Близился праздник народного единения и с ним три дня официальных выходных.
А за неделю до Умная заболела. Врача сразу не вызвала, в надежде, что все рассосётся само-собой, и теперь расплачивалась. Каждый следующий день был хуже предыдущего. Сегодня сил хватило только на поездку до работы, на саму работу - не осталось никаких, о доставке тела обратно домой она боялась и подумать. Голова одеревенела, все входы-выходы в ней были заложены, мозг работал в режиме: "Куда бы лечь?"
Перепетуя отправилась в комнату отдыха сотрудников, где было тепло и пусто. Девушка разогрела в микроволновке контейнер с макаронами, заварила чай и рухнула в кресло, стоящее за невысоким шкафом с посудой. Это был любимый всеми идеальный уголок уединения, дополненный ползучей березкой и плакатом с выставки мексиканского художника. Главная фишка этого места заключалась в том, что находящийся здесь мог легко оказаться незамеченным остальными. Он был и со всеми и один одновременно. Неминуемо случилась пара неловких моментов, когда невидимки становились невольными свидетелями чужих разговоров, не предназначенных для их ушей. Один инцидент даже окончился небольшим скандалом с элементами бойкота. Дабы предотвратить подобное в будущем, коллеги договорились предупреждать о своём присутствии за шкафом звуковым сигналом. Для этого Василий Иванович специально приладил на ручку кресла велосипедный звонок.
"Завтра - короткий день. Быстрее бы уже", - подперев рукой голову, Перепетуя уныло ковыряла вилкой в слипшихся "пёрышках". Больше всего ей хотелось забраться под одеяло, свернуться калачиком и заснуть.
Причиной её нынешнего состояния стала испортившаяся несколько дней назад погода. По радио предупредили, что: "надвигается атмосферный фронт, ожидается проливной дождь со шквалистым ветром... просьба к гражданам не выходить на улицу без особой надобности и не ставить машины под деревья".
На деле было так. Дождь и Ветер сколотили банду, захватили город и, чувствуя полную безнаказанность, порезвились на славу. Начало положили затемно, когда большинство горожан уже сидело по домам. Мобильно передвигаясь, беспросветная орда облаков затянула небо, воздушные слои сдвинулись, качнулись деревья, зашумели поредевшие кроны, упали первые листья и капли.
"Ну, Борей мне в помощь!" - сказал Ветер и с хулиганским свистом пошёл крушить всё, что попадалось на пути. Безобидный поначалу дождик под его порывами застучал в окна и по карнизам с таким грохотом, словно небесный самосвал тряхнуло на кочке, и из кузова на землю неожиданно посыпался щебень, а не вода. Стихия бушевала.
В такую погоду маленькие дети не сходят с родительских рук, романтики в темноте грезят об объятьях любимых, добрые люди думают о тех, кто в пути, торопится домой или, не имея крова над головой, проведёт ночь на улице.
Под утро возмутители спокойствия слегка подустали, но не угомонилась. Появились прохожие, а с ними и новые развлечения. Дождь вынуждал пешеходов открывать зонтики, а Ветер, дождавшись удобного момента, налетал и вырвал их из рук. Если завладеть оными не получалось, злился, выворачивал купола наизнанку, гнул спицы и ручки. После таких варварских манипуляций, хлипкий зонт частенько ломался и отправлялся в ближайшую урну.
Одна категория горожан особенно привлекала молодчиков - люди в шляпах. За ними шла охота, а при встрече применялась тактика кошачьих: Ветер замирал, мягко подкрадывался, в стремительном прыжке сбивал головной убор и, по-детски радуясь, наблюдал, как жертва, бегает, а кусок фетра парит, кувыркается, катится. Выше всех остальных котировались женские красные шляпки: в Ветре просыпалась его испанская бабушка. Начинались коррида и футбол одновременно с целью загнать шляпку в лужу. Пострадавшие дамы действовали, как под копирку. Сначала топтались у края водоёма в раздумьях, как достать своё имущество, а затем либо взлетали над ним в балетном шпагате, либо шагали в мутную жижу: или на полусогнутых ногах, на полупальцах, или с прямыми коленями, на пятках. Это немного театральное зрелище услаждало ветряный взор.
Удача в тот день покинула двух таких женщин. Позже Ветер рассказывал эту историю своим товарищам так:
- Смотрю, мама-трамонтана, идёт одна, минут через десять вторая - обе под зонтами, и в красном. Меня аж как обожгло. Дождь хорошо подыграл, устроили с ним косохлест. Дамочки зонты наклонили, я сразу внутрь дунул хорошенько, и понеслось. Естественно, всех в лужу отправил, - заливался он смехом и добавлял: - Симпатичные были тётки, крепкие: я налетел, ощупал, даже юбки задрал.
Последнее утверждение оспаривалось весенними ветрами:
- Ну это ты не свисти. Женщины у вас осенью ходят в брюках. А если и в юбке, то до пят. Там девяти баллов по Бофорту не хватит, чтобы поднять подол. Вот в наше время... - мечтательно гудели они и травили свои истории про лёгкий шифон.
К часу дня Дождь иссяк, Ветер ослаб, все закончилось. На память о себе парочка оставила: мокрые тротуары, засыпанные листьями, ветками и бумажным мусором, гигантские мутные лужи, почти голые деревья, оборванные провода и поваленные дорожные знаки. Признаки золотой осени были уничтожены без следа.
