Анна -- 55 лет, худая, придавленная горем женщина, и только в глазах осталась непокорность.
Наталья -- 55 лет, бывшая подруга Анны. Одинокая, бедовая, с озорным, жгучим взглядом женщина, в прошлом -- активистка села.
Катя -- дочь Анны, 25 лет, кареглазая красавица, работает в городе, ждёт своего жениха, Ивана Солдатова.
Михин Родион /Прыщ/ -- 55 лет, новоявленный помещик, хозяин всей земли на селе, в прошлом -- инженер колхоза.
Шаронов Петр -- 6О лет, приказчик Михина, бывший второй секретарь райкома партии. Полноватый, белобрысый, начинающий лысеть, но тщательно маскирующий лысину длинной прядью волос.
Солдатиха -- 75 лет, бывшая колхозница, высокая, сморщенная старуќха, будто все соки из неё выжали.
Антон Солдатов -- сын Солдатихи, 55 лет, высокий, крупный мужчиќна с пышной седой шевелюрой, застенчивый.
Иван Солдатов -- сын Антона, 25 лет, только что вернулся из армии.
Колюшка -- младший сын Антона, 10 лет
Василий Грушин, Иван Бусыгин -- бывшие колхозники
И другие жители села
Действие первое
Время действия -- лето 1998 года
Явление первое
Место действия -- большое луговое поле
По лугу разносится старинная грустная песня,
Наталья /подходит к одиноко сидящей бывшей подруге/: Анюта, ты что грустишь? Присоединяйся к девкам, подпевай.
Анна /отстранилась от стога, встала, быстрым движением руки заправила волосы под косынку/: Да в такую нестерпимую жару только в тени сидеть. Посмотри, какой суховей: всё живое сжигает.
Наталья: А ты чуешь, какой медвяно-пряный запах от скошенных трав -- даже дурманит голову.
Анна: А от сухой полыни горечь проникает в горло, оседает в глубине.
Наталья: Да что это ты всё о грустном говоришь? Слышишь, как девки поют? Пойдём к ним.
Анна: Да песня больно невесёлая. Что это вас потянуло на старину?
Наталья/ прислушивается к песне, удивляется/: Ты глянь, а песня и впрямь старинная, а я и не заметила. А с другой стороны -- чему удивляться, когда мы и сами вернулись в старину. Думал ли кто из нас, что на хозяина работать будем? Вот тебе и свобода, вот тебе и продажа земли. А вместе с землёй и нас продали. Что у тебя-то стряслось? Хмурая сидишь. Ты близко к сердцу не бери, всё утрясётся. Пошли, пошли к девкам в хоровод.
Анна: Сейчас мы в другом хороводе закружимся: посмотри на дорогу, баре едут, аж пыль столбом. Или сам, или его пёс-приказчик,
Наталья/глядит из-под ладони на дорогу/: Ох, и остёр же у тебя язык. Хозяин грозился купить сеноукладчик, тогда разгонит всех нас.
Анна/с усмешкой/: Купит, если не мотанёт деньги в рулетку.
Наталья: Да-а, не в папашу с дедом пошел Кирька, не Михинская порода в нём.
Анна /стоит, опершись о грабли/: Заладила: плохо, плохо. А что хорошего есть сейчас?
Наталья /отряхивает юбку, кофту, поправляет волосы/: А демократ его знает, что хорошо, что плохо.
Анна /на лице появляется полуулыбка/: По-чудному ты стала ругаться. Раньше от твоих "этажей" уши вяли. Говорят, и курить бросила? Кто это тебя на путь истинный направил?
Наталья: Отец Василий говорит, что и ругаться, и курить -- грех.
Анна /удивлённо/: Это какой ещё отец Василий? Не в церковь ли уж за сорок вёрст бегаешь?
Наталья: В такую даль НЕ набегаешься. Да и суетно там: духотища, теснотища, постоянный шепот. Никак не возьму в толк -- то ли молиться ходят, то ли судачить, косточки перемывать друг ' другу?
Анна: Чего ж тут непонятного -- идут излить боль души, ведь с радостью туда не ходят. А у кого как, получается -- зависит от развития человека.
Наталья: Ты права. Иной весь дипломами обвешан, а культурой там и не пахнет. Вот пёс Шарон тому "Прекрасный образец".
Анна /тревожно, с презрением смотрит на выходившего из "Нивы" приказчика Петра Шаронова/: Не связывайся с ним, Наталья. Не дай Бог, услышит -- не выпустит из своей удавки.
Наталья /криво усмехается/: Ты ещё поучи меня, как обращаться с ним. -- Направляется к приказчику, одаривая: его улыбкой и раскрывая руки для объятий: -- С приездом, Петрушечка! Чем порадуешь, дорогуша?
Шаронов /отходит в сторону, хмуро смотрит на подходивших к нему женщин, расправляет длинную редкую прядь волос на лысине/: Я бы "порадовал " вас хлыстом, да жаль, не захватил с собой. Привыкли в колхозе надеяться на дядю, лодыря гонять, а тут у вас не пройдёт это дело! Хозяин приказал убрать всё до вечера и быть посему! / Его густой бас прерывался и переходил на визг, а выпученные глаза готовы были выпрыгнуть из орбит/.
