Каждую ночь по Москве мчится машина неотложной помощи, пугая запоздалых прохожих душераздирающим воплем водителя, - разумеется, запоздалые прохожие догадываются, что с кем-то произошла беда, что время дорого, что электрическая завывалка неисправна... Наиболее проницательные из прохожих торопливо крестятся, а наиболее наблюдательные из них смутно припоминают, что где-то видели эту машину - вчерашней ночью, и позавчерашней ...- и только молодому циничному лётчику Алексею Кирсанову, чудом увернувшемуся от столкновения с неотложкой и теперь наблюдающему приблизившиеся июльские звёзды из своих перевёрнутых "Жигулей", приходит в голову простая мысль: "Жизнь - это самолёт, где на случай несчастья предусмотрена красная кнопка, и когда несчастье происходит, все бросаются нажимать эту кнопку, и тогда звучит знакомый похоронный напев...".
"Жигули" беспомощно вращают в воздухе колёсами и напоминают лежащего на спине жука, который тщетно сучит чёрными крючковатыми лапами, - Алексею Кирсанову хочется курить, но не в положении антипода, и он предпринимает усилия, чтобы освободиться, но никак не может справиться с дверью, - за стеклом остаётся сказочное смешение ночных огней, - машин, фонарей, витрин, окон, звёзд, - он переводит дух и, не соглашаясь с тем, что всё, не переставая быть близким, может в одно мгновение стать недосягаемым, представляет, как стоит снаружи, и курит, и чертыхается, и разглядывает повреждения, и наблюдает за своей забавной вознёй в тесном стекляном скворешнике, - и, не в силах терпеть, разражается громоподобным смехом и еле удерживает себя от того, чтобы нагнуться, постучать непоседу указательным пальцем по лбу и полюбопытствовать, удобно ли он там устроился на ночлег...- обладая, однако, способностью читать собственные мысли, он невозмутимо бросает себе в ответ:
- Засунь себя в аквариум и привали сверху камнем потяжелее, - и ты устроишься так же удобно!...
Время от времени к Алексею Кирсанову участливо наклоняется какое-нибудь перевёрнутое лицо и предлагает вызвать неотложку, на что Алексей Кирсанов отрицательно мотает головой и иногда даже плюёт в ветровое стекло...
- Эй, приятель! - кто-то стучит железякой по гулкому животу жука, - давай выбирайся и вали отсюда, пока я ментов не вызвал! Ты там что, приборную доску выковыриваешь?...
- Я не могу выбраться! - орёт Алексей Кирсанов, - Это моя машина...
- Ах, твоя... Тогда, приятель, потерпи, - а я пока резину мигом сниму... Что в багажнике-то?...
Алексей Кирсанов тянется чужими руками к бардачку и достает пушку. "Ого, какая тяжёлая! - думает он. - А где этот, перевёрнутый?". Он вертит головой, пытаясь определить в полумраке направление, однако чувствует, что находится на пороге бреда, и торопится выстрелить в заплёванное ветровое стекло, чтобы отпугнуть перевёрнутого грабителя...
Сознание возвращается к Алексею Кирсанову после безобразной сцены, где дышащий смрадом поручик Ржевский подбирается к нему ближе и ближе, щекочет и царапает его щёки и губы жесткими колючими усами, и приговаривает, нисколько не стыдясь, разгорячённый похотью:
- Я те, блядь, дам!...
- Не надо, ну что вы! Не надо... - еле ворочая языком, выговаривает Алексей Кирсанов, хватается за всепроникающие усы и открывает глаза.
- Ну, что очухался? - спрашивает его кто-то, - Метлу, блядь, отпусти!...
"Дворник...это дворник..." - думает Алексей Кирсанов и спрашивает почти умоляюще:
- Где я?
Дворник принимается горячо объяснять, - но, видимо, не вполне владея собой, снова берётся за метлу и охаживает ею Алексея Кирсанова, преимущественно по лицу, - потом настоятельно советует ему незамедлительно удалиться вместе со своей машиной.
Предложение дворника неожиданно поддерживают двое голосующих молодых людей, к которым вскоре присоединяются несколько местных алкашей и азербайджанец из овощного киоска.
Проворные напряжённые тела облепляют "Жигули", в несколько дружных муравьиных потуг ставят машину на колёса, и потом по-молодецки взламывают её неподатливые двери.
- Командир, с тебя причитается! - говорит один из алкашей, кивая на своих товарищей, и вытирает о джинсовые ляжки грязные узловатые руки. - Поправиться надо...
Алексей Кирсанов не сразу понимает, чего от него ждут, потом находит кожанный кошель и достаёт из него пятьсот рублей:
- Спасибо, ребята...
Азербайджанец тепло треплет Алексея Кирсанова за щёку, двое молодых людей шумно усаживаются на заднее сидение, дворник сетует, что Алексей Кирсанов загородил проезд во двор, и неотложка не могла проехать, и Митрича, которого час назад подстрелили, пришлось тащить к неотложке на руках, и Митрич ругался последними словами, однако две или три сотенные бумажки добавляют дворнику жизнерадостности и даже какой-то ребячливости:
- Хошь я те метлу подарю? На память...
"Жизнь, - думает Алексей Кирсанов, - это самолет, где пассажиры по-товарищески заботятся о лётчике, где каждый на свой лад не даёт летчику загрустить..."
Двое молодых людей оказываются начинающими плясунами из Большого Театра, - так, во всяком случае, они представляются, и говорят:
- Не в службу, а в дружбу, - на Маяковку...Только, чур, не переворачиваться...
-У вас нет ничего понюхать?...Вот "Татушки", - любите? - давайте поставим...
Они вспоминают недавнюю вечеринку, и мило поддразнивают друг друга, и шутливо переругиваются, и один раз между ними даже завязывается потасовка, - и Алексей Кирсанов получает звонкую затрещину, но не оборачиваться, так как плясуны принимаются наперебой извиняться за то, что "срикошетило", и остаток пути едут в обнимку, изредка перешёптываясь.
За Триумфальной Аркой ему зазывающе машут менты.
- Метла у вас из багажника торчит на сто метров, причёска у вас неопрятная, люди у вас в машине в нижнем белье, - не положено!
- Это плясуны из Большого Театра, - и одежда у них соответствующая... - говорит Алексей Кирсанов и рассматривает подошедшего мента, - Все менты как менты - олухи деревенские, а ты хиппарь?
- Вы про это? - и мент пытается спрятать под фуражку разлетающиеся плетёнки косичек - Недавно вышла ориентировка на длинные волосы, - в целях гуманизации облика...
- А ориентировка на дырявые кроссовки не выходила? - без любопытства спрашивает Алексей Кирсанов.
- Зато у Вована такие кроссовки, - вы обоссытесь! С голограммами голых баб! Вован! - хиппарь отворачивается и машет рукой.
Из ментовской машины вываливается долговязый Вован с "Калашниковым" на шее и, нелепо подёргивая коленями и вращая угловатыми плечами, семенит по направлению к ним.
Алексей Кирсанов замечает, что фуражка Вована съехала на бок, что его глаза блаженно полуприкрыты, что в ушах у него сидят небольшие чёрные наушники. Вован кричит, - видимо не слыша собственного голоса, - не то хиппарю, не то Алексею Кирсанову:
- Амалия Родригес! - круто! - будешь слушать?
- Ты чё босиком? Ну, прикол...
- Буду, - говорит Алексей Кирсанов и берёт у Вована наушники.
- Ноги потеют...Ты тоже разуйся...
Алексей Кирсанов закрывает глаза и качает головой, очарованный сдерживаемой страстью и обречённостью в голосе Амалии Родригес, - он вынимает диск, смотрит в него, как в зеркало - "Какая ещё причёска, когда залысина на залысине..." - кладёт его себе в карман, - потом выдёргивает из багажника метлу и протягивает хиппарю:
- И ты тоже вооружайся. И над обликом надо ещё поработать...
"Жизнь - думает Алексей Кирсанов, минуя Дорогомиловскую, - это самолёт, в котором все воображают себя лётчиками, а настоящий лётчик сидит с поносом в уборной и листает на коленях "Playboy...".
Возле Бородинского моста другие менты машут ему так же зазывающе, как и первые, но он и не думает останавливаться: " Наверное, тоже ненастоящие..."
На повороте на Садовое кольцо машину обгоняет неотвратимая, как навязчивая мысль, неотложка, - всплески мигалки врываются внутрь и дрожат на синих лицах, - водительские вопли и чей-то мат, многократно усиленные микрофоном, заглушают на некоторое время "Татушек".
"Не будь вас, девчонки, - с благодарностью думает Алексей Кирсанов о затаившихся за его спиной плясунах, - я бы и сейчас там куковал антиподом с метлой в морде..." Однако он, умеющий так безукоризненно точно думать свои простые мысли, не догадывается, что микрофонный мат исполняет сам подстреленный Митрич, узнавший Алексея Кирсанова и его злополучные "Жигули", и поэтому не делает уместного в сложившихся обстоятельствах обобщения, что жизнь - это неведомая и немилосердная неотложка, которая однажды обгоняет нас на каком-нибудь повороте...