Выпьем за то, чтобы нас всегда окружали хорошие люди!
Говорят, что это был любимый тост фельдмаршала Паулюса. Анекдот, конечно...
Но конкретно мне в этом мире на хороших людей здорово повезло. И давно уже не хотелось в тот самый конец двадцатого века, где в России цвели и пахли 'бандитские девяностые', где мне для того, чтобы набрать денег на лечение сына пришлось пойти в гладиаторы. Да-да, именно в гладиаторы. Без всяких кавычек.
Я уже даже благодарен той неизвестной силе, что перенесла меня во время рыбалки в начало века девятнадцатого.
Да, и здесь тоже пришлось убивать, но не ради потехи толпы, а защищая себя и близких, защищая Родину.
А вот с самого момента 'попадалова' везло просто катастрофически: помещик, семья которого приняла меня в качестве постояльца, оказался не 'троекуровым' каким-нибудь, а честным и умным мужчиной, его очаровательная дочка , а ныне моя жена... Здесь вообще продолжать нечего - более чудесной женщины свет вообще не создавал. Все, кто в этом усомнятся вслух в моём присутствии, немедленно получат перчатку в физиономию и, через некоторое время, железо в организм. Всё-таки шпажная школа конца двадцатого века серьёзно превосходит оную начала девятнадцатого. Один хмырь, посмевший оскорбительно отозваться о Насте, уже правой рукой не владеет. Как я этого Кнурова не убил тогда на дуэли? Да нельзя было - не мог я в столицу въехать с трупом на плечах, слишком важную миссию на себя взгромоздил - внедрить в русскую армию Александра полевые кухни, динамит, санитарию и гигиену... Двинуть русскую науку...
А результаты оказались весьма неплохими: полевая кухня в ротах теперь святыня, солдаты крестятся, проходя мимо - в армии её иначе как 'матушкой' не зовут. В бою под Островно французы как-то опрокинули наши порядки и погнали... Но как кто-то крикнул: 'Матушку' забирают!' - не сговариваясь развернулись, и всыпали ворогам так, что только 'полетели клочки по закоулочкам' у тех, кто только что собирался праздновать победу.
А своей 'огненной атакой' на Немане, на наполеоновскую переправу, где, в довершение к взорванным и сожжённым мостам добавилось 'файершоу': 'ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!' (На французском, естественно)...
Ох, как подпортилось моими стараниями настроение у 'двунадесяти языков', что припёрлись в Россию.
И ведь всё это благодаря хорошим людям, что попались на пути, не остались равнодушными, поверили, заинтересовались... Ничего бы не получилось без доброго доктора Бородкина, которого я увлёк исследованиями, без генерала Бороздина, без профессора Кирхгофа, без самого Барклая в конце концов... Да и подполковник Засядько, которому я помог реализовать его идею с боевыми ракетами, сумел создать чуть ли не "Катюши"... Уверен: эти боевые 'оргАны' ещё 'исполнят свою партию'. Причём, в самый подходящий момент исполнят.
Вот интересно: мне ворожит тот, кто меня сюда отправил или ещё кто-то? Сто раз ведь я мог наткнуться на каких-нибудь остолопов власть имеющих - на них данная эпоха весьма богата...
Но нет - почти всё получилось - теперь гордый корсиканец топает по русской земле далеко не так бодро, как это было в моей реальности. И это только начало...
Кроме взрывов динамита, снайперских засад, ставших возможными благодаря введению в армии новой штуцерной пули, которая повысила как скорострельность, так и дальность стрельбы чуть ли не в разах. Ой, как кисло придётся наполеоновской армии...
Хотя...
В тактике я выиграл. А вот что в стратегии? Не даст ли Барклай генеральное сражение прямо под Витебском или под Смоленском?
Нет! Не может быть! Слишком разумен и опытен наш военный министр.
Замотаем императора! Сделаем его!!
Хорошие русские люди его обязательно окружат.
И завтра мне с ребятами предстоит сделать очередной маленький шажок к этой цели...
Засада и спор
Вот научил же паразитов на свою голову: стоит вам хороший мост - обследуйте, убедитесь, что никаких подвохов не имеется, и дуйте своей дорогой...
Замедлители ведь минут через десять уже сработают, чего же вы там сомневаетесь?
И, тем не менее, даже после изучения моста, французы на него не пошли, а стали наводить понтонную переправу метрах в двадцати ниже по течению.
Жутко обидно: ведь скоро долбанёт, и два десятка шашек пропадут без толку...
Только с десяток улан проскакал через стационарную переправу и направился в ближнюю разведку.
Ну, хоть эти...
Я сложил 'подзорочку' и просигнализировал своей команде приготовиться...