Наталья: Что с тобой, золотой ты наш начальничек? Ты же у нас вечќный и непотопляемый. Не надрывай свой голосок, он пригодится тебе на митингах, чай, выборы скоро. А насчёт лодырей особый разговор. /Цыганские тёмные глаза её сузились, зло сверкнули/: -- Может, это ты вместо нас вкалывал в поле в зной и в холод, а мы за тебя писали цифири, заполняли липовые сводки, рапортички. Может, это мы за тебя ездили по банкетам, с девками забавлялись, а ты за нас после полевых работ полол на наших огородах, мотыжил, убирал в доме, обшивал, обстирывал детишек наших?
Шаронов: Наталья, не лезь на рожон, а то...
Наталья /вплотную подошла к Шарону/: А то -- что? Ах ты, пампушечка моя зачерствелая, хочешь напугать меня, что не заглянешь ко мне на огонёк? Аль перинка моя стала жестковата, аль первачок мой не крепок? / 0т необычного вкрадчивого голоса Натальи пробивал озноб, а её речь, срывающая покров с ее греховной тайны, была как на исповеди перед батюшкой, и женщины, кроме Анны, отошли в сторону/.
Шарон, пятясь, садится в машину и поспешно уезжает.
Анна:/шагнула к Наталье, обняла за плечи, тревожно заглянула в глаза/: Что с тобой, подруга?
Наталья /удивлённо смотрит на Анну, проводит рукой по лицу, как будто что-то сбрасывает/: Что это на меня накатило? И сама не знаю. Не то я ему сказала, не то.
Анна: А может быть, вообще, ничего не надо было говорить?
Наталья: Кто знает, что надо. Значит, так угодно Богу. Ладно, хватит рассусоливать, пошли, "свободный человек", спину гнуть на хозяина /Она грустно усмехается, вскидывает на плечо вилы и идёт к женщинам, таскавшим сено к новой одонье/. -- А ты права, Анюта, такие палящие лучи нас хорошо поджарят.
Анна: А сдобренные солёным потом, будем похожи на варёных раков.
Вечером после завершения работы, измотанные невероятно быстрым темпом, с кровавыми мозолями на руках, женщины потянулись к селу.
Анна /останавливаясь/: Я не думала, что мы сможем всё заскирдовать.
Наталья: Ты посмотри, какая красотища: тень от кустов, багряный закат и стога-красавцы, как парни на параде перед невестами -- причёсаны, опрятны.
Анна /обессилено навалилась на грабли, да так сильно, что они затрещали/: У тебя еще хватает сил любоваться природой, а меня ноги не держат. Но ты забыла о примете, что такой закат к беде.
Наталья /морщится от досады/: Да не каркай ты. Сдаётся мне, что мы с тобой поменялись местами.
Анна: Может, и так. За свою подозрительность и невольное осуждение приходится расплачиваться.
Наталья: Ты это о чем?
Анна: Да это я к слову, так, вообще. /Она засмущалась, заспешила, как будто боялась выдать что-то тайное, и вся как-то скукожилась, поблекла/.
Наталья: Ну раз к слову, так к слову. Давай, подвигали домой.
Явление второе
Место действия --
на противоположном берегу реки от села.
Дорога вдоль ржаного поля, справа река. По дороге идут отставшие от других женщин Анна с Натальей.
Наталья/ возле куста, села на кофту/: Садись, подруга, передохнём. Ноги отказываются идти. Спешить нам с тобой некуда, скотины во дворе нет. Что-то Катюшка твоя давно не появлялась. Не обещалась приехать? /С любопытством смотрит на Анну, присевшую рядом/.
Анна: Да она приезжала на два денька.
Наталья /удивлённо/: Вон как! И что, уже уехала?
Анна: Да... ещё две недели назад. /Ей не хотелось говорить на эту тему, и в то же время стремилась быть ближе к Наталье -- вдруг что-то да всплывёт?/
Наталья /восклицая/: Уж, не в пятницу ли?
Анна: Да, в пятницу. А что?
Наталья: Да так, ничего. А весточку не успела прислать? Как добралась-то?
Анна: Пока нет. Сама знаешь, как почта ходит. Это тебе не прежние времена. В войну и то быстрее письма доходили. А почему ты спрашиваешь? Слышала что-нибудь?
Наталья: Откуда я могу слышать. Так, любопытничаю. Уж больно много разных шакалов развелось в последние годы. Говорят, Солдатёнок приезжает? / Прилипает взглядом к Анне, подмечая изменеќния в лице, в голосе/.
Анна/ потупила взор, нервно теребит сорванную былинку/: Да кто их, молодых, поймёт? У них сегодня -- одно, а завтра-другое. Да и кому свадьбу играть? Раюнька совсем свихнулась -- с Родькой спуталась, а у Солдатихи в чём душа держится -- кожа да кости. Одна отрада -- Колюшка. Вьётся вьюном вокруг неё.
Наталья: А сколько Антону осталось сидеть, скоро он придёт?
Анна: А кто его знает.
Наталья / напряглась вся /: Тише! /Вслушивается в тишину, снимает с головы белый платок, выглядывает из-за куста/: -- Машина! Быстро в рожь! /хватает Анну за руку, тащит за собой/: -- Отойдём подальше, а теперь распластайся и замри, чтоб и колосок не шевельнулся!
Анна /смотрит на примятый островок, где что-то белеется, восклицает охрипшим от волнения голосом/: Смотри, что это?!
Наталья/Грубо придавливает её и грозно шепчет/: Кому сказано -- замри!
Ехавшая машина остановилась, послышались мужские голоса:
Первый голос: Как ты мОГ упустить?
Второй голос; Бу, бу...
Первый: Что ты гундосишь -- я, я. Ораторшу видел? Узнал что?
Второй! Бу, бу...
