Аннотация: Здесь будет выкладываться альтернативный "Наваждению" вариант текста. Не фанфик. Завязка та же, что и у "Наваждения": русская женщина приходит в себя в теле сильно избитого десятилетнего мальчика в мире, ожидающем возвращения темного мага)
То, что спит в холмах
Глава 1, в которой подтверждается старинная русская мудрость
Было плохо... Черт, как же мне было плохо...
Голова раскалывалась. Тело болело так, что закрадывалось подозрение о длительном и методичном избиении оного. Перед глазами все расплывалось и проясняться не желало ни в какую, а в довершение прелестей жизни во рту было сухо, как в пустыне Атакама. Страдальчески скривившись, я беззвучно отпустила короткое проклятие, потому что на пространное у меня сейчас не хватало ни сил, ни фантазии, а потом начала потихоньку соображать, чем может быть вызвано подобное состояние. Вроде бы большая часть симптомов ненавязчиво указывала на жесточайшее похмелье, но проблема заключалась в том, что накануне я не пила. Опять-таки вроде бы, потому что досконально выстроить хронологию событий завершающего апрельского дня у меня не получалось ни в какую.
Воспоминания, касающиеся второй половины последнего, как на текущей неделе, так и в минувшем месяце вторника, были покрыты туманом, примерно столь же густым, как тот, который в данный момент витал у меня перед глазами. Ясно вспоминалась подготовка к спонтанному обеденному сабантую в нашем отдельно взятом центре занятости населения в честь грядущего всероссийского дня весны и труда. Чуть более смутно - разгар этого самого сабантуя и упорно пытавшаяся налить мне водки начальница отдела трудоустройства, заявлявшая, что в день перечисления заработной платы состояние опьянения бухгалтерии может пойти на пользу прочим сотрудникам. С учетом того, что я уже вторую неделю представляла бухгалтерию в единичном экземпляре, поскольку работающая в моем отделе Настена каким-то загадочным способом ухитрилась подхватить ангину так не вовремя, как это умела делать только она, утверждение не выглядело не только смешным, но и хотя бы остроумным. Имелось горячее желание действительно взять и напиться, однако здравый смысл подсказывал, что подобный ребяческий протест ни к чему путному не приведет, поскольку последствия его мне же самой придется разгребать. Так что пришлось ограничиться минеральной водой и утешаться мыслью о припрятанной в домашнем баре едва начатой бутылке десятилетнего 'Талискера', на мой личный вкус определенно дававшего фору, как водке, так и вину, которое наша инициативная группа, не мудрствуя лукаво, прикупила в ближайшем супермаркете.
Итак, все, что происходило до двух часов вчерашнего дня, худо-бедно поддавалось реконструкции, зато далее следовал туман, из которого хаотично всплывали не менее туманные и крайне несвязные образы.
...Мой кабинет, в котором я читаю кому-то, кого никак не могу рассмотреть, лекцию на тему, что такое 'не везет' и как с этим бороться - область знаний, в которой меня уже можно записывать в эксперты... так, это, вероятно, происходило еще в рабочее время.
...Директорская машина. Я сижу на заднем сидении, а водитель Сергей, обернувшись так, чтобы меня видеть, что-то говорит. Слов разобрать я не могу, однако вижу, как шевелятся его губы... это, пожалуй, тоже рабочее время, поскольку в нерабочее мы с ним как-то не пересекаемся.
...Березовая рощица, окутанная легким зеленоватым муаром едва-едва начавшей распускаться листвы... стоп, а сюда меня как занесло? И главное, куда именно 'сюда'? Впрочем, этот момент разнообразия ради прояснился почти сразу, как только я приметила справа от себя протекающую по низине речушку, на берегу которой серела купальня образца девятнадцатого века с плетеными из прутьев стенками. Возможно, в перспективе ей предстояло перейти в ранг любимой графской наравне с ежегодно меняющей свой дизайн скамейкой, расположенной несколько ближе к усадьбе Льва Николаевича Толстого, но сейчас это был обычный новодел, которого еще каких-то пару лет назад здесь даже близко не пробегало. В общем, судя по всему, данное конкретное воспоминание было связано с речкой Воронкой, протекавшей по границе яснополянского лесничества. Предположение выглядело вполне правдоподобным, поскольку даже по не затуманенным воспоминаниям, касающимся первой половины вчерашнего дня, красной нитью проходила мысль о том, что в такую отличную погоду грех сидеть дома, тем более в сокращенный предпраздничный день. В общем, сам по себе факт моей поездки в окрестности Ясной Поляны лично у меня никаких нареканий не вызывал. Странным выглядело полное отсутствие дальнейших воспоминаний. Я не помнила ни того, как возвращалась домой, ни как поднималась по лестнице на третий этаж, ни как заходила в квартиру. Однако зайти, думается, я все-таки зашла. И даже успела включить телевизор на свой любимый канал 'Дискавери' - вон как птички щебечут... чтоб им медным тазом накрыться. То есть пернатые, конечно, ни в чём не были виноваты, но как же всё-таки сильно и навязчиво, буквально до тошноты, болела моя голова! Положение не очень-то спасала даже свежесть воздуха, ощущаемая в моем сумеречном состоянии и, скажем прямо, несколько странная для замкнутого помещения.
Попытки вспомнить, отыщется ли у меня дома что-нибудь против головной боли, менее кардинальное, нежели топорик для рубки мяса, ни к чему не привели, так что, как ни печально, выяснять это предстояло опытным путем. Составив краткий план дальнейших действий, я сделала очередную попытку открыть глаза и тут же пожалела об этом. Туман вроде бы начинал рассеиваться, однако свет, по яркости значительно уступавший той хмари, которая пробирается в комнату через плотно занавешенные шторы в пасмурный зимний день, неожиданно больно резанул по зрачкам. Ладно, уговорили, отложим этот пункт плана на более позднее время, а пока попробуем встать.
Прикусив губу, я слабо закопошилась, пытаясь либо перевернуться набок, либо приподняться на локте - тут уж как получится - и оторопела, нащупав под ладонями траву. У меня в квартире такого точно не росло. На улице тоже вряд ли, в особенности если учесть, что по тактильным ощущениям трава скорее напоминала растительность, которая для меня прочно ассоциировалась либо с выжженными солнцем степями, либо с высокогорьями - низкорослая, жесткая, ощутимо похрустывающая при нажатии. Вставать сразу расхотелось, во всяком случае, до более точного выяснения обстановки. Снова откинувшись навзничь, я усилием воли распахнула веки, наплевав на то, что по этому поводу думал организм. С третьего раза победа осталась за мной, и я, мучительно сощурившись, осторожно повернула голову сначала налево, а затем направо. В обозримых пределах не наблюдалось ничего подозрительного, кроме уже обнаруженной наощупь травы. А поскольку той все мои попытки прикинуться шлангом были сугубо фиолетовы, я после некоторых колебаний решила, что имеет смысл продолжать неторопливый подъем. Именно что неторопливый, поскольку никакого другого в моем нынешнем состоянии не предполагалось, даже при возникновении угрозы для жизни.
В конечном счете, привстать, шипя от боли не хуже гадюки, мне все-таки удалось, а потом меня повело в сторону, да так, что я едва не ткнулась носом в собственные руки. То есть, нет. Руки-то как раз оказались не моими. От неожиданности я даже забыла про отвратительное самочувствие, непонимающе уставившись на грязные мальчишеские ладони - в цыпках, с коротко и неровно обстриженными ногтями. Ладони, которые, пусть и крайне неохотно, но все-таки подчинялись мне, в чем я окончательно убедилась, сжав и разжав кулаки.
Черт, черт и еще раз черт!
Усилием воли подавив зарождающуюся панику, я снова привстала, оглядываясь. Итак, то, что лежу я на травке, новостью уже не являлось, а новость заключалась в том, что данная конкретная травка произрастала на довольно-таки пологом и обширном склоне то ли большого холма, то ли наоборот невысокой горы. Склон был практически безлесным, если не брать в расчет темное скопление низкорослых деревцев, тянущееся далеко впереди и внизу, по самому долу, за которым все так же полого поднимался склон соседней горки. Буйством растительности он тоже не мог похвастаться, зато на нем хватало самых разномастных валунов. Остатки курганов? Впрочем, эту мысль я отбросила почти сразу, потому что даже в хакасской Долине Царей, из которой предприимчивые местные жители времен развитого социализма не один десяток лет растаскивали камни на нужды личного хозяйства, то, что осталось, все-таки сохраняло упорядоченную структуру. Здесь же образования явно носили природный характер. Выяснить бы еще, где именно находится это 'здесь'... При всей своей дикой красоте на принадлежность средней полосе европейской части России окружавший меня пейзаж не тянул, а вот на что именно он мог бы потянуть, соображалось крайне плохо. То есть ясно, конечно, что не Антарктида и не экваториальные джунгли, но от этого количество оставшихся вариантов уменьшалось не сильно.
Вокруг было довольно светло, хотя солнце то ли еще не успело встать, то ли наоборот уже закатилось. Во всяком случае, на чистом, без единого облачка небосклоне его не наблюдалось точно, зато там колюче поблескивали слабые звездочки. Птицы, так досаждавшие мне во время пробуждения, замолкли, и я совсем не была уверена, существовали ли они на самом деле или же являлись слуховой галлюцинацией. Прочих звуков, в том числе и тех, которые можно было бы соотнести с человеческой деятельностью, тоже не наблюдалось. Горы, небо, тишина, первозданное величие нетронутой природы... в другое время, возможно, я бы и порадовалась всему этому, но только не сейчас. Как раз сейчас я бы не отказалась от присутствия поблизости хотя бы одного человеческого существа, способного оказать помощь, однако ничего даже близко похожего в обозримых пределах не было и, кажется, не предвиделось. У меня болело все, что только могло болеть, и чертовски хотелось пить. А еще... я на всякий случай ощупала себя, искренне надеясь, что сгоряча ошиблась, но нет, никакой ошибки не было... еще у меня имелись в наличии первичные мужские половые признаки. Приехали. Я что-то говорила насчет того, что знаю о невезении все? Беру свои слова назад.
Абсурдность ситуации все-таки додавила меня окончательно. Я подняла лицо к небу и тихо проникновенно завыла. Длительная истерика в моем нынешнем положении, конечно, была непростительной роскошью, но краткая разрядка являлась жизненно необходимой. После пары рулад, продолжая созерцать постепенно светлеющее - все-таки рассветное - небо уже молча, я сделала очередную попытку обдумать сложившееся положение вещей. Утверждение о том, что она оказалась удачнее предыдущей, было бы наглым враньем. Голова напрочь отказывалась работать, к тому же меня начинал колотить постепенно усиливавшийся озноб. Хотя на мне, точнее, на том, кем я сейчас являлась, была то ли курточка, то ли короткое пальто из изрядно затертой, но плотной шерстяной ткани, напоминающей твид, а утро по объективным признакам не было таким уж зябким, зуб у меня не попадал на зуб, и хотелось лишь одного - свернуться клубочком прямо здесь, на продуваемом всеми ветрами склоне, и забыться дремотой в надежде проснуться уже в знакомом мире, в родной квартире. Однако было так же ясно, что это станет худшим решением из возможных, и для того, чтобы прийти к подобному выводу, не требовалось каких-то специальных медицинских познаний - хватало и обычного здравого смысла. Поэтому, вне зависимости от моих желаний и возможностей, вставать все же следовало.
