Двух пуль не миновать
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ДВУХ ПУЛЬ НЕ МИНОВАТЬ
Предисловие от автора
Эта книга основана на документальных фактах, ничего вымышленного. Читателю подана жизнь, записанная со слов офицера Военно-воздушных сил, прошедшего необычный путь от курсанта до майора, с взлетами и падениями, крушением идеологии, неизвестной тогда войны, будучи легионером на Ближнем востоке, но не пережившим до настоящего времени предательства сыновей. Приведен опыт самоспасения от страшных недугов, защиты от врагов, сострадания, прощения и того, чего прощать нельзя.
Уникальность материалов в том, что сценарий написан жизнью, он позволяет окунуться в историю русского человека, родившегося в прошлом веще и еще почему-то живого в наше время. Почему? А вот это вопрос и для него самого и для нас, ибо каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу, как сказал Расул Гамзатов. Все события, совпадения с реальностью являются случайными, а расхождения - закономерными.
Глава 1
Было затянувшее темное утро января. Владимир ждал развозку, к остановке приближался силуэт знакомой походкой. Сначала возник ступор -- уйти или остаться. Почему он здесь, на том самом месте, в эти ранние часы?
Поздно было уже менять ситуацию, силуэт прошел мимо, поздоровался за руку с мужиками и остановился в двух метрах от него. Группа рабочих также ждала свою развозку. Владимир их видел каждое утро, но впервые знакомая фигура старшего сына появилась на этой остановке.
Это был Борис, сорока лет.
Подъехал рабочий "пазик", и Владимир сел у окна, погрузившись в мысли: почему в это самое время в этом месте сын оказался здесь, ведь он работал в Теплосетях, и посадка их была по другому маршруту?
Завтра они снова встретились, и Борис опять прошел мимо и, конечно, узнал отца в свете фонарей, но стеклянно смотрел вперед, как бы ни замечая.
Войдя в развозку, Владимир оглянулся и заметил, что сын внимательно проводил его взглядом. На третье утро сына не было. Подойдя к группе мужиков, выяснил, что они ждут развозку на предприятие, называемое "Опытное производство блоков". На вопрос: "А что хотел?", он отшутился: "А вдруг придется доехать с вами, мне тоже в ту сторону".
На четвертое утро Борис снова подошел к этому времени к своим, но снова проигнорировал отца, делая вид, что в темноте его не видно, да и не смотрит по сторонам.
Так продолжалось весь январь и начало февраля. Сын проходил мимо через день-два, быть может, работал по сменам, но упорно отводил взгляд, прикрываясь темнотой.
Отец стал дергаться. Каждое утро, приходя на место посадки, он уже всматривался в темноту и подспудно ждал появления сына. Это ожидание было мучительным, хотелось скорее загрузиться в автобус, чтобы не видеть его. Нервы сдавали. В 7=15 он уже был на работе в кабинете, долго мучился размышлениями о прошлом и настоящем. Затем обстановка и коллеги отвлекали, и он забывался. Но каждое утро внутри что-то ломалось, давило под лопаткой, помогал нитроглицерин. И однажды решение пришло внезапно: пока живой, ходящий и мыслящий, ты должен успеть, очень быстро реализовать две задачи, обязательно успеть.
Это была подсказка ангела-хранителя. За последние двадцать лет его вера укрепилась в православие. Не взирая на громадье положительного и отрицательно, он часто стал ловить себя на том, что ангелы-хранители давно ведут его. Внезапная и молниеносная мысль порой заставляла действовать его именно так, и последующие события подтверждали: это решение выбрано верное и главное -- своевременно. Примеров тому было много: и в быту, и на работе, и даже в бессонные ночи.
Вдруг, просыпаясь в два-три часа ночи, он окунался в размышления, накручивал на себя многократно одеяло, крутясь, как веретено, и засыпал только тогда, когда принимал уже твердое решение: сделать то и так, решить эту проблему, которая его разбудила, именно так, прочь все сомнения, примитивную логику, именно так. Последствия убеждали в правильности выбора. Это были подсказки сверху. И сейчас он твердо сказал себе: не тяни и срочно действуй.
Глава 2
Майор в отставке Владимир Гурин 63 лет, помотавшийся по гарнизонам Советского Союза, сегодня также благодарно, с теплом озирал знакомые и незнакомы дома родного сибирского города Турель, где родился, вырос, и вернулся, наконец-то, в 1979 году.
Вернулся после развода с первой женой. Было три попытки развода: первая в Военно-воздушной инженерной академии им. проф. Жуковского Н.Е. в Москве.
Этой учебой он очень гордился, ибо там учились и Гагарин, и Терешкова, Титов, не успел, потому что болел белокровием.
