Вот идёт Ваня, неслышно к лачуге подходит и слышит, что старик-то на всю округу храпит: нехило его, видать, разморило.
'Сладко тебе, подлому, - думает мстительно Ваня, - спится да почивается, никого-то твоя особа не боится видно да не опасается - а зря! - идёт к тебе расплата твоя!'
Решительно Яван дверь в хату распахивает, внутрь пригнувшись заходит и Ловеярку подлого там находит. А чего его не найти-то, когда в хибаре из всей обстановки только стул стоит, стол да деревянная кровать, на коей тёмный пастырь и изволил почивать. Спал он на овчине, в неё зарывшись, да попоною грязною с головой укрывшись, - отдыхал, стало быть, гад, от трудов неправедных... Да видно чутко он спал-то. Не успел Ваня и шагу там ступить, как дедок с постели скок, - и на ножках уже стоит. И посошину из угла - хвать! Уставился он на Явана недоумённо: глаза прямо из орбит у него исторглись, бешеными стали до невозможности, а из зрачков натурально лучики стрельнули огненные.
- Ах вот, значит, каков ты удалец! - вскричал он голосом рассерженным. - В человека обратно превратился - это ж надо! Да-а, недооценил я тебя, Яван Говяда...
И как начал гнуться в членах да ломаться, юрким змеем весь заизгибался, и ещё посохом закрутил, что аж свист пошёл.
- Ну да это ведь дело поправимое! - грозно дедок Ваньке орёт. - Я те, бычья башка, покажу, кто здесь всех круче! Я ить поражениев не знавал, и не таких как ты побивал. А ну-ка наружу давай марш, говяжий ты фарш!
Старичонка, очевидно, в себя пришёл, усмехаться да посмеиваться вновь принялся, а Яваха из хаты назад попятился, палицу поудобнее в руках перехватил, да и говорит своему супротивнику:
- Слышь ты, пастух чёртов - ныне конец твоим вывертам пришёл! Сколь верёвочке не виться, а пора и концу появиться! Да возьми напоследок в толк: я тебе не телок, а сын Ра Яван Говяда, и дурить меня, нежить - не надо!
А старичонка без лишних слов как вдруг вертанётся и - свись! - Ване посохом своим по лбу!
Едва-едва успел Ванята палицей отбиться, да так, что по округе гром прокатился, и целый снопище искр из палицы выбился. Уклонился витязь в сторонку и сам по шарабану чертяке ударил - да не попал. Яро тогда Яваха оружием своим замахал, да и дедок был не прома́х - вовсю принялся охаживать Яваху.
И пошла тут у них потеха - любо-дорого со стороны посмотреть! - да не дай бог самому-то биться: ужо не миновать головы лишиться! Никогда ещё не доводилось Явану с таким умелым противником сражаться. Видать в чём-чём, а в искусстве воинском был Ловеярище искушён до крайности - мастаком драться он оказался.
Долго они там билися: всю-то ноченьку напропалую. Да к тому ещё и утро. И полдня вдобавок ещё... Окрест траву сплошь повытоптали, пылищу подняли и сами до чёртиков устали. По́том жарким обливаются, а бьются, не унимаются...
Уже разов с пять пропускал Яван посошиные удары. Добро, что вскользь они приходилися, а то бы завал - боль-то была адская от дубины гадской... Зато старик для Ванькиной палицы неуязвимым оставался - ну никак тому достать стервеца не удавалося. Больно прыток был чёртов уж - даже Ваня тут был не дюж!
Не на шутку от этих обломов Ванёк разъярился и с удвоенной живостью на чёрта навалился: и так, и эдак его лупит да бьёт, а всё коту под хвост. Ваня и бегал, и прыгал, и ногами дрыгал, - чуть было даже не летал, - и по земельке споро катался... Всё мимо, всё рядом - ну не унять никак подлого гада!
А в это время старик поотбился и сам в атаку попёр буро, посошиной своей: швись, хрясь, хлесь, бум!.. И ой как худо Ванюхе пришлось бы, ежели бы он, наконец, не нашёлся. Всю-то свою остатнюю мощь собрал Яваха в одну точечку, и с такой скоростью молниеносною маханул чудо-палицей, что переломил-таки посох гадский на две палочки... Да только чёрт Ловеяр и тут присутствия духа не потерял. Швырнул он посошиные обломочки Ваньке в рожу, а пока тот уклонялся, за руку ярого воина ухватил, через себя его перекинул, на песочек низринул, и палицу из длани его вышибил. Сцепились они тогда драться-бороться без оружия и принялись недруг недруга бить не жалеючи. И руки и ноги в ход-то пошли; сшибилися супротивнички грудь в грудь - прямо на части друг дружку рвут!