Принять подобное решение оказалось куда проще, чем реализовать его. Первые минуты полторы после подъема я стояла, мокрая как мышь, не в силах даже толком пошевелиться из-за боли, тугим корсетом стянувшей грудную клетку, и заново училась дышать, мысленно отбирая наиболее цензурные из приходивших на ум эпитетов. Правда, первый же из них, озвученный после того, как дыхание более-менее возвратилось в норму, оказался почему-то на чистейшем, как мне тогда показалось, английском языке. На фоне прочих событий подобная мелочь уже почти не удивляла, поэтому все, что я сделала, это попыталась проверить, сохранилось ли за мной знание родного русского языка. Парочка осторожных экспериментов засвидетельствовала, что таки да, сохранилось, хотя для того, чтобы применить это знание на практике теперь требовалось прилагать немалые сознательные усилия. Что ж, хоть какая-то положительная новость... Отложив дальнейшие филологические изыскания на неопределенное будущее, я нетвердо заковыляла вниз по склону.
Года три назад, в предгорьях Кузнецкого Алатау, куда, подальше от цивилизации и зоны досягаемости мобильной связи, я свалила на время очередного отпуска, хакасский охотник Иваныч рассказывал мне о том, что в тайге, в холмистой местности в каждом логе непременно отыщется речка или ручеек. Тайги вокруг пока не наблюдалось, но я надеялась, что общий принцип скопления воды в низинах окажется не чужд и этой местности. Ладно, на непременном наличии именно речки я не настаивала. Лужицы хватило бы вполне, да что там лужицы, сгодился бы даже след от копытца. Думаю, что сейчас мне меньше всего следовало беспокоиться о возможности превращения в козла или иную домашнюю скотину.
Следующий километр вполне мог претендовать на то, чтобы стать самой длительной дистанцией, какую мне приходилось преодолевать в своей жизни. Теория относительности Эйнштейна, гласившая, что понятия пространства и времени есть вещи субъективные, зависящие исключительно от восприятия конкретного наблюдателя, видимо, решила отыграться здесь по полной программе. После каждого очередного шага, особенно если при нем, не дай бог, под ногами обнаруживался какой-либо изъян в ландшафте, правую сторону грудной клетки начинали драть горячие когти, вынуждая меня либо замедлить шаг, либо и вовсе остановиться, переводя дыхание. Лишь спустя целую вечность я добралась-таки до низины, где начинали расти деревья и кустарник.
По большей части мои расчеты оправдались. Хотя текущей воды на дне лога не было, это самое дно оказалось топким. В глубоком отпечатке от ботинка, остающемся в зыбкой почве даже под воздействием моего нынешнего весьма сомнительного веса, быстро скапливалась мутная жидкость, имевшая отчетливо выраженный привкус ржавчины. В другое время я бы предпочла проигнорировать ее от греха подальше, но сейчас мне настолько сильно хотелось пить, что любые долгосрочные последствия автоматически отходили на второй план. Сделав несколько глотков, я, подыскав более-менее сухое место здесь же, рядом с источником живительной влаги, снова впала в тяжелую дремоту, граничащую с бессознательным состоянием. Не знаю, как долго она продолжалась, но зато могу точно засвидетельствовать, что при пробуждении меня ожидал очередной сюрприз.
Внешне данный сюрприз выглядел, как невероятно уродливый человечек крохотных размеров в старомодном цилиндре и добротном сюртуке болотисто-зеленого цвета. Я задумчиво смотрела на него, вяло соображая, что именно должно было содержаться в болотной воде, чтобы та вызвала подобный глюк, а человечек тем временем с не меньшей задумчивостью смотрел на меня.
- Простите, имею ли я честь видеть перед собой леди Маргарет Смит? - наконец, осведомился он скрипучим голосом.
- В данный конкретный момент - сомневаюсь, - честно призналась я.
Сильно англизированное сознание сейчас упорно пыталось доказать мне, что вот уже тридцать лет как прописанные в моем свидетельстве о рождении, а в последние четырнадцать лет продублированные и в паспорте имя и фамилия Маргарита Кузнецова путем несложного подстрочного перевода как раз таки в Маргарет Смит и транскрибируются, однако даже оно отказывалось объяснить, почему с подобным пикантным вопросом коротышка обращается к ребенку мужского пола. Да, на тот момент я уже пришла к выводу, что тело, в котором я нахожусь, принадлежит мальчику не старше десяти лет, к тому же скверно питавшемуся, и думается мне, что со стороны этот факт был даже более очевиден. Поэтому я решила прибегнуть к проверенной временем еврейской тактике ответа вопросом на вопрос и поинтересовалась:
- А что, собственно говоря, вы хотели?
Человечек некоторое время помялся, а затем, очевидно приняв какое-то решение, лихо сдвинул цилиндр на затылок, отчего его уши, и без того оттопыренные, затопорщились еще сильнее, и извлек из кармана скрепленный сургучной печатью конверт из плотной желтоватой бумаги.
- Мистер Андвари, мой работодатель, обязал меня передать вам это послание, - проскрипел он с вежливым полупоклоном.
- Так-таки именно мне? - усомнилась я.
Ни адреса, ни адресата на конверте указано не было, в чем я окончательно удостоверилась, повертев его в руках, однако мысль о том, что моего появления в чужом теле кто-то мог ждать, ни малейшей радости не внушала. Хотя бы потому, что я сама его уж точно не ожидала.
Человечек забавно наморщил нос.
- Заклятие для определения местонахождения адресата выдало именно эти координаты, - пояснил он. - И вы сами можете убедиться, что никого иного здесь нет, следовательно, магия сочла нужным поименовать подобным образом именно вас. Хотя случай взаправду странный. Если это будет не слишком обременительно, попробуйте вскрыть письмо, чтобы окончательно удостовериться в отсутствии ошибки.
Я тяжело вздохнула. Похоже было, что так просто от меня не отстанут. Я кое-как приняла сидячее положение, отметив про себя, что, хотя ребра все еще продолжали болеть не по-детски, сделать это оказалось значительно проще, нежели в прошлый раз, и разломила надвое сургучную печать под пристальным взглядом коротышки.
- И что это должно доказать? - спросила я, доставая из конверта сложенный вдвое лист дорогущей на вид писчей бумаги цвета слоновой кости и какой-то плоский предмет, завернутый в лоскут темно-синего шелка.
- То, что ошибки не произошло, - последовал ответ. - Письмо, действительно, предназначалось вам, иначе у вас не получилось бы его открыть. Защита доброго имени компании, леди, поймите правильно, - тут же добавил коротышка извиняющимся тоном, перехватив мой настороженный взгляд. - И простите мои сомнения.
- Стоп, а если бы оно все-таки предназначалось не мне? - с подозрением уточнила я. - Что тогда?
- О, ничего страшного, - последовало заверение. - Печать не поддалась бы взлому, только и всего.
В это 'только и всего' верилось почему-то слабо, однако устраивать разборки по свершившемуся факту было уже поздно, так что я, понимающе закивав, развернула письмо.
Прочитав несколько строчек витиеватого почерка, я не поверила глазам и перечитала послание повторно. Нет, с пониманием самих написанных слов у меня, вроде бы, никаких проблем не возникало, а вот с их смыслом было уже хуже. Нотариальная контора 'Андвари, Андвари и Ко' выражала глубочайшее уважение леди Маргарет Смит и была бы рада видеть ее в числе своих клиентов. Это ладно, здесь в вопросе нюансов официальной переписки достопочтенные Андвари и иже с ними ничего нового мне не открыли. А вот дальше становилось интереснее. В случае если вышеупомянутая леди при следующем посещении Эдинбурга соблаговолит почтить своим присутствием их скромное учреждение, представители конторы будут прямо-таки счастливы обсудить с леди Смит вопросы, касающиеся ее вступления в наследство. Для удобства леди к письму прилагался одноразовый ключ для быстрого перемещения на Хай-стрит. Пароль для активации - 'карбункул'.
Письмо было датировано первым мая 7400 года. Ого! Интересно бы еще знать, по какому это летоисчислению, потому что то, что я доселе видела вокруг себя, никак не тянуло на далекое будущее, отстоящее от моего родного времени на пять с лишним тысяч лет. Ну, если только в этом будущем не произошло что-то сродни тому, что описывал Клиффорд Саймак в своем 'Заповеднике гоблинов', и часть территорий Земли не была выделена под резервации для якобы сказочного народца.
Я оценивающе посмотрела на коротышку, который, если хорошенько подумать, все-таки имел не слишком много общего с нормальным человеком, и осторожно уточнила:
- Извините, а вы случаем не гоблин?
- Лепрекон, мадам, - с достоинством ответил тот.
- Ага, - сказала я глубокомысленно. В принципе, подобная легендарная живность тоже не являлась чем-то совсем уж незнакомым, вызывая в памяти горшочки с золотом, закопанные там, где радуга касается земли, и прочие столь же фольклорные нюансы. Похоже, Саймак был не так уж и неправ. - А работодатель ваш, судя по адресу конторы, находится в Эдинбурге?
- Совершенно верно, - кивнул человечек... то есть, лепрекон.
- А позвольте тогда узнать, где сейчас находимся мы с вами?
Лепрекон едва не подпрыгнул от возмущения.
- Вы не доверяете моим словам, леди Смит? - пискнул он. - Поверьте, я бы никогда...
- Ну почему же? Вполне доверяю, - успокоила я его. - Однако у меня, знаете ли, нет обыкновения просыпаться посреди чистого поля, да и посреди нецивилизованной гористой местности тоже, поэтому я хочу понять, где именно я нахожусь. Вы же сами сказали, что мое местонахождение вам подсказало заклинание или что-то еще в том же роде, значит, вы знали, куда именно отправляетесь. Так что это за место?
Вроде бы мои доводы убедили собеседника.
- Вы находитесь неподалеку от поселения Свордэйл в графстве Инвернессшир, мадам, - сообщил он, приподняв цилиндр. - А теперь позвольте откланяться. Со всем моим почтением и надеждой на скорую встречу...
- Стойте, подождите! - остановила я его. - Еще два вопроса. Во-первых, о каком наследстве идет речь в письме?
Лепрекон развел руками.
- Извините, но здесь я ничем не могу вам помочь, - сказал он. - Нас, посыльных, никто не посвящает в подобные нюансы. Однако среди персонала конторы ходят слухи, что этой ночью произошло нечто, крайне удивившее мистера Андвари-старшего. Возможно, что адресованное вам письмо, которое мистер Андвари составил сегодня утром, именно с тем происшествием и связано. Но чем заниматься догадками, лучше вам, конечно, переговорить с ним лично.
- Ясно, - мрачно подытожила я. - Что ж, тогда вопрос второй, прямо связанный с первым. Чтобы переговорить с мистером Андвари, мне, несомненно, следует для начала добраться до Эдинбурга. Ключ для перемещения, как я понимаю, находится в свертке, который я держу в руках, но мне раньше не доводилось пользоваться подобным способом передвижения. Каким образом это делается?
Лепрекон посмотрел на меня с крайним удивлением, но все-таки пояснил:
- Распакуйте ключ и, держа его в руках, произнесите пароль. Вот, собственно, и все. Удачного путешествия, мадам.