Вторая попытка была уже после академии. Но не мог развестись, потому что женсовет войсковой части на него давил: нельзя разводиться, у тебя дети и т.д. В общем, сломали его попытку.
И только в третий раз, уже после академии, в этом же военном городке под Брянском, женсовет молчал, и офицер поставил окончательную точку в этом браке.
Дни совместной жизни были настолько драматичными, непредсказуемыми и опасными, в чем-то даже трагическими, на грани терпения и сумасшествия, но два сына, Борис и Сергей, давали силы нести этот крест.
В преклонном возрасте он часто вспоминал притчу Соломонову: лучше жить в углу на кровле, нежели со сварливой женой в пространном доме. Но тогда, далёкий от православия, он шел на Голгофу 10 лет.
Их знакомство произошло зимой 1967 года.
Гурин учился на втором курсе Ачинского авиационно-технического училища, или АВАТУ. Общими силами курсанты сочинили слова об училище на популярную мелодию из кинофильма "Кавказская пленница".
Там, где не бьют куранты
И не шумит "бродвей".
Живут в АВАТУ курсанты
Много, много дней.
Дуба дают зимою,
Летом клянут жару,
Дружно поют, порою,
Песенку свою.
Припев: Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла,
Вертится быстрей земля.
Как бы нам прожить скорей
Тысячу курсантских дней.
Днем не дают покоя
Ротный и старшина.
Только дождешься отбоя,
Снова не до сна.
Хочешь бежать куда-то,
Хочешь напиться вдрызг,
Дружно клянут ребята
Этакую жизнь.
Припев.
Если: "Зачем, - ты спросишь,
Спешка в твоей судьбе?"
Рано - ли - поздно, бросят
Звездочки тебе.
Будут крутиться гайки,
Будут движки реветь,
Будут стальные чайки
Эту песню петь.
Припев.
Отец и мать в Турели жили неспокойно, конфликтовали, судя по письмам матери. Пришло очередное письмо от мамы, в котором она сообщала о намерении подать на развод. Что делать?
Курсант пошел к начальнику учебного отдела полковнику Шатохину, показал письмо и попросил хоть на пять дней отпустить домой.
По таким основаниям командование не имело права отпускать курсантов в краткосрочный отпуск. Но заслуги Гурина оценили: второй курс без замечаний, чемпион училища по боксу во втором полусреднем весе, отличная учеба, участие в самодеятельности -- аккомпанировал на баяне, и его отпустили к родителям.
Миротворческая миссия дала свои результаты: родители помирились, но ненадолго. Позднее, когда Гурин учился уже в академии, мать все-таки настояла на разводе. Так и жили в разводе, но в одной квартире.
Но в данный момент удалось их сблизить. И, повидавшись с родными, расслабившись, Володя ехал в купе с новыми ощущениями чего-то важного, исполненного.
Проснувшись, обнаружил, что старый знакомый советский фотоаппарат ФЭД (Феликс Эдмундович Дзержинский) исчез. Кто, как -- непонятно.
Вдруг в купе вошла девушка симпатичная, усталая, долго смотрела в окно, затем разговорились. Звали ее Валентиной.
Она работала в Харькове, кажется, теплотехником. Ехала в Анжеро-Судженск Красноярского края в командировку по той же желдороге. Проговорили около четырех часов вдвоем, никто не мешал. Искренность, видимо, задела обоих, и пообещали писать друг другу.
По приезде в военное училище Вовка сразу написал письмо. Получил ответ. Писали друг другу часто. По письмам стало известно, что Валентина была замужем за одноклассником Бондаренко. Жила в поселке Харьковской области с родителями и двумя братьями. Ее семья, еще не начавшись, уже разваливалась. Причина была в том, как она рассказывала, что забеременела, но Бондаренко не хотел ребенка, и она вынуждена была у бабки-повитухи сделать втихую аборт. Избавление от беременности прошло неудачно: воспаление, лечение и, возможно, уже никогда не будет иметь детей. Молоденький курсант двадцати лет все воспринял как чистую правду. Потом уже, спустя много лет, он понял, что история о печальном браке воистину легенда прикрытия.
Кстати, Гурин до 50 лет оставался таким наивным, доверчивым дураком, и все, что вешали на уши, аккуратно и бережно складывал в архив до тех пор, пока рассказчик не борзел со временем и уже вовсю использовал Гурина по полной программе. Лох прозревал и закрывал лохотрон навсегда, перешагивая в круг умудренных старцев. Того, кто его разводил, он уже игнорировал на всю оставшуюся жизнь, но никогда не мстил.
Но в то время зеленый курсант влюбился "по уши" в Валентину и на третьем курсе, получив распределение на стажировку в город Полтаву Украинской ССР, не просыхал от мысли непременно заехать в Харьков и провалиться в нахлынувшее счастье. Так и случилось.
Возвращаясь со стажировки, отпросился у командира на сутки, приехал к ней в поселок и проснулся в постели с Валентиной. Утром отец возлюбленной, фронтовик Павел, танкист, намекнул: мол, не позорь, возвращайся, ты уехал и приехал, а что скажут в поселке.
Молодой курсант с зарождающейся уже офицерской честью сказал твердо и решительно: "У меня все серьезно". Спустя годы он понял, что за одну ночь никто бы в поселке и не ведал про него, и что Валя в поселке была девочкой очень популярной, и что ее первый брак с Бондаренко был заведомо обречен на развод из-за ее поведения. Но это спустя годы.
А пока безусого курсанта устами будущего тестя-фронтовика Павла развели на Украине во второй раз.
Кумир Гурина, Ф.Э. Дзержинский, сказал бы ему так: "Ты же читал "Зону пустоты" и помнил, как автор японского романа описывал подробно читаемость характера женщины по очертаниям губ - нижняя губа припухлая, выступает чуть вперёд, а верхняя тонкая говорят о необузданной страсти и коварстве".
Именно такие губы принадлежали Валентине.
После окончания АВАТУ золотопогонный лейтенант Гурин с красным дипломом возвратился в родную Турель.
Не пересказать, что творилось в душе молодого офицера. Родные улицы, друзья, соседи, родственники, встречи, впереди тридцать дней отпуска! Внутри вулкан здоровья, энергии и самое главное -- встреча с любимой, там, как бы сейчас сказали, в Украине.
Но случился один печальный эпизод в начале этой эйфории. Рядом в соседнем доме жил Генка Антонов, горбун, старше на пять лет, часовой мастер. Решили посидеть в ресторане напротив кинотеатра.
Старинный особняк двадцатых годов прошлого века. Когда его разрушали, то вынуждены были подорвать, так как кирпичная кладка не поддавалась экскаватору. Небольшой зал, небольшая сцена, трио музыкантов: аккордеон, гитара, кларнет. В зале - столики на четверых. За одним из них -- Генка и Вовка в парадной форме.
Он никогда не забудет слов Генки: "Ты такой видный, офицер, у тебя все хорошо, а я горбатый, никому не нужный".
Выпили немало, но грусть не сходила с лица Генки. Ночью он собирался на рыбалку под мостом на гавани. До военного училища они часто рыбачили на этой гавани с пацанами по ночам на закидушку. Ловились чебак, сорожка.
На второй день Володя узнал, что Генка утонул. Сидел на гавани в фуфайке, заснул и кувыркнулся вперед во сне. Витька Ермаков, сосед по дому, тут же подскочил, вытащил за фуфайку, но, увы, сердце остановилось от переохлаждения. Хоронили все соседние дома, ведь росли все вместе.
Боль утраты и почему-то непонятная вина перед Генкой до сих пор сидели в голове у Гурина. Что видел этот простой парень? Ничего не видел до 27 лет, с детства инвалид, очень порядочный, умный, добрый и одинокий.
События отпуска закрутили вновь, и через десять день Володя заявил родителям, что уезжает в Харьков. Его тянуло уже к Валентине.
Родители не понимали, в чем дело, впереди еще двадцать дней, зачем так рано, оставайся. Но решение им было уже принято.
По пути залетел в Свердловск к однокашнику, Матвею, 2 года в училище вместе держали первенство по боксу в своей весовой категории.
Матвей уже успел жениться и встречал друга в аэропорту Кольцово вместе с женой. Оставив все вещи и деньги в камере хранения, поехали втроём к Вечному огню. Там их обложили две цыганки. Одна с грудным младенцем увела Владимира в сторону, посмотрела на правую ладонь и ошарашила:
"Ты скоро встретишься с любимой, имя которой на букву "В".
Фраза низвергла молодого лейтенанта в пропасть доверия, и он опрометчиво, под давлением цыганки, положил единственные 3 рубля в свой кулак. Та дунула на кулак, что-то сказала, и трёшник исчез из ладошки...
Гурин пытался объяснить, что улетает, деньги все в аэропорту, что доехать не на что, верни деньги. Ворожейка тут же обезоружила его короткой фразой: "Не проси, иначе не будешь мужчиной".
Так зеленого лейтенанта в парадной форме первый раз в жизни развела юная мамочка из табора.
Матвей дал полтинник, чтобы добраться до аэропорта Кольцово, и они простились на всю жизнь. Служба разбросала по всему Советскому Союзу.
Конец отпуска он провел в Украине с Валей. И в конце августа прибыл по распределению в воинскую часть в Хмельницкой области Западной Украины, где и родились его оба парня -- Борис и младший Сергей.
