В ворота тихо постучали. Посмотрел Бравыр в экран, а снаружи никого не было: ни чёрта, ни лешего, ни колёсного, ни пешего.
- Кто там? - спросил чертяка, подойдя к воротам. - Ты что ль, Сильван?
- Да я, я... Отворяй-ка давай! - ответствовал голос лешаков почти шёпотом, - А то тут в воздухе летуны появилися. Меня они не видали, да как-то всё ж учуяли. Пришлось малость попетлять... Открывай, тебе говорят!
Мигом Бравыр дверь отворил и в сторону отступил, после чего стало слышно, как в прихожую некто невидимый ввалился. Только поступь тяжёлых ног свидетельствовала, что зашёл Большеног.
Снаружи-то ночь была и не видать было ни рожна. Лишь на берегу остроё Бравырово зрение уловило какое-то шевеление: словно там тени некие сновали.
Все же дружиннички той порою вокруг столпилися и к лешему-невидимке нетерпеливо обратилися:
- А где Яван?
- Он что, ранен?
- Убит?
- Пропал?
- Да не темни ты, Сильван!
- Вот же ещё, право, болван!
- Недотёпа!
- Во-во!
И тут стало видно, как на стоявшем у стены диване вмятина образовалась - то диван Яванаво тело принял. И через короткое время появился словно из ниоткуда взявшийся Сильваха, по инерции ещё крутящийся и тормознуться стремящийся. Вот он наконец остановился, над диваном наклонился и с Ваниной головы шапку-невидимку сорвал. Пригляделися все к возникшему Явану - и ахнули! Не, Яван был, конечно, не мёртвый - он дышал. И не раненый он был и по-прежнему молодой, только вот...
- Батюшки-светы! - присвистнул Делиборз. - Да он же весь седой!
- Точно! - поддержали его остальные ротозеи. - Снега он белее!
- Белее молока!
- Вроде луня!
- Во, значит, как!
- Как зимой ласка!
- Довели парня, заразы!
Сгрудились поглазеть любители над своим предводителем, осмотрели его внимательно, ощупали, сердцебиение оценили, потом встряхнули его, по щёкам побили - но не добудились.
- Бесполезно его ныне будить, - стоявший в сторонке Сильван пробубнил. - Всё равно никто ничего не добьётся. Навряд ли и через день он проснётся...
И добавил, вздохнув, на вопрошающие взгляды отвечая:
- Спит наш Яван богатырским сном. Видать, уморился он чрезвычайно. Хоть шпарь его теперь, хоть режь - до срока не отверзнет он вежд!
И Сильван вкратце о своей вылазке принялся докладывать: о том, как он до пирамиды добрался, как в купол прокрался, как спящего Явана отыскал, да обратно подался. Особенно же он своих преследователей живописал, кои были в жутких светящихся масках, в золотых касках и в зо́лотом же сверкавших латах...
- Это же хваты! - перебил лешего Бравыр. - Отборнейшая наша рать! Вот, значит, кому приказано нас порвать... Н-да. Худые дела... Я-то думал, что придётся мочить биторванов, а теперь нам точно хана. Да ещё без Явана...
- А кто такие эти хваты? - вопросил его кто-то.
- Самые крутые солдаты. Я ведь и сам хватом был ранее, да переаттестацию не прошёл - не выдержал испытания.
И по лбу себя огрел ладонью:
- То-то я гляжу - движуха на бережку, а это, выходит, хваты биторванов меняют!
Все, конечно, встревожились, расспрашивать принялись старого вояку - чего, мол, да как?
Тот же им отвечает:
- Обстоятельства для нас сложились неблагоприятно, так что о том, чтобы победить - мечтать не надо. Противостоять нам будет ударная борзагада 'Трон Гада'! Каждый из этой кучи головорезов родную маму зарезал бы, коли она бы у него была. Вот такие-то, люди, дела...
В воздухе повисло тяжёлое молчание.
А потом скромняга Давгур пропихнул вперёд свою щуплую фигуру, товарищей притихших взором обвёл да речь и завёл.
- Братья! - воскликнул он с экзальтацией. - Нам ли, мертвякам грешным, смерти бояться?! Не мы ли обещали за Явана горой стоять?! Не он ли нас вызволил из капкана адского?! Так что спокуха! Паниковать не надо...
И он паузу внушительную сделал, а потом воскликнул рьяно:
- Так постоим же в битве последней за правое наше дело и за всё чистое и светлое! И дадим все обет - поборемся до конца за нашу победу! И назовём мы ватагу нашу - нет! - у чертей борзагада, а у нас будет... боригада - да! Боригада 'Бей Гадов', вот! Соединим же ради этого наши руки, создадим необоримый круг!
И, шлёпнув с силою, на стол ладонь свою положил.
А следом за ним и Ужор к столу подступил.
- Правильно молвил, Давгур! - твёрдо он заявил. - Врёшь! Нас и с хреном не сожрёшь!
Да тоже сверху по Давгуровой ладошке - шлёп!
А за ним и Упой не замешкался.
- Они думали, что мы как крысы разбежимся! - воскликнул он решительно. - Нет уж, ядрёна вошь - нас и водой не разольёшь!
И тоже свою длань на Ужорову поклал.
Далее Делиборзова очередь подошла, и он добавил к символическому кругу свою руку.
- Мы им не лохи! - рассмеялся он задорно. - С нами шутки плохи!
Потом и Бравыр со своего боку прибавил лыко в строку:
- За Явана Говяду готов драться хоть со всем адом! Либо хватов побьём - либо все тут умрём! А иному не быть!
- Так тому и быть! - взгремел напоследок Сильван. - Верно Бравыр сказал!