- Спасибо, - ответила я, обращаясь уже к пустоте, потому что лепрекон успел исчезнуть - с отчетливо слышным хлопком, но, по-моему, без всяких паролей. Видимо, у сказочного народца были какие-то собственные методы скоростных передвижений. Я же, все еще продолжая вертеть в руках сверток из синего шелка, вздохнула так глубоко, как только позволяли ребра, медленно выдохнула и начала выстраивать план своих дальнейших действий.
Кто-то, возможно, сказал бы, что уйти посыльному лепрекону я позволила зря. Нужно было пользоваться случаем, пославшим то самое разумное существо, наличия которого мне недавно так не хватало, и просить о помощи. Да, случись это сразу после моего первого пробуждения, я, пожалуй, так и поступила бы, однако за прошедшее время мне удалось немного успокоиться и возвратить, наконец, трезвость мышления. Прежде чем начинать просить хоть о чем-то, следовало осмотреться и составить хотя бы примерное представление о том, как обстоят дела в том времени и месте, в котором я оказалась, потому что реакция одного конкретного лепрекона не давала ни малейших гарантий, что после общения с другим лепреконом, человеком, гоблином, дриадой или еще кем-либо из здешних обитателей я вместо ожидаемой помощи не загремлю в местный аналог сумасшедшего дома. А поскольку в психушку мне пока не хотелось, действовать следовало по возможности осторожно.
Итак, что я имела в наличии после краткого анализа полученной, скажем прямо небогатой информации? Прежде всего, конечно, отчаянное желание счесть все происходящее ночным кошмаром, который вызвало отравление каким-нибудь некачественным продуктом на обеденной посиделке и от которого мне вот-вот предстоит проснуться. В конце концов, Брэм Стокер когда-то образ графа Дракулы придумал, траванувшись несвежим крабом, а мы чем хуже? Беда лишь в том, что данная спасительная соломинка была слишком хрупкой, чтобы пытаться всерьез за нее уцепиться, так что предположение о чересчур реалистичном сновидении аккуратно отодвигалось в сторону. Если пробуждение вдруг состоится, пусть это станет приятной неожиданностью, а по факту в качестве рабочей следовало принять гипотезу о том, что я все-таки попала, причем крупно и во всех смыслах этого слова. Воистину верное подтверждение исконной русской мудрости, гласящей, что утро добрым не бывает.
С местом попадания ситуация, вроде бы, понемногу начинала проясняться. Хотя, что такое Инвернессшир, я не представляла даже отдаленно, окончание свидетельствовало о британском происхождении названия, а Эдинбург на карте нашего мира присутствовал и вот уже лет пятьсот с приличным таким хвостиком являлся столицей Шотландии. Так что с определенной долей вероятности можно было предположить, что занесла меня нелегкая именно в шотландские края.
Со временем, как я уже упоминала, дела обстояли хуже. Единственная имевшаяся зацепка в виде указанной на письме даты в буквальном ее прочтении только вносила дополнительную путаницу, хотя кто сказал, что лепреконы обязаны вести отсчет времени от Рождества Христова? В общем, окончательное решение данного вопроса я решила отложить на более поздний срок. Аналогичным образом, вероятно, предстояло поступить и с определением личности мальчика, в теле которого я теперь квартировалась, потому что все мои попытки выцепить в памяти хоть какую-нибудь мелочь, которую можно было бы причислить к прошлому бывшего владельца, давали нулевой результат. Все, что мне приходило на ум, являлось исключительно моими собственными воспоминаниями. Сказать, что это было плохо, значило не сказать ничего.
К осмотру содержимого карманов ребенка я приступала без особой надежды на какие-либо дополнительные открытия. Итогом моих поисков стали два носовых платка - не первой свежести и без всяких инициалов, маленький ножик, лезвие которого после многочисленных заточек истончилось и приобрело характерную выемку, и несколько медных монет достоинством в один пенни, бережливо завязанных в тряпичный узелок. На реверсе монет под изображением греческой богини Афины гордо красовались года выпуска - 1887 и 1889.
- Твою мать!
Кажется, это я произнесла вслух. Поскольку мальчика вряд ли можно было отнести к числу нумизматов, имело смысл предположить, что наиболее поздний из указанных на медных кругляшах годов более-менее соответствовал тому, который стоял на дворе. Конец девятнадцатого века. Конец викторианской эпохи. Ну да, если вспомнить костюм посыльного лепрекона, это все-таки больше походило на правду, нежели предположения о далеком светлом будущем отдаленностью в пять тысяч лет. Оставался сущий пустяк: выяснить, каким способом я вообще сюда угодила, - и можно патентовать машину времени.
Больше ничего существенного среди вещей мальчика не нашлось: ни писем, ни фотографий, ни памятных предметов, которые можно было бы использовать для идентификации. Зато имелся кусок бечевки, запутанный так, что гордиев узел стыдливо краснел в сторонке, и по предварительной прикидке недостаточный даже для того, чтобы на нем повеситься. Кроме этого в одном из боковых карманов куртки обнаружились два гладких и плоских камня желтоватого цвета - определенно обкатанная водой галька - с интересным рисунком, напоминающим следы крохотных лапок, и жестяная коробочка с дохлым жуком невероятно крупных размеров. Подавив первое желание выкинуть нехитрые детские сокровища, я плотно замотала коробку в один из платков, чтобы не обнаружить потом жучиный труп целиком, либо по частям в каком-либо неподходящем месте, и убрала находку обратно в карман в надежде, что вскоре она возвратится к настоящему хозяину. Теперь бы еще умыться для полного счастья... Я тоскливо посмотрела на лужицу под ногами. Ясно было, что в этом умываться бесполезно, если только не задаваться целью приобрести дополнительную боевую раскраску. Ну что ж, как-нибудь переживу, да и суровые шотландские нотариусы, надеюсь, тоже.
Поскольку больше в горах делать мне было нечего, можно, наверное, было отправляться в Эдинбург на встречу с загадочным мистером Андвари. Однако прежде чем проверять на работоспособность ключ быстрого перемещения, я все-таки поднялась обратно по склону к месту первого своего пробуждения. Не то, чтобы у меня был расчет что-либо там обнаружить: скорее уж хотелось заново осмотреться на относительно посвежевшую голову, - но находка, тем не менее, все-таки произошла. Бредя по низкорослой жесткой траве, я совершенно случайно заметила немного в стороне от того места, где, как мне казалось, я пришла в сознание, пятно, несколько отличавшееся по цвету, как от окрестной растительности, так и от окрестных камней. Подойдя ближе, я обнаружила лежавшую в траве кепку типа картуз и полотняный мешочек. Картуз оказался мне чуть великоват, а в мешочке находились зачерствевшие ломти ржаного хлеба. Не знаю, принадлежали эти вещи мальчику или нет, и если нет, то кому могло понадобиться сушить сухари, чтобы потом разбрасывать их по пустошам, но поскольку иных претендентов на припасы не имелось, я решила по умолчанию считать их своей собственностью. Хотя сейчас одна мысль о еде вызывала подкатывающую к горлу тошноту, было ясно, что бесконечно голодать не получится. А с мелочью, завязанной в тряпичный узелок, лежавший у меня в кармане, трудно было рассчитывать даже на один приличный обед, так что я пребывала явно не в том положении, чтобы воротить нос от черствого хлеба.
Оглядеться же, действительно, оказалось полезно, потому что только теперь я заметила то, что ранее прошло мимо моего взгляда. С высоты было видно, что за горами, по распадку которых я бродила, затянутая легкой дымкой, свидетельствующей о значительной удаленности, проглядывает еще одна возвышенность, на склоне которой пестреет россыпь крыш. Возможно, это было то самое упомянутое лепреконом поселение Свордэйл, хотя в таком случае понятие 'неподалеку' смотрелось крайне относительно.
Я снова взвесила в ладони сверток с ключом. Эдинбург или Свордэйл? Свордэйл или Эдинбург? В конечном счете, столица все-таки победила, и даже не потому, что до поселения мне пришлось бы топать пешком. Если отбросить вариант с экстремальным пешим туризмом, оставалось предположить, что мальчик жил именно в Свордэйле. С одной стороны это означало, что именно там мне могли бы сообщить, как имя ребенка, так и его краткую биографию. С другой же именно там моя нынешняя ненормальность больше всего бросалась бы в глаза, в то время как в большом городе, где меня никто не знал, шансы привлечь ненужное внимание были значительно ниже. Значит, Эдинбург. Поглубже надвинув картуз на лоб, я развернула клочок шелка. Ключ оказался продолговатым конусовидным камешком серовато-коричневого с отливом в вишневый цвета. В детстве мы называли подобные 'чертовыми пальцами', а я, подражая дедушке, помнится, всегда носила такой при себе, прижигая соскобленным с камня порошком мелкие ранки и царапины. И ведь помогало же. До тех пор, пока в старших классах на уроках биологии нам не рассказали, что 'чертовы пальцы' это останки ископаемых моллюсков и ничего целебного в них нет.
Что ж, биология биологией, а сейчас мне предстояло использовать окаменелость белемнита таким способом, какой моей учительнице Раисе Николаевне - царствие ей небесное - не мог присниться и в кошмарном сне. Придушив не вовремя взбрыкнувшую мыслишку о том, что ничего не выйдет, потому что телепортация не возможна даже в наше высокотехнологичное время, чего уж говорить о прошлом стодвадцатилетней давности, я зажала ключ в кулаке и, на всякий случай поднеся его к губам, отчетливо произнесла:
- Карбункул.
Глава 2, в которой Рита Кузнецова получает наследство и дополнительные поводы для размышления
Вокруг потемнело, я ощутила резкий рывок, ребра протестующее обожгло болью, а в животе возникло неприятное ощущение, впрочем, прошедшее сразу, как только свет снова вспыхнул. В тот же момент ключ у меня в кулаке рассыпался в мелкую пыль. Вот уж, действительно, одноразовый предмет. Отряхнув ладони, я оглянулась. Я стояла на мощеной булыжниками довольно оживленной улице, которая по меркам двадцать первого века выглядела неимоверно узкой, хотя и весьма интересной с точки зрения архитектуры. По обеим сторонам улицы возвышались дома в три-четыре этажа, то ли из-за моего нынешнего роста, то ли из-за того, что потолки в них, действительно, были высокими, казавшиеся значительно внушительнее, нежели наши отечественные застройки соответствующей этажности. Камень, из которого были сложены стены домов, имел странный серый цвет, как будто в него въелась десятилетиями оседавшая на стены зданий копоть от сжигаемых в каминах и печах дров. Элегантная, выполненная вязью, схожей с той, которой было написано лежавшее у меня в кармане письмо, вывеска над массивными деревянными дверями дома, возле которого я появилась, сообщала, что нотариальная контора 'Андвари, Андвари и Ко' располагается именно здесь. Сам факт моего возникновения из ниоткуда прохожими был воспринят вполне обыденно. Никто не указывал пальцем, констебли не свистели в свистки... Впрочем, ни одного представителя закона на доступном для обозрения участке улицы я вообще не увидела. Две дамы в строгих платьях с высокими стоячими воротниками, закрывающими шею, обошли меня стороной и, как ни в чем не бывало, продолжили путь. Пока я стояла и оглядывалась, по улице успели проехать три кэба - двухколесные, будто прямиком вышедшие из фильмов про Шерлока Холмса. Видеть их воочию, в естественной, так сказать, среде обитания было и странно, и забавно одновременно. Пожалуй, это можно было считать единственным положительным моментом во всем, что со мной случилось. Когда еще выдастся возможность лично познакомиться с британским бытом более чем вековой давности? И черт с ним, что по возвращении домой никто мне не поверит, я-то все равно буду знать, что это происходило на самом деле. Бросив последний взгляд по сторонам, я потянула на себя тяжелую дверь, ведущую в нотариальную контору мистера Андвари.