Глава 3
Очередным утром, как всегда в темноте ожидая развозку, отец не увидел Бориса. Не подошел он и в последующие дни к своей группе.
Владимир гнал ожидания из головы, но все равно всматривался в след фонарей и ждал знакомый силуэт. Три версии крутились попеременно. Первая: узнав отца, он стал ходить на посадку к развозке в другое место, так как впереди рассветы, и темнота уже не прикроет его бессовестный взгляд мимо. Вторая версия: попутно добирался с рабочими на развозке. И третья версия: он снова запил, как это было неоднократно.
Запои продолжались неделями, а то и дольше. Давно был потерян счет количеству этих падений, только однажды он держался около года.
Видимо, подвигла исповедь в храме и молитвы. Но снова сорвался. Его держали в Теплосетях только потому, что работал, когда трезвый, и днем и ночью, не щадя себя на авариях. Участок Теплосетей, который он возглавлял, выполнял все оперативные задачи. Вторая причина состояла в том, что много было халтуры, левых врезок в теплосети в частном секторе города, а там наличка, всю ответственность он брал на себя.
И, конечно, кормил руководство. Однажды, зайдя к нему домой, отец увидел на кухонном столе горы мятых купюр. Это "бабло" разбаловало его окончательно, и он запивал. Младший братишка Сергей часто "доил" Бориса, впрочем, как и мать - Валентина.
Однажды он пожаловался отцу: решили мамке поставить пластиковые окна, расходы пополам. Но Сергей отказался компенсировать затраты.
Все эти левые деньги Борис хранил от жены у матери. И как-то возмутился: "Спустила крупную сумму из моих сбережений на благоустройство квартиры, заявив, что я должна жить по-человечески на старости лет".
Уход в запои беспокоил не только отца. Семья сына разваливалась. Дочка Настенька практически воспитывалась только матерью. После капельниц в наркодиспансере, куда отец его, поначалу, часто возил к своему другу Гене Штенцу, умнице-наркологу.
Сколько же было таких визитов к Геннадию, сколько было потрачено времени, гемодеза для капельниц, унизительных договоренностей о больничных листах, чтоб не уволили с работы, сколько было надежд и разочарований, когда сын снова и снова выпадал в "осадок".
После таких пьянок и откапывания Борис впадал в веру, не чувствуя деликатность этой сферы, насильно таскал с собой дочь, что не укрепляло в ней православие, а, напротив, отдаляло.
Его упоительные прочтения православной литературы по трезвянке и некоторые знания в этой области порою удивляли отца. Владимир чувствовал себя невеждой, ведя диалоги о Боге с сыном. Но эти дискуссии, дословные выдержки из Библии не оставляли плодоносного следа в душе у Бориса. Он снова и снова срывался, ставил капельницы, брал больничные и вновь погружался на это дно. Иногда запои были небезобидными для семьи и отца.
Как-то после смерти тестя жена Бориса выехала на Север, дочку оставила под его присмотром, через сутки позвонила Владимиру и попросила свекра: "Уймите своего сына, Настенька боится оставаться дома". Прибежав к ним домой, он увидел печальную картину: в одним трусах, обоссавшийся, сын валялся на паласе, не имея сил даже встать на колени. Бедная девочка, что она пережила в своем детстве в период деградации папы.
Как-то сноха снова в отчаянии обратилась за помощью: Борис режет вены, помогите.
Борис бегал по квартире с бритвочкой, вырвать лезвие было непросто.
Схватка в ванной закончилась порезом, он был крупнее и выше отца, и сильнее, конечно. До прихода отца он бегал и пугал дочь и жену, а при отце полоснул. Это была низкая показуха на почве пьянки: знал, что спасут. Отвезли на травмополиклинику, зашили, отцу загипсовали кисть. Это был первый перелом в жизни Гурина в 50 лет со дня рождения. Сколько было всего! С размаху как-то разбил гитару, подаренную ему отцом. Всего не пересказать.
И вот сегодня родное дитя в 40 лет проходит мимо и делает вид, что не знаком.
Тяжелое представление реальности. Бывшая супруга Валентина сеяла своему окружению и родне, что это отец виноват в запоях Бориса, у него всегда якобы стояло вино в шкафу. А причина была видна как апельсин на снегу.
Уже после развода мать Гурина Анфиса Петровна рассказывала сыну, что Валя, будучи на шестом месяце беременности, приехала к ним в гости. После какого-то события на столе остались рюмки с недопитой водкой. Мать убирала посуду и увидела, что Валя допивает из этих стопок с комментарием: "А что добру пропадать".
Уже в утробе матери рождался будущий алкоголик.
