- Ах, сила ты моя, сила, - в отчаянии Яван завопил, - зачем ты меня покинула?! О, прости меня, дорогая моя Борьяна - не сумел защитить тебя Яван!
И в последний раз бросил он на суженую свою повинный взгляд, чтобы потом смежить навсегда очи, ибо не мог он смотреть, как будут изгаляться над Борьяной эти сволочи. Встретились их глаза на мгновение, и тягчайшего Яван не испытывал огорчения: мольба и вера в Борьяниных очах сквозила, и ощущение собственного бессилия богатыря до глубины души поразило.
И в эту минуту, когда свет небелый в замутнённом Явановом взоре уже почти померк, вдруг где-то сверху - сверк! - как будто солнца золотой лучик кольнул в зрачок витязю замученному. И сей блеск нежданный угасающее сознание Яваново требовательно к себе привлёк. Скосил он глаза направо - ба! - да это же Праведов перстенёк! Вон он, на мизинчике вовсю посверкивает и Ване о себе напоминает.
'Ух же я и балда тупая! - закорил себя Ваня безжалостно. - Да как я забыл о Праведовом даре!'. И попытался он дедов подарок сковырнуть большим пальцем, только не вышло у него ничего: руки Ванины в цепях онемели и слушаться его не хотели. А палачи-то уже тела Борьяниного своими грязными лапами коснулись - вот-вот ножами острыми по коже её полоснут!..
Да в ту же минуту Яваха каким-то чудом извернулся, перстенёк с пальца стащил и на пол его уронил. И едва только звонкий металл о твёрдую плиту ударился, как Ваня о помощи взмолился.
- Дед Правед, избавь мя от бед! - он прохрипел. - Верни мне мою силу! Борьянину казнь останови! Помоги, Праведушка, помоги!!!
И не успел Яван слово последнее молвить, как раздался в чертоге разбойном колокольный звон. Как бы где-то далеко-далеко колокольчики серебряные залились, и из-за пения их мелодичного всё движение во дворце остановилось. Все черти до единого точно застряли в невидимой тине; как статуи они в разных позах застыли, и лишь глаза их во все стороны вращались, непонимание и бешенство из себя излучая.
И посередь этой остановленной кутерьмы появился вдруг из дальней стены светящийся маленький силуэт.
То призрак был Деда Праведа!
Шествовал дедуля уверенно, росточком он был с аршин, а на уровне груди примерно нёс в руках он глиняный кувшин. И хоть был Правед полупрозрачный, кувшин он нёс самый настоящий.
Подошёл Дед к клетке близко-близко, на Явана посмотрел с укоризною, головою покачал и словами неласковыми узника привечал:
- Эх, Яван-Яван! И впрямь ты бычок упрямый. Всё сам да сам... Зачем ранее меня не звал?!
Склонил богатырь голову свою виновато и не нашёлся чего и сказать. Только Дед не распекать его прибыл, а спасать.
- Ладно, - сказал он утешающе, - чего уж теперь ворчать-то... На-ка вон лучше молочка испей! Парное оно, ей-ей!
Да на цыпки привстав, меж железных прутов кувшин он просунул и почти к лицу Яванову посудину подсунул. Далее не достал из-за роста... Наклонил Ваньша голову, сколько мог, и лишь пригубил молочка-то чуток. И хоть только глоточек он глотнул, но такой прибыток силы в себе почуял, что мигом шею свою, к полу цепью притянутую, и разогнул, ибо от этого прибытка лопнула цепь как нитка.
Попытался сходу Ваня и остатние цепи порвать, но не хватило на то у него мощи - те-то были потолще. Наклонился он тогда, чтобы ещё молочка хлебануть, а дедок-то невысокий, не может он толком до лица Яванова дотянуться... Но хоть голь и не мудра, да зато на выдумки хитра. Захватил Ванёк зубами за край кувшина, да мал-помалу голову назад запрокидывая, всё содержимое и выдул. А потом башкою он мотнул и пустёхонький сосудец через плечо швыранул.
Разбился глиняный кувшин на кусочки, а богатырь усилившийся тут как рванётся - все до единой цепи на его могучем теле и полопались!
- Ну, прощай, Ванюша-бугай! - развернулся тогда Правед. - Я своё дело сделал. Ты, брат, сам с врагом тут слаживай, а мне пора на белый свет...
И к стенке будто поплыл, ногами едва пола касаясь. И когда он с Борьяною связанною поравнялся, то голову в её сторону повернул и на неё светлым духом дунул. И от того дуновения, с виду невинного, расползлись путы прочные на ней словно паутина. Ну а дедуля к стенке припал да в то же мгновение и пропал. А все черти, как по команде, сразу отмёрли и прямо буром на освобождённых попёрли.
Да только, твари, опоздали - не на тех на сей раз напали!
Яваха о ту порушку уже толстенную свою клеть доламывал, а Борьяна волчком завертелась, как пантера зарычала - раз-раз-раз-раз! - и вся палаческая банда уже пластом близ неё лежала.
А тут и грозный Ваня на волю, аки лев, прянул. К палице своей, на полу лежащей, он метнулся - хвать её! - да в гуще ворогов и развернулся. Полопалис попавшиеся ему упыри, точно мыльные пузыри, а остальные в страхе неописуемом прочь отшатнулися, налево затем повернулися и все до последнего чудовищами обернулися: кто ящером, кто грифоном, кто великаном да циклопом, а кто ещё каким лопом. И все с бронями, с булавами, с мечами - поди сладь тут со сволочами!
Ну, это может кто другой бы не сладил с гадами, только не Ванька, стал быть, Говяда!
Такая в нём накопилась ярь на энти гнусные хари, что не передать. Как врубился Ваня в гущу вражьей силы, да как пошёл он кого ни попадя палицей крушить, так стала вражья рать на глазах прямо таять. Маханул он направо - вот тебе и улица в рядах врага пролегла, налево вломил - переулочек прошибил, а вкруговую оружием размахался - площадка вокруг образовалася!.. А с другой стороны Борьяна меч вострый у кого-то отняла и всех без разбору им поражала... И так-то споро они вдвоём там повоевали, что очень скоро остатки недобитых врагов с позором бежали.
И остались на том буйном толковище только псевдоцарь Управорище супротив стального Явана, да подлый Двавл-змеище спроть воительницы Борьяны. Достигла битва та злейшая своего апогея, а желание сражаться у главных персонажей дошло до кульминации. Кто в схватке решающей проиграет - тот всё потеряет, а кто победит - славой будет покрыт!
Первыми сошлись меж собою Яван с Управором. Налетел Ваня на Главного Вора метеором и как почал его палицей разить да к стенке теснить, - а тот и растерялся, хотя аспидным своим мечом зазиял. Ну а Явану до сверкания черноты и дела нету - видимо, после путешествия в бездну темени приобрёл он к ней иммунитет.
А сразу вослед за ними и Двавл с Борьяною оружие скрестили: Главный Змеище посохом своим свищет, а вояка Бяшка мечиной машет... Только вот ушлый идеист не токмо на язык оказался речист, но и в воинском деле проявил себя сильно. Не сумела в сече умелая Борьяна против злодея устоять: с видимой лёгкостью он посохом чуток помахал, а потом как ткнёт ей концом под дыхало, и через пару мигов княжна уже на полу отдыхала да воздух ртом хватала...
