Детектив Джон Смит сидел за столом, когда мисс Энн, надев серьезное лицо, заглянула в его кабинет.
-- Доброе утро, Джон.
-- Доброе утро, Энни. Есть новости по делу о красной веревке?
-- Нет, сэр. Но в приемной вас ждет дама, которой вы дали свою визитку в прошлую субботу.
-- Визитку? Я?
-- Помилуйте, сэр, ну не могла же открыто признаться, что вы не признаете визиток...
Смит покачал головой. Давно, очень давно, еще когда был жив его учитель, он дал себе слово никогда не заводить визиток. И надо же -- такая незадача. Он тяжело вздохнул.
-- Пригласи ее сюда. Я поговорю с ней.
Энни улыбнулась и скрылась за дверью.
Дама была совершенно седой. И несмотря на это, нельзя было не заметить, как молоды ее голубые глаза.
-- Я собираюсь рассказать вам нечто странное, сэр.
-- Внимательно слушаю вас, леди, -- ответил Смит из-зо всех сил стараясь не зевнуть.
Дама оказалась дочерью русской княгини, бежавшей из России в семнадцатом году в Англию через Индию, Австралию и Америку. "Мария Кириллофф", -- гласила ее визитка золотом по черному, -- "магистер финансов".
-- Ваша работа связана с деньгами? -- спросил Смит, вертя картонку в руках.
-- Не столько с деньгами, сколько с одной единственной монетой.
Она сделала длинную паузу явно дожидаясь уточняющего вопроса, но так и не дождалась его.
-- Я являюсь хранительницей неразменного рубля, -- произнесла она наконец.
Смит мысленно поморщился. Он не доверял людям с визитками, особенно женщинам. Тем более женщинам с деньгами. Он неприязненно посмотрел на Марию Кириллофф и с раздражением понял, что блеск бриллиантов в ее украшениях режет ему глаза.
-- Так все-таки в чем заключается ваша проблема? -- спросил Смит.
В этот момент дверь скрипнула и в комнату вошла серая кошка. Изящно поверчивая задом и хвостом она подошла к столу и, запрыгнув, села рядом с печатающей машинкой.
-- Его украли.
-- Разве можно украсть неразменных рубль? -- удивился Смит.
-- До сих пор это считалось невозможным, но, тем не менее, -- это свершившийся факт. Я больше не могу достать его из своей косметички.
Смиту стало интересно и он предложил гостье чаю.
-- Вы кого-нибудь подозреваете?
Энни поставила чашку меред госпожой Кириллофф и села за свой столик вести протокол. Клавиши застучали.
-- Вчера я была на блошином рынке, сэр. Я очень люблю винтаж, -- пояснила Мария Кириллофф, поправляя поеденную молью шляпку. -- Это напоминает мне о детстве. Мы с матерью провели много времени в Австралии.
Однажды, ранним-ранним австралийским утром маленькая Мария играла на берегу речки цветными камушками. Было очень жарко. Вдруг из кустов появился кролик.
-- Знаете в Австралии почти столько же кроликов, сколько в Англии -- овец, -- назидательно произнесла Мария Кириллофф.
Кролик был совершенно белый с красными глазками. Мария поймала этого кролика и отнесла маме, а мама отнесла кролика в деревню к аборигенам. Аборигены заплатили за кролика рубль.
-- Рубль в Австралии? -- с сомнением в голосе спросил Смит. Энни приподняла левую бровь и пристально посмотрела на госпожу Кириллофф, ожидая ее ответа.
Оказалось, что рубль завалялся в одежде съеденного накануне соотечественника Марии и ее мамы. Рубль был большой, серебряный и круглый. Его потом заплатили за билет до Америки.
-- Косметичка у вас с собой, мэм? -- спросил Смит.
-- Конечно, -- ответила Мария Кириллофф, -- ставя чашку на столик и открывая сумочку.
