное движение - и конь вместе с наездником летит на землю, грохоча и визжа, теряя оружие, амуницию - шлем с плюмажем преодолел самое большее расстояние. Следующие всадники повторили всё тот же самое - наёмник каким-то невозможным образом успевал везде, и конница налетала, будто на некую стену, падая, создавая вал тел, в который влетали задние всадники. Тарийцу даже показалось в какой-то момент, что наёмник успевает точечными ударами ранить ни в чём не повинных животных, чтобы они заваливались в нужную сторону, перекрывая движение идущим рядом и сзади. Во всяком случае, мужчина если и отошёл от своей позиции назад или в сторону, то незначительно - всё время придерживался условного центра атаки. Сзади него было почти пустое пространство, зато по бокам образовался настоящий вал из катящихся, ворочающихся и замирающих тел. Человек набегал, подпрыгивал, уклонялся и атаковал, атаковал - он двигался очень быстро, почти неуловимо, незаметно для глаз - так, что ПремурТар почувствовал, как от увиденного отвисает челюсть, а судорожно вцепившиеся в древко копья пальцы сводит судорога. А сердце, мощно гонящее кровь, ускорилось ещё больше, но теперь в сумасшедшем азарте. Неужели, неужели, неужели... Неужели такое возможно?!
  Нашлась работа и "крыльям" треугольника - в основном они добивали павших, либо останавливали самых умных, пытавшихся проехать средоточие кровавого хаоса. Эльф из лука выносил наездников, гном же, не мудрствуя долго, отработанным - видно, сказывалась практика - и где-то даже изящным, как для подгорного, и живодёрским (на войне все средства хороши?) движением, перебивал передние ноги коням, добивал павших, если в этом была необходимость и тоже возвращался на место. Лишь "тёмный" практически не участвовал - у его ног лежал заколотый герцог РоСвейши. Очень символическая, кстати, смерть - мятежники, по сути, использовали уруков; возможно, позже у них и были какие-то на них планы, не узнаешь теперь, но факт остаётся фактом - "тёмные" за редким исключением, как этот, полегли в столице.
  Сколько это длилось всё это, сложно сказать - время имеет свойство не только останавливаться, но и ускоряться - но в какой-то момент всадники поняли, что происходит что-то не то, стали гасить инерцию движения и отъезжать, успокаивая разгорячённых коней.
  То, что увидели те, кто не участвовал в этой массовой мясорубке, им явно не понравилось. Четвёрка упрямо стоящих фигур и множество поверженных их товарищей. Это было невероятно, но факт. Сердца их требовали отмщенья. И, логически рассудив, что верным скакунам страдать не стоит, воины стали спешиваться и организовывать строй. Теперь драконьи убийцы их товарищей могли спастись только бегством.
  По прикидкам ПремурТара спешившихся солдат Панорика и РоСвейши было больше полусотни. И закованные в мощные латы они по-прежнему представляли страшную силу. Особенно для тех, кто в лёгкой защите и может рассчитывать лишь на быстроту и ловкость.
  Завороженный разворачивающимся действием, ПремурТар оглянулся вокруг. Весь строй, замерев, следил за происходящим, опустив щиты и подавшись вперёд. Некоторые, вроде амазонок и барона РоДайли вообще вышли перед строем, чтобы лучше видеть. Он заметил по лицам, что некоторые уже сейчас готовы броситься вперёд, чтобы помочь отчаянным, сумасшедшим наёмникам. Но он помнил слова гнома: "Это важно - не идите нам на помощь".
  Тариец поймал восхищённый и вопросительный одновременно взгляд барона, и понял, что агробарскому северянину пришла в голову та же мысль о помощи, и отрицательно покачал головой.
  Строй тяжёлой пехоты неумолимо надвигался на неподвижную фигуру человека. Когда до него осталось шагов десять, наёмник совершил исключительно неожиданный и, казалось бы, глупый манёвр - он побежал в сторону противника.
  Все стоящие вокруг ПремурТара вздохнули в едином порыве. Ну да, конечно, для того, чтобы покончить с собой, есть способы попроще. Но менее зрелищные. Тем не менее, всё было не так просто, как казалось. Подбежавший к строю человек набросился на ближайшего латника. Отскочил, не причинив ему никакого вреда, клюнул мечом другого, норовя отправить лезвие чуть выше кромки щита - а вдруг зацепит, увернулся от ответных действий. Снова отскочил.
  Дразнит он их, что ли? - недоумевал тариец, следя за этой смертельной игрой. Строй же продолжал монотонно двигаться вперёд, не ломаясь. И выглядело это сущей бессмыслицей, как минимум, странно - нападающий на монолитный строй человек с мечом в лёгкой кожаной защите. Ну, может на нём ещё кольчуга? Но разве это что-то существенно меняет?
  Видно, это осознали и латники, и в какой-то момент этой суеты - иначе не назовёшь, один из воинов не выдержал сделал шаг вперёд, вслед за отпрыгнувшим мужчиной, намереваясь точным ударом прекратить это раздражающее мельтешение и...
  Наёмник моментально ввинтился в строй, плавно, как текучая вода, нанося точные удары и уколы. ПремурТар видел, как пал незадачливый любитель инициативы, потом его сосед, дальше всё скрыли фигуры в пурпурных плащах. Но переполох внутри коробки не только не затих, а усилился, расходясь, словно круги на воде. Оставшиеся на месте гном и эльф, переглянувшись, прошли вперёд к заваливающимся флангам строя - центр после проникновения внутрь человека затормозил - остановились в шагах десяти. Подгорный демонстративно забросил на плечо секиру, высокорождённый стал методично расстреливать солдат. И тогда те не выдержали и бросились к наглецам - трое - к гному, четверо - к эльфу., но двое свернули к двинувшемуся вперёд уруку.
  - Может, поможем хотя бы стрелками?