- Гафар, - обратился я к башкиру, приданному моему 'отряду специального назначения', - офицера - живьём.
Тот молча кивнул и стал готовить свою верёвку.
Дорога здесь пролегала между холмов, и, в любом случае, интервенты должны были проследовать через теснину.
Ну, разумеется: опоры моста рванули, когда на нём не было ни одного француза.
Впечатление, конечно, произвело, но обидно...
Хотя значения это уже не имело - у нас был конкретный объект для работы: уланы.
С десяток вражеских конников помножить на ноль - уже неплохо.
'Пациенты', разумеется, дёрнулись на взрыв за спиной и 'попали'.
Тумм - У меня над ухом загудела тетива Спиридона - лесовика, взятого в ополчение по его просьбе и вопреки занудам от воинских канцелярий.
Хороший у меня отряд - егеря тоже поняли, что пора, и шмякнули выстрелами по рядовым кавалеристам.
Офицер барахтается на земле-матушке - значит, башку не свернул - уже хорошо.
Однако 'помножить на ноль' не получилось, только на 'ноль три': четверых сняли выстрелами егеря, двоих уложил из лука Спиридон, ну и офицерика спеленали...
А трое вражеских кавалеристов, видя, что попали в засаду, дали шпоры своим лошадям и выскочили из зоны поражения прежде, чем были перезаряжены штуцеры.
И, тем не менее, у нас имеется минимум четверть часа, чтобы спокойно и без суеты подготовиться к отходу - вряд ли французы посмеют послать вплавь через реку сразу эскадрон, дабы наказать дерзких. Не случайно ведь они через мост не пошли - приучили мы 'гостей, что хуже татарина' всюду ожидать сюрпризов.
Мои минёры и егеря пока ловили лошадей оставшихся без хозяев, а Гафар привёл ко мне вражеского офицера. Тот был слегка оглоушен как внезапным нападением, так и ударом о землю, но вроде оставался вменяем.
Молодой мужчина лет двадцати пяти, с усами и бакенбардами, красный мундир с синей грудью, конфедератка, правда, слетела во время путешествия из седла на дорогу...
- Проше бардзо, пан! - поприветствовал я пленного.
Ответом был недоумённый взгляд и ответ по-французски.
За год я, конечно, этот язык как следует, не освоил, но то, что собеседник меня совершенно не понял, просёк. Странно: всегда считал, что в Наполеоновской армии все уланы были польскими.
На всякий случай поинтересовался на предмет 'Ду ю спик инглиш?', и, к моей радости, получил утвердительный ответ. В дальнейшем общались на языке Шекспира:
- Кто вы?
- Лейтенант второго легкоконного полка императорской гвардии Ван Давль.
- Вы француз?
- Голландец. Как и все те, кого вы сейчас убили. Убили недостойно. Из-за угла.
- Давайте не будем, лейтенант, - слегка начал злиться я, - это не я пришёл к вам в Голландию с оружием в руках, а вы пришли с войной в Россию. Зачем? Что вам тут нужно?
- Я солдат. И выполняю приказы своего начальства.
- Ну конечно. Очень достойный ответ для того, кто не хочет отвечать за свои поступки. У нас мало времени на подобные диспуты. Если не возражаете, побеседуем в пути. Лично для вас война закончилась. Я прошу дать слово офицера, что не попытаетесь сбежать по дороге.
- К сожалению, не могу удовлетворить вашу просьбу, - нахально усмехнулся голландец.
- Господин Ван Давль, - я был уже предельно спокоен, - мне просто не хочется связывать вам руки. И вводить в искушение. Вы в любом случае можете улрать только на тот свет. Видели, как стреляют мои люди? И вспомните, как попали в плен. Тот, кто ещё несколько минут назад выдернул вас из седла, без труда сделает это ещё раз.
Ещё раз повторяю вопрос: Предпочитаете ехать со связанными руками? Или может вообще бежать за нашими лошадьми на верёвке? Десять секунд на размышление... Ну?
- Даю слово, - мрачно выдавил из себя лейтенант.
- Вот и ладушки! - это я уже по-русски. - Гафар! Возьмёшь повод коня, на котором поедет господин офицер.
Башкир молча кивнул.
- Так что, - обратился ко мне лейтенант, когда мы, устроившись в сёдлах, тронулись по дороге, - продолжим наш спор?
- Несколько позже, - внутренне улыбнулся я наивности пленника, - в ближайшее время предстоит передвигаться со скоростью, не способствующей спокойной беседе - ваши соотечественники наверняка попытаются догнать отряд, так что пока придётся подготовиться к разговору в седле.