Первый: Катюху встречал? Нет? Слушай, зоолог, а тут это было? Ближе к плотине? Да-а, дал ты маху. Ну, тот -- сопляк, а ты? Уж опыт имеешь в этом деле, ха, ха, ха...
Второй: Да она как змея, выползла из шкуры, и удрала./Голос вдруг
прорезался, стал чётким, и обе женщины сразу узнали Шарона, а в первом -- Михина Родиона, хозяина/
Михин: Это ты прав, все они как змеи, не знаешь, когда ужалят. А если она узнала вас? Уверен? В масках? Смотри, в любом случае тебе отвечать.
Шаронов: Почему мне? Ты о Ваське забыл, он уже больше месяца живёт в селе. Я же докладывал тебе.
Михин: А, да, да, ты говорил. Ну и как он наш Васек Трубачёв", наш герой-пионер?
Шаронов: Да чудной какой -- то, в рясе ходит, говорят, чахоточный.
Михин: Тем лучше. Ему всё равно, где подыхать -- тут или в тюряге. А там даже сподручнее -- дружки закопают. А ты бросай курить, а то ещё хлеба подожжешь. Смотри, какой урожай! Надо готовить амбары, ты, давай, следи, чтобы чего не вышло. Наймёшь рабочих в городе, там их много безработных голодает: за кусок хлеба да за миску супа согласятся работать. А эти пусть подыхают, как морёные тараканы. Через неделю начнём жатву. Ладно, садись, поехали.
Машина уехала. Недалеко от женщин кто-то выскочил на дорогу и спустился к реке. Они встали и узнали бежавшего мужчину.
Анна /удивлённо/: -- Васька?
Наталья: Да, он.
Анна: Что он тут делал?
Наталья: Наверное, то же самое, что и мы: спрятался от женщин, а мы задержали его.
Анна: А ты как будто не удивилась, увидев его?
Наталья: Я давно уже ничему не удивляюсь. Давай вслед за ним переберёмея на тот берег.
Явление третье
Место действия -- дом Анны
Женщины снимают мокрую одежду. Наталья уверенно ходит по дому, как будто и не было этих двадцати лет отчуждения.
Наталья: Дай-ка мне какую-нибудь тряпицу телеса мои прикрыть, домой идти не хочется.
Анна: Да на тебя моё ничего не полезет.
Наталья: Потому и говорю -- тряпицу. Вот эта штора ещё в ходу или на тряпки пойдёт? /берёт из стопки чистого белья выгоревшую штору.
Анна / недовольно/: На тряпки... /Она ждала, когда Наталья уйдёт, и в то же время боялась этого из-за тревожного предчувствия беды/.
Наталья: Вот и хорошо. Сейчас мы из неё вещицу сделаем: разорвём на несколько частей: из одной юбка получится, а из остальной что-то на бретельках./ Она всё скалывает булавками, заправляет под юбку, смотрится в зеркало/: ну как сарафанчик? Прямо шик-модерн.
Анна: Тебе бы модельером надо быть.
Наталья: Нам много чего надо. Скажи, что ты там во ржи увидела?
Анна: Катюшины туфли и клочья от платья.
Наталья: Надо их взять.
Анна: Васька Грушин взял.
Наталья: Ты видела?
Анна: Да, видела, только не поняла, кто это был. А когда побежал, то узнала.
Наталья: И не закричала. Да-а, вот и ты научилась не удивляться. Так-то вот, подруга. Повторяется моя судьба, только не в теќбе, а в твоей дочери. Хорошо работают господа-товарищи. Когда-то мою мать заставили замолчать таким же путём, а теперь и тебе язык узелком завязали. Вот и отвыступалась ты со своими обличениями на сходах.
Анна /хмурит брови/: Это ещё бабка надвое сказала.
Наталья: Ты что, Анюта? Да жива ли Катюша?
Анна: Жива, жива. Да лучше бы умерла.
Наталья: Ты что, совсем рехнулась?
Анна: А ты думаешь, что твоя мать так не думала, когда тебя полуживую привели из посадок, а потом ты спуталась с Шароном?
Наталья: Кто знает, может, и думала. Мне она об этом не говорила, мы с ней как чужие были.
Анна. Не говорила, только раньше времени убралась на тот свет.
Наталья: Да, ты права. А Шарон тогда взял меня под "защиту", и держит в клещах до сих пор. У меня же выбора не было -- если бы не он, то мОИ косточки давно истлели: живые свидетели никому не нужны. А жить-то хоцца. /Она озорно смеётся/
Анна: Неугомонная ты, ничто тебя не берёт. Но ты, видно, решила вырваться из этой удавки? Иль защита появилась? Только сейчас не те времена. Тогда и закон, и власть, хотя и плохие, но были. А сейчас сплошной произвол. Совсем как в песне: "Кому пожалуюсь, пойду".
Наталья: А ты говоришь -- защита. В это безумное время кто кого может защитить? "На Бога надейся, а сам не плошай" -- эта поговорка, как никогда подходит нам. Потому жизнь и заставляет быть неугомонной. А то, как только загрустишь -- сразу лезут к тебе в душу: "Что да как". А я этого терпеть не могу: всё равно, что с ножом к горлу подступают.
Анна: А ты кого отцом Василием называешь? Уж не Ваську ли Грушина?
Наталья; Да, его.
Анна/с усмешкой/: А он что, в попы подался?
Наталья: Он после тюрьмы ушел в монастырь.
Анна: Ну и какой же он батюшка? Там монахи, иноки.
Наталья/ взрывается, говорит сердито/: А ты что усмехаешься? Да таких людей, как он, великомучениками называют. Ни за что попал в тюрьму, вот и обозлился на весь белый свет за неправду. А потом пошло-поехало: из одной тюрьмы в другую. Не успевал один срок отсидеть, как получал добавочный. Он рассказывал, через какие унижения, через какие муки прошел. Не приведи лихому лиходею такое пережить. А потом повстречал на своём пути священника, и говорит, что всё внутри перевернулось. Понял, что это Божие испытание ему дано. Так и жил бы он в монастыре, да чахотка доконала. Приехал домой умирать. Говорит, что всю жизнь тянуло сюда, но боялся, что порешит этих негодяев, сломавших ему жизнь, а такой грех на душу не хотел брать.
Анна: Слушай, а разве не он тогда тебя?
Наталья: Нет. Это Михинских рук дело. Ты помнишь их Симку?
Анна. Это тот, который утонул?
Наталья: Точно. Только утонуть помог Родька: Симка по пьянке грозился идти в милицию. Завязалась драка, а в результате он оказался в реке. А как там дело было -- один Бог знает. /Наталья смотрят в окно, вскакивает со стула/: -- Ой, Анюта, Солдатёнок идет!
Анна/ до этого варившая кашу, тяжело опускается на стул/: Ну, вот и развязка всему настала. /С безысходной болью смотрит на дверь, в которую входил Иван Солдатов -- ладно скроенный, с копной русых волос, розовощёкий детина. На миг показалось, что это Антон вошел -- так велико было сходство/.
Иван /радостно улыбается, обнажая белоснежный ровный ряд зубов/: Здравствуйте! Тётя Аня, Катюша дома? Я её не застал в городе.
Анна /сердито/: Не в том городе искал. Чем шлындать невесть где, домой бы быстрее ехал. Бабка на ладан дышит, а он по городам разъезжает, турне себе устроил.
Иван /озадачен встречей: раньше его приходу радовались, а сейчас он уловил другие ноты/: Что с вами, тётя Аня? Зачем вы так? Как же вы говорите, что Катюша не в том городе? Она сообщила, что поступает на работу.
Анна /мягче/: Вот именно, на работу, только где -- не написала./Смотрит на Наталью, которая прошла к двери и из-за спины Ивана, то грозила кулаком, то крутила пальцем у виска/.
Наталья: А ты чего расстраиваешься, парень? Дадим ей телеграмму, и она птицей прилетит.
Иван /повернулся к Наталье/: Да зачем же телеграмму давать? Я и сам за ней съезжу, а то ещё что случится.
Наталья / тяжело вздыхает/; Это ты прав, шакалов много развелось. Изуродуют человека, а потом кому он нужен.
Иван /хмуро/: Мне Катюша любая нужна. Случилось что?
Наталья: Да что ты, что ты! Я о том, что права Анюта -- тебе надо возле бабки побыть. Она так ждала тебя. Ведь не удержится, к свадьбе готовиться будет. Хотя и готовить-то не из чего. А тебя угораздило на целых три года уйти в наёмники. Не надоело убивать?
Иван: Ну что вы такое говорите, тётя Наташа! Вы думаете, что если по контракту, то каким-то убийцей будешь? Я на границе служил, деньги заработал.
Наталья /усмехается/: Деньги! Велики они у тебя? И что на них можно купить? Да и покупать придётся всё у того же Прыща, а ты знаешь, что тебе он не продаст. Но ты не переживай, вашу свадьбу мы справим всем селом, да такую, что на сто веков запомнится. Пойдём, я тебя провожу до дома, мне с бабкой поговорить надо, да заодно зайду к почтарихе, отобью телеграмму Катюше. А ты, подруга, управляйся тут с делами, я через часок зайду.
Наталья с Иваном уходят. Анна запирает за ними дверь.
Явление четвёртое
Место действия -- дом Анны.
Анна отодвигает сундук, поднимает крышку лаза в подполье и видит на ступеньках лестницы сидящую Катюшу.
Анна / шипит на дочь/: Ты это зачем сюда выползла? А ну, спускайся вниз, кому сказано! Да шибче шевелись! Ишь, без фонарика нашла ход, больно расшустрилась. /Они опустились вниз, прошли в дверцу за отодвинутой полкой и очутились в квадратной комнате с прочными кирпичными тумбами-подпорками для свода потолка, освещенной керосиновой лампой без стекла/.
Катя /села на лежащий на топчане матрас с одеялом и подушкой/: И долго ты будешь держать меня в этом каземате? Уж лучше пусть они убьют меня, чем подыхать тут медленной смертью. Ждать-то нечего -- это же не иноземцы, которых можно прогнать, освободить народ от их ига. А эти вцепились намертво -- слишком долго ждали своего часа.
Анна /садится рядом, обнимает дочь за дрожащие плечи, но та резко сбрасывает руку/: Потерпи немного, дочка. Ты слышала, Ванюшка приехал. Он добрый, он поймёт всё и поможет.
Катя/вопросительно смотрит на мать/: На ком это он собрался жениться?
Анна /вымученно улыбается/: На тебе, на ком же ещё. Лицо-то нормальный вид приняло: и синяки почти прошли, и губы чуть-чуть припухшие, так что под венец можно идти.
Катя: На мне?! Да у тебя что, крыша поехала? Думаешь, после того, как узнает обо всём, он кинется ко мне с распростёртыми объятиями? Как я ему докажу, что не далась я им, если до армии мы грешили с Ванькой? Или ты решила до свадьбы скрывать, а там хоть трава не расти?
Анна: Что ты шумишь? Тут и без твоего крика башка раскалывается. Всё я ему скажу. И если любит, то поверит без доказательств. И Наталья там что-то задумала. У неё собачий нюх -- обо всём догадалась. Вытащим мы тебя отсюда. Да вот только у них руки длинные, могут и до города дотянуться. Ничего, и на них управа найдётся. Никак я не пойму, как ты смогла от них вырваться, как ход нашла, ты же не знала об этом?
Катя: Да они пьянее вина были, потому и вырвалась. Я когда переплыла речку прямо над нашим огородом...
Анна/ перебивает/: Как это -- над нашим огородом? Там же омут! Ты же могла утонуть?!
Катя: Да лучше в омут, чем Прыщёнок стал бы меня лапать. Ну вот, когда я вылезла на берег, то чуть не потеряла сознание, так кружилась голова. И только я успела дойти до валуна в малиннике и залезть в ямку, как появились эти стервятники. Шарон все орал: " Ищи её тут, гадюку. Упустим, так отец обоих прибьёт". И в это время кто-то бултыхнулся в воду прямо над огородом крестной. Я подумала, что это они спьяну, и даже перекрестилась. Да, видно, чистая водица не приняла эту мразь. Мне показалось, что женщина кричала. А эти гады обрадовались: "Ну вот, и всё, и концы в воду". Они прошли назад к плотине, а я стала куда-то проваливаться и больше ничего не помню.
Анна: А я услышала крик за рекой и вышла в огород. Весь вечер металась, места себе не находила, все ждала -- вот-вот подъедешь. А тут как подняло меня -- выскочила из дому и вижу, как ты прячешься. Вот потом и притащила сюда. /Анна не стала говорить о втором ходе к валуну, дверца которого от времени сгнила и потому Катюша провалилась/.
Анна /продолжает/: Трудно было тащить тебя бесчувственную, но ничего, Бог помог. Да спасибо ещё Наталье, это она бросилась в воду и отвлекла иродов. Только её смелая головушка способна на такое. Всё самое страшное позади: Бог разум вернул тебе, и болячки заживают, а душа постепенно оттает. Только бы отсюда вырваться. На вот, ешь, а то мне идти надо, Наталья придёт.
Катя: А ты не бойся: оставляй посуду, я уже передумала вскрывать себе вены. Мне ещё должок отдать надо кое-кому.
Анна: Оставлю, когда совсем поумнеешь. А сейчас вон вычищай миску, а хлеб и яйца оставляй.
Катя /поспешно ест /: Молоко, яйца где-то достала, своих-то кур и коровы нет.
Анна /Торопливо складывает миску из-под каши и молочную банку/: Ешь, давай, всё тебе надо знать -- где да откуда. Ты вот говоришь "каземат". А этот подвал дважды сослужил добрую службу для нашей семьи: твой дедушка с товарищами-партизанами прятался от фашистов, а теперь вот ты от местных извергов. А кто знает, что или кого прятал купец Жеглов, на усадьбе которого построили наш дом и при постройке обнаружили этот подвал* Ладно, ложись, а если не спится, то книжку почитай, узнаешь, как наши прадеды при лучине да коптилках все дела делали, сравнишь с электричеством, поймёшь, когда жилось лучше. А то вы всё на митингах вопили, требовали, чтоб вам перестройку давали. Вот вам и дали её, родимую: свет по деревне отрезали, только Михина да Шарона освещают, воду тоже не качают -- из реки теперь таскаем. Да Господь с ними, с перестроечниками, каждый за свои деяния ответит, да ещё и потомкам оставит. Пошла я, оставайся с Богом, утром приду.
Анна вернулась в дом и тут же постучалась Наталья.
Наталья: Ну что, подружка, будем готовиться к свадьбе?
Анна/виновато смотрит на Наталью/: А я ведь тогда осуждала тебя. Прости меня.
Наталья: Бог простит. Воистину говорится: "Не суди, и судим не будешь". Никто не знает, что нас ждет завтра. Давай готовиться к свадьбе, откладывать её нельзя.
Анна/с горечью/: Ты что, с неба свалилась? О какой свадьбе ты говоришь? Это я могу обманом дочь успокаивать, а мне ты голову не морочь.
Наталья: А ты, может, что лучше придумала, как Катюшу отсюда вызволить? Да Ивана нам сам Бог послал. Я с ним уж обо всём переговорила. Ох, Анюта, видела бы ты его в этот момент! Мне кажется, что он одним взглядом испепелил бы обидчиков. А ты же не знаешь самого главного -- Антон вернулся! Говорят, что в свой дом даже не заглянул, а сразу к матери. И ты знаешь, ходил к Прыщу, просил работу дать: мать совсем плохая, не бросишь. И ведь, подлюга, не дал работу, даже слушать не захотел, да ещё собак спустил с цепей. А ты же помнишь -- Антон всю жизнь собачником был. Себе еды не хватало, потому и не водили собак. Зато собирал со всего села чужих. Он как будто их язык понимал. Вот и тут -- собаки бросились на него, а он засвистел, и они завиляли хвостами. Антон сказал, чтобы свадьба была по всем правилам. Где Катюша прячется, с ней поговорить надо.
Анна/ нахмурилась, к чему-то прислушивается/: Приедет, тогда и поговоришь. Скажи Ванюшке, пусть зайдёт ко мне.
Наталья /вздыхает/: Не доверяешь мне. Ты только пойми, что Катюша -- моя крестница. А раз своих детей Бог не дал, то она мне дороже родной. Это ты сторонилась меня, а с ней мы знались. Ты бы сходила к Солдатихе, а то совсем плоха она. Нельзя тянуть со свадьбой. Надо же ей, вечной горемыке, страдалице, хоть перед смертью радость доставить.
Анна: Схожу.
Наталья: Ты сейчас иди. А мне дай муки, я тесто для пирогов поставлю. И пойми, наконец, что одна ты ничего не сделаешь. Сообща надо, сообща. Сама говорила на последнем сходе; что в кулаке сила, а в растопыренной ладони её нет. Пришло время кулаки сжимать.
Анна /подходит к шкафу, достаёт ситцевый, килограмма на два мешочек муки, и глубоко вздыхая, отдаёт Наталье/: Какие тут пироги для свадьбы? Смех один.
Наталья: Ничего, можно блинцов напечь, а может, у кого ещё раздобудем мучицы. У меня там маленько есть. Не переживай.
Анна ушла, Наталья возится с мукой. На пороге появляется Иван Солдатов.
Наталья: Ты что, Ванятка? Анна к вам пошла, а ты сюда? Разминулись что ли?
Иван: Нет; не разминулись. Тётя Аня велела тут побыть.
Наталья/обиженно поджимает губы/: Ну, давай, сиди, карауль меня. Что, не раздумал ещё насчёт свадьбы?
Иван: Нет, не раздумал. Быстрее бы Катюшу увидеть, да увезти её отсюда. Народ какой-то весь наэлектризованный, того и гляди, замыкание произойдёт.
В подполье послышался шорох, скрежет. Иван с Натальей переглянулись.
Иван /нагнулся к полу и прислушивается/: Уж, не крысы ли там завелись?
Наталья /громко кричит/: Крысы, говоришь? А что им там грызть? Всё давно съедено. Выглянь-ка в окно, кажется, там кто-то идёт?
Иван /удивлённо смотрит на Наталью, но идет к окну/: Хозяин ваш, Прыщ шествует.
Наталья/ всё так же громко, как будто предупреждая кого/: Ползёт, гадюка. Он один не ходит, рядом змеёныши должны быть. Ну, точно, вон они -- Шарон и Митя-вышибала. Как бы сюда не зашли?
В подполье затихло.
Иван/ с ещё большим удивлением/: Тётя Наташа, вы чего так кричите, я же не глухой, а вот на улице могут услышать. Чего это Митяня с ним ходит? Давно он из города перебрался?
Наталья: Холуйствует у Прыща. Таким, как он, кому бы зад ни лизать, только бы деньгу иметь.
Иван: И чего тогда отец промахнулся, уж всё равно отсидел, так хоть за дело бы.
Наталья: Нет, Ваня, самосуд нам же беду принесёт. Простой народ -- он более совестлив, чем новоявленные хозяева, и беззаконие им же на руку. Ты вот что, тут мужской работы много потребуется, так что придется тебе тут быть неотлучно.
Иван: Ладно, дело-то общее. Тем более что отец дома.
Наталья: Вот-вот, общее. Да и надёжнее так, права Анюта.
Явление пятое
Место действия -- дом Солдатихи
Анна вошла в открытую дверь избёнки Солдатихи: На кровати лежала старушка, а у печи сидел седой, тощий мужчина и мыл мелкую молодую картошку. Анна с трудом узнала Антона.
Солдатиха /радостно/: Гостья к нам пришла. Антоха, встречай сватью-то, будя тебе возиться там.
Антон /вытирает руки тряпкой и смущенно подает крупную, мозолистую руку/: Здорово живешь, Анна. Проходи к столу. Угощать нечем, картошку ещё не сварил, а поговорить надо.
Солдатиха/спускает костлявые ноги с кровати/: Антоха, доведь меня до стола.
Антон/испуганно/: Ты что, мать, ещё упадёшъ.
Солдатиха /строго прикрикивает/: Делай, что тебе говорять! Нам по-бабьи погуторить надытъ. А ты ступай, покопайся на грядке, можеть, огурчиков найдёшь.
Антон доводит мать до стола, сажает на стул и уходит.
Солдатиха /приваливается к столу, почти ложится на него/: Не чаяла я дождаться Ванятку, а тут и мой Тошенька появился. /Она сухонькой рукой вытирает набегавшие слёзы, а глаза светятся радостью/: Огурцы у нас уродилися, да я заставила мужиков обобрать их все и замочить, а вечор засолим кипяточком, и они поспеють к воскресенью -- уж дюже хорошо пойдуть малосоленькие за столом. Нюра, не откладывай свадьбу, а то я не протяну долго. Ты не сумлевайся, Ванятка -- парень самостоятельный, твоя девка за ним как за горой будеть жить. Он и Антоха надёжный. А эта вертихвостка что удумала -- под Прыщём расстелилась! А Антон не простил, даже не зашел к ней. И Колюшка-малец-заноза, а кумекаеть: "Бабанька, я не пойду туда, с тобой останусь". А мне что -- не хочешь, ну и ладныть.
Ты глянь, Нюра, как жизня повернулась. Всё орали, что в колхозе плохо жить. Свободы захотели, а получили плюизьму дерьмовую, пёс её не возьми. Вон Прохорыча за две рыбёшки калекой сделали. Вишь ты, -- хозяйское! А где же наше?! Вот дурни, так дурни -- сами, за так всё отдали Прыщу! Своё, кровное -- вот дурни. Мы спину гнули, гнули, а он всё захапал. Обидно как -- я начинала батрачкой и сызнова в батраки попала. С восьми лет ходила на подёнщину. Бывалыча попадёшь к Михиным или таким же злыдням, как, они, так один раз подадуть похлёбку пустую, кусок хлеба и всё. А работу давай! А вот у Ганиных совсем другое дело: часов в десять дадуть кашу с квасом, а в самое пекло обед привезуть аж из трёх блюд. Сама хозяйка приезжала. Такая приветливая -- и пошутить, и запоёть с нами. А пекло спадёть, то такой азарт в работе, что друг за дружкой не угонимся. А он и сам Ганин дюже справедливый был: как колхозы стали создавать, так всю землю сразу сдал и в город уехал. Сказал, что супротив народу не пойдёть. Сердечные были люди, совестливые. Да-а, вот оно как было.
А ты помнишь, Нюра, как мы в колхозе песни распевали? Ну, там и ругались, и горевали -- не без этого, на то она и жизня. Но все знали, что завтра кусок хлеба будеть, что ребятня, куда хошь учиться поедеть. И -- и, да что там, дожили до того, что из-за машин ругалися, кому первому по очереди продадуть. А дома-то у всех аль под железом, аль под шифером. Про солому и забыли. Радио, телевизоры у всех, электричество вместо керосиновых ламп, на газу готовили, хотя и баллонный он. Отапливаться стали не навозом, как раньше, а углём с дровами. Паровое отопќление провели, дороги стали асфальтировать, чуть не в каждое село самолёт летал из области. Вот так-то мы плохо жили. А сейчас, чтобы зиму в тепле жить, надо весь год ни есть, не пить, собирать на топку.
Зашел Антон, поставил на стол полную миску влажных, зелёных в пупырышках маленьких огурчиков.
Солдатиха /радостно расплылась в улыбке/: Нашел пупырчат?! Вот хорошо-то. Давай нам хлеб, там краюха осталась. Да чекушечку из-за божницы достань -- дождалась она своего часа. Где Ванятка-то? Обговорить надыть, как свадьбу справлять.
Анна /растерянно смотрит на Солдатиху/: У меня он.
Солдатиха: Ну и ладныть, без него обговорим. Девка-то дома?
Анна/опустила голову, говорит убитым голосом/: Беда у меня...
Солдатиха /сердито/: Знаю твою беду.
Анна /удивленно/: Откуда?
Солдатиха: Всё село знаеть, не токмо я. Не твоя вина и не девкина. Бог накажеть окаянных. Главное -- душу не растерзали бы, а тело заживёть. Мы, бабы, живучие. Ванятка знаеть, и своё решение принял. Ты, главное, девку сохрани, уж больно люба она мне.
Анна /вздыхая/: Она теперь совсем другой стала, хотя, как говорит, и не далась им. Да и по белью видно. Но уж избита сильно была.
Солдатиха: Знамо дело -- другая. После такого-то страха! Вон и ты-то вся перевернулась. А Наталью возьми. Она же ваша с Антохой ровесница. Поди, помнитя, какой она была: огонь-девка! Бывалыча, и гулянья, и собранья без нее не обходились. Как юла крутилась, и с песней, и с шуткой. А как наизгалялись над ней, так вся перевернулась, злая стала. Можеть, ещё из-за того, что ты, Антоха, бросил её, а? А таперича и расплачиваешься за это? Ни одно зло не остаётся безнаказанным.
Антон: Что-то Прыща не больно наказывают. А я и не бросал её, она сама запретила подходить. Видно, судьба распорядилась так.
Солдатиха: Так у Прыща не пришел черёд. Чем больше грешишь, тем
страшнее кара Господня. Сам не успеешь ответить, так дети, внуки расплачиваются за наши грехи. И чаще всего здоровьем. Да вы забыли -- у Прыща все братья и сестры поумирали, а сын глуповатый. Не иначе, как за дедовы грехи наказаны. Вот вами кара Господня. Нюра, в это воскресенье свадьбу играть надо, пока хозяева не пронюхали.
Анна; Да что вы, разве я успею, тётя.../она запинается, потому что не может вспомнить имя Солдатихи/.
Солдатиха: Ты что засмущалась? Забыла, как меня зовуть? А я и сама почти забыла, так давно не слышала своего имени. Да и в нём ли дело? Важно, как к тебе обращаются -- с добром или со злом. А ко мне, окромя Михиных, все с добром шли. Вот из-за Антохиного отца кое-кто из девок злился.
Антон /заинтересованно/: Это почему же? -- Он сидел за столом, подперев могучими кулачищами свою крупную голову, и смотрел на мать с необычной лаской и нежностью, понимая, что долго ей не протянуть.
Солдатиха /смеётся по-молодому, озорно/: Дак я увела его у девок! Ох, что было! Он из армии пришел, а я за три года в невесты выбилась: вся округлилась, подрумянилась, как сдоба в жаркой печи. А тут маманька справила мне новые туфли и платье маркизетовое -- всё в рюшечках, пышненькое такое. Я на гулянье и выскочила в обнове. А сама краем глаза замечаю -- красавец пояќвился и стоит с Кланькой Зубковой.
Анна:/ слушает с интересом, забыв о своей беде/: Это с какой же Кланькой?
Солдатиха: Дак с Михиной. Она опосля за Макара Михина вышла. Ну вот, я сама с круга, а красавец ко мне. Глянул в глаза и закрутил головой, и аж зажмурился, как от яркого солнца. И говорить мне: "Ох, девка, околдовала ты меня!" Я от него, а он за мной. Через неделю сватов прислал. А первый-то раз произнёс моё имя нараспев: "По-о-люш-ка!" И засмеялся радостно. Часто так повторял: "Какое же у тебя чистое, светлое имя. Произносишь его и будто в поднебесье взлетаешь". Да-а, сколько годков минуло, а будто вчерась всё было. А как Петяня сгинул на войне, так по имени никто и не называл меня, а всё Солдатихой да тёткой. Нищета уважения не прибавляеть. А у меня после Петяни всё покатилось с горки: и родня, какая была, вся повымерла, и скотина вся поизвелась. И только стали из нищеты вылазить, как новая беда открыла ворота -- Антоху посадили. А уж какой разор устроили демоны эти, и во сне не снилось. И войны нет, а страшней, чем на войне. Это ж надо, как озлобили, народ -- свой в своего стрелят! Ох, что-то я разговорилась, видать, перед концом. И сына уморила, совсем он голову повесил. Нюра, помоги мне добраться до постели.
Солдатиха повисла на плече у Анны и, загребая непослушныќми ногами, потащилась к кровати.
Солдатиха /продолжает устало/: Ты, сватья, иди домой, у тебя дел невпроворот, поди, от забот голова кругом идёть. А Антоха пущай посидигь. Он какой-то смурной ходить, ажнык страшно за него.
Анна молча вышла из дома
А на Антона навалились воспоминания из прожитой жизни. И высветился тот растреклятый день накануне ареста. И вспоминая, он вновь переживал его.
Действие второе
Место действия -- дом Антона пять лет назад.
Земля подсохла, пора картофель сажать, а у Антона огород не распахан. Всё некогда было: весенняя вспашка, ранний сев -- с полевого стана не уезжал. Вот сегодня вырвался на часок: поќмыться, сменить бельё. Только вошел в дом, присел к столу -- на пороге появилась мать.
Солдатиха /присела на лавку, поправляет платок жилистыми, скрюченными руками/: Антон, нечто это дело -- по сию пору не пахать? Все порядочные люди сажають уже, а у нас ишо не пахано. А тебя и Макарьевна заждалась -- заодно и ей бы вспахал, больше-то некому. Неужто нам опять лопатами тягать? Куды ни шло -- сажать, там земля мягкая, а то ворочать твердынь таку -- руки отсохнуть.
Антон /нехотя возражает матери, хотя и сам понимает, что запоздал с пахотой/! Маманя, сев идёт, не дают трактор. Прыщ говорит, что сохой надо, а лошадь тоже не допросишься у него.
Солдатиха /возмущённо/: Это анжинер прыщавый не даёть? А то, как же, ему-то приехали, вспахали, посадили. Его краля и ручек не замарала. Вот и его отец плугом на спаренных лошадях пахал, а мы с Макарьевной всю жизнь лопатами тягаем. Мозоли не успевают заживать. Оно и у тебя с сызмальства кожа на руках как кирза. А они баре. А ты -- тюня, с трактора не слазишь, ночуешь в обнимку с ним вместо жены, а на часок приехать вспахать огород у тебя времени нет. Тебе нельзя, а ему можно, у него власть.
Антон: Маманя, а может, вы откажетесь от огорода, нам и одного хватит, а один-то я и лопатой...
Солдатиха /перебивая сына и смотря на него с упрёком/: Вот -- вот, лопатой. Давай, гни спину. Мы с Макарьевной вдоволь её посгибали, ажнык разогнуться невмочь быват. А вон Кланька, мать Прыща, за мужниной-то спиной по двадцать трудоднёв в год вырабатывала, а пенсия така ж, как у нас с Макарьевной, а мы с ней кажный день с темна до темна спину гнули. Это как, справедливо?!
Антон / опустил голову, не зная, как успокоить мать/: Но вы же учили не брать примера с них...
Из далёкого детства всплыл образ заплаканной матери: она вбежала в избу растрёпанная, с оторванными рукавами у фуфайки, встала на колени перед портретом отца, запричитала:
Мать: Петяня, голубчик, пошто ты сгинул, пошто не уберёгся, пошто не придёшь защитить от ирода прыщавого?!
Антошка /испуганно смотрит на мать/: Маманя, за что он вас?
Мать: Не захотела стать подстилкой...
Антон в свои десять лет не понял прямого смысла этих слов, но то, что мать хотели унизить, это он уяснил сразу и запомнил. Со временем всё забылось, а вот, поди ж ты: через три десятка лет вспомнилось, выплыло из памяти, да так ясно, как будто вчера это было
Солдатиха /смотрит на уставшего, грязного Антона: по его лицу перекатывались желваки, глаза сузились/: Ты что набычился, сынок? Устал ты, а я тебя донимаю. Это во мне обида взыграла. Ты помойся, отдохни маленько, да и поезжай. Оно, знамо дело, с обчественным надыть наперёд управиться, а свой огород -- куды он денется, огород-то, посадится. Попозжее выкопаем -- вот и вся недолга. А ты что удумал -- от земли отказаться?! /Смеётся, машет рукой на сына /: Вот уж удумал, так удумал! А Ванятка из армии возвернётся, жениться вздумат, где жить будеть, а? Молчишь? А я тебе так скажу: придёть Ванятка, так пущай новый дом вместо моей развалюхи ставить. Вот дедово позьмо и не пропадёть и сад в порядке будеть, а то у тебя руки не доходють, а мои вон, все скрючились. Ну, сиди, сиди, сынок, пошла я.