  Тариец вздрогнул от прозвучавшего рядом голоса, и не сразу сообразил, о чём его спрашивают, заворожённый картиной кружащихся в смертельном танце наёмников. Это было, как представление. Красивое, магнетическое, в чём-то поучительное. Латники на фоне подвижных (даже гном не отставал от своих товарищей) наёмников выглядели просто неуклюже, неповоротливо. Да, качественная защита от много спасала, но не от всего. За краткий миг осознания слов подошедшего барона он видел, как один латник упал у гнома, второй свалился с подрубленной ногой, эльф вновь стоял с луком - своих противников он тоже вывел из строя - первого стрелой в упор, второго заколол своим тонким, изящным мечом. Урук не намного отстал от высокорождённого, оказавшись отличным мечником и тактиком. Он обходил одного противника, связывая его боем, пока второй никак не успевал до него добраться, а потом, когда уже почти догнал, "тёмный" дёрнулся в противоположную сторону, сблизился, прогнувшись, избежал проходящего сверху меча, ударом кинжала в левой руке попал в горло латнику, а следующим взмахом, теперь уже меча, попал и второму, потерявшему его на время из виду, куда-то в область лица.
  - Хорошие бойцы... - пробормотал он задумчиво и повернулся наконец-то к барону.
  Но вдруг с правого фланга донеслись тревожные крики. Из боковой улицы выносились ряд за рядом всадники. В пурпурных плащах и с вымпелами Панорика. Прошли, видать, вдоль канала, минуя основную баррикаду и снося выставленные там заслоны.
  - К бою! - хрипло крикнул барон, и все вокруг засуетились, проверяя оружие и занимая места в строю.
  Около трёх десятков всадников выехали на площадь, сделали круг вокруг центра, притормозили, но, видно, не нашли там для себя применения сил, и головной махнул мечом в сторону замерших рядов у постоялого двора, показывая направление атаки.
  Залп лучников и арбалетчиков почти в упор вынес человек семь, и всадники влетели в ряд копий. Жалобно заржали лошади, кто-то, кувыркаясь в воздухе, пролетел, сбивая защитников, кто-то тихонько сползал с седла, дружинники- северяне, принявшие удар, завалились назад, спешно бросая сломанные копья. А всадники, не обращая внимания на потери, продолжали продавливать строй.
  ПремурТар, которому не посчастливилось испытать на прочность своё копьё и крепость ног, с некоторым недоумением наблюдал за этой самоуверенной атакой. Славы захотелось? Ещё один залп стрелков окончательно охладил воинственный пыл неожиданных и скорых на действия гостей. Кто-то проорал команду на отход и потрёпанные всадники стали выходить из боя - не сразу у всех это получилось. Несколько коней без наездников умчались прочь, чуть больше десятка всадников и двое спешенных отошли локтей на тридцать, приходя в чувство, и явно пытаясь осознать, что произошло, и что им дальше делать.
  В этот момент из левой улицы с воинственными криками "Бар-р-ра!" вылетело ещё два десятка всадников, и ПремурТар покрепче перехватил копьё, и почувствовал, как холодеет в груди. Но может это свои? Этот боевой клич был повсеместно распространён среди всех племён барского происхождения (в том числе и в Великой Тарии и в Вербаре, в которых барцы были основным населением). А тут бьются агробарцы, и подобное могут кричать обе стороны.
  Тариец облегчённо выдохнул, рассмотрев северян и мчащегося во главе отряда РоКлари. Всадники закружили в схватке. А перед их строем выбежали стрелки, среди которых ПремурТар увидел и амазонок, которые прицельными выстрелами пытались помочь своим.
  А потом справа показалась пехотная колонна в цветах Панорика, и окончательно стало не до наблюдений - всех присутствующих на этом небольшом, в принципе, пятачке в рамках столицы королевства закружил хаос боя.
  В какой-то момент тариец, выскочив из горячки боя, потирая ушибленную голову - помятый шлем пришлось спешно снимать, попытался успокоить дыхание и оглянулся вокруг, в попытке оценить, что вообще происходит.
  Выгнувшийся строй пока держался, но флангов практически не было - с обоих сторон происходили локальные поединки всех со всеми. Невдалеке он увидел стоящего на некоем импровизированном возвышении барона РоДайли, хмурого и напряжённого - он был, пожалуй, единственным островком относительного покоя (по крайней мере, северянин никуда не двигался). И ПремурТар, прихрамывая, направился к нему.
  - Что происходит?
  Барон молча кивнул на свой постамент, и чуть подвинулся. Когда тариец влез к агробарцу, его взору открылась картина, масштабы и смысл которой сходу понять и осознать разумом было проблематично. Практически всё пространство площади было заполнено людьми, исступлённо сражающимися друг с другом. Где-то плотнее была масса людская - там сходились группами и отрядами, где-то посвободнее - там были поединки один на один, или двое-трое убивали одного. Он увидел, как из улицы слева появились ещё какие-то вооружённые люди и тут же втянулись в хаос боя. Всадники, пешие, пурпур, серый - всё смешалось, окрашиваясь в алое и бурое, все мутузили друг друга, словно сошли с ума. Кто-то падал, кто-то полз, кто-то пытался убежать, кого-то затоптали, кто-то исступлённо молотил кулаком... Это было страшно и завораживающе.
  Оглушённый ПремурТар потряс головой и понял, что барон ему что-то говорит. Интересно, давно?
  - ...подошла пехота Панорика - видно, из того же отряда, что и удальцы, которых мы частью положили, а потом добил их РоКлари. Потом объявился Гурии от канала, молодчики в рясах, уцелевшие ополченцы - не знаю, откуда - сам понимаешь, не спросишь у них, но по внешнему виде вроде как они... В общем, сюда стягиваются все, кто уцелел, как с нашей стороны, так и с их стороны, - помолчал задумчиво и окидывая происходящее цепким взглядом. - Понять, кто берёт верх, пока невозможно.
  ПремурТар вздохнул, приложил прохладную латную перчатку к нещадно пульсирующему виску. Скоро всё будет ясно.