В то утро у Туи не было шансов не промочить ноги. Перед входом в библиотеку из водосточной трубы вытекал бурный поток и разливался широким фронтом. Она обреченно вступила в воду. Левый ботинок с трещиной на подошве тут же дал течь и захлюпал при ходьбе. Организм отреагировал к вечеру забитым носом, заложенными ушами и саднящим горлом. Врача не вызывала, занялась бесполезным самолечением, больная ездила на работу, где пугала коллег своим жалким видом.
Водосточные трубы. Ч.2
И теперь, спустя несколько дней, Туя, сидя в закутке уединения, равнодушно рассматривала свой слегка обветрившийся обед и обдумывала, что делать на выходных, маячивших впереди.
"Хотела на экскурсию сходить, не знаю - дойду ли. Мурка на спектакль звала. Ох, как же мне плохо! Бедная моя головушка! Надо поесть... Поешь", - уговаривала она сама себя.
Из глаз и из носа вытекали вешние ручьи и устремлялись прямиком в рот с макаронами. Основательно высморкавшись в бумажный платок, Перепетуя достала из пакета последнюю салфетку, разорвала её на две части, скатала между пальцами в жгуты и заткнула ноздри: "Знатные турунды вышли. Теперь я настоящий гоблин". Дышать приходилось широко открытым ртом. Она сделала глоток чая, сгруппировалась в позу эмбриона и задремала.
- Нет, вы послушайте, а потом и спорьте:
Я сразу смазал карту будня,
Плеснувши краску из стакана...
Прорвалось откуда-то в полусон библиотекарши. "Владимира Владимировича декламирует кто-то, интересно, кто?" - не разлепляя век, подумала она.
... А вы ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб?
"Красиво сказано! - и она провалилась в воду по пояс, - Вон ВалПетра идёт навстречу в резиновых сапогах. Ни за что бы не подумала, что она на такое способна".
Зашумел включённый чайник.
- Или, позвольте напомню, как раз к предстоящему дню революции. Я, честно сказать, этих новых праздников не признаю:
Глаз ли померкнет орлий?
В старое ль станем пялиться?
Крепи
у мира на горле
пролетариата пальцы!
Грудью вперёд бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!
Главбух энергично колотила рукой по крышке стола. Туя замотала головой: "Господи, зачем так сильно стучать?!"
- "Левый марш". Ну разве не прелесть? Прелесть! Какая харизма, какой напор! А вы со своим Есениным: бе-бе-бе-бе, бе-бе-бе, белая берёза под моим окном...
...Симпатичный барашек в очках лизнул Перепетую в нос: "Я вся в его муконазальном секрете..."
- Что вы так разгорячились, Валентиночка, - и впрямь проблеяла её подруга Елена Марковна, - я уважаю Маяковского, но мне ближе лирика, певучесть, ранимость Сергея.
- Какого Сергея? Михалкова? - съязвила ВалПетра.
- Очень смешно, - обиделась директриса, - Сергея Александровича, естественно. Кстати, ваш Маяковский был не такой уж гранитной глыбой, как вы его представляете. Во всяком случае, Лиля Брик управляла им, как кучер лошадью.
- Фу, ну и сравнение, как грубо вы сказали. Да, странная связь, но он был неординарной личностью, ему нужен был этот нерв. Между тем, это не единственная его любовь. Известна вам история, связанная с Татьяной Яковлевой?
"Фу, вся вспотела. Чего они лобзают меня".
- Первый раз слышу это имя, - сказала Елена Марковна.
- Естественно, но извольте, просвещу. Познакомился с ней в Париже. Прибыл туда на выступления и заодно авто для Брик приобрести. Какова интрига? Воспылал к ней сразу, а она - нет! Аристократка, - фыркнула ВалПетра, - видимо решила, что мелковат для неё пролетарский поэтишка. И знаете, что он сделал? Перед отъездом в Союз положил весь свой гонорар в банк под проценты с условием, что этой Татьяне на дом каждую неделю будут приносить букет цветов. Прикиньте, носили до самой её смерти, а прожила она долго. Вот это я понимаю - мужчина! Сейчас таких нет. Как вам?
- И что же она делала с такой пропастью цветов? - задала вопрос Марковна, - По-моему, это издевательство над женщиной. Ведь утомительно подрезать их, воду менять. А утилизация? На западе мусор вывезти денег стоит и немалых.
- Ну вы загнули! Я думаю, смотрела на букеты и сожалела о своём отказе. Между прочим, писали, что в войну она их продавала, и тем спаслась от голода.
- Какая пронзительная история! В жар бросило! - директриса запрокинула голову, закатила глаза и затрясла над лицом руками, как опахалами. В вялых мочках ушей, качались массивные серьги с бордовыми камнями, - Тушь не потекла? - поинтересовалась она у ВалПетры.
- Нет. Какая же вы чувствительная! То деньги считаете, то слезы льёте. Вам бы не мешало эндокринологу показаться. Ладно. Давайте сменим тему? Одна ремарка напоследок. Вы - руководитель высшего звена. У Маяковского вам есть чему поучиться. Краткость, умение вычленить проблему, описать, предложить решение. А его плакаты, про соски помните: "Лучших сосок не было и нет, готов сосать до старых лет", - Валентина Петровна радостно засмеялась.
Чайник закипел, взбурлил и громко отключился.