- Подчиняюсь...
- Пошли! - махнул я рукой ребятам, и в ближайшие минут двадцать, до нужной лесной тропы, мы передвигались галопом.
Да уж: конные егеря, это ещё можно понять, к тому же скоро и в русской кавалерии появятся соответствующие полки, но минёры-кавалеристы... Сюр какой-то.
А что делать? - Отряд должен быть мобильным: Пришёл - увидел - навредил. И отошёл с максимальной скоростью. Чтобы дальше 'строить козни'.
После где-то километра продвижения по хоть и лесной, но всё-таки 'человеческой' тропе, Спиридон свернул на звериную. Спешились и повели коней в поводу.
То ещё удовольствие: и паутина тебе регулярно на физиономию липнет, и мухота всякая старается за шиворот залезть со всевозможными вариантами пищания и жужжания. К тому же ветки так и норовят хлестнуть по тому месту, куда липнет паутина.
Но больше всего раздражают именно членистоногие. Как там было в анекдоте: 'Чрезвычайно богат животный мир Западной Сибири, здесь обитает более десяти тысяч видов животных. Одних только комаров девять тысяч видов'. В Сибири я не был, но впечатление такое, что в лесах под Смоленском, всевозможного гнуса не меньше. И весь он собрался именно в этом месте исключительно для знакомства со мной. Надо было в своё время на предмет репеллентов подсуетиться. Но поздно переживать на эту тему.
Клеща бы не зацепить. Хоть в это время энцефалитных особо много в Европе быть не должно, но всё равно - очень не хочется.
Наконец открылась подходящая полянка, на которой и стали устраиваться ночевать. Подумалось: не поставить ли на всякий случай растяжку на тропе - не стал - запросто какой-нибудь лось может вляпаться, а нам лишний шум ни к чему. Не посмеют французы лес прочёсывать - чревато. Да и следопытов у них нет, если, конечно, кто-нибудь из местных не скурвился. Но это вряд ли.
Палаток мы не имели, но вроде бы ночь обещала быть тёплой и ясной. Солдаты разошлись кто за дровами, кто повёл на водопой лошадей к ручью, протекавшему неподалёку, а у нас с лейтенантом появилась возможность продолжить дискуссию.
- Ну что же, господин Ван Давль, - я опустился на расстеленный плащ и пригласил лейтенанта пристроиться рядом, - какие претензии вы имеете к манере ведения военных действий нашими войсками?
- Я уже говорил по этому поводу: вы воюете как бандиты, из-за угла, не принимаете открытого сражения, - кажется, он всерьёз верил в то, что говорил. Ишь - ноздри растопырил и смотрит с вызовом.
- Сударь, - поспешил я поставить на место обнаглевшего пленника, - не забывайте о своём положении и потрудитесь воздержаться от оскорблений армии, в которой я имею честь служить. А по поводу 'лицом к лицу' - смешно требовать этого от противника, имея чуть ли не пятикратное превосходство в силах. Не находите?
- Это не повод действовать так, как действуете вы.
- А, по-моему - очень даже повод. Кстати, я участвовал в сражении под Островной, и, если вы слышали об этом бое, то должны знать, что русские могут бить ваши соединённые полчища, даже уступая в количестве батальонов.
Судя по тому, как засопел собеседник, про тот арьергардный бой он слышал.
- Это не сражение - это именно арьергардный бой. Но остальные действия ваших войск, а конкретно подчинённого вам отряда...
- Непривычны? - улыбнулся я.
- Не просто непривычны - вопиющи! Так не воюют цивилизованные армии!
- Да что вы говорите! - я уже конкретно веселился. - А скажите, когда ваши предки воевали за свободу своей страны с испанцами, по каким правилам они уничтожили дамбы и ввели свои корабли в затопленные города?
- Это другое, - несколько смутился оппонент.
- Почему? Значит, затопить города, в которых, между прочим, находятся женщины, дети и старики, для вас вполне приемлемый способ ведения боевых действий. Держать осаду городов, где от голода, жажды и болезней будет вымирать как сам гарнизон, так и мирное население - тоже, а взрывать мосты, по которым идут напавшие на вашу родину вооружённые захватчики, или расстреливать их из засады - недостойно воинской чести. Так вы считаете?
- Я не могу ответить, - набычился лейтенант, - я солдат, а не судейский. Но чувствую, что вы неправы, несмотря на убедительность того, что прозвучало.
- Я прав, сударь. Могли уже убедиться, что с вами обращаются так, как и положено с военнопленным. Но любого вооружённого иностранца на нашей земле, мы будем уничтожать любыми доступными способами. Вот когда русские войска придут во Францию и Голландию - можете не сомневаться - будем искать сражения в поле...