Позднее в видеозавещании Анфиса Петровна этот факт снова подтвердила. Она очень любила Бориса -- ведь худое дитя всегда ближе, и больше других переживала за него до самой кончины. Бабуля, как стали звать ее внуки, заменила им родную мать, в течение девяти лет (до армии) воспитывала пацанов в Турели, куда уже перевелся после развода Владимир и привез сыновей. Но это случилось потом.
После развода Валентина кинула детей в интернат, мотивируя это занятостью по работе, командировками. Фактически же избавила себя от забот, устраивая гули-погули в течение пятидневки, и только на выходные приводила сыновей в трехкомнатную квартиру.
Отец до того, как отвоевал сыновей, использовал любую возможность вырваться в Брянск, к детям.
Командировка - ли в Москву, а там до Брянска 6-7 часов, или за свой счет, но в выходные, он имел возможность видеть детей один - два раза в квартал. Командиры, будучи свидетелями его судебной битвы за сыновей, сочувствовали и отпускали на короткие встречи с пацанами. Самолетом из Турели до Москвы в пятницу, а утром, в субботу, поезд доставлял Гурина с Белорусского вокзала в Брянск и вначале восьмого он был уже у дверей их квартиры. Валентина открывала дверь заспанная, усаживала его на кухне.
Ожидая, когда проснутся ребятишки, Владимир созерцал неубранную после оргий кухню, штабелями бутылки. Видимо, мать не очень стеснялась детей и "аргументировано" объясняла очередные пьянки. Она была очень веселой, энергичной женщиной.
Ей постоянно нужны были праздники, поклонники. Голос у нее был потрясающе талантливый. Если бы она пошла по пути вокала, то была бы не менее известной, чем Ротару. Дети мешали ей всегда, поэтому и сдала в интернат. И в отсутствие их давала волю встречам с друзьями. Так продолжалось два года.
Холодный, чужой интернат при живой мамочке и два года борьбы отца за сыновей, чтобы вернуть их в Турель.
Эти воспоминания пулей пролетели в голове у Гурина, а детали пережитого не уместились бы в целый роман. Но подробности были настолько удивительны, захватывающи и необычны, что мысли о написании книги все чаще посещали нашего героя.
И вот сегодня финал - родная кровь, 40 лет, делает вид, что не узнает отца!
...Раздумья переполняли Гурина, вытесняя друг друга, он не мог сосредоточиться на чем-то одном. Три версии, что сын не пришел на остановку. Ему мешал этот навязчивый вопрос, и в то же время вроде бы он должен был радоваться, что в очередной раз не получил утренний плевок от стеклянного взгляда мимо отца. Но радость не посещала. Надо успеть выполнить две задачи, которые он поставил себе. "Ты должен успеть", --приказал он себе. Очнулся от мыслей при резком повороте. Развозка подошла к работе, поднимался шлагбаум.
Глава 4
Бомбардировочный полк в Западной Украине, куда прибыл молодой лейтенант по распределению после окончания военного училища, состоял из штурмовиков Ил-28. Это был единственный реактивный штурмовик после поршневой авиации. Он мог нести бомбы и ракеты, имел на корме пушку, кажется АМ-23, которая защищала задние полусферы бомбардировщика. Боевая эффективность самолета была достаточно высока в штурмовой авиации. Замены ему в 60=70-х годах не было. Его охотно покупали арабские страны, что и определило в дальнейшем послужной список лейтенанта Гурина.
Факультет вооружения летательных аппаратов, который он закончил в училище, готовил специалистов дальней авиации. Это Ту-16, Ту-22.
Здесь же пришлось изменить знания и дополнить их по штурмовой авиации.
В полк прибыло два специалиста по вооружению, два лейтенанта -- Гурин и Саша Сердюков. Сашу поставили на прицелы бомбометания в ТЭЧ (технико-эксплуатационную часть), где проводили регламентные работы службы по обслуживанию самолета: двигателисты, прибористы, радисты и, конечно, вооруженники. Для чего и создана военная авиация: носить вооружения для выполнения боевых задач в воздухе и по земле.
Оптические прицелы бомбометания на Ил-28 (ОПБ-1) требовали особого подхода, так как в то время это была та же ЭВМ, но механического типа. Интегрирование, дифференцирование операций наведения бомбы на цели - выполнялось механическими устройствами, очень сложными. Саша Сердюков сам выбрал это место, так как по характеру был тихий, уравновешенный, рассудительный, терпеливый. У него было отдельное помещение в ТЭЧ, где он сам себе командир, -- отрегулировал прицел и все. Теплое, насиженное место.
Работа в эскадрильи, куда попал Гурин, была совершенно иной -- в капонирах.