Не стал Двавл время терять и сбитую Бяшку добивать - он поспешил в главный поединок вмешаться, дабы спасти увядшего братца. И удачно встрял в драку, тать: вышибил он подлым ударом сзади палицу из рук Явановых. Да, размахнувшись посохом грозно, черепушку чуть было ему не снёс. Только тот на этот трюк ловёхонек оказался, и под летящую посошину поднырнув, ногою в пашину княжине саданул. Моментально Двавл обмяк и на зад-то - шмяк!.. А тут уже и вот он - Управорка с подъятым мечом на Явана несётся - вот-вот, обормот, его рубанёт!.. Однако и здесь усилка здорового выручила его сноровка: под ноги он врагу кувырнулся, и тот на Ваньку наткнулся. Мало от того столкновения ему не показалося: полетел чертяка через голову на пол и от удара с мечом расстался.
Тут уж Яваха более не дал маху; быстрее быстрого он противника за ноги ухватил, над собою его раскрутил да ка-а-к хряснет бывшим князем об колонну!
Дух поганый с того и вон!
Даже колонну мощным ударищем к чертям собачьим Ванюха переломил и едва в сторону-то отскочил, как она вниз рухнула. Аж всё от вокруг ухнуло.
И видит Яван, что цела ненаглядная его Борьяна; за живот ещё руками держась, на ножки она поднимается, кое-как клемается и со слезами радости на шею ему кидается.
- Миленький ты мой! - стиснула она крепко шею героя. - Живой! Живой!!! Уж и не чаяла я с тобою свидеться, думала - смертушка моя пришла, - а вот же мимо она и прошла, только крылышками раскалёнными меня задела.
Жарко поцеловал жену свою воинственную Яван, а потом глянул он по сторонам и её спрашивает:
- А где же подлюга Двавл?
- Где ж ему быть! Сбежал! Хитрая змеюка знает одну науку: куснуть - и в кусты скользнуть.
- Гляди, Ванюша, - с изумлением она добавила и царскую корону, на полу валявшуюся, подняла, - это же отцова корона. Пуст, значит, царский трон!
- Хэ! - усмехнулся в ответ Яваха. - Злачное место, Борьян, подолгу пустым не бывает. Это на святые места охотников не хватает.
- Тогда власть земная по праву твоя, Ваня! - загорелись глаза у Борьяны. - Корону сию на голову водрузи - и ты царь всея Земли! В самом-то деле, Яван - это сколько же худа ты сможешь поправить, когда по прави начнёшь править! Лучше тебя на свете не будет царя!
И суёт Явану настойчиво символ всемирной власти.
Ну, Ваня корону ту взял, в руках её подержал, на ладони взвесил и полупоклон жене отвесил.
Да и говорит:
- Спасибо Бяша, за честь, но... не про меня сия лесть. По прави-то жить - не царям надо служить, а единому Богу, и царь в деле прави - не подмога! Скорее наоборот - тупеет под царём народ... Ну, рассуди, Борьянушка! Из крохотного росточка великое дерево вырастает, а из слабого родничка полноводная река вытекает. Так и в мире... Большее непременно из меньшего получается, а от великого да неправого постоянно куски откалываются... Поэтому и не возьму я высшую власть, ибо любому царству, как насильем и ложью построенному, надлежит пасть... И как там Украса предсказывала? Под ноги власть он бросит, кто б его о том ни попросит?.. Так я и сделаю - от совести не отступлю!
И выпустил Яван корону из рук.
Полетел символ грозного могущества на пол, предвосхищая принципа власти грядущее падение, а когда произошло чистого злата и грязной половицы соприкосновение, то подвергся чертог невиданному сотрясению. Аж трещины широкие от места соударения побежали, могучие колонны угрожающе зашаталися, а пласты отделки вниз упали.
- Бежим! - крикнула громко Борьяна и за руку потянула Явана.
Кинулись они на выход - едва-едва Яван палицу успел подхватить, - и только успели со двора выбежать, как с шумом и громом рухнула дворцовая крыша, а за нею и стены разрушились, и осталась на месте чертога безбожного груда руин в пыльных тучах.
Огляделись окрест супруги, а вся округа весьма обезлюдела или, если выразиться точнее, обезчертовела, ибо местные обитатели вдарились в бега. И вдобавок ко всему, какая-то у них случилась авария, и техника их чудесная из строя вышла: не летали летульчики, не ездили машины, огни в домах потушились, и ленты уличные обездвижились.