- Ааапчхи! - очнулась Перепетуя от дремы.
Турунды с реактивной скоростью вылетели из носа и отрикошетили от стенки на пол, контейнер свалился с колен, на лице разразился коллапс.
- Господи, кто там? - заполошно вскрикнула бухгалтер.
- Это я, Умная, - девушка спешно стала нажимать на велосипедный звонок. По комнате разлилась звонкая трель.
- Прекратите немедленно безобразие, вы издеваетесь! - заглянула за шкаф Валентина Петровна, - Разве так можно? Я чуть не умерла! Предупреждать надо, что сидите в углу.
Она вернулась к директрисе.
- Давно я вам говорила, Елена Марковна, убрать этот чертов шкаф. Они за ним нарушают трудовую дисциплину: курят втихаря, а Василий Иванович - пьёт.
- Может быть вы и правы. Ломал стереотипы, отрицал предыдущий опыт, рупор большевистской власти, но я останусь при своём мнении, - токовала, ничего не замечая вокруг, заведующая.
- Ладно, пусть каждый при своем, - вернулась в дискуссию ВалПетра, - но вы развели здесь анархию. Все делают, что хотят. За примером далеко ходить не надо - Умная. Спряталась, сидит и заражает весь коллектив, вместо того, чтобы взять больничный. Я бы взносов, между прочим, меньше заплатила.
- А и впрямь, Полла Всеволодовна, идите домой, хворайте там. И без возражений, - строго сказала Елена Марковна.
Туя не возражала, вылезла из убежища, кивнула присутствующим на прощание и вышла. На пороге в кармане заиграл мобильный. В трубке раздалось радостное щебетание:
- Полечка, милая, это Пузик. Как у тебя дела, моя хорошая?
- Карочка, как же я рада тебя слышать! - булькала Перепетуя, - Я тут простыла немного, а в остальном нормально.
- Ой, это плохо. Давай, лечись. Слушай, мы с дочуркой решили на каникулы в Питер махнуть. Встретиться не хочешь, болезнь не помешает?
- Почему только встретиться, вы остановитесь у меня, и без возражений, - присвоила она себе фразу директрисы.
"Карапузики приезжают. Здорово! Доеду сейчас до поликлиники, уйду на больничный и буду с ними всю неделю кайфовать. Как славно пройдут эти выходные!" - радовалась Туя по дороге домой, чувствуя, что встала на путь выздоровления.
Карапузики
Москвички прибыли на вокзал рано утром. Туя заприметила их у бюста Петра Первого и подумала о цифре десять: тощая единичка - дочка в узком клетчатом пальто и круглый нолик - мама в короткой стёганой куртке. В Дрездене Карина рассказывала, что в детстве дочь была щекастой, пухленькой, как пончик, с милыми перевязочками на ручках и ножках, а за это лето неожиданно вытянулась и стала долговязой, нескладной, сутулящейся девочкой-подростком с непропорционально длинными руками и, портящими ей жизнь прыщами на лбу. Ростом она почти догнала маму.
Встреча получилась эмоциональной. Впрочем, у Кары все было эмоционально и позитивно. Туя - заторможенная, как и все коренные жители северной столицы, рядом с ней становилась подвижной. Пока они возбужденно обнимались и кудахтали, как куры, перепрыгивая с одного на другое, Саша флегматично рассматривала витрину сувенирной лавки, заставленную всяким хламом: магнитиками, настенными тарелками, кружками, календарями преимущественно с городской тематикой.
- Послушай, Полка, мы тебя точно не потесним?
- Кара, не будь занудой. Уже двадцать раз тебе сказала: нет. Все уже оповещены, ждут, я надувной матрас у Вячеслава одолжила, с моей Муркой познакомитесь, она классная.
- Хорошо-хорошо, как добираться будем?
- Мурка - это ваша кошка? - оживилась Саша.
- Нет, подруга, но что-то кошачье в ней определённо есть. Поедем наземным транспортом. Пробок ещё нет, а маршрут будет самый что ни на есть парадный: Невский, Зимний дворец, Дворцовая площадь, Стрелка, ну и по мелочи: дворцы, памятники, мосты. Сами увидите.
Подкатил пустой троллейбус. Карина с Перепетуей сели на места сзади - спиной к направлению движения, а Александра встала рядом на площадке. Уткнувшись подбородком в горизонтальный поручень, лбом в стекло, она задумчиво следила за мелькающими видами.
- Слушай, холодно у вас тут и сыро. Саша, не трись ты лицом об эту палку, там микробов миллион. Меня даже знобит немного, бррр! - Карина просунула руку к Туе подмышку и положила голову на её плечо.
- А знаешь, Збышек тоже здесь, - сообщила она, - помнишь его? Сашке не проболтайся, кажется, она ревнует немного, - после чего широко зевнула, как мультяшный тигренок, который лежал на солнышке и звонко щелкнула челюстью, - спать хочется, хоть спички в глаза вставляй. Вздремну.
Перепетуя утвердительно хмыкнула:
- Могила, - а про себя подумала: "Такого разве забудешь. Чуть номер не разнесли тогда".
Имя Збышек всколыхнуло воспоминания. Они приземлились в аэропорту Дрездена, прошли контроль, собрались у выхода рядом с коренастой немкой с табличкой "Bibliothek" в руках. Все на месте, только Карина куда-то запропастилась. Была и сплыла. Эльвира Рафиковна распалилась не на шутку.
