Я возник так давно, что уже и не припомнить, было ли у меня когда-нибудь свое... свое собственное Тело. Даже сейчас, когда мои мысли в сборе, а дух не громыхает столь, мне тяжело произносить это слово. Каждый раз я испытываю неуверенность и страх. Будто подумать об этом аспекте жизни, о материальной составляющей, настолько унизительно и запретно, что может быть кем-то осуждено и наказано. Уже многие века как согласился с тем, что я - дымка, тень, блуждающая по мрачному переулку, поток энергии.
Я жил сотни лет, в сотне разных мест.
Видел гнилую Европу средних веков, где ничего кроме вони существовать и не могло, не выживало. Ремесленники без понимания жизни искали копейку, которая давала им право, пусть и недолговременного, существования. Женщины, самая здоровая часть общества, кроме сифилиса и гонореи ничем не страдавшие, были вынуждены работать наравне с мужичинами. Иногда, в порядке флуктуации, все же находили себе холостяка, который хоть и смердел щелочью и дерьмом, но все же имел состояние, чтобы воспитать нескольких выживших потомков.
Европа в эпоху Прекрасного Средневековья целиком превратилась, говоря мертвым языком, в cloaca maxima. Трехметровые шириной улочки то и дело поливались содержимым ночных горшков и кухонных ведер. Даже я, будучи сгустком эфира, не мог размеренно плыть в воздухе: то и дело отшатывался прочь при звуках распахивающихся окон. Помои выплескивали с порога, общество не утруждало себя построением сточных канав и канализаций. Да что уж говорить, контакт с водой порицался многими мыслителями того времени. Умывание для Европы - занятие весьма опасное и даже в некоторых случаях смертельное. Как яркий свет для прозревшего - боль.
Сами короли воняли, будто дикие звери. Палаты Лондона, Парижа, строго следовали канонам того времени: вода вымывает из организма здоровье, омовения проводить не следует чаще нескольких раз в год, или реже. Европа покрывалась зудом и язвами. Может, именно поэтому я и стремился к северу, где в то время обитали только странные подобия людей, которые хоть и поддерживали принцип насилия и подчинения, но толк в жизни уже знавали.
Не понимая южные страны, которые, впрочем, и сами не стремились к этому, северяне с востока охотно устраивали бани и всевозможные омовения. Их культура была тесно связана с природой и телесными наслаждениями, чистотой и удовольствием. И моя душа устремилась к буйству эмоций и воплощению естественных знаний.
Я никогда не думал, что мне под силу большие расстояния - слишком много пространства, слишком много материи на пути. Я, как цельная душа, терзался, застревал, морально кровоточил. Любое быстрое перемещение разбирало меня на части, душило и мучило. Воздух, столь грубый, пронзал меня стальными играли, съедал по частям. Я созерцал жизни, восхищался и завидовал тому, чего нет у меня. Рассуждал, наблюдал. Может продолжающий существовать во мне виртуальный мир и открыл для меня Высшее Знание? Самые сложные вещи так легко описать! Я думал, очень много, веками. И Знание открыло мне путь. Мой мысленный гений разрешил проблему, которая не давала мне перемещаться и созидать в материальном мире. Я абстрагировался и стал несоизмеримо мал, совершенно ничтожным в этом мире частиц. Я увидел те молекулы, которые разрывали меня, не давали спуститься к Земле: огромные валуны, взглядом не охватишь, даже не представишь эту громаду в уме. Я продолжал и видел все новые тела. Атомы, ядра, микроядра были огромными городами. И сколько же еще не открытого я мог увидеть! Но все же, страх мне тоже был присущ, как и любому живому существу. Хотя в последнем я сомневался. Во мне вдруг стало слишком много Высшего Знания - я отступил. Мне было стыдно знать так много. Я лишь жалкое сознание, даже не человек. Мне не позволено. Я ограничился тем, что мог перемещаться в атмосфере и на моем пути не встречались вещества. И этого было вполне достаточно, чтобы попасть в любую точку мира. Любого мира.
Человек - это странное и жалкое существо привлекало меня больше, чем экстаз одиночества на иных планетах. Ни один пейзаж, ни единый восход солнц не сравнится с искусством безобразия, которое есть в каждом человеке.
И я увидел северян, почти диких. Строгих. Грубых. И притягательных.
Северяне познакомили меня с паром. Он выглядел как любые другие вещества, ничем не отличался на взгляд от лондонского зловония. Но все же некая мощь была в этой субстанции - водяном паре. Живительная для человека энергия воды для меня предстала ужасом. Только взгляд на это прекрасное взорвал меня. Я настолько сверкал эмоциями, что, казалось, еще чуть и люди начнут меня видеть. Весь я полыхал гневом и пытался скрыться. Никогда ранее я не чувствовал ничего подобного. Проницаемый ненавистью, я начал теряться в догадках откуда во мне столь сильная нелюбовь к такой правильной и прекрасной материи.
Иногда, затаившись в углу омывален, наблюдая как ополоумевшие человеки трясут конечностями, я чувствовал ревность и злобу. Я наблюдал за паром и думал, очень много думал. Как удивительно... Я проникся любовью к тому, что ненавидел всей душой, всем собой.
Я не находил себе место на планете, зная каждый ее уголок. Вдруг резко стало не хватать пространства и спокойно парить по миру мне уже не доставляло прежнего удовольствия. Поэтому я солгал себе, что имею цель. Что я не просто так появился, раз уж не встречал себе подобных. Не зря я чувствую эмоции, не зря меня привлекает и вселяет ужас вода. Я был создан для чего-то, я единственный.