  
   * * *
  - Что?! - герцог Панорик был страшен в гневе. Казалось, его бесстрастное лицо, бледное-бледное, почти белое, сейчас с проступающими кое-где нездоровыми алыми пятнами, казалось, вот-вот разорвётся от напряжения, а из глаз хлынет огонь.
  Телохранитель испуганно вздрогнул, но ответил твёрдо - господин не любил трусов:
  - Говорит, что принцессы Лидии нет в Ремесленном квартале.
  Герцог стремительно приблизился к едва стоящему, поддерживаемому с двух сторон пленнику, и заглянул в искажённое болью лицо - охранники не очень с ним церемонились. Глаза, открывшиеся навстречу Панорику показались тому неожиданно молодыми и ясными, по сравнению со снежно-белой сединой волос. Непроницаемые, но несущие какое-то не понравившееся брату короля чувство.
  - Где она, ты знаешь?
  Губы пленника скривились, и герцог, моментально узнавший насмешку, от души врезал по ухмыляющемуся лицу. С досадой отряхнул капли крови с белой перчатки - в отличие от РоСвейши Панорик не собирался непосредственно участвовать в сражении, поэтому на нём была стандартная одежда без особой дополнительной защиты. Без латных перчаток, которые бы сейчас очень пригодились - чтобы зубы вылетели у наглеца.
  - Где она?!
  Пленник что-то прошамкал разбитыми губами, но Панорик с удовлетворением отметил, что улыбки на битом лице уже нет.
  - Что? - это выслужился охранник слева, продублировавший вопрос мощной оплеухой. Голова того дёрнулась.
  - Я... я скажу... - вроде так прозвучал ответ.
  Панорик невольно ещё приблизился, но неожиданно колени пленника подогнулись. На весу его удержал лишь правый охранник - тело безвольной тряпкой обвисло.
  Герцог заскрежетал зубами, глядя на всё это.
  
   * * *
  РоКлари рубил направо и налево. Он не задумывался об усталости, медленно, но уверенно накапливающейся в мышцах, о каких-то высоких идеалах, возможно, долге. Перед его глазами стояло всё такое же невозмутимое, но абсолютно безжизненное лицо Боруна, старшего сержанта королевской гвардии, внешне ничем не примечательного человека, но к которому суровый рыцарь с севера королевства успел проникнуться симпатией.
  Он со своим конным отрядом не успел, и Борун, как и все, ушедшие с ним дружинники - "белки" и ремесленники полегли, пытаясь остановить прорвавшуюся вглубь района группу врага. Поэтому достаточно было вспомнить лицо сержанта, чтобы у него появились силы рубить и крушить.
  В какой-то момент причудливая канва боя всех со всеми разделила рыцаря с его людьми - чересчур напорист и быстр он был в своём стремлении пересечься с большим количеством противников. Кого-то успевал уничтожить, кого-то течение схваток уносило от него, от кого-то случилось и огрести. В какой-то момент скакуна под ним, его верного Вихря убили - тупо закололи копьём, и он стал драться пешим.
  Пот заливал глаза, и смахнуть его никак не удавалось - руки-то заняты. В этом хаосе впору было нарваться на неожиданный удар. И, вторя мыслям, по шлему пришёлся не критичный, но неприятный удар, соскользнувший на левый наплечник. Рука ослабла и выпустила щит. На всякий случай уклонился, мазнул ладонью по глазам, и видимость частично прояснилась.
  Ещё одного удара не последовало. Зато послышался знакомый злой голос.
  - Ну, что, Клари, готов умирать?
  Северянин проморгался окончательно, и его губы скривила улыбка. Ирония судьбы - напротив, в спокойной позе - меч уперев в землю - стоял сэр РоМадри. Рыцарь из свиты Панорика. В прошлой жизни они были не просто хорошими знакомцами (герцог ведь был частым гостем на севере), но, можно сказать, друзьями. Часто вместе выпивали, вместе ходили к женщинам, иногда попадали в разные непростые ситуации, из которых выходили, помогая друг другу и прикрывая спины. Они частенько спарринговались друг с другом, и счёт побед и поражений был примерно равным. А теперь... Свела их кривая дорожка судьбы снова. Что ж, дальше смерти не уйти.
  - Не думал, Мадри, что скрестим мечи в смертном бою, - глухо бросил РоКлари, чувствуя, как отдача неприятно ушла в руки после мощного столкновения клинков.
  - Я тоже, - ответил оппонент, примериваясь для следующего удара. РоМадри, крепкий, высокий, хоть и ниже северянина, шатен, выглядел не в пример свежее противника. - В наихудшем случае мнилось мне, мы могли повздорить по поводу женщины. Ты всегда пользовался у них большей популярностью, - рыцарь Панорика не мог похвастать симпатичностью со своим носом картошкой, бледными губами под узкой щёточкой усов и бесцветными, словно прозрачными глазами, по сравнению с видным РоКлари.
  Северянин парировал его удар, на какие-либо комментарии у него не было сил. И нанёс в ответ косой удар, отрекошетивший от щита и, уйдя вверх, норовивший зацепить предплечье соперника. Но тот - как всегда - был к этому готов - подправил крестовиной меча, пытаясь вырвать клинок. Но Клари был готов к этому - слишком хорошо они знали друг друга.
  - Да, королевство - это не дама, - выдал он наконец ответ, отступая назад, чтобы дать минимальный отдых уставшим рукам и выравнивая дыхание.
  Но РоМадри, не давая возможности противнику прийти в себя, резко сблизился и атаковал. Три мощных удара, и меч РоКлари зазвенел по брусчатке, а сам он неожиданно споткнулся и упал назад. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга. Потом РоКлари обречённо вздохнул, с присущим северянам спокойствием принимая неизбежное.
  - Как оно, РоМадри, служить господину, из-за своих амбиций погубившему столько славных агробарцев?