Это такие земляные валы с трех сторон -- обваловка самолета для отражения ударной волны. В капонирах стояли штурмовики. Сверху синее, а иногда и хмурое небо, дождь, снег, ветер, а учебно-боевые вылеты надо обеспечивать. Подвеска бомб, зарядка блоков неуправляемыми реактивными снарядами, проверка артиллерийского вооружения, зарядка пушек -- все связано с определенным риском, так как в руках не имитаторы, а боевые взрыватели, снаряды, ракеты и бомбы.
Так и обкатывался лейтенант на свежем воздухе. До сих пор он чувствовал запах аэродрома, керосина при заправке самолета, слышал гул реактивных двигателей и провожал в полет штурмовики, удаляющиеся в направлении полигона для боевых стрельб и бомбометания. Перед глазами, будто как вчера, угасала в дымке красная струя вектора реактивной тяги -- Ил-28 уходил на задание.
Между вылетами 30=40 минут можно было расслабиться: потравить байки, анекдоты. Анекдотичных случаев в авиации случалась масса. Друг, Петька Левчик, техник самолета, однажды забыл вытащить чеку, которая блокирует отстрел катапульты при аварийном покидании самолета. Самолет уже вывернул на взлетку, команда была "на взлет".
Если сообщить на командный пункт, это срыв задания, срыв полета, ЧП, а Петьке только подписали рапорт о поступлении в Академию им. Жуковского. Не видать ни академии, ни карьеры. Что делать? А если аварийная ситуация? Летчик не сможет катапультироваться. А это катастрофа. Это суд, тюрьма.
Была зима. Слева от капонира возвышалась огромная куча снега после очистки стоянки. И пока в течение сорока минут длился полет, бедный Петька эту кучу перебросал на правую сторону. Зимняя куртка промокла насквозь. Самолет благополучно вернулся, и Левчик от счастья перекрестился. Он поступил потом в Жуковку и, наверное, достиг больших высот по службе. Он не был похож на молодых офицеров холостяцкой гостиницы.
Лейтенанты жили активно: бегали на танцы, выпивали не то что "в доску", а так, по выходным дням расслаблялись. Поводов находить было не нужно: купил шнурки к ботинкам -- есть повод. А Петя Левчик время "не прожигал": готовился в академию, писал письма любимой девушке, был на два года старше лейтенантов и серьезнее.
У Гурина энергия, помноженная на холерический темперамент, фонтанировала даже из задницы: он не мог усидеть на месте, всегда что-то придумывал, организовывал, лидировал среди друзей. Это Генка Павлюк, специалист по радиоэлектронной борьбе, и "фотик"- Шурик, специалист по аэрофотосъемке. Гурину все нравилось, все устраивало.
Он заряжал своим весельем друзей. Романтика авиаполка поглотила его полностью. Служба шла вполне успешно. Аккомпанировал на баяне, участвовал в художественной самодеятельности полка, задор, непосредственность, искренность в словах и поступках завораживали окружающих. Его заметили и через год перевели на хутор. Хутор -- это закрытое место в полку, где за пятиметровым забором проводились работы на аппаратуре обслуживания ядерных бомб.
После событий на полуострове Даманский, на границе с Китаем, куда в 1969 году весь полк перебазировали на китайскую границу, работа лейтенанта Гурина была в цейтноте боевых задач, так как ядерные боеприпасы занимали особое место. Но это случилось позднее, а пока учебно-боевые будни перемежались с массой юмора и драматизма.
Приколов в авиации случалось, хоть отбавляй.
Однажды техник самолета старший лейтенант Анипко, любимое выражение которого было "не перцуй", то есть, не возмущайся, закрывая фонарь кабины летчика, напутствовал его такими словами: "Лети, покойничек". Естественно, летчик в стрессе докладывает на командный пункт, вылет остановили, проверили самолет, техника Анипко отстранили от службы и через два дня направили в окружной госпиталь на медицинское освидетельствование в сопровождении офицера.
По пути следования поезда Анипко на какой-то станции заявил военному патрулю, что его хотят завербовать иностранные агенты. Его снимают с поезда вместе с несчастным сопровождающим офицером. Все это делал Анипко для того, чтобы уволиться из армии. Перспективы роста по службе для офицеров, техников самолетов, не было. Старший лейтенант - и красный фонарь на все 25 лет службы. В эскадрилье была только одна капитанская должность -- инженер эскадрильи, а для 13=15 техников самолетов должность старшего лейтенанта была потолком.
Анипко уволили из армии. Его признали психически неполноценным. А через полгода в дорогом костюме, опрятный, ухоженный он прибыл в полк, будучи в отпуске, и сообщил, что заведует овощной базой. Он был неглупый человек, начитанный.