За дверью находилась приемная, опознаваемая без всяких дополнительных пояснений. Все-таки бюрократия - вещь неистребимая: она есть сейчас, она была сто лет назад, и через сто лет, как мне что-то подсказывает, она тоже никуда не денется. Причем ладно бы, если речь шла только о людях, так ведь сказочный народец тоже не смог избежать ее тлетворного влияния. Пример этого как раз таки сейчас был у меня перед глазами.
В приемной имелись несколько шкафов картотечного типа с ящиками, аккуратно размеченными, как буквами английского алфавита, так и какой-то рунной вязью, и два письменных стола, заваленных бумагами так, что в памяти разом всплыл светлый образ моего собственного кабинета в период сдачи годовой бухгалтерской отчетности. За обоими столами, едва виднеясь из-за бумажных столпов, сидело по лепрекону, очевидно секретари. На вид эта парочка была помоложе того посыльного, который доставлял мне письмо. Костюмы их тоже были зелеными, а головные уборы отсутствовали, давая возможность вдоволь полюбоваться жидкими, гладко прилизанными волосами, которые у правого лепрекона имели рыжеватый, а у левого мышасто-серый цвет.
Стоило мне только переступить порог, как оба секретаря оторвались от каких-то записей, которые они вели, и наградили меня оценивающим взглядом, особенно задержавшись на старой одежде. Очевидно, проверку на принадлежность к потенциальным клиентам я не прошла, потому что в итоге правый лепрекон довольно-таки невежливо осведомился:
- Что тебе здесь надо?
Да-да, именно 'тебе'. Это я не по интонации сужу, это так сказано было. На мгновение я зависла, пытаясь логически осмыслить то, что по оставшемуся на уровне инстинкта знанию чужого языка казалось совершенно нормальным. Но как это могло быть нормальным, если в английском языке вообще нет местоимения 'ты'? На чем же я тогда сейчас говорю? На каком-то диалекте?
Левый лепрекон тем временем, по-своему истолковав мой растерянный вид, добавил:
- Нам не требуется мальчик на побегушках.
- Могу только порадоваться за вас, - ответила я, справившись с первым удивлением. - Но я вообще-то и не собираюсь предлагать никаких услуг. Мне нужно видеть мистера Андвари. По его же приглашению, - быстро добавила я, потому что по изменившемуся лицу лепрекона можно было предположить, что меня сейчас пошлют в пешее путешествие довольно запутанным маршрутом.
Мышасто-серый секретарь скептически приподнял брови, но все-таки уточнил:
- Старшего или младшего?
- Того, который написал вот это, - я положила на стол перед лепреконом развернутое письмо.
Секретарь пробежал взглядом по строчкам, и снова посмотрел на меня, теперь уже недоуменно.
- Вы - доверенное лицо леди Смит? - спросил он с вполне понятным сомнением.
- Нет, - покачала я головой. - По всей видимости, я и есть леди Смит, поскольку ваш посыльный меньше часа назад вручил это письмо мне. Поэтому я и хочу побеседовать с мистером Андвари.
Секретарь нервно поерзал, еще раз проглядел лежавший перед ним лист бумаги, с наибольшим тщанием изучая замысловатую подпись, красовавшуюся под текстом, а потом попросил:
- Подождите, пожалуйста, если это вас не затруднит.
Меня это совершенно не затрудняло, о чем я и сообщила лепрекону. Тот соскочил со стула и, забрав с собой письмо, скрылся за одной из дверей в глубине помещения. При этом он так торопился, что даже забыл предложить мне присесть. Впрочем, данное упущение я исправила самостоятельно, кое-как устроившись в одном из кресел для посетителей. 'Кое-как' не потому, что кресло было неудобным, а потому, что моя свобода движений сейчас были крайне ограничена. По-хорошему, вообще следовало бы отлежаться несколько дней - это определенно помогло бы, поскольку даже после той пары-тройки часов, которые я провела на дне лога, состояние мое значительно улучшилось - но, к сожалению, пока такой возможности у меня не было. Ладно, переживем.
Наконец, секретарь вернулся, причем поведение его изменилось самым кардинальным образом.
- Прошу прощения, что заставил вас ждать, - проскрипел он с поклоном. - Следуйте за мной.
Мы прошли коротким коридором и поднялись на второй этаж, где секретарь почтительно распахнул передо мной дверь, на которой на элегантной золоченой табличке значилось 'М-р Э. Андвари, эсквайр'. Думаю, что я не сильно удивлю читателей, если скажу, что вставший поприветствовать меня мистер Андвари тоже оказался лепреконом. Удивляться следовало совсем другому.
По всей видимости, мне все-таки досталась честь встретиться со старшим из владельцев конторы, потому что лепрекон выглядел очень старым - совершенно седой, с морщинистым и темным, как печеное яблоко, лицом. Тем не менее, глаза у него были совсем не стариковскими, а неестественно ясными и пронзительными. Создавалось впечатление, что они смотрят сквозь меня, точнее, сквозь мое нынешнее обличие на то, чем я являлась на самом деле. Слова мистера Андвари лишь подтвердили это первое впечатление.
- Мое почтение, леди Смит, - улыбнулся он без малейшего замешательства. - Прошу вас, проходите, присаживайтесь. Я надеюсь, вы не станете укорять Теодеберта и Хильдебранда за их сомнения, - доверительным тоном продолжил он, дождавшись, когда за секретарем закроется дверь. - Они оба пока слишком молоды и неопытны. А поскольку в наше неспокойное время мало кто решается применять практику, подобную вашей, ничего удивительного, что видеть такого прежде им не доводилось...
- Извините, но о какой именно практике идет речь? - с подозрением уточнила я. С одной стороны, вроде бы именно сейчас мне следовало порадоваться, поскольку лепрекон, похоже, имел представление, о чем он говорит. С другой же стороны как-то не понравилось мне то, что подразумевалось под расплывчатым понятием 'практика'.
Мистер Андвари еще раз очень внимательно посмотрел сквозь меня.
- Вы, действительно, не понимаете, о чем речь, - сказал он. - Однако как такое может быть? Вы совершали обмен не по своей воле?
- Я вообще не помню, как и когда он совершался, - честно ответила я. - Но, мистер Андвари, если вы знаете, кто я, то, возможно, сможете объяснить и как я сюда угодила?
- Вы ошибаетесь, мадам, - уточнил лепрекон, снова усаживаясь за массивный стол. - Я не знаю, кто вы. Я знаю, что вы находитесь не в своем теле; если оперировать человеческими понятиями, можно сказать, что я это вижу. Ваша сущность намного старше и иного пола, нежели оболочка из плоти, в которую она заключена. Если же вы имеете в виду, знаю ли я ваше истинное имя, то оно мне неизвестно, и необходимости в подобной информации ни малейшей нет. Нам достаточно знать, что магия сочла нужным поименовать вас Маргарет Смит. То, что вы смогли вскрыть письмо, доставленное Теодебертом, служит лучшим подтверждением вашей личности.
Я невесело вздохнула и подвела краткий итог:
- Хорошо, допустим, вы не знаете, кто я, и знать этого вам не надо. Но вы можете хотя бы подсказать мне, каким именно образом я могу совершить обратный обмен? Пожалуйста, сэр. Не знаю, может, кто-то у вас в Шотландии и не гнушается подобной, как вы выразились, практики, но меня она совершенно не устраивает. Я хочу получить назад свое тело.
Лепрекон помедлил, задумчиво разглаживая ладонями лежавший перед ним лист пожелтевшего пергамента.
- Простите, мадам, - произнес он, наконец, - но здесь я ничем не смогу вам помочь, как бы мне этого ни хотелось. Наша магия слишком отлична от магии большого народа. Я могу видеть результат того, что с вами произошло, но не могу видеть ни причин, ни примененных средств. Единственное, что я могу посоветовать, это попробовать отыскать среди вашего народа кого-нибудь из магов, сведущих в запретных искусствах сродни тому, которое было использовано в отношении вас. К сожалению, сейчас таких осталось мало. Инквизиция с большим предубеждением относится, как к древним знаниям, так и к тем, кто их применяет.
- Инквизиция? - опешив, переспросила я.
Лепрекон кивнул и уточнил:
- Вы не знали про ее существование?
- Да нет, почему же... - пробормотала я. Голова начинала идти кругом. Какая, к черту, инквизиция практически на рубеже двадцатого века? Впрочем, кажется, на этом рубеже и магов не должно существовать, и уж тем более лепреконов, имеющих нотариальные конторы и низший дворянский титул. Что-то мне окончательно переставало нравиться место, в котором я очутилась. - Знала. Но мне казалось, что ее давно уже упразднили. Так на какой площади, говорите, сейчас сжигают еретиков и ведьм?
Мистер Андвари покачал головой.
- Ваши сведения определенно устарели, - сообщил он. - Как минимум, на восемь десятков лет, потому что именно столько прошло с тех пор, как Консорциум дисциплины магических искусств отказался от практики публичных казней. В настоящее время все приговоры приводятся в исполнение на территории тюрьмы, в которой содержится заключенный, к тому же после воцарения королевы Виктории кодекс инквизиции был существенно пересмотрен. Так что теперь для того, чтобы угодить на костер, нужно совершить что-то совсем уж выдающееся. Чаще всего смертный приговор заменяется пожизненным заключением.
- Неужели? - нервно фыркнула я, чувствуя, что еще немного подобной жизнеутверждающей информации, и меня окончательно пробьет истерический смех. - Что ж, это не может не радовать.
Если у мистера Андвари и возникли какие-то сомнения по поводу здравости моего рассудка, вслух он их предпочел не озвучивать. Вместо этого лепрекон извлек из кармана сюртука золотые часы-луковицу и весьма недвусмысленно посмотрел на циферблат. Вслед за этим жестом последовало предложение:
- А теперь, мадам, если не возражаете, я бы хотел все-таки обсудить тот вопрос, который побудил меня написать вам письмо.
- Не возражаю, - вздохнула я. Было уже ясно, что по основному интересующему меня вопросу здесь больше ловить нечего. Но спасибо, как говорится, и на том, что есть. - Кстати, о письме. Откуда же оно тогда вообще взялось, если, как вы говорите, вы ничего обо мне не знали?
- О! - мистер Андвари оживился, снова обращаясь к лежавшему у него на столе свитку пожелтевшего пергамента. - Видите ли, мадам, это крайне интересный момент. Должен вам сказать, что сегодняшней ночью, практически сразу после полуночи, в хранилище пресекшихся ветвей произошло прелюбопытнейшее событие.
- В каком, простите, хранилище? - уточнила я, решив, что ослышалась.
- Пресекшихся ветвей, - как ни в чем не бывало повторил лепрекон. - Понимаю, вам не ясна сама формулировка. Дело в том, что иногда - а в последнее время, к сожалению, все чаще - случается так, что магический род прерывается, не оставив прямого наследника. Как правило, в подобном случае магия рода старается подобрать наследника из числа ближайших родственников по крови, но такое не всегда оказывается возможным. В случае если это не удается, род считается пресекшимся. Не исчезнувшим окончательно, но и не способным продолжать активное существование. В силу возложенных на нее обязательств наша контора пристально отслеживает состояние генеалогических древ некоторых из таких пресекшихся родов.
