Коробкова К. Е. : другие произведения.

Обрывки взросления

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Я.
  
  Я не считаю себя стервой, но много раз слышала о себе такое. Полагаю, что такие сплетни распускают завидующие люди. Я хорошо живу, у меня муж, дети, хорошая работа. Есть чему позавидовать. Естественно, я защищаю свое.
  С соседями я поддерживаю нормальные отношения, но в тоже время не слишком дружественные. Этому меня научил опыт. Около года, двух назад, ко мне пришла новенькая соседка: они только что переехали. Она была достаточно молодая, располагающая к себе. Она попросила у меня какие-то инструменты, потому что рассохлась дверь. Я, конечно дала. Весьма зря. После этого она просто наводнила мой дом своей персоной: то у нее кончилась соль, а на носу срочный ужин, то понадобилась закатывающая машинка, то градусник. А, однажды, ей понадобились деньги. В принципе я знала, что этим все и закончится.
  - Отдам во вторник! - клялась она. - Мы купили стенку и нужно как-то дотянуть до зарплаты. Если хотите, я отдам с процентами.
  - Знаешь что, милочка, - сказала я. - Здесь тебе не банк! - И закрыла дверь.
  Естественно после этого дамочка не заявлялась ко мне в дом, я перестала с ней здороваться, потому что опасалась установления нового контакта. Такие люди, они делают вид, что все понимают и великодушно прощают тебе твою же грубость, чтобы в следующий раз опять обратится с аналогичной просьбой. Они словно не понимают, или не хотят понимать того, что в этом доме им не слишком рады. Святая простота с корыстной надстройкой.
  Был у меня скандал с еще одной, но эта дамочка выводила всех. Ей было около сорока, или около того. Это тот тип женщин, которая, и в восемнадцать лет выглядела так же, как и в сорок. Такие женщины носят взрослые прически, которые не меняют годами, и они никогда не бывают по-девичьи стройными. Мужа у нее не было, но что касается плодовитости, с этим у нее проблем не возникало. У нее было семь или восемь маленьких замызганных детей. Мне трудно сказать, какого они были пола, потому что их было много, и все они были на одно лицо. Дети вечно таскали в подъезд всякую дрянь. То они мастерили на пятом этаже модель самолета, то кормили блудную собаку.
  Некоторые встали на ее защиту, но, в конце концов, поняли мои нападки. Поговаривали, что она была немного свихнутой. Вроде бы в молодости ее изнасиловали и она забеременела. Естественно мать настояла на аборте, а после него эта женщина решила рожать всех детишек, замаливая грех. Просто святая дева. Не знаю, насколько эта история достоверна, но я никогда не разрешала своим дочерям играть с ее отпрысками.
  Дочерей у меня две. Та, что постарше начинает взрослеть и от того идет на конфликты. Естественно я не люблю, когда она приводит гостей в полдесятого и кормит колбасой на кухне. Я, конечно, понимаю, что для девчонок очень важно, смотрел он им вслед вчера вечером или нет, но нельзя же это обсуждать каждый день, при этом закатываясь смехом.
  На работе меня все любили, наверное, потому, что я ни с кем не имела близких отношений: совет здесь, доброе слово там: ничего личного. Я прекрасно знаю, как это бывает, когда лучшие подруги начинают поливать друг друга грязью. У меня в молодости была подруга, мы с ней повсюду были вместе. Ирочка Беспощадных. В девятнадцать лет я вышла замуж за Игоря. Естественно, что я была еще очень молода, жизнь только начиналась. Во многом раннее замужество - опрометчивый шаг, и мы идем на него только по любви, либо же по большой иллюзии любви. После рождения дочери я впала в депрессию, впрочем как часто это бывает. Мне казалось, что теперь я связана по рукам и ногам. Более того, я не могла поверить, что этот хрупкий теплый комочек - мой, что я должна заботится о нем, любить его и ставить его на первое место. Я не сразу поняла, какое это чудо - быть матерью. По началу я вела себя достаточно безответственно.
  Мы с Ирочкой ходили на танцы. В те времена я бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять. Я бы не вышла за Игоря, или, по крайней мере, не стала бы рожать Ольгу так рано. На танцах мы познакомились с ребятами и очень весело проводили время. Так весело, мне кажется, может быть только в молодости, пока тебе нет двадцати пяти, когда появляются первые морщины - первые горести.
  - Ты знаешь, мне нравится Толик! - сказал Ирочка после одних танцулек.
  - Ну и что! Действуй! - сказала я.
  - Толик запал на тебя! - пояснила Ирочка.
  - И что ты хочешь?
  - Скажи ему, что ты замужем!
  - С ума сошла! - засмеялась я. - Меня тогда на танцах больше никто не пригласит! - я пошла танцевать с Толиком. Я виновата что ли была в том, что он ей так понравился. А я понравилась ему. Толик был симпатичным парнем. Кроме того, внимание только одного мужчины - твоего мужа, во-первых, быстро надоедает, во-вторых, иссекает еще быстрее, чем надоедает.
  С Толиком у нас, естественно ничего не было: ну не считая парочки поцелуев - но это ведь не грех. Мы регулярно встречались с ним на танцах - Игорь как раз уехал учиться в Санкт- Петербург. Ирочка здорово на меня дулась.
  - Ну, я виновата, что ли? - возмущалась я.
  - Ну, ты хотя бы не поощряй его!
  Меня бесила пассивная позиция Ирочки. Она ведь могла просто отбить его. Это было бы даже интересно. Вместо этого она разболтала все матери Игоря.
  Мать Игоря, женщина старой закваски, она естественно не захотела понять, что это просто летнее приключение.
  - Ты теперь замужняя женщина! - голос у нее был строгий, скрипучий.
  - Анна Сергеевна, это же просто шутка! - пыталась убедить я ее. Но что толку пытаться убедить старую каргу? - Ирочка что-то перепутала, может, приврала! - сказала я. - Она сама виснет на Толике!
  - Она не замужем!
  - Я ничего плохого не делаю!
  - Ты совсем ребенка забросила!
  - Ну, он же с вами!
  - Ты безответственная девочка! Зря Игорь женился на тебе!
  - Вы забыли, от кого я его спасла? - жестко спросила я, и карга сразу успокоилась. Я знала, как ее убедить.
  Но она все равно написала Игорю, и он приехал. Самое худшее это оправдываться, тем более что ничего дурного я не сделала. Меня оклеветала Ирочка. Игорю очень шла роль мужа, который пытался обличить свою неверную жену.
  - Ты не понимаешь, она сама на него клюнула, а он на нее внимания не обращает. Он на меня глаз положил, но я -то с тобой. Вот она и стала меня грязью поливать! И, между прочим, замужество еще не предписывает общаться только с мужем. Я - человек, я имею право на нормальное общение. И меня обижает твое недоверие! Здесь за мной слишком много контроля, а вот ты в другом городе предоставлен сам себе. Но я же ни в чем тебя не обличаю!
  - Меня не в чем обличать! - возразил Игорь.
  - Это все Ирочка. Она всегда мне завидовала, и у нас шло негласное соперничество. Ну, знаешь, как это бывает у девчонок!
  - Она же твоя подруга! - возмутился Игорь.
  - Но все равно! Игорь, я тебе дочь родила, неужели ты мне не веришь? - я заплакала, и Игорь сразу все понял: кто виноват в этой истории, а кто нет.
  А Ирочка все-таки добилась своего - женила Толика на себе. Она рассказала ему, что я замужем и что у меня ребенок. Наверняка, присочинила еще что-нибудь. Вот как иметь подруг.
  Игорь странный человек - он не умеет ценить то, что имеет. Слава Богу, что у него достаточно мягкий характер и им просто манипулировать. Он не понимает сколького я из-за него лишилась. Раннее замужество, а тем более ребенок ни коем образом не способствуют росту в карьерном плане. Мне было тяжело учиться, потому что Ольга была маленькой капризной девочкой и часто болела. Но я упорная, и все-таки закончила университет, нашла хорошую работу. Конечно, во многом мне помогала мама. Она заботилась об Ольге, и устроила ее в детский садик. Раньше это было так сложно.
  Я всегда нравилась мужчинам, но мой шеф просто с ума по мне сходил: он отпускал меня пораньше с работы, потому что знал о моей маленькой дочке, я упорно продвигалась ввысь по карьерной лестнице. К двадцати семи годам я стала начальником отдела. Однако шеф стал с годами требовать большего расположения к себе и мне пришлось уйти, потому что я не могла и не хотела изменять Игорю. За это время я немного повзрослела и стала понимать, как же я поспешила в молодости. Мне было всего двадцать семь, а я уже восемь лет была замужем и мне это порядком надоело. Я устала. Игорь уже не казался мне обаятельным мальчиком. ОН превратился в мужчину, обычного, немного замкнутого.
  Как ни прискорбно, я стала домохозяйкой. Именно тогда я и получила письмо от своей сестры.
  Тамара была старше меня на четыре года. Родители всегда говорили о том, что она умнее меня, что она лучше меня. Ее дневник с пятерками часто снился мне. В детстве я хотела быть как она. Мы редко с ней общались, потому что разница была весомая. Хотя, когда я вышла замуж, Тамара все еще оставалась в девках. Она вообще вышла замуж недавно - ей было как мне сейчас. Зато теперь, как говорили мои родители, она была президентом достаточно крупной компании.
  Тамара приглашала меня к ней в гости с семьей.
  Игорь не поехал. Я взяла малышку Ольгу и отправилась к тете Тамаре. Даже не знаю, почему я согласилась: наши отношения с сестрой были даже не дружескими, они скорее были никакими. Наверное, я и правда устала от семейного быта, от того, что Игорь получал мало, и мне необходимо было пожить от него отдельно. Скорее же всего, мне просто захотелось увидеть как живет Тамара.
  Да, домишко у Тамары был неслабый: огромные комнаты, стильное обрамление. И сама она выглядела превосходно. Я всегда помнила ее как немного полноватую, достаточно высокую, не слишком хорошо сложенную девушку. Помню у нее всегда были проблемы с парнями, потому что найти кого-то по габаритам было сложновато. Вообще в последний раз я видела ее достаточно давно (на свадьбе я не была), поэтому меня удивил ее внешний вид: это была подтянутая, высокая стройная удачливая женщина.
  - Привет! - она радостно обняла меня. - А это Ольга?
  - Да! - я, не отрываясь, смотрела на ее преображение. - Ты классно выглядишь!
  - Спасибо! Пойдемте в дом! Я хотела вас встретить, но было важное совещание.
  Я не пробыла и часа, как стала завидовать Тамаре, потому что действительно было чему позавидовать. Теперь это была не детская зависть, когда ей за хорошие отметки давали сладости, а мне нет, а какая-то черная, оглушающая и захлестывающая все хорошие черты.
  Вечером за чаем мы разговорились, чего в принципе никогда не бывало.
  - Мама говорит, ты ушла с работы! Я подумала, что тебе стоит развеяться, потому и пригласила тебя к себе, хотя мы с тобой никогда особо близки не бывали. Но это в прошлом, ведь так?
  - Конечно! - согласилась я. - А где твой муж?
  - Он на работе. Мы редко видимся. Это один из минусов моей жизни.
  - А какой еще минус?
  - Дети! Мне просто некогда их завести. Артур настаивает, потому что наше время уходит, но у меня сделки одна важнее другой. Этот год явно мой.
  - Да тебе стоит поторопится. Ты, конечно, выглядишь классно, но ведь тебе уже, сколько, тридцать один?
  - Почти тридцать два! - ответила Тамара. - Я подумаю над этим... А ты как?
  - Хорошо. Стала домохозяйкой. Игорь работает: все нормально. Но, конечно, не о такой жизни я мечтала!
  - Мы все жалуемся на свою жизнь! Это у нас в крови! - сказала Тамара.
  Уж ей-то было грех на что-то жаловаться. Когда приехал ее муж, я почувствовала себя несчастной золушкой. Это был красивый представительный мужчина. Он так обнял Тамару, что я непроизвольно почувствовала чувство, сходное с ревностью мне захотелось, чтобы этот мужчина был моим.
  Я привыкла к тому, что все мужчины оборачивались мне вслед, восхищенно смотрели на меня и отвешивали комплементы. В отличие от Тамары, я никогда не была обделена мужским вниманием, поэтому меня так неприятно и поразила внешность Артура. Тамара всегда была неприметной на внешность, кто бы мог подумать, что ей достанется такой мужчина.
  - Привет! - поздоровался он со мной. - Тамара часто говорила о тебе! Почему раньше вы не встречались?
  - Дела! - спокойно ответила я.
  Он посмотрел на Ольгу и улыбнулся. Этому мужчине нужен был ребенок. Я тоже улыбнулась.
  - Ты надолго останешься? - спросила перед сном Тамара.
  - Не знаю. - Раньше я хотела побыть день-другой и уехать. - Наверное, побуду подольше. Мне стоит немного пожить врозь с Игорем. Я от него устала.
  - Не знаю как это! - засмеялась Тамара.
  В доме мы с Ольгой стали буквально хозяевами, потому что Тамара с Артуром пропадали на работе. Мы ходили по огромным комнатам и наслаждались обстановкой.
  - Оля, ты хотела бы жить в таком доме? - спросила я дочь.
  - Конечно, мама! - она окинула взором стены, потолки. - Это как дворец! Почему у нас не такой дом?
  - Потому что твои мама и папа - неудачники! - вздохнула я.
  - Может нам стоит поменять папу? - пошутила Ольга, но я задумалась.
  
  Тамара решила купить небольшую квартирку в центре города, потому что на работу было ездить далеко. Она решила. Для нее вся проблема только и состояла в том, чтобы выбрать квартиру, вопрос оплаты ее совершенно не волновал. Она не кичилась своими деньгами, но меня они все-таки раздражали.
  - Просто я устала мотаться целый день на машине между домом и офисом! - призналась она. - Мне нужен отпуск. Скоро у нас с Артуром годовщина, и мы надеемся поехать в Париж, или в Венецию! - она мечтательно закрыла глаза.
  - Здорово! - немного злостно произнесла я.
  - А потом мы с Артуром заведем ребенка. А то я чувствую, что без него наш союз долго не продержится!
  У нее было все. И у ее ребенка будет все. А мы были вынуждены жить в обычной трехкомнатной квартире, как и все остальные. А все потому, что мои родители с детства принижали мои способности. Они говорили, что Тамара - личность, какие у нее незаурядные способности. В итоге у Тамары все получилось, а я так и осталась второй. И где она только встретила Артура?
  - Где вы познакомились с Артуром?
  - О! - она засмеялась. - В метро! Это такое совпадение: у нас обоих сломались машины. Иногда технике так полезно ломаться!
  Артур был удивительным мужчиной: волевой, но в тоже время и нежный. Именно о таком я мечтала всю жизнь. Когда мы играли с ним в четыре руки на фортепьяно для Тамары и Ольги, моя рука коснулась его пальцев. Я понимала, что Тамара - моя сестра, но внезапно поняла, что смогу выиграть у нее хотя бы эту битву, самую главную, и наконец-то встать на первое место. У меня и моей дочери будут машины, красивые шубы. Рациональность никогда не была моим коньком, но в тот вечер сияние свечей подсказало мне каковы должны быть мои действия. Как глупа я была. Мне казалось, что хорошенькое личико и фигура - это все. В таком уж случае - Артур мог иметь любую топ-модель.
  Артур мне очень понравился. Я сравнивала его с Игорем, и не находила у Артура изъянов. Он ни в чем не превосходил Игоря, а вот Игорь во многом ему проигрывал.
  Я полностью уверовала в то, что у меня все получится. Как порой мы бываем безрассудны, заносчивы, когда верим в свои собственные силы и в полное безволие других людей.
  Иногда что-то врезалось в мой мозг и шептало, что я поступаю чудовищно, но ведь по сути дела Тамара для меня была чужим человеком. В детстве наше общение ограничивалось редкими разговорами, точнее ссорами о том, кто должен выносить мусор или идти за хлебом. У нас всегда были разные компании, мы никогда вместе не справляли праздники, и интересы у нас были совершенно противоположные. Теперь, когда мы были взрослые, у нас ничего общего не осталось, кроме того, что когда-то в молодости мы носили одну фамилию. Я не чувствовала себя ее сестрой, мы были однофамильцами в этой огромной жизни, где каждый пытается устроить себя получше.
  Я стояла, словно перед пропастью и смотрела в глаза Артура как на последний шанс в своей жизни достичь того материального положения, который всегда меня прельщал. Тамара была сильной женщиной. По сути дела это был тот тип женщин, которым семья не нужна.
  Мне представился удобный случай в осуществлении своего плана, когда сестра уехала на пару дней в другой город из-за проблем в филиале фирмы. Хотя, честно говоря, у меня и не было никакого плана. Я лишь знала, что не стоит делать это резко, слишком открыто. Нужно было устроить все так, чтобы он сам проявлял инициативу.
  Я старалась преподнести себя как хрупкую женщину, которая в жизни проиграла при хорошем раскладе карт.
  - Игорь мало уделяет мне внимания! Мы обыкновенная семья, которая не имеет возможности радоваться жизни, потому что надо зарабатывать деньги, и это убивает остатки теплого чувства между нами!
  - Но у вас ребенок! Это важно! - сказал Артур. Он склонился над бумагами и мало уделял мне внимания.
  - МЫ не должны все отдавать детям. Мы должны чувствовать родственную близость и между собой. А этого нет!
  - Наверное, у вас кризис совместной жизни. Так часто бывает в семьях, которые прожили семь, или около того лет.
  - Может быть! - согласилась я. - А у вас с Тамарой не так?
  - Мы еще буквально молодожены! - засмеялся он.
  Я не могла нащупать слабых мест в их совместной жизни. Но я знала, что слабые места есть в каждой семье, какой бы безоблачной она не казалась.
  Я решила не лезть, пока он занимается делами. Ни что так не раздражала, как помехи во время работы, когда ты пытаешься сосредоточится, а вокруг все только и желают одного: чтобы у тебя это не вышло. Я вышла в смежную комнату. Ольга любовалась грандиозным аквариумом. Я еще никогда не видела таких огромных аквариумов. У моих знакомых были неприглядные стеклянные коробки, но на фоне этого прекрасного экземпляра они выглядели не лучше пыли на фоне золота.
  - Здорово? - спросила я Ольгу.
  - Ага! - восхищенно произнесла она, даже не оглядываясь на меня и ее можно было понять.
  Я встрепенула ей челку и засмеялась. Мы сидела на корточках возле зеленого чуда.
  - Мам, что это за рыбки? - спросила Ольга.
  Я пожала плечами. Артур, наблюдавший за нами все это время, подошел ближе и назвал какую-то породу рыбки. Мне она ни о чем не говорила, но я повторила название с умным видом, и мы втроем засмеялись.
  - Тамара очень любит рыбок! - сказал он.
  - А у нас ни кого нет! - заметила Ольга.
  - Потому что у нас тесно! - объяснила я Ольге. - Будь наш папа тоже богат, мы бы завели собаку.
  - Ты тоже могла бы быть богатой, как тетя Тамара! - заметила Ольга.
  - Наверное!
  Ольга побежала на кухню за соком, а я, указывая на бумаги, спросила Артура:
  - У вас общий бизнес? - спросила я.
  - Нет! Мы решили не смешивать работу и личную жизнь. Я считаю, что это правильно: мы состоявшиеся личности и не стоит смешивать наш бизнес только из-за того, что мы вместе. Это повредило бы нашим делам!
  - Это похоже на недоверие! - пожала я плечами. В данном случае я взяла на себе роль овечки, под шкурой которой стерва. Я знала, что это Тамара была инициатором такого подхода. Она говорила мне, что слияние бизнеса могло неблагоприятно отразится на инвестициях.
  Артур бросил на меня короткий взгляд, но ничего не сказал.
  Не знаю, было ли это хотя бы крошечной предпосылкой для их дальнейшей ссоры, но я чувствовала какое-то смешанное чувство вины и радости. Ссорились они громко и буйно.
  - Я не понимаю к чему такая упертость? - Артур не кричал, но в его голосу звучало недовольство и ярость.
  - Я тебе сказала, Артур, и не изменю своего решения.
  - Это принесет хорошие деньги!
  - Я больше ратую за безопасность сделки. Только благодаря осторожности я и достигла такого уровня. А ты - игрок.
  - Нельзя отказываться от таких денег, которые сами идут тебе в руки!
  - Это позиция безответственного дельца, и неопытного!
  - Поступай, как хочешь. А я проведу эту сделку! - Артур вышел из комнаты, Тамара пожала плечам и поехала на работу.
  Я нашла его на кухне. Он задумчиво пил воду.
  - Часто вы так ссоритесь? - спросила я.
  - Достаточно, чтобы это уже начало надоедать! - раздраженно ответил Артур. - Твоя сестра по упертости не уступит самому злобному кредитору! Все-таки в женщине должно быть больше женщины!
  - Мне бы иногда хотелось иметь хотя бы капельку Тамариной уверенности! - печально сказала я. - Мы такие разные!
  - Действительно. Твой муж - счастливчик. Ему, наверняка не приходится, мучится, и спорить с женой по поводу капиталовложений.
  - Это точно! - засмеялась я.
  Игорь действительно никогда не смел, перечить мне. Но одно дело командовать над таким мужчиной, как Игорь и совсем другое - подчиняться такому человеку, как Артур.
  Вечером Тамара позвонила и сказала, что задержится.
  - И так всегда! - Артур бросил телефон на базу. - Честно говоря, я устал от этой гонки за деньгами, и хочется простого семейного уюта.
  - Я тебя понимаю! - я села с ним на диван. - Игорь тоже часто пропадает на работе. А когда приезжает, ужинает и идет спать, он редко что-то мне рассказывает. Так чудовищно превратится в домохозяйку в двадцать семь лет. - Я печально вздохнула.
  - Тебе просто нужно устроится на работу: у тебя будут отдельные от него эмоции, и станет легче! Вам будет о чем поговорить после работы, что-то обсудить. У нас с Тамарой всегда так. Мы учим друг другу новым тонкостям. Мы всегда вместе.
  Мы долго говорили с Артуром. Я обнаружила между нами много общего. Он тоже стал чувствовать себя со мной боле уверенно, дружески, словно привык ко мне. Поначалу, как только мы приехали, он держался особняком. Хотя, возможно, он просто чувствовал необходимость развлекать меня в отсутствие Тамары. Честно говоря, мне хотелось думать первое. Я знала, что люди ко мне привыкают очень быстро.
  - Знаешь, иногда мне хочется жить с ней в маленькой квартирке, чтобы мы были штатными сотрудниками и никому из нас не надо было спешить в шесть утра в фирму, просто понежится в постели. - Артур задумчиво смотрел на бокал, который держал в руке. Это я предложила чего-нибудь выпить.
  - Поверь мне - это быстро надоест! - призналась я. - Чем реже видишь человека, тем лучше к нему относишься!
  - Раньше, до того как мы поженились и вообще до встречи с ней, я никогда не привязывался к людям, но она меня покорила: молодая, красивая, удачливая!
  Разговор развивался в ненужном мне русле. Не слишком -то хотелось выслушивать его слова восхищения в адрес Тамары. Я и так с детства слышала, какая она хорошая, умная девочка.
  - Знаешь а, в детстве она была толстой! - сказала я. - Крупная девочка. И она носила очки!
  - С трудом верится! - засмеялся Артур. - Она никогда об этом не говорит!
  - Потому что стесняется своего прошлого! - как-то пафосно сказала я и в комнате повисла тишина.
  Я не хотела обидеть Тамару, я просто сказала правду. Артур очень легко, почти беззаботно перевел разговор на нейтральные темы, но я видела, что ему как-то неуютно, неспокойно.
  - С тобой проще, чем с ней! - признался Артур.
  - Да, у нее сложный характер! - согласилась. - Она во всем любит быть первой!
  
  Я не стала пускаться в пошлые уловки, которые обычно показываются в фильмах, когда какая-нибудь грудастая дамочка пытается заарканить мужчину. Я видела, что Артура этим просто не возьмешь. Он не относился к тому типу людей, который стремится любую юбку уложить в свою постель. Он был человеком иного склада, более глубоким, сложным и многосторонним.
  Я хотела заинтересовать его, как человек, как личность. Мне надо было, указав на свои положительные стороны, подчеркнуть противоположность Тамаре. Мне хотелось, страстно хотелось доказать, что я лучше ее.
  Мы всегда вместе с ним пили кофе по утрам. Тамара уже уезжала. У меня создавалась иллюзия семейного очага и от того, что этого не было, от того, что это было придумано было горько и, тем не менее, захватывающе. Наше с ним утренний кофе походил на камин: быть может огонь между нами и мог быть, но он был скован ледяными рамками: моим родством с Тамарой, его любовью к ней.
  - Ты рано вышла замуж, от чего? - спросил он.
  Я пожала плечами, ковыряя торт:
  - Поторопилась. В этом ты прав. Иногда я думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я повременила.
  - Не возможно ничего предугадать! - сказал он. - Если бы не было этого, то не было бы и другого. Все взаимосвязано. Ты можешь представить, что тогда не было бы твоей дочери?
  - Нет! - я покачала головой. - Ты прав! - я искренне улыбнулась. Она стоила раннего замужества.
  Я улыбнулась. Конечно, моя дочь, мой муж. Он плох, по сравнению с Артуром, может быть... я хотела хорошо жить, да. Но не это главное. Я хотела доказать, что я лучше. Таким способом?
  - А если бы ты был моим мужем, как ты думаешь какая бы у меня была жизнь? - спросила я.
  - Встреться ты мне раньше, - заметил Артур, - ты бы могла быть моей женой... Намного раньше.
  
  Оказалось, что мой приезд совпал как раз с начинающимся кризисом в отношениях моей сестры и ее мужа. Они устали от обоюдного недосыпания и вечной работы, которая извещала о себе в самый неподходящий момент. От этого можно устать. Но еще сильнее устаешь от вечной нехватки денег. Это могло бы облегчить мне проблему, но Артур оказался мужчиной, подпадающим под власть женщины, но только раз в жизни. Жаль, но этой женщиной оказалась не я, а моя сестра. Мне стало понятно, что мне ловить здесь в принципе нечего, но время еще оставалось и можно было покопаться в их жизнях.
  Сестренка жила слишком хорошо, небо было безоблачное. Не то, чтобы я ее ненавидела - это глупо утверждать, но, наверное, в каждой семье младший ребенок более ущемлен, его всегда ставят в зависимость от старшего, указывают пример. Это было нечто вроде обиды на родителей на саму Тамара за то, что она была такой хорошей, что у нее в жизнь все получалось слишком легко. Если она хотела купить машину - пожалуйста, если ей вдруг понадобился новый офис - тем более, а я и моя семья перебивались на зарплату Игоря и покупка новой мебели для нас было праздником года. Разве это справедливо, ведь мы - выходцы из одной семьи.
  Конечно, Тамара умела заниматься всем планомерно, она рассчитывала каждый свой шаг и делала дело, и самое главное, никогда не перескакивала на другое, пока не закончила начатое. Этим грешила я. Но в этой размеренности действий Тамары я углядывала ее ограниченность как человеческой личности, она скорее походила на робот, машину, приученную делать то, что заложено в ее памяти. И Артур любил такую женщину. В общем, он не для меня! А он указал на возможность в прошлом... он хотел этим сказать, что если бы он увидел меня раньше, чем ее, то кого бы он выбрал? Я была удовлетворена, и в принципе, если он даже имел ввиду другое, я видела в его глазах намек. Я поколебала основы благополучия умной Тамары. Наверное, я все-таки победила?
  Этот мой маленький флирт, точнее его попытка, снова подняли во мне уверенность в саму себя. Это так важно верить в то, что ты кому-то нравишься, что ты можешь быть кому-то интересна.
  Я засобиралась домой. Тамара не слишком меня удерживала. Она, наверное, поняла какую опасность я таила для ее брака. Кроме того, я почти соскучилась по Игорю, и по нашей квартирке, которая хотя и была маленькой, но все-таки была моей, обставленной так, как того хочу я. Я могла подавлять Игоря, и это приносило мне удовлетворение.
  На перроне Тамара достаточно холодно попрощалась со мной. Она говорила какие-то любезные фразы, улыбалась, но было видно, что она рада нашему отъезду. Может быть дела...
  - До свидания, тетя Тамара! - прокричала Ольга.
  - Пока, ангелок! - Тамара подарила ей какую-то игрушку. Ее материнские инстинкты были мертвы. Она, наверное, как и всякая богатая женщина будет заменять колыбельную шоколадкой, занятие с ребенком после школы деньгами, а посещения выпускного вечера новой машиной.
  Как только поезд отъехал Тамара, и Артур сели в машину.
  - Ну и как тебе моя сестренка? - спросила Тамара.
  - Типичный младший ребенок! - ответил он. - Пыталась завоевать мое расположение!
  - А ты? - засмеялась Тамара.
  - Ну, ты же знаешь: в моем вкусе всего одна женщина!
  После этого мы больше никогда не виделись с Тамарой, хотя и присылали друг другу открытки на праздники. В одной из них она мне написала, что у них родился сын. У меня в это время как раз родилась вторая дочь. Я снова почувствовала неуверенность в себе, даже в этом Тамаре удалось обойти меня. У нее был сын. Но я улыбнулась, вспоминая слова Артура...
  Я устроилась на работу по совету Артура, и правда, кризис в наших отношениях с Игорем пошел на нет. Просто я привыкла к тому, что он после ужина смотрит телевизор, а потом засыпает.
  Иногда по ночам мне снится сон, что я живу в том огромном доме, езжу на шикарных машинах и у меня три сына. Как хорошо, что существуют сны.
  По утрам я просыпаюсь в своей постели, готовлю все завтрак и спешу на автобус, чтобы не опоздать на работу. Как плохо, что сны заканчиваются.
  
  ТОЛПА.
  
  Я опаздывала на работу. Был четверг и я опаздывала во второй раз. Если во вторник меня прикрыла Инга, то теперь я боялась, что она тоже опоздает, потому что пробки на дорогах были значительные.
  Сегодня утром Игорь обрадовал меня сообщением, что мы покупаем машину: он ездил по рынкам и выбирал модель его жизни: удобную, красивую, с кожаным салоном и недорогую. Я надеялась, что он найдет ее хотя бы к будущей зиме. Игорь мог быть таким дотошным. Эта черта его характера, когда-то мне нравилась, но с каждым годом раздражала все сильнее.
  Наконец-то подошел автобус. Люди ринулись к нему, пытаясь остановить его, еще не доехавшего до остановки. Я побежала вместе со всеми, не взирая на то, что мое пальто оказалось под перекрестными брызгами грязи.
  Какая-то женщина толкнула меня возле самого входа в автобус, а огромный мужик пытался протиснуться вперед меня, наглой малолетке это удалось.
  Меня втиснули на заднюю площадку: мест естественно уже не было. Радостная толпа, заполнившая автобус до отказа могла немного расслабится. Оставшиеся на остановке, словно взъерошенные воробьи продолжали мерзнуть под дождем.
  Я была зажата между толстым мужиком в вонючей кожаной куртке, который злоупотреблял парфюмерией и, сдается мне, сегодня утром завтракал одним чесноком; и женщиной, которая не переставала вошкаться: то она пыталась перевесить сумку с одного плеча на другое, то переменить положение ног.
  - Женщина, ради Бога, прекратите шевелится! - попросила я ее.
  - Вы мне руку отдавите! - визгливо закричала она.
  - Ну, мы же тут не одни! - я терпеть не могла таких дамочек.
  - Ну, вот и терпите!
  - Ваша сумка никуда не денется - это точно! - в автобусе и муха не смогла бы пролететь.
  - Если вам не нравится поезжали бы на такси! - ее попытки перевесить сумку на другой бок, наконец, увенчались успехом, теперь мне в лицо буквально уткнулось ее плечо.
  "Стерва!" - подумала я и попыталась развернуться, и наступила на чью-то ногу.
  - Аккуратней, женщина! - завопила малолетка.
  Я ничего не ответила, смирившаяся с неудобствами общественного транспорта. Да и что толку было говорить с этой толпой, которая плыла по течению, толкаясь локтями, чтобы занять более удобное место в этом потоке.
  На работу я все-таки опоздала, но к счастью взбучки мне не устроили.
  - Это ужасно! - поделилась я с Ингой своими утренними приключениями. - Все пальто уделали!
  - В метро тоже давка! - заметила Инга, показывая еще не отмытые носки сапог.
  После обеда прилетела Люська, она работала в офисе этажом ниже и все про все знала. Она сообщила, что в универмаге продают по дешевке сапоги.
  Все девчонки принялись собирать деньги, занимать у кого можно.
  - Ты не идешь? - на бегу спросила Инга.
  - Нет. У меня есть сапоги!
  Мне не слишком хотелось идти в универмаг, где всегда было много народа, все толкали друг друга, пытаясь пробиться к прилавкам, кроме того, что за стадное чувство носить всем одинаковые сапоги. Не в детдоме же, в самом деле.
  Инга купила себе две пары, и хвасталась весь остаток дня.
  На обратном пути я смотрела на людей, которые проходили мимо меня и все они казались мне одинаковыми: какие-то занятые только собой, задумчивые, деловые, спешащие не понятно куда. Редко у кого были радостные, светящиеся лица. Мне показалось, что в этом мире уже больше нет, и никогда не будет счастливого народа, который будет прогуливаться не спеша по парку, все только спешила в метро или на автобус. Как я ненавидела огромные массы народа. Наверное, во мне эта ненависть жила как отросток того чувства, которого я питала к различного рода насильственному коллективизму. Я не могла понять, зачем близнецов одевать одинаково.
  Мне казалось, что люди совсем утратили индивидуальность. В них так и живет этот синдром толпы. Многие люди просто бояться выделиться из всей этой серой массы толпы. На улицах так редко встретишь что-то яркое: одни серые, и рыжие дубленки, черные шубы. Нет ярко красного, изумрудного! Ни за что не поверю, что всем не нравятся эти цвета. Это что, способ защиты?
  Инга вертела передо мной сапоги:
  - Зря ты не купила! Такие дешевые!
  - Значит плохие! - заметила я, не отворачиваясь от компьютера.
  - Вот еще! Это ты у нас - сноб! - заметила Инга.
  Она намекала на то, что я покупаю лишь те вещи, что дороги. Инга пыталась убедить меня в том, что это можно купить и дешевле. Но к нее набойки на новых туфлях отлетали через неделю, а я могла ходить в них год.
  - Я не сноб! - ответила я. Я не обиделась, просто решила обозначить, кем я являюсь, а кем нет.
  Если Инге, в силу своих природных комплексов, было угодно думать, что я - сноб, пусть так и думает. Уж если на то пошло, у всех есть слабые места. У каждого человека из этой огромной толпы. Наши политики очень умно подмечают слабые места всей толпы и умело руководят нами. Самый большой грех нашего народа - это нежелание чего-то добиваться для себя, своих детей. В головах толпы поселился сложившийся и взращенный годами, подпитанный многими душами и жизнями принцип, что в нашей стране ничего доказать невозможно, и против власти идти не стоит, потому что за властью стоят большие люди, нарываться на которых - нецелесообразно. Уж лучше пусть не платят зарплату, в кранах не будет горячей воды (хотя у нас частенько не бывает и холодной), а наши дороги - сплошная грязь и выбоины.
  Но помимо общих слабых мест каждый человечек в этой толпе имеет свои, какие-то особые слабости, потому что он думает, что он индивид. Он стыдится своего слабого места, объясняя его трудным детством, сложной жизнью, грустной любовью, но все они не видят что их слабости - это лишь отражение слабостей всей толпы, в которой каждый человек придает своим слабостям то же значение, что и любой встреченный им прохожий.
  Наверное, не только в нашей стране люди устают жить. Они понимают, что в принципе стремится здесь не к чему. Как говорят, без самореализации личности быть не может. Но где и когда реализовываться нашим гражданам?
  
  Лавочка была мокрой - вчера прошел дождь, но из-за высокой влажности, скамейка все еще оставалась сырой. Ей было все равно. Ему было все равно. Как прекрасна любовь. Она делает нас слепыми, глухими, отнимает у нас обоняние, и наши колготки перестают намокать под дождем и на мокрых скамейках.
  - Я сегодня написал стихотворение! - сказал Денис.
  - Правда? - она посмотрела на него влюблено. Так можно смотреть только в семнадцать лет. - Про меня?
  - Конечно! Я спою его тебе под гитару. Но только потом. Так хорошо сидеть. Ты не замерзла?
  - Нет! - Вероника укуталась поглубже в его куртку и теребила ремень на его джинсах. - Почему ты всегда так небрежно одеваешься?
  - Это мой личный стиль! - ответил он. - Я терпеть не могу пацанов одетых с иголочку! Как педики!
  - Разве? По-моему это очень приятно. Тем более свитер и джинсы, не вытянутые на коленях и неизодранные, еще не сделают тебя педиком.
  - Слушай, Вероника, я же не говорю тебе носить юбки!
  - А хотелось бы? - засмеялась она.
  - Хотелось бы! - ответил он. - Давай я тебя поцелую, а?
  Он был по самой сути рокером, а она школьницей. Он стремился к индивидуализации, самовыражению, а она хотела простоты.
  Больше всего Денис ценил прогулки на природе, огонь и песни, а она дискотеки и мороженое. Они были разные, их объединяла эта страсть к поцелуям и мокрой скамейке.
  Вероника ненавидела его друзей: вечно замызганных гитаристов, которые пели свои сочиненные в бреду песни и требовали восхищения всей кампании. Очень скоро она поняла, что не сможет находится в этой банде великовозрастных придурков, которые считали себя столпами мира, они считали что спасут мир от деградации.
  Денис считал ее подруг малолетками-шлюшками, тупыми девчонками, и просто пустышками.
  - Ну, так ты будешь петь песню? - спросила она.
  Он достал гитару. Заиграл мелодию. Вероника тешила себя только той мыслью, что эта песня написана специально для нее, но как банально двигались его пальцы по гитаре и звуки тоже были однообразны, как и у всех пьяных гитаристов.
  Он был горд собой: он написал песню. Она молчаливо улыбалась: ни восторга, ни хотя бы подбадриваний. Она не была горда: песня, ее песня ей не нравилась.
  Она ничего не ответила, когда он спросил: "Ну, как?"
  Вероника хотела поговорить с ним о другом.
  - Твои друзья, они ведь настроены против меня, да? Они давят на тебя? Они хотят чтобы ты меня бросил?
  Денис замялся, но честность и прямолинейность были его главными чертами положительного плана.
  - Ну, да Вероника, но ведь они думают о тебе, как об обычной блондиночке, которая только и делает что расчесывает по утрам свои волосы и красит губки, и глазки, чтобы состроить их кому-нибудь.
  - Разве это плохо, следить за собой? Зато на них тошно смотреть. Как бомжи.
  - Веро, это такой способ жизни. Нужно не обращать внимания на прикладное: деньги, одежду. Главное - душа!
  - Где душа-то: пиво и гитара? Замерзшие задницы у костра, это что ли? - она презрительно фыркнула. - В самом деле, мужики по тридцать лет, а занимаются какой-то чушью.
  - Я же не говорю о ценностях твоих подруг! - они словно были на грани ссоры. Но они еще ни разу не ссорились. - Мне противна эта простота. Деньги, дети. Работа. Кому это нужно!
  - А ваши песни, костры и грязные лица?
  - Нам!
  - Это что модель поведения эгоиста?
  - Это наша модель поведения! Я старше тебя и знаю, что то, как живут все - неправильно. Это не дает удовлетворение. Мы - другие. Что толку одеваться, прихорашиваться, если человек, который когда-то обратит на это внимание, через десять или больше лет уйдет, потому что ты потеряешь гладкое личико, а на душу ему будет наплевать.
  - Можно подумать у всех так! - пожала плечами Вероника. - Я считаю, что это от нечего делать и от одиночества. Вы строите из себя крутых парней, спасаете мир, а сами бросаете бутылки в лесу.
  - При чем тут это? - психанул Денис.
  - Ты же умный, вот и разберись!
  Вероника нервно перебирала волосы. Как только они начинали говорить о его друзьях, он кардинально менялся, словно тот мир, к которому он так привык был для него намного важнее этой лавочки и нее самой.
  - Я тебя не понимаю, ты хорошая девчонка, а общаешься с тупоголовыми задницами. У них кроме задниц ничего и нет.
  - А что общаться с такой как ваша Лерочка?
  - Ее Ника зовут! - поправил Денис.
  - Один черт, как ее зовут. Я в первый раз долго не могла понять - что за дохлый пацанчик там у вас. Побрита чуть ил не наголо, одежда мешком!
  - Зато она личность...
  - А я что - тряпка половая? Все люди разные и нельзя грести под одну гребенку! Она, наверное, с вами тусуется, потому что больше никто с ней не захочет.
  - Она девушка Вадима...
  - Я и говорю, кроме него никто и не захочет! Еще одна обезьяна волосатая.
  - Давай, я тебя лучше поцелую!
  - Ты что не хочешь об этом говорить!
  Поцелуй.
  
  Игорь набросился на меня в дверях.
  - Твоя дочь собралась на какой-то там концерт!
  - Ну и что? И почему сразу моя дочь? - я скинула туфли, я смертельно устала.
  - А то, что на прошлом таком концерте - пацана убили. Лет пятнадцать. Ты что не знаешь, как у этих дебилов: если Васька убил, я тоже смогу!
  - Отстань от меня, а? Толпа она есть толпа. Ольга же не полезет в самую гущу!
  - Да только в том и дело, что бедняки гибнут, а кто-то наживается. Мы все под ними лежим!
  - Под кем?
  - Под олигархами.
  - Опять ты со своей политикой! - отмахнулась я. Надоело. Каждый день одно и тоже.
  - А что не так? Мы все - быдло, а они живут, наслаждаются миром вокруг. Вот они люди, а мы? Так себе. Какое-то мясо ходячее: с работы домой и обратно.
  - И что ты от меня хочешь?
  - Ничего. Просто объясняю, кто мы и кто они. Захотят это - купят, и даже любого могут купить, только о цене стоит знать. И все продадутся, потому что они - высший свет. Престижно идти с ним, а не с каким-нибудь рабочим парнем!
  - Согласна! - сказала я, чем взбесила Игоря.
  - Господи, сейчас все подвластны этому культу богачей.
  - Ну что ты завелся? Среди них тоже много хороших людей!
  - Да они все тупые. Просто денег много и силы! Они-то, по сути, и есть быдло!
  - Иди лучше футбол посмотри! - посоветовала я.
  - Так что на счет Ольги? - не унимался Игорь.
  С каких это пор он стал таким заботливым папашей. Ольга как раз зашла в комнату и я спросила, что за концерт. Название группы мне ничего не сказало и я спросила, кто еще пойдет.
  - Много кого. Всех отпускают, между прочим!
  - Какое мне дело до всех? - возмутился Игорь. - Ты что не знаешь этих придурков, которые приходят туда пьяные и на всех нарываются. Не хочу чтобы тебя потом нашли убитой!
  - Что за глупость? - возмутилась Ольга. - Можно подумать я иду на встречу с маньяками!
  - Я тебе говорю. Мне хорошо известна психология этих ублюдков: где один убьет там и другой, они, таким образом, доказывают кто круче!
  - Я же не собираюсь доказывать!
  - Хорошо, иди! - сказала я.
  - Вот и будешь потом сама за все отвечать! - возмущенно сказал Игорь.
  - Тебе лишь бы от ответственности отольнуть. Так детей не воспитывают!
  - А как надо? как ты?
  Ольга поспешила скрыться. Она получила желаемое и не хотела слушать нашу ссору.
  - Ты преувеличиваешь опасность! - сказала я.
  - Агрессия - это лишь форма толпы казаться разбитой на отдельных индивидов, словно им что-то нужно, а на самом деле им ничего не нужно. Им все равно кого бить, лишь бы бить. Стадо, одним словом! В наше время такого не было! - заметил Игорь. - Как хорошо было. Повсюду был патруль. Если даже кто начинал залупаться его быстро усмиряли. А сейчас? Сплошной беспредел! Что и говорить. Раньше люди другие были! Агрессия - это форма скрыть свои комплексы! Ты знаешь сколько комплексов, может быть у человека? Они все - ублюдки!
  - Но ведь это они воспитали нынешних ублюдков! - заметила я. Лишь бы сказать что-то наперекор Игорю.
  - Это среда их воспитала. Запад. Жили мы нормально. Так нет: надо приобщить нас к вселенскому быдло. Вот и расплачиваемся теперь.
  - Можно подумать в наше время не было идиотов!
  - Нет!
  - Посмотри сколько алкашей. Мир - приют алкоголиков! - сказала я, намекая, что и в нашем доме тоже кое-кто иногда позволял злоупотребить.
  - При чем тут алкаши? - возмутился Игорь. - Это лишь способ не видеть что творится в мире!
  - Достаточно пассивный способ! - язвительно заметила я. - Можно, например и бороться как-то, или не обращать внимания. Люди всегда только и делают, что приспосабливаются к окружающим условиям! Это уже как смысл жизни: успеть приспособится!
  - С тобой нет толку разговаривать! Ты и дочь так воспитываешь!
  - Так воспитывай тоже! - сказала я. Разговор мне поднадоел, а Игорь только вошел во вкус.
  Разговорился:
   - Толпа страшное явление. Помнишь ту трагедию, когда затоптали кучу народа? Вот! Надобности в этом не было: но побежали все и я побежал, чтобы не затоптали. А иначе: не ты, так тебя. Толпа выбирает жертву - одну, или немного, лишь для того, чтобы самим не оказаться на их месте. Если бы заяц мог присоединится к лисам и гнать своего сородича, поверь, он бы присоединился.
  - Какой ты умный! - сказала я. - Но только вот суть в том, что стоит отпустить Ольгу, а ты разводишь глобальные дебаты!
  - Ну, ты же ее уже отпустила! - сказал он, поворачиваясь к телевизору.
  - Правильно, посмотри лучше футбол!
  