Все четверо склонились над раскрытой косметичкой посетительницы. Рубль намертво прилип к кожаной стенке рядом с боковым швом. Были отчетливо видны цифры "1961", пшеничные колосья, слово "рубль" и большая цифра "один". Кошка нервно мяукнула.
-- Но мне кажется, вы сказали... -- Энни закашлялась.
-- Да, Энни, ты совершенно права, это действительно странно, ведь речь, кажется шла про царский, а совсем не советский рубль.
-- Боюсь, вы не вполне в курсе, -- строго сказала Мария Кириллофф. -- Ваше предположение, что рубль должен всегда оставаться одинм и тем же противорчит самой концепции неразменности.
-- Ээээ, -- протянул Смит, -- а то что вы заплатили этим рублем за билет на американский пароход -- это тоже следствие концепции неразменности?
-- Нет, это следствие свойства конвертируемости неразменного рубля, сформулированного Марксом как "деньги-товар-деньги". Неразменность неразменного рубля основана на его принципиальной трансцендентальности по отношению к любой существующей, существовавшей или будущей существовать валюте. Хотя последняя проблема также связана с так называемым парадоксом Эйнштейна и ассоциируемыми с ним пространственно-временными затруднениями.
-- Энни, ты успеваешь записывать? -- спросил Смит.
-- Конечно, Джон, -- ответила Энни и обворожительно улыбнулась.
Мария Кириллофф шла по блошиному рынку в направлении любимой шляпной лавки, когда дорогу ей перегородил человек в белой меховой жилетке. Леди обогнула перегородку по всем правилам (справа) и спросила у человека в жилетке, что он имеет ей сказать. Человек в жилетке оказался магистером младшей категории и сказал, что у него есть неразменный финансовый инструмент достоинством в пятьдесят пенсов. Марию заинтересовало его предложение и они вместе присели на лавку, предварительно убрав с нее лишние шляпы.
-- Что он вам предложил? -- спросил Смит.
-- Он предложил мне обменять мой неразменный рубль на его пятидесятипенсовик.
-- Но... -- начал Смит
-- Я ему ответила то же самое, -- сказала Мария Кириллофф.
-- И чем закончился ваш разговор?
-- Ничем. Я пошла к себе в офис, а он... Ну, в общем, я не знаю, куда он пошел. Только после этой встречи я не могу достать рубль, чтобы расплатиться!
Минут пять Смит думал, попыхивая трубкой.
-- Из чего была сделана жилетка этого человека, -- неожиданно спросил он. Энни посмотрела на него с восхищением.
-- Из белого... Мама моя... -- в ужасе прошептала Мария Кириллофф.
-- Алиса, -- строго сказал Смит, -- вы должны вернуть рубль белому кролику. И сделать это, чем быстрее тем лучше.
-- Но как?
Вместо ответа Смит помахал косметичкой перед носом у кошки. Кошка точным движением когтистой лапы выбила косметичку из руки детектива. Косметичка упала на пол, рубль выпал и закатился под стол Энни.
-- Ничего не понимаю, -- ошеломленно покачала головой мадам Кириллофф, -- кошка же серая.
-- У нее был белый папа и черная мама, -- сказал Смит.
-- Кустурица? -- нахмурилась Мария Кириллофф.
-- Конечно, это ж бывшая Югославия, совсем близко к бывшему СССР, сами понимаете...
Тем временем Энни выбралась из-под стола и, отряхивая пыль с английского костюма, бросила рубль в кошачью миску с молоком, где он зашипел, как растворимый аспирин. Кошка спрыгнула со стола, подошла к миске и стала лакать молоко. По мере того, как молоко убывало, лицо Марии Кириллоф становилось моложе и моложе, и, наконец, она взмахнула крыльями и перелетела на подоконник. На подоконнике она обернулась, посмотрела на Энни долгим взглядом, прыгнула и исчезла за углом.
Энни некоторое время стояла совешенно ошеломленная.
-- Что она сказала тебе? -- настороженно спросил Смит.
-- Она сказала мне, что любить собственного шефа -- это стокгольмский синдром, -- ответила Энни после небольшой паузы.