И своей громадной лапой ладонное соединение покрыл как лопатой.
Разношерстнее трудно было представить себе компанию, коя обет дала драться за Ваню. Но боригада получилася знатная - вратная, не превратная! - и впрямь этакий круг, где каждый каждому стал другом.
Ну а вскоре и утро наступило. Вновь запалило адское светило. И едва только по-настоящему рассвело, как незваного гостенька к ним занесло: по мостику ни шатко ни валко приплёлся не кто иной как Ужавл. Выглядел прохиндей жалковато: грязный он был, мятый да нечищеный, вокруг глаз у него были кружищи, да вдобавок со скрюченною шёл он фигурою и рожею дико хмурою. Даже его ро́ги посерели, кажись, от броги.
Подойдя же к вратам, он на месте потоптался, вокруг поозирался, а потом в дверь постучал и хрипло прокричал:
Ну, Сильван его впустил, а Бравыровы замечания мимо ушей пропустил. Ввалился чёртик в переднюю и первым делом попросил водицы испить. Воды ему, конечно, дали, так он, каналья, с перезасоху цельный кувшинище вылакал и спасиба даже не сказал. А напитавшись живительной жидкостью, моментально показал он свою швыдкость, обвёл мутными глазёнками окрестности, на Бравыра метнул ядовитого взора стрелы, да тут же и лежащего Ваньку узрел.
- А чего это Яван с утра у вас почивает? - спросил он недоумевающе. - На дворе-то давно день, а он вона - лежит словно пень!
И добавил как бы оправдываясь:
- Меня мои господа послали узнать, как там у него с заданием - думает ли сполнять его Ваня?
Сначала подрастерялася боригада, не смогла осечь гада, а потом выручил всех весельчак Делиборз.
- Ты чего тут гонишь? - сказал он. - А ну-ка ша́, чертячья душа! Дай человеку поспать, а то он за ночь умаялся, задание сполняя, чего надо достал, вот и подустал. Порешил часок поваляться, чтобы силушек поднабраться.
А Ужавл до Явана-то - шасть. Глазёнками на него зыркнул, как крысёнок с подполья, да пристал ещё более.
- Эге! - он удивляется. - Да никак Яван поседел? Это от каких дел?
Делиборз же ему:
- А где ты зришь седину? То ж это... белая краска. Чтобы стать баским... Взял и побелился. А чё? И впрямь ведь ничё!
- А-а... - протянул чёртик понимающе. - Тогда мне ясно... Не будем в таком разе его будить, хоть и случилось много всяких событий.
И собрав вокруг себя всю компанию, привлёк Ужавл вот каким рассказом их внимание:
- Меня недавно царь приказал разыскать и пред очи его представить. Ну, сыскать-то меня в городу, как плюнуть врагу на бороду́!.. Вот во дворец являюсь и вижу - царь на троне сидит и волчарой на меня глядит, а затем до себя зовёт и таку речь ведёт: так и так, говорит, гнусяра, сей же час в Борьянину халупу вертайся и без Явана не возвращайся!.. Ну, я во прахе пред ним лежу и как осиновый лист дрожу. Не извольте, заявляю, сумлеваться - ужо я не премину расстараться... А сам вокруг успеваю поглядывать. И вижу, что с княжной Борьяною чего-то не так. Сидит она в кресле недвижно, рожею сильно скисла, подозрительно безмолвствует да молчит, не телится и не мычит... Я, естественно, ухи навострил, от трона отползаю, а сам слушаю, о чём вокруг базарят. И, оказывается, вот что произошло: на Бяшку после Ванькиного ухода словно чего-то нашло. Устроила она скандал разбойный и потребовала себе полной воли. Царь тогда осерчал и повелел дочку раскураженную утихомирить дворцовой страже... Ох же и началась там катавасия! Борьянка-то известная забияка, а тут ещё и распалённая, как начала она бузить - чуть ли всю стражу не взгрела на фиг... Насилу-то с нею управились, когда она приустала и не так буро лягаться стала. Тогда её схватили, на пол свалили и пенною обдолбенью опоили. Насильственно, конечно, не добровольно - воронку в рот ей торкнули да зелья в утробу плеснули. Хе-хе! Зело яра была Бяшка, да стала ныне как деревяшка!
И он по обыкновению своему мухоморному вдарился в умору, крекать стал да похохатывать; только злорадствовать ему не дали - зашикали на него да заорали.
Осёкся пройдоха, поохал, пострелял вокруг хитрым оком, согнал с хари выражение глумления и такое сделал заявление:
- Вы, господа хорошие, на меня не серчайте, а лучше отвечайте - сразу во дворец пойдёте, али на потом поход отложите?
А боригадцы чуток помолчали, головами покачали и вразнобой закричали:
- Ни хрена никуда не пойдём!
- С места не сойдём!
- Ишь нашёл дураков!
- Нам и тут неплохо!
- Да пошёл ты кобыле в зад!
- Во выманивает, гад!
- Достали уже ваши заморочки!
- Здеся будем - и точка!
Чёртик сначала даже опешил и побледнел со страху, а потом красными пятнами весь пошёл, распарился да разошёлся.
Развернулся он к столу и как треснет по нему кулаком!
- Правильно! - возопил он в энтузиазме. - Вам к царю идти не след - враз обманет мироед! О-о, он такой, подлюга, - да вам всем каюк, коли попадётесь на его крюк! Всем вилы - никого не помилует!.. Я вам ещё вот чё раскрою: тут везде затаилися хваты, только выйдете, а они вас - хвать! И не просто убьют, а замучают. Тута сидите лучше и из крепости носу не кажите... Хе-ге! Мы ещё повоюем! А там видно будет, как оно будет...
Чёртик неожиданно всхлипнул, слезу из глаза пустил и таку фразу изо рта испустил:
- Я и давеча за вас болел. Вот ей-ей! Я аж даже употевал, до чего у меня к вам развилась симпатия. Вы все такие милые, что... готов я обгадиться... Ага! Верьте мне, братцы!
И такую сердоболь на физиономии отобразил, что, глядя на его рожу, не поверить ему было невозможно.
- Ушивайся отсель ко всем ангелам! - рявкнул бесчувственный Бравыр-атаман. - Скатертью вон дорожка!
Тот себя дважды просить не заставил, а живо развернулся и к двери метнулся. Но подойдя к ней, остановился и вот с какой просьбой к Сильвану обратился:
- Нет, получится худо, если я просто так уйду... Не будешь ли ты любезен, Сильван, меня сгрести да из ворот вымести. Ну, будто бы я здесь отважно царский приказ сполнял, да вы мне не вняли, и звездюлей мне наваляли...
Что ж, ладно, Сильвану доброе дело сделать - что два пальца... Бравыр-то ворота открыл, а лешак сгрёб охальника одною ручищей за шкварник, а другою за штаны его ухватился, да ка-а-к швыранёт его через проём в водоём!
Сажён двенадцать, отчаянно крича и ногами суча, пролетел по воздуху Ужавл, после чего, тучу брызг подняв, в пучину он канул, а спустя времечко невеликое, поплавком на поверхность выпрыгнув, проворно до моста он доплыл, мгновенно на нём оказался и вприпрыжку восвояси помчался. И побежал он, подстёгиваемый пронзительным свистом, весьма быстро. Скоро с глаз боригадцев он скрылся и тогда только остановился.
Но долго отдыхать шустрику не пришлось. Вдруг, откуда ни возьмись, пара золотых воев тама взялось. Подхватили они чёртика под микитки и припустили вместе с ним бежать... Вскоре завернули они в просторный двор, а там, в окружении воинов, восседал на походном кресле сам Управор. Сидел он, на креслице развалясь, очень важно, вытянув ноги вперёд и сцепив руками живот. Всё его могучее тело, точно змеиная чешуя, покрывала огнём переливающая чёрная броня, голову же его и ручищи красный шелом и такого же окраса перчатки украшали, а из шелома толстые рожищи торчали.
Без промедления двое хватов ухваченного ими Ужавла к своему командующему доставили и в грубой форме на карачки его поставили.
- Ну, низподеян надзырь, - чуть шевеля нижней губой, Управор процедил, - доложи-ка, чего ты в терему назырил. И почему эту банду наружу не вывел, а?
Хотел было чёртик отрапортовать бодро, да от страху перекосило ему морду, закашлялся он, задохнулся и слюною поперхнулся. Тогда один из хватов по заднице ему ногою лягнул, чем в норму прийти подмогнул.
- Вот провалиться мне в душемолку, - затараторил Ужавл без умолку, - а я тут не виноват, ваша ярость! Уж я и так и эдак их охмурить старался - ни в какую не повелись! Упёрлись прям как ослы - чё им царёвы послы!.. Ух, доложу я, и оскорбительно эти разбойники о царском величестве выражались! И об вас тоже отзывалися всяко-разно... Хе-хе! А под конец они и меня, невзирая на статус посла, посмели поколотить! Да-да, и даже пытали и в озере утопить пытались!
- Хорош тут базлать, ёж твою в душу рать! - рявкнул побуревший Управор свирепо и по подлокотнику кулачищем огрел. - Где Яван, а?! Сколько их там? Чем они, мерзавцы, занимаются? Отвечай, урод, оглоблю тебе в рот, ну!!!
- Я-я-я-ва-ва-ван та-та-там, - заикаясь, проблеял надзырка. - С-с-спит. Почивает на диване. А все прочие бодрствуют, поганые рожи. И сей... как его... Бравырка что ли - с ними он тоже.
- А этот ещё откуда там взялся?! - рявкнул чертяка. - Грязная скотина! Безмозглый нахал! У, проклятые биторваны - ну ничего поручить им нельзя!
Потом он ругаться вдруг перестал, выпучил и без того бывшие навыкате глаза и... расхохотался.
- А впрочем, - заявил он, ещё более в кресле развалясь, - может, это и к лучшему... Все мышки в мышеловке. Теремочек к ангелам раскурочим - и всю эту сволочь в душемолку! Ха-ха! Так-так... - потёр он руки, - Надеюсь, я не умру тут от скуки... Эй, начальник Нахрена́вр - ко мне мухой!
Огромный чертяка, чеканя шаг, вышел в ту же минуту из рядов хватов и, сияя золотыми латами, прошествовал к князю, где склонился пред ним ниже грязи.
- Я весь ваш, мой княже! - прохрипел он. - Слушаю и повинуюсь!
Управор тогда поближе его к себе подозвал, за плечи великана приобнял и, притянув до самого лица, принялся о чём-то поучать молодца. Тот же, покивав головою, выпрямился верстою столбовою, чего-то рявкнул, каблуками о мостовую брякнул и двинул прочь со двора, повернув в сторону гостювальни.
- А ты ещё чего здесь торчишь?! - взгремел князь, взглянув на Ужавлика. - Тоже мне, идейный нашёлся воин! Да ты, дружок, и чина надзыря, по-моему, недостоин. Вот же ещё гнусь... Пшёл вон, бестолочь - я ещё до тебя доберусь!
Подскочил Ужавл, словно ужаленный, страшно растерялся, на месте заметался, а потом опять князю в ноги бух, и воплем привлёк его слух:
- Не велите казнить, ваше злодейство - велите мой язык для слова задействовать!
Князь аж скривился и на вопящего подчинённого с неохотою покосился.
- Ну-у, чего ещё у тебя там важного? Небось, опять какая-нибудь лажа? Говори!
- Я ж, ваше велико, не всё вам успел доложить-то, - торопясь, Ужавл заблажил. - Про Явана-то Говяду... Он, по-моему, того... не дюже ноне ладен. Вроде как полудохлый. Должно, на задании надорвался, седой весь стал и с силой своей порасстался. Лежит, чуть дышит, а чего вокруг говорят, не слышит.
- Вот! - подскочил Управорище с места. - Вот добрая весть! Ну, наконец-то! Сиё известие моим ушам лестно... О, дорогой мой Ужавл, надзырь Ужавл! Нет-нет - ты достоин большего звания за сообщение о немощи Явановой!
И, подойдя скорым шагом к лежавшему во прахе Ужавлу, он быстро наклонился, поднял чёртика на воздух за плечи и некоторое время с сияющею рожею созерцал его, потерявшего от такой чести дар речи.
- Но... нет, - словно чего-то вспомнив, произнёс, ухмыляясь, Управор, - не могу я тебе высший чин присвоить. Увы! Права не имею... Ты же не мой слуга, а Двавла. Вот пускай он тебя и возвышает. Жаль, жаль... Ну да ладно, я тебя тоже милостью не оставлю. Награждаю я тебя, надзырь Ужавл... княжеской благодарностью!
Да притянув к себе окаменевшего от обиды прохвоста, дважды в самые уста его он поцеловал чуть ли не взасос, а потом на ножки чёртика поставил, от себя развернул и... ножищей ему в зад саданул!
Помчался обманутый в лучших надеждах зряка прочь враскаряку и далеко впереди на камни с разбегу шмякнулся. А вокруг издевательский хохот громыхнул звучно. То ржали золочёные хваты над унижением хилого чинодрала. Ну а ушибленный шибко Ужавл повалялся чуток, повалялся, со стонами на ножки поднялся и поплёлся согбенно прочь, стараясь оскорбление превозмочь.
И в это время смех неожиданно перестал, как будто он хватам поперёк горла стал, и послышались позади Ужавла возгласы удивления. Оборотился он туда, глядь - что такое?! - поднялось над озером сияние странное: разноцветная полукружная дуга.
Радуга то была, радуга!
Никто и никогда в сих богом забытых краях её не видывал и слыхом о таком чуде не слыхивал. А тут, то ли после дождя, то ли ещё по какой причине, она над Борьяниной гостювальней и взошла. Взошла и воссияла и опешившим чертям собою знак передала.
Всё вдруг понял Ужавл. Появление солнечной гостьи он связал с Яваном, лежавшем в беспамятстве в 'Красном Маке', и увидал в том предостережение чертям не чинить драки, кое было недвусмысленным проявлением божьей воли. А также ещё кристально ясно и во всём своём подлом убожестве осознал Ужавлишка свою предательскую в сём деле роль и... заплакал.
Но ничего изменить уже было невозможно. Предал чёрт Явана, собственною рукою вырвал он из души своей росточки чего-то нового, светлого, лучшего, уничтожив их в угоду натуре своей сучьей. И поплёлся он к чертям собачьим с серым и мёртвым лицом, ощущая себя распоследнею гадиной и конченным подлецом.
...А в это время ровным уверенным шагом к 'Красному Маку' приближался начальник Нахренавр, посланный туда бугром Управором ради важного разговора. В деснице своей бравый хват держал белый плат, которым он поминутно встряхивал и небрежно помахивал, показывая всем своим видом, что хотя он и явился сюда с миром, но роль миротворца до глубины души, и даже глубже, он презирает и на указания вышестоящего начальства, приславшего его сюда, не слишком-то и взирает... Подойдя по мостику почти к самой площадке, Нахренавр, для себя неожиданно, упёрся вдруг в полевую защиту, которую атаман боригады Бравыр перед тем врубил.
- Эй, в гостювальне! - нетерпеливо заорал нахрапистый вояка. - Выходи на переговоры! Я посланец от князя Управора... Давай выползай, Бравырка! - добавил он с подковыркой. - Я знаю, что ты тут, со швалью этой спутался. Ха! Вылазь-вылазь, не боись, пред очами командира своего бывшего явись!
Не стал Бравыр под сенью терема таиться, а двери отворил и не замедлил на свет появиться. Подошёл он к раззолочёному чёрту весьма уверенно, руки на груди сложил, сожалеющий взгляд в верзилу вперил и с ног до головы его измерил.
- Ну? - вопросил он глухо. - Слухаю...
Ухмыльнулся Нахренавр нагло, со свистом в белый платок высморкался, в комок его смял и отшвырнул от себя подальше, а потом на Бравыра наехал по полной программе:
- Ты, я вижу, безрогий ко́зел, совсем тут оборзел. На колени, раб!.. слабак!.. безмозглый дурак!.. ангелов козопас! А ну-ка живо защиту отключай и мою особу впущай! Ну-у!!!
Ни на волос атаман не ворохнулся, и ни один мускул на лице его не шевельнулся. Всё так же задумчиво Бравырище на чёрта глядел и даже рта открывать не хотел. Потом ручищу свою он поднял и известную всем фигуру из трёх пальцев под носом у начальника образовал.
У того даже челюсть - бамс! - вниз отвисла, и вроде язык к нёбу присох. Побурел на морду рыцарь блистательный, и не нашёлся вначале чего сказать. А потом всё же он оклемался и немыслимыми карами угрожать козяку принялся... После долгого перечня пыток и мук, он в оконцовке упомянул и саму душемолку, где такому 'гнусному предателю' всенепременно предстоит испытать полный облом...
Только, удивительное дело, сиё гневное вразумление ни малейшего впечатления на атамана не возымело. Не моргнув глазом, выслушал он всё ему сказанное, а потом, когда разъяренный чёрт уже не мог и добавить ничего, а только дёргал лицом и пучил буркалы, Бравыр покачал головой и вот чего своему бывшему сослуживцу сказал:
- Слушай, Нахренавр... я ведь с тобою вместе немало повоевал, ты меня знаешь - я не трус и угроз твоих не боюсь. Я лишь душемолку, как и все мы без исключения, ужасался до помрачения. И вот не так давно я наконец попал в её пресловутое преддверие - в клетку для обречённых. Стоял я там, раздавленный жутью, слушал доходящие до моего слуха чудовищные звуки, и думал... Вся моя жизнь непутёвая предо мною, как на экране, прошла, и ничего-то светлого моя душа в ней не нашла. И ужаснулся я увиденному по-настоящему и даже о душеломке позабыл кричащей. Увидел я страшный маховик зла, нами, чертями, на свете раскрученный, и испугался стократ сильнее, чем за судьбу особы своей ничтожной... Вот тогда-то я и покаялся в своём безбожии. Я молил: 'Отче мой, Ра дорогой, дай мне возможность хоть чуток пройти прямою дорогой! Дай мне силу правде хоть чуть-чуть послужить!' И было мне в видение, и пролился в мою душу обречённую свет неизречённый, и воссияла в ней заря отрады, - и явился вскоре Говяда Ваня и освободил меня для искупительной брани...
Замолк тут Бравыр, тяжёлым взглядом врага окинул и таки слова ему кинул:
- Я более не чёрт, Нахренавр. Из-за черты зла я вернулся и к Ра душой повернулся. Запомни это и пойми... А теперь ступай прочь и передай своему господину, чтобы на нашу сдачу не рассчитывал - мы будем драться! Это говорю тебе я, Бравыр Козопас, по-вашему дурак, но Ра более не враг!
- А и впрямь ты, Бравырка, дурачина, неудачник, слюнтяй и... не мужчина! - едва дослушав, наехал Нахренавр бывшему чёрту на уши. - Да ты глянь - на кого ты нас поменял! Это же людяшки́, тушки и мешки, посевной народ, наш огород!.. А мы - черти! Господа!!!
- Ерунда! - отчеканил козяк. - Горды уроды, которые из народа делают огород, да только грай не грай - а будет им край. Ха!
Непоколебимость бывшего соратника немало уже достала спесивого хвата.
- Послушай, Бравыр, - горячим шёпотом сказал Нахренавр, - да кинь ты эту шайку на́... Главное, я чего пришёл-то? Мне же Управор сказал тебе передать, что он это... тебя прощает, ага. Так что не дури - возвращайся. Только защиту отключи - и тикай.
Не сразу разомкнул уста Бравыр. По-прежнему с каменным спокойствием глядя на господина начальника, усмехнулся он криво, да тому и отвечает:
- А я перед этим подлецом на коленях не стою и о пощаде не молю, так что и прощать ему меня не за что. Мне на него, и на всю его рать наплевать и нагадить!
Тут уж терпения у Нахренавра не осталося ни хрена. В бессильной злобе заскрипел он зубами, не нашёлся более, что сказать, размахнулся да в рожу Бравыру кулаком - хвать!
Только вышел у наглого туза конфуз: о защите-то незримой он позабыл - вот кулачище свой и отбил. Аж неблагим матом чёрт завопил да, схватившись за помятую длань, начал извергать изо рта отборную ругань.
И в Бравыра в бешенстве плюнул, ему грозя:
- Ну погоди у меня, козяк! Я сёдни лично башку тебе срублю! Погоди-погоди - ещё и душеломка тебя ждёт впереди!
Растеклось чертячье харковинье по полевой стене невидимой, а Бравыр лишь усмехнулся и уж было назад идти повернулся, да тут остановился и вот чего напоследок гаду сообщил:
- Эка, нашёл кого пужать! Да мне и так её было не избежать. А покуда я ещё живой, то я вам такую козу устрою, что офонареете. Ну - до скорой встречи в последней сече!
Повернулся он и пошёл степенно в открытые Сильваном двери.
А обозлённый донельзя Нахренавр живо от терема отбежал, на мосток плашмя брякнулся, и что было силы заорал:
- Огонь! Огонь! Пли! Зажарьте их внутри!
И в тот же самый миг сотни со всех сторон вспыхнули бликов. Быстрее мысли к терему понеслись огненные лучи, да только все как один натолкнулись они на невидимый щит, и будто пылающим куполом убежище боригадцев вдруг покрылось. Загудело бушующее пламя, завыло, сиянием адским глаза заслепило, но, как оказалось, разрушить поле оно не имело силы.
А Бравыр той порою, не корча из себя героя, в ворота заскочил прытко.
- Эй, боригада! - вскричал он зычно. - Только огонь погаснет, мы по ним хряснем! Целиться точно, стрелять быстро, не жалеть сволочей, не терять выстрел!
Все тотчас по местам разбежались и за огнемёты похватались. А пламя вокруг погорело-погорело да и погасло.
На берегу появились золотые фигуры. Это высунулись из своих шхер хваты, чтобы узреть пальбы результаты.
- Огонь! - рявкнул боригадный командир, и сам первый через бойницу выстрелил.
С пронзительным зудением к берегу огненная линия метнулась и без промаха в хвата одного воткнулась. Показалась красная вспышка, и в том месте, где чёрт торчал, пустота образовалось: хват пропал!
- Один готов, - пробубнил деловито Бравыр и далее не смолчал, - но это только начало.
Больше, правда, с первого раза никто в цель не попал: не те они были умельцы, не научились ещё целиться. И тут же в ответ на выстрел Бравыров целое море огня на 'Красный Мак' накатило! Тонкие огненные лучи с суши и с воздуха на него налетели, точно вспороть защиту хотели, но защита была хороша, ладно она держалась, хотя от пламени адского чуток поужалась.
- Заметили, откуда стреляют? - заорал атаман. - Туда и пали, как утихнет!
И едва только опять пламя угасло и сошло на нет, как сразу же получили черти ответ: не только Бравыр в пару врагов стрелы ринул, но и Делиборз своей цели не минул.
- Ура! - шустрец радостно заорал. - Неужели я тоже попал?
И опять берег огненными иглами ощетинился, и снова всё вокруг заполыхало. В терему́ жарковато стало, потому что жара и сквозь защиту мал-помалу проникала. Трижды черти стреляли и все три раза купол полевой поджигали, но едва лишь они остановились, как врубили наши по ним изо всех стволов, и не досчиталися хваты аж полдюжины голов.
Так и продолжалась эта перестрелка около часа, и не было чертям от метких выстрелов спасу, хотя они и прятались, и залегали, и с места на место перебегали, да в придачу с неба ещё палили, и даже с воды. Да нашим-то не было беды: спасал их защиты невидимый щит, который не плавится и не трещит. Правда, с каждым разом всё ближе и ближе к дому он сжимался, словно от жару ярого подтаивал.
- Жаль! - глядя на это упущение, сказал Бравыр с сожалением. - Силоёмкости не хватает... Ещё часа полтора, и пиши пропало... Как там Яван - ещё не оклемался?
- Нет, - был ему ответ.
Ну, значит, как Бравыр и предсказывал, так оно всё и оказалось. Около двух часов ещё наши изо всех сил отбивались, жарким потом обливались, но, несмотря ни на что, стойко-престойко на рубежах держались.
Наконец сгорели внешней защиты последние остатки, и пришлось тогда боригадцам несладко: пали смертью героев Упой с Ужором. Не сумели они себя уберечь, через окошки хватам подставились и на божий свет переставились. И на том месте, где бойцы лежали, рассыпалась по полу горячая зола.
В ту же минуту спохватился атаман Бравыр и все ходы и выходы задвижками перекрыл. Это чтобы черти внутрь не попали. Кликнул хриплым голосом клич командир и оставшуюся, хотя и уставшую, боригаду возле себя сплотил.
Собрались ватажники вокруг, сами потные, грязные, тяжело дышащие и от грохота плохо слышащие; стали они командиру внимать, а тот вот чего не преминул им сказать:
- Ну, братва, кажись, мы своё пожили... Да и то сказать, сражалися ведь не зря - эвона сколько супостатов положили!.. Ну-ну - хвосты держать трубой! Давать мы не будем отбой. На их вопросы у нас ещё есть ответы...
И к экрану обернулся немедленно.
А там такая видится картина. Огонь палить перестал, и черти наглыми стали; по мосту, не таясь, к гостювальне они подвалили и ворота долбить принялись, да ещё с воздуха целая толпа их на крышу высадилась. Зашуршали они, загремели - наверное, пробуравить крышу хотели. Ну а Бравыр, глядя на эту борзоту, хитро себе усмехнулся и к пульту ворохнулся. Я, говорит, им счас устрою чу́чу, по крышам их лазить отучу!
И в кнопочку красненькую пальчищем ткнул.
В тот же миг звякнула крыша, брякнула и всю осевшую на её поверхности шайку-лейку с себя шваркнула. Полетели лихие захватчики кто куда - к чёрту на провода! - да кулями в воду и на берег попадали. Крепенько им досталося: мало кто в живых остался!
Ну и взлютовали тогда нападавшие. Много их на площадке возле входа набралось, да ещё и на мосту немало скопилось, а в придачу терем с воды и неба они окружили.
Со всех сторон, короче, обложили!
- Ну вот, пришёл и мой черёд, - промолвил Бравыр и к ватажникам оборотился. - А не осталось ли у вас того бутылька с дурноваром, коий я Явану отдал? В самый раз дурновар мне сгодился бы...
Делиборз тогда, лишку не говоря, в Явановой котомочке пошукал и действительно бутылку с пойлом там отыскал. Подаёт он её Бравыру, а тот довольным сделался, прямо не передать. Это, говорит, как раз то, что мне надо. Пробку зубами вытащил и, невзирая на шибанувшую оттуда вонь, опустошил содержимое до последней капельки.
Да и заявляет:
- Оп ля! Теперь я для их огня неуязвим. И пришло мне время с мечами порезвиться!
А сам к стеночке-то шасть, и вытаскивает из ножен тесных два меча чудесных. Ладные были те мечи, боевые, а клинки их оказались ярко-голубыми. Как почал рубака мечами играть, так от его играния пошло вокруг голубое сияние.
- Таких мечей и у хватов нету! - воскликнул довольно атаман. - Ну прямо сами летают! Хоп, хоп - ха! И где это Борьяна такие достала?
А кругом него сверкало всё и свистало.
- Отворяй-ка живо ворота! - Сильвану Бравыр приказал. - Да затворяй их за мною сразу, а я вылазку совершу да хватов покрушу. Покажу, гадам, как воевать надо!
Открыл двери лешак в самом скором режиме, заскочили они в стену точно на пружине, и в тот же миг Бравырище буйным тигром наружу выскочил. Блесканул он своими чудо-мечами молниеносно и всю кодлу золочёную с площадки снёс. Не ожидали такого налёта расслабленные хваты и как снопы под ударами попадали. А как опамятовались обалдевшие вояки то, мечи свои повыхватывав, бросились в драку. Но только как им было использовать свой перевес, когда Бравыр на узком мосту дрался? Медленно, но неуклонно на толпившихся чертей он наступал и крошил их немилосердно, а у тех мечи были словно с изъяном - перерубал их атаман, как деревянные!
Вскоре не выдержали такой сечи черти, и поскакали ближние из них в воду, а те, кто подале стоял, на бережок дали ходу. И только мосток от лишней чертячьей нагрузки освободился, как некий рыцарь на него с берега ступил. Был он высокий, могучий и бравый, и шагал он навстречу Бравыру смело и прямо.
То был начальник хватов нахал Нахренавр!
Не доходя чуток до своего противника, он два пламенно-красных меча из ножен вынул и таково слово атаману кинул:
- Ну, безрогая гнусь - сейчас я до тебя доберусь! Что встал, козячья какашка! А ну - ко мне марш!
Да сходу как почал мечами своими лупить, что пришлось нашему козяку даже отступить. С великим лязгом красные и голубые мечи сшибалися, но ни те, ни другие от ударов не перерубалися. Воистину нашла коса на камень, и высекался из лезвий горючий пламень...
Через минут пять надоело Бравыру отступать, собрался он с силами, упёрся твёрдо да и пошёл неотступно вперёд. Обидно ему стало за народ, который чёрт этот считал огородом. И как Нахренавр ни отбивался, а всё ж таки назад он подался: явно, тать, стал уставать...
А тут вдруг козяк изловчился, по мечу красному голубым своим - звяк! - тот и переломился. Ну а с двумя мечами куда как орудовать ему было сподручнее против одного верзилиного. И минуты даже не минуло, как грешная чертячья душа дородное его тело покинуло. Пронзил Бравыр мечами тулово начальника, и рухнул поверженный господин с шумом в воду.
Отомстил-таки Бравыр ему за народ!
Пробежал по берегу, где притаились черти, ропот удивления, и по Бравырищу из огнемётов они принялись палить остервенело. Только получилось у них странное дело - ни одна стрела не задела Бравырова тела: причудливым образом смертоносные лучи его огибали и в воду попадали. От такого мощного нагревания озеро вокруг атамана вскипело, и поднялась над мостком туча пара, а над тем паром сызнова показалась радуга, пугая безбожного врага.
И когда Бравыр намеревался уже под защиту терема отступить, настала очередь ещё одному супостату на мостик ступить. То мягкой львиной походкой пёр на нашего героя Главный Вор Управор!
Не стал Бравыр с поля боя бежать, не стал он и в крепость отступать. Порешил он с самим главнокомандующим встретиться лицом к лицу и вознамерился дать бой этому подлецу.
- Ну что, Бравырка, - с угрозою вскричал упырь, - опять ты у меня стоишь на пути? Добро - стакнемся! Да уж теперь-то некому тебя будет спасать - Явашка-то ныне не вояшка!
И вынает он меч из ножен не спеша.
О, что это был за меч! Удивительный меч! Поразительный меч! Совершенное оружие сечи! Слышать о таком чуде Бравыру доводилось, а вот узреть его ни разу не приходилось. Горел клинок обнажённый пламенем пречёрным, - и таким насыщенным был чёрный цвет, какого нигде вроде нету. Аж глаза слепила чёрной бездны жуткая сила!
Зажмурился Бравыр, рукою от слепящей черноты заслонился, а Управору-то хоть бы хны: он ведь забралом был укрыт.
И начался у них поединок. Первым на козяка упорного напал стервец Управор. Словно камень с гор налетел он на предводителя боригадцев, а тому-то некуда было деваться - только к терему отступать... И не выдержал лютой атаки ослепший атаман - дал-таки он тягу на попятный. И почти уж до самых ворот в замешательстве добежать он успел, как вдруг на площадке самой остановился и к ворогу оборотился.
И стал на рубеже том мёртво козяк наш упёртый!
А Управор шёл по мосту не спеша, в правой руке меч держа. Вот он подошёл, криво усмехнулся, поднял меч и размахнулся... Да и свистнул им сплеча, норовя бунтаря обезглавить и душу его в душемолку отправить.
Только и Бравырка лыком был не шит - успел поднять он меч на защиту. Лязгнули мечи со страшным звуком, и стал вдруг Бравыров меч плавиться, как свеча, и стекать раскалёнными струями ему на руку. Вскрикнул атаман от дикой боли и, не имея сил сопротивляться более, назад быстро подался, отчего с головою пока не расстался. Выронил он раскалённое и оплавленное оружие из левой руки и другою рукою её, обжаренную металлом, схватил. Боль, видать, он испытывал жгучую.
А тут и вот уже она - смертушка его неминучая - в лице гадского князя пред ним стоит и через забрало на него глядит!
- Это, предатель, только начало, - злыдень грубо пробурчал. - Тебе ещё не конец, козопас. Я тебе и душемолку ещё припас.
И расхохотался издевательски, к обессиленному врагу отнесясь наплевательски.
Окаменел лицом Бравыр, затвердел взглядом, желваками на щёках взыграл и, сжав в деснице остатний меч, кинулся, точно раненый барс, на вражину - в последнюю свою сечу бросился он напружиненно! Быстрее молнии блеснул голубой его клинок, целя Управору в открытую глотку - да не достал. С проворством невероятным князь-предстоятель в сторону увернулся, и бывший ярбуй мимо шибанулся.
Вжик! С тонким свистом пропел свою жуткую песню чёрный меч, и голова козопаса безрогая покатилася с плеч. А тело воителя обезглавленное ещё несколько шагов вперёд пробежало и с плеском в озёрные воды упало.
Поднял отрубленную главу над собою чёртов князь и, воздев вверх колдовской свой меч, толканул хвалебную речь:
- Вот так я всех несогласных со мною урою! Смерть предателю! Смерть изгою! И так будет со всяким, кто пойдёт против нашей власти! Да здравствует Световор! Да здравствует Чёрный Царь!
А со всех сторон недобитая его рать принялася орать:
- Слава Управору!
- Слава Главному Вору!
- Управор лучший!
- Он всех наикруче!
- Он Главный Злодей!
- Бей подлых людей!
А Управор тогда свою статную фигуру к терему развернул и, размахнувшись, голову Бравырову в ворота метнул. Прямо в центр их умудрился он попасть, и от мощного удара раскололась башка атаманская на мелкие части.
- Вперёд, бравые хваты! - указал торжествующий Управор на ворота мечом. - Ломайте скорее дверь!
А сам меч черноогненный в ножны вложил, забрало поднял и, уперев руки в бока, гостювальню осматривать стал. Высилось пред ним Борьянино обиталище опалённым, но до конца не покорённым. Людишки ведь внутри осталися, и от борьбы они не отказалися.
- Живо, канальи - шевелись! - рявкнул князь, негодуя. - Надо спешить, пока клятый Явашка спит!
Ну, те и навалились. Прибежала куча хватов с долбёжными и сверлильными агрегатами, приволокли они какие-то резаки, к дверям подступили и к работе приступили. Дело у гадов пошло на лад: и получаса не минуло, как на пять шестых у них задание продвинуло. Осталось совсем чуть-чуть - и готов в теремочек путь.
И в это время, когда Управор совсем уже заждался и в нетерпении находясь, возле ворот топтался, откуда-то сзади, с бережка, пронзительно-разбойный свист достиг вдруг его ушка.
Оглянулся туда князюшка в недоумении, и аж застыл он от удивления. Поодаль на горке, вперившись вперёд зорко, стоял себе не кто иной, как сам сияр-бояр Орёл-Буривой! Новая белоснежная одежда на его теле развевалася, седые власа на темени чубом вздымалися, а в руках сверкал верный его Крушир.
Одумался-таки дебошир!
- Эй, Управор! - поднял витязь ор. - Осади свою осаду! Есть разговор...
А почитатель драконов уже в себя-то пришёл и до базара с человеком нехотя снизошёл.
- Это как прикажешь тебя понимать, Буривой?! - точно конь, вскинул он головой. - Что ещё за разговоры у тебя с Главным Вором?!
- А так и понимай, Главный Вор, - ответствовал воин не без уморы, - что забирай-ка ты свою свору, да чеши отселя прочь! Или в этом вам помочь?
- Ха-ха-ха! - рассмеялся предстоятель. - Да ты, я гляжу, борзоват, приятель! Хм! Ты лучше в чужие веси со своими указаниями не лезь! Тута хозяин я, и воля будет моя! Так что единственный раз тебе предлагаю: уходи, не мешай! Я тебя покамест прощаю...
Только Буривой уходить явно не собирался.
- Коли я сюда пришёл - значит, дело здесь нашёл! - крикнул он весьма решительно. - Мне туда надо, где вам не рады!
- Э-э-э! Хоть ты мне, чубатый, и нравишься, но будешь дерзить - в душемолку отправлю! Правда, ты человек Двавла, не мой, но, клянусь головой, доберусь я до тебя, Буривой!
- Тьфу ты! Какого еще Двавла? Я такого не знаю. Не знаю, и знать не желаю!
Удивился несколько чертище.
- Что за ерунда?! По моим данным Двавл тебя давеча завербовал, и ты договор с ним подписал... Разве не так?
Задумался чуток Буривой, а потом затряс головою:
- Ничего я подписывал. Пьяный был, балдой и вообще... я страдаю головой: как выпью, так всем всё обещаю, а как протрезвею, так обещанное прощаю.
Стал Буривойка господину чёрту надоедать, так что тот терпение принялся терять.
- Как так?! - вопросил он возмущённо. - А договор кровью разве ты не подписывал, старый ты лис?!
- Какой ещё кровью? Ты чё?! У меня и крови-то нету. Хэ!
- Ух, мерзавец! - пошипел Управор, скрипя зубами. - Скотина тупая! Ну, погоди у меня, я те хвостом-то повиляю!..
Но, быстро взявши норов свой в руки, обратился он к бывшему правителю как словно друг:
- Слышь, Буривой, ты ж в нашу чертовскую компанию кандидат чуть ли не первый! Да точно - первый и есть, клянусь честью! Подумай и вали к нам - будешь доволен и рад!
- Да пошёл ты в зад! Я сын Ра, а не чёртов поганец!
- А ты не боишься, что предателем останешься в Явановой памяти? - пошёл Управор своим последним козырем. - Сдохнешь ведь сейчас и никто не узнает, что ты к своим возвертался.
Но Буривоя было не остановить.
- Я воин Ра! - он взгорланил. - Перед ним и ответ буду держать. Бог наш не микишка - он всё видит!
- Убирайся к ангелам, наглец! - прорвался в чёрте стервец. - Считаю до трёх, и если после того с бугра не слиняешь - пеняй на себя!
- Хе-хе! Да считай хоть до скончания века. Я вернулся к своим - там мои други. А ну вон, черти, с округи!