19 июля 2006

1. я гоняюсь за мыслями как за мышами. наглые мыши выглядывают из-за всех углов кухни чужой квартиры в питере, где я временно обитаю, но стоит только протянуть хоть к одной из них руку -- и все прячутся. это все следствие двух причин: перводвухнедельной истерики человека на новом месте (оказалось, что это совершенно такое же чувство, как при приходе на новую работу) и того обстоятельства, что я долго ничего не писала и во мне скопилось слишком много букв. они спутались в моей голове, как бабушкино вязание, и очень мешают, натирая мозоли на извилинах. я купила себе "жизнь после бога" коупленда. коупленд -- один из немногих авторов, которых можно читать не познавательно, а для удовольствия и, одновременно, один из еще более немногих, кто продирает до слез. некоторое время назад я пообещала себе бороться с жадностью и жить здесь и сейчас. по существу, нервное пересчитываение денег и беспокойноство по поводу утраченной молодости суть проявления все той же жадности. это заставляет жить будущим, которого нет, вместо того, чтобы жить настоящим, единственным, что есть. в конце концов, я даже счастлива от того, что в последнее время мне приходится существовать на каком-то разрыве чувств, это значит, что я жива, и хотя время по-прежнему утекает, слабеет ощущение, что оно утекает зря. (здесь противоречие).

/*хочу заметить на всякий случай, что речь идет не о живых мышах, а о фигуральных =) так что вы там чего себе не подумайте*/

2. в основе любого протеста лежит отрицание. во время одной из депрессий посетившей меня в лет этак шесть назад, я вдруг сказала себе (и мысль мне тогда показалась очень неожиданной новой и свежей), все, я отрицаю боль. я не отрицаю факта ее существования, я отрицаю ее саму. чувствуете разницу? тогда еще немного времени прошло с момента изучения курса истории россии 19 века и я еще хорошо помнила, что такое нигилизм и с чем его едят.

3. можно страдать от собственной ненужности, а можно прятаться в нее. долго время я жила в полной уверенности, что публиковать что-то в сети -- то же самое, что кричать в лесу; но неожиданно обнаружился резонанс, было очень странно понять, что, кажется, я немного ошиблась в том, что касалось лесного вопроса. с другой стороны, можно заниматься вещами не направленными на достижение каких-либо целей, самодостаточными в своей целесообразности. можно придумать искусственный язык и использовать его в рассказе, большинству будет лень в нем разбираться, они просто пробегут по этому отрывку глазами, и все настоящее, вложенное автором в эту работу, останется за пределами их внимания. это неожиданно (для меня) создает как бы гарантию собственной приватности, оптимальную золотую середину, когда, с одной стороны, действие совершается без излишней демонстративности, заставляющей невольно адаптировать результат для целевой аудитории, а с другой, как бы обещает ответное внимание, реакцию, ответную коммуникацию, даже раппорт, хотя вероятность этого, обычно, невысока. знание о возможности такого ответа защищает от аутичного-онанистического самозамыкания, от беготни по кругу, в том числе вокруг собственного я и его проблем.

4. за последние пять дней я уже несколько раз поймала себя на странном ощущении, что внутри лопается маленький воздушный шарик: черт побери, я же в питере... город, о котором у меня в голове скопилась богатейшая коллекция стереотипов, оказался столь же реален как я сама, по дворцовой площади оказалось можно пройти не затоптав иллюстрации, а стену дома на невском стало возможным потрогать руками. такое ощущение, что я придумала этот город когда-то очень давно и сейчас он наконец-то материализовался, и я смогла, наконец, оказаться внутри. в детстве мне иногда снилась хрустальная комната. это была моя собственная комната, о которой никто не знал, в ней все было из белого сверкающего хрусталя, но не холодногого, а очень уютного, и это было мой маленький личный домик, расположенный где-то внутри стены, разделяющей две из трех комнат нашей неуютной московской квартиры. то что я здесь пишу сейчас сильно напоминает поток розовой соплей экзальтированной истерички, но если вы так сейчас подумали, вы неправы. речь, собственно, о знании и опыте, потому что что-то странное происходит в тот момент, когда авторитетное, основанное на вере, знание заменяется знанием о том же предмете, но основанном на непосредственном опыте, происходит что-то важное, но я не знаю пока что же именно.

5. кажется, этот город меньше приспособлен для человеческой жизни, чем москва. он чрезвычайно официален и холоден, если можно так выразиться. странное ощущение, что город ко мне присматривается, пытаясь решить, стоит дружить со мной или нет -- так зеркально возвращаются ко мне мои собственные недоверие и осторожность. и в то же время, в нем, как ни в чем другом, видна глубина времени, которой в москве, кажется, вообще практически не осталось.