В комнате, где он жил в период службы, у него хранились плакаты, стеллажи медицинской литературы и плакаты с разрезами головного мозга.
Анипко уже не был похож на шуточного персонажа авиации в гражданском костюме. А персонаж был такой -- "вечно пьяный, вечно сонный техник авиационный".
Случались в полку и неприятные моменты, граничащие со смертью. Во второй эскадрилье механик, рядовой солдатик, проверяя авиационную пушку, сделал перезарядку - и боевые снаряды посыпались на город, разворотили угол частного дома. Хорошо, что снаряды оказались бронебойными, а не осколочными, что повлекло бы жертвы.
В первой эскадрилье, где служил Гурин, случилось ЧП.
Первая - ведущая эскадрилья. Там служили летчики только первого и второго класса. Передовики. Штурмовик после полигона, где сбрасывал фугасные авиационные бомбы, ФАБ-250, (каждая весом 250 килограммов, всего их вмещалось в бомболюк шесть штук), зарулил на стоянку, открыл бомболюки, и одна бомба упала на бетонку.
Все залегли, случился шок. После паузы Гурин оценил все "за" и "против", поднялся, подошел к фугасу и вывернул взрыватель. Без взрывателя бомба опасности не представляла. Взрыватель по своему устройству имел крыльчатку, которая в процессе полета бомбы от встречного потока отворачивалась и обнажала мембрану.
При падении бомбы грунт продавливал мембрану, и жало приводило к подрыву взрывателя, а взрыватель инициировал подрыв самой бомбы.
А так как крыльчатка была на месте, значит, полета бомбы не было, был шанс обезвредить фугас, что и сделал молодой лейтенант.
При разборке данного случая выяснилось, что штурман на полигоне произвел бомбометание серийно, то есть шесть фугасов сыпались из бомболюка один за другим.
Не посмотрев на индикацию, штурман закрыл бомболюк преждевременно и последнюю из шести бомб подхватил створками бомболюка. А, зарулив на стоянку, бомболюки необходимо открыть для осмотра. Вот один фугас ФАБ-250 и упал на бетонку. Если бы был взрыв, жертвы были бы непредсказуемыми: рядом самолеты, керосин. Страшно представить -- на весь Советский Союз бы прогремели.
Друг над другом в полку всегда подтрунивали, впрочем, как и в других родах войск. Всегда находились специфические моменты, профессиональные, на которых можно было посмеяться над простаком, поймать его на чем-нибудь, тем более над неопытным бойцом. На штурмовике Ил-28 гидравлическая сила закрытия створок бомболюков была, кажется, 500 килограммов, то есть если бы в зазор створок попал человек, его просто передавило бы. Поэтому, находясь в кабине штурмана при проверке системы бомбометания, техник или механик должен был давать команду "От люков", снизу отвечают: "Есть от люков".
И только тогда можно открывать или закрывать бомболюк.
Как-то летом, проводя регламентные работы, безусый лейтенант Гурин залез в кабину штурмана по стремянке, высота около четырех метров, и скомандовал: "От люков", услышал ответ: "Есть от люков" - и нажал кнопку закрытия. Вдруг услышал вопль, скатился вниз на бетонку и увидел, что в створках бомболюка зажаты два сапога, т.е. такое впечатление, что внутри бомболюка человек, а пережатые ноги торчат снаружи.
Володя пулей влетел по стремянке наверх в кабину штурмовика, нажал кнопку аварийного открытия бомболюков и свалился вниз. На бетонку упала пустая пара сапог, и лошадиный хохот техников у самолета раскатывался по аэродрому.
При закрытии люков кто-то подшутил: зажал пустые сапоги в щели бомболюков. Так обкатывался зеленый лейтенант на третьем месяце службы в бомбардировочном полку.
Позднее он посвятил авиации свою авторскую песню.
Разговор с лайнером
Мне пора возвращаться домой
За Урал, к воротам Сибири.
Очень долго тащиться землей
В многоместной плацкартной квартире.
Взят билет на дюралевый борт,
Затрещали турбины шальные.
Позади разукрашенный порт,
Впереди переулки родные.
Полбеды, если ты не далек,
Даже если поднялся впервые,
Зачеканивай страх на замок,
Подавляй в себе мысли дурные.
Знайте: здесь не откажет прибор,
Не грозит вам судьбы испытанье.
Хуже, кто дешифрует мотор,
Кто его поднимает дыханье.
Легче тем, кто в пути не один,
Проще жить пополам и вернее.
Я сижу возле самых турбин
И лечу, потому что надеюсь.
Вышел лайнер на крейсерский ход.
Облака разбиваются всмятку.
Знаю, брошен на автопилот,
А пилоты играют в девятку.