- Где Пузик, черт её побери. Кто последний видел Карину Ивановну? Я так и знала, что с ней одна головная боль будет. Умная, вы же с ней сидели.
- Она сейчас. В туалет пошла, - врёт Туя, потому что сама потеряла свою знакомую.
Ей неуютно в напыщенной компании руководителей высшего звена. Но вот бежит её москвичка с павлиньим хвостом в волосах - глаза блестят, волосы, поддерживаемые эгретом, небрежно собраны в пучок, на шее и щеках красные пятна, а в ушах две изумрудные звёздочки: "Кажется, на посадке их не было или я их не заметила".
- Извините, приспичило, - подтверждает она Туину версию.
Эльвира возмущённо цокает языком и мотает головой.
По приезде в гостиницу они заселились в один номер. Пока одна разбиралась с одеждой и зубной щеткой, вторая опять исчезла, а минут через десять появилась с каким-то типом.
- Полла, это мой старинный и хороший друг Збышек.
- Dzień dobry, рад видеться, - произносит мужчина на смеси польского и русского. Збышек высок, худощав. Седые волосы, черные усы (что редкость по нынешним временам), жгучие карие глаза, жилистые руки. Он явно пребывает в волнении. Карина забирает у него холщовый мешок, внутри что-то звякает.
- Это вино? Белое? Спасибо.
- Карина, nie możesz sama. Daj mi, - поляк отбирает у Кары бутылку и штопор.
- Я такая голодная, что ты ещё принёс? - она достаёт сыр, виноград, - Это что? Салат картофельный! Ты помнишь, что я его люблю! Ты super człowiek.
Карина чмокает друга в щеку, и кончики Збышековых ушей загораются алым светом.
- Сzekolada dla ciebe, - бормочет он, и пробка звонко выходит из горлышка.
- Ну, за встречу и за знакомство! - провозглашает Карина.
Туя хмелеет, наваливается усталость от бесконечно долгого дня, но парочка напротив сидит на кровати, так тесно прижавшись друг к другу, а Збышекова рука обнимает и мнёт Каринину талию так красноречиво, что девушка понимает: сейчас тут будет пожар, надо уходить.
- Извините, что-то голова кружится. Я прогуляюсь часок, полтора, подышу воздухом? Вы не расстроитесь, если я вас покину?
- Szkoda, будемы скучалы, - неубедительно говорит Збышек.
- Спасибо, - шепчет Карина.
Туя выходит в коридор и, пока дверь медленно закрывается, слышит, как в номере что-то грохает и охает.
- Тётя Полла, как эта улица называется?
Туя подскочила от неожиданности, тряхнула плечом и разбудила Карину.
- Большая Пушкарская. Саша, я хочу тебя попросить. Может ты не будешь называть меня "тетей"? Зови по имени. Договорились? И нам выходить на следующей, запоминай, - чихнула несостоявшаяся тётушка.
- Хорошо, те... тьфу, Полла.
Троица вывалилась из троллейбуса и, прыгая через лужи, пританцовывая, потопала к дому.
Неделя каникул прошла в веселой суете и беготне. По "сакральным местам" Петербурга мотались то все вместе (иногда брали ещё и Мурку с Крапивиным), то раздельно. Кара и Саша хотели увидеть "все и сразу", но иногда их желания так радикально расходились, что Карина уезжала в какой-нибудь Павловск-Петергоф со Збышеком, а Туя "выгуливала" младшую Пузик в зоопарке, дельфинарии или аквапарке.
Уезжали Карапузики так же суетливо и бестолково - с вечера забыли собрать чемоданы, утром проспали, запихнули, что под руку попалось, на бегу съели по бутерброду и умчались на вокзал. На "Сапсан" успели в последнюю минуту.
Вечером, вернувшись с работы, Перепетуя уселась на диван, заваленный вещами (причем некоторые она с ужасом опознала как Сашины и Карины), и всплакнула. Жизнь, поманив праздником и каскадом событий, опять возвращалась в серое и скучное русло надоевших до оскомины будней.
Как следует нареветься и погоревать о своей доле не дала баба Капа. Увидев приоткрытую дверь, старушка просунула в щель голову и неодобрительно заметила:
- У тебя тут, Полечка, как Мамай побывал. Эти москвичи такие бесцеремонные. Приехали, набедокурили и уехали.
- Ну что вы, Капитолина Игнатьевна, - смутилась и одновременно разозлилась Туя, - они замечательные. И это я сама все разбросала, искала ключи от библиотечного шкафа. Сейчас все уберу.
- Давай помогу тебе, деточка, - Капа быстро скользнула в комнату и схватила упавшую на пол ярко-голубую кофточку.
"Сашкина", - автоматически отметила про себя Умная и запротестовала:
- Не надо, что вы, я сама.
Но Капитолина Игнатьевна ее не слышала. Она расправила кофточку в руках, оглядела ее придирчиво, а потом бросила на диван, ядовито заметив:
- Страмота, как такое одевать на ребенка можно? Совсем эти москвичи...
- А вы их не любите, да, Капитолина Игнатьевна? - в комнату влетела Мурка. И вовремя, потому как Перепетуя уже начинала закипать (что вообще ей было несвойственно, но, когда задевали тех, кого она признала, как самых близких людей, почему-то вдруг проявлялось).