  Глаза противника зло сверкнули и в следующее мгновение меч, спокойно упиравшийся в залитые кровью булыжники мостовой, резко взлетел вверх.
  
   * * *
  Тамара устала. Она не хотела сражаться, кого-то убивать. И даже ранить. Её тошнило от всей этой крови, диких криков, боли. Ей было очень страшно и... Страшно. Она хотела просто закрыть глаза, броситься прочь под надёжные стены, куда-нибудь поближе к камину, огню, лечь, укрывшись тёплой овчинной шубой, свернуться калачиком и забыться во сне без сновидений - просто, чтобы отрешиться от действительности.
  Впервые с тех пор, как Тамара объявилась в столице под знамёна кавалерийского отряда принцессы Лидии, ей нестерпимо захотелось домой, в родительский замок. Старшая дочь баронетта РоДари из центрального Агробара, любимица и красавица, не знавшая ни в чём отказа и имевшая уже на примете несколько завидных женихов. Ну, это так говорили, потому как сама Тамара, хоть и привечала молодых мужчин улыбкой, но, будучи натурой весьма романтичной, ждала какого-то особого знака, указывающего на суженого, какого-то ощутимого сердцебиения, тепла в груди - ну, или чего-то подобного, что весьма ярко и красочно описывалось в соответствующих романах. Именно желание этого и подвигло её спешно собраться и умчаться в столицу. Отец не одобрил её действий, хоть ничего и не говорил на этот счёт, но она ясно это чувствовала. С одной стороны - да, центр королевства, опять же, под крылышком наследной принцессы - вдруг да глянется Лидии. С другой же - это море искушений, избалованной благородной молодёжи, которая наверняка может плохо повлиять на выросший в домашних, тепличных условиях, цветок. Но отец рассудил так: перебесится и вернётся. Он верил в крепость разума своей дочери. Ну, вот этот момент и настал - столица, в одночасье превратившаяся в кровавый загон, была, как говорят мужчины, уже в печёнке. Она устала переживать, волноваться, нервничать, в конце концов, она не хотела умирать, ведь мечтала иметь двое, трое - а то и больше детишек, нормального - не надо супер симпатичного - она уже на многих насмотрелась здесь, в столице, главное надёжного и любящего мужа.
  Она покосилась влево и тепло улыбнулась, видя рыжую бороду дерущегося рядом с ней наёмника. Да, это, конечно, не эталонный образец жениха по родительскому стандарту. Не агробарец, безродный, внешне... ну, тут вроде ничего - обаятельный донельзя (хотя вряд ли это аргумент для отца). Думая о Ежи, она испытывала настоящее умиротворение и тепло. Она даже ощущала некую зависимость от общения с этим весёлым, жизнерадостным парнем. А каким он был нежным ночами, когда им удавалось уединиться...
  Тамара едва не пропустила прямой удар в голову. Но вовремя - как обычно - среагировал Ежи, уведя в сторону меч пехотинца в пурпурном.
  Они не лезли в самую гущу сражения - после ранений из них были бойцы ещё те, как та же Оливия, что бесстрашно бросалась вперёд, невзирая на комплекцию противника или даже их количество. Почувствовала себя бессмертной? Так или нет - жизнь покажет. Просто белокурую амазонку добровольно взялись опекать, защищать и страховать два десятка дружинников - северян со смешным зубатым зверьком на туниках. Куница, кажется. Поэтому, в принципе, неуязвимость Оливии была слегка обоснована.
  Тамара же с Ежи предпочитали просто обороняться, не спеша добивать, предпочитая соперников по силам. Но в какой-то момент везение отвернулось от них - их окружило трое в форме городских стражников, и парочке, отчего-то оказавшейся вдалеке от своих, пришлось отбиваться спина к спине.
  Тамара видела злые лица, неуместные здесь и сейчас ухмылки - их собирались убивать, и страхи вернулись к ней с новой силой. Противная слабость навалилась на руки, и огромный стражник с отвратительным бельмом на глазу, пробил её в плечо. Она вскрикнула от боли. Ежи, отчаянно отбивавшийся с другой стороны, попытался оглянуться. И едва не поплатился за это. Следующий стражник, невысокий, с торчащими вперёд, будто у крысы, зубами, легко уклонился от дрожащего кончика сабли, и полоснул поперёк тела. Защита удержала удар, но не до конца - в ней запульсировал источник боли, и она почувствовала, как набухает ткань рубахи. Клинок выпал из ладони, колени подогнулись. Ежи сзади с яростным рыком набросился на своего противника. Потом рывок - и она спиной упала на мостовую, из неё вышибло воздух. Прежде, чем сознание покинуло её, Тамара видела спину отчаянно отбивающегося над ней Ежи.
  
   * * *
  Он всегда знал, что именно человек вызывает гамму самых сильных и противоречивых чувств. Эльф и гном - величины давно известные, тролль... - ну, тут чуточку сложнее. Но урук! Вот умел же Ройчи преподносить неоднозначные сюрпризы.
  Худук в невольном восхищении покачал головой. В этом перемывании косточек товарищу был несомненный плюс - он хотя бы на время отвлёк от того, что происходило на площади перед постоялым двором. Чуть не упёршись лбом в окно самого высокого и удобно расположенного - с перспективой вида площади - номера в этой гостинице, ныне пустующего, гоблин наблюдал всё от начала. Как вышли его друзья (и урук, которого даже после обещания, данного Ройчи, не подходить, всё время чесались руки найти возможность и прирезать), и как шло сражение. Он, заворожённый происходящим, в какой-то момент очнулся от скрежета собственных зубов и чёрных ругательств, выливавшихся из него, как из рога изобилия, не имеющих конкретной адресной привязки. А потом с удивлением обнаружил торчащую в соседнем окне шалюрку, которой Ройчи категорично приказал оставаться на месте. Гоблин покачал головой: он ещё не до конца понимал её, но в некоторых вопросах знал, что может смело доверять, но что было несомненно - в этой хрупкой человеческой самке сомнительной как для гоблина симпатичности (чересчур худа), был крепкий, несгибаемый стержень (по идее, при должном приложении сил и чуточки фантазии, сломать можно каждого разумного - уж это-то Худук знал наверняка, но вот с этой конкретной девушкой это было бы сделать непросто).