Вслед за этим заявлением повисла театральная пауза, которая, вероятно, должна была нести некий сакральный смысл.
- Не знала, что лепреконы так интересуются родословием, - пробормотала я, решив, что что-то сказать все-таки надо.
- О, это исключительно профессиональный интерес, - заверил меня мистер Андвари. - Нас интересует родословие лишь тех родов, которые когда-то доверили ведение своих дел нашей компании. Поскольку магические роды это не столь закоснелая по сути вещь, как обычные дворянские роды, иногда, хотя и крайне редко, случается так, что один из родов все же обретает наследника.
- С потолка, что ли? - Хм, судя по всему, меня не поняли. - Я имею в виду, вот так из ниоткуда? Ведь вы же сами говорите о прервавшихся родах, а это означает, что никаких наследников нет и быть не может.
- Хороший вопрос, мадам, - мистер Андвари придавил норовящий завернуться край пергамента прессом для бумаг и хитро покосился на меня исподлобья. - Видите ли, для магических фамилий важно не только родство крови, но и, какой бы тавтологией это ни звучало, родство магии. Поэтому, в случае отсутствия кровных наследников хоть какой-либо степени дальности, род вполне может принять в наследники того, чью магию сочтет наиболее близкой по сути. Именно это и произошло сегодняшней ночью. Прошу вас, взгляните сами.
Я подошла к столу. Клок тонкой, превосходно выделанной кожи размерами примерно с половину ватманского листа был плотно исписан каллиграфическим почерком, местами так мелко, что хоть под лупой рассматривай. Правда, чем ниже опускался мой взгляд, тем все больше редела крона древа. Самой нижней, единственной на своем уровне, была надпись 'Маргарет Кэтлин Смит'. Хм, а Кэтлин-то почему? Хотя, с другой стороны, какая теперь разница? Надпись сопровождалась каким-то причудливым вензелем и соединялась длинной линией с именем последнего представителя центральной ветви рода. Кстати, какого рода-то хоть? Я вновь вернулась к началу листа. С третьего раза, продравшись сквозь жутчайшую транскрипцию причудливых виньеток явно не современного английского языка, я его все-таки прочла, а прочтя, недоуменно посмотрела на лепрекона.
- Род Купавы? Это ведь что-то связанное со славянами, верно?
Мистер Андвари кивнул и пояснил:
- Считается, что он восходил корнями к славянским чародеям - волхвам.
Все страньше и страньше, как говорила кэрроловская Алиса. Что, интересно знать, волхвы вообще забыли в Шотландии и прочих Британиях, когда здесь и без них друидов хватало? Ладно, это, в общем-то, вопрос второстепенный, а важно сейчас было немного другое.
- И что же именно я могу унаследовать от этого, несомненно, уважаемого рода? - осведомилась я.
Мое бурное воображение уже успело нарисовать забитый под завязку золотом и могущественными артефактами сейф, когда мистер Андвари, очевидно уловивший направление моих мыслей, жестоко обломал его полет. Открыв толстую потрепанную книгу в кожаном переплете, он неторопливо перевернул несколько страниц, внимательно вчитываясь, и сказал:
- Боюсь вас разочаровать, мадам, но, по имеющимся у меня сведениям, денежных счетов у рода Купавы нет.
- Какая досада, - вздохнула я. - А что же тогда у него есть?
- В нашем хранилище имеются несколько принадлежащих фамилии трактатов, вероятно, посвященных родовой магии. Не исключено, что какое-то еще имущество может обнаружиться на родовом месте Силы. Плюс, являясь последним оставшимся в живых наследником, вы имеете право пройти испытание на признание вас главой рода с получением соответствующего титула. Выглядеть это в вашем нынешнем обличии будет несколько странно, однако знак возле вашей фамилии не предполагает разночтений.
- И что же в этом странного? - спросила я. - Если, как вы сами сказали, я являюсь единственным оставшимся в живых наследником, то это, вроде бы, выглядит вполне естественно и логично.
Мистер Андвари улыбнулся.
- Да, несомненно. Загвоздка только в том, что в роду Купавы, как и в некоторых семьях, имеющих французские и итальянские корни, главами рода могут быть признаны только женщины. Юридически здесь нет никакого противоречия, поскольку, по сути, вы являетесь именно женщиной. Однако для стороннего наблюдателя, сведущего в вопросах генеалогии, решение родовой магии будет выглядеть, по меньшей мере, странно, потому что прежде это правило соблюдалось даже в самые трудные для рода дни.
- А, вот вы о чем... - протянула я. Это был очень интересный нюанс, потому что здравый смысл подсказывал, что лишний раз привлекать к себе внимание мне сейчас было ой как не с руки. С другой же стороны неизвестно еще, какие преимущества мог мне дать статус главы рода. Немного поколебавшись, я спросила об этом у мистера Андвари.
- Как минимум, это будет означать возможность распоряжения родовым местом Силы, - ответил лепрекон.
- А разве без признания главой рода такой возможности у меня не будет? - удивилась я.
- Возможность будет весьма ограничена, - сказал мистер Андвари. - В частности, вы не сможете продавать имущество, принадлежащее роду. Так же накладываются существенные ограничения на операции с денежными счетами рода, поскольку составить на вас доверенность, как вы сами понимаете, будет некому.
Поскольку денежных счетов у рода, как меня только что порадовали, все равно не было, то о последнем упомянутом пункте можно было беспокоиться в последнюю очередь. А вот с запретом на продажу имущества было, конечно, грустнее. Не то, чтобы я собиралась сразу кинуться распродавать все, что получу, но жить ведь тоже на что-то требовалось. Если я сыграю в ящик от голода, роду это вряд ли поможет. И все-таки как быть с несоответствием моей внешности основному правилу выбора главы рода?
- Так каково же будет ваше решение, мадам? - прервал мои размышления мистер Андвари. - Желаете пройти процедуру вступления в наследство?
Я отошла от стола, опустилась на краешек кресла для посетителей и ответила:
- Для начала, если не возражаете, я бы хотела узнать, насколько публичной будет эта процедура. Иными словами, насколько можно минимизировать количество людей, знающих о том, кто именно стал наследником рода Купавы?
- В случае если речь будет идти о простом наследовании, это количество вообще можно свести к нулю, - сообщил лепрекон. - Мы направим в палату магических родов Шотландии письмо, информирующее о свершившемся факте. Большего не требуется. Если же вы решите претендовать на звание главы рода, то процедура будет несколько иной. После удачного завершения ритуала необходимо будет предоставить в палату магических родов пакет документов для восстановления информации о вашем роде в гербовых свитках. Вы можете либо проделать эту процедуру сами, либо, поскольку личное присутствие заявителя при регистрации сведений о роде не является обязательным условием, доверить ее нашим специалистам. Во втором случае вы так же сможете избежать нежелательных для вас контактов.
Я выпрямилась. Вот это мне уже начинало нравиться. То есть, могло бы начать нравиться, если бы не одно маленькое 'но'.
- Мистер Андвари, а сколько стоят услуги ваших специалистов? Об отсутствии денег у рода Купавы вы осведомлены даже лучше моего, мое же собственное финансовое положение на текущий момент, думаю, тоже в особых комментариях не нуждается.
- Да, определенно не нуждается, - корректно согласился лепрекон. - Так какой конкретно вариант вам обсчитывать?
- Тот, который с признанием главой рода и вашими услугами по оформлению документов, - вздохнула я, решив, что, если уж обламываться, так сразу по полной программе.
- Стоимость проведения ритуала признания главой рода составит двадцать фунтов стерлингов, - сообщил мистер Андвари. - Стоимость оформления документов и регистрации их в палате магических родов - пять фунтов. Итого - двадцать пять фунтов, если не возникнет потребности в дополнительных расходах, которую, как вы понимаете, не всегда можно предвидеть заранее.
- Понимаю, - тоскливо сказала я. Двадцать пять фунтов... Платежеспособность британской валюты конца девятнадцатого века я, конечно, представляла плохо, но все равно было ясно, что сумма это приличная. У Конан Дойля, помнится, старший Баскервиль, неудачно сыгравший в салочки с мастиффом, в завещании прислуге пятьсот фунтов отписывал, и Бэрримор считал это большими деньгами, собираясь на них собственное дело открыть. Ну, хорошо, может и не на пятьсот, а на тысячу фунтов - если допустить, что жене его деньги выплачивались отдельно от мужа и в таком же размере, но от этого не легче. А если учесть, что там же, в 'Собаке Баскервилей', швейцарам приличных лондонских гостиниц платили взятки в шиллингах... В общем, кажется наследство мне в ближайшее время вообще не светило, потому что я бы сейчас не то что на услуги нотариуса, а даже на взятку одному швейцару не наскребла бы денег.
- Однако, с учетом исключительность случая, - тем временем продолжал мистер Андвари тоном Мефистофеля, искушающего Фауста, - мы готовы рассмотреть возможность отсроченной оплаты с предоставлением гарантийной расписки.
Эти слова, наверное, могли бы порадовать кого угодно, кроме человека, имевшего счастье жить в России.
- И в чем подвох данной расписки? - поинтересовалась я, с подозрением глядя на собеседника.
- Мадам, - невозмутимо заявил лепрекон, - мудрость нашего народа гласит, что порой небольшое ожидание оказывается полезнее тяги к сиюминутной выгоде. В данном конкретном случае ожидание, на мой взгляд, вполне оправдано. Если я буду настаивать на немедленной оплате, вы, как бы ни было вам нужно наследство, развернетесь и уйдете, потому что денег сейчас вам взять неоткуда, и, скорее всего, уже не вернетесь. Если же мы проявим некоторое терпение, это значительно увеличит шанс получения оговоренной суммы. Кроме того сама по себе информация о том, что в число наших клиентов входит представитель рода, весьма известного в прошлом и столь чудесно возродившегося в настоящем, может послужить неплохой рекламой.
- Только без перехода на конкретные личности, - тут же предупредила я.
- Разумеется, - заверил лепрекон. - Сохранение в тайне личной информации клиентов всегда являлось непременным условием работы нашей компании. Так каким будет ваше решение, мадам?
- А каким будет срок действия гарантийной расписки?
- Ровно год с момента написания.
Год это было не так уж и много, но в то же время не так уж и мало. За год у меня был шанс хоть как-то выправить свое финансовое положение, либо - чем черт не шутит - успеть отыскать способ вернуться домой, предоставив настоящему хозяину тела приятную перспективу разбираться с долгами. Как бы то ни было, лепрекон был прав - наследство мне сейчас не помешало бы. Как знать, а вдруг на родовом местечке возьмет да отыщется родовой сундук с золотом? В общем, рискнуть имело смысл.
- Тогда я, пожалуй, скажу, что согласна, - улыбнулась я выжидающе застывшему мистеру Андвари. - Всегда мечтала получить в наследство старые умные книжки.
Мне тут же подали бумагу и перо с чернильницей. Кое-как сладив с непривычным письменным прибором, я под диктовку лепрекона составила расписку. В принципе, ничего криминального в ней, действительно, не содержалось. Леди Маргарет Кэтлин Смит обязалась оплатить такие-то услуги, оказанные нотариальной конторой 'Андвари, Андвари и Ко', в случае их оказания в полном объеме. Стоимость услуг составляла двадцать пять фунтов стерлингов, крайний срок оплаты - 11 часов 39 минут 1 мая 1893 года. Я на всякий случай уточнила у лепрекона, означало ли это, что сейчас идет 1892 год, и получила подтверждение. Что ж, во всяком случае, это свидетельствовало о том, что мои логические выкладки были верны. А вот о процентах на рассроченный платеж в расписке ничего не говорилось. Чтобы избежать сюрпризов, я спросила и об этом. Мистер Андвари тоном оскорбленной добродетели заверил меня, что дополнительных процентов их компания никогда и ни с кого... Ну да, конечно, верю. Похоже, все проценты уже были включены в стоимость заранее, поскольку продуманный господин юрист отлично понимал, что сразу я ему ничего не смогу заплатить. Бизнес и ничего личного.
Как только я поставила подпись под распиской, мистер Андвари забрал ее у меня и, аккуратно промокнув написанное, убрал в ящик, после чего предложил:
- А теперь следуйте за мной.
Еще бы, черт возьми, я за ним не последовала, за такие-то деньги.
Поднявшись из-за стола, мистер Андвари открыл замаскированную под стенную панель дверь, за которой оказалась короткая лестница, выведшая нас в узкий каменный коридор, тускло освещенный факелами. Я бы, пожалуй, даже поверила, что коридор располагался где-то под зданием на Хай-стрит, если бы не возникшее на лестнице то же самое неприятное ощущение, которое сопровождало мое перемещение в Эдинбург. Похоже, не все быстрые перемещения лепреконов требовали произнесения ключевых слов. Освещенный факелами коридор вывел нас с мистером Андвари в просторное помещение пещерного типа, освещенное все теми же факелами. В то время как я задержалась на входе, пытаясь оценить открывшееся передо мной пространство, лепрекон уверенно засеменил вперед, лавируя среди сталагмитов и сталагнатов. К тому времени, как я его догнала, он успел остановиться.
- Мы, что, уже пришли? - поинтересовалась я, осматриваясь по сторонам.
- Так точно, мадам, - подтвердил лепрекон. - Это и есть ваше хранилище.
Да уж, вот так и ломаются шаблоны... Видимо по старой привычке я представляла себе родовое хранилище этаким аналогом депозитария, однако сейчас вместо бронированных дверей передо мной высились массивные каменные створки, чем-то напоминающие врата Мории до активации их Гэндальфом. Для довершения сходства не хватало пары падубов и застоявшегося озера со Стражем Врат.
- И что мне теперь требуется сделать? - спросила я у лепрекона, определенно не спешившего идти вперед. - Сказать 'дэр пароль'?
- Нет-нет, - заверил тот, явно не будучи знакомым ни с 'Властелином колец', ни с его гоблинским переводом. Хотя, что это я бочку качу? Гоблинского перевода в этой реальности и этом времени пока еще и в замыслах-то нет, равно как и самого 'Властелина колец', не говоря уже о его экранизации. - Ничего говорить не надо. Просто подойдите к дверям и встаньте напротив знака рода.
Знака рода, говорите... Я задумчиво посмотрела на ровнехонькую каменную поверхность, не имеющую никаких изображений, но на всякий случай все же сделала два лишних шага. Словно отзываясь на мое приближение, по камню, ширясь и проблескивая белым сиянием, начали расползаться трещины, вычерчивая графический узор, все более приобретающий сходство с многолепестковым цветком. Ладно, уговорили. По умолчанию будем считать это купавой, водяной лилией. И что дальше?
- Отлично, мадам. Теперь позвольте ваши руки. Придется немного потерпеть.
Ах ты, с... скотина узкомордая! Про немного это было оптимистично сказано, ценю! Сделанные серебряным ножом неглубокие надрезы прошли поперек ладоней аккурат по линиям сердца.
- Прижмите ладони к камню покрепче, - деловито распорядился мистер Андвари, прикладывая мои руки к каким-то одному ему ведомым точкам узора. - И не разрывайте контакт до окончания ритуала.
'Не знаю, как насчет наследства, но воспаление здесь точно гарантировано', - со злостью подумала я, поглядывая через плечо на вновь отошедшего на почтительное расстояние лепрекона. - 'И дернул же черт связаться...'
И тут камень под моими ладонями пошел мелкой дрожью. Ух-ты. Если бы не своевременное предупреждение мистера Андвари, я бы предпочла, пожалуй, свалить куда-нибудь подальше, а так оставалось только стоять и ждать результата. Вычерченный трещинами в камне цветок начал разгораться белесым светом, одновременно с этим появилось неприятное покалывание кожи, медленно распространяющееся от запястий вверх по предплечьям. Я негромко засвистела сквозь зубы. Что-то не нравилось мне происходящее, ох как не нравилось... Камень погас, однако молочно-белое свечение вокруг моих предплечий держалось еще некоторое время, пока, наконец, не иссякло, словно бы впитавшись в шерстяную ткань пальто.
- Кровь рода Купавы признала наследника, - объявил мистер Андвари, и, хотя это было сказано громко, голос его затих, не породив даже малейшего эха. - Можете опустить руки, мадам.
- Какое счастье, - пробормотала я, торопливо поворачивая ладони к себе, чтобы глянуть, что там творится с порезами. А ничего не творилось, поскольку их элементарно не было. Перепачканная подсыхающей кровью кожа казалась неповрежденной. Сюрприз, конечно, но приятный. Вот если бы еще и ребра перестали болеть таким же волшебным способом, было бы вообще замечательно. Однако те, как ныли, так и продолжали ныть.
- Теперь откройте хранилище, - тем временем распоряжался мистер Андвари.
Поскольку никаких ручек на дверях не наблюдалось даже в первом приближении, я просто толкнула камень ладонью. Створки пришли в движение, и я на всякий случай задержала дыхание, когда из ширящейся щели вырвалось облако зеленоватого дыма. Мало ли какая там защита стоит. Надышишься, а потом ищи противоядия.
Обширное хранилище, имевшее размеры с небольшой ангар и такой же, как в ангарах, сводчатый потолок, вполне предсказуемо пустовало. Лишь к одной из стен жался дряхлый стеллаж, пара полок на котором была заполнена не менее дряхлыми книгами, да в центре помещения, белея в луче падающего не пойми откуда рассеянного света, возвышалась плита, на которой возлежал раскрытый фолиант. Что-то мне все эти декорации упорно продолжали напоминать...
- Ну, здравствуй, зал Мазарбул, - вздохнула я, делая шаг внутрь. Мистер Андвари как-то странно на меня посмотрел, но промолчал. При ближайшем рассмотрении на плите не обнаружилось никаких рунических посвящений вечным шахтерам-стахановцам, зато нашлись стоящие близ фолианта небольшой ларец и простенькая плошка из темного дерева. Привет от предков-волхвов, что ли? Спасибо, что гусли не оставили, Садко изображать я бы точно не потянула.
Мистер Андвари открыл ларец. В нем было всего два отделения: в меньшем лежал перстень, а в большем - флакон, наполненный темной жидкостью. Лепрекон откупорил флакон и вылил его содержимое в плошку.
- Сделаете только три глотка, - предупредил он, передавая плошку мне. - Каждый последующий строго после моего сигнала. Это понятно?
- Разумеется, - кивнула я.
Мистер Андвари смочил пальцы в жидкости из плошки и окропил ею страницы фолианта.
- Ночь порождает день, - заговорил он, явно что-то цитируя на память, поскольку разворот книги, который могла видеть и я, был пуст, - свет - тени, а тишина - звук. Прерванный род возрождается из небытия, как феникс из пепла. Ныне тот, кто был признан достойным, готов трижды пригубить чашу долга. Вкус выбора - горечь, - лепрекон кивнул, и я сделала небольшой глоток.
- Вкус памяти - соль.
Кивок, а вслед за ним второй глоток.
- Вкус мести - сладость.
Третий глоток, сразу после сигнала.
- Сотни путей лягут под ноги, и какой из них станет верным, решать лишь тому, кого признает и кровь, и магия. Кровь рода сделала свой выбор, присягая Главе.
У меня торопливо отобрали плошку и протянули взамен ларец с перстнем.
- На средний палец правой руки, - шепнул мистер Андвари.
Перстень сел, как влитой, словно под меня и делали. Снова, как у входных дверей, полыхнуло белым светом, на который кожа отозвалась покалыванием.
- Магия рода сделала свой выбор, присягая Главе, - провозгласил мистер Андвари и уже обычным деловым голосом сообщил:
- Ритуал завершен успешно, мадам.
- Вы уверены? - спросила я.
- Взгляните сами, - лепрекон указал на разворот фолианта. - Отныне ваше имя вписано в кадастр рода.
Действительно, на ранее пустовавшей странице теперь красовалась та же самая надпись, что и на пергаменте, виденном мною ранее в кабинете мистера Андвари. Маргарет Кэтлин Смит. Правда, в отличие от пергамента, здесь также указывались титул баронессы, а еще дата якобы моего рождения - 6 декабря 1861 года, и его место - поместье Медвежий ручей, Тастыпский уезд, Минусинский округ Енисейской губернии Великой Тартарии. Надо же, сколько всего интересного можно про себя узнать из умных книжек. Нет, с датой рождения манускрипт угадал, здесь к нему никаких претензий у меня не было. С годом... Год, похоже, был тупо пересчитан на современные реалии, потому что путем несложных арифметических расчетов, вычитая из 1 мая 1892 года 6 декабря года 1861, я получала как раз таки свои родные тридцать с хвостиком лет. Интереснее всего дело обстояло с адресом. Поскольку я ни в какой Енисейской губернии точно не рождалась, имело смысл предположить, что это указание на точку расположения родового места Силы, хотя, если моя догадка верна, далековато на восток занесло моих свежеприобретенных предков-славян. Не иначе как с Ермаком-батюшкой гуляли по Сибири. А вот упоминанию Тартарии я как-то даже особо не удивилась, и без нее было уже понятно, что я угодила в прошлое не своего родного мира, а какого-то другого, пускай и очень на него похожего. Нормальный, типовой такой закон подлости: если не везет, то по полной программе.
Обратный путь через пещеру со сталагмитами к коридору, 'ведущему' в кабинет мистера Андвари, прошел смазано. Отказавшись от предложения прямо сейчас забрать унаследованные книги, я едва успела выйти за порог хранилища, когда предплечья снова закололо. Да что ж такое-то? Я поддернула ткань одного из рукавов ближе к локтю и оторопела. По незагорелой коже от запястья и выше, образовывая причудливый широкий наручь, шли темно-бурые узоры не то славянских, не то скандинавских татуировок. На второй руке оказалось то же самое.
- Мистер Андвари, а это что вообще такое? Побочный эффект от ритуала?
- Похоже на магические татуировки, - ответил лепрекон, глянув мельком. - А у вас их раньше разве не было?
- Э... не знаю, - честно призналась я. Искать какие-либо опознавательные знаки на теле мальчика мне и в голову-то не пришло.
В общем, всю оставшуюся дорогу я занималась тем, что критически рассматривала свежеобнаруженные украшения и пыталась себя убедить, что выглядят они не страшненько, а совсем даже наоборот - главное немного подзагореть и обзавестись соответствующим гардеробом. О том, что денег ни на гардероб, ни на что-либо другое, как не было, так и нет, я предпочитала пока не думать. А еще решила не спрашивать у мистера Андвари, почему озвученный им перечень вкусов долга был прямо противоположен тому порядку, в котором менялся вкус жидкости, когда я пила из чаши. А то мало ли, решит еще, что все-таки ошибся... на пару с магией рода.