  Он опаздывал. Снова. Значит, он был с ними. Вероника давно оделась, хотя рассчитывала так, чтобы ему пришлось ее еще немного подождать, но он опаздывал на столько, что она уже успела второй раз переодеться.
  Было обидно, было грустно и даже до слез противно своего ожидания. Казалось бы, именно он должен был ждать ее, а не она срывать тюль с петель.
  Наконец, в дверь позвонили.
  - Ты опоздал! - заметила Вероника не обвиняюще, а немного печально.
  - Вероника, женщины получили то что хотели - равноправие, так позвольте и нам мужчинам немного опаздывать.
  - Ты хотя бы извинился! - заметила она. - Дело не в равноправии, а элементарном уважении и на худой конец точности.
  - Ну, чего ты завелась? Это так обыденно: ругать парня за опоздание. Теперь-то мы вместе.
  - Конечно! - она посмотрела на него. В его глазах были их мысли, мысли этой кучки негодяев.
  - Куда мы пойдем?
  - Ребята сегодня собираются... давай, а! - он посмотрел на нее умоляюще.
  - Нет!
  - Ну, пожалуйста!
  - Ну, хорошо! - сдалась она быстро, потому что знала, что спорить с ним бесполезно.
  Господи, как ей были противны их лица. Пьяные. Самодовольные. Довольные чем?
  - О, наша дамочка пришла! - встретил ее приветствие один из них. Какая разница как его звали.
  - Привет! - процедила она.
  - Как банально! - захохотал другой. Или тот же.
  - Ладно, ребята, прекратите! - Денис уселся в круг. Для нее места не осталось. Она стояла рядом с ним и просто ненавидела огонь, который освещал их лица.
  - Садись же! - милостиво пригласила Ника.
  - Тут грязно! - ответила Вероника.
  - Грязно! - хмыкнула Ника. - Может тебе еще диван принести?
  - Я постою! - отрезала Вероника.
  Денис словно не замечал того, как ей одиноко. Он пел какую-то песню, самозабвенно, совершенно забыв о ней. Казалось, что сейчас ничего не существовало для него: только искры костра и песня, которую, как он думал, пел хорошо.
  Она стояла, съежившись от порывистого ветра, смотрела на лица и видела, что он такой же как они. В точности. Пусть у него другие волосы, брюки, но даже жесты походили, и ухмылка и то, как он открывал пиво. Его лицо было таким же сальным. Он менялся здесь. Он превращался в них.
  - Вероника, хочешь пива? - спросил он.
  - Нет!
  - Да брось! - он совал ей в лицо открытую бутылку и расплескивал на нее жидкость.
  - Не надо!
  - Да не ломайся! - крикнул один из толпы.
  - У вас, что не существует понятий, что человек не хочет! - раздраженно сказала Вероника, отодвигая бутылку.
  - Не хочет! - заржала компания.
  Вероника резко развернулась и пошла прочь. Денис не встал, не догнал ее. Ей показалась, что она услышала его слова:
  - Да куда она, девочка, денется-то?
  Он пришел на следующий день вечером. Другой. Она могла бы поверить ему, но не тому человеку, который сидел у огня.
  - Ну, чего ты ушла-то?
  - Потому что это твои друзья, а не мои!
  - Ты сама ведешь себя высокомерно! - просто сказал он.
  - Если это высокомерие, то мне не понятно какого черта ты вообще сюда пришел? - она стояла гордая, и собиралась быть непокорной.
  - Брось! Мои друзья хорошие ребята.
  - Я заметила.
  - Они просто не могут пока привыкнуть к тебе.
  - Дело в том, что ты меняешься в их компании! Ты совсем другой! Ты забываешь обо мне. Для тебя они - важнее. Важнее не только меня, о нет, я не претендую на какое-то место в твоей жизни, они важнее всего.
  - Они мои друзья!
  - Мне жаль тебя!
  - Почему?
  - Потому что, ты как они!
  - А каким я должен быть?
  - Таким, каким хочешь!
  - Ну вот!
  - Тогда почему со мной ты другой?
  - Я такой же!
  - Нет!
  - Просто ты к ним не привыкла. Они особенные люди... Не фыркай. Каждый из них - гений!
  - И ты тоже?
  - Ну...
  - Понятно. У вас у всех там мания величия. Превосходство над людьми, которых вы даже не знаете и не стоите как пить дать.
  - Почему ты вечно наезжаешь?
  - И все ваши песни - похожие!
  - Потому что мы думаем одинаково!
  Вероника хмыкнула, казалось она нашла ключ:
  - Вы же все каткие особенные. Сугубо индивидуальные. Для вас мир - звезды и гитара, а не суровые будни жизни.
  - Ну и что?
  - А то, что вы все одинаково убогие люди!
  - Вероника?
  - Ага! Вы зациклились на своем мирке и думаете, что он единственно правильный. Вы ненавидите тех, кто слушает попсу так, как будто это первый грех на земле. Это их решение. Какое вам дело до них?
  - Просто как это можно слушать? Идиотизм: он меня не любит, ай - йя - яй.
  - Так и не обращали бы внимания! Вам словно все нужно в этом мире!
  - А тебе нет?
  - Мне нужна я и те люди, которые со мной связаны, что толку раскидываться на всех - надорвешься!
  - Что ты предлагаешь?
  - Я предлагаю компромисс!
  - Какой?
  - Мы не будем больше говорить не о твоих, не и моих друзьях! Согласен?
  - Хорошо! - согласился он.
  Что толку было объяснять этой девочке жизнь. Она искала простоты. Она стремилась к свободе от чего-то, чего сама не знала. А он и его друзья знали, что мир сложен, что он соткан из миллиардов тонких нитей, каждая из которых необъяснима, опутана. Каждая проблема человека - это сложное сплетение всего, что когда-то было в его жизни, все взаимно обусловлено. Глупо думать, что твое одиночество - это только стечение обстоятельств нынешней осени. Это вся жизнь.
  Вероника была молода. Наверное, поэтому она ничего еще не понимала. Он хотел бы чтобы он поняла, как прекрасен теплый вечер, звезды и, что точно так же прекрасен холодный ветер и затянутое небо. Значит, нужно ждать звезд когда -то.
  Вероника же не могла объяснит ему, что нельзя вечно во всем искать сложного, необъятного. Что сложного в тетрадном листке, пустом и чистом, что необъяснимого в листопаде, в любви? И даже сложная задача решается по формулам, основой которой является банальное дважды два. Усложнять просто, накручивая на катушку все новую нитку, а распутывать клубок сложно, но в его основании та же нить. Суть одна, лишь только объемы разные. Что толку читать книгу, где объясняется на пятьсот страниц, что есть любовь, если в одном слове все уже сказано, а читатели по разному представят ее себе, потому что это личностно, и только твое. Зачем писать как трясутся пальцы при встречи, если каждый это знает. Это пустое усложнение. Это тавтология.
  - Если казаться простой, искать ее, то превратишься в куклу, пустую, светловолосую куклу! - сказал Денис.
  - А если усложнять, превратишься в зануду. - Ответила Вероника.
  Он улыбнулся и взял ее за руку.
  
  Инга рыдала. Сапоги не смогли удержать ее мужа. Я пыталась встать на ее место и понять, что так расстраивало ее в потери этого человека: неинтересного, обыденного пропойцы.
  - Ты не знаешь какой он чуткий! - рыдала она.
  Но я не понимала и не принимала ее горя. Я была далеко от нее и меня мало волновали ее слова. Я лишь подумала о том, как, наверное, много в мире таких ситуаций, брошенных женщин и обыденных мужчин. Как много в мире людей. Так странно, что все они ищут счастья. Интересно, сколько людей его находят. Десять, двадцать?
  Каждый из них смотрит на мир и думает о той толпе, что его окружает. А сам тоже есть толпа. Инга плачет, как и тысячи женщин, которых она еще вчера обвиняла.
  Я села за стол. Работа стояла на месте. В последнее время мне так все надоело. Я подумала о словах Игоря. Наверное, это правда, что только богатые люди среди нас и живут, а не толпятся у края жизни. Но, по сути, у них тоже самое, что и у нас. Рождение. Взросление. Смерть. Одна толпа умирает, появляется другая. Это будет бесконечно?
  Я смотрела на дом напротив нашего здания. Окна. Как много. В каждом доме человек, целая семья. И они живут, стремятся. Они не знают только кто живет в соседней квартире, и уж конечно на первом этаже тоже.
  У них синие рамы. Как странно. У всех белые. Что это - способ показать оригинальность, или не было белой краски. Так мы и идем под руки с толпой, не замечая себя в ней.
  Я улыбнулась своим мыслям. Инга продолжала рыдать.
  Я хотела ей похвастаться, что Игорь купил машину, но подумала о том, что хвастаться особо не чем. Игорь купил абсолютно не то, что хотел сам, и на что надеялись мы. Он никогда не мог делать что-то самостоятельно, его просто было уговорить. Именно поэтому наша машина сломалась через две недели. Как это глупо поддаваться на уговоры того, кто продает тому, кто покупает. Они: покупатель и продавец - по разные стороны, почти как враги. Игорь никогда не понимал, что его тоже могут обмануть. Он так неоправданно считал себя исключительной личностью.
  
  Он не смог преодолеть силы своей толпы. Он мог прийти к ней на вечеринку, но предпочел компанию друзей.
  - Но ты там каждый вечер бываешь! - воскликнула Вероника. - Это ведь так легко, прийти ко мне.
  - Мне там нечего делать.
  - Но можно ведь попробовать.
  - Нет!
  - Почему?
  - Мне не нравится такие толпы: тупые. Что толку двигаться под музыку? Какой-то абсурд.
  - Что толку пить пиво и петь песни?
  - Не начинай, Вероника.
  - Только ты снова предпочел меня - им!
  - Прекрати. Это так по-детски! - Денис устал и устало усмотрел на нее. Отношения с девочкой, которые должны были бы быть легкими, приятными вдруг превратились в какой-то кошмар. Чего она вечно придиралась к его друзьям.
  - Тебе не надоело каждый день петь одно и тоже?
  - Это - моя жизнь!
  - Как на счет того, чтобы пойти работать, учиться?
  - Это делают те люди, которые считают, что по иному не смогут само реализоваться в этой жизни! - ответил Денис и достал сигарету.
  - И не кури при мне! - недовольно заметила Вероника. - Само реализоваться... а что ты будешь делать через десять лет!
  - Меня это не беспокоит. Нельзя жить тем, что будет.
  - А, - протянула Вероника, - нужно жить тем, что есть? А что у тебя есть? Твои друзья, а больше никого и ничего вокруг тебя!
  - Если тебя так раздражает моя жизнь, чего ты стала со мной ходить?
  - Потому что ты был другим. Но каждый раз, когда ты общаешься с ними, ты меняешься, и становишься как они. Ты так стремишься к индивидуальности, а, по сути, не можешь оторваться от толпы!
  - Думаешь, ты можешь?
  - А я и не стремлюсь. Я общаюсь с разными людьми: не только со своей компанией, но если они даже и думают по-другому, то мне это интересно, а не раздражает и бесит, как твоих друзей!
  - Тогда от чего же они бесят тебя?
  - Потому что они самодовольные, самохвальные. В них нет ничего, чего стоило бы у них перенять. Да, они ценят красоту звезд, они думают о смысле жизни, но все это так неискренне, надуманно, что мне кажется, они только и соревнуется, кто кого переплюнет по придумыванию сложных конструкций, по сути, простой жизни!
  - Они не умеют жить по-другому! - заметил Денис. Он смотрел на свою девочку и находил что в чем-то она права, но только в малой доле чего-то истинного.
  - А ты? - спросила она.
  - Я и не хочу по-другому!
  - Твоя постоянность могла бы быть похвальной, но люди должны двигаться, развиваться. Вы сидите в круге своих старых знакомых, уже все про всех знаете и это создает некоторый комплекс связанности, можно сказать обоюдного лицемерия: я понимаю тебя, а ты меня; я говорю, что ты хорош, но и ты мне это скажи.
  - Ты не понимаешь главного!
  - Ты зацикленный человек. В принципе, как и все, только не признаешь этого.
  - И что теперь?
  - Я не знаю.
  - Я никогда не буду стремиться видеть жизнь простой и пускаться в дешевые трюки, чтобы нравится окружающим. Им на это наплевать: каков ты!
  - Может быть, - согласилась Вероника, - но ведь это так просто и интересно говорить с этими, потом с теми людьми. Это ни к чему не обязывает, и это динамика.
  - Мы с тобой разные люди!
  - В самую точку! - согласилась Вероника.
  В этот день они не расстались, потому что Денис показал какие-то свои личностные стороны, не только те, что воспитала в нем толпа гитаристов, которые строили из себя особых мира сего.
  В нем можно было любить эту странную упертость и стремление защищать своих друзей. Они стояли друг за друга, но не понимали мира, не принимали его простоты и веселья. Но что толку рассуждать о смысле, если по сути этого смысла и нет. Но даже если он и есть, то для каждого он свой, а иначе было бы не интересно.
  Мать Вероники, например, жила для нее, для дочери, как и многие, матери на этой земле, а ее отец - профессор в университете разрабатывал какие-то проекты и для него это было важно, пусть даже студенты и ненавидели его за каждую новую работу. На таких людях держалась наша наука и будет держаться. Вероника же жила... для чего она жила. Сейчас может быть для того, чтобы донести до Дениса смысл того, чего он не мог постичь. А потом она будет жить ради того, что будет стоить этого.
  Они поссорились позже. Вероника поняла, что его не возможно внушить хотя бы одну мысль, которая не поддерживается его компанией, а он понял, что ее никогда не примут его друзья. Что толку было мучить себя и других. Она была молода: и быстро нашла ему замену. Он нашел себе ту, которая его понимала, потому что была из их компании. Лишь иногда он вспоминал ее, потому что не мог понять что его так привлекало в ней.
  Каждый остался при своей толпе.
  Толпы все разные. Они часть нашего мира. Они - сам мир!
  
  
  ДЕТКИ.
   14 марта с школе Љ 176
   покончила жизнь самоубийством
   ученица десятого класса Лида
  Леверенко. Основной причиной
  Называю сложные отношения
  С одноклассниками.
  
  Из газетного объявления.
  Двор школы, казалось, и был создан для того, чтобы все остальные ученики могли любоваться их уже давно не детскими фигурами. Они же были богинями на своем маленьком Олимпе, и либо одаривали приближенных снисходительными улыбками, либо же бросали короткие взгляды на неуклюжих поклонников.
  - Ну, что уставился? - одна из богинь злобно посмотрела на мальчишку-семиклассника, или и того больше.
  Мальчишка показал ей неприличный, но привычный жест и скрылся за школой с целью покурить.
   Девчонки весело засмеялись его поспешной капитуляции, и, заслышав звонок, недовольно побрели в школу.
  У самого кабинета они столкнулись со своей одноклассницей. Как же разительно могут отличаться люди одного возврата.
  Три богини были девушками высокими, накрашенными, в стильных одеждах и по-взрослому уверенные в себе, а Лида была худеньким ребенком. Как странно, что именно на нее он обратил внимание.
  - Куда это ты прешься после звонка? - Лариса толкнула Лиду и ее прибило к стене.
  - Не твое дело!
  - Ты, стерва, как со мной говоришь!
  - Дай пройти!
  - Ну и где твой защитничек? - язвительно засмеялась Вера, вторая богиня.
  - Пропусти...
  Кто знает, чем бы закончилась их перепалка, если бы не появилась Ирина Дмитриевна, молоденькая литераторша, которая ничего не видела вокруг себя, кроме мускулистого тела физкультурника.
  - Девочки в класс! - она весело застучала каблучками.
  Богини прошли на свои места на последних партах. Лида же преспокойненько исчезла с урока.
  - Эй, Веселов, - Лариса обратилась к соседу по парте. -Куда это наш ангелочек улетел?
  - Думаешь, к Доллару? - хихикнул очкарик Веселов.
  - Заткнись лучше! - посоветовала Лариса.
  - Как знаешь Веселов принялся усердно записывать за училкой.
  - Ну, так куда? - уже мягче спросила Лариса.
  - Да талон у нее к зубному!
  Лариса издала невнятный звук и повернулась к подружкам. Каково?
  Доллар был лучшим пацаном в школе. Его все любили, его все уважали, его все боялись. На самом деле его звали Влад Зеленый, но после перестройки в сердцах граждан зеленый цвет стал ассоциироваться не только с листвой.
  Доллар был одиннадцатиклассником, и он дружил с Лидой. Это возмущало многих девчонок по понятным причинам. У пацанов это вызывало нездоровую радость: лучшие девочки школы оставались свободными.
  Богини, все три, были не прочь заполучить Влада. Разборки между собой они решили учинить после того, как устранят Лиду.
  - Где только эта крыса его подцепила? - спросила Марина, третья и самая лучшая богиня.
  - И чем она его подцепила?
  - И зачем он клюнул?
  Ирина Дмитриевна сделала им замечание.
  - Еще одна тихоня! - процедила Лариса.
  Эта история любви показалась бы заурядной: в каждой школе есть красивый мальчик и девочки завидуют его избраннице, но в этой истории все закончилось трагедией.
  Я услышала эту историю от своей дочери, Ольги, она училась в одном классе и с тремя богинями и тихоней Лидой. Я и сама их знала. Мне всегда нравилась эта троица: стильные девочки, яркие, зависть всех одноклассниц. Помнится, в школе я сама была такой: не носила фартуков и белых бантов.
  Лиду я тоже знала. Даже лучше, чем богинь, потому что она была подругой Ольги.
  А Влада я не видела: он учился на год старше, но предполагаю, что это был накаченный мальчик, выставляющий свои мускулы на всеобщее обозрение своей обтягивающей маечкой. Я не знаю, что привлекло этого мачо в Лиде, но это ее погубило. Мне жаль девочку, конечно, но этот мир для сильных.
  Я хорошо помню тот день, когда все началось. Ольга тогда пришла из школы пораньше.
  - Привет, мам!
  - Привет, ты чего так рано?
  - Физики не было. И, слава Богу! Я устала! А сегодня мы с Лидой идем на день рождение!
  - К кому это?
  - К Владу! Помнишь, я тебе рассказывала! По-моему, Лида ему нравится.
  - А он ей?
  Ольга удивленно посмотрела на меня:
  - Разве он может кому-то не нравится?
  - И тебе? - спросила я, между прочим.
  - Мама! - Ольга поспешила в свою комнату. Это было ее убежище. Она всегда пряталась здесь, если не хотела о чем-то говорить.
  - Я попросила ее прийти до одиннадцати. Ей было только пятнадцать, но это тот самый возраст, когда мы хотим казаться старше, умнее. Мы щеголяем с детской непосредственностью своими возможностями, но редко рассчитываем свои силы. Я хорошо знала свою дочь, но знала и то, как тлетворно могут влиять дурные компании. Этот Влад не казался мне святым Апостолом.
  Я не ошиблась. В тот вечер Ольга вернулась в слезах.
  - Что случилось? - спросила я.
  - Ничего! - буркнула Ольга, но я всегда умела понять свою дочь. В конце концов, она рассказала, хотя до этого отмалчивалась и отмахивалась.
  - Расскажи, детка, станет легче! Тебя кто-то обидел? Кто-то из мальчиков?
  - Нет, мама!
  - Девочки?
  - Ну... не меня! - замялась Ольга. - Я просто не понимаю: он выбрал ее. Зачем лезть?
  - О чем ты?
  - Это богини... Они подкараулили меня и сказали, чтобы я передала их слова Лиде.
  - Какие?
  - Чтобы она не гуляла с Владом.
  - Но при чем тут ты? Почему они ей этого не сказали?
  - Потом что он пошла домой с Владом. А я - одна!
  - Да не переживай ты! - сказала я. - Это во все времена было!
  Я принялась рассказывать истории из своей юности, но видела, что Ольга меня не слушает.
  - Оля, что-то еще? - строго спросила я.
  - Нет ничего! Я иду спать!
  Я не считала это проблемой. Такое бывает часто и было естественно: моя дочь была слишком чувствительной и переживала за Лиду.
  О богинях снова я услышала два-три дня спустя. Я встретила Марину, мать мальчика, который учился вместе с Ольгой. Она недобро отзывалась о школе и о девочках.
  - Ты извини! - сказала Марина. - У тебя у самой две дочки, но девчонки в последнее время совсем обнаглели.
  - Просто сейчас новая эпоха! Женщины больше не считают нужным ждать мужчин, они сами идут и берут!
  - Но не в пятнадцать же лет возмутилась Марина. - Артем говорит, что девчонки не дают прохода!
  - Ну и радовался бы! - засмеялась я.
  - Чему тут радоваться? Звонки в час ночи, забросанные почтовые ящики!
  Я пожала плечами:
  - Ну не каждая девчонка будет бегать за пацаном.
  - Это верно! - согласилась Марина. - Слышала эту историю?
  - Какую?
  - Нет? - Марина удивилась. - Тебе Оля не рассказала ничего?
  Я снова пожала плечами. Я, в самом деле, была обеспокоена поведением Ольги. Она стала замкнутой, перестал рассказывать о школьных делах. Наверное, взрослеет.
  - Ну и что случилось? - спросила я.
  - Девчонки из их класса - не помню, каких там всех зовут, но у одной мать в налоговой работает, избили девочку, младше их, знаешь за что? За то, что она купила точно такую же куртку как у одной из них! Вот и подумай после этого: куда катится мир?
  Я знала о ком говорит Марина. Она естественно имела в виду богинь. Честно говоря, я не отнеслась к этому с особым осуждением. Помню еще в школе мы с подружками раз вели строгий разговор с девчонкой, которая скопировала наши костюмы, которые мы специально шили на заказ в ателье. Мы ее, конечно, не били, но в нынешнее барахолочное время из толпы так сложно выделиться. К тому же я сомневалась в том, что девочку действительно избили. Мое чутье меня не подвело. Вечером я спросила Ольгу об этом случае.
  - Да, они ее в сортире просто прижали и предупредили, чтобы она в этой куртке не смела показываться в городе!
  - А к Лиде они больше не лезут?
  - Нет, они пока ждут когда она сама Владу наскучит!
  - А что, есть надежда? - немного насмешливо спросила я, поглядывая на Ольгу.
  - Слишком большая очередь для надежды! - она выскочила из-за стола, даже не притронувшись к ужину.
  - Оля, вернись за стол! - крикнула я.
  В ответ - тишина. Однако я не стала устраивать скандал по этому поводу, помня себя в ее возрасте, когда раздражали все и вся, а особенно чрезмерная опека матери.
  Богини, однако, не сдались. Они лишь затихли. Они искали пути устранения соперницы. Их вторым шагом была партизанская война. Не могу сказать, что я ее одобряю такие подлые действия, но у детей все проще и в тоже время сложнее.
  Лида сразу стала замечать, что вся школа смотрит на нее косо, а в спину летят едкие замечания. Это было сущей пыткой идти на перемене по школьным коридорам, где даже девчонки из седьмого класса - у Ларисы сестра училась в седьмом классе и во всем ей потакала - указывая на нее, звонко смеялись.
  - Пусть не обращает внимания! - заметила я. - Пусть они себе на здоровье бесятся.
  - Но каково это идти и слушать эти смешки! - возмутилась Ольга, - А богини вечно передразнивают ее во время ответов на уроке!
  - Как это по-детски! - заметила я, не отрывая головы от монитора компьютера. У меня было срочное дело и я, честно говоря, не могла сосредоточится из-за стенаний дочери.
  Ольга обиделась и ушла к Лиде. Она советовала ей рассказать все Владу. Но я, например, знала, что мальчишки никогда не лезут в такие дела. Он по любому останется в выигрыше.
  Богини же целенаправленно продолжали свои дела. Они украли юбку Лиды во время физкультуры, чем и довели ее до слез. Она выкрикивала им обвинения в лицо, а те отнекивались, делая невинные лица, а потом весело хохотали на задворках.
  Девчонки потом отдали юбку Ольге и извинились за неудачную шутку. Лида же все равно довела это дело до директора. Мне кажется, это было глупо, как-то неоправданно. С тех пор в школе к ней стали относится еще хуже и даже Ольга не всегда защищала ее.
  
  В ноября Лида и Ольга поссорились. Мне не сразу удалось выяснить в чем дело, но постепенно по разговорам с дочерью, и отдельным слухам все частички выстроили в моем сознании тот памятный день. В принципе все оказалось так, как я и предполагала. Я помню в тот день Оля пришла в подавленном состоянии.
  В школе она встретила Лиду в ужасном настроении.
  - Что случилось? - спросила Ольга у нее.
  - Да эти стервы сейчас при мне приставали к Владу! - возмущенно сказал Лида. - Ненавижу!
  - Не обращай на них внимания! - спокойно посоветовала Ольга. - Они видят, что ты нервничаешь, вот и продолжают донимать тебя. А если ты не будешь обращать на них внимание, то они отстанут. Надоест просто!
  - Тебе легко философствовать! - заметила Лида. - Он не твой парень!
  - Я тебе говорю, как будет! Они найдут другой объект для нападок. Для них это не составит труда.
  - Что бы ты знала! - наставительно сказал Лида.
  - Какие мы стали крутые! - обиженно заметила Ольга.
  Лида и правда изменилась. Действительно, какой толк был теперь звонить Ольге, если можно было позвонить Владу. Это была вечная проблема подруг, когда одна из них находила себе парня. Но Ольга желала Лиде только добра.
  - Брось, Оля! - сказал Лида. - Чего и ты еще на меня наезжаешь?
  - Я тебе, наоборот, хочу помочь! - чистосердечно сказала Ольга.
  - Для этого нужно избавится от этих второсортных богинь! - заявила Лида.
  - На них просто не стоит обращать внимание! - стояла на своем Ольга.
  - Легко сказать!
  - Тогда скажи Владу!
  - Чтобы Влад услышал о них? Да им только это и нужно! - в праведном гневе воскликнула Лида.
  - Ну и что? - удивилась Ольга. - Думаешь, он их не знает?
  - Знает! - тупо сказала Лида. - Но теперь будет знать, что нравится им.
  Ольга непонимающе развела руками:
  - Ну и что?
  Лида укоризненно, словно опытная мамаша на своего последыша, посмотрела на Ольгу. Ее взгляд говорил: "Неужели ты не понимаешь: они же классные!"
  - Ты что не доверяешь Владу?
  - Я не доверяю богиням! - отрезала Лида.
  - Ну не набросятся же они на него! - засмеялась Оля.
  - Тебе смешно? - возмутилась Лида. - Ты с ними заодно?
  - С ума сошла...
  Но Лида не дала ей договорить:
  - Или ты сама не прочь заполучить Влада? Конечно, ты вечно перед ним вертишься, надеваешь юбочки коротенькие... Думаешь у тебя ноги красивые?
  - Лида, замолчи!
  - Но тебе с богинями не тягаться!
  - А тебе тягаться? - запальчиво вскрикнула Ольга, в которой сейчас жила одна только обида.
  - Но ведь он мой парень! - Лида явно выделила в этом предложении принадлежность Влад определенной персоне.
  - Я и не собираюсь у тебя, его отбивать!
  - Да у тебя и не получится! - уверенно заявила Лида. - У богинь хотя бы внешние данные.
  Ольга отвернулась и тихо прошептала:
  - Я думала ты моя подруга!
  - И я думала, а ты вьешься вокруг моего парня!
  - У тебя паранойя!
  Лида хмыкнула:
  - С такими подружками это не случайно!
  - Зря ты так! - спокойно заметила Ольга. Ее совесть была чиста. Ей нравился Влад, но себя она ни в чем упрекнуть не могла. В конце концов, ради Лиды она боролась со своим чувством. Ольга ночами не спала: смотрела на звезды и беззвучно плакала, чтобы не разбудить младшую сестру. Ей было стыдно за себя. Каждый раз, когда Влад с ней здоровался, или спрашивал о чем-нибудь Ольга чувствовала себя предательницей. Но в тоже время Ольга тешила себя надеждами, что все слова и взгляды Влада не случайны.
  Лида же продолжала бесноваться:
  - Просто стыдно за тебя! Он - мой парень!
  - Я это знаю. Ты бы с богинями на эту тему поговорила!
  - Ну, они же твои подружки! - саркастически заметила Лида. - Интересно, как вы его делить будите!
  - Надеешься и тебе что-то обломится? - засмеялась Ольга. В ней говорила только злоба, обида, горечь: жаль что именно их зачастую и принимают на веру.
  Лида обиженно отвернулась к окну. Оля стояла рядом, молча. Она не хотела заканчивать все вот так по-детски глупо. И, тем не менее, она не знала что сказать Лида все воспринимала в штыки.
  - Чего ты молчишь? - спросила, наконец, Ольга.
  - А ты что еще не все разузнала? Шестеришь для богинь? - со слезами на глазах закричал Лида.
  - Истеричка! - Оля быстро пошла по рекреации. Горло сдавили спазмы, но она изо всех сил сдерживала слезы, но как каждый знает: слезы обиды самые горькие. На лестнице она столкнулась с Владом.
  Оля хотела поздороваться и быстро пройти, потому что камнем преткновения был именно Влад, и Ольге не хотелось светиться с ним в такой момент, кроме того, Ольга чувствовала, что может просто накричать на него, сорвавшись. Все ее существо рвалось надвое: одна половина рвалась в подруге так больно уколовшей ее сегодня, а вторая глаз не сводила с Влада, боясь вздохнуть и тяжелым выдохом не выдать своего чувства.
  - О, Ольга, привет! - Влад остановился, загораживая всю лестницу.
  - Привет, - тихо, гортанно выдавила Ольга, стараясь проскользнуть между ним и стеной.
  - Ты Лиду не видела?
  - На втором этаже! - прошептала Ольга, чувствуя что горло разорвется. Она уже почти протиснулась, но Влад вдруг участливо спросил:
  - - Эй, что с тобой?
  Оля подняла глаза полные слез. Она могла поспорить что в его глазах не только банальная вежливость.
  - Э... двойку получила... по физике. Обидно!
  - Да, физичка сука! - согласился Влад. - Не переживай!.. так где говоришь, Лида?
  - На втором этаже! - Ольга, словно пьяная, слетела с лестницы, забилась в темный угол и дала волю слезам.
  О, эта глупая преданность подругам, с которыми через год вы уже можете и не здороваться.
  Я гордилась своей девочкой, но не могла не признать, что она глупит. Лида с легкостью променяла ее на Влада, а дочка после ссоры с ней совсем зачахла.
  Они даже перестали перезваниваться. Однако, это собора вышла боком не только для Ольги, но и для Лиды. Она осталась совсем одна. По мне так это было закономерно.
  
  После новогодней дискотеки они помирились. Лида пришла сама. Ей понадобился союзник. Новогодняя вечеринка стала для нее сущим адом. После нее Лида пребывала в долгой депрессии, и через четыре дня пришла к Ольге
  Я считала, что ей просто не с кем гулять на каникулах, потому что Влада отправили в Италию.
  Оля же отнеслась к ней с теплотой: не устроила сцены, предложила чаю.
  Нина, моя младшая дочь, мой маленький смышленый ангел, которую попросили удалиться из комнаты с детской непосредственностью спросила:
  - Мама, а разве они не в ссоре? Мы когда с Настькой в ссоре, не ходим друг к другу в гости... И я забираю у нее своего медвежонка... А? - она подняла на меня свои голубые глазки.
  Я обняла свое пятилетнее чудо и прошептала:
  - Твоя сестра слишком добрая. Она не умеет носить свою гордость!
  
  Школьные вечеринки всегда омрачены тем, что на них нельзя курить, пить, танцевать грязные танцы, драться... Список можно было бы продолжить и дальше, но всегда есть исключения. Существуют люди, которые всегда все сумеют устроить. Они - негодяи, для окружающих, но учителя их любят. Парадокс: богинь учителя любили. Особенно те, что помоложе, так называемые учителя новой закваски. Они обычно терпеть не могут паенек-заучек. Им нравятся умненькие школьницы в коротеньких юбочках.
  Богини пришли на вечеринку очень веселые даже для самих себя. А учителя закрыли на это глаза.
  Как только они появились в зале Лида автоматически вцепилась в рукав Влада. Он посмотрел в ее недовольное лицо:
  - В чем дело?
  - Нет, просто не могу Ольгу найти!
  - Вы все еще в ссоре?
  - Да!
  - Вон она стоит с Артемом!
  Лида посмотрела вглубь зала. Как только Влад ее там заметил?
  - Ты будешь с ней мириться?
  - Чего это тебя так волнует? - возмутилась Лида.
  - Я только спросил! - он освободил свою руку. - Пойду покурю.
  Лида в одиночестве стояла посреди зала. Ее толкали окружающие танцующие пары. Она не знала за что все так жестоки с ней. Даже Влад. Еще никогда она не чувствовала себя так одиноко. А вокруг Лида видела смеющиеся лица, светящееся конфетти. Повсюду носился дух Нового года, счастья. Лида почти с ненавистью смотрела на них. Что она им сделала? Она просто хочет быть счастливой. Неужели это так плохо?
  Лида села на лавочку у стены. Она задыхалась в круговороте лиц и светомузыки. По ее щеке сползла слеза, колготки неприятно терлись о кожу, а смех школьников раздражал.
  Краем глаза она видела веселящуюся с Артемом Ольгу. Лида почувствовала горечь во рту и устыдилась своих подозрений в отношении Ольги. Она осознавала, что стала превращаться в ревнивую идиотку, которая в каждой девчонке видит соперницу. Может Оля и была права, когда сказала, что у нее паранойя? Она и правда начинала психовать, если Влад звонил не в двадцать один ноль ноль, а в двадцать один десять. Она везде видела измену и предателей. Лида боялась его потерять, но и не знала как бороться с толпой настроенной против нее. Неужели им так сложно понять, что Влад выбрал ее?
  Понемногу Лида успокоилась и решила подойти к Ольге, извиниться, признать свою вину. Они дружили слишком долго, чтобы так глупо поссорится. Лида дорожила дружбой с Ольгой. Правда... до поры до времени. Она уже встала, чтобы прорваться к подруге сквозь толпу, но тут заметила входящего в зал Влада. К нему с трех сторон, как хищники на отбившегося олененка, летели богини, одна другой краше в сверкающих новогодних нарядах.
  Влад остановился, окруженный ими. Лида ждала, надеялась, что он их растолкает и придет к ней. Ее словно оглушило, когда она увидела, как Влад весело смеется. Свет был прерывистым и Лида видела словно кусочки одной фото сессии: Влад медленно приподнимает голову и разражается смехом, а глаза богинь сверкают.
  Лида резко повернулась и стала пробираться к ним.
  Оля видела ее маневр и грустно улыбнулась Артему.
  Лида так умело расставляла приоритеты. Лиде же большого труда стоило прорываться к Владу. Танцующие недовольно отмахивались от нее. Богини заметили ее и столпились вокруг Влада живым кольцом так, чтобы ей места возле него не нашлось.
  Лида протянула руку и дернула его за рукав, но он не заметил: богини здорово его веселили.
  Лида в замешательстве смотрела на его затылок, а ее все теснили выходу.
  - Влад! - истерично крикнул она.
  Он повернулся:
  - Сейчас! - и махнул рукой.
  И махнул рукой... Лида не слышала что он сказал, но видела его жест, словно она для него надоедливая жена. Она похолодев вышла в коридор и прижалась к заледеневшему окну. Холод. Темнота.
  Богини выиграли эту битву.
  - После этого я его не видела! - рыдала Лида. - Он улетел в Италию. Даже не позвонил.
  Ольга заколебалась: стоило ли говорить, что Влад позвонил ей? Он жаловался на сумасбродство Лиды, но ничего не просил ей передать.
  - Я уверена все у вас будет нормально! - с тяжелым сердцем сказала Ольга.
  
  Влад, конечно, вернулся. Он сразу позвонил Ольге. Я видела как она сидя на диване и разговаривая с ним, ломает свои пальцы. Моя бедная девочка, была ли она виновата в этом чувстве? Ведь она не сама искала встреч с ним. Когда она положила трубку, ее глаза плакали, а душа разрывалась от чувства вины, а сердце это ненавистное ей теперь сердце, пело от звуков его голоса.
  - Мама, - тихо прошептала она, уткнувшись головой в мое плечо. - Как холодно, мама!
  Я знала что дело не в морозе за окном. Но как мне было объяснить моей малышке что в чувствах вины нет.
  - Что он говорил, Оля?
  - Ни слова о ней. Ни слова! - в этих словах Ольги одновременно звучали боль и воодушевление. Она хотела чтобы Влад говорил именно то, что говорил, но знала что это нечестно. - Было бы легче если бы он говорил только о ней!
  Влад, конечно, помирился с Лидой. Но он не сказал ей о звонке ее лучшей подруге. Он купил им сувениры в Италии: Ольге, когда был в огромном торговом центре, Лиде на базарчике возле аэропорта.
  Богини с новым полугодием взялись за старое. Это была словно игра: веселая в принципе, уже не злобная в своей сути, но раздражавшая Лиду все сильнее и сильнее.
  - Лариса, зачем вы это продолжаете? Не смешно уже! - заметила Ольга. Они стояли на заднем дворе школы.
  Богиня весело засмеялась:
  - Что это, наша тихоня сама это сказать не может?
  - Да, правда, девчонки. Вам самим-то не надоело? - пожала плечами Ольга.
  - Господи, - Лариса достала сигарету (на заднем дворе курить было можно), - я тебя не понимаю! Чего ты общаешься с этой закомплексованной дурой? Что в ней Влад нашел? Все пацаны - идиоты!
  - Да она нормальная, просто вы ее нервируете!
  Лариса снова весело засмеялась:
  - Да она шуток не понимает. Ее просто приятно позлить. Попробуй, тебе тоже понравится. Да и Влад с ней долго не останется!
  - Ну это его дело! - осторожно заметила Оля.
  - Ну ты тоже хороша! - между прочим заметила богиня. - У тебя нет зажигалки! Ну, подожди. Олег, огнь есть?
  Лариса вернулась с зажженной сигаретой, Оля спросила:
  - В чем я хороша - то?
  - Я видела как вчера в с Владом мило болтали на лестнице! - богиня потерла замерзшие руки, добавив со смешком. - Очень мило. Очень.
  - Ну, это ничего не значит! - Оля побелела. Богини могли наболтать чего угодно.
  - Да ладно. Ну ее к черту! - заметила Лариса.
  Ольга медленно побрела в школу. Она боялась, что богини наплетут чего-нибудь Лиде. Она понимала, что ни в чем не виновата, но вся ее душа исхудилась. Ольге казалось, что она почернела, и что место для нее самой в аду. В юности мы все воспринимаем как величайший грех. Я же ничем не могла ей помочь. Моя девочка худела и страдала.
  Ольга пыталась во искупление своей "грешной любви" у Владу всячески облегчить положение Лиды.
  - Я тебе говорю, я говорила с Ларисой: для них это все шутка!
  - Хороши у них шутки! - возмутилась Лида. - Вчера они звонили мне каждые пять минут и молчали, а я ждала звонок Влада и вечно было занято.
  - Да ты сама своим поведением подбадриваешь их!
  - А тебе бы понравились звонки каждые пять минут?
  - Ну, нет конечно! - согласилась Оля. -Не думай об этом, завтра день рождение - погуляем!
  - Да согласилась Лида. - Завтра ты станешь совсем взрослой!
  Они обнялись чего уже давно не было. Оля закрыла глаза. Ей так хотелось избавится от этого давящего чувства, чтобы просто веселиться. Она даже специально пригласила Артема, чтобы не вызывать подозрений Лиды. Это конечно было немного подло по отношению к Артему, но в принципе Ольга никогда не намекала ему на какие-то отношения переходящие границы дружбы.
  Я видела, что дочь, словно подвешенный на веревке фантик, который порывы ветра тащат в разные стороны. Я же не могла закрепить ее положение. Я знала, что Оля справится и сама. У меня же были другие проблемы: Ниночка совсем разболелась.
  
  Артем резко отвернулся от окна:
  - И ты из-за этого переживаешь?
  - Конечно, - Оля посмотрела на часы. - Только ради бога при них не проболтайся. И вообще как ты догадался?
  - Я тебя давно знаю" - ответил Артем. - И Влада кстати тоже!
  Оля резко подошла к Артему: в его словах был намек, а может быть почти истина.
  - И что? - спросила она, но Артем не ответил, оглушенный звонком в дверь. - Это они! Тихо! - прошептала Оля.
  Она нацепила улыбку и открыла дверь.
  - Поздравляем! - закричали в один голос Влад и Лида.
  Оля обнялась с Лидой, а потом ее схватил в дружеские объятия Влад. Она же даже не почувствовала холода от его куртки. Лида поймала себя на мысли о том, что Влад слишком долго ее обнимает.
  - Куда повесить дубленку? - почти грубо спросила Лида.
  - Давай мне! - Артем почти физически почувствовал спертость воздуха в прихожей.
  - Где родаки?- спросила Лида.
  - Они уехали к бабушке! Завтра утром вернуться" - ответила Оля. - Да - да, не смотрите так. Пришлось самой готовить! - она засмеялась.
  Артем отморозил по этому поводу какую-то шутку. Теперь смеялись все. Атмосфера была разряжена.
  Все шло нормально, так бы и шло, если бы Лида не начала говорить о богинях.
  - Давай не сегодня! - предложила Оля, что было закономерно. - Хочешь еще салат?
  Она посмотрела на Артема в надежде на его удачную шутку, но он пожал плечами.
  - Ты же сама говорила, что нужно поговорить о них с Владом! Они меня достали! - Лида явно не немого перепила.
  - Давай не сейчас! Поговори об этом с Владом завтра! - предложил Артем. - Кому еще шампанского?
  - Я хочу сейчас! - уперто возразила Лида.
  - Давайте, пойдем в клуб! - сказал Влад, чувствуя себя неуютно, словно поведение Лиды делало виноватым его.
  - Влад, ты что их защищаешь? - возмутилась Лида.
  - Кого?
  - Богинь!
  - Да что они тебе дались? - возмутился он.
  - Ты их защищаешь! - уже утвердительно воскликнула Лида.
  - Лида, прекрати. Сейчас не время! - Влад хотел взять ее за руку, но она его оттолкнула.
  - Почему вы все за них? - спросила она и заплакала.
  Артем издал вздох возмущения:
  - Господи, Лида!
  Оля спокойно подошла к ней:
  - Успокойся Лида. Ты устала? Хочешь домой?
  Лида не отвечая, плакала. Весь мир был против нее. Влад стоял с недоуменным видом, Артем пожимал плечами: истерики девчонок всегда казались ему наигранными.
  Артем недовольно спросил, разрывая повисшее молчание:
  - Может мы все-таки пойдем в клуб?
  - Да, точно! - поддержал Влад. Вся обстановка начинала его раздражать, а особенно рыдающая Лида. Он не любил плакс. Конечно, девушка должна быть слабой, чтобы защищать ее, но не истеричкой. Возможно, на новогодней вечеринке он и правда долго болтал с богинями в ущерб Лиде, но прошел почти месяц. Поздновато закатывать истерику. Да еще и на день рождении подруги.
  - Идите, если хотите! - тихо прошептала Лида, отворачивая от них мокрое лицо.
  - Давай пойдем все вместе! - Оля была с ней излишне мягка.
  - Зачем портить праздник? - снова возмутился Артем. - Чего ради ты устроила сцену на дне рождении? При том не твоем?
  Оля остановила его:
  - Не надо, Артем!
  Она видела, что Лида успокаивается, значит скоро инцидент будет исчерпан и они как ни в чем не бывало пойдут в клуб.
  Как назло зазвонил телефон. Оля побежала в коридор.
  - Алло!... О, привет!... Ага, спасибо!... конечно, с меня пиво! Ага... Мы собираемся в клуб. Ну да. Спасибо, пока.
  Она положила трубку и посмотрела в комнату, словно боялась, что ее разговор подслушали. Она несмело, не спеша возвратилась в комнату. Лида уже успокоилась. Она достал пудру и смотрелась в зеркальце.
  - Ладно, пойдем в клуб! - сказал она.
  Ольга сглотнула и неуверенно произнесла:
  - Может не стоит... Холодно там... и вообще...
  Пацанам в принципе было все равно, особенно после всех этих сцен. Они пожала плечами. Лида подозрительно посмотрела на Ольгу:
  - Что случилось?
  - Ничего... Просто расхотелось.
  - Кто звонил?
  - Девчонки поздравляли Оля опустила глаза: не соврав, она опустила часть правды и все равно чувствовала что виновата. Лида же ее слишком хорошо знала, чтобы не заметить этого.
  - - Это что, богини были? - закричал она.
  Оля испуганно посмотрела на Артема, потом на Влада. Лида снова впала в истерику.
  - Ну и что, если они? - спокойно спросил Артем, но в принципе он понимал, что уже ничто не спасет праздник.
  - Значит да! - Лида встала перед Олей в позу.
  - Да! - устало ответила Ольга. Что толку было врать? Ей надоел этот скандал, в который Лида так умело превратила ее день рождение.
  - - Ты - предательница! - в слезах бросила Лида, и выбежала в прихожую, и стала быстро одеваться.
  Громко хлопнула дверь.
  Артем пожал плечами:
  - Истеричка!
  - Черт, Оля, извини! - Влад сел с ней рядом.
  - Пойди, догони ее! - почти рыдая попросила Ольга. Ей нужно было как можно быстрее выпроводить Влада. Она не могла позволить, чтобы он видел ее слезы. Потому что фактически это были слезы из-за него.
  - Ты прости! Прости! - сказал он так, что сердце бедной девчонки чуть не разорвалось.
  - Иди, Влад! - почти взмолилась она.
  Артем зажигалкой включал свечи словно в прострации, не замечая что происходит вокруг. Веселые огоньки грели ему пальцы.
  Влад не уходил, продолжая сидеть возле нее.
  - Влад иди, не усугубляй мою вину! - из последних сил выдохнула Ольга. Он ушел, не слишком торопясь. И все же ушел.
  Ольга посмотрела на Артема:
  - Я - дрянь?
  Артем отодвинул фужер, поставил торт со свечами:
  - Загадай желание!
  - Ты же знаешь какое у меня желание! - слеза скатилась вниз по щеке, и Ольга растерла ее по скуле.
  - Ну и загадай его! - предложил Артем. - Ты же имеешь право на желания?
  Ольга слабо улыбнулась, набрала воздуха в легкие и задула все свечи, кроме одной.
  Она посмотрела на Артема:
  - Не сбудется!
  Что было сильнее: облегчение или разочарование, моя дочурка не могла сказать в ту минуту. Всего наполовину.
  Артем засмеялся и сказал:
  - Извини. Я ошибся. Здесь 17 свечей!
  Наполовину ли?
  
  Господи, как она ненавидела эти клеточки: маленькие в тонкой фиолетовой каемочке, которые заполняли всю тетрадь. Она ненавидела их за то, что они должны были быть заполненными нестройными буквами и цифрами, но они были пусты.
  Эти "должны быть" и "были" казались столь же педантичными, как и геометрический ряд клеток.
  - Надо завести тетрадь в линейку! - прошипела Лариса.
  - Зачем? - удивилась Вера.
  - Препод удивится и забудет про домашку! - засмеялась Вера.
  - А, я думала из-за полей! У тебя же вечно нет линейки начертить их!
  - Идея! - согласилась Лариса, и крикнула. - Кто сделал алгебру?
  - Самому бы кто дал списать! - заорал Веселов. - Эй, Синицына, сделала?
  - Я - пас!
  Лариса развела руками:
  - Черт. Хоть кто-нибудь в этом классе делает уроки?
  - Даже Веселов не готов, - возмутилась Марина. - Эй, Ольга, сделала домашку?
  Ольга пожала плечами:
  - А что задавали?
  - Кошмар! Меня сегодня точно спросят! - Лариса посмотрела на часы. - Пора смываться.
  В класс вошла Лида.
  - Эй, Леверенко, сделала домашку? - крикнула ей Лариса.
  - Сделала и что? - Лида продвигалась к своей парте, спокойно села и презрительно посмотрела на Ольгу, с которой они сидели вместе.
  - Да, ничего. Дай списать! - Лариса встал возле нее.
  - Я на тебя не работаю!
  - Против коллектива идти нехорошо! - заметила Марина.
  - Ты что ли коллектив? - Лида смерила ее взглядом. - Вон возьмите у Олечки тетрадь, у вашей новой подруги! Стоит она вас. Молодцы - заслали шпионов!
  Богини не понимали в чем дело и переглядывались. Ольга встала, собрала вещи и пересела к Артему.
  - Ну ты и стерва! - заметила Марина равнодушно. - Еще и дура!
  - Отвяжись от меня! И от Влада тоже! - резко сказал Лида. Ей так все надоели. Жизнь оказалась тяжелой штукой. - Он со шлюхами общаться не станет!
  Лариса удивленно подняла брови:
  - Ни фига, малышка разошлась! Со шлюхами!
  - Да я - девственница! - захохотала Вера. Мальчишки зааплодировали.
  Ольга поняла, что Лида выставилась дурой. Но она была слишком обижена, чтобы защищать ее.
  Вера тихо заметила:
  - Стоит проучить эту выскочку!
  - Слышала я у нее проблемы с физикой, и физичкой. Позавчерашняя контрольная - важная штука, а тетради - еще непроверенные в шкафу!
  - Молодец! - Лариса обняла Марину. - Правда она сразу на нас подумает, эта идиотка!
  - Ну и что? - равнодушно засмеялась Вера.
  Да, весьма не осмотрительно не забирать тетради с собой. Что стоит трем красивым девушкам пробраться в кабинет и стащить тетрадку.
  
  - В учительской ключа нет! - сообщила Вера.
  - Там дежурные! Девятиклассники! - Марина засмеялась. - Три пацана.
  - Фортуна на нашей стороне!
  Дежурные - хлюпкие малолетки - удивленно уставились на богинь.
  Марина, яркая красота, с ног сшибала людей и постарше, весело защебетала:
  - Не бойтесь пацаны, мы сейчас уйдем! Представляете, я вместо физики вчера химию сдала! Обложки просто одинаковые! Хочу поменять, пока физичка не узнала! У вас ведь Асерманова?
  - Нет, Щекотунова! - ответил тот, что повыше в модной шапочке.
  - Тоже стерва! - согласилась Лариса, показывая Марине тетрадь.
  - Ну, пока! - Марина засмеялась. - У тебя классная шапочка!
  - А у тебя все классное! - парень восхищенно засмеялся и принялся с усердием мести пол.
  Лариса заметила:
  - Надо было ответы в контрольной сверить!
  - Да, брось! Делать что ли больше нечего? Будет здорово выслушивать оправдания нашей отличницы!
  - Это все-таки мелко! - заметила Вера. - Она нас шлюхами прилюдно обозвала!
  - Ну ты же во всеуслышание опровергла это! - засмеялась Лариса. - Да отомстим мы ей. Все равно делать больше нечего!
  
  Паста кончилась на полуслове. Это самое худшее, что может произойти: нужно вставать, искать другую ручку, а мысли в голове тем временем смешаются, утратят стройность.
  Лида снова села за стол и прочитала последнее предложение сочинения. И о чем она только хотела написать?
  Она отшвырнула тетрадь и пошла открывать дверь. Девушка готова была разорвать напрошенного гостя. Сочинение не продвигалось, а вечер неумолимо готовился смениться ночью.
  - Влад! - Лида радостно его обняла. - Хоть что-то хорошее!
  - Привет. Ты не в духе?
  - Не могу написать сочинение. Опять же проблемы с физикой!
  - А что случилось?
  - Тетрадь исчезла! И именно моя!
  - Ты подозреваешь кого-то что ли?
  - Да, некоторых индивидов!
  - Богинь? - засмеялся Влад.
  - И не только. Уверена, это Ольга им услужила!
  Влад покачал головой:
  - Вряд ли. Зачем ей это?
  - Она теперь часто общается с этой троицей! Она так изменилась. Я хотела с ней помириться, но она избегает меня.
  - И меня! -вставил Влад.
  - И тебя? - это удивило Лиду. Она подумала, что это странно: или же богини не включили ее в долю?
  - Они тебя все еще донимают? - спросил Влад.
  - Да! - устало ответила Лида. - Украли тетрадь!
  - Может это не они?
  - Ну пусть не они! - согласилась Лида, хотя была уверена. - Позавчера, когда я дежурила, они типа случайно опрокинули ведро, а сегодня разлили мне на парту чернила из ручки! Однозначно, они меня достали
  - Моя бедняжка! - сказал Влад. - Ничего. Скоро им все это надоест, или, давай, я поговорю с ними?
  - Да они будут все отрицать! - Лида вдруг заплакала. - Я устала от них. То звонки и хохот в трубке посреди ночи, то оскорбления в школе! Не могу больше! Эти вечные издевки: им никогда не надоест! Теперь дело даже не в тебе: они меня ненавидят. Меня!
  - Ну все успокойся! - Влад обнял ее. - Ты не должна расстраиваться из-за мелочей! Однажды в детстве, мне было лет 6, я возился в песочнице. Я строил большой сказочный город. У меня получилось красиво. А потом пришли большие ребята и разрушили его - мой сказочный горд: топтали его своими кроссовками. А я построил его заново!
  Лида пожала плечами:
  - Но ведь все равно на утро его разрушили!
  - Ну да, - согласился Влад, но обиделся что Лида не поняла главного смысла этой истории.
  Лида крепко обняла Влада:
  - Мне страшно!
  - Почему?
  - Не знаю! Это внутри... Мне надо помирится с Ольгой!
  - Так мирись! - заметил Влад.
  - Но она теперь с ними!
  - Это глупо: каждый человек всегда сам по себе! Я не думаю, чтобы она участвовала в сумасбродствах богинь!
  Лида промолчала: он считал это всего лишь сумасбродством. А ее жизнь стала походить на ад. Но в этом аду она была без него. Он жил нормальной жизнью, а она на каждом шагу ждала новых ям, выкопанных богинями. Однако, Лида и не ждала от него полного понимания. Он был парнем и у него были иные заботы. Ему, как и многим проделки богинь казались шутками. Они были крутыми девчонками, им все было можно, и даже их проступки казались шутками. Для Лиды их шутки были проблемами. Из-за богинь она лишилась спокойствия, уважения и подруги.
  Как жаль что все слишком поздно увидели какую оскомину в душе Лиды набили эти шутки.
  
  - Господи, Влад, ты в самом деле считаешь, что мы делаем все это зло, о которым ты тут толкуешь? - Вера - сама ангел, миловидное личико и железная воля - невинно смотрела на Влада.
  - Просто, девчонки, хватит на нее наезжать! Все эти смешки и все такое, взрослые люди ведь!
  - Хорошо, Влад! - Лариса протянула ему руку. - Заключим перемирие. Она к нам предвзято относится!
  - Ну может быть! - согласился Влад. - Но вы постарайтесь не давать ей поводов так к себе относится!
  - Обещаем! - дружно и торжественно произнесли богини.
  - Ну, тогда, пока!
  Богини проводили его томным взглядом.
  - Черт, все-таки, какой пацан! - прошептала Вера.
  - А эта дрянь обо всем ему настукачила! - Марина улыбнулась. - Придется работать чище.
  - Придется!
  Влад чувствовал некоторую нелепость своих разговоров с девчонками. Он думал, что они должны были все-таки сами решать этот вопрос между собой.
  - О, Ольга, привет!
  - Привет! - она пыталась смотреть ан него равнодушно.
  - Что -то случилось? - спросил Влад.
  - Нет!
  - Ты спешишь что ли?
  - Да!
  Ее односложные ответы сбивали его с толку. Ладно, пусть они поссорились с Лидой, но он-то тут при чем?
  - Ты разговаривала с Лидой? - спросил он, в который раз за этот день вмешиваясь в девчоночьи дела.
  - Нет! Она считает меня предательницей! - просто ответила Ольга. - Это она тебя просила прощупать почву?
  - Нет, конечно, но тебе не кажется, что все эти ссоры - глупость?
  - Не я их затеяла! Это Лида испортила мой день рождение, оскорбила меня и к тому же выставилась жертвой! если ей угодно думать, что я теперь в одной упряжке с богинями, это ее дело" - Оля с вызовом посмотрела на него. - Извини мне пора!
  - Постой! Может тебе стоит поговорить с ней?
  - Какой ты заботливый! - почти жестко сказал Ольга. - Но я буду говорить с ней только тогда, когда она придет сама. Мне надоело, что Лида строит из себя жертву. Я перед ней ни в чем не виновата. Мне себя не в чем обвинить.
   В ее словах Влад почувствовал какое-то желание со стороны Ольги убедить в этом самое себя. Влад покачал головой:
  - Я знаю, что ты не виновата в той ссоре, но ей очень плохо! Богини совсем разошлись. И ей так одиноко...
  - Она сама обращает на них внимание! Им по сути и нужен человек, который обращал бы на все их выходки внимание! Мне пора! - снова повторила Ольга и пошла к лестнице.
  Богини видели как долго Влад смотрел ей вслед задумчиво покачиваясь перед лестничным пролетом.
  - Банальная история! - изрекла Марина. - Мой парень и лучшая подруга!
  - Эта слишком порядочная! Аж тошнит! Можно было бы здорово опустить Лиду!
  В общем всем было понятно, что эта история движется к развязке, только вот развязка никого не устроила.
  
  После разговора с Владом богини и правда поутихли. Лида, наконец, смогла вздохнуть свободно. Теперь уже не было острой необходимости мириться с Ольгой, хотя та была видно не против сближения. Однако, Лида не была ни слепой, ни глухой. Она прекрасно видела, что Владу Ольга нравится. Может, он и сам этого не осознавал и считал это лишь хорошим отношением к подружке своей девушки, но Лида видела и чувствовала иную природу этого отношения.
  Поэтому Лида не спешила мириться с Ольгой. В глубине души Лида понимала, что ведет себя подло и гадко в отношении подруги, но она умела расставлять приоритеты. Что такое подруга? Завтра с ней можно даже не здороваться.
  - Привет, Лида! - Влад подскочил сзади.
  - Чего такой веселый?
  - Сделал, наконец валентинку! - сказал он. - Кружева: все как положено!
  - Ну не рассказывай! - засмеялась Лида. - Я тоже сделала.
  - Слава богу зима скоро кончится! - заметил Влад.
  - Да! - почему-то с некоторым сожалением протянула Лида. Они шли в обнимку по школьным коридорам. - Завтра будет четырнадцатое февраля.
  - Привет, Влад! - поздоровались богини. - Привет, Лида!
  - Привет! - Влад повернулся к Лиде. - Вот видишь, не такие они и стервы!
  - Да ну их! - заметила Лида, пребывающая в умиротворенном состоянии.
  Возле кабинета физики стояли Ольга и Артем: они о чем-то оживленно спорили.
  Влад поздоровался с ними. Лида только с Артемом.
  Оля замолчала.
  - Да, ладно тебе! - успокаивал ее Артем.
  - Она ведет себя так, словно я - главный враг!
  - Богини и правда не так опасны для нее! - заметил Артем.
  - Почему!
  - Да так! - он перевел разговор на другое. - Может быть ты вела себя так же на месте Лиды?
  - Не знаю! - пожала плечами Оля.
  Вечером она позвонила Лиде. Я не знаю, почему она решилась на это. Наверное, Оля была верной подругой, или разговор с Владом повлиял на нее.
  - Привет!
  - Привет! - Лида была удивлена, несколько застигнута врасплох.
  - Как дела?
  - Хорошо... теперь! Твои подружки поубавили пыл!
  - Прекрати! - заметила Оля. - Они мне не подружки!
  - Да знаю я! - согласилась Лида.
  - Мы глупо поссорились!
  - Да конечно! - Лида разглядывала фотографии, листая альбом. Ей хотелось плакать. Они и правда с Олей пережили многое. Было ли честно так все обрывать.
  - Мы же не будем обращать внимание на богинь?
  - Конечно! - согласилась Лида. - Оль, ты прости меня за день рождение!
  - Да проехали уже! - голос Ольги звучал звонко.
  Странички альбома переворачивались дальше взволнованными пальцами Лиды:
  - Нет, я правда вела себя глупо!
  - Мы часто ведем себя глупо!
  Лида открыла фотографию, где были Влад, Оля и Артем. Что-то в атмосфере этой фотографии было такое, чего никогда не было на их с Владом фотографиях. Это было глупо, детски, но Лида задумалась.
  - Почему ты молчишь? - спросила Оля.
  Лида смотрела на фотографию, вспоминала шутки Влада в адрес Ольги: как они смеялись, счастливо и легко. Лида откинула альбом! Что она делает? Это все плод ее воображения. Ольга - ее подруга!
  - Извини, задумалась! - голос Лиды дрожал.
  Она вспомнила их прогулку вчетвером на лыжах: Влад помогла Оле залезть на горку... Господи, как это мелочно.
  - Я виновата! - прошептала Лида.
  Влад всегда так хорошо о ней отзывался. Лида чувствовала себя предательницей, но ей был так дорог Влад.
  - Лида, что случилось? - недоумевала Оля.
  - Ничего, извини! - Лида едва сдерживал слезы. Она колебалась. Она не видела никакого выхода: лишь знала, что одного из двух она потеряет. Лида была не права: она потеряла всех троих.
  - - Ты плачешь?
  - Нет! Ты его отнимешь! - закричала Лида и бросила трубку. Она плакала, ненавидела себя, но знала что это временно, что улыбка Влада все залечит: ее мучения будут недолгими.
  Лида подошла к зеркалу: она смотрела на свое мокрое лицо, ненавидел ночь за окном, колыхание тюли, но знала, точно знала, что завтра будет смеяться. Теперь она ненавидела Олю за ее звонок, за само ее существование. Лиде очень хотелось чтобы она была плохой, чтобы ненавидеть ее с чистой совестью.
  - Да, я плачу! - прошептала она.
  
  - Какая красивая! - восхищенно воскликнула Лида, разглядывая большую валентинку из твердого красного картона с пришитыми белыми кружевами. На сердце были пришиты матерчатые буквы.
  - Тебе нравится - я рад! - засмеялся Влад.
  - Я уверена, ни у кого такой красивой валентинки не будет! - горделиво заметила Лида.
  - Не сомневаюсь! Мне кстати тоже прислали валентинку по школьной почте! --Влад достал из кармана красное сердечко и показал Лиде. Она прочитал послание:
  - Это богини!
  - Только не злись: это так безобидно!
  - Вполне! - согласилась Лида. - Если ты конечно не отослал им по валентинке!
  - Нет, конечно! - сказал Влад, но Лида заметила, что он сконфузился.
  
  У нас лично, в наши дни такого праздника не было. Но мне он кажется забавным, добрым. Я бы тоже хотела от своего мужа получить хотя бы сердечко из тетрадного листка. Но от него не дождешься. Зато Ольге повезло больше.
  - Сколько? - спросила я ее.
  - Семь! - она стала показывать все эти сердечки с голубями, розочками и кружевами.
  - Просто не верится, что мальчишки способны сделать такую красоту! - заметила я.
  - Мне тоже подарили! - по кухне пронеслась Ниночка с кривобоким сердцем.
  - Ух ты! - сказала Ольга. - Тут даже что-то написано. Только неразборчиво. От кого это?
  - От Макса! - Ниночка выхватила сердце и убежала в свою комнату.
  - А тебе мама подарили?
  - Когда тебе 35, заметила я - ты уже ничего не ждешь. А у тебя наверное рекорд?
  - Что ты! Богини сорвали куш посолиднее!
  Я заметила маленькое бархатное сердечко расшитое золотистыми нитками. Оно умиляло своей миниатюрностью, хрупкостью.
  - От кого эта прелесть? - спросила я.
  - Не знаю... от анонима! - ответила Ольга, но я знаю, что в душе она хранила его имя.
  Было 14 февраля. Оставался всего месяц до развязки этой истории. Трудно говорить о том, кто в этом виноват. Богинь никто не винил, да они здесь в принципе были и ни при чем. Хотя, не знаю...
  
  Лида стал замечать, что ее отношения с Владом стали портится: и дело было не в богинях. Весь это месяц они не высовывались. Ольга тоже не вмешивалась. Лиде пришлось признать, что в трудностях виновата она сама. Ей хотелось больше внимания, а Влад пропадал то на тренировках, то на курсах в университет.
  Лида понимала его занятость, но на друзей он время находил. Она же не для того полгода терпела нападки богинь, чтобы в итоге Влад ушел из-за глупой ссоры.
  Было двенадцатое марта. Весна вовсю разгоралась в небе. Неужели солнечные лучи, плавящие снег были не в силах растопить лед между ними.
  Вчера они с Владом поссорились из-за пустяка, впрочем, как и обычно. Он не звонил, и она ему тоже. Лида сидела за столом, разглядывая замысловатый рисунок на обоях: линии влево, черточки вправо, зеленые ромбы, красный цветок. Ей было так одиноко: даже не с кем поговорить. Все девчонки ей завидовали и обходили стороной, а пацаны, да что с них возьмешь.
  Можно было конечно позвонить Ольге: она вчера на физике казалась очень любезной, но их отношения с Владом и так были слишком натянуты, что стоило на ниточку сесть и бабочке и она разорвется.
  Лида понимала, что преувеличивает, но она уже чувствовала некоторую отчужденность от подруги. Лучше было общаться с младшей сестрой Влада - безопаснее.
   - Позвоню ему завтра! - решила Лида. - Разлука обостряет чувства!
  
  Телефонные гудки казались бесконечными. Лида уже прослушала пять гудков, которых требовал этикет и совсем отчаялась, но трубку все-таки подняли.
  - Алло! Влад?
  - Привет, Лида!
  - Почему ты мне не звонишь?
  - А почему ты вечно устраиваешь сцены?
  - Ну прости... Это было наказание?
  - Да!
  - Очень строгое. Может, прогуляемся?
  - Не могу. У меня сегодня тренировка.
  - Сегодня же вторник. У тебя по вторникам нет тренировок. - Ее голос словно для того и был создан, чтобы обличать.
  - Перенесли! - спокойно сказал Влад. - Петр Сергеевич завтра едет ан какие-то сборы!
  Интересно, лжецы всегда так гладко врут?
  - Ну, пропусти! - попросила Лида.
  - Ты забыла? Я в пятницу уже пропускал!
  Ну да точно они же катались с горок.
  - А может после? - спросила Лида.
  - Тренировка в одиннадцать заканчивается! Завтра еще по алгебре контрольная.
  Лида грустно вздохнула: все ее идеи иссякли.
  - Давай завтра! - предложил он.
  Как-то нехотя?
  - Хорошо!
  - Ну пока!
  Лида задумалась: врал он или нет? С чего бы этот старый дурак Петр Сергеевич рванул на сбору? Но Лида должны была верить. Завтра они с Владом поговорят и все будет нормально! В воскресенье у его сестры день рождение, нужно было еще купить ей подарок. А через неделю - олимпиада по химии. Нужно хоть что-то почитать...
  Сколько планов молодой души. А тем не менее завтра в тоже самое время Лида уже давно была мертва.
  
  - До звонка пять минут! - заорал Веселов. - Какой нам параграф задавали?
  - Черт, очкарик ты совсем распустился! Если дело так дальше пойдет - я от тебя отсяду! - заявила Лариса. - Ты сделал таблицу?.. Эй, Леверенко, три доску лучше! Смотри какие разводы! Ну и подчерк у тебя Веселов!
  Лида, стараясь не слушать Ларису, опустила тряпку в ведро с меловой водой и продолжала спокойно мыть доску.
  В класс вбежала Вера: она запыхалась, куртка расстегнута, сумка тоже:
  - Чуть не опоздала! Лариска, привет! Черт, аккуратнее! Чуть не забрызгала меня водой, - Вера отскочила от доски.
  - А ты руками не размахивай! - посоветовала Лида, стараясь сохранить спокойствие и протирая дальше доску.
  - Чего злая-то? - засмеялась Вера. - С Владом поссорилась?
  - Отвали! - грубо сказал Лида.
  - Точно значит! - Вера подмигнула вошедшей Марине. - Да, Влад нехороший парень, - продолжала Вера, - Негодяй!
  - Исчезни, а! - Лида теряла терпение.
  - Пока ты страдая сидишь дома! - Вера понизила голос, не желая чтобы последняя фраза достигла еще чьих-нибудь ушей. - Твой Влад гуляет с твой подружкой... Хотя! Вы ведь больше не подружки?
  - Что ты несешь?- закричала Лида.
  - А то, - тихо продолжала Вера, - что они вчера вечером топали под ручку!
  Лида побелела. Значит ее предчувствие ее не подвело.
   - Ты врешь!
   - Зачем мне врать, дорогуша? Верно говорят, слеп тот, кто не хочет видеть! Вот видишь, пусть не мы, так она. Оно и верно! - вера засмеялась. - Влад и итак долго тебя терпел.
   - Заткнись! - Лида оттолкнула Веру, ища глазами Ольгу. Она что-то показывала Артему: сущий ангелочек.
  - Ты мне рот не затыкай! Укушу! - Вера снова засмеялась.
  - Это вы все подстроили!
  - Там и без нас все на мази было, дура! - Вера презрительно усмехнулась. - Наконец-то Влад устал от твоих идиотских косичек! - Вера больно дернула ее.
  Лида инстинктивно вывернулась, схватила ведро и выплеснула воду на Веру.
  Класс ахнул и замер. Все двадцать шесть лиц устремили свои взоры на бледную, словно окаменевшую Лиду, и ошарашенную Веру.
  Вода по каплям стекала по черному платью Веры. Она беспомощно смотрела на подруг и размышляла как получше ударить Лиду, и тут заметила в дверях удивленное лицо Ивана Игнатьевича, историка и директора школы.
  - Лида! Что это такое? - он медленно зашел в класс и забрал ведро.
  - Я, - неуверенно сказала Лида.
  - Она меня облила! - почти сквозь слезы прошептала Вера, превосходная актриса.
  - Она это заслужила! - белыми губами произнесла Лида.
  Директор строго посмотрел на них:
  - Что здесь произошло?
  - Я мыла доску, - сказала Лида, - а она меня оскорбила!
  - Я? - Вера не смогла бы сыграть искуснее. - Я зашла в класс, хотела сесть на свое место, а она меня обрызгала! Я сделала ей замечание, - Вера - раскаявшийся падший ангел, - пусть грубоватое, а она окатила меня этой гадостью!
  - Она вечно ко мне цепляется! - Лида видела что проигрывает. - Я ее предупреждала!
  - А мое платье! Оно теперь испорчено! Я не сделала ничего плохого!
  - Точно! - заметил Игорь. Он сидел на первой парте. - Леверенко совсем взбесилась.
  Лида посмотрела на него укоризненно: ведь все было не так. Но в глазах всего класса она тетерь была злобной истеричкой. Нигде не встретила она и искорки сопереживания. Только Ольга смотрела с жалостью. Эта гадкая предательница, однако могла тоже искусно играть. Лида почувствовала себя отверженным немым, который не мог доказать свою невиновность, а глаза плачущей Веры смеялись над ней.
  Директор недоуменно спросил:
  - Лида, что с тобой случилось?
  - Я ни в чем не виновата! - отрезала Лида, чувствуя как по ее телу разливается холод, в ушах звенело, а глаза не видели: только лица ее одноклассников - злорадствующие, равнодушные, возмущенные - проплывали одно за другим.
  - Ты должна извиниться! - настойчиво произнес директор. - Сейчас! Перед Верой при всех тех, перед кем ты ее обидела! Твой поступок гадок!
  Лида помотала головой. Как в мире все неоднозначно: ты за секунды из жертвы превратился в виновного. Она видела как удовлетворенно улыбнулась Вера, и все богини: какое унижение - извиняться перед своими врагами, перед своими же обидчиками.
  - Нет! - произнесла Лида.
  В голове громыхало, сознание затягивалось черными облаками и скоро должен был пойти дождь.
  - Не устраивай сцен, Леверенко! - устало сказал директор. - За свои возмутительные поступки нужно отвечать! Откуда такая безответственность? - Иван Игнатьевич развел руками.
  Где в мире справедливость? Лида должна была извиняться в смеющееся лицо Вера на виду у толпы, которая ее ненавидела, давила на нее, была рада ее положению. Некоторые же просто равнодушно взирали на эту сцену, радуясь что опрос по 12 параграфу затягивается. Вера едва сдерживала улыбку. Она была согласна на "извини" из уст Лиды во искупление испорченного платья. Все это походило на публичную казнь средневековья, где с человека живьем срывали кож под смех и улюлюканье толпы.
  - Мы ждем! - сказал директор уже раздраженно. - Ты отнимаешь время от урока!
  Все смотрели на нее. Все ждали из ее уст этого коротенького слова, которое решило бы все проблемы, которое в принципе ничего бы и не значило, но только не для Лиды.
  Лида слышала гул голосов, хотя в классе стояла тишина, оглушающая тишина: всем хотелось услышать коротенькое слово, не пропустить его. Она слышала топот, звуки трубы и отдаленно голос директора.
  Она не видела другого выхода, и слава богу, что уши ее были залиты звуками усталого мозга. Но Лида знала, что ее губы приоткрылись и обречено произнесли это словно, одновременно с хлынувшим дождем слез. Она не слышала своего позора, но она знала о нем. Лида выронила тряпку.
  - Ну хорошо! Садись! - сказал директор, Но Лида его не слышала.
  Ей казалось, что все смеются, что все рады ее позору. Ее сердце рвалось, глаза щипали от слез, губы дрожали.
  - Садись! - повторил директор. - А ты вера, можешь идти переодеться! Ну детки вы даете!
  Класс открыл учебники, обречено вздохнув: все-таки опрос по двенадцатому параграфу состоится: это все что на данный момент их интересовало.
  - Могла и подольше помолчать! - услышала Лида отдаленные голоса. - Ни хрена не знаю!
  Лида стояла у доски. Как у стены для расстрела. Она выбежала из класса.
  Ее жизнь лежала на карнизе, а все вытирали об нее ноги.
  
  Ольга рассказала мне об этом случае, и было видно, что она переживает.
  - Вчера мы встретились с Владом в школе, и он сказал мне что они поссорились. Она сейчас одна!
  - Брось! - сказал я. - Она слишком много на себя берет!
  Лида поступила необдуманно. Сгоряча. Она лишь видела перед собой ликующую Веру, слышала об измене Влада. Она не нашла ни сил, ни времени все подумать, проверить. В ней жило лишь одно ее ущемленное я, ее страх перед толпой, по сути равнодушной до всего. Лида боялась толпы, сплетен. Она не подумал ни о родителях, ни о себе. Лида умело расставляла приоритеты: Ольгу она предпочла Владу, а последнего - себе.
  Она видела глаза Веры, чувствовала что проиграла. Она проиграла саму жизнь. Но она не думал в тот момент о жизни. Перед ее глазами: лезвие, вереница лиц и богини в ореоле победы.
  Между сценой в классе и самоубийством Лиды не прошло и пятидесяти минут.
  Совсем необдуманный поступок. Горячность убила многих людей.
  
  Я была на похоронах. Там был весь класс. Даже богини пришли: все в черном. Очень красивые девочки. Родители Лиды были в шоке. Конечно, не очень эстетичное зрелище: дочь в ванной в крови. Я поддерживала Ольгу.. .она не просто переживала, она изводилась.
  Я слышала как богини шептали над гробом Лиды пресловутое "Извини!". Им оно давалось легче. Они не хотели чтоб было так.
  На похоронах, я наконец, увидела Влада. Он держался особняком ото всех. Он чувствовал свою вину, хотя и не мог сказать в чем она состояла. Может быть форма и была но содержание отсутствовало.
  Странно все-таки утроена жизнь: ты дышишь, к чему-то стремишься, внезапно умираешь, и оказывается до этого никому нет дела: все идут по жизни дальше.
  Я слышала как в толпе за гробом кто-то тихо сказал:
  - Классно, сегодня у нас должны была быть контрольная!
  Школьный двор опустел всего на один день: он шел за твоим гробом Лида, а завтра для них уже наступал новый день.
  Стоило бы задуматься на причинами этой трагедии. Но кто, кто на такое способен.
  Разве что моя дочь пробыла в депрессии два месяца, но даже и ее жизнь позвала за собой - спасибо Владу.
  Дети умеют причинять боль. Они умеют смеяться над болью. Они маленькие ангелы до поры до времени. Они не посещают могил. И могилы зарастают сорняками. Это могилы тех, кто неправильно понимает слова: любовь, измена, дружба, честь. Кто неправильно расставляет приоритеты.
  Ах, Лида, Лида. Горькое сожаление душ. Короткая память деток и забвение. Во имя чего? Что у тебя могло быть и чего не быть? мимолетная слабость сожрала ответы на вопросы.
  Помни, Лида, короткая память деток!
  
  
   МЫ ИЩЕМ БОГА.
  
  Прошло семь дней. Неделя. Осознание пришло. Боль не прошла. Ольга не знала как ей вести себя. Она ждала, чтобы боль прошла сама, и не понимала, почему она плачет каждую ночь. Я хотела показать ее психологу, но она отказалась. Она стояла на тех принципах, что если человек не может помочь себе сам, то никто не сможет ему помочь. Напротив, лишь может разбередить те раны, которые ты сам в себе не нашел. Она продолжала ходить в школу. И только она сама знала то, чего ей это стоило.
  Ольга не слушала урок. Она смотрела в окно и ощущала пустоту возле себя, потому что место Лиды было пусто. Самое ужасное, что оно больше никогда не заполнится. Именно Лидой.
  Как это можно было себе вообразить. Ольга не видела Лиду в кровавой ванной, но почему-то этот образ преследовал ее. Она замкнулась в себе. Чувствовала ли она вину? Я никогда не осмеливалась с ней об этом говорить. Наверное, я боялась. Я пустила все на самотек. Лезть в чужую душу в такой ситуации было так нагло, словно раздевать ее посреди города. Ее боль жила в ней, во мне же не было этой боли и от того, я не могла ей помочь. Наверное, она понимала это.
  - Может тебя стоит проводить? - спросил Артем после школы.
  - Нет, спасибо тебе! Мне хочется побыть одной. Ты ведь понимаешь?
  - Конечно!
  Она шла по городу. Какой странный дикий равнодушный город. Сколько людей в нем погибают. Люди шагали ей навстречу, ветер сбивал ее волосы в длинные косы, которые развевались по ветру. Ей было тяжело осознать, что Лиды нет и совершенно невозможно поверить, что она сделала это.
  Ольга не хотела идти домой. Все изменилось. Ей было так мало лет, но ей казалось, что уже никогда ее не обрадует небо, смех, и даже Влад. Он был с ней. Рядом. Она же не могла смотреть ему в глаза. Она боялась думать о Лиде.
  В ее поступках никогда не было вины, а значит и состава преступления, но в ее голове жило сознание того, что все-таки она и Влад могли служить причиной гибели Лиды.
  Это была не гибель. Это самоубийство. В голове Ольги не укладывалось. Это страшно. Это и нелепо одновременно.
  Ольга увидела золотистые башенки церкви. Она не была верующей, но ей вдруг внезапно захотелось зайти туда, словно это могло приблизить ее к Лиде и освободить от боли. Ольге хотелось хоть во что-то верить. Она не могла верить в себя, в мать или Влада. Они не могли дать ей ответов. Возможно, здесь.
  Иногда Ольга старалась ни о чем не думать, не пускать в голову мыслей о Лиде и как только они там появлялись, старалась думать о чем угодно, но не о ней. Она стала читать вслух уроки, чтобы забивать голосом внешним внутренний голос, но она читала, не понимая смысла, и продолжала думать, думать.
  В церкви было темно, душно, вокруг коптили свечи. Обстановка совершенно не понравилась Ольге. Она отстояла длинную очередь за свечами.
  Ольга долго стояла перед горящей свечкой и чувствовала как в такт капающему воску капают ее слезы. Где-то рядом венчалась пара.
  - Боже, - прошептала Ольга, - зачем? Пошли ей успокоение. И мне тоже. Это грешно просить за себя, но и мне тоже!
  Стены давили на нее в этом храме, ей казалось, что здесь ей не найти успокоения и прощения для Лиды. И нужно ли ей было это прощение. Ольга боялась, что она пришла в церковь только ради себя самой.
  Свеча мирно догорала, а Ольга не могла здесь больше находится, она выбежала за ворота и едва не угодила под колеса машины. Посещение церкви не принесло ей желанного успокоения.
  - А чего ты там ожидала найти? - спросил Влад.
  - Я не знаю!
  - Бог должен быть внутри тебя. Ты должна просить его позаботится о Лиде, раз уж ты так в это веришь, а не таскаться по церквям и не тратить деньги на свечи!
  - А ты не веришь?
  - Нет! - ответил он.
  - Но как ты с этим справляешься?
  - Я не пытаюсь перевалить проблему на плечи не существующего Бога, я сам с этим справляюсь. Мне тоже тяжело, но я реально смотрю на вещи. Наверное, ты считаешь меня бесчувственным?
  - В глазах людей она грешница! - заметила Ольга.
  - Да плевать ей на людей, поверь мне! - он резко ударил кулаком по подоконнику. - Я не хочу говорить об этом.
  Ольга зачастила в церковь. Она изучила молитву и молилась за упокоение души подруги. Она верила в то, что это поможет. Она боялась смотреть в лица священнослужителей. Ей казалось, что они разгадают ее, и начнут обличать Лиду. Ей было страшно заходить в церковь, но она шла.
  Лиде не поставили креста. Значило ли это, что Бог ее не простил. Ольга не верила в это. Она читала Библию, Бог прощал всех, даже раскаявшихся грешников. Раскаялась ли Лида? Что нужно было делать для этого?
  Но Ольга прекрасно понимала, что не встретит в церкви понимания и сочувствия к подруге. Но она не знала, где его искать. Влад говорил, что это стоит поискать в самом себе. Но как она могла искать что-то в своей душе, когда там был бардак, боль и темнота.
  Она стояла перед образами святых, смотрела на горящие свечи, но не чувствовала успокоения своей души, наоборот, ее все тяготило и ей хотелось плакать.
  Молодая девочка стояла на коленях. Она молилась. Все, что случилось походило на какую-то резкую, быструю не доигранную пьесу. И сама Ольга чувствовала, что продолжает играть в какой-то пьесе, написанной непонятно кем и для чего. В первом акте, она играла несчастную влюбленную, а теперь кого она играла: вновь жертву, преданную подругу, старающуюся понять от чего Лида так поступила, или же эгоистичную лицемерку, которая под покровом святых старалась замолить то, что продолжала любить Влада, и что только чувство вины гнало ее сюда. Ольга и сама не могла разобраться в себе. Она страшилась мыслей об этом, и не знала где выход, а где вход. Или же все предопределенно сразу после рождения. И ни Ольга, ни Лида ничего не могли изменить. И это не грех любить его, после всего случившегося.
  Она смотрела на расписанные стены, на эту по сути дела роскошь, вглядывалась в лица святых, которые ей внезапно показались деспотичными, обвиняющими и не могла понять кто же из них Бог и где он в этой веренице лиц. Нужны ли ему эти свечи, эти иконы? Они поставили ее на колени. Она же хотела мира в душе для себя, для нее.
  Сюда нельзя приходить в коротких юбках, и по общему правилу с непокрытой головой. Неужели Богу это важно? И зачем нужны эти коптящие свечи, этот едкий дым, который вызывает тошноту? Ольга заплакала. Почему все смотрят на нее как на грешницу?
  - Оля! - кто-то тронул ее плечо, и она резко вскочила, поднявшись с колен.
  - Влад!
  - Идем! Что ты делаешь?
  - Идем!
  Они взялись за руки и она чувствовала на себе взгляды с икон и фресок, она чувствовала себя никчемным существом под высокими потолками церкви, стены которой не пропускали света. Это походило на гроб.
  На улице она снова заплакала.
  - Если Бог есть, почему он не остановил ее? Почему не предупредил нас? Почему мы просто должны верить в него, несмотря на всю боль?
  - Бог внутри каждого из нас. Свой бог. И все вместе мы люди! Какая разница совершила она грех или нет. Это нормы. Каноны. Ты же сама понимаешь, как часто переписываются законы, и под кого они подгоняются!
  - Ты думаешь, ей хорошо? Лучше чем было здесь?
  Он ничего ей не ответил: не мог же он ей сказать, что думает, что ей просто никак. Что ее нет. Ее нет ни среди нас, людей, ни вообще нигде. В лучшем случае она будет жить в нашей памяти, и то недолго.
  Иногда Влад чувствовал вину, чувствовал себя негодяем. Но не перед Богом, а перед самим собой: он ни разу не заплакал о ней. Разве Бог был в этом виноват?
  
  Женщина стояла над гробом своего сына. Ему было всего девятнадцать. Ей казалось, что он, словно уснувший мальчик, и стоит только прикоснуться как его щеке, и он очнется. Но она знала, слишком хорошо знала, что щека ее мальчика холодна, как та сталь, которая оборвала его жизнь.
  Она смотрела на уставленный венками гроб и вспоминала, как он родился, как его ей впервые принесли и она целовала его личико. Рядом с ней стояло еще пять таких же женщин, как и она.
  Да, все они были не похожи, разных возрастов, но все они были похожи в одном: у них больше не было сыновей. Все мальчишки были совсем молоденькие. Самому старшему было всего двадцать один.
  Да сколько бы не было!
  Одна из матерей уже беззвучно завыла. Родственница сунула ей валерьянки, но могло ли хоть что-то заглушить ее боль. Она провожала здорового молодого парня. Она растила его все эти годы, лелеяла, берегла от драк, плохих компаний. Было ли ей дело до того, что он отдал жизнь за свою Родину. Родину?
  Груз двести прибыл вчера. Всего шесть человек. Можно ли было говорить всего лишь. Нужно ли? Один гроб был закрытым. Мать рядового даже не смогла в последний раз взглянуть в его лицо. Она даже не плакала. Она сидела в углу комнаты. Если вы хотите узнать, как выглядят стеклянные глаза, вам нужно было только взглянуть на нее. В ней было что-то такое, чего не было в остальных женщинах. Она так и не увидела своего сына мертвым, а это означало только одно: всю жизнь в ней будет теплится надежда, что он жив и что это чужой сын лежит в гробу. Наверное, она бы почувствовала дикую радость, узнав, что там действительно другой мальчишка. Ее наверное бы не волновало горе его матери.
  Слова утешения никому не были нужны. Но их все-таки говорили. Военные говорили о каком-то подвиге, исполненном долге перед Родиной.
  Женщине это казалось напыщенным, тщеславным. Она оглядывалась вокруг себя и видела плачущих людей. Какое им дело до того, что сын умер за их Родину. Какая разница за что умирают люди, если они все равно умирают.
  В истерике билась молоденькая девочка - лет восемнадцать, почти ребенок, но уже молодая вдова. Сколько они прожили в счастливом браке? Месяц, два?
  Свекровь поддерживала ее. Их старые разногласия были позабыты. Она звала ее дочкой, потому что сына у нее больше не было.
  Шесть черно-белых фотографий, шесть красных гробов и одна черно-красная война. Люди кажутся такими маленькими на поле битвы, как пешки на мозаичной доске шахмат. Удар кулака и пешки разлетелись в разные стороны, такие легкие, такие незначимые, а тяжелые короли остались стоять лишь немного сдвинутые со своих привычных мест: они выполнены их хорошего дерева.
  Женщина склонилась под непосильным бременем боли, и сторонние наблюдатели видели как шевелились ее губы в шепоте. Однако все были заняты своими делами: кто плакал, кто толкал речь - и трудно различимые слова не доходили до чьих-то ушей. Да и было ли кому-то дело?
  Она шептала:
  - Не уберегла я его, Василий... Не уберегла!
  Женщина говорила с мужем. Его не было с ней два года. Не было и сейчас рядом. Было бы ей легче, стой он рядом? Но его не было. Он погиб там же.
  Командир части говорил что-то о том, что правительство принимает все меры для прекращения войны, отпускает средства, старается как можно скорее прекратить эту чудовищную войну, но противник оказывает сопротивление, затрудняя решение этой актуальной проблемы.
  - Конечно, - прошептала женщина, - они туда не своих детей посылают!
  Женщина вернулась в пустую квартиру. Ей было всего сорок пять, но ее жизнь закончилась. По сути дела она закончилась еще месяц назад, когда ее мальчика отправили на замену. Она боялась каждый день. И как оказалось не зря.
  Она ходила по квартире, натыкаясь повсюду на его вещи. Ей было невыносимо. Ей было невмоготу.
  Женщина задавала себе кучу вопросов, и не могла ответить ни на один из них. Неужели она родила и растила своего мальчика для этого? Сколько всего осталось после него: гитара, футбольный мяч. Где же он сам, где он?
  Боль притупится со временем, но гитара так и будет висеть на стене, а футбольный мяч лежать в прихожей. Возле фотографии мужа появится еще одна, черно-белая фотография их сына.
  Женщина подошла к окну и выглянула во двор. Там бегали дети, играли в песочнице. Две молоденькие девочки просили у мальчишки лет пятнадцати покататься на велосипеде. Он шутил и отнекивался. У него было еще детское личико и взрослые повадки. Если война не кончится, и его жизнь под угрозой. Нет никаких гарантий.
  В ее душе возможно и родилось бы возмущение против таких людей, как Миха из соседнего подъезда, который удачно откосил от армии, сославшись на слабое здоровье, а сам работал вышибалой в местной клубе, но боль и одиночество все вытесняли из ее драной души. Что толку было ненавидеть таких как Миха, ее сына это все равно бы не вернуло. Наверное и ей самой стоило лучше суетиться, и откосить сына во время.
  Она отошла от окна. Она не хотела видеть этот мир, эту улицу, этих людей. Только своего мальчика, только его.
  