  Гоблин видел, как трепещут её тонкие ноздри, как прикушена чуть ли не до крови губа, как в напряжении сжимаются белые кулачки - подобных проявлений эмоций он за ней ещё не наблюдал. Среди шалюрских женщин, он так понял, это было не распространено (интересно, а как в племени занимаются любовью? мужчина подозвал, наклонил, удовлетворился - женщина молча оправила юбки и дальше пошла собирать ягоды, грибы или стирать?) Худук вздохнул - побродив по Веринии, он знал неимоверное множество вариаций взаимоотношений внутри групп, обществ, племён и народов, большинство из которых с его точки зрения можно назвать странными. Другое дело, что инстинкт продолжения рода ещё никто не отменял. А самки никогда не прочь заиметь семя лучшего (более сильного, более умного, более важного) представителя своего племени.
  Эх! - вернулся к лицезрению хаоса на площади - на относительно небольшом пространстве сконцентрировалось неимоверное количество разумных, желающих убивать, что его чувствительные шаманские органы восприятия кровожадно затрепетали. Ему бы сейчас быть там, вместе с Рохлей помогать товарищам... А он и малыша оставить не может (который лежит в каморке через коридор) и способности свои не восстановил.
  Он с неожиданным интересом глянул на шалюрку - может она заменит его на посту? В конце концов от удара милосердия в самом крайнем случае от неё не убудет... Нет, девушке, связанной клятвой крови, по сути, глядящей туда, где решается её судьба, доверия нет - никто не даст гарантию, что она останется на месте, если произойдут какие-то изменения на поле боя.
  Гоблин с такой тоской и разочарованием взвыл, что кто-то шарахнулся в коридоре - донеслись быстрые удаляющиеся шаги. Он мгновение прислушивался, нахмурившись, не в силах понять, что его смутило. А потом резко сорвался с места, помчался в нужном направлении - но так, тихонечко, не топоча. И уже этажом ниже настиг человека, явление и присутствие которого заподозрил.
  - Ты что здесь делаешь? - раздражённо и немного удивлённо прошипел он, хватая тонкую руку. - Ты же уже давно должна быть с гномами!
  - Я?.. - пискнула Руфия, даже не пытаясь вырваться и виновато опустив голову. - Я сбежала... чтобы...
  - Чтобы что? - разозлился гоблин. - Чтобы бесславно быть убитой после того, как солдаты пустят тебя по кругу? Чтобы дать врагам твоей сестры дополнительный рычаг воздействия на неё и её сторонников? Чтобы недруги наконец-то с облегчением вздохнули, уничтожив ещё одну представительницу королевского рода?!
  Девочка неверяще смотрела на бывшего ниже её зеленокожего "тёмного", который целенаправленно куда-то её тащил.
  - Нет, - неожиданно твёрдо - а малышка-то с характером - ответила та. - Я уже однажды потеряла сестру, и не хочу, чтобы это повторилось.
  - Да? - Худук саркастически повёл вокруг свободной рукой. - И как, нашла? - сердито заглянул в поникшее лицо. - Ведь ты казалась мне гораздо благоразумней, откуда в тебе эти самоубийственные, романтические бредни...
  - Но я знаю, что мы победим!
  - Так, не перебивай меня! А если проиграем?
  - Я не собираюсь всю жизнь прятаться по углам и шарахаться от собственной тени - это раз. А, во-вторых, мы выиграем, потому что крепки духом и просто сильнее. И я не хочу отсиживаться, когда остальные сражаются. Мне самой потом будет стыдно об этом вспоминать. В конце концов, я тоже могу сражаться!
  - Да? - немаленькие глазищи гоблина, казалось, сейчас вообще выкатятся. - То есть, ты хочешь сказать, что готова убить кого-нибудь ради справедливости, достижения благородной цели, во имя родных и близких - ну, чем, в принципе, обосновывается любое убийство? - он несколько ударов сердца сверлил её тяжёлым взглядом. Потом осуждающе покачал головой, останавливаясь у дверей в их комнату, и мягко спросил: - Ты хоть мышку способна прибить?
  Руфия вздохнула:
  - Мышку жалко...
  Гоблин обречённо закатил глаза.
  - Но ты же, будучи дочерью короля, сама понимаешь, что есть вещи, которые обязательно нужно сделать? - он дождался её кивка. - Ты другу помочь хочешь? - вкрадчивые нотки в голосе "тёмного" насторожили её, но вопрос не подразумевал иного ответа, нежели согласие. - Это будет проверка твоей решимости, а также посильный вклад в... в борьбу с врагом.
  - Что я должна сделать? - как можно твёрдо уточнила девочка, не столько соглашаясь, сколько желая выйти из неведения относительно планов на неё Худука.
  - Всего лишь посидеть с хорошо знакомым тебе троллем, - она вздохнула с некоторым облегчением, спокойно заходя в неплохо знакомую уже ей комнату с огромным телом посредине, лежащим на подстилке на полу. - В случае же, когда сюда ворвутся солдаты, ты должна будешь его заколоть. Я покажу, куда ударить, - он обернулся на замершую в ужасе девочку. - Пообещай мне, что ты не оставишь его на растерзание врагам!
  
   * * *
  В небе словно кто-то попытался раздвинуть тучи, чтобы заглянуть сверху, увидеть происходящее под серой пеленой.
  Первые, ещё неуверенные столбцы света пали на поле боя, отражаясь от алого и невольно проникая во все тёмные уголки, проясняя зрение и разум.
