Коростылев Ян : другие произведения.

Поле бесов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть на конкурс "Мир Хроник Реликта"

Поле бесов

  

...Шибздик Курлыка как-то болтал по пьяни, что тот, кто вышел из лодки, встретил на берегу одного кекса. Кекс опустился вконец, жил в гробу и вечно орал по ночам, что твой бешеный ревун. И будто бы человек из лодки сразу разглядел в нем целую кучу бесов - две тыщи! Причем без всякого сканера, навроде того, что у нашего Хакима, прикинь?

Вытащил их всех и засунул в свиней. А свиньи потом просто разбежались по свету.

Байки Поля

  
   Ощущения тела - такая зыбкая штука, что доверяться им не стоит ни в коем случае, покуда за тобой не захлопнется последняя из дверей. Это первая и главная заповедь Поля, самая простая и трудная одновременно.
   Не случайно именно об этом думал сейчас Игнат Фомичев, еще поутру - ратный властник северных Хранилищ, а ныне вольноопределяющийся и просто старый человек, до смерти уставший бояться. Крепко сжимая цевье тяжелой штурмовой винтовки, любовно хранимой долгие годы нарочно для такого случая, он мысленно досчитал до десяти и осторожно выглянул из-за укрытия - обломка стены, последней несущей опоры разгромленной трансформаторной будки. Мерзлую траву и остатки бетонного пола густо усыпали осколки красного кирпича.
   - Новолипецкая кладка, - машинально отметил Игнат, задумчиво кровеня стену пальцем и сторожко оглядывая окрестности, - а вот обжиг подкача-а-ал!
   Впереди, в двух десятках метров, среди развороченных пластов глины застыла гигантским слизнем серая осклизлая туша. Под ней уже пузырились лужицы, все веселее по мере того, как массивное тело отдавало земле жизненную энергию. Хотя какая у них жизнь, у этих бесов, хмыкнул Фомичев, так, одна видимость.
   Видимостью были, очевидно, и горелые остовы деревьев, растопыривших редкие угольные сучья, и оплавленные кучи битого кирпича вперемешку со щебнем, возвышавшиеся по периметру третьей линии обороны на месте бывших дотов. Во всяком случае, так Поле представилось сейчас старому властнику.
   Правее слизня с бетонной балки, вывороченной из земли, что называется, с корнем, свисало тело конторского. В безупречном сером костюме-тройке, белоснежной сорочке от Фантагеро, щегольском галстуке тончайшего шелка и лаковых вишневых полуботинках конторский выглядел столь неуместно и нелепо посреди поля бойни, усеянного струйками черного жирного дыма, что Игнат не удержался, сплюнул.
   - Три-четыре гада... мешают мне жить, - прошептал он, ни на минуту не ослабляя бдительности, древнюю питерскую песенку. - Три-четыре гада...
   Третий бес валялся бездыханным на дне котлована, между двух покореженных свай. Ломаная арматура и проволочные колючки опутали его долговязое костистое тело причудливым стальным плющом. Игнат достал беса после получасового скрадывания и добил из своего "штуцера" в ту самую минуту, когда существо с обезьяньими руками до земли и длиннющим красным языком выкрикивало очередную мерзость про его Анну.
   Жены уже давно нет на свете, и ей, конечно, все равно, что там о ней думают или говорят в холодных полях Норда или землях ледяного Пояса Белой Королевы. Но Игнат Фомичев больше никому не позволит прохаживаться на ее счет своим мерзким красным языком, ни на том, ни на этом свете. Здесь же, в Поле старый ветеран уже давно утратил ощущение грани между жизнью и небытием. Подобно другим таким же безумцам, получившим от хакимовского сканера "добро" на Очищение.
   - Добро, еще чего... - проворчал Фомичев, косясь на перевернутый строительный вагончик. Тот медленно и беззвучно догорал у самого края злакового поля. Призрачное золото его спелых, налитых колосьев, иллюзорные волны крепких стеблей резко контрастировали с чадящими кострами мусора и резиновых покрышек вокруг вагончика. От злаков веяло обманчивым спокойствием и порядком, от земли - лишь горьким дымом и смертью.
   Вдобавок в вагончике догорало тело четвертого гада. Игнат так и не успел разобрать, как выглядит бес скупости. Лишь в оконном проеме пару раз мелькнул пылающий силуэт с раскинутыми паучьими лапами-руками, да тонкий истошный визг - вот и все, что открылось Фомичеву на закате его зрелости про скупость человеческую.
   Он покатал на ладони ребристые гильзы оставшихся трех зарядов и привычно спрятал в карман, про запас. Скупого беса он одолел, равно как и троицу других, пострашнее. Теперь Игнату больше нечего опасаться.
   Он удовлетворенно вздохнул, поднял глаза и - встретился взглядом с другими, красными, с узкими черными зрачками. Задумчивые и холодные, они пристально смотрели на ветерана.
   Самое ужасное, что Игнат даже не мог вспомнить, в какой миг его штурмовая винтовка оказалась отброшенной далеко в сторону. И когда к нему сумели подобраться эти глаза. Разумеется, у его врага было тело - руки или лапы, морда, может быть, даже хвост. Но властник Фомичев уже не видел больше ничего, кроме этих двух внимательных, задумчивых глаз. И ничто на свете сейчас не заставило бы его отвести взгляд.
   - Ты... пятый, - пробормотал он пересохшими, горькими от дыма губами. - Этого не может быть. Я выбрал только четырех. Трех-четырех, самых-самых...
   - Ты меня не выбирал. Тебе это не под силу, - шепотом ответила тьма, гнездившаяся в черных галактиках зрачков, устремленных на него. - Я сам выбрал тебя. Пятый - ты.
   Игнат рванулся, но тело отказалось слушаться. Тогда он попытался в отчаянии напрячь хоть один мускул руки, однако все его попытки оставались по-прежнему тщетными. Он словно превратился в кисель, овсяный кисель с молоком, растекающийся по поверхности кирпича и сползающий наземь вязкой пыльной массой. Во всяком случае, это было его самым сильным, последним в жизни ощущением.
   А в следующую минуту он умер.
   Тонкий палец ковырнул скол красного кирпича, на котором быстро высыхали студенистые капли с алыми прожилками, точно белок давно залежавшегося куриного яйца.
   - Липецкая кладка, - прошептала тьма. И беззвучно усмехнулась.
  

*****

  
   Рейсовый дилижанс уже давно миновал границу Пустошей, за решетками окон нескончаемой чередой уныло тянулись серые и бурые пятна полей Норда, а пассажиры все еще нет-нет, да и поглядывали украдкой на двоих новичков, что устроились в самом центре салона, прямо напротив пневматических дверей. Загорелый мужчина лет сорока и мальчишка лет десяти, оба в запыленной дорожной одежде, с котомками за плечами, поднялись на борт допотопного восьмиколесного рыдвана еще в Лесных Урочищах. И с тех пор ни один не обронил ни слова.
   Первым делом сразу бросалось в глаза, сколь различны лица новоявленных путешественников.
   Дымов тоже заинтересовался странной бледностью мальчишки; казалось, сквозь прозрачную кожу его впалых щек вот-вот проступят черты другого, чужого лица. И это цепляло, магнитило взор, подобно тому, как притягательно порой уродство, порождая вокруг себя новую, искривленную реальность. Здесь же было уродство неявное, сокрытое. Поэтому Дымов подобно другим в салоне также внимательно изучал эту странную парочку сквозь полуприкрытые ресницы.
   Их сосед, здоровенный детина ковбойского вида, по виду скотовод из Нового Лангепаса или Кагалыма, смерил взглядом новых пассажиров и хмыкнул:
   - Это вы, стал-быть, лесами добирались? Ну-ну...
   После чего житель равнин неодобрительно покосился на увесистый кожаный кошель, висевший на груди мальчишки.
   - И не жалко, стал-быть, пацана по эдаким буеракам с собою валандать? Крысобак не боишься, часом?
   Мужчина слегка наклонил голову, так что стала видна не загоревшая полоска шеи с серебряной цепочкой, и тихо ответил:
   - Благодарствую. У меня добрая защита.
   - Ишь ты!
   Неизвестно, что собирался ответить ему верзила, но внезапно дилижанс остановился: рыдван на полном ходу едва не уперся в кучу здоровенных коряг и хвороста, вываленную на тракт чьей-то трудолюбивой рукой.
   Дымов не успел и рта раскрыть, как водитель поспешно распахнул среднюю дверь салона и мрачно пробубнил в микрофон:
   - Хотите ехать дальше - расчищайте. Только побыстрее.
   По счастью, холмы по обе стороны тракта были пустынны, и любого, вздумавшего напасть на дилижанс справа или слева, можно заметить издали. Днище же у рыдвана закаленное, стальное, так что ни змеечервь не просочится, ни ядовитый хвощ шипом не пробьет. Что же до крыши...
   Бесформенное серое пятно кляксой стекло на ступени трапа, молниеносно обрело твердую форму, распрямилось, - пластика его была потрясающей! - и в следующее мгновение в дверном проеме возникло жуткое существо, словно явившееся из ада босховских полотен. Мощный бочкообразный торс на невероятно тонких, жилистых ногах, далеко вытянутая вперед пасть в яростном оскале, огромные бледные глаза, фосфоресцирующие, несмотря на вечный полдень, стоящий в этих краях уже которую сотню лет. И когти на длинных лапах - длинные, загнутые птичьими крючками. Ими существо с легкостью ухватило первого же добровольца разбирать дорожный завал, так что "чертова кожа" дубленой куртки незадачливого скотовода затрещала точно гнилое сукно проворовавшегося маркитанта.
   "Чупа! На крыше ждала..." - запоздало мелькнул в мозгу Дымова воспаленный мыслеобраз зверя, затаившегося над головой. Он вскочил, судорожно шаря на поясе пистолет, а тварь тем временем уже вытряхнула из рыдвана обезумевшего от страха детину в располосованной куртке - на сладкое! - и быстро мигнула круглыми глазищами, выбирая следующую жертву.
   Толстая пожилая дама с корзинкой, набитой бутербродами, встретившись глазами с тусклым взором хищницы, в ужасе заорала и осела, по несчастью прямо на колени Дымову. Хрипя и барахтаясь под тучными телесами и юбками матроны, Дымов с усилием выпростал руку с зажатым пистолетом, выцеливая ревущее чудовище. А чупакабра мгновенно кинулась на загорелого мужчину из лесного урочища.
  
   В первые десятилетия после Великого Переселения эти существа - плод сомнительных генетических экспериментов земной науки эпохи покорения Ближнего Космоса - неожиданно размножились и стали массово покидать свою историческую родину, дождевые леса Пуэрто-Рико. Подобно гоминоидам и некоторым видам инсектов, нынешние чупакабры обладали зачатками разума, однако столь темного и глубинного, что любые попытки контакта с ними людей всякий раз терпели неудачу. Достигнув же Севера и очень быстро акклиматизировавшись, хищные летучие кровососы немедля включили человека в свою пищевую цепочку, отдавая в ней пальму первенства разве что своей излюбленной еде - домашнему скоту. И между человеком и порожденными им северными чупакабрами сразу развернулась кровавая борьба не на жизнь, а на смерть.
  
   Дымов все же успел выстрелить, однако тварь поразительно ловко скользнула вниз, уходя от луча и одновременно норовя ухватить лесного путника за ноги. Тот резко отпрянул, а затем случилось то, чему в первую мгновение не могли поверить ни Дымов, ни прочие пассажиры рыдвана. Мужчина схватил обеими руками мальчишку, сидевшего до той поры на скамье с самым безмятежным видом, и с натугой поднял, точно защищаясь его телом от оскаленной пасти. Общий вопль ужаса и боли сотряс весь дилижанс.
   Два холодных взгляда, бледное лицо мальчишки и сумрачные глаза-блюдца чупакабры встретились. Точно два ледяных клинка столкнулись в мгновенно возникшем вокруг вакууме.
   Дымов отпихивал от себя беззвучно оравшую тетку, широко разверстые рты десятков пассажиров безмолвно шевелились как в замедленном действии, и лишь две пары глаз яростно горели в салоне дилижанса. А потом случилось уж совсем невероятное.
   Холодные трескучие искры молниеносно пробежали по шкуре чудовища, белое пламя охватило голову твари, и она с ревом вспыхнула. Дымову, практически не обладавшему сенсингом, просто показалось, что из глаз мальчишки что-то вылетело - изогнутое, стремительное, невидимое, но явственное и сенсорно ощутимое, точно движение рыбы в глубине. Если это и был один из вариантов того силового поля, о котором Дымов не раз слышал от своего наставника Егора Ставрогина, эрма Рати, владеющего сразу несколькими видами высшего сиддхи, то сейчас его невозможно было классифицировать. Да и некогда!
   Чупакабру выбросило из рыдвана как пробку из бутылки забродившего сидра. Мимо ошеломленного скотовода промелькнули широко раскинутые передние лапы, голенастые ноги, разверстая пасть, рваные клочки серой шерсти. Раздался громкий хлопок, в воздух полетели клочки красного, бурого, мокрого, куски кожи и ошметки мускулов.
   Верзила, заляпанный с ног до головы кровью и слизью, застыл в шоке с раззявленным ртом. А мальчишка в руках лесовика судорожно бился в конвульсиях, вперив бессмысленный остекленевший взор в дверной проем, за которым шипело, пузырилось и лопалось розовыми пузырями большое мокрое пятно в сером придорожном песке.
  
   Всю оставшуюся дорогу до Эн Зэ пассажиры подавленно молчали. Никто даже не подумал осадить пятерых купцов ушлого вида, что подсели к лесным жителям сразу, едва только дилижанс двинулся дальше. Они наперебой уговаривали мужчину отдать им мальчишку.
   - Ты ж не отец ему, сразу видать, - больше всех усердствовал белобрысый со шрамом поперек щеки, хищно озираясь по сторонам. Он здорово походил на сытую кошку, только что придавившую лапой мышь и не желавшую ни с кем делиться лакомой добычей. - А нам твой парнишка куда как нужен - караваны охранять, оберегать грузы. У него ж сила немеряная, все видели, ей-бо!
   И он периодически обводил мрачным взором безмолвный дилижанс, точно призывая перепуганных людей в свидетели.
   - Эта сила от бесов, - в ответ качал головою загорелый и плотнее запахивал полы куртки своего маленького спутника. Мальчишка уже давно забыл и думать о давешнем поединке с адской тварью: припадок закончился столь же неожиданно, как и начался, и теперь юнец безмятежно спал, привалившись к крепкому мужскому плечу. - Он болен, и я везу его лечить.
   - Да ведь эдакую "хворь" всяк другой благословлял бы, - убеждал белобрысый, добродушно хлопая по спине лесовика. - А мы уж на себя возьмем и содержание, и обиход. Жалованье положим какое скажешь!
   - Можешь и сам при нем состоять, - поддакивали компаньоны, - мы и двоих сдюжим. Ну, так что, по рукам?
   - Бесы это, - упрямо твердил в ответ лесовик. - И не след торговать этим. Излечить его хочу, вот что.
   Он бережно поправлял одежду на спящем, разглаживал волосы, спутанные в прядки от засохшего пота. Но ни в одном из пассажиров не находил сочувствия: встретившись взглядом с лесовиком, каждый в дилижансе отводил глаза. Лишь Дымов понимающе кивнул, и обветренные, плотно сжатые губы загорелого лесовика тронула легкая, благодарная полуулыбка.
   Наконец после безуспешных уговоров купцы досуха выжали по капле свое красноречие, а глаза белобрысого тем временем уже начали разгораться хорошо знакомыми Дымову хищными огоньками. Пора было положить этому конец.
   - Ну-ка, негоция, оставьте их в покое, - велел Дымов. - Марш отсюда!
   И криво усмехнулся, демонстрируя коммерсам рифленую рукоять.
  