С курса мне и ему не свернуть.
Борт и я -- оба целью объяты.
И в мою упирается грудь
Дикий жар сопловых аппаратов.
Доберись, дотяни, догуди,
В черту я оставляю браваду,
Электроника, не подведи,
Выведи на глиссаду.
Надо мне долететь до звонка,
Убедиться, что губы не сжаты,
Чтобы дверь не чужая рука
Отворила, и мне были рады.
Третий круг? Что же ты АДП?
Мы такой карусели не ждали!
Вижу вот, наконец, ВПП
И посадочные заморгали.
И бетонку коснулось шасси,
Реверс долгий полет подытожил.
Ну, спасибо за все, не взыщи,
Что сомнения лезли под кожу.
Ты спокоен, прекрасен собой,
Будто рейс за крылами не сложный.
Мы похожи своею судьбой,
Тот же риск, только я понадежней.
Есть надежда в тебе и во мне.
Отметелить ресурс до финала.
Остается работать вдвойне.
Много прожито -- сделано мало.
Глава 5
Авиационные будни, друзья, загрузка общественными делами, дневные и ночные полеты, короткие выходные - и снова по кругу прямых и косвенных обязанностей военнослужащих бомбардировочного полка. Гуров стал забывать частично о Валентине, и обещание будущему тестю обязательно вернуться. Писать стал реже, а в переписке узнал, что Валя окончательно развелась с мужем.
Знакомства, девушки, танцы по выходным в Доме офицеров притупили его чувства к хохлушке с белорусской кровью. Однажды он пригласил на танец интересную блондинку, стройную, эффектную, но старше его по возрасту лет на 8 -10.
Она жила в соседнем военном городке танкового полка, жена заместителя командира полка по политчасти. Сыну уже было 4 года, муж часто выезжал на учения, в командировки. Завязался роман. Блондинистая полячка звала его по- особенному-Ёшка.
Страсть поглотила их настолько, что встречались в темное время где-угодно, даже в пыльных подвалах.
Полячка узнала, что под Харьковом есть девушка, с которой Гурин переписывался и обещал жениться. Она не претендовала на первое место и готова была оставаться любовницей, сколько угодно. Володя был иного мнения: если женится, то отношениям конец. Валентина, получая письма все реже и реже, почувствовала прохладу в их отношениях и на 7 ноября внезапно приехала в полк. Расчет её был безукоризненным.
Лейтенант снял комнату в частном доме и в период ноябрьских праздников пропадал у нее. Однажды ночью раздался стук в окно. "Возможно, посыльный или тревога", -- успокоил он Валентину и выскочил за калитку. Шел мокрый липкий снег. У калитки стоял парень: "Вас ждет за углом девушка". Это была полячка.
Она подала ему плотно слепленный снежный шарик и попросила, чтоб он растаял на блюдечке дома. Войдя во двор, психанув, Володя кинул снежный комок во двор яблоневого сада и долго не мог заснуть. Вдруг его осенило: когда они встречались с полячкой, он рассказывал ей о том, что Валентине очень идут большие цыганские сережки. Она обещала подарить такие сережки, которые остались от бабушки-польки, если, конечно, Гурин женится. Выскочив в сад, он стал рыться в снегу в поисках того места, куда швырнул снежный комок, -- бесполезно. Через неделю после отъезда Валентины он встретил полячку и узнал: да, в снежке были цыганские старинные бабушкины серьги.
Два дня встречи с Валей должны были внести ясность в их отношения, и на прямой вопрос ее: "Ну и что?" он ответил: "В начале декабря сыграем свадьбу, я приеду, слово офицера". Это слово будет мешать ему в жизни много раз, но честь он не растеряет.
Взяв краткий отпуск, он приехал к ней на пять дней. Как военного, расписали их в тот же день. На свадьбу прилетела мама Анфиса Петровна, отец категорически отказался -- он был против Валентины. Почему? Потом об этом узнал Гурин: папа чувствовал, что этот брак развалится.
Командование выделило Гурину комнату 20 метров в коммунальной квартире, и началась семейная жизнь. Валя не работала, военный городок маленький. В основном частный сектор окружал 4-х этажные жилые дома военнослужащих, построенные из красного кирпича еще в послевоенный период. Она проводила время с такими же одинокими женами с семечками на лавочке. Детей не было пока. Устроиться на работу редко кто из жен офицеров имел возможность. Беременность не наступала. Владимир вспоминал ее рассказ о первом якобы насильственном аборте. Позднее он ужасался от мысли: а если бы она никогда не смогла родить. Он очень любил детей и хотел ребенка. Как же он вообще пошел на поводу этого брака, если был предупрежден, что она никогда не будет иметь детей?