- А за что их любить-то? - ворчливо ответила Капитошка.
- А вот, к примеру, волгоградцев... или там иркутян... или как их... архангелогородцев. Их тоже не любите?
- А они тут причем? - изумилась старушка, - Ты, Мария, меня не путай, мы про москвичей разговор ведем.
- Да я так, к слову... - фыркнула Мария Аркадьевна, - просто любопытно.
- Любопытство кошку сгубило, - нравоучительно заметила баба Капа, - ну, я смотрю, Полечка, к тебе помощь ценная подоспела, без меня справитесь.
И бабуля Мухина, гордо подняв голову, вышла в коридор. Девушки разом рассмеялись, но тут же позажимали себе рты ладошками - если баба Капа услышит... Страшно подумать, что будет. Гречневой каши на завтрак точно больше не даст.
Насмеявшись, Мурка и Туя принялись за уборку. Вещи москвичек складывали в кучку на столе - чтобы отправить почтой хозяйкам, а Перепетуины убирали в шкаф.
- Ой, что это?! - изумленно вскрикнула Мура.
- Где? - меланхолично ответила Умная, но даже не взглянула в сторону подруги.
- Ты посмотри какая красота! Наверняка это сапфиры и брильянты!
- Ты о чем? - изумилась Перепетуя и подошла к подруге.
В руках у Муры Вейник искрилось и сверкало довольно большое кольцо из белого золота (что подтверждалось пробой) с несколькими крупными камнями.
- Откуда оно взялось? - еще больше изумилась Туя.
- Из кармана жакетика выпало, - ответила Мурка, - твой?
- Нет, Карин.
- Значит, и кольцо ее. Нужно будет позвонить ей, сказать, что кольцо мы нашли.
- Надо придумать, как его вернуть, - расстроилась Умная, - через почту точно нельзя, и здесь оставлять надолго страшно.
- Думаешь, у нас его сопрет кто-нибудь? Славка... Или Капитошка... - как будто обиделась Мурка.
- Нет, я боюсь, что совсем его потеряю. Я иногда бываю такая... Рассеянная... Положу и забуду...
- Да, точно... Ты иногда не от мира сего бываешь, видать детство в сарае проповедника даром не прошло, - хмыкнула подруга, - а давай в комнату к Тамаре положим, у тебя же доступ к ключам есть.
- Давай, - после некоторых раздумий согласилась Туя, проигнорировав упоминание отца Досифея. Кому другому она бы такое не спустила, но Мурке было позволено и большее.
Звонок Каре Пузик, состоявшийся на следующее утро, библиотекаршу обескуражил. Вместо радости по поводу обретенной драгоценности, Карина рассердилась. "Какое кольцо, не знаю никакого кольца, не морочь мне голову. Ни бриллиантов, ни сапфиров отродясь не имела, всю жизнь только бижу ношу, ты же сама видела", - протараторила москвичка и перевела разговор на другую тему.
Драгоценность осталась лежать в тайнике за портретом Тамары Владимировны. И в суете будней как-то стерлась из памяти.
Уроборос
Перепетуя вышла в поле. После короткого, сильного дождя высокую изумрудную траву прибило к земле. За фиолетовым холмом лежала железная дорога. Поезда не было видно, но его стремительный бег угадывался по густому белому дыму, вылетающему из трубы в виде толстых, кудрявых барашков. Стадо не поспевало за локомотивом, вытягивалось в полосу, стремительно худело в конце и рвалось на мелкие клочки. Ветер унёс грозу дальше. Все вокруг было мокрым и ярким от солнца, выглянувшего из-за туч.
Она вернулась в светлый лесок и под весёлый щебет невидимых птичек, перешла, с трудом удерживая равновесие, по скользким камням через ручей. Тропинка вильнула и вывела к высокому деревянному дому с застеклённой верандой. Белая краска на оконных рамах потрескалась, местами облупилась, из-под неё проступала небесная голубая. Девушка вбежала на крыльцо и очутилась в большом помещении местного музея. Посетители двигались хороводом вокруг экспозиции. Перепетуя пошла в другую сторону. Бороться с потоком быстро надоело, и она остановилась посмотреть на старинные фотокарточки, собранные в одной витрине. На одном портрете обнаружила своих родственников. Пращуры серьёзно смотрели на потомка.
"Ничего не понимаю: похожая фотография хранилась у родителей. Как они здесь оказались? Я же на папиной родине!" - догадалась она.
По каменным ступеням Перепетуя спустилась в комнату с низким потолком, белёными стенами, разрисованными красными розами. У печи её бабушка, Ольга Александровна, готовила что-то в чугунке. Туя побежала её обнять, но почему-то за два шага остановилась. Бабуля улыбнулась, кивнула головой:
- Ешь.
Перепетуя послушно стала накладывать гречневую кашу в тарелку, но выходило, что она копает землю.
- Копай, копай, - подбодрила Ольга Александровна.
Ложка все время гнулась, и вдруг чиркнула по чему-то твёрдому. Туя в нетерпении стала разгребать почву руками: "Суглинок, очень плотный, надо размягчить маслом. Что же это за железяка? Монета? Колечко!" В окно заглянуло солнце, камушек на украшении заискрился, девушка зажмурилась от яркого света. Открыла глаза. В комнате было темно и пусто. Золотая осень уже давно сменилась зимним мраком, и только висящая на стуле красная кожаная куртка - трофей из Германии, так и не убранная в шкаф, ярким пятном выделялась на общем сером фоне. Это был сон.
Ещё не до конца проснувшись, она попыталась восстановить в мозгу события и образы ускользающего ночного видения, которое, как мираж, растаяло при свете настольной лампы: поле, дом, фотография, бабушка, кольцо, уроборос...
На кухне Капитолина Игнатьевна с аппетитом ела гречку деревянной ложкой - была у неё такая фишка именно для этого блюда русской кухни. Славик силиконовой лопаткой пытался отодрать от сковороды пригоревшую яичницу.
- Доброе утро! - поздоровалась с соседями девушка.
- Доброе, Полечка. Славочка, залей ты её водичкой, не мучайся. Иди, я тебе кашки положу, - ласково позвала студента старушка.
Туя заварила кофе. Баба Капа проявила заботу:
- Может, и тебя покормить?
- Не-а. У нас сегодня Новый год на работе отмечают, там поем. Наши женщины обычно много всего приносят, в отличии от меня.
- А что у тебя есть из продуктов? - поинтересовалась Капитолина.
- Ничего. Три морковки.
- Так натри их и со сметанкой перемешай. Вкусно и полезно! - закатила глаза старушка.
- Ой, нет, времени в обрез, в магазине что-нибудь куплю.
Как же одеться по-праздничному? Перепетуя уныло перебирала в шкафу свой хилый гардероб. Вещи, приготовленные для немецкого вояжа, не совсем годились, ввиду несоответствия сезону, а других, несмотря на надежды, что после поездки жизнь изменится, как по мановению волшебной палочки или при содействии Святителя Перинуя, так и не появилось. Решила - пусть будет все красное: платье и еще куртка. Почему нет? На полке, у задней стенки стоял какой-то ящик. Она засунула руки вглубь, вытащила шкатулку, откинула крышку и хлопнула в ладоши: внутри лежали знакомые с детства и позабытые бабушкины украшения.
Туя аккуратно принялась выкладывать их на стол: "Красные пластмассовые бусы, я из них принцесс делала, голубые как диадему носила на голове, вот брошка без одного камешка. А это не помню".
Девушка достала колечко: золотистая змейка обвилась вокруг прозрачного камешка, головку свесила, смотрит изумрудными глазками, из пасти хвост торчит.
"Что-то напоминает? Точно - сон! Уроборос из горшка с гречневой кашей".
Примерила на палец, село, как влитое, подошла к зеркалу, вытянула руку для воображаемого поцелуя, полюбовалась на себя, взглянула на часы:
"Время, надо бежать!" - потянула украшение вверх, змейка не тронулось с места, - Гадюка!" - Перепетуя попыталась снять кольцо - фаланга распухла, упрямое пресмыкающееся противилось и не слезало.
"Спокойно, что там обычно советуют: мыло, масло, холодная вода?"
После пятнадцати минут экспериментов поняла, что бесполезно. Тут еще и лоб зачесался:
"Нет, эта аллергия меня достала!"
Что делать? Она никогда не надевала бабушкины украшения, мешало что-то внутри, какой-то непонятный запрет выносить их на всеобщее обозрение, как будто это стыдно, а тут почему-то захотелось (к тому же вспомнилась великолепная Карина, всегда обвешанная бижутерией, как новогодняя елка) и, покоряясь судьбе, сказала сама себе:
- Придется идти так.
Сватовство гусара
Корпоратив начался с торжественных речей. Директриса зачитала поздравление вышестоящей организации, подвела итоги, отметила достижения, не забыв упомянуть триумфальное участие в конкурсе "нашей Поллы Всеволодовны". Крикнули: "Ёлочка, зажгись". Появился Дед Мороз - переодетая методистка, вручил всем по бутылке шампанского и коробке конфет. Затем перешли к концерту. Традиционно соперничали отделы зарубежной и научной литературы, последний ещё называли "Умный", потому что в нем числилась Перепетуя. "Иностранки" исполнили Армстронга: "What a wonderful world", "ботаники" ответили под гитару Есениным: "Да теперь решено без возврата". Получилось озорно, а строчку:
"На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне бог", - и вовсе задорно прокричали всей библиотекой.
Елена Марковна сидела, растроганно прижав руки к груди.
Неожиданно в борьбу внесли интригу три студентки-практикантки. Под "Болеро" Равеля, слаженно покачивая бёдрами, позвякивая золотистыми монетками, нашитыми на пояс, они заворожили всех восточным танцем. Аудитория пребывала под впечатлением. Подобное шоу в стенах данного учреждения давали впервые. Под бурные овации практиканткам присудили первое место и выдали набор свечек. Когда восторги стихли, из угла раздался громкий всхрап. Сантехник Василий Иванович сладко спал на своем стуле, уронив голову на грудь. Круглый живот его то раздувался во все стороны на вдохе, то опадал вниз на выдохе. Будить не стали.
Женщины позубоскалили над типичным представителем современного мужчины, после чего дружно набросились на еду, потому как манящий запах домашних салатов на столах давно возбудил во всех аппетит. Шампанское сделало своё дело - мир стал прекраснее, разговоры - бессвязнее, а объятия - крепче. После первого тоста директриса обратилась к Умной:
- Пока наш дружный коллектив весь в сборе, и ещё что-то соображает, поведайте-ка нам про цифровое наполнение немецких библиотек - это важно для улучшения качества работы.
- Елена Марковна, - проныла голодная Перепетуя, - я с радостью, но может не сейчас, праздник же, - она молитвенно сложила ладони. Ей очень хотелось есть, а не разглагольствовать.
- Правильно! Хватит о делах, - поддержала её главный бухгалтер Валентина Петровна.
- Сто раз уже все слышали, - взбунтовались подчиненные.
Елена Марковна не ожидала массовых протестов, поэтому собралась было сделать внушение, дабы не потерять авторитет, но тут увидела нечто на пальце Перепетуи, прищурилась и всплеснула руками:
- Боже, какая прелесть, какая шикарная вещь!
Этот вопль не остался незамеченным. Умная стала центром внимания. Потому как Полла Всеволодовна с кольцом уже само по себе - сенсация! Посыпались вопросы: откуда, чьё, не обручальное ли, ваше, бабушкино, а кто у вас бабушка, а вы из благородных, а почему раньше не надевали? Доминировали восторги директрисы - большой любительницы драгоценностей:
- Какая тонкая работа и изящная, умели же раньше красоту создавать, - и так далее в том же духе.
Туя, пережевывая винегрет, попыталась разъяснить коллегам, что это просто красивая бижутерия, но Елена Марковна весьма горячо стала возражать. В качестве эксперта пригласила Валентину Петровну, в советские годы работавшую бухгалтером на ювелирном заводе. ВалПетра повертела Туину руку влево-вправо, чуть не вывихнув ей лучезапястный сустав, а потом с сожалением признала:
- Да, похоже подделка, хотя очень качественная.
Марковна, судя по взгляду и поджатым губам, совсем не удовлетворилась этой экспертизой:
- Можно пробу посмотреть.
- Не получится. Оно на пальце застряло, - охладила её пыл Туя.
Пробудился Василий Иванович, достал бутылку коньяка из-под стола и провозгласил свой коронный тост: "За милых дам, и чтобы не засорялась труба, не срывалась резьба, фитинг не тёк, и муж не убёг!"
При этом он обошёл всех по кругу, по очереди обнимая сослуживиц за плечи. Директрису с главбухом, соблюдая субординацию, он миновал, а около Умной задержался со словами:
- Эх, Полишка! Годков бы двадцать сбросил и женился, не раздумывая.
Незаметно разговоры переползли на новогодние рецепты салатов, быстрое маринование грибов и прочую ерунду. Параллельно дурачились и фотографировались в Дед морозовой шапке на смартфон главбуха. ВалПетра руководила процессом и, в свойственной ей манере доводить все до лёгкого абсурда, требовала закрывать нижнюю часть лица ладонью или книгой, мотивируя просьбу тем, что "глаза - зеркало души человека, и так сразу видно, что мы библиотекари". Повеселились от души, только Елена Марковна наотрез отказалась от подобной затеи. Её фотопортрет получился официальным - за столом, на фоне стопки книг и с тонко отточенным карандашом в руке. Единственной вольностью, которую она себе позволила, стала строгая улыбка на лице.
- Хороша, как роза! - восторгалась главбух.
Когда расходились, Валентина Петровна подкатила к Перепетуе.
- Душенька, за мной племянник заехал, предложила ему подвезти вас до дому, он не возражает. На дворе ночь, хулиганы пьяные. Согласны?
Елена Марковна горячо поддержала эту инициативу:
- Очень здравое предложение. Не отказывайтесь, Полла Всеволодовна. Не устаю повторять: у вас золотое сердце, Валентина Петровна.
У входной двери топтался весьма упитанный мужчина, одетый в коричневую дубленку. На голове, как корона, торчала высокая и очень волосатая ушанка.
- Юрий Евгеньевич Кардымон, - отрапортовал он, шаркнув пухлой маленькой ножкой.
"Ну и имечко!" - восхищенно отметила Туя.
Ехали долго, город стоял в предпраздничных пробках. Перепетуя смотрела в окно на украшенные иллюминацией улицы. По дороге ВалПетра, не умолкая, расхваливала своего родственника и подчеркивала одиночество их сердец - Поллы и Юрия! Примерно минут через пятнадцать Туя стала прислушиваться к витиеватым тирадам главбуха, доносящимся с переднего сиденья, через полчаса она заподозрила, что Валентина Петровна "клеит" ей в женихи Юрия Евгеньевича, а через сорок минут подозрение переросло в уверенность.
Мысль, что ей придется, по версии ВалПетры, принять фамилию недоспеции (и стать - согласно паспорту - Перепетуей Кардымон), а потом выносить и воспитать маленьких Кардымончиков, заставила девушку протрезветь и тоскливо ждать конца поездки.
- Позвольте, я вас навещу ещё раз, - пробулькал Юра, вытаскивая Тую из машины. Под пристальным взглядом ВалПетры она утвердительно кивнула, хотя в душе ответ был несколько иной и немного грубоватый:
"А не пошёл бы ты лесом?!"
Дома змейка легко сползла с пальца!
Научиться говорить "Нет"
В первый рабочий день после новогодних каникул сотрудники библиотеки, отъевшиеся и сонные, никак не могли настроиться на рабочий лад. Без всякого энтузиазма они сидели по своим местам, смотрели в мониторы, зевали и кутались в платки. В холодных помещениях стояла мертвая тишина. Перепетуя взялась оцифровывать журнал "Энтомологическое обозрение". На второй странице её накрыла тень Валентины Петровны. Главбух выглядела феерично. Трикотажный костюм в черно-желтую полоску делал её фигуру ещё шире. Она походила на гигантское насекомое. Впечатление опасности усиливала красная косынка вокруг шеи. В дикой природе все живое в округе уже бы разбежалось, расползлось, разлетелось и залезло в норы, Умная осталась сидеть на стуле.
- Мне не терпится узнать, как ты провела выходные? - ВалПетра почему-то перешла на "ты".
Тую это удивило, но она не стала заострять внимание и ответила:
- Обычно.
- А вот Юрий Евгеньевич мне не давал покоя. Все звонил, спрашивал о тебе. Ты вскружила ему голову!!! - взвизгнула бухгалтерша.
Перепетуя испуганно сжалась: "Вот влипла".
- Как он тебе показался? - наступала ВалПетра.
- Ну солидный и, видимо, надежный, - пробормотала без энтузиазма девушка.
- Именно так, я всегда видела в тебе трезвомыслящую женщину! Ты ухватила суть - надежность - очень ценное и редкое мужское качество в наши дни, - с пафосом сказала Валентина Петровна. - жаль, что ты сегодня без украшений, они идут тебе, но ты скромна, а скромность лучшее украшение женщины! Ну, а теперь кушать.
От "кушать" библиотекаршу передернуло, а ещё, к стыду своему, она не смогла сказать: "нет", и поплелась за ВалПетрой, как катер за ледоколом. Коллеги уже обедали и обсуждали прошедшие каникулярные денёчки...
- Как нет компьютера?! Вы слышали, Елена Марковна, у нашей Умной нет дома компьютера. Ну это же ни в какие ворота не лезет: двадцать первый век на дворе! Какие цифровые технологии? - восклицала, всё повышая голос, методистка, пока весь коллектив не обратил внимания на сей чудовищный факт. Валентина Петровна при этом энергично стала нажимать на телефонные кнопки.
- Юрочка, здравствуй. Я нормально. Обедаем. Звоню тебе по такому поводу. Помнишь, ты говорил, что вы на работе обновляете офисную технику. Угу-угу. А у тебя нет ничего из списанного? Ноутбука, например? С бордовой крышкой. Да-да. Ты меня правильно понял. Этот отлично подойдёт. У известной тебе Поллы, оказывается, нет дома компьютера, представляешь?! Подъедешь? Ждём, - ВалПетра отключилась, - теперь, душенька, будет тебе компьютер, ведь Юрий - директор крупной структуры, - обратилась благотворитель к благополучателю и многозначительно посмотрела на неё.
- Я всегда восхищалась вами, - директриса обняла главбуха, и они прослезились.
Коллектив горячо поддержал своего руководителя, а Перепетуя чувствовала себя в ловушке и лихорадочно соображала, как ей из этого выпутываться. Незаметно тема сошла на нет, акцент в разговоре сдвинулся на обсуждение сосудов головного мозга. ВалПетра, поднявшая меценатством свой рейтинг до небес, вдохновенно рекламировала чудонаноинновационные пластыри с драгметаллами и корейскими водорослям по восемьдесят долларов за коробку. Раздав всем рекламные буклеты, целительница уверенно вещала про сплав науки и природы и про то, что куда не наклей её пластырь - везде исцеление. Для пущей убедительности, она вскрыла одну упаковку и налепила пластинку на шею директора - снять симптомы зажатости, на которые та жаловалась.
- Что ощущаете? - интересовалась главбух.
Марковна хлопала глазами и уверяла, что: "Приятное тепло и заметное облегчение".
Валентина Петровна осталась довольна и пообещала тем, кто возьмёт сразу пять упаковок, но прямо сейчас, скидку тридцать процентов. Желающих не находилось, праздники подкосили всеобщее финансовое благополучие. Туя незаметно пересела за шкаф и занялась поеданием бутерброда. Минут через пятнадцать вернулась в беседу и обнаружила, что Валентина Петровна продолжает тему сосудов, но уже других. Дама пела про то, что женщина - священный сосуд для вынашивания детей, чем окончательно вынесла Перепетуе мозг.
Юрий Евгеньевич, весь в мехах, ждал в машине. Его заботливая тётя решила оставить пару наедине и дать возможность - цитата: "насладиться общением". Туя немного нервничала. Все-таки ей предстояло ехать с влюблённым в неё мужчиной. К счастью, Кардымон оказался на редкость неразговорчив и особых признаков потери головы не проявлял. Пока Перепетуя раздумывала какими словами оформить отказ от подарка, мужчина донёс ноутбук до дверей. Теперь он топтался перед входом, бормоча, что может его подключить. Девушка жестом пригласила войти и после традиционного: "Располагайтесь", - сбежала на кухню. Чайник засвистел, форма отказа созрела и оформилась в словесную, Туя вернулась в комнату. Ноутбук стоял на столе и приветливо загружал Windows. Гость околачивался около серванта. От стука двери он дернулся всем телом, вцепился в спинку стула и испуганно уставился на Перепетую:
- Смотрю ваши фотографии...
"Нет, он какой-то странный, какие фотографии? Там же нет ни одной", - изумилась Туя и со стыдом заметила, что Кардымон мнёт своей пятерней висящий на стуле лифчик.