   Всю жизнь, сколько Дымов себя помнил, он обожал старинные пистолеты. Его неудержимо влекли их простота и логика технического устройства. Пацаном он пропадал на заброшенных свалках в поисках разбитых доисторических "мелкашек", после чего в сарае за домом увлеченно пилил ножовкой стволы.
   Укоротить ствол точно по размеру, нарезать внешнюю резьбу, выточить и высверлить револьверный барабан, отпрессовать обойму - все это требовало и усидчивости, и мастерства. А потом - самое сладкое: вырезать части будущего пистолетного механизма из толстого картона, насадить гвоздочками на доске для резки хлеба - "стенде" и часами с упоением копировать каждую детальку в "нержавейке" напильниками с ножовкой. И шлифовать, шлифовать их до полировочного блеска на войлочном кругу, и натирать пастой-"гойа", а потом осторожно точить рифлёные пластинки рукояток из старых мыльниц...
   Поэтому руки Дымова были привычны к пистолетам как к столовой ложке, а хороший навык всегда производит нужное впечатление. Во всяком случае, незадачливые купцы тут же отстали от лесовика и перебрались в конец салона. Там они и затихли, изредка бросая в сторону Дымова угрюмые взгляды.
   - Что с парнем? - шепнул Дымов, стараясь избежать в голосе любой нотки сочувствия. В принципе, после истории с чупакаброй это ему далось сравнительно легко.
   - Бесы вселились. У нас это нынче обычное дело, - прожал плечами лесовик. И это было сказано столь обыденным тоном, словно речь шла о присосавшемся клеще. - А в Эн Зэ, сказывали, есть знающий человек. Хакимом звать. Он такое может излечить, на него и уповаем.
   "Замкоменданта по эскулапной службе" - услужливо подсказала Дымову память. Выходит, еще и экзорцист, что ли?
   Но он только хмыкнул. Признаться, странно было слышать в смутную пору земной цивилизации, давно лишенной ночи, прежних времен года и былого, внятного календаря, еще и о каких-то бесах. Нынче в любом властном Приказе или воеводском доме от паранормов и инков не продохнуть, всяк твои мысли норовит прочесть, ты перед ними голенький как на блюдце, а тут пожалуйте - бесы! Мухоморов они объелись в своей глуши, что ли...
   - Мой Митька последним из детишков в нашей деревне продержался, - с затаенной гордостью пробормотал лесовик. - Всю ребятню соседскую эти бесы уже с месяц как... того... обуяли.
   - Всех детей? В вашей деревне?
   Дымов поморщился, когда дилижанс тряхнуло на мосту. Значит, Хранилища близко.
   - Ну, кой-кого из взрослых тож, - крякнул лесовик. - К примеру, Сёмку-дурня, что полгода назад с катушек свинтился. Но Сёмка только волосом долог, а умишко в нем куриный. На четыре годика аккурат. Теперь ходит ночами под окнами да орет благим матом - бесы это в нем кипят, злятся, наружу просятся.
   Лесовик вздохнул, осторожно протянул широкую ладонь.
   - Меня Демьяном звать, нас Богачевых полсела. Вижу, человек ты неплохой, с понятием. Как этих куркулей отшил! А то пристали, понимаешь, как банный лист. Виданное ли дело - сыночка им отдать, здыдням?
   Если и отец, то неродной, окончательно уверился Дымов, глядя, как прижимает к себе Демьян мальчугана, разметавшегося во сне. Какая-то вина сквозила в нем, обязательство некое, зарок покуда неисполненный.
   Демьян, оказавшийся мужиком словоохотливым, еще долго рассказывал про нехитрый быт лесной заимки и о "лукавых", свалившихся на их деревеньку невесть откуда. Под его бормотание и мерное покачивание рыдвана Дымов очень скоро задремал в полглаза. В Эн Зэ его ждала работа.
  
   В скором времени пришла пора прощаться.
   - Постараюсь повидать вас в карантине, - пообещал Дымов. Этот мальчишка, могучий мышонок, занимал его с каждой минутой все сильнее.
   - Храни тебя бог, мил человек, - пожал ему руку Демьян, и Митька тоже несмело сунул узкую ладошку. Рукопожатие было еле ощутимым, но Дымов едва не вздрогнул, когда его рука сжала холодные как лед пальчики пацана.
   Демьян с Митькой сошли вместе со всеми пассажирами у шлагбаума, за которым, согласно дымовской информации об Эн Зэ, размещался карантин, в просторечии именуемый Предбанником. За ним эскулапный корпус, лаборатория, а потом и опытное Поле. Поле прежде всего интересовало сейчас Дымова. Именно там, по всей видимости, сгинул Фомичев. Значит, туда Дымову и дорога.
   Он тут же отметил для себя отсутствие возле шлагбаума ратных часовых. Дальше - больше: за недобрых десять минут, пока рыдван натужно полз по лабиринту хозпостроек, артезианских колодцев и приемных пунктов пищеблока, Дымов опять-таки не увидел ни единой души в "ратной" форме. Пара пастухов с допотопными рациями "воки-токи", несколько скотниц, по-мужски широко вышагивавших вдоль асфальтовой дороги в сторону Отстойника, да стайка ребятишек, торопливо месивших пыль в том же направлении.
   Спешат поглазеть на приезжих с дилижанса, сообразил Дымов. Очевидно, меновая торговля тут буйно цветет и колосится!
   На контрольном пункте ратных вновь не оказалось - зато у силового барьера стояли двое в камуфляжной одежде, бородатые, с разбойными цыганскими глазами. Цепко оглядев прибывшего нарочного из метрополии, они с равнодушным видом вернули предъявленный ратный жетон и мигом переправили дымовскую грамоту о полномочиях в окошко регистрации. Там некрасивая девушка в белой блузке, строгом жакете и огромных дымчатых очках, странно вязавшихся с общей официальностью ее костюма обстановки, внимательно прочла письмецо от ратного властника Московии. На удостоверяющий жетон она даже не взглянула, но самого Дымова смерила долгим изучающим взглядом.
   Он тут же почувствовал, как под этим бесцеремонным осмотром по коже спины пробегают мурашки, шевелятся волоски на теле, а в висках неприятно покалывает и холодит. Так всегда бывало, когда его сканировали против его воли. Однако Дымов не уловил ни малейшего признака пси-вызова, незримая ниточка мыслесвязи их не связала даже косвенно. Девушка-регистратор была несомненным интраморфом, причем достаточно высокого уровня: она попросту ментально обследовала Дымова, как опытный врач диагностирует больного, спокойно, обстоятельно, но без малейшей тени эмоции. Очевидно, чтобы не повлиять на чистоту диагноза!
   - Северин Дымов, личный дознаватель властника Объединенной Рати Московии и общин, - неожиданно звучным голосом пропела девица. - Добро пожаловать в Хранилища Норда. У лестницы тебя ждут. Я могу быть еще чем-то полезной?
   - Можешь, - кивнул Дымов, забирая грамоту и жетон. - Где тут у вас "уголок радости"?
  
   Всегда цени маленькие естественные радости - большие зачастую придется выстраивать самому, всегда учил его эрм Ставрогин. Кто бы спорил, да еще после многочасовой тряски в треклятом дилижансе, продуваемом всеми сквозняками стылого Норда!
   Поэтому первым делом Дымов отправился в нужник - утроба настоятельно требовала своего. Местная уборная оставила ему своеобразный букет естественных запахов и жидкого абрикосового мыла; смесь, которую Дымов не мог вспоминать без содрогания души. По концентрации и основательности стойкая смесь была сродни хлорке в памятном ему "Деле ратных трапезных" - так же норовила надолго угнездиться в ноздрях цепким и неистребимым налетом.
   - Абрикотин, блин, - кратко ругнулся Дымов. И высморкнул эпитафию в темное отверстие нужника.
   Недобрая память тут же услужливо подсунула ему светленькое воспоминаньице. В новобранчестве Дымову не раз доводилось проштрафиться, и тогда сотник заставлял их вычерпывать нужник посредством консервной банки, насаженной на длинную палку. Банки были тонкие, складские, из-под кильки, а желудки новобранцев поначалу всегда хлипкие. От тех славных времен Дымов унаследовал стойкую неприязнь к консервам, и теперь на территории северных хранилищ первые минуты чувствовал себя слегка не в своей тарелке.
   Ставрогин давно предлагал избавить его от этой фобии, но Дымов упрямился: всегда предпочитал по возможности горячее питание, а в крайнем случае можно и попоститься - никому еще во вред не пошло.
   - Вот и свела судьба, вот и свела судьба на-а-ас, - деловито промурлыкал он себе под нос, заметив у крыльца две начальственных фигуры - одну длинную и худую, другую тучную, в защитном комбинезоне и за рулем вездехода. И вновь, в который уже раз за свою долгую службу подивился, сколько мало соответствуют фото из официальных документов и личных дел грубой, но яркой реальности.
   Вздумай Гиря Мизин, комендант хранилищ Норда, облачиться в парадный костюм для какой-нибудь ассамблеи, в его пиджак запросто влезла бы пара дюжих ратников. В этом складском Гаргантюа огромным было все - от ручищ до загривка, а массивные ботинки сорок последнего размера типа "говнодав" могли бы, кажется, растоптать и груду кирпичей. Штаны же шириною брючин могли навеки поразить в сердце любого матроса времен революции и смуты в России. Но, судя по заляпанному капоту могучей "Камы", на Эн Зэ приемов и балов не давали. И официальное представление коменданту было по счастью столь же энергичным, сколь и непродолжительным.
   У вездехода, прямой как жердь, застыл немым изваянием новый ратный властник Хранилищ Фрол Кукушкин. Его рукопожатие было вялым и безвольным - качество, которое Дымов всегда ненавидел в людях невесть почему.
   - Что, непохож? - проницательно усмехнулся Гиря. - Никогда не верь бухгалтерам, бабам и фотокарточкам - врут, собаки. Впрочем, другие тоже врут.
   Он цыкнул зубом, сплюнул и осклабился.
   - Я уже смутно помню времена своего школярства. Но учитель-лингвист частенько твердил нам слова какого-то забавного англичанина. На свете, говорил тот, существуют всего лишь три вида лжи в самом что ни на есть чистом виде. Во-первых, это ложь по необходимости, значит вынужденная. Она бывает извинительна, тут я, наверное, соглашусь, хотя и - по обстоятельствам.
   - Во-вторых, ложь низкая, - кивнул Дымов.
   - Ну да, - довольно гоготнул сухопутный левиафан. - Я бы еще добавил - отвратная и мерзопакостная. И для такой уж точно нет и не может быть никакого оправдания. А третья ложь...
   Он наставительно поднял толстый круглый мизинец.
   - Это статистика. И все, что можно сосчитать.
   - Так вот вы чем тут занимаетесь, - без тени улыбки констатировал Дымов.
   - Ну да! Садись, - Мизин жестом указал гостю-московиту свободное место на заднем сиденье вездехода. - Можешь звать меня Мизгирем, меня тут все эдак кличут, я уже привык. Куда тебя - сразу на Поле? Фомичевские косточки собирать станешь?
   - Думаю, они уже все собраны, - пожал плечами Дымов.
   - Да не было там ничего, - нахмурился толстяк. - Ну, может, мокрое место, так и то подсохло. Жизнь прожить, паря - что Поле перейти.
   И он криво усмехнулся своей сомнительной остроте. Но Дымов не поддержал.
   Доселе молчавший властник с желчным, изможденным лицом осторожно кашлянул.
   Прибывший в Хранилища Норда на смену Фомичеву властник Кукушкин был Дымову знаком только шапочно. Да и то лишь въедливым характером и еще голосом, похожим на скрип несмазанного тележного колеса. Кукушкин чопорно поклонился Дымову и выразил сочувствие в связи с гибелью, как он выразился, соратника.
   - Властник Фомичев как всегда поступил по-своему, - скрипуче произнес капитан. - Впрочем, для того, чтобы отправиться в это Поле и начать там... палить во все стороны, у него, наверное, имелись какие-то свои основания.
   - Я не знаю, что именно произошло на опытном поле, - заметил Дымов. - Но думаю, что основания у него были... достаточные.
   - Что ж, бог ему судья, - презрительно поджал губы Кукушкин.
   - Я не в курсе взаимоотношений покойного Фомичева с богом, - холодно заметил Дымов. - Извини, властник, меня ждут дела.
   - Когда вы найдете время явиться ко мне? - педантично проскрипел Кукушкин. - Нам необходимо уточнить кое-какие детали этого печального инцидента. После чего вам придется составить по результатам расследования аналитическую записку - ничего не поделаешь, служба есть служба.
   И он участливо вздохнул.
   - Боюсь, наша встреча не состоится, - спокойно сказал Дымов.
   "Являются только черти в аду" - вспомнил он грубовато-насмешливый тон в голосе Ставрыгина, которым тот встретил первый в жизни юного Северина Дымова его служебный доклад. - Я прибыл сюда по личной просьбе властника Рати Московии, и у меня вовсе нет желания составлять для здешней военной администрации протоколы и записки.
   После чего кивнул и резко повернулся к Мизину, наблюдавшему этот диалог с большим интересом. Кукушкин же немедля надулся и, сославшись на занятость, заторопился по делам службы. И черт с ним!
  
   Несколько мгновений тянулась пауза, после чего, сдержанно упомянув о своем приватном знакомстве с ратным властником Московии, Мизин выразил столь же сдержанную надежду на успех миссии его личного дознавателя. Кратко и емко:
   - Хрена ты тут накопаешь, Дымов. Но чем смогу - помогу. Сказывай!
   При этом у Мизина, человека, способного в одиночку занять всю переднюю лавку складского вездехода "Кама", была такая кислая мина, ровно он только что отведал незрелого зеленого винограда. Однако он тут же расцвел, едва только Дымов попросил его первым делом показать здешние складские владения.
   - Если и есть на свете сказочная страна Эльдорадо то это - Эн Зэ, - убежденно заявил комендант. И любовно прибавил, - Наша Зона!
   После чего обладатель столь обширной задницы рванул с места вездеход и повез Дымова по ангарам, пакгаузам и продовольственным бункерам подземного базирования, показывая, разъясняя и демонстрируя местные достопримечательности.
   Спустя полчаса Дымов уже привык, что каждый встречный величал Гирю не иначе, как Мизгирем - и сам перешел на это имечко, благо коменданту оно, кажется, даже доставляло удовольствие. Тот увлекательно рассказывал об устройстве Хранилищ, организации складской деятельности и коммерческих отношениях с местными жителями-промысловиками. Даже сама история Эн Зэ из уст ее коменданта была интересна и примечательна.
  