- Господин капитан, - вытаращился на меня голландец, - вы в самом деле считаете, что Россия сможет победить Императора?
- Более чем уверен в победе России. Как и в том, что Наполеон скоро перестанет быть не только правителем Европы, но и французским монархом.
- Такого не может быть никогда, - снова задрал голову голландец, словно взнузданный.
- Поживём-увидим, - не стал я вступать в бесполезный в данной ситуации спор. Кое-какие сомнения в его череп заронить удалось - тоже неплохо.
Меж тем ребята уже развели на поляне практически бездымный костерок и стали прилаживать над ним котёл. Разносолов, конечно, на ужин не ожидалось, но кашки хотя бы похлебаем.
Уже забулькала греча, когда Спиридон, расстелив небольшую скатёрку, стал нарезать хлеб и сало на находящемся неподалёку пеньке.
Только сейчас я подумал, что нужна ложка для пленника - свою ему никто не даст, а дать ему вылизывать котелок, после того, как поедят остальные, или предлагать черпать кашу горстью - как-то не очень...
Пришлось, чтобы не выглядеть после совсем по-дурацки, пойти поискать подходящую щепу, и вырезать из неё некоторое подобие лопатки - с нормальной ложкой не сравнить, но хоть что-то...
- Лейтенант, - обратился я к Ван Давлю, - водку пьёте?
- Пью. А вы предлагаете?
- Предлагаю. Будете?
- Вы всем пленным такое обслуживание обеспечиваете?
- Не всем, - я оставался спокойным, не смотря на явное нахальство голландца, - те пленники, кто считают, что делают одолжение, принимая пищу и питьё из рук тех, кто взял их в плен, не получают ни того, ни другого.
- То есть, если я не буду у вас просить еды, то и кормить меня не будут?
- Да перестаньте. Вас не будут кормить насильно и не дадут еды, если от неё откажетесь. Так есть будете?
- Благодарю.
Вот же зараза!
- 'Благодарю, да' или 'Благодарю, нет'?
- 'Благодарю, да'. Только чем и из чего? - вы ведь не поймали мою лошадь, а всё необходимое для еды осталось с ней.
- Из общего котелка. Вот этим, - протянул я лейтенанту свой 'скородел'.
Скривился, конечно, но выбирать особо не приходилось. Ничего - перебьётся. Не в ресторан всё-таки пришёл.
Перекусили. Потом, тщательно продраив котелок травой и ополоснув в ручье, заварили 'лесной чаёк' из листьев земляники и черники - русскому человеку хоть без какого-то чая спать не лечь.
Дежурных на ночь распределил попарно - народу хватало, так что где-то по часу на пару пришлось.
Костёр пришлось потушить, но ночи пока ещё светлые и относительно тёплые.
Конечно, спать на практически голой земле - удовольствие сильно ниже среднего. Тот же лапник под плащом - неважная замена полиуретановому коврику и спальному мешку. Однако свои четыре часа я продрых за милую душу.
Когда открыл глаза, было где-то около четырёх и скоро предстояло поднимать лагерь. Однако пришлось устроить побудку пораньше.
Последними дежурили два моих минёра: Кречетов и Малышко. Ребята толковые (а иначе в мою команду и не попали бы), но языками чесать любят...! Даже когда я проснулся, и то не сразу внимание обратили. Вот чёрт! Появись французы - повязали бы нас за милую душу! Так что мой разнос разгильдяям послужил заодно 'будильником' для остальных.
Пока разводили костёр для утреннего, так сказать, чая, сбегал к ручью слегка освежить 'морду лица' - для меня эта процедура с утра самая важная. Могу и без завтрака, и без просто кипяточка с хоть какой-нибудь растительной заваркой, но если хотя бы глаза холодной водой не протереть - полутруп на весь оставшийся день.
Спиридон достаточно быстро вывел отряд хоть и не к дороге, но к вполне 'человеческой' тропе, по которой можно было передвигаться уже верхом. Правда, цепочкой по одному.
Спор и засада
- Не боитесь встретиться здесь с нашей кавалерией, господин капитан? - возобновил общение голландец, когда мы выбрались на более-менее приемлемою дорогу.
- На войне как на войне, сударь, - вопрос меня нисколько не обеспокоил. - А встретить ваших соотечественников на этой дороге - шансы минимальные.
- А всё-таки? - лукаво улыбнулся пленник. - Ведь я же вижу, что ваши солдаты не конники - против разъезда императорской кавалерии у вас шансов нет.
