Я рывком соскочил с кровати, схватил будильник и начал бешено давить на кнопки, пытаясь его заткнуть. Потом поставил на место и посмотрел время: половина восьмого. А заводил вроде на восемь... Будильник и не собирался затыкаться. Тут я вдруг проснулся и понял, что это звонит телефон в соседней комнате. По пути я заглянул в зеркало: взъерошенный, глаза красные и норовят закрыться. Кошмар...
Наконец, я добрался до телефона и снял трубку.
- Алле... - буркнул я, отчаянно стараясь не зевать. Не получалось.
- Сереженька, это Марина! Ты еще спишь?! Ну, нельзя же так, вставай, ты что, забыл, что мы договорились встретиться в девять?..
Я начал думать, что это еще за Марина, но тут же вспомнил, что Сережей никогда не был. А жаль, голос мне понравился.
- Извините, вы ошиблись номером, - сказал я и положил трубку.
Пока я собирался на учебу, ничего не происходило. Уже вынимая ключ из замка, я услышал, как в глубине квартиры опять раздались звонки. Ну и ладно...
Город встретил пока еще осторожной, недоверчивой весной: легкий, по-утреннему свежий ветер, пыльный тротуар, деревья с голыми ветками, мусор под окнами домов, серых, как стоящие у обочины автомобили и подъезжающий к остановке троллейбус.
Все, как обычно.
Надоело!
Лень...
Я все-таки успел. Побежал, как когда-то носился на переменах по школьным коридорам, и прыгнул в закрывающиеся двери, налетев при этом на рослого парня, который платил за проезд.
Хорошо хоть, что не мелочью.
Я извинился, получил в ответ легкий кивок, показал контролеру проездной и сел к окну, мечтая об одном: немного поспать. Но не получилось: через несколько минут троллейбус остановился и заполнился людьми. Пришлось встать и уступить место.
Обычно я не обращаю внимания на случайных попутчиков, но отчего-то именно сегодня мне бросились в глаза их лица: веселые, раскрасневшиеся - школьников с большими ранцами за плечами; красивое и доброе лицо девушки, с улыбкой слушающей парня, едва не сбитого мною с ног; недовольное, желчное лицо старика, которому я уступил место. И заранее усталое, но все же приветливое - контролера, который молча кивал в ответ на показанный проездной и шел дальше, мимо кресел, и снова раздавал кивки, и опять возвращался...
Очнувшись, я еще раз обвел глазами пассажиров, но теперь смотреть на них было все равно, что на трупы в морге. На прошлой неделе нас водили туда на практику, и мне было с чем сравнивать. Такие же безжизненные безликие фигуры, погруженные каждая в свой мир. И такой же сладковатый, чуть тошнотворный запах от них.
Пахло смертью.
Поезд остановился, и народ пошел на приступ. Я протиснулся сквозь толпу и привычно встал в конце вагона, прислонившись спиной к стеклу. Если обернуться, можно увидеть соседний, последний, вагон. Та же картина: люди, люди, люди... Толпятся около дверей и дальше не проходят. Каждый хочет во всем быть первым, даже сойти на станции. Это понятно, ехать в давке далеко не приятное занятие... А вот умирать не спешат. Но на стене какого-то дома я однажды увидел выведенное черной краской "Остановите Землю, я сойду". Кто-то все-таки хотел...
Вдруг в звучащую в наушниках-капельках музыку исподволь вплелись незнакомые, непонятные слова. Они набирали силу, и уже хор выбивал из меня дух. Я открыл глаза, но никаких попрошаек, да и необычного ничего не заметил.
Стало душно.
Через минуту я стоял в поту и задыхался, хотя куртка была расстегнута. В глазах рябило и стремительно темнело. Я вцепился в поручень и прикинул, сколько осталось ехать и как буду выходить, если не восстановится зрение. Звуки шли, как сквозь вату; глухие, но тяжелые и хриплые, они отдавались в мозгу невообразимым гулом.
Затошнило.
Держась за холодную каменную кладку, я наклонился, и меня вырвало. Голова прояснилась и заболела. Темный коридор упирался в массивную дверь. Я толкнул ее, прошел внутрь, аккуратно прикрыл и сполз на пол.
В туалете занято...
Я нервно засмеялся, но быстро умолк. Передо мной под углом стояло большое зеркало в серебряной оправе. Из него исходил мягкий притягивающий свет. За ним сгущалась темнота.
Я тяжело поднялся, подошел к нему вплотную и испуганно отшатнулся: отражение подергивалось, как картинка телевизора при помехах, зрачки сужались в едва заметные точки, вытягивались в узкие вертикальные щели, насквозь пронзали огромными черными дисками и при этом непрерывно вращались. Я стоял, завороженный, не в силах пошевелиться, и вдруг услышал, как кто-то назвал мое имя, и этот голос звучал так мучительно знакомо, что сердце зашлось в исступлении; пульс бил в голову набатом, выворачивая воспоминания наизнанку, но яркая вспышка оглушила и ослепила меня, намертво запечатлев в мозгу отраженное зеркалом поле, усеянное множеством костей, переваливаясь через которые ко мне приближалась неясная огромная фигура. Я закричал, скидывая оцепенение, и изо всех сил швырнул в зеркало свои ключи, доверчиво ткнувшиеся в руку, услышал звон падающих осколков - попал! - и бросился к двери, но она не поддавалась. Звук переламываемых костей нарастал. Почувствовав, что дверь медленно открывается - ее толкали снаружи, - я бросился в проем, и в тело вцепились десятки, сотни холодных рук и потянули на себя. Я рванулся назад, но споткнулся и упал, сильно ударившись головой. Последним, что я услышал, был взволнованный гул пассажиров поезда, который так и ехал, как будто ничего не случилось...
Врач на станции сказал, что это обморок, выписал справку и порекомендовал отдых. Сначала я хотел поехать домой, но после метро напряжение, не отпускавшее с утреннего звонка, прошло, да и вообще стало как-то легче, и я махнул рукой на все и вместо учебы пошел пить пиво.
Пять пар - дело долгое, и я основательно нагрузился. Под неодобрительные взглядами охраны мы с друзьями кое-как преодолели турникеты и спустились на платформу. В сторону Озерков нужно было ехать только мне. Вскоре из тоннеля показалось длинное, нехотя останавливающееся тело поезда, и мы разошлись.
Уже был поздний вечер, и вагон пустовал, поэтому, когда я вошел, сразу увидел в его конце связку ключей, потерянных поутру.
По коже пробежал холодок.
Двери закрылись, и поезд тронулся.
Домой я вернулся без происшествий. Наскоро поужинал, немного прибрался, чтобы успокоиться, и лег спать, но сон не шел.
Я встал, побродил по квартире, зажигая и гася свет, потом подошел к зеркалу, висящему в прихожей, и до боли в глазах всматривался в свое отражение, пытаясь понять, что я мог сказать сам себе там, в метро, если только это действительно было, но видел лишь такие же, как у самого обыкновенного человека, брови, нос, пересохшие губы, глаза... Я посмотрел в них, но увидеть то, что видят они, так и не смог. Только возникло чувство, что передо мной бездонный колодец, в котором плещется вода, темная и холодная, как беззвездная ночь, из которой смотрят тысячи глаз, сливаясь в один, и он давит безысходностью и ненавистью, и мне оставалось только смотреть в ответ, и я смотрел, не в силах отвернуться, сперва со страхом, а потом, обозлившись, с не меньшей ненавистью. За спиной шумел холодный океан, а впереди, на побережье, стоял причудливой формы утес, своими очертаниями похожий на природой созданный замок, от которого в нашу сторону двигались фоморы с искаженными яростью нечеловеческими лицами, а я уже спокойно смотрел на противника, уходя в никуда и закрывая за собой дверь, которую, кроме меня, никто более не в силах открыть, потому что я - Страж, и я вправе...
Потом все исчезло. Я чувствовал недосказанность, но ничего не мог с этим поделать. Еще немного походил, понимая, что если не разгадаю все сейчас, то наутро все превратится в сон, в ночную сказку, которую никто мне больше не расскажет, и мне останется, как и прежде, ходить в институт, на работу - куда угодно, но исхоженной, избитой миллиардами ног дорогой, оказавшимся посторонним для тайны и выброшенным ею на берег, загаженный бензиновыми выхлопами и человеческим равнодушием. И вдруг, непонятно где и как, я увидел старика с недовольным лицом, которому утром уступил место в троллейбусе.
Старик умирал. Вокруг него кружили какие-то тени, но он смотрел мимо них, не слыша ни причитаний дочери, ни успокаиваний ее мужа, ни плача внуков, смотрел прямо на меня, и в этом взгляде читались растерянность, страх. И надежда. Как будто в моих силах подарить ему немного жизни сверх того, что было отмерено.
- Что же ты, старик, - зашептал я, - не смотри так, не надо...
Его взгляд заволокло дымкой и переполнило отчаянием...
И всепрощающим пониманием.
Кто он для меня? Всего лишь старый человек, которому пришлось уступить место, случайный встречный.
А кто я для него?..
- Ах ты гад!.. Да как же... - я тоже все понял. И потянулся к нему, словно пытаясь коснуться плеча, сказать, что все не так, что все будет хорошо, и тут он с неожиданной прытью схватил меня за руку.
...Жизнь - это так похоже на время, на песок, заключенный в стеклянный сосуд, на стрелки, вновь и вновь проходящие свой круг.
Я почувствовал, как время уходит из меня, и за первыми каплями, упавшими в песок, последовали все новые и новые, дождем, ливнем, и в этом песке я увидел старика, открывающего глаза в своей постели и с удивлением смотрящего на носящихся вокруг него близких, школьника, сбитого автомобилем и теперь поднимающегося с асфальта на глазах издерганного в ожидании скорой помощи и милиции водителя, рыбака, выброшенного на берег случайной волной, женщину, держащуюся за вновь забившееся сердце и слушающую по телефону, что с сыном все в порядке... Десятки, сотни, тысячи людей проносились передо мной, и я чувствовал, как я сам умираю и снова рождаюсь, и опять умираю, отдаваясь этому безумию, и снова рождаясь, словно смеясь над смертью, оставшейся где-то среди заполненного костьми поля, снова и снова стучащую в закрытую дверь, за которой ее ждут тысячи холодных рук, желающих ей только одного...
Когда я открыл глаза, то почувствовал себя океаном, который выпили до дна, оставив там совсем немного, чтобы хоть что-то можно было так назвать. Маленькая гордость маленьких людей маленькой деревушки со своими маленькими мечтами - за свою маленькую и никому, кроме них, не нужную, но все-таки Родину.
Я упал с кровати и чуть не заплакал, не сумев подняться. Потом понял, что цел, что всего лишь лежал в неудобной позе, и тело затекло, и тут же почувствовал, как в него впиваются миллиарды иголок. Шатаясь, как пьяный, встал и подошел к окну, распахнул его и с хрипом вдохнул ночной воздух.
Город. Всего лишь спящий, но так похожий на давно умерший...
Свет виден лишь в одном окне; дом, такая же точка, как та, в которой живу я.
И такой же пятый этаж; кажется, протяни руку - и ты там, не один...
Я оглянулся и увидел тишину и покой.
К черту...
+++
Звонок в дверь раздался неожиданно. Марина вздрогнула и посмотрела на часы: без десяти два.
- Ты кого-то ждешь? - спросила она с кажущимся спокойствием. - Кто к тебе среди ночи приходит, а?
- Сейчас открою, подожди! - раздалось из ванной, но Марина уже выбралась из постели, подняла с пола мужскую рубашку, одела и пошла в прихожую.
Человек, заносящий руку, чтобы еще раз нажать на кнопку звонка, с удивлением и какой-то совсем неуместной иронией замер, глядя на распахнувшую дверь фурию.
- Ты к кому? - спросила Марина, проглотив приготовленные ругательства. Где-то она его уже видела.
- Могу и к тебе, - улыбнулся гость, - но лучше позови... - он немного замялся, словно вспоминая. - Сергея позови.
За спиной девушки показался ладно скроенный парень в накинутом на голое тело халате.
- Ты кто такой? - спросил он.
- Угадай! - весело ответил гость, и Марина, бросив взгляд на Сергея, промолчала, потому что в его глазах набирал силу странный огонек.
- Утром ты меня толкнул в троллейбусе. Неужели из-за такой мелочи явился? Так я занят. - Сергей улыбнулся и обнял девушку, не понимая, почему не прогоняет этого самоуверенного мальчишку. Хотя...
- А еще?..
Они уставились друг другу в глаза, и Сергей дрогнул, узнавая, вспоминая что-то, спрятанное на долгие годы и теперь выпущенное на свободу.
- Заходи...
Маленькая, но уютная кухня. За столиком, перебивая друг друга, позабыв об успевшем остыть чае, сидят двое разных, но все-таки необъяснимо похожих мужчин. Покрепче и повыше громко хохочет, не в силах остановиться, и почему-то хочется подойти к нему поближе, чтобы уловить тепло и доброту, исходящие из него, посмеяться вместе с ним и пусть ненадолго, но стать счастливым и забыть о плохом. Его собеседник также притягивает к себе, в нем чувствуются сила и власть; он как будто перешагнул через все границы и условности, смыл их, как волна отламывает у берега огромные скалы после долгих лет ожидания.
- Честно говоря, никогда не думал, что ты сделаешь что-то подобное.
- Когда я увидел твоего деда, живого, я чуть с ума не сошел. Я думал, что он меня убьет, он ведь буквально переполнен силой. Этот зал... Боги ацтеков невинные дети. Такого жертвоприношения им никто никогда не делал. Я многое повидал за морем, когда ушел из Туатха Де Данаан, но тут...
- Сколько раз ты?..
- Умер? Не знаю, не считал, - улыбнулся Лир. - Это и не важно.
- Значит, Балор отхватил от тебя неплохой кусок вместо них, а? - засмеялся Луг. - Теперь и фоморы смогут пользоваться Вратами. Придется смотаться в Тир-На-Ног за своим мечом, потому что они ждать не станут.
- Подождут, нам еще столько нужно друг другу рассказать. Да и собраться нужно всем вместе, вот только...
Они посмотрели на диван, где просыпалась от многовекового сна Дана, и стали ждать, не слыша, как внутри каждого заходится криком: "Почему я? Отпустите, мне не нужно все это!.." Но и богам порой трудно оторваться от своих проблем, чтобы помочь даже ставшим не такими уж посторонними для них людям...
+++
Пояснения к некоторым именам и терминам, взятым из мифологии ирландских кельтов.
БАЛОР
Балор является королем фоморов. Великан, одноглазый монстр, он наводил ужас на окружающих. По легенде, веко его глаза было настолько тяжелым и огромным, что его могли приподнять лишь несколько сильных мужчин. Будучи открыт, глаз этот приносил смерть всему живому.
ДАНА
Дана - богиня-мать, праматерь всех богов Туатха Де Данаан.
ЛИР
Лир - бог моря и волшебства, страж дверей в иные миры.
ЛУГ
Он ассоциировался со светом и солнцем и, кроме того, был богом искусств и ремесел. В качестве короля богов клана Туатха Де Данаан он возглавлял их войско во второй битве при Маг Туиред. В конце концов фоморы были разбиты, а Луг в поединке убил Балора камнем из пращи.
ФОМОРЫ
Считались расой демонических существ, бывших полулюдьми-получудовищами. Остров Тори считался главной крепостью фоморов. Название острова происходит от слова торах, что означает 'дозорная башня'.