• Аннотация:

     Одна спасенная невинная жизнь покрывает множество отнятых? До какого предела может дойти человек, взявший на себя всю тяжесть груза неутоленной мести за смерть жены, которая послужила спусковым механизмом начала войны? Он перестал быть человеком. Искал виноватых, находил, уничтожал без колебаний. Он искупался в чужой крови, не понимая, что главный виновник смерти жены - он сам.

     

      Предел терпения.

      Роман.

      Вместо пролога.

      Садись на меня,

      Мы будем не здесь

      Когда эту грязь увидит заря,

      Но только не нас, но только без нас.

      Меня и тебя

      Невинные дети не встретят в раю,

      Мою и твою продали мечту,

      Купили мечту.

      Когда я начну,

      Наполню суровой реальностью сон.

      Когда я начну,

      Умоется кровью ваш Вавилон.

      И каждая тварь,

      От солнечной правды будет стонать.

      От боли и выть,

      Когда я начну конкретно мочить.

      Порвали мечту,

      Порвали мечту.

      Такие тупые, что хочется выть

      А небо такое, что можно убить,

      Никто не заметит, когда я начну.

      (Агата Кристи. Порвали мечту)

     

      Часть первая.

      Безумие.

      Глава первая.

      Какое это блаженство: послать всё к чёрту, забить на опостылевшую работу и остаться дома с самой лучшей на свете девушкой - с моей женой. Да и она не против: когда я сообщил ей о разошедшейся не на шутку лени, Жанна в ответ лишь кивнула и улыбнулась. Значит решено. Закрываем двери, отключаем на фиг телефон и предаёмся безделью. Будем валяться на диване, смотреть телевизор или слушать музыку. А может просто ляжем, прижавшись друг к другу, и помолчим, наслаждаясь тишиной. Три года совместной жизни научили нас понимать друг друга без слов. Каждый взгляд, каждый жест, каждое прикосновение несли в себе столько информации, что и в часовой речи не уместится.

      Диван я решил не раскладывать - не такие мы и большие, чтобы не поместиться. Жанка дождалась пока я лягу, и приютилась рядом, положив голову мне на грудь. Хорошо. Как же хорошо, господи! Что ещё надо в жизни? Да ничего. Я самый счастливый человек на свете: у меня всё есть.

      - Включить телевизор? - спросил я.

      Жанна пожимает плечами - как хочешь. Что ж, значит не будем, к чёрту этот ящик. Так приятно просто лежать, чувствуя прижавшееся ко мне молодое, сочное, упругое тело, скрытое лишь тонким, полупрозрачным халатиком. Моя красавица, моё солнце, моя принцесса. Моя самая ласковая девочка. Я - счастливец!

      Кто-то подёргал ворота, которые я предусмотрительно запер. Нечего делать, мы сегодня отдыхаем! Никого нет дома, проваливайте! Дайте хотя бы один день провести с женой, чтобы никто не мешал, не лез с просьбами, вопросами и прочей дребеденью. Надоели все до чёртиков.

      Жанка бросает на меня вопрошающий взгляд. Я машу рукой - не обращай внимания, подолбятся и уйдут. Сегодня никому и ничему не удастся оторвать меня от тебя. Это наш день, и я не позволю его испортить кому бы то ни было. Успокоившись, жена вновь опускает вскинувшуюся было голову мне на грудь, а я с наслаждением вдыхаю неземной аромат её волос.

      Вновь и вновь бросаю взгляды на безымянный палец правой руки, на котором красуется серебряное кольцо. У жены почти такое же - эту пару мы купили в храме, с прицелом на будущее венчание. И оно скоро состоится, как только жена наконец-то покрестится. А затем будет красивая церемония: Жанна в белом, воздушном платье, подойдёт ко мне, стоящему у алтаря, и священник объявит нас мужем и женой не только перед людьми, но и богом. Я смотрю на свою жену, и тёплая волна счастья накрывает меня с головой.

      Жанна, почувствовав мой взгляд, поворачивается ко мне, яркая улыбка освещает её лицо. Чуть наклонив голову, она подставляет губы для поцелуя, и я немедленно выполняю её безмолвную просьбу. Сладкий, вишнёвый вкус дразнит, призывает к продолжению, но я с усилием сдерживаюсь - у нас ещё вся ночь впереди. Целая ночь, как в первый год совместной жизни, когда мы не могли насытиться, когда, едва оторвавшись, вновь с жадностью бросались друг другу в объятия.

      Да, это было, пока быт не накрыл нас, но кто сказал, что не может вернуться? Может, ещё как, более того, сегодня мы вновь обретаем то самое состояние бесконечного счастья. С этого дня в нашей жизни не останется места ничему и никому, кроме нас самих. Есть я, есть она, а всё остальное к чертям собачьим!

      Раздался стук во входную дверь. Так, кто-то, видимо, перелез через забор. Ладно, сейчас этот кто-то скатится на своей заднице по лестнице. Сказав жене, чтобы не волновалась, я отправился открывать, весь кипя изнутри.

      Скинув крючок, пинком распахнул дверь, за которой, предусмотрительно отодвинувшись, стоит мой лучший друг Игорь, в глазах которого прямо таки плещется обеспокоенность.

      - Чего тебе? - рычу я. - Не видишь что ли - закрыто, значит, мы не хотим никого видеть. И как ты сюда попал, через забор перелез?

      - А больше никак, - подтвердил он. - Ты не открываешь, а мы все волнуемся. Вдруг что случилось?

      - Блин, и что может случиться за один неполный день! Просто мы с Жанкой решили сегодня никуда не ходить. Захотелось нам побыть вдвоём, неужели сложно понять.

      - С кем? - тревога в голосе Игоря усилилась. - С кем ты решил побыть вдвоём?

      - Игорёха, ты чего? Оглох? С Жанной, моей женой.

      - Андрей, какая Жанна? Её похоронили неделю назад. Ты с того дня из дома и не выходишь.

      Так, по-моему, мой друг немного не того. Кого похоронили? Жанну? Что за бред!

      - Игорь, это не смешно. Говори, что надо и проваливай - я хочу хоть немного побыть с женой.

      - Андрюша, прекрати немедленно, - Игорь взял меня за плечи и несколько раз встряхнул так, что зубы клацнули. - Очнись, приди в себя. Её больше нет! Умерла Жанна, понимаешь, умерла и похоронена!

      - Так, хватит! Шутка, если это была она, то довольно неудачная, затянулась. Не хочешь говорить, зачем пришёл, тогда убирайся. Дай нам с женой побыть наедине хоть немного. ПОШЁЛ ВОН!

      В бешенстве я захлопнул дверь и накинул крючок. Какую хрень он нёс! Жанна умерла. Чушь, бред! Я отворачиваюсь от двери, взгляд падает на зеркало, почему-то завешанное чёрной тряпкой. Это что ещё за чёрт? Сдёргиваю ткань и вижу своё отражение. Почему-то поседевшие волосы всклочены, глаза опухшие, покрасневшие, щетина. Ну, ни фига себе! Это ещё что за чудо? Я? О, боже, и как Жанка согласилась лечь рядом с подобным типом? Поворачиваюсь к ней, чтобы задать этот вопрос, и...

      Пустая комната, палас с пола убран. Часы остановлены, телевизор и зеркала завешаны. На столе стоят огарки церковных свечей. Табуретки, на которых стоял гроб, сдвинуты в угол. Гроб? Жанка? Жаннна?! Девочка !!!

      А-а-а-а-а!!!

      Больно. Больно. Черт возьми, как же больно. В груди вместо сердца - камень, тяжелый, давящий, тянущий. Господи, пошли мне забвение. Или безумие. Хотя зачем? Я и так безумец. Ее нет вот уже десять дней, а я все никак не могу в это поверить, жду встречи, улыбки, жажду услышать голос, и почти слышу, но только почти.

      Говорят, будто после смерти любимого человека умираешь сам. Если бы. Я жив и это самое страшное. Мое проклятие каждую минуту прогонять в памяти те последние часы, задаваясь вопросом: "если бы?". Если бы, если бы, ЕСЛИ БЫ! И пускай все вокруг твердят, что история не приемлет сослагательного наклонения, мне от этого не легче. Я знаю, что мог ее спасти, вытащить из петли, прижать к себе, гладить волосы, покрывать поцелуями лицо. Мог извиниться за несдержанность, объяснить, что она не одна - мы вместе. И останемся вместе навсегда. Но нет, ничего уже не изменить.

      А еще говорят, что человек предчувствует несчастье, произошедшее с близким. Я же не почувствовал НИЧЕГО! И когда подходил к двери амбара, и когда взялся за ручку, и когда потянул на себя. НИЧЕГО!!! А потом не помню. Нет, помню какими-то урывками.

      Я вижу висящее на тонкой капроновой веревке тело, вижу еще недавно нежно-розовое, а сейчас начавшее синеть лицо, вижу приоткрытый рот. Слышу исторгшийся из моей глотки крик "НЕТ!"... Пробел... В моей руке нож, я перерезаю нить и моя девочка сломанной куклой падает на пол. Я падаю перед ней на колени, зачем-то хлещу по щекам, пытаюсь сделать искусственное дыхание... Пробел... Я кричу в телефонную трубку на врача, требую немедленно приехать, затем бегу назад... Пробел... Я накрываю губами те самые губы, которые так любил целовать, вдыхаю воздух в рот, а находящаяся рядом девушка-врач жмет на грудную клетку. Еще... Еще... Еще... Ну же, дыши. ДЫШИ, черт тебя побери! Не смей уходить. Я не смогу без тебя. Я без тебя никто. Давай, девочка, сделай вдох, открой глаза, посмотри на меня. Не уходи! Ты не можешь меня бросить. Врач бормочет что-то о сломанной подъязычной кости, о том, что все кончено и надежды нет. Я требую продолжать, хотя и понимаю, что она права. Это конец. Конец всему. Счастью, надеждам, мечтам.

      А затем, ожидая приезда полиции, я иду на кухню, наливаю в таз горячую воду и... начинаю мыть посуду. Почему? Зачем? Я не знаю, но твердо уверен, что должен это сделать. Чашка, вторая, третья... Шапка пены накрывает воду, а я продолжаю мыть. Ложки, вилки. А где же нож? Ах да, он лежит там, где... Но я не могу заставить себя пойти туда. Позже вымою. Блюдца, тарелки, кастрюли... Кажется все. Теперь надо ополоснуть...

      Закончив с посудой, беру веник и иду мести пол. Синтетический палас впитывает в себя мелкий мусор, словно губка воду, выметать тяжело, но пылесос я включать не хочу. Почему? Ответа нет.

      Появляются голосящие родственники. Крики, плач. Ее отец чуть было не кидается на меня с кулаками, но останавливается. Тетушка, глава местной администрации выкрикивает обвинения мне в лицо - я молчу. Зачем оправдываться? Все равно никто ничего не услышит. И доля истины в ее словах присутствует. Хотя и мне хочется закричать в ответ. Поинтересоваться, почему они, родители, тетя, дядя, бабушка не оказали поддержку девочке, когда она так в ней нуждалась? Почему не сказали ни одного доброго слова? Почему люди, от которых она вправе была ожидать любви и понимания, осыпали ее упреками? Но я молчу, отупев от горя.

      Полиция приехала ближе к полуночи, когда на землю опустилась мгла. Следственная группа сразу проследовала в амбар, в дом вошел только участковый. Извинившись, первой опросил врача - той надо было возвращаться домой. Закончив с ней, переключил внимание на меня.

      - Извините, Андрей, если мои вопросы покажутся вам бестактными, но я должен их задать - это моя работа,- произносит он.

      Я киваю - мне все равно.

      Не помню, о чем меня спрашивали, все мысли были о моей девочке. О том, что она лежит там, на холоде, в халатике. О том, что она сейчас одинока, рядом, кроме фальшиво скорбящих родственников, исключая родителей, нет никого, кто бы обнял, прижал к себе, согрел. И слова песни, запавшие в душу:

      Да будет Тень, да будет Свет,

      Я проживу эоны лет,

      Пока пойму, что у меня,

      Есть только ты и только я.

      Что мир лишь сон, где мы не спим,

      Познаем страх и вместе с ним,

      Шагнём в огонь, напьёмся слёз,

      И повернём земную ось.

      Не хочу другой судьбы,

      Где есть не я, где есть не ты.

      Благодарю сейчас и здесь,

      За всё, что нет и всё, что есть.

      Мы как вода в море.

      Кровь в жилах.

      Боль в сердце.

      Нож в спину.

      Двое, как крылья.

      Сон в руку.

      Миг счастья.

      Жизнь в муках

      (Агата Кристи. Сердцебиение.)

      Наконец полицейские заканчивают работу, и мы грузим потяжелевшее вдруг тело супруги в "головастик". Я укутываю ее одеялом - она всегда мерзла, особенно ступни. Машина трогается, а я стою и смотрю вслед, не в силах отвести взгляд.

      "Любящие" родственники с похорон меня прогнали, не дав мне даже проститься. Бог им судья. И ОНА.

      Смотрю на фотографию. Дура. ДУРА е...ая! Что ты натворила? Каким местом думала? Избавилась от проблем, скинула, сбежав, на чужие плечи. Предала, бросила! А как же ежедневные заверения в любви? Все ложь! Каждое слово, каждый взгляд. Ты хоть раз была со мной откровенна, или наша совместная жизнь всего лишь обман? Твоя попытка сбежать от деспотичной матери? Я для тебя был только средством. Тогда почему мне так больно?

      Но потом вспоминаю взгляды, жесты, движения. Нет, это не могло быть притворством. Так невозможно имитировать чувства - она любила меня. Она хотела быть со мной. Навсегда, до самой смерти. Так и произошло.

      День проходит за днём, а боль не утихает - становится лишь острее. Безумие, которому я противился, все-таки настигло меня, всё настойчивей убеждая, что жена не умерла, уехала на время и не сегодня-завтра вернётся. А иногда мне кажется, что всё произошедшее только сон, от которого мне предстоит очнуться, открыть глаза и увидеть рядом, на соседней подушке, милое сердцу лицо. Я протяну руку, приглажу непослушные волосы, и любовь накроет нас с новой силой, но краешком ещё не замутнённого сознания понимаю: нет её больше, не обманывайся. А потом раздался звонок...

      Банк. Требуют погашения задолженности. Что? Мне показалось, будто я ослышался. Вы, суки, довели девушку до самоубийства и ещё смеете требовать?! Да есть у вас хоть что-нибудь святое? Или хотя бы зачатки совести? Да что с вами творится? Люди вы или нет?

      А ведь именно с этого все и начиналось. С желания жены мне помочь...

      В селе с местами работы, как и по всей стране, впрочем, был напряг, да и платили сущие копейки, вот и решила девочка, устроившись на столь же низкооплачиваемую работу, в тайне от меня взять кредит. Прошло полгода своевременных выплат и тут звонок: "У вас задолженность". Откуда? Мы же выплачиваем вовремя. " Да, разумеется, но каждый раз вы забываете оплатить 62 копейки. Вот они, плюс пени - набежала одна тысяча триста двадцать рублей". Ладно, погасим. И это стало моей первой ошибкой - банк нашёл лохов.

      Прошло три месяца, и мы получили первое письмо. "Ваша задолженность составляет двадцать две тысячи семьсот сорок девять рублей. Требуем погасить в течение трёх дней, в противном случае мы...". Далее шли перечисления статей уголовного кодекса, согласно которым мы могли лишиться всего. Но... В конце письма не было ни печати, ни подписи. С трудом успокоив впечатлительную супругу, я сжёг его и забыл... На неделю...

      Каждый понедельник мы получали письма подобного содержания, только сумма менялась в сторону увеличения. Не выдержав ежедневных причитаний, я заставил жену позвонить в банк. "Да, у вас накопился долг". Откуда? "Вы ежемесячно просрочиваете платежи". Не может быть, вот график, вот квитанции об оплате, с указанием даты и суммы. " В вашем договоре произошла путаница. Вы постоянно выплачиваете меньшую, чем положено, сумму". А мы здесь при чем? Ваша ошибка, вам и ответ держать. " То есть вы отказываетесь платить?". Разумеется. " В таком случае мы передадим ваш долг коллекторской фирме". Да ради бога, делайте, что хотите... И это стало моей второй ошибкой.

      Я совершенно упустил из виду впечатлительную натуру жены. Росшая под неусыпным контролем деспотичной матери, она, даже живя со мной, боялась вызвать неудовольствие властной родительницы, из-за чего у нас постоянно возникали скандалы. Ее слабость и моя несдержанность едва не развели нас. А может, так было бы лучше? Кто сейчас может сказать об этом с уверенностью? Как бы то ни было, мать узнала о проблемах дочери и...

      Мать - это святое. Кто же поддержит как не мать? Да, конечно, вот только тот, кто это сказал, не был знаком с Алёной Кузьминичной. Даже не крик - ор стоял такой, что слышно было на другом конце села, и слезы дочери не успокаивали, наоборот, усиливали "праведный" гнев. И вот тут я совершил третью, роковую ошибку. Не вступился за жену, дав ей возможность самой разобраться раз и навсегда с матерью. Она не смогла.

      Письма, звонки, мать... Мать, звонки, письма... И муж, вместо того, чтобы помочь, начал отдаляться. Не так категорично, конечно, но... Я устал быть вечно вторым, ведь, несмотря на отношение, девочка любила родительницу. Устал от слез, жалоб, упрёков. Устал от постоянно повторяющейся фразы: "Если меня не станет, всем будет легче". Не стало. И где лёгкость?

      А теперь банк вернулся с требованиями. Ладно, козлы, хотите войны? Вы ее получите. Собрав документацию, я отправился к нашему участковому и обрисовал ему ситуацию. Тот бумаги взял, но с видимой неохотой. Заполнив протокол, протянул мне ручку, чтобы подписал и напоследок сказал:

      - Я, конечно, попытаюсь сделать хоть что-нибудь, но на многое не рассчитывай. Это дело дохлое.

      - Почему? - удивился я. - Доказательства на лицо, хоть попой ешь.

      - Вот именно, что попой. Подумай, кто ты и кто те люди, с которыми вознамерился бодаться? Да у них адвокатов больше, чем спичек в твоём коробке. А где адвокаты не помогут...

      - Там решат деньги, - закончил я.

      - Вот видишь, ты все прекрасно понял. Может, отступишь?

      Отрицательно покачав головой, я вышел. Во мне ещё жила надежда на справедливость. Идиот!

      Все произошло так, как меня и предупреждали. Уголовное дело даже не завели "в виду отсутствия состава преступления". И вот я здесь. Вышел на тропу войны.

     

      Глава вторая.

     

      Ночь. Созданные из бетона и стекла городские джунгли накрыл мрак, настолько густой, что поглощал даже тени. Немногочисленные прохожие идут, полностью погрузившись в себя - они не видят, не хотят видеть ничего, что происходит вокруг. Зачем? Все мысли исключительно о себе любимом, каждый из них пройдёт мимо умирающего прямо здесь, на остывшем асфальте, от сердечного приступа человека. И это в лучшем случае. Могут ещё и наступить, бормоча что-то вроде: "Нажрался, как свинья и валяется, перегородив дорогу". Хорошие люди, добрые. Как же я их люблю! Неистово, искренне, самозабвенно.

      Это моя ночь, моё время и моё место. Я - охотник, выслеживающий дичь в этом царстве безразличия. Зверь, который по лёгкому, едва уловимому запаху найдёт жертву и уничтожит без малейших колебаний.

      Ещё недавно я не был таким. Жил, работал, любил, но в одну минуту у меня отняли все. Безжалостно, грубо, жестоко вырвали из груди сердце, убили душу, лишили разума. Я пытался бороться, но и полиция, и прокуратура, и суд остались глухи к моим мольбам, в очередной раз подтвердив миф о неподкупности. И этим выпустили на волю монстра, для которого в жизни нет иной цели, кроме как убивать. Убивать тех, кого он судил и признал виновными.

      Вон она, дичь, идёт в нескольких шагах впереди меня, вихляя задницей, упакованной в обтягивающую мини-юбку. Телка, считающая себя пупом земли лишь потому, что природа одарила её красотой. Кукла бездушная! Тварь и сука, которой нет места в этой жизни, потому что я так хочу. Только я награждён правом решать, кому жить, а кому умереть. Или проклят? Нет, все-таки награждён. И этим правом буду пользоваться, пока дышу.

      Чуть больше часа прошло с той поры, как я вынужден был мило и где-то даже заискивающе общаться с этой дамочкой. Тот путь, который я выбрал, словно нарочно вёл меня тропами, усиливающими и без того бушующую лавой ненависть. Но что поделаешь, если в нашем мире все решают деньги, которых мне как раз и не хватало для осуществления замысла? Да и этот, совсем не стандартный ход, привлёк меня именно тем цинизмом, с которым поступили со мной. С нами...

      Филиал "V-экспресс банка" располагался на первом этаже супермаркета "Сатурн". Кодинск, маленький, провинциальный городок и данное строение, по сравнению с остальным, действительно претендует на приставку "супер". Первый этаж занимают региональные филиалы банков и сотовых компаний, а так же зал бытовой техники и отдел стройматериалов. На втором разместились детский мир и мебельный салон.

      Кипя от ненависти я, повторяя недавний путь той, которую у меня отняли, приблизился к столику с надписью: "V-экспресс банк - кредит за пятнадцать минут. Нужен только паспорт", за которым восседала молодая, миловидная девушка, тщательно полирующая ногти.

      - Добрый день, - как можно более спокойно произнёс я. - Мне бы хотелось оформить кредит.

      Девица соизволила, наконец, оторваться от своего занятия, разумеется, более важного, нежели очередной проситель и кинула взгляд, в котором явственно сквозили неудовольствие пополам с презрением.

      - Присаживайтесь, - процедила она сквозь зубы, даже не попытавшись натянуть на лицо более-менее приветливую улыбку. - На какую сумму?

      - Двести тысяч, - ответил я.

      - На какой срок?

      - Если возможно, года на три.

      Дамочка произвела вычисления на компьютере и озвучила сумму ежемесячного платежа. Я кивнул - все равно отдавать не придётся, и протянул ей паспорт.

      - Назовите вашу фамилию, имя отчество.

      - Тукмачёв Андрей Владимирович.

      - Дата рождения?

      - Двадцать первое февраля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

      - Место жительства совпадает с пропиской?

      - Разумеется.

      - Ваше место работы?

      Я ответил. Какие ещё будут вопросы?

      - Сколько лет проработали в этой организации?

      Целых семь, до увольнения. Но о последнем тебе знать совершенно необязательно.

      - На какие цели берете кредит?

      - На покупку дома, - вновь соврал я.

      Ответив ещё на несколько обязательных вопросов, мне предложили дождаться SMS из центрального офиса банка, дающее добро или отказ. Словно в нерешительности потоптался возле стола и задал вопрос, который должен был окончательно решить судьбу сидящей передо мной девицы. Не то, чтобы я сомневался, но её ответ мог бы дать призрачный, но все-таки шанс остаться в живых.

      - Скажите, а у вас никогда не возникало каких либо проблем с платежами?

      - Вы о чем? - с недоумением спросила она.

      - Я где-то слышал, что не так давно у вас взяла кредит девушка. Платила регулярно, но с неё постоянно требовали погасить какую-то мифическую задолженность. Изводили письмами, звонками с угрозами. Потом оказалось, что в документах был неверно указан график платежей. А девушка, не выдержав давления, покончили с собой.

      - Откуда у вас эта информация? - дрожащим голосом спросила она. - Да, был такой случай, но мы быстро разобрались и уже были готовы принести извинения, когда узнали о случившимся. А эта истеричная особа сама виновата - надо было просто разобраться.

      Истеричная?! Я почувствовал, как бешенство переполняет меня, стремясь вырваться. ИСТЕРИЧНАЯ!!! Это она о моей жене?! Ну все, тварь, ты сама решила свою судьбу! Ты посмела оскорбить человека, тобой и банком доведённого до самоубийства. Кто дал тебе на это право? Я спрашиваю КТО?!

      Едва сдержавшись, чтобы не свернуть ей шею прямо здесь, не сходя с места, я резким движением развернулся и, скрывая выражение лица, покинул здание супермаркета. И только оказавшись на улице, выдохнул столь долго сдерживаемый воздух. Трясущимися пальцами вытащил из кармана сигарету и, ломая спички одну за другой, наконец, закурил.

      Первые аккорды "The Princess" группы "Saidian" спасательным кругом ненадолго выдернули меня из чёрного омута ненависти. Так, надо успокоиться, иначе в этом состоянии недолго допустить ошибку. А мне нельзя ошибаться. Совершенно. Я ещё только начинаю.

      Достал из кармана телефон и нажал клавишу приёма вызова.

      - Здравствуй, Андрюша, это дядя Ося,- донёсся до меня далёкий голос.- Слышал, сынок, о твоём горе. Прими мои соболезнования.

      Дядя Ося, в криминальном мире больше известный как Остап, был единственным из отцовских друзей, с кем я поддерживал более-менее тёплые отношения. Как и его литературный тёзка, он вызывал симпатию, хотя о его жёсткости и даже жестокости ходили легенды. Поговаривали, что его друга убила женщина. Спустя несколько дней её обгорелый труп нашли за городом - экспертиза установила, что жертву сожгли заживо. Впрочем, обвинение Остапу не предъявляли, так что разговоры остались только разговорами.

      - Спасибо,- ответил я и замолчал. А что тут ещё скажешь?

      - Ты, главное не забывай, что не одинок. Не прячься в раковину, приезжай. Возможно, старик и сможет тебе помочь.

      Интересно чем? Исполнить роль господа бога и вернуть утраченное?.. Я как можно быстрее свернул разговор, пообещав не пропадать надолго,

      Сигарета истлела слишком быстро, и я уже было потянулся за следующей, когда лежащий в кармане брюк телефон издал сигнал, сообщающий о получении SMS. Итак, кредит одобрили. Жертвы сами оплатили свою смерть...

      Улицы практически совсем опустели, остались только я и жертва, даже не подозревающая о приближающейся с каждой секундой смерти. Конечно, мне бы не составило никакого труда убить её прямо здесь, но я хотел, чтобы близкие этой дряни ощутили хотя бы частичку той боли, которую довелось испытать мне. И пусть сколько угодно твердят, что родственники не ответчики за грехи; неправда, ваша жена, дочь, мать, убив мою жену, ударила и по мне тоже. Так не справедливо ли будет вернуть должок?

      Тем временем девица свернула на тротуар, выложенный из бетонных плит, ведущий к стоящему в стороне от остальных девятиэтажному дому. Видимо в нем она и живёт, очень надеюсь, что не одна. Хотя, судя по безымянному пальцу правой руки, мадам замужем. Пусть её труп найдёт муж, как мне пришлось найти свою жену, пусть почувствует то же что и я. Жажда чужих страданий переполняла меня... Дамочка подняла руку и кому-то помахала. Я проследил за направлением и увидел в одном из окон третьего этажа мальчишку лет четырёх-пяти. Сын? И что это меняет? Да ничего: у меня тоже мог быть сын. Или дочь. Теперь не будет.

      Жертва вошла в подъезд, я следом и, пока она не обернулась на звук шагов, прыжком преодолел разделяющее нас расстояние. А дальше как учили: левой ладонью зажимаю рот и одним резким движением ножом по горлу. Тут же отталкиваю от себя в сторону подвала, чтобы кровь не забрызгала. Все, можно уходить, но я стою, не сводя взгляд с бьющегося в агонии тела, с хлещущего фонтаном из располосованного горла потока темно-красной крови. Смотрю совершенно безучастно, как будто очередной голливудский ужастик, словно это не я только что, своими руками, впервые забрал чужую жизнь.

      Все, замерла. Пора уходить, пока кто-нибудь не объявился. Нет, я не боялся ни тюрьмы, ни смерти, но только не сейчас - у меня ещё остались незавершённые дела. Выскользнув из подъезда, осмотрелся и, не заметив вокруг ни одного любопытствующего, отправился к автобусной остановке.

      Старая Кодинка, посёлок, обжитой задолго до основания города. Уже разваливающийся, уходящий в прошлое, он ещё жил благодаря исключительно Богучанской ГЭС. Благодаря ей же и умрёт окончательно - запуск последней накроет оставшиеся дома разлившаяся Ангара. Но пока здесь ещё жили люди, среди которых Серёга, с которым мы сблизились во время учёбы в местном ПТУ. Сергей был единственным человеком, к которому я мог без опаски обратиться за помощью и, что важно, получить её без лишних вопросов.

      - Смотрю, ты все-таки решил идти до конца, - не спросил, констатировал мой друг, когда я без стука вошёл в дом. - Не стану тебя осуждать, сам не знаю, как повёл бы себя в подобной ситуации. Зато точно знаю другое: тебе надо срочно сменить рубашку. Подожди, я сейчас.

      Оглядел себя; правый манжет был в крови, которую я в темноте не заметил. Впредь внимательнее надо быть, не то спалюсь на вот такой мелочи и все, что задумал, выполнить точно не удастся.

      Серёга вернулся буквально через минуту. Перебросил мне через стол футболку с логотипом группы "Ария" со словами:

      - Рубашки все грязные, надень пока вот это - ночи тёплые, не замёрзнешь.

      Тёплые. Не то слово - август в этом году жарил, как никогда. Трава пожухла, листья на деревьях пожелтели. Утихшие было за дождливый июль пожары, возобновились с новой силой: если ночью ещё можно было вдыхать худо-бедно чистый воздух, то днём хоть в противогазе ходи, да и то, густой дым был настолько плотным, что на расстоянии нескольких шагов предметы превращались в расплывчатые тени.

      Футболка оказалась мне впору, у нас с Сергеем практически одинаковое телосложение: оба высокие, жилистые. Я уселся за стол и с удовольствием принялся отхлёбывать из высокого стакана горячий чай с мёдом, выжидательно погладывая на друга.

      - Я узнаю адрес этого человека, - ответил на невысказанный вопрос Серёга. - Несколько дней подожди, хорошо. А сейчас давай спать. Я тебе в дальней комнате на диван положил одеяло, подушку, постельное белье. Жить пока будешь у меня. Все равно идти тебе больше некуда.

      Некуда. Сергей в этом был прав, размышлял я, лёжа на спине, подложив руки под голову. Действительно некуда. Нет у меня больше дома, нет места, куда бы я хотел вернуться. Было. В прошедшем времени...

      Глава третья.

      Пошла вторая неделя, как я безвылазно торчу в посёлке. Следак уехал куда-то, приходиться ждать. Серёга из дома меня не выпускает, только ночью, так сказать во избежание. А как иначе, ведь полицаи носом землю роют, ища убийцу "молодой, красивой, подающей большие надежды девушки". Это из надгробной речи одного из представителей банка. Я все же не удержался и заглянул на похороны, а заодно, как и собирался, поставил свечку. Желающих попрощаться было много, чуть ли не весь город, поэтому никто не обратил внимания на стоящего в стороне высокого, молодого, седовласого мужчину, с ненавистью наблюдающего за происходящим. Я смотрел на скорбящего мужа, на непонимающего что здесь происходит сына и тщетно пытался найти в душе хоть малейший проблеск раскаяния. Нет, ничего, кроме ненависти, я не нашёл. Страшно? Да, было бы ещё месяц назад. Сейчас нет. Я такой, каким они меня сделали. И это только начало.

      Копчики так и не смогли выйти на след убийцы, единственной зацепкой был нож, судя по ране, самоделка из напильника. Ну-ну, ищите. Я умнее вас всех, вместе взятых. Не прислали к нам в глубинку "крутых" ребят из Прибалтики и Польши с навороченным оборудованием. В нашем районе у каждого третьего такой, к тому же свой я, по пути к дому Сергея, утопил в Ангаре. Так что не поймать им меня, во всяком случае, пока, а мне надо-то совсем немного времени.

      Я вновь, в который уже раз, достал из кармана фотографию. Моя красавица сидит, сложив ножки крест-накрест и улыбается - улыбается мне. На ней полупрозрачная туника, которую я с трудом уговорил её купить - скромняшка моя не любила откровенной одежды. Да и комплекс излишнего веса, в течение нескольких лет с усердием прививаемый матерью, давал о себе знать - моих усилий так и не хватило, чтобы жена от него избавилась окончательно. Её одержимость похудением сводила меня с ума. Что она только не перепробовала: и укропную диету, и рисовую, и мясную. Пила чай, кофе, настойки из каких-то трав, которые со всем старанием подсовывала "заботливая" мамаша. Ничего не помогало, что только расстраивало её.

      Вообще, если мерить строгими рамками, то моя девочка не была красавицей, но я никогда, с момента нашей первой встречи, не мог быть объективным. Для меня она была и остаётся самой прекрасной из всех и ничто не в силах заставить меня изменить мнение. Я любил её, любил всегда и этим все сказано.

      Хлопнула входная дверь - вернулся Сергей, надеюсь, с хорошими новостями. Пройдя в комнату, мой друг сел на стул и, тяжело вздохнув, посмотрел на меня, все ещё держащего в руке фотографию.

      - Ну! - поторопил я.

      - Он вернулся домой. Живёт с женой, детей нет, - Серёга помолчал несколько секунд и продолжил. - Андрюха, может, ты все-таки остановишься? Зачем множить горе? Я сегодня случайно услышал разговор. Муж той девушки, которую ты убил, сразу после похорон попал в больницу с инфарктом - это здоровый, молодой парень, никогда не жалующийся на сердце. И врачи не уверены, что он выкарабкается. А их сын, которому, кстати, нет ещё и пяти лет, постоянно зовёт маму и не может понять, почему она не приходит. Пойми, ты уже забрал две жизни и одну искалечил. Походя, даже не заметив. И чем ты после этого отличаешься от тех, кто довёл до самоубийства твою жену?

      - Ничем, кроме одного - я ещё хуже, - кровожадный оскал искривил мои губы. - А иначе с ними бороться нельзя. Других методов, кроме как уподобиться им, превзойти в жестокости и бессердечии, просто не существует. Говоришь, муж при смерти? И что? Я тоже мог умереть, находился на грани того, чтобы самому влезть в петлю. Сын страдает? Ничего страшного, он ещё маленький и скоро забудет как мать, так и отца. Хочешь, чтобы я остановился? И что дальше? Жить, как будто ничего не было? Не получится - все было. И любовь, и счастье, и семья. Все, к чему я стремился. И где все это? А нет, и больше не будет. И не надо говорить, что я ещё молод, что у меня ещё все впереди, что встречу другую. Может и встречу, но она не будет Ею, той, которая была и остаётся для меня всем. Нет, Серёга, я не остановлюсь до тех пор, пока не уничтожу виновников её смерти, всех, до единого. Или пока не пойму, что переступил грань, до которой пока ещё очень далеко.

      - Делай, что считаешь нужным, прошу только об одном, - мой друг бросил на меня полный страданий взгляд и через силу выдавил. - Никогда сюда не возвращайся.

      Больше он не произнёс ни слова, даже не посмотрел в мою сторону. Я, так же молча, положил на стол ключи от дома, взял стоящий в углу футляр с карабином и ушёл, не попрощавшись...

      Старый, местами дырявый плед, подобранный мной на помойке, вонял псиной, испражнениями и чем-то ещё, чему я не мог подобрать определение. Но лежать на нем было некомфортно не только поэтому - мелкие камушки, которыми щедро усыпана крыша, немилосердно впивались в тело и истончившаяся под действием времени ткань, преграды не представляла. Только бы не было ветра, иначе мой план отправится котяре под мудяры. Как ни крути, а на роль Зверобоя я определённо не тяну - так, зверобойчик. Приник к оптическому прицелу: нет, шторы задёрнуты, клиент ещё спит. Ладно, подождём. Положил "Сайгу" на опорный мешок с песком, перевернулся на спину и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Нет, спать я, разумеется, не собирался - давал отдых глазам. Дико хотелось курить, но я не мог позволить возобладать этой слабости. Только не сейчас - я прекрасно знал отрицательное воздействие табачного дыма на меткость стрельбы.

      Итак, в придачу к жене, я лишился ещё и друга. Нет, винить Серёгу в чем бы то ни было, язык не поворачивался - он и так сделал много больше, чем я вправе был ожидать. Я вообще не должен был его во все это вовлекать, но у меня не было иного выхода. Хотя и это недостаточное оправдание. Нельзя перекладывать свои проблемы на плечи других людей, особенно тех, кто тебе доверяет - не откажут, но будут разочарованы. Вот и Сергей. И это тоже на моей совести.

      К дьяволу! Хватит заниматься самобичеванием! Друга потерял и что? В данной ситуации это самое лучшее, что могло произойти - друзья могут помешать. Это моя война и вовлекать в неё кого бы то ни было я не в праве. Не смог защитить - так хоть отомсти, сам, без помощников.

      Время. Перевернулся на живот и, взяв в руки карабин, вновь приник к прицелу. По клиенту можно часы сверять: ещё пять минут и он подойдёт к окну и распахнёт шторы. Не зря я каждую ночь в течение последней недели возлежал на этой крыше - узнал все, даже какого цвета нижнее белье его жены и марку кофе, который он предпочитает.

      Следователь прокуратуры Потапчук, тот самый, который отказал в возбуждении уголовного дела. Сволочь зажравшаяся, морда поперёк себя шире. И расплывается, как у довольного жизнью жирного кота.

      - Господин Тукмачёв, сожалею, но я вынужден отказать вам в возбуждении уголовного дела, - вроде как сочувствующе произнёс он, едва я переступил порог кабинета. - Отсутствует состав преступления.

      - То есть как? - едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, спрашиваю я. - А незаконные требования, письма, звонки, угрозы? Это разве не доведение до самоубийства?

      - Насчёт незаконных требований служащие банка все выяснили и отправили вашей супруге письмо с извинениями, но, к сожалению, почта у нас, бывает, теряется. Но мне предоставили копию: вот, можете ознакомиться.

      - Да пускай они эту писульку себе в жопу запихают! - рычу я. - Жену мне кто вернёт?

      - Не надо здесь характер демонстрировать, - повышает голос следак. - Насчёт вашей жены тоже не все ясно. Вам, например, известно, что несколько лет назад её двоюродный брат так же повесился?

      - А это-то здесь при чем? - сказать, что я был ошарашен, значит, ничего не сказать. - Да, я давно об этом знаю, но он был наркоманом. От таких людей всего можно ожидать. Простите, но я не улавливаю связи.

      - Все очень просто: согласитесь, данный факт наводит на определённые размышления. У вашей супруги вполне могла быть предрасположенность к суициду, плюс, судя по показаниям свидетелей, в последние несколько дней она находилась в подавленном состоянии. И вскрытие показало, что она регулярно принимало лекарственные препараты.

      - Обычное обезболивающее от головной боли. У нас в доме был ремонт, вот она и надышалась запахом краски...

      - Вот именно - краски! Это, как известно, может вызвать кратковременное помутнение рассудка. А вы обвиняете банк. Нашёл крайних! Самому надо было лучше за женой приглядывать, глядишь и осталась бы жива. Все, разговор окончен, прошу покинуть кабинет.

      Я ушёл, кипя от злости. Сволочи! СВОЛОЧИ! Проплатили! Везде бабки! Все решают они! Так ли? Посмотрим.

      Шторы распахнулись и моему взгляду предстала обрюзгшая, опухшая ото сна морда. Задержал на секунду дыхание, поймал эту харю в перекрестье прицела и, выдохнув, спустил курок. Одним продажным следователем меньше.

      Спустя несколько секунд, привлечённая шумом упавшего тела, в комнату вбежала жена покойного. Застыла на пороге, беззвучно, для меня, открыв рот. Отлично. Выстрел, и она легла рядом с мужем. А как иначе? Обогащаться за счёт страданий других, в том числе и смерти моей девочки, жировать, покупать дорогие шмотки, машины, отдыхать за границей и все это безнаказанно? Нет, как говорится, муж и жена - одна сатана. И пусть на том свете возблагодарят бога, что не дал им детей - легли бы рядом.

      Все, пора уходить. Погладив на прощанье верный карабин, я поднялся и, на ходу снимая перчатки, спустился с крыши. Жалко "Сайгу", но ничего не попишешь: с собой его не унести. Хорошо хоть, что привести ко мне он не сможет - купил несколько лет назад, с рук, не регистрировал, номер спилен. Пустышка. Не стоит оставлять явных следов, мне ещё некоторое время нужно выиграть.

      Удалившись на приличное расстояние, достал из кармана телефон, несколькими часами ранее украденный у валяющегося в отключке на лавочке наркомана и набрал номер.

      - Оперуполномоченный Сухомлинов.

      - Слушай, Сухомлинов, это ведь ты ведёшь дело об убийстве представительницы "V-экспресс банка"?

      - Да, а кто это говорит? Представьтесь, пожалуйста.

      - У меня есть нужная тебе информация, - не обращая внимания, продолжил я. - Семь минут назад из охотничьего карабина "Сайга" в собственной квартире были застрелены следователь прокуратуры Потапчук и его жена. Советую объединить два этих дела - убийца один и тот же человек.

      - Откуда вам это известно? - в голосе опера прорезался интерес.

      - Я их убил. И не перебивай, дай мне закончить. Итак, этих троих убил я и это ещё не конец. Я собираюсь продолжать: у меня целый список так называемых "жертв". А звоню тебе вот по какой причине: сообщи своему начальству, что это не рядовые убийства - это война. Война с насквозь коррумпированным государством. И окончится она только полным поражением одной из сторон. Все запомнил? Прощай.

      Отключив телефон, выбросил его в урну. В Кодинске я закончил, пора двигаться дальше. В Красноярск. На ходу достал уже свой телефон и нажал клавишу быстрого набора. Ответили почти сразу, как будто ожидали звонка.

      - Дядя Ося, это Андрей. Приеду завтра днём... Да, автобусом... Нет, встречать не надо, доберусь сам,- и, помолчав, добавил.- Мне все-таки понадобится ваша помощь.

     

     

      Глава четвёртая.

      Красноярск. Октябрьский мост. Съезд на остров Татышева. Раннее утро. Несколькими днями позже.

     

      Дождь льет как из ведра. Потоки воды стекают по лобовому стеклу, мешая обзору, но я знаю, что не пропущу нужный момент. Сердце подскажет. То самое сердце, которое умерло для всего, кроме ненависти.

      Мужчины не плачут. Неправда. Еще как плачут, это я не могу. Хочу, но... Глаза сухие, как Долина Смерти. Хочется куда-то бежать, что-то делать, не созидать, но крушить. Провались этот мир целиком в ад и я вместе с ним!

      Пальцы с силой сжимают плетеный руль ржавой "копейки". Этот раритет я присмотрел несколько дней назад во дворе "хрущевки" за несколько кварталов отсюда. Хозяин, сухонький старичок, не только не установил сигнализацию, но и замки поменять не удосужился. И правильно, кому, на фиг, нужна эта развалюха. Ошибался. Мне нужна. На время. Если все пройдет, как задумано, то машина скоро вернется к владельцу, а если нет... Извини, старик, я не со зла.

      Я повернулся к заднему сидению и поправил тряпку, прикрывающую АС "Вал". Бесшумный автоматный комплекс с оптическим прицелом и складывающимся металлическим прикладом. То, что доктор прописал против джипа с охраной. А основная ударная сила лежит рядом, на пассажирском месте. РПГ-26 или Аглень...

      Разумеется, одиночке не достать подобный арсенал, так я и не достал. Попросил. Вежливо. Правда, с меня теперь должок и я даже не представляю какой, да это и не важно. Главное, оружие есть, а значит, цель найдётся. Точнее, уже нашлась...

      Остап, старый волчара, сумевший уцелеть в лихие девяностые, когда авторитетных воров неумолимо теснили молодые да ранние, зачастую в могилу. Крепкий, несмотря на преклонный возраст, мужик, внешне спокойный, обходительный и лишь немногие знают, насколько жестокий человек скрывается под этой личиной.

      - Ну, здравствуй, Андрюша, - Остап с лёгкостью поднялся из-за стола мне навстречу. - Давненько тебя не видел. Лет десять?

      - Больше, дядя Ося, намного больше, - ответил я. - Ты уж извини, что не подавал о себе вестей. Да, если быть честным, и сейчас бы не зашёл, если б не нужда.

      - Хорошо хоть не стал врать, что соскучился. Давай, рассказывай о своей проблеме, может, чем и смогу помочь.

      И я рассказал. Все, с самого начала. И о банке, и о шумливой матери, и о своей слабости. А затем перешёл к смертям. Я рассказывал об убийствах совершенно спокойно, как будто обсуждал очередной кровавый фильм, не испытывая при этом никаких эмоций, кроме, разве что, едва различимого чувства удовлетворения.

      - Да, сынок, побила тебя судьба, - покачал головой Остап, когда я закончил. - И что ты хочешь от меня?

      - Мне нужен гранатомёт, желательно Аглень и БАК АС "Вал". Разумеется, я заплачу за услугу - немного денег у меня есть.

      - С расчётом позже разберёмся, а пока...

      Остап достал из кармана телефон, и, набрав номер, бросил в трубку:

      - Зайди немедленно!

      Спустя несколько минут к нам присоединился невысокий коренастый парень лет тридцати пяти. В каждом его движении чувствовалась уверенность, сила. Крепыш, не хотел бы я иметь его во врагах.

      - Знакомься, Андрей, это Марат - моя правая рука. Изложи ему свою просьбу.

      Я повторил. Марат на минуту задумался, потом сказал:

      - Ну, с оружием проблем не будет, достану. А вот где ты этого товарища валить собираешься?

      - Я уже присмотрел место. На Октябрьском мосту - там, где съезд на пляж идеальное место для засады. В пять утра там ещё безлюдно, машин практически нет, так что мне никто не помешает.

      - И каким образом ты собираешься выманить его на мост в такую рань?

      - Есть кое-какие задумки, но для их выполнения мне понадобится "Винторез" и "Стечкин". Достанешь?

      Остап посмотрел на Марата, тот кивнул.

      - Будет тебе оружие. Ты где остановился?

      - В гостинице.

      - Съезжай оттуда. Вот тебе ключи. Об этой квартире мало кому известно, место тихое, спокойное. Здесь и поживёшь пока. И жди звонка.

      И старик с гибкостью, от которой удавится профессиональный танцор, выскользнул из-за стола.

      - Да, и ещё одно. Я знаю, на что способна толкнуть жажда мести. Сам однажды пошёл по этому пути. И не жалею об этом. Но... Мальчик мой, ты думаешь, что твоей УМЕРШЕЙ жене это хоть чем-то поможет? Вернёт её? Или ты собираешься мстить из жалости к самому себе? Тогда другой вопрос: а оно того стоит? И ещё одно: начав мстить, ты рискуешь столкнуться не только с мусорами, но и кое с кем покруче. Ты же умный парень и должен понимать, что банк не может работать сам по себе. И совсем не обязательно, что его "крышуют" Люди Чести - государство оно тоже своего не упустит. Так что подумай ещё раз.

      Остап ушёл. Я остался один. Двухкомнатная квартира, в которой он меня разместил, находилась далеко от центра города, в Солнечном. По меркам мегаполиса тихий, спокойный район. То, что надо, чтобы пересидеть неприятности и подумать. О чем?!

      Дядя Ося так ничего и не понял. Да и не мудрено - я сам дошел до этой мысли сегодняшней ночью. Восемнадцати часовое путешествие на автобусе как ничто другое способствует развитию мышления. Ночная поездка, за окном непроглядная мгла, остается либо спать, либо думать. И я думал. О наличке в карманах, о представительнице банка, о предстоящем разговоре с Остапом, о жене и о дальнейшей жизни. Именно последнее навело меня на мысль, которая раньше и не приходила мне в голову.

      Месть - это... хорошо. Око за око и тому подобное, но... Почему то я совсем забыл о справедливости. Да и не только я - все. Виновен ли банк в смерти моей жены? Разумеется. Виновны ли коллекторы? Безусловно. Наказаны ли? Нет, потому что наше е...тое государство давно положило большой и толстый болт на свой народ. Президент, министры, Дума - все они наплевали на нас, бросили на произвол судьбы. Прав Остап - эти личности, скорее всего, и "крышуют" как "V-экспресс банк", так и ему подобные. В противном случае я не могу найти правдоподобного объяснения творимому беспределу. В том числе и принимаемые законы, заталкивающие всех все глубже и глубже в задницу.

      Я почувствовал, как от подобных мыслей в душе вновь жарким пламенем разгорается еще недавно тлеющая ненависть. Черт, не могу просто сидеть! Я схватил со стола стакан с остатками чая и запустил в стену. Мелкие осколки разлетелись по кухне. Не помогло - я хочу так же, как известный литературный герой, набрать камней и отправиться крушить хрустальные замки, построенные в сознании простого народа нашими правителями. Крушить вместе с головами.