  РоКлари, приготовившийся к смерти, всё-таки позволил себе маленькую слабость - прикрыл глаза. И когда меч со свистом прошёл мимо, звонко врезался в булыжник ровно возле упиравшейся в мостовую ладони - осколки ощутимо отлетели в латную перчатку, рыцарь удивлённо распахнул глаза. Его противник неторопливо пятился назад. Как и окружавшие его солдаты в пурпурном. А в глазах сэра РоМадри не было злости. Лишь бесконечная усталость.
  Тамара очнулась рывком. Но никак не могла отдышаться - что-то мешало вздохнуть полной грудью. Лежащее на ней тело с разбросанными в стороны руками, словно человек пытался закрыть её. С рыжей прядью, так и лезущей прямо в нос.
  Неожиданно её глаза заполнились влагой и, словно прорвав плотину, неудержимо потекли слёзы. А губы практически беззвучно зашептали: "Не умирай, не умирай, не умирай..." Волосы таки растревожили кончик носа, и она чихнула, окончательно расклеившись - просто хотелось лежать и плакать, до тех пор, пока солёное озеро в сердце не иссякнет. "Разве ангелы плачут? И чихают?" - вдруг раздался в ухе едва слышный знакомый и родной голос. Кожа, будто обожжённая дыханием, заалела.
  Дики смотрел вслед молчаливым гномам, уносящим спящую принцессу - когда Лидия очнулась, гвардеец напоил её сильно разведённым вином с сонным зельем. Спорить с воинственной девушкой он не собирался, будущая ли это королева или неудачливая принцесса в изгнании, казнит ли она его, вознаградит - ему было сейчас всё равно. Долг он свой выполнил - доставил ценный "груз" в безопасное место - пронырливые подгорные сами разберутся, как быть дальше. Гвардеец не сомневался, что в случае опасности наследная принцесса в течение часа будет за пределами города. Откуда такие связи у маркиза, и как он смог убедить чрезвычайно туго выдающих свои тайны "светлых", его не интересовало. Дики кивнул оглянувшейся на мгновение Деметре - единственному, допустимому гномами сопровождающему, и, развернувшись, пошёл обратно - где-то там гибли его товарищи, пока он тут носится, словно горец с козочкой на плече. Пора и ему внести свою лепту в драку. И погибнуть, если надо. Впрочем, это всегда успеется.
  Обмякшее тело пленника неожиданно разогнулось, как пружина, и раздосадованный герцог не успел отпрянуть от левой руки, едва коснувшейся лица. Охранники отреагировали чуть с опозданием, и седой пленный был изрублен в кашу взбешёнными солдатами. Вот только Панорику на это было уже плевать - торчащая из правого глаза спица не только ослепила, но и окончательно оборвала когда-то давно, ещё в детстве задуманный путь восхождения к вершинам власти. Только сейчас пришедшая смерть лишила бледное лицо с одинокой алой каплей беспристрастности и содрала маску тщательно контролируемых брезгливости, амбиций, гордыни, злорадства, зависти, тщеславия - всего того, что очень часто толкает на подлость и предательство.
  Зерги любовался прорывающимся в небе солнцем, контуры которого постепенно наливались и проступали всё явственней. Он надеялся, что это зрелище заполнит пустоту в душе, когда судорожный кашель у ног, можно сказать, вернул его на землю. Он опустил взгляд и в каком-то ступоре пару ударов сердца наблюдал, как человека, которому он только что прочитал отходную молитву, крутит в рвотном рефлексе. Буквально рухнул на колени и повернул дёргающееся тело набок. Нет, мертвеца не может так выворачивать, - с неожиданным облегчением и радостью подумал он. Что лишь подтвердила уверенно пульсирующая на шее жилка. Что это: невнимательность ремесленников, его просчёт, не проверившего лично состояние человека или божье провидение, уже было не важно. Да и некогда было об этом думать - спасать нужно было.
  ПремурТар и стоящий рядом барон РоДайли видели, как по всему пространству ремесленной площади люди прекращают сражаться и отходят, по возможности унося раненых - каждый в свою сторону. Воинов ещё хватало в обоих лагерях, но желания биться, убивать и погибать - нет. То ли сказалась усталость, то ли неожиданно выглянувшее солнце охладило пыл, то ли ещё какие причины, но все просто стояли каждый со своей стороны и пялились прямо перед собой, будто в надежде, что именно противник примет верное решение и за себя, и за них. Сил и желания не было даже сформировать строй.
  Лишь посреди площади замерли две фигуры. Человек - наёмник, и продолжающий стоять чуть сзади него урук. Вот же какие живучие! - с отстранённым восхищением подумал тариец. И только эта мысль оформилась, как человек пошатнулся, упал на колено, упёршись мечом в руке в землю, попытался встать и... рухнул окончательно. По рядам защитников прошёл возбуждённый шепоток, усилившийся, когда урук продвинулся вперёд и занял позицию над мужчиной.
  Да... жизнь - самый любопытный рассказчик, притом, никогда не врущий.
  ПремурТар удивлённо оглянулся - мимо промчались две фигурки, которые протолкались сквозь толпу и умчались туда же - к одинокой фигуре "тёмного". Встали по бокам урука. Гоблин и закутанная в плащ девушка. Невысокая и худая фигуры. Казалось бы, ну, что могут противопоставить противнику эти хрупкие, какие-то детские персонажи. Но отчего-то ни у кого это не вызвало ни смеха, ни отторжения, ни раздражения - их решимость защищать своих вызывала восхищение.
  
   * * *
  Эпилог.
  Солнце пригревало, и это было так приятно после стольких ненастных дней. Казалось, дождь длился вечность. И было ощущение, что со сменой погоды началась и новая жизнь. Наверное, оно так и было.
  -... остатки гвардии Панорика и вообще всех людей, что были задействованы в перевороте вышли через восточные ворота и там разбили лагерь в ожидании своей участи. После гибели герцога - говорят, его заколол какой-то егерь с Восточного предела - никто из вассалов даже не попытался продолжить его дело. РоДизайши уже ввёл войска в столицу, занял дворец и ключевые места города. Сейчас наводится порядок. Кстати, иерархи так называемой Новой церкви бежали в неизвестном направлении, увезя церковную казну. Граф сразу присягнул на верность Лидии, как только она появилась - РоДизайши всегда были преданы РоБерушам. Сам граф, кстати, возглавлял авангард наступающих войск, когда узнал о творящихся в столице беспорядках. И это ещё одна интересная и грустная история. Старик РоГримм, барон "куниц", смог таки вырваться во время организованного нападения на уруков в Западные ворота. И, предвидя погоню, быстро разослал несколько мобильных групп в сторону полевого лагеря РоДизайши, и две из них смогли преодолеть патрули, выставленные Панориком и РоСвейши. А сам барон с остальными своими людьми принял бой, изрядно потрепав гвардейские силы мятежных герцогов. В конце концов, настолько разозлил их, что те приказали добить раненых, выживших в бою, а самого барона, уже мёртвого, распяли на дереве - якобы на поживу воронью...
  Руфия смотрела на щурившегося на солнце гоблина, сейчас, при свете дня ясно замечая, за что "тёмных" низкоросликов называют зеленокожими, думала о том, что Худуку точно начхать на все эти агробарские фамилии, и что с ними будет. Но он не делал попыток остановить её, а она просто не могла замолчать, ясно осознавая, что когда закончатся слова, придёт время расставания. А ещё сейчас гоблин был похож на добродушного морщинистого дедушку... Если только не знать, на что способен этот старичок.
  - Что с маркизом?
  - Живой, - вздохнула девочка - святые отцы сейчас сбивались с ног - слишком многим нужно было оказать помощь.
  - А этот, как его, - гоблин покрутил рукой, пытаясь вспомнить имя, - здоровый такой барон...
  - ВерТиссайя, - кивнула Руфия. - Погиб. Он и его люди защищали мост. Потом смогли отойти и укрыться. Но барон не усидел - захотел ударить в спину проезжавшим герцогам и... В общем, они все погибли. Как и граф РоТай со своими солдатами возле баррикады. Агробар лишился многих хороших людей, - взгрустнула девочка.
  - Как сестра? - постарался сменить тему гоблин. - Злится ещё на маркиза? И на нас? Могла бы поблагодарить на прощание, - проворчал гоблин. - Мы изрядно пролили здесь своей крови, - при этом он имел ввиду именно словесную благодарность, так как мешочки с золотом, так сказать, материальную часть "благодарности", на которую пока ещё наследная принцесса не поскупилась, он тщательно упрятал в повозке.
  Руфия поморщилась. Защищать или оправдывать сестру она не собиралась - та такая, какая есть. Хотя в словах "тёмного" был свой резон.
  - Сейчас столько дел навалилось на неё, - ответила нейтрально. - А насчёт злится, - вздохнула, - есть такой гвардеец, Димиус РоМорей, по прозвищу Дики, который, собственно, и отнёс её к гномам. Так она вначале хотела его казнить за, - задумалась, припоминая, - "неподобающее отношение к особе королевских кровей". Но королевских гвардейцев, выживших в Ремесленном квартале осталось так мало, что всех их предствила к наградам. Ну а Дики в этом случае перепало помилование. А чуть позже и звание лейтенанта, - робко улыбнулась, показывая своё отношение к перепадам настроения Лидии - мол, она совсем не такая плохая. - Может всё-таки останетесь на коронацию? - несмело спросила.
  Худук отрицательно покачал головой.
  - Мы и так подзадержались. Утомил ваш Агробар - дальше некуда, - усмехнулся криво. - Да и кровушки нашей попил, - он оглянулся на телегу - там кто-то зашевелился, донеслись глухие и невнятные, но вполне узнаваемые ругательства. - Спи, спи, каменюка... Ты ж смотри, какой крепкий - стлолько сонного зелья на него извёл, а он никак не угомониться, - пробормотал гоблин, поправляя одеяло.
  А Руфия поразилась прозвучавшей в голосе "тёмного" заботе и не присущей циничному гоблину состраданию. Бочком приблизилась к телеге, косясь на замершую рядом изваянием шалюрку.
  - Не боись, она не кусается, - добродушно буркнул Худук, следя за действиями девочки. - Правда, Шани?
  Но всё-таки в его голосе было некое предупреждение - между гоблином и девушкой-шалюркой будто произошёл короткий безмолвный диалог, после которого та нехотя отошла к лошадям.
  Руфия наконец приблизилась к телеге, и от открывшейся картины сами собой на глаза навернулись слёзы. Вот такая естественная реакция для девочки. Просто они все здесь лежали - все те, к кому она успела привыкнуть и прикипеть душой. Тролль Рохля, простой и по-детски доверчивый, находящийся на грани жизни и смерти. Очень симпатичный эльф Листочек - тоже в каком-то странном оцепенении - его еле отыскали под грудой тел - на груди высокорождённого покоился круп мёртвой лошади. Неунывающий задира и страстный любитель пива гном Ностромо, очень побитый и потерявший по локоть левую руку. И наконец, загадочный и обаятельный Ройчи, выложившийся настолько, что, как выразился Худук: "В овоще больше жизни". Он будто находился в каком-то странном трансе, не реагируя вообще ни на какие внешние раздражители. Хорошо хоть сердце медленно, но билось. Она просто... просто не могла видеть этих, таких разных, таких необычных, таких интересных, таких жизнерадостных... разумных в таком виде. Как вообще у них всё сложится? Выживут, выдюжат?
  Руфия снова почувствовала, как непрошенные слёзы подбираются к глазам, провела рукой по дерюге, укрывающей Ройчи, бросила прощальный взгляд на бледное, с обострившимися чертами лицо, абсолютно неподвижное и лишённое даже намёка на так необходимую сейчас ироничную ухмылку, вздохнула и отошла. Оглянулась - с другой стороны никак не могла оторваться от точно также укрытого эльфа Оливия. Руфии показалось, что глаза у жизнелюбивой и весёлой воительницы тоже подозрительно покраснели. Но та, словно почувствовав взгляд, резко отвернулась и решительно направилась к группе эскорта - десятку суровых амазонок, сопровождавших младшую принцессу.