Удивляется Ваня - глянь-поглянь: старик-то не слабее его ну ни капельки, а то и посильнее будет! Даром что с виду хилый да тощий, зато внутри - ну необоримой мощи! 'Вот же чёртов хрыщ, колдун треклятый! - негодует в замешательсве некоем Ванька. - Насобачился драться-то, змей вертлявый - ну не ухватить!..'
И такая тут обида богатыря нашего взяла, такая горечь печальная на душу ему легла! Вспомнил он муки свои непомерные, принятые им от хохотливого изувера, вспомнил задание своё труднейшее, и белый свет, вспомнил красавицу-богатыршу, и погубленную подло мать, не утерпел, да за бороду Ловеяркину в сердцах - хвать! И цельный клочище с неё и выдрал.
И чует тут Ваня - что за дела! - упырёва-то хватка враз ослабла, куда как некрепче супротив прежнего стала. Ага! Навалился воодушевлённый богатырь на давшего слабину вражину, да на взрыхлённый песок его, поднатужившись, и свалил.
'Так вот, значит, в чём твоя сила! - Ванюху тут осенило. - Как же я раньше не догадался: власа седые и борода не просто ведь у него снега белее - то ж белый свет, вором заключённый и в волос им облечённый! А я бился с этим мошенником и пластался! Экий же я дурак!'
Уселся бычара Яван на своего врага поудобнее, телом своим тяжким его как следует подмял да почитай все волосищи с дедовой бородищи и головищи и повырвал. А и в самом-то деле - не за ножнями ж ему там бегать! Кто он в конце-то концов, - паликмахер что ли али брадобрей!
А Ловеярка, пока Ванька его драл да скубил, что было моченьки там вопил. Аж даже зашёлся весь, несердешный... Потом руку он высвободил, за головёнку общипанную схватился - а шевелюры-то и нету - дал Яван волю пленному свету. Вот он, освобождённый, сиянием взыграл, расцветился и в небеса устремился. А старикашка сразу слабым, немощным стал, под Явановой тяжестью и ворохнуться не может: пыхтит себе да кряхтит.
- Ну что, клещ плешивый?! - воскликнул грозно победитель и кулачину свою бронебойную над врагом вскинул. - Допрыгался, довоевался, гад?! Счас как дам!!!
- Яван, Яванушка! - затараторил скороговоркой Ловеяшка. - Заклинаю тебя, что хочешь у меня проси - только не бей, Ваня, не убивай! Помилосердствуй, богатырь, пощади-и!
Колдун тут перевёл дух, повыпучил выцветшие глазёнки и продолжал торжественным тоном:
- Да, великий ты, наивеличайший богатырь! Наимогучий! Необоримый! Бора́вый! Слава Явану! Ур-ра!
- Что-о?!! - вскинулся ничуть не польщённый Яван.
- Ой, прошу тебя, Яван - ты же не чёрт! - завопил Ловеярка, дёрнувшись. - Человек же ты! Ты, Ванюша - Ч-Е-Л-О-В-Е-К!!!
Тут он аж всхлипнул и добавил жалостливо:
- Нельзя ведь нам, Вань, погибать-то! Лютое у нас посмертие - ох и лютое! О-у-у-у-у!
- Раньше думать было надо! - замахнулся опять Говяда. - А сейчас - получай!
- Ай-яй-яй! - взвился чёрт и угрём под Яваном заелозил. - Постой, не спеши - черепушку мне не кроши! Откуп тебе я дам - оружие против Чёрного Царя. Ага! Только им и можно Черняка одолеть, а силою - не-е! Силой нельзя! Ты думаешь, почему я под пятку его не подогнулся - так само, думаешь? Э, не-ет! Всё из-за оружия волшебного. Я его выменял у инопланетных чертей. Ей-ей! Дюже его братец опасается - у-у-у!
Яван тогда кулачище разжал, башку почесал, подумал малёхи и усмехнулся.
- Давай, - говорит, - своё оружие!
- Э, какой хитрый! - обрадованно захихикал старик. - Так не пойдёт, так дела не делаются - давай-ка договор с тобой заключим! Ты, я вижу, парень честный, и я тебе на слово поверю запросто. Короче, поклянись памятью своей матери, небесной коровы, что не убьёшь меня, а отпустишь подобру-поздорову, как говорится, ко всем чертям. И тогда - клянусь тоже! - передам я тебе оружие грозное, и делай с ним что хошь, а меня после того не трожь!
Подумал Яван, подумал, да и решился.