      Рывком вскочил из-за стола и едва ли не бегом кинулся в большую комнату. Уголком сознания отметил спартанскую обстановку: телевизор, два кресла, между которыми уместился журнальный столик, книжный шкаф, заполненный произведениями различных жанров. На полу простенький палас, стены обклеены бумажными обоями, на потолке старая, массивная, ещё советских времён, люстра. Не задерживаясь, я проскочил дальше, в спальню, бросил взгляд на стену и замер.

      Гитара. Старая, поцарапанная, она сиротливо висела, удерживаемая гвоздем. Лак местами облупился, оплетка на струнах кое-где потерлась, но именно в этот момент она показалась мне самым прекрасным, что только может быть. Едва дыша, я протянул руку, снял гитару со стены и сел на кровать. Взял аккорд - надо же, настроена. Взял еще один, еще. И...

      Подними глаза в рождественское небо,

      Загадай все то, о чем мечтаешь ты.

      В жизни до тебя я так счастлив не был,

      Для тебя одной - их так любишь ты,

      Эти белые цветы.

      Я люблю тебя до слез,

      Каждый вздох как в первый раз.

      Вместо лжи красивых фраз,

      Это облако из роз.

      Лепестками белых роз,

      Наше ложе застелю.

      Я люблю тебя до слез,

      Без ума люблю...

     

      Странно. Мне только сейчас пришло в голову, что я ни разу за все время не сыграл на гитаре своей жене. Ни разу, даже когда ухаживал. Почему? Я не знаю. Да и важно ли это теперь?

      Белизной твоей манящей белой кожи,

      Красотой твоих божественных волос,

      Восхищаюсь я - ты мне всего дороже,

      Все у нас с тобой только началось.

      Я люблю тебя до слез...

     

      Воспоминания... Моя девочка сидит на диване и смотрит на меня с обидой. Глупая ссора, из числа тех, причины которых настолько несущественны, что сразу забываются. Я чувствую себя виноватым, хочу извиниться, но не могу подобрать слова. И вдруг меня осеняет. Подхожу к музыкальному центру, вставляю диск, и из динамиков вырываются звуки электрогитары и голос Сергея Мазаева. Я подхожу к жене, беру за руку и поднимаю. Она сопротивляется, но неохотно - мы влюблены. Прижимаю ее к себе, пышные волосы щекочут лицо, нежные руки обнимают меня. Я склоняюсь к ее уху и начинаю вполголоса подпевать.

      Я люблю тебя до слез,

      Каждый вздох как в первый раз...

     

      Пальцы соскользнули со струн, гитара со звоном упала на пол, а из глаз хлынули спасительные, отгоняющие безумие, слезы...

      Глава пятая.

      "Винторез" в руках словно игрушка. И вес на удивление небольшой: с оптикой и патронами чуть больше трёх килограмм, и размеры по сравнению с СВД - что твой пистолет. Дальность, правда, всего четыреста метров, с ночником не более трёх сотен, но мне больше и не надо - не профессионалу хотя бы на сто пятьдесят попасть. Хотя Марат обещал, что из этой "игрушки" и ребёнок всадит пулю в цель не напрягаясь, я реально оценивал свои силы.

      Жду. Тёлка появится не раньше, чем через час, и это в лучшем случае. Красоту наводит, сука, тяжело поддерживать вид восемнадцатилетней, когда сыну скоро шестнадцать, но ей это удаётся. Ботекс, крема, подтяжки, вшивание нитей - идут в ход все достижения современной пластики. За один визит в клинику эта грузинская подстилка тратит больше, чем большинство из нас за год на еду. И ничего. Не мучают её угрызения совести при виде голодных, оборванных детей, стайками носящихся по улицам, при виде стариков, копошащихся в помойках, в поисках пустых бутылок. Не ёкнет сердце, когда по телевизору, уже в который раз, правда мимоходом, упомянут об очередной женщине, утопившейся или сбросившейся с балкона потому, что нет больше сил смотреть в глаза голодным детям. А так хоть пенсия по потере кормильца полагается. Деньги небольшие, но всё же, всё же...

      Нет, не ёкнет. Мадам, какие-то четверть века назад обитающая в Мухосранске, ухватила удачу за хвост и моментально забыла, что ещё совсем недавно ничем не отличалась от того "быдла", что встречается на каждом шагу. Забыла голодное детство, забулдыгу отца, преждевременно постаревшую мать. Забыла, что когда-то была человеком, превратившись в бездушную тварь, считающую, что весь мир, или хотя бы его часть, принадлежит ей.

      Я злюсь? Нет. Ненавижу? Да. Я ненавижу её за то, что она живёт много лучше, чем когда-то довелось моей жене, как и сотням тысяч других женщин. Ненавижу за то, что если она и бросит бумажку сгорбленной старухе, сидящей на паперти, то сделает это с видом настолько царственным, что у окружающих возникает желание снять шапки и покорно, с усердием, бить челом, приветствуя королеву. Ненавижу потому, что она даже не задумывается, сколько судеб сломал её муж, чтобы она могла жить так, как ей заблагорассудится. Да, я ненавижу. И через несколько минут накажу. Её и других, подобных ей.

      Почему, ПОЧЕМУ некоторым позволено больше, чем другим? За какие заслуги? Только за то, что сумела вовремя раздвинуть до хруста ноги перед нужным человеком? А как быть остальным, для которых немыслим секс без любви, которые до сих пор верят в высокое, вечное? Для которых избитая фраза: "С милым и рай в шалаше", ещё не потеряла своего очарования и романтики? Влачить жалкое существование, попутно обеспечивая сытую, довольную жизнь таких, как госпожа Горгелидзе? До каких пор будет существовать это рабский порядок вещей?

      Я отпустил взгляд на лежащую передо мной фотографию. Жанка, Жанка. Купишь ей лифчик или трусики и у неё уже глазки блестят, а если платье, то счастью нет предела. И хотя ворчит беззлобно, что денег и так не хватает, не до обновок сейчас, но все равно вижу, что приятно, приятно. Наденет, повернётся перед зеркалом и так, и этак, наклонится, примет эффектную позу. В восторге повиснет на шее, поцелует, прошепчет, что я самый лучший, что она не понимает, как могли девчонки не замечать такое сокровище, которое было рядом, протяни руку и возьми. Но теперь я её и только её и она меня никому не отдаст. Не отдала, своей смертью привязав так, что уже не вырваться, даже если бы захотел. А я не хочу.

      Но в момент её восторгов я счастлив. Как же мало ей надо, чтобы почувствовать себя самой любимой, самой желанной, самой нужной. Да и меня, если честно, этот блеск в глазах словно окрыляет - я готов взмыть вверх, достать хоть луну с неба, лишь бы он поселился там навсегда, но быт пудовым якорем прижимает к земле. И ощущение собственного бессилия, никчёмности, неспособности дать жене то, что она заслуживает, давит, словно пресс, расплющивает в амёбу. А осознание того, что я совсем не так хорош, как она считает, и никогда таким не стану, несмотря на все потуги, сжигает крылья адским пламенем, рвёт душу на части и вновь окунает в безнадёгу.

      Как бы мне хотелось вернуться на четыре года назад! Я бы ни за что не сел в тот автобус, поездка в котором нас свела. Пусть бы не было этих счастливых лет, пусть мне никогда не узнать, что такое настоящее счастье, пусть моя жизнь так бы и оставалась серой, пустой. Лишь бы она была жива. ЖИВА! Увы, в этой чёртовой жизни нет места чуду и произошедшее однажды уже не изменить. Умом я понимаю эту истину, но сердце, сердце... В нем всё ещё теплится надежда. На что? Да на то самое чудо, что учёные изобретут-таки машину времени, и я смогу вернуться, всё изменить, исправить, вернуть жену к жизни, пусть не со мной, с кем-нибудь другим, кто сможет дать ей то, что она заслуживает. Мне для счастья будет достаточно видеть её весёлой, улыбающейся, довольной. Я мечтаю увидеть её прогуливающейся с ребёнком по улице, когда солнце блестит волосах, тёплый ветерок колышет волосы, на красивом, самом красивом на свете, лице сияет улыбка. Мечтаю пройти мимо, вдохнуть тот самый запах, который сводил меня с ума, услышать голос, заговорить с ней. Просто так, ни о чём, лишь бы слышать, как она произносит слова, видеть, как двигаются губы, как при дыхании приподнимается высокая, упругая грудь, которую я любил покрывать поцелуями. Я надеюсь...

      Наверное, я схожу с ума, медленно, неотвратимо. Пройдёт ещё совсем немного времени, и я перестану различать реальность и вымысел, и всё же оживлю Жанну. В безумии, том самом, о котором не перестаю грезить. Если, конечно, меня раньше не грохнут. Хотя и смерть я приму с не меньшей радостью, чем сумасшествие.

      Краем глаза замечаю движение и приникаю к прицелу. "Майбах" въезжает во двор, словно линкор, мощно, плавно и бесшумно. Это она, Анна Горгелидзе, супруга генерального директора "V-экспресс банка". Та самая, которой позволено разъезжать на таком автомобиле благодаря смерти как моей жены, так и многих других. Ей позволено шиковать, приобретать виллы на Лазурном берегу, квартиры в Калифорнии с видом на океан, иметь кучу любовников. И, самое главное, ей позволено жить за счёт страданий других. А это не справедливо. И я исправлю несправедливость.

      Машина замерла у подъезда, выскочил водитель, молодой, пышущий здоровьем парень, и, оббежав корпус, потянул пассажирскую дверь. В "Майбахе" это не обязательно, всё компьютеризовано, но раболепие приветствуется. Из машины показалась сначала идеальной формы ножка, затянутая в практически незаметные глазу чулки, на которых, как ни старайся, никогда не образуются затяжки, затем с грацией, которая вырабатывается регулярными занятиями, появилась её обладательница. Высокая, стройная, фигура такая, что и модель обзавидуется, с гордо поднятой головой. Царственно протянула руку водителю, тот с почтением принял, помог принять вертикальное положение. Мадам высокомерно огляделось по сторонам - все ли успели насладиться её эффектным появлением - и сделала шаг. Только один.

      Выстрел из "Винтореза" совершенно бесшумный, слышен только тихий звук, с которым пула отправляется в полет. Затылок мадам Горгелидзе словно взорвался изнутри, осколки костей, кровь, мозги разлетелись в разные стороны, забрызгав и водителя. Женщину толкнуло вперёд, навстречу асфальту, но ещё до того, как тело успело упасть, я перевёл винтовку чуть в сторону и повторно спустил курок. Водитель чуть дёрнулся, всё-таки потяжелее будет, и опустился рядом с хозяйкой. Всё, дело сделано, пора уходить.

      Запихав "Винторез" в объёмную сумку, спустился с чердака, вышел из подъезда и неторопливым шагом отправился на соседнюю улицу, где меня в неприметном "Форде" дожидался человек Остапа...

     

      Где вечером найти представителя "золотой молодёжи"? Конечно в ночном клубе, где же ещё! И совершенно неважно, что ему не исполнилось и шестнадцати - деньги и влиятельный папенька открывают любые двери. К тому же какой папенька - сам господин Горгелидзе, хозяин известного на весь мир банка. Кто посмеет с таким связываться?

      Мы остановились неподалёку от клуба "Корона" - самого модного заведения последних месяцев среди представителей "золотой молодёжи". Здесь не только можно было без проблем разжиться так называемыми "лёгкими" наркотиками, но и не бояться неожиданного визита полиции - кто же полезет в заведение, крышуемое полковником Самсоновым, начальником отдела по незаконному обороту наркотиков. Так что веселье в "Короне" было не только полным, но и безопасным.

      Володя, выделенный мне Остапом в помощь, вышел из машины и неспешным, прогулочным шагом направился к клубу. О чём-то поговорил с охранником, вошёл. Всё, теперь от меня ничего не зависит, остаётся ждать.

      Время тянулось медленно, словно липовый мёд. Я успел выкурить две сигареты и уже тянулся за третьей, когда, наконец, появился Володя с кавказского вида парнем. Быстро подвёл к "Форду" и усадил на заднее сидение.

      - Это правда? - спросил парень плачущим голосом, едва очутился в салоне.

      - Ты о чём?

      - Что маму убили?

      - К сожалению, правда, - кивнул я. - Поэтому мы тебя и увозим отсюда, ту машину, на которой тебя возят, наверняка знают. А твой отец не хочет рисковать.

      - Вы меня к нему отвезёте?

      - Конечно, только не домой - за город. В городе тебе оставаться опасно.

      - А позвонить я могу?

      - Нет, вдруг твой телефон отслеживают, - и, помолчав, добавил. - Ничего, сейчас выедем из города и быстро домчим до места. Не переживай.

      На очередном перекрёстке Володя вышел из машины - это было обговорено заранее. Незачем парню участвовать в дальнейшем, моя война моей и останется. Да и не нужен мне никто, с сопляком уж как-нибудь сам справлюсь.

      За город мы успели выбраться до часа пик. Трасса была пустынной, и я придавил педаль газа.

      - А куда мы едем? - вновь подал голос пацан.

      - А тебе не всё равно? - уже не сдерживаясь, грубо ответил я. - Куда-нибудь доедем, не волнуйся.

      - Как ты смеешь со мной так разговаривать?! Я всё отцу расскажу.

      - Конечно, расскажешь. Если увидишься. Это похищение, мажор охреневший, понял? Я тебя умыкнул прямо из-под носа твоего всесильного папаши. Так что советую поумерить гонор, а лучше вообще закрыть пасть и не вякать. А то ведь могу расстроиться и пристрелить ненароком, - я достал из кармана куртки пистолет, продемонстрировал и убрал обратно.

      Банкирский сынок, сидя на заднем сидении, смотрел волчонком, исподлобья. В его колючих глазах сверкали злоба и ненависть, но не страх. Да и откуда ему взяться, если с рождения привык чувствовать неуязвимость, безнаказанность, вседозволенность? Дай такому вырасти, обрести самостоятельность, заматереть, и он, взрастив эти качества, отправиться крушить, ломать судьбы, отнимать жизни. Он уже знает, что мир принадлежит ему, что все люди, неспособные купить себе навороченный автомобиль, крутые часы, мобильник в золотом, усыпанном бриллиантами, корпусе, всего лишь быдло, об которое сам бог велел вытирать ноги. Что единственная обязанность в их никчёмном существовании - это исполнение его желаний, обслуживание, присмыкание перед ним. И что никто не смеет причинить ему вреда; вот и сейчас он ждёт не дождётся, когда я позвоню его папочке и потребую выкуп. Тот, разумеется, заплатит, его освободят, а затем меня, урода, посмевшего поднять руку на избранного, из-под земли достанут, порежут на лоскутки и закопают обратно. Что ж, не буду его разочаровывать.

      - Господин Горгелидзе? - произнёс я в старенькую, видавшую виды, трубку.

      - Да. Кто говорит?

      - Тот, кто несколько часов назад вышиб мозги вашей жене.

      - Ах ты сволочь! Да я тебя...

      - Заткни свою грузинскую пасть и слушай внимательно. У меня твой сын и я без колебаний кончу и его, если ты не выполнишь мои требования. Я доступно излагаю?

      Тишина, слышно только, как на том конце зашипел воздух, словно гадюка увидела угрозу. Хорошо, подёргайся, попсихуй, авось ошибок понаделаешь.

      - Что ты хочешь? - раздался обманчиво-спокойный голос.

      - Вот, пошёл деловой разговор. А хочу я, как это ни банально, денег. Много денег. Пять миллионов, и не долларов - евро. Мелкими, немечеными купюрами, в двух больших, спортивных сумках.

      - Это слишком большая сумма, я не могу...

      - Срок тебе до пяти часов утра. Не успеешь, порежу твоего отпрыска на кусочки. И можешь поверить, у меня рука не дрогнет. И кстати, про "мусоров" думаю, тебе напоминать не стоит?

      - Я хочу поговорить с сыном.

      Без проблем. Протянул трубку "пассажиру" и кивнул: говори. Тот посмотрел на телефон, старенькую, видевшую виды "Нокию", купленную у старичка в переходе, как на отбросы, поморщился, но взял.

      - Да, папа... Все в порядке... Нет, не причинил... Да, я все понял.

      Я забрал трубку и поднёс к уху.

      - Поговорили и хватит. Слушай инструкции: я буду ждать тебя ровно в пять утра на Октябрьском мосту, возле съезда на остров Татышева в старой, белой "копейке'. Остановишься рядом, выкинешь через окно деньги и уезжаешь. Я проверю и, если все будет в порядке, позвоню тебе и сообщу, где сможешь забрать сына. И не вздумай дурить, если хочешь увидеть своё отродье целым и невредимым. Я доступно излагаю? Прощай.

      Отключил телефон и, открыв окно, выбросил под колеса проезжающего мимо грузовика. Шанс невелик, что могут отследить, но все-таки есть. Так что лучше перебдеть, да и не понадобится он мне больше - звонить банкиру я не собираюсь.

      Вот и просёлочная дорога, почти заросшая травой - значит, пользуются редко. Неподалёку, за полем, над которым с душераздирающим карканьем, кружат воронье, виднеется лес. Хорошее место, чтобы... умереть. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида на сидящего сзади волчонка. Нет ни жалости, ни даже колебаний. Только твёрдая уверенность в правильности происходящего.

      Я словно наяву слышу наполненные праведным гневом и ужасом возгласы, исторгаемые сотнями, тысячами, миллионами глоток: да ты зверь, животное, которое надо уничтожать без жалости. Да, я это слышу, потому что и сам бы кричал подобное ещё несколько месяцев тому назад. Но все изменилось, в том числе и мои взгляды на жизнь. Сейчас, глядя на этого шестнадцатилетнего пацана, по сути, ещё ребёнка, я вижу совсем не то, что все прочие. Я вижу, каким он станет через несколько лет и понимаю, что сорную траву надо вырывать с корнем, чтобы не мешала всходам.

      Углубившись в лес, чтобы не было видно с дороги, я остановил машину и, не оборачиваясь, сказал:

      - Выходи!

      Парень вылез и замер возле дверцы. Я вышел следом и нащупал в кармане куртки "Стечкина".

      - В ту сторону, - кивнул головой я. - Там избушка, в ней и подождёшь, пока твой отец или его люди за тобой приедут. Иди.

      Пацан повернулся ко мне спиной, сделал шаг, другой. Я вытащил из кармана пистолет, глухо прозвучал выстрел. На белоснежной рубашке набухло и начало расползаться кровавое пятно. Сын банкира нелепо взмахнул руками и повалился лицом вниз. Агония сотрясала его тело, словно неопытный кукловод забавлялся с марионеткой. Спустя несколько секунд, когда он замер, я подхватил подмышки и, сдерживая рвотные позывы, оттащил подальше в лес, присыпал ветками и прошлогодней листвой. Хреновенький схрон, но мне большего и не требуется. Главное, чтобы его не нашли до завтрашнего утра.

      Вернувшись к машине, я кое-как развернулся и отправился назад, в город.

     

     

      Глава шестая.

      ... Едут. Наконец-то. Слегка дрожащей рукой, я открываю дверцу машины и выхожу под ливень. Сквозь льющиеся сплошным потоком струи едва различимы два автомобиля. Первым следует джип с охраной, следом седан Audi A6 сборки прошлого года. Откуда знаю? Эти несколько дней, пока решались вопросы с оружием, я не спускал глаз с семьи Горгелидзе, составляя график передвижения, количество охраны и прочие необходимые мелочи. Разумеется, не в одиночку, в паре с Володей, но суть от этого не меняется.

      Достаю "Аглень" и далее по инструкции: устанавливаю на плечо, поворачиваю мушку вверх до упора. Готово. Выдергиваю чеку и поднимаю предохранительную стойку. Целюсь. Дождь хоть и мешает, но недостаточно - Audi виден хорошо. Осталось только нажать на "шептало".

      Не могу. Черт побери, я не могу - все это слишком просто. Я хочу, чтобы он страдал, мучился, как и я, хотя и понимаю, что это невозможно. Не способны такие на долгие страдания. Подумаешь, жена с сыном сдохли, что из этого? Главное, сам живой, а бабу найти, да детей наделать не проблема. Таким, как он не понять, что значит остаться одиноким, лишиться в одночасье смысла жизни, любви, счастья. И именно поэтому они не должны жить.

      Перед мысленным взором мелькает улыбающееся лицо, ладонь нежно гладит меня по щеке, упругое тело, страстно прижимающееся ко мне. А затем синева губ, лопнувшие сосуды в глазах, мертвенный холод рук.

      Суки!!! Сдохните!!!

      Рычаг пошел вниз.

      Audi подбрасывает вверх. Совсем не высоко, в отличие от голливудских фильмов. Опускается назад, на колеса, продолжая гореть. Машина охраны скользит по залитой дождём дороге - видимо водитель слишком сильно ударил по тормозам. Я роняю "Аглень", склоняюсь к машине и вытаскиваю "Вал". Отличное оружие, а СП-6 прошивает бронированные стекла, как туалетную бумагу. Прижимаю приклад к плечу, сквозь оптический прицел высматриваю охранников в почти остановившемся "джипе". Выстрел... Ещё... Ещё... Обойма пуста, а я продолжаю нажимать на курок. Хочу продолжения. Хочу видеть, как пули взрывают головы, выплёскивая кровь и мозги. Мне это НРАВИТСЯ!

      Визг тормозов. Из остановившейся рядом старенькой "хонды" выпрыгивает Марат, хватает меня за шиворот и закидывает в салон.

      - Ты что творишь, придурок?!- кричит он, срывая машину с места.- Сказано было: отстрелялся и сваливай. А ты замер и любуешься "красотами". Ждешь, когда свидетели в подробностях рассмотрят? Или приезда ментов? Ты хоть понимаешь, что за тебя Остап мне жопу разорвет?

      Молчу. Не потому, что сказать нечего - просто не хочу. Адреналин потихоньку уходит, оставляя после себя ставшую привычной пустоту. Не ужас от содеянного, не раскаяние - опустошение. Откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. С первой целью покончено, осталось дождаться, пока Марат соберет информацию по второй. Кстати...

      - А ты откуда появился?- спрашиваю я.- Дядя Ося отправил присмотреть?

      - Нет, бля, мимо проезжал,- огрызнулся Марат.- У Остапа на тебя виды, вот и велел подстраховать. Как знал, что дров наломать можешь. И ведь почти наломал!

      - Заклинило меня,- не вдаваясь в подробности, вяло отмахиваюсь я.- В первый раз, с непривычки.

      - Да при чем здесь это?!- вновь взвился Марат.- Я когда увидел, КАК ты собираешься стрелять, едва подавил желание схватить что-нибудь тяжелое и уе...ть тебе по голове! Ума не приложу, как ты попасть то умудрился. Да и с охраной намудрил. Двадцать патронов потратил на троих "быков" и водителя. Ворошиловский стрелок фуев!

      - Из военных что ли?- интересуюсь я.

      - Да пошел ты на ...!- подробный адрес, выученный еще во времена срочной службы, не требовал уточнения.

      Я вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что же упустил. Спустя несколько секунд вспомнил и, повернувшись к Марату, произнес:

      - А как же "копейка" дедова? Вернуть бы надо.

      Марат посмотрел на меня как на клинического идиота и еще сильней придавил педаль газа.

     

      "Сегодня, на Октябрьском мосту из гранатомета был обстрелян автомобиль генерального директора "V-экспресс банка" господина Горгелидзе Валерия Михайловича. Так же был обстрелян джип охраны. Выживших нет. Из достоверных источников нам стало известно, что основная версия произошедшего - профессиональная деятельность погибшего. С недавнего времени банк испытывал финансовые проблемы и, вероятно, это и послужило одной из причин...

      Из газеты "Красноярский труженик"

     

      - Да, выкинул ты номер,- Остап, выслушав "доклад" Марата, бросил на меня тяжелый взгляд.- Ведь знал же, что...

      И внезапно сорвался на крик:

      - Ты что, ох...ел?! Подставить меня решил?! Ведь спрашивал тебя, не передумал? "Нет, дядя Ося, за жену отомщу",- передразнил он.- И что? Ладно бы сам спалился, сопливого дурака не жалко, но ведь и мне неприятностей мог подкинуть. Все, на хер, хватит. Сегодня же вечером отваливаешь домой.

      - Нет,- спокойно произнес я.

      - Что значит, нет?

      - То и значит. Да, накосячил. Да, без Марата вряд ли бы ушел, но ведь за этим ты его и отправил, меня не предупредив. Чтобы не облажался. И как бы то ни было, я все сделал. И гендиректора завалил, и охрану. Свидетелей нет, следов не оставил, так что подобраться ко мне никто не сможет. Во всяком случае, пока. А мне и надо то еще несколько дней - коллекторов зачистить.

      - Зачистить. Слов нахватался, бля. Смотри, как бы тебя не "зачистили". И как ты, интересно, собираешься это сделать? Так же, как на мосту? А может, будет лучше прямо сейчас тебе пулю в лоб пустить, да в Качу? Чтоб сам не мучался и нам неприятностей не доставлял, а?

      - Может и лучше,- пожал плечами. Мне и правда, было все равно.- Или отпусти меня - дай самому разобраться, раз уж помочь не хочешь.

      Я развернулся и направился к выходу. Некого винить и Остапа в том числе. И даже не удивлюсь, если сейчас пуля того же Марата разнесет затылок. Заслужил.

      - А ну сядь!- хлыстом ударил голос Остапа.- Ишь ты, сам он разберется. Как, не просветишь? К совести взывать будешь, чтоб, значит, совершили массовое самоубийство? Сядь, я сказал!

      Двигаясь словно сомнамбула, вернулся к столу. Сел. Марат поставил передо мной стопку водки. Выпил, не почувствовав вкуса - то ли водка хороша, то ли чувства атрофировались. Достал из пачки, лежащей на столе, сигарету. Закурил.

      - Другое дело,- Остап одобрительно кивнул.- И хватит вести себя словно целка. Поставил цель - иди до конца, иначе какой ты на хрен мужик? Так, говно в проруби. А по коллекторам информация уже собрана. Марат!

      - Фирма занимает две комнаты на первом этаже обычного жилого дома. Штат - семь сотрудников плюс охранник. Ежедневно, в три часа все собираются в одной комнате на послеобеденное чаепитие. Лучшего времени нанести удар трудно себе представить. Правда, в здании ведется круглосуточное видеонаблюдение, но это решаемо. Осталось дождаться, пока наш "киллер" будет готов совершить праведную месть,- с издевкой закончил он.

      Я не поддался на подначку, осознавая, что мой ангел-хранитель прав на сто процентов. Кинул взгляд на дядю Осю, спросил:

      - А оружие?

      Остап кивком головы подозвал стоящего в коридоре здоровенного, Валуев нервно курит в сторонке, парня. Тот приблизился, раскачиваясь словно медведь, достал из объемной спортивной сумки что-то, завернутое в промасленную бумагу и протянул мне.

      - Держи. То, что доктор прописал для стрельбы в замкнутом помещении.

      Я развернул сверток и взял в руки дробовик РМБ-93. Да, неплохое оружие. Разработано специально для ментов. Магазин на семь патронов, перезаряжается движением цевья вперед-назад. Складной приклад. Жахнешь картечью в упор, и ни один хирург не поможет.

      - Нравиться?- ухмыльнулся Остап.- Иди, побудь в комнате. Попривыкни к ружью. А мне с ребятами поговорить надо о делах, которые не имеют к тебе отношения.

      Я встал и направился к выходу из кухни.

      - И еще одно: не роняй больше гитару. Она и так старая, сломаешь еще. А для меня она память.

      Не оборачиваясь, кивнул и покинул "благородное" общество.

     

     

      Глава седьмая.

      После ухода Андрея на кухне ненадолго воцарилась тишина. Остап с самым безмятежным видом пил чай из высокой фарфоровой кружки, Марат, стоя у окна, сжимал и разжимал кулаки, пытаясь справиться с раздражением. Наконец не выдержал.

      - Какого хрена, Остап, ты возишься с этим малахольным?- обманчиво-спокойным голосом спросил он.- Что-то я раньше не замечал за тобой подобного альтруизма. Или я чего-то не знаю?

      - А в то, что просто хочу помочь парню ты, значит, не веришь?- от оскала Остапа у многих людей кровь покрывалась коркой льда, но только не у Марата - его вообще сложно испугать.- Ну-ну. И в замаливание грехов, как я понимаю, тоже? Тогда так - он мне нужен.

      - Зачем? Ради всего святого, зачем?

      - Он - глина. Пластилин. Бери в руки и лепи, что хочешь. Хоть святого отшельника, хоть идеального убийцу. Мне нужен маньяк, которому нет никакой разницы, кого лишить жизни.

      - Его баба вздернулась как раз вовремя,- продолжил Остап.- Грех этим не воспользоваться. Своей выходкой она его надломила, наша задача - сломать до конца. Точнее, твоя задача. Будешь обучать его всему, что знаешь и умеешь сам, попутно опуская все ниже на дно. Пусть он возненавидит себя самой лютой ненавистью.

      - Перегорит рано или поздно,- флегматично заметил Марат.

      - Да и х... с ним, лишь бы выполнил задачу. Все равно дальше он нам будет не только бесполезен, но и опасен. И ты проследишь, чтобы он не причинил нам неприятностей. Иначе спрошу.

      - А ты не зарываешься?- теперь уже оскалился Марат.- Мне кажется, или ты и вправду забыл, что разговариваешь не с одной из своих "шестерок"? А может напомнить, благодаря кому все еще коптишь небо? Не вынуждай меня.

      - Ладно, померялись херами, и будет,- Остап примирительно поднял руку.- И все-таки сделай то, о чем прошу. Мы в одном корыте и на дно уйдем вместе, если что пойдет не так.

      Марат кивнул и вновь отвернулся к окну, а Остап, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, погрузился в воспоминания...

      Вечер был в самом разгаре. Остап, в компании двух охранников и грудастой девицы по имени Катька (он не любил все эти Кэтрин), которая с упоением елозила по его коленям аппетитной попкой, вызывая внизу живота сладкую истому, праздновал победу. После непродолжительной "войны" Бычара, наконец, сдался и уступил ему практически за бесценок два стрип-бара и ресторан японской кухни, приносящие ощутимый доход. Слабина, которую дал враг, грела душу тщеславного старика. Остап налил себе еще коньяка, выпил, ладонь нырнула под платье и с силой сжала упругую грудь. Катька вскрикнула от боли и попыталась вырваться.

      - Не трепыхайся, бл...дь! Терпи, за то тебе деньги плачены.

      Катька замерла, боясь пошевелиться. Среди девочек давно ходили слухи о порой чрезмерных, садистских наклонностях Остапа. Во время секса он, бывало, вытворял такое, что у опытных "жриц любви" не хватало слов, чтобы описать. Они только бледнели и замолкали в ужасе. Но деньги... Возможность вырваться... Они заслоняли страх.

      Еле слышно проскрежетал ключ в замке, входная дверь приоткрылась, и в комнату просочился невысокий, худощавый парень лет двадцати пяти. Сразу повеяло опасностью. Почему? Его внешний вид, а каждый из двоих охранников был как минимум на голову выше и в полтора раза шире пришельца, не мог вызвать подобного чувства. Остапу понадобилось меньше секунды, чтобы разобраться, в чем дело.

      Глаза. Небесно-голубые, холодные, словно смерть, смотрели отстраненно и даже равнодушно. Так смотрит сытый лев на пробегающую мимо антилопу - пока я сыт, живи.

      Охранники отреагировали молниеносно. Один переместился, закрывая собой шефа, рука второго нырнула под пиджак за пистолетом, но незнакомец действовал еще быстрее. Почти незаметным глазу движением, он переместился вплотную к охраннику. Открытой ладонью левой руки нанес удар в нос, правой в челюсть и тут же, едва противник нагнулся, подпрыгнул и добавил локтем сверху. Хруст сломанной ключицы был едва слышен. Охранник не успел осесть на пол, как у парня в руках, словно по волшебству, возникли два пистолета. Один смотрел в сторону второго "быка", так и не успевшего вытащить оружие, второй уставился прямо в переносицу Остапа.

      - Тихо, тихо,- прошелестел неестественно спокойный голос.- Не стоит дергаться. Не торопясь достань пистолет и аккуратно положи его на пол... Я сказал - положи, а не брось!.. Вот и умница. А теперь отойди к стене... Хорошо. Продолжай в том же духе и мы, возможно, поладим.

      - Да кто ты такой?!- взорвался Остап, не снимая девицу с коленей.- Ты хоть понимаешь, сявка, на кого руку поднял? Я ж тебя, сука, в цемент закатаю на раз...

      - Спокойно, дедуля, в вашем возрасте опасно так нервничать. Давайте все вместе успокоимся и продолжим наш разговор в более мирном ключе.

      - И о чем нам с тобой разговаривать? О погоде, о коньяке, о телках с большими сиськами? Выбирай тему.

      - Думаю, о двадцать седьмом января восемьдесят восьмого года подойдет больше.

      Лицо Остапа словно одеревенело. Так вот откуда ветер дует. А ведь он уже начал забывать.

      - Так, шалава, вали отсюда,- срывая голос, рявкнул он, отталкивая Катьку.- Проваливай, я сказал. А ты,- это уже охраннику.- отлипай от стены, хватай своего дружка и вон с моих глаз. Завтра с вами погуторю.

      Дождавшись, пока все уйдут, старик поудобнее устроился в кресле, и, выпив коньяк, постарался привести мысли в порядок. Прошлое, которому, казалось бы, больше нет места в его жизни, все-таки вернулось. И как же не вовремя!

      - Ну что ж, присаживайся,- Остап указал гостю на кресло напротив.- И что ты хочешь мне сказать?

      - Да ничего особенного, просто пришла пора возвращать долги.

      - Долги? Кому, тебе?

      - Скажем так, я представляю Организацию, с которой вы заключили соглашение о сотрудничестве в упомянутую мной дату. Значит и мне тоже.

      - А я думал, что КГБ прекратил свое существование еще в начале девяностых.

      - Вы ошибались,- молодой человек ухмыльнулся, по-хозяйски развалившись в кресле.- Впрочем, как и остальные. Мы, как Ленин, живее всех живых. Но к делу: возникла потребность в ваших услугах.

      - И что я должен делать?- ровным голосом поинтересовался Остап.

      - Ничего особенного, продолжать жить по-прежнему, но изредка выполнять поручения Организации, передаваемые через меня. Я, разумеется, остаюсь при вас, в качестве, скажем, приближенного лица. Самого приближенного. И тогда прошлое для всех так и останется в прошлом.

      Остап согласился. А что ему еще оставалось делать? С тех пор Марат так и оставался при нем, о чем старик ни разу не пожалел...

      Ладно, хватит воспоминаний. Остап хлопнул ладонями по коленям и поднялся.

      - Пошли, пройдемся,- бросил он Марату.- Оставим нашего друга в одиночестве - пусть отдохнет. А вечером отправь ему телку.

      - Какая телка? Он до сих пор по усопшей жене страдает. Ты думаешь, ему сейчас до баб?

      - А ты зашли Мальвину - она и мертвого расшевелит. А зная его, я уверен - после траха душевные терзания обеспечены. Иного нам пока и не надо.

      И, с дьявольской улыбкой на лице, Остап, в сопровождении Марата, покинул квартиру.

     

      Глава восьмая.

      Наш бренный мир задуман Им,

      Как царство света и покоя.

      Наш мир и должен быть таким,

      Но где вы видели такое?

      Любому в душу наплюют,

      Не пощадив заслуг и судеб.

      Тут и ограбят и убьют,

      И оболгут, и обессудят!

      Не подадут, не пощадят,

      Не гроб земли не бросят горсти.

      Друг друга поедом едят,

      Хрустя, обгладывают кости.

      Своих детей едят отцы,

      Творцы себя съедают сами.

      По свету бродят мертвецы,

      С такими добрыми глазами.

      (Король и Шут. Хор нищих.)

      Зло ушло из нашего мира. Нет, не так - потеряло очертания, размылось, растворилось в бытии. И вот оно уже совсем не то, чем казалось ещё десятилетия назад. И уже не зло это, скорее норма жизни. Той самой, которая погружает нас всех все глубже в нечистоты, и если было время, когда мы были в них по щиколотки (сложно, практически невозможно оставаться чистеньким), то сейчас погрузились по ноздри, с упоением глотая.

      Практически в каждом доме, в каждой квартире, каждый вечер ведутся те самые "кухонные разговоры". Что в стране всё плохо, что все беды пришли с загнивающего Запада. Ой, ли? Нас что, за горло хватали, заставляя принимать с восторгом чужие ценности? Да и ещё, по своей исконно русской привычке, изгваздать то немногое хорошее, что просочилось по недоразумению. Так в чем вина Запада? Не лучше ли поискать недостатки в самих себе? А зачем?

      В стране плохо. Кто же спорит, вот только одними разговорами положение не исправить. Действовать не пробовали? И опять же: зачем? Да и не желает никто, времени нет, ведь с утра на работу - кушать то хочется, жена новую шубку требует, ребёнок вечно хнычет: ему то же что-то надо. И потом - вождя нет, за которым хотелось бы пойти. Вот как только появится, так мы сразу, всем скопом и ух! держись, вражина! Всех сметём, разрушим это царство беззакония и построим, наконец, социализм.

      Ага, щас! Никто и пальцем не шевельнёт. Сейчас хоть и плохо, но стабильно плохо, а что будет, если вдруг решатся действовать, ещё неизвестно. Так что лучше копошиться в нечистотах, кое-как выживая, попутно поругивая власть и чувствуя себя этаким революционером, чем окунуться в неизвестность. Оно спокойнее.

      А сколько криков вокруг! Да мы, да нас, не допустим, не позволим! Чушь! Если уже на святое наплевали, если кто не понял, я о ветеранах, то возникает весьма закономерный вопрос: а вправе ли такой народ вообще существовать. Помню, несколько лет назад наш гарант повелел одарить ветеранов автомобилями "Жигули". Молодец! Браво! Брависсимо!!! Лучше бы пенсию положил достойную, урод! Но не в этом дело, точнее, не совсем в этом. Один восьмидесятилетний старичок, ветеран, на груди полный иконостас, как раз перед этим лишился квартиры. Поощряемые бездействием нашего правительства риэлторы постарались. И больше года этот героический дед прожил в тех самых, презентованных "Жигулях". И осень, и зиму, и весну. И это в центре города, на глазах у всех. Но ни один человек не оказал помощи. Молчу уже про чиновников, с ними и так все ясно, но простые люди, бывшие некогда соседями, проходили мимо и совесть даже не смогла их заставить отпустить стыдливо глаза. Как будто так все и должно быть.

      (Реальный факт. Если кто не верит, предлагаю полазить по интернету. После того, как старик заболел, история получила широкую огласку).

      И опять же: вправе ли такой народ существовать? Или он заслуживает того, что имеет, или того, кто его имеет? Я не коммунист, но случись подобное в Союзе, головы бы полетели на хрен. А если точнее, то подобного случиться просто не могло, так как в чести ещё были гордость, честь, уважение, память. И где это все? Вытравилось за четверть века. Точнее вытравили, сами, а не мифические происки Запада.

      Сдох русский народ, вымер, словно мамонты, одно название осталось. Да я и сам был таким, был, покуда это дерьмо не коснулось меня лично. Так что я нисколько не лучше и не хуже остальных. Точно такой же. Существовал, точно шакал, питающийся падалью, жрал, пил, срал, трахался. Опустился до скотского уровня и в ус не дул. Но теперь... Меня разбудили. А остальных?

      Я прекрасно понимаю, что объявленная мной война не вызовет горячего отклика. В лучшем случае, дальше пресловутых "кухонных разговоров" дело не пойдёт. А то и вычеркнут из памяти - какой смысл волноваться, ведь, как известно, нервные клетки не восстанавливаются. Хотя, скорее всего, возненавидят, как возмутителя спокойствия. Никому не хочется перемен, точнее хочется, но непременно к лучшему, без потрясений и, а как иначе, без усилий.

      Нет, я не претендую на роль вождя, упаси бог, не считаю себя и революционером. Меня не прельщает клич: "Мы наш, мы новый мир построим". Если честно, мне плевать на мир, на страну, на народ, я жажду исключительно мести, а к чему это приведёт, мне все равно. Возжелает народ подняться - флаг в руки, нет - это его проблемы.

      А как же любовь к Родине? Она есть, причём не меньше, чем у прочих, но при этом я прекрасно осознаю, что, как бы банально это не звучало, насильно мил не будешь. Либо сами, либо идите в задницу - третьего не дано. Повторюсь, мне безразлично, что будет со страной. Моя цель - месть и ничего более.

      Все, кого я казнил и кого ещё предстоит, причинили боль мне лично, пусть даже они никогда не слышали ни обо мне, ни о моей жене. Банкиры виновны в том, что практика "доения" стала нормой и абсолютно не важно, с кого это началось - главное, что продолжилось. Не захотели жить честно - значит, умрут, столько, скольких смогу достать. Со следователями прокуратуры, как и с прочими правоохранителями, та же история - мздоимство у них в крови и ничем, кроме как пулей, его оттуда не выкорчевать.

      Одно могу сказать совершенно точно: не я эту войну начал и не мне ее завершать. Я буду биться до последнего. Не до победы - она невозможна, но до конца. Каким бы он ни был...

      Виктор Зинчук "Не возвратить".

      Мелодия плавно течет по комнате и, отражаясь от стен, выплывает в распахнутое настежь окно, где ее подхватывает ветер, унося все дальше в вечерний полумрак. Я лежу на кровати, заложив руки за голову, уставившись в потолок, еле освещенный светом дисплея музыкального центра. На меня навалилась апатия, как будто душ, вместе с грязью, смыл оставшуюся энергию...

      Медленно-медленно открывается дверь и в комнату входит ОНА. Живая, со слегка грустной улыбкой на лице. Вьющиеся волосы рассыпались по обнаженным плечам - на ней тот самый сарафан, который я с таким трудом уговорил купить. На ножках синие туфельки. Год назад мы приезжали в Красноярск. В первый же день находились до того, что к вечеру она, непривычная к каблукам, не могла больше сделать ни шагу. Еле успев до закрытия, я прибежал в магазин и купил ей новую обувь - легкую, удобную. Это был первый подарок, принятый ею без возражений.

      - Здравствуй, Малыш,- я пытаюсь подняться с кровати, но не могу.- Ты вернулась!

      - Андрюша, что ты творишь?- спрашивает она, укоризненно качая головой.

      - Ты о чем?

      - Зачем вся эта кровь? За что ты убил этих людей?

      - За что? Они отняли тебя, обрекли на муки. Я помню твое лицо - оно каждый раз передо мной, стоит только закрыть глаза. Я знаю, что ты страдала. Боюсь даже представить насколько сильно, но знаю. И после этого я должен их простить?!

      - А не за что прощать. Я сама совершила глупость.

      - Так отмени ее! Вернись! Пусть все окажется страшным сном!

      - Нет, зайка, поздно. Отсюда не возвращаются. Я пришла попросить тебя остановиться. Хватит убивать - мне больно видеть, как ты себя губишь. Уезжай куда-нибудь, начни новую жизнь, стань счастливым. Я знаю - ты меня никогда не забудешь, но это не значит, что ты должен всю жизнь страдать. А сейчас извини, мне пора. К тебе пришли.

      Я хочу закричать, остановить ее, но не успеваю - она уходит. Сбросив оцепенение, сажусь на кровати. Так это был просто сон? Не может быть. Я же ясно ее видел, чувствовал присутствие, а в комнате, несмотря на распахнутое окно, до сих пор витает ее запах...

      Хлопнула входная дверь. Остап пожаловал или кто-то из его подручных. Как не вовремя! Одеться что ли? Нет желания. Конечно, встречать гостей в трусах дурной тон, но мне плевать. И с кровати я не встану - не хочу.

      Дверь открылась, и в комнату ворвались ароматы дорогого парфюма, перебивая запах любимой женщины. На пороге замерла высокая, стройная девица, броский макияж которой, вкупе с откровенной одеждой, недвусмысленно давали понять о роде занятий. И у кого, интересно, хватило ума отправить ко мне шлюху? Остап или Марат? Скорее первое.

      - Заблудилась?- грубо бросил я.

      - Нет, я пришла, куда надо,- томным голосом промурлыкала она.- Ты ведь Андрей?

      - Допустим.

      - И штаны спустим!- жеманно хихикнула она.- Меня к тебе отправили. Говорят, здесь мальчик, нуждающийся в утешении и ласке.

      - Они ошиблись. Я ни в чем не нуждаюсь и меньше всего в твоем обществе.

      Девушка слегка повела плечами и вот платье соскальзывает к ногам, выпуская на волю высокую, упругую грудь как минимум третьего, а то и четвертого размера. Танцующей походкой приближается ко мне вплотную, ее ладонь ложится мне на живот, затем соскальзывает ниже.

      - А ты уверен? Кстати, меня зовут Мальвина.

      Девица опустилась на колени, сдернула с меня трусы, шаловливо улыбнулась.

      - Да ты уже готов, милый,- прокомментировала она.

      Вытащила из сумочки презерватив, надорвала упаковку, и, запихав его в рот, склонила голову к моему члену. Обхватила губами и медленно натянула "резинового друга". Умелая тварь! Сразу видно - опыта ей не занимать. Губы все плотней обхватывали плоть, голова убыстряла движения, но мне этого было мало. Откуда-то изнутри начал вырываться зверь, о существовании которого я и не подозревал. И этот зверь желал властвовать, унижать, порабощать.

      Я положил ладонь на затылок Мальвины и с силой надавил.

      - Глубже, сучка! Глотай!

      И она повиновалась. Заглатывала, сжимая плоть горлом, отпускала и вновь заглатывала. Я, почувствовав, что скоро изольюсь, вытащил член, сдернул презерватив и запихал обратно до самого конца. Взрыв. Семя брызнуло в горло, девушка начала давиться, но я не ослаблял нажим. Зверю понравилась власть и унижение.

      Наконец Мальвина освободилась и, стоя на коленях, подняла голову и посмотрела на меня. Этот взгляд, полный незаслуженной обиды, должен был остановить, вернуть назад, в человеческий облик, но зверь вырвался на волю. Во мне бушевало бешенство.

      Схватил девушку за плечи, поднял, развернул и одним резким движением ворвался внутрь. Она вскрикнула от боли, но я не остановился, наоборот, вошел еще глубже. И еще... Еще... ЕЩЕ! Это был не секс - долбежка, изнасилование, называйте, как хотите. Зверь упивался беспомощностью жертвы...

      А потом я, обессилев, отступил от поскуливающей Мальвины, опустился на кровать и, склонив голову к коленям, спрятал лицо в ладонях. Господи, что со мной происходит? Откуда во мне эта тьма? Неужели она всегда жила где-то глубоко внутри, ожидая возможности вырваться на волю? Кем я стал? Убийцей. Насильником. Я погружаюсь все глубже и до дна осталось совсем немного.

      Я поднял голову и бросил взгляд на лежащую в позе зародыша девушку. Лицо ее было закрыто волосами, но я видел, что она плачет - плечи мелко сотрясались. На нежной, едва загорелой коже явственно проступили следы моих пальцев. Почувствовав мой взгляд, она повернула ко мне заплаканное лицо. Слезы вперемешку с тушью стекали по щекам, оставляя грязно-синие дорожки, помада размазалась.

      - Уходи,- прошептал я, не в силах смотреть на дело своих рук.- Убирайся. Пошла вон отсюда. ВОН!!!

      Трясущимися руками Мальвина с трудом натянула платье и выскочила из комнаты. Хлопнула входная дверь.

      Ушла.

      Я поднялся с кровати и, не обращая внимания на собственную наготу, подошел к стене и уперся в нее лбом. Я - умер. Это конец. Теперь действительно возврата нет. Совсем. И да гореть мне в аду!..

     

      Мальвина, стоя перед Маратом, с жадностью пересчитывала деньги. Приличная сумма, много больше, чем обычно. Эх, почаще бы такие клиенты попадались: глядишь, и удалось бы вырваться.

      - Как всё прошло? - спросил Марат, когда она прятала деньги в сумочку.

      - Без проблем, - Мальвина довольно улыбнулась. - Клиент полный лох, повёлся и на слёзы, и на, якобы, причинённую боль. Сейчас, наверное, головой об стену бьётся, наказывая себя за "жестокость". Наивный мальчик, мне его даже немного жалко: знал бы он, что порой с нами вытворяют, умом бы тронулся.

      - Заткнись, дура! - отрезал Марат. - Что бы вы делали, если бы на свете не было таких, как он, когда подойдёт к концу подстилочная карьера? Пройдёт несколько лет, и ты, сучка, уже никому не будешь нужна. А так, даже у такой поблядушки, как ты, есть шанс выскочить замуж и жить нормальной жизнью. Так что не смей вякать и проваливай. И никогда не упоминай о том, что сегодня произошло, иначе изуродую так, что до конца дней будешь пугаться своего отражения в зеркале.

      Мальвина испуганно кивнула и убежала, лишь удаляющийся перестук каблучков какое-то время служил напоминанием о её недавнем присутствии. Подождав ещё немного, Марат достал из кармана телефон и набрал номер.

      - Остап? Всё прошло так, как ты и задумал... Да, страдает... Разумеется... Результат?.. Завтра узнаем... Мог бы и не напоминать - я понимаю, что с него лучше глаз не спускать... Понял... Последняя проверка и в Снежный.

     

      Глава девятая.

     

      - Слышал, ты вчера неплохо повеселился?- Марат повернулся ко мне и едва заметно поморщился.- Жестко.

      - Заткнись!- бросил я.- И впредь не отправляй ко мне девиц - надо будет, сам найду.

      Марат хмыкнул и отвернулся. Мы в машине, ждем часа "Ч", минуты "М", секунды "С". Стволы в спортивной сумке на заднем сидении, на нас отвратительные "рэперские" куртки с капюшонами, бесформенные штаны и кроссовки на мягкой подошве. На руках, разумеется, перчатки - мы же не в кино, где про отпечатки забывают все и каждый. Я прислушиваюсь к себе и не нахожу ни малейшего следа мандража.

      Бессонная ночь внесла коррективы. Я понял - нельзя оставаться прежним, мне это только мешает. Нельзя вслед за "общечеловеками" повторять о недопустимости насилия. "Ударили по правой щеке - подставь левую". Правда? Один подставил, другой, третий... А дальше? В конце концов, кому то надоест бить по щекам, ладонь тоже не железная, и врежет чем-нибудь потяжелее. Например, дубиной. Дальше - больше. Дубину заменит на кастет, нож, пистолет, наконец. И пойдет этот кто-то крушить черепа, резать, стрелять и никто его не остановит, потому как: "на насилие нельзя отвечать насилием".

      Бред, мать вашу! Все хотят быть белыми и пушистыми, жить в своем собственном мирке, в котором нет места злу. Но такого просто не может быть! Все мы сталкиваемся с несправедливостью, в большей или меньшей степени, но лишь единицы реагируют адекватно. И не от этих ли "белых и пушистых" исходит наибольшая опасность?

      Нападает на такого беспредельщик в переулке. Снимай, говорит, шапку, куртку, часы, отдай кошелек. И тот отдает, лишь бы в живых остаться. И зачастую остается. Все хорошо, тряпки дело наживное, может менты найдут, а даже если и нет - главное живой, но... Грабитель уже почувствовал безнаказанность. Он выйдет на дело на следующую ночь, и на следующую, и на следующую. Затем ему захочется большего: очередную жертву он изобьет, изнасилует, убьет. И ниточка потянется.

      А теперь представим следующее: нарывается этот беспредельщик на человека, готового дать отпор, получает в зубы, по почкам и, для верности, пару раз тяжелым ботинком по ребрам. Глядишь, желание поживиться за чужой счет пропадет надолго, если не навсегда. И этим "противоправным" действием спасется несколько жизней.

      Да, кому-то придется вымазаться в дерьме, чтобы "белым и пушистым" спокойно жилось на этом свете. Да, все остальные станут тыкать в него пальцем, кричать, что так нельзя, "нехорошо". Да, от него отвернуться даже самые близкие. И да - это цена выбора.

      Я свой сделал. Никто меня не принуждал, не подталкивал - я сам решил. Закон один для всех, но справедливость у каждого своя. Эти суки, сидящие за окном, фактически убили мою жену. И что? Они испытывают муки совести? Не спят ночами? Нет! Гоняют чаи, наверняка с тортиком, смеются над шутками, слушают музыку, ходят по выходным в кино или просто гуляют со своими близкими. И это справедливость? А вот хрен вам в зубы.

      Если спустить все на тормозах, то они обнаглеют. Продолжат ломать судьбы, губить жизни, оставаясь теми самыми "белыми и пушистыми". Прощать нельзя, обращаться в суд бессмысленно, значит остается одно - вершить справедливость своими руками, погружаясь все глубже и глубже в говно. И никаких колебаний, никаких угрызений совести. Хватит.

      Я бросаю взгляд на часы - осталось три минуты. Отлично. Роли давно расписаны - Марат валит охранника, затем страхует, на мне остальные. На все про все две, максимум две с половиной минуты. И это с учетом моей неопытности.

      - Пора,- Марат кидает на меня испытующий взгляд.- На этот раз, надеюсь, не "заклинит"?

      Не отвечая, хватаю с заднего сидения сумку и выхожу из машины. Марат следом. Не торопясь, спокойным, размеренным шагом подходим к подъезду. Прохожих на улице совсем мало - рабочий день. Да и влажная духота, царящая над городом который день, не способствует променаду. Синоптики ежедневно обещают ливневые дожди, но, как всегда, врут. Я бы сейчас с удовольствием облачился в футболку и легкие брюки, а то и бриджи, но нет - кровь плохо отмывается, а от этой убогой одежды, что сейчас на мне, все равно придется избавляться. Хорошо хоть узкие солнцезащитные очки не выбиваются из образа тупого рэпера, а иначе хоть волком вой - глаза плохо переносят солнечный свет.

      Марат, с грацией дикого кота, проскальзывает в подъезд. Я следом. Полумрак, правда, не прохладный, обступает меня. Снимаю очки, сую в нагрудный карман. Достаю из сумки пистолет с глушителем, отдаю Марату. Мне - дробовик. Подходим к двери, секундная заминка...

      - Пошли!

      Охранник хоть и сидит лицом к нам, отреагировать не успевает - пуля, выпущенная из пистолета, пробивает аккуратную, почти не кровоточащую дырку во лбу. Марат бесшумным прыжком преодолевает расстояние и подхватывает тело. Кивок головы - иди, мол, дело за тобой. Киваю в ответ и осторожно, мягко ступая, продвигаюсь к дальней комнате, откуда доносятся голоса и смех. Пот заливает глаза, и я уже жалею, что не повязал на голову бандану. Да и черт с ней, не смертельно.

      Заглядываю в комнату. За круглым столом сидят семеро - пять отъевшихся на непыльной работенке мужиков и две молодые барышни в довольно откровенных нарядах. Во всяком случае, у одной я умудрился рассмотреть выглядывающие из-под совсем уж мини-юбки черные полупрозрачные трусики, а вторая, по-моему, даже не знает, что существует такая деталь одежды, как лифчик - грудь, до верха сосков выглядывающая из топика, покрыта ровным слоем загара. На столе чай и, как в воду глядел, шоколадный торт. Девицы жеманно хихикают над чем-то, мужики ржут в голос. Весело вам?! Получите.

      Прежде чем началась паника, я успел выстрелить дважды. Грохот заполнил замкнутое помещение, но даже он не мог заглушить крики ужаса. Господа коллекторы повыскакивали из-за стола. Тех, кто бросился к окну, я отстреливал в первую очередь. Заряд картечи, выпущенный практически в упор, разрывал тела, выворачивая внутренности. Брызги крови разлетались в разные стороны, попадая на стены, стекло, стол. Одним, особо удачным выстрелом, разнес голову и мозг расползся по огромному, метра два в высоту, зеркалу, и серо-красным месивом, подчиняясь силе притяжения, потек вниз.

      Все, патроны закончились, жертвы тоже. Хотя нет - из-за стола едва слышно донесся стон.

      - Добей,- стоящий рядом Марат достал из-под куртки пистолет и протянул мне.

      "Стриж". Небольшой, удобный, с контролируемой отдачей. Двухрядный магазин на тридцать патронов. Совсем недавно читал о нем в интернете. Ну как недавно - в прошлой жизни, и тогда и представить себе не мог, что придется подержать в руках, а тем более стрелять.

      Обхожу стол. На полу лежит та самая обладательница загорелой груди. Картечью ей почти оторвало руку - держится только за счет сухожилий и кожи. Слегка поднимаю пистолет и хладнокровно всаживаю пулю в затылок. Обхожу комнату, не заморачиваясь на лужи крови, и осматриваю остальных. Нет, все трупы.

      - Долго бродить собираешься, помидор тебя в зубы?! Ментов ждешь?- торопит меня от двери Марат и исчезает из виду.

      Быстрым шагом, почти бегом, отправляюсь вслед за ним. Выскакиваю из подъезда и зажмуриваюсь - солнце бьет по глазам. На ходу достаю очки, надеваю. Запрыгиваю в уже начавшую движение машину - Марат торопится убраться подальше. Откидываюсь на спинку сиденья и, не обращая внимания на удивленные взгляды напарника (куратора?), закрываю глаза.

      Все, конец. Или начало...

     

      "Сегодня, в самом разгаре рабочего дня, на офис коллекторской фирмы "Центр О.Б." было совершено невиданное по своей жестокости нападение. Преступник или преступники, точное количество неизвестно, ворвались в арендуемое фирмой помещение и открыли огонь из помповых ружей. Прибывшие на место преступления представители органов правопорядка отказались прокомментировать случившееся, но из достоверных источников нам стало известно, что выживших нет. Тот же источник дал понять, что следователи, ведущие это дело, не видят связи между ним и недавним убийством генерального директора "V-экспресс банка", с которым сотрудничала эта фирма...

      Из газеты "Красноярский труженик".

      Телефонный звонок раздался поздно вечером, когда Игнат Сухомлинов уже собрался уходить домой. Чертыхнувшись, он протянул руку и снял трубку.

      - Старший оперуполномоченный Сухомлинов слушает.

      - Привет, Сухомлинов, - в трубке раздался слышанный лишь однажды, но навсегда врезавшийся в память голос. - Узнал?

      - Да, - смысла тянуть время не было - техники давно разбежались по домам. - Зачем звонишь?

      - Видишь ли, тут ещё несколько трупов образовалось. Ты наверняка слышал об убийствах гендиректора "V-экспресс банка", его жены и сына, произошедших несколько дней назад? Добавь их к моему счёту. Плюс расстрел сотрудников коллекторской фирмы "Центр О.Б.". Не уверен, что информация по ним уже прошла, но можешь поверить мне на слово - там восемь холодных трупов.

      - Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь похвастаться своими "достижениями"?

      - Дурак ты, Игнат. Вы же узнали и моё имя, и мотив, которым я руководствуюсь. Ведь так? Можешь не отвечать. А звоню я, чтобы вы, по своей привычке, не объявили меня ни маньяком, убивающим всех без разбору, ни террористом. Я вершу справедливость, или, если тебе так понятнее, закон. Тот закон, на который все давно забили - око за око называется. Ваш закон оставил убийц моей жены на свободе, теперь я вершу свой.

      - Ну, вот ты уничтожил всех, кто, по ТВОЕМУ мнению, виновен, а мальчишку то за что? Ему всего шестнадцать было! И что дальше? Продолжишь жить? Совесть не замучает?

      - Совесть? Нет. Позволь я расскажу тебе короткую историю. Два года назад, в день, когда этому мальчишке исполнилось четырнадцать, его, вместе с друзьями, потянуло на приключения. Удаль молодецкую показать. И повстречали они в темном переулке девочку, ровесницу, возвращающуюся из школы с дополнительных занятий. Хорошая такая девочка, умная послушная, прилежная, хотела знать как можно больше, потому и посещала те самые занятия. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что трое малолетних подонков драли эту девочку и по очереди, и все вместе разом. А когда стояк закончился, они, упиваясь властью, продолжали насиловать ребенка подобранной палкой, засовывая ее и спереди, и сзади, а потом бросили в подворотне за мусорными баками. Девочку нашли, привезли в больницу, где она впала в кому, из которой вышла несколько месяцев спустя. Наивная, маленькая, глупенькая, даже после того, что с ней сотворили, она продолжила во что-то верить. Дала показания следователю, приметы насильников. Их, разумеется, быстро установили, но... Как всегда, в нашей жизни существует это всемогущее НО. Дальше рассказывать, или сам догадаешься, что произошло?

      - Не стоит, - голос Игната звучал устало и как-то беспомощно. - Я согласен, он сволочь и подонок, но что это меняет? Есть закон и мы все должны следовать ему, а не заниматься самосудом.

      - Закон? Закон - это я. И вершу его тоже я.

      - И что дальше? Опять убийства? Или все, остановишься?

     

      - Э-э-э, нет, я не закончил - только начал. Во время своего прошлого звонка, я сказал, что это война. Так оно и есть. С государством, загнавшим свой народ в глубокую дупу. С тем самым государством, которое позволило горстке толстосумов жить так, как им заблагорассудится, не обращая внимания на страх, боль, смерть тех, которые, случайно или нет, оказались на их пути. С государством, которое загнуло людей раком и продолжает нагибать. С государством преступников, по сравнению с которыми даже Гитлер покажется невинным младенцем. И я не остановлюсь, покуда жив.

      - И чего ты этим добьёшься? Удовлетворения? Сомневаюсь. По-моему, ты просто ищешь смерти, жаждешь её, но не можешь уйти самостоятельно. А не боишься, что со временем у тебя окончательно сорвёт планку и ты начнёшь мочить всех подряд, без разбору?

      - Может быть, но в этом случае я сам вышибу себе мозги. Ладно, я сказал все, что хотел - ты услышал. Пора завязывать. И напоследок: раз уж не хочешь называть меня по имени, то зови просто - Пьеро.

      - Почему Пьеро?

      Кто сказал, что терпит вечно унижения Пьеро?

      К униженью отношенье он изменил давно.

      И лишь с виду безобразным всем он кажется подчас,

      Не дразните - он запомнит вас.

      Жалкий его вид, всех порою злит,

      Тумаков ему отвесить каждый норовит.

      Но чёрный список всегда везде при нем,

      И крестов на кладбище все больше с каждым днём...

      И из трубки послышались короткие гудки. Игнат отключил телефон и задумался. Надо идти, докладывать начальству, вот только придётся кое о чем умолчать. О его словах, про объявленную войну точно. Это же такой скандал и козлами отпущения наверняка назначат его, Сухомлинова. Почему? Кого-то ведь надо.

      И приняв решения, он отправился на доклад...

      Сухомлинов не вошёл - ворвался в кабинет начальника.

      - Он позвонил! - выпалил опер, переводя дыхание. - Он вновь позвонил.

      - Кто? - спросил начальник, обалдев от необычного поведения подчинённого. - Кто позвонил?

      - Да Тукмачёв. Только что. Он знает, что мы его вычислили. И относится к этому так спокойно, словно был готов. Хотя, судя по тому, что это именно он и навёл нас на себя, то ничего удивительного в этом спокойствии нет. Я одного понять не могу: в чем смысл этих звонков?

      - Глупо искать смысл в действиях безумца. Жена крякнула, вот планку и сорвало - сам не понимает, что творит. А с нами просто поиграть захотел, покуражиться. Ну, мы ему устроим!

      - Это вряд ли, - покачал головой Игнат. - Не сегодня-завтра у нас дело заберут.

      - С чего вдруг?

      - Так он позвонил, чтобы сообщить ещё о нескольких эпизодах. На этот раз жертв было намного больше.

      - Кто? И сколько? - севшим голосом спросил Савелий Кондратьевич.

      - Жена и несовершеннолетний сын генерального директора "V-экспресс банка", затем сам господин Горгелидзе вместе с водителем и охраной. Сначала расстрелял из гранатомёта автомобиль директора, затем из "Вала" добил охрану. Все это произошло рано утром на Октябрьском мосту. А сегодня из дробовика положил всех сотрудников коллекторской фирмы "Центр О.Б.". Я проверил - так оно и есть. Говорят, бойня была такая, что бывалых сотрудников едва наизнанку не выворачивало при виде этого зрелища. В общей сложности, за последнюю неделю Тукмачёв увеличил свой счёт ещё на семнадцать человек.

      - И это все в одиночку? Он что, вообразил себя долбанным Терминатором? С нас теперь точно головы поснимают из-за этого урода, сдерут шкуры и повесят сушиться! И никого при этом не будет волновать, по каким причинам мы его не взяли сразу.

      - А может пока не сообщать никому, что это натворил один и тот же человек?

      - Может быть, - согласился Савелий Кондратьевич. - А если кто-нибудь, шибко вумный, свяжет концы с концами? Или этот мститель решит ещё перед кем-нибудь хвост распушить?

      - Вряд ли, ведь звонит он только нам, да и, я думаю, ему пока не нужна известность, иначе давно бы связался с журналистами? И кстати, он просил, чтобы мы называли его Пьеро.

      - Грустный клоун? А в этом что то есть. Пьеро, так Пьеро. И все же, что мы будем делать, если это Пьеро сболтнёт кому-нибудь ещё?

      - Можно не давать всю информацию, придерживаться официальной линии. В первый раз что ли?

      - Это, конечно, выход. Так и будем себя вести, авось кривая вывезет. Эх, и откуда он свалился на наши головы? - Савелий Кондратьевич испытующе посмотрел на Игната и, словно решившись, признался. - А мне, если честно, это парень даже в чем-то симпатичен. По сути, кого он убил? Мразей, у которых руки по локти в крови. Когда я только начинал служить в милиции, таких сволочей попросту не было, а если и появлялся какой-нибудь идиот, мы его, не моргнув глазом, в кулаке давили, как таракана. Это их сейчас как грязи. А этот парень выполняет за нас нашу же работу. Пусть по своему, как умеет, но с ними точно иначе нельзя... Ладно, все это лирика. Чувства чувствами, а поймать его мы обязаны. Так что иди, Игнат, копай со всем рвением. И скажи техникам, пусть подготовят аппаратуру - вдруг этот Пьеро решит ещё позвонить. Все ясно? Выполняй!

      Сухомлинов бросил уважительный взгляд на враз постаревшего начальника, кивнул и, развернувшись по-уставному, вышел из кабинета.

      Глава десятая.

     

      Всем хороша утренняя пробежка в лесу: и свежий воздух, и легкая прохладца, и тишина, прерываемая лишь птичьим пересвистом. Комары, правда, достают. Не укусами - к ним я, таежный житель, давно привык, а противным писком. Словно наждачкой по оголенным зубным нервам. Не отвлекаться! Вперед и только вперед.

      Хорошо протоптанная тропинка - я не единственный бегун в лесу - петляет между деревьями, огибая валежник, оставшийся после разыгравшегося зимой урагана. Минуя прогалину, она резко изворачивается строго на север и выводит к элитному, охраняемому поселку. Хотя это как посмотреть. Оба въезда-выезда перекрыты наглухо - не то, что мышь, муравей не проползет, но окольными путями, одним из которых следую я, проникнуть на территорию не составит особых проблем.

      Бегу размеренно, дыхание ровное - сказываются регулярные тренировки под руководством Марата. Весь прошедший год он гонял меня так, что я, с ужасом вспоминающий "учебку", возжелал в нее вернуться. Грязь, слякоть, дождь, снег, мороз - ничто не могло помешать издевательствам. К началу весны марш-бросок на тридцатник с полной выкладкой, казался уже легкой разминкой. Со стрельбой тоже добился определенных успехов - из "ворошиловского стрелка фуева" Марат выкинул последнее слово. Из любимых мной "Стрижа" или "Глока18С" на расстоянии пятьдесят метров попадал в десятирублевую монету. Не снайпер, конечно, но все равно неплохо.

      Усилившийся пересвист привлек внимание. Поднимаю голову вверх - едва выглянувшее из-за горизонта солнце позолотило кроны деревьев. Бросаю взгляд на часы. Да, сегодня клиент запаздывает. За неделю это впервые. Но паниковать рано - до открытого пространства мне бежать еще минут пять. На крайний случай отложу акцию на завтра, хотя это и нежелательно. Примелькался я здесь. Не ровен час, кто и вспомнит.

      После расстрела коллекторов, Марат увез меня в дачный поселок Снежный, где нас уже дожидался Остап. Старик встречал на крыльце двухэтажного бревенчатого загородного дома. Перекинувшись несколькими словами с напарником, Остап подошел ко мне и, положив руку на плечо, спросил:

      - Ну что, Андрюша, утолил жажду мести?

      Я пожал плечами. Чувство удовлетворения присутствовало, но не от мести. Нет. От выполнения работы. Вот именно - это работа и ничего более. И я знал, чем займусь дальше.

      Остап, так и не дождавшись ответа, вошел в дом, кивком пригласив меня следовать за ним. Обстановка впечатляла - с первого взгляда вроде все просто, и даже где-то примитивно, но спустя какое-то время приходило понимания, что над внутренним убранством потрудился весьма талантливый дизайнер. Мебели необходимый минимум, но она расположена так, что кажется, будто больше и не надо. Несколько кресел, стол, диван. Плазменная панель, вмонтированная в стену. Подвесные потолки создавали обманчивое впечатление высоты. Пол ламинирован. Стены без обоев - только мореный кругляк, покрытый лаком. И самое главное - дом был живым. Он дышал, чувствовал, думал.

      - Итак, Андрей, чем собираешься заняться дальше?- спросил Остап, расположившись в кресле-качалке.

      - Хватит, дядя Ося. Я все прекрасно понимаю - время подумать у меня было. Ты ведь не просто так начал мне помогать - тебе что-то от меня нужно. А я привык отдавать долги. Правда, даже представить не могу, как именно, но, думаю, ты меня просветишь.

      - Ну что ж, ты прав. Мне действительно нужен человек, которого сложно, если не невозможно, связать со мной. Для чего, я пока тебе не скажу, но поверь, не собираюсь использовать тебя в качестве пушечного мяса. Впрочем, ты можешь уйти - я не стану тебя ни к чему принуждать.

      - Довольно. Я согласен.

      - Хорошо. Жить будешь здесь - место глухое, соседи далековато. Выезжать в город не запрещаю, но и не советую - во всяком случае, пока не утихнет шумиха. Марат остается с тобой. Он будет тебя натаскивать, так что прошу слушать его как отца родного. На этом пока все. Иди, осмотрись.

      И понеслась. Марат, недовольный моей физической формой, первым делом занялся ее улучшением. Сначала бег. Пять километров. После первой тысячи метров мне стало плохо, после второй вырвало, на третьей, думал, умру. Доплелся кое-как.

      Дальше - больше. Из спортзала, оборудованного в подвале, я выползал на четырех конечностях и, не в силах добраться до спальни на втором этаже, с трудом затаскивал себя на диван, где, свернувшись калачиком, мечтал о скорой смерти. Увы, мечтам не суждено было сбыться. С раннего утра, а иногда и посреди ночи, Марат пинком сбрасывал меня с дивана и "умираловка" продолжалась.

      Спустя месяц стало полегче, в смысле того, что я наконец-то смог добраться до спальни и завалиться на огромную кровать, а не ютиться на диване. Марат, видимо, оценил мой подвиг, и дал поспать подольше.

      Ближе к зиме физподготовки стало меньше, зато добавились упражнения по стрельбе. В доме хранился нехилый такой арсенал. Было все, что стреляет, взрывается и горит. Я стрелял из всего, что подсовывал мне Марат - начиная от П.М. и заканчивая СВД. Из любого положения, стоя, сидя, лежа, в прыжке. Уходил перекатом с линии воображаемого огня, сбивал мишени. Вот тогда то и почувствовал какое-то породнение со "Стрижем" и "Глоком18С". Эти два пистолета стали вторым и третьим "я", моим продолжением и, даже, в какой-то степени мной. Когда я рассказал об этом Марату, он привычно хмыкнул, но одобрил мой выбор.

      В начале весны пришло время экзамена. В одной из школ Красноярска от передоза умерли трое учеников старших классов. Две девушки и парень. Остап очень не любил наркотики, особенно на подконтрольной ему территории и поручил найти дилера. Распоряжение было выполнено практически мгновенно. Разговор с охранником школы, после которого тот надолго прописался сначала в реанимации, а затем в травматологии, вывел на торгаша. И этот последний стал моим "дембельским аккордом".

      В тайге до хрена и больше глухих мест, бывает, что на тысячи километров вокруг нет ни следа прибывания человека. Вот в такой район и закинул нас Марат, дав два часа форы жертве.

      Еле заметная, почти невидимая глазу, звериная тропа петляла по лесу. Я иду по ней, опытным взглядом охотника охватывая окружающую действительность. Не тороплюсь - городскому жителю не тягаться со мной. Он знает, что я иду за ним, боится, точнее, истекает ужасом, и мне это нравится. Ощущения власти над чужой жизнью окрыляет.

      Всегда, сколько себя помню, относился к наркоманам с какой-то гадливой брезгливостью, но вот к наркоторговцам... Их я ненавидел самой жгучей ненавистью, наравне с насильниками. Воры, убийцы - их изредка еще можно понять, но торговцев дурью никогда. Набивать себе карманы, жировать за счет нечеловеческих страданий себе подобных - на такое способен только... черт, даже не могу подобрать слова.

      Дичь пытается стать охотником. Я его не вижу, но чувствую - он где-то впереди. Недалеко, скорее всего, вон в том подлеске. Неплохое место для засады, его мне не миновать - справа непролазные дебри, слева обрыв. Соображает. Значит, не все мозги дурью засрал. А может и вообще не употребляет.

      Достаю нож, единственное оружие, разрешенное Маратом, и ныряю в те самые дебри. Это для городского жителя они кажутся непроходимыми, охотнику же и не по таким порой приходится преследовать медведя или сохатого. Обхожу подлесок, замираю с подветренной стороны. Хоть и не зверь, но чувствую запах пота и слышу тяжелое дыхание. Он рядом, и не подозревает о моем присутствии. Мой ход.

      Скользящими шагами, стараясь, чтобы под ногой не хрустнула ни одна ветка, смещаюсь немного влево. Вот теперь я его вижу. Грамотно подготовил засаду, поганец. В густом кустарнике, шагах в двадцати от меня и вполовину меньше до того места, где, если бы был городским лохом, должен был пройти я. По дороге подобрал здоровенный сук - врежь таким по голове и прощай мозги. Да, он попытался использовать единственный шанс. Я не позволил...

      Марат подобрал меня за пятнадцать километров от того места. Прежде чем сесть в старенькую "Таврию", я открыл багажник и закинул в него мусорный пакет. Куратор бросил на меня взгляд и, ни слова не говоря, тронул машину с места.

      А на следующий день голова того наркоторговца, в лучших традициях "Крестного отца", красовалась на кровати его босса. На соседней подушке. Но видимо тот не понял намек и вот я здесь. Занимаюсь пробежкой, спортсмен, блин.

      Вот и клиент в сопровождении двух телохранителей. После предупреждения он из города перебрался в поселок и никуда не выходил без охраны. Надеялся, что это его убережет. Ну-ну, блажен, кто верует.

      В первую нашу встречу, его "быки" положили меня мордой в землю и тщательно обшмонали. Затем поставили на ноги и, несколько раз ощутимо приложив по почкам, "вежливо" поинтересовались:

      - Кто таков?

      - Строитель я,- просипел, нисколько не имитируя боль.- Дорожник. Мы тут, неподалеку, трассу восстанавливаем.

      - А че здесь забыл?

      - Да я привык по утрам пробежки делать. Вот и сейчас, пока все еще спят, решил не нарушать режим. А что, нельзя?

      - Здесь - нет, если здоровье дорого...

      - Оставьте его,- вмешался разговор наркобарон.- Пусть бегает. Русский строитель - это редкий исчезающий вид. Его беречь надо, итак вокруг только турки, таджики да молдоване вьются,- и, довольно хохотнув, побежал дальше.

      В течении недели я каждое утро встречался с ними в одном и том же месте, чтобы привыкли. Вот и сейчас, отойдя с тропы, я пропустил этих бегунов, кивнув старшему, словно старому знакомцу. Разумеется, он проигнорировал - еще бы, кто я для него? Обыкновенный работяга, чернь, практически нечеловек.

      Едва они отдалились на несколько шагов, я выхватил из-под потертой спортивной куртки с надписью "Abidas" ПСС "Вул". Выстрел. Один охранник, словно споткнувшись, заваливается. Через доли секунды рядом ложится второй. И все это в полной тишине.

      Не знаю, откуда Марат достает подобные игрушки. Насколько мне известно, пистолеты подобного типа предназначены для спецслужб. Плюс, чертовски дороги. Непростой человек мой куратор, ох непростой.

      - Что происходит?- посеревшее лицо наркобарона исказилось от ужаса.- Кто ты?

      - Тебя предупреждали?- по-еврейски, вопросом на вопрос ответил я.- Ты не понял.

      Хлопок. Труп.

      Уже собираюсь в обратный путь, но тут из кустов выходит Марат. Кидаю на него вопросительный взгляд.

      - И что уставился?- как всегда недовольно ворчит он.- Похвалы ждешь? А вот хрен тебе! На троечку. С минусом.

      - Что опять не так?

      - Сколько раз можно говорить - хочешь убить наверняка, стреляй в голову. Это тебе не голливудская поделка: после такого не выживают. А ты?

      - А что я? Это же спец патрон. С двадцати шагов бронежилет пробивает.

      - Второго класса, понимаешь, второго. А если бы... эх,- Марат машет рукой.- Ладно, позже устроим разбор полетов. Все?

      Я киваю.

      - Тогда бегом к машине, нечего здесь отсвечивать.

      И, развернувшись, припустил к трассе...

      Глава одиннадцатая.

      Марат высадил меня возле дома и отправился в город - Остап вызывал. Я поднялся по ступенькам, потоптался немного на пороге и вошел внутрь. Вот я и дома. Хотя нет: это жилище так и не стало для меня настоящим домом, скорее временным пристанищем.

      Скинув с себя куртку и обувь и включив кофеварку, я поднялся в спальню. Она все еще была там. Спала на животе, выставив на обзор круглую, упругую попку с родинкой на левой ягодице. Одна рука под головой, вторая на подушке, еще сохранившей отпечаток моей головы. Вытянутые ноги лежат крест-накрест. И вновь, как вчера вечером, мне показалось знакомым лицо этой шлюхи, как будто я с ней встречался раньше, только не могу вспомнить где. Хотя, скорее всего, это самообман - в каждой встречной женщине вижу свою жену. Даже в такой.

      После того, как меня поселили в этот дом, я не был обделен женской лаской. Нет, Марат внял просьбе и больше проституток не отправлял - сам неплохо справлялся. И не только профессионалки, бывали и просто легкодоступные девицы. Толстые и худые, красивые и не очень, с большой грудью и практически без оной. Без толку. Все сводилось к чисто механическому сексу с одной лишь целью - сбросить напряжение. Об удовольствии речь даже не шла. А ведь когда был женат, счастлив и влюблен нет-нет, да и засматривался на стройненькие ножки или натянувшую тоненькую ткань маечки грудь проходивших мимо представительниц прекрасного пола. Не с вожделением - любуясь, словно произведением искусства, за что не единожды получал шутливый тычок локотком под ребра.

      Скоро год, как я барахтаюсь в этой темной, неподвижной воде. Все эти тренировки занимали только тело и разум, сердце же продолжало болеть. И совесть...

      *****

      - Ну, что за слезы?- я сажусь рядом и прижимаю к себе ее голову.

      - Опять матери звонили,- шепчет она.- Орала.

      - Блин, и какая сволочь дала им ее номер телефона?!- в раздражении бью кулаком по колену.- Не твоя "дорогая" тетушка?

      - Как? И зачем ей это?

      - Насчет как - это просто. Ты скоро уже месяц в отпуске, в доме ремонт, телефон отключен. Скорее всего, нам не смогли дозвониться, поэтому попробовали застать тебя на работе. Трубку сняла твоя тетя, глава, мать ее, администрации и она же надиктовала номер твоей "ласковой" мамы.

      Ну а насчет зачем - совсем уж элементарно. Ты же знаешь свою тетушку. Для нее удовольствие нагадить кому бы то ни было. И неважно кому - чужому человеку или родной племяннице. А будучи в курсе вздорного характера твоей матушки, она прекрасно осознавала последствия.

      - Когда, ну когда они все оставят меня в покое?!- рыдания усилились.- Чем я им помешала? Я устала. Лучше умереть!

      - Умереть? Что ты несешь?!- вскакиваю с кровати.- Хватит нести чушь! Умереть! А как же я? Тебе наплевать? Выкинь эти мысли из головы немедленно! И запомни: тебя не оставят в покое, пока не дашь отпор. Пошли их всех, защити себя.

      - Я боюсь их!- жена прячет лицо в ладонях.- Боюсь. Они с детства надо мной издевались.

      - И сколько ты собираешься бояться?- кричу я.- Всю жизнь? Мне надоело изо дня в день слышать одно и то же. Мама то сказала, мама это, а вот тетя решила так. Хватит! Неужели ты так до сих пор и не поняла, что это разрушило твой первый брак? И разрушает второй? Я устал! Сколько можно?! Или мы живем своей семьей, или... к черту!

      И, отвернувшись, выбегаю из дома, хлопнув дверью...

      *****

      Девица, видимо почувствовав мой взгляд, просыпается. Смотрит на меня, слегка прищурив глаза от бьющего в распахнутое окно солнечного света. Потягивается.

      - Что, милый, хочешь продолжения?- мурлычет она.

      Отрицательно качаю головой и киваю на валяющуюся в беспорядке одежду.

      - Одевайся.

      Ни мало не смущаясь собственной наготы, (хотя какого смущения можно ожидать от шлюхи?), но и не кокетничая, девица поднимается с кровати и не торопясь натягивает трусики, следом платье. Сейчас, без того слоя косметики, в ней тяжело признать профессионалку - так, обычная девушка, возможно даже студентка. И что ее потянуло заняться проституцией? Хотя какая разница, мне все равно.

      - В туалет сходить позволишь, или сразу выставишь за дверь?- спрашивает она.

      - Можешь даже кофе выпить,- отвечаю.- Денег на электричку дать?

      - Нет, ты достаточно заплатил вчера.

      Пожимаю плечами: хозяин - барин. Девица проходит мимо меня, обдав легким ароматом духов, и спускается вниз. Спустя минуту, из ванной доносится плеск воды. Пусть ее. Иду на кухню, кофе уже готов. Наливаю две чашки и...

      *****

      Я пришел с работы поздно. Или рано, в половине девятого утра. Жена еще спит - отпуск все-таки. Я потихонечку, чтобы не потревожить, сажусь на краешек кровати и любуюсь. Во сне она напоминает невинного ребенка - легкие, едва заметные морщинки разглаживаются, с лица пропадает выражение озабоченности, и я вижу, что она счастлива. Что мы счастливы. Хочу протянуть руку, поправить локон, упавший на глаз, но заставляю себя не делать этого. Пусть поспит еще немного. Пусть забудет о проблемах.

      Иду на веранду, налить кофе - лето на дворе и там мы проводим больше времени, чем в доме. Обоим с молоком. До женитьбы пил только черный, но за три года приучился. Возвращаюсь назад, ставлю чашки на столик и, после недолгого колебания, склоняюсь к жене. Легкое, словно взмах крыльев бабочки, касание губ губами. Малышка, не открывая глаз, улыбается. Проснулась. От ее улыбки мое сердце словно увеличивается в размерах, грозя разорвать грудную клетку. Счастье переполняет - я хочу кричать, прыгать, словно пятнадцатилетний юнец, услышавший, наконец, долгожданное "да".

      - Доброе утро, малыш,- шепчу я.- Как спалось?

      - Без тебя плохо,- отвечает.- Что так поздно?

      Машу рукой - не хватало еще проблемы с работы приносить домой. Вместо этого говорю:

      - Пей кофе.

      - Горячий?

      - Да.

      - Тогда пусть остынет. Иди ко мне.

      Я провожу ладонью по волосам, пальцы спускаются ниже, лаская нежную кожу щек. Вновь склоняюсь и теперь уже поцелуй, бесконечно долгий и в то же время ничтожно короткий. Сбрасываю на пол одеяло и едва сдерживаю восхищенный свист - жена всегда, за редким исключением, спит обнаженной. Целую шею - это ее слабое место, затем спускаюсь к соскам. Они мгновенно набухают, жена рукой прижимает мою голову - продолжай. С удовольствием. Затем спускаюсь ниже, к родинке под левой грудью, перехожу к слегка выпирающему животику, руки ласкают полноватые бедра. Ох уж эти ее комплексы - я толстая, надо худеть. Нет! Плевать, что думают окружающие - я полюбил тебя такой и продолжаю любить. Ты самая прекрасная, самая желанная, самая нежная. Ты моя жизнь, моя судьба, моя вторая половинка. И мы вечно будем вместе.

      Мои губы скользят ниже, к самому тайному, влажному, горячему месту. Стонов нет, но я знаю, что ей нравится - ножки подрагивают. Это заводит меня еще сильнее. Язык убыстряет движения, и она изливается самым сладким на свете соком.

      Скидываю с себя одежду, ложусь сверху. Вхожу нежно. Ее губы исторгают прерывистый вздох. Слегка убыстряюсь, еще, еще. Ее стоны неземной музыкой звучат в моих ушах. Это высший миг счастья.

      А затем мы сидим на кровати и пьем кофе. И нам хорошо, но в глубине души таится знание - это ненадолго. Пройдет совсем немного времени, и это чувство вновь изгонит очередной скандал.

      *****

      - Вкусный кофе.

      Девица сидит за столом напротив меня, и я внезапно осознаю, что даже не знаю ее имени. Впрочем, мне и это все равно. Сейчас она здесь, через несколько минут уйдет, навсегда исчезнув из моей жизни. Так зачем забивать голову ненужными знаниями?

      - Я говорю, ты хорошо варишь кофе,- вновь подает голос шлюха.

      Пожимаю плечами - большая наука. Моя жена была не очень хорошей хозяйкой, так что готовить приходилось мне. Вот и научился. Для любимого человека. Только на что мне сейчас это умение?

      - Да, все-таки сломали тебя.

      Я вскидываю на нее непонимающий взгляд.

      - Ты о чем?- вопрос звучит вяло, словно ответ меня мало интересует. Впрочем, так оно и есть.

      - Послушай, тебе сколько лет? Десять? Двенадцать? Вроде взрослый парень, но ничего не понимаешь в жизни. Пойми, мы, девочки по вызову, знаем много, порой даже слишком, но помалкиваем - жизнь дорога. И о тебе узнали давно, еще до Мальвины. Протеже Остапа, неизвестно откуда появившийся. Этот человек никогда ни о ком не заботился, только о себе, и тут ты. Конечно, нам стало любопытно. Слухи множились. А потом к тебе отправили Мальвину.

      Она тебя раскусила с первого взгляда. Парень из захолустья, в большом городе если и бывал, то редкими наездами. Наивный. Неопытный. Кроме жены женщины если и были, то немного, а уж о проститутках судишь исключительно по фильмам. И она сразу поняла, как выполнить поручение.

      - Какое?- спрашиваю я. Интерес понемногу просыпался.

      - Я же тебе говорю - сломать. Помнишь обиженные взгляды Мальвины, ее слезы? Думаешь, все натуральное? Очнись. Мы же шлюхи, с нами и не такое вытворяют. После некоторых клиентов, бывает, отлеживаемся по нескольку дней. А тут какой-то жесткий секс, да и то только в твоем понимании. Мальвина сообразила, что для тебя причинить унижение, а то и боль девушке, сродни крушению мира. На этом и сыграла. А ты сломался. Все довольны: Остап, сволочь редкостная, приобрел безбашенного мальчика для выполнения грязных делишек, Мальвина бабки получила. Один ты в проигрыше, хотя этого и не понимаешь.

      - Не боишься мне это рассказывать?

      - А что ты сделаешь? Заложишь Остапу? Брось. Если не забыл, я тоже шлюха, а значит неплохой психолог. Без этого в нашей профессии никуда. Так что никому ты ничего не скажешь. А возможно, просто выкинешь мои слова из головы.

      - Ладно, мне пора, электричка через полчаса. Как бы не опоздать,- и, помолчав, добавила.- Провожать не надо - не барыня. И вот еще, мой номер телефона. Захочешь продолжения - позвони.

      Я взял прямоугольный кусок пластика и, бросив взгляд, прочитал: Дженни. И почему они все выбирают английские псевдонимы?

      - Постой,- окликаю я.- Скажи свое имя. Настоящее.

      Девушка поворачивается ко мне, молчит бесконечно долгую секунду и, наконец, произносит:

      - Жанна.

      У меня такое чувство, как будто боксер-тяжеловес заехал мне кулаком в живот. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Я вслепую нашарил стул и ухватился за спинку, чтобы не упасть. Жанна... Жанночка... Так звали мою жену.

      - Что с тобой?- встревоженный голос девушки донесся, словно из-под воды.

      - Все в порядке,- хриплю я.- Сейчас все пройдет.

      Звонок телефона привел меня в чувство. Я схватил трубку и прижал к уху.

      - Алло.

      - Андрей, хватит расслабляться,- прорычал Марат.- Бегом в машину и дуй в город. На старый адрес. У нас проблемы,- и дал отбой.

      Ну что ж, в город - значит в город. Заодно и... девушку подвезу. Я не смог найти в себе сил назвать ее тем самым именем. Даже мысленно.

     

      Глава двенадцатая.

     

      Момент пробуждения. Грань, соединяющая сон и реальность. Она за пределами человеческого понимания, словно иной мир, не подчиняющийся никаким законам. Здесь возможно все.

      Каждое утро после смерти жены я, находясь на этой грани, не мог понять - жива она или нет. Было ли все произошедшее страшным сном, или нагоняющей ужас действительностью. Зачастую мне казалось, что моя девочка рядом, спит, или просто лежит, глядя на меня, но это чувство быстро уходило, уступая место осознанию потери. И отступившая было боль, пронзала меня с новой силой. Я не знал, когда это закончится и не был уверен, что хочу этого. На минуту, на секунду забыть обо всем, чувствовать рядом живую, теплую, нежную, любимую женщину стало для меня пыткой и, одновременно, благословением. Но на один, пожалуй, самый важный вопрос, я никак не мог найти ответ - что именно не дает мне покоя: любовь, или чувство вины. А может и первое, и второе переплелись в тугой клубок, который мне не под силу распутать?

      Вот и сейчас, балансируя на этой грани, я словно очутился в одной из тех немногих поездок, которые мы совершали вместе с моим другом из села в город. Я сижу на переднем сидении, жена сзади. Мы изредка переглядываемся - она улыбается, иногда даже смеется над шутками, на которые неистощим мой друг. И все у нас хорошо, мы счастливы. И ничто не указывает на приближающуюся с каждым днем трагедию.

      Но спустя мгновение я осознаю, что это самообман. Что не друг за рулем - Марат, а заднее сиденье пустует. Там нет, и никогда не было моей жены, да и не могло быть. Что мы мчимся на огромной скорости к тому самому Кодинску, в который я не хотел возвращаться, по крайней мере, в ближайшее время. Но судьба, в лице Остапа, повернула иначе.

      С каждой минутой город становится все ближе и так же приближается к завершению жизнь моего последнего врага. Я не собирался убивать ее сейчас, хотел оттянуть момент, чтобы в полной мере насладиться ее муками, но, увы, не все в нашей власти. Кто знает, когда еще мне доведется сюда вернуться, и доведется ли вообще. И я решил воспользоваться представившейся мне возможностью.

      Перед тем, как мы покинули Красноярск, я поинтересовался у Марата, есть ли у него в Кодинске нужные связи, и когда он ответил утвердительно, продиктовал ему список необходимых мне предметов. Мой наставник посмотрел удивленно, но ничего не сказал - знающий мою историю в мельчайших подробностях, он просчитал имя очередной жертвы. Удивил его, скорее всего, способ, которым я собираюсь совершить справедливость. К его чести стоит сказать, что отговаривать меня не стал, предоставив действовать на мое усмотрение. И госпожа председатель, встав сегодня утром с постели, даже не подозревала, что начался последний день её жизни.

      Наина Михайловна Бель. Глава сельской администрации и родная тёте моей жены. Тётя. Тварь! Вот уж кто заслуживает смерти больше всех вместе взятых - одно воспоминание о ней вызывает во мне яростную дрожь и зубовный скрежет. Королева маленького царства. Поблядушка! Заботясь исключительно о себе, перешагнёт любого, будь то простой сельский житель или родственник. Родственница. Бывшую главу администрации, Светлану Владимировну Торонову, женщину, пользующуюся всеобщим уважением, интригами загнала в могилу. Одного из работников сельского совета довела до инфаркта - спустя пять месяцев он, не старый ещё, здоровый мужик, утонул. Сердце не выдержало. А затем подтолкнула к самоубийству племянницу, пускай не одна, при непосредственном участии других лиц, но это ни в коем разе не уменьшает степень её вины - напротив, делает несоизмеримо сильнее. Если прочие были совершенно чужими людьми, подлыми, грязными тварями и их действия можно объяснить банальной жаждой наживы, то на первый взгляд бессмысленные поползновения родной тётушки не укладываются в голове.

      Но это только на первый взгляд, и только для тех, кому посчастливилось с ней не столкнуться. Обыкновенный бухгалтер, до поры до времени скрывающая свои амбиции. На людях тихая, скромная, умеющая в нужный момент пустить слезу женщина, и никто даже представить не мог, что под этой маской скрывается злобный, аморальный, не знающий жалости монстр, целеустремлённо рвущийся к власти. Устранив помеху в лице Светланы Владимировны и умело разыграв роль невинной овечки, она запрыгнула на самый верх. И в этот момент маска сползла окончательно, обнажив звериную морду.

      Власть вскружила голову этой выползшей из грязи гадюке - она на полном серьёзе стала считать себя королевой, а всех жителей села рабами, которых вправе наказать или помиловать. Заручившись поддержкой местных бизнесменов и торгашей, где покрыванием проступков, а где и банальным раздвиганием ног, она ещё больше упрочила своё положение. В отдельно взятом уголке России воцарилось самодержавие, а если кто и пытался выразить неудовольствие, тут же попадал в "чёрный список" и жизнь этого человека становилась невыносимой. Считая, что все обязаны пресмыкаться перед ней, лизать пятки только за то, что она есть, походя ломала судьбы и шла дальше, не оглядываясь. И приближала к себе исключительно тех, кем с лёгкостью могла манипулировать.

      В том, что она сотворила со своей племянницей есть немалая доля моей вины. Как же, какой-то работяга посмел указать ей на место, заметив, что она не королева - всего лишь служащая, нанятая нами, голосовавшими за нее, на работу. Причем сделал это прилюдно, в здании администрации. Подобного пренебрежения эта мстительная, злопамятная особа простить не могла, а так как зацепить меня было проблематично, пошла по более легкому пути. Пригласила на работу мою жену.

      Я оказался глуп и слаб. Посчитал, что приглашение на работу - это проявление родственных чувств. И даже не постарался отговорить супругу от этого шага, поддавшись на ее умоляющие взгляды и фразы типа: "Мне скучно дома. Ты на работе, а я что должна делать?". Ждать меня, заниматься хозяйством, вышивать, наконец. Но нет, ничего этого я так и не сказал. И будь проклято мое молчание!

      Госпожа Бель повела тонкую игру, вновь натянув на себя овечью шкуру и выступив в роли этакой феи-крестной. Добренькая, заботливая тетушка, нежно опекающая племянницу. Это и меня ввело в заблуждение, что ж говорить о девочке, с детства не знающей ласки. Она потянулась к ней, делилась самым сокровенным, а эта сука, выдерживая паузу, ждала подходящего момента, чтобы нанести удар. И дождалась. Удар был нанесен. Сокрушающий, положившей начало тропинке, приведшей мою жену к смерти. И за это я ее убью. Нет, избавлю мой мир от ядовитой гадины.

      Не доезжая до Кодинска около километра, Марат свернул на гравийную дорогу под указатель "Южный". Дачный посёлок, кем-то, словно в насмешку, прозванный Индия. Почему, даже представить сложно, но у местных жителей это название прижилось и теперь только приезжие используют официальное. У меня же оно всегда вызывало саркастическую усмешку. Грязь, помои, мусор, словно антураж к Средневековью. Дороги круглый год разбиты - колеи по колено. Единственная достопримечательность: "карман", оставшийся на память о пьяном дорожнике, облюбованный юными парами. Ах да, забыл про церковь, возвышающуюся над всей округой. Да и черт с ней!.. Хотя нет, зайти придётся - свечку за упокой поставить.

      К церкви вообще у меня всегда было двойственное отношение: с одной стороны зажиревшие попы вызывали чувство омерзения за их неистребимое желание наживы за счёт прихожан, с другой я понимал, что человеку необходимо хоть во что-то верить и чего-то бояться, чтобы совсем не оскотиниться. Но сейчас... Пидарасов, значит, венчать можно, а самоубийцу отпевать грех. А за что, в таком случае, был уничтожен Содом и тот второй, забыл название, город? Бог, может быть, и есть, но к этим строениям он точно не имеет никакого отношения.

      Мастерские располагались на самом краю поселка. Все три. Марат свернул к дальней, подъезд к которой был выстлан горбылем. Нам на встречу из деревянного строения вышел невысокий, бородатый мужик, на ходу вытирающий руки ветошью.

      - Все сделал?- спросил Марат, не выходя из машины.

      - Разумеется. Фирма веников не вяжет,- пробасил мужик.- Хотя и попотеть пришлось.

      Мой наставник вытащил из внутреннего кармана пухлый конверт и протянул хозяину мастерской.

      - Сколько договаривались. Отдай все ему,- кивок в мою сторону.- И помалкивай.

      - Мы не без понятия,- кивнул мужик и обратился ко мне.- Ну, пойдем, мил человек, примешь заказ.

      - Жду тебя завтра утром,- напомнил мне Марат.- Не задерживайся.

      Не отвечая, я вышел из машины и отправился следом за хозяином мастерской к перекрашенной в черный цвет "Газели", стоящей за углом. Мужик открыл задние двери и продемонстрировал содержимое.

      - Вот, металлический, звуконепроницаемый ящик. Полностью герметичный, как и заказывали. Изнутри справа вваренная скоба. Если вытащить вот эту заслонку,- он указывает на небольшую, едва выступающую пластину,- крышка защелкнется и открыть снаружи ее будет невозможно - только изнутри, нажатием на вот этот пружинный рычаг. Тугой до невозможности, впрочем, согласно пожеланиям.

      - Вот здесь,- он указал на деревянный ящик, стоящий рядом,- дыхательный аппарат, аккумуляторная ножовка, пара наручников на длинной цепи, А.И.-1 и фонарик. Кажется, все.

      - Еще нужна штыковая лопата,- бросил я.

      - Сколько душе угодно,- он на несколько секунд скрылся в мастерской, вернулся, держа в руках новенькую, еще блестящую лопату и пару тряпичных перчаток.- Держи. Черенок недостаточно отполирован.

      Поблагодарив кивком, я закрыл задние двери и сел за руль. Мужик подошел ко мне и через опущенное стекло протянул пакет.

      - Здесь ключи и документы на машину. И, пожалуйста, будь с ней понежнее - я ее вот этими руками собирал,- и продемонстрировал мне устрашающего вида ладони.

      Я осторожно, стараясь по возможности миновать грязь, выехал из поселка и свернул на шоссе. А точнее, на убитую до невозможности бетонку. Звук такой, как будто на поезде едешь: тук-тук, тук-тук. Нет, никогда в России не будет хороших дорог!

      Пытаясь заглушить монотонный звук, я включил радио. Блатняк, рэп, опять блатняк. Совсем страна на криминальной романтике сдвинулась. В раздражении резко крутанул ручку. Стоп! Немного назад. Вот оно.

      Pet Shop Boys - It"s a Sin. Это грех. В тему. Послушав, я потихоньку начал подпевать.

      Когда смотрю на свою жизнь,

      Я ощущаю только стыд,

      Я тот, кто сам себя винит.

      За все, что сделал и зачем,

      Неважно где, когда и с кем,

      Есть одно общее для всех -

      Это грех...

      Учили в школе, как мне жить,

      В делах и мыслях чистым быть,

      Но лицемерам не судить...

      Замечаю что-то боковым зрением, поворачиваю голову. На пассажирском сидении - ОНА. Взгляд устремлен на дорогу, на лице перемешались растройство, жесткость и жалость. Я никогда прежде ее не видел такой.

      - Здравствуй, девочка,- произношу я.- Что опять не так?

      - Ты еще спрашиваешь?- в ее голосе сквозит горечь.- Я просила тебя забыть обо всем - ты не послушал. Просила остановиться - не захотел. И теперь ты едешь убивать мою тетю.

      - Тетю? Да по ней давно черти в аду слезы льют!

      - Это не тебе решать!

      - А кому? Я всю жизнь боялся принимать решения и к чему это привело? Тебя нет, мир рухнул, я стал убийцей. Хватит, надоело.

      - Ну убьешь ты ее, а что дальше?- в голосе жены зазвучали слезы.- Кто на очереди? Мои родители? Бабушка?

      - Старуху не трону - ей и так недолго осталось. И родителей тоже - они, как и я, осознают степень вины. Пусть живут с этим. Но "бельчиха"... Ей не дано понять - она всегда и во всем права. Я должен положить конец этому и тебе меня не отговорить.

      Машину тряхнуло на очередной выбоине. Я отвлекся на секунду, а когда повернул голову, пассажирское место опустело - она ушла. Что происходит? Я окончательно сошел с ума, или это моя совесть дает о себе знать подобным образом? Неважно. Какими бы причинами не объяснялись мои видения, им меня не остановить. Я решил!

      До села осталось несколько сот метров, когда я свернул на проселочную дорогу, ведущую к свалке. Хорошее место - закрыто от посторонних глаз лесом, земля мягкая, а главное, в это время года там редко кто бывает. Выбрав место, глушу машину, достаю из салона лопату и, натянув подаренные заботливым хозяином мастерской перчатки, начинаю копать...

      Глава тринадцатая.

      Самоуверенность госпожи председателя сыграла мне на руку. Обладая чертовски завышенным самомнением, считая себя неприкасаемой, она никогда не запирала дверь, так что проникнуть в дом не составит никакого труда. Дождавшись, пока стемнеет, я сел за руль и не спеша отправился в село.

      Погода была на моей стороне: ближе к ночи небо заволокли иссиня-черные тучи, начал накрапывать мелкий, противный дождь, разогнав с улиц загулявшую молодёжь. Ветра пока не было, но, зная здешний климат, я был уверен: через несколько часов он задует и не успокоится до самого утра, а, возможно, и обеда. Как раз то, что мне надо.

      Проезжая по Центральной улице, я слегка притормозил перед домом с синими ставнями - домом, который так и не стал нашим. Почти два месяца ремонта, недели две жизни и... Все закончилось, мы его даже оформить не успели. И вот он стоит, брошенный, никому не нужный. Дома без хозяев умирают, вот и этому недолго осталось.

      Странно, я думал, что родители жены, законные наследники, его продали, но нет, судя по темным окнам и заросшей в палисаднике малине, это жилище так и пустует. У меня нет к дому ни злобы, ни ненависти, поэтому мне его искренне жаль. Сложно найти желающего приобрести дом, в котором не просто умерли - таких в селе большинство, но произошло самоубийство. Сильны ещё суеверия в глубинке.

      Даже если бы у меня возникло желание остановить машину и войти, я бы этого не сделал. К счастью не возникло. Мне не хотелось лить уксус на и без того незаживающую рану. Зачем? Нельзя сейчас быть слабым, а возвращение сделает меня именно таким. Поэтому, слегка придавив педаль газа, я отправился дальше.

      Дом госпожи Бель располагался в "элитном" районе, или, как его называли мы, простые смертные, хуторе. За редким, очень редким исключением, здесь жили "сливки" общества - местные депутаты, предприниматели, торговцы и, разумеется, работники "гадюшника", то бишь сельской администрации.

      Новые брусовые дома, вместо обычных в селе окон - стеклопакеты, как признак избранности. Печи из кухонь вынесены в пристройки: ещё бы, подвесные потолки тяжело отмываются от копоти. Подъезды к домам отсыпаны гравием, дабы "элита" ножки в грязи не запачкала. Ну и разумеется, местный шик - иномарка, стоимостью никак не меньше двух миллионов, у каждого гаража.

      Возле дома госпожи Бель их было целых две. Ничего удивительного - статус обязывает, плюс неистребимое желание выставить напоказ свою исключительность. Этим она напоминает мне Майкла Джексона - кожа светлая, но внутри все тот же негр, только не признается в этом.

      Я оставил машину неподалёку, в проулке, и прогулочным шагом направился к дому. Время за полночь и я не опасался, что меня кто-нибудь заметит - сельские жители привыкли ложиться рано.

      Едва заметная в огромных воротах калитка даже не скрипнула, когда я потянул ее на себя. Чёрный, размером с пони, волкодав, даже не сдвинулся с места, лишь лениво махнул хвостом - ещё бы, он меня как-никак знает, пришлось бывать несколько раз. По дощатому настилу подошёл к крыльцу, зашёл в сени и прислушался. Тишина. Спит. Я на это надеялся. Ее муж, обрусевший немец, уехал в Красноярск на курсы повышения квалификации - как-никак начальник ДЭС. Да-да, в нашем захолустье не только сотовой связи нет, но и свет от дизеля. Ещё одно из многих, доступных этой весёлой семейке, мест для собственного обогащения. Так что Наина Михайловна сейчас должна быть одна, если, конечно, любовника не притащила. Хотя на мои планы нахождение ещё одного человека сильно не влияло.

      Очутившись в доме, я, не останавливаясь, прошёл в дальнюю комнату, служившую спальней. Спит одна, разметавшись по огромной кровати. Обнажённая, в комнате еле слышно присутствует запах табачного дыма. Это я удачно зашёл - любовник свалил с полчаса тому назад, плюс-минус. Щелчок выключателя и комнату заливает яркий свет. Госпожа Бель резко садится на кровати, дряблые груди на мгновение подпрыгивают и бессильно падают на живот. Растерянно оглядывается вокруг сквозь прищуренные веки, замечает меня и лицо приобретает привычное надменное выражение.

      - Что ты здесь делаешь? - голосом, насквозь пропитанным высокомерием, спрашивает она.

      - Добрый вечер, Наина Михайловна. Или лучше сказать, доброй ночи тётушка? - с издёвкой произношу я и достаю "Глок". - Хотя для вас он не совсем добрый, точнее, совсем не добрый. Вставай!

      - Что ты себе позволяешь? - взвизгнула она. - Да я тебя...

      - Заткни пасть, тварь, и делай что тебе велено, иначе, клянусь богом, без колебаний вышибу тебе мозги.

      Видимо в выражении моего лица было нечто такое, отчего эта, немолодая уже женщина, выпрыгнула из кровати словно молодка, опаздывающая на свидание.

      - Что дальше? - дрожащим голосом спросила она.

      - Для начала оденься, - я с брезгливостью посмотрел на голое тело. - От вида этой фабрики по производству целлюлита блевать тянет. Затем берёшь сумку и собираешь вещи. Заодно документы, деньги, кредитки. В общем все, что необходимо для путешествия.

      Управилась она довольно быстро - минут за пятнадцать. Бегала по дому, что-то хватала, затем бросала, снова хватала, в общем, создавала беспорядок. То, что надо: налицо спешные сборы. Заставлять ее писать прощальную записку я не стал - это не было в стиле госпожи Бель.

      Дождь усилился и это было совсем хорошо - в селе знали, что Наина Михайловна ни за что не сядет за руль в такую погоду. Так что оставшиеся у дома машины не вызовут ненужных вопросов.

      Завернув за угол, мы подошли к оставленной мною "Газели". Повинуясь едва уловимому движению пистолета, Бель села на пассажирское сидение. Я занял водительское место и мы отправились в последнее для Наины Михайловны путешествие.

      Я подъехал как можно ближе к вырытой мной несколькими часами ранее яме. Вылез из машины, жестом приказав пассажирке сделать то же самое, подвёл к краю и, указав на железный ящик, лежащий на дне, произнёс:

      - Лезь!

      - Нет, - пятясь, прошептала она. - Я этого не сделаю и тебе меня не заставить.

      - Как хочешь, - пожал плечами я и поднял "Глок". - В таком случае я прострелю тебе колено. Поверь, это и вправду больно, а учитывая калибр и расстояние, будет не дырка - ногу оторвёт на хер. Так что лучше тебе послушаться и добровольно спуститься в этот чёртов ящик.

      Преувеличение огневой мощи пистолета подействовало. Она знала, что я выполню угрозу - это было видно по ее лицу. Спрыгнула вниз и села, поджав ноги. Слезы вперемешку с дождём мокрыми дорожками стекали по щёкам. Ей было не просто страшно, она тряслась от ужаса. Возможно, именно это испытала моя жена в тот момент, когда...

      - Видишь скобу сбоку? Продёрни в неё и надень, - сбросив ей наручники на длинной цепи приказал я и, когда она выполнила, продолжил. - Знаешь, ещё совсем недавно я собирался просто, без затей, убить тебя. Перерезать горло как свинье, но, поразмыслив, понял - ты этого не заслуживаешь. Я хочу, чтобы ты в полной мере ощутила приближение смерти, поняла ее неотвратимость.

      - Но в чем ты меня обвиняешь? - простонала эта особа, ещё недавно чувствовавшая себя всесильной.

      - В чем? - горькая усмешка исказила моё лицо. - В том, что ты якобы окружив лаской племянницу, втёрлась в доверие, а затем нанесла удар, последствия которого затянули на ее шее петлю. Признай, ведь это ты дала коллекторам номер телефона ее матери?

      - Да, но я не думала...

      - Вот именно, что не думала! - перебил я. - Просто пакостила по своему обыкновению. Ты предпочла забыть о том, что девочка с детства боится свою мать, что она после каждого нового скандала несколько дней приходит в себя, вздрагивая от раздавшихся во дворе чьих-то шагов. Ты, сука, убила ее, практически своими руками накинув верёвку. На тебе даже большая вина, чем на ком-нибудь другом. Я вынес приговор - ты виновна!

      Но хватит, сейчас я расскажу, что тебя ждёт. Этот ящик звуконепроницаем и герметичен и когда я тебя закрою, кричать бесполезно. Через какое-то время выдыхаемый тобой углекислый газ вытеснит кислород, но у тебя будет время, чтобы выбраться.

      Это дыхательный аппарат - как он работает, разберёшься. Это индивидуальная аптечка, секцию номер два в которой занимает обезболивающее. Далее, жгут - очень нужная вещь в данной ситуации. Фонарик незаменимая вещь в темноте. И, наконец, самое главное - аккумуляторная электро ножовка.

      - Чтобы перепилить наручники? - дрожащим голосом спрашивает она.

      - Не советую - полотно сломаешь. Продолжим инструктаж. Итак, когда я закрою крышку, снаружи ее открыть будет невозможно, только изнутри. Видишь вон тот рычажок? До него тебе сейчас не достать ни ногой, ни рукой. Но! Выход есть. Берёшь жгут, перетягиваешь руку пониже локтя, затем вкалываешь себе обезболивающее и отпиливаешь кисть ножовкой. Все, останется только открыть крышку и ты свободна.

      - Да ты сумасшедший! - в ее голосе сквозил ужас. - Ты точно псих!

      - А ты сомневалась? Ладно, пора заканчивать. Через три часа, если крышка будет закрыта, я тебя закопаю, можешь даже не сомневаться.

      - Стой! Не надо! Я все для тебя сделаю, все, что захочешь...

      Толкнул крышку ногой, и она захлопнулась, обрывая истерические крики. Принёс из машины лопату - я не собирался ждать ещё целых три часа.

      *****

      Темно. Страшно. Стенки ящика будто сдвигаются, грозя раздавить. Этот урод где-то здесь бросил фонарик. Где же он? Кое-как извернув руки, Наина Михайловна нащупала пластмассовый корпус и нажала на кнопку. Яркий свет залил узкое пространство. Гроб, самый настоящий гроб, обшитый изнутри звукоизоляционным материалом. Тесный, не повернуться и до защёлки не достать, пока не освободишь руки. Он что, на полном серьёзе думает, что я воспользуюсь пилой? Никогда! Меня найдут - не могут не найти, ведь впереди такие перспективы.

      Нашёл, скотина, в чем обвинить! Я ее, видишь ли, убила. Откуда я могла знать, что эта дура в петлю полезет? Мало ли она в жизни от своей мамаши натерпелась?! Да и братец тоже хорош - взял в жены форменную истеричку и дочка такая же выросла. А теперь, значит, я крайняя?

      Послал же бог родственничков! Мамаша быдло деревенское, один брат, который с ней живёт, алкаш и бездельник, второй всю жизнь на "дядю" трактористом отпахал, невестка алкоголичка истеричная, по которой давно психушка плачет, племянница покойная слабачкой была. А теперь ещё и этот Андрей! Псих, похоронил меня заживо. Ну ничего, я выберусь и тогда он пожалеет, что на свет родился. У меня есть друзья, которые такое с ним сделают, что и в самом кошмарном сне не привидится!

      Тяжело дышать. Воздух заканчивается. Сколько я здесь? Кажется, что уже всю ночь. Что же меня так долго ищут? Ведь не могут не искать - не доярка пропала, глава администрации. Пока глава, а по окончании срока мне обещали продвижение наверх, на районный уровень или даже краевой. А это открывает такие перспективы, что закачаешься. Я ещё буду над этими селянами посмеиваться - они то так и останутся в грязи существовать.

      И все же дышать и правда тяжеловато. Где тут аппарат? Кое-как приладив, вдохнула чистый, до головокружения, воздух. Стало чуть полегче, но... Он же обещал через три часа меня закопать! Сколько времени прошло? Я не знаю. Надо, надо выбираться. А как? Руку пилить? Бред, бред. Он ведь не всерьёз это сказал, попугает и выпустит. Не может не выпустить, ведь это убийство.

      Почему он не возвращается? Здесь страшно, как будто во всем мире осталась одна, да и мир сузился до уровня этого ящика. Гроба... Гроба? Это и есть гроб, самый настоящий и я в нем умру, и никто меня не найдёт. Холодный пот ручьём течет со лба. Никто и никогда. Все будут считать, что я попросту сбежала. Да и задумываться долго не станут - максимум через неделю забудут. Неблагодарный народец! Сволочи. Наина Михайловна только сейчас поняла, что никому не нужна, ни мужу, ни детям. Последние и вспоминают то о ней только тогда, когда им нужны деньги. Купила им по квартире, обставила, подарила машины и ни слова благодарности. За что ей все это?

      Все, воздух и в аппарате заканчивается. Неужели это конец? Не может быть, я хочу жить. Жить! Слезы текут из глаз, Бель начинает, тихонько подвывая от ужаса, перетягивать левую руку жгутом. Ещё сильнее, ещё. Теперь аптечка. В какой секции обезболивающее? Не помню, кажется в первой. Нет, во второй. Точно, во второй. Трясущейся рукой достаёт шприц-тюбик. Укол. Теперь подождать немного.

      Рука онемела. Теперь можно. Воздух совсем подошёл к концу, она начинает задыхаться. Подносит ножовку к запястью. Отдёргивает. И ещё раз, и ещё. Страшно, мамочки, ой как страшно. Но жить то как хочется! И, издав дикий крик, Наина Михайловна резким движением бросает пилу навстречу с рукой.

      Боль...

      Тьма...

     

      Глава четырнадцатая.

     

      Ранним утром я подъехал к мастерской, где меня уже ждали Марат и тот мужик, одолживший машину. Вылез и, перекинув ключи хозяину, сказал:

      - Там, в салоне, сумка. Можешь забрать из нее деньги, остальное сожги. - И уже Марату, - Ну что, поехали?

      - Угу, назад, в Красноярск,- проворчал мой наставник. - Эта сучка нас облапошила - купила билет, но в Кодинск не поехала. Затаилась где-то. Ну ничего, мои ребята весь город на уши поставят, но найдут.

      - Так кого мы все-таки ищем? - усаживаясь в машину, поинтересовался я. - Ты мне так и не сказал.

      - Шлюху одну. Местную. Пару лет назад перебралась в Красноярск, в институт поступать. Учиться ей захотелось. Вот и научилась, как правильно ноги раздвигать, да ртом работать.

      - И что она натворила, если поднялась такая буча? - удивился я. - Из-за обыкновенной давалки?

      - Тебе не все равно? Сказано найти и доставить - значит надо найти и доставить, ни о чем не спрашивая. Помнится, когда тебе нужна была помощь, никто не интересовался зачем, да почему.

      - Хотя бы узнать, как она выглядит, я могу?

      - Пожалуйста, - Марат достал из кармана фотографию и бросил мне на колени. - Любуйся.

      Со снимка на меня смотрела молодая, привлекательная девушка лет двадцати. Длинные, черные волосы густой волной стекали на плечи, обрамляя округлое лицо. Серо-зеленые глаза смотрели дерзко, вызывающе и... со слегка заметным юмором. Озорной, чуть вздернутый к верху носик усыпан веснушками. Коралловые губы обещали неземное наслаждение. Хороша, стерва.

      - Что, знакома? - поинтересовался Марат.

      - Вроде нет, - я пожал плечами. - Хотя сколько их было - разве всех упомнишь. Да и зачем? И все-таки, что она натворила?

      - Сунулась, куда не просят, - отрезал Марат. - Прям как ты сейчас.

      Коротко и ясно. Во время визита шлюха увидела или услышала нечто, чего знать не полагается. Как итог - смертный приговор. А иначе никак - в этих кругах пальчиком не грозят, проще отрезать голову и забыть.

      Но мне не давал покоя один момент - на снимке я узнал ее. Дженни... Жанну... Шлюху, отнесшуюся ко мне с пониманием. Казалось бы, что из этого, но в моей, давно умершей душе, что-то шевельнулось. Что-то, чему я забыл название.

      Несколько часов поездки мы провели в молчании, пока, наконец, не остановились на Долгом мосту у закусочной. Кормили здесь достаточно неплохо, а главное быстро - не люблю засиживаться в этих забегаловках. Мы заказали два комплексных обеда и едва приступили к еде, как у Марата зазвонил телефон.

      - Да!.. Нашли? Хорошо. Не выпускайте ее из виду... Нет, трогать не надо, ждите меня. - Тут он бросил взгляд в мою сторону и добавил. - Или человека от меня. И запомните: упустите и смерть вам покажется избавлением.

      - Нашли телку? - поинтересовался я, едва Марат закончил разговор.

      - А то. У подруги отсидеться решила, не понимая, что там ее будут искать в первую очередь. Всегда говорил, что бабы - дуры. Эта не исключение.

      Значит так, часа через четыре мы будем на въезде в город. Там я тебя высажу и к Остапу, а ты хватаешь "тачку" и на адрес. Забираешь телку и привозишь к нам. Все понял?

      Я кивнул и, бросив на стол несколько купюр, покинул забегаловку.

      Оставшийся путь пролетел незаметно - я всю дорогу размышлял о создавшейся ситуации, и чем больше, тем меньше она мне нравилась. Казалось бы, кто мне эта шлюха? Обычная, каких много, девка, в поисках легких денег отправившаяся на панель. Что ее ждет? Потеря красоты, наркомания и смерть в какой-нибудь грязной подворотне. Вроде все верно и логично, но что-то во мне противилось подобным выкладкам.

      С тачкой проблем не возникло - первый же затормозивший "частник" за полторы тысячи согласился доставить меня на место, где меня уже ждали два маратовских быка. Первый, по кличке Волан внешним видом напоминал данный спортивный снаряд, второй, Кроля, вечно что-то грыз. Интеллекта в глазах.., у коровы, пожалуй, побольше будет, но недостаток ума в какой-то мере компенсировался исполнительностью. И это мне было на руку.

      - Где она? - спросил я, походя к джипу, в котором разместились наблюдатели.

      - В квартире, где же еще? - шмыгнув носом, пробасил Волан. - Никуда не выходила.

      - Хорошо. Сейчас отзвонюсь Марату и пойдем брать эту суку, - и, отойдя от машины на приличное расстояние, достал телефон.

      - Марат?.. Да, на месте... Нет, она вышла... Разумеется, иду за ней... Как только представится возможность, возьму... Да, понял... Сделаю.

      Решение принято, теперь все зависит от скорости. Быстрым шагом, почти бегом, я подошел к джипу.

      - Готовы? Пошли. И в темпе, в темпе.

      Квартира, в которой скрывалась девушка, находилась на третьем этаже. Хлипкая, деревянная дверь не выглядела непреодолимой преградой. Я достал "Глок18С", накрутил глушитель и поинтересовался у Волана, указывая на дверь:

      - Справишься?

      - А то!

      Примерившись, бьет плечом. Дверь вылетает вместе с косяком. Мы врываемся в квартиру и находим девушку, сидящую на диване напротив телевизора.

      - Ну здравствуй, Дженни, - произношу я, глядя прямо в испуганные глаза. - А мы тебя обыскались. - И быкам, - берите ее!

      Они вышли из-за моей спины и направились к девушке. Я вскидываю пистолет. Негромкими хлопками прозвучали выстрелы. Два трупа.

      - Что сидишь? - рычу я на впавшую в ступор девушку. - Хватай документы, деньги, телефон оставь. И бегом отсюда, пока кавалерия не прибыла.

      Мы выскакиваем из подъезда и, что есть духу, несемся к джипу. Черт, никогда не понимал, как женщины могут бегать на шпильках. Вот и сейчас, несмотря на неудобную обувь, Дженни припустила так, что едва меня не обогнала. Но все-таки я оказался первым и на долю секунды раньше девушки запрыгнул в машину.

      - И что дальше? - дрожащим голосом спросила Дженни, когда я, не щадя покрышек, что было сил нажал на газ.

      Дальше? Хороший вопрос. Первым делом на дачу - знаю, что рискованно, но без денег и оружия нам не обойтись. А потом... Да хрен его знает. Авось кривая вывезет.

      И, не отвечая, влился в поток машин.

     

     

     

      Часть вторая.

      Исцеление.

      Глава первая.

      В срочном порядке включённый в розыскную группу Игнат Сухомлинов, чувствовал себя не в своей тарелке. Родившийся в провинции, проработавший в провинции всё время службы, он терялся среди этой многоголосой толпы снующих туда-сюда полицейских. Жужжащая аппаратура не позволяла сосредоточиться, и он был даже рад, что выделенный ему стол находился в дальнем конце огромной комнаты.

      Игнат понимал, что за его привлечением к расследованию стояло лишь одно - Тукмачёв связывается исключительно с ним, игнорируя остальных. Почему? Для Сухомлинова, впрочем как и для остальных, это оставалось загадкой, на которую Пьеро не торопился дать правильный ответ. Как бы то ни было, решение приняли мгновенно: ещё вчера никому неизвестный коп буквально за несколько часов был включён в состав одной из лучших розыскных групп страны, на счету которой не одно раскрытое громкое дело.

      Игнат мандражировал: ещё бы, в одной комнате собрались такие зубры, что ему до них расти и расти, и не факт, что получится даже приблизиться к их уровню. "Облажаюсь, непременно облажаюсь" - думалось ему, глядя на этих профессионалов, изредка перебрасывающихся словами, смысл которых зачастую ускользал от Сухомлинова. Да и аппаратура, которой был буквально утыкан каждый свободный миллиметр, была ему, в большинстве своём, совершенно незнакома. Нет, компьютер, принтер, факс - это понятно, не из берлоги вылез, но что вот это за круглая, похожая на летающую тарелку с гнёздами, хрень, от которой тянулись пучки проводов? Оказалось, новейшая модель анализатора, подкинутого братской Польшей. И таких по всей России всего два или три. А система отслеживания звонков? Теперь это не громоздкий ящик, которыми пользуются в захолустье - это маленький такой прибор, едва ли больше сотового телефона, который мгновенно подключается к ближайшей вышке, а дальше, через спутник, с точностью до метра отслеживает местоположение абонента. На этот прибор возлагались надежды быстро, а главное без особых усилий разобраться с проблемой, и именно поэтому Игнат неотлучно находился в этой комнате. Ему, в отличии от остальных, исключая дежурного, приходилось даже спать здесь, в уголке на раскладушке.

      Не поймать нам его, вдруг с отчётливой ясностью подумал Сухомлинов. Не поймать, пока он сам не решит сдаться. Если это когда-нибудь произойдёт. Пьеро - нестандартный преступник. Да, убийца, да, безумец, но не дурак. Эти его звонки, указывающие на кажущуюся слабость, на самом деле показатель силы. И пусть хоть сотня психологов, составляя портрет, указывают на это, как на признак мании величия и желания прославиться, ему, Игнату, видится совсем иначе. Тукмачевым двигают два мотива, которые редко встречаются у одного человека, но если уж такое происходит - многим приходится умыться кровью. Безумная, всепоглощающая любовь, и не менее безумная ненависть. Он переиграет нас не благодаря уму или знаниям - он будет ускользать раз за разом именно благодаря той силе, которую ему дали эти два самых сильных на свете чувства. Мы не понимаем его, вот в чем наша проблема. Пьеро - пережиток прошлого.

      Увы, чуть больше чем за четверть века мы забыли, что значит любить. Именно поэтому нам не понять Тукмачёва. Он поступил не логично по современным меркам: после смерти жены не стал, сломя голову, искать замену. Это сейчас каждый знает, что женщины ничем друг от друга не отличаются, исключительно размерами. И в постели они одинаковы, и оргазм все тот же. Так зачем страдать, портить себе нервы? Не заморачивайся, живи дальше, трахайся с другой или другими. Умерла? И что?

      В этом и заключается та сила Пьеро, которая делает его неуловимым. Смерть жены позволила ему увидеть мир таким, какой он есть, понять окружающих его людей и... ужаснуться? Может быть. Хотя, скорее всего, возненавидеть ещё сильнее. Всех, включая самого себя. И вот эта ненависть позволит ускользнуть ему из любой ловушки, обставить вот этих профессионалов только потому, что они его не понимают, и вряд ли смогут понять. Как и те психологи, обучавшиеся по методу Фрейда. Для них на первом месте стоит секс, и он один является побудительной причиной. С этой колокольни психологи пытаются мерить Тукмачёва, а это ошибка. Ошибка, отдаляющая от понимания мотивов все сильнее и сильнее.

      Андрей любил и продолжает любить свою жену. Он чувствует вину, злость, ненависть, презрение, возможно страх. Страх не успеть завершить задуманное. Он чувствует, вот в чем проблема. Зомбирование обошло его стороной, точнее не въелось полностью, и потрясение, вызванное смертью жены, вырвало его из состояния полу существования, забросив в... прошлое. Именно в прошлое, в то время, когда оскорбление смывалось кровью, когда слово месть не являлось ругательством, когда погоня за справедливостью для многих становилась пусть недостижимой, но желанной целью.

      Скорее всего именно в этом и заключался смысл его звонков: он преподавал всем урок. Урок настоящей жизни, отличной от той, которую все, или почти все, ведут сейчас. Пьеро указывает нам на недостатки того пути, которым мы идём. И нам его не остановить, мы попросту недостаточно человечны для этого.

      Игнат почувствовал, как покрывается холодным, липким потом. Мысли, теснящиеся в голове, внушали страх, нет, ужас, ледяными щупальцами вгрызающийся в мозг, в сердце, в душу. Современный мир, поклоняющийся гениталиям и желудку, сам того не желая породил чудовище, страшнее Чикатило и Джека Потрошителя вместе взятых. Хотя это для них, обитателей этого самого мира, Пьеро - чудовище, для него самого он, скорее всего, некто вроде чистильщика, убирающего грязь, которой скопилось слишком много. И если никто, за исключением совсем ограниченного числа людей, не принимает его сейчас всерьёз, то очень скоро им придётся в корне поменять мнение. Иначе остановить Тукмачёва не удастся никому: ни "заумным" психологам, ни профессионалам-полицейским, ни хитроумной аппаратуре, на которую все уповают.

      Сказать им? Сухомлинов посмотрел на коллег и мысленно покачал головой. Бессмысленно, они даже не станут его слушать. Не поймут, не захотят понять. Для них, всех них, этих зубров сыскного дела, мысли Игната покажутся бредом. А значит придётся молча ждать, пока они сами дойдут до этих, в общем-то нехитрых выводов. Ждать и по возможности действовать, иначе Пьеро утопит страну в крови, погрузит в хаос ужаса и никто не сможет ему помешать.

     

      Алтайский край. Село Боровое. Поздняя осень.

      Сырость, слякоть, грязь. Осень, как всегда, предстала во всей красе. И без того запущенный яблоневый сад, усыпан опавшей листвой. Жанна уже который день просит меня привести его в порядок - не хочу. Чувствую, что недолго этой идиллии длиться. Не такой человек Остап, чтобы оставить все без последствий. Нас ищут, и рано или поздно найдут, именно поэтому я никогда не расстаюсь с пистолетом, а под кроватью всегда лежит тот самый дробовик. Бегством мы не избежали опасности - всего лишь отсрочили. Но в саду я все-таки приберусь, хотя бы для ее упокоения. Несмотря на временное спокойствие, я нет-нет, да и ловлю ее взгляд, в котором застыл страх. Жанка все еще боится и мне надо это как-то изменить. Уборка в саду покажет ей, что все в порядке.

      Какие-то странные у нас сложились отношения - уже не просто секс, но и не любовь, о ней и речи идти не может. Такое ощущение, что мы, словно два утопающих, схватились друг за друга и только за счет этого еще барахтаемся. Но одно я знаю точно - несмотря на то, что боль хоть и не ушла и даже не притупилась, душа начала возвращаться к жизни. И это меня пугает: теми убийствами, о которых не жалею, я навсегда отрезал себе путь к возвращению.

      Убить - это просто, особенно для того, кто уже созрел. Нет, каждый из нас в порыве гнева может выкрикнуть: "Я убью тебя!", и даже на мгновение поверить в это, но злость уходит, а вместе с ней и весь негатив. И это нормально, естественный сброс эмоций иногда необходим.

      Я иной случай. Вместо того, чтобы оставить злость, ненависть, бешенство, я пестую их, словно родных детей, любимых и единственных на всём белом свете. И даже сейчас, когда неожиданно появилась та, ради которой стоит жить, я продолжаю следовать выбранному пути, попутно выжигая жалкие остатки души, развеивая по ветру пепел сердца. Почему? Из-за страха. Я боюсь дать слабину и вновь испытать ту самую боль, от которой мне не суждено будет оправиться. Но не только поэтому. Не только...

      Глупейшая ссора. Настолько, что я уже и не помню её причины, которой, скорее всего и не было. Во всяком случае, серьёзной. В последние месяцы так и происходило: мы выплёскивали друг на друга накопившееся раздражение и усталость, а через несколько минут мирились, страстно прижимаясь обнажёнными, пышущими неугасимым пламенем телами. Оставшийся в нас негатив перетекал в страсть, делая каждое примирение чем-то волнующим, незабываемым. В этот момент мы понимали, что несмотря на разногласия, мы те самые половинки, которые поодиночке становятся ничем, пустым местом. Что это и есть та самая пресловутая любовь: с причинением боли, страданий, душевных мук, и одновременно исцеляющая, возносящая к небесам, дарящая неземное счастье, которого, порой, не заслуживает ни один смертный.

      - Как ты меня терпишь? - спрашивает она, когда мы лежим рядом тяжело дыша. - Я кричу, скандалю, обвиняю тебя в том, в чём нет твоей вины. Зачем тебе сдалась такая?

      Я приподнимаюсь на локте и вглядываюсь в раскрасневшееся лицо, в блестящие от счастья глаза, в которых искорками мелькает тревога и, склонившись, целую мягкие слегка припухшие губы, на которых ещё чудом сохранились остатки помады с вишнёвым ароматом.

      - Дурочка ты моя, ведь всё предельно ясно, - с трудом оторвавшись от этих райских врат, шепчу я. - Это любовь. Я люблю тебя, сейчас и буду до самой смерти, а если есть что-нибудь за ней, то продолжу и там. Люблю настолько сильно, что готов терпеть твой вздорный характер, твоё неумение готовить и даже твою маму, дай ей бог долгих лет жизни где-нибудь подальше от нас.

      - Ну вот, опять дурочка. А поласковей нельзя?

      - Можно. Глупыш. Так пойдёт?

      Она смеётся и этот смех райской музыкой звучит в моих ушах. Я провожу ладонью по лицу, спускаюсь к шее, пальцами играю на единственной клавише крупной, упругой груди. Ладонь спускается ниже, к едва выдающемуся животику, ласкает пупок и резко ныряет в сосредоточие наслаждения. Алмазные губки прикусывают нижнюю губу, чтобы сдержать, или хотя бы приглушить, вырывающийся против воли стон. Она готова, я это чувствую, знаю. И... отодвигаюсь.

      - Куда? - с недоумением спрашивает жена.

      Не отвечая, достаю из серванта видеокамеру. Мне нравится снимать её такой, раскрепощённой, забывшей о запретах, навязанных матерью. Я словно вижу нас много лет спустя, поседевших, старых, но по прежнему любящих друг друга, сидящих перед экраном телевизора и, при помощи вот этих вот кадров, воскрешающих в памяти те минуты счастья, которые у нас были и останутся навсегда. И я шепчу:

      - Ты моё солнце, моя принцесса, мой ангел. Я люблю тебя, только тебя одну и так будет всегда. Клянусь!

      А она улыбается. Она верит, потому что знает - каждое произнесённое мной слово правда. И будет так, как я сказал...

      Вот истинная причина, запрещающая мне остановиться. Та клятва, которую я дал когда-то, клятва, связавшая меня по рукам и ногам. Да, наверно это глупо и смешно, но что-то внутри меня заставляет помнить о ней. Может чувство вины, а может та самая любовь, которая не уходит вслед за умершим человеком во тьму, а остаётся с тобой, терзая сердце и разум. Возможно когда-нибудь, через год, два, пять, десять лет, не знаю сколько мне отпущено, да это и не важно, и я забуду всё как сон, красивый и нереальный. Возможно. Или нет? Не знаю, я разучился загадывать наперёд. Но в одном я уверен наверняка: пока память хранит воспоминания, мне не суждено остановиться. И война продолжится. До конца...

      А вот и Жанна, возвращается из магазина. Посмотрев на нее, я невольно улыбнулся - в бесформенной куртке, штанах и безразмерных резиновых сапогах она напоминала подростка, пытающегося форсировать грязь. Еще и сумку с покупками к груди прижимает. Я спохватываюсь и подбегаю, точнее, подплываю, к ней.

      - Давай пакет.

      - Мне не тяжело, - отказывается она. - Здесь только колбаса, яйца, да хлеб свежий. Только подвезли, потому и задержалась.

      Не слушая возражений, забрал сумку и отправился к дому. Жанка семенила следом. Самостоятельная, блин. В магазин отправилась, не предупредив, сумку сама донесет. Родилась представительницей слабого пола - будь ей и не чирикай.

      - За сад, смотрю, опять не брался, - не спросила, констатировала факт девушка. - Ладно, сама сделаю.

      - Ага, щас! - не оборачиваясь, буркнул я. - Сделаю. Завтра. А сейчас схожу до Иваныча - он заказ уже должен выполнить.

      - А я ужин собралась готовить, - обижено произнесла она.

      - Готовь, кто тебе мешает. Я быстро обернусь, только заберу секатор.

      - А заодно опять самогоном накачаешься. Забыл, в каком виде в прошлый раз явился? И придется мне ужин опять в холодильник ставить.

      Так, я, кажется, чего-то недопонимаю. Вроде не жена, и даже не гражданская, но претензии уже прут. О, женщины!

      - Во-первых, не самогон, а сливовая настойка, а во вторых мне нужно налаживать контакт с местным населением. Ты знаешь более действенный способ? Подскажи. И не волнуйся, ужин я съем и даже добавки попрошу, - и, не обращая внимания на обиженные взгляды, вышел из дома.

      Глава вторая.

      Иваныч, как и все кузнецы, жил на краю села. За время нашего короткого знакомства, с обильным, разумеется, возлиянием, я понял - мужик он головастый и руки золотые имеет. Насчет блохи не уверен, но ворота себе выковал - Версальские и рядом не стояли.

      Из кузницы доносились удары молота о наковальню. Работает Иваныч. Подожду, мне спешить некуда. Я остановился возле дверей, под навесом, чтобы не промокнуть под вновь начавшимся дождем, достал сигарету и закурил. Пора бы отказаться от этой привычки, но не могу - силы воли не хватает. Хотя, с другой стороны, я что, собираюсь жить вечно?

      Звуки ударов резко прекратились, и наступившая вдруг тишина показалась оглушающей. Из кузницы вышел Иваныч, и я вновь поразился медведеподобности этого мужика. Высоченный, за два метра, плечи чуть ли не полтора. На мускулистом, без малейших следов жира, торсе блестели капельки пота. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и протянул даже не ладонь - лапу. Я пожал с опаской - не дай бог сил не рассчитает, все пальцы расплющит. Обошлось.

      - Андрюха, а ты чего не заходишь? - проревел он. - Застыл на пороге. Непорядок.

      - Да я мешать не хотел. Вижу, человек работает, чего под руку лезть.

      - Вежливый. За заказом пришел? Готов, сейчас принесу.

      Нет, Иваныч и правда мастер своего дела - секатор смотрелся не как инструмент, как произведение искусства.

      - Сколько я тебе должен?

      - Так, посчитаем, - кузнец с задумчивым видом почесал подбородок. - Значит, метал, плюс затраченное время... Душевного разговора хватит. Посидим за наливочкой?

      Права была Жанка, ох права. Я с тоской посмотрел на дорогу, дождем превращенную в непроходимое болото, представил, как буду добираться до дома и, мысленно махнув рукой, сказал:

      - А куда мы денемся...

      В доме нас встречала жена кузнеца, крепкая, русская женщина, которая не только коня, или в избу, но и Землю перевернет, если понадобится. Жили они душа в душу, это было заметно по тем взглядам, которые бросали друг на друга. Вот и сейчас они переглянулись так, что меня захлестнула зависть. А мы с женой хоть раз смотрели друг на друга вот так, выражая простым движением и любовь, и нежность, и ласку, и заботу?

      - Давай, гость дорогой, мой руки и за стол, - Иваныч довольно потер ладони. - Моя старушка такой борщ готовит, ложку проглотишь.

      - Дедуля нашелся, - фыркнула Клавдия Петровна. - И на настойку не налегайте. Его жена, - кивок в мою сторону, - сегодня в магазине рассказывала, в каком состоянии в прошлый раз домой вернулся. Даже сапоги снять сам не смог.

      Я хотел сказать, что она не моя, но передумал - зачем порождать новые вопросы, на которые не хочешь отвечать?

      - Да я не голоден, - попытался отказаться. - И Жанна ждет к ужину. Обещал не опаздывать.

      - Не опоздаешь. По стопочке-другой, да под тарелочку борща. Нормально все будет.

      Вот народ, пришел в гости - будь добр выпить-закусить, иначе обиду нанесешь. Простые здесь люди, душевные, думал, такие вымерли давно. Ан нет, живехоньки.

      Два села, а какая пропасть. Там, откуда я, такого просто не может быть. Живут обособлено, каждый сам по себе, забыв об элементарном уважении. В лицо до отвращения любвеобильные, за глаза друг друга сожрать готовы без соли. Кости соседу перемыть - первейшая радость, а уж если вдруг выдастся возможность утопить - так вообще счастье.

      Сейчас, оглядываясь назад, я все чаще задаюсь вопросом: а заслуживали ли мы все иного главу администрации? Да, Бель была сукой и тварью - а мы чем лучше? Допусти любого из нас к власти и кто знает, какая сторона нашей натуры вылезет наружу. Скорее всего, первым делом вспомним прежние обиды, отыграемся по полной, а затем начнем набивать карманы. Таковы люди.

      Да, так я думал, пока не попал сюда, в Боровое. Именно здесь я увидел иную грань жизни, о которой не имел ни малейшего представления. Вместо ненависти - уважение, вместо злобного любопытства - искренний интерес, вместо насмешек - сострадание и участие. Другой мир и даже другая Вселенная. Может быть, благодаря, в том числе и этому, злость потихоньку стала покидать меня.

      И вообще, меня сильно удивило отношение местных жителей к приезжим. Полное отсутствие назойливости. Да, интерес присутствует, но не обременительный - мягкий. Никто не лезет с вопросами типа, откуда, почему и зачем, все ждут, когда сам расскажет то, что посчитает нужным. Да, и еще одно: нас с Жанной сразу сочли супружеской четой. Видимо о совместной жизни без бракосочетания, а то и венчания, здесь не имеют представления, или, что более вероятно, считают недопустимым. Нет, мне здесь определенно нравится. Я как будто нашел свой дом.

      - Ну, давай за удачный день, - Иваныч отсалютовал стопкой и опрокинул в рот.

      Я последовал его примеру. Черт, никогда не умел пить, но эта настойка так мягко проскользнула по пищеводу, что кроме сливового привкуса и легкого, почти незаметного жжения, ничего не почувствовал. Я поставил стопку на стол, взял ложку и принялся уплетать наваристый украинский борщ с галушками.

      - Ну как?

      - Борщ - объедение. Спасибо хозяюшке.

      - Да я не про борщ, с ним и так все ясно, - кузнец довольно улыбнулся. - Как тебе моя настойка? Сам делал, семьдесят градусов, ни больше, ни меньше.

      Ого! И даже о-го-го! То-то меня в прошлый раз так развезло - если не ошибаюсь, по крепости это где-то между водкой и медицинским спиртом будет. Но пьется мягко, о чем не преминул сказать.

      - А то ж. Мы и не такое могем. Повторим?

      Повторили. Пошла еще мягче. В голове, как ни странно, ясности не убавилось, скорее наоборот. Мысли потекли быстрей, легче, проблемы отступили даже не на второй, на задний план. И вдруг мне стало так хорошо, как будто я сижу за одним столом с родным отцом, которого у меня, по сути, никогда не было. Как и не было умершей жены, убийств, бегства. Все это только кошмарный сон, или бред сумасшедшего. И не настойка тому причиной, точнее, не одна она. Атмосфера в доме подарила забытое, если такое когда и было, ощущение бесконечного счастья.

      - Слышь, Андрюха, я вот о чем подумал, - произнес Иваныч, разливая настойку по стопкам. - Ты наверняка знаешь, что у нас тут волк объявился, намедни уже вторую овцу зарезал. Вот и собираемся мы с мужиками завтра на супостата сходить. Айда с нами.

      - Не знаю, - засомневался я. - Как-то не доводилась мне раньше этим заниматься - никогда не понимал тяги к убийству беззащитных животных. Да и оружие не люблю.

      - Вот оно что, - хитро прищурился кузнец. - Наверно поэтому постоянно за пазухой пистолет таскаешь? Из-за не любви.

      Я так и застыл с ложкой в руке, поднесенной ко рту. Блин, откуда он про "Глок" узнал? Со стороны, вроде, незаметно, да и куртку я старался не распахивать, плюс свитер на размер больше. Глазастый старикан!

      - Ладно, не кипешуй, - Иваныч в успокаивающем жесте поднял руку. - Нормально ты шифруешься, просто у меня глаз на это дело наметанный. Я ж не всегда кузнецом был, до всей этой чехарды с "западнизацией" опером в райотделе милиции служил. Вот по привычке и обращаю внимания на всякие непонятки.

      Взять, к примеру, тебя и зазнобу твою. Два молодых человека приезжают в разваливающуюся деревню, откуда все, кто в здравом уме, бегут, покупают дом и живут, стараясь особо не мелькать. А если еще принять во внимание пистолет, "Глок" если не ошибаюсь, то вырисовывается совсем интересная картина.

      - И какая? - напряженно спрашиваю я. - Что мы беглые преступники?

      - Ага, Бонни и Клайд местного разлива. Не смеши. Во-первых, будь это так, ваши фото мелькали бы по всем, по центральным точно, каналам, а во-вторых, я привык доверять интуиции. Как-никак двадцать лет в органах оттрубил. Так что никакие вы не преступники. Надломленные, испуганные беглецы - это да, весь вопрос от кого. Не просветишь?

      Вот это вопрос. Рассказать? А насколько я могу доверять этому человеку? Да и вообще кому бы то ни было? И потом, зачем втягивать посторонних в свои проблемы - живут люди, как могут быт налаживают, а тут я: получите.

      - Извини, Иваныч, но нет, - принял я решение. - Как говорится: меньше знаешь - крепче спишь. Вам и так несладко живется, меня только не хватало с целым ворохом проблем, которые, опять же, исключительно мои.

      - Вон оно как, - потирая подбородок, произнес кузнец - опер. - Интересно, в каком аду тебе пришлось побывать, если рассуждаешь подобным образом? Исключительно мои. Ты что, в городе живешь, где каждый прячется от мира за бетонными стенами? Где каждому наплевать на соседа? Ты в селе, где мы, между прочим, одна семья. Помнишь, как на прошлой неделе загорелся свинарник? Мне показалось, или ты со своей супруженницей тоже там были и наравне со всеми тушили огонь? Вон, бровь до сих пор подпалена. И ведь знал, что здание находится далеко в стороне, ветра нет, так что угрозы распространения не было. Почему же тогда прибежал?

      - Ну, так это... Там же... Народ,- промямлил я, затем пожал плечами. - Не знаю. Должен был.

      - Во! - Иваныч воздел вверх палец. - Ты сам сказал - должен. То есть тебя никто не заставлял, не гнал - сам решил. Значит, нет в тебе гнильцы, потому-то я с тобой так спокойно и разговариваю. Ну да ладно, не хочешь говорить - не говори, настаивать не буду. Глядишь, сам со временем дозреешь. Давай, тогда, закругляться. Еще по одной? На посошок?

      На этот раз от кузнеца я возвращался на своих двоих, при этом, не слишком кренясь в сторону. Впервые, за долгое время, меня не покидало приподнятое настроение. Настолько хорошее, что я вдруг выдал по хохлятски:

      Знаешь, двадцать ран в тиле не болять,

      Лишь болыть тринадцята, што в сердце у меня...

      Вот так, напевая под нос песню любимого мной "КиШа", я шел домой. Домой! К Жанне.

      Глава третья.

      Утро обошлось без малейших признаков похмелья. Так пить можно, и закусывать тоже. Несмотря на не слишком приятный разговор, я не мог не отметить отменный вкус борща. Клавдия Петровна настоящая кудесница, дай бог каждой. Жанка тоже хорошо готовит, но жена кузнеца...

      Кстати, вчера я так и не поужинал. Когда вернулся домой, девушка уже спала, или делала вид, поэтому я, стараясь не шуметь, разделся и улегся на диване в горнице, по привычке тихо включив радио "Маяк". Когда проснулся, её уже не было. Я встал, умылся холодной колодезной водой, почистил зубы порошком (этими "бледными ментами" пусть яйца мажут), оделся и вышел на улицу.

      Хорошо. От вчерашней хмари не осталось и следа, только поблескивающая дорога под еще теплым осенним солнцем напоминала о дожде. С наслаждением потянулся и привычно бросил взгляд в сторону сада. Твою маман! Нет, сейчас у меня точно кто-то звиздюлей получит - не мордально, разумеется, морально.

      Сбежав с крыльца, я подошел к Жанне, граблями сгребающую опавшую листву, и спокойно так поинтересовался:

      - И как это называется?

      - Я помочь хотела, - пробормотала она. - Вдвоем и легче, и быстрее.

      Вот и как на такую сердится? Дотянул до того, что девушка, устав ждать, сама взялась за наведение порядка, да еще и говорит, как будто оправдывается. С трудом подавив порыв что есть силы врезаться головой о яблоню, забрал грабли.

      - Давай лучше я сам, а ты отдохни - вон какую территорию убрала. Небось, встала ни свет, ни заря и сразу за сад принялась?

      - Нет, я еще и покушать разогрела. На столе стоит, под полотенцем. Ведь наверняка не позавтракал, правда?

      Я кивнул. Что поделаешь, если у меня такой организм - с утра есть не могу. Но Жанка какая молодец: заботится, словно о любимом муже. И вообще, она меня удивляет все больше и больше. В доме идеальный порядок поддерживает, посуда всегда вымыта, еда приготовлена, белье выстирано, да еще и мне помогать рвется. Кому то повезет с женой.

      Работа на свежем воздухе выветрила из меня остатки хмеля и пробудила зверский аппетит, но я решил не прерываться, пока не закончу. Стаскивая опавшие листья в старую, проржавевшую бочку, я все поглядывал на окно, за которым время от времени мелькал хрупкий, женский силуэт. И все-таки, кто она мне? Сожительница, любовница, или просто девушка, нуждающаяся в помощи? Не знаю, но твердо уверен в одном - не шлюха, так о ней я никогда не думал. И никому не позволю!

      А затем, завтракая, я поймал себя на том, что мне нравится, как Жанна, подперев личико кулачком, смотрит на меня, поглощающего приготовленную ею гречневую кашу с подливой. И вдруг понял, что образ этакой разбитной девахи - всего лишь маска, а сейчас, передо мной, сидит настоящая Жанка, жаждущая ласки, нежности, любви. Понял и испугался. Я не могу ей этого дать. Один раз уже пытался и что получилось? Хватит экспериментов!

      Подвезли доски, которые я заказывал на прошлой неделе. Отлично! Будет чем заняться. Взяв ящик с инструментами, вышел во двор. Сначала беседка - последние теплые деньки хоть на воздухе провести, а дальше посмотрим - дом старый, работы непочатый край.

      Весь день, с перерывом на обед, я пилил, строгал, приколачивал, и только к вечеру понял, насколько соскучился по работе, по запаху свежераспиленных досок, по мягкости стружки, по ритмичным ударам молотка. По тяжести натруженных мышц, по поту, стекающему между лопаток. И еще понял, точнее, вспомнил, какое оно - счастье. Дом, работа, женщина у плиты, готовящая тебе еду. И появилась надежда...

      На улице уже начало темнеть, когда я закончил с беседкой и начал собирать инвентарь. Вновь проснулся аппетит, но в первую очередь баня - кто же парится с полным желудком. Я поднял ящик с инструментами и, направляясь к дому, бросил взгляд на дорогу. Замер... Не может быть!.. Откуда он здесь? Обознался? Возможно, но...

      - Яр, - тихим, неуверенным голосом позвал я проходящего рядом с забором парня. И уже громче. - Ярослав, твою мать!

      Он обернулся...

      Глава четвёртая.

      А после бани мы пили пиво, которое заботливая Жанна заблаговременно поставила в холодильник. Правда, сначала Яр, как он выразился, "напоролся от пуза", нахваливая кулинарные таланты хозяйки. Ну, то, что он пожрать не дурак, я еще со "срочки" помнил. У него и погоняло было соответствующее: Желудок.

      Я смотрел на старого армейского друга и никак не мог поверить, что это он. Да таких совпадений просто не бывает! Чтобы после стольких лет оказаться в одном месте в одно время, для этого Госпожа Удача должна была сверкнуть улыбкой во все тридцать два зуба. И все же никаких сомнений: это был Ярослав Росич, мой друг и сослуживец, повзрослевший и возмужавший. Друг, которому я мог без опаски рассказать абсолютно все.

      - Да, Андрюха, побила тебя судьба, - Яр бросил на меня полный сочувствия взгляд. - Ну ничего, время лечит. Хотя, - кивок в сторону спальни, - тебя, похоже, уже вылечило?

      Не отвечая, я махнул рукой.

      - Что, нет? - удивленно воскликнул мой друг и перешел на шепот. - Тогда ты не против, если я за ней приударю? Красивая деваха, а как готовит! Пальчики оближешь. Давно о такой жене мечтал.

      - Я тебе приударю! Ударялка не выросла, мечтатель. Гляжу, время тебя нисколько не изменило: мало того, что жрешь без меры, так еще и кобелируешь по-прежнему. История с Инной тебя ничему не научила.

      - Инна? Какая Инна? - сделал удивленные глаза Яр. - Не помню такую.

      - Заливай. Забыл медсестричку, "самую красивую и желанную"? Твои слова, кажется?

      - Ну, нашел о ком вспомнить. Мне было тогда девятнадцать, год без бабы, кругом одни мужики в форме, и тут такая краля. У любого башку снесет.

      - Снесет, может, у любого, только на "губе" тебе чалиться пришлось. А ведь, сколько тебя предупреждали, что на нее ротный глаз положил, так нет, гормон в мозг ударил.

      - Ага, а сам-то забыл визит в дом начштаба? - глаза Росича светились насмешкой. - Бедный мужик, вежливо попросил отправляющегося в увольнительную солдата занести сумку. И что? Чуть без жены не остался.

      - Хорош заливать! Без жены, - передразнил я. - Кто же знал, что у сорокалетнего мужика такая молодая супруга. Я думал - дочь.

      - И весь день просидел в гостях, обхаживая уши невинной девушки комплиментами. Хорошо хоть слинять успел до возвращения мужа, а то служба твоя превратилась бы в триллер плюс хоррор.

      Но хватит хохмить, давай лучше думать, как тебя и Жанну из этой жопы вытаскивать. Что Остап вас в покое не оставит, тут к гадалке не ходи. Криминал не прощает предательства, а ты, как ни крути... Девчонку умыкнул, да вдобавок "быков" завалил. По их понятиям это смертный приговор. Кстати, что она такого узнала, чтобы их так тряхнуло?

      - Я не знаю, не спрашивал. Жанка только в себя приходить начала, зачем ее опять дергать? Подожду, не к спеху.

      - А вот это правильно, - согласился Яр. - Меня другое тревожит, точнее другой: некий персонаж, по имени Марат. Очень уж неоднозначный дядька - судя по повадкам, бывший военный, а может и к спецслужбам отношение имел. Да только нет у бывшего возможностей без проблем, да еще в кратчайшие сроки, добыть "Стрижа". Этот пистолет еще в стадии доработки и не всякий имеет к нему доступ. Так что непрост твой наставник, очень непрост. И это заставляет задуматься.

      Ярослав замолчал, молчал и я, не желая отвлекать. Мысль о неоднозначности Марата мне и самому не раз приходила в голову, но для выводов было слишком мало сведений. Немногим больше их и сейчас - про тонкости со "Стрижем" я не знал. Но даже это практически ни о чем не говорило. Оставалась надежда на светлый ум и потрясающую чуйку Яра.

      -Так, ладно, - прервал молчание Росич. - Как говорила одна известная героиня: "Я подумаю об этом завтра". Мало вводных для однозначных выводов, так что мне понадобится еще два-три дня, чтобы во всем разобраться. А вы оба сидите здесь и постарайтесь как можно меньше отсвечивать. Надеюсь, за эти дни вас не найдут.

      Дальше. Стволы всегда держи под рукой, чтоб в случае чего не скакать точно лошарик. При себе всегда желательно иметь две-три запасных обоймы к "Глоку". Жаль, что убегая с дачи, ты не догадался захватить автомат - дробовик, конечно, мощная игрушка, но только для ближнего боя. Гранат, как я понимаю, тоже нет?

      - Откуда? - вопросом на вопрос ответил я. - Не до того было. В спешке хватал только то, что под руку попалось.

      - Ну, это-то понятно. Нет, ты все правильно сделал: и что на дачу заскочил, и что слинял оттуда в темпе. Да и вообще, вел себя как опытный диверсант, хорошо тебя Марат обучил - на свою голову. Я только одного не пойму: почему Остап на тебя ментов не натравил? Для этого достаточно просто скинуть информацию нужным людям и все. Тебя, как террориста, даже живым брать не будут, грохнут сразу. И что-то мне подсказывает, что ответ находится в той комнате, - Яр ткнул пальцем в сторону спальни. - Ладно, давай завязывать, пока мозги не закипели. Да и пора мне, засиделся.

      - Куда собрался на ночь глядя? - возмутился я. - Оставайся. На диване переночуешь.

      - Не могу, мне на заимку пора. Я же здесь лесником работаю: за зверьем присматриваю, браконьеров гоняю. Так что извини, пойду.

      И ушел, как всегда не прощаясь, как будто на минуту. Только в прошлый раз эта минута растянулась на десять лет. Надеюсь, в этот раз будет иначе.

      Я стоял у двери, не зная, что делать: войти, или же вновь лечь на диван. Наконец, решившись, взялся за ручку, толкнул. Жанна спала, повернувшись к двери спиной, на кровати лежала вторая подушка. Я быстро разделся, нырнул под одеяло, обнял теплое мягкое тело и, уткнувшись лицом в шелковые, пахнущие медом волосы, погрузился в сон.

      Глава пятая.

      Давно, еще в прошлой жизни, довелось мне увидеть по телевизору "высокоинтеллектуальную" передачу, в которой рассказывалось об изобретении израильских ученых. Простенькая такая таблетка, внешне напоминающая "валидол". Глотаешь ее, и все негативные воспоминания уходят в небытие, как будто их и не было. После смерти жены, я мечтал об этом чудодейственном средстве, чтобы избавиться от той нестерпимой боли, которая немилосердно терзала душу.

      Теперь не хочу. Это мои воспоминания, моя боль и добровольно отказаться от них, значит совершить самоубийство. Без них я перестану быть собой. И кто знает, какие именно воспоминания эта химия решит зачистить?

      Проснулся я рано - солнце еще не взошло. Жанна спала рядом, прижавшись, словно беззащитный ребенок в поисках укрытия, ее рука лежала поперек моей груди, согнутая в колене ножка на животе. Ночная рубашка сползла, обнажив упругую, тяжелую грудь, увенчанную темно-красным, почти бордовым соском. Меня охватило сладкое томление, захотелось разбудить девушку, снять с нее разделяющую нас преграду, ласкать, пока она не забудется в истоме. Нет! Пусть спит, пусть хоть на время избавится от страха, преследующего в часы бодрствования.

      Аккуратно, чтобы не потревожить, сполз с кровати и отправился в горницу. Стакан крепкого чая без сахара сбросил с меня остатки сна. Выглянул на улицу - вчерашнее солнце подсушило дорогу, значит сегодня можно. Я натянул спортивный костюм, кроссовки. Плеер на пояс, наушники. И "Ночной ястреб". Вперед.

      Бежалось легко: невесомый, густой, словно кисель, туман не мешал, скорее наоборот, помогал, остужая разгоряченное тело. Тяжелую композицию группы "Черный кофе" сменил Гарри Мур и его "Изображение луны". Здорово, то, что надо. Я добежал до развилки: левая дорога уводила к шоссе, правая в лес. Выбрав правую, я погрузился в густой, многовековой бор.

      Яр появился как раз вовремя, мне не хватало поддержки и тут он, как чертик из табакерки. Человек, спасший мне однажды жизнь, когда на учениях, непонятно почему, вспыхнула как факел моя БМПешка. Система пожаротушения дала сбой, не зря инструктор вдалбливал в наши головы простые истины: "Загорелись, на х... из машины, потому как эта е...ая система все равно не сработает. Ну а если у кого хватит ума следовать инструкции и запускать ее в ручную, то и х... с этим дол...бом, не жалко". Тем самым... нехорошим человеком оказался я. Ну и как итог, промасленный бушлат вспыхнул. Благо Ярослав не растерялся и, выкрикивая "добрые, ласковые" слова, выдернул меня из полыхающей консервной банки практически здоровым. Говорю практически, потому как под бушлатом занялась "стекляшка", прилипнув к руке. В результате я на всю жизнь остался с ожогом от ладони и до локтя правой руки, как напоминанием об идиотизме. Ну и плюс подбежавший товарищ старший прапорщик пару раз приложил меня кирзачом по голове. Хоть и через гермак, но все равно больно. А после того, как меня выписали из медроты, мы с Яром стали не разлей вода до самого дембеля. Он остался на контракт, я же вернулся домой и раскидала нас судьба на десять лет.

      Странная штука: я думал, что Ярослав, оставшись на контрактную службу, заочно закончит "вышку" и через некоторое количество лет станет офицером, но судя по тому, что он егерит в этой глухомани, что-то пошло не так. Хотя чему здесь удивляться - после того, как министром обороны назначили не кадрового военного, а мелкого хозяйственника, настолько же далекого от армии, как я от балета, удивительно, что у нас остались еще хотя бы напоминания о вооруженных силах.

      Дорога из бора вывела меня к покосам, и я остановился, полной грудью вдыхая свежий, чистейший воздух, без малейших признаков загазованности. Нет, ни один город, особенно промышленный, не сравнить вот с этим. С чистотой, свежестью, ароматами уложенного в стога сена, с едва слышным стрекотанием кузнечиков, пением птиц, шорохом листьев. С ощущением абсолютной свободы, наконец. Потоптавшись на месте, я развернулся и трусцой припустил обратно.

      Появление Ярослава принесло, конечно, облегчение, но и слегка напрягло - зная характер своего друга, я был уверен, что без поддержки он меня не оставит и влезет в мои проблемы по самое не могу. И вот здесь в полный рост вставал вопрос: а имею ли я право подвергать его такой опасности. Хотя выход есть - уговорить Яра спрятать Жанну и... Либо уводить Остапа и сотоварищи за собой, либо воевать без шансов на победу. Твердо уверен в одном: раз уж появилась возможность, прятаться всю оставшуюся жизнь я не стану.

      Последние несколько сот метров я преодолел с максимальным ускорением, забежал в дом, тяжело дыша, и застыл. Жанна уже в который раз меня удивила: покажите мне кто-нибудь хотя бы одну девушку, готовящую завтрак под это:

      Что ж Пеле, как Пеле, объясняю Зине я,

      Ест Пеле крем-брюле вместе с Жаирзиньо.

      Я сижу на нуле, дрянь купил жене и рад,

      А у Пеле "Шевроле" в Рио-де-Жанейро.

      Нет, против Владимира Семеновича я ничего не имею, он гений, одни "Книжные дети" чего стоят, но мне сразу вспомнилась бывшая теща. Автобус, совершающий рейс из города в село, молодой водитель, включивший Высоцкого, и истерический крик находящейся совсем не слегка под шафе Алены Кузьминичны: "Выключите этого хриплого урода и так голова раскалывается!"

      - Завтракать будешь? - спросила Жанка, не отходя от плиты. - Я оладьи напекла и у соседки мед купила.

      - А то ж, - бодрым голосом ответил я. - Проголодался, как волк.

      - Сейчас на стол накрою.

      Девушка повернулась ко мне лицом, и я едва сдержал смех - ее нос, словно пудрой, был щедро усыпан мукой. Подошел к ней, протянул руку, чтобы стереть и...

      Я целую лицо, глаза, нос, губы, подбородок, руки ласкают каждый изгиб стройного тела. Запах возбужденной женщины проникает в мозг, лишая возможности мыслить, едва слышный стон сливается с моим. Ее руки обвиваются вокруг моей шеи, я отпускаю ладони на восхитительно упругие бедра и рывком поднимаю. Ноги обхватывают мой торс, грудь настолько плотно прижимается к моей, что сквозь тонкую ткань халатика я чувствую твердость сосков.

      - Оладьи сгорят, - шепчет она, прерывая поцелуй.

      Нащупываю ручку регулятора, выключаю плиту и, забыв обо всем, двигаюсь в спальню. Возле кровати отпускаю Жанну на пол. Вжикнула молния и халат упал на пол, выставив напоказ совершенное, молодое тело. Встаю перед ней на колени, губы ласкают плоский живот, пальцы проникают под резинку и медленно стягивают трусики. Девушка ложится на кровать, я смотрю в ее глаза, и остатки разума покидают меня.

      А в горнице из динамиков ноутбука хриплый голос пел:

      Дом хрустальный на горе для нее,

      Сам как пес бы, так и рос в цепи.

      Родники мои, серебряные,

      Золотые мои россыпи!..

      Глава шестая.

      После завтрака хотел заняться крышей, но позвонили из райцентра - металлочерепицу подвезут только завтра. Ну и ладно, дел и без того непочатый край, например тротуары подгнили, надо бы заменить. Или забор кое-где подправить не мешало бы. Или... Да много чего.

      На самом деле я хотел сбежать из дома, от напевающей под нос Жанны, от ее легкого порхания, от открытой, счастливой улыбки, от влюбленного взгляда бездонных глаз. Что я творю, господи, зачем дарю девушке несбыточную надежду? Нет у нас будущего и быть не может. Черт, да я даже не знаю, как к ней отношусь! Мои чувства не могут быть любовью - я все еще люблю свою жену. Только ее одну, на всю жизнь, до самой смерти.

      А может все происходящее - это шанс, данный мне свыше? Упущенная год назад возможность спасти невинную жизнь, подарить счастье той, которая в нем уже разуверилась? А заодно и спастись самому, вырваться из объятий одиночества и начать, наконец, жить? Или я просто ищу сам себе оправдание?

      - О чем задумался? - спросила Жанна, подойдя сзади и положив мне не плечи ладони. - У тебя такой вид, как будто принял какое-то важное решение.

      - Да так, - я пожал плечами. - Думаю о нас, о том, что дальше делать и к чему это может привести.

      - И только-то, - девушка натужно рассмеялась. - Нашел над чем голову ломать. Выкрутимся как-нибудь. Или ты о том, что произошло в спальне? Очнись! Я - шлюха, и мужиков у меня было о-го-го. И никого из них не заставляла на себе жениться.

      - А ну заткнись! - рявкнул я. - Не смей так говорить. Еще раз назовешь себя шлюхой, перегну через колено и ремнем вышибу дурь из головы. Прошлое осталось в прошлом, ясно?!

      - Нет, я ошибалась. Столько лет прошло, а ты, Андрюша, нисколько не изменился - все стараешься поступать правильно.

      - Ты о чем? - не понял я.

      - Так и знала, что ты меня не узнал. Ну же, вспоминай: Кодинск, общежитие, пухленькая девчонка, вечно лезущая, куда не просят. Давай, напряги мозг.

      Общежитие... Общежитие... Стоп... Твою мать!.. Жанка?!

     

      Это было лет десять назад, кажется, первого октября. Хотя нет, первое выпало на будний день, так что решили День учителя отметить четвёртого. Или я опять что-то напутал? Неважно, главное, что это случилось в день праздника.

      Преподаватели ПТУ решили устроить себе выходной и предметы вместо них должны были провести лучшие ученики, в число которых я, разумеется, не попал. Да и кто всерьёз воспримет такого: длинные, ниже плеч, покрашенные в чёрный цвет волосы, в ухе серьга, за плечом неизменный атрибут биндюжника - гитара. Так что пришлось мне, вместе с остальными "неудачниками" сидеть за партой, выслушивая нудные объяснения так называемых "учителей на день", которые к тому же, в большинстве были младше меня. Если бы не угроза лишиться стипендии на месяц, давно бы встал и ушёл, а так приходилось терпеть. Хотя к последнему предмету, которым стала этика, я решил послать все к чертям, но тут открылась дверь и...

      Для меня, истосковавшегося по обществу прекрасного пола, её появление было сродни удару обухом в лоб. Высокая, чуть ниже меня, блондинка, с необъёмной грудью, натянувшей тонкую ткань белой блузы. Длинные ноги, затянутые в чулки телесного цвета, выглядывали из-под совсем уж мини-юбки. Я был сражён в самое сердце, а уж когда она села напротив меня, слегка при этом, наклонившись, вид соблазнительных полушарий вогнал меня в ступор. Сорок минут я сидел, слушая голос, да любуясь неземной красотой, и лишь когда она собралась уходить, набрался смелости поинтересоваться её именем.

      - Вы чем слушали? - с раздражением спросила богиня. - Я же в самом начале представилась: Ксения Сергеевна.

      - Извините, но ваша красота лишила меня как слуха, так и речи, - развёл я руками. - Правда, сейчас, слава богу, голос вернулся, чтобы я смог узнать, как вас зовут.

      - Да оно вам и не нужно - я больше преподавать не буду.

      - Как это не нужно? - возмутился я.- Вот будет здорово, когда я приду к вам с букетом цветов, не зная как обращаться.

      - А вы самонадеянный молодой человек. И каким, позвольте поинтересоваться, образом собираетесь прийти ко мне? Адрес знаете?

      - Пока нет, но узнаю

      - Следить будете?

      - Нет, мне скажут.

      - Посмотрим. А пока прощайте.

      Ксения вышла из аудитории, а я, подождав несколько минут, рванул в учительскую. Удача в этот день была явно на моей стороне - мой лучший друг Всеслав тоже попал в число "учителей на день".

      - Весь, мне срочно нужна помощь, - возопил я, врываясь в кабинет. - Нужно узнать адрес одной дамочки.

      Всеслав оторвал взгляд от книги, обвёл взглядом пустую, слава богу, учительскую и бросил:

      - Так, насколько я понял, у Андрюхи гормоны заиграли? И кто является предметом обожания на этот раз?

      - Хорош из меня Казанову делать, - оскорбился я. - "На этот раз". Нет, сейчас все серьёзно.

      - Мне кажется, или я действительно это где-то уже слышал? Ладно, не дёргайся, лучше расскажи, каким, по твоему мнению, способом я должен узнать, где живёт эта неведомая мадам?

      - Так я тебе и пытаюсь объяснить. Она одна из учителей, зовут Ксюша.

      - Это такая длинноногая блондинка с огромной грудью? - Всеслав присвистнул. - А у тебя губа не дура. На неё половина ПТУ положили глаз.

      - Снимут. Так поможешь?

      Мой друг несколько секунд помолчал, теребя затылок, затем выдал гениальное решение:

      - С адресом вряд ли получится - мы все-таки здесь новички, но выход есть. Сегодня вечером все "учителя" собрались отметить праздник на даче. Ты пойдёшь с нами, я приглашаю. Ну а дальше все зависит от тебя.

      Вот это я понимаю - друг. Поблагодарив Всеслава, рванул в общагу. Есть надежда на свидание, так что выглядеть надо соответственно. Если бы я знал, что мне уготовил этот вечер, сто раз бы подумал, прежде чем идти...

      Тёплый, осенний вечер, дача, шашлыки жарятся, стол накрывается, компания подобралась неплохая и, как бонус, красивая девушка сидит в одиночестве. Вот он шанс подойти, завязать разговор, но меня вновь сковал ступор. Ни шевельнуться, ни слово из себя выдавить не могу.

      - Так, ребята, давайте к столу, - голос Гошки, сына хозяина дачи разнёсся по округе. - Тяпнем в честь праздника. Дамам - вино, ну а мужики спиртом обойдутся. В бутылке разводить или каждый сам себе?

      - Мне не надо, - дёрнул меня за язык не черт, так, дьяволёнок. - Я чистый буду.

      - Сколько? - спросил Гоша, указывая на стакан.

      - А ты что, краёв не видишь?

      Абсолютно все сидящие за столом, в том числе и она, с интересом наблюдали за тем, как я брал со стола наполненный стакан, подносил ко рту и, резко выдохнув, выпивал, стараясь сдержать рвотные позывы. Удалось, хотя и пробрало до самых пяток. Втянул воздух через нос, выдохнул, ещё раз вдох-выдох. Охота запить, а тут ещё и Всеслав, нехороший человек, сует под нос вилку с нанизанной шпротиной:

      - Закуси!

      - После первой не закусываю! - с гордостью прохрипел я и отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы.

      Спирт врезал и по мозгам, и по ногам. Внутренний голосок тоненько уговаривал больше не пить, но я его послал, вернулся к столу за добавкой, выпил. Все, мрак...

      То ли проснулся, то ли очнулся в совершенно незнакомом месте. Рот сухой как у верблюда после месячного перехода, да ещё и шея затекла. Крутанул головой и замер. Мать моя, женщина, отец сантехник! Рядом со мной лежала незнакомая девушка, слава богу, одетая, но вот её грудь почему-то накрывала моя ладонь. Где я, и как здесь очутился? Кое-как поднялся с дивана и поплёлся на шум голосов. Я был все ещё на даче.

      В город мы возвращались неорганизованной толпой: одни горланили песни, вторые травили пошлые анекдоты, третьи, в число которых входил и я, шли, полностью сосредоточившись на дороге. Хорошо, Весь был рядом, без него бы не добрался.

      Утром проснулся от невыносимой головной боли и сжигающего внутренности сушняка. Сполз с кровати и направился в ванную комнату. Опустошил как мог мочевой пузырь, открыл кран, дал воде стечь немного и, в последний момент вспомнив, что пить нельзя, прополоскал рот. Хотел сунуть под кран голову, но, набравшись смелости, глянул на себя в зеркало. В рот мне ноги! Забыв о похмельном синдроме, рысцой поскакал в комнату.

      - Весь, это как называется? - проорал я.

      Всеслав, не отрывая голову от подушки, открыл один глаз и бросил на меня непонимающий взгляд:

      - Ты о чем? И не ори, пожалуйста, голова без тебя раскалывается.

      - Об этом, - не унимался я, тыкая пальцем в лицо.

      - А-а-а, вот оно что. Помада.

      - Сам догадался, что помада. Я спрашиваю, откуда она на моем лице.

      - Так это девчонки перепили и отправились возвращать к жизни спящего красавца.

      - И как? - спросил я, успокаиваясь.

      - Даже не хрюкнул. Все? Тогда дай поспать, - Всеслав отвернулся к стене и захрапел.

      Позже, перетряхивая одежду, я нашёл в кармане бумажку с адресом. Намёк понял.

      Ухаживать за Ксюшей пришлось долго, я уже потерял терпение, считая, что она со мной играет, но... Однажды вечером богиня сама пришла ко мне. Роман закрутился со скоростью урагана, в котором были и страсть, и нежность, и какая-то злость. Не было только одного - любви, поэтому не удивительно, что он довольно быстро исчерпал себя. Мы расстались. Но кое о чем я забыл упомянуть: у Ксюши была сестра. И звали её Жанна.

      Десять лет. И где же та пухленькая смугляночка, хвостиком бегающая за мной, куда бы я ни пошел, да врывающаяся в спальню в самый неподходящий момент? Ушла, уступив место настоящей красавице, высокой, стройной, но все с теми же повадками дьяволенка. Да, не думал я, что нам придется встретиться при подобных обстоятельствах.

      - Жанка, Жанка, что же с тобой приключилось? - покачал я головой. - Как тебя вообще занесло во все это?

      - Так же, как и многих других, - делано-спокойно ответила девушка. - Приехала провинциальная девчонка в Красноярск, поступать в институт и, что удивительно, ведь поступила. В медицинскую академию. Мест в общаге уже не было, так что пришлось мне снять однокомнатную квартиру, а заодно устроиться на работу в кафе, чтобы было чем за нее расплачиваться. Так и жила, потуже затянув поясок, поддерживаемая мечтой вырваться из ада под названием Кодинск. Но вот однажды вызвал меня декан и с порога объявил, что если я не заплачу кругленькую сумму, то сессию мне не сдать. А что это значит для бюджетницы, ты, думаю, прекрасно представляешь. Разумеется, таких денег мне было взять неоткуда, но тут, как по заказу, появилась "подружка", которая знала, как можно заработать намного больше, не особенно при этом напрягаясь. Только не надо думать, что я сразу ухватилась за это предложение и очертя голову поскакала раздвигать ноги перед каждым, кто способен заплатить, но время шло, а деньги с неба падать не спешили. И отправилась я в сауну, обслуживать клиентов, где меня и заприметил Остап.

      Жанна замолчала, молчал и я. Типичная история девчонки-провинциалки. В России давно, кроме как за бабло, учить не хотят. Да и схема знакомая. Находят такую, как Жанна, затем ректор, декан или кто-либо еще начинают ненавязчиво трясти деньги, ставя в безвыходное положение. Затем на сцене появляется "подружка", которая так же ненавязчиво предлагает заработать: "Один раз, ну может два и все". Через какое-то время девушка соглашается и лишь потом понимает, что из этого болота не выбраться. Декан имеет свою долю, "подружка" тоже. Все счастливы, всем хорошо. Кроме девушки.

      - Вот только не надо меня жалеть, - голосом, в котором звучали злые слезы, сказала Жанна. - Не маленькая, знала, на что иду и никто меня не заставлял. Могла бы плюнуть на все, собрать вещи и отправиться домой. Так нет, захотелось мне совсем другой жизни, подальше от провинции, вот и предпочла стать шлюхой. И к чему это привело? Мало того, что сама в неприятностях по уши, так еще и тебя втравила.

      Я подошел к ней, обнял, привлек к себе и из ее глаз хлынули давно сдерживаемые слезы. Гладил ее по волосам, шепча какие-то успокаивающие слова. Неважно какие, в этом состоянии она все равно ничего не понимала, но вот интонация принесла результат - девушка еще сильнее прижалась ко мне, и плач перешел в рыдания. Хорошо, ей это сейчас нужно - вместе со слезами избавиться от проблем, пусть ненадолго, на день, на два, но иначе предохранитель может перегореть и тогда случится катастрофа. По себе знаю - меня спасла та самая старая гитара, висящая на стене.

      Прошло еще несколько минут и рыдания сменились всхлипами. Жанна упокаивалась, но отстраняться от меня не спешила, впрочем, я и не собирался ее отпускать. По сути, она еще совсем ребенок, потерявшийся в этом мире, надломленный и уже немного уставший. Я должен не только защитить ее от Остапа и компании, но и вытащить из той ямы, в которую она себя загнала.

      - Успокоилась? - спросил я и, дождавшись кивка, продолжил. - Запомни раз и навсегда - не ты втравила меня в неприятности, я влез сам, добровольно. И повторись все, влез бы снова, ни секунды не раздумывая, потому что именно это дало мне стимул продолжать жить. Если бы не ты, я бы уже давно кормил червей. Так что не смей себя ни в чем винить.

      Жанна подняла голову, я с нежностью посмотрел в припухшие, заплаканные глаза и поцеловал такие манящие губы. Нежно, ласково, но без той всепоглощающей страсти, которая подталкивает к продолжению. Это было не ко времени.

      - Ты, кажется, собирался тротуарами заняться? - улыбнувшись, спросила девушка.

      - Да ну их к черту, - махнул рукой я. - Объявляю день безделья - у меня на ноутбуке столько фильмов накидано. Как ты смотришь на то, чтобы завалиться на диван и целый день с него не вставать?

      По ее блестящим глазам и ослепительной улыбке понял - положительно. Ну что ж, значит решено...

      М-да, голливудская бредятина едва не вогнала меня ступор, благо я сообразил отвлечься от происходящего на экране, вернувшись только, когда началась старая добрая "Серенада Солнечной долины". Этот фильм я знал едва ли не наизусть, но все равно пересмотрел с удовольствием. Жанна, видевшая эту комедию впервые, хохотала так заразительно, что я, весь последний год практически не улыбающийся, смеялся вместе с ней. У меня возникло ощущение дежавю - когда-то давно мы с женой точно так же лежали и смотрели телевизор: она на боку, положив голову мне на плечо, моя рука нежно обнимала ее талию. Мы были счастливы, полны надежд и планов на будущее, и ни она, ни я даже не догадывались, что его у нас нет.

      А что сейчас? Есть у нас планы или просто плывем по течению? Я не знал ответа на этот вопрос, да и пока не стремился его найти - для этого нужна определенность, а ее то, как раз, и не хватало. Чтобы задумываться о будущем, надо сначала разобраться с прошлым.

      Затянувшийся киносеанс завершился, когда за окном уже стемнело. Я отправился закрывать ставни, а Жанна разогревать ужин - обед мы благополучно пропустили, в перерывах между фильмами ограничившись чаем с оладьями и медом.

      Глава седьмая.

      Снова, как в прошлый раз, бесшумно открылась дверь и вошла ОНА. Бросила немного грустный взгляд на спящую девушку, затем на меня. Подошла ближе и остановилась рядом с кроватью.

      - Здравствуй, Малыш, - произношу я. - Думал, ты больше не придешь, ведь я не выполнил твою просьбу.

      - Ты же знаешь, зая, что я никогда не умела долго на тебя злиться, - отвечает жена. - Ты сделал то, что считал должным. Не мне тебя судить, но, извини, и поддержать не могу - она была какой никакой, но все-таки тетей.

      - А..., - замялся я, не зная как спросить.

      - Ты о девушке? Дурачок, я не сержусь, наоборот рада, что ты наконец-то смог оставить НАС в прошлом. Но пришла я не поэтому. Тебе пора просыпаться.

      - Что?

      - Вставай, тебе говорят! - прокричала жена и отвесила мне звонкую пощечину.

      Проснулся я, сидя на полу, держась за горящую огнем щеку. Что за черт? В прошлый раз напоминанием о ее визите остался запах, в этот - боль. Я был уверен, что, посмотревшись в зеркало, увижу на лице отпечаток ладони. Зачем она меня разбудила? Ведь не для того, чтобы...

      Замерев, я прислушался. Так, вроде дождался. На веранде еле слышно скрежетало, словно кто-то пытался скинуть крючок. Я поднялся с пола с дробовиком в руке и, склонившись над Жанной, зажал ей ладонью рот.

      - Тихо, у нас гости, - прошептал я, когда она открыла глаза. - Быстро и главное молча дуй за печку и не высовывайся, понятно?

      Она кивнула, и практически бесшумно нырнула в угол, закрытый от входной двери массивной русской печью. Молодец, девочка, обошлась без ненужных вопросов и истерик, хотя и было видно, что ей страшно до смерти. Я же наоборот, сел на пол напротив двери с дробовиком наизготовку.

      Ну вот и все, кажется, конец подкрался незаметно, хотя и ожидаемо. Недолго музыка играла... А ведь все могло быть иначе. Э-эх... Снявши голову, по волосам не плачут. Вот только девчонку жалко, но я давно решил, кому предназначена последняя пуля...

      Металлический лязг, затем скрип. Я ухмыльнулся в темноте - не зря, выходит, петли не смазал. Судя по шагам, "гостей" двое. Ну это-то понятно - Марат "разведку" выслал вперед. Давайте, "татары", заходите, вас ждет теплый прием.

      Дверь медленно открылась и мои, привыкшие к темноте глаза, различили в проеме силуэт. Лохи! Даже если считаете, что жертва спокойно спит, все равно элементарные меры предосторожности должны были предпринять. Но я не джентльмен и от подарков не отказываюсь.

      Бабах! Товарища смыло, словно приливной волной. Второй оказался умнее и, выставив в проем автомат, принялся поливать комнату огнем, вот только стрелял он где-то на уровне живота. Перекатом переместившись к двери, я, едва не вывалившись в сени, спустил курок. Два - ноль не в их пользу. Захлопнул дверь и накинул крючок. Попробуйте выломать, волки позорные, мореный дуб вам не абы что - его только взрывать.

      Просчитаем варианты. Дом поджигать они не станут - моментально, несмотря на пальбу, сбегутся все жители. Это у них на уровне инстинктов. В дверь войти теперь тоже проблематично. Значит, будут выламывать ставни, причем только на одном окне - так легче меня задавить, и, если мы нужны им живыми, закинут парочку свето-шумовых гранат. Ну-ну, ребята, в добрый путь. У меня тоже сюрприз припасен, точнее два. А если эти товарищи еще и в "ночниках", то будем считать, что карманный бог мне сегодня улыбнулся во всю ширь рта.

      - Жанка, как только услышишь треск ломающихся ставень, тут же заткни уши, широко открой рот и зажмурься, - громким шепотом прошипел я. - Все поняла?

      Дождавшись утвердительного ответа, сменил позицию. Козе понятно, атаковать будут через центральное окно - самое удобное место. Горница простреливается полностью и Марат, человек опытный, это учел. Так же понятно, что в первых рядах он в атаку не пойдет. А жаль, его бы грохнуть и половина проблем, если не больше, снимутся автоматически.

      Шевеление за окном прекратилось, еле слышно заурчал двигатель. Понятно, лебедкой будут вырывать. Я приготовился и когда ставни с треском вылетели, выбил стекло и один за другим запустил оба подарка.

      Во дворе ухнуло. Благодарю тебя, господин Интернет, за то, что в тебе можно найти все, что душе угодно, и даже рецепт изготовления коктейля Молотова. На эту мысль меня натолкнул Ярослав своим вопросом о гранатах. Выпустив оставшиеся пять зарядов, ни в кого, при этом, не попав, перебросил дробовик Жанне:

      - Перезаряди!

      "Глок" с пристегнутым прикладом, будто сам прыгнул в руку. Я сел под окном, прислонившись спиной к стене, и положил рядом две запасных обоймы к пистолету. За те несколько секунд в свете пламени, я успел заметить три стоящих неподалеку машины. Дела оказались хуже, чем я думал - нападающих было от двенадцати, до пятнадцати человек. Даже надеясь на лучший вариант, плюс двое "жмуров" в сенях, их там как минимум десять. Многовато на одного, я ж не Рембо. С другой стороны, вечной жизни никто не обещал, и даже оптимистичного "жили они долго и счастливо" тоже. Ваш ход, господа.

      - Андрюша, может, не будем горячиться? Поговорим?

      Это Марат. Поговорить, значит, хочешь? А почему бы и нет? Пока болтаем, убивать меня никто не будет. Наверное.

      - Давай, я не против. О чем?

      - Неправильно ты себя ведешь. Мы к тебе в гости пришли, думали потолковать спокойно, а ты? Сразу стрелять. Разве так встречают старых знакомых?

      - В гости по ночам, да еще со стволами, не ходят. Да и не помню, чтобы я тебя приглашал.

      - А мы сюрприз хотели сделать. Ты не оценил, - произнес Марат и, сменив тон, продолжил. - Ладно, хватит пустого трепа. Отдай нам бабу и флешку и мы отвалим. Ты нам не нужен и даже убивать тебя смысла нет - столько компры собрано, что проще было бы отправить ее по адресу. Вот с телкой другое дело - сунула нос, куда не просят, а затем еще и пасть открыла. За такое наказывать надо, чтобы другим неповадно было. Так что лучше отдай по-хорошему. Она тебе никто, так, шалава, каких много. Другую себе найдешь, не впервой.

      А вот хер тебе в зубы! Привстав на колено, выпустил во двор короткую очередь и едва успел нырнуть обратно, как над головой запели пули, впиваясь в стены, выбивая из дерева щепки. Значит, мой ответ дошел без лишних слов. Это хорошо, я наконец-то научился разговаривать. Выставив пистолет в окно, выпустил еще одну очередь, на этот раз вслепую, но мой слух порадовал чей-то вскрик. Минус три. Может быть.

      Я не боялся. Совсем. Злость, азарт, нездоровое веселье присутствовали, но не страх. Жанна на коленях подползла ко мне, положила рядом дробовик, посмотрела вопросительно. Я качнул головой, мол, ползи обратно, и повторил фокус со стрельбой. Не попал. Хотя нет, как раз попал. В говно.

      Шлеп. Шлеп. А вот и гранаты. Нырнув на пол, заткнул уши и зажмурился. Несмотря на это, глушануло прилично. Перекатившись на спину, с трудом открыл слезящиеся глаза. В окне расплывчатым пятном мелькнул силуэт. Нащупав дробовик, вскинул и нажал на курок. Еще один в минусе. Заседание продолжается, господа присяжные заседатели.

      Выпустил из "Глока" остатки патронов, сменил обойму. Подобьем, как говорится, бабки. Шестьдесят патронов к пистолету, плюс дробовик - итого жизни у нас осталось минут на десять, и это в лучшем случае. Значит, будем помирать с музыкой!

      Там вдали, у метро, загорались огни -

      За ларьками братки суетились.

      В темноте опрокинулись чьи-то лотки,

      Пацаны, как всегда, торопились.

      Они ехали молча в ночной тишине,

      Поправляя кожаные кепи.

      И при полной луне, отражались в стекле

      Золотые браслеты и цепи.

      Я пел сначала негромко, постепенно повышая голос. Класс! Воюем, мать вашу! Шмальнув еще очередью и спрятавшись от ответной, продолжил:

      Ровно в полночь на стрелку слетелась братва,

      Продинамить никто не решился.

      Перетерли вопрос про четыре ларька,

      Но консенсус пока не сложился.

      Вдруг у батьки в руке запищал телефон -

      Из роддома жена позвонила:

      -Ты, Васек, дорогой, возвращайся домой,

      Я тебе крошку-сына родила.

      Обернулся к Жанке и уткнулся на ее даже не испуганный - ошарашенный взгляд. Ну, понятно, считает, тронулся рассудком. А то, давно уже. И пусть те, во дворе, тоже об этом знают. Добил обойму, вставил последнюю.

      От восторга Василий шмальнул из ружья,

      Это ж надо таким быть уродом!

      Тут один деловой, вдруг поник головой,

      И запахло летальным исходом.

      У мордатых волыны мгновенно нашлись,

      Завязалась кровавая битва.

      И в запарке Васек не заметил, кажись

      Как сверкнула опасная бритва.

      Стрельба потихоньку стихает, или мне кажется? Нет, точно, очереди стали короче. Заслушались, падлы? Родным повеяло? Ну так ловите еще:

      Он упал, как подкошенный ветром тростник,

      Возле двери "паджеры" дырявой.

      Не его в том вина - так уж карта легла,

      Ведь он не был по жизни раззявой.

      Там вдали, у метро, уж погасли огни,

      В небе ясном заря догорала.

      Молодая жена с малышом на руках,

      Вновь и вновь телефон набирала.

      Все, блатной репертуар подошел к концу - ну не знаток я таких песен, что ж тут поделать. И хрен с ним. Как говорил в меру упитанный мужчина, в самом расцвете сил: продолжаем разговор. Встав в полный рост, выпустил из "Глока" последнюю обойму и вновь заныкался. Писец, остался только дробовик. Подмигнув Жанке, проорал в полный голос:

      - Эй, шпана залетная, подходи по одному. Никого не обделю, для каждого "маслина" найдется.

      Кажется, обиделись, во всяком случае, стрельба возобновилась с новой силой. Да, похоже, я лупил в белый свет, как в копеечку, во всяком случае, ни в кого не попал. Теперь точно пора. Достав из кармана патрон, взял в руки "Глок" и зарядил. Бросил взгляд на девушку: она все поняла правильно и ободряюще кивнула головой. Я поднял пистолет, прицелился и...

      Бах! Бах! Бабах! Так, я чего-то не понял. Это точно не автомат - так бухает охотничье ружье. Бах! Ну, точно, двенадцатый. Причем, судя по звуку, стрелял не один человек, около десятка точно. Как там говорил Булдаков? И что это было? А хрен его знает!

      Взревел мотор, взвизгнули шины, лязг металла о металл и... тишина. А затем:

      - Эй, Андрюха, ты живой там? - трубный бас Иваныча разнесся по округе. - Не вздумай шмалять - тут только свои. И, пожалуйста, больше не пой, а то наши нежные, ранимые души еще раз такого не выдержат.

      Не понял. Это что, героическая смерть откладывается на неопределенный срок? А я только настроился. Абыдно, да?! Взяв дробовик наперевес, вышел на улицу, едва не споткнувшись о двух "жмуриков", перегородивших проход в сенях.

      Во дворе стоял кузнец, в окружении жителей села. Они что, нас пришли спасать? Не ожидал, честное слово. Вот так просто, взять ружья и встрять за практически незнакомого человека! Охренеть!

      - Иваныч, вы-то здесь откуда? - спросил я.

      - Стреляли, - ухмыльнулся кузнец.

      Саид, блин, бледнолицый! Но как же я рад их всех видеть. Захотелось поблагодарить, обнять, но сначала... Осмотрел трупы. Черт! Марата нет - свалил, гад. Впрочем, иного наивно было ожидать.

      - Ты чего там ищешь? - спросил Иваныч.

      Не успел ответить, как тишину разорвал рев мотора и к дому, вереща тормозами, подъехала "таблетка", из которой выскочили Яр и трое незнакомых мне парней. Все в камуфле, берцах, бронежилетах. В руках калаши. И опять охренеть! Явление Христа народу!

      - О, Ярик прибыл, - хмыкнул кузнец. - К шапочному разбору.

      - Ну ты даешь, Иваныч, - возмутился Ярослав. - Ты когда со мной связался? Минут двадцать назад? Я ж тебе не на реактивном самолете летел, на этом "рыдванчике". Хотя, как вижу, можно было не спешить?

      - Дак это не мы, Андрей постарался. Трое из этих семи точно его.

      - И еще двое в сенях, - добавил я. - Марат, правда, ушел, падла. А теперь мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Я уже ничего не понимаю.

      - Позже, а сейчас собирайся, поедешь с нами, - произнес Яр и кивнул в сторону машины.

      - А я?

      Обернувшись, увидел стоящую в одной ночной рубашке Жанну. А ведь и правда, куда ее?

      - Иваныч, спрятать сможешь? - поинтересовался я.

      - Нет, - отрицательно качнул головой кузнец. - Не потому, что не могу или не хочу. Она не согласится. Повезло тебе с женой, Андрюха, береги ее. И уезжайте отсюда побыстрей. Мы тут приберемся, дом подремонтируем, чтобы, когда все закончится, вам было куда возвращаться.

      Черт, черт, черт! Явился непонятно откуда, притащил кучу проблем, а они, вместо того, чтобы проклясть, помогли и предлагают вернуться. Вот это люди. Настоящие!

      - Спасибо, спасибо вам всем, - произнес я, скрывая слезы. - И простите меня.

      - Ну что, сопли закончились? - вновь вклинился Ярослав. - Тогда три минуты на сборы и выдвигаемся.

      Куда, на мифическую заимку? Ну-ну. Посмотрим, какой ты егерь.

      И кивнув, отправился в дом собираться.

     

      Глава восьмая.

      Пошла вторая неделя, как я практически живу в лесу. Маугли, блин, вот только у последнего не было с собой "Винтореза", спального мешка, армейского сухпая, да и не приходилось ему дневать в "могиле", пережидая пока бдительные охранники, чрезмерно озабоченного собственной безопасностью банкира, едва ли не с лупами в руках облазят близлежащий бор. После предыдущего, завершившегося неудачей покушения, этот товарищ отсиживался в своём загородном особняке под усиленной охраной. Территория дома и близлежащие окрестности контролировались сверхчеткими видеокамерами, плюс датчики движения по периметру, настроенные таким образом, что реагировали исключительно на человека, игнорируя прочую живность. Стекла в особняке пуленепробиваемые, да пожалуй и не всякий гранатомёт справится. Нет, был бы у меня "Аглень", можно было бы попробовать, а так... Хотя и от него толку немного - из-за деревьев особо не постреляешь, а выходить на открытое место смерти подобно. Враз положат и пикнуть не успею, не то что выстрелить.

      Вот и приходится куковать здесь, ломая голову над тем, каким образом выманить из дома этого мудака хотя бы на минуту. А в том, что он мудак, сомнений не было. Через его "Западно-европейский банк", точнее не его - он всего лишь возглавляет один из филиалов, разбросанных по всему миру - отмывались наркодоллары для последующей отправки в "колыбель демократии". Достать этого урода пытались уже несколько раз, но его как будто хранит их западный бог, в лице чёртовой дюжины телохранителей, экипированных по последнему слову. Одни бронежилеты чего стоят - СВД не всегда возьмёт, а уж про средства связи, вкупе с прочими прибамбасами, от одного взгляда на которые наши спецслужбы исходят слюной от зависти, я вообще молчу. Но все равно, он своё получит, я в этом уверен, пусть пока и не знаю как...

      На заимку нас привезли поздней ночью и, чтобы не заморачиваться, определили во временно пустующий домик почти без мебели - в комнате стояла только кровать. Армейская односпальная, хорошо хоть постельное белье имело место быть. Хотя в том состоянии, в котором мы находились, это не имело большого значения. Чудом, в лице селян, избежав смерти, мы все ещё были накачены адреналином по самое не могу.

      А затем пришёл "отходняк"... Мы с Жанной набросились друг на друга, словно безумные, празднуя победу жизни над смертью. Страсть изливалась из нас бешеным потоком, смывая малейшие остатки цивилизации. Ногти в лоскуты рвали мою спину, но я, не чувствуя боли, не мог оторваться от девушки ни на секунду, в тщетной попытке изгнать страх потерять ещё и ее. Тогда, в доме, находясь на грани, я готов был спустить курок, но всю дорогу до заимки, вспоминая этот момент, покрывался холодным потом и сильней сжимал ее нежную ладонь, покоящуюся в моей. Уснули мы только утром, когда за окном забрезжил рассвет, точнее погрузились в тревожный сон, так и не разжав крепких объятий.

      Несколько дней мы провели на заимке, стараясь особо не мелькать. Ни меня, ни Жанну не тянуло общаться с живущими здесь, исключение делалось лишь для Яра и тётки Агриппины. Но рано или поздно придётся выйти из дома и я это прекрасно понимал. Так почему не сегодня?

      Утро выдалось на удивление тёплое - даже традиционный осенний туман сегодня не окутал землю. Я сидел на завалинке, с наслаждением вдыхая настолько чистый воздух, что даже не хотелось портить его привычной утренней сигаретой. Бросить, что ли? Это вряд ли, уж слишком мне нравится ароматный табачный дым. Или просто привык, за столько-то лет. Кто его знает.

      Жанка ещё спит и это хорошо: недавние события и так подействовали на неё далеко не в лучшую сторону, а тут ещё обстоятельства втянули в едва ли не антиправительственный заговор. Это кого угодно выбьет из колеи, что уж говорить про молодую, наивную девчонку? Пускай поспит немного ещё - ей это сейчас нужно.

      Яр нас пока не беспокоил: видимо и сам находился в замешательстве. В исключительно мужское общество, не считая тётки Агрипины, супруги бывшего лесника, вдруг вливается эффектная, юная особа. Итог ясен - парни ходят петухами, выпячивая грудь, соревнуются друг с другом даже в мелочах. Того и гляди, дело до мордобоя дойдёт, а это, как ни крути, не есть хорошо. Секретная группа, разрываемая противоречиями, теряет слаженность и не всегда готова на сто процентов. И хотя Ярослав не раз и не два обращался к командованию с просьбой увезти отсюда Жанну, неизменно получал отказ без объяснения причин. Ну так мы и сами с усами, понимаем, что это очередной психологический тест на стойкость. Доиграются эти психологи, ой доиграются. Экспериментаторы хреновы!

      А вот и бойцы шумной толпой вывалились на улицу и первым делом посмотрели в сторону нашего домика. Увидели меня и, нет, не отвели взгляд, наоборот, посмотрели с вызовом. Я ухмыльнулся в душе, кое-как удерживая на лице выражение невозмутимости. Меня здесь самого начала все игнорируют, разумеется, за исключением Яра. Ну, понять их можно: неизвестно откуда свалившийся новичок, убийца, да ещё и с П.П.Ж. Тут у кого угодно гордость взыграет. Да и в деле они меня пока не видели, не знают чего ожидать, вот и не доверяют. Ничего, время показать себя ещё будет, а пока придётся перетерпеть игнорирование, которое, впрочем, меня не особо тяготит.

      От группы отделился Пашка-снайпер, позывной Павлин и направился ко мне. Не знаю, прозвали его так из-за имени, или по иным признакам, но сейчас он напоминал именно павлина: голова гордо задрана, плечи широко раздвинуты, грудь колесом. Поигрывает внушающими уважение мышцами, выставляя их напоказ, словно вышеупомянутая птица хвост.

      - Андрей, так кажется? - спросил он, словно и впрямь забыл моё имя. - Или все-таки Пьеро?

      - Как угодно, - пожал плечами. - И тот, и другой - я.

      Пашка смерил меня ничего не выражающим взглядом и продолжил:

      - Ну, о твоих "подвигах" мы наслышаны, а что ты ещё умеешь, кроме как убивать беспомощных женщин и детей?

      Если он хотел, задавая этот вопрос, вывести меня из равновесия, то ему явно это не удалось - мне давно наплевать на мнение окружающих.

      - Лучше всего я умею не задавать глупые вопросы, - и, помолчав, добавил, - и не отвечать на таковые, буде их кто-нибудь задаст.

      - Ершишься? А вот это ты зря: должен понимать, что мы с ребятами о тебе не знаем практически ничего, а это плохо, особенно если командир решит укомплектовать тобой нашу неполную "пятёрку".

      - Ладно, - согласился я. - Выдаю короткую справку. Умею стрелять: из "Винтореза" на триста метров семьдесят пять выбиваю стабильно, иногда больше, но меньше никогда. Из АПС на пятьдесят стопроцентный результат, причём по движущейся мишени. Могу управлять любой техникой, будь то колёсная или гусеничная, но не летающей. С минно-взрывным делом не знаком, максимум могу запустить гранату подальше. Неплохо орудую ножом, но не люблю. Поговорка Суворова: "Пуля - дура, штык - молодец" не по мне. Пока какой-нибудь дурак будет дожидаться меня с "молодцом" в руках, я его несколько раз "дурой" к праотцам отправлю. Вот, пожалуй, и все.

      - Да, негусто, - протянул Павлин, почесав гладко выбритый затылок, и вдруг оживился. - Слушай, селяне рассказывали, что когда ты от бандюков отстреливался, то песни горланил. А может ты ещё и на гитаре бренчать умеешь? У нас кроме Юрки никто не может её освоить, а он зачастую ленится порадовать друзей хорошей музыкой.

      - Нет, бренчать не умею, - отрицательно помотал головой я и, полюбовавшись немного на огорчённую физиономию Пашки, добавил. - А вот сыграть всегда рад, особенно если инструмент хороший.

      - Юрка, неси свою "даму сердца", - обрадованно заорал Павлин. - Новичок сейчас искусство демонстрировать будет.

      И вот, спустя минуту, она уже в моих руках. Не просто хороший инструмент - отличный. Дека гладкая, словно кожа юной девушки, струны мягкие, звонкие, как голос младенца. Гриф умело обработан, чтобы брать баре не составляло труда даже новичку. Сразу видно, что хозяин относится к гитаре, словно к любимой женщине: холит и лелеет.

      Трое взрослых мужиков расселись вокруг меня, в ожидании песни. Черт, и кто меня за язык тянул? Мог ведь отказаться, ещё как мог. А теперь... И что им спеть, в голове одна лирика, да Цой. Последнего не хочу - с возрастом увлечение прошло, лирические песни не для мужской компании. А если... Легким движением коснулся струн, закрыл глаза, вызывая в памяти подзабытые строки, и запел:

      Я буду сильным без ваших долбанных машин,

      Я буду сильным, очаровательно крутым.

      Я буду классным, когда взорву ваш магазин,

      Таким опасным и сексуально заводным.

      В интересах революции,

      В интересах революции-и-и.

      В интересах революции,

      В интересах революци...

      Налейте крови, бокалы синие пусты,

      Давайте выпьем за обаяние борьбы.

      За идеалы, мы их ковали на огне,

      За ваших дочек, которых я возьму себе.

      В интересах революции,

      В интересах революции-и-и.

      В интересах революции,

      В интересах революци...

      Пока ты чистый, пока ты прёшься по борьбе,

      Любая кукла умрёт от счастья на тебе.

      И пока ты веришь, пока ты давишь рычаги,

      Рвутся целки, умирают целки от любви.

      В интересах революции,

      В интересах революции-и-и.

      В интересах революции,

      В интересах революции.

      (Агата Кристи. В интересах революции)

      Музыка стихла, замолчал и я, ожидая справедливой критики. Знаю, что голос у меня не ахти, да и на гитаре вот так, для кого-то, уж и не упомню когда в последний раз играл. Но вокруг царила тишина, прерываемая лишь птичьим пересвистом, да стрекотанием кузнечиков. Открываю глаза и вижу, что мужики смотрят на меня, открыв рты. Вот те раз, и чем я их так удивил. Но опережая готовый сорваться вопрос, голос подал Колька, позывной Шуми:

      - Ну, ни фига себе ты выдал! Это же целая ода в нашу честь.

      - Не я, Агата Кристи, - поправил ваш покорный слуга. - Я всего лишь перепел.

      - И не в первый раз, - уточнил Пашка. - Рассказывал как-то Корнет про одного парня с которым служили вместе. Тот тоже эту песню часто напевал. Значит это ты. А мы всё гадали, чего это командир встрял за незнакомых людей? Не из-за бабы же?

      - Не из-за Женщины, - поправил выглянувший из-за угла дома Ярослав. - Чего разгалделись, заняться больше нечем? Так, заканчиваем импровизированный концерт и марш заниматься делами. Павлин и Шуми отрабатывают рукопашный бой, а наш дорогой товарищ Юрий сегодня дневалит.

      - Но командир...

      - Отставить пререкания! Выполнять! А вас, Пьеро, - это уже мне, - я попрошу остаться.

     

      Глава девятая.

      Не спеша мы подошли к нагретой хоть и осенним, но все ещё тёплым солнцем, лавочке. Сели. Яр достал из кармана сигареты, предложил, но я, отрицательно покачав головой, закурил свои.

      - Думаю, у тебя много вопросов накопилось, - сказал он, пуская дым колечками. - Спрашивай.

      - Да не особенно, - пожал я плечами. - Как-то нет желания лезть не в своё дело. Уж прости за откровенность.

      - И ты туда же, - с горечью в голосе произнёс Ярослав. - Не моё дело. Моя хата с краю. После нас хоть потоп. Наслушался уже по самое не могу. А в чем же тогда заключается ТВОЕ дело?

      - Весь последний год и даже чуть больше, оно остаётся неизменным - месть. Мне пришлось взять небольшую паузу, чтобы защитить ее, - я кивнул в сторону домика, за бревенчатыми стенами которого спала Жанна. - Как только решу эту проблему - продолжу. А все остальное мне до фонаря. Я, конечно, благодарен и селянам, и тебе, но это не значит, что я откажусь от своей цели.

      - Об этом разговор не ведётся, наоборот, нам выгодна твоя вендетта. Теперь уже ты прости за откровенность.

      Ха, а вот это уже интересно. Кому это нам? И в чем заключается эта выгода? Все страньше и страньше. Но спрашивать не стал - надо будет, мой друг сам все расскажет.

      - Молчишь? Как всегда, ждёшь продолжения, делая вид, что тебе не интересно? Ладно, слушай.

     

     

      Рассказ Ярослава.

      Преследование закончилось на третий день.

      "Черти" знают горы как свои пять пальцев, каждая расщелина, каждая пещера для них дом родной, знают наперечёт названия всех горных рек, даже тех, которые едва ли больше ручья. В общем, погоняли нас не слабо, четырежды за трое суток устраивали засады, надеясь если и не уничтожить, то хотя бы заставить отступить, но мои ребята тоже не лыком шиты. Восемь человек против трёх десятков террористов, силы неравны, а мы всё равно гоним их, не потеряв в кратковременных стычках ни одного человека. Мои "Волки" молодцы, работают слажено без лишних слов и движений, малейшая угроза, активная мгновенная оборона. Высунь "чёрт" голову хоть на секунду и одним мёртвым террористом станет больше.

      По всей Чечне и далеко за её пределами о моих ребятах ходят легенды, боевики при одном упоминании о "Волках" бледнеют, вот и сейчас тридцать вооружённых до зубов детей гор убегают от взвода российских солдат. Орлы, блин. Скорее, воробьи из сквера. Что поделаешь, какие учителя, такие и ученики. Инструкторы-янки, ха! Да-да, те самые, которые с терроризмом по всему миру борются. Вопрос, кого они считают террористами? Женщин и детей, которые не в состоянии оказать сопротивление? Американцы - нация трусов, получив достойный отпор, бегут со всех ног, или наносят "точечные удары" крылатыми ракетами, как это было в Югославии, когда уничтожили сотни студентов, пытавшихся защитить мост. Или в Ираке, целясь в Саддама, попали в детскую больницу, на крыше которой врачи нарисовали огромный красный крест.

      Конечно, проще наносить удары по беззащитным объектам, чем, скажем, по хорошо защищённым военным целям. Так чему янки могут научить чеченцев, грузин и прочих? Ведь они и не помышляли о терроре, пока американцы не занялись промывкой мозгов, да и промывать пришлось не многим. Несколько десятков сильных личностей, способных взбаламутить народ, длинный доллар, да состоящие на жаловании Вашингтона боевики Аль-Каиды, вот три составляющие начала войны в Чечне. Про первого президента умолчу, он лишь пешка в шахматной партии, затеянной американцами, или шестёрка американского коллеги, кому как понятнее.

      Зачем это Штатам? Ответ до смешного прост. Война должна ослабить Россию, чтобы можно было взять лакомый кусочек голыми руками, но, как впрочем, и всегда, русских недооценили. Нищая страна не сломалась, наоборот, даже поплёвывала в сторону Запада. Не правительство, но простой народ, обыватели, те, кто войны и выигрывают. До недоразвитых американских мозгов никак не доходит, почему русские с таким пылом отвергают великую американскую мечту. Потому что в ней нет самого главного, а именно души. Россия духовная страна, гордостью которой всегда были поэты, а поэт должен, нет, просто обязан быть бедным и значит, идея всеобщего обогащения в России не приживётся никогда. Но американцы никак не могут этого понять, так как не дают себе труда задуматься, да и не захотят понять. Зачем? Америка, величайшая в мире страна, все остальные должны понимать и принимать её, а никак не наоборот.

      Так, что-то я отвлёкся. Вечно со мной так, когда устаю, мозг самопроизвольно переключается на что-нибудь постороннее, при этом тело совершает все необходимые движение, а глаза фиксируют всё, происходящее вокруг. Раз я отвлёкся, значит, опасности нет, да и откуда ей взяться, "черти" наверняка уже вошли в самое спокойное ущелье мира. В Грузии, сволочи, решили отсидеться, под тёплым крылышком папаши Саакашвили. Ну-ну, так мы им и позволим. Плевать на границу, террористов необходимо уничтожать везде, чтобы знали, им нигде не спрятаться и на луне достанем, не то, что в какой-то Грузии, где и грузин давно нет. А чеченцы не понимают, что в ущелье им конец, место открытое, отстреляем как в тире. Шансов уцелеть у них нет ни единого.

      Так и есть, "черти" в Панкисии. И что удивительно, ведь знают же, что мы рядом и спокойно расположились на отдых. Развели костры, шашлык жарят. Блин, аж слюнки потекли. У нас кроме осточертевших сухарей да соевой тушёнки ничего нет, даже чая, без которого у меня жутко болит голова. Сейчас за стаканчик чёрного ароматного "купчика", десять лет жизни готов отдать.

      И всё же что-то необъяснимое происходит. Я никогда не считал боевиков идиотами, но сейчас не могу найти разумного объяснения их поведению. Почему они сидят на открытом месте, не выставив дозорных и побросав в кучу оружие. Неужели они надеются на неприкосновенность грузинской границы? И хрен с ними, раздолбаем как Бог черепаху. Задание выполнено, ещё одна "галочка" в актив "Волков".

      Взошло солнце. Заснеженные горные вершины засверкали так ярко, что глазам больно смотреть. Лёгкий туман поднялся вверх и растворился в пушистых, словно перина, облаках. Жаворонок засвистел восторженную песню. Подул тёплый свежий ветер. Не хочется думать о смерти в такое утро, но сегодня точно кто-то умрёт и это будут не мои ребята.

      - Командир, что происходит?- спросил подошедший Муслим.- Парни обеспокоены и я тоже, если быть честным. "Чехи" странно себя ведут, как будто хотят, чтобы их отправили прямиком к Аллаху. Может, обкурились?

      Я посмотрел на своего заместителя и горько усмехнулся. Россиянин иракского происхождения, высокий, жилистый, настоящий сын песков, хотя и видел пустыню последний раз в возрасте семи-восьми лет. Кровь отца, всемирно известного учёного, близкого друга Саддама Хусейна и настоящего воина, передалась сыну. В конце восьмидесятых, когда Штаты попытались покорить Ирак, он отправил жену, русскую по национальности, и сына в Союз, а сам остался защищать страну от заокеанских оккупантов и погиб. Муслим с тех пор не был в Ираке, но продолжает считать его своей Родиной.

      -Мне известно не больше твоего, сержант,- ответил я.- Но я не собираюсь отказываться от подарка. Мне не кажется, что стрелять по пока безоружным, в спину, из укрытия не этично. Плевать я хотел на этику, откровенно говоря. Террористы поступают подобным образом, а мы чем хуже? Нельзя бороться с террором посредством кем-то придуманных правил, главное уничтожить, а как не имеет значения. Дай мне волю, и я вырву у этих гадов половые органы и заставлю сожрать без соли. Понимаешь, они не люди и даже не звери. У них нет души.

      -Нельзя называть террористом каждого, кто борется за независимость, устало произнес Муслим.- Не все режут головы, взрывают больницы, школы, самолёты. Есть и настоящие воины Аллаха, солдаты, названные террористами в угоду Западу.

      -И что ты предлагаешь, сортировать? Некогда. Те, которые внизу, виновны уже в том, что взяли в руки оружие и погрузили Чечню в пучину хаоса. Сколько мы с тобой в одном взводе, полгода? И ты так до сих пор ничего не понял. Знаешь, почему я до сих пор жив? Для меня каждый кавказец - враг, с оружием в руках или без оного. Если есть хоть малейшее подозрение, что передо мной террорист - убью. И вообще, за каждого убитого русского солдата, а их здесь полегло немало, восемнадцатилетних мальчишек, я бы уничтожал целое селение со всеми жителями, будь то женщины и дети. Только так можно остановить террор, уподобившись тем, против кого воюем.

      - Но так нельзя!- шёпотом воскликнул Муслим.- Мы не можем так поступать, это против правил.

      -Правил?!- возмутился я.- Чьих, американских? Не стрелять в безоружных, даже если они в военной форме, к мирному населению относиться уважительно? К чертям собачим. Знаю я, как янки придерживаются своих же правил, особенно в Ираке, твоей, кстати, родине. Летит самолет, красивый такой, блестящий на солнце, под завязку набитый фосфорными бомбами. Пилот видит нарисованный на крыше красный крест. Идеальная цель, в ответ не пальнут. Накрыл, и на авианосец с чувством выполненного долга. Нет уж, Муслим, на войне только одно правило - никаких правил. И не забудь, в отличие от тебя я был в Югославии.

      Боль потери вновь обожгла душу. Чёртовы америкосы! Анну я вам не прощу никогда.

      Наш разговор прервал стрёкот подлетающего вертолёта. Поправка, двух вертолётов. "Апачи" с символикой НАТО. Огромные стальные стрекозы зависли в нескольких метрах от земли и исторгли из чрева десант. Два... Пять... Десять... Пятнадцать закованных в броню фигур. Бронежилеты тонкие, почти невидимы глазу, но из автомата уже хрен пробьешь. На головах шлемы, снабжённые лазерными прицелами и тепловизорами. В руках автоматические винтовки "М-16А2", улучшенные, но против "калаша" всё равно дерьмо.

      Вновь прибывшие подошли к боевикам и начали обниматься, как лучшие друзья после долгой разлуки. Хлопали друг друга по спине, смеялись, сообща занялись обустройством лагеря, биотуалетов понаставили. Каждому отдельно взятому солдату по сраль.., пардон, по отхожему месту. Сволочи, вконец обнаглели. Вот кого "черти" дожидались, поддержку в виде спецвойск Североатлантического альянса. Ну-ну, ребята, давайте поиграем.

      Все "Волки" собрались вокруг меня. Муслим, зам комвзвода, Ястреб, с "Агленем", Гога и Вий, любители "калашей", Стрелок и Бабай с мощными "АСВК-корд", связист Глухой. Лучшие из лучших в российской армии. Сидят вокруг и смотрят на меня с молчаливым вопросом. Да, положеньице. С одной стороны вступить в бой, значит подставить под удар страну, с другой, уйти никак нельзя, хватит и одного Буденновска. Дьявол, что же делать? Эх, была, не была, как говорил великий полководец: "Главное вступить в бой, а там посмотрим".

      -Ястреб, на тебе вертолёты,- отдал я приказ.- Глуши их "Агленем", так надёжнее будет. Стрелок и Бабай с "кордами" отстреливают америкосов. Гога и Вий, на вас беспрерывная долбёжка из подствольников. Я и Муслим с "драгунами" зайдём с тыла. Глухой, свяжись со штабом, доложи обстановку. И о том, что мы готовы начать бой. Через пять минут приступаем. Вопросы есть? Нет? Тогда по местам.

      Никто не оспорил моё решение, хотя, и я это видел, не все его приняли. Мочить террористов - одно, а вот связываться с коммандос - совсем другое. Пропаганда делает своё чёрное дело. Во всех голливудских поделках штатовские солдаты выглядят непобедимыми суперменами, в одиночку, помните Рембо, уничтожают вражеские армии, не повредив причёску, не говоря уже о ранениях, или, не дай Бог, смерти. Невероятно, но в это верят, хотя подготовка у янки хуже некуда. У нас стройбатовец знает и умеет больше, нежели американские горе-воины, даже если вооружён одной лишь сапёрной лопаткой.

      А янки красавцы, одним видом внушают.... В общем, внушают. Внешний облик идеального солдата, защитника. Уверенные, даже самоуверенные до наглости, но если присмотреться, сразу становится, заметен страх в глазах. Глубоко запрятанный, но всё же различимый. Вот что происходит с людьми, если переоценивать жизнь, не чужую, она ничего не стоит, особенно если эта жизнь не американца, но свою. Пословица: "Своя рубашка ближе к телу" вопреки расхожему мнению родилась не в России - в Штатах. Вся жизнь янки проходит под её руководством, поэтому они и затевают бесконечные войны. Япония, Корея, Вьетнам, Южный Китай, Лаос, Афганистан, Югославия, Ирак, остатки зубов на Иран точат.

      Браво Ираку, четверть века америкосы пытаются поставить страну на колени, но облом-с. Чего только не используют, танки, авиацию, "точечные удары крылатыми ракетами", всё арабам побоку. Решили подключить давно испытанное оружие - пропаганду, мол, все, кто противостоит американцам - террористы и общественное мнение полностью солидарно. Идиоты! Раскройте пошире глаза, прочистите уши, подключите мозги, наконец. Какие, на фиг, террористы?! Борцы за свободу своей страны от американской оккупации, герои, наплевавшие на общественное мнение.

      Но нет, весь чёртов мир развесил уши, вслушиваясь в штатовский бред. А ну-ка ответе мне, за какие грехи янки пытаются заочно осудить Саддама Хусейна? За то, что отказался лечь под Америку, снабжать её нефтью по бросовым ценам, заставить свой народ оплачивать роскошную жизнь зажиревших янки? Это у нас теперь считается преступлением? А за что убили Милошевича? Слишком много знал и мог рассказать. Неладно что-то в Датском королевстве, господа. Убийцы занимают судейские кресла и судят своих жертв. А мы молчим, привыкли, как телки идти на поводу у Запада. Что-то важное мы потеряли за время ельцинизма, что-то очень важное, без чего мы уже не мы. Слово русский перестало внушать уважение, превратилось в нарицательное.

      Я, наконец, нашёл идеальное место для ведения стрельбы между двух отполированных дождями и ветрами валунов. Абсолютно невидим снизу, зато противник как на ладони. Я погладил старенький, но по прежнему надёжный "драгунов", пальцы легко проскользили по гладкому, как колено девушки, прикладу. Отличное оружие, любой бронежилет не помеха, а "СП-5" даже натовский пробивает насквозь. Янки покойники, сомнений нет, я уверен в победе на все сто, но всё равно мандражирую. В рукопашном бою америкосы полное дерьмо, убедился в этом на личном примере ещё там, в Югославии, а вот в огневой контакт вступать не доводилось. Хотя, по рассказам "афганцев", худших вояк в мире нет, но не это меня пугает. Бой, который начнётся через несколько минут, станет вызовом всему миру, и только Господь Бог знает, к каким последствиям он приведёт, но я принял решение и отступать не намерен.

      Ожил переговорник.

      -Командир!- врезался в ухо встревоженный голос Глухого.- Получен приказ из штаба в бой не вступать. Отойти к границе, там нас встретит "вертушка". Повторено дважды.

      Чёрт, опять бежим, поджав хвост! Когда же это кончится, когда мы наберёмся смелости на адекватный ответ. Янки топчут нас ногами, а мы только улыбаемся и просим повторить. Я уже начинаю стыдиться того, что родился русским. Где те времена, когда американцам за подобные поступки без колебаний вышибли мозги, потому что такое оскорбление смывается только кровью. Ещё четверть века назад янки подобную выходку не могли себе позволить, зарываясь от страха лицом в подушку при упоминании о Союзе.

      -Что будем делать, Корнет?- задал вопрос Муслим.

      Я задумался. Хороший вопрос, извечный. Отступить? Чёрта с два, я остаюсь, а там хоть трава не расти. Мои размышления прервал многократно усиленный мегафоном голос:

      -Русские солдаты, вы получили приказ! Выполняйте его, иначе мы обвиним вас в нарушении государственной границы независимой Грузии. Мы не хотим причинить вам вред, Америка не враждует с Россией, но если через пять минут вы не уйдёте, наше правительство выдвинет санкции против вашей страны. Уходите!

      Ух, ты, прям как фашисты. Чаша моего терпения не просто переполнилась, она треснула. Теперь я точно не уйду, даже если приказ отдаст верховный главнокомандующий. Плевать на последствия, никто ничего нам сделать не сможет. Россия не Украина и не Грузия, пусть только сунутся, порвём, опыт имеется. Но за ребят я решать не могу. Нарушив приказ, мы рискуем не только карьерой, но и свободой, а у Гоги дети, у Бабая жена на сносях. Я просто не имею права подводить их под монастырь.

      -Парни, вы всё сами слышали,- обратился я к бойцам через переговорник.- Я не могу вам приказывать. Решайте сами, остаться или уйти. В любом случае, всю ответственность беру на себя.

      Молчание длилось всего секунду, но она показалась мне растянутой на десятилетия.

      -Не валяй дурака, Яр,- ответил за всех Муслим.- Куда ты, туда и мы. Дадим янки бой, пусть вкусят нашего угощения. Выступим в роли тапка для тараканов. Пусть, сволочи, знают, что жива ещё Россия.

      -Отлично! Действуем по ранее разработанному плану. Ястреб, тебе открывать бал. "Апачи" стоят рядом, так что одним выстрелом двух птах. Остальные вступают в игру после первого взрыва. Начинаем!

      И потянулись долгие секунды ожидания. Натовцы и "черти", уверенные, что мы ушли, расслабились, вольготно расположились на складных стульях и приступили к трапезе. Что ж, приятного аппетита.

      "Аглень" шумное оружие, при выстреле ревёт как "Катюша". Один вертолёт расцвёл огромным огненным цветком, осколки разлетелись в разные стороны, поразили вторую машину и нескольких солдат противника. Ужасная паника воцарилась в ущелье. Люди бегали, громко крича, в поисках оружия, искали укрытия за камнями, но тщетно. "Корды" разносили камни в клочья, а заодно и спрятавшихся за ними врагов. Тех, кто оставался на открытом месте, снимали мы с Муслимом. Лишь кавказцы попытались дать отпор, натовцы же впали в истерику.

      Мне сквозь прицел удалось разглядеть одного. Совсем мальчишка, лет восемнадцать-двадцать, сидит на земле, даже не пытаясь поднять валяющееся рядом оружие. Грязными кулаками размазывает по лицу слёзы ужаса. Да, не этого он ожидал от командировки. Видимо командование расписало в ярких красках, как они одним только грозным видом разгонят трусливых русских, а затем герои вернутся домой, где им воздадут заслуженные почести. Лично президент вручит каждому по "Серебряной звезде" и до конца жизни они будут пользоваться уважением сограждан. А вместо этого взрывы, выстрелы, кровь, смерть. Да, дружок, это война, здесь не только другие, но и ты можешь умереть. С какой-то брезгливой жалостью я всадил ему пулю в лоб. Тело юноши упало на спину, совершило несколько судорожных движений и навеки застыло. Жестокий век, жестокая жизнь. Глупо.

      Бой закончился так же внезапно, как и начался. Захваченный врасплох противник не оказал серьёзного сопротивления, на дне ущелья остались только трупы, да чадящие останки вертолётов, дым от которых застилал ещё недавно чистое голубое небо. Скоро сюда прибудет целая армия, пора уносить ноги. Я в темпе вальса провёл перекличку, слава Богу, все живы-здоровы. Скомандовав отход, я подхватил "СВД" и резво спустился вниз к своим. Горячка боя отступила и меня начала терзать одна мысль. Какие мотивы побудили меня к действию? Действительно ли я хотел защитить Родину? Надеюсь что да. Хочу надеяться.

     

      "Вашингтон пост"

      "Из неофициальных источников в правительстве стало известно, что вчера взвод российских солдат, именуемых "Волки", нарушил границу Грузии и вступил в бой с пограничниками. Обладая превосходством в живой силе и вооружении, "Волки" расстреляли из укрытий, не ожидавших вероломного нападения грузинских солдат, детей, совсем недавно призванных на военную службу. Информации о точном числе погибших пока нет, но, опять же, неофициальный источник сообщил, что практически весь личный состав заставы уничтожен. Подоспевшие на помощь войска Североатлантического альянса вступили в бой с превосходящими силами противника и уничтожили его. Вновь американские войска доказали своё превосходство. Лучшая в мире армия всегда готова прийти на помощь более слабым странам, таким как Грузия, которая, обретя независимость, всё равно страдает от тирании русских. А Россия обязана ответить за свои преступления, необходимо, чтобы российское правительство объяснило причину столь варварского поступка".

      "Чудовищное землетрясение потрясло сегодня столицу Грузии Тбилиси. Сила подземных толчков достигала семи баллов по шкале Рихтера. Сильно пострадали помещения двух гостиниц, в которых располагался личный состав войск НАТО. Около пятнадцати человек числятся пропавшими без вести. Мы обещаем в дальнейшем сообщать о развитии событий. Америка молится о пропавших сынах отечества. Мы не теряем надежды".

     

      Из того ущелья мы возвращались с комфортом: "летуны", молодцы, сели у самой границы, так что пешкодралом долго идти не пришлось. Встретили как героев, горячим чаем из термоса напоили, вот только смотрели как-то сочувствующе. Да я и сам прекрасно понимал, что за выкинутый фортель нас по головке не погладят, но жила надежда отделаться "губой" и выговором с занесением.

      Ага, размечтался! По прибытии нас в спешном порядке разоружили и отправили в "тигрятник" дожидаться высокого начальства из самой первопрестольной. Спасибо хоть накормили по-человечески, а уж спать мы завалились сами, без исполнения колыбельной. А перед этим у меня состоялся разговор с комбатом.

      - И наворотил же ты дел, Яр, - Степаныч сокрушённо покачал головой. - Знаешь, какой хай поднялся? Москвичи телефон оборвали, требуют ваши головы на блюде. Назавтра грозились прислать уполномоченного члена.

      - Батя, ты же понимаешь, что у меня не было иного выхода! - произнёс я. - Нельзя "чертей" отпускать, иначе огребёмся по-полной. Да и надоело, если честно, позорно бегать. Мы солдаты, или подстилки штабные?

      - Что ты меня агитируешь? Думаешь, мне сложившаяся ситуация нравится? Чёрт, ты поступил совершенно правильно. Валить этих козлов надо было, а янки сами виноваты - опять полезли, куда не просят. Вот только как это объяснить столичным мудозвонам? В общем так, готовь, Корнет, вазелин. И это в лучшем случае.

      - Да хрен с ним, лишь бы ребят не тронули. Они выполняли мой приказ, так что всю вину возьму на себя.

      - Ишь, какой выискался, - хмыкнул комбат. - А ты поинтересуйся у своих парней, хотят они за твоей спиной прятаться? То-то и оно, что нет. Знаешь ведь, что не сольют. В твоём взводе настоящие мужики служат, не то, что...

      Майор, не закончив фразу, замолчал, на волевое лицо набежала тень, но я прекрасно понял, что он имел в виду. Недавно рота необстрелянных новобранцев, под началом непонятно откуда взявшегося капитана, попала в засаду. Пока юнцы спешно готовились к бою, папаша-командир тихой сапой свалил. Мальчишки, разумеется, полегли, а этого козла мы едва не разорвали голыми руками. Сукиному сыну повезло: пришёл приказ первым же рейсом отправить его в столицу. Оказался генеральским сынком, теперь в Москве, при генштабе служит, да охмуряет баб, сверкая медалью "За отвагу", полученную за участие в боевых действиях.

      - Ладно, Яр, отправляйся-ка ты спать, - Степаныч, с шумом отодвинув стул, поднялся на ноги. - Завтра тяжёлый день. И не ссы: бог не выдаст - свинья не съест.

      Наутро меня выдернули из "тигрятника" и представили перед светлые поросячьи глазки прибывшего из столицы полковника. Ряха - за неделю не обсерешь, как ни тужься, форма наглаженная, чистая, без единого пятнышка, в яловые сапоги можно смотреться как в зеркало. Сразу видно: штабная крыса, пороху не нюхавшая, свой выезд на передовую считает чуть ли не геройским поступком. По прибытии обратно медаль потребует, а то и орден.

      - Здравия желаю, товарищ полковник, - зычно гаркнул я, лихо взяв под козырёк.

      - Ты что вытворяешь?! - заорал полкан, без прелюдий переходя к акту. - Ты приказ об отходе получил? Что молчишь, отвечай, когда к тебе старший по званию обращается.

      - Так точно, - по уставу ответил я.

      - Тогда какого хера не выполнил? Ты что, не понимаешь, что подставил всю страну под удар эти своим демаршем?

      - Никак нет!

      Полковник раззявил пасть, как дохлая рыба и выпучил на меня глаза.

      - Как это понимать?

      - Я не считаю, что принятое мной решение нанесло какой-либо ущерб России. Наоборот, возможно именно благодаря действиям вверенной мне группы, мы в будущем избежим второго Будёновска.

      - Ах, значит ты не считаешь! - прошипел полкан. - Да кто ты такой? Кто дал тебе право нарушать приказ? Ты - вошь, раздавить которую, раз плюнуть. Американцы - наши союзники в борьбе с мировым терроризмом.

      - Слушай, ты! - сорвавшись, прорычал я. - Закрой пасть, а то смердит за версту! Где был ты и твои союзники, когда зелёных мальчишек бросили в центр Грозного на растерзание скотоподобных чеченов, вооружённых новейшим штатовским оружием? Когда они заживо горели в "тройках", броню которых выстрел из автомата прошивает насквозь? Они умирали, выполняя и твои в том числе, еб...тые приказы. А ты, сука, в это время жировал в столице, да баб мял. Спрашиваешь, кто дал мне право? Они, сгоревшие заживо в говённой технике, выпущенной нашей оборонкой. Те, которым потерявшие человеческий облик "черти", резали головы и яйца, те, кто будучи смертельно раненными, не торопились подыхать и отстреливались до последнего патрона, лишь бы товарищи пожили чуть дольше. Так что не смей, мразь, на меня орать!

      Лоснящаяся от жира рожа налилась кровью, приобретая тёмно-бардовый оттенок. Полковник хватал широко, хотя, казалось бы, куда ещё шире, распахнутым ртом воздух. В какой-то момент мне показалось, что штабную крысу хватит апоплексический удар, но нет, как говорится, говно не тонет. Прохрипев нечто невразумительное, полкан, с удивительной для человека подобной комплекции проворностью, вылетел из кабинета, оставив меня наедине со своими мыслями.

      Наверное, я несколько погорячился, но это моя извечная беда. Терпеть не могу кичливых уродов, строящих из себя чёрт знает что. Да и накипело. Первая Чеченская компания - позор России, Вторая не лучше, хотя, казалось бы, должны были научиться на собственных ошибках. И научились же, только не мы, а горцы. Кардинально поменяв тактику, перешли к партизанской войне, к которой наш командный состав оказался совершенно не готов. Плюс штатовское вооружение, превосходящее наше на порядок, средства связи заставляли обливаться горючими слезами наших "маркони", а уж про броники и говорить нечего. А мы до сих пор преимущественно на давно устаревших Т-80 воюем. Да и то с горем пополам: уровень поставок ГСМ оставляет желать лучшего. И продолжают ребятишки ложиться костьми, лишь бы злой чечен носа не смел высунуть с гор. А эти московские козлята, во главе с главнокомандующим козлом, только и умеют, что солдат нагибать, да раком ставить. Уроды!

      Война окончена, в Чечне проводится контртеррористическая компания. Гражданские лохи с упоением аплодируют словам "многоуважаемого" президента. Ура! Наконец-то мир! Ага, вас бы в этот мир. Раньше хоть понятно было, где враг, а сейчас? Идёшь по улице и гадаешь: из-за какого забора по тебе очередью шмальнут? А потом заныкает этот стрелок автомат подальше, и попробуй предъявить ему хоть что-нибудь. Ещё, паскуда, и голосить начнёт о беспределе русских. И высокое московское начальство принесёт извинения "мирному овцетраху", а тебя, в лучшем случае, вышибут из армии, ну а в худшем...

      Наверняка все помнят громкое дело одного полковника. И не забыли, чем всё закончилось. Слили наши гаранты мужика в угоду горцам и мировому сообществу. А ведь героический был полкан, в отличии от клеймивших его штабных крыс. Изнасиловал, видите ли, невинную чеченскую девушку. Да эти "невинные" сами с превеликим удовольствием раздвигали ноги за банку тушёнки, а уж за ящик и подруг на всю роту притаскивали. И вот за одну из таких блядей, схватил мужик приличный срок. Загнобили, суки, армию. В жопу!

      А наутро прибывший из первопрестольной мудак перед строем срывал погоны с меня и моих ребят. Прощай, служба...

     

      - Извини, большего я рассказать тебе не могу - это не моя тайна, но ты не глупый человек и вполне способен остальное додумать сам, - слегка помолчав, продолжил Яр и протянул мне потрёпанную тетрадь. - Но чтобы ты понял немного больше почитай на досуге. Это записки одного из наших генералов. Фамилию упоминать не имеет смысла, ты и сам её прекрасно знаешь.

      А то как же! Козе понятно, что эта заимка совсем не то, чем кажется. Точнее, не совсем то. Разумеется, есть и егерь, и наблюдение за зверьём ведётся регулярно, и браконьеры отпугиваются, но на кой, объясните мне, ляд здесь, помимо Яра, ещё три мордоворота, у которых на лбу написано: спецура. Да и друг мой не так прост: есть кое-какие нестыковки в его коротком рассказе.

      - Не можешь, значит, не можешь, - согласился я. - Ты мне лучше вот о чем скажи, что дальше? Мы же не можем вечно скрываться здесь, рано или поздно, но вылезти из норы придётся. А там нас будут поджидать Остап с Маратом.

      - Извини, но здесь я тебе не советчик. Одно дело, вытащить вас из неприятностей и совсем другое, решать Ваши проблемы. Я человек подневольный и не могу действовать по собственному желанию.

      Оп-па! Ну-ка, ну-ка, подневольный, значит. А я о чем говорил? Чует моё сердце, что у Ярослава присутствует мысль втянуть меня в какие-то непонятки, только пока не решился. Ладно, подтолкнём.

      - Я тебя о другом хотел попросить: можешь оставить Жанку здесь, пока я буду решать НАШИ проблемы? Не знаю, правда, сколько времени это займёт, но не думаю, что много. И, если облажаюсь, ты о ней, надеюсь, позаботишься?

      - Об этом мог бы и не спрашивать, я все сделаю, но... Услуга за услугу, согласен? Учти, даже если откажешься, это ничего не изменит.

      Вот мы и добрались до сути. Но Ярик гусь какой, повернул все так, что я теперь точно уже не откажусь, иначе перестану чувствовать себя мужиком. Поэтому, вздохнув, я произнёс:

      - Выкладывай...

      И вот я, как вышеупомянутый персонаж, тихарюсь в лесу. А на дворе осень: сыро, холодно, едва ли не ежедневно то дождь, то снег, а то и вместе. На тушёнке и сухарях не зажируешь, жрать охота, да и чай не согреть - костёр разводить нельзя, даже в яме: вмиг срисуют по дыму и отблескам. Так что ещё пару дней и придётся сваливать, правда, пока не знаю как. Посёлок перекрыли наглухо, даже неприметные тропинки контролируются. Сюда-то успел добраться до того, а вот назад - облом. Одна надежда, что этот хмырь высунется из дома хоть на полминуты, больше мне не понадобится, а там, прикрываясь возможной, ВОЗМОЖНОЙ, суетой, удастся уйти. Или нет, тут уж как карта ляжет.

      Черт, и откуда их столько набежало! Да ещё столько... нерусских. Я по-английски ни бельмеса, но уж узнать эту мову проблем не составляет. Хотя это ни о чем не говорит - на аглицком сейчас большая часть населения земного шарика балакает. Даже у нас стало проблематично встретить надписи на русском, куда ни глянь: "Hotel" да "Shop". Но, учитывая то, что мне напоследок рассказал Яр, картина вырисовывается довольно интересная.

      Мало для кого является секретом, что за вторжением американцев в Афганистан скрывается желание контролировать маковые плантации и, соответственно, поток героина. С Колумбией прокатил более мягкий вариант, а вот гордые арабы не склонили головы. В принципе, на Афган мне плевать, но вот на поток наркоты, хлынувший в Россию через Таджикистан, нет. И, соответственно, на кучу бабла, уплывающего из моей страны в Штаты. А насчёт наводнивших улицы наркоманов, я полностью согласен с правозащитниками: это больные люди и их надо лечить. Даже знаю превосходное лекарство - пуля в голову. Привыкли, блин: залез этот "больной" в квартиру и, если хозяев не оказалось, то просто украл, а вот если кто-то есть, то дело закончится, скорее всего, трупом. И что наш суд, "самый гуманный в мире"? На принудительное лечение отправит и этим ограничится. Да пошли они в то самое место, на котором сидим!

      Так, ладно, куда-то меня не туда понесло. Хрен с ними, наркоманами, пусть травятся, может, передохнут быстрей. Так сказать, естественный отбор в действии. А мне сейчас не до них. Вон моя цель, из дома носа не высунет. Один из многих банкиров, который занимается отмыванием тех самых денег, для их последующей отправки в Штаты. И на которого меня натравил Ярослав. Вот ведь нехороший человек, знает же, что для меня слово "банкир", то же самое, что для бультерьера команда "фас!". Потому и решил использовать хоть маленький, но шанс, выполнить задание, которое сам же с успехом провалил.

      - Мы его уже дважды пытались достать, только все без толку. Единственно, чего добились, так это того, что он перебрался в загородный особняк, - сокрушённо признался Яр. - Охрана у него дай боже - там и наши спецы, и забугорные. Глаз с него не спускают.

      - И ты хочешь, чтобы я, в одиночку, сделал то, что оказалось не под силу четырём опытным бойцам? - надеюсь, он уловил сарказм, звучащий в моем голосе. - Если это шутка, то довольно неудачная.

      - Какое самомнение! Нет, конечно. Нам не хватает ещё одного человека для полноценной боевой "пятёрки". Да и банкир этот вот где сидит, - мой друг похлопал ладонью по шее. - Ты думаешь, деньги оседают на Западе? Ага, щас! Нет, с большей частью так и происходит, но вот остатки, а их не мало, поверь, идут на постепенное уничтожение России. Финансирование правозащитных организаций, оппозиционеров вроде Мемцова, проплата всяким мудакам типа Сердюченко - это всего лишь малая часть. Это как в девяностые, когда нас заставили утилизировать ракеты. Не было у нищей страны на это денег, так "добренькая" Америка профинансировала, а Борька и сотоварищи на этом ещё и неплохо нажились.

      - Не надо меня агитировать, я же тебе говорил, что...

      - Знаю, тебе наплевать, - перебил меня Яр. - Только прости, не поверю. Ты же не дурак и прекрасно понимаешь, что смерть твоей жены неразрывно связана с беспределом, царящим в нашей стране. Ладно, грохнул ты гендиректора и коллекторов. А что дальше? Их места займут другие и все вернётся на круги своя. Уже вернулось. И получается, что жена твоя умерла впустую. Нельзя останавливаться, только в этом залог победы. Хочешь, чтобы ее помнили, чтобы имя Жанна внушало ужас тем, кто попытается сотворить подобное с кем-нибудь ещё? Тогда действуй, хоть в одиночку, хоть с единомышленниками. А их в России не так уж и мало. С некоторыми ты успел познакомиться и даже повоевать совсем недавно. Именно повоевать, потому что то, что сейчас происходит, иначе как войной не назовёшь. Освободительной. Такой же, какую вели наши деды в сороковые годы прошлого века. Только враг в страну вошёл не бряцая оружием, а соря деньгами, обещая невиданные до этого свободы, чуть ли не рай на земле. И люди, понукаемые представителями "антелигенции", их приняли.

      Ладно бы одно государство творило беспредел. Так ведь в стране появилась и другая сила. Точнее она была давно, но именно сейчас начала выползать на передний план, отодвигая всех и каждого. Организация, позиционирующая себя преемницей некогда всемогущего КГБ. Очередная ложь. Если в ней и состоят бывшие безопасники, то отморозки ещё те. Но люди, истосковавшиеся по порядку, законности, справедливости, верят им. Ждут возврата к прошлому. Чего, разумеется, в планах этих сук нет и быть не может. Всё вновь замешано на бабках. Как всегда. Точно - суки!..

      Ярослав разошёлся не на шутку, произнося каждое слово, словно вбивая гвоздь. Видимо накипело, вот и выплёскивал, забыв об осторожности. А я слушал и выводы, к которым приводили его слова, меня, мягко говоря, напрягали. Кажется, меня угораздило попасть в одну из, скорее всего, многих ячеек новых революционеров. Или, как их называют СМИ, террористов. Приходилось слышать о них краем уха, но чтобы встретиться, да ещё узнать, что среди них окажется мой друг - этого я и предположить не мог. Теперь остаётся решить, по пути мне с ними или нет.

      В одном Яр был прав - я действительно хотел, чтобы о Жанне знали все, чтобы помнили, чтобы сволочи тряслись от ужаса. Чтобы знали, с кого все началось. И, благодаря вот этим ребятам, у меня появился шанс воплотить свою мечту в жизнь. Но это позже, а пока... Пора вызывать ребят.

     

      Глава десятая.

      Есть у меня одна задумка, как если уж и не выманить этого товарища из дома, то хотя бы ненадолго отвлечь внимание охраны. Получится или нет - это уже другой вопрос, точно знаю одно: так проводить время можно хоть до китайской пасхи. Дело с места не сдвинется. А шанс, хоть и маленький, всё равно останется шансом. И к тому же, чем я рискую? Могу провалить задание? Так оно по любому будет провалено, если я ничего не предприму ещё два-три дня. Либо замёрзну на фиг, либо меня засекут. И всё, как говорится, в моём доме будет играть музыка, только я её не услышу. Хотя о чём это я? У меня и дома-то нет, так что "переживу" без музыки.

      Опять нездоровая ирония прёт. Чёрт, я не только стал жестоким до жути, но и циничным по отношению, в том числе, и к себе. В первую очередь к себе. Так вот в чём дело! Как же я раньше этого не понял? Хотя, наверное, понял, точнее, знал с самого начала, только не признавался. А ведь это всё расставляет по своим местам, даёт объяснение всем поступкам, и не надуманное, а самое что ни на есть настоящее. Реальное.

      Я ненавижу и презираю самого себя за то, что случилось. За свою слабость, безвольность, бесхребетность. За то, что не смог защитить единственного человека, который мне доверял целиком и полностью. Свою жену. И убивая других, медленно уничтожаю самого себя. Что моя душа, которая, как бы я это не отрицал, всё ещё жива, просто вопит от боли, не желая примириться с потерей. Что меня тянет туда, к ней, к моей жене, которая по-прежнему остаётся для меня той единственной и неповторимой, которая одна и на всю жизнь. Что я, как и прежде, мечтаю подхватить её на руки, прижать к себе, растворить внутри, чтобы она уже никогда и никуда не смогла уйти, оставить меня одного. Я хочу этого и, страдая от невозможности вновь обрести то, что потерял, причиняю боль другим.

      Ладно, хватит распускать нюни. Всё это лирика, которой больше нет места в моей жизни. А есть огромный, трёхэтажный особняк, в котором безвылазно скрывается ещё дышащий труп и моя задача сделать всё, чтобы он как можно быстрей прекратил дышать. И выдумывать ничего сложного не надо, обойдёмся банальным поджогом. А почему бы и нет? Вон, примыкающий к забору сторожевой домик идеально подходит для этой цели. Судя по цвету брёвен, построен не позднее этой весны, а значит, за лето смола выступила наружу, словно умоляя, чтобы к ней поднесли спичку. Ну и решающий фактор: ветер, бросающий порывы в сторону особняка. Остаётся надеяться, что он не переменится в нужный момент. Ладно, нечего накручивать себя раньше времени. Как говорится, будем посмотреть.

      Достал из кармана сотовый и, не глядя на экран, отбил сообщение: "Папе легче. Есть надежда на полное выздоровление". Всё, дело сделано, остаётся ждать Яра с парнями. А я пока займусь приготовлением горючей смеси. Все необходимые ингредиенты у меня есть в аптечке. Те, кто хоть немного знаком с основами химии, уже поняли, о чем я. Да-да, глицерин и марганец. Простенько, но со вкусом, и жара вполне хватит, чтобы просмолённые брёвна вспыхнули факелом. Эх, вдобавок к ветру ещё бы и лёгкий, моросящий дождик, вообще было бы замечательно. А пока время есть, почитаю. Достав из вещмешка отданную мне Яром тетрадь, раскрыл и погрузился в чтение.

      Записки боевого генерала.

      Итак, меня всё-таки ушли, лишив пенсии, квартиры в Москве, дачи, отняли погоны, заслуженные безупречной полувековой службой. Нельзя сказать, чтобы я этого не ожидал, моя самовольная вылазка в Югославию вызвала слишком большой резонанс, чтобы остаться без последствий. Хорошо ребята отделались лёгким испугом, хотя и защищали меня до самого конца. Многие из них оставили службу в армии, подавшись, кто в правоохранительные органы, кто в бизнес, а некоторые предпочли стать наёмниками, и правильно сделали, раз не нужны стали в армии высококлассные специалисты. Господи, что же мы творим, куда катимся, в кого превратились?! Вслед за представителями "цивилизованного" западного мира забыли о душе, считаем, что есть только обжираловка, срач и траханье. Поздравляю, господа, вы нашли, наконец смысл жизни. Да только в задницу вас с таким смыслом. Банально звучит, но жизнь нужно прожить так, чтобы на смертном одре не было стыдно за бесцельно потраченные годы. Если ты человек, то и веди себя соответственно, борись за идеалы, которые и со временем не изменились, остались такими же, как и тысячи лет назад. Уничтожай скотов везде, где бы ни попались, и плевать на мнение общественности и её законы. Вспомните библию: суббота для человека, а не человек для субботы.

      Считаете меня психом? По нынешним меркам так оно и есть, я - сумасшедший. Такие уж времена настали. Молодое поколение уже не понимает, почему Анна Каренина бросилась под поезд, почему Ромео и Джульетта предпочли умереть, вместо того, чтобы найти партнёров и зажить счастливой шведской семьёй, почему уличенные во лжи мужчины пускали себе пулю в лоб, а изнасилованные женщины топились, выбрасывались из окна, принимали яд. Канули в лету те времена, когда честь, достоинство, совесть, патриотизм были чем-то большим, нежели просто словами. Я не верю, что, не дай Бог, повторятся события сорок первого года, в том смысле, что все как один встанут на защиту отечества. Скорее наоборот, ворота распахнутся, заходите, гости дорогие, внедряйте западный образ жизни, ведь он так прекрасен.

      Да, по вашим меркам я псих и чёрт с ним. Мне глубоко плевать на ваше мнение, ведь для меня русские, бывшие не так давно великим народом, в одночасье превратились в трусов, сволочей и подонков, для которых нет ничего святого. Мне стыдно быть с вами одной национальности, самой поганой, какую только мог выдумать Господь Бог. А скорее всего Он здесь ни при чём - Сатана породил нас, наместников его гнусности на Земле.

      И вообще, что я перед вами распинаюсь? Довольно скоро Америка поработит Россию и она перестанет существовать как отдельное государство, а на звёздно-полосатом флаге добавится неизвестное количество звёздочек. Вы сами этому потворствуете, а некоторые и стремятся, вот и пожинайте горькие плоды. Мне то что, я уезжаю в Ирак военным консультантом и, скорее всего, назад уже не вернусь. Рано или поздно натовцы уничтожат нашу так называемую "террористическую" группу, но я-то умру с чистой совестью, а вот как вы будете жить. Продолжите чистить сортиры за американцами? Что ж, дерзайте раса ассенизаторов, нюхайте штатовское дерьмо, трогайте руками, можете даже на зуб попробовать. Вам не привыкать, а я не хочу. Всегда презирал шкурников, к коим, за редким исключением, относитесь и вы все. Что, я не прав, злитесь на меня, готовы разорвать? Иначе и быть не может, ведь говорящие правду всегда и всюду были изгоями. Прячьтесь за высокопарными словами о демократии и свободе, скрывайтесь от проблем, но я верю, придёт время, когда вы вновь начнёте думать своей головой и признаете мою правоту, а для этого нужно перестать вслед за главным бараном ломиться в дубовые ворота и обратить внимание на распахнутую рядом калитку.

      Моё прозрение началось в тот день, когда госсекретарь Конди заявила на весь мир: "Сибирь слишком большой регион, чтобы принадлежать одному государству". Ух, ты, негритянка тянет костлявые руки к Сибири, к моей Сибири, в которой я родился и жил три десятка лет. Пускай посмотрит на мои пальцы, средний хорошо видно? Вот что получит вместо богатейшего региона России и любовника своего, того что постоянно с велосипеда падает, предупредит - Сибирь мы не отдадим.

      После её слов я начал задумываться и как обухом по голове. А ведь янки действительно замахнулись на Россию, причём со всей серьёзностью. Если не лень посмотрите на карту мира и тогда сами всё поймёте. Афганистан, Ирак, Иран, прямой выход к границам бывшего Советского Союза. Очередь за Таджикистаном. Бывшие прибалтийские республики уже вступили в НАТО, на очереди Грузия и Украина, страны, в которых волеизъявление народа ничего не значит. Мы в кольце, фигуры на доске расставлены, игра началась. Как только янки обойдут нас по вооружению, а при нынешнем состоянии оборонной промышленности это произойдёт очень скоро, ведь после катастрофического развала Советского Союза мы ничего нового не создали, начнётся вторжение и в этом случае даже ядерное оружие не поможет. Но шанс остановить процесс ещё есть, если только не останемся сторонними наблюдателями, начнем, наконец, действовать. Пришла пора вспомнить, что Россия не коврик под ногами американцев, вспомнить самим и показать всему миру.

      Как я попал в охваченный пожаром войны Ирак распространяться не стану, так как нанявший меня человек всё ещё живёт в России, более того, занимает высокую политическую должность, скажу лишь, что первым кошмаром для меня стала Басра, город, который янки долгое время не могли захватить. Все мы помним о Ленинграде, циничными политиканами переименованным в Санкт-Петербург, символе стойкости и мужества русского народа. Для иракцев таким символом является Басра. Мало кто знает, почему пал город, но я могу об этом рассказать, потому что сам тому был свидетелем.

      Дым, грохот рвущихся снарядов, истошные крики раненых и умирающих. Янки вновь, как и в Югославии, используют запрещённые фосфорные бомбы, от которых нет спасения никому. Люди в считанные секунды превращаются в обугленные головёшки. По улицам древнего восточного города разносится запах горелого мяса, такой горький и одновременно приторно сладкий. Асфальт плавится, погребая под собой живых и мёртвых, стены домов горят, словно просмоленная бумага. Басра по прихоти американцев повторяет участь Содома.

      Бомбоубежища наполняются едким дымом, дети, женщины, старики задыхаются в замкнутом пространстве. Место спасения в единый миг стало смертельной ловушкой. У кого слабое здоровье, умирают прямо здесь, на раскалённом полу, более крепкие выбираются на улицу, где их с нетерпением поджидает всепожирающий огонь. Смерть кругом, там, где побывали американцы, нет места жизни.

      Школы, больницы, родильные дома в огне, чёрный дым вздымается высоко в небо, туда, где в поисках очередной жертвы стервятниками кружат тяжёлые натовские бомбардировщики. Смертоносный груз стальных птиц обрушивается на город с пугающей регулярностью. А почему бы и нет? Противовоздушная оборона отсутствует, бомби город сколько душе угодно, а по возвращении на базу каждый пилот повесит на грудь "Серебряную звезду" за храбрость, проявленную в борьбе с терроризмом. И никто не вспомнит, что так называемые террористы в большинстве своём роженицы и младенцы, ученики и больные, те, кто не смог выбраться из-под обломков рухнувших зданий, сгорел заживо от беспощадного фосфора. А янки.... Герои, блин. Твари трусливые!

      За что, за какие грехи гибнут невинные. За иную веру, иной цвет кожи, иной, отличный от американского образ жизни? А может и правда, виной всему огромные залежи нефти, без которых западная экономика почит в бозе? Где твоя справедливость, Господи, почему живут и процветают преступники, а никому не причинившие вреда люди должны умереть? Кто ты, Бог, любящий отец или бездушный тиран, наслаждающийся кровавой жатвой? Ответь страдающим, не молчи, не прячься за пустыми священными словами, ведь в них нет ни крупицы истины. Будь это не так, разве допустил бы Ты подобное?

      До чего дошло: американцы убивают всех подряд под лозунгом борьбы с терроризмом. Маршируют по планете, словно хозяева, ожиревшие наглые рожи, в руках единственно известный аргумент: автоматическая винтовка "М-16А2". Нация подонков, по которым давно черти в аду плачут. Где это видано: преступники занимают судейские кресла, насильники выступают в роли обвинителей. Жертва, видите ли, плохо лежала, сопротивлялась, надо её наказать, дабы другим неповадно было, чтобы при появлении доблестных американских солдат ложилась поудобнее и ноги пошире раздвигала.

      Что происходит, люди добрые, почему молчим, позволяя творить беспредел? Заняли выжидательную позицию и не без интереса наблюдаем, чем всё закончится. Неужели никто не понимает, что Куста надо остановить, пока не стало слишком поздно. Любыми методами, вплоть до объявления войны. Вспомните тех, кто в тридцать восьмом сложили головы в Испании. Гитлер до поры до времени тоже не угрожал Советскому Союзу, но, тем не менее, наши отцы и деды отправились защищать мирное население, страдающее от фашизма и дело здесь не в альтруизме, просто все понимали, что будет дальше.

      Сейчас ничего не изменилось, Куст тот же Адольф, только вооружение получше, да лозунги почище, хотя если принюхаться, смердит от них похлеще, чем из деревенского сортира в августе. Женя тоже мечтает о мировом господстве, придёт время и в Россию полезет. Стоп, о чём это я? Америка давно и небезуспешно влияют на нашу жизнь. Ираку, Ирану, Сирии, Палестине оружие не продавать, снизить цены на газ для Украины и закрыть глаза на хохлятское воровство, закупать винные фекальные массы у Грузии, не сметь подвергать сомнению "высокое" качество волосатых ножек президента - вот краткий перечень заокеанских требований. Так может без лишних слов снимем трёхцветный и повесим звёздно-полосатый тюремный? Всё равно живём под американскую диктовку, разве что в зад не целуем. Заявил Куст, что в Ираке разрабатывается ядерное оружие и весь мир, рукоплеща бравым коммандос, дал добро на уничтожение мирного населения. Да, я помню, российское правительство заявило "решительный" протест. Ага, а штатовцы испугались аж до усрачки. Плевать они на нас хотели. Думаю, в скором времени российский МИД будет писать протесты на туалетной бумаге, чтобы американцам комфортнее было использовать их по назначению.

      А насчёт терроризма в Ираке.... Отказался Саддам лечь под Америку, в начале девяностых пинком под зад вышиб из страны Куста старшего и всё, враг номер один. Сопротивляются иракцы оккупации, значит преступники. Что ж, давайте в таком случае и наших ветеранов назовём террористами, они ведь тоже защищали страну, уничтожая фашистов всеми доступными способами. В чём разница? Поддерживая американцев, позволяя им бесчинствовать, мы тем самым предаём память всех защитников отечества.

      Ах, бедная Америка, подверглась беспричинному и подлому нападению. Беспричинному ли? Для тех, кто в танке поясню, что Аль-Каида была создана при непосредственном участии Ленгли, а Усама Бен Ладен до сих пор находится на подкормке ЦРУ и это не пустые слова. Первое: в июне две тысячи первого года террорист номер один проходил медицинское обследование в одном из госпиталей Вашингтона, где его неоднократно навещали агенты разведки. Второе: на тот период времени Америка как, впрочем, и сейчас, но в куда меньшей степени, находилась на грани энергетического и финансового кризисов. Третье: накануне нападения Куст в спешном порядке покинул Белый Дом и уехал на ранчо. Четвёртое: из южного блока Пентагона были переведены все работники, якобы по причине плановой проверки. И, наконец, пятое: Бен Ладен до сих пор не пойман, хотя возможностей для этого было хоть отбавляй. Так на чьей совести Твин Пикс?

      Ответом на поставленный вопрос является, как ни странно, Перл Харбор. Налёт японской авиации, во время которого, по словам американского правительства, погибло более трёх тысяч человек и было потоплено несколько десятков суперсовременных кораблей. Чушь собачья! За неделю до дня Д и часа Ч порт покинули все боеспособные корабли. У причала остался отслуживший своё утиль с необходимым минимумом команды. Нападение на Перл Харбор было спланировано до мелочей не без участия американских резидентов в Японии. Рузвельту было необходимо втянуть Америку в войну, дабы при дележе не остаться ни с чем, хотя деятельного участия в боевых действиях Штаты не принимали. В их "активе" разве что чудовищная по своей нелепости и жестокости бомбёжка беззащитного города-музея Дрездена, да использование ядерной бомбы в уже сдавшийся на милость победителя Японии.

      Куст пошёл по стопам далёкого предшественника, из-за имперских замашек развязав третью мировую. Да, я не ошибся, именно третью мировую, а кто этого ещё не понял, тот просто идиот.

      Идёт война, страшная, беспощадная, по сравнению с которой Великая Отечественная покажется мелкой стычкой, потому что чудовищным оружием обладает человечество и единственная страна, применившая это оружие, готова повторить этот шаг и в этом случае война закончится не победой, полным поражением всего человечества. Люди сами себя сотрут, что, возможно, к лучшему, пускай всё начнётся сначала, с амёбы или не начнётся вовсе, но, как я уже говорил, шанс выжить у нас ещё есть. Какой? Вы знаете, только боитесь произнести вслух. Надеюсь, страх уйдёт раньше, чем станет слишком поздно, иначе смерть.

      Но вернёмся в многострадальную Басру. Меня до сих пор по ночам мучают кошмары, едва лишь закрою глаза, картины недалёкого прошлого сводят с ума. Я вновь и вновь вижу горящих, как просмоленный факел людей, бегающих по улицам, громко крича, падающих на землю, катающихся в тщетных попытках сбить пламя. Некоторые умоляют их пристрелить, дабы избавиться от невыносимой боли. Против фосфора бессильны вода, песок, пена: дьявольское вещество сжигает всё и вся. Я вижу, как обезумевшая мать пытается сбить пламя с горящего младенца, в ход идут разбросанные повсюду тряпки и даже голые руки, но безуспешно, ребёнок сгорел заживо. Как он кричал! От этого крика чуть сердце не разорвалось, а в душе, в которую я никогда не верил, с невиданной силой вспыхнула ненависть. Именно тогда я твёрдо решил - хватит учить убивать других. Пора самому взять в руки оружие и начать мочить каждого встреченного американца, будь то военный или гражданский. Я буду рвать глотки зубами, упиваясь тёплой кровью, всю оставшуюся жизнь положу на то, чтобы извести гниду с лица земли и плевать на басню про подставление щёк.

      Я не герой, всего лишь винтик в механизме, но мне посчастливилось познакомиться с людьми, которые достойны быть занесёнными в анналы истории, такими, как Фарида.

      Малышка Фарида осталась сиротой в первые дни Иракской компании. Отец девочки был офицером регулярной армии Саддама Хусейна, его полк одним из первых попал под "точечные" удары крылатых ракет и кассетных бомб. Уцелела горстка израненных, плохо вооружённых солдат и эти крохи в течение трёх суток сдерживали продвижение вперёд доблестных американских коммандос, пока серия очередных налётов тяжёлых натовских бомбардировщиков не положила конец сопротивлению и янки продолжили победное шествие.

      Мать Фариды работала хирургом в одном из госпиталей Басры. Когда город оказался в центре боевых действий, отважная женщина отказалась покидать рабочее место. Раненые поступали с пугающей регулярностью, в том числе и натовские солдаты, которых сослуживцы бросали на поле боя, а "террористы" подбирали с риском для жизни и отправляли на лечение. Женщина - врач работала, забыв об отдыхе, делая в день несколько операций, спала не более двух часов в сутки, а поток раненых не иссякал, наоборот, увеличивался. Медикаменты, бинты на исходе, на своих не хватает, а тут ещё и захватчики, которых, несмотря на причинённое зло, на погибших родных и близких, продолжали лечить.

      Велика душа восточных народов. Казалось бы, плюнь на врагов, оставь подыхать там, где свои же бросили, но нет. Для араба каждая жизнь бесценна, даже на кровника руки не поднимет, если тот беспомощен. И натовцев лечили. Американцев, англичан, итальянцев, прибалтов, хохлов, тех, кто незваным пришёл на чужую землю, кто надругался над мудрым, многострадальным народом, кто без тени сомнения убивал детей в колыбелях, насиловал женщин, надругался над верой и культурой, кто по всем канонам достоин смерти.

      Я помню короткий разговор, состоявшимся между мной и латышом по имени Янис. Молодой парень подорвался на маломощной противопехотной мине и его, истекающего кровью, принесли в госпиталь мальчишки, собирающие на поле боя брошенные натовцами оружие и боеприпасы. Янису оторвало ногу, потеря крови была критической, но его спасли.

      В краткую минуту затишья я зашёл проведать "бравого" вояку, как-никак бывший свой, более полувека наши страны были единым целым, ели один и тот же хлеб, пили одно и то же вино, подчинялись одним и тем же правителям. И вдруг, в один далеко не прекрасный день, разбежались.

      Бледный, как сибирский туман, с ввалившимися щёками и огромными, в пол лица, голубыми глазами, Янис лежал на койке у окна. Я подошёл и сел рядом на покосившийся стул. Латыш окинул меня внимательным взглядом и отвернулся к стене. Не желает разговаривать, а мы не гордые, подождём.

      -Не понимаю, какого дьявола тебя сюда занесло,- нарушил я затянувшееся молчание. -За что ты воюешь, какие идеалы отстаиваешь?

      -Я борюсь с мировым терроризмом,- ответил Янис на чистейшем русском языке.- С теми, кто взрывает больницы, школы, самолёты, кто против спокойной мирной жизни.

      -Правда? И кто же, по-твоему, террористы? Мальчишки, которые притащили тебя в госпиталь, чтоб ты не сдох? А может медсестра, сдавшая кровь? Или врачи, спасшие твою жизнь? По-твоему получается, что они террористы. Тогда кто вы: прибалты, американцы и прочие, пришедшие с оружием в руках на чужую землю?

      -Мы спасаем мирное население от кровавого режима Саддама, даём им свободу, которой их лишили, как когда-то и нас. Прибалтийские страны полвека существовали под тиранией коммунизма, знаем, каково это, когда ты не человек, а вошь. Предназначение стран бывшего Советского Союза заключается в освобождении всех угнетённых.

      -Спасаете, значит, освободители хреновы?!- возмутился я.- А ты видел беременную женщину, которой натовский солдат ради развлечения выпустил в живот очередь из автомата? Или пропущенную через взвод четырнадцатилетнюю девочку? Или мальчишку, изнасилованного американскими любителями детских задниц? Это называется освобождением? А они вас звали, просили о помощи? Какого хера ты лично сюда припёрся? Пойми, я не оправдываю терроризм, не оправдываю тех, кто убивает беззащитных женщин и детей, но вы записываете в террористы всех, кто посмел иметь собственное, отличное от вашего, мнение.

      -А ты здесь зачем?- спросил Янис.- Что ты здесь забыл? Деньгу зашибаешь, или спасаешь мирное население от заокеанских "захватчиков"?

      -Я мог бы долго рассказывать о том, что действительно пытаюсь помочь несчастным людям, но ведь ты не поверишь, не поймёшь, потому как не в почёте сегодня альтруизм, каждый ищет скрытые мотивы. Так что можешь считать, что я защищаю свою страну.

      -Что - то не больно ты похож на араба, бледный какой-то, - усмехнулся латыш.- Или гражданство иракское принял?

      -Стар я гражданство менять. Я русский и защищаю здесь Россию, как когда-то до меня это делали мой дед и отец. Не хочу, чтобы подобное творилось на моей земле, поэтому встречаю врага не на подступах, а на помыслах. Я хочу, чтобы русские дети спокойно ходили в школу, чтобы женщины не боялись по вечерам выходить на улицу, чтобы старики не гадали, как прожить на скудную, унижающую их достоинство пенсию, ведь всё плохое, что есть в моей стране, пришло с Запада. Уничтожь гнусь и постепенно всё наладится. Этим я занимаюсь. Ради этого здесь.

      А насчёт страданий прибалтийских народов от тирании коммунизма, я вот что тебе скажу. Вспомни о том, что было раньше и сравни это с происходящим сейчас. В период советской власти вы, три прибалтийских республики, были маленькой гирькой на шее России. Мы вас кормили, поили, обхаживали, не получая взамен ничего, кроме отвратительных шпрот и средненького качества конфет.

      У вас не было тогда никакого производства, как нет и сейчас. Вы были и остаётесь потребителями, но, тем не менее, мы вас не бросили. Даже после выхода из СНГ и вступления в НАТО мы продолжаем снабжать вас всем необходимым. Мы, а не американцы, которым вы нужны только как раздражитель для России, и если бы не Россия, вы бы давно передохли от голода и холода. И ты ещё смеешь говорить, что мы вас держали и продолжаем держать за вшей? Вы, проводящие на улицах своих городов парады нацистов?

      Прибалт вновь отвернулся к стене, всем видом демонстрируя нежелание продолжать разговор. Что ж, его дело, для меня главное, что крупица сомнения вложена в его сознание, а что из неё вырастет, покажет время.

      Время ничего не показало, оказалось, что это был первый и последний разговор, состоявшийся между мной и Янисом. Жить парню осталось несколько часов, впрочем, как и остальным раненым и медицинскому персоналу.

      На плоской крыше госпиталя врачи нарисовали огромный красный крест в надежде, что это защитит здание от ракетных ударов и продолжили работу, но не тут то было. В американской культуре отсутствуют такие понятия, как честь, совесть, достоинство. Крест, в противовес задуманному, послужил знаком лёгкой цели. Несколько бомбардировщиков зашли на объект и...

      Мы разбирали руины несколько дней под непрекращающемся артиллеристском обстреле. Выживших, разумеется, не нашли, не было даже целых тел. Руки, ноги, куски протухшего под палящим солнцем мяса складывали в общую кучу. От невыносимого зловония люди теряли сознание, но, едва придя в себя, возвращались вновь и вновь, пока не вытащили из-под завалов всё, что только было можно. Разобрать, где останки иракцев, а где натовцев не представлялось возможным, всех похоронили вместе, в наспех вырытой могиле и слёзы окропили их, защитников и оккупантов.

      А затем в Басру пришла эпидемия. Американское командование приказало сбрасывать тела погибших, тех самых, которые по сообщениям пропали без вести, в систему водоснабжения непокорного города. Единственная ценность пустыни стала непригодной для употребления, трупный яд убивает не хуже цианида. Мы изнывали от жажды, люди начали умирать от кишечных инфекций. Над Басрой повис стойкий запах смерти, костлявая собирала щедрую жатву. Люди гибли в жутких мучениях: дома, в постели, на боевом посту. Солдаты, скрючившись от боли, шли в последнюю атаку, чтобы умереть не впустую, а на другом конце света, в рассаднике мерзости под названием Вашингтон радостно потирал руки подонок Куст. Ирак пал.

      Из многотысячного населении Басры уцелело едва ли больше сотни человек, в числе которых по невероятной случайности оказались я и Фарида. Восьмилетняя девочка, совсем ещё ребёнок, ей бы в куклы играть, да со сверстниками общаться, но Зло уничтожило детство. Малышке пришлось рано повзрослеть, узнать, что нет больше ни мамы, ни папы, нет школы, в которой училась, нет лучшей подруги из соседнего дома, как нет и самого дома. Всё отнято, разрушено бесчувственными ублюдками, растоптано армейскими ботинками, осталась лишь Аллахом сохранённая жизнь, да жгучая ненависть.

      Бедная девочка, сколько ей пришлось пережить! Не дай Бог испытать подобное кому-либо ещё. Остаться сиротой, спасаться бегством из родного города, из весёлого, беспечного ребёнка превратиться в жестокого убийцу. В восемь лет Фарида впервые пролила чужую кровь, перерезав горло спящему в наркотическом дурмане американцу. Здоровенный, раскаченный анаболиками чернокожий сержант стал первой жертвой малолетней мстительницы.

      Неизвестно зачем этот вояка забрался в пустующий, как он думал, дом на окраине Басры. Возможно, затуманенный кокаином мозг уже ничего не соображал, но, как бы то ни было, факт остаётся фактом: негр забрался в дом и завалился спать в дальнем от остатков входной двери углу комнаты. На его беду в этом же доме пряталась Фарида. Из соседней комнаты испуганная девочка наблюдала, как обдолбанная скотина, громко рыгая и бормоча что-то под нос, подполз к какой-то тряпке и рухнул трупом. Малышка вышла из укрытия и крадучись подошла к американцу. Тот спал, широко открыв рот, по подбородку стекала слюна. Фарида долго смотрела на одного из виновников смерти родителей, медленно, капля за каплей, ненависть заполняла душу. Перед глазами с калейдоскопической скоростью мелькали лица тех, кого у неё отняли, и девочка поняла, что должна сделать.

      Осторожно, чтобы негр не проснулся, Фарида вытащила у него армейский нож, крепко сжала рукоять в маленьких ладошках, замерла на мгновение и изо всех сил вогнала лезвие в незащищённое горло. Американец широко открыл глаза, посмотрел на склонившуюся над ним девочку и попытался что-то произнести, но издал лишь хрип. Нож вместе с кадыком ходил вверх-вниз. Слабеющими руками сержант ухватился за рукоять, попытался вытащить, но Фарида ногой запнула нож назад. Спустя несколько секунд негр умер.

      Сержанта нашли через несколько часов. Патруль, посланный на поиски пропавшего солдата, наткнулся на труп, над которым с противным жужжанием кружила стая жирных мух. Спустя четверть часа в округе было не протолкнуться от натовских солдат. Они как чумные крысы разбежались по городу в поисках террористической группы, подло, из засады убившей сослуживца, мастера восточных единоборств, и никто не обратил внимания на стоявшую поодаль девочку, хотя присмотреться к ней стоило. Руки и одежда в крови, в глазах безумная ненависть сменяется радостью от содеянного. Янки, сами того не подозревая, выпустили джина из бутылки, имя которому Фарида...

     

      Зачитался, блин, диверсант хренов! Отвлёкся и слишком поздно услышал крадущиеся шаги за спиной. А ещё таёжный житель, всю жизнь проведший в лесу, знающий повадки зверей, умеющий чувствовать опасность не хуже волка. Прошляпил, проворонил. Назовите как угодно. В общем, сам виноват. И удар чем-то тяжёлым по голове, и резкая боль, сменившаяся тьмой, всего лишь слабое эхо наказания за промах.

      ... Первое, что я почувствовал, придя в себя - это чудовищную, до тошноты, головную боль. С трудом посмотрел по сторонам. Ничего. В смысле ничего не видно: темнота, хоть глаз выколи, но судя по сырости и едва уловимому запаху плесени, я в подвале. Похоже, доигрался хрен на скрипке! Возомнил себя охотником и не заметил, как сам стал дичью. Сейчас меня выпотрошат на предмет сведений и спокойно грохнут. И исчезнет бесследно Пьеро. Хм, интересно, меня долго ещё искать будут? Может, в международный розыск объявят, ну там Интерпол и ещё чёртова уйма контор?

      Мечтать не вредно - вредно не мечтать. Никому я не нужен и звёздочку за мою поимку, буде такая состоялась бы, на погон не повесят. Наоборот, постараются забыть как можно быстрее и никогда не вспоминать. Не нужен в нашем государстве такой раздражитель, как я. Ведь в России всё хорошо: президент, Красно Солнышко, "поднял" престиж страны на международном уровне, вон, конкурс песни и пляски в Европопе выиграли, олимпиаду провели, чемпионат мира по футболу состоится в скором времени. Всё здорово, всё просто зашибись! А то, что большинство населения страны живёт за чертой бедности, нищенствует, так это издержки построения нового строя, под названием капитализм, в котором кто успел - тот и съел, а остальные пускай хер без соли догрызают. И что самое удивительное, всех устраивает подобный расклад. Нет, находятся, конечно, недовольные, но дело дальше болтовни не заходит. "Нам плохо, даже хреново, но лучше уж так, чем никак". Чушь, бред, хрень! Лучше никак, чем так! Но это моё мнение и его не вложить в чужие головы. Затуманились за четверть века.

      Опять начал! Меня сейчас убивать будут, я же думаю о совершенно посторонних вещах, а не о том, как бы выбраться из этой ловушки. И что мне далась эта страна, которая сама себя загоняет в клоаку? А точнее, уже загнала? Из-за пресловутого патриотизма? Если вспомнить Томаса Джефферсона, то он довольно точно сказал: "Патриотизм - это религия бешенных"... Стоп, так я и есть бешенный. Слетевший с катушек психопат, шагающий по трупам, ради достижения своих, никому не понятных и даже вызывающих отвращение, целей. А значит истинный патриот.

      Горький смех эхом разнёсся по подвалу. Да, я сидел связанный, голова жутко болела и, тем не менее, смеялся. Даже хохотал. Пусть с горечью, пусть с болью, но это был смех. Смех безумца, смех одиночки, смех мертвеца. Бойтесь, вы, связавшие меня. Тряситесь от ужаса. Содрогайтесь. Потому что я выберусь, освобожусь от пут и убью вас всех. Разорву голыми руками, перегрызу горло уже не зубами - волчьими клыками. Ведь я уже не человек, а загнанный в угол зверь, который стоит, прижавшись к одинокому дереву, и оскаливает пасть, готовясь дать последний бой. И в этом бою он постарается забрать с собой на тот свет как можно больше врагов, желательно всех. Даже сдыхая от ран, он будет драться до последнего. Так что действительно - БОЙТЕСЬ!

      Кое-как извернувшись, начинаю грызть верёвку. Зубы, нет, клыки, вгрызаются всё глубже и глубже. Десны начинают кровоточить. Я ощущаю солёный вкус во рту. Да нет же! Не во рту! В пасти! Из горла на волю рвётся рык, злобный, раздражённый, полный ненависти. Верёвки понемногу поддаются, им не удержать волка-одиночку. Всё, у меня больше нет друзей, нет вновь обретённой любимой. Я свободен! По-настоящему! Ни чувств, ни ответственности, ни желаний, кроме одного - убивать. Я хочу этого, жажду. Мне нужно слышать запах смерти, улавливать чуткими ушами хрипы умирающих, наслаждаться ими. Дайте же мне эту возможность!

      Завершающий рывок и верёвка, лопнув, спадает. Я опускаюсь на четыре конечности и, ступая еле слышно, подбираюсь к двери. Темнота уже не помеха - волчьи глаза, нюх, инстинкты, всё при мне. Слышу даже как там, за стеной, переговариваются люди. Их трое, все с автоматами. Вы это серьёзно? Всего три хрупких, слабых человечка против матёрого зверя? Это даже не смешно. Хотя... Для начала хватит.

      Бросаюсь всем телом на дверь, гулкий звук удара разносится по подвалу. Металлическая, заперта снаружи. Повторяю попытку. И ещё раз. И ещё. И ещё. Боли нет, чувств нет, есть одна лишь звериная злость. Ну же, человечешки, вы что, совсем там оглохли? Не слышите, как я рвусь наружу? Откройте дверь, посмотрите, что происходит. Проявите любопытство, которое станет для вас губительным. Идите ко мне!

      Услышали. Наконец-то! Шаги приближаются, отправились все втроём. Что ж, я готов к встрече. Пальцы сгибаются, выпуская наружу когти, пасть ощеривается, обнажая клыки, задние лапы напрягаются, готовясь к прыжку, тело сжимается, словно пружина, которая вот-вот распрямиться. Замираю, словно статуя Командора. Жду.

      Дверь потихоньку начинает открываться, узкий лучик света врывается в подвал, заставив на секунду прищурить глаза. Пошёл! Бросок вперёд и пальцы-когти впиваются в горло первому, решившему заглянуть в помещение. Резкий рывок рукой и я, отбросив в сторону кадык, бросаюсь на следующую жертву. Клыки впиваются в горло, пасть мгновенно наполняется чужой, тёплой, одурманивающей кровью. Сглатываю и, оставив агонизирующее тело, оборачиваюсь в сторону третьего. Ха! Ну что же ты так нервно теребишь автомат? Вскидывай и стреляй, а не мни его, словно любимую женщину. Не то, что тебя бы это спасло, но все же шанс. Был.

      Трое позади, сколько там вас ещё осталось? Сколько бы ни было, все мои. Крадучась, передвигаюсь по особняку. Эх, люди, и зачем вы строите себе такие огромные жилища? Как вы их защищать собираетесь? Хотя это ваши проблемы. А мне, наоборот, подспорье.

      Выглядываю из-за угла. У двери кабинета, спиной ко мне, стоит охранник. Расслабленный, автомат висит на груди. Чувствует себя в безопасности, дурачок. Что ж, я от подарков не отказываюсь. Прыжок с места, передние лапы ложатся на плечи, задние с силой бьют в спину, ломая хребет. Четверо. И ни один даже пикнуть не успел. Бросаю взгляд на валяющееся в стороне, пахнущее железом, смазкой и порохом оружие. Взять? А зачем оно зверю?

      Иду дальше. Зачем? Может лучше убежать, вернуться в лес, туда, где меня никто не найдёт? Нет! Они, живущие здесь, заперли меня, связали, собирались пытать, убить. Волк не прощает подобного обращения. Волк защищается. Волк мстит. Волк убивает посмевших покуситься на его жизнь.

      Пятый оказался расторопнее остальных. Заметив меня, он вскинул автомат, но выстрелить не успел. Я не дал ему такой возможности: выбил из его рук смертоносную игрушку и замер напротив, глядя ему прямо в глаза. Он бросил ответный взгляд, на губах заиграла ухмылка. В руке, словно по волшебству, возник стальной клык. Охранник играючи перебросил его из одной ладони в другую, слегка согнулся в пояснице и бросился на меня, намереваясь проткнуть насквозь. Ха! Да что твоя игрушка против настоящих, волчьих зубов? Против звериной ловкости, силы, ненависти? Кто ты такой против волка, настоящего хозяина леса? Кто ты есть?

      Уклоняюсь от ножа и делаю рывок вперёд. Одна лапа на подбородок, вторая на затылок... Хруст шейных позвонков звучит в ушах победной музыкой. Пятеро. Уже пятеро, а мне всё мало. Зверю мало. Зверь хочет ещё. Рвать когтями, впиваться клыками, чувствовать на губах чужую кровь. ДАЙТЕ МНЕ ЭТО!..

      С улицы доносятся звуки перестрелки. Что там? Друзья того, кто до меня жил в этом теле, подоспели на подмогу? Очень может быть. Что ж, не буду им мешать. У меня и в доме дел предостаточно. Поднимаюсь по витой лестнице на второй этаж. Чуткий нос улавливает все запахи: горьковато-кислый страха, солоноватый паники и какой-то незнакомый, в котором смешались и предыдущие два, и сладкий наслаждения, и горький разочарования. И доносился он из дальней комнаты, подле двери которой дежурили аж три человека.

      ... Перешагнув через агонизирующие, истекающие кровью тела, я открыл дверь и вошёл в комнату. Нет, не в комнату - в кабинет. Пол покрывал огромный палас, настолько ворсистый, что в нём увязали лапы. Возле правой стены стоял высокий, под потолок, книжный шкаф. Напротив не менее массивный бар, стеклянные двери которого выставляли на всеобщее обозрение целую батарею самых разнообразных бутылок, содержимое которых играло всеми цветами радуги в свете хрустальной люстры. За громоздким дубовым столом в расслабленной позе, запрокинув голову вверх, сидел хозяин особняка. Банкир, за жизнью которого явился тот, кто был до меня. Перед ним, на чёрной крышке стола, высилась горка белого порошка. Рядом лежала свёрнутая в тонкую трубочку тысячедолларовая банкнота. Вот те раз! Неужели и сам спонсор дури на неё подсел? Бывает же такое! Что ж, пора уступить место моему человеческому "я". Пришло его время.

      ... Банкир никак не отреагировал на моё присутствие, полностью погрузившись в мир грёз. Да, я слышал, что богатство и власть развращают, лишают человеческого облика, но чтобы настолько... Сидит, вперив подёрнутые поволокой глаза в потолок, по подбородку стекает густая, словно мёд, слюна. И никакой реакции на моё, наше?, присутствие. Вот обдолбался!

      Приблизился. Протянул руку, дотронулся до щеки. Твою мать! Он же дохлый. Окончательно и бесповоротно. Уже остывать начал. Сам выполнил мою, нашу, работу. Сдох, сука! Нанюхался, наглотался. И ушёл. Сбежал от справедливого возмездия. Тварь!

      Канонада во дворе понемногу стихала. Что ж, пора уходить, мне здесь делать больше нечего. Пора к ребятам. И к Жанне. Развернувшись, я покинул кабинет и направился к лестнице.

     

     

     

      Глава одиннадцатая.

      Первая увольнительная за две недели. Хоть последние более менее тёплые деньки удастся провести на свободе, а не в осточертевшей заимке. Я не привередничаю - живы, уже хорошо, но постоянно видеть одни и те же лица, наблюдать одну и ту же, довольно мрачную, кстати, картину, немного удручает. Я не люблю находиться среди людей: больше трёх человек в одном месте, для меня уже толпа, которая тяготит. Город, пусть и небольшой, совсем другое дело - здесь никому ни до чего нет дела, все погружены в себя, а значит я как будто один, вокруг никого нет и это замечательно.

      Жанка с Павлином отправились по магазинам: ничего, он мужик здоровый, сил хватит покупки таскать. А что они будут, причём в немереных количествах, я не сомневался. Ох уж эти женщины! К каждой полке подойдут, каждую вещь потрогают, понюхают, едва ли не на зубок попробуют и, в лучшем случае, отойдут разочаровано, а в худшем купят. И эту, и вон ту, а вот эта шляпка просто прелесть! О, боже, какие туфельки, я именно о таких всегда мечтала! Какое колечко, нет, серёжки лучше, а браслетик просто для меня! Брр-р-р, нет уж, увольте от похождений по магазинам в сопровождении женщины. Пашка рвался, вот пусть и таскается, а я лучше по Камню прогуляюсь.

      На моём пути встала церковь. Красивая, притягивающая взгляд, с позолоченным куполом, возвышающимся над остальными зданиями. Зайти что ли? А зачем? Отдохнуть душой, вот зачем, а заодно посмотреть на попа, который здесь служит.

      Что ж, я не обманулся в своих ожиданиях. В церкви меня встретил, помимо неизменных старушек, довольно тучный, благообразный человек лет пятидесяти, одетый в рясу, ризу, или сутану, хрен знает, как правильно называется это одеяние. На шее толстая, почти якорная, золотая цепь, увенчанная золотым же, усыпанным бриллиантами, крестом, который лежал на объёмном пузе параллельно земле.

      Святоша милостиво протянул мне руку для поцелуя. Ага, щас! Чай не красна девица, да и я не гусар. Демонстративно обошёл свиноподобную тушу и замер у иконы с изображением "святого великомученика" Николашки второга. До какой степени Церковь цинична: алкаша, подкаблучника, втравившего страну в войну, нужную одной его жёнушке, объявить святым!

      - Ты чего-то хотел, сын мой? - спросил поп.

      Папаша, бля, нашёлся! За это и не терплю церковников - за их пренебрежительное отношение к людям. Сын мой, раб божий. Отец у меня свой есть и другого на хрен не надо, а уж рабом я никогда не был и не буду.

      - Ага. Поговорить заглянул, на богословские темы. Только сразу предупреждаю: веру я подрастерял малость. В общем, её совсем не осталось. Есть желание с таким беседовать?

      - Так это моя обязанность - возвращать в лоно Церкви заблудшие души, - со значительным видом пробасил святоша, поглаживая пышную бороду. - Рассказывай, как и когда ты потерял веру.

      Ну-ну, божий человек, сейчас я тебе расскажу, да так, что мало не покажется.

      - Потерял я веру чуть больше года назад, когда прислужник ВАШЕЙ церкви отказался отпевать мою жену, покончившую жизнь самоубийством. Спасибо, позволил хоть похоронить на кладбище, а не заставил вынести за ограду.

      - Как это ни прискорбно, но служитель поступил так, как должно. Самоубийство - это смертный грех, которому нет прощения. Так гласит Слово Божье.

      - Ой, ли?! А слово божье гласит венчать пида.., представителей нетрадиционной сексуальной ориентации? Или освещать машины, побрякушки, унитазы, наконец? Это вам велит ВАШ бог? И с чего вы, обыкновенный человек, взяли, что самоубийство - грех?

      - Сие в Библия сказано...

      - Да, слышал где-то, - перебил я. - Некий Иуда продал Христа за тридцать серебряных монет, а затем повесился на осине. И что?

      Не буду ломать копья на тему, кто написал библию - бог или все-таки люди. Не вижу смысла. Меня другое интересует: кто вынудил Иуду на предательство?

      - Он сам, - ещё сдерживаясь, но уже с трудом, ответил поп. - Слаб и верой, и духом оказался. И только потом, осознав степень греха, повесился.

      - Ага, выходит, своим поступком он этот самый грех искупил?

      - Нет, усугубил, отказавшись жить дальше, дабы последующими поступками заслужить прощение.

      - Вот оно как, - я ухмыльнулся и продолжил. - Ну, это возвращает нас к предыдущему вопросу: кто же все-таки подтолкнул Иуду к предательству? Не сам ли Христос?

      - Не богохульствуй в доме божьем! - проревел святоша так, что эхо, отразившись от высокого потолка, отправилось гулять по всему помещению. - Как ты смеешь возводить хулу на Сына Человеческого?!

      - Хулу? Клевету то есть? Интересно, в каком месте? Не Иисус ли сказал: "Один из вас предаст меня"? Значит, он знал о предательстве, знал, кто именно и при всем при этом все равно позвал Иуду с собой. Так на ком больший грех: на том, кто предал, или том, кто зная будущее, позволил предательству свершиться, вместо того, чтобы, как и подобает спасителю, уберечь в общем-то невинного человека, да ещё и едва ли не за руку подвести к пресловутой осине.

      Лицо попа пошло красными пятнами, он открывал и закрывал рот, беззвучно, словно рыба, вытащенная на берег. Интересно, хватит ли его удар, или пронесёт? Ни то, ни другое: удар не хватил, да и в воздухе по-прежнему воняло исключительно ладаном.

      - Убирайся вон, богохульник! - на удивление спокойно произнёс святоша. - Ты не веру потерял, а продал душу нечистому! Господь накажет тебя за сделку с Диаволом!

      - Накажет? НАКАЖЕТ?! - я поднял голову вверх и расхохотался в полный голос. - Скажи мне, праведник, как можно наказать человека, который уже ничем не дорожит? Лишит вечной жизни в раю? Мне так и так туда хода нет, да я и не стремлюсь. Пойми, меня невозможно уже наказать, и именно поэтому я полностью свободен. Свободен от рабского служения кому бы то ни было, свободен от тех самых нелепых запретов, веками навязываемых Твоей церковью.

      А насчёт нечистого... Что же ты избегаешь называть его настоящим именем? Если мне не изменяет память, оно переводится как Свет Несущий? Свет чего? Познания? Свободы? Истины? И ещё, я не понимаю, как свет может быть тьмой? Может, объяснишь?

      - Убирайся, - повторил поп. - Не доводи до греха, не то прокляну.

      - Успокойся, старик, уже ухожу. И спасибо тебе за то, что ещё сильнее укрепил меня в моем же убеждении: бог если и есть, то верить в него, а уж тем более поклоняться может только слабый человек, нуждающийся в "костылях". Или безумец.

      И, повернувшись, вышел из-под мрачных сводов церкви к чистому небу и не по осеннему тёплому солнцу. Меня ожидало ещё одно, очень важное дело, по сравнению с которым недавняя беседа с попом казалась чем-то несущественным, проходящим. Меня ждал журналист, пусть он пока и не догадывался об этом.

     

     

     

      Прежде чем встретиться я, справедливо предполагая ловушку, попросил ребят несколько дней потратить на слежку. Именно потратить - писака был чист, но никто не жалел о "напрасно" упущенном времени. Слишком уж злыми были статьи, истекающими желчью, ненавистью и даже где-то подлостью. Самое оно, чтобы вывести безумца из себя и заставить действовать необдуманно. Вполне в духе полицаев устроить ловушку столь аморально, но нет, журналюга действовал сам по себе, поднимая рейтинг. Скорее всего, я бы и не обратил внимания на его статейки, а возможно и поблагодарил за нагнетание страха, но... Этот паскудник посмел затронуть Жанну, мою жену. А вот этого без последствий я оставить уже не мог.

      Я научился понимать людские пороки, жажду наживы любой ценой, хождение по головам ради различных благ, предательство, низость. Понимать, но не принимать и не прощать. За каждый проступок должно следовать наказание, но это в идеальном мире, в котором никому из нас не жить. Я тоже не собираюсь вершить абсолютную справедливость, да мне это и не по силам, но наказывать подобных этому журналюге козлов просто обязан.

      С первого взгляда, впрочем как и со второго, и с третьего, этот тип внушал чувство омерзения. Сказать, что он был толстым, значит ничего не сказать. Внешним видом писака напоминал откормленного на дроблёнке борова: свисающие до плеч щеки, складки жира, скрывающие шею, пальцы были настолько толстыми, что он не мог набрать цифровой код замка, опасаясь нажать сразу несколько клавиш, поэтому использовал ручку. Необъятное брюхо, переваливаясь через ремень, свисало чуть ниже паха - видимо, чтобы сходить в туалет, он одной рукой приподнимал пузо, нащупывая причиндалы второй. Глядя на него, становилось понятным, откуда в этом, в общем-то образованном человеке, столько ненависти к окружающим. Я как будто воочию представил те унижения, которым он подвергался с раннего детства, и подвергается до сих пор, но это нисколько не уменьшало его вины. Жанну трогать не стоило - она та грань, за которую переступать не рекомендуется во избежание неприятностей. Он переступил.

      Старая "хрущевка", оснащённая кодовым замком, который, впрочем, не являлся для меня непреодолимым препятствием. Было бы гораздо сложнее, если бы на вахте сидела какая-нибудь бдительная старушенция: мимо такой не проскользнёшь, пока не ответишь на многочисленные вопросы, да и то не факт, что получится. А код, его и "срисовать" можно, что и сделал Яр несколько дней назад, наблюдая за набирающим его школьником. Но я не спешил заходить в подъезд: журналист жил на четвёртом этаже, лифта не было, так что подниматься по лестнице он будет долго, не меньше пятнадцати минут. Как раз хватит времени выкурить сигару.

      К последним я пристрастился совсем недавно: сигарет мне было уже недостаточно, и даже горлодёрные "Житан" казались едва ли крепче дамских сверхтонких. Хотел было перейти на трубку, да представив себя сидящим на лавочке и пускающим густой, едкий дым, передумал. Сигары другое дело: выглядишь импозантно, что ли. Вот и сейчас, курю, строго контролируя количество вдыхаемого дыма. Знаю, что сигарами не затягиваются, но в таком случае объясните мне: в чем кайф?

      Ладно, пора. Мне не нужно, чтобы этот писака скрылся за толстенной металлической дверью, утыканной замками, что твой Форт Нокс. Попробуй потом прорваться в эту крепость, зубы обломаешь. Так что лучше всего зацепить его на лестничной клетке, чтобы и слинять не успел, ха-ха, и соседи ничего не заподозрили. Мне не нужно, чтобы полицаи прервали наш задушевный "разговор".

      Все вышло так, как и задумывал. Подловил писаку между третьим и четвертым этажами и, ткнув с силой "Стечкиным" в область поясницы, предложил не вякать и спокойно пройти в квартиру для выяснения некоторых подробностей цикла статей о Пьеро. В ответ он мелко-мелко затряс головой, что, по моему разумению, означало согласие. Умный "мальчик".

      В квартире гадостно воняло прокисшей едой, потом и кошачьим дерьмом. А вот и питомцы хозяина, целых восемь штук. Я поморщился - ненавижу кошаков и презираю тех, кто их держит. Только рабские натуры способны завести подобных тварей в своём доме и мириться с шерстью, поцарапанной мебелью и не прекращающимся мявканьем. Пнув от души ближайшую ко мне и насладившись её полётом, я жестом предложил едва не обмочившемуся со страха журналисту пройти в комнату.

      - Вы кто? - с трудом вместив свою необъёмную тушу в кресло, дрожащим голосом спросил он. - Что вам от меня нужно?

      - Кто я такой? - усмехнувшись, сажусь напротив. - Я тот, кто принёс тебе известность. Пьеро. Не признал своего кормильца? Что мне нужно? Сущие пустяки: я хочу знать, кто тебя надоумил написать подобное о моей жене.

      Толстяк резко побледнел, сглотнул стекающую на подбородок слюну и прохрипел нечто нечленораздельное. Я всем видом изобразил недоумение и он, попыхтев ещё немного, наконец выдавил:

      - Никто. Я писал сам, опираясь исключительно на факты. Разве в моих статьях есть хоть слово, несоответствующее действительности? Укажите и я с удовольствием напишу опровержение.

      Я не спеша достал из кармана измятую газету и развернул на нужной странице. Искать долго не пришлось - "жареный" материал был размещён на первой полосе, увенчанный моей фотографией, довольно плохого качества, надо сказать.

      - "Итак, сегодня я продолжаю цикл статей об Андрее Тукмачёве, более известном как Пьеро. Садист и беспринципный убийца полностью завладел умами жителей России, которые не только боятся выпускать из дома своих детей, но и сами ходят с оглядкой. Кто знает кого выберет очередной жертвой этот безумец, поставивший убийства на поток? Может быть это буду я, или вы, или ваши родные и близкие? Никто, ни один человек в мире, кроме самого Пьеро, не способен ответить на этот вопрос. Впрочем, я почему-то уверен, что даже он этого не знает, ибо в воспалённом мозгу жажда насилия может зародиться совершенно неожиданно.

      Но я отвлёкся. В прошлых моих статьях было рассказано о подробностях многочисленных убийств, совершенных Тукмачёвым. В этой я поведаю вам его грустную историю, которая частично объясняет случившееся. Хочу сразу уточнить: объясняет, а не оправдывает, ибо тому, что он натворил нет и не может быть оправдания".

      На этом месте я прервался, чтобы перевести дух, и бросил взгляд на журналиста. Тот сидел уже не бледный - позеленевший, словно едва распустившийся лист. Страшно тебе, паскуда? Ничего, дальше ещё страшнее будет. Особенно, когда наконец поймёшь, что тебя ждёт.

      - Пока никаких претензий у меня к тебе нет, - произнёс я. - Нет, ты многое переврал конечно, но ожидать иного от представителя пишущей братии было бы глупо. Да и мне на руку твоя писанина: пусть боятся. Но вот дальше... Ты зашёл слишком далеко в своей лжи.

      И, набрав в грудь воздуха, я продолжил чтение:

      "До недавнего времени Андрей был ничем непримечательным жителем села, затерянном в необъятной тайге Красноярского края. Он жил обычной жизнью, как и многие другие. Работал в одной частной фирме, занимающейся продажей пиломатериалов. Был женат на девушке, моложе его на девять лет. Был ли это счастливый брак сказать сложно - супруги жили обособленно, стараясь особо не мелькать. Хотя, если судить по тому, что последовало дальше, Тукмачёв любил свою супругу, возможно даже, слишком. Вроде бы все обычно, как у сотен или даже тысяч других, но вот, в один, далеко не прекрасный вечер, Андрей нашёл свою супругу повесившийся. Почему она это сделала, сейчас уже вряд ли кто узнает. По словам односельчан, Жанна, супруга Андрея, была неуравновешенным, склонным к депрессии, человеком. Возможно именно в этом лежит разгадка её поступка. Известный психиатр, который просил не упоминать его имени, в приватном разговоре поведал мне, что такие женщины с рождения несут на себе так называемую "печать суицида" и что Жанна нуждалось в лечении, скорее всего стационарном..."

      - Пожалуй хватит, - прервался я. - А теперь поведай мне, друг ситный, откуда ты этот бред раскопал? Кто этот заумный психолог, поставивший очень уж интересный диагноз? И кто рассказал тебе о якобы неуравновешенности и депрессии моей жены? Ну, отвечай!

      Журналист мычал, брызгая слюной, отвисшие, словно у бульдога, щеки тряслись, грозя оторваться под собственным весом. Не дождавшись ответа, я встал и, приблизившись, отвесил смачную пощёчину.

      - Никто, никто и ничего мне не рассказывал, - размазывая слёзы по лицу, прошептал он. - Я все выдумал: и про её состояние, и про диагноз, которого, скорее всего не существует, и про рассказы односельчан. Черт, да я даже не знаю, где это село находится! Поймите, такой шанс выпадает раз в жизни. Не мог же я упустить возможность заявить о себе! Вот и начал выдумывать. И потом, нормальные люди в петлю не полезут.

      Ах ты, сука! Нормальные? Ты, мразь, за это ответишь! Но не сейчас, чуть позже.

      - Бери ноутбук!

      - Зачем?

      - Бери я сказал! Будешь записывать то, что сейчас расскажу. Готов? Тогда начнём.

      Жила-была на свете девушка Жанна...

      Закончив, я ещё несколько минут молчал, приходя в себя - воспоминания, в которые мне пришлось окунуться, напитали боль новой силой. В груди разгорелось утихшее было пламя, сердце сжало тисками. Бездна вновь начала поглощать меня, затягивая все глубже и глубже во тьму, среди которой есть место страданиям и ничему больше. И внезапно меня охватил страх, нет, всепожирающий ужас, что я обречён до бесконечности оставаться в ней, в этой самой безбрежной бездне. Обречён барахтаться в тщетных попытках выплыть хоть куда-нибудь.

      А так ли она страшна? Человечество испокон веков страшилось того, что непонятно, не изведано до конца. Может эта бездна оказаться не юдолью безнадёжности? Почему бы и нет.

      - Ты закончил? - спросил я журналиста и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил. - Отправляй на "мыло" главному редактору. Сделал? Хорошо, а теперь подиктуй мне его номер телефона. Жажду с ним пообщаться.

      Записав, я достал из принесённого с собой пакета скотч и намертво примотал его ладони к деревянным подлокотникам, ноги к ножкам, напоследок заклеил рот. Писака смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами - что ж, он понял, что одними разговорами дело не ограничится.

      - Ты сам выбрал свою судьбу, - сказал я, с брезгливостью смотря на трясущееся тело. - Ты знал, кто я, знал, из-за чего разгорелась эта война и всё равно рискнул унизить человека, которого никому не позволено трогать. Да, ты рискнул и проиграл. Пришло время платить по счетам.

      - Идя сюда, я думал, как с тобой поступить, - продолжил я. - Пока по дороге мне не встретился магазин кухонных принадлежностей. В нём я приобрёл вот это.

      Я достал из пакета молоток для отбивания мяса и продемонстрировал посеревшему журналисту. Жестоко, даже чрезмерно, но я должен это сделать - научить одного, чтобы остальным даже в голову не пришло повторить его трюк.

      - Насколько я мог заметить, ты печатаешь всеми десятью пальцами. Придётся с ними расстаться.

      С этими словами я поднял молоток и что было силы отпустил его на указательный палец левой руки. Ноготь сорвало, брызнула кровь. Даже сквозь закрывающий рот скотч был слышен стон. Больно тебе? Ничего, мне было ещё больнее, когда я прочитал твою писанину. Ещё один удар, на этот раз по среднему. Писака потерял сознание. Ничего страшного, время терпит. Подожду.

      Это продолжалось несколько часов. Я методично дробил палец за пальцем, журналист периодически терял сознание. Когда, наконец, закончил, за окном уже стемнело. Что поделаешь, поздняя осень, ночь приходит рано. Бросив прощальный взгляд на безвольно распластавшуюся в кресле тушу и направился к выходу. Уже на пороге меня привлёк раздавшиеся за спиной душераздирающие крики и шипение. Обернувшись, я увидел как кошки, бросаясь друг на друга, слизывают капающую на пол кровь хозяина. Я же говорил - твари!

      На улице я достал из кармана одноразовый телефон и набрал номер главного редактора.

      - Алло?

      - Ты получил статью? - без предисловий спросил я.

      - Кто говорит?

      - Пьеро. Повторяю вопрос, ты получил статью?

      - Да. А откуда вам про неё стало известно?

      - Чтобы она была напечатана в завтрашнем номере, понял?! - игнорируя вопрос, прорычал я. - И не дай тебе бог поменять в ней хоть одно слово - я приду за тобой. А чем заканчиваются мои визиты, можешь поинтересоваться у своего писаки. Когда, и если, он придёт в себя, - закончил я и нажал на сброс.

      Дождёмся завтрашней газеты, а там посмотрим, насколько я действительно внушаю ужас. Надеюсь, что именно настолько, насколько думаю. И, насвистывая весёлый мотивчик, направился прочь. Думаю, Жанка и Пашка, затарившись покупками, уже давно ждут меня.

     

     

      Глава двенадцатая.

      - И что ты там натворил? - голос Яра звучал спокойно, но вот в глазах плескалось бешенство.

      - Наказал ублюдка! - ответил я. - Или ты считаешь, что мне стоило всё спустить на тормозах? Дать козлу возможность поливать грязью ту, которая...

      Закончить фразу не смог - спазм сжал горло тисками. Ненавижу! Я вновь ненавижу. Если прекращал когда-нибудь. В чём начинаю сомневаться. Злоба не уходила никуда: она лишь затаилась на время, вырвавшись наружу при первой возможности. И так, наверно, будет всегда. Ненависть останется со мной, укрывшись где-то глубоко внутри, и периодически будет напоминать о себе приступами неконтролируемой жестокости. Почти так же, как в случае с журналистом. Почти, но не совсем. С писакой я поступил правильно, даже несмотря на жестокость. И сколько бы Ярослав не сверкал глазами, моё мнение останется неизменным.

      - Ты считаешь это наказанием? - Корнет рявкнул так, что над опушкой с противными криками поднялось чернильно-чёрное вороньё. - Это поступок маньяка, которому нет оправдания! Господи, если бы я только знал, что ты затеял...

      - Что бы ты сделал? Остановил меня? Интересно, как?

      - Поверь, нашлись бы способы.

      Способы? Вот оно, значит, как? Мне теперь что, без разрешения и воздух испортить нельзя? Значит я теперь подневольный? Дыши так, ходи этак? Не слишком ли многого от меня требуют?

      Яр по-прежнему смотрел на меня с негодованием, я ответил ему непокорностью. Игра в гляделки продолжалась ещё некоторое время и, зная взрывной характер моего друга, было невозможно предугадать, к чему бы она привела, если бы не Жанка. Появившись на крыльце, она бросила на нас обеспокоенный взгляд и с дрожью в голосе произнесла:

      - Андрюша, зайди, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

      Бросив нечто вроде: "Продолжим позже", я развернулся на каблуках и вошёл в дом. Девушка сидела на кровати, голова её была низко опущена, плечи слегка подрагивали. Плачет. Вновь. Неужели я опять стал причиной? Ну откуда во мне эта тяга: причинять боль близким людям? Откуда? Может я проклят и окружающие меня обречены страдать, пока я рядом?

      - Что случилось, маленькая моя девочка? - спросил я, замерев на пороге. - Откуда слёзы?

      - Я беременна, - еле слышно прошептала Жанна и зарыдала в голос.

      Что? Что она сказала?! Я стоял, не в силах выдавить из себя ни слова. Дыхание перехватило, словно кулак боксёра-тяжеловеса врезался мне в живот. Что я почувствовал в тот момент? Не знаю. Определённо сказать нельзя. Это был целый клубок эмоций, сплетённый похлеще змеиного. И радость, и счастье, и гордость, и недоверие, и страх. Да, именно страх. За ребёнка. Что будет с ним, как его растить беглецам?

      Жанна бросила на меня взгляд своих карих глаз, в котором было столько любви, нежности и веры, что я понял: возврата к прошлому нет. Ни к тому, когда я был счастлив, и, безусловно, к тому, когда я был зверем. Все, хватит! Бездумной мести должен быть положен конец. Мести, но не справедливости. Война продолжится, это разумеется, она началась задолго до смерти моей жены. И я приму в ней самое непосредственное участие. Потому, что могу, потому, что должен. Нет, не так - обязан, прежде всего, самому себе. Пришла пора зажить, наконец, полной жизнью, в которой есть место всему: и любви, и дружбе, и борьбе. Хватит уже возводить вокруг себя стену из ненависти, точнее, пора её разрушить, и не медленно, кирпичик за кирпичиком, а сразу, одним мощным ударом.

      Помогите мне, друзья и любимая женщина! Дайте сил, чтобы выбраться из этого омута, в который я сам себя загнал, в котором едва не утонул. Мне не справиться без вашей помощи. Я слишком слаб для этого.

      Я подошёл к сидящей на кровати Жанне, опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в живот, в котором дала первые, ещё робкие ростки, новая жизнь. Впервые за долгое время горло сдавило от слёз - слёз счастья, а не боли. Ладони любимой обхватили мой затылок, прижали, но не слишком сильно, пальцы зарылись в волосы, награждая забытой лаской. И слезы все-таки пролились, но то были очищающие слезы, вымывающие грязь из почерневшей, обугленной души. А Жанна, сильная женщина, продолжала гладить мои волосы, не утешая, нет, помогая вернуть человеческий облик.

      Маленькая девочка, совсем ребёнок, внезапно оказалась намного сильнее взрослого, прошедшего несколько кругов ада, мужика. Всё это время я оставался жив только благодаря ей, я дышал, чувствовал, даже не замечая этого. И ни разу, НИ РАЗУ, не поблагодарил её за это. А она верила в меня, терпела мою озлобленность, мою ненависть, мою безумную жажду мести, ни на секунду не усомнившись во мне. Я настолько погрузился в себя, в свою цель, что перестал замечать происходящее вокруг, не обращал внимания на того единственного человека, которая ненавязчиво вытягивала меня вверх, к свету, тратя на это чудовищные усилия. Скотина неблагодарная, сволочь! Как был эгоистом, так им и остался.

      - Жанка, девочка моя, - шепчу я. - Прости меня. В последний раз прости. Знаю, что не заслуживаю этого, но...

      Я замолчал, спазм сжал моё горло, не давая вырваться ни звуку. Молчала и она, но её пальцы, налившиеся силой и нежностью, её прерывистое дыхание говорили яснее всяких слов. Чистая душа, она даже не понимала, за что я прошу прощения, не замечала, что спасая меня, жертвует собой, своей жизнью, которая могла сложиться совершенно по-другому. Зная, что я не остановлюсь, продолжу эту войну, Жанна рискнула сохранить ту маленькую, ещё незаметную частичку меня, поселившуюся под её сердцем, тем самым бросив мне спасательный круг.

      Теперь борьба приобрела для меня новый смысл. Я не хочу, чтобы моему, пока ещё народившемуся ребёнку довелось жить в этой стране, в которой пышным цветом расцвело беззаконие, бесправность, унижение. В стране, где нас на каждом шагу ожидает смерть: от голода, холода, обдолбанного наркомана или охреневшего мажора. Я хочу, чтобы мой ребёнок не боялся выйти на улицу, чтобы я не переживал, отправляя его или её в школу, чтобы мог получить достойное образование. И война продолжится, теперь уже до победы и никак иначе - у меня не осталось иного выбора.

      Теперь я не отпущу Жанку никуда: в этом состоянии заимка для неё самое безопасное место. И Митрич, лесник, и его жена, тётка Агриппина, порвут пасть любому, кто посмеет к ней приблизиться - Жанна для них всё равно, что родная дочь. А уж когда узнают о её беременности, так и подавно. А сообщить придётся всем - мы здесь одна семья. Поднявшись с колен, я погладил девушку по щеке, нежно поцеловал и вышел из дома к ожидавшему меня Ярославу.

      - Ну? - с тревогой в голосе спросил мой друг. - Что случилось? Зачем Жанна тебя так срочно звала? Что-нибудь серьёзное?

      - Ничего особенного, - с трудом изображая безразличие, ответил я, затем, не выдержав, счастливо рассмеялся. - Жанка беременна! Понимаешь, она ждёт ребёнка! Я стану отцом!

      Хохоча, словно безумный, я схватил Яра, забросил поперёк на плечо, и понёсся по дороге, оглашая округу громкими, нечленораздельными криками. Привлечённые шумом, на улицу вывалились все обитатели заимки, с удивлением наблюдая за изображающим скакового коня мной, и за пытавшимся вырваться Ярославом.

      - И как это называется? - прокричал Пашка. - Новая система обучения? А называется, наверное: "Укатай командира"?

      Я, наконец, остановился и опустил Яра на землю. Тот поправил форму, зыкнул на меня, как ему казалось, недоброжелательно и пошёл к толпящемуся народу.

      - У Пьеро планку сорвало, - пробурчал он. - Знаю, что это не новость, но если раньше он поддавался лечению, то теперь окончательно. Эх, я всегда говорил, что именно женщине суждено довести мужика до цугундера.

      - Так что всё-таки случилось? - выступил вперёд Колька. - Жанна одумалась и решила наконец-то бросить этого идиота, который её не ценит?

      - Хуже, - сокрушённо развёл руки мой друг и заулыбался. - Она забеременела!

      Немая сцена. Оглушительная тишина накрыла заимку, несколько секунд спустя сменившаяся разноголосьем. Тётка Агриппина, всплеснув руками, помчалась к дому, в котором обитали мы с Жанной, Митрич с недовольным видом погрозил мне кулаком, но его смеющиеся глаза говорили об обратном, а ребята... Они подбрасывали меня в воздух так высоко, как будто я выиграл золотую олимпийскую медаль, при этом хохоча в четыре глотки. В пять, потому что я хохотал вместе с ними, не в силах остановиться.

      - Ну ты мужик! - опустив на землю, обступили меня друзья и начали хлопать по плечам, по спине. - Заделал-таки воина. Значит не зря жизнь прожил.

      - А если девочка родится? - спросил я.

      - Парень, точно тебе говорю, - не согласился Юрка. - В нормальной семье первым должен быть сын. Защитник. И даже не смей заикаться о девчонке, она следующая на очереди.

      Остальные одобрительно закивали. Вот, блин, всё за нас решили. Кто родится, тот и родится и нечего тут рассуждать.

      - Так, прекращаем галдёж! - рыкнул Яр, не прекращая улыбаться. - Не до этого сейчас, есть более важные дела. Митрич, тащи самогон - пить будем!

      - Ага, щас! Как что, сразу Митрич. Нет у меня самогона, сами же всё выжрали, - проворчал лесник.

      - Митрич, ё-моё, тут такое событие, а ты.., - попытался воззвать к совести Пашка и, зная, чем зацепить старика, продолжил. - Ладно, хрен с тобой, поедем за водкой, но если потравимся - это будет на твоей совести.

      - Я те дам водку! Ещё не хватало это гадость пить! Нет у меня самогона, но вот настойка найдётся, - сдался старик и улыбнулся. - Пойдёмте.

      Я оглянулся на дом, за деревянными стенами которого находилась та, к которой стремился всем сердцем, пожал плечами и поплёлся за остальными. Будем пить!..

      А поздно вечером, когда все уже легли спать, я достал ту самую флешку, вставил в ноутбук и погрузился в просмотр.

     

     

     

     

     

     

     

     

      Глава тринадцатая.

      Моя война подходит к своему завершению: там, за высоким забором, в том самом доме, в котором когда-то отсиживался я, затаился он. Человек, который все это начал, который лгал мне в глаза, прикидывался сочувствующим. Который много лет назад был для меня, наивного, восторженного пацана, ближе родного отца. Остап. Дядя Ося.

      Я все же прочитал информацию, содержащуюся на флешке, случайно попавшей к той самой подружке Жанны, Люське. Прочитал и ужаснулся. Нет, там не содержалось никаких кровавых секретов, по крайней мере напрямую - это был всего лишь список предприятий, принадлежащих как лично Остапу, так и той организации, позиционирующей себя преемницей всемогущего КГБ. В этом списке, по сути не представляющим для меня интереса, промелькнуло одно название, вызвавшее во мне начинающую забываться звериную ярость. "V-экспресс банк", одним из совладельцев которого был мой "благодетель" Остап.

      Итак, с самого начала это была всего лишь игра с его стороны. Он знал, знал задолго до моего прихода, о смерти Жанны. Как знал и о том, что кроме него, мне больше не к кому обратиться за помощью. И помогая мне вершить месть, заодно преследовал свои цели, ведь за несколько дней до моего появления Горгелидзе заключил пока только устное соглашение о сотрудничестве с одним из американских банков, тем самым выйдя из-под контроля старого вора. Но сути дела это не меняло: в тот момент, когда банк целенаправленно подталкивал мою жену к петле, он действовал под прикрытием "авторитета". Кстати, после убийства Горгелидзе и показательного расстрела сотрудников коллекторской фирмы, новый генеральный директор расторг предварительное соглашение. Таким образом Остап убил сразу двух зайцев: вернул под свой контроль утерянное и приобрёл марионетку, безжалостно уничтожающую каждого, на кого укажет царственный перст. При этом оставаясь как бы в стороне - в определённых кругах уже в то время множились слухи о безумном Пьеро.

      Наконец-то обрели смысл слова, что ему нужен человек, которого невозможно с ним связать. Я оказался идеальным кандидатом - обезумевший от горя мститель, жаждущий крови, маньяк, убивающий без разбора. Такому достаточно было скомандовать "Фас!" и он готов был вцепиться в глотку любому. Позже, правда, выскользнувший из подчинения, но кто мог предположить такое? Никто, в том числе и я сам.

      Но и это не сильно повлияло на планы Остапа, свою задачу я уже выполнил и в скором времени, как мне представляется, должен был отправиться на тот свет, ведь несмотря ни на что, рано или поздно я бы сообразил, что устранив наркобарона, очистил для дяди Оси площадку, которую он тут же занял. Вместо того, чтобы бороться с несправедливостью, я участвовал в банальных криминальных разборках, заодно спонсируя государство, которое и контролирует криминалитет. И пусть тот ручеёк денег совсем мал, но все же и он не иссяк. Благодаря мне. Ещё один грех и, пожалуй, едва ли не самый большой, за исключением неспособности защитить свою жену. Девушку, которая мне доверилась, которая, как и любая другая на ее месте, ждала лишь поддержки. Не дождалась.

      Я залез в салон "таблетки" и, откинув крышку, скрывающую хитро замаскированный тайник в полу, достал оттуда две сумки с оружием. Итак, что мы имеем? Две "Мухи", несколько наступательных гранат, БАК "Вал" и индивидуальный комплект ЗИП-О, АПС. Неплохо, на небольшую битву хватит. На самом дне тайника сиротливо лежал бронежилет. А вот это уже совсем хорошо. Хоть какая-то помощь. Я достаточно трезво оценивал свои силы и прекрасно понимал, что в одиночку мне не справиться с той толпой безмозглых "быков", засевших по ту сторону забора. Числом задавят.

      Разумеется, я отправился в одиночку, не привлекая ни Яра, ни ребят. Ушёл из заимки ночью, ни с кем не попрощавшись, даже не оставив записки Жанне. Зачем? Да и что я мог написать? Только ложь, которой и без меня слишком много в этом мире. Это моя война, моя битва и я должен, обязан, все сделать сам. Или хотя бы попытаться. У ребят свои цели, более высокие, чем моя, вот пускай и воплощают их в жизнь. И да поможет им бог, хоть я в него и не верю.

      Да, а интерьер-то поменялся. Затаившись в кустах и наблюдая за домом через оптический прицел БАК, я отметил появившиеся по периметру камеры наружного наблюдения, которыми совсем недавно и не пахло. В наспех возведённой у ворот постройке явно расположилась первая линия обороны. За забором слышен собачий лай; вот как чувствовал - не стал приближаться сразу. Хотя рано или поздно они учуют чужого: ветер в их сторону. А значит что? Да ничего!

      Хватаю "Муху" номер раз и по сторожке. Эхо взрыва ещё не успело стихнуть, а "Муха" номер два уже отправила гранату по направлению огромного, в пол стены, окна второго этажа. Не попал, все-таки далековато. Всё, тяжёлая артиллерия закончилась. Цепляю с земли "Вал" и в кусты, пока не чухнули.

      А во дворе паника: крики, мат и, что радует, стоны. Значит кого-то, да зацепил. Ай да я, ай да молодец! Это только начало. Как там сказал генерал из "Скалы"? "Пожнёте бурю, господа"? Вроде бы. А, неважно, главное, что именно бурю.

      От первого выстрела не только повело сторожку, но и на фиг вынесло ворота, и я наблюдал за мечущимися в панике "быками". Хреновато вас Марат подготовил: кто ж так себя ведёт? Хотя, может и не готовил - мясо, оно и есть мясо. Ловите!

      Откинул приклад, приник к прицелу и короткими, злыми очередями начал прореживать обороняющихся. Попробуйте засечь меня, суки: БАК потому так и называется, что бесшумный и беспламенный. Так, постреливая, подбирался поближе к забору, пока меня не затормозило что-то, довольно ощутимо ткнувшее в бронежилет. Что-что, пуля! И где этот снайпер недоделанный? Нырнул в небольшой овражек, затаился. Чёрт, больно, однако! А стрелок этот, скорее всего, на балконе: оттуда самый лучший обзор. Блин, мазила, и что мне стоило попасть вторым выстрелом? Тогда бы не только окно, но и балкон на хрен, а сейчас вот сиди в грязи и думай, как из этой западни выбираться.

      А этот снайпер мне даже голову поднять не давал, периодически напоминая о себе фонтанчиками земли, потревоженной вгрызающимися пулями. Да, попал. Пока он меня держит, эти воины подтянутся и прости-прощай. Расстреляют, как мишень в тире.

      Всё, кажется писец подкрался. Сам себя загнал в ловушку. Глупо! Кем я себя возомнил? Вытащил гранату, разжал усики и, вырвав кольцо, запулил в сторону дома. Следом отправил ещё одну - надеюсь, хоть кого-то зацепил, а нет, так хоть задержал. Но все равно - это всего лишь короткая передышка перед неизбежным концом. Обидно-то как!

      Бухнула СВДешка. Почему-то со стороны леса. Стоп, какой, на хрен, "драгун"? Это же ОЦ-44! И кто у нас "крупняком" балуется? Ответ пришёл с пояса.

      - Пьеро, это Корнет! - донёсся из рации искажённый голос Яра. - Живой?

      Пришли. Всё-таки пришли! Нет, такие не бросят, как ни старайся. И на что я надеялся, когда уходил? Ребята скорее всего считали данные с флешки и сообразили, куда мог отправиться новичок. А дальше, кипя праведным гневом, поставили в известность начальство и, погрузившись в машину, отправились следом, молясь, чтобы меня не грохнули до их приезда, а то ведь самим не достанется. Представив, что меня ожидает после, если, конечно, выживем, я поёжился. На фиг, на фиг, лучше с голым задом, да на амбразуру!

      А снайпер-то затих - земля уже несколько секунд остаётся непотревоженной. И что это значит? А значит это, что Павлин всё-таки уделал этого стрелка. Пора, пора, но не в лоб, а как настоящие герои - в обход. Там сзади в заборе имеется неприметная калиточка, если о ней не знать, то и не заметишь. Вот ею и воспользуюсь.

      - Живой я, что со мной сделается, - ответил в рацию. - Слушай, Яр, пока вы здесь шумите, проскользну-ка я через задний проход.

      - Давай, только поосторожней там.

      А когда, интересно, было иначе? Я всегда осторожен. За редким исключением. Аккуратно высунул голову из овражка и ухмыльнулся: ребята прижали "быков", не давая им даже пикнуть. Значит пора.

      Перекатом ухожу в кусты и, пригибаясь, оббегаю дом. Вот она, та самая калитка. Возле неё двое в классических позах бойцов группы "Дельта" из голливудских боевиков. Коротко тявкнул "Вал" и эти поклонники юсовской продукции мешками повалились на землю. Да, не обеднеет русская земля "талантами", считающими, что достаточно принять эффектную позу для того, чтобы выжить. Простите покорно, но я лучше плюхнусь мордой в грязь, изгваздаюсь с головы до пят, но выиграю несколько мгновений, которые порой позволяют сохранить жизнь.

      Открыл калитку и, кувыркнувшись через голову, влетел во двор. Встал на колено, повёл стволом по сторонам. Чисто. Рывок к двери. Замер у стены, пристегнул приклад у "Вала" - в помещении он будет только мешать. Потянул на себя дверь: надо же, открыто. Прямо приглашает войти. Ага, щас! Нет, "мы туда не ходи, мы сюда ходи. А то снег башка попадёт, сапсем мёртвый буду".

      В приоткрытую дверь швыряю гранату и, дождавшись взрыва, гулко бухнущего в закрытом помещении, врываюсь через окно. Прыгаю в сторону дивана, но недостаточно быстро - бедро обожгло болью. Чёрт, зацепило, хоть и по касательной. Ещё две пули ткнули в бронежилет, сбивая дыхание. Скрючившись за изделием финской мебельной фабрики, вытаскиваю последнюю гранату и отправляю в полёт. Бабах! Следом очередь из "Вала", неважно куда, лишь бы ошеломить ненадолго и оценить шансы. А они не так уж плохи: "быков" всего четверо, плюс Марат. Ну это как раз понятно, куда он денется от хозяина-прислужника. Значит сам Остап на втором этаже, не полезет он в подвал. Остатки чести у старого вора сохранились, он не станет прятаться, словно крыса. Что ж, честь его и погубит.

      Меняю магазин со снайперскими пулями - эх, конструкторы, и что вам стоило хоть немного увеличить ёмкость - на бронебойные. Писец вам, товарищи обороняющиеся, броники не помогут. Высунувшись из-за дивана короткими очередями начал отстреливать мечущихся "быков". Марат тем временем затихарился - даёт мне повеселиться, знает, что против него у меня шансов ноль целых, хрен десятых. Знает, но не догадывается, что со времени крайней нашей встречи я тоже не груши околачивал - кое-какие козыри и у меня имелись. Главное, правильно ими распорядиться.

      - Ну что, Андрюша, решил всё-таки сам прийти? - голос Марата разнёсся по дому. - И молодец, не всё же мне за тобой бегать. Только почему через парадный вход не зашёл? Сели бы, побалакали тихо-мирно.

      Ага, ты ещё добавь "о делах наших скорбных". Карпуша, блин, выискался. Знаю я ваш мирный разговор: по голове и в подвал, на задушевную беседу. Нет уж, лучше так, хоть и смертоопасно, зато весело.

      Пока гонял в голове тупые мысли, отложил БАК в сторону и достал АПБ с лазерным целеуказателем. А теперь, как говорится, подобьём бабки. Марат на лестнице, ведущей на второй этаж, мне его отсюда не видно, как, впрочем, и ему меня. Один-один. Но вот пространства для манёвра у него больше - это факт. Гранат у меня нет, что опять же не есть гут, но и у него тоже: в противном случае давно бы получил подарок в виде ребристого кругляша. Ребята, судя по звукам, доносящимся со двора, всё ещё ведут бой и скорой помощи ожидать не приходится. Хотя и это не продлится вечно: ещё несколько минут, и с "быками" будет покончено. А это уже плюс, что прекрасно осознаёт Марат. Значит времени у него не так много. И это заставит его действовать. Что ж, подождём.

      Ждать не пришлось, очередь из автомата прошлась по дивану, клочьями вырывая обшивку. Так, он покинул укрытие и смещается вправо, за кресла. Как хорошо, что я провёл здесь столько времени: обстановка отпечаталась в памяти, знаю где что расположено и в этом с Маратом в равных условиях. Чуть высовываюсь из-за дивана и тут же, с шипением ныряю назад. Чёрт, подкараулил! Руку стегнуло словно плетью пастуха - левый рукав мгновенно пропитался кровью. А вот это уже не по касательной - навылет. Хорошо хоть левую, я всё-таки правша. Но как он меня, словно пацана неразумного. Привлёк внимание, выждал и зацепил. Всё просчитал, опытный волчара. Ладно, мы тоже не лаптём щи хлебаем.

      На брошенный тапок, вроде как граната летит, он, разумеется, не клюнет: во-первых - это не тупое кино, а во-вторых, давно просчитал, что в этом смысле я пустой. Если б были, запулил когда он ещё на лестнице стоял. И что остаётся? Вариантов целых два: первый - ждать помощи от ребят, они скоро закончат и шумной толпой ввалятся в дом. И второй - тупо ломануться в атаку, уповая на авось. Ха, оба никуда не годятся. В первом случае Марат успеет меня грохнуть и свалить. Во втором то же самое, только раньше. Но ведь есть ещё и третий. Вот на нём и сыграем.

      - Остап, сука позорная! - заорал я во всю мощь. - Что же ты шестёрку свою на разборки отправляешь? У самого очко играет выйти лично? Ну иди же сюда, чмо, грохни сам, не прячась за верными холуями! Иначе приду, петушок, и огуляю так, что мало не покажется!

      Я прекрасно понимал, что Остап тёртый калач, и не высунется, но показать, что я всё тот же, плохо контролирующий себя псих, лишним не будет. Вдруг Марат расслабится, хоть слегка. Глядишь и ошибётся.

      - Нет, ну твою мать! Остап, ты так и будешь продолжать сидеть наверху, словно курица-наседка? Хватит свои яйца высиживать - в таком возрасте они давно протухли. Не зачирикает там никто, а кукарекать ты и сам хорошо умеешь.

      С-с-сука, а руку-то жжёт! И кровь не останавливается, уже голова кружиться начала. Ещё немного позанимаюсь ораторским искусством и меня можно будет брать тёпленьким. Надо действовать, сейчас или никогда.

      - Ладно, Ося, не хочешь - не выходи. Сам поднимусь, мне не в падлу.

      Ага, поднимусь. Как?

      - Марик, может, разойдёмся миром? На хрена тебе этот старый маразматик сдался? Всё понимаю, через него вам бабки плыли и довольно неплохие, но ты ведь не дурак, понял уже, что он отработанный материал. Мало ли на свете таких, как Остап? Вон, Бычару на свою сторону переманите. Он парень молодой, перспективный. Давай разрулим ситуацию. Ты своей дорогой, я своей. И думай быстрее, пока мне помощь не подошла. Иначе поздно будет.

      Тишина. Изображает колебания, которых и в помине нет. Понятно, что он мне не верит, как и я ему. Но и опять же, повторюсь, понимает, что времени у него в обрез. Как бы он ни был крут, но с четырьмя, исключая меня, неплохо обученными бойцами ему не справиться.

      - Хорошо, я согласен, - наконец подал голос. - Сделаем так: встаём и одновременно кладём оружие. Я ухожу, а с Остапом можешь делать всё, что заблагорассудится. Идёт?

      Значит задумал какую-то пакость, раз так легко согласился. Ну ничего, у меня тоже кое-что есть в загашнике. Например тот самый нож под рукавом с узким лезвием, в рукоять которого залита ртуть. Была бы возможность его метнуть, а уж с пяти метров даже я не промахнусь.

      - Давай поступим по-твоему, - ответил я. - Поднимаемся!

      И вот мы стоим друг напротив друга. Наставник и ученик. Классическая формула китайско-японских "пыльников". Именно в этот момент решается, превзошёл ли ученик мастера, или так и остался уровнем ниже. Напряжённый момент, финал, барабанная дробь.

      Марат оскалился в усмешке и я вдруг понял, что в который раз ошибся - ему известно о ноже. Уж не знаю откуда, но он опять просчитал меня и последний шанс мне так и не выпал. Его не было с самого начала. И красивой рукопашной тоже не будет. Кино закончилось, так и не начавшись.

      Теперь уже и я мог рассказать, как будут развиваться события. Марат достанет из-за спины пистолет и всадит пулю в мою безмозглую башку. Всё, финиш. Доигрался в войну. Да и хрен с ним, ребята и без меня Остапа достанут. Хотя и обидно.

      Рука Марата, словно в замедленной киносъёмке, пошла за спину. А может... Да что я теряю в конце концов. Как там: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях"? Вперёд!

      Едва сделал шаг, как "скорость воспроизведения" вернулась к норме. Рука Марата возвращается назад, в ней до боли знакомый "Глок". Определённо не успеваю, но хоть сдохну в прыжке - это красиво. Хотя какая, на хрен, красота? Труп он и в Африке труп, и не важно, летел ли он в то время, как его настигла смерть, или с красными от потуг глазами сидел на унитазе.

      И всё же Марат совершил ошибку; одну, совсем маленькую, однако ставшую фатальной. Он забыл об окне за спиной, том самом, через которое его не было видно, пока сидел, но сейчас-то он встал в полный рост. Еле слышный звон стекла и голова Марата словно взрывается, расплёскивая содержимое. Вот и всё, спасибо Павлину. А с меня бутылка. Газировки.

      Возвращаюсь к дивану, поднимаю с пола АПБ и на второй этаж. Пальба на улице стихла - ребята закончили и скоро подтянутся. Мне они, разумеется, не помешают, но я бы хотел остаться с Остапом наедине. Нам надо поговорить.

      Старый вор сидел в кабинете за столом, руки на виду, сцеплены перед собой. Ну ещё бы, он уже наверное и забыл, как держать в руках оружие. А может и не держал никогда - авторитетные воры руки не марают.

      - Ну здравствуй, дядя Ося, - сказал я, замирая на пороге. - Давно не виделись.

      - Ты пришёл разговоры разговаривать, или меня кончать? - прорычал старик. - Давай, делай то, что решил и закончим на этом.

      - Так скоро? Ты куда-то торопишься? Я вот, например, нет. Уже нет.

      - Поизгаляться решил? Просто так убить тебе уже мало? И что ты хочешь от меня услышать? То, что я ничего не знал о происходящем с твоей женой, с вами обоими? Это так, я действительно не знал.

      - Охотно верю, но это ничего не меняет. Банк - твоё детище и ты, как создатель, несёшь ответственность за каждое его действие. Именно ты. Но для тебя не важны, и никогда не были, судьбы и жизни других людей. Ты как паук засел в стороне и ждёшь, когда же задёргаются нити, оповещая об очередной жертве. А потом высасываешь досуха.

      - Ты-то чем лучше меня? Сколько на тебе крови, не замечал? Ты убивал всех, кого считал виновными, даже детей. Забыл о сыне Горгелидзе? А ведь парню не было и шестнадцати.

      - Нет, не забыл, но и не раскаиваюсь. Он - сорная трава, точнее был ею, и я всё сделал правильно. Да, жестоко по современным меркам, но мне плевать.

      - А что же ты не обвиняешь меня в том, что я тебя использовал? Что твоими руками расчищал себе дорогу?

      - А смысл? Я сам виноват - полез добровольно, не останавливался ни на секунду, чтобы задуматься. Это только моя вина, моя ошибка... Ладно, не получится у нас разговора. Да и не о чем, в этом ты прав. Прощай...

      На первом этаже меня встречал вольготно развалившийся в кресле Ярослав. На коленях АКС, рукав и часть груди в крови, но, вроде, чужой. Да уж, он не я, чтобы тупо подставляться под пули.

      - Что, с вендеттой закончил? - спросил мой друг. - Можно уходить?

      - Почти, - кивнул я. - Осталось одно незавершённое дело. Дома.

      И, не обращая внимания на удивлённый взгляд Яра, вышел на улицу. Подобрав первый попавшийся автомат, сел в неведомым образом уцелевший джип и рванул с места, не щадя резину. Домой. Почти домой...

     

      Когда Ярослав вышел на улице, к нему подбежал взволнованный Пашка-Павлин.

      - Командир, куда это наш Пьеро сорвался? Да ещё на такой скорости? Мы кого-то упустили?

      - Нет, здесь всё. Остапа он грохнул. Сказал, что у него ещё одно незавершённое дело дома осталось.

      - Какое дело? Оно же всех кровников вывел подчистую.

      - Вроде всех, - пожал плечами Ярослав и вдруг его осенило. - Кроме одного... Твою же мать!

      И, ничего не объясняя, рванул к спрятанной в кустах машине. Пашка, Юрик и Шуми переглянулись непонимающе и так же пожав плечами, рванули следом. Вместе, так до конца.

     

     

     

     

     

      Эпилог.

     

      Ну, вот и все. Я возвращаюсь домой, наматывая километры по старенькой, местами размытой грунтовке. Еще минут десять неторопливой езды и из-за поворота покажутся первые строения - гараж и пилорама. Чуть дальше кладбище, затем недолгий спуск вниз и село. Интересно, сильно ли оно изменилось за эти годы? Хотя нет, не интересно. Даже наплевать. Перерасти оно в П.Г.Т. или, напротив, развались совсем - безразлично.

      Я возвращаюсь домой. Так ли? Ведь есть еще другая деревенька, затерянная среди густых лесов Алтайского края. Есть маленький домик, обмазанный глиной и побеленный. Есть женщина, с нетерпением ожидающая моего возвращения. Есть еще место счастью...

      На крохотной террасе стоит плетеное кресло качалка. Я сижу, слегка покачиваясь, и любуюсь августовским закатом. На улице тепло - рубашка расстегнута до середины груди, ветер остужает разгоряченную кожу. В яблоневом саду, среди неземных ароматов, бегают три самых близких мне человека - жена и двое детей. Максим и Варя. Долетающий до меня смех наполняет душу неземным счастьем, отправляя ее вверх, к небу. Я лечу.

      Завтра с утра надо будет доделать крышу и взяться, наконец, за завалинки. Народ здесь добрый, отзывчивый - просить не надо, сами придут на помощь. Как будто я очутился на другой планете - нет обособленности, отчуждения, все словно одна большая семья. Здесь я не чувствую себя чужим.

      Жена поправляет сползшую с плеча лямку сарафана, бросает на меня взгляд, полный любви и нежности и улыбается так, что аж дух захватывает. Какая она у меня красивая! За что мне все это? За какие заслуги? Кто решил, что я этого достоин? Не знаю. Знаю другое: скоро мы уложим детей спать и отправимся в свою комнату, где будем любить друг друга долго, нежно, страстно, изливая в этом божественном танце все то, что скопилось в наших сердцах. А затем будем лежать рядом, прислушиваясь к дыханию друг друга и испытывать неземное блаженство оттого, что оно есть...

      Все это могло бы быть, но... Ничего этого нет.

      Я выполнил все, что задумал и даже больше. Начинал как обезумевший убийца, маньяк, и к чему пришел? Интересно, спустя какое-то время хоть кто-нибудь помянет меня добрым словом? Перед глазами мелькнуло озорное, усыпанное веснушками лицо, теплая улыбка, слегка запрокинутая голова. Может она? Кто знает, хотя было бы лучше, если б она как можно быстрей забыла о моем существовании. Для нее лучше.

      Одна спасенная невинная жизнь покрывает множество отнятых? Честное слово, я не знаю. Впрочем, для меня это и не важно. Я сделал это не для того, чтобы заслужить прощение - оно мне не нужно. Все, о чем я мечтаю - покой. Надеюсь, хоть в этом мне не откажут.

      От счастья я отказался сам, хотя оно и было рядом - протяни руку и возьми, но... Не достоин. Или испуган? Скорее всего. Страх вновь пережить крушение мира гнал меня прочь от той, которая могла бы вдохнуть в мои душу и сердце жажду жизни. Останься я с ней еще хоть на день, хоть на час и у меня не хватило бы сил уйти. И я сбежал, трусливо, тайно, под покровом ночи, хотя совсем недавно и обещал быть рядом всегда. Это моя последняя ложь. Ложь во спасение.

      Всю дорогу я не выключал радио. Ведущие, сменяя друг друга, с паникой голосили о вновь вспыхнувшем в стране разгуле преступности. За последние два дня в каждом крупном городе России произошли показательные отстрелы криминальных авторитетов, что подавалось СМИ как очередной передел собственности. Что ж, в какой-то степени это было правдой, точнее малой её частью. Правительство, конечно, прекрасно было осведомлено об истинном положении вещей, но не вмешивалось, осознавая степень угрозы, которую представляла ныне ослабленная Организация.

      Запущенная, усыпанная опавшей листвой могилка обвалилась. Черный, покрытый лаком крест с позолоченным ангелом покосился. Я поправляю его и сажусь рядом, в ногах. На душе все еще тяжесть, но, одновременно, и какая-то легкость. Я совершил полный круг и пришел к тому, чем все должно было закончиться еще тогда.

      - Здравствуй, Малыш. Прости, давно не был, но ты ведь знаешь, что сердцем я всегда с тобой. Я тоскую по тебе. Зачем ты оставила меня? Разве нам было плохо? Разве одной любви мало? В моей груди поселилась боль, которую не излечить никакими лекарствами. Помнишь, мы мечтали о дочери? И даже имя выбрали - Варя. Твоя помощница. И где все это?

      Знаешь, после того, как ты ушла, я творил страшные вещи, о которых и помыслить не мог, пока ты была рядом. Я перестал быть человеком. Искал виноватых, находил, уничтожал без колебаний. Я искупался в чужой крови, понимая, что главный виновник твоей смерти - я. Человек, разрушивший наше счастье, тоже я. Не ты, не твои родственники, не банк, не коллекторы. Я заслужил страдания и боль, но ты...

      По всей стране вспыхнула война. Пока никто, кроме ограниченной горсти людей этого ещё никто не понял, но ты это знаешь. Знаешь, что грядут перемены, причиной которых, в моём случае, стала ты. Твоя смерть, которая послужила спусковым механизмом. Жанка, Жанка, ты единственная, кому удалось сделать из инертного существа, забывшего обо всех, кроме самого себя, человека. Думающего, действующего, а не прожигающего жизнь в пустой, бессмысленной возне. Жаль, что поздно. Для нас поздно.

      Прости, девочка, что так и не смог стать хорошим мужем. Таким, которого ты заслуживала. Который, сумел бы защитить тебя, укрыть от этого мира, в котором не выжить невинной, чистой душе. Ты - ангел, и если есть жизнь после смерти, то там ты счастлива, я уверен. Иначе и быть не может. Мне же, после того, что я с тобой сделал, один путь - ад. И это справедливо. Прости, моя принцесса, если сможешь. Как ты всегда это делала.

      Я достаю из кармана плеер с колонками. Включаю. Хриплый, чарующий, поникающий в душу голос нарушает кладбищенскую тишину.

      На страницах былой любви,

      Словно строчки забытой повести,

      В пустоте исчезают дни,

      Но они в многоточьях совести.

      Снова грусть подошла украдкой,

      И сдавило немного грудь,

      Вкус медовый и горько-сладкий

      Не даёт мне сейчас уснуть.

      Отчего наших дней тепло

      Застывает холодным инеем?

      Мы вздыхаем: не повезло,

      У судьбы не прямые линии.

      Снова вечер краснеет

      В облаках на закатном просторе,

      Ночь приходит и с нею

      Пустота, как глубокое море...

      ...глубокое море...

      Почему мы забыть не можем,

      Почему боль пришла опять,

      Почему так бывает сложно,

      Для чего мы должны терять?..

      (Адриано Челентано. Confessa.)

      Опавшие листья, подчиняясь порыву невесть откуда взявшегося ветерка, поднялись вверх и закружились, словно в танце. Я бросаю на них взгляд, по губам проскакивает улыбка. Поднимаю автомат, вскидываю к небу. Короткая очередь заглушает заключительные аккорды. Слишком короткая - я не догадался проверить магазин. Мне этого мало: я хочу, чтобы отзвук выстрелов докатился до самого господа бога, стеганул ему по ушам криком души, вынуждая обратить свой взор на нас, людей. Но этого мало. МАЛО!

      За спиной, взрывая тишину, раздаётся канонада. Я медленно оборачиваюсь. Пашка, Юрка, Колька, Яр. Друзья, настоящие, о которых многим приходиться только мечтать. Они не оставили меня, пришли, чтобы отдать долг той, с которой, в том числе, и начались изменения. Во имя которой я начал войну, даже не подозревая, к чему она приведёт. И теперь я был уверен, что имя Жанна не забудется никогда, оставшись звучать в веках напоминанием.

      А в глазах этих суровых, прошедших и огонь, и воду мужиков блестели неподдельные, чистые от искренности слёзы...

      Конец первой книги.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"