Только вот же закавыка сделалась: а как на этом ковре лететь? Сам-то коврище немалый был, широкий; уселись ватажники на него - а толку! Не летит колдовское изделие, и всё.
- Может, сказать что-то надо? Слово там какое, заклинание?..
- Али подумать?
- А, может, дёрнуть надо за что-нибудь?
Разные догадки на капитана Явана посыпались. Подумал, подумал он малость да и решился: как словно осенило его.
- Эх! - гаркнул он молодцевато. - Где наша не пропадала - поехали!!!
И, гляди ты - начали они плавно вверх подниматься, да... с глаз долой и пропали. Невидимыми стали. Сами-то они сию метаморфозию не осознали, а зато со стороны если глядеть, так прямо сгинули они во мгновение ока. Смех да ор сверху слышатся, а кто орёт, не ясно - никого ж не видать.
- А ну, ковёр-самолёт, - Яваха изделию чудесному повелевает, - неси нас к Пекельному граду, где бушуют адские огни! Да, гляди, в пропасть не срони!
И вскоре всё совершенно стихло.
Только вдруг, откуда ни возьмись, небольшенький этакий шаричек там появился. Натурально будто глаз человеческий, да странный же с виду: весь красненький такой, гладкий, а посерёдке у него зыркало глянцевое сжималося да разжималося. Пометался глазик туда-сюда, повращался, потрескивая с таким звучанием, будто кто шерсть на огне подпаливал, а потом только чпок - и пропал.
Никак соглядатай тайный за Явановой компанией объявился? Смотри ты!..
Ну а Явахе и его ватаге то невдомёк. Летят они по-над пропастью глубокой, за края ковра держатся и окрестности с любопытством обозревают. А тут вскоре и горы пошли стеклянные, да такие собою странные - ой-ля-ля! Словно некий гигант чудовищных бутылок поразбивал там кому-то назло. Сплошная россыпь осколков, каждый величиною с гору, под нашими ковролётчиками потянулася, и, глядя на острые гор края да гладкие их грани, Яван ещё раз, теперь мысленно, сказал спасибо Навьяне.
И так долго они летели или коротко, низко аль высоко, то поднималися, то снижалися, то ускорялися, то замедлялися, а всё же к цели-то приближалися. Наверху светило местное сильно пекло, да ветер полоскал неслабо, охлаждая их мал-мало... Короче, через часика два долетели они до нужного адреса. Последнюю перелетая горищу, увидели дружинники впереди нечто циклопическое. Под ними скалы резко вдруг оборвались, и далее пустыня потянулася вёрст на двадцать. А ещё с полчасика полёта строения какие-то низковатые на земле зачернелись. Но хибары - это пустяк; самое главное вот что в глаза им бросилось: за слободою хибарною огромнейший купол из земли торчал. Вроде как чудовищный шар некто в твердь до середины вкопал. Весь белесый он был, непрозрачный и содержимое таил в себе загадочное.
- Вот он, ребята, Пеклоград! - воскликнул Яван торжественно. - Мы у цели, друзья - долетели!
- А ну, коврик, - скомандовал Ваня, - пронеси нас неспешным полётом по-над городом!
И спутникам своим разъясняет:
- Не лишне нам будет проведать, что тут да как - ведь под нами враг.
И тут вдруг Сильван его в плечо толкает.
- Эй, Вань, глянь-ка! - говорит он с опаской. - Вон какие-то твари летят! На нас прямо!
Поглядели все, куда лешак им указывал - мама честна́я! - грифонов несётся к ним стая. Сами иссиня чёрные, глаза свирепым огнём горят, клювищи вперёд нацелили, когтищи поджали - видно, добычу ущерепить чаяли. А большущие! Тулова́ с человечье размером, а крылища сажени в три размахом.
Ну держись, ватага!
Подлетели стремительно сии твари и на том месте, где только что ковёр пролетал, заметалися-зашныряли, злобным клёкотом заклекотали и головами завертели. Как бы высмотреть кого хотели... Ну а наши-то помалкивают на всякий случай. А в это время один хищник совсем рядом с ковром пролетел, но заметить людей не сумел; в их сторону не повёл даже глазом.
А как подале он упорхнул, Сильван тишком заявляет:
- Тс-с-с! Не видят они нас. На слух примчались. Незримы мы для них - ковёр защищает.
Отлетели они в сторонку от греха подальше, где никаких стервятников более не наблюдалось, да за какой час всю тутошнюю цивилизацию и облетели, прикидочку вроде как сделав. И увидели они картину следующую. Сам-то купол был размеров невероятных, не менее в поперечнике, чем вёрст в двадцать пять, а вершина его вёрст на десять от основания отстояла. Изнутри же купола необъятного свечение исходило матовое, и сквозь оболочку не видать было нимало, что внутри скрывалось. Очевидно, под этим колпаком странным и находился Пекельный град, потому что то трущобище, кое кольцом основание купольное опоясывало, столицею назвать ну никак было нельзя.
И в самом деле, покуда ковёр вокруг купола дивного наматывал круги, внизу почти сплошь халупы кривые друг к дружке тесно лепилися, и для проживания царственных особ они не годилися. Хотя кое-где и с виду добротные домины внизу стояли. В общем, предместья то были, окраина трущобная, что же ещё...
Яваха ковру ещё ниже спуститься велел, и тот чуть ли не над самыми крышами ветхими полетел. И вот глядит честная компания с понятным вниманием на то, что у них под ногами творится, и немало дивится. На улицах ведь чертей да чертовок всяко-разных полным-полно шляется. И всё-то собою непутёвые, с виду хлипкие да хворые: кто хромой, кто кривой, а кто и горбатый... Видно, народишко сплошь неудатый, общества их низы презренные. И тут, значит, жизня-то бренная.
Странно было и то, что почти все аборигены однорогими оказались или вовсе безрогими. Мало у кого оба рога во лбу торчали. Те-то, понятно, гоголями там расхаживали да перед другими красовались явно. А все вместе на улочках и площадках они тусовались да торг какой-то непонятный меж собою вели, а ко всему в придачу орали истошно, о чём-то озлобленно спорили, а кое-где и хулиганили немножко: дралися друг с дружкою не понарошку... И одеты они были ветхо. Правду заметить, в лохмотья да в рубища какие-то. Ну а ко всему прочему, эдакая ядрёная вонища с узких улок наверх подымалася и пролётчикам в носы шибала, что прямо хоть не дыши.
Терпели явановцы сию вонищу, терпели, и более терпеть не схотели. Слобода-то была немалая, чертей в ней тыщи прям обитали. И где живут, мерзавцы, там и гадят - кого хошь летать-то отвадят.
