Коробков Алексей Александрович : другие произведения.

Свет империи. Глава 1-я

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава-экспозиция. Представление некоторых героев. - Пролог на небесах. - Разноцветные люди. - Начало письма неизвестного. - Отступление о терминах.


Свет империи. -- Текст. -- Часть1-я. -- Глава 1-я

Глава 1. Глава-экспозиция

Пролог на небесах

   Человек средних лет сидит в своем кабинете. По сухопарому лицу безо всякого выражения его можно принять за чиновника средней руки, если бы не пурпурное платье, затканное драконьей пляской, да золотые истуканы углам и простенкам.
   Пурпурный человек листает распухшее дело. Чем беременна толстая папка? Отчетом о казнокрадстве? Докладом о тайных обществах? Человек устало трет лоб, встает из-за стола и подходит к окну, в котором медленно проплывают облака. Возвращается к столу и берет верхнюю папку из емкости, вмещающей курьезы и дела пятого разряда важности. Витиеватая обложка гласит: "...о повергаемом к священным стопам всеподданнейшем прошении профессора по кафедре ботаники Б-ского императорского университета В. Т.".
   Человек листает тонкое дело, задерживается на экстракте, хмыкает и ставит на титульном листе какую-то пометку. Бросив папку в исходящие, хмыкает еще раз и садится за дело пухлое.
   Но оставим его за этим полезным занятием и зададимся лучше вопросом: что же можно увидеть из окна его торжественного кабинета?
   Посреди зеленой долины, у реки стоит город, который называется Священным, а отсюда, разумеется, кажется игрушечным.
   По цвету на черно-бело-зеленой скатерти разложены замысловатые десерты нежных кремовых цветов: салатный, белый, собственно кремовый, лимонный, розовый, голубой. Сами эти сласти похожи с виду на перстни с резцами, или нет, на вершины бумажных фунтиков, которые почему-то торчат из скатерти. Это казенные дома: министерства и ведомства, учреждения и заведения, тюрьмы и казармы. Дорожки вокруг них образуют правильный сотовый узор пчелиного улья.
   Частные особняки и кварталы расположены дальше за рекой, и они лишены той приятной округлости кругов и изящной правильности шестиугольников, и более того, не имеют таких прав. Только четырехугольники, только прямолинейный подход. Сочетается он с видимым беспорядком в градоустроительном чертеже, ведомым и противным взгляду бога или летящего на такой высоте пернатого змея. Кварталы прямоугольны, но эти прямоугольники могут быть любых пропорций. Если четыре угла имеют именно светские дома, зато у храмов любое другое число углов, есть даже звездчатой формы. Правильный рисунок кварталов нарушается большими перекрестками, площадями и парками. Свою зелень дает и пышное садовое великолепие при крупных особняках. Вовсе иначе устроено дело в казенных кварталах: для отдохновения чиновников в середине казенного дома прячется мелкотравчатый и низкоросленький садик. Словом, за рекой нету порядка.
   Но какими бы большими и малыми они не были, отсюда эти кукольные домики и садики чуть видны. Именно так выглядит столица с высоты императорского полета или, выражаясь торжественным штилем официозных листков, с высоты драконова крыла.
   А вот и окруженная колоннадой площадь перед императорским дворцом. Кажется, тот же повар-великан, что расставил десерты, выстроил рядами зубочистки. Дальше начинается парк императорского дворца.

Разноцветные люди

   Небольшая площадь перед огромным пропилеем императорского дворца продувалась насквозь.
   Впереди толпились люди в пурпурных, алых, синих, лазоревых, белоснежных и нежно-сиреневых мундирах. Сзади замерло несколько плутонгов того же разнообразия цветов и оттенков. Все они были в парадных косых круглых шапках. Чуть далее, ближе к перекрестку площади и проспекта стоял этакий боров в белоснежном мундире и распоряжался такими же белоснежными солдатами, которые оцепляли подступы.
   Цвет империи, это был доподлинно цвет империи.
   Ожидание уже становилось томительным. Сходный с порывом ветра и вместе с его порывом на площадь ворвался всадник. Офицер потянул поводья, бойко спешился, отбил несколько шагов, залихватски отдал честь и учинил рапорт по всей форме.
   -- Ваше священное высочество! Дозвольте доложить?
   -- Дозволяю, -- ответил пурпурный.
   -- Собственный его священно-божественного величества небесный корабль замечен северной заставой священного города и, сколько можно судить по всем приметам, приближается к его сердцу.
   События не замедлили последовать за словами: вот скоро и темная тень показалась в небе. Через четверть часа пурпурный дирижабль с золотой государственной эмблемой пришвартовался к гигантской мачте с изображением все того же дракона.
   Воздушные солдаты и военные лакеи спустили лестницу. Пурпурно-золотой человек сошел с трапа дирижабля. Один из вельмож депутации, в пурпурном мундире, выступил вперед и начал говорить торжественную приветственную речь:
   -- Божественное и священное величество! Ваши верноподданные приветствуют вас на священной земле вашей столицы.
   Когда он кончил, смешанный детско-кастратский хор затянул "Боги, храните вашего брата".
   Церемония длилась еще час. Но мы не будем ее описывать, а перенесемся лучше в другое место и время.
   Вечером того же дня непомерно роскошную залу императорского дворца заполняли государственные мужи все тех же колеров, светские кавалеры и обоих родов дамы.
   Возглавляли список члены императорской фамилии. На императоре было все то же парадное форменное платье из алого пурпура, расшитого золотыми драконами, и к нему золотое металлическое оплечье в форме государственного дракона, кусающего собственный хвост. Императрица и наследник престола носили пурпур того же оттенка, что и император, но с другим шитьем. За ними шел принц, который утром принимал парад. Шитье у него было серебряное по синему пурпуру и не такое богатое. За ним следовали несколько принцев с шитьем в разных оттенках синего и голубого: они зажали в своих десницах и шуйцах все вожжи путей сообщения и нити и гелиографа и почт/ы. Собрание украшали собой многочисленные принцессы всех видов и возрастов, и их платья алого и синего пурпура.
   Слуги государя и государства нахлынули ордой. Золотом в лазури щеголяли генералы генштаба. Синели воздухоплаватели, почтальоны и гелиографисты. Сиреневый фон букета создавали чиновники многочисленных министерств экономии. Белизной риз сияли судейские и полицейские, столичные и тайные. Были и супруги, сестры и дочери всех вышеперечисленных. Разумеется, по должности присутствовали и чиновники Священной канцелярии в разных оттенках красного. А вот их семейные остались дома: им это не по чину.
   Между гостями дворца неслышно мелькали дворцовые служители, тоже в оттенках алого и пурпурного.
   Бледный молодой человек в сиреневом мундире с сине-пурпурным шитьем прислонился к стенке, устал от скучающего фланирования. Это был знаменитый принц-консультант.
   В уголке пьяненький чиновник министерства благочестия приставал к придворной даме, кажется княгине. Дама в красном почему-то была недовольна сиреневым собеседником.
   -- А позвольте, сударыня, я покажу вам пение северных шаманов.
   -- Ну и сколько же раз повторять, мне это совсем не интересно.
   В эркере рядом с балконом стояли дама в одеянии синего пурпура и кавалер в алом мундире с иссиня-пурпурным шитьем. Смотрелись они оба великолепно: не только платье, но осанка и стать. Удивительно сегодня было отсутствие привычного шлейфа из молодых людей. Они волочатся за красавицей почти всегда, но на высочайшем приеме им не место.
   -- Милая сестрица, ко всем в штаны залезай, но хотелось бы, чтобы рейтузы моих офицеров были для тебя под запретом, -- шипел принц в гвардейском мундире.
   Чем она ему отвечала, невозможно было расслышать; возможно, презрительным молчанием.
   И министр благочестия присутствовал на приеме. Его сиреневый мундир сиял золотым шитьем. Кто-то задал ему неизменный вопрос всякого досужего собеседника:
   -- Почему вы простираетесь ниц перед государем? -- "Зачем такая степень подобострастия?" -- звучал невысказанный смысл. -- Я, конечно, понимаю, что государь есть государь, но...
   На неизменный вопрос он неизменным же образом отвечал:
   -- Я министр, я должен подавать пример. Разве божество не требует почитания? Трудно требовать именно что должного богопочитания, если сам не исполняешь законов и правил божьих.
   Пир еще только предстоит гостям и только создается для них на кухне. А тем временем чьи-то возгласы раздаются у стола рядом с разносящим вина и закуски лакеем:
   -- Ваше превосходительство! Пейте императорское вино, зачем ограничиваться только своим, так сказать, туземным? Вот вино священной провинции.
   -- Не доверяю я вину священной. Что это еще за славная вином провинция?
   А болтун и хлопотун уже приставал к соседу справа:
   -- Многоуважаемейший собрат! Откушайте императорского блюда. Зачем упускать удачный случай: только здесь его и умеют готовить, только здесь можно попробовать. Что за избыточная любовь к своей провинции?
   -- Кстати, в провинции... -- начал сухощавый человек с узким лицом и в белоснежной форме. Это с семьей явился начальник тайной полиции. -- Хотите ли вы, милостивые государи, услышать притчу о секретарях и о секретарском заговоре? Гордые начальники преуменьшают значимость секретарей, а это может обернуться плохо.
   -- Хотим. Просим, -- отвечали несколько голосов.
   -- Я расскажу вам про горскую провинцию. Что вы знаете про горскую землю?
   -- Я знаю, что там царит родовая вражда...
   -- Это мы все знаем. Вы дальше, дальше рассказывайте.
   -- Ну, а кроме нее, одним из старинных видов спорта там является составление заговоров против имперского владычества, -- продолжал рассказчик. -- Молодые аристократы, как водится, составили заговор. Но сами только болтали, а мелкие технические подробности поручили секретарям из простого подлого люда. И те преотлично все сделали. Когда их всех схватили, молодые шалопаи, разумеется, брали вину на себя. "Я, дескать, предводитель, я возглавляю". Но о чем ни спросят: "Каким образом устроилось то или это?" -- ответ один: "не знаю". Или еще хуже: "Спросите у секретаря". А родственники к тому же хлопотали за них. И по истечении судебного следствия было объявлено, что господа ни в чем невиновны, а виноваты во всем секретари, которые тех ввели в заблуждение и воистину подло воспользовались их доверием и неопытностью. Они-то и были наказаны и казнены. И более в горской земле челядинцы и прочие простолюдины господам не доверяют.
   А вот в глубине ниши собрался другой кружок значительных лиц.
   -- Не следует полагать принцессу существом совершенно безвредным, -- с отвращением вещал командующий гвардией. Это был генерал в алом мундире с золотым шитьем, и при нем, в виде разнообразия, не было семьи, потому что у него ее вообще не было. Про него ходили некоторые слухи. -- Чем еще хорош императорский прием? Принцесса сейчас без хвоста и свиты из своих поклонников. Вот кто здесь полностью отсутствует, все эти атлеты из аристократов, все эти люди искусства, все эти юные жрецы и жрицы стиля, как они себя называют. И кто хуже их всех, непутевые из числа гвардейцев.
   -- Зато все люди из этого списка наполняют собой дворец принцессы и ждут ее возвращения, -- отвечают ему.
   -- С ней, кстати, поссорилась и, кажется, осмелилась потягаться одна светская дура. Поглядеть на нее у нас сегодня возможности нет, ну да вы ее знаете. Носит платье по фасону такое же как на принцессе. И по цвету в точности такое же, какое принцесса носит во все прочие дни (пурпур не всем идет, не идет и ей). Светлы кудри, да темен ум. Ничего, ничего, боги (а может быть, кто и поближе) накажут ее. В точности по изречению!
   -- Только в случае принцессы пословица звучала бы: белы кудри, да черен ум. Но каким же, все-таки, образом осуществится кара? -- спрашивал любитель сторонних сплетен.
   -- Во всяком случае, ходят слухи, что обычно это делается вот как. Одному из своих поклонников принцесса поручает опорочить неугодную ей даму. Ну, скажем, наивный молодой красивый провинциал впервые оказался в столице и попал прямо в подол и хвост принцессы. Вот именно ему эта и прикажет обесчестить или хотя бы ославить ту.
   Кажется, несчастья молодого человека начальник гвардии принимал особенно к сердцу. Сам, что ли, пережил нечто подобное?
   А тут уже другой чиновник в сиреневом рассказывал другой (а может быть, той же) даме про межведомственные войны.
   -- Знаете ли вы, сударыня, что такое межведомственная война? Чиновники одного ведомства, обидясь на чиновников другого, начинают в своем коварстве нарочито небрежно исполнять их запросы. Через некоторое время те замечают одну только видимость исполнения и начинают в ответ таким же точно образом уклоняться от исполнения обязанностей уже своей службы. Кончается все расстройством и полной остановкой работы, что замечают и другие ведомства. И на стол императора ложится межведомственная рапортичка. И он выгоняет обоих министров. Ну-с вот. Враждовали, стало быть, министерство земледелия и министерство юстиции...
   Дама морщит носик:
   -- Мне опять-таки неинтересно.
   Давешний белоснежный боров, начальник столичной полиции, присутствовал на приеме с супругой и детьми. На все той же белоснежной форме только эмблема была другая: серебряное зеркало.
   --Как вы относитесь к недозволенной любви, несовместной с добрыми нравами?
   -- Я не поклонник некоторого рода развлечений, -- генерал отвечал сухо.
   Собеседники завопрошали наперебой:
   -- Чего именно?
   -- Нет уж, лучше объясните.
   Генерал пренебрег вопросом.
   -- Ну тогда уж скажите, как вы относитесь к следственным испытаниям?
   -- Что я могу сказать? Только: я не поклонник некоторого рода развлечений.
   Генерал в лазоревом имел честь быть заместителем начальника главного штаба, а на приеме был опять-таки обременен семейством. Но сейчас ему приходилось выслушивать вот такие речи:
   -- Если уж речь ведется о вашем способе действовать, то замечу вам: его следствие -- как криво нам приходится обсуждать все дела и случаи. Вы же все утаиваете в страшной военной тайне. А надежно ли блюдется ее охранение? И в цвете, и обществе все равно догадываются обо всех ваших страшных загадках.
   -- Всякое объявление, оглашенное от властей, обязано скрывать истину -- это правда; да только частные мнения и слухи не могут и знать ее. Первое есть ложь и обман, вторые -- искреннее заблуждение.

Начало письма неизвестного

   Ваше священно-божественное величество, глубокоуважаемый кузен!
   Истинная радость -- получить письмо от пятиюродного брата, тем более от такого высоко, высоко поставленного, как ты. Жаль, ты так редко мне пишешь. Воистину безотраднее сердцу и вместе радостнее уму разве только то обстоятельство, что такие твои письма появляются лишь тогда, когда тебя вызывает из молчания любопытная своей сложностью умственная задача. Нет, чтобы просто, по-родственному, посидеть за бутылочкой, а то и вовсе съездить на охоту, а не поохотиться, так хотя бы повеселиться с придворным или продажным (но оттого не более любезным) женским полом. Помнишь ли ты наши юные проказы? А, ну да ладно.
   Ты спрашиваешь моего мнения? Изволь, милый братик! Первое дело -- секретность, секретность и еще раз тайна. И я могу объяснить, почему, и объяснить по пунктам и с вариантами.
   Лучший для нас случай: там попросту ничего нет. Эти растения -- одно только пустое дело, совершенная ошибка науки. Ох уж, эти мне ботаники: в ученых так много самоуверенности. Но нам нежелательны и самые слухи. Они привлекут сорвиголов, а любители опасностей и искатели бед вредны для нас в любом случае, потому как они решительно вредят всякой положительной государственной власти, хотя и угрожают ей мало. Большое осложнение состоит уже в том, что они не подчинялись бы нам по великой цепи иерархии: как следствие, мы еще смогли бы руководить их действиями, но не впрямую приказывать им, а одна необходимость надзирать за ними оттягивала бы силы наших державных учреждений.

Отступление о терминах и именах

   Автор принципиально заявляет, что избирая стиль письма, он затрудняется переводом официальных терминов со священного языка империи на русский. А ведь он, как и всякий официальный язык, исполнен такой высокой поэзии. Министерство благочестия или палата жертвоприношений? Драконы или птицезмеи? Дирижабль или небесное судно? Десантник или небесный пехотинец?
   И как передавать здешние имена? Ведь они (как и большинство имен) имеют смысл. Переводить (хотя бы некоторые из них) или стращать читателя непроизносимой фонетикой?
   Равно автор затрудняется и переводом сокращений. А в имперском языке вполне себе есть сокращения. Минюст или министерство справедливости, минсельхоз или министерство земледелия, минсвят или министерство благочестия?
   Как передавать торжественный, официальный стиль? Переходить на старославянский? Как предавать местные языки? Вставлять фразу по-немецки или с кавказским акцентом? Одно слово "однако" на устах жителей тундр не спасет местного колорита. А столичное просторечие? А жаргон чиновников? Кстати, о национальном антураже и палате жертвоприношений. Должен ли государственный быт отсылать к европейской монархии или к восточной деспотии?
   Что из этого вложить в уста персонажей, а в чем пощадить читательские уши? Ведь мы имеем дело с развитой цивилизацией, так что реалии приблизительно соответствуют нашим или реалиям нашего прошлого, и только слова звучат поэзией.
   Любой вариант будет только лишь паллиативом. Словом, решено: от себя автор будет говорить как хочет, но оставляет за собой право стараться передавать красоту живой чужереальной речи, когда говорят жители вымышленной автором империи.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"