Припустили тогда наши герои в Борьянин дом, и вскоре стали им ошалевшие черти попадаться. В полной панике они с какими-то манатками в руках из домов выбегали и прочь тикали. Явана с Борьяною никто не узнавал и внимания на грязных бегунов не обращал, ибо черти свои шкуры спасали. Толкотня, ор и ругань стояли везде невообразимые. Кое-где вспыхивали и потасовки, и даже ярые учинялись драки. Никто никому дорогу не уступал... За себя все стояли... Упавших не поднимали... Даже их топтали...
В общем, мрак!..
Приходилось и Явану по пути кулаки в ход пускать и пинками и тычками дорогу себе расчищать. Палицей он не махал - и так справлялся с нахалами. Да и Борьяна от мужа не отставала: весьма изобретательно она ругалась и кулаком в хари совать не стеснялась.
На подходе же к озеру ряды беженцев поредели, а вскоре их поток и вовсе иссяк. Один лишь Ванька-босяк да Борьянка неуёмная достигли наконец голубого водоёма. Посередь озера высилась мрачная Двавлова пирамида, как и прежде очковитая, а Борьянина-то гостювальня не имела уже прежнего вида: ужасною она была и сплошь закопчёною. И ворота были растворены, точно рот у дома был разорван.
Побежали наши воители по мостку к их обители, внутрь зашли и страшную картину там нашли: на полу лежали порубленные изуродованные тела. Делиборза Яван узнал, Давгура, великана Сильвана. Худые, худые дела...
- Эх, отважные мои ватажники, - загоревал Ваня, - положили вы свои головушки в схватке! А я вам в трудный час не помог, не спас - как квашня я, вишь ты, расквасился.
И за палицу схватывается решительно.
- Пойду пирамиду чёртову крушить! - заявил он Борьяне. - И душемолку остановлю на фиг!
Да хотел было туда уже ломануться, но княжна его удержала и такие слова ему сказала:
- Не нужно, Ванюша, спешить да трудное дело вершить тщиться - а дай-ка я сперва возьму одну вещицу...
И оставив мужа у входа, наверх она дала ходу и там долго не задержалася: не успел Ванюха и ворохнуться, как шустрая егоза уже бежала обратно.
- Ну, теперича пошли, - она Ване предложила и меч со стены схватила. - На лодочке поплывём на остров пирамидный. Чё там и как - будет видно...
Так они и сделали. Вернулись на набережную, лодочку отыскали, быстро в неё поскакали и в путь отчалили. Да пришлось им в пункт назначения с прибытием-то повременить, а то система самоходная приказала долго жить. Поэтому Борьяна на носу гребла руками, а Яван на корме палицей подгребал, и едва только они к острову подплыли - осталось, может быть, сажён тридцать, - как вот что приключилось: из-под земли у пирамиды, точно волшебные грибы, поднялись вдруг устройства невиданные - боевых роботов рать. Выстроились они в два ряда, а сами огромные такие, мощные, и у всех в клешнях огнемёты грозные. Бессердечные, короче, машины: не струсят, не побегут, не дрогнут, и всё, что им прикажут - исполнят. И в самом-то деле - некий злыдень, видимо, спалить гостей захотел: подняли истуканы свои огнемёты, и пальнут уже вот-вот...
А тут Борьяна возьми и выхвати из-за пазухи дудку, да и заиграй на ней мелодию чу́дную. Громко и вдохновенно свирель волшебная в устах Бяшиных запела, и истуканы боевые в момент заколодели. Вырубилась вчистую железная рать, зато Яван с Борьяною обрадовались весьма - им-то лишних хлопот было не надо. Подгребли они к набережной, лодку оставили, на твердь сошли и меж рядов застывших машин к лестнице двинулись.
- Эй, вы! - вдруг окрик сверху послышался. - А ну стоять, где стояли, ангелы! Ни шагу вперёд - урою уродов!
А это, оказывается, удравший Двавл на площадке вышней появился и несвойственным для себя рыком разразился.
Остановился Яван, голову вверх задрал, на своего неприятеля глянул, 'хэ!' сказанул и к лестнице шагнул.
- О Световор, господине вселенной! - воззвал тогда адский жрец и посохом потряс остервенело. - Молю тебя, умоляю - покарай этих негодяев, убей адотатцев, не дай в мрачные мрачных им пробраться! Испепели их, сожги!!!
Опять Яваха остановился и на кликуна этого сурово воззрился. Решил он пока далее не идти и с восхождением погодить, потому что любопытно ему стало, чё далее будет происходить...
А ничего и не случилось: ни молния с неба не жахнула, ни гром не ахнул, ни огненный луч не полетел. Видно, Световор раба своего не услышал, али перуны метать не схотел, потому что, невидимый даже для Двавла, покров небывалый в этот миг простёрся над Яваном, и стало вселенскому Чёрту ясно, что Ра ему сына тронуть не даст.
Постоял ещё озадаченный Двавл в позе театральной, а потом плечами пожал и репу почесал машинально. Вот же ещё, думает, безобразие - ну нету с верхами связи!..
А тем временем Яван путь свой продолжил. И Борьяна за ним увязалась, на месте стоять не осталась. Увидал колдун Двавл, что не подействовала его козырная магия, побагровел он от злости, как рак, и принялся сжатыми кулаками пред собою махать да чего-то бормотать непонятно. И от тех заклинаний отчаянных вырвались у него изо рта клубы чёрно-красного чада.
И на сей-то раз злодейское чародейство подействовало: высоко в небесах появились вдруг три огромных шара, которые стали вниз опускаться и кровавым цветом наливаться.
- Яванушка, берегись! - воскликнула тревожно Борьяна и мужа за плечи обняла. - Это страшные шары - в них сила ада! Держись, Яван!
И только она это промолвила, как Яваха на всякий пожарный палицу над собою поднял, и в то же мгновение три чудовищных молнии небо над ним прорезали, и все одновременно в палицу подъятую врезались.
И... и... в ней и пропали.
Без остатка волшебная палица силу ада в себя вобрала, разгорелась оттого неслабо и ладони Явану жечь стала. А он возьми её в землю и воткни - чтобы металл земелюшка остудила. А с-под земли вдруг гул приближающийся послышался, потом только толк - тряхануло их нехило, и почва у них под ногами волнами заходила.
Ну, Яваха ждать-то не стал, оружие из земли выхватил, другою рукою Борьяну подхватил и бегом к лодке припустил ради их спасения. А на острове уже бушевало землетрясение, будто на чертовскую силу ядовитую сама земля отреагировала обидою!
И не устояла пирамида, содрогнулось и сотряслось прочное здание, рухнула золотая макушка вниз, и от удара об основание на мелкие кирпичи она развалилася. И основание вослед за макушкою стало трескаться да рассыпаться...
Не прошло и минуты, как на месте Двавлова творения гордого осталась лишь груда кирпичей бесформенная. Да и кирпичи, из грешных людей сформированные, стали вдруг громко лопаться, нещадно притом дымя и воздух вонью наполняя.
И не минуло и нескольких минут, как всем кирпичам до единого пришёл капут. А последнею громко лопнула треугольная Жадиярова форма, и заблудшая его душа в другие веси из ада ушла... Свежий ветерок подул там, как по заказу, и сдул вскоре с острова эту заразу. А на месте огромного здания лишь ровная площадка осталась, и только в самой её серёдке отверстие в земле зияло.
- Ого-го! - зрелищем впечатлённый, Яван обрадовался. - Вот это обвал так обвал! Вот тебе и пирамида вечная, слепленная безупречно... Всего лишь адский обман...
И взявши ошарашенную Бяшу за руку, повёл он её к видневшемуся впереди провалу.
- Мне ещё кой чего доделать надо, - сказал он ей. - Не будь я Яван Говяда...
Тут подходят они к дырище, вниз заглядывают - точно! - и в самом деле шахта подъёмника в тёмный низ куда-то ведёт, до дна вероятно. Покумекал Ваня, покумекал - что ж, делать нечего, - придётся ему в преисподний провал по канату спускаться, ибо иной дороженьки не виднелось. И палицу придётся наверху оставить - не в зубах же её тащить...
Наказал Яван Бяше у дыры его ждать, а сам за канатище хвать - да и стал спускаться. Лезет туда, лезет, спускается-спускается и слышит - снизу гул ужасающий поднимается. Наверное, питание какое-то автономное было у агрегата этого душеломного.
Наконец долез Яван до окаянного дна. Пригляделся он и видит - тот же мрачный кровавый свет исходил от стекловидного окна, а сбоку поодаль - клетка для приговорённых маячила. Попривык Ваня к полумраку, проморгался, посмотрел в ту сторону пристальней и диву дался, ибо сидел в ней один-единственный заключённый - бывший Царь Чёрный, а ныне карлик никчёмный, чёрной тоской удручённый.
- Ба! - удивился Яваха. - Да никак это царёк, ёк макарёк! Нехреновая получилась развязочка... За мною должок, величество скоморошье, ведь долг платежом красен!
И к клетке пошёл вразвалку.
А царёк-то его испужался, в уголке в комок сжался, сам фырчит, рожи корчит и своим безумным видом Ваньке башку морочит. Ну а наш богатырь пруты толстенные разогнул неторопливо, в клетку молча шагнул да паяца этого к себе за грудки притянул. Тот, конечно, завизжал, броневой Ванькин кулак обкусал, взвыл и даже обмочился. Видать взволновался, решив, что Яван ему мстить собрался.
Только Ваньша о мести и не помышлял, а взяв за плечи вредного карлика, стиснул его слегка, от себя отстранил, посмотрел на стервеца с укоризною да и говорит:
- Ты меня давеча за тем посылал, чего в мире не знаешь. Так вот, Черняк - я тебя не обманул и это нечто для тебя добыл - с тем и назад вернулся. А теперь на́ - получай, царь, от мира подарок!
И приблизив верещащего карлу, крепко Ваня его обнял, и какое-то время в объятиях подержал.
Сперва-то царишка задёргался отчаянно и забился необычайно, а потом понемногу и затих, угомонился, ну а под конец операции и вовсе перестал он сопротивляться и, точно мертвяк, весь обмяк.
Отнял Ваня его от себя, глядь - а бывший-то царь горючими слезами плачет!
Поставил Яван карлу на ноги, а Черняк за лицо схватился руками, тяжко застонал и на колени пал. И понял Ваня ясно, что проняло закоренелого чёрта насквозь, ибо вернулась в его сердце изгнанная оттуда совесть.
- О, Боже мой! О, Боже! - прорвались у карлика сокрушённые слова. - Как я так мог?! Почему?! Зачем?! За что?! О-о-о!!!..
Даже у праведного Явана от вида горчайшего покаяния навернулась на глаза слеза. Не ожидал он такое увидать - не мог даже себе и представить, что у сего от прави отступника, за Божью черту переступника никчёмная вроде для чертовского племени совесть так сильно душу заблудшую проест. Ан нет! Оказывается, перед лицом совести бесчувственных и равнодушных нету, ибо не сыскать, наверное, ничего больнее, чем когда совесть в сердце заговорит у злодея...
- О, Боже мой! О, Боже! - совсем тут царька кручинушка скукожила. - Прости!.. Прости сына своего дурного! Дай мне возможность зло моё искупить! Дай силы и разума из источника правды испить! О, Ра! Не могу больше... Умира-а-а-ю...
И, оторвав ладони от лица своего, вознёс седой карлик их над собою с какой-то щемящей мольбою, а потом напрягся весь, перекорячился, и увидал поражённый Яван, что у изменившегося старца от слёз едких ослепли глаза.. Тут вдруг ветром на них повеяло жарким. Замер уродец коленопреклонённый, застыл, замолчал, а ветер огненный лицо ему иссушал...
Вот минута роковая пролетела, слёзы раскаяния испарилися без следа, и на виду у Явана превратился в каменную статую жалкий и убогий старец, - и корчилась пред богатырём праведным окаменевшая мольба, и застыл на устах у статуи окаменевший крик.
И великий порыв в душе Явана возник!
Поглядел он окрест себя пылающим взором и узрел кольцо от пробки. С твёрдостью неотвратимою подошёл молодец наш пересиленный к отверстию мучилища, захватил руками за тяжёлое кольцо и потянул его вверх. И столько силы в теле его мощном теперь кипело, что и представить Ваня не мог доселе! Всю тягу земную он, кажись, поднял бы, ежели бы кто ухватиться за неё дал!
И пошла окаянная пробка, поддалася, силушке правой подчинилася - и с громким хлопком из дырищи она выскочила!
Бросило силача Явана на спину, и стало ему непередаваемо радостно.
Вот сидит он на пятой точке, переводит уставший дух, от трудов непосильных отдыхает и слышит вдруг, как чудовищная махина внизу него остановилась, страшные скрежет и вытьё прекратились, и ударил из скважины, им отверзтой, поток светящихся теней, сопровождаемый тихим шелестом.
Долго ли, коротко сиё чудодействие длилося - трудно сказать. А может, это от перегрузки ему помстилося? Кто его знает...
Наступила совершенная тишина, и посмотрел Яван на всё окружающее, как после долгого-долгого сна. Словно заново он родился... И почуял Ваня в душе своей такую благодать, такое в ней наступило спокойствие, будто какой-то давний-предавний долг, гнётший душу его, он теперь отдал. Встал очумелый богатырь на ноги, к окну стекловидному, качаясь, подошёл, вниз глянул и видит, что пустым-пуста стала страшная яма - душемолка сволочная оказалась раскурочена, и разлетелися души пленённые прочь.
- Да не восстановится проклятая душемолка никогда! - с верой необычайной в душе Ваня прокричал. - Никогда! И нигде! Всё! Я сказал! Именем Ра!!!
И едва лишь проорал он имя Бога, как вздрогнул под ногами у него пол, завибрировало всё, и что-то зашуршало, как будто в огромную ёмкость текучее что-то насыпалось... Да точно же - то ж был песок, невесть откуда взявшийся и с невероятною скоростью в ямищу насыпавшийся. В самые короткие сроки он ёмкость бездонную заполнил и даже стекловидное окно вышиб вон.
Яваха-то сначала отскочил прочь, а потом к наполненной яме подошёл, взял песку полную горсть и стал из ладони его просыпать, на струи задумчиво глядя.
И в это время душераздирающий Борьянин крик в благоговейное Яваново сознание проник! И сразу же он сменился шумом схватки, тяжким стоном, мычанием, хрипением - звуками какого-то борения. Очнулся Яван, встрепенулся и барсом к канату метнулся. Да и полез, что было в руцех мочи, для оказания жене своей помощи. Быстро наверх он взобрался, как будто на руках туда забежал.
Выскочил из дырищи наш богатырище, глядь - преогромный змеище Бяшу кольцами стиснул и с дьявольской силою бедняжку душил. Ну вот-вот жизни её лишит!..
- Ах ты, проклятый удав! - Яваха вскричал. - Ну, у меня погоди!
И с холодной ярью в душе на врага пресмыкающегося он кинулся.
Ухватил Ванята ручищами клещеватыми удава и принялся методично узлы его тела расплетать. А удавище посопротивлялся-посопротивлялся, а потом поддался, да на самого Явана и перекинулся. Оплёл вдоль и поперёк тулово его богатырское, жал-жал, тиснул-тиснул - норовил, само собою, удавить героя, - да только зря, ибо не с тем он, змеюка, связался. Не поддался лукавому ворогу Ваня, стал он как скала, литые мышцы напряг, за душившую его колбасищу ухватился, просунул под неё стальные свои ручищи, а потом р-раз! - да напополам хищного гада и перервал, будто гнилую вервь.
Забился, задёргался поганый червь, в агонии предсмертной заколотился, а Яваха той порою окончательно от его колец освободился, поднял над собою тело извивающееся, да что было силы об землю им брякнул.
Но едва только произошла тулова и земли стычка, как вылетел из убиенного змея здоровенный сыч - чёрный такой, глазищи красные! - захохотал он ужасно и в небо шарахнулся.
Времени попусту не теряя, подхватил Ваня с земли камень, с плеча размахнулся да пулею в зловредного гада его метнул... Ну, чуть-чуть не попал-то - промахнулся! А сычина в сторону шибанулся, дугу в воздухе описал, пуще прежнего захохотал и... пропал.
- Кто это был, а? - спросил Яван у поднимавшейся с земли Борьяны. - Вот же премерзкое существо!
- Двавл - вот кто!
Посмотрел Ваня задумчивым взглядом вдаль, головою покачал и такие словеса сказал:
- Ну что же - выиграли мы, люди, у сего злодея сражение, но не нанесли ему ещё поражения. Будут у нас ещё схватки впереди. Ну, подлый Двавл - погоди!
А в этот момент с верхотуры неба громкое раздалось шипение. Глянули Яван с Борьяною на пекельные небеса - мать честная! - а огромные шарищи явно собою перекалилися и красными сделались, точно гигантские лампы. А потом только - бам-бам-бам! - все три сферы с невозможным грохотом взорвалися и ярчайшими брызгами вокруг разметалися.
- Ложись! - отнюдь не вяло Ваня загорланил, и, свалив наземь Борьяну, телом своим её накрыл.
И, надо сказать, вовремя, ибо целый град раскалённых плевков по всей округе разлетелся. Даже озеро, будто сковородка, зашипело, остужая жгучих осколков жар, а в городе начался кошмарный пожар: все до одного здания бурно там занялись и языками пламени объялись. Даже на лежащего Явана с дюжину огненных пулек упало, да только вреда они ему не нанесли, поскольку шкура львиная и бронь небесная богатыря спасли.
Ух и быстро же град горел! Ух и страшно пламень ревел! И все творения чертовского племени: роскошные дворцы, надёжные замки, высокие небоскрёбы и гордые башни - всё сгорело, точно бумажное. Хорошо ещё, что на голом пирамидном острове нечему уже было гореть, а то и нашим влюблённым было бы не уцелеть... В общем, минуло минуток пять всего или семь - пустым-пустёшенько стало совсем, голое место возле острова расстилалося, и лишь на горизонте гряда гор вздымалася. Ну совсем ничего от громадного городищи не осталось: ни дыму, ни сажи, ни горсточки пепла даже.
Лодочка их и та пропала, и стольного города - как не бывало!
Такое чудо увидев, Яван аж присвистнул и себя по лбу блызнул. А Борьяна поглядела окрест и руками всплеснула в недоумении, ибо в полном пребывала оторопении.
- Вот это, я скажу, пал! - Яваха сказал. - Да-а... Не зря, значит, говорят, что всё лядащее не настоящее, а лишь мнящееся, и воистину мир наш - грёза. Пустота он для взгляда тверёзого...
Но как бы там оно не было, мудрованием сыт не будешь. И Яван с Борьяною не желали более на пустынном острове куковать. Решили наши герои до Борьяниного островочка вплавь добраться, потому как поняли вдруг яснее ясного, что остались они в этом краю негостеприимном совсем одни.