- Ну почему же? Рядом лес. Лошадей придётся бросить, конечно, но в русскую чащу за нами никакие французские драгуны последовать не посмеют. А если рискнут - упокой Господи их души!
Хотя если их будет очень много, что совсем уже невероятно - мы, скорее всего, погибнем, но заберём с собой минимум четырёх французов каждый. Размен будет не в вашу пользу.
- Не думал, что русские офицеры такие искусные риторы, - усмехнулся Ван Давль.
- А чего вы ожидали? Что русские дикари необразованные? Так чего возмущаетесь, что 'дикари' воюют с вами не по вашим правилам?
- Кстати, - поспешил уйти от скользкой темы лейтенант, - я подумал над вашими аргументами, и теперь знаю, что сказать в ответ.
- Любопытно.
- Да всё просто: вы приводили примеры из достаточно далёкого прошлого. Тогда и в Европе зачастую воевали по-звериному. Вы бы ещё вспомнили гладиаторские бои в древнем Риме... Но ведь человечество развивается, и нельзя сравнивать мораль людей шестнадцатого века с моралью просвещённого девятнадцатого...
Меня передёрнуло просто физически: пример про гладиаторские бои в примитивном Риме и конец третьего тысячелетия, где цивилизованные твари организовывали то же самое...
- Господин лейтенант, - через силу я благожелательно посмотрел на своего собеседника. - почему-то императорская армия, в просвещённом девятнадцатом веке, не стесняется действовать методами людоеда-Валленштейна.
- Что вы имеете в виду? - вскинулся голландец.
- Реквизиции у местного населения.
- Простите! - казалось, возмущению моего собеседника нет предела. - Армия императора честно платит за провизию и фураж.
- Чем платит, позвольте полюбопытствовать? Французскими деньгами или русскими?
- Этого я не знаю. Не моё дело.
- Тогда ответьте, пожалуйста: Если русскими, то откуда их столько у вашего императора?
А если французскими, то куда их девать крестьянам? В русских сёлах, как бы это не было для вас удивительно, нет банков, где их можно обменять.
Да дело даже не в этом. Может я вас и удивлю, но русские такая дикая нация, что не едят денег. Даже золотых, не говоря уже про ассигнации. Понимаете? Если вы выгребаете у крестьян все запасы, то им просто негде купить еды, чтобы выжить. И чем ваши орды отличаются от ландскнехтов Валленштейна?
- Господин капитан, - посуровел лейтенант, - не так давно вы мне сделали замечание, когда я неуважительно отозвался о русской армии. Теперь позволяете себе то же самое в отношении войск Императора.
А ведь уел! Надо тщательней следить за речью.
- Вы правы, господин Ван Давль. Приношу свои извинения. Перефразирую: 'Чем в этом плане действия вашей армии отличаются от действий орд Валленштейна?'
- Повторяю: мы платим за продовольствие и фураж.
Во упёртый!
- Тогда и я повторю: вашими деньгами крестьяне не могут кормить ни семью, ни скот. А им нужно пережить целый год до будущего урожая. Кстати: даже для этого самого будущего урожая необходимо иметь семена, которых вы тоже не оставляете. Ваша армия обрекает этих людей на голодную смерть. Не так?
- Во-первых, через месяц-два Россия падёт под ударами нашей армии, и тогда Император достаточно быстро урегулирует данный вопрос...
- А во-вторых, - перебил я собеседника, - вы случаем не обратили внимания, что я принёс извинения по поводу того, что неуважительно высказался в отношении вашей армии. Вы же до сих пор не соизволили сделать этого после вашего вчерашнего высказывания.
- Но я действительно так считаю, - слегка смутился голландец.
- Да? Я тоже искренне считаю, что ваши войска по отношению к мирному населению, ведут себя как грабители и мародёры, - я здорово разозлился и не стеснялся в выражениях, - однако постарался не оскорблять ваши чувства. Итак?
- Вы ждёте от меня извинений?
- Вы чрезвычайно догадливы, - мрачно процедил я сквозь зубы, стараясь смотреть ему прямо в глаза.
Подскакивая в седле, это было не так просто сделать, но я постарался хотя бы обозначить данный взгляд.
- Хорошо, прошу прощения за свою несдержанность, - чувствовалось, что искренности в этих словах ноль целых, хрен десятых, но 'дожимать' голландца не стал.
- Принято.
Некоторое время ехали молча, потом Ван Давль не выдержал:
- Господин капитан, согласитесь, что солдат нужно кормить, лошадей тоже.
- Вполне разделяю ваше мнение, - весело посмотрел я на собеседника, догадываясь, о чём пойдёт речь дальше.
- В нашей армии около полумиллиона человек, они должны что-то есть...
- Господин лейтенант, вы в самом деле искренне считаете, что меня, как и любого русского, беспокоят проблемы наполеоновского войска? Думаете, что я хоть сколько-нибудь расстроюсь, узнав, что гренадёру Жану или гусару Пьеру не удалось сегодня поесть? Повторяю: любой вооружённый иностранец в России для меня не человек, а враг. И я буду стараться уничтожить его любым доступным способом.
- Почему же вы не убили меня?
- Не было необходимости - вы уже не представляли опасности моей стране.
- А зачем я вам вообще нужен живым? Разве не проще было сделать лишний выстрел?
Во тупой!
- Понимаете, - терпеливо начал я, - ни мне, ни русским вообще, не нужна конкретно ваша кровь, но у нас не имелось десяти человек, владеющих верёвкой так, как этот башкир. И не беспокойтесь - я не везу вас к своей армии, чтобы изуверскими пытками вытягивать какую-то страшную военную тайну...
- Кстати насчёт этого дикаря... - перебил меня голландец.
- Господин Ван Давль! - пришлось резко прервать его реплику. - Гафар состоит в армии Российской Империи. Потрудитесь воздержаться от оскорбительных эпитетов.
- Но разве он в военной форме? - поднял брови лейтенант.
- Это форма его полка. Пусть она и отличается от общеармейской. У вас вроде тоже мамлюки одеты не так, как все остальные. А ведь - гвардия.
- Но ведь большинству представителей Великой Армии этот факт неизвестен, и к таким, как этот азиат будут относиться как к обычным бандитам.
- Кого это вы назвали бандитами?
- Да хотя бы тех крестьян, что нападали на наших фуражиров.
- Я вроде бы объяснил, что они просто боролись с теми, кто обрекал их семьи на смерть от голода.
- Да? А если наши войска, чтобы уберечься от удара в спину, начнут действительно просто уничтожать население и забирать весь провиант безо всякой оплаты?
- Думаю, что ни ваш император, ни его маршалы, на такое никогда не пойдут: сразу же за такими действиями начнётся повальное бегство крестьян по всему планируемому маршруту вашего следования. Вместе с припасами. Вашей армии придётся наступать через 'пустыню'. А ваши фуражиры будут подвергаться гораздо большей опасности, чем солдаты в генеральном сражении. Начнётся дезертирство, причём в огромных масштабах: прошу не забывать, что всевозможным португальцам, швейцарцам, испанцам и пруссакам, глубоко наплевать на амбиции вашего Бонапарта, да и вашим соотечественникам - голландцам, тоже. Вы его боготворите, пока он ведёт войска от победы к победе, а как только начнутся серьёзные проблемы - начнут разбегаться солдаты Великой Армии.
- Вы не знаете наших солдат! - гордо вскинулся лейтенант.
- Я знаю людей, сударь. Если не покормить бойца день-два, то он наверняка начнёт задумываться: 'А ради чего я терплю все эти лишения?'.
- Может русский солдат так и подумает, - не преминул 'подкузьмить' меня голландец.
- Вот как раз русский так и не подумает. Тем более на своей земле, когда её топчут сапоги вооружённых иноземцев.
- Если угодно, то сапоги ваших солдат тоже 'топтали землю' моей родины. Не так давно. Я помню.
- Было дело. Только потрудитесь вспомнить ещё и то, что воевали мои соотечественники в Голландии не с её народом, а всё с теми же французами. За независимость Нидерландов от Франции, кстати. За то, чтобы ваши шестеро подчинённых не погибли вчера на чужой и не нужной им земле.
- Мы несём России избавление от рабства! - 'шлёпнул по столу последним козырем' оппонент.
- Да что вы говорите! - у меня в сознании пронёсся список иностранных доброхотов страстно хотевших 'избавить Россию от рабства'. Доизбавляли, суки - вплоть до гладиаторских боёв в конце двадцатого века... Да и эпизоды из 'Охоты на Пиранью' по поводу охоты на людей и возможности заниматься пытками в укромном уголке, после арены мне совершенно не казались вымыслом. - Вас кто-то об этом просил? Может стоило сначала поинтересоваться: хочет ли русский народ вашей 'благодати' на кончиках пик и штыков?
- Нам зачитывали бюллетень Императора, ему я верю.
- Очень интересно! Императору вы верите, а мне, тому, кого ваше вторжение касается непосредственно - нет. Солдатам, которые встречают ваши войска огнём и штыками - тоже...
- Вы офицер, они солдаты, - пожал плечами пленник, - обязаны выполнять приказ.
- Для начала: вон тот лучник, - указал я на Спиридона, - не был солдатом до начала войны, но пришёл сам и попросился в войска. Никто его не неволил. А, кроме того, ваш покорный слуга тоже не профессиональный военный. Я учёный. Химик. Не из последних, прошу прощения за нескромность. В частности, почётный член Парижской Академии Наук.
Если бы из чащи вышел на прогулку динозавр, вряд ли лицо моего собеседника выразило большее удивление.
- Вы учёный???
- Имею честь быть им. В прошлом году мне присвоено звание неординарного профессора Петербургской Академии. Но я временно ушёл из науки в армию, чтобы помочь России одолеть вас. Как вы думаете, почему я так поступил?
Голландцу требовалось время, чтобы переварить столь неожиданную информацию, а возможности как-то прокомментировать новость у него в ближайшее время не предвиделось: Спиридон спешился и пошёл в нашем направлении.
- Так что прощения просим, ваше благородие: скоро выйдем на дорогу поболее. Наверное, стоит разведать, что и как. Тем более, что и лесок там пожиже будет.
- Понял. Спешиться! - это я уже всем. - Бери, Спиридон, Гаврилу и Гафара. Дуйте в разведку и, если чисто, то дайте знать. Ну, то есть в любом случае сообщите, можно ли выдвигаться к дороге.
В ожидании прошло около четверти часа. Наконец показался Гафар, и приглашающее взмахнул рукой.
Мы быстро взлетели в сёдла и направились к 'транспортной магистрали'.
Однако на подъезде к 'пересечению с главной', увидели минёра Гаврилу Ромова, отчаянно семафорящего руками. Ну, понятно - некая нежданочка нарисовалась.
- Обоз, ваше благородие! - вытаращив глаза, объяснял мой подчинённый. - Четыре подводы и человек двадцать кавалеристов при них.
- Точно французский?
- Не извольте сомневаться.
- На каком расстоянии отсюда?
- Так сейчас, пожалуй, около версты уже будет. Там, - пионер махнул рукой вправо по дороге, - лес скоро кончается. Ну я и разглядел... Вот - во весь опор обратно...
- Ладно, молодец, - необходимо было соображать очень быстро.
- Господин Ван Давль! Гафар! - взмахом руки я пригласил подойти обоих.
- Лейтенант, прошу вас сложить руки за спиной.
- В чём дело? - недоумённо посмотрел на меня пленный.
- Не до объяснений. Прошу выполнить мой приказ.
- Извольте, - с лёгким презрением бросил голландец.
Я кивнул башкиру, и тот, прекрасно поняв, что от него требуется, проворно спеленал запястья лейтенанта.
А дальше уже я развязал офицерский шарф у себя на поясе, соорудил нехитрый кляп из носового платка, и обеспечил молчание фигуранта на длительное время.
- Прошу простить за временный дискомфорт, господин Ван Давль, но всё делается исключительно в ваших интересах - вы теперь не имеете возможности предупредить своих соотечественников и спасти их. Ваша совесть чиста.
А оказывается глаза тоже умеют выражаться матом... Во всяком случае мне так тогда показалось глядя на лицо пленного. Ну да ладно, рефлексировать некогда.
- В те кусты, - показал я Гафару, - и ноги свяжи.
Молчаливый кивок в ответ. Шикарные подчинённые эти азиаты!
Времени оставалось всего-ничего, я быстро подозвал к себе отряд и поставил задачу за минуту. К сожалению, получилось не оптимально, но организовать сколь-нибудь грамотное развёртывание я категорически не успевал.
Впереди шли три пары кавалеристов. Судя по всему - драгуны: синие с жёлтым мундиры, каски, но почему-то с пиками. В упор не помню, чтобы этот вид конницы вооружался подобным образом. Но об этом после...
Авангард, согласно моим указаниям, пропустили с миром, как и телеги, гружённые мешками. А вот замыкающим досталось в первую очередь: сначала прочертили в воздухе свои дымные следы динамитные шашки (пять экземпляров), затем шарахнули из штуцеров егеря (минус четыре), а после этого стали исполнять 'Похоронный марш' на своих тетивах Гафар со Спиридоном. К тому моменту, как они успели снять ещё четверых, догорели, наконец, огнепроводные шнуры у динамита. Ох, и долбануло! Убило всего-то двоих французов, но остальные были контужены напрочь. Про лошадей и говорить нечего - просто взбесились. Поэтому мои пионеры из пистолетов сумели достать всего-то ещё одного, но лучники продолжали собирать свою кровавую жатву.
Шестеро 'авангардистов' решили, разумеется, разобраться в случившемся. Зря. Егеря как раз успели перезарядить свои ружья...
