А. Сергеевич : другие произведения.

Импровизации и фантазии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Стихотворения и поэмы


   Фантазии и импровизации
   Сборник стихотворений
  
  
   Импровизация по Э.По (Из Лигейи)
   Песнь голубиная. Отрывок-импровизация
   Вечная память (после чтения М.Ю. Лермонтова)
   Импровизация в поезде
   Степное
   В пустыне
   The End (импровизация-посвящение Джиму Моррисону)
   Реквием
   Мертвые души. Глава первая
   Поверженный (поэма)
  
  
   Импровизация по Э.По (Из Лигейи)
  
   Амфитеатр рукоплещет,
   Идет последняя гастроль,
   Но сцена не животрепещет,
   Свою отыгрывая роль.
   Финал непреложимо ясен,
   И каждой маски бледный лик
   Сегодня холодно бесстрастен
   И мнимо в горести поник.
  
   Рыдают громко серафимы,
   Льют слезы сонмища богов,
   Но их играющие мимы
   Пришли не из иных миров.
   Им не разнять бумажных крыльев,
   Висящих грузом за спиной,
   И нимбы, серые от пыли,
   Не излучают свет златой.
  
   Но вот - на подиум выходит
   Кроваво-красный силуэт,
   И зритель на него наводит
   Обескураженный лорнет.
   Ужасен лик и скорби полон,
   Глаза отчаяньем пусты,
   Он страхом ожиданья скован -
   И кто-то крикнул: умер ты!
  
   Он умер! умер!: подхватила
   Толпа коварных лицемер
   И душу в тартар потащила
   Под музыку небесных сфер.
   И драма кончилась собою,
   Прервав печальный краткий век
   Одноименного героя
   С названьем Грешный человек.
  
  
   Песнь голубиная.
   Отрывок-импровизация
  
  
   - Гой, несусь я на лихом коне
   По степи широкой и безгранной.
   Помнит ли голубка обо мне?
   К ней лечу я, милой и желанной.
   Предо мною солнце восстает
   Ото сна тягучего, хмельного.
   Знает ль кто, меня голубка ждет,
   Или любит ныне уж другого?
   Подскажи мне, конь мой вороной,
   Ввечеру что с нами, друже, будет.
   Обоймут ли руки той одной,
   Что милее нет?
  
   - Жестоки люди.
   Ты не бей меня, мой господин,
   Друг тебе я был, как знаешь, верный.
   Оттого сказать лишь я один
   Возмогу ответ нелицемерный.
   Ждет нас смерть в краю любви твоей,
   Сложим там мы головы хмельные...
   Так вертай, вертай меня скорей,
   Понесемся в долы мы родные,
   Ты забудешь старую любовь
   И найдешь себе любовь другую.
   Сохрани же молодую кровь
   И свою головушку хмельную.
  
   - Тпру, Буян. Давай-ка отдохнем.
   Что ты говорил о нашей доле?
   Ужли от руки врагов падем
   И захоронят нас в чистом поле?
   Ужли мать моя не будет знать,
   Где лежит прах ветреного сына,
   Ужли будет до смерти искать
   Крест простой, без имени, без чина?
  
   - Ты, хозяй, послушай слов моих
   И назад скорее возвращайся.
   Как на крыльях я от дум былых
   Унесу тебя.
  
  
   - Нет, не старайся.
   Не могу, мой друг, я убежать
   От судьбы коварной и жестокой.
   Видно уж пора нам умирать
   Смертью страшною и одинокой.
   Мы навстречу вражьям полетим,
   И в глаза глядеть им будем смело,
   Не покажем как мы жить хотим,
   А покажем - право наше дело!
   Помолись же друг теперь со мной,
   И затем отправимся далеко
   В крепкие объятья той одной,
   Что не прекословит воле рока.
  
  
   Вечная память
   (после чтения М.Ю. Лермонтова)
  
  
   Бессмертье народа - обычай хранить
   О предках своих незабвенную память,
   Но те, кто забудут к могилам ходить,
   Рассеются по миру меж языками.
  
   И будут кресты одиноко стоять
   В горах и степях, на брегах и в пустынях,
   И редкостью будет на них разобрать
   В повыцветших буквах забытое имя.
  
   Не встретят на этих могильных холмах
   Фигуры, склоненные в поминовенье,
   И только случайного путника страх
   Заставит прервать разговор на мгновенье.
  
  
   Импровизация в поезде
  
   Рифмы для игры: дождь - ну и что ж, дочка - бочка,
   уходит - в непогоде, провода - вода, лужи - стужа,
   жара - пора, песок - висок, день - тень
  
  
   Унылая пора -
   На целый год уходит
   Июльская жара,
   И время - к непогоде.
   Сначала будет дождь,
   И заблистают лужи,
   Мы скажем: "ну и что ж", -
   И тут нагрянет стужа.
   Замерзнет в лед вода,
   Звеня на проводах.
   И будет краткий день
   Как неродную дочку
   Сгонять ночная тень
   В бездонну мрака бочку.
   И будет время снам,
   Где теплый лишь песок,
   Да солнца луч, что нам
   Грел ласково висок.
  
  
  
   Степное
  
  
   Утренней порою
   Солнце предо мною
   Рдеет, нарумянив небеса.
   Стелется туманом
   Пар над нашим станом,
   Моет ноги чистая роса.
  
   Холод пробирает,
   И дрожит-играет
   Тело под рубахою льняной.
   Время целой ночи
   Не смыкал я очи,
   Сторожа коней табун степной.
  
   Пальцы в рот и свистом
   Разбужу я быстро
   Дол бескрайний на версту вокруг.
   Взмоет птица в небо,
   Накрошу ей хлеба,
   Пусть поест с моих озябших рук.
  
  
  
   В пустыне
  
  
   Пресытившись вселенской пустотой,
   Борясь с врагами мнимыми повсюду,
   Я стал разбойником подобно Робин Гуду,
   И меч вознесся над моей главой.
   Но не терпя свой собственный позор,
   И избегая медленной кончины,
   Решил я перейти бескрайность мест пустынных,
   Достигнув запредельных гор.
   Я шел томимый жаждой и тоской,
   Я плакал, но бесслезно и беззвучно,
   Я был со смертью рядом неразлучно,
   И пал, но встал оазис предо мной.
   Как сладок был ручей для уст моих,
   Как несравнен был вкус плодов чудесных,
   И восхвалил тогда я мир Небесный,
   Пропев во славу псалма громкий стих.
   Но вскоре на брегу нашед сосуд,
   А в нем - записку горестных признаний,
   Я снова преисполнился страданий,
   И взялся за Сизифов труд...
   Мне казнь страшна, ужасен мира ад,
   Но решено, я покоряюсь высшей воле,
   И вновь иду навстречу боли, -
   Иду назад, вперед - назад!
  
  
   ***
  
   "Не чаял оказаться ты в долине,
   Пройдя через безводные пустыни
   И не надеясь свой окончить путь.
   Но вот ты здесь, где сможешь отдохнуть,
   Где ты вкусишь прохладу вод хрустальных,
   Где в сладком сне уйдешь от дум печальных,
   И зелень и плоды твою укрепят плоть.
   Но поспеши восторг перебороть.
   Оазис твой тебе же стал тюрьмою,
   Ведь путь назад такому хуже зноя
   И смерти в раскаленных тех песках.
   А впереди лишь страх и только страх...
   Два года я пытался выйти в горы,
   В последних силах обходил просторы,
   Но не хватало их и мой возврат
   От раза к разу превращался в ад,
   Сизифов труд, где я - Сизиф и камень
   Сам для себя, как червь под небесами.
   Но решено, - отныне волен я,
   Здесь не пробуду более и дня.
   И пусть дороги мне не завершить,
   Господь решит жить мне или не жить.
   Тебя же, друг мой, ждет неравный бой,
   Куда стремиться - выбор за тобой."
  
  
  
   The End
   (Импровизация-посвящение Джиму Моррисону)
  
   Мой преданный друг,
   Замкнулся круг,
   Преданный друг
   Теряет нить из рук,
   И я теряю нить,
   Судьбу не изменить.
  
   Вот и конец,
   И я одел венец,
   Вот и конец
   Наших с тобой сердец,
   Мне больше не увидеть этих глаз,
   Ни завтра, ни сейчас.
  
   Запад и восток -
   Концы путей дорог,
   Руки распростер,
   Манит за вершины гор
   Небесный путь
   Разбитые сердца,
   Я больше не увижу твоего лица.
  
   Отец, открой мне дверь,
   Отец, ты мне поверь,
   Пойдем со мной Туда,
   Скажи мне только да.
   И я убью тебя, отец.
   Вот, мама, и конец.
  
   Вот и конец,
   И я одел венец,
   Вот и конец
   Наших сердец,
   Мне больше не увидеть этих глаз,
   Вот и конец.
  
  
   Реквием
   Примите песнь поминовенья
   Все, кто сегодня погребен
   Под шепот тихого моленья
   И грозный колокольный звон.
  
   Уже вы призваны в чертоги
   Небесных кущ, где в райском сне
   Покой подарят вечный боги,
   Отныне - вам. А завтра - мне?
  
   Весь мир объяли ваши судьбы,
   Все страсти знал ваш страшный рок,
   Но кто пройти такой же путь бы
   Из нас, оставшихся здесь, мог?
  
   Никто, ничто. Всем поколеньям
   Рожденных позже не познать
   Ушедших подвиги, стремленья,
   Их честь, достоинство и стать.
  
   Тень прошлого уходит в вечность.
   А день сегодняшнего - в прах.
   Как вас не правит скоротечность,
   Так мы всегда в ее руках.
  
   Все как река - течет, искрится,
   Бегут как воды из-под рук
   Года, заботы, чьи-то лица
   И весь наш жизненный досуг.
  
   Не замечаем - жизнь проходит,
   Не замечаем - близок час,
   Когда уж смерть чуть слышно бродит
   Вокруг не ведающих нас.
  
  
   Мы ничего не замечаем
   И никого не признаем,
   Мы все на свете презираем,
   Хотя стоим перед гробом.
  
   Но что нам гроб? Он нам утеха.
   В сравненьи с плотскою уздой,
   Для нас он - символ, просто веха,
   И не грозит священной мздой.
  
   А вы в мученьях умирали,
   И небу мы должны за то,
   Что вас на гибель посылали
   И обращали вас в ничто.
  
   Благословен, кто исполняет
   Свой долг. Поможет Бог тому,
   Кто сам себя уничижает
   И духу служит одному.
  
   Но кто ничтожен? Как он может
   Спастись и злобу победить,
   Что душу ропщущую гложет,
   Чтоб истерзать и погубить.
  
   Я был средь вас, и вот остался
   Один, как перст, во тьме греха,
   Как агнец блудный я скитался
   Ища следов ног пастуха.
  
   Но тщетно, отчего я с вами
   Не смог пойти одним путем?
   Войти невидными вратами
   В нетленный нерушимый дом?
  
   Зачем стоять сейчас мне рядом
   С людьми не знающими вас?
   Внимать олживевшимся гадам.
   Как сладок ханжеский их глас!
   Он кротко в душу проникает,
   Он ловко чарами речей
   Нам правду ложью застилает,
   Как прячет тьма свет от очей.
  
   Умолкни музыка! Фанфары
   Здесь неуместны. Тишина
   Предчувствия ужасной кары
   Должна быть в нас воцарена.
  
   Пусть предадутся все молитве,
   Раздумьям вместо суеслов,
   Отныне быть жестокой битве,
   Ждет часа страшный гнев богов!
  
   О, как ужасно будет время
   Когда пылающим огнем
   Людское суетное племя
   Как тлю пожжет небесный гром.
  
   Когда народы восстенают
   От нетерпимых язв греха,
   Проклятья небу их растают,
   Как растопляет лед рука.
  
   Рука Творца ярмом им станет,
   Но не бежать уж страшных мук,
   И будут настигать и ранить
   За грех десницы божьих слуг.
  
   Нашед меня, их ищет тоже,
   Что было ныне и вчера,
   Когда покой не знает ложе
   Без сна все ночи до утра.
  
   Настанет час поминовенья,
   Прервет томительный наш сон,
   Всю ночь не будет нам спасенья,
   Нам будет слышен тяжкий стон.
   Стон братьев тех, что заслужили
   Венец блаженства и любви,
   Когда мы руки обагрили
   В их сладкой праведной крови!
  
  
  
   МЕРТВЫЕ ДУШИ
   Глава первая
  
  
   Вкатилась бричка в город N,
   В каких холостяки езжают
   Иль те, кто держат путь без жен,
   В поместьях пассий оставляя.
   Продребезжала по камням,
   На двор влетела постоялый.
   Тотчас забегал тут и там
   Вокруг приезжих быстрый малый,
   У нас зовется половой.
   Он так вертелся и метался,
   Что разглядеть лицо его
   Никто не мог, как ни старался.
   Из брички вылез господин,
   Не то, чтоб толстый,
   Но не тонкий,
   Еще не наживший седин
   И глас (на слуг) имевший звонкий,
   Но и не молодой, как те,
   Кто на губах следы имеют
   От молока, что на плите
   Заботливые мамы греют.
   Слуге потертому отдав
   Распоряжение откушать,
   Зашел в гостиницу, он нрав
   Имел все спрашивать да слушать.
   Слуга трактирный отвечал
   Все "да-с" да "нет-с", склонясь покорно,
   За блюдом блюдо подавал
   И вообще служил проворно.
   Откушав, тотчас наш герой
   К полицеймейстеру составил
   Записку, кто он есть такой
   И с половым ее отправил,
   Тот разбирая по пути,
   Каллиграф по слогам несмело
   "Чи-чи-ков Павел И...
   Иванович. Сюда - по делу."
  
   Быть может кто-то, увидав,
   Что нашего героя званье
   Не придает ему столь прав,
   Чтоб удостоиться вниманья,
   Лицо во гневе отведет
   От прозы бедного мараки.
   Вот если бы несчастный тот
   Имел верховной власти знаки,
   Был "тайным", на худой конец
   Имел бы чин "советник статский",
   Читатель принял бы по-братски
   Такого, будь он и подлец.
   Но так уж есть, увы-увы,
   Другой никак тут не выходит,
   Да и не на брегах Невы
   Вся эта повесть происходит.
   По чину ж Чичиков всего
   Коллежский, но советник все же,
   Для сильных мира - ничего,
   А для героя - и ничтожен.
   Он так всегда и отвечал
   Мол: "Раб ничтожный, был по службе
   Усерден, вот и пострадал, -
   Клеветники с начальством в дружбе."
   В общенье ж был весьма учтив,
   Не перебьет, не скажет слова
   Ругательного или злого,
   Чьему-то мненью супротив.
   Учтивостью рождал учтивость,
   И будь кто крайне строг, суров,
   И в том не сдерживалась милость
   Пред обаяньем лестных слов.
  
  
  
   ПОВЕРЖЕННЫЙ
  
   Поэма
    5 Я слышал о Тебе слухом уха;
   теперь же мои глаза видят Тебя;
    6 поэтому я отрекаюсь и
   раскаиваюсь в прахе и пепле.

Книга Иова, Глава 42

   I
   Когда навязчивым желаньем
   Однажды слышанное мной
   Стихами обратить в преданье
   Бывал повержен я порой,
   И над листом бумаги чистым
   Склонялся, ожидая слов,
   Рожденных вдохновеньем истым,
   То вместо гармоничных строф
   Воображенье представляло
   Картину памятного дня.
   Была весна, все ликовало
   Тепло лучей златых храня,
   Все хорошело, зеленело,
   Цвело и пахло и звало
   В свои роскошные пределы,
   Где Солнца ясное чело,
   Казалось, ясным будет вечно,
   Питая жизнь по все земле,
   И жизнь разгладила беспечно
   Морщины на своем челе.
  
   Как вдруг лик неба омрачился,
   Доселе ясный, голубой,
   Иссиня-черной мглой покрылся
   И шум раздался громовой.
   Поднялся ветер, все сметая
   Со злостью на своем пути,
   К земле деревья пригибая
   И столбы пыли поднимая,
   О скорой буре возвещая,
   Пронесся мигом и утих.
   Раздался треск еще раз дробный,
   Светило поглотила мгла,
   И дождь, уверенный и злобный,
   Стал поливать окрест дома.
   Людское стало побежало
   От струй холодных кто-куда,
   И вот: во мраке всполыхало
   Безмолвных молний два следа.
   И вновь слышны удары грома,
   И ужас падшего Содома
   Вселился в души бедных чад,
   Дороги реки затопляют,
   И в вспышках яростно играют
   И всяк от них спастись бы рад.
  
   Но также быстро и внезапно
   Престал шуметь стихии бунт
   И вышел Солнца лик обратно
   Из мглы на ясно-синий грунт.
   И в миг спокойствие вернулось
   В сердца испуганных людей,
   И снова радость улыбнулась
   Им в лужах бликами лучей.
   И то, что было - в миг забыто,
   А то, что будет наконец
   Опять беспечностью сокрыто
   От человеческих сердец.
  
  
   II
  
  
   Злы только дураки и дети -
   Сказал великий наш поэт.
   В том, что слова правдивы эти
   В моей душе сомненья нет.
  
   Осенний вечер, все промозгло,
   Усталый я спешу домой,
   И вдруг - чуть слышный полувозглас
   Меня зовет: "Постой, постой..."
   Я оборачиваюсь, вижу
   Во мраке сбоку у ворот
   Сползает кто-то: ниже, ниже,
   Рукой схватившись за живот.
   "В дом, в дом" - дохнул он и забылся,
   Его на плечи я поднял,
   До двери еле дотащился,
   Толкнул, там будто кто-то ждал,
   Открылся сумрак коридора,
   Свернул направо - спальня там.
   По темным поискал углам
   И свет включил. Глаза нескоро
   Привыкли, после увидали,
   Чему не мог поверить я,
   Лик цвета вороненой стали,
   С гримасою небытия.
  
   Не мог понять я долго, что меня так ужасает,
   И лишь потом когда вгляделся в мертвые черты,
   Я осознал - нет в мертвости их края,
   Мертвы бескрайне, как из бронзы отлиты.
   Мертв каждый нерв, и мускулы бездвижны,
   Все идеально, цельно и равно,
   И чувства в этом лике непостижны,
   Ведь выраженье у него всегда одно,
   ТОЛЬКО ОДНО.
  
  
   Когда пришел в себя несчастный,
   То отомкнул некрозные уста
   И кажется забредил страстно,
   Как будто мысли вслух перечитав.
  
  
   "Так кто ты? Кающийся раб?
   Не тот ли, кто бежать пытаясь
   От воли рока цепких лап
   Молитвы вторит, заикаясь?
   Не тот ли кто не хочет быть
   Везде отвергнутым и нищим,
   Захлебываясь горечь пить,
   Мечтая о тепле и пище?
   Кто ты? Несчастный человек,
   Лишенный воли и покоя,
   Когда-то молодой побег,
   За день увядший после зноя?"
  
  
   "Как звать тебя и что с тобой случилось?",
   Спросил я, "Звать меня никак, и имя мне Никто,
   Но все же прояви-ка милость,
   Не вызывай врачей, послушай кое-что,
   Покуда мочи есть поведать мой рассказ.
   Спасибо мальчикам, что камни их и силы
   Закончились и не убили меня в раз.
   Спасибо, дали задержаться на краю могилы.
  
  
  
   III
  
  
   Когда я был силен и молод,
   То пребывал в душе моей
   Невыносимо жгучий холод
   Больших, но низменных страстей.
   Себя, подобно полубогу,
   Я вел, считая, что одни
   Победно-золотые дни
   Соткут судьбы моей дорогу.
   Я верил - сильный побеждает,
   И только слабый свой удел
   Сильнейшим с миром уступает.
   Я преклоняться не хотел
   Ни перед кем, будь то учитель,
   Старик седой или родитель.
  
   Вражда миров - отцы и дети,
   Присуща людям, только им.
   Чья правда? Не на этом свете
   Вопрос такой правосудим.
   Мы смотрим на отцов старенье,
   Ветшанье тела и ума
   Былой остроты ослабленье
   И удивляемся весьма
   Как воля остается волей
   И продолжают наставлять
   И властно править нашей долей
   Немощные отец и мать,
   И вездесущая гордыня
   Внедряет в душу семя зла,
   И в ней сжигает все дотла.
  
   Спасенья нет
   от ощущения всесилья.
   Когда твоя земная плоть
   Как будто обретает крылья,
   Стремясь свой гнет перебороть.
   И бремя, что на плечи давит,
   Находишь ты в своих врагах,
   Они вокруг, капканы ставят,
   Ждут жертву, спрятавшись в кустах.
   И чувствуешь, что человеку,
   Чтоб рвать добычу на куски
   От самого начала века
   Даны и ногти и клыки.
   Что говорить уж о врагах.
   На горе жизнь моя в то время
   Была нелегкой, злое бремя
   Во мне будило ненавистный страх.
   И даже если нет врага,
   Его исчезнувшая сила
   Была нужна и дорога,
   И то, что ненавистно - было мило.
  
  
   Я наблюдать любил природные движенья,
   Я быть хотел в средине всех стихий
   И чувствовать вокруг себя разжженье
   Борьбы двух разных сил - жестоких вый.
   Дождь высечен был ветром с облаками,
   И встреча полюсов дала разряд,
   И раскатилась грозными громами
   Большая буря, вот чему я рад.
   Я находил в природных тех движеньях
   Движенья равные стихийности души,
   Ее прямое мировое отраженье,
   Достигшее невиданных вершин.
   В борьбе начал одно не погибает,
   Другое умирает навсегда,
   А первое себя перерождает -
   Огнем растоплен лед, осталась же - вода.
  
   Я вышел в поле из дому, мной правил
   Какой-то рок, я словно одержим
   Оставил разум, волю, все оставил,
   Меня тянуло к тучам грозовым.
   Я поднял вверх лицо, дождь лил мне в очи.
   Я крикнул: вот я! Здесь! И в этот миг -
   Взрыв света, вспышка изнутри, пыланье ночи.
   И... тишина, пустыня, скорбный лик.
  
   Меня пронзила молния, но чудо
   Остался жив я, будто бы назло,
   Дышу и мыслю, словно ниоткуда,
   Беря крупицы жизни и тепло.
  
  
  
   IV
  
   - Чрез годы мытарств и скитаний
   Я был определен судьбой
   Найти жилье и пропитанье
   В край недалекий и чужой.
   Всем неродной и незнакомый
   С уродством каменным в лице
   Был обречен я не построить дома,
   Дитя не вырастить, не побывать в венце.
  
   Приносит мне отныне ощущенье
   Ничтожества (как странно? Не пойму?)
   Неизъяснимое спокойство, наслажденье.
   Под силу Богом быть лишь Богу одному.
   Быть Богом трудно, управлять стихией
   Миров, существ, неведомых страстей.
   Быть судией и вместе с тем - Мессией,
   Держать в руке бесчисленность нитей,
   Путь прослеждать светил небесных,
   Движеньями природы управлять,
   Не понимать славлений лживолестных
   И плоти никакой не угождать.
   Не лучше ль быть ничтожнейшим слугою,
   Рабом, живущим в тишине хором.
   Воздвигнутых всесильною рукою,
   И тихо прозябать в краю своем.
   Быть мелкою молекулой Вселенной,
   Нести свой нетяжелый груз труда,
   И кладезь знаний, мудрости бесценной,
   Мгновеньем каждым накоплять всегда.
  
   Что можем мы? Беднейшие из нищих.
   Прибавить рост себе, хотя б на два вершка,
   Мы не способны. Кров, одежда, пища
   Нужны бывают нам во все века.
   Зависим от ничтожных обстоятельств
   Не можем миг прошедший предсказать.
   И исполненья вящих обязательств
   Не вправе верной клятвой обещать.
   Но стоит ль злиться на свое бессилье?
   И проклинать Всевышнего за то,
   Что не навесил белоснежных крыльев
   Слепому неразумному Ничто.
   Наоборот, как пастырь неустанный
   С заботою отцовской он следит
   За нами как за агнцами, и манной
   С небес нас кормит и вином поит.
  
   - Скажи мне (мы уже на ты с ним были).
   Как можешь ты о манне говорить,
   Когда нас ядом с детских лет поили
   И мы не знаем чем детей поить?
   И ищем хлеб насущный каждодневно
   В усердии, прошенье, суете,
   Но путь наш завершается плачевно.
   Мы остаемся в той же нищете.
  
   - Не хлебом человек живет единым,
   Но словом каждым из господних уст,
   И коли пренебрег огнем неугасимым,
   Вот - остается дом твой пуст.
   Взгляни, мой друг, как травы полевые,
   Они не трудятся, не пашут, не прядут,
   Но каждый теплый день живые
   К светилу тянутся, растут.
   Ужели люди трав не лучше!
  
   - Но заслужили доли худшей?
   Хлеб будут потом добывать
   И в муках сыновей рождать
   Вовеки человеку будут жены.
   Не так ли?
  
   - Лишь один Господь
   Исполнил верно все законы.
   А мы. Мы немощная плоть.
   Не оправдает, но осудит
   Закона буква грешных нас
   И в жизни только тот пребудет,
   Чью душу принимает Спас,
   Вменивши грех ее за веру.
   Кто жил хоть плотью, но душой
   Искал божественную меру,
   Сниская духа дар благой.
  
  
  
   V
  
   И он уснул и не проснулся,
   Сказав последние слова.
   Когда на утро я вернулся
   Была пуста его кровать.
   А слов несказанных прощанья
   Я не жалею, будто мы
   Расстались так, как англичане,
   Без слов, спокойны и немы.
  
   Зачем они тебя убили?
   За то, что черной вести на тебе печать,
   За то, что всем казалось за твоей спиною крылья,
   В которых скрыта каждого несчастья часть?
   И вот ты мертв, и мы тебя раскрыли,
   И вправду крылья у тебя нашли,
   Но оказались не черны те крылья,
   А как душа твоя кристальная белы.
   И лик разгладился твой скорбный
   И просветлился, потерял свой мрак,
   И больше не урод ты непокорный,
   И не вселяешь больше страх.
  
  
   Есть те, кто ввергся в заблужденье,
   Считая самого себя
   Приравненным Творцу твореньем.
   И о величии трубя
   Очистить требует дорогу
   Своим стопам. Их скорбь целит,
   Поверженные в прахе к богу
   Взывают вздохами молитв,
   И боль в смиренье утихает.
   Есть те, кто чувствуют и знают.
   Что человек несовершен,
   Но уз несовершенства плен
   Их гордый нрав не усмиряет.
   И место во главе угла
   Вселенной души соблазняет,
   И тот соблазн навек ввергает
   Их в царство зла.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"