   Специальные подземные хранилища Эн Зэ были сооружены еще в незапамятные времена с помощью представителей дружественной тогда землянам цивилизации Зоннери. Морфология рептоидов, высочайшая технология коммуникаций при внешней нарочитой архаичности летательных аппаратов, агрессивные проникновения в Глубокий Космос, склонность к демонстративности, внешним эффектам, актерство и позерство - все это было характерно для зоннерийцев тех лет. И вместе с тем - покровительственное отношение к земной цивилизации, своеобразный патрон Земли в Ближнем Космосе, ее экономический и военный партнер. Первая цивилизация, заключившая договор о сотрудничестве с правительством тогдашних Соединенных Штатов Америки еще в середине двадцатого века Первой космической эры планеты Земля.
   Нынешняя Эн Зэ в те годы была секретной базой инопланетян, в ее обширных и разветвленных подземных полостях размещалась часть миссии пришельцев. Базу оборудовали в соответствии с соглашениями, достигнутыми цивилизацией Зоннери и правительством Соединенных Штатов Америки приблизительно в 1954-55 годах. По негласному договору инопланетяне воздерживались от вмешательства в дела землян. В рамках соглашения цивилизация Зоннери передала США ряд разработок в области передовых технологий (однако впоследствии очень скоро выяснилось, что ни США, ни какое-либо другое земное государство не располагало на то время ни научно-технической, ни сырьевой базой для освоения технологий подобного рода).
   В ответ земляне взяли на себя не менее твердые обязательства построить на собственной территории ряд объектов подземного базирования для инопланетян и минимум два подобных объекта - для совместного использования и углубления технических и научных контактов. Эн Зэ стала одним из таких объектов, причем - самым крупным и технически оснащенным.
   Мизгирь не преминул уверить Дымова, что, помимо этих и без того секретных соглашений между Землей и цивилизацией Зоннери, существовал и ряд дополнительных, особых договоренностей. В их содержание был посвящен еще более ограниченный круг конфиденциальных лиц, исчислявшийся считанными единицами и с той, и с другой стороны. Согласно этим пунктам зоннерийцы имели право контактировать с "определенным числом гражданских лиц на территории планеты Земля" с целью их последующего медицинского обследования и изучения развития земного ксенотипа. Контакты должны осуществляться строго и исключительно "по взаимной договоренности с контактируемыми".
   - Фактически же это была индульгенция инопланетянам на похищение какого-то количества людей нашей планеты, - фыркнул Мизгирь. - При лицемерном "условии", что эти люди якобы никоим образом не пострадают и немедленно будут возвращены туда же, откуда были "изъяты" прежде. А "изучали" методами гипноза, но ни в коем случае не хирургическими или какими-то иными, допускающими физическое вмешательство в человеческий организм, - язвительно отметил толстяк.
   - Полагаю, у этих подопытных землян впоследствии должны были полностью стереть все воспоминания о том, что с ними произошло в лабораториях инопланетян.
   - Угу, - кивнул Мизгирь, притормаживая возле огромного металлического ангара. - Ты думаешь, для чего я тебе все это рассказываю? Все лаборатории тех лет, где этим бедолагам подтерли память, прекрасно сохранились и их успешно пользует наш главный эскулап, Хаким, наше лекарское светило. Вот тут, за этими самыми дверями.
   Дымов внимательно оглядел строение. С виду оно напоминало армейский склад, а с учетом металлической обшивки внутри должна функционировать недюжинная система терморегуляции - северное солнце щедро на тепло, и нагревается поверхность ангара изрядно. Странно, у них что ли других материалов для ангара не нашлось?
   - Этот металлопластик хитрый!
   Мизгирь точно прочел мысли Дымова - впрочем, комендант явно интраморф, и к тому же весьма высокого уровня организации.
   - Он отменно экранирует кучу всяких излучений, даже проникновение направленного пси-поля, - пояснил Мизгирь. - Наш Хакимушка не очень-то любит, когда суют нос в его дела. Но для нас он сделает исключение. Куда же он запропастился? - озадаченно протянул комендант, по-хозяйски стуча в стальную овальную дверь.
   За стенкой что-то потрескивало, тикало, ворочалось с металлическим шелестом.
   Мизгирь призадумался на минуту, но тут же буквально просиял.
   - Ага, скорее всего, местные промысловики принесли плату за лечение, и он сейчас пристраивает матерьялец. - Хочешь посмотреть? - приятельски подмигнул он Дымову. - Нервишки крепкие?
   Дымов неопределенно пожал плечами. Тогда Мизгирь поманил его за собой. Они быстро обогнули ангар и на торцевой стороне сооружения через неприметную дверцу с кодовым замком вошли внутрь. После чего еще необходимо было спуститься по стальной винтовой лестнице, круто уходившей на дно одного из подземных бункеров хозяйства главного здешнего эскулапа. Там и размещались бывшие лаборатории зоннерийцев, а ныне - ведомство обер-лекаря Эн Зэ.
  
   Эскулап Хаким обладал довольно экзотической внешностью. Более всего он походил на бродячего чародея-дервиша из сказок "Тысячи и одного дня" - маленький, жилистый, с клиновидной головой, темным лицом, крючковатым носом и живыми, блестящими глазами. Он был гостеприимен, любезно угостил Дымова соленым калмыцким чаем с горячим молоком и вызвался провести небольшую экскурсию по лабораториям.
   - Я рассказывал ему о бывших хозяевах этих подземелий и о гипнозе, - Мизгирь иронически скосил на лекаря по-вороньи блестящий черный глаз.
   - А, Зоннери, - кивнул Хаким. - Забавный народец. Особенно если учесть, что в пору строительства этих Хранилищ Грейс и понятия не имели о механизмах гипнотического влияния на живые организмы в его земном понимании. Они, без сомнения, владели некоторыми видами телепатического воздействия, но само понятие "гипноза", возможно, было им попросту неизвестно.
   - Вот как? - учтиво удивился Дымов.
   - Представьте себе, - Хаким вытер и без того идеально чистые руки мягкой льняной тряпицей. - Поэтому Грейс просто огульно согласились на все, что предложили американцы, дабы их успокоить и усыпить бдительность своих новоиспеченных союзников. Сами же при этом всегда оставались себе на уме. Возможно, и тогдашний президент Соединенных Штатов Эйзенхауэр об этом догадывался. Но сила была не на его стороне, в то время как внешние приличия де-факто соблюдены, и придраться особо вроде не к чему.
   - А почему вы называете этих зоннерийцев "серыми"? - осведомился Дымов.
   - Так назвали их сами земляне, наши далекие предки, - пожал плечами Хаким. - Долгое время именно так именовались во многих научных источниках пришельцы на Землю вообще и вступающих в контакты с землянами - в частности. Так называемые близкие контакты третьего рода, по земной терминологии. А Серые - из-за отсутствия "ярких" частот в цветовом спектре, что характеризует скрытность, склонность к замалчиванию и неискренности. Это нередко свойственно многим цивилизациям, живущим под слишком уж яркими звездами.
   - Вы хорошо осведомлены в делах Космоса и его Истории, - отметил Дымов.
   - О, Хаким у нас - крупный специалист по всякого рода тайнам и загадкам, - хохотнул Мизгирь. - Как, впрочем, и все в его роду.
   - Мой далекий предок - величайший врач на Земле, придворный медик русского царя Николаса, доктор Бадмаев, - бесстрастно пояснил Хаким. - Он был посвящен во многие секреты мироздания и мироустройства. И я все еще пересыпаю в руках крупицы его драгоценных познаний, не в силах найти им правильное применение.
   Он церемонно наклонил голову.
   - Покажи ему товар с промысла, - усмехнулся Мизгирь. - У нас от властника московской Рати секретов нет.
  
   Дымову показалось, что от этого предложения Хаким, мягко говоря, не пришел в восторг. Однако с готовностью кивнул и тут же принялся набирать код на одной из многочисленных дверей, ведущих от маленького кабинета обер-лекаря во все стороны подземного лабораторного корпуса.
   - Вы на Эн Зэ все еще доверяете кодовым замкам? - недоверчиво пробормотал Дымов. - Любой карманный коммуникатор за десять минут переберет все нужные сочетания цифр.
   - В этих кодах нет цифр, - мягко улыбнулся Хаким. - Только слова.
   - Слова? - в недоумении переспросил Дымов.
   - Именно. Слово - это удивительное сочетание букв, - ответил Хаким, безмятежно улыбаясь чему-то. - Разные слова, разные языки и буквы - они ведь как миры. Каждый из этих миров по-своему неповторим и подчас непредсказуем. В то время как число для цифр - всего лишь их механическая сумма.
   Он сардонически развел руками.
   Дверь меж тем отворилась, и Хаким выдал каждому странное устройство, напоминающее респиратор. Дымов почувствовал, как губчатые створки тут же плотно охватили его ноздри подобно причудливому моллюску. С легким щелчком включился сенсор, и дознаватель вдохнул модифицированный воздух - чуть влажный, с легким, еле ощутимым ароматом мяты.
   Хаким сделал приглашающий жест. Дымов с Мизгирем вошли в огромный зал, уставленный темными каменными столами. На каждом была помещена длинная плоская кювета длиною в человеческий рост. Изредка в тишине зала, обладавшего прекрасной акустикой, раздавалось глухое чмоканье - с подвешенных над столами кулей, обернутых в пластик, что-то капало в кюветы из длинных пластиковых шлангов.
   - Тут мы добываем лекарственные препараты из продуктов животного происхождения, - пояснил Хаким, подводя Дымова к одной из кювет. На ее дне оказалась неприятного вида маслянистая лужица буро-зеленого цвета, почти уже загустевшая.
   - Вы видите сейчас будущую основу того, что веками хранилось в строжайшей тайне на древнем Востоке, - сообщил Хаким. - Легендарного мумиё.
   В его голосе Дымов с удивлением расслышал торжественную, даже благоговейную нотку.
   - Технология добычи сала из горных козлов? - с сомнением произнес дознаватель. - А я думал, мумиё - это озокерит, горный воск или, во всяком случае, закристаллизованный помет диких пчел. И формула его уже давным-давно вычислена и благополучно забыта.
   - Ну, разве ж это технология? - улыбнулся Хаким. В его руке словно сама собою материализовалась информационная пластина.
   "Как ему удается?" - удивился Дымов, озадаченно разглядывая длинные тонкие пальцы лекаря. При всей своей острой наблюдательности он не успел уловить движение фокусника, которым тот материализовывал в руках те или иные предметы. Вот теперь еще и розовая облатка, которую Хаким быстро отправил в рот и принялся деловито посасывать.
   - Если взять, к примеру, медицинский трактат из персидского словаря Гиоса, составленный еще на заре земной цивилизации, - сказал эскулап, - то мы прочтем следующее.
   Он откашлялся и негромко, но звучно процитировал:
   - "Мумиё есть темное вещество, которое бывает только двух видов - природное и искусственное. Для изготовления последнего нужен живой дикий ребенок...
   Хаким хмыкнул, покачал своей удивительной головой с острым, прямо-таки клиновидным черепом, словно мысленно дискутируя с древним автором манускрипта.
   - ... ребенок с рыжими волосами и красным лицом".
   - Дикий человек? Гоминоид? - недоверчиво пробормотал Дымов.
   - Именно, - кивнул обер-лекарь Эн Зэ. - Его всячески откармливают до достижения им тридцати лет. После чего изготовляют каменный хум в рост человека, наполняют его снадобьями, пряностями и сладостями восточными. Туда помещают этого... гм... молодого человека в стоячем положении и закрывают. Через сто двадцать лет открывают, и - вуаля! Все содержимое -- и снадобья, и сладости, и собственно сам человек -- это и есть искусственное мумиё. Какое место у больного болит, соответствующее место берется из мумиё и прикладывается. Надо сказать, что особенно успешно это снадобье применялось для лечения переломов костей.
   Дымов украдкой заглянул в пластину лекаря. В справочном аппарате документа значилось:
   "Гиос-Сулугат" (персидский язык), переиздано в Бомбее, 1887 г."
   - Другой средневековый персидский словарь, Бурхони-Котэ, причем Бурхон -- псевдоним Маулеви Мухаммеда Хусейна, - невозмутимо продолжил чтение Хаким, - приписывает и название, и способ приготовления искусственного мумиё европейцам. И это представляется искусным приемом маскировки истинного рецепта. Мумиё описывается здесь как "вещество, весьма похожее на смолу". Искусственное мумиё (в отличие от природного) по Бурхони-Котэ изготовляется так: "находят ребенка с рыжими волосами, его содержат до тридцати лет, потом изготовляют такой каменный сосуд, чтобы он там поместился, наполняют медом, погружают туда этого человека и прочно закупоривают. Так хранят 120 лет, потом сосуд открывают, после чего все его содержимое и считается мумиё. Полагают, что это мумиё лучше природного" ("Бурхони-Котэ" (на персидском языке), переиздано в Нуль-Кащуре, 1888).
   Лекарь отхлебнул горячего калмыцкого чая и резюмировал:
   - Легко заметить, что именно от этих рецептов тянутся нити к наиболее привычному для нас употреблению слова "мумия". В смысле - консервации человеческого трупа длительное время. Однако это - лишь побочный смысловой оттенок. История же самого снадобья "мумиё" веками шла своим путем в истории человечества.
   - Мда... - озадаченно пробормотал Дымов, косясь на кули и кюветы.
   - Вся жизнь - ускользание от тайн земных, но на деле - шествие в их первых рядах, - философски заключил Хаким. - А что вы хотите? Еще в докосмическую эру в Советской России существовал так называемый Всесоюзный Институт Экспериментальной Ветеринарии. И там с тысяча девятьсот сорок восьмого по сорок девятый года, кажется, не без успеха, ставились опыты по применению так называемого медикаментозного препарата Дорохова. Сей препарат - ни что иное, как продукты извлечения некоторых фракций разложения трупов. После Второй мировой войны для мировой медицины это было актуально. Для меня же сейчас интересно только направление воздействия этого препарата на живой организм. А именно - интенсивное стимулирование регенерации тех или иных тканей.
   Хаким тонко улыбнулся.
   - Вся жизнь - ускользание от войн земных, но на деле - шествие в их первых рядах.
   Дымов вновь покосился на кули.
   - Надеюсь, у вас тут не эти... хумы?
   - Конечно же, нет, - поспешил упокоить его эскулап. - Я руководствуюсь описанием процедуры извлечения будущего мумиё из анналов бывшего Института востоковедения Узбекистана, входящего тогда в состав марионеточных республик бывшего Советского Союза. Его оставила некая Каримова, научный сотрудник института.
   С детства Каримова знала об этом снадобье и его действии: ее дед из хаджа - паломничества в святой город Мекку привез "чистое мумиё" - так называемое "мумиё-и-асыль". Его хранили в специальной коробочке красного дерева, и впоследствии она перешла по наследству к отцу Каримовой. Сама Каримова не раз видела содержимое этой коробочки: темные прозрачного вида кусочки какого-то вещества, от которых откалывали небольшие крохи для медицинского врачевания.
   - Дорогое? - уточнил Дымов.
   - Баснословно дорогое, - кивнул Хаким. - Средство считалось особенно эффективным при переломах. Даже утверждали, что больной каким-то непостижимым образом непосредственно чувствовал, как лекарство проникает ему в самое место перелома и заживляет его!
   Хаким снова вытер руки.
   - Так вот, теперь о самом главном. О том, как приготовить мумиё, Каримова слышала следующее. Какого-то желтоволосого и мохнатого человека специально откармливают кишмишом. В особо подготовленном, совершенно темном помещении его подвешивают за ноги вниз головой и оставляют висеть длительное время. Кажется, дней тридцать или сорок. То, что с него стекало, попадало в подставленные глиняные тарелки и миски. Расположена посуда была одна над другой таким образом, чтобы служить как бы последовательными фильтрами. Многократно процеженное сквозь них жидкое вещество оседало в нижней тарелке. Каримова утверждала, что этот способ изготовления мумиё и его... эээ... шокирующие детали в высшей степени засекречены в соответствующих мусульманских кругах.
   Теперь Дымов совсем иначе взглянул на кули. И идущие от них шланги к кюветам.
   - Так это... фильтры?
   - Именно, - улыбнулся Хаким и скрестил руки на груди в умиротворенной позе.
   - Не забывай, дружище, что Эн Зэ - это склады. Огромные хранилища, где все содержится в больших количествах. Даже когда речь идет об уникальных лекарствах, - похлопал Дымова по плечу Мизгирь. - Вот мы и решили наладить, так сказать, производство. В промышленных масштабцах!
   - Конечно, технологии у меня совсем иные, тридцать лет ждать не нужно, - добавил Хаким. Внимательно глядя на Дымова. - Но принцип по сути тот же, что оставила миру Каримова-апа.
   Дымов ошеломленно смотрел на мрачные кули, не в силах найти нужных слов.
   - Сюда каждый день приходит куча народу покупать лекарства, - пояснил Мизгирь. - Среди них немало промысловиков и охотников. Мы перетерли с Хакимом этот вопросец и выставили промыслам таксу: вы нам туши гоминоидов, мы вам - кредитки. Все равно этих тварей надо давно уже отвадить от Эн Зэ. Все взаимовыгодно, общий, так сказать, интерес.
   - А что, беспокоят? - Дымов наконец-то обрел дар речи.
   - Прежде их стаи нападали на Эн Зэ раз в месяц, - вздохнул Мизгирь. - Порой они объединялись с капаликами, изредка с агхориями, любителями отведать человечинки, и тогда были особенно опасны. Но теперь на Эн Зэ тишь да гладь - отвадили уродов соваться сюда, теперь они за десять верст обходят Хранилища стороной.
   - А охотники-лесовики исправно поставляют нам товар, - подытожил Хаким. И оба деловых человека, комендант и эскулап, понимающе улыбнулись друг другу.
   Уж не из диких ли людей был тот воспитанник Демьяна, Митька, шевельнулась в голове Дымова дурацкая, непрошеная мысль. Нет, нет, конечно, мальчишка вполне цивилизован и ничем не отличается от своих сверстников. Ну, за исключением... Кстати!
   - А хотите, я вам тоже покажу кое-что интересно? Здесь, у вас, в Хранилищах? - предложил Дымов. Ведь обещал же он проведать своих давешних знакомцев!
   - Что именно? - лениво сощурил и без того узкие глаза Хаким.
   - Заводи "Каму", - без обиняков велел Дымов Мизгирю. - И кстати, где тут у вас карантин?
  

****

  
   - Эт-ти глаза напротив... Ничего не понимаю!
   Дымов озадаченно разглядывал распечатку сведений информатория эскулапного сканирования. Перед ним лежал список всех, прошедших диагностическое сканирование за сегодняшние сутки. Тут были купцы, ремесленники, предприниматели, ратники по контракту, районные милиционеры, учащиеся, скотоводы, фермеры, лесовики. И только давешней парочки, Демьяна с Митькой, Дымов по документам не обнаружил.
   Полчаса назад они объехали на вездеходе всю очередь, выстроившуюся к сканеру карантина на добрых сотню метров. Многие были с детьми, видать, и вправду не соврал Демьян, и в округе свирепствовала странная эпидемия. Многие из детей выглядели хуже некуда - плакали, кричали на разные голоса, царапали себе лица как бесноватые; иные напротив - лежали без движения, уставясь в небо остановившимся взором. Но ни Демьяна, ни Митьки среди страждущих не оказалось. Куда же они подевались?
   - Бывает, - сочувственно заметил Мизгирь.
   - Иной раз человек запишется на сканирование, встанет в очередь, даже документы оформит, а потом, глядишь, и нет его, - пожал плечами Хаким.
   Его в карантинной очереди уважали, многие страждущие снимали шапки, подобострастно кланялись. Мизгирю тоже. На Дымова же косились угрюмо - за версту видать, проверяющий, много их тут шляется, дармоедов столичных, как бы еще не придрался к чему, не остановили сканер-батюшку. И тогда все, тогда конец, пропадут дети, кровиночки, вконец изведут их бесы треклятые...
   Пси-поле Дымова настолько переполнили чужие неприязненные мысли и даже откровенно-агрессивные посылы, что немедленно заболел живот, предательски заныл кишечник.
   С унылым видом Дымов отпросился у своих провожатых в нужник, и те понимающе закивали.
   Одна радость: нужник при карантине оборудован кабинками. Не придется раскорячиваться на чужих глазах над дыркой, и то радость.
   Уже когда Дымов заканчивал свои неотложные дела, по кафелю прошуршали чьи-то легкие шаги. Несколько мгновений в пустом нужнике стояла ватная тишина, а затем тихий шепелявый голос за дверкой кабинки спросил:
   - Ты здесь, ратный из Московии?
   Дымов на всякий случай промолчал. Мало ли извращенцев на свете, почему им не быть и в Норде?
   - Здесь, спрашиваю? - уже настойчивей повторил незнакомец.
   - Ну, здесь, - неохотно подала голос кабинка. - Чего надо?
   - Хочешь, скажу про тех, кого ты искал давеча?
   Голос был ломкий, басовитый. Не иначе юнец в пору созревания, романтическая натура, мать их за ногу...
   - Ну, скажи.
   - Кредитку сунь под дверь. Но не открывай - уйду.
   Если это и развод, то какой-то уж совсем чумной - в карантинном нужнике, под вечный фирменный запах "абрикотин". Блин...
   Дымов сунул под дверку кредитку помельче, чувствуя себя полным идиотом, да еще со спущенными штанами. Та мигом исчезла из поля зрения.
   - Мужик и пацан прошли в сканерную еще утром, - пробасил незнакомый доброхот. - И оттуда не вышли.
   - И как их очередь пропустила? - недоверчиво спросил Дымов, прикидывая длину ее поутру, когда они только приехали в Норд.
   - Мужика - не-а, - ответили за дверкой. - А пацана пропустили. Ну, и мужик, понятное дело, с ним. Пацан что-то такое сделал - и все перед ними расступились. Кое-кто даже убежал со страху, - шмыгнул невидимый парень.
   - Что сделал? - уточнил Дымов.
   - Я не видел. Ну, бывай.
   И не успел дознаватель привести себя в порядок и выскочить из кабинки, как быстрые шаги прошелестели до дверей, и все стихло. Дымов долго озирался по сторонам, но никого, кому бы мог принадлежать этот ломающийся басок, не узрел. Сокрушенно вздохнув, он побрел к вездеходу. Нужно было крепко все обдумать.
  

****

  
   И во время экскурсии по Складам, и потом, сидя в конторе Мизгиря за чашкой кофе, он старался меньше говорить. Зато внимательно слушал, принимал к сведению, запоминал многие и многие слова, мысли и жесты своего собеседника. И все это время Дымов неустанно и кропотливо сплетал пробную вязь версии о том, что же в действительности случилось с властником Фомичевым и что могло привести его в поле карантина, дабы сгинуть там навсегда.
   Поэтому очень скоро в разговоре наступил крайне неприятный миг, когда Дымов вдруг явственно почувствовал, что Фомичев уже тут, рядом с ним. Безмолвно стоит перед его глазами, окровавленный, страшный, и при этом понемногу вырастает и ширится. Так что теперь Дымов был уже не в силах видеть перед собой ничего иного.
   Тогда он прервал коменданта на полуслове, извинился и отпросился спать. Мизгирь сразу засуетился, выкликнул провожатого, и все такой же молчаливый тип гражданской наружности с наглыми глазами, как и молодчики у пропускного пункта, проводил Дымова прямиком к дверям комнаты, отведенной ему для отдыха. Дымов поблагодарил, плотно прикрыл за собой дверь, плотно задернул шторы и огляделся.
   Комнатка оказалась маленькой, но очень чистой. Дымову даже показалось, что прежде здесь долго жил одинокий и работящий постоялец весьма пуританских правил. Из мебели ничего лишнего - типовой казенный холодильник в нише у дверей, стол, пара стульев, кресло, овальная кушетка, низенькая тумбочка и кровать, узкая и длинная, покрытая темно-зеленым покрывалом.
   Темно-зеленый цвет вообще превалировал тут: и в драпировках кресел, и в тяжелых, перехваченных узорчатыми ленточками шторах, и даже вода в графине мутнела сквозь зеленоватое стекло. Ковер на полу тоже угораздило цветом бурой болотной травы, разбавленной по всему полю несуразными синими фиалками. У Дымова появилось стойкое предчувствие, что и в кране, косо приваренном над умывальником возле двери, тоже застоялась темная, зеленая вода, и потому он повернул медный вентиль с большой опаской.
   Однако в ответ раздалось лишь угрожающее, холостое шипение, которое быстро стихло, и только. Никаких признаков чистой воды, уныло констатировал Дымов.
   Впрочем, к бытовым неурядицам такого рода дознаватель Северин Дымов, неделями не вылезавший из служебных командировок, привык относиться с философским спокойствием. Скинув верхнюю одежду, он с удовольствием переоделся в спортивный костюм, сунул за пояс неразлучный ствол, подхватил со спинки кровати большое махровое полотенце известного цвета и выглянул в коридор.
  
   - Нажимая педаль горячей воды, подождите несколько секунд, - настоятельно рекомендовала полусонная портье за стойкой. - Насос работает стабильно, но несколько... эээ... консервативно. Сантехнику нам поставляет одна уральская фирма. А те медленно запрягают, зато быстро ездят.
   Несмотря на вечно торчащее над горизонтом солнце, вся Эн Зэ уже спала. Это ощущение покоя и умиротворения, которым был насквозь пронизан воздух холодной северной осени, проникло и в крохотную гостиницу по ратному ведомству, куда Дымова определили на постой. Она занимала часть длинного административного здания, но это крыло порядком обветшало, захламилось, а о сколько-нибудь сносном ремонте тут, видимо, и не помышляли.
   За несколько минут путешествия по гостинице Дымову кроме портье не попалось навстречу ни единой души, а умывальник он обнаружил лишь в самом дальнем конце своего коридора. Его с непонятной периодичностью освещали нервные импульсы старинных плазменных светильников. Казалось, один скачок напряжения, и тогда над головою все заискрит; но свет плазмы был такой тусклый и неоново-холодный, что даже в это Дымову верилось с трудом. Вдобавок, чем дальше, тем в коридоре становилось холоднее, и можно было всерьез предположить, что где-то в умывальнике разбито окно, и рама гуляет, разбойничьи хлопая под ветром точно вставная челюсть.
   От недавнего чувства покоя и относительного комфорта у Дымова не осталось и следа. Он даже попенял себе за то, что не удовлетворился умыванием из графина, что стоял в его комнате. Вдобавок минеральная вода почти стопроцентно должна была обнаружиться в маленьком и компактном встроенном холодильнике - непременном атрибуте всех захудалых гостиниц этого края Земли.
   Один из умывальников виновато темнел отколотым краем, к тому же наклонился под таким опасным углом, словно на него на минутку облокотился слон. Дымову при виде этой горе-сантехники опять безотчетно захотелось поскорее вернуться в свой номер. Хорошо хоть, вода в душевой была, но притом такая ледяная, что от нее ломило зубы, а руки уже через минуту запылали нестерпимо колючим огнем.
   Он уже закончил умываться и ожесточенно растирал лицо махровым полотенцем, слишком мягким, но дающим хоть какую-то иллюзию жилого дома, когда за его спиной послышалось уже знакомое шипение. А вслед за тем из соседнего крана хлынула тугая водяная струя. Дымов обернулся.
   Это был тот самый кособокий умывальник с обломанным фаянсовым краем. Вода лила в него так, что брызги разбивались о дно и веером летели в разные стороны.
   В умывальной комнате никого не было. Дымов с трудом подавил в себе естественное желание всякого цивилизованного человека завернуть кран, чтобы вода не утекала просто так, без назначения и смысла, после чего медленно оглядел санитарный блок. Туалетные кабинки также пустовали - об этом свидетельствовали гостеприимно распахнутые дверцы. В отличие от полумрака гостиничных коридоров здесь было совсем светло, и в тишине отчетливо вибрировала только пустота, упруго сопротивляясь грому воды. Долгие годы сенсорных практик научили Дымова слышать и различать такие вибрации окружающей среды.
   Он шагнул к умывальнику, осторожно потянулся рукой и быстро закрутил кран. Резьба против ожиданий оказалась в порядке, и вода послушно умерла, прощально хлюпнув непокорными пузырями в сливном отверстии. Но в этом веселом пузырении беззаботной воды чуткое ухо дознавателя выхватило еще один звук.
   Вороненая рукоять пистолета сама прыгнула ему в ладонь. Дымов замер, одновременно пружиня ноги, и, не поворачивая головы, постоянно фиксируя все еще тянущийся звук, тихо и бесстрастно прошептал:
   - Кто?
  

****

  
   Никто не ответил и не откликнулся. Не вышел бесшумно и неожиданно из-за дверей и даже попросту - не материализовался прямо из воздуха.
   Дымов был тут один-одинешенек, и рядом не наблюдалось ни одной сущности, чье незримое присутствие он сумел бы определить, полагаясь на обычные органы чувств. Будь Дымов собакой, он бы мог что-то учуять, а змеей - услышать, но такой высокой планки возможностей у человека, будь он даже десять раз интраморф, нет. Кроме одной, но уникальной - ощущения присутствия рядом информации в особенном, чистом виде, не ощутимой физически, но все же понятной интуитивно. И Дымов сразу догадывался, что самопроизвольно заработавший кран - это лишь предлог, знак оказанного ему внимания.
   "Что ж, если кто-то так сильно возжелал поделиться со мной своими соображениями по поводу затхлого умывальника, к примеру, почему бы и нет?" - машинально подумал Дымов. В душе он не был уверен, что на Эн Зэ еще в ходу "воздушные письма". Но попробовать все же стоило.
   Он вынул из водонепроницаемого кармашка на поясе узкий персональный коммуникатор, с которым никогда не расставался в командировках, привычно укрепил на запястье, легким нажатием сенсора активизировал и произвел воздушное сканирование. Просто медленно повел рукой, ускоряя поиск.
   Коммуникатор немедленно пискнул в знак согласия, как неизменно полагал Дымов, давно и прочно сроднившийся с ним как с домашним животным, после чего ненадолго погас. Затем после короткого раздумья включил табло крошечного дисплея и высветил строку приема письма.
   Дымов покачал головой - вот ведь черти! После чего придирчиво оглядел потолок, вентиляционные отверстия, забранные решетками, кафельные стены и тумбы под умывальниками.
   Он всегда задавал себе вопрос, зачем это делает. "Воздушное письмо" невозможно увидеть, это чистой воды информация, не имеющая ни формы, ни цвета, "висящая" над определенным местом. Но такая уж у него была привычка. А своим привычкам Дымов всегда безоговорочно доверял.
   Поэтому сначала он еще раз удостоверился, что помещение пусто. И лишь потом поднес к глазам маленькое табло и прочитал то, что коммуникатор минуту назад выхватил в буквальном смысле - из воздуха.
  
   Mid-air messaging - "передача сообщений из воздуха" - была весьма древней земной технологией. Первые подобные проекты в тестовом режиме запустили в Британии еще в далеком 2003 году, причем весьма успешно. С тех пор "воздушные письма" стали обыденностью на всей планете.
   Отныне любой посетитель трапезной при желании мог оставить предостережение другим клиентам о грубых приказчиках или серьезных кулинарных просчетах местного повара. Привязанное к конкретному месту "сообщение из воздуха" можно было легко принять и прочитать любым устройством, от коммуникатора до банального радиобраслета. Персональная техника позволяла оставить подобное сообщение в любом замкнутом помещении, стены которого при этом играли роль экранирующих компонентов этой хоть и своеобразной, зато стопроцентно статичной ловушки информации.
   Техника посерьезнее обеспечивала "навешивание" нужной информации и на открытых пространствах. Mid-air messaging вовсю пользовались пилоты и моряки, оповещая друг друга о дрейфующих мелях, которых в последние столетия стало немало в водах двух последних земных океанов, и прочих подвижных и блуждающих неприятностях. Впрочем, наряду с привязанной к опасному или просто - заслуживающему внимание объекту создатели "воздушных писем" частенько для собственного развлечения норовили привязать картинки фривольного содержания, а при наличии мощной техники - хитрую анимацию и прочие визуальные хитрости. Для поддержки последних, однако, были необходимы вливания ресурсов, постоянных и потому требовавших энергии и бесперебойной сетевой поддержки.
  
   Текст Mid-air послания был краток, но весьма красноречив.
  
   "Убирайся отсюда пока цел!" -
  
   недвусмысленно предлагал кто-то скромному посетителю умывальника в гостиничном ратном крыле здания администрации Хранилищ лесного Норда "Эн Зэ".
   Дымов несколько раз прокрутил текст, предполагая, что он будет открываться дальше при каждом возврате. Но четыре слова и восклицательно-угрожающий знак оставались неизменными, и больше к ним ничего не прибавилось.
   Тогда Дымов закрыл табло для чистоты эксперимента и вновь активизировал сканирующий поиск. Он ожидал, что через пару секунд коммуникатор вновь высветит прием письма, но табло оставалось по-прежнему темно и непроницаемо.
   Получалось, что письмо Mid-air было одноразовым. Из чего следовало, что кто-то оставил здесь угрожающее послание, адресованное именно ему, Северину Дымову, личному дознавателю властника московской Рати. И причем сделал это совсем недавно, возможно, даже всего несколько часов назад. Водопроводный кран же был только ключом, быть может, вызовом или насмешкой, поскольку дешевая мистика с логикой вечно не в ладу.
   Загвоздка в другом, напряженно размышлял Дымов, быстро шагая по коридору в свой номер и утираясь на ходу, потому что от таких писем холодный пот прошибет кого угодно. Вряд ли было целесообразным увязывать в единую информационную систему с подвешенным "письмом" старый и раздолбанный водопроводный кран. К тому же, заглянув под тумбу умывальника и тщательно там все просканировав, Дымов не обнаружил там ни следа какой бы то ни было коммуникации. А мысль о радиоуправляемом кране умывальника вызвала у него лишь невеселую улыбку.
   Зато мысль о том, что кто-то на Эн Зэ знает код приемного порта его коммуникатора, вовсе не располагала Дымова к иронии. Но об этом он подумает после, как говорится, на досуге.
   Дымов вошел в свой номер, запер дверь на замок и защелку от всех нештатных случаев жизни, пребывавшую, правда, на сомнительной совести двух шурупов, и решил произвести последнюю проверку. Он уже вчерне обдумал ее на обратном пути.
   Дымов практически был уверен в своей догадке, и когда из крана умывальника в его комнате спустя несколько минут хлестко ударила струя желтоватой воды, он даже не вздрогнул. Конечно, стоило хорошенько поразмыслить о таком необычном гостеприимстве этой гостиницы, но час был и без того уже поздний.
   Дымов на миг прикрыл глаза, провел рукой по лбу, массируя виски и поминутно вспоминая давние и памятные слова эрма Ставрогина.
   "Поэтому запомни раз и навсегда! Рано или поздно ты обязательно поймешь, что и твоей комнатке, и в чужом мире проблемы всегда одни и те же - трещины, дыры, пауки с тараканами. И что самую великую проблему, над которой, быть может, безуспешно бьются самые великие умы и стратеги, всегда стоит попытаться предварительно разбить на квадратики".
   Есть Дымов не хотел, только выпил стакан яблочного сока, найденного в комнатном холодильнике, после чего улегся на кровать все обмозговать как следует.
   Что ж, эрм как всегда прав. И Дымов принялся подгонять свои размышления, мысленно обходя препятствия из отсутствующих фактов и прогоняя из сознания ненужные эмоции. Ему предстояло разбить свою новую проблему на квадратики бытия.
   Если кому-то так уж это необходимо, убраться отсюда он может и завтра. Но утро вечера мудренее, хотя очень часто - и мудрёнее. А до утра ему позарез нужно было попасть в Поле.
  

****

  
   Огромный флайт, массивный и высокий, с могучими плечами-линиями широких плоскостей стоял у пересохшего фонтана. Он глубоко зарылся опорами посадочных модулей в рыхлую песочную взвесь и пыль. Это был астроплан системы "кондор", Дымов с ходу определил классификацию и тип судна, хотя для своих характеристик флайт выглядел чересчур великоватым.
   - Транспортник, - прошептал дознаватель. - Не слишком маневренный, и насчет палубного вооружения еще можно подумать. Зато по вместимости личного состава он, пожалуй, даст сто очков форы десантному "шаттлу".
   Больше часа ушло у Дымова на то, чтобы незаметно выскользнуть из административного корпуса и обогнуть Поле карантина. Прячась за деревьями, перебегая от строения к строению, Дымов все же, наконец, нашел то, что искал. Это был маленький сарай с покосившимися стенами и дырявой крышей, давно заброшенный и обросший мхом. Прогнившими оконными проемами сарай выходил на дорогу, ведущую из Поля.
   Очевидно, тут и находился выход, благо только что двое давешних молодцов с наглыми глазами вывели из ворот под руки женщину с девочкой лет пяти, мирно спящей у нее на руках. Женщина, казалось, пребывала в состоянии полнейшей прострации. На ее губах застыла напряженная улыбка, она шагала, изредка пошатываясь, и тогда карантинные добры молодцы поддерживали ее под локти.
   Они завели пациентов во флайт, но пробыли там недолго. Вернулись к шлагбауму контрольного пункта уже без женщины и ее дитяти. О чем-то перекинулись парой слов, после чего один громко захохотал, и оба молодца скрылись в стеклянной будке.
   От них веяло такой будничностью, в каждом их жесте и слове сквозила такая привычка, устоявшаяся как вечное солнце над головой, что Дымову стало не по себе. Может, это и есть бесы, только принявшие материальный облик? И они преданно служат Мизгирю с Хакимом, получая от болезных пришлецов, жаждущих диагноза и лечения, нечто, Дымову пока еще неизвестное?
   Сильно дернув себя за ухо, чтобы прогнать идиотские мысли, Дымов перебежками подобрался к будке добрых молодцев и забросил точно в раскрытое оконце крохотный пластиковый пакетик, предварительно надорванный с двух концов. Теперь оставалось только ждать.
   Результат не замедлил проявиться во всей красе. Уже через пять минут добры молодцы крепко спали в своей будке, а Дымов мимо шлагбаума прошмыгнул прямиком к флайту. Там, несколько раз проверившись, дознаватель набрал на дверном пульте кодовое слово.
   Странное дело, при этом он был абсолютно уверен в успехе, и даже не удивился, когда пять букв - две "М", "У", "И" и "Ё" - открыли ему путь в темное чрево астроплана. Может быть, виной тому была госпожа-удача, которая сопутствовала Дымову сегодня, а, может - пси-поле одного из молодцев, которое интраморф-дознаватель осторожно просканировал, едва лишь охранник стал набирать код двери.
   После нескольких минут беглого осмотра флайта внутри Дымов обнаружил несколько полтора десятка тел людей, лежащих в глубоком анабиозе, включая и давешнюю женщину с дочкой на руках, и окончательно убедился: фуфло! Флайт был просто пустой коробкой без оснастки, картонной дурилкой-декорацией. Или в лучшем случае, местом для временного складирования всех, прошедших Поле.
   Однако под этой стальной оболочкой в глубине салона "кондора" скрывалось нечто гораздо более интересное.
   Линии управления, слишком хорошо знакомые Дымову по многочисленным описаниям, ориентировкам и технической документации, за которыми он просидел не одну бессонную ночь. В астроплане был оборудован портал метро!
   Дымов почувствовал, как на лбу выступает крупными каплями холодный пот.
   Так-так-так. Эт-ти глаз-за напротив, калейдоскоп огней...
   Теперь необходимо сопоставить факты, прежде чем лезть в Поле на рожон.
  
   Конечно же, никаких бесов тут нет, лихорадочно размышлял дознаватель. А есть просто пункт скрытной транспортировки неких землян в некое место, Дымову покуда неизвестное.
   Скорее всего, причиной тому - опять-таки некие способности пациентов, которые выявил сканер на контрольном пункте карантина. И проявил их на опытном Поле. Как бы выразился Мизгирь, заактивировал, так сказать, бесов.
   Цель? Работорговля? Использование человеческих органов на запчасти или снадобья - ведь химичит же Хаким с благословения коменданта Хранилищ Мизгиря над несчастными гоминоидами, вся "вина" которых - в особенной химии тел?
   Нет, слишком примитивно.
   В проблеме гоминоидов Дымова помимо сомнительного морального аспекта по-настоящему интересовало лишь одно обстоятельство: зачем Мизгирю с Хакимом столько мумиё?
   Если оно, по словам обер-лекаря, наиболее эффективно при переломах - они что в таком случае, воевать собрались? И теперь вербуют собственную армию, попутно заготавливая для нее целый склад с чудодейственными медицинскими препаратами, давно и успешно канувшими в земную Лету не без помощи традиционной - и оттого консервативной! - фармакологии!
  
   В этот миг Дымов почувствовал острый укол в сердце. Так часто случалось, когда он подбирался к истине совсем близко, вплотную, лицом к лицу. Об этом следовало подумать, но все потом, позже. Сейчас нужно разыскать Демьяна с Митькой. Мальчишка - несомненный интраморф, быть может, даже мегаморф. В астроплане их не оказалось, следовательно, ищи ветра в поле. В Поле!
   Дымов вызвал на ручном коммуникаторе время, определился с направлением и зашагал в сторону сосновой чащи неподалеку от контрольного пункта. За нею лежало Поле.
  
   Очень скоро дознаватель убедился, что Поле применительно к карантину Эн Зэ - понятие относительное. И трактовать его имеет смысл, прежде всего, как поле деятельности. Или боя, если угодно.
   За сосновой чащей начинался самый настоящий лес. Во всяком случае, таким предстало Поле Бесов для Дымова. И действовали тут очень странные физические законы.
   Прежде всего, в этом лесу определенно водились призраки. И если они обычно не имели прямой власти над Дымовом под вечным солнечным светом, то здесь, под сенью, так сказать, древес, немедленно принялись лезть в его сознание точно назойливая мошкара. А то, что это призраки, Дымов отлично знал: ни одного их тех людей, кто стоял между соснами и призывно махал ему рукой, давно уже не было в живых.
  
   Вот у высокого куста дикой малины дремлет старый лис Фабриций.
   С густыми соломенными усами, вечно ворчливым голосом и длинным, зазубренным лезвием, торчащим из спины. Его первый и последний охранник, верный друг и телохранитель, принявший на себя предательский удар во время инцидента в миссии посредников под Качканаром.
  
   Рядом с Фабрицием Дымову шутливо грозит пальчиком Лана Перле.
   Отчаянная альпинистка и любительница застольных песен под гитару и горячий грог, с веселым, раскрасневшимся лицом, за минуту до того, как она сорвалась в бездну Тянь-Ци-Бо, Подземную Страну, откуда не возвращаются.
  
   В глубине соснового частокола грустно улыбается маленький во всем кроме души Роберт, переводчик с негуманоидных наречий дымного Вулкана.
   Тихий и скромный, мало чего успевший в этой жизни кроме собственной смерти, спасшей жизнь многим и многим его соотечественникам-землянам.
  
   А вон машет огромной ручищей великолепный гигант, прибалт Роландас, сгинувший во влажных лесах Кет-Саля. На месте его последней стоянки был найден лишь диктофон с записями странных, резких криков, оказавшихся на поверку птичьими, но слишком уж членораздельными на слух.
  
   И совсем уж смутными очертаниями тает белесым облаком Томаш Кмитиц, Толмач. Быть может, отныне он перестанет заявляться к Дымову по ночам без одной руки и с залитым кровью лицом, старый шутник.
  
   Но все они молчали, чему Дымов был несказанно рад. При виде их сомкнутых навеки губ он испытывал невыразимое облегчение. Перед ним сейчас стояла вся его прошлая жизнь, оставшаяся за поворотом, но оттого не менее реальная, почти осязаемая.
   Дымов помнил, как они удили рыбу со старым хитрецом Фабрицием и отважной альпинисткой Ланой Перле в краю горячих источников у подножия Подземной Страны Тянь-Ци-Бо. Туда его увез Фабриций чуть ли не насильно после гибели их переводчика Роберта. Нужно было как-то пережить утрату и хоть чуть-чуть передохнуть. Но отпуск не получился: поистине смерть тянет за собой узелки. Она без жалости унесла в пропасть веселушку Лану, отныне превратив их некогда лихие, буйные застолья в унылое отбывание номера и молчаливую работу челюстей под скупые сводки последних новостей.
   А в те долгие, бесконечные дни они самозабвенно рыбачили, молча поглядывая друг на друга, искренне радуясь успехам друзей и тем отогревая стылые сердца. И рыбины вылетали из кипящих студеных водоворотов стремнин, словно звезды, выхваченные из небытия, ослепительно горели на солнце серебром чешуи, звучно шлепались на камни. Вокруг царила атмосфера деловитости и жуткого серьеза, каждый был страшно увлечен размерами собственного улова. Те пойманные рыбы казались Дымову красивыми и заветными словами, которые еще только предстояло произнести, запить ледяной водкой и навсегда остаться их заложниками.
   Потому что, сколь бы ни были отчетливы и осязаемы знаки, которые подчас посылает нам провидение в самые трудные минуты, их игра тоже рано или поздно утрачивает легкость и подвижность. И опускается на самое дно души, где оседает навечно темным лежалым илом.
   Еще шаг - и призраки уже остались за поворотом лесного лога. Дымов остался один.
   Он был абсолютно уверен, что где-то рано или поздно в этом Лесу-Поле должна проявиться тропинка. Оставалось только диву даваться: минуло всего-то четверть часа, а он уже сбился с пути и прочно заблудился. Поле тем временем окончательно трансформировалось в сосновый бор, вздымавшийся над густым еловым подлеском.
   - Ну и поле, - ворчал себе под нос Дымов, - озадаченно озираясь по сторонам. - Чистый лес! А в лесу бес.
   - Угу, - неожиданно раздался совсем рядом знакомый голос. - Бес тут, вот что. Он и ворожит.
   Из-за дерева неслышно вышел человек в уже знакомой Дымову пыльной дорожной куртке.
   - Больно ты громко по лесу ходишь, мил-человек, - проворчал он. - За версту слыхать.
   - Демьян!
   - Он самый.
   - А где Митька?
   Лесовик указал куда-то вглубь сосновой чащи. Вид у него был расстроенный.
   - Говори, что с вами стряслось! - нахмурился Дымов.
   - Бесы, - пробормотал Демьян. - Целый вертеп их в Митьке сидел, так сканер прочитал, когда мальца просвечивали. Бесы - они ж завсегда в людях водятся. Ну, в Поле-то они и повыскочили из него. Не нравится бесам это Поле почему-то. И разное оно бывает. Вот для тебя нынче тут лес устроен, а для нас утром тут было поле как поле - колосья прям в пояс ростом.
   - Повыскочили? - недоверчиво спросил Дымов. - Это как же так?
   - Очень просто, - махнул рукою лесовик. - Только что стоял Митька, потом полыхнуло дымом, и тут же возле него образовался бес. Точь-в-точь как в Писании сказано: тощий, черный, с рогами и хвостищем.
   - Ты же говоришь, их несколько появилось, - напомнил Дымов.
   - Ну, другие-то иначе выглядели, - почесал в затылке лесовик. - Но все как есть мерзостные, все семеро.
   - Говоришь, семь их было? - уточнил дознаватель.
   - Ну, теперь-то уж не семь, - крякнул Демьян. - Троих Митька сразу пожег - ты ж видал, какое в нем огневое зелье от бесов было. Видать, трошки еще осталось у него в этом самом... внутре.
   - В нутре??
   Ага, - подтвердил Демьян. - Ка-ак их только начал крушить мой Митька - любо-дорого поглядеть! Ну, и я того... отвел душеньку.
   - Что потом? - сухо спросил Дымов. Он глядел на лесовика, а в его голове тонкой иголочкой билась одна и та же мысль:
   "Полиморф! Точно полиморф. Скорее всего, симбиотический организм, способный не только имитировать мысли другого существа в виде фантомов, но и управлять из единого мозга несколькими телами Ах, Мизгирь, ну, Хаким - вот комедианты-то! Где ж они откопали настоящего полиморфа?"
   Демьян опустил голову.
   - Последний бес оказался всех сильней, - еле выдавил он из себя. - Ушел, вражина, в лес И Митьку... с собой уволок.
   Дымов на минуту прикрыл глаза. Он отчетливо увидел внутренним зрением, как нужная картинка стала проявляться на клеточках, проступать все явственней и отчетливей. И внутренне ужаснулся простоте того, что открывалось сейчас перед ним.
   - Показать куда - сможешь?
   - Конечно. Отсюда и тропка ведет в его логово, - тут же засуетился лесовик. - Я бы и сам, да только бес не подпускает. Давит чем-то через воздух. Будто невидимая лапа держит тебя и дальше не пускает.
   - Это экран, - бросил на ходу Дымов. - Его можно снять. Где мальчик?
   - У беса там какой-то каменный чулан - не чулан, погреб - не погреб. Фортеция, одним словом. Туда он Митьку под землю и сунул. Боюсь, не задохся бы мальчонка.
   "Точно не отец", - поставил последнюю точку в своих былых предположениях Дымов. Быстро проверил заряды пистолета и хлопнул по плечу приунывшего лесовика.
   - Пошли что ли?
  

****

  
   Наконец узкая тропинка вынырнула из кустов, и Демьян маленько приободрился. Однако дорожка часто тонула в топи мягкой хвойной подстилки и сухих мхов, петляла, и не было никакой возможности определить вектор ее очередного виража или петли.
   - Никак и впрямь леший путает, - хмыкнул Дымов, имея весьма смутное представление о повадках здешних бесов. Однако в том, что у хозяина этого леса на башке торчат рога, можно было не сомневаться.
   Тропинка повернула вправо и далее направилась в очередную сосновую чащу. Об этом красноречиво свидетельствовал и индикатор теплового присутствия, зеленый глазок сканера на ручном коммуникаторе Дымова, который пытливо ощупывал почву все время, покуда его хозяин блуждал по лесу, чертыхаясь и смахивая с потного лба липкую паутину. Пауки тут трудились на славу: даже вдали от своих излюбленных чахлых елей они умудрялись затягивать белесыми сетями широкие пространства между сосен, плохо терпящих близкого соседства чужих и вечно голодных корней.
   - Тебе лучше остаться тут, - велел Демьяну дознаватель. - Если уж совсем жарко станет, тогда придешь... на подмогу. А пока лучше залезь на дерево и - ни гу-гу!
   "Если только успеешь", - мысленно подрезюмировал Дымов. Но вслух предпочел только промурлыкать куплет любимой песенки про глаза, которые напротив и, видимо - не против. После чего зашагал в направлении свечения.
   Мерцание красных огней Дымов заприметил еще издали. Мягкие сполохи посверкивали в глубине лесного лога, пусть и не зазывно, зато мягко и уютно, точно добрые угли в огромном камине.
   Впрочем, долго раздумывать Дымову не пришлось. Оглянувшись, он уже не увидел Демьяна, зато обнаружил те же самые красные сияния позади. Затем свечение появилось и по обе стороны оторопевшего на миг Дымова. Без сомнений, огни обступали его, брали в кольцо, а значит, проявляли интерес к человеку в лесу.
   Выбора не оставалось. Дымов перевел в боевое положение предохранитель пистолета, верного спутника, уже не раз выручавшего ему жизнь, и отправился прямо к эпицентру призрачного сияния. Оно исходило из-за стены могучих елей, над которыми висело равнодушное белое солнце, покоясь на подушках серых облаков.
   Пару раз Дымову показалось, что кто-то скрытно следует за ним. Несколько минут назад предательски треснул сучок под чьей-то осторожной ногой, а потом почудилось легкое движение в густом кустарнике, здорово смахивающем на бесформенные декорации театра абсурда. Но всякий раз когда Дымов проверялся, то останавливаясь, то резко сворачивая без видимой нужды, то неприметно оглядываясь, ответом ему была тишина, которую нарушал лишь легкий шепот сосновых гроздей. Тогда он шел дальше, все ближе продвигаясь к источнику мерцаний, что приобрели к тому времени темно-багровый оттенок. А шорохи и еле слышные потрескивания кустов за спиной понемногу оживали вновь.
   Наконец он вышел на поляну. Со всех сторон кроме спасительного пути назад, на восток, ее обступили могучие деревья. Сосновые стволы светились, и это очень впечатляло. В центре же, примерно по пояс человеку среднего роста, из земли поднималась плоская каменная пирамида в форме треугольника.
   В центре пирамиды, поджав ноги, сидело безобразное существо. По Демьяну - бес, с виду - рептоид, нечто среднее между человеком и пресмыкающимся ящером. Можно было подумать, что он молится подобно человеку, коленопреклоненный - его глаза были закрыты, и от морщинистого красно-коричневого лица веяло спокойствием и отрешенностью.
   Конечно, никаких рогов у человекоящера не было - время иллюзий в этом лесу уже прошло.
  
   Но Дымову было плевать на покой рептоида. Он сразу почувствовал: это и был незримый хозяин Поля Бесов. Тот, из-за кого Дымов сейчас в Эн Зэ.
   Дознаватель медленно вынул оружие и поднял его стволом вверх. Переключатель интенсивности заряда уже стоял на максимальной отметке. Теперь стоило лишь смертоносному лучу вырваться из ствола, и он разрежет рептоида пополам вместе с его каменным постаментом.
   - Не отдашь мальца - убью как бешеную собаку, - пообещал он, равнодушно прислушиваясь к звукам собственного голоса. В них не было ни ненависти, ни разочарования, только констатация принятого решения. Он чуть опустил пистолет, прицелился и медленно повел стволом, одновременно нажимая спуск.
  
   Ничего не произошло. Разве что в воздухе запахло смесью тревожного озона и абсолютно земной, почти что домашней гари от сгоревшей электропроводки. Неужели фантом, голограмма?
   Рептоид глубоко вздохнул - во время пальбы он даже не шелохнулся, выдержка железная, конечно, все рассчитал заранее. И открыв глаза, несколько раз мигнул, совсем не по-змеиному, сохранив при этом ледяную неподвижность взгляда.
   - Зря стараешься, - проговорил он широким, почти безгубым ртом. - Моя жизнь не в твоей власти, землянин.
   В следующее мгновение Дымов залепил второй заряд ему прямо в пасть. Чтобы заткнулся.
   И попал бы наверняка, если б не защита. Силовое же поле, как его ни назови, суть не изменится, что бы там ни говорил этот сукин кот. Но при этом, и после повторного выстрела, даже графической траектории, не говоря уже о дымном следе, в воздухе не проявилось. А поле такой интенсивности может поддерживать только могучее существо, хорошо осведомленное в направление силовых линий планеты.
  
   - Землянин решил начать охоту на бесов? - бесстрастно произнес рептоид.
   - Угу, краснокожий брат, - в тон рептоиду буркнул Дымов. Для него этот бес в пресмыкающемся обличии уже был трупом. И то, что это покуда не свершилось физически, казалось лишь досадным недоразумением, которое нужно поскорее исправить.
   - Это печально, - шевельнул короткой и массивной шеей рептоид. Очевидно, у этой инопланетной расы такое движение соответствовало пожатию плечами.
   Дымов промолчал.
   В эту минуту он решал, как бы ему обойти ящера и попытать огневого счастья с другой стороны. В конце концов, и на старуху должна быть какая-то проруха, и даже в божественном произволе может сыскаться изъян. Как знать, не походит ли это необычайное по прочности силовое поле рептоидов на перевязь одного из мушкетеров из старинного французского романа-авантюры? И если не сзади, то, быть может, сверху?
   Он не удержался и поднял глаза. Там были сосновые кроны, вечное солнце и небо в кляксах ползущих туч. И вовсе не исключался невидимый защитный купол!
   - Твое оружие бессильно в этом поле против меня, - предупредил ящер. - Это говорю тебе я, Тритон, сын Мугу. Здесь вообще все бессильно для чужаков.
   - Тогда чего зря время тратить? - вздохнул Дымов. - Выбирайся из-под своей консервной банки, полиморф, и покончим с этим.
   "Стоило вспомнить о французах, и тут же невольно им уподобляешься", - в сердцах мысленно ругнул он себя. - "Тебе бы сейчас палить без продыху, авось и прожжешь полог. А ты разговоры затеял. Объяснения... Он ведь все равно тебе свое имя уже назвал. А значит, живым из леса не выпустит. Вон как расселся, нелюдь. Небось, уже битый час меня поджидает, в медитациях-то! И, похоже, в лесу этот бес живет один. Значит, вполне уверен в своей силе".
   К его удивлению, рептоид медленно поднялся с колен. Сошел с постамента-пирамиды - Дымов искренне поразился тому, что на месте ящера остался клубиться столбик серого дыма, принявший контуры его тела! - и остановился напротив, не дойдя до землянина шести дипломатических шагов.
   - Я ведь давно мог тебя убить, - бесстрастно произнес Тритон.
   На это нечего было возразить. Дымов и не возражал - просто ждал удобного момента для новой атаки.
   - Не раньше, чем убью тебя, - пообещал он в свою очередь. Рукоять пистолета уже нагрелась, и ему было надежно и приятно чувствовать ее тепло.
   - Это же всего лишь мальчишка, каких сотни. Разве у землян все еще распространен обычай кровной мести? - удивился рептоид. - Мы считаем его уделом диких народов.
   - Значит, мы будем дикими, - сжал зубы Дымов. - Иногда, знаешь ли, впасть в дикость - это единственный выход.
   Какой-то частью своего существа Дымов понимал, что они сейчас, как всегда, привычно выстраивает разговор, нащупывает подводные рифы и мели в позиции собеседника. Подпитывает и укрепляет ту незримую нить, что неизбежно устанавливается даже между злейшими врагами, когда они не убивают друг друга, а только говорят.
   Другая же часть его существа холодно взирала на всю сцену со стороны, терпеливо поджидая момента, когда можно будет в одно мгновение разрушить эту шаткую, тонкую связь. И Дымов, глядя на убийцу Фомичева и похитителя детей, выжидал, зная, что месть сладка, и за ней уже ничего не будет кроме пустоты и горького чувства удовлетворения.
   - Месть подобна любви, она занимает тебя полностью, - задумчиво проговорил рептоид, и землянин вздрогнул от этой неожиданной телепатии.
   Но этому его учил инстинкт интраморфа - защищаться от неожиданностей и мгновенных проникновений противника сквозь, казалось бы, наглухо закрытую психологическую защиту. Так солдата особого подразделения учат, что главное - не только хорошо стрелять, скрытно передвигаться и стойко переносить тяжести и лишения ратной службы. Трудней всего часами таиться в засаде, не обращать внимания на пиявок, облепивших ноги и не вскрикнуть от неожиданности, когда в самый напряженный миг, за считанные мгновения до решающего броска, тебе на щеку вдруг сядет невесть откуда прилетевший большой и колючий тропический жук.
   - Но чего ты добьешься, убив меня? - спросил рептоид. - Разве этим ты воскресишь того ратного человека?
   Простая увертка, и лучший способ не поддаться на нее - задать собственный вопрос.
   - Зачем ты убил властника Фомичева? - тихо произнес Дымов. И до боли стиснул рукоять пистолета.
   Впервые глаза рептоида сверкнули злым, хищным огнем. Но он удержал эмоции - медленно усмехнулся, широко растянув тонкогубый, серый от копоти рот.
   - Он узнал лишнее. Тайну. Ту, что ему не следовало знать. Тебе лучше уйти, пока твое знание не обременено Тайной. Иначе тебя тоже придется убить.
   - Тогда не трать зря времени, - отрезал Дымов. - Потому что я видел флайт. И вход в метро.
   В следующий миг рептоид сделал быстрый выпад и ловко выхватил что-то из пустоты. Какую-то трубку. Точь-в-точь как давеча Хаким.
   Его рука, очевидно, была очень цепкой, с пластичными междупальцевыми перепонками и двумя отростками за запястьем, впрочем, слабо выраженным, как и у его земных пресмыкающихся сородичей. И он обладал отличной реакцией - луч из трубки едва не разрезал дознавателя пополам. Тот лишь чудом увернулся, вдохнув полную грудь горячего наэлектризованного воздуха.
   Теперь нужно было действовать - купол снят, иначе бес не сможет выстрелить. Поэтому Дымов аккуратно прошил пистолетом пространство перед собой в радиусе пяти метров. И тут же отскочил под неверную защиту кустов и сосен.
   Ответ не заставил себя ждать. Тотчас раздалось низкое гудение, очередная упругая волна горячего воздуха прошла над головой Дымова, и на голову ему посыпались обломки веток с целым дождем хвои. Там, где только что стоял Тритон, было пусто, и лишь обугленный след дымовского пистолета прочертил дугу по сосновым стволам над постаментом. Как раз на уровне ящеровой башки.
  
   С бесами шутки плохи, в этом Дымов убедился тотчас же. Земля возле его ног вспыхнула, как политая смолой, от нее повалил едкий, удушливый дым. Огненная петля мгновенно побежала, норовя охватить ноги Дымова, грозя сжечь дотла. Дымов отпрыгнул в сторону, еще в прыжке выпалил без прицела, практически не глядя, для острастки. За пирамидой, откуда вылетел огонь, что-то вспыхнуло. По камню постамента поползли трещины.
   Надо бы поосторожней с этим саркофагом, запоздало напомнил себе дознаватель. Мальчишка, скорее всего, под этой плитой. И пусть покуда там и остается.
   Рептоид, похоже, предпочитал выцеливать землянина наверняка, чтобы затем уничтожить одним точным выстрелом. Дымов кое-что знал о сканирующем излучении рептоидов-зоннерийцев и разумно предполагал, что этот помимо своей лучевой трубки может иметь ручное оружие подобного типа. Но у беса, скорей всего, на счет загадочного мальчишки-интраморфа есть четкие указания от Мизгиря!
   Значит, Тритон не станет крушить здесь все вокруг и вырывать с корнем деревья.
   Понемногу освоившись, Дымов спешно выработал план очередных действий. И не откладывая в долгий ящик, выскочил из-за дерева, в два прыжка пересек половину поляны и легко вспрыгнул на каменный постамент могильной пирамиды. По его расчетам именно за нею сейчас прятался Тритон.
   К немалому изумлению он увидел, что сама земля светилась по периметру плоского обелиска. Неизвестная Дымову энергия питала темно-багровые огоньки, в изобилии рассыпанные вокруг, точно горсти пылающей колдовской брусники или лаково блестящей клюквы.
   Дымов как заяц метнулся на другую сторону пирамиды, почти физически чувствуя, как сейчас за спиной вот-вот брызнут фонтаны камня после выстрела беса. Однако ящер больше не стрелял и вообще не подавал признаков жизни.
   - Затаился, каналья... - прошептал Дымов, как всегда, после экстремальных моментов опасности включая внутренний диалог. - Ну, сейчас мы тебя оттуда выкурим.
   Он установил на панели пистолета положение "веерный обзор" и, примерившись, выстрелил вверх, чуть пониже сосновых крон. Небо тотчас разрезала ослепительная вспышка. В нереальном фосфорическом свете стали отчетливо видны и рельефно проявились мельчайшие детали окружающего леса - древесные ветки чуть ли не до каждой хвоинки, чешуйки коры, пучки жухлой бурой травы и осколки кварца, блестящие в камне. Резко сдвинув переключатель, Дымов выпустил два перекрестных веера огня, норовя охватить ими всю поляну. И в тот же миг почувствовал, как сзади его крепко ухватили за шею и стали давить, лишая дыхания и ориентировки в окружающем и стремительно сужающемся пространстве.
  
   Дымов так и не смог уловить, в какой миг его пистолет оказался выбитым из руки, и когда к нему сумела подобраться эта образина.
   Запястные шипы беса елозили по груди Дымова, разрывая прочную ткань куртки, царапая кожу. По счастью они были сравнительно мягкими, как яйцеклад гигантского насекомого, иначе пропороли бы дознавателя насквозь.
   Дымов отчаянно крутнулся на месте, однако из-за тяжести повисшего на нем противника не удержал равновесия и рухнул, увлекая за собой рептоида. Бой продолжился уже внизу, в тесном промежутке между каменным ребром постамента и стеной деревьев. Человек катался по земле, силясь освободиться от удушающего захвата, рептоид же все крепче сужал кольцо рук, сжимая их мертвой хваткой. Дымов почувствовал, что начинает окончательно задыхаться. Тогда он натужно повел шеей, в страшном усилии выпростал руку и наугад ткнул себе за плечо широко растопыренными пальцами.
   Тут же раздалось злобное шипение, и сжимавшая его хватка слегка ослабла. Отчаянно ловя ртом воздух, Дымов судорожно лягнул согнутой в колене ногой, мечтая попасть ящеру в пах. И, наконец, чудом освободившись из объятий рептоида, он обессилено повалился на лесную подстилку из хвои и мхов. Сил оставалось только вынуть из кармана и сдернуть с предохранителя второй пистолет. Но позади Дымова оказался только кряжистый ствол дерева, а впереди - пустота.
  
   Странной была эта схватка представителей двух различный рас. Уровень технологий обеих позволял обойтись без рукопашной, достаточно было просто держать противника на почтительном расстоянии с помощью огня или направленного давления пси-поля. По плану Тритона Дымова, скорее всего, ожидал выстрел в спину, лучше позвоночник, чтобы обездвижить опасную жертву. Ведь бес, скорее всего, вовсе не собирался убивать человека сразу. Сперва он должен выяснить, не проболтался ли кому лишнему московит-дознаватель, чтобы потом представить этот списочек "проскрипций" своим хозяевам, Мизгирю с Хакимом.
   Кроме того, в повадках большинства рептилий есть крайне неприятная привычка заглатывать пищу еще живой. А инопланетные твари в чешуе, думается, тут совсем не исключение.
   Правда, Дымов вовсе не желал умирать. И было еще одно существенное обстоятельство. В рукаве его куртки.
  
   Над головой резко зашипело, вспотевший лоб обдало волной раскаленного воздуха.
   За шиворот Дымову вновь насыпало иголок. Это, конечно, была стрельба не на поражение, а тоже для острастки. Рептоид не мог видеть его, скрытого каменным постаментом, и теперь лениво, не спеша, пристреливался. В следующий раз он будет норовить зацепить конечность!
   - Эй ты, жаба! - негромко выкрикнул Дымов. - Показался бы, что ли? Где ты прячешь свое жирное пузо? Высунь его на минуточку - я его хорошенечко продырявлю.
   Это, разумеется, была грязной воды клевета: рептоид хоть и выглядел физически весьма сильным существом плотного телосложения, на его теле не имелось ни грамма лишнего жира. Лишь то, что положено природой этим странным гибридам человека и рептилии. Хотя почему - странным?
   Рептоиду ведь не менее странными должны казаться и люди - адская разновидность странно разумных обезьян, этих отъявленных любителей корчить рожи, тащить, что плохо лежит, и с завидной меткостью испражняться сверху на головы своим оппонентам, рожденным ползать.
   Дымов набрал побольше воздуху и одной длинной фразой ознакомил беса о прошлом его родственников по материнской линии - у ящеров таковых обычно немало, если только не разрушена кладка яиц.
   Однако нервишки у беса были в порядке: ящер вглухую затаился за одним из углов постамента и больше не подавал признаков жизни. Тогда Дымов принялся лихорадочно вспоминать все, что ему известно о морфологии и повадках рептоидов. Склонность к тщательной маскировке пресмыкающимся вроде как свойственна, но можно ли это сказать о двуногих? А что у них еще в ассортименте?
   Внезапно он почувствовал, как начинают неметь лицевые мышцы. Ощущение было как в кабинете у дантиста: легкий холод, потеря чувствительности и отчаянное, прямо-таки непреодолимое желание пошевелить языком - ощупать десны, нёбо, облизать мгновенно пересохшие губы.
   Вдобавок отчаянно закололо в затылке, в висках зашумело, точно к ушам приставили здоровенные раковины-рапаны, и почему-то стало невероятно трудно поворачивать глаза. Тогда усилием воли Дымов повернул голову и тотчас увидел беса.
   Вселенская грусть и космический холод стыли в глазах Тритона. Когда он опять успел и как смог подобраться так близко, Дымов не мог понять. Он лишь сумел с усилием поднять руку с пистолетом на уровень живота противника, после чего окончательно утонул в маленьких красных глазах человека-ящера - глубоких, холодных, бесстрастных.
   "Пси-поле... Или еще проще - гипноз. За столько веков зоннерийцы таки освоили его в совершенстве", - обреченно прошептала одна шестая его сознания. - "Присущ земным змеям, варанам и прочим гадам. Тварям пресмыкучим! И жабам. Хотя жабы, кажется, земноводные. А саламандрычи, они как? Они да, они тоже... Вот мерзляк, а? Подкрался незаметно, рыбий глаз, и уже оплел. Обволок, обмишурил!"
   Мысли дознавателя тяжело ползли, цеплялись одна за другую, сплетались хвостами в клубки, копошились на самой поверхности подсознания. Бес по-прежнему печально смотрел на Дымова остановившимся, немигающим взглядом. Он даже не приблизился ни на миг, хотя мог - Дымову сейчас было не до него.
   "Почему - шестая?" - отчаянно ломал голову Дымов. - "Кто вообще сказал, что за твою свободную волю отвечает одна шестая твоей измотанной и уже, кажется, только полубессмертной души? Чего вы мне тут вклеиваете?"
   "Это гипноз, очнись же! Это морок, слышишь!!" - вопило меж тем подсознание, надсаживаясь в немом, бесполезном крике.
   - Нет! Нннн-е-е-ет... - прошептал Дымов, еле ворочая деревенеющими челюстями
   Багровые, черные и серые при солнечном свете, огни занимались уже по всему периметру поляны. Весело вспрыгивали на постамент пирамиды, пробегали на тоненьких ножках по краю поребриков, вальсировали, кружились во мгле. Дымов почувствовал, как в его сердце тоже закипает музыка, в такт движению света, в ритме пляшущих мерцаний и пульсирующих рождественским сиянием ветвей. И среди них были два красных огонька. Отчетливо красных, не мигающих и недвижных.
   Они качнулись лишь раз, несколько тягучих мгновений назад, а потом поплыли прямо к Дымову, ни на миг не ослабляя свечения, ни на йоту не сбиваясь с курса.
   Что-то упало наземь. Это пистолет выскользнул из руки дознавателя. Поднять оружие ему, конечно, не дадут...
   "Дымов! Дымов... - уже не кричало, а только стонало подсознание. - Очнись, парень, скорее - он движется к тебе!"
   - Да иди ты в жопу! - рявкнул Дымов. - Вот он я! Все ко мне!! Ну?
   Красные огоньки приближались, теперь они уже выплыли из хоровода мерцаний и свечений и были от Дымова в пяти шагах.
   Красные глаза.
   Глаза смерти, остановившейся напротив и взирающей на землянина с холодным, вежливым интересом исследователя-препаратора. Смерть с глазами Хакима, надо же!
   Дымов размашисто вытер рукавом лоб и, чувствуя, как его распирает во все стороны безумный, пьяный хмель смертельной опасности, расхохотался:
   - Глаза! Ха-ха! Ну, точно - глаза!!
   И раскинув руки, будто норовя обхватить и задушить в своих объятиях весь лес, а не только обладателя этих мертвенных черных зрачков в красных белках, дико заорал благим матом очнувшегося в канаве подгулявшего забулдыги:
   - Эти глаза напр-р-ротив! Ка-лей-до-ско-о-о-оп огней!! Эти глаза напр-р-р-ротив... ярче и все... теплей!!
   Пара красных огоньков вздрогнула от неожиданности и замерла. Казалось, протяни руку, и можно будет коснуться и почувствовать, так ли они на самом деле холодны, или же излучают явственное, пусть и нездешнее, но все-таки тепло.
   - Эти глаза напр-р-ротив... кр-р-расного цве-е-ета, - на ходу сымпровизировал Дымов. И тут же добавил торопливой скороговоркой:
   - Эти глаза напротив, что это, что это, что...
   Он мерзко хихикнул, точно горсть старых позеленевших медяков просыпал на каменные плиты обелиска.
   Потом пьяно пошатнулся, еле удерживая равновесие. Обернулся к огонькам вполоборота и строго погрозил им грязным негнущимся пальцем.
   - Вот и свела судьба...
   Но тут же запнулся, пробубнил что-то невнятное и кое-как, коряво вывернул:
   - ... и свела судьба на-а-ас... Тссс...
   И вдруг коротко взмахнул рукой и метнул стремительно прыгнувший из рукава в ладонь тяжелый десантный нож.
   Метя чуть пониже двух красных угольков, разом вспыхнувших яростным, злобным огнем.
  
   "Только не подведи, только не подведи, только не отведи глаз", - упорно доигрывала шарманкой в душе навязчивая, дребезжащая мелодия старинной песенки. Поистине, адреналин - лучшая смазка для старых шарманок души.
   Дымов тем временем уже насел с разгону на рухнувшего беса. Тактический десантный нож даже при косой траектории попадания способен сломать ребро, при броске же в упор с трех метров крушит грудную клетку "в том числе гуманоидных и морфологически родственных им существ", как сказано в инвентарной памятке бойца космодесанта. И Дымов в бешенстве раз за разом взмахивал ножом и опускал его с отрывистым выдохом.
   Грудь рептоида была разворочена, темная кровь густо напитала землю и хвою вокруг уже бездыханного, так и не успевшего выкрикнуть ни слова беса. Но Дымов сумел взять себя в руки лишь после того, как нож стал утопать в чем-то мягком и скользком, и в воздухе отчетливо и смрадно завоняло внутренностями - запах, сходный для всех, в ком есть хоть капля человеческого, независимо от морфологии, обычаев и политических воззрений. Крови, смешанной с горячим дерьмом.
   Дымов тяжело встал, вытер нож о костный гребень убитого - и где те рога? - и лишь потом опустошенно закрыл глаза.
   А за его спиной Демьян с остервенением толкал каменную плиту, испуганно косясь на поверженного беса.
  
   К счастью, мальчишка был цел и невредим. После того, как они вдвоем отодвинули плиты, Демьян спрыгнул на дно "погреба" и крепко прижал к себе Митьку. Тот, кажется, совсем не испугался, напротив, сам выбрался наружу, с уважением оглядел Дымова с ног до головы, и почти с тем же самым выражением - поверженного беса
   - Здорово! Это ты его?
   - Мы вместе. С твоим отцом, - неожиданно для себя произнес Дымов.
   - Митька у меня приемный. Был, - тихо сказал Демьян.
   Лицо мальчишки раскраснелось, и, несмотря на долгое пребывание под землей, в каменном мешке, на нем не осталось и следа былой бледности.
   - И песня хорошая. Старая, наверное?
   - Ага... давно ее люблю, - только и сумел ответить Дымов. Он попытался перевести наконец-то дух: глубоко вздохнул и резко задержал дыхание, приводя в порядок учащенно бившийся пульс. После чего покосился на мальчишку.
   - Значит, явился - не запылился?!
   - Нет, совсем чистый, - простодушно откликнулся тот.
   Дымову ничего не оставалось, как только в сердцах покачать головой: иное простодушие покрепче самой непробиваемой брони!
   Мягко ступая по камням, мальчишка обошел тело Тритона, возбужденно раздувая ноздри, сосредоточенно поцокал языком. После чего широко улыбнулся.
   - Хорошо, что ты убил его, ратный. Я вот не смог.
   - Да я и сам рад, - проворчал Дымов.
   Он оглядел место боя: выщербленный камень, черная копоть, сквозь которую поблескивают кварцевые льдинки, затухающее свечение сосен, точно умирающие поутру огоньки на морских волнах. И его пистолет, отброшенный в сторону, важный и нелепый одновременно на фоне всего этого безобразия.
   - Да, - неожиданно сказал он себе и Полю Бесов - враждебному, притаившемуся вокруг, обступившему Дымова со всех сторон, но уже не таящему в себе неизвестности, этого наихудшего из всех земных зол.
   - Да, - повторил Дымов. - Я исполнил свое дело. Человек Рати отмщен. И это справедливо.
   Он покосился на Митьку, зачарованно взиравшего на него, раскрыв рот.
   - А ты, парень, теперь совсем... без силы?
   - Скажешь тоже, - насмешливо фыркнул тот. И одним движением руки обрушил с постамента тяжелую каменную плиту.
  
   - Хорошая работа. С фантазией, - раздался за спиной сиплый голос.
   Мизгирь.
   Дымов шагнул вперед, заслоняя собой мальчишку. Что же до Демьяна, то лесовик в недоумении взирал на коменданта Хранилищ Норда, удивленный больше его тучностью и огромным вездеходом, нежели внезапностью появления складского Гаргантюа.
   - Я слегка припоздал, - иронически развел руками Мизгирь. Конечно же, вовсе не для того, дабы продемонстрировать, что он невооружен. - А ты, Дымов, тем временем убил моего зоннерийца. Законного хозяина этих Хранилищ. Между прочим, последнего из оставшихся на этой планете.
   - Не на "этой планете", - поправил его Дымов, сурово глядя на человека за пультом вездехода. - На Земле. Вы так и не научитесь любить свою бывшую родину, господин Мизин.
   - Гм... Ты догадался? - брови толстяка озадаченно поползли вверх.
   - Просто в свое время долго изучал устройство линий метро. В том числе и планетарных, - ответил Дымов, пристально глядя на Мизгиря. - Конечный пункт маршрута вычислил, набрав расстояние от вашего "кондора" до последней станции. Эта информация есть в любом терминале метро, независимо от мощности его струн. А сколько световых лет до Геи, знает на Земле каждый школяр. Вот и все.
   - Вуаля. Как просто, - прошептал толстяк.
   - Значит, все это - лекарственные снадобья из гоминоидов "натурпродукт", дети - потенциальные интраморфы и уже сложившиеся паранормы... Все это для Геи?
   Мизгирь молчал. Но все было ясно и без слов.
   Наступила трудная, напряженная пауза.
   С северо-запада над Нордом ползли эскадры тяжелых мрачных облаков. Казалось, само небо Земли насупилось, сомкнуло густые, мохнатые брови и норовило опуститься на стены лесов, смять и раздавить непокорные сосны. В этих тучах было что-то осмысленное, точно чья-то могучая воля тянула их невидимой бечевой, и горе той земле, на которую они прольют океаны воды.
   - Что там у вас? - тихо спросил Дымов. - Зачем все это вам... геянам?
   Комендант долго молчал. А дознаватель его не торопил. Спешить ему было уже некуда.
   - Война, - одними губами ответил Мизгирь. И отвернулся.
  
   Лесовик, помявшись немного для приличия, тоже подошел к вездеходу.
   - Он убил беса, - важно сказал Демьян, указывая на Дымова. - Теперь наш Митька здоров. И, думаю, он найдет в себе силы вылечить других детишков в нашей деревне. Ему дано многое. Верно, Митрий?
   - Верно, батя, - важно кивнул мальчишка, сосредоточенно отколупывая костяные пластины с загривка мертвого "беса". - И Семку-дурня надобно не позабыть.
   - Угу.
   Глаза лесовика мигом увлажнились, и он, растроганный, поспешно отвернулся, дабы не "рассиропиться" прямо на глазах у парня.
   - Когда? - тихо спросил Дымов.
   - Никто не знает в точности, - покачал головой Мизгирь. - Думаю, лет десять у нас в запасе еще есть. Если к тому времени не удастся урегулировать конфликт дип-ло-ма-ти-чес-ки...
   Он осекся, но по его глазам Дымов прочел: нет.
   Не урегулировать.
   - Для такого противостояния есть причины?
   Комендант посмотрел на дознавателя с сожалением. Небрежно сплюнул под колеса своей "Камы". Неожиданно достал самовоспламеняющуюся ароматическую сигариллу и закурил.
   - Есть один старинный анекдот, Дымов. Однажды русский царь Николас Первый посетил некий городок, а там его не встретили салютом из пушек, как полагалось. На строгий вопрос самодержца, почему так, городничий ответил: "Ваше Величество! На сей конфуз имеется восемь причин. Первая из них - нет пороха...". "Хватит, не надо дальше, - тотчас перебил его Николас, - мне довольно и первой причины...".
   Так что для всякой неприятности, Дымов, всегда можно отыскать как минимум восемь причин. Или больше, - со значением прибавил Мизгирь.
   "Представляешь, Дымов, сколько тогда должно быть причин для нашей с Хакимом... работы?" - пришел безмолвный крик-мыслеобраз.
   "Зоннерийцы?" - уточнил Дымов, тоже переходя на ментальное общение.
   Мизгирь покачал головой.
   "Это закрытая информация. Скажу только, что цивилизация, предъявляющая сейчас свои права собственности на Гею, обладает таким военным, технологическим и ментальным потенциалом, что... Одним словом, при неблагоприятном раскладе у нас будут большие потери. Много раненых с переломами всего, что только сломать человеку. Вплоть до жизни. И будет острая нужда в паранормах. Экстрасенсах. Мегаморфах. Этот парень..."
   Мизгирь кивнул на мальчишку, уже порядком раскурочившего защитный панцирь рептоида.
   "Чистой воды мегаморф. Это показал сканер. Ты, конечно, понимаешь, Дымов, что Хаким - не просто лекарь. И его аппаратура обладает... широкими возможностями. Порой просто уникальными".
   - "Эпидемию" среди детей в Норде инициировал он? - в упор спросил Дымов. Вслух. Чтобы слышал Демьян. Или Митька.
   На Митьку, честно говоря, Дымов надеялся больше.
   - Это был всего лишь тест, - покачал головой толстяк. - Просто тест, замаскированный под древние суеверия этой пла...
   Он кашлянул и, виновато взглянув на дознавателя, поправился:
   - Земли.
   Дымов закрыл глаза. Перед его мысленным взором возникла людская очередь у карантина. Длинная. Нескончаемая.
   Люди в растерянности стояли у закрытых дверей. Заколоченных досками крест-накрест. Как это принято на Земле, когда люди уходят с нажитых мест. Или геяне.
   За каждым из этих людей - взрослых, детей, стариков - тянулся шлейф будущих жизненных планов и несбывшихся надежд. Тяжелые бурые и коричневые нити бесполезных усилий. Розовые пряди напрасных мечтаний и детских грез. Оборванные, скрученные струны стальных характеров и железных воль. Еще не рожденные дети, не воплощенные в жизнь замыслы, нереализованные планы. Вера, чаяния, любовь и ненависть; сильные и слабые чувства, свитые в цветные жгуты, развязанные и порубленные узлы, распустившаяся пряжа - безвольная, печальная, испуганная.
   Впервые Дымов вдруг почувствовал то, чего никак не ожидал от себя. Он вдруг ощутил себя частичкой Эн Зэ.
   Песчинкой в придорожной пыли.
   Травинкой с Поля Бесов.
   Капелькой крови на сосновой коре.
  
   - Почему ваш полиморф убил Фомичева? И похитил мальчишку?
   - Он его не убивал, - с болью произнес Мизгирь. - У Игната была травма... душевная. Ты ведь знаешь, он был косвенно повинен в самоубийстве своей жены.
   - Мне неизвестны подробности этой истории, - впервые за минувшие сутки на Эн Зэ солгал Дымов. И Мизгирь оценил.
   - Мы наняли Тритона как полиморфа - он должен был на опытном Поле карантина имитировать бесов для инициированных паранормов. При желании Тритон мог размножиться в количестве двадцати семи различных... организмов. По-моему, он разглядел в мальчишке нечто такое, чего не способны пока определить ни земляне, ни геяне со всей нашей аппаратурой. И решил каким-то образом извлечь из парня его ментальную субстанцию. Поэтому и не отдал его нам. И мы задержали очередную отправку на Гею только что выявленных пассивных паранормов-землян. А тут явился ты и...
   Мизгирь замялся.
   - Спутал вам все карты?
   - Ну, в общем, да, - кивнул толстяк. - Мы даже навесили тебе послание, в гостинице.
   Он криво усмехнулся.
   - Я ведь с самого начала знал, что Тритон не убивал Игната. В тот день, когда Фомичев окончательно свихнулся и отправился на Поле изгонять собственных бесов, Тритон пребывал в трехдневной спячке. У рептоидов такое случается периодически. А это, выражаясь твоим языком, Дымов, чистой воды алиби.
   - Что же тогда убило властника? - задумчиво произнес Дымов.
   - Думаю, что он сам.
   Толстяк глядел на дознавателя немигающим взглядом, а Дымову казалось, что Мизгирь сейчас разговаривает как и Фомичев - сам с собою.
   - Мы уже никогда не узнаем, что в точности произошло на Поле. Но если тебя интересует как дознавателя мое частное мнение, изволь.
   Мизгирь покатал во рту потухшую сигариллу и с отвращением выплюнул.
   - Я думаю, что Игната убил бес.
   - Бес??
   - Именно, - кивнул Мизгирь. - Что бы там ни говорили, но Фомичев, возможно, был человеком, в котором и вправду жил бес. И, быть может, даже не единственный. А когда Игнат выпустил его наружу, то просто не сумел обуздать. Так же как в случае с его женой. Вот что я думаю по этому поводу, Северин Дымов, - твердо закончил Мизгирь. И с вызовом посмотрел на дознавателя.
   - Знаешь что, Гиря? - впервые Дымов назвал коменданта по имени. - Давай уговоримся: ты мне этого не говорил, а я этого не слышал.
   - Как знаешь, - пожал плечами толстяк.
   - И последний вопрос, если позволишь, геянин?
   Мизгирь выдержал удар, даже не изменившись в лице.
   - Говори. Все равно в ближайшие двадцать четыре часа мы демонтируем оборудование и покинем вашу планету. Линия метро будет ликвидирована. Но лучше нас не задерживать, иначе...
   Глаза толстяка сверкнули.
   - Иначе нам придется прорываться с боем. А теперь спрашивай.
  
   Сначала Дымов хотел перейти на пси-поле. Но ему хотелось не только видеть глаза геянина, но и слышать при этом его голос, когда он будет отвечать.
   - Властник московской Рати знает? О вас?
   Мизгирь с минуту смотрел на Дымова, точно прикидывая в мыслях, что сказать. Но сказать не решился - просто молча кивнул.
  
   - Ну, вы, как я вижу, уже обо всем договорились, - одобрительно сказал лесовик Демьян, глядя на двух людей, задумчиво смотрящих друг на друга. - Пожалуй, пора уже и возвращаться нам с Митрием. И тут, конечно, прибраться бы надо.
   Демьян Богачев с озадаченным видом оглядел полуразрушенный постамент, обугленные сосновые стволы, выжженную траву.
   - А и то сказать, какие ж тут теперича бесы? Те же открытых мест не любят, из чистого поля бегут, что тараканы от кипятку. Им подавай темное да сокрытое. По моему разумению, бесы - они ж завсегда в людях только лишь и водятся. Оттуда их и гнать надо, кипятком да правильным словом. Была бы только на то добрая воля.
   Дымов осторожно поднял горсть серого песка с земли, медленно растер в ладонях, остро чувствуя каждую песчинку и стараясь запомнить это ощущение.
   - Говорят, в мире всего-то и есть, что три воли, - сказал он. - Божественная, человеческая и бесовская.
   - Точно так, - горячо поддержал его Демьян, любовно глядя, как Митька истово ковыряет землю корягой, не иначе, собираясь закапывать мертвого "беса".
   - Вот для меня в этом, пожалуй, и заключается самое главное в жизни, - просто сказал Дымов. - В постоянном ощущении, что ты все-таки не один.
  
   Ветер подхватил его слова, закрутил и рассыпал пылью. На мгновение ошеломленному Дымову показалось, что пыль сложилась в воздухе прихотливым узором слов. Он точно сельский дурачок протянул руку, чтобы забрать себе письмена ветра, но пальцы только прошли сквозь пустоту. И он не успел прочитать ни слова.
   С минуту Дымов стоял, глупо улыбаясь. А за его спиною неожиданно возник Митька и лукаво глянул на дознавателя:
   - Что, не успел прочесть?
   - Нет, - виновато развел руками Дымов.
   - А я успел, я успел! - весело заорал пацан и затормошил его, приплясывая вокруг, как маленький шкодный бесенок.
   - Бог с тобою, Митрий, что ты такое говоришь? - озадаченно пробормотал Демьян.
   - Что там было? - медленно проговорил Дымов. И вдруг сделал страшные-престрашные глаза.
   Но Митька не испугался.
   Потом его губы вдруг беззвучно зашевелились. И Дымов, повинуясь Митькиной воле, воле, неизмеримо более мощной, чем его собственная, но никак не божественной и уж точно не бесовской, тоже зашептал. Но уже вслух, следуя в точности за артикуляцией обветренных и искусанных в кровь озорных Митькиных губ:
   - Эти глаз-за напротив... калейдо-скоп ог-не-ей...
   Тут же взревел мотором вездеход Мизгиря и помчался без дороги и путей - как и положено вездеходам.
   Демьян, не на шутку озадаченный, переводил ошеломленный взор то с большого мужчины в изорванной камуфляжной куртке, то со своего сына.
   А эти двое, маленький и большой, дружно и слаженно выводили, самозабвенно запрокинув головы и разводя руками, точно последние идиоты во всем северном Норде:
  
   - Вот и свела судьба, вот и свела судьба, вот и свела судьба на-а-ас!
   Только не подведи-и-и, только не подведи-и-и, только не отведи глаз!!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"