  - Всё будет хорошо, маленькая принцесса, - мягко бросил гоблин, глядя на неё.
  - Ты только... сделай всё, чтобы поставить их на ноги, - просительно и чуточку требовательно сказала она.
  - Можешь не сомневаться, - серьёзно ответил Худук.
  - И не ввязывайтесь больше ни в какие авантюры, - строго произнесла Руфия.
  - Да ты что! - гоблин потешно замахал руками. - С такой компанией нам не грозят никакие неприятности, - кивнул назад.
  Руфия невольно прыснула со смеху. Да уж, не в бровь, а в глаз. Учитывая, что вокруг Агробара в основном анклавы людей, выдвигающаяся компания, в составе которой (во всяком случае, на ногах) гоблин, дикая девушка - шалюрка, урук и бывший "ночной", дорога им предстоит весёлая. Даже зная, что у Худука не до конца восстановились шаманские способности, Шани крайне неприхотлива и при необходимости может быть опасно убедительной, урук - весьма неплохой воин, а загадочный, замкнутый и внешне отталкивающий, неопытный, но с сильным потенциалом целитель - Руфия присутствовала при его разговоре с отцом Апием - кардинал предлагал остаться бывшему вору и убийце, но тот наотрез отказался - слишком многое напоминало ему о его деятельности; узнав, что наёмники уходят из Агробара, Зерги напросился к ним пройти часть дороги в поисках знака, который определит его судьбу и предназначение (цель понятна: никаких смертей, только целительство) взамен на попытку восстановления кого-то из пострадавших в Агробаре и сейчас лежащего в телеге, девочка поняла, что просто им точно не будет.
  - Ну, до свидания, - буркнула Руфия, а затем резко приблизилась и порывисто обняла гоблина. Который, не ожидая этого, почувствовал, как его переполняют непонятные, но приятные чувства.
  Он успокаивающе погладил её по спине. Ох уж эти люди! Нет бы: всё, пока. А то разведут эти "чувства" - кому от них легко?
  - Заезжайте как-нибудь?
  Худук пожал плечами: судьба и дорога наёмника весьма капризны - всякое может случиться.
  - Обещать не буду...
  Он смотрел вслед тонкой фигурке с развевающимися светлыми волосами, решительно возвращающейся к сопровождавшим её девицам весьма неприступного вида, и на него снизошла опять эта не присущая "тёмному" грусть: вот и завершилась ещё одна глава их жизни.
  Худук перебрался на телегу, бросил злой взгляд на неподвижную, закутанную в плащ фигуру - он ещё не определился с нахождением в их компании урука: зарезать сразу или сделать так, чтобы помучился? И взмахнул вожжами.
  - Н-но, родимые!
  Три закутанные в тёмное фигуры молча пехом пристроились вокруг неспешно двигающейся телеги - каждый со своей стороны.
  М-да, весёлая компания подобралась, - с проснувшимся азартом подумал Худук. Но так даже интересней!
  
   * * *
  - Думаешь, у них всё будет хорошо?
  - Уверена, - в голосе не было ни капли сомнения.
  - Жаль, что они не остались...
  - Да ты что! - неподдельное возмущение старшей вызвало улыбку у младшей. - Такая компания может развалить королевство почище мятежников и агрессивных внешних соседей.
  - Но и отстоять его может, - резонно заметила младшая.
  - Это да, - нехотя согласилась та. - Вот только... нервы-то у меня не железные, - как-то неуверенно хохотнула. - Видеть их не хочу! - как отрезала.
  - Да ладно тебе, - укорила младшая.
  - Согласна, погорячилась я, - и продолжила уже спокойнее: - Слишком многим мы им задолжали, чтобы я смогла при встрече удержать лицо - я не имею права быть слабой, зависимой или эмоциональной. А официоз и каменные лица они не заслужили. Тем более, общаться с этим вредным гоблином - упаси меня Единый!
  - Не такой уж он и страшный, - хихикнула младшая.
  - Ага, - хмыкнула старшая, - ещё тот милашка: белый и пушистый.
  Младшая рассмеялась - картина действительно вырисовывалась любопытная: ангелочек с крылышками и внешностью сморщенного, улыбающегося острыми зубками обаятельного гоблина.
  - Не переживай, всё будет у них хорошо, - старшая потрепала по светлой голове младшую, глядящую в сторону растворяющейся на дороге точки уходящей телеги. С кромки крепостной стены открывался хороший вид на окрестности, и они уже какое-то время наблюдали за убывающими наёмниками. Старшая задумчиво коснулась шрама на лице. - Представь, может быть мы стали свидетелями создания ещё одной легенды на Веринии. Про илийцев тоже не все верили, говорили, что это всё домыслы, что так не бывает, что не может три сотни солдат разбить многотысячное войско. А поди ж ты, даже один из них вытворял такое, что впору не доверять глазам, - помолчала несколько ударов сердца, хмыкнула. - Это про нас могут забыть, и будут рассказывать, что горстка "светлых" и "тёмных" с человеком во главе разбила пиратов, уруков и вычистила королевство от предателей...
  - Ну, уж нет! - решительно заявила младшая. - Я запишу все эти события до мельчайших подробностей. Опрошу свидетелей событий и зафиксирую это на бумаге. Никто не должен быть забыт: ни маркиз РоПеруши, ни граф РоТай, ни барон ВерТиссайя, ни твои амазонки, ни королевские гвардейцы, ни северяне, ни ремесленники, ни - поимённо - наёмники. Народ должен знать героев... и предателей, - добавила тихо.
  - Правильно, - старшая обняла сестру. - Молодец. А я тебе помогу в этом.
  
   КОНЕЦ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"