  - Мама, самоубийство, это грех? - спросила Ольга.
  - Не знаю! - ответила я.
  - Но креста не ставят!
  - Люди как правило осуждают самоубийц!
  - И ты?
  - Нет. Мне кажется, это личное дело каждого человека: как ты умрешь.
  Ольга отвернулась и пошла в свою комнату. Мать делала вид, что ничего не произошло. Она всегда немного недолюбливала Лиду, но она никогда не старалась поддержать Ольгу, поговорить об этом.
  Ольга села на диван. Смотрела фотоальбом. Только воспоминания и остались в ее душе. Зачем они остаются. Говорят, со временем они тускнеют, как фотокарточки. Но лица-то остаются.
  Ей звонили многие люди, потому что она была ее подругой. Она ни с кем не хотела говорить.
  Я испугалась, когда пришло письмо от Лиды. Я достала его из почтового ящика и долго смотрела на белый конверт. Вначале я не могла понять чья это злая шутка. Я засомневалась в своей психике и не была уверена, а не была ли смерть Лиды моим сном. У меня иногда бывало, что я не могла разграничить что было сном, а что реальностью. Но это всегда касалось каких-то мелочей. Но я держала в руках письмо. С того света?
  Прошла неделя со смерти Лиды. Я держала письмо. Я пыталась сопоставить два этих понятия, два срока, и ничего не могла понять. Я лишь знала одно: Ольга не должна видеть это письмо, чтобы в нем не было написано. Мне не было надобности заботится о Лиде, я должна была позаботится о своей дочери.
  Была ли она готова вынести такое потрясение. Я стояла в коридоре с листочком бумаги. Я могла бы его сжечь и никто бы никогда не узнал, что там написано и зачем написано.
  Внезапно по моим щекам побежали слезы. Я судорожно сжала письмо в кулаке. Я могла бы избавится от него в эту минуту, просто достать зажигалку и поджечь его.
  Я была готова к этому, и, вряд ли, бы меня кто-то осудил. Любая мать бы поступила так же, потому что она думает только о своей, при том, живом ребенке.
  Кроме того, в моей голове оставалась мысль, что это чья-то шутка. Хотя думать о таком было странно, я не могла представить, что существуют такие люди.
  Внезапно я почувствовала какой-то холод, словно сквозняк. Я испугалась, огляделась. Я чувствовала ее присутствие и мне стало жутко. Я побежала домой. Я захлопнула за собой дверь и не могла унять бьющегося сердца, которое колотилось и ударами отзывалась в моей голове.
  - Мама, это ты? - крикнула из комнаты Ольга.
  - Да! - тихо прошептала я, сжимая в руках письмо дальше. Я не решалась что-либо сделать с ним: не сжечь, не отдать Ольге. Я стояла в прихожей, не разуваясь, прислонившись к двери.
  - Мам, что с тобой? - удивилась Ольга.
  - Тебе письмо! - произнесла я.
  - Да? От кого?
  Я смотрела на нее, потом на конверт в моей руке.
  - От кого? - повторила она. Потом зажала губу. Отступила ан шаг назад, наверное, непроизвольно и поднесла руку к горлу.
  - От Лиды!
  Наверное, это звучало странно, может быть кощунственно. Семь дней ее не было в живых. Мы шли за ее гробом. А теперь держала в руках ее письмо. Что я должна была делать?
  - Ты хочешь его прочесть? - спросила я.
  Ольга оцепенела.
  Мне кажется я слышала как бьется ее сердце.
  - Да, конечно! - произнесла она.
  Я протянула ей измятый конверт, она быстро посмотрела на меня:
  - Спасибо, мама! Я хочу прочитать его одна!
  Ольга закрылась в своей комнате. Она положила его на диван и долго не решалась его открыть и прочитать. Возможно, это и не письмо от иды, или какое-то старое потерянное на почте письмо. Ей хотелось позвонить Владу. Она просила Бога дать ей сил.
  Она взяла трясущими пальцами конверт и оторвала полосочку сбоку.
  Всего один листочек в клеточку, неровно вырванный из тетрадки, скорее всего резким движением.
  " Это странно, писать и знать, что когда ты его прочтешь - меня не будет. Сегодняшний случай в школе, да и все остальные, весь мир и то, что показывают по телевизору доказывает лишь одно: в этом мире нет ничего ради чего стоило бы жить".
  И все. Ни слова больше. Зачем она прислало это ей? Зачем она написала это. Что она хотела этим сказать. Она никого не обвиняла. Она что - делилась внезапно открывшейся ей истиной?
  Ольга прижала листок к себе. Она не чувствовала от него тепла. Его писал мертвый человек. Ольга заплакала. Лида не ценила жизнь, пренебрегала ей, распоряжалась сама, хотя и не сама подарила ее. Она не имела права отнимать то, что по сути дела не ее, она лишь пользователь, словно арендатор.
  Она устала в тот день, она не захотела бороться, слушать смех одноклассников, но ведь они еще не весь мир. Как можно променять небо, цветение листочков, когда они только начинают появляться, их цвет невозможно описать. У нее больше не будет радости в хорошую погод после долгих проливных дождей.
  Получается, что Лида не верила ни во что, ни в себя, ни в Бога. Или же это просто слабость, нежелание минутное жить, которое победило в ней все и всех.
  Чего Лида искала в смерти? Успокоения? Ничего? Или это способ стать выше всех, доказать что она сильнее, смелее, что она со всеми ними разделалась? Может быть. Но какова цена, и каковы цели?
  - Ну, что она пишет? - спросила я, входя в комнату.
  - Не знаю, что она хотела этим сказать! - ответила Ольга.
  Я потом прочла слова на листке, когда Ольга ушла. Просто пессимистичная слабая девочка с неуравновешенной психикой.
  
  - Она не верила ни в Бога, ни в себя! Они ни во что не верила! - сказал Ольга Владу. - Мы бы не смогли ей помочь. Не помогли бы не тогда, ни сейчас. Она нас не видит, и не винит.
  - Бог, или кто-то аналогичный ему, дает нам жизнь, а потом мы сами распоряжаемся ею: верно или нет, это уж как придется. Но сами.
  - Я не знаю. Мне кажется, что если бы с ней кто-то был рядом, то, возможно, она бы и не сделала этого...
  - Вот видишь сколько если бы... Давай, не будем об этом говорить!
  Они стояли перед церковью. Облака плыли по синему небу, задевая кресты. Вот где была гармония и спокойствие. Нам всем бывает плохо: жизнь сложна, грязна и неинтересна порой, но есть в ней что-то солнечное. Наверное, стоит жить ради коротких мгновений счастья, когда все смотрят на тебя и завидуют тому, что ты улыбаешься.
  Неужели в жизни Лиды не было ничего, ради чего она могла бы попытаться удержаться, закрыть воду и выйти из ванной. Через много лет ей показался бы этот инцидент глупым, смешным. Когда мы молоды, мы стремимся представить ту простоту, которой когда-то достигнем, ну а пока, нам сложно, мы спотыкаемся каждый день. Но стоило ли рождаться. Значит для чего-то мы родились.
  Ольга и Влад взялись за руки. Они достигли на мгновения счастья. Не смотря ни на что они держались за руки. Теплое прикосновение человека, который тебе нравился, и которому нравилась ты - не это ли то, ради чего стоит дышать и бороться.
  Ольга вспомнила письмо. В нем не было прощения, но никто и не обвинялся. Подсознательно Лида понимала, что ее оглушительный прыжок в небытие, это лишь признание поражение самой себя в мире, она не приспособилась, и не уподобилась людям. Может быть, она не хотела быть как все, все те, кто жил от счастья до счастья, но могло ли быть оно, короткое и захватывающее, ослепляющее слезами радости, если бы не было туч, горьких слез?
  Они шли по дороге, все так же отпуская рук. Впереди была другая дорога, много машин и людей. Когда-то они поссорятся, когда-то снова помирятся. Они жили. Они верили.
  И, может, Бога и не было, но были они, и они улыбались за него сами. Кто-то придумывает религию. Кто-то ее продолжает. Кто-то делает это ради человеческих душ, верую в свое дело, а кто-то видит в этом только экономическую сторону. Это разные стремления разных людей.
  Колокольный звон за их спинами становился все тише. Интересно, звонарь верил в Бога?
  
  Женщину приехала поддержать сестра.
  - Я так тебе завидую, Леночка! - женщина обняла сестру, но не плакала, обессилившись.
  - Ну что ты... Это так несправедливо! - Лена смотрела на фотографии Вадика, расставленные повсюду, и спрашивала себя смогла бы она пережить смерть своего мужа, а тем более сына. Она гордилась сестрой, столь стоически переживающей это.
  - Вчера заходили его одноклассника! - сказала женщина. - Они такие молодые. А он всегда теперь будет молод! Он умер один, вдалеке от дома. Как, ему должно быть было холодно! - ее сердце сжималось. Ей так хотелось хотя бы быть в ту трудную минуту рядом с сыном.
  - Проклятая война! - Лена сжала ее руку. - Как долго она еще будет продолжаться? Молодые пацаны гибнут... Господи. У нас у соседки муж погиб. Дали какой-то орден. Какого черта он ей нужен? - возмущение, горечь, но кого это волновало?
  Женщина забилась в истерике, она держалась из последних сил, но никаких сил не хватит матери переживать смерть сына:
  - Я хочу, чтобы он вернулся! Пусть без ног, хоть какой, но живой, живой!
  Женщины, обнявшись, плакали. Они были сестрами, но у них теперь не было ничего общего. У одной была семья, сын, а у второй ничего не осталось.
  Лена боялась за сестру. Ей больше не было ради чего жить. Это трудно представить, всегда остается надежда, но у женщины больше ничего не было, даже надежды.
  - Тебе нужно сходить в церковь! Помолись. Тебе полегчает! - сказал Лена. Она надеялась, что это станет хоть какой-то отдушиной сестры. - Бог забирает лучших!
   - Какой бог, Лена. Кто он?
  Мы будем вечно искать Бога. Нет, не в книгах. Мы будем искать его в той боли, которую испытываем каждый день, когда смотрим, как рушится здания, или тонут дети; когда мы смотрим телевизор и замираем от холодного ужаса разрушенных войной городов; когда смотрим на повседневное зло; когда просто смотрим...
  
  АЛЧНОСТЬ.
  
  Ниночка умела быть упрямой. Иногда она могла по несколько часов выжидать своего. Только в этот раз я не была намерена проверять на себя ее феноменальные способности. Она стояла напротив игрушки и настаивала на ее покупке.
  Самое интересное, что у Ниночки была похожая игрушка: она валялась, позабыта, позаброшена в кладовке, покрываясь толстым слоем пыли. Ниночка совершенно к ней охладела.
  - Мама, ну, купи! - просила она.
  - Дорогая, у тебя есть почти такая же игрушка дома" - пыталась убедить ее я.
  - Я хочу эту! - жалобно настаивала Нина.
  Я подумала о том, что разбаловала малышку. Но что я могла поделать: она была с рождения слабенькой и я жила вечным страхом потерять ее. Я редко в чем-то ей отказывала. Но вторая игрушка, полный аналог той, что валялся в кладовке - это было слишком. Я решила быть твердой. Не смотря ни на что, я не хотела чтобы моя девочка выросла эгоисткой. Так странно, они с Ольгой совсем не походили друг на друга. Наверное, из-за большой разницы в возрасте.
  Рядом стояла женщина, а ее сын, лет семи, требовал машинку - прекрасный, сверкающий экземпляр желтого цвета.
  - Прямо горе с ним! - произнесла женщина, обращаясь ко мне. - Теперь я понимаю, что дети заслуживают строгости!
  - В определенной степени, да! - согласилась я, поглядывая на Нину, которая все еще смотрела на игрушку. Она, теперь уже молча, просила купить ее. Нина знала, что ее молчание больно давит на меня.
  Сын женщина продолжал дергать ее за платье:
  - Мама, ну, купи!
  - Ну, хорошо, милый, но это в последний раз! - в голосе женщины не было ни твердости, ни уверенности.
  Мы зачастую становимся заложниками своих собственных детей. Они умело эксплуатируют нашу любовь, вертят нами, опустошают наши кошельки.
  Наверное, в маленьких головках детей существует определенная модель поведения, некий культ маленьких эгоистов.
  Помню, когда Ольга была еще ребенком, а Ниночки не было, Оля считала, что все вкусное, что покупается - это для нее. Она требовала, именно требовала, чтобы все лучшие куски торта доставались ей, чтобы лучшее, краснобокое яблочко мыли для нее. И она страшно дулась, если приходилось делиться.
   К счастью, я рано поборола в ней этот детский эгоизм.
  Дети воспринимают любовь лишь в количественной пропорции тех благ, которые им дают родители. Женщина купила сыну машинку. Он успокоился. Надолго ли?
  Нина, видя эту сцену, удачу мальчишки, надула губы:
  - Вот видишь мамочка, ты меня не любишь!
  - Ты, правда, так думаешь? - строго спросила я.
  Ниночка основательно на меня обиделась и не говорила со мной весь вечер.
  - Что это у вас случилось? - спросила Ольга, заметив что Нина сидит в углу комнаты, как маленький звереныш.
  - Нина считает, что она - принцесса, и что ее родители - короли! - строго сказала я.
  - А! - сказал Оля, усмехнувшись. - Пойду писать сочинение: Влад дал мне свое старое, но это ужас! А ты, Нина, слушайся маму!
  Нина демонстративно отвернулась.
   -Ну и ладно! - сказал я. - Пойду лучше гладить!
  Как это примитивно: думать, что любовь - это деньги, подарки. Но как это объяснить ребенку?
  Ниночка бросила на меня короткий взгляд и вышла из комнаты. Господи ты, боже мой!
  Когда вернулся Игорь, Нина со всех ног бросилась к нему и прижалась всем телом.
  - Что это с тобой, дочурка? - он присел на корточки возле нее.
  - Мама не купила мне игрушку! - обиженно произнесла Нина. - А Ольге недавно купила куртку, а мне ничего!
  Игорь посмотрел на меня.
  - У нее этих игрушек - полная кладовка! - сказал я.
  - Ну, точно! - согласился Игорь. - Не обижайся на маму! Это нехорошо!
  Нина вырвалась, и всеми преданная, побежала в свою комнату.
  - Не обращай внимания! - сказал Игорь. - Она ведь ребенок.
  - Я и не обращай. Но лучше пресечь в корне такое своеволие, - я выключила утюг. - Ужинать будешь?
  - Конечно! - он сел за стол. - Эти дети: с ними одни проблемы!
  - Наши еще не худшие экземпляры, - сказала я, накладывая в тарелку горячий суп.
  - Они еще маленькие!
  - Ольге - шестнадцать! - напомнила я. Игорь редко занимался детьми. Если бы я спросила его когда день рождение дочерей, он мог и не ответить.
  - Да... Ненамного младше...
  - Кого? - удивилась я.
  - Да, сегодня Валерку встретил, ну, моего одногруппника, помнишь: у него дочь погибла! - он жадно ел суп.
  - Лиза? - удивилась я.
  - Да она! Точнее ее убили! - сказал он. - О очень вкусно! - похвалил он суп.
  - Господи, а сколько ей лет-то было? - я плохо помнила ее, потому что видела только раз. Ей было около двенадцати, и она казалась сущим ангелочком. Она была в мать, а та была блондинкой.
  - Девятнадцать что ли! Она ненамного Ольгу старше была. Валерка сильно постарел. Переживает
  - Ужас! - прошептала я. - Давно?
  - В конце апреля! Но он старается держаться.
  - А как жена?
  - А что делать? Девчонку уже не вернешь! Да она и сама виновата была. Давно потерянная для них...
  - То есть, - не поняла я.
  - Валерка говорит, что она с пятнадцати лет от рук совсем отбилась, ну там, пить, курить начала. Всякие дурные компании: гитара, водка - романтика городских джунглей, короче. Они ничего поделать с этим не могли. С шестнадцати она уже жить с каким-то пацаном стала. Валерка говорит, ходил к нему поговорить: мол, что за дела, так он послал его куда подальше, да и дочка добавила!
  - Ужас! - выдохнула я. - Но значит родители где-то недоследили...
  - Да, что взять - молодая! - махнул рукой Игорь. - Красивой жизни хотела. Все хотят, конечно. Тряпки, вечеринки. Они же сумасшедшие все: я в этом наряде больше идти не могу, потому что уже ходила. Вот, психология, а? Помнишь, как мы жили? Новая куртка- праздник!
  Я засмеялась, потому что помнила:
  - Так хоть жизнь интереснее была, а то теперь всего вокруг, и что?
  - Ну вот. И эта тоже погналась за звонкими монетами, сверкающими бриллиантами. Ты же знаешь, у них трое детей. Жена не работает. Короче, девчонка связалась с каким-то бандитом, он ее одевал, снял квартиру. Ну и вообще у молодежи же это классно, когда бандит.
  - Ну не слесарь же! - пожала я плечами.
  - Она с ним полгода покрутилась, но что называется захотела большего. Нашла побогаче. Переехала к нему - он ей шубу подарил норковую, она и переехала. А тот, брошенный, выследил ее и зарезал - вот она красивая жизнь.
  - Я говорю! Здесь вина родителей - не каждая за шубу продастся! - я мельком смотрела в комнату, где Ниночка сидела среди разноцветного моря игрушек.
  Игорь мрачно пошутил:
  - Ну, наверное, у других цена просто повыше!.. Что там на второе?
  
  Через несколько дней мы с Ниной снова пошли в магазин: уже помирились. Мы всегда были дома вдвоем и потому ссорится нам было глупо. А с кем тогда поговорить?
  Возле прилавка встретилась та женщина, с сыном.
  - Здравствуйте! - поздоровалась она.
  - Я смотрю вы снова балуете своего мальчика? - спросила я, взглядом указывая на робота, которого тот держал в руках. Мне показалось, что он уже отломал ему руку.
  - Приходится! - засмеялась женщина. - Он мой единственный сын. После смерти мужа, я ему не могу ни в чем отказать.
  Нина прохаживалась оп магазину с важным видом, разглядывая витрины. Вчера я рассказала ей, то это очень увлекательно, словно ты все можешь купить, но не хочешь, ты можешь все посмотреть и никаких денег это не стоит.
  "Все равно все игрушки купить не возможно!" - сказала я.
  "Ну да!" - согласилась Нина и я надеялась, что она это действительно поняла.
  Я старалась ни в чем ей не отказывать, но и перенасыщение считала губительным. Случай с Лизой доказал, что даже умненькие девочки в свете денег могут превратится в алчных, расчетливых девок.
  Красивая жизнь - это неплохо, если эта жизнь не единственная цель в самой себе. Модные сапоги и шубка не стоят слез родителей и ножа в живот. Но что знают дети о наших родительских слезах.
  - Мам, я хочу шоколадку! - капризно попросил мальчик.
  - Конечно! Постой здесь! - женщина поспешила в продуктовый отдел.
  В магазин зашла старушка. Двери печально скрипнули, известив о новом покупатели. На ней было старое, застиранное платье, линялое с боков, но во всем ее виде жила чистота. Что ни говори наше государство мало заботится стариках. Я, конечно, не склонялась к принципу, высказанному Ниной около года назад: " Они ведь все равно умрут", но в тоже время не понимала правила спасения наперед стариков. Наша умирающая нация нуждается, как умершее тело в свежей крови, в молодых, энергичных людях. Да, думаю и большинство стариков не желают спасаться ценой гибели своих детей и внуков. Хотя слова моей дочери заставили меня задуматься о неприятном факте: ведь я тоже когда-то состарюсь...
  Старушка подошла к прилавку и долго изучала ассортимент и цены. Продавщица, наверное, знала ее, потому что дружески заговорила с ней:
  - Что Марья Павловна, пенсию получили?
  - Да, доченька! И внуки приезжают! Хочется их чем-нибудь порадовать. Им несладко живется. Сын-то у менян а границе служит. В бараках жизнь не слишком сладка. Вода и та привозная.
  - Мам, давай купим картинку! - Ниночка загорелась этой идеей.
  Абсолютно ненужная вещь. Хотя, когда не считаешь каждый рубль, она и может показаться необходимой, как, например, раньше мы не знали о телевизорах, а теперь жизни без них не видим. Как же меняем человечество понятие о благосостоянии. Даже машина для нас уже не роскошь, а для этой старушки килограмм шоколадных конфет для внуков существенный удар по бюджету.
  Я покачала головой:
  - Нет, Нин, ты подумай куда мы такую повесим? Она нам по цвету не подходит!
  - Точно! - деловито согласилась Нина и снова скрылась в отделе игрушек. Я покупала фрукты.
  Народу в магазине было мало. Приближался обеденный перерыв и покупатели спешили покупать и уходить.
  Старушка, наконец, выбрала сорт конфет и уже расплачивалась. Почему-то вид ее старомодного потрепанного кошелька растрогал меня и я отвернулась.
  Я уже не видела, как обрадованная покупкой старушка засуетилась и выронила кошелек.
  Она упал на пол. Глухой удар не был значим для усталых жизнью ушей. Кошелек скрылся под нишей прилавка, блистая засаленный бочком на солнце. Он лежал притихший, одинокий.
  Старушка не заметила утраты направилась к выходу.
  Зато мальчик, маленький зоркий коршун пристально смотрел на потертый кошелек. Его глаза светились при виде наживы и он выжидал пока старушка исчезнет.
  - Дорогой, держи, шоколадку! Я тебе еще и мармелада купила! Пойдем! - мать потянула сына к выходу.
  - Подожди! - по-взрослому произнес мальчик, выжидающе поглядывая на кошелек. Ни за что в этой жизни он бы не упустил эту добычу. У него даже голова закружилась от такой редкостной фортуны. Он уже представлял как будет играть с ребятами в карты и накупит себе всего.
  - Ну что еще? - недовольно спросила мать.
  Старушка исчезла и тогда мальчик подошел к прилавку:
  - Я кое-что нашел!
  Он был рад и горд находкой, самим собой, своей внимательностью.
  - Что это? - мать выхватила у него кошелек. - Это, наверное, старушка обронила.
  - Нет! Это не она! - ребенок в панике попытался отнять находку, свою находку. Он не мог позволить, чтобы мать присвоила себе его добычу. Он был возмущен, он был рассержен. - Отдай!
  - Я догоню бабушку! - мать побежала к выходу.
  Ребенок схватил ее за подол в последней попытке спасти свои деньги, образумить глупую мать. Он был страшен в своем алчном стремлении отобрать кошелек. Мне показалось, что будь в его руках нож, он бы ударил собственную мать.
  - Леша! - в ужасе смешанном с отупелой любовью, воскликнула мать. - Леша, это не наше! Понимаешь, не наше!
  Ребенок заплакал. О, нет, не от стыда, не от жгучего недовольства самим собой, своими низкими поступками пусть даже в то время он и не отдавал себе отчет в своей низости, не осознавал этого. Наверное, он и через десять лет не осознает, что в его поступке было дурного. Ребенок плакал от жалости к себе, от упущенной выгоды, шедшей ему в руки.
  Мать вернулась уже без кошелька. Ребенок зарыдал навзрыд.
  - Леша. Зайчик! Давай я куплю тебе что-нибудь! - и это вместо хорошей взбучки.
  Безысходный случай. Пропащие души: одна в своей слепой любви, второй - в искусном владении душой матери.
  Я взяла Нину за руку и вышла из магазина. Ниночка некоторое время шла молча, потом тихо, боясь что кто-то услышит, кроме меня произнесла фразу, которая заставила меня задуматься:
  - Я, наверное, поступила бы как мальчик!.. Но мне, наверное, было бы стыдно!
  
  
  ПРОСТИТУТКА У ПОСТЕЛИ МОЕГО РЕБЕНКА.
  
  Я смотрела сквозь окно на дождь. Он лил уже несколько дней подряд, превращая дороги в сплошное месиво. Так странно было смотреть как по этой грязи плывут цветные зонты: синие, красные, оранжевые, серебристые. Молодые девочки призывно смотрели на симпатичных парней, предлагаясь, чтобы их перенесли через лужу. Они смешливо поднимали ноги, обутые в изящные туфельки и заливались смехом. Дети пускали в лужах кораблики, или же обрызгивали прохожих: взрослых очкастых дядек и расфуфыренных теток. Дети. Как мало они знают о жизни, и как много им предстоит еще вынести. Кажется, знай они наперед обо всем том, что ждет их, они бы наверняка, предпочли и не рождаться. Я посмотрела на белый, тускло освещенный коридор больницы. Наверное, я бы тоже предпочла не рождаться, зная, что мне придется пережить смерть своего ребенка. Ниночке было очень плохо. Даже не так. Она умирала. Что сейчас мне, было, толку обманывать себя, или Ольгу. Муж тоже все прекрасно понимал. И что делать, если у нас не было таких денег. Как это кощунственно - есть деньги, ребенок будет жить, а нет... Я боялась даже в мыслях произносить это. Но что толку в моих мыслях, когда время уходило. Я бессильна. Ольга бессильна. Игорь, даже сильный Игорь, бессилен. Хотя нет, он был слаб. Что толку в том, что он умел драться, или поднимал гири. Это было так жестоко обрекать меня на ожидание смерти моего ребенка. Только вдуматься в смысл слов и уже бросает в холод: ожидание смерти ребенка!
  Я всегда была достаточно жесткой женщиной, я не терпела слабости в этом мире, а теперь я была слаба. Я была растоптана и мне было все равно, потому что мой ребенок умирал. Никто не поймет моего состояния до тех пор, пока сам не перенесет долгие ночи в больнице, где твой малыш доживает последние дни, видит белый потолок, и не понимает от чего ему никто не помогает. А не помогают ему оттого, что деньги оказываются дороже его жизни.
  Врачи ходили мимо меня по коридору. Я винила во всем их: они могли помочь моей дочери. Они ведь врачи. Но они оказывались только жестокими людьми до тех пор, пока я не предоставлю квитанцию: "Оплачено!". Мне негде было взять такие деньги.
  Куча знакомых сочувствовала мне. Я их ненавидела. Всех, до единого. Было бы лучше, если бы мне дали денег. Сейчас меня волновали только они. Еще никогда в моей жизни деньги меня не волновали. Я спала, ссутулившись, на кушетки и мне снились они. Я открывала глаза, а их уже не было.
  Я, естественно, забросила работу: что мне до нее? И я не могла понять позицию Игоря - он исправно ходил на работу, и Ольга ходила в школу. Словно у них была собственная жизнь, и они не знали Ниночки. Моя малышка лежала слабенькая, бледная. Я не могла смотреть на нее в таком состоянии.
  Я молилась Богу, просила Дьявола, готова была продать свою жизнь, чтобы раздобыть эти деньги. Но я была бессильна. Я сидела в коридоре. Это не могло помочь. Я готовилась к худшему. Но разве к смерти ребенка можно подготовиться?
  Я сидела словно в прострации и не заметила, как подошли Ольга и Влад.
  - Мама, - Ольга сжала мою руку и поразилась тому, какая она холодная, - тебе нужно отдохнуть. Поезжай домой, а мы посидим!
  - Нет! - ответила я. Я хотела, чтобы меня оставили в покое. Я хотела быть рядом с ней.
  - Мама, пожалуйста! - настаивала Ольга.
  - Если хочешь иди! - грубо сказала я.
  - Я пришла специально, чтобы заменить тебя!
  - Ты пришла, потому что твоя совесть неспокойна!
  - Мама, зачем ты так?
  Я встала. Мне было больно, мое лицо было мокро, а Ольга своим макияжем, глазами, нетронутыми слезой, меня раздражала:
  - Уйди, - сказала я, - уходите все!
  Ольга развернулась и медленно пошла по коридору.
  - Она так срывается на мне, словно это я виновата! - прошептала она, прижимаясь к Владу.
  - Это всегда тяжело - терять ребенка! Вообще человека тяжело терять!
  Они посмотрели друг другу в глаза и тяжело вздохнули. Они прекрасно знали, что сейчас сказал Влад.
  - Мама не понимает, - сказала Ольга, - то, что она здесь сидит не спасет Нину.
  - Наверное, ей так легче! Если в такой ситуации вообще может быть легче!
  - Папа вечно пропадает на работе. Он ее не поддерживает. Наверное, он хочет уйти от всего этого, забыться. Как, в прочем, и я. Наверное, мама в чем-то права. Но я не могу здесь находится. Я боюсь, что она умрет. И чем ближе я к ней, тем боюсь сильнее.
  - Давай, принесем твоей маме кофе! - сказал Влад. - Это ее взбодрит! - они спустились вниз, где находилось кафе. - Вообще, когда находишься в этих больницах, кажется, сам умрешь невзначай.
  - Это неудачная шутка! - заметила Ольга.
  - Извини.
  
  Прошло еще три дня. Точнее, я не знаю сколько дней прошло, но мне кажется три. Дождь кончился. Засветило солнце, и это вселяло в меня надежду. Это сложно назвать надеждой, потому что я прекрасно понимала, что без денег не будет и Нины, но солнце, возможно, грело мою душу, напоминала о счастливых днях, и я ждала чуда.
  Пришел Игорь. Он сел рядом со мной, взял меня за руки. У него были теплые, живые руки.
  - Тебя давно не было! - сказала я. Неужели ему не хотелось скрасить последние дни нашей девочки. Я в принципе не тешила себя иллюзиями, я прекрасно понимала, что последнее, что увидит Ниночка в этой жизни - это белый потолок. Может быть, он плавно сольется с бездной смерти, и она не успеет испугаться. Я очень хотела, чтобы она не боялась, но она была одна, и она была совсем крошкой. Я жалела, что иногда ругала ее, я теперь ругала себя. Неужели мне было трудно купить ей игрушку, или позволить посмотреть телевизор до 10 вечера? Теперь все это казалось мелочным, по родительски эгоистичным.
  - Я был вчера! - устало сказал он. Но я не заметила, что он не брит, и что щеки его ввалились. Я не замечала ничего, мне казалось, что только я действительно переживаю, а все остальные только ходят сюда дабы отдать долг.
  - Она совсем плоха! - тихо сказала я. - Она умрет! Господи, она умрет. Я только хочу, чтобы ей не было больно! - я плакала. - Это моя последняя просьба. Я хочу попросить их, врачей, чтобы они сделали все возможное, чтобы ей не было больно. Лучше пусть это будет небытие. Она ничего не поймет. Ничего не почувствует.
  Игорь, молчавший все это время, вдруг тихо, неуверенно сказал:
  - Мне кажется, я нашел деньги!
  Я схватила его за голову:
  - Что ты говоришь? И почему ты только сейчас это говоришь!
  - Я... только сегодня... их нашел...
  - Господи. Нужно быстрее найти врачей. Пусть они пустят дело в оборот! Игорь, Игорь! - я обняла его и теперь плакала от счастья надежды, от какого-то безумного облегчения, тем не менее, омраченного страхом: что если уже поздно?
  Но было не поздно. Игорь уладил все с бумагами, и на следующий день Ниночке сделали операцию. И хотя врачи говорили, что еще рано говорить о выздоровлении, но прогноз был похожим. Меня к ней пока не пустили, но я слышала что ее сердце забилось увереннее.
  Игорь уговорил меня поехать домой выспаться. Я знала, что завтра увижу мою девочку, и теперь я буду знать, что она будет жить.
  Ольга собрала сумку, положила туда любимые игрушки Ниночки. Мы вместе долго плакали на кухне.
  Время шло долго. Нескончаемо. Я боялась, что что-нибудь случится и ее не станет вот так, после надежды. Я боялась. Я никому не говорила.
  
  Прием в больнице начинался после десяти. Я встала, наверное, в шесть. Слонялась из угла в угол, благодарила всех кого только можно. Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни. Я давала пустые обещания стенам, что больше никогда не накричу на Ниночку, что буду покупать все, что она попросит.
  Я летела в больницу на всех парусах. Игорь и Ольга радовались вместе со мной.
  Даже больница показалась мне другой: доброй, светлой. Все врачи были в ослепительно белых халатах. Я была им так благодарна: операция была очень сложная. Мы встретили одного врача у самой палаты Ниночки.
  - Она спит? - спросила я.
  - Наверное. У нее сейчас посетители. - Сказал он.
  - Посетители? - удивилась я и посмотрела на Игоря. Мне показалось, что он побелел.
  - Да. Та женщина, что дала деньги. Она сделала поистине благородный поступок. - Врач извинился, у него был обход.
  - Женщина? - я посмотрела на Игоря. - Действительно, ведь я до сих пор с ней не знакома. Она спасла мою дочь. Она дала ей вторую жизнь. Я буду валяться в ее ногах.
  Игорь схватил меня за руку:
  - Не надо, не ходи. Она не хочет, чтобы ты ее видела.
  - Что за глупости? - удивилась я. - Я хочу поблагодарить ее.
  Я зашла в палату. Там был полумрак, потому что шторы были приспущены. Я даже не сразу разглядела их. Моя девочка спала. В углу комнату стояла огромная игрушка и много много шаров.
  Женщина сидела на краю постели и просто смотрела на Нину, она держала ее руку.
  Она была хорошо одета. Во всем ее виде сверкала уверенность в себе, высокое положение в обществе. На ней была надета экстравагантная шляпка, может быть поэтому я не сразу узнала ее. Образ незнакомки в черных дорогих чулках, изящных сапогах на стройную ножку, в кожаном платье, с перекинутыми через руку перчатками не вязался с образом той, кого я звала...
  - Доброе утро! - поздоровалась женщина. - Оно ведь доброе. И для тебя, и для меня.
  - Господи! - прошептала я. Сомнений быть не могло. И эта женщина сидела возле моей дочки. Она спасла мою дочку. Я разбито опустилась на скамеечку.
  Интересно, знай я до операции чьи это деньги, согласилась бы на нее? И Игорь ничего не сказал. Ниночка дышала. Звуки дыхания эхом били в ушах. Я дышала в такт с ней и не хотела смотреть в смеющиеся глаза.
  
  Наше прошлое всегда остается с нами, даже когда прошла, кажется, целая вечность. Мы пытаемся меняться, но люди, которые знали нас до этого нашего кардинального изменения, лишь смеются нам в лицо. Может это и действительно так, что те изменения, что мы находим в себе кардинальными для окружающих лишь еще одни листья весной после долгой зимы.
  И я думаю, что эта женщина - пусть на ней дорогие одежды, дорогая косметика и светский шик, так и останется тем, кем она и была двадцать лет назад - потаскухой.
  Тогда все было намного строже, и девушки такого рода подвергались жестоким гонениям. Оно и верно. Моя ненависть к Лене, так ее звали, подогревалась тем, что она крутила с Игорем. Он, конечно, не знал, что она проститутка. Это я ему сказала. Я ему рассказала и то, что она лечилась от венерических заболеваний, что она делала кучу абортов. Она любила каждого, кому ее продали за бесценок.
  Игорь сильно переживал. Может, ему было стыдно, что он дружил с такой девочкой, как ни нелепо звучит такой определение. Или ему было стыдно за собственную глупость и слепоту: все вокруг знали, кто она такая, и только он носил ей цветы. Я чувствовала себя так, словно я спасла его, открыла ему мир. Но он первое время ходил хмурый с таким видом словно это я была виновата в том, что она такая, словно до конца своей жизни хотел ничего не знать. Иногда, конечно, легче не знать, чем слышать правду, не верить в нее и в то же самое время прекрасно осознавать, что это истина.
  Наши отношения с Игорем поначалу были очень сложные из-за этого. Самое ужасное, что он продолжал любить эту Лену, эту гадкую женщину, грязную, которая спала за деньги со всеми подряд: она могла оказать услугу сыну, а следующим ее клиентом мог быть отец. Для нее не существовало граней, приличий, рамок. А теперь эта женщина сидела у постели моей дочери.
  - Это ты? - спросила я.
  - Удивлена! - она была насмешлива.
  Зашедший Игорь и Ольга стояли в проеме двери. Ниночка спала. Я попросила их уйти. С Игорем еще разговор предстоял, и я не хотела, чтобы Ольга слышала то, о чем я собиралась говорить с Леной.
  - Ты изменилась! - сказала я. - Внешне.
  Я помнила ту Лену, маленькая размалеванная шлюшка. Она уже тогда подъезжала к дому на шикарной по тем временам машине, у нее были длинные белые сапоги и она курила сигареты. Почему она стала такой? Меня это никогда не волновало. Семья у нее вроде была приличная.
  - Что, удачно вышла замуж? - спросила я.
  - Ты глупа в своей злобе и цинизме! - сказала Лена.
  - Что за пацифистские речи? - засмеялась я тихонько, чтобы Нина не проснулась. - Я лишь хочу, чтобы ты убралась из моей палаты. Вообще не знаю, какого черты ты сюда притащилась.
  - Ты ведешь себя как подросток. Как тогда, помнишь?
  Снисходительная улыбка Лены меня злила. Я чувствовала, что теряю контроль над собой, и это злило меня втройне.
  - Я не могла позволить, чтобы Игорь пропал. Он тебя, наверное, и правда любил. Потому что ничего не знал.
  - Он и потом меня любил! - спокойно сказала Лена. - Только ты делала все возможное, чтобы наговорить ему гадостей.
  - А ты можно подумать, святая Мария, была.
  - Но ты говорила все специально. Злобно.
  - Не надо ворошить прошлое.
  - Это ты начала! И ты права - я удачно вышла замуж. Мой муж - человек без предрассудков. Он не испугался, что я - проститутка. Он вытащил меня из грязи. Он меня любит, и я его тоже люблю.
  - Думаю тебе это не трудно! - сказала я. - Не знаю, зачем ты это сделала. Спасла мою дочку!
  - Я встретила Игоря, он рассказал. У меня были деньги. Не могла же я позволить малышке умереть. Она очаровательная! - Лена погладила Нину по голове.
  - Не прикасайся к ней! - злобно прошипела я. - Ты что, хочешь таким образом разрушить нашу семью?
  - Как же ты глупа! Тебе, наверное, трудно представить, что человек может сделать что-то бескорыстно!
  - Ага! - иронически согласилась я. - Особенно ты. Ты, которая все в этой жизни покупала, и продавала, кстати тоже все.
  Лена встала и подошла ко мне. Встала вплотную так, что до меня доносился еле уловимый запах ее духов - очень дорогих. Я видела как прекрасно она выглядела. Ей было около сорока - она была старше меня, но ее кожа была безукоризненна, волосы сверкали цветом. Она была цветуща, глаза сверкали.
  - Честно говоря, - проговорила Лена, - когда я встретила Игоря - заметь случайно - и он рассказал о девочке, я почувствовала какую-то нездоровую радость, прилив энергии оттого, что теперь я смогу отыграться на тебе за тот случай. Помнишь вечером, 17 июля. Я вижу, что помнишь. Я очень хотела видеть тебя у своих ног, знать, что ты чем-то мне обязана. И ты теперь обязана.
  Я подняла на нее глаза. Я была рада, что не ошиблась в ней. Она все такая же злопамятная стерва. Она была права. Я помнила тот день. Кажется это было так давно, словно в другой жизни.
  Я шла из больницы в тот вечер. Тогда я уже точно знала, чем закончится наше с ней противостояние на счет Игоря. Я светилась оттого, что выиграю. В моих руках был такой козырь, которой ей, по известным причинам, побить будет не чем.
  Я встретила ее на мосту. Это было так символично: каждая из нас вступила на него с разных сторон, и спустилась с той стороны, с которой ее соперница начала по нему путь.
  "Паршиво выглядишь!" - сказала Лена тогда.
  "Хотя бы не как мартышка!"
  "Игорь сегодня приходил ко мне!"
  "Ну и что?"
  "Думаешь это ничего не значит?"
  Она так наивно полагала, что он ходит к ней, потому что мечется между нами двумя. Игорь просто был немного скромным, слабым, боялся сделать ей больно.
  Мы поссорились тогда на этом мосту. Я очень разозлилась. И я сказала ей, что жду ребенка. Я знала, что она его иметь не может. Но это была только ее вина. Я видела как она побелела, сдалась, раскисла. Она была растоптана, она, наконец, поняла, как выгодно я от нее отличаюсь. Я гордо прошествовала мимо нее. Через пару недель мы с Игорем поженились, переехали в другой район.
  - Знаешь, тогда на мосту я поклялась, что однажды сделаю тебе также больно! - сказал Лена. Она улыбалась почти приветливо. - Я иногда ночами не спала придумывала планы моей мести. Вначале я хотела увести Игоря, а потом бросить. Просто показать тебе, что Игорь может тебе изменить, как однажды изменил мне.
  - Изменил тебе? - удивленно расхохоталась я. - Звучит нелепо.
  - Я говорю не о физической измене. Он мог объясниться со мной. Он решил - раз я падшая женщина, значит не человек, значит мне не бывает больно? Но потом я встретила своего мужа. Мое сердце оттаяло, а жизнь переменилась. Я даже забыла о тебе. О всей той истории. Это было мое прошлое. А потом встретила раздавленного Игоря. Он рассказал все. Вот и представь как здорово я могла тебе отомстить. У меня были деньги, у тебя больной ребенок. Ты однажды зло бросила мне в глаза, что у меня не будет детей. Ты так зло потешалась над этим, помнишь? Наверное, теперь ты хоть на минуту задумалась как мне было в тот момент. И вот теперь такая история - я могла либо спасти твою дочь, либо нет. Это было мое право.
  Я тупо смотрела на нее. Она была права. Но я не находила в себе силы благодарить ее. Казалось, для меня такая цена спасения моей девочки оказалась слишком высокой.
  - Представляешь, я могла бы ждать до последнего, пока бы твоя девочка медленно умирала. Ведь согласись, я не обязана была давать деньги, зная, что мне их не вернут.
  - Я верну! - воскликнула я. Пусть я буду работать день и ночь, но деньги ей я обязательно верну.
  - Не горячись! - засмеялась Лена. - Это деньги моего мужа. Если тебе угодно, чистые деньги. Из специального фонда. Но ведь я могла и не рассказать ему о вашем случае. На том мосту я поняла больше, чем ты!
  Я не понимала чего она добивается своими россказнями. Показать какая она хорошая?
  - И чего тебе надо? - спросила я.
  - Мне ничего не надо! У меня все есть. - Она помолчала, и добавила. - Даже то, в чем ты когда-то меня опережала. Нынешняя медицина может многое, особенно подпитанная деньгами. Теперь я тоже скоро стану матерью. Может быть, это сам Бог указал мне на то, что спасая твою дочь, я приобрету свою.
  Она улыбнулась. Свободный человек.
  - Я ухожу.
  Лена приостановилась у двери, словно чего-то ожидая от меня. Но я не могла сказать ей этого слова. С ее стороны было нагло требовать этого от меня. Я ее ни о чем не просила.
  - Теперь я знаю, чем мы отличаемся! - сказала она, уже почти скрывшись в коридоре. - Я повзрослела, а ты еще нет!.
  
  
  
  Я НАЧИНАЮ ЗАДУМЫВАТЬСЯ.
  
  Проблемы сваливаются на головы обывателей с удивительным постоянством. Только каждый раз они становятся все сложнее и сложнее. Наверное, считается, что человек может умереть только в том случае, когда на голову ему упадут все проблемы. Я, однако, не понимала за что мне все это.
  Ниночка выздоровела. Одна проблема исчезла. Но мы поссорились с Игорем. Я закатила ему жуткий скандал, а он как попугай твердил лишь одно, что он сделал это ради дочери.
  Еще и Ольга совсем от рук отбилась. Наступило лето, и она пропадала целыми днями с Владом. Репутация Влада мне была хорошо известна, и я настаивала на ограниченности этих встреч. Из-за этого я поссорилась с Ольгой.
  Я сидела на кухне за столом и смотрела на электронные часы. Казалось, минуты движутся так медленно, а облака быстро. Горящие зеленым циферки было видно хорошо, а облака на темном небе плохо. Циферки показывали половину первого.
  Игорь зашел на кухню попить:
  - Чего ты здесь сидишь?
  - Между прочим, жду нашу дочь!
  - Она уже большая. Скоро придет. У нее же есть ключ?
  - Это, наверное, единственное, что тебя волнует! - отрезала я.
  Игорь махнул рукой и отправился спать.
  Где-то через полчаса под окном послышался смех, тихий лепет, и в скважине загремел ключ.
  - Ты не спишь? - удивилась Ольга.
  - Жду тебя! Ты не могла бы возвращаться пораньше?
  - Мама. Я не маленький ребенок. Все еще, между прочим, остались гулять.
  - Мне наплевать на всех.
  - Мама, не устраивай сцен.
  - Я тебя предупредила! -сказал я твердо. Меня раздражало стремление Ольги вырваться из - под моего крыла и корчить из себя взрослую.
  - Ты так ведешь себя, словно мы делаем что-то плохое.
  - В том -то и дело, что я не знаю, что вы там делаете! - серьезно произнесла я.
  Ольга возмущенно фыркнула и немного повысила тон:
  - Ты бесишься с жиру: я не пью, не курю, нормально учусь, а тебе всего мало. Мне 16 лет. Многие девчонки в таком возрасте детей имеют, а та трясешься надо мной, словно я последний динозавр.
  - Прекрати. Я ради тебя же стараюсь, неужели ты хочешь к 18 годам иметь ребенка. А может двух? Думаешь, этот твой ухажер не устроит тебе такого праздника?
  - Мама, Влад меня, в отличие от тебя уважает. Уважает мои взгляды и желания. Если тебя так волнует этот вопрос, я с ним не сплю. - Спокойно сказала Ольга.
  Дерзкая девчонка смела противостоять мне в лицо. Она встала на сторону Влада так, слово знала его вечность. Я же слышала о нем нехорошие сплетни. Пусть сплетня всегда останется сплетней, но в ней всегда есть доля правды. Я хотела оградить свою девочку не только от моральных переживаний, сердечных проблем, но также и обезопасить ее от преждевременного превращения в женщину. Она же упорно не хотела меня понимать. Дети иногда так уперты.
  - Не спишь, - повторила я. - Думаешь это надолго? Или может у него другие девочки?
  - Мама, мы сами разберемся! - сказала Ольга.
  - Он уже с одной разобрался.
  Ольга пристально посмотрела на меня. Что было в ее глазах, мне трудно понять: упрек, протест, обида. Она с трудом перевела дыхание.
  - Какая ты злая. Эгоистичная! - сказала она, и пролетела сквозь меня в свою комнату.
  Я расстроено отправилась спать. Такое ощущение, словно против меня ополчился весь мир. Я посмотрела на окно. В нем отражалась одинокая ветка, которую раскачивал ветер и она не знала, где найти пристанище.
  - Прямо как я! - произнесла я в пустоту.
  
  Машины, проезжающие мимо, уже редко останавливались рядом. Не то что в былые времена. Как жестоко, что молодость проходит и ты остаешься один на один с самим собой, своими мыслями и проблемами. Я не спеша шла с работу. Что ждало меня дома? Дочь, с которой мы не разговаривали и муж, который находился в такой прострации, что замечал мое присутствие только когда я подавала ему ужин.
  Вокруг меня гудел поток лиц и судеб. Так много людей, словно они все разные, а в сущности...
  - Наташа! - услышала я и обернулась. Никого из моих знакомых не было, и я решила что кричали не мне. Только один мужчина привлек мое внимание: высокий, представительный. Он смутно кого-то напоминал, и только мой мозг говорил о том, что он не может быть тем, с кем так неумолимо ассоциировался.
  И все-таки...
  - Саша! - прошептала я и остановилась.
  Он подошел. Это-то и удивляло. Саша заметил мой взгляд, улыбнулся, а я почувствовала, что щеки мои похолодели и что мне стало дурно.
  - Привет! - сказал я.
  - Привет. Давно не виделись.
  - Ты... ходишь! - сказала я.
  - Да! - он улыбнулся. - Ты тоже ходишь. Ты ушла.
  В его голосе не было обвиняющих ноток, Сашка был не таким человеком, но я их услышала, распознала в потоке букв и слов.
  - Посидим где-нибудь? - предложил он.
  - Конечно! - живо согласилась я, подумав, что ему очень тяжело стоять.
  - Да нет! - засмеялся он, словно узнал мои мысли. - Я даже могу танцевать.
  Мы зашли в хорошенькое кафе. Милое, светлое, для молодежи. Наверное, это была определенная доля ностальгии по молодости, в которой мы с Сашей были вместе. Только потом, я побрела в одну сторону, а он остался лежать в прошлом.
  Он рассказывал о своей жизни. Он оказался таким удивительным человеком, сильным, незлобным, каким-то добродушно наивным. Саша так разительно отличался от меня, что в моем горле защемили спазмы. Он воистину был хорошим человеком.
  - Ты как? Замужем? - спросил он.
  Я даже не ответила, я кивнула.
  - Ну, конечно, - засмеялся он. - Такая красавица. Дети?
  - Двое. Две девочки! - сказала я.
  - У меня мальчик! Пацан! Люблю его до безумия! - засмеялся Саша.
  - Значит ты тоже женат? - спросила я. Я обрадовалась. Наверное, он заметил.
  - Да. Уже лет десять. Но я тебе часто вспоминаю. - Он сказал это грустно. Хотя, конечно, как еще он мог меня вспоминать. Я бы на его месте ненавидела. Но кто мог меня обвинить в той ситуации?
  - Плохо вспоминаешь? - спросила я.
  - Брось, Наташа. Я все прекрасно понимаю. Тебе было так мало лет. К тому же ты была мне не жена, ведь так? - в его рассудительности было столько тепла, словно это я, а не он была жертвой. К горлу подкатил комок из слез, горечи.
  - Я не хочу об этом говорить, - сказала я. - Лучше расскажи о жене, семье.
  - Мы счастливы. - Просто сказал он. Но это была не пустая отговорка. В этом действительно был смысл. Точнее сам Саша вкладывал в эти слова смысл. Я не могла, например, говоря эту фразу, вложить в нее какой-то определенный смысл.
  - Ты считаешь, что я предала тебя тогда? - я сама снова заговорила на эту тему, хотя ему запретила.
  - Нет.
  - Не может быть! - покачала я головой. Почему-то мне хотелось, чтобы он начал кричать, обвинять меня, хотя, вроде и не в чем было. А сам факт, что Саша лишь качает головой, меня расстраивал. Я чувствовала то, чего не чувствовала никогда за все эти годы, да и не должна была чувствовать.
  - Просто иногда, - сказал Саша, - я думаю о том, как все сложилось бы, если бы не тот случай! Я имею в виду нас.
  Я отвернулась и смотрела в окно. Мне было так холодно, лицо было белым. В голове шумело.
  - Я старалась об этом не думать! - призналась я. - Мне было тяжело.
  Я не представляла, и не хотела представлять каково было ему. Я отгородилась тогда от всего мира, отрицала все, отмахивалась от знакомых, которые расспрашивали, заставляла замолчать свое самое. Я хорошо с этим справилась. Я ни о чем тогда не задумалась. Да и задумалась об этом я сегодня впервые. Эта мысль меня ужаснула.
  - Ты зря меня любил! - вдруг сказала я.
  - Почему? - удивился Саша.
  - Потому что я этого не стою.
  - Просто у каждого своя дорога! - просто ответил он.
  То, что он меня не обвинял раздражало меня, усугубляло мою вину, которую до этого я просто не видела. Я вдруг поняла, какая я дрянная и, оттого, что осознание пришло так внезапно, мне было очень плохо, словно я задыхалась от своих слез, которые так упорно сдерживала.
  - Все в прошлом! - заметил Саша.
  Может для него все и было в прошлом, а для меня все только в сию минуту предстало в реальности.
  
  Мне было 16 лет. Я дружила с Сашей. Ему было около двадцати. Мне было очень приятно с ним ходить, потому что он был атлет, он умел играть на гитаре, он был обходителен, он классно дрался.
  Я была уверена, что мы с ним поженимся. Моя уверенность крепла с каждым поцелуем. Мы везде и всегда были вместе. А потом случилось это...
  В тот день мы договорились встретится у кинотеатра. Я не помню, какая картина тогда шла. Конечно, потому что я на нее так и не попала. Я приехала первая. Меня это разозлило. Меня всегда злило, если я приходила раньше него. И Саша это очень хорошо знал. Наверное, он очень спешил.
  Он так и не пришел. Я вернулась домой. Целый вечер я ходила из комнаты в комнату, от окна к окну, сидела и смотрела на телефон. Но от него не было никаких известий. Я ненавидела его и представляла то, как он встретил другую девчонку, или просто решил отдохнуть с друзьями, а не со мной.
  Я позвонила ему только через 2 дня, и узнала, что он в больнице.
  Я понеслась туда. Он был в палате. Он так обрадовался.
  - Привет! - Саша был еще слаб, и бледное его лицо казалось мне еще лучше.
  - Господи, Саша! - я присела на край постели и взяла его за руку. - Что случилось?
  - Авария! - произнес он. Он странно смотрел на меня. Словно восхищался мною, как героиней, или богиней. - Я так люблю тебя.
  - Я тоже! Господи, ты мог погибнуть.
  - Одна женщина погибла! - сказал он. - Я видел как ее доставали.
  - Не надо, Сашенька! - жалобно пропищала я.
  - Я так рад, что ты пришла! - сказал он.
  - Когда тебя выпишут?
  - Очень скоро, - сказал он.
  - Это здорово! - я захлопала в ладоши. - Мы успеем на выступление этой группы, как там ее... Короче на танцы?
  Его рука сильно напряглась и больно сжала мою. Губы побелели и вытянулись в одну линию.
  - Тебе больно? - испугалась я и оглядела его. Я ведь еще не знала, что с ними, каковы его повреждения.
  - Ты... Тебе не сказали? - разочарованно, почти опустошенно спросил он.
  - Чего? - я тогда здорово испугалась. В моем мозгу поселился страх, хотя я и не знала. Там просто словно жила строчка на бумаге - страшно - а что именно написано я не могла разобрать.
  Он молчал, потом тихо, невнятно застонал, словно разбилась ваза, умерла надежда.
  - Саша...
  Я всматривалась в его лицо. Что случилось? Наш немой диалог: мои крики, его стоны, - затянулся.
  Наконец, он словно собрался с силами, вздохнул и откинул одеяло. Я испуганно подпрыгнула. Я словно потеряла сознание, а очнулась уже возле самой двери. Моя рука дрожала у моего рта. Глаза Саши были мокрые. Теперь я это вспомнила.
  - Где? - прошептала я. - Где твои ноги?
  Он опустил голову, снова посмотрел на меня:
  - Авария!
  - Господи, Саша! - я, наконец нашла в себе силы подбежать в нему, обнять, но я уже сторонилась того, что было ниже пояса, оно было уродливо своей непропорциональностью его телу, и мне казалось, если я буду смотреть на эти короткие штанишки, скрывающие обрубки его ног, то они будут сниться мне вечно.
  - А одна женщина умерла! - словно успокаивая самого себя, смиряя себя потерей сказал Саша.
  Я не знала, что хуже: смерть или до конца дней остаться калекой? Саша больше не сможет ходить, а значит он не сможет жить нормальной жизнью. Я вдруг поняла, что больше мы не сможем ходить на танцы, при том не только те, которые будут в эту субботу, но и вообще больше ни на какие. Мы не сможем гулять под фонарями, плавать. Точнее, я смогу, но только не с ним. Эта мысль меня несколько успокоила, и я посмотрела на него. Он ждал чего я скажу.
  - Тебе больно? - спросила я.
  - Дело не в том, что болит здесь! - Саша протянул руку к своим ногам, искалеченным, укороченным, а потом неопределенно ткнул себя в грудь. - Болеть будет здесь. Всегда.
  - Ты справишься! - не особо уверенно сказала я.
  - Думаешь это легко? Я больше не попаду на сборы, не смогу ходить на танцы, и к слову сказать, вообще не смогу ходить. Каково это лежать в постели в солнечные деньки? - он горько, но не злобно усмехнулся и закрыл глаза, словно вспоминая те дни, когда мог делать все это и, наверное, сожалел, что не дорожил этим.
  Я смотрела на него с жалостью. Это естественное человеческое чувство, но я более не могла относится к нему как к своему парню, хотя и прошло так мало времени. В тот день я уже точно знала, что вижу его в последний раз. Я этого ему конечно не сказала. С моей стороны это было бы жестоко, поспешно, потому что меня еще ожидали несколько бессонных ночей, а потом сладостное забвение.
  Я не чувствовала вины. Я думала о том, что моя жалость, смешанная с брезгливостью вряд ли принесут ему умиротворение. Я должна была думать не только о нем, но и о себе, при том в первую очередь. Все люди от рождения эгоисты, просто кто-то это отрицает, а кто-то нет. Я не отрицала, я хотела быть честной. Что я могла ему предложить, и чего хотел он. Я была уверена, что теперь наши дороги резко разминулись: да они шли вровень, но лишь до того перекрестка, где Саша лишился ног. И кто меня мог осудить? Он - нет. Его мать, возможно. Но он был ей сыном. Она была обязана теперь нести свой крест. Мне же было 16. Я словно оправдывалась сама перед собой. Но это было недолго. Это было мимолетное чувство. Я видела его глаза, сжатые губы.
  Ему было словно стыдно за свое беспомощное положение, и я чувствуя этот стыд, сама начинала стесняться его, словно он был прокаженным.
  - Тебе, наверное, пора? - спросил Саша.
  - Да, нет! - я покачала головой.
  Между нами повисло какое-то отчуждение, словно страница была перевернута: я вместе с буквами обрушилась на следующую, а его подрезали и оставили на закрытой странице. Да и книги были разные.
  - Если хочешь иди!
  - Ты устал? - спросила я.
  - Меня колют обезболивающими, и от того, я словно в тумане. Ничего не соображаю нормально. - Саша снова закрыл глаза.
  Я встала. Решила пойти домой. Что толку было сидеть у постели спящего. У самых дверей он остановил меня:
  - Приходи завтра, ладно? - в его голосе была просьба, а не вопрос.
  - Хорошо! - я соврала, потому что знала, что не приду.
  И я не пришла. Я скрывалась от его матери, не брала трубку. Я не могла взять его в свое будущее. Та авария отняла не только его ноги, она и меня забрала. Я не могла жертвовать собой во имя наших отношений. Это ни к чему бы не привело. В этом я была права. Именно поэтому меня не мучила совесть, потом что я знала как правильно я поступаю. И вот теперь я снова встретила его. Теперь я переосмыслила все, что тогда произошло. Теперь я даже не могла смотреть ему в глаза.
  - Ты ведь не винишь себя? - спросил он.
  - Нет. - Неуверенно сказала я. - Я верила, что поступаю верно. Хотя, может быть стоило с тобой объясниться. Ты бы понял, я это знаю.
  - Я и так все понял! - грустно сказал он. - Мама сказала, что ты ее избегаешь, переходишь на другую улицу, делаешь вид, что не узнаешь. Она так ругала тебя! - он усмехнулся. - Мама уже как 12 лет мертва. Она так и не узнала, что я женился, не увидела моего сынишку, не убедилась, что я со всем справился.
  - Моя мама еще жива! - сказала я. - Совсем старенькая.
  - Я ее плохо помню! - признался Саша. - Тебе наверное пора домой?
  Он сказал почти ту же фразу, что и тогда. Почему-то на меня это сильно подействовало, я почувствовала как задрожали мои руки и губы. Боль в горле теперь была нестерпимой. Я справилась с собой и покачала головой.
  - Я рад, что увидел тебя! - сказал он. - Я так хотел тебя увидеть!
  - Саша... я...
  - Не надо. Я тебе даже благодарен, - сказал он. - Если бы ты жалела меня вечно, и мы бы плакали в два ручья, я так и остался валяться на постели. А так я встал на эти протезы, я учился, добился многого: у меня преуспевающая на рынке фирма. Я встретил Надю. Теперь у меня сын. Мог ли я об этом мечтать после того случая? Ты ушла, я научился бороться один.
  Я зажала рот рукой и тяжело задышала, прерывисто, сбивчиво. Потом сказала:
  - Я рада, что все так! Ты сильный человек.
  - Это все благодаря Веронике.
  - Кто это? - удивилась я.
  Он загадочно улыбнулся:
  - Мой ангелочек!
  Он не стал дальше распространяться, а я и не хотела спрашивать. Я не могла больше терпеть. Я быстро с ним распрощалась, почти побежала домой.
  Я не стала ругаться с Ольгой, не обратила внимания на апатичность Игоря, я закрылась в ванной, включила воду, села на край и заплакала. Я не могла поверить, что так жестоко повела себя с Сашей. Может быть Ольга права и я, холодная, эгоистичная дрянь? Мне было плохо, я плакала и плакала, словно давая волю своей другой стороне, более мягкой и трепетной. Я словно упивалась освобождением от своей грубой натуры. Я лишь твердила себе то, что измениться мне уже стало слишком поздно. Да и что менять в себе мне было? Я была жестокой, быть может. Но по другому я не могла. Я задумалась над своей жизнью. Быть может где-то я и шла по головам, но только ничего в этой жизни объективно не достигла, хотя у меня и была семья, хорошая работа. Но не было в этой жизни чего-то особенного, чего-то сладкого и солнечного. Я не радовалась жизни, я просто встречала новый день, провожала старый день. А Саша именно радовался всему. Мысль о нем вызвала новый поток слез. Я только одного не понимала: если я такая дрянная, то почему так много людей меня любят?
  
  Саша еще долго сидел в кафе. Встреча с Наташей здорово его взбудоражила. Он часто думал о ней, вспоминал те дни, как они проживали их: бездумно, безрассудно. Молодость всегда как скопище грехов, которые мы потом смакуем в течение всей жизни. Только ему пришлось слишком рано разбирать свои грехи. Но он не нашел ни единого, за который можно было бы расплачиваться столь дорогой ценой.
  Саша слишком быстро понял, какие лишения его теперь ожидают. Как только Наташа поняла, что с ним произошло, ее лицо сразу выдало ее и он понял, что она уйдет. Винить ее было глупо, и в принципе бессмысленно. Да и сам он не знал, как бы он поступил, случись это с ней. Ему была даже дика мысль о том, что с ней могло такое случится, он не мог представить ее без ног. Он и себя еще долгое время во снах видел с ногами, бегающим, прыгающим. А когда ему первый раз приснился сон без ног, он не на шутку испугался. Ему казалось, что теперь вся его жизнь, весь ее девиз будут проходить под этим печальным знаком. Теперь даже сны лишили его возможности видеть свои ноги, помнить каждый их мускул.
  И хотя он понял ее уход, тем не менее не смирился. Он ждал ее каждый день, даже после того как выписался из больницы. Он все ждал, что она войдет, сядет рядом и прижмется к нему, но нет, она не приходила, даже не звонила, словно ее и не было в ее жизни.
  Он сидел в этом ужасном кресле и смотрел на улицу, и плакал. Он не стеснялся своих слез, потому что то, что он потерял было очень много.
  Его друзья тоже постепенно стали забывать его. Проходили мимо его дома и даже не заходили. Саша потерял интерес к жизни. Да и правда: какого толка всю жизнь просиживать дома в кресле - смотреть телевизор, слушать радио? Он не мог так, потому что он привык везде бывать. Его теснили стены, давил потолок, он ненавидел зеленые обои и стилаж с книгами.
  Он стал серьезно подумывать о преждевременном уходе из жизни. Саша даже не понимал как ему удалось протянуть так долго. Глупые надежды. На что? На кого?
  Именно в этот период его жизни появилась Вероника. К ним тогда приехала сестра матери. Она развелась с мужем, и ей надо было где-то пожить недолгое время. С ней был белокурый крошечный ангел - Вероника.
  Когда Саша смотрел на него, он не мог поверить, что отец этой крошки мог променять ее на какую- то женщину. Она была маленьким светлым пятном в жизни Саши, у нее были пухлые губки и светящиеся глаза. Когда она впервые его увидела она удивилась, а не испугалась и не заплакала, как делали многие дети.
  - Привет! - сказала она. - А где твои ноги?
  Мать малышки одернула ее, а Саша засмеялся:
  - Я потерял их!
  - Как странно! Как это? - спросила малышка, усаживаясь возле него.
  - Ну, например, как куклу!
  - Значит ты не очень переживаешь? - сделала вывод Вероника. - Ведь можно купить новую!
  - Не в этом случае! - ответил Саша.
  - Ну нет, знаешь такие деревянные, как у пиратов! - она засмеялась. - Будет здорово - у меня будет знакомый пират!
  Она доверчиво смотрела на Сашу. Было странно, что этот ребенок не боится его уродства.
  После этой встречи Саша во многом задумался. У него был выбор: медленно умирать (ну, или быстро), либо бороться, приспосабливаться к жизни в новых условиях. Это стало что-то вроде задач, которые мы решаем в школе - трудные задания, помеченные звездочкой. Мы должны найти решение, либо получим двойку.
  Никто не помогла ему так, как эта девочка. В ней все было живо, искренне. Это были не слезы матери, которая только усложняла его положение, не слова ребят для отмазки, не увещевания врачей. У детей все просто - каждая проблема лишь маленькая неприятность.
  - Ну так что? - спросила она Сашу через несколько дней. - Ты приобретешь себе деревянную ногу.
  - Ты знаешь, - сказал он, - мода немного изменилась. Теперь искусственные ноги делают из другого материала.
  - Мода! - фыркнула Вероника. - Но в принципе - какая разница. Все равно ты будешь пиратом, особенно если оденешь тельняшку.
  - Конечно! - согласился Саша. Его душа понемногу оттаивала. Детские глаза вселяли в него надежду. Он забывал про людское равнодушие, про чьи-то предательства. Он понял, что должен сделать что-то для себя. Он не мог, не должен был сдаваться. В конце концов ни он первый потерял ноги.
  Он заказал протезы. Это было трудно. Саша сдавался тысячу раз, и тысячу раз начинал заново.
  - Тебе трудно? - спросила Вероника. - Ты как маленький ребенок, даже ходить не умеешь! - с детской непосредственностью сказал Вероника.
  - Так помоги мне! - сказал Саша. - Тебе лучше помнить, как это делается. Ты помладше.
  - Ну хорошо! - Веронику даже заинтересовало это новое занятие. Это было что-то вроде игры - кто быстрее дойдет до стенки и обратно. Вероника выигрывала слишком часто. Саша стал замечать, что она стала ему подыгрывать: детское сердце не всегда жестоко.
  Саша часто видел один и тот же сон. Белый потолок больницы, слабовыраженные лица людей вокруг его каталки: плачущая мать, друзья, кто с мячом, кто просто смотрит на часы, Наташа, которая сторонится его. Он умирает в этом сне, сдавшись, покончив жизнь самоубийством. И тут подходит она - Вероника в белом платье. Она совсем крошечная на фоне темных фигур взрослых. Он четко видит ее глаза и улыбку. Она подходит к нему как ни в чем не бывало, подает руку и просто улыбаясь говорит:
  - Идем, Сашка, идем! Давай, кто быстрее - до конца коридора!
  И он вставал и бежал за ней.
  И пришел день, когда он смог обогнать Веронику в их игре, и он не помнил кто в тот день смеялся громче: она или он сам. Пришел день и он смог почти бегать, почти танцевать.
  Он всегда называл Веронику своим ангелом-хранителем. Даже сейчас, когда ей было 25 лет, и она была его лучшим другом. Вероника говорила, что не помнит их детских забав, но ему казалось, что она просто не желает вспоминать те дни, когда с легкостью обгоняла его, не замечая гримасы боли на его лице.
  Саша ни в чем не винил Наталью. Он просто не имел на этого права. Но он был рад, что не она его ангел-хранитель.
  
  МОГИЛЬЩИК
  
  Три силуэта возвышались над холмиком. На плите лежали три букетика цветов. Стояли молча. Обстановка была гнетущая. Наверное, на кладбище всегда так.
  - Ладно, пошли от сюда! - сказала Лариса.
  - Да! - согласилась Вера. - Мне кажется она стоит где-то рядом. Я боюсь!
  - Глупо все это! - сказала Марина. - Мы ни в чем перед ней не виноваты! Это же была шутка!
  - Я больше никогда так шутить не буду! - поклялась Вера.
  Марина хмыкнула:
  - А что ты, интересно, проделывала с бедняжкой Ингой?
  - Ну, это другое!
  Три богини медленно побрели по кладбищу. Прошло полгода. Ровно полгода. Так странно: забвение ложится на человека скорее, чем мох опутывают землю.
  - Вчера тут были Влад и Ольга! - сказала Лариса. - Они справились с этим!
  - Ну и хорошо! Почему из-за чьей-то глупости, кто-то должен страдать? - спросила Вера. - Ну да, пусть она погибла - это прискорбно, но если во всем разобраться, становится смешно. Они преодолели человеческие сплетни, побороли синдром толпы. Заметили, в школе никто не смел высказываться по этому поводу!
  - В конечном итоге - кем была Лида? - жестко спросила Марина. - Ее бы никто не знал, не дружи она с Владом, и не веди себя так опрометчиво.
  Вера пожала плечами:
  - Мне себя не в чем упрекнуть, она тогда и правда первая на меня наехала.
  Девчонки торопились убраться с кладбища: надвигались сумерки, и богини, начинали бояться даже своих причудливых теней. Было тяжело видеть вокруг себя только памятники. Все эти люди, когда-то так же, как и они бродили по земле, а теперь забвенны, потому что у родственников жизнь продолжается, а боль забывается со временем.
  Среди памятников они увидели фигуру.
  - Господи, кто это? - испугалась Лариса.
  - Мертвяк! - захохотала Марина. - Да, могильщик это. Прикиньте, он тут живет! Ужас!
  Богини с ней согласились.
  - Только ненормальный может здесь работать и ошиваться ночью! - заметила Вера.
  - Он заботится о тех, о ком все позабыли! - пафосно заметила Марина.
  - Забвение снисходит так быстро, что даже листва не успевает смениться на деревьях.
  - У всех своя жизнь - кого волнуют умершие!
  - А одна собака ждала своего умершего хозяина 8 лет!
  - Так-то собака!
  Они наконец вышли за ограду и уже более живо поспешили к дороге. Там они еще очень долго ждали автобус и даже стали проклинать свое желание навестить могилу Леверенко. Вряд ли она это оценит. Им было сложно объяснить, зачем они сюда приехали. Они просто чувствовали, что так надо.
  Могильщик видел, как они уходили - три стройные девочки - сама жизнь. Он знал к кому они приходили. Он знал всех мертвецов на этом кладбище. Каждая могила была словно маленький домик, в котором жила уснувшая душа. Одни могилы усердно атаковывали вороны, а другие холмики стояли нетронутые, абсолютно позабытые. Кое-где возвышались памятники - небольшие, мраморные, а где-то не было даже креста. Только одна могила разительно отличалась от всех остальных. Она была ухожена, можно сказать до болезненной аккуратности. Вокруг нее находилась резная оградка. Памятник возвышался над всеми остальными, он сверкал белым камнем. На этой могиле всегда было много цветов - обычных полевых, но они так живили окружающую обстановку.
  Фотография, влицованная в камень хранила черты молодой женщины. Как страшно умирать молодым. Как страшно терять молодого. Возможно, это и не верно становиться завсегдатаем на кладбище, но как странно забывать людей, которых раньше любил.
  Могильщик хорошо помнил богинь, особенно одну: ту, у которой были рыжие волосы. Это была Вера. Она однажды приезжала одна. Она долго сидела у могилы, она плакала и что-то доказывала. Быть может она чувствовала вину, быть может не чувствовала, просто шел дождь.
  Могильщик помнил, как приезжала и молодая пара, подходила на эту же самую могилу. Они стояли молча, держась за руки и просто смотрели на фотографию. Потом девочка заплакала, и они ушли.
  Могильщик по возможности ухаживал за всеми могилками, но где ему было поспеть за бойкими сорняками, коварным мхом. Он так близко был к смерти, что иногда стороннему наблюдателю могло показаться, что он ошибся и принял за могильщика тень.
  
  Ниночка разглядывала карточный крест, выложенный из карт вверх крапом.
  - Зачем это? - спросила она у Ольги.
  - Это такое гадание. Не мешай. Пап, ты это куда?
  Игорь, облаченный в строгий костюм, завязывал галстук.
  Я ответила за него:
  - На кладбище папа!
  - Кто умер? - спросила Ольга почти равнодушно.
  - Сослуживец! - ответил Игорь. - Сегодня уже 9 дней! Так странно, Наташа, он был таким крепким мужиком! - Игорь был удручен, по нему это было видно. - Иван всегда занимался спортом. Не курил. На него бы я никогда не подумал, что он станет первым в нашем списке. Мы стареем...
  - Все мы смертны! - пожала я плечами. - Но это правда: на него бы я подумала в последнюю очередь!
  Ольга спросила какое кладбище. То самое кладбище, дочка.
  Я испугалась, когда она активно засобиралась.
  - Куда ты? - испуганно спросила я. - Ты же недавно там была!
  - Мама! - прошептала Оля. - Мне это нужно!
  Я махнула рукой: что толку ее было удерживать. Я только очень сильно за нее боялась. Мне казалось, что она помешалась на том, чтобы ходить на кладбище. Что ей там было делать?
  Когда они уехали, я подошла к окну и долго смотрела на небо. Ветер сметал одни тучи, и сам же приносил другие - еще более темные, еще более грозовые.
  - Если ты меня видишь, - прошептала я. - Оставь их в покое. Они ни в чем перед тобой не виноваты. Ведь ты же это знаешь!
  Огромная молния рассекла небо, окрасив синие тучи в какой-то багровый цвет. Над городом нависала тьма, казалось еще минута и тучи прольют свои слезы, но дождь прошел стороной.
  Мне хотелось знать, что творится в голове, сердце и душе моей дочери, но видимо я что-то когда-то делала не так, потому что не могла даже спросить это у нее самой. Я смотрела на холодный город. За моей спиной не было никого. Даже Ниночка убежала играть во двор, хотя там и был ветер. Она не боялась ни неба, ни грозы. Она не видела в этом ни кары, ни предзнаменования.
  Ольга же стояла над могилой. Ветер унес все цветы. Они зацепились за корявые ветки мертвых деревьев и висели там яркими пятнами, создавая впечатление яркой жизни. Она опустилась на корточки и пристально смотрела на фотографию своей бывшей подруги.
  - Иногда я думаю, - прошептала Ольга, - как бы все это было, если бы мы не поссорились? Я спрашиваю себе об этом так часто... Точнее нет. Это раньше я спрашивала часто! Каждый день, каждую ночь... а сейчас реже! - ветер развевал волосы Ольги и шевелил цветы, которые она купила по дороге, только улыбка Лиды на мраморном памятники не менялась. Это была не улыбка. Это была застывшая маска.
  Ольга огляделась вокруг в поисках отца. Она заметила группу мужчин возле могилы в конце кладбища и вздохнула.
  - Ты понимаешь, все вокруг меняется: сейчас лето, потом будет осень, листопад... И тот день все дальше. Я даже почти не помню, как мы шли в колонне за гробом. Ты понимаешь, о чем я? Моя жизнь идет дальше. Новые впечатления - и ты все дальше... Прости меня! - исступленно зарыдала Ольга. - Я начинаю забывать как ты смеялась, как говорила. Конечно, я помню все самое важное, но начинаю забывать мелочи! - Ольга замолчала, а потом с новой силой истязания самое себя, почти закричала. - Я вчера пыталась вспомнить какой у тебя был пиджак - в голубую полосочку, или в серую... Я не уверена, но мне кажется в серую. И он... Влад... тоже стал реже говорить о тебе. Ты не думай. Я не хотела его у тебя отнимать... То есть, он и тогда мне нравился, но... я бы ни за что его не стала у тебя отнимать. Мне было очень трудно, Лида... И теперь тоже. Я начинаю все забывать. Забывать.
  Игорь попрощался с друзьями, сказав, что ему еще надо забрать дочь. Он видел, что она еще находится у могилы Лиды, и решил не подходить. Он тоже не одобрял того, что она зачастила на кладбище, но и не мог подойти и оборвать ее разговор. Так странно, что зачастую мы приносим извинения уже покойникам, говорим им что-то важное, словно только после смерти обретаем мужество сказать это.
  Игорь бродил по дорожкам. Могильщик сметал листву в одну кучу. Могильщик был еще совсем не старый мужчина. У Игоря почему-то сложилось мнение, что на кладбищах работают одни только старики, полу глухие и полусумасшедшие.
  Мужчине же было около пятидесяти, или и того меньше. Он был угрюм, тих, но не походил на сумасшедшего, и одет он был почти прилично. Мужчина был высокого роста, а в его осанке чувствовалось достоинство и выправка. Игорю было странно видеть на кладбище такого человека.
  Однако, это было вовсе не его дело: ему главное было поскорее, до дождя вернуться домой. Он посмотрел на Ольгу - она не торопилась. Игорь пошел проверить машину.
  Ольга уже немного спокойнее стояла над землей.
  - Я, наверное, теперь буду приходить все реже и реже!! - сказала она. - Я помню как мы вместе катались с ледяных горок, и все равно буду приходить реже! - она положила цветы и быстро сказала. - Пока!
  Она развернулась и пошла к машине. Она увидела могильщика, который продолжал мести листву. Ее взгляд задержался на его лице.
  - Много листвы в этом году! - сказал он. - Листья, как годы - сгорают в пепел.
  Ольга была уверена, что видела его раньше. Она только не могла вспомнить где, но ее подсознание кричало ей о том, что здесь нестыковка, что могильщик не тот человек, не в то время, не в том месте.
  А вот Лида, наверняка бы его вспомнила, хоть это и было почти 6 лет назад. Они выиграли конкурс, устроенный местным меценатом, покровителем детских гениев. Он сам вручал им подарки: высокий красивый мужчина.
  Естественно Ольга не могла предположить, что это он. Жизнь обременяет нас большим пакетом мусора, мы часто не можем выискать главного.
  - До свидания! - сказала Ольга и бросилась к машине.
  - Чего ты так долго? - недовольно спросил отец.
  - Это кладбище! - ответила она.
  
  
  Строчки сливались в одну, буквы прыгали одна на другую. Я поняла, что мое зрение ухудшается. Молодость оказалась невечной. Я тяжело вздохнула и отложила книгу. Придется идти в больницу. У меня абсолютно не было времени на это.
  Я слышала из комнаты приглушенные голоса Влада и Ольги. Почему моя молодость пролетела так быстро? Я вздохнула, посмотрела на играющую, на полу Ниночку, и подумала с некоторой долей удовлетворения, что однажды молодость придет и к ней, а Ольга будет почти зрелой женщиной.
  Интонации в комнате сорвались на крик, и я постучала в дверь.
  - Все нормально, мама! - услышала я голос Ольги. - Влад, ты так говоришь, словно ничего не понимаешь.
  - Я все понимаю, Ольга. Просто вижу, что тебе это не приносит ни облегчения, ни успокоения.
  - Она была моей подругой долгие годы. Да, я могу жить без нее, но когда мне снится ночью сон, как мы вместе бегаем по двору, купаемся в реке, я просыпаюсь. Мне больно. И мне страшно. Но самое страшное то, что я ее забуду, и мне станет все равно.
  Влад пожал плечами:
  - Так что тут плохого. Ты же не можешь вечно жить с болью? Время тем и хорошо, что оно лечит все.
  - Дело в том, что я забуду ее, значит кто-то забудет меня. Я забуду ее так, словно ее и не было. Ты понимаешь?
  Влад покачал головой. Он не понимал. То есть он видел, что Ольге плохо, но считал, что это из-за того, что раньше он был парнем ее подруги.
  Ольга отвернулась от Влада. Ее злило, что он не понимает то, о чем она ему хочет сказать. Неужели он не чувствовал своего долга, человеческого и от того, что он когда-то любил Лиду, помнить ее? Она думала о том, что раз он так легко забыл Лиду, то когда-то забудет и ее. В последнее время ей стало казаться, что она отняла его незаконно, не по человеческим понятиям, и ее будет ожидать тоже самое.
  - Давай не будем говорить об этом? - предложил Влад.
  - Почему?
  - Но зачем говорить об этом? Уже прошло достаточно времени.
  - Ты так легко отмахиваешься от проблем?
  - От каких проблем? - удивился Влад искренне. - Оля, о чем ты говоришь?
  - Ты не считаешь это проблемой? - Ольга помолчала. - А я вчера была на могиле.
  - Снова? - он почти испугался. Он действительно боялся за Ольгу. С ней что-то происходило, и то что с ней происходило, пугало его. Оля словно только сейчас осознала смерть Лиды, и в ней поселились чувство вины, страх и еще целый спектр необъяснимых человеческих чувств, которые витаю в голове, мешают спать, думать.
  Влад взял ее руку в свою.
  - Что с тобой происходит? - спросил он.
  - Со мной ничего! Я не понимаю тебя.
  - Я стараюсь все забыть.
  - А я боюсь забывать ее.
  - Ты ее не забудешь. Но нельзя же на этом зацикливаться!
  - Оставь меня в покое! - резко сказал Ольга.
  ЕЕ глаза. Влад был уверен, что никогда не забудет их выражение в этот день. Они подняли его с дивана.
  - Хорошо! - сказал он, и вышел.
  Когда я зашла в ее комнату, Ольга тихо плакала в углу комнаты.
  - Господи, что тут у вас случилось?
  - Мы поссорились.
  - Из-за чего?
  - Как ни странно из-за Лиды! Я не могу объяснить... Я ничего не понимаю. Я не понимаю ни себя, ни его. Я только хочу, чтобы Лиды была жива!
  - Но ведь она сама решила так. Она сама выбрала свой путь...
  - Это не путь: это падение! - прошептала Ольга, сгрудившись в калачик и прижимаясь ко мне. Хоть какой-то прок был от этой ссоры: моя девочка снова доверилась мне.
  
  - Я не понимаю в чем проблема! Я не вижу самой проблемы, и от того не могу ее решить! - Влад был в недоумении. Он курил сигарету и изливал душу своему другу.
  
  - Ну и какого тогда ты терпишь все это? - Макс был в еще большем недоумении. Ходить, страдать из-за девчонки, которая развозит проблему ни из чего: что может быть хуже.
  - Ты не понимаешь что ли? - возмутился Влад. - Если бы мне она была не нужна, я бы не стал спрашивать у тебя совета. Я хочу с ней помириться, а для этого нужно разгадать эту проблему.
  - Чушь какая-то! - сказал Макс. - Забыть - не забыть: какая разница. Это раз моя мамаша какой-то тетке говорила: да забудь ты, мол, этого негодяя. Ну, мужа ее, который гульнул на сторону. А она ей - да, что ты, Зиночка, а деньги, квартирка. Короче, вот в чем вся память!
  - Да что ты несешь? - отмахнулся Влад. - Она зачем-то требует от меня, чтобы я каждый день ходил на кладбище...
  - Господи, да твоя девка там не сдвинулась ненароком?
  - Нет. Мне кажется она чувствует вину! - пожал плечами Влад.
  - Вину? Господи, да ведь она сама это сделала. Или Ольга ей лезвия купила? - Макс затянулся, и выпустил дым в окно. - Вот смотри, это все как дым - мгновение - и его нет, он растворяется в воздухе. Он вроде там и есть, но не так явственно. Нельзя же вечно лить слезы по людям, которые оказались так слабы и неуравновешенны, что при первом удобном случае резанули свои вены. Я вообще не понимаю, какого ты с ней связался?
  - Дело не в том. Никто ведь толком и не знает, почему она это сделала!
  - О, Господи, дай мне сигарету! - Макс затянулся и продолжил. - Сделала и сделала: значит, решила так, чего теперь девку будоражить, да только и твоя вторая оказалась с приветом. Ну ладно, не смотри так. Боится забыть... чушь какая. Понятное дело, что со временем мы кое что забываем. Мы же не пентиумы, верно? Даже компьютеры, и те зависают и теряют часть информации! - Макс пожал плечами. - Правда ее там потом можно восстановить... Короче, о чем я: так вот, главное вообще помнить, что да мол, была она. Это, знаешь, как стихотворение. Если ты его вдруг однажды выучил, - он хмыкнул - заядлый прогульщик, - ну и вот, хорошо выучил, с выражением, то потому будешь помнить всегда, всю жизнь. Прочтешь разок, и снова будешь помнить, как в тот день, когда его выучил. Так же и здесь - хоть через тридцать лет вы посмотрите на фотографию Лиды - и вспомните ее. Слушай, а может Ольге мозги промывает мамаша Лиды? По-моему, она злобная старуха.
  - Да она уехала из города. Думаешь, ей тут приятно жить?
  - Да, воспитала дочуру - резанула вены: ни о ком не подумала!
  Влад покачал головой. Он задумался. Он начинал понимать, может быть в своем ключе, о чем ему говорила Ольга. Но он все равно не был согласен с тем, что они теперь обязана регулярно посещать кладбище. То, что они теперь были вместе: это не последствие смерти Лиды. Влад был уверен, что они все равно бы с Ольгой сошлись. Может быть, Ольга бы сопротивлялась, но в конечном итоге, он ведь не был женат на Лиде.
  - Да, девки, вообще глупые создания! - изрек Макс.
  Влад хотел было с ним поспорить, но подумал о том, что он в чем-то прав. Девчонки и правда много места в своей жизни посвящают мыслям. Но Владу не хотелось терять Ольгу. Еще и Ольгу.
  
  Это было не чувство вины. Я поняла это, потому что Ольга сама мне это сказала. И она была права в одном: вину ей чувствовать было не за что. Однако, она не смогла объяснить, что тогда это такое. И я тоже не знала. Я была старше, но, тем не менее не могла ответить на вопросы, которые мучили мою дочь. Трудность состояла и в том, что она не задавала вопросов.
  Она ходила как тень еще и оттого, что Влад больше не приходил. Он словно уже успел ее позабыть, и я была уверена, что оно так и есть, потому что такие люди как он не слишком -то эмоциональны. Я пыталась убедить в этом Ольгу, но все безрезультатно. Я старалась обратить ее внимание на Артема, но она лишь пожимала плечами.
  - Артем - мой друг, и ничего более! - говорила она. - К тому же ты думаешь, что для того, чтобы забыть одного человека стоит сразу найти другого?
  - Ну, Влад поступил так!
  Она посмотрела на меня тихо, но с бунтом в глазах:
  - Ты ведь ничего не знаешь, зачем так говоришь?
  Я не хотела снова с ней ссориться, и поспешила на работу. Что толку было вбивать в голову молодой девочки тот факт, что ее парень не тот человек, который ей был сейчас нужен. То ли дело Артем. Он был спокойный, уравновешенный, не по годам взрослый. Кроме того, он был из приличной семьи, я знала его мать. А Влад был для меня темной лошадкой.
  Артем же и правда был хорошим другом. Он был сторонним наблюдателем всей этой истории, и от того все его суждения были объективны.
  - Зачем мучить себя, и Влада? - спросил он.
  Они с Ольгой сидели в беседке, где не осталось ни одной лавочки. Приходилось расположиться на железных перилах, холодных, жестких.
  - Я никого не мучаю! Прошло так мало времени, а уже никто не хочет о ней слышать, словно ее и не было!
  - А ты хочешь, чтобы все только о ней и говорили? Что толку теперь ворошить прошлое? Жизнь идет дальше. Понимаешь, пока мы сидели на уроках, она уже перерезала себе вены, и когда ее нашли, она уже была прошлым. Но знай, что все ее помнят. Такое нельзя забыть.
  - В том-то и дело! - воскликнула Ольга. - Все помнят только такую Лиду - неуравновешенную, быструю, которая опрометчиво совершила то, что совершила. И никто не помнит ее такой, какой знала ее я, до того как она стала дружить с Владом - милая, отзывчивая. Все помнят только труп в ванной.
  - Но ведь никто и не знал ее. Она была тихой. Она не выделялась, пока не встретила Влада. Никто и не знал, какой она была. - Спокойно сказал Артем. - Но мы-то знали, и всегда будем знать. Тебе пора не думать об этом. Я думаю это от того, что летом делать нечего и ты забиваешь голову всякой ерундой. Даже богини ездят на кладбище к ее могиле так словно в чем-то виноваты.
  - Может, мы все в чем-то виноваты! - тихо произнесла Ольга.
  - Но и она тоже! - парировал Артем. - В конечном итоге каждый сам решает как ему жить, что одевать, и как долго дышать воздухом, понимаешь. Даже эта ссора в классе. Она ведь сама была виновата, она могла просто нагрубить Верке, но нет, она плеснула водой. А тут еще и историк зашел, если бы не он - вряд ли бы все так завертелось... так что выкинь это из головы.
  
  
  Три недели - большой срок или маленький? Это с какой стороны посмотреть. Человек - странное, эгоистичное существо. Оно на все вопросы отвечает, если только ему укажут определенные условия. Конечно, три недели в аду - это бесконечность, а три недели в раю - крошечная крупица отнятого счастья. Ну, а в жизненных условиях, три недели - тоже разный срок в зависимости от взглядов самого человека.
  - Ну и вот, - сказал Игорь, - Жена Ивана теперь живет с Серегой, помнишь тощий такой.
  - Прошло то всего - месяц! - возмущенно сказала я.
  - А что тянуть? Ей уже 38. Может, у них и получится новая семья.
  - Ага, пока мужик еще в могиле не остыл.
  - Да все это - глупость. Какая разница - неделя прошла, или год? Особенно, когда и твое время близится к концу.
  - Но все равно, быстро она его забыла - а ведь такая любовь была.
  Ольга, вышедшая из своей комнаты, сказала, что уходит.
  - Куда ты? - спросила я.
  - Мы с Владом идем гулять.
  - Помирились? - удивился Игорь.
  - Еще 2 недели назад! - пожала плечами Ольга.
  Влад ждал ее внизу.
  - Привет! Что, мама тебя отпустила?
  - Да, я ей ничего не сказала на счет этого. Едем?
  - Едем, а то скоро темнеть начнет.
  Действительно, таким пустынным кладбище еще никогда не было. Даже вороны не кружили в небе. Могильщика тоже не было видно.
  - Жутковато тут! - заметил Влад.
  - Да! - согласилась Ольга. Она положила цветы. - Так странно: мы будем с каждым годом меняться, стареть, а она всегда будет такой, как на фотографии.
  - Такой мы ее и запомним! - Влад взял ее за руку. - Привет, Лида! - он тоже положил букет. - Надеюсь, тебе здесь ни очень одиноко?
  Они присели на корточках у памятника. Никогда они не посидят втроем на лавочке. Так странно распорядилась судьба, что третья всегда будет лишней. Было больно, но в тоже время свободно смотреть на ее фотографию, точно зная, что она не восстанет из-под этого мраморного камня. Что-то дикое, но вместе с тем просторное жило в их сердцах сейчас. Они держались за руки, и смотрели на ее фотографию. Она была их прошлым, но вместе с тем они помнили дни, когда вместе смеялись, и словно это было в другой - только ее жизни. Теперь они сидели на холодном пустыре, где кроме могил ничего не было: дул холодный, осенний ветер, он кружил листву. Небо было серое, однотонное, какое-то неживое, словно и оно было похоронено здесь. Должен был пойти дождь. Но как ни странно они чувствовали умиротворение, полное спокойствие, согласие с самими собой. Они как будто чувствовали ее немую радость за них, ее мертвое благословение.
  Они долго сидели, взявшись за руки, уставившись в оцепенении на памятник. Теперь оба они осознавали со всей остротой, что это их прошлое, которое они должны и будут помнить. Им не почем был этот холодный ветер, как и ей. В своих сердцах они сегодня были едины.
  Молчание не было тягостным, это был как осенний сон наяву.
  - Пойдем? - спросил Влад.
  - Да! - Ольга встала и они пошли по занесенным листвой тропинкам. - Как хорошо бывает только осенью.
  - Какой огромное кладбище! - сказал Влад. - Столько листвы...
  - Я вспомнила, как мы Лидой давно выиграли конкурс. Она заняла тогда второе место, а я - третье. Мы были так рады. Я никогда этого не забуду теперь, когда вспомнила. Как странно, что я это забыла.
  - Могильщик! - сказал Влад, указывая на серую тень.
  Они прошли мимо него. Она увидела его глаза. Они были такие же сверкающие, как тогда они сверкали счастливым блеском, так теперь искрились от слез, как от дождя.
  - Это он! - как-то испуганно воскликнула Оля, хватая Влада за руку.
  - Кто? - не понял Влад.
  - Могильщик - это тот человек, который устраивал конкурс. Как я могла забыть?
  - Да брось, ты перепутала!
  - Нет, это точно он! - Ольга обернулась. Могильщик усердно смахивал листья с одной из могил. Потом сел возле памятника и смотрел на фотографию.
  - Что бы он тут делал? Наверное, просто похож!
  - Нет, это он! - Ольга почувствовала дрожь, холод. Она не могла доказать Владу, что это именно тот человек, но в своей уверенности ей не приходилось сомневаться.
  Они вышли за ворота кладбища. Ее трясло. Холод пронизывал ее до основания.
  - Господи, что с тобой? - Влад потрогал ее лоб. - Мне кажется, у тебя температура. Ты заболела?
  - Не знаю! - из глаз покатились слезы.
  - Ты плачешь? Тебе больно? Быстрее домой!
  - Все хорошо! - прошептала Ольга. - Мне, правда, хорошо! Мне спокойно...
  
  Ольга не ошиблась в могильщике. Однажды много лет спустя, она нашла старую газету. Там была его фотография. Ольга заволновалась: это был как крик из ее детства, как маленькая ниточка назад. На фотографии был могильщик, правда, в строгом костюме, еще молодой, счастливый. Ниже помещалась статья. Она рассказывала о том, как он достиг высокого положения в обществе благодаря удачным финансовым операциям, там говорилось о том, что он часто устраивал различные конкурсы для талантливых детей, ездил по школам, "подбадривал таланты, давая им возможность пробиться". Далее рассказывалось про его жену. Это была трогательная история. Он знал ее еще со школы. Но она никогда не обращала на него внимание, потому что он был неприметен среди своих сверстников, и тогда он поклялся, что она его заметит. И он сделал блестящую карьеру, у него было много денег и он засыпал свою избранницу цветами, при том, не обозначая от кого все эти цветы. И так продолжалось 12 месяцев. Она, естественно была удивлена, немного ошарашена. Ей казалось, что это какая-то ошибка, но каждый день в тот год ей приходили букеты. При том ни один букет не был похож на остальные.
  " Это был карнавал цветов. Только этот карнавал продолжался целый год. Вы представляете - целый год мне присылали букеты, и я не знала от кого это. Вся моя квартира в буквальном смысле утопала в цветах. От каждого букета я оставляла по лепесточку, и в конце года меня был прекрасный душистый гербарий!" - прочитала Ольга.
  Она пыталась разгадать, кто из ее знакомых делает ей такие сюрпризы, но все отнекивались, смеялись. Это походило на красивый детектив.
  Потом, 31 декабря пришел огромный букет, и в нем, впервые за все эти дни была прикреплена карточка, а в ней написано приглашение.
  " Я недолго думала. Мне очень хотелось увидеть этого человека. Я даже сказала друзьям, с которыми собиралась проводить этот Новый год, что возможно не приду. Это был самый интересный, изысканный Новый год в моей жизни! Когда, я вошла в тот ресторан, который был указан в карточке, я была поражена. Я просто остановилась и остолбенело смотрела вокруг: ни единого человека, только море цветов - все те букеты за раз, которые приходили ко мне каждый год. А в середине стоял накрытый стол. И никого. Я подумала тогда, что если даже никто не придет, то все равно Новый год среди цветов станет самым ярким в моей жизни".
  Дальше в статье шло повествование от лица доброго гения цветов.
  "Я видел, как она стоит в середине зала. На ней было прекрасное голубое платье. Она была восхитительнее любого из этих цветов, что находились в ресторане. Она тихонько позвала кого-то. Свечи играли в ее волосах. Я был счастлив. Я вышел ей навстречу. Могу поспорить, что она меня не узнала".
  "Я не узнала его сначала. Я лишь увидела как вышел высокий мужчина в темном костюме. Он улыбался мне. Протянул руку и подал цветок. Он был самым лучшим из всех. Потому что он был из его рук. Он поздравил меня с Новым годом. Я ничего не могла сказать. Я была как в сказке. Точно, я была принцессой в стране цветов, а он стал моим принцем. Я узнала его. Меня удивило, что это то самый мальчик, который долгое время хотел мне понравится в школе. С тех пор, как мы закончили школу, прошло 11 лет. Меня удивила, приятно удивила крепость его чувств. В тот же вечер, он предложил мне стать его женой. Теперь каждый год 31 декабря мы отмечаем годовщину нашей свадьбы, хотя мы и поженились 4 месяца спустя".
  Ольга читала статью, и ей казалось невозможным, чтобы такая красивая история закончилась на мрачном кладбище. Она искала причину такого поворота и не могла найти.
  Она читала про счастливые годы жизни этого семейства. Их, правда, было не очень много: всего 7 лет.
  "Она умерла 15 марта. На похоронах не было ни единого цветка. Еще одна красивая история любви трагически оборвалась. Никто, однако, не ожидал такого поворота. Он передал правление своих фирм в руки доверенных лиц, и посвятил свою жизнь ей.
  "Мне нет дела до жизни, если ее нет со мной. Все мое богатство - это лишь способ подарить ей счастливую жизнь, это лишь средства, чтобы дарить ей цветы" - сказал он в тот день, когда отправился жить на кладбище. Он запретил своим людям приходить к нему, звать его обратно. Он сказал, что тоже умер".
  В тот день Ольга купила два огромных букета и отправилась на кладбище. Один она возложила на могилу Лиды. Там, правда, уже лежал один букет белых цветов.
  "Наверняка от Влада", - подумала Ольга.
  Другой она положила на могилу возлюбленной могильщика. Она и его видела мельком. Он удивленно смотрел на нее издалека.
  Ольга подставила лицо ветру и прошептала:
  - Я бы и вам подарила цветы, как вечному монументу верности и памяти!
  
  
  
  АНГЕЛЫ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ.
  
  Он приехал в город из небольшой деревушке. После смерти родителей ему там делать было абсолютно нечего, а тем более есть. Хоть и говорят, что русский народ милосердный, но на него данное качество не распространялось. Он решил податься в город, где люди привычны ко многому, и не станут смотреть на него со столь явным желанием проклясть его, или и того похуже.
  Он не знал, как называется его болезнь, но это не делало его красивее. Он думал, что и мать в принципе тоже не знала, как это называется.
  Его звали Олег, и ему было 15.
  Мать умерла месяц назад. Отца он не знал, и никогда его не видел, хотя мать и говорила, что до трех лет он жил с ними, но потом, когда недостатки ребенка стали явными, он ушел. Олегу было плевать на него. Но он плакал по матери. Он не знал, была ли она хорошей женщиной, а в деревне поговаривали, что нет, но он все равно ее любил. Наверное, она была единственным человеком, которого он любил. Наверное, он любил ее потому, что она была единственным человеком, который не смеялся над ним. Олег слышал слухи, что в его уродстве виновата его мать, что она колдунья, общалась с дьяволом и тем самым навлекла на себя такую кару. Однако, он не слишком в это верил, хотя и не верить не мог.
  Тем не менее после ее смерти, деревня стала для него чужой. Она стала для него злым приютом. Он не знал, как себя прокормить в деревне, но слышал что в городе с этим намного проще.
  Ему, однако, было трудно проститься с родным домом. Это был крошечный, полуразвалившийся дом. Крыша протекала как раз в его крошечной комнатке. Однако, ему даже нравилось как капли стукали по ведру, которое обычно подставляла в таких случаях мать.
  В комнатушке было всего одно окно, но и оно с лихвой освещала небольшое помещение. Из окна был виден небольшой огород. Во сколько бы Олег не проснулся мать уже копошилась в огороде.
  В комнатке так же был особый угол, куда он всегда забивался и плакал от нанесенных обид. За выступом стены его не было видно, и если затаиться, мать не могла его там найти. Он никогда не жаловался матери. Это было только его горе, и он стоически его выдерживал.
  Его ноги были вывернуты, словно наизнанку, и он с трудом мог передвигаться. Ему казалось, что он похож на паука.
  Он завидовал детям, который могли бегать, купаться, прыгать с тарзанок. Но он их не ненавидел. Ему было незнакомо это чувство.
  Когда он собирал скромные пожитки в порванную сумку, он взял старую фотографию матери, потому что знал, что никогда больше не вернется в эту деревню.
  Олегу было не сложно покидать то место, где ему в спину гнались только оскорбления, точнее даже смех. Ему казалось, что если бы они его оскорбляли - было бы легче, но нет, они сочли его недостойным даже этого: на его долю выпал один смех.
  Смех тоже бывает разным. Олег научился хорошо разбирать смех по аккордам: бывает смех веселый, беззаботный - так обычно смеются над анекдотом, хорошей шуткой, смеются все; бывает смех истерический, который вызывается разными причинами, иногда усталостью; бывает смех принужденный, когда смеются потому, что надо; бывает смех саркастический, когда смеются над человеком, который много из себя воображает, а бывает смех злой - и это смех над ним.
  Мать накопила мало денег, но Олег был непривередливым и знал что этого хватит ему как минимум на неделю, а в городе он сумеет крутится. Ему хотелось поскорее убежать за границу деревеньки и никогда больше не видеть пропитых лиц своих обидчиков.
  Когда он собирал вещи, зашла соседка. Ее звали Марфа Игнатьевна и было сложно сказать сколько ей лет.
  - Уезжаешь? - спросила она.
  - Да.
  - А что так? Бросишь могилу матери? - она начала причитать.
  - Но ведь мать мертва! - ответил Олег.
  - А избушку продал?
  - Нет!
  - А как же она? - Марфа слишком явно вела к своей цели. Олег думал, что она хоть чуть чуть поговорить о нем, да о том, о сем.
  - Пусть стоит! Может вернусь.
  - Да, всегда тянет к родным местам! - добродушно, даже слишком добродушно, сказала Марфа. - Вот и мой сынок из города вернулся. И ведь женился там.
  - Да я знаю! - ответил Олег.
  - А семья-то у нас большая! - намек был слишком прозрачен, но Олегу нравилась эта игра: кто быстрее начнет говорить прямо?
  - Да, внучков у вас многовато!
  - То-то и оно! - Марфа решила, что Олег понял о чем она и что он ей сочувствует. - А еще Лизка решила выйти за этого проходимца! Мне уже не куда их селить!
  - Изба не резиновая! - практично заметил Олег, завязывая узел на сумке, чтобы содержимое не торчало, а замок был сломан. - Все вроде собрал.
  - Развалится твоя изба - старая она. Ремонт ей нужен! - Марфа встала и загородила ему выход, делая вид, что рассматривает косяки.
  - Потом видно будет!
  - Ты когда едешь-то?
  - Сегодня. Сейчас дойду до шоссе, и в город. Так, что прощайте Марфа Игнатьевна!
  - Эй, постой! - Марфа сдалась в этой игре, которую никто и не начинал открыто. - Может, мои поживут здесь, пока тебя нет? Заодно и подчинят?
  - Как хотите! - ответил Олег.
  - Вот спасибо! Давай я тебя немного провожу. Поддержу, тебе ведь трудно идти! Как в городе-то будешь? - она подала ему руку и он оперся на нее, пока слазил с лесенок: это и правда было тяжело. Он шел в перевалку, как гусь с трудом переставляя разверзнутые ноги.
  - Справлюсь! - ответил Олег, выходя за ограду своего дома. - Не надо меня провожать.
  Он медленно поплелся по дороге, утопая в грязи и с трудом вырывая из липкой жижи ноги. Он шел в новую жизнь. Он оставил позади Марфу и ей подобных. Он был уверен, что найдет в городе друзей, новую жизнь. Город - это маленький, глобальный урбанизированный рай.
  
  Мы шли с Ниной по городу. Я любила наш город. Он был не хуже остальных, но в нем было что-то особенное, какая-то нетронутая красота природы: закованные в камень маленькие оазисы парков, где можно было остановиться и передохнуть от загазованных улиц и гудков машин.
  - Мама, а машин стало больше! - сказала Ниночка. - В прошлом году было меньше.
  - Конечно, ведь и мы в прошлом году купили машину! - сказала я.
  - Ага, и Витька купил. Только у них она страшная, как трактор!
  - Отечественная, наверное! - сказала я.
  Иногда я думаю, как люди жили раньше, когда не было городов - средневековые крепости лишь жалкое подобие величественной красоты камня сегодня. Многие ругают города, их загазованность, вредность окружающей среде, но ведь основное загрязнение атмосфере предопределяют вовсе не они: в нашем мире найдется достаточно объектов, лишь бы было что загрязнять. Но только стоит оглядеться, и ты подпадаешь во власть огней, высотных домов, светящихся стекол. А ночной город! Это сама сказка!
  - Ты любишь город? - спросила я у Нины.
  - Ага! - она ела мороженное и смотрела не отрываясь на фонтан.
  - Я тоже. А вот Ольга не любит.
  - Конечно, она любит только своего Влада!
  Я засмеялась. Мы недолго посидели у фонтана. Было что-то варварское в стремлении людей кидать остатки своих пиршеств в воду.
  Каждый большой город - это как страна: в них свои законы, в них свои флаги, и люди из городов, каждый и своего, они похожи между собой. Я помню, как однажды мы ездили с Игорем на курорт, и там сразу чувствовался наш человек.
  Мы шли мимо церкви. Куча нищих - вот бич наших городов. Они сидели повсюду, но особое скопление замечалось у рынков, у станций метро, у церквей. Они что рассчитывают на сердобольность наших граждан?
  Никогда раньше я не замечала нищих. Наверное, просто потому, что воспринимала их как элемент обстановки, например, как щиты рекламы, которые уже приелись и не привлекают нас своими красками или заманчивыми предложениями типа "два по цене одного".
  Это просто кучи попрошаек, которые по-разному изощрялись, чтобы подали именно им: беженцы из ближнего зарубежья - молодые девушки-цыганки в длинных замызганных юбках, взрослые женщины-цыганки в пуховых шалях даже летом, чумазые худенькие дети; инвалиды различных категорий - без рук, без ног; старики. Они были всегда: и зимой, и летом. Сидели на холодном снегу, подстелив тонкие картонки и смотрящие вперед невидящим взглядом и, наверное, уже ничего не понимающие. Мы так привыкли к ним, что наше сердце уже не сжималось от жалости, мы отмахивались от них, мешающих пройти и тянущих к нам свои руки.
  Лично я никогда не подавала нищим. И подавать не буду. У меня другая позиция на жизнь - я им ничего не должна. В будущем, когда мои родители состарятся, я позабочусь о том, что бы они никогда не оказались на улице в таком положении. Я никогда не отдам своего ребенка в детдом. Но этим людям я ничего не должна. Жестоко? Не знаю. Но ведь это противоречит здравому смыслу - я буду отдавать последние деньги им, которые тупо сидят на картонках, а сама буду голодать. Мне никто не падает. Я - работаю. Такое уж у нас общество - каждый заботится только о себе. Никто не заставлял бежать их сюда. Уж если правительство о них не заботится - то, какого черта я?
  К нам подбежал маленький цыганенок и требовательно, именно требовательно, просил денег. Я отмахивалась от него, пытаясь не допустить, чтобы он прикоснулся к Нине:
  - Отойди!
  - Денег! Дайте денег!
  - Уберись! - мы старались идти быстро, и он в конце концов отстал - сзади нас шли две молодые женщины, хорошо одетые, и он прицепился к ним.
  - Какой гадкий! - заметила Нина.
  Господи, есть ли в них что-нибудь человеческой. Они с детства привычны только к одному делу - просить денег. Наверное, это и есть их смысл жизни - получить побольше денег. Хотя, наверное, и у них существует иерархическая лестница: кто-то работает на улице - и в холоде, и в жару, а кто-то - кому больше подают - в метро.
  И какие у них могут быть чувства. Они роботы-попрошайки. У них не ни мыслей, ни эмоций, ни тем более привязанностей. Для них убить человека - ничего не стоит. Они звери. Они лишь борются за свое существование. О какой жизни можно говорить?
  
  Олег жил в городе уже пару месяцев. Ему нравилось. Конечно, он работал не на себя, а на других людей, которые сказали, какую легенду ему придумать, они его кормили, предоставили угол - конечно, не номер люкс, но самое главное - над ним никто не смеялся, потому что в этом общежитие было много самых различных людей. Олег даже про себя придумал называть свое пристанище общежитием модификаций людей.
  Шефы говорили, что он неплохо зарабатывает, но конечно отбирали все его деньги. Да он и сам отдавал. Главное, было что поесть.
  Он общался здесь с парочкой ребят. Один, его звали Кириллыч - ему было около 50 - был без ног, по легенде оторвало на войне, а на самом деле по пьяни отморозил. Жена от него ушла, он запился еще сильнее, квартиру потерял, а жить надо было как-то. Он любил повторять: "Надо жить хоть как-то, но жить, коли родился!". Олег узнал, что таких людей зовут оптимистами. Другой - был помоложе, около 25, он был глухой от рождения, рос в детдоме, а потом не знал куда податься. С ним было трудновато общаться, но Кириллыч учил его языку жестов.
  В основном все они пили. Олег не пил. Те деньги, что ему давали, он копил. Не знал зачем. Быть может на операцию?
  Место у Олега было хорошее: в метро. Там было не жарко, не холодно. Олег раньше никогда не видел метро. Ему казалось, что это настоящий театр. Ему нравился полумрак, и ему нравилось разглядывать людей. В метро работали нищие не только его шефов. Были и чужаки, то есть конкуренты.
  Буквально напротив него работал мальчишка, может чуть помладше его самого. Возле него стояла палочка. На табличке было написано, что он слеп. Он сидел на картонке и целый день смотрел в одну точку, лишь иногда вертел головой, если вдруг раздавался резкий шум. Олег подумал, что его ущербность ничто по сравнению с таким.
  Ему было трудно представить как это не знать, каково цвета неба, и не понимать почему сирень так названа.
  Олег долго приглядывался к нему, ему хотелось поговорить с ним, понять, каково это жить так, но не решался. Он от природы был стеснительным, что объяснялось его недостатком и не деланием лишний раз быть осмеянным. Однако, этот мальчик был слеп...
  Он посоветовался с Кириллычем.
  -На кой черт тебе это надо? - спросил тот. - Скучно сидеть стало?
  Олег не стал долго говорить с Кириллычем на эту тему, потому что позиция последнего была ясна. И все-таки Олег преодолел себя и подошел к мальчику. Его звали Антон.
  - Давно ты так работаешь? - спросил Олег.
  - Давно, не давно, тебе какое дело? - грубовато спросил Антон.
  - Просто, хотел узнать. Я, можно сказать, новичок. - Пояснил Олег.
  - А - а -а, - протянул слепой. - И как тебе такое занятьице?
  - Нормально!
  - Надо же! А мне уже выше горла!
  - Так, почему ты не уйдешь? Не бросишь это дело?
  - Ну и куда я подамся? - фыркнул Антон.
  - У тебя нет родителей?
  - Были, наверное! У тебя нет сигарет?
  - Мы же в метро!
  - Точно... Была у меня мамаша. Я ее, естественно, не видел. Та тетка, у которой я жил около года, говорит, что она совсем малая была, а как поняла, что я слепой, бросила меня! Эта тетка взяла меня к себе. Но та еще стерва была. Кормила плохо, вечные побои. Я смылся. Долго скитался, потом попал к этим ребятам - теперь вот в метро стою. И куда мне идти, скажи? Ты сам-то откуда?
  - Я из деревни! Там жизнь совсем плохая.
  - А что с тобой?
  - Ноги...
  - Нету ног? - равнодушно переспросил Антон.
  - Есть!
  - Ха, и что же?
  - Лучше бы не было! - ответил Олег.
  - Ясно! - слепой повертел головой. - Такой сквозняк! У меня знакомый один был, правда уже умер, так вот у него было, говорят, три ноги.
  - Нет, у меня две! - ответил Олег. - Тебе не страшно стоять здесь... ничего не видеть...
  - Чего бояться-то? - удивился слепой.
  - Ну, вдруг все твои деньги украдут?
  - Я им украду. - Он протянул руку к палке. - Знаешь, какой у меня слух. И вообще, я все чувствую. А домой меня ребята отводят! Все схвачено.
  - И ты не знаешь какого цвета небо? - спросил Олег.
  Антон засмеялся. Было в его смехе что-то резкое, как холодный ветер, безжалостно развивающий тонкие одежды.
  - Я же не дебил. Знаю, конечно - синего!
  - Ты извини, я не хотел тебя обидеть. Но ты ведь не знаешь, что такое синий?
  - А ты не знаешь, что такое - ничего! Да и вообще, говорят, что намного страшнее ослепнуть во взрослом состоянии - когда видел это самое небо. А я никогда ничего не видел, и не знаю каково это! Ты же вот тоже не знаешь, каково это нормальные ноги!
  - Наверное! - согласился Олег.
  - Что мне небо, когда я слышу тысячи голосов, и смогу опознать человека. Знаешь, тут ходят одни и те же люди каждый день.
  - Небо лучше, чем люди! - грустно сказал Олег.
  
  - Что завел себе дружка? - спросил Кириллыч.
  - Ну и что?
  - Лучше бы подружку! - засмеялся Кириллыч.
  - Издеваешься?
  - Ну не топ-модель, а так, кого-нибудь из нашей дружины. Ты ведь уже взрослый парень. Ночами-то мучаешься? - Кириллыч захохотал и отправился играть в карты.
  Игра в карты была для него особым времяпрепровождением. Он терпеть не мог играть в карты, но играл чертовски хорошо. Ну, и конечно, играл на деньги.
  Олег все свободное время мечтал о том, когда он сможет ходить нормально и они с Антоном будут бегать по полям, он будет видеть синее небо, и они будут вдалеке от людей.
  - Я не люблю людей! - сказал Антон. - И чего такой холод?
  - На улице дождь! - сказал Олег. Он не выспался сегодня ночью и полудремал.
  - Люди такие задницы, вечно подставляют, предают. Меня раз подставили: сами наворовали, а на меня сперли. На полгода загремел.
  - В городе люди лучше! - заметил Олег.
  - Совсем что ли? - удивился Антон, - Здесь одно зверье.
  - В нашей деревне тогда вообще не знаю кто!
  - Вон шеф вчера устроил - не добрал я! - сказал Антон. - Я виноват что ли, что люди не подают. Что мне тут упасть замертво? Ненавижу людей! - признался Антон.
  - Всех? - удивился Олег.
  - Конечно. Они тут ходят, смотрят на нас как на скотину, рубля не могут подать. Постояли бы сами тут денек!
  - Они ведь не виноваты...
  - Ты что их защищаешь что ли? Не понимаю тебя. Наверное, у тебя просто хозяева хорошие и не бьют тебя за каждый рубль. Они тоже гады.
  Олег помолчал, потом сказал:
  - Я тебе сигарет купил!
  Лицо слепого просияло:
  - Правда?
  - Держи! - Олег протянул ему пачку.
  - Черт... Подожди, а чего это ты так расщедрился? - подозрительно спросил Антон.
  - Просто. Ты же говорил, что хочешь курить, а денег не хватает.
  - Я еще и есть хочу! - многозначительно сказал Антон и засмеялся, после того, как засмеялся Олег.
  Олег чувствовал, что достиг своей цели. Он нашел себе друзей таких, которые не смеялись над ним: они смеялись вместе с ним. Конечно, Антон был слеп и не видел его изъяна, но Олег подумал о том, что человек, который сам ущербен не будет смеяться над ущербами других.
  - А твои родители где? - спросил Антон. - Страшно хочется покурить. Лучше бы мы на улице работали...
  - Мать умерла. Отца я не видел.
  - Все отцы таковы. Сволочи они все!
  - А ты бы хотел уйти от сюда?
  - То есть?
  - Вообще, от этих людей. Просто быть самому по себе.
  - Я не смогу! - сказал Антон. - Так я хоть под их защитой, а иначе меня любой отколошматит. Да и тебя тоже.
  - Я могу вернуться в деревню. - Грустно заметил Олег. - Хотя мне здесь нравится. Может тебе перейти к нашим хозяевам?
  - Думаешь все так просто? - усмехнулся слепой. - Сиди здесь пока не помрешь, а потом видно будет.
  - Кириллыч бы сказал, что ты пессимист! - заметил Олег.
  - Дурак твой Кириллыч, если радуется такой жизни.
  Как ни странно эти двое не видя друг друга недолюбливали себе противоположного.
  - Чего ты общаешься с ним? Он маленький негодяй! Вот увидишь, он подставит тебя еще как-нибудь! - сказал Кириллыч.
  - Он хороший человек, просто он обделен сильнее, чем я или ты! - сказал Олег.
  - Ну давай, давай, защищай его!
  - Мне нужен друг, и он у меня есть!
  - Какие к черту друзья могут быть среди нищих, мальчик, подумай?
  Но Олег не хотел думать. Кириллыч ошибался. Он видел синее небо, но не понимал его, а Антон, Олег был уверен, чувствовал его.
  
  Слепой съежился под мнимыми порывами ветра, потуже загребаясь под свой порванный тулупчик. Было уже поздно. Он, конечно, не видел темноты, но чувствовал усталость и гул в голове. Денег не хватало, значит снова побои.
  - Эй, Олег, ты много набрал?
  - Достаточно!
  - У тебя место что ли лучше? - злобно прошептал слепой и громко спросил. - Ты не одолжишь мне немного? Еще побоев я не вынесу!
  - Хорошо! - быстро согласился Олег, и это вошло в привычку.
  Как только мы позволяем людям раз сесть к нам на шею, не сомневайтесь, они обязательно сядут. Только Олег этого не понимал. Потому что он не рассказывал Кириллычу о том, что дает слепому деньги. Кириллыч бы счел его сумасшедшим.
  Он не замечал даже того, что запросы слепого постоянно возрастают. Лишь однажды он ему отказал.
  - Мы же друзья? - возмущенно спросил Антон.
  - Да. Но ты понимаешь, я тоже мало собрал!
  - Ну, ладно! - недовольно пробурчал слепой.
  Олег заметил странную закономерность, чем больше он давал ему денег, тем больше он с ним говорил. Понимал ли этот калека со светлой душой, что он фактически покупает дружбу слепого, который думал только о себе.
  Зачастую слепой говорил только о том, какие люди злые, а Олег этого не понимал. Ему казались злыми только люди из деревни, а вокруг его никто не обижал. Город словно не замечал его уродства. А он, словно не замечал уродства слепого. Он все объяснял тем, что его бросили, что его били, не понимали. Но просто в душе слепого жил отвратительный слизень, который с каждым годом становился все больше и больше. Слизень тоже был слеп, он хорошо слышал, звук падающих монет.
  
  В тот день шел дождь. Он походил на снег. Он начинался как дождь, а на землю ложился холодными крупинками, которые, впрочем, быстро таяли под каблуками прохожих, и нагреваясь от еще теплой земли. Народ словно вымер в тот день: все сидели дома, кутаясь в теплые свитера.
  Сборы были крошечными. Олег практически ничего не набрал. Он боялся возвращаться с таким заработком.
  - Вообще ничего не набрал! - пожаловался он Антону.
  - А я более или менее! - похвастался слепой.
  - Слушай, может, займешь немного? - спросил Олег. Он был уверен в своем друге.
  - Слушай, давай не сегодня!
  - Но мне сегодня надо!
  - Мне тоже надо! - злобно прошипел слепой.
  - Ну, выручи меня один раз. Я же тебя выручал.
  Слепой злобно затряс головой:
  - За это мне приходилось слушать твои тупые россказни! Отвали!
  - Антон... Мы же друзья, - несмело сказал Олег.
  Слепой засмеялся, громко, жестоко, больно. Его пустые глаза отражали его пустую душу. Он смеялся, захлебываясь, сбиваясь, и снова начиная смеяться. Смех зыбким эхом носился по станции метро.
  Олег сел в свой угол. Наверное, он снова ошибся. Над ним снова смеялись. И самое главное смеялись не над его внешностью, а над ним самим. Это было больнее. Было больно и то, что слепой так и не понял, что такое синее небо.
  Мы с Ниночкой шли по станции метро. Было холодно, и мы спешили.
  Один нищий с искореженными ногами сидел в углу и плакал, почти рыдал. Отвратительное зрелище. Нина увидела и спросила:
  - Мама, почему он плачет?
  - Из-за денег! - ответила я, пожимая плечами и утаскивая ее от этого места. - Из-за чего он еще может плакать?
  
  
  КУПЛЕННЫЕ КРАСКИ.
  
  Он стоял позади нее и смотрел на картину, над которой она работала. Он не понимал, что она хотела сказать этими яркими мазками, этой колоритной палитрой, но он любил ее, и старался понимать.
  - Как тебе? - спросила она, не поворачиваясь.
  - Слишком темно! - сказал он. - Как-то депрессивно.
  Она улыбнулась, поворачиваясь к нему:
  - Именно так и должно быть! Я почти закончила. Я хочу выставить ее на конкурсе. Если меня заметят - это будет успех! - в ее голосу звучало такое воодушевление, что Максим подумал о том, что она должна во чтобы то ни стало выиграть этот конкурс.
  - Что за конкурс? - спросил он.
  - Краски!
  - Незамысловато! - засмеялся Максим.
  - Зато все понятно! - Кристина отошла подальше. - Не знаю, чего-то словно не хватает!
  - Я уверен, тебя еще озарит!
  - Спасибо! - она обняла его.
  - Я люблю тебя! - ответил он.
  Максим всегда был далек от искусства, но как ни странно оно его всегда окружало, с самого детства: его мать была виолончелисткой. Говорили, что она играет божественно, но Максиму не нравилось. Четыре года назад он встретил Кристину, и он не понимал, как мог жить без нее. Его удивило, что она одержимая художница, но раз она любила творчество, значит, и он должен был его полюбить.
  - А что бы ты посоветовал? - спросила она.
  - Ну, ты же знаешь, у меня абсолютно отсутствует чувство цвета, я не могу подобрать даже по цвету рубашку к брюкам, а ты пытаешься приобщить меня к искусству. Лучше, я не буду вмешиваться, ладно?
  - Ладно! - немного грустно ответила она. - Но тебе нравится?
  - Конечно! - ему и, правда, нравилось. Ему нравилось все, что она делала, пусть он даже до конца и не понимал всего. Он был простым человеком, конечно, он учился в университете, но на экономическом, и в его голове жили одни цифры. У него был другой склад ума, именно поэтом к 35 годам он и достиг такого благосостояния, а она была романтична, она видела во всем прекрасное, она была одержима цветом. Иногда она могла внезапно вскрикнуть о восторга, вызванного внезапным посещением каких-то смутных образов. Они были настолько же разные, как трава и плод. Он был, по сути, пустоцветом, а она гением.
  - А мне кажется, здесь чего-то не хватает! - задумчиво произнесла она. - Какой-то силы.
  - Не мучай себя, - посоветовал он, - решение придет внезапно!
  - Ты прав! - согласилась она.
  - Пойдем пообедаем! Я заказал столик в ресторане! Уверен, что именно там к тебе и придет озарение!
  - Ты меня балуешь! - заметила она.
  - Тебя не возможно не баловать! - тихо сказал он, таинственно улыбаясь.
  - Спасибо, Максим! - она обняла его. Ему больше ничего не надо было в этой жизни. Иногда он ревновал к ее картинам, потому что она посвящала им очень много времени.
  - Когда ты нарисуешь мой портрет? - спросил он.
  - Ты слишком непоседлив!
  - А если с фотографии?
  - Тогда я не смогу передать блеск твоих глаз! - засмеялась она.
  Он подал ей плащ.
  - А почему бы тебе не нарисовать себя? Это будет божественно!
  - Прекрати мне льстить, Максим, я ведь могу и возгордиться!
  - Ты и так лучше всех!
  - Идем! - засмеялась она.
  
  Ручка в моих руках замерла. Мне было сложно придумать хотя бы одно словно. Я ненавидела писать банальные вещи, но именно ни сейчас роились в моей голове.
  - Ольга, ради Бога подскажи, что написать! - взмолилась я.
  - Мама, я же спешу! - она была уже в коридоре, я слышала, как она примеряет шапку.
  - Твой драгоценный Влад подождет! Помоги матери!
  Она засмеялась:
  - Я не знаю, что следует писать людям на пятидесятилетие!
  - Все меня бросили! - сказала я. - Игорь, он же твой друг...
  - Дорогая, все, что не напишешь, будет нормально!
  - Ну да, конечно!
  Я не люблю дни рождения. Особенно такие: официальные, когда хозяев судорожно думают о том, как им веселить гостей, а гости судорожно думают, как бы им развеселиться. В итоге все напиваются. Я уже предупредила Игоря на счет этого.
  Я не слишком хорошо знала именинника, от этого было еще сложнее. Но он в принципе мне понравился: высокий, статный мужчина, темноволосый, обаятельный и веселый. Его жена - хрупкая женщина, казалась жила для того, чтобы жил он. Гостей было немного, и собралось достаточно приятное общество.
  Как ни странно было довольно весело. Я сидела за столом рядом с Инной, женой именинника. Она спрашивала меня про нашу семью.
  - У нас двое детей. Две девочки! - сказала я.
  - У меня дочь и сын! - сказала Инна. - Карине будет 20, а Ваньке только 11.
  - Большая разница! - заметила я. - Впрочем, у моих девочек тоже.
  - Да. Ванька поздний ребенок. Самый любимый.
  - Согласна!
  - Но такой негодник. Даже отца не поздравил, убежал куда-то с утра!
  - Наверное, все мальчишки такие! - сказала я. - Но на самом деле я не знаю! Карина не замужем?
  - О! - вмешался именинник. - Это Карину вряд ли интересует!
  - Почему? - удивилась я.
  - Она у нас личность творческая! - пояснил он, и повернулся к Игорю, который к моему сожалению уже успел хватануть лишнего.
  - Да! - согласилась Инна. - Девочка пописывает у нас немного!
  - Мою не заставишь сидеть дома! - засмеялась я. - Вечно пропадает со своим другом! Иногда мне хочется, чтобы она посидела дома, занялась чем-нибудь, но мне кажется ее ничто не волнует!
  - Каждому свое! - Инна передала мне салат.
  - И что, она издается? - спросила я.
  - Ну, это, конечно, ее мечта, но сейчас так много писателей, и вообще литературы на рынке. Помню еще те времена, когда чтобы урвать какую-то книгу приходилось сдавать тонны макулатуры, а сейчас бери деньги, иди на книжный рынок и можно купить все, что угодно!
  - На счет этого можно поспорить! - заметила я. - Вокруг одни детективы, любовные романы. Сейчас, конечно с классикой получше стало, а то в прошлом году мы долго искали классиков по школьной программе. И стоят они, скажу я вам, очень дорого! Ну так пусть ваша девочка обратится куда-нибудь, в какой-нибудь местный кружок литераторов, или как там это сейчас называется? Мне кажется сейчас много народу пишут! Даже молодежь!
  - Вы правы! Это, наверное, новый способ уйти от реальности, построить свой мир, где все так, как они хотят!
  Игорь, краем уха слышавший наш разговор, пьяно заметил, и от того еще противнее:
  - А по мне - это дурь какая-то! Трата времени!
  - Игорь, не тебе об этом судить! - раздраженно сказала я.
  - А что, разве не так?.. В нашем обществе, если это, конечно не приносит денег, это никому не нужно!
  - Если бы все думали как ты, - заметила я, - то мне крайне жаль было бы наше общество. Мы сейчас - самая читающая нация!
  - Конечно, потому что это единственное доступное нам массовое развлечение!.. Семен, наливай! - он обратился к имениннику.
  Я чувствовала скованность и стыд за мужа.
  - Извините! - произнесла я.
  - Ничего. Мой муж тоже нетерпим к чужим увлечениям. Он привык уже к Карине, но многое - особенно молодежное - он считает дурью.
  - Наверное, мы стареем! - засмеялась я. - Наше поколение уходит!
  Дома я устроила Игорю взбучку.
  - Отстань от меня, ладно? - попросил он и упал на диван. Все, более ему ничего не было нужно. Иногда я думала, как он может жить так примитивно, словно он не человек, а какое-то одноклеточное животное, которое подчиняется одним только инстинктам: спит, ест, растет, умирает. И где здесь тогда искать смысл жизни. Или это пришло с возрастом? Я пыталась вспомнить каким он был в молодости, и не находила ни одной черты за которую его следовало бы полюбить.
  Я смотрела на его спящее тело, на то, как он раскидал по всему дому одежду. Мне стало жаль себя, его, нашу прошедшую молодость.
  
  Она мучилась всю ночь над каким-то мазком. Какая разница где мазнуть краской один раз? Максиму этого было не понять, даже если бы он думал об этом всю жизнь. А она радовалась как ребенок, когда вдруг, как ей казалось, и, наверное, как и было, она вдруг находила отличное место для синей краски на своем холсте.
  - Вот посмотри! - Кристина подвела его к картине. - Как тебе кажется синего цвета достаточно? Или надо еще усилить этот контраст?
  - Да, - согласился Максим, - мне кажется, стоит разбавить! Я тебе уже говорил, что слишком темно. Я люблю что-то светлое, оптимистичное.
  - Ах, нет! - Кристина говорила сама с собой. - Не надо светлых тонов, это приведет к возможной иллюзии счастья, а здесь этого не должно быть! Ты о чем-то хотел со мной поговорить?
  - Да! - он недаром пришел в ее мастерскую. В нее мог заходить только он, да и то по особо важным вопросам.
  Максим наконец решился повести борьбу с искусством за Кристину. Он понимал, что ему не тягаться с этой страстью к краскам, кистям и мазкам, но все-таки он надеялся выбить хотя бы капельку внимания, отобрать у картин хотя бы часть ее.
  - О чем?
  - О нас?
  - Что случилось? - она трудилась над картиной, словно не слыша его, отвечая автоматически, полностью погруженная в ореол красок.
  - Еще не случилось, но ты отдаляешься от меня. Ты полдня проводишь здесь, возле этой картины! Я ее ненавижу уже!
  - Но, Максим, скоро состоится конкурс. Я хочу успеть. Сроки сжаты, и следовательно, чтобы успеть доработать сюжет, технику я должна трудится не отрываясь. Я не хочу выставлять в свет поверхностную мазню. Неужели ты не видишь что в картине не хватает силы?
  - Но я тоже устал! - заметил Максим. - Мне уже тридцать пять! Мне дальше ждать не куда, мне нужна жена и дети!
  Она повернулась к нему, лукаво улыбаясь:
  - Ты что таким способом делаешь мне предложение?
  - Да! - он не мог удержаться и улыбнулся ей в ответ. - Я увезу тебя далеко далеко, и ты хотя бы на месяц забудешь о красках! А когда у нас родится сын...
  - То я нарисую его портрет! - перебила она его и засмеялась. - Максим, мы же говорили об этом: ты ведь тоже одержим своими цифрами, сделками, партнерами!
  - Но это занимает меньше времени!
  - Отнюдь! - покачала головой Кристина. - Мы с тобой похожи. Мы оба одержимы, только каждый из нас своей одержимости не замечает!
  - Моя одержимость не так выражена, кроме того это - моя работа!
  - Тебе хорошо - ты директор! А я - художник, и я все-таки связана какими-то нормами, рамками, я подсознательно рисую то, что должно понравится окружающим. Я несвободна, хотя и стараюсь выражать свои мысли. Я заключаю что-то вроде компромисса между своими руками и своей душой. Я могла бы нарисовать это совсем по другому, но я хочу, чтобы как можно больше людей поняли, что я хочу сказать... ты понимаешь?
  - Конечно! Это как сделка: давайте договоримся и о цене, и о качестве товара, соответствующего данной цене! Я стараюсь выбить качество получше, а они стараются повысить цену!
  - Ну вот!
  - Так я не понял: ты выйдешь за меня замуж?
  - Выйду! - спокойно сказала она. - Но только после конкурса! Я не могу пускать в себя новые эмоции, покуда не закончу работу, а иначе это собьет мой творческий настрой!
  - Ты выиграешь, конечно же, выиграешь! - сказал Максим. - Наверное, ни один человек не отказывает себе в таком количестве вещей, как ты!
  - Я не отказываю! Я взаимозаменяю!
  Кристина не замечала дней, она только видела холст и определенную недоработанность в своем произведении, словно чего-то не хватало, словно что-то было недосказано. В технике же сквозила такая простота, словно у дилетанта. Она видела, что в целом ее работа неплоха, но она была настолько неоригинальна в своей красоте, что Кристина готова была ее разорвать, сжечь. Она работала над тем, чтобы привнести в картину какую-то частичку себя, какую-то изюминку, а картина стояла как мертвая, как каменное изваяние. Ее друзья говорили, что это превосходно, но только сам автор знает, что это только шаблон, схема, а чего-то главного, основного в ней нет.
  - Может быть, стоит добавить желтого - здесь! - Сергей Огненный Глаз, провел рукой по кромке лица.
  - Нет! Это трагедия. Здесь нельзя светлого! - Кристина в задумчивости стояла в углу и смотрела уже без интереса на свое детище.
  Сергей Огненный Глаз был достаточно известен в определенных кругах. Его картины, однако, пылились в его кладовках, хотя в них и была какая-то сила, таинственность. Когда на них смотришь, начинает казаться словно их автор - сумасшедший, выливающий свои больные фантазии на холст. Такое прозвище он получил за то, что всегда в углу, словно роспись схематично рисовал око красным цветов, при том пальцем.
  - А ты выставишь что-нибудь на конкурс? - спросила Кристина.
  - Да есть у меня новая работа. Она восхитительна, но ты же знаешь, что меня не воспринимают как нормального человека! Они бояться моей гениальности! Моей правдивости!
  - Может быть, за этот год люди поумнели?
  - Люди и через сто лет не поймут моего творчества! - спокойно заметил Сергей Огненный Глаз. - Помню, когда я только начинал, мне многие предсказывали дурдом. Но я знаю, что через много лет мои картины будут, не менее известны чем "Джоконда". Все равно как же люди тяготеют ко всему традиционному, как они цепляются за пейзажи, портреты, какие-то геометрические фигуры! - он в раздражении покачал головой, зажестикулировал руками. - Намного интереснее видеть в своем доме отголоски будущего, чем прошлого, тебе не кажется?
  - Ну, наверное, прошлое нам известно, а будущее мало кто хочет знать. В нем должна быть тайна...
  - Ко мне недавно пришел один толстосум, заказывать работу...
  - Приверженец новой эры? - спросила Кристина.
  - Какое там! Но только говорит он, нарисуйте то-то и то-то! Представляешь - это он мне говорит, какой-то там жлоб с большой дороги. И я говорит, дам вам столько-то денег! Деньги, конечно неплохие, но ради того, чтобы рисовать обнаженных с вазой я не согласен. Я буду рисовать то, что у меня здесь, - он постучал по голове, потом по груди, - пусть я сдохну с голода! Когда-нибудь они поймут, что могли купить это по дешевке, а потом будут себе руки грызть! - он злорадно засмеялся. - Ну а в твоей картине и правда чего-то не хватает!
  - Я знаю! Я мучаюсь слишком долго над этим!
  - Главное - это бескомпромиссность! - сказал сумасшедший художник. - Это - самое главное, Кристина!
  Бескомпромиссность. Но Кристина думала не только о себе, картине, но и о тех людях, которые будут смотреть на это, что-то чувствовать, или наоборот ничего.
  Она посмотрела на холст. Прекрасный фон, с этим не поспоришь, матово-белый, с прожилками серого, перетекающего в голубой, и снова в серый, это как небо в борьбе с заводскими трубами, это как уставшая душа, которая ищет ответы, а находит только новые вопросы, это как бездна, в которой нет ничего, кроме тебя самого и ты вынужден, наконец, прислушаться к ранее убитому внутреннему голосу.
  Фон хорош, здесь менять нечего.
  Лицо женщины - словно растущее из середины холста, бледно-синее, оттененное серым: огромные безжизненные глаза, голый череп, сверкающий голубизной утреннего озера. Тонкие пальцы, плотно прижатые к черепу и ладошки полузакрывающие щеки тоже прекрасно выполнены, хотя Кристина всегда страдала от неумения передать живость и жилистость рук. Но сейчас все было выполнено превосходно: каждая складочка, каждая жилка. Руки тоже были мертвенно-пепельные.
  Рот женщины был открыт в крике. Она словно замерла в каком-то оглушающем паническом ужасе.
  Но чего-то не хватало. Кристина иногда завидовала Сергею, потому что он всегда знал, после первого же взгляда на свою картину, что нанести, чтобы она засверкала его индивидуальностью и стройной цельностью, а она же мучилась несколько недель.
  Кристина подошла к окну. Было совсем темно, только в свете фонаря она видела моросящий дождь - крошечные капельки, рассеивающие свет вокруг себя. Они словно серебрились, и утопали сами в этом блеске. На небе показался красный огонек самолета.
  Кристина резко повернулась к холсту. Красный! Конечно, и почему она только сразу не почувствовала необходимости этого яркого пятна для концентрации внимания.
  Она схватила в бешеном восторге вдохновения, понятного только ей самой, кисть, смешала краски, пробуя полученный цвет: ярко алый, сочный, так резко оттеняющий серость общего фона картины. Кристина рисовала губы женщины. Как внезапно они ее преображали, выдавая в ней, наконец, то потаенное значение, которое и задумала Кристина.
  Она была довольна и чувствовала необычайное удовлетворения. Теперь она знала, что картина закончена, что весь смысл лежит не слишком далеко для того, чтобы всего его поняли, и более того это придавало определенный стиль, в котором она работала.
  Кристина устало повертела шеей. Как странно, что небо уже светлело. Ей казалось, что прошло одно мгновение, когда она наносила алый рот. Зато теперь она могла рухнуть в постель и не просыпаться до самого конкурса.
  
  Никогда я не замечала в Игоре такой жестокости, неуступчивости. Он всегда казался мне немного добродушным, словно его ничто не волновало в этой жизни. И я всегда думала, что мое словно для него закон.
  Оказалось же, что он умеет быть не только жестоким, но и невоспитанным, навязчиво-грубым.
  Мы снова были в гостях у того семейства, хотя я и не хотела идти, потому что мне было стыдно за то, как Игорь вел себя на дне рождении, но он настоял. Это было странно.
  Дети были дома. Их сын был очень маленького роста для своих лет. Инна сказала, что он в ее деда, и что она очень переживает. Их дочь, Карина, показалась мне очень интересной девушкой. Она была напротив, достаточно высокая, и обладала яркой красотой. Меня удивило, что она предпочитает сидеть дома. Она немного посидела с нами. Игорь задавал ей какие-то некорректные вопросы. Мне пришлось несколько раз его одернуть. Я не понимала, что с ним происходит. Обычно он мало кем и чем интересовался, а особенно чужими детьми.
  - Я учусь на журналистике! - рассказывала Карина.
  - Тебе нравится?
  - Конечно. Иначе бы я туда не пошла!
  - Ну, знаешь ли, не у каждого, получается, выбирать Вуз! - заметил Игорь.
  - Но надо стараться! - просто ответила она.
  - Ольга хочет быть врачом! - сказала я. - По-моему это утопия!
  - Будем надеяться, что ситуация в стране изменится! - засмеялась Карина. - Сейчас многое меняется. Появляются новые профессии, исчезают старые.
  - А ты хотела бы работать на телевидение или в газете, ну или журнале? - спросила я.
  - Наверное, в журнале! Хотя, - она засмеялась и посмотрела на мать, - мама говорит, что лучше на телевидение!
  - Это конечно! - согласила я. - К тому же у тебя приятная внешность.
  - Меня больше прельщает работа в газете. Она, так сказать, более соответствует моему характеру.
  - Она стеснительная! - заметила Инна.
  - Она, наверное, будет в газете свои романы печатать! - вставил Игорь каким-то противно-дружелюбным тоном.
  Карина посмотрела на него с недоумением:
  - Я разграничиваю свою работу и свои увлечения!
  - Но нужно же как-то пробиваться в свет! - заметил Игорь. - Делать себе имя! Что толку работать в захудалой газетенке?
  - Чтобы сделать карьеру, всегда нужно начинать с малого! - ответила Карина. - И если потом мне удастся опубликоваться, я буду только рада!
  - Ты что пишешь даже не надеясь это когда-то выпустить в свет?
  - Это мое увлечение! - ответила Карина.
  - Но ведь это никому не надо! - как-то возмущенно воскликнул Игорь.
  Я его одернула, но он даже не обратил на меня внимание.
  - Может быть! - согласилась Карина. - Главное, что это нужно мне!
  - А тебе не кажется - это глупо сидеть долгие часы, писать что-то, а это никто не прочитает. Зачем?
  - А зачем коллекционируют бабочек?
  - Это красиво!
  - А мне интересно! - ответила Карина. - более того, мне кажется это не ваше дело, буду я издаваться или нет. Я пишу это для себя во многом, чтобы потом знать через много лет, как я думала и что чувствовала. Извините! - она встала и вышла из комнаты.
  - Игорь, что ты наделял! - напустилась я на него.
  - Я просто спросил! - ответил он. - Что тут такого!
  Инна пожала мою руку:
  - Не волнуйтесь, Карина умеет справляться с непониманием! Ее мало волнуют чьи-то домыслы. Опять же таким способом она прекрасно развивает свои способности как будущего журналиста. Люди странные: они не понимают других людей, злятся из-за этого. Все люди разные: было бы не интересно, если бы все мы были одинаковыми. И если ей интересно что-то писать - это ее дело!
  Дома я спросила Игоря, почему он так злостно нападал на девушку. Игорь отмахнулся:
  - Мне просто не понятно: тратить время на всякую ерунду. Это никому не надо. Лучше поспать, ил погулять!
  - Ну это твои жизненные принципы! - заметила я.
  - А ты бы согласилась, чтобы Ольга сидела и писала всякую чушь?
  - Тебе-то какая разница! - вышла я из себя. Он однозначно раздражал меня.
  - Да глупо все это! Не в том жизнь! - он уселся на диван и включил телевизор.
  - В этом что ли? - тихо спросила я.
  
  Кристина танцевала по комнате с бокалом шампанского. Она кружилась по комнате, не замечая ничего: только свет лился ей в лицо.
  - Ты счастлива? - Максим стоял в дверях комнаты, не смея ограничивать свободу ее движения.
  - Конечно! - ответила она словно в прострации. - Я не ожидала выиграть этот конкурс.
  - Я был уверен! - сказал Максим бархатным голосом. - Теперь-то мы поженимся!
  Она засмеялась.
  - Я так счастлива. Как море, как небо!
  Она подошла и обняла его. Они молча стояли, обнявшись в дверях комнаты. На нее снизошло умиротворение. Ей хотелось поделиться счастьем с каждым.
  - А как твой сумасшедший друг? - спросил Максим.
  - Он ничего не занял! Его просто не понимают.
  - О, его трудно понять! - искренне воскликнул Максим.
  - Мне жаль его. Он действительно гений!
  - Значит пробьется!
  - У меня уже есть еще одна задумка. - Призналась Кристина.
  - Надо скорее покупать билеты и увозить тебя к синему морю! - он целовал ее волосы, шею.
  - Да, а потом я нарисую тебя! Я тебя люблю! - тихо сказала она. - Я бы не смогла жить и творить без тебя!
  - Мы повесим картину в нашей спальне! - сказал он.
  - Так странно: я думала ее будут критиковать...
  - Почему? - он немного напрягся, его мышцы едва уловимо напряглись.
  - У нас все критикуют! - она сонно улыбнулась. - Я хочу спать!
  - Ты заслужила этого!
  - А ты? - она засмеялась.
  Он - нет.
  
  Игорь указал на экран:
  - Вот это понимаю - журналистика, а то газеты!
  - Ты все еще не успокоился? - я пожала плечами. - Отстань от девочки.
  Дикторша, красивая, ухоженная, с поставленным голосом рассказывала про выставку и специально учрежденную премию.
  - Первое место заняла двадцатипятилетняя Кристина Грихович со своей картиной "Склонность". По мнению Ивана Степаненко, организатора выставки, Кристина Грихович с легкостью сочетает в своем творчестве новые тенденции и старые добрые традиции. Сама Кристина на банкете, устроенном в честь выставке говорила о необходимости более пристального внимания к более новым веяниям и тенденциям. На банкете она появилась в сопровождении Максима Генбергха, известного бизнесмена...
  - Вот видишь! - воскликнул Игорь. - Как делается искусство. За ней стоят деньги, потому ее картина и на первом месте. В этом мире ничего без денег не делается. Даже искусство. Теперь ясно почему девочка и не стремится куда-то толкать свою книгу, потому что, таких как она - тысячи.
  - Ну не могут же всех публиковать! - заметила я.
  - Но почему-то пробиваются только те, у кого либо папа - миллионер, либо любовник- банкир!
  - Ты не прав! - сказала я. - Деньги - это только средство. Истинное искусство - оно заметно и без денег, но с ними сверкает еще ярче!
  - Да что с тобой спорить.
  - Я хочу верить в лучшее!
  - Ну и глупо! Посмотрю футбол...
  - Там тоже за деньги берут...
  - Чтобы ты понимала! - возмутился Игорь.
  
  Кристина слышала как хлопнула дверь. Он пришел. Она искала в себе силы для достойного обвинения, но боялась, что не справится. Ее подпитывала только ненависть к нему.
  Она сидела возле чемодана, так поспешно ею собранного. Все вещи в нем валялись в таком же беспорядке, как ее мысли и чувства.
  - Привет! - он влетел в комнату и увидел чемодан. - Ты уже собралась. Вот, я купил билеты! - он протянул ей синие конверты.
  Она спокойно вязла один и принялась рвать.
  - Господи! - засмеялся он. - Что ты делаешь?
  - А ты что? - она встала во весь рост, пытаясь точно так же выпрямить свое достоинство, свои уходящие силы.
  - Что случилось? - уже серьезно спросил он.
  - А то, что ты затоптал меня в грязь! Ты наплевал на все годы труда, унизил меня...
  - О чем ты говоришь? - он хотел схватить ее за руку, но она отдернула ее и отлетела в другой конец комнаты. - Ты можешь мне объяснить?
  - Ты и сам знаешь! - отрезала она. Кристина взяла чемодан и направилась к выходу. - Я ухожу. Я забрал все свои вещи так, что больше тебя не побеспокою.
  Он отупело стоял и смотрел как она протискивается через дверь. Максим не понимал в чем его вина. Он думал, что это розыгрыш. У нее иногда бывали странные шутки.
  Максим огляделся и заметил ее венценосную картину. Она висела на стене. Она не взяла ее. Максим улыбнулся и пошел следом за ней. Бедняжка, охота ей тащить этот тяжелый чемодан.
  - Кристина, давай я тебе помогу!
  - Не трогая меня!
  - Ты кое что забыла! - сказал он, еле сдерживая смех и, ожидая когда она засмеется.
  - Что?
  - Картину!
  - Забери ее себе! Она - твое произведение искусства. И моя оплеванная гордость.
  Это мало походило на шутку, и достаточно отдавала правдой.
  - Кристина! - он неловко схватил ее, она выронила чемодан и из него вывалились ее вещи, в беспорядке, как и мысли.
  - Ты доволен? - спросила она. - Ты... Я не понимаю как ты мог, ты же знал как много это для меня значит. Смеялся мне в лицо. Ты так талантлива, детка... я в тебя верю. Я ни во что не верю уже! - она собирала вещи, тужилась застегнуть распиравший чемодан.
  Максим понял о чем она. Что это: праведные гнев или наигранная мизансцена капризной девочки?
  - Ну, и что ты делаешь из этого трагедию? - спросил он, отнимая у нее чемодан.
  - Трагедию? А что это по твоему? - она встала, откинув волосы с лица. - Анекдот? Грязный фарс?
  - Что тебя так взбесило-то? Ты же выиграла! Ты же этого хотела!
  - Отдай мне мои вещи! - она протянула руку к чемодану.
  - Оставь его в покое! - он отодвинул его от нее, но она не сдавалась и тогда он отшвырнул его в комнату. Он стукнулся о стену и картина упала на кровать. - Что тебя не устраивает?
  - Да, ты прав, я хотела выиграть! Этого хотят все! Но я хотела выиграть... Я! Сама! Я хотела, чтобы люди ценили мое творчество, а не твои деньги! сколько ты заплатил, а? Сколько стоит моя победа?
  - Успокойся!
  - Я успокоюсь, - согласилась она, - но подальше от твоего дома и от тебя! Для тебя искусство - это деньги, заплатил и гордись, а для меня - бессонные ночи, я помню как наносила каждую черточку. Ты понимаешь? - закричала она. - И что? Теперь я знаю, что выиграла не я, что я не заслуживаю всего этого банкета, это ты выиграл, ты и твои деньги. Ты бы заплатил за любую картину и она выиграла, а моя живопись - это так... лишь форма выражения твоих столь прекрасных денег!
  - Кристина, успокойся... хотел чтобы ты победила... я знал как для тебя это было важно!
  - Ничего ты не знал! - тихо, обречено произнесла она. - Не сам выигрыш, а сила искусства... я думала ты особенный, а ты такой же как все! И меня делаешь такой же... Кто тебя просил? Кто?
  - Я люблю тебя, Кристина!
  - Твоя любовь, наверное, тоже парочка пачек бумажек? Я была счастлива, гордилась собой, а что теперь? как я буду смотреть на людей, на эту проклятую картину? Я всегда буду помнить, что она купленный тобой выигрыш. И что она сама по себе ничего не стоит... Может быть, ее даже бы и не заметили в галерее всех этих картин? Повесили бы в дальний угол, а? Что ты скажешь? - она толкнула Максима.
  - Я не знаю...
  - Вот видишь! Может быть, она и в самом деле не плоха, а может быть и вообще сущая посредственность? Но я хотела бы знать точно! Да, я выиграла! И я могла бы и дальше выигрывать, но только это, в конце концов бы приелось, или твои деньги бы закончились! И что тогда? Меня бы разом объявили сущей бездарностью! Я так не хочу. Я ухожу, Максим!
  - Хорошо, Кристина, я виноват! Но я хотел как лучше.
  - Ты не веришь в меня, и ты ищешь легкие пути! Мне никогда не были нужны твои деньги! Я любила тебя и думала, что ты тоже воспримешь меня такой какая я есть - неудачница, помешанная на живописи. Ты решил изменить меня - подарил этот праздник, да только видишь как мне приходится расплачиваться?
  - Давай забудем. Я больше ни разу не вмешаюсь в твои дела! - Максим схватил ее за руку. - Подумай...
  - Если я прощу тебя сейчас, мне придется прощать и другое. Кроме того, уже не изменить того, что ты сделал! Как я буду смотреть в глаза друзьям, которые может быть гениальнее меня, но их не признают лишь потому, что у таких как я есть богатые друзья! Теперь я понимаю, как делается искусство! - с горечью сказала Кристина. - Я не хочу тебя больше видеть!
  - Кристина...
  - Пусть покупается картина, но я не продаюсь! Я унесу с собой главное! Прощай, Максим!
  - Кристина, ради Бога! Это глупо. Кто об этом узнает?
  - Я... Пусть я умру никем не известная, но я не буду коммерческим художником, не буду оплаченной куклой! Меня это не устраивает. И все твои слова - пустой блеф!
  Максим скитался по пустой квартире. Он повесил злосчастную картину на стену и смотрел на нее. Он не мог объяснить зачем решился на такое. Он хотел как лучше. Он хотел сделать ей праздник. Но потерял ее.
  Он спустился в мастерскую, где она работала. Под тряпкой он обнаружил ее новую начатую работу. Может быть, за ней она вернется?
  
  ЭТО БЫЛО ВЧЕРА.
  
  Я протирала рамочку, и смотрела на фотографию. Это была наша с Игорем свадебная фотография. Мне было странно, немного горько смотреть на себя, еще такую молоденькую, худенькую в смешном белом платье по колено простого покроя. Мы не стали слишком разоряться на проведение свадьбы, потому что для нашего будущего ребенка надо было много денег.
  Фотография стояла в нашей комнате вот уже восемнадцать лет. Сегодня мы отмечали с Игорем восемнадцатилетние совместной жизни. Время летело так быстро. Казалось еще совсем недавно у нас родилась Ольга, а теперь она уже закончила школу. Даже она в свои молодые годы перенесла первую боль и разочарование: смерть подруги, ссора с парнем. В конечном итоге в их разрыве с Владом в чем-то была виновата я, но для своей дочери я хотела лучшего. Влад относился к тому типу людей, который умел причинять боль незаметно, постепенно отравливая душу. Ольга была слишком чувствительна для него, слишком хороша для него.
  Я вспоминала нашу жизнь с Игорем: в ней было много хорошего, но в принципе она была как у всех. В моей жизни так и не было сказки. Может быть в чем-то была виновата я сама, теперь когда я немного повзрослела, осознала какие-то ошибки я могла это признать, но при всем при этом мне было жаль моей несостоявшейся сказки.
  Я готовила праздничный ужин, крутилась на кухне. Дома никого не было: я так любила такие часы покоя и умиротворения. Я уже приготовила салат и поставила его в холодильник. Торт никогда у меня не получался, но я изо всех сил старалась. Мне хотелось этот вечер превратить хотя бы в кусочек сказки, хотя бы в полусказку, так называемую иллюзию абсолютного домашнего счастья.
  Ольга сказала, что немного задержится в институте, поэтому я решила устроить ужин где-то около семи вечера. Это будет семейный ужин, решили мы, никого не приглашая.
  Ниночка уже вернулась со школы, но я отправила ее погулять на улицу, чтобы она не мешалась, и самое главное не успела съесть все мною приготовленное.
  Я замесило тесто для торта, постоянно сверяясь с книгой, боясь вновь упустить какую-нибудь мелкую деталь. Я никогда не уделяла внимания мелочам и это был мой грех.
  Дома не оказалась маргарина. Я выругала себя за невнимательность и расторопность, потому что с утра была в магазине и купила все по списку, но как обычно чего-то недоследила.
  Я сняла фартук, оделась и вышла на улицу. Хорошо, что магазин был недалеко.
  Я бродила по супермаркету, решив еще купить приправы, которую Ольга любила добавлять в салат, но никак не могла ее найти.
  Я обратилась к мужчине лет сорока- сорока двух, который усиленно читал состав кетчупа.
  - Это в ряду с овощами! - подсказал он. - Красивая молодая хозяйственная! - он мечтательно улыбнулся.
  - Просто у меня праздник. Праздничный ужин! - засмеялась я.
  - Это повод! - заметил он и скрылся за стилажами полок.
  Я пожала плечами и пошла в овощной ряд.
  Я только успела найти нужную приправу, как снова появился этот странный незнакомец с воздушными шариками на палочках.
  - Это вам. В честь праздника. Здесь восемнадцать шаров! Вам ведь столько лет исполняется?
  Это было приятно получить подарок, еще и комплемент от незнакомого человека, который просто захотел сделать мне подарок. Я расставила шары дома, и с разу стало празднично. В моей душе тоже все веселилось. У меня даже торт получился.
  Вернувшаяся с учебы Ольга удивленно оглядела комнату:
  - Ух, ты мамочка, что это?
  - Подарок! - таинственно ответила я.
  - От поклонника? - засмеялась Ольга.
  - Ага! - кивнула я головой.
  - Тогда я тоже тебе подарю...
  Она вернулась из комнаты с увеличенной фотографией в красивой рамочке. Я, в возрасте восемнадцати лет, весело смотрела с нее на цветной мир сквозь черно-белые глаза.
  Я не выдержала и заплакала.
  - Мама! Ты что? - Ольга обняла меня.
  - Спасибо, дорогая! Я просто вспомнила тот день, когда фотографировалась. Мне было так мало лет!
  Прибежала Ниночка. Она скопила немного денег и купила мне ленту для волос, которая скорее походила на ремень. Я долгое время не могла понять каково применения эта вещь, но Нина все мне разъяснила:
  - Это очень модно! И носится вот так! - она показала мне и доходчиво объяснила как это крепится. - Я хотела еще купить тебе полный набор, но денег не хватило!.. Когда мы будем есть?
  - Когда придет папа! - ответила я.
  Игорь немного опоздал. Он ничего не купил.
  - Все равно у тебя все есть... зачем я буду тратить деньги на всякую ерунду?
  
  
  Игорь недоуменно смотрел на меня. Уверена, он решил, что я - пьяна.
  - Ты о детях подумала? - спросил он, наконец отворачиваясь от телевизора.
  - Ольга уже взрослая. А Ниночкой ты занимался мало, и она не станет переживать сильно.
  - Что за бредовые идеи? - возмутился Игорь.
  - Так дальше нельзя, Игорь. У нас уже ничего общего не осталось. Я все решила. Мне надоела такая серая жизнь, кроме того мы с тобой давно как чужие люди...
  - Я же работаю! - возмутился Игорь.
  - Я - тоже!
  - Но вчера все шло нормально: мы отмечали праздник. А сегодня ты вдруг заявляешь, что тебе нужен развод! В чем дело?
  - Ты сам сказал: это было вчера. Я думала всю ночь и пришла к выводу, что так будет лучше!
  - Для кого?
  - Для всех нас! Я больше тебя не понимаю, да и не хочу понимать! - сказала я. - За все эти годы ты ни разу не подарил мне цветов, для тебя существовал только диван и телевизор. Ты предпочитал читать газету, не гулять со мной и детьми в парке. Я хочу нового.
  - У тебя что - другой мужчина? - заорал Игорь.
  - Нет!
  - Конечно, да! Мать правильно говорила... Ты уже тогда хвостом вертела! Думаешь, он тебя примет? Женится на тебе?
  - Ты говоришь ерунду! Я просто хочу свободы, а не этого непонятного положения: ты вроде и здесь, но тебя словно нет! кран в ванной капает уже неделю!
  - Я же не говорю, что в шкафу куча не глаженых рубашек! - Игорь нервно открыл дверцу шкафа и выбросил их на свет.
  - Между прочим я тоже работаю, но почему-то ты после работы валяешься на диване, а я должна варить, мыть посуду и стирать твои носки! - закричала я.
  - А ему ты стирать не будешь?
  - Думай, что хочешь! - ответила я. - Но я тебя предупредила.
  - И куда ты поедешь? Я тебе квартиру не отдам!
  - Я и не надеюсь! - ответила я. - Твое благородство я всегда ставила под сомнение. Но я, между прочим тоже имею право на квартиру, и уже тем более наши дети.
  - Тогда какой толк разводится?
  - Такой, что я стану свободна от того, чтобы все свободное время торчать на кухне и отстирывать жвачку твоих брюк.
  - Господи, Наташа, - Игорь внезапно поменял тактику, - давай поговорим нормально. Ты наверное устала? Может тебе съездить к родственникам?
  - Игорь, не надо! Я все решила. Ты воспринимаешь меня как что-то обычное. И хотя ты все делаешь что я скажу и как я скажу, но сам ты ни на что не способен. Тебе нужно все говорить, на все намекать. Меня не устраивает больше такая модель семьи.
  - Ты детям сказала?
  - Нет еще! Я предполагаю, что мы должны сказать им об этом вместе!
  - Ты сама это заварил - сама и говори! - махнул рукой Игорь и сел на диван.
  Я вышла из комнаты. Меня трясло. Я не была уверена, что этот разговор состоится от того и не была к нему подготовлена. Однако, теперь дело было сделано. Я словно приоткрыла дверь в новую жизнь. Я сделала ошибку восемнадцать лет назад, но готова была ее исправить. Сложно было ответить на вопрос: что меня привлекало в Игоре. Я не нашла ответ, хотя признавала, что он и не был так плох. Просто наша жизнь превратилась в рутину и я не собиралась оставшиеся мне годы продолжать жить в этой рутине.
  Дети восприняли новость как-то абстрактно, словно не вполне осознавая, что я им говорила.
  - И где мы будем жить? - спросила Ольга.
  - Здесь! Для вас фактически ничего не изменится. Оля, ты взрослая, ты должна меня понять...
  Ниночка не могла понять что такое развод, и чем он отличается от совместной жизни мамы и папы.
  - Если вы будете жить в одной квартире, то тогда что изменится? - спрашивала она.
  - Для тебя - ничего!
  
  Я не ожидала, что он мне позвонит. Честно говоря, я даже не знаю, зачем оставила ему телефон. Наверное, потому что его подарок удивил и обрадовал меня. Может быть, я поступила несколько опрометчиво, легкомысленно, но мне захотелось чего-то нового, немножко бесшабашного, как когда-то в молодости.
  Эдуард, мой незнакомец из магазина, пригласил меня в ресторан. Я не знала, стоит ли мне соглашаться, особенно в нынешнем положении развода. Ведь могло получится так, что обвинения Игоря могли оказаться не столь уж и беспочвенными.
  Но в итоге я согласилась. Мне не казалось это чем-то предосудительным. Теперь это было даже безобиднее моих грешных поцелуев с Толиком.
  Я впервые за пятнадцать лет снова была в ресторане. Нужно признаться, за это время многое, что изменилось.
  - Я долго думала, стоит ли мне принимать ваше приглашение! - заметила я.
  - Я рад, что вы все-таки согласились! - ласково сказал он. Мне кажется, еще ни один мужчина не смотрел на меня так. Это при том, что такой человек как Эдуард мог с легкостью найти себе кого-нибудь помоложе меня лет на пятнадцать. Мне льстило его внимание.
  - Мы с вами почти не знакомы. Но мне очень понравился ваш подарок! Но мне, конечно, не восемнадцать лет! - засмеялась я.
  - Я вам не верю! Восемнадцать лет - замечательный возраст, не правда ли? Моей дочери исполнилось восемнадцать! - признался он.
  - У вас дочь...
  - Да... Моя жена умерла семь лет назад! - пояснил он. - Малышка осталась на моем попечении, признаться, это довольно трудно ухаживать за ребенком.
  Я задумалась: мне казалось, что Игорь не справился бы с такой ношей. Он был достаточно безответственным. Игорь еще сам походил на ребенка.
  - У меня тоже есть дети! - сказала я. - Две девочки. Ольге тоже будет восемнадцать. - В тот день мы с мужем праздновали восемнадцать лет совместной жизни. Так что с датой вы угадали!
  - Вашему мужу повезло, заметил Эдуард. - Я ему завидую!
  - Мы разводимся! - сказала я.
  - Извините! - он немного сконфузился.
  - Ничего. Мы совершенно разные и чужие люди. Это так странно - спустя столько лет расставаться.
  - Мои родители развелись после тридцати лет совместной жизни! - заметил он. - Они создали новые семьи и вполне счастливы. У них хорошие отношения. Они дружат семьями.
  - Это очень хорошо! - согласилась я. - В последнее время люди такие злые, они делают друг другу больно, и даже не замечают этого.
  - Я уверен, что вы никому не способны причинить боль!
  - Вы зря так думаете! - грустно улыбнулась я.
  С ним было легко говорить. Он был интересным собеседником. Он много путешествовал по свету, особенно до смерти жены, и был на всех континентах, кроме Антарктиды, конечно. Эдуард говорил, что красивее ночного Парижа ничего нет на свете.
  - А вот Лизе, моей дочери, больше понравился Нью-Йорк!
  - У нового поколения другие взгляды и ценности! - заметила я. - Я думаю, мне бы понравился Париж!
  - Я бы хотел подарить его вам весь!
  Я поразилась резкому контрасту, когда вернулась из сверкающего в свечах ресторана в нашу квартиру, она была такой темной, какой-то сырой. Ниночка уже спала, Ольги не было. Игорь решил закатить мне скандал.
  - Уже двенадцать. Где ты пропадаешь? Почему я должен успокаивать Нину?
  - Потому что она твоя дочь! - отрезала я.
  - И ты еще утверждаешь, что у тебя нет другого мужчины. Ты даже детей забросила!
  - Я не забросила детей! Мне надоели твои вечный упреки, но это именно тебя никогда не было с ними, если они болели. Ты пропадаешь на своей работе день и ночь и приносишь гроши!
  - Я что виноват, что нам так мало платят? - возмутился он.
  - Надо было идти учится в Вуз. Вместо этого ты закончил какое-то училище!
  - Я не мог учиться, у меня была семья, дети! - оправдывался Игорь. - И раньше тебя это не волновало!
  - Вот именно раньше. Мне надоело все это! Я почему-то смогла выучиться, хотя на моих руках была Ольга. Пусть я не всегда была хорошей матерью, но и ты не строй из себя отца-одиночку!
  - Ты так изменилась! - прошептал Игорь. - Ты всегда умела быть жестокой, но сейчас ты просто непреклонна. Тебя даже не волнует Ниночка, возможность травм для ее детской психики.
  - Нынешние дети легко переживают разводы родителей. Не надо делать из этого вселенскую трагедию, ради бога. Она - девчонка, а им, как правило, отцы не нужны. А вырастить я их сама смогу. Благо, нормально получаю!
  - Это, наверное, тебе любовник деньги дает! - закричал Игорь.
  - Наверное, если ты так думаешь, это правда! - я вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, как в новую жизнь, отмахнувшись полностью от старой.
  Я зашла к Ниночке. Она безмятежно спала. Я снова и снова спрашивала себя, имею ли я право разлучать ее с отцом, хотя мог ли наш разрыв послужить поводом для их разрыва? Я спрашивала себя, и вроде бы находила ответ, но не знала, как это будет на самом деле.
  Ольга вполне адекватно отнеслась к разводу. Она понимала, что нельзя жить с человеком, который тебе более не интересен, и он в принципе была на моей стороне. Я вспоминала нашу жизнь с Игорем, и переживала за то, что все закончилось. Всегда грустно, когда что-то кончается, словно мы прочитываем одну интересную книгу, и некоторое время нам жаль, что она кончилась. Но мы берем новую...
  - Мама, - Ниночка взяла мою руку.
  - Ты не спишь?
  - Я слышала, как кричал папа! Он не хочет, чтобы ты уходила?
  - Не хочет! Это всегда грустно, но это нужно для того, чтобы мама и папа не ссорились каждый день.
  - Ты снова выйдешь замуж?
  - Не знаю!
  - Мне придется звать дядьку папой?
  - Не обязательно!
  - Я очень люблю папу, и тебя мама тоже!
  Хорошо, что было темно и Ниночка не видела, что я плачу. Над чем я плакала? Над ушедшей молодостью и призрачным счастьем, над тем, что мне грустно, или же у меня просто депрессия?
  Иногда мне начинало казаться, что я никогда не любила Игоря. В молодости мы часто принимаем за любовь совершенно другие чувства. Мне стало больно от того, что я, возможно, испортила свою и его жизнь. Но мы учимся только на своих ошибках.
  
  Игорь решился на последний шаг спасения нашего брака и позвонил моей маме. Мама была достаточно старенькая, и я была зла на него за то, что он ее побеспокоил. Она позвонила мне.
  - Подумай, Наташка, что ты делаешь. У вас дети!
  - Кроме детей есть еще и мы с ним. Я больше не могу жить с ним.
  - От чего такое резкое решение.
  - Я не знаю, просто все вместе, наслоилось одно на другое, стоит разорвать этот круг, который образовывается возле меня.
  - Ты подумала о детях.
  - Я обо всем подумала. Конечно, я не уверена, развод - это не кофе покупать, но я решила. Ты же меня знаешь.
  - Ты упертая! - согласилась мама. - Смотри, не ошибись. Игорь тебя не простит, ты его знаешь, он тихий, но с характером.
  - Я знаю!
  - Может, у тебя есть кто-то? - спросила мама.
  - Может быть! - я готова была признаться матери.
  - Это из-за него?
  - Нет. Он просто послужил толчком. Он мне снова оказал, что я живая женщина, что кроме работы и детей существую еще и я. После замужества моя жизнь словно закончилась.
  - Ну и не плачь теперь! - строго сказала мать. - Сама выскочила замуж рано. Я тебе говорила.
  - Да мама, ты как всегда была права! - согласилась я.
  - Ну и что, выдумаете жениться? - спросила мама.
  - Мам, не гони лошадей. Я еще не развелась. Я, честно говоря, боюсь за Ниночку. Она в принципе все понимает. Я с ней говорила, но боюсь вдруг она замкнется в себе.
  - Ну, Игорь же не умер! - рассудительно заметила мама. - Опять же в нашей стране столько разводов, что мне кажется не стоит так переживать!
  - Но ты-то переживаешь. Я не хочу, чтобы ты переживала!
  - Как мне не переживать? - возмутилась мама. - Ты моя дочь, девочки - мои внучки. Вы ведь нормально жили...
  - Мама, не надо! - попросила я. - Мне тоже не легко.
  Я все решила. Главное в этом деле была скорость - иначе я могла передумать . дети, да. Это весомый довод, но сколько женщин терпят равнодушное отношение мужчин к себе из-за детей. Они ведь тоже люди. Они тоже хотят жизни.
  Я сжала кулаки и собиралась дойти до конца. Мне нужна была свобода.
  
  Игорь со мной практически перестал разговаривать. Он был обижен. Я его в принципе понимала, мне только была не понятна его позиция в отношении детей, он и с ними перестал общаться. Это случилось после того, как я познакомила детей с Эдуардом. Наверное, Игорь считал, что теперь они нашли ему альтернативную замену. Я не собиралась его ни в чем переубеждать: он был взрослым человеком. Просто его позиция была, по меньшей мере, глупой: дети-то ни в чем не виноваты.
  Я старалась как-то облегчить обстановку в доме, но воздух был настолько сперт, а все настолько напряжены, что я начинала думать о непригодности моей затеи. Возможно, стоило подождать пока Ниночка немного подрастет. Хотя, если говорить честно, хуже всех наш разрыв переживал сам Игорь.
  Прошло около месяца с нашей годовщины. Жизнь казалась вошла свое русло, новое, искореженное русло. Я жила вечным страхом скандала с Игорем, уж слишком тихо он себя вел.
  С Эдуардом у нас сложились прочные отношения. В моей душе поселилось умиротворение и относительный покой. Мне стыдно признаваться, но мне не хотелось возвращаться домой и снова видеть мрачное лицо Игоря. Он что хотел, чтобы я чувствовала себя виноватой? У него получилось.
  Я открыла дверь и вошла в квартиру. Было темно. Наверное, Ольга снова пропадает на улице. У нее появился новый парень. Ниночки тоже не было.
  В комнате тускло мерцали свечи. Я удивленно прошла в комнату. Посередине стоял накрытый стол. Игорь применял тяжелую артиллерию.
  - тебе нравится? - он подошел сзади почти неслышно.
  - Да! - несколько неуверенно сказала я.
  - Я хочу поговорить с тобой.
  - Мы же обо всем поговорили.
  - Я люблю тебя, Наташа. У нас такая хорошая семья.
  - Это иллюзия хорошей семьи, давай разобьем ее во время, чтобы она потом не разбилась.
  - Я прошу у тебя еще один шанс. Я буду делать все, что ты захочешь.
  - Дело не в тебе, понимаешь! Дело в нас. Я больше не люблю тебя, и я не могу жить с тобой, притворятся перед детьми, что мама с папой любят друг друга. Я не хочу снова делать ошибки.
  - Неужели тебя не трогают мои старания? - возмутился Игорь.
  - Трогают, Игорь! - я медленно повернулась к нему. - Но все это: слишком поздно! Все равно это единичный случай, а потом начнется рутина, мы будем ненавидеть друг друга.
  - Думаешь у всех семейных пар каждый день новшества и вечеринки?
  - Конечно, нет. Но они вместе гуляют, им вместе интересно, как в первый раз.
  - А с ним тебе интересно? - зло спросил Игорь.
  - Да!
  - Потому что он богат! - уверенно сказал Игорь. - Не будь у него ни гроша, ты бы на него и не посмотрела.
  - Если бы он вел себя так же: и дело не в ресторанах, а в самом отношении, то это ничего бы не изменило. Я просто чувствую, что он тот человек, который мне нужен, он поможет разобраться мне в самой себе, чтоб я поняла, кем я была и кем стану, понимаешь?
  - Нет! Ты несешь какую-то ахинею в надежде, что тебя это оправдает, но дети тебе еще вспомнят это когда-нибудь! Игорь включил свет.
  Романтический вечер плавно перетек в ссору. Как это банально. Как это надоело.
  - Дети все поймут. В отличие от тебя!
  - Они хотят видеть родителей вместе!
  - Вместе, но которые будут вечно сорится? - спросила я.
  - Все ссорятся!
  - Это никчемный разговор. И все твои романтические вечера - пустоцвет!
  - Просто тебя теперь не устраивает бедный муж. Ты нашла себе побогаче.
  - Думай, что хочешь!
  - Мать давно говорила, что ты шлюха!
  - Ну, раз я шлюха, чего ты стараешься меня удержать?
  - Потому что я люблю тебя! - подавленно сказал он.
  Мне стало его жаль. Но мое чувство свободы было сильнее жалости, я хотела жить ради себя, а не только для детей и мужа, которому ничего не было нужно кроме футбола, пока его благоустроенная жизнь не стала под вопрос.
  Я смотрела на него и мне стало обидно за столь бесцельно прожитые годы, за мою истраченную впустую молодость. Какого черта, хотелось мне спросить себя, я так стремилась выйти за него замуж. Мне казалось, что это была вовсе не я.
  - Я не смогу без тебя! - сказал он.
  - Сможешь, Игорь! Ты все-таки мужчина!
  - Наташа! - он порывисто обнял меня в панике, в страхе.
  - Ты еще молод. Ты создашь новую семью! Не надо, Игорь, не надо!
  Мы вместе плакали, свечи горели в пустую при включенном свете. Бутылка вина нагревалась. Вся наша жизнь лежала на этом столе. Стоило мне за него сесть, и я снова бы сдалась.
  Было ли это эгоистично: думать о себе. Наверное, да. Но мои дети и Игорь они были лишь частью моей жизни, а не всем для нее. Когда я жила без Игоря, когда-то не было и детей. Мне хотелось сказки. Эдуард мог ее дать, а Игорь, увы, нет. Он был заурядным человеком. Во многих отношениях он был объективно плох. Но он был моим мужем долгие годы, он был отцом моих детей. Когда-то, словно в другой жизни и в другом мире, он был моим другом и любовником. Теперь между нами не осталось огня, только плавленый воски, который стекал как слезы по щеке, по свече.
  - ты хоть понимаешь, - тихо сказала Игорь, - каково это начинать все сначала в сорок лет?
  - Разве сорок лет это много? - жизнерадостно спросила я.
  - Конечно при таких деньгах...
  - Прекрати Игорь, тебе не идет быть циничным.
  - Ты еще пожалеешь! - Игорь взял со стола бутылку вина и заперся в своей комнате.
  "Прекрасно!" - подумала я.
  Я убрала со стола и задула свечи. Я больше не колебалась. Не осталось и тени сомнения. Конец.
  
  Отношения с Эдуардом были настолько серьезными, что я познакомилась с его дочерью. Это была красивая, спокойная девушка, совершенно неизбалованная. В общем, она мне понравилась. Не думаю, чтобы я ей понравилась, просто она была рада за отца.
  - Вы поженитесь? - спросила она.
  Я пожала плечами. Я еще не развелась.
  Эдуард делал мне уже предложение и просил переехать к нему, ноя до развода не хотела с ним никаких более близких отношений. Я хотела быть до конца честной перед Игорем.
  В тот день, когда нас официально развели и теперь мы уже были абсолютно чужими людьми, мне неожиданно стало страшно. Я сделала дело, но мне вдруг показалось, что я его недостаточно обдумала. Дети тоже были немного подавлены. Мне было очень плохо. Самое ужасное, что мне не с кем об этом было поговорить.
  - Ты не должна так переживать, - заметил Эдуард. - Конечно ты вырвала себя из привычной среды, но я обещаю тебе, что у нас с тобой все будет как в сказке, хотя для сказки мы конечно староваты!
  - Ну, ладно! - засмеялась я. - Чего ты нас раньше времени старишь!
  - Мы поедем в Париж! - сказал он.
  - А дети? - испугалась я. - Ниночка! Она не сможет без меня...
  - Мы можем взять ее с собой!
  - Нет. Мы должны выждать, потому что она ребенок... Я не хочу травмировать ее. Извини меня!
  Через три недели после развода мы поженились. Я хотела выждать еще немного, но Эдуард убеждал меня в том, что это нелепо. После этого мы с девочками переехали в его квартиру. Она была огромная. Я невольно вспомнила как около десяти лет назад ездила к сестре и мечтала об огромной доме и таком мужчине, как Артур. Намного приятнее было иметь свою квартиру и своего мужчину. Я улыбнулась.
  Меня беспокоили взаимоотношения с Лизой. Я боялась, что она не примет нас. Но такие проблемы, наверное, могут возникнуть только в маленьких квартирах. Они с Ольгой были одного возраста, поэтому быстро нашли общий язык. Ниночка сильно ревновала сестру к новой девочке. Как ни странно она редко говорила об отце. Я чувствовала себя виноватой. Но Игорь сам не звонил и не искал встреч. Его позиция казалась мне неправильной. Я была счастлива. Я и раньше бывала счастливой, но теперь мне было по мимо всего прочего спокойно и хорошо, я словно витала в облаках, мне как будто снова было восемнадцать лет.
  
  - Мама, я хочу увидеть папу! - Ниночка стояла передо мной бледненькая, с дрожащими губами. С моего замужества прошло около двух месяцев. Игорь ни разу не объявился.
  - Хорошо! - согласилась я. - Я ему позвоню и договорюсь.
  Игорь удивился моему звонку.
  - Что? - спросил он. - Твой принц тебя уже бросил?
  - Прекрати, Игорь. Нина хочет тебя видеть.
  - О хоть кто-то, обо мне вспомнил! - заметил он.
  - Почему ты им не звонил. Они твои дочери!
  - Да они продались как и ты!
  - Ты ведешь себя глупо! - заметила я. - Ты сможешь сегодня встретится с дочерью?
  - Какая ты деловая стала!
  - Так да или нет?
  - Ну хорошо, хорошо! - нехотя согласился он.
  - Я привезу ее около трех дня. А шесть заберу. Тебя устроит?
  - Да! А как Ольга?
  - Все хорошо. Она не сможет приехать, потому что у нее занятия.
  Я переживала за Нину и боялась, что Игорь что-нибудь вытворит. Я не понимала его поведения: ведь она была и оставалась его дочерью. Пусть я, его бывшая жена, но дети-то оставались детьми.
  Все эти три часа я волновалась и не могла ни о чем думать.
  Ниночка не плакала и не жаловалась, она только тихо сказала:
  - Вряд ли я еще раз захочу видеть папу!
  - Что случилось? что он тебе сделал?
  Она не ответила. Мой ребенок взрослел. Жаль, что первые уроки взрослой жизни преподал ее собственный отец.
  
  В последствии отношения с Игорем у нас наладились. Это случилось после того, как он сам женился, но все-таки некоторая натянутость в отношениях сохранилась. Он редко виделся с детьми, обычно на дни рождения, особенно после того как новая жена родила ему сына.
  Я почему-то вспомнила ту годовщину, наш последний совместный праздник с Игорем. Я помнила его так, словно это было вчера. Я видела блеск бокалов и слышал поздравления детей. И я не знала точно, как бы я поступила, если бы в тот вечер Игорь подарил мне цветы.
  
  СТАРОСТЬ.
  
  Моей бабушке было восемьдесят пять лет. В последний раз я ее видела года три назад. У меня всегда не хватало времени навестить ее. Она жила одна: дедушка умер очень давно. Она одиноко жила в своем маленьком домике.
  Я никогда не чувствовала особенной привязанности к бабушке, потому что я, по своей сути, была человеком холодным. Только в последнее время я стала вспоминать ее чаще. По сути дела, мне было все равно: ну живет где-то старушка, но мне внезапно захотелось поехать к ней.
  Я вспомнила, как в детстве я не любила ездить к бабушке, потом что там всегда было скучно и бабушкины пирожки не компенсировали бесцельно проводимого времени.
  Единственное, что я любила в путешествиях к бабушке - это дорогу: туда и обратно, потому что мы проезжали красивые луга, на которых были рассыпаны цветы. В последствии, когда я более менее повзрослела и цветы меня уже мало интересовали, я стала ездить все реже и реже. В последний раз я была незадолго до своего развода с Игорем.
  Недавно я просматривала фотографии, и внезапно подумала о том, что бабушка уже совсем старенькая, и как ей там одиноко. Я внезапно вспомнила, словно это было вчера, как еще в детстве мама зазывала меня на день рождение к бабушке, а я придумывала самые невероятные отговорки, лишь бы не ездить. В конечном итоге я поехала, сунула в руки старушки купленный мамой подарок и села аз стол.
   Мама тоже редко ездила теперь к ней, потому что в мае сломала ногу и теперь практически никуда не выходила.
  Мои отношения с родственниками всегда отличались холодностью. Честно говоря, я почти уверена, что бабушка тоже не слишком по мне скучала. Но я вдруг вспомнила такое слово, как долг.
  - Я завтра уезжаю! - сказала я за ужином.
  - Куда это? - удивился Эдуард.
  - К бабушке!
  - К прабабушке? - удивленно воскликнула Ольга. Она тоже не часто там бывала.
  - Да. Хочется ее навестить.
  - Конечно, дорогая! - улыбнулся Эдуард. Он был мягким человеком и в отличие от меня, часто ездил к своим престарелым родителям. Наверное, с его примера меня и начала загрызать совесть.
  Я улыбнулась ему. Наверное, судьбы была слишком ко мне благосклонна. В этом человеке я была уверена как в себе. Нет, даже больше, чем в себе, потому что доверять себя было неблагодарным занятием.
  Я гордилась собой за то, что смогла побороть предрассудки и развелась с Игорем. Именно с таким человеком как Эдуард я хотела бы провести старость, потому что с ним это была бы не старость, а золотистая теплая осень. Никакого ревматизма и склероза!
  В последнее время мне часто становилось грустно от того, как я поступала. Я, словно чувствовала за собой вину. Наверное, я и была виновата.
  Мне и сейчас трудно было решится поехать к бабушке, потому что где-то кто-то внутри меня говорил, что это по сути дела никому не нужно, что она привыкла жить одна и превыше всего ценит свой покой, но кто-то другой опять же во мне шептал, что это нужно мне самой. Во мне опять побеждал мой эгоизм.
  - Ты поедешь на машине? - спросил Эдуард.
  - Нет, - ответила я. - Поеду как в старые добрые времена - на электричке!
  - Как хочешь! - удивленно сказал Эдуард.
  Я так отвыкла от общественного транспорта. Но к счастью мне удалось занять местечко у окошка и не было надобности рассматривать лица пассажиров. Я купила себе булку и ела ее дорогой, роняя крошки на пол, как в детстве.
  За окном мелькали дома. Я ждала, когда мы выедем за город, чтобы эти серые дома сменились лугами. Мне было интересно, какие цветы на них растут в этом году.
  Я смотрела на девочку, которая вместе с бабушкой ехали на соседнем месте. Никогда мы вместе с бабушкой никуда не ездили. Мне стало грустно. Мне казалось, что я в своей жизни потеряла что-то важное, что бывало в жизни каждого ребенка: пирожки бабушки, связанные ею носки или варежки. У меня этого никогда не было, и теперь уже не будет.
  Я посмотрела за окно. На месте лугов расположились шикарные коттеджи. Я закрыла глаза.
  Я уже начала жалеть от того, что не поехала на машине, потому что я намеревалась вернуться сегодня же, а в электричке я порядком устала. Я уже жалела о своей затее. Сейчас бы сидела дома, рядом с детьми и Эдуардом. Я сама омрачала свое счастье.
  Я задумалась и пощупала рукой цветастый платок, который купила в подарок.
  Электричка остановилась наконец, на нужной мне станции и я сразу утонула по сошествию с поезда в грязи. Городок был маленький и буквально утопал в грязи.
  Я с трудом вспомнила номер автобуса, на котором мне стоило ехать. Здесь все было так законсервировано, что годами ничего не менялось. Станция для поездов была та же самая: никаких новшеств. Она была такой и двадцать лет назад. Ее даже красили всегда в зеленый цвет. Я зашла внутрь посмотреть расписание. На станции все так же пахло сыростью, валялись окурки и пьяные мужики с тебя глаз не сводили.
  Я записала время обратных электричек и пошла на автобусную остановку.
  По-моему, здесь до сих пор ходили даже те же автобусы что и раньше: такие же потрепанные, с перекореженными дверями.
  Я ехала, поглядывая в окно: там один за другим сменялись ветхие дома.
  Бабушка жила в трехэтажном доме. Он несколько раз капитально ремонтировался, но лучше от этого не стал. Вокруг дома были побросанные спиленные деревья, а возле третьего подъезда стояла старая машина.
  Бабушка жила на втором этаже. Я посмотрела в окна. Мое сердце почему-то сжалось. Я не хотела идти.
  Лестницы внутри были скрипучие, деревянные и в подъезде всегда был полумрак, хотя и было большое окно под самым потолком. В подъезде всегда чем-то пахло, может быть, мышами.
  Я постучала. Потом позвонила. Правда, звонок был сломан, как и двадцать лет назад.
  Наконец, дверь открыли. Бабушка была совсем старенькая. Но она меня узнала.
  - Наташенька! Заходи же быстрее... закрывай двери, а то сквозняк.
  - Привет! - сказала я и уже больше не знала, что сказать.
  - Проходи же в комнату! - засуетилась старая женщина.
  Я разулась и вошла.
  - Тебя давно не было! - сказала бабушка. - Наверное, год!
  - Три! - поправила я.
  Это ее нисколько не удивило и ни коем образом не огорчило.
  - О, уже три прошло! - она засмеялась хриплым смехом. - Смерть все не приходит, а все годы похожи один на другой!
  Для меня всегда было сущей пыткой выслушивать стариков по поводу их смерти, но сейчас это было просто невыносимо. Прошло пять мину с моего приезда, а меня уже все тяготило и хотелось домой. Я лишь на мгновение задумалась о том, каково ей здесь одной, сидеть в четырех стенах и о чем-то думать, что-то вспоминать.
  Во мне была какая-то жестокость, но я думала наоборот. Я не хотела видеть стариков, потому что мое сердце тогда ныло от жалости, от непонятного чувства из-за близости тех людей, нужность которых в обществе стоит под сомнением. Бабушка жила здесь, уже ни к чему не стремилась и умри она сегодня никто бы этого и не заметил.
  - Вот! - сказала я. - Я привезла подарок!
  - Какой красивый! - в словах бабушки не было восхищение, но, возможно, радость от внимания.
  Хотя я могла поспорить, что ей мой приезд в тягость, что она уже устала и ей было бы неплохо прилечь. Возможно, раньше, двадцать лет назад она и ждала моего приезда, но только я этого не хотела и всячески старалась избежать.
  Я пыталась объяснить свой приезд самой же себе какими-то добрыми побуждениями, но что толку было обманывать себя. Все было понятно: я договаривалась с будущим о том, чтобы мне сделали поблажку в счет моего сегодняшнего поступка. Когда-то я тоже буду старой, и надеюсь, что мои внуки будут приезжать ко мне хотя бы по тем же причинам, что и я сейчас.
  Я подумала о том, что когда бабушки не будет, возможно, я буду изводится угрызениями совести, но сейчас я не могла, не знала, что сказать. Я ничего не чувствовала. Может быть, только жалость.
  Старость - это как младенчество, только когда тебе год вся твоя жизнь впереди, есть что ждать, а в восемьдесят лет чего ждать? смерти.
  К обеду к бабушке пришли какие-то старушки. Одна смотрелась помоложе. Они сели за стол и принялись пить чай, шамкая губами и что-то невнятно друг другу рассказывая. Они понимали друг друга. Это был их собственный мир. Я ушла в комнату.
  - Это моя внучка приехала! - рассказывала бабушка.
  - А мои давно не появлялись! - ответила та, что постарше. - Да ну и ну их! Опять деньги будут клянчить! Приедут только наследят и все!
  - А у меня внуки воруют деньги, конфеты! - пожаловалась третья.
  Они говорили только о других. Ни слова о себе. О себе они уже давно друг другу все рассказали, что помнили конечно.
  Я видела, что бабушке в принципе все равно приехала я или нет. Она может быть даже не поняла, кто я. Если бы приехала Ольга, или даже Игорь она отнеслась бы к ним также, потому что смутно помнила, кто они такие, лишь знала, что какие-то родственники и их бы следовало угостить.
  Даже в детстве она всегда меня обнимала только от того, что принято обнимать внуков. Это было не кровное родство, а какое-то родство по принуждению.
  Сегодня, когда я ехала сюда, я чувствовала вину за себя, за дочерей, но теперь я поняла, что мы чужие разные люди, и я могу сюда ездить только для того, чтобы спросить надо ли что-нибудь бабушке или нет.
  Я бродила бесцельно по комнате, смотрела на часы - прошло всего полчаса с моего приезда, разглядывала фотографии. На них была моя мама, ее брат. Никогда я чувствовала здесь себя, как дома. Здесь меня все угнетало, словно стены старого дома давили на меня.
  Я пыталась понять чем бабушка живет. Я не видела ни вязания, ни котенка. В доме все было пусто, все мертво. По-моему это была квартира одиночества, какой-то тьмы, другого мира.
  Я не собиралась спрашивать у нее, чем она занимается, я просто попыталась представить дни похожие один н а другой. У меня раньше так бывало, еще в школе, летом на каникулах, когда все подружки разъезжались, а я оставалась в городе. Каждое утро я вставала, смотрела телевизор, помогала по дому, читала и ложилась спать.
  Бабушка, наверное, делала тоже самое. Я нашла программу для телевизора, и увидела, что у нее обведены начало показа почти всех сериалов. Она смотрела все подряд. Рядом лежал блокнот, я с трудом смогла прочитать пару строк, но поняла, что в нем бабушка записывает героев и сюжетные линии. Наверное, чтобы не запутаться.
  Я содрогнулась от ужаса. Неужели я когда-нибудь буду так жить?
  Гости ушли. Мы сидели с ней на кухне. Она рассказывала о своих знакомых, а я смотрела в окно и желала от сюда вырваться.
  - Ты скучаешь по деду? - спросила я.
  - Скучаю, конечно! - отозвалась она. - Это была такая любовь. Но ты не думай, мне не одиноко. Я привыкла.
  Время здесь казалось умерло, оно просто не тянулось. Я успела поесть, умыться, а стрелки, казалось ,не сдвинулись и с места.
  Я смотрела на ее морщинистое лицо, когда она чистила картошку. Ее руки тряслись. Она заговаривалась иногда. Я не чувствовала какого-то недовольства ее от навязчивых слов, я чувствовала только жалость и это шокировала меня саму. Я знала, что так не должно быть. Я клялась себе в том, что никогда в старости не буду жить так. Как угодно, но не так. Ничем не заниматься, ничего не делать, практически уже ни о чем не думать. В жизни ничего нового. Сама жизнь словно остановилась.
  Даже если она проживет еще пять лет, не будет никакой разницы.
  Старость - наказание человеку за грехи. Бог не мог придумать ничего, что могло бы быть большей расплатой.
  
  
  МОНОЛОГ.
  
  Я оглядываюсь на свою жизнь. Прожито много, не всегда верно. Ну что же теперь. Все мы люди, все мы ошибаемся. Даже, Ниночка, а ей всего пятнадцать сейчас, уже обожглась. В ее ошибке где-то виновата она сама, во многом я, ну и конечно тот парень.
  Еще одна жизнь загублена так и не начавшись, а моя малышка, точнее та малышка, которой когда-то была Ниночка превращается в немного циничную уже практически женщину. Мне всегда казалось, что я уделяю ей больше времени и внимания чем Ольге, но именно Нина обожглась. Я могла бы стать бабушкой, но это было Нинино решение. Я не могла навязывать ей свое.
  - Мама, ты с ума сошла! Мне пятнадцать лет!
  - Подумай о будущем! Мало ли что! - я пыталась ее отговорить. Я чувствовала определенную ответственность именно на себе, потому что Нина была ребенком, она не могла отдавать полный отчет в своих действиях. Может быть она обвинит меня когда-нибудь, что я не была более настойчивой. А может и нет.
  - А что? Зачем мне в тридцать лет пятнадцатилетний ребенок! - внезапно она сорвалась и заплакала. - Мне страшно, мама! Страшно.
  Я уже не кричала на нее. Этот этап был позади. Теперь надо было решать проблему и решение нужно было принимать как можно скорее, потому что Нина достаточно затянула с откровенным разговором, и теперь оставалось с каждым днем все меньше и меньше времени. Я вспоминала Ольгу в ее годы, ее страдания по Владу, из-за того, что ее любовь была омрачена стеной в виде Лиды. Как же они отличались: то ли время пришло другое? Я винила себя. Где я ошиблась?
  - Мам, давай рассуждать логично! - взяла себя в руки Нина. - Я учусь в девятом классе. Я не закончу школу... Это не дело! Не дело!
  - Ты должна была раньше подумать об этом!
  - Ой, только вот этого не надо - нравоучений, ладно! - она раздраженно махнула рукой, встала, подошла к окну. - Господи, я же ему говорила. Говорила!
  - Кстати, что он думает по этому поводу? - спросила я.
  - Ему-то что думать? - удивленно пожала руками Нина. - Он тоже школьник... Вот будет идиотская семейка!
  Я говорила с Ольгой, с Эдуардом. Я плакала и спрашивала себя в чем моя ошибка. Наверное, она была где-то когда-то. Но что толку было плакать, когда была проблема. Она не растворится в слезах, я это понимала.
  Ольга предложила забрать ребенка после рождения себе. Нина не хотела слушать о варианте, итогом которого было бы роды. Наверное, ее можно было понять. Но я устала ее понимать. Е с каждым годом понять было все сложнее.
  В конце концов окончательное решение оставалось за Ниной. И она сделала его. Правильное или нет, пусть это будет на ее совести. Моя совесть и так погрязла в моих собственных грехах.
  Только после сорока лет я начала осознавать свои собственные ошибки, и именно признавать их. Когда-то мне казалось, что я идеальна, что мне себя не в чем упрекнуть. Наверное, все в молодости подвержены такому комплексу. Мы словно отодвигаем от себя все проблемы, и упускаем в жизни что-то очень важное.
  Мы взрослеем с каждым годом, даже после сорока. Глупо думать, что после двадцати пяти мы уже не растем. Конечно, мы растем. Наши ошибки. Не стоит себя винить, терзать, потому что то делали не мы, а молодые прототипы нас самих. Не сделай мы этого, может быть, не было бы и нас теперешних, уже немного старых и занудных.
  Мои воспоминания о днях моей жизни немного обрывисты, содержат самое главное, но субъективное.
  Иногда я спрашиваю себя, могла ли я что-нибудь изменить в своей жизни, в себе. Нет, пока не пришло нужное время, взросление.
  Я горжусь некоторыми своими поступками. Например тем, что нашла силы уйти к Эдуарду. Боюсь только, что эта обеспеченная жизнь и сгубила Нину. Хотя, наверное, нельзя перекладывать вину на чужие плечи. Ольга не смотря ни на что так и осталась самой собой. Теперь она замужем. Наши отношения улучшились, потому что теперь я знаю, как это важно кому-то доверять, кого-то полюбить.
  Я помню, как она только собралась выходить замуж. Это было два года назад. Ей было двадцать три. Парень был очень хорошим. Его звали Ян. Он был из хорошей семьи, любил ее. Всегда видно, когда человек кого-то любит. И она вроде тоже была счастлива. Только глаза не светились.
  Они почти назначили день свадьбы, а я уже мечтала о том, какое платье на ней будет надето. Она ведь такая красивая, моя девочка.
   Помню, как позвонили богини, все уже замужние, у каждой по ребенку, и сказали о дне встречи выпускников. Со времени окончания школы прошло шесть лет. Время бежало так быстро. Время всегда бежит так быстро. Я не успела оглянуться, как другие люди взрослели и становились молодыми ребятами, а я с каждым годом все дальше была от счастливой молодости.
  Мы с Эдуардом часто ходили по берегу реки, смотрели на воду, просто стояли обнявшись. И я думала, а что было бы если бы в тот день я не вспомнила про приправу? Как же наша жизнь зависит от мелочей. Она по сути дела состоит из них. Потому что в жизни ведь редко происходит что-то важное, значительное. У меня было два мужа, и два ребенка - вот и все по сути дела. А сколько мелочей: радостных и грустных, которые и определяют мой характер. Я думаю у меня плохой характер и меня удивляет что меня любят. Это великодушно. Я их тоже люблю. В последнее время я стала очень сентиментальной. Часто плачу. Эдуард спрашивает меня: от чего, а я не могу ответить. Но он все понимает. Это так прекрасно жить с человеком, который тебя понимает, и который может просто так, внезапно, без повода подарить тебе цветок, или крошечную фигурку Амура, или мягкую кошечку, и сказать: " Это ты, дорогая, маленькая, но порой царапучая!".
  Эдуард умеет воспринимать людей такими, какие они есть. Это он защищал Нину. Я разозлилась на него тогда.
  - Конечно, - она ведь не твоя дочь.
  - Какая разница. Она - человек. У нее есть свои доводы и решения. Вот ты бы родила ребенка в пятнадцать лет?
  - Я не вела себя так как она в пятнадцать лет! - кричала я. - А что если бы Лиза такое учудила, а?
  - Я бы понял ее решение. Ты относишься к детям, как к своей собственности. Хочешь им навязать свои решения. Но вспомни, как ты бесилась когда твои родители поступали та к с тобой.
  - Ты прав, но я таких ошибок не делала!
  - Конечно! - засмеялся Эдуард. - Я понимаю, это неприятно. Нина и меня удивила, но она ребенок, непослушный, своевольный, но мы же не перестанем ее любить?
  - Нет! - согласилась я. - Но мне жаль малыша!
  - Мне тоже. Но Нине он пока не нужен, согласись!
  - Нет!
  - И пожалуйста, не говори о том, что она не моя дочь. Мы живем с тобой почти девять лет. Это большой срок, согласись. Я привык к тебе, я тебя люблю, и их тоже, потому что они люди. Ольга прекрасный человек, согласись, и Нина тоже будет, поверь. Она молода, избалованна, но надеюсь эта ошибка поможет ей. Если мы будем с ней в такую минуту, поддержим ее, она станет относится к нам как к своим друзьям. Ты что хочешь, чтобы она бросила нас, ушла жить к какому-нибудь придурку? Мы должны помогать ей, ты ведь ошибалась в своей жизни, и я тоже!
  Я обняла его. Я хотела, чтобы он был прав. Нина не должна была покатится по кривой дорожке. Я не потеряла ее десять лет назад, и не хотела терять сейчас. Иногда в моей голове промелькала мысль, что это все из-за денег той женщины, словно она дала ей вторую жизнь и поселила в Нину свою дух, но тут де я вторая, повзрослевшая отгоняла эту мысль и говорила о том, что я действительно должны была валяться в ногах Лены. Теперь я понимала: не важно кем ты был, главное к чему ты стремился. Человек мог быть философом и стремится к смерти, а писатель мог трудится ради денег, а кто-то, например, строитель, строя стандартные дома, видел в этом искусство.
  Эдуард дал мне многое: не только деньги, но и что-то более глубокое, он приоткрыл мне мир, душу. Раньше я не знала, как может быть прекрасно смотреть ан спокойную воду, кормить лебедей. В мире нужно научится видеть прекрасное, и тогда оно будет везде попадаться.
  
  
  Ольга, вернувшись со школьной встречи, сказал мне, что замуж за Яна не выйдет. Мы с Эдуардом в один голос издали вздох удивления и положили карты на стол.
  - Что случилось? - удивился Эдуард. - Вы поссорились. Вы никогда не ссорились, наверное, поэтому ты так и настроена!
  - Мы не ссорились! - спокойно ответила Ольга. - Просто я его не люблю!
  - Ничего не понимаю! - произнесла я.
  - Да, а раньше я думала, что люблю его!
  - И что же произошло? - Эдуард заметил, что Ольга немного взбудоражена, но не расстроена, скорее наоборот. Я же ничего не заметила, потому что была в полном недоумении.
  - Я не хочу его обманывать. Это было бы нечестно. Мне тяжело будет ему об этом сказать, потому что я уже дала согласие, но лучше сейчас, чем разводится через месяц!
  - Вы что там перепили на школьной вечеринке? - спросила я.
  - Нет. - Просто ответила Ольга.
  Эдуард пожал плечами, я вздохнула:
  - Что ж, жаль. А я начала шить платье. Такое красивое!
  - Сносишь все равно! -ответил Эдуард. - Я могу пригласить тебя в ресторан, чтобы ты там его обновила и блистала. Впрочем, ты всегда блистаешь!
  Ольга засмеялась. Она смотрела на нас, как мы сидим на диване и обсуждаем это платье, позабыв уже о той новости, которую она сообщила. Она улыбалась, но внезапно мы заметили что в ее глазах блеснули слезы, и сразу устыдились своего дурачества.
  - Дочка, что случилось? - я хотела встать, подойти к ней, но он а остановила меня жестом.
  - Ничего... Просто с папой у вас никогда так не было... И я хочу,
  - Чтобы у меня было так же как у вас... Ян хороший человек. Но с ним... так не будет!
  - Но ты расстроена? - спросила я.
  - Мне жаль, что я не поняла этого сразу. Мне не хочется делать больно Яну... И никому не хочется. Но жизнь такова, что приходится. Я и тебе не хочу делать больно! - она села рядом и взяла мою руку. Она держала ее и как-то странно смотрела на меня: какие-то огоньки горели в ее глазах, словно она вернулась в школу и теперь вновь стала такой, как тогда...
  - Хорошо, что ты все поняла! Ты всегда была такой взрослой в своих решениях! - заметил Эдуард. - Лиза всегда говорит, что хотела бы быть похожей на тебя!
  - Кстати надо ей позвонить... - Ольга улыбнулась. -Я вас, сейчас, по-моему шокирую!
  Я напряглась. Я уже привыкла к плохим новостям. Но Ольга улыбалась...
  - Ты, мам, можешь дошивать свое платье! И Лиза тоже... - она посмотрела на меня, Эдуарда. - Я выхожу замуж!
  Мы недоуменно посмотрели друг на друга, я и Эдуард.
  - Ты что шутила? - не поняла я. - Или уже передумала? Ты и Яна так мучила?
  - Ян не при чем! Я люблю Влада, я всегда его любила.
  Ну, и в общем через месяц они поженились. Я до сих пор не могу этого сознать. После такого с легкостью поверишь в любовь...
  Мне, конечно, Ян нравился больше...
  Иногда мне кажется, что фортуна слишком благосклонна ко мне, и что это незаслуженно, но я рада, что она так слепа.
  Мне открылось иное понимание жизни. Я должна была жить не только ради детей, их горестями и заботами, постоянно вмешиваясь в их дела, но также и жить своей жизнью, а для этого я должна была сама ее делать.
  Я ушла с работы, потому что мне было там скучно. Теперь-то я могла себе позволить работать где угодно, или вообще не работать. Но я хотела реализовываться, чувствовать себя нужной. Я преподавала теперь в университете. Мне это нравилось, потому что там была самая жизнь. Все студенты - это целая история, они такие разные, сильные и слабые, но ищущие себя или того, кто поможет им найти себя.
  Я смотрела на студентов, на этих молодых людей, и думала о том, какие они все разные. Некоторые из кожи вон лезли, чтобы запомнится, другие сидели тихо, как мышки; кто-то сразу выделялся своими знаниями, каким-то особым языком. Личности сразу чувствуются в толпе.
  Я пыталась понять каждого студента, но это было трудно, практически невозможно. Эдуард говорил мне, что необязательно работать, но я не хотела сидеть на его шее.
  Конечно, наша жизнь с ним не была идеальной. Такого в жизни не бывает: мы ссорились иногда, но эти ссоры были другие чем с Игорем: не из-за бытовых проблем, а из-за каких-то мнений, взглядов. Это скорее были не ссоры, а дискуссии.
  Хотя я и изменилась, многое осталось по прежнему, например то, что я так и не общалась с Тамарой, не считая открыток. Я не считала нужным лицемерить. У нас были разные жизни, хотя я прекрасно знала стоит мне обратится к ней за помощью и она примчится ко мне. Странно, двадцать лет назад я хотела отнять ее мужа, точнее не отнять, а доказать скорее даже себе, что я смогу это сделать. Слава богу, что у меня ничего не вышло. Чужой муж, чужие дети, чужая жизнь.
  Я жалела только о том, что не смогла родить Эдуарду сына. Он всегда говорил, что у него три дочери и ни одного сына. Когда Ольга вышла замуж, у него не сложились отношения с Владом, и он очень жалел, потому что хотел хотя бы в нем найти сына. Ольга расстраивалась из-за этого, хотя они никогда не ссорились и могли вместе покурить, но в их отношениях не было тепла. Наверное, это и парвильно: они жили далеко и редко виделись, а может еще и от того, что и у нас с Владом отношения были не слишком родственные. Он как был так в принципе и остался для меня мальчиком, который нравился моей дочери в детстве.
  Что касается Игоря, то он переехал в другой город. Наверное, он так меня и не простил. Он иногда забывал присылать открытки девочкам, и никогда не писал писем. Создавалось впечатление, что его никогда и не было в нашей жизни. Я слышала, что с новой женой у него родился сын. Я радовалась за него так, как могут радоваться жены, оставившие своего мужа для лучшей кандидатуры. Я знаю, что многие меня осуждали: вот мол оставила мужа ради богача, но неужели им тоже не хотелось сказки, отношения к себе, как к женщине, человеку. Я смотрю на Эдуарда, и не смотря на те годы, что мы прожили вместе, мне с ним интересно и каждый день он открывает мне еще одну дверь своей души. Он человек глубокий, он не боится границ. Для него они не существуют.
  Я лишь боялась того, что это закончится.
  Раньше, в молодости, и даже позже я всегда думала о том, что ми именно для таких людей, как я, а сейчас я со страхом думаю о том, а что если я была права тогда? Я смотрю на своих дочерей и вижу в них две свои стороны.
  " Я родилась в этот мир для того, чтобы быть счастливой. Так и есть. Только теперь мне кажется, что я того не заслуживаю. Хотя, наверное, это нельзя объяснять своей заслугой. Да и перед кем эти заслуги. Я горжусь тем, что я хоть что-то стала понимать в этом мире. Пусть и в таком возрасте. Я надеюсь, что и мои дети тоже станут это понимать. Я очень хочу, чтобы и Ниночка это поняла. Она для меня так и осталась маленьким ребенком. И я боюсь ее потерять как и почти десять лет назад"...
  Я писала нечто вроде дневника, а может автобиографию, когда вошла Нина. Ее решительное лицо, сдобренное значительном слоем макияжа не делало ее взрослее. Как же жестоко она походила на куклу.
  - Мам, надо поговорить!
  - Конечно! - я отложила очки и блокнот.
  - Только не ори сразу, ладно?
  - Хорошо, постараюсь!
  - Мы с Димой решили жить вместе!
  Я сначала не поняла о ком и о чем она.
  - То есть?
  - То есть, я перееду к нему...
  - В квартиру?
  - Ну да!
  - А его родители!
  - Они мировые! - заметила Нина. - Я ведь все равно... с ним... так будет удобнее!
  - Удобнее чему, Нина? - я встала. Уж этого я ни за что ей не позволю.
  - Мам, не надо сцен!
  - Это не сцена. Тебе пятнадцать лет. Тебе мало было аборта? Куда ты катишься?
  - Это мое дело!
  - Это и мое дело, потому что ты моя дочь и ты - несовершеннолетняя!
  - Значит не отпустишь? - спокойно, как-то жестоко спросила она.
  - Правильно, не отпущу. Даже с твоей стороны вообще глупо было подходить ко мне с такими вопросами. Это так безнравственно, Нина. Где ты только этого нахваталась. Посмотри на свою сестру!
  - Ты достала меня моей сестрой, нравственностью! - закричала Нина. - А кто бросил отца ради другого мужика, а?
  - Я развелась с ним. Я никогда ему не изменяла!
  - Рассказывай! - Захохотала Нина. - Можешь это Ольге рассказать, она -то может и поверит! Ты бросила отца, чтобы иметь все это: она обвела взглядом комнату, где мы стояли.
  - Ты виделась с отцом, он спокойно мог тебя навещать.
  - Он уехал в другой город! - напомнила Нина. -Да ему плевать на нас было, после того как ты ушла от него!
  - Ну и в чем ты меня обвиняешь!
  - В том, что ты предпочла семье свое личное счастье. Так и мне позволь...
  - Ты слишком молода...
  - Не рассказывай, мама! Я тебе не позволю указывать мне как жить. Я могу жить сама. Если хочешь я могу уйти из дома, чтобы не бросать тень на твое семейку, такую правильную, чистую. Я всегда чувствовала себя какой-то недостойной. Ты вечно делала мне какие-то идиотские замечания: убери руки со стола, не разливай воду вокруг кружки... Конечно, только Олечка все делала правильно, а сама тоже бросила Яна ради этого придурка...
  - Прекрати. Чего ты раньше молчала?
  - А что, ты меня бы стала слушать! И этот твой муженек - строит из себя папашу, а сам пялится вечно на меня!
  - Что ты несешь?
  - Что не верится, а правда! Ты отняла у меня семью, и вечно вечно с ним, тебя вечно не было дома, а мне так хотелось, чтобы ты просто посидела со мной перед сном. А ты: извини у меня занятия, извини у меня то-то... Тебя для меня никогда нет. И даже если ты дома и вдруг со мной, стоит только прийти Ольге и ты уже бежишь к ней...
  - Это естественно Ольга живет отдельно, я вижу ее реже!
  - Не рассказывай мне тут свои истории. Меня любил только отец. А ты бросила его. Мне было всего шесть лет. Понимаешь, что это такое, когда твои родители разводятся, а тебе только шесть лет?
  Я никогда не видела Ниночку такой. Она копила это все долгие годы, чтобы теперь бросить мне все обвинения в лицо. Мне было больно, обидно, страшно, я не знала, где ошиблась, я думала она нормально пережила развод, мне казалось, ей нравился Эдуард.
  Она плакала, я рыдала.
  - Что, мама, теперь плачешь? А ты ведь всегда была сильной. Старость ужасна? Правда? Теперь я буду молодой! Я уйду по любому, уйду из дома. Мне надоели эти стены. Здесь все немое. Я живу в комнате, там все так, как того хотела ты, или твой муженек.
  - Ты сама ничего не хотела менять!
  - Конечно, ведь это не мой дом!
  Повисла пауза. Я смотрела на Нину. Неужели у твоего собственного ребенка могут быть такие холодные, жестокие глаза. Она смотрела на меня, нет, не с ненавистью, злобой или обидой. Она смотрела на меня равнодушно...
  Я чувствовала холод в ушах, слышала звон. А она, сильная, жестокая смотрела, возвышалась надо мной, обутая в свои модные, полудетские боты. Улыбнулась снисходительной улыбкой:
  - Ладно, мамочка, прощай!
  И она правда ушла из дома. Я спрашивала всех: Эдуарда, Ольгу в чем моя вина. Они не говорили: либо вины правда не было, либо они меня жалели. А себя спросить я боялась.
  
  "Я пишу монолог. Я излагаю свои мысли. Я доверяю их бумаге, потому что людям они не нужны. Я не желаю обременять своих родственников ненужными стенаньями женщины в возрасте, которая не состоялась как мать. Я боюсь признаваться себе в этом, но только это объяснение может послужить оправданием поступкам Нины. Она ушла неделю назад и не появлялась более. Она не звонит, избегает встреч со мной и даже не ходит в школу. А я - ее мать. Я позвонила Игорю. А он сказал, что ее мать - я и бросил трубку. Наверное, я заслужила такого к себе обращения.
  Неужели все мои ошибки прошлого настолько велики и грешны, что теперь мой ребенок катится по отвесной плоскости. Как же они не похожи Ольгой, словно два разных ребенка. Конечно, Ольга уже не была ребенком, но она никогда не была такой, как Нина. Я всегда вспоминаю Нину, такой, какой она была в детстве: маленький бесенок. Я смотрю на нее теперь и не верю, что это именно на. Самое главное, я не знаю, как ей помочь. Неужели это моя вина. Я же просто хотела счастья и себе и им. Мы с Игорем уже не смогли бы быть вместе. Неужели лучше слушать вечные ссоры родителей. Они просто не понимала, как бы это было. Я знаю, что Ольга тоже вначале была резко против нашего развода, хотя и делала вид, что все нормально, но я-то знаю, что понимать меня она стал совсем недавно, после того как закончила университет, переосмыслила какие-то грани жизни. Я всегда знала, что она будет хорошим человеком. Влад тоже был хороший, но мне он не нравился в силу каких-то необъяснимых причин. Но я твердо знала, что им вместе хорошо, что они понимают друг друга.
  А Нина? Она словно действительно была не из нашей семьи. Но разве я могла не любить ее за то, что она ошиблась, оступилась. Конечно, нет. Я готова была отдать за нее всю себя, свою душу. Нельзя говорить, что мать любит кого-то из детей больше, кого-то меньше. Она любит одинаково. Она отдает своим детям равные куски души. Можно любить или не любить, но любить больше или меньше нельзя, неправильно. Я никогда не верила в это, и не поверю. Я всегда говорю своим студентам, что они должны делать или не делать задание на дом, но делать его как попало, лишь бы что-то написать в своих тетрадях не стоит, это ни к чему не приведет. Конечно, они сдадут экзамен или зачет, но они буду посредственны в своих знаниях. Умный ученик - он и будет умным, а тот, кто не учил может восполнить это какой-то интуицией, воспитанной годами, когда ему приходилось выкручиваться, а посредственное решение задачи никого не устроит и оценка удовлетворительно, наверное, в какой-то мере хуже "неуд".
  Наверное, именно это и было в Нине, то что она все делала лишь бы сделать: убраться, лишь бы не валялись крупные вещи; позвонить подруге, лишь бы отметится своим звонком, поговорить со мной, лишь бы показать, что мы все еще родственники.
  Она даже ребенка не родила, но в принципе имела. Я слышала однажды как она хвалилась подружке, что у нее мог бы быть ребенок. Я с ужасом должна была констатировать тот факт, что Ниночка какая-то среднестатистическая малолетка, какая-то эгоистичная, и даже немного тупая, упертая, устремленная только в одну грань: всем и вся нравится, делать что -то, лишь бы не сидеть одной. Одиночество иногда так хорошо помогает. Оно помогает понять самого себя, понять других. Так трудно понимать других людей, более того, это не всегда охота. Раньше я никогда не понимала других людей, даже достаточно мне близких, мне казалось, что все их стремленья глупы, что все их слова надуманны. Они мне казались толпой.
  Лишь недавно я поняла, как это грандиозно, непостижимо - в мире столько людей, - и каждый из них думает, мечтает, стремится, что-то чувствует, а что-то нет. Вы представьте каков объем этого всего. Каждый человек ищет счастья. Может ли он найти его в том мире, где все его ищут, а его так мало. Или же у всех счастье разное, и нужно схватить именно свое, а не чужое, иначе не ты, не он счастливы не будете.
  Я лишь хочу, чтобы это поняли и мои дети, чтобы они стремились только к своему, и никогда не хотели взять чужое, даже не думали об этом. Если так будет везде, то каждый найдет свое счастье. Я понимаю, что это лишь голая теория, что это странная модель чего-то того, чего никогда не будет достигнуто. Но ведь к этому можно и стоит стремиться. Я люблю своих детей, я люблю Эдуарда, я теперь люблю этот мир. Я хочу, чтобы его полюбили и дети. И главное Нина. Она заблудилась. Она не понимает этого сама, но ведь очевидно, что она стоит во тьме и отталкивает те руки, что тянутся к ней из света. Она оттолкнула и меня, но я ее мать, я верю, знаю, что она придет ко мне, что мы простили друг другу все".
  
  Эдуард держал мою руку в своей, гладил ее, успокаивал, но мое сердце рвалось от боли, я плакала и, наверное, в первые в жизни хотела умереть.
  - Я позвонила этому парню... Мне дали его телефон... Ну тот, с которым она встречалась... Я спросила где моя дочь! - я заплакала. - А он сказал, что не знает!
  Ольга испуганно посмотрела на меня:
  - То есть как! Он всю эту неделю ее не видел?
  - Да. В школе ее тоже никто не видел. Я спросила его, куда она могла пойти. А он сказал, что к ее новому парню, вероятно! Он сказал много нелестного о ней... О ней, о моей дочери!
  Ольга перевела дыхание:
  - Значит она у того парня!
  - Ну да!
  - Значит с ней все нормально!
  - Что значит все нормально? - плача, закричала я. - Она ... ей пятнадцать лет. Господи!
  - Ты узнала телефон того парня?
  - Нет. И даже имени не знаю. Ее бывший только сказал, что видел как-то их вместе. И что этот человек значительно старше ее.
  - Господи! - Эдуард обнял меня, но я вырвалась и уткнула лицо в ладони: от стыда, от боли.
  Влад смотрел на эти слезы, сопли и почти жестко сказал:
  - Ну, нужно что-то делать! Как-то искать ее!
  - Но где, где? - закричала я. - И как?
  - Хорошо, давайте я пойду в школу. Поговорю с ее подружками! - сказал Влад.
  - Да, да! - согласилась я. - Давай лучше я!
  - Да нет! - сказал Влад. - Здесь осталась какая-нибудь ее записная книжка?
  - В столе, третья снизу полка. Вроде что-то есть! - сказала Ольга.
  Я боялась. У меня было дурное предчувствие. Хорошему предчувствию действительно, не было и не могло быть. Я смотрела на фотографии, ее детская улыбка, а теперь. Ей всего пятнадцать.
  - Оля! Оля! - я рыдала в ее объятья, я - сильная женщина!
  Наверное, я просто никогда не сталкивалась с такими проблемами, как сейчас. В моей жизни все было легко, через других людей. И теперь я столкнулась с действительной проблемой. И даже, если я найду дочь, что толку, что дальше? Я могу надавать ей пощечин, могу прочитать лекцию...
  - Мам! - Оля тронула меня за плечо: я задумалась и совершенно не понимала, что происходит. - Мы пойдем к одной девочке. Она вроде бы что-то знает!
  - Я с вами!
  - Нет! Эдуард, побудьте, пожалуйста с ней!
  Они ушли. Я обняла Эдуарда, скрестила пальцы. Плакала и молилась, хотя никогда не верила в бога.
  
  Девочка была молоденькая, сильно накрашенная, в короткой юбочке. Они встретились с ней в подъезде, она курила:
  - просто не хочу, чтобы дома вас родаки увидели. Встанут на дыбы.
  - Что ты знаешь о Нине? - Спросил Влад.
  - Черт, - возмутилась девчонка, - что- то эта козочка стала сильно котироваться. Может, мне тоже стоит забеременеть, поможешь парень? - она захохотала.
  Влад невозмутимо пожал плечами:
  - Слушай, говори уже!
  - Торопишься что ли?
  - Ага!
  Девочка недовольно поежилась, поправила курточку. Начала рассказывать
  - Короче ему, наверное, лет столько сколько и тебе, может даже старше. Он как-то потолще будет. Ну и вообще, не очень, честно говоря. Лешка и то лучше был. Но тот парень возит ее на джипе, прикинь. И дает ей денег. И в школу ей теперь ходить вообще не надо. Короче, парень классный.
  - Как его зовут?
  - Хрен его знает. Ну я короче не знаю.
  - А где его найти?
  - Адрес мне неизвестен, но он часто зависает в клубе одном. Сходи туда. И она теперь там с ним. Дорогущий такой клуб. Нинка говорит что там зашибенно, только все взрослые.
  - Как клуб-то называется?
  
  Нина услышала как ключи гремят в замочной скважине и потянулась в кровати. Вернулся Босс. Она его так звала, потому что ей нравилось. Он был классный. Покупал ей все, что она захочет, кроме того не надо было идти домой снова выслушивать нытье матери. Ей, конечно, было жаль ее иногда, но в конечном итоге мать уже старела и не понимала новых веяний и тенденций. Она не собиралась оставаться старой девой, как Ольга.
  Она выскочила из постели, набросила на плечи халатик, который ей купил Босс и выбежала в коридор.
  - Доро-оогой!
  Она замерла как вкопанная. Она прислонилась к косяку. Она смотрела. Закрыла глаза.
  - Кто это? - спросила она.
  - Ты все еще тут? - Босс недовольно посмотрел на нее, потом на высокую блондинку лет восемнадцати. Это была стильная высокая девушка, она обнимала Босса, точнее висла на его шее. Оба были пьяны.
  - Кто это? - удивилась блондинка. - Твоя дочка?
  Они вместе захохотали.
  - Ага! Никудышный испорченный ребенок! - захохотал Босс. - Ей пятнадцать, а трахается она похлещи некоторых!
  - Вот молодежь! - девушка скинула сапоги.
  - Что это? - робко протянула Нина.
  - Господи, выметайся от сюда! - прогремел Босс.
  - Ты же говорил...
  - Господи, мало ли что я там говорил! Иди, говорю, от сюда! - он схватил ее за плечи и толкнул к выходу.
  Нина не удержалась, и упала, едва не задев блондинку.
  - О, черт! - произнесла она. - Как ты груб с женщинами! - она засмеялась.
  Нина смотрела на Босса. С любовью?
  - уходи! - повторил он. - Тебе пора к маме!
  - Нет! Я хочу остаться с тобой! Ты же обещал!
  - Слушай, мне надоел твой детский лепет! - он поднял ее с пола, она словно безжизненная кукла повила на его руках, и целовала его шею и лицо.
  - Господи, какая мерзость! - произнесла блондинка. - Разбирайся с ней скорее, а я пойду пока на кухню!
  Босс тащил пока Нину к выходу. Он открыл дверь. Она схватилась за косяк и упорно не хотела выходить из квартиры.
  - Что ты делаешь?
  - Ничего!
  - Я же не одета! Как я доберусь до дома?
  - Уверен, ты что-нибудь придумаешь!
  Он собрал все силы и вышвырнул ее в коридор. Она больно ударилась о бетонный пол. По ее коленке медленно ползла струйка крови. Она скукожилась.
  Он смотрел на нее. Его лицо ничего не выражало. Он порылся в карманах и бросил ей купюру.
  - ну ладно, не ной. Возьми на такси! - и захлопнул дверь.
  Она плакала, в халатике на лестничной площадке. Ниночка дотянулась трясущейся рукой с отманикюренными пальчиками, взяла его подачку и вытерла ею кровь с коленки.
  
  Я была в шоке. Такого шока у меня не было никогда. Я даже не сразу узнала ее. Ее - мою дочь. Она стояла посиневшая от холода, страха в одном халате, коротеньком, развратном. Она так ехала по городу. Я в немом недоумении смотрела на нее. Она смотрела на меня. Ничего не говорила. Из ее рук высыпались рубли, мелкие купюры.
  - Это сдача! - сказала она. - Мне она не нужна!
  Она зашла в квартиру и я захлопнула дверь. Дома никого не было, потому что все искали Нину. Я осталась ждать ее дома. На часах было двенадцать ночи.
  - Нина! Что случилось?
  - Мама! Мама, прости меня! - она обняла меня. За все прости. Я была такой дурой. Как я могла тебя в чем-то обвинять? Дай мне другую одежду, пожалуйста! Я хочу это снять. Поскорее!
  - Конечно!
  Я никогда не отправлюсь от этого потрясения: Нина заходит в квартиру, босая, в одном халате, с размазанной косметикой. С черными потеками по щекам она смотрелась очень взрослой, она просто не могла быть моим ребенком. Она была женщиной. Я должна была это признать. Глупо было надеяться, что после такого она снова станет играть в куклы. Она сама ею успела побывать.
  Как ни странно, наши отношения с Ниной нисколько не улучшились, она так и осталась чужой, но хотя бы вернулась в школу. Она опять ходила на дискотеки, возвращалась в первом часу ночи, и огрызалась, когда с ней начинали говорить об этом.
  Я лишь надеюсь на то, что года через два она повзрослеет, одумается, посмотрит на себя и ужаснется. Я не могу ненавидеть свою дочь, не могла от нее отказаться. А иногда мне этого страшно хочется, как это не ужасно.
  Вот они две дочери: как две стороны меня. Я смотрю на них, как в искореженное зеркало: создается впечатление, что Нина впитала все самое плохое от меня и от Игоря. Конечно, только этим это объяснить нельзя, потому что помимо этого существуют другие причины. Какие? Наверное, время, погода, политика. Можно сваливать на что угодно, но я смотрю в лицо дочери - оно черно-белое, давно не цветное.
  - Мам, не парься, ради бога! - сказала мне Нина, когда ее едва не выгнали из школы. - В жизни это не главное!
  - А что же? - спросила я. - Господи, где ты откопала такую короткую юбку?
  - Нравится? - засмеялась Нина. -Я в седьмой класс в ней ходила. Ты же помнишь я была такой коротышкой.
  - Так что главное в жизни?
  Она посмотрела на меня: может, печально, а может с маской своего равнодушия, которую иногда можно было принять за печаль, и сказала:
  - Не знаю! Я не знаю ради чего здесь жить!..
  Она встала и ушла. Я сидела в кресле. Это были почти те же слова, что написала Лида в своем письме. Она написала его перед смертью. Я знала, что, такие как моя дочь, - жизнь самоубийством не кончают. Но смерть бывает разная: когда больно, и когда наоборот, слишком весело и слишком часто.
  Я стояла у окна. Я провела пальцам по пластиковым рамам, потрясла дорогие шторы, купленные в дорогом салоне удивительного цвета. Я смотрела на улицу. Странно, был только сентябрь, а на улице шел снег: не тот красивый белый пух, который хлопьями валит иногда с неба, которое не серое, а какое-то дымчатое, это была холодная крупка, которая так больно бьет по лицу.
  В комнате было темно. Дома никого не было. На улице тоже было темно.
  Я посмотрела на стены, где висела наша семейная фотография. Ольги теперь не было: у нее были вои семейные фотографии с Владом, Нины тоже не было. Осталась я и Эдуард. Не Игорь, слава Богу. Я бы снова так поступила, если бы мне предоставили возможность вернуться обратно, в тот день, когда мы отмечали восемнадцатилетние совместной жизни.
  Крупка, словно крошечные градинки, били по стелу. Как же там должно быть холодно, и такая темень.
  Я вдруг заметила внизу фигуру. Это Эдуард возвращался с работы. В руке он нес букетик цветов. Холодное стекло потеплело, а напротив внезапно зажегся фонарь.
  
  љ Коробкова Катерина, 2002
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"