- Согласен! - бодро он заявил. - Клянусь матери своей памятью, что не убью я подлого Ловеярку! На произвол судьбы его отпустить обязуюсь, коли отдаст он мне оружие чудодейственное, супротив адского царя действенное!
Тут Яваха на резвые ножки подскакивает, а за ним и Ловеярище, кряхтя, подымается да от песочка налипшего отряхается. Ударили они по рукам, сделку закрепляя, после чего старик заспешил к себе в хату походочкой семенящей, а следом за ним и Яван гренадёрским шагом зашагал. Приходят скорёшенько. Чертяка под кровать шмыг, чуток там покопался, башкой об кроватку шандарахнулся, заругался, да и вытаскивает оттуда не меч-кладенец, и не булаву гулкую, а... ма-а-ленькую такую шкатулку.
- Вот! - хихикает ехидно. - То самое и есть... В цельности, как говорится, и в сохранности, - и он подул на ларец, пыль с него сдувая. - Принимай вещь, Яван! Бери и владай, а мне волю дай!
У Ванюхи от вида его лисьего аж челюсть вниз отвисла.
- Да ты чё, старче! - он возмутился. - За дурака меня держишь что ли?! Думаешь, я тебе лох?! Какое это, к чертям сучьим, оружие?!
А старичок знай своё гнёт:
- Не сумлевайся, Яван - оружие! Да не простое, а самое что ни есть сильное, против братца мово пересильное. Только кнопочку пусковую зря не нажимай да до срока шкатулочку не открывай - не приведёт сиё ни к чему. Оружие ведь это выборочное: на меня не подействует, на тебя тоже, а на главного земного злодея - ещё как! Да-да - факт! Хе-хе!
- Ну, коли так, то ладно, - согласился с чёртом Яван. - Давай сюда шкатулку и вали отседа к бабушке своей чёртовой, покуда я добрый, да не дюже спеши - вход в пекло мне покажи!
- Хе-хе! - сызнова расхихикался старикан. - А чё его показывать-то - я ж показывал уже! Во-он, на горе той чернеется... Только я, Ваня, это... ноне туда не ходок: силёнок, благодарение тебе, по кручам бегать не имею. Старость не радость. Так что ты уж, милок, сам, сам...
И снова, подлец, захихикал и глазёнками на витязя зыркнул.
Ну, Яван тогда повернулся, да и и тронулся себе в путь. Шкатулку в котомку кинул, палицу на плечи положил и решил сразу на гору подняться, чтобы зря не телепаться. С добрый уже кусок отмахал, а тут мысль одна ему в башку и вдарила, и повернул он решительно к пещере огромной, где обитал дракон прикованный. Приходит вскорости в грот, глядь - а драконище уже оклемался, стоит у стены, пыхтит, и на Ваню жёлтыми буркалами глядит. А сам-то понурый такой, смурной, - видать, после пытания Ловеярова больной.
Поступью уверенной Яван к зверю волшебному подошёл, посмотрел на него сочувственно и такую речь повёл:
- Поравита тебе, гордый дракон! Пришёл я отблагодарить тебя за то, что жрать меня вдругорядь отказался, за что и поплатился жестоко от Ловеярки. Воле его ныне конец настал: я его победил и силы лишил. Правда, кончать мерзавца не стал - слово ему дал. Отпустил гада восвояси - он теперь возле хаты ошивается, ноги делать собирается... Ныне и тебя я отпущу: ступай, брат, куда пожелаешь - моё дело вызволить тебя из неволи, а над твоей волею я неволен.
Как услыхал огромный дракон слова Явановы, так взревел он громоподобно и лапами по полу заскрёб, а глазищи у него уже не жёлтым, а красным пламенем загорелися. Яван же поближе подступил, да как саданёт палицей по цепям толстенным. С превеликим лязгом грянулись цепи оземь, и стал, наконец, чудовищный узник свободен. Постоял он ещё чуток, потоптался, словно в нерешительности пребывая, а потом вздрогнул, дёрнулся - топ-топ-топ! - и вразвалку наружу попёр.
А Яванка за ним неспешно идёт.
Выбрался дракон из тёмного прохода и, оказавшись снаружи, от света отвычного аж зажмурился. Видать, долгонько он во тьме обитал, раз небелого этого света не видал. Через минуту примерно приоткрыл он одно око неширо́ко и начал головищу туда-сюда повёртывать, словно выискивая кого-то. А тут глядь - чертяшка Ловеяшка из хибары своей вылазит, узел с манатками волокёт, старый обормот. Дракоша его и узрел с верхотуры. Рост-то у него ого-го какой - метров семь, наверное!
От такого зрелища долгожданного глазище у ящера - чпок! - вовсю и растаращился. А за ним и другой тоже. И даже кожа на роже у зверюги обтянулася. Приосанился дракон горделиво, огромный, величественный такой стал, а потом как фыркнет свистяще да шелестящее!
Старикашка голову в ту сторону и повернул, откуда фырк ему послышался.
Ой, чё тут было! Ну, невозможно описать! Старикашечка-то спервоначалу навроде как присел с перепугу, словно бы в земельку хотел телом ужаться. Да куды там ужмёшься-то - чай не гвоздик он был и не прут - напрасный же труд... А дракоша тогда с места рванул и по направлению к хате потопал. Да быстро же так: идёт, бредёт, вихляется, только хвост вовсю телепается... Это и понятно - отсидел, бедняга, невесть сколько веков в тюряге - откуда ж ему терпения-то взять, ёж его рать!
Прохиндей же старый сначала будто ополоумевши сидел, но по истечении недолгого времени просчитал он направление драконова движения, да как с места подскочит. Взвизгнул он по-поросячьи, воздух громко испортил - да и бегом оттуда опрометью. Откуда и силы вдруг взялись! Прям не разбирая дороги чёрт прочь понёсся, словно петух, который снёсся!
А драконка за ним устремился: дыц-дыц-дыц! - ножищами криволапыми по бездорожью выписывает... Экий же право громила! Пыль столбом стоит, лес дрожит, земля трясётся - во всю прыть дракон за колдуном несётся!
Бегали они так, бегали... То туда, понимаешь, то сюда - с острова же не денешься никуда. Ну, натурально как кошка за мышкой... Драконище от злобищи ажно огнём пышет. А дедок-то бегать молодец: вёрткий, прыткий, стервец; чудищу в зубы не даётся - вот-вот от него оторвётся...
Наконец, притомился Ловеярка али чё, только ошибся он, дурачок: дал, значит, маху и греманулся оземь с размаху. Что у него там произошло - уж не узнаем: видать, всё же устал, али может ножку не туда поставил. Короче, всем чертям назло дико пастырю тёмному не повезло!
Тут противничек его и настиг! К поверженному вражине он трусь-трусь, да зубищами его аршинными - кусь! Вроде как слегонца эдак, словно опробывая...
Диким голосом завопил подлый Ловеяр... Да не слишком-то долго он кричал. У дракона ведь аппетит будь здоров был - нагулянный! Сорок же годов во рту ни маковой росинки не было, ни кролика, ни барана, ежели не считать Явана... Покромсал ящер чёрта зубами, подвигал страшными челюстями, да и проглотил гада с жадностью. Только - у-у-уть! - видимый такой комок у него по глотке пошёл и место в желудке вскорости нашёл.
И едва зверина злыдня проглотил, как что-то в окружной природе вдруг изменилося. Невообразимый гром с небес прогремел, полоснул ветра шквал ужасный, а море вздыбилось волною пенной. И тут же всё стихло мгновенно. А потом откуда-то сверху музыка зазвучала дивная, торжественная такая, мелодичная, человеческому уху непривычная.
Смотрит Яван - и глазам своим не верит: на месте дракона огроменного существо стоит необыкновенное - человечище с огненными крылами, упруго над ним вздымающимися и разноцветно переливающимися. Был он страшенный, мощный, высокий - сажени в две ростом. А лицом тёмен, как ночь, и суров до невозможности. Только глаза его глубоко посаженные багровым пламенем грозно рдели.
Демон!!!
Яваха столбом на месте застыл, от удивления слова вымолвить стал не в силах, а демон поклонился ему до самой земли и пророкотал низким голосищем:
- Спасибо тебе, сын Коровы Небесной, что избавил ты меня от плена! Уж и не надеялся я более, что выйду на волю. Тыщи и тыщи лет я в пещере ютился и духом своим томился. А когда-то, давным-давно, был я демоном вольным, собою довольным, и самым убеждённым являлся чёртом. Звали меня тогда Дивьявором... Послушай, друже Яван, не откажи в просьбе моей нижайшей: разреши исповедь мою тебе поведать, позволь тяжесть с души снять последнюю!
Почесал Ванька свою башку да рукою и махнул:
- Что ж, - отвечает он бывшему дракону, - коли тебе душу облегчить неймётся, то на это время у меня найдётся. Садись вон на камень, да валяй излагай!
И сам на другой камень уселся поудобнее, а Дивьявор, сложив крылья свои за спиною, опустился на валун огромный, вздохнул тяжко и начал повесть свою голосом протяжным: