Стоя на пирсе осенью, не думаешь ни о чем, просто смотришь на горизонт,
слушая, как корабль в тумане маяк зовет, будто ища опору в воде, которая, как известно, не слывет надежной. Пусть миллиард лет назад она и дала мне жизнь, жить в ней сейчас невозможно. Скорее всего, это к лучшему. Все "если бы" после местоимений пригодны только в грамматике, жизнь не представлена в сослагательном, самом заманчивом из наклонений, любопытство к которому доводит до исступления весь человеческий род с тех пор, как мы разошлись по пещерам, видя знамения побед в углях костра и холмах венеры, и печали - в почках и печени тех, кого приручали. Что ж, неси и бросай мне под ноги гальку, ракушки, монеты. По этим приметам я угадаю, телам каких континентов ты служишь кровью, что по артериям рек к сердцу мира несешь; но без курильниц, ягнят и звезд яснее, чем летнее небо: беда, как и радость, приходит оттуда, откуда ее не ждешь. Забирай с собой все, что найдешь. Память смой, затопи собой, горечью, солью, зеленью, йодом, хлещи носом и горлом, через край моей чаши. Разбросай меня криками чаек, галькой, песком сиротливых пляжей, раздели на скрип весел и досок всех пристаней, звезды, гудки кораблей, ищущих глаз маяка, потому что все, что больше не снится, ушло от меня навсегда. Уплыло, скрылось за горизонтом событий, откуда не возвратиться ни одному кораблю, но куда я однажды вернусь, позволив всем компасам сбиться и отправив все сундуки на дно, оставив один золотой за бумажную лодку, плывущую вдоль берегов домой. Терра грата, тихое лето, пристань. Сидишь, по колено в воде, и не думаешь ни о чем, просто слушаешь шелест сухой травы. На той стороне не горят огни, и ночами безвластье времени видно так ясно, что понимаешь: Бог - это море, холодящее кончики пальцев, а сам ты - песок, вода, немного любви и глоток недопитого счастья.