Как ни странно, наиболее грамотно поступили не солдаты эскорта, а те, кто правил телегами: быстро спрыгнув с козел, они укрылись в кустах на противоположной стороне дороги, не забыв прихватить ружья.
А уцелевший всадник не стал корчить из себя рыцаря Роланда и, оценив обстановку, быстренько развернулся, да сквозанул по дороге от нас подальше.
Постепенно до меня стало доходить, как смачно мы вляпались: в течение получаса-часа сбежавший кавалерист может вернуться с подмогой. Значит, обоз потерян однозначно - за лесом равнина и эти припадочные телеги погоня настигнет не напрягаясь. Мало того - мы не можем ни уничтожить, ни попортить это зерно или что там ещё в мешках: во-первых нечем, а во-вторых - попробуй, сунься на дорогу, запросто те несколько французов, что засели в кустах на противоположной стороне, 'свинцовое отравление' организуют.
Даже просто спокойно уйти проблемно - позиция у нас была крайне невыгодная для её оставления под прицелом противника. Не сплошной кустарник, достаточно много и открытого пространства. Атака рывком через дорогу - гарантированные потери, причём неизвестно какие места атаковать - затаились французы. Но и сидеть, ожидая, когда к обозникам придёт подмога, тоже нельзя.
Была - не была! Я собрался и, сделав глубокий вдох, рванул к соседнему кусту...
Пробежать нужно было метров десять, и рисковал я не очень сильно. Во время самого броска органы чувств отключились: я не слышал ни грохота выстрелов, ни свиста пуль. Только когда опасность миновала, до сознания докатился грохот. И тут же треск: егеря не преминули обработать огнём те два места, над которыми поднимался дым. Хотелось надеяться, что не все четыре пули ушли по одной цели. Жаль, что в меня не пальнули из всех четырёх стволов... Хотя: кто знает, может в этом случае я бы уже остывал на половине дороги между кустами. Эта пуля - она такая дура.
Перезарядить ружья в положении раскарякой - потребуется не меньше минуты, но два ствола ещё смотрят в нашу сторону. Придётся рискнуть.
- По моему выстрелу - атакуем! - во весь объём лёгких проорал я.
Тут над местом своей 'засидки' приподнялся Спиридон и выпустил стрелу... В Божий свет выпустил. Ай, умница!
Ещё один выстрел с той стороны. Ждать больше нельзя. Я бабахнул из пистолета, отшвырнул его в сторону и, выхватив шпагу, крикнул: 'Вперёд!'.
Всё-таки этот паразит-корсиканец своё дело знает: даже если его обозники обучены основам тактики...
Слева над кустом поднялся французский солдат и стал совершенно конкретно выцеливать офицера, то есть меня, любимого. Пришлось немедленно задёргаться на бегу из стороны в сторону - всё-таки не патронное у супостата оружие - между нажатием на спусковой крючок и прилетевшей пулей около полусекунды...
Плияттт! Больно-то как - удар в левый бок, по-моему, что-то даже хрустнуло. Чуток правее и Фёдору или Ольге Вадимовичам пришлось бы родиться сиротами...
Никакой я не берсеркер, и продолжать бой уже не мог, но, слава Богу, мои архаровцы и сами справились: набегающие слева Кречетов и Малышко дружно разрядили в храбреца свои пистолеты - хватило, одного прикололи егеря, а третьего достал саблей по горлу Гафар, правда и сам успел получить штык в бедро. Четвёртый был уже готов после своего выстрела из кустов - получил по пуле в голову и в шею.
Лошади, запряжённые в повозки, естественно, с самого первого взрыва показали, что они существа нервные и к вакханалии, которая бушевала здесь на протяжении последних двадцати минут, совершенно непривычны.
На данный момент на данной дороге, громоздилось нечто. Назвать это нечто даже баррикадой не поворачивался язык: мешанина из стоящих и лежащих, но всё равно громко возмущающихся произошедшим лошадей, обломков повозок, мешков...
Строевые лошадки на бой может, отреагировали бы поспокойнее, но эти-то были обозными...
На такую 'пробку' даже в двадцатом веке взирали бы с уважением и матом.
- Вы как, ваше благородие? - подскочил ко мне Гаврилыч.
- Жить буду, - поморщился я, - ты вот что: пойди, распеленай пленного, теперь он под твоим присмотром будет. И трогайтесь с ним потихоньку - мы догоним.
Солдат козырнул и отправился в лес.
- В сёдла, уходим! - гаркнул я остальным, и тут же пожалел, что внаглую стал так активно эксплуатировать свои лёгкие.- Малышко! Вспори пока несколько мешков - пусть хоть часть зерна не французам, а птицам достанется.