Повелел Ванюха ковру-самолёту оттуда улетучиваться и к горам стеклянным приказал устремляться. А как подлетели они к тем горам да спикировали на песок удачно, так перво-наперво занялись гимнастикой, чтобы кровь по жилам погонять.
После отдыха же доброго в путь-дорожку они тронулись, перед тем в пещерной выемке коврик схоронив надёжно. И вот через часик где-то, другой, когда смеркаться должно было скоро, вторглася десантная Яванова команда на территорию вражескую, в закоулок некий войдя и уверенно дале пойдя... Глядь, а на улицах народишка поубавилось; черти, видать, по лачугам своим разбрелись и там делами своими занялись. Но всё ж таки в городу́ было не пусто, и там да сям шелудивые какие-то доходяги по дворикам кучковалися, да оравы чертенят туда-сюда носилися да бесновалися.
На Явана и на прочих людей всё местное население зырило оторопевши и слегка обалдевши. Хотя близко ни одна тварь не совалася: видать боялись, мерзкие паяцы. И то - Яван же с друганами народ был видный, рослый и плечистый, не то что обыватель здешний нечистый. Те-то, как на подбор, уроды были конченные, мозглявые да дохлые видом - ну чисто собой инвалиды.
Шагает Яваха, окрест поглядывает, а хатки на улках сплошь покосившиеся стоят да тёмные, стены у них из какого-то сору и кирпичей ущербных сложены, а окошечки махонькие и слюдяные навроде. А на мостовых спотыкальных пыль, мусор, камни, и даже кал лежали прямо навалом, и такой амбрэ от них в ноздри шибал, как словно в выгребной яме.
И вот идёт по улице наша братия, а черти всем кагалом за ними тащатся, не подходят ближе и лишь таращатся.
Первыми чертенята наглые обосмелились. Стали, детёныши гадские, камешками в людей кидаться, рожи корчить им начали, да чуть ли под ноги не бросаться. Ну, наши молодцы на все эти происки - дулю внимания; спокойно этак шествуют, куда им надо, и не приветствуют ни одного гада... А тут некий чертенёнок боевитый сзади к ним подкатился и хотел было Ужора, идущего позади, зубами за ногу ухватить. Да только Ужорище на то ловёхонек оказался; обернулся он назад да ногою под зад нечестивцу как даст! Чертенёнок, словно мячик, кувырнулся оттуда несколько раз, завизжал, будто его там гробят - да дёру!
Апосля такого футболу толпа зевак в момент уре́дилась - спугалися, тёмные души, брань им в уши!
А вскоре подходят наши удальцы к самому куполу великому, за которым, очевидно, главный город хоронился. Ванька-то щупать принялся эту стену, не понять с какого материала сделанную. Потискал он её, подавил, даже погладил - ишь ты, твёрдая и неподатливая, разнеси её в дрызг! Он даже палицею по поверхности постукал, а - ни звука, ни прока.
Может, она под каким зароком?
Тут и ведун Сильван приложил к стене ухо, послухал, послухал да и пробурчал недовольно:
- Это, Ваня, поле силовое... И весьма прочное, кошкин ёж! Чем его возьмёшь?
И как раз в момент сей неподходящий голос властный позади них раздался, грубый такой да внятный, для культурного уха неприятный:
- А ну-ка отойдь от стены, морда! Кому говорю, отойдь!
Обернулись назад явановцы, смотрят - верзила некий вразвалку к ним топает да ресницами свинячьими хлопает. Рожа у злыдня наглая оказалась да щекастая, а тулово толстое он имел да задастое. На бритой башчище два золочёных рожища были у него утыркнуты, а на тело одёжа напялена, дурацкая с виду: вся блестящая да лоснящаяся, чёрно-белыми полосами разукрашенная. Ну, шершенюга чисто чертячий! Стражник, видать.
Подвалил он к ним поближе, остановился и какие-то очки мерцающие на глаза надел.
- Кто такие? - рявкнул он громче прежнего. - По какому праву вы здесь трётесь да шляетесь по нашей зоне без дозволу, а?
Наши-то не отвечают, молчат, только Буривой на рукоятку меча длань свою положил как бы невзначай. А этот очкарик хамовидный быстро оглядел их всех до единого и на Яване взгляд свой остановил.
- А ну кажи пропуска́, рвань безрогая! - приказал он, глядя на Ваню строго. - Ну! А не то!.. - и добавил борзо: - Сюда давай топай! Да оставь посох-то!
Ну, Ваня палицу аккуратно положил возле ног и к стражнику подошёл, руки подняв в гору.
- Да есть пропуск-то, - сказал он спокойненько, - как не быть - держи!
И в самую харю этому бусурману как ткнёт вдруг кулачищем!
И от того удара не дюже разухабистого отлетел чертяка очкастый чёрт те куда, через голову несколько раз перекувырнувшись и в куче дерьма растянувшись. И тишина-а...
После сего нокаута всех прочих соглядатаев словно ветром оттуда посдувало. Рассосалися нечистые в момент. Ну будто стало там подме́тено.
- Пропуск в порядке! - резюмировал Ванька. - А кто бы сомневался... Пошли, братва!
Темнеть ведь уже начинало. И Буривой место для ночлега предложил сыскать. Все на это согласились, между хат немного прошли, глядь - не иначе как гостювальня поодаль маячится? Ага, добротный такой, на фоне прочих, домина в углу площади стоит. Подходят дружинники поближе, смотрят, а над входом вывеска висит покосившаяся, а на той вывеске рожа чёрта безрогого была намалёвана, и написано внизу было чего-то.
- А нам до балды, Давгур, как она называется! - Буривой с падишахом всегда любил лаяться. - Главное, чтоб внутри было ладно. Верно, Ваня?
- Идём, - Яван скомандовал.
Пошли. На крылечко выщербленное всходят; ткнулись было в дверь - ё! - закрыто!
Тогда Буривой с Яваном по двери кулаками забарабанили и чуть с петель её не сорвали.
Вначале-то никто не открывал. Словно вымерло там всё, или здание пустовало. А потом хрясь - от очередного Яванова удара дверь внутрь отворяется. И показывается им навстречу хозяин заведения, чертишка несуразный: низенький, худой, кривой, носатый, да ртом щербатый. А головёшка у него острая была да лысая - ну как у крысы. Даже рогов во лбу не имелось, и одни лишь бугорки безобразные вверху виднелись.
Как заприметил Явана чёрт, так в тот же миг рожу себе скорёжил, на колени повалился и завопил благим матом:
- Ради всего дорогого, Яван Говяда, прошу, умоляю даже - не убивай ты меня! Не надо!!! Что хочешь делай - только не бей!
Да вперёд посунулся проворно и принялся было ножки лобызать герою.
У нашего богатыря аж глаза из орбит выскочили.
- Эй, ты кто такой, а?! - недоумённо он рявкнул, чёрта ногою отшвыривая. - Разве я тебя знаю?
А тот на ножки подскочил, ручонки на фартуке сложил и быстро и мелко начал кланяться.
- Ты-то, Яван славный, - заскулил он гнусаво, - может, меня и не узнаёшь, а зато я тебя признал сразу. Невже, думаю, ты пришёл добить заразу?
Засмеялся Яван, и все прочие с ним засмеялися, даже чёртик захихикал дребезжаще.
А затем он сызнова яванцам поклоняется, рукою гостеприимно махает и всю банду внутрь приглашает.
- Милости прошу, - он загундявил, - ясновельможные господа! Заходите, будьте так ласковы, не побрезгуйте моей скромной брогарней!
Ну, те гурьбою в просторную залу вваливаются, ночлежному месту радуются да вокруг оглядываются.
Ну что ж, корчма как корчма, ничего вроде оригинального, только темно да грязно. Впереди большой стол полукружьем от стены до стены тянется, за ним какие-то жбаны да бутыли на полках уставлены, а перед ним стулья на длинной ноге веером поставлены. По углам же да вдоль стен столики приткнуты, а вокруг них табуретки стоят. И нигде ни кусочка нет дерева, ибо всё убранство из некоего непонятного материала было сделано - гладенькое всё такое, блестящее, как словно не настоящее. Смотрит Ванюха, а за столиками несколько хилых и безрогих чертей из глиняных кружек шамурлу какую-то пьют, - вернее пили, потому что едва лишь Ванькина шатия-братия тут возникла, как те убогие чёртики бочком-бочком - и в дверь. Испарились в момент.
- Располагайтеся, господа велеможи, милости просим! - продолжал лебезить хозяин гундосый. - Вижу я, вы люди благородные, так что об мою личность чистых ручек марать себе не дозволите, хе-хе!.. Может, чего попить-поесть изволите, так я...
- А ну-ка, шельма, не мельтеши да толком о себе доложи! - гаркнул Ванёк недовольно. - Как звать-то тебя, чёрт кривой?
- О, какая прозорливость! Какая у вас прозорливость! - воскликнул хитрюга выспренно. - Ведь Криву́лом меня и кличут, ага. Ох и славное это было когда-то имечко, ох и знатное! А сейчас... А-а-а!
И раздосадованный чертяка сплюнул пред собою на пол и артистически своё харковинье растёр.
- Ну а меня откуда ты знаешь, Кривул-чертяка? - повторно Яван его пытает.
- Как не знать, - развёл тот руками. - Знаю вот... Ту нашу встречу давнишнюю запомнил я на всю свою жизнь. Ещё бы - насилу остался я жив. До сих пор, как вспомню, так прямо вздрогну весь.
- Интересно...
- Да-да, очень интересно, очень! - затараторил черток. - Упаси меня везение от такого интереса... А вот помнишь, Яван, как в Самаровом граде ты нашу ораву под корень извёл? Ты ещё с Мурлако́м, с нашим вожаком, в картишки перекинулся, а после палицей махать принялся... Вот я и есть тот единственный, кто в живых остался да тебе не попался... Ох и вовремя я оттуда удрал! Ведь ежели бы ты палицей меня погладил, то тутошний клинту́х непременно бы в душемолку меня наладил. Так-то вот!
- Ах, вон оно что! - воскликнул Яван, пережитое вспоминая. - Верно! Было дело... Вы меня тогда живьём ещё сожрать хотели.
- Ага-ага! Хотели-хотели! Да сами в тартарары и полетели! Мурлака апосля конфуза нашего клинтух сразу же в душемольню отправил, пожалел ему новое тело дать. Говорят, и клинтуху сильно за то попало. А всё, Яван, из-за тебя - зло отчего-то на тебя начальство... А с меня и взятки гладки - я ж ведь жив остался! Наврал я дознанию, что один лишь не облажался, с последних, мол, сил с тобою сражался и организованно прочь передислоцировался, когда все пали.
Озлился чертишка, былое вспоминая, и аж нервные тики по тёмному личику у него побежали, а глазёнки красноватые в разные стороны завращалися. Ну а друганам Ваниным опять смешно стало от чертячьих переживаний. Только он, видимо, ни капельки не обиделся, - сам тоже заперхал, зареготал и весь обхихикался. Хорошо собою владел, чёрт кривой.
- Ты вот чего, Кривул-хозяин, - сказал Яван, на чёрта уставившись, - мы сейчас вечерять будем, чаи гонять. И на постой у тебя станем. Не возражаешь?
- Хм, какие могут быть возражения! - осклабился щербато хитрец. - Оставайтесь, гостюшки дорогие, живите сколько хотите.
И понёс ахинею чесать. И покуда люди чаёвничали да пищей крепились, Кривул не переставая языком молол и вокруг них суетился. Буривой хлебушка ему было дал, но чёрт брать отказался - хлеб ему не показался. У нас, он захихикал, другое питание принято, не по брюху-де кус... Побрезговал, гнус. Достал он с закута непонять чего шмат основательный, вроде мяса видом, а потом долечку малюсенькую от кусищи отпилил и в рот его отправил.
- М-м-м! - замычал он усладительно. - Вот это, я понимаю, еда - пальчики оближешь!
И словно в подтверждение своих слов засунул он пальцы в рот и ну их сосать.
Ужору, вестимо, такое дело любопытно стало. Носом своим бульбовидным запашок жорева он унюхал - и даже пузо у него задрожало.
- А ну, а ну, чего это у тебя? - на глазах возбуждаясь, к чёрту он обращается.
- А это наша еда, - гордо тот отвечает. - Всем едам еда!
- Мясо что ли? Или сыр?
Усмехнулся Кривул снисходительно, на Ужора взглянул презрительно и говорит ему поучительно:
- Эк, куда хватил, губастый! Какое тебе ещё мясо! Это пи́та, наше чёртово жито! Искусственное питание.
- А ну дай на пробу чуток! - просит наш чревоугодник и руку протягивает к жрачке. Чёртик было зажался, и по всему-то было видать, что хотел он ему отказать. Но затем лицемерно он заулыбался, а в глазёнках у самого жадинки так и шкворчат, так и шкворчат...
- Да на́! Не жалко... - выдавил он из себя.
И такусенькую тонюсенькую плёночку ухитрился от кусяры отрезать, что при желании через неё можно было смотреть. А Ужорище двумя пальцами срез сей берёт, к носищу его подносит, словно собака кость угощение глотает, тут же чёрта пихает, весь тот шматище - хвать! - да в пасть его и отправил, не моргнув глазом.
Кривула словно бревном по кумполу треснуло. Уставился он на Ужора растерянно и ничего сперва молвить даже не мог, - должно заколодел, а потом ничё, отошёл мало-помалу, глазёнками заморгал, носом зашмыгал и сказал не без укора:
- Да ты, мало́й, я гляжу, обжора! Не подозревал я в тебе такого жора!
- А-а-а! - машет тот рукою не особо довольно. - Никакого вкусу нет... Мне бы бочечку котлет!.. У тебя случа́ем нет?
- Нету! - заверещал хозяйчик, придя в себя. - Ничего больше по твоей милости нету! Это ж надо - месячный запас питы сожрать!
А тут вдруг в двери кто-то - бам-бам-бам-бам!
Все замолчали, а Кривулишка к окошечку шасть, наружу глядь - да и обмер как-то.
- Ой ты, лишенько! - залепетал он, егозясь. - То ж моё начальство - сам урва́н Мордуха́рь пожаловал! И биторва́нов с собой привёл зачем-то. Ай-яй-яй! Дела наши не алё. Неужто про вас кто донёс?
Ну, Явану на эту Мордухарю прямо терпежу не было, как взглянуть захотелось.
- Зело, - говорит он, - любопытно, какая там ещё морда к нам заявилася! Начальничек, говоришь, твой? Хм. Щас разберёмся...
И без промедления велит хозяину гостей незваных впущать.
Подскакивает Кривул к двери не мешкая, кнопочку сбоку нажимает, и дверь настежь распахивается, потому как её гостенёк с той стороны ногой шандарахнул. И обрисовывается в проёме дверном колоритная фигура: чертяка толстой, собою не простой, с брюхом обильным, и с выражением на роже умильным. Да на лбище широком два рожища золочёных у него топорщились, а на сальных губищах усмешечка ехидная морщилась... Одет новоприбывший был в балахон, в переливах венозного цвета, а на ножищах у него были сандалеты. Зашёл он внутрь грузно и - ни тебе поклона, ни тебе привета, - а сходу по зубам Кривулу заехал. Поздоровкался эдак, видать, по тутошнему обычаю.
Кривулишко скульнул пронзительно и кубарем в угол укатился, а наши десантники и бровью не повели, на пришельца уставились и тож ему не представились. А за этим неучтивым чертищей и двое других, с виду лихих, в проём дверной пихаются - точь-в-точь такие, как и тот шершенюга наглый, коему Яваха 'пропуск' свой показывал. Видать, местные стражи - оба детины ражие.
Кривулишка тем временем из угла уже вернулся, к вельможе посуну́лся, да в ножках у него растянулся. А тот лишь презрительно фыркнул, на банду Яванову подозрительно зыркнул, а затем к хозяину и обращается медовеньким голоском, тюкая его слегонца носком:
- А расскажи-ка мне, Кривул, бывший ты властитель, про своих посетителей. Что это ещё за рожи, на наших не похожие, а?
Да как поддаст ему в бок пинка!
Тот, бедолага, словно мячик, под стол укатился, но в тот же миг на ножки вскочил и своё застрочил:
- Это мои знакомцы когдатошние, господин урван! В гости с сорокового клину пожаловали. Бывшие господа... разжалованные. Недавно только рогов лишилися. Навестить меня вот решилися...
Мордухарь же чуть ли не ласково усмехнулся, к людям повернулся и проворковал, толстою рожей кривляясь:
- Так-так. Значит, господа? Тогда понятно... Ну, что же - нарушаем, ребятушки, нарушаем... Пропусков ведь у вас нету? - нету. Форму одежды не блюдём? - не блюдём. Так ещё и борзо себя ведём: моих биторванов поколачиваем, свои господские ухваточки выпячиваем. Так-та-ак...
Тут ухмылочка ехидная с толстых губ у него сползла, и тень мрачная на рожу наползла.
- Ну что же, придётся мне вас всех - всех, повторяю! - и он на Кривула поглядел кровожадно, - примерным образом наказать, и власть беспощадную, свыше мне данную, показать. У меня, хорьки, не забалуете, не-е...
Кривула после угроз сих чуть было кондратий не хватил. Взвизгнул он, точно его уже крутили, тельце тщедушное склонил, ручонки костлявые заломил, на полусогнутых к палачу двинулся и умолять его принялся:
- Господин урван, господин урван! Ваше великосилие! Не прикажите казнить - прикажите мне, рабу вашему, слово произнести!
- Ну... - процедил Мордухарь гордо, губами слегка почмокав.
- Это я во всём виноват, ваше господство! Целиком и полностью виноват-с, ага! Я ж их к себе по глупости надысь пригласил, а правил поведения в образцовом нашем клину не объяснил. Вай-вай, старый я дурачина, не достойный и нижнего чина!
И посмотрев по сторонам подозрительно, к Мордухарю он придвинулся и зашептал заговорщицки:
- Я заплачу, господин Мордухарь! Ты ж меня знаешь - за мною не заржавеет, - и добавил намного громче. - Да улучшится стократ ваше благолепие!
Потом кланяться гаду стал подобострастно. А тот лишь хохотнул загадочно да по зале начал прохаживаться, под нос себе не то бубня, не то напевая.
- Так-так, - процедил он непонятно, а потом повернулся и к Явану подошёл вразвалку.
Яван же и его артельные спокойненько себе на табуретках сидели и на мурло это глядели.
- Эй ты, белобрысый! - к Ванюхе тот обратился. - Слыхал я, будто у вас в сороковом прежнего клинтуха недавно сняли. Ага?
Ну а Ванька с места вдруг как подскочит, по стоечке 'смирно' как вытянется, да на обормота этого как вылупится.
- В точности так, господин урван! - голосом молодецким он рявкнул да орлиным взором вельможу чуть было не уел.
Тот аж прянул от Ваньки.
А потом в ухмылочке опять расплылся и со следующим своим вопросцем к нему обратился:
- И что же, нового уже назначили заместо старого? И кого?
- Так точно, ваша мочь - назначили! Господин клинтух... э-э-э... Пузобрю́х в свою должность соизволили вступить! - почти без запинки Яваха ответствовал чёрту пытливому.
- Ага. Понятно... Не, не слыхал о таком, - промолвил чертяка, прищурившись. - Ну а... урванов он на должностях оставил али кой-кого, может, поменял?
- Угу! Поменял, ваше велико. Как есть всех поменял до единого!
- Что же это? Всех шестерых что ли поменял? - растерялся Мордухарь. - Вот так-так... И кого взамен-то поставил? Может, я их знаю - я ить некоторых из сорокового знавал.
- Господин клинтух Пузобрюх соизволили следующих господ на их почётные урванские посты поставить, - громко Ванька сказал, не моргнув глазом. - Значит, так...
И он пятерню свою великую перед Мордухариным носом растопырил и начал поочерёдно пальцы на ней загибать, тоном уверенным приговаривая:
- Перво-наперво господин... э-э... Ободри́щ назначены. Ага. Потом Громопе́рдь, Хырь, Мырь, Ужо́пер, и этот... как его... а, Геморро́й!
Хохотун Буривой после сих словес позакашлялся малость, поскольку смех неудержимый стал его разбирать. И насилу-то старый уморист сдержался и гомерическому хохоту не поддался. А Мордухарь щёки надул, словно шары какие, глазки на потолок закатил, руки на брюхе сложил и опять что-то дундеть стал себе под нос. Навроде как призадумался о чём-то.
- Да-а... - протянул он печально после паузы. - Тут ты урван, а тут ты и рвань... Во, блин, жизня!
А потом башкою слегка помотал, словно мысли неладные разгоняя, да опять в ухмылочке и расплылся.
- Ну что делать-то с вами будем, господа былые? - вопросил он многозначительно. - Повязать да нашему клинтуху сдать, али может... самому с вами разобраться, а?
И уж было к биторванам картинно повернулся, да Кривулка его упредил и чуть ли не взвился.
- Господин урван, ваше величие! - затараторил он живо. - Ну зачем спешить? Давайте лучше договоримся! Ну что вы попусту господина клинтуха от дел его важных отрывать будете! Не любят они этого, да и резону вам никакого. Клинтух на награду ведь экономны. Хе-хе! А я вам в качестве компенсации за вашу важность це́ди нацежу из моих запасов, ибо у меня на чёрный день маленечко припрятано. Ась?..
Услыхав такое предложение взяткодательное, Мордухарь вроде бы подобрел на харю, захихикал даже, а потом Кривула за ухо - хвать. Да как крутанёт его безо всякой жалости!
- Ах ты шельма брехливая! - заорал он визгливо. - Запасец, говоришь, притырил! На чёрный день?!.. Я те покажу чёрный день!
Да в морду ему, в морду кулачиной свободной!..
Разов шесть музданул, урод. А потом такую вескую оплеушину Кривулишке отвесил, что тот к стенке отлетел и на пол брякнулся. Часть же уха Кривулова у злобного палача в руке осталася. И покуда наказанный верещал да причитал, охал да ахал, Мордухарь посередь залы стоял и зло своё нутряное переваривал.
А после того, как он с этим справился, похитрел он снова на личность и издевательски к рабу своему обратился:
- Ваше властительное могутство, господин Кривул, не сочтите за великий труд, будьте так любезны мне, урванишке мелкому, цеди капелюшку принесть! В глотке, понимаете, какое-то жжение...
Кривул же на сиё обращение, будучи пришибленным, не шибко быстро среагировал, ухо своё порванное лелея, потому как Мордухарь вдруг от бешенства аж позеленел да ногою об пол как топнет.
- А ну марш за цедью, чмо ты безрогое! - вскипел он, взбеленившись не на шутку.
Кривула оттуда словно ветром сдуло.
Мордухарь между тем на Явана с ватагой пытливо взглянул, а у тех и мускул на лицах не ворохнулся. С таким невозмутимым видом ватажники там посиживали, как будто всю жизнь на сплошном насилии взращены были... Ну а хозяин заведения уже в обрат летит. Да волокёт в руках сосуд, странный видом, навроде палки стекловидной, а на конце её - утолщение было выпученное. А что внутри у неё находилось - шут его знает. Не видать было нимало сквозь стекло непрозрачное.
Подаёт чёрток начальнику сосуд с почтением, а тот на него глядит с отвращением, а потом из Кривуловых рук штуковину вырывает, его взбалтывает и бурчит кислым тоном:
- Ну! И что тут у тебя? Хм. Тоже мне, запас... Да тут, шельма вороватая, и на один потяг не хватит!
А сам пробку зубами вытаскивает, на пол её выплёвывает, горлышко нюхает и жадно содержимое выдудливает. А как высосал урван эту цедь, так сразу крякнул, по ляжке себя шмякнул и подобрел явно: захихикал он радостно, губищами зачмокал и по пузу руками запокал...
А затем заявляет хозяину трясущемуся:
- Дрянь у тебя цедь, Кривулишка. Тухлая она, с душком. Никуда не годится, право слово...
Бутыль он отшвырнул, к Явановой компании повернулся и протянул глумливо:
- Ну, червячка малость заморил - пора и делом заняться... Вами, былые господчики, ибо я на таких, как вы, лютый очень. Ну не терплю я былую знать - крут я с ними до чрезвычайности, уж извиняйте! Хе-хе!
А Яван тут глаза выпучил и по лбу себя ладонью шлёпнул - словно вспомнил чего-то.
- Ва-а! - он восклицает. - Да у меня ведь тоже цедь имеется, ваше великолепство! Как же я позабыл, урод разжалованный! И доложу вам, ух и цедь у меня, господин урван! Всем цедям цедь! Недавно с города доставлена... Не желаете ли отведать, ваше урванство?
- А где-где она?
- А вота где! - и Ванька из под стола палицу свою достаёт бережно. - Полнёхонек сосудец-то, под самую завязочку полон, ваше великоплутство. У-ух!
- Это как же... Али ты не брешешь?.. Больно уж странный сосудец... Неужели и правда в ём цедь?
- О-о! Не извольте беспокоиться, господин урван - у нас без обману! Сосуд и впрямь непростой - новейшее изыскание. А цедь в ём такая забористая, что прямо не оторваться...
- А ну дай сюда поскорее!
И Мордухарь ручищи к палице протянул в нетерпении.
- Э, нет, ваше утробие, так дело не пойдёт! - Ванюха далее врёт. - Уж больно сосудец тяжеленек. Я лучше его подержу, а вы губёшками до края прильните да и сосните. Только, глядите, не лопните с перепою-то...
Пригнулся чертяка, губищи трубкою вытянул, а Яван ему край палицы в рот-то и сунул, не долго думая.
Зрелище, конечно, было аховое! Замычал чёрт отчаянно, дёрнулся было прочь - да куда там! Прилип он к палице чудесной, словно комар к смоле. А потом раздуло его всего, раскорячило, глазищи из орбит у него повылазили, на роже распухшей чёрные пятна повысыпали... И вдруг - лоп! - только ошмётки брызнули во все стороны, и вонища по зале пошла.
Кривул после начальственного исчезновения мешком на пол шмякнулся. А биторваны поглядели друг на друга в оторопя́х, к дверям попятились, пихаясь и оря наружу выскочили - и как пропали.
Кривулишка, правда, вскорости очухмянился, на пол в одурении сел и что-то сказать захотел, только вот горло ему перехватило от пережитого шока. Губами-то он вроде чего-то шевелит, а звука из уст не слышится ни гу-гу.
Он тогда знаками начал показывать, чтобы попить ему дали. Делиборз кружку пойла со стола ему и подаёт, а чёртик в один присест её осушает, после чего башкою мотает, на ножки подхватывается и к стойке устремляется. Подбежал он туда прытко, и только - хлоп-хлоп-хлоп! - все кружки недопитые опорожнил, чем дух свой разворошил.
Развезло его заметно от чёртова зелья. Вот он крякнул, последнюю кружку об стол брякнул да и завопил:
- Э-эх! Всё пропади! Вот теперь нам точно кранты... Истинно вам заявляю, что и пары минут не минет, как сюда клинтух Шкурвя́к нагрянет. Пожгёт он нас со всею брогарней. Сгорим как дрова...
И в ту же минуту снаружи светло стало.
- Вот и смерть моя настала, - Кривулка заныл и, голову обхватив, на стул повалился.
- Эй вы там, борзо́та безрогая, кому говорю! - голос со двора раздался, низкий такой да властный и по тону неласковый. - Выходи по одному! Нет - выползать на карачках!.. Слышали, ангелы драные? Минута сроку... Время пошло!
Выглянули ватажники в окошки и видят вот что. Биторваны в оцеплении там стояли и на брогарню сквозь очки таращились. А позади них высоченный чертище маячился, за спины стражников прячась. Видать, что самый Шкурвяк и есть. Морда у него была длинная, лошадиная, выражение на ней суровое, а фигура здоровая. Один его глаз на дом злобно пялился, а на втором глазу перевязь с оком красным была надета.
Кривулу совсем тут худо с нервами стало. Как завидел он начальника беспощадного, так в истерику впал: начал беситься и по зале носиться... А потом вдруг - раз! - и остановился, в лице переменившись, и с надеждою в голосе заявил:
- Опа-на! Есть у меня идея, как смерти нам избегнуть! Дозволь, Яван-богатырь, к Шкурвяку выйти да в переговоры с ним войти! Уж я знаю, что гвылю́ этому сказать - будет, тать, меня знать!
- Не дозволяй, Ваня! Не пущай чёрта! Ишь, удрать удумал, хитрая морда! - Буривоище тут встревожился, но Ванюха руку поднял и говорит спокойно:
- Пусть идёт, хуже не будет... Давай, Кривул, ступай, да лишнего там не болтай, а то у меня гляди...
Кривул заулыбался, сызнова закривлялся, а потом к двери сунулся и в щель просунулся. А Яван с Буривоем по обе стороны от входа с оружием встали.
- Не палите, господин клинтух! - возопил истошно Кривулка. - Ради вашей жизни, не велите палить, ваше велико! Я уже иду! Иду я!..
И сам бочком в дверь протиснулся, на четвереньки встать поторопился и в таком положении к Шкурвяку заторопился. Достигнув же грозного своего господина, раболепный чёртик перво-наперво к ногам его приклонился и с таким усердием принялся их лобызать да лизать, что причмокивания его сладострастные в доме слышны были даже.
Недолго он таким образом лизоножествовал, а потом по Шкурвякову знаку на ножки поднялся, на цыпочки встал и наклонившемуся чертяке на ухо что-то объяснять принялся, притом пальчиком в сторону дома то и дело показывая.
- Ну, всё, - пробурчал Буривой недовольно. - Сейчас этот хнырь обо всём лошадиной морде доложит и нас с потрохами заложит. Голову даю...
- Побереги мыслительный орган, дядя Буривой, - Яван ему отвечает, потому как дивные дела примечает.
Ага! Шкурвяк ведь на глазах поменялся. Кривулишку в сторону он отстранил, улыбочку на грубой роже скроил и... назад неожиданно попятился, в сторону дома покланиваясь. Да тут же за какой-то мусор запнулся и на задницу греманулся. А потом подскочил торопливо, сызнова склонился угодливо и, улыбочку на рожу нацепив, за угол удалился. А вслед за главарём и вся биторванская банда поспешно ретировалася.
Немало поразился Яван с друзьями, бегство лицезрея грозного супостата. Вразнобой они загорланили, ура вскричали и в честь Кривулову зарукоплескали. А тут уже и он сам вертается. Входит победоносный черток через дверь разверзтую, как амператор сквозь триумфальную арку: нос клином, морда блином, грудь колесом. И глядит удальцом.
- Видали, не, - восклицает, - как я этого клинтухарика уделал! Хе! Не нужно ведь бою, коль варишь головою!
И на радостях как пустится в пляс! Понёс прямо без колёс: эдакие кренделя стал выписывать да выкидоны выкидывать, что ни вздумать, ни взгадать - только в сказке рассказать! Видать, что плясать он был мастак, так его разтак. А угомонившись слегка, жбан какой-то с полки он снял и в нём бывшее пойло лакать принялся.
- Слышь ты, скоморох чертячий, - к нему Ванька обращается, - что такое ты Шкурвяку про нас наврал? Небось правду-то не сказал...
- Хе-хе! Зачем правду?.. - захихикал чёртик злорадно. - Я ведь в золотое моё времечко специалистом был классным по всяким хитрым информациям. Кой резон в правде - она скучна, пресна и часто бездейственна. А зато ложь - о-о-о! - может быть и полезна. Видали, как этот громила отсюда урыл? То-то же...
- Короче, пижон! - Буривой нетерпеливый не преминул рявкнуть. - Живо докладай и по дела сути - да без чертячьей мути!
- Хорошо, хорошо, витязи ясновельможные! - закивал головою чёрт. - Не извольте беспокоиться, всё как есть доложу, да коротко - по вашему уму - изложу. Я ведь о вас что придумал да этому ворюге Шкурвяку в уши дунул? Что вы, уж меня извиняйте, а велеможными идеи́стами из ведомства князя-предстоятеля Двавла являетесь, и посланы сюда высоким своим начальством, чтобы мздоимца Мордухарьку покарать, - а возможно весьма, и ещё кого-то, в непотребствах угрязшего. А Шкурвяк и сам взяточник первостатейный, - не мудрено, что он дёру дал отселя. Хе-хе-хе!
- Как ты сказал - Двавла? - Яван его спрашивает. - Что-то я об этом деятеле не слыхал...
- О-о-о! - воскликнул Кривул в уважении явном. - Это великий чёрт, умнейшая голова! Вы о нём ещё узнаете, дайте срок... Я у него под началом работал, да оплошность допустил одну роковую, супротив Чёрного Царя посмел линию гнуть. Правда, под патронажем Двавла, ну да он-то у нас в государстве не главный. Второй он по значимости, а у нас лишь первый всегда прав, а все прочие перед ним - трава. Свержен был я из сословия высокого происками врагов, и покуда Чёрный Царь на троне сидит, судьба ко мне не благоволит...
Тут чёртик рукою махнул в досаде и тоже Явана спрашивает:
- Да что это мы обо мне да обо мне! Вы тоже, гости дорогие, о себе расскажите. Интересно мне знать, как вы здесь оказалися. Дело какое тут пытаете али от дела лытаете?
Ну, Яван ничего про себя скрывать-то не стал. Так, мол, и так, говорит, с белого света я в пекло гряду, за Борьяной сюда иду...
И сызнова чёрта вопрашает:
- Может ты, Кривул, нам поможешь - подскажешь, как попасть в город?
Чёртик тут и призадумался. Посуровел он, глаза сощурил и туда да сюда по зале стал похаживать. А потом ход мыслей остановил внезапно, да своё резюме Явану и заявляет:
- Ладно - помогу я вам, поскольку вы Мордухарьку гнилого уничтожили. Да и ещё есть резоны... Так вот, имеется тут недалёко... подземный ход. В Пекелоград, как вы понимаете... И я буду не я, если вас куда надо не доставлю!
- Вот и рассказывай о вас, чего знаешь, - Яван тогда чёрту приказывает и табурет ему подставляет.
- Нас, чертей, тут - масса! - сказал исповедник и присел на табуретку. - Миллионы прямо!.. Точнее, правда, не помню - заморожено, - и он постучал себе по лбу между вырванных рожек. - А на сём море-окияне, акромя нашего, ещё куча островков имеется обитаемых. Наш же - самый большой. Тут и столица расположена и всё такое... Одним словом - метрополия! Ну а окопались мы на этой планете давным-давно, хотя Земля нам не родная. Мы ещё во времена незапамятные то ли у чертей, то ли у ангелов её отбили и всю живность здесь поработили... Хм. Вот скажите - в чём меж нами разительное различие, а?.. Воры мы - вот что! Воруем перманентно... У нас ведь как? Кто силён, тот и прав! Прав брать всё, что ему нравится. А чтобы нужное отнимать уметь, у нас два принципа основных имеется, кои разработаны теоретически в совершенстве. Первый принцип - насилием называется, второй - хитростью именуется. Принципы эти друг дружку отнюдь не чураются, и хотя и спорят меж собою рьяно, но в действии переплетаются и мощь свою усиливают, а неприятеля перебарывают...
Тут Кривул мудродурь свою гнать тормознул, надулся словно индюк, и в глазах его горящих хищный огонь промелькнул. Да только Яван ему в гордом самомнении пребывать долго не дал и наподдал ему слегка по ряхе.
- Ага-ага, продолжаю, - провякал Кривулишка, проморгавшись. - Порядок у нас таков. Все до единого на тринадцать чинов мы поделены строго. Для нижних все верхние господами являются велеможными, а для верхних нижестоящие - в полном услужении находятся... Хуже всего первоклассным чертям. Таким, как я... А ранее ого-го кем я являлся! Мудрейшим властителем, господином аж двенадцатого чина!.. Ха! У нас ведь как? Новый чин достигаешь - новое тело получай. А я был - о-о-о! - красавец-мужчина! Росту агромадного, сложения ладного, а ещё глубочайшего ума и воли крепчайшей!.. Мы же, властители, на силу воли и ума прежде всего полагаемся, потому и повыше на ранг начальников в чиновничьей лестнице располагаемся. Те-то - на одиннадцатой стоят ступеньке, - телом они сильны, да против нас тупеньки. У властителей и суффикс имеется соответственный: 'вл' или 'вол', а это волю да власть означает. А у начальников - 'вр' или 'вор'. Ну, тут и без переводу ясно: вырви да воруй, груби да озоруй... Шефом нашим предстоятель Двавл является, а у начальников главный - князь Управо́р, предстоятель тоже, хам такой тупорожий... Предстоятелей этих самых всего тринадцать чертей, и чин у них соответственный, высшим считающийся, тринадцатым...
- А как же Чёрный Царь? - перебил чертяку Яван, брови взметнув в удивлении. - У него что, чина что ли нету?
- Хе! Да откуда у него чин! - Кривул в усмешке скривился. - Он такая штучина, что всё могёт и без чина. Бесчинствует, ангел, на свой самовольный лад. Князья-предстоятели и те перед ним пресмыкаются, на коленках у ножек его елозят, ручку целовать просят, а о прочих и речи нету - как словно пыль у него под штиблетом... Только я вот кстати замечу: без лютого царя, бразды правления держащего рукою жилистой, нам всем вместе никак было бы не ужиться. Ведь даже Двавл с Управором и те враждуют между собою, а вместе с ними и ведомства их конкурируют. Только один Черняк беспощадный властью своей свирепой нас в подчинении и удерживает, да для общей цели всю нашу кодлу объединяет.
- А какова она, ваша цель? - снова Яваха вопрос кидает.
- Хм. Что ж тут неясного? - пожал плечами рассказчик. - Если просто выразиться - то жить! Да всё ж таки жить не абы как, в тоске да в печали - а чтобы всё было ништяк! Для этого силу солнца в достатке мы запасаем, ибо сами получать её не сподоблены. Горим, понимаешь, как смола, ежели хоть лучик нас коснётся. Поэтому мы лишь по ночам, в полном мраке, на поверхности планеты появляемся, да и то далеко не все.
А Яван ему и говорит тогда:
- Послушай, Кривул, меня интересует Борьяна - вот про неё и докладывай. А то у тебя всё вокруг да около... Шныряешь, как ворона от сокола.
- А чё Борьяна? Борьяна она и есть Борьяна, - чёртик в ответки плечами пожал и пренебрежительно хмыкнул. - Не, то есть бабёнка она, конечно, видная... тело там, фигура... да и так не дура. Чину она тоже не самого высокого, десятого, а по-нашему это главырша, так что, хоть и речётся она княжною, но до высших тайн допущена быть не сподоблена. Но вот мнит о себе не по рангу явно. У папани ейного всяческих байстрюков и детей чуть ли не легион целый, но он их среди других не выделяет, а вот к дочке этой явно благоволит, а ежели по-вашему выражаться, то любит, так сказать... Все молодые черти, да и не только молодые - есть и старики, которые дураки, - у этой вертихвостки в ножках валяются и ручки её домогаются. А она лишь проказы разные чинит да над ними изгаляется...
Усмехнулся тут Кривулка злорадно и вальяжно продолжал:
- Папаша-то ей почитай всё прощает, а вернее будет сказать - прощал, потому как она тут намедни такое учудила буро, что и папаню достала по самое немогу. Она же наполовину лишь наша, а на другую-то - ваша. Вот по белому свету и шастает. Надыбала она надысь живой воды да между делом Черняку в кровар её и подлила, коварная кобыла. А он-то как раз совещание с высшей знатью проводил. У него ведь не забалуешь, такая дисциплина наведена, что фу ты ну ты, пальцы гнуты! А тут, откуда ни возьмись - Борьянка с подносиком: круть-верть, круть-верть!.. Не желаете, мол, папаня, кроварчику чуток отведать? - вы-де такого отродясь не пивали, сю-сю-сю да трали-вали! Ну, Чернячина, не долго думая, хлебанул себе всласть эту пакость, повыступал ещё трошки, а потом как скривился, как за брюхо схватился, покраснел как рак и вдруг... воздух испортил громообразно! Да хватился было восвояси бежать, только куда там - поздно! На полпути его пронесло, и налопотал он, держась за зад, вот такущую кучу!
И чёртик аж рот до ушей растянул в ухмылке злораднейшей, а затем чуток поунялся и рассказец свой дорассказал:
- Представители власти какое-то время ещё держалися, лишь пырскали смешками да глаза пучили, а как Черняк по второму разу разбомбел с подбабахом, тут уж и вышколенные вельможи себя не удержали - вповалку от смеха лежали... Хэ-х! После того случая вонючего и дня не прошло, а о царском конфузе знал практически весь народ. Ажно сюда дошло... Во, скажу, было хохоту! Шаловливая дочурка слегка позабавилась, а у царственного папаши авторитету и поубавилось. Позор, в общем, да срам, трам её тарарам!.. После сей проказы Борьянкиной терпение у Черняка и лопнуло - видно, оно у него вместе с дерьмом вышло. Хе-хе! Он тут недавно срочный указ издал. Отдаёт, мол, дочку свою любимую в жёны любому проходимцу! Борьянка-то, по своему обыкновению, принялась хитрить да юлить и стала у папочки прощеньица просить, а он - ни в какую! Так упёрся да разошёлся, что она вроде смирилася и замуж идти согласилася. Нынче в городе как раз праздник по сему поводу объявлен. Претендентов выявляют...
- Так какого мы тут сидим рожна?! - воскликнул нетерпеливо Ванька. - В путь!
- Одну минуточку, господин Яван, - заулыбался в ответ Кривулишко. - Позволю себе заметить, что особо нам ни к чему торопиться. Вам, я вижу, терпеть невмочь, а сейчас-то ведь ночь. Туда идти-то часок, не более. Ну, вылезете вы в город ни свет ни заря - а зря! Там же биторваны везде торчат...
Рожа у него стала тут такой ехидной, что прямо атас.
- А насчёт рогов отсутствия не опасайтесь, - инструктировал чёрт яванцев, - ибо у нас среди знати мода на безрогость в последнее время пошла. Сам Двавл себя обезрожил и во всеуслышанье заявил, что шибко рогатый - что козёл бородатый, а кто себя обезрожит, ему-де он станет дороже. Ему многие уже подражают и прям на глазах, подлизы, в цене своей дорожают - но не я! Тут мы с Двавлом не друзья.
- Ладно! - хлопнул в ладоши Яван. - Орлы! Спать, так спать, только я ещё не успел устать. Посидим с тобой, Кривул, трошки, покалякаем немножко, а мои молодцы отдыхать изволят, где хозяин им позволит.
Кривул вмиг всё и устроил, ватажников спать определил, а потом и Явану своё внимание уделил. Ванька-то почивать наотрез отказался, ибо видел, что этот Кривул за птица - мало ли что могло тут случиться...
Ну, в общем, посидели они чуток, лясы поточили. Кривул без остановки языком-то молол, да так, краснобай, гладко распинался, что любо-дорого было послушать - поразвесь только уши...
А к тому времени как раз и утро настало, и нашим дружинникам в путь-дорожку идти пристало. Яван, по обыкновению привычному, устроил всем побудочку энергичную, затем скатёрку волшебную расстелил и команду завтраком угостил. Потом стали они пить чай не спеша.
- Ну чё - пошли, али как! - весьма развязно Кривулишка на них вякнул, за чаепитием наблюдая и в раздражении пребывая. - Хватит тут зря торчать - пора уж и в путь подаваться!
Однако, не шибко ласковый Буривоев взгляд уловив и правильно Явахину усмешечку оценив, моментально он осёкся, лицом захлопотал и просительно залопотал:
- Уж извиняйте, гостюшки дорогие, не подумайте, что я вас гоню - что вы! - такое я себе не могу и вообразить, а для того лишь, чтобы сюда какой паразит не заявился, да о том что вы ещё здеся, не раззвонил бы...
- Ой, я живо! - он воскликнул и в лице изменился, а потом взял кусок мела, кинулся к двери и крупными буквами с наружной стороны накарябал: 'Отбыл по государственным делам!', а написанное прочитав и затылок себе почесав, дописал размашисто: 'Не беспокоить, ангелову вашу рать!!!'
Оставшись явно доволен написанным, Кривул двери изнутри затворил и всю компанию в подвал сопроводил. Там было сумрачно, но сухо, хотя и затхло. На столах да полках покрытые пылью бочки да бутыли стояли. Очевидно, Кривул в них какие-то запасы держал. Зазвав ватажников в угол дальний, где всякий хлам был навален, чёртик расшвыривать его стал лихорадочно, и не прошло и минуты, как на очищенном месте грязный пол показался.
Ощупав его, Кривул рассмеялся.
- Тута! - обнадёжил он людей. - Куды ж ему деться! На месте лаз.
И, схватив лопату, тут же валявшуюся, начал он с пола землю соскабливать, и вскоре в твёрдом полу показалась каменная крышка, а сбоку той крышки толстое кольцо из тёмного металла было встроено. Кривулишка радостно захихикал, за кольцо ухватился, поднапружился что было мочи, но дело у него пошло не очень, и, как он ни старался, люк не поддавался.
Пришлось силачу Сильвану свои возможности великие проявлять да пособлять чёрту слабосильному. Ну, значит, крышка открылась - а там дыра, ведущая вниз... Кривулка, то видя, засуетился, не мешкая в лаз устремился и вскоре на дне очутился. Слышно было, как он в глубине горло дерёт и Явана к себе зовёт.
Яваха себя ждать не заставил. Вжик, как уж - и он там уж! Да и прочие не дюже замедлились: кто шмыгнул, кто скользнул, кто пролез... Лишь Сильван-великан едва влез да поначалу даже затиснулся мал-мало, но был все же вызволен общими стараниями.
И оказались явановцы в подземелье каком-то странном.