Когда мы вернулись в кабинет, лепрекон сразу занялся составлением каких-то бумаг - вероятно, тех самых, которые обошлись мне в пять фунтов под расписку, а я, немного помявшись, спросила, не найдется ли у него зеркала. Нужно же было окончательно выяснить, что я сейчас из себя представляю. Зеркало нашлось - маленькое, в изящно выполненной золотой оправе, и из этого зеркала на меня глазами узника Освенцима глянул худющий и чумазый подросток. Нет, морально я, конечно, уже была готова не обнаружить в зеркале рыжую, стриженную под мальчишку Риту Кузнецову, но состояние истощения ребенка все равно стало для меня сюрпризом. На щеке у мальчика красовался свежий, еще не начавший зацветать кровоподтек. Волосы ребенка были светло-русыми: с отчетливо выраженной рыжиной, но все равно скорее русыми, а вот глаза, как ни странно, остались моими собственными. То есть, не знаю, конечно, какими именно они должны были быть у прежнего владельца тела, однако тот светло-зеленый с золотистым оттенком цвет радужки, который отражался в зеркале сейчас, я наблюдала на протяжении всех тридцати лет своей жизни. Глаза блудливой кошки, как сказал однажды один мой знакомый. Наверное, комплимент хотел отпустить.
Наконец, мистер Андвари передал мне несколько листов текста, попросив расписаться в отмеченных галочками местах. Подавив желание нарисовать крестик, я размашисто изобразила министерскую подпись Маргариты Кузнецовой, решив, что все равно никто здесь не сможет разобрать по ней мою настоящую фамилию.
- Поздравляю, мадам, - сказал лепрекон, пряча документы в папку. - Что ж, теперь вам остается лишь ждать нашего посыльного с подтверждающим письмом. Срок рассмотрения документов в палате магических родов составляет от одной до двух недель, так что постарайтесь это время провести на территории, не укрытой защитными заклинаниями, иначе могут возникнуть затруднения с доставкой извещения.
Я кивнула и покрутила на пальце печатку, пытаясь снять. Безрезультатно.
- Перстень покидает главу рода только после его смерти, - сказал лепрекон, заметив мои манипуляции.
- И что, мне теперь так с ним и щеголять? - я ужаснулась, представив, как это будет выглядеть со стороны. Татуировки, перстень... давайте еще для завершения картины пирсинг в нос и пару сережек в уши добавим. Впрочем, кажется, они еще не скоро в моду войдут.
Мистер Андвари с удивлением развел руками.
- Все главы родов как-то ходят. С учетом того, что перстни, насколько мне известно, помимо своего основного назначения могут служить ключами быстрого перемещения ко всем известным главе рода местам, это весьма удобно, да к тому же не требует приложения магических сил, а значит не позволит стороннему наблюдателю отслеживать ваши передвижения. Если же вас не устраивает его внешний вид, просто распорядитесь, чтобы он приобрел невидимость.
Распорядиться, говорите? Я посмотрела на массивный перстень, мысленно приказала ему скрыться, и тот, действительно, исчез. Ладно, уже лучше. А насчет ключа мы еще проверим. Я распрощалась с мистером Андвари, пожелавшим, чтобы род Купавы плодился, размножался и богател под моим чутким руководством, и покинула нотариальную контору.
Глава 3, в которой место Силы обретает форму, а Джон Доу становится помощником аптекаря
Хай-стрит ни капельки не изменилась за время моего пребывания в 'Андвари, Андвари и Ко'. Люди все так же куда-то спешили, и все так же не обращали на меня внимания. Я немного постояла возле закрывшейся двери, размышляя, что мне делать дальше. Наиболее очевидный вариант - срочно кидаться искать деньги, дабы не обретать дурную привычку жить в кредит, которой я всеми силами старалась избежать в прошлой своей жизни - все же не был самым правильным. Чем может срочно начать зарабатывать десятилетний ребенок в городе конца девятнадцатого века? На ум приходила только профессия разносчика газет, но для этого требовалось знание хотя бы части города. Впрочем, знание города требовалось в любом случае - даже для того, чтобы начать просить милостыню в правильном месте. Не то, чтобы я собиралась этим заниматься, но, как известно, есть две вещи, от которых не стоит зарекаться: сума и тюрьма, причем первая из них вполне могла повлечь за собой вторую.
Иными словами, еще немного поразмыслив, я решила, что начать лучше будет со знакомства с унаследованным имуществом, ежели таковое имелось на обещанном месте Силы. Тем более что организм по мере улучшения моего самочувствия начинал потихоньку намекать, что иногда и поесть не мешает, и я очень надеялась, что на месте назначения окажется что-нибудь либо съедобное, либо годное для продажи. Тем не менее, экспериментировать с ключом быстрого перемещения на глазах у толпы народа тоже было не лучшим вариантом, поэтому я решила поискать что-нибудь менее оживленное, чем Хай-стрит. Немного пройдясь вдоль нее, я свернула на одну из небольших улочек, во множестве отходящих от главной, как кости от позвоночника в рыбьем хвосте. Количество народа вокруг резко поубавилось. Свернув еще раз, я очутилась в узком, грязном проулке, спугнула пару рывшихся в мусоре крыс и, вновь визуализировав перстень, воззрилась на него в задумчивости. Как же тебя активировать, дорогой? Паролем? Возможно, но не факт. Не знаю, как у магов в конце девятнадцатого века, а в обычном мире начала века двадцать первого пароли, как правило, ставились для того, чтобы ограничить круг доступа к важному объекту или предмету. Смысла в подобной заморочке для перстня, которым кроме главы рода все равно никто не сможет воспользоваться, ни малейшего нет. А вот неудобство налицо - при постоянном контакте с ключом владельцу придется постоянно контролировать сказанное, чтобы ненароком не употребить выбранное кодовое слово всуе, поскольку магия вряд ли будет разбираться, действительно ли ты хочешь куда-то лететь, или ляпнул, не подумавши. Несколько правдоподобнее выглядит предположение насчет банального приказа артефакту, как в случае с его собственным сокрытием. Попробовать, что ли?
- Мне нужно переместиться к родовому месту Силы, - шепнула я перстню. Реакция - нулевая, с тем же успехом можно было бы обращаться к ближайшей стене. Интересно, это означает в корне неверное предположение или недостаточную степень аргументации?
- Порт к родовому месту Силы рода Купавы! Живо! - прошипела я и, уже ощущая знакомый по лепреконовскому ключу быстрого перемещения рывок, задалась вопросом: а что я на этом месте Силы, собственно говоря, буду делать и как собираюсь возвращаться обратно? Не повторить бы судьбу сдохшей от любопытства кошки...
Дымчатые запахи влажной коры и мха нахлынули на меня еще до того, как перед глазами прояснилось. Я оглянулась и вдохнула свежий воздух, так разительно отличавшийся от городского, чувствуя, как по лицу помимо воли расползается идиотская счастливая улыбка.
'Дома!' - промелькнула в голове короткая, невероятно радостная мысль, разом уничтожая все сомнения по поводу правильности поступка. Не знаю, имеют ли места Силы единый, раз и навсегда запечатленный облик, или же подстраиваются под каждого главу рода, но та картина, которую я видела сейчас, в последние лет пять, действительно, плотно ассоциировалась для меня с местом, где можно обрести покой, силы и душевное равновесие. На крохотной полянке, освещенной тусклым сероватым светом ранних сумерек и окруженной стройными колоннами сосновых стволов, стояла бревенчатая охотничья избушка с крытой дерном крышей. Чуть в стороне между двух стволов притулился на скорую руку сколоченный стол, а рядом серели остатки костровища. Из низины доносился веселый звон ручья, и я почему-то была уверена, что если взобраться выше по склону, то вдали будут видны рыжевато-бурые, похожие на столбы скалы. Не тайга предгорий Алатау, конечно, в которую я, раз увидев, влюбилась на всю жизнь, но чертовски похоже. Жмурясь, я подняла лицо к налитому глубокой синевой небу и засмеялась. Наверное, в этот момент я выглядела нелепо - тощий мальчонка в старомодной городской одежде не по росту стоит посреди глухого леса и хохочет в полный голос, но, честно говоря, мне на это сейчас было плевать - все равно здесь судить некому. Сама возможность увидеть это место была хоть какой-то наградой за утреннюю мороку. Теперь стоило проверить еще одну вещь.
Я поднесла перстень к губам и, придав голосу уверенность, распорядилась:
- На Хай-стрит, Эдинбург, офис 'Андвари, Андвари и Ко'.
Ключ сработал, как часы. Я возникла на уже знакомой улице, неподалеку от входа в контору мистера Андвари. Фурора, как и прежде, это не произвело. Проходивший мимо пожилой джентльмен только проворчал, что бросается, мол, всякая мелочь под ноги, но никакой бури удивления или возмущения не последовало. Отлично! Негромко насвистывая, я прошла обратно к полюбившемуся проулку и приказала уже мысленно: 'К месту Силы рода Купавы'. Сработало! Великолепно, значит, на будущее можно не орать во весь голос о направлении своего перемещения. Ну, теперь можно поближе познакомиться с родовым имением. Не особняк, конечно, но и на том, что есть, спасибо. Во всяком случае, хоть какая-то крыша над головой у меня будет.
Подойдя к входу в избушку, я потянула на себя тяжелую дверь. Внутренний интерьер небольшого помещения тоже был мне знаком и, похоже, не сильно менялся век от века. В один угол жалась сложенная из закопченных кирпичей печурка, в противоположный был задвинут стол, на нем лежала пара книг, словно недавно здесь оставленных, поскольку переплет не покоробился, не заплесневел и не был попробован на зуб лесными грызунами. У стола - грубо сколоченный табурет. На полке над столом - небогатая утварь. Под потолком в полотняных мешочках сушеные травы. Случайно наткнувшись на липовый цвет и зверобой, я тут же их отложила: чай будет, уже хорошо. А вот съестных припасов в избушке не было. Вообще. Да и сундуков с золотом как-то не наблюдалось.
Дальнюю от входа половину помещения занимал застеленный волчьими шкурами полок. Забравшись на него, я вытянулась в полный рост и минут десять пролежала, глядя в низкий темный потолок. Все бы ничего, но меня беспокоила чересчур уж хорошая сохранность доставшегося мне имущества. Если я правильно разобралась в датах на пергаменте в кабинете мистера Андвари, то последний представитель рода Купавы, причем даже не глава, а кто-то из рядовых членов боковой ветви, скончался порядка полутора сотен лет назад. За такой промежуток времени безнадежно ветшают дома, возведенные в городе, от лесного же без должного ухода и периодического обновления не осталось бы вообще ничего. Тем не менее, этот дом все еще стоял и был, скажем прямо, в отличном состоянии. Травы были высушены не раньше прошлого лета, а след от костра определенно был еще свежее. Выходит, кто-то домом все-таки пользовался? Или это родовая магия его так удачно законсервировала? Какой из двух вариантов оказался бы лучше, я затруднялась сказать, но было ясно, что возможности выбора мне все равно никто не даст и придется принимать как факт то, что есть в наличии. Не исключено, конечно, что в избушке бывал лишь набегами, используя ее в качестве заимки, кто-нибудь из таежных охотников. Хотя это никак не объясняло присутствие книг и отсутствие маломальского запаса продуктов, поскольку как раз охотники-то запасы всегда делают.
В общем, гадать можно было до бесконечности либо до того момента, пока не появится нынешний обитатель избушки. Придя к выводу, что с проблемами лучше разбираться по мере их возникновения, я кое-как сползла обратно на пол и, прихватив пустой котелок и висевший на стене возле входной двери топор, вышла из избушки. Надо было, пока не стемнело, организовать хотя бы чай с сухарями, раз уж ничего более существенного здесь мне не светило. Да и погреться не мешало бы, поскольку даже сейчас в избушке было свежо, а ближе к ночи температура наверняка опустилась бы еще ниже. Где-где, а в тайге Минусинского округа Енисейской губернии, если в этом мире Енисей течет тем же руслом, что и у нас, выражение 'не май месяц' не прокатит. Здесь и в мае вполне может снег пойти.
Оставив котелок на завалинке, я обошла избушку по кругу, надеясь, что раз есть следы от костра, то должно отыскаться и то, из чего его разводили. Поленница, действительно, нашлась. Небольшая, правда, но на первое время ее должно было хватить. А вот с колкой дров возникли затруднения. Сам по себе мальчик с задачей, думаю, справился бы, несмотря на свое далеко не культуристское телосложение. У меня это даже в своем прежнем теле получалось, с одной только поправкой. В прежнем теле я никогда не пробовала совершить подобную операцию при помятых ребрах. Больно оказалось до слез, но слезы это еще полбеды. Я никак не могла нанести по чурбану удара, достаточно сильного, чтобы его расколоть. В итоге про настоящий травяной чай пришлось забыть. Я потихоньку нащипала с поленьев щепы и растопила печку, благо странной формы спички в коробке, боковина которой по фактуре напоминала наждак, в избушке отыскались. Когда щепки прогорели, я поставила в печь наполненную водой кружку, в которую всыпала труху из мешков с травами и немного раскрошенного липового цвета. Закипеть она так и не закипела, но хотя бы немного настоялась, приобретя вкус. Именно этим настоем, заедая его черствым куском ржаного хлеба, я и отобедала, попутно листая одну из найденных в избушке книг.
Книга однозначно оказалась зачарованной. Поначалу, открыв ее наугад где-то на середине, я испытала разочарование - картинки-то, изображающие разные части растений, двусмысленного толкования не допускали, а вот языка, на котором был написан текст, я не знала. Округлые буквы, выписанные каллиграфическим почерком, конечно, вызывали отдаленную ассоциацию с греческим алфавитом. Но это, если учесть предположительное место расположения избушки далеко за Уральским хребтом, подтверждаемое ощутимой разницей во времени между Эдинбургом и местом Силы, выглядело совсем уж странно. Нет, предки-волхвы определенно не горели желанием облегчать жизнь потомкам.
- А по-русски не судьба? - обиженно проворчала я, перелистав несколько страниц и убедившись, что дальше ситуация меняться даже не думает. Кажется, меня услышали. Буквы зарябили, перестраиваясь и складываясь во что-то гораздо более знакомое.
- Корень и цвет плакун-травы собирай на ранней утренней заре Иванова дня... - прочитала я уже без всяких проблем. Похоже, меня угораздило отыскать какой-то травник. Догрызая сухарь, я бегло просмотрела разделы книги. Содержащиеся в ней сведения в перспективе могли оказаться полезными, но требовали более подробного ознакомления, а не наскока, подобного нынешнему. А для подробного ознакомления требовалось вначале обеспечить материальную базу, поскольку питаться исключительно духовной пищей у меня вряд ли получилось бы.
Еще раз обдумав положение вещей, я пришла к заключению, что правильнее будет вернуться обратно в Эдинбург. Нет, разумеется, можно было и в лесу заночевать, но смысла в этом не имелось. Во-первых, за ночь все равно бы ничего не изменилось, а во-вторых, по тому временному поясу, который был мне более привычен, спать было рановато, да и по шотландскому время едва-едва успело перевалить за обеденный перерыв, и организм, уже слегка отошедший от общей встряски, спать не хотел ни в какую. Я положила травник обратно на стол, с которого он был взят, в надежде, что то, что сохранило его прежде, не подведет и дальше, и, тяжело вздохнув, снова отдала перстню распоряжение на быстрое перемещение. Оставалось лишь уповать, что на родине мальчика мне повезет больше.
Вновь оказавшись на Хай-стрит, я немного постояла, задумчиво рассматривая витрины, а потом неторопливо двинулась вниз по улице. Конечно, здесь, в центре города, мне с моим непрезентабельным видом трудоустроиться было маловероятно, потому что, хотя, еще будучи в лесу, я и умылась со всем тщанием, ни синяков, ни поношенной одежды, делающей меня крайне подозрительным типом, это не отменяло. Поэтому при первой возможности с Хай-стрит я свернула и, поплутав по закоулкам, оказалась на куда менее оживленной улице, где и строения, и прохожие выглядели попроще. Отсюда я и начала свои поиски, наудачу заглядывая во все лавки подряд.
Из булочной меня вытурили прямиком от входа - возможно, что и к лучшему, потому что от одуряющего запаха свежевыпеченной сдобы, смешанного с ароматами корицы, ванили и шоколада, у меня начало сводить спазмом желудок, недвусмысленно намекая, что один сухарь за еду не считается. Та же история повторилась в мясной лавке с одной лишь разницей - запах там стоял куда менее аппетитный, живо напомнивший мне мясные павильоны наших отечественных рынков. Впрочем, с мясником диалог у меня все равно не сложился. Хозяйка шляпного магазина, расположенного дальше по улице на оживленном перекрестке, оказалась более общительной, однако рассыльный у нее уже был. За перекрестком, на котором я увидела первого полицейского с металлической бляхой на высоком головном уборе и крестообразной нашивкой на рукаве, располагалась очередная лавка, вывеска над входом в которую гордо сообщала: 'Ингредиенты и снадобья Дель Сарто'. Посмотрев на выставленные в витрине бочонки и развешанные пучки сухих трав, я решила, что передо мной аптека, однако, уже войдя, засомневалась. Во всяком случае, это не являлось аптекой в понимании жителя конца двадцатого - начала двадцать первого века. Запах в помещении стоял такой, что мясная лавка в сравнении с ним блекла и отступала на второй план. Повсюду громоздились плотно составленные бочки с тошнотворным содержимым, стеклянные банки с чем-то растительным, жестяные коробки с минералами и разноцветными порошками, связки перьев, клыков, когтей...
От удивления я даже забыла об основной цели своего посещения и вспомнила о ней только тогда, когда чернявый, совсем не английского типажа продавец начал выставлять меня вон. Разумеется, момент был упущен и слушать меня уже никто не стал. Снова оказавшись снаружи перед захлопнувшейся дверью, я с чувством выругалась. Нет, никто, конечно, не обещал, что будет легко и что меня будут ждать с распростертыми объятиями, но все-таки хотелось получить хоть какую-то определенность. Краем глаза я заметила, что констебль с перекрестка направляется в мою сторону. Черт, вот только полиции мне сейчас не хватало! Я двинулась прочь, стараясь не ускорять шаг, но тут до меня донесся окрик:
- А ну, стой!
Ага, сейчас. Я рванула вниз по улице, с места беря спринтерский разгон. Сзади послышался свист полицейского свистка и тяжелый топот. Я шмыгнула за угол, проскочила короткий пустынный проулок, наискось пересекла соседнюю улицу, и, миновав еще один кривой проулок, нырнула в ближайшую подворотню, вжавшись в стену и кусая рукав, чтобы не взвыть от боли, прожигающей грудь. Скорость, хоть и недолговременная, оказалась на моей стороне. Упустивший меня из вида полицейский остановился практически напротив моего убежища, оглядываясь по сторонам, а затем, махнув рукой, пошел обратно.
Я выждала еще минут десять, после чего, осторожно выглянув, убедилась, что представителя закона нигде нет. Вроде, пронесло. Только после этого я выбралась из подворотни выяснять, куда меня занесло. Перемены в окружающих реалиях были ощутимы. Неказистые строения, разительно отличавшиеся от той архитектуры, которую я видела на Хай-стрит, вполне могли принадлежать улочке средневекового города, причем города небогатого. Здесь было куда меньше прохожих, зато среди тех, что имелись, я почти не выделялась своим потрепанным видом.
Убедившись, что никто не горит желанием спрашивать, почему это я только что улепетывала от 'бобби', я уныло побрела вдоль ветхих домов, раздумывая, как бы приобрести более презентабельный в глазах работодателей вид, и наткнулась рассеянным взглядом на вывеску 'Все для герметики'. С минуту я в недоумении смотрела на нее, пытаясь сообразить, зачем создавать отдельный магазин для изолирующих материалов, да еще в таком захолустье, а потом, плюнув на логику, потянула обшарпанную дверь магазинчика. Никаких герметиков внутри не обнаружилось, и вообще ассортимент лавки сильно напоминал то, что я видела в 'Ингредиентах и снадобьях', а запах оказался еще хуже, хотя я по наивности полагала, что хуже уже некуда.
Кроме меня посетителей в этой средневековой разновидности аптеки не было вообще. Владелец лавки, неопрятного вида старик, возился у стойки, скрупулезно отмеряя на массивных бронзовых весах сушеные соцветия какой-то травки. Весь прилавок перед ним был завален крохотными свертками коричневой бумаги, а в стоящем рядом ящике громоздилась еще целая гора растительного сырья. Колючий взгляд аптекаря скользнул по мне, после чего послышалась стандартная фраза, которую я с небольшими вариациями слышала сегодня раз двадцать, не меньше:
- А ну пошел отсюда, клоп!
- Так я же ничего не трогал, мистер, - попыталась оправдаться я. И чего все продавцы в этом дурацком мире такие нервные? - Просто смотрю и все.
- И радуйся, что не трогал. Попробуешь тронуть - руки оборву!
Да уж... Начало диалога радужных надежд не внушало, хотя то, что меня не гнали взашей, само по себе уже было плюсом.
- Не надо ничего обрывать, мистер, - с максимально возможной вежливостью сказала я. - Руки мне еще пригодятся. А вам, как погляжу, не лишним бы оказался помощник. Хочу вот предложить свои услуги.
- Мало ли чего ты хочешь, - проворчал старик, подозрительно сощурившись. - А с чего ты взял, что мне вообще кто-то нужен? Мамаша Мэгги, небось, прислала? Вечно бы ей в чужие дела нос сунуть.
- Не знаю никаких мамаш, мистер, - заверила я аптекаря. - Я сам пришел, потому что мне нужна работа.
- Работа, работа, - хрипло каркнул старик. - Да на что ты, доходяга, вообще сгодишься? У меня тут не богадельня.
Кто бы сомневался. Хотя, если богадельни и работные дома в девятнадцатом веке, действительно, были такими, как их описывали в литературе, мне, пожалуй, все-таки не хотелось бы там оказаться. Я посмотрела на аптекаря исподлобья и предложила:
- А вы проверьте, тогда и узнаете, гожусь я на что или нет. Согласен подписаться на месячный испытательный срок за еду и пару кусков мыла, без дополнительной оплаты.
Старик поворчал, покряхтел, глянул на стоявший перед ним ящик с травой и вместо того, чтобы выставить меня вон